Читать онлайн Сердце Ведьмы

© Шрейбер Е.М., 2023

© «Центрполиграф», 2023

© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2023

«Когда мечта становится реальностью, забываешь о том, как сильно этого хотел. Счастье сменяется сытой удовлетворённостью, кровь перестаёт бурлить, благодарность улетучивается, освобождая место принятию всего как должного. А потом начинаются трудности, того и гляди, невольное сомнение запустит гадкую ручонку в душу и начнёт перебирать холодными пальцами самые потаённые струны.

Я всегда жила в городе, но однажды ко мне пришла любовь. Такая, что выворачивает душу наизнанку и меняет всё вокруг. Я полюбила мужчину и горы. Именно так, вместе. И всё изменилось. Привычный мир перестал быть понятным и дружелюбным, потерял краски и запахи. Я больше не могла существовать в городских декорациях, казалось, лишь здесь, на Алтае, есть сила, способная вернуть меня к жизни.

Уже пять лет я считаю домом ферму „Горный ручей“. До ближайшей деревни – двадцать минут езды по плохой дороге, до города – десять часов. И эта удалённость дарит переменчивые ощущения. Иногда она баюкает в уютной колыбели, оберегая от угроз и опасностей внешнего мира, иногда кажется добровольным заточением. Но всё, что мне пришлось пережить, было не зря. Здесь я стала собой. Научилась понимать, чего хочу, радоваться мелочам, ценить по-настоящему важные вещи и любить – всем сердцем.

Страшно представить, что всего этого могло не случиться, не решись я однажды на спонтанную поездку в горы, не встреть Диму. Мы не были готовы к сильным чувствам, но судьба не спрашивает разрешения. До сих пор не верю, что нам удалось всё преодолеть! Дима – моя семья, мой дом, моя душа.

И даже когда его нет рядом – а это случается постоянно, ведь жизнь фермера проходит на пастбищах, в полях и овчарнях – я вижу его отражение повсюду: в мимике младшего сына, в суждениях старшего, в каждом уголке этого дома, который он построил собственными руками. Хочу прожить так до конца дней: ловить поцелуем его сонную улыбку по утрам, засыпать, чувствуя запах скошенной травы и дыма в его волосах… Мне больше ничего не нужно.

Я стала другой. Женой, матерью, хозяйкой. И пусть та жизнерадостная, наивная, мечущаяся девушка, которой я была когда-то, навсегда осталась в прошлом, я ни о чём не жалею».

Аня едва успела положить ручку на стол и закрыть тетрадь, как в комнату с криками ворвался трёхлетний мальчуган.

– Мама! Меня не взяли на рыбалку!

Слёзы хлынули из его глаз, горе исказило загорелое личико.

– Вы обязательно поедете на рыбалку, если не сегодня, то завтра. Я попрошу папу. Хорошо? Иди ко мне.

Аня сгребла сына и усадила на колени. Громкий стук заставил её вздрогнуть. Порыв ветра ворвался в спальню, распахнув настежь створки. Занавески полоснули по лицу. Тетрадь раскрылась и зашелестела страницами. Приподнявшись на стуле, Аня одной рукой захлопнула окно, а второй продолжала прижимать к себе зарёванного ребёнка.

Из-за горы надвигалась гроза.

Сон

Она не видела лица, только руки – загорелые, покрытые тёмными волосками предплечья, тонкие запястья и длинные ловкие пальцы – руки аристократа или пианиста, красивые настолько, что по телу моментально растеклось сладкое пьянящее вино. Незнакомец прикасался к её шее, плечам, груди, невесомые поглаживания распаляли, одурманивали. «Димы больше нет», – промелькнуло в захмелевшем мозгу, и она бросилась в объятия незнакомца, как в манящую пропасть.

Аня проснулась с гадким чувством, словно на самом деле совершила что-то непоправимо ужасное и стыдное. И тут же почувствовала крепкие объятия мужа.

– Тише, что тебе приснилось? Ты стонала. – Дима ослабил хватку.

– Не помню.

Встала с кровати и подошла к окну. Обычно оно оставалось приоткрытым даже на ночь, но не сегодня. В комнате было нечем дышать. Аня распахнула створки настежь. Запах дождя и ночная прохлада хлынули в лёгкие спасительным потоком. Тёмное бархатное небо, полная луна, посеребрённые очертания гор – мир вокруг неподвижно застыл, словно нигде ничего не происходило.

Дима подошёл сзади и обнял Аню.

– Всё хорошо?

Выразить словами то, что пришло во сне, было невозможно, поэтому она развернулась и уткнулась носом в его тёплую грудь. Он провёл руками по её волосам, спине. Через тонкую ткань ночнушки Аня почувствовала мозолистые ладони. Они возвращали к реальности, оживляли, обещали защиту. Глубокий вдох. Запах родного тела. Всё хорошо. Она дома, Дима рядом.

– Тебе скоро вставать, прости, что разбудила тебя.

– Теперь ты дрожишь. Пошли спать.

Вместо того чтобы послушаться, Аня вцепилась в него и прошептала:

– Ты мне нужен.

Он подхватил её и, придерживая за бёдра, отнес в постель. Сонливость слетела, уступив место желанию. Кожа к коже, губы к губам. С каждым прикосновением увиденные во сне образы таяли. Она чувствовала только его. Медленные движения были полны нежности и похожи на разговор без слов: я люблю тебя, я благодарна за то, что ты здесь.

Когда Дима заснул, она продолжила смотреть то на его силуэт, то на чёрный мир за окном, сожалея лишь о том, что нахлынувшее ощущение безопасности не продлится вечно.

Едва Аня окунулась в поверхностный сон, как зазвенел будильник. Иногда она, проводив Диму, возвращалась в постель, но сегодня поднялась, умылась и пошла на кухню варить кофе. Тут же нарисовалась Мирка, пушистая серая кошка, и начала тоненько мяукать, требуя еды. Она переехала на ферму вместе с Аней пять лет назад и давно привыкла к новому дому. Так и не научилась ловить мышей, но каждое утро, умяв порцию корма, отправлялась «на охоту».

Дима завтракал плотно, Аня только пила кофе. Даже аромат яичницы, пожаренной с копчёной грудинкой, не вызвал у неё аппетита. Они сидели за маленьким деревянным столиком у окна. Сквозь прозрачные занавески проникал тусклый свет раннего утра. Ночная темнота, словно разбавленная молоком, постепенно таяла, уступая место краскам нового дня. Дом потихоньку просыпался. Через пару часов подскочат дети и начнётся привычная круговерть: уроки, игры, прогулки.

Обмакнув кусочек хлеба в желток и отправив его в рот, Дима сказал:

– Поспи, ты еле стоишь на ногах.

Аня потёрла сухие глаза. Спать и правда хотелось, но она боялась повторения сна. Слишком реалистичным и острым он был, словно разрезал душу на две части: такого смешения горечи и вожделения она никогда не испытывала.

– Не хочу. Лучше напеку блинов. Никита давно просил.

– Пусть до обеда разберётся с учёбой, потом займёмся стрижкой овец, мне нужны все свободные руки. Кстати, я не рассказал тебе. Вчера написал итальянец, хочет приехать к нам отдохнуть. Спрашивал про бронь с пятнадцатого июня. И уточнял, есть ли возможность нанять англоговорящего гида.

– Итальянец? И что ты ответил?

– Что у нас есть свободный домик. И самый лучший англоговорящий гид на всём Алтае.

Дима задорно улыбнулся. Как ему удавалось в шесть утра быть бодрым, разговорчивым и думать о делах? Аню не впечатлил ни факт непонятно откуда взявшегося иностранца, ни возможность хотя бы ненадолго отвлечься от домашних дел, но отказать она не могла. Заработанные летом деньги кормили семью весь год.

– Ясно. Пусть приезжает.

– Тебе пойдёт это на пользу. Пообщаешься с новым человеком, отдохнёшь от нас. Ты ведь скучаешь иногда… по прежней жизни?

– Не говори глупостей. Я скучаю только по тебе.

Поцеловав Диму на пороге, Аня накинула на плечи шерстяную шаль, взяла кружку с кофе и вышла на веранду.

Солнце ещё не выглянуло из-за горы, но утренний сумрак растворялся на глазах. Скоро всё вокруг порозовеет, заблестит. Растает изморозь, громче запоют птицы, согреется воздух. Аня окинула взглядом светлеющее небо, линию остроконечных гор, силуэты овчарни, конюшни, гостевого домика и подумала: «Как будет выглядеть это место через пятьдесят лет? Смогут ли наши дети сохранить его? Сейчас всё кажется таким прочными и незыблемым, но время безжалостно».

Ей на секунду стало трудно дышать. Распрямив плечи и сделав глубокий вдох, она вернулась в дом.

В повседневной суете Аня забыла о ночном кошмаре. Сыновья уплели стопку горячих блинов с земляничным вареньем, и она строго велела Никите:

– Время девять, у тебя уроки: русский, алгебра и английский. К двенадцати ты должен закончить, до двух отдохнёшь. После обеда пойдёшь с отцом стричь овец.

Подросток скривился, но, наткнувшись на выразительный взгляд матери, понурил голову и поплёлся в комнату к ноутбуку. Старший сын учился дома, под чутким руководством матери – дорога до деревенской школы была долгой, зимой её переметало снегом, а осенью и весной размывало дождями.

Аня и Дима Рыбаковы усыновили Никиту, когда в десять лет он остался сиротой. Аня вела кружок английского языка для детей из неблагополучных семей, куда ходил Никита, и, узнав о смерти его родителей, захотела забрать мальчика в семью. Дима не возражал.

Ей никогда не было так страшно, как в тот день, когда они приехали в социальный центр. Вдруг Дима передумает? Или Никита испугается? Бледный, со сжатыми губами, муж уверенно шёл по длинному коридору, но она чувствовала, как сильно он сжимает её ладонь ледяными пальцами, и только непробиваемая вера в то, что у них всё получится, заставляла Аню не отставать ни на шаг.

Никита встретил их настороженно. Бросил колкий взгляд, отвернулся, уставился в окно. Она начала говорить что-то ласковое и бессмысленное, но Дима, дождавшись паузы, подал ей знак и шагнул к ребёнку. Присел на корточки.

– Привет. Я Дима. Что там такого интересного?

– Ничего, – буркнул Никита.

– Если захочешь, мы отвезём тебя туда, где интересно. Любишь животных? У нас есть кошка, собака, лошади, а ещё овцы и козы.

– На лошади можно покататься?

– Конечно, я сам тебя научу.

– А кошку гладить и собаку?

– Если ты с ними подружишься.

– Что ещё у вас есть, рассказывай.

Аня замерла в сторонке, боясь пошевелиться. Неужели Диме удалось? Через десять минут Никита заявил, что хочет к ним в гости, а через пару месяцев стал полноправным членом семьи.

Сначала было сложно. Он то огрызался, то надолго уходил в себя, не слушался, не следовал правилам. Порой Аня впадала в настоящую панику: она не справляется! Что нужно сделать, чтобы этот пацан оттаял, научился принимать любовь, сбросил колючую броню и стал счастливым? Как ему помочь? Дима сохранял стоическое спокойствие и был уверен, что лучшее лекарство от любых жизненных проблем – качественная трудотерапия.

– Притормози с учёбой, не требуй от него невозможного, – сказал он однажды. – Дай нам два месяца, и ты не узнаешь своего хулигана.

Никита сначала обрадовался, что уроки исчезли из ежедневного расписания, и, понимая, что обязан этим Диме, благодарно к нему потянулся. Но потом стало ясно: трудности только начинаются. Пришлось вставать с рассветом, обливаться холодной водой на улице, рубить дрова, ездить на лошади, ухаживать за овцами и козами, помогать на огороде – всё это обрушилось на городского мальчишку, как снежная лавина. Он пытался сопротивляться, но скоро вошёл во вкус, начал хвастаться новыми умениями и воспринимать всё как увлекательное приключение.

Аня вздохнула с облегчением. Жизнь только начала налаживаться, когда она узнала, что беременна. Радость смешалась со страхом. Как рождение ребёнка скажется на Никите? На их с Димой отношениях? Но, увидев в его глазах глубокое счастье и спокойную уверенность, растаяла. Они справятся.

Конечно, с рождением Артёмки многое изменилось. Аня почувствовала уязвимость: случись что с детьми, она просто не переживёт, но поддержка близких помогла выстоять. Никита, видимо, из-за большой разницы в возрасте совсем не ревновал, напротив, начал помогать Ане с малышом и сразу как-то повзрослел. Даже Дима нашёл возможность чаще бывать дома: он подолгу ходил с Тёмой на руках по ферме, что-то показывая и рассказывая, купал его в маленькой пластиковой ванне, выставленной во дворе, читал на ночь сказки.

Она перевела взгляд на младшего сына. Артём размазывал по тарелке остатки варенья и сосредоточенно облизывал пальцы. С этим ребёнком почти не было хлопот: он хорошо ел и спал, умел играть в одиночестве и всегда знал, чем себя занять. Спокойный, не по годам серьёзный, но при этом любознательный, он обожал проводить время на свежем воздухе, ловить бабочек, гладить кошек, собак, коз и любую живность, попадающуюся на пути, ходить с отцом и старшим братом на рыбалку. Аня ласково потрепала его по русой макушке и спросила:

– Ну что, чем займёмся после завтрака?

Артём посмотрел на мать с хитринкой:

– Ловить рыбу!

Аня закатила глаза.

– Папа работает, Никита учится, сейчас никто не идёт рыбачить, но у меня есть идея. Мне с бабой Машей нужно посадить помидоры в теплице, а ты в это время посидишь на солнышке. Я налью огромный таз воды и запущу туда магнитных рыбок.

Прежде чем Тёма начал кривить лицо, она объяснила:

– Чтобы поймать большую рыбу, нужно тренироваться. Я тебе обещаю, что скоро папа возьмёт тебя на речку и тогда ты покажешь ему, чему научился, идёт?

Задумавшись на секунду, малыш наконец согласно кивнул.

Пятнадцать лет назад Дима похоронил жену и сына. Опустошённый трагедией, он приехал из Новосибирска на Алтай, купил землю, построил дом и взял в аренду несколько гектаров пастбищ. Разбил огород, начал разводить овец и коз. Вчерашнему горожанину, офисному работнику, было бы не под силу в один миг превратиться в успешного фермера, поэтому он нанял помощников: Марию Михайловну и Петра Васильевича, заручился поддержкой местного предпринимателя Уренея, наладил продажу мяса, молока, овощей, овечьей шерсти. Постоянно учился: ездить на лошади, работать на земле, пасти скот. Тяжёлый труд спас его от саморазрушения, со временем дела пошли в гору. А потом на ферму приехала туристка. Аня.

Он часто вспоминал, как увидел её впервые: худенькая, зажатая, с печалью в глазах, она шагнула в ворота фермы, таща огромный рюкзак с вещами. Уже на следующий день она преобразилась: восторгалась природой, порхала, как бабочка, светилась от счастья. Дима не заметил, как влюбился, но впустить её в сердце и начать доверять оказалось труднее, чем построить ферму. Они прошли через ссоры, несчастья, разлуки… И вот она стала его женой.

Жизнь шла привычным ходом. Сменялись времена года, зрели урожаи, плодились овцы, росли дети. Дима чувствовал твёрдую почву под ногами и радовался каждому новому дню. Всё складывалось так, как он хотел. Впереди ждало спокойное будущее без тревог и потрясений. Лишь изредка, поглядывая на жену, он пытался понять: действительно ли она счастлива с ним? И вспоминал собственные слова, сказанные в тот день, когда он вёз будущую жену на ферму: «Если что-то пойдёт не так… ты просто знай, что я всегда тебе помогу, а если ты захочешь уехать, сам довезу до дома. А пока… давай просто жить».

Встреча с прошлым

Май выдался контрастным: по ночам темпера тура опускалась до нуля градусов, утром трава блестела кристалликами льда, но уже к полудню всё вокруг согревалось солнцем, пропитывалось обманчивым жаром, дышало летом. Вечера были прохладными, но на веранду уже вынесли большой деревянный стол и ужинали на свежем воздухе.

Льняная скатерть свисала тяжёлыми складками, бокалы и рюмки прозрачно блестели, в стеклянной вазе красовался букет первых нарциссов.

– Анюта, поторопимся, мужчины вот-вот подойдут! Никитушка, неси хлеб!

Марья Михална, как полководец, руководила процессом накрывания на стол. Она выплыла на веранду, держа в руке блюдо с горой картофельного пюре, посыпанного колечками зелёного лука. Следом выскочила Аня с двумя тарелками, наполненными соленьями, поставила их на стол и быстро вернулась на кухню за мясом.

На крыльцо поднялись Дима и Пётр Васильевич.

– Вечер добрый, – поздоровался старик, снимая с седой головы почерневшую от пота кепку.

– Руки мыть и за стол! – тут же скомандовала Марья Михална.

Мужчины вошли в дом, и Дима, поймав Аню на кухне, шепнул ей на ухо: «Можно тебя на пару минут?»

Когда они оказались в спальне, он закрыл дверь и притянул жену к себе. Аня привычно расслабилась в его объятиях, но не могла сдержать любопытства: что же такого хотел сказать ей Дима с глазу на глаз?

Он отстранился и с хитрой улыбкой произнёс:

– Как насчёт того, чтобы на следующие выходные сбежать в Новосибирск? Вдвоём? Снимем номер в гостинице, побудем наедине. Ты походишь по магазинам, потом поужинаем где-нибудь в красивом месте, погуляем… Я готов выполнить любое твоё желание.

Аня вспыхнула от радости. Она не была в городе с тех пор, как родила Тёму, а вдвоём с Димой они не оставались целую вечность. Ей захотелось подпрыгнуть от нетерпения и восторга.

– Да! Конечно да! Но дети…

– Вот сейчас и спросим у Марьи Михалны и Васильича, справятся ли они с детьми и фермой.

Аня бросилась на шею Димы и начала целовать его.

– Поосторожней, не то опоздаем на ужин. И тогда из нас кое-кто сделает отбивную!

Рассмеявшись, они вернулись на веранду и сели за стол.

Первыми исчезли миниатюрные пирожки с мясом и маринованные огурчики. Огромная баранья нога, запечённая по фирменному рецепту Марьи Михалны, как всегда, оказалась сочной и ароматной, а холодная, настоянная на травах самогонка, которую делал Васильич, придавала пиршеству особый, праздничный привкус.

– Ничего, скоро всё своё, свежее пойдёт. Редисочка, огурчики… Мы уж с Анютой позаботимся, – в который раз повторила Марья Михална. Её мягкие щёки раскраснелись, она наконец расслабилась и благостным, чуть захмелевшим взглядом ласкала каждого, кто сидел за столом.

Новость о том, что Дима с Аней собираются в город, она восприняла как солдат приказ от командира. Подобралась и кивнула:

– Всё правильно, вам, молодым, нужно развеяться, отдохнуть. А мы управимся, знамо! Да, Петь? Чай, не в первый раз. Будьте спокойны, и за детьми присмотрим, и по хозяйству пошуршим. Ну как с такими лапочками не остаться?

Лапочкой, конечно, значился Артём. Никита при этом округлил глаза и хотел было что-то возразить, но не стал. Набычился, демонстративно сложив руки на груди. Для него каждая поездка в город становилась праздником. Понятное дело, на ферме с развлечениями не густо. Дима попытался его успокоить:

– А ты, молодой человек, останешься за старшего. За это можешь сделать заказ – привезём, что попросишь.

В эту же минуту у крыльца кто-то кашлянул. Все обернулись, пытаясь разглядеть в вечернем сумраке гостя, и только Дима сразу окликнул:

– Мамай, поднимайся скорей.

Бесшумно шагая, по ступенькам взобрался худенький старичок. Длинные белые волосы нимбом обрамляли изрезанное морщинами лицо, а узкие глаза лучились добротой. Мамай жил в деревне и всегда был долгожданным гостем на ферме. Бывший фельдшер и потомственный шаман, он видел и умел то, что недоступно обычным людям. Рыбаковы относились к нему, как к родному. Именно Мамай с помощью трав и заговоров лечил их детей: ушибы и простуды испарялись волшебным образом, стоило ему только приложить руку.

Поклонившись присутствующим, он молча занял отведённое для него место.

Аня наполнила тарелку Мамая и спросила:

– Как поживаете?

– Не надо бы вам в город.

Тихий голос Мамая заставил всех разом замолчать. Дима напрягся, сжав челюсти, Аня сделала резкий вдох. В последние годы на ферме не случалось ничего плохого, и память об ужасах прошлого стёрлась, но каждый из присутствующих знал: если старик предупреждает о чём-то, к нему стоит прислушаться.

– Что-то случится с детьми? – выдавила Аня.

Мамай внимательно изучал собственные руки, лежащие на молочно-белой скатерти.

– Нет.

– С нами?

– Нет.

Дима потерял терпение:

– Ты можешь объяснить по-человечески?

– Объяснил бы, если б мог. Все будут живы и здоровы, но что-то начнётся. Нехорошее. Смутное. Неправильное.

Аня испугалась, сама не зная чего. Поехать хотелось отчаянно, до того, что она была готова, как капризный ребенок, вскочить, затопать и затрясти кулаками, требуя своего. Если Дима всё отменит… Она впилась взглядом в лицо мужа. Он не любил отказываться от планов и из одного только упрямства мог не последовать совету Мамая. Так и случилось. «Разберёмся», – буркнул Дима, закрывая тему. Аня вздохнула с облегчением, но холодок предчувствия шевельнулся внутри, не позволяя по-настоящему порадоваться предстоящей поездке.

Через неделю, забыв о сомнениях, Аня наслаждалась ветром, залетающим в окно автомобиля, быстрой ездой, хорошей дорогой и пейзажами, согретыми ярким весенним солнцем. Но острее всего она ощущала близость Димы, который был полностью в её распоряжении. Они болтали обо всём на свете: музыке, фильмах, еде, строили планы на лето и чувствовали себя двумя влюблёнными подростками, сбежавшими из-под опеки родителей.

В городе ничего не менялось: тот же плотный, насыщенный искусственными запахами воздух, та же суета на улицах, те же отрешённые лица. Несмотря на усталость, Аня настояла на прогулке. Они быстро сняли номер в гостинице, поужинали и отправились в центр города пешком. Майский вечер, тёплый и оживлённый, обещал миллион удовольствий. Успев пройтись по магазинам перед самым закрытием, Аня сгрузила на мужа с десяток больших и маленьких пакетов с покупками. Там была новая одежда, планшет для Никиты, энциклопедия про животных для Артёма и несколько бутылок хорошего коньяка для Петра Васильевича.

– Я сдаюсь! Может, пора переместиться ближе к постели? – взмолился Дима.

Аня хитро сощурилась:

– Только если ты не уснёшь, пока я не удовлетворю своё последнее на сегодня желание.

– Ты настоящий тиран. Но, кажется, я обещал исполнить все твои прихоти.

– Отлично, а завтра идём в ночной клуб!

Дима застонал, она звонко чмокнула его в щёку, не обращая внимания на прохожих, и достала телефон, чтобы вызвать такси.

Громкая музыка. Разноцветные огни. Танцующие люди. В ночном клубе бурлила жизнь, и Ане казалось, что она попала на другую планету. Картинки сменяли друг друга с бешеной скоростью, били по всем органам чувств, ошеломляли, оглушали.

«Когда-то я любила бывать здесь. Неужели всё так изменилось? Я стала другой или мир сошёл с ума? Нужно набраться смелости и выйти на танцпол, раз уж мы тут оказались». Аня предложила Диме потанцевать, но он покачал головой и вцепился в бокал с пивом, как в спасательный круг. Тогда она встала со стула и нырнула в колышущуюся толпу.

Скованность прошла, и тело задвигалось в такт музыке. Она закрыла глаза и не обращала внимания ни на кого вокруг. Мощный поток радости подхватил её. Ещё одна мелодия и ещё одна, Аня потеряла счёт времени и, только когда почувствовала выступивший пот, остановилась. В этот момент кто-то налетел на неё сбоку.

– Анька! Ты? – Знакомый голос, перекрикивая музыку, зазвучал у самого уха.

Она отшатнулась и увидела Лёшу – своего бывшего парня, за которого чуть не вышла замуж. Он совсем не изменился: такой же высокий худой оболтус, с улыбкой на пол-лица и пьяным блеском в глазах. Аня широко распахнула глаза, не успев выдавить ни слова. Радость узнавания сменилась неловкостью. Она стрельнула глазами в сторону Димы, но он находился вне поля зрения. Лёша же, не мешкая, потащил её в сторону, где не так грохотала музыка, и начал тараторить:

– Как ты тут оказалась? Неужели вернулась в город? Как дела вообще? Что нового?

Стало понятно, что коротким ответом отделаться не получится. Она предложила Лёше присесть за их столик. Лучше официальное знакомство, чем неоправданная отлучка. Тот радостно согласился и заказал у бармена бутылку виски: «Надо отметить встречу!»

Дима пожал Лёше руку сдержанно, но дружелюбно, однако тень напряжения, проскользнувшая по лицу, не скрылась от её внимания. Аня слишком хорошо знала мужа: он умел сохранять самообладание в любой ситуации, но что он чувствует на самом деле? Он никогда не ревновал, дай бог, и в этот раз обойдётся.

Лёша, ничуть не стесняясь, разливал виски по бокалам и ни на секунду не умолкал. Он по-прежнему работал дизайнером, перебрался из спального района в тихий центр, но так и не обзавёлся собственной квартирой. Два раза был женат, два раза разводился.

Аня как будто попала во временной портал. Трудно было поверить, что некоторые вещи не меняются и люди могут годами сохранять привычки, взгляды, окружение. Повеяло ностальгией – с такой лёгкостью и упоением Лёша рассказывал об общих знакомых, сыпал историями о путешествиях и гулянках, делился наполеоновскими планами. Казалось, будущее стелило перед ним красную дорожку, слепило софитами и приветствовало аплодисментами. Это было заразительно, хотелось поддаться его беззаботности, смеяться и мечтать о несбыточном.

Дима проявлял чудеса дипломатии: кивал, переспрашивал, интересовался, при этом ни слова не говоря о себе. Аня вздохнула с облегчением, когда поняла, что поддерживать разговор не придётся – Лёше это было не нужно. Проглотив очередную порцию виски, он провозгласил:

– Пора вернуться на танцпол. Пошли, ребята!

– Вперёд, – ответил Дима, кивнув на Аню. – Я слишком стар для этого.

Помедлив, она поцеловала мужа в щёку и поднялась с места.

– Хороший мужик. Я не ожидал, что ты выдержишь всё это: переезд, жизнь в деревне… Но за ним как за каменной стеной, да? Рад за тебя, – вынес вердикт Лёша, когда они смешались с танцующей толпой.

И снова время полетело незаметно. Детский восторг обуял Аню, как будто она нарушила все мыслимые правила и осталась безнаказанной. К середине ночи мышцы начали гудеть, а голова кружиться. Уставшая, пьяная, счастливая, Аня попрощалась с Лёшей и предложила Диме поехать в отель.

В тёмном номере она повисла у него на шее и обсыпала поцелуями.

– Прости, тебе было ужасно скучно, но я так хорошо провела время. Спасибо за терпение!

Дима взял её за запястья и оторвал от себя. Она не видела его взгляда и выражения лица, но чётко уловила волну едва сдерживаемой ярости. Аню словно обожгло. Отпрянув, она с дрожью в голосе спросила:

– Что случилось?

– Ничего. Я чертовски устал. Давай спать.

Не включая свет, Дима разделся и рухнул на кровать. Аня последовала его примеру. Сил на разговоры не было. В голове гудела пустота, но, несмотря на вспыхнувшее чувство тревоги, она моментально погрузилась в крепкий сон, успев поймать лишь одну спасительную мысль: завтра они вернутся домой, и всё будет хорошо.

Сердце волчицы

Слабый ветерок ласкал лицо и играл чёрными распущенными волосами. Кара быстро шла по улице, пружиня по асфальту кроссовками на толстой подошве и то и дело поправляя полы расстёгнутого плаща. По вечерам ещё было прохладно. Дома, в горах, ночи обладали ярким характером: тёмные, хоть выколи глаз, сочные, плотные. Здесь, в городе, сумрак сгущался лишь в подворотнях, но дороги, тротуары и дворы всегда подсвечивались фонарями, окнами домов, вывесками магазинов. Именно поэтому свет луны не достигал земли – её попросту никто не замечал.

Кара подняла лицо к небу и резко затормозила. Похожие на серую вату облака расступились, и идеально круглый жёлтый глаз уставился прямо на неё. Она глубоко втянула воздух тонкими ноздрями, как волчица, почуявшая запах свежей крови. Дима. Он рядом. Не может быть! Образ худого, гладко выбритого мужского лица с резкими чертами и серыми, как хмурое небо, глазами встал перед ней. Кара вздрогнула от укола в сердце и заспешила дальше, отгоняя воспоминания.

Серая панельная девятиэтажка, металлическая дверь, подъезд с голубыми стенами, застоявшийся запах чужих жизней. Шесть ступенек до пролёта на первом этаже, ещё шесть шагов до квартиры слева. Привычным движением повернув ключ в замке, она оказалась внутри. Не включая свет, скинула кроссовки, повесила на крючок плащ, бросила сумку на тумбочку и прошла на кухню. Открыла кран и долго сливала воду – всё равно тёплая. Потеряв терпение, она наполнила стакан и с отвращением сделала глоток. К этому вкусу затхлости и хлорки невозможно привыкнуть – ни один фильтр не помогает, а вода в бутылках из магазина всё равно что мёртвая.

Кара надеялась, что жизнь в городе всё изменит, но главное – задушит шевеления души. Она не хотела слышать внутренний голос, видеть странные образы, предчувствовать наступление бед. Никому не желать ни плохого, ни хорошего, просто раствориться в толпе, затеряться среди каменных домов – неужели это не сработало?

В нижнем ящике тумбочки в открытой пачке лежали пять сигарет, однажды забытые гостями. Дурацкая история. Она ни с кем не дружила, но в ту пятницу коллеги из отдела, взяв её на слабо, затащили в бар, а потом без приглашения завалились к ней в квартиру продолжать банкет. Веселья не получилось, и хозяйка убедилась: у неё с этими людьми ничего общего нет и никогда не будет, как бы она ни старалась.

Сухая, хрупкая сигарета привычно легла между пальцев. Когда-то курение было проявлением подросткового бунта, возможностью сделать что-то назло отцу, но с тех пор прошло много лет. И всё же сегодня рука сама потянулась к пачке.

Выйдя на лестничную площадку, Кара как можно незаметнее устроилась в уголке у приоткрытого окна, чиркнула спичкой и затянулась. Смрад и горечь – ну что за удовольствие? Соседи опять буянили: сквозь тонкие стены просачивались пьяные крики и звуки русского шансона. Съехать бы с этой квартиры, но отсюда до работы всего десять минут пешком. От едкого дыма закружилась голова, пришлось схватиться за перила, чтобы не свалиться с лестницы. Выбросить к чёрту эти сигареты и не вспоминать!

Соседская дверь распахнулась с адским грохотом.

– Пошёл отсюда, кобель вонючий!

Размалёванная полуголая деваха пыталась вытолкать наружу пьяного мужика.

– Я здесь живу, это ты выметайся! – заскрипел в ответ хозяин квартиры, но силы были неравны.

– Это она? Она, мать твою? С ней ты мне рога наставляешь?

Деваха ткнула указательным пальцем в лицо Каре.

– Беги! – застонал мужик и обмяк, сползая по стенке.

Из квартиры выскочили какие-то люди, начали орать так, что заложило уши, и размахивать руками. Как же попасть домой? Уклонившись от пьяной ревнивицы, Кара сделала попытку прошмыгнуть мимо беснующейся компании, но почувствовала сильный удар в спину и упала на колени. Злость полыхнула, как вспышка. Мужские и женские крики слились в одну шумовую завесу, перед глазами поплыл белый туман.

Готовая к упругому прыжку, она резко развернулась и вскинула сжатые кулаки, но так и осталась сидеть на грязном полу, потому что в этот миг с пролёта второго этажа вниз метнулась громадная тёмная фигура, похожая на Кинг-Конга. Бум – один из драчунов приложился лбом к стене и упал на колени. Бум, бум – двое других разлетелись в разные стороны. Деваха завизжала и скрылась за дверью.

– Ещё раз устроите буйство, и менты найдут у вас в квартире дурь. Усекли?

Низкий мужской голос раздался в полной тишине. И уже через минуту площадка опустела.

Прямо перед собой Кара увидела протянутую ладонь такого размера, что в ней могла поместиться её голова. Подняла глаза и в тусклом свете подъездной лампочки различила силуэт Кинг-Конга. Это был мужчина ростом под два метра, с мощной шеей и богатырскими плечами. Лицо наполовину заросло чёрной густой бородой. Смуглая кожа, узкие тёмные глаза.

– Ты не из этой компашки, что ли? Сильно досталось? Ну, вставай.

Она оперлась на протянутую руку, поднялась и только тогда почувствовала, как горят ушибленные ладони и колени. Кивнула в сторону своей квартиры. Незнакомец, помедлив, зашёл за ней внутрь.

Оба молча прошли на кухню, где он сразу занял собой половину пространства и сел на узкий угловой диванчик, который от неожиданности жалобно скрипнул. Всё ещё пребывая в лёгком шоке, она щёлкнула чайником и достала из шкафа две кружки.

– Тимур, – представился мужик.

– Кара, – ответила она.

– Карина, что ли?

– Нет, Кара. «Чёрная» по-тюркски.

– А я «железо». Значит, мы с тобой одной крови. У меня отец – татарин. Откуда родом?

– Из Горного Алтая.

– Хорошо там, наверное. Никогда не был.

– Спасибо, что помог.

– Они будут прилично себя вести, но если что, я разберусь. Мать живёт над тобой, на втором этаже, я от неё спускался. Алкаши эти недавно заселились, раньше в подъезде тишина и покой были, но кто помер, кто переехал. А тебя я не встречал.

– Месяц назад сняла квартиру.

Они пили чай и, не стесняясь, разглядывали друг друга. При хорошем освещении Кара увидела, что глаза у Тимура не чёрные, а золотисто-коричневые, цвета крепкого чая с лимоном. Нос с горбинкой, впалые щёки, глубокая морщина поперёк лба. На вид около сорока лет. Почти ровесник. Он рассказал, что владеет компанией, которая занимается строительством деревянных домов и бань. Кара ответила, что работает старшим кассиром в супермаркете на углу, и вздёрнула подбородок, отчего мужчина рассмеялся:

– А ты гордячка. Молодец. Слушай, у меня идея!

Она задержала дыхание. Тимур говорил весело, слегка прищурив глаза, отчего вокруг них собирались тонкие морщинки-стрелки. Сейчас он сделает какое-нибудь непристойное предложение, и ей придётся вытолкать его взашей. Хотя как справиться с таким громилой? Строительный бизнес? Ха-ха, наверняка он бывший спортсмен и бандит. Но страха не было.

– Мать недавно перенесла инсульт. Не лежачая, но передвигается только с ходунками. Ей нужна помощь, а из меня, сама понимаешь, сиделки не выйдет. Вот я и подумал… Ты живёшь рядом, деньги тебе нужны. Может, подружишься с ней? Ничего особенного делать не нужно, уборку я заказываю, еду она сама как-то готовит, за собой более или менее ухаживает, но ведь ей одиноко, я знаю. Поговорить не с кем, да и на улицу она одна выйти не может.

Кара опешила от столь неожиданного поворота.

– Почему не нанять сиделку?

– Потому что сегодня она выгнала из квартиры уже пятую по счёту. Понимаешь, у мамы непростой характер. Она полжизни была директором гимназии, а тут болезнь, немощь. Ей тяжело с этим смириться. А ты, мне кажется, ей понравишься. Но! Ни в коем случае не ссылайся на меня, обыграй всё так, словно инициатива исходит от тебя.

Тимур назвал сумму, которую готов платить за неделю, – в полтора раза больше, чем она зарабатывает сейчас, и добавил:

– Если сумеешь с ней подружиться, удвою.

Мягкая улыбка совершенно преобразила суровые черты лица. Кара даже моргнула, чтобы убедиться в реальности происходящего. Даже с её способностями сложно было за пятнадцать минут понять, что представляет собой этот Тимур, но угрозы от него не исходило. Только ровное, тёплое, обволакивающее сияние. Разум твердил обратное: такой мужчина может таить только угрозу. Но она решила положиться на чутьё и согласилась.

Оставшись в квартире одна, она ещё долго не могла прийти в себя. Всё это попахивало авантюрой. Зачем она вообще пустила в квартиру незнакомого мужчину? Чем это может закончиться? А впрочем, что ей терять? Из кассиров в сиделки – не самый худший вариант, тем более денег станет больше, а общения с людьми меньше. Всё-таки терпеть одну сварливую бабку вместо сотен покупателей должно быть проще.

Пять лет назад она бежала из родной алтайской деревни, как убийца со свежими следами крови на руках. Наспех собранная сумка. Паспорт. Деньги. Телефон оставила на кухонном столе. Никаких записок. И так всё поймут. Искать не станут, даже отец, как и горевать.

Кара до сих пор видела высокий скалистый берег Катуни, слышала её шум, ощущала мощь ледяного потока, который с радостью принял бы её тело в свои объятия, если бы она решилась сделать шаг вперёд. Но в последний миг явился шаман и сказал, что ещё не время, а потом из воды вышел дух матери, который утешил, но не забрал с собой.

Тогда Кара побежала домой, собрала вещи, а потом дошагала до трассы и поймала попутку. Бодрый пенсионер на ушатанной «тойоте» сначала пытался завязать разговор, но потом осознал тщетность попыток, пробормотав: «Лишь бы не наркоманка!»

Она смотрела вперёд, на извивающуюся между гор дорогу, и боролась с неведомой силой, которая догоняла, тянула назад, не отпускала. Не существовало никакого сейчас, никакого завтра, только прошлое – готовое засосать, поглотить, сожрать. Душа была подвешена на тоненькой ниточке, которая могла оборваться в любой момент. И тогда всё, смерть.

Пенсионер не подвёл. Он гнал вперёд: то ли торопился домой, то ли ощущал повисший в салоне страх и хотел поскорее избавиться от молчаливой попутчицы. На счастье, он не выкинул Кару где-нибудь на пустынном участке трассы. Когда огни ночного города засияли во всю мощь, мужичок остановил машину и облегчённо вздохнул:

– Приехали.

– Спасибо, – ответила она и вышла на улицу, положив на сиденье пятитысячную купюру.

Он что-то крикнул ей вслед, но она размашистыми шагами, покачиваясь от усталости, уже торопилась вперёд, в неизвестность.

Первую ночь в городе Кара не помнила совсем. Ей было не важно, где укрыться, лишь бы оказаться в безопасности, в недосягаемости. Дешевая ночлежка на окраине. Жесткая койка, скользкое постельное белье. И только утром, шагнув в суетливую, душную реальность, она огляделась по сторонам и начала думать о том, что делать дальше.

Моментально превратившись из алтайской «принцессы» в никому не нужную «понаехавшую», Кара испытала и облегчение, и шок. Но осознание того, что терять ей нечего, а самое страшное позади, помогло удержаться на плаву. Она устроилась на первую попавшуюся работу – младшим продавцом в супермаркет – и сняла крохотную, в десять квадратных метров комнатёнку в спальном районе. Ей не на что было тратить свои силы и время: ни подруг, ни любовников она не заводила, поэтому полностью отдалась работе. Впитывала, училась, повторяла.

Через полгода, получив повышение и заняв место кассира, Кара позвонила отцу. Она попросила его подготовить документы для дарственной на всё её имущество.

– Мне ничего из этого не нужно. Забирай и пусти в дело. Но с одним условием: у меня новая жизнь, ты в неё не вмешиваешься и никому ничего не рассказываешь.

Услышав это, Уреней перестал орать в трубку и тут же сменил гнев на милость. Земля, дом, гаражи и машины покойного мужа дочери станут хорошей ценой за её непозволительное поведение.

– Никому – это Диме, что ли?

Кара отшвырнула телефон, словно в руке оказалась гадюка. Это имя, произнесённое хриплым голосом отца, прошило её по позвоночнику, как разряд тока на электрическом стуле. Здесь не было могучей Катуни, на берег которой можно прийти и излить боль. Нельзя закричать в туманный простор, нельзя умыться ледяной водой, нельзя броситься со скалы в бушующий водоворот и сгинуть. Всё, что она могла, – это шагнуть в стоячее марево, пропахшее горячим асфальтом и выхлопными газами, сорвать покрытый пылью лист тополя, окинуть взглядом колышущуюся толпу и понять: если и прятаться от самой себя, то только здесь.

Сердце перестало болеть незаметно. Спустя месяцы, перешагнув порог очередной чужой квартиры, которая на время станет её домом, Кара поняла, что отрезала прошлое, как кусок загнившей плоти. Внутри всё закаменело. Не веря собственным ощущениям: смазанным, притуплённым, тусклым, она начала обустраиваться на новом месте с равнодушием заключённого, которого перевели из одной тюремной камеры в другую. Ей хотелось свободы, но удался ли побег?

Только ночами сознание вырывалось из тела и улетало в зелёные дали. Ей снились горы, реки, луга. Позабытая воля наполняла лёгкостью и радостью. Но каждый раз среди родных пейзажей перед ней вставало проклятое лицо, и взгляд серых глаз прожигал дыру в душе. Рыдая и вырываясь из дурманящего плена, Кара просыпалась, не в силах понять, где находится, успокаивала гулко стучащее сердце и неподвижно лежала в темноте.

По утрам, вставая с постели, она чувствовала, как с тихим лязгом захлопывается броня на груди – дышать трудно, зато жить безопасно, – и шла на работу.

Синьор Кардуччи

Заезжая в ворота фермы, серебристый «нис-сан-икс-трейл» сверкнул на солнце, как только что отчеканенная монета. Проехал несколько метров и припарковался около домика для гостей. Аня на секунду зажмурилась. Когда-то она, в первый раз оказавшись в «Горном ручье», жила именно в этой бревенчатой избушке, и с тех пор там мало что изменилось. Простой деревенский уют: светлые стены, крепкая мебель, лоскутное покрывало, ловец снов над изголовьем кровати. Там пахло деревом и царила тишина. То, что нужно уставшему путнику. Каждый новый постоялец вызывал у Ани чувство щемящей ностальгии: восторг первооткрывателя невозможно испытать дважды.

Она стояла на крыльце, облокотившись о перила, и со стороны наблюдала, как из машины вышел мужчина. Невысокого роста, с тёмной волнистой шевелюрой, в солнечных очках. Дима поприветствовал его рукопожатием и, размашисто жестикулируя, что-то заговорил. До Ани долетели обрывки фраз на английском. Она хихикнула, представляя, чего мужу стоит выдавить их из себя, но не торопилась прийти на помощь. Пусть попрактикуется.

Однако Дима заметил её и махнул рукой: мол, спаси, помоги. Она начала спускаться с крыльца, как вдруг ступенька подломилась под её ногой. Ахнув от неожиданности, Аня едва не упала на землю. Лодыжку прострелило болью. Не хватало ещё покалечиться на глазах у гостя! Она восстановила равновесие и, слегка хромая, пошла к мужчинам.

– Это моя жена – Анна.

– Марко Кардуччи.

Итальянец произнёс своё имя глубоким мелодичным голосом. Снял очки и легонько сжал пальцами протянутую Аней ладонь. Она замерла, не в силах оторвать взгляда от его рук. Секундное дежавю заслонило реальность. Она встречала этого мужчину раньше? Всмотрелась в лицо: шелковистые, закрывающие лоб и уши волосы, тёплые светло-зелёные глаза, густые чёрные ресницы, длинный, искривлённый в переносице нос, по-мужски твёрдая линия губ. Конечно нет.

– Добро пожаловать на ферму «Горный ручей», – сказала Аня по-английски. – Располагайся, отдыхай. Через час принесут ужин, а вечером я покажу тебе окрестности.

Марко рассыпался в благодарностях и комплиментах. Отметил, что первый раз приехал в Россию и не ожидал увидеть такую красивую дорогу, как Чуйский тракт. Оставив гостя отдохнуть после путешествия, Аня с Димой двинулись в сторону дома.

– Ступенька на крыльце сломалась, – пожаловалась она. – Я чуть ногу не сломала.

Он кивнул и пообещал починить, но Ане показалось, что его мысли летают далеко отсюда.

Через пару часов, когда солнце начало спускаться к верхушкам гор, чтобы вот-вот спрятаться от людских глаз, наступило время, которое Аня любила больше всего. Закат превращал пространство в сказочное царство: искрящееся, золотистое, вибрирующее. Воздух становился прохладнее, запахи земли и травы – насыщеннее, птичьи голоса – отчётливее.

Она надела удобные ботинки, накинула кожаную куртку и отправилась к Марко.

Аня нашла гостя на пороге домика. Он сидел на деревянных ступеньках и мечтательно смотрел на небо. Никакой усталости на лице: итальянец выглядел расслабленным и отдохнувшим.

– Готов прогуляться? – спросила Аня.

Он подскочил, раскинул руки и пропел:

– О да!

Сложно было угадать, сколько ему лет: пожалуй, от тридцати до сорока. Мимические морщины и глубокий взгляд придавали ему вид человека, умудрённого опытом, но подвижность и гибкость создавали впечатление неиссякаемой молодости. Они отправились по тропике вверх, в сторону гор. Аня впереди, вполоборота к Марко, чтобы он хорошо слышал, что она говорит, и видел, что показывает. Его английский был великолепен, и трудностей в общении не возникало.

Аню снова накрыло воспоминание о том дне, когда она приехала сюда после разрыва с Лёшей. Стоял такой же вечер, солнце так же золотило воздух, и она пошла гулять по ферме, забыв обо всём. Прогулка буквально исцелила её раненое сердце и стала началом больших перемен.

– Несколько лет назад я приехала сюда, как ты, туристом и настолько влюбилась в эти места, что решила остаться.

– О, в это легко поверить. Невероятная красота! Этот воздух хочется пить и есть одновременно. Я родился недалеко от Риомаджоре, в деревушке на севере Италии, и прожил там, в доме деда, первые семь лет. И хотя Рим, куда меня в конце концов забрали родители, стал моей плотью и кровью, сердце навсегда осталось там, на скалистых берегах Лигурийского моря.

– Что привело тебя сюда?

– Желание спастись. Нет, это не что-то вроде паломничества. Всё проще. В конце прошлого года я заработал нервный срыв – из-за проблем с бизнесом и личной жизнью. Мой психотерапевт посоветовал сменить обстановку. Я просто ткнул в карту, и вот я здесь.

– Шутишь?

– Нисколько. Я убеждённый гедонист и, если бы не моя склонность принимать всё близко к сердцу, давно был бы беспредельно счастлив. В этой жизни я достиг всего, чего хотел: у меня есть красивый дом, дети и любимое дело, я могу позволить себе все удовольствия мира, но ничто не может превзойти удовольствия познания. Что же ещё мне делать, если не путешествовать?

Аня сбилась с шага, потому что смотрела на Марко не отрываясь, как на пришельца с другой планеты. Она знала, что он богат, дело не в этом. От него веяло такой невообразимой свободой – непритворной, сногсшибательной, заразительной, – как будто он действительно был всесилен. На душе противно заскребла то ли зависть, то ли тоска. Как давно она не чувствовала себя лёгкой, раскованной, независимой.

За разговорами время пролетело незаметно, и Аня опомнилась, только когда они вышли на поляну у берега ручья, который и дал название ферме. У кромки быстрой воды ели расступались, открывая взору укромный кусочек земли, покрытый клеверной подушкой. Мощные стволы деревьев поросли мягким мхом, а шелестящий шум ручья расслаблял, звал присесть и передохнуть. Здесь они часто устраивали пикники, ловили рыбу, жгли костры по вечерам. Это место для её семьи было особенным.

– Располагайся. Немного посидим и пойдём обратно. Скоро стемнеет.

Аня присела на ствол поваленной сосны, а Марко, не желая терять времени на отдых, подошёл к воде. Она наблюдала за ним, пытаясь понять, что за странные чувства он в ней вызывает? Любопытство, недоверие, смятение. Слишком много для человека, с которым общаешься всего полчаса.

Он присел на корточки и ополоснул лицо. Ей показалось, что при этом его губы шевелились. Молитва? Заговор? Вот чёрт, сколько можно разглядывать чужого мужчину, ловя каждое его движение? Впрочем, она отвечает за его безопасность и жизнь. Он – гость. И ко всему прочему, платит за это хорошие деньги. Вернувшись на поляну, Марко вытер ладонью еще влажное лицо и широко улыбнулся:

– Что мы будем делать завтра?

Ответ у Ани был готов:

– Ты просил разнообразную и захватывающую программу, но велел держать всё в секрете. Любишь сюрпризы? Я докажу, что ты не зря нам доверился. Мы побываем… на Марсе!

Удивление в его глазах обрадовало её. Пожалуй, не так просто впечатлить человека, который может позволить себе «все удовольствия мира». Аня хмыкнула: посмотрим, как ты запоёшь, оказавшись там!

За спиной Марко промелькнула тень. В сумерках, которые начали сгущаться между стволов елей, Аня не успела разглядеть, что или кто совершил резкое, похожее на скачок движение. Может, это Шмель, Димин пёс? Но он не отходит от хозяина ни на шаг. Мальчишки решили поиграть в разведчиков? Нет, они производят слишком много шума, где бы ни оказались. И тут раздался протяжный свист, похожий на последний крик раненой птицы. По коже пробежал озноб.

Марко прочитал её взгляд и медленно обернулся.

– Там кто-то есть, – тихо произнесла Аня, плавно поднимаясь с места.

Он подошёл и уверенным движением отодвинул её за свою спину. Она почувствовала, как напряглись его мышцы, уловила жар, идущий от кожи через футболку, и запах – так мог пахнуть только впрыснутый в кровь адреналин. Через минуту, убедившись, что всё тихо, Марко взял её за руку и молча повёл обратной дорогой. Аня не сопротивлялась. Короткая вспышка страха заставила сердце биться чаще, но мозг протестовал: здесь всегда было безопасно!

– На ферму заходят посторонние? – спросил он.

– Нет. Я и дикого зверя ни разу здесь не видела. Скорее всего, показалось. Может, птица пролетела.

– Вот и хорошо. А то я ружьё не прихватил, – попытался пошутить Марко.

Ружьё? Его нельзя представить с оружием в руках, подумала Аня и тут же вспомнила, как молниеносно он отреагировал на возможную угрозу и спрятал её за своей спиной. А ты не такое уж хрупкое создание, синьор Кардуччи!

Они подошли к дому, когда стемнело. На освещённом крыльце стоял Дима и вглядывался в их сторону. Ждал. Аня заторопилась.

– Спокойной ночи. Завтра выезжаем в семь. Будь готов.

Марко поблагодарил за прогулку и растаял в сумерках. Поднявшись на крыльцо, Аня поцеловала мужа в щёку и приобняла за плечи. Он был холодным и застывшим, как камень.

– Ты замёрз совсем. Пойдём ужинать.

Не сказав ни слова, Дима прошёл за ней в дом.

Шахерезада

Тамара Алексеевна, мать Тимура, оказалась высокой худощавой женщиной. Глаза, как у сына, жёлто-карие, кошачьи. Седое каре, волосок к волоску, будто только что из парикмахерской. Домашний халат из плотного хлопка, застёгнутый на все пуговицы. Вместо тапочек – удобные туфли на низком каблуке. В ней чувствовалась сила: в прямой осанке, проницательном взгляде – и только чуть дрожащие руки да металлические ходунки у ног выдавали перенесённую болезнь.

Кара долго сочиняла легенду, но в итоге решила пойти по самому простому пути: представилась соседкой с первого этажа.

– Я недавно здесь живу, но бабушки на лавочке рассказали, что с вами случилось, вот я и подумала, вдруг вам одиноко или приготовить некому.

С улыбкой протянула накрытый салфеткой мясной пирог. Она не пекла уже много лет, но заявиться в гости с магазинной выпечкой было бы ещё хуже. Тамара Алексеевна не выразила ни удивления, ни раздражения и молча указала рукой в сторону гостиной.

Шагнув за порог, Кара оказалась в золотисто-зелёном полумраке. Закатный свет проникал через прозрачные занавески и заливал комнату жидким мёдом. Повсюду стояли живые растения. На подоконнике пестрели фиалки и орхидеи, по углам возвышались разросшиеся фикусы и драцены. Воздух, как в оранжерее, был влажным, тёплым, сладким. Массивная мебель из тёмного дерева поблёскивала лакированной поверхностью, в шкафу за стеклянными дверцами прижимались друг к другу разноцветными корешками сотни книг.

Тамара Алексеевна пригласила гостью присесть на диван за овальный столик, а сама просеменила на кухню.

Кара выждала пару минут и последовала за хозяйкой, чтобы помочь. Антикварный металлический поднос с фарфоровым чайником и изящными чашками ей одной не донести.

Скоро женщины уселись в гостиной и приступили к пирогу. К счастью, и тесто получилось мягким, и начинка сочной. Кара знала, что умеет располагать людей к себе не хуже, чем врать и притворяться, но Тамара Алексеевна сразу раскусила заговор:

– Значит, Тим подсуетился. Всё ему неймётся, всё переживает. Он хороший сын, да только рано меня со счетов списывать. Я сама себе хозяйка. Ладно, девочка, готовишь ты вкусно, спасибо, но не приходи больше. Не люблю, когда мне врут.

Кара вспыхнула:

– А знаете, почему вам врут?

Женщина вопросительно подняла бровь.

– Потому что вы гордячка и не умеете просить помощи, когда она нужна. А она вам нужна. Вы даже чайник из кухни не можете принести.

Тамара Алексеевна замерла, а потом расхохоталась низким бархатистым смехом.

– Вот сейчас ты сказала правду.

Выпрямив спину, Кара грациозно поднялась с дивана и направилась к двери. Оказавшись в подъезде, она прижала руки к горящим щекам, как нашкодившая школьница, которую выгнали с урока. «Не приходить больше? Как бы не так, старая грымза!»

Тимур нагрянул через неделю. Без звонка.

– Навещал мать и спустился к тебе на минутку, – заявил он, без приглашения проходя на кухню.

Кара последовала за ним, удивляясь, почему присутствие этого мужчины, который так беспардонно нарушает её личные границы, нисколько не раздражает. Словно они друзья, которые в детстве вместе лазали по деревьям и тайком курили украденные у родителей сигареты.

– Ты была у неё? – спросил Тимур, поудобнее устраиваясь на диванчике.

– А разве она не рассказала, как разоблачила наш обман и с позором выставила меня за дверь?

– Вот чёрт! Ни словом не обмолвилась. Значит, злится. Или наоборот, задумала что-то. Придётся снова искать сиделку или, я не знаю, пансионат какой-то.

– Какой ещё пансионат? Я пойду к ней завтра. У меня есть план.

Тимур пристально посмотрел ей в глаза и, не поинтересовавшись, что она задумала, сменил тему:

– Любишь татарскую кухню? У моего друга есть кафе, в котором он лично готовит самый сочный и ароматный зур-бэлиш в городе. – Причмокнул, поднеся пальцы к губам. Кара проглотила слюну. – А такого домашнего вина, как у Арсена, ты точно нигде не пробовала. Собирайся, поехали.

Кровь моментально сделалась горячей, кожу закололо невидимыми иголочками. «Не лезь в мою жизнь! Я не прошу меня спасать! Иди к чёрту!» – захотелось закричать ей. Броня впилась в грудь так сильно, что перехватило дыхание.

– Ещё раз предложишь что-то подобное и больше меня не увидишь. Тебе пора, – выдавила Кара, до боли сжав сцепленные в кулаки пальцы.

Тимур не стал спорить, уговаривать или изображать обиду. Цокнул языком, пошевелил бровями и ушёл.

«Мне нужны только деньги. Я заработаю столько, сколько нужно, чтобы иметь свой дом, убежище, где меня никто не найдёт и не потревожит, и буду жить так, как захочу». Кара с остервенением тёрла тряпкой поверхность стола в том месте, где его касались руки Тимура. А потом распахнула форточку, чтобы выветрить едва уловимый, терпкий мужской запах, от которого кружилась голова.

Она нажала на дверной звонок, готовая к тому, что ей не откроют. Пакет оттягивал руку, с каждой секундой пластик впивался в кожу всё сильнее. Бутылка шампанского, «Наполеон», бананы, банка красной икры, багет и миска домашнего паштета весили как минимум килограммов пять. Прошла целая вечность, прежде чем замок утробно щелкнул и дверь распахнулась.

Тамара Алексеевна казалась ещё выше и прямее – ни дать ни взять директриса, которая является двоечникам в самых жутких кошмарах. Скрестила руки на груди, отставив ходунки в сторону.

– Зачем пришла? – грозно спросила она. Борясь с желанием послать соседку к чёрту, Кара ответила:

– Сегодня у меня день рождения. Отпраздновать не с кем. Не пить же шампанское в одиночку?

– Опять врёшь!

Не моргнув глазом, Кара протянула женщине раскрытый на дате рождения паспорт:

– Не вру. Просто здесь у меня ни семьи, ни подруг. Последние четыре года в этот день я брала выходной на работе, чтобы избежать поздравлений коллег, запиралась в квартире и объедалась сладостями. А сегодня вспомнила о вас. Возможно, две злые одинокие женщины смогут составить друг другу компанию?

Губы Тамары Алексеевны дрогнули в улыбке. Она широким жестом пригласила Кару войти. Пока та накрывала на столик у дивана, хозяйка удалилась. Вернувшись в гостиную, всплеснула руками. Маленькие бутерброды с икрой и паштетом украшали кудрявые листья петрушки, фигурно нарезанные фрукты лежали именно на том блюде, которое для них предназначалось, игристое вино соблазнительно пузырилось в хрустальных, тщательно протёртых бокалах.

– Ты не в ресторане, случайно, работаешь?

– Нет, – улыбнулась Кара, почувствовав похвалу. – Муж у меня был привередливый в плане сервировки. Выдрессировал.

– И что же с ним стало? Ты ему голову откусила, львица?

– Всего лишь толкнула в пропасть.

Женщины скрестили острые взгляды, словно бросили друг другу вызов. Однако обмен колкостями доставил обеим удовольствие, и Тамара Алексеевна первая это признала:

– А ты умеешь заинтриговать. Расскажешь, как всё было?

Кара едва заметно кивнула. Она была готова достать из сундука памяти парочку страшных историй, если это поможет ей пробраться на вражескую территорию.

– В одной горной деревушке родилась девочка, – начала рассказ Кара, не отрывая взгляда от лица Тамары Алексеевны. – Её отец был сильным, как медведь, а мать красивой, как лань. Они любили и баловали девочку, как настоящую принцессу. Но скоро в семью пришёл разлад: может, сглазили недобрые люди, может, духи прогневались. Отец соблазнился другой женщиной. Не важно, кем она была, потому что скоро её сменила другая, а потом третья. В дом пришла беда, очаг затух, и любовь вылетела раненой птицей через печную трубу в небо. Мать девочки сошла с ума от горя. Через две зимы она вышла на высокий берег реки и бросилась в ледяную воду.

Отец погоревал, да недолго. Начал баловать дочь пуще прежнего. Покупал ей лучшие игрушки и платья, хвалил и ласкал. Но когда девочка выросла, поняла, что любовь отца была ненастоящей, он всего лишь пытался загладить вину перед сироткой за смерть её матери.

Однажды, когда девочке исполнилось четырнадцать лет, она встретила старуху, которая назвалась её бабушкой и отвела к себе в дом. Бабка рассказала правду о том, как и почему умерла мать девочки, и поведала, что каждая женщина в их роду обладает неведомой силой. Она раскрыла ей тайны, недоступные другим людям, и научила использовать эти знания в своих целях. Девочка, почуяв власть, решила, что теперь всё будет так, как она захочет.

Но однажды старуха исчезла. Отец сказал: померла, но девочка не поверила, решив, что тот или выгнал бабку из деревни, или убил. Ненависти в её душе прибавилось, и она никогда больше не посмотрела на отца с обожанием, как в детстве.

Шли годы, девочка превратилась в девушку, расцвела, но всё так же носила камень на сердце. Когда в деревню приехал издалека красивый и весёлый парень, он запал ей в душу так сильно, что она отдала ему своё тело. Но недолго длилось счастье. Чужак уехал, не сказав ни слова, и оставил девушку в тоске и одиночестве. Отец узнал обо всём и пригрозил: если не выйдет замуж, за кого он скажет, выгонит из дома. Она и вышла.

Муж был старше её на много лет, но такая страсть его обуяла, что носил он молодую жену на руках. Та же только терпела да злобу копила. Он начал пить и бить, и однажды женщина не выдержала, прокляла мужа. Тот ушёл в горы и не вернулся. Никто не узнал, что случилось с ним, только птицы, пролетавшие над высокой пропастью, видели, как снег заносит бездыханное тело.

А потом она встретила мужчину с разбитым сердцем и большим горем в душе. Полюбила, захотела вылечить от боли. Все свои силы потратила на то, чтобы соблазнить, одурманить. Но мужчина не поддался. Он выбрал другую.

Женщина убила его овец, подожгла дом, столкнула его автомобиль с обрыва, но он выжил и продолжал искать свою любимую. А когда нашёл, привёз в горы, и женщина, увидев их вместе, отшатнулась: настолько сильный свет исходил от влюблённых, что никто не смог бы его погасить.

И пошла она на высокий берег вслед за матерью, чтобы поскорее оказаться в её объятиях. Но не смогла расстаться с жизнью. Бежала из родной деревни, из мест, что любила больше жизни, от мужчины, который вырвал её сердце и растоптал, и оказалась здесь.

Кара замолчала. С голосом она сумела совладать – он не дрогнул ни на одном слоге, но в висках пульсировал ток крови, а пальцы похолодели от страха. Пережитое всколыхнуло в ней и тоску, и ужас, и надежду.

– Умеешь ты сказки рассказывать, Шахерезада, – откликнулась Тамара Алексеевна без улыбки. – А теперь давай-ка выпьем чаю. Да плесни по капельке коньяку. Там, в верхнем ящике стоит.

Красное ущелье

Ночью Ане снова приснился тот же сон. Чужие руки, горячие губы, влажная кожа. Жар тела, сопротивление души. Это было упоительно и мучительно. Она не могла противиться призыву, такому мощному, что воля таяла, как сахар на горячем солнце, но тоненький голосок в недрах сознания продолжал скулить: «Дима, Дима».

Аня открыла глаза, когда комната озарилась рассветными лучами. И так тошно было внутри, словно она изменила мужу не во сне, а наяву. Ей в тот же миг стало ясно, кто именно приходил в ночных видениях. Марко! Но как? Если первый сон она видела ещё до знакомства с ним?

Дима уже ушёл. Чёрт, она проспала и не проводила его. Вторая половина постели совсем остыла, и только вмятина на подушке хранила запах его волос. Аня уткнулась в неё лицом и простонала: «Вернись, пожалуйста, вернись! Ты мне нужен!»

Некогда страдать. Аня взглянула на часы, хотя давно научилась определять время по цвету неба и расположению солнца. Шесть тридцать. Нужно быстро приводить себя в порядок. Как бы тоскливо ни было на душе, сегодня весь день придётся играть роль увлечённого и ответственного гида.

Аня выпила кофе и, закинув за спину рюкзак, вышла на крыльцо. Обычно она сама во зила туристов по экскурсиям, но Марко настоял, что сегодня за рулём будет он. В семь ноль-ноль его «ниссан» стоял около дома. Они погрузили вещи и выехали за ворота фермы.

Всю дорогу, пытаясь отвлечься от навязчивых мыслей, Аня не умолкала. Кажется, она вывалила на Марко всё, что знала о реках, горах и населённых пунктах, встречавшихся по пути. Если познания иссякали, она на ходу сочиняла истории, начиная их словами «древняя алтайская легенда гласит…», представляя, что рассказывает сказки сыновьям. Сколько раз она проделывала этот путь. Туристы были разными: женщины, мужчины и дети, заинтересованные и равнодушные, страждущие приключений и боязливые, весёлые и всем недовольные. Но никогда она не чувствовала такого напряжения. Марко задевал её за живое, он был не просто гостем, а тёмной сущностью, которая явилась, чтобы заставить её испытать и жгучий стыд, и болезненное любопытство.

«Что со мной происходит? Я схожу с ума. Неужели присутствие привлекательного мужчины может так легко выбить меня из колеи? Или сказывается недостаток общения? Я никогда не изменю Диме, лучше вырвать сердце из груди! Скорей бы всё закончилось и он уехал!»

Они благополучно доехали до села Чаган-Узун, повернули налево и проехали по тополиной роще до изгороди с широкой калиткой для коров. На дороге встречались указатели «Марс». «Ниссан» медленно, но уверенно следовал дальше: через пролесок в гору до развилки, налево в долину реки. После двух стоянок чабанов повернули направо и проехали реку вброд. К счастью, уровень воды понизился, а дождей давно не было – машина играючи справилась с препятствием, но Аня всё равно вскрикнула, крепче ухватившись за потолочную ручку. Марко лишь хохотнул, явно получая удовольствие от езды по бездорожью. Через некоторое время она велела припарковаться, чтобы дальше идти пешком, но он, наслаждаясь мощью авто, лишь вывернул руль в сторону и рванул вперёд, поднимая рыжую пыль.

– Мы так не договаривались! – взвизгнула Аня.

– Нам туда? Я лишь хочу сократить путь.

Когда дорога превратилась в узкую тропинку, Марко наконец остановился и они вышли наружу. «Ты у меня ещё попляшешь!» – зло зыркнула Аня. Пытаясь сдержать негодование, набила запасной рюкзак и буквально швырнула ему в руки:

– Держи. Там вода, еда и пара ковриков.

Поднявшись по тропинке на вершину пологого холма, Аня моментально забыла о недовольстве. Их встретили горы: разрезанные красными и жёлтыми пластами, пустынные, отполированные ветрами. Сколько бы раз она ни наблюдала этот неземной простор, он зачаровывал и лишал дара речи.

Марко смотрел вдаль без улыбки, сосредоточенным жадным взглядом, словно хотел навсегда запомнить это место, завладеть им хотя бы в своём воображении. Аню тронула его впечатлительность: человек, который так живо откликался на красоту природы, не мог был плохим.

Через некоторое время они отправились дальше по ущелью вдоль реки.

– Кызыл-Чин с тюркского переводится как «Красное ущелье», – рассказывала Аня. – Миллионы лет назад на месте долины находилось реликтовое море, и до сих пор на склонах можно найти окаменелые останки доисторических моллюсков и водорослей. В этих местах сохранились петроглифы и древнетюркские курганы.

– Меня завораживает древность, – откликнулся Марко.

– Разве может быть иначе? Ты же потомок римлян.

– До сих пор жалею, что изучал в университете не историю, а экономику.

– Ты экономист?

– Бизнесмен. Унаследовал от отца сеть отелей на севере страны, превратил каждое из двенадцати заведений в особенное: небольшое, камерное, с определённой атмосферой. Я работаю не на массового туриста, а на взыскательных путешественников, готовых ради любви к дикой природе и острых ощущений забираться в самые труднодоступные места.

– И что, на этом можно хорошо заработать?

Марко посмотрел на неё, сощурив смеющиеся глаза, и Аню словно окатило тёплым летним дождём.

– Обожаю умных женщин! Иногда, при правильном расчёте, на индивидуальном подходе можно заработать гораздо больше, нежели при ставке на широкую аудиторию.

– Забавно. Ты приехал сюда, чтобы перенять опыт?

Он слегка усмехнулся, но не ответил. Аня решила, что Марко не уловил иронии и просто посчитал, что она сморозила глупость.

Через сорок минут перед ними снова открылся марсианский пейзаж. Новые оттенки – фиолетовые, графитовые, синие – контрастировали с оранжево-красными и переливались в лучах полуденного солнца.

– Не могу поверить, – потрясенно прошептал Марко. – Мы оказались на другой планете? Ты волшебница.

– Не я. Алтай.

Они поднимались и спускались, рассматривая окрестности со всех сторон, прошли по каждой тропинке, а Марко всё не уставал. Казалось, горы были для него родной стихией. Он превратился в деревенского мальчишку, с азартом лазающего по скалам и забывшего о двадцати годах, проведённых в вечном городе.

Перед возвращением Аня решила устроить пикник. Они уселись на каменистом берегу реки: постелили коврики, разложили овощи, хлеб, сыр и буженину. Увидев, как Марко достаёт из рюкзака бутылку вина, Аня воскликнула:

– Её там не было!

– Я позволил себе захватить бутылочку пино гриджио, чтобы угостить прекрасную женщину вином из собственной винодельни. Когда я говорил про любимое дело, я имел в виду не только гостиничный бизнес.

Аня присела на коврик, вытянула ноги и подставила лицо ласковым солнечным лучам.

Ловить кожей прохладу ветерка, слушать негромкий шум реки, впитывать запах нагретой земли было настолько приятно, что она забыла обо всех волнениях.

Вино светилось золотисто-лимонным цветом, пахло яблоками и лаймом, искрилось на губах. Перед глазами встали бесконечные ряды виноградных лоз, согретые лучами итальянского солнца, налитые соком упругие ягоды с прозрачной жёлтой шкуркой. Как наяву она увидела домики с терракотовыми крышами на склоне холма и высокое синее небо. В сердце снова шевельнулась тоска, но по чему, Аня не смогла бы сказать.

Разморённые солнцем, едой и вином, они неторопливо вышли в обратную дорогу.

– И как ты сядешь за руль? – спросила Аня.

– Через пару часов от вина не останется и воспоминания. А жаль.

Когда они подошли к машине, начинался вечер. В воздухе послышались нотки прохлады, ветер задул сильнее, поднимая с земли покрывало пыли. Неужели к дождю? Аня с удовольствием рухнула в мягкое кожаное сиденье, блаженно вытянув ноги. Марко занял место за рулём. Но через минуту стало понятно, что автомобиль не заводится.

– Что-то не так? – спросила она.

– Не понимаю. Сел аккумулятор? Дьявол, как это возможно?

Марко выскочил наружу, начал нарезать круги вокруг машины и смачно ругаться по-итальянски. Аня не понимала ни слова, но нужно было что-то делать.

– Я их засужу! – скрежетал он, имея в виду фирму, которая сдала в аренду «ниссан» последней модели, вышедший из строя прямо посреди гор.

Подавив стон, Аня вылезла из машины и оглядела окрестности в поисках людей, которые могли бы помочь. Безнадёжно. Наверняка через пару лет здесь будет не протолкнуться от машин и туристов, но сейчас, особенно в этом дорожном аппендиксе, куда зарулил лихой итальянец, не было ни одной живой души.

– Звони Диме! – рявкнул Марко.

Аня знала, что здесь нет связи, но на всякий случай достала телефон из кармана и убедилась в своей правоте.

– Мы никому не дозвонимся. Нужно идти на трассу или сидеть и ждать. Если не случится чуда и мимо никто не проедет, значит, будем надеяться на Диму. Он знает, куда мы отправились, и приедет на помощь. Только это будет… нескоро. Ночью или даже утром. Оставайся здесь, я пойду искать помощь.

Она старалась сохранять спокойный тон, но уже чувствовала, как тревога скручивает внутренности. Марко взял её за запястье, развернул к себе и тихо, но повелительно сказал:

– Ты никуда не пойдёшь. Скоро начнётся дождь. И не просто дождь – настоящий ливень.

Она отвернулась и заскрежетала зубами. Откуда этому чужеземцу знать, как меняется здесь погода?

Аня отошла в сторону и всмотрелась в линию горизонта. Скоро солнце сядет, и здесь, на высоте почти двух тысяч метров, заметно похолодает. В горах в начале лета вечера редко бывают жаркими, поэтому она взяла в дорогу всё необходимое, кроме резиновых сапог и дождевиков. Но пара спальников, если придётся заночевать в машине, поможет им удобно расположиться. Однако при мысли о тесном закрытом пространстве, а главное – близости Марко у Ани загорелись щёки. «Да что со мной происходит?! Дима, пожалуйста, забери нас отсюда!» – мысленно попросила она.

Небо потемнело, и ветер швырнул в лицо острые песчинки. По запаху влаги в воздухе Аня поняла, что Марко был прав на все сто. Она вернулась к машине и скомандовала:

– Раскладывай задние сиденья и доставай спальники. Похоже, идёт гроза.

Они не успели укрыться, как стена воды обрушилась прямо им на головы. Поспешно забравшись внутрь, оба начали вытирать мокрые лица и стучать зубами от холода.

– Переоденься, если есть во что. Я отвернусь, – сказал Марко.

Аня замерла, но тут же осознала, что он прав. Кое-как стянула с себя толстовку – хоть выжимай! – и, оставшись в тонкой белой майке, завернулась в спальник. Марко последовал её примеру.

Аня достала термос и разлила по кружкам остатки чая. Марко, с наслаждением вдохнув аромат, спросил, из чего приготовлен этот божественный напиток.

– Саган-дайля, – объяснила она. – Тонизирует, укрепляет, а ещё, говорят, его используют шаманы для вхождения в транс, медитаций и астральных путешествий.

Он округлил глаза:

– С тобой нужно быть осторожным. Мне сразу показалось, что в тебе есть что-то магическое.

Аня с трудом оторвала взгляд от лукавого лица Марко и посмотрела в окно. Дождь слегка успокоился и стучал по крыше не так яростно. Мерная дробь капель начала наводить дремоту.

– Вина у меня больше нет, поэтому давай я расскажу тебе какую-нибудь историю, чтобы скоротать время, – предложил Марко.

Аня кивнула. Не успеешь оглянуться, и приедет Дима.

– Я рос в странной семье, – начал Марко, растянувшись во весь рост и подложив руку под голову. – Хотя, конечно, в детстве не понимал этого.

Мама родила меня в шестнадцать и в это же время решила, что хочет стать певицей, не просто певицей – оперной дивой. Они с отцом, который был старше её на десять лет, уехали в столицу. Она занялась карьерой, он – бизнесом, а я остался на попечении бабушки с дедушкой, и это были счастливейшие годы. Я гонял на велосипеде по Виа-дель-Аморе, проводил вечера на пляже, кидая камни в набегающие волны. Когда стал постарше, полюбил приезжать в Риомаджоре, затеряться среди туристов, рассматривать их и воображать, что тоже объеду весь мир, когда вырасту.

В семь лет родители забрали меня в Рим. Оказавшись в городе, я возненавидел всё вокруг: каменные дома, толпы людей, шум автомобилей, школьную дисциплину. Я задыхался от тесноты и мечтал о зелёном просторе, распахнутом над головой небе и синем море до самого горизонта. Всё, чего я хотел, – это сбежать, чтобы снова оказаться предоставленным самому себе.

Я обожал мать. Красивая, как языческая богиня, и трепетная, как тропическая бабочка, она была для меня недосягаемой звездой. Репетиции, концерты, гастроли. В её насыщенной творческой жизни для семьи почти не оставалось времени, но каждый раз, когда она прижимала меня к груди, проводя тонкими прохладными ладонями по спине, я жадно вдыхал её запах, тёрся щекой о скользкий шёлк халата и моментально становился счастлив.

Отец представлял собой её полную противоположность. Невысокого роста, худой, тихий, он был похож на мелкого банковского клерка, хотя не только владел сетью отелей, но и имел хороший доход. Подозреваю, что сначала он был очарован самобытностью жены и, возможно, даже любил её, но через несколько лет они перестали разговаривать, ночевали в разных комнатах и почти не пересекались.

Когда мать бросила нас, моё детство закончилось во второй раз. Я умолял отца отослать меня к бабушке с дедушкой, но он решил, что сыну пора взрослеть, и попытался сделать из меня собственного двойника. С тех пор все каникулы я мотался с ним по отелям, конторам, офисам поставщиков, туристическим агентствам, чтобы научиться управлять семейным предприятием. Собственно, и поступление на экономический факультет университета оказалось не моим выбором, а исполнением воли отца. Несмотря на внешнюю неказистость, это был железный человек.

Голос Марко, тихий, бархатистый, низкий, обволакивал, как шёлковое покрывало. Сначала Аня видела яркие картинки, которые, словно кадры из фильма, оживали в воображении, пропитанные запахами и звуками, светом и тенями. Потом, незаметно для себя, прикрыла глаза и погрузилась в грёзы. Он всё говорил и говорил. Мысли испарились, тело расслабилось, тревога ушла, уступив место смутному сладостному предвкушению.

Аня открыла глаза в полной темноте. Рядом мерно дышал спящий Марко. И тут же услышала свист. Протяжный, зовущий, гипнотизирующий, он шёл снаружи и иглой впивался в барабанные перепонки, хотя был негромким. Внутри похолодело от ужаса. Руки не слушались, но Аня, словно подчиняясь звуку, вылезла из спальника, открыла дверцу и выскользнула на улицу.

В этот же миг её ослепил свет фар. По тропинке в их сторону с рёвом мчалась «делика» Димы.

Едва завидев его тёмный силуэт, Аня бросилась навстречу и порывисто обняла. Что за звук она слышала? Сердце бешено колотилось в ее груди, но ощущение реальности уже вернулось к ней.

– Что случилось? – В голосе Димы звенела сталь.

Это была не радость, а злость.

– Сел аккумулятор. Мы ничего не могли сделать. Телефоны здесь не ловят. Начался ливень, я решила переждать. Как ты нас нашёл?

– Чутьё, – бросил Дима и вернулся в машину, чтобы подогнать её поближе к «ниссану».

Марко проснулся, вылез наружу и открыл капот. Когда двигатель завёлся, они двинулись в обратный путь. Небо начинало светлеть.

Букет из роз

Шли дни, и Кара не заметила, в какой из них всё начало меняться. Просто однажды ей показалось, что кто-то включил свет в тёмной комнате, и предметы, знакомые только на ощупь, обрели форму, цвет, запах. Она удивлённо оглядывалась по сторонам, изучая детали. То, что раньше раздражало, теперь нравилось: пение птиц под окном ранним утром, запах горячего асфальта, улыбчивый молодой коллега. А ещё Кара испытала новое, доселе незнакомое чувство. Благодарность. Не к конкретному человеку за конкретный поступок, а ко всему миру – просто за то, что она жива и здорова, за то, что светит солнце и есть где приклонить голову ночью. Она не понимала, что стало причиной этих изменений, словно пришла пора, как весной приходит пора таять снегу и распускаться листьям на деревьях.

В свободные от работы дни Кара торопилась навестить Тамару Алексеевну. Их посиделки в гостиной-оранжерее, наполненные разговорами, воспоминаниями, мечтами, согревали сердце. «Старая грымза» оказалась удивительно интересным собеседником. Она рассказывала о детстве матери, которая пережила блокаду Ленинграда, о своей молодости, о школе – с такой любовью и юмором, что Кара забывала обо всём, то смеясь, то сдерживая слёзы.

В тот день, придя в гости, Кара застала Тамару Алексеевну в необычно возбуждённом настроении и не сразу поняла, в чём дело.

– Мы можем сходить на прогулку? – спросила женщина.

Кара удивилась. Сколько раз она предлагала той выйти из квартиры и пройтись хотя бы вокруг дома – начало лета в городе выдалось тёплым, бодрым, ярким, но Тамара Алексеевна всегда отмахивалась. Сегодня у неё влажно блестели глаза, дрожали пальцы, и, не дожидаясь ответа, она прошла в спальню, забыв про ходунки. Через пять минут на ней было надето шерстяное тёмно-синее платье с расклешённой юбкой, белоснежным воротничком и длинным рядом пуговиц-жемчужинок – немного кокетливое и жутко старомодное. Красная помада, смазанная в уголке губ, делала её лицо бледнее и острее, но главное – выдавала скрытое волнение.

Неужели эта железная леди умеет волноваться? Что за повод? Кара подала ей трость и легонько взяла под руку, встав с левой стороны. В этот момент что-то алое полыхнуло в проходе, ведущем в гостиную. Она вытянула шею, заглянула внутрь и не поверила глазам. На столике у дивана в массивной вазе стоял огромный букет красных роз.

– Что это? От кого?

Кара подумала на Тимура, но, когда перевела взгляд на Тамару Алексеевну, поняла, что ошиблась. Та вцепилась в набалдашник трости так, что побелели костяшки пальцев, и поджала губы. Ничего не ответила, лишь повелительно кивнула в сторону двери.

На свежем воздухе ей стало лучше. Прогулявшись до соседнего двора неспешным шагом, они присели на лавочку в тени берёзы.

– Это началось после смерти мужа, – вдруг заговорила Тамара Алексеевна, глядя сквозь листву на вечернее солнце. – Я осталась вдовой в сорок лет и с тех пор не посмотрела с интересом ни на одного мужчину. Но каждый год после смерти Булата девятнадцатого июня я получаю огромный букет роз, разных сортов, цветов, размеров. Не знаю от кого и не знаю, почему именно в этот день. Можно было привыкнуть, но это выбивает меня из колеи. Я с самого утра сама не своя, то ли жду этих проклятых цветов, то ли надеюсь, что тот, кто их посылает, наконец забудет меня или умрёт.

– И вы не подозреваете, кто это может быть? – с сомнением спросила Кара.

– Не имею ни малейшего понятия. А если бы узнала, надрала бы ему уши!

В голосе Тамары Алексеевны вновь зазвучали властные нотки.

– А что Тимур? Это не он?

– Смеётся надо мной. Не он.

– Но ведь это так…

– Романтично? Девочка, мне шестьдесят три года, я просто хочу спокойно дожить свой век и увидеть внука. Хотя бы одного! Но Тим… – Она тяжело вздохнула. – Не везёт ему с женщинами. Когда жена его бросила, он разочаровался, загулял, как кот мартовский. Он хороший, хоть и кажется грозным, бабы к нему липнут, а толку? – Тамара Алексеевна резко прервалась и, выпрямив спину, взглянула на Кару. – Так. Я болтаю всякую ерунду. Не вздумай сыну передать!

– А то что? Побьёте меня указкой?

Они посмеялись и решили, что пора возвращаться домой.

История о загадочном дарителе цветов не шла у Кары из головы. Щемящее чувство несправедливости и зря потерянных лет бередило душу, царапало, ныло где-то внутри. Она знала, что за этим стоит что-то важное, грустное и могучее, что-то способное перевернуть жизнь. В минуты особого напряжения, когда Кара погружалась в эти ощущения, ей виделся мужчина с усталыми глазами. Он так долго ждал, что давно должен был перестать верить, но он продолжал. Верить и любить.

– Привет. Нам нужно встретиться. Сможешь зайти сегодня вечером? Или завтра.

Она позвонила Тимуру и услышала, как по ту сторону динамика разлилась напряжённая тишина. Наконец он ответил:

– Что-то с мамой?

– Что-то с мамой. Но не переживай, речь не о её здоровье. Мне нужна твоя помощь в одном очень личном деле.

– Ты можешь выразиться яснее?

– Приедешь – расскажу.

– Милая, если ты просто хочешь меня увидеть, так и скажи, не стоит прикрываться мамой.

Он заигрывает или издевается?

– Милый, не дерзи и не воображай. Так что?

– Жди через два часа.

Все эти годы Кару окружали люди-невидимки. Мужеподобная начальница с ниткой чёрных усиков над верхней губой, забитая жизнью и мужем сменщица, тысячи покупателей, соседи-пьянчуги, случайные попутчики в автобусе или метро – никого из них она не хотела ни знать, ни видеть. Образы сливались в одну серую массу, скучную и монотонную, но её всё устраивало: чем меньше внешних раздражителей, тем лучше. За последний же месяц уже два человека совершенно случайным образом нарушили её покой. Тимур и Тамара Алексеевна. Сын и мать. Такие разные, такие похожие.