Читать онлайн Когда Луну убирают в карман

Редактор Ольга Фатеева

Дизайнер обложки Любовь Мезенина

© Екатерина Розова, 2024

© Степан Розов, 2024

© Любовь Мезенина, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0053-3663-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вступление

Так вышло, что автор человек увлекающийся, и мысли у него иногда путаются. Он перескакивает с одного на другое, потом опять возвращается. И пусть повествование будет жить своей жизнью, я просто буду иногда вставлять свои реплики и пояснения по ходу действия.

История это не то чтобы выдуманная, но и правдивой ее тоже не назовешь, так что-то среднее между правдой и вымыслом. Правда в том, что жизнь случилась, человек-то родился и живет себе не сказать, чтобы очень спокойно, так потряхивает его иногда, радуется там всяким житейским моментам. В целом здорово на самом деле живет. Но вот не хватало с самого начала чего-то неуловимого, если хотите сказочного даже. Сейчас ведь из каждого утюга говорят, ты кузнец своего счастья, своих приключений – так почему бы и «‎да». Я беру и создаю свою сказку, свои приключения. Только они не здесь и сейчас, а растянуты по времени. Вы поймете по ходу. А если нет, то я всегда здесь, в этой комнате под лестницей, пишу истории или мастерю фигурки к ним.

Приходите на чай или кофе, что больше любите, буду рад знакомству.

Ваш Автор.

Глава 1

— Чтобы такое придумать? — размышлял кот Афанасий, водя передней лапой по снегу и от этого получались замысловатые рисунки. Он уже нарисовал достаточно, вокруг не осталось ни одного чистого участка снега. Сидел он при этом как человек и вид у него был потешный.

Вдруг он что-то вспомнил, вскочил на все четыре лапы и рванул с места вдоль по улице к дому, где жил когда-то дядя Анатолий.

— Но это же ничего страшного, если кто-то будет дома, я сумею пробраться незамеченным, делал же уже так. — Афанасий бежал к дому.

Дом располагался в коттеджном поселке с одинаковыми домами, аккуратными подстриженными клумбами летом, а сейчас ровными шапками снега. Каждая территория была огорожена невысоким заборчиком, с ухоженными газонами летом и ровными рядами елочек вдоль дороги. Дома на этой улице были все одноэтажные с мансардными окнами на крышах и большим подвалом. Вот подвал-то и нужен был Афанасию.

Там, в подвале последний раз разговаривали Анатолий и кот. И Афанасий долгое время никак не мог вспомнить, что же ему такое важное объяснял хозяин. И вот, сейчас, хорошо, что сейчас, а не еще через год, он вспомнил что важное, сказал ему дядя Толя.

Афанасий сбавил немного ходу перед домом, обошел его сбоку вдоль забора, нырнул в лазейку, известную только кошкам и через задний двор стал красться к дому. Это была дополнительная мера предосторожности, чтобы его не заметили соседи из дома. Это было глупо, потому что полосатый кот на снегу очень даже заметен. Но Афанасий решил, что надо крадучись подобраться к заветному окну.

Фонарь покачивался на небольшом ветру, снежинки медленно кружили и было видно, как они в танце, медленно закручиваясь, опускаются к земле. Снег перестал скрипеть под лапами Афанасия. Да и следы он больше не оставлял, как только ступил на территорию дома. Хозяин заговорил территорию вокруг дома, чтобы знать, если вдруг чужие в гости придут: коты или люди, неважно.

В доме было много людей, в окнах было видно, как они танцуют, мигали гирлянды. Музыка доносилась на улицу.

Анатолий то ли сдал кому-то часть дома, то ли его выкупили полностью, — Афанасий не вникал в эти тонкости. Просто как факт — сегодня тишины может и не будет. Хотя какая может быть тишина в канун Нового года?

Афанасий продолжал идти медленно, подбираясь к заветному окну, расположенному невысоко от земли.

— Оно должно быть открыто, оно должно быть открыто, — тихо твердил про себя кот.

И действительно, окно оказалось открытым, если створку подцепить когтем, то она легко откроется. Дядя Толя его ждет за своим столом. Он часто любил что-то мастерить из дерева, вырезал фигурки, клеил. Как будто вон он сидит, склонившись над работой, волосы цвета светлого пива свисают на лоб, длинная челка всегда мешала ему, но он отказывался ее укорачивать. Несколько морщин на лбу, то разглаживались, то собирались вновь, говорили о его полной сосредоточенности и вовлеченности в процесс. Ловкие пальцы с аккуратным маникюром ловко двигались по деревянной поверхности будущего шедевра. Воротник его льняной рубашки смешно задрался вверх и с одной стороны торчал, видимо, щекоча ему лицо, но поправить его не было времени. Он поминутно смешно дергал щекой и старался поворотом головы вернуть воротник на место. Его глаза серого цвета лукаво прищуривались, смотрели сквозь Афанасия, куда-то внутрь, Анатолий был где-то далеко в своих мыслях.

Кот моргнул, видение исчезло, это уже было, в прошлый раз, когда он приходил. Тогда он заглянул в окно, нет, в подвале было пусто, темно, но не для него, он же все таки кот. Он прислонился к стеклу и оглядел все помещение. Что-то было не так. Что-то изменилось.

Когда Афанасий только нашел Анатолия, эта комната выглядела довольно уныло. Мало света из заваленных хламом окон. Старенькое пианино возле лестницы, покрытое вековым слоем пыли. Коробки с «очень нужными вещами» хаотично расставленные по всему полу, местами аккуратно приставленные к стенам в виде неровных башенок. Вместо стола – доска, лежащая на двух стопках, чего? Угадали! Коробок.

Сейчас же это уютное помещение, его и называть так не хочется. Каморка? Для каморки масштабы великоваты. Это самое уютное место в мире. Для Афанасия так точно. Большой дубовый стол у окна, кожаное кресло, в дальнем углу комнаты еще одно. Много полочек с деревянными фигурками. И запах. Запах присутствия тайны и хозяина. Вы же наверное не знаете как пахнет тайна? Это же очень просто: смешайте полутемный подвал, старые книги, древесную стружку и много-много историй, рассказанных в старом кожаном кресле.

Афанасий спрыгнул на пол, встал на задние лапы. Огляделся. Видимо он сразу не обратил внимание, но посередине комнаты дальше от окна стояла большая пушистая елка, она была настоящая и с игрушками. Афанасий обязательно заметил бы елку, если бы не тень от лестницы.

— Вот что значит маг и волшебник, — подумал про себя Афанасий.

Афанасий обошел вокруг елку, тронул лапой блестящий шар, висящий ближе к нему, задумчиво уставился в никуда. И то ли ему показалось, то ли действительно появился легкий сквозняк и тут же исчез. «Глупости, — подумал Афанасий, — из форточки тянет, не май месяц поди». Он отошел на пару шагов, резко обернулся и замер.

Шар качался, и его качал кот, трогая лапой. Да даже не в шаре дело. Сейчас он Афанасий смотрел на шар, чему-то улыбался и, кажется, ничего другого вокруг не видел. У него было все так же как у первоначального Афанасия: глаза разного цвета, полоска на левой лапе чуть в сторону, буква «А» на лбу.

Афанасий оригинал сел на задние лапы, физиономия у него вытянулась, глаза округлились еще больше. Он забыл как дышать и только немигающим взглядом смотрел на своего двойника.

— Добрый вечер, любезнейший, — собрав остатки мужества, сказал оригинал.

— И тебя с новым годом, — ответил его двойник. — Наверное надо немного пояснить эту заминку. Я Сова, и я – это я, а ты – это ты. И никаких двойников!

За окошком падал снег. В свете фонаря снежинки особенно плавно скользили по воздуху, пронизывая и наполняя ночь волшебством зимы.

— Знаешь, Сова, и все таки зачем ты пришел?

— А как же иначе, мы с тобой договорились, ты что, все забыл?

Афанасий минуту сидел, уставившись в окно куда-то в одну точку и делал вид, что вспоминает, но ничего не помогало. Где они могли договориться? Когда они виделись? Я первый раз вижу этого кота!

Сова выдержал молчаливую паузу.

— Феня, ты еще здесь?

— Ах, да… Понимаешь, не могу припомнить, когда это мы с тобой виделись? Я вижу тебя в первый раз в жизни.

— Забыл! Да, да. Я так и знал. Эта городская жизнь совершенно лишила тебя разума.

В это время наверху в доме из телевизора стали доносится звуки Курантов, отсчитывающих последние секунды уходящего года. Не дожидаясь пока пробьет двенадцать, Афанасий подошел к столу, уселся в кресло Анатолия, взял деревянную фигурку Мышонка, стоявшую тут же и прошептал «С Новым годом, дядя Толя».

Куранты пробили двенадцатый раз. Гости снова зашумели, зазвенели бокалы. Афанасий сидел и держал Мышонка в лапах, разглядывая его, какой он хорошенький как живой. Шерстка блестит как настоящая.

— Пусти! — пискнул Мыш у Афанасия в лапах, вырвался и побежал по столу.

— Кто это сидит в моем кресле? Ты, конечно, мой любимый кот и многоуважаемый коллега, но я тебе не разрешал этого делать. — Афанасий уже поворачивался в кресле на голос. Голос был дяди Толи, и если бы он кот, был девчонкой — точно грохнулся бы в обморок.

Посреди комнаты стоял его друг — дядя Толя, окруженный зверушками. Все такой же высокий, юный, в своем любимом мятом сером льняном костюме, для Афанасия его друг всегда юн и очарователен. Анатолий хозяин дома, а они с ним друзья.

Все полки в подвале были пусты. Когда они все успели ожить, Афанасий даже не понял, он был погружен в свои мысли. А мистики в этом подвале хватало и без зверей.

— Дядя Толя, ты вернулся!!! — Афанасий бросился обнимать своего любимого хозяина. Но потом опомнился, опустился на четыре лапы и стал тереться об его ноги.

— Сова, иди скорее сюда, Анатолий вернулся! — радостно позвал своего нового друга Афанасий.

— Как же от него интересно пахнет, — подумал Афанасий, — древесной стружкой, летним ветром и тайной, да-да, тайна пахнет именно так.

Потом все: и дядя Толя и Афанасий, и Сова, и все звери, которые раньше сидели на полках в подвале, отмечали приход Нового года. Вокруг наряженной елки водили хоровод. В доме умопомрачительно пахло мандаринами.

Дядя Толя улыбался, угощал всех фруктами и орехами, а Афанасий налегал на мандарины, как же он их любит.

Звери танцевали, болтали друг с другом, играли в салочки и каким-то чудесным образом ничего не разбивая и не разрушая в комнате.

– Странно, а куда делись все из дома? Почему наверху тихо? И вообще, что здесь происходит? — хотел спросить Афанасий у дяди Толи. И уже собирался это сделать и тут увидел лукавые складочки на лице дяди Толи.

Ох! Афанасий опять сел по-человечески и приоткрыл рот. Сейчас дядя Толя расскажет что-то интересное.

* * *

Мне стоит немного объясниться, дабы не вводить тебя в дальнейшие заблуждения, относительно моей персоны. Я в некотором роде наблюдатель, автор, если тебе будет угодно. Это скорее хобби. Основной мой вид деятельности – путешествия. Могу быть то здесь, то там, при этом остаюсь молчаливым наблюдателем и не вмешиваюсь в происходящее. Да и не смогу я чему-то помешать, полномочий таких нет. Я странник.

Рассказываю истории, которые кажутся неправдоподобными, но они от этого не перестают быть тем, что уже произошло. И для истории неважно, верите вы в нее или нет, она ведь уже случилась.

* * *

Но сначала кофе. Без кофе ничего не будет. Как же Афанасий не любил этот напиток. В смысле он ничего против кофе не имел, но это была временная преграда, которую надо было переждать, ничего уж не поделаешь.

Дядя Толя всегда заваривает кофе и делает это неторопливо, будто отмеряя на аптекарских весах все ингредиенты до грамма: темно-коричневый порошок свежесмолотых зерен, корица, кардамон и щепотка магии.

Кардамон он кладет на деревянную доску и большим ножом плашмя раскрывает тонкую скорлупку коробочки. И тут же эфирный аромат тонкими струйками пробирается во все уголки комнаты, щекочет нос и забирается в душу.

Щепоть за щепотью он добавляет все ингредиенты в турку. Афанасий, явно мешая, и сильно любопытствуя, и нетерпеливо нюхая воздух, трется здесь же вместе со всеми. Каждый ищет свое место в этой истории. Наконец, хозяин ставит турку на горячий жестяной поднос с песком, и начинается магия.

Пока все суетились, вокруг хозяина, Сова отозвал Афанасия в сторонку.

— Не создай себе кумира.

— Чего? Ты о чем это сейчас? — возмутительно спросил Афанасий.

– Ты слишком открыт, это буквально написано на твоей морде. Ты просто таешь от восхищения перед ним. — Сова слегка кивнул в сторону Анатолия. — Да, он многое знает, еще большее ему ведомо, но это не значит, что он гуру или бог. Очнись, а то потом больно будет падать.

Зачем говорить себе «знаешь, я недостаточно хорош, не слишком идеален». То есть должно быть какое-то условие, при котором эта идеальность достижима? Чушь!

Такого условия просто нет! И нет той идеальной идеальности.

И ты такой встаешь с колен и говоришь себе: «Ок, чувак, я молодец, я принимаю себя со всеми своими косяками». Придет время и ты сам станешь учителем, проводником для кого-то.

— Сова! Ты сейчас точно настоящий, или опять в шарик ушел? — спросил его Афанасий и демонстративно приложил лапу к его лбу.

— Точно, точно. Пойдем, а то все самое интересное пропустим.

— Странный он, — подумал Афанасий.

— Глупенький он, — в унисон подумал Сова. — Молодой, что с него взять!

— Ну что, нашептались? Или мы без вас начинаем? — Анатолий заканчивал колдовать с кофе и направился к креслу.

— Мы идем уже, — за себя и за товарища ответил Афанасий.

Через несколько томительных минут Анатолий устраивается в большом кожаном кресле, ставит чашечку с кофе на полочку рядом и начинает.

Глава 2

Автобус медленно плыл по городу, залитому дождем. В мокром асфальте отражалось все, что давало свет: фонари, рекламные щиты, автомобильные фары, свет окон домов и витрин.

Короткие дни осени давали о себе знать и ночь медленно вступала в свои права, пробираясь сквозь стену воды, скопления транспорта, ловко лавируя в узких улочках и гордо проскальзывая по площадям и проспектам.

Сгущались сумерки, город отряхивался от дневной суеты, у него открывалось второе дыхание; он как будто снял с себя один костюм и надел другой — вечерний черный с белой рубашкой, где темный цвет — окружающая действительность, а светлый – реальное отражение ее.

Этот гигант любит своих жителей, уважает приезжих, туристов, гостей и просто всех, с их большими и маленькими проблемами и задачами, с их радостями и открытиями. Он как бог, смотрит на них ни сверху, ни сбоку, а изнутри. Именно так: каждый человек в отдельности мал и незаметен, но он – личность, требующая к себе внимания. И без какой-то определенной личности не смогли бы произойти определенные обстоятельства. В итоге получается так, что именно этот человек оказывается в нужное время в определенном месте.

И жители отвечают своему покровителю взаимностью. Ведь свой город — это как свой дом, только в более широком плане. Конечно, в любом доме бывают ссоры и неприятности, но все плохое проходит, а остаются только самые хорошие воспоминания и чувства.

Давайте представим, что мы инопланетяне, из другой галактики, которым разрешили одним глазком посмотреть, как это, когда все случается в определенном месте в нужное время. Что называется, «взгляд со стороны», может и на самих себя.

Чувствуешь? Сюжет уходит в сторону, увлекая тебя за собой по серебристой дорожке. Ты, ведомый легким порывом ветерка или внутренним состоянием, идешь за этим ветром, хватаешь за хвост серебристый шлейф и он тебя увлекает в новое, неизведанное.

Она бежала сквозь дождь, почти наизусть. Дороги было не видно из-за воды, которая заливала глаза и лицо. Эта стена была физически ощутима. Маленькой фигурке приходилось почти продираться вперед. Мысли крутились в голове со страшной скоростью, перебивая друг друга. Почему она все время опаздывает, то на встречи, то на автобус? Автобус, конечно, приедет еще, а вот встречи, они бывают либо одноразовые, либо немного чаще, потом все реже и реже.

— Кто эти хмурые люди? Зачем они такие? — Девушка бормотала под нос.

Она бежала сквозь дождь, была одна в этой толпе. Красный зонтик среди серых.

Так бывает, иногда как будто попадаешь в течение реки и оно несет тебя в своем потоке, собирая по берегам то, что едва держится и готово пуститься в путь. Интересно, но иногда можно встретить наилюбопытнейшие экземпляры. Они мастерски вуалируются под серых мышек, но когда проплывут несколько километров, уже не кажутся такими бесформенными и размытыми. Зонтик сложил, стряхнул капли с рукавов и все — алмаз! Ну не алмаз, конечно, шучу, но что-то в этом индивидууме есть!

Или. Важная дама-колючка, смотрит под ноги, максимально сосредоточена. Доходит до арки, вскидывает голову. Из-под берета выбивается локон белых волос, в уголках глаз собрались морщинки, в глазах играет мудрость и искра жизни.

Засмотревшись на эту даму, девушка вспомнила, как однажды она познакомилась с такой же загадочной женщиной. Вот так просто на улице, разговорились о чем-то, и та пригласила нашу героиню на чашечку кофе. Просто поболтать. По стечению обстоятельств ее дом оказался рядом.

Квартира у этой женщины была самая обыкновенная. Уютная, аккуратная, даже со следами цивилизации. Стены оклеены обоями под темный камень, что создавало ощущение пещерного полумрака. Мышей и прочих прелестей не было замечено. На окнах милые занавески. На кухне стояли всевозможные не то горшки, не то кастрюльки из меди и других металлов, из каждой торчали палочки и веточки всевозможных растений. На открытой полке над плитой было немыслимое количество специй — столько девушка видела только на рынке у продавцов пряностей.

— Проходи, присаживайся, — гостеприимно пригласила хозяйка. — Ты без сахара предпочитаешь?

— Да, — только и смогла сказать девушка.

— А ты что больше любишь апельсины или яблоки?

– Апельсины

— Вот и славно, они лучше нейтрализуют воздействие кофеина на твой нежный желудок, — колдуя с туркой и задевая шкафчики длинным подолом юбки, объяснила женщина. — А ты чем занимаешься, что тебе интересно? – продолжала щебетать хозяйка

— Всем понемногу. Няней работала, в кафе официанткой, курьером тоже была. Опыта пока мало. А вы мне работу хотите предложить?

— Давай только без «вы»! Сразу чувствую себя древним дядькой с длинной седой бородой. Не спрашивай почему именно дядькой. – Звонко смеясь над своей же шуткой, продолжила та. — Нет, что ты я работу не предлагаю, а вот направить могу, совсем немного.

— Это было бы здорово! А сколько стоят ваши, ой, то есть твои, услуги? Только я много сейчас не смогу заплатить, — девушка стала теребить локон своих волос, накручивая их на палец и распрямляя снова.

— Заплатить? Нет, за это платят не деньгами. Ты мне заплатишь потом, когда найдешь то, что ищешь. Договорились?

– А чем? — все еще не понимая спросила девушка

— Как чем? Историей.

— Договорились. Облегченно выдыхая, — проговорила героиня.

Дама начала разливать кофе по чашкам. Это был ритуал ведомый одной только хозяйке. Но суть его девушка не уловила и продолжила разглядывать стены кухни, увешанные современными фотографиями в деревянных рамочках. Здесь все хотелось называть применяя уменьшительно-ласкательные суффиксы. При всем, казалось, аляпистом виде, это все уживалось и создавало гармонию в пространстве.

— Ну вот, все готово. Выбирай! — на столе стояли две совершенно разные чашки. Одна белая с нарисованной чей-то мордочкой, на ней был небольшой скол возле ручки. И вторая — темно-синего цвета снаружи и совершенно белая внутри.

— Эта, — указав на вторую чашку сказала девушка.

— Бери, пей!

— Горячо же, – беря чашку в руки сказала она и поставила ее обратно на стол.

— Тогда не пей, — дама расплылась в очаровательной улыбке и снова раздался ее заразительный смех. Она придвинула к ней блюдечко с нарезанными дольками апельсина. «Когда она их успела нарезать», подумала девушка. — Тогда ешь. Не стесняйся, угощайся.

Эта женщина оказывала какое-то гипнотическое воздействие своим присутствием. Когда она готовила кофе, то двигалась по кухне, словно танцуя, босые ноги плавно ступали по фактурному кафельному полу, плавно поворачиваясь на изящных пальцах. Стоя возле плиты, женщина поставила одну ногу на другую и вся ее фигура в этом положении напомнила девушке что-то давно забытое и далекое, и у нее возникло ощущение дежавю. На сердце стало приятно и хорошо. И кухня казалась давно знакомой. И кофе такой манящий и обжигающий. Девушка вновь взяла чашку, та была маленькая, из таких и надо пить кофе, а не как мы привыкли — из полведра.

Здесь все было уютно: и старая кухня, выполненная из темного дерева и еще больше потемневшая за время своей службы, и стол с выщерблинками по краям, и винтажные стулья, такие наверное только на выставке можно увидеть.

А женщина сидела и смотрела на девушку и улыбалась чему-то своему. Ловко снимала апельсиновую мякоть со шкурки, отправляла ее в рот, смешно морщилась, запивала темным тягучим кофе. Снова улыбаясь незаметно поглядывала на гостью. Это был взгляд восхищения перед молодостью, перед новыми открытиями, перед теми дорогами, которые ее ждут.

— Допила? Так, теперь смотри, вот так надо сливать остатки кофе, — быстрыми движениями дама показала, как надо сделать. Девушка повторила, как ей показалось правильно. — Много слила, ну ничего, общую картину не испортишь. Переворачивай чашку на блюдце.

— А ты далеко бежала сейчас под дождем? Я, если честно, наблюдала за тобой некоторое время

— Да к подружке, у нее стряслось что-то, я вызвалась помочь.

– Ах, помочь. И часто ты «помогаешь»?

– Наверное, часто. Даже очень часто. Личной жизни пока нет, дома особо не сижу, родители самодостаточные, вот я и езжу по друзьям. Нет, я не живу у них, не подумай. В том плане что-то привезти, увезти, подешевле купить. Починить, я умею с техникой немного.

— Да, любопытно.

Они еще поболтали о пустяках. Потом дама взяла четырьмя пальцами чашку гостьи и замерла на мгновение, посмотрела внутрь чашки, на гостью, потом опять по кругу. Она ее крутила, заглядывая в несуществующие уголки и ища несуществующие трещины.

– Что-то не так?

— Все не так. Все так, шучу. Ну смотри вот у тебя дорога будет дальняя. Весточка, исполнение. И мост большой и мощный. Перемены тебя ждут. Скажи, а как ты относишься к известности?

— Никак. Не фанатею ни от кого, если ты об этом.

– А если сама станешь известной?

— Сама? А зачем? Мне нравиться быть собой здесь. Я не выделяюсь, не должна держать образ, соответствовать ожиданиям. Это сложно все время быть на виду.

— Не выделяешься? Ну-ну. — слегка улыбнувшись дама опять стала смотреть в чашку. — Ну хорошо. Так, казенная сторона, смотри помощники у тебя и…

Потом было много информации, которую девушка просто была не в состоянии запомнить, а записать не догадалась. Она поняла, что начала уставать он этих фраз. «Глупости какие-то», подумала она, «хотя может и не глупости, так-то она дама приятная и дома у нее хорошо. Устала я наверное».

— Знаешь, я наверное пойду. У меня телефон сел и подруга будет искать меня, — зачем-то соврала девушка.

— Иди, конечно, — они одновременно поднялись и вышли в коридор.

«Я даже не взяла её номер телефона и не помню в какой подъезд мы заходили», — вдруг вспомнила девушка, выйдя на улицу. «А кофе был вкусный. Я не спросила даже как ее зовут!»

* * *

Если честно, я очень люблю наблюдать за жизнью. Наслаждаюсь, буквально впитываю каждый звук. Дома тихо и полно времени для размышлений. Для этого я и выбираюсь в люди. Ведь никогда не знаешь, где тебя ждет подарок или волшебство. Вы не верите? А зря! Я твердо уверен, что оно существует! Почему? Все просто, я умею наблюдать и не вмешиваться.

Ветер, который доносит разговоры из кафе, случайный сквозняк, который срывает со стола салфетку, и она накрывает чашку чая у девушки за соседним столиком.

Знаете, сейчас случается как раз волшебство, сейчас Книга начинает свою собственную жизнь, я просто проводник информации, которую она хочет тебе донести. Ха! Готов спорить, вы сейчас подумали: «Он безвольная личность, подчиняется Книге!» «Есть кто-то, кто все и за всех решает, а этот только ручкой по бумаге водит!» А вот и нет, а вот и не угадали! Я пишу только о том, чему допускаю случиться, согласно моему скромному сценарию.

Нет, ты просто не представляешь, в каких местах и на каких салфетках пишется и собирается эта книга. Она передвигается со мной буквально по всей Галактике. И когда меня посетит вдохновение, я не знаю. Я могу устроиться на неназванной звезде и быстро черкнуть заметку на полях своего ежедневника, а могу забежать в придорожное кафе и, сидя за столиком у окна (у окна – это обязательное условие), выводить на салфетке фразы, картинки – образы моих приключений. Представляешь, в кафе я тоже захаживаю. Или в дороге: в поездах отлично пишется, трамваи подходят, а вот автобусы не совсем мое, в них атмосфера не та.

Из чашки поднимается пар, он окутывает меня ароматом корицы и мы с вами уносимся в мои рукописи. Я приглашаю тебя с собой, мой дорогой Читатель.

Нет, вы представляете, я подавился кофе! Кто-то торопит меня, ох давай говорит заканчивай свою болтовню. Смайлики в книге жаль не ставят, я бы поставил. Все-все, не задерживаю твое внимание на моей персоне.

Еще тридцать секунд и я исчезну. И ведь что обидно, когда с героем книги происходит что-то грустное или плохое — автор так же спокойно продолжает описывать происходящее ни в коей мере не вмешиваясь в процесс.

* * *

«Опять я задумалась и вымокла. Сколько хоть времени прошло. Не так уж и много. Мне бы укрыться, передохнуть. На автобус все равно опоздала, следующий будет еще нескоро». Она посмотрела по сторонам и обнаружила милое кафе, где можно высушить плащ и согреться чаем.

Кафе. Вечер. Немного людей за столиками. Изящные пальцы сжимают кружку с горячим чаем уютно устроившегося на коленях. Тонкий кашемировый шарф, кутающий ее плечи, рассыпался складками по креслу. Взгляд карих глаз направлен в окно. Миллиса — так зовут нашу неуловимую бегунью, отчетливо услышала в голове, как шины автомобиля проехали по мелкому гравию и вместе с картинкой звук исчез из головы.

«Знаете, что самое противное? Когда сама себе противна. Из-за всего. Из-за любого действия, звука, движения — бесит буквально все и ты это ненавидишь всем своим существом. Когда кажется, вот сейчас проведешь рукой, скинешь все и отпустит, пройдет. А ни фига. Еще хуже становится. Пока не проплачешься, пока не наревешься до икоты. И сидишь ты такая обессиленная и в голове пустота и хорошо так, потому что никак. Тебе в данный момент никак. Ни плохо ни хорошо. И непонятно для чего я тащу на себе всех соседей, подруг, друзей подруг и иже с ними. Не знаю, наверное потому, что так привыкла и нет возможности остановиться, подумать и принять наконец решение».

«Кажется, это было чуть ли не в прошлой жизни, — так начинается наверное половина книг и историй. В прошлой жизни я читала книги, шелестя страницами», — размышляла Миллиса.

«Да, полное ощущение нереальности и иллюзии, казалось бы обыденная вещь, книга. Но как мало времени для того, чтобы ее прочесть, вникнуть, понять, пережить прочитанное.

Как это завораживающе окунаться в события.

Как редко мы себе позволяем быть собой. Хочу «пирожное, мороженое» и прочие маленькие радости.

Так вот, я хочу просто поваляться с утра с книжкой, почитать, никуда не спешить…

Это было действительно давно, когда я была молодая, умела удивляться, верила в волшебство и любила жизнь. Могла себе позволить не спать часов до трёх ночи, а может и всю ночь, и упоенно читать: плакать, смеяться, улыбаться и просто влюбляться в персонажей.

Почему я не позволяла себе желать, желать того, что нравится мне, а не подруге, а не маме или папе… продолжать можно долго. Желания возникали, но я сразу же их душила.

А сейчас? Что изменилось？

Ничего. Я так та же маленькая девочка, просто немного повзрослела, у меня есть много-много хочу и очень-очень хочется их реализовывать, хотя бы самые маленькие, самые простенькие.

Надо же с чего-то начинать. Почему, например, нельзя уволиться из этой жизни и устроиться на другую, поработать там, вдруг понравится. Там найти свою цель, идти к ней и радоваться.

Я совершенно разучилась радоваться, только дети иногда напоминают об этом, своими открытыми улыбками и заразительным смехом. И тогда ты забываешься, слетаешь с «грустных катушек» и хохочешь вместе с ними, а потом наступает тишина. И вот она бывает разная: задумчивая, та что будет с тобой всегда и к ней можно обратиться за советом, с ней можно поболтать и помолчать, и она всегда будет «за тебя». Обжигающая, чуть ли не звенящая, с ней лучше тихонько посидеть и переждать, не тревожить ее своими мыслями, а вдруг она взорвется и разметает всё в округе.

Любящая тишина очень редкая, это буквально эксклюзив, и её выдают самым самым, вот ради такой тишины и стоит смеяться и дурачиться».

«Странно», — подумалось ей. В груди что-то сжалось, дыхание перехватило и все застыло.

«Странно, — снова подумала она. — Такое уже было когда-то давно, очень давно. Как будто я сидела за рулем в автомобиле, левый локоть свешивается в водительское окно, правая рука на руле. И передо мной дорога, она бесконечная, открытая. А кругом лавандовые поля, кругом свобода и много воздуха, пронизанного приключениями. Действительно странно, потому что машину я водить не умею, откуда бы это. Но так реалистично, как гравий проминается под шинами автомобиля.

А что было потом? Потом была Жизнь. Сейчас конечно тоже жизнь, но она именно такая маленькая, обычная, серенькая».

Миллиса смотрела в окно. Там шли люди, ехали машины, все как всегда.

«Ведь каждый, кто проходит сейчас там за окнами кафе, у него тоже есть жизнь. И каждый ее живет и думает по-разному. Странно… Думать жизнь. Это же смешно, хотя, если подумать, то это очень грустно, жизнь надо не думать, а жить ее. А может быть тому человеку страшно или больно жить и поэтому он ее Думает».

Сердце забилось, замерло, сжалось. Звук возник снова. Этот звук, шуршание гравия. Потом картинка. Все это пронеслось в голове со страшной скоростью и исчезло.

— Хорошо. Что дальше? А дальше по плану пирожное!

Громкое детское «нееееть» от дальнего столика вывело ее из собственных размышлений. Она почувствовала озноб.

Оглядевшись, девушка увидела, что в другом конце кафе, мама что-то уверенно объясняла своей дочери, а та ни в какую не хотела ее слушать или хоть как-то внимать ее доводам.

«Кажется должна быть здесь, — Миллиса взяла сумку и начала судорожно что-то в ней искать. — Я же на прошлой неделе брала с собой и не выложила до сих пор. С Тёмой же играли, вот!» Коробка пластилина торжественно была выужена из недр сумки, иногда работа няней выручает.

Миллиса с коробкой пластилина направилась к тому столику, откуда виднелась детская головка. Девочка лет четырех все еще капризничала и морщила свой чудный носик на любые предложения успокоиться от ее мамы.

Девушка устроилась тут же неподалеку, чтобы ее могли увидеть мокрые детские глазки. Миллиса открыла коробку и начала быстро отрывать кусочки от разных брусков и быстро лепить разных примитивных животных и выставлять их тут же на столике. Малышка внезапно успокоилась, заинтересованно устремила взгляд в сторону фигурок, слезла с кресла и, держа маму за руку, присела рядом. Девушка придвинула ей коробку с пластилином.

Маленькие пальчики взяли голубой. Пластилин был мягкий и податливый, он послушно изгибался в маленьких детских ладошках. Серые огромные глаза внимательно следили, как из ловких пальцев взрослой тети получаются такие звери!? В ладошке все еще был мягкий бесформенный кусочек. Девочка очень открыто и заинтересованно заглядывала в глаза Миллисе, но когда та улыбалась ей в ответ, малышка отводила взгляд в сторону.

— Смотри, у меня облако, протягивая на ладони разноцветный шарик сказала девушка.

– Не бывает таких обьяков, — смешно жестикулируя парировала малышка.

— Для меня сейчас облака такого цвета. Я их так чувствую. Хочешь слепить то, что чувствуешь?

Малышка пронзительно посмотрела в глаза наставнице и, высунув язычок, стала ваять свой маленький шедевр.

— Шмотли! — через некоторое время восторженно воскликнула девчушка. На маленькой ладошке лежал бело-голубой комочек, напоминающий шарик, — это Жемля! — И пауза. Малышка смотрела неотрывно на девушку как на эксперта, ожидая реакции. Реакция должна была быть правильная.

— Это потрясающе! Ты так чувствуешь нашу планету?

— Дя! — гордо подняв голубое творение вверх, сказала она. Ее глаза были полны чувством завершенности.

Она зажала свой шарик в ладонь, повернулась к маме.

— Ня, — искренне заглядывая в глаза своему главному человеку в жизни, проговорила мудрая душа.

Опешив, мама взяла крохотный кусочек пластилина и, спрятав в своей руке, прижала к груди. Потом она подняла глаза к дочери, раскрыла руки для объятий, приглашая ее в них. Та с радостью прильнула к маме, обняла ее за шею липкими ручками и что-то зашептала на ухо.

Мама зарылась лицом в мягкие кудри дочери. Волосы щекотали нос, щеку, нежный запах ромашкового шампуня заставлял сильнее чувствовать нежность, любовь, бесконечность объятий, момент единения и прижимать это маленькое чудо к себе.

«Какая ерунда, это пятно на новом платье», – подумала мама. Слезы катились по ее щекам. Она подняла глаза на Миллису, кивнула ей в знак признательности.

«Вот сейчас у них Жизнь и они ее живут! — подумала Миллиса и, тихо собравшись, удалилась. — Люблю, когда вот так».

«Мне действительно пора», — думая так, она вышла из кафе.

«Где здесь была автобусная остановка. Еще успеваю. Или может взять такси? Лучше автобус». — Мысли бежали, спотыкались, толкали друг друга.

В следующее мгновение Миллисе показалось, что она в кого-то врезалась, потому что увидела фигуру, заслонившую собой все, потом толчок в руку и грудь, а потом никого. Вообще никого, ни дождя, ни людей, и…

— Постойте, улица не моя, — Миллиса огляделась еще раз. — Да, все правильно — не моя.

Глава 3

Мне главное начать, главное взять ручку и тетрадь и быстро черкать непонятные буковки, выводя слова. Быстро-быстро везти свой поезд на нужную станцию. Слова как вагончики, когда они складно звучат между собой получается как мерное укачивание под стук колес. А ты, мой дорогой Читатель, можешь отпустить все беспокойное и сладостно предаться чтению.

Иногда можно отвлечься, налить чая в звенящий стакан в подстаканнике. И периодически, отрывая взгляд от книги, поглядывать в окно, думая о чем-то своем таком близком сюжету, от чего душа попросит «Давай, читай дальше! Хорошо-то как!»‎