Читать онлайн Десятый круг

© Юлия Зарывных, 2023

ISBN 978-5-0062-0171-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава I

«Ошибочно определять счастье жизни в роскоши и богатстве. То помыслы людей грешных, недостойных покаяния, сделавшихся лошадьми и ослами. И да не будет места таковым в благочестивых собраниях, среди людей верующих и пред святым ликом милостивого Отца…»

Авеста, стих первый, толкование Св. Николоса

Фоэдо. Окраина Пустошей

Ваалберит стоял рядом и то и дело бросал в мою сторону недоверчивые взгляды. Демон прибыл с дурными вестями и не скрывал удовольствия, изрыгая пропитанные презрением речи, с улыбкой наблюдал, как я сжимаю кулаки и пялюсь в его чёрные глаза, теряясь в догадках.

Почему Люцифер отказался от встречи? Дело далеко не в глупых пророчествах и сомнительных предсказаниях. Нет, что-то другое заставило его отправить с Ваалберитом отказ. Неужели он думал, будто лежащие впереди девять кругов меня остановят? Владыка Преисподней не глуп и должен понимать, что с прохождением каждого круга моя армия будет увеличиваться, а сила – возрастать. Или в этом и состоит его план?

Я окинул взглядом пустоши Фоэдо. Два золотых солнца неподвижно застыли на небосводе, выжигая бесплодную поверхность первого круга Ада. Палящие светила – останки миров, разрушенных войнами много веков назад. Однажды они погаснут, и на истерзанную жаром землю опустится вечная ночь, а пока раскалённые недра продолжат выплёвывать сгустки магмы и пепла.

– Значит, Люцифер хочет, чтобы я пришёл к нему, познав все девять кругов? – спросил я главного гонца Преисподней.

Ваалберит оживился: чешуйчатый хвост изогнулся, глубоко посаженные глаза по очереди скрылись за морщинистыми веками.

– Как я уже сказал, Владыка отказал в аудиенции и приказал тебе и всему этому сброду покинуть пределы Ада в самые короткие сроки, – пробасил он в ответ.

Стоило объяснить зазнавшемуся гонцу, по чьей милости его шкура ещё не украсила знамя одного из моих батальонов. В гневе я ударил кулаком по покрытому копотью валуну. Паутина трещин расползлась по камню.

Тень тревоги мелькнула в глазах Ваалберита. Страх – добрый знак. Я предполагал, что получу отказ, и в глубине души даже хотел этого: мысль о путешествии по девяти кругам будоражила кровь.

– Позаботься, чтобы тронный зал украсили к моему прибытию.

– Собираешься ослушаться приказа Владыки? – Его хвост гневно встопорщился, чешуйки на щеках встали дыбом.

– Люцифер не имеет надо мной той власти, какую имеет над тобой, – ехидно ответил я. – А теперь убирайся.

Демон скривил морду, скрипнул неровными зубами, но благоразумно промолчал. Сегодня он жалкий посланник на побегушках у дьявола, без права на торг и переговоры.

Едва массивная фигура Ваалберита растворилась в дымке, как со скалы спикировала тень. Чёрный росчерк длинного хвоста пронёсся над ущельем, хлопнули жилистые крылья. Закованный в броню демон обогнул столб дыма и мягко приземлился босыми ступнями на раскалённый камень.

– Разведчики засекли войско Ркулоса, – доложил Диинтас. Взгляд жёлтых глаз задержался на треснувшем валуне. – Вижу, беседа не задалась.

– Не спрашивай, – отмахнулся я. – Зря потратили время.

Ладонь саднило, на багровой коже проступило тёмное пятно. Раздражённо цокнув языком, я размял кисть.

– Тебе лучше воздержаться от любых стычек. – Брови Диинтаса чёрными угрями сползли к переносице. – По крайней мере, пока.

– Не начинай. Честное слово, ты хуже гарпии-наседки. – Я устало вздохнул, запах серы осел в лёгких. – Каковы шансы, что Ркулос нас поддержит?

– Небольшие. Армия нужна ему для борьбы с Содт. Сомневаюсь, что он забудет про тысячелетнее противостояние и бросит силы на поддержку мятежника. Предложи ему голову врага, тогда, возможно, он выступит с тобой к вратам.

– Возможно, – передразнил я. – Догадки не приведут меня к победе. Отправь пока гонцов к Ламии, Лилит, Балааширу и Ксафану. Ещё не помешало бы заручиться поддержкой Вельзевула, но не думаю, что на этом этапе он согласится вступить в игру.

– Ксафану? Зачем нам столь слабый демон? – удивился Диинтас. – Он всего лишь разжигатель костров.

– Он мне пригодится.

– Как пожелаешь, – уступил демон.

Я ощупал затупившиеся шипы на предплечье.

– Что же до Ркулоса и его войска, то стоит попытаться договориться. Либо с ним, либо с Содт. Посмотрим, кто попросит меньшую цену. Тамиш, – окликнул я генерала, – выдвигаемся.

Планария. Деревня Ортис

Весть о предстоящей свадьбе окончательно испортила ужин. Поверить не могу, что родители говорили серьёзно: выдать меня за лорда Дуана! Сколько ему лет – пятьдесят, шестьдесят? В подобном возрасте пора подыскивать уютное место на кладбище, греть больные ноги у камина и составлять завещание, а не шнырять по мелким деревушкам в поисках молодой жены, что восторженно разинет рот, глядя на дорогие подарки, а после покорно раздвинет ноги. Отец сошёл с ума, если решил, будто я безропотно устремлюсь в лапы немощного жениха. Мама поддерживала идею и потому не проронила ни слова. Не сомневаюсь, что разглядывать пирог куда интереснее, чем обсуждать будущее дочери. Будущее, на которое дражайшие родители торжественно возложили надгробную плиту.

Не в силах сдержать подступившие слёзы, я спрятала лицо в ладонях.

Несправедливо. Сестре достался до беспамятства влюблённый в неё парень, а мне – старый хрыч. Неужто можно настолько ненавидеть родную дочь?

Обида душила, комком сворачивалась в горле. Ответ я знала давно. Просто Клер – младшая дочь. Робкая, послушная, милая девочка умело играла роль идеального ребёнка и с детства водила родителей за нос, заставляя плясать под дудку её переменчивого настроения. С рождения она стала ангелом, на осквернение которого неустанно покушался жуткий монстр в виде старшей сестры. Клер не наказывали, даже если вина была очевидна. «Я не выбирала родиться второй», – повторяла сестрёнка излюбленное оправдание, пока я снова и снова выслушивала упрёки за её проказы.

Стук в дверь распугал гнетущие мысли.

– Не хочу ни с кем разговаривать, – крикнула я, размазав слёзы по щекам.

– Открой, – строго произнесла мать. Не дождавшись ответа, она толкнула дверь. – Открой сейчас же! Или я позову отца.

Мама прекрасно знала о моих страхах. Суровые взгляды, крики и запреты не шли ни в какое сравнение с кожаным ремнём, что становился ключевым аргументом в любом семейном споре. И отец охотно им пользовался, зачастую минуя угрозы и трёпку за уши.

Поджав губы, я сдвинула щеколду и отошла к окну. Сквозь расшитую цветами занавеску виднелись огни соседских окон.

– Отец не доволен твоим поведением, – раздался с порога сердитый голос. – Ты не пятилетний ребёнок, чтобы устраивать истерики. Лорд Дуан – состоятельный человек, сможет обеспечить семью. Каждое воскресенье он исповедуется в церкви. Бояться его не стоит.

– Если он такой потрясающий, выдайте за него Клер, – огрызнулась я.

– Твоей сестре ещё нет и шестнадцати.

– Это не помешало вам сосватать её за Гленна.

– Лорд Дуан хочет жениться в ближайшее время. Отказать человеку его статуса равносильно оскорблению, а мы находимся не в том положении, чтобы ставить условия. – Она присела на край кровати и продолжила спокойнее: – Послушай, когда я выходила замуж за твоего отца, мне тоже было страшно. Я никогда его прежде не видела, не знала, какой он человек, и чего стоит ожидать. Однако мы создали крепкую семью. За двадцать лет совместной жизни мы научились жить рука об руку, поддерживать друг друга и закрывать глаза на недостатки.

– Вряд ли лорд Дуан проживёт так долго, – съязвила я.

– Прекрати! – она хлопнула ладонью по мягкому покрывалу.

– Мама, он старый! Я не хочу выйти замуж, чтобы через год стать вдовой. Да я вообще замуж не хочу! Почему мне нельзя самой выбрать мужа?

– Лирэ, далеко не всё в жизни происходит так, как нам хочется.

– Видимо, только у меня. Почему ради Клер вы готовы на всё, а я… меня… Меня вы просто продали! Избавились словно от ненужной вещи. Если бабушка с дедушкой когда-то отдали тебя отцу – это не значит, что нужно поступать также со мной.

Едва ли мама сумела разобрать хоть слово: гневная тирада прервалась жалобными рыданиями.

– Свадьба состоится в конце недели. Таково решение отца. И спорить с ним ты не имеешь права, – она встала, поправила подол длинного платья. – И только попробуй сорвать церемонию, я тебе этого не прощу.

Дверь громко хлопнула.

Нечестно. В чём я провинилась, если цена ошибки – будущее? За что ты наказываешь меня, милостивый Отец?

Я крепко сжала медальон в форме полумесяца и зашептала молитву. Вопреки заповедям Авесты слова мои не были обращены к миру, помыслы не очищали душу, просьбы не несли добродетель. Этой ночью я молила о смерти. Не для себя, но для богатого лорда. Я уговаривала Всевышнего даровать родителям разумения и сил, дабы изменить принятое решение, и клятвенно обещала посвятить жизнь церкви, если известие о свадьбе завтра окажется нелепым недоразумением.

Но Небеса молчали. Да и есть ли властителю Хрустального града дело до мелких проблем смертных? Быть может, эктелеи и слышат Его глас, ведают Его волю и несут священные заветы в осквернённые пороками массы. Возможно, песнопения священников отзываются тихим эхом в стенах небесного города, а в переливчатом звоне колоколов раскаявшиеся находят умиротворение. Но не я. Значит ли это, что я всегда была недостойна взора Его, и потому меня обрекли на страдания? Церковь должна знать ответ. И если дело не во мне, то долг каждого служителя – предотвратить несправедливость и отговорить лорда Дуана от абсурдной затеи. Ведь именно так учит Авеста – верховный закон для каждого верующего Планарии.

Кутаясь в одеяло, я тихо всхлипывала, пока сон не забрал разум в объятия темноты.

Фоэдо. Пустоши

Первый круг Ада завораживал. Огненные гиганты, замершие в бескрайней тьме, окрашивали небо в оттенки золота и меди. Неподвижной парой глаз они наблюдали за кругом, изредка выбрасывая в пустоту щупальца магмы. Пылающие кнуты с грохотом рассекали небосвод и обдавали землю потоком губительного жара. Фоэдо вторил прощальной песне умирающих миров: подобно живому существу содрогался всем телом, шипел и стонал от боли, когда лопалась каменная кожа и свежие раны начинали кровоточить.

Облегчения не приносили даже ветры. Путаясь в лабиринтах постоянно меняющегося ландшафта, они тонули в озёрах лавы, разбивались о вырастающие скалы, плутали по замкнутым кольцам каньонов. Особо ретивые подхватывали по пути пыль и камни, вдыхали едкий дым, насыщались обжигающим паром, чтобы, добравшись до открытых пространств, обрушиться смерчем на обитателей круга.

Привыкшие к суровому климату соллини успевали разбежаться по норам, толстокожие вислу сбивались в стаи и пережидали непогоду единой кучей сжавшихся тел. В обычной жизни перемены Фоэдо не доставляли им неудобств, чего не скажешь о походе в составе армии. Несмотря на стойкость и прыть, демоны то и дело попадали в струи обдирающих до костей гейзеров, соскальзывали в пропасти или поджаривались до хрустящей корочки в магматических фонтанах. Подобная неосторожность сокращала численность войска, и это начинало меня беспокоить.

– Виарин, – позвал Диинтас, едва стих очередной раскат грома, – без союзника нам не пробиться к вратам. Придётся поддержать Ркулоса или Содт.

Он был прав. Выбор стоило сделать ещё сотню вспышек назад и, воспользовавшись помощью, обойти губительный центр первого круга. Но я никак не мог решить, на чью сторону встать, ведь оба дьявола в качестве платы попросили голову соперника.

Содт – дьяволица с тысячелетним опытом ведения войн и неисчислимым роем соллини выглядела весьма выгодной партией для предстоящего сражения. Её крылатые бестии стали бы отличным подспорьем в схватке с драконом. Если бы их хозяйка не славилась тягой к предательству. Альтернативой сомнительному союзу выступал Ркулос и орда верных ему вислу. Демоны-псы будут менее эффективны у врат, но крайне полезны на последующих кругах. Вот только Ркулос давненько присягнул Люциферу и за четыре сотни лет ни разу не изменил клятве. Нет гарантий, что, расправившись с давним врагом, он не предпримет попытку отделить мою голову от тела.

Диинтас терпеливо дожидался ответа.

– Скажи Тамишу, чтобы разворачивал войско на север, – приказал я. – Идём к Содт.

Планария. Деревня Ортис

Ночь принесла беспокойные сны. Трижды я поднималась с кровати, подходила к открытому окну, вдыхала влажный воздух и в потёмках брела назад в объятия остывших простыней. С рассветом тревожную дрёму окончательно развеял лай собак, обрадованных ранней кормёжкой. Из коридора тотчас донеслись голоса, звон собираемой к завтраку посуды и протяжный скрип входной двери.

Экипаж ждал у ворот. Клер, облачённая в лёгкое платье из голубого хлопка, прятала зевки за порхающим веером. Мама протянула мне расшитую синими рюшами шляпку, с натянутой улыбкой пожелала извозчику доброго утра и, забравшись в карету, дважды стукнула по деревянной перекладине.

Пешком дорога до церкви занимала около двадцати минут. Утренней прогулки вполне хватало, чтобы обсудить планы на день, поприветствовать знакомых и с завистью поглазеть на дорогие наряды соседских девиц. Однако сегодня настроение не располагало к беседам.

Я отодвинула пыльную занавеску.

Зелёные фасады домов умело прятались за пышными цветниками голубой гортензии. В садах, среди молодых кипарисов, мелькали белоснежные скульптуры ангелов и укутанных в палантины женщин. Вымощенные жёлтым камнем дорожки разрезали полотна газонов, петляли между клумбами, пробегали под зарослями лиловой глицинии. По витым колоннам террас расползались ветви плюща. Они добирались до серых чешуек черепицы, шелестящим наростом покрывали до безобразия одинаковые крыши. Но будь то жилище фермера или казначея, его непременно венчал священный символ опрокинутого полумесяца и лазурный стяг на высоком флагштоке.

Карета выехала на площадь, колёса застучали по булыжной мостовой. На смену тихим улочкам с домами-близнецами пришли пёстрые тенты торговых лавок. У лотков спозаранку суетились приезжие торгаши: раскладывали товары по ящикам, отгоняли назойливых мух от мёда и выпечки. Женщины в мятых чепчиках кокетливо хихикали, мужчины, надрывая глотки, силились перекричать нарастающий звон колоколов.

Старая церковь исполином возвышалась над дорогой. Солнечные лучи касались сводчатых окон, отражались в мозаике витражей и рассыпались по тротуарам разноцветными горошинами. На зубчатых парапетах развевались бирюзовые ленты.

Экипаж остановился в тени церковного сада. Мама отдала извозчику пару монет, накинула на голову платок и поспешила к приходской лавке. Служитель легко расстался с несколькими свечами в обмен на скромное пожертвование.

Мы присоединились к толпе прихожан. Ритмичный перезвон колоколов уступил место мерному благовесту. Знать бы, кто из звонарей сегодня трудился на благо Отца – слишком старательно он дёргал за язык и ударял в юбку. Раскатистое эхо тяжёлого набата отражалось от стен церкви, заставляя дребезжать стёкла.

Просторный зал вмещал с полтысячи человек. Свет не мог пробиться сквозь плотные шторы, отчего внутри царили полумрак и прохлада.

Мы заняли место в одном из последних рядов. Я опустилась на колени, установила свечу в серебряную чашу на полу, протянула руки ладонями вверх. Проходящий мимо эктелей окропил пальцы святой водой из потира, произнёс слова благословления. Склонив голову, я вложила ладони друг в друга и поднесла к груди.

Согласно писаниям, священный обряд брал начало во времена написания Авесты. На заре человечества праведники вняли гласу Небес и, убоявшись Ада, посвятили жизни молитвам в уединённом замке на далёких северных островах. Там они говорили с ангелами и познавали истины мироздания, творили чудеса и обращали в веру своих первых последователей. Обращаясь с просьбами к Отцу, они использовали серебро как проводник, а свечи как символ души, хрупкой, мечущейся в невежестве, покуда не отыщет место в небесной благодати. Ведь в двери Хрустального града способны войти только смиренные, чьи длани были омыты слезами, и кто сумел сохранить свет в своём сердце, несмотря на тяготы и лишения. Бывали случаи, что сложенные в молитве ладони наполнялись водой. То были люди избранные, отмеченные ангелами, и их лики поныне украшали затёртые полотна икон.

Мученики, целители, святые. Даже после смерти они присматривали за праведниками, направляли, приходили на помощь в минуты отчаяния. Эктелей рассказывал, что во время прошлогодней охоты на еретиков с десяток икон в крупных городах проливали слёзы по погибшим в боях дознавателям.

Неизвестно было это правдой иль вымыслом ради укрепления веры. Вряд ли рисунки способны испытывать боль и страдать подобно смертным. Ведь будь у святых реальная божественная мощь, они бы останавливали войны, а не плакали бы из-за последствий и не позволили бы морю затопить первый храм много веков назад.

Между рядов зашагали анерхи, мерно размахивая дымящимися кадильницами. Лёгкий аромат мирры наполнил зал. Эктелей взошёл к центральному алтарю, воздел руки, призывая прихожан подняться. Началось утреннее песнопение.

Заученные с детства слова древних текстов слились с сотнями голосов. Посвящённые Отцу хвалебные оды сменялись монотонными речами эктелея, благодарившего ангелов за покровительство и просившего выслушать мольбы прихожан. В мгновения тишины каждому присутствующему было дозволено обратиться к одному святому и в поклоне коснуться пламени свечи. Если огонь не погаснет – просьба будет услышана.

Сегодня мне было о чём попросить. Сразу у всех. У самого Отца, у кого угодно, лишь бы проклятая свадьба не состоялась. И я молилась так рьяно, что продолжала шептать, даже когда остальные затянули заключительную песнь, а с алтаря раздался торжественный звон колокольчика.

От мелодичного звяканья свело скулы. Стая мурашек пробежала вдоль позвоночника, забралась под рёбра, сжала лёгкие. Сдерживая кашель, я наклонилась, изображая запоздалый поклон. Грудь сдавило сильнее. Я опустилась на колени, силясь вдохнуть едкий, отравляющий воздух.

Опрокинутая свеча покатилась по полу.

– Всё в порядке, не беспокойтесь, – прозвучал над ухом незнакомый голос. – Нужно вывести её на свежий воздух.

Мужчина помог мне подняться, крепкой хваткой удержал за талию и потащил на улицу. Перед глазами промелькнули окутанные марью силуэты прихожан, яркие всполохи зажжённых лампад, пятно света на каменном полу у дверей. Ноги утратили опору.

Пробуждение было резким. Обманчиво ласковый голос уговаривал проснуться, а после нетерпеливо схватил за грудки и вырвал из забытья. В нос ударил тошнотворный запах.

– Фу, – я отмахнулась от зловонной ткани. – Что это?

– Новое слово в целительском деле, – хохотнул незнакомец, спрятав платок в карман жилета. – Как самочувствие?

– Нормально. Кажется, – я села, потёрла ноющие виски. – Что произошло?

– Обычный обморок, ничего серьёзного. Причин может быть много: духота, благовония, шум. Признаюсь, даже у меня от местного колокола зубы сводит, что уж говорить о девчонке, – он опустился рядом, непринуждённо откинулся на спинку скамейки. – Плохо спишь?

Незнакомец, наконец, оказался в тени, и я смогла рассмотреть черты его лица.

Белая полоса шрама протянулась от переносицы к уху, чудом не зацепив глаз и разделив левую щеку на две половины. На ухе отсутствовала мочка. Старая рана настолько уродовала лицо, что взгляд невольно возвращался к ней снова и снова в желании изучить неровно сросшиеся края и паутину рубцов на скуле.

В насмешку или по привычке мужчина повернул голову, позволив мне бесстыдно глазеть на безобразную отметину. Тонких губ коснулась улыбка.

– Простите, – опомнившись, смущённо пробормотала я.

– Не стоит. Этому шраму много лет, и, если бы меня беспокоил каждый желающий его рассмотреть, я наверняка сошёл бы с ума, – отмахнулся он. – Так что насчёт сна?

– Да, ночь выдалась… тревожной.

– Ещё бы, ведь впереди такое важное событие.

Наперебой забренчали колокола. Завершилась утренняя служба. Прихожане толпой повалили из церкви.

– Откуда вы знаете? – спросила я.

– Слухи расходятся быстро.

Дежуривший у входа анерх подозвал женщину в синем платье, щурясь от солнца, указал в сторону сада. Она благодарно склонила голову, взяла за руку девочку и, приподняв длинный подол, заторопилась к нам.

– Родственники? – мужчина поднялся, поправил помятый жилет.

– Да, – ответила я и шёпотом добавила: – К сожалению.

Он добродушно рассмеялся, повернулся навстречу спешащей к нам матери и семенившей следом Клер. Тень скрыла обезображенную половину его лица.

– Прошу прощения, что моя дочь доставила вам неудобства. И благодарю, что присмотрели за ней, – мама едва удостоила мужчину взглядом. – Уверена, она очень сожалеет о случившемся и хочет немедленно принести извинения эктелею, – сквозь зубы процедила она.

– За что? – только и успела вымолвить я.

Мама настойчиво повторила:

– Немедленно.

Я сжала губы, сдерживая слёзы.

– В извинениях нет нужды, – мягко произнёс незнакомец. – Я поговорю с эктелеем. Не сомневаюсь, что глубоко верующий и понимающий человек, как он, сможет закрыть глаза на маленькую слабость, проявленную невестой накануне свадьбы. А будущей леди я посоветовал бы хороший отдых и пару капель пустырника перед сном. Хотя бы в ближайшие несколько дней.

Мама нехотя повернулась к нему:

– А вы, собственно…

– Рейз, – любезно представился он. – Врачеватель.

– Что-то случилось с господином Оланом?

– Отнюдь. Олан пребывает в добром здравии, но вынужден был спешно отбыть в Рим. Меня направили сюда вести дела на время его отсутствия.

– Что ж, добро пожаловать, – мама вымучила улыбку.

– Благодарю. Меня также известили о предстоящем торжестве и поручили присмотреть за здоровьем невесты. Я собирался навестить вас вечером, однако Отец распорядился иначе.

– Волею Отца, – мама извлекла из-под ворота серебряный медальон, поднесла полумесяц к губам.

– Волею Отца, – повторил Рейз. – Приходите в «Целительский дом Олана» завтра к полудню, я подготовлю нужный настой. Иначе боюсь, обмороки будут повторяться. В честь праздника отдам за полцены. А теперь, прошу извинить, но мне нужно поговорить с эктелеем.

Он вышел на залитую солнцем дорожку и не спеша зашагал к церкви.

– Клер, проводи сестру домой, мне ещё нужно успеть к портному, – мама спрятала медальон под одеждой, повернулась ко мне. – А ты прекращай позорить семью и делай, что велено. Накануне свадьбы явишься к эктелею за благословлением и расскажешь, как тебе стыдно за сегодняшнюю выходку.

Она ждала оправданий, раскаяния, смирения. Выжидала ответа, любого сказанного мною слова, чтобы подобно голодной собаке вцепиться в брошенную кость. Будто демонстрация власти могла смыть позор и заглушить страх стать объектом для сплетен. Словно злость могла исправить ситуацию, над которой мама внезапно утратила контроль.

Я не ответила.

– Мама желает тебе только добра, – подала голос Клер, когда шпиль церкви затерялся среди зелёных фасадов и одинаковых крыш.

– Тебя забыла спросить, – огрызнулась я.

– Конечно, в мире ведь важно лишь одно мнение – твоё. Подумай, каково сейчас матери, и в каком свете ты её выставляешь. Она места себе не находит, пытаясь устроить твою жизнь.

– На себя посмотри. Только и можешь, что подлизываться к отцу и повторять за матерью. Умолкни, не хочу слушать твоё нытьё.

Я прибавила шаг. Клер не стала догонять.

К вечеру явился портной.

Белое платье бесформенным полотном болталось на талии, тяжёлым грузом висело на плечах, пока худощавая швея снимала мерки и прикалывала к ткани свадебные украшения. Нелепые рюши на рукавах и подоле, высокий ворот со шнуровкой под горло, огромный бант на поясе – скромно, безвкусно. Пошито в соответствии с пожеланиями лорда Дуана.

Я смотрела в зеркало на бледное лицо с опухшими, заплаканными глазами. Меня будто обрядили в праздничный саван. Швея закрепила в волосах гребень с длинной фатой, накинула на лицо кружевную вуаль.

Из зеркала на мир взирал безликий призрак невесты.

Фоэдо. Пустоши

Раньше мне казалось, что Фоэдо представляет собой некую населённую демонами плоскость с огромными воротами на самом краю. Иллюзию развеял Диинтас, поведав, что каждый круг – отдельный мир со своим климатом и населением. Наглец снисходительно посмеивался, рассказывая мне о природе Ада, его устройстве и обитателях. Как коренного жителя, его забавляли вопросы о местных правителях, их силах и армиях, и откровенно веселили мои попытки обойти тысячелетние устои. Я слушал, скрипел зубами и размышлял о том, что не плохо было бы создать свой Ад – десятый круг. Но для начала нужно встретиться с Люцифером.

Вихрь алых огней промчался по отвесной скале, оставив на камне полосы сажи. Чёрные линии сложились в изображение пятиконечной звезды, обрамленной символами на древнем демоническом языке. Округлая полоса прервалась у трещины. В оседающей пыли возникла морда Ксафана.

– Всё готово, – пропищал демон, быстро жестикулируя крохотными лапками.

Вторя движениям, замерцали неразборчивые каракули. Над рисунком заклубилась белая дымка. Вспыхнула сажа, и в центре звезды появились размытые очертания незнакомого мне ландшафта.

Землю рядом с вратами не испещряли рубцы трещин, магма не заполняла каньоны, горячие ветра не разносили грязь и копоть. На лиги вокруг простиралось поле из костей и праха. На пробитых черепах и сломанных рёбрах лохмотьями болталась высохшая кожа, обломки рогов и когтей устилали равнину рыхлым ковром. В чешуйках, разбросанных среди останков, отражались солнечные блики. И в центре медленно тлеющего кладбища, обняв хвостом горную гряду и положив голову на плато, лежала Зонтаноста.

Она была ужасающе прекрасна. Чешуя осыпалась, обрывки гниющей кожи свисали с исполинского скелета. Перламутровые нити магии удерживали вместе лишённые мышц кости. Почти неразличимые, они паутиной обволакивали суставы, личинками копошились в груди, яростным огнём полыхали в пустых глазницах. Рога устрашающей короной сплетались на затылке.

Сердце моё благоговейно затрепетало, стоило дракону повернуть голову к созданному Ксафаном зеркалу.

– Виарин, – проскрежетала Зонтаноста. – Зачем пожаловал?

– Мне, знаешь ли, нужно попасть на второй круг, – честно ответил я. Врать старухе себе дороже.

– И ты надеешься, что я пропущу тебя к вратам? – она клацнула пастью.

Зубы огромные: пережуёт половину моей армии и не подавится.

– Подумал, что мы сможем договориться.

– Ни за что. Ты явился в мои земли и возомнил, будто вправе диктовать условия? Тебя изгнали из Ада. Удивлена, что тебе хватило наглости вернуться.

– Там, куда меня изгнали, учишься многому, не только наглости, – с раздражением бросил я.

Дракон довольно зарычала:

– Ты всегда был наглым, Виарин. Наглым и самоуверенным. Это погубило тебя в прошлый раз, погубит и сейчас. Скажи, зачем ты вернулся? Мстить?

– Отчасти. Моя цель не слишком изменилась.

– Глупый маленький демон, – рассмеялась Зонтаноста. Старые кости пришли в движение. Плато задрожало, камни с грохотом покатились по склонам. – Если ты идёшь к вратам, значит, Владыка счёл твой поход бесполезным, а разговор – бессмысленным. Твоя цель умерла вместе с твоим поражением. Смирись.

Её голос, надменный, пропитанный презрением, слился с треском солнечной вспышки. Огненный кнут разрезал небосвод, обдав землю жаром и заставив взвыть от боли. Поток горячего ветра едва не сбил меня с ног, ненадолго остудив пыл.

Я последовал совету Диинтаса и постарался не злить дракона.

– Послушай, Зонтаноста, я не прошу тебя встать на мою сторону или предать Люцифера. Всё, что от тебя требуется – дать моей армии беспрепятственно пройти через врата.

– Армии? – Перламутровое пламя в её глазницах приобрело насыщенный фиолетовый оттенок. – Горстку затравленных слабаков ты называешь армией? Все твои сторонники были убиты. Или в Бездне тебе повредили рассудок?

Упоминание места заточения привело меня в ярость. Я и без того позволил ей больше, чем следовало. Пора заканчивать бездарную пародию на переговоры.

– Да будь ты хоть трижды королевой Фоэдо, ты пропустишь меня к этим ангельским вратам, иначе я обращу твои кости в пепел! – прорычал я.

– Не смей угрожать мне, никчёмный кусок мяса, – взревела Зонтаноста. – Ни тебе, ни кучке глупцов, вставших под твои знамёна, не одолеть меня. Ты истощён. Бездна вдоволь насытилась твоим огнём. Владыка принял верное решение: даже отсюда я чую, как от тебя смердит слабостью. Убирайся из Ада! Здесь ты никому не нужен.

– Ты пожалеешь, что встала у меня на пути.

– Непременно. А теперь послушай тех, кто мудрее, и убирайся!

Из пасти дракона вырвалась струя лилового пламени. Я был готов отразить атаку, нагревая поверхность тела внутренним демоническим огнём, но Зонтаноста оказалась права – я ещё слишком слаб. Обжигающее дыхание с завидной лёгкостью прорвалось сквозь зеркало. Диинтас успел заслонить меня крыльями.

Рядом раздались вопли Ксафана.

Планария. Деревня Ортис

Солнце лениво выбралось из-за горизонта, разлив по земле кисель палящих лучей. Напуганные жарой облака трусливо сбежали на север, в объятия заснеженных вершин Кинотийских гор. Ветер охотно составил им компанию, и потому к полудню спасаться от зноя пришлось у фонтана на заднем дворе.

Усевшись на бордюре, я шлёпала босыми ногами по воде, пытаясь поймать пальцами опавшие лепестки акации. Брызги разлетались по камням и мягкому ковру разросшейся мшанки. Стайки голубых бабочек кружили над цветами, вместе с пчёлами припадали к ароматным бутонам. Их пьянил сладкий запах нектара, что за последнюю неделю успел разлиться по саду и перебраться в дом.

Я запрокинула голову, довольно подставив солнцу лицо. В подобные моменты проблемы мирской жизни оставались на задворках сознания. Дела могли подождать. Мир мог подождать, пока я наслаждаюсь тишиной и жадно ловлю минуты покоя – необходимые сейчас и незаметные среди повседневной суеты.

– Мама велела покрывать голову в такую жару, – Клер протянула мне шляпу с широкими полями. – И сказала сходить с тобой к врачевателю.

Иллюзия безмятежности рассыпалась под натиском реальности – суровой и беспощадной.

– А ты теперь повсюду будешь за мной таскаться? – я взяла шляпу, подобрала сандалии. – Оставайся дома. Мне не нужна компания.

– Пойдём вместе, – настояла она. – Вдруг тебе снова станет плохо, а рядом никого не окажется.

– Не станет, если звонарь не будет как умалишённый долбить в колокол.

Осторожно ступая между белыми горошинами цветов, я вышла к садовой дорожке. Клер, не желая пробираться сквозь заросли, успела обойти фонтан, миновать беседку и теперь нетерпеливо покачивалась на каблуках, дожидаясь, пока я отряхну платье и застегну обувь.

– Тебе придётся взять меня с собой, – она потрясла кошельком у меня перед носом, быстро спрятала его в карман и невинно промурлыкала, – так что давай не будем расстраивать маму.

– Я могу вообще никуда не идти.

– Не будем расстраивать маму, – пропела Клер и вприпрыжку помчалась к дороге.

Мои опасения насчёт благих намерений сестры быстро подтвердились: чертовка искала повод улизнуть из дома. Не просто куда-то, а прямиком в объятия ненаглядного жениха. И теперь парочка, воркуя, плелась следом.

Длинный дом с резной крышей соединял две улицы, образуя широкий переулок. Над входом болталась старая вывеска с изображением колбы и полумесяца.

Клер с радостной улыбкой протянула мне кошелёк и упорхнула к дому напротив, где в тени можжевельника пряталась от прохожих одинокая скамейка. Я с завистью проводила сестру взглядом. Беззаботная жизнь под крылом Гленна и чутким присмотром родителей – всё, о чём могла мечтать любая девочка, становилось реальностью, но происходило, увы, не со мной.

В целительском доме пахло травами и спиртом. После благоухающих медом садов резкий запах показался до тошноты омерзительным. Да и само место не вызывало иных чувств, кроме неприязни. За долгие годы стены впитали крики больных, доски пола не раз окрасились кровью, ставни на окнах стали немыми свидетелями десятков смертей, и теперь прохлада скорее леденила душу, нежели приносила облегчение.

Я прошла вдоль стеллажей. Мази, припарки, порошки, смеси измельчённых трав громоздились на провисших полках; на обрывках бумаги пестрели нечитаемые названия. Поверх крышек в беспорядке лежали свёрнутые, местами порванные рецепты.

В соседней комнате горели свечи. На сдвинутой занавеске остались грязные отпечатки. Мокрые повязки свисали со стола, на скамье громоздился ворох окровавленных тряпок.

Я с отвращением отвернулась, подошла к высокому прилавку, позвонила в колокольчик.

– Одну минуту, – раздался звонкий голос из глубины дома. – Сейчас подойду.

Ожидание затянулось. Я без интереса рассматривала коллекцию книг со стёртыми до дыр переплетами, весы с остатками зелёного порошка, комплект гирь, грязные счёты. Попытки разобрать записи в учётной книге вызвали скуку, и я, подперев рукой подбородок, принялась изучать взглядом развешанные на стенах рисунки. Кривые наброски человеческих конечностей чередовались с изображениями насекомых. Особенно хорошо у художника получились пчёлы и бабочки.

Невинные картинки постепенно сменились полками с засушенными и замаринованными в банках экспонатами – поначалу жуками и стрекозами, затем – червями, крысами, птицами.

– Понравилась коллекция? – Рейз вышел из дальней комнаты.

– Нет. Она ужасна, – честно ответила я.

– У каждой вещи есть предназначение. И если она в состоянии его исполнить, важен ли нам внешний вид?

Рейз остановился рядом, небрежно вытирая руки о полотенце. Сегодня он выглядел иначе – моложе, радостнее. Будто вчерашний образ солидного мужчины осыпался луковой шелухой, явив миру озорного мальчишку. Светлые, почти белые, волосы закрывали ухо с отрезанной мочкой. Шрам в тусклом свете походил на свежую царапину, оставленную кошачьими когтями.

Я поняла, что снова глазею на него.

– Мама отправила меня за пустырником.

– Точно, – он щёлкнул пальцами, юркнул за прилавок. – Держи. Всё, как обещал.

Рейз протянул мне флакон с прозрачной жидкостью.

– Разве он не должен быть тёмным? – я с сомнением покрутила склянку в руках, поднесла к носу. – И дурно пахнуть?

– Здесь всё дурно пахнет, – на его губах заиграла детская улыбка. – Но на самом деле я пользуюсь не совсем традиционными рецептами.

– Эктелей этого не одобрит, – я покачала головой.

– Уверяю, ничего противозаконного.

Я протянула ему стопку монет.

– Здесь ровно.

Не пересчитывая, он бросил монеты в ящик прилавка.

– Поверите мне на слово? – удивилась я.

– А ты соврёшь? – лукаво сощурившись, спросил Рейз. – Религия не потакает лжи и сулит наказание за обман.

– Может, вы и здесь договоритесь с эктелеем, чтобы он снял грех с моей души?

– Ты веришь, что душу можно очистить? – Он чуть склонил голову, обнажив изуродованную часть лица.

– Думаю, это зависит от тяжести греха.

– Молитвой, покаянием, самобичеванием? Или всё это лишь средства, чтобы избавить грешника от чувства вины? Содеянное забудется, но пятно порока навсегда останется с ним.

– К чему вы клоните? – нахмурилась я.

– К тому, что со временем все люди становятся грешными. Лорд Дуан, к примеру, славится вспыльчивым характером, умеренной жестокостью и абсолютной нетерпимостью по отношению к грешникам. И если твоя душа не чиста, советую прихватить нож на ваше скорое свидание в аббатстве.

Рейз говорил спокойно и настолько обыденно, что поначалу я не придала значения его словам. Церковная философия с её абстрактными рассуждениями о природе сущего меня не интересовала, и потому подобные разговоры я предпочитала слушать вполуха. Имя лорда привлекло внимание.

– Простите, что? – спросила я в надежде, что ослышалась.

Он в недоумении приподнял бровь.

– Вы упомянули лорда Дуана, аббатство, нож, – растерянно пробормотала я в ответ.

– Уверен, что нет. Мне показалось, что разговор тебе неприятен, я извинился и пожелал всего наилучшего.

Сбитая с толку, я сжала в руке флакон с пустырником, рассеянно кивнула.

– Да, наверное, я просто задумалась. Спасибо. Всего хорошего.

Дверь целительского дома гулко хлопнула за моей спиной. Солнце окатило волной жара, от которого вдруг стало зябко. Мурашки разлетелись по телу стаей злобных ос, жаля руки и кусая спину. Отрывисто дыша, я оперлась ладонью о шершавую стену.

Неужто я схожу с ума? Люди не падают без чувств посреди службы, не заменяют слова на вымысел посреди разговора, не видят снов о порождениях Ада. Могло ли известие о свадьбе повредить мой рассудок? Возможно, мама права: мне стоило принять реальность, успокоиться и приготовиться к жизни в роли жены благородного лорда. И исповедаться. Непременно исповедаться.

Дрожащей рукой я сжала медальон.

Возвращаться домой пришлось в одиночестве. Клер радостно поведала, что собирается наведаться в чайную лавку, забежать к подруге и вернуться к родителям только к ужину. Маму не огорчило её отсутствие, напротив, занятая приготовлениями к завтрашнему визиту Дуана, она махнула рукой на проделки сестры, вручила мне садовые ножницы и поспешила на кухню.

Грохот посуды был слышен до самых сумерек. Подвязывая тяжёлые соцветия гортензии, я слышала, как родители спорят о будущем, обсуждают церемонию, бранятся по мелочам. Их пустая болтовня отвлекала от мыслей и на время приглушала страх. Когда голоса стихали, и тишину вечера нарушал стрекот сверчков, волнение скользким червём закрадывалось в душу. Холодные пальцы тревоги сжимали горло, и я изо всех сил старалась не поддаваться панике.

К ночи переживания меня измотали. Выпив совершенно безвкусный настой, я рухнула на кровать, моля Отца не посылать безумных снов хотя бы одну ночь.

Фоэдо. Логово Содт

После разговора с Зонтаностой желание навестить старуху-дракона исчезло бесследно. Нет ничего приятного в том, чтобы чувствовать запах собственного поджаренного мяса или видеть, как гигантские челюсти отрывают твои конечности. Если, конечно, она не проглотит меня целиком. И пока эта имитация жизни не рассыплется прахом, врат мне не видать.

Но если проблема с вратами могла решиться в ближайшем будущем, то с силой вопрос обстоял иначе. Мне пришлось потратить всю мощь своего демонического огня, чтобы выбраться из Бездны, и теперь на восстановление могут уйти годы. Глупо отрицать очевидное: одного желания недостаточно, чтобы маленький костёр превратился в ненасытный пожар. Пламени требуется пища, и лучшее топливо – душа дьявола. Содт и Ркулос – первые кандидаты в списке, но даже они неприкосновенны, покуда не сыграют отведённые роли в предстоящей битве.

Земля взорвалась, выплюнув из недр излишки магмы. Жирная капля шлёпнулась на предплечье. Я предпочёл стерпеть боль – негоже беспомощно размахивать руками в присутствии генерала. Он следует за мной из страха, и каждое проявление слабости сулит утрату доверия.

– Приказывай, Истиннорождённый, – после неуклюжего поклона прогремел Тамиш. Его гортанный голос молотом ударил по ушам.

Истиннорождённый – существо из древней легенды, появление которого знаменует гибель всего сущего. Не в рамках одного жалкого мира, а в масштабах Вселенной. О сказании удачно вспомнил правящий совет третьего круга во время моего прошлого похода. Весть быстро разлетелась по Аду, и вскоре под мои знамёна стали стекаться тысячи демонов, недовольных затянувшимся перемирием с Небесами. Армия разрасталась, Люцифер был вынужден отреагировать. К несчастью, Лукавый сделал ставку на хитрость и победил. Меня нарекли мятежником, лишили сторонников и изгнали в Бездну, чем вполне разумно развеяли старинный миф. Двадцать лет я болтался в пустоте, снедаемый ненавистью и жаждой мести, а вернувшись из заточения, лишь подтвердил утраченный статус. Теперь мерзкое прозвище сеет среди дьяволов смуту, заставляя трепетать их трусливые сердца. И покуда мне это выгодно, пусть именуют как угодно.

– Есть новости о Ркулосе? – спросил я.

– Предатель решил помочь Зонтаносте и спорым маршем движется к вратам. – Тамиш гневно опустил костяные крылья. Мощные лезвия врезались в землю, раздробив камень.

– Предсказуемо, – я отвернулся, изобразив глубокую задумчивость.

Скверно. Отвратительно. Я надеялся, что Ркулос не успеет или вовсе откажется защищать дракона, сражение закончится быстро и не обернётся бойней. Мне нужна армия, а не кровавые ошмётки.

– Есть и хорошая новость, – вмешался Диинтас. – Разведчики встретили в Пустошах вислу, пожелавших присоединиться к нам. Переманить часть передовых батальонов противника – большая удача. Они готовы выступить по твоему приказу.

– Мы примем их, но во время боя. Ркулос ожидает этого меньше всего, – сказал я.

Тамиш победно оскалился, выпятил шипастый подбородок: ответ пришёлся демону по душе.

Воздух загудел, предвещая скорую вспышку на солнце. В тон низкому гулу заскрежетали тысячи крыльев. Скалы пришли в движение. Каменные валуны ящерицами поползли по склонам, извиваясь и меняя форму, пока не сложились в зажатый между утёсами улей.

– Давно пора, – буркнул Тамиш.

Две колонны соллини двинулись нам навстречу.

– Нас проведут, – генерал уверенно зашагал по образовавшемуся коридору.

Огненный хлыст рассёк небо. Земля в ужасе задрожала. Горы вокруг ощетинились острыми жвалами, в едином порыве взметнулись к небесам. Стая крылатых существ заслонила солнечный свет, закружилась чёрной воронкой и клином обрушилась нам на головы.

Если это была демонстрация силы, то весьма эффектная. Я прикрыл лицо рукой. Кровожадное облако зависло в ярде от рогов Тамиша, угрожающе шипя и мигая алыми глазами. Соллини было много, неисчислимо много. Прикажи им Содт выстроиться в ряд, и шеренга растянется с одного края Фоэдо до другого. И если с подобным войском дьяволица не смогла одолеть Ркулоса, то рассчитывать на лёгкую победу у врат смысла нет.

Мы шли по живому коридору в полной темноте. Красные точки глаз указывали направление, скрипели хитином подвижные стены. Поворот за поворотом, спуски, подъёмы – всё слилось в затянувшийся поход по бесконечному лабиринту, где отовсюду раздавался хруст каменной крошки и шелест языков, что неустанно пробовали воздух на вкус. Нас водили кругами, запутывали, не желая открывать истинное местоположение улья.

За очередным изгибом ползучего тоннеля терпение покинуло меня.

– Ещё минута, и я утрачу интерес к сделке, – рявкнул я в темноту.

Стены встревоженно зашипели, потолок приподнялся. Жёлтое пятно света далёким маяком вспыхнуло впереди.

Диинтас тихо рассмеялся, спрятав в кулаке клыкастую улыбку.

Скрещённые полупрозрачные крылья разъехались в стороны, впустив нас в круглый зал. В центре, под усеянным дырами куполом, восседала Содт. Тонкие лучи солнца пробивались сквозь щели и падали на собранный из частиц панциря трон. Его слепили из останков вислу совсем недавно: белая слизь сочилась с потрохов, по полу растекались липкие ручейки.

– Добро пожаловать в мои владения, – прострекотала дьяволица, откинувшись на спинку окровавленного трофея. – Виарин.

Она нарочно не встретила меня у входа, не склонила голову в знак почтения, не опустила крылья, выражая покорность. Назвав меня по имени, Содт пожелала говорить на равных и недвусмысленно намекнула, что будет иметь дело с партнёром, а не господином.

– Фоэдо тебе не принадлежит, – небрежно бросил я в ответ.

Каждая сделка – это испытание. Переговоры – эликсир, который варят два алхимика, но лишь один получает желанный результат. Ингредиенты собираются поэтапно. Однако прежде чем приступать к смешиванию, требуется оценить качество компонентов.

Содт клюнула на уловку: алые зрачки зло вспыхнули, когти вцепились в трон.

– Разумеется, пока, – уточнил я, со скукой рассматривая похожий на решето потолок.

– Я уважаю дьяволов, предпочитающих обсуждать дела без лишних прелюдий, – она ненавязчиво указала на мой ранг в демонической иерархии. – Не знала, что демонам позволено отходить от традиций.

– Думаю, тебе не нужно напоминать, что я не обычный демон. Будь у тебя сомнения, этот разговор бы не состоялся.

Она довольно оскалилась, чёрная лента языка очертила контур верхней губы.

– Неужто ты предложишь мне обменять армию соллини на титул правительницы Фоэдо?

– Будь я недальновидным глупцом – возможно. – Я медленно прошёлся по залу, намеренно не приближаясь к трону. – Не стану скрывать: мне пришлось многое разузнать о тебе и Ркулосе, прежде чем выбрать потенциального союзника. Соллини весьма искусны в маскировке и достаточно проворны, чтобы, не привлекая внимания, подобраться к дракону. Я мало знаком с вашим видом и потому не гожусь на роль полководца в грядущей битве. В отличие от их могущественной госпожи.

Щепотка лести – первый ингредиент вожделенного эликсира.

– Меня не интересует власть в Фоэдо, равно как и судьба этого круга, – меж тем продолжил я. – В ближайших планах – спуск до Аркса и штурм Цитадели Люцифера. Как только я пройду сквозь врата, можешь творить в Пустошах всё, что заблагорассудится. Возвращаться я не намерен. – Капля заманчивых обещаний упала на дно воображаемого котла. – Однако, мне было бы спокойнее оставить за спиной надёжного союзника, а не врага.

Покрытый иглами хвост Содт обвил трон, кончик лёг на плечо, зарывшись в копну жилистых, похожих на щупальца, волос.

– Если ты готов отдать мне круг в обмен на сотрудничество, то чем заплатишь за армию?

Котёл забурлил – настало время торга.

– Как насчёт души Зонтаносты?

Предложение возымело должный эффект.

– Думаешь, я поверю, что ты пожалуешь мне душу дракона? – в наигранно гневном стрёкоте крылось волнение.

– На её поглощение уйдёт непозволительно много времени. – Я пожал плечами, вложив в жест всё сожаление, на которое был способен. – Месяц сидеть над её костями – слишком большая честь для старухи.

Насчёт сроков я слукавил. Судя по слухам, Зонтаноста прожила с десяток тысячелетий до смерти и с сотню тысячелетий после. Сложно представить, сколько сил могла вместить столь древняя душа, и сколь могущественным станет её обладатель.

Содт прожигала меня взглядом, щедро приправляя эликсир смесью из подозрений и жадности. Алчность взяла верх.

– Предположим, соллини смогут незаметно подобраться к плато. Но как ты намерен одолеть дракона?

– Тут нам потребуется помощь. Говорят, ты водишь дружбу с одним из червей?

– Он последний в своём роде. – Глаза дьяволицы сердито сузились. – Я не стану жертвовать им во имя твоих амбиций.

– Разве речь шла о жертвах? – Я скрестил руки за спиной, больно шаркнув по хребту обожжённым предплечьем. – Я хочу, чтобы червь прокопал тоннель под плато: достаточно глубокий, чтобы под весом дракона слой камня рухнул, и пустоты наполнились магмой, и в то же время достаточно прочный, дабы это случилось в нужный момент. Зонтаносту питает магия. Два крупных узла расположены на задних лапах. Расплавим один, и вся цепочка рассыплется, после чего добить старуху не составит труда. В конце концов, это всего лишь душа, запертая в куче костей.

После длительного молчания Содт согласилась.

– План не лишён логики. Зонтаноста ничего не заподозрит, если червь будет передвигаться во время вспышек. Но ты упустил одну деталь. – Она поднялась, тонкие ноги покрылись каменной бронёй от колена до щиколотки. – Теперь, чтобы справиться с драконом, ты мне не нужен.

Угроза – последний и самый неприятный компонент любой сделки. Стоит передержать, и вместо соглашения в варево полетит моя голова. Пресеку на корню – зелье приобретёт привкус слабости и горечь страха.

Я проигнорировал её боевой облик.

– Забыл уточнить: чтобы земля не рухнула в начале боя, червю придётся оставить колонны. Когда придёт время, вислу обрушат их. Мои вислу.

Содт рассерженно зашипела. Соллини одерживают победы, пользуясь численным преимуществом и эффектом неожиданности, в то время как вислу выступают в роли тяжёлой пехоты. Их прочные панцири способны выдерживать жар магмы, а мощные челюсти – быстро дробить камень. Лучших бойцов для подобной задачи в Фоэдо не найти.

– Предусмотрительно, – она с раздражением клацнула челюстями. – Осталось прояснить последний момент.

Трёхпалая ладонь легла на спинку трона, сжала обрубок конечности. Рывком дьяволица вытащила копьё из груды мяса. Липкие ошмётки, хлюпая, разлетелись по залу.

– В Фоэдо уважают силу. За слабаком я не пойду.

Она резко развернулась и без зазрений совести швырнула в меня оружие. Краем глаза я уловил движение Диинтаса. Благо, Тамиш успел схватить его, не позволив вмешаться. Вот была бы потеха: Истиннорождённому требуется защита от демонических безделушек – позор на все девять кругов.

Остриё копья отскочило от груди словно пробка, вылетевшая из бутылки. Металл гулко врезался в стену, оружие со звоном прокатилось по камню.

– Я прощу тебя в первый и последний раз, – злобно процедил я.

С напускным спокойствием Содт вышла за пределы освещённой части зала, нарочито медленно подняла заточенную игрушку.

– Ты получишь армию. Но с червём я договорюсь сама.

– Не возражаю.

Тени мелькнули снаружи купола. Стая соллини приземлилась на крышу, крыльями заслонила дыры. В окутавшей зал полутьме вспыхнули сотни алых точек.

– Встретимся на границе Пустошей через двенадцать вспышек, – сказала на прощание дьяволица.

Свет померк. Мы снова оказались в кишащем тварями коридоре. Однако на сей раз никто не пытался нас направить. Рой демонов облепил тело, оглушая, сбивая с толку. Шершавые языки прикасались к коже, крылья задевали рога, когти царапали хвост. Они держали нас, пока Содт и улей не затерялись среди безжизненных равнин.

Когда стрёкот стих, я с удивлением обнаружил, что стою на берегу лавовой реки. На том же месте, где Тамиш поведал новости о Ркулосе.

– Собирай войско. Выдвигаемся после первой вспышки, – обратился я к генералу.

– Что ты творишь? – вскинулся Диинтас не дожидаясь, пока мы останемся наедине. – Разве ты не знаешь, что её копьё закалено в кузне Флумейна и пробивает любую броню?

– Знаю. Ксафан предупредил меня.

Упрёк охладил его пыл.

– Кстати, надо бы его проведать, – я отмахнулся от неловких извинений и направился к убежищу демона.

От хлипкого укрытия пахло серой и кровью. Сотканная пламенем иллюзия развеялась, обнажив круг из камней с чёрным рисунком в центре. Между вершинами пятиконечной звезды лежало маленькое тельце. Грудь едва заметно вздымалась, выдавая слабое дыхание. Лапки зажимали глубокую рану в груди.

– Господин, – тихо пропищал Ксафан.

– Ты хорошо поработал.

– Благодарю. – Он склонил окровавленные усики, принимая похвалу.

– Нужно отправить его на третий круг. В столице о нём позаботятся. – Диинтас опустился на колени рядом с раненым демоном.

– Мой заказ готов? – спросил я.

Ксафан щёлкнул пальцами, в ладони появился десятигранный кубик.

– Плата. Как обещал. – Я протянул ему руку.

Искры пробежали по предплечью, приятно щекоча кожу. Сладостное тепло внутреннего огня расползлось по телу, приводя разум в дикий, первобытный экстаз.

Пламя души – единственная мера силы в Аду, что делает его удобной разменной монетой. Всякий торговец от первого круга до девятого с удовольствием прикарманит частичку чужого огня, найдись глупцы, готовые с ней расстаться. По стечению обстоятельств я оказался в их числе.

Янтарные капли просочились сквозь кожу, тонкими ручейками потекли по пальцам. Ксафан вытянул лапу навстречу. Лента яркого пламени соединила наши ладони. Он присосался точно пиявка, жадно впитывая крупицы моей души. Я ощущал каждую кроху огня, что покидала тело, чувствовал удары сердца, что понемногу становились слабее и тише.

– Вы очень щедры, господин. – Демон прервал связь, блаженно прикрыв четыре глаза. – А теперь, с вашего позволения, я перемещусь в Тиземпсис.

Я коротко кивнул.

– Буду рад услужить в будущем.

Дым окутал залитый кровью рисунок. Громкий хлопок возвестил об исчезновении демона.

Диинтас смахнул россыпь камней, сел на землю, не заботясь о размазанных краях пентаграммы.

– Ты растрачиваешь пламя понапрасну, – проворчал он.

– Лучше перестраховаться. – Я подбросил кубик.

– Ксафан мог предать.

– Вряд ли. Он дорожит репутацией, а я весьма щедрый клиент.

– В отношении Содт ты тоже не пожадничал, но она предаст при первой возможности. – Диинтас поднял голову, уставился в небеса. – Это была не проверка, а реальная попытка тебя прикончить. В следующий раз она будет бить наверняка.

– Именно поэтому мы предадим её раньше.

Планария. Деревня Ортис

Карета остановилась между кустами молодых кипарисов. Мальчишка в бледно-голубой рясе ловко спрыгнул с облучка, выставил обтянутую тканью подножку. В квадратном окошке показалась физиономия лорда.

Я представляла его иначе: пузатым стариком с холёными усами и обвисшим подбородком, при чьём появлении полагалось падать ниц и умолять о милости. Внешний вид Дуана стал неожиданностью.

Худощавый мужчина вышел из кареты, надменным взглядом оценил окрестности. Он сморщил нос, сухие губы скривились в неприязни, на заветренном лице проступили глубокие морщины. Слуга подал ему трость. Лорд неспешно закатал рукава белой рубахи и, припадая на левую ногу, поковылял к дому.

Отец встретил именитого гостя радушной улыбкой и подобострастным поклоном. Сбивчиво представив супругу и дочерей, пригласил пройти на летнюю кухню, где ломился от блюд давно накрытый стол.

Ужинали согласно традициям: мужчины обсуждали дела, женщины в смиренном молчании меняли посуду и подливали вино в опустевшие бокалы. Дуан говорил мало – коротко отвечал на вопросы, часто хмурился и избегал разговоров о свадьбе. Меня он даже не замечал.

Ходили слухи, что в столице женщин начали притеснять, сместив с почётных постов и запретив участвовать в церковных собраниях, но я не думала, что новые устои однажды доберутся до нашей глубинки, и не предполагала, что мне доведётся испытать подобное пренебрежение на собственной шкуре. Не меньше удивляла позиция Эпарха, неожиданно выступившего в поддержку знати и нового порядка. Глава церкви объявил о предрасположенности женщин к ереси и начал всячески поощрять публичные казни отступниц. Каждое лето предательниц веры судили, лишали милости Отца и сжигали на кострах. Святые шествия волной прокатывались по крупным городам, напоминая грешницам о каре, пробуждая желание покаяться, призывая усердно молиться.

Глядя на суровое лицо лорда, нелепые байки переставали казаться вымыслом. Одно его присутствие погружало в состояние гнетущего отчаяния и абсолютной беспомощности. В памяти некстати всплыли слова Рейза. Я покосилась на лежавший у тарелки нож.

Дуан заметил мой взгляд, седые брови сошлись у переносицы.

– Я намерен отбыть сразу после церемонии, – буднично произнёс он, обращаясь к отцу. – Вам лучше заранее проститься с дочерью. Сомневаюсь, что она когда-либо вернётся сюда. Я крайне занятой человек и не могу тратить время на бессмысленные поездки в другой конец мира, а о путешествии в одиночку не может быть и речи.

– Понимаю, – согласился отец.

Лорд жил в поместье где-то на берегу северного моря. Состояние унаследовал от родителей, в раннем возрасте вступил в ряды священнослужителей, в юности получил высокий ранг при дворе Эпарха и по сей день разъезжал по аббатствам, испытывая на прочность веру эктелеев. Это всё, что мне было известно о будущем муже. Узнав о частых поездках, я тешила надежду, что Дуан запрет меня в особняке, отбудет с очередной церковной миссией и издохнет где-нибудь на задворках далёкой рыбацкой деревушки. Или в пути с ним приключится неизлечимая хворь, которая непременно сведёт старика в могилу. Тогда молодая вдова облачится в траур и будет вечно скорбеть об утрате, лёжа на песчаном пляже, вкушая виноград и любуясь пунцовыми закатами.

Мысли о наследстве помогли скоротать время. К общей радости, угрюмый гость не стал задерживаться и засобирался сразу после трапезы.

Прощание вышло не теплее приветствия. Все приложили руки к груди, вознесли хвалу Отцу. Женщины низко склонили головы, поблагодарили достопочтенного господина за визит.

Прибывший с лордом слуга открыл дверь кареты.

– Чуть не забыл, – обернулся Дуан, ступив на подножку. – Завтра в Акри-ту-Натоу соберутся эктелеи всего кинотийского побережья для прочтения «Прощённой молитвы». Я бы хотел, чтобы ваша дочь там присутствовала. Экипаж заберёт её на рассвете.

Светловолосый мальчуган хлопнул дверью, путаясь в рясе, вскочил на облучок. Карета с мерным стуком покатилась по дороге.

Я в растерянности смотрела ей вслед, будучи не в силах пошевелиться. Тёплые ладони Клер обвили мою руку, мягко потянули за собой. Она шептала что-то ласковое и успокаивающее, но слова всё больше походили на невнятный, назойливый шум. Словно овечка на привязи, я послушно побрела к дому, поднялась в комнату. Мама помогла мне раздеться, уложила на кровать. Сестра задула свечи.

За окном быстро стемнело. Голоса родных давно стихли, уступив место надрывной трели соловья и звенящему стрекоту сверчков. Бледный диск луны перекочевал на запад; холодный свет наполнил спальню, взобрался по одеялу, вальяжно разлёгся на подушке, отогнав пугливую дрему.

Проворочавшись несколько часов, я оставила попытки уснуть – слишком тревожно было на душе.

Первое, что меня беспокоило – это визит в Акри-ту-Натоу. Уединённое аббатство не славилось гостеприимством и открывало двери исключительно для титулованных священнослужителей. Дуан принадлежал к их числу и производил впечатление человека щепетильного, рьяно почитавшего святые догматы, отчего приглашение на таинство женщины, пусть и будущей супруги, выглядело шагом крайне опрометчивым. У встречи была цель, и заключалась она не в прослушивании «Прощённой молитвы».

Песнопение стало второй причиной для тревоги. Каждый месяц эктелеи съезжались в аббатства, где торжественно читали строки Авесты, отпевали умерших и молились о здравии живых. «Прощённый» стих звучал один раз в год и подразумевал снятие грехов с душ раскаявшихся. Место проведения выбирал Эпарх, дату держали в тайне. Так какова вероятность, что обычный врачеватель мог знать о скором собрании? Более того – знать, что меня туда пригласят. Конечно, Рейз мог быть довольно состоятельным человеком, и щедрое пожертвование могло обеспечить ему приглашение и доступ к списку гостей. Однако это совсем не объясняло его заинтересованности. Единственная причина, по которой врачеватель наведался бы в аббатство – желание получить прощение Отца за жизни, что он не сумел спасти.

И всё же с благородным порывом очистить душу никак не вязался вскользь брошенный Рейзом совет. Я не представляла ситуации, в которой прихожане обнажили бы оружие в святом месте. Не существовало мотивов и оправданий для подобного зверства. Преступления жестоко карались церковью; я не могла вспомнить, когда в последний раз слышала об убийстве или краже. Да и какая польза от ножа в руках женщины, если ей противостоит закалённый в боях мужчина. Пожелай Дуан навредить мне, я едва ли смогу оказать сопротивление. Эктелей не пойдёт против воли лорда, семья за меня не вступится. Остаётся верить в порядочность жениха.

Со стыдом я осознала, что вера моя хрупка. Накинув халат, я украдкой спустилась на первый этаж, стащила из шкафа плоский нож и торопливо вернулась в комнату.

На то, чтобы смастерить ножны, ушло почти два часа. Обрывок старой простыни сгодился в качестве мешочка для лезвия, тонкий кожаный ремень заменил портупею. Холодная рукоять плотно прилегла к внутренней стороне бедра, стоило мне застегнуть пряжку. Дальше выбор встал за платьем. Церковь не жаловала броские наряды, пышные юбки не отличались удобством, лёгкие ткани не могли скрыть оружие. До первых лучей солнца я примеряла сарафаны, пока не нашла подходящий.

Кружевной воротник туго застегнулся под горлом. Широкие бретели укрывали плечи, край тёмно-синего подола, щекоча, касался щиколоток. Серебряный медальон вызывающе поблёскивал на груди. Я намеренно не стала убирать священный символ под одежду: пусть каждый видит, что я верна Отцу и чту заветы Авесты.

Экипаж прибыл без опозданий. Мальчишка, вчера сопровождавший лорда, приветливо улыбнулся, помог мне устроиться.

Кони живо побежали по сонным улочкам. Вскоре мы выехали за пределы Ортиса.

Привычные цветочные аллеи и пышные сады сменились бескрайними лугами. Зелёный ковер простирался до горизонта, желтея на склонах холмов, укрываясь под кронами редких деревьев. Изнеженные солнцем туи несли одинокий дозор, взирая на разбитые вокруг деревни плантации.

Южные земли Планарии издревле славились изготовлением отборного оливкового масла. Регион жил за счёт торговли, отправляя длинные вереницы караванов в засушливые северные земли и каменистые пустыни на западе. Кочевники охотно скупали товар, обменивая пузатые бутили на драгоценные камни. Находчивые купцы сбывали сокровища в Риме, откуда возвращались домой с плотно набитыми кошельками. Часть вырученных денег местные богачи жертвовали церкви, остатки – тратили на благоустройство поселений, попутно отстраивая поместья на побережье. Но даже несмотря на ухищрения, край процветал.

Лёгкая прохлада утра быстро развеялась. Открытые окна кареты не спасали от духоты. Сославшись на невыносимую жару, я пересела к извозчику.

Мальчика звали Анвелл. В прошлом году его назначили анерхом при господине Дуане, и пока начинающий служитель церкви совмещал хлопотливую работу кучера, посыльного и слуги. Его не смущало пребывание в низшем ранге, не обижало отношение лорда – он гордился службой, с достоинством принимая ниспосланные Отцом испытания.

Я слушала сдержанные ответы, невольно восхищаясь его слепой, непоколебимой верой. Именно таким человеком мне виделся Эпарх: кротким, благочестивым, святым. В столице, должно быть, разглядели потенциал молодого послушника, направив в услужение к лорду, а не рядовому эктелею, в чьей пастве с трудом набиралось с десяток прихожан. Опыт и знакомство со знатью приблизят анерха к священному престолу лучше любой молитвы.

За невинной болтовнёй остались позади пять лиг пути. Анвелл натянул поводья, уводя коней на старую просёлочную дорогу. Экипаж затрясло. Пушистые ветви можжевельника сомкнулись над головой, окутав тенью и свежим ароматом хвои.

– А вот и аббатство, – анерх указал на просветы в кронах, где виднелись высокие остроконечные шпили.

Мне доводилось видеть Акри-ту-Натоу только на картинках. Вблизи оно было поистине гигантским.

Здание из белого камня венчали крутые крыши. Серая черепица, подобно костяной броне, покрывала башни. Из провалов зубчатых парапетов наблюдали за гостями горлицы. Шумно хлопая крыльями, они взлетали с уступов, описывали полукруг над двором и, неустанно воркуя, рассаживались на выступающие части барельефов. Особо наглые приземлялись на головы скульптур, что ровным рядом выстроились над входом. Птицы опасливо озирались на витражные окна, вытягивали шеи, присматривались к остановившейся у ворот карете.

Дуан встретил нас с бесстрастным выражением лица. Сухо приказав анерху сменить лошадей, он стукнул тростью по брусчатке, вытянул руку, приглашая меня войти. Ни приветствия, ни улыбки – только безмолвное распоряжение и короткий, требовательный жест.

В зале было пусто и тихо. Эхо робких шагов отражалось от высокого потолка, скользило по колоннам, проносилось между ножками низких скамей. На канделябрах неподвижно висели голубые ленты. Место алтаря занимал величественный бюст Отца. Огромная статуя локтями опиралась на ступени, в раскрытых ладонях лежал один из экземпляров священного писания. Солнечный свет пробивался сквозь два витража под самой крышей. Синие блики мозаики медленно сползали по каменному лицу, чтобы к полудню замереть на чуть прищуренных глазах.

– «И под святым взором Его…», – прошептала я шестую строку Авесты.

Лорд обернулся, замедлил шаг, позволив мне полюбоваться зрелищем.

Отсюда мы свернули в боковой коридор, углубляясь в святая святых. Миновав полутёмную галерею, Дуан привёл меня в небольшое помещение со стеклянным куполом. Тяжело ступая по ковру, он обогнул пьедестал с фонтаном, положил жилистую ладонь на ручку, с усилием толкнул окованную металлом дверь.

Круглая комната походила на молельню. Ещё одно изваяние Отца застыло напротив входа. На сей раз его изобразили в полный рост, с широко разведёнными руками, протянутыми к двум статуям поменьше.

Лорд указал на стулья, в беспорядке составленные у стены, приказал ждать и чинно удалился.

Минуты предательски растянулись. Я вслушивалась в тишину, ожидая шума приближающихся шагов и мерного стука трости, гадала, когда начнётся чтение молитвы, и молчаливое аббатство содрогнётся от пения эктелеев. Но время шло, а Дуан не спешил возвращаться.

Солнце выползло из-за башни, лучи пробрались сквозь пыльные стёкла, наполнив комнату теплом и светом. В маленьком помещении быстро стало душно. Отодвинув щеколду, я толкнула створку узкого окошка. Вбитая в раму доска помешала ей сдвинуться с места. На фоне строгого убранства подобная небрежность выглядела вопиюще варварской.

Я отошла в тень, приблизилась к статуям. Отец в задумчивости взирал на накрытый белой тканью алтарь, по краям стояли два незнакомых мне изваяния. Скульптор намеренно сгладил их черты, сделав лица гладкими, словно маски, заострив внимание на жестах. Человек слева держал одну руку у уха, вторую – ладонью кверху направлял на алтарь. На пальцах вытянутой руки выделялся перстень с буквой «К». Статуя справа в точности повторяла позу, но руку держала у рта, будто собираясь закричать. На перстне виднелась затёртая буква «М». Схожее украшение носил Дуан – серебряное кольцо с буквой «М» из бледно-голубого камня. В первую встречу я приняла его за памятную безделушку.

Из-за двери донеслись голоса.

Чувство тревоги ядовитой змеёй закралось в душу. Я впопыхах вернулась к окну, опустилась на стул, замерла в ожидании.

В комнату вошёл старик. Редкие седые волосы едва прикрывали лысину, впалые, гладко выбритые щёки, придавали лицу болезненное выражение. Поношенная ряса шлейфом волочилась по полу, широкие рукава мешками болтались на щуплой фигуре. В руках он держал накрытый тканью поднос.

– Приветствую, дитя, – его удивительно живые глаза вцепились в меня, будто коршуны – в желанную добычу. – Здесь тебе нечего бояться.

Он потеснился, пропуская двоих мужчин в бесформенных холщовых одеяниях.

– Когда говорят, что бояться нечего, обычно оказывается в точности наоборот, – ответила я, с опаской поглядывая на тонкие цепи, подпоясывающие рясы. Полумесяцы на концах металлических плетений тихо позвякивали в такт движениям.

Старик снисходительно улыбнулся.

– Мы находимся в праведном месте, куда прихожане мечтают попасть всю свою жизнь. Тебе выпала огромная честь, но ты не сможешь осознать этого, покуда душу твою терзают сомнения.

– Мне было велено прибыть в Акри-ту-Натоу, но не озвучены причины для столь любезного приглашения, – сдержанно ответила я. – Если бы вы согласились просветить меня, душе моей стало бы спокойнее.

– Отец ведёт нас непостижимыми путями. «Обрати взор в душу свою, но не окружающих, ибо истина сокрыта в каждом из нас, и верой непоколебимой она разбужена будет», – он назидательно привел слова священного писания.

– Хватит разговоров, займитесь делом, – в комнату зашёл Дуан.

Мужчина в рясе закрыл дверь за лордом, второй – молчаливой тенью направился ко мне.

– Что происходит? – я поднялась, отступила на шаг.

– Спокойно, дитя, – ответил старик, – всё закончится быстро.

Послушник схватил меня под локоть и потянул к алтарю.

– Отпустите, – я отдёрнула руку. – Не знаю, что вы собираетесь делать, но я не хочу в этом участвовать.

– Раэль, ты ничего ей не рассказал? – в голосе старика прозвучало осуждение.

– Не было времени, – отрезал лорд. – Да и незачем.

Дуан кивнул послушнику. Сильные руки вцепились мне в плечи.

– О чём не рассказал? Отпустите! – я попыталась вырваться; затрещала ткань.

– Укладывайте лицом к Отцу, – распорядился старик.

Меня грубо развернули, поволокли к алтарю. Я кричала, извивалась, но не могла освободиться из хватки. На помощь быстро подоспел второй послушник, подхватил меня за ноги.

Холодный камень обжёг спину даже через два слоя ткани. Пугающие изваяния хищно нависли над головой. Скрипучий голос старика затянул строки «Прощённой молитвы», в костлявых руках мелькнула рукоять кинжала.

Липкий ужас на мгновение парализовал тело. Крик застрял в горле. В панике я заметалась по алтарю. Подол платья задрался, обнажив привязанный к ноге нож. Краткого замешательства послушников хватило, чтобы я извернулась, оттолкнулась от камня и рухнула к ногам Отца, утянув за собой полог. Мужчина успел схватить меня за запястье.

– Что за представление вы устроили? – рявкнул Дуан.

Лорд стоял в стороне и равнодушно наблюдал, как служители церкви намереваются совершить убийство в стенах аббатства. Человек, что избрал путь борьбы с еретиками, добровольно давал согласие на попрание священных заветов. Всё происходило с его дозволения, по его воле.

Страх и отчаяние обуяли меня. Выхватив нож, я полоснула послушника по руке. Он отпустил меня, грязно выругался. Путаясь в пологе, я на коленях проползла между статуями, оттолкнула спешащего навстречу старика и бросилась к лорду. Не раздумывая, я вонзила нож ему под ключицу, в ужасе взвизгнула, отшвырнула оружие и побежала к дверям.

– Еретичка! Схватите её!

Дверь не поддалась. Борясь со слезами, я лихорадочно задёргала ручку.

Мощный рывок опрокинул меня навзничь. Не дав опомниться, послушник за волосы поволок меня обратно. Ноги безвольно потащились по полу. Взвыв от боли, я судорожно замахала руками в попытках высвободиться.

Словно тряпичную куклу меня бросили у подножия алтаря. Ледяная цепь обвила шею. Задыхаясь, не различая лиц сквозь застилающие взор слёзы, я услышала дрожащий от гнева голос Дуана.

– Ритуал не поможет. Заприте её.

Петля сдавила шею. Боль вспышкой растеклась по затылку. Я упала к ногам послушника.

Фоэдо. Тлеющее кладбище

Солнца в этой части круга опускались к горизонту и занимали большую часть небосвода. Воздух прогревался настолько, что привычная жара превращалась в настоящее пекло, способное расплавить не только старые кости, но и саму плоть мира. Простирающееся внизу поле боя медленно тлело, горячий пар поднимался от земли, стирая границы видневшегося вдалеке плато. Тёмная воронка врат маняще пульсировала на его вершине. Мне хватило бы одной вспышки, чтобы преодолеть кладбище, подняться по склону и, упиваясь триумфом, прикоснуться к витым рогам, поддерживающим портал. Если бы путь к заветной цели не преграждали легионы вислу и не желавший подыхать дракон.

План был продуман до мелочей. С ближайшей вспышкой Тамиш начнёт наступление. Объединённые силы соллини и вислу пройдут через древний могильник, чтобы навязать Ркулосу ближний бой – пока жива Зонтаноста, дьявол нас не интересует. Отчаянная лобовая атака приведёт к значительным потерям и логично захлебнётся, получив решительный отпор. Тамиш прикажет отступать в южном направлении. Содт уверена, что Ркулос не упустит возможности расправиться с заклятым врагом и отправит в погоню большую часть войска. Северный и центральный фланги станут уязвимы.

Несмотря на первоначальный протест, дьяволица всё же согласилась привлечь к сражению червя. Неожиданная атака из-под земли посеет хаос и привлечёт внимание дракона. Честь выманить старуху с плато ожидаемо выпала мне. Выброса демонического пламени должно хватить, чтобы она соизволила поднять свои кости и выйти на северную часть кладбища. В нужный момент вислу обрушат подземные опоры. Соприкоснувшись с магмой, магия рассеется, и с Зонтаностой будет покончено.

Дальше наши с Содт пути расходятся. Она, вероятно, попытается меня прикончить – лучше возможности не представится. Здесь в игру вступит Диинтас. Пока мы продвигались по пустошам, демон успел купить лояльность нескольких приближённых к Содт соллини и позаботиться, чтобы они защищали дьяволицу во время боя. Мне останется лишь вкусить плод чужой победы.

Поглощение её пламени послужит сигналом для начала заключительного этапа сражения. Верный мне авангард армии Ркулоса обернётся против своего командира, резерв нанесёт удар с юга. При удачном стечении обстоятельств Тамиш пленит дьявола, и я смогу насытиться второй душой.

Низкий гул наполнил раскалённый воздух.

– Пора, – коротко произнёс Диинтас.

Отвесный утёс был последним рубежом пустошей. Каменистая тропа крутым серпантином спускалась по уступам к затянутому маревом подножию. Казавшиеся крошечными насыпи по мере спуска вырастали в груды обугленных костей и остовы чудовищных скелетов – немых свидетелей некогда отгремевших битв. Плоть поверженных существ давно иссохла, прах пылью осел на останках. На смену стойкому запаху серы пришёл сладкий смрад гнили.

Солнце вспыхнуло. Струи багрового пламени лентами разлетелись по небесному полотну. Земля содрогнулась. С диким грохотом волна жара пронеслась по кладбищу, тараном врезалась в скалы.

Диинтас помог мне удержаться на ногах.

Мы двинулись на север по заранее оговорённому маршруту. Идти пришлось практически вслепую. Генерал отклонил предложение разведки выделить отряд для расчистки пути, разумно опасаясь разделения сил Ркулоса. Поджидавшие впереди засады подвергали кампанию меньшему риску, нежели столкновение с противником на двух фронтах.

У остова грудной клетки, принадлежавшей по меньшей мере детищу дракона, нас нагнала Содт. Дьяволица, поджав колени к плечам, проползла вдоль хребта, повисла на стыке позвонков. Глаза затерялись в копне раскачивающихся волос.

– Тамиш начал атаку, – прострекотала она. – Поторопись, если не хочешь пропустить веселье.

– Как быстро он продвигается? – Диинтас первым ступил в чрево скелета.

– Проще, чем ожидалось.

Содт выплюнула ответ, словно бросила кусок мяса голодному псу – не то она прознала о его маленькой подлости, не то общение с рядовыми демонами считала ниже своего достоинства.

– А Зонтаноста? – я последовал за демоном.

– Взгляни сам, – съязвила она.

Я злобно фыркнул, махнул Диинтасу. Чёрная тень проскользнула между толстых рёбер, зацепив хвостом рассыпающийся хрящ. Дьяволица ловко увернулась от столкновения.

– Не отпускай его далеко, – ласково промурлыкала она. – Впереди небезопасно, а ты единственный, кто не удосужился обзавестись крыльями.

Быстро перебирая ногами, она пробежала по костям и затаилась среди обломков.

Мы были похожи: взаимное желание избавиться друг от друга крепло и неизменно приближало к распаду наш шаткий союз. О долгосрочном сотрудничестве речи не шло – каждый ждал ошибки и ненавязчиво подталкивал партнёра в утробу хитроумно расставленной ловушки. Держать Диинтаса ближе было мудрым советом, но, прозвучав из ее уст, даже он приобретал привкус скорого предательства.

Обветшалый драконий хребет оканчивался почерневшим черепом. С краёв пробитой между глазниц дыры свисали лохмотья высохшей плоти, прах, кружась, пылью оседал на камнях. Пригнувшись, я протиснулся в щель между зубами, зацепил рогом верхнюю челюсть. Пасть накренилась, с хрустом повисла на единственном уцелевшем клыке.

Чужие когти проскрежетали по костям. Зелёная туша соскользнула с черепушки и неуклюже шлёпнулась на землю, подняв в воздух облако пепла. Вислу издал низкий угрожающий рык, повернулся ко мне. Вытянутая морда разделилась на две половины, раскрылась хищным цветком. Из раззявленной пасти вывалился длинный язык. Демон припал на передние лапы и ринулся в атаку.

Четыре десятка зубов едва не перемололи мою ногу в труху. Мощным ударом я отбросил пса вглубь драконьего черепа. Пролетев дюжину ярдов, он приземлился в кучу костяных обломков, быстро развернулся и снова прыгнул. Я уклонился, ухватил вислу за загривок. Клок вырванной шерсти застрял в кулаке. Демон взвыл, и я успел поймать его скользкий язык. С размаха приложив пса головой о камень, я выдрал извивающийся отросток из его глотки. Трофей, разбрызгивая слизь, повис в руке.

Неожиданный рывок заставил меня разжать пальцы. Вислу, на порядок крупнее предыдущего, вцепился зубами в окровавленный кусок мяса, подбросил и заглотил добычу целиком.

Копьё пригвоздило демона к земле. С тихим жужжанием Содт подлетела к трупу.

Момент её триумфа испортил яростный рёв, пронёсшийся над полем боя.

– Опаздываем, – сердито шикнула дьяволица.

Четверо соллини из её личной стражи выползли из укрытий, подобно гончим повели нас через лабиринт костей. Пробираясь по узким лазам в гниющих телах, я украдкой озирался по сторонам в поисках Диинтаса. Мы срезали путь, углубившись далеко на восток, и, если демон потерял нас из вида, выйти на след поможет только удача.

Многоголосый, рассеянный вой настиг нас в центре необъятного кладбища.

– Это сигнал к отступлению. – Содт в два прыжка взобралась на гладкий валун. Расправленные крылья слились с бурой поверхностью камня. – Впереди пологая котловина. Вислу тебя не заметят, зато перед драконом будешь как на ладони. Спускайся, мы прикроем тыл.

Она грамотно заманивала меня в западню.

– Рано. Мне нужно видеть, что происходит.

Я взобрался по витому рогу погибшего гиганта. Помянув Бездну, перепрыгнул на вершину расколотой глыбы.

Битва шла согласно замыслу. Союзные силы в суматохе бежали, вислу тёмной лавиной неслись вдогонку. Река из шерсти, зубов и когтей разъярённо рычала, сминала отставших, превращала тела демонов в кровавое месиво. Войско Ркулоса стремительным потоком смещалось на юг.

– Зонтаноста не присоединилась, – крикнул я Содт, – отсюда червь её не достанет.

Дьяволица расправила крылья, прерывистый стрёкот заполнил кладбище.

Тьма сгустилась над пустошами. У скал, что остались позади, собирался смерч. Чёрная воронка опускалась к земле, ширясь и поднимая в воздух клубы пыли. Алые вспышки молниями разрезали полотно вихря. Повинуясь приказу королевы, рой соллини помчался к плато.

Бешеная круговерть демонических тел пронеслась в лиге от нашей позиции. Впечатление от представления, которое Содт устроила около улья, разом померкло на фоне обрушенной на дракона мощи. Раньше она развлекалась, теперь – диктовала условия.

Пламя вспыхнуло в глазницах Зонтаносты. Старуха лениво подняла голову, вытянула шею. Струя огня вырвалась из пасти, окрасив небо в лиловые оттенки. Тысячи соллини бросились врассыпную, горящая плоть искрами посыпалась к подножию плато. Когда стая вновь собралась, численность её уменьшилась вдвое.

– Ещё, – обратился я к дьяволице.

Адские смерчи поползли над кладбищем, провожаемые песней демонического стрекота. Дракон была вынуждена защищаться – потоки пламени всё чаще обрушивались на жужжащий рой. Наконец, слепая оборона ей наскучила. Хвост пробороздил землю вокруг врат, громадные костяные крылья жутким венцом поднялись к рогам.

– Виарин, – взревела Зонтаноста, – твои ничтожные уловки смехотворны. Врата принадлежат мне. Фоэдо принадлежит мне!

Она извергла струю огня, без разбора обращая в пепел и соллини, и вислу. Второй выдох ненадолго расчистил небо.

Валун под ногами мелко завибрировал. С оглушительным треском разверзлись земные недра. Жирная тень пролетела над нами, на мгновение заслонив солнце. Туша червя врезалась в дракона. Пиявкой он вцепился в кости, напрочь лишённые плоти. Зубы проскрежетали по грудине. Не сумев удержаться, лоснящееся тело соскользнуло вниз, рухнуло на край плато. Склон обрушился, червь покатился с обрыва вместе с обломками. Плоская морда выплюнула в Зонтаносту сгусток магмы, выпятила похожие на клюв челюсти и прыжком ушла под землю.

– Беги! Прячься! – Старуха шагнула к дыре, в которой только что скрылось гибкое тело. – Трус! – Поток губительного пламени устремился в пролом.

Камни вновь задрожали. Червь вынырнул неподалёку от нас. Мстительной гарпией Зонтаноста набросилась на противника, когтями пронзила жёсткую плоть. Чёрная кровь водопадом хлынула из ран. Брезгуя мясом, дракон отшвырнула дрожащее тело. Гигантская туша прокатилась по кладбищу, ломая остовы скелетов и кроша камни.

Червь зацепил валун, на котором стояла Содт. Увесистый булыжник, словно невесомый, отскочил в мою сторону, выбил опору из-под ног. Я кубарем полетел с вершины. Пальцы ухватились за уступ, увязли в луже горячей крови. Ладонь соскользнула, и я, пропахав борозды спинными шипами, неловко приземлился в кучу костей. Хрупкие обломки несколько смягчили падение.

Зонтаноста повернулась к вратам, крылом разбила неровный строй соллини. Неуязвимая, могущественная, смертоносная она давила демонов, точно блох, выжигала, словно саранчу.

Я наблюдал за её безумной пляской и с нетерпением ждал, когда обрушится земля. Лавовое озеро на месте бывшего кладбища – не худшее место для могилы гнусной рептилии вроде неё. Но сколько бы она не сотрясала ударами землю, опоры не падали. Вислу не реагировали на приказы. Дальше медлить было нельзя.

Внутреннее пламя обволокло ладони, сгустилось на пальцах. Огненные нити потянулись к земле, просочились сквозь камень. Я прочувствовал каждый ярд до прорытого червём лаза, ощутил горячий воздух, наполнявший пустоты. Раскалённые ленты промчались по лабиринту тоннелей, оплели и сжали кривые колонны. Трещины поползли по опорам.

Зонтаноста пошатнулась, задняя лапа ушла под землю. Когти оцарапали стены лаза, на кончиках остались капли лавы. Дракон попыталась подняться; вторая лапа провалилась в дыру вслед за первой. С диким рёвом она расправила крылья.

– Содт! – заорал я. – Не дай ей взлететь!

Дьяволица откликнулась звонким стрекотом. Демоническая песнь зазвучала отовсюду, будто горы, небо и сам Фоэдо состояли из соллини, что единым фронтом ринулись на дракона. В самоубийственной атаке они облепили костяные крылья, повисли на сотканных магией перепонках. Но и этого было недостаточно. Даже у орды демонов не было шансов удержать старуху.

Зонтаноста оперлась на передние лапы, оттолкнулась. Демоны градом посыпались с древнего скелета.

– Содт! Во имя Ада, сделай что-нибудь, Содт! – заорал я.

Огненные ленты взвились в воздух, преследуя дракона. Мне не хватило совсем немного, чтобы дотянуться. Меньше, чем я пожертвовал Ксафану. Пламя поднялось по рукам, лизнуло шею и погасло. Сила моего огня иссякла.

– Я предупреждала тебя! – прогремел над кладбищем голос Зонтаносты.

Лиловый цветок распустился над моей головой. Я рванул за ближайшую глыбу. Жар драконьего дыхания опалил камень, горящие обломки разлетелись по округе.

Дракон захрипела, харкнула дымом и искрами. Фаланги пальцев посыпались с неба кучей бесполезных костей. Лава всё же попала на магический узел, выжгла нити, и теперь, утратив связь, скелет рассыпался на части.

Я с упоением смотрел, как старуха, кашляя огнём, взмыла над плато, как низвергнулся на землю костяной ливень. Клубы пара повалили из глазниц, окутав череп сизой вуалью. Хребет надломился, позвонки поочерёдно полетели на землю. Последний взмах хвоста стёр улыбку с моего лица. Шипастый наконечник взял крен и на бешеной скорости вонзился во врата. Треск разрушающегося портала волной пронёсся над полем боя. Туча пыли поднялась над плато.

Пепельная буря накрыла обе армии.

Планария. Акри-ту-Натоу

Глаза долго привыкали к темноте. Я лежала, отсчитывая секунды, страшась пошевелиться и услышать что-то кроме стука собственного сердца. Но время шло, холод кусал пальцы, шершавый камень прижимался к щеке, и ничего не менялось.

Рваный вдох отозвался тупой болью в груди. Я села, растёрла саднящую шею. Ледяная ладонь с легкостью пролезла за порванный воротник, нащупала тонкую полосу запёкшейся крови. Я провела рукой чуть выше, зашипела, случайно зацепив слипшиеся волосы. Резкая боль ножом вонзилась в затылок, мучительным поцелуем отпечаталась на губах. Похоже, меня избили, прежде чем бросить сюда умирать.

После нападения на лорда у церкви не было причин сохранять мне жизнь. Равно как не было причин для убийства. Старик обмолвился, что Дуану следовало рассказать мне о чём-то, но лорд не стал обременять себя подобными мелочами. Пусть рана в груди станет ему уроком и заодно прощальным подарком на пути в могилу. Нож вошёл глубоко; случится чудо, если он сумеет выжить.

Я осторожно ощупала пол. Сырая земля между стыками камней забилась под ногти. Пальцы упёрлись в металл, сжали толстые прутья решётки.

Подземелье Акри-ту-Натоу – вот уж не думала, что попаду в святая святых проклятого аббатства и стану главным гостем на празднике. Какими запретными ритуалами, помимо жертвоприношений, балуются в сих стенах? Прелюбодеяние, лжесвидетельство, чревоугодие? Сколько невинной крови пролилось на алтари? Сколько греховных молитв прозвучало в пустынных залах?

Я представила пляшущих у костра полуголых послушников и эктелея с цветастым венком на лысой голове. Нервный смешок сорвался с разбитых губ. Как Эпарх допустил это? Почему никто не пришёл на помощь? Почему никто не защитил меня от зла? Ни семья, ни Отец.

Я поднесла ладонь к груди, по привычке касаясь медальона. Пальцы пробежали по пуговицам, разгладили складки на ткани, но так и не нашли цепочки или кулона.

Нос защипало, слёзы потекли по щекам. Меня заперли здесь одну, бросили гнить в подвале на потеху падшим служителям, лишили защиты, отняли веру. Без священного символа я не смогу обратиться к Небесам – ни один святой не услышит молитв, ни один ангел не спустится за моей душой.

Давясь рыданиями, я закричала в пустоту.

Фоэдо. Тлеющее кладбище

Прах скрипел на зубах. Пепел застилал глаза. Я наобум пробирался к плато, ориентируясь по свету затянутых дымкой солнц.

Тихий гул предупредил о скорой вспышке. Нужно было найти укрытие: без запаса демонического огня я рискую стать ужином для падальщиков. Уж кто-кто, а вислу никогда не откажутся полакомиться поджаренной мертвечиной.

Отблеск металла мелькнул в пыльной завесе. Быстрый удар в бок заставил меня отшатнуться. Кубик, который я приобрёл у Ксафана и вплавил в запястье, перевернулся на другую грань. Я огляделся в поисках противника, но не сумел разглядеть ни зги.

Второй удар пришёлся между лопаток, точно под шип на хребте. Едва удержав равновесие, я сделал пару шагов вперёд. Кубик вновь поменял грань.

Третья атака оставила царапину на рогах. Я грязно выругался. Они были единственной частью тела, которую нельзя было восстановить ни огнём, ни магией. Любая засечка становилась уродливым шрамом и вечным напоминаем о пережитой схватке. В определённых демонических кругах даже пустяковый рубец бросал тень на репутацию, не говоря уже о правящей верхушке.

Уклонившись от следующего выпада, я сразу получил удар под рёбра. Копьё отскочило, растворилось в облаке пепла вместе с хозяйкой. Ещё одна грань кубика истлела.

После изнурительного боя с драконом я был уязвим как никогда. Ослабший, отрезанный от союзников демон – лёгкая добыча для опытной охотницы. На месте Содт любой здравомыслящий дьявол поступил бы так же.

Копьё распороло воздух у моего лица, юркнуло вниз, лезвием скользнуло поперёк шеи. Я отпрянул, увернулся от атаки, пригнулся, пропустив ловкое тело дьяволицы над головой. Она резко набрала высоту, подтянула колени к плечам и, выставив оружие, точно жало, снова напала. Глаза уловили лишь блик солнечного света на металле. Остриё вонзилось в землю. Содт оттолкнулась руками, взмахнула крыльями, молниеносным прыжком оказалась у меня за спиной. Когти проскрежетали по моему плечу. Я обернулся, только чтобы рассечь рукой воздух и подставить спину для нового удара. Пришлось распрощаться с двумя гранями кубика.

Низкий протяжный гул растёкся по кладбищу. Теперь я не мог ориентироваться даже по звуку. Куда запропастился Диинтас, когда он так нужен?

Мощный толчок отбросил меня назад. Пролетев с десяток ярдов, я врезался в жёсткое тело червя. Копьё вонзилось в остывающую плоть в дюйме от шеи. Я откатился, отбил удар трёхпалой лапы, кожей ощутил разочарованное цоканье. Лезвие описало дугу, полоснуло по ногам. Хвост дьяволицы обвил руку, помешав уклониться. Защитив открывшийся бок, я схлопотал смертельный удар промеж глаз. Оружие со звоном отскочило.

– Сколько шансов ты купил, Виарин? – прошипела Содт у меня над ухом. – Рано или поздно они закончатся.

Дьяволица отступила, облако пыли скрыло тонкий силуэт. После гибели Зонтаносты её вполне можно было считать сильнейшим существом круга. Фоэдо был её домом: с рождения привыкшая к капризному климату, она мастерски использовала преимущества местности и с лёгкостью компенсировала слабости отточенным искусством маскировки. Я здесь был чужаком – не ведающей правил переменной, что опрометчиво бросала вызов всякому стороннику старого порядка. Прошлый поход научил меня хитрости. В мире, насквозь пропитанном ложью и лицемерием, следует отдавать предпочтение холодному расчёту. Решение споров с помощью грубой силы лучше поручить соратникам.

За пеленой кружащегося пепла мне почудились жёлтые глаза. Чёрная тень залегла в нагромождении камней. Если правильно подгадать момент, вспышка отправит Содт прямиком в цепкие лапы смерти.

Лезвие шаркнуло по земле. Дюжина размашистых ударов поставила меня на колени. Копьё просвистело над ухом. Отбив его хвостом, я перекатом ушёл от удара. Кубик в запястье задрожал, но грань уцелела.

– Сколько, Виарин? Мне даже стало любопытно.

За нарастающим рокотом голос дьяволицы был еле слышен и, казалось, звучал отовсюду. Она пребывала в постоянном движении, приближаясь и удаляясь, не позволяя определить, откуда будет нанесён решающий удар.

– Вряд ли много. Это крайне дорогое удовольствие.

Змеиным броском Содт рванула ко мне. Путь ей преградила когтистая лапа соллини. Копьё прошло по касательной, оцарапало защитнице бок, коротким выпадом пробило броню. Бедняжка не успела даже дёрнуться, когда лезвие погрузилось в плоть.

– Я знала, что без предательства не обойдётся. – Дьяволица вогнала оружие глубже, будто насаживая мясо на вертел. – Какая жалость. Она была хороша.

Небеса вспыхнули золотом. Солнце омыло Фоэдо огненными слезами.

Искажённое злостью лицо Содт возникло перед моими глазами. Чудовищной силы удар чуть не выбил из меня душу. Я распластался на земле точно мученик на распятии. Кубик перевернулся. И сразу перевернулся ещё раз. Покрытые бронёй колени зажали мою шею в тиски. Хвостом я дотянулся до спины дьяволицы, затупленным кончиком хлестнул между лопатками. Она инстинктивно расправила крылья.

В этот момент нас накрыла волна жара. Содт, подхваченная потоком, слетела с меня, плашмя приземлилась рядом с россыпью камней. Падение отвлекло её всего на мгновение. Быстро вскочив, она оперлась на копьё, оттолкнулась. В рывке её голова отделилась от тела.

– Много болтаешь, – произнёс Диинтас, за волосы удержав отсечённую голову.

Я на ходу потушил горящие локти, тяжело дыша, подбежал к забрызганному кровью телу. Пламя дьявольской души сияло, медленно наполняя воздух тонким ароматом серы. Когтями содрав броню, я вырвал из груди дьяволицы ещё пульсирующее сердце.

Чужой огонь робко облизнул пальцы. Пламя Содт впиталось в кожу, нагрело кровь, блаженным теплом растеклось по телу. Шипы на предплечьях удлинились, обросли острыми гранями, вернув былую форму загнутых лезвий. Хвост покрылся плотной чешуёй, зубчатый наконечник с приятной тяжестью опустился на землю. Я задохнулся от наслаждения.

– Не хочу тебя прерывать, но бой пока не окончен, – вполголоса пробормотал Диинтас. – Командуй. Соллини подчинятся тебе.

Я возмущённо фыркнул: никакого уважения к силе, никакого почтения к сокровенному.

Чёрный смерч закружился над скалами. Пришло время разобраться с Ркулосом.

Планария. Акри-ту-Натоу

Голоса вырвали меня из забытья. Пепельная завеса рассеялась, и вместо тлеющего кладбища меня окружили холодные стены темницы.

Я давно потеряла счёт времени: в кромешной тьме понятия дня и ночи лишались всякого смысла. Мир сузился до размеров тюремной камеры, в которой, будто по кругу, повторялись одни и те же события. Я искала способ выбраться – исследовала каждый дюйм клетки, просовывала руки между прутьев решётки, ощупывала тяжёлый замок. Так проходили часы, пока отчаяние не выползало из дальнего уголка души, напрочь лишая сил. Слёзы наворачивались на глазах, и я, выкрикивая проклятия, устало опускалась на пол. Рыдания прекращались, только когда измученное тело, содрогаясь от холода, отпускало разум в объятия сновидений.

Сны стали для меня настоящим спасением. Я с упоением погружалась в пучину выдуманных событий, напрочь забывая о реальности. На просторах другого мира всё было проще: там я была свободна, могущественна, неуязвима. И я стремилась оставаться в иллюзии как можно дольше.

Свет факела разлился по коридору. Решётка отворилась, два человека вошли в камеру. В полутьме они показались мне одинаковыми безликими силуэтами в бесформенных рясах.

Две пары рук без особых усилий подняли меня и поволокли к выходу. Я не сопротивлялась. За время, проведённое здесь без еды и воды, слабость успела полностью завладеть телом.

У дверей мне набросили на голову мешок.

Голые ноги ударились о порог, стопы, сдирая кожу, протащились по ступеням.

Этажом выше стало светлее. Сквозь ткань я различила синие лампады, мозаику витражей на высоких окнах, иконы святых, с укоризной взирающие со стен. Я ошиблась, полагая, что была заперта в подземелье аббатства. Тюрьма принадлежала церкви Ортиса.

Тепло солнечных лучей ласково облизнуло руки, покрыло плечи согревающими поцелуями. Дрожь пробежала по телу. Провожатые усилили хватку, приняв мои трепыхания за попытку вырваться.

Улицы были непривычно пусты. Церковный сад мерно шелестел листвой вслед удаляющемуся конвою. Рынок проводил нас пустыми прилавками, площадь встретила зловещей тишиной.

Здесь собралась вся деревня. Шедший впереди эктелей приказал расступиться, и толпа послушно потянулась в стороны, уступая дорогу. Меня поволокли по образовавшемуся коридору. Никто не проронил ни слова, не изумился, не ахнул.

Провожатые приподняли меня над землёй. Мгновение спустя ноги утонули в куче хвороста. Верёвка стянула запястья, ещё одна обвилась вокруг талии и туго прижала к столбу.

Я запоздало дёрнулась.

Смутно знакомый голос нарушил молчание.

Мешок сорвали с головы. Щурясь, я пригляделась к говорившему. Старик, который был в аббатстве вместе с Дуаном, монотонно зачитывал обвинения с высокой трибуны на краю площади.

Я не стала слушать его лживые речи. Выискивая ненавистное лицо лорда, взгляд пробежал по скопищу людей позади старика, скользнул по толпе. В первом ряду, пряча скупые слёзы под вуалью, стояла мама. Клер, несмотря на жару облачённая в чёрное, платком вытирала нос. Сестра всхлипнула, мать одёрнула её, с опаской покосившись на эктелея.

Старик прокашлялся, повысил голос:

– Желаешь ли ты покаяться, дитя?

За маской смирения крылась гримаса убийцы.

– Покаяться должно вам, – прохрипела я в ответ.

– Говори громче, дитя. Служителям церкви нужно слышать твои слова, дабы вознести молитву во спасение души.

Он насмехался, умело натянув личину верного последователя, унижал меня перед всей деревней. Будто протащить меня по улицам, полураздетую и избитую, было мало.

– Вы отобрали мой полумесяц. Небеса не услышат моих молитв.

– Отец вездесущ. – Старик показательно развёл руки. – Будь покаяние твоё искренним, оно достигнет ушей Его.

В памяти всплыли слова врачевателя.

– Можно ли очистить душу? – повторила я вопрос Рейза.

– Разумеется, дитя, – на изъеденном морщинами лице расплылась обманчиво доброжелательная улыбка. – Говори.

– Я прошу у Отца милости. Не для себя, но для вас. Для вашей изъеденной грехом души. – Я исподлобья посмотрела на сжавшего губы старика. – За то, что пытались убить меня. За то, что превратили аббатство в гнездо порока. За то, что делаете со мной сейчас. Я прошу у Отца милости никогда не пустить вашу душу в Хрустальный град. Вашу, Дуана и всех, кто замешан в подобных преступлениях.

– Довольно, – он прервал мою пропитанную ненавистью тираду. – Тебе дали шанс раскаяться, но ересь Лукавого уже глубоко пустила корни в твою наивную душу. Прости, дитя, мы более не в силах помочь, – старик махнул рукой послушнику. – Да смилуется Отец над твоей душой.

Факел коснулся хвороста. Огонь с аппетитом принялся поедать дерево.

Жители с мрачным молчанием смотрели на занимающийся костёр. Ни пекарь, что по утрам продавал мне булочки, ни портной, что взялся сшить мне платье, ни приветливая соседка, что по воскресным дням угощала молоком – никто не возразил церкви. Одурманенные проникновенными речами, они не допускали мысли о том, что слова старика могут быть ложью. Безумец вещал с благословления Эпарха – большего для управления стадом не требовалось.

Едкий дым поднялся к шее, невесомым касанием погладил щёки, пробрался в лёгкие. Грудь сдавило кашлем. Дрожа и плача, я прошептала проклятие и глубоко вздохнула. Лучше умереть от удушения, чем сгореть заживо.

Пламя подобралось к ногам, прыгнуло на подол. Я надрывно закричала, заёрзала, пытаясь сбросить горящую ткань. Дерево затрещало. Ладони обожгло. Огонь взметнулся к небесам.

Фоэдо. Плато

– Что нас ждёт по ту сторону?

Я провёл рукой по уцелевшей половине врат. Тридцатиярдовый рог отозвался мелкой вибрацией.

– Сложно сказать, – ответил Диинтас. – Я не был в Эйкуте почти три столетия. За это время силы могли несколько раз поменяться.

Он швырнул в портал почерневший камень. Багровые молнии разлетелись по тёмной воронке, двоясь и шипя у сломанного края.

– На втором круге находится Арена, – отозвался Тамиш, усаживаясь на драконий позвонок. Кость качнулась под весом демона. – Бои идут постоянно. Победитель считается негласным правителем круга. Врата на третий круг не охраняют, но, чтобы пройти через портал, нам понадобится ключ.

Мне не понравилось, к чему он клонит.

– И где мне его взять?

– У чемпиона, – Тамиш с иронией усмехнулся.

– Первый раз слышу о ключе. – Диинтас задрал голову, сузил глаза.

– Не удивительно, – невозмутимо прогоготал генерал. – Егерям Люцифера не пристало пользоваться вратами. Досадно, что ты лишился всех привилегий.

Диинтас тихо зарычал.

– Когда вернётся разведчик? – Я посмотрел на плавящееся над вратами солнце. – Хочу убраться отсюда до следующей вспышки.

– С минуты на минуту, – отозвался Тамиш.

Я кивнул, неспешно побрёл вдоль плато. Диинтас тенью увязался следом.

Битва оставила от горной гряды одинокий утёс с разбитыми склонами, у основания которого теперь бурлило лавовое озеро. Вспышка разметала останки Зонтаносты по кладбищу, минувшая буря укрыла могильник мягким пепельным покрывалом.

Я остановился у обрыва. Войско внизу восторженно взревело. Полтора миллиона демонов приветствовали своего предводителя единым сонмом голосов.

– Жаль, что от души Зонтаносты нам достались одни объедки. – В облепленном соллини холме я узнал очертания драконьего черепа. – Я мог бы насытить ею всю армию.

– Многие успели урвать кусок, – буркнул Диинтас.

– Всего сто тысяч.

– Это немало. Один такой демон стоит нескольких сотен.

Портал позади заурчал, из всполоха молний выскочил вислу. Пёс ошалело закрутил головой, разбрызгивая из глаз мутный желток. Тамиш спрыгнул с кости, схватил демона за горло. Резкий поворот кисти свернул вислу шею.

– Какого ангела ты наделал? – рявкнул я.

Генерал выбросил труп с обрыва.

– В Эйкуте ядовитая растительность. Вислу принёс заразу.

– Это был наш разведчик.

– Я пошлю ещё одного.

Его невозмутимый тон меня разозлил.

– Нет. Отправляйся сам, – приказал я. – Мне надоело ждать.

Генерал размял плечи, демонстрируя мышцы с рыжим рисунком вен. Подозвав соллини, он закинул демона в портал, перехватил увесистую секиру и следом шагнул в воронку. Врата проглотили его крылатую фигуру.

– Присмотри за Тамишем, – шепнул я Диинтасу. – У меня есть сомнения в его преданности.

– Злишься из-за Ркулоса? – догадался демон.

– Меня смущают обстоятельства его гибели. Равно как и тот факт, что душу дьявола попросту бросили иссыхать.

– Он сказал, что распорядился сохранить её для тебя, – вступился за генерала Диинтас. – Не его вина, что мы прибыли слишком поздно.

– Ты его защищаешь? – с ехидством спросил я.

– Я видел тело. Ркулос сражался до последнего. Вряд ли у Тамиша был шанс взять его живым.

Слабый гул лёгкими пульсациями коснулся земли. Воздух стал горячее.

– И всё же я хочу, чтобы ты не спускал с него глаз.

Я повернулся к войску, подал сигнал выступать. Демоны плотным строем потянулись к вратам.

– Подожди. – Диинтас вытянул руку, в ладони сплелось из огня принадлежавшее Содт копьё.

– Умыкнул-таки, – усмехнулся я.

– Ей оно теперь без надобности, – воровато оскалился демон. – Возьмёшь?

– Нет, – отмахнулся я. – Оно твоё по праву победителя.

Запястье неприятно защекотало, вены на руке вздулись. Если так на меня влияла близость портала, следовало поторопиться с переходом. Я испил душу Содт не для того, чтобы потратить драгоценное пламя на прожорливые врата.

Я немедля нырнул в мерцающую воронку.

Планария. Деревня Ортис

Было трудно дышать. Я крепко зажмурилась, наивно полагая, будто темнота могла спасти от ужаса и боли.

Тошнота подступила к горлу. Я повернулась, зашлась мучительным кашлем.

Осознание приходило медленно. Я определённо не умерла – вряд ли у покойников кружится голова и дрожат пальцы. И я точно больше не находилась на площади – верёвки не натирали запястья, столб не врезался в спину.

Обстановка была незнакомой. Бедное убранство небольшой комнаты выдавало бережливого, но не лишённого вкуса, хозяина. Деревянную спинку кровати украшали нацарапанные гвоздём детские рисунки. Ковёр на полу знавал лучшие времена, как и светлые занавески, алеющие в лучах заходящего солнца.

Грудь снова сдавило приступом кашля.

– Так-так-так, неужто кто-то соизволил проснуться? – Рейз выглянул из соседней комнаты.

– Что… – голос, низкий и хриплый, пронзил горло тысячью иголок.

Врачеватель скрылся за дверью и вскоре вернулся со стаканом воды. С сочувствием наблюдая, как я с жадностью приложилась к стакану, он подал мне полотенце.

– Что случилось? – Я вытерла залитый водой подбородок.

– Я надеялся, ты мне расскажешь.

Память подбросила картину тлеющего подола и поджатых пальцев. Я лихорадочно ощупала одежду. Вместо обгоревшего платья с плеч свисала нижняя рубаха раза в два больше меня по размеру.

– Самое сносное, что я смог найти, – хохотнул Рейз.

Он меня переодел. Он же принёс сюда.

– Где мы?

– В конном дворе, что по северному тракту от Ортиса, – ответил он, затем расстроенно добавил: – Не знаю, что огорчает меня больше – твоя сухая реакция или на удивление осмысленные вопросы. Я ожидал паники и визга, как это обычно случается с девицами.

Его сарказм был совершенно не к месту.

– Ты меня спас?

Врачеватель в наигранной задумчивости постучал пальцами по подбородку.

– Отчасти. – Он подошёл к столу, взял из тарелки бархатистый персик. – Скажем, без моей скромной помощи ты очнулась бы в кандалах. Или не очнулась бы. После такого святоши обычно убивают без раздумий. – Рейз обтёр фрукт о жилет, с аппетитом надкусил.

– Я не понимаю. Ничего не помню.

– Даю подсказку, – сказал он, не переставая жевать, – время далеко за полночь, и за окном – не закат. Взгляни, зрелище то ещё.

Я представила костёр с обуглившимся столбом в центре – опустевшее место казни, стёртое свидетельство церковного преступления. Быть может, Дуан хотел меня напугать? Хотел испытать мою веру? Тогда случившееся не более, чем грандиозно разыгранный спектакль. Иначе по какой причине врачеватель мог оказаться здесь? Послушники испугались, что я задохнусь, и прекратили затянувшийся фарс, а Рейз привёл меня в чувства. Для чего ещё его могли отправить сюда?

Глаза сыграли со мной злую шутку. Разглядев за окном зарево пожара, я нервно хихикнула. То был мираж, видение, плод нездоровой фантазии.

Я прошла мимо Рейза, вышла во двор.

Огонь простирался вдоль горизонта, выбрасывая в ночное небо алые искры. Пламя, свирепое и беспощадное, пировало на остовах деревни. Дома горели. Сады горели. Ортис горел.

– Невозможно, – прошептала я.

– Я бы согласился, да не могу отрицать очевидного, – откликнулся Рейз.

Он вышел на улицу, поравнявшись со мной, уселся на траву.

– Честно говоря, я не верил, что ты спасёшься. Думал, пропустила мой совет мимо ушей, и потому закончишь как все остальные. Не стал дожидаться казни, уехал раньше. Вернулся, когда услышал о сгоревшей деревне. Нашёл тебя на площади.

– Ты ходил туда?

– Вблизи всё не так плохо. – Он взлохматил волосы. – Горят постройки на окраине, парк да с десяток садов. В центре пусто. Даже углей не осталось.

– Там моя семья, – произнесла я одними губами.

– Люди, сдавшие тебя церкви? Я бы не стал о них переживать.

– Они…

– Мертвы. Все до единого, – с гордостью отозвался Рейз, словно в том была исключительно его заслуга.

Ком подступил к горлу.

– Это всё сон, правда? Очередной безумный сон, – пробормотала я.

– Мне жаль, но нет. – Он с нескрываемым удовольствием уставился на окрашенные в золото небеса. – Тебе выпало стать Вестницей. И чем скорее ты примешь своё предназначение, тем проще будет нам обоим.

Голова пошла кругом. Я не понимала, о чём он говорил. Не хотела понимать. Не хотела даже слушать.

– Время, отпущенное вашему миру, истекает, – произнёс Рейз с мрачным торжеством. – Ты понесёшь весть о его скорой гибели.

Он вдруг спохватился, поднялся.

– Что ж, думаю, пришло время представиться. – Рейз согнул спину в шутливом поклоне. – Я – Раздор, первый всадник Эсхатона.

Глава II

«…потому что страшатся демоны знамения Всевышнего, ибо в серебром кованом месяце Отец изобличил пороки их, выставив грехи на позор…»

Авеста, стих второй, толкование Св. Николоса

Планария. Таверна «Дикая лоза»

В кувшине стыло молоко. Краюха хлеба засыхала в плетёной тарелке. Рейз отломил кусочек, обмакнул в масло и с аппетитом затолкал в рот. Я поднесла кружку к губам, болезненно зашипела. Ссадины, полученные в аббатстве, не спешили затягиваться: за три минувших дня разбитые губы перестали кровоточить да синяк под левым глазом приобрёл жёлтый оттенок. Осторожный глоток оставил на языке привкус горечи.

Я вспомнила детство. По осени сестру часто одолевала хворь, и мама заставляла нас пить молоко с мёдом. Мы забирались на кровати, кутались в одеяла и наперегонки, обжигая горло, шумно хлебали кипяток. Победитель удостаивался чести первым урвать кусок пирога, что по обыкновению томился в печи. Мама любила готовить – на кухне всегда пахло свежей выпечкой, а на столе под кружевной салфеткой прятались сладкие ватрушки и пышные булочки.

Всё изменилось. Не было больше ни маминых кулинарных шедевров, ни радостного смеха сестры, ни семьи, ни дома. Всё обратилось прахом и пеплом.

Я повязала на голову льняной платок, спрятав влажные от слёз глаза. Внешний вид и без того привлекал ненужное внимание.

По дороге из Ортиса нас постоянно задерживали неравнодушные прохожие. Одни расспрашивали о следах побоев на моём лице и предлагали помощь, другие – участливо интересовались провожатым и ненавязчиво предлагали сопроводить к дознавателям. Рейз сумел заболтать каждого. Мне до сих пор казались нелепыми байки о всадниках, гибели мира и прочей ерунде, о которой он неустанно твердил. Его удивительная способность внушать людям абсурдные идеи от желания поделиться монетами до необходимости обвинить эктелея в клевете вызывала восхищение. Хватало пары фраз, чтобы незнакомец доверился Рейзу, словно старому приятелю, и охотно поведал о родных до десятого колена. Они знакомились, болтали и прощались добрыми друзьями, однако всякий встречный уносил крохотное зерно порока – мысль, брошенную будто случайно, но прочно укоренившуюся в голове. Вскользь упомянутая встреча супруги с лавочником становилась изменой, побег дочери на плантации вдруг лишал её девичьей невинности, цена, что взял кузнец за новый плуг, превращала честного торговца в мошенника. Рейз упоминал об этом невзначай, но раз за разом попадал в цель. Вскоре я перестала считать это удачей – то было или благословение, или проклятие.

– Потому что церковь больше не может нас защитить! – Рейз ударил пустой кружкой по столу. – Каждый теперь сам за себя.

Компания мужчин по соседству поддержала его одобрительным ворчанием.

– За что я плачу подати? Чтобы они ничего не предпринимали? – возмущённо продолжил он. – Мои родные погибли в этой деревне. Ради чего? Казни одной еретички?

Таверна зажужжала встревоженным ульем – на базаре поутру было тише. Злость и досада звучали в десятках голосов, недовольство церковью выливалось в упрёки и брань.

– Я о том и твержу, – ответил врачеватель усатому мужчине за столиком напротив. – От церкви давно нет никакого толка. Давеча эктелей предложил мне две недели наперёд читать заупокойные молитвы за погибших в Ортисе да просить Отца направить их души в Хрустальный град. Да только не поможет это, не вернёт мне сестру и деда. Мести сердце требует, но спросить не с кого. Церковники ведь казнь удумали. Их это вина.

Он лгал бессовестно, нагло, вжившись в роль настолько, что граница между правдой и выдумкой истончилась до мерного постукивания пальцем по кружке – незаметного, бесшумного в нарастающем гомоне. Удары задавали ритм, растекались по залу, словно круги на воде, затрагивая струны разгорячённых выпивкой умов. Дважды ему возражали, требовали прекратить богохульства и явиться к эктелею с повинной, и оба раза слова защитников церкви тонули в пучине гневного ропота. Робкие обвинения звучали всё убедительнее, обсуждения оборачивались яростными спорами. В маленькой таверне зарождалась буря.

– Прогуляемся, – шепнул Рейз мне на ухо и под видом необходимости справить нужду улизнул на улицу.

Ночная прохлада лёгким плащом укутала плечи. Мириады звёзд блестящими горошинами рассыпались по небосводу, заливая поля тусклым серебристым светом.

Я нашла Рейза в тени жёлтых акаций. С довольной улыбкой он вдыхал сладкий цветочный аромат и неотрывно следил за мелькавшими в окнах силуэтами. Из небольшого сада открывался отличный вид на дорогу, таверну и небольшую конюшню поодаль.

– Спрашивай. – Он шумно втянул воздух и вместе с ним, казалось, впитал отголоски царившего в заведении хаоса.

Я ступила под сень раскидистых крон, стянула платок.

– Зачем ты их спровоцировал?

– Затевать споры – моё призвание, – хмыкнул Рейз. – А в спорах, как известно, рождается истина.

Из открытых окон донеслись ругань и звон посуды.

– Вряд ли в хмельных головах зародится мудрость.

– Я не говорил о мудрости, – он сделал глубокий вдох, досадливо скривил губы. – Надеялся, что до драки не дойдёт.

Рейз прислонился к дереву, напрочь утратив интерес к несмолкающему в таверне шуму. Яростные крики сменились треском дерева, глухими ударами и невнятными воплями. Из окна вылетела кружка.

– Ты будто получаешь от этого удовольствие, – сказала я.

– От мордобоя? – брезгливо поёжился он. – Нет, в этом хорош мой брат. Кровь, хруст сломанных костей, исступлённые лица, лишённые всякой логики поступки – это его стезя. Я предпочитаю разговоры, нежели бездумное размахивание кулаками. О, а вот и долгожданные гости.

Рейз взял меня под локоть и поманил глубже в сад, где кроны не пропускали свет, а тени были темнее и гуще.

К таверне приближались три всадника. Светлые мантии покрывали фигуры.

Дознаватели. Я слышала о них, но никогда не видела воочию. В простонародье их прозвали сторожевыми псами Эпарха – верными слугами церкви, чьей миссией был розыск преступников и искоренение ереси. Они путешествовали по Планарии, безжалостно карали воров и убийц, арестовывали и отправляли на суд отступников. В давние времена их появление сулило беду, ныне – священную кару и возмездие за грехи. Благо с последней войны, объединившей мир под властью Эпарха, минуло более трёх веков, и вести о воинах в белых мантиях приходили в наше захолустье всё реже.

– Ты знал, что они будут здесь? – шёпотом спросила я Рейза.

– Разумеется.

– Откуда?

Дознаватели спешились, подвязали коней к забору, неторопливо поднялись на крыльцо «Дикой лозы». Дверь распахнулась. Дознаватель ловко поймал вывалившегося за порог мужика, силком затащил обратно.

– Возможно, пару дней назад, пока ты спала, я прогуливался по окрестностям и повстречал сих приятных господ. И, возможно, подсказал им поискать отступницу в деревеньке неподалёку от Ортиса. Им пришлось сделать приличный крюк, и к этому моменту они как раз должны были нас нагнать.

Рейз не дал мне возможности ответить.

– Жди здесь, я приведу коня.

Он прокрался между деревьями, затерялся в тенях у забора.

С появлением дознавателей гомон в таверне разразился с новой силой. Внутри завязалась драка.

Воспользовавшись суматохой, врачеватель отвязал поводья, шлёпнул двоих коней по крупу. Животные галопом умчались в темноту. Оставшегося Рейз под уздцы повёл к саду.

– Ты поверишь в чудо или в то, что я прекрасный стратег? – Он приподнял ветви с душистыми кистями цветов.

– В то, что ты неплохой лжец, – ответила я.

– Обидно, потому как лжец из меня превосходный.

– Это был не комплимент.

– Только если им не гордиться. – Рейз сорвал с седла голубые нашивки, снял вьючный мешок и без зазрений совести принялся рыться в чужих вещах.

– Дознаватели здесь из-за меня?

– Может быть – да, может быть – нет. – Он покрутил в руках тонкий молитвенник, разочарованно цокнул, отбросил книгу. – Не люблю копаться в головах у святош.

Не отыскав ничего полезного, Рейз швырнул мешок под дерево.

– И что теперь? Куда нам идти? – обеспокоенно спросила я, бросив взгляд на таверну.

– Кстати, об этом. – Он щёлкнул пальцами. – Ты наизусть знаешь строки вашего священного писания?

Вопрос прозвучал неожиданно.

– Нет. Зачем?

– Тогда не важно. – Рейз потрепал коня по рыжей гриве. – Чтобы призвать моего дражайшего братца, нам придется найти Откровения.

– Что ещё за Откровения?

– Ваша так называемая «Авеста» – подделка. – Он побрёл через сад, увлекая коня за собой. – В тексте нет ни слова о всадниках и Вестнике. Кто-то подменил её сборником глупых заветов и заставил мир уверовать, что это оригинал. Настоящее священное писание всегда содержит информацию о знамениях, предрекающих начало конца – Апокалипсиса, Рагнарёка, Эсхатона, гибели всего сущего – называй как хочешь. Если знамения верно истолковать, получим подробные указания по созданию Вестника, призыву всадников и торжественному очищению мира от греха. И коли в общедоступной версии Авесты этого нет, придётся разыскать подлинник. Есть идеи, где он может быть?

– Рейз, – вкрадчиво произнесла я, – ты ведь говоришь об обмане целого мира. Не одного человека и даже не города. Мира. Ты хоть представляешь, насколько неправдоподобно это звучит?

– Да-да. Отрицание, торг, принятие. Вечно одно и то же, – изрёк он. – Подыграй мне. Предположим, церковь сумела обдурить целый мир. Где бы святоши спрятали подлинник?

Я обречённо покачала головой.

– Понятия не имею.

– Значит, для начала отправимся в Кинотийю, – беззаботно отозвался он. – Слышал, недавно дознаватели нашли там «меченного солнцем». Если повезёт – выйдем на членов культа.

– Культы запрещены. – Я приложила ладонь к лицу. Рейз был сумасшедшим. Наверняка.

– Неужели? – он расплылся в улыбке.

За садом раскинулись оливковые плантации. Ряды молодых кустов, похожих на пушистые шары, простирались до горизонта, взбирались на холмы и расступались у тракта.

Рейз подал мне руку.

– Я не умею ездить верхом.

– Я догадался. Но так мы быстрее доберёмся до города.

Тихо посмеиваясь, он помог мне взобраться в седло. Оказавшись в двух ярдах от земли, я испуганно вцепилась в гриву. Животное фыркнуло, мотнуло головой. Рейз устроился позади, придержал меня за талию, мягко ударил коня в бока. Покачиваясь, мы двинулись вдоль извилистой кромки сада.

– Дознаватели будут нас искать, – пробормотала я, когда страх рухнуть под копыта уступил место тревогам более насущным.

– Вряд ли. Чтобы начать охоту, нужно знать, как выглядит добыча.

– Как мужчина средних лет, с белыми волосами и жутким шрамом в половину лица. У тебя… – я помедлила, подбирая подходящее слово, – довольно приметная внешность.

Рейз искренне расхохотался.

– Часто ли после ссоры ты помнишь причину, по которой она началась? Не эмоции, что ты испытала, не слова, что произнесла сгоряча, а изначальную причину, из которой зародился конфликт? – Он натянул поводья, направив коня к тракту. – Ты помнишь обиду, злость и разочарование. Размышляешь о том, что сказала, и ещё могла сказать. Жалеешь об упущенной возможности поступить иначе. А настоящая причина ускользает из памяти, остаются лишь отголоски, смутные воспоминания, искажённые восприятием. Я виновник конфликта в таверне, его первопричина. Но никто из участников меня не запомнит. Они расскажут о мужчине иль женщине, молодых или старых, опишут человека совершенно обычного, быть может, похожего на друга или родственника. И никто не припомнит деталей.

– И сейчас ты скажешь, что в этом состоит сила Раздора? – съязвила я.

– Это сила, которой люди наделили меня, – невозмутимо ответил он. – Все мои способности исходят от людей. Не будь ваших пороков, не существовало бы и меня. Любой конфликт рождается из эмоции. Эмоции искажают восприятие. Обманутый разум легко поддаётся греху, а грешник – не кто иной, как заложник собственных чувств. В этом замкнутом круге кроется главная хитрость вселенной. В этом величайшем обмане я черпаю силу.

Мы выехали на тракт. Рейз пустил коня бодрой рысью.

– Ты складно говоришь, – произнесла я. – Но одна деталь не сходится. Я помню, как ты выглядишь.

– Это вполне логично. Тебе известна первопричина моего появления здесь. Не переживай, я позабочусь о том, чтобы ты о ней не забыла. – В его голосе зазвучали насмешливые нотки. – Будет неловко, если ты не узнаешь меня в горячке боя.

– С кем ты собрался сражаться?

– Не я. Ты, – с издёвкой уточнил он. – И Йен. И люди, что пойдут за вами. Я посмотрю издалека. Воин из меня никудышный.

– А я, по-твоему, закалённый боями вояка? – Я бы всплеснула руками, да ладони намертво вцепились в жёсткий рожок седла.

– Нет? – озорно хихикнул Рейз. – Значит, Йену придётся справляться самому. Благо ему не впервой. Помню, в одном далёком мирке Вестником стал годовалый мальчишка. Пришлось четыре года нянчиться с ним, прежде чем мы сумели призвать Войну. И ещё пять, чтобы собрать хоть какую-то армию. Мало кто в здравом уме пойдёт воевать за ребёнка, который едва болтает и наматывает слюни на кулак.

– О, Всевышний, – взмолилась я.

– Но это не самое затяжное наше путешествие. Рекордный разрыв между моим прибытием и призывом Войны составил сорок восемь лет. Там были сложные для расшифровки Откровения. Мы трижды ошиблись с трактовкой, несколько раз пропустили назначенный день, а потом поняли, что для призыва моего братца Вестнику должно исполниться шестьдесят шесть лет. К слову, ему тогда стукнуло восемнадцать. За полвека я возненавидел мир и был счастлив оттуда убраться.

Я подыграла его занятному рассказу:

– Сколько миров ты прошёл?

– Не знаю. Я перестал считать после третьей тысячи, – протянул Рейз задумчиво. – Можешь спросить у Смерти, он до безобразия придирчив к мелочам.

Упоминание четвёртого всадника отозвалось колючим холодом, словно костлявая рука коснулась ключиц, бесплотной петлей легла на шею. Я повела плечами, прогоняя наваждение.

– Если остальных нужно призвать, то как появляешься ты?

– Меня призывает мир. Когда он отравлен пороком, он стонет от боли и молит о спасении. Однажды крик достигает моих ушей. Тогда я являюсь на зов.

– И где ты находишься всё это время?

– Там же, где остальные всадники, – увильнул от ответа Рейз.

– Сказочник из тебя никудышный, – фыркнула я.

– Не думаю, что у этого места есть название, – пробормотал он с небывалой отрешённостью. – Я не смогу объяснить.

– Но ты хотя бы знаешь, где оно?

– Предполагаю.

Рейз не стал продолжать. Лёгкость, с которой он рассказывал небылицы о путешествиях по мирам, рассеялась утренним туманом. Молчание дорожной пылью осело на языке.

Тракт уходил на северо-восток, к Кинотийским горам, где дремал в кольце ледяных вершин крупнейший город южного региона.

Эйкут. Врата

Портал перенёс войско в чащу тропического леса. Столетние деревья обступили врата, раскинули кроны, спрятав арку и круглую площадку под зелёным навесом. На кривых ветвях, точно змеи, вальяжно устроились лианы. Они покачивали упругими хвостами, оплетали стволы, сползали в заросли пышного кустарника. На влажной листве мерцала голубая пыльца. Её мягкое сияние освещало тропу и вереницу следов на мокрой земле.

Генерал разделил войско. Основным силам было приказано обойти Арену по южной границе и встать лагерем у врат на третий круг. Два отряда демонов Тамиш выделил нам в сопровождение.

Мы двинулись к центру Эйкута.

Шли долго. Бесконечно долго. Невыносимо долго.

У первой развилки я приказал соллини подняться в небеса и разыскать прямой путь до Арены. Демон нырнул в переплетение лиан, задел крылом рыжий древесный нарост. Пузырь лопнул, окатив соллини фонтаном ядовитых спор. Демон тотчас испустил дух. Скрюченное тело рухнуло под ноги генералу.

На второй развилке Диинтас насадил на копьё жирного паука. Лезвие распороло мохнатое брюхо, внутренности повисли на ветках. Кустарник ожил: листва обратилась колючками, вонзилась в добычу сотнями игл. Не прошло и минуты, как растение выкачало кровь из потрохов и вновь обернулось безобидным кустом.

Я брезгливо скривился и ненавязчиво сместился к центру тропы.

Постепенно зелёные заросли уступили место окаменелым деревьям и плотоядным цветам. Вдоль дороги стали встречаться поляны, усеянные бирюзовыми кристаллами. Они вырастали из земли, словно грибы, отпугивая хищников и отгоняя прожорливую растительность.

Тамиш отдал команду передвигаться краткими перебежками. Будто дикие белки, мы носились от одной кучи камней к другой, но сколько бы ни продолжалась нелепая гонка, я не различал криков глашатая и не слышал шума трибун.

– Далеко до Арены? – спросил я генерала после очередного забега.

Тамиш изогнул бровь, ответил с усмешкой:

– Эйкут и есть Арена. Весь этот лес – огромное поле боя.

– Чудесно, – фыркнул я. – И как в такой глуши мы найдём треклятый ключ?

– Найдём чемпиона, найдём и ключ. – Генерал постучал когтями по трём золотым черепам, висевшим на поясе. Центральная черепушка клацнула челюстью, выпустила хребет с костяным жалом на конце.

Я покосился на причудливое оружие, с завистью стиснул зубы. Поговаривали, что в давние времена у Тамиша был питомец – огнедышащий пёс о трёх головах. Существо пало в битве, и хозяин, не желая мириться с утратой, обратился за помощью к Владыке Смерти. Дьявол вернул душу пса в тело. Однако плоть со временем истлела, кости потрескались, а зверь утратил разум. Тамиш отнёс останки к кузнецу. С тех пор питомец покоился на поясе генерала, по команде набрасываясь на врагов и послушно виляя хребтом при мимолётной ласке.

– Найдём чемпиона, – передразнил я, отойдя к краю кристальной поляны.

В траве, раскинув плавники, дремало светящееся существо. Я ухватил его за хвост, поднял над землёй. Призрачный скат звонко заверещал.

– Может быть, ты знаешь, где искать чемпиона этих коряг и кустов? – спросил я, встряхнув демона. – Не проводишь?

Скат разинул беззубый рот, жалобно пискнул.

– Ничего не понял, но будем считать, что ты согласен. – Я вскочил ему на спину, впился когтями в мягкую плоть.

Демон бесшумно заскользил по тропе.

Планария. Кинотийя

Кинотийя – город огней, чая и пряностей – встретил нас празднованием фестиваля вознесения. Согласно Авесте, на десятый день лета Отец решил покинуть мир смертных и отправиться в Хрустальный град. От взмаха его могучих крыльев разлетелись по южному побережью золотые искры и подарили землям небывалое плодородие. С тех пор регион не знал бедствий и неизменно снабжал провизией бедные северные края. Легенда полюбилась жителям юга. За час до полуночи тысячи верующих выходили на улицы, пели хвалебные оды Отцу и запускали в небо бумажные фонарики в память о случившемся в древности чуде.

Подготовка к празднеству шла полным ходом. По улицам носились гружённые тканями телеги, торговцы наперебой зазывали прохожих, горожане, с расписанными краской лицами, украшали дома лентами и цветами.

Кинотийский фестиваль поражал масштабом приготовлений. Городская жизнь бурлила кипящим котлом.

Я покидала родную деревню лишь однажды, в далёком детстве. Отец привозил меня в Кинотийю на церемонию посвящения в веру. Поездку я почти не запомнила – в памяти сохранились только холёные руки эктелея, вручившего мне серебряное украшение, да хмурое лицо отца. Обратный путь мы проделали в тягостном молчании: папа изредка поглядывал на меня через плечо, а я тайком поглаживала медальон и тщетно пыталась уснуть. По возвращении домой мама долго плакала. Спустя год родилась Клер.

– Ты знаешь, куда идти? – Я прижалась к Рейзу, уступая дорогу пронёсшемуся мимо экипажу.

Город был охвачен предпраздничной суетой, и я не на шутку опасалась потерять в толпе единственное знакомое лицо.

– Нет, но быстро выясню.

– Даже не буду спрашивать – как.

– Слушай, – хитро подмигнул он. – Ты удивишься, сколько полезного можно узнать из разговоров прохожих.

За неделю я начала привыкать к его манере общения: уходить от ответа и давать расплывчатые объяснения было его скверной привычкой. Порою Рейз напоминал ортисовского эктелея с его запутанными формулировками житейских премудростей и заядлой любовью цитировать Авесту. Я редко понимала благословенного служителя церкви и ещё реже прислушивалась к наставлениям – слишком скучны и унылы были его советы. С Рейзом было куда сложнее. Я не могла определить, когда он врёт, юлит, насмехается или, напротив, желает донести до меня смысл законов мироздания – улыбка почти не покидала его лица, и оттого каждое слово воспринималось либо невинной шуткой, либо бесстыдной ложью.

На площади не смолкала музыка. Девочка, с венком белых эустом в волосах, босиком танцевала на бархатном ковре. Полы розового платья порхали в такт задорной мелодии. Рядом бренчал на лютне седовласый старичок. Горожане обступили музыкантов, хлопали в ладоши, звонко присвистывали. На ковёр летели затёртые до блеска монеты.

Через дорогу в синем шатре молодые анерхи набивали курильницы миррой. Ароматный дым стелился по тротуару, стекал с моста, по крутой лестнице сползал на вымощенную крупным камнем дорогу. На ступенях лежали жёлтые ленты, пышные банты свисали с перил. Звенели подвешенные над мостовой колокольчики.

Внизу начинала шествие торжественная процессия. Первыми, отбивая ритм, двигались барабанщики в зелёных костюмах с высокими воротами и кружевными рукавами. За ними, размахивая длинными подолами юбок, шли танцовщицы. Плавные взмахи рисовали в воздухе затейливые фигуры и окружали девиц невесомыми алыми облаками. Дальше, отставая на десяток ярдов, шагали послушники, облачённые в традиционные голубые рясы. Они несли деревянный полумесяц с сотней бумажных фонарей внутри.

– Будь здесь. Я скоро вернусь, – бросил Рейз.

Я не успела возразить. Светлая макушка затерялась в толпе.

За колоннами послушников следовали толпы верующих с жёлтыми свечами в руках. К ним отовсюду стекались горожане и гости фестиваля. Вместе они пели и танцевали, разбрасывали под ноги лепестки цветов, швыряли в небо разноцветное конфетти. Следом медленно продвигались, собирая свист и улюлюканье, обнажённые по пояс факиры. Шары огня плясали в умелых руках, точно ожившее пламя в ладонях героев из детских сказок. Загорелая, грязная от копоти кожа блестела каплями пота; на потёртых ремнях позвякивали масляные склянки.

Прохожие прильнули к перилам, желая поближе взглянуть на волшебное действо. Страшась быть раздавленной толпой, я сместилась к торговым рядам.

Рынок расположился прямо на дороге. Торгаши расстелили ковры у дверей душных лавок, разложили товары, не заботясь о вывесках и прилавках. В носу защекотало от запаха специй и пряностей. Терпкие ароматы тмина и базилика смешивались со сладостью ванили и свежестью эвкалипта, сушёный чеснок соперничал с благоухающей розой и можжевельником.

Я свернула на тротуар, под тень широких голубых лент, натянутых между крышами.

Дети, шурша бумажными фонарями, стайкой голубей вылетели из переулка, скрылись за бордовым шатром с вышивкой виноградной лозы на откинутом пологе. Изнутри повеяло кислым ароматом вина.

Обойдя шатёр, я огляделась в поисках Рейза. Множество незнакомых, постоянно сменяющихся лиц, слились в расплывчатую картину. Я растерянно отступила, врезалась в пузатого мужчину. Стаканы в его руках гулко звякнули. Незнакомец выругался, небрежно толкнул меня плечом и засеменил к чайной лавке.

– Идём. – Врачеватель вынырнул из безликой толпы. – Остановимся в «Угрюмом отшельнике». Отсюда недалеко.

Рейз стянул яблоко с ближайшего прилавка, покрутил в руке, бросил бегущему вдоль торговых рядов мальчугану. Ребёнок поймал неожиданный подарок, остановился, высматривая благодетеля.

– Ах ты, маленький негодник! – закричал продавец, выглянув из-за ящика с фруктами. – Сейчас я тебе задам хорошую трёпку! – Он схватил связку зелёного лука, угрожающе потряс ею над прилавком.

Мальчишка взвизгнул, отшвырнул яблоко и припустил по улице, расталкивая прохожих. Юркнув к тротуару, он ловко перескочил через бордюр, но не успел разминуться с пожилой дамой. С разбега налетев на старушку, малец замахал руками, поскользнулся на мокрой брусчатке и растянулся у порога чайной лавки. Не заметив юнца, пузатый мужчина переступил порог. Стаканы полетели на землю, на прощание окатив его горячим чаем. Бранясь по чём стоит свет, мужчина распластался на тротуаре рядом с перепуганным мальчуганом.

На помощь им поспешили бдящие за порядком церковники. Рейз уступил дорогу послушникам, взял меня за руку и увёл с площади.

«Угрюмый отшельник» оказался уютным постоялым двором в паре кварталов от центра. Владелец отдал нам ключи от маленькой комнаты на втором этаже и в честь праздника вручил помятый бумажный фонарь. Я положила сувенир на стол, открыла пыльное окно.

– Если решишь прогуляться, не уходи далеко. – Рейз бросил мне холщовый мешочек, доверху набитый монетами. – Через три дома находится лавка портного, купи что-нибудь в дорогу. Я не планирую здесь задерживаться.

– А ты? – спросила я, устало плюхнувшись на кровать.

Пока мы путешествовали верхом, у меня ныла спина. Вчера Рейз продал коня местному гончару, с тех пор невыносимо болели ноги.

– Разведаю местность.

Он по-прежнему верил, что сможет найти членов несуществующего культа. Не было смысла пресекать его навязчивую идею.

Выспросив у хозяина постоялого двора дорогу до храма, я побрела по извилистым улочкам.

Желание посетить священные стены не покидало меня после событий в Акри-ту-Натоу. Побывав в гнезде порока, соприкоснувшись с извращённой религией, я не могла отделаться от мысли, что частица греха успела укорениться и во мне. Будто заблуждения, отравившие разум лорда, проникли под кожу вместе с холодом подземелья. И я не могла смыть с себя отпечаток их скверны, сколько бы ни пыталась. Обращение к Отцу было последним шансом.

Переулок, заставленный высокими вазонами, вывел меня к церковному саду. За железными прутьями забора шелестели листвой персиковые деревья; покачиваясь на ветвях, напевали грустную мелодию ветряные колокольчики. Они громко рассуждали о былом и украдкой шептались о будущем.

Переливчатой трели вторила одетая в лохмотья девушка. Она сидела на коленях у решётчатой калитки и, покачиваясь, будто в беспамятстве, мурлыкала детскую песенку. Свеча в её руках догорала, воск засыхал на краях глиняного блюдца. На шее блестел серебряный медальон.

Зависть шершавым языком прикоснулась к щекам. Даже она, нищенка, уличная попрошайка, могла в любой момент обратиться к Отцу и получить прощение.

Я сжала кулаки, шагнула к калитке и остановилась. Отец не помог мне в аббатстве, остался глух к молитвам, что я отчаянно шептала в подземелье, не защитил от пламени костра. Я продолжала цепляться за веру – рьяно, неистово, обречённо, словно угодивший в горную реку мышонок. Поток уносил меня прочь от дома, а я упрямо перебирала лапками в надежде добраться до берега.

Нищенка открыла глаза, в расширенных зрачках отразилось пламя свечи.

Она ведь тоже не раз обращалась к Всевышнему, наверняка молила о доме, достатке, семье. Должна быть причина, по которой Он не помог ей. Всегда должна быть причина.

Девушка склонила голову набок, взгляд прояснился. Она молча протянула мне деревянный стакан. На дне блестели монеты.

Была ли она счастлива в своей беспечной жизни? Быть может, именно Отец избрал для неё такой путь – без обязательств, без груза ответственности, без чувства вины – зная, что иная судьба принесла бы горе и смерть. Что, если Он избрал похожий путь и для меня? В конце концов, я осталась жива, а отступники из Акри-ту-Натоу сгорели в праведном огне.

Я положила в стакан мешочек с монетами. На душе стало легче.

Войти в храм я так и не решилась.

Рейз разбудил меня с первыми лучами солнца. Натянув лёгкую рубаху, попросил поторапливаться.

– Ещё рано, – проворчала я, кутаясь в покрывало.

– Нам пора на утреннюю службу.

– Не лучшая твоя шутка.

– Я не шучу. – Он бросил мне платье. – Собирайся.

У храма было не протолкнуться. Очередь прихожан растянулась от калитки до разделявшего кварталы перекрёстка. Тысячи голосов монотонно жужжали, заглушая цокот копыт и нежную песнь колокольчиков.

– Анерхи проверяют медальоны при входе. – Рейз сунул мне в руку серебряный полумесяц на тонкой цепочке. На оборотной стороне было выгравировано женское имя.

– Где хозяйка медальона? – нахмурилась я.

– На службу она не придёт. Ночь была, – он самодовольно усмехнулся, – долгой.

Минуло не меньше часа, прежде чем мы добрались до ворот. Нищенка, сидя на прежнем месте, расплылась в улыбке, потянула анерха за полы поношенной рясы. Он недовольно шикнул, глянул на мой медальон и, бросив привычное «волею Отца», велел проходить в сад.

В храм мы не попали. Желающих замолить прегрешения прибыло столько, что они не уместились в зале и были вынуждены толпиться у входа, невзирая на духоту и палящее солнце. Многие пришли подготовленными: платки и шляпы покрывали головы и мужчин, и женщин, в руках девиц порхали кружевные веера.

Витражи дрогнули от гулкого удара колокола.

– Последняя служба, на которой я была, закончилась тем, что ты вынес меня из церкви, – напомнила я Рейзу.

– К счастью, эту мы проведём на улице, – в тон мне ответил он.

К тяжёлому набату присоединились благовестники и малые зазвонные. Переливчатое бряцанье в точности повторяло мотивы утренней службы в Ортисе.

– Вдруг мне снова станет плохо? – спросила я.

– Лучше бы этого не случилось. Время не подходящее.

– Не подходящее? – Я изогнула бровь. – Больной не выбирает заразу, а врачеватель – время для оказания помощи.

Анерхи опаздывали с подготовкой. Сдерживать нетерпеливую толпу у калитки остался коренастый мальчишка, остальные – спешно помогали прихожанам выстроиться в ряды. Вышедший из храма бритоголовый послушник раздавал свечи.

– Ты вправду поверила, что я врачеватель? – Рейз протянул мне свечу, прочитал удивление на лице и прыснул в кулак. – Да я ничего не смыслю в целительском деле. Я думал, ты догадалась, когда спросила про цвет настоя.

Я вырвала свечу из его руки, обиженно отвернулась.

Нам достались места в последних рядах. Колокольный звон стих, и верующие в едином порыве опустились на колени. Не подбирая подола, я присела на землю, воткнула свечу между стеблей примятой травы, вытянула руки. Издалека, почти неразличимый, зазвучал хриплый голос эктелея.

Анерх окропил пальцы водой, тёплые капли потекли по коже. Я сложила ладони, поднесла к груди. Вопреки ожиданиям, небеса не разверзлись, гром не грянул средь ясного неба, и Лукавый не утянул души грешников в Ад. Женщины позади шёпотом обсуждали вчерашний праздник.

Я склонила голову, но вместо чтения заученной молитвы обратилась к Рейзу:

– Зачем мы здесь?

– Дабы воздать хвалу Отцу, – цыкнул он.

– Больше ты меня не обдуришь. Отвечай.

Он сжал губы, пряча непрошеную улыбку.

– Культ пожелал узреть доказательства. Не отвлекайся, за нами наблюдают.

Согнув спину в общем поклоне, Рейз извлёк из кармана монету. Медяк спрятался между пальцев.

Хор голосов восславил Отца священной песнью. Пламя свечей затрепетало, и люди, спасая дарованные Небесами огни, склонились к земле. Тушить свечу без использования серебряной чаши мне было в диковинку – пришлось задуть огонек прежде, чем он коснулся одежды.

Рейз заёрзал на месте, украдкой бросил монету в анерха. Медяк ударился о кадильницу, отскочил в спину прихожанки. Анерх порывисто извинился, подобрал монету и продолжил обход.

Торжественная песнь затопила храм, хлынула в сад и разлилась по утомлённым жарой улицам. Рейз постучал пальцами по земле, будто неумелый бард перебрал туго натянутые струны. Хор взял высокую ноту.

Кадильница упала в траву. Анерх схватился за горло, хрипя и кашляя, завалился в проход между рядами.

– Всё в порядке, я помогу, – Рейз поспешил успокоить испуганных прихожан. – Я – врачеватель, дайте дорогу.

Он махнул низкорослому мужчине. Вместе они подняли анерха, волоком потащили к калитке. Мальчик у входа вызвался их проводить.

– Чуть меньше внимания, – прошептала мне нищенка, быстро заняв место Рейза.

Я потупила взгляд, приложила ладони к груди и сбивчиво затараторила слова молитвы. Песнопение продолжалось.

– Так значит, ты и есть обещанная Вестница? – с придыханием проворковала она.

– Не понимаю, о чём вы, – ответила я.

– Не доверять незнакомке – разумно. Скажи Раздору, что его просьба будет исполнена. Мы встретимся в полдень на углу Западной и Шелковой улиц.

Она затянула песнь, до конца службы позабыв о существовании мира вокруг.

Толпа повалила из храма с последним ударом набата. Я выскользнула на дорогу в числе первых, отдала свечу анерху, дежурившему у ворот.

– Анвелл? – Кровь отхлынула от лица. – Что ты здесь делаешь?

Слуга Дуана сдвинул брови и, не глядя на меня, продолжил собирать свечи.

– Как и прежде, я служу Отцу и избранному им лорду, – с отрешённым спокойствием проговорил он.

– Дуану? Разве он… – Голос дрогнул. – Он жив?

– Волею Отца и несмотря на то что ты натворила в Акри-ту-Натоу.

– Я не хотела. Это их вина, – выпалила я. – Они пытались меня убить.

Анвелл молчал, невозмутимо принимая свечи из рук прихожан.

– Ты знал, – потрясённо проговорила я.

Помедлив, анерх сложил свечи в плетёную корзину.

– Господин Раэль накануне сообщил мне, что свадьба не состоится, а вскоре после твоего прибытия в аббатство распорядился доставить его в Кинотийю. Он был тяжело ранен. Это всё, что мне известно.

– Дуан сейчас в городе?

– Эктелей убеждал его повременить, но господин срочно отбыл на встречу с Эпархом.

Рим. Предатель отправился в Рим.

– Мне жаль, Лирэ, – сухо добавил он, – но я не хотел бы находиться рядом с тобой дольше, чем того требуют обстоятельства. Я слышал о случившемся в Ортисе, понимаю, что у тебя может быть иная версия событий. Однако мне, как верному служителю Отца, не пристало доверять слухам, и потому я не могу ни поддержать, ни осудить твои решения. Это исключительно твоё бремя.

Анвелл не хотел вмешиваться, выбрав удобную позицию неведения. «Невежество есть благо, бездействие есть спасение» – весьма распространённая трактовка второго стиха Авесты.

– Я понимаю, – солгала я.

Анерх вернулся к сбору свечей, а я, едва не срываясь на бег, направилась к постоялому двору.

Смех, доносившийся из «Угрюмого отшельника» был слышен издалека. Среди клумб, развалившись на скамье, Рейз потягивал эль в компании пышногрудой девицы. На его щеках проступил румянец, губы недвусмысленно касались тонкой женской шеи.

– А вот и моя сестрёнка, – протянул он, поигрывая бретелями на плечах смущённой подружки. – Как прошла служба?

– Ты меня бросил меня у храма, – сердито отозвалась я.

– Я спасал жизнь. Это мой долг как врачевателя. – Подняв со скамьи веер, Рейз скрыл победную ухмылку за белыми кружевами.

Девушка, застенчиво хихикая, отобрала у него ажурную игрушку.

Я поднялась на крыльцо постоялого двора, сдвинула занавеску. Из холла повеяло приятной прохладой.

– В полдень тебя ждут на углу Западной и Шелковой улиц.

– Одна новость лучше другой. – Рейз швырнул опустевшую кружку в куст молодой розы. – Что ж, до полудня ещё уйма времени. Чем займёмся? – спросил он, зарывшись носом в каштановые кудри.

– Мастерская моего отца как раз на Шелковой улице. – Девушка прильнула к его груди, цепляя ткань рубахи рюшами корсета. – Может, заглянем туда? Мой старик будет счастлив с тобой познакомиться.

– С превеликим удовольствием.

От их похотливого щебетания мне стало дурно. Восьмой стих Авесты гласил, что негоже предаваться плотским утехам на публике, а ложе делить надлежит лишь с мужем и благочестивой женою. Впрочем, греховные забавы Рейза не шли ни в какое сравнение с новостью о Дуане. Лорд выжил. Эта тревожная мысль звучала в голове с каждым ударом сердца, пока я поднималась по лестнице и нервно мерила комнату шагами. Лжец, отступник, убийца – он осквернял мир своим присутствием. Человек, обманом убедивший мою семью в благородном намерении сыграть свадьбу, продолжал дышать. Сейчас предатель ехал в Рим. Мы могли догнать его.

Однако до полудня Рейз не объявился. Я в одиночку отправилась к месту встречи.

Ремесленные улицы, бесконечно похожие друг на друга, складывались в грязный, пропахший дымом, лабиринт. Рабочие грузили в телеги засаленные бочки, дышали жаром печи в кузнях, стучали молотки, гремела посуда. Я долго блуждала по пыльным переулкам, петляла среди складов, заваленных обломками железа и гнилой древесиной, выспрашивала дорогу у прохожих.

Солнце встало в зенит задолго до того, как я нашла нужный перекрёсток.

Нырнув в тень старого амбара, я вытерла пот со лба, поправила прилипшее к телу платье. Лето в этом году выдалось жарким, и даже близость Кинотийи к горам не спасала от духоты.

Мимо, кренясь на левый бок, промчалась повозка. Облако пыли повисло над дорогой. Работяги, чертыхаясь и кашляя, проводили извозчика бранью. Хлопнули вожжи.

– Если за кем-то шпионишь, делай это незаметно, – прозвучал над ухом голос Рейза.

Я вздрогнула.

– Ты нашёл культ? – спросила я, спрятав испуг за напускной злостью.

Он хмыкнул, стряхнул пыль с рубахи.

– Ты поверила в его существование?

Я предпочла не заметить издёвку.

– О чём ты их попросил?

– Она сначала упомянула о всадниках или о Вестнике? – не уступил Рейз.

– Что ты сделал с анерхом?

– Тебя заботит его судьба?

– Ты знал, что Дуан выжил? – с нажимом спросила я.

Рейз осёкся, проглотив очередную колкость.

– Да, я нашёл культ, – ответил он, погладив шрам костяшками пальцев.

– Та женщина у храма, верно? Почему она поверила, что ты – Раздор? Как ты убедил её?

– Она читала подлинник Авесты, – произнёс он тише. – Или его фрагмент. На мой счёт у неё возникли сомнения, пришлось разыграть то утреннее представление. Думаю, она посчитала, что молитва, полумесяц и святая земля лишат всадника сил. Она ошиблась. Неверная трактовка. Возможно.

– Допустим, всё, что ты говорил про Эсхатон – правда. Ты – Раздор, а, значит, именно ты – источник лжи и обмана. Как она могла довериться тебе? Как тебе вообще можно верить?

– Ты до раздражения проницательна, моя дорогая Вестница, – процедил Рейз. – Но ты не сможешь докопаться до правды, покуда считаешь её вымыслом. Возьми за основу лживость учений Авесты, осознай масштаб церковного заговора, и всё встанет на свои места. Элин – девушке, что говорила с тобой у храма, известна ложь Эпарха. В детстве она лишилась родителей, церковь ничем ей не помогла. Сироту приютил культ. «Меченные солнцем» спасли ребёнка от голодной смерти, пожаловали крышу над головой и познакомили с Откровениями. С тех пор она служит благой цели. Той же, что связала меня с тобой.

Он мастерски сменил тему разговора.

– И какова же твоя цель? – зацепилась я.

– Очистить мир от порока, – выдерживая паузы, ответил Рейз.

– Путём того, чтобы сеять раздор и хаос? А после и вовсе развязать войну?

– Люди объединятся либо перед сильным врагом, либо перед большой бедой. Слабые погибнут, сильные – уверуют. Когда вера станет единой и не останется места порокам даже в помыслах, наша миссия будет исполнена. – Он говорил медленно, тщательно подбирая слова и не сводя с меня пытливого взгляда.

Я не поверила.

– Это невозможно. Сделать так, чтобы никто не грешил даже в мыслях.

– Ты не ведаешь силы страха пред приближающейся смертью, – хохотнул Рейз. – Именно осознав неизбежность скорой кончины, люди способны совершать настоящие чудеса.

– И какова моя роль во всём этом? Для чего нужен Вестник?

– Я уже отвечал. – Он взлохматил волосы, натянул циничную улыбку. – Ты – глас этого мира. Слушай свои желания. Всадники позаботятся об остальном.

Вечером «Угрюмый отшельник» посетила гостья. Пышная юбка прошелестела по полу, веер мотыльком порхал у лица. Она забрала у Рейза медальон, запечатлела на губах долгий поцелуй.

– Её отец помогает культу, – пояснил он, спровадив подругу. – Весьма выгодное сотрудничество.

Я затолкала платье в дорожную сумку.

– Не одобряю твоих методов заводить знакомства.

– Разные души падки на разные грехи, – пожал плечами Рейз. – И каждому греху – свой Ад.

– Ад един для всех, – отозвалась я.

– И всё же в нём девять кругов.

Перед полуночью мы покинули постоялый двор.

За городскими воротами ожидала крытая повозка. Возница спрыгнул с жёсткого сиденья, откинул полог тента.

В стройной фигуре, окутанной полумраком, я с трудом узнала нищенку, просившую милостыню у храма. Девушка сменила лохмотья на скромный мужской костюм, собрала волосы в косу. На смуглом лице играла широкая улыбка. Она прислонилась плечом к повозке, скрестила руки на груди. Из-под неряшливо завязанной шнуровки показался серебряный медальон.

– Где же твой конь, всадник? – насмешливо спросила Элин.

Рейз закинул сумку в повозку.

– Мой конь у моего горячо любимого братца. – Он вернул ей улыбку. – И упреждая следующий вопрос, скажу: «Так получилось». Это крайне неприятная для твоих нежных ушек история. Я не буду её рассказывать.

Рейз помог мне забраться в телегу, запрыгнул следом. Элин умостилась впереди, натянула вожжи. Повозка медленно тронулась.

Первый луч рассветного солнца коснулся лица. В нос ударил запах гниющей травы, грибов и протухших яиц. Я проснулась, вытащила из волос солому, потянулась к откинутому тенту. Голова пошла кругом, тошнота подступила к горлу. Ползком я подобралась к краю телеги, осторожно спустилась.

Земля ушла из-под ног.

Эйкут. Арена

Пузырь лопнул. Мутная зелёная жижа окатила меня с головы до ног. Готов поклясться, что так должны вонять ангелы – гнилью, сыростью и застоялой водой. Я стряхнул с рук смрадную слизь, пригнулся, уклоняясь от нависших над тропой веток.

Восемь мохнатых лап обняли шею. Жвалы пощекотали лоб. Я схватил паука, швырнул пролетавшему мимо Диинтасу. Демон поймал сжавшееся тело, с размаха насадил толстое пузо на сталактит. Кровавые ошмётки разлетелись по поляне.

Из связки лиан вылетел сгусток слизи. Диинтас нырнул за дерево. Жирная капля врезалась в ствол, с шипением выжгла мох. Я увернулся от второго плевка, вляпался в паутину. Белёсые нити опутали рога, облепили лицо. Теряя равновесие, я подался влево. Призрачный скат под ногами истошно заверещал, выпустил короткие усики. Под истеричные вопли мы слетели с тропы.

Пламя огненной короной вспыхнуло над головой, выжгло паучью сеть. Я стряхнул обрывки паутины, укрылся руками, влетев в заросли колючего кустарника.

Скат взвизгнул, задел плавником ножку гигантского гриба. Шляпка задрожала, облако ядовитых спор окутало чащу. Демон ухватился усами за камень, взмыл над кустами в попытке вернуться на безопасную тропу. Я развёл руки, силясь удержаться на его призрачном хребте.

Жирная личинка шлёпнулась на плечо, круглая пасть ощетинилась тремя рядами зубов. Остриём хвоста я пронзил паразита насквозь, резким изгибом сбросил останки в траву. Хищные цветы тотчас вгрызлись в тёплую плоть.

Диинтас нагнал меня, набрал высоту и на бешеной скорости протаранил скопление сталактитов. Потолок затрещал. С неба посыпались валуны. Скат вспыхнул голубым светом, подпрыгнул, заскользил по обломкам. С диким визгом мы вернулись на тропу.

Каменная сосулька пробила грибную шляпку. Споры разлетелись над дорогой. Я задержал дыхание, пронёсся сквозь мерцающее облако, поминая ангелов, стёр с лица мерзкую пыль. Вовремя. Впереди, за каменным лесом, разрастался тёмный провал обрыва.

Я подозвал соллини. Демоны быстро образовали мост над пропастью.

Скат, переливаясь бирюзой, вприпрыжку промчался по шершавым крыльям, плюхнулся на уступ, ободрав кожу на брюхе. Я глубже вонзил когти в его мягкое тело. До завершения охоты было ещё далеко.

Окаменелые деревья размытыми пятнами проносились мимо. Зелёные кристаллы возвышались над тропой уродливыми наростами. Воздух, затхлый, пропитанный сладким незнакомым ароматом, кружил голову. В бешеной гонке я с трудом различал небо и землю. Эйкут – бесконечно голодная пещера – медленно сводил меня с ума.

На мокрых от слизи камнях мелькнули жёлтые блики. Кончик золотого хвоста скрылся за поворотом.

Я окликнул Диинтаса, указал на удирающую добычу. Демон спикировал в пролёт между грибами.

Тропа пошла под уклон, спиралью обмотала исполинскую колонну. Я сместился дальше от осыпающегося края, прижался к вертикальному склону. Далеко внизу, на дне котловины, вспыхнули пятна лазурных кристаллов. Чем глубже мы спускались, тем больше Эйкут походил на прожорливый грот, холодный и сырой, будто заброшенный подвал Преисподней.

Скат вышел на новый виток. Золотой хвост неизменно маячил впереди.

Я в предвкушении облизнул губы. Гонка продолжалась.

Спираль оборвалась в центре впадины, крутым поворотом перешла в тонкий мост. Я подался вперёд, всеми силами навалился на визжащего демона. Скат ответил прерывистой трелью. Бедняга задыхался, с плавников сочилась серебристая кровь.

Земля содрогнулась, мост пошёл трещинами.

– Диинтас! – крикнул я, сплетая в руках огненную сеть. Демон вынырнул из темноты в шаге от меня. – Там пещера. Затеряется – не найдём.

Я метнул в чемпиона огненные силки. Рыбина играючи уклонилась. Золотой хвост плетью ударил по мосту. Поток горячего воздуха едва не сбросил ската в пропасть. Разрыв между нами увеличился.

Вскинув руку, я заставил сеть раскрыться. Ловушка растянулась прямо перед чёрным провалом пещеры.

Подлая рыба успела притормозить, брюхом задела пылающие нити и, расправив все шесть плавников, взмыла вверх по отвесной скале. Диинтас швырнул копьё. Лезвие пронзило центральный плавник, припечатало демона к камню. Чемпион повис над обрывом, сдавленно заскулил. Кожа лопнула. Сияющий золотой шар рухнул вниз, пролетел мимо меня, шлёпнулся на уступ уровнем ниже.

Мост рассыпался. Я рухнул в пустоту следом за ним.

Тамиш подхватил меня за рога, закинул на выступ, словно гарпия, вернувшая в гнездо слепого птенца. Я приложился боком о скалу. Перед глазами поплыли алые и голубые круги.

– Удирает! – рявкнул генерал, грузно приземлившись рядом. – Вставай, я подброшу.

Мощные лапы сдавили рёбра. Яростными рывками мы начали набирать высоту.

В который раз за сегодня я проклял Бездну с её ненасытным чревом: в Эйкуте мне пригодились бы крылья.

Подъём дался Тамишу нелегко. На подступах к верхнему ярусу он подкинул меня, подставил под ноги древко секиры и вытолкнул вдогонку за удирающим чемпионом. Скорости хватило, чтобы я пролетел над плотоядными кустами, оттолкнулся от упругой грибной шляпы и, зацепившись хвостом за сталактит, сменил направление полёта. В затяжном прыжке я сплёл из пламени кнут, зацепился за толстую ветвь.

С каменной кроны посыпалось полчище мохнатых тел. Диинтас расчистил мне путь. Тамиш подбросил секиру и, зависнув над кустами, сжал паука до ласкающего слух хлюпанья. Я поймал оружие, замахнулся. Струи пламени потекли по древку, огненными ручьями напитали лезвие. В бешеном вращении секира пролетела над грибами, раскрошила каменный ствол и до увесистого обуха вошла в тело демона.

Гонка завершилась.

Тамиш подкинул меня до кристальной поляны.

– А вот и чемпион, – радостно воскликнул я. – Ждёшь аплодисментов?

Демон запрокинул плоскую голову, выпучил глаза.

– Прежде чем ты умрёшь, я хочу получить ключ.

Золотое сияние затрепетало, будто мерзавец самозабвенно рассмеялся.

– Ключ, – повторил я. – Живо.

Тело чемпиона рассыпалось мерцающей пылью.

Я в бешенстве зарычал. Пнул подвернувшийся под ноги кристалл. Снова зарычал, теперь уже от боли.

– Иллюзия, – проворчал Тамиш, вырвав секиру из земли.

Вторую неделю нас водили за нос. Да столь искусно, что у меня сводило зубы от зависти. Пятая погоня за проклятой рыбиной закончилась полным провалом – ни души светящегося поганца, ни ключа. Вместо того чтобы приблизиться к вратам, мы глубже увязли в недрах Арены.

– Ненавижу Эйкут, – рявкнул я. – Ненавижу этот треклятый круг!

– Я прикажу соллини возобновить поиски. – Юрким угрём Диинтас взмыл к каменным сосулькам под потолком.

– Будто от этого будет какой-то толк. – Я занёс ногу над мутным кристаллом, но, вспомнив о боли, отступил.

Плоть второго круга была неуязвима. Кристаллы пронизывали Эйкут, как магма насыщала израненное тело Фоэдо. Они были его застывшей кровью. Мерцающие камни росли отовсюду: во влажной земле, в кривых корнях, в шершавой коре деревьев. От их холодного света на Арене не было спасения.

Я сел на землю, провёл когтем по гладкой грани. На поверхности кристалла не осталось даже царапины.

– Если спустить на Арену всю мою армию, как быстро мы превратим это место в пустыню? – мечтательно проронил я.

Тамиш потёр мясистый подбородок.

– Никогда. Арена существует с начала времён. Как и Эйкут. Как и весь Ад.

– Арена, которая занимает половину круга. Круг, который, по сути, и есть Арена, – фыркнул я. – У Люцифера проблемы с фантазией? Что нужно съесть, чтобы придумать подобное? Долго же его не отпускало, если он успел воплотить задумку в жизнь.

Генерал сдул с секиры каменную крошку.

– Владыка не создавал Ад.

– Но мог улучшить. Скажем, пробить потолок и залить лавой это поганое место, – я ехидно оскалился. – Как тебе идея?

– Иногда я думаю, что ты безумен куда больше, чем хитёр, Истиннорождённый.

Я поднял взгляд к потолку.

– Сколько камня между нами и Фоэдо?

– Лиги. Много лиг, – прикинул генерал. – Фоэдо и Эйкут переплелись в незапамятные времена, с тех пор пласт постоянно разрастается. И если тебя посетила мысль пробить дыру до самого Аркса, то вынужден огорчить. Круги располагаются ступенями, но только первые два напрямую соединены между собой. Под ними – Бездна. Упадёшь с круга – сгинешь навечно.

– Не говори мне о Бездне.

Я поднялся. Голова пошла кругом.

– Прости за любопытство, но как ты сумел выбраться?

Голос Тамиша прозвучал издалека, раздвоился, заскрипел ржавым металлом.

Я пошатнулся. На руках проступили капли пламени – вязкого, зловонного, отравленного. Колючие тиски сдавили рёбра. Я харкнул липкой зелёной жижей, царапая грудь, осел на колени. Боль растеклась по плечам, вгрызлась в лопатки. Рога ударились о кристаллы.

Планария. Южный тракт

Солома впивалась в спину, жалила плечи. Жар волнами растекался по телу, будто в груди внезапно вспыхнуло солнце. Его обжигающие лучи кипятили кровь и плавили кости.

– Она не продержится ещё десять дней, – зло прошипел Рейз. – Нужно найти врачевателя.

– Мы бы нашли, но ты же не пропустил ни одного постоялого двора, – в тон ему ответила Элин. – Куда ни зайди, везде скандалы, ссоры и драки. Я устала ночевать посреди поля, устала выпрашивать у фермеров воду и убеждать анерхов, что её болезнь не заразна. Даже ты не знаешь, что это за напасть. Вдруг это чума?

– Прекрати ныть, умоляю. Пара бесед со святошами не сделают из тебя мученицу.

– А из неё сделают? – фыркнула девушка. Голос её звучал тише, она по-прежнему управляла повозкой.

– Зависть делу не помощник. – Рейз смочил водой полотенце. – Мир избрал Вестницу, и с этого момента, хочешь ты того или нет, твоя жизнь зависит от неё. Все жизни в вашем крохотном мирке зависят от неё.

– Если нам всем суждено умереть от чумы, никакая Вестница нас не спасёт.

– Не переживай, вас убьют ваши пороки. – Он положил мне на лоб мокрую ткань.

Эйкут. Арена

Я погружался в топь – бесконечную, как вселенная, непроглядную, как первородный мрак. Я тонул. Тело опускалось ко дну, утягивая за собой пылающую душу. Я горел: дышал огнём, плевал горячей кровью и плакал обжигающими слезами. Пламя сплеталось в нити, обрастало цепкими крюками, взлетало в пустоту и никак не находило опоры. Вокруг не было ничего.

Я парил – падал бесконечно долго, пока несуществующий ветер не сожрал мои крылья, пока тьма не сгрызла рога, пока само время не перестало существовать.

Потом иссякло пламя. Без него рассудок наводнили воспоминания. Тогда Бездна обратила на меня голодный взгляд. Я сжался, свернулся в клубок под её хищным, опустошающим взором, чтобы сберечь в себе последние крохи тепла.

И вдруг я увидел его – свет, что озарил бездонный мир, прогнал тьму в недосягаемые глубины, огонь, который заставил Бездну зажмуриться.

Я потянулся к нему.

Бирюзовое сияние на мгновение ослепило меня. Я открыл глаза. Наваждение исчезло, уступив место низкому потолку и тусклому свету кристаллов.

– Давай, Виарин, приходи в себя, сколько можно истекать этой дрянью.