Читать онлайн Отдохнём по-взрослому

Глава 1. Мы летим на Купорос

Широкофюзеляжный планетолет приземлился, или правильнее было бы сказать, «прикупоросился» на небольшом почти игрушечном космодроме. Прибывшие на модный курорт граждане для начала слегка поаплодировали мастерству пилота, а затем дружно расстегнули ремни безопасности, отчего по всему салону пронесся многоголосый лязг, и так же дружно повскакивали со своих мест, стремясь занять наиболее выгодное положение для стремительного рывка к выходу. Смысла, правда, в этом не было никакого. Абсолютно никакого. Поскольку минут через пятнадцать, когда мы с женой выбрались, наконец, из прохладного чрева планетолета, самые резвые уже совершенно размякли и испАрились на жарком солнце в ожидании транспорта. Того, что должен был доставить всех новоприбывших в зону досмотра и контроля. В выигрыше в итоге оказались самые неторопливые. Те, кто никуда не спешил – космодромный шаттл появился как раз в тот момент, когда последний пассажир покинул салон гиперпространственного лайнера. И ворчащие торопыги, и «притормаживающие» флегматики загрузились в подкативший челнок почти одновременно – три десятка дверей услужливо распахнули створки, и спустя две минуты мы очутились там, где и положено – в здании космопорта планеты Голубой Купорос, излюбленного места отдыха неизбалованных морем и солнцем граждан Москонии.

Процедура паспортного и таможенного контроля прошла без сучка и задоринки. Улыбчивые аборигены лишь растягивали до ушей рты и что-то приветливо щебетали. То ли на местной лингве, то ли на общепринятом в этой части галактики «глинике». Впрочем, понимать их нам и не требовалось – багаж был моментально выгружен, просвечен лептонными анализаторами и теперь дожидался своих хозяев в индивидуальных ячейках за стойками регистрации, а идентификационные карточки считывались дистанционно. Так что уже минут через семь-восемь все пассажиры компании «Трансгалакто» переместились в зал прибытия и растеклись по космопорту в поисках встречающих их гидов разнокалиберных туристических компаний. Наш гид, загорелая молодая дама приятной наружности, обнаружилась почти сразу, отсвечивая голограммой «Библио-Шарик» на лацкане весьма легкомысленной униформы.

– Господин Фомин. Госпожа Фомина. Добро пожаловать на Голубой Купорос. Наш «трансфер» ждет вас слева от выхода. Номер шестьдесят девять, – радостно проворковала она, добавив напоследок. – Только смотрите, не перепутайте. А то увезут в какую-нибудь глушь, где даже коктейлей приличных не делают.

– Спасибо, учтем, – улыбнулся я в ответ даме. – Но, вообще говоря, нам с женой нравится всё неприличное.

– И всё-таки постарайтесь не перепутать, – чуть нахмурилась девица, не оценив моей неуклюжей иронии, и переключилась на следующего туриста. – Добро пожаловать на…

– Хоть бы юбку что ли подлиннее надела, – недовольно проворчала жена, когда мы отошли на пару метров от жизнерадостной представительницы туркомпании.

– Ты лучше свою укороти. А то ведь так и останешься бледной. Снизу, по крайней мере.

– Мужлан, – констатировала моя прекрасная половина, коротко и как бы невзначай глянув на собственный сарафан, буквально подметающий пол длиннющим подолом. Глянула, тихо вздохнула и… лицо ее приобрело загадочное выражение. Загадочное, но решительное. Впрочем, я отлично понял, что за мысли крутятся в ее голове. Понял и тоже вздохнул:

– Н-да, придется обновлять гардероб. Того, что в чемодане, тебе явно не хватит.

– Какой же ты у меня догадливый, – рассмеялась жена, прижавшись ко мне на мгновение, а затем слегка отстранилась и уверенно зашагала к выходу.

– Только бы денег догадливому хватило, – пробормотал я чуть слышно и поплелся следом. Правда, через секунду от моего уныния не осталось и следа. От разглядывания упругой походки своей ненаглядной с тыльной, так сказать, стороны мысли постепенно приходили в норму, да так, что уже возле стеклянных дверей космопорта я мечтал лишь об одном. Поскорее бы до отеля добраться, а уж там… О! Уж там-то мы повеселимся. Отдохнем, как говорится, по-взрослому. Главное, чтобы кровать подходящая нашлась. Крепкая.

Глава 2. Луна, «газзон» и никакой личной жизни

Вообще говоря, идея отдохнуть на Купоросе принадлежала мне. Или не мне, а супруге? Или всё-таки мне? Впрочем, какая теперь разница, кто из нас додумался до этого первым. Ведь, в конце концов, всё вышло как нельзя лучше, и сейчас мы здесь. В царстве желтого солнца, бирюзового моря, розового песка и романтических грез самой романтичной планеты нашего сектора. Планеты, где, как утверждают рекламные буклеты, родилась дреческая богиня любви Фригодита… Н-да, для любовных похождений имечко у этой мадам, конечно, не самое подходящее, но на бесптичье, сами понимаете, и ж… э-э-э… ну, в общем, вы поняли – в нашей старинной русслийской поговорке там дальше соловей упоминается.

Короче, отдохнуть на Купоросе мы с женой решили давно. Еще пять лет назад, через год после свадьбы. Мне тогда уже тридцать стукнуло, а Жанне – всего-навсего двадцать ш… Хотя, т-с-с, возраст ее я уточнять не буду. А то мало ли что, вдруг случайно ошибусь и лишку накину в разговоре с теми, с кем супруга на эту тему уже пообщалась. Неудобно получится, да и шея «намыленная» будет потом долго болеть. Так что лучше промолчу. Молчание, как известно, золото.

А еще известно, что если бы не наши общие с женой работодатели, то фиг бы с маслом мы получили, а не отпуск. Впрочем, кто знает, может, и наоборот – давно бы этот курорт освоили, кабы не наш родной ДПС, то бишь, Департамент Проблемных Ситуаций. Где, как обычно, то пусто, то густо. Лет двадцать на планете всё было тихо и спокойно. Относительно, конечно. И вот позапрошлой зимой прорвало. Как всегда, неожиданно.

Видимо, такой уж у нас, у русслийцев, менталитет. Национальный. Очень древний, уходящий в глубь веков и глубины Вселенной.

И потому, в полном соответствии с этим самым менталитетом, в те времена, когда человечество заселяло Галактику, мы, как обычно, ухватили больше всех. Не от жадности – просто так получилось. Короче, увлеклись немножко: более семидесяти миров входят нынче в Русслийскую Синеговию. И каких миров! Сибирка, Уралия, Уренгут, Кузбастус, Петромурман, Таврисия. Можно сказать, жемчужины. Ну и Москония наша тоже мирок вполне себе ничего. К тому же столичный – Думская Рада на ней заседает, такие дела.

Впрочем, есть у нас в Синеговии и другие планеты. Нет-нет, они ничем не хуже остальных, вот только народ на них проживает весьма самобытный. И называются они своеобразно. Иногда даже смешно. Например, Харькодесса или, скажем, Закусало. А еще Сахарилы, Заквак. Или вот еще – Вяликая Бульба. Ну, с бульбой-то понятно: картошку у них всё население выращивает. Но вот почему «Вяликая», этого я уразуметь не могу – обычная планета, такая же, как все остальные.

А на самом краю галактического рукава затерялся наш наименее заселенный мир. Чукотский Рома – так его местные кличут. И что сие означает, не говорят никому, только щурятся хитрО и головой многозначительно покачивают – пришлым, мол, не понять, а у нас про то даже тюлени знают, однако.

Впрочем, какие бы планеты ни были, все они наши. На всех по-русслийски говорят. Везде сало кушают, картошку уважают, пельмени со сметаной наворачивают, плов варят, бешбармак, сациви… А еще не любим мы по мелочам разбрасываться. Что-нибудь грандиозное, эпохальное – это да, это по-нашему. А мелочи… что мелочи? С мелочами пусть ханьчени разбираются. Или хелиманцы с хелипонцами. Вон, говорят, на Хелимании даже пылинки строем ходят. Скукота, одним словом, сплошная. И, видимо, как раз за эту самую скукоту их и не любят. Никто. Ни мы, ни наши заклятые друзья мериндосы. Те, что с другого конца Галактику осваивали. Правда, они больше по хелипонцам специализируются. Лупцуют их время от времени, чтобы не задавались. Так же, как мы – хелиманцев. Но это уже совсем другая история. А у нас… у нас речь пойдет об ином.

О том, что еще шестьсот лет назад «Объединенные нации» договорились о едином стандарте терраформирования осваиваемых планет, чтобы все новые миры были похожи на прародину человечества. По крайней мере, по основным параметрам. Таким, как сила тяжести, наклон оси, длительность суток, период обращения вокруг ближайшей звезды… Даже про спутники естественные не забыли: порешили, что каждой планете нужен один, но большой и с четырьмя фазами – семидневными. Вот только про размеры уточнить тогда так и не удосужились.

И получилось в итоге, что закусальцы, к примеру, недолго думая, к своей «земле» здоровеннейший булыган подтащили. Да такой, что стало совершенно непонятно, кто вокруг кого вращается. Короче, не продумали ребята всё до конца, поторопились. И проблем соответственно огребли по самое не балуйся. С приливами и разной всяческой дребеденью. Впрочем, сильно по этому поводу парни переживать не стали – почесали репы и принялись высверливать свою луну изнутри, а мусор на дальнюю орбиту скидывать, чтоб глаза не мозолил. Однако уже через год надоело им это занятие. Так надоело, что плюнули они и на спутник, и на мусор, и на единые для всех стандарты. Плюнули и забыли. В результате чего появился в их системе астероидный пояс. Неслабый такой поясок. А за спутником, который местные жители ЧернОбой прозвали, теперь по орбите целый рой пыли несется, напоминая собой не то комету, не то обманутых кредиторов с далекого Шлемазеля, почувствовавших на себе всю силу и мощь боевого гопака с прибабахом. Что, по уму, не так уж и далеко от истины. В смысле, кометный хвост, а не кредиторы на подтанцовке…

На Петромурмане же за дело по-иному взялись и спутничек себе притырили совсем небольшой. Зато поверхность отполировали на славу. Яркая у них вышла луна. Как фонарь стопятьсотгигаваттный. А потом для красоты на лицевой стороне картинку огромную нацарапали: «Человек, разрывающий пасть зверю». Но и на этом не успокоились. С обратной стороны, для приколу, видать, сварганили другую картинку. Где всё наоборот. Зверь человеку чего-то там разрывает. Сам я, правда, не видел, врать не буду. Но инопланетники, по слухам, туры на облет Петрогофа (так петромурманская луна называется) расхватывают как горячие пирожки, раскупая их чуть ли не оптом и, как минимум, на год вперед. Особенно ханьчени и хелипонцы – очень вроде бы та картинка их философии соответствует. Как олицетворение то ли Хинь, то ли Хян, то ли обоих вместе.

…Ну а в москонском небе луна нормальная, без изысков. У нас проблема в другом аспекте выявилась. Совсем в другом.

Когда терраформировали Москонию, думали, в первую очередь, о климате. Причем в средних и высоких широтах. А на экваториальный пояс, мягко говоря, наплевали – ну не любим мы постоянно в жаре находиться, а, тем более, жить. Не любим – и баста. Хотим, чтоб и снежок зимой шел, и елку на Новый год нам нравится наряжать, и лыжи там, коньки, лед на речках, морозец по утрам, да чтобы после баньки в сугроб…

Справились, конечно. Устроили всё как надо и руки умыли. А экватор… да что экватор, там сейчас облачность сплошная, духота, жара, болота всякие, гнус тучами роится. Но вот ведь незадача – два года назад обнаружили (внезапно, конечно), что в тропической зоне до сих пор работают большие формат-реакторы. С десяток, не меньше. Как запустили их пятьсот лет назад, так до сих пор и пашут они как проклятые, и чего там сейчас производят, одному богу известно. И документации на них, увы, нет как нет.

В ДПС конечно тут же объявили всепланетную тревогу, а весь личный состав отправили на поиски этих дурацких реакторов. А затем: одни – глушить, другие – переводить постепенно в спящий режим, над третьими – сооружать защитные саркофаги. Накрывать их, так сказать, медным тазом. То есть, не медным, конечно – пластобетонным.

Наша с Жанной личная жизнь после введения чрезвычайного положения накрылась по той же схеме – медным тазом со всеми вытекающими. Сегодня она по медицинской части сутки работает, потом отсыпается, а через день меня в научную командировку отправляют. Встречаемся, дай бог, раз в две недели. Да и то, на самом «интересном» месте обязательно начинает трезвонить либо ее, либо мой коммуникатор, отрывая нас друг от друга.

Такая вот, короче, житуха пошла. Хуже горькой редьки. Хорошо хоть реакторы эти гребанные отыскались. Все одиннадцать штук. Рабочие. Неубиваемые. В итоге, как последний полгода назад нашли, пошел я к начальству да как стукнул кулаком по столу. Мысленно, правда. В отпуск, мол, хочу и баста. А начальство тоже по столу кулаком, но уже натурально – хрен, говорит, тебе, а не отпуск, вся планета, понимаешь, в едином порыве, а ты тут, б…, е…, х… В общем, послали меня. Далеко и надолго. По этому поводу я, кстати, в тот же день от жены втык получил. Конкретный. Правда, ее тоже, как выяснилось, с отпуском продинамили, но она на этом внимание не заостряла, да и я не вякал. Так что, боюсь, ничего бы у нас с Купоросом не вышло, но случай помог, везение редкое.

И месяца после разговора с начальниками не прошло, как в очередной командировке обнаружила наша лаборатория залежи «газзона» аккурат между седьмым и восьмым реакторами. А героем дня оказался ваш покорный слуга – первым сообразил, чем дело пахнет, и доложился по инстанции. К докладу, как водится, приложил техотчет и свои соображения… Идиотские, прямо скажем, соображения, но суть, по большому счету, не в них. Суть в том, что всё подтвердилось. Везде, по всему поясу. Отчего, почему, никто не знает и не узнает, видать, никогда. Главное, что наши правители углядели во всем этом бардаке, – это газзон. Тот самый, что любую планету сделает процветающей. И не только ее одну, а и все прилегающие миры, сколько бы на них народу ни проживало.

Газзон, если кто не в курсе, – полезное ископаемое. В обычных условиях газообразное, хотя иногда встречается и в жидком виде. Чаще всего его используют как топливо, и в этом качестве равных себе оно не имеет. А для гиперпространственной техники так и вообще чуть ли не единственное. И стоит ого-го сколько. Что в дубелях наших, что в столлерах мериндосовских, что в секто. А уж про глинийские понты, хелипонские хрени и хрюани ханьченьские я и говорить не хочу – за эти валюты вам газзон даже на Харькодесском Привозе не продадут. Даже контрафактный. Тот, которым шарики воздушные надувают.

Но, в принципе, всё это не столь важно.

Гораздо важнее то, что это ценнейшее ископаемое добывают, в основном, у нас – на Уренгуте. В очень больших количествах. А потом через подпространственные газзонопроводы распределяют по всей Галактике. За деньги естественно. А кто не платит, тому мы краник того, перекрываем. Ну, то есть, не мы конкретно, а общерусслийская компания «Газзонбром». Почему бром, спросите? А черт его знает? Скорее всего, опечатка вкралась в регистрационные документы, а потом решили не исправлять – дороговато в Синеговии обходятся подобные процедуры.

Кстати, окромя газзона у нас имеются и другие ископаемые. На Кузбастусе, например, еще один вид топлива выкачивают из недр. Точнее, выкапывают, поскольку он твердый. Причем мериндосы его гугелем называют, а мы – шмяндексом. Очень интересный, скажу я вам, минерал: ему надо лишь топку нужную указать, а дальше он ее сам найдет и внутрь запрыгнет. Главное, с количеством не переборщить и буквы в названии топки не перепутать, а то беды не оберешься. Жаль только, что этого ископаемого в Галактике много, и потому наш шмяндекс на большинстве планет котируется не слишком высоко. Зато яффуефть (это название ей мериндосы придумали) идет на ура. Наверное, потому что жидкая. Жаль только, что больше всего этой дряни производим не мы, а Даусовская Барабания, которая цены на яфтерынке регулярно сбивает своими оптовыми распродажами. Гады, конечно, но тут уж ничего не поделаешь – люди мы мирные, силой никого принуждать не собираемся.

Правда, если кто на нас дуром попрет, то тогда дело другое. Огребут так, что мало не покажется. Мы эту забаву страсть как любим. В смысле, отоваривать дураков непонятливых. У нас с этим просто. И не просто «просто», а очень просто.

Глава 3. Кажись, приехали

Новенький, с иголочки, трансфер неторопливо пылил по серой ленте дороги. Гудели кондиционеры, в боковых стеклах проплывали перемежающиеся эндемичной зеленью пальмы, монотонный голос гида бубнил что-то убаюкивающее. Жена тихо дремала, положив голову мне на плечо и цепко ухватив за руку, а я, слегка осоловевший и разморенный плавным покачиванием и высокой влажностью, тупо глядел в окно и вспоминал.

С Жанной мы познакомились почти восемь лет назад. На военных играх. Я тогда возглавлял взвод боевых роботов и после успешной высадки в заданный район и стремительного рейда по пересеченной местности получил от командования новое целеуказание – уничтожить опорный пункт или, скорее, тайную базу противника на краю лесного массива. Вдохновленный предыдущими удачными действиями своего отряда, я решил не ломиться через лес напрямую, а произвести фланговый маневр вдоль болота, на первый взгляд, кажущегося непроходимым. Однако уже на середине пути, когда мои закованные в композитную броню подчиненные растянулись походной колонной вдоль самого края трясины, прибрежные кусты отвалились в сторону и появившиеся словно бы из ниоткуда роботы противника в мгновение ока «перестреляли» всю нашу диверсионную группу. А я даже охнуть не успел, как в спину мне мягко ткнулся набалдашник ствола и нежный девичий голос ласково проворковал:

– Сдавайтесь, сударь. Сопротивление бесполезно.

Оставалось только одно – поднять руки и признать поражение. А когда я развернулся и разглядел свою пленительницу, то поднял руки еще раз. И снова сдался. Теперь уже навсегда. О чем сейчас нисколечко не жалею.

А вообще, наши боевые роботы (БР, быры или бырики по-житейски) самые отмороженные во всей Галактике. И самые непредсказуемые. Уж как в свое время мериндосы ни пытались их (и нас заодно) прищучить, а всё равно толку – ноль. И локальные конфликты провоцировали, и хелиманцев науськивали регулярно, и даже своих супернавороченных «mechanical warriors» несколько раз в дело вводили, причем в самом распрекрасном для себя соотношении: то ли десять к одному, то ли двадцать. А результат всё тот же – полная и безоговорочная капитуляция. Не наша естественно, а совсем даже наоборот. Забавное это, прямо скажу, зрелище – сдавшиеся или выведенные из строя быры. Стоят себе железяки, щупальца опустили, глазки, у кого два-три, а кого и целая сотня, в пол смотрят, хлам трофейный в кучу свален – красота, да и только.

В такие дни рейтинги новостных голопрограмм взлетают чуть ли не до небес. Все мыслимые и немыслимые рекорды бьют. Ну еще бы, каждому охота посмотреть как наши в очередной раз ихних уделали. Или даже приобщиться к победе, вспоминая: «А вот шестьсот семнадцатого лично я этому приемчику обучал. Ну, помнишь, с забеганием по третьей линии» – «Не, не ты. Мы это забегание еще в прошлом сезоне отрабатывали» – «Да ладно врать-то, вы и слов-то таких не знаете» – «Это мы-то не знаем!?..»

Вообще говоря, люди давно перестали воевать сами. Да и себе подобных уже почти не убивают. Научились мы, наконец, жизнь ценить, и тысячи лет не прошло. Видимо, потому что маловато нас пока во Вселенной: даже собственную Галактику не то что освоить – изучить до конца не можем. А есть ведь еще и другие галактики, туманности разные, целые пространства, состоящие из темной материи. И кто там обитает, одному черту известно. Вдруг злыдни какие? Заявятся сюда и всыплют всему человечеству по первое число. Пока оно, человечество это, собачится само с собой.

Однако, увы – не собачиться мы не умеем. Поэтому держим целые армии быриков для сражений с такими же, но чужими. Кстати, оружие у роботов для людей не опасное. Максимум, что бывает от его применения по живому существу – это аллергическая сыпь, ну и голова еще иногда болит как с похмелья. Сами же быры из строя выходят на раз – доля у них такая, за людей отдуваться. Впрочем, они железные, им всё равно. Тем более, что после любого конфликта всех «погибших» роботов полностью восстанавливают. Победители – за счет побежденных.

А поскольку за последние лет пятьсот нас, в смысле, русслийцев, еще ни разу не победили, постольку трофейных быров в Синеговии дохрена. И всех их мы опосля опять в дело пускаем. Против бывших хозяев.

Отчего наши роботы (в том числе и «перевербованные») круче всех прочих, никто в Галактике не понимает. Мериндосы до сих пор волосы на себе рвут, никак успокоиться не могут. Даже министерство целое создали, чтоб опыт сражений изучать и стратегию новую разрабатывать. Вот только вряд ли у них из этого что-то путное выйдет. Одной линейной стратегией войну не выиграешь, как кашу из топора не сваришь. Невдомек партнерам нашим так называемым, что ларчик сей открывается просто.

Совместные военные игры – вот ключ к успеху. Игры, где люди участвуют в боях наряду с роботами. А бырики учатся, развивая в своих электронных мозгах такую штуку, как интуиция и способность действовать вопреки шаблонам. Вот так и живем. А коли понадобится, то и сами можем встать в строй и встретить любого врага во всеоружии. Видимо, это память в нас живет генетическая. О том, что когда-то всё было по-другому. И о том, что на быров надейся, а сам не плошай. Такие дела, однако.

Впрочем, сейчас об этом говорить не стоит. Мы всё же сюда отдыхать приехали, а не в войнушку играться. О, а вот, кстати, и конец пути. И отель наш уже виднеется…

Трансфер слегка замедлил ход, поворачивая на боковую дорожку, а я, незаметно расправив плечи, чуть наклонил голову и прошептал на ушко своей благоверной:

– Просыпайся, любимая. Кажись, приехали.

Жена сладко потянулась, распахивая сонные глаза, и тут же сердито шлепнула меня по руке, скользнувшей куда не следует:

– Ты что? Люди ж кругом.

– Да ладно, фигня всё, – ответил я, попытавшись продолжить заигрывания, однако супруга решительно пресекла эти поползновения, убрав мою шаловливую ручонку со своего бед… хм, н-да … и указала взглядом на какого-то крутящегося возле входа в отель мужичка:

– Видишь дядечку в черных очках?

Дождавшись моего кивка, она продолжила:

– Странно, я его еще в космопорту заметила. И как он только успел сюда раньше нас?

Разочарованно вздохнув, я глянул в окно и пробурчал с досадой:

– Как, как? Такси, небось, взял.

– Не похоже. Нас в дороге никто вроде бы не обгонял.

– Да ты ж всю дорогу проспала, откуда тебе знать-то, – неподдельно удивился я.

Но жена в ответ лишь загадочно улыбнулась, прикрыв на мгновение глаза. Да уж, в наблюдательности ей не откажешь. Что есть, то есть. Она даже во сне на боевом посту.

Тем временем мужик в черных очках, словно почуяв на себе заинтересованные взгляды, неожиданно развернулся и торопливо зашагал прочь по усыпанной гравием дорожке, случайно задев прогуливающегося тут же рыжего толстячка в шортах и старомодной панаме. Секунд через пять подозрительный тип скрылся в зарослях кактусов, а я лишь недоуменно почесал затылок, пытаясь сообразить, кого же он мне напоминает. После секундного раздумья течение мысли привело меня к простому и логичному выводу: этот мужик один в один похож на шпиона из древнего фильма, не единожды просмотренного еще в раннем детстве.

«Н-да, загадка», – думы мои вновь перенеслись в события месячной давности. Как раз те, что предшествовали нашему столь внезапно полученному отпуску.

Глава 4. Отпуск вместо ордена

Волна слухов и домыслов, поднятая открытием новых месторождений газзона, катком прошлась по незамутненным мозгам обывателей. Как наших синеговских, так и инопланетных, населяющих оставшуюся часть Галактики. Первые радостно потирали руки, предвкушая будущие плюшки и пряники, вторые тихо скрежетали зубами, отчаянно завидуя первым. Масло в огонь вовсю подливали многочисленные обозреватели, репортеры и блогеры. Те, что разливались соловьями, освещая эпохальное событие, то гордо демонстрируя графики предполагаемого роста благосостояния русслийских граждан, то исходя крокодиловыми слезами по поводу порушенной экологии хмурых болот экваториального пояса Москонии. Пару раз в головизоре даже моя рожа мелькнула. С идиотским комментарием: «человек, убивший мечту о зеленой планете». Правда, мне от этого было ни холодно, ни жарко. Только суеты немного прибавилось. Помимо основной работы в полгода уже стоящем на ушах департаменте, теперь приходилось регулярно отбрыкиваться от разных пронырливых журналистов. Тех, что всенепременно желали поведать миру о скромном «первооткрывателе» ценнейшего ископаемого, выслушав перед этим его полный драматизма рассказ о том, как же он «докатился до жизни такой».

Однако, что оказалось для меня совершенно неожиданным, родина не забыла своего героя и решила хоть как-то поощрить везунчика.

Вызванный на ковер к высокому начальству, я был всячески обласкан и даже удостоен отеческого похлопывания по плечу. Кроме всего прочего руководство под большим секретом сообщило, что ваш покорный слуга включен в особый наградной список, уже лежащий на столе у самого… (в этот момент начальство верноподданнически закатило глаза, указывая пальцем вверх) и дожидающийся лишь его благосклонного одобрения.

– Так что через месяц-другой, – гордо сообщило руководство, – у вас, Андрей Николаевич, на груди медаль будет висеть. А то и орден.

Как ни странно, ответной благодарности начальство так и не дождалось. Наплевав на развернутую передо мной радужную перспективу, я просто и без затей резанул правду-матку:

– Нахрен орден! В отпуск хочу!

– Да вы что!? – изумилось высокое начальство. – Как можно!?

– А вот так и можно! – нагло заявил я. – А если не дадите, вступлю в партию «зеленых» и начну бороться за экологию. Прямо тут, в департаменте.

После этой моей эскапады начальство впало в уныние и даже слегка оскорбилось. Впрочем, я тоже, признаюсь честно, сразу понял, что переборщил: у нас на Москонии слово «зеленые» звучит почти как ругательство. Однако дело есть дело, и без положительного решения своего вопроса уходить из кабинета я не собирался. Вышедшее из ступора руководство еще минут пятнадцать бомбардировало меня тяжелыми снарядами с начинкой из очень даже реальных кнутов и весьма сомнительных пряников, но этот артиллерийский налет я выдержал с честью, ни на шаг не отступив с занимаемых позиций.

– Ладно. Хрен с тобой, – наконец согласилось начальство, видимо, деморализованное упорством противостоящего ему бойца. – Езжай в свой отпуск.

– На месяц. С женой, – достигнутый успех стоило закрепить.

– С женой, – вяло подтвердило руководство, но тут же спохватилось и грозно насупило брови, переходя в контратаку – Какой еще к дьяволу месяц!? Десять дней, не больше!

Ну что ж. Десять так десять. Дальнейшее сопротивление перспективы не имело, поэтому я браво развернулся через левое плечо и почти строевым шагом двинулся на выход из кабинета. С гордо поднятой головой, сжимая в руке идентификационную карточку со всеми необходимыми резолюциями.

Но, как оказалось, рано я радовался, поскольку уже в дверях был остановлен вопросом. На первый взгляд, абсолютно невинным, но по сути… по сути напоминающим контрольный выстрел в голову:

– Отдыхать-то где планируете, Андрей Николаевич?

– На Голубом Купоросе, – бесхитростно объявил я, не чуя подвоха.

– На Купоро-о-се, – протянуло начальство задумчиво. – Да-а, это меняет дело.

– Что значит «меняет»? – от нехорошего предчувствия заломило в висках, а по спине заструился противный холодок.

Предчувствия меня не обманули – на идкарте вспыхнул оранжевый огонек, наглядно демонстрирующий изменчивое лицо фортуны и означающий только одно: синица в виде долгожданного отпуска вновь выпархивает из моих ослабевших рук.

Конечно, я возмущался. Я негодовал, я требовал, я призывал в свидетели все мои двенадцать лет беспорочной службы в рядах родимого департамента… Увы, ответом мне был лишь полный искреннего сочувствия взгляд начальства. Взгляд, выражающий вселенскую скорбь по поводу столь неудачно сложившихся обстоятельств.

– Очень жаль, Андрей Николаевич. Но Голубой Купорос – инопланетная территория. А вы сейчас являетесь секретоносителем третьей категории. Соответствующее распоряжение вышло четыре дня назад. Возможно, вы с ним еще не ознакомлены, но, тем не менее, это факт. И выезд за пределы Синеговии вам запрещен.

Я был раздавлен, унижен, растоптан.

– Так что же мне делать?

В ответ на этот жалкий вопрос начальство только руками развело. Однако через пару секунд всё же сжалилось, озарив темноту отчаяния тонким лучом надежды:

– Попробуйте поговорить с нашими «дембелями». Может, получится? Впрочем, чего мы вас уговариваем. Вы ведь прекрасно можете отдохнуть и у нас. Например, на Таврисии или там на Закваке каком-нибудь. Как и хотели, с женой. В этом случае мы даже отпуск вам готовы продлить. Неделек, скажем, до двух. А? Андрей Николаевич? Соглашайтесь.

Да уж. Если бы я в тот момент купился на эти медоточивые речи, всё бы рухнуло. Все планы полетели бы к черту. Накрылся бы весь мой отдых медным тазом. И дня бы ведь не прошло, как выдернули бы меня из отпуска. Срочным звонком, по производственной необходимости – в нашем департаменте это обычная практика. Для тех, кто по Синеговии путешествовал. А вот тех, кто по иным планетам вояж совершал, обычно не дергали. Считалось, что это не совсем комильфо. Так что соглашаться было нельзя. Ни в коем случае.

И я не согласился. Только промямлил вроде как в нерешительности, усыпляя бдительность руководства:

– Спасибо. Я подумаю.

– Вот и славно, – просияло начальство. – Думайте. Время у вас есть. Целый месяц.

«Месяц, месяц, месяц…», – мысли постепенно выстраивались в цепочку. Логическую цепочку действий, действий и еще раз действий. Но – без «дембелей» в этом раскладе обойтись было невозможно. Никак нельзя.

«Дембелями» мы ласково называли всех наших страшно засекреченных бойцов невидимого фронта, то бишь, работников Департамента Москонской Безопасности. ДМБ, если коротко. Сам-то я с ними никогда не встречался – бог, как говорится, миловал. Но некий пиетет всё же испытывал. Не до дрожи в коленях, конечно, однако что-то такое в мозгах присутствовало. И потому… потому визит к представителю ДМБ в нашем департаменте я запланировал только на следующий день, поутру.

Впрочем, зря я так волновался, единственный парадно-выходной костюм утюжил весь вечер, галстуком полчаса шею шершавил, пытаясь затянуть его в элегантно-бодрящий узелок (и всё сам, сам, поскольку жены под рукой в этот ответственный момент опять-таки не оказалось – работа проклятущая, чтоб ее). Увы, единственный во всем дэпээсовском здании кабинет без номера и пояснительной таблички оказался заперт. Наглухо, напрочь. Лишь одинокий бумажный листок, приколотый кнопкой к двери, тоскливо шелестел оборванными краями в легчайших потоках воздуха, протекающего через вентиляционные решетки в стенах и потолке.

Подергав для уверенности ручку и убедившись в том, что «логово дембелей» и вправду закрыто, я обратил более пристальное внимание на листок и бледную надпись, аккуратно выведенную на нем большими печатными буквами. «ВСЕ НА ЗАДАНИИ» – вот так вот просто и со вкусом. И никакой проверяющий, если он, конечно, существует в природе, не придерется – люди делом занимаются, шпионов, поди, ловят, а не по кабинетам стулья рассиживают, как обычные офисные хомячки.

Грустно вздохнув, я стянул с шеи опостылевший галстук-удавку и пошел прочь, кляня себя за излишнюю самоуверенность – ну кто, кто мешал мне заранее выяснить часы приема нашей «безпеки»? А всё лень, лень-матушка, что раньше нас родилась.

На следующий день, выяснив всё, что нужно, в секретариате, я, уже гораздо более уверенный и целеустремленный, с самого ранья занял позицию перед знакомой дверью. Однако время шло, а ничего в этом закутке не менялось. Всё так же колыхался бумажный листочек, всё таким же неподвижным оставалось дверное полотно. Неподвижным и неприступным.

Свой пост у «дембельского» кабинета я покинул с заходом солнца. Так ничего и не добившись и никого не дождавшись. А вот еще через день… еще через день всё повторилась. С тем же разочаровывающим результатом. А потом и еще один день пролетел, за ним другой, третий, неделя… К вожделенной двери я приходил утром, приходил вечером, приходил в обед. Даже ночью являлся. Как призрак, как тать. Я менял стратегию, менял тактику. То по несколько часов без перерыва дежуря перед кабинетом, то неожиданно врываясь в небольшой коридорчик в самом разгаре рабочего дня. Несколько раз мне казалось, что цель близка как никогда и чудо вот-вот совершится, но… увы, всё это мне только казалось.

Через три недели меня стали узнавать даже роботы-уборщики, деловито подмигивающие несчастному своими фасеточными глазками-«люстрами». Я похудел и осунулся, я стал раздражителен и нервозен. Я почти отчаялся. Но самое паршивое заключалось в том, что при всем при этом я знал. Знал точно, от тех же «уборщиков» (которые врать не умели – патологическая честность у них в базовую прошивку закладывалась), что кабинет иногда открывается. И ходит там кто-то. Время от времени. Хотелось бы верить, что не барабашка. Правда, за три дня до срока я уже был готов поверить в какую угодно чертовщину. И душу заложить за проникновение в «святая святых».

И, о радость, мольбы мои были, наконец, услышаны. Богом ли, чертом, или всемирным вольтметром – плевать. Главное, что «это» произошло. Тогда, когда надеяться было уже не на что. За сутки до времени «Ч».

Дернув в очередной, тысячный раз ручку неуступчивой двери, я устало прислонился к полотну, уткнувшись лбом в ненавистный листок с издевательской надписью. А потом, видимо, уже просто от отчаяния, рванул ручку вбок. Рванул и чуть не упал, теряя равновесие. Тяжелая створка отъехала в сторону, словно волшебная дверь в пещере Али-Бабы, открывающая путь к сокровищам.

С трудом выпрямившись и раскрыв от удивления рот, я застыл перед проемом в стене, лупая глазами и тихо охреневая. Это что ж выходит? Без малого месяц я как баран ломился в распахнутые ворота? Однозначно – дебил!!!

Впрочем, со ступором я справился довольно быстро, секунд за десять. Успокоил, наконец, дыхание, осторожно перешагнул невысокий порожек и аккуратно задвинул створку обратно в стену. Прямо передо мной, метрах в пяти, располагался широкий стол. Над ним висел портрет одного известного лишь избранным исторического персонажа в древней фуражке, с цепким взглядом и острой бородкой клинышком. А за столом… за столом спиной к стене сидел человек. Обычный человек. Хотя, нет. От обычных людей он отличался исключительно строгим костюмом и различимой даже в сидячем положении выправкой. А еще прической-ежиком, благообразной сединой на висках, волевым подбородком и каменным выражением лица. На меня хозяин кабинета не смотрел, всецело занятый более важным делом. Из белоснежного листка бумаги он складывал самолетик. Очень вдумчиво и не торопясь. Покрытый мягким ковром пол немаленького помещения был весь усеян этими самыми самолетиками.

Осторожно подойдя к столу, я присел на краешек стула для посетителей и принялся ждать. Ждать, когда на меня обратят внимание.

Ждал я не очень долго. Покончив, наконец, с процессом оригами, сидящий за столом человек плавно запустил самолетик куда-то в угол, внимательно проследил за его полетом и лишь после приземления бумажного аэроплана перевел взгляд на меня. «Сейчас или никогда!» Я подобрался. Вот только глаза… глаза у моего визави были такие усталые и такие добрые, что уже через пару секунд мне поплохело.

Глава 5. Иван Семёнович

Трансфер мягко остановился прямо возле парадного входа в отель. Прозрачные пленки дверей тихо чмокнули, втягиваясь в борта, и весело гомонящие туристы принялись неторопливо покидать уютный салон. На сей раз действительно неторопливо, без лишней суеты, не изводя собственные нервные клетки на никому не нужную толкотню. Отчего в космопорту всё происходило с точностью до наоборот, я и по сей день объяснить не могу. Понять – тоже. Видимо, в подобном противоречии нашей натуры всегда таится нечто сакральное, скрытое от людских глаз и потому не объяснимое простыми словами. В общем, что-то такое трансцендентально-медитативное, гностицируемое исключительно в идемпотентном виде. (Во блин, загнул-то! Впрочем, я еще и не так ругнуться смогу, коли треба с якобы учеными фуфлыжниками гнилой базар перетереть. Шучу, естественно).

На свежем воздухе мы с женой оказались одними из первых, благо сидели недалеко от выхода. Жанна тут же с интересом принялась разглядывать ландшафтные изыски местных дизайнеров, а я занялся багажом. Правда, занялся – это, конечно, сильно сказано. Всё мое участие в увлекательном процессе выгрузки и перемещения нашего чемодана заключалось в наблюдении за этим самым процессом. Со стороны.

Флегматичный трансферный робот за пару десятков секунд полностью освободил багажное отделение, а затем в дело включились люди. Точнее, аборигены. Местные граждане в попугаистой униформе, то ли швейцары, то ли вообще портье какие-нибудь, или вовсе "бои" – короче, хрен разберешь, как они правильно обзываются. В итоге все эти портьерные швейц-бои очень скоренько расхватали трансферный багаж и бодренько утащили его в отель. Супруга моя, правда, слегка взволновалась, видя, как наше движимое имущество исчезает где-то за дверями, но, осознав, что мы здесь не единственные «лишенцы», почти моментально успокоилась, вновь переходя в состояние блаженного созерцания.

Для меня же наиболее удивительным оказался тот факт, что вместо роботов, ну или, на худой конец, андроидов, такелажными работами здесь занимались люди. Или не совсем удивительным, а просто немножечко странным.

– Та цэ ж крыза у ных, – ответил кто-то на мой, кажется, произнесенный вслух вопрос. – Ось зараз и працюють як киборгы.

Я фыркнул и развернулся.

– Кризис?

– А як же? Крыза, вона и в Афрыци крыза.

Передо мной стоял, обмахиваясь панамой, давешний толстячок. Тот самый, задетый черноочкастым «шпионом».

– Тильки прыихалы?

Н-да, вопрос конечно дурацкий. Однако я всё же кивнул, постаравшись придать себе вид приветливый и благодушный.

– Звидкы, якщо нэ сэкрэт? – поинтересовался далее обладатель панамы.

– С Москонии мы.

– З самой Москонии? – радостно всплеснул руками собеседник. – Цэ добрэ. А я з Закусалы. Костэнко Иван Семенович.

Я тоже представился. Мой новый приятель с достоинством огладил пышные усы, свисающие чуть ли не до подбородка, вновь нахлобучил на голову панаму, а потом неожиданно пожалился на свою нелегкую судьбинушку:

– Ни з кым пыва попыты, – тут Иван Семенович тяжко вздохнул и продолжил с обидой. – Позавчора з полэником одным розмовляв. Так вин писля горилкы мало що у бийку нэ полиз.

– Так прямо сразу и в драку? – усомнился я.

– Ага. Видразу почав пургу нэсты про Полэнэзию от можа до можа. Розчервонився вэсь, як рак варэный.

– Ну а вы?

– А у нас на Закусале так кажуть. Не кажи «можа», якщо в гамни «рожа». Чи «каже може як в дупу вхоже».

Я расхохотался. А жизнерадостный закусалец тут же подмигнул мне и тихо прошептал, покосившись на Жанну, всё еще разглядывающую окрестности:

– Ну так що? По пывку ввечери?

Хм, вообще-то на вечер, а также ночь у меня имелись несколько иные планы, но вот так сразу взять и отказать Ивану Семеновичу было как-то неловко. Я задумался, соображая, как бы поэлегантнее вывернуться из щекотливой ситуации, но, увы, ничего путного на ум не приходило.

Помог случай. То есть, нет, не так. Не случай, а СЛУЧАЙ. Точнее, ЯВЛЕНИЕ.

Из уже почти опустевшего трансфера вышла… нет, не вышла – выступила или даже выдвинулась ДАМА. Фигурой напоминающая богиню плодородия каменного века, могучая, рослая, на полголовы, как минимум, выше меня. В занимаемый ею объем пространства легко могли поместиться и я на пару с женой, и совсем не узенький Иван Семенович в придачу.

Подойдя к единственному оставшемуся после разгрузки чемодану, лежащему на боку и более похожему на огромный сундук, она легко перевернула его, поставив на короткие ножки-подпорки, а затем ткнула пальцем в какую-то кнопку. Чемодан мелко завибрировал и слегка приподнялся над землей, зависнув на высоте сантиметров пятнадцать-двадцать. Коротко махнув рукой, дама медленно развернулась и с воистину королевским величием двинулась в сторону входа в отель. Сундук плыл за ней как привязанный. Вместе они напоминали пару кораблей: линкор и плавбазу снабжения, окруженные целой флотилией мелких суденышек, то бишь, суетящихся рядом местных «униформистов». Впрочем, на этих забоистых швейц-портьеров, так и не сумевших самостоятельно справиться с ее «ручной кладью», дама не обращала никакого внимания. Да и мимо нас она прошествовала, не повернув головы, лишь обдав на мгновение волной чего-то неизведанного, а еще – ощущением первородной силы и неутоленных страстей, запертых под личиной собственного величия.

– Ось цэ жинка! Ну як лыбидь плыве! – восхищенно пробормотал Иван Семенович, разом позабыв и про меня, и про обещанное вечернее пиво, и про позавчерашние разборки с «полениками». Приосанившись, он храбро рванулся вперед, пересек под острым углом кильватерный строй «эскадры», а затем, изобразив из себя легкий крейсер, ловко пристроился вслед за «базой снабжения», цокая языком-эхолокатором и поводя головой-радаром в такт плавному покачиванию внушительной «флагманской» кормы.

– Врёт, – произнесла жена, когда «флотилия» целиком втянулась в двери отеля.

– Кто врёт? – не понял я.

– Да знакомец твой. Никакой он не закусалец.

– Почему?

Жанна посмотрела на меня с жалостью, укоризненно покачала головой, но через пару секунд всё же снизошла до объяснения:

– Ни один нормальный закусалец не скажет, что он живет НА Закусале. Только В Закусале. Они ведь и всех остальных постоянно учат, как правильно говорить по-русслийски.

– Хм, никогда об этом не думал, – пожал я плечами. – И что это значит?

– Да, в общем-то, ничего, – вздохнула супруга, беря меня под руку. – Ну, чего стоим? Пошли уже… герой-любовник.

– Пошли, – радостно рассмеялся я, и мы зашагали по дорожке, ведущей в отель.

Жена что-то щебетала мне на ухо, я благодушно кивал, но – странное дело – вместо того, чтобы наслаждаться близостью любимой женщины и неспешно подогревать себя изнутри, предвкушая грядущее, размышлял совсем об ином. Слова Жанны о том, что закусалец Костенко вроде как не совсем закусалец, терзали душу, заползая в мозг червячком сомнения, заставляя вновь и вновь вспоминать тот самый, двухнедельной давности разговор в «дембельском» кабинете.

Глава 6. Сахарильский трамплин

В кабинете стояла полная тишина. Такая, что… Вообще говоря, я никогда раньше не слышал, как скрипят «глаза, проворачивающиеся в глазницах». А тут – всего пару раз моргнул, но уж заскрипело – двери обзавидуются.

– А-а… – раскрыл я было рот, готовясь произнести заранее подготовленный спич, но, увы. Всё, что я смог – это еще раз моргнуть и тупо замолчать, собирая в кучку разбежавшиеся мысли.

– Подполковник, – ровно произнес сидящий напротив секунд через десять.

– Что? – не врубился я.

– Звание есть такое воинское – подполковник, – терпеливо пояснил собеседник.

– Ага… Понял, товарищ подполк…

– Петр Сергеевич, – перебил он меня.

– Что?

М-да, кажется, я вновь затупил. Впрочем, мой визави это понял и потому всё так же терпеливо продолжил:

– Обращайтесь ко мне «Петр Сергеевич».

– А, ну да, ну да, – пробормотал я, пытаясь успокоиться, собраться с духом и объяснить, наконец, товарищу подполковнику, зачем я сюда приперся и чего мне, собственно говоря, надо. Потом прокашлялся и еще раз зачем-то повторил как баран:

– Ну да.

Однако назвавшийся Петром Сергеевичем даже не поморщился, лишь слегка приподнял бровь и поинтересовался. Странно и не совсем для меня понятно:

– А сюда?

– Куда?

– Коту под муда, – неожиданно рявкнул обладатель благородной седины.

Я аж присел. Однако товарищ подполковник дальше орать не стал. Почти моментально вернувшись в привычное состояние «усталой отстраненности», он вновь уперся в меня взглядом. Взглядом много чего повидавшего отца большого семейства. Добродушного и снисходительного к детским шалостям. Всё понимающего, но в любой момент готового пребольно выпороть своих зарвавшихся сорванцов. Всех скопом, не разбирая ни правых, ни виноватых.

Хм, вы думаете, я испугался. Ну да, действительно, было маленько. Но только в самый первый момент и исключительно от неожиданности – вот если б вам в ухо кто-нибудь рявкнул ни с того, ни с сего, как бы вы на это отреагировали? Вот-вот, как минимум, вздрогнули и только потом – с разворота в челюсть. Шутнику, чтоб людей не пугал. Правда, с товарищем подполковником мне драться совсем не хотелось. Пока. Вот вопрос свой решу, а уж опосля… Хотя, нет, это я так, мечтаю, – мутузить «дембелей» за такую мелочь у нас не принято. Несолидно это. Да и бессмысленно – они ж без подобных фокусов просто работать не смогут. А что касается шуток дурацких, то были у меня в жизни и посерьезнее моменты, посильней да постремнее. Как, скажем, тот, двенадцатилетней давности.

Я в те времена совсем еще зеленый был, только-только в ДПС на работу устроился, в лабораторию планетофизическую. Ну и услали меня тут же, как водится, с пылу, с жару, в командировку черт-те куда, аж на самые Сахарилы. На две недели всего, но уж больно долго лететь пришлось. И нудно – двое суток гиперпространство дырявили, да еще сутки потом болтались на дальней орбите – там метеоритный поток какой-то особенно сильный прошел, и потому все внутрисистемные рейсы отменили, и грузовые, и пассажирские. Однако уже на следующий день запрет сняли, и в итоге мы сели без происшествий. Кстати, местные говорили, что нам еще повезло – некоторые, бывало, неделями парились, «зеленого свистка» ожидая. Но всё это, по большому счету, ерунда. Цветочки, так сказать, рутина. А ягодки… ягодки случились потом – как вспомню, так то ли ржать хочется, то ли, наоборот, креститься, что всё обошлось.

Помнится, встретили меня тогда прямо в космопорту. И не кто-нибудь, а командир мой бывший, майор Бойко. Бойко Антон Вадимович. Два полных цикла я отслужил под его началом в линейных частях. Как выяснилось, в запас он вышел через четыре года после меня и сразу на Сахарилы рванул – вроде как климат там для него подходящий, почти целебный. Хотя по мне, климат как климат, летом влажный, зимой сухой, весна на осень похожа, а осень, соответственно, на весну. Ветер опять же, с ног временами сшибает. Но раз Вадимычу нравится, значит так тому и быть, каждый сам для себя выбирает, где лучше. Благо, выбирать есть из чего: семьдесят с лишним планет – это не шутка…

То, что именно Вадимыч оказался моим сахарильским куратором, явилось настоящим сюрпризом. Однако не скрою, сюрпризом приятным. В общем, встретились мы, обнялись, вспомнили друзей, знакомых, всех, с кем когда-то, в одном, так сказать, строю. Короче, хорошо посидели в космодромной кафешке. А потом он меня на глайдере в Южно-Охинск повез, в гостиницу. И вот на самом подъезде к городу увидал я в окошко трамплин. Здоровенный такой трамплин, красивый. Рядом елки в снегу, трибуны, позади горушка высокая, домики у подножия словно игрушки разбросаны.

Товарищ майор мой интерес заметил и тут же пояснил с гордостью, что трамплин этот совсем недавно открыли, что он в Синеговии самый высокий и что сборная наша теперь только здесь и тренируется. Ну а я, чтобы разговор поддержать, возьми да и ляпни, мечтательно так: «Вот бы, мол, прыгнуть оттуда, с самой что ни на есть верхотуры». Вадимыч на это лишь усмехнулся и ничего не сказал, а я… забыл я, конечно, потом и про трамплин, и про желание свое дурацкое. А зря.

За день до отлета, когда я уже чемодан паковал, в номер неожиданно ворвался товарищ майор. Деловитый такой, озабоченный. «Всё, – говорит. – Собирайся. Поехали». «Куда поехали? – спрашиваю. – Завтра ж вылет. Еще целые сутки до рейса». «Ну вот и хорошо, – усмехается Вадимыч. – Значит, есть еще время. Успеем мы, значит, исполнить желание твое сокровенное». «Да какое еще нафиг желание?» – удивляюсь. А товарищ майор смотрит на меня хитро и только брелок от глайдера крутит на пальце – ждет, выходит, когда дойдет до меня. А я всё туплю и туплю, никак в ситуацию не врубаюсь. «Ну да ладно, – думаю. – Черт с тобой, поехали».

О том, что «я попал», я понял лишь минут через двадцать, когда Вадимыч уже к трамплину подруливал. Вблизи мне это чудо показалось еще более высоким, чем думалось изначально. Ну просто охренеть каким высоким – метров двести, не меньше. А майор, вот же ж гад – заранее не предупредил, еще и подначивает меня: «У тебя ж, Андрюха, вроде по лыжам разряд. Так что, думаю, тебе этот трамплинчик – так, на раз пописать». Ага, разряд. Только по беговым лыжам, а не по этим «прыгающим». Однако марку надо держать и потому бросаю в ответ снисходительно: «Говно вопрос, Антон Вадимович. Прыгнем». Блин, а у самого поджилки трясутся, и лишь одна-единственная мысль вертится в дурной голове. Точнее, не мысль, а надежда: «Может, всё-таки шутит товарищ майор? Угроблюсь ведь нахрен!»

Зря я надеялся. Вадимыч взялся за дело серьезно, видать, и впрямь вознамерившись спустить своего сослуживца с горочки этой, трамплином обзываемой. Завел меня в какую-то комнату под трибуной, а там, гляжу, мужичок сидит. Веселый такой, румяный. «Я, – говорит, – инструктор ваш по прыжкам». А сам при этом на меня смотрит, оценивает. «А ничего парнишка, подходящий, – выносит он свое резюме и поворачивается к майору. – Ну что, Вадимыч, на промежуточную его или на самый верх?». Тут уж я не выдерживаю и говорю нахально: «А чего я на промежуточной-то забыл? На верх давайте. Гулять, так гулять». Дядя Миша (так инструктора звали) после этих моих слов лишь плечами пожал: «Что ж, на верх, так на верх».

Однако сразу наверх мы не пошли, минут пятнадцать пришлось еще на экипировку потратить. Ботинки, комбинезон обтягивающий, очки специальные, шлем. Этого добра у дяди Миши хватало. Даже с избытком. Не новенькое, конечно, но и не хлам какой. Даже Вадимыч одобрительно крякнул, когда меня в полном прикиде узрел, всего такого гладкого и блестящего. Только лыжи я пока в руках держал – их ведь, как водится, лишь перед самым прыжком надевают.

В итоге к лифту, тому, который возносит народ на стартовые площадки, подошел уже не какой-то там лох зачуханный, а самый натуральный «летающий лыжник». По крайней мере, сам себе я в тот момент именно таким и казался. Даже мандраж куда-то пропал. И потому, когда мы до промежуточной площадки добрались, я только рукой махнул, мол, дальше поехали, нефиг тут тормозить. Ну, мы и поехали. На самый верх. А уже там…

Ох, блин, как же мне стало хреново, когда я вниз посмотрел, с верхотуры. Ей богу, лучше бы меня превентивно под трибунами пристрелили, позорника. Минутку ведь еще здесь попарюсь и всё – в штаны наложу не по-детски. А дядя Миша с Вадимычем будто и не замечают ничего, беседуют себе мирно о погоде, о рыбалке вчерашней, о том, что баррель опять дорожает. А меня тем временем колотит конкретно. Ботинками в крепления только с пятого раза попал, очки на нос съехали, так пока поправлял, пОтом весь изошел, что в бане чухонской.

В общем, как лыжи надел, подхватили меня мужики под руки и словно инвалида докатили до «стартовой позиции». А как там скамейка под задницей оказалась, я и по сей день не помню. Сижу я, значит, на ней, жизнь вспоминаю, готовлюсь. Вот сейчас вдохну последний раз и всё – вниз, костями склон пересчитывать. А дядя Миша тем временем в ухо мне что-то бубнит, инструктирует, как лыжи в полете расставлять, как группироваться, как корпусом работать. Я же в ответ только кивать и могу, слова из глотки не лезут – высохло там все, пустыня. Но вот отошел инструктор в сторонку, и остался я один на один с заборчиком, что спуск до команды перекрывает. Преградка-то совсем невысокая, по пояс всего и снизу до колена, чтоб только лыжи торчали. А поверх нее горы видны. И спуск. Спуск в бездну.

Громко пискнул предупреждающий сигнал, потом еще один. Красные лампы потухли, а чуть пониже загорелись другие, зеленые. И звук протяжный над головой: п-и-и-и.

Вот теперь точно всё. П…ц!!!

Закрыл я глаза, руками от брусьев оттолкнулся и…

Коленками об заборчик ка-а-ак шандарахнулся. Больно, бли-и-ин! «Это что еще за фигня? – думаю. – Забор же в сторону должен уйти, ну, то есть, открыться». А мужики сзади ржут, животы надрывают. Вот тут только до меня и дошло, что всё это шутка. Всё, что со мной приключилось. Прикол, так сказать, коронный, сахарильский.

Дядя Миша с Вадимычем меня потом минут двадцать чаем отпаивали. Ждали, пока отойду от передряги. А под конец Вадимыч уже на полном серьезе поинтересовался: «Так ты что, Андрюха, и впрямь прыгать собрался?». «Ну да, – отвечаю. – Раз груздем назвался, всё – отступать некуда». Товарищ майор тогда лишь посмотрел на меня внимательно, хмыкнул, но дальше развивать эту тему не стал. Понял, видать, что у меня на душе творилось.

А на следующий день я улетел. И провожали меня уже двое. Вадимыч и дядя Миша. Последний, как оказалось, тоже из наших, из «салабонов». Ну тех, кто службу в САЛБО проходил. В Специальных Армейских Линейных Боевых Отрядах. На память о Сахарилах они мне две рыбины подтащили. В подарок. Как уж они эту рыбу, запрещенную к ловле, мимо таможенных «духов» пронесли, я не знаю. Но подарок и в самом деле знатный. Мы его потом всей лабораторией неделю кушали да пальчики облизывали.

Напоследок же разлил дядя Миша из фляжки настойку домашнюю, и мы «вздрогнули». На посошок. «За салабонов!» – поднял свой стакан майор. «За штришки!» – продолжил дядя Миша. «Без линеек!» – закончил я эту почти уставную фразу. Вот так и завершилась она, моя сахарильская эпопея. До сих вспоминаю.

Глава 7. Штришки и линейки

Вы, друзья, наверное, гадаете сейчас, что это за «штришки» такие непонятные и «линейки»? Однако ничего тут сложного нет. Это просто жаргон такой. Наш, армейский. Точнее, «силовой». Тот, что «используется» во всех силовых ведомствах Синеговии. Дабы иерархию подчеркнуть. Хотя, по мне, так никакой особой иерархии там нет – просто сложилось так. Исторически.

Общая воинская повинность у нас ведь на всех распространяется. Ну, окромя дам, конечно. Как срок подходит, идет молодой оболтус в САЛБО и через некоторое время, после присяги, становится «салабоном» и получает «штришок» на форму. То есть, штрих-код для распознавания сканерами. Плюс погоны. Где, как и положено, полоски, звезды, просветы. Всё как у людей.

Но есть, правда, у нас еще и те, кто не слишком реальную службу жалует. И вот таких зачисляют в альтернатившики. Точнее, в «дятлы». Официально же их ведомство называется ДОЛБоЧ – Департамент Обороны (Линейные Боевые Части). Вот потому-то и «дятлы». Сидят себе тихонько и долбят, инструкции по эксплуатации «быриков» изучают, роботами учатся управлять. Как геймеры, в кресле сидючи, чаек попивая. Марш-бросками и физподготовкой там никого не напрягают. И оружие настоящее не дают. Одним словом, «дятлы». А чтобы отличать их от настоящих «салабонов», вместо погон им под штрих-код линии («линейки») наносят. Вроде как звания: три линии – сержант, пять – старшина. Для «офицерских» званий линии потолще используются, а у «генералов» они вообще в три пальца толщиной. Короче, срамота одна, да и только. И лишь у «прапорщиков» не линии, а кружочки, больше похожие на мишень. Но это-то как раз и понятно – в такие целиться гораздо удобнее. Ха. Ха. Ха.

Впрочем, не только «салабонами» и «дятлами» богата наша силовая составляющая.

Есть еще «духи». Те, кто служит в ДУХО – Департаменте Управления Хозяйственными Объектами. Эти, в основном, на таможенной и пограничной теме специализируются. А еще объекты важные охраняют от всяких подозрительных личностей.

Хотя, на самом деле, этими личностями занимается совсем другая служба. Части Регулирования Правопорядка. ЧРП. «Черпаки» по-нашему. Преступников ловят, профилактику среди подрастающей молодежи проводят на предмет соблюдения законов и правовых норм. Следствие, кстати, тоже могут провести. Правда, чисто предварительное и лишь до того момента, как дело на стол к «дедам» не попадет. То есть, следователям и прокурорам из Департамента Дознания. Дюже эти ребята гордятся своим прозвищем. «Деды», однако, не абы что. Вот только чаще всего их не «дедами», а «дудками» называют, ибо громче всех дудят они о «победах» своих, забывая про остальных прочих. Иногда даже чересчур громко «дудят». И тогда их «дембеля» осаживают. Из региональных ДМБ – Департаментов местной безопасности.

Вот такая вот у нас картинка в итоге выходит. «Дятлы» полугражданские, «салабоны», «духи», «черпаки», «деды», «дембеля». Полный набор, так сказать. Поговаривают, что и тысячу лет назад нечто похожее наблюдалось. Но тут уж я не копенгаген, в те года не служил и потому ничего сказать про то не могу, не в курсе просто – это вам следует к историкам или к филологам обращаться. Такие дела.

Впрочем, забыл я еще кое-кого упомянуть в раскладе своем. Ведь, как у нас часто шутят (не очень понятно): «Дембель неизбежен». А вот что после, упоминать как-то забывают. И упускают кое-что, не подумав. Почему?

Да потому что есть, есть на Синеговии еще одна структура. Вернее, надстройка. Над ДМБ. Курирующий всех «дембелей» и их же объединяющий Департамент Синеговской Безопасности. ДСБ, если кратко. И уж его работников иначе как «штрафниками» никто не зовет. Иногда их, правда, «штафирками» кличут, намекая на почти «гражданское» состояние. Однако не любят они такое наименование, ох, не любят. Поскольку такие же как все, только совсем засекреченные. И уж если возьмутся за кого, примерно так, как за меня сейчас Петр Сергеевич, то мало никому не покажется.

Вот только не пойму я никак, «дембель» товарищ подполковник или всё же «штрафник». Звание воинское вроде имеет, но, по повадкам, чисто «штафирка». Натуральный.

Глава 8. Товарищ подполковник

– М-да, – протянул Петр Сергеевич, перестав, наконец, сверлить меня взглядом. – Вы… – он скосил глаза на лежащий рядом бумажный лист. – Вы, Андрей Николаевич, прямо… э-э, учкудук какой-то.

– Кто? – не понял я.

– Уч-ку-дук, – с удовольствием повторил товарищ подполковник, смакуя неизвестное мне слово. – Вы что, никогда не бывали на Трёх Бакшишах?

– Нет, не бывал.

– Зря, – с сожалением проговорил Петр Сергеевич. – Многое потеряли. Я вот, помнится, в командировку туда летал…

Сказал и замолчал. Взгляд его при этом затуманился, улетая куда-то в неведомые дали, губы сжались в суровую нитку, черты лица заострились, напоминая грани одинокой скалы, застывшей посреди бурного моря… Да, видать, и впрямь чем-то эти Три Бакшиша запали в душу товарищу подполковнику. Вон как закаменел, даже дышать перестал. Впрочем, что это он? Никак похрапывать начал?

– Товарищ подполковник, товарищ подполковник, – прошептал я, пытаясь вывести его из состояния дремы.

– А? – встрепенулся собеседник, открывая глаза.

– Вы, кажется, что-то про учкудук говорили, – напомнил я.

– Точно, – подтвердил он, поправляя уползший вбок галстук. – Там местные товарищи как затянут свой «Учкуду-у-ук, три бакшиша…»

«А петь-то Петр Сергеевич совсем не умеет. Или это он просто прикидывается?.. Хм, а нафига ему это?.. Понятно, зубы заговаривает».

Петр Сергеевич тем временем допел до конца арию «восточного гостя» (точнее, как я понял чуть позже, только ее первый куплет) и продолжил:

– Так вот, Николай Андреевич…

– Андрей Николаевич, – поправил я.

– Что? А, ну да. Андрей Николаевич… Как затянут они про свой «учкудук», так до самого утра и не останавливаются. Словно пьяные. Или укуренные напрочь.

– А что это? Учкудук.

– А вот этого никто не знает, – посуровел подполковник. – Что это, где это и… э-э, когда это.

– Даже вы? – многозначительно поинтересовался я у враз посуровевшего собеседника. Петр Сергеевич в ответ лишь хмыкнул, но так и не подтвердил тонко выдвинутую мной версию о том, что кое-кто всё же в курсе насчет таинственного «учкудука». Хотя и не опроверг.

– Товарищ подполк… То есть, простите, Петр Сергеевич. А всё-таки, с чего бы это я учкудук? – вновь спросил я после десятисекундной паузы в разговоре.

– Почему, почему, – проворчал Петр Сергеевич. – Да вы, батенька, уже почти… – он зачем-то посмотрел на антикварные часы со стрелками, обхватывающие браслетом «дембельское» запястье, – двадцать девять дней возле кабинета топчетесь, а внутрь только сейчас заглянули. Соизволили, так сказать. Нехорошо, знаете ли, дорогой мой Андрей Петрович…

– Андрей Николаевич, – снова перебил я товарища подполковника.

– Что?.. Ну да, вот видите, опять вы всё вокруг да около. Нет, чтобы сразу, по-простому, зайти да поговорить по душам со старым солдатом. А, Николай Петрович?

– Андрей Николаевич, – я, кажется, уже начинал закипать. – И вообще, как я мог зайти, если у вас на двери объявление висит, что тут нет никого. Вот.

– Какое объявление? – удивился Петр Сергеевич. – А ну-ка.

Он встал, смахнул со стола бумаги, спрятав их в выдвижной закрывающийся на ключ ящик, а затем неторопливо прошел к двери. Открыл ее, выглянул наружу, закрыл, вернулся назад. Снова занял место во главе стола, вытащил из ящика бумаги.

– Ну висит. И что?

– То есть, как это что? – возмутился я. – Там же черным по белому написано. «Все на задании».

– Ну?

– Что ну?

– Баранки гну. Я-то сейчас, по-вашему, где?

– Где? – тупо переспросил я, впрочем, уже догадываясь, на что намекает товарищ подполковник.

– Да вот здесь и сижу. Выполняю задание Родины. Беседую тут, понимаешь, со всякими обалдуями.

– Ага. Понял.

– Понял он, – недовольно пробурчал Петр Сергеевич. – Служили? – внезапно сменил он тему разговора.

– Служил.

– «Салабон»?

– «Салабон», – подтвердил я с достоинством и тут же мысленно хлопнул себя по лбу. «Елки зеленые, да причем тут «салабоны», служба? У меня ж, блин, отпуск горит!»

– Товарищ подполковник, я хотел насчет…

Однако Петр Сергеевич не дал мне закончить, приложив палец к губам и нахмурив брови. Затем встал, прошелся туда-сюда по кабинету, сунув руки в карманы отутюженных брюк. Остановился, испытующе посмотрел на меня.

– Значит, Голубой Купорос? – то ли спросил, то ли подтвердил очевидное Петр Сергеевич.

– Да, – ошалело произнес я. – А откуда вы…

Сказал и тут же заткнулся. Действительно, что я, совсем дурак что ли? Он же всё-таки «дембель», а не просто так погулять вышел.

Петр Сергеевич вернулся за стол и, откинувшись в кресле, несколько раз нервно пробарабанил пальцами по столешнице. Затем почесал затылок, задумался.

– Что вы знаете про газзон? – спросил он меня секунд через пять, сложив на груди руки. – В смысле, откуда он у нас на Москонии появился?

Я покачал головой:

– Увы. Сия тайна мне неизвестна.

– Хм, странно. Я тут на днях читал ваши соображения. Те, что вы отправили руководству ДПС сразу после обнаружения первых следов газзона. И вот что я вам скажу по этому поводу. У вас всё очень подробно описано и в очень доступной форме. Даже я понял.

– Бред, – отрезал я. – Правдоподобно, но бред.

– Вы уверены, Андрей Николаевич?

«Странно. Имя-отчество правильно произнес. И без запинки».

– Уверен.

– Ну что ж, – вздохнул Петр Сергеевич. – На нет, как говорится, и суда нет, – потом немного помолчал и добавил. Ласково так, по-доброму. – На нет у нас особое совещание имеется.

– То есть?! – оторопел я.

Петр Сергеевич сдвинул брови.

– Шутка, – коротко бросил он после нескольких секунд напряженного молчания.

Сказал, будто выстрелил. «Ой, чтой-то мне нехорошо».

– Н-да, Андрей Николаевич, – резюмировал мой визави. – С чувством юмора у вас, прямо скажем, не ахти. Вон как побледнели-то. Ну да ладно, не о том речь.

– А о чем? – проявил я осторожный интерес.

– Да, собственно говоря, ни о чем, – отмахнулся товарищ подполковник. – Езжайте себе в отпуск, Андрей Николаевич. Отдыхайте.

И что я мог на это ответить? Только рот раскрыть в изумлении. И какого рожна он тут четверть часа воду в ступе толок? Про службу, про газзон, про учкудук непонятный. Сказал бы сразу и дело с концом.

Все эти мысли, видимо, настолько явственно отразились моем лице, что сидящий напротив Петр Сергеевич расхохотался. Весело и на этот раз действительно по-доброму. По-человечески. Да уж, хотел бы я поглядеть со стороны на свою вытянувшуюся физиономию. Ведь болван же болваном, ёшкин кот!

– Ну? Чего застыл? – отсмеявшись, проговорил Петр Сергеевич. – Хоть бы спасибо сказал старику! А то сидишь тут как колом пришибленный. Ну прямо как неродной, ей богу.

«Неродной? Хм, я что-то пропустил? Или… нет, не догоняю… хотя… Ох, ё-моё!!!»

Вот теперь я точно вспомнил. Вспомнил тот давнишний трамплин на Сахарилах.

«Дядя Миша! Собственной персоной! И где!? В «дембельском» кабинете! У нас на Москонии! Да еще подполковник! Ну, бли-и-ин!!!»

Глава 9. О некоторых видах «оккупаций»

– Испарился куда-то твой Иван Семенович, – констатировала Жанна, осматриваясь в просторном холле отеля. – Отшили, видать.

Да, действительно. Говорливый закусалец и впрямь куда-то пропал. Возле стойки администратора (которую наши «продвинутые» граждане именуют исключительно «ресепшеном») томилась в одиночестве уже знакомая нам ДАМА. Впрочем, сказать, что она тяготилась этим самым одиночеством, означало бы погрешить против истины. Она вовсе не томилась. Наоборот, наклонившись над стойкой и грозно насупив брови, она что-то строго выговаривала дежурному администратору. Тот, то бледнеющий, то краснеющий под суровым взглядом представительной леди, лепетал в ответ какую-то чушь. Бедолага явно не знал, куда деться. А еще он, по всей видимости, не понимал, что от него хотят. Поскольку дама говорила по-русслийски, а он как ханьченьский болванчик повторял через раз одну и ту же фразу на глинике: «Сорри, мадам. Донт андестенд. Спик глиник, плиз». В промежутках между «плиз» и «сорри» обливающийся потом администратор бормотал что-то еще, лично мне совершенно непонятное. Хотя, возможно, это он просто ругался. Или молился, что в данном случае было почти то же самое. «Хоть и не похоже, но одно и то же», как говаривал один мой знакомый с Харькодессы, посещающий по субботам Привоз, а по воскресеньям синагогу.

Встретив измученный взгляд отельера, я лишь пожал плечами. «Извини, брат, но тут я тебе не помощник – в разговорном глинийском не силен».

Положение спасла моя супруга. Женская солидарность, не иначе. На мужика-отельера ей было, конечно же, наплевать: «А нефиг тут кипишиться, коли по-русслийски базлать не обучен». Да уж, выраженьица она иногда подбирает на удивление, хм, емкие – и когда только феню, пусть и в усеченном виде, освоить успела? Впрочем, она у меня к языкам способная – на пяти, как минимум, изъясняется. Причем свободно, не то что я – неуч.

Подойдя ближе к «общающимся через стойку», Жанна о чем-то спросила рассерженную туристку, а затем, выслушав ее сбивчивые объяснения, повернулась к администратору и принялась растолковывать последнему суть претензий нашей соотечественницы. Судя по тому, что вспотевший парень за стойкой расплылся в улыбке и ускоренно закивал, навести мосты между народами удалось в полной мере.

Минуты через три новая знакомая моей супруги отошла, наконец, от «ресепшена». Вполне довольная как собой, так и своей неожиданной «спасительницей», которую она ни в какую не желала отпускать от себя. Впрочем, моя женушка не сопротивлялась, и потому спустя какое-то время обе «кумушки» уютно устроились на широком диване в глубине гостиничного холла и принялись оживленно беседовать. Ну, то есть, не совсем беседовать. Моя благоверная больше слушала, чем говорила, лишь иногда вставляя отдельные реплики в эмоциональный монолог своей габаритной собеседницы. Разговор сопровождался картинными взмахами рук, закатыванием глаз, сочувственными покачиваниями головой, удивленными вздохами, короче, всем тем, без чего не могут обойтись наши милые дамы, когда изливают душу подругам по несчастью. Или же просто делятся маленькими житейскими радостями и поверяют друг другу (под очень большим секретом) свои сокровенные тайны. Чужие, впрочем, тоже. Причем с гораздо большим энтузиазмом.

«Ну что ж, пусть дамы общаются, а я… займусь-ка я, пожалуй, делом. Заселиться-то надо, в конце концов, или как?»

Кивнув утирающему лоб администратору, я выложил на стойку идентификационную карту, присовокупив к ней до кучи электронную пластинку «ваучера». На пульте ресепциониста тут же прошелестела какая-то игривая мелодия, и он, продемонстрировав сложенный пальцами нолик (мол, всё О’кей), протянул мне уже наполовину заполненный необходимыми данными бумажный листок. Ну да, да, конечно, во всех приличных отелях это традиция. Любой клиент обязательно должен что-нибудь и от руки написать. И свой автограф оставить. В веках себя, по всей видимости, увековечивая.

Пошарив по карманам в поисках бумагомарательного приспособления, в быту именуемого стилусом или ручкой, я лишь разочарованно вздохнул и вопросительно глянул на отельера. Тот в ответ тоже вздохнул, но всё же вынул откуда-то тоненькую палочку с пером на конце. О, а ничего ручечка! С вензелем, логотипом – всё как положено. Надо бы прихватить на память.

Правда, судя по тоскливому взгляду администратора, именно этого он от меня как раз и ожидает. Что ж, видимо, каждый из отдыхающих считает своим долгом совершить свой маленький «чейндж-гешефт»: мы вам – радость от общения, а вы нам – стилус. «С паршивой овцы хоть шерсти клок». Сувенирчик, однако. Бонус от компании. И я здесь отнюдь не первопроходец. А администратор… да шут с ним, с администратором – переживет как-нибудь.

Так, а что у нас в этой бумажке?

Ага. Имя, фамилия, где, куда, откуда, когда, зачем – всё это уже есть. А чего нет? А, вот. Оккупэйшн. Как там это по-нашему? Род занятий? Ну да. Так и есть. И табличка рядом с перечнем этих самых «оккупаций». Что ж, будем искать. Хм, а интересно, как правильно моя профессия обзывается? Инженер-физик-исследователь-спасатель-специалист-проблемник? Нет, что-то длинновато выходит. Да и на глиник перевести это вряд ли получится, чтоб по уму… Оп-па, а нет здесь ни хрена подходящего. Только какой-то зачуханный «энжинеер». Ладно, побудем десять дней «энжинеером».

Так, теперь жена.

Н-да, интересно. Тут в самом начале идут какие-то «хаусы». Хаускипер, хаусоунер, хаусхолдер… Во! Хаусвайф! Вот это мне нравится! Домашняя жена, класс! Так сразу и представляешь себе: дома – домашняя жена, на работе – рабочая, на улице – хм, уличная. Кр-р-расота! Мечта, а не жизнь! Поставить что ли галочку для прикола. Впрочем, нет, не стоит – если Жанна узнает, голову мне точно оторвет, к гадалке не ходи. А жаль. Домашняя жена – это жесть!

Идем дальше. Чай, чемодан, чебуреки… Чебоксары. Никаких Чебурашек нет. Гы-гы-гы. Н-да, дурацкая шутка, с бородой. Ага, нашел. Физишен. Вот это точно про нее. Она у меня и впрямь очень даже… «физишен». С какой стороны ни глянь. Да и «умишен» тоже. Умная, просто жуть. Повезло дураку в свое время – такую женщину отхватил! Ведь как там народная мудрость гласит? «Они жили долго и счастливо, пока не встретились». Хотя нам это, конечно же, не грозит. В смысле «пока не». Совсем не грозит. Мы с Жанной всё-таки «после». А значит что?

«Алло, любимая! Я уже закругляюсь».

Ставим галочку. Физишен. «Дохтур», то бишь. Подпись-закорючку – в квадратик «сайн». И всё!

А теперь вперед, навстречу радостям совместного (ну очень совместного) бытия. На целых десять дней. И ночей.

Глава 10. Девушки бывают разные

Покончив с формальностями и получив ключ-карту от номера, я развернулся, ища глазами свою благоверную. Жанна стояла метрах в пяти от меня, уже одна, задумчиво глядя в сторону того коридора, что оканчивался лифтовым холлом. Проследив за взглядом, я усмехнулся. «Отлично! Пока она следит за своей новой знакомой, мы вот как сделаем…»

Осторожно подкравшись к любимой, я ловко цапнул ее за локотки, выдыхая в затылок:

– Ам!

Жанна в ответ испуганно взвизгнула, попыталась отпрянуть, но, конечно же, ей это не удалось – не на того напала! От меня ведь еще никто не уходил! Ну, почти никто.

Развернув рассерженную супругу к себе, я обнял ее, а потом… Потом легко, почти как пушинку, оторвал от земли и закружил, закружил, закружил… Впрочем, тут я, признаюсь, малость погорячился. В том смысле, что не так уж легко было ее оторвать. И от земли, и от наблюдения за «объектом». Ее пятьдесят с копейками килограмм – ноша для меня вполне посильная (и безусловно приятная), но всё же не совсем пушинка. Точнее, совсем не пушинка. Однако чего не сделаешь в порыве страс… вот, опять тороплюсь – до страсти мы пока еще не добрались. Но ничего, скоро доберемся – недолго осталось.

– Да пусти же, медведь!

– Как скажешь, милая.

Я опустил Жанну на землю, но рук, однако, не разомкнул.

– Пусти, говорю, – вновь прошипела она, как бы сердясь. Вот только ее прерывистое дыхание и резвящиеся в глазах веселые чертенята говорили совсем об обратном. И ладони, упершиеся мне в грудь, не отталкивали, а, скорее, удерживали, цеплялись наманикюренными коготками, притягивали к себе. Еще сильнее, еще крепче.

– С ума сошел? Тут же люди, – уже совсем неуверенно пробормотала моя ненаглядная через пару секунд, косясь по сторонам.

И действительно. Люди были. Вот только всем им было абсолютно по барабану, чем мы тут занимаемся. И кто мы, и что мы, и во что мы решили поиграть прямо посреди гостиничного холла. Курорт, однако!

Красуясь загорелыми и не очень телами, местами одетые, местами как бы тоже, но «не совсем» или даже «совсем не», осоловевшие, довольные жизнью курортники бродили везде. Бродили меж кадок с пальмами, тянущимися к прозрачной крыше, шлялись по балюстраде, откуда открывался шикарнейший вид на море и пляж. Кто-то, не торопясь, разглядывал картины на стенах, кто-то дразнил рыбок в подсвеченных красным и голубым колоннах-аквариумах. Томимые жаждой расслаблялись в баре, лениво потягивая из трубочек экзотические напитки, а самые нетривиально мыслящие просто спали. Спали на многочисленных, расставленных тут и там диванах и диванчиках. «И чего это им в номерах не спится? Тут что, воздух свежее или обед лучше переваривается?». Но, самое главное, то, что бросалось в глаза в первую очередь – здесь никто никуда не спешил!

И вот как раз на этом-то я и прокололся. На всеобщей расслабленности и лени. Медленно, слишком медленно, можно даже сказать, преступно медленно скользнул мой взгляд по парочке полуобнаженных фемин, «проплывших» мимо нас в направлении ресторана.

– Убью, – отчётливо и очень ласково прошептала мне на ухо жена.

– Да ты что? – моему возмущению не было предела. – Да как ты только подумать такое могла!? Ты, моя жена, мать моих де… (М-да, опять я события подгоняю. Увы, нет у нас пока с Жанной детей. Работа всё заменила. Но ничего, за нами не заржавеет, и в улучшении демографических показателей мы еще поучаствуем. Возможно, даже раньше, чем думаем).

– Точно? – с сомнением произнесла Жанна, испытующе глядя мне прямо в глаза.

– Да вот те крест. Век воли не видать.

– И не увидишь, – резюмировала супруга, а затем, прищурившись в сторону уходящих девиц, добавила как бы нехотя. – А ноги у них кривые.

– Естественно, – тут же подтвердил я. – Таких стройных, как у тебя, вообще ни у кого нет.

– Вот как? – заинтересовалась Жанна. – Хм. Мне нравится ход твоих мыслей. Продолжай.

– А еще ты у меня самая лучшая. Самая красивая и самая…э-э… ну, в общем, самая-самая.

– Да, Андрюшка. Не умеешь ты дамам комплименты говорить, – рассмеялась моя благоверная. – Тебе бы у закусальца твоего поучиться. Уж как он перед Виолеттой Матвеевной расшаркивался, прямо соловьем пел. Жаль, я не слышала.

– Виолеттой Матвеевной?

– Ну да. Мы же с ней только что познакомились. Не помнишь уже?

– Дык, я же это… ключи получал, пока вы там…

– А, точно. Я и забыла совсем, – легко согласилась Жанна, выскальзывая из объятий и оборачиваясь в сторону лифтов. Продолжая, впрочем, удерживать мою руку своими изящными пальчиками. – Вон она, в лифт входит. Сейчас… сейчас… Всё, уехала.

Через пару секунд жена вновь повернулась ко мне:

– А знаешь, как ее зовут?

– Виолетта Матвеевна. Ты же сама сказала.

– Да нет, – отмахнулась Жанна. – Как фамилия ее, знаешь?

– Откуда?

– Так вот. Фамилия у нее Маленькая, – весело сообщила она и распахнула глаза, ожидая моей реакции.

– И что?

Жена недоуменно посмотрела на меня. Затем отступила чуть назад, отпустив мою руку, и, уперев ладони в бока, принялась разглядывать своего «тормозного» мужа. То бишь, меня. Словно какую диковинку, занесенную в наши края из тех мест, где обитают верблюды. Весь ее вид прямо-таки кричал: «Господи! Ну почему все мужики такие тупые!?»

Секунды три еще она сверлила меня взглядом. Потом вздохнула и повторила по-новой:

– Фамилия у нее Маленькая. Виолетта Матвеевна Ма-лень-ка-я.

– А-а, – ну вот, наконец-то и до верблюда дошло. – Понял… Да уж. Ей больше Великанова подходит.

– Точно, – подтвердила супруга, оттаивая, вновь беря меня за руку и придвигаясь поближе. – Так вот, – продолжила она, переходя почти на шепот. – Она тоже с Москонии. Живет недалеко от нас, в Свибловске. И работает, кстати, на СЧБ.

– На кого работает!?

– Не на кого, а где. На СЧБ, Складе Чугунных Болванок, старшим логистом. А заодно охраной заведует.

– О как! – удивился я. – Неужто и их воруют. Они ж, каждая, тонн по тридцать небось.

– Еще как воруют, – усмехнулась Жанна. – Умельцы. Виолетту Матвеевну сюда путевкой как раз и наградили за то, что она парочку таких самолично поймала.

– Она их что, укатала продукцией родного предприятия? – заржал я, представляя сюжет, в котором мадам Маленькая, поигрывая «чугунными» бицепсами, катит чугунную же «бочку» на застывших в ужасе злоумышленников.

– Почти, – рассмеялась супруга. Видимо, мысленные картинки мы с ней одинаковые нарисовали. –У них в полу уклон был. Небольшой совсем. Так там два каких-то мазурика опоры подбили – думали, наверно, что крайние чушки сами потихоньку к забору укатятся. А уже ночью они бы их краном подцепили, и всё, привет.

– И как? Подцепили?

– Не. Не рассчитали. Забор первой же болванкой пробило, а потом еще две добавились. В общем, их сразу три штуки через дорогу перелетело… то есть, перекатило… тьфу ты, черт, совсем ты меня запутал. Ну, в общем, перекатились они, короче, все три.

– А дальше?

– А дальше они в стену бетонную уперлись, – со смехом продолжила Жанна. – Но, самое главное, там за стеной кот лежал, на солнышке грелся. Так его, говорят, чуть инфаркт не хватил. Его потом к ветеринару носили.

– И какой диагноз?

– Глубокое нервное потрясение. Сказали, ему теперь только кастрация поможет. Бедняжка.

– Во, блин, попал котяра! – с чувством проговорил я. – Уж попал, так попал. Пострадал, как говорится, ни за что.

– Вот, вот, – подтвердила супруга. – А хозяйка его потом жуликам иск вчинила. Хотя поначалу вообще хотела их тоже… э-э… процедуре подвергнуть. Такой же, кх, кх, лечебной.

– Повезло им, – констатировал я .

– Повезло, – жена, как и предполагалась, была в этом полностью со мной солидарна.

Мы немного помолчали. Не знаю, о чем в тот момент думала она, а я честно попытался представить себе будущее несчастного котейки. Попытался, и мне отчего-то стало грустно. «Да уж! Лучше, наверное, психом остаться до конца жизни, но только не это… Лечение, блин!»

От этих ужасных мыслей мне стало так плохо, что Жанна, моментально почувствовав и оценив состояние любимого мужа как «безусловно критическое», тут же прижалась ко мне, потерлась о щеку и прошептала на ухо. Нежно так, ласково:

– Да ты не волнуйся. Там всё хорошо закончилось – не стали кота «лечить». Решили, пусть лучше нервным останется, чем… таким.

«Фух, ну прямо камень с души свалился. Слава те, господи».

– А Виолетта Матвеевна, – продолжила между тем супруга. – Виолетта Матвеевна обоих ворюг, пока они на весь этот бардак глазели, пасти разинув, за шкирки взяла да прямо в отделение и притащила. Придурки, одним словом.

– Как есть, придурки, – согласился я. «А кот – молодец! Вывернулся-таки… собака».

– Всё-таки жалко ее, – неожиданно произнесла Жанна спустя пару секунд, опять поворачивая голову в сторону лифтового холла.

– Мадам Маленькую? – уточнил я, посмотрев туда же.

– Ну да, – вздохнула жена. – Только никакая она не мадам.

– Неужто всё еще мадемуазель?

– Ага. За сорок уже, а всё без мужа. Не везет ей, знаешь, с мужиками, ну хоть ты тресни.

– С чего бы это? – удивился я. – Она женщина…э-э… видная. Вполне.

– Да что бы ты понимал, – с досадой проговорила Жанна, впрочем, тут же поправившись, пряча лукавую улыбку. – Не всем же везет так, как мне.

Я моментально расправил плечи, раздуваясь от гордости.

– Это точно. Повезло тебе. Ух, как повезло.

Однако жена сразу же осадила меня. В шутку, конечно:

– Не зарекайся. А то ведь найду себе кого поумнее – сам потом пожалеешь.

– Это кого ж ты себе найдешь!? – возмутился я. Тоже, естественно, в шутку. – Да еще такого, чтоб лучше меня.

– Да вот хоть бы Ивана Семеновича твоего, – парировала супруга. – А что? Он мужчина хоть куда. Ну в полном расцвете сил. И, опять же, умный, и за словом в карман не лезет. Не то что некоторые.

– Хм. Так чего ж тогда Виолетта отшила его, такого умного и говорливого?

«Эх, здорово я ее срезал». И действительно, этот выпад Жанна отразить не смогла.

– Твоя правда, – вздохнула она, соглашаясь. – А я… где ж я еще другого такого найду. Такого же глупенького и несчастного.

Сказала и уткнулась в плечо. Продолжая вздыхать. Тихонько вздрагивая. Пряча выступившие в глазах слезы и… снося мне башку. Напрочь.

«Блин! Как же я всё-таки люблю ее! Всю целиком, со всеми ее, хм, недостатками. Которых в упор не вижу. Может, есть они, может, нет – мне без разницы. Главное, что она – это она. Единственная. И неповторимая».

Всего этого я ей, конечно, не сказал. Постеснялся. Что, если со стороны посмотреть, даже странно: шесть лет женаты, а я до сих пор боюсь, вдруг ляпну чего не то и обижу красавицу мою словом глупым. Страшно. Вот потому-то и ёрничаю, чтобы страх свой скрыть. Прямо как пацан какой, «юноша бледный со взором пылающим». Впрочем, оно и понятно: любить богиню всегда тяжело. Особенно, если сам не бог. Ну да ничего, не боги ведь горшки обжигают. Прорвемся. «И, кстати, что она там про пана Костенко говорила?»

– Значит, говоришь… кх-кхм… не понравился Виолетте Матвеевне… кхм… Иван Семенович? – смущенно прокашлявшись, поинтересовался я примерно через минуту, после того, как мы оторвались, наконец, друг от друга. С огромным, прямо скажем, трудом оторвались.

– Да нет, – медленно проговорила Жанна, тоже, видимо, еще не до конца отойдя от столь неожиданного проявления чувств. – Вроде понравился.

– Так чего ж тогда?

– Ну-у… испугалась, наверное.

– Испугалась!?

– Ну да. А что тут такого? Вдруг он аферист какой, этот твой Иван Семенович?

– Брачный аферист пан Костенко, – чуть насмешливо произнес я. – А что? Похож, похо-ож.

– Да нет, ты не понял, – Жанна снова вздохнула, собираясь с мыслями. – Просто у Виолетты Матвеевны был уже опыт. Печальный. Лет пять или шесть назад. К ней тогда тоже один точно такой же клеился. И тоже с Закусалы.

– И что?

– А ничего. Поматросил и бросил. Да еще денег занял перед тем, как смыться.

– Эвона как, – протянул я. – Что ж, тогда понятно.

– Понятно-то понятно. Вот только теперь Виолетта, как «мову» услышит, так сразу вспоминает. И закусальца того, и любовь обманутую.

– Н-да, не повезло Семёнычу, – констатировал я. – Не обломилось. Вот уж, блин, засада так засада.

– Да тьфу на тебя! – тут же возмутилась Жанна. – Вечно ты всё к ЭТОМУ сводишь. Там, может, любовь гибнет, а ты… «обломилось».

– Кака така любовь? – удивился я. – Ты ж вроде говори…

– Да ничего я такого не говорила, – перебила меня моя благоверная. – А Виолетте он на самом деле понравился. Даже пупсиком его назвала.

– Пупсиком!? – я чуть не подавился от смеха.

– Да, пупсиком, – сердито продолжила жена, не обращая внимания на хохот с моей стороны. – Что, не знаешь что ли, кто такие пупсики?

– Да знаю, конечно, зна…

Я захлопнул рот и замер, уставившись в одну точку, пораженный внезапно пришедшей мыслью. «Если одна женщина в чем-то усомнилась, то это сигнал. А вот если и вторая говорит похожее, пусть даже сама того не замечая, то тут впору во все колокола звонить. На всю Ивановскую. Женщина, она ведь зря не скажет. Она, как известно, сердцем чует…»

– Ау, дома кто есть?

Перед лицом что-то мелькнуло. Жанна опустила ладонь и немного встревожено поинтересовалась:

– Андрюш, с тобой всё в порядке?

– Что? А, да-да, извини, родная. Задумался просто.

– Андрей, ты меня больше так не пугай, – тихо произнесла супруга, глядя мне прямо в глаза.

«Черт! Она ведь и вправду переживает. Волнуется. А я – болван».

– Всё нормально, Жанн. Я в порядке. Пойдем.

– Ну… пойдем.

Покачав головой, Жанна, взяла меня под руку, и мы пошли. Она искоса поглядывала на меня, видимо, всё еще пребывая в сомнениях относительно психического здоровья непутевого муженька, а я… я лишь глупо улыбался в ответ и опять вспоминал. Опять вспоминал товарища подполковника.

Глава 11. Дядя Миша, он же Пётр Сергеевич

Да, это и впрямь был дядя Миша. Только чуть постаревший и… как бы это получше сказать… более бронированный что ли.

«Хотя нет, не так. Не лучше».

«А как лучше?»

«А вот так».

Представьте себе, к примеру, ну, скажем, танк. Игрушечный. Модельку из пластизита, но в натуральную величину. И всё у него почти как у настоящего: и башня, и гусеницы, и приборами нужными он обвешан по самое «не балуйся», и даже управлять им можно взаправду. А всё одно не то. Не чувствуется в нем силы, потенциала, возможностей для развития в нечто большее. Игрушка, одним словом, и только.

А теперь вообразите иное. Реальный танк. Боевой. Пусть даже и з*амаскированный под макет-обманку. Или выведенный в резерв. Для ремонта там или в учебных целях. И орудие у него – либо демонтировано, либо муляж, и в броне проемы лишние появились, и окраска нарочито гражданская, «под трактор». А всё равно, мощь чувствуется. Слегка только с ним пошаманить и всё – опять в бой пойдет. И покажет вражинам, «чьи в лесу шишки».

Вот так и дядя Миша, который теперь Петр Сергеевич, прямо как этот танк. Резервный. Белым и пушистым только прикидывающийся. Сидит в кресле, расслабленный, усталый, ну, чисто «штафирка». В тумбочке вот под столом ищет чего-то. «А, кстати, чего он там ищет? Ага, понял»

– Ну что, Андрей? Примешь за встречу? По чуть-чуть?

На столе появились две маленькие стопки и пузатая бутыль из темного стекла.

– Да я как бы…

Однако Петр Сергеевич лишь отмахнулся, поясняя:

– Ты уже десять секунд как в отпуске. Так что можно. А я… мне, знаешь ли, по долгу службы положено, хм, иногда.

«Ну что ж. Раз положено, значит, так тому и быть. Отказываться не будем».

Петр Сергеевич аккуратно разлил алкоголь (по виду, да и по запаху – натуральный коньяк) – немного, на два пальца всего – и скомандовал взглядом: «Ну… Будем».

Янтарная жидкость пошла хорошо. Гортань не обжигала, и на языке послевкусие… э-э… вполне благородное, а если и горчит слегка, так это нормально. Коньяк всё же, а не вискогонка хайландская.

Короче, принял я на грудь полтинничек, и сразу стало хорошо. Внутри потеплело, и на душе разгладилось. В общем, жить, как говорится, стало лучше, жить стало веселей. Отставив опустевшую стопку, я посмотрел на товарища подполковника. А он, сдвинув в сторону свою и убрав бутылку обратно под стол, посмотрел на меня. Нормально так посмотрел, без этих своих «дембельских» заморочек.

– Узнал, значит, – улыбнулся Петр Сергеевич секунд через пять, продолжая глядеть мне прямо в глаза.

– Узнал, дядя Миша. Узнал, – сообщил я. Так же, не отводя взгляда. И так же улыбнулся в ответ.

– Это хорошо, – задумчиво протянул мой старый знакомый. – Вот только, – он немного пожевал губами, видимо, подбирая нужные слова. – Вот только обращайся ко мне лучше Петр Сергеевич. Так оно, м-м, правильнее.

– Так точно, товарищ подполковник! Петр Сергеевич! – нарочито бодро рявкнул я, поднимаясь со стула, вытягиваясь по стойке смирно.

– Салабон. Как есть, «салабон», – поморщился Петр Сергеевич.

– Порядки знаем – плавали!

– Вольно, лейтенант, – усмехнулся хозяин кабинета, махнув рукой, давая понять, что «цирк окончен».

– Вадимыч, кстати, привет тебе просил передать, – добавил он, когда я, ухмыляясь, вновь занял свое место возле стола.

– Да!? Как он?

– Нормально. Служит.

– Опять служит? И где? Неужели у вас? – удивился я.

Петр Сергеевич хмыкнул, но, конечно же, не ответил. Впрочем, я его понимаю – о таких вещах первым встречным не сообщают. Особенно в его ведомстве. И хотя я, смею надеяться, не первый встречный, но всё же служба есть служба и не хрен трепать ее не по делу. И раз «дядя Миша» молчит, значит, так надо.

А «дядя Миша» тем временем откинулся в кресле, заложил руки за голову и принялся внимательно изучать потолок в кабинете. Еще секунд через десять он прикрыл глаза и затих. Будто уснул.

– Ну… я пойду? – неуверенно произнес я, вставая, чувствуя, что пора уходить, разговор завершен.

Однако, оказалось, что я не прав. И разговор наш еще не закончился.

Услышав вопрос, Петр Сергеевич встрепенулся, возвращаясь в «нормальное» положение, резким движением придвинулся вместе с креслом к столу и, сцепив пальцы в замок, пристально посмотрел на меня.

– Погоди, Андрей. Не торопись.

Я сел. А он…

Покрутив головой и ослабив галстук, он глубоко вздохнул и тихо проговорил:

– Не всё так просто, Андрей.

– …

– Всё. Не так. Просто, – повторил подполковник еще раз. Раздельно.

После этих слов я немного напрягся. И тут же задал вопрос. Дурацкий, естественно:

– А-а… это как?

Петр Сергеевич усмехнулся и пояснил:

– Видишь ли, Андрей. Ты у нас фигура сейчас, в некотором роде, публичная. Да, да, не спорь, именно публичная. Тебя даже по головизору показали, и с этим уже ничего не поделаешь, не скроешь сей факт, как ни пытайся. Короче, засветился ты, Андрей. За-све-тил-ся.

– Ну так и что?

– Как «что»? Неужто не понимаешь?

– Газзон? – брякнул я первое, что пришло в голову.

– Молодец, – похвалил «дядя Миша». – Правильно понимаешь.

– Так я же…

– Всё верно, – оборвал меня Петр Сергеевич. – Ты здесь, как говорится, ни сном, ни духом, просто случайно мимо проходил. И нам это хорошо известно. Но вот наши, м-м, коллеги из-за бугра могут этого и не знать. И потому я просто обязан тебя предупредить. Просто предупредить.

Последнюю фразу он выделил особо. Настолько особо, что мне больше ничего не оставалось, как продолжить начатую им игру в вопросы-ответы:

– А о чем? О чем, собственно, предупредить?

– О чем? Хм? Да о том, что кое-кто на Купоросе может проявить к твой персоне весьма неслабый такой интерес. Можно даже сказать, нездоровый интерес. Скажем, «пипишки» возле тебя нарисуются. Или, к примеру, «чмошники».

Я почесал в затылке. «Пипишки» и «чмошники» – это и впрямь неприятно. Весь отпуск могут испортить. «Хреново дело»…

…Вообще говоря, эти прозвища «импортные коллеги» Петра Сергеевича заслужили не просто так. Хотя нет, вру. Как раз наоборот. Именно просто так – по аббревиатурам своих ведомств на Глинии и Мериндосии. У глиничан, если кто не знает, «спецконтора» называется ПИПИ-6. В полном виде: «Practical Intelligence Planning Institute», 6-й отдел. А сотрудники ее… Ну вот как, скажите на милость, мы должны именовать этих практикантов-планёров? Правильно, «пипишками». Только так и никак иначе. Пипишки, они, знаете ли, и в Африке пипишки – уж больно любят территорию метить своим… э-э… пи-пи.

И у мериндосов «фирма» тоже не абы что. И не хухры-мухры, а целая «Global Check Merindosian Organisation». Если же коротко, то ГлобЧМОрг. И потому все они там либо «чмошники», либо «жмуры глобальные». Последнее, правда, употребляется реже. В основном, только когда наши «бойцы невидимого фронта» ловят шпиона ихнего и гордо потом объявляют на весь мир: «Мы тут, господа хорошие, намедни очередного «жмура зачморили». Глобально. Ох, и жмур попался. Матёрый, прямо умаялись с ним…».

Всё это, если вы ещё не поняли, юмор такой. Просто юмор. Сленг специфический, чаще всего только «дембелям» и понятный. Вот, например, «пипи на глаз натянуть» у них означает всего лишь «обезвредить сотрудника глинийской разведки». Или, скажем, «лишай соскоблить» – это уже про шлемазелей из «Мохвзада». А еще «строгануть буратинку» – о полениках из «Дефективы». А еще… впрочем, там много еще чего встречается, но уж больно… э-э, своеобразное, не для открытой печати. Да и цензура те оборотцы солёные вряд ли пропустит. Н-да…

– Так что ж мне теперь, от каждого куста шарахаться? – поинтересовался я у Петра Сергеевича. – И вообще про отпуск нормальный забыть?

– Ну почему же? – сложил на груди руки подполковник. – Отдыхай спокойно. Только…

– Что только?

– Только будь осторожнее. И, очень тебя прошу, не ввязывайся ни в какие авантюры. Сам понимаешь, чем это чревато. Для тебя.

– Только лишь для меня? – усмехнулся я многозначительно.

Петр Сергеевич погрустнел.

– Ну да, ты прав. Мне, если что, тоже прилетит. Не слабо. Я ведь, знаешь ли, поручился уже за тебя, – тут он закатил глаза и поднял вверх палец. – Там поручился.

Я тоже посмотрел наверх, однако ничего кроме потолка не увидел.

– Ну-у, я вроде бы секреты Родины продавать не собираюсь. Пока, во всяком случае.

– Еще бы, – хохотнул Петр Сергеевич. – Как же ты их продашь, коли не знаешь ни черта? А, впрочем…

Тут он неожиданно задумался, а потом посмотрел на меня. Испытующе так посмотрел. И проговорил, будто бы сомневаясь в чем-то:

– А знаешь, Андрей… а почему бы, собственно, и нет?

– Не понял! – сказать, что я был ошарашен, означало не сказать ничего.

– Точно! Именно! Почему бы и нет, – продолжал развивать мысль подполковник, не обращая внимания на мой возмущенный порыв. – Ты же всё равно ничего не знаешь. Так что вполне, вполне может получиться.

– Да что получиться-то?

Но Петр Сергеевич опять пропустил мои слова мимо ушей:

– У тебя ведь, Андрей, с деньгами негусто. Так?

– Негусто.

– Так отчего бы не пошутить в таком случае над друзьями нашими и, так сказать, партнерами? А?

– Ну, наверное, можно, – осторожно ответил я.

– Во-от, – удовлетворенно заметил подполковник. – Можно и пошутить, сам сказал. Заодно и подзаработаешь немного, – он опять посмотрел на меня. – Что, не понял еще?

– Нет.

Я пока и впрямь абсолютно искренне не понимал, к чему клонит мой визави.

– Эх, ёшки-матрешки! Какой же ты всё-таки «учкудук», Андрюха. Сам посуди, что от тебя могут хотеть разные «жмуры» с «пипишками»?

– Я думаю… я думаю, про газзон москонский узнать захотят. Почему, отчего, как он у нас появился.

– Правильно. Молодец. Ведь можешь же, выходит, если захочешь, мозги подключить.

Однако я всё еще не догонял, в чем фишка. И потому снова спросил:

– Но как это со мной связано? Я ведь, как и все остальные, ни черта про это не знаю.

– Вот. Вот в этом-то всё и дело, – поднял палец Петр Сергеевич. – Не знаешь. А, значит, что? Значит, можешь, любую пургу нести. Да хоть соображения свои повторить, которые руководству ДПС излагал. Всё прокатит, от тебя эти ребята всё что угодно скушают. Скушают и не поморщатся. Ну, если конечно выйдут на тебя. А я думаю, выйдут. Обязательно выйдут. Там же курорт, делать им нечего, а тут такая рыба сама в сети плывет. Вот как-то так.

Товарищ подполковник опять сложил руки у себя на груди и довольно посмотрел на меня. А я… я, кажется, понял, наконец, что он задумал. Не понял только…

– А причем здесь подзаработать? Они мне что, деньги будут предлагать?

Петр Сергеевич покачал головой:

– Да, Андрей Николаевич. Что-ты ты совсем… того. Что же они тебе еще смогут предложить кроме денег? Танец живота сплясать? Повторяю еще раз. Там курорт. Кругом соблазны. Истратить наличность – всё равно что высморкаться. Вот и ты можешь… поиздержаться, так сказать. А с гавриков этих любую сумму потом стрясешь. Без проблем.

– Ну, наверное, да, – согласился я, подумав. – Это я смогу. Но всё равно. Как-то это так не очень хорошо получается. Вроде как и впрямь Родину продаю.

Петр Сергеевич вздохнул. Затем вновь протянул руку под стол и выудил оттуда знакомую бутылку. Разлил. Опять по чуть-чуть, даже меньше, чем в прошлый раз, на пару бульков всего. Разлил и тихо проговорил, не поднимая головы:

– Прав ты, Андрей, во всем прав. На самом деле, всё это как-то… нехорошо попахивает, – тут он неожиданно вскинулся и устало посмотрел мне в глаза. – Прости ты меня, дурака старого. Сбил я тебя с панталыку. Не хотел ведь, а сбил-таки. Извини, Андрюш, извини.

Сказал так и выпил свои два булька. Залпом. Занюхав их по-простецки. Рукавом.

Мне даже как-то неловко стало. Не оправдал я, выходит, надежд «дяди Миши». Провалил «экзамен». С треском.

– Петр Сергеевич. Дядя Миша. Но я ведь не отказываюсь. Если надо, так надо. И я готов…

– Проехали, Андрей, – махнул рукой Петр Сергеевич. – Пустое это всё. Ты парень прямой, честный, и в наши игры тебе лучше не лезть. Не стоят они того.

– Но я всё равно готов, – упрямо повторил я. – Если надо.

– Надо-то, может, и надо, – улыбнулся мой сахарильский знакомый. – Да вот только… извини, Андрей, но вряд ли это твое. Уж больно ты… э-э, соображаешь долго. В некотором роде, м-м, тугодум. А в нашем деле, сам понимаешь…

А вот тут я обиделся. На самом деле обиделся. Всерьез.

– И никакой я не тугодум. И соображать могу. Просто растерялся немного.

– Ну вот видишь. Растерялся, – рассмеялся Петр Сергеевич. – Сам сказал.

– Ну а всё-таки?

«Дядя Миша» посмотрел на меня еще раз, усмехнулся по-отечески. Отставил в сторону стопку, ненадолго задумался. А потом хлопнул ладонью по столу. Не сильно, но решительно.

– Ладно, Андрей. Раз уж ты так настаиваешь, предложу я тебе кое-что. Из другой, правда, оперы.

Я моментально подался вперед, изображая живейший интерес.

– Ты, Андрей, книжки читать любишь?

Глава 12. Таланты и поклонники

«Опять не понял. Причем тут книжки? Что это еще за чудеса на виражах?»

Петр Сергеевич продолжал глядеть на меня, ожидая ответа. Впрочем, на сей раз особого энтузиазма он не выказывал. Просто ждал, расслабленный и никуда спешащий, словно бы демонстрируя мне, что всё – основной разговор завершен. А сейчас так – одна лирика, игра в песочнице и ничего больше.

– Вообще люблю, но редко, – ответил я наконец.

Петр Сергеевич фыркнул.

– Да уж. Люблю, но редко. Блондинку – в мае, в октябре – брюнетку. Отлюблю и сплю как сурок в клетке.

Я, конечно же, покраснел. Моя фраза и впрямь прозвучала несколько двусмысленно, но уводить в сторону разговор не хотелось и потому пришлось опять изображать легкую «заторможенность»:

– Причем тут блондинки? Я про книги говорю. В смысле, что читаю их редко – реально времени не хватает.

– Ну хорошо, – подытожил Петр Сергеевич через секунду. – Будем считать, что да, ответил, любишь… читать. Ладно, пойдем дальше. Следующий вопрос. Слышал ли ты когда-нибудь, дорогой мой Андрей Николаевич, о человеке с фамилией Манибраун?

– Как?

– Манибраун. Дэн Манибраун.

Что ж, это имя мне было знакомо.

– Когда-нибудь слышал, Петр Сергеевич, знаю его. То есть, не знаю, конечно, ну, в смысле, лично не знаю. А так, писатель это. Мистику пишет, про криптоисторию там, всемирный заговор, ну и… еще про всякую мутотень. Я его, честно говоря, не особо читал. Пробовал только, но… не понравилось – скучно.

– Скучно? Что ж, может быть, может быть, – протянул Петр Сергеевич, непонятно, то ли соглашаясь со мной, то ли нет. – Впрочем, не важно. Тут, э-э…

Он неожиданно замялся и, что показалось мне крайне удивительным, даже смутился немного, однако через секунду-другую всё же справился с собой и продолжил уже нормальным тоном:

– Тут у меня, Андрей, в общем-то, не совсем по службе вопрос. Точнее, просьба. Тут у меня, как бы это сказать, личный интерес.

– Личный? – не смог я сдержать любопытство.

– Да, Андрей, именно личный и к службе напрямую не относящийся. Просто есть у меня, понимаешь, друг один. Хороший друг, старый, с детства еще. Так вот он, в некотором роде, коллекционер, книжки собирает. Редкие. А еще этим самым Манибрауном увлекается, – тут Петр Сергеевич примолк на секунду, как бы переводя дух и собираясь с мыслями. На миг всего замолчал, но о собеседнике, обо мне, то есть, все-таки не забыл. – Тебе, Андрей, всё понятно пока? Повторять не надо?

– Пока да. Понятно.

– Хорошо. Поехали дальше, – товарищ подполковник кивнул и продолжил объяснять суть задачи. – Тут, Андрей, дело всё в том, что Манибраун этот недавно книжку новую написал. Полгода назад она в бумаге вышла, но очень ограниченным тиражом. Настолько ограниченным, что тут же стала библиографической редкостью. Короче, исчезла она из оборота. Напрочь.

– А куда ж «пираты» смотрели? – удивился я. – Неужто оцифровать не смогли? Или не успели?

– Вот в том-то и загадка. И не смогли, и не успели. А издательство как в рот воды набрало. Никаких комментариев не дает, только общий релиз, в котором четко сказано: «дополнительных тиражей не будет». Вообще не будет. Ни на бумаге, не в электронке. Вот такие дела творятся, Андрюша.

– Да уж, что творят гады, что творят, – пробормотал я, сочувствуя «дядимишиному» другу-библиофилу.

– И не говори, – подтвердил Петр Сергеевич. – Гады конкретные.

Мы немного помолчали. Словно скорбящие родственники на панихиде по усопшему дядюшке, внезапно узнавшие, что покойный шутки ради отписал имущество кому-то «чужому», в один миг лишив наследства всех собравшихся возле гроба. Тех, которые помолчали-помолчали, поскорбели-поскорбели, а потом дружно плюнули и пошли заниматься делами. В смысле, искать того «неизвестного», чтобы набить ему мор… то есть, чтобы смиренно просить его встать на путь истинный, поиметь, наконец, совесть и возвратить-таки в лоно семьи «нагло уворо… пардон, честно заработанное» состояние.

– Так, значит, вы, Петр Сергеевич, предлагаете мне найти эту книгу, скопировать и передать копию вам или вашему другу. Так? – продемонстрировал я чудеса сообразительности спустя секунд пять или шесть. – Или надо купить ее? Или… выкрасть?

– Да бог с тобой, Андрюша. Что ты, – замахал на меня руками «дядя Миша». – Вряд ли ты ее на Купоросе найдешь. Ну, разве что случайно, да и то, скопировать ее тебе точно никто не даст. А уж украсть – тем более.

– Тогда что же? – удивился я. – Что же тогда от меня требуется? И что такого ценного в этой книге, что даже скопировать не получится?

– Опять торопишься. К тому же ты ведь даже про название не спросил, а уже в бой рвешься, – ехидно заметил Петр Сергеевич.

– Черт! Точно! – стукнул я себя по лбу. – Не спросил.

– Не страшно, Андрей, не страшно. Книга та называется «Портал-18». Запомнил? Дэн Манибраун, «Портал-18».

– Запомнил, Петр Сергеевич. А…

– А ценность ее как раз в том и состоит, что редкая она. И ежели кто ее решится продать, то на всю оставшуюся жизнь себя обеспечит. На очень даже безбедную жизнь. Вот так-то. А ты говоришь «скопировать».

– Ага, понял. Если копии вдруг появятся, цена тут же рухнет. А, значит, продавать можно только своему брату-коллекционеру и никому больше.

– Вот теперь точно молодец. Очень правильно всё разложил, – похвалил меня Петр Сергеевич. Кажется, искренне похвалил, без всякой задней мысли.

– Ну, тогда я тем более не понимаю, чем я помочь могу, – развел я руками. – Разве что самому коллекционером прикинуться.

– А вот это в самую точку! – хлопнул по столу «дядя Миша», довольно сощурившись. – Молодец, Андрей. Догадался-таки.

В этот момент товарищ подполковник выглядел почти как кот, добравшийся, наконец, до вожделенной банки с хозяйской сметаной. «Ну что ж, не будем его разочаровывать».

– Я готов, Петр Сергеевич. Буду изображать книгочея, мне не трудно.

– Ну вот и отлично. Только… – тут Петр Сергеевич нахмурился и покачал указательным пальцем. – Только опять же, Андрей, сам никуда не лезь и специально никого про Манибрауна не выспрашивай. Если кто случайно обмолвится, спросишь. Нет – молчи и не высовывайся. Понял?

– Понял, – протянул я, не очень, правда, понимая, в чем смысл такого подхода. Ведь если не будешь ни у кого ни о чем интересоваться, то как тогда этот кто-то узнает о твоих предпочтениях. Впрочем, Петр Сергеевич, словно почувствовав мои сомнения, сразу же пояснил:

– Видишь ли, в чем дело, Андрей. Тебя так или иначе всё равно свяжут с газзоном, ну, то есть, будут считать, что человек ты вполне обеспеченный и потому просто обязан иметь какое-нибудь невинное хобби. Например, то же коллекционирование. Каких-нибудь редких книг и, в частности, некоторых опусов мистера Манибрауна, тем более, что нынче он весьма популярен среди тех, кто понимает толк в нашей специфике.

– В нашей? Специфике?

– Ну да. А ты разве не знал?

– Чего?

– Как это чего? Того, что Манибраун – это псевдоним, а настоящий автор – из наших, так сказать, почти коллег.

– Чмошник что ли?

– В общем, да, – чуть поморщился Петр Сергеевич. На сей раз подобное наименование ему отчего-то не слишком понравилось, прорезалась, видать, корпоративная солидарность. – Впрочем, у нас с этим почти то же самое.

– С чем?

– С оперативными псевдонимами, – терпеливо пояснил подполковник. – Ну и с литературными, соответственно. Слышал уже, небось, что Дон-Скорчевский очередную нетленку сваял?

– Да нет, я как-то не слежу.

– А зря. Он ведь тоже, в некотором смысле, коллега.

– Вот это да! – не удержался я. – Неужели из «дембелей»?

– Ну, подтвердить это я тебе не могу, сам понимаешь. Скажу только, что к нашей службе они некоторое отношение имеют.

– Они?

– Они, – подтвердил Петр Сергеевич. – Мужчина и женщина. Пишут вместе. И очень, знаешь ли, неплохо получается.

– Вы думаете? – усомнился я. – А по-моему, муть несусветная.

– Эх, Андрей, да причем здесь это? Муть или не муть, какая, в конце концов, разница? Главное, что народ по их книгам воспринимает всю нашу службу в нужном ракурсе. И «друзья» забугорные правильные выводы делают. Это точно – проверяли уже. Но в целом, ты, конечно, прав . Чушь редкостная. Хотя и правдоподобная.

«Да уж, правдоподобная». С последним утверждением товарища подполковника я был категорически не согласен. Но опять же, это всего лишь мое мнение. Подавляющее большинство наших милых дам и существенно меньшая, но всё же весьма внушительная часть мужского населения поглощали опусы «нового гения русслийской словесности» Дария Дон-Скорчевского со страшной силой и преогромнейшим удовольствием, не обращая внимания ни на многочисленные нестыковки сюжета, ни на заезженные штампы, ни на откровенные ляпсусы в виде «прыгающей вверх-вниз стрелки осциллографа». Прямо-таки с какой-то пугающей всеядностью поглощали и требовали еще, «и побольше, побольше». Что ж, о вкусах, конечно, не спорят. Я ведь и сам, помнится, пытался прочесть пилотный роман «гения» из серии «Пупсики на диване», но, увы, где-то на середине сломался окончательно, запутавшись в хитросплетениях сюжетных линий. Настолько мощных, настолько «патриотичных» и настолько новаторских, что мой «заторможенный» разум оказался не в силах постичь всю глубину замыслов «творца».

Если же коротко, то сюжет шедевра сводился к следующему. Двое «пупсиков», то есть, двое сотрудников ПУПСа (Первого Управления Программных Стратегий ДОЛБоЧ), отважный агент Тарас Убийконь и его не менее отважная подруга Марыся Задерищенская отправляются в Даусовскую Барабанию похищать некий таинственный Серый Камень Абака, который по мнению их непосредственного начальника Семена Бобруйского спрятан в диване, который, в свою очередь, томится на четырех ножках в какой-то парадной зале, которая, соответственно, во дворце султана, который – в столице Барабании, которая – …

Ну, в общем, вы поняли: игла – в яйце, яйцо – в утке, утка – в зайце, ну и так далее – с пересадками до Ивана-царевича… Вроде всё просто, и всё логично: езжай себе на Барабанию, пробирайся во дворец, вскрывай обивку, хватай камушек, уноси ноги, а потом гордо рапортуй о выполненном задании. Сюжет как сюжет, без изысков, но и не придерешься особо. Однако нет, автор не дает своим героям расслабиться. Путь к цели они пролагают через Байбак и Байбан, две жутко похожие, но постоянно соперничающие планеты, все различия между которыми сводятся лишь к способу кручения хвостов у баранов. Байбакцы крутят по часовой стрелке, а байбанцы – против. Это неразрешимое противоречие очень хитро используют наши Тарас и Марыся, подключаясь к секретному каналу связи между планетами, отправляя по нему в обе стороны две телеграммы. Послания главам государств будто бы от лица друг друга. И в каждом – ворох претензий, а сами адресаты на протяжении всего текста именуются то «бараньими окатышами», то «верблюжьей отрыжкой». Вполне естественно, что подобного оскорбления лидеры как Байбака, так и Байбана, вынести не в состоянии и потому тут же объявляют священную войну со всеми вытекающими. А доблестные «пупсики» планово начинают ловить рыбку в мутной воде.

Правда, на хрена им всё это было нужно, я, например, так и не понял. Возможно, это был просто авторский посыл про гуманизм и миролюбие спецслужб, сумевших таки остановить войну. Как обычно, в самый последний момент Тарас с Марысей тырят аккумуляторы для боевых роботов, причем все, общим весом тонн так пятьсот, и вручную закапывают их на каком-то пустынном астероиде. А что в итоге? В итоге, как обычно, мир, дружба, жвачка. Или не жвачка, а какой-нибудь «насвай» (надо же как-то и местный колорит подчеркнуть).

Что ж, этот посыл автору безусловно удался. Лично мне отчего-то захотелось послать гения туда же, на тот самый астероид, а заодно БСЛ (большую совковую лопату) вложить в мозолистые авторские ручонки. Очень, знаете ли, мечталось заставить «творца» собственноручно откопать все уворованные батарейки. Особенно, когда представил себе несчастных «бабаев» (так на Байбаке-Байбане «быриков» называют), на остатках энергии бредущих по городам и весям с протянутым щупальцем, жалобно завывающих: «Обидели баба-а-айчика. Отняли батаре-е-ечку».

Но, впрочем, шайтан с ними, с бабаями, там действие дальше продолжилось. Оба агента после байбакбанской авантюры рванули-таки к дауситам на Барабанию. Аж с двух сторон в бой ринулись. Тарас трех султанских жен принялся охмурять, а Марыся за самого султана взялась. И, в конце концов, добрались они таки до дивана вожделенного, вот только, как водится, всё перепутали. Точнее, не всё, а только сам диван. Не в ту комнату в темноте забрели – у султана ведь комнат во дворце до хрена, вот и ошиблись дверью. И султан с султаншами, и Тарас с Марысей. В итоге султанская семья на одном диване всю ночь отношения выясняла, а «пупсики» на другом резвились. Лишь к утру выяснив, что промахнулись с партнерами.

А вообще, я был весьма восхищен нашими. Особенно – Марыськой. Какой же надо все-таки искусницей быть, чтоб от заката до рассвета столь ловко изображать султаншу!? Да еще и не одну – жен ведь в гареме три было, самых главных, и каждая со своим темпераментом, характером, заморочками всякими. И, думаю, если б даже гарем из большего количества жен состоял, она бы всё равно справилась – уж больно вдохновенно работала, аж завидно стало. В смысле, не ей, конечно – Тарасику: ох, изобретательная ему подруга досталась в напарницы. Редкий талант и на придумки горазда. Потом они, кстати, тот диван зачем-то через всю пустыню тащили, километров двести, не меньше – видимо, обивку снять прямо во дворце постеснялись, решили, так сказать, вдали от любопытных глаз мягкую мебель патронить, дабы камушек отыскать. А дальше… дальше я уже не осилил, поскольку там бедуины какие-то налетели, которые, как оказалось, вовсе не бедуины, а «главпупсик» Семен Бобруйский, лично прибывший на место с группой поддержки, чтобы возглавить процесс. А затем они опять куда-то полетели, вроде как на ОБАна (Объединенные Бабайские Ананаты)…

И вот на этих самых ОБАнатах я и иссяк. Иссяк уже окончательно, в чем не преминул тут же жене признаться – это она мне, к слову, ту книжку подсунула. С самыми благими намерениями. А потом обиделась. Жанна ведь этого Дон-Скорчевского обожает. В смысле, читать. А я, по ее словам, просто «мужлан бесчувственный» и ни черта в современной литературе не разбираюсь. «Ну совершенно» не разбираюсь! Увы.

Глава 13. Артист, блин!

Состроив скорбную мину, я еще немного поразмышлял о наличии-отсутствии таланта у нашей пишущей братии, вздохнул и… не стал грузить товарища подполковника проблемами книготворчества. Впрочем, он и не настаивал. Пишут, и ладно. Глядишь, со временем и нарисуется какой-нибудь классик, которого потом в школе на стенку повесят. В виде портрета, естественно.

Окинув меня взглядом, Петр Сергеевич ухмыльнулся, почесал за ухом и элегантно закруглил разговор на литературную тему:

– А вообще, ну их к дьяволу, этих писак. Будто других забот не хватает?

– Согласен, товарищ подполковник.

– Ну и отлично, – подытожил «дядя Миша», вновь беря в руки бутыль с коньяком.

Заметив стоящую передо мной так и не выпитую стопку, он неодобрительно покачал головой и, наполнив свою, произнес со вздохом:

– Эх, молодежь, молодежь. Совсем старших уважать перестали.

Я покраснел.

– Простите, товарищ подполковник. Больше не повторится.

И тут же исправил свою оплошность. Стоя. Почти по-гусарски. Петр Сергеевич тоже встал. И тоже выпил, пояснив:

– Это на посошок.

Затем спрятал коньяк под стол и протянул для пожатия руку, давая понять, что на сей раз действительно всё – «аудиенция завершена, всех лишних попрошу удалиться».

– Просьбу мою не забудь. Если что узнаешь про книгу, вернешься – дай знать, – напутствовал он меня напоследок.

Пожав жесткую ладонь подполковника, я развернулся и, уже было собравшись промаршировать к выходу, в самый последний момент вспомнил еще об одном исключительно важном деле.

– Петр Сергеевич, а…

– А Жанне Викторовне мы еще месяц назад выезд оформили, – предвосхитил мой вопрос подполковник, довольно ухмыляясь, усаживаясь обратно в кресло. – Она ведь тоже сюда приходила. На беседу.

– А… э… но…

– Что!? Неужто ничего не сказала? – всплеснул руками Петр Сергеевич. – Ну надо же, какой сюрприз!

– Блин, бли-и-ин! – с чувством произнес я, обретая наконец дар речи.

– Это точно. Уж блин, так блин! – расхохотался «дядя Миша», с удовольствием разглядывая мою вытянувшуюся физиономию. – А вообще, Андрей, жена у тебя ух! Кремень! Ведь, как и просил, ничего не сказала, ни полслова, даже любимому мужу. Не, Андрей, ты как знаешь, а я потрясен. Пот-ря-сен.

– То есть, это что, шутка такая? – тупо переспросил я, только сейчас начиная догадываться, откуда ветер дует.

– Ну, в общем, да, – согласился товарищ подполковник. – Извини, Андрей, но это я попросил Жанну Викторовну ничего тебе не рассказывать. Точнее, условие перед ней такое поставил, иначе… – Петр Сергеевич развел руками, а затем продолжил. – Хотя, честно говоря, не думал, что удержится – она ж всё-таки дама, сам понимаешь.

– Удержалась, – кисло подтвердил я. Мне отчего-то стало обидно. «Ну почему? Почему она мне ничего не сказала?»

– Да ладно, Андрей, не расстраивайся. Она ж всё больше не за себя – за тебя переживала. Как налетела тут на меня – еле отбился. Прямо тигрица. Думал, всё – на лоскутки порвет.

– И это она… тоже может.

– Ну что ж, выходит, повезло мне, – подмигнул Петр Сергеевич. – Но тебе всё же повезло больше – такую жену отхватил! Молоток, Андрюха! А супруге своей обязательно привет от меня передай. А еще восхищение!

– Есть передать, товарищ подполковник, – пробормотал я в ответ, так и не решив, радоваться мне или, наоборот, грустить.

Сомнения мои разрешил Петр Сергеевич. Просто скомандовав:

– А ну, лейтенант, отставить рожу кривить! Ты, ядрена вошь, «салабон» или где? Да ты, б…, до потолка сейчас должен прыгать от счастья, а не пыжиться тут как це… э-э… монашка в борделе. Всё! Марш отсюда! Домой, к жене! И не дай бог, узнаю, что обидел ее. Хоть словом, хоть взглядом – сам тогда с тебя погоны сорву и «линейки» навешу. Понял!?

– Так точно, товарищ подполковник! Понял! – бодро отрапортовал я и… улыбнулся. – Спасибо, дядя Миша. Вразумили.

– То-то же, – ухмыльнулся в ответ старый «дембель», махнув рукой, выпроваживая меня из кабинета. – Всё, Андрей, пока. И так уже с тобой вагон времени потерял.

– До свидания, товарищ подполковник.

Развернувшись, я двинулся к выходу. Уже ни в чем не сомневаясь. «Ну, женушка! Ну, хитрюга!.. Но теперь уж точно, приедем на Купорос – пощады не жди… Залюблю насмерть!»

И только в дверях на миг приостановился, оглянувшись назад, на Петра Сергеевича.

Однако хозяин кабинета не обратил на мой взгляд никакого внимания. Он снова был занят делом. Архиважным и архинужным – натянув на лицо «каменную» маску, товарищ подполковник сосредоточенно складывал из бумаги очередной самолетик.

«Артист, блин!»

Глава 14. Вот так номер!

Лифт в отеле оказался исключительно «тормозным». Почти как я (ха-ха). Он полз вверх с поистине черепашьей скоростью, останавливаясь на каждом этаже, раскрывая зеркальные двери в ожидании попутных пассажиров. Совсем как хитрован-таксист с Харькодессы, забивающий под завязку свой потертый рыдван, останавливающийся перед каждым голосующим у обочины. А в итоге… в итоге самым несчастным, конечно же, оказывался тот клиент, что первым задумал прокатиться на «быстроходным» глайдере с шашечками. Но – тут уж ничего не поделаешь, такая уж его клиентская доля. Первопроходец, однако. Можно сказать, зачинщик.

Почти как мы с Жанной. Ведь поскольку наш номер располагался на пятом этаже, постольку лифт останавливался аж целых пять раз, не считая первого и последнего. Да-да, именно, пять, а вовсе не три, как можно было предположить изначально. Почему? Как? А вот так. Просто всё дело в том, что на подверженных глинийскому влиянию планетах, в том числе и на Купоросе, пятый этаж – вовсе не пятый, а совсем даже седьмой. Седьмой – это если по-нашему, по-русслийски. У них ведь тут всё не как у людей: этажи начинаются не с первого, а с «граунда», то бишь, нулевого. Потом идет непонятный «М», а уж затем первый (тот, который третий), второй, ну и так далее до самой крыши, которая и вовсе – «Р».

Спасибо хоть Жанна туповатого муженька просветила, благо разбирается в языках. Быстро сообразила, что М – это мезонин, а Р – пентхаус. Умная она у меня, аж жуть пробирает.

А еще меня восхитило переливающееся всеми цветами радуги рекламное объявление на стенке лифта, бодро вещающее сразу на трех языках: «Уважаемые гости отеля «Эдем Паралиа»! Спешите принять участие в клубной вечеринке! Торопитесь, количество мест на танцполе строго ограничено. Бронирование прекращается за час до темноты».

– Хм, а интересно, когда у них тут темнота наступает? – поинтересовался я.

– А какая разница? – откликнулась Жанна. – Ты лучше на дату посмотри.

Точно, слона-то я и не приметил. На объявлении красовалась дата проведения мероприятия – 14 июня… позапрошлого года.

– Ну а ты что хотел? – пояснила супруга, как бы невзначай прижимаясь ко мне. – Они тут никуда не торопятся. Так что успеют еще народ подсобрать. Годика через три как раз и начнут. В темноте.

– Зато мы можем и не успеть, – ухмыльнулся я и обнял Жанну, намекая, что нам-то уж точно есть куда торопиться.

В этот момент лифт наконец доехал до станции назначения. Остановившись на нашем пятом-седьмом этаже, скрипнув дверьми, открывая путь к будущему («Очень на это надеюсь… То есть, нет, не надеюсь, а просто уверен») блаженству. Всё так же в обнимку мы прошествовали до самого номера. Смеясь, путаясь в собственных конечностях, натыкаясь на коридорные стены и расставленные тут и там мраморные консольки.

За простенькой дверью экономичного «сьюта» нас ожидал чемодан, видимо, доставленный сюда героическими усилиями расторопных швейц-боев. «Что ж, мелочь, а всё равно приятно».

Правда, сам номер мне показался довольно темным. Впрочем, оно и понятно – окна были плотно зашторены, а того света, что шел из коридора, едва хватало на небольшую напоминающую пенал прихожую со встроенным шкафом. А еще внутри было жарко. Даже более чем жарко. И кондиционер отчего-то не работал. Хмыкнув, я нашел выключатели, щелкнул… «А вот хрен вам, господа хорошие» – свет и не думал включаться, кондиционер – тоже.

– Чего ты там возишься? – Жанна уже прошла внутрь, обогнув чемодан, и теперь стояла посреди комнаты возле широченной кровати, озираясь, пытаясь понять, где что.

– Да черт его знает? Не работает зараза, – пробормотал я, вновь щелкая выключателями. С тем же результатом. Сугубо отрицательным.

– Погоди, я сейчас.

Прошелестели открываемые шторы-гардины, комнату и коридорчик озарил яркий солнечный свет, бьющий через стеклянные панели огромного, во всю стену, витража.

– Так лучше?

– Да, спасибо. Щас… щас разберемся.

– Может, лучше администрацию вызвать? Пусть они разбираются, – с сомнением произнесла супруга, глядя на мои телодвижения.

Я тем временем осматривался вокруг в надежде найти какую-нибудь табличку с пояснениями или, на худой конец, электрощиток. Щиток нашелся довольно быстро, как раз на высоте моего роста, за маленькой дверцей, почти сливающейся по окраске с цветом стены.

– Хм, вроде рабочее всё, – озадачился я, разглядывая мигающие огоньки на панелях. – Ни хрена не понимаю.

– Может, это подойдет? – толкнула меня в бок жена, указывая на небольшую коробочку над выключателями. В коробочке имелась узкая прорезь и значок под ней в виде прямоугольничка с загнутым уголком. Я уставился на этот самый значок, соображая, что к чему.

Соображал я долго, секунд, наверное, пятнадцать. Или двадцать. Но когда уже начал наконец догонять, где тут собака порылась, услышал насмешливый голос любимой:

– Эх, физик ты мой, кандидат со степенью. Ты бы карточку-то вставил туда, а то ведь так и просидим все десять дней в темноте.

В ответ я только и смог, что крякнуть – да уж, опять меня женушка опередила. «Что деется, что деется? Увы мне и ах».

Чертыхнувшись с досадой и вынув из кармана ключ-карту, я вставил ее в прорезь на коробке и… О, чудо! Тут же зажглись лампы и в прихожей, и в расположенной рядом ванной комнате, и висящий на стене головизор принялся бубнить что-то непонятное. Плюс где-то наверху загудел вентиляторами внезапно оживший кондиционер.

– Ага. Электричество, значит, экономите? – сплюнул я, сощурившись, обращаясь неизвестно к кому. – Типа, нефиг кондишен гонять, пока тут нет никого? Ну ладно, я вам сейчас устрою. Подправлю, так сказать… социальные нормы энергопотребления. Экономисты хреновы!

Метнувшись к чемодану, я быстренько выудил из него дежурную отвертку и с энтузиазмом взялся за дело. Настоящее дело. Мужское. И даже не обратил внимания на почти жалобный взгляд жены. Моей красавицы-жены, которая посмотрела на кровать, потом на меня, потом опять на кровать, затем вздохнула и принялась потихоньку распаковывать багаж. Аккуратно. Так, как только она одна и умеет.

Всего этого я не заметил. Поскольку увлекся. Азарт, знаете ли. Азарт исследователя. Увы, со мной это частенько бывает.

Крышку коробки быстро открутить не удалось – винты попались непривычные, со шлицами под звездочку. Однако, провозившись с ними минуты полторы, я неожиданно обнаружил, что отвинчивать их вовсе не нужно. Обманка это, простая декорация, точнее, закос под старину, а крышка снимается простым нажатием с обеих сторон. Ну и плюс поддеть ее немного пришлось. Отверткой, снизу.

«Ага. Открыл. Ну и что тут у нас?»

Механизм блокировки, скрытый пластиковой «защитой» от чересчур любознательных граждан (до поры до времени, естественно), оказался совсем примитивным. Обычное реле, снабженное дешифратором. У нас в ДПС такие на каждой двери установлены, только посложнее немного. Ей богу, стыдно даже, что первым не сообразил насчет этой фигни. Хотя, если подумать, то сразу становится понятно, отчего Жанна быстрее меня сориентировалась. У них в медслужбе все сигнальные линии как раз на подачу энергии и завязаны. Чтобы, значит, исключить использование важных приборов теми, кто не понимает в них ни черта. «Защита от дурака» такая своебразная. А вот в нашем отделе подобных «дураков» гораздо больше, и уж если захотят они включить девайс какой (чистого любопытства ради: «А давай двойной ротор от этой хрени возьмем» – «Давай… А зачем?» – «А черт его знает – интересно же»), так их никакая приблуда электронная не остановит. И потому контроль доступа у нас исключительно на дверях стоит – просто чтоб наши исследователи доморощенные все силы только на этот замок и тратили, а, вскрыв его, гордо удалялись, удовлетворенные достигнутым результатом («Вай! Какой я умный!»). Нормальная такая логика, тут ведь сам процесс важен: взломать код, поставить на уши охранную систему и быстренько смыться. А что там внутри, за дверями… «Да кому это интересно? Одно и то же везде».