Глава 1
Рогатый Лис мирно сидел, уставившись на ранний зимний закат. Заснеженный склон переливался алыми волнами под сенью черных облаков. Порывистый ветер сдул горстку налипшего на ветки снега, испугав суетившихся рядом воронов.
Несколько птиц разлетелось в разные стороны, истошно каркая. Один же, самый крупный из стаи, так и остался сидеть на роге у Лиса, перебирая когтями и прочищая клюв.
Демон-лис давно замерз, в животе урчало, но затянувшееся молчание злило Рогатого сильнее, чем холод и налипший на шерсть снег.
– Сириус, это ошибка. Нечего тебе там делать, еще слишком рано.
Громко каркая, ворон взлетел ввысь. Вышагивая по веткам, он пару раз злобно клюнул дерево, вороша крылья и демонстрируя полную решимость. Лис с досадой посмотрел на него. И горько выдохнул.
– Не говори потом, что я не предупреждал. Не вижу ничего хорошего в этом закате. Дурной знак.
Солнце покатилось к снежной кромке, разделившись за огромным дубом в мираже наподобие кошачьего ока. Вороны взлетели высоко в небо, свившись в кружащую стаю. Они направились на восток, вдоль дороги, по которой ходили дилижансы на столицу.
– Попутного тебе ветра, – обиженно просипел Лис и побрел на поиски рисовых пирожков и теплого логова.
***
Я стал замечать себя застывшим и потерянным в пространствах, казалось бы, знакомых мне комнат. Не могу сказать, что это началось с той самой комнаты Сириуса на втором этаже в коттедже тетушки Люсильды. Если задуматься, такое случалось со мной и раньше, может, когда-то давно в детстве, может, пару раз или больше. Но в последние полгода по возвращении из округа Кайсли ситуация усугубилась.
Вот и сейчас я осознал себя стоящим в центре комнаты, на короткое, призрачное мгновение словно забыл свое имя, дом, город, потерялся в пространстве, забыл, куда шел, забыл зачем.
Окно. Открытое окно с кружевными снежинками, пошел закрыть его: холодно. Я потер глаза, пальцами надавил в уголки у переносицы. Все прекратилось. Я Марс Хартли, я дома, и я жутко опаздываю.
Обругав себя мысленно за столь расточительное отношение ко времени, быстро закрыл окно, смахнув с подоконника лужицу подтаявшего снега, и достал из шкафа не самый любимый из пиджаков. Он вполне подходил к сложившимся на день планам.
Я подошел на секунду к письменному столу – на нем лежало оставленное с вечера письмо от леди Ланы Дэ Норт. Аккуратно выровняв его, накрыл сверху папкой с документами и присланной ею же книгой, передвинул ровно в центр стола. Отвечу, когда вернусь.
Собрав все необходимое для небольшой городской прогулки, направился к двери. Но развернулся на выходе из комнаты, подошел к столу и, открыв боковой ящик, вынул коробочку с кольцом. Не знаю, зачем я проверял его перед выходом: не то чтобы у меня были какие-то реальные подозрения, что кто-то из слуг мог на него покуситься или кто-то из рогатых демонов мог проникнуть в мой дом в поиске кольца. Нет. Я так совсем не думал. Просто почему-то не мог спокойно выйти из дома, не проверив, что кольцо на месте. Я закрыл ящик, в очередной раз подумав, что нужно бы вызвать плотника подобрать к нему ключ взамен давно утерянного, но это все в другой день. Потом.
Спустившись на первый этаж нашего небольшого (если сравнивать с загородными поместьями Древних Родов) городского коттеджа, обнаружил свою матушку Изабеллу в верхней одежде, недовольно ждущую меня, сидя на пуфе в холле.
– Пиджак можно было и получше подобрать.
Проигнорировав язвительное приветствие, я, будто клюнув, поцеловал ее в щеку и, открыв дверь, помог спуститься по заснеженным ступенькам, выслушав заодно неудовольствие тем, как я слежу за слугами и что при отце в доме они не позволяли себе спустя рукава относиться к своим обязанностям по очистке снега после бури.
– Кстати об отце, мы ничего ему не взяли? – спросил я матушку, подав руку, чтобы подняться в ожидавший нас экипаж.
– Не думаю, что он от нас чего-то ждет.
– Может, цветы?
В ответ я получил лишь презрительный взгляд. Экипаж тронулся с места, и мы погрузились в унылое молчание. Нам особо не о чем было разговаривать в дороге. И я просто смотрел на заснеженный город.
Наш коттедж находился в самом центре, и субботнее предпраздничное утро лениво убаюкивало через трясущееся окно. Горожане чистили снег и развешивали гирлянды, магазинчики украшали витрины россыпью подарков и безделушек, еловыми ветками и сушеными апельсиновыми дольками в разноцветных бантах. Совсем скоро начнется праздничная неделя. Я знал, что матушка, выросшая на юге, не любит зимние праздники. Хотя прием в канун сочельника в Сенатском дворце она, на моей памяти, ни разу не пропустила.
Чем дальше мы отъезжали от центральных улиц, тем более унылыми становились пейзажи, газовые фонари менялись обычными свечными (уже потухшими поутру). Зимнее солнце не спешило вставать, и, несмотря на то что утро не такое уж и раннее, на улице было еще темно.
Мы подъехали к городскому кладбищу. По узкой тропинке добрались до семейного склепа. Надпись на фронтоне гласила: «Аквиуст. Те, кто шел долиной тернистой». В этом невысоком строении из шлифованного серого мрамора с двумя колоннами у входа были похоронены наши предки по материнской линии, точнее те из них, кто решился-таки закончить свой земной путь в столице. В южных владениях Древнего Рода Аквиустов стоял склеп-близнец, правда, он был почти в два раза больше и, в отличие от столичного, сложен из светлого песчаника, залитого серыми, унылыми разводами от южных дождей.
Чуть левее от склепа одиноко стояла скромная могильная плита с лаконичной надписью «Тибериус Хартли». Ни гербов, ни эпитафий на ней не было.
Матушка аккуратно собрала ветки и какой-то мусор, сходила в склеп за припрятанной в углу метелкой и отряхнула снежную шапку с надгробия. Для меня каждый год это становилось удивительной метаморфозой. Ни разу в жизни, ни до смерти отца, ни после, я не видел матушку убирающей или делающей что-либо своими руками (кроме вышивания и рукоделия). Она считала подобные занятия недостойными. Но на могиле отца всегда убирала сама, а еще отвергала нашу с Сириусом помощь, когда мы ходили на день его памяти все вместе.
Я засмотрелся на стаю воронов, оккупировавших крышу склепа и ветки соседних деревьев. Наверное, кладбищенские птицы поджидают скорбящих с едой и подношениями. Жаль их разочаровывать, но это точно не мы.
Матушка закончила уборку, и, постояв ровно минуту в тишине перед могилой, мы развернулись и зашагали обратно, в сторону выхода. В семейный склеп она забежала лишь на мгновение, чтобы оставить метелку.
На обратном пути я украдкой оглянулся. На могильной плите лежала любимая отцовская сигара. А ворон, усевшийся на ограде, провожал нас грустным взглядом. Сигара его явно не интересовала. Я улыбнулся, взяв матушку под руку, – в этом была она вся.
Столько лет прошло, а она все так же любила отца и все так же невообразимо злилась на него. В какой-то из первых годов после его ухода я попытался выспросить у нее причину ее злости и получил в ответ: «Как самонадеянно грубо было вот так взять и уйти раньше меня». Больше я ее об отце не спрашивал.
Вороны проводили нас до самого экипажа. Пока мы тряслись по брусчатке, ближе к центральным улицам, мне то и дело казалось, что сквозь деревянную крышу я слышу скрежет коготков и взмахи крыльев. Заснеженный город проснулся, и в торговых кварталах уже вовсю кипела жизнь. Мы остановились у входа в городскую оранжерею, где, утопая в зелени, процветал ресторанчик, горячо любимый всеми без исключения дамами, причисляющими себя к Древним Родам.
Официант проводил нас к столу, и я поприветствовал леди Лору Соронтис и старшую из незамужних ее дочерей – Катарину. После стандартных расспросов о здоровье и процветании рода матушка и леди Лора придвинулись поближе и принялись обсуждать местные сплетни. А я смотрел на леди Катарину и никак не мог понять, что же именно меня в ней отталкивает. Может, волосы были старомодно длинные и уложены в сложную прическу, а может, что-то еще.
Возможно, это была сама ситуация: неприкрытое сводничество, насколько мне известно, раздражало не только меня, но и всех моих знакомых и друзей. Румяная, кудрявая леди, как и я, сидела с потерянным выражением лица.
– Маменька сообщила мне, что в этом году вы не намерены посещать бал в Сенатском дворце, – тихо лепетала девушка. И от этой ее приторно-наигранной робости я аж промазал чашкой мимо блюдца, звякнув и вызвав негодующий взгляд Изабеллы Хартли.
– В этом году я охладел к светским мероприятиям. А вы планируете посетить бал?
– Мне бы очень хотелось, но совсем не хотелось бы посещать его в отсутствие кавалера. Маменька думает, что, возможно, есть шанс уговорить вас поменять свое решение. Приглашения еще не разосланы. Так что официально вы еще не отказывались.
– Жаль расстраивать вас, Катарина, но каждый год приглашение приходит на имя моей матушки: как вам, конечно, известно, именно она в нашей семье из Древнего Рода. А в этом году бал она пропускает. Уверен, что без нее мне там будут не слишком рады.
– Марс, прекрати, какой вздор, – вмешалась в наш разговор матушка, заслышав про бал. – Ты из того же славного рода, что и твой отец, который, между прочим, каждый год, без единого исключения, получал приглашения. Так что если ты помыслил, что это станет причиной отказа, то боюсь тебя разочаровать. Мы как раз обсудили с леди Лорой, как же будет прекрасно, если в мое отсутствие ты сопроводишь их на бал!
И тут я понял, что снова ей проиграл. Это была одна из излюбленных ее стратегий. Конечно, это никогда не срабатывало на Сириусе, но на мне применялось регулярно. Она знала, что я не стану спорить с ней на людях. Несколько дней назад, когда матушка сообщила мне, что здоровье ее отца сильно ухудшилось и в этом году она отправится на зимние праздники в южные владения семьи Аквиустов, я с радостью и сдуру ляпнул, что тогда мне нет смысла посещать этот унылый бал в Сенатском дворце. На удивление, получил в ответ лишь «А-а, что ж…» И ни одного скандала, ни одного упоминания бала на протяжении нескольких дней. И вот я сижу, загнанный ею в ловушку. Как же мне не хватает Сириуса.
– О, Изабелла! Какое прекрасное и элегантное решение! Марс и Катарина будут самой очаровательной парой и украшением любого бала! – с наигранной веселостью вмешалась леди Лора.
Матушка, затаив дыхание, сверлила меня карими глазами. Минимизировать ущерб – единственное, что мне по силам в данной ситуации.
– Леди Соронтис, я бы предпочел все же дождаться приглашений, прежде чем давать согласие.
– Приглашения будут, дорогой, за это можешь не тревожиться, – сухо, словно рубанув топориком, отчеканила матушка.
– В этом я вам, конечно же, доверюсь, матушка. Но не хотелось бы объявлять себя кавалером, а позже попасть в не самую приятную ситуацию и подвести тем самым милейшую Катарину, если так случится, что приглашение вдруг не придет.
Она цокнула, больше не взглянув на меня ни разу. Леди Соронтис же продолжала рассказывать всякие глупости и непотребства про наших общих знакомых, а леди Катарина сидела молча, иногда кокетливо крутя локон и невпопад вставляя редкие комментарии, в основном о погоде. На том поздний завтрак и закончился. На пути домой матушка сказала мне лишь: «Приглашения будут. Так что советую начать подбирать костюм».
Проводив ее домой, я погряз в рутине и суете своих обычных дел. Посетил поверенного и забрал очередную стопку документов. Стараниями отца, пролоббировавшего в Сенате многое и спорное, семейное дело Аквиустов процветало в столице. Все сырье и все аптечные склады принадлежали в той или иной степени моим дядям и кузенам по материнской линии. На матушку же было записано несколько аптек и здравниц.
По ее планам, Сириус, наделенный живым умом и даром красноречия, должен был пойти по стопам отца и после окончания университета начать продвижение по карьерной лестнице, вплоть до сенаторского звания. А вот я так и не стал в ее глазах заменой брату. Всем вокруг, и в первую очередь мне, было очевидно, что политика не для меня, а я уж точно не создан для политики.
Прошедший с исчезновения Сириуса год матушка строила новые планы применения меня на пользу семье. Она сблизилась со своими нелюбимыми братьями и кузенами, начала привлекать меня к управлению семейными делами, параллельно втянувшись в поиски достойной партии для такого завидного жениха.
Я немного переживал из-за леди Катарины, так как это был уже даже не третий наш визит к ним, и у меня начали закрадываться подозрения, что, возможно, уже существуют какие-то договоренности. Хотя, если честно, мне плевать на все матушкины старания. Жениться в год смерти Сириуса не было никакого настроения.
Ворон каркнул на меня с крыльца дома, когда я уже затемно возвращался от поверенного.
– Их так много каждый год в зимние праздники, но в этом году по-особенному. Я гоняла со двора, но вот опять прилетели, – пожаловалась новенькая горничная, имени которой я никак не мог запомнить.
– А? О чем ты?
– Вороны. Воронов в этом году как-то очень уж много.
– Вроде как и всегда. Просто заметнее на снегу и без листвы.
– Думаете? Вам там, кстати, письмо опять из округа Кайсли принесли. Я оставила в комнате, на столе.
– Спасибо, я поднимусь, посмотрю перед ужином. Уже накрыли?
– Леди Изабелла попросила у себя. Так что в гостиной не накрывали. Вам тоже в вашу комнату принести?
– Да, спасибо.
Я поднимался на второй этаж на трясущихся ногах. Быстро, как только мог, чтобы это выглядело прилично. Ни к чему было пугать горничных. Залетев в комнату, увидел свежее письмо. Бегом кинулся к столу, открыл ящик, почти вырвав его с корнем, вытащил коробочку, трясущимися руками отщелкнул крышку. Кольцо было на месте. Я плюхнулся в рабочее кресло. Сердце колотилось, на лбу выступил холодный пот. Я отдышался.
Взяв в руки конверт, узнал на нем почерк Люсильды Тарльтон. И почему-то совсем не хотел его открывать. Но открыл. На желтоватом листе суматошными, кривыми каракулями было выведено три отдельных абзаца. В первом тетушка передавала мне и матушке соболезнования по поводу очередной годовщины смерти ее старшего брата, моего отца. Во втором она сухо описывала дела шабаша, связанные с поисками Сириуса, точнее их проверенные и неподтвердившиеся теории. Никаких зацепок. Никаких новостей.
В третьем же абзаце, самом коротком, она напоминала о том, что если вдруг я замечу вокруг себя странные стечения обстоятельств или почувствую себя необычным образом, то должен сразу же ей об этом написать. Ничего не стесняясь и ни о чем не утаивая. Я посмотрел на открытую коробочку с кольцом.
Я задумался о том, является ли моя тревожность за безопасность кольца «странным стечением обстоятельств» и чувствую ли я себя «необычным образом»? Но, поразмыслив, пришел к выводу, что вовсе нет. Подобное случалось со мной и раньше. Я с детства ощущал в вещах что-то большее, чем Сириус, за какие-то тревожился чрезмерно, к некоторым мне до тошноты отвратительно было прикасаться. Ничего необычного и уж точно ничего стоящего упоминания в письме к старшей ведьме из шабаша я не обнаружил. Поблагодарив за соболезнования по отцу и пожелав хороших зимних праздников, запечатал конверт с ответом.
Оставалось еще одно письмо из округа Кайсли. Письмо от леди Ланы Дэ Норт. Я перечитал его в третий раз со вчерашнего вечера. Не то чтобы в нем было что-то срочное, полезное или хотя бы важное. Но некоторые витиеватости в ее нежно танцующем почерке приводили меня в восторг. А замысловатые обороты в предложениях заставляли предплечья покрыться мурашками.
Она описывала найденную ею в библиотеке соседнего поместья историю из старинной и потрепанной книжицы. Историю о человеке, способном менять возраст и обличие в угоду жизненным обстоятельствам. Ей безумно хотелось раскрыть тайну Рогатого Лиса и казалось, что если получится ее понять и разыскать его, то, может, нам удастся выяснить, куда же пропал Сириус.
Мне так не думалось. И ответы, которые с разных сторон пытались найти и леди Лана, и тетушка Люсильда, мне не нужны. Я уже был в мире за оврагами и иногда видел его переливающееся небо с пепельной крошкой в коротких ночных кошмарах. Я уверен, что Сириус бродит где-то там. И Лис вместе с ним.
«Человеческие выдумки», – написал я ответ на письмо леди Ланы. И вдруг в моей голове эта фраза прозвучала голосом Рогатого демона. К горлу подступила злость от воспоминаний о его говоре. И я переписал ответ:
«Увы, но эта история кажется мне похожей на обычные сказки. Не думаю, что существует какая-то связь с миром за оврагами или с Лисом. Но спасибо за все приложенные Вами старания.
Ваш Марс Хартли».
Глава 2
Утром я спустился к завтраку и первое, что увидел, – конверт с приглашением (любовно устроенный на самом видном месте возле моей тарелки), следом за ним – восседающую на противоположном конце стола Изабеллу Хартли, которая с видом императрицы победно попивала чай.
– Вы, как всегда, не ошиблись. Но я даже и не думал, что приглашение придет сразу в понедельник. Мне думалось, что нам обычно не раньше среды доставляют. Чего вам это стоило?
– Рада, что ты осознаешь, как на самом деле решаются дела. Но не стоит придавать этому столь большое значение. Это всего лишь приглашение. На твоем месте я бы лучше присмотрелась к тому, что леди Катарина хоть и пойдет с тобой по указке матери, но вот энтузиазмом там и не пахнет. Как ты планируешь это изменить?
– А зачем мне это менять? Кажется, я уже высказал свое отношение и к балу, и к Катарине Соронтис. Возможно, вы меня опять не услышали?
– Вполне услышала. И собираюсь напомнить тебе, сколько выгоды семье принесет ваш союз. Марс, верфи! Это же золотая жила в сочетании с нашими ресурсами.
– Верфи принадлежат ее отцу. Не ей.
– И у него, кроме дочерей, нет наследника. А старшая уже подарила ему двух внучек.
– Боги, матушка, как можно так корыстно и не стесняясь рассуждать? А как же то, что она тоже лишь наполовину из Древнего Рода?
– Можно. Кровь уже не слишком много значит. Как видишь, приглашения получают те, кто, помимо древности рода, может похвастаться еще и другими ресурсами. Я не собираюсь сидеть, как большая часть Древних Родов, в рассыпающихся загородных поместьях, не в силах наскрести средств на поездку на бал, хоть и с высланным по заслугам крови приглашением.
– Матушка, если вдруг я и соберусь жениться, то избранницу буду выбирать не по наличию у ее семьи богатства. Отчего вы вдруг решили, что я вообще собираюсь жениться в этом году?
Не дождавшись ответа и не доев завтрак, я вышел из-за стола и, поспешно собравшись, захватил с собой коробочку с кольцом и отправился в торговый квартал.
Чуть сбоку от самого его центра ютилось несколько лавок и магазинов, торгующих золотом и различными украшениями. Возможно, думал я, тревога за кольцо связана с каким-то предчувствием относительно его ценности или редкости.
Но, к моему разочарованию, двое ювелиров сказали, что оно хоть и старинное, но не слишком дорогое, один похвалил оправу из белого золота, и на этом все. Крупный черный камень, по их словам, был скорее стекляшкой, даже не полудрагоценным. На мои расспросы относительно точного возраста или определения по стилю узоров принадлежности к каким-то ювелирным традициям внятных ответов ни от одного из ювелиров я не получил. Украшение не особо ценное и годится только на переплавку.
Я вышел и прошелся по соседней улице – на площади разбили цирковой шатер, и акробаты зазывали около него на представление. Толпа снующих людей не внушала доверия, я то и дело проверял карман, опасаясь мелких воришек. И, окончательно устав от тревог, решил вернуться домой и выложить перстень. Но перед этим зашел в часть квартала, отданную кузнецам и столярам, и купил новенький крепкий замок с парой медных ключей.
Заперев ящик, я наконец успокоился. Но затем открыл его и вынул коробочку обратно, отщелкнув, поставил на стол так, чтобы кольцо было на виду, но не мешало бумагам на столе. На мгновение закралась мысль, что, может, и стоило написать Люсильде о своих тревогах, но я быстро передумал, поняв, как скудно и глупо будет выглядеть это описание на листе бумаги. Выдвинул из-под стола коробку с аккуратно разложенными мною бумагами Сириуса. Я знал, что в них про отцовский перстень нет никаких упоминаний. Точнее, за последние полгода я прочел их столько раз, что знал практически наизусть. Я достал один из последних его дневников и открыл на месте с описанием последнего зимнего праздника, проведенного братом в округе Кайсли. Мне просто нравилась эта история.
За одним дневником я перечитал следующий, потом еще один из раннего детства (обнаруженный мною вместе с любимым пиджаком на чердаке). Вороны устроили потасовку на дереве за окном. Я посмотрел на часы на стене и с удивлением обнаружил, что уже совсем темно. Они показывали всего четверть девятого, а за окном была зимняя ночь. В дверь комнаты постучали, и, не став ждать моего ответа, вошла матушка.
– Мне не понравилось, как мы расстались за завтраком.
– И вы пришли, ожидая моих извинений?
– А ты думаешь, извиняться стоит тебе? Марс, я же забочусь о твоем благополучии.
– Конечно, мне об этом известно, но вот методы, которые вы выбираете, не всегда меня устраивают.
– Катарина прекрасная девушка. Ты, конечно, думаешь обвинить меня во всех смертных грехах, начиная с корысти. Но я уверена и настаиваю, что такая добрая, скромная и образованная леди сможет сделать тебя счастливым. А брак отвлечет тебя от всех этих неуместных печалей и забот, – она нежно улыбнулась мне, как всегда делала в детстве, когда приходила мириться. – Я готова принять любую твою избранницу. Если причина неприязни к Катарине в существовании другой леди, я не скажу тебе ни слова. Даже если она и вовсе не из Древних Родов, даже если без гроша за спиной.
– Почему вы решили так поспешно женить меня?
– Потому, что я вижу, каким ты вернулся из этого треклятого округа Кайсли. И я не готова ссориться с единственным оставшимся у меня сыном. Как и не готова пустить все на самотек. Марс, такие настроения у юношей твоего возраста выливаются обычно в пристрастия к алкоголю или другим порокам. Брак – лучшее лекарство, чтобы отвлечься от ненужных дум и горестей. Ты даже не представляешь, как ответственность за семью меняет жизнь мужчины.
– Хорошо, я все обдумаю и сообщу о своем решении.
– Думай или не думай, приглашение уже получено. И если нет другой избранницы, о которой ты готов сообщить мне прямо сейчас, то на бал ты пойдешь. И сопроводишь леди Соронтис. На этом все. Кольцо?
Матушка уставилась на коробочку с кольцом, стоявшую на столе. Потянула к ней руку, но потом остановилась.
– Да, я же так вам его и не показал. Сегодня носил к ювелиру.
– Нет нужды мне его показывать. Твой отец его просто обожал. И помнится, ювелирам тоже показывал, но оно оказалось безделушкой. Собираешься его носить?
– Думал об этом. Пока решил оставить дома, как семейную реликвию.
– Вот и правильно. Если хочется перстень, я привезу, у дедушки есть восхитительный из красного золота с россыпью изумрудов. Очень дорогой. Я в любом случае собиралась привезти помолвочное кольцо.
– Так вот в чем истинная причина вашей скоропалительной поездки.
– Не вижу ничего в том, что сделаю несколько важных дел за раз. Точно ничего заслуживающего такой ехидной улыбки.
На этих словах она уже вовсю улыбалась, проворно обошла стол, чмокнула меня в макушку и потрепала за щеку. Я не выдержал и рассмеялся, и матушка тоже задорно хихикнула. Но, подойдя к двери комнаты, приняла свой обычный чопорно-суровый вид и только после этого шагнула в коридор.
***
Год назад я бы отдал что угодно, чтобы оказаться на главной лестнице Сенатского дворца в лучшем своем вечернем наряде с юной и миловидной леди в летящем молочно-белом шифоновом платье, без матушки, в предвкушении танцев и веселья. Но вот я стою здесь, леди Катарина сжимает мой локоть, подталкивая вперед, а каждая ступенька вверх по лестнице отдается в ушах гулом ступенек, по которым я спускался в подвал особняка Дэ Нортов. Не знаю, почему именно сейчас на меня накатило это воспоминание, но, дойдя до самого конца лестницы, я ощутил некое подобие морской болезни. К горлу подступила тошнота. Я на мгновение подумал, что, зайдя в бальный зал, увижу в центре громадный каменный постамент и, смотря на него снизу вверх, буду гадать, лежит ли там чье-то тело? Или он окажется пустым? Или там будет лежать кольцо? Я ощупал руку под белоснежной перчаткой. Кольцо на месте. Сегодня оно было на мне.
Зайдя внутрь, сразу успокоился и выдохнул. Это был совершенно обыкновенный бальный зал, хоть и роскошно декорированный серебряными деревьями со свечами, просторный бальный зал, ничего более. Повсюду уже кружились пары в танце, у стен шептались и сплетничали, разбившись на небольшие компании, сливки высшего общества. Я проводил Катарину и ее матушку к одной из их подруг, энергично замахавшей нам, только мы появились в дверях зала.
Катарина сделала мне несколько сердитых замечаний по поводу того, что мне не хотелось танцевать. К нам подошли двое моих хороших друзей, Томас Ройби и Вайри Шейер. Семейство Шейеров было известно всем в столице благодаря их пушному промыслу и очень расточительному стилю жизни, и когда я предложил Вайри вместо себя потанцевать с леди Катариной (сославшись на свое плохое самочувствие), кажется, в первый раз заметил, как она искренне улыбнулась. Ее матушку вполне устроил подобный оборот, и мы с Томасом отошли от них чуть в сторону, присоединившись к компании других наших знакомых. Обсудив сплетни, шутки и всякие курьезы столичной жизни, спустя, наверное, целый час (а по моим ощущениям, целую вечность), мы отошли наконец вдвоем к одному из серебряных деревьев, и Томас, допив залпом очередной фужер, вдруг развернулся ко мне и положил руку на плечо.
– Я был уверен, что бал ты тоже пропустишь. Приятно удивлен. Теперь ты вернулся?
– Не знаю, о чем ты. Я не исчезал, чтобы возвращаться.
– Перестань, ты же понял. И если что, я ни на чем и не настаиваю, не осуждаю. Просто рад тебя видеть. Кстати, может, составишь мне компанию на праздничной неделе?
– Компанию?
– Намечается любопытное мероприятие, конечно, не такое торжественное, как сегодня, но не менее волнующее.
– Очередной салон, но с публикой помоложе?
– Ох, Марс, а желчь свою, я смотрю, ты не растерял. Не очередной, а салон, который все затаив дыхание ждут уже несколько месяцев. Зимний салон у самой Алой Дамы. Она, кстати, сегодня тоже здесь.
– Это та предсказательница? Не думал, что она получает приглашения на Сенатский бал.
– Отчего не получать? Она же самая известная предсказательница столицы. Просто до этого не посещала. Да и салон в праздники не проводила.
– А теперь что-то поменялось?
– Вот сходим и узнаем. Рассчитываю на тебя!
Я уже собирался соврать, что запланировал много дел на праздники, как вдруг нас отодвинули пробегающие лакеи. Серебряные деревья, стоявшие на колесах, протащили в центр зала, все потемнело, и свет от красных стеклянных светильников приглушился и растекся по залу багровыми тенями.
В центре зала под тревожный вой скрипок появилась Алая Дама в легкой, летящей накидке. Она начала танцевать, зажигая свечи красным в окружении детей в причудливых халатах. Я застыл в ужасе. Дети были в белых плоских масках, украшенных оленьими рогами, с ехидными прорезями для глаз. И все они почему-то смотрели на меня.
Я вспомнил, как шел за ним через лес. Вспомнил, как он рассказывал мне историю о знакомстве с Сириусом. В этот момент дети в танце закружились безумным хороводом вокруг Алой Дамы и рывком расселись под серебряными деревьями, а откуда-то сверху, с потолка, полетели красные блестки. Я смотрел на рогатые маски сквозь блестящий красный дождь, и меня предательски покинуло умение дышать. Я сделал вдох, но воздух словно не шел в легкие.
Летом, перед отъездом из округа Кайсли, я сходил к тому месту, где брат впервые встретил злобного рогатого мальчика. Или примерно к нему. По его рассказу в точности вычислить ту самую сосну у меня не получилось. Я стоял там под мелким летним дождем и пытался представить, что бы сделал я, если бы был на месте Сириуса. Но тогда я так ничего и не решил. А стоя в бальном зале, смотря на всех этих детей, понял только, что, если не выйду прямо сейчас на улицу, я просто задохнусь насмерть. И сделал самую постыдную вещь, которую только мог от себя ожидать. Я убежал.
Смутно помню, как Томас что-то кричал мне вслед, абсолютно не помню, как добрался до дома. Зато отчетливо помню, как, спустившись на безлюдную ночную кухню, залпом, взахлеб выпил полбутылки вина и, кажется, только в этот момент отдышался. Поднявшись в комнату и переодевшись, упал на кровать вместе с бутылкой. Ругая себя за столь жалкое поведение, провалился в тревожную дрему.
Глава 3
Я стоял и смотрел на Сириуса, кидающего камни в ручей. Он сидел на внушительных размеров валуне, обиженно поджав колено к подбородку. На вид ему было лет тринадцать-четырнадцать. Я вмиг понял, что это сон. Чуть сосредоточившись, смутно почувствовал бутылку, которую сжимал в руке. Я спал в своей комнате и каким-то образом видел сразу два пространства. Я не открыл окно, и в комнате было душно, горлышко бутылки неприятно уткнулось в ребро, на губах ощущался винный жгучий привкус. Надо бы проснуться. Я посмотрел на Сириуса. Интересно, он обернется, если я его позову?
Он швырнул камень покрупнее, всполошив кувшинки, спрыгнул с валуна и направился в мою сторону. И прошел мимо. Точно меня и нет.
– Сириус, – тихонько позвал я.
Но он не обернулся, а лишь ускорил шаг, направляясь в сторону холмов, поросших соснами. Было видно, что он сильно спешил, хотя иногда останавливался и разглядывал то, что мне не дано было увидеть. Зато теперь я точно знал, что там что-то есть. Мне было любопытно, и я шел за ним, внимательно приглядываясь к местам, привлекавшим его внимание, однако так ничего и не рассмотрел.
Один раз подойдя вплотную, я положил руку ему на плечо, и она проскользнула сквозь него. Сириус, судя по всему, ничего не почувствовал и бодро зашагал дальше. Я потрогал сосну, и ничего подобного не произошло – я с легкостью к ней прикоснулся. У меня даже получилось отломать одну из веток. Я оглянулся, ощутив чей-то взгляд на спине, но никого рядом не было. Какой странный сон.
Проверяя окружающее пространство, я отстал от Сириуса и чуть не потерял его из виду. Чтобы догнать его, пришлось даже немного пробежаться. Поднявшись вверх по холму, я увидел застывшего в растерянности брата. И в этот раз мне было отчетливо видно, на кого он смотрит.
Под совершенно не той сосной, которую я себе представлял (я ошибся в своих вычислениях, кажется, на целый километр), сидел потрепанный Рогатый демон в обличии маленького мальчика. Он с удивлением вылупился на заговорившего с ним Сириуса.
– Ты потерялся? Проводить тебя? Ты же слышишь? Разговаривать умеешь?
– Ты не должен меня видеть. Но видишь. Кто ты такой?
– Ой, прости, пожалуйста, меня зовут Сириус, а тебя?
– Это не ответ на мой вопрос.
– Я человек, а ты?
– Уходи отсюда, человек. Нечего тебе здесь делать. Скоро стемнеет.
– А тебе есть куда пойти? Или ты живешь под этим деревом?
– С чего бы мне жить под этим деревом? Я живу где захочу.
– Ну а там, где ты захочешь, будет крыша над головой? Я сегодня видел много маленьких синеньких духов, а обычно после этого ночью начинается сильный ливень.
– Наблюдательный. Тогда тебе нужно поспешить.
– Хорошо, до свидания. Был рад нашей встрече.
И Сириус зашагал по тропинке дальше в сторону дома. Но, пройдя с десяток шагов, вдруг остановился. «Нет, не надо! Сириус, пожалуйста, просто уходи». Но он не слышал меня. А я, конечно, уже знал, что произойдет дальше.
Я прошел с ними до дома и посмотрел, как это рогатое чудище расцарапало Сириусу шею, взвыв от боли, обожженное защитными заклинаниями Люсильды Тарльтон. Посмотрел, как Сириус устроил его в сарае и как пришел к нему на следующее утро с моим бежевым свитером. Я стоял и пытался вспомнить, правда ли оставил его у тетушки дома, но это было так давно. Может, это все просто выдумки моего пьяного сознания.
Всю следующую неделю я бродил за ними, словно привидение. Сириусу было скучно, а Лис не в силах долго ходить, и в основном они болтали и питались едой, которую таскали из дома. Спустя десять дней Рогатый исчез, даже не поблагодарив брата, что меня вовсе не удивило, но почему-то задело до глубины души. Он ведь ему жизнь спас.
Я смотрел, как они ругаются с тетушкой Люсильдой, и искренне поражался. Я помнил смутно, что они часто препирались, но даже и не думал, что Сириус был настолько необычным ребенком. Он говорил с ней на равных, и, если не смотреть на его взъерошенный вид, можно было подумать, что отвечает ей вполне взрослый человек. Люсильда же, как я в первый раз заметил, была еще совсем молодой. Кажется, что ей не было и тридцати. Я знал, что она младше отца, но, к своему стыду, не смог вспомнить насколько. И подумал, что если вдруг спрошу, сколько ей сейчас лет, то она меня точно проклянет.
Я видел, как они гуляли втроем с Мари и Лиззи и как Сириус вместе с Лиззи сидели в стороне, пока Мари закручивала листья и ленты в маленький шторм. Они обсуждали заклинания, и Лиззи рассказывала Сириусу что-то про дальние огороды. А он ее осторожно расспрашивал, что нужно, чтобы снимать защитные заклятия на втором этаже дома. Я удивился, как прекрасна была Мари и как немного светились ее глаза, пока волшебный смерч кружился вокруг. Но брата, кажется, это вообще не впечатляло. Возможно, это был далеко не первый раз, когда он видел, как та колдует.
Сириус ходил к Риффингам пить чай, и там была зеленоглазая девочка с копной собранных в густой пучок волос, закрепленный двумя заколками с бабочками. Она плакала, рассказывая Сириусу про свою бабушку. А он утешал ее, нежно похлопывая по плечу. Маленькая леди Лана была просто обворожительна – как же я мог не запомнить ее в детстве! Она так горько плакала, что я не выдержал и тоже положил руку ей на макушку. И одна из заколок-бабочек тихонько звякнула. Они оба с Сириусом обернулись. Но посмотрели сквозь меня. Я попробовал потрогать заколку еще раз, но в этот раз моя рука прошла насквозь.
Я бродил за ним до самого конца лета. Видел, как он еще несколько раз встречался с Лисом. Видел, как у него получилось тонким серебряным ножом поддеть защитное заклятие с подоконника и как Лис, зайдя в нашу комнату, сразу улегся по-хозяйски на моей кровати. Я чуть не умер от ужаса, когда увидел, как их застукала Люсильда и весь дом начал трещать по швам и содрогаться. Я сразу вспомнил, как побледнело лицо Лиса, когда он рассказывал мне в лесу, что Люсильда чуть не убила их обоих.
Я бы назвал это по-другому. Люсильда чуть не разнесла дом в щепки, брата отбросило сквозь всю комнату, а Лис, крича от защитных чар, пытался сбежать через первый этаж, тетушка гналась за ним, в ярости сметая стены, окровавленный Сириус кинулся за ними следом и с лестницы прыгнул ей на шею, сбив с ног. Их привалило упавшей сверху балкой.
Всю следующую неделю шабаш полным составом восстанавливал дом. А я в первый раз увидел, как брат с Люсильдой не разговаривают так долго. Лис больше не объявлялся, и за два дня до отъезда Сириус начал собирать вещи. Он ходил на холм с соснами и звал Рогатого, но тот не показался, Сириус оставил ему пирожок на каменном фонаре и с очень грустным видом завалился на кровать.
Дом выглядел так, будто погрома никогда и не было. В окно прилетел камушек. Сириус посмотрел во двор: рядом с каменным фонарем стоял потрепанный мальчик с оленьими рожками, тихонько прикладывая палец к губам. Он указал Сириусу в сторону сарая и исчез в темноте. У меня появилось очень нехорошее предчувствие.
Выбравшись через козырек второго этажа и спустившись по изгороди, брат добежал до сарая. Мальчик сидел у разожженного камина. Последняя ночь августа выдалась звездной и холодной.
– Я уезжаю завтра. Хотел с тобой попрощаться.
– Больше не приедешь?
– Почему? Приеду, конечно. Следующим летом.
– Тогда зачем прощаться?
– Долго, и у нас так принято.
– У нас не так, – Рогатый встал и заглянул Сириусу в глаза. – Я пошел, а то опять ведьмы твои всполошатся.
– Хотел тебе что-нибудь подарить на память.
– Мне не нужна память.
– Да… да я не о том. Я заметил, что у тебя нет имени. Читал в книге, что его можно подарить. Хочешь?
Лис долго смотрел на него своим прищуром, и мне на мгновение стало не по себе от того, какой жуткий это был взгляд. Я подумал, что он набросится на Сириуса и раздерет его в клочья. Но Сириусу все было будто нипочем. Он спокойно смотрел на Рогатого в ответ, ожидая, что тот решит.
– Ты не сможешь подарить мне имя.
– Почему? Я читал такую историю. Человек подарил демону имя. Просто нужно выбрать подходящее и сказать: «И оно навеки с тобою в дар», попробуем? Должно сработать.
– Нет. Не сработает.
– Почему?
– Потому, что у меня нет имени не потому, что у меня его никогда не было, а потому, что у меня его забрали.
– Ничего себе! Кто? И почему? А можно его вернуть?
– Нет.
Рогатый опять застыл молча, обдумывая что-то. Но в этот раз он выглядел не злым, а скорее грустным, даже жалким.
– Ты не будешь со мной общаться, если не будет имени?
– Почему? Конечно буду! Ты теперь мой лучший друг. Уже говорил. Просто вдруг я смогу помочь…
– Нет, в это не лезь. Мы проиграли войну, никак не исправить.
– Ладно, тогда вот. Если не имя, то возьми хотя бы это.
Сириус вытащил что-то из кармана и замер с протянутой рукой. Мне показалось, что в этот момент мы оба, я и Лис, одинаково вздрогнули. На ладони у брата лежало мое кольцо. Я посмотрел на свою руку – кольца на ней не было, за весь сон я впервые обратил на это внимание. Но заснул я точно в нем. Меня прошиб холодный пот вперемешку с яростью. Он серьезно? Он просто вот так возьмет и отдаст ему кольцо? Хотя ведь как-то оно оказалось у Лиса.
– Я не смогу его носить.
– Почему?
– Просто не смогу.
– Хм-м, а так?
Сириус вытащил из-под своей рубашки цепочку. Сняв с нее золотую подвеску – четырехлистный клевер с изумрудом, он сунул ее обратно в карман. Затем, ловко продев цепочку сквозь кольцо, надел ее рогатому мальчику на шею.
– Вот, так же сможешь? – Рогатый недовольно кивнул, приподняв цепочку и рассматривая черный камень в кольце. – Ну, вот и отлично! Тогда это будет мой прощальный подарок. Не потеряй, друг.
Я в ужасе проснулся. В голове разом всплыли все те крики матушки по поводу потерянной подвески с клевером. Сириусу тогда влетело, украшение было дорогое, но самое ужасное, что все это было на самом деле. Очень много лет назад. Как вообще мне могло такое присниться? Бутылка упала, с шумом прокатившись по полу. Я сидел на кровати, обхватив голову руками. Я посмотрел на руку, и от сердца отлегло. Кольцо на месте. Это был просто сон.
Глава 4
По затекшей ноге иглами растекалась боль, перераставшая в судорогу. За окном каркали вороны. Никак не получалось осознать, сколько же я проспал. На улице уже темно или, может, все еще? Стрелка на часах показывала на девятку. Пространство легонько пульсировало, вторя безумному ритму сердца. Я свесил ноги с кровати и, как только коснулся пола, окончательно вернулся в реальность.
Я прожил, пусть и во сне, целое лето, целое лето с Сириусом. То самое лето, которое в реальности упустил. От этой мысли в груди кольнуло. Воспоминания о сне уже начали растворяться и утекать из памяти. Нужно срочно все записать. Я проковылял к столу на затекшей ноге и, даже не обходя его, чтобы сесть в кресло, просто сгорбился и кинулся записывать и зарисовывать те детали, которые еще мог вспомнить.
Закончив записывать и сев наконец в кресло, снял кольцо, убрал в коробочку и запер в ящике стола. Похмелье давало о себе знать, и голова, расслабившись, загудела. Я посмотрел на графин с водой на столике у окна, но решил сначала свежим взглядом пробежаться по записям. Успел запомнить и записать совсем немного.
На листе была зарисована схематичная карта, от валуна на ручье к соснам, под которыми впервые повстречались Сириус и Лис. Я задумался на секунду: это никак не поможет установить подлинность сна – и принялся читать дальше. Я смог довольно подробно описать одежду, в которой был Сириус, когда дарил Лису кольцо, описал свой бежевый свитер, зарисовал подвеску-клевер и сделал набросок маленькой леди Ланы и разрушенного Люсильдой коттеджа. В общем-то, на этом все.
Я взял чистый лист, отодвинув в сторону другой с хаотичными записями и рисунками. Первое, что я написал: местность, где повстречались Сириус и Рогатый демон, никак не может ничего подтвердить. Это вполне могла быть моя выдумка, ведь я провел много часов в том лесу перед отъездом в поисках той самой сосны, основываясь на рассказах Лиса.
Потерянная подвеска тоже не могла стать свидетельством достоверности сна. Я знал, хоть и совершенно про это забыл, что Сириус потерял ее в детстве, и видел саму подвеску до ее пропажи.
Леди Лана на чаепитии в поместье Риффингов тоже не могла стать доказательством, ведь мне было известно до того, как я заснул, что заколки с бабочками принадлежали ей. Хотя я в точности и не знал, с какого возраста она начала их носить. «Можно попробовать уточнить», – записал я на листке. Расспросить ее в письме, и если выяснится, например, что заколки ей подарили во взрослом возрасте, то что тогда? Тогда, получается, весь сон выдумка? Только из-за заколок? А если она в действительности носила их с раннего детства? Разве одно это доказывает реальность всего сна? И как ее об этом спросить? Придется пересказать сон в письме. Я поставил минус на правой стороне листа и обвел в кружок.
На листке с хаотичными надписями был по-детски нарисованный мною разрушенный двухэтажный коттедж. Вот оно! Об этом я никогда ничего не слышал. И такое навряд ли мог придумать сам. Нужно выяснить у Люсильды. Хотя Лис, конечно, мне рассказывал, что она их чуть не убила, но он точно не упоминал, когда и как это произошло. А значит, если Люсильда подтвердит разрушение дома, а Лана – встречу у Риффингов, сон был настоящим.
Меня начало мутить. И что вообще это может значить? Если сон настоящий, то это просто прошлое? Сон ли это вообще? Или я там был? У меня не получилось прикоснуться ни к кому из людей, за исключением короткого мгновения, когда я дотронулся до заколки-бабочки. «Что это было? Сон о прошлом или путешествие в прошлое?» – написал я на листке и решил, что пора остановиться с рассуждениями, а не то меня стошнит прямо на стол. Встал и вышел в коридор.
– О, мистер Хартли, накрыли завтрак в гостиной, как раз шла вас позвать, – выпалила новенькая горничная, почти врезавшись в меня на лестнице. – Там еще от мистера Томаса Ройби вам записка. На стол ее положила. У вас сейчас убирать или позже?
– Позже, спасибо.
Разговор мне не давался, не хотелось грубить горничным. В записке Томас выражал надежды, что мое самочувствие не столь плачевно и что я смогу составить ему компанию в салоне Алой Дамы послезавтра.
– Еще и это, – выдохнул я.
Как вдруг меня осенило. Точно! Все же началось с того, что я увидел вчера на балу. Вдруг сон навеян именно ее странным появлением и танцем? Я пытался вспомнить что-то про Алую Даму, но ничего, кроме сплетен о каких-то сбывшихся предсказаниях, припомнить не мог. Я задумался: вдруг она тоже из ведьм, как тетушка и кузины? Наверняка же они и в столице имеются. Странно, конечно, что такая мысль ни разу не посещала меня с момента возвращения из округа Кайсли. Но это явно не уникальное место, и демоны, духи и ведьмы должны обитать и здесь. Я написал ответ Томасу с заверением, что составлю ему компанию, и, доев завтрак, спустился к горничным на кухню.
– Отправьте, пожалуйста, до обеда. И напомните, когда возвращается матушка?
– Если ничего не поменяется, мы ожидаем ее ближе к вечеру четверга. Ждем от нее известия о поезде, на котором она вернется. Сообщить вам, когда получим?
– Да, спасибо.
После завтрака я отправился на чердак. В дневниках Сириуса не было упоминаний о том лете. Возможно, я нашел не все, а еще я точно помнил, что в одном из дальних шкафов осталась какая-то наша детская одежда. Несколько часов, проведенных за раскопками, увенчались полным провалом. Никаких упущенных дневников я так и не нашел, одежда в шкафах оказалась преимущественно моя, а та, что принадлежала Сириусу, относилась к ранним либо к поздним периодам его жизни. Но все карманы я на всякий случай проверил, так ничего и не найдя.
Вернувшись в комнату уже сильно после обеда, я сел и написал длиннющее письмо тетушке Люсильде. Но, перечитав его, сразу разорвал, подумав, что после такого и двух дней не пройдет, как она окажется у нас на пороге. Решив, что не стоит с этим спешить, я отправился расспрашивать горничных про Алую Даму.
– Я слышала, что она только знатным предсказывает. Никто из моих знакомых так и не смог записаться к ней на сеанс.
Анит работала у нас уже несколько лет, а до того трудилась в южных землях и сразу снискала благосклонность матушки. У меня с ней тоже были вполне теплые, скорее даже дружеские отношения, да и по возрасту она чуть старше меня, наверное, ровесница Сириуса.
– А вы собираетесь попасть к ней в салон?
– Думал об этом, хочу сначала выяснить, что может меня там ждать. Так и не смог припомнить ничего про нее.
– Правда?! – хором завопили горничные. Имя новенькой мне все еще не было известно, и даже как-то неловко стало, не хотелось выяснять это прямо сейчас, но у Анит я потом обязательно про нее спрошу.
– А я слышала, что древность рода для нее вообще значения не имеет и что она предсказывает только тем, кому сама хочет предсказать.
– А как же тогда она выбирает? В ее салон практически невозможно достать приглашение. Мистер Хартли, у вас же оно есть?
– Думаю, да.
Горничные уставились на меня в недоумении.
– Посетить салон меня позвал друг, наверняка у него имеются приглашения.
– Ох, как бы было интересно послушать!
– И посмотреть – говорят, она красавица. А ведь она была на балу, да, мистер Хартли?
– Была.
– Вы уже знакомы?
– Что она там делала? Предсказывала?
– Нет, не знакомы. На балу она танцевала.
– Ого! Так, наверное, это и было праздничное предсказание! – новенькая горничная схватилась за щеки.
– Что именно? Танец? Как танец может быть предсказанием? – с долей скепсиса пробубнила Анит.
– А что-то достоверное про нее вы знаете? Из какого она рода, как давно живет в столице, сколько ей лет? – не выдержал я.
– Мне ничего такого не известно.
– Мне тоже.
– Мистер Хартли, вам ужин в комнату отнести? – на кухню зашла старшая горничная, и Анит с новенькой засуетились, сразу побежав по своим делам.
– Да, спасибо, было бы чудесно.
Я ужинал за столиком у окна и думал о том, мог ли танец быть предсказанием и если мог, то кому? Очень эгоистично было бы предположить, что Алая Дама устроила танец ради меня. Ведь мы даже не знакомы. Но все эти дети под серебряными деревьями, в рогатых масках… Уж как-то особенно похоже на упоминания Лиса. И сон, который я увидел в ночь сразу после бала. Могло ли это быть совпадением? Или она знает про рогатых демонов? А вдруг она, как и я, знакома с тем самым Рогатым? Нет. Это домыслы.
Доев ужин, я решил, что подобными рассуждениями лишь загоню себя в пучину ложных выводов. И принял волевое решение не думать ни про Алую Даму, ни про сон, ни про письма в округ Кайсли до салона, который должен состояться уже в среду. Схожу, тогда и решу, что со всем этим делать. Разобрав документы и прочитав утреннюю газету, чтобы отогнать мысли, которые так и лезли между каждой строчкой, я решил, что сегодняшнего дня для меня хватит, и лег пораньше спать. Ни одного сна в эту ночь мне так и не приснилось.
Начало недели прошло совершенно спокойно. Я всячески пытался отвлечь себя от любых воспоминаний и хватался за все оставленные и брошенные дела. Ложась спать вечером во вторник, ощущал приятную усталость и был просто в восторге от своей продуктивности и количества сделанных за эти два дня дел. Даже не мог припомнить, когда такое случалось со мной в последний раз.
В среду Томас объявился у нашего крыльца еще до обеда, и весь оставшийся день мы провели вместе. Он рассказал, как закончился бал, и развеял мои опасения насчет обид младшей леди Соронтис. Вайри Шейер любезно проводил их с леди Лорой после бала и получил приглашение к обеду на следующий день, которое с радостью принял. Со слов Томаса, он был абсолютно обворожен Катариной. Меня это удивило, так как я не сумел найти в ней ничего обворожительного. Матушка будет в ярости, ну и пусть, так даже лучше, Вайри ей прекрасно подходит. Томас предположил, что уже летом мы оба получим приглашения на их свадьбу.
***
Мы сидели в просторной гостиной первого этажа особняка Алой Дамы. Оформленная в цветочных мотивах, она пропахла благовониями, и если бы я не видел ее на балу, подумал бы, что интерьер подбирала женщина возраста, уже приближающегося к старческому. На всех диванах, пуфах и кушетках восседали молоденькие леди. Их было так много, а наряды были столь изысканные, что если не обращать внимание на интерьеры комнаты, то можно было подумать, что на прием к Алой Даме они собирались куда более скрупулезно, чем на бал в Сенатском дворце.
Я посмотрел на задорный блеск в глазах Томаса и понял, почему именно он так рвался посетить данный салон. И дело тут было уж точно не в предсказаниях. Он хищно улыбнулся.
За круглым столиком в своих лучших фамильных украшениях блистали «черные» сестры Нойер. Томас уже давно охотился за вниманием младшей из них и, не позволив мне допить даже первый фужер, скорее потащил меня к ним.
– Дамы, мое почтение. Смотрите, какую редкую птичку получилось привести к вам в гнездышко!
– Марс, милый, мы думали, вы уже не почтите светское общество своим присутствием, – Рина, старшая из сестер, протянула мне руку в атласной черной перчатке.
– Гулял слух, что по возвращении из сельской местности вы решили удариться в отшельничество и спрятаться от столичной суеты.
– Леди Кара, не стоит доверять всем слухам, – улыбнулся Томас.
Я поцеловал вторую черную перчатку, младшая из сестер, в бархатной шляпке с черной вуалью, отодвинулась, предлагая мне присесть рядом с ней на пуф, но, поймав недовольный взгляд Томаса, я забрал единственный из свободных стульев от соседнего столика, и довольный Томас, хохоча и отшучиваясь, плюхнулся рядом с леди Карой Нойер и легонько ее приобнял, сразу получив сложенным веером по рукам.
– И? На какие предсказания рассчитывают наши прекрасные джентльмены сегодня? – Леди Рина со сноровкой прожженного шулера перетасовала потертую колоду: – Марс, может, вытянете карту?
– Воздержусь. Я пришел не за предсказанием.
– Да? Как необычно, а за чем же?
– Я был впечатлен танцем на балу – если выдастся такая возможность, хотел расспросить.
– Ох, да, мы все наслышаны про вашу впечатлительность.
Томас предательски хихикнул и спрятал лицо в фужере, а я почувствовал, как красным заполыхали мои уши. От позорной необходимости объясняться меня спасли тревожное шушуканье, нарастающей волной прокатившееся по залу, и последовавшая за ним гробовая тишина. Дальние двери зала, ведущие к лестнице на второй этаж, распахнулись.
В проеме, словно статуэтка, покрытая красной салфеткой, стояла Алая Дама. Она подняла руку под вуалью и поманила собравшихся. Вся толпа, восседавшая на диванах, пуфах и стульях, резко встала. Я видел, как несколько джентльменов подхватили своих дам, в легких обмороках от волнения. Но в основном все собравшиеся поспешили за предсказательницей, уже поднимавшейся по лестнице.
Следом за ней шла ее помощница. Куда менее изысканная и утонченная. Она была женщиной далеко в летах, низкого роста, с коренастым типом фигуры. Я даже на мгновение подумал, что цветочные безвкусные мотивы в гостиной, возможно, ее рук дело. Но от подобных мыслей меня отвлекла толкучка на лестнице. Самые достойные люди светского общества вдруг растеряли все манеры и воспитание. Я заметил, как Томас аккуратно передвинул вперед себя леди Кару, помогая ей избежать падения со ступенек. Я развернулся в поисках леди Рины и, обойдя несколько человек, с ней под руку догнал Томаса и Кару.
У нас получилось зайти в залу второго этажа одними из первых. Вся комната была задрапирована черной тканью. В центре стоял потертый круглый стол, а над ним висел единственный источник приглушенного света – хрустальная люстра с парой зажженных свечей. За столом я насчитал девять стульев. А вокруг него уже толпилось порядка тридцати человек. Мы стояли очень плотно. Все озирались по сторонам в ожидании, и я предположил, что есть какие-то правила, известные, вероятно, всем, кроме меня. Я посмотрел на Томаса в надежде успеть расспросить его, как вдруг ощутил, что кто-то тянет меня за полу пиджака. Я обернулся и чуть не отпрыгнул, заметив мальчика, который манил меня рукой. Вокруг все ахнули и зашептались. Я послушно нагнулся.
– Она приглашает вас за стол, – шепнул он мне в самое ухо и ускользнул между людьми, побежав куда-то дальше по комнате.
Я застыл в растерянности. Кто-то одобрительно похлопал меня по плечу.
– Восхитительное везение! – ахнула леди Рина.
– Марс, иди, тебя позвали! – Томас потянул меня за локоть и практически вытолкнул к стульям.
Я смотрел на остальных людей, приглашенных к столу. К моему удивлению, я знал их всех, хоть некоторым не был представлен лично. За круглым столом было расставлено девять стульев, и перед каждым из них лежала гадальная карта с рисунком. Одна из карт была пустой, и именно к ней направилась Алая Дама.
Она подошла к спинке стула, но садиться не стала. Легким взмахом руки под красной вуалью указала на лорда Александра Риффинга. Я поразился, каким высоким он вырос. Хоть и слышал, что с недавних пор тот проживает в столице, увидеться с ним мне не доводилось. В последний раз мы встречались в округе Кайсли на одном из бесчисленных чаепитий в поместье его родителей. Алая Дама указала ему на карту, на которой был изображен дуб, и Александр спокойно сел перед ней на стул.
Я пробежался глазами по столу в поисках карты, изображающей Рогатого Лиса, и, к моему восторгу, такой на столе не было. Я с облегчением выдохнул. А тем временем Алая Дама поманила Кару Нойер, ее тоже позвали, и стоящий за ней Томас просто сиял от счастья. Ей указали на карту с изображением птицы. Я присмотрелся: перья на птице были выгравированы в виде маленьких молний. Ничего подобного я раньше не встречал. Хотя, если быть честным, гадальную колоду до этого я видел всего один раз, на каком-то из светских приемов, когда это увлечение только начало входить у барышень в моду.
Следующая карта с рисунком черепахи, усыпанной рогами, была отведена Лилиане Шейер, младшей сестре нашего друга Вайри. Я бегло осмотрелся по сторонам в надежде, что ни его, ни Катарины нет в комнате. Пока озирался, упустил момент очередного приглашения. Айрин Старклин села за стол напротив карты с изображением кабана. Об этой девушке я не знал ничего, кроме имени. Нас как-то представляли, а сейчас я не смог вспомнить, чем же занималась ее семья. Но, судя по сверкающему колье и усыпанной камнями диадеме, дело их процветало.
Дальше, не дожидаясь призыва, за стол села помощница предсказательницы, карта перед ней изображала кота. Алая Дама тоже опустилась на стул напротив своей пустой карты. Следом по кругу на столе лежала карта с иллюстрацией черепа. Из приглашенных к столу нас осталось двое, я и Софи Боне – она была не из Древних Родов, но из очень богатой семьи. Мы встречались несколько раз на обедах в доме у Томаса, и я помнил, что она безостановочно и заливисто хохотала. Сейчас же, не похожая сама на себя, она стояла, испуганно глядя на карту с черепом, а потом посмотрела на меня, точно предлагая поменяться. Но Алая Дама указала на нее рукой, и Софи, нервно вздохнув, села на отведенное ей место. Я остался стоять один. И все с любопытством уставились на меня.
Алая Дама томилась в ожидании. На мгновение мне показалось, что я уловил в ее взгляде скуку или даже отвращение – она украдкой разглядывала рассевшихся за столом. А вот ее помощница смотрела на меня не отрываясь. От этого ее взгляда мне стало не по себе. Тишина начала давить на уши, люди в комнате будто перестали шевелиться и дышать, я отчетливо слышал, как тикают карманные часы в пиджаке джентльмена, стоявшего позади меня. «Может, меня выбрали по ошибке?» – пронеслось в голове, как вдруг помощница перевела взгляд с меня на Алую Даму.
– Вам предоставлен выбор, – раздался голос из-под красной вуали, и шквал ахов и шепота прокатился по комнате.
– Мне неизвестны значения этих карт, – признался я. И кажется, этим признанием только разогнал волну шума. Алая Дама подняла руку вверх, призывая к тишине.
– От вас и не ждут знаний. От вас ждут выбора.
Я пробежался глазами по сидевшим за столом. Но это мне ничего не дало. Два оставшихся места были между лордом Риффингом и Софи Бронте. По правую руку от Александра лежала карта дракона. В отличие от всех остальных, она была наименее схематичной, с множеством мелких деталей: у дракона шесть рогов, а морда напоминала те самые плоские маски, в которых танцевали дети на балу.
По левую руку от Софи была карта с символом бесконечности, начерченным красным на черном фоне. В этот момент я обратил внимание, что черных карт было всего три – череп, бесконечность и дракон. Я не знал, что выбрать, а люди за моей спиной снова начали перешептываться, несмотря на призывы Алой Дамы к тишине. Всех утомило ожидание, и стоящие вокруг стола стали переминаться с ноги на ногу, а леди за столом ерзали, поправляя волосы. Только помощница сидела все так же спокойно, снова не отводя от меня глаз. Кажется, она даже не дышала.
– Выбери уже любую, – пробубнил кто-то у меня за спиной.
– Выбирай дракона! – раздался голос из дальнего угла комнаты, породив одобрительные смешки и кивки.
И в это мгновение я вдруг подумал, что все это похоже на пафосный фарс, пытающийся сбить меня с толку. Я был в мире за оврагами, а они нет. Вспомнив, как мы втроем с Сириусом и Ланой стояли, обнявшись, у выхода из мира призрачных небес, я подумал, что он бы точно выбрал дракона. И спокойно сел напротив карты с красной бесконечностью.
Помощница одобрительно кивнула и вроде даже улыбнулась. И в этот момент началось представление. Алая Дама вещала наигранным голосом какие-то занудные размытые фразы. Я окончательно потерял доверие на «детях звезд, затаившихся в телах людей». Она хаотично обращалась к сидящим за столом, предвещая то «успех в начатом в темнейшую из ночей деле», то сыпля чем-то вроде «На восьмой день луны умойся водой, настоявшейся семь дней».
Я подумал, что Люсильда никогда не стала бы изъясняться подобным образом. Интересно, а ведьмы умеют делать предсказания? Но, к моему удивлению, собравшиеся в комнате были в полном восторге. Каждая реплика Алой Дамы встречалась одобрительными возгласами, какие-то – даже аплодисментами. Некоторые, в основном адресованные Софи Бронте, – возгласами ужаса. Ни одного хорошего пророчества за вечер она так и не получила и сидела бледная как мел.
Садясь за стол, больше всего я переживал, что Алая Дама объявит во всеуслышание, что моя тетушка – ведьма, мой брат ушел с демоном-лисом или что мне довелось побывать во владениях демона-наследницы. Но она напророчила мне всего лишь «долгое путешествие на юг», «жизнь в безбрачии, пока жива матушка» и «иглы в постели, подложенные врагами». Я чуть не рассмеялся, когда услышал последнее, но вовремя взял себя в руки.
В какой-то момент я так заскучал от этого театрального представления, что решил изучить карты. На моей под минималистичным и аккуратным красным знаком бесконечности тонкими белыми чернилами было выведено слово «Инум». Я встретил его впервые и не был уверен относительно принадлежности его к нашему языку. Может, это заклинание? На карте с красным черепом также белыми чернилами значилось «Зулум», а надпись под драконом гласила «Саисс».
Я пытался разглядеть карту, лежащую перед лордом Риффингом. Цвет фона у нее был светло-голубой, а дерево нарисовано белыми чернилами, тоже схематично, но вполне понятно, что изображен именно дуб. Надпись же выведена золотым и с моего ракурса была совершенно нечитаемой. Все, что я мог рассмотреть, – что это довольно длинное слово или, может, два. Алая Дама шумно и изнеможенно упала на свой стул.
– На этом, дорогие страждущие, наш сеанс окончен, – заговорила помощница, и двери комнаты распахнулись, впуская свет и приглашая всех на выход.
Наигранно падающей предсказательнице помогли подняться со стула подошедшие к ней дети и повели ее в сторону дверей. Все встали из-за стола, и я, выждав момент, когда лорд Риффинг отошел от своего места, приблизился к его карте, чтобы прочитать злосчастную надпись. Оставшиеся в комнате двое мальчиков уже начали собирать колоду со стола. Я присмотрелся в тусклом свете. Золотые чернила на голубом фоне – ужасное решение. И тут сердце пропустило удар – на ленте под дубом было написано «Лайаарнаки».
Мальчик, обойдя стол, схватил карту и, ловко обогнув меня, цапнул следующую.
– Стой, подожди! Можно мне посмотреть?
Но он словно не слышал меня или, скорее, намеренно не слышал. Схватив покрепче собранные карты, юркнул за дверь.
– Опасайся снов, он тебя заманивает, – прошептал женский голос за моей спиной.
Я обернулся, но так и не понял, кто мог это сказать: толпа выходила из комнаты, и в ней шло множество дам. Одна посмотрела на меня в недоумении и зашагала дальше. Я поискал глазами Алую Даму, но ее в комнате уже не было.
– Потерялся? Или кого-то потерял? – Томас закинул руку мне на плечо и практически повис на мне.
– Ты видел, кто мне это сказал?
– Что сказал?
– Сейчас какая-то женщина подошла ко мне и сказала: «Опасайся снов». Ты видел, кто это был?
– Нет, не видел, Марс, твоя впечатлительность начинает меня тревожить. Пойдем скорее вниз, вино – это именно то, что нам сейчас нужно.
Мы спустились в цветочную гостиную, там было светло и свежо. Я подумал, что Алая Дама мастерски пользуется влиянием атмосферы на сердца и умы людей. Все вокруг нас взахлеб обсуждали, как полыхали свечи на каких-то ее словах, кто-то слышал стук и шорохи, одна леди утверждала, что видела в комнате привидение дедушки Айрин Старклин, когда Алая Дама передавала ей от него послание. «Как же мерзко», – подумалось мне. Я искал глазами леди Рину и, найдя, потянул Томаса сквозь толпу, уже обсуждающую мой венец безбрачия.
– Марс, это просто ужасно, что же вы теперь будете делать? – с ужасом в глазах уставилась на меня леди Кара.
– С чем?
– С тем, что вам не суждено создать семью.
– Ах, это… Я не верю в подобные предсказания. Не переживайте за меня. Оно не сбудется.
– К тому же она сказала, что не получится, пока здравствует его матушка, – вмешался Томас, утешая леди Кару, уже готовую разреветься. – Как она, кстати? В добром здравии? – посмотрел он на меня.
– Вполне. Она переживет нас всех вместе взятых, уж в этом будьте уверены.
И на этих словах леди Кара горько и громко разрыдалась, а я поймал самый недобрый взгляд Томаса за сегодняшний вечер. Но причина подобных слез мне была совершенно непонятна, и я оставил Томаса утешать Кару Нойер, а сам отвел леди Рину чуть в сторону.