Читать онлайн Война поколения Z. Тактика легкой пехоты в современной войне

Война изменяется

Война всегда изменяется. Наши враги учатся и приспосабливаются, и мы должны делать то же самое или проиграть. Но сегодня война изменяется быстрее и в более крупном масштабе, чем в любое другое время за последние 350 лет. Мало того, что мы сталкиваемся с быстрыми изменениями в том, как ведется война, мы сталкиваемся еще и с радикальными переменами в том, кто борется и в том, за что они борются. Во всем мире государственные вооруженные силы борются с негосударственными противниками.

Этот вид войны, которую мы называем войной четвертого поколения (Fourth Generation War), или 4GW, является очень трудным вызовом. Почти всегда у государственных вооруженных сил есть значительное превосходство над их негосударственными противниками в том, что мы называем «боевой мощью»: технология, оружие, методы, подготовка, обучение, и т. д. Но, несмотря на это превосходство, государственные вооруженные силы, в конечном счете, чаще терпят поражение, нежели одерживают победу.

Применение авиации во время «Бури в пустыне»

Самый великий военный теоретик Америки, полковник ВВС США Джон Бойд, любил говорить: «Когда я был молодым офицером, меня учили, что, если у вас есть превосходство в воздухе, превосходство на суше и превосходство на море, вы победите. Ну, во Вьетнаме у нас было превосходство и в воздухе, и на суше и на море, но мы проиграли. Так я понял, что в этом есть что-то еще».

Это руководство как раз об этом «что-то еще». Чтобы вести войну четвертого поколения и победить в ней, государственные вооруженные силы должны понимать, что представляет собой это «что-то еще». Это, в свою очередь, требует интеллектуальной системы взглядов, структуры, которая помогает нам понять факты и события, и актуальные, и исторические.

Интеллектуальную систему взглядов, представленную в этой книге, называют «Четырьмя поколениями современной войны». (1) Это понятие было впервые изложено в статье в «Газете Корпуса морской пехоты» (Marine Corps Gazette) в октябре 1989 года. (2)

Согласно этой системе взглядов, современная война началась с Вестфальского мира в 1648 году, который закончил Тридцатилетнюю войну. Почему? Потому что с этим договором государство, которое и само было относительно новым институтом (3), установило монополию на войну. После 1648 года, сначала в Европе и затем во всем мире, война преобразовалась в действия, которые одни государства вели против других государств, используя государственные армии, государственные военные флоты, и, в конечном счете, государственные военно-воздушные силы. Для современных наблюдателей предположение, что война – это что-то, что ведут государства, является настолько автоматическим, что нам просто трудно думать о войне любым другим способом. Мы иногда, вводя самих себя в заблуждение, называем войну против негосударственных противников термином MOOTW («Военные операции, кроме войны», т. е. операции, отличные от войны или осуществляемые в условиях отсутствия войны) или «операциями с целью стабильности и поддержки», или позже «гибридной войной».

На самом деле до Вестфальского мира войны вели много разнообразных групп, структур и организаций. Семьи вели войны, так же, как кланы и племена. Этнические группы и расы вели войны. Религии и культуры вели войны. Воевали также торговые предприятия, как законные, так и незаконные. Эти войны часто были многосторонними, не двухсторонними, и союзы постоянно менялись.

Мало того, что много различных структур вели войны, они использовали при этом еще и множество самых различных средств. Немногие из этих негосударственных структур обладали чем-то, что мы признали бы формальной армией, флотом или морской пехотой, хотя морские пехотинцы часто присутствовали в форме бойцов на галерах. Когда начиналась война, любой, кто вел ее, набирал наемников и на суше, и на море. В других случаях, таких как межплеменная война, «армией» были все мужчины, достигшие возраста, в котором они способны были нести оружие, но не слишком старые, чтобы сражаться. В дополнение к кампаниям и сражениям, войны велись с помощью подкупа, убийства, предательства, измены, и даже династических браков. Границы между гражданскими и военными, и между преступлением и войной были либо размытыми, либо вообще отсутствовали. Многие общества практически не знали внутреннего порядка или мира; если они не были наняты для войн, банды людей с оружием просто отбирали все то, что они хотели, у любого, кто был слишком слаб, чтобы сопротивляться им.

«Все, что случилось с нами, лишь пролог». Большая часть того, с чем государственные вооруженные силы сталкиваются теперь в войнах четвертого поколения, является просто той же войной, которую веками вели люди до возвышения государства и Вестфальского мира. Снова кланы, племена, этнические группы, культуры, религии и банды ведут войны, во все большем количестве частей мира. Они борются с использованием многих самых различных средств, не только обычных боев и сражений. Снова конфликты стали многосторонними, а не двухсторонними. Офицеры и солдаты, которые оказываются участниками таких конфликтов, быстро обнаруживают, что такие конфликты трудно понять и еще труднее в них победить.

Корень проблемы

В основе этого явления, войны четвертого поколения, (4) лежит не военная эволюция, а политическая, социальная и моральная революция: кризис легитимности государства. Во всем мире граждане государств передают свою основную лояльность от государства другим структурам и понятиям: племенам, этническим группам, религиям, бандам, идеологиям и «идеологическим мотивам».

Многие люди, которые больше не будут бороться за свое государство, готовы бороться за свою новую основную лояльность. В двух войнах Америки с Ираком иракские государственные вооруженные силы продемонстрировали мало желания сражаться. Но зато иракские повстанцы, лояльные к различным негосударственным элементам, вели ожесточенную и эффективную партизанскую войну.

Тот факт, что корень войны четвертого поколения – это политическое, социальное и моральное явление, упадок государства, означает, что не может быть никакого чисто военного решения угроз четвертого поколения. Военная сила неспособна, сама по себе, вернуть легитимность государству.

Это в особенности верно в том случае, если военная сила является иностранной; обычно даже одно ее простое присутствие еще больше подорвет легитимность государства, которое она пытается поддержать. В то же самое время не может быть сомнений в том, что государственным вооруженным силам придется заняться ведением войн четвертого поколения. Это не только проблема, это – дилемма, одна из нескольких дилемм, с которыми государственные вооруженные силы столкнутся в четвертом поколении современной войны.

Постоянно помня об этой дилемме, данное руководство по ведению войны четвертого поколения объясняет, как подготовиться к войне четвертого поколения и как вести ее.

Прежде, чем вы сможете успешно вести войну четвертого поколения, вы должны понять ее. Из-за того, что она – это нечто новое для нашего времени, никто не понимает ее полностью. Она все еще развивается и формируется, что означает, что наше понимание тоже должно продолжить развиваться. Эта глава излагает наше лучшее на сегодняшний момент понимание четвертого поколения современной войны.

Три классических уровня войны

Три классических уровня войны – стратегический, оперативный и тактический – все еще существуют в войне четвертого поколения. Но четвертое поколение затронуло все три их, и до некоторой степени их изменило. Одним важным изменением является то, что, в то время как в первых трех поколениях стратегия была делом генералов, четвертое поколение дало нам «стратегического капрала». В наши дни у действий одного единственного военнослужащего могут быть стратегические последствия, особенно если эти действия происходят как раз в тот момент, когда работают камеры.

Вторая война в Персидском заливе дает многочисленные примеры. В одном случае американские морские пехотинцы заняли шиитский город в южном Ираке. Капрал морской пехоты вел патруль через город, когда он столкнулся с похоронной процессией, идущей навстречу. Капрал приказал, чтобы его солдаты отошли в сторону и сняли свои шлемы в знак уважения. Об этом поступке быстро стало известно в городе, и это помогло усилиям морских пехотинцев, направленным на то, чтобы местные жители приветствовали их как освободителей. Это, в свою очередь, оказало стратегическое воздействие, потому что американская стратегия зависела от сохранения спокойствия в шиитском южном Ираке, что было важно для путей снабжения американских войск, проходивших через эту территорию.

Другое изменение – то, что все три уровня могут проявиться на небольшом локальном театре военных действий. У военного подразделения может быть свой участок, очень подобный тому, который есть у полиции – определенный район, где они ответственны за поддержание порядка и, возможно, предоставление других жизненно важных общественных услуг. Это подразделение должно согласовывать свои местные тактические действия с более высокими стратегическими и оперативными целями, обе из которых должны последовательно преследоваться на локальном уровне. (Заметьте: Когда подразделению назначают участок ответственности, важно, чтобы границы участка отражали реальные местные границы, такие, как границы между племенами и кланами, а не были просто произвольными линиями, проведенными на карте в какомто вышестоящем штабе.)

Эти изменения указывают на другую из дилемм, которые символизируют войну четвертого поколения: то, что оказывается успешным на тактическом уровне, легко может быть контрпродуктивным на оперативном уровне и стратегическом уровне. Например, при использовании своей подавляющей огневой мощи на тактическом уровне, государственные войска могут в некоторых случаях запугать местное население, чтобы то боялось их и оставило их в покое. Но страх и ненависть тесно связаны, и если местное население в конечном результате придет к тому, что возненавидит государственные войска, то это приведет к стратегическому поражению государственных войск.

Вот почему в Северной Ирландии британским войскам не разрешали отвечать на огонь огнем, если они не несли фактические потери. Израильский военный историк Мартин ван Кревельд утверждает, что одна из причин, по которым британская армия не потерпела поражение в Северной Ирландии, состоит в том, что она понесла большие потери, чем сама наносила своим противникам.

Война четвертого поколения представляет собой особенно трудную проблему для оперативного искусства: если говорить просто, эту войну трудно «операционализировать». У противников в войне четвертого поколения часто есть такие стратегические центры тяжести, которые неосязаемы. Они могут включать доказательство своей мужественности перед своими товарищами и местными женщинами, повиновение заповедям своей религии, или демонстрации храбрости своего племени другим племенам. Так как оперативное искусство – это искусство сосредоточения тактических действий на стратегических центрах тяжести противника, оперативное искусство становится здесь трудным или даже невозможным.

Это было сутью советского фиаско в Афганистане. Советская армия, которая сосредоточилась на оперативном искусстве, не могла операционализировать конфликт, в котором стратегическим центром тяжести врага был Бог. Советам пришлось свести свои действия до борьбы на тактическом уровне, где их армия не была особо способной, несмотря на ее огромное технологическое превосходство над афганскими моджахедами.

Война четвертого поколения затрагивает все три классических уровня войны. Один пример можно взять из определения полковником Джоном Бойдом большой стратегии, которая является наивысшим уровнем войны. Бойд определил большую стратегию как искусство соединения самого себя с как можно большим количеством других независимых центров власти, в то же самое время изолируя своих врагов от как можно большего количества других центров власти. У конфликта четвертого поколения обычно будет много независимых центров власти, не только на уровне большой стратегии, но и вниз вплоть до тактического уровня. Игра соединения и изоляции по этой причине будет главной в тактике и оперативном искусстве, так же как в стратегии и большой стратегии. Важно гарантировать, чтобы то, что вы делаете на тактическом уровне, не отчуждало независимые центры власти, с которыми вы должны соединиться на оперативном или стратегическом уровне. Точно так же вы должны опасаться изолировать себя сегодня от независимых центров власти, с которыми вы должны будете соединиться завтра.

Когда три классических уровня войны переносятся в четвертое поколение, они преобразовываются. Мы еще не знаем все способы, как именно они изменятся, когда государственные вооруженные силы столкнутся с противниками четвертого поколения, но мы точно знаем, что они изменятся. По мере того, как мы приобретаем опыт в конфликтах четвертого поколения, наше понимание тоже должно вырасти. Жизненно важно, чтобы мы оставались открытыми для новых уроков и не пытались насильственным путем втиснуть новые формы войны, которые мы наблюдаем, в устаревшие концептуальные системы взглядов.

Три новых уровня войны

В то время как три классических уровня войны переходят в четвертое поколение, к ним там присоединяются три новых уровня, которые, в конечном счете, могут быть более важными. Полковник Джон Бойд идентифицировал эти три новых уровня как физический, умственный и моральный уровни. Кроме того, он утверждал, что физический уровень – убийство людей и уничтожение вещей – наименее значимый, моральный уровень является самым важным, а умственный уровень находится между другими двумя. Полковник Бойд утверждал, что это особенно верно в партизанской войне, которая более тесно связана с войной четвертого поколения, чем формальная война между государственными вооруженными силами. История партизанской войны, от испанской герильи против Наполеона до опыта Израиля в южном Ливане, подтверждает наблюдение полковника Бойда.

Это приводит нас к центральной дилемме войны четвертого поколения: то, что работает в вашу пользу на физическом (и иногда умственном) уровне, часто работает против вас на моральном уровне. Поэтому очень легко победить во всех тактических боях в конфликте четвертого поколения и всё же проиграть войну. В той же самой степени, в которой вы побеждаете на физическом уровне, используя огневую мощь, которая вызывает жертвы и приносит материальный ущерб местному населению, каждая физическая победа может подвинуть вас ближе к моральному поражению, и моральный уровень является решающим.

Некоторые примеры из американского опыта в Ираке помогают проиллюстрировать это противоречие между физическим и моральным уровнями:

1. Американская армия провела много рейдов, устраивая обыски в домах гражданского населения в тех районах, которые она заняла. В этих рейдах войска физически доминировали над гражданскими лицами. В умственном отношении они напугали их. Но на моральном уровне, врываясь в частные дома в середине ночи, пугая женщин и детей, и иногда обращаясь с задержанными такими способами, которые публично оскорбляли их (например, наступая им на голову) – все это сильно работало против американцев. Разъяренное население ответило тем, что предоставило иракскому сопротивлению больше поддержки на всех уровнях войны, физическом, умственном и моральном.

2. В багдадской тюрьме Абу-Грейб военные полицейские и проводящие допросы следователи доминировали над заключенными физически и умственно, как свидетельствуют слишком много фотографий. Но когда это доминирование было разоблачено перед общественностью, Соединенные Штаты потерпели огромное поражение на моральном уровне. Некоторые американские командиры признали это, когда они назвали солдат, ответственных за такие злоупотребления «болванами, которые проиграли нам войну».

3. В Ираке и в других местах американские войска (кроме войск специального назначения) быстро устраивают базовые лагеря, которые отражают американские условия: кондиционирование воздуха, хорошее медицинское обслуживание, много еды и чистой воды. Местным жителям не разрешают заходить на эти базы кроме как в качестве обслуги. Физически американское превосходство над жизнью, которую ведут местные жители, является подавляющим. В умственном отношении оно воплощает силу и успех американского общества. Но в моральном плане постоянное послание «мы лучше вас» работает против американцев. Традиционные культуры склонны придавать большое значение гордости и чести, и когда иностранцы, как кажется местным, глумятся над местным образом жизни, местные жители могут ответить, защищая свою честь в традиционной манере – сражаясь. После многих, если не большинства, американских военных интервенций война четвертого поколения имела тенденцию усиливаться и распространяться, а не сокращаться.

Практика успешной структуры четвертого поколения, «Аль-Каиды», предлагает нашему вниманию интересное сопоставление. Усама бен Ладен, который происходил из богатой семьи, жил в течение многих лет в афганской пещере. Частично это было в целях безопасности. Но выбор бен Ладена также отразил его проницательное понимание значения морального уровня войны. Разделяя затруднения и опасности со своими последователями, Усама бен Ладен создал тем самым резкий контраст на моральном уровне с лидерами местных государств, и также с высокопоставленными офицерами в большинстве государственных армий.

Противоречие между физическим и моральным уровнями войны в конфликтах четвертого поколения подобно напряженности между тактическим и стратегическим уровнями, но эти два противоречия не идентичны. Физический, умственный и моральный уровни все играют на каждом из трех классических уровней – тактическом, оперативном и стратегическом. Любая дисгармония среди уровней создает бреши, которыми противники в конфликте четвертого поколения незамедлительно воспользуются.

Война в трех измерениях, представленная в форме сетки

Возможно, лучший способ найти и идентифицировать потенциальные дисгармонии среди этих новых и классических уровней состоит в том, чтобы подумать о двух пересекающихся играх в трехмерные шахматы. Одна единственная игра в трехмерные шахматы представляет собой достаточно сложную проблему, с точки зрения возможных ходов, которые она предлагает. Теперь представьте себе единственную игру на трех уровнях, представляющих три классических уровня войны, с другой игрой на трех уровнях, пересекающей первую игру под углом. Вторая игра представляет уровни войны по Джону Бойду, физический, умственный и моральный. Ее сложность и требования, которые она представляет для людей, принимающих решения, пугающие. Но как раз в точно такой сложной атмосфере практики войны четвертого поколения должны попытаться идентифицировать дисгармонии среди уровней и избежать их.

К счастью, есть простой инструмент, который может помочь справиться с этой сложной проблемой: сетка.

С использованием этой сетки для оценки каждой поставленной задачи прежде, чем ее выполнение будет предпринято, часто можно избежать некоторых видов противоречий и нежелательных эффектов второго порядка, которые мешают действиям государственных вооруженных сил в войнах четвертого поколения. Как вы можете сделать это? Задавая себе вопрос о том, каковы, вероятно, будут воздействия выполнения той или иной задачи в каждой из этих девяти ячеек.

Давайте рассмотрим три примера, смотря при этом только на основное, на самое необходимое.

Во-первых, убийство противника уменьшает угрозу в физическом отношении, в умственном плане оно запугивает некоторых потенциальных врагов, так что они боятся бороться с нами, но на моральном уровне оно превращает нас в Голиафа и может также обязать родственников тех, кого мы убиваем, сражаться с нами. Спускаясь ниже, это считается победой на тактическом уровне, предлагает лишь истощение на оперативном уровне и работает против нас в стратегическом плане, потому что каждый бой – это эскалация, ухудшающая порядок, который государственные войска пытаются восстановить. Так как более высокий уровень доминирует над более низким, в обеих градациях убийство оказывается в конечном результате негативным.

Второй вариант – пленение врага. Физически взятие врага в плен является тяжелее и более сложным, чем его убийство. В умственном отношении оно это может быть менее пугающим и поэтому менее эффективным. Но в моральном плане это работает нам на пользу, потому что сильные выглядят милосердными (пока с пленными обращаются хорошо), и подозрение в трусости нависает над любым, кто сдается. Смотря ниже, плен как победа тактически равен убийству, в оперативном отношении он все еще только истощение, но на стратегическом уровне он положителен, потому что пленные – это полезные «кусочки» при заключении договоренностей с целью деэскалации.

Тактика выжженной земли во время Войны в Персидском заливе

Конечный результат: задания должны ориентироваться преимущественно на захват вражеских боевиков в плен вместо того, чтобы убивать их.

В-третьих, давайте посмотрим на оперативный уровень. Как наша сетка могла бы помочь нам оценить выход войск из передовых оперативных баз и перемещение в деревни, маленькие и большие города? В физическом отношении риск для наших войск повышается. В умственном отношении мы можем испытывать больше тревоги, но люди будут меньше бояться нас, поскольку они узнают нас. В моральном плане это огромное преимущество, потому что мы теперь защищаем людей, а не живем в изоляции, чтобы защищать только самих себя. Спустимся вниз: на тактическом уровне нам, вероятно, придется нести больше потерь, чем мы наносим противнику, чтобы добиться деэскалации, что ставит высокие требования к самодисциплине войск. На оперативном уровне это действие принесет преимущества, потому что, когда мы наводим порядок в местном масштабе, мы служим целям командующего. И в стратегическом плане распространение порядка – это то, что приводит к выполнению задачи и нашему возвращению домой.

По мере того как ячейки заполняются, когда мы оцениваем много потенциальных заданий, мы становимся способны сделать то, что Джон Бойд назвал многосторонней поперечной ссылкой. Конечно, при рассмотрении сетки мы никогда не должны забывать цель и «Schwerpunkt» (фокус усилий, главное направление), которые являются первыми пробными камнями для оценки любой задачи.

Война четвертого поколения не легка

Поскольку война выявляет самое максимальное из человеческих сил, она является также самым сложным из всех видов деятельности человека. Война отнюдь не футбольный матч, и при этом она не просто расширенная версия кулачной драки на школьной детской площадке. Поскольку война четвертого поколения вовлекает не только много разных игроков, но и много различных видов игроков, борющихся за многочисленные и разнообразные виды целей (всё от денег до политической власти и религиозного мученичества), она более сложна, чем война между государственными вооруженными силами. Попытки упростить эту сложность, игнорируя различные элементы, просто обрекают нас на неудачу. Наихудшее возможное упрощение сводит проблему до удара огневой мощью по целям.

Первый сценарий: Операция «Голиаф»

Для 13‑й бронетанковой дивизии генерала Брэкстона Батлера вторжение в Иншаллаленд было плевым делом. Маленькие ВВС Иншаллаленда были уничтожены еще на земле за первые несколько часов. Вертолеты «Апач» уничтожили большинство танков иншалланцев даже еще до того, как его танки М-1 увидели их. Фактически все они были брошены прежде, чем они были подбиты. Казалось, что иншалланская армия просто не сражалась. 13‑я бронетанковая дивизия вошла в столицу Иншаллаленда меньше, чем через неделю, понеся в этом процессе совсем ничтожные потери. Местное правительство сбежало из страны, прихватив с собой государственную казну, и американский проконсул теперь управлял вместо них. Введенная американцами светская демократия и капитализм скоро дадут людям лучшую жизнь, или, по крайней мере, так думал генерал Батлер.

Но оказалось, что это было не совсем так. Спустя всего лишь несколько дней после решающей победы американцев на стенах начали появляться надписи, провозглашающие: «Теперь настоящая война только начинается». Казалось, что те солдаты иншалланской армии, которые так легко разбежались, забрали с собой свое легкое вооружение. Некоторые аналитики говорили, что это было стратегией иншалланцев с самого начала, хотя генерал Батлер не обращал большого внимания на таких умников. Его работа состояла в том, чтобы самым решительным образом решать поставленные перед ним задачи.

Так, по мере того, как мятеж распространялся, генерал Батлер делал именно это. Он назвал это Операция «Голиаф». Он знал, что никакой враг на земле не мог противостоять американской огневой мощи. Все, что было необходимо, это убивать любого, кто сопротивлялся, и запугивать всех остальных, чтобы они сотрудничали с американцами.

В одном городе за другим в секторе ответственности 13‑й бронетанковой дивизии его войска систематически проводили операции по оцеплению района, поиску противника и зачистке местности. Собственные потери были невелики, потому что генерал перед вторжением в каждый город тщательно «подготавливал» его, используя авиацию и артиллерию, чтобы уничтожить любые вероятные цели. Затем его танки и БМП «Брэдли» прочесывали город. Он был уверен, что убил много плохих парней, благодаря такой огневой мощи. Он превращал города в кучу развалин, но их восстановление было проблемой уже других людей. Так или иначе, он по ротации должен был отправиться домой на следующей неделе. Тем временем Операция «Голиаф» должна была вычистить город Акабу.

Мохаммед жил в Акабе. Он был бедняком, как почти все в Акабе. Но его чайхана напротив мечети позволяла ему прокормить свою семью. Он даже смог накопить немного денег, чтобы когда-нибудь отправиться в хадж.

Когда несколько месяцев назад войска 13‑й бронетанковой дивизии впервые прошли через Акабу, Мохаммед просто наблюдал. Не было никаких боев, хвала Аллаху, но американские танки разрушили несколько дорог, раздавили коллекторы и водопроводные трубы, и даже уничтожили пару зданий. Американский офицер обещал, что они заплатят за нанесенный ущерб, но они так никогда этого и не сделали. Однако жизнь в значительной степени продолжалась как прежде. Теперь никто не собирал налоги, и это было хорошо. Какието иностранцы, не американцы, как думал Мохаммед, организовали больницу; им были рады. Электричество подавалось чаще, и это тоже было хорошо. Так или иначе, американцы скоро должны были уйти, по крайней мере, так они говорили.

Конечно, моджахеды теперь активно действовали в Акабе, как и повсюду. Главным образом они устанавливали бомбы на обочинах дорог, чтобы взрывать американские конвои со снабжением. Он видел, как горела американская машина после того, как ее подбили. Он чувствовал жалость к американским солдатам в горящем грузовике. Они были чьими-то сыновьями, думал он. Война – это плохо для всех.

Когда ночью началась бомбежка, Мохаммед не понимал, что происходило. Мощные взрывы следовали один за другим. Он быстро вытащил свою семью из комнат над чайханой, где они жили, и перебежал с ними в мечеть через улицу. Он не знал, кто осуществлял бомбежку, но, возможно, они не будут бомбить мечеть.

На рассвете бомбежка прекратилась, и американские танки двигались по его улице. На сей раз они не просто проезжали мимо. Американские солдаты выбивали ногами двери каждого здания и обыскивали дома внутри. Американцы атаковали моджахедов. Он знал некоторых из моджахедов. Они были бедняками, как и он сам. У них было мало оружия. Американцы носили бронежилеты и шлемы. Их танки были огромными, и из дверей мечети он мог видеть их вертолеты наверху, стреляющие во всех на улицах. Мясники! Убийцы! Как люди могли поступать так?

Американский танк остановился около его чайханы. Внезапно два моджахеда, совсем мальчишки, выбежали из переулка у чайханы. У них был реактивный гранатомет, или РПГ. Прежде, чем они смогли выстрелить, пулеметы американцев скосили их. О, Аллах, какое ужасное зрелище! Затем танк повернул свою огромную пушку. Она выстрелила через его чайхану в переулок. Его бизнес и его дом были мгновенно разрушены. – Да проклянет их Аллах! Да проклянет их Аллах! – вопил Мохаммед. Меньше чем за минуту он потерял свой дом и свои средства к существованию.

Американские солдаты вошли в мечеть. Они не сняли свои ботинки, как требовал обычай, оскверняя этим святое место. Они кричали на языке, который Мохаммед не понимал. Его жена и дети были напуганы солдатами. В их шлемах, бронежилетах и темных очках они были похожи на джиннов, не на людей. Мохаммед утащил свою семью в угол и встал перед ними, готовый защитить их. Он был маленьким человеком и не имел никакого оружия, но его честь требовала, чтобы он защитил свою семью. Он не мог поступить иначе.

Три американских солдата подошли к нему, все еще крича. Он не знал, чего они хотели. Два из них внезапно схватили его и бросили на землю. Каждый наступил своим ботинком на голову Мохаммеда, чтобы он не дергался. Разгневанный ужасным оскорблением и унижением перед его семьей, Мохаммед боролся. Другой солдат ударил его ногой в пах, пока он лежал на земле. Блюя с болью, он видел, как американцы ощупывали его жену и дочку. Они что-то сделали и с его руками тоже. Он не знал что. Затем, без предупреждения или объяснения, они резко отпустили его и оставили его лежащим на земле, напуганным, избитым, оскорбленным и разгневанным.

А в штаб 13-й бронетанковой дивизии как раз прибыла замена генерала Батлера. Генерал-майор Монтгомери Форрест был приглашен генералом Батлером на совещание о ходе Операции «Голиаф».

– Вчера был еще один большой успех, – рассказывал генерал Батлер своему сменщику. – Мы умиротворили город Акабу, убив, по крайней мере, 300 моджахедов и захватив в плен 17. У нас уже выработался довольно хороший подход, как обращаться с этими местами, и я не думаю, что у вас будут какие-то проблемы, когда вы продолжите эту работу после моего отъезда.

В тот же день к Мохаммеду и его семье пришел Рашид. Мохаммед знал, что Рашид был моджахедом. – Мы сожалеем о том, что американские шайтаны вчера сделали с вами, – сказал Рашид. – Мой кузен сказал, что ты и твоя семья сможете жить в его доме. Вот 5000 динаров, чтобы помочь вам. Мы также поможем восстановить ваш дом и чайхану, когда американцы будут изгнаны, с помощью Аллаха.

– Хвала Аллаху за вашу щедрость, – ответил Мохаммед. – Я тоже хочу бороться с американцами. Но я не солдат. Я видел, как американский танк убил тех двух мальчиков у моей чайханы. Собаки даже переехали танком их тела. Вчера у вас, должно быть, было много погибших.

– На самом деле, хвала Аллаху за его защиту, у нас было только одиннадцать убитых мужчин. Два мученика, которых ты видел, были новичками у нас. Мы сказали им, чтобы они убежали, спрятались в безопасном месте, пока мы не сможем обучить их. Но они взяли оружие, и все равно атаковали. Теперь они с Аллахом. Но если ты присоединишься к нам, Мохаммед, мы не станем просто так без пользы губить твою жизнь. Мы хорошо тебя обучим, так, чтобы, когда ты будешь сражаться с американцами, ты смог убить многих из них прежде, чем сам станешь мучеником. И мы заботимся о семьях наших мучеников, так что тебе не придется волноваться о них. Благодаря верующим у нас есть много денег, и оружие тоже есть.

– Ты знаешь, что сделали американские собаки? – сказал Мохаммед. – Они наступили своими ботинками мне на голову, на глазах моей семьи. Видит Аллах, я буду бороться с ними. Я сам стану шахидом-смертником.

Сын Мохаммеда, которому только что исполнилось 13 лет, слушал беседу. – Отец, я тоже хочу отомстить за честь нашей семьи. И я тоже хочу стать шахидом-смертником. Однажды я взял конфету у американцев. Теперь я ненавижу их больше, чем я боюсь смерти.

– Мой сын, если бы ты сказал мне это позавчера, я побил бы тебя. Теперь я даю тебе свое благословение. Ступай с Рашидом и делай то, что он скажет тебе. Возможно, Аллах позволит нам стать мучениками вместе.

Второй сценарий: Операция «Давид»

Неделю спустя генерал Батлер приступил к своей важной новой работе в Командовании обучения и доктрины армии США (TRADOC), где он будет контролировать разработку доктрины контрпартизанских действий. Штаб дивизии упорно трудился над своим первым инструктажем для нового командующего генерала. С 714 слайдами в программе PowerPoint они готовились показать ему, как Операция «Голиаф» умиротворит свою следующую цель, город Хаттин. Генерала посадили в первый ряд, с чашкой кофе в руке. Но прежде, чем пресс-секретарь мог начать, подполковник в седьмом ряду «коноводов» встал. – Генерал Форрест, перед началом совещания я хотел бы кое-что сказать.

Все повернулись в его сторону. Кто этот парень, который прервал совещание?

– Полковник, я приношу извинения, но я здесь настолько новый человек, я боюсь, что должен спросить, кто вы, – ответил генерал Форрест.

– Я подполковник Эд Бёрк, сэр, командир 3-го батальона 13-й бронетанковой дивизии. Хаттин находится в моем секторе. Сэр, я прошу прощения за то, что прервал совещание, но у меня есть кое-что, в чем я просто обязан, так сказать, исповедоваться.

– Да не беспокойтесь вы из-за этого проклятого инструктажа, – ответил генерал Форрест. – Лично я ненавижу PowerPoint.

Все штабные офицеры напряглись.

– Так что же вы хотели сказать?

– Сэр, я почтительно прошу, чтобы Операция «Голиаф» не проводилась в Хаттине.

– Почему нет?

– Потому что это только ухудшит ситуацию там, сэр, а не улучшит. Я не говорю, что у нас нет проблем в Хаттине. Проблемы есть. Но хотя у нас и нет 100-процентного решения проблемы мятежа там, у нас есть, возможно, 51-процентное решение. Операция «Голиаф» представляет собой противоположность всему тому, что мы делали. По моему личному мнению, если Операция «Голиаф» ударит по Хаттину, это сделает нашу работу там невозможной. Это пойдет сопротивлению на пользу, а не во вред.

– Этому парню крышка, – прошептал один штабной полковник другому. – Ну, я склонен думать, что 51-процентные решения могут быть лучшим, что мы можем сделать против повстанцев, – сказал генерал Форрест. – Почему бы вам не рассказать нам, что вы делаете? Выходите вперед и распоряжайтесь. А штаб может просто передать мне подготовленный для этого совещания текст, и я прочитаю его в свободное время.

– Благодарю вас, сэр, – сказал подполковник Бёрк. – Мы называем то, что мы делаем в Хаттине, «Операция Давид». Сэр, могу я начать с того, что спрошу штаб дивизии, какие потери мы понесли в Акабе?

G-3 дивизии (начальник оперативного отдела штаба дивизии – прим. перев.) впился взглядом в Бёрка, но генерал Форрест смотрел так, как будто ожидал ответа.

– У нас было пять погибших в бою со вчерашнего утра и 23 раненых, 18 из которых понадобилось эвакуировать. Сопротивление продолжается в настоящий момент, так что я не могу сказать, что это будет окончательным общим количеством потерь. Я ожидаю, что все сопротивление будет сокрушено завтра.

– Не рассчитывайте на это, – сказал генерал Форрест. – Пожалуйста, продолжайте, полковник.

(В американской, как и во многих других армиях, к подполковнику традиционно обращаются, используя слово «полковник». – прим. перев.)

– В Хаттине, с тех пор как мой батальон занял город четыре месяца назад, у меня было двое погибших в бою и пять раненых, все в двух инцидентах. У меня было только три успешных нападения на американские конвои во всем моем секторе, все с помощью самодельных взрывных устройств. Как вы знаете, генерал, количественные показатели почти ничего не стоят в войнах такого рода. Но насколько мы можем сказать, только один процент населения в моем секторе является активно враждебным. Мы полагаем, что поймали уже всех ответственных за установку СВУ, которыми поражали наши конвои. Мы захватили в плен более тысячи повстанцев. Самое важное, что мы не убили ни одного гражданского иншалланца.

– Простите меня, полковник Бёрк, – прервал его G-3. – Мои отчеты показывают, что вы отправили только 237 плененных повстанцев, а не тысячу. – Это правильно, сэр, – ответил подполковник Бёрк. – Мы освобождаем всех местных жителей, которых мы захватили. Но сначала мы держим их у нас некоторое время, чтобы показать, что мы делаем. Они собственными глазами видят, что мы обращаемся с людьми с уважением и пытаемся помочь. Они также узнают моих солдат, которым я приказал обращаться с пленниками как с гостями батальона. Только если мы захватили кого-то во второй раз, или если они не из Хаттина, тогда мы действительно отправляем их в распоряжение дивизии как пленных.

– Так это стратегия «завоевания сердец и умов», полковник? – спросил генерал Форрест.

– Не совсем так, сэр. Мы не ожидаем, что местные жители полюбят нас. Мы для них – иностранные захватчики и неверные. Наша цель состоит в том, чтобы не дать им ненавидеть нас настолько сильно, чтобы они сражались с нами. Я думаю, что мы сделали это вполне прилично, сэр.

– Полковник, почему бы вам не начать с самого начала и не рассказать нам всю историю Операции «Давид»? – спросил генерал Форрест.

– Слушаюсь, сэр. Ну, когда мы узнали, где будет наш сектор, я собрал всех своих офицеров и старший сержантский состав, и некоторых из младшего сержантского состава и также рядовых, и сказал им, что я хотел. Я сказал им, что мы должны будем действовать таким способом, который не заставит местных жителей ненавидеть нас так сильно, чтобы бороться с нами. Затем я спросил, как бы мы могли сделать это. Они говорили, и я слушал. У меня было преимущество в том, что к нам была прикомандирована рота национальных гвардейцев. Многие из них – полицейские. Я думаю, что полицейские понимают этот вид ситуации лучше, чем многие солдаты.

Эти полицейские с самого начала указали на один очень важный момент. Они сказали, что ключ к сохранению мира – это смягчать ситуации, а не обострять их. Солдат учат обострению, эскалации. Если что-то не работает, используйте больше огневой мощи. Полицейские не делают этого, потому что это приводит в ярость общину и настраивает ее против них. Так, это была одна часть загадки. Другая поступила от нашего батальонного капеллана. Он открыл Библию и прочитал историю Давида и Голиафа. Тогда он спросил, сколько из нас поддержали бы Голиафа? Тут меня озарило, и я сказал, что то, что мы хотим, это Операция «Давид».

– Один сержант сказал, что, если мы хотим быть Давидом с его пращой, мы должны носить только рогатки. Все засмеялись, но я понял, о чем он. Я сказал, что мы не будем входить в город с танками М-1 и «Брэдли». Только HMMWV (автомобили «Хамви», больше известные под их заводским и гражданским названием «Хаммер» – прим. перев.) и грузовики. Один рядовой предложил, чтобы мы сняли шлемы, бронежилеты, и темные очки, потому что они делают нас похожими на Робокопа. Я решил, что он был прав, поэтому мы так и сделали.

– Вы говорите, что не используете все имеющиеся у вас средства? – спросил недоверчивый G-3.

– Верно, сэр, – ответил подполковник Бёрк. – Одно из наших первых правил – пропорциональность. Непропорциональная реакция, такая как использование танка M-1 против пары легковооруженных моджахедов, является отличным способом заставить местных жителей ненавидеть нас так сильно, что они будут бороться с нами. Из-за этого мы также становимся похожими на трусов.

– Но, похоже, что так вы подвергаете жизни американцев ненужному риску, – ответил G-3.

– Сэр, как мы теряем больше жизней американцев, используя нашу собственную пехоту против их легкой пехоты, или же применяя массивную огневую мощь, которая служит лучшим инструментом для пополнения сил наших врагов? Сэр, я не могу не спросить, может быть, вы за деревьями не видите леса.

– Лично меня больше интересует лес, – сказал генерал Форрест. – Прошу вас, полковник, продолжайте.

– Слушаюсь, сэр. Один из моих офицеров Национальной гвардии служил в Боснии. Он сказал, что европейцы и местные жители все смеялись над нами из-за того, что мы прятались в укрепленных лагерях и казались напуганными все время. Это вся эта старая чушь о защите собственных войск. Итак, я сказал: – Плевать нам на это. Никаких укрепленных резерваций. Мы будем жить в городах. Мы расквартируемся с людьми, будем им хорошо платить за жилища, которые мы займем. Мы будем делать покупки на местных рынках, пить кофе в местных кафе.

В Хаттине мой штаб размещен на улице с лавками, прямо в центре города. Мы защищаем владельцев лавок, но они тоже защищают нас. Они не хотят, чтобы их лавки взрывали. Мои солдаты проживают так по всему городу. Я позволяю своим капитанам, лейтенантам и сержантам работать в своих районах так, как они сами считают целесообразным, по возможности смешиваясь с местными.

– Но при такой разбросанности как вы контролируете своих солдат? – спросил все более и более сердитый G-3.

– Я этого не делаю, – ответил Бёрк. – Я верю в команду, не в контроль. Я ставлю своим подчиненным задачи. Они знают результат, который я хочу, а вот как именно они получат его – это уже я предоставляю им. Если им нужна помощь, они приходят, встречаются со мной, и мы беседуем. Другими словами, я доверяю им, чтобы получить результат. Если кто-то из них не может, я снимаю его с должности.

– Расскажите мне о ваших погибших в бою, – прервал генерал Форрест. – Слушаюсь, сэр. Это произошло в первые несколько недель. Террорист-смертник в автомобиле со взрывчаткой атаковал один из моих патрулей. Я потерял двух погибшими и трех ранеными, все с оторванными конечностями. Но 11 иншалланцев тоже были убиты, и еще 32 ранены. Я немедленно приказал, чтобы мы лечили их раненых точно так же, как наших собственных. Мы переправили их на вертолетах в управляемые американцами госпитали, не в эти вшивые местные больнички. Мы отвозили их семьи в эти госпитали, чтобы те могли навестить своих родных, и когда они почувствовали себя достаточно хорошо, мы вернули их в их дома. Мы также дали деньги семьям, которые потеряли своих кормильцев.

Мусульмане хоронят своих мертвых немедленно, и я и мои солдаты пошли на все похороны. Затем у меня были поминальные службы по моим двум погибшим, и я пригласил горожан. Многие из них пришли, включая трех имамов, которые вознесли молитвы. Это оказало огромное влияние на местных жителей. Потом я спросил имамов, не смогут ли они и их коллеги прочитать курс лекций об исламе для меня и моих солдат. Это также оказало огромное влияние, и это помогло улучшить понимание другой культуры у моих парней.

Сэр, мои другие два солдата были ранены, когда пара детей с AK-47 внезапно налетела на один из моих патрулей. Они в действительности не могли даже стрелять, только лупить длинными очередями, даже не прицеливаясь. Несмотря на то, что двое солдат были ранены, мои парни не стреляли в ребят. Мой командир патруля навел на них оружие, и они побросали свои автоматы и убежали. Когда он поймал их, то вернул их на место их засады, спустил с них штаны, и отшлепал их. Толпе это понравилось, и мальчишки были унижены перед своими приятелями вместо того, чтобы стать героями. Оба мои раненых парня с тех пор вернулись к своим обязанностям, а родители детей попросили у нас прощения. Они были очень благодарны нам за то, что мы не убили их сыновей.

– Как вы обучались этому? – спросил генерал Форрест.

– Ну, сэр, как один пример, когда я еще в Америке, до нашей отправки сюда, проводил свой батальон через курс обучения «местная деревня», я полностью сменил роли. Я сделал так, чтобы мои парни играли сельских жителей, и у меня были войска, которые не говорили на их языке и проводили зачистку деревни в форме типичной боевой задачи по оцеплению и поиску противника. Я постарался сделать так, чтобы на этих учениях войска обращались с моими «сельскими жителями» так, как мы слишком часто обращаемся с местными. Они кричали на них на языке, который те не понимали, бросали их на землю тут и там, удерживали их в позах, которые причиняли боль, и т. д. Результат был точно таким, которого я и хотел – множество потасовок. Мои парни разозлились настолько, что они начали драться. Затем на обсуждении после учений я спросил их: «Если мы не хотим, чтобы местные жители дрались с нами, как мы должны обращаться с ними?» Тот факт, что они сами оказались в положении жертв, помог им увидеть себя в совершенно новом свете.

– Я думаю, что мне хотелось бы сделать это с другими моими подразделениями, – сказал генерал Форрест. – Пожалуйста, продолжайте.

– Слушаюсь, сэр. С самого первого дня наше послание жителям Хаттина было таким: «Мы здесь не для того, чтобы брать власть в наши руки. Вы тут главные. Вы сами должны говорить нам, что нужно сделать, чтобы помочь вам» (5).

Мы помогли им ввести неправительственные организации, чтобы организовывать больницы и распределять еду. Мы отправляем наших солдат, чтобы те под руководством местных иншалланских инженеров и техников работали над улучшением инфраструктуры. Я сделал свой штаб местом, куда иншалланцы могут прийти, если им нужны какие-то детали или оборудование. Много раз мы подчеркивали, что мы находимся там для того, чтобы служить им. Что касается безопасности, то мы позволили мэру и местной полиции самостоятельно определять курс действий. Мы только помогаем, когда они нас просят. Они хотят порядка, которого мы тоже хотим, только они знают намного лучше нас, как установить порядок в их обществе.

Мы понимаем, что реальные психологические операции (psyops) это не то, что мы говорим, а то, что мы делаем, и да поможет нам Бог, если слова и дела расходятся. Люди Хаттина теперь понимают, что мы там не для того, чтобы изменить их образ жизни или заставить их жить по нашим правилам. Хаттин – фундаменталистский исламский город, и некоторые из их методов беспокоят нас. Но это – их страна, а не наша. На всех наших зданиях я приказал повесить таблички, где на арабском и английском языке написано: «Если ты находишься в Иншаллаленде, то веди себя так, как ведут себя иншалланцы». Мы изо всех сил стараемся дать им понять, что мы не считаем наш образ жизни выше, чем их. Мы не в том или ином плане «лучше, чем они». В таких культурах как эта честь и гордость очень важны. Если местным покажется, что мы помыкаем ими, они должны будут бороться с нами, потому что их честь требует этого.

– Остановитесь на минутку, полковник, – прервал его G-3. – У нас есть подобные гуманитарные программы помощи как часть Операции «Голиаф». После того, как мы обеспечили безопасность города, мы также приводим туда неправительственные организации. Вы знаете, что повстанцы делают с ними? Они захватывают их, держат их для выкупа и затем отрезают им головы! Вы хотите мне сказать, что в Хаттине такого не бывает?

– Ну, это переводит нас на следующий уровень, – ответил подполковник Бёрк. – Жизнь для повстанцев в Хаттине более трудна, чем в тех городах, где Операция «Голиаф» оставила свой тяжелый след. В ваших городах повстанцам легко получить поддержку людей, потому что Операция «Голиаф» сделала американцев ненавистными, настолько ненавистными, что много людей хотят видеть их убитыми. В Хаттине это не так. Почему люди захватывают сотрудников организаций, занимающихся оказанием помощи, когда они как раз имто и помогают?

– Вы, полковник, все же не ответили на вопрос, – заметил G-3. – Был ли ктото из ваших сотрудников, занимающихся оказанием помощи, захвачен повстанцами?

– Да. К сожалению, всегда найдутся люди, которых мы называем «гнилыми яблоками». Благодаря Операции «Давид» их количество остается маленьким, но они существуют. С ними нам приходится обращаться совсем по-другому. Мы должны захватить их в плен или убить их.

– Так это ведь не отличается от того, что мы делаем, – сказал G-3.

– Нет, отличается, потому что мы делаем это по-другому, – возразил Бёрк. – Мы никогда не проводим рейды с обысками, облавы и зачистки. Мы никогда не вышибаем двери. Мы никогда не терроризируем гражданских лиц и не вызываем тяжелую артиллерию или авиацию. Если мы должны устранить когото, наш предпочтительный вариант – это заказать его убийство другим людям. Местные жители делают грязную работу, и мы не оставляем американских отпечатков пальцев.

Если же существует повстанческая ячейка, с которой не смогут справиться местные жители, то мы посылаем туда наших «Ночных охотников» (Nighthunters), наш эквивалент отряда «Дельта». Они эксперты по тихой войне и рукопашному бою. Они специализируются на том, чтобы быть невидимыми. Местные граждане никогда не видят их и не имеют дела с ними. Благодаря этому местные жители не видят в среднем американском солдате угрозу. Наши полицейские сформулировали концепцию «Ночных охотников». Это что-то вроде SWAT, полицейского спецназа. Люди не путают SWAT с их местным участковым полицейским. Всякий раз, когда кто-то из работников организаций, оказывающих помощь, был взят в заложники, «Ночные охотники» спасали его в течение 24 часов.

– Полковник Бёрк, я офицер по связям с общественностью (PAO) в штабе 13-й бронетанковой дивизии, – сказал один резервист. – Как вы решаете проблемы с прессой в Операции «Давид»?

– Натравливая одно СМИ на других, – ответил Бёрк. – С самого начала я думал, что мы получим в СМИ благоприятное освещение того, что мы делаем в Хаттине, и в целом я оказался прав. 90 процентов того, что мы делаем, открыто любому репортеру, который захочет приехать. Это включает «Аль-Джазиру».

Только однажды, в самом начале, «Аль-Джазира» сделала несправедливую и неточную передачу об одной из наших операций. В ответ, вместо того, чтобы вышвырнуть их из Хаттина, я пригласил «Аль-Арабию». Я знал, что эти телекомпании являются конкурентами. Я поощрял «Аль-Арабию» провести журналистское расследование о той самой операции, которую так негативно изобразила «Аль-Джазира», и я открыл для них все наши досье. Их репортаж показал, что «Аль-Джазира» была неправа. С тех пор «Аль-Джазира» прилагала все возможные усилия, чтобы получать из Хаттина правильные факты. И это – всё, о чем я прошу. Если мы делаем что-то не так, и они сообщают об этом, то это наша вина, а не их.

– Мне представляется, что Операция «Давид» требует превосходной местной разведки, – сказал генерал Форрест. – Как вы получаете эту разведывательную информацию?

– Так же, как это делают полицейские, постоянно общаясь с местными жителями, – ответил Бёрк. – Они говорят с нами. Помните, что мы не сделали ничего, чтобы они нас возненавидели. Мы постоянно все покупаем у местных жителей. Хорошие клиенты становятся друзьями, и друзья передают информацию другим друзьям. Настоящая проблема – языковой барьер. Мы работали над этим. Конечно, мы наняли много местных жителей в качестве переводчиков. Я сделал так, чтобы они каждый день обучали арабскому языку всех моих солдат, так, чтобы те, по крайней мере, выучили некоторые фразы и общепринятые слова вежливости на местном языке. У каждого из моих солдат есть комплект карточек с рисунками и с основными фразами на английском и арабском языках, арабский текст написан как на арабском алфавите, так и в фонетической транскрипции. Если солдат не может правильно произнести какуюто фразу, по крайней мере, он может показать.