Читать онлайн Те, Кто Живут Давно. Сердце Рэдмаунта
- Автор: Анастасия Альт
- Жанр: Городское фэнтези, Детективное фэнтези, Мистика
Глава 1.
Двадцать первый век. Две тысячи пятьдесят *** год. Единое государство, Североамериканский Метрополис…
За окнами отеля жаркий летний день, городская пыльная духота.
Женщина двигалась очень медленно, упираясь ладонями в широкую крепкую грудь партнёра, зарываясь пальцами в мягкую поросль тёмных волос. Дважды удовлетворённая, теперь она всецело и с восторгом ощущала свою власть. Такое восхитительное чувство! Она предпочитала быть сверху из-за габаритов любовника, и с удовольствием привязала бы мужчину к кровати, если б в мире существовали верёвки или цепи, способные удержать его.
Вспотевшее мощное тело вздрагивало в ожидании оргазма, который она намеренно сдерживала столько времени. Наконец, она опустилась чуть резче, и сжала его внутри себя. Вскрикнув, любовник дёрнулся, выгнулся в сладкой судороге, и вытянулся на постели, тяжело дыша. Женщина не сразу остановилась в размеренном движении. Его губы и руки чуть дрожали, и она тихо улеглась, слушая грохот могучего сердца. Молчала. Нет ничего более бездарного и грубого, чем трёп сразу после секса.
– Люблю тебя! – прошептал он, осторожно обнимая.
– И я тебя! – поцеловала она высокий лоб в мелких капельках пота. – Спасибо, что ты есть! Я в душ, приходи!
Женщина выкупалась и теперь заматывала вымытые длинные тонкие волосы в полотенце, скрутив на голове подобие чалмы. Её возлюбленный шагнул в душевую, включил воду, но выглянул из-за матовой стеклянной перегородки:
– У меня, кстати, для тебя сюрприз на вечер! Пригласительные билеты и буклет у меня в пиджаке, посмотри, тебе понравится! – он привычно смягчал низкий и сильный голос, звучал как тигр, напрасно притворяющийся домашним котом.
– Мы куда-то идём? – улыбнулась она.
– Да. И я приготовил для тебя подарок!
Мужчина весь в мыльной пене с холодным и пряным цитрусовым запахом. «Всё-таки хорош! Настоящая мраморная статуя, только загорелая, тёплая и местами слегка волосатая!» – с усмешкой подумала она.
Когда он свежий и благоухающий, в тонком тёмно-синем шёлковом халате, вернулся в комнату, она сидела, поджав ноги, в глубоком круглом кресле, расчёсываясь и одновременно листая небольшую яркую брошюру.
– Это же выставка?
– Да! – кивнул он.
– Но я не люблю портретную живопись! – пожала она плечами и снова глянула на обложку буклета. – «Майра Розен». Если честно, мне ни о чём не говорит. Зачем мы туда пойдём?
– Я же сказал, что это сюрприз! Ну, пожалуйста, Лена, доверься мне, – он уселся рядом на пол, чтобы заглянуть ей в лицо. Его удивительные глаза были разного цвета, правый сине-голубой, а левый – золотисто карий. – Обещаю, это хороший подарок!
Они прошлись по гулким белоснежным залам галереи, наполненным кондиционерной прохладой. На самой выставке было больше народу, пресса, гости, арт-дилеры. Художница в элегантном сером платье давала интервью. Елене понравились некоторые работы, но она никогда не понимала, какой смысл держать на стене изображение чьего-то лица или фигуры. Всегда предпочитала пейзажи, они казались окном в другую реальность, которое может провести в иной волшебный мир. А в какой мир тебя может увести некое абстрактное тело, пусть даже и с идеальной задницей?!
– Ну, хорошо, Андрей, покажи мне, что хотел, и поедем куда-нибудь поужинать?
Ему нравилось её длинное светло-зелёное свободное многослойное платье, напоминающее древнегреческую тунику. Ткань скрывала тело, и подогревала воображение воспоминаниями о послеобеденном отдыхе. Он бережно взял её за плечи и аккуратно повернул к себе спиной, направляя внимание, обнял, и, наклонившись к уху, прошептал:
– Посмотри!
Сначала Елена не поняла, что он ей указывает. А потом замерла на месте: в противоположном конце зала, чуть поодаль от пресс-конференции художницы стоял молодой человек, лет двадцати пяти, худощавый, с тёмно-рыжими взъерошенными волосами, в джинсах и чёрной рубашке. Скрестив руки на груди, он слушал выступление Розен, иногда улыбаясь её ответам для журналистов. И в нём было что-то…
– Когда ты нашёл его? – выдохнула она.
– Больше десяти лет назад, ещё ребёнком.
– Почему ничего не сказал мне?
– Боялся, что не выживет. Все шансы на это у него были, уж поверь… – усмехнулся Колычев.
– Его зовут Эдвард, верно?
– Да. И что ты думаешь?
– Не знаю, не уверена, – она медленно склонила голову на бок, разглядывая и прислушиваясь. – Ещё слишком молод, слаб. Симпатичный, – улыбка спряталась в уголках чувственных губ.
В этот момент, он почувствовал взгляд, обернулся к ним, и Елена затаила дыхание. «Ты. Не видишь. Нас», – приказала она. Юноша тряхнул головой, отбросив видение, и посмотрел снова на толпу журналистов, окруживших мисс Розен.
Живущие Давно вышли на бульвар. Город переливался вечерними огнями и гудел автомобильными пробками. Елена обхватила себя руками, словно озябнув.
– Но если ты снова ошибся?
– Значит, он просто умрёт, как все они, – пожал он широкими плечами.
– Я сказала, что не уверена! Прекрати над ними издеваться! Прошу тебя! Сколько можно? Это слишком жестокое развлечение! – женщина досадливо поморщилась и, помолчав, спросила. – Он сирота?
– Нет, его мать жива, но лучше бы оставила его. Она пьяница, и какое-то время уже слегка не в себе. Эта художница его единственный друг. В остальном, всё как ты любишь: одинок, обделён вниманием, талантлив, чувствителен.
– Сколько у нас в запасе? – подняла она глаза на своего спутника.
– Не знаю, думаю, лет двенадцать-пятнадцать. Ты же знаешь, он сам найдёт тебя, когда придёт время.… Я лишь немного помогу.
Вторая половина двадцать первого века. Две тысячи шестьдесят *** год. Единое государство, Североамериканский Метрополис…
– Тоцкий, ты как? – склонился над ним полицейский. – Где твой напарник?
– Да я-то в порядке. Скорее! Детектив зашёл в дом! Рэдмаунт там внутри! – Михаила подстрелили, разорванная дробью форма уже промокла на плече от крови.
Это было замечательное майское утро, тихое и солнечное! Они просто случайно оказались поблизости, когда с пульта передали этот вызов.
Пожилая соседка Уолша обеспокоенно сообщила, что видела, как он вооруженный прошёл через дорогу в дом бывшей жены, что он может быть опасен. Луис Уолш не смог смириться с разводом, и неоднократно угрожал матери и сестре жены, жившим там же по соседству, от них поступали жалобы. Эту информацию копы уточнили в пути.
Когда они прибыли на место, Луис уже забаррикадировался в доме своей бывшей тёщи, и трижды открывал огонь. Двое зевак, опрометчиво остановившихся, чтоб снять видео, лишь по большому счастью отделались царапинами от разлетевшихся дробин. В Тоцкого он выстрелил из разбитого окна, когда тот приближался к входной двери по сырой лужайке. Тед вызвал подкрепление и, подняв руки, медленно вошёл в дом. Нужно было переговорить с помешанным, чтобы избежать новых жертв.
Панорамное окно эркера почти не пропускает весенний солнечный свет, загорожено перевёрнутым обеденным столом. В комнате беспорядок, разбросаны куски поджаренного хлеба, разлито молоко. Разбитая банка джема, осколки посуды. На полу у стеллажа с книгами и фотографиями, лихорадочно вцепившись друг в друга, крепко обнявшись, сидят в углу две бледные женщины. На матери пушистый серый халат и мелкие бигуди, напоминающие разноцветных червячков, дочь в тёмно-синей пижаме с крупными розовыми цветами. Они завтракали, когда в гости пришёл бывший зять. Без тортика, зато с дробовиком.
– Привет, Луис! Меня зовут Тед. Я не вооружён, – он с приподнятыми перед собой руками остановился на пороге комнаты.
«Хорошо, что я в штатской одежде, он будет меньше нервничать! Сколько же у него осталось патронов?».
– Я хочу, чтобы сюда приехала Тереза!
– Мы должны вызвать твою жену, Луис?
Теду был виден его браслет-коммуникатор, он прочитал пробегающую строку сообщения: «Группа захвата на подходе, протяни время, держись, мы вас видим, Умный дом не отключен!..». Детектив бросил быстрый взгляд на блок камеры в углу на потолке.
– Вы с ней давно развелись?
– Она ушла семь месяцев и пять дней назад, прислала бумаги по почте, не захотела поговорить!
Уолш, крепко держа ружьё, чуть раскачивался, стоя у шкафа с обеденным фарфором, глаза красные, небритое помятое лицо. Сколько бессонных ночей он провёл наедине с собственными мыслями, пока решился на такой шаг? На футболке видны старые пятна от какого-то соуса. «На месте миссис Уолш я бы тоже от тебя съ*бал, урод!» – спокойно подумалось детективу.
– Мы попробуем её найти, Луис, но вряд ли ей понравится, что ты угрожал ружьём, напугал её маму и сестру! Давай сделаем так, я тут останусь вместо них, а женщин ты отпустишь?
– Хрен тебе! Я смотрел по телику! С заложниками я могу диктовать свои условия и выдвигать требования! А тебя при штурме никто жалеть не станет, страховку потом семье выплатят, похоронят за казённый счёт, и всё.
– Логично. И чего ты хочешь потребовать?
– Хочу, чтобы она приехала, и сказала мне, объяснила, почему ушла от меня!
– А сам ты как думаешь?
– Я любил её, и всё всегда для неё делал! – здоровяк всхлипнул. – У нас всё было хорошо! Мы шесть лет женаты!
– Были женаты… – поправил Тед и прочитал коммуникатор на поднятой руке: «вымани его на центр комнаты!»
– Она должна ко мне вернуться! Я хочу поговорить с ней! – рявкнул Уолш.
– Ты знаешь, когда от меня ушла любимая, я больше всего в жизни хотел только двух вещей! – Тед снова мельком глянул на камеру под потолком, интересно, пишется ли сейчас звук? Он плавно сделал полшага в сторону. – Убить себя, или убить её!
Стрелок впервые посмотрел на него с интересом.
– Ну, думаю, раз ты тут живой, значит, до самоубийства дело всё-таки не дошло? Что, кишка тонка оказалась? – хмыкнул он.
– Нет, Луис, мои кишки покрепче твоих, поверь. Но я не стал разбираться с теми, кто слабее, не стал биться в истерике, брать заложников, или перекладывать ответственность за наш разрыв ещё на кого-то…
– А что ты сделал? – ружьё чуть опустилось, но пальцы всё ещё на курке.
– Я подстрелил и покалечил топором одного из её любовников три года назад… – ещё полшага в сторону.
Наблюдая за копом, машинально двигаясь, поворачиваясь следом, этот безумец должен оставить без внимания заложниц, и оказаться на линии огня группы захвата.
– Ух ты! – с уважением закивал Уолш.
– Да. А в прошлом году утопил ещё одного друга её сердца и тела. Отлично провёл отпуск в Европе.
– Ты гонишь?!
– Богом клянусь, Луис! Но ты знаешь, не сработало. Это не помогло мне возвратить женщину.
– Почему? – искренне удивился помешанный.
– Она взяла себе новых любовников, прикинь, замутила с братьями-близнецами! Эх, полжизни бы отдал, только бы увидеть это своими глазами!…
– Ну, ты лошня, детектив! – заржал Уолш. – И как тебе, олень, рогами за люстру не цепляешься?!
– Не знаю, а ты своими, Луис?
Тед чуть наклонил голову набок. На улице слышны сирены, значит, район, скорее всего, уже оцепили.
– Тереза не изменяла мне! – перестав улыбаться, взревел тот.
– Откуда ты знаешь?
– Я всегда знал, где она, и с кем, сидел дома и всегда следил по приложению, куда поехала, и сколько времени, где провела! Даже к матери её одну не отпускал! Проверял все покупки по карте, знал, с какими билетами на работу ездит! И на работе всегда видел её на камере! Я же любил её! – не сомневаясь в своей правоте, качнул оружием стрелок.
«Бедная женщина, и как она с таким мудаком шесть лет протянула?!» – подумал Тед, ещё чуть шагнув в сторону.
– А я просто не стал мучать любимую, держать на цепи, а дал ей свободу, чтобы она была счастлива с тем, с кем хочет.
– Лошара! Она крутит направо и налево, а ты, небось, ещё и содержание выплачиваешь! Я бы свою ни за что не отпустил, ни на шаг!
– Поэтому-то у меня ещё есть шанс на отношения с любимой женщиной, а вот к тебе жена никогда не вернётся, Луис!
Детектив со спокойной уверенностью улыбнулся, увидев, как на грязной футболке доморощенного террориста замелькали мелкие зеленоватые огоньки – он на прицеле, заложники в безопасности. Доли секунды решили всё.
– Сука! – взвыл здоровяк и вскинул ружьё, направив его на Рэдмаунта.
В углу завизжали женщины. Одновременно прогремели выстрелы группы захвата и дробовика Луиса Уолша.
Глава 2.
Вторая половина двадцать первого века. Две тысячи шестьдесят *** год. Единое государство, Русско-Китайский Союз…
Она резко проснулась, вскочив, будто бы её встряхнуло на кровати. Из небытия выбросил сильный удар. Это сон, или снова с кем-то из них беда? Больше ничего не слышно.
Елена хотела почитать, и не заметила, как уснула уже под вечер. Мерный шум дождя успокаивал и убаюкивал. Теперь вот сон как отрезало, просто отрубило. Она опустила ноги на пол. Очень часто первый шаг причинял боль, напоминая об искрошенных в пытках костях, но сейчас она просто вытянула узкие ступни и хрустнула пальцами.
Потом Елена с удовольствием вдохнула сладкий аромат свежей выпечки: ломкий край бортика румяного песочного коржа, ваниль, яблоки с корицей, карамельная корочка поверх сливочно-творожного крема! Одновременно по дому плыл дух варёного картофеля! Какое чудо!
На небольшом столе она заметила открытую подсыхающую коробку акварельных красок. Он снова рисовал её спящей. Для таких скетчей Патрик обычно использовал всего два цвета, в этот раз размыты тёмный золотистый для изображения тела, и фиолетовый ультрамарин для теней. Они редко виделись, поэтому он пользовался каждый моментом, чтобы рисовать. Изображения получались быстрые, но сочные. В линиях и расплывчатых пятнах легко угадывалось и узнавалось женское тело, расслабленное и естественное.
В прошлом году они встречались в Праге. Позавчера она приехала на поезде, он ждал её на вокзале. С О’Лири меньше всего было необходимо разговаривать, и это потрясающе. Елена чувствовала, как оживает и набирается сил. Знала, что элементаль ощущает то же, одновременно с восторгом заново привыкая различать цвета и запахи.
Они все удивительные создания. С Патриком её сближала стихия, умиротворяющая и разрушающая. Их общий огонь не сжигал ничего, если на то не было их воли, но сейчас они желали только друг друга. И когда занимались любовью, то купались в этом тёплом нежном пламени, не сгорая в его свете.
Когда они вместе, Патрик отлично готовит, с радостью обретая в полной мере вкус и обоняние. Вот и теперь он колдовал на кухне в облаке восхитительных запахов. В духовке доходил пирог, а в глубокой сковороде что-то быстро подрумянивалось в масле. И Елена в очередной раз подумала, что нет более эротичного зрелища, чем мужчина, занятый готовкой. Не показушные феерии кулинарных телешоу, а вот так – домашний и уютный, босой, в потёртых джинсах и тёмно-красной футболке, сосредоточенный и увлечённый. Она обняла О’Лири, проводя руками под тканью по горячему телу.
– Что ты тут наворожил?
– Садись, поужинай. Знаю, ты хочешь есть, – он чуть улыбнулся, оглянувшись сверху вниз. – После займёшься моим голодом.
– Конечно же, любимый! – Елена прижалась к его длинной крепкой спине, вдыхая среди прочих его пряный запах.
В домах этой серии маленькие кухни, метров восемь максимум. Многие горожане добивались у администрации разрешения объединить её с двухметровой кладовкой, разбирали перегородку, закрывали вентиляционные короба. В итоге, получали комнатушку немногим больше, но хотя бы уже имели возможность сесть и пообедать семьёй в четыре человека.
Панельные многоцветные микрорайоны на окраине Москвы уже успели порядком состариться. Застройка двадцатых годов начала века тогда стремительно захватывала деревни в ближайшем Подмосковье. А теперь отсюда дальше в область провели ещё две железнодорожных ветки и открыли двенадцать станций метрополитена, давно перепутавшегося с пригородными поездами. Зелени в скверах и дворах за эти годы стало больше, а декоративные мозаики на фасадах поблекли. Изображения рабоче-крестьянских подвигов и агитационные лозунги местами лишь потрескались, но не осыпались благодаря регулярной реставрации,
На узкий балкон можно выйти из обеих небольших полупустых комнат. На окнах не было цветов, тут за растениями некому ухаживать. Кухонный гарнитур и остальная безликая мебель холодного белого оттенка, матово окрашенные, лишённые индивидуальности. Хозяину совершенно безразлична обстановка дома.
Яркие и разноцветные полосы жили тут только на книжных полках, скрытых стеклянными раздвижными створками. Бумажные книги – редкость и ценность, но в отличие от большинства сограждан О’Лири имел возможность не просто собирать их, но и постоянно перечитывать. Елене нравилось сюда возвращаться, но прошлый раз она гостила в этой квартире лет девять назад. Тогда жена Патрика ещё была жива.
– Что это, из чего сделано? – по обыкновению спросила Елена, когда уселась за стол.
– Называется ньокки. Тесто из варёного картофеля и муки, плюшки сварены и чуть обжарены. Затем сливочный соус с расплавленным сыром, и… – он добавил сверху хрустящие красноватые кусочки и зелёные листья. – Подрумяненный и подсушенный бекон, немного рукколы! Угощайся! Потом достану тебе пирог.
– Это чудовищно вкусно! – закатила она глаза, распробовав.
О’Лири сидел напротив неё за маленьким столом и сдержанно пил чай, следя за каждым её движением. Он так соскучился. Как и остальные Живущие Давно годами терпел бесцветную и безвкусную жизнь ради нескольких дней, или даже часов, когда можно будет полноценно ощущать удовольствие от еды, запахов, секса. Её тепло – единственное, что согревало по-настоящему веками.
– Почему ты не хочешь открыть своё заведение, получил бы лицензию? – она напомнила о его работе в заводской столовой.
– Как говорится, «Я столько знаю о ресторанах, что не хочу иметь свой!». Да и готовить, когда тебя нет рядом, у меня всё равно не получается.
– Злата считала иначе.
– Больше не считает, – он опустил ресницы.
Его жена уже год как умерла от саркомы кости, слишком затянула, не занималась лечением. Девять лет назад Елена была в Москве и заехала повидать О’Лири. Злате он её представил как старинную подругу, которая в городе проездом, другого впечатления и не могло получиться. Оставил ночевать. Они за полночь засиделись на кухне, вспоминая прошлые поездки и обсуждая общих друзей. Жена не могла не почувствовать искр между вечными любовниками, и бдительно не отходила от мужа ни на шаг, пока не заснула на стуле, утомившись.
Елена должна была усыпить её до утра, но была слишком увлечена общением. Они с Патриком закрылись в ванной комнате, секс перед зеркалом был красивым, воздух раскалился. Всё было замечательно, пока проснувшаяся Злата не стала ломать дверь с безобразным скандалом. Они долго ругались с О’Лири, жена полезла в драку. Сцена вышла отвратительной. Елена помогла женщине заснуть, успокоила и забрала воспоминание о неприятном эпизоде.
Она не пустила потом к себе Патрика обратно, хоть он и грозился снести замки. Была расстроена собственным промахом. Остаток ночи пролежала без сна, размышляя о том, какие чувства испытывают Живущие Давно к своим супругам, если таковые и находились. Ревнуют ли, как переживают их смерти, как смиряются с этим калейдоскопом уходящих женщин.
После своей первой жизни она не раз увлекалась смертными, и бывала замужем, устраивая свой комфорт. Но не знала, каково приходится её вечным возлюбленным. До сих пор не умела говорить с ними об этом. Каждый по-разному, но они сами решали эти проблемы. Их браки были скоротечны, ведь совсем недавно редкая женщина доживала до сорока лет, а положение вдовца в обществе более выгодно.
Но Елена только приветствовала эту имитацию нормальной человеческой жизни. Требуя не отличаться и не выделяться, она хотела уберечь их от излишнего внимания. Со склонностью людей к панике и мгновенному распространению по сетям страхов и фобий любые костры инквизиции покажутся просто курортом по сравнению с охотой, которую могут открыть на них!
Те, Кто Живут Давно, исполняли её волю. Елена была благодарна им, признательна за верность и послушание. Лишь Андрей всегда спорил с ней, презирая смертных. Подчинялся, хоть и больше всех страдал, сдерживая свою силу, мучительно сжимаясь в рамках, которые она выставила для них.
Начало двадцатого века, Россия…
– Сейчас мы, Николай Ефимович, с морозцу-то! Здравствуй, Семён, чем потчевать будешь? Сегодня кутнём слегка, есть повод как-никак!
Солидный посетитель в вицмундире распахнул тёплую шинель, чтобы все присутствующие в трактире на Восьмой Рождественской улице могли разглядеть свеженький поблёскивающий орден
– Пожалуйте, Степан Михайлович, селянка рыбная нынче хороша, щи готовы, котлеты рубленые из телятины, с картофелем и белым соусом! Жаркое из свинины с грибами!
– Давай, тащи селянку и котлет! Да нет ли газеты сегодняшней?
– Извиняюсь, Степан Михайлович, её господин приезжий спросил, сейчас в малой зале сидят.
– Так накрой нам там же у окна, да поскорее!
– Правда, обедать-то давно пора! Прозаседали мы нынче! – вздохнул сопровождающий его чиновник помоложе в сером штатском сюртуке и с редкой русой бородкой.
– Да уж, Николай Ефимович!
Они прошли через большой зал с крашеным полом в комнату менее просторную, где было всего три столика «для публики почище». Приятели устроились за лучшим из них, у окна в лиловых плюшевых шторах с кистями. За столом в углу, спиной к ним расположился посетитель, со степенным аппетитом уплетающий щи, и одновременно внимательно пролистывающий «Санкт-Петербургские Ведомости». Мужчина привычно горбился, как часто поступают люди, опасающиеся побеспокоить своим ростом и весом. На вешалке рядом висело драповое пальто с бархатным воротником, и новая шляпа, под стулом стоял небольшой чёрный саквояж.
Ожидающим обеда чиновникам подали малый графин водки и нарезанную селёдку, приправленную горчичной подливкой. Закусив, они вернулись к прерванной на пороге трактира беседе.
– Так, в продолжение предмета нашего разговора? Я бы не отказался нынче к девочкам! – вполголоса заговорил серый сюртук.
– Ваша страсть к рублёвому разврату мне давно известна, но это совсем другая масть! В заведение Мадам Эмер так запросто не попасть, двери туда открывают только очень большие деньги!
Широкая спина за соседним столом чуть вздрогнула, мельхиоровая ложка замерла над тарелкой. Чтобы лучше расслышать сторонний разговор, посетитель наклонил голову.
– Да что вы говорите? – ахнул серый сюртук.
– Я сам не поверил, но передавали, что дешевле десяти рублей девушек там не держат.
– Помилуйте, червонец за девку?
– Якобы, девочки работают у Елены Францевны настолько исключительные, что постоянные гости там и по четвертной оставляют!
– Да быть этого не может, Степан Михайлович!
– Конечно же, не может, но ведь болтают! Скажу более, – чиновник в вицмундире с орденом чуть придвинул стул к приятелю, и заговорил присвистывающим шёпотом, делая большие глаза. – Слыхал, что эта удивительная дама получает покровительство чуть ли не сестры губернатора и жены нашего самого! Но какие услуги могла оказывать эта таинственная бандерша её высокопревосходительству, вообразите?! А за первый вход в заведение берут не меньше ста рублей!
– Что же такое может вытворять женщина за эдакие деньги! – с возбуждённым придыханием изумился собеседник.
– Раз покупают, значит, оно того стоит! – значительно кивнул вицмундир. – А только одно вам скажу, Николай Ефимович, нам подобного не приобрести, хоть всю кассу вынеси!
– А кто ж знает, может после такого и под суд за растрату уже не страшно! Зато на всю жизнь запомнишь! – мечтательно зажмурился серый сюртук.
– Простите, господа, ради Бога, что обращаюсь с вопросом, не будучи знакомым, – от гулкого и тяжёлого голоса чиновники одновременно чуть подскочили на стульях с гнутыми ножками.
Совершенно неслышно за их спинами встал посетитель от столика в углу. Они оглянулись. «Ишь ты, очки с синими стёклами, интересничает, провинциал. Однако костюм добротный, из тонкой шерсти, это ж сколько сукна нужно на такую фигуру? А жилет-то штучный шёлковый, рублей сорок пять!» – со знанием дела оценил Степан Михайлович. Его приятель, Николай Ефимович, в костюмах разбирался плохо. А вот драгоценный перстень, кольцо, часы на золотой цепи двойного плетения и бриллиантовую булавку в галстуке приметил с первого взгляда. Тесть его был ювелиром, и часто распространялся о премудростях своего ремесла.
Личность их неожиданного собеседника была внушительной и основательной. Слегка вьющиеся тёмные волосы были отпущены до воротника мягкими волнами по моде. Более ничего мягкого в наружности мужчины не было. Черты крупные и резкие, будто вырезанные из мрамора для статуи в Летнем саду. Широкие плечи и крепкие руки, от незначительного напряжения мускул которых, кажется, легко полопаются швы дорогого костюма. Высокий лоб, тщательно выбритые щёки, и подбородок с приметной ямочкой посередине. Очки скрывали глаза, но всё лицо выражало извинение за беспокойство и вежливый интерес.
– Ничего, пожалуйста, присаживайтесь, – собрался Степан Михайлович, указывая на свободный стул, который тут же скрипнул под странным великаном.
– Разрешите представиться, Колычев Андрей Иванович. Видите ли, господа, человек я новый, приезжий. В Петербурге ненадолго по делу. И, признаться, предмет вашей беседы меня крайне заинтересовал. Простите, что невольно подслушал, но не сообщите ли мне подробностей этого любопытного мероприятия? – говорил он тихо, вкрадчиво, явно с привычкой смягчая свой голос. – Также осмелюсь предложить свою компанию и некоторую денежную поддержку вашего вояжа.
– Чигарёв Степан Михайлович, – с достоинством пожал предложенную руку чиновник в вицмундире.
– Синицкий Николай Ефимович, – привстал со стула его коллега. – Но, извините за дерзость, располагаете ли вы действительно такими средствами? Вижу, человек вы деловой и приличный. Но, поймите, в столице столько мошенников! Того и глядишь, угодишь в историю!
– О, не волнуйтесь! Такое жульничество не в моём характере! – открыто и обаятельно улыбнулся Колычев, показав ровные белые зубы, и доставая из кармана пухлый бумажник и пачку банкнот в банковской ленте. – Это мои личные, а не казённые деньги, уверяю вас. Со своей стороны разрешите уточнить, располагаете ли вы достоверными фактами, либо довольствуетесь слухами и сплетням об этом доме?
– Ваши опасения можно понять, господин Колычев. И, правда, этого дома нет в адресном «Вестнике», и на извозчике туда нелегко доехать. Но если в Петербурге вы имеете связи, то через нужного человека для вас найдётся всё, что душе угодно! – самодовольно кивнул Чигарёв.
Степан Михайлович послал с запиской к одному своему высокопоставленному знакомому. И пока дожидались ответа с примерным адресом необходимого заведения, мужчины выпили и пообедали. Когда же расплывчатое описание было у них в руках, сговорились, что Колычев заплатит за них троих, а взамен они повезут его, куда сказано.
На Суворовском проспекте наняли экипаж. К вечеру обещался снегопад, небо висело низко и мрачно. Быстро стемнело, через Выборгскую возница довёз их до Петербургской стороны. Миновали Геслеровский мост, поплутали по улице Грота, было затерялись в переулках. Казалось, что ветер гонит дождь со снегом сразу во всех направлениях. Они уже начали подмерзать, когда судьба послала навстречу двух старых уличных девок. Отчаянно зябнущие размалёванные страшилища безуспешно зазывали поздних клиентов, но согласились указать дом Мадам Эмер, о котором тоже немного слышали. Гулящие получили по рублю, а путешественники прошли к небольшому особняку в глубине двора с чахлым садиком.
Глава 3.
Начало двадцатого века, Россия…
Внутри было душно натоплено, пахло сладкими духами, пряным женским потом, хересом и хорошим табаком. В передней, принимая шинели и пальто, околачивался крепкий вышибала с внешностью мясника, с подозрением разглядывающий гостей, особенно Колычева. Ему редко доводилось сталкиваться с теми, кто не только не уступал ему в фактуре, но и существенно превосходил его.
Через мгновение к ним вышла экономка, назвавшаяся Кристиной Карповной, пикантная кудрявая дама в синем шерстяном платье и жемчужном ожерелье. Она деловито приняла деньги от новых посетителей, разрешив им пройти и присоединиться к танцующим парам. Чигарёв и Синицкий, оглушённые музыкой, светом и жарким воздухом, обомлевшие, шагнули в гнездо разврата. А Колычев, подождав, пока спутники исчезнут за портьерами, подал экономке карточку.
– Благоволите передать вашей хозяйке!
– Мадам Эмер не принимает, извините, господин хороший! – сверкнула она глазами.
– Уверяю вас, для меня она сделает исключение, – мягко и настойчиво кивнул он, и поверх визитки в ладонь Кристины Карповны легли три золотых. Экономка поднялась наверх, и вернулась через несколько минут, удивлённая и притихшая. Пригласила пройти во второй этаж.
Он, слегка нагнувшись в дверях, вошёл в уютный тёплый кабинет. Слева весело потрескивал камин с часами и высокими стопками книг на серой мраморной полке. Направо – два узких окна, тщательно занавешенные, и три полукресла для посетителей. Прямо – крепкий стол, украшенный резьбой, на нём два подсвечника, кипа бумаг и писем, счета, чернильный прибор. На углу небольшой серебряный поднос с чашкой чая, чайником, бутылкой вишнёвого ликёра, рюмкой и блюдцем подсыхающих ломтиков сыра. За столом, позади высокого кресла виднелась за драпировкой дверь, наверняка ведущая в личные комнаты хозяйки.
Невысокая женщина стояла около стола, внимательно и выжидающе смотрела на него чёрно-карими глазами. Свежее овальное лицо, нежный пушок на персиковых щеках. Тонкие волосы шатенки с редкой сединой собраны высоко и тщательно заколоты в узел. Тёмно-зелёное шёлковое платье, скрывающее тело и чуть переливающееся, придавало её облику нечто змеиное и драгоценное одновременно.
– Сейчас не твоё время. Соскучился? – голос низкий, но не грубый, она нетерпеливо постукивала визитной картонкой по сукну стола.
– Не так, как ты по моей фамилии.
Её гость чуть улыбнулся, поставил саквояж у кресла, снял и сложил очки, тихо клацнув тонкой металлической оправой. На Елену взглянули разные глаза давнего возлюбленного, правый сине-голубой, левый – золотисто карий.
– В моём непростом деле иностранное имя только помогает репутации, добавляет веса, – слегка пожала она шёлковыми плечами.
– Это же работорговля! – возмущённо вскинул он густые брови.
– Эй! Давно в святоши записался? – изогнулись в усмешке полные чувственные губы. Она бросила взгляд на массивное обручальное кольцо гостя. – Против проституции всегда громче всех выступают завсегдатаи публичных домов, кому давно надоели жена, горничная и дама на стороне! – оттолкнув ногой длинный шлейф, она вернулась к своим бумагам.
– Леночка, это мерзко! Не говори так! – он приблизился к ней, обойдя стол.
– Ты первый начал!
Она протянула Колычеву руку для поцелуя. Он прижал к красиво очерченному рту маленькие тёплые пальцы с двумя пятнышками от чернил, и посмотрел на серебряное кольцо с гранатом.
– Пражский сувенир? – усмехнулся он, чуть удержав мягкие пальчики.
– Не волнуйся, – Елена с усилием высвободилась. – Он получит его обратно.
– Почему ты ему потакаешь? – он осторожно устроился в полукресле напротив. – Зачем было возвращать ему воспоминания? Ты знаешь, что он творил в Лондоне пятнадцать лет назад?
– Конечно же, знаю! Не трави, и так тошно! – поморщилась она. – Но я виновата перед Генрихом, перед всеми вами. В том, как поступила с ним. И этого уже никогда не избыть.
– Ты чересчур балуешь его, и слишком многое спускаешь с рук…
– Андрей, прошу тебя, не нужно об этом сейчас. Он всё равно скоро вернётся, – она вздохнула настолько глубоко, насколько позволял хрустнувший корсет. – Ты был в городе в девяносто девятом году, я видела тебя в театре. Почему не зашёл?
– С тобой был Эмер, а я не хотел встречаться с Арманом.
– Исчерпывающее объяснение, – хмыкнула Елена.
– Йен всё ещё здесь? – спросил он, стараясь казаться равнодушным, хотя сердце его оглушающе колотилось.
Есть всё же что-то непостижимое, колдовское в том, как этой женщины не касается время. Как же он тосковал без неё! Какой восторг снова чувствовать столько запахов, различать яркие и насыщенные цвета, снова жить! И как хочется прикоснуться, ощутить вкус её губ и кожи!
Стало трудно дышать, его душила настоящая жажда обладания. Колычев поднялся и, подойдя к окну, с треском открыл раму. Порыв сырого ветра принёс глоток обжигающего свежего воздуха, чуть охладившего и отрезвившего. Сквозняк, взметнув огонь в камине, потушил половину свечей. Елена, с досадой ахнув, поймала несколько исписанных цифрами листков.
– Конечно же, здесь! Скоро должен прийти. Играет где-то в клубе, не знаю. Я запретила ему обирать клиентов, так что развлекается он на стороне. Когда-нибудь нарвётся, опять прирежут в притоне где-нибудь.
Оглядела беспорядок на столе, вздохнула, и с раздражением щёлкнула пальцами, погасшие свечи вспыхнули новым пламенем. Затем подошла и захлопнула окно, остановилась, подняв к Андрею лицо. Только любимая понимала и принимала безусловно и без исключений. Она была так близко, что он услышал её тонкий медовый запах нагретого солнцем цветущего луга. Но только успел протянуть руку, чтобы прикоснуться к ней, как в этот момент в комнату быстро вошёл высокий молодой мужчина в чёрном креповом костюме.
На ботинках уже не осталось следа от мокрого снега, но казалось, облако тумана вплыло в кабинет вместе с ним, и растаяло в горячем воздухе. Он резко остановился, с неудовольствием разглядев нежданного гостя. Елена, вздохнув, вернулась к столу. Господа сдержанно кивнули друг другу.
– О’Лири.
– Койл.
Больше восьми веков прошло с момента, как могучий русский, занявший своё место в круге Живущих Давно, пытался растолковать близнецам, как читается и пишется его имя. Но братья, да и остальные, до сих пор часто обходились коротким прозвищем, по их мнению, достаточно созвучным непонятной фамилии. К Елене Йен обратился с лёгким поклоном:
– Госпожа!
– Как развлёкся?
– Мне везло сегодня! Я в выигрыше, – обаятельная зубастая улыбка элементаля засияла на бледном лице.
Он с аппетитом хлопнул рюмку ликёра, облизнулся и стал наливать себе чай на подносе.
– Как будто бы бывает иначе! – она смотрела на него с нежностью.
– А давеча на Казанской не сложилось? – небрежно осведомился Колычев.
Чашка внезапно звонко ударилась о блюдце. Улыбка Йена растаяла. Он уставился на Живущего Давно, потом метнул беспокойный взгляд к Елене.
– О чём ты сейчас, Андрей? – встревожилась она, не понимая.
– О том, что О’Лири опять перегнул палку в погоне за наживой. Я за обедом читал. Это попало в «Ведомости».
– Что там было? – нетерпеливо переспросила Елена.
В ответ Колычев молча поднял руку и сжал раскрытую ладонь, будто скомкав лист бумаги. Женщина, ахнув, повернулась к замершему Йену:
– Как ты мог!?
– Я всё объясню! Я… Дело в том, что… Я защищал свою жизнь! – попытался он оправдаться.
Их гость в это время спокойно достал из кармана сложенную сероватую страницу из газеты с отчёркнутой короткой заметкой, и положил на стол перед Еленой. Та пробежала глазами текст: «…посреди улицы обнаружены два искалеченных раздавленных тела, …кости раздроблены, …проломленные головы не сразу позволили опознать, …внутренности разорваны, …ранее привлекались за подлог и мошенничество, …не имеется свидетелей происшествия». Её полные губы сжались в злую линию.
– Скройся с глаз! – прошипела она, пламя в камине полыхнуло и заревело.
Стиснув зубы и наградив Колычева ненавидящим испепеляющим взглядом, О’Лири быстро вышел из кабинета. Елена оперлась на подлокотник, прижав сжатый кулак к губам, на лбу обозначилась сердитая морщинка.
– Ты даёшь ему слишком много силы… – выдержал паузу Андрей.
– Обойдусь без твоих советов! – фыркнула она.
– Леночка, я не хотел расстраивать, но…
– Ах, оставь! – отмахнулась Елена. – Ты же нарочно…
– Нарочно, – согласно кивнул Колычев. – Хотел, чтобы ты услала его.
– А с чего бы вот просто не договориться, как культурным людям?!
– Мы не люди, – негромко проговорил он.
– Я не об этом! Почему непременно нужно клинья вбивать между нами! – она побарабанила по злосчастной газетной странице. – Катись-ка ты тоже куда подальше!
– Что ж! – он с театральным вздохом разочарования поднялся, и уже сделал шаг к двери, как спохватился. – Погоди минутку! Я тут тебе… – он взял саквояж и щёлкнул замком. – Посмотри, привёз прелюбопытную публикацию, вдруг ты пропустила! Взял на себя смелость и уже разрезал нужный рассказ, там отметил, есть удачное место, тебе понравится. Пожалуйста…
Разноцветные яркие глаза смотрели нежно и кротко, он умел казаться таким уязвимым и беззащитным перед нею. Елена взяла журнал с недоверием и недовольством, но всё же согласно пролистала сложенные листы, пока не дошла до обведённого серебряным карандашом абзаца, от которого у неё перехватило дыхание: «… – А какая цель у вечной жизни? – Как и всякой жизни – наслаждение. Истинное наслаждение в познании, а вечная жизнь представит бесчисленные и неисчерпаемые источники для познания…».
– Боже! Как это прекрасно! Андрей! – перечитав, она ахнула. – Это изумительно! Спасибо! – она подняла на него благодарный взгляд, и он почувствовал, как его качнуло в этот бездонный чёрно-карий колодец.
– Позволь мне остаться! – прошептал он, тихо накрывая своей ладонью её руку, легонько погладив. Он всё верно рассчитал, и знал, что эта партия его.
– Хорошо, – всё же поколебавшись, вздохнула она. – Давай позавтракаем и побеседуем, – Елена лукаво улыбнулась. – Но, учти, я всё ещё немного сержусь!
– Мадам, извините за беспокойство! – в кабинет заглянула экономка. – Внизу небольшой скандал намечается. Вам бы спуститься на минутку!
– Что там такое, Кристина? – она вышла из-за стола, видя, с каким жадным любопытством разглядывает экономка её гостя.
Чем им на первом этаже ещё развлечься на досуге, кроме как домыслами, что связывает хозяйку с таким примечательным мужчиной.
– А только вот, Елена Францевна, что один новый гость со своим начальником в кабинетах столкнулся, теперь вот ругаются. Девицы смеются, а эти только пуще бранятся.
– Не один ли это из тех двух болванов, что привезли меня сюда? – склонил на бок голову Колычев.
– Правда ваша, сударь! Господин Йен хотел разнять их, да ему лицо разбили. Лола ему холодный компресс принесла с кухни.
– Зачем холод тому, кто и сам лёд? – свысока усмехнулся Андрей.
– Перестань, прошу тебя. Подожди здесь. Идём, Кристина! – подхватила она тёмно-зелёный шуршащий подол.
Семь комнат, где работали девушки, располагались на первом этаже и выходили в общий коридор, у арочного входа хохотали три румяные женщины, одна из них, в халате, в изнеможении опустилась в кресло. Две были в кофточках и пеньюарах. В зале у буфетной стойки крепкая девица в рубашке с кружевами прижимала кусок льда в салфетке к окровавленной личности О’Лири.
«Ну, да, конечно же, полез в драку, дали в морду бедняжке! Вот зачем выставляется, знает же, что виноват, а всё равно будет подлизываться?!» – с досадой вздохнула Елене.
Из передней заглянул вышибала, пытаясь разобраться в происходящем.
– Спасибо, Викентий, помощь не потребуется, – кивнула она и подошла к своим работницам. – Что там, девушки?
– Ой, Елена Францевна! Этот, без панталон, ножки лохматенькие кривенькие, а верещит: «Да я этот вертеп с землёй сровняю!», а этот, что брюхастый, мол, подайте ему сейчас полицию, вынь, да положь! Сам в брюки никак не попадёт, задница трясётся! Друг на друга лаялись сначала! «Вы развратник и прелюбодей, милостивый государь!» Потом на нас! Умора! Два глиста в орденах! Ой, мамочки, сейчас умру со смеху! – в три голоса смеялись проститутки.
Елена, придерживая платье, прошла по тёмному коридору с неистребимым запахом результата всех мужских удовольствий, его не могли заглушить надолго никакие парфюмерные ухищрения. В нужном кабинете нашла поссорившихся сослуживцев уже в пьяном дружном разговоре о судьбах страны и моральном облике государственных чинов.
Совсем легко коснувшись чужой воли, как следовало всегда с нетрезвыми людьми, она отправила их спать в кладовую, велев оставить для девушек дорогие подарки, а после ухода забыть об этом месте. Кристина Карповна получила деньги от постоянных гостей, оставшихся у двух барышень, остальные разбрелись по комнатам.
Рассветёт только через пару часов. Елена распорядилась о завтраке на троих в зале, потом подошла к буфету. Хотя девушки знали, что О’Лири никогда не разводил романов в доме, ему продолжали оказывать внимание из-за приятной внешности и манер. Но сейчас одного взгляда хватило, чтобы Лола с прекрасной льняной косой, (по паспорту числилась девицей Ольгой Федотовой), исчезла, как будто её и не было рядом с фаворитом хозяйки. Рассечённая кожа Йена уже стянулась, синяков не осталось. Он пытливо смотрел на неё сверху вниз серо-голубыми глазами, выжидая, пытаясь угадать настроение.
– Зачем ты так подводишь меня? Ведь нам нельзя рисковать! – с усталым вздохом обратилась она, прикоснувшись к его щеке.
Елена знала, он почувствует, что сейчас она уже не сердится по-настоящему. О’Лири тихонько поцеловал её ладонь, и прибёг к излюбленной работающей тактике: умилительный и трогательный виноватый взгляд себе под ноги, потом на подол платья, ей в лицо, обратно, и заново. Обычно она сдавалась в этот момент, в очередной раз, простив, и забывая о наказании за проступок.
Глава 4.
Начало двадцатого века, Россия…
В доме замерла сонная жизнь. За ранним столом в зале расположились практически по-семейному, мужчины в жилетах без сюртуков и галстуков, Елена с удовольствием сняла хрустящий корсет и сменила сложное шёлковое платье на свободную домашнюю блузку и шерстяную юбку с оборкой. Кухарка подала румяный омлет с ветчиной и сырники с густой сметаной, белый сдобный хлеб и сливочное масло. Чайник и горячий кофейник, чашки, колотый сахар и жирные сливки дожидались на столике рядом.
– Я пробежала тот рассказ, что ты привёз. Такая прелесть! Знаешь, герой болен и общается со своей галлюцинацией. Сходит с ума, и умирает.
– И как тебе?
– Отлично написано, прекрасный автор, знаю его пьесы. А вещь довольно символическая: у каждого свой иллюзорный мир, только одни тщетно бегут из него, а другие доверительно общаются со своими призраками. Вот, кстати, например, и в этот дом господа приходят за иллюзиями и фантазиями.
– И как только в голову взбрела такая дикая идея? – возмущённо вскинул густые брови Колычев. – Ведь ты собиралась поступить в гувернантки.
– Мужчины, зачастую, что дети. Капризничают, требуют игрушки, разрушают всё вокруг, просят нежной любви и жёсткой руки, – улыбнулась Елена. – Дом развлекает и приносит хороший доход.
– В чем исключительность? Такая непомерная цена!
– Ты же заплатил. Вот и остальные платят, – она стала намазывать кусочек булки маслом. – У меня работают только семь девушек. Тщательно выбранные, как жемчужины в браслете. Тут нет неграмотных крестьянок, которых соблазнили работодатели, или жертв растления в детском возрасте, как в обычных домах. Мои девицы образованы и умны, и за это ремесло принялись по своей воле. У каждой свои резоны вымещать на мужчинах обиды, или подниматься за их счёт, прикрываясь жёлтым билетом, желая составить себе капитал единственным, приемлемым обществом образом. У них есть банковские счета, моя бухгалтерия совершенно прозрачна в этом отношении, ведь я не имею необходимости выпивать из них всю кровь. И деньги в этом плане, скорее, продукт побочный.
– Гости у нас тоже исключительные, тут не бывает вереницы студентов, мелких канцелярских, и загулявших купцов, – О’Лири не без изящества орудовал ножом и вилкой. – Эти редкие, но состоятельные господа жаждут нового. А что для них может быть новее, чем женщина, которая разговаривает с ними на равных, знает языки и имеет право отказать в близости! К тому же, очень часто эти мужчины, – он с издёвкой посмотрел на Андрея, смерив его смеющимися глазами. – Склонны к подчинению, им втайне по натуре необходимо, чтобы женщина помыкала ими!
– Сладостно сидеть на цепи?
– Хоть и так. Не тебе одному утомительно нести раскачивающийся мир на плечах, – ядовито усмехнулся Йен. – Снаружи, за стенами этого дома, эти господа ворочают огромными средствами, решают судьбы государств. Но, только придя сюда, отпускают себя и расслабляются. Многим просто хочется хоть ненадолго побыть «снизу», ничего не решать, не претендовать ни на что.
– Ты-то, смотрю, привык к коврику у кровати, – бросил на него пренебрежительный взгляд Колычев.
– Завидуй молча, – зубасто ухмыльнулся довольный О’Лири.
– Хватит! – стукнула она ложечкой по столу. В трёх репродукциях на стенах треснули стёкла, огонь в очаге взметнулся и погас. – Прекратите ссориться. Оставьте сейчас же эту пикировку.
– А мне вот всегда было интересно. Когда она с твоим братом, ты выходишь из комнаты, или сидишь и наблюдаешь со стороны? – с невозмутимым презрением продолжил великан, глотнув горький кофе.
Йен, задрожав от ярости, сжал кулаки. Послышался тихий морозный хруст. Высокие окна в зале потемнели, стали матовыми ото льда, покрывшего их и подоконники изнутри, со стороны тёплой комнаты.
– Андрей! Прекрати! Йен! Хватит! – воскликнула Елена. По стене у лестницы с изломом, громко скрипнув, пробежала трещина, разорвав золотистые кремовые обои. – Боже! Нас только трое, и это уже невыносимо! Мне нравится мой дом! Пожалуйста, остановитесь! Иначе, сейчас же оба выкатитесь к чертям отсюда! И я даже буду благодарна Вольмеру, если он измордует кого-то из вас в закоулке!
– Он будет здесь? – чуть повернулся к ней Колычев.
– Да, Арман писал, что встречал его в Константинополе два месяца назад. Тот говорил, что приедет в Россию.
– Когда?
– Не знаю точно. Но уж будь уверен, лучше бы вам не встречаться. Это всегда заканчивается одинаково, – Елена тяжело вздохнула. Поставила чашку на стол, и устало потёрла лицо ладонями. – Нужно отдохнуть, уже давно утро. Йен! – Он поднял на неё серо-голубые глаза, того же цвета, что и лёд на окнах. – Иди к себе.
Метнув в соперника злобный взгляд, но не став спорить, он поднялся из-за стола, сложил салфетку и вышел из зала. Елена встала и смотрела ему вслед, когда Андрей обнял её и привлёк к себе, усадив на колени. С одной из ножек, не достававших до пола, упала мягкая туфелька.
– Зачем ты постоянно обижаешь О’Лири? Неужели тебе доставляет удовольствие язвить его за то, какую жизнь он выбрал?
Она погладила его по голове, рассеянно перебирая чуть вьющиеся тёмные пряди.
– Да, – просто согласился он, зарываясь носом в складки ткани на груди, и с наслаждением вдыхая её запах.
Елена подняла его лицо и крепко прижалась к крупным горячим губам, у этого поцелуя был вкус кофейной кислинки.
– Ты останешься, только если помиришься с ним сейчас, – улыбнулась она, глядя в почерневшие от широких зрачков глаза.
– Это же невозможно! Ты знаешь! – с раздражением нахмурился гладкий лоб.
Колычев прижал её к себе, чувствуя через ткань тепло и мягкую тяжесть женского тела.
– Значит, иди к Кристине. А то она там за дверью извелась уже вся, подслушивая! А после уходи, – она вывернулась из объятий и соскользнула с колен.
Мужчина удержал её, сжав тонкое запястье и притянув к себе. Елена резко вдохнула и поморщилась.
– Не вздумай! Пусти сейчас же! – прошипела она тихо сквозь зубы.
Ему было страшно признаваться самому себе в том, насколько будоражит желание причинить ей боль. Он не двинулся с места, и женщина ударила его по лицу свободной рукой.
– Ты не моё божество! – прошептала Елена.
Каменная ладонь разжалась. Не оглянувшись, она поднялась наверх, сердито шурша юбкой. В тишине и одиночестве Колычев огорчённо вздохнул. В который раз этот мерзкий щенок портит ему все планы! Он допивал кофе, машинально скатывая между пальцами в блестящий шарик серебряный столовый нож, как если бы тот был из мягкого воска. Затем встал, потянулся и, придав лицу безразлично вежливое выражение, шагнул к двери, из-за которой высунулась и радостно блеснула глазами кудрявая экономка.
Елена прошла через свою спальню дальше, в комнату поменьше, с одним окном. Тут не было очага и давно уже стало тесно от книг. О’Лири стоял к ней спиной, раздеваясь. Чёрные прямые пряди рассыпались по плечам.
– Не играй обиду. Я знаю, что ты улыбаешься сейчас, – сказала она от двери.
Йен обернулся, сдерживая торжествующую усмешку, но увидел, как она растирает одной рукой синяки на другой. Страшные пятна бледнели на глазах, но всё же, выглядели ужасно. Он, было, бросился вон из спальни, но Елена остановила его на пороге.
– Нет, не надо! Оставь. Всё в порядке. Кости целы.
– Прелесть! – возмущённо всплеснул он руками. – Прибил, но не убил! Потрясающе! И как ты прощаешь ему такое?!
– Так же, как тебя за то, что нарочно выводишь его на ссору каждый раз! Брось! Я наблюдаю за этим уже несколько веков, вы никогда не переменитесь! – разделавшись с застёжками, в одной короткой рубашке она забралась под одеяло. – Давай поспим немного, ночь была шумной.
– Моя госпожа! – тихо скользнул он следом, обнимая и прижимаясь к ней, согревая и успокаивая.
Жадно вдыхал медовый запах волос на затылке и прикасался к нежной коже, горячей и в отшлифованных временем шрамах по всему телу. Много сотен лет назад он поклялся служить ей, сопровождать и охранять. Ни разу не став любовником, он не отлучался от неё, и почти всегда был рядом, с небольшими перерывами. Он оставлял Елену лишь на время, доверяя её безопасность и благополучие не всем Живущим Давно. Его любовь и преданность питали и поддерживали древнюю ведьму, а её близость делала дар элементаля сильнее, а самого Йена – счастливым.
Узкое окно давало мало света, особенно в такой ненастный день. Какой-то стук… Елена медленно просыпалась, какой-то неясный звук повторяется в комнате.
Первое же, что она увидела, был ироничный взгляд синих холодных глаз, насмешливо разглядывающих в упор. От неожиданности она испуганно подскочила, резко сев в кровати. Одновременно удержала за плечо проснувшегося Йена. Нельзя дать им сцепиться!
– Здравствуй, милая, – Генрих чуть склонил голову.
Он сидел в кресле у окна, постукивая заострённым железным крюком, заменявшим правую кисть, по подоконнику. Именно этот звук разбудил её. Белоснежный воротничок упирался в выбритое лицо, широкий узел шёлкового галстука серо-серебристого цвета, тёмно-серый костюм с чёрным бархатным жилетом. Волосы брюнета коротко острижены. Он с удовольствием разглядел кольцо с гранатом, которое она до сих пор носит. Это его подарок, купленный в Крумлове в позапрошлом веке.
– Ты напугал меня! – переводила она дыхание, придерживая на груди сползающую рубашку. – Не пробовал приходить в гости, предупредив, как все приличные люди?
– Хелена, ты должна уехать из страны. Арман Эмер просил передать тебе его убедительную просьбу покинуть Россию. Не рискнул писать, опасался, что письмо перехватят.
– С каких пор ты служишь Эмеру?
– Я никому не служу, ты знаешь, милая. А если и помогаю, то исключительно из своей выгоды. У меня готовы билеты. Соберись быстрее, пожалуйста. Приближаются непростые времена.
– Когда они были другими?! – буркнула она.
Недовольно дёрнув голым плечом, выбралась из кровати, и прошла босиком по холодному полу к стулу, на который бросила чулки, блузку и юбку. Вольмер не сводил с неё глаз, ловя каждое движение. Он так соскучился без неё.
– Арман считает обстановку весьма неблагоприятной, и хочет, чтобы ты переждала грядущие перевороты рядом с ним, в Италии.
С трудом оторвавшись от любования женщиной, он перевёл взгляд на растрёпанного О’Лири, который полулежал, опираясь на подушки, и хмуро смотрел на незваного гостя.
– Собачку можешь взять с собой! – пренебрежительно усмехнулся Вольмер и обратился к элементалю. – Каково это: никогда не получать того, что страстно желаешь?
– Ой! Не дёргай хоть ты его, ради Бога! Вот привязались! – она раздражённо возилась с крючками и пуговицами. Потом обеспокоенно обернулась. – Ты встретил Андрея?
– Нет, но сожалею об этом, – вздохнул он.
– Вот ещё вашей драки тут не хватало!.. Хорошо, пройдём ко мне, – кивнула она, пытаясь хоть немного заколоть волосы. Одновременно на ходу повернулась к Йену. – Приведи себя в порядок.
В кабинете потух камин, Елена раздвинула шторы на окнах, впустив матовый зимний свет, и села за стол. Генрих с нежностью разглядывал её.
– И что тебе сделали эти несчастные шлюхи в Уайтчепеле? – спросила она, сцепив пальцы в замок.
Он поджал губы, но выдержал её взгляд, и опустился в полукресло напротив.
– Их не всех нашли…
– Генрих, это отвратительно! Почему ты это делаешь?
– Потому что могу! – его губы усмехались, но синие глаза оставались холодными и неподвижными.
– Маккинли присылал мне эти тошнотворные газетные вырезки! Это мерзость!
– Хелена! У нас у всех есть свои слабости. Например, я – одна из твоих, милая, – обворожительно улыбнулся он. – Сколько времени тебе потребуется, чтобы покончить с делами?
– Неужели настолько всё сложно? – удивлённо приподняла она тонкие брови.
– Эмер убедил меня в этом.
– А он признался, что в очередной раз снабдил оружием обе стороны?
– Нет, но не удивлюсь, если так оно и есть, – кивнул он.
– Хорошо. Так. Подожди. Тогда я должна оформить дарственную на дом и землю в пригороде, сделать переводы моим барышням, и отправить деньги в Вену и Неаполь. Так. И нужно оставить письма, – делала она отметки в толстой тетради.
Он смотрел на неё, любуясь, стараясь дышать медленно. Цвета и запахи становились ярче, будто проявлялись, нарастая оглушающей волной. Он не брал в расчёт О’Лири, собака не помеха. У неё сейчас нет любовника. И Генрих будет с ней сначала в купе поезда, потом они отправятся путешествовать в одной каюте на пароходе. Предвкушение удовольствия – не меньшее удовольствие…
Но Вольмер не сдержался, встал и обошёл стол, подойдя к женщине, наклонился к ней с поцелуем, запустив левую руку в рассыпавшиеся без шпилек тонкие волосы. Елена подалась к нему, прячась в объятиях. Только от его прикосновений по всему телу словно искрились тёплые солнечные блики, и кружилась голова. Лишь он касался так, что она на время была готова забыть обо всём и про всех.
Неслышно захлопнулась дверь, скрытая драпировкой. За окном потемнело от набежавших снежных туч, и сырая ледяная негодующая буря обрушилась на серый город.
Глава 5.
Вторая половина двадцать первого века. Две тысячи шестьдесят *** год. Единое государство, Североамериканский Метрополис…
Первое, что он увидел, это белоснежный больничный потолок с датчиком уловителем дыма в центре, второе – кругленькая миловидная блондинка в ярком сиреневом спортивном костюме и с журналом.
– Дайте… – скрипнул Тед, первая же попытка движения отозвалась болью в груди.
Женщина ойкнула, вскочила, нажала вызов медсестры, а потом наклонилась над полицейским.
– Воды дайте! – он чувствовал, как трескается кожа на пересохших губах.
Блондинка подала ему поилку с длинной трубочкой. Какое восхитительное чувство, просто глоток воды, а будто новая жизнь!
– Как вы тут, детектив? Как себя чувствуете? – прибежавшая бодрая медсестра проверила датчики и лекарства в капельнице, вколола что-то новое в переходник внутривенного катетера. Боль сразу отпустила.
– Один мой друг когда-то сказал, если тебе больно, значит, ты живёшь!
– Ваш друг маньяк, Рэдмаунт! – мудро кивнула медсестра. – У жизни есть множество более приятных примет и признаков. Отдыхайте, всё в порядке, врач зайдёт к вам попозже.
Она ушла, а женщина в сиреневом костюме отложила журнал и, смущаясь, подсела поближе.
– Вы меня не знаете, детектив, но я хотела…
– Вы – Тереза Уолш, – чуть хрипло ответил он.
– Как вы догадались? – уставилась на него блондинка.
– Видел фотографию в доме вашей матери. Там было написано «Роза и Тереза». Вы с сестрой очень похожи. Ваши родные в порядке? – Тед старался дышать не очень глубоко, чтобы не тянуло швы на коже.
– Да! С ними всё хорошо, спасибо! Никто не пострадал, и всё благодаря вам! Вы вели себя очень храбро!
– Луиса арестовали?
– Нет, застрелили при попытке оказать сопротивление, – вздохнула женщина и поджала губы. – Он был, в сущности, неплохим человеком. Но больным на всю голову. Надо было с ним раньше развестись!
– Я общался с ним несколько минут, и на вашем месте развёлся бы ещё до свадьбы! – ему было больно улыбаться. Блондинка неуверенно хихикнула.
– Хотела дождаться, пока вы очнётесь, мне разрешили тут. Расскажу маме и сестре, что вы скоро поправитесь. Спасибо вам ещё раз! Вы – хороший полицейский и смелый мужчина! – она легонько пожала ему руку и направилась к дверям, но остановилась, и оглянулась в нерешительности. – А можно я спрошу? Мне Роза рассказывала…. Всё, о чём вы говорили Луису – это правда? Ну, про вашу любимую?
– Решите для себя сами, Тереза, хорошо? – вздохнул Тед.
На следующий день его навестил Тоцкий. Ему извлекли дробь из плеча, легко отделался. А вот Рэдмаунту, как выразился Михаил, Господь дал вторую жизнь, ведь часть заряда почти достала до сердца, и детективу повезло, что машины медиков были уже на месте в момент штурма, и его быстро довезли до госпиталя.
– Ты же мог умереть! Соображаешь?
– Работа у нас такая, Миша! – вздыхал Тед, без особого энтузиазма доедая казённый обед.
– Все под Богом ходим, это верно! – кивнул напарник. – Да что ты всё царапаешься?
– И так-то особо не блистал, – заживающая кожа зудела, жутко хотелось ободрать с себя торчащие нитки швов. – А теперь и вовсе на пляже не раздеться!
– Гляньте-ка на него! – всплеснул крепкими руками Тоцкий. – Он чудом жив остался, а ноет, что торс поцарапали, красоту испортили! Что за хам!?
Тут полицейский вдруг весь подобрался, смутился и покраснел, его белые брови и ресницы стали яркими и заметными. В палату тихо зашла Таня.
– Привет, Тед! Ты как? Мы очень переживали!
– Здравствуй, Таня, всё в порядке. Скоро швы снимут и выпишут. Может быть, даже отпуск дадут.
– Представляешь, к нам приехала Розен, и они вместе с Глэдис сидели и рыдали, пока тебя оперировали!
– Мрак! Боюсь себе это даже вообразить. Но видишь, всё обошлось, так им и скажешь!.. Кстати. Ты принесла мне шоколадку?
– Нет. А тебе можно?
– Не знаю, но очень хочется! – вздохнул Тед.
– Это не аргумент. Я спрошу у врача, сейчас вернусь.
Она чуть улыбнулась и кивнула Тоцкому, тот проводил женщину обалделым взглядом. Потом вспомнил о коллеге на больничной койке, и придвинулся, понизив голос с видом заговорщика:
– Лара звонила пять раз, расспрашивала о тебе.
– Понятно…
– Тед, она плакала!
– Я пошлю ей сообщение, когда выйду отсюда…
– Ты просто бесчувственное бревно и грубиян, Рэдмаунт! Женщина там вся извелась! – надулся Тоцкий.
– Миша! – покачал головой Тед. – Я же не люблю её. Зачем мне обманывать Ли, манипулировать чужими чувствами? Я хочу быть честным с ней…
– Твоя бессмертная невеста не в курсе, что ты чуть не откинулся при исполнении! А тут под боком живая настоящая женщина, которая прям-таки совсем к тебе не равнодушна! По-моему, Господь однозначно и доходчиво указывает твой путь! – напарник в негодовании взмахнул руками.
– Миша! Дай мне отдохнуть немного?
Он отвернулся и закрыл глаза, чтобы подумали, будто он заснул. Слышал, как Таня заходила ещё раз. Больничная суета отвлекала и развлекала, но сейчас ему надо было успокоиться. Тед старался медленно и ровно дышать, чтобы остановить бессмысленный поток умозаключений.
Те, Кто Живут Давно никак не проявили себя в эти дни, а он так надеялся, что за ним кто-то следит, и быстро сообщит Елене, что приключилось такое несчастье. Ждал, она почувствует, что нужна ему.
У него не было тут блокнота, но мысленно он продолжал спорить сам с собой, словно бы в голове звучали разные голоса нескольких Тедов.
«– Ведь мне необходима её помощь и поддержка, я в больнице! – Хрен тебе, ты здоров, только гундишь и койку занимаешь! Швы снимут, и катись к свиньям! – Ты ей на х** не сдался! – Неужели ты так и оставишь вопросы без ответа? – Какие? – Почему ты, почему они, почему она, где они все сейчас, с кем она? – А вот тебе не накласть? – Мне нет! – У Колычева теория о множестве Живущих Давно! – У кого? – Андрей Колычев, он из их круга, и думаю, знает больше других! – Как его найти? – Вот я е*у?!? – Не ругайся! – Отвали! – Они все держат связь, не теряют друг друга из виду надолго. Нужно выйти на одного, и найдёшь остальных, это должно так работать!».
История с освобождением заложников засветилась в прессе, но даже после этого он не получил никакого сообщения от Тех, Кто Живут Давно. Оформили отпуск и премию, плюс медицинская страховка очень поддержала. Савёлова с Глэдис стали делать ремонт в двух комнатах. Ему они не разрешали участвовать и помогать под предлогом, что он после ранения и должен больше отдыхать.
Уже месяц он просто вешался со скуки. Прогуливаясь, не зная, куда себя деть, он пробовал дозвониться Де Ла Рю, но нарывался на записанное сообщение, что хозяина голоса сейчас нет поблизости. Неожиданно для себя, на удачу, Тед набрал номер Маккинли.
– Джеймс?
– Рэдмаунт? Чего ты хочешь для себя?
– Как мне найти вашего Колычева? Есть вопросы, которые…
– Ух, это ты широко замахнулся! Он за океаном, большой человек, так просто не достать. Но знаешь, Тед, как совпало, я как раз собирался к нему погостить. Хочешь, прилетай в Россию?
– Когда?
– Сегодня! – было слышно, как он улыбается.
– Прямо сейчас? Не, я так не могу! Мне надо собраться, билеты взять… – Тед разозлился на самого себя. «Ну что ты мямлишь, как последнее фуфло!? Какого хрена? Берёшь и делаешь!», – перешли мне информацию? Может быть, успею тебя догнать, ну или уже на месте встретимся?
– В целом, вариант, конечно же. Ладно, слушай, я сейчас свяжусь с Андреем, уточню насчёт тебя, чтоб не заявляться таким сюрпризом. Если получу добро, сброшу номера рейсов, координаты, как добраться, и всё такое. Пришли мне фото твоих документов? Понадобится заказать пропуск.
– Куда? – уточнил Тед.
– Мы на территории заповедника отдыхаем, там охрана, левый народ не пускают.
– Класс! Не хило!
Располагая средствами и свободным временем, Рэдмаунт довольно быстро организовал свою поездку, взял минимум вещей. Теперь ему предстояло перелететь через океан, совершить пересадку в Москве на рейс до Барнаула. С Маккинли в аэропорту всё же разминулись. Нужно будет взять напрокат машину и доехать до точки в Катунском заповеднике, координаты которой прислал ему Джеймс. На въездном пункте для него должен быть заказан пропуск.
Всё это напоминало какую-то авантюру. Он доверял Живущим Давно, и уговаривал себя не относиться к оборотням предвзято. Но ведь они наполовину животные, а кто знает, что эти звери удумают…
Начало двадцать первого века. Единое государство, Североамериканский Метрополис…
– Так! На раз-два!? Взяли! Кислород! Покатили! Эй, Андретти, помоги?
– Что у вас? – санитар блеснул очками в тонкой оправе.
– Так, заворачивай! Этого сразу на стол, везём во вторую! Лифт держи! – мигнули лампы и загудели подъёмники, парамедики отдышались. – Фух! Их троих вертолётом доставили с лесозаготовок. Прикинь, Марко, говорят, у них там за Питерсвиллом медведь целый лагерь расх*ярил!
– Ничего себе! – кивнул обритой головой Андретти.
В обеденный перерыв он нашёл новости, посмотрел экстренный ролик о том, что рабочие на базе лесопромышленного альянса в районе Питерсвилла подверглись нападению дикого животного. Несколько человек пострадали. Власти настоятельно рекомендуют проявить бдительность, следить за домашними питомцами, не оставлять в доступных местах продукты питания. В учебных заведениях отменили пикники и экскурсии в заповедник. Разрешён режим применения огнестрельного оружия для обороны жилища, но зоозащитники уже выступили с протестом.
«Какие журналисты скромники, «несколько человек пострадали». Впрочем, действительно, не стоит раньше времени сеять панику!» – размышлял Андретти, прогуливаясь после смены. Он знал, что должен сделать. Нашёл в справочнике и заглянул в небольшой магазин подержанной одежды «Десятые руки».
– Здравствуйте. Слушайте, тут такое деликатное дело.
Он кашлянул, поправив очки и покосившись на кассиршу, наклонился к продавцу, понизив голос. Усатый толстяк в серой рубашке и ярких подтяжках с готовностью прислушался.
– Кореш мой в передрягу попал. Муж подружки вернулся раньше времени, понимаете? – Андретти многозначительно кивнул, продавец понимающе хмыкнул и хрюкнул не без сочувствия. – Пришлось парню очень быстро свалить, чтоб яйца не отстрелили. Девушка сама в панике, она хоть и шалава, но неплохая девчонка, позвонила мне сейчас, сказала, где его найти, попросила привезти одежду какую-то, сама при муже из дома выйти боится. Кореш сейчас там по кустам шарится, в чём мать родила. Он вот такого роста, еле до плеча мне, не плотный, но крепкий парень. Подберите, пожалуйста, комплект шмоток? Выручу этого бродягу последний раз, – вздохнул и покачал головой Марко.
Продавец посмеивался в усы, довольный тем, что коснулся чужой насыщенной жизни, будет, что пересказать соседям! Сложил в пакет джинсы, футболку, чёрный, немного растянутый свитшот, новые носки и трусы, слегка поцарапанные кроссовки.
Дорога заняла три часа. Припарковался Марко далеко, и пешком добрался до полицейского ограждения. Дежурные фонари работали, мимо охраны он прошёл легко. С небольшой сумкой в руках, прислушиваясь и оглядываясь, Андретти медленно шагал по разгромленной базе.
Два помятых исцарапанных автомобиля, бока погнуты, дверцы оторваны, люди попытались там спрятаться. Не удалось. Стены вагончиков, где жили работники, разорваны, как бумажные салфетки, пластик, алюминий и утеплитель висят лохмотьями. Остатки раскрошенного офиса, животное просто прошло насквозь, разнеся деревянные стенки. Огромные отпечатки когтистых лап встречались повсюду.
Марко вздохнул и закрыл глаза, чтобы лучше расслышать дыхание и стук сердца своего собрата зверя. Свернул к складу. Тут тоже царил хаос, куски и осколки, следы борьбы. За дверями попробовало скрыться и забаррикадироваться человек восемь-десять, судя по пятнам и запаху крови. А медведь проломил боковую стену, как картонку, и люди оказались в ловушке. Свет фонаря падал через развороченную обшивку. Далеко в углу Марко нашёл сжавшегося в клубок целого и невредимого голого человека, крепко спящего среди обломков.
– Джеймс! – тихо коснулся он шершавого от чужой крови и грязи плеча. Тот с глухим рычанием вскинулся. Распахнулись чёрные глаза хищника-людоеда. – Это я! Шшш! Тихо! Успокойся! – поднял ладони Андретти.
Маккинли, очнувшись окончательно, со стоном сжал голову руками, страдая от боли, стал растирать лицо, приходя в себя.
– Плохо? – вежливо осведомился медик.
– Голова раскалывается! Сам же знаешь! – огрызнулся Джеймс.
– Меня давно не ломало, – он терпеливо разглядывал ещё одного Живущего Давно.
Тот поднял голову, на Марко с болью смотрели чистые голубые глаза молодого мужчины.
– Сколько?
– Двадцать шесть человек, ещё двое скончались у меня в больнице. Один завис в реанимации, но, скорее всего, не переживёт эту ночь, – Андретти говорил спокойно, Джеймс поднялся, опираясь на стену. – Эмер позаботится, чтобы семьи получили компенсации. Я привёз тебе вещи, дойди до колонки, приведи себя в порядок.
– Малютка уже знает? – тихо спросил Маккинли, оглянувшись через плечо на друга.
– Пока не звонила. Но, будь уверен, она всё увидит в новостях, шума много.
– Чёрт! – голос перешёл в низкий звериный рык, Джеймс, ударив двумя руками, выбил высокие двери из погнувшихся складских стен.
– Что ты вообще делаешь в Канаде?