Читать онлайн Красными нитями

Глава 1. Это просто спектакль

Рейн опустился на колени перед статуей Яра. Чертов бог.

По обе стороны стояли советники. Им достались лучшие места – рядом с будущим королем. По краям тронного зала теснилась знать: главы церквей и отделений Инквизиции, верховные судьи, магистры, генералы – они напирали друг на друга, тянули шеи, пытаясь разглядеть коронующегося.

Рейн медленно вдохнул. Пахло мятой, апельсиновым маслом и духами, а хотелось, чтобы запахло керосином, и проклятый дворец полыхнул огнем.

Снова глубокий вдох, выдох. Это просто спектакль. Еще один. Уже не новый, но с самой высокой наградой – роль необходимо сыграть безупречно.

Я-Эльмон сделал шаг и громогласно произнес:

– Рейн Л-Арджан, перед лицом Яра Великого, – он воздел к статуе руки, – Церковь выбирает тебя, самого достойного и чистого из нас, чтобы ты встал во главе Кирии и верно продолжил битву с демонами, подобно предку своему Арейну.

Рейн взял протянутую Нолом глиняную чашу и сделал глоток – будто отпил застоявшейся воды. А говорили, что она из родника, откуда Яр и его соратники впервые испили воду кирийской земли. Еще одна чертова ложь.

Среди зрителей раздался взволнованный шепот. Рейн не смотрел на них: парад их лицемерных улыбок сопровождал его с утра до ночи, и лицо каждого уже набило оскомину. Вкус к жизни поддерживали только фантазии, как все они взлетают на воздух вместе с чертовым дворцом.

Глава Церкви отступил, шаг вперед сделал В-Бреймон. Стереть с лица привычную ухмылку наемника он даже не удосужился.

– Рейн Л-Арджан, Инквизиция благодарит тебя за службу и выбирает, как самого смелого и верного среди нас. Да назовем мы тебя королем, и продолжишь ты защищать Кирию, как защищал прежде.

Ригард перекинул ему через плечо перевязь. Даже сквозь плотную ткань сюртука Рейн почувствовал, насколько это холодное, мерзкое прикосновение.

Следующим выступил У-Дрисан. Он сложил руки на большом животе, точно на подставке, и начал:

– Рейн Л-Арджан, торговая гильдия выбирает тебя, честнейшего, и завещает: да останешься же ты непоколебим, возглавив Кирию.

Крейн приколол на жилет будущего короля изумрудную брошь в виде птицы. Рейн до боли и скрежета сжал зубы. Просто спектакль. Надо вытерпеть. Этим лицемерным ублюдкам еще недолго играть свой бал.

– Рейн Л-Арджан, – в голосе О-Ренека мелькнуло раздражение. Гвардеец по-прежнему не скрывал презрения к ноториэсу. – Станет же королем Кирии сильнейший из нас. Гвардия выбирает тебя, так будь же готов принять любую битву.

«Буду», – это был единственный завет, которому действительно хотелось следовать. Они еще увидят битву. Сами взялись за ружья и сделали первый выстрел.

Ньяр О-Ренек положил перед Рейном меч. На лезвии поблескивали незнакомые черные символы, рубины на гарде складывались в изящный узор. Поговаривали, меч принадлежал Орину – основателю гвардии. Рейн был готов сделать ставку, что это еще одна ложь.

Парен Е-Мик быстро шагнул вперед и, едва посмотрев на короля, принялся взглядом ощупывать собравшихся, точно каждому выносил приговор.

– Рейн Л-Арджан, самый справедливый из нас. Суд выбирает тебя, и станешь же ты королем, и будешь жить и судить по чести.

Главный судья протянул белесый древесный лист. Рейн принял дар с благодарностью во взгляде и прожевал – безвкусно и сухо. Лист принадлежал белому дереву, которое считалось символом правды и, по совместительству, суда. Оно бы издохло, узнав, сколько в тронном зале вранья!

Последним подошел И-Ильман. Он приосанился:

– Рейн Л-Арджан, ученая гильдия называет тебя своим королем, тебя, умнейшего из нас. Будут же твои решения приняты разумом и только во благо Кирии.

Симан повесил на шею избранника золотой медальон – конечно, и его коснулись легенды: он, видите ли, принадлежал Инею, основателю ученой гильдии.

Рейн поднялся с колен, взял меч и пристегнул к поясу. Зрители, аплодируя, сделали к нему шаг, но не осмелилась подойти ближе.

Открылась дверь тронного зала. Спектакль продолжался. Теперь будущему королю полагалось пройти от дворца до устья Эсты, где высадились Яр с соратниками. Только там, после клятв и обещаний, на него возложат корону и по-настоящему назовут королем.

Рейн сделал еще один глубокий вдох и прошел сквозь зал. Толпа двинулась следом – лживая, лицемерная, желающая поглядеть на смиренную овцу. Будет им спектакль, они увидят, как волк снимает овечью шкуру.

Рейн еще не знал что, но не сомневался: что-нибудь он сделает. Сами лишили и сердца, и совести. Кому теперь сдерживать его?

Глава 2. Заключить сделку

Коронация Рейна была назначена на шестнадцатый день заключения Кая.

Он ходил по камере кругами. Два с половиной шага в ширину, два с половиной в длину. Узкие нары меньше его роста сантиметров на десять. Решетка вентиляции под потолком – в ладонь величиной. Холодный пол. Тусклая лампа. Запах сырости, отходов и кислятины от того, что здесь именовали едой. За шестнадцать дней Кай изучил камеру вдоль и поперек – каждый сантиметр и ни черта в ней не могло помочь выбраться. Оставалось только обменять свободу на собственную шкуру.

– Зато ты научился договариваться, – с мрачной улыбкой на лице заметил Кирион.

– А что мне еще оставалось сделать?

Канава преподала урок: заключить сделку можно с каждым, думай лишь, что готов предложить взамен. Оказалось, возможность спасти друзей стоила всего.

– Герой, а? Поумнел, смотрите-ка. – Ухмылка на лице Кириона стала шире.

Остановившись, Кай в упор посмотрел на демона. Если бы перед ним стоял настоящий человек, он бы решил, что тот издевается, и не раздумывая вмазал по наглой морде. Но это был демон, и Кай знал, что за ухмылкой Кириона прячется собственный страх. Страшно было выполнить условия сделки, а не выполнить – еще страшнее.

За дверью послышался шум. Кай прижался к стене и опустил взгляд. Он знал, что это не практики с инструментами, но не мог смотреть прямо – тело еще помнило боль.

Исчезла видневшаяся полоска света на полу, щелкнул замок. Дверь приоткрылась, появилась рука в черной перчатке, бросила на пол куль с одеждой. Дверь снова лязгнула, но уже не повернулся ключ.

Д-Арвиль сдержал слово: палач дал узнику свободу – ненадолго и не даром.

Старая боль не забылась, а дополнившись новой, мигом развязала язык. Кай рассказал Д-Арвилю о плане – главе третьего отделения план понравился. Он увидел в нем место для себя и вцепился, не побоявшись ради мечты подняться выше других попрать инквизиторские клятвы.

Энтон называл условия быстрее, чем крупье раздавал карты. Одним из них стал день “освобождения” – не раньше коронации. Причину Д-Арвиль озвучил: сегодня был объявлен всеобщий выходной, Черный дом опустел. Однако Кай видел другой резон: глава хотел увидеть королем ненавидящего Совет человека – Рейна он снова счел своим инструментом.

Так или иначе, даже если сделка больше отдавала приговором, вернувшуюся свободу стоило использовать.

Выждав минуту, Кай достал из брошенного куля черные брюки, куртку и маску на пол-лица. От них нестерпимо воняло сыростью – а может, это нос уже не мог почувствовать другие запахи. Кай надел брюки, заправил в них рубаху с засохшими пятнами крови и плотно застегнул куртку, повисшую на нем мешком. Он помял маску: перед глазами появились другие лица в масках, которые рука об руку ходили со старой подругой, болью – и надел ее.

С той стороны было тихо. Кай приоткрыл дверь, высунулся. Никого. В коридоре веяло прохладой и свежестью – после спертого воздуха камеры это казалось подобным глотку ледяной воды в жаркий день. Беглец медленно вышел и крадучись добрался до лестницы. Поднявшись на три этажа вверх, он остановился, чтобы перевести дыхание и дать вмиг уставшим ногам отдых.

– Как старик, – Кирион скривился. – Шестнадцати дней оказалось достаточно, растерял все силенки?

Кай зыркнул на него, расправил плечи и спокойным шагом вышел в холл первого этажа. За столом из темного мрамора, подперев голову рукой, сидел старший инквизитор и пялился в пустоту. Заметив выходящего, он встрепенулся:

– А ты куда, практик? Кого отпустили – они уже ушли. Остальные остаются на службе до утра.

– Были еще дела, – буркнул Кай, пожимая плечами. – Д-Арвиль раскомандовался. – Он придерживался грубоватого тона, принятого среди практиков.

– Ясно.

Инквизитор потерял к нему интерес и снова подпер голову рукой, с надеждой, как на вожделенную мечту, уставившись на дверь.

Кай вышел из Черного дома и замер на пороге, ослепленный и оглушенный. Солнце, казалось, светило в сотню раз сильнее обычного, ему пришлось зажмуриться и наклонить лицо к плечу. От шума было нечему спасать: десятки звуков ворвались в голову, смешавшись в какофонии. Гудели паромобили, на соседней улице проезжал трамвай. Голоса слышались отовсюду: одни говорили, другие смеялись, а третьи что-то громко, с вызовом кричали. Противно чирикала птица. Тихие голоса практиков и вкрадчивый тон Д-Арвиля за шестнадцать дней стали привычнее этого, и на какую-то чертову секунду захотелось назад, в приятный полумрак, в тишину.

Кай стянул маску. Даже свежего воздуха было так много, что легкие отозвались болью.

Он повыше поднял воротник куртки и, продолжая щуриться, свернул за Черный дом. Беглец заставлял себя идти быстрее и быстрее – туда, где проходила коронация, хотя хотелось одного: присесть, перевести дыхание, отдохнуть.

Он не знал, что может сделать для Рейна, но главным сейчас было увидеть брата. Узнать, что он жив, он не сдался. Обменяться взглядами, показать, что они рядом и они придут за ним. Дать надежду.

С каждым шагом Лиц становился оживленнее: все торопились и шли, говорили, смеялись, кричали. Кай чувствовал себя неспокойно и шарахался от людей, но следовал за ними – они стягивались к набережной, где будущий король преклонит колени и наденет корону. Как они, собравшись в «Трёх желудях», и планировали когда-то.

Там, где земля вдавалась в Эсту острым мысом, Кай первым делом увидел толпу: люди вплотную подступали к окруженной решеткой площадке, хватались за прутья, лезли друг на друга. На ней были навязаны флаги, флажки, ленты, ветер трепал их, бил ими по спинам смотрящих, но они не отступали и жадно вглядывались.

На внешней площадке ровными рядами, как зрители в театре, сидела чертова кирийская знать. Все женщины как на подбор были в платьях и меховых накидках. Мужчины – в гвардейских мундирах, мантиях, фраках или жилетах, кто-то – в пальто. Идеальная осанка, полный достоинства взгляд – эти черти хорошо умели притворяться.

На внутренней площадке было меньше всего людей – человек двадцать, не больше. Протолкнувшись к ограде, Кай так и не сумел разглядеть их лиц, но видел, что они окружили мужскую фигуру с темными волосами, в черном сюртуке.

Тянулись минуты. На внутренней площадке что-то говорили – слова не долетали. Кай стоял, зажатый со всех сторон, и пытался разглядеть Рейна. Возможно, где-то была и Адайн, и даже Эль, если Я-Эльмон привел их на коронацию.

Донесся неясный шум: то ли гудение, то ли рокот. Кай обернулся: на горизонте появилось темное облако, но двигалось оно слишком быстро. То ли напуганные его видом, то ли привлеченные происходящим на площадке, задние ряды ступили вперед, в спину толкнули, Кай щекой ударился о решетку.

Это позволило стать ближе и увидеть: Рейн был там, дальше, сомнений не осталось. Он опустился на колени перед шестеркой советников, и они что-то говорили – шум ветра, гудение, голоса в толпе звучали громче их слов.

Лицо Рейна казалось непроницаемой маской. Он был спокоен, даже холоден, и издалека походил на статую. Но Кай знал брата: высоко поднятые плечи, морщина на лбу, сжатые руки – это была не ярость, а холодная злоба. Он казался псом на цепи, который пытается схватить протянутую руку, да не может на нее добраться.

Хотелось кричать и прыгать – лишь бы брат заметил и понял, что они еще придут за ним.

– Не поздно ли? – шепнул Кирион. Насмешкой это не было – отчаянием. Потому что действительно поздно. Совет сделал что хотел, они не успели.

«Не поздно!» – с яростью подумал Кай. Рейн жив – это главное. Раз чертов братец оказался стоящим обещания-приговора, теперь он никуда не денется. Они заберут его. Все будет как раньше.

Кай проскользнул под рукой громилы и встал сбоку от сидящих на внешней площадке. Темные волосы, темные, рыжие, снова темные… Адайн должна быть здесь! Кай еще сильнее прижался к решетке.

– …Королем, – Донеслось единственное слово. Кай разглядел, как Рейн склоняет голову, а Я-Эльмон одевает на него корону – золотой обруч в виде переплетенных птичьих крыльев.

Рокот нарастал, со всех сторон послышались крики, смотрящие запрокидывали головы и указывали наверх. Темное облако превратилось в дирижабль. Вытянутый шар по форме напоминал рыбу. Веревки и крепления держали большую гондолу, в которой были люди – снизу они казались размытыми белесыми пятнами.

Аэростат поравнялся с толпой. Пятна высунулись из гондолы и обрели человеческие очертания. В руках они держали мешки и щедрой россыпью что-то кидали. Крики стали громче, толпа отхлынула назад. Кай увидел – бросали монеты.

Люди с жадностью устремились в начало набережной. Крики удивления и радости сменились визгом, болью и истошным:

– Задавили, задавили!

Дирижабль плыл к Эсте, и те, кто прежде следил за коронацией, уже не смотрели на площадку – они все тянулись, тянулись, пытаясь поймать кирины, хватали их с земли, и криков радости уже не осталось, были только боль, сопение драчунов да визгливые крики.

Это шанс. Пусть и безумный, и, наверное, пустой.

Кай зацепился руками за решетку и оперся ногой.

– Ну же, перекинь свою тощую задницу, слабак! – шипел Кирион.

Подтянувшись, Кай перемахнул на другую сторону и с шумом приземлился. Он побежал вдоль рядов: Адайн не было. Вскочив со своих мест, знать во все глаза следила за дирижаблем и падающими киринами – худенькой фигуры подруги, ее светлых волос, нигде не было. Кай помчался назад и наконец увидел.

Адайн стояла в первом ряду между девушкой со строгим лицом и похожим на напыщенного индюка парнем и, как и они, смотрела на небо. Цела. Здорова. Красива. И так рядом.

Кай замер с глупой улыбкой на лице. Он посмотрел второй раз, и улыбка померкла. Что-то было не так. Адайн ни за что не оставила бы ни его, ни друзей. У нее не было инстинкта самосохранения, едва речь заходила о близких, она первой бросалась в омут.

– Осторожнее, – предупредил Кирион, но Кай уже бросился вперед.

Адайн заметила его, подалась навстречу и резко остановилась. Взгляд медленно, с опаской, перешел на девушку рядом. Кай видел страх на лице подруги – впервые в жизни, пожалуй, и это заставило похолодеть.

Он остановился, она тоже не решалась сделать шаг, и они так и стояли, глядя друг на друга, пока весь мир смотрел наверх и тянул руки к деньгам. Рокот, крики, звон отошли на задний план, глупый разум мигом забыл об Инквизиции и боли, о неудавшемся плане.

С ней все в порядке. Он заберет Адайн, заберет, как она однажды забрала его, и рассеет ее страхи, и она снова засмеется, грозя перевернуть весь мир, как прежде.

Кай шагнул к Адайн. Прогремел взрыв. Земля перепуталась с небом, смешались крики, стоны, плач. Люди падали, сжимались в комок, закрывали головы руками.

Работая локтями, Кай пополз вперед, к Адайн, к Рейну.

И снова раздался взрыв, ближе, горячее, яростнее. Тело обдало теплой волной, яркая вспышка резанула по глазам, и мир разом померк – Кай щурился, тер глаза, а слезы лились. Крики нарастали, кто-то упал сверху, придавил, по боку прошлись подошвой тяжелых ботинок, и не осталось ничего, кроме хаоса.

***

Глаза по-прежнему слезились, их хотелось закрыть, уткнуться головой в землю, но Кай, сумев встать на четвереньки, все вглядывался в людей, пытаясь отыскать Адайн или Рейна.

Сколько прошло: пять минут, десять? Взрыв, видимо, прогремел рядом с толпой: некоторые до сих пор сидели с мутными от удара взглядами или терли глаза, площадки же практически опустели. Слышался стук копыт, гудение моторов – знать спешила уехать, и ее места занимали полицейские, гвардейцы, инквизиторы, доктора.

Кай, пошатываясь, пробрался сквозь помятую, испуганную толпу и побрел по набережной, затем свернул в переулок. Цели у него не было – все, чего он хотел сегодня, уже не сбылось. Стоило идти в Канаву, найти остатки Крысиного совета, собраться, подумать – теперь это показалось таким тщетным. Он выменял жизнь на свободу, обратный отсчет до дня смерти уже был запущен, но что делать, он не знал. Время таяло, а он бездарно тратил его. Снова.

– Эй! – послышалось сзади.

Развернувшись, Кай сразу согнул ноги в коленях и поднял руки. Голову закружило, но он старался смотреть прямо. Канава научила: показать слабость – заранее проиграть.

– Ты идешь с нами. – Вопросом это не было. Тон говорящего отдавал приказом, а его вид явно показывал, что спорить он не будет – свое дело он сделает любой ценой.

Второй молчал, но его внешность была еще более говорящей. Такой типаж, как у этих двух, Кай знал: у него имелись собственные головорезы, которых он отправлял на грязную работу, где требовался не ум, а упертость и сила. Спорить с такими было себе дороже, а драться – слишком рискованно.

– Кто вас послал? – с вызовом спросил Кай.

– Сам все узнаешь, – буркнул второй. – Идешь или тебе помочь?

– Эй, ну что терять? – Кирион ухмыльнулся.

Кай громко повторил:

– Кто вас послал?

Это не грабители, не инквизиторы. Отправить их могли только знавшие его, но свои бы вышли сразу. Да и не было у своих таких людей.

– Заткнись и иди. Тебе же лучше, – прорычал первый, хватанув Кая за куртку и притянув к себе.

Второй предостерег:

– Дейн!

Но тот уже занес руку для удара, и Кай нырнул в знакомые объятия тьмы.

***

Прошла минута, другая. Крики и плач не стихали, но взрывы прекратились. Сначала Адайн села, затем встала. Рокот затихал – дирижабль удалялся, став неясным облаком на небе.

– Во имя Яра, уходим! – закричал Дерит, хватая ее за плечи, и потянул к выходу с площадки.

Адайн рванулась – туда, где еще недавно стоял Кай. Заметив порыв, Олвия переплела пальцы и шепнула на ухо:

– Извини, я должна.

Перед глазами замелькали черные точки. Голова наполнилась тяжестью, ноги, став ватными, уже не держали – только Дерит не давал упасть.

Кивнув брату, Олвия стала пробираться сквозь знать. За оградой встретила и окружила охрана семьи У. Адайн пыталась сосредоточиться: сначала на решетке площадки, затем – на лестнице, а после – на ладонях Олвии, но мысли все ускользали, расплывались. Она хотела рвануться, побежать – онемели и руки, и ноги, Адайн не понимала: то ли это она делала шаг, то ли ее тянули вперед, а может, волокли или тащили.

– Помогите кире Я-Ярем, ей стало плохо в толпе. – Голос Олвии доносился как из-за плотного занавеса.

Фигуры в темно-зеленой форме подхватили Адайн под руки, усадили куда-то. Послышался шум мотора, и мир сдвинулся с места.

Воздуха стало больше, она сделала жадный вдох. В голове еще гудело, а сердце билось рывками, но пелена перед глазами спадала. Пошевелив ступней, Адайн ощутила слабое покалывание, как если бы нога онемела, но уже начала отходить.

– Тише, девочка, ты справишься, – проворковала Кайса.

Адайн откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Негромко рокоча, паромобиль нес их домой, в Ре-Эст. Хотелось никогда не открывать глаз – не видеть этих идеальных улиц, а более того – ухмылки Дерита и строгого взгляда Олвии.

– Прости, – шепнула аристократка. – Я должна была это сделать, ты же знаешь.

Адайн медленно открыла глаза. Дочь У-Дрисана одной рукой нервно теребила складку темно-синего платья, а другую держала на груди, словно вымаливала прощение.

В отличие от брата и отца, Олвия хоть немного напоминала человека с сердцем. Однако его наличие не означало смелость. Она послушно выполняла приказы У-Дрисана, не отказываясь сделать другому больно. Но и его можно было понять. Не понимала Адайн только собственного отца, который освободил ее из одной клетки и сразу посадил в другую.

Сидящий на втором ряду Дерит громко фыркнул. Олвия смутилась еще сильнее:

– Может быть, погуляем после обеда? – выдавила она. – Я была бы так рада!

– Да, я тоже буду рада.

Адайн улыбнулась. Притворяйся, словно от этого зависит жизнь, и лги, как в последний раз. Так учила Канава.

Просияв, Олвия отвернулась к окну. Ветер растрепал темные волосы, передние пряди выбились из косы, но и это не умерило строгости, которая читалась в ее внешности. Несмотря на улыбки, на ум приходило всего одно сравнение – с надзирателем.

– Не стоит, – заметил Дерит. – Вам лучше остаться. Отец и кир Я-Эльмон хотят обсудить, – он обернулся и, помявшись, закончил: – сами знаете что.

Адайн передернуло. Да, она знала. Уже весь Лиц знал.

Отец пришел на пятый день, и Адайн со слезами и криками – со всем, что могла сыграть, взмолилась о свободе. Его условие было простым: она откажется от магии и взглядов Детей Аша и выйдет за Дерита У-Крейна. Адайн согласилась не раздумывая. Ни отец, ни муж не станут для нее преградой – надо только выбраться из Черного дома, ведь от ее свободы зависят остальные. Так она думала по началу, но у отца оказались сильные козыри, и одна тюрьма просто сменилась другой.

***

Род У жил в резиденции размером с целую улицу Канавы – на территории уместилось бы с десяток хороших, крепких домов, но эта роскошь принадлежала всего трем людям. Все здесь было как с картинки: дом – что дворец, парк – достойный королей.

Олвия взяла Адайн под руку. Хотелось брезгливо отодвинуться, закричать, толкнуть. Улыбаясь, девушки вошли в малую столовую вслед за Деритом. Слуги в зеленой форме поприветствовали поклонами.

Стол накрыли на пятерых – только для своих, как говорил Крейн У-Дрисан. Солнечный свет и окна в сад, еще зеленевший и благоухающий, создавали иллюзию лета: точно не наступила осень, в которой было место для одних лишь для поражений.

Вошедшие сели за стол. Его убранство тоже не казалось настоящим и отдавало нарисованной картинкой: посуда и приборы – в строгой параллели друг с другом, цветы – со стеблями одинаковой длины, с одинаковым количеством листьев. Отчаянно хотелось сделать что-нибудь от той девчонки из Канавы, и Адайн вытерла руки о край льняной скатерти.

– Надеюсь, с отцом все в порядке. – Олвия обеспокоенно посмотрела на пустующий стул во главе стола. – И с киром Я-Эльмоном.

– Еще бы, – буркнув, Адайн сразу поправилась: – Великий Яр не оставит их. – Она сжала кончики пальцев и дотронулась до лба. Кайса стояла в стороне, но Адайн услышала ее тяжелый вздох.

Ни Дерит, ни Олвия не верили гостье и, точно сторожевые псы, следили, чтобы она вела себя, как требовал ее «дядя». Адайн не знала этого, но предполагала: они ежедневно сообщали отцу о ее словах, жестах, взглядах – и он все ждал, когда она покажет свое настоящее лицо или всем сердцем примет заветы Яра.

Дерит хоть и обладал скверным характером, но обдурить его не стоило труда. Он верил улыбкам Адайн, он купился на них и сам, когда не видели другие, расплывался в ответной улыбке. Олвия же, кажущаяся такой правильной, до зубного скрежета, оказалась лучшим тюремщиком. Она владела магией крови и слышала сердечные ритмы – слов и улыбок, чтобы убедить ее в своей честности, уже было недостаточно. Легким движением руки Олвия могла замедлить или ускорить сердцебиение, она превращала Адайн в безвольную куклу, идущую следом. Для всего Лица они были компаньонками, и только две семьи знали правду.

Адайн крепко сжала вилку и с силой воткнула ее в нежнейшее филе на тарелке. После Черного дома привычный аппетит исчез, перемена блюд уже не вызывала ни желания, ни интереса – вплоть до тошноты.

– Не стоит. – Кайса была непоколебима. – Ты должны быть сильной. Поешь.

Должна, да. И спину держать прямо тоже должна. Только по-настоящему сильным оказался не тот, кто не хотел сгибаться, а тот, в чьих руках плеть.

– Наверное, мы все-таки можем погулять вечером. Хотите, уйдем с приема? – Дерит улыбнулся – улыбка у него была красивая, но она тоже отдавала чем-то механическим, искусственным, как все в этом доме.

– Нет, – Адайн покачала головой. – Дядя и кир У-Дрисан хотят видеть нас вечером. Сегодня важный для всей Кирии день. Мы должны остаться.

– Да, важный, такого короля возвели на трон, – буркнул Дерит.

Кайса, шагнув ближе, уверенно заявила:

– Он видел тебя, он придет.

Адайн потянулась к бокалу с водой. Может быть, Кай и придет. Но если план провалится, чего попытка будет стоить на этот раз? Какой боли и каких обещаний? Она боялась: новой боли, собственной беспомощности. Снова проиграть – тоже, ничего не сделать – не меньше.

– Ты сдалась? Где твоя сила, где гордость? Ты забыла, кто ты? – яростно спросила Кайса и, тряхнув светлыми волосами, снова стала собой: той спокойной, уверенной женщиной, в которой всегда ощущалась непоколебимая сила. Адайн, пристыженная, уставилась в тарелку, продолжая ковырять вилкой мясо и овощи.

Отец и Крейн У-Дрисан вернулись, когда слуги подавали яблочный пирог с мороженым на десерт. Олвия сразу скрестила пальцы на руках и плавно повела в сторону. Адайн почувствовала, как пульс замедляется, разом на душе сделалось спокойно, и все резкие слова и злые взгляды остались где-то позади, у кого-то другого.

Глава 3. Стоит любых обещаний

Кай проспал весь день и ночь. Это время далось тяжело: ждать сил не было, хотелось разбудить его, спросить, узнать, рассказать – выстроить новый план, помочь Рейну. Но Эль видела свежие рубцы и ожоги на теле Кая и не смела будить его: неизвестно, что ему пришлось пережить в Черном доме и какой ценой он сбежал. Он заслужил немного отдыха.

Эль слонялась по коридорам «Трех желудей», пытаясь привести мысли в порядок. Она уже знала, как на нее посмотрит Кай, каким сомнением будут сквозить его слова, когда он поймет, где они и чьей помощью она заручилась.

– Ой, началось, – буркнул Леми, ходя за Эль по пятам.

И не заканчивалось, скорее! Прошло всего семнадцать дней, но это было самое сумбурное время в ее жизни.

Я-Эльмон объявил на весь город: его дочь пропала – он не сказал этого прямо, но дал понять, что за пропажей, которое, скорее, похищение, стоят Дети Аша. Он все продумал: теперь любое действие Эль можно было назвать их пагубным влиянием, их кознями.

А действия были, хоть и неудачные пока. Главным приобретением стал новый союзник. От Кая Эль слышала однажды: заключить сделку можно с любым – только знай, что предложить взамен. Она была готова платить: чтобы лишить отца влияния и показать его истинное лицо, чтобы спасти Рейна и друзей.

К полудню Эль решилась снова проведать Кая, оставленного в одной из жилых комнат «Трех желудей». Он уже не спал, хотя выйти не захотел и просто сидел на кровати, откинув одеяло: ждал, когда придут к нему, или еще не оправился? Однако выглядел Кай хорошо: на лицо вернулась краска, посветлели круги под глазами, менее резкими казались черты. Если не видеть отметин на плечах, груди, животе – Кай был раздет по пояс, и они так явственно, будто клеймо на лице, бросались в глаза.

Он молчал. Эль молчала тоже, подбирая слова, которые нужно сказать. Они не вязались: стоило увидеть Кая, знакомого по той, домашней жизни, и Эль снова превратилась в прежнюю забитую девчонку.

– Ой ли? – Леми лукаво улыбнулся. – Люди меняются или просто становятся собой?

Она начала:

– Извини, что ты оказался здесь так. Это Дейн и Дун, они, – сделав паузу, девушка признала: – тупые. Я просила, чтобы они провели тебя, а они… – Эль развела руками и села в кресло.

– Не надо! – Леми закатил глаза. – Пусть скажет спасибо, что вообще оказался здесь. Не опускай головы ни перед кем.

– Это люди Дара Крейна, – закончила Эль.

Кай не выглядел удивленным: скрывал чувства или ему было все равно?

– Да, я догадался, – сухо ответил он. – Мы же в «Трех желудях», которые я ему продал, черт возьми. Не ходи кругами вокруг да около. Я не Рейн, меня не надо беречь. Что ты здесь делаешь?

– Я расскажу. После того как ты написал, мы с Адайн пошли в кабинет отца. Там мы нашли записку от Вира, и она побежала предупредить тебя. – Лицо Кая побелело и вытянулось, точно от боли. – Когда отец вернулся, вместе с ним были два практика. Я смогла сбежать, пошла в «Три желудя», но мне сказали, что их продали.

При воспоминаниях Эль передернула плечами. Тогда она верила, что со всем справится. Рассчитывала укрыться в Канаве, но без денег и знакомых сделать это было невозможно – не рискую. Побродив по улицам, она снова вернулась к «Трем желудям» и решила ждать: может быть, Адайн или Каю удалось остаться на свободе, и где-то еще Ката, и те четверо из Крысиного совета…

Она так и сидела под стенами, грязная, продрогшая, в рваной юбке, пока к ней не подошел Дар Крейн. Он узнал ее. Он вообще все знал. Знания были его оружием, их он превращал в кирины и умел находить выгоду во всем – даже в преследуемой девчонке.

Однако рассказать Каю Эль решила иначе:

– Я стала ждать, вдруг появится кто-нибудь из Крысиного совета, но не было никого. Я подумала: ты бы не продал «Три желудя» знати – да и не купили бы они их. – Кай с недовольным лицом скрестил руки, но промолчал. – Это кто-то из Канавы, значит, он может знать, где другие. Покупателем оказался Дар Крейн, и он согласился помочь мне.

Иногда Эль казалось, что Дар – демон в человеческом обличье. Он не заставлял людей, нет, но он умел делать так, что они сами предлагали то, что ему нужно. Вот и единственную цену, которая его устраивала, Эль назвала сама. Они заключили сделку, и как бы своей части уговора ни хотелось избежать, признать стоило: Дар умен, и на него можно положиться.

Эль ждала хоть какой-то реакции от Кая, но он только смотрел выжидающе, и девушка скомкано закончила:

– Мы попытались забрать Рейна из больницы, но не успели. – Она посмотрела на Леми, и демон подобрался поближе, точно их тоже могли разлучить. – Вчера – это все Дар. Он думал, что, если начнется хаос, внимание к королю ослабнет, но не вышло, Рейна увели слишком быстро, мы опять не успели. Зато я заметила тебя, и теперь ты здесь.

– А мы неплохо тебя воспитали, – голос Кая стал одобрительным ровно на одну фразу, и после нее тон стал холоднее и жестче: – Но скажи мне, каким местом ты получила поддержку Крейна? Я его знаю. Если такие и помогают за «спасибо», то произносить его приходится на коленях.

Эль вздернула подбородок и столь же холодно спросила:

– А как ты выбрался из Черного дома?

Они уставились друг на друга – повисло тягостное молчание. Постепенно из взглядов исчезли злость и лед, Эль и Кай одинаково улыбнулись: самыми уголками губ, но с поминанием. Оба сделали или пообещали что-то, что делать и обещать не стоило. На что пришлось пойти Каю, Эль хотела не знать еще сильнее, чем забыть про свои условия.

– Что мы будем делать дальше? – спросила она и, встав, поправила темно-синие шторы. День выдался яркий, солнце слепило.

Кай говорил уверенно, будто давно заготовил ответ:

– Я собираю Крысиный совет. Всех, кто еще остался. Мне надо найти Коли, Ксолью и Антонию. Киро поймали, когда он устроил пожар в Черном доме. Где Ката, я не знаю, но, уверен, Вир и до нее добрался. Мы соберемся и пойдем за Рейном и Адайн. Я еще не знаю как, но я придумаю. А потом мы выпустим советникам кишки.

Кай улыбнулся счастливо и с надеждой – такую улыбку у него, пожалуй, Эль видела впервые. Его уверенность вдохновляла, и она улыбнулась следом. Полных смятения семнадцати дней будто не было: они снова собрались в «Трех желудях», и сейчас, конечно, зайдет Рейн, забежит Адайн, осторожно заглянет Ката…

Распахнулась дверь. С легкой улыбкой на лице Дар прошел в центр комнаты:

– Крысеныш, я же просил тебя не попадаться. Неужели так хотелось сменить этот дом на другой?

Он постоял несколько секунд, точно ждал эффекта от своих слов, и сел во второе кресло. Эль сразу выпрямилась и сдвинулась на край. Дар даже не посмотрел на нее, но ей все равно стало неловко в его присутствии.

Рукава рубашки были закатаны, и светлая ткань резко контрастировала с его темными татуировками. Как всегда, он был гладко выбрит, а весь его облик так и дышал энергичностью и силой, хотя Эль подслушала, что ночь у него была не из легких – он столкнулся с другой бандой из Канавы.

– Не переживай, торгаш, я скоро уйду. У крыс бывает несколько нор, знаешь ли.

Дар и Кай смотрели друг на друга, как два дуэлянта. Леми посмотрел на Эль таким же взглядом, и она, старательно вкладывая в тон строгость, сказала:

– Вам нечего делить, и никому никуда уходить не надо. Мы все заодно!

– Да что ты говоришь! – Кай натянуто рассмеялся.

– Это что, я слышу приказ в твоем голосе? Разве тебе решать, кому здесь оставаться? – Дар смотрел на Эль и, казалось, насмехался над ней.

– Думаешь, мне нужна чья-то помощь? – продолжал Кай. – Вы дважды облажались!

Эль едва сдержала вздох. Разговор уже отдавал балаганом, и как примирить этих мужчин, начавших вести себя друг перед другом, точно несносные мальчишки, она не знала.

Леми требовательно посмотрел на нее. Вспомнив, что Рейн рассказывал о приемах практиков, Эль заговорила тише, чтобы заставить прислушиваться к своему голосу:

– Речь идет не о дележке добыче, оставьте это. Кай, мы должны помочь Рейну, и даже если до этого мы не преуспели, действовать стоит всем вместе. А ты, – Эль ткнула пальцем в грудь Дара, и сама не поверила, что так сделала, – обещал помочь мне. Если я тебе нужна, сдержи свое обещание и не гони Кая.

Дар повернулся к девушке и приблизился к ней настолько, что между их лицами осталось сантиметра два, не больше. Только так она увидела, что глаза у него не зеленые, как казалось прежде, а болотного оттенка.

– Конечно, ты нужна мне, милая моя. Я сдержу свое обещание, не бойся.

Кай, оторопев, уставился на них. Дар рассмеялся:

– Что же ты не рассказала о своем требовании? – Он взял Эль за подбородок и повернул ее лицо к себе, и хоть прикосновение было мягким, в его наигранности сомнений не оставалось. – Как пришла ко мне, подняла свой красивый подбородок повыше и крикнула: «Женись на мне!»

Даже Леми стушевался и уставился в пол. Эль, отстранившись, посмотрела на Кая:

– Да, это моя часть сделки. И что?

Крейн жил сделками и искренне верил, что на все найдется своя цена. Вот и Эль оставалось только предложить подходящую меру.

О том, что Дар – внебрачный сын Крейна У-Дрисана, в Лице шептались уже не первый год. Об их семейных тайнах придумывали все новые, более грязные истории, а о том, сколько палок в колеса торговой гильдии вставляет делец из Канавы, даже придумывать не приходилось. Конечно, Дар не говорил этого, но Эль предположила: если в слухах есть хоть одна десятая правды, то каждый поступок Крейна можно принять не за рвение наверх, а за желание доказать отцу, что он не хуже.

В этом плане месте Эль могла стать ступенькой. Мать Дара была с Ири – традиции западного острова отличались, по ним мужчина переходил в род женщины. Когда Дар станет Я, положением он сравняется с отцом. Препятствие было одно: Нол Я-Эльмон – но и на него они, казалось, нашли управу. Каждый мог выполнить свою часть сделки.

– А как же Рейн? – спросил Кай.

– Избавьте меня от этого. – Дар закатил глаза и, встав, направился к выходу. Он обернулся на пороге: – Идите куда хотите или оставайтесь здесь. Я все равно тебя найду, и ты сделаешь, что обещала. – Угрозой это не было – только фактом, и в нем Эль не сомневалась.

Когда Дар закрыл дверь, она сказала:

– Я знаю, что твой брат стоит любых обещаний. Я хочу видеть его живым и свободным, и я буду стараться как могу.

Кай кивнул – то ли соглашался с Эль, то ли думал о чем-то своем.

– Мне нравится, что ты готова на все. Это по-нашему. Но если ты думаешь, что я стану просить Крейна о помощи, ты ошибаешься. Я справлюсь сам.

– Также, как справился первый раз? – От этих слов Кая передернуло, но Эль знала, какой эффект они произведут на него, и замолкать не собиралась: – От помощи не отказываются, особенно, если за нее платит другой. Рейн стоит меньше твоей гордости?

Кай замер, точно статуя, и принял такой же холодный вид – длилось это всего несколько секунд, он рассмеялся, хоть и не слишком весело:

– Ты заслуживаешь места в Крысином совете. Я ухожу, но я буду тебя ждать. – Поднявшись, он схватил с табурета рубашку – ее постирали, однако бурые пятна въелись слишком сильно и теперь темнели несуразными разводами.

– Куда ты пойдешь? Останься здесь!

– Нет уж. Ты же слышала: у меня достаточно нор. Я не пропаду. Жди записку с местом и временем сбора.

***

– Не люблю мосты, – буркнул Дар, когда они переходили через канал, отделяющий Тару от Тома, делового района города.

Эль только что залюбовалась изящным черно-белым узором по обе стороны ограды, и слова Крейна казались скорее иронией, чем правдой.

Мужчина решил сопровождать Эль до места, где укрылся Кай – конечно, заботы в этом не было: он хотел присутствовать, чтобы оценить затраты и соизмерить с условиями сделки. Пока они шли по Лицу, то один, то другой пытался начать разговор, однако диалог не складывался – лучше бы они поехали в паромобиле или карете, и стук колес заглушал голоса, думала Эль.

– Почему не любишь?

Дар то отмахивался от ее вопросов, то не в меру откровенничал – там, где хорошим ответам было не место. Он словно специально выставлял правду напоказ, говоря: «На, смотри какой я».

Иногда Эль представляла, что они с Даром соперники, которые обходят арену по краю и пристально наблюдают друг за другом. Она пыталась разглядеть предел допустимого для себя, а он – на что способна беглянка, когда девчонка из Ре-Эста испугается и дрогнет.

– В детстве столкнули с моста. Надеялись, утону.

– Кто это был?

Дар прищурился – он всегда так делал, готовясь преподнести грязную правду.

– Один из мужиков матери. Не помню который. В шесть я был жутким плаксой, и он сказал, что мой плач действует ему на нервы, у него не встает. Он пообещал, что отведет меня за булочками, и столкнул на ближайшем мосту. Но я выплыл, а когда вернулся домой, мы с тем мужиком заключили мою первую сделку: молчание в обмен на жизнь.

Эль захотелось дотронуться до плеча Дара, сказать что-то ласковое, но она постеснялась. Это ему было не нужно, он бы не поверил. Та сделка оказалась решающей, мальчик усвоил урок: хочешь что-то получить – дай что-то взамен.

Они свернули на липовую аллею. Здесь вовсю властвовала осень: желтизна тронула листья, воздух наполнился терпким ароматом увядающей зелени. Шум паромобилей и голоса прохожих остались позади, было так спокойно и тихо, что хотелось, чтобы аллея не кончалась вовсе.

– А твоя мама… – Эль замолчала, тут же пожалев, что начала. Вопросы об этой женщине казались слишком личными и грязными – права спрашивать или знать у нее не было.

– Она была шлюхой, если ты про это.

Эль, смутившись, опустила взгляд на вымощенную бурым камнем дорожку.

– Обычная история. Влюбилась в ублюдка, который обрюхатил ее и бросил. Родители выгнали из дома. Родила, попыталась найти работу. Вообще-то, у нее было образование, и она хотела устроиться домашней учительницей, но в приличные семьи из-за ребенка ее не брали, а в Канаве учатся другому.

– Мое детство тоже было нелегким. – И снова Эль пожалела о сказанном: они отдавали соперничеством, а не желанием разделить тяжесть.

Липовая аллея кончилась, впереди опять показались улицы Тома: всех оттенков серого, шумные, суетливые, пропахшие машинным маслом.

– Надо же! – Дар фыркнул. – Это должно меня утешить?

– Нет! Я только хотела поделиться, чтобы… – Словами эмоции так и не стали, и дальше путь проходил в молчании.

Ветер крепчал. Серое небо, под стать мрачным улицам Тома, плевалось крупными каплями, но никак не могло разразиться дождем.

Дар, искоса посмотрев на Эль, спросил:

– У тебя ведь нет ничего, да? Я дам денег, купи что-нибудь. Холодает.

Девушка начала краснеть. Рядом с ним она выглядела беднячкой. Дар носил черное пальто, которое придавало его образу строгости – он походил и на преисполненного достоинства аристократа, и на хитрого дельца одновременно. Эль же носила одежду с чужого плеча, весьма скромную и мрачную – так одевались уставшие от жизни старые девы. Денег у нее не было, а ничего другого в «Трех желудях» ей предложить не смогли – и не должны были, поэтому просить она не хотела.

– Не переживай, ему просто стыдно ходить рядом с тобой, – хихикнул Леми, стараясь отогнать ее размышления о том, что потребует Дар, если она согласится.

– Спасибо, не стоит, – откликнулась Эль. – Я сама справлюсь.

Дар вздохнул:

– У меня есть определенные вкусы, и женщины в лохмотьях в этот список не входят. Будь добра, соответствуй условиям нашей сделки. Мне нужна девушка из великого рода, а не престарелая служанка.

Эль вспыхнула:

– Тогда я тоже хочу уточнить свои условия!

– Давай, – голос Дара был преисполнен равнодушия.

– Я предоставлю список в письменном виде.

– Денег на бумагу и чернила дать?

Эль прожигающим взглядом уставилась на Дара. Он только хохотнул и ускорил шаг.

До нового жилища Кая оставалось рукой подать. Он выбрал старую башню на границе Тома и Сины – района, где жили большинство лицийцев: чище и безопаснее Тары, но беднее и проще Ре-Эста. Башня стояла в той части Сины, которая предназначалась под снос, однако руки правительства не дошли до нее: заброшенные дома стояли годами, ветшали, а в народе рождались слухи про духов и призраков.

Прежде башня принадлежала церковному ордену, и первые два этажа занимали кельи. Одну из них Кай переоборудовал под свой кабинет, еще одну занял «арсенал» – Эль заглянула краем глаза и поняла, что называть так комнату стоит с натяжкой. Дальше ходу не было – на третьем этаже пол прогнил, а лестница держалась «на соплях», как сказал Киро.

Выяснилось, что за поджог поймали не его, он остался на свободе. На случай опасности у Крысиного совета был разработан план, поэтому Киро, Коли, Ксолья и Антония оставили Канаву и переселились сюда. Их стараниями башня приобрела подобие жилища, хотя победить темную плесень на стенах и стойкий запах сырости они не смогли.

Всемером они собрались в кабинете Кая и тесно расселись на старых колченогих стульях. Стол ему заменяла лежащая на кирпичах дверь. По сравнению со встречами в «Трех желудях» с их дорогой мебелью, официантами, удобствами это собрание казалась пародией.

Хотя Крысиный совет остался прежним. Кай уже был гладко выбрит и даже раздобыл жилет в коричневую клетку и светлую рубашку из тонкой, явно дорогой ткани – совсем как те, которые он носил прежде. Коли и Антония сидели такие спокойные, что хватило одного взгляда на них, чтобы унять волнение. Киро и Ксолья одинаково озирались и ерзали на стульях, но это были не нервные движения – шебутные, скорее, им не сиделось на месте.

Дара все встретили одинаковыми враждебными взглядами. Он только улыбнулся в ответ, словно все это было для него игрой.

– Вот так пополнение, – процедил Киро, щелкая пальцами – искра огня пробежала по его руке и тут же исчезла.

– А это парнишка, который дружит с огнем? Наслышан, наслышан.

Антония чинно проговорила:

– Никто здесь не нуждается в представлении, и собрались мы для другого. Раз уж ваш «профессор» выбрал другую сторону, давайте разберемся. – Она откинула за плечо длинную, медного цвета косу, и этот жест показался до того величественным, что на ум пришла ассоциация с королевой, которая призывает своих советников к порядку.

Ксолья достала из нагрудного кармана на рубашке письмо и протянула Каю:

– Мы уже рассказали все, но вот, возьми, может быть, ты увидишь что-то еще.

– А это?.. – уточнила Эль.

Рьерданка пояснила:

– От Каты пришло письмо. Оно было написано кем-то другим, но с ее подписью. Она предупредила нас про Вира, и мы, – девушка указала рукой на подругу и братьев, – сразу ушли и спрятались здесь.

– Вир не знает об этой башне, тут мы в безопасности – хотя бы пока. – Кай потер виски и устало вздохнул. – Ладно. Думаю, Ката тоже попала в Черный дом, иначе бы она уже объявилась. Ксолья, Антония, узнайте это.

Девушки переглянулись. Антония не сдержала сомнений:

– Кай, ты же понимаешь, что мы давно могли это сделать? Я не хочу в Черный дом – мне достаточно твоего примера. Мы здесь не для лишнего риска, надо сразу браться за то, что мы собирались сделать.

Кай скрестил руки:

– Это жизни Адайн и Каты ты называешь лишним риском?

– В данном случае – да. Ты обещал, что мы будем бороться против порядка, что у тебя есть силы на это. Или они заключаются в двух людях? Мы должна сразу переходить к главному, а их спасение будет следствием.

– Подождите, давайте сначала узнаем все! – Ксолья решительно тряхнула темными волосами, от влажности закрутившимися в мелкие кудряшки. – Я готова проверить камеры Черного дома, а там посмотрим..

Дар наигранно рассмеялся:

– Как вы собрались действовать, если у вас ни знаний, ни слаженной работы?

Эль знала этот тон: настоящей насмешки в нем не был, так делец подводил к тому, чтобы заключить новую сделку – он явно что-то знал и ждал верного вопроса. Доставлять ему такое удовольствие не хотелось, но Адайн и Ката были важнее склок.

– Ты что-то знаешь?

– Конечно.

– Говори, торгаш! – потребовал Кай.

– Я обещал помочь с Рейном. Про другие ваши дела речи не было.

Эль потупила взгляд. Это было правдой: не потому что она не думала об остальных – она не знала, что еще предложить в обмен на помощь. Дар высчитал количество киринов и время, которое он готов потратить за букву ее рода – все это Эль решила бросить на Рейна, потому что его положение казалось отчаяннее, а привязанность к нему была глубже.

– Все верно, – процедила она, смотря на Кая и принимая его тяжелый, хлесткий взгляд. – Я предложила, что смогла, и про Адайн и Кату речи не шло. Думаю, если Дар что-то знает, вместе мы подберем цену и выкупим информацию.

– Про человечность и взаимопомощь говорить не надо – сделки важнее! – громче, чем стоило ожидать, воскликнула Ксолья.

Антония подняла руку, давая подруге знак, чтобы та помолчала, но девушка смерила сердитым взглядом и ее, и Дара с Каем, не забыв и про Эль.

– Обсудим это наедине, Крейн, – процедил Кай. – Выкладывай. Я найду что тебе предложить.

Его взгляд переменился – изменений Эль не могла описать, они, скорее, были на уровне ощущений: она знала, что рисуй кто Кая сейчас, его портрет вышел бы яростным и печальным одновременно.

– Тен, – Дар с издевательской улыбкой протянул руку – такой издевательской, что хотелось вцепиться в него и расцарапать лицо. Этому слову – подтверждению сделки в торговой гильдии – он вряд ли придавал настоящее значение, оно казалось способом окончательно показать свое превосходство.

– Тен. – Каю пришлось перегнуться через стол, чтобы пожать руку в ответ. Теперь на его лице осталась одна лишь ярость, и, сев, он крепко сжал кулаки.

– Что тебе известно, Крейн? – В ярости Киро не уступал Каю, искра уже не исчезала, бегая меж его пальцев, точно прирученная, но оставляя на коже красноватые следы.

Дар положил ногу на ногу, откинулся на спинку стула и начал с долей ленцы:

– Ваша Адайн живет в доме Крейна У-Дрисана, – имя главы торговой гильдии он произнес так, словно выплевывал его. – На прошлой неделе было объявлено о ее помолвке с Деритом У-Крейном. Кроме того, ее считают компаньонкой Олвии, дочери У-Дрисана, они всюду ходят вместе, но правда в том, что Олвия – маг крови, она способна держать Адайн под контролем. – Что-то едва похожее на смущение мелькнуло в его голосе, он как будто решил оправдаться: – Да, я слежу за их семьей. Так надо. Пожалуй, у меня даже есть подробный план дома У-Дрисана, и я готов отдать его безвозмездно. Мне нравится идея забрать что-то из-под носа их семейки.

– У-Дрисан что, правда твой отец? – спросил Киро.

– Да, – скупо откликнулся Дар и поправил галстук.

Возникла пауза. Кай, настукивая пальцами по столу мелодию, смотрел в сторону. Несколько раз его губы шевельнулись, словно он вел диалог с самим собой или с демоном.

– Хорошо, первым делом мы заберем Адайн, – начал он. Киро тут же вставил:

– Я помогу! – Кай плотно сжал губы, даже не скрывая неприязни. – Хочешь ты этого или нет, – в голосе Киро послышалась угроза.

– Ну а что ты раньше не пошел за ней?

– Я не знал, – Киро явно смутился. Он щелкнул пальцами раз. – У нас было только предупреждение от Каты, мы надеялись, вы где-то укрылись. – Щелкнул другой – снова показалась искра. – Я не знал! – повторил ириец зазвеневшим от вины голосом.

Леми требовательно посмотрел на Эль, затем закатил глаза и цокнул языком.

– Вы оба не знали! – воскликнула она, по очереди посмотрев на Кая и Киро. – Теперь мы знаем и можем что-то сделать. Результат важнее всего, верно? – Она повернулась к Дару: – Ты знаешь еще что-нибудь? Пожалуйста, скажи!

– Ваш Вир – двоюродный брат Ригарда В-Бреймона. Его отец сбежал из Лица, когда проиграл все деньги и увяз в долгах. Сейчас Вир живет в доме В-Бреймона.

Возникла пауза – на плечи она ложилась грузом, собравшиеся мрачно переглядывались, и Эль была готова поклясться, что у всех появилось общее чувство скованности: они противостояли слишком многим, сильнейшим в государстве.

– Хорошо, – медленно проговорил Кай. – Я разберусь.

Эль слабо улыбнулась: эти слова так отдавали мыслями Рейна. Разница между братьями оказалась меньше, чем казалась им самим: оба не умели просить помощи и были готовы взвалить на себя всю тяжесть.

– Ксолья, Антония, еще раз: мы должны найти Кату. Проверьте камеры Черного дома.

– Я тоже готов пойти, – Коли впервые подал голос. Он оживился, точно только и ждал возможности что-то сделать для других.

– Нет, – отрезал Кай. – Для тебя есть другое задание.

Коли яростно закивал. Эль было жаль его. Он так походил на брата чертами лица, фигурой, но они казались совсем разными. Киро был ярким – он сам напоминал огонь, которым управлял, Коли же, несмотря на внушительный рост, крепкое телосложение, походил на тень. Да и та появлялась, только когда в ней нуждались. Коли напомнил Эль ее саму: может быть, родители тоже считали его пустым местом? Но почему тогда Киро вырос другим? Ей хотелось поговорить с Коли – возможно, он нуждался в тех же словах, что она когда-то.

Кай продолжал:

– Найди Нелана Э-Стерм. Мы должны знать, на стороне Вира он или нет. Проследи за его домом. Если не увидишь Э-Стерма, осторожно поговори со слугами. Скажи, что тебя послали передать послание ему лично в руки или что-нибудь в этом духе.

– Я, – с еще большей решительностью начал Кай и, посмотрев на Киро, соизволил поправиться: – Мы займемся возвращением Адайн. Я даю нам на все три дня.

– А Рейн? – Эль подалась вперед, ближе к Каю.

– Мы разберёмся. Начнем с Адайн и Каты, затем подумаем о Рейне. Не переживай, я его не оставлю. Он уже слишком дорого нам обошелся, чтобы бросить его.

– Хорошо, – согласилась Эль. – Если я что-то могу сделать, скажи.

Не обратив на эти слова внимание, Кай встал:

– Пора за работу. А ты, Крейн, останься, обсудим наши договоры, – сделав паузу, он добавил: – На этой стороне.

От этого напутствия, принятого в Канаве, у Эль всегда шли мурашки. Было в нем что-то обреченное. Они ведь начинали не просто, чтобы «остаться на этой стороне живыми», а чтобы зажить настоящей жизнью. Впрочем, пока действительно важнее всего выжить и собраться вместе вновь.

Глава 4. Будто на волоске

Коридоры дома У-Дрисана были заполнены людьми: носильщики, официанты, рабочие бегали как сумасшедшие. Из комнат доносился скрип передвигаемой мебели, с кухни – ругань поваров. Служанки расставляли цветы, драили паркет, собирали последние пылинки.

Кай, незамеченный в этой толпе, вошел в дом, держа перед собой огромный букет. Через несколько поворотов его окликнули:

– А ты еще куда? Все цветы уже привезли.

Похожий на хищную птицу мужчина подошел к нему и наклонился вправо, пытаясь разглядеть скрытое цветами лицо.

– Уважаемый кир, простите, не все! – Кай низко склонил голову. – Один букет остался, позвольте отнести его. – Подняв взгляд, он робко повторил: – Позвольте отнести. Если кир Сдеран узнает, что мы не заметили…

Так звали владельца цветочной лавки, где заказали цветы к празднику. Он приехал, чтобы лично проконтролировать служащих, и не скупился на брань – конечно, простой работяга будет бояться гнева такого хозяина.

– Хорошо, иди, – благосклонно кивнув, мужчина тут же налетел на полирующую пол служанку и яро ткнул в пропущенное пятно.

«Налево», – Кай вспоминал предоставленный Даром план дома. Держа пахучий букет, он уверенно повернул, точно уже ходил по коридорам: час назад вместе со всеми носил цветы – миновал коридор и вошел в танцевальный зал.

Здесь было по-веселому оживленно – вспоминалась приятная суета “Трех желудей”. Девушки, подвязывая зеленые бархатные гардины или расставляя цветы, болтали, смеялись. Заносящие стулья и скамьи слуги подгоняли друг друга шутливым “А давай сразу по два, а?” или “Плетешься как старуха!”

– Эй, неси туда! – Заметив Кая, одна из служанок махнула рукой в сторону помоста, который две девушки украшали.

Кивнув, Кай прошел в указанном направлении. Перед сценой стояла четверка циркачей. Пока мужчина в полосатом пиджаке по-хозяйски осматривался, девушка в трико капризно спросила:

– А с каких это пор мы берем на такие вечера новичков?

Киро, одетый в жилетку на голое тело, фыркнул. “Пиджак” живо откликнулся:

– Да этот парень – сам огненный бог, ты бы видела его! Представь: ты висишь на воздушном полотне, а под тобой выдыхают огонь, и твоя жизнь будто на волоске, ух!

Киро понадобилось меньше дня, чтобы устроиться в цирковую группу, которую пригласили на праздник. Хозяин не устоял перед его магией и мигом переделал номер, желая поразить богатых гостей.

– Мы почти не репетировали! Я не буду так работать! – настаивала “трико”.

Кай не слышал ответа, но знал: Киро справится. Он останется, проследит за семьей У, а когда придет время, сожжет дом к чертям, рождая хаос, среди которого они найдут Адайн и сбегут.

Держась легко и непринужденно, Кай вышел из зала, миновал курительную комнату и направился к кухне.

– А дом-то хороший, – заметил Кирион. – Жаль его сжигать.

Кай пожал плечами. Невелика плата за спасение Адайн – тем более, платить не им.

С кухни тянуло пригоревшим мясом, ругань поваров и звон кастрюль становились все громче. Кай зашел в заставленную старой посудой каморку и оставил за собой щель. Из одного кармана он достал платок, из другого – флакон с бесцветной жидкостью и нанес на ткань несколько пахнущих сладостью капель.

Раздались шаги. Кай выглянул. Слуга пружинящей походкой шел по коридору, размахивая подносом в руке. Примерно того же возраста, схожей комплекции. Отлично.

Кай снова спрятался, а когда мелькнула тень, он выскочил из каморки и схватил парня за шею. Тот начал приседать, увлекая за собой, но Кай уже прижал к его носу пахучую ткань. Слуга цеплялся за одежду напавшего, хватался за руки, но движения слабели, и вот уже тело обмякло. Кай подхватил парня подмышки и затащил в каморку, подобрал поднос, закрыл дверь. Там он стянул с него форму, затем достал из-под своей куртки веревку и связал слугу по рукам и ногам, а в рот сунул платок.

Переодевшись в темно-зеленую ливрею, Кай выглянул. Коридор был пуст, он вышел и, зажав поднос подмышкой, направился к лестнице. Стоило подняться на несколько ступеней, скрипучий голос окликнул его:

– Ты куда? Наемным нельзя на жилой этаж! Мне что, пожаловаться киру Джизу на тебя?

Кай обернулся. Мужчина, одетый в такую же, как у него, темно-зеленую форму, хмурился и, казалось, едва сдерживал резкие слова. Кай, указывая на поднос, спокойно ответил:

– Я относил кофе кире У-Крейн, а сейчас меня послали забрать кофейник и чашку. Остальные заняты в обоих залах, кир, мне разрешили.

– Наберут же… – буркнул слуга и продолжил путь.

Кай поднялся. Из-за дверей доносились шорохи и голоса, в коридоре пахло духами, пудрой, цветами. Второй этаж был отдан под гостевые комнаты, которые заняла родня У-Дрисана, приехавшая на помолвку наследника рода. Что же, свое представление они получат.

***

В отражении Адайн видела незнакомку: эта девушка была более спокойной, более величественной – своей в доме любого вельможи. Темно-зеленое платье подчеркивало цвет глаз, корсет приподнимал грудь и столь стягивал ребра, что было тяжело дышать, но талия выглядела так, будто ладонями можно обхватить. В вырезе поблескивала серебряная цепочка с кулоном в виде птицы – единственное, что Адайн отказывалась снимать, но этого было мало, чтобы узнать себя.

Олвия расчесывала ей волосы. Было в движениях рук что-то успокаивающее, словно это старшая сестра или даже мама готовила ее на бал. Хотя о бале речи не шло – о продаже в чужую семью, что назвали помолвкой.

Все внутри разрывалось на две части. Одна упрямо цеплялась за воспоминания о бродяжке с Восьмой и кричала: беги, дура! Другая шептала о Черном доме и хотела укрыться от всего мира.

– Я слышала, – Олвия наклонилась к Адайн, – что отец хочет подарить вам с Деритом дом на юге Ре-Эста. Тот, с огромным садом. Мы проезжали мимо, и ты еще сказала, что мечтаешь о таком саде, помнишь?

Адайн рассеянно кивнула в ответ. Может, она и мечтала о доме с садом, но он не должен был находиться в Ре-Эсте или стать подарком У-Дрисана к свадьбе.

– Девочка моя, – ласково проговорила Кайса. – Ты рано сдалась.

Адайн яростно посмотрела на демона. Не сдавалась она! Она и свободу еще вернет, и покажет всем, но… Немного позже.

С первого этажа долетела музыка – оркестр заиграл, приветствуя первых гостей.

– Вы будете хорошей парой. – Отражение Олвии в зеркале искренне улыбнулось. Аристократка отложила расческу и начала забирать волосы Адайн в высокую прическу, открывающую шею. – Я так рада, что мы станем одной семьей!

Адайн перевела взгляд на кровать под балдахином. На ней лежали специальные жесткие перчатки, которые ей надевали каждую ночь, чтобы она не могла шевелить пальцами – использовать магию. Что же, в первую брачную ночь ей снова наденут их? Или она пройдет под надзором Олвии? Хорошей парой, да!

– И я рада, – откликнулась Адайн, изображая улыбку.

Олвия положила руки ей на плечи:

– Я всегда мечтала о сестре. Дерит только задирал меня, а отец все внимание уделял ему. Я благодарна Яру, что он привел тебя к нам.

Хотелось вскочить – и хоть в окно! Но Адайн слишком хорошо помнила шум в ушах, холод, головокружение – слабость, для которой Олвии было достаточно шевельнуть рукой. Нельзя показывать истинных чувств. Нельзя спорить.

У-Крейн закрепила волосы подруги заколкой с изумрудами – в тон платью.

– А ты успеешь собраться? Давай я сама закончу, – попыталась Адайн, мечтая остаться одной.

– Я уже готова, – Олвия снисходительно улыбнулась.

Ее вид совсем не соответствовал торжеству: скромный пучок на голове, простое синее платье – так могла выглядеть служанка, но не дочь богатейшего человека в городе.

«Да уйди ты!» – взмолилась Адайн, но опять изобразила улыбку на лице и посмотрелась в зеркало.

– Там – не ты. – Кайса шагнула к ней.

В дверь постучали.

– Да? – откликнулась Олвия.

– Кира У-Крейн, кира Я-Ярем, гости уже собрались. Вас ожидают.

Адайн встрепенулась. Она узнала голос, этот чертов голос – красивый, мелодичный, но в котором последние годы звенела сталь. Кай стоял на пороге, одетый в темно-зеленую форму слуг дома У, и спокойным взглядом смотрел на Олвию.

Девушка насторожилась:

– Как тебя зовут? Я не видела тебя раньше.

– Нас наняли, чтобы мы прислуживали сегодня, – Кай склонил голову. – Мы пришли с киром Джизом.

– Передай, что мы скоро спустимся.

Кивнув, Кай вышел.

– Что-то случилось? Ты так смотрела на него! – забеспокоилась Олвия.

– Он… – Адайн отвела взгляд – уметь бы еще вызывать румянец! – Симпатичный.

Олвия хихикнула:

– Ты что, на слуг засматриваешься? За минуту до помолвки?

Адайн не ответила, задумавшись о Кае. Лучше бы он не приходил! Если их заметят вместе, вернутся слабость и боль или, хуже того, плохо станет Каю. Кайса отвернулась: не поддерживала этих мыслей?

Этой слабости, стало ясно.

Олвия закончила с прической и с довольным видом осмотрела результат:

– Тебе так…

Через открытое окно донеслись крики:

– Пожар! Пожар!

Голосов становилось все больше, музыка смолкла, уступая место панике и ропоту. Адайн вскочила. Олвия преградила ей дорогу, предостерегающе поднимая руки:

– Ты не должна выходить.

– Там же пожар! Ждать опасно! – Адайн прижала ладони к груди, пытаясь изобразить испуг, но страха больше не было. Где Кай, там и Киро, и остальные. Пожар не случаен, ей нечего бояться. Семья здесь.

Олвия с сожалением ответила:

– Извини, но я должна это сделать. За нами придут. – Она начала соединять пальцы. Адайн вцепилась в ее руку:

– Нет! Это не просто пожар. – Олвия замерла. Адайн, помедлив, уверенно продолжила: – За мной пришли, я не останусь. Отойди, прошу тебя!

Олвия высоко подняла плечи, точно собралась драться, хотя во взгляде так и сквозила неуверенность. Крики внизу нарастали.

– Не надо, Адайн. Ты делаешь неправильный выбор. Ты нужна своему отцу и нам. – Аристократка встала еще ближе, а заговорила тише: – Я знаю, кто ты. Дети Аша могли наговорить разного, но они неправы. Твой отец хочет лучшего, поверь. Прошу, я не хочу держать тебя, но мне придется.

Решение было принято мгновенно – словами Олвия слишком напоминала Эль, и обе они нуждались в человеке, который покажет жизнь, не прикрытую слащавыми улыбками да шелком.

– Идем со мной. Мы защитим тебя хоть от У-Дрисана, хоть от кого, обещаю. – Адайн потянула девушку к выходу. – Ты заслуживаешь другой жизни.

Олвия качнула головой. Ладно. Каждый сделал свой выбор.

Мир оделся в золото, через воздух протянулись нити магии, и Адайн, сцепив зубы, коснулась их, точно перебирала гитарные струны. Все материалы она ощутила так четко, словно могла разобрать их по на мельчайшие частицы. От земли в комнате было немного – только старое, потерявшее всякую жизнь, дерево, из которого были сделаны пол, каркас кровати…

Тело бросило в жар. Боль мгновенно вцепилась в виски, голова, казалось, пульсирует, и с каждым ударом сердца пульсация нарастала. Померкло золото нитей, Адайн уже не находила в себе сил даже на взмах рукой.

Держа пальцы переплетенными, Олвия усмехнулась:

– Не тебе говорить, чего я заслуживаю. Свое место я знаю, и оно мне подходит.

Адайн, обессилев, села на пол. Что-то сказать… Надо. Ответить. Мысли будто пробивались сквозь стену, а слова не шли вовсе, вставая в горле комом.

– Я же сказала, ты нужна нам, а значит, ты не уйдешь от меня. Не после того, сколько я тебя терпела.

Олвия наклонилась к Адайн. От образа скромницы не осталось ничего: глаза у нее были холодными и жестокими, а улыбка – насмешливой. Она напоминала богачей, которые, проезжая мимо Канавы, бросают монетку в грязь и с упоением смотрят, как уличные мальчишки дерутся за нее до крови.

Адайн из последних сил держалась прямо, пытаясь вцепиться в эту суку, но руки, ноги будто стали из ваты и никак не хотели слушаться.

– Ты…

– Да, я. Сиди молча и жди. – Сделав шаг в сторону, Олвия добавила презрительно: – И как такая выжила в Канаве?

Распахнулась дверь. Повернуть голову Адайн не смогла – тело не слушалась, хотя все внутри кричало: это точно Кай, надо двигаться, действовать!

Олвия сжала второй кулак так крепко, что побелели костяшки пальцев. Послышалось дыхание вошедшего: громкое, прерывистое – затем стон и стук упавшего револьвера. Кай с красным лицом рухнул на колени, держась за сердце и царапая грудь ногтями.

На полу появилась вторая тень, и она подняла руки. По ковру пробежали искры, потянулись вверх, к Олвии, жадно схватились за ее юбку. Аристократка подскочила, ослабив хватку, забила по подолу руками.

– Быстрее, – доносящейся через пелену голос казался далеким, но знакомым: это был Киро. Она встала, поддерживая им. Они не успели сделать и шага, Олвия засмеялась как безумная:

– Думаешь, эти фокусы напугают меня? Ну же, не бойся использовать силу. – Не закончив предложение, она рукой рассекла воздух по косой. Лицо Киро побелело, хотя пальцев он не разжал. Пламя взметнулось хлыстом и потянулось к девушке, зажимая ее в огненный круг.

Смех резко оборвался. Олвия переплела ладони, и тело бросило в жар, а мир закружился. Стало так легко-легко, Адайн съехала на пол. Она еще пыталась дотянуться до нитей, но они ускользали, темнели, темнел и мир, остались только тени да бешено мечущие черно-красные точки перед глазами.

Метнулась одна из теней – Адайн уперлась руками в пол и подняла голову, пытаясь сфокусировать взгляд. Кай схватил со стола заколку, прыгнул на Оливию и вонзил шпильку ей в глаз. Истошный крик прорвался сквозь навалившуюся тьму, разбивая ее и позволяя сердцу вернуть привычный ритм.

Кай помог Адайн встать. Она посмотрела ему в глаза – его лицо напоминало ледяную маску, которую она так хорошо знала по последним годам, но взгляд был другим, непривычно заботливым и ясным, как из не забытого прошлого.

– Сожги эту стерву к чертям вместе с домом! – Кай подобрал револьвер, но пристрелить Олвию не решился: то ли боялся шума, то ли не хотел марать руки.

Повторять Киро не было нужды: он прижал кулак к основанию ладони, и на полу заплясали искры, разгораясь все сильнее. Маг выбежал в коридор, касаясь руками стен; на них остались огненные полосы, пламя мигом взялось за обои, потянулось к коврам и шторам, наполняя дом жаром и дымом.

Прежде чем забраться на подоконник, Адайн глянула в зеркало: лицо бледное, волосы растрепались, платье сбилось и приоткрыло одно плечо. Она снова видела себя: отчаянную бродяжку с Восьмой – это и было правдой.

Адайн зацепилась за подоконник, разжала пальцы и спрыгнула на землю вслед за Каем. Они перебрались через ограду, сели в паромобиль с Коли на месте водителя и понеслись прочь из Ре-Эста, оставляя позади полыхающий дом и недавний страх.

Глава 5. Их жизнь, их борьба

На самом деле, это было хорошее время. Если не задумываться о том, что с Неланом, Адайн, Каем, Рейном, Эль, Ката чувствовала что-то, похожее на покой.

Ее привели в камеру в Черном доме на минус первом этаже. Это была небольшая комнатушка два на два, но чистая и тихая, с узкой кроватью и собственным умывальником. К ней заходили всего три раза в день: с завтраком, обедом и ужином – и в этом-то и заключался покой.

Ката выпрямилась на кровати, отложила книгу. Она потеряла счет времени – вроде бы прошло недели две, может, немного больше или меньше. Зато, когда должны были принести еду, она научилась угадывать безошибочно. Как раз приближалось время ужина.

Девушка смяла уголок странички и распрямила, снова согнула, снова поправила. Порой ей становилось стыдно, что она называла свое заточение «хорошим временем». Друзья где-то там, угодили в ловушку Вира, и едва ли их ждала судьба, как у нее.

О Кате явно заботились. После того как она оказалась в камере, ни один практик не тронул ее. На следующий день ей даже бросили несколько книг – два сборника кирийских сказок. О том, что она до сих пор любит читать сказки, знал только Вир.

Внутренний хронометр не подвел: дверь открылась, показался светловолосый инквизитор – по вечерам всегда приходил он. Это был совсем молодой парень, который чем-то напоминал Кая до того, как он угодил в руки палачей.

Инквизитор в черном молча вошел в камеру и поставил на кровать поднос со скромным ужином: овощной похлебкой и ломтем серого хлеба. Его взгляд всегда был печальным, а движения – скованными, и этим он разительно отличался от других. Кате хотелось разгадать, что с ним, и это любопытство иногда подталкивало ее заговорить. Она улыбнулась:

– Как там, на улице?

– Холодает, – буркнул инквизитор.

– Может быть, я хоть зиму увижу… – вздыхая, Ката следила за его реакцией. Он застыл, уставившись в ответ так, точно видел перед собой безобразного монстра.

– Ты же из Детей Аша! – голос так и сквозил презрением.

«Не выпустят», – поняла Ката. Об Инквизиции она знала немногое, но достаточно, чтобы понимать: если кому-то нужно, пленника продержат месяцами, годами, пока тот не сойдет с ума или не наложит на себя руки. Даже если это стараниями Вира о ней заботились, ее свобода не входила в его планы.

– Это значит, я не могу мечтать о зиме? Но кто сказал, что я из Детей Аша? – Ката печально улыбнулась и посмотрела на оставшуюся приоткрытой дверь, затем на инквизитора, снова на дверь. Бессмысленно. Он сильнее. Он догонит, он дотронется.

– Все говорят, что они не из них. Лучше помолчи. – В тоне не было ни капли уверенности, он, скорее, напоминал ребенка, которого родители научили отвечать как надо, а он и повторяет.

Ката улыбнулась, выражая «Спасибо» за принесенный ужин, и поставила поднос себе на колени. Шагнув к двери, инквизитор замер как вкопанный, затем вскрикнул, затряс ногой. В него вцепилась крыса, и пока он пытался стряхнуть ее, вторая прыгнула ему на колени, шустро добралась до живота, груди и бросилась в лицо.

Юноша закричал, нелепо взмахивая руками. Ката вскочила и плеснула похлебкой на пол. Он сделал шаг в сторону, заскользил по полу, рухнул. Вдохнув поглубже, девушка схватила инквизитора за волосы – они оказались совсем мягкими и шелковистыми, как у ребенка, и это прикосновение не вызвало неприязни, – и стукнула головой об пол. Парень затих, крысы слезли с него. Его губы были разорваны в кровь, щеки покрывали мелкие укусы.

Животные разошлись по разным углам и одинаковыми движениями поджали лапы. Они росли одновременно: шерсть укорачивалась, пока не исчезла вовсе, на голове же она, наоборот, стала длиннее, вытянулись лапы – все это заняло секунду, и момент, когда крысы превратились в девушек, казался расплывчатым. Ксолья и Антония выпрямились: одеты они были в простые тонкие рубахи до колен и только – Ката знала, что магия меняла минимум вещей, буквально, то, что неощутимо на теле.

– Лаар Семиликий! – выдохнула она.

Ксолья ободряюще улыбнулась:

– Мы не могли не прийти. Ты в порядке?

Антония наклонилась к инквизитору и, вытянув у него из кармана ключи, скомандовала:

– Нет времени, уходим!

– Нужно найти… – Ката замешкалась, не сумев признаться, что Нелан стал ей важен и она не может оставить его.

Ксолья разгадала ее мысли:

– Да, мы знаем, где он, и мы заберем вас вместе, не переживай.

Передав подруге ключи, Антония снова превратилась в крысу и первой побежала по коридору, изредка останавливаясь, чтобы встать на задние лапы и принюхаться. Ката задержалась на пороге, с жалостью глядя на юношу, в беспамятстве выглядящим еще более юным и печальным – Ксолья поторопила ее взмахом руки, заперла дверь, передала Кате ключи, и они побежали.

– Где Нелан? – шепотом спросила южанка. Коридор встретил абсолютной тишиной, и даже дыхание в этом безмолвии казалось слишком громким.

– На минус третьем, – откликнулась Ксолья. – Камеры там сторожат, но один охранник пока на ужине. Ты отвлечешь оставшегося, а мы его уберем, хорошо?

Ката кивнула – без всякой уверенности. Как она его отвлечет? А если он коснется ее? «Ради…» – она попыталась подбодрить себя и не смогла закончить.

Спустившись на минус третий этаж, девушки остановились перед входом в коридор. Ката со вздохом привалилась к стене. Ноги отвыкли от ходьбы, и даже короткий переход заставил их отяжелеть.

Ксолья подбодрила:

– Не бойся. Это же ради лучшей жизни, помнишь? Отвлеки его.

За поворотом слышались шаги: сначала они удалялись, затем приближались. Выглянув, Ката увидела ряды дверей и инквизитора в черных одеждах и сразу спряталась. Ксолья и Антония снова стали крысами и требовательно уставились на нее красноватыми глазками.

Ката сделал еще один глубокий вдох и вышла в коридор. Инквизитор обернулся, положив руку на кобуру.

– Помогите, – пискнула девушка и моляще протянула к нему руки. – Там… Там…

Мужчина шагнул навстречу. Две крысы прыгнули на него, ловко взобрались по штанам, куртке и вцепились в лицо. Взвизгнув, инквизитор отступил к стене. Ката вжала голову в плечи.

Пока одна крыса кусала его за губы, нос, царапала глаза, вторая соскочила с него, отпрыгнула и приняла человеческий облик. Антония вцепилась в инквизитора, увлекая на пол, и обеими руками сжала шею. Он пытался скинуть девушку, убрать яростно грызущую его лицо крысу, хватал их, но движения становились все слабее, слабее и наконец затихли.

Ката боялась шевельнуться.

По «делам» она не ходила ни с Каем, ни с Адайн и теперь четко, отчаянно и ясно девушка поняла, что она не могла и не хотела так жить. Да, ее приняли в Крысином совете, но вступила Ката в него не из-за себя – из-за другого. Правильного в этом не было, и все, что осталось сейчас – желание сбежать, забыть увиденное, больше не касаться этого.

Ксолья, подбежав к закрытой двери, поднялась на задние лапы. Ката попыталась вставить ключ в замочную скважину, но руки дрожали, он тыкался левее замка, правее, ниже, выше и никак не мог попасть. Антония забрала ключ и в два поворота открыла дверь.

В нос ударил запах нечистот. Камера была крошечной, но с освещением даже такой площади лампа не справлялась – края терялись в сумерках, и Ката не сразу увидела сидящего на соломе Нелана.

– Во имя Яра! – Он вскочил, и это было до того быстрое и ловкое движение, словно в заточении он не провел ни дня.

– Во имя Лаара Семиликого, – шепнула Ката. В уголках глаз защипало.

Нелан шагнул к ней и остановился, смутившись. Девушка сделала ответный шаг и прижалась к его груди. Он осторожно обнял.

«Во имя Лаара Семиликого…» – снова пронеслось в голове. Она же никогда никого не обнимала подобным образом. Видела, как мама обнимала так отца, сестра – юношу, с которым встречалась тайком от родителей. Или Адайн – Кая. Но сама – ни разу. Захотелось, чтобы это повторилось вновь, прикосновения Нелана не отталкивали, они казались “своими”, словно так было всегда.

– Я рада за вас, но пора уходить, – строго напомнила Антония. Ката смущенно повернулась к ней. – Наверх, быстрее! – настойчивее проговорила рьерданка.

– После ужина начинается осмотр, нам может не хватить времени и нас слишком много, – заметил Нелан. – Выйдем через низ.

– Через низ?

Донесшиеся с лестницы голоса не дали Нелану ответить:

– … Опять, – закончил кто-то.

Их было двое, судя по шагам: тяжелому, будто заколачивающему, и более легкому.

Нелан схватил Кату и Антонию за руки, увлекая внутрь, и прикрыл дверь, но оставил щель сантиметров в пять. Послышался возглас, затем все стихло. Нелан указал девушкам на угол, стянул с себя рубаху и встал у двери. Ката вжалась в стену, точно пыталась слиться с ней. Антония превратилась и шмыгнула в тень.

Дверь открывалась медленно и осторожно. Две крысы выбежали быстрее, чем появился человек – из коридора донеслись крики и писк.

Второй инквизитор, сжимая в левой руке нож, ступил в камеру. Нелан натянул рубаху как веревку, перекинул ее через предплечье зашедшего и, потянув в сторону, ребром ладони ударил по запястью. Тот начал терять равновесие, нож со звоном упал на пол. Выпустив один конец рубахи, Нелан скакнул за спину инквизитора и закинул правый локоть ему на плечо. Он с силой надавил, заставляя опуститься, затем перекинул через шею вошедшего рубаху и прижал его к себе.

Инквизитор схватил пленника за руки и телом потянулся в сторону – тот стал наклоняться следом. Кинувшись вперед, Ката что было сил ткнула инквизитора пальцем в глаз. Хватка ослабла, Нелан успел выпрямиться и перехватить посильнее – он все тянул, тянул, тянул на себя, пока мужчина не задохнулся.

Ката так и стояла перед ним – мертвым телом с перекосившимся лицом. Она помогла убить человека, и это оказалось хуже любых прикосновений чужих рук.

Надев рубаху, Нелан потянул Кату за собой. Второй инквизитор лежал на полу, но еще шевелился. Из укусов и царапин сочилась кровь.

– Туда! – скомандовал Нелан, указывая в сторону от лестницы, дальше по коридору с камерами. Метров через тридцать он отпустил руку Каты и, присев, коснулся пола в разных местах. Скрежеча, крышка люка отъехала, показались высокие узкие ступени, уходящие в темноту.

– Будьте аккуратнее, не спешите.

Первыми пошли Ксолья и Антония – им напутствие не требовалось, темнота не мешала, и они уверенно юркнули во мрак. Южанка спускалась, держась за холодные стены. На очередном шаге она потянулась ногой вниз, не нащупала опору и вдруг полетела. Перед глазами мелькнул обрыв, сердце замерло. Нелан схватил Кату за кромку рубахи, дернул назад. Упав на пол, она с громким вздохом прижалась к нему.

Мрак разгоняли висящие на каменных стенах факелы. По одну сторону тянулась линия камер, по другую – обрыв, ниже шла сплошная масса воды: то ли подземная река, то ли озеро.

Нелан помог встать. Ката вцепилась в него крепче, чем утопающий – за плот. Она понимала, что скажет друг, и темные воды заранее пугали: своей глубиной, своей неизвестностью, тьмой.

– Надо нырнуть. Река разделена на две части, мы выберемся на той стороне, где можно подняться на улицу.

– Я не умею плавать, – пискнула Ката, все вглядываясь в мрачные воды.

– Эй, кто-нибудь! – раздался крик из-за двери камеры.

Она знала этот голос. Столько раз слышала и столько раз думала как бы слышать его еще чаще, что не могла ошибиться.

Силы разом вернулись, Ката бросилась к камере. Дверь казалась сплошным листом металла: ни засова, ни замка, ни ручки – только зарешеченное окно размером с кулак. Ката встала на цыпочки, вытянула шею и все тянулась, тянулась, тянулась, но никак не могла достать, чтобы увидеть пленника.

– Времени мало, уходим!

– Помогите! – голос прозвучал громче.

Ката отпрянула. Это был не Вир, она ошиблась.

Послышался шорох. Со ступенек, точно тень, соскочил практик в маске. Ксолья и Антония бросились к нему.

Одна из них прыгнула мужчине на колено, но не успела взобраться: он схватил ее и отбросил, глядя с отвращением, точно на грязь. Инквизитор наступил на хвост другой, поднял, держа за него: крыса пыталась достать до его руки, пищала. Размахнувшись, практик ударил ее о дверь и выпустил. Крыса упала, бессильно сложив лапки.

Нелан и инквизитор бросились друг к другу одновременно. Вторая крыса, поднявшись, яростно, по-собачьи, вцепилась в лодыжку практика.

Мелькали руки и ноги, слышалось разгоряченное дыхание, сопение – для Каты все смешалось, и она с трудом понимала, что происходит. Дерущиеся казались неясным пятном, а худенькое крысиное тело на полу, наоборот, виделось так отчетливо, словно его выхватили светом.

Это из-за нее, это она задержалась, подумав, что слышит знакомый голос – голос Вира, и разом обо всем забыла.

Что-то хлюпнуло: с трудом переведя взгляд, Ката не сразу поняла, что Нелану удалось забрать у практика нож, а звук получился из-за перерезанного горла и последнего судорожного вздоха.

Превратившись, Антония опустилась на колени, подхватила маленькое крысиное тельце, прижала его к груди и с глазами, полными слез, открыла рот, но так и не смогла ничего сказать. Ката почувствовала, как у нее тоже подступают слезы. Слова просились наружу, но она боялась говорить.

– Надо идти, – как можно мягче сказал Нелан и, держа Антонию за плечи, поднял ее и потянул к реке.

На лестнице послышались шаги. Нелан резким ударом в спину толкнул Кату в реку. Она успела увидеть, как Антония, продолжая прижимать крысиное тельце к груди, полетела следом, затем земля и воздух сменились водой.

Ката попыталась загребать руками. «Лаар Семиликий», – отчаянно билось в голове.

Она же не умеет плавать!

Сестра все смеялась над ней, а Ката так боялась воды, что не могла подойти к морю – даже на корабль едва зашла, когда они покидали Гоат.

Легкие жгло. Движения замедлялись, слабели. Ката уже не понимала, плыла ли она вверх, вниз, или тонула – в толще воды ни с одной из сторон не было просвета, и такая же тьма медленно обволакивала сознание.

Кто-то потянул ее наверх и влево. Ударившись грудью, Ката с трудом разлепила глаза, закашлялась. Нелан подтолкнул ее и повалился рядом. Девушка доползла до стены. Она дрожала и пыталась утереть лицо рукавом рубахи, но та напрочь промокла.

– Надо идти дальше, – сказал Нелан, когда они перевели дыхание. Его слова прозвучали эхом и оттолкнулись от сводов.

– Да, – безжизненно, точно призрак, согласилась Антония.

Одну руку она держала у груди, точно сжимала в ней что-то, но ладонь была пуста. Борясь с тошнотой и слабостью, Ката дотронулась до плеча Антонии. Та медленно подняла голову, уставилась на нее, затем резко вскочила.

– Нужно выбраться! Мы должны найти Коли, он ждет! – прокричала она, и этот крик казался хуже слез – Ката впервые слышала, как рьерданка повысила голос.

Нелан посмотрел по сторонам, со вздохом пригладил усы и пошел вперед, поддерживая Кату. Лампы под потолком едва справлялись с тьмой, все дальше вытянутой руки терялось в тени. Хотелось верить, что Нелан найдет путь наверх, но Ката не чувствовала в себе сил даже на молитву за это.

Она все брела, брела, опираясь на него, иногда спотыкалась и уже перестала пытаться держать голову. Сколько прошло времени, южанка не понимала: Нелан выпустил ее и шагнул влево. Сначала послышался лязг, затем темноту разогнал свет. Ката с удовольствием вдохнула ночной воздух, в котором угадывалась свежесть недавно прошедшего дождя. Всего через мгновение он принес холод – девушка покрылась гусиной кожей, зубы выбили дрожь.

Нелан стоял на лестнице, высунув голову на улицу.

– Никого, поднимаемся! – Он забрался первым.

Ката встала на нижнюю перекладину и, чувствуя дрожь во всем теле, с трудом подтянулась. Нелан подал ей руку, она крепко ухватилась за него. Антония забралась следом. Нелан попытался помочь и ей, но рьерданка ответила таким яростным взглядом, что он отодвинулся от нее. Выбравшись, она снова прижала ладони к груди, но в руках по-прежнему ничего не было.

– Я вижу! – Ката ткнула рукой в сторону большой механической повозки: в таких обычно привозили продукты на кухню «Трех желудей». Рядом маячила светловолосая тень – Коли.

Оглядываясь, они побежали к повозке.

Под стук колес Ката успела уснуть, а проснулась она, только когда зазвучали голоса. Девушка поняла, что во сне упала на плечо Нелана и, поднявшись, смущенно посмотрела на него, но он напряженно вглядывался в сторону выхода из повозки, словно ждал новой ловушки, и не обратил на нее внимания.

Они выбрались. В саду перед старой башней стояли Кай и Адайн, Киро, Эль, а рядом с ней почему-то оказался Дар Крейн.

Адайн крикнула что-то непонятное: то ли это был клич радости, то ли визг, то ли проклятье – и подскочила к подруге со счастливой улыбкой. Ката шагнула к ней, медленно подняла руки и обняла. Разом сделалось тихо.

От Адайн пахло яблоками и корицей – она обожала это сочетание! – а кожа у нее была мягкая, прохладная. И вся она показалась такой уютной, спокойной – не той сумасшедшей девчонкой из Канавы, какой Адайн любила притворяться, а своей, по-сестрински родной.

Девушки постояли, обнявшись, и одновременно рассмеялись. Ката выпустила Адайн и шагнула к Каю. Он вдруг превратился в смущенного парня и замер.

Ката первой обняла его и осторожно положила руку на спину. Белая рубашка оказалась из приятного тонкого хлопка, серый жилет – из более крепкой, плотной ткани. Кончики пальцев почувствовали на нем едва различимые полосы. Кате всегда было интересно, каковы на ощупь ткани, на которые Кай тратил столько денег.

Южанка с улыбкой шагнула назад. Здесь, с ними, тоже было «хорошее время». Но не лучшее.

Смотреть на смерть и убивать, бежать, тонуть, блуждать в темноте – это не ее. Она хотела засыпать не в повозке после побега из тюрьмы, а в своей кровати, в своем доме, рядом со своим человеком.

Ката еще раз осмотрела собравшихся. Их жизнь, их борьба – не для нее. Она не справлялась и делала только хуже. Но как сказать об этом, как уйти, Ката не знала. Больше этого она не понимала, как теперь отмыться – не только от чужих прикосновений, но и от причастности к убийству, и от собственной слабости, из-за которой умерла подруга.

Глава 6. Это важнее всего

– Ты бы не сидела там, – пробурчал Кай.

Адайн пришла в «кабинет» первой и уселась на подоконник за его спиной – стулья ее не интересовали, видимо. Однако башня прогнила и держалась из последних сил, любой шаг стоило делать с осторожностью и уж конечно не залезать на старый подоконник.

– Это почему?

– Ты меня отвлекаешь. Сядь передо мной.

– Во имя Яра! – Кирион скривил лицо. – Почему ты не скажешь, что беспокоишься и что хочешь смотреть на нее? В чем проблема?

Кай вздохнул и посильнее нажал карандашом на карту, прочерчивая путь от нужного дома до башни. Наверное, он сам был этой проблемой.

– Догадался, надо же, – прошипел Кирион. – Теперь решай ее.

Адайн зашевелилась. Даже не оборачиваясь, Кай знал, что подруга состроила ему гримасу. Со скрещенными руками она села на стул напротив.

– Так что мы будем делать дальше?

– Расскажу, когда придут остальные. – Кай оторвал взгляд от карты: – Мне понадобится твоя помощь. Пойдешь со мной?

– Конечно. Пропадешь ведь без меня. – Адайн улыбнулась.

Кай нанес штрих с еще большим нажимом. Она опять соглашалась, стоило ему позвать – о чем он говорит, Адайн не спрашивала, хотя сейчас просьба должна была претить ей. Чертов брат обходился все дороже.

Покачиваясь на стуле, девушка несколько раз шумно вздохнула.

– Все в порядке? – спросил Кай.

– Спина болит, – буркнула Адайн. – Видимо, я слишком привыкла к хорошим перинам.

Кай ухмыльнулся:

– Не держи спину прямо. Сиди, как тебе удобно.

Адайн уставилась на него взглядом, по которому он понял: речь шла не про осанку и не про перину.

Кирион с шумом вздохнул. Понукаемый его взглядом, Кай добавил:

– Мне жаль, что я пришел так поздно. Если новая перина – или что угодно, помогут тебе, скажи мне. Я все куплю и сделаю.

Адайн улыбнулась, но ответить не успела – один за другим заходили члены их увеличившейся «семьи».

Первыми вошли Ката и Нелан. Девушка сразу юркнула в сторону, но спряталась не на подоконнике или за выступом стены, как обычно, а за Неланом, сев немного позади него. Кай видел тревогу на ее лице, однако двух дней ему оказалось мало, что поговорить с ней. Нелан держался настороженно и напоминал человека, который идет по шаткой поверхности и проверяет каждый шаг. Бывший инквизитор сбрил отросшую бороду и оставил только свои смешные, пшеничного цвета усы. Хотелось ехидно спросить: не их ли пышность покорила Кату?

Следующими появились Киро и Коли, за ними скользнула Антония. Все трое хмурились, а у нее к тому же опухли глаза.

Последними зашли Эль и Дар Крейн. Кай не сдержался:

– Долго еще ты будешь таскать его сюда?

– Пока Рейн не сядет с нами, – уверенно откликнулась Эль, садясь на стул рядом с Адайн.

Малышка взрослела на глазах: в ее одежде и прическе ничего не менялось, а вот разница во взгляде была разительной. При первой встрече Кай увидел тихую блеклую девушку и спрашивал себя: что Рейн нашел в ней? Та она осталась в прошлом, а то, что видел Рейн, теперь видел и Кай. И она справилась, не пропала в Канаве – ее “помощника” он не одобрял, но и осуждать договор не собирался. Каждый выживает как может, и этот урок Эль усвоила.

– «Чувствуй себя как дома, спасибо за помощь» – ты это хотел сказать? – Дар поднял одну бровь и посмотрел надменно и требовательно.

В его лице и лице Эль угадывалось что-то похожее: дело было то ли в одной форме носа, то ли в пухлых губах, а может, в чем-то внутреннем. Каждой твари по паре, черт возьми.

– Нет. Я сказал что хотел.

Адайн с Эль переглянулись. На лицах так и читалось недовольное: «Мальчишки…», которое Кай не раз видел у матери, наблюдавшей за ним и Рейном.

– Ну давай-ка, рассказывай, что ты там придумал, раз моя помощь не нужна, а я послушаю.

Рассказать было что. Кай следил за дворцом и перемещениями Рейна в течение двух дней. Король посещал больницы, приюты, школы, как марионетка, которую таскали туда, где ее хотят видеть. Всюду за ним следовал некий Алкерн Миш. На словах он служил камердинером, но его роль была важнее: это он натягивал нити между марионеткой и кукловодом.

Кай потер красные глаза – эти два дня он не спал – и начал:

– Рейна всегда сопровождает Алкерн Миш, который составляет его расписание и решает, какими дорогами они поедут.

Факт звучал просто, но стоил недешево. Чертов братец. Вот вернут его – и пусть платит за расходы. Кирион на эту мысль скривился.

– Нам необходимо узнать, где они поедут, и мы сможем устроить засаду. Однако о Мише не сказали ничего хорошего: он слишком предан Совету, его не подкупить. Но у него есть сын.

Кай следил за реакцией Адайн. Она не поймет его. Не в этот раз.

– Мальчишка пяти лет. Жена Миша умерла, родители тоже, и это его единственное слабое место. – Плечи Адайн напряглись, но она еще молчала. – Заберем мальчика, надавим на Миша, узнаем у него, где поедет Рейн, нападем. Все.

– Кай! – воскликнула Ката. – Мы не можем похитить ребенка!

– Не можем? – Он скрестил руки.

Кай сам был готов к тому, чтобы сказать эти слова. Он не хотел становиться таким же, как Дети Аша, которые изменили судьбы Адайн и Эль. Да, с мальчишкой ничего не случится: посидит в башне денек или два, но… А если нет? Этот вопрос Кай собирался держать при себе и щеголять уверенностью, хотя по-настоящему ее было – крохи. Но Рейн стоил и того, чтобы рискнуть, и того, чтобы преступить последние принципы.

Адайн медленно поднялась и, шагнув к столу, уперла в него руки. Плечи были высоко подняты, рукава блузы задрались, обнажая тонкие запястья и татуировки змеи и крысы.

– Так ты просил моей помощи в этом? – Она буквально прожигала взглядом.

Кай ответил как можно увереннее:

– Да. Мы уведем мальчика за собой.

– Уведем, значит?

Кай убрал ладони под стол и сжал кулаки так, что кисти свело от боли. Конечно, в борьбе с Советом не было места детям, но это же ради Рейна! Чертов брат со своими чертовыми словами. Раньше Кай легко наплевал бы на все и забрал мальчишку – любым способом.

– Да, – ответил он, чувствуя все большее желание отвести взгляд от Адайн, от ее зеленых глаз, которые постоянно притягивали его – но только не сейчас. – Да, до похищения детей мы еще не опускались. Я тоже не хочу этого, но я не знаю, как иначе добраться до Рейна. Клянусь тебе, с мальчиком ничего не случится. Помоги мне забрать его. – С еще большей уверенностью, даже почти угрозой, Кай добавил: – Я заберу Рейна любой ценой, ясно? И если для этого нужен мальчишка, пускай.

Кирион застонал от злости:

– А другими словами не мог сказать, что переживаешь за брата?

Выпрямившись, Адайн свысока посмотрела на Кая:

– Знаешь, я кое-что вспомнила: меня не похищали, а увели. Я играла в саду, как увидела за забором мужчину. Он показывал фокусы с огоньками, и я выбежала к нему. Так ты хочешь сделать? Чтобы я тоже показывала «фокусы», и мальчик пошел за мной?

«Да», – признаться Кай побоялся. Он посмотрел на демона, тот презрительно скривил губы. На лице читалось его любимое: «Мешок ты дерьма, опять молчишь».

– А как мне забрать Рейна? Чего еще он должен лишиться, чтобы страх за него пересилил чертову мораль? Или кто из нас должен?

Круто развернувшись, Адайн вернулась на свое место и с вызовом спросила:

– А если что-то случится? Что же, оставишь ребенка себе? Или поменяешь с кем-нибудь, как поменяли меня с Эль?

Крейн повернулся к своей «невесте»:

– Так ты не дочь Я-Эльмона? – каждое слово он отчеканил.

– Нет, – Эль, краснея, отвела взгляд.

Крейн скрестил руки на груди и, не меняя спокойного выражения лица, спросил:

– Значит, ты хотела меня обмануть, чтобы я помогал твоему драгоценному Рейну? Интересно…

– А ты не переживай! – воскликнула Адайн. – Папочка ни за что не признается. Слишком много денег отдано Детям Аша и не из его кармана – Церковь не простит ему этого, если узнает. Он слишком дорожит своим положением и не станет говорить.

– Я бы рад поверить, но не хочу рисковать. Не будем терять время, дорогая, – Крейн улыбнулся Эль хищницкой улыбкой. – В четверг мы поженимся, а в пятницу поедем к Я-Эльмону – День покаяния отлично подходит для признания.

А все-таки, Крейн неглуп – Кай не мог отрицать. Задумка с Днем покаяния было отличной.

В течение трех дней в году к главам церквей выстраивались вереницы людей, жаждущих признаться в своих грехах. Выскажись, уплати церковный налог – и ты прощен. Так это работало. Если Эль и Дар придут к Я-Эльмону с прилюдным признанием о, например, совместном побеге и безумной любви, он будет вынужден простить дочь и принять ее назад.

Встав, Дар достал из кармана кошель и швырнул его под ноги Эль со словами:

– На, милая моя лгунья, купи себе платье на свадьбу.

Девушка отшатнулась – Кай уже видел этот взгляд: так она смотрела на отца. Он резко хлопнул по двери, заменявшей стол, и встал:

– А я говорю, мы не будем спешить. Эль хочет подумать еще, ясно?

– Я должна сдержать свое слово, и я сдержу, – тихо, но твердо ответила девушка.

Крейн закатил глаза, наигранно громко вздохнул и вышел.

– Извини, что сказала, – Адайн виновато посмотрела на подругу. – Я не знала, что…

Киро перебил ее, яростно щелкнув пальцами:

– Послушай, ты не обязана. Мы сами справимся. Я могу сжечь его к чертям – одно твое слово.

– Мы заключили сделку. Дар уже трижды помог – я тоже должна выполнить свою часть. К тому же, если я вернусь к отцу, это будет полезно нам, – в голосе появилось еще больше твердости, хотя опущенные плечи выдавали, что Эль нелегко говорить так.

– Это твой выбор, – согласился Кай, – но если что, скажи, я разберусь с Крейном. Мы в одной стае, ясно?

Эль кивнула. Кай заметил, что во взгляде Адайн появилась то ли благодарность, то ли одобрение, и улыбка сама поползла на лицо, но он быстро одернул себя.

– Мы заберем Рейна, – Кай задержался взглядом на Адайн. Она кивнула ему. – А потом…

Продолжения не было. Что дальше, он не знал, хотя искал ответ не первый день. Иногда казалось, главное забрать всех – другого уже не нужно, им будет достаточно. Потом он вспоминал Черный дом, рассказы Адайн и Каты, думал о том, что сделали с Рейном – и любая цена, которую могли заплатить советники, начинала казаться слишком маленькой.

– Взорвем все к чертям, – продолжил Кай. – Те, кому достанутся места советником, не могут быть хуже тех, кто есть сейчас.

Киро воодушевленно улыбнулся:

– Или сожжем. Чертов Совет заслужил и не такого.

– Нет! – Нелан строго, почти по-отцовски, посмотрел на Кая. – Чего вы этим добьетесь?

– И сколькие погибнут? – добавила Ката.

– Как минимум шестеро, – Кай ухмыльнулся, но без должной уверенности. Он знал, что сказал так зря. Нелан и Ката задавали верные вопросы, однако отсутствие плана и бездействие изводили, все внутри требовало наметить хоть какой-то путь – его наличие казалось необходимым как воздух.

Нелан покачал головой:

– Я не дам вам этого сделать – или возвращайте меня в Черный дом. Хаос родит еще больше потерь. Главное в войне – стратегия, но у вас ее нет, потому что вы не знаете свою цель. Сказать “чтобы стало иначе” недостаточно. Иначе – это как?

Усач чертов. Говорил как родитель с неразумным ребенком, от его вопросов, на которые у Кая не было ответа, хотелось стыдливо опустить взгляд. Вира порой недоставало – у него всегда имелись ответы, он говорил, что делать – и Кай хватался за цель до побелевших костяшек, и вгрызался в нее, и приносил. Это было легче, чем планировать самому. Нести ответственность за других.

– Будто это были твои цели, – буркнул Кирион.

Сомнения, видимо, отразились на лице Кая. Нелан, вздохнув, начал загибать пальцы:

– Нам нужно, чтобы люди изменили свое отношение к демонам – это раз. Чтобы во главе Кирии встала новая, демократическая власть – это два. И чтобы не было великих и благородных родов – это три.

– А третье-то откуда? – удивилась Адайн.

На лице Нелана появилась смущенная, какая-то даже мальчишеская улыбка, которая совсем не подходила ему.

– Это мое желание, а заодно – пятнадцати миллионов кирийцев.

– Согласен, – кивнул Киро. – На Ири правит настоящее Народное Собрание, а не кучка богатеев как здесь, и народ слышат. Там все эти буквы рода почти ничего не значат.

Нелан воодушевился:

– Все упирается во власть. Если убрать Совет и выбрать новое Народное Собрание, дав право голоса всем слоям, постепенно…

Кай рассмеялся. И когда это его желание отомстить переросло в разговоры о революции? Кому ее осуществлять – им восьмерым? Конечно!

– Заткнись, Кай, – грубо бросила Антония.

Все уставились на девушку – она впервые за последние дни подала голос, а такого тона от нее еще никто не слышал.

– Ксолья пошла за тобой и планами вашего профессора, потому что устала так жить, а вы пообещали нам шанс. Так где он? Я не хочу смотреть, как вы мнетесь. Будете готовы взрывать, жечь, устраивать революции – что угодно, зовите, а если стала кишка тонка, скажи. Мне по-прежнему нужен шанс, ясно? Теперь я точно не могу упустить его.

Антония вышла из кабинета, хлопнув дверью – на миг показалось, что та вот-вот сорвется с петель.

Смотря на Кириона, Кай сказал – скорее демону, чем другим:

– Сначала я верну Рейна. Потом мы вместе придумаем, что делать дальше, но все свои шансы мы окупим с лихвой, это я обещаю.

***

Адайн спускалась с лестницы, когда ее нагнал Киро.

– Поговорим? – в голосе слышалась непривычная робость. От него пахло дымом – такой запах появлялся после того, как он баловался с огнем.

– Лучше исчезни, – буркнула Адайн, как отвечала ему всегда.

Кайса вздохнула – тоже как всегда, когда приходил Киро. Однако дело было не в нем: если кто и заслуживал бурчания, ругани, проклятий, то это сама Адайн.

– Нет, поговорим! – настойчиво воскликнул парень, хватая ее за руку, и спустился на несколько ступенек – и все равно остался выше.

– Мне надо идти, меня Кай ждет! – Адайн попыталась вырваться. Деревянная лестница жалобно скрипнула.

– Подождет. – Киро раздраженно щелкнул пальцами. – Я хотел сказать: я не знал, где ты, и не пытался искать, потому что думал, вы где-то укрылись. Прости за это и знай, что я не хочу так. Мне нужно, чтобы ты была рядом, всегда.

Адайн вздрогнула. В голове пронеслось: «Меня Кай ждет» – из-за этих слов и случались все проблемы.

Кай был как потайная дверь – стучи не стучи, откроется, только если прошептать кодовое слово: месть. Адайн стало казаться, что она никогда не вызволит его из-за этой двери. А Киро был рядом, такой веселый, легкий, и у него не было ни дверей, ни стен – он сам ждал ее. Они встречались полтора года, однако Адайн так и не смогла выдавить из себя ни капли любви к нему, и когда она увидела Киро с какой-то девкой в постели, это ее даже не тронуло. Тронуло другое: она пыталась заменить одного вторым, поиграла с Киро и оставила мучиться чувством вины. И при всех и грубила ему, и проклинала – на самом деле, все это предназначалось себе.

Киро улыбнулся открытой честной улыбкой:

– У нас на Ири много поговорок, и недавно я понял одну. Там говорится: я твое море, и морю покоя нет. С тобой ведь так: ну невозможно не выйти из себя! Но я готов быть самым беспокойным морем, только улыбнись мне снова, прошу.

«Во имя Яра», – беспомощно подумала Адайн, отворачиваясь. Через узкое окно проникали лучи заходящего солнца, и было видно каждую пылинку, кружащуюся в воздухе.

– Не отворачивайся. Ты знаешь, что сказать, – подбодрила Кайса.

Конечно, знала. Она все ждала от Кая слов, но сама не могла дать их другому, боясь.

– Прости, мне нечем тебе ответить. И тогда было нечем, но я боялась признаться. Я ни в чем не виню тебя – это тебе надо винить меня, я заслужила. Прости, мне надо идти, меня Кай ждет. Это важнее всего.

– Конечно, – Киро вымученно улыбнулся и шагнул в сторону, давая пройти.

Адайн потянулась к птичке на шее, но так и не дотронувшись до нее, быстро сбежала вниз, чувствуя на себе огненный взгляд друга.

Конечно, Киро был лучше Кая. Кай – это слабость, он тянет ее на дно, из-за него она и оказалась в Черном доме. Но Адайн считала, что может позволить себе несколько слабостей.

У башни она встретилась с Каем, и они двинулись по Сине. Улица была такой узкой, что руки разведи – коснешься стен, и не вмещала даже двух человек. Район застраивался быстро, часто – в ущерб удобству и здравому смыслу. Однако дома вырастали добротные, красивые – не чета тому, что увидишь в Таре, и даже пахло здесь не старостью, грязью, кислой капустой, а теплом, пирогами и мясом. Сина была районом для «среднячков» – жить в ней когда-то казалось Адайн невозможным для бродяжки с Восьмой.

Спустя несколько минут молчания девушка сказала:

– Ты меня избегаешь. – Эти слова давно крутились в голове, но она никак не могла произнести их, самозабвенно выискивая хоть что-то, что опровергнет их – не нашла.

Адайн вгляделась в походку Кая, положение плеч, но он все так же уверенно пробирался вперед и не оборачивался.

– Я был занят.

– Ты пошел на сделку с Даром Крейном, проник в дом У-Дрисана, чтобы забрать меня, а потом не нашел ни минуты, чтобы поговорить?

Впрочем, минуту для нее Кай нашел: быстро спросил, что с ней произошло, покивал, поджав губы, и сбежал. Это не было той холодностью, которую Кай выказывал раньше – нет, Адайн знала Кая достаточно, чтобы увидеть, что он сторонится ее не из-за равнодушия, а намеренно. То ли он не мог довериться ей, то ли в Черном доме ему пришлось пережить или сделать то, что провело между ними новую, более глубокую черту.

– Как ты выбрался, Кай?

Друг снова промолчал.

Они вышли из Сины. По левую руку тянулся центральный Прин, по правую – деловой Том, а разделял их длинный канал, через который были перекинуты выложенные серым и черным камнем мосты. Закат разливался оранжевой краской, над водой поднялся туман, и в этом свете он превратился в красивую дымку.

Кай свернул в Прин. Все здесь выглядело серо, но это был не мрачный цвет – скорее, изящный, мягкий. Старинные дома казались торжественными, а из-за тумана даже мистическими. Стараясь отвлечься, Адайн всматривалась в резные фасады, разглядывала каменное кружево, засматривалась на арки, башни, шпили, которых было так много в старой части Лица.

Кай все же соизволил ответить:

– Я договорился с Д-Арвилем, и он помог мне сбежать. Услуга за услугу.

– Кто помог?! – Адайн обогнала Кая и повернулась к нему лицом. – Зачем ему это?

– Есть зачем, – Кай ухмыльнулся своей привычной ухмылкой, но затем опустил плечи и признался: – В этот раз я не играл в героя и рассказал обо всем куда быстрее. Д-Арвиль хотел знать, что происходит в Инквизиции.

– Но если ему все известно, то…

Кай перебил:

– Мы можем хоть на самого Яра пойти войной, если только это освободит Д-Арвилю дорогу. Он не помешает, пока в наших планах есть устранение В-Бреймона.

– Что ты мог предложить ему, Кай? Он ведь понимает, что рискует и положением, и жизнью.

Кай тяжело вздохнул – простонал, скорее. Адайн никогда не видела его таким подавленным, и от этого становилось не по себе. Да что он мог предложить, черт возьми, что это за цена?!

Девушка развернулась, вставая с Каем плечом к плечу. Их ладони оказались так близко, что почти касались друг друга.

– Ты мне расскажешь?

– Нет.

– Почему?

– Если ты узнаешь, ты не дашь мне это сделать.

Теперь вздохнула Адайн. Идиот! Нет того, с чем они не справятся вдвоем – для нее это было непреложной истиной, а он в нее никак не хотел поверить.

– А если не узнаю, я сейчас же сломаю под тобой мостовую, и ты провалишься в самые недра земли! В твоих же интересах сказать.

Адайн в подтверждение слов подняла руку и переплела пальцы. Хорошо, до недр ей было не достать, но парочка хлыстов образумит Кая – будет знать, как молчать с ней.

Друг рассмеялся. Появившаяся улыбка была так похожа на ту прежнюю, что девушка опустила руку. Хотелось улыбнуться в ответ, но Кайса посмотрела ледяным взглядом – Адайн сразу успокоилась.

– А дальше что? – ухмыльнулся Кай. – Так ты тоже ничего не узнаешь.

– Зато других научу, что молчать со мной не стоит!

– Молчать не стоит… – он откликнулся эхом.

Кай снова поджал губы, взгляд сделался хмурым. Однако он осторожно дотронулся до руки Адайн, самым мизинчиком – казалось, это делает кто-то другой. Она также аккуратно, боясь спугнуть его, дотронулась мизинчиком в ответ, и они так и пошли дальше, сцепившись одним пальцем.

К горлу подобрался комок. Так уже было. Они только познакомились и поняли, что вдвоем способны хоть весь Лиц перевернуть, но стоило остаться наедине, у тех сорванцов земля уходила из-под ног, хотя они отчаянно боялись в этом признаться и вместо слов могли только коснуться друг друга – рука в руке.

Адайн специально замедлила шаг, чтобы улицы Прина не кончались, чтобы не увидеть Эсту, не зайти в Ре-Эст, и осторожно спросила:

– А что дальше? Чего ты хочешь, Кай?

Он остановился и выпустил руку Адайн, затем качнулся с носка на пятку и медленно, буквально выжимая из себя признание, ответил:

– Спасти брата. Взорвать Совет. Вернуть «Три желудя». И тебя.

Адайн, не сдержавшись, вздрогнула, в области живота закрутился холод. Она столько раз представляла, как Кай говорит что-нибудь подобное, а она отвечает ледяным взором, или смеется ему в лицо, или просто уходит. Что он, думал, она так все и будет ждать его?

Хорошо.

Да, будет, но не станет размениваться на грубое «хочу». Ей было нужно большее.

– Девочка моя, – взволнованно шепнула Кайса. Даже ее демон потеряла тот неприступный, холодный вид, который всегда напоминал, что нужно быть сильной и держать спину прямо, однако Адайн помнила это сама.

– Я помогу тебе забрать Рейна. И дров найду столько, чтобы хоть весь Лиц выжечь, если он будет против нас. И «Три желудя» мы вернем. Но… Что ты мне скажешь, чтобы получить последнее?

Кай сжал губы в тонкую линию. На лбу пролегла напряженная складка, в уголках глаз собрались морщинки. Только взгляд был другим – от того мальчишки, который не боялся говорить о себе хоть перед всем миром.

– Я… – начал Кай. Губы дрогнули.

Адайн вздохнула. Опять не скажет. Уже который раз казалось, что еще совсем немного, ну вот чуть-чуть – для последнего шага ему всегда чего-то не хватало.

– Ты самый большой идиот на свете, ты про это? – Снисходительно улыбнувшись, Адайн пошла дальше по улице, пиная ногами опавшие листья.

– Да, – согласился Кай. – Спасибо, что всегда приходила.

Адайн схватилась за птичку на шее. Да, еще чуть-чуть. Последняя преграда сломается, и все будет как раньше.

***

Они укрылись в тени деревьев напротив дома Алкерна Миша. Это был добротный деревянный дом, выкрашенный темно-зеленой краской. Вдоль второго этажа тянулся балкон, который подпирали беленые столбики. Между окнами вился похожий на кружево узор, и это придавало дому милый вид. Представлялось, что в нем живет большая семья с детьми и внуками, но Адайн прекрасно знала, что никого, кроме Алкерна, его сына Малана да четы слуг там нет.

По обеим сторонам шли ряды таких же аккуратных домиков. Все указывало на то, что улица принадлежала людям не из благородных родов, но хорошего достатка, почтенным и благоразумным. На ней не было места тем, кто хотел похитить ребенка.

– Что мы будем делать? – сухо спросила Адайн.

В голове крутились обрывки воспоминаний, похожие на эту картину. Когда ей было пять, они жили в другой части Ре-Эста. Там был маленький сад и деревянный забор. Кто-то звал ее выйти, что-то говорил, но она не могла вспомнить ни лица, ни слов.

– Помоги выманить мальчика. Он должен уйти с нами сам. – Кай достал из кармана часы. – Сейчас семь. После ужина он гуляет в саду, потом его укладывают. Скоро он выйдет.

– Когда ты успел узнать все?

Кай снисходительно улыбнулся:

– Рассказали слуги из соседнего дома.

– Так просто? – воскликнула Адайн. – Они же поняли, что тебе это нужно не из любопытства!

Внутри возникло неприятное чувство, будто она съела что-то несвежее. Неужели кто-то так легко продал информацию о ребенке? А если его задумали убить? Может, и о ней кто-то рассказал? И сколько она стоила: десять киринов, сто, тысячу?

– Все можно купить, если знаешь верную цену. Мы всегда так делали.

– Не все можно купить, – буркнула Адайн. Хотелось отвернуться, а лучше – убежать.

– Не все? – повторила Кайса с вызовом.

Нужно решить: она сказала это всерьез, и стоит уйти, чтобы доказать Каю, что продается не все, не она. Или остаться: вступить в сговор с совестью ради Кая и Рейна.

– Обещай, что с ним ничего не случится! – потребовала Адайн. – Что присмотришь за Маланом, даже если мы не заберем Рейна, и вернешь его домой.

– Обещаю, – ответил Кай.

Он достал сигареты и спички и закурил. Ни взгляд, ни поза не выдавали этого, но Адайн была уверена: нервничает. То ли из-за данного обещания, то ли из-за Рейна, то ли из-за мальчишки – или всего?

Через несколько минут из дома выскользнул светловолосый ребенок. Он что-то прятал в ладонях и смотрел по сторонам с заговорщицким видом. Адайн и Кай, переглянувшись, перешли дорогу, затем двинулись вдоль ограды, точно прогуливались.

Малан забрался на скамейку и со счастливым видом, как на лакомство, посмотрел на кусок белого хлеба с намазанным сверху вареньем.

Адайн складывала пальцы в нужных жестах, смотря на землю в метре от мальчика. Он жевал, размазывая варенье по лицу и рукам, и пока не замечал. Только когда красный цветок сделался неестественно большим, и по саду разлился новый сладкий аромат, он уставился на растение, затем, подняв голову, увидел девушку.

Адайн улыбнулась ему. Ближе к ограде вырос еще один цветок, но уже белее снега. Малан спрыгнул со скамейки и подошел, постоянно наклоняясь, чтобы срывать все новые цветы. Он замер по ту сторону ограды: в одной руке – хлеб, в другой – букет и восхищенно улыбнулся:

– Это ты сделала?

Хотелось отвести взгляд. Да что же отец не сказал ему, что с чужими нельзя разговаривать!

– Я, – голос прозвучал тише, чем следовало. – Хочешь, научу?

– Научишь? – Малан прильнул к ограде. – Правда? Я тоже так смогу? А как?

– Выходи, я расскажу, – Адайн протянула мальчику ладонь.

Малан обернулся к дому:

– А учиться – это долго? Мне скоро спать. Хотя я не хочу!

– Нет, совсем нет.

Ребенок еще раз обернулся, затем оставил сорванные цветы на земле и ловко проскользнул между прутьями ограды.

– Пойдем? – Адайн протянула руку. Он сжал ее липкой от варенья ладошкой.

– А куда мы? – спросил Малан через улицу. – Мне нельзя так далеко уходить. – Голос оставался спокойным, он с интересом оглядывался. – А вы Дети Аша? – вопрос он задал шепотом и посмотрел сначала на Кая, затем на Адайн.

– Что? – девушка опешила.

– Папа сказал, я не буду слушаться – Дети Аша заберут меня. А я… – Малан с виноватой улыбкой показал обкусанный кусок хлеба.

– Нет, мы – не они, – ответил Кай, смотря на подругу. – Мы немного погуляем, и ты вернешься домой, обещаю.

Адайн снова вздохнула. Один мальчишка в обмен на то, чтобы вернуть двух других. Не такими способами она хотела бороться, не такими.

Глава 7. Как было завещано

Рейн снова и снова с силой вонзал вилку в пирог, точно это было не мягкое рассыпчатое тесто, а кусок плоти – желательно, одного из советников. Хотя подошел бы любой, кто окружал его в последние месяцы.

Король сделал глоток кофе и уставился в сторону. Окна малой столовой выходили в сад. Едва минуло пять утра, с улицы тянуло прохладой, а дорожки еще тонули в сумерках. В столовой свет, наоборот, был слишком ярким: хотелось уйти, сумерками укрыться от чертовой придворной жизни.

Рейн смахнул прилипшую к рукаву рубашки крошку. На вид одежда была нарочито простой, но кипенно-белый цвет и качество ткани выдавали – носить такую мог только богач.

И вид рубахи, и ранний час были выбраны неспроста: начинались церковные Дни покаяния, и открывало их всегда признание короля. Да не как у других: преклонив колени перед главой местной церкви, что-то быстро шепнув и тут же уступив другому – честно, громко, на виду у всех.

– Ага, – буркнул Рейн в ответ на какой-то вопрос Насьи.

Она по-прежнему каждый день болтала с ним без умолку. Рейн уже перестал скрывать равнодушие, но женщина не замечала этого – а может, играла – и все говорила, говорила, говорила.

Рейн потянулся к чистым приборам и, поймав в полированной поверхности собственный взгляд, не сразу отвел его, всматриваясь так, словно серо-голубые глаза принадлежали не ему, а демону – быть такого уже не могло, конечно.

А если бы Аст по-настоящему стоял рядом, он бы скрестил руки и буркнул, что Насья не заслуживает такого отношения. После он, наверное, взъерошил бы волосы и добавил, что гнев нужно направить на Совет, а не на служанку. Но Аста здесь не было, а сам Рейн считал иначе: за обман, за лицемерие, за боль поплатятся все.

Он сделал быстрый глоток кофе. Остывший напиток оставлял на языке привкус горечи.

Скажи Аст так, в одном бы демон оказался прав: с шестеркой нужно что-то делать. На грубость Рейна со слугами, на колкие замечания на собраниях Совета закрывали глаза, но он знал: это ненадолго. Ему дали время “прийти в себя”, однако запас был ограничен. Если он не прекратит, Черный дом откроет свои двери вновь, и завет «послушание, смирение, молчание» в голову короля вложат болью и свистом кнутов.

Рейн по привычке бросил взгляд в сторону, ища поддержки, но так никого и не нашел.

Устроенный им маленький цирк был единственной отрадой. Он не знал, что делать: за каждым его шагом следили, а сказанные народу слова могли не возыметь силы – что тогда?

Рейн с силой сжал чашку и посмотрел на Насью. Он чувствовал себя более одиноким, чем в первый день без Аста. Тогда надежда, что за ним придут, еще жила. Когда его повезут во дворец – вот же отличный момент! Или перехватят во время шествия к набережной – тоже хорошо! Но так никто и не пришел – только чертовы Дети Аша, которые пытались сорвать коронацию. Конечно, советники могли обмануть, но кого еще винить в случившемся, Рейн не знал. Это из-за них в давке погибли люди, и еще десятки передрались за фальшивые купюры. Из-за них и из-за него, ведь он был королем без голоса и власти.

Хотя они пришли! Рейн с такой силой потер клеймо, что стало больно.

Он видел их: вернее, видел Адайн. Во время коронации она сидела рядом с Деритом, вся такая важная и гордая, улыбалась ему, говорила с ним. Ей понравилась роль дочери великого рода. Лучше жизни бродяжки с Восьмой, конечно!

Ну и черт с ними.

– … Годовщина.

– Что? – холодно переспросил Рейн.

Насья сегодня говорила тише и без всякого задора, а стояла она, опустив плечи. По глазам было видно: не спала всю ночь, может, даже плакала.

– Мадс умер год назад. – Насья понурила голову. – В свой день рождения. Тогда я сидела со своим мальчиком и резала ему именинный пирог, а сегодня…

– Надо же, – протянул Рейн. – У меня тоже годовщина. Уже восьмой день, как во время коронации погибли люди. И восемнадцатый, как я лишился единственного, кто всегда был рядом, – Рейн ахнул и всплеснул руками. – Ой, обсчитался, это не круглые даты. Но я тебя понимаю: время ведь ни черта не лечит, только добавляет новой боли, которая перекрывает старую. Верно?

Вздрогнув всем телом, Насья схватилась за спинку стула. Она смотрела, точно видела перед собой самого Аша. Рейн улыбнулся ей:

– Пирог вкусный, а вот кофе всегда должен быть горячим, ясно?

Он вышел из столовой. Охрана тут же шагнула следом.

***

Черно-белые башни Центральной церкви поднимались выше остальных церквей, но она выглядела беднее их. В ней не было ярких мозаик и росписей, как в Северной, или монументальных статуй Яра и Арейна, как в Восточной, или огромных садов, которыми славились Западная и Южная. Наверное, это была та церковь, как ее задумывали Яр и Арейн: аскетизм да строгость, где атмосфера важнее убранства. Удивительно, что церковники не извратили ее на свой любимый вычурно-богатый лад.

Воздух внутри пропитывали благовония: мята, ладан, мирт. Аристократы все как один надели показательно скромные белые одежды. Заняв скамьи, они сидели молча и ждали. Рейн входил с высоко поднятой головой, плотно сжатыми губами, но стоило оказаться внутри, даже он успокоился и перестал оглядываться волком.

После окончания речи Нол Я-Эльмон закрыл Книгу Братьев, лежавшую перед ним на аналое, и опустился в кресло. Нарочито простое, деревянное – еще одна декорация лживого спектакля.

Рейн поднялся со скамьи в первом ряду и подошел к Я-Эльмону. Прихожане следили за ним: в их взглядах уже не было злости или пренебрежения, как в первые дни, когда Лиц узнал, что королем станет ноториэс, но по-прежнему сквозило любопытство. Рейн все больше ощущал себя цирковой собачкой – такое ли уж это преувеличение?

Он опустился на колени перед главой Церкви. Я-Эльмон протянул ему ладонь с массивными золотыми перстнями. Это была холеная рука человека, который не держал ничего тяжелее пера, светлая, сильная, как у молодого. Рейн взял ее так, чтобы, целуя, коснуться собственного пальца, а не ее. Я-Эльмон в ответ пошевелил кистью, будто давал разрешение начинать. Этого не требовалось, и Рейн понял: Нол напоминал, кто есть кто.

«Увидим, кто есть кто», – он держал голову склоненной, и глава не разглядел появившейся на лице правителя ухмылки.

– Меня зовут Рейн Л-Арджан. – Такого начала требовало покаяние. – Я сын церковного рода, бывший инквизитор, король Кирии.

Позади раздался шепот, но Рейн не разобрал, о чем зашепталась толпа.

– Я готов открыть свое сердце перед ликом Великого Яра и попросить прощения у него, у Кирии и у мира. – Рейн сложил кончики пальцев и прижал ко лбу. Он не помнил, когда последний раз складывал так руки по своей воле – молитвенный жест казался еще более лживым, чем этот спектакль.

Переменив позу, Я-Эльмон благосклонно кивнул:

– Рейн Л-Арджан, будь же честен, и да услышит тебя Великий Яр, и да отпустит твои грехи.

От злости хотелось рычать. Парад лицемеров! За отпущение грехов король, как и остальные, платил налог – озвучить бы его сумму!

А ведь правда, почему бы не сказать об этом? Рейн бросил быстрый взгляд в сторону – туда, где мог стоять Аст и одобрительно кивнуть или покачать головой.

– На службе Инквизиции я всегда старался ради блага короля и Кирии…

Слова, которые необходимо сказать, ему заготовили, и Алкерн, проверяя, выслушал речь не раз и не два. Рейн начал от себя, но держался того же стиля, чтобы ни прихожане, ни Я-Эльмон не заподозрили. Голос зазвучал негромко, размеренно:

– …Но на этой службе мне не раз приходилось творить черные дела. Я признаю, что нарушал заповеди, признаю, что потакал своим желаниям и слушал демона, и теперь я склоняю голову и нижайше прошу Великого Яра о милости прощения.

Рейн, продолжая стоять на коленях, развернулся боком – одной стороной к Я-Эльмону, другой – к толпе.

– Перед Яром, перед вами я признаю: моя служба Кирии началась с крови, и в этом моя вина. Я не только буду просить об искуплении, но и докажу решимость намерений.

Слова лились сами собой. Рейн знал, что каждое из них звучало так, как было принято говорить королю: приторно и чинно. Цирковая собачка лаяла, как научили. Но вот вместо лакомства ответили кнутом – она и сбилась.

– Я – Рейн Л-Арджан, король Кирии, заявляю, что стану бороться с тьмой, поселившейся в государстве. – Он выразительно посмотрел на Я-Эльмона. Тот сохранил невозмутимый вид, но рука с перстнями дрогнула. – Я не остановлюсь ни перед Детьми Аша, ни перед другой силой и встану на защиту Кирии, как было завещано Яром. Я прошу кира Я-Эльмона о возможности направить сумму налога, который король платит в казну Церкви, семьям погибших и раненых во время коронации.

Голоса: удивленные, поддерживающие, осуждающие – зазвучали громче. Я-Эльмон прищурился – это был хитрый змеиный взгляд – и процедил:

– Я благодарен Великому Яру, что в столь трудный час он привел к нам сильного и мудрого короля, и благодарен Арейну, что в его роду воспитан столь справедливый сын. Церковь почтет за честь помочь каждой семье, попавшей в беду. В свою очередь, она обещает выделить дополнительные средства нуждающимся, а также словом и делом помочь королю в его борьбе с темными силами Аша.

Рейн не скрывал довольной улыбки. Я-Эльмон не мог на глазах у всех отказаться от предложенной королем помощи и не мог сделать меньше его. Теперь пора повышать ставки.

Король продолжил уже громче, увереннее:

– Я склоняю голову перед Яром и перед народом Кирии и заявляю, что мои помыслы чисты, а дела идут от сердца. Совет – моя опора во всем, но я посмею без согласия большинства просить вас, кир Я-Эльмон, об отмене церковного налога.

Поднявшись, король свысока посмотрел на главу Церкви. Рука мужчины медленно потянулась к трости, точно он хотел пустить ее в дело. Рейн был уверен: не поднимет, не посмеет. Прижав ладони к груди, король шагнул к сидящим, которые не отрывали взглядов от него и Нола.

– Кир Я-Эльмон, вы верно сказали, что для Кирии настал трудный час. Мы многое пережили, и все: от простых рабочих до благородных киров – нуждаются в поддержке. Перед Яром и жителями Лица я прошу вас об отмене налога сроком на год, и пусть Церковь творит свое светлое дело без пошлин, налогов и сборов, как завещали Яр и Арейн.

Я-Эльмон так крепко сжал трость, что пальцы побелели. Он медленно поднялся. В зеленых глазах виднелась неприкрытая ярость, но голос не изменился. Глава встал рядом с Рейном:

– Жители Лица, мы многие десятилетия жили по одним законам, но, видимо, настала пора выбрать новую дорогу. Король Рейн показывает нам достойный пример, и Церковь поддержит его слова. Я обещаю, что они будут вынесены на обсуждение Совета, и вместе мы примем правильное решение.

Рейн плотно сжал губы. Примут они, как же! Я-Эльмон обвинит В-Бреймона, а может, У-Дрисана, или еще кого, а те – других и ни черта не изменится. Но это только пока. Он заставит их не просто нервничать – извиваться, как на раскаленной сковороде, и искать лазейку. Ее не будет.

***

Когда мимо Я-Эльмона прошла вереница послушников с признаниями, а первый День Покаяния закончился, снова стемнело.

Рейн сел в карету: самую простую, устаревшей модели, чтобы напоказ выставить смирение короля. Даже охрану отпустили, показывая его равенство с народом: один лишь Алкерн, как верный сторожевой пес, сидел напротив, и Рейн понял, что это его шанс.

Стоило лошадям зашагать по мостовой, камердинер достал из нагрудного кармана записную книжку в кожаной обложке и ручку и начал писать, сверяясь с часами. Он часто так делал, и Рейн подозревал: тот тщательно, в деталях описывал проступки короля, чтобы затем представить их советникам.

Рейна мотнуло влево – карета свернула с широкого проспекта Воинов на юго-запад, к границе Прина, прочь от дворца или Дома Совета.

– Куда мы?

– После покаяния вы должны посетить гильдию ученых. Вас пригласили на демонстрацию, – камердинер сделал паузу. – Ученые называют это телеграфом. Кир Л-Арджан, я предупреждал вас еще в понедельник.

Рейн, кивнув, отвернулся к окну. Он мог поклясться, что разговора не было. Ложь означала одно – сегодняшний проступок достиг границ дозволенного, его везут куда-то, чтобы напомнить истинную роль – роль марионетки.

Что это будет: опять железо и плети или только проповеди? А может, приватная беседа с кем-то из Совета? Там – это где? Верить в ложь об ученой гильдии не стоило – дорога в Мыс только что осталась за поворотом. Черный дом тоже лежал в другой стороне.

Значит, надо использовать шанс, хотя мысль о том, что делать, сбежав, колола хуже занозы. Мириться с Советом Рейн уже не мог, но один, без поддержки, без денег?..

Придется узнать, вот и все.

– Я должен вам кое-что передать, – начал Алкерн и, отложив записную книжку, потянулся в нагрудный карман.

Король оценивающим взглядом посмотрел на камердинера. Вот уж кто явно знал многое и умел дергать за ниточки. Аккуратный костюм, идеально выбритое лицо, строгий учительский взгляд – все вызывало ненависть, словно собой он воплощал весь Совет.

Рейн схватил записную книжку. Страницы были разделены на две колонки. Слева – аккуратные ряды часов и минут, справа – безукоризненно ровные записи, касающиеся короля. Следил. Доносил. Ясно.

– Король Рейн! – воскликнул Алкерн. – Что…

Тот вскочил. Карета качнулась. Рейн схватил Алкерна за волосы и ударил головой о боковую стенку, затем взял обмякшего мужчину за галстук, перекрутил через шею и потянул на себя, одной ногой уперевшись о скамью.

Душа, Рейн улыбался. Черт возьми, так будет с каждым из Совета. Сами лишили того, кто мог указать верный путь.

Рейн выпустил Алкерна, и комердинер мешком повалился на бок. Карета качнулась вновь.

Он рывком открыл дверь и выпрыгнул, сгруппировавшись. Мостовая встретила ударом. Рейн перекувыркнулся, оттолкнулся от земли и бросился по улицам. Перед глазами скакали черные точки, к горлу подступила тошнота, но сзади слышались крики, лошадиное ржание, и он все бежал и бежал – на восток, снова в Канаву, к жизни ноториэса.

Глава 8. Достать до небес

На Первой совсем не было деревьев, только дома, однообразные до ужаса, с грязными окнами и хлипкими – вот-вот обвалятся – железными балконами, где неопрятной грудой лежали сваленные вещи. Единственным, что хоть сколько-нибудь можно было отнести к природе, являлся покосившийся мертвый ствол, торчавший в конце улицы.

Рейн прятался по закоулкам до темноты, зябко ежась и растирая руки, чтобы согреться. Пальто осталось в карете, а тонкая рубашка не давала тепла. Он стащил у рабочего куртку, но та, затертая до дыр и многократно залатанная, не грела.

К вечеру Рейн пришел на Первую: она пустовала, хотя в окнах горел свет – это работяги вернулись домой и еще не улеглись спать, но на улицу уже не выходили, побаиваясь ночных гуляк из Канавы. Он добрался до трухлявого дерева, присел перед ним и сунул руку в дыру в стволе, затем нащупал ключ и, оглядываясь, пошел к своему дому.

Осторожность и опыт велели предусмотреть будущее: перед избранием Рейн попросил Кая оплатить комнату и оставить ключ. Хоть в одной просьбе мелкий ублюдок не отказал.

Дом встретил запахами сырости, вареного картофеля, капусты и более слабо – куриного бульона. Паутина в углу не исчезла – только больше стала. Окна как всегда стояли нараспашку – так боролись с плесенью.

Рейн шел медленно, старательно обходя скрипящие половицы. Из-за дверей слышались усталые голоса, кое-где – смех. На втором этаже сыростью пахло сильнее – в дожди крыша подтекала.

Дверь открылась бесшумно. Воздух внутри стоял тяжелый, спертый, и Рейн немедля распахнул окно, впуская ветер и осенние холода. Он плюхнулся на кровать, снял ботинки, чулки, вытянул ноги. Стало легче.

Посидев так минут пять, Рейн подошел к столу и развязал шелковую ленту на тканевом мешочке. Три кисти, краски – подарок Эль, который прежде он даже трогать боялся. Не считал себя достойным его, не верил, что может получить что-то просто так. Не от нее – дочери великого рода, такой благородной, доброй, смелой.

Она не пришла. Его мольба ничего не значила для нее. Тот образ он выдумал себе сам.

Рейн схватился за веревку и с размаху кинул подарок об стену. Мешок с глухим звуком упал.

Рейн перевел взгляд на то место, где мог стоять Аст. Вещь не виновата, сказал бы он, возможно, они пытались, но у них не получилось. Но сказать теперь было некому, и мысли, точно пчелиное гудение, роились в голове, не давая покоя.

Вздохнув, Рейн побрел на кухню. Там он нашел несколько сухарей и съел, запив водой из-под крана, после чего вернулся в комнату и свернулся на кровати. Все один час отдыха, пообещал себе Рейн. Затем он вернется в Канаву и найдет настоящее убежище.

***

Из дома Рейн вышел, одетый, как практик, в черное. В кармане лежала маска – днем она выручит. Когда-то эти одежды хотелось снять, сжечь, но сейчас он почувствовал себя в них сильнее, увереннее, на своем месте – эта “шкура” оказалась ближе шелков.

– Вот ты дворняга, все-таки, – сказал себе Рейн, подражая голосу Аста, и взъерошил волосы.

Не переставая оглядываться, он прошел Первую и Вторую, повернул на Третью, ведущую на север города.

У Совета был всего один противник – Дети Аша. И как говорили инквизиторы: «Лучший союзник – враг твоего врага». Рейн не знал лидера отступников, но собирался начать с малого: прийти к тем, кто причислял себя к ним.

– Если лучше плана нет… – ворчливо протянул Рейн, как сказал бы Аст, и буркнул в ответ: – Нормальный план. Мне есть что предложить Детям Аша. – Голос снова изменился: – И Совет скажет, что ты продался им, как король Райс. Предателя не будут слушать.

Рейн помотал головой. Он понимал, как выглядит со стороны: уставший, с синяками под глазами, бормочущий себе под нос. Зато короля в таком безумце не признают точно.

«Хватит», – решил Рейн и сунул в карманы сжатые в кулаки руки. Аста нет, и он уже не появится. Пора прекращать воображать и ждать, надежда одна – на самого себя.

Меж серых домов, щерившихся побитой кладкой, появилась девушка. Она высоко подняла руки, показывая, что безоружна, и крикнула:

– Эй!

На преследователя от Совета незнакомка явно не тянула: слишком уж тощей она была и нескладной – но ночные встречи в Лице редко бывали случайны. Рейн не двигался, давая ей возможность сказать, хотя ноги чуть согнул в коленях, готовый бежать.

Девчонка сделала несколько шагов к нему, и стоило разглядеть ее лицо: бледную кожу с сотней веснушек, обкусанные губы, красные веки – стало ясно, что место такой могло быть только на улицах Канавы.

– Я знаю, кто ты, – звонко проговорила она.

Рейн молчал. Рука скользнула к поясу: все оружие он сдал в арсенал Инквизиции, у него остался единственный нож, который он купил сам и припрятал в комнате перед переездом во дворец.

– Меня зовут Эйли. Я за тобой. Тебя ждут в Замке.

«Черт возьми», – услышанное вызвало всего одну мысль.

Тара состояла из трех частей: самой спокойной и старой – и не отличишь от других жилых районов; Канавы, которая тянулась от Третьей до Двенадцатой улицы – смердящей, опасной, грязной, ее жителей самих считали грязью; и Замка, окраины Лица.

Его сторонились даже жители Канавы, а полицейские, гвардейцы и инквизиторы отправку туда принимали за тяжелейшее наказание – слишком уж многие пропали во время работы. Бельмо на глазу Совета, с которым он все боролся, да побороть не мог. Улицы за Двенадцатой пытались расселить, застроить новыми домами, даже назначили пособие живущим там, но все попытки оказывались тщетны. Это было отдельное королевство, принадлежавшее ворам, убийцам и шлюхам, и лицийские законы отступали перед ним.

Девчонка в своих лохмотьях выглядела так убого, что Рейн поверил ей: она из Замка. Но зачем?..

– Ну и кто я? – спросил, чтобы убедиться.

– Рейн Л-Арджан. Наш король.

– Кто тебя послал?

– Ты нужен королеве.

Рейн едва сдержал вздох – что-то между отвращением, испугом и насмешкой над собственной жизнью. Ему не раз говорили, что место ноториэса – среди тех, кто живет в Замке. Судьба решила доказать, что в их словах была правда.

Главаря нищих прозвали «королем». То ли бродяги – из уважения, то ли мирные – с презрением. Рейн слышал, что Замком правит женщина, уже лет десять или пятнадцать – слишком большой срок для такой жизни. Про нее болтали всякое: и что она принадлежала великому роду, но сбежала, и что это самая красивая женщина во всем Лице, и что на самом деле это переодетый мужчина. Слухи сходились в одном: всю самую грязь, самые ужасные преступления вешали на нее и ее приспешников.

– Зачем?

За сомнением пришла уверенность, Рейн снова почувствовал себя взявшим след псом. Да, Замок был грязным и опасным местом, но за ним стояла огромная сила.

– Поговорить. Ты ей нужен.

Простые короткие ответы вызывали нетерпение, но в то же время нравились Рейну. Они так отличались от затейливых, лицемерных фраз, принятых во дворце, что теперь звучали более понятно и близко.

Беглец поторопил девушку:

– Расскажи мне все. Я никуда не пойду, пока ты не скажешь, кто ваша королева и чего она хочет от меня.

– Ее зовут Адара. – Рейн обратил внимание, что Эйли произнесла имя с почтением. – Тебя увидели на улицах и доложили ей. Она хочет поговорить. Она поможет тебе. – Помолчав, девушка добавила: – Адара из благородных, но сбежала к нам. Она велела передать, что знает, что с тобой сделали и что тебе нужно.

Рейн встрепенулся. Действительно ли эта Адара знала о демонах? И правда ли принадлежала аристократии, или побег был красивой сказкой для нищих?

– Почему она послала именно тебя?

– Потому что ты меня знаешь.

Рейн ответил непонимающим взглядом, и Эйли объяснила:

– Ты столкнул меня в канаву, чтобы другой инквизитор не изнасиловал меня, когда вы пришли за моим отцом. Я слышала, что он хотел это.

Сначала Рейн растерялся, затем почувствовал жгучий стыд. Благородства в его поступке не было: не отдать другому, но самому толкнуть в грязь – однако Эйли почему-то видела его. А он даже не помнил ни этой девчонки, ни ее отца. Конечно, сколько у него было таких грязных дел?

– Когда это произошло? – тихо спросил Рейн, шагнув к Эйли.

– Четыре года назад.

– А твой отец?..

– На рудниках Рьерда. Ты пойдешь со мной? Адара велела привести тебя. Я не могу подвести ее.

Рейн с жалостью посмотрел на Эйли. Сколько ей было, лет шестнадцать, семнадцать? Когда отца забрали, она, наверное, осталась одна, затем угодила в Замок. Чем она занималась там: воровала, попрошайничала, а может, торговала собой? И все это – из-за него и чертовой работы, которую он выбрал сам.

– Идем.

Эйли ответила благодарной улыбкой. Начало светать, и Рейн разглядел, что глаза у нее – бледно-голубые, почти прозрачные, как льдинки. Ее бы отмыть, откормить, переодеть и причесать – стала бы симпатичной девчонкой. Если бы инквизиторы не появились…

Девушка уверенно шла вглубь Канавы. Из-за покосившихся домов, грязи и смрада будто становилось только темнее, поднимающемуся солнцу никак не хватало сил наполнить эти улицы светом.

– А ты правда король? – спросила Эйли с благоговением.

– Да, – Рейн смутился.

– Если практик стал королем, то я тоже что-то смогу?

«Помолчи!» – хотелось воскликнуть. После каждого ее слова Рейн все сильнее пытался вспомнить то задание, отца Эйли, но не мог. И сколько еще таких, как она, осталось после прихода инквизиторов?

– Да. Я в тебя верю.

Эйли замерла, уставившись на него. Ну как котенок с жалобными глазками, который отчаянно просит, чтобы его подобрали с улицы.

«Засунь свою веру…» – такой грубостью ответил бы Аст. Подобным Эйли не вера его была нужна, а поступки.

Смутившись, девушка снова двинулась по улицам Тары.

– Мне мама говорила: «Если захотеть, можно даже достать до небес».

Рейн не ответил.

Канава превратилась в запутанный клубок из переулков, перекрестков и тупиков. Рейн пытался следить за дорогой, но даже он, хорошо знающий район, быстро сбился. У улиц, казалось, нет системы – дома будто не строились по порядку, а были вставлены в случайное место.

Чем дальше они оказывались, тем чаще Рейн ловил на себе взгляды. Из щелей и дыр, из-под стен незаметно вылезали безногие, безрукие, хромые, косые, покрытые язвами или шрамами. Лохмотья болтались на тощих телах, грязные космы свисали неопрятными паклями. Рейн повыше поднял воротник куртки, но это не могло укрыть от их зорких, цепких взглядов. Хотелось развернуться, сбежать, хотя он знал, что не сделает так: из-за призрачных возможностей, из-за собственного бессилия, из-за Эйли.

Улица закончилась большой площадью с неровной каменной кладкой, состоящей из выбоин и бугров. Ночной туман еще не ушел, его разгоняли лишь слабые огоньки, и Рейн не сразу понял, что это не площадь, а руины замка, из-за которого дальняя часть Тары и получила свое название.

Перед ветхими лачугами горели костры. Вокруг них грелись люди, а также разговаривали, смеялись, хныкали. Они помогали друг другу: наматывали старые бинты, прилаживали костыли, рисовали уродливые раны. Три женщины дергали в разные стороны ребенка в пеленках и спорили, кто пойдет собирать милостыню вместе с ним.

Рейн почувствовал дурноту от стоящего смрада, в котором смешивались пот, кровь, грязь, дешевые духи, горелая трава, еда, кислое вино. От увиденного все сильнее хотелось укрыться, но, заставляя себя не отводить взгляд, Рейн еще раз осмотрелся. Да, это язва, струп, уродливое пятно на Лице. Как и король – на теле Совета.

К Рейну и Эйли подошла женщина. Ей явно было за тридцать, но возраст не мешал назвать ее настоящей красавицей, которая могла соперничать с любой знатной дамой Ре-Эста. Черты лица у нее были правильные, улыбка – спокойная, а взгляд темно-зеленых глаз – уверенный. Высокий рост придавал ей горделивости, и, несмотря на простую, даже скромную одежду и окружение, держалась она с явным достоинством. Титул королевы подходил ей как никому другому.

– Рейн Л-Арджан, я ждала тебя, – произнесла женщина низким, грудным голосом. – Меня зовут Адара, и мне есть о чем поговорить с тобой. Прошу, пройдем, погода еще не располагает к уличным разговорам. – Она улыбнулась.

Внешность и речь подтверждали слух о том, что Адара из великого или благородного рода. Это заставляло держаться с еще большей осторожностью, но Рейн, кивнув, шагнул следом, заинтригованный.

Адара завела его в дом: единственное каменное строение, видневшееся в округе. Он напоминал один из тех, что стояли на Первой: простой, невысокий, мрачный, но внутри оказался светлее, чем там, чище, да и пахло в нем не сыростью, а крепким чаем и сладостью.

Они прошли в простенькую гостиную: выцветший ковер, потертые накидки на двух креслах, темные пятна от затушенных сигарет на столе, старый секретер. Освещал комнату свечной торшер, и от него шел тусклый свет; камина в ней не было, но судя по приятному теплу и немного душному воздуху на кухне топили печь.

Адара скомандовала идущей следом Эйли:

– Завари нам чай и принеси свежего хлеба с сыром. Устроим ранний завтрак. Справишься?

В голосе слышалась мягкая настойчивость: в семьях великих и благородных старались обращаться со слугами именно так. Рейн рассматривал лицо королевы, ища сходство с одной из семей, но не находил знакомых черт.

Кивнув, Эйли шустро вышла. Адара села в кресло, сделала приглашающий жест и с той же мягкой настойчивостью произнесла:

– Что же, Рейн Л-Арджан, король Кирии. Если Канава манит тебя сильнее дворца, давай поговорим.

– Давайте, – сухо ответил Рейн, садясь напротив.

Ставшая королевой нищих могла оказаться врагом столь же сильным, как советники, поэтому он решил держаться скупо, даже отчужденно, и выжидать.

– Скажи мне для начала, чего ты хочешь, Рейн Л-Арджан, король Кирии?

О сути ответа Адара явно догадывалась: она хотела узнать, какие слова подберет Рейн. Это многое говорило о характере, и инквизиторы часто пользовались таким приемом на допросе, задавая не связанные с делом вопросы, но судя человека по его реакции. Схожесть заставляла держаться с еще большей осторожностью.

– Остановить Совет. А вы, кира Адара?

Королева выбрала не отвечать:

– Так давай сделаем это. Давай остановим Совет. – Она улыбнулась мягкой красивой улыбкой, как если бы предлагала выпить чаю или звала на прогулку.

– Зачем вам это? – следующий вопрос Рейн задал настойчивее.

Адара призадумалась, точно решала, можно ли ему довериться. Рейн знал эту паузу: инквизиторы использовали ее для запугивания. Решив не брать в расчет ни этикет, ни мораль, он начал жестким тоном:

– На защитницу угнетенных вы не похожи, на борца за равенство – тоже. Что сделал вам Совет? Или один из знати? Вы из семьи аристократов, верно? Отец хотел насильно выдать замуж, и вы сбежали? – Наблюдая за реакцией Адары, Рейн понял: – Нет, слишком мелко. Отца лишили состояния, он не пережил этого, и вы решились отомстить? Тоже нет. Кто-то из аристократов надругался над вами? Инквизиция забрала родных?

По мере того как лицо Адары искажалось, наваждение спадало: Рейн уже не видел перед собой благородной дамы, наличие у нее грязных секретов стало таким же ощутимым, как дуновение тепла из коридора или запах костров, которым тянуло из окон.