I
Люди рождаются и умирают в очень странных позах. Про сон и секс я вообще молчу – там от смеха колики начнутся. Но, пожалуй, еще несколько необычных «загогулин» человеческое тело принимает между этими событиями. К примеру, ежедневная работа: сидишь, сгорбленный в офисе; качаешься на морском судне, аки медуза; роешь шахты, словно крот; выдавливаешь эмоции на сцене театра, будто ты сейчас Амадей в агонии смерти.
Еще более замудренные сцены с экзотическими позами бывают на операционном столе. Казалось бы, ну положил ты человека, чтоб резать и кромсать, ну только на спине он и сможет лежать… а как иначе?.. Ан, нет. Тут порой всякая Камасутра позавидует.
Я эти метаморфозы сплетений и изгибов человеческих конечностей отметила для себя еще в университете. А когда дело дошло до интернатуры, тут передо мной открылся целый кукольный спектакль. Здесь «марионетками» – простите за грубое сравнение – выступали пациенты с разными «болячками». А мы, врачи-хирурги, были кто-то вроде кукловодов.
II
Эдмунд Розенберг поступил в наше отделение с довольно типичным диагнозом для его возраста – небольшой камень в мочеточнике к тридцати одному году. Это весьма распространенная вещь среди тех, кто слишком сильно налегает на еду и напитки с повышенным содержанием химикалиев.
Эдмунду Розенбергу с его именем и фамилией быть бы ученым-новатором, дерзким политиком или режиссером-революционером. Но он был рекламным сценаристом, что тоже довольно редкая специализация для наших мест, но все же не выдающаяся. А сам он мне позже говорил, что работа его «очень и очень заурядна».
Эдмунд Розенберг сразу показался мне приятным парнем. Если бы я его не разглядела всего – обнаженного и беззащитного – на операционном столе, то, возможно, он понравился бы мне чуть больше, чем просто пациент.
В общем, Эдмунду Розенбергу нужно было выбрать: лечиться у нас, то бишь согласиться на операцию, или же отправиться домой с моими рекомендациями и надеждой на амбулаторное лечение в «комнатных» условиях.
На мое удивление и даже в какой-то степени восхищение этот парень решил пойти на операцию.
Почему удивление? Потому что люди обычно плюют на такие вещи, думая и заклиная своих богов, что «это все пройдет само».
Почему восхищение? Потому что он хоть и держался в приемном покое хреновато – его тошнило и шатало – но зато оставался вежливым, спокойным и рассудительным.
А еще парой своих шуток он расположил к себе меня и даже Иннесу с Мазулом, а это самые суровые и весьма высокомерные врачи хирургическо-урологического отделения.
Розенберг поступил в неотложку ночью, почти в полночь. При выходе из кареты скорой помощи его стошнило от боли. Но никто его в этом винить не стал. Это он, наоборот, попробовал извиниться, хоть и был на грани невменоза. Принимающий медперсонал быстро вколол ему обезболивающее и противорвотное. А затем молодого человека посадили в коридоре – ждать врача. Но он самостоятельно перебрался в приемную палату ожидания и лег на свободную койку.
Именно там я его и приняла.
– Эдмунд Розенберг?
– Да.
– Я ваш лечащий врач. Здравствуйте.
– Ура, – послышался его болезненный шепот, – дождался. Простите, как вас зовут?
– Можете звать меня доктор Фенимонд или просто доктор.
– Хорошо.
– Судя по вашим болям, у вас камень в левой почке. Но мы должны узнать это точно, поэтому пошлите со мной… вы идти самостоятельно сможете или каталку привезти?
– Я сам.
– Хорошо. Я вам дам направление на КТ и другие анализы.
– Что такое КТ, доктор?
– Компьютерная томография.
Мы прошли к стойке регистратуры. Эйлям – пухленькая медсестра – записала все данные Розенберга. А потом я выдала ему четыре направления.
Через полчаса пациент, сдерживая на лице гримасу боли, вернулся ко мне с несколькими листками.
– Анализы сдал. КТ просят, чтоб вы сами взглянули на снимок.
– Хорошо. Тогда подождите, я все посмотрю и вернусь.
Томография показала затвердевший конкремент с левой стороны размером в полсантиметра. Не большой, но и не маленький. Такой можно было вывести двумя путями: усердным домашним самолечением или немедленной операцией.
Как я говорила, Эдмунд Розенберг выбрал операцию.
После этого я передала его в руки медсестрам и сказала, что навещу уже утром.
Медсестры определили моего пациента в третью палату – она была в отделении для «потенциально ковидных». Но Розенберг провел там всего одну ночь – его анализ ПЦР на коронавирус пришел всего через пару часов. Он был отрицательным. И я быстро перевела его в двенадцатую – там лежали почечники, готовящиеся к операции.
****
Утро выдалось жаркое. Уже часа в четыре летнее солнце стало нагревать палату. А в пять наступил зной.
Я с трудом встал и подошел к окну. Была суббота и город в районе больницы просыпался медленно – всего несколько проехавших за пять минут машин и пара прохожих. Хотя в обычное время тут было не протолкнуться.
Я прошелся по комнате – соседи по палате еще спали – и вышел в общий широкий коридор. Десять метров влево, десять – вправо. Тут меня застукала медсестра.
– Эй, ходить нельзя. Идите ложитесь.
– Я только в туалет, – соврал я.
Женщина средних лет махнула рукой. Добрая. Уборная комната-то у меня была в палате…
Я дошел до поворота, а потом до второго – сделал круг. Затем вчерашняя боль вернулась.
«Обезболивающее стихает. Плохо».
Вернулся в палату. Еле-еле сходил в туалет. И снова вышел в прохладу коридора.
А потом у меня закружилась голова. Почка заныла с такой силой, что я едва не грохнулся у стойки медсестер.
«Как же ноет внутри, как жжет. Кто-нибудь, прошу, заберите эту боль. Отдам с радостью, всю без остатка. Прошу. Сделаю, что хотите, только избавьте от этой боли… как же она прорывается…»
Я понял, что начинаю терять контроль.
– А можно мне вколоть обезболивающее? Пожалуйста.
– Идите в процедурную, – медсестра махнула куда-то влево. А потом на весь коридор, – Салидат, прими молодого человека! Обезбол нужен!
Оглушенный болью и ее криками, я вошел в небольшой кабинет, где молоденькая и заспанная Салидат сделала укол.
– А обход врачей, когда будет?
– В десять утра.
Приняв к сведению информацию, я отправился в койку. В коридоре окон не было, только люминесцентный свет. Поэтому заряд чрезмерной солнечной «любви» я получил, когда лег в постель. Лекарство подействовало довольно быстро. И я вновь погрузился в неуютный сон.
III
Примерно в половину одиннадцатого в палату вошли.
– Кирсеен?
– Это я, – громко ответил мужик на койке по диагонали от меня.
– Так. У вас извлечение шланга-протока. Идите сейчас в процедурный кабинет, там вам врач вытащит трубку.
– Ох, спасибо, доктор, а то ночью этот шалам-балам-шланг забился! Я еле помочиться мог, – начал сетовать крепкий Кирсеен, чью голову только-только начала покрывать пепельная проседь.
– Так. Там же можно слить накопившуюся мочу, – уточнил доктор в синей форме.
– Так и делал, да! Но трубка-то забилась, теперь все болит!
– Идите. Вам быстро удалят шланг.
Мужик встал и, довольно смешно кряхтя, отправился в коридор.
– Так. Розенберг?
– Это я. Хотел узнать, а где доктор… девушка… доктор Фенимонд? Она сказала, что будет вести меня.
– Она в неотложке… Понравилась что ли?.. Меня зовут Фарис Анджал, я буду вам делать операцию. Но доктор Фенимонд тоже будет присутствовать, если вас это успокоит.
– Да мне-то все равно. Главное, что вы опытные специалисты. Доверю вам в руки свою почку с камнем.
– Так. Судя по снимку КТ, камень у вас небольшой. И он в мочеточнике, – уточнил коренастый Анджал, почесывая свою аккуратную бороду.
– Это лучше чем в почке?
– Да. Быстрее достанем! – Доктор усмехнулся, – Операция у вас назначена на час дня, сегодня. Ничего не ешьте. Обильное питье.
– Хорошо, спасибо.
Доктор перевел взгляд на парня, лежащего напротив меня.
– А вы Шаях?
– Ага, – простонал тот. Было видно, что ему тяжелее остальных.
– У вас операция через полчаса. Вам клизму сделали с утра?
– Ага, – снова тихий ответ.
– Хорошо. Больше не пейте. Скоро придет медсестра, заберет вас.
Парень с фамилией Шаях покивал.
– Четвертый кто? – спросил доктор Анджал у стоящего рядом коллеги.
– Сарадин.
– Сарадин!.. Спит что ли?.. Сарадин!
Старик в койке заворочался.
Действительно спал еще.
– Да…
– Сарадин. У вас выписка сегодня.
– А?..
– Выписываю вас, говорю! Давайте собирайтесь потихоньку. Через час доктор Ройман принесет вам выписку.
Стоящий рядом Ройман закивал.
– Сарадин! – окликнул он снова заснувшего старика, – Давайте вставайте. Пора домой!
Врачи вышли. Синхронно с ними я достал смартфон и отвернулся от всех к стене. Обезболивающее лекарство еще действовало, поэтому я решил посмотреть какое-нибудь шоу в интернете.
****
«Ты опять в свою онлайн-конуру забиваешься?! Не хочешь отвлечься и поговорить с соседями по палате, выяснить, как операция проходит?».
«Во-первых, не опять, а снова. Во-вторых, зачем Нам общаться с незнакомцами?.. И вообще, информацию лучше получать непосредственно у врача».
Ох уж эти внутренние голоса. Демоны, Ангелы. Лишь бы «сесть на уши» и давать советы, рассуждая в максимально полярных точках зрения.
«Заткнитесь оба. Дайте поспать».
«Не получится, Эдмунд, – произнес один из внутренних голосов, – смотри в палату вошла медсестра. Сейчас позовет на процедуры».
«Блин!»
– Розанбург?
– Розенберг, – я поднял руку.
– Идемте на процедуру.
Я быстро встал, и тут же пожалел об этом. Почка заныла так, что меня скрутило в бараний рог.
Я выругался про себя. И пошел за медсестрой, медленно прихрамывая.
– А какая процедура-то, красавица?
– Клизму вам поставлю, – ничуть не смутившись произнесла низенькая и пухлая женщина, – заходите.
Процесс, прямо скажем, прошел проникновенно. А медсестра с нескрываемым удивлением лишь произнесла.
– Все два литра вошли!
Зато потом я вышел обновленным и облегченным, чего уж скрывать.
Получив еще порцию обезбола в задницу и вернувшись в палату, обнаружил, что парень Шаях уже, видимо, отправился на операцию. А двое других сидели за небольшим столиком и играли в карты.
– Вас же вроде выписали, – я посмотрел на старика. А он посмотрел на меня.
– Спешишь занять место у окна? – усмехнулся он в ответ.
– Пожалуй, предпочту свое. Но спасибо за предложение.
– Скоро принесут бумаги мои, тогда и собирать вещи буду.
– Давай к нам. Дурачка пару раз прогоним, – предложил крепкий мужик.
«Ну что ты молчишь, истукан. Ответь, люди ждут».
«С кем мы вообще живем…»
«Заткнитесь оба!»
– Я пока полежу. Почка болит. Но думаю, после операции можно и в карты.
Соседи пожали плечами.
А я выпил стакан воды и снова в телефон, напряженно ожидая свою очередь на операционный стол.
IV
Через час в палату вошла медсестра и сказала мне догола раздеться. Когда я вышел из уборной, стыдливо прикрывая свою наготу руками, меня ожидала кресло-каталка. Мужики заканчивали играть в карты, на меня не обращая внимания. Медсестры не было видно.
Я пожал плечами, уселся в каталку и выехал на ней в коридор. Одна рука прикрывала срамоту, вторая крутила колеса.
«Боже-ж ты мой! Да кому нужна твоя пипирка, Эди!?»
«Не упоминай всуе, пожалуйста».
«Лучше б мне медсестру нашли… холодно же».
«Вон идет… красотка…».
Пухленькая девушка подошла ко мне и гыгнула.
– А вы чего без медхалата?
– Так вы не выдали…
– А самому взять, вон же лежат, – она протянула руку к ближайшей тумбочке и вытянула из стопки первый попавшийся медхалат.
Я прикрылся, и она покатила меня к двери.
Проезд до операционной, конечно, не был похож на спуск в Ад. Но в те минуты мне действительно казалось, что грешники, шагая по спиральным кругам дантовского Инферно, ощущали схожие чувства. Раздражение от неопределенности, беспомощность, нервозность вперемешку с колким страхом, сомнения, даже толику паники с крупицами отчаяния. И ужасно заразное, сюрреалистичное веселье от всего, что бушевало в душе вчера и что предстоит испытать телу сегодня.
А сегодня, сейчас, ожидалась операция. Медсестра провезла меня по длинному пустому коридору. Справа окна заливали все светом, слева двери цвета холодной стали «говорили», что «ты в поворотном месте».
Медсестра нажала на кнопку, и дверь ближайшей к нам операционной бесшумно отошла в сторону.
Послышался возглас:
– Куда ты так широко ее открываешь! Мы же дезинфицируем!