Читать онлайн Жнец

От автора

Это вторая книга серии «Темный стих», и происходящие в ней события начинаются непосредственно с того эпизода, на котором закончилась первая – «Хищник». Если вы еще не читали первую книгу, то я настоятельно рекомендую это сделать, чтобы ваше впечатление от прочитанного было полным.

В этой книге присутствуют откровенные сцены насильственного и сексуального характера. Также я считаю необходимым предупредить вас о неоднозначных темах на случай, если вы чувствительны к ним: панические атаки, убийства, упоминания об изнасиловании и пытках, а также о рабстве.

Если какая-либо из этих тем вызывает у вас неприятие, то предлагаю задуматься о чтении. А если все-таки продолжите читать книгу, я надеюсь, она вам понравится. Спасибо.

Плейлист

Devil Devil – Milck

Carnival of Rust – Poets of the Fall

Animals – Maroon 5

Closer – Nine Inch Nails

One Way or Another – Until the Ribbon Breaks lyrics

Every Breath You Take – The Police

Eyes on Fire – Blue Foundation

A Little Death – The Neighbourhood

Russian Roulette – Rihanna

Between the Bars – Elliott Smith

Toxic – Sofia Karlberg Cover

Hypnotic – Zella Day

Carry You – Jeffrey James

Bravado – Lorde

Salted Wound – Sia

Crazy in Love – Beyonce (Fifty Shades Cover)

Wicked Game – Ursine Vulpine ft. Annaca

Bedroom Hymns – Florence and The Machine

Cut – Plumb

Fire Breather – Laurel

Broken – Seether ft. Amy Lee

Monster – Imagine Dragons

Demons – Imagine Dragons

Don’t Let Me Go – RAIGN

Help – Hurts

I Found – Amber Run

Making Love on the Mountain – The Woodlands

Lullaby – Nickelback

Touch Me – Rui Da Silva Ft. Cassandra

Bleeding Love – Leona Lewis

My Heart Is Open – Maroon 5

Partition – Beyoncé

50 Shades – Boy Epic

Trust – Boy Epic

Dirty Mind – Boy Epic

Walk Through The Fire – Zayde Wolfe ft. Ruelle

You Belong To Me – Cat Pierce

My Love Will Never Die – Claire Wyndham

A Little Wicked – Valerie Broussard

You Should See Me in a Crown – Billie Eilish

Flesh – Simon Curtis

Dinner & Diatribes – Hozier

I’m A Wanted Man – Royal Deluxe

Dangerous Woman – Ariana Grande

Not Afraid Anymore – Halsey

Game of Survival – Ruelle

Shameless – Camilla Cabello

Craving You – Thomas Rhett

Madness – Ruelle

Blood and Muscle – Lissie

Fear and Loathing – Marina and the Diamonds

Black Magic Woman – VCTRY

I Can‘t Go On Without You – KALEO

Я люблю тебя, как грезят о запретном –

скрыв от глаз других, меж тенью и душой.

Пабло Неруда

Пролог

Оранжевое свечение горящей сигареты служило единственным проблеском жизни в непроглядной, ненастной ночи.

Сидящий за рулем человек смотрел на кладбище слева от себя, следя взглядом карих глаз за двумя влюбленными, слившимися в поцелуе среди мертвых. Ему было не видно девушку, спрятавшуюся за высокой мужской фигурой, но он точно знал, где она, – знал, как и все эти годы.

Он наблюдал за ними из темноты салона, опустив стекло на пару сантиметров, чтобы не задохнуться от сигаретного дыма. Впрочем, он вовсе не боялся смерти. Просто у него была цель, которая двигала им уже очень долгое время. Мужчина таился в засаде день за днем, неделю за неделей, год за годом, становясь на шаг ближе к своей цели.

Сделав глубокую затяжку, он почувствовал, как дым проникает в клетки и смешивается с пеплом его прежней жизни. Отрешенно потер колено, прогоняя прочь призрак боли, не дававшей ему покоя.

На миг все вокруг озарила молния. Стоило Хищнику обернуться – и он бы без труда его заметил. Но одного из лучших охотников преступного мира отвлекла женщина. Он вел себя неразумно, небрежно. Испытывал к ней чувства.

Мужчина наблюдал, как они отстранились друг от друга, как молодой человек наклонился и поднял брошенный пистолет, а затем отдал ей. Безмолвный, словно тень, он следил, как женщина шла за своим спутником к ожидавшей машине.

Опустив стекло до конца, мужчина выбросил окурок в окно и ощутил, как капли дождя брызнули ему в лицо с рвением и лаской примиряющейся любовницы. Его взгляд устремился к серебряному кольцу, поблескивающему на безымянном пальце правой руки: череп, выточенный до мельчайших деталей. Оно было сделано для него давным-давно в качестве подарка. Когда-то череп был его главной драгоценностью. А теперь стал его призраком.

За прошедшие годы его много раз одолевали размышления о тонкой грани между правосудием и местью. На какой из сторон он окажется, во многом зависело от этой девушки. Он носил кольцо не ради воспоминаний о смехе и дружбе, а как напоминание обо всем, чего лишился.

А теперь настало время это вернуть.

Глава 1

Подслушивание

Дождь лил нескончаемым потоком.

Капли били по лобовому стеклу и мгновенно встречали свою погибель, стекая по нему под редкие раскаты грома, разрывающие ночное небо.

Морана по-прежнему сидела по другую сторону окна, все еще смотрела на ливень и была защищена от капель, пытавшихся пронзить невидимую стену и коснуться ее.

Однако на этот раз она не осталась нетронутой. Эти капли уже целовали ее, терзали ее, предавались любовной страсти. На сей раз она промокла насквозь и дрожала от силы застывшего в ее сердце воспоминания о том, как капли дождя ласкали ее кожу.

На этот раз, как и той ночью в пентхаусе, Морана была не одна.

Но она так и не повернула голову, чтобы взглянуть на него в салоне машины.

Он тоже не остался нетронутым. Еще совсем недавно Морана завороженно наблюдала, как он пошел прочь от нее и, не проронив ни слова, сел в машину.

Налетели тучи. Сверкала молния. Завывал ветер.

А она еще долго стояла снаружи, совершенно беззащитная, пока он прятался за своими стенами.

Но не наглухо.

Тристан Кейн завел двигатель, но не порывался тронуться с места, а только молча ждал ее, пока Морана стояла поодаль, задержав взгляд на том самом месте, где она сделала свой выбор и заставила его сделать свой. Их следы смыло натиском дождя, а грязь и трава скрыли свидетельства той душевной бури, что она пережила. Водяная завеса не оставила ни единого пятна на ее теле после взрыва, но вновь открыла ссадину на руке. Это немного беспокоило Морану, поскольку она всю прошлую ночь старалась не намочить рану, которая теперь основательно промокла.

Морана стояла, ощупывая и осматривая напряженную руку, но он ни разу не посигналил, не открыл дверь, не разогнал двигатель. Не сделал ничего, чтобы ясно дать понять, что ждет ее. И все же она знала, что ждет, ведь он все еще был здесь, настойчиво наполняя пустое пространство своим безмолвным, но притягательным присутствием – разумной жизнью среди окружающей его смерти и разрушения.

Тристан Кейн без лишних слов предложил ей место за стенами, которые его защищали. И Морана так же безмолвно его приняла. Она обошла чудовищный автомобиль и забралась на пассажирское сиденье. Он выехал с кладбища.

Теплый воздух, струящийся из вентиляционного отверстия, приятно касался влажной холодной кожи, когда Морана подставила ладони, жар от печки медленно согревал ее дрожащее тело. Позволив себе впервые свободно пробежаться взглядом по салону его машины, Морана нисколько не удивилась, когда увидела черные кожаные сиденья, которые теперь полностью промокли от их одежды. Она в первый раз оказалась в его автомобиле, в шикарном черном «БМВ», который, если быть совсем честной, вызывал у нее легкую зависть.

Слегка покачав головой, она повернулась к консоли, увидела кнопку воспроизведения музыки, светящуюся на цифровой панели, и приподняла брови, задумавшись на мгновение, какую музыку он любил (и любил ли вообще). В своих музыкальных предпочтениях он тяготел к року или R’n’B? Или же его вкус был таким же многогранным, как и ее? Простые вопросы, над которыми Морана никогда не задумывалась в отношении него, проносились в голове, пока она рассматривала окружающие их предметы.

Ее блуждающий, пытливый взгляд остановился на небольшом кулоне. Очень маленький и женственный, он представлял собой крошечный круглый диск на серебряной цепочке, свисавшей с центрального зеркала.

Любопытство взяло верх, и, стараясь не действовать в открытую, Морана прищурилась и попыталась рассмотреть надпись на кулоне.

«Сестренка».

О господи… Он принадлежал ей.

Луне.

Морана почувствовала, как сердце болезненно сжалось, откинула голову на подголовник от груза недавно обретенных знаний и бросила взгляд на безмолвного мужчину, сидящего рядом с ней.

Он выглядел расслабленным, его руки свободно лежали на руле, не сжимая ни его, ни рычаг переключения передач, дыхание было спокойным и размеренным. Все казалось нормальным. Все, за исключением одной мелочи: он смотрел прямо перед собой с такой концентрацией, которая, по мнению Мораны, для вождения была совершенно излишней, а еще избегал ее взгляда с тех пор, как отдал ей упавший пистолет.

С тех пор, как зацеловал ее до потери сознания.

Морана вновь взглянула на простой маленький кулон, раскачивающийся по кругу в такт движению машины, и ощутила, как щемит в груди. Это крохотное украшение, свободно болтавшееся между ними, – серебро, когда-то принадлежавшее его сестре и хранящее ее отпечаток, – говорило о Тристане Кейне больше, чем что бы то ни было. Так много боли, так много ярости, так много шрамов…

А вместе с тяжестью в груди пришло еще одно прозрение: машина тоже его территория. Иначе этот кулон не висел бы здесь так открыто, красиво, уязвимо. Само его присутствие в машине говорило о чем-то очень личном.

И Морана поняла: как и в ту первую дождливую ночь, когда он настоял, что она не пойдет с Данте, а останется в его квартире, он впустил ее в свои владения. Снова. Даже после того, как сделал выбор, который она была пока не в силах осознать.

От понимания последствий этого выбора все еще сковывало мышцы, кипела кровь, гудела каждая клетка ее тела. Она все еще чувствовала холодный металл пистолета, прижатого поверх ее гулко колотящегося сердца. Все еще чувствовала напор его дрожащих губ на своих припухших губах. Все еще ощущала прикосновения его языка, ласкающего ее рот.

Тело сотрясла дрожь, но Морана не могла понять: от холода или воспоминаний.

Вопросы крутились в ее голове, слова зарождались в горле и норовили сорваться с языка, но она сдерживала их, не желая нарушать молчание. Морана только что поставила Тристана Кейна в непростое положение, а зная его, понимала, что он плохо отреагирует, если его принудить к разговору, пока он не успел все осмыслить.

Во всяком случае, Морана хотела бы иметь такую возможность, окажись она на его месте. Она все еще сомневалась в нем самом и в том, что творилось у него на уме. Дала ему шанс убить ее, но все же осталась жива, и теперь, дрожа, сидела рядом с ним. Этого было достаточно. Пока.

Напряженную тишину нарушило жужжание его телефона на приборной панели.

Морана машинально глянула на экран.

Входящий вызов: Кьяра.

Не сумев сдержаться, она слегка нахмурила брови.

Кьяра? Кто такая Кьяра, черт возьми? И почему она звонит так поздно?

Морана напряженно отвернулась к окну, сосредоточилась на каплях дождя, каскадом стекавших по стеклу, и других машинах на почти пустой дороге, заметив, что он отклонил вызов. Но она не знала почему: из-за того, что был за рулем, или потому, что она сидела рядом, или попросту был не в настроении.

Но тянущее ощущение в животе, беспокоившее ее самим своим существованием, ослабло. Оно вообще не должно было возникнуть. У нее не должно возникать никакой реакции на то, что женщины с красивыми именами названивают ему среди ночи. У Мораны даже не осталось на это сил. Плохо дело.

Прогнав мысли, наводнившие голову, она предпочла повнимательнее рассмотреть его большую руку, которой он плавно переключал передачи и рассматривать которую у нее прежде не было ни времени, ни желания. Морана разглядела большие дорогие на вид металлические часы с синим циферблатом на его сильном запястье, вены, тянущиеся по тыльной стороне ладони, поросль волос, прятавшуюся прямо под рукавом, и длинные сильные пальцы, интимные прикосновения которых она ощущала внутри. Слегка поерзав в кресле, Морана опустила взгляд ниже и снова взглянула на сбитую кожу на его все еще припухших костяшках. Раны вполне могли остаться со вчерашней ночи, когда он разбил руки о стенку душевой, но все же казались свежими на вид.

Морана уже была готова спросить Тристана Кейна об этом, но заметила, как уголки его губ слегка опустились, и промолчала.

Сейчас неподходящее время. Совершенно неподходящее.

Мили пути пролетали незаметно, пока он уверенно лавировал среди немногочисленных машин, и спустя несколько долгих напряженных минут Морана увидела знакомые ворота его жилого комплекса, который вздымался высоко в неспокойное небо и слева от которого вдали виднелось море.

Двое охранников, стоящих у ворот с пистолетами на поясах, кивнули в знак уважения, когда он въехал на небольшую подъездную дорожку, что вела на подземную парковку. Все пространство освещали белые огни, поблескивавшие на металле оставленных на ночь темных автомобилей. Морана бросила взгляд на припаркованные машины и на миг задумалась, кто еще жил в этом здании, кроме него и Данте.

Но не успела она пуститься в размышления, как Тристан Кейн припарковался возле своего великолепного мотоцикла. Морана взглянула на его темные мощные очертания, и в ее сердце эхом отозвалось страстное желание прокатиться на нем снова, навеянное бесценными воспоминаниями о той первой поездке, о том, когда она по-настоящему почувствовала себя свободной.

Но это желание испарилось, как только она услышала звук открывшейся двери, а повернувшись, увидела, как Тристан Кейн вышел из машины и захлопнул за собой дверь, пока она не успела даже отстегнуть ремень безопасности. У Мораны возникло чувство, что он хотел отдалиться от нее, и она снова отнеслась с пониманием, хоть и испытывала легкую злость. Окажись она на его месте, то, наверное, и вовсе бросила бы его на кладбище и убежала, лишь бы сохранить драгоценное личное пространство. Отчасти она искренне ожидала, что так он и поступит.

Однако, дойдя до частных лифтов, он не стал подниматься, а молча стоял и ждал ее, как и на кладбище. Морана тихонько открыла дверь и захлопнула ее за собой, а затем позволила себе разок провести ладонью по сиденью мотоцикла. Содрогаясь промокшим телом от царящей на парковке прохлады, она поспешила к Тристану Кейну, который стоял в кабине, выставив ногу возле дверей, чтобы они не сомкнулись.

Удивленная этим жестом, Морана вошла в лифт, когда он убрал ногу, а затем набрал код пентхауса. Двери закрылись, и в отражении зеркал показались их промокшие тела. Морана смотрела на картину, которую они собой являли. Тристан Кейн выглядел собранным, его высокая мускулистая фигура была облачена в промокший костюм с галстуком, с которого текла вода, а под прилипшей к телу белой рубашкой отчетливо виднелись мышцы пресса. А Морана – она походила на ожившего мертвеца. Одежда слегка порвана от взрыва, светлая майка приобрела странный коричневый оттенок, и всюду пятна грязи, местами даже на коже. Волосы спутаны и наполовину выбились из растрепавшегося хвоста, бледному лицу только щеки придавали немного цвета, а широко раскрытые глаза слегка покраснели.

По спине Мораны пробежала волна дрожи от контраста, который в этот миг являли их отражения: его смуглая кожа в сравнении с ее бледной; его чистая темная одежда – с ее светлой и испачканной; его высокая широкоплечая фигура – с ее миниатюрной, соблазнительной. А еще от силы, покалывавшей ее кожу, которая исходила от самого его естества, даже когда Тристан Кейн был в таком потрепанном состоянии и совсем на нее не смотрел.

И если еще несколько дней назад мысль о том, как тело этого мужчины прижимается к ее телу, попросту возбуждала ее (пусть даже непостижимо сильно), то сейчас внутри нее царило настоящее безумие. Восхищение и вожделение, сострадание и похоть, гнев и желание слились в жгучую смесь, которую она ощущала внутри. И Морана знала: пускай сейчас не время, однажды она заполучит его снова – и в этот раз они оба будут обнажены, соприкоснутся кожей, а его пот, запах и шрамы оставят на ней свой след, как и она оставит свой на нем.

Он станет ее погибелью. И она погубит его в ответ.

Но сейчас не время.

Сделав глубокий вдох, чтобы собраться с мыслями и дать им обоим время осознать события минувших суток, Морана взглянула на него и вспомнила, как впервые вошла в этот лифт вместе с ним. Тристан Кейн стоял, прислонившись к задней стенке, всего в полуметре от нее, и уткнулся в телефон, ни разу не подняв головы и не встретившись с ней взглядом. Отсутствие зрительного контакта казалось странным. И теперь, когда он спрятал от нее взгляд своих удивительных глаз, Морана поняла, как привыкла полагаться на них, чтобы понять его мысли.

Она не сомневалась: ему известно, что она наблюдает за ним. Но все же он намеренно не отводил глаз от телефона.

Шумно выдохнув, Морана стала растирать руки, чтобы согреться, и почувствовала легкую боль на месте раны. Наконец двери разъехались, и перед ней открылся величественный вид города под дождем за окнами, которые она так сильно полюбила и от которых у нее всегда на миг перехватывало дыхание.

А затем до нее донеслись сердитые голоса.

Один громкий мужской. Второй мягкий женский.

Совладав с удивлением от того, что застала здесь Амару и услышала Данте, совсем не похожего на самого себя, Морана осталась стоять на месте и посмотрела на мужчину рядом с ней, который убрал телефон и обратил внимание на людей в квартире.

– Ты не имела права! – со злостью в каждом слове прокричал Данте. Морана еще никогда не слышала, чтобы он так повышал голос. – Не тебе было об этом рассказывать.

– Я не могла стоять в стороне и позволить ему загубить себя или ее! – ответила Амара все таким же тихим и хриплым голосом, но достаточно твердо, чтобы Моране стало ясно: она настроена серьезно. – Я видела, как он делал это годами, и больше не могу это выносить.

– Речь не о тебе, черт подери! – заорал Данте, и Морана вздрогнула. – Хочешь рассказать кому-нибудь, откуда у тебя этот шрам? Вперед. Расскажи всем. Но ты не имеешь права рассказывать, как он получил свои, Амара! Я рассказал тебе все это по большому секрету, а ты выдала его! Ты предала его. Как. Ты. Могла. Черт. Возьми?

– Ты обвиняешь меня в предательстве? Боже, порой я тебя не узнаю, – еле слышно произнесла Амара. В ее голосе закипала ярость, а тон был совершенно не таким, каким она говорила об этом же мужчине всего час назад. – Да, я рассказала невинной женщине, которая непричастна к случившемуся с ним, о том, почему ее жизнь оказалась поставлена на карту. Я рассказала правду о нем женщине, которая делает его таким живым, каким я не видела его никогда прежде. Если в результате моего предательства он обретет шанс на лучшую жизнь, тогда я еще сотню раз предам вас обоих! Она имеет право знать, а он заслуживает шанс!

– Только не начинай опять, – выпалил Данте. – Все чертовски просто. Мы доверяли тебе, а ты предала наше доверие. Это была его история, и он бы сам открылся ей, если бы хотел. Он этого не сделал.

– Потому что боится, что это все изменит! – вскричала Амара, напрягая нежный голос. – А все и нужно изменить, неужели ты этого не понимаешь?

– Только не так.

На миг наступила тишина, а потом Амара тихо спросила:

– Ты злишься, потому что я предала его или потому что предала тебя?

Умница!

Морана молча поддерживала единственную женщину, которая стала ей подругой и сумела умерить пыл орущего мужчины своим нежным, исковерканным голосом. Ее наполнило нечто похожее на гордость.

Прежде чем в квартире прозвучало еще хоть слово, стоявший рядом с Мораной мускулистый мужчина, который с каждым произнесенным словом напрягался все больше, вышел из лифта и устремился прямиком в обеденную зону, откуда доносились голоса. Морана поспешила за ним, отставая на несколько шагов и кусая губы в попытке держать мысли при себе.

Она остановилась на пороге гостиной и увидела Данте и Амару, которые застыли на месте в считаных сантиметрах друг от друга, но оба уставились на Тристана Кейна округлившимися глазами. Данте на миг бросил взгляд на Морану, оглядывая ее с головы до ног, и его внимательный взор на долгое мгновение задержался на ее губах, отчего она вдруг осознала, как сильно они припухли. Морана неотрывно смотрела в его темные глаза на встревоженном красивом лице. Покачав головой, он стремительно отошел к окну и приковал сердитый взгляд к открывающемуся за ним виду.

Какое-то время Амара вовсе не смотрела на Морану – она глядела на мужчину, что стоял рядом с ней. Выпрямила спину, подняла подбородок, однако на ее лице не отражалось ни капли раскаяния. Морана почувствовала, как ее уважение к этой женщине на порядок выросло, поскольку попасть под влияние взгляда Тристана Кейна, способного прожигать дыры, было чертовски страшно.

Покосившись на него, Морана увидела, что он смотрит на Амару, плотно стиснув челюсти.

Никто не проронил ни слова.

Казалось, напряжение между этими двумя нарастало до такой степени, что Морана на миг задумалась, а не вмешаться ли. Но потом уловила, как дрогнули его губы.

– Поезжай домой, Амара.

Его голос – этот голос виски и греха – прозвучал впервые за несколько часов, когда он тихо обратился к ней с требованием и вместе с тем просьбой.

Амара кивнула безо всяких возражений и объяснений, взяла сумку со стола и прошла мимо них к лифту. Остановилась возле панели управления и, обернувшись, посмотрела на глядящего в окно Данте сердитыми темно-зелеными глазами.

– Хватит быть трусом, Данте, – негромко выпалила она в его сторону. – Уже давно пора, мать твою.

Ничего себе.

С этими словами она вошла в лифт, и двери за ней закрылись.

Что ж.

Но, похоже, этим все не закончилось. Изумленно вскинув брови, Морана наблюдала, как Данте сжал руки в кулаки, схватил вазу с ближайшего шкафчика и швырнул ее на пол, разбив на сверкающие осколки. Вздрогнув от внезапного громкого шума, с которым прекрасный хрусталь разлетелся вдребезги, усеяв весь пол, Морана сделала резкий вдох.

Она слишком устала, была слишком измотана, чтобы становиться свидетельницей новых, более сильных эмоциональных потрясений, во всяком случае до утра. В каком-то смысле Морана даже была благодарна Тристану Кейну за то, что тот хранил молчание и не становился яростным вихрем, в который порой превращался. Сейчас ей нужно успокоиться, чтобы не стать похожей на эту вазу на полу, рассыпавшуюся от силы, которую не смогла выдержать.

А потому, зная, что лучше уйти и оставить мужчин наедине с размышлениями, а самой обработать рану, Морана отступила.

Бесшумно прокравшись к гостиной, она открыла дверь и прошмыгнула внутрь, отчетливо осознавая, что в квартире стоит гробовая тишина, нарушаемая лишь шумом дождя, бьющего по стеклам. Выпустив наконец воздух, который, казалось, держала в легких с тех пор, как вошла в лифт, Морана быстро поставила телефон на зарядку, зашла в ванную комнату и включила теплую воду.

Присев на край ванны, она снова принялась обрабатывать рану и зашипела, когда от жжения заслезились и без того чувствительные глаза. Заклеила рану пластырем, сняла одежду и бросила подальше в угол, зная, что больше ее никогда не наденет. Проверив температуру воды и заперев дверь, она окунула ногу в огромную ванну и наконец-то опустилась в нее.

Казалось, будто все ее тело заключила в объятия самая теплая, самая приятная вода, в которую она только погружалась. Лучшие объятия.

Застонав от того, как чудесно вода ласкала ее больные мышцы и маленькие порезы на теле, Морана разок окунулась в нее с головой, а потом опустила затылок на выложенный плиткой бортик. Положила руки на выступ и закрыла глаза.

Она не позволяла себе думать ни о чем: ни о своей машине, ни о хладнокровных убийствах, ни об отце, ни о его попытках ее убить, ни о мужчине, что пришел за ней, ни о выборе, который они оба совершили, и уж точно не о поцелуе, от которого до сих пор жгло припухшие губы. Не позволяла себе возрождать в памяти воспоминания ни о дожде, ни о пистолете, ни о Тристане Кейне. Не разрешала себе помнить ни нежные прикосновения, ни сильную жажду, ни молчаливый выбор.

Морана просто лежала, предоставляя воде роль ее нежного любовника, который унимал боль, очищал ее и полностью расслаблял в своих объятиях.

Размышления могли подождать до утра. Морана не обращала внимания на последнюю струну, что удерживала ее в сознании и не давала распасться на части, не обращала внимания на боль, с которой та туго натягивалась от каждой мысли, – она не обращала внимания ни на что. Морана просто лежала и старалась ни о чем не думать.

Несколько долгих минут спустя, когда вода начала остывать, кожа морщиться, а сама Морана чуть не погрузилась в сон от принятия ванны после тяжелого дня, она кое-как заставила себя вылезти и вынуть затычку. Глаза щипало от усталости и недосыпа в последние несколько дней. Ей хотелось лишь одного: лечь в удобную кровать, с головой накрыться одеялом и спокойно проспать ближайшие десять лет. Не меньше.

Она со вздохом выключила свет в ванной и голышом вышла в темную спальню, наплевав на все, потому что слишком устала, и не беспокоясь, потому как была почти уверена, что Тристан Кейн этим вечером не зайдет к ней в комнату, ведь он избегал ее с тех пор, как они вернулись с кладбища.

Морана не раздумывая легла в постель, устроилась на ворохе подушек и застонала от мягкости и комфорта.

Жужжание телефона вынудило ее приоткрыть один глаз. Устройство ожило.

Взяв его с тумбочки и сняв с зарядки, Морана разблокировала экран и увидела уведомления о четырех пропущенных вызовах и трех сообщениях от Тристана Кейна.

Она заморгала, прогоняя сон, тяжело сглотнула, а затем открыла сообщения и прочла последнее, которое отправила ему.

Я: И правильно делают. В конце концов, я только что взорвала машину и хладнокровно убила двух человек.

(Отправлено в 16:33)

Тристан Кейн: Где ты?

(Получено в 16:34)

Тристан Кейн: Это не смешно, мисс Виталио. Где ты?

(Получено в 17:00)

Тристан Кейн: Ей-богу… ГДЕ ТЫ, ЧЕРТ ПОДЕРИ?

(Получено в 17:28)

На этом все.

От волнения в горле встал ком, живот налился тяжестью от вихря эмоций, которые она пыталась не замечать. Морана закрыла глаза, положила телефон обратно на тумбочку и повернулась на бок.

На часах была уже почти половина одиннадцатого. А значит, она увидела Тристана Кейна на кладбище около девяти вечера. Что он делал после отправки того последнего сообщения?

Нет. Намеренно прогоняя эту мысль прочь, Морана сделала глубокий вдох, почувствовала легкий цитрусовый аромат кондиционера для белья и велела себе поспать. Утром будет предостаточно времени, чтобы подумать, все переварить и составить план. А пока, каким бы ни был минувший день, она жива и ужасно устала, а значит, ее мозг вполне может подождать еще несколько часов.

Кивнув самой себе, она уже почти закрыла глаза, как вдруг в ее сознание ворвались раздающиеся снаружи голоса. Раздосадованная, она накрыла уши подушкой.

А потом положила ее на место.

Мужчины вели разговор.

Закусив нижнюю губу, Морана стала гадать, о чем же они говорили, но ей помогла тишина, царящая в пентхаусе: их голоса, пускай и негромкие, доносились до нее достаточно отчетливо, чтобы она смогла их расслышать.

– Отец звонил, пока тебя не было, – сказал Данте.

Значит, никаких тебе вопросов об их чувствах и переживаниях. Типичные мужчины.

Звук скребущих по пластику осколков подсказал ей, что кто-то из них убирал учиненный на полу беспорядок.

– Ситуация дома обостряется, Тристан, – заявил Данте спокойным, сдержанным тоном, который у Мораны начал ассоциироваться с ним. – Становится все хуже. Нам нужно возвращаться.

Тристан Кейн долго молчал. А потом его голос пронесся по ее обнаженной коже.

– Да, нужно.

На миг Морана позволила себе насладиться его грубым голосом, а потом до нее дошел смысл его слов. Он уезжает?

Болезненный узел в животе затянулся еще туже, по какой-то неясной причине ее наполнило странное чувство паники. По прошествии последних часов, недель, после того, как убедился, что она не сбежит, Тристан Кейн собрался оставить этот город? И ее? После того, как она поставила на кон свою жизнь?

Сердце перевернулось в груди.

Сжав одеяло кулаками, Морана попыталась сосредоточиться на разговоре.

– Мы вообще обратим внимание на очевидный вопрос? – Данте.

– Я ничего не заметил. – Безразличный. Равнодушный. Он.

Морана услышала, как Данте вздохнул. Она была вполне уверена, что подобные вздохи уже давно стали его верными спутниками.

– Что ты делал сегодня в доме этого ублюдка, да еще и один?

Видимо, об этом очевидном вопросе и шла речь, подумала Морана. Но о ком они говорили?

– Заглянул к нему в гости, – ответил Тристан Кейн.

Она вскинула брови от его вызывающего тона.

Данте не разочаровал.

– Ты сейчас и так в полной заднице, Тристан. Если ты вдруг забыл: кто-то жаждет твоей крови…

– Как и всегда.

– …а ты все подливаешь масла в огонь. Нам ни к чему, чтобы Габриэль Виталио начал дерзить, пока мы здесь.

Один.

Два.

Шок.

Морана уставилась в потолок, чуть не сойдя с ума от потрясения. Он приезжал к ее отцу? В его особняк? Один? Он ненормальный?

Словно по команде, ее разум нарисовал образ его рук – разбитых, с припухшими костяшками, по виду которых даже в миг, когда он целовал ее, Моране было ясно, что он превратил чью-то ночь в ад. Она исчезла, и он в одиночку отправился в особняк ее отца, да еще и сумел оттуда выбраться? А теперь у него содрана кожа на костяшках?

Что. Он. Наделал?

Тяжело дыша и чувствуя, как сердце мчится галопом, словно дикая лошадь, Морана не могла постичь, какие это принесет последствия. Попросту не могла.

Но все же она ощущала что-то еще. Какое-то новое чувство. Потому что она упала с лестницы и он наказал ее отца. Потому что она пропала и он вошел в логово льва, спалил его и выбрался оттуда невредимым. От новизны чувства, которое она испытала впервые в жизни, у Мораны на глаза навернулись слезы. Она всю жизнь была одна и знала, что никто даже бровью не поведет, если она исчезнет. А теперь из-за того, что этот мужчина – мужчина, который ненавидел ее двадцать лет своей жизни – ввязался ради нее в драку, защемило сердце, да так, как не бывало никогда прежде, так, как она была не в силах осмыслить. Только почувствовать.

Морана сделала судорожный вдох и продолжила прислушиваться, настолько сильно сжимая простыни, что побелели костяшки пальцев.

– Тем лучше, что мы здесь не задержимся.

Наступила долгая пауза.

– Под «мы» ты подразумеваешь и Морану? – тихо спросил Данте.

Сердце Мораны бешено колотилось в груди, неистовым стуком сливаясь с кружащими в ней необъяснимыми эмоциями, пока она ждала его ответ, чтобы понять, что же он предпримет. Ведь он не только молчал, но и действовал. Сейчас ей были нужны действия.

Тристан Кейн не спешил с ответом, и Данте снова вздохнул, а сердце Мораны екнуло.

– Тристан, она его дочь. Я прекрасно понимаю, почему она сейчас здесь, но так не может продолжаться. Виталио нанесет ответный удар. И это может плохо закончиться. Ты же знаешь.

Снова тишина.

– Ты не так сосредоточен на угрозе и ее устранении, как обычно. Мы не можем допустить наступления полномасштабной войны, Тристан. Ты отвлекся…

– Она в этом не виновата.

– Разве?

Пауза.

Данте продолжил:

– Послушай, я не больше, чем ты, хочу, чтобы она оставалась под крышей этого болвана. У нас есть безопасное место, в которое мы бы перевезли ее. Может, достать ей поддельные паспорта и вывезти из страны, как Катарину с девочками. Я задержусь и прослежу, чтобы все прошло гладко и ей не причинили вреда и…

– Она поедет со мной.

Четыре слова.

Произнесенные тихо. Гортанно. Непреклонно.

Вдох, который Морана затаила, порывисто вылетел из ее горла, а сердце билось так быстро, что, казалось, она потеряет сознание. Прижав руку к обнаженной груди, она ощутила его стук под ладонью, и сделала несколько успокаивающих вдохов, испытав прилив облегчения и еще какого-то неясного чувства.

Она поедет со мной.

А хотела ли она поехать? Оставить единственное место, которое было ей домом, единственный родной город, единственную знакомую ей жизнь? Морана знала, что сумеет воспротивиться его решению, но хотела ли она?

Нет.

Данте молчал долгое мгновение, и Морана задалась вопросом, как они сейчас выглядели. Насколько закрыты были друг от друга, как упорно бросали друг другу вызов взглядом?

– Отец примет ответные меры, – негромко предостерег Данте.

Тристан фыркнул:

– Как будто мне на это не насрать.

– Меня беспокоят меры не против тебя, – пояснил Данте. – А против нее. За совершение того, что ему оказалось не по силам.

«И что же это конкретно?» – гадала Морана.

– Довольно, Данте, – произнес Тристан Кейн голосом, опасным, словно острое лезвие. – Он узнает причину, как только мы приземлимся. Главное, подготовь самолет к утру.

– Будь готов к восьми, – отрезал Данте.

– Договорились.

Ладно.

Сделав глубокий вдох, Морана услышала тихий сигнал лифта, возвестивший о том, что Данте его вызывал.

– Кстати, – крикнул Тристан Кейн, – Кьяра звонила.

Кьяра Манчини. Тот звонок. Кто она?

– Зачем?

– Я не взял трубку. И не собираюсь, – ответил Тристан Кейн. – Но если он заставит ее…

– Я разберусь с этим, прежде чем мы сядем в самолет, – ответил Данте, и лифт просигналил снова, сообщив, что он уехал.

Кто эта женщина, черт возьми?

Морана повернулась на бок и стала смотреть в маленькие окна своей комнаты, наблюдая за потоками дождя и поражаясь тому, как резко изменилась ее жизнь с того момента, когда она в последний раз лежала в этой же самой кровати в такую же дождливую ночь. Тогда она размышляла о том, чтобы выпрыгнуть из этих окон, пусть даже гипотетически. А теперь не могла даже помыслить о том, чтобы отказаться от чего-то столь ценного внутри нее – того, что заставляло ее чувствовать все так остро; того, ради чего она начала бороться.

Жизни.

Она была жива и еще никогда не ощущала это так отчетливо, как за минувший день. Она впитывала новые факты, которые узнала о Тристане Кейне с того эпизода на кладбище: о том, что кулон сестры и двадцать лет спустя висел в его машине, о том, что он зачем-то в одиночку ездил в поместье ее отца, кого-то избил и все равно сумел выбраться живым. А это подсказало ей, как же сильно все на самом деле его боялись. Она знала не так много мужчин, черт, да ни одного мужчину, который мог бы похвастаться тем, что в одиночку вошел в дом врага, ввязался в драку и вышел оттуда живым.

Дрожь пробежала по спине, и Морана закрыла глаза, когда в памяти всплыло еще одно новое обстоятельство: он был готов забрать ее с собой, подальше от этого места, которое больше ничего для нее не значило, подальше от этого ада, и при этом рисковал навлечь гнев не только ее отца, но и Лоренцо Марони. А к тому же он был уверен, что она не пострадает. В глубине души она знала, что так и будет. Ведь даже притом что Тристан Кейн постоянно грозился ее убить, оглядываясь назад, Морана осознала, как плохо он реагировал, когда ей причиняли вред: и в тот раз, когда она пришла к нему после того, как отец столкнул ее с лестницы, и когда он выстрелил ей в руку, чтобы спасти. Или когда думал, что она погибла, и гладил обломки ее любимой машины. Ее сердце сжалось от воспоминаний.

Но, не успев окончательно в них погрузиться, она услышала тихий шорох, и атмосфера в комнате изменилась.

Открылась дверь.

Морану наполнило удивление, и какое-то чутье, какой-то глубинный голос велел ей не шевелиться, не открывать глаз, чтобы не вынудить его уйти, пока он не сделал то, зачем пришел. А зачем он пришел? Посмотреть, как она спит, как уже делал однажды? Или поговорить, что пока казалось ей маловероятным?

Внезапно Морана остро осознала, что ее рук касается воздух, что грудь едва прикрыта одеялом, а нога, которую она забыла укрыть, обнажена до самого бедра. Она чувствовала, как подобие электрического разряда прошло по ее телу, по рукам побежали мурашки, пальцы на ногах покалывало, отчего по обнаженной ноге прошла волна тепла. Соски, один из которых почти виднелся из-под одеяла, затвердели.

Но, несмотря на все это, Морана не шелохнулась, даже не попыталась прикрыться, никак не дала понять, что вовсе не спит. Она дышала размеренно, усилием воли контролируя каждый вдох, намеренно держа свое тело расслабленным.

Она не знала, остался ли Тристан Кейн стоять у двери, вошел ли в комнату или приблизился к кровати. Не знала, что ему видно лучше: ее ногу или грудь. Она даже не знала, был ли тяжелый взгляд, который она ощущала на себе, настоящим или же плодом ее воображения. Однако она знала, что однажды он уже наблюдал, как она спит, только не ведала, как долго и с какого расстояния. Тогда она в самом деле спала. А сейчас нет. И ей хотелось узнать, что он станет делать, раскроет ли еще что-то о себе, когда думает, будто никто не видит.

Стараясь дышать спокойно и чувствуя, как сердце подскочило в груди, когда за окном прогремел раскат грома, Морана пыталась сдержаться и не сжимать пальцы, не прикусывать нежные губы, подавить дрожь. Ее губы горели под его пристальным ласкающим взглядом, под натиском его разума, повелевавшего им разомкнуться. Возможно, все это было ее фантазией, но отчего-то тот самый внутренний голос подсказывал, что он наблюдает за ней, тот же инстинкт пробуждал желание игриво выгнуть спину и сбросить одеяло.

Она этого не сделала.

Только лишь позволила себе ощущать этот обжигающий взгляд на губах, чувствовать жажду глубоко внутри и вспоминать о прикосновениях его губ.

В ней пробудилось что-то дикое, пылкое.

Сердце неистово колотилось, пульс стучал в ушах, а внутри нее, прямо между ног, зарождалась мучительная боль, от которой покалывало кожу и становилось невыносимо жарко под одеялом, которое ей хотелось скинуть. Кровь закипала от восторга, хотя он даже к ней не прикоснулся.

Но Морана все это время оставалась неподвижной, несмотря на бушующий в ее теле огонь, несмотря на ком в груди и чувства, переполнившие ее сердце. Она лежала неподвижно и казалась расслабленной, сохраняя безупречную маску, которую с легкостью надевала все эти годы.

Текли мгновения.

Долгие, напряженные мгновения.

Короткие, греховные мгновения.

Текли так же легко, как песок сквозь пальцы.

Так же тяжко, как сломанные часы.

Мгновения шли.

С каждым ударом сердца.

С каждым вдохом.

И атмосфера изменилась снова.

Он здесь.

Она поняла с внезапной ясностью, что он здесь – прямо перед ней.

Насколько могла судить по ощущениям, он стоял между кроватью и окном. Она лежала, повернувшись к нему, ее лицо оказалось в считаных сантиметрах от его бедер. Она чувствовала близость его взгляда, тепла его тела, мускусного запаха, исходившего от него. Запаха, который, усилившись от промокшей одежды, всецело воплощал его самого.

Ее живот дрожал под одеялом, сердце громко стучало от повисшего между ними предвкушения. Ладони вспотели, пока она изо всех сил старалась оставаться расслабленной, чтобы узнать, что он будет делать.

Отчасти ей было не по себе из-за того, как сильно он на нее влиял, от власти, которую имел над ее телом. Однако другая ее часть упивалась ощущениями и чувствовала себя такой живой, какой она никогда не считала возможным.

Морана не понимала этого. Но сейчас и не хотела понимать. Она просто лежала и тихо дышала.

Вдох.

Выдох.

Вдох.

Выдох.

Вдох…

Палец.

Его палец едва ощутимо коснулся ее раны.

Прикосновение вышло настолько легким, что Морана усомнилась, не почудилось ли ей оно.

Он парил прямо над ее кожей, почти касаясь, но так и не перейдя эту грань. Призрачное, почти нерешительное касание прошлось по контуру пластыря, словно взмах крыльев бабочки, которое она даже не заметила бы, если бы не следила за каждым его движением.

Ее сердце едва не остановилось, вся рука напряглась, покрылась и мурашками и испариной.

Призрачное прикосновение исчезло, и Морана уже готова была открыть глаза и попросить его вернуться, как вдруг вновь почувствовала его, почти невесомое, на подбородке. Палец, так и не прикасаясь к ней, смахнул прядь волос и открыл его взгляду шею и обнаженное плечо. Она чувствовала, как пульсирует вена на шее, как капелька пота выступает над верхней губой, пока он вел пальцем вдоль подбородка, совсем как дулом пистолета несколько часов назад.

Воспоминание о твердом, непоколебимом, холодном металле и реальное легкое, едва ощутимое прикосновение его мягкого пальца послали электрический импульс в самое ее нутро. Морана всем естеством тянулась навстречу этому прикосновению. Всем телом жаждала его ощутить. Ее мозг постепенно отключался, контроль над телом ослабевал, а легкие изнывали по глотку воздуха, который она отказывалась сделать.

Лишь только назойливый инстинкт подсказывал ей, что он исчезнет, стоит ей подать малейшие признаки того, что она не спит. А ей этого не хотелось. Не сейчас.

Все это… наполняло ее жизнью.

Призрачный палец коснулся ее уха.

Морана чуть не поджала пальцы на ногах.

Он прошелся по ее разгоряченной коже, вновь обвел линию подбородка, и она мысленно сыпала проклятьями и благодарностями за то, что он не прикасался к ней, иначе ее кожа выдала бы притворство. По ощущениям происходящее напоминало подслушивание самой личной, самой интимной беседы. Ее сердце громко колотилось, да так быстро, что она едва успевала отслеживать его такт. Морана сжала бедра в попытке обрести какую-то опору.

А потом призрачное прикосновение остановилось на ее губах.

Хрупкая опора оказалась утрачена.

Ее чувственные, припухшие губы, которые все еще сохранили след прикосновения его губ, задрожали.

Всего на мгновение, но задрожали.

Ее сердце замерло.

Почувствовал ли он это?

Неподвижно.

Все внутри нее замерло, будто у добычи, почуявшей хищника.

Все в нем замерло, будто у хищника, почуявшего добычу.

Но кто какую роль играл на протяжении последних нескольких минут?

И почувствовал ли он это?

Через долю секунды она получила ответ.

Тристан Кейн убрал палец.

Ушел он так же тихо, как и пришел.

Морана услышала, как дверь открылась. А потом захлопнулась снова.

Она отпустила себя.

Мощная дрожь сотрясла все ее тело, грудь вздымалась от тяжелых вздохов, будто она пробежала марафон. Дрожащими руками Морана отдернула одеяло, ощущая, как все тело пылает от неконтролируемого огня.

Она чувствовала себя опустошенной. И внутри. И снаружи.

А он к ней даже не прикоснулся.

Морана снова опустила голову на подушку. Соски болезненно ныли от прохладного воздуха. Обхватив грудь маленькими ладошками, она сжала ее и ахнула, когда соски напряглись еще больше, посылая по телу импульсы до кончиков пальцев.

Он никогда не прикасался к ее груди. Но в это драгоценное мгновение она представляла, как его ладони – большие, грубые ладони – с силой сжимают ее нежную плоть, умело играют с сосками. Морана представляла, как мозоли на пальцах трутся о них, представляла, как его ладони полностью обхватывают обе груди, как он сжимает их вместе, пока сама проделывала это своими руками, прерывисто дыша сквозь приоткрытые губы.

Морана ощущала себя совершенно расслабленной, податливой, как вдруг ее мышцы напряглись в преддверии адского пламени, готового ее поглотить. Она опустила дрожащие пальцы между бедер.

Она была вся мокрая от возбуждения.

Так, как никогда раньше. Совершенно мокрая.

Тихий стон сорвался с ее губ, и она уткнулась лицом в соседнюю подушку, оказавшись так близко к разрядке, что знала: ей не потребуется много усилий, чтобы сорваться в бездну экстаза.

Морана с легкостью ввела палец внутрь. За ним второй.

Внутренний голод терзал ее, лишая самообладания. Она помнила, каково было ощущать его внутри – такой большой, тяжелый, мощный. Помнила, как Тристан Кейн пронзал ее – сосредоточенно, свирепо, с огнем, который воспламенил и ее тоже. Она помнила, как с каждым движением он задевал точку внутри нее, как каждый толчок вынуждал ее выгибать спину, а каждый шлепок кожи о кожу возбуждал еще сильнее.

Тяжело дыша, она всего лишь раз провела подушечкой большого пальца по клитору.

И вспыхнула восхитительным оргазмом.

Выгнула спину дугой, закусив подушку, чтобы заглушить крики. На миг все ее тело оторвалось от кровати, когда огонь пробежал по венам и обосновался внутри, а потом взорвался самым ошеломляющим взрывом, который на секунду ослепил ее.

Восторг.

Экстаз.

Исступление.

Морана упала обратно на матрас, еще более измученная и обмякшая. Все тело окончательно обессилело и было не в состоянии пошевелить ни одним мускулом, а только сотрясалось от легкой судороги.

Господи, как это вообще произошло? Тристан Кейн даже не прикоснулся к ней, не издал ни звука, а она вся промокла от возбуждения.

Это пугало ее. Волновало. Наполняло жизнью.

Он наполнял ее жизнью.

Она неспешно успокаивалась, тело становилось расслабленным и готовым ко сну. Напряжение покинуло его, и, вновь накрывшись одеялом, Морана в последний раз взглянула на дождь за окном.

И ее сердце замерло.

Он был там.

В темноте.

Стоял, прислонившись к стене возле окна.

Руки в карманах брюк.

Галстук развязан и висит вокруг воротника.

А его восхитительные глаза, пылая, обращены к ней.

Он был там.

Все это время.

Чувствуя, как сердце подскочило к горлу, Морана посмотрела на разгоревшееся в его глазах пламя впервые с того момента на кладбище и ощутила, как оно опаляет ее. Все тело вспыхнуло под его напряженным взглядом, а с ним и от осознания, чему он стал свидетелем.

Он знал, что она провела его, и провел ее в ответ.

Покраснев до кончиков пальцев, Морана выдержала его взгляд, на миг уделила внимание внушительной выпуклости, натянувшей ткань его брюк, а после снова посмотрела ему в глаза. От мысли о том, что она возбудила его, пока удовлетворяла себя, Морана ощутила заряжающий прилив безрассудства.

Не было сомнений: он не нарушит молчания – только не сегодня. Но он не сдержался и наблюдал за ней снова.

Понимание этого вызвало у нее улыбку.

Морана увидела, как он взглядом проследил за этой улыбкой, а потом перевернулась на спину, закуталась в одеяло и заставила себя закрыть глаза.

Она еще долго чувствовала на себе его взгляд, но на сей раз ее сердце не ускорило ритм. На этот раз оно спокойно билось в груди, купаясь в странном ощущении спокойствия, которое она не могла понять, а только испытать. Она пережила этот день и увидела Тристана Кейна насквозь, а он понемногу справился со своим прошлым и увидел насквозь ее. И это по какой-то безумной причине успокаивало ее.

Он ушел так же тихо, как и пришел, оставив ее в комнате наедине с осознанием его интереса и желания.

Почти погрузившись в сон, Морана пыталась заставить разум отключиться и как можно лучше отдохнуть. Ведь внутри нее слились тревога и предвкушение.

Утром будет положено начало чему-то новому.

Утром ее жизнь изменится.

Утром они отправятся в Тенебру.

Глава 2

Паника

Дождь наконец прекратился, и солнечный свет струился с ясного голубого неба прямо в гостиную пентхауса сквозь огромные окна. За ними раскинулся залитый ярким утренним солнцем город, который выглядел свежим, чистым, избавившимся от скопившейся за несколько дней грязи, смытой потоками дождя. Город только что пробудился ото сна и в это единственное мгновение казался почти невинным.

Морана прожила в нем слишком долго, чтобы и впредь верить в этот мираж.

И тем не менее она любовалась потрясающим видом, сидя на табурете возле кухонного островка, потягивая свежесваренный кофе и наслаждаясь спокойствием, ведь владелец пентхауса все еще находился наверху. Вчерашний день, как и ночь, стали для них обоих трудными. Она не хотела мешать его отдыху, если им он сейчас был занят. Она могла лишь предполагать, ведь больше не отваживалась заглядывать к нему в комнату.

Впрочем, у нее и не возникало такого искушения, в особенности после шоу, которое она неведомо для самой себя устроила перед ним вчерашней ночью.

Морана тихо выдохнула, когда лифт издал сигнал, привлекая ее внимание к Данте, который вошел в квартиру, как и всегда, одетый с иголочки. Темно-серый костюм идеально сидел на его внушительной фигуре, безупречный образ дополнял галстук более темного оттенка. Его волосы были уложены и зачесаны назад, подчеркивая красивые черты лица. Морана наблюдала, как он приближается, поглядывая на нее карими глазами, взгляд которых был уже не таким отстраненным, как прежде, но все еще настороженным.

Морана задавалась вопросом, не потому ли он был встревожен, раз она стала свидетельницей его вчерашней утраты контроля после ухода Амары. Решив быть более открытой, поскольку он проявил к ней исключительную доброту, хоть и пытался защитить свое, она слегка кивнула ему.

– Хочешь кофе? – вежливо предложила она.

Данте так же вежливо отказался, подошел ближе и, оперевшись на стоящий рядом табурет, задумчиво на нее посмотрел.

– Тристан уже встал?

Морана пожала плечами, намеренно сохраняя невозмутимое выражение лица и не обращая внимания на то, как ее тело отреагировало на одно только упоминание его имени.

– Я не видела его сегодня утром, если ты об этом спрашиваешь.

Он кивнул:

– Хорошо. Я хотел поговорить с тобой наедине.

Чтобы попытаться заставить ее остаться.

– Ладно, – согласилась она, делая вид, будто не слышала их вчерашнего разговора.

В его темных глазах блеснул ясный свет, когда Морана взглянула на него поверх кружки.

– Тристану нужно вернуться в Тенебру, – без предисловий начал Данте сильным и твердым голосом. – И мне тоже. Он хочет, чтобы ты поехала с нами, и, хотя я ничего не имею против тебя лично, сперва мне нужно кое-что объяснить без его вмешательства, чтобы ты могла принять взвешенное решение.

Морана поднесла кружку с горячим кофе к губам и сделала небольшой глоток, чувствуя, как ее наполняет благодарность к сыну врага, который был добр к ней в трудный момент и продолжал так относиться до сих пор, пускай и имел на это свои причины. Она так долго была лишена права делать собственный выбор, что безгранично ценила его сейчас, и прониклась уважением к Данте за предоставленную возможность.

– Я слушаю. – Морана поощрила его продолжать.

– Амара обо всем тебе рассказала, – холодно заявил он, хотя по его лицу пронеслось множество эмоций, прежде чем он успел с ними совладать.

Морана кивнула, больше ничего не сказав.

– А раз ты все еще здесь, я полагаю, что вы с Тристаном пришли к взаимопониманию? – спросил он.

– Честно говоря, тебя это не касается, – мягко заметила Морана, на корню пресекая любые вопросы о том, что произошло между ними прошлой ночью.

Данте наклонил голову:

– Однако меня касаются дела Клана. Я буду с тобой откровенен, Морана. Кто-то очень здорово подставил Тристана. И это каким-то образом связано с тем, что происходило с Кланом на протяжении последних нескольких недель, как ты и выяснила.

Морана сделала еще один глоток, не сводя глаз с Данте, стоящего в паре метров от нее.

– Тристану сейчас не время упрямиться, – отрезал Данте, шумно выдохнув. – Его жизнь в опасности, и один неверный шаг может положить ей конец. А брать тебя с собой в Тенебру – неверный шаг. Еще несколько месяцев назад я бы не стал возражать. Было бы это проблематично? О да. Но мы бы все уладили. Но сейчас, в текущих обстоятельствах? – Он покачал головой, сделал глубокий вдох и продолжил: – Не говоря уже о моем отце. – Данте язвительно процедил последнее слово. – Думаешь, твой отец тот еще фрукт? Уж поверь, ему еще очень далеко до Лоренцо Марони. Мой отец пригласил бы тебя в свой дом как радушный хозяин, а потом перерезал бы тебе горло, пока ты улыбаешься ему в ответ. Он не испытывает ни любви, ни привязанности ни к чему и ни к кому. Его волнует только власть, власть и еще больше власти.