Читать онлайн Тайный покровитель. Часть 1. Загадки из прошлого

1.

– Владимир Сергеевич, это мог сделать только тот, кто бывал у Вас дома. Расскажите, кто приходил в последнее время, может месяц назад. Нужно вспомнить. Что-то странное было? – случайные гости, знакомства, совпадения?

– Все незнакомые или малознакомые люди приходят ко мне в городской офис. А здесь, в загородном доме, бывают только родственники и старые друзья, которые тоже давно уже как родственники. Не представляю…

– Хорошо. Вы все-таки подумайте, может, что-нибудь вспомнится. Сигнализацию не меняли?

– Нет.

– А персонал, работники?

– У меня здесь два помощника. Один – Алексей Марьянов. Этот дом построен практически под его руководством. Мы вместе делали проект, а он потом и рабочих нанимал, и стройку контролировал, и оформлял все документы. Да мы уже больше 20 лет знакомы. Он сын моего армейского товарища. И мне как сын практически. На службе он мой заместитель.

А второй помощник – помощница – Вера Васильевна. Она хозяйка от Бога. Работала раньше в школе учителем, вела труды, теперь этот предмет, по-моему, называют технология. Девочек учила основам домашнего хозяйства: и готовить, и шить, и всему, что там еще у них по рукоделию нужно. Когда-то в городском доме культуры кружки вела. А потом дома культуры не стало, да и не хотят девчонки учиться ничему. Хотят замуж. И чтоб за них прислуга все делала. Ни на что не годные растут…

Вера Васильевна когда-то и у моей жены уроки рукоделия вела. Много, чему полезному научила. Но, видно, не все умеют ценить хорошего педагога. Ее досрочно на пенсию отправили. Школа деньги экономила на трудовиках и физруках. Я потом и пригласил ее к себе. Она верой и правдой у меня уже давно, так что вне подозрений.

Что касается гостей, они бывают не часто. Иногда приезжают бывшие однополчане. Вот, по осени старинный друг с женой приезжал, мы с ним почти десять лет не встречались. На новый год приезжала двоюродная сестра с мужем и дочками. Они раньше жили здесь, а потом переехали в Краснодар, иногда выбираются сюда, на малую родину. Племянник мой тоже приходил. Он у меня бывает не часто, но я его с пеленок, можно сказать, знаю. Вот на новый год приходил и пару дней назад был с девушкой. В общем, все свои.

– Я Вас понял, Владимир Сергеевич. Посмотрим, что даст экспертиза по отпечаткам пальцев. Но все-таки, если вспомните что-то, обязательно позвоните.

2.

Сдать смену было некому. Администратор куда-то ушла. В коридорах пустынно. Постояльцев мало. На ее участке из двадцати номеров занято только четыре. Так всегда бывает в воскресенье вечером. Завтра с раннего утра начнут съезжаться командированные. В конференц-зале будут совещания и заседания, какие-то тренинги и презентации. Жизнь, как могучая приливная волна, с новой силой заполнит все помещения гостиницы своей бурлящей энергией.

А сейчас затишье. Выходные заканчиваются, все готовятся к новой трудовой неделе. Только ей готовится не надо. У нее нет выходных. Она сама так попросила. Нужно сделать этот рывок. Три месяца. Потом будет легче. А вообще-то она уже так втянулась, что почти не ощущает усталости. Только вечером, после второй своей работы, приготовления ужина и разных дел по дому очень быстро засыпает. Это даже не сон. Она просто мгновенно отключается, едва дойдя до диванчика. Разбитые пружины, крякнув, словно приветствуя хозяйку, дружелюбно распределяются под ее худеньким телом так, чтобы она не испытывала неудобств. Да, диван надо менять. Скоро совсем развалится. И кухню надо менять. Там, где готовится пища, должен быть порядок, чистота. А старая кухонная мебель прогнивает, ДСП чернеет, крошится. Сначала нужна кухня. А диванчик подождет. В крайнем случае, и на полу можно спать.

Она еще раз дернула за ручку – дверь с надписью «Администратор» заперта. Хотя, слышится тихая музыка. У них постоянно радио работает. Не выключают, даже когда уходят. Полная бесхозяйственность. Она бы так не оставила. Приходилось экономить электричество, воду, чтобы платить как можно меньше. А здесь расходуют, ведь не свое, не жалко.

Прошла вперед-назад по коридору, негромко окликая:

– Светлана Петровна, где Вы?

Дежурной администраторши нигде не было. «Надо идти домой. Завтра с утра приду, тогда и отдам».

Единственный вечер в неделю, когда она не шла на вторую работу. Освободиться в воскресенье в 17 часов – это уже счастье. Нужно купить ребятам что-нибудь вкусненькое – устроим себе маленький праздник. Они и так без меня все время. Неделю, можно сказать, детей не вижу. Хоть один вечер вместе проведем. Вот закончат в этом году школу, поступят. Они умные, учатся хорошо, должны стипендию получать. Тогда полегче будет. Тогда…. А тогда они уже совсем взрослые станут. Детям семья нужна. Мать, отец. Но кто ж виноват, что так жизнь сложилась. Без отца уже 12 лет как растут, пожалуй и не помнят его. А последние два года и мать лишь мельком видят, когда уставшая с работы домой приходит. Пока на фабрике работала, еще ничего зарплата была. Тоже экономили, но хватало. Иногда брала подработки, чтоб одежду ребятам купить, на компьютер насобирать. А потом на фабрике заказов все меньше становилось, неполная рабочая неделя, зарплаты поурезали. Пришлось убирать вечерами – жить-то надо как-то. То в магазинах работала, то в больнице. Но там очень тяжело, а платят мало.

Пару лет назад фабрику совсем закрыли, оборудование распродали, работников на все 4 стороны отпустили. Потом еще полгода тянули с выплатой пособия по сокращению. Только когда несколько человек в суд обратились, деньги нашлись.

Любовь Евгеньевна шла привычной дорогой. Сильный колючий ветер, казалось, дул со всех сторон. Уже скоро зима закончится, а погода злится, наверстывает то, что не добрала. Пугает холодом, ледяным ветром, метелью. Как же хорошо сейчас будет дома. Мальчишки совсем большие. Почему-то родители всегда говорят, что не заметили, как выросли их дети, пожалуй, она тоже. Не заметила оттого, что всегда занята. Не понятно, почему этого не замечают другие – не все же так много работают. И еще, наверное, от усталости. Правда, и усталость тоже не замечала. Зарабатывала деньги, экономила, старалась, чтоб дети хорошо питались, были одеты, не хуже одноклассников. Работала, подрабатывала, убирала, готовила, стирала, гладила…. Слушала рассказы о том, что в школе все хорошо, обнимала и целовала своих мальчишек и, улыбаясь, засыпала. Стремительно проносились не только дни, но и недели, месяцы, вот уже и годы пролетели так, что не заметишь.

Она шла, отворачиваясь от ветра, закрывая нос варежкой, – почему-то так всегда теплее. Вспоминала, размышляла. Сколько раз зимой, в сильный мороз или под леденящим ветром, ведя детей в сад, а потом в школу, уносилась мыслями куда-то в счастливое будущее, которое их обязательно ждет. Мечтала о том, что они вырастут и будут здоровыми, сильными, счастливыми и, конечно, обеспеченными. И не будут тащить своих сонных детей по студеным зимним улицам. У них непременно должны быть теплые удобные машины, заботливые мамы, которые наденут на ее внуков уютные куртки и теплые сапоги.

Что еще она могла сделать, чтобы вырастить двух мальчишек? Сидеть с ними дома, чтоб с матерью больше общались? А жить как? Их же и одеть прилично надо, и на карманные расходы дать, чтобы с ребятами могли в кино сходить. И кушать молодым растущим организмам хочется.

Она рассматривала полки магазина, выискивая товары по акциям. Продукты дорожают. Приходится постоянно следить, где какие скидки. Только так и можно выкручиваться. Вот кофе. Большая упаковка и почти на 100 рублей дешевле, чем обычно. У нас давно закончился. Конечно, раз такая скидка, нужно взять. И тортик вафельный. Вот и хорошо будет к воскресному ужину.

Люба перебирала в уме, что еще можно приготовить. Есть немного мясного фарша. Можно сделать картофельную запеканку. И к ней что-нибудь из солений. Огород их кормит. Летом овощи свежие с грядки. И на зиму запасы сделаны: помидорчики, огурчики, солянка овощная. Этим и кормятся.

Тёма и Тима сидели, вдвоем уткнувшись в монитор.

– Мам, привет. Извини, у нас тут стрим крутой.

– Мам, у тебя как день прошел? Нормально? Ты давай отдыхай. Мы тут скоро тоже … ох ты …

Ребята, на секунду повернулись к матери, и тут же снова уткнулись в экран.

Позже, когда мама приготовила ужин, сидели за столом. Она слушала непонятные рассказы о стримерах и донатах. Недоверчиво усмехалась рассказам о том, какие большие деньги на этом делают Кейк, Дрэд, Мэдисон и другие. Но главное – она любовалась и гордилась своими ребятами. Никто на свете не любит своих детей сильнее, чем она. У нее самые лучшие сыновья и у них впереди счастливая интересная жизнь.

Уже засыпая, она услышала:

– Мам, ты не спишь? Можно войти?

– Конечно, заходи. Что ты хочешь?

– Мам, по понедельникам в «Супер-синема» билеты дешевле. Мы бы хотели завтра сходить. Можно?

– Обязательно сходите. Возьмите на билеты и на поп-корн. В кошельке, ты знаешь. А сумку я в коридоре около зеркала оставила.

– Спасибо, мам. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, дорогой.

3.

Вот погода, зараза какая. И шубка не помогает. Капюшон срывает ветром. Где там этот придурок застрял? Не мог поближе машину подогнать. Подумаешь – тихий центр, движение запрещено. В воскресенье вечером никаких постов не будет. В такую погоду все по домам сидят, никто из норы не вылезет. А этот все трясется.

Вика плотнее закуталась в красивую белую шубку. Шубка была просто восхитительная, как из сказки, где принцесса дарит со своего плеча шубку замершей девочке. В какой это было сказке? Уже не вспомнить, но такая сказка точно была. Вике казалось, что она почти видит тот фильм, где девочка в белой шубке, которую ей подарила принцесса, тоже превращается в принцессу. Как эта сказка все-таки называлась?

Свою шубке ей пришлось купить самой, год откладывать деньги. Но этого бы не хватило. Новая брэндовая «норка» стоит очень, очень много. Конечно, в сравнении с Валиной зарплатой. А тут такая удача – среди объявлений о продаже «б/ушной» одежды она нашла две короткие строчки «Шуба норковая белая, Италия, состояние новой – стала мала». И Валя ее купила. Она выторговала ее именно за такую сумму, которая у нее была. Наплела какую-то басню, что зимой будет свадьба и очень нужна белая шуба и это ее мечта с самого детства … Сочинять басни она была мастерица, и они вкупе с глазами полными слез, возымели свое действие. Прекрасную итальянскую шубку она получила почти за полцены. На работу она в ней ни разу не ходила – девчонки бы ее просто не узнали в таком виде – как с обложки модного журнала. На работу Вика появлялась, как и все: джинсы, пуховик, замотанный на шее толстый шарф, вязаная шапочка, на ногах – угги – удобные, теплые и практичные – из магазина дешевой одежды для всей семьи.

А белая шубка – только на особые дела, когда нужно было произвести впечатление. Надевая другую – стильную, модную одежду, с эффектным макияжем и красивыми локонами, в облаке дорогих духов – она переносилась в параллельный мир, в другую прекрасную реальность, возвращаться потом назад из которой так не хотелось. И она сделает все, чтобы остаться в той красивой и дорогой жизни навсегда. Это уже скоро, совсем скоро произойдет.

Виктория поглубже зарылась в капюшон. Он сразу приник к ее щеке нежным облаком мягкого тепла, которое прямо-таки излучал мех. И ей представилось, что она в своей белой шубке превращается в принцессу. А с минуты на минуту появится он – прекрасный принц, тот, кто возьмет ее за руку, взглянет в глаза и больше ни на минуту не сможет расстаться с ней. Вика улыбнулась своим мечтам – пусть для нее эта прекрасная сказка станет явью. Должна стать! Если очень чего-то желаешь, оно обязательно сбудется. Конечно, и помогать нужно сказочным превращениям, не сидеть, сложа руки, а то принца на белом «Мерседесе» кто-нибудь по дороге перехватит.

Вон он, кажется, идет. Нет, не принц. Этот просто помогает ей сделать дело. Или она ему. Конечно, она – мозг, она умная и ловкая. А он – так, грубая физическая сила. Но без этой силы не обойтись.

– Что ты так долго? Я совсем замерзла. Нашел?

– Ничего я не нашел. А, может, там и искать нечего было? Никакая ты не забывчивая, ты просто все подстроила. Взяла сама, а дальше разыграла спектакль. Так было? Признавайся, стерва!

Парень схватил ее за ворот и стал трясти.

– Идиот, отпусти меня! Ничего я не подстраивала! Пойми ты, нужно сначала то самое место найти. Я одна не найду его, да и все ножи у тебя. Так что успокойся, отпусти меня! – она отбивалась, отцепляя его пальцы от нежного меха.

– Да отпусти ты меня! Шубу испортишь, я тебя тогда сама убью!

Наконец вырвалась, отступила на шаг.

– Ты где уже напиться успел? Вместо того, чтобы дело делать, ты пошел и напился?

Она оттолкнула его и стала внимательно разглядывать, почувствовав запах спиртного и пытаясь определить, сильно ли он пьян.

Парень приобнял ее, примирительно поглаживая по плечу.

– Ладно. Давай рассуждать. Я дело сделал, помог достать то, что нужно. А ты взяла и забыла самый ценный трофей в гостинице. Что делать – снова я должен всю работу выполнять. Искать, выяснять, твои ошибки исправлять. Виновата ведь ты! Должна прощенье просить, а ты скандалишь – это ж легче. А вот пойди сама и ищи. Я не нашел. Ничего я не нашел, хотя нет, – виски нашел. Хорошая гостиница – в номерах бары, там много вкусного. И администраторша там такая милая, помогала мне искать.

Он неприятно улыбнулся, потянул ее к себе, пытаясь поцеловать. Она отступила, пытаясь вырваться, замахнулась на него сумочкой, но не удержала равновесия и упала в снег. Он подскочил и, внезапно рассвирепев, вцепился в ворот шубки, поднимая ее на ноги и хватая за горло.

– Что же ты меня, стерва, отталкиваешь? Разлюбила? Или не нужен стал? Я понял, понял, что ты все придумала. Дрянь! Сама спрятала его. Ты узнала, где тайник и спрятала, чтоб меня кинуть. Так? Так ты решила? Говори, говори!

Он тряс ее так сильно, что она не могла даже оттолкнуть его. Пыталась влепить сумкой, но он ударил ее, сумка вылетела из рук,

– Отпусти меня, отпусти! Помогите!.. – В глазах потемнело, кровь прилила к голове, и она упала.

4.

Не замечаешь, как дни летят. Только были выходные – и уже среда. Любовь Евгеньевна вставала рано. Нужно приготовить покушать на день, самой душ принять. На работу в 6-30 выходить, чтобы к семи часам быть на месте. Опаздывать нельзя. Она никогда не опаздывает. Только один раз в прошлом году, когда гололед был. Упала, да так неудачно, что еле смогла подняться. И потом на ногу наступать было очень больно. Хорошо, хоть перелома не было. Так, связки растянула. Месяц с эластичным бинтом пришлось ходить. Неудобно – сапог не застегивается. Пришлось конструкцию придумать: связала широкую, в обхват сапога, круговую манжету, вроде как гетры. Эта манжета и держала голенище. Для симметрии и на второй сапог тоже пришлось такое украшение сделать. Так и отходила до весны.

Люба хлопотала на кухне. Накрывала на столе завтрак и думала, что оставить на обед мальчикам. Планировала все дела, которые предстоят на сегодня. «Я же вчера Артёмку не видела». Когда пришла, он в душе был. А потом все как-то сразу спать улеглись. Да и в понедельник она тоже его, кажется, не видела. Тимофей из кино пришел, сказал, что Тёмка пошел девочку из параллельного класса домой проводить. Долго задерживался. Она еле дождалась, глаза закрывались совсем, засыпала. Услышала, что он ключами в дверях гремит. Только и спросила:

– Тёмочка, ты? Как фильм?

– Все норм, мамуль. Спи, не волнуйся. Спокойной ночи.

Никогда такого не было, чтоб она сыновей не видела. Вот и сейчас уже выходить пора, а они еще спят. Зайти к ним в комнату, хоть в макушку поцеловать.

Люба на всякий случай стукнула в дверь, предупредила, чтоб сыновья знали, что она идет. Взрослые ведь парни уже, не хочется их смущать. Но ребята, кажется, не слышали ни стука, ни того, как она зашла. Крепко спали, одеяла свесились с кроватей. Она подошла к Тёме, чтобы поправить постель. Свет из коридора падал на середину комнаты, и мальчишки, свернувшиеся на кроватях, в полумраке казались снова такими маленькими, что хотелось их обнять, прижать к себе, защищая от невидимых опасностей, тискать и целовать. Она наклонилась над Артёмом, собираясь тихонько поцеловать в висок. На щеке у Тёмы была изрядная ссадина.

Это еще откуда? Люба стала приглядываться к мальчику. Он спал в одних плавках, одеяло прикрывало его лишь частично. И теперь она заметила здоровенный синяк на боку.

– Тёма, Тёмочка, приснись, милый!

Она еле сдерживалась, чтобы не закричать и не испугать ребят. Что это? Когда это случилось? Кто тебя так? Как она могла упустить это за своей бесконечной работой и не увидеть главное – ее мальчика били!

Тима проснулся быстрее.

– Мам, ты чего кричишь? Доброе утро! Уже вставать, да?

– Тимка, расскажи, что с ним случилось? С кем он дрался?

Тимофей сонно тер глаза и пока ничего не отвечал.

– Тёмочка, ты меня слышишь? – принялась она теребить спавшего сына, – Рассказывай, что произошло. Когда это у тебя появилось?

– А…Синяк что ли? Ерунда. Шел из кино, поскользнулся. Упал, очнулся гипс. – Артемка сонно улыбался.

– Тёма, мне не до смеха. Какой гипс, где ты упал? Просыпайся, я на работу тороплюсь. Но пока не расскажешь, никуда не пойду.

– Да что рассказывать-то. Про гипс шутка, конечно. Обычное дело – зимой поскользнулся. Ну, на скамейку какую-то налетел.

– Ты к врачу обращался? Может у тебя перелом ребер?

– Нет никакого перелома, уже все почти прошло. Не волнуйся, иди на работу.

– Артём, это правда?

– Конечно, мам. Ты ж сама видишь – он в порядке. А шрамы только украшают мужчину, – встрял Тимофей.

– Не надо нам таких украшений. Дай, я посмотрю.

Она принялась осторожно ощупывать синяк на боку, сверху, снизу. Тёма поморщился. Но, вроде, не от боли. Говорил, что щекотно. А время выходить на работу уже действительно не только подошло, но и прошло.

Люба обняла и поцеловала сначала Тёму, потом Тимофея.

– Мальчишки вы мои любимые! Пожалуйста, не обманывайте меня. Тима, смотри за ним, чтоб больше не падал. И ходите аккуратно. Если с вами что-нибудь… она отвернулась, сжав губы.

– Ладно, мне пора. Придете из школы, – позвоните обязательно.

Она шла очень быстро, стараясь наверстать упущенное время и не опоздать. Мысли унеслись куда-то в прошлое.

Необъяснимый страх сжал сердце. Ощущение надвигающейся опасности, против которой невозможно бороться. Даже не ясно, что именно вызвало в ней такую тревогу. Предчувствие? Как в тот день, когда случилась беда, оставившая ее одну в двумя детьми. Страх за сыновей. с которым она считала, что справилась, когда мальчики подросли. Страх, который парализует мысли, высасывает все силы, преследует, внезапно вылезая из угла и напоминая о себе… Этот страх снова заполз в душу.

Надо думать только о хорошем. У нас все хорошо. Не происходит ничего страшного. Она не даст их в обиду и не поддастся панике. Надо вспомнить слова, которым научила подруга. Они успокаивают. Не помню… только молитва. Мамина. Она всегда так говорила в трудные минуты: «Господи, спаси, сохрани и помилуй! Господи, спаси, сохрани и помилуй…».

Как из неугасаемой оптимистки она стала беспросветной пессимисткой? Усталость? Возраст? Отсутствие поддержки, опоры, крепкого мужского надежного плеча рядом? С первым фактором справиться можно, против второго средства нет, а третий просто не брать в расчет и справиться самой, своими силами.

5.

– Любовь Евгеньевна, я еще раз повторяю: где был ваш сын в понедельник около 22 часов?

– Я еще раз говорю – дома.

– Мы знаем, что это не так. Сосед ваш из квартиры номер 11 выходил курить, стоял около подъезда примерно в 23 часа, видел, как Артём очень быстро, почти бегом, зашел в подъезд. Видимо, был очень взволнован или напуган.

– Сын был дома. Сосед ошибся.

Она замолчала. Никакими силами они не заставят ее поверить, что ее сын, ее Артёмка мог совершить что-то плохое.

– Скажите мне, в чем его обвиняют?!

– Вы понимаете, что я задаю вопросы, а вы отвечаете? Или мы будем рассматривать ваше молчание как пособничество и сокрытие преступления, дачу ложных показаний.

Ответом ему было все то же молчание. Она ни о чем не думала, не пыталась придумывать версии, оправдания, хитроумные комбинации. Она сама уже ничего не понимала, не знала и даже не чувствовала. Шок от того, что ее сына задержали, и он находится в полиции, парализовал все чувства и мысли.

Следователь Андрей Климчук смотрел на застывшее лицо материи, ее окаменевшую фигуру, сложенные на коленях руки.

– Хорошо. Я расскажу, в связи с чем задержан ваш сын. Во вторник, 27 февраля, утром был найден мертвым молодой человек. Найден на вашей улице, как раз на середине пути между вашим домом и отелем, где вы работаете.

Парню было чуть больше 20 лет. Знаете, от чего он умер? – удар ножом в горло. Время смерти от 22 до 24 часов вечера. Того вечера, когда ваш сын вернулся поздно, взволнованный и напуганный.

– Как его звали?

– Кого звали? Почему вы спрашиваете? Вы его знали?

Она непонимающе посмотрела на следователя. Сама не понимала, что спросила, а уж тем более – зачем. Как-то машинально произнесла.

– Не знаю, зачем спросила. И не знала его. Я вообще не знала, что кого-то убили.

Следователь постукивал ручкой по столу, смотрел то на Любовь Евгеньевну, то в окно – держал паузу. Такое напряжение обычно выводило людей из равновесия. Но эта женщина и вправду ничего не знает, к тому же в сильнейшем шоке. Возможно, приняла успокоительное.

– Любовь Евгеньевна, мы должны вместе разобраться с этим делом. Вашего сына сразу освободят, если он не виновен. Вы должны нам помочь.

…. Что значит «если невиновен»? Люба посмотрела на следователя, хотя скорее, сквозь него, в свои мысли, в свое горе. Возможно, пыталась представить тот вечер, своего сына рядом с убитым парнем… вздрогнула. Нет! Не мог он!

– Хорошо, Любовь Евгеньевна. Скажите, была ли у вашего сына девушка? Может, знакомая по имени Виктория? На теле убитого парня есть татуировка – имя Виктория.

– Нельзя делать татуировки любимых людей. Это к несчастью. И все, что имеет острие – тоже нельзя. Шипы, звезды, ножи…

– О чем вы? – не понял следователь, Он явно не рассчитывал на обсуждение татуировок.

– У моего мужа тоже была татуировка с моим именем – Любовь. И роза рядом. И он унес нашу любовь с собой. – Она опять посмотрела то ли на следователя, то ли сквозь него. – Он погиб. Давно. А вроде бы, совсем недавно мы были вместе, и все было хорошо. Татуировки – это вообще плохо. И крест нужно на шее носить, а не татуировкой в виде креста…

6.

Телефон звонил постоянно. Нужно снять трубку. Но так работать невозможно. Ни подумать, ни сконцентрироваться, ни написать отчет. Начальство просило срочно кражей в доме Грекова заниматься, только никаких условий для работы. Из-за опечатки в каком-то справочнике теперь постоянно звонят в отдел. Есть же дежурная часть, пресс-служба, канцелярия в конце концов. Опечатку хоть и исправили, но граждане все равно где-то находят этот номер. Как назло – именно этот номер! И звонят, звонят, звонят…

– Младший оперуполномоченный Миронов, слушаю, – он рявкнул с такой злостью, что на другом конце провода, видимо, испугались. Было слышно, как кто-то шевельнулся у трубки. Миронов уже представлял, как ему начнут нести какую-нибудь ахинею про сломанные почтовые ящики или орущих ночью под окнами дома нетрезвых граждан. Почему никто не понимает, что это работа участкового инспектора? Сейчас он все скажет…

Трубка наконец пришла в себя и робким голосом молодой девушки заговорила:

– Здравствуйте, извините, пожалуйста, за беспокойство. Может я не к вам… если перезвонить, скажите куда…

– В чем дело? –спросил Миронов, смягчившись от нежного голоса в трубке и стараясь придать заботливую интонацию.

– Я подавала заявление о краже. У меня розу украли. Может, что-то прояснилось?

– Розу украли? Из букета?

– Нет, это семейная реликвия. Золотая, старинная. Я приносила фотографию. Не нашли того, кто украл?

– Давайте по порядку. Ваша фамилия? Где украли? Когда украли?

Денис Миронов вспомнил заявление о краже, вспомнил и девушку, которая его принесла. Она подходила к своему голосу, или он к ней. Они дополняли друг друга – голос и внешность – нежные, женственные, мягкие. Стройная, высокая, в джинсах и синем пальто, и глаза тоже синие. Гладкие темно-русые волосы, скрепленные на затылке в низкий «хвост», почти полностью закрывали уши.

Девушку звали Маша, это он тоже помнил. Ему нравилось слушать ее голос, поэтому сразу отвечать не стал, а задавал новые и новые вопросы.

Он все хорошо помнил, но никак не мог заняться поисками пропавшей розы. Появлялись новые неотложные дела, и розу все откладывали «на завтра». «Пора, действительно, заняться ею», – подумал Денис Миронов. И сам для себя даже не понял, про кого именно он подумал – про Машу или про ее розу. Наверное, про обеих – решил он для себя и сообщил трубке следующее:

– Поиски мы ведем, и у нас есть подозреваемые в хищении. Но для уточнения деталей нужно, чтобы вы подошли к нам в отдел.

– Значит, я правильно сделала, что позвонила? – обрадовано спросила Маша, все еще впечатленная суровостью тона, с которым была снята трубка. – Я ждала, ждала, что вы позвоните…

– Конечно, правильно, что сами. Мы же вашу вещь разыскиваем, значит и звонить вы должны. А придете когда? Сегодня в 14.00 сможете?

– Смогу, буду обязательно.

– Скажете дежурному, к Денису Миронову, кабинет 207. До свидания.

Денис повесил трубку и стал искать папку с заявлением и фотографией потерявшейся розы. Надо освежить в памяти. Где она – роза – пропала? Наверное, в кафе. Девушка пошла к антиквару, кажется, потом зашла в кафе, а дома обнаружила, что розы нет. Может, у того же антиквара и забыла? Ладно, разберемся. Сейчас нужно несколько звонков сделать, потом запрос написать.

Денис хотел заняться необходимой текучкой, но дверь открылась, и в кабинете возник Климчук. Он выглядел усталым.

– Привет, День, – протянул он руку. Денис поприветствовал его.

– Что нового? У тебя вид то ли грустный, то ли усталый.

– И то, и другое. Ты ж помнишь, вчера парня нашли убитого.

– Ну и как? Опознали?

– Нет, документов при нем не было. Будем искать по особым приметам: у него на левой руке татуировка с именем Виктория. Знать, бы, кто эта Виктория.

– А может это в честь победы?

– Может и так. Зато у нас есть подозреваемый.

– Молодца, считай – дело раскрыл. Через пару дней, когда примут заявление о пропаже человека, глядишь – и опознает кто-нибудь. Радоваться должен.

– Нечему пока радоваться. Не нравится мне эта история. Вроде бы понятно, кто ему нож воткнул – нашли мальчишку, он точно там был. И время совпадает, и домой напуганный прибежал, и синяки … Сам, правда, не признается, но это дело времени. У меня даже сомнений не было. Но сейчас с его матерью разговаривал. И как-то тяжело на душе. Сам не пойму, отчего. Понятно, что мать всегда будет твердить «не мог мой сын, не мог, не такой…». Вот и засело у меня в голове «мог – не мог». Парнишка этот с виду приличный, о нем в школе отзывы очень положительные. В спортивную секцию ходит – борьба. А тут нож в горло. И какой у него мотив? Не похоже, чтоб он был любителем разборки устраивать.

– Андрюха, ты передохни, пообедай. А потом уже дальше копай. На голодный желудок ни одна здравая мысль не придет.

Денис Миронов поднялся, потянулся, разгибая уставшую спину. Все-таки искать розу приятнее, чем заниматься убийством молодого парня с перерезанной глоткой.

7.

– Мария Михайловна, присаживайтесь.

– Спасибо, можно просто Маша.

– Хорошо. Я прошу Вас еще раз с подробностями рассказать, как потерялся ваш цветок.

– Да, у меня пропала роза. Она золотая, но особенна дорога мне, моей семье, как память. Мне ее подарила бабушка, ей – её бабушка. Это семейная реликвия. Я брала розу, чтобы специалисту показать. Он нам генеалогическое древо будет составлять. Все, что связано с нашей семьей, я рассказала. А эта роза – тоже часть истории, фамильная легенда. Ну, я и решила ее тоже показать на всякий случай, может он видел старинные изображения с такой розой где-нибудь. Раньше ведь много было символов, гербов, всего такого.

– Я понял – пропала роза у него, у этого специалиста?

– Нет, я точно ее забрала, когда уходила. Он ее сфотографировал и сказал, что можно забирать. И я забрала. А дома в сумке ее уже не было.

– И где мы ее должны искать?

– Я не знаю, поэтому и написала заявление.

– Давайте сначала и со всеми подробностями. Абсолютно всё постарайтесь вспомнить. С кем встречались по дороге, куда заходили, может, роняли сумку, кому-то отдавали ее. Роза ведь в сумке лежала? По пути от вашего специалиста и до своего дома вынимали розу из сумки? Вспомните, может, сумка прорвалась?

– Я с рваными сумками не хожу. – Маша даже обиделась. – А сумку я открывала только чтоб в кафе расплатиться.

– Так, значит вы заходили в кафе. В какое?

– Кафе «Шарлотта», там очень вкусные фруктовые салаты, десерты, выпечка изумительная. Только туда. Заказала…

– Это не важно. В кафе сумку без присмотра оставляли?

– Нет. Там денег много было, я думала, что нужно будет платить Герману Львовичу – тому, кто нашим древом занимается. Платить, чтобы он выяснил, как роза связана с фамильной историей. Но Герман Львович сказал, что это бесплатно и входит в общую стоимость работ.

– И сколько же эта общая стоимость, если не секрет?

– Не секрет, у них расценки на сайте и в офисе у всех на виду. Вначале проводят генеалогическую экспертизу. Она стоит сто тысяч и это …

Денис жестом остановил ее.

– Подождите. Сразу уточним: чтобы рассказать вам про ваших бабушек, дедушек, прабабушек и так далее вы платите сто тысяч рублей?

– Да, это еще не дорого. Есть те, кто берет больше. А Герман Львович – специалист, всю жизнь работал в областном архиве. Тут ведь важно, чтобы информация честная была. Ну, понимаете, сами-то мы проверить не сможем, а он будет запросы рассылать, у него связи с коллегами в других архивах. Про него все хорошо говорят.

– Я понял. А почему, извините, самим бы не написать в архив?

– Во-первых, я не знаю, как туда писать, что именно спрашивать. Для архива нужно указывать конкретно: к каком году приехали или поженились или что-то еще. Не буду же я просить найти всю информацию про моих прабабушку и прадедушку, о которых я сама мало знаю. Потом ведь есть другие родственники, о которых мне вообще ничего не известно. Они уехали, когда революция началась. Где их искать, с чего начинать?

И вообще это сложная работа. Я сначала, правда, попыталась. Открыла сайт архива, а там написано, что заявки от граждан на этот год уже не принимаются из-за очень большого количества запросов. Наверное, очень многие хотят узнать, откуда они родом. Вот мне родители и предложили обратиться к специалисту. Они сами сейчас в отъезде, а я занялась. Мне вообще-то эту мысль подружка подсказала. Говорит, у моей семьи очень интересная история.

Розу я носила показывать, может что-нибудь интересное с ней связано.

Денис открыл папку, достал лист бумаги:

– Это фотография той самой розы?

– Да, моя роза, – Маша грустно рассматривала изображение.

– Маша, мы обязательно найдем вашу семейную реликвию. Обещаю держать вас в курсе и думаю, нужно будет еще встретиться, уточнить некоторые детали. Кабинет у нас тесноватый, поэтому предлагаю где-то на нейтральной территории. Приятное с полезным, так сказать, совместить.

Он заметил, что она сначала удивленно взглянула, а потом, чуть улыбнулась. Расценив это как согласие, Денис продолжал:

– Сегодня у меня еще предстоит много дел, а завтра к вечеру, я вам позвоню.

– У вас хорошая работа – удобно приглашать на ужин. Наверное, никто не отказывается – ведь вы представитель закона. – Не понятно было, то ли она кокетничает, то ли понимает, что вынуждена принять предложение. Денис немного обиделся.

– Я еще никого, кроме Вас, не приглашал. Работа такая, что не хочется смешивать ее с чем-то личным.

– Но сейчас решили все-таки смешать?

Денис уже пожалел, что начал разговор. Вырвалось непроизвольно. Иногда так бывает – сначала говоришь, а потом начинаешь обдумывать, стоило ли это делать. Наверное, он ошибся – девушка просто хочет вернуть свою пропажу. И взгляды не выражали ничего большего, чем просто внимание и любопытство человека, попавшего в не стандартную и непривычную для него обстановку. Да, надо было тщательней изучать курс психологии и невербального общения. Понимать, что на уме у другого человека – дело не простое. Есть у него одна знакомая – Надежда Петровна – она спец высшей категории читать взгляды, понимать кто врет, а кто правду говорит. Точнее, она знакомая Андрея Климчука. Надо будет у нее попрактиковаться. Андрюха все причины ищет, чтоб пригласить ее под благовидным поводом куда-нибудь, вроде, по работе, но с перспективой на неформальное общение. Приятное с полезным: и по делу вроде поговорить, и поужинать где-нибудь. Вот ему и будет повод – проконсультировать коллег в области женской психологии.

К тому же он не имеет права на личные отношения с кругом лиц, задействованных в процессе дознания. "Нет никаких отношений, – успокоил себя Денис, – даже если сходим в кафе, это еще не отношения".

Пока Денис обдумывал, стоит ли продолжать тему встречи на нейтральной территории с Машей, она сама, не выдержав паузы, заговорила:

– Вы что, обиделись? Это же я так, для поддержания разговора. Завтра буду ждать вашего звонка. – она улыбнулась. – До свидания.

– До свидания, – машинально ответил Денис. – Вот и пойми, где она «для поддержания разговора», а где серьезно. И сейчас улыбалась искренне или насмешливо? А..!, какая разница… Нашел, в чем копаться. На работе – дел куча, а он о такой ерунде думает. Нужно сегодня будет побольше сделать, чтобы завтра часам к семнадцати освободиться.

8.

– Владимир Сергеевич, обед готов. Пойдемте в столовую. И погулять бы вышли. Погода сегодня отличная – солнечно, легкий морозик, но уже весной пахнет.

Так надоела слякоть, серость. Раньше, мне кажется, зимы были белые, снежные, морозные. Хотя, наверное, все говорят, что в их время все было лучше. Помню – мама мне рассказывала, как жили после войны. Говорила, что те времена, хоть и тяжелые, голодные, но были лучше, чем нынешние – более сытые, но мутные и безрадостные. Наверное, нам нравится время, когда мы были молодые, полные сил и энергии. Мы любим то время, и оно нам кажется самым лучшим.

Вера Васильевна подошла к столу, за которым сидел хозяин дома. С раннего утра он был в рабочем кабинете. С понедельника по пятницу выезжал вместе со своим помощником в городской офис. А выходные полностью проводил в загородном доме. Но сегодня в город на работу не поехал.

Когда-то здесь была деревня, но постепенно она опустела. Умирающая деревня – грустный пейзаж 90х годов. Развалился совхоз, люди стали уезжать в город. Устраивались на работу, забирали с собой пожилых родителей. Остались те, кто не хотел бросать родные дома и те, кого некому было забрать.

Но на смену прежней жизни всегда приходит новая. Вспомнили городские жители про красивые пейзажи, свежий воздух и стали строить себе загородные дачи на месте прежних родительских покосившихся домиков. Так деревня стала возвращаться к жизни. Фермерством, правда, здесь никто заниматься не стал, но вот строились с удовольствием. И в основном люди довольно состоятельные. Привлекала природа, относительная удаленность от города, возможность глотнуть свежего воздуха, порыбачить в маленькой речушке, вдохнуть свободы, выбравшись из каменных городских джунглей.

На месте красивого двухэтажного дома Владимира Сергеевича раньше был пустырь. Когда-то жили в этих местах дальние родственники, но давно уехали в город. И на одном из семейных праздников, стали рассказывать про прекрасный сосновый бор, ягоды, небольшую речку, в которой вода чистая и прозрачная. Так хорошо рассказывали, что захотелось посмотреть самому. И когда он с женой сюда приехал, оба влюбились в эти места. Приезжали на выходные, гуляли. Нашли место в стороне от дороги и решили, что здесь будет их дом. Долго тогда Владимир Сергеевич занимался оформлением документов на землю. Наверное, проще было выкупить участок вместе с каким-нибудь старым домом, а потом разобрать его. Но хотелось именно это место. И он возил сюда администрацию, замерщиков, потом проектировщиков и строителей.

Дом отстроили отличный, по индивидуальному проекту. Всё, как они с женой задумали: веранда, балкон, зимний сад. Просторно и светло. А вокруг прозрачный лес из сосен и молодых берез. Летом красота, да и зимой есть своя прелесть в бескрайнем белом убранстве полей, точеных силуэтах стволов и сдержанных кронах высоких сосен. Только вот гулять уже не хочется.

– Вера Васильевна, пожалуйста, принесите мне сюда обед. Хотя, я и есть-то не хочу… Не успел аппетит нагулять.

– Как же его нагулять, если не гулять. Нужен воздух, движение, положительные эмоции.

– Да нужны. Только вот с ними-то и проблемы. С положительными эмоциями.

– Владимир Сергеевич, хватит Вам уже переживать из-за этих ножей. Ну, не стали же вы без них несчастней. Все живы-здоровы, слава Богу. Понимаю, это ваше хобби, да и денег стоят немалых. Но это не та потеря, чтобы аппетит терять и радость жизни.

– Согласен, Вера Васильевна, согласен. Только радость жизни уж давно меня стороной обходит. Так, живу, как живется, работаю. Вроде, все нормально, все хорошо. Но как-то не радует жизнь.

Он привстал с кресла, улыбнулся.

– Правда, надо пообедать, пройтись. А то совсем засиделся. И что у нас сегодня на обед?

Столовая напоминала музей изделий гжельских мастеров. Все в бело-голубых тонах. А на столе, как яркие цветы среди зимних холодных красок, стоял обеденный сервиз, радуя глаз яркими желто-оранжевыми тюльпанами, которые украшали супницу, большие глубокие тарелки, блюда, салатницы.

Были в столовой и другие вещи, притягивающие взгляд сочными летними оттенками. Несколько подушек в ротанговых креслах вокруг журнального столика, на котором стояла ваза с живыми цветами.       Разноцветные герберы, словно маленькие солнышки, приятно радовали глаз. В некоторых местах столовой тоже стояли живые цветы в ярких кашпо. Затейливая кованая подставка, несмотря на свою основательность, еле выдерживала несколько тяжелых горшков, из которых изливались каскады сочных зеленых листьев. Было еще одно большое кубической формы кашпо, в котором произрастало великолепное дерево – иначе его не назовешь – фикус с густыми темно-зелеными листьями.

Вера Васильевна колдовала около плиты, где аппетитно булькало из разных кастрюлек, и аромат сытного обеда изливался на всю столовую, возбуждая аппетит любого, кто попадал в это царство уюта и сытости.

Владимир Сергеевич, устроившийся в своем любимом кресле, с удовольствием потянул носом:

– Чувствую Вашу непревзойденную солянку! Знаю, что она у вас всегда потрясающе вкусная, только не кладите много, пожалуйста. Иначе я не осилю второе блюдо.

Раздался сигнал домофона. Вера Васильевна, намеревавшаяся уже наполнить тарелку аппетитно пахнувшей солянкой, брякнула половником, снова возвращая его в супницу, и пошла к дверям.

Вернулась она уже не одна, а в сопровождении высокого мужчины крепкого телосложения.

– Андрей Иванович Климчук, – представился вошедший. Я знаю, что у вас в доме была кража. Ее расследованием занимаются мои коллеги. А я веду другое дело. Но, возможно, они связаны, поэтому, Владимир Сергеевич, я пришел к Вам.

– Понимаю, что Вы сейчас снова будете о делах говорить. Но сначала – обед. Усаживайтесь, пожалуйста. И не возражайте. – Вера Васильевна повелительно указала на стул.

Климчук отрицательно покачал головой:

– Я на службе, спасибо. Не хотел мешать вам обедать…

– Вы совсем не помешали. Разговаривать лучше на сытый желудок. Так что считайте это обязательным условием нашей беседы. Таких блюд, как у нас, Вы нигде не встретите. Так что не отказывайтесь от возможности их попробовать. Наша Вера Васильевна выиграла бы все конкурсы поваров, если бы захотела. Но тогда бы уже не нас с Вами кормила, а высшие круги общества. – Владимир Сергеевич с удовольствием потер ладони, – Нусс, приступим.

– Конкурсы, высшее общество… – Вера Васильевна поставила перед ними тарелки, – да зачем они мне нужны? У человека все получается, когда ему самому на душе хорошо. Я для семьи, для Вас стараюсь. А там все другое, не для меня. Вы не стесняйтесь, кушайте на здоровье, пирожки берите, – она подвинула Климчуку блюдо с золотистыми пирожками, такими аппетитными, что устоять было невозможно.

Они сидели в столовой, где было тепло и красиво. Домашние вкусные запахи, обед, после которого и жить веселее, и проблемы уже не проблемы, а мелкие недоразумения, неотложные дела вполне можно отложить…. Хорошо, когда есть свой Дом. С большой буквы Дом, тот тыл. где чувствуешь себя спокойным, защищенным и невыразимо счастливым. Андрей Иванович подумал – хотелось бы и ему после непростой своей службы прийти вот так домой, насладиться покоем, вкусным ужином и отдыхом. Провести вечер с любимым человеком, а потом уж с новыми силами вновь погрузиться в работу.

Хорошо здесь у них, душевно. Но только он-то сюда по делу приехал.

– Владимир Сергеевич, как я понял, здесь бывают только близкие родственники.

– Да, я говорил об этом, они вне подозрений.

– Но еще в Ваших показаниях я прочитал о том, что приходила девушка. Она пришла с Вашим племянником Евгением Зориным. Скажите, пожалуйста, а ее вы тоже хорошо знали?

– Нет, он не рассказывал о своих подругах. Знаю, что они у него были. Хотя, не сказал бы, что он часто меняет девушек. Как-то обмолвился, что пока не встретил кого-то для серьезных отношений. Но вот к Валентине, с которой приходил, наверное, относится по-другому. Иначе бы не привел ее сюда.

Климчук протянул Владимиру Сергеевичу несколько листов бумаги с ксерокопиями фотоснимков.

– Посмотрите, она есть среди этих снимков? Это мошенницы, которые знакомятся с молодыми людьми, завязывают отношения, потом получают доступ в квартиры и обкрадывают их. Может, одна из них и втерлась в доверие к вашему племяннику.

Владимир Сергеевич долго молчал. Потом наклонился над фотографиями, неуверенно взял их в руки, повертел, поворачивая то одной, то другой стороной, словно на обороте тоже могло быть что-то интересное. Положил на стол, отодвигая от себя.

– Владимир Сергеевич, кого-нибудь узнали? – не выдержав затянувшейся паузы, спросил следователь.

Хозяин дома откинулся в кресле.

– Молодой человек, разве вы не знаете, что я ее не видел.

– Как не видели? Вы же обедали вместе с ней и с вашим племянником. Как же …

– Я вообще не вижу. – перебил его Греков. – Я потерял зрение, я не мог видеть девушку. И вас сейчас тоже не вижу.

Опешивший следователь даже растерялся.

– Простите, Владимир Сергеевич, но мне никто об этом не сказал. Я и не думал…Вы ходите, работаете, выступаете, совсем как…

– … нормальный? Да, я хорошо ориентируюсь. Смутно вижу очертания дверей, лестницы, некоторые крупные предметы. Но человек для меня выглядит как сгусток тумана, облако. Действительно, я не распространяюсь об этом. Мало кто знает, что руководитель профессионального сообщества независимых охранных организаций и частного сыска практически слеп. Но это и не нужно никому знать. Мои глаза – это Алексей, мой помощник. Он настолько точно рисует мне картину того, что мне нужно знать, что, пожалуй, это даже лучше, чем собственные глаза – ничего лишнего, только то, что нужно.

Я понял, Владимир Сергеевич. Но кто-то из домашних ее видел?

– Нужно спросить Веру Васильевну. Кроме этого, есть недремлющее око – камеры видеонаблюдения. Правда, внутри дома их нет. Но весь периметр просматривается. Может, удастся разглядеть ее лицо.

– А почему вы не спросите у моего племянника? Он-то уж точно должен знать. Или вы его подозреваете тоже?

– Необходимо проверить все возможные варианты, но пока не можем его спросить. Видите ли … он пропал. Я пришел к Вам еще и по этому поводу. Вы не знаете, где он может быть?

– Почему сразу мне не сказали?

– Владимир Сергеевич, думаю, нет повода для беспокойства. Мы просто не можем дозвониться до него. Мало ли, куда он уехал.

– А домой вы к нему ходили?

– Дома тоже не застали. Оставили повестку. Пока не объявлялся.

– А вы говорите – «нет повода». Какие-нибудь еще вопросы ко мне будут?

– Нет. Но если девушка или ваш племянник…

– Понял. Конечно, сообщу.

Вера Васильевна пошла провожать посетителя, а Греков достал из кармана телефон и с помощью голосового вызова набрал своего помощника:

– Алексей, ты знал, что мой племянник пропал?

– Владимир Сергеевич, я ему звоню только по вашим указаниям. Вы не часто с ним общаетесь. У меня тем более не было необходимости звонить ему. Так что я не знаю, где он.

– Плохо, очень плохо. Алексей. Но это я не тебе. Я говорю про себя. Плохо, что я упустил парня. Как он живет, с кем дружит. Я ведь действительно о нем практически ничего не знаю. Формальное общение на день рождения, разговор ни о чем, он о себе не рассказывал, ничего никогда не просил. А я настолько слеп, что не доглядел. Я говорю не о слабом зрении. Близких людей нужно видеть душой. А я его не замечал.

9.

– Алексей Алексеевич, к вам пришли.

– Пусть заходит.

Дежурный открыл дверь и пропустил вперед мужчину, одетого в черную кожаную куртку. Тот достал удостоверение.

– Андрей Климчук. Занимаюсь расследованием одного дела, которое, думаю, будет связано с кражей в вашем доме. Владимир Сергеевич – замялся следователь – он ведь не видит? Поэтому я к вам пришел. Мне сказали, что Вы – его правая рука, помощник.

– Совершенно верно. Я знаю все, что произошло, могу ответить на все вопросы. Что вы хотели узнать?

Климчук достал фотографию:

– Посмотрите, этот кинжал Вам знаком? Он был в коллекции Грекова?

Алексей бросил беглый взгляд:

– Вроде, похож, но утверждать не буду.

– Что можете сказать о нем с точки зрения ценности?

– Таких клинков довольно много. Небольшой по размеру, это нож, скорее, подарок. Он точно не мог быть в руках у воина. Возможно, был изготовлен как сувенир. Но при необходимости, конечно, его можно использовать по назначению. Клинок тонкий, острый, хорошо наточен. Во всяком случае, наш кинжал был острым. Клинок явно для благородного сословия, изготовлен из серебряного сплава. У него красивый декор рукояти с орнаментом в виде сплетенных веток. Вот, пожалуй, и все характерные черты. Кинжал, разумеется, не из магазина, но и не раритетный. Просто изящная старинная вещица. Ничего особенного в нем нет. Сейчас на сайтах много подобных предметов можно купить. Откуда он выплыл? Вышли на след грабителя?

– Нет. Кинжал послужил орудием убийства.

– Обычно такие ножи не очень сильно наточены. Но наш был довольно острым. Можно считать – маленький клинок, вполне можно проткнуть кого-нибудь.

– Если подтвердится, что он из вашей коллекции, преступления можно будет связать. У меня к вам еще одно дело. У вас есть каталоги, фотографии тех предметов, что были похищены?

Алексей открыл один из ящиков стола и взял в руки красивый небольшой альбом. Темно-коричневая кожа переплета была отделана металлическим тиснением.

– Здесь снимки всех предметов коллекции Грекова. Можем сравнить с вашим снимком.

Он перевернул несколько страниц.

– Посмотрите, вот фотография ножа. А здесь шкатулка, в которой он хранился. – Алексей придвинул фотографию и несколько раз перевел взгляд с нее на снимок альбома. Такой кинжал, конечно, представляет интерес для коллекционеров, но не настолько, чтобы ради него идти на преступления.

– Сравним нож с вашей фотографией. Разрешите, я заберу ее у вас на время. Качество изображения хорошее, Предмет имеет небольшие царапины, потертости. Я думаю, наши эксперты соотнесут характерные повреждения на самом кинжале и, увеличив их на фото, смогут установить, ваш ли это нож.

– Кто был убит этим кинжалом?

– Клинок вынули из тела молодого человека. Его личность пока не установлена. Если мы имеем дело с одним и тем же ножом, дело перестает быть простой кражей. Алексей Алексеевич, разрешите еще взглянуть на альбом.

Следователь несколько минут изучал фотографии ножей. Взял в руки принесенный снимок и снова некоторое время сравнивал его с тем, который обнаружил в фотоальбоме.

– Разрешите узнать, для чего вам этот альбом и почему он хранится в вашем столе? Насколько я понял, коллекция принадлежит Грекову. Или она у вас общая? – он внимательно посмотрел на сидящего перед ним молодого человека.

– Это, действительно, коллекция Владимира Сергеевича. У любого коллекционера есть фотографии предметов, которые ему дороги. Я держу их под рукой, потому что иногда заглядываю на сайты аукционов, где продают раритетное оружие. Иногда нужно освежить в памяти то, что уже приобретено, чтобы не повторится. Я думаю, вы знаете, что Владимир Сергеевич не может этого делать сам. Он поручил и это мне тоже.

Климчук ничего не ответил. Рассматривал фотографии экспонатов коллекции, медленно переворачивал страницу за страницей. Потом поднял голову. Алексей почувствовал пристальный взгляд следователя и молча посмотрел на него, не отводя взгляда. В кабинете сгустилась тишина.

«Так. Добрались. Мои объяснения его все равно не устроят. Но попробуем.»

– Как долго у Грекова это увлечение?

– Имеете в виду коллекционирование?

– Имею в виду страсть к холодному оружию, ножам, кинжалам. Кстати, вы используете их по прямому назначению?

Марьянов сжал руки. Сидеть стало не удобно, он оттолкнул кресло, которое, податливо качнувшись, отступило в сторону.

– Прямое назначение любого оружия – это убийство. Защита или нападение, не важно. Я был в горячих точках. Мне приходилось убивать. И если вам интересно, вспоминать об этом мне не хочется. Но там была война. А здесь хобби. Это просто предметы коллекционирования, предметы искусства. Я ответил на ваш вопрос?

Марьянов подошел к солидному высокому шкафу, открыл его ключом и достал пару альбомов.

– Посмотрите, это издание 1900 года. «Гербы городов, губерний, областей и посадов Российской Империи с 1649 по 1900 годы», Павел Фон-Винклер. Возьмите в руки. Этой книге больше 120 лет. У нее особый дух, коллекционер всегда это почувствует. А это другой раритет – «Оружие» того же автора. Она даже чуть старше первой. Первая книга досталась Владимиру Сергеевичу от отца, а вторую он уже сам приобрел. Заинтересовался, начал собирать коллекцию ножей. Они ему нравятся больше, чем огнестрельное оружие. А чтобы иметь возможность рассматривать коллекцию в любое время или показать кому-нибудь, он фотографировал каждый предмет. Вот так и набрался этот альбом. Да, впрочем, каждый коллекционер так делает.

Следователь взял в руки тяжелый шершавый том, осторожно открыл и перевернул несколько страниц. Да, в этом что-то есть. Словно отодвигаешь театральную кулису и заглядываешь в мир, существующий по ту сторону повседневности, – непривычный, полуреальный, существующий по своим законам. Книга, действительно, завораживала, не хотелось выпускать ее из рук.

Андрей Климчук привык иметь дело с разными людьми и самыми разнообразными предметами, которые крали, продавали, которыми убивали. Но эта книга была из другого мира – она не касалась всей этой суеты, скандалов и страстей. Она хранила свою историю, она могла рассказать о многих событиях и разных людях. Преисполненная внутреннего благородства, уверенности и солидности, она распространяла вокруг себя дурманящий дух истории, замедляя время, гипнотизируя и притягивая к себе взгляды, словно некий уникальный персонаж, имеющий даже молчать так, что его все слушают, замолкая.

Андрей аккуратно отложил тяжелые фолианты и принялся рассматривать альбом с фотографиями ножей. Здесь уже не чувствовалась та гипнотическая дымка истории, которую он ощутил несколько минут назад. Обычные современные фотографии. Он посмотрел на хозяина кабинета. Алексей понял, что должен что-то пояснить. Хотя, что тут непонятного.

– Вот, теперь вы сами убедились, что Владимир Сергеевич ценит старинные вещи. Он любит эти книги и холодное оружие. Рассматривать их, к сожалению, он сейчас не может, но иногда берет в руки и подолгу держит. Это доставляет ему удовольствие, вы сами почувствовали это, когда держали в руках книги. Когда он берет в руки ножи, прикосновения, тактильные ощущения заменяют ему зрение.

Климчук убрал в папку добытые фотографии. Так, с коллекцией более или менее понятно. Теперь переходим к более сложному: действующие лица – Греков, Марьянов, Артем Тимченко, неопознанный убитый. Есть ли связь между кражей и убитым парнем? Еще неизвестно, куда пропал племянник Грекова, кто его девушка? Как все они связаны? Кто есть кто? Ху из ху?

10.

В своем кабинете Климчук чувствовал себя уверенно, хозяином положения. И хотя в первый визит в дом Грекова его встретили очень гостеприимно, гораздо лучше общаться, не выходя за рамки официальной беседы в казенном кабинете, ставшим для Климчука ближе, чем дом родной.

– Владимир Сергеевич, я вынужден поговорить о вашей фирме. Сколько человек там работает, как вы подбираете сотрудников? Вы сами прекрасно понимаете, что кражу совершил или заказал тот, кто видел вашу коллекцию. Давайте вернемся к тому, кто бывал у вас в доме.

– Гостей я у себя принимаю не часто, но иногда собираются старые знакомые. Приглашаю и партнеров. Знаете, бывает, что с человеком только познакомился, но возникает такое взаимопонимание, словно знаешь его много лет. Родство душ. Их я могу пригласить к себе. Был период, когда я на какое-то время замкнулся в себе, ни с кем не хотел общаться. Но потом понял, что так вообще одичаю. Не правильно это. Вернулся к своей коллекции. Когда зрение пропало, по скайпу общался. Иногда приглашал в гости тех, с кем хотелось продолжить знакомство. Обычно мне Алексей помогает, он видит этих людей, а я их только слышу и чувствую.

– Владимир Сергеевич, а на работе кто принимает решения, нанимает людей? Это ведь дело тонкое – у вас охранная фирма. Здесь нужно, чтоб люди все проверенные были. У вас Алексей Алексеевич всем руководит?

– Ну, почему же всем? Не думайте, что не зрячий человек – это вообще ни на что не способный человек. Если внешность не видишь, можно заметить то, что скрыто от других. Тут маска не поможет, от шестого чувства не скроешься. А оно знаете, как обостряется.

Алексей мой заместитель. На нем все договора, общение с клиентами, обсуждение стандартов, подбор кадров. Он мне как сын. Честный, добросовестный, умный. Знаете, к какому выводу я пришел за многие годы общения с бизнесменами различных уровней: чтобы быть хорошим руководителем, не достаточно быть хорошим человеком и наоборот. Более того, иногда одно мешает другому. Руководитель должен мыслить масштабно, оперировать макропоказателями и оценивать успешность своего бизнеса в конечном счете по бухгалтерскому балансу. Но хороший руководитель при этом не забывает о главной составляющей любого дела – о людях, которые с ним работают. Именно с ним, а не на него. Когда человек чувствует себя не как батрак, вкалывающий на господина, а ощущает сопричастность общему делу и результату, качество работы совсем иное, и результат на выходе гораздо выше.

Так вот, Алексей может видеть ситуацию в целом, управлять ею, при этом оставаясь человеком. Понимаете, о чем я говорю? Ведь деньги и власть нередко портят. Люди умудряются очень быстро забывать, как им жилось недавно, трудности, переживания, обиды. Хотя, наверное, они именно это и хотят как можно скорее забыть – свои тяжелые годы, взять реванш, чтоб никто не усомнился, что он, такой-сякой Поганкин, не кто-то там, а вот какой – главный, богатый, «кого-захочу-казню, кого-захочу-помилую».

Это, конечно, не от большого ума. Человек, пустой духовно и культурно, но вырвавшийся материально на высокий уровень, будет демонстрировать именно внешнюю часть своей успешности, потому что больше нечего показать, в глубине души ничего и нет.

Я потому делаю свое отступление, чтоб вы поняли, что именно я ценю в людях. Алексей из категории правильных руководителей, которые не гонятся за дешевым успехом. А это отражается и на бизнесе, по этим принципам формируется и команда.

У нас сеть охранных предприятий, вы знаете. И я отдаю себе отчет в том, что при расследовании случившегося вы будете прорабатывать различные версии. А данное направление – тем более. У нас ведь подбираются люди со спец подготовкой. Конечно, вы должны делать свою работу, но за Алексея и наших ребят я уверен – они никакого отношение ни к краже, ни к убийству не имеют.

– Я Вас понял, Владимир Сергеевич. С Алексеем Алексеевичем я уже встречался. Еще нам нужно будет все-таки побеседовать с теми, кто был у вас дома – поймите правильно.

– Да, я понимаю. Всю информацию вы получите, полное содействие в этом я вам обещаю.

11.

Кафе находилось в центральной части города, в одном из небольших переулков, которые разбегаются в стороны от центральных и шумных улиц, словно весенние ручейки от широкого потока. Это была старая часть города. Здания еще дореволюционной постройки, торжественные в своих строгих линиях, колоннах и лепнине. Когда прохожие останавливали свой ежедневный суетный ритм и находили время поднять голову и оглядеться, перед ними представал совсем другой город. Не коробки жилых домов с сотами квартир, плотно слепленных друг с другом, а величественные здания, гордящиеся собой и той великой историей, которая некогда бурлила в их недрах – залах, будуарах, гостиных; которая прошла перед их глазницами-окнами. Даже облетевшая со стен краска и покосившиеся ступени не умаляли их достоинства. А уж после реставрации и ремонтов, которые активно велись в городе в преддверии юбилейной даты, эти здания, перешагнувшие не один столетний рубеж, словно расправили плечи и вновь поражали своей статностью и благородством.

Оказавшись на такой тихой старинной улице, можно было представить себе неторопливую жизнь XIX столетия. По этим булыжным мостовым ездили экипажи, прогуливались дамы в пышных длинных платьях с талиями, затянутыми в корсеты. Их сопровождали благородные кавалеры во фраках и цилиндрах. Такие старинные улочки, возможно, и есть окно во времени, которое распахивается только для тех, кто способен остановиться и увидеть всю красоту и разнообразие жизни. Для остальных – обычная улица со старыми домами. На первых этажах некоторых из них размещались офисы, антикварные лавки и кофейни.

Одно из таких уютных местечек под названием "ФонтанЪ", со старинной буквой "еръ" на конце слова, и выбрал Денис для уточнения обстоятельств пропажи семейной реликвии Маши Мельниковой. Фонтан находился как на самой улице, метров на сто дальше, так и внутри помещения. Небольшой фонтан в уголке, увитый цветами, был мягко подсвечен, вода плескалась успокаивающе беспечно, а персонал был дружелюбно ненавязчив. Мягкие диванчики, уютный интерьер – все располагало к отдыху и приятной беседе.

Когда Денис подошел ко входу в "ФонтанЪ", Маши еще не было. Он зашел в вестибюль, убедился, что их ждет заказанный столик, и снова вышел на улицу от нетерпения. А заодно и для того, чтобы встретить девушку. Она появилась как раз вовремя. Немного смущенная, разрумянившаяся от быстрой ходьбы, она с удовольствием огляделась.

– Я здесь никогда не была. Честно говоря, даже не знала о существовании этого кафе.

– А я раньше только видел его со стороны, но не бывал. Так что будем вместе осваивать новые уголки нашего города, – Денис галантно придержал ее пальто, передал в гардероб и повел к столику.

Немного полистав меню, они сделали небольшой заказ. Денис настоял на глинтвейне как на обязательном средстве для профилактики от весенней простуды.

– Итак, Мария, приступим к нашему делу. Расскажите немного о своей семье. Раз мы разыскиваем семейную реликвию, мне нужно понять, откуда она появилась.

– Как раз этим я и стала заниматься – восстановлением семейной истории. То, что я знаю, – все из рассказов моей бабушки. Ее не стало этой осенью, – Маша грустно вздохнула.

– Сочувствую.

– Я понимаю, что возраст … И все мы не вечны… Она была очень хорошая! Много со мной возилась, когда я маленькая была. И потом. Так получилось, что папе предложили очень хорошую работу за границей. И она уговорила его и маму не отказываться от такой возможности. Я тогда в институт поступила, уезжать не хотела. Вот мы с ней и остались здесь. А теперь я одна. Конечно, мама и папа приезжают. И все время зовут меня переехать к себе. Но я не хочу. Даже не могу объяснить, почему. Ведь сейчас у многих мечта – из России уехать. А я ее люблю.

– Я тоже. Знаешь, я думаю, что способность любить – как талант. Например, музыкальный слух. У одного есть, а у другого нет. И любовь – к человеку, к Родине – один наделен таким талантом, а другому не дано.

Маша с удивлением посмотрела на него:

– Никогда не думала об этом. А вы романтик и философ.

Денис смутился и быстро перевел разговор:

– Так, я понял, что Вас воспитывала больше бабушка. И что она рассказывала о вашей семейной реликвии?

– Мой пра-пра-дедушка был дворянином. У меня тоже фамилия Мельникова. Княгиня Мария Михайловна Мельникова.

– Да, звучит.

– Я недавно обратилась к специалисту, составляющему наше генеалогическое дерево. Дело в том, что в период революции мои пра-пра-, короче, предки, сменили место жительство, хотя фамилию оставили, она распространенная. Тогда дворянина могли расстрелять просто так, от злости. Чтобы спасти жизнь, они переехали сюда, сообщили о пропаже документов, потом получили новые на себя и маленькую дочку. А вот их старший сын эмигрировал за границу. Он не захотел оставаться в стране, которую громили получившие вседозволенность люди, понятия не имевшие, что делать со своими обретенными правами и свободой от так называемых эксплуататоров. Мне бабушка иногда рассказывала. Пьяные озлобленные люди, которые просто вымещали свою ненависть на тех, кого оказался рядом. Но бабушка родилась уже позже, накануне войны, в 1940 году. Обо всем этом она знала со слов своей мамы, которая как раз и была тем последним ребенком, который родился в дворянской семье накануне революции.

От них и передавалась по наследству девочкам роза. Когда-то ее сделал для своей любимой жены, родившей ему дочку, один из князей Мельниковых. Не знаю, в каком году это было. Надеюсь, получится узнать больше о моей семье.

В нашей советской стране никогда не питали любви к потомкам дворянского сословия. Даже о своем благородном происхождении бабушка узнала из документов, которые нашла после смерти своих родителей. Они опасались, что их дочь доверит кому-нибудь эту тайну, и может случиться беда. Ведь им пришлось пережить годы репрессий, когда процветали доносы, когда расправлялись с ни в чем не повинными людьми просто из-за их происхождения.

– А что случилось с тем сыном, который эмигрировал? Где он сейчас?

– Не знаю. Я тоже хотела бы это выяснить. И может, связаться с его потомками – это же мои троюродные родственники будут. Теперь можно составлять свою родословную и гордиться благородными корнями. Некоторые даже умудряются покупать титулы. Но мне главное узнать больше о моих предках, увековечить память о них. Звучит, конечно, пафосно, но для меня это правда важно.

Они помолчали. Денис не хотел нарушать доверительную обстановку, сбивать с мысли. И Маша продолжила сама.

– Бабушка подарила мне розу несколько лет назад. Рассказала то немногое, что знала о нашей семье. И сказала, что еще в детстве ее мама говорила маленькой дочке, что когда она вырастет, сможет найти клад. И читала загадочные стихи:

В камень вонзили кинжал,

Час откровенья настал.

Цветок не забудь положить,

Чтоб память о нас сохранить.

Ключ поверни, мой друг,

Замкнется разорванный круг.

– Да, стихи, похоже, намекают на клад. Но в них еще говорится о кинжале. Он тоже у тебя есть?

– Нет, кинжал переходил по мужской линии и остался у Михаила Мельникова – у того, кто эмигрировал.

– Ну, теперь уж точно нужно искать предка.

Маша улыбнулась:

– Я и ищу. Только не ради клада, а просто. Кстати, я понятия не имею, где может быть тот клад и есть или он вообще. Я сначала не восприниала всерьез всю эту легенду. А как-то рассказала одной подружке – мы с ней познакомились на отдыхе в Турции – оказалось, что из одного города. Когда она приходила ко мне в гости, я ей показала розу. У нее прямо глаза разгорелись, говорит, что я просто обязана найти этот клад. Ради своих предков.

Разогретые ароматным напитком, они постепенно разговорились и от вопросов о пропавшей розе перешли на другие темы.

– Маша, я знаю, что не правильно, если дознаватель приглашает на не официальную встречу девушку, которая проходит в деле как потерпевшая. Но вы исключение. Вы мне понравились и я не смог этого скрыть. У нас дома всегда говорят правду, в любом случае. Даже если что-то неприятное произошло. А уж хорошие слова нужно говорить друг другу чаще . Вот я вам в этом и признаюсь.

Отец всегда говорил, что, встретив маму, сразу понял, что это его человек. Как будто ее давно знал. Но сказать долго не решался. Потом, когда они поженились, дали друг другу слово – не заставлять друг друга догадываться, что у кого на уме, а говорить, как есть. – а теперь они понимают друг друга даже и без слов.

– Вы меня удивляете. Я думала, что будете говорить со мной, как следователь, а вы так сразу…. Неожиданно…

– А знаете, так действительно проще. – она наконец улыбнулась без напряжения. И Денис был абсолютно уверен – в этой улыбке не было непонятного смысла, никакой двойственности или подтекста. Она улыбалась, потому что ей было легко, весело и хорошо.

– Когда можно все называть своими именами, гораздо легче общаться. Да, и, кстати, мне абсолютно не нравиться, что ты меня называешь потерпевшей. Ой, ничего, что я перешла на «ты»?

– Правильно сделала, что перешла. Хорошо, еще одно исключение для тебя – ты не потерпевшая…

Она весело его перебила:

– И пострадавшей тоже не буду. От таких слов сразу начинаешь себя чувствовать как-то не хорошо.

– Это стандартный термин оперативника. А как еще назвать человека, у которого была кража?

– Других можешь так называть, а меня, пожалуйста, не нужно.

– Договорились. Я могу даже говорить про твою пропавшую розу, что ее не украли, а срезали без разрешения.

– Это уже слишком. К тому же искажает факты – она ведь не росла.

Просто так, ни о чем и обо всем – так разговаривать друг с другом могут не все, а лишь те, у кого за этими пустыми, на первый взгляд, словами, стоит нечто гораздо большее. Понимать с полуслова и даже без слов, как будто сто лет знакомы. Только они двое понимают этот неведомый другим язык. Время летит незаметно, когда мы занимаемся чем-то приятным. Если двое поглощены друг другом, возникает новое общее пространство, наделенное удивительной способностью переносить этих людей в другое измерение, изменять реальность, отодвигая окружающую действительность на второй план. Повседневность приобретает новые яркие краски, время то ускоряется, то тянется невыносимо долго, Что-то происходит в душе такое, что требует снова и снова оказаться снова в том пространстве – одном на двоих. Магнетизм, сила притяжения, интерес, прорастающая привязанность, хорошее любопытство – а как он живет, этот второй человек, кто его друзья, что его увлекает – хочется узнать о нем как можно больше. Хочется погрузиться в его жизнь, попробовать на вкус. Потому что своя жизнь уже кажется неполной без него.

Нарушать эту магию единого пространства не хочется, увлеченность друг другом требует постоянной подпитки. Она заставляет менять свои планы, отрываться от работы, которую раньше, казалось, делал с удовольствием, не жалея сил и времени. Теперь это время начинает существовать в режиме до и после встречи. Чем больше затягивается этот промежуток, тем сильнее потребность видеть человека, тем дольше хочется находиться рядом с ним. Но дела никуда не денутся, окружающему миру наплевать на то, что хочется игнорировать его, оставаясь в своем только что созданном счастливом пространстве – одном на двоих. Дела теребят за рукав, толкают в бок и требуют к себе внимания. Поэтому, тяжело вздохнув, приходится возвращаться снова к ним, лишь в душе остается теплое ощущение того, что с тобой по-прежнему незримо присутствует тот, кого ты впустил в свою жизнь, его аура, словное легкое облачко окутывает оберегает, согревает и делает счастливым.

12.

Из своего укрытия он смотрел, как Вера Васильевна хозяйничала на кухне. Иногда она пропадала из поля зрения, видимо, переходя к шкафам или холодильнику, затем снова возвращалась к своему столу. Наверное, вкусно готовит. Он мечтательно представил, как сидит в роскошном кабинете, за ним ухаживает красивая женщина. На тарелках нарезана копченая грудинка, мясной рулетик. Огурчики соленые, помидорчики. Соляночка тоже пошла бы отлично. А можно и проще: картошечка вареная с селедочкой, с лучком и рюмочку-другую под такой хавчик. Слюнки потекли, как представил. А у них там, небось, всякие кулинарные навороты – жюльены – пармезаны, икра красная – черная, омары-кальмары. А на десерт сливкам общества подают взбитые сливки.

Ему понравился собственный каламбур. Да, это очень вкусно – взбитые сливки с шоколадом. Почему считается, что сладкое любят только женщины. Просто мужики не признаются, что тортик –мечта настоящего мужчины. Или приходится выбирать – гурманский десерт или что покрепче. Градусы, как правило, перевешивают. Вот когда не нужно выбирать, а можно есть все, что хочешь, считай, что жизнь удалась. Были времена с семгой и балыком, куропатками, сырным фондю и эклерами.Но пока придется довольствоваться малым. Отвлекаться нельзя. Иначе и это уплывет из рук.

Наверное, яблоня, – подумал он, разглядывая свое временное укрытие. Темно-серая куртка сливалась с толстым стволом раскидистого мощного дерева, которое, к тому же, плотно обступила молодая поросль.

Вера Васильевна скрылась из зоны видимости. Видимо, ушла в глубины дома. Сейчас вернется, тогда и надо двигать на дело.

Когда ждешь, время тянется долго и мучительно. Сырая погода с холодным колючим ветром. Нет от нее спасения. Только дома,в тепле, уюте и сытости можно петь, что у природы нет плохой погоды. А если постоять вот так подольше, все отмерзнет. Не спасает ни капюшон, ни шарф. Февральский холод просовывает свои ледяные щупальца под одежду, вызывая дрожь, продираясь сквозь ткань, находя мельчайшие щелочки и лазейки, доставая до самого нутра. Стой, терпи. Вон она, вернулась на кухню. Путь свободен.

Он быстро подбежал к дому со стороны гаража, который был пристроен с правой стороны дома. Теперь бы пульт не подвел. Есть! Поехали роллеты. Быстро проскользнул в образовавшееся над бетоном пространство и оказался в гараже, снова нажал на пульт и роллет опустился. Черт! Яркий свет так внезапно брызнул в глаза, что от неожиданности он закрыл лицо рукам. Но быстро пришел в себя. А он-то думал, что придется с фонариком около двери возиться. Значит, у него тут датчики движения стоят. Интересно, они как сигнализация тоже сработали? Ааа, теперь уже отступать поздно, все равно в доме одна тетка, а пока доедет мобильная группа, он должен все успеть.

Теперь надо побыстрее с дверью разобраться, потом все будет просто. Ну, что, ключики-замочики, держитесь. Ручки мои золотые, не подведите.

Через несколько минут он уже шел по коридору, аккуратно и тихо ступая. Вот что значит добротный дом – ни пол не скрипит, ни двери. Правда, хорошие замки и открывать сложнее, но он справился. Вот поворот, а вот и зимний сад. Все, как говорили. Дальше вверх по лестнице и кабинет.

Да, зимний сад – это роскошно. Посидеть бы там в кресле-качалке, например, с коньяком, сигарой. Он на мгновение повернул голову к застекленной стене, отделяющей коридор от зимнего сада и вздрогнул – прямо на него смотрела. Та тетка, домохозяйка, которая шуршала на кухне. Черт, черт. Куда ее понесло. Ведь все так гладко шло. Сейчас бы сделал свое дело и все! От вас не убудет, а я уже постараюсь, чтоб меня не нашли. Что теперь с ней делать.

Вера Васильевна в упор смотрела на человека в темной куртке. На голове маска, только глаза горят. Он встал в дверях.

– Тетя, иди сюда, я тебя свяжу аккуратно, сделаю свое дело и уйду. Не бойся, не обижу.

Он говорил сипло, явно меняя голос, чтобы не распознать потом.

В голове всё закружилось, потом медленно поползли обрывки мыслей. Кто он? Что ему надо? Свидетелей не оставляют. Самой идти в руки ?

Она кивнула и сделала шаг в его сторону. Листья пальм и каких-то больших цветов закрывали ее почти до плеч. Он вошел в оранжерею, радуясь, что тетка оказалась покладистой. Сейчас он ее скрутит, запихнет куда-нибудь и все будет сделано.

Медленно, не сводя глаз друг с друга, они сближались. Еще пара шагов и можно ее схватить.

Внезапно она рванулась вперед, врезалась в него и обрушила на голову какой-то предмет. Абсолютно автоматически от боли он с силой отпихнул ее, почувствовав, что по голове что-то потекло. Тут же сообразив, что нужно было скрутить ее, он кинулся вытаскивать женщину из густых зарослей цветов, которые, словно защищали, создавали ей укрывали ее листвой. Раздирая и раскидывая листья, он прижал ее к зеленому ковру и захрипел:

– Я говорил, говорил тебе, дура, иди по-хорошему, не тронул бы, сейчас убью!

Она отпихивала его изо всех сил, вырывалась и пыталась кричать Он схватил ее за горло и стал трясти:

– Сейчас не рыпайся, если жить хочешь

Движения ее ослабели, он поволок женщину в коридор…

13.

Владимир Сергеевич смотрел в окно. Что он мог там видеть? Четкого вида того, что мелькало за стеклом машины, у него не было. Все размыто. Скорее угадывалось, чем виделось. Как в испорченном черно-белом телевизоре, он старался уловить очертания тянувшихся серых полей, подлесков, забивавших открытое пространство между деревьями. Представлял унылые стволы, которые сейчас выглядели безжизненными, обреченно размахивавшими ветками под налетающим колючим ветром. Снег около дороги темный и грязный, дальше он уходил в поле неровным пористым полотном. Это уже не было то белоснежное покрывало зимы, которое в первые снегопады укутывает и украшает собой всю природу. Грязная, изношенная за зиму накидка уже требует замены, унылая гама черно-белой фотографии навевает подспудную тоску, какие-то гнетущие ассоциации, бередящие давно забытую тоску, осевшую в самой глубине души многослойным осадком. Хочется заснуть, впасть в забытье под гипнозом блеклых красок умиравшей зимы. А потом встрепенуться, ожить вместе со всей возрождающейся природой, скинуть эту грязную накидку, чтобы открылись взору новая молодая жизнь, пробивающаяся из зимнего заточения, насладиться ее яркими красками: сочной зеленью, глубокой голубизной весеннего неба, вдохнуть ароматы цветов и опробовать на вкус крохотную сверкающую капельку росы…

Владимир Сергеевич не заметил, как задремал, пытаясь представить мелькавшие за окном картины, которые превращались в его мыслях в те пейзажи, которые он не мог видеть на самом деле. Они подъехали к дому. Алексей помог вылезти из машины вернулся за руль, чтобы загнать автомобиль в гараж. По знакомой дорожке Владимир Сергеевич ходит много раз, здесь, на своей территории, он свободно ориентируется и может не только ходить, но и заниматься своими делами, помощник ему не нужен.

Владимир Сергеевич остановился, втянул носом холодный воздух, чтобы отогнать накатившую дремоту. Да, быстро стал выдыхаться, уставать. По утрам вставать тяжело, с вечера трудно заснуть. Возраст? От него никуда не деться, хотя еще и так много. Наверное, устал нести свое бремя, убеждать себя, что все не так уж плохо, что надо жить и работать. Если поддаться слабости, то не будет стимула даже вставать по утрам.

Он постоял, наклонившись зачерпнул снега у обочины дорожки, растер его между пальцев. Стряхнув растаявшие капли, приложил холодную руку ко лбу, к щекам, растер ладони, согревая. Почувствовал себя бодрее и неспеша пошел к дверям дома.

Услышав шум подъезжающей машины, остановился. Алексей куда-то срочно уезжает? Хлопнула дверца.

– Владимир Сергеевич, прошу – сядьте в машину и не открывайте дверцу. Это срочно. Прошу, только быстро. Я потом объясню.

– Алексей, успокойся. Что случилось?

– Ну, сядьте же, Владимир Сергеевич.

– Ты, мой дорогой, не командуй. Я сам решу, куда мне сеть, что мне делать. Ты доложи обстановку.

Вот упрямец. Алексей с раздражением посмотрел на шефа. Придется объяснить. Сел бы и помалкивал, сам же ничего не может сделать.

– Алексей, если ты считаешь, что я нуждаюсь в защите, уверяю, что вполне в состоянии защитить не только себя. Но сначала объясни, от кого будем защищаться.

– Вскрыт гараж, разгромлена оранжерея, и, кажется, ваш кабинет…

– Так. Видел кого-нибудь?

– Нет. Я не знаю, кто в доме. Поэтому прошу вас – сядьте в машину, я сам разберусь.

«Что ж, так будет даже лучше – не превращаясь в овощ, не сидя в кресле, а от чьей-то руки…»

– Алексей, мы вместе пройдем в кабинет. Я хочу быть там, а не в машине. А ты пойдешь и осмотришь дом. А Вера Васильевна? Ты ее видел?

– Нет…

« Вера!!! Конечно, ее нет. Она же всегда нас встречает, а сегодня – нет. Я шел и чувствовал – пусто, чего-то не хватает…. Как же я сразу не понял».

– Владимир Сергеевич, пойдемте. Я ее найду. Но нужно, чтобы вы были в безопасности.

«Зачем мне эта безопасность. Зачем мне вся эта жизнь? Потеря любимых, темнота, и впереди – ничего. Что и кому могло понадобиться в моем доме? Кто залез на мою территорию? Что ж, пусть эта тварь меня прикончит, так будет легче. Раз – и все…. Жизнь свою за просто так не отдам, но и мучить никого не буду… Если с Верой что-то случилось, на куски порежу. А потом что хотят пусть со мной делают…»

– Владимир Сергеевич, я дом осмотрел. В оранжерее, видимо, кто-то дрался. Разбиты стекла, горшки, цветы как после побоища. В гараже никого. На первый взгляд, посторонних в доме нет.

– Что с Верой Васильевной?

– Ее нет. На плите суп почтив весь выкипел и пирог сгорел до углей. Еще бы чуть – и пожар мог быть… Видимо, все внезапно…

– Поставила готовить обед, в это время кто-то ворвался. Так получается? Следы? Кровь? Ее одежда? Что-нибудь, зацепки ищи, смотри внимательно.

– Владимир Сергеевич, я вызываю полицию.

– Давай сначала наших, пусть все здесь обнюхают, камеры посмотрят. Может, по горячим следам найдут. А потом звони в полицию. И мы с тобой давай еще раз каждый уголок дома осмотрим. Ничего не трогаем, только смотрим. Твои глаза у нас на двоих, пошли.

– Здесь, в кабинете, разбит стеллаж, где вся ваша коллекция хранится.

– Ну, это еще не вся. Вот если сейф взломали, тогда … но у них времени на это, скорее всего, не было.

– Да, сейф не тронули.

– Пойдем дальше. Разгром в оранжерее потом сам внимательно изучишь, а сейчас осмотрим столовую.

Они осторожно пошли по коридору мимо разгромленного зимнего сада. Не доходя столовой зоны, Владимир Сергеевич остановился и прислушался.

– Тсс, Леша, тихо. Слышишь?

– Нет, все тихо.

– А я шум слышу. Как вода льется. Быстро осмотри ванну, душевые, краны…

Через мгновенье раздался грохот, плеск воды, ругань Алексея, тихий стон. Владимир Сергеевич двинулся вперед, к звукам.

– Алексей, ты где? Что происходит?

– Все норм, Сергеич. Она жива. Чуть не утонула. Отойдите, я на диван ее положу.

Он почувствовал, что мимо проволокли что-то тяжелое, следом лилась и хлюпала вода.

14.

– Это хорошо, что вы вовремя приехали. Видимо, Вера Васильевна случайно столкнулась или пыталась помешать тому, кто проник в ваш дом. Он ее оглушил, наспех связал, бросил в ванну и открыл воду. Она там и пришла в себя. Если бы без сознания оставалась, там бы и утонула. – Андрей Климчук сидел за столом кабинета в доме Грекова, составляя протокол.

– Прежде чем ее скорая увезла, она вам рассказала что-нибудь? Алексей Алексеевич, когда вы ее вытащили, она говорила что-нибудь?

– Все твердила: был в маске, в маске… Потом немного пришла в себя, говорила обрывками, что увидела его в саду. Видимо имела в виду зимний сад. Он напал. Больше ничего.

– Понятно. Пока эксперты снимают следы, отпечатки, расскажите, что у вас пропало.

– Из коллекции опять. Если в первый раз всего несколько экспонатов унесли, то сейчас уже почти все оставшиеся предметы коллекции. Такое впечатление, что во вкус вошли. Первый раз – пробный шаг, теперь уже с размахом работали. Одна часть лежала на полках застекленного стеллажа, другая висела на стене. После кражи стеллаж мы стали запирать. Конечно, это так, от честных людей. Замки, как видите, не помогли, стекло разбито. В коллекции было оружие 19- начало 20 веков. Полный список я вам потом предоставлю.

Алексей достал из ящика стола большую фотографию и протянул следователю:

– А вот это самый ценный украденный экспонат – морской аннинский кортик. Видите – на эфесе знак Святой Анны, его еще называют «клюква» – красной финифтью выполнен крест в золотом поле в красном круге. Над крестом золотая корона. Это Орден Святой Анны 4 степени. Еще на наградном оружии делали надпись «За храбрость». Российский Аннинское оружие «За храбрость» – одно из самых дорогих коллекционных предметов. Когда отсутствует надпись «За храбрость», значит кортик был вручен чиновнику. Но здесь надпись есть. Мы как раз хотели провести экспертизу на подлинность. Вещь приобретена сравнительно недавно и, скорее всего, является подлинной. Но хотелось получить заключение специалиста.

– А скажите, дорогой Владимир Сергеевич, как вы находите такие вещички редкостные, у кого приобретаете?

– По-разному. Есть вещи в моей коллекции именные, были дарованы их бывшим владельцам за особые заслуги. А другие мною приобретены у официальных наследников, документы имеются, сделки оформлены. Кстати, дарственные тоже могу показать. Еще кое-что я приобретал в виде копий, так называемые реплики. Они не столь ценные.

– Попрошу весь перечень предметов коллекции вместе с документами.

– Завтра утром будет у вас на столе.

– Договорились. Наши ребята еще у вас поработают, а я поеду. Надеюсь, Вера Васильевна быстро поправится. И вы будьте…

Хотел сказать об осторожности, но споткнулся на полуслове. Это же не просто потерпевшие, а люди военные, они не поймут излишнюю опеку и утешение. То, что для обычных людей – стресс, драма, потрясение, для них становится ежедневной работой. И тогда после напряженного дня их лечит домашний очаг, забота жены, ну и рюмка-другая. Во всяком случае, Климчуку представлялось это именно так. Точнее – хотелось бы, чтоб у него в жизни было так – после непростой службы – домашнее тепло, покой, кто-нибудь добрый обнимет мягкими луками за печи, принесет вкусный ужин и рюмку коньяку. И растечется тепло и покой по телу, по сосудам, по душе. И так хорошо будет…

На следующее утро Владимир Сергеевич проснулся рано, привел себя в порядок, заварил чай. Он уже давно научился это делать самостоятельно. Иногда ему казалось, что он видит себя со стороны: свои щеки, когда бреется, свои руки, когда наливает чай. Может, так оно и было, потому что получалось все аккуратно и ловко. Как знать, какие у нас просыпаются способности, взамен тех, которые пропадают.

Когда Алексей спустился в столовую, был очень удивлен, увидев шефа в отличной форме. Ни намека на разбитость, переживания и страдания. Собранный, подтянутый, что-то напевает тихонько. Алексей не успел поздороваться, как его окликнул хозяин дома:

– Доброе утро, Алексей! Завтракаем и за дела. Похоже, я слишком расслабился за последнее время. Это мне урок, чтоб не раскисал. Нам еще ого! как повоевать придется, чтоб порядок навести. Ты видишь, до чего дошло – к нам в дом уже лезут. А на что мы с тобой такие нужны, если себя-то обезопасить не можем и своих близких. Не имеем морального права охранять других, если сами за себя постоять не в состоянии. Я в кресле, ты в бумажках, переговорах, договорах, клиентах. О живой работе совсем забыли. Объявляю сезон зимней спячки оконченным, а сезон отлова разгулявшейся преступности открытым. Ты как?

– Так точно, согласен на все сто, Владимир Сергеевич!

– Итак, что у нас сегодня? Сначала навещаем нашу дорогую Веру Васильевну, потом везем к следователю обещанный список украденного.

– Предлагаю наоборот: для больницы еще очень рано, ждать придется, а вот у полиции рабочий день не нормированный. Уверен, что капитан Климчук уже на службе.

– Согласен, Алексей. Полностью согласен с тобой. Им нужен материал, чтобы работать. Так что – вперед.

15.

В больнице шел утренний обход, доктора со свитой юных эскулапов, решивших посвятить себя гуманному делу лечения человечества от всяческих недугов, переходили из палаты в палату. Студенты, облаченные в белые одежды держались с достоинством. Время от времени руководитель процессии предлагал им самостоятельно дать оценку состояния больного, предложить дальнейшее лечение, спрашивал, что думают по поводу того или иного пациента.

–«Наверное, интерны, – думала Вера Васильевна, с удовольствием разглядывая тех, кто приносит страждущим облегчение и надежду, кто спасает, помогает, дает жизнь. – Вот она, наша смена, наша молодежь.»

Она с удовольствием рассматривала юношей и девушек. Накрахмаленные белые халаты, шапочки. Обычный человек преображается, надевая одежду врача. Сразу появляется подтянутость, даже аристократичность. Белый цвет – не просто символ, он влияет и на того, кто несет на себе белые одежды. Есть что-то магические в белом халате врача, как, впрочем, и в черной мантии факира.

Откуда-то из коридора негромко вещал неизменный спутник современной цивилизации. Видимо, по телевизору крутили очередной эфир с обсуждением горячих тем – скандалы, разводы, брошенные дети, безутешные родители. Кажется, что сюда, как в помойную яму, собирают всю низость и подлость людей, а потом все это мусолят, обсасывают, показывая, как в кривом зеркале все уродство этих человеческих душ. И всю эту медийную стряпню скармливают миллионам зрителей.

Вот и сейчас драматическим голосом ведущий сообщает о жестокости молодых людей. А кто их такими сделал? Знают ли они вообще, что в жизни есть любовь, соучастие, поддержка? Кто научил их нормальным отношениям, а не тому, что все нужно рвать зубам и когтями? Вряд ли у них была нормальная семья, детство, друзья. И за что же их ругать? Им нужно помогать.

Почему так много ругают молодое поколение. Куда смотрят те, кто с пеной у рта называет их никчемными, аморфными, какими-то еще нелицеприятными словами. Наверное, те, кто рассказывает о таких людях, никогда не встречал в своей жизни нормальных, отзывчивых, искренних и приветливых людей. Наверное, этот человек очень несчастен и спешит сообщить об этом всему человечеству, собирая у экрана телевизоров внимающих зрителей. Но только ошибка получается – вокруг каждого человека создается его собственный мир. Он и состоит из плохих или хороших людей, из увлекательной или ненавистной работы, из любви или одиночества. То, что сообщают с экрана, не может быть объективной оценкой. Это собственная интерпретация журналиста, именно его точка зрения. Он живет в мире недалеких, бездушных, тупеющих, каких там еще… несчастный человек. Но – увы – подобное притягивает подобное. Он сам много дарит любви, сообщая зрителям, что все плохо? Он подумал о том, что единичные случаи жестокого поведения подростков не могут характеризовать всех? Если он не подумал, значит какой он человек? Какой он журналист? То-то и оно…

Да, печально то, что он имеет возможность складывать свою пессимистическую точку зрения, озлобленное восприятие мира в головы других людей, тех, кто смотрит телевизор и верит тому, что люди в экране поставлены туда, чтобы говорить правду. Нет, правда у каждого своя. И каждый сам творит свой мир. Хочешь быть счастливым – оглянись, присмотрись. Ты жив – хорошо, а если здоров – это уже само по себе счастье. Есть семья – люби ее, она ответит тем же, а если нет – найди тех, кто станет твоей семьей. Вокруг столько людей, также ищущих участия, заботы, поддержки.

Вера Васильевна слегка повернула голову, сильная боль заставила ее замереть и больше не двигаться. Да меня же чуть не убили! Моментально перед глазами возникло лицо в черной маске с острым и злым взглядом. Молниеносная рука страха сдавила грудь. Она открыла глаза, сосредоточившись на дыхании. Вдох-выдох-вдох-выдох. Спокойно. Все хорошо. Я в безопасности. Все прошло. Вдох-выдох». Немного успокоилось, но тело болезненно загудело, напоминая обо всем, что произошло. Она старалась не вспоминать, не думать. Не хотелось снова и снова переживать те минуты, которые она считала последними.

Наверное, это лекарства – успокоительные, обезболивающие – помогли мне забыть на время о произошедшем, думать об отвлеченных вещах. Это хорошо. Нужно настроить себя на хорошее. Нельзя жить во вчерашнем дне. Он уже прошел. Все позади. Если в голове постоянно прокручивать прошедшее, то боль и страх никуда не уйдут. Словно ты все еще в нем – в том ужасном дне, в тех переживаниях. Снова и снова, раз за разом. Это не правильно, настал новый день нужно жить сегодня. Сейчас. Что у нас сейчас? Я жива, скоро поправлюсь. Вот доктора, вот студенты, которые тоже хотят стать врачами. Сегодняшний день – новый день, он будет хорошим. Жизнь продолжается. Я скоро поправлюсь и вернусь домой.

Она погрузилась в дремоту. Мудрый организм сам исцеляет себя. Нужно только правильно его настроить. Как уникальный чувствительный инструмент он реагирует на все происходящее в жизни. Страх, гнев, тоска –сработала настройка на плохую жизнь. Оптимизм, надежда, любовь – и , о чудо, – все вокруг преобразилось в лучшую сторону. Лучше здоровье, хорошие перемены в жизни. Мы сам создаем свой мир, только не задумываемся об этом.

Алексей держал цветы, пакет с фруктами, смотрел на проходивших то в одну, то в другую сторону практикантов, но мысли его были далеко.

В палату к Вере Васильевне пустили не сразу. Доктор проводил осмотр, изучал рентгеновские снимки, какие-то анализы и заключения.

– Она очень слаба, со вчерашнего дня на капельнице. Есть повреждения. Вы успели к ней, можно сказать, в последнюю минуту. Чуть позже и … – Он развел руками. – теперь, думаю, все будет нормально. Она очень правильно себя настраивает – это уже половина успешного лечения. У вас замечательная мама.

– Она не… – Алексей запнулся. – Она действительно замечательная. И я надеюсь, что очень быстро поправится. Она у нас такая – он улыбнулся – не может сидеть без дела.

– Что вы, за дела ей браться нельзя. Период реабилитации после таких травм, да и возраст все-таки ….

– Не беспокойтесь, все будет хорошо, никто не даст ей напрягаться. Просто она должна знать, что она нужна, что мы ее очень ждем и любим. Дома, знаете ли, и стены помогают.

– Это правда. Но о выписке пока говорить слишком рано. Проведем лечение, понаблюдаем.

– Доктор, все, что нужно, любые лекарства, вы говорите, сразу привезем.

– Да, это понадобится, я уже выписал. Пойдемте со мной, отдам рецепты.

16.

Когда Алексей забрал Грекова из офиса, было довольно поздно.

– Владимир Сергеевич, может, заедем куда-нибудь поужинать, чтобы дома не возиться.

– Можно и заехать. Вези, на твой выбор.

Они зашли в небольшое кафе. Алексей взял меню и стал читать.

– Предлагаю суп-пюре, на второе котлета по-киевски с гарниром. И десерт можно взять. Здесь вкусно готовят.

– Бери, что хочешь, мне все равно. Расскажи лучше, как себя чувствует Вера. Спрашивала, почему я не приехал?

– Ей много лекарств дают. Меня пустили только на одну минуту. Она меня увидела, улыбнулась. Конечно, слабая, но врач сказал, что все будет хорошо. Вовремя привезли, лечение – какое нужно. Главное – она не падает духом, я чувствую.

– Да, такое нападение пережить. Здесь не только тело лечить надо, тут психологическая травма…

– Она у нас оптимист, вы же знаете. Все будет хорошо

– Смотрю – и ты оптимистом становишься. Что ж, это правильно.

Алексею показалось, что последние слова прозвучали грустно, даже как-то с упреком. Он вздохнул, но ничего не сказал. Давно уже заметил, что у шефа интерес к жизни пропал. Заниматься работой – и то ему постоянно помощь нужна. Конечно, у него опыт, налаженные контакты. Но ведь нужно постоянно быть в курсе всех вопросов. А для этого видеть нужно – почта, документы, схемы и планы домов, над которыми подумать нужно. И технических сейчас столько новинок. Чтоб за всем следить, глаза нужны. Зря он отказывается от операции, может быть, и лучше бы стало.

– Алексей, как ты думаешь, на Веру напал тот же человек, который первый раз выкрал ножи?

– Пока не знаю. Нужно понять, связывает ли их что-нибудь и что именно.

– Да, какой-то нездоровый интерес к моей коллекции. Кому она понадобилась? Там ведь особенно ничего такого ценного и нет. Конечно, эти предметы имеют значение для коллекционера, но не являются уникальными настолько, чтобы на них покушалось несколько человек. Еще и убийство…

– В этом случае думаю, что ваша коллекция ни при чем. Хотя, есть связь В общем, произошло убийство – удар ножом в горло. Нож, по-видимому, тоже наш. Хотя он вполне обычный, конечно не современный ширпотреб, но таких в инете много продается. Ради него идти на кражу, а потом им же совершать убийство? Следователь внимательно изучил альбом с фотографиями экспонатов коллекции. Хочет найти зацепку среди этих предметов.

– Ты отдал ему список украденного?

– Да, как договаривались.

– А что по кортику? Удалось что-то выяснить? Мы даже не смогли удостовериться в его подлинности. Возможно, его быстрее всего выложат для продажи, чтобы избавиться от улики.

– Я прошерстил разные сайты. Нашел один. Выложили на продажу только что. Очень похож на наш. Или безупречная реплика. По фотографии трудно определить.

– Уточни, есть ли на нем дарственная надпись.

– Все-таки мне кажется, что это современное изделие. Георгиевский кортик, новодел, но состаренный. Некоторые спецы научились изготавливать с очень большой точностью, но, как правило, у честного мастера они и идут как копии. Но кто-то хочет выдать его за настоящий. Вообще-то, сами понимаете, настоящие аннинско-георгиевские кортики – редкость великая, дорогостоящая. Цена на Аннинское оружие «За храбрость», конечно если оригинал, больше десяти тысяч долларов. А вам достался бесплатно.

– Ты же знаешь, что это была благодарность. Человек просто не имел возможности оплатить наши услуги и, зная мое увлечение, предложил такой вариант.

Алексей, а поговори-ка ты сам с теми, кто проходит по убийству. Разузнай у следователя телефоны и побеседуй. Вдруг и правда эти дела связаны. У оперов знаешь, какой нюх бывает. Сначала, вроде и зацепок нет, а потом выясняется, что интуиция не подвела. Нужно найти, куда ведут следы.

17.

Вика лежала на кровати, сжившись в комок. Второй день ее лихорадило. Она уже не понимала, что это – простуда или нервная дрожь. Она боялась включать телефон. Он начинал звонить и сыпать сообщениями, которые читать не хотелось. Было страшно. Последний раз он сказал, что знает ее адрес и если она не выполнит все условия, то очень пожалеет. И эта страшная фраза «Слышишь, что я говорю? Слух у тебя хороший? Так послушай, как косточки хрустят, когда пальчики выламывают». После этого раздался омерзительный хруст и чей-то истошный крик.

Эти жуткие звуки стояли в ушах. От них хотелось сбежать, спрятаться, забиться куда-нибудь и забыть, как страшный сон всю эту историю.

Он жутко ругался, требуя свой заказ. Что случилось с Гариком, она не призналась. Просто сказала, что он пропал, его нигде нет, телефон не отвечает. Он рассвирепел еще больше. Сказал, что теперь ей придется отвечать за двоих.

Куда ей спрятаться? Без денег – некуда. Этот идиот – хотя о покойниках плохо нельзя – он промотал все деньги. Ее деньги, которые она копила месяцами и годами. Зачем он снял гостиницу? Говорил, что домой ехать опасно. Глупости! Теперь она понимала, что ему просто захотелось провести шикарный вечер после удачной операции. Он говорил, что больше не придется себе отказывать, что все получилось. Теперь будут деньги, будет жизнь, будет все, что нужно.

Но вышло наоборот – это не жизнь, наступил кошмар. И с каждым днем все хуже и хуже. Если пойти в полицию, придется все рассказать – откуда нож, что произошло с Гариком. Сейчас еще есть шанс, если сделать все, как требует их Куратор. Ему нужна шкатулка и все ножи, которые он заказал. Точнее – которые остались, – поправила она сама себя. И еще ему нужна роза. Из всего этого нет только шкатулки. Значит, я должна ее найти. Я все передам ему и исчезну. Просто уеду в другой город. Или в деревню. Даже пусть в наш старый дом. Найду работу. Продержусь. Постепенно все затихнет.

Виктория достала из своей сумки два одинаковых металлических предмета – розы, как две капли воды похожие друг на друга. Она заказала себе копию. Но теперь она поступит по-другому. Она не хочет иметь никаких дел со всеми этими артефактами. Скорее отдать и забыть навсегда.

Она посмотрела на свои трясущиеся руки. Главное – не терять самообладания. Где твоя умная голова, Викуша? – на месте. Вот и думай, думай. Безвыходных ситуаций не бывает. Просто не сразу виден выход. Когда волнуешься, перестаешь соображать. Значит нужно успокоиться и шаг за шагом выбираться из этой истории.

18.

Люба шарила в сумке, куда-то подевались ключи. Надо еще раз перетрясти «маленькую дамскую сумочку», в которой масса нужных вещей. Иногда можно найти даже то, что вроде, туда и не клал. Положила – забыла. Лак для ногтей, которым она пользуется 2 раза в год. Брала с собой на работу перед новым годом – надо было хоть немного привести в порядок руки – банкет все-таки, праздник. Салфетки сухие, влажные, степлер. Откуда он здесь? Вот ведь – купила ребятам неделю назад. Они какие-то работы в школу готовили. А вынуть так и забыла. Вот отвертка. Тоже брала, чтоб шпингалет вкрутить поплотнее на работе – попросить некого, проще самой сделать. Ой, совсем забыла. Так и не отдала администратору шкатулку. Как же она забыла! Сколько дней ее в сумке носит? С воскресенья, кажется. Сразу администраторшу не застала, потом так и забыла. Да, совсем не до этого. Нехорошо. Надо завтра обязательно-обязательно. Сейчас зайду в квартиру, поставлю крестик на запястье, что б не забыть.

Вот наконец, ключи. Из кармашка вывалились. Всю сумку пришлось перетряхнуть. Зато сколько всего нашла. Надо в сумке навести порядок, да и помыть ее. Старенькая, но приличная. Только немного уголки замусолились. Вымою и будет снова хороший вид.

В прихожей быстро кинула сапоги.

– Тимочка, ты дома? Как дела?

– Да у меня все хорошо. Как там Тёмка?

– Пошли мыть руки и ужинать. Все будет хорошо. Он ни в чем не виноват. Скоро разберутся и отпустят его.

Из недр сумки зазвонил телефон. Где же он. Снова пришлось перекопать все содержимое, какая я стала несобранная, в собственной сумке порядок не могу навести.

Телефон перестал звонить. Теперь его труднее найти. Но нужно это сделать, чтоб был под рукой. Люба принялась перебирать сумку, выкладывая из нее содержимое на стол.

Вот и телефон нашелся. Номер не знакомый. Перезвонят.

Она села в кресло и бессмысленно уставилась в стену. Опустошенная и разбитая, она никак не могла понять, что же происходит. Как вообще за один день весь ее мир перевернулся. Их непростая, но стабильная жизнь, добрые отношения, надежды на будущее мальчиков – о себе она уже давно не думала – все превратилось в прах.

Нужно собраться. Нужно подумать, как помочь Тёме. Нужно приготовить ужин Тимоше. Мы справимся. Все будет хорошо, все будет хорошо. Повторяя это снова и снова, как молитву, она откинулась на спинку, словно концентрируясь для рывка.

Новый телефонный звонок с мелодией из Тореадора запел где-то в коридоре. Она поднялась и взяла в руки телефон, бодро наигрывающий «Тореадор, смелее в бой…». Ребята частенько подсмеивались над ней за то, что в качестве звонка она ставила что-то классическое. Они знали ее музыкальные предпочтения и, любя, иногда поддразнивали: «Мам, давай тебе сделаем мелодию звонка «Цвет настроенья синий?». На что она могла ответить, напевая «За что, за что, О Боже мой? За что, за что, О, Боже мой?». Наверное, для них она несовременная. А ей нравились эти мелодии. Они проживут еще не один век, они поднимают дух, создают настроение.

Звонила администратор гостиницы.

– Любовь Евгеньевна. Я знаю, что вы сегодня выходной брали. Но это срочно. У нас в номере 204 постояльцы были в воскресенье. Говорят, забыли там шкатулку дорогую. Вы не находили?

– Нашла я ее, хотела сразу вам отдать. Но вас на месте не было, дверь заперта, а у меня смена закончилась, я домой торопилась.

– Любовь Евгеньевна, не говорите глупостей, – голос администраторши стал раздраженным, – я всегда бываю на месте. А вот с вашей стороны это просто возмутительно – забрали чужую вещь. Вы же знаете, что персоналу запрещено. Все найденное немедленно передается на хранение на рецепшен. Не ожидала от вас такой халатности.

Люба положила телефон, исторгающий возмущенные вопли администраторши, села на стоящую в коридоре банкетку и из глаз полились слезы. Трубка разговаривала сама с собой, казалось, монолог был записан на пленку, там все говорили и говорили. Наконец наступила тишина. Люба услышала, что ее зовут.

– Да, слушаю.

– Хватит слушать. Выходите уже. Я вам сказала, что к дому сейчас подъедут. Парень в черной куртке. Ему срочно шкатулка нужна. Скажет, что от меня. Он выезжает, здесь не далеко, вы же знаете. Оденьтесь и ждите его около дома. Я ваш адрес дала.

Разговор прекратился. Медленно, не очень соображая что делает, она надела сапоги, пальто, взяла в руки сумку и вышла из квартиры.

Около подъезда освещения не было, но неподалеку горел фонарь. Люба машинально пошла туда, где было светлее. Откуда-то сбоку к ней подошел невысокий парень в темной куртке с капюшоном.

– Это вы Любовь Евгеньевна?

– Да

– Давайте шкатулку.

– Вы кто? – от усталости, переживания, успокаивающих капель она впала в полный ступор. Не понимала, зачем она здесь, кто это – подошедший человек, что вообще от не хотят:

– Шкатулку давай! – заорал парень тонким сипловатым голосом.

Любе стало страшно. Темный пустой двор, кто этот человек? Почему он так орет? Она сделал шаг назад, но поскользнулась, стараясь сохранить равновесие, замахала руками. В тот же момент человек в темной куртке выхватил сумку и побежал во дворы.

19.

… Ее нашел сосед. Сидящую около дорожки, неподвижную, с пустым бессмысленным взглядом. Помог подняться.

– Вы упали? Ударились? Может скорую?

Она медленно повернула голову, посмотрела на него:

– Не надо скорую. Мне надо в милицию. Я сама, сама…

– Что случилось? На вас напали? Я вызову полицию.

– Нет, я должна сама к ним идти. Сама, сама. Я знаю, кто мне нужен.

Сосед недоуменно пожал плечами:

– Вам точно не нужна помощь?

– Да, а сама. Я всегда сама…

Она не помнила, как добралась до отделения полиции. По привычке называла «милиция». Но когда, наконец, попала в теплое освещенное пространство, словно очнулась. Подошла к окошку дежурного:

– Мне очень нужен следователь. Я у него была сегодня. Он сидит по коридору направо вторая дверь.

– Наверное, капитан Климчук? Только уже поздно, завтра приходите.

– Пустите меня, это очень срочно. … мой сын сидит здесь у вас… добавила она еле слышно. – мне нужно все рассказать.

Дежурный взял телефон и набрал номер, после нескольких слов повернулся в ее сторону.

– Ладно, идите. Вы же знаете, где кабинет.

Климчук вопросительно смотрел на женщину, сидевшую около него. Она молчала, опустив голову.

Капитан устал, был голоден, ему очень хотелось скорее закончить сегодняшние дела и уйти домой. Видимо, сидящая перед ним женщина очень переживала. Он прекрасно помнил ее, мать задержанного Артема Тимченко. Утром она сидела у него в кабинете и все твердила «Это не он, он не мог, это ошибка». И вот она снова пришла. Уже девятый час. Что у нее стряслось? Или с головой плохо стало? Да, он знал, что парень влип. А мать переживает, с ума сходит.

– Ну, здравствуйте еще раз. Рассказывайте, с какой стати, на ночь глядя пришли.

– У меня выхватили сумку. Толкнули меня и украли сумку. А там все было. Ключи, деньги, телефон, шкатулка.

– Денег много?

Это был стандартный вопрос. Нужно определить ущерб. Капитан знал, что больше всего люди переживают, теряя деньги. Конечно, и сумку жалко, и телефон. Но если есть деньги, все можно купить. В этой семье точно денег не много. Может, ее парень сам хотел кого-нибудь ограбить, поправить семейный бюджет, так сказать. А убил случайно, при самообороне. А теперь вот у нее сумку украли. Вот так бывает.

– Денег, наверное, около тысячи.

– Ну, придется вам эту потерю пережить. Не самое страшное.

– А еще ключи. И шкатулка чужая. Меня с работы выгонят за эту шкатулку.

– Что, ценная очень? И при чем здесь работа?

– Я шкатулку должна была сразу отдать, а я ее второй день в сумке ношу.

Андрей Климчук понял, что придется разбираться долго. Женщина явно была в состоянии сильного шока, связно рассказать ничего не могла. Нужно из нее вопрос за вопросом вытягивать.

– Давайте так. Сегодня мы вашего грабителя уже точно не поймаем. Мы все отдохнем и завтра утром со свежими силами запишем все, как было.

– Нет, я не уйду сегодня никуда. Послушайте, это важно. Это точно связано с моим сыном. Только не знаю, как. Я соберусь. Я все вам расскажу, вы сами поймете.

Глаза ее прояснились, голос стал тверже. Только очень рожали руки и колени.

Андрей Климчук подумал и решил, что начинать завтрашний день со вчерашней истории ему тем более не захочется. Да и жалко эту женщину – мать переживает. Его тоже такая – все на себе тянет, всем помогает, обо всех заботится. Он включил чайник, достал пачку печенья. Получается, что все свое время он посвящает преступлениям и нарушителям. А вот сейчас понадобилась помощь человеку не виновному, так он ее выпроводить хочет. Это ведь не правильно, так не должно быть.

Он улыбнулся:

– Ладно, Любовь Евгеньевна. Давайте чаю попьем, согреетесь, успокоитесь. Расскажете все по порядку: про сумку, шкатулку и почему это может быть связано с вашим сыном.

Час с набольшим спустя ситуация была обрисована предельно ясно. Капитан Климчук удовлетворенно захлопнул папку с бумагами, убирал ее в сейф, с облегчением осознавая, что теперь-то уж точно можно закончить рабочий день.

Когда они вышли из отделения полиции, вокруг было темно и пусто. Даже никто не курил у крыльца, как это бывает обычно.

– Сколько сейчас времени? – спросила Любовь Евгеньевна, начиная понимать, что несколько часов просто выпали из ее сознательной жизни. Все произошедшее словно было не с ней. Но ведь она здесь, ее рассказ записан, значит, все происходило в реальности.

– Ой, я же Тиме даже ничего не сказала, не позвонила. – она привычно потянулась в карман за телефоном, но вспомнила, что его нет.

– Мне нужно скорее домой. До ближайшей остановки идти, наверное, минут 10, а у меня даже денег нет на проезд. – Она растерянно посмотрела на капитана.

– Я на машине, давайте подвезу. На вас сегодня и так много свалилось. – предложил Андрей. А про себя подумал: и правда, откуда только у этих женщин силы берутся. Вот ведь маленькая, хрупкая, а внутри такой стержень – позавидовать можно.

По пустым улицам они быстро доехали до Любиной пятиэтажки. Выходя из машины, она пожелал ему спокойной ночи, поблагодарила за помощь, за то, что подвез и вышла из машины. К ней тут же метнулся какой-то человек.

От неожиданность она вскрикнула.

– Мам, это я, Тима. Где ты была? Я собирался в полицию звонить, чтоб тебя разыскивали. Ты как? Все нормально? А почему ты ушла без сумки? У нас в квартире кто-то был, я думал – это к тебе приходили…

Все это время Андрей Климчук слушал, немного опустив стекло. Теперь он понял, что придется выйти из машины и прояснить ситуацию. Похоже, это дело продолжает набирать обороты. А они не могут даже понять, что происходит.

– Так, давайте поднимемся к вам домой и там вы все расскажете,– предложил он, беря инициативу в свои руки.

Капитан снял обувь в чистенькой прихожей. Быстро оглядел небольшую квартиру. Да, видно, не просто матери одной двух мальцов растить.

Они присели на диван в Любиной комнате.

– Хотите чаю? – не дожидаясь ответа, она метнулась на кухню, привычным движением наполняя чайник и водружая егона плиту.

– Любовь Евгеньевна, не хлопочите. Уже давно всем спать пора, какой чай. Давайте послушаем, что тут у вас дома произошло. Он повернулся к молодому человеку.

– Вы Тимофей? Правильно? А меня зовут Андрей Иванович Климчук. Так получилось, что я веду дело вашего брата. А теперь и другие дела, которые происходят с вами.

Любовь Евгеньевна, когда вам позвонили насчет шкатулки, сына не было дома, верно? Тимофей, расскажи, когда ты пришел домой и что произошло.

– Я был на факультативе по физике, потом в бассейне с Гришей, потом еще зашли к нему на обратном пути. В общем, домой не так давно пришел. Подхожу, а из нашей квартиры быстро так выскакивает пацан – худенький такой, невысокий. Быстро так мимо меня прошмыгнул и по лестнице тоже почти бегом. Ну, я думал, к тебе кто-то приходил. Захожу, кричу – ты не отвечаешь. Я быстро в комнатах посмотрел – нет никого. Я тебе звонить начал, слышу – телефон в квартире где-то звенит. Нашел в коридоре на тумбочке твою сумку, в ней телефон.

– Ой, Тимочка, а где сейчас сумка-то?

– Там же и лежит. Принести?

Люба быстро принялась изучать содержимое сумки.

– Слава богу, документы на месте, кошелек тоже.

– Посмотрите, деньги целы? – спросил Климчук.

Она открыла кошелок, пробежалась пальцами по отделениям и огорченно показала, что внутри все пусто.

– Понятно, буркнул капитан. Даже мелочь вытрясли. Значит денег у него совсем нет.

– У кого? Кто это был? – Тимофей непонимающе смотрел то на мать, то на следователя.

– Ты расскажи, что дальше было.

– Все, больше нечего. Я увидел, что сумка с телефоном здесь, квартира была открыта, а матери нет и помчался вниз. Конечно, того типа и след простыл, но зато вот вас встретил.

– Опиши, как выглядел тот парень.

– Темная куртка, шапка надвинута на самый нос, тоже черная, кажется. Весь в темном. Ничего примечательного. – Тимофей напряженно сидел, теребя в руках замок-молнию. – что все это значит? Объясните мне! Тёмку подставляют, к нам влезают.

Капитан помолчал.

– Вот мы и разбираемся, что все это значит. Не так все быстро получается.

Тимофей, растерянно стоявший около матери, направился в кухню.

– Кому чаю налить?

Капитан встал.

– Вы разрешите, я осмотрюсь?

– Да… – Любовь Евгеньевна рассеянно кивнула.

– Это ваша комната, а в другой живут сыновья?

Люба снова кивнула.

– Тимофей, подойди сюда. – крикнул через минуту капитан из другой комнаты. – что это? Откуда это у тебя?

– Ааа, это я у мамы взял, – ответил Тимофей, заглянув в комнату. – Хотел отдать, да забыл.

– Говоришь, у мамы взял. Зачем? Когда? С какой целью? – Климчук достал из аккуратных ножен небольшой кинжал, повернул его, рассматривая.

– Ну, день или два назад. – Он на мгновение задумался, – Сегодня вторник, значит в воскресенье вечером. Она сказала деньги взять у нее в сумке на кино. Там у нее красивая такая шкатулка была. Ну, интересно стало, я открыл. Этот ножичек и лежал. Я хотел спросить, но она уже спала. Вчера тоже забыл вернуть – тут все эти дела с Тёмкой, не до того было. Мам, я как раз хотел отдать. Я просто так, рассмотреть взял, красивая вещица. Но неудобная. В карман не помещается.

– Так, Любовь Евгеньевна, значит, этот кинжал лежал в той шкатулке, которую вы взяли из номера гостиницы?

– Да, я искала везде администратора – ее не было. А вещь красивая, я не решилась ее без присмотра на ресепшене оставлять. Думала – наследующий день верну, у меня она точно не пропадет. Вы что думаете…? Я никогда в жизни ничего чужого не брала. – она закрыла лицо руками. – Хотя, как это теперь доказать? Мне Светлана Петровна звонила – это администратор наша – с ее слов тоже получалось, что я специально унесла. А я клянусь чем угодно, что ее на месте не было…отдать некому было… ну а вчера, сами знаете, что не до того… Вы не верите?

– Вещь эту я забираю. И давайте-ка все отдыхать. Разбираться во всем этом завтра будем.

Когда капитан ушел, Тимофей с ненавистью посмотрел на закрывшуюся дверь.

– Не хочет он ни в чем разбираться. Ты же видишь, ему нужно виноватого найти, он Тёмку схватил и обвиняет в убийстве. Теперь еще что-нибудь на нас свалит.