© Галина Гетманская, 2024
ISBN 978-5-0064-0587-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Ложка
Однажды Галине её мама Аня рассказала интересную историю о ней.
Галя родилась крупным, (вся в перевязочках, как говорила мама) четвёртым ребёнком в семье. О себе она заявила сразу громким криком. Произошло это второго мая, впереди девочку ждали летние деньки и возможность набраться от солнышка больше тепла.
Василий, её папа работал в артели при колхозе сапожником, шил кирзовые сапоги всех размеров. У Галины даже фотография сохранилась, где она рядом с папой в новеньких кирзовых сапожках стоит, гордая: во-первых, рядом с папой, а, во-вторых, такие сапоги в то время не каждый мог себе позволить, но она об этом и не догадывалась, мала ещё была. И шубка у неё была заячья, потому что в свободное время отец ходил на охоту, приносил домой дичь. Вот на шубку и набрали заячьего меха. Ещё он хорошо играл на гармошке и ни одно гулянье в деревне без него не обходилось. При этом – совсем не употреблял спиртные напитки.
Первого мая, все праздновали День солидарности трудящихся, естественно, деревня гуляла. Анна уже чувствовала, что скоро, не сегодня-завтра начнутся роды. А тут на праздники к ним приехала Васина сестра из Норильска, Галина.
Утром второго мая у Ани начались схватки:
– Васька, запрягай! – Заорала во весь голос испуганная тётушка, да и какая она тётушка, название только. Ей ведь в то время двадцать годков было. Василий побежал запрягать коня, чтобы отвезти жену в Ельцовку, в роддом. В деревне роды не принимали, а до Ельцовки семнадцать километров, часа два, а то и три езды. Телега была почти готова, как на крыльцо из дома выскочила та же тётушка, с радостным криком:
– Васька, распрягай! – и убежала обратно.
Василию всё стало понятно – кто-то родился! А родилась у них девочка, и назвали её, конечно же, в честь Галины, и её даже назначили крёстной ребёнка. В деревне, где они жили, не было церкви, и поэтому бабушки проводили погружение в домашних условиях. А крещение в церкви Галя приняла, будучи взрослой, когда крестила своих деточек.
В летние месяцы у всех в деревне окна нараспашку, так как жарко днём, а ночи душные. Галя умудрялась кричать так, что не давала уснуть даже соседям. И однажды дедушка, что жил по соседству, среди ночи выскочил из дома в нательном белье с ружьём и, стреляя в небо, заорал, не скупясь на выражения:
– Пристрелю эту суку! – и ещё много чего!
Благо, что всё обошлось.
До шести месяцев, Галя, просто, не прекращала криком выказывать своё недовольство. Аня успокаивала её, как могла, но всё было бесполезно, видимо, что-то в корне не устраивало ребёнка. И только когда мать, истратив на неё все силы, прикладывалась пятернёй к дочкиной пышной попке, она замолкала, но только на время, пока горело то место. Потом, всё продолжалось сначала. Спустя годы, мать иногда говорила Галине, что с тех пор у неё стала болеть голова… В общем, бесследно не прошло.
К году, Галя подросла и уже произносила короткие слова, знала, как кричат гуси, утки, поросята, как мычит корова, лает собачка, в общем, с окружающим миром она была знакома.
У них, в то время, часто останавливались люди, которые перегоняли скот. Табуны лошадей, стада коров гнали в места, где есть корм, или на бойню. Тянулись перегоны неделями, а то и больше. Поэтому пастухам и скотникам приходилось ночевать в деревнях. В их доме, всегда останавливались муж с женой и жили по нескольку дней. И, видимо уезжая, в очередной раз, они забыли свою ложку. Она была большая и тяжёлая, у нас таких не было. Ложка эта сразу приглянулась девочке, никто другой не смел брать её в руки, иначе это сопровождалось громким рёвом, и ложку непременно возвращали.
Приближался Галин первый день рождения, все ждали в гости крёстную тётю Галю. Деревня быстро узнала об этом, и многие завидовали. А Галина семья гордилась, что именно к ним приезжают из далёкого Норильска.
Крёстная приехала пораньше на целую неделю, чтобы домашних подготовить к приёму дорогого гостя. За прошедший год у неё произошло радостное событие, крёстная вышла замуж за военного, служившего при штабе писарем. Конечно, говорила Анна, для них это была «величина».
– Смотрите, не опозорьте меня! – предупредила крёстная, объясняя, какие слова говорить можно, а какие нет. Обучение «светскому этикету» длилось всю неделю. Она постоянно напоминала о большой культурности её мужа, ну, в общем, новые родственники могут ему не понравиться.
Галя к тому времени пыталась что-то произносить, но лучше всего у неё получалось матерное слово, как и где она его услышала, было загадкой, так как в семье такие слова не произносились. Но, раз у неё получалось слово выговаривать, значит, оно ей понравилось. Значит, она могла с помощью него, выразить что-то для неё важное. Хотя девочка никакого представления не имела об этом слове и его смысле. Когда Анна похвасталась мужу, пришедшему с работы, что дочка заговорила, и попросила Галю произнести новое слово, отец был очень возмущён! Шлёпнул по губам и жену, и дочери досталось. Но для Гали это не стало уроком. И при случае, она чётко объясняла, кто есть кто, громко произнося слово, которое рифмуется со словом «звезда».
Такое, естественно, невозможно было допустить при дорогом культурном госте. В общем, подготовка шла полным ходом и, главное, всем строго настрого наказывали: не трогать девочку и особо её ложку!
И вот дядя Ваня приехал. Истопили баньку, как полагается, накрыли стол, все уселись счастливые, потому что дядя Ваня никого не обделил подарком. Тётя Галя продолжала мимикой всем подсказывать, чтобы Галю никто ничем не задел, создавали для неё все условия.
Галя сидела у папы на коленях, со своей ложкой в руках и махала ею во все стороны. Так как она не совсем справлялась с её весом, в какой-то момент ложка выпала из ручонок, и упала в тарелку с борщом, стоявшую как раз напротив дяди Вани. Брызги полетели во все стороны! В этот момент тетя Галя, позабыв все предостережения, наклонилась над столом, вытащила ложку из борща, и положила рядом со своей тарелкой. Все замерли, тут Галя поворачивается к ней и громко произносит это злосчастное слово!
В доме воцарилась такая тишина, что слышно было, как стучали напуганные сердца. Со страхом все смотрели то на тётю Галю, то на дядю Ваню. Тётя Галя сидела с бледным окаменевшим лицом, казалось, она готова была провалиться сквозь землю. Она прекрасно понимала, что сама спровоцировала девочку. Все молчали, а Галя заревела и потянулась изо всех сил в сторону крёстной, чтобы забрать свою ложку. Тут дядя Ваня с улыбкой забрал ложку у жены и, отдав племяннице, посадил её к себе на колени. Он, успокаивал крестницу, приговаривая:
– Правильно, крестница, молодец! Разбаловались тут совсем! —
Все последующие дни крёстный не выпускал девочку из рук, а она свою вожделенную ложку!
Эту ложку, Галя помнит, по сей день, значит, она ещё долго была её. Значит, не один год Галя держала в страхе свою семью! Помнит она и то, как искала и находила любимую ложку, куда бы её ни прятали.
Отвал
– Галь, Галь, просыпайся! Машина пришла!
Анечка, заглянула в шалаш и попыталась разбудить сладко спящую, Галку. Ей жаль было будить сестрёнку, но ничего не поделаешь, надо вставать.
Они встречали каждый самосвал, стоя с большими вёдрами в руках, и после того, как он, высыпав породу уезжал, подолгу копались, выбирая уголь. Карабкались вверх по острым камням, наполняя ёмкости. И, если везло, собирали по два, а то и три ведра.
Галка потянулась, вставать не хотелось. Она ещё раз уткнулась в ватное, пропитанное угольной пылью одеяло, служившее матрасом и одеялом одновременно, его кто-то из сборщиков угля принёс сюда. Темнота окружала девочку, выход из сооружённого кем-то наспех дощатого шалаша с деревянным настилом внутри вместо кровати и брошенным на кровлю куском старого шифера располагался в противоположной стороне от насыпи. Метрах в пяти от которой, стоял деревянный столб с лампочкой на самом верху, еле освещавшей отвал и находившихся возле него людей.
Выскочив наружу, Галка схватила ведро и направилась к груде свалившихся камней. Самосвал отъехал от края отвала, опустил кузов и, рыкнув, исчез в темноте. И, спустя минуту, он резво мчался по мосту через речку Кондому, сверкая фарами, к шахте за очередной порцией породы.
Всё для Галки было знакомо, и она уже достаточно хорошо ориентировалась в темноте. Умело различала, какой камень уголь, а какой нет, просто на вес. Уголь лёгкий, а ещё он шершавый и тёплый, по сравнению с гладкими и холодными кусками породы. Галка вцеплялась глазами в чёрную массу и быстро находила поблескивающие камешки.
На отвале вместе с ними работал мужчина со своим сыном Васькой. Мальчик выглядел постарше Галки года на три. Они иногда даже соревновались между собой, кто первым наберёт ведро угля. А целью у всех было, как можно скорее собрать три тонны, либо домой на зиму, либо на продажу. Определяли на глаз, сколько в куче угля и тут, как всегда, отличалась Галка, она безошибочно говорила, когда куча готова. И ей верили. А иной раз просто считали вёдра то ли для проверки, то ли для точности.
Аня и Галя работали ночами, а Юра с Валей – их брат и сестра – днём, пока не наберут машину угля. А как наберут и продадут, менялись сменами. Оставить свой набранный уголёк без присмотра было нельзя, потому что он мог незаметно перекочевать в соседнюю кучу.
Днём на отвале собиралось гораздо больше людей, и высыпанную породу шерстили до последнего камешка. В ночь же выходило меньше сборщиков, поэтому за ночь куча у ребятишек хорошо подрастала. Ребята почти не отличались от шахтёров. Руки, одежда были чёрного цвета, да и лица тоже.
В семье их росло четверо. Жили дружно. Мать одна воспитывала детей, отец ушёл из жизни по болезни совсем молодым в двадцать шесть лет, оставив четверых деток сиротами. Жили в деревне, затем по просьбе родственников, переехали в небольшой городок на юге Кемеровской области. Мать работала на лесоскладе при шахте в бригаде по изготовлению стоек и других деталей из кругляка для укрепления проходки. Она уставала, таская весь день брёвна. Денег не хватало, вот и приходилось ребятишкам самим зарабатывать на летних каникулах. На вырученные деньги покупалось всё, что нужно к школе, а это школьная форма, обувь, спортивные вещи, книги, тетради, банты, гольфы и много ещё того, что требовалось.
Жили они в районе, который почти каждый год затопляло во время весеннего разлива реки. Вот и решило руководство города отсыпать дамбу вдоль берега, чтобы вода не топила жилые дома. Дамбу отсыпали породой, которой всегда было на шахте в избытке. Так до семьи дошёл слух о «дармовом» угле.