Читать онлайн Сибирские сказки

Три волшебных шкуры

Пламя с ревом тянулось в небо. Такой большой костер только раз в году и зажигается, когда надо отогнать злобных духов дальше в ледяную пустошь. Дальше, дальше от племени. В самую темную ночь в году зажигается великий костер. И зажигает его сам шаман.

В самую темную ночь в году приходит время старому шаману выбрать себе преемника. Шаман чувствует, когда готов взять мальчика или девочку на обучение. И в кругу пляшущих теней выстраиваются все храбрые мальчики и девочки племени, те, кто уже пережил более десяти зим. Тяжелое время зима – не всякий ребенок переживет целых десять, но если уж пережил, так и потом будет жить. Будет жить и охотиться. Сможет стать шаманом.

Только вот шаманом стать нелегко. Три испытания должно пройти, на три ночи уйти в ледяную пустошь, полную злобных духов, которых прогнали от поселения. Духи обижены костром и голодны. Страшно в такое время среди снегов. Среди снегов в любое время страшно. Особенно в метель.

Ветер несет белую смерть, горстями бросает хлопья снега в лицо, толкается, борется. Укусы его подобны острому пламени. Снег жалит даже больнее, чем огонь.

Десять детей отважились ринуться в ночь, в метель, в лютый мороз, чтобы добыть волшебные шкуры.

– Три страшных зверя встретятся вам на пути, – наставлял их старый шаман. – Сова, лисица и волк. Каждый из них вам укажет путь к одной из трех волшебных тюленьих шкур. Давным-давно эти шкуры спрятал могучий охотник. Тот, кто владеет тремя этими шкурами, станет непобедимым.

– Но разве страшна сова? – перебил шамана дерзкий Микель, самый старший из мальчиков, переживший уже пятнадцать зим. – И разве лисица страшна? Вот волк, тот действительно страшен, и то я однажды убил одного.

– То не простая сова и не простая лисица, – шаман немигающим взглядом желтовато-оранжевых глаз поглядел на Микеля. – Всех трех зверей вы узнаете по ярко-алым глазам, из которых струится свет, капает кровавыми слезами на снег. Три ночи вам дано. Трех зверей вы должны встретить. Три шкуры принести.

И устремились дети в ночь, в метель, в завывающую тысячами голосов темноту.

Микель вырвался вперед, вела его жажда победы, жажда стать лучшим из всех, непобедимым. Очень хотел Микель стать шаманом, потому что шамана все уважают, племя подносит ему подарки за целебные песни, племя отдает ему самые сочные куски мяса с каждой добычи охотников. Микель был сильным, смелым, но чуточку злым. И очень хотел победить.

Отчаянно боролся с ветром Микель, упорно щурил глаза, силясь на белом снегу разглядеть белую лисицу или белого волка. Поднимал глаза в небо Микель, поднося к лицу руку козырьком, чтобы защититься от снега. Темное небо полнилось снегом. Как разглядеть белую птицу, что бесшумно летит в ночи? Как услышать за воем ветра и метели жуткий птичий крик?

Не смотрел Микель по сторонам, только перед собой, под ноги и в небо, а потому не заметил, как шла прямо за ним Сайяна, крохотная девочка, живущая уж двенадцатую зиму. Родилась она совсем крошкой, и с тех пор не росла почти, и думали ее родители, что Сайяна не переживет и первую свою зиму. Но была Сайяна очень умной и хитрой, тем и жила. Вот и сейчас она устроилась за спиной Микеля, укрылась от ветра, а он и не понял.

Долго они так шли, нет ли, а уж светать стало. Первая ночь подходила к концу. Огорчился было Микель, ведь, раз он никого не нашел, значит, кому-то другому повезло, как вдруг видит – алое в снегу. Бьется из последних сил белая сова, из глаз ее кровавый свет, крыло переломано. Бросился Микель к ней, подскочил, схватил в руки, а она возьми и испусти дух. Разозлился мальчик, отшвырнул бесполезную птицу, и развернулся обратно к поселению. Ни с чем возвращаться.

А Сайяне стало жалко бедную сову, подняла она тельце и к груди прижала, стала дышать часто-часто, будто отогреть хотела. И встрепенулась сова, и ожила, и вырвалась из рук, взмыла высоко в светлеющее небо, в разгорающиеся краски восхода. И тут же метель затихла.

Стояла Сайяна, смотрела, как солнце восходит. И тут сверху прямо на ее плечи упала волшебная тюленья шкура. Подняла Сайяна голову, удивленно на вернувшуюся сову поглядела.

– Ты не бросила меня, дитя, – нежным голосом сова отвечала. – И за это будешь вознаграждена.

– Спасибо тебе, добрая птица, – Сайяна сове поклонилась. – И вовсе ты не страшный зверь.

В тот же миг белая сова с алыми глазами пропала.

Сайяна плотнее закуталась в шкуру, погладила ее, прижала к себе. Но что же это такое? Ведь стала девочка выше, чем была! Выросла, вытянулась. Обрадовалась Сайяна и побежала обратно в поселение. А там уж собрались все дети, отправившиеся ранее в ночь. И Микель там. Увидали все Сайяну, да так удивились, так обрадовались. Окружили ее, начали нахваливать волшебную тюленью шкуру, заметили, что выросла Сайяна на целых две головы вверх. Только Микель смотрел мрачно, да стоял в сторонке. А издалека следил за ним и за Сайяной старый шаман, глазами поблескивая, пальцами по бубну постукивая.

И наступила вторая ночь, пуще, чем первая. Ветер стал злее, сильнее, больнее жалил снег, метель грозилась унести мальчиков и девочек, решивших пройти второе испытание шамана. Но полон был злости и храбрости Микель, гордыня вела его вперед. И гордыня же помешала снова разглядеть за спиною своею Сайяну.

И бежали они так почти до утра, как и в первую ночь. Вот уж рассвет показался. Остановился Микель, задыхаясь, отдохнуть хотел, и тут видит, как в снегу барахтается из последних сил белая-белая лисица, кровавый свет льется из ее глаз, кровь расплывается по груди. Бросился Микель к лисице, а та возьми и испусти дух. Со злости мальчик пнул мертвую лисицу так, что она подлетела в воздух. Поглядел Микель на светлеющее небо, да и припустил обратно к поселению.

Жалко стало Сайяне страшного зверя. Встала она перед лисицей на колени и горько заплакала. От сильного холода слезы ее замерзали сразу на щеках и крохотными льдинками падали на окровавленный мех лисицы. И вот мгновением позже поднимает Сайяна глаза, а лисица уж скачет прямо перед ней по снегу, смешно ушами шевелит, хвостом поводит из стороны в сторону. Тявкнула лисица три раза, нырнула в сугроб, и вынырнула с волшебной тюленьей шкурой в зубах.

– Ты не бросила меня, дитя, – сказала лисица нежным голосом, бросив шкуру и отбежав в сторону. – За это будешь вознаграждена.

Взяла Сайяна шкуру, вокруг талии обернула и узлом особым завязала, чтоб не спадала. И тут же почувствовала Сайяна приятную сытость в желудке, будто только что съела большой кусок горячего оленьего мяса, запеченного на костре. Стало Сайяне тепло, как никогда в жизни, пропала усталость, прогрелось все тело. В поселение она бежала вприпрыжку, смеясь и громко крича от счастья. И снова все удивились, все порадовались, только Микель разозлился, обиделся, а старый шаман лишь глядел издалека, таинственно глазами посверкивая, пальцами по бубну постукивая.

И наступила третья ночь, второй пуще. Встал Микель перед всеми, сказал, что не пойдет больше на испытание, ведь зачем охотиться за одной-единственной шкурой. Но сам задумал ужасную подлость, подождал, пока Сайяна вырвется вперед и убежит далеко, и за ней бросился, чтобы, когда она найдет третью шкуру, убить девочку, и все шкуры забрать.

Долго бежал Микель за Сайяной, видя в буране только ее спину, только ее. И вдруг прямо перед Микелем возник как из-под земли огромный белый волк с кроваво-алыми глазами, свет лился каплями на снег. Закричал Микель в ужасе так громко, что услышала его Сайяна.

– Ты задумал убийство невинного, мальчик! За это ты сам должен умереть! – страшным голосом заговорил волк.

И бросилась к волку Сайяна:

– Прошу, не убивай его!

– Он задумал забрать у тебя шкуры, девочка! Задумал тебя убить! – закричал волк, взметнулась метель, сбила Микеля с ног.

– Я прощаю его! Не хочу его смерти! Прошу тебя, добрый дух, не убивай!

– Я добрый дух? – удивился волк. – Что ж, раз я добрый, а ты так просишь, дитя, пусть живет этот мальчик. Только пусть скажет, что раскаялся в задуманном злодеянии.

– Я раскаялся! Раскаялся! Я так жалею! Прошу, не убивай! – Микель рухнул перед волком на колени, склонил голову, весь он дрожал крупной дрожью, боялся поднять глаза.

Волк только фыркнул, внимательно на мальчика посмотрел, повернулся к Сайяне.

– Ты простила его, дитя. За это будешь вознаграждена, – сказал он, и начал быстро-быстро разрывать лапами снег.

И обнаружилась под снегом третья волшебная тюленья шкура. И намотала ее Сайяна на правую руку, и тут же силу в себе почувствовала такую, что могла бы дерево вырвать с корнями из земли.

Исчез волк. Сайяна вернулась в поселение веселая, как птичка весной. Микель же пришел печальный, голову повесив, скрывая слезы в глазах. И снова все хвалили девочку, а старый шаман, – вот уж всем неожиданностям неожиданность! – широко улыбнулся. Стала Сайяна его ученицей, а Микель с тех пор никогда не охотился на волков, но в охоте на зайцев не было ему равных.

Болотная ягода

Жили на одном болоте старик со старухой. И была у них красавица внучка. Ее волнистые волосы ночи темной были чернее, ее большие голубые глаза весеннего неба были светлее, ее алые губы пламенели, словно закат. Звали ее Журавлиной, а ласково – Линочкой.

Если бы жили старик со старухой и Журавлиной в городе, или в деревне, или в другом каком поселении, то все местные парни были бы в нее влюблены. Но на болоте никаких парней не водилось. Вот и куковала Журавлина в одиночестве. По хозяйству работала, дедушку с бабушкой кормила-поила, а в свободное время гуляла и пела, да травы целебные собирала.

Всякий раз, как отправлялась Журавлина гулять, дедушка и бабушка ей говорили:

– Будь осторожна, Линочка, не ходи к зыбунам, туда, где мох ненадежен, не гляди на синие огоньки, иначе заманит тебя Болотовик, польстится на красоту ненаглядную.

– Буду осторожна я, бабушка. Буду осторожна я, дедушка, – отвечала им кроткая Журавлина. – Не пойду к зыбунам, туда, где мох ненадежен, не погляжу на синие огоньки. Вернусь к ужину, принесу свежих трав для супа и цветов, чтобы сердце радовалось.

И так она уходила, и так каждый вечер возвращалась.

Гуляла Журавлина осторожно, зыбуны ее не манили, синие огоньки не привлекали. Обходила она все это стороной дальней, запевала песню, собирала цветы и травы.

А меж тем был у того болота настоящий хозяин – Болотовиком звался. Все-все болота в мире, сколько их ни было, все принадлежали ему одному. И мог он перемещаться с одного на другое: нырнет в одном, вынырнет в совсем другом, далеко от первого. Так он свои владения осматривал, за порядком следил, синие огоньки разбрасывал да путников случайных манил в зыбуны, где мох ненадежен, и тонули они. Болотовик смеялся над несчастными путниками, гулко и громко, так что эхо рождалось и умирало прямо в его животе.

И вот вынырнул Болотовик на том болоте, где жили старик со старухой и внучка их Журавлина-красавица. Не было там путников, ни одного-единственного. Разбросал Болотовик синие огоньки, оглянулся кругом, да и застыл, как был – с широко раскрытым жабьим ртом. Это увидал Болотовик Журавлину. И была она так несказанно прекрасна, что тут же влюбился он, тут же возжелал заманить в болото, навечно забрать в свой дворец, который раскинулся глубоко под землей и в который вливались все болота мира. А ежели чего возжелал Болотовик, так немедленно стремился это получить, заграбастать жадно и никому не отдавать.

Напустил Болотовик больше синих огоньков. Не смотрит на них Журавлина, идет-бредет себе, да вполголоса поет, наклоняется – цветы срывает, травы собирает.

Переместил Болотовик зыбуны со всего болота ближе к тропинке, по которой Журавлина ступала. И все равно, чтобы в них попасть, должна она была сделать хоть пару шагов в сторону, в сторону. Не смотрит на зыбуны Журавлина, по тропинке ровнехонько идет-бредет себе, да вполголоса поет, наклоняется – цветы срывает, травы собирает.

Рассердился Болотовик, как никогда в жизни. Все путники ловились на его хитрые проделки с огоньками и зыбунами. Никто от него живым не уходил.

Тогда позвал он верных служанок своих, кикимор болотных, и велел им схватить девицу, да приволочь в подземный его дворец. И расступилась водица, разошлась ряска, расступились мхи – восстали из болота кикиморы, что твои мертвецы из могил. Увидала их Журавлина, испугалась, побледнела, бежать бросилась. И побежала она не к дому, где беззащитные бабушка с дедушкой, побежала она прочь от болота, чтобы увести злобных чудищ, в лес заманить, да и оставить там плутать. Ведь то, что было рождено на болоте, в лесу заблудится, а то, что было рождено в лесу, в болоте утонет. Журавлина и сама боялась заблудиться, да только не хотела она, чтобы чудища странные на бабушку с дедушкой напали, похитили их.

И долго бежала Журавлина к лесу, добежать никак не может. Только нога ее на мягкий ковер травы ступает, как трава оборачивается мхом, превращается почва в болото. Это Болотовик в помощь своим верным служанкам отправил сам дух болота. Отчаялась Журавлина, она уж уставать начала, скоро упадет без сил и схватят ее кикиморы длинными скользкими пальцами. Заплакала Журавлина, закричала, хотела было рухнуть на землю, но помощь пришла к ней неожиданная и желанная.

Спустились с неба огромные серые птицы, те самые, что имя Журавлине дали, и принялись клевать кикимор, щипать, крыльями бить. А самый большой журавль бросился на самого Болотовика, испугав его, смутив и заставив отступить. Кикиморы же рвали храбрых птиц своими длинными скользкими пальцами.

– Отступись, Болотовик, не тронь Журавлину, – человеческим голосом заговорил самый большой, самый главный журавль. – Не то выклюю тебе глаза и быть тебе слепым до конца вечности.

Болотовик взмолился о пощаде, дал обещание, что никогда более на Журавлину не посмотрит даже, отозвал своих самых верных служанок, да и сгинул.

И сдержал он слово свое: не видала его больше красавица никогда, жила с тех пор долго и счастливо. Но прежде пришла она на болото, на место, где кикиморы журавлей рвали, принесла цветов, да плакала долго, слова благодарности бормоча. И каждая слезинка ее превращалась в крохотную ягоду, красную, в цвет журавлиной крови, пролитой за доброе дело. Те ягоды и поныне можно на болотах встретить, долгой зимой они напоминают о свежей сладости лета и кислом сожалении от слишком быстро пролетающих дней.

Снег (стихотворение-заговор)

В подражание якутским олонхо (национальный эпос в стихотворной форме, находится в списке «нематериального наследия человечества», составленном ЮНЕСКО).

Где-то там, в стране холода и льда, травы нет – снегом полнится земля.

Где-то там, в стране холода и льда, света нет – метель одна.

Где-то там, в стране холода и льда, смысла нет – не трать слова.

Смысла, света и травы

В царстве холода и льда не найти.

Что же должно там искать?

Холод, лед, и тьму, и власть.

Власть, которой нет ужасней,

Власть, которой не бежать.

Ту, что каждого достанет,

Ту, что будет догонять.

И догонит, как бы быстро не бежал ты этой тьмы.

Потому что в царстве этом правит Смерть и нет любви.

Астрид Снежная Звезда

Экспериментальный формат 50-100-500. Одна и та же задумка раскрывается через зарисовки сначала на 50 слов, потом на 100, потом на 500. Эта задумка – задел для дилогии романов о Свене Сказителе, Изначальных сущностях и прекрасной Астрид Снежной Звезде. Смесь арктических верований и германо-скандинавской мифологии.

Эти зарисовки были опубликованы в рамках писательского марафона. Сейчас же я хочу включить их в этот сборник.

Свен Сказитель уснул посреди ужина. А проснувшись, обнаружил, что дом пуст. Он быстро оделся и выскочил в морозную ночь.

– Астрид!

Метель подхватила его крик и унесла в тёмное небо. Свен Сказитель добежал до окраины поселения и только там увидел людей. И мёртвую Астрид.

Йолю нужна Жертва. Только тогда наступит весна.

***

– Мы сбежим, – Свен Сказитель смотрел на Астрид, которая за свою красоту была прозвана Снежной Звездой.

И выбрана Жертвой для Йоля. Когда затягивается зима, когда метели злобствуют, мешая охоте и выживанию племени – наступает пора избрать красивую девушку. Её нарядят в невестино платье и украсят алыми лентами. Её оставят одну в ночи, где за ней явятся снежные духи – прислужники Йоля.

Свен Сказитель решил, что не отдаст Йолю свою невесту.

– Мы уедем, – ласково ответила Астрид. – Только прежде поужинаем с семьёй. Последний раз. Прошу тебя.

Свен Сказитель согласился. Он принял из рук Астрид чарку с горячим питьём. И уснул посреди ужина.

Астрид решила иначе.

***

Такой холодной зимы и старикам не упомнить.

Когда Свен Сказитель пришёл в это поселение, оно стояло тут уже долгие годы, и за все эти годы никто не помнил столь сильных холодов, столь большого количества снега. Пушистый, обманчиво-мягкий, поблескивающий, словно драгоценные камни, снег засыпал некоторые дома целиком, провалив крыши, заставив людей заняться срочным ремонтом. В двух домах от холода погибли новорожденные поросята, а в одном заболел младенец.

Как сказали бы старики, Йоль уж очень жесток в этом году, должно быть, это от того, что никто больше не справляет праздники в его честь. Теперь обо всех положенных обрядах, о гневе и знаках Изначальных помнят лишь последние вольные, кочевые общины. Они в верности земле не клянутся, для них вся земля, что ни есть, принадлежит Изначальным. Они новых, мягких да добрых богов и богинь, каковым в поселениях поклоняются, не признают. Но и этого, поди, беспощадному Йолю мало, раз устроил он такой жестокий холод, так снегом всё завалил.

А раз Йоль так недоволен, наступило время вспомнить об отвергнутых ритуалах. Наступило время Великой Жертвы.

– Эта история стара, как самый старый из созданных миров. Эта история и есть целый мир. Прекрасный и холодный Йоль влюбляется в смертную деву, и сердце его тает, и наступает весна. Умирает бессердечный Йоль и приходит на его место сияющая Остара. Она роняет слезы на землю, оплакивая своего вечного возлюбленного, который никогда не будет ей принадлежать, и там, где слезы её падают, расцветают прекрасные цветы, зеленеет нежная трава, тянутся вверх побеги деревьев. Никогда не полюбит Йоль Остару, никогда Остара не полюбит другого. И между ними, извечно, смертная дева.

Рассказывая свои истории всем желающим послушать, Свен Сказитель видел лишь её – Астрид, что за необычную красоту свою была прозвана Снежной Звездой. В Великие Жертвы всегда избирают самую красивую девушку поселения, но Астрид была обещана Свену Сказителю в жёны уже третью зиму, а весной должна была состояться свадьба.

Только вот не наступит весна, пока Астрид не принесут в жертву Йолю.

Свен Сказитель любил отчаянно, как то свойственно лишь кайдам, которые одновременно и поэты, и воины. И он предложил Астрид бежать.

Вот только она была не согласна. Астрид Снежная Звезда жаждала отдать жизнь племени. И переменить её решение Свен Сказитель был не в силах. Тогда он понял, что должен увезти её силой. И лишь последнюю попытку отговорить он сделал, и неожиданно она согласилась.

– Мы уедем, – ласково ответила Астрид. – Только прежде поужинаем с семьёй. Последний раз. Прошу тебя.

Куда уж кайду до коварства женщины!..

Она опоила его сонным зельем, и отдалась на милость ритуала.

Буран разыгрался чудовищный. У меня голова тотчас, едва мы вышли из дома вождя, инеем покрылась, и я не чувствовала ни лица, ни шеи, ни темечка. Руки и ноги обледенели, милосердно избавляя от боли, потеряли чувствительность. Не тащи меня вождь на веревке, я бы упала лицом в пушистый снег, да так и уснула.

Когда меня положили в снег, вдруг стало так хорошо и тепло, что показалось – вот сейчас вверх, к тёмному небу, взовьются струйки пара. Я закрыла глаза, и ресницы тут же примерзли к коже. Шумела метель. Снег обнимал меня теплою периной. И всё было хорошо. И всё было правильно.

Жаль только, что Свену Сказителю будет больно.

Узоры на стекле

Это тоже экспериментальный формат. И имеет отношение к дилогии о Свене Сказителе и Астрид Снежной Звезде. Пока таких вещей немного, они будут в этом сборнике, но, как только их количество увеличится существенно, я заведу отдельный.

Зимней ночью спать не ложись,

Зимней ночью в окна вглядись,

Ты, возможно, увидишь его,

Но, молю, остерегайся!

Суровой зимней ночью постарайся не ложиться спать слишком рано, если, конечно, желаешь увидеть. Если, конечно, желаешь увидеть, как стекла снежные духи украшают узорами. Как стекла снежные духи украшают узорами – это, вообще-то, священная тайна. Это, вообще-то, священная тайна, так что придется тебе принести скромный дар, дабы тебя не ослепили до конца жизни. Дабы тебя не ослепили до конца жизни, оставь с вечера на подоконнике вещь, что имеет для тебя большое значение. Оставь с вечера на подоконнике вещь, что имеет для тебя большое значение, даже если сама по себе эта вещь ничего не стоит. Даже если сама по себе эта вещь ничего не стоит, пусть это будет камешек, подобранный на пляже, с которым связаны у тебя теплые воспоминания. С которым связаны у тебя теплые воспоминания…

Снежного духа только теплом победить возможно. Победить возможно, но не с помощью того тепла, которое дает огонь. Не с помощью того тепла, которое дает огонь, а лишь тем теплом, что рождается в глубине души.

Теплом, что рождается в глубине души, ты сможешь себя защитить, пока будешь глядеть сакральное таинство. Сакральное таинство – рисование нежных, ломких, хрупких узоров на прозрачном стекле.

Рисование нежных, ломких, хрупких узоров на прозрачном стекле – сначала спрячься в темноте, затаись в темноте. Затаись в темноте, как полночь часы пробьют, подожди, а затем смотри. А затем смотри, как за окном взвихрится снежный дух, ты увидишь его лицо. Ты увидишь его лицо – это может быть любой из тринадцати. Это может быть любой из тринадцати – доброй, иль злой. Добрый, иль злой, но все они суть стихия, каждый быть может бедой. Каждый быть может бедой, но взгляни – он кисть держит холодной рукой. Он кисть держит холодной рукой, под ворсинками медленно проступает узор. Под ворсинками медленно проступает узор – он водит рукою туда и сюда. Он водит рукою туда и сюда, – но что это? – прячься, он хочет взглянуть на тебя! Он хочет взглянуть на тебя, он ищет взглядом твой скромный дар. Он ищет взглядом твой скромный дар, нашел, в безопасности ты, все обошлось. Все обошлось: дух продолжит узор, а ты останься и досмотри. Останься и досмотри, раз он тебе разрешил, утром на подоконнике ты найдешь серебро, монету, ложечку, всего только застывшую каплю. Всего только застывшую каплю, то будет его слеза. То будет его слеза – особое благословение.

Сказ о том, как появились Изначальные

Когда-то давным-давно, когда моря были такими глубокими, что в них свободно плавали чудовища размером с гору, все люди были детьми. И было у них великое множество вопросов. Люди хотели знать, но спросить им было не у кого. Почему наступает за летом осень, а за осенью зима? Почему снег тает и деревья зеленеют? Почему солнце скрывается за горизонтом, и что же там, за этим горизонтом, есть? Люди спрашивали друг у друга, но никто не знал ответов. И тогда люди поняли, что могут придумать ответы сами, и всем рассказать чудесные истории. И пусть тогда все будет так, как в этих историях, до тех пор, пока люди не смогут проверить.

Земля в те времена была большой-большой, а люди – маленькими-маленькими, и не могли они далеко путешествовать. А как же путешествовать, если у тебя всего и есть, что две ноги свои, и те быстро устают, да еще четыре ноги оленя, которого можно оседлать, и скакать до самого заката? Олени людям иногда разрешали себя приручить, если те обещались подходить с уважением и заботой. В каких-то уголках Земли оленей и вовсе не было, и люди путешествовали на лошадях, ослах, мулах, и даже на собачьих и кошачьих упряжках! Но все равно не могли добраться друг до друга. Так что пришлось людям придумывать свои истории, не спрашивая, что там у соседей.

И вот какую историю придумали люди, жившие в холодных, северных странах. Эти люди сами себя называли северным племенем, а как уж там их называли другие, они и не знали, и не ведали. Страна их была сурова. Долгие-долгие дни покрывали ее пушистые снега, и замерзала вода в мелких озерах, и вся живность пряталась, и впадала в спячку. Было трудно северным людям, но они никогда не жаловались, и ни перед кем не теряли достоинства. И истории у них были прекрасными, холодными, суровыми, но справедливыми.

Высоко в небесах построили они силою мысли прекрасный Облачный город, и поселили в нем волшебных созданий, которых назвали богами и богинями, и дали каждому хорошее имя. Холодом, зимой и смертью заведовать стал Йоль, что был прекрасен, мрачен и высок. Юная и нежная Остара пробуждала природу от зимнего, сладкого сна, и наполняла жизнью почки на деревьях. С приходом лета появлялась Лита, что была для всех ласковой матерью, и под ее руками наливались соком плоды и распускались цветы. Осенью приходило время Самайна, который распахивал врата страшного Подземного мира, и выпускал на свободу Дикую Охоту, что наказывала провинившихся. Этих четверых северные люди назвали Изначальными, потому что сначала придумали только их. Потом у Изначальных появились братья и помощники, и духи ручьев, деревьев, садов и лесов, и любимые животные, и любимые растения, и любимые лакомства.