Введение
Однажды на разноголосый диалог полушарий мозга обратил внимание их владелец. Он терпеливо выслушал всё до конца, а потом записал, оставив ячейки памяти свободными… для последующих разговоров.
«– Как получается, выбирая свой путь, мы остаёмся с тем вариантом, который уже отбросили? – рассуждал первый вдумчивый голос.
– В смысле? – переспросил второй, грубый и ироничный.
– Хорош прикидываться, слышал, наверное, и не раз: «Как же так, я ведь не этого хотел?!»
– Чушь! На это никто и внимания не обращает.
– Да?! – удивился первый, – А самокопание? и парадоксальное следствие: «Это точно не мой выбор!»
– ???..
– Молчишь? Тебе не нравится игра в демократию?
– А кому понравится, когда в последний момент лишают права выбора, подсовывают непонятный результат!
– Вот то-то и оно, а когда уже начинаем движение, понимаем, что не туда идём, но продолжаем идти?
– Инерция, хотя, возможно, топтуны, а не часовые…
– В смысле? – удивился первый.
– Стоять не можем на одном месте, – пояснил второй.
– Понятно, поэтому всегда налево и тянет.
– Это ты про жену что ли?
– Нет, это про мужа… Имеем постоянное желание двинуть в сторону, сигануть в кусты почти на каждой путевой развилке.
– А-а, догадываюсь: поменять работу, квартиру, страну! – съязвил второй.
– Не совсем, но параллельно.
– Тогда вспомни известное выражение: все под богом ходим!
– Вот, и штампы тоже. Вывод ужасный: мы уже на чьей-то стороне! – подвёл итог первый.
– О какой стороне речь? – заинтересовался оппонент.
–Об этом узнаем в конце жизни.
– Ты сейчас про какую сторону, людскую, человеческую?
– Нет такой стороны!
– Подожди, как нет? Но мы не животные, не насекомые… и не растения?..
– Мы – «Рабы божьи».
– Ну-у, нагородил! – разочарованно протянул второй. – Зачем тогда нам сознание?
– И я не знаю. Кто-то играет с человеческим мозгом, манипулирует нашим сознанием, причём не в одиночку.
– Ух-ты, завертел! – с ироническим восторгом бросили первому.
– Вот так: у каждого играющего – свой стандарт.
– Это получается, мы кому-то должны составить пару? – стал уточнять второй.
– Ну, да, оставаться с кем-то в одном шаблоне – двойной стандарт их не устраивает, как и нас.
– Двойной стандарт – это когда одно для себя, второе другим?
– А есть ещё что-то?
– Нет, всё правильно, единственное, «для себя» может меняться кардинально в каком-то промежутке времени.
– Так каждая сторона тянет наше сознание к себе, рвёт его на части.
– Согласен: или я под всех, или другие как я.
– Это наша жизнь, бытиё, если хочешь.
– А что они хотят?
– Думаю: каждому нужно, чтобы моё «Я» оставалось на его стороне, – снова повеяло рассудительностью от первого голоса.
И тут же последовала смешанная с сомнением ирония второго:
– А моё?
– Ну и твоё.
– Это так нас задёргают! Борьба-то нешуточная, каждый миг, секунду, час и день – шаг за шагом перетягивают канат.
– И я о том! А где правда-то?
– Правды много, но истина одна, и каждая из сторон утверждает, что она открыта лишь ему. А возможно такое, что она посредине?
– А ты представь: может ли «Я» оставаться твоим не по определению какой-нибудь стороны, а по сути?
– С трудом… – включился в рассуждения второй, оставив иронию.
– А если не противостояние сторон, лишился бы мир света и тьмы, добра и зла, хорошего и плохого…Возможна ли жизнь без них?
– Ты про духовное и материальное?
– И про это, а вообще, возможно ли человеческому «Я» оставаться воистину его? Впитать в себя обе противоположности, расширить сознание до таких границ, способных объять необъятное?
– Не знаю.
– И я не знаю.
Небольшая пауза, и опять начинает вдумчивый голос:
– Живём, хлеб жуём, не обращаем внимания на такие вещи.
– Верно подметил, и мыслим: это – для себя, с червячком – другим.
– Привыкли, кажется, так и надо. Наше мышление основано на двух понятиях: да и нет – и не может воспринимать их вместе и одновременно.
– Всё очень тонко и отвлечённо и в жизни происходит обыденно и неразличимо.
– А вот если кто-то неожиданно попытается нарушить двойной стандарт?
– Того вычеркнут из списка нормальных! – подхватил его почин второй.
– И всё?
– А ты как хотел? Нет человека, – и проблема отсутствует.
– Выходит им необходимо независимое «Я» признать ненормальным и вернуть сознание иноверца в прежнюю область восприятия?
– Выходит, – согласился второй.
– Так кто они? И сколько их?
– Тебя на конкретику потянуло?
– Причём тут конкретика? Только что появившийся на свет младенец не имеет двойных стандартов, мир в его восприятии един.
– С чего ты взял?
– Ну, как же, в первые дни и месяцы существования его сознанием управляет не мозг, что-то другое, за исключением инстинктов естественно.
– Это откуда ты взял? Помнишь младенчество?
– Из личных наблюдений и обыденных представлений.
– Ну, и?.. – затребовал дальнейших пояснений второй.
– Малыш в ознакомительный период воспринимает взрослых по-иному, сортируя на «хороших» и «плохих». На «уси-пуси» его не возьмёшь, раскусит сразу, а вот искренняя улыбка от сердца придётся ему по душе.
– Сказанул… Льстивое слово и кошке приятно.
– Я не о том…
– Тогда о чём?
– Понимаешь, это он потом станет как все, а поначалу он другой, он из иного мира… свалился с луны. Это он позже освоит «уси-пуси» и начнёт потехи ради со всеми играть.
– Понял, это о Маугли: «Мы одной крови с тобой, ты и я», типа, младенец воспринимает мир душой.
– Вот, уже ближе. Цвет един, и мир сплошной, пока младенцу его кто-то не раскроит на два: для себя и остаток другим.
– Ты опять про это…
– Тем самым лишает его счастья и блаженства, заставляя хмуриться и плакать, если что не по его. Делить и ревновать, путаться в местах и опять хныкать, не понимая, что происходит, потому как сердце подсказывает: «Не то, не то!!!»
– А что не то?
– Должны объяснить взрослые или ещё кто-то, но уже в голове.
– Лучше бы не объясняли…
– А они объясняют, обкрадывают счастьем, лишают постоянного блаженства.
– А потом? – требовал продолжения логической цепочки второй.
– Потом… суп с котом: всю жизнь можешь прожить честно, достойно, но объединить в себе целый мир, ощутить миг блаженства, растянуть этот мгновение на бесконечность – не получится, не дадут.
– Господи! Так кто не даст-то, те или эти?
– И наши не дадут, и те постараются.
– Так кто же они, способные делить наше сознание, заставляя мозг не слушать и игнорировать сердце, и подчиняться зову то одних, то других?
– Никто не знает, разве только «блаженные», но их изолируют, изучают и лечат, возвращают в лоно двойного стандарта, иначе…
– Ты меня пугаешь! Что иначе?
– Иначе всё рухнет, впадём в детство, и начинай с истока, нам-то уже без разницы, а кому-то подобное не в жилу.
– Так кому?!
– Тем, без кого мы начнём по-другому, минуя двойные стандарты!
– Им без нас нельзя, мы вместилище их стандартов…
– Ну да, а нам без них?..
– А мы в плену иллюзий и обмана, что наша земная цивилизация движется в правильном направлении.
– Э-э! Как повернул! – удивился первый, и создалось впечатление, что они поменялись местами.
– Материальный прогресс очевиден, но его назначение вселяет тревогу.
– Нет, ты меня просто пугаешь!
– Его предназначение не объединяет людей, а разобщает, воспитывает у одних превосходство над ближним, у других – ненависть и протест.
– И сейчас ты скажешь: людское сознание всё больше раскалывается на своё и чужоё, а одно из них всегда оказывается близким и родным.
– И скажу: в конце концов, в этом противостояние останется лишь один человек (если повезёт). Он почувствует себя Господом во главе машин, ибо живые люди вселяют в него ужас повиновения, и такой опыт заложит двойной стандарт.
– Или как говорили древние: «Стереть и начать заново».
– Где ты нахватался такой архаичности? Так давно не говорят.
– Как по-твоему говорят?
– «Господи, перегрузи этот мир!»
– Возможно так и в ногу с прогрессом, но наше сознание несёт цивилизации гибель.
– Открыл Америку! Об этот все знают…
– Знать-то, знают, но уступить друг другу не могут, тогда это уже добровольная гибель, суицид.
– Тихо! Тихо…
– Что такое?
– Наш нас подслушивает…
– И что?
– Что-что! Побежит жене расскажет или врачам, а то и хуже…
– Что хуже?
– Выйдет на улицу через окно или балкон, или с моста прыгнет…
– Не-е! Наш не такой, сейчас записывать побежит.
– И точно, вон уже искры летят: «Где блокнот, где ручка?»
– Всё! Сейчас работой завалит, прощевай!
– Покедова!»
Книга первая.
Адепт и гадалка.
Часть первая.
Итак во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди,
так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки.
Евангелие от Матфея, 7:12.
Глава 1
На исходе июльского дня, когда солнце, касаясь городских крыш, ещё не потускнело в своем блеске, но длинные тени уже зацепились за дома, подавая надежду, что пеклу вот-вот и конец, с работы домой, утомившись зноем и запахом плавленого асфальта, возвращались горожане; сдвигались жалюзи и гардины, распахивались окна и выходы на лоджии и балконы, чтобы застоялый воздух выплеснулся на улицу из помещений и оставил место надвигающейся прохладе.
Для многих не имеющих кондиционеры эта привычная процедура – обыкновенная дань лету без лишних затрат на электричество, парадоксального насморка и прочих кризисных последствий, и только для Андрея Хрусталёва безвредный оброк в тот ранний вечер обернулся стрессом и головной болью.
Распечатывая балконную дверь, в небесной лазури между разросшимися деревьями он обнаружил святящийся объект. Заворожённый зрелищем, Андрей перестал сражаться с упрямым шпингалетом, так и застыл с поднятой рукой, его взгляд всё сильней втягивался в белый шар, как кролик в пасть удава. Исходивший от шара свет, необычайно яркий для заката, не слепил, но и не отпускал от себя.
Световые дорожки разной длины создавали картинку, схожую с детским рисунком солнышка, такое же чередование лучиков – длинный, короткий. Прожектора-лучи явно находились в режиме поиска, спонтанное желание Хрусталёва «посвети сюда» исполнилось мгновенно. Ослепительный поток ударил Андрею в лицо с потрясающей точностью, шар, несомненно, обладал суперинтеллектом и использовал человеческие эманации в качестве маячка, скоротечно вычисляя правильный курс и глиссаду на объект, излучающий в пространстве мысль.
Веки рефлексивно задёрнулись, но световая мощь чувствовалась и сквозь них. От звона в ушах Хрусталёв оглох, как будто рядом грянул выстрел. Мысли, не успев разбежаться, блокировались, мозг заглючил, как цифровое телевидение в грозу. Опора поплыла под ногами, словно расколовшаяся льдина. Световой удар усилился, насквозь пронзил уже всё тело, и казалось, что оно плавно втягивается в белый туннель, растворяясь и теряя не только естественный пигмент, но и вес. Всё!.. Сплошной яркий свет и ничего более…
Шар погасил сознание, обессветив его. Оно погрузилось в небытиё, где возможности нет проявиться мысли самой, тьма не искрит.
Но вот в голове зажглась чужеродная мысль, точно во тьме чиркнули спичкой, отыскивая путь к спасению:
– Не бойся! Это Себеё…
– Себеё?! Это… по-японски? – чуть успокоившись, но с недоверием заметалась бледным пикселем мысль Андрея.
– Если не нравится, тогда это сэон «С» двести шестьдесят семь», – заново представился интервент.
– Сэон «С» двести шестьдесят семь?! А что это?! – ещё больше удивился разум Хрусталёва.
– Тебе не обязательно знать, скоро и это затрётся, верь нам, и всё будет хорошо!
И тут странное видение заполнило сознание Хрусталёва: он лежит на спине, над ним мощный светильник прямоугольной формы, поделённый внутри ещё на девять секций. Яркий и спокойный свет на тёмном фоне не ослепляет. Прямоугольные секции в светильнике выделяются тусклыми колеблющими линиями. В левом углу – мерцающая пиктография, похожа на силуэт человечка с расставленными конечностями. Вот фигурка резко переместилась в правый угол по диагонали, и снова всё успокоилось и погасло. Опять темно.
Тяжело дышать. Нет, кажется, Андрей просто разучился это делать, ему что-то мешает, сжимая рот и горло. Старается изо всех сил сделать выдох, от усилий надулся и лопнул воздушный пузырь из слюны. Пробует вытереть влагу с губ и со щеки, но рука не слушается, словно нет её, отстегнули. «Ничего страшного, всё знакомо! – успокаивает себя, – Это уже было, операция прошла успешно». Он помнит, он знает, что будет дальше…
Сейчас врач-анестезиолог поможет, он толкнёт его, спросит о самочувствии и соберёт салфеткой со щеки…
Толчок! Он чувствует свою руку, скользящую по лицу, туда, где был пузырь. «Сухо, ничего нет?!»
Очнулся: нет ни врача, ни больницы, ничего не может понять, ощущения прошлого не отпускают его. Лежит на диване в комнате, первая дверь на балкон открыта. Дышит неровно и часто, ощутимы биение сердца и пульсация в висках. Начинает приходить в себя. Дежавю…
Поднялся и сел, облокотившись на спинку дивана. Осмотрелся, – та же светло-серая рубашка с коротким рукавом и фактурными полосами на ткани, те же потёртые синие джинсы. Руки потянулись к голове, непроизвольно приглаживая причёску. По правому уху скользнуло что-то холодное и гладкое. Отдернул руки – на правом запястье браслет…
«Ну вот, уже и глюки… от жары», – появились первые собственные разумные мысли.
Мозг, анализируя сбой сознания, пробежался по закоулкам памяти. Больницу с хирургической операцией отбросил, слишком давно. Задержался на цифрах: «…шестьдесят семь, шестьдесят семь… причём здесь шестьдесят семь? Может семьсот семьдесят семь?!» Тогда это авария, недавно, три месяца назад.
«Чёртова авария! – выругался он, – Сидел бы сейчас у моря и в ус не дул».
Накатили воспоминания о тех цифрах и том дне…
…«Лада» бойко набирала скорость, игриво разбрызгивая влагу весенних луж на встречные машины и на чёрные навалы прессованного снега у обочин и тротуаров. Город, с каждым днём отдаляясь от зимы, расцветал прошлогодним мусором и лоснился от грязи. Но ни серость, ни промозглость уже не могли испортить приподнятое настроение. «Русское радио» пропело «домой» и известило Андрея Хрусталёва, что пришёл конец рабочей недели, а значит, – впереди два выходных. Андрей планов на уикенд не строил, но ощущение безделья, отсутствие спешки и так называемого «рабочего напряга», создавали радостную иллюзию удачных субботы и воскресенья.
Разбитая за зиму дорога не способствовала быстрой езде, но весна окрыляла, и водители старались не замечать ограничивающих знаков на фонарных столбах. По-своему чувствовали весну дэпээсники, деньги у них обрели запах моря и шашлыка, хруст купюр сопровождался напевами Трофимова, а некоторым в их шелесте чудилась иностранная речь. Смешивание городского бюджета со своим не лишало инспекторов избирательности в работе: не всех лихачей тормозили, ориентируясь по номерам, а на штрафы разводились не умеющие грамотно строить диалоги.
Двухразовый пятидневный маршрут стоянка – работа – дом позволил Андрею за полгода выучить все уловки гаишников. Поэтому он не стал чертыхаться вслед грязной «десятке» с номером «семьсот семьдесят семь», окатившей его машину мутной жижей, а лишь промурлыкал: «Ну-ну», зная о стражах порядка за изгибом дороги.
Они не подвели, оказались на месте и как всегда с радаром. Синхронное движение – прибор вниз, полосатая палочка – вверх, и «три семёрки», мигая правым указателем, прижимается к обочине. С грязными потёками на стёклах, но удовлетворённый, Хрусталёв проследовал дальше к перекрестку. Остановившись на красный, полюбовался в зеркало процессом экзекуции.
Ну, так нельзя! Водитель «десятки», не предъявив документов, бросил несколько фраз обладателю формы и резко стартовал, чтобы вновь кого-то обрызгать. На пару с гаишником Андрей испытал разочарование.
Ничего не попишешь – двойной стандарт. Выражение в обиход ввели власти, причём на самом верху и абсолютно по делу. Касается оно в основном международных отношений западной демократии и развивающихся стран. Но в жизни, как и в политике, всюду – двойной стандарт, одним словом: внизу также, как и наверху.
Размышления Андрея прервал сигнал сзади. На светофоре горел зелёный. Включив передачу, помчался догонять колонну. Теперь обогнали справа, конечно, городской поток не терпит пустоты, но зачем уж так-то. «Три семерки» подрезала его на грани «фола» и помчалась дальше.
«Так недолго и въехать куда-нибудь», – только успел подумать Андрей, как раздался скрежет тормозов и глухой звук удара. «Десятка» торчала в задней части «Газели»: «Там же зебра для пешеходов!»
Тихонько объезжая аварию (вот так и зарождаются пробки) с удовлетворением принял ниоткуда взявшуюся инородную мысль: «Семёрки» наконец-то попали в то место, куда и стремились». Травм, судя по осматривающим ущерб водителям, не было. «Ну и, слава богу, а в остальном, так ему и надо, магия трёх семёрок не сработала», – облегчение и эйфория от таких мыслей слегка затуманили мозг, как большой глоток прохладного пива в жару, а вот на душе стало неприятно, словно туда, преодолев тёплый салон автомобиля, прокралась весенняя свежесть.
Миновав пешеходную зону, автомобиль Хрусталёва выехал на кольцо. Справа всех пропускаем, «Газель»-фургон ограничивает обзор. Впереди стартовала «шестёрка», он за ней, но с опаской смотрит вправо, удар, машина глохнет – это неожиданно затормозила «шестёрка», неизвестно чего испугавшись. «Ну, вот и я тоже в «заднице», – мелькнула мысль, а вдогонку и вторая, – не надо другим желать того, чего себе не пожелаешь».
Андрей набрал домашний номер, к ужину пусть не ждут, процедура оформления аварий небыстрая, к тому же в очереди он последний. Теперь выходные пройдут по-иному и запомнятся надолго. Да и отпуск у моря переносится на следующий год, ремонт машины поглотит накопленные деньги. С летом вместе они останутся в любимом городе, чтобы лёгкие не лишились смога, тело – асфальтовой сауны, а загаром солнце и здесь наградит, только офицерским – коричневыми станут лицо, руки выше локтя, шея и треугольник на груди.
Андрей только начал привыкать к гражданской жизни, уволившись из рядов и решив множество бытовых проблем, только его сознание озарилось свободой планирования, отличной от армейской, как первые проекты на отдых рухнули… в общем, снова как у всех не получится. Майор запаса, бывший военный лётчик – молодой пенсионер. Смешно и грустно одновременно. Когда оформлял паспорт, отвечая девушке из окошка на вопросы о месте работы, произнёс: «Пенсионер». Та подняла глаза, осмотрела молодого человека среднего роста, плотного телосложения, по-военному коротко стриженного, русого, с голубыми глазами и задумчивым взглядом и, не поверив словам, заглянула в документы. Сличив там фото и выверив дату рождения, с завистью произнесла:
– Надо же, хорошо сохранились, Андрей Викторович, завидно смотреть.
– Веду здоровый образ жизни, – пошутил он.
– Что не курите и не пьёте? – удивлённо вскинула она брови.
– Курить бросил лет восемь назад, выпиваю в меру и лишь когда есть повод, – просто и без гордости пояснил он.
– Оно и видно, а мой на шесть лет младше, а выглядит, настолько же старше, – с горечью в голосе пояснила она свою озабоченность.
Для своего возраста Хрусталёв выглядел моложаво и чувствовал себя неплохо, только при внимательном рассмотрении можно заметить пробивающийся седой волос в висках, да если раздеть, обнаружишь распущенный и слегка поплывший животик. В последнее время стала побаливать спина при длительной езде на автомобиле, но такое и у молодых бывает. Ну, а в душе он всегда оставался оптимистом и мечтателем, двигаясь по жизни в предвкушении чего-то интересного, необычного, что наступит завтра – в конце недели, летом, на следующий год. Он как-то прочёл в инете комментарий психолога о людях, которые воздвигают стены для защиты от депрессий. Одни постоянно молятся, другие пьют, третьи употребляют наркотики, кто-то принимает антидепрессанты, а он верит в хорошее завтра… Это его ограждающая конструкция, с годами она истончается, как кровеносные сосуды, и он понимал, придёт время, и стена рухнет, что же будет тогда? Наверное, выроет траншею…
Так вот, эта ничем не обоснованная вера в эфемерное будущее, которое всегда представляется лучше реального, хорошего настоящего, держала Хрусталёва на плаву, не позволяя утонуть в жизненных передрягах.
«Ничего, и аварию переживём! – успокаивал он себя тогда. – Это не то… завтра».
«Пережил, называется!» – отбрасывал он прошлое, постепенно приходя в себя от светового удара.
Теперь он вспомнил про балкон и свет, на этом всё обрывалось, дальше знакомые ощущения… от хирургической операции. Круг замкнулся.
«А он реальный, не глюк!» – удивился Андрей, осматривая трофей на запястье.
Наконец-то Хрусталёв отвлёкся от круга воспоминаний, и навязчивые цифры перестали досаждать, словно закрылся ящик Пандоры, со всеми бедами внутри, а любопытство осталось снаружи. Андрей успокоился, мир снова казался интересным, а браслет требовал изучения.
Серебристый обруч из необычайно легкого, невесомого металла притягивал и ласкал взор. Конструкция артефакта состояла из двух колец, насаженных одно на другое. Лежащее на запястье, внутреннее – шириной около трех сантиметров, слегка выступало из-под округлостей внешнего. На верхнем кольце три равноудалённые кнопки с особым геометрическим образом – треугольник, ромб и овал. На нижнем кольце ещё имелась и метка в форме треугольника.
«Для кнопок при совмещении», – домыслил Андрей. И левая рука начала искать подтверждений, трогая верхний обруч. Он легко проворачивался по оси без значительных усилий, но внутренняя часть браслета оставалась неподвижной. При вращение по кругу, предмет не издавал звуков, пока овальная кнопка не совместилась с меткой, тогда послышался легкий щелчок. Возникшая подсказка «нажать» преобразовалась в действие. Где-то внутри конструкции отчётливо проявились вибрации, широкое кольцо разжалось, и запястье освободилось от браслета.
Окольцованная пташка снова на воле. Если с ней всё ясно, то с хозяином колец, властелином, непроглядный туман. Почему ничего не отложилось в памяти, как это произошло, и кто надел? Одни вопросы… Выглядит всё странно и угрожающе неприятно. И тут впервые он отчётливо воспринял, как две половинки мозга обсуждают общую проблему.
«Поздравляем, похоже, беляк! – решилось охарактеризовать необычный процесс левое полушарие». «Беляк, беляк… – эхом закружилось в голове и докатилось до правого полушария, которое, ещё не въехав в тему, как спросонья уточняло, – Не понял!..» Левое бойко продолжило: «Белая горячка, говорю, глухня!» Теперь правое возразило уже рационально: «С чего бы, не пили и не пьём-с…» «Точно, значит больные, – ещё энергичней подхватило первое». Но невозмутимость правого не дала слабины: «Просто не хочется».
Диалог провис так же неожиданно, как и начался. Опять дежавю, но теперь другого порядка. Как только пытается вспомнить о шаре и браслете, происходит сбой в поисковой программе мозга, словно кто-то уводит от настоящего, подыскивая похожее в прошлом.
Притихшие половинки бросились снова обсуждать проблему. Инициатором выступала левая: « Я же говорю – больные, склероз нужно лечить!» В этом случае правая подхватила тему сразу: «Какой склероз? Здесь похоже на парамнезию, на одну из её разновидностей…» «Убедил, вон какие слова извлекаешь… ну, что там ещё? – не останавливалось левое полушарие». «Ложные воспоминания, пробелы заполняются событиями прошлого, схожими эмоционально… – процитировало правое данные вскрытой ячейки». И опять последовал провал.
Тут же нарастающее чувство тревоги привело к воспоминаниям молодости, лейтенантским годам. Отдых в профилактории ВВС Хабаровска, кутили две ночи напролёт и… допились. Необъяснимый страх не позволил поддерживать компанию со столь высоким темпом. Андрей отказался от похода с товарищами в «Белую лошадь», винный магазин на окраине Хабаровска, с последующим многочасовым стоянием в очереди, отрыжка «перестройки» и «сухого закона». Одиночное метание по номеру гостиницы вылилось в идею о трудотерапии. Лейтенант раздобыл швабру с ведром у дежурной по этажу, и пол снова заблестел, влажная уборка проводилась ежедневно по утрам персоналом профилактория.
«Так-так-так! Нужно чем-то занять себя, съехать с этих воспоминаний: выйти на балкон, подышать воздухом. Ну, нет, один раз уже сходил. Кстати, зачем я туда потащился? Точно… сегодня очередное собрание во дворе, и я хотел посмотреть, началось ли?»
Он делает вторую попытку вырваться из круга далёкого прошлого, переключившись на реалии сегодняшние, и не замечает, как снова погружается в воспоминания. Мозг автоматически ищет ту ячейку, где спрятались эти назойливые цифры, но каждый раз проскальзывает мимо…
«Значит, собрание хотел посмотреть, будь оно семь раз неладно, тьфу, опять…»
Собрание жильцов его подъезда пытается каждые полтора-два месяца текущего года достичь консенсуса в вопросе установки домофонов. Весь двор был в курсе и с интересом ожидал финальной части водевиля.
А двор – меж двух пятиэтажек по улице Сакко и Ванцетти и, примкнувших к ним, кирпичных заборов. Двор небольшой, и улица короткая в три квартала с названием, вызывающим у Хрусталёва приятные воспоминания детства.
Коробка цветных карандашей «Искусство», дефицит семидесятых годов, всегда осматривалась досконально, а там сбоку надпись: «Изготовлено на фабрике художественных принадлежностей им. Сакко и Ванцетти», и молодому поколению того времени казалось, что свои фамилии названию дали итальянские художники, рисовавшие такими карандашами в эпоху Возрождения.
Разочарование наступило в период изучения истории, из школьной программы Андрей узнал, что итальянцы совсем не художники. Но ассоциация с искусством так осталось на всю жизнь, и когда в середине девяностых переезжали семьёй в этот дом, название улицы стало приятным воспоминанием о счастливой поре, а двор близким и родным. Хрусталёв, сообщая новый адрес другу, так улицу и представил:
– Имени итальянских художников.
На что тот, немного помолчав в телефонную трубку, парировал:
– Хватит врать – это американские рабочие.
Первое же появление во дворе вызвало у Андрея приятное чувство комфорта от многообразия растительности. В ту пору по центру рядом с пирамидальным тополем выделялась плакучая ива. Её густая крона из длинных и гибких, словно покрытых лаком, ветвей с ярко-зелёными и узкими листьями походила на женскую голову с модной причёской. Тонкие ветви свисали над низким палисадником и в некоторых местах касались асфальта, как дреды с плеч девушки, из-за чего дерево и считали главным украшением. Жаль, что её нет теперь, без женской красоты двор потерял уют и выглядит неухоженным.
Зато две липы у дорожки, соединяющей центр с первым подъездом, с тёмным блеском листвы и светло-зелёными прицветниками, с вечно гудящими насекомыми в кроне, отчего жёлтые цветы кажутся живыми, захватили первенство среди оставшихся насаждений. Под одной из них, ближе к кирпичной стене, отделяющей двор от детского садика, находилась лавочка.
Вот сегодня на этой площадке у лавочки должен решиться вопрос установки железной двери подъезда с домофоном. Главные противники установки – наши признанные малоимущие пенсионеры…
«Так, всё, нужно идти к людям, иначе…», – не успев подумать о последствиях, Андрей сбежал из квартиры, загрузив мозги простым механическим движением.
Когда Хрусталёв выскочил из подъезда, собрание было уже в полном разгаре. Вела его молодая девушка, в тёмных джинсах и светлой блузке. Одной рукой она неустанно поправляла длинные светлые волосы, а второй, с тетрадкой, жестикулировала, негромко объясняя что-то десятку жильцов, окружавших её. Слушатели стояли и трепетно внимали, их лица не источали восторга, но были напряжены и заинтригованы. Выявить активистов не составляло труда, они жались к говорящей и выказывали готовность перехватить речь, если понадобится.
– Ну вот, – закончила представительница фирмы, – в принципе и всё. Теперь решайте сами, как вам поступить. Надумаете – звоните, телефон у вашего представителя. Я должна покинуть вас, у меня ещё одно собрание по такому же вопросу.
И со словами:
– До свидания, надеюсь на сотрудничество, – покинула круг.
Андрей смотрел ей вслед, как она удалялась по оси двора между машинами, наклонив голову, точно боясь задеть ветви деревьев высоко наверху. Девушка двигалась как бразильянка с туго обтянутыми плотным материалом, толстыми бёдрами. Ноги при ходьбе задевали друг о друга, и тем самым создавалась видимость хромоты или какой-то ортопедической болезни у идущей.
«Интересно взглянуть, как она бегает, – домыслило левое полушарие за Хрусталёва, – только кому интересно?»
Андрей повернулся и обнаружил, что народ давно уже не безмолвствует, жарко обсуждает насущные проблемы. Первой доступной и понятной для него фразой стало выражение: «Нет денег!»
И произнесла её баба Вера в выцветшем, как и её глаза, бледно-голубоватом платке. Косынка, повязанная наподобие бонданы поверх белёсых косм, неизменная синяя кофта и эмалированное ведро для мусора в руке – вот и все главные отличия Веры Васильевны от остальных старушек двора. А курьёзный атрибут – ведро – наводил на мысль, что с ним она родилась восемьдесят лет назад и не расстанется до самой смерти. Если баба Вера сидела на лавочке, ведро стояло рядом, а если двигалась вдоль двора к мусорным бакам, оно было в руке, нередко полупустое. Дефиле вдоль окон двух домов с ведром – это старческий променад.
«Интересно, а когда она спит, куда ставит ведро – к ногам или у изголовья?» – вопрос возник сразу у обоих полушарий, а стимулировал его сторонний наблюдатель, сверив зрительный контакт с ячейкой памяти «Баба Вера». Давая лишнее подтверждение Хрусталёву, что в настоящий момент мозг работает сам по себе, информируя помимо хозяина кого-то ещё.
– Теть Вер, для вас будет десятипроцентная скидка, как ветеранам.
– Ну, нету у меня денег со скидкой или без. Нету.
И тут активисты неожиданно получили помощь из стана противников.
– Бессовестная ты, Верка, – резанула Зоя Петровна, – у сына деньги куры не клюют, а ты прибедняешься.
– Ты моего сына не тронь, о своём алкаше лучше позаботься, а то живет на отшибе в халупе, а сама к себе даже внуков прописать не хочешь.
– Не твоего ума дело, займу, если у тебя нет.
– Обойдусь, не занимала и не буду! Вон, молодухе одолжи, – кивнула баба Вера на Тоньку, женщину тридцати лет.
Антонина, мать-одиночка, с двумя детьми ютилась на пятом этаже в однокомнатной квартирке своей бабушки. Раньше бюджет семьи складывался из Тонькиных подработок, пенсии и подаяний, собранных полусумасшедшей старушкой на входе в ближайшие магазины. В то время существование было сносным, а теперь, после смерти хозяйки недвижимости, граничило с нищетой.
Вообще с подаяниями в подъезде Хрусталёва – перебор. Приблизительно полтора года назад в квартире на втором этаже проживал одинокий семидесятилетний слепой. Он регулярно стоял с протянутой рукой на многолюдном местном «Арбате», за что неоднократно получал тычки от хозяев тамошних попрошаек. Последний раз его так сильно отходили, что он через неделю умер от побоев в своей квартире. В подъезде общался только с бабой Верой, которая помнила его ещё зрячим. Она ухаживала за ним перед кончиной, вызывала скорую, но врачи не смогли помочь на дому, а ехать лечиться куда-то больной отказался.
– Этого квартирного бомжа не возьмет ни одна больница, – произнесла врач скорой перед уходом.
– Почки ему отбили, – констатировала причину его смерти баба Вера.
Кто первым начал побираться: слепой или сумасшедшая, теперь уже не выяснить, их нет. Квартиры поделили: слепого – отошла муниципалитету, ну, а бабушкина – внучке. Только Антонине от этого легче не стало: доходы резко сократились, а плата за квартиру и коммунальные услуги перестали быть льготными. Антонина работала санитаркой в больнице, подрабатывала в парикмахерской, стирая на дому полотенца. По ночам к ней ломились ухажёры, принося с собой выпивку и закуску, а иногда – детишкам печенье и лимонад, жалея денег на Пепси и Колу.
– А мне не надо, я не собираюсь домофонов ставить, – отозвалась Антонина, когда до нее дошёл смысл кивка бабы Веры.
– Тебя никто не спросит, поставим и всё, – взревел первый этаж, самый заинтересованный.
– Поставите, вызову МЧС и срежу вашу дверь на хрен. Я мать-одиночка, целый день на работе, мне некогда топтаться перед дверьми, детей нужно кормить.
– Пивом что ли? Они у тебя только пустые полтарашки на помойку оттаскивают мешками.
– Не ваше собачье дело, откуда пиво!
– Оттуда! На пиво денег не жалко, а на домофон – жаба давит.
Андрей воспринимал речь окружающих в пол-уха, ему казалось, что самое главное и «интересное» может в любую секунду произойти у него в голове, ниоткуда появится новая мысль, которую он не успеет зафиксировать в памяти, и тогда ему снова придётся мучиться и вспоминать, так же, как те цифры. Да и сходка терапевтического эффекта не давала, наоборот, раздражала. Тут же его намерения поддержали полушария, затеяв между собой диспут о жизни, а роль пассивного арбитра оставив ему.
– Какой нормальный человек будет выслушивать эту хрень, когда несколько минут назад с ним случилось такое?..
– Кстати, эта «хрень» и есть наша жизнь…
– Хотя, собственно, что произошло?! По голове не били, не ограбили, даже наоборот, подарили браслет на руку!
– Ну да, а что это за шар и свет, который оглушает, как дубина?
– Возможно – это какое-то заболевание, ну, предположим, что шизофрения так и начинается.
– Опять про болезни?! Прямо паранойя…
– Шар и свет должны видеть многие, если всё это – реальность, как и сам браслет.
– Пошли немедленно удостоверимся в наличие той самой вещицы, а вдруг её нет…
Диспут застопорился, последнее предложение оказалось весомым, заставив Андрея попятиться из людского круга. Он влетел на этаж, резко хлопнула входная дверь. Не снимая сандалий, Хрусталёв миновал коридор и в комнате обомлел. Серебристый обруч лежал на диване у боковой спинки, там, где его и оставили.
«Так-так, сейчас… – обрывки малых мыслей зажигались и гасли, не успевая формироваться в окончательные мыслеобразы». На автопилоте вернулся в прихожую, чтобы скинуть обувь. Снова оказавшись в комнате, взял в руки браслет и постарался внимательно рассмотреть, чтобы не пропустить ни одной детали, но странное желание надеть его пересилило. Снова вибрации, кольцо мягко охватывает запястье.
Что дальше? Ничего не происходило, и мир не перевернулся. Волнений не было так же, всё обыденно, как будто он надел на руку часы. Схожая утренняя процедура при уходе на работу.
С эстетической точки зрения безделушка выглядела прилично, стать другой мешали кнопки, вот если бы вместо них вставить драгоценные камушки, тогда да – женское украшение дорогого вида. На руке мужчины может сойти за «циркониевый браслет», который всё рекламировали как лечебное средство в телевизоре, но только в том случае, если вы это средство в руках не держали.
«А что, будем говорить всем для стабилизации давления, – отозвалось рационализмом правое полушарие, – не выбрасывать же сразу вещицу, даром обретённую. Вот только проверить на излучение не помешает».
Сколько времени он любовался браслетом, не засекал, процесс прервал звонок. Андрей открывает дверь, входит супруга.
– Всё, ставим домофон. Уломали бабок, – возбуждённо с порога произносит она, – прощайте сонные бомжи на лестнице по утрам, запахи в подъезде, как в общественном туалете, и шприцы на подоконниках.
– Лен смотри, что у меня, – не обращая внимания на её скороговорку, выпалил он, протягивая вперед правую руку.
– Где?.. Опять дурачишься.
– Ну, на руке.
– Отстань со своими приколами. «Что на него нашло?»
– Да ничего не нашло.
– Мне кажется про «нашло» я не говорила, – встретившись взглядом, по слогам повторила она. – « А может, и сказала, да не заметила».
«Стоп! – завелась с пол-оборота левая половинка мозга, – последнюю фразу она не говорила, рот закрыт». «Точно! – согласилась правая, – я слышу её мысли, ну, как тебя. Нужно остановиться и быть внимательней, иначе…» «Чего ты задёргался? Сам достраиваешь диалог за другое лицо, и сам же боишься! – неожиданно отступила левая». Парировать её выпад правая не успела.
– Завтра перед работой зайди в домоуправление, отдай показание счётчиков, – прервала его внутренние диалоги Ленка. «Сходит, не развалится», – добавила про себя.
– Схожу, – ответил Андрей и солидарно с обоими полушариями подытожил, – «эта штучка на руке невидима, к тому же нужно быть начеку и соображать пошустрей, что-то в ней ещё есть такое, чего мне пока не понять».
На следующий день с браслетом в кармане Андрей отправился выполнять поручение супруги. Домоуправление задержало его дольше, чем хотелось, он опаздывал на работу. Хорошо, когда свой транспорт, но удачным это утро не назовешь, казалось, вот уже нагнал время, ловко маневрируя по полосам, максимально возможно нарушая скоростной режим, вырвался на финишный отрезок, а там… – пробка.
В каждом городе имеются узкие места, где транспортные коллапсы возникают регулярно. Здесь таким местом слыл железнодорожный переезд, рассекающий крупную автомагистраль почти на самом выезде из города.
В каждом городе существуют и карманы-ловушки, где доблестные гаишники отлавливают незадачливых нарушителей. В этом узком месте был ещё и такой карман, одним словом, как в рекламе про шампунь.
Хотя переезд оснащен светофором, автоматическими шлагбаумом и барьерами, но с каждой стороны почти весь день, лишь с перерывом на обед, дежурили экипажи ДПС. В народе над этим шутили рифмовкой:
– Не только автоматическими подъемниками, но и денежными отъёмниками.
Вся фишка заключается в закрытии переезда, когда водители последних машин поневоле становятся нарушителями. Шлагбаум ещё не закрыт, но уже раздаётся звонок, и мигает красный свет. Объяснения «без вины виноватых», что звонок их застал уже на пересечении рельс, не принимаются, и развод на деньги идет как обычно по полной программе. Не всё проходит гладко, однажды переезд осиротел на полтора месяца. Гаишники отняли права у крупного чиновника соседней губернии, спешившего в гости к местному коллеге и отказавшегося по статусу платить штраф на месте. Права вернули, кормушку закрыли… временно.
Андрею предстояло слева объехать стоявшие колонной автомашины и почти перед шлагбаумом свернуть направо в тупик промзоны. После банкротства крупный завод растащили по частям для создания множества мелких частных организаций, в одной такой фирме и работал Хрусталёв.
Такую же схему объезда перед этим осуществил джип, юрко шмыгнув в проём бывших заводских ворот. Старший лейтенант ДПС невозмутимо проводил того взглядом. Автомобиль Андрея, следующий за джипом, не понравился офицеру. Полосатая палка указала на место для экзекуции.
– Нарушаем… – только и разобрал Хрусталёв из краткого монолога.
У Андрея от несправедливости перехватило дыхание.
– Можно ещё раз услышать, что я нарушил, – неубедительно возразил он, протягивая права и документы на машину.
– Пройдемте… – улыбаясь, милиционер показал на «Ладу» пятой модели с мигалкой и добавил, – разберём ваши ошибки.
Усаживаясь рядом с инспектором, Андрей уже мысленно прокручивал размеры штрафа: «Железнодорожный переезд стоит дорого, обгон перед ним запрещён!» «А мы и не делали этого, – включилось левое полушарие». «Точно! – поддержало её вторая половинка, вскрывая ячейки с дорожными правилами, – Мы, как это называется, опережали, нет объезжали».
– Я никого не обгонял, а объезжал, – ободрённый Хрусталёв озвучил предварительные размышления.
– Никто вам и не вменяет обгон, у вас иное нарушение, которое может повлечь за собой лишение водительского удостоверения, – солидно произнёс старлей, – читайте вот этот параграф, – передал ему раскрытую книгу.
– Я за очками, без них сложно, – отпросился Андрей.
Хрусталёв достал из папки очки и, не зная почему, браслет из кармана. Лёгкая вибрация и серебристый обруч на запястье. Вернувшись в машину гаишника, энергично взял с панели книгу, раскрытую на разделе «Движение через железнодорожные пути». Взгляд азартно запрыгал по тексту, спускаясь в поисках истины всё ниже, точно белка из городского парка, ловко сбегающая за кормом по древесному стволу.
– «Запрещается выезжать на переезд», не то, а вот: «Кроме того, запрещается: объезжать с выездом на полосу встречного движения стоящие перед переездом транспортные средства».
– «Сколько же брать с лоха упёртого, пятьсот или триста? Читает он, очки нацепил…»
Хрусталёв опасливо покосился на инспектора, наблюдающего сквозь прищур и лобовое стекло за переездом, губы поджаты, рот закрыт, а ладошка слегка постукивала по рулю. Имея опыт вчерашнего общения с женой с помощью браслета, Андрей сообразил, в чём дело, и, не отвлекаясь, продолжил чтение.
– «Ничего себе мыслишки у нашей милиции», – с возмущением высказалось левое полушарие.
– «А-а! Значит, мы правы», – отозвалось и второе.
– На встречную полосу не выезжал. Это статья не подходит, – уже более твёрдо произнёс Хрусталёв, передавая книгу владельцу.
– «Не хотел же сначала останавливать, бодай его теперь…», – сетовал в мыслях гаишник, но голосом добавил, – составим протокол, на комиссии разберутся.
– «Должен дрогнуть», – настаивало правое полушарие, и Андрей пошёл в атаку на инспектора, – Разметки нет, а ширина позволяет три полосы, в суд подам. Любой пристав согласится со мной, замерив проезжую часть.
– «Теряю время с этим скупым жлобом. Борец, блин, за справедливость».
– Настроения нет возиться с протоколом, на первый раз прощаю, – великодушно поучал инспектор, возвращая документы, – «Номер запомнить, прихвачу в следующий раз, вон и переезд открылся».
– Спасибо, лейтенант, быть вам капитаном, – с настроением пошутил Хрусталёв.
– «Вот гад, издевается! Из меня лоха сделал! Хотя сам виноват, видел и раньше эту «Ладу», работает тут, подготовился…»
– «Браслет – супер!» – восторгалось правое полушарие, когда Андрей прятал вещицу в карман, садясь за руль, а левое иронизировало, – «Взгляни на часы, шеф уничтожит нас вместе с браслетом».
День прошёл как обычно, а это значит много работы, и некогда думать о постороннем. Но Хрусталёв заметил одну странность, хотя браслет и не охватывал запястье, в обыденном общении с сотрудниками не слышался, а дополнительно ощущался шепот. Причина такого явления ему понятна, покоится в глубине кармана, но вот как быть с самой причиной?..
Вопрос начал решаться сам собой после проверки на радиоактивность – она отсутствовала, теперь всё свободное время уходило на изучение случайных событий, вызываемых этим предметом, на познание самого себя, своих новых возможностей.
Вначале процесс походил на развлечение. Усилиями воли двигались предметы по столу: футляр для очков, пульт от телевизора, пэт-бутылка, лист бумаги и блокнот. Без помощи рук в раскрытой книге перелистывались страницы, запущенный бумажный голубь долго парил в управляемом полёте, в ванной скручивались колпачки с тюбиков пены для бритья и зубной пасты, срывал листья с деревьев около дома, и в штиль создавался ветер.
Всё это было занимательно, повторялось многократно, особенно понравилось писать взглядом на запотевшем зеркале в ванной комнате. Пробы отображения текста на экранах телевизора и мониторе компьютера при помощи мысли не удались, но Андрей интуитивно осознал, что такое возможно, но необходимы тренировки. Ко всему прочему, не помешала бы и теория, объясняющая эти явления.
Неделя пролетела незаметно. В выходную субботу Хрусталёв отправился в парикмахерскую, расположенную с уличной стороны дома напротив, обычную, не салон, с дешёвыми тарифами за услуги, одним словом – «совдеповскую».
Андрей слушал радио, ожидая очереди в холле выдержанном в спартанском стиле, где кроме дерматиновой кушетки и зеркала лишь голые стены, и поневоле всматривался в обстановку зала с двумя работающими мастерами. Между креслами в зале стояла этажерка, полками ей служили пластмассовые корзины с приклеенной скотчем табличкой: «Чистое бельё». Тут же прямоугольное ведро с откинутой крышкой и другой надписью: «Грязное бельё».
– «Писали бы лучше – «использованное», не так унизительно!» – раздражаясь, прокомментировало левое полушарие.
– «Это кому как… хозяин молодой, из саун не выходит, почти живёт там, брезгливый, а прилагательное «использованное» совсем не относится к существительному «бельё», – возразило правое.
– «Ты думаешь, в его лексиконе оно связано с другим словом?»
– «Уверен».
– «Но, «грязное» также унизительно».
– «Успокойся – это просто показуха, вот, мол, чинухи – всё для вас!»
В этот момент диктор радио подкинул более увлекательную тему для умственных упражнений, сообщив номер телефона студии желающим поделиться наблюдениями за чем-то необычным. В качестве примера рассказал о светящемся шаре, появившемся над городом в прошедший понедельник. НЛО, так назвал его ведущий передачи, оказывается, в городе наблюдали многие, это подтверждается массовостью звонков.
– Я тоже видел, – оживился седоватый мужчина предпенсионного возраста, которого только что закончили стричь.
– Да что вы говорите, Валентин Сергеич, – подзадоривала его мастер, принимая деньги за работу.
– Да-да, я серьёзно говорю, вы зря мне не верите, – отступая к выходу, продолжал убеждать Валентин Сергеевич.
Пройдя середину зала, он остановился и вопросительно осмотрел себя в зеркале.
– А я не удивлюсь, если это действительно НЛО, – вступила в дискуссию второй мастер, продолжая колдовать над клиентом, – даже престижно для нас, а то слышим о явлениях где-то, а у нас нет. Вот теперь и мы не хуже остальных.
Слова эти произвели недоброе впечатление на Валентина Сергеевича, он раздражённо хмыкнул и вышел из зала в холл.
Хрусталёв на миг встретился с ним взглядом, и Андрею показалось, что наблюдатель НЛО не ожидал насмешливой реакции окружающих. Валентин Сергеевич, не прощаясь, покинул холл, дверь стукнула, возвратившись в исходное положение под действием пружины, а разговор в зале завладел вниманием Хрусталёва.
– Чудаковатый мужчина, – не стесняясь в выражениях, охарактеризовал клиента работающий парикмахер, – Алён, а откуда ты его знаешь? – обратилась она к своей напарнице.
– Это бывший председатель моего ЖСК, – ответила Алёна, аккуратно заметая остатки волос в совок.
– За что выгнали? – нехотя продолжила расспрос коллега.
– С чего, ты, взяла, что выгнали?
– Ты сказала «бывший»…
– Сам ушёл. Вообще история тёмная, разное говорят. Председатель он деятельный, при его руководстве в квартирах было тепло и горячая вода, не то, что сейчас.
– Зачем же отпустили? – удивилась напарница.
– Мы его и не отпускали, два раза собрание собирали, просили остаться, ушёл по здоровью. Следующий, проходите, – пригласила Алёна.
Сосед Хрусталёва, молодой человек, прошёл и сел в кресло. После стандартного опроса клиента, Алёна, как ни в чём небывало, продолжила рассказ.
– Я и говорю, что всё там не так просто. Умел он собирать плату за коммуналку, где убеждением, другой раз и нахрапом, а иногда и через суд. Вот, поговаривают, и нарвался.
– Как это? – поддерживала тему второй мастер.
– Да вот так. Вывесил он списки должников по оплате, и в них мент оказался, квартиру у нас в доме снимал. Сразу же приносят председателю повестку явиться в милицию. Он туда, – а там в кабинете сидит знакомый квартирант-неплательщик и заявляет, что зарплата у него маленькая, поэтому председатель должен придумать что-то, так как платить за нанятое жилье дважды дядя милиционер не собирается. Валентин Сергеич ничего умного не придумав, находит хозяйку квартиры и предъявляет требования по оплате ей. Его повторно вызывают в милицию, но уже разговаривают невежливо, а предупреждают, что у него могут начаться крупные неприятности. От таких наездов он и подал в отставку.
– Видно грешен перед властями, что так быстро сдался, – вынесла вердикт напарница, закончив стрижку и освобождая клиента от пут «грязного белья».
– Самое ехидное во всём этом, – продолжила Алёна, – мент через пару месяцев получил квартиру в другом районе и переехал. Валентин Сергеевич устроился председателем садоводческого товарищества. В накладе остались только мы – жильцы кооператива, в доме постоянные проблемы не только с горячей водой и отоплением, но теперь и с холодной, и с вывозом мусора, дворники постоянно бастуют. У нового председателя на всё отговорка: «Нет денег». Один вопрос – куда он их тратит?
– Ну, а как дела у Валентина Сергеевича на новом месте? – с иронией в голосе спрашивала вторая парикмахерша, приглашая жестом и взглядом в кресло Хрусталёва.
– Ты знаешь, прекрасно, – ответила Алёна, – на поприще садовода развил такую деятельность, товарищество процветает. Им все довольны, даже дачи в том поселке подорожали. Статью в местную газету накатал под названием: «Овражнобуерачные сельхозпродукты». Пишет, что все балки, буераки и овраги приносят неплохие урожаи. Типа трудолюбивые дачники умело разрабатывают бросовые земли, а настоящие пахотные чернозёмы зарастают бурьяном, а те, которые используются по назначению, имеют низкий коэффициент отдачи. И в конце парадоксальный вывод: нужно развивать овраги, балки и буераки, так поднимется сельское хозяйство.
– Ого, прямо фельетонист! – восхитилась мастер за спиной Андрея.
– Если бы… я же говорила – деятельный, на соседние колхозные поля зарится, – подытожила Алёна.
А слушавший Хрусталёв сделал выводы и для себя. Во-первых, шар наблюдал не он один, что уже хорошо, отпадает вопрос о галлюцинациях; во-вторых, говорить об этом серьёзно и вслух – примут за идиота; в-третьих, всё-таки единомышленники есть, и они – не слабоумные; в-четвёртых, возможно существуют и другие браслеты, и их также кто-то изучает и ищет им достойное применение. Вот только четвёртый вывод явно был не его, а навязанный ему кем-то.
«Возможно, интуиция так и проявляется», – успокаивающе выразилось левое полушарие о последнем заключении.
Глава 2
Неблагозвучное имя «Се-бе-ё», его фонетический перевод в цифровую кодировку «С» двести шестьдесят семь» (С267) – не главные странности сэона. Самая необычная особенность – взаимное проникновение параллельных миров, когда одни лишь догадываются о существование других, а вторые постоянно меняют подходы воздействия на первых, чтобы продлить своё существование. Сэон – мыслеобраз, созданный человеком, но хранящийся в ином мире, помимо памяти человека.
С точки зрения людей, мыслеобразы откладываются только в их памяти. Для передачи информации о них используются слова, с буквальным и метафорическим смыслом в виде текста или речи, и способности, которые трансформируют образы из мыслительного состояния в материальное в разных сферах жизни, таких как искусство, наука или быт. Есть ещё один способ – экстрасенсорный, но он более закрытый и к тому же редкий, штучный как талант. Поэтому человеку представить, что мыслеобраз занимает ещё и информационно-энергетическое состояние, сложно и непривычно, но со временем понятие освоится, как впитался однажды постулат о Вселенной, с её безграничностью во времени и пространстве или байт информации в кибернетике.
Так что же представляет собой мыслеобраз С267?! Человеку сложно предположить, что у образа «Дом», который ассоциируется с теплом и уютом, материнской заботой, тишиной и гамом, родными от того и незаметными, есть ещё и непривычное имя в информационном поле Вселенной. И совершенно другой вид, непохожий на серую многоэтажку с балконами и лоджиями или сельский домик, с выгоревшей на солнце железной крышей и белой трубой, закопчённой на самом верху. И потому вид пульсаров для мыслеобразов в параллельном мире покажется человеку абсурдным, но это так, к тому же нелепость усиливается полной невидимостью для него.
Лишённый яркой, мерцающей короны, обновлённый Себеё стал доступнее невооруженному взгляду, блёклый вид светящегося шарика походил на светлячка с вечерней лесной опушки. Все перемены вызваны свойствами размещения сэона в модуле корабля МЭОС (матрица энергии остановленного света).
Запрограммированный и воплощённый Иерархией Светлых Сил (ИСС) для безопасного преодоления сэонами озонового слоя Земли, Мэос представлял из себя голографическую матричную сферу застывшей энергии. Себеё, привыкая к новому состоянию, лазерной точкой носился в отсеках шара-корабля, словно колибри в журавлином питомнике. Он вместе с собратьями – сэонами ближайшего ряда – готовился посетить Землю, что означало визуализироваться, стать видимыми для людей, изменив до оптического диапазон излучения. Настоящее пребывание в мысленном энергетическом формате в околоземном горизонте событий не предоставляло им такой возможности.
Сэоны – пространственно-световые матрицы, бестелесные энергетические сущности светлого ряда. Буквенно-цифровой позывной каждого – это сложный код, состоящий из адреса информационного поля и подкода разворота матрицы в образ-вымысел. Объём шара, напрямую зависит от концентрации волевого потенциала индивидуального проектора, создающего образ. Человек, живущий или обитавший на Земле, и есть проектор сэонов.
Поток мыслительной энергии людей, внедряясь в пространство МЕОНа (матричные единицы осмысленного наполнения), теряет свою целостность, как воды реки, впадающие в море. Желтовато-бледное полотно энергии дробится на фракции при встрече с голубой материей света. Душевная муть и гниль выпадают в осадок, на дно МЕОНа, окутывая земной шар покрывалом злых измышлений, созданных тьмой в поражённом мозге. Концентраты чистых и светлых образов выныривают в меоновых небесах, наполняя бессмысленное разумом. Их энергетические ядра уплотняются, теряют расплывчатую оболочку визуализации, сопутствующую мыслеобразу, и остаются с малым эквивалентом сознания и с частичкой памяти прародителей – людей светлых, обладающих чистым и творческим мышлением.
Здесь, в меоновых высях, усиливается зависимость от света, они обретают персональные ячейки, сгруппированные в каноны, получают возможность и далее служить свету, не распадаясь до первородных основ мыслительной энергии – суб-аруны сознания. Свет питает их по неразрывным каналам, управляет ими, любит и ласкает их, как создание сынов божьих.
Их индивидуальный позывной адаптирован к человеческому восприятию и в каждом национальном языке имеет свой код вербального доступа. Настоящий идентификатор сэона – это музыкальный трек, сотканный из тонких и восхитительных вибраций энергии мыслеобраза, не воспринимаем ухом человека, как и оптический диапазон зрением. Если сэон вступает в контакт, то люди слышат имя или позывной, других возможностей звукового восприятия нет. Хотя вступить в прямое соприкосновение для сэонов почти нереально, их обычный контакт – это вестовой канал, питающий сознание землян, их мыслительную часть, импульсами идей и направлений развёртывания логических цепочек, такой процесс людьми называется вестничеством. Позывные формируются автоматически, когда вершители ИСС наделяют сэона адресом в информационном поле, создавая каналы управления его энергетической матрицей. Вершители недоступны сэонам, как живым людям знания о своём посмертном существовании.
Здесь структура МЕОНа своим несметным количеством матричных ячеек (10 в 87 степени) сберегает массивы мыслеобразов с самой ранней поры людского существования, как недра Госфильмофонда России самую большую коллекцию киноматериалов с зари черно-белых и немых картин. Себеё, как неотъемлемая часть информационного хранилища, всегда мог визуализироваться, развернуть матрицу памяти проектора с образами его жизненных воплощений. Вот её цепочка: С42115 – С436 – «Се-гун». Проектор – воин, но нет доступа к подкоду пространства, где это? Что означает «Сегун» – имя, звание или положение? Есть лишь подвижный мыслеобраз гибели проектора, выполнявшего свой долг: вот падает, поднимается снова и опять сражён. Храбрость и мужество наполнили помыслы высокими энергиями, позволившие посмертно воспарить образам его Родины и семьи. Голубые тонкие молнии связывают часть сэона с радужными голографиями жизни проектора, а их приближение заставляет вибрировать оболочку ядра, она трепещет как крылья мотылька в полёте.
Вот эти сублимированные голографии: чудесные строения неземного города, висящие над зелёным массивом; голубое озеро энергии – хранилище и кладовая его жителей – клубится протуберанцами на поверхности. Сегун счастлив с семьёй, красавица- жена и, под стать её изящным чертам, ласковые и красивые дети. Высокие энергии любви, счастья и благополучия окутывают мыслеобраз, заставляя его переливаться радужным светом, словно земной горизонт северным сиянием. Где это было?.. В каком из параллельных миров?.. Себеё не дано знать, связь с тем пространством лишена доступа, каналы уходят в никуда и там обрываются. Но эти разорванные нервы принуждают Себеё составлять отчёты и отсылать их с некоторых пор не только по запросу ИСС, но и проектору, Сегуну в неизвестность. Да, они не похожи на письма людей – это, скорей, голографические картины того нового, с чем сэон встречается в постпроекторном существовании. Он, как любящий сын, отчитывается перед своим создателем-отцом о воспринятых им образах из информационного поля, и как обычный орбитальный спутник транслирует сигнал с голографическими картинками. Он не знает, доходит ли информация до адресата, но транслирует.
Свои послания он мог бы делать и людям в доступной и понятной форме. Начинать их можно так: «Дорогой мой, Сегун!»; или как обращение: «Многоуважаемый и высокочтимый Сегун!», но это всё, дальше голографический трек, с мыслями и чувствами сторонних проекторов, так как сам он ничего создать не может, он лишь проекция, управляемая куратором…
В настоящем Себеё подготавливают к миссии на плотный земной уровень. Суть её – отыскать проектора-резервиста, осторожно оснастить его трансэгрегором, не повредив физического сознания, чтобы человек стал антипроектором тьмы. Сэоны такое успешно проделывали и ранее, но только в безлюдной местности, а теперь непосредственно в городской черте. Планы поменялись из-за противодействия тэонов, внедрившихся в сознание объекта, лишив его на миг концентрации. Цепь событий сдвинулась в другое русло, ситуация изменилась и не позволила потенциальному проектору покинуть город.
Идея наделять «нейтральных» людей трансэгрегором – устройством связи и сканирования сознания человека – пришло от самих людей, в виде чётко сформированной светлой мысли фантаста, постоянно-действующего проектора сэонов. Функция трансэгрегора – переводить человеку пожелания Высших Светлых Сил, кураторов сэонов, в доступной и понятной для него форме мысли, в её словесном и визуальном обрамлении. Ведь тончайшие связные нити, выстраиваемые Светлыми Силами с энергетическими центрами человека, зачастую обрываются не только тэонами, но и людьми, непроизвольно и по незнанию. Тогда их центры становятся изолированными, связь с Космосом прекращается. Идея эта – пробиваться к сердцу через мозг – по времени совпала с ростом количества «нейтральных» людей.
Множество людей стали снабжать Вселенную тревожными сигналами о неприятных трансформациях в сознании. Их уже душевно не волнует боль и страдание других людей, так лишь для приличия и в традиционной форме выражают сочувствие и соболезнование. Не развивается в них и аскетическая духовность, хотя и не прельщают огромные материальные богатства, по инерции лишь восхищаются состоятельными людьми, но уже понимают, что такая обуза ни к чему – лишние хлопоты. Кто-то мягко назвал себя «нейтральным», живущим и не знающим для чего он это делает, а некоторые грубо и зло – болотом и быдлом. Возможно, – это болезнь роста, развития цивилизации, сказывается побочное влияние интернета, что сравнимо с понятием антевасины – слово на санскрите, распространяется в сети – людьми с родственным мировоззрением (только те уходили от мирской суеты к просветлённым, жили в пограничье двух миров, а нейтральные остаются с людьми, но жить не желают, и просветляться не намерены и не хотят покончить с жизнью). Они скорее антиантевасины, не подглядывают за двумя мирами и не интересуются, а пытаются создать свой, третий, но не знают как, и учителя нет. Человек – не Космос, а лишь частица Вселенной, потому вакуум в его природе не предусмотрен, и если он ищет наставника, то гуру появится обязательно, в том закон мироздания.
И Светлые Силы обнаружили претендентов на нейтральных, ими стали «зэоны» – вассалы «Серых», со своей философией индивидуализма, даже, скорей всего, – это их происки. Цель зэонов – разрушить двойной стандарт сознания землян, насыщающих ряды сэонов или когорты тэонов – сущностей низшего порядка, тяготеющих к империи «Тёмных сил». По философии «Серых», земляне должны стать истинными обладателями своего сознания, – индивидуального и планетарного, – и тогда у «Серых» появится не только потенциальный союзник, но и зэонопроектор.
Неустанная борьба пока не распространяется на «Серых», сэоны восстанавливают порванные связи с ИСС, уничтожая каналы тёмных и отбивая атаки тэонов на сознание людей. Они давно уже раскусили их тактику подсаживания на разорванные связи, с дальнейшим внушением людям только полуправды, чтобы от имени добра творить зло. К сожалению, этим простым способом тэоны закабалили многих, опутав их мозг и сердце тёмной субстанцией. Подсунули человечеству универсальное оборотное средство – деньги, расхвалив только хорошие свойства, умолчав о плохих. Деньги отнимают всё, а вот дать такого же количества, как при отъёме не могут, главное – с их помощью не добыть чистой энергии, её нужно копить в течение всей жизни.
Появление на земном плацдарме третьего игрока усложняет борьбу. Намерения «Серых» стереть с Земли двойной стандарт совпадают с желаниями сэонов, да, впрочем, и тэонов тоже. Но каким образом они собираются это делать, и почему люди принимают их сторону, оставалось загадкой. Кроме изучения этого вопроса миссия включает в себя и разработку тактики борьбы с «зэонами».
«Многоуважаемый и мудрый Сегун! Транслирую вам трек о своей первой экспедиции на Землю…
– Начало трека *…
Едва касаясь мезопаузы, корабль тормозится и меняет излучаемый диапазон. На плотном уровне небосклона из-за перемещений становится видимым объект параллельного мира – белый шар. Меос камнем несётся к поверхности Земли, без метеора. Сэоны, находясь в его раскалённой сфере, сканируют окружающую серость: блёклость красок, их спектральное сужение и отсутствие некоторых цветовых видов. Если бы сэоны имели генератор интеллекта, то их мысли гармонировали с людскими, и сходство породило удивление: «Как в сером и убогом мире рождаются прекрасные мыслеобразы?!»
На горизонте лежит оранжевое солнце. Его скользящие лучи отражает широкая, извилистая лента. Река. Со стороны высокого берега по пологому склону к воде спускается большой серо-зелёный массив. Город. Тёмная полоса над рекой соединяет его с меньшим серо-зелёным пятном. Мост и другой город. Сверху кажется, что полоска воды разрезала и раздвинула когда-то одно крупное и целое поселение, сделав из него два поменьше. Над большим, спрятавшимся в котловане, городом стоит плотный смог, сизый спектр говорит о сильном воздушном загрязнении, для его обитателей – это огромная проблема.
Мэос завис над большим массивом, включился поиск объекта. Он где-то рядом, в серых, с сильным фоном инфракрасного излучения коробках. Его ещё свежие, ничего не значащие и не дотягивающие до высокой сферы мысли не распались на отдельные сгустки суб-аруны и блуждают недалеко от своего создателя. Световой зонд приступает к сканированию пространства. Но вот объект сам устанавливает зрительный контакт с шаром, посылает им сигнал о своём точном местонахождении. Зонд захватывает мысль, а затем и сам объект. Сравнивает энергетический потенциал человека с поисковым, выкладывает его световую таблицу. С матрицей работают сэоны – 267-й и 251-й – Себеё и Себеда. Испуг стирают из сознания человека, о контакте остаётся едва уловимое воспоминание, схожее с событиями его прошлого; ему назначается новое матричное поле на корабле с позывным «А-дэ-пт», на руке настраивается трансэгрегор, объект возвращается зонду. Канал проверяется на устойчивость и органичность, зонд телепортирует человека на прежнее место. Операция закончена, Мэос набирает энергии, как ныряльщик воздуха, меняет излучение и испарятся с небосклона землян, как исчезает в их квартирах солнечный зайчик со стены, когда солнце прячется за тучи.
– Конец трека…#»
«Мудрейший Сегун!
Посещение Земли для моей транскоммуникационной системы не прошло бесследно, обнаружился сбой. И теперь неидентифицированный проектор снабжает вашего Себеё своими мыслеобразами. Я транслирую эти треки в исходное направление, но они снова возвращаются ко мне. Сигнал является отражённым, так как приходит не с земной стороны. Я перенаправлю их вам, ведь только вы способны разобраться в фантазийной сути неизвестного проектора. Вот его первый трек…
*…
Се Гун проснулся, и первой искрой пробуждения стала мысль об «Исходе Начал…», так звались переломные точки в его жизни, когда закрытие одного цикла служило началом следующего. Таких периодов было уже три: школьный выпуск, диплом университета и создание семьи (одно способствовало другому), работа в Научном Совете. Этот был четвёртый, так ему казалось, цикл. Сегодня он непосредственно приступает к выполнению решений Научного Совета по программе подготовки кадров в сфере проекта «Возвращение Земли». В рамках этой программы предстояло из ста восьмидесяти тщательно отобранных слушателей подготовить такое же количество специалистов-аналитиков, кураторов людей, живущих (а для слушателей – живших) на планете Земля…
Теперь он – старший лектор Академии «Владыко». Накануне Научный совет одобрил и его курс лекций о планете Земля…
Всё это началось несколько месяцев назад, когда исследовательский отряд, который он возглавлял, обнаружил в системе Ливидус три пространственно-временных коридора, выводивших их наблюдателей в Солнечную систему, непосредственно к прародительнице-планете – к Земле.
Много веков назад Солнце неожиданно остыло. Теория о ней, как о молодой звезде третьего поколения с жизненным периодом в 10 млрд. лет, рухнула. Галактика Млечный Путь, куда входила и Солнечная система, прошла сквозь магнитные врата, образованные нейтронными звёздами. В короне Солнца из-за разомкнутых магнитных линий образовались огромные дыры, плазма со скоростью, в несколько тысяч раз превышающей четвёртую космическую и скорость быстрого солнечного ветра и большим массовым объёмом, переместилась в стороны нейтронных звёзд. В этот восьминедельный цикл светило походило на огромный оранжевый тарелкообразный объект. Солнце потеряло половину массы и, вместо того, чтобы разогреваться и сжигать окружающие планеты, стало затухать и походить на красного карлика.
Дискуссии в научных кругах выдвигали различные гипотезы, вплоть до того, что это гигантские корабли неизвестной цивилизации произвели энергетическую подзарядку за счёт Солнца. Подтвердить или опровергнуть предположения, не было времени. Экстренно приходилось решать другие проблемы, возникшие вследствие галактического катаклизма. Земле тоже досталось, часть атмосферы была утеряна, и космический холод дал о себе знать. Земляне решились оставить замерзающую планету, пока это было возможно, а не заниматься анализом вселенской катастрофы.
Их эсминец в составе флота Светлых Сил покинул опустошённую Землю. Флот двигался к границе Млечного пути на встречу с разведчиками, чтобы там выбрать новый курс. Их корабль не был транспортным и шёл во фланговом охранении на большом расстоянии от эскадры. В его отсеках размещалось всего лишь сто десять тысяч землян, не считая персонала. И надо же такому случиться, по непонятным причинам именно их засосало в чёрную дыру на краю Солнечной системы. Казалось, гибель неизбежна, но нет, им повезло, они вынырнули в совершенно новом мире – трёх светил. Неизвестная галактическая тройная система Ливидус. Синевато-серый свет трёх огромных дисков послужил для них и названием: lividus по латыни – синевато-серый.
Новый мир поразил вынужденных переселенцев статикой и серостью. Не было ни дня, ни ночи, лишь только один синевато-серый диск двигался по небосклону к закату, как тут же всплывал второй. Из-за своей рациональности мир казался искусственным – освещение, как в теплице – по норме, но достаточное. В системе трёх Ливидусов было ещё две планеты меньших размеров – Зэо и Медиус. Лишь одна из них имела атмосферу и была пригодной для жизни людей, вторая не содержала воздуха, но была очень ценна своими полезными ископаемыми. Медиус стал их новым домом.
За прошедшие века переселенцы создали совершенно новую цивилизацию, Ливидусскую, но на генетическом уровне они оставались землянами, и земной геном не позволил их сознанию уничтожить или перепрограммировать память. Ливидусцы помнили, кто их предки, но это не помешало развитию и движению вперёд. Казалось, что в отношении прошлого можно поставить точку…
Но вот девять месяцев назад исследовательская группа во главе с Се Гуном, наблюдая межпланетное пространство за трёмя Левидусами, обнаружила две нестабильные точки, при дальнейшем изучении охарактеризованных как области гравитационной сингулярности. Эти нестабильности оказались пространственно-временными туннелями, если использовать точную характеристику, то один из них был лишь информационным коридором. На фоне реликтового излучения по нему приходил свет Солнечной системы, неся информацию о Земле XXV века. По туннельному коридору также приходил солнечный свет, так же нёс информацию о Земле, но только века… XXI-го. Кроме того по второму коридору туннеля к Земле XXI века можно было отправлять энергетические зонды – фантазмы, которые возвращались обратно, уже по информационному коридору.
В самый первый месяц после обнаружения коридоров Научный Совет оперативно разработал несколько вариантов по их изучению, и соответствующие группы даже приступили к выполнению одного из таких проектов. В частности, была установлена связь с сэоном С267 Себеё, энергетической сущностью светлого ряда. Было произведено перепрограммирование матричной структуры, что позволило использовать его как ретранслятор сигналов. Но их вторжение в околоземный формат событий не прошло незамеченным. Демиурги Светлых Сил расшифровали их и дали им точное определение – «Серые», а философию существования охарактеризовали как «нейтральная», что в принципе недалеко от истины: цвет их небосклона синевато-серый, а в переводе с латинского планета Медиус – нейтральный.
Такая быстрота и точность формулировок заставила Научный Совет пересмотреть программы экспансии Земли и перейти к разработке стратегической концепции по использованию коридоров.
Аналитический отдел выработал новые задачи. Они сводились к следующему: первое – непрерывно осуществлять поиски второго коридора к Земле XXV века, по аналогии с туннелем XXI-го; второе – разработать и осуществить план по мониторингу и ситуационному воздействию на Землю XXI века, единственная цель которого – сохранить как можно дольше планету Земля в Солнечной системе обитаемой; третье – продолжить поиски новых туннелей более позднего временного цикла, чтобы определить, в случае невыполнения задачи номер два, куда переместится флот землян с переселенцами на борту.
Се Гун работал над второй проблемной ситуацией, он готовил кадры для кураторства зэонов – энергетических сущностей, воздействующих на сознание землян.
Сегодня у него первая лекция. За завтраком он просмотрел в энергокристалле материал о канонической системе Светлых Сил, которым собирался начать курс лекций о Земле, затем на плечах визуализировалась пурпурная мантия, и вызванный телепортер переместил его в Академию…
– Так что же есть каноны?.. – обозначил Се Гун вопросом начало лекции после знакомства с аудиторией.
– Каноны – это голографические каскады циклов ступеней жизни отдельных земных проекторов, людей, создающих мыслеобразы для Светлых Сил в виде пространственно-световых матриц – сэонов. Каноны создаются Иерархами Светлых в период ситуационных моделей процесса полифуркации времени-пространства. Они позволяют определять моменты вмешательства в жизненные ситуации людей во избежание трагических ошибок. Аналитики Научного Совета пока не получили данных, существуют ли каноны непосредственно для планеты Земля, но, как видно из концепции, предполагается их создание.
Всё это Се Гун не торопясь изложил слушателям, демонстрируя голограмму. Сразу же последовали ожидаемые вопросы:
– Сколько известно канонов?
– Пока только три «А», «В» и «С» с временным пошаговым сдвигом на один земной год.
– Владыко, а что такое Светлые Силы?
– К сожалению, мы пока не можем дать чётких формулировок, но некоторые представления у нас есть, они сохранились в наших архивах со времён земного существования… Итак СС – это мыслящая субстанция планетарного или Вселенского масштаба, не имеющая плотной оболочки, но могущая преобразовывать свет в плазму. Контакт с ней возможен через информационное поле и осуществляется только с её стороны. Она выше по уровню развития и потому недоступна нам. В формате Солнечной системы субстанция способна регулировать и направлять сознание и конкретные мысли людей. В системе Ливидусов не действует, видимо, из-за того, что здесь иное информационное поле.
…#»
Глава 3
Под вязом на асфальте, закрывая въезд во двор, стоял серый «Рено Меган». Чужак, но примелькался. Так местные не ставят: они норовят прижиматься одной стороной к палисаднику, чтобы дать возможность проехать и другой машине.
Хозяина иномарки, еженедельно навещавшего старушку-мать, живущую на пятом этаже в подъезде Хрусталёва, неоднократно вежливо просили не создавать пробку. Холёный, всем своим видом показывающий, что жизнь удалась, на просьбы не реагировал.
У Хрусталёва с этим человеком произошла стычка, после которой остался неприятный осадок в душе. Как-то в рабочий полдень припарковал в глубине двора свой автомобиль, время обеда вышло, а покинуть двор возможности не было. Опаздывая на работу, долго сигналил и, когда водитель соизволил появиться, высказал ему: «Слабо по-людски ставить? Кому это понравится?».
– Не нравится, не ешь, – ехидно ответил тот модным штампом.
Вот и сегодня «Рено» неудачно расположился, так сказать, нагло хамил. Любуясь произволом с балкона четвертого этажа, Андрей с радостью принял мысль о неудобствах и для «Рено».
Взгляд обласкал переднюю шину с замысловатым рисунком протектора, но всё же отыскал колпачок золотника, замаскированный блеском металла литого диска. Ладони полыхнули огнём, окружающий мир потерял четкость от психической концентрации. Колпачок неспешно откручивался, ещё одно мысленное усилие, – и он падает вниз. Передохнул, вообразил, как нажимает на золотник, свиста выходящего воздуха из шины не слышал, но видел, как колесо ребром диска приближается к асфальту.
После небольшой паузы Андрей попытался вновь сконцентрироваться и раскачать кузов, чтобы сработала сигнализация, не получилось. Вероятно, неправильно представил данный процесс или просто не хватило концентрации, но хотя автомобиль так и остался неподвижным, сигнализация сработала и заблажила во всю мощь.
«Ну что ж, конечная цель достигнута, теперь подождём».
Ждать пришлось долго, хотя вой прекратился через несколько секунд при отсутствии повторных внешних воздействий. Гость появился неожиданно и нажал на пульт-брелок. Электронный сторож крякнул несколько раз, хозяин приступил к осмотру. Не заметить спущенной шины мог разве только слепой. Подняв колпачок, владелец иномарки осмотрелся вокруг: двор фактически пуст, лишь в его конце под деревом на лавочке тихонько ворковали две старушки, покой и безмятежность, никому до него нет дела.
«В ментовку неси, пусть пальчики откатают!» – иронизировало левое полушарие Андрея. Правое пока молчало, наблюдая за недоумёнными действиями хозяина иномарки.
Покрутившись около машины, словно лис у закрытого курятника, и не обнаружив ничего подозрительного, владелец достал переносной компрессор из багажника. Тишину нарушил весёлый рокот, колесо, набирая дворового воздуха, поднималось над асфальтом.
«Мы же крутые! Нам всё нипочем!» – теперь не выдержало и правое полушарие Хрусталёва, своими комментариями давая понять, что труды его пропали даром.
«Ну почему, – возразило левое, – следующий раз, если всё повторится, отправим на шиномонтаж, и будете сэр туда кататься, пока не освоите правила приличия».
Тут налетел слабый ветерок, и шелест листвы приглушил механический рокот. Деревья запоздало качнулись, двигая тени, прямой солнечный свет пробежался по лицу Хрусталёва.
«Стоп, что я делаю? – проявилась объединённая мысль в голове, – Прошло четыре месяца с момента окольцовки, а я всё игрушками занимаюсь, нужно предпринять что-то более серьёзное».
Во дворе снова всё стихло, но лёгкий вихрь оставил в душе Хрусталёва слабое чувство сожаления… о содеянном. Возникновение мысли о «серьёзном» притупило душевную щепетильность и задало направление поиска – интернет.
Там-то Андрей и повстречал статью «Паранормальные психические явления и способности и их разновидности», из которой почерпнул много интересного о подобных явлениях, но личность автора заинтриговала ещё больше. Уфолог Рогалёв находился в шаге от Хрусталёва: он жил с ним в одном городе.
На самом деле Рогалёв оказался не уфологом, а кандидатом физических наук, преподавателем местного классического университета. В аннотации излагалась и тема его кандидатской диссертации, затрагивающая вопросы теоретических исследований в области современной квантовой хромодинамики. Под его именем ещё много других научных статей, но внимание Андрея привлекла ещё одна, о материальности мыслительной энергии. Интуиция подсказывала ему, – это то, что нужно.
Узнав в секретариате телефон кафедры, где трудился Алексей Борисович Рогалёв, он со второй попытки всё-таки связался с ним. После долгих выяснений и препирательств, но главным образом после упоминания интернет-публикаций учёного, телефонный разговор приобрёл некую устойчивость и смысл.
– Хм… – послышалось в трубке, – у меня много статей и на разные темы.
– Да, конечно, по квантовой хромодинамике, но мне ближе – о паранормальных психических явлениях, – озвучил истинные намерения Хрусталёв.
– Вы знаете, я уже не занимаюсь ни тем, ни другим. В настоящий момент я просто «препод», как говорят мои студенты, ведь многие статьи и особенно сделанные заключения в них спорны и недоказуемы, поэтому принесли мне достаточно неприятностей. Я не представляю, чем могу быть полезен, – сухой и официальный тон намекал, что миссия Андрея может потерпеть неудачу.
– Алексей Борисович, вы единственный земляк-корифей в этих вопросах, ну не ехать же мне в Москву или Новосибирск. Прошу, выделите часок вашего времени, – взмолился Хрусталёв.
Что повлияло на Рогалёва, понять сложно, но он неожиданно согласился:
– Ну, хорошо, сделаю скидку на ваше пролетарское происхождение, но только в конце месяца, сейчас сессия, перегружен основательно. Перезвоните числа так двадцать пятого, договоримся о конкретной дате.
«Какая сессия? Сейчас ноябрь», – удивилось левое полушарие.
Правое поддержало ход мысли: «Отфутболивает, своя технология».
«Ладно, перезвоним», – согласился с самим собой Андрей.
Созвонившись в конце месяца с Рогалёвым, он всё-таки получил возможность аудиенции. И вот на следующий день после звонка в условленное время, измерив периметр университетского городка решительным шагом, он остановился у массивного трёхэтажного здания постройки первой половины прошлого века с надписью из лепнины на фризе «Физический факультет». Постояв немного у парапетного входа со стёртыми мраморными ступенями, энергично преодолел портал.
Здание внутри было таким же основательным, как и снаружи: высокие потолки, мраморные лестницы с чугунными перилами, дубовые, до трёх метров высотой, двери в коридорах. Величие и монументальность присутствовали во всём, но с годами лоск потерялся, и у вновь входящего создавалось ощущение, что зодчие знали заранее: у потомков на ремонт всегда не будет хватать денег, оттого и строилось на века из качественного и недешёвого материала.
Отыскав нужную дверь, попытался тихонько приоткрыть её, но не тут-то было, крашеный дуб и размер двери придали ей массивность, и она не поддавалась. Взявшись обеими руками за ручку, Андрей с усилием дёрнул и не рассчитал, дверь с шумом открылась, мужчина худощавого телосложения в очках с золотой оправой, сидящий за коричневым столом, моментально повернулся на звук, окинув его вопросительным взглядом.
– Извините, – сконфужено, как студент-первокурсник, оправдался Хрусталёв, – вы не подскажете, как мне отыскать Рогалёва Алексея Борисовича.
– Подскажу, это я.
– Здравствуйте, я Хрусталёв, мы условились о встрече вчера по телефону.
– А, военный уфолог, здравствуйте, проходите.
– Почему уфолог? – протискиваясь через дверной проём в аудиторию, возразил Андрей.
– Ну, а кто же вы? – вопросом ответил его новый знакомый, – если вас привлекла статья о паранормальных явлениях. Или вы пришли обсудить последовательность теории элементарных частиц?
– Можно последовательность теории, но её как бы ещё не создали, а вот меня больше интересует ваше высказывание о материальности мысли, – конкретизировал цель своего визита Хрусталёв.
– Похвально для обывателя – иметь понятие о кирпичиках мироздания. Ну а что касается мыслеформ, – это больше философский вопрос, так сказать, метафизический.
– Ну почему философский? Ведь человек, обладающий шестью видами чувств, при помощи соответствующих органов способен материальные предметы или действия преобразовывать в мыслительный процесс и наоборот.
– Как понимать наоборот? – уточнил Рогалёв.
– Произнесённая буква – это уже звук, – ответил Хрусталёв и, подойдя вплотную к столу, за которым сидел Рогалёв, остановился, не зная, что предпринять далее.
– И вы сделали вывод, что при существовании в сознании вещественных образов мысль тоже материальна?
Рогалёв жестом указал на ближайший к нему стол, предлагая Андрею сесть напротив, как студенту на зачёте.
– Не только поэтому. Ведь иногда мысли людей совпадают, хотя – это не плагиат, и не телепатия, в разных странах и городах живут совершенно непохожие и незнающие друг друга люди, говорят на разных языках, а мысли и идеи рождаются у них одинаковые.
Андрей, усаживаясь аккуратно, как цирковой артист, проявил чудеса эквилибристики, не задевая и не сдвигая ничего, едва протиснулся за стол.
– Ну, это говорит об относительности мышления.
– Согласился бы, если речь велась об обиходно-бытовом уровне. А когда появляются изобретения, научные открытия? Ведь бывает так: над жизненной проблемой долгое время бьются учёные, а результат не приходит. А у простого обывателя неожиданно откуда-то появилась мысль, позволившая решить проблему в одночасье, – в этот момент Хрусталёву показалось, что это говорит кто-то другой, ведь таких рассуждений у него раньше не было.
– Случаются и парадоксы. Однако должен вас огорчить, по этому поводу русский физиолог Сеченов писал, как мне помнится: «…мысли создаются из элементов, зарегистрированных в памяти человека, даже так называемые новые мысли, лежащие в основе научных открытий, не составляют исключение из этого правила».
Но мозг Андрея, заточенный статьями из интернета, был неудержим, выдавая всё новые и новые мысли из области уфологии. Хрусталёву опять почудилось, что он третье лицо при чужом диалоге. Одним словом – дежавю. Он даже ущипнул себя больно, затем продолжил:
– А что если предположить: идеи в прямом смысле витают в воздухе, в эфирном пространстве в виде энергии, которая материальна, как вибрации определённой частоты, длины, соразмерности. Человеческий мозг улавливает эти вибрации, сканируя пространство, и получаемая энергия побуждает определённую мысль. Таким же образом производит её в голове и выпускает в пространство. Ведь если мысль не записать, не застолбить, если хотите, то её можно потерять, и кто-то другой найдёт. При таком подходе можно объяснить неуловимость снежного человека, он получает энергию мысли охотников за ним.
– Так вот как вы всё перевернули, – обрадовался своему открытию Рогалёв, – я в своей статье имел в виду энергию, пронизывающую всё пространство и космический вакуум, сравнимо с монадой божественного происхождения. Мысль, в принципе, – энергия, но она условно материальна, – после паузы он добавил, – всё равно этот вопрос больше философский, просто вы его не так классифицируете, а идея о снежном человеке интересна. Ну, я надеюсь, что ко мне вы пожаловали действительно с вопросами по физической тематике.
– Не совсем. В вашей статье даны описания категорий паранормальных явлений, а я поневоле стал обладателем таких способностей, – это была первая фраза Андрея, которую он обдумал заранее, идя на встречу. Он даже вздохнул с облегчением, почувствовав, что пребывание в состоянии грогги, если так можно выразиться, при ведении околонаучной беседы, закончилось, и теперь он уверенно контролирует себя. Хрусталёв провёл тыльной стороной ладони по лбу, но пота не было. Дежавю.
– Что означает поневоле? – встрепенулся и Рогалёв, почувствовав перемену в разговоре.
– Некая вещица, осмелюсь охарактеризовать, материально-виртуального свойства, заставляет мой мозг работать в таком режиме или, возможно, помогает ему восстановить функции утраченные человеком в процессе эволюции, – Андрей произносил заготовленную фразу, будто читал доклад, в котором каждое слово выверено. Но он не успел раскрыть тему полностью, как его перебили, выразив крайнее удивление:
– Что и у вас браслет?!
– Так мы с вами коллеги по несчастью? – пришёл черёд изумиться и Хрусталёву.
– Не обманывайтесь понапрасну, у меня нет браслета, но я знаю человека, обладавшего им некоторое время назад.
Собеседник Андрея поднялся и вышел из-за стола на свободное пространство, было видно, что известие о браслете вывело его из равновесия, и психическая энергия в купе с воспоминаниями захлёстывали его. Маскируя внешние эмоциональные проявления, Рогалёв начал цикличное движение от двери к окну и обратно.
Андрей, отслеживая поворотом головы перемещения, рассматривал собеседника. На вид Рогалёву было приблизительно лет тридцать семь – сорок. Он казался высоким из-за худобы, волосы пепельно-серые, цвета выгоревшей и полинявшей прошлогодней травы, но аккуратная бородка – чёрная. Одет скромно, но со вкусом: серый костюм, рубашка в клетку со скошенным воротником, тёмно-синий галстук в мелкий горошек, новые чёрные ботинки начищены до блеска.
Не останавливаясь, два раза посмотрел на часы прямоугольной формы со стальным браслетом. Весь этот антураж, особенно кожаный портфель-кейс чёрного цвета с длинным ремнём, прислонённый к боковине стола, придавал ему образ художника или архитектора, хотя если всё основательно проанализировать, то получится только учёный-преподаватель и никто иной.
Неожиданно он резко затормозил около Андрея, как электричка от стоп-крана, и произнёс:
– А зачем вам это всё нужно?
По-видимому, своим вопросом он хотел смутить Хрусталёва, но тот ожидал что-то подобное и ответил спокойно:
– Я хочу понять, до каких пределов можно развить паранормальные способности.
– А это зачем? – продолжал нависать над Андреем Рогалёв, как следователь на допросе.
Такая форма общения возымела действия, Андрей заёрзал на стуле, опустил глаза и пробурчал чуть внятно:
– Пока не знаю, тянет, просто интересно.
– Так вы уже на игле, – сделал вывод учёный и продолжил движение.
– Можно сказать и так, – согласился с ним Андрей.
Рогалёв, подойдя почти вплотную к огромному окну, так резко повернулся, что от созданной им турбулентности качнулись вертикальные тканевые жалюзи кремового цвета, и произнёс:
– Не понятно, ради чего проводить эксперименты над собой. Я могу предсказать, чем всё это для вас закончится.
– Ну, и…? – не сдавался Хрусталёв.
Алексей Борисович двинулся к двери, рассуждая:
– Вы разовьёте свои способности, дальше вам всё надоест, но возврата к прежней жизни уже не будет. В лучшем – попадёте под влияние криминала, в самом плохом варианте – окажетесь или в психиатрической лечебнице или в Жидкуре.
– Про последний не спрашиваю, не информирован, а почему в психушке?
– Жидкур – российский аналог американского Розуэлла, там занимаются изучением всего непонятного. Ну а в «психушке», как вы изволили выразиться, все ваши деяния и рассуждения запросто сойдут за диагностические выкладки из учебников по психиатрии, а с наукой не поспоришь. Вот почему я этим больше не занимаюсь. Скажите, браслет у вас с собой?
Рогалёв остановился напротив Андрея, ожидая увидеть предмет, о котором шла речь.
– Нет. Я не умею одновременно обрабатывать поток чужих мыслей и речь, ещё не освоился, это мешает привычному общению. У меня есть рисунок, вот посмотрите, – Хрусталёв достал из внутреннего кармана вчетверо сложенный тетрадный листок и передал Рогалёву.
Тот безапелляционно взял и развернул, глаза быстро просканировали рисунок, и рука туже протянула листок обратно.
– Такой же, – сопроводил он все действия короткой и безразличной фразой.
– Такой, да не совсем, если вы видели предыдущий, то этот наблюдать посторонним нет возможности.
– Да есть, в зеркале, плоское изображение трехмерной реальности, – произнёс Алексей Борисович и в тот же миг смутился своей слабости, ему с самого начала не хотелось делиться даже такими малыми знаниями о браслете.
В этот момент Андрей пожалел о том, что не захватил его с собой, лишившись возможности прочесть мысли Рогалёва.
– Так что, мой вам совет, выкиньте всё из головы и живите спокойно, никому не рассказывая. А браслет – пусть будет. Как обращаться в быту с необычными вещами, вас лучше меня проконсультирует «потомственная гадалка» Мария, – последнее выражение произнесено было с намеренной иронией, – вы ей позвоните, телефона я не помню, найти его совсем не трудно. Воспользуйтесь рекламным объявлением. В городе много потомственных гадалок, но Мария одна, скажите, что от меня.
Хрусталёв, поднявшись, выскользнул из-под стола. Рисунок маячил перед ним, и он не знал, что с ним делать. Андрей был явно растерян от внезапного окончания диалога и не скрывал этого. Видя его удивление, Рогалёв извинился:
– К сожалению, больше времени вам уделить не могу. Возникнут вопросы по хромодинамике, звоните, а в остальном, увы, я вам не консультант. Рад был пообщаться.
Они пожали руки, и преподаватель демонстративно стал собирать портфель. Андрею ничего не оставалось, как попрощаться и выйти.
«Что же мы теперь имеем?» – стоя в университетском дворе, размышлял Хрусталёв. Тут же в дискуссию включились обе половинки мозга, и внутренний диалог приобрёл ироничность и остроту.
«Точны утверждения, что настоящий учёный не должен верить в бога, в НЛО и не общаться с уфологами», – вскрыло ячейки памяти правое полушарие. «Согласен, хотя и представляется он обычным преподом, но корпоративной этики придерживается, зачем тогда вообще назначил встречу?» – поддержало левое. «Что-то здесь не так, чего-то он не договаривает и опасается», – проявляло задатки аналитика правое. «Это как у военных: не можешь предотвратить пьянку подчинённых, так возглавь её. Начнём названивать, искать личной встречи, а так – поговорил, направил в иное русло и дал понять, что больше таких разговоров не будет», – раскрутило дорожку логических цепочек левое полушарие. «К гадалке послал, бред какой-то. Да ладно, сходим к оракулу, может наука старается избегать эзотерической темы не по своей воле», – продолжало анализировать ситуацию правое. «Да и интересно, никогда с гадалкой не общались», – согласилось левое.
Телефон Марии действительно отыскался быстро, но вот установить контакт сразу не пришлось, каскад последующих событий, несколько отодвинул такой момент.
Глава 4
Бывший купеческий уездный город не располагал широкими улицами, поэтому в сознании водителей сформировался особый парковочный кодекс. За множеством пунктиков – не делать то или другое – стоит главный основополагающий принцип: не создавать неудобства другим автолюбителям. В основном, кодекс чтут, но бывают и исключения. Хозяин «Рено Меган», например, не признавал кодекса! За подтверждением вывода далеко ходить не нужно – им опять единолично был перекрыт въезд во двор. Серая иномарка стояла в центре проезжей части, не оставляя никакой возможности проникнуть вглубь двора.
Переулок, примыкавший ко двору, был запружен транспортом. Хрусталёву пришлось возвращаться и искать место где-то на улице, оставляя «двенадцатую» без присмотра. Свободное место нашлось почти за полквартала от дома.
Пообедав наскоро(время было потеряно в поисках парковки) и выйдя из подъезда, Андрею посчастливилось наблюдать, как невоспитанный «Рено Меган» отбывает с гостеприимного двора. «Вот гад, чтоб тебя…», – начал ругаться Хрусталёв и осёкся, вспомнив про аварию, нехорошие мысли подавил в зародыше.
Пройдя по улице к месту стоянки авто, Хрусталёв его там не обнаружил. Первая успокоительная мысль – ошибся, потом, более внимательно осмотрев уличное пространство, понял – угнали. На том месте, напротив входа в продуктовый магазин стояла «Ока» цвета кофе с молоком. Значит, угнали давно, и место заняли другие.
«И всё из-за этого гада, чтоб ему… нет, я его сам накажу», – взорвался внутренним монологом Андрей. Что делать? Звонок по 02.
Дежурная внимательно выслушав Андрея, заставила продиктовать данные техпаспорта машины, сказав напоследок: «Ждите опергруппу». Спустя двадцать минут, серый УАЗик «Буханка», с голубой продольной полоской по бокам и надписью в ней «милиция», остановился на проезжей части у входа в магазин. В форме – только двое, сержант-водитель и лейтенант из группы, оказавшийся впоследствии участковым этого района, остальные двое – в гражданке.
Хрусталёв подойдя к ним, назвался потерпевшим.
– Следователь Широков, – представился старший, добавив, – расскажите всё подробно, введён план перехвата «Вулкан-2», поэтому любые мелочи и наблюдения могут оказать существенное влияние на поиск и обнаружение.
– Всё началось с того, что один отморозок перегородил въезд во двор, – начал Андрей.
– Фамилия, имя и отчество «отморозка», госномер его автомобиля, – по-деловому стал опрашивать следователь, листая блокнот для записей.
– Простите, это всё эмоции, не знаю его фамилии, ни как зовут, вообще, к угону он не имеет прямого отношения, – сделал обратный ход Хрусталёв.
– Тогда только по существу, – порекомендовал ему Широков.
Единственное, что отложилось в памяти Андрея, это стоящая рядом справа бежевая «шестнадцатая», потому что у неё все стёкла были затонированы черной пленкой, даже лобовое. Её сейчас нет на прежнем месте, и номера он не помнит. Поиск возможных свидетелей не затянулся надолго, так как опрашивать было некого. Широков предложил проехать в отдел, там и оформить заявление об угоне как полагается.
В отделе следователь провел с потерпевшим обстоятельную беседу, выявляя возможность завладения ключами от угнанного авто посторонними для изготовления дубликатов. Пока он заполнял протокол допроса, Андрей впервые осмотрелся. Кабинет, где они находились, был похож на то, что крутят в телесериалах: всё такое же расположение служебной мебели и тёмно-рыжий сейф за спиной следователя, только площадь помещения меньше. Теснота давит на посетителей, серость – предвестник мест уже не столь отдалённых – угнетает, работать – дело привычки – конечно, можно, но вот съёмки проводить в таких условиях затруднительно. Запахи могли сравниться с казарменными, но тоньше, с вкраплением табака и пыли.
Вошёл лейтенант-участковый. Протиснулся за стол напротив Широкова за спиной у Хрусталёва. Андрей повернувшись в пол-оборота к лейтенанту, посмотрел ему прямо в лицо.
– Не повезло вам, – с сочувствием заговорил участковый, поняв взгляд Хрусталёва как приглашение к диалогу.
– Шансов мало, что найдут? – как-то нескладно и без оптимизма спросил Андрей.
– Если в течение первой недели не найдётся, и никто не позвонит, то поиски могут растянуться до бесконечности.
– Что, прямо никакой надежды? – снова уточнял Хрусталёв, выклянчивая для себя хоть какой-нибудь случай с благополучным исходом.
– Надежда есть всегда, только положительный результат бывает редко, – неоднозначность проскользнула не только в словах молодого лейтенанта, но и в интонации.
В этот момент Широков закончил читать своё сочинение и протянул его потерпевшему со словами:
– Ознакомьтесь и распишитесь в конце, если что не так, поправим.
– Всё правильно, – ответил Андрей после прочтения.
– Вот вам мой телефон, если вспомните что-то, или у вас возникнут подозрения, кто это мог сделать, звоните, – произнёс следователь, принимая протокол из рук потерпевшего.
Хрусталёв, догадавшись, что его уже больше ничто в кабинете не держит, поднялся, взгляд вопросительно остановился на лейтенанте. Тот с пониманием кивнув, вышел вместе с ним.
– Скажите, а как можно ускорить процесс поиска? – рванул Андрей с места в карьер.
– Это вам нужно к гаишникам, у вас есть там знакомые? – вопросом ответил участковый.
– Да вот не обзавёлся, а вы не поможете мне? – с заискиванием в голосе обратился Андрей к милиционеру.
– У меня в поисковой бригаде знакомых нет, да и дорого это. Если есть деньги, то советую вам выйти на похитителей и попробовать выкупить машину, пока её ещё не загнали.
– Как это выйти? – недоумённо переспросил Хрусталёв.
– Дать объявление в газете, там полно похожих; обратиться к местным авторитетам, если вы таковых знаете, – перечислял варианты участковый.
– А вы мне не посодействуйте в этой области.
– Можно, конечно, к смотрящему вас подвести, но только договариваться сами будете. Вы вообще-то представляете, кто такой смотрящий?
– Ну, так само звание говорит.
– Вот-вот, но не сегодня, я на дежурстве. Приходите послезавтра днём в участок, я там почти всегда на месте. Надеюсь, свой участковый пункт милиции вы знаете, где находится?
– Это вход в арку за кинотеатром на проспекте? – уточнил Хрусталёв.
– Рад, что не забывают граждане очаг правопорядка. Приходите, может быть, что-то и выйдет из этой затеи, – ободряюще и уже более настойчиво зазывал его к себе в пикет лейтенант.
Только выйдя из отделения милиции, Андрей хладнокровно и зряче всё понял и рассудил, до этого казалось, что его задействовали в реалити-шоу, по окончании которого всех поблагодарят, вернув собственность, использованную для съёмок.
«Режиссёр – обычный кидало, наподобие Мавроди, – успокоило левое полушарие, – и милиция тут не поможет». Правое молчало, чёрный юмор не препятствовал погружению в меланхолию.
На улице начало декабря, погода сошла с ума. Синоптики, отчаявшись от долгих ожиданий, начали декламировать с экранов телевизоров пятую главу «Евгения Онегина»: «В тот год осенняя погода, стояла долго на дворе, зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе на третье в ночь». Народ изучал классику наглядно, ведь снега не было, температура низко не опускалась, лёгкие морозцы сменялись слишком теплой и продолжительной оттепелью. Дискуссии велись о глобальном потеплении и аномалиях, классик был уместен.
«Да-а, радостно встречу Новый год!» – размышляя, таким образом, Хрусталёв позвонил шефу на работу, а затем жене, успокоил, называется.
«Начался год с аварии, заканчивается чёрт знает чем», – продолжало зудеть о перипетиях судьбы левое полушарие. Подгоняемый пыльной метелью, вместо снежной-то, поплёлся домой. Не осень и не зима, и настроение – с погодой в унисон.
Внутренний диалог по дороге к дому поначалу совсем заглох, лишившись оптимизма, привычного для Хрусталёва с рождения, но затем проскользнули полоски чего-то модного, глобального, депрессивного, и он разгорелся с новой силой. Как всегда левая половинка мозга нападала, а правая защищалась, используя накопленную память.
«Мы проваливаемся в трясину. – В какую трясину? – Материальности, соблазнившись достижениями техпрогресса.– Что предлагаешь конкретно? – Если избавиться от автомобиля, то и проблемы исчезнут. – Ой, ой, ой! Сейчас ты скажешь, что материальный прогресс пожирает наше сознание! – Скажу! Загляни-ка, как ты любишь, в свои ячейки, найди помеченную буквами «КПСС»: «Производство средств производства для производства средств производства». Каково? – У этой текстуры было продолжение, не рви контекст! – Я и не рву, просто материальный прогресс работает сам на себя. – Ты скажи ещё, что он живой, и зловонное дыхание его для нас, как наркотик, и это он правит миром и человеком. – Не спорю – польза огромна, но вред смертельно опасен, без его дыхания человечество смогло бы сносно существовать, но с его помощью красиво и с комфортом гибнет. – Ты же знаешь, у нас всё по два: две стороны одной медали, двоичная система… – Вот это и настораживает, нет целостности от самого рождения: два глаза, два уха и два полушария мозга. – Опять цифири, прямо мистика какая-то, думай о хлебе насущном, твой кусок едят в твоей угнанной машине… – Представляешь, если я откажусь от неё, то и кусок не мой. Чем же тогда они кормятся? Хлеб-то – виртуальный! – Сказанул тоже, послушать нечего… скажи ещё, что они – грифы. – А я скажу: вирусные черви. Гриф клюнул, а там ничего нет, один спам. – Пусть я тупой, но что ты сейчас имел в виду под спамом: червей, колбасный свиной фарш или это послание во Вселенную? – Успокойся, ты тупой, поэтому тебе должно быть всё безразлично».
Ожидаемое послезавтра уже своим наступлением плеснуло немного оптимизма. На этой волне, вдобавок с браслетом в кармане, Хрусталёв пошёл на встречу.
Участковый пункт был открыт. Он поразил его чистотой и просторностью, из мебели в двух комнатах с пустыми стенами салатного цвета присутствовали стол, стул и компьютер, сейфа почему-то не было. Выделяющиеся белизной чугунные батареи наполняли воздух не только теплом, но запахом масляной краски. На стуле сидела опрятная бабушка в зеленоватом пальто с рыжим воротником из лисы, рассказывая что-то негромким голосом лейтенанту. Судя по всему, жаловалась на соседей, обрывки фраз, расслышанных Хрусталёвым, гласили: «… музыка, одиннадцать часов, голова раскалывается». Увидев Андрея, лейтенант заулыбался, признав в нём своего спасителя.
– Алевтина Фёдоровна, я непременно поговорю с ними, но это, боюсь, не поможет, нет у милиции рычагов воздействия. А сейчас, вы уж меня простите бога ради, я должен идти по службе. Вон, по мою душу и пришли, – добавил он, протягивая Хрусталёву руку для приветствия.
Они без слов обменялись рукопожатиями, Андрей озадаченно, участковый радостно. Бабуля, увидев постороннего, заторопилась к двери, на ходу повторяя фразу как попугай:
– Вы уж, Иван Сергеевич, поговорите, приструните. Поговорите, приструните, Иван Сергеевич.
На пороге она, повернувшись к ним лицом, вежливо попрощалась, слегка наклонив голову в кремовой беретке.
– У вас тут действительно очаг, хочется сказать, культуры. Интеллигентная бабушка, бывшая учительница, по-видимому, вы, Иван Сергеевич, почти Тургенев, – выплеснул лёгкую иронию на лейтенанта Хрусталёв.
– Не только учительница, но и бывший директор школы. А вот с фамилией разочарую вас – Гарёв, – поддержал игривость участковый, сравнение пикета с очагом культуры пришлось по душе милиционеру.
Они вышли из помещения, Гарёв начал закрывать дверь на ключ. Из узкой арки виднелся проспект, люди, идущие в противоположном направлении, бабушка, медленно двигающаяся на встречу с потоком. Вдруг в проходе показался молодой человек, он посторонился, пропуская на выход из дворика бабулю, и энергично направился к ним.
– Вано, ты куда собрался? – поздоровавшись за руки, он спросил Ивана Сергеевича, – а как же мой вопрос, мы же собирались его порешить.
– Игорёк, потом «порешим», хочешь, – пошли с нами, а нет – в шесть как обычно. Человеку помочь нужно, – и, повернувшись к Андрею, добавил, – ну что, идёмте, не передумали ещё?
– Да вроде нет. Это у вас срочные дела, – Хрусталёв кивнул на Игоря, уже спрятавшего руки в карманах чёрного пуховика китайского производства.
– Да какие дела, второй месяц длится турнир по шахматам, мы с Игорьком в нём участвуем, он хочет взять реванш, – пряча ключи в карман, ответил Гарёв.
– Представительный турнир? – уточнял Андрей.
– Представители – я и Игорёк.
Они двинулись по проспекту, Иван с Игорьком впереди, Хрусталёв за ними. Андрей шёл, рука в кармане крутила браслет, а его терзали сомнения, правильно ли он поступит, если прочтёт мысли участкового. Нерешительность основывалась на симпатии, которой он проникся к Гарёву, но зная по опыту общения с милицией, что этот контингент далеко не бессребреники, ему не хотелось разочароваться в Иване Сергеевиче. «Не буду торопиться, – решил он, – останусь во власти иллюзий, вон, какой чудесный проспект, как в Москве, в местной прессе так и называют: «Наш Арбат».
Он отбросил мысли сомнения, словно вытолкал из себя наружу, любуясь уличными красотами, стал прислушиваться к внутренней беседе двух полушарий.
«С цветной тротуарной плиткой хорошо придумали, глаз радует! – Нормально, не везде ровно, кое-где грунт просел, а так ничего. – Приятно идётся, пешеходная зона. Смотри, красота-то кругом: дома, казино, витрины и люди. – Ага, вижу …кони-пони… обёртка шоколадная, бычок в помаде, окурок с зубными отпечатками, бумажки, крылатки ясеня и клёна, целлофан. Крылатки, крылатки и целлофан. – Согласен, заметней чем на асфальте. – Вот, дозреваешь, а то: …сочные цвета фасадов зданий прошлых веков отреставрированы! За чей счёт? – Нельзя во всём плохое находить! – Вот ответь: у себя дома такое позволишь? – Ну, у себя конечно… – Ну да, ну да, экспорт с импортом не перепутать. – Неудачно! – Это почему же? – На экспорт – самое лучшее, чтобы купили ещё, ну, а импорт – по нужде, но чтобы употреблять можно. – Ну, если так, то да. А вот поверни медальку-то! Крутни! – Что верть-круть, круть-верть, всё одно! – А вот послушай: …они из себя только дерьмо и выпускают – на, боже, что нам негоже – а в себя родненького – только высший сорт! – А как же мы? – Мы – это кто? – Чё придираешься? Ну, «Я»? – А тебе не всё равно, дерьмо туда-сюда перекачивать, уже привык, сам знаешь, не хухры-мухры. – Ой, твои эти штампы достали… Публика-то дефилирует. – Словно в музее под открытым небом. И опять для этнографии, значит, подпортили: витрины, витрины и казино…»
В этот момент они пересекли улицу, «Арбат» продолжался дальше, но это уже другой участок. Иван, словно читая мысли Андрея, повернувшись, пояснил:
– Сначала – к «Книжке».
В ответ тот кивнул, кто в этом городе не знает книжный магазин у Театра юного зрителя. Его рука в кармане продолжала крутить браслет.
Плотный людской поток сам себя регулирует, выбираешь направление, подстраиваешься, и он несёт тебя, куда нужно. Выныривают отдельные образы и вновь пропадают, – калейдоскоп лиц. Надоест мелькание, – подними глаза, любуйся архитектурой, сейчас зима, нет уличных кафе, каштаны без своих крупных фигурных листьев, потому фасады зданий более доступны обзору. Если как художнику прикрыть глаза, прищурить, то серая людская масса течёт меж красно-коричневых берегов, и нет у неё ни конца, ни края, мы – галактика в русле Вселенной.
Много приезжих, праздношатающейся молодёжи, любящей на ходу пить пиво, даже сейчас, в декабре, встречаются такие. А летом почти у каждого молодого человека или девушки всегда руки заняты, бутылки и банки несут напоказ, в этом особый шик взросления и протеста (до огласки закона «О распитии спиртных напитков в общественных местах» было меньше – хотят надышаться воздухом мнимой свободы).
Стали попадаться переносные палатки-лотки с новогодней мишурой, запестрело сувенирами и игрушками, по большей части китайского производства, что означало –«Книжка» недалеко, там они всегда стоят плотными рядами.
«Мне с вами детей не крестить, так что извините, Иван Сергеевич, почти Тургенев», – пронеслось в голове Андрея, когда его взгляд задержался на спине Гарёва. Хрусталёв, вытаскивая из кармана руку, перехватывает другой, и браслет на запястье, легкая вибрация – и всё. Ожидаемой лавины чужих мыслей не было, рядом с гомоном улицы неразборчивый шепот. Оказывается, размышлять на большую дорогу не ходят, по крайней мере, все подряд этим не занимаются. Вселенная сканирует галактику, заряжая и очищая.
Ещё один перекресток, и вот он, красный, – «Книжка». Четырёхэтажное здание двадцатого века, несколько оригинальное. Сам магазин всегда занимал первый этаж с парадным угловым входом, обозначенным колонной. Теперь расширился, переместившись и на второй этаж.
Иван, отделившись от Игоря и приблизившись к продавцу аксессуаров для мобильных телефонов, перебросился несколькими фразами с ним, и тот махнул рукой в сторону «Детского мира».
По кивку участкового они последовали за ним. Вектор движения указывал на Макдоналдс. Это уже наше новейшее изобретение: совмещать мир детства с быстрым питанием, так сказать, «хау-ноу», звучит как «г…но» в транскрипции, таковым в действительности и является, хотя от обратного и правильного «ноу-хау». Универмаг «Детский мир» поделился торговыми площадями с закусочной американского типа. Приблизившись к торцу этого кубического строения с отростком для ресторана, лейтенант остановился и, дождавшись своих спутников, сказал:
– Вы здесь немного постойте, я быстро, на разведку.
Он вошел в уличный карман, образовавшийся от сноса ветхого здания, строить что-то новое на свободной площадке власти не решались вот уже много лет, по всей видимости, кто-то из чиновников по-тихому прикупил участочек до нужных времён, хотя возможно, и другое: из-за соседства с ФСБ. Тыльная сторона областного управления просматривалась в глубине кармана.
На этой территории первое время размещался детский развлекательный аттракцион «Луна-парк», потом, – не помнится что, а теперь белели пластиком торговые павильоны – в простонародье – ларьки. Вид у них, конечно, цивильный, но торговали тут, чем попало: картинами, старыми сотовыми телефонами, всевозможными сувенирами и безделушками. Обозревая всё это, Хрусталёв не переставал следить за мышиного цвета, с красноватой окантовкой поверх плеч, спиной лейтенанта.
«Поздно решился, теперь уже ничего толкового не выужу», – с облегчением подумал он о браслете и Гарёве.
Участковый, открыв дверь последнего павильона в правом ряду, проскользнул внутрь. Андрей с Игорем остались ждать, любуясь городской суматохой и вдыхая морозный воздух. Мысли Игоря о какой-то ерунде отвлекая Хрусталёва, мешали ему настраиваться на предстоящую аудиенцию. Томиться пришлось недолго, минуты три, дверь распахнулась, выйдя, Иван поманил их. Они подошли, он, прикрыв дверь, начал инструктировать Андрея:
– На месте, зовут Варев, то ли кличка, то ли фамилия, сам не знаю, поговорить обещал, за результат не отвечаю, так что вперёд, на мины.
Распахнув перед Хрусталёвым дверь из стеклопакета, показал на проём. Андрей, шагнув внутрь, поймал его беззвучные пожелания: «Удачи, мытарь».
Перегороженное белым пластиком и стеклом помещение три на четыре метра, встретило резким запахом пластмассы. Одна витрина выше человеческого роста, вторая – в виде прилавка, между ними узкая лазейка в завитринное пространство. За стеклом на полках – бэушные телефоны, чехлы и сменные корпуса для них. За прилавком сидел почти лысый человек в допотопных очках. Роговая оправа, толстые стёкла, такие очки только для работы, и действительно, в руках у него был потрёпанный технический справочник.
– Добрый день, я… – начал Хрусталёв, но его бесцеремонно перебили.
– Добрый, в курсе, кто вы и зачем, Иван Сергеевич проинструктировал вкратце и меня, – отозвался человек в очках, и, закрыв книгу, продолжил, – прошу, – указал на круглый барный табурет с чёрным кожаным сиденьем и серебристыми ножками, стоящий на стороне посетителей, у прилавка.
Усаживаясь, Андрей приметил за витриной молодого человека, чтобы рассмотреть, чем он там занят сидя на корточках, ему пришлось слегка вытянув шею, наклониться. Его движение было замечено пригласившим сесть. Варев, повернув голову в ту же сторону, окликнул парнишку:
– Григорий! Пора проветриться.
Григорий встал в полный рост и, уже было собрался сказать: «Когда ж я работать-то буду?», – но не успел, его опередили.
– Я присмотрю и за твоим хозяйством, не привыкать, – явно скаламбурил смотрящий.
– Я у Лешего, – выходя, произнёс послушный Гриша.
Не зная с чего начать, Хрусталёв просто рассматривал своего собеседника, ну и старался прочесть то, о чём тот думает. Однако в зоне видимости находилось только верхняя часть туловища, так что кроме шеи и головы рассматривать-то было и нечего.
Голова с лысым блестящим черепом, походившим на тупую сторону куриного яйца, с седым обрамлением коротко стриженых волос, начинающих расти только от уровня ушей, не излучала никаких мыслей, что было уже странно. Лицо выглядело свежим и моложавым, хотя по глубине морщин на лбу и шее можно предположить, что возрастом он старше Андрея как минимум на десяток лет, значит сейчас ему далеко за пятьдесят. Глазницы глубоко впалые, а нижняя оправа очков не давала возможности увидеть, есть ли морщины под глазами. Нос? А что нос? Как и у всех. Подбородок чисто выбрит, но ни синевы, ни черноты нет, волосяной покров слаб и на лице.
– Извините, что прерываю ваш мыслительный процесс, но уж раз пришли, так общайтесь, как говорится, ищите и найдёте, стучите, и откроют вам, – сверкнул вставными зубами из обыкновенного металла хозяин помещения.
– Меня мучают два вопроса, кто это сделал, и сколько будет стоить? – начал Андрей без вступлений и сразу о главном.
– Так что важнее: вернуть машину или отомстить угонщикам? – задавая вопрос, смотрящий поменял очки, новые, в золотой оправе, придали ему иной, более респектабельный вид.
– Простите, не так выразился, конечно, машина – главней, – сконфужено извинился Хрусталёв.
– Ну что ж, это уже лучше. Кстати, меня зовут Глеб, – неожиданно, представился собеседник.
– Андрей Викторович, – как-то не вникнув в ситуацию, отозвался Хрусталёв.
– Тогда Глеб Викторович, – поправился новый знакомый и добавил, – а вообще-то, я не люблю поминать родителей всуе.
Снова образовалась пауза, во время которой Андрей силился прочесть мысли Глеба Викторовича, ну а тот внимательно рассматривал Хрусталёва. И снова Андрей не обнаружил никаких мыслей, вторично; это выглядело уже странным, не то чтобы их не было, а то, как Варев умело их прятал. И тут Хрусталёва озарило: этот человек искушённый и научен, как бороться с промыванием мозгов.
– Что, значительную роль в жизни играет машина? – опять первым разорвал паузу Глеб.
– Да нет, доход получаю из других источников, не таксую. Не привык отдавать своё просто так, без боя, – не зная почему, но искренне ответил Андрей.
– Похвально, чувствуется дух военного, – в голосе прозвучал сарказм.
– А вы, сами-то на такой должности, а вот в ларьке просиживаете, как новые русские в казино, – не выдержав издевательства, раздражённо уколол его Хрусталёв, что, в принципе, делать не следовало.
– Должность – деньги, о вот занятие – для души, – уже мягко и бесконфликтно ответил смотрящий.
– Вы, наверное, душевный человек, – продолжал язвить Андрей, – а по жизни стремитесь стать хорошим.
– Сам по себе человек не может стать хорошим, это его господь бог делает таким. А вот плохим – это уж личная заслуга каждого. Не делайте гадостей, и всё у вас будет хорошо.
Тут Хрусталёв впервые понял, что его «разводят», такая практика делала смысл выражения наглядней. Варев просто играл с ним, тому было интересно наблюдать, как он управляет эмоциями Андрея.
– Где машина, не знаю. Угнать могли только залётные или, – последовала краткая пауза, во время которой Андрей впервые почувствовал мысль смотрящего, – «менты», – но произнёс он другое. – Это невероятное стечение обстоятельств.
– На чём основана уверенность? Ведь угоны случаются сплошь и рядом, – и у нас в городе и по стране, – возразил Хрусталёв, успокаиваясь.
– Но только не на моём участке, здесь конгломерат интересов властей, бизнеса и иных структур. Казино, дорогие «бутики», деньги капают потихоньку и регулярно. В этом случае стабильность – превыше всего.
– Что, теперь все ищут мою машину? – сорвалось само с языка у Андрея.
– Нет тех, кто осмелился нарушить стабильность. Стоянок платных нет, так, глядишь, и перестанут сюда на машинах ездить. Бизнес захиреет, а конкретно до вас никому нет дела, – цинично разъяснял смотрящий.
– Выходит: «Дело утопающих – дело рук самих утопающих», – подытожил грустно Андрей цитатой из классика.
– Вот именно, – ответил смотрящий.
Тут Хрусталёв впервые услышал целый монолог из его мыслей: «Как тебе объяснить, про беспредельщиков ментов. А вот, не сыграть ли нам в игрушку?»
От таких мыслей Андрей напрягся: «Что за игрушка?»
– Вы знаете, Андрей Викторович, – впервые Варев назвал его по имени и отчеству, – в сознании многих людей произошла трансформация восприятия окружающего мира. Если раньше всё делилось на белое и чёрное, то потом заметили многообразие цветного, теперь вот прибавилось тонкое понятие антимира.
– А мне казалось, что приставка «анти» распространена лишь в научных терминах: антикварки, антиматерия, антиэнергия, – Хрусталёв, не понимая, куда клонит собеседник, потому подсознательно настраивался держать ухо востро, ни с чем не соглашаясь.
– А, вы, попробуйте поиграть с частицей «анти» в качестве приставки, можете продолжить: вор … – предложил ему смотрящий.
– Антивор, т.е. честный человек, – автоматически произнёс Андрей.
– Прямолинейно и не вдумываясь в смысл «анти». Вы продвинуты в другом направлении. Вор – сторож. «Охранник правопорядка, блин, мусор. За дверью стоит, привёл тебя сюда». Самые первые воры – это сторожа с охранниками, уж вы мне поверьте. Только честный сторож объединяет и философское и практическое понятие антивора.
«Думай родной, ищи, читай мои мысли. Вслух сказать не могу», – торопил его смотрящий.
Хрусталёв действительно думал, не обращая внимания на подсказки в чужой голове, его занимал вопрос противоположностей и, увлёкшись просчётом комбинаций, он неожиданно выдал:
– По вашей теории получается: вор – антивор – сторож; сторож – антисторож – вор, тогда между вором и сторожем две прослойки взаимоисключающих личностей, это уже нонсенс или, если хотите по моде, сингулярность.
– А вы представьте, что антивор и антисторож – это двуличный человек, обладающий полным набором противоположностей, вот тогда у вас всё и сложится.
– Вы любитель составлять ребусы, а не разгадывать, – поняв, что ему здесь больше ничто не светит, Хрусталёв, поднявшись с табурета, протянул корпоративную визитку, – я оставлю вам телефон на всякий случай, вдруг что-нибудь прояснится конкретней.
– Информация всегда платна, а цена может оказаться слишком высокой.
– Сторгуемся, у нас же рынок.
– У нас сейчас базар, рынком и не пахнет. Рад был помочь. «Жаль, большего не дозволено», – искренне жал ему руку Варев.
– Спасибо, что согласились поговорить. А может, подскажите хотя бы направление поисков? – задерживая рукопожатие, Андрей ещё надеялся что-то услышать от смотрящего.
– «Отослать его к гадалке». А вы сходите к гадалкам, дешевле, и результат немедленно, – пошутил на прощание визави Хрусталёва.
Андрей, выйдя из помещения, несколько озадаченный приёмом, столкнулся с лейтенантом.
– Как результат? – всматриваясь ему в глаза, первым делом спросил тот.
– Перевариваю, а в принципе, – теперь я знаю, кто не угонял.
– О, на нашем ментовском жаргоне – это уже половина дела, – в шутливом тоне поддержал тот Хрусталёва.
– Ну а серьёзно, что собираетесь делать? – переспросил участковый.
– Дам объявление в газету, схожу к гадалкам, чтобы нервы успокоить, и буду ждать, может, повезёт, – ответил Андрей.
– Ну, успехов вам, если что, обращайтесь.
– Спасибо, – пожимая руки, Хрусталёв попрощался и с ними.
Удручённый, двигаясь по проспекту к дому, он перестал обращать внимание на то, что не слышит чужих мыслей, словно воздвиг стену, отгородившись от всего. А зря, это состояние необходимо было запомнить, контроль над собой важен в период обучения. Слушать и не слышать, зависит не только от слуховых нервов, а и от умения настраивать своё сознание, многие и с хорошим слухом «не слышат» и не понимают произносимых слов, а тут – чужие мысли для внутреннего пользования. Два подхода к одним и тем же вещам объединились в человеке, в это почти невозможно поверить, но внутренний и внешний смысл спокойно уживаются у него в голове.
Глава 5
Инна, секретарь гадалки, телефонное общение с клиентами строила грамотно, придерживаясь простых и чётких правил: меньше о фирме, больше о проблемах клиента. Она попутно выуживала любую дополнительную информацию и о самом человеке: почему он решил обратиться к такой нетрадиционной помощи, кто посоветовал? Хрусталёв начал уже раздражаться от таких расспросов, напоминающих разговор с особистом (ни о чём и обо всём сразу), как на другом конце провода смиловались, назначив ему приём на утро следующего дня. Не раздумывая, он согласился, на работе оформлена неделька за свой счет, пока важнее дел нет.
Дом номер двенадцать на набережной оказался девятиэтажным. Первый подъезд, как и полагается, – домофон на железной двери. Андрея ждали и ответили сразу.
На лестнице непривычно чисто, сухие ступеньки вымыты с вечера, на подоконниках – цветочки в горшочках. Краской не пахнет, значит, ремонт делали давно, а розовые стены призывают потрогать себя, вдруг колер ещё пачкает. Рука непроизвольно прикоснулась к поверхности, скользя по ней, подушечки пальцев не окрасились, но от этого чувства свежести и новизны не пропали.
По квартире его сопровождала Инна, симпатичная девушка лет двадцати, в мягких вельветовых брюках телесного цвета и белой тенниске под самое горло. Её стройная молодая фигура выглядела сексуально. Андрею почему-то подумалось, что она родственница Марии.
В воздухе присутствовал лёгкий запах благовоний, не навязчивый и отличный от синтетического. Квартира стандартной улучшенной планировки, с тремя раздельными комнатами, но не люкс. Не углубляясь в прихожей, они повернули налево в большую гостиную. Размер определился по входной двери, она была двухстворчатой.
Ожидание не оправдалось. Комната казалась безбрежной пустыней из-за отсутствия привычного нагромождения мебели. Затемнённая шелкография покрывала свободные от всего стены. Тёмно-зелёные шторы, задёрнутые и свисающие от потолка до пола, составляли пару с абажуром над круглым столом. Следующая пара – изумрудная скатерть и обивка двух кривоногих мягких стульев. На столе – чёрный ноутбук. В углу – надувное кресло тёмно-серого цвета.
«И это всё?» – удивление едва не вырвалось у Хрусталёва вслух. На полу – ворсистый ковролин серого цвета, мягкое ровное освещение вокруг. А где же таинственность? Свечи в старинных канделябрах и различные эзотерические принадлежности: аромолампы, хрустальные шары, карты таро и иное, чем нас пичкают в кино и на телевидении. Вот только абажур не подкачал, он всё-таки из той области, от него веет стариной и мистикой.
Ему указали место за столом спиной к двери, лицом к окну. Усаживаясь, Андрей оценил спартанскую обстановку, располагающую к доверительному разговору, но без намёков на мистику. Оставшись один, он привычным движением нацепил браслет. Сканирование эфира длилось недолго. Справа из-за спины энергично переместилась женская фигура в длинном парчовом платье. Отблеск с переливами не давал возможности определить его истинный цвет: фиолетовый с отливами чёрного или наоборот. Эфир молчал. Хрусталёв как джентльмен поднялся, приветствуя даму стоя. Женщина, подойдя ко второму стулу, повернулась, и, прежде чем усесться напротив Хрусталёва, произнесла:
– Здравствуйте, Андрей Викторович, будем знакомы, я – Мария.
– Добрый день. «Но почему не чувствую её мыслей».
– Не старайтесь, – садясь за стол и открывая ноутбук, заговорила она мягко и певуче, – всё заблокировано, я, как вы, наверное, догадались по общению с секретарём, основательно готовлюсь к встречам.
«Что означает всё?», – сглотнув ниоткуда взявшийся сгусток слюны, уточнял Андрей.
Тем временем события разворачивались ещё необычней. После того, как портативный компьютер был раскрыт, в светильнике над столом зажглась галогенная лампа. Синеватая дымка дневного света усиливалась, очерчивая огромный круг на столе, меняя изумрудный цвет скатерти на синий.
«Да, здесь не так просто! У Копперфилда учились», – не удержалось от комментариев левое полушарие Хрусталёва.
Складывалось впечатление, что ему не давали возможности сосредоточиться на чём-то одном, всё время отвлекали. Но круг притягивал, и вот в его свете появились кисти рук с длинными пальцами и короткими фиолетовыми ногтями. На левом безымянном пальце перстень, хотя Андрей в камнях не разбирался, но это точно не бриллиант. Перстень навел мысль о серьгах, Хрусталёв поднял глаза, и его взгляду открылось привлекательное лицо женщины чуть старше тридцати лет.
«Милое личико, наверное, и тело красивое», – выстроило цепочку размышлений правое полушарие, визуализируя образ гадалки.
Энергия мысли Андрея немного смутила её, и она, защищаясь, вместо благодарности перешла к упрекам:
– Спасибо. Хотя комплимент не должен быть таким откровенным, мне приятно, но … не к чему всё это. Вы не в моём вкусе, да и пришли не за этим.
«Вот те раз, а серёжек-то нет вообще», – последовательно обрабатывала информацию левое полушарие.
– Алло! Андрей Викторович! Вы где? Прошу вас выйти из нирваны, – повысив голос, иронизировала Мария. Для наглядности она ещё и помахала правой ладонью, как это обычно делают люди своим знакомым издалека, чтобы те обратили на них внимание.
– Да здесь я, – неожиданно для самого себя включился Хрусталёв, – как вам это удаётся? Вы уже совсем меня ошарашили. С клиентами так нельзя.
– Я повторяюсь – подготовка. К тому же я потомственная гадалка, – улыбаясь игривой лести, слегка кокетничала Мария.
– Я про чтение мыслей, – несколько грубовато скорректировал свой вопрос Андрей.
– Обычно никто не догадывается.
– Ну, мне-то вы чуть ли не сами говорите об этом, – продолжал настаивать Хрусталёв.
– Вам можно. Вы ко мне давно собираетесь и не с пустыми руками.
– Это вы о чём сейчас, – изумился он, – «неужто о браслете, тьфу, опять прокол».
Улыбка исчезла, лицо стало строже, но глаза продолжали смеяться, и она опустила их, произнеся при этом:
– Отвечать не стану, давайте не будем терять времени и перейдём к главному вопросу.
– Интересно, который теперь главный? – потихоньку Хрусталёв начал приходить в себя.
– Напоминаю, вы собирались отыскать угнанную машину, – журчал её спокойный голос.
– Спасибо. Давайте приступим, – согласился он.
– Для начала пересядьте в кресло и спрячьте в карман браслет. Успокойтесь, об этом поговорим позже. Рогалёв проинформировал меня о вашем визите, – предопределила она его изумление.
Кресло действительно оказалось надувным, наверное, приобретено в центре уникальных товаров. Вспомнилась телевизионная реклама.
– Как мне лучше к вам обращаться? – уже обыденно спросил Андрей.
– Мария. Это моё настоящее имя, – ответила она, изящно ударяя двумя пальчиками по клавиатуре.
Тип освещения начал плавно меняться. Лампа под абажуром гасла, круг на столе исчезал, но комната наполнялась светом, как аквариум водой, он, так и не поняв, как это происходит, переспросил:
– А вот это всё обязательно?
– Желательно, – улыбаясь, ответила она.
Появилась Инна и протянула ему микрофон с наушниками блютуз. Надевая гарнитуру на голову, он отметил, что женщины похожи.
– Племянница, – пояснила Мария, – а теперь расслабьтесь, закройте глаза и визуализируйте то место, где оставили свою машину перед угоном.
В наушниках заиграла спокойная музыка, Андрей, откинувшись на спинку, закрыл глаза. Начал мысленно воспроизводить, как подъезжает к свободному месту для парковки. Включает правый указатель, машина втискивается между фонарным столбом, окрашенным серебрянкой, и бежевой ладой шестнадцатой модели. Стёкла у неё чёрные, сквозь них не просматривается салон. Дёргает ручник, выключает поворотник и зажигание. Через тротуар – магазин. Над входом на зелёном фоне белые крупные буквы: «Продукты». Выходит, жмёт брелок, сигнализация квакает, и моргают огни габаритов. Осматриваясь, переходит проезжую часть. На противоположном тротуаре взгляд, скользя, останавливается на серебристой двенадцатой модели ВАЗа, вроде бы нормально припаркована. Всё, идёт вдоль по улице.
– Хорошо, – послышался издалека голос Марии, – а теперь немного посидите молча.
Он открыл глаза. Мария сидела на стуле спиной к нему, голова запрокинута назад, шею покрывали каштановые волосы. Неподвижной оставалась недолго, после непродолжительной паузы сменила позу: спина выпрямилась, голова, поднявшись, повернулась к Андрею.
– Серебристая, двенадцатая модель, с номером: «эн» девятьсот шестьдесят два «жэ-пэ», стоит в беседке, увитой виноградной лозой. Номер участка сто восемьдесят один. Через узкий проезд открытые зелёные ворота, за ними куча реек, собачья будка, чёрный здоровый пёс на цепи и двухэтажное кирпичное здание, похоже помещение охраны. Под огромным окном второго этажа длинная табличка с надписью «Садовое товарищество «Волжанин», председатель Линьков В. С. Телефон». Надпись не сильно выцвела, делали недавно, – на одном дыхании выложила Мария.
У Андрея, выражаясь словами Крылова: «…в зобу дыханье спёрло!». Не знал, как быть: если верить – мистика, отрицать – тогда шарлатанство, лохотрон, но как всё красиво исполнено. И в результате, не найдя ничего умного, он выдал:
– Сколько всё это будет стоить?
– «Членам профсоюза – скидка». Вступайте, и ваши карманы не облегчатся, – шутливо процитировала классиков ясновидящая, потом сделав паузу, добавила, – вы ещё реально ничего не вернули, а уже торгуетесь о вознаграждении.
– В одном месте мне сказали, что такие услуги сопоставимы со стоимостью автомобиля, – оправдался Хрусталёв.
– Уверяю вас, это другое место. Отблагодарите по факту и сколько считаете нужным.
– Хорошо. Мы вернёмся к этому позже. А сейчас что, ехать и забирать свою машину? Куда?
– Не советую, пусть этим займутся те, кому положено. А куда ехать – сейчас посмотрим, – и, произнеся, она повернулась к ноутбуку.
Он, подойдя к столу, остановился за спиной Марии. На дисплее компьютера высвечивалась городская карта: кварталы с улицами и домами, окрестности с дорогами и природным ландшафтом, река Волга с островками.
В режиме поиска Мария набрала «Садовое товарищество «Волжанин», щелчок по «Enter», и с небольшим замедлением экран обновился. Теперь в центре оказался зелёный массив на противоположном от города берегу реки за мостом. Участок мерцал, меняя подсветку с яркой на тёмную. Виден путь проезда к нему: от города по мосту, затем через населённый пункт. Хрусталёву вспомнилось, что однажды бывал в тех местах.
– Это что за программа? – опять невпопад спросил Андрей.
– Коммерческая тайна, только членам организации разрешается знать, – опять отшутилась гадалка.
Неожиданно Мария, резко повернувшись, посмотрела ему прямо в глаза снизу вверх. Её зрачки искрились, излучая любопытство и демонстрируя карие радужные оболочки. За всё время их сегодняшнего общения он впервые так близко рассматривал её лицо. Оно было молодым и красивым, с гладкой и ароматной кожей, вызывающей желание прикоснуться. Из украшений только синяя атласная лента, используемая для поддержки волос. Поразительно, из косметики – ничего, по крайней мере, он не заметил ни тональной пудры на щеках, ни помады на бледно-розовых губах. Ему показалось, что эта женщина окутана мистическим секретом притяжения, возможно, она и есть сама тайна. Хотя всё могло быть иначе, то с чем он шёл сюда, ассоциировалось с гаданием, с мистикой, но это отсутствовало, а она была. И теперь всё перенеслось на неё, и она в его глазах стала мистической тайной, разгадать которую попутно ему представлялось очень забавным. Почему попутно? Потому, что у него уже и так предостаточно тайн.
– Андрей Викторович, да вы просто монстр, – прервав его наблюдения, она встала с места, – зачем вы пожаловали сюда, шпионить или решать свои проблемы?
– Вы мои мысли читаете быстрее, чем я успеваю ими воспользоваться. Вот сами себе и ответьте, – настала очередь пошутить и ему.
На мгновенье Андрею показалось, что уже он подцепил суть её таинственности, которая заключалась в вопросе: почему она занимается таким ремеслом? «Ей нравится удивлять людей! – воскликнул он в своих мыслях, – Она питается энергией восторга». Но его догадка стала ускользать, маскироваться новыми мыслями, которые, к тому же, несли возражения. Удивлять людей – не профессия, это скорей свойство творческой личности. «Она хотела стать актрисой, но что-то не срослось», – аналитически отметилось левое полушарие. Дальше развить логическую цепочку ему не позволили, оставив Хрусталёва в неведении, отчего одни люди удивляют других, и тайна его собеседницы осталась неразгаданной.
– У меня идея. Позвоните в «Волжанин» и попытайтесь узнать про автомобиль на сто восемьдесят первом участке, интересно, что они ответят, – и, повернувшись к клавиатуре, Мария нажала на F1, добавив вослед, – потом соединитесь со следственным отделом.
«Помощь». На дисплее ничего не изменилось, но в комнату вошла Инна и, подойдя к Андрею, протянула радиотелефон. Хрусталёв, сняв с головы гарнитуру, обменял её на трубку. Секретарь повернувшись, вышла, так и не произнеся ни звука. «Однако, слаженность, – подумал он, набирая озвученный номер, но до конца сделать этого не успел».
– Стойте! – разбавив электронный зуммер набора цифр, воскликнула Мария, – Нажмите сброс. Мы модернизируем идею. Садитесь и достаньте браслет. Вы соединитесь с абонентом по телефону, а я через вас выйду на объект. Мысленно буду давать вам картинку и советы. Вы только слушайте свой внутренний голос.
Перестав уже чему-то удивляться, усевшись в кресло, он начал без сомнений выполнять её план. Набирая номер, не думал, что будет говорить, а искал в себе телепатический контакт. Не найдя, прислонил трубку к уху, пошли длинные гудки вызова. Ответили не сразу и нестандартно.
– Да, – послышался мужской голос с хрипотцой, и в трубке почудился запах табака и перегара.
– Это «Волжанин»? – осторожно вступил в диалог Хрусталёв.
– Это «Клинский», – сострили на другом конце, самодовольно хрюкнув, затем опомнившись и переключившись на более официальный тон, представились, – сторож слушает.
– «Стоит у стола с красной телефонной трубкой. Небрит, во рту сигарета, щурится, дым попадает в глаз. Светло, хороший обзор из окна. На столе: зеленоватая пепельница-банка из-под «клинского», хлебные крошки, телефонный аппарат с наборным диском, прозрачная газовая зажигалка, белая пачка сигарет, большая общая тетрадь в грязно-синей обложке, раскрытая книга».
– Скажите, а как мне услышать председателя?
– Валентина Сергеевича? – переспросили на другом конце.
– Да, Валентина Сергеевича.
– А кто его спрашивает?
– «Дед Пихто», – захотелось скаламбурить ему в ответ, но Андрею подсунули другую фразу, и он произнёс, – вас беспокоит транспортный отдел ФСБ.
– «Озадачен и удивлён. Нервно затолкал сигарету в пепельницу. Придвинув табурет, сел за стол. Трубку перебросил слева направо».
– Его, это, нет здесь, т.е. зимой он не часто бывает тут, – замямлили в трубке.
– Простите, а с кем я сейчас веду беседу? – уже суровым голосом, как и подобает представителю официальных структур, заговорил Хрусталёв.
– Сторож Федотчев.
– Так вот, сторож Федотчев, по нашим техническим и агентурным данным на участке за номером сто восемьдесят один вот уже который день стоит легковой автомобиль ВАЗ 2112 серебристого цвета. Что вы можете сказать по данному факту?
– А ничего не могу сказать. Лично я не видел, – в голосе почувствовалась нагловатость, первоначальный испуг закончился, и пришло осознание того, что это всего лишь телефонный разговор.
– Врать нехорошо даже по телефону, товарищ Федотчев. Ведь ложь, иногда, меняет статус товарища и господина, превращая их в гражданина. Вы, надеюсь, всё правильно поняли?
– «Достал несвежий измятый платочек. Вытирает испарину со лба».
– Я правда ничего не видел и не знаю, – тон изменился, стал более испуганным.
– Так встать, и подойти к окну! – приказал Хрусталёв по-военному чётко.
– «Привстал за столом. Перебросил трубку справа налево. Ступор в действиях, не знает, что делать».
– Нечего стоять как истукан, подходи к окну!
– «Встал. Подошёл к окну. Телефон протащился по столу, повис в воздухе. Шнур от трубки натянулся. Он этого не замечает».
– Перед тобой участок номер сто восемьдесят один. В беседке, под виноградной лозой, частично накрыт брезентом автомобиль. Наблюдаешь?
В трубке только шорох и дыхание. «Крутит головой по сторонам, понимает».
– Прямо смотри, нечего по сторонам оглядываться. Спутник в космосе всё равно не увидишь. Ну, жду ответа?
– Так это с разрешения председателя и хозяина дачи. Прикатили милиционеры в гражданке, удостоверениями помахали, сказали, пусть стоит, так надо. Предупредили, чтоб никому не говорили, – выпалив как на духу, сторож с облегчением вздохнул.
– Так вот, товарищ Федотчев, берите ручку и записывайте, – уже более миролюбиво, но по-прежнему твёрдо потребовал Андрей. Сам тем временем достал бумажник и извлёк визитку.
– «Подошёл к столу. Выдернул из тетради ручку. Раскрыл последние страницы. Готов».
– Пишите … – Хрусталёв, продиктовав номер телефона с визитки, добавил, – позвоните по этому номеру следователю Широкову и скажите, что следственный эксперимент закончился, автомобиль нужно забирать. Всё поняли?
– Да, – ответили ему в трубке.
– Так выполняйте немедленно, – произнеся, Хрусталёв отключил телефон.
Затем впервые, сначала необычного телепатического сеанса, посмотрел на Марию. Она опять на стуле и в позе кучера. Спрашивать и торопить не стал, так как сам чувствовал себя опустошенным и уставшим, поэтому сидел тихо, ожидая, когда она закончит. Приблизительно через пять минут она, подняв голову и не поворачиваясь к нему, произнесла:
– Позвонил вашему Широкову, потом председателю, сейчас снимает стресс жидкостью из пластиковой бутылки.
Андрей понимает, что очередным шагом должен быть звонок следователю, но на него наваливается усталость и безразличие ко всему. Он, делая усилие над собой, звонит Широкову. Тот обнадеживающим голосом сообщает, что поиски идут успешно, появились некоторые результаты, он сегодня собирается их проверить. Хрусталёв подстраховывается, говоря, что ему звонили и назвали место, где стоит машина. Широков, естественно, не удивляясь, обещает поставить его в известность немедленно, если только факты подтвердятся.
Боль в голове всё настойчивее напоминает о себе, хочется, прислонившись к чему-нибудь мягкому, подремать. Ощущения непривычные, кажется, что голову набили ватой, и от того мысли, теряясь, вязнут в белом хлопке. Видя его состояние, гадалка советует снять браслет, прекратив сеанс, отправиться домой для отдыха.
– Об остальном поговорим следующий раз, – уверено на прощание обещает она.
Андрей не возражал и, кажется, не сказав «до свиданья», покинул этот необычный салон. Дома, лишь коснувшись головой подушки, сразу заснул.
Разбудил Хрусталёва звонок на домашний телефон. Это был Широков с сообщением, что машина нашлась, но требует ремонта. Желательно, чтобы Андрей Викторович указал станцию технического обслуживания, где могут заменить замок зажигания. Сотрудники его отдела, минуя арест-площадку, перегонят автомобиль на указанную им станцию при условии, что он их там встретит. Хрусталёв пообещал перезвонить.
Посмотрел на время. Отдыхал чуть более часа, хотя спать днём привычки не имел. Чувствовал себя превосходно, сон пошёл на пользу. Сейчас обеденные перерывы заканчиваются, нужно отыскать номер телефона знакомого автослесаря.
Перелистав записную книжку, остановился на Романе Кулибабе. Кроме шин и диагностики двигателя по другим техническим вопросам своего автомобиля почти всегда в плановом порядке обращался к нему. Хохол. Он так сам про себя говорит. Однажды озадачил Андрея:
– Знаешь, чем отличается хохол от украинца?
Тот, пожав плечами, ответил, что принципиальной разницы не видит.
– Ошибаетесь. Украинец живет на Украине, а хохол, – где лучше. Вот поэтому, сегодня я в России пока и живу, – просветил его Роман.
Хотя, вероятней всего, проживал он в этом городе из-за своей супруги, уроженки здешних мест.
Андрей не слышал, как общается он на украинском, хотя по-русски говорил быстро без акцента и намёка на «хохляцкий говорок», но нарушал привычный русский порядок слов в предложениях, иной раз приходилось повторять услышанное, чтобы добраться до сути.
Хрусталёв, созвонившись с Романом, получил инструкции по закупки запчастей. Тут же, сообщив Широкову адрес ремонтной мастерской, мчится в автомагазин за замком зажигания. Чувствует себя победителем и на седьмом небе. Одна тайна из большой и важной превратилась в малую и несущественную, и это принесло радость удовлетворения.
Глава 6
На бетонной стене – плакат, судя по содержанию, – из середины прошлого века.
«Изучай комбайн и трактор,
Будешь профиля широкого механизатор».
На фоне перечисленных в стихотворной форме механических средств, ниже текста, – улыбающийся мужчина в клетчатой рубашке и чёрном комбинезоне с карманом на груди, из которого выглядывает большой рожковый ключ. В поднятой правой руке – молоток, левая опущена. Лицо широкое, скуластое и немного простоватое. Наверное, таким художник представлял себе сельского механизатора: Иванушка в комбинезоне и с инструментами.
Хрусталёву показалось знакомым лицо человека с плаката. Он старался вспомнить, где встречался с ним. Наконец до него дошло: если убрать картуз и кудряшки под козырьком, сделать улыбочку чуть-чуть язвительной, будет точная копия хозяина «Рено Меган». Андрей улыбнулся, словно насолил неприятелю: «Вот ты у нас теперь кто – механизатор широкого профиля». Обратившись к Кулибабе, спросил в его же стиле:
– Роман, откуда древность на стене?
– Ездил летом домой на Украину, – не переставая копаться в машине Хрусталёва, пояснял Роман, – батька там у меня сторожем работает в МТС бывшей, теперь это станция техобслуживания. Во дворе у мусорной кучи лежал. Мне он сразу глянулся, и у нас в тему как бы. Шеф не против.
Ещё бы «против». Из наглядной агитации только пустые коробки из-под автодеталей. Вид этой частной станции был скромным и крайне минималистическим. Экономия начиналась с пространства, где на площади приблизительно в тридцать квадратных метров разместились три автомобильных подъёмника. Но на качестве ремонта и сроках исполнения это не отражалось, а невысокая стоимость оказываемых услуг заставляла случайных клиентов превращаться в постоянных.
Роман работал быстро, со стороны казалось – суетливо. Это ощущение поддерживалось вечным поиском нужного инструмента, который в беспорядке был разложен по всей мастерской. Когда ему требовался определённый ключ, он начинал энергично ходить по кругу, осматривая полки и стеллажи, коробки и банки, приговаривая: «Куда его задевал, ведь только что видел, вчера же им работал». После двух-трёх кругов он резко останавливался, точно вспоминая то место, где находилось искомое.
В этот раз Хрусталёву не удалось понаблюдать знаменитые Ромкины круги. Устранив неисправность, слесарь поинтересовался, догадывается ли хозяин, кто «бортанул тачку». Андрей ответил:
– Есть предположение – менты.
– Да, – поддержал автомеханик Андрея, – вот и в народе судачат, что так работает бригада гаишников. Пастухи в волков превратились. Вообще крышу посносило, мало того, что обирают на дорогах, так теперь и за это взялись. А хотите, вам эффективную противоугонку поставлю?
– Роман, давай в другой раз. Я ещё за возврат не расплатился, ремонт вот. Не всё сразу, – взмолился Хрусталёв.
– Надумаете, звоните, – Роман всё же, хотя и разочарованно, сделал вторую попытку протолкнуть своё личное незапатентованное изобретение в массы.
Усаживаясь за руль, Андрей не ощутил особой радости от встречи с машиной, всё как обычно. «Перегорел от стрессов», – констатировало левое полушарие. Оно и понятно, ведь столько событий, встреч, и новых знакомств спрессовалось в небольшом временном промежутке, что и эмоции притупились. К тому же, если события можно однозначно разобрать по двум категориям – приятные и неприятные, то людей, так просто не отсортируешь: включаются и другие формулировки – нужные знакомства или бесполезные, а возможно, даже и вредные.
На следующий день пошёл навещать новых знакомых. Сначала в следственный отдел к Широкову, чтобы оформить документы по возврату автотехники. Под дверью кабинета столкнулся с седоватым мужчиной. Они посмотрели друг другу в глаза, и Хрусталёву показалось…: дежавю. Войдя, поинтересовался у Широкова о предыдущем посетителе кабинета.
– Председатель «Волжанина» Линьков Валентин Сергеевич, кстати, проживает рядом с вами на одной улице, – представил ему персону следователь.
Тут Андрея осенило – парикмахерская. Развивая тему, уточнил:
– Не пособник ли угонщикам?
– Скорее нет, у него алиби. Машину на хранение поставили якобы без его ведома, предъявив сторожам удостоверения сотрудников милиции. А вчера позвонили на пост, по утверждению сторожа, из ФСБ, назвали мой телефон и приказали сообщить.
– Странно это, – вывел определение Хрусталёв, перелистывая страницы протоколов и других, мало интересных для него документов, оставляя свой автограф в местах, помеченных галочкой.
– Разберёмся, – ответил следователь, подписывая ему пропуск и размышляя при этом, – «странно – не то слово, от руководства вместо благодарности – копать осторожней. Когда бы вообще ничего не нашлось, реакция была бы привычней, а так опять: чем лучше – тем хуже».
«Это кому как», – возражало правое полушарие, взявшего пропуск Андрея. «Соглашусь, – поддержало левое, – чтобы хуже не стало, с органами лучше не встречаться».
Так первую пару новых знакомых Хрусталёв, можно сказать, пока зачислил в пассив. По бухгалтерской аналогии должен существовать и актив, ему не хотелось, чтобы он был нулевым. Для полной ясности картины обо всех знакомствах Андрей решил отправиться к гадалке, но с заходом в банк, чтобы снять деньги для вознаграждения.