Читать онлайн Бродяга, Плутовка и Аристократ: Сумерки

I

«Человек по природе своей двоичен. Есть тело, есть душа. Есть сознание и есть инстинкт. Есть настоящий «я» и ложный «я». Всегда есть два «я». Вопрос лишь в том, едины ли «я»?», – Откровения человеческое от Григория.

Пять лет назад. 210-ый год со дня открытия пара Земли.

Тьма. Холод. Одиночество. Вот, что ощутил Нейт стоило ему открыть глаза. Постепенно мутная картина перед ним прояснялась. Он отчетливо увидел серые тоскливые стены, фиксаторы на руках и ногах и большую металлическую дверь. Последним воспоминанием перед пробуждением служила светлая операционная и лицо Гильмеша, нависшего над ним. Ученый вводил ему анестезию, а как закончил добавил своим обыденным тоном: «Скоро всё изменится». И в тот момент веки бродяги сомкнулись.

– Где я? – вялым тоном вопрошал Нейт.

Он попытался встать, но фиксаторы не позволили. Мальчик даже одеяло подтянуть не смог.

– Эй! – бросил он. – Меня кто-нибудь слышит? Помогите…

– Всё нормально, не переживай, – ответил голос из динамика. – Не кричи, тебе нельзя перенапрягаться. Сейчас приду.

– Кто это?.. Эй!

Из коридора послышались звонкие шаги. Они быстро приближались, но вдруг затихли. Последовал щелчок, и дверь отворилась, впустив тяжелый свет внутрь. На глазах вновь образовалась пелена, и сквозь неё Нейт увидел тонкий силуэт. Он приблизился к нему с офтальмоскопом.

– Так состояние в норме, – произнёс и переключил взгляд на приборы. – С возращением, Нейт.

И только после этой фразы бродяга признал его.

– Гамлет? Это ты?

– Верно, – ответил секретарь, щупая его руки. – Как себя чувствуешь?

– Никак… конечностей не ощущаю… я, словно желе.

– Это в порядке вещей. Процесс сращивания костей по методики Николая проходит болезненно. Ты уже давно сидишь на обезболивающих.

– Насколько давно?..

– Два месяца и три дня. Ты снова ничего не помнишь?

– В смысле снова? – озадаченно переспросил Нейт.

– Ты уже несколько раз просыпался и всякий раз забывал об этом, – говорил Гамлет, продолжая осмотр руки. – Вроде сращивание идёт как надо. Николай сказал, что это последствия анестезии.

– Как это связано?.. Мне же не мозг оперировали, – он говорил медленно и сонливо.

– Твои слова из раза в раз вообще не меняются. Словно в петлю попал с тобой, – ответил Гамлет, улыбаясь.

– Где я?

– Одна из лабораторий Гильмеша. Он перевел тебя под личный надзор. Операция прошла не так, как мы планировали.

– В смысле?

– Потом объясню. Кажется, на этот раз тебя уже не нужно отправлять в сон. Ты голоден?

– Не знаю… а чем я питался до этого?

– Мы вкалывали питательные вещества напрямую. Если хочешь, могу и сейчас вколоть? – подначил секретарь.

– М-м, витаминчики… объедение… а есть стейк?

– Есть, – рассмеявшись, ответил Гамлет. – Но тебе можно только кашу. Сейчас принесу. За одно приглашу папашу.

Он покинул комнату и через минут десять вернулся вместе с Гильмешем. Гамлет присел рядом с Нейтам и начал кормить того с ложечки.

– Это ещё что? Тьфу… какая гадость.

– Не привередничай, – оскорбился секретарь. – Скажи спасибо, что не бобовая, как кое-кто предлагал.

Гильмеш навострил на него суровый взгляд.

– Кхм… Гамлет сказал, что тебе уже лучше. Это радует.

– Он также сказал, что были накладки, – ответил Нейт, жуя. – Что произошло?

– Об этом успеется, – произнес Николай, присев на стул. – В целом операция прошла, как и задумывалось. Время реабилитации два года. Как только окрепнешь, начнём первую фазу обучения.

Нейт до сих пор ничего не понимал. Не понимал, зачем Гильмеш держит его здесь и что планирует делать. Через несколько дней фиксаторы ослабили, позволив Нейтану хотя бы двигаться. Всё это время Гамлет составлял ему компанию. Общество секретаря оказалось на удивление приятным. Иногда заходил и сам Николай, справляясь о его самочувствие. Но в один из дней он затеял странный диалог:

– Нейт, что ты знаешь о своих родителях? – тот помотал головой. – И никогда не хотелось узнать о них?

– Меня это особо не волнует. Они либо мертвы, либо отказались от меня. Какой прок знать таких людей. Да и если бы хотел узнать, это невозможно.

– А меня этот вопрос заинтересовал. Знаешь, я имею доступ к ДНК всех жителей. И мне захотелось проявить некоторую инициативу… я позаимствовал у тебя образец, – услышав это, Нейт чуть встрепенулся. – Прокрутив твоё ДНК через систему, я не нашел ни одного совпадения.

– Может, мои родители были незарегистрированными? – спросил мальчик, насторожившись. – Такой вариант я не исключаю.

– Я тоже озадачился. В конце концов незарегистрированные часто отдают своих детей в приюты. Хотя в наше время таковых почти не осталось. По началу я так и думал, пока мне не пришли твои анализы. Во время операции я вскрыл тебе голову и…

– Вы что сделали?! – вскипятился Нейтан.

– Дай до рассказать, – прервал Гильмеш на полуслове. – Получив анализы, я решил кое-что проверить. Возможно, поэтому у тебя были проблемы с памятью. Но далеко не факт. В одной из областей твоего мозга, – слова с тяжестью слетали из его рта, будто они заставляют его вспомнить нечто очень и очень страшное, – там была опухоль. Она незначительная, но это не раковая опухоль, а нечто другое. Нечто, что даже я понять не в состоянии. Подобное мне приходилось видеть. У детей Пустоши, – выдавил он. – Ты знаешь, кто это?

– Догадываюсь, – ответил он серьезным голосом. – Значит, я родом не из Артеи…

– И не из какого-либо другого города. Ты пришёл к нам прямиком из Пустоши.

– Эта опухоль она, она прогрессирует, верно?

– Сейчас она стабильна и не даёт о себе знать. Но с возрастом если судить по моему опыту, то да… она будет прогрессировать.

– Ясно… Спасибо, что рассказали. Мне стало легче.

Фраза вызвала у Гильмеша недоумение.

– Почему же осмелюсь спросить?..

– Я всегда чувствовал, что не вписываюсь в общество. Теперь мне хотя бы понятно отчего. Всё встало на свои места. Если я из Пустоши, то это объясняет… ах, всё в общем объясняет.

«Этот ребенок. Он ни капли не переживает, – размышлял Гильмеш. – Удивительная нервная система. Результат того, что он дитя Пустоши? Все Числа отличаются хладнокровием, даже она… моя Марта была такой же. Как же я раньше не заметил их сходства. Его апатичные глаза точно такие же, как у неё, – вспоминая жену, на ученого накатила тоска. – Однако даже среди детей Пустоши Нейт уникален. Пробиться сквозь это холодное спокойствие будет проблематично. Теперь, когда я узнал, что мальчик долго не проживёт, мне нужно ускорить эксперимент. Иначе такого образца я больше никогда не заполучу».

Нейтан, и правда, был спокоен, новости не обрадовали его, но привнесли некой ясности. Он наполнился спокойствием, неровные линии прошлого наконец образовали единую картину. Хоть по нему и не скажешь, однако Нейт часто задумывался о смерти. И всякое размышление заканчивалось мыслью, что долго ему не прожить. Он не знал, как и почему, просто ощущал это. Ощущал, как тонкая холодная рука смерти обнимает его. И это не пугало, напротив, успокаивало.

«Если могу умереть, то я как минимум человек».

Через месяц Гильмеш начал его обучение. Оно началось с теста на уровень интеллекта. Стим-тек был не в состоянии проанализировать бродягу, даже если тот отвечал честно. Поэтому Гильмеш применил собственный тест. Результат его разочаровал, он были выше среднего: 145 баллов. Но он был далеко не близок к тем показателям, которые ожидал увидеть ученый. Сколько бы не перепроверял, итог был одним. Это не могло не удручать. Но Николай не сдавался и искал иные способы раскрытия потенциала мальчика.

Будни Нейта проходили уныло. Опекун проводил занудные лекции, пытаясь обучить парня тому, что только знал. Нейт быстро схватывал знания, но интереса они в нём не вызывали. Гильмешу приходилось буквально силком запихивать в него материал из области физики, химии, права, философии и анималогии – всем тем, что должен знать добродетельный гражданин.

– Нейт, ты слушаешь? – спросил Гильмеш, постукивая по столу.

– Неа… Нудно как-то рассказываешь.

Николай рассердился и возмущенно выдал:

– Мне перед тобой сплясать что ли надо?!

– Уверен, и это у тебя получится нудно, – продолжал твердить он.

– Может, ты проведешь мне лекцию, и я послушаю как надо? А? А-а?

– Отказываюсь. Мне лень…

– Та-ак, Нейтан Флок Гильмеш!

– Нейтан из Норта, – холодно оборвал он.

– Допустим… Нейтан из Норта, если ты сейчас же не повторишь мне лекцию, то на ужин получишь бобовую кашу. Сваренную лично мной, – добавил с легким ехидством.

Гильмеш готовил отвратительно, и Нейт это знал.

– Эх… Совет делится на две палаты: низшую и высшую, – монотонно заговорил он. – В других городах существует местный орган управления – мировая палата. Она подчинена напрямую совету. Это не считая районные палаты, которая есть в каждом Центральном и Рабочем районах. Помимо на каждые пять кварталов Рабочего района приходится одна квартальная палата, в которую входят местные жители. Она подчиняется районной палате, а она в свою очередь либо мировой, либо в случае с Артеей совету. Один голос члена высшей палаты равен трём голосам члена низшей. Мировая или иная палата не могут вмешиваться в дела совета, связанные с его членством, общегосударственной деятельностью, а также с решением дел по поводу исключительно Артеи. Для обеспечения сохранности системы в совете может избираться лидер, имеющий право вето. Также его голос равен 10-ю голосам высшей палаты. Лидер выбирается всеобщим голосованием палат на всех уровнях. Помимо есть неофициальный орган власти – Церковь Единства. Епископы четырех Церквей и Архиепископ могут входить в состав мировой палаты, но их голос равен одному. Так как согласно классовой системе они принадлежат к жителям Центрального или Рабочего районов. Если же аристократ вступит в клир и достигнет сана епископа, его голос будет приравнен к голосу члена низшей палаты. Иные конфессии могут войти в отдельную мировую палаты при условии достаточного количества последователей. На практики таковых нет. В государстве может быть проведено всеобщее голосование и по другим вопросам, если так рассудит совет. Всё? Или мне по законом пробежаться? – задиристо спросил он.

– Всё верно. Уж что, а память у тебя отменная.

«Тогда почему тесты показывают скромные результаты?», – раздумывал Гильмеш.

– И как тебе система?

– Никак, – равнодушно ответил Нейт. – Человек коль захочет найдёт лазейку, если голова варит. Насколько бы государство не было совершенным, пока есть человек можно предполагать любой исход.

– Как всегда, нейтральная позиция, – произнёс он. – А классовая система? Что думаешь о ней?

– Она логична при условии своей иллюзорности и реальности одновременно.

– Это как?..

– Она должна быть иллюзорна в том смысле, что никакого действительного статусного различия в людях нет. Оно лишь фикция, обман, чтобы держать людей в узде… чтобы они имели цель обрести статус, которого в реальном мире нет. Статус лишь абстрактное понятие, созданное для контроля обычных и вычленения особенных. Здесь уже в силу вступает реальность системы. То есть то, что люди не равны от рождения, но не по статусу, а по способностям и желаниям эти способности приобрести. Классовая система создаёт условия, в которых человеку есть куда стремиться, а не тратить талант и труд в пустую, и в которой ничего не делающие будут искусственно ограждены. Если система соблюдает эти два факта, тогда она верна. Но без учёта добродетели она станет холодной селекцией. Поэтому и моральный вопрос тоже нужно учитывать.

Гильмеш удивился подобным рассуждениям. Рассуждениями, которые отчасти перекликаются с его собственными.

– Ты любитель сочинений пророка Григория? – полюбопытствовал Гильмеш. – Ход мыслей схож.

– Я даже религиозные тексты у него не читал, не то что философские… Почему все об этом спрашивают? – озадаченно спросил. – АААЙЙ! ААА!! – завопил.

Внезапно Нейт схватился за голову. Словно гром среди ясного неба, на него напала жуткая головная боль. Он упал на постель, ворочаясь в конвульсиях. Было чувство, что его голова разрывалась на части, как нечто растерзывает его мозг, режет на кусочки тупым лезвием. Нейт кричал, ухватившись за волосы. Гильмеш запаниковал и вколол ему обезболивающие. Но оно не помогало. Исказившееся от страданий лицо Нейта, вгоняло его в ступор. Николаю приходилось видеть многих пациентов, которые точно так же бились в агонии на операционном столе. И к таким вещам он относился с нечеловеческим спокойствием, но это… отчего-то закатанные зрачки Нейта пробудили в нём необузданный страх. Они пробудили воспоминания, которые ученый спрятал глубоко внутри себя. Вскоре прибежал Гамлет. Он растормошил его, и они вместе унесли мальчика в комнату с МРТ. Нейтан продолжал кричать и брыкаться, даже фиксаторы не выдержали порыва бешенной силы и сломались.

– Что с ним?! – вопил Гамлет, уставившись в монитор.

– Это опухоль, – обеспокоенно проговорил Гильмеш. – Вколи препарат D-13! Он должен помочь. Опухоль вдруг начала разрастаться! Если не остановить, Нейт умрёт.

Гамлет принялся рыскать по шкафчикам в поисках ампулы. Когда нашёл, то всадил её в шприц, словно пулю в магазин. И после одним ловким движением вколол Нейту.

– ТЫ ВКОЛОЛ ДУША ТЕБЯ ДЕРИ?!

– ДА! – криком ответил секретарь.

Тело Нейта перестало брыкаться с прежней силой. Да и лицо разгладилось, приняв обычный спокойный вид.

– Сердцебиение и мозговая активность приходят в норму, – сказал Гамлет, следя за показателями приборов.

Бродяга вскоре утихомирился полностью. Боль постепенно отступала, и он уснул. Взрослые аж выдохнули, когда его истошный крик затих.

– Николай, – обратился Гамлет трепещущим голосом. – Взгляните-ка. Как это возможно?

Он указал ему на экран, который фиксировал изменения мозговых волн Нейта во время припадка.

– Они поменялись, – в непонимании выдал Гильмеш. – Стали совершенно другими. Мозг работает совсем в ином темпе, быстрее… мощнее.

– Словно компьютер, – подумал Гамлет, – когда производительность выкрутили на максимум. Но как это возможно?

– Не знаю, – ответил ученый, смотря на безмятежного бродягу. – Что ты такое, Нейтан?

На следующий день мальчик очнулся. Всю ночь от него не отходил Николай, беспокоясь, что боли могут снова начаться. Но первое, что он услышал от него до дрожи испугало.

– Кто Вы?

«Фаза первая, – написано кривым подчерком в заметках. – Испытуемый Нейтан из Норта. Цель исследования: понять и спасти».

II

– Н-нейтан? – с трепетом вымолвила Лотти. – Нейтан… Нейтан…

Услышав это имя, дети вокруг них задрожали. Отступив назад, они распахнули глаза и в панике продолжали отходить. Они не могли и слова вставить. Мальчик, что умер пять лет назад, был перед ними, весь измотанный, побитый жизнью, прошедший через ужас и вернувшийся из бездны. Он был совершенно другим, и если бы не ярко-голубые глаза, пусть и пустые, они бы ни за что не признали Нейта в этом теле.

– Нейти…

Имя соскользнуло с уст ребят, которые уже были готовы заплакать. Они держались лишь от того, что осознание к ним так и не приходило. Гера в ужасе придерживал Нейта своими трясучими руками, а Стёпа так и не мог поверить в происходящее. Он стоял глыбой, словно боясь отпугнуть призрака. Бродяга продолжал смотреть только на Шарлотту, заворожённый её красивыми чертами лица. Волосы девушки под светом лампы, казались ему искрами пламени. Обжигающими, но такими чарующими. Лотти тихонько прикоснулась к нему, нежно проведя рукой по щеке.

– Нейтан… НЕЙТАН! – она внезапно воскликнула, что был голос, а после бросилась в его объятия.

Лотти заревела, как не плакала уже очень давно. Продолжая кричать, так громко, что пробудила всё подполье.

– НЕЙТАН! НЕЙТАН! НЕЙТАН!!! – продолжала повторять она, покрыв его лицо поцелуями.

Роза, стоя на трибуне, кинула на детей немой укор. Она уже хотела отругать их, но ухо уловило плачь и крик:

– Нейтан!! Нейтан! – подхватили другие дети, наливаясь слезами.

– Что здесь происходит? – пронеслось по толпе. – Розалия, они отвлекают нас. Угомоните их, пожалуйста.

Но посмотрев на саму Розу, они замолкли. Настоятельница упала на колени, она сдерживала собственный крик руками, даже не думая отводить взгляда от бродяги. Всё продолжало звучать это имя.

– НЕЙТАН! – в слезах обращались дети, бросившись на него. – НЕЙТИ! НЕЙТИ!

Сам же Нейт никак не реагировал. Сознание оставалось всё в том же помутнее, что и раньше. Всё его существо сосредоточилось на Шарлотте. Роза в спешке сошла с трибуны, чуть не навернулась, но пробурила себе проход в толпе. Раскидывав рабочих, она подбежала ближе. Слёзы скатывались с её щёк, которыми уже покрылись легким румянцем. Подпольщики продолжали возмущаться. Весь этот переполох, эти крики, это волнение начинали их беспокоить.

– Ты живой, – пробубнила Лотти, вцепившись в него. – Живой… правда ведь?.. Мне не мерещится… не мерещится, скажи же? Нейт… Нейтан, Господи…

Он молчал.

– Это невозможно, – выдал Стёпа. – Нейтан же умер… мы сами его хоронили. Он не мог воскреснуть.

– Нейтан? – произнесла Роза дрожащим голосом. – Мальчик мой…

Всякая проблема, что была важна до, теперь не имела никакого значения. Мир перевернулся с ног на голову. Она точно признала в этом человеке своего сына, сына отнятого самой судьбой.

– Роза, что здесь происходит?! – выдал кто-то из толпы.

– Это мой мальчик… живой… ЭТО МОЙ МАЛЬЧИК!! – выкрикнула она, не сдержав порыв чувств.

Подпольщики ещё не видели Розалию в таком состоянии. Выдержка, сдержанность, хладнокровие – всё это улетучилось. Лидер предстал перед ними другим человеком. И в этот момент, видимо, рассудок вернулся к Нейту. Такая толпа растормошила его, вывела из транса. И он произнёс:

– Кто такой, Нейтан?

– Что ты такое говоришь? – ответила Лотти, отдалившись, но не отпуская. – Ты ведь Нейтан, так ведь?

Она успела испугаться.

– Я… Нейтан? Это моё имя? – в его голосе слышалась радость.

– Неужели ты ничего не помнишь?

Бродяга виновато отвёл глаза, а после в смятении продолжил:

– Я Нейтан?

– Да, ты Нейтан.

Он обрадовался, и улыбка внезапно образовалась на его лице.

– Слышишь, Натан?! Я Нейтан! У меня есть имя, как и у тебя! Я Нейтан! Я существую. Я существую! – восклицал он.

Остальные же впали в ступор.

«Нейтан? – ответил голос. – Дерьмовое имечко, но всяко удобнее обращаться»

– С кем ты разговариваешь? – с опаской спросила Роза.

Нейт примолк, не знал, как объяснить. Мимика напряглась, отражая раздумья. Он вертел головой, часто моргал, пытаясь подобрать слово.

– Нейт, – обратилась Лотти, отчего тот испугался. – Ты помнишь меня?

– Я не знаю… я-я… не помню… ничего.

– Роза! – уже с гневом обратился рабочий

– На сегодня собрание закончилось! – приказным тоном ответила она. – Действуйте по инструкции!

Толпа ворчала и потихоньку расходилась, пока ребятишки окружали воскресшего. Они посадили его на скамью и дали поесть. Он с аппетитом ел булочку хлеба, будто бы это была последняя еда в его жизни. За один присест он доел её всю.

– А-а? – издал он, указывая на рот. – Это… воды… можно воды? – дополнил, вспомнив слово.

Тут же ему принесли попить.

– Что с тобой случилось? Ты хоть что-нибудь помнишь? – спросила Роза.

Лотти всё также обнимала его, боясь отпускать.

«Если отпущу, он снова исчезнет, – прокручивала она в голове. – Я не допущу такого… только не опять. Не отпущу».

Бродяга задумался над вопросом Розалии.

– Помню… как ходил… много ходил… туда-сюда. Людей помню, тоже ходили.

– А помнишь, как привёл девочку? – встрял Гера.

– Девочку? Помню! – радостно выпалил он. – Я помню. Я привёл девочку и меня накормили. Девочка улыбалась.

– А ещё что-нибудь? Помнишь приют?

Он взялся ворошить волосы и отрицательно помахал.

«Скажи, как мы…» – подсказал голос.

– ЗАТКНИСЬ! Я ничего… ничего… ничего…

На него напала паника, которая волной перешла и к другим. Бродяга судорожно держался за голову, продолжая проговаривать одну и туже фразу:

– Ничего. Ничего. Ничего.

Лотти прижалась к нему, она нежно погладила его волосы, и он успокоился. Но больше не издал ни звука.

– Ничего не могу понять, мама, – сказала она. – Как это возможно?

– Это чудо Господне, не иначе. Другого объяснения у меня нет, – ответила Роза, любуясь сыном. – Ребята его нужно отвезти домой.

Детишки скопом взялись за Нейта и понесли его. Благо приют находился не так далеко. Дошли они достаточно быстро, но тамошние уже давно спали. Поэтому Нейта решили поселить в отдельную комнату со всеми условиями. Стоило ему присесть на кровать, как мягкий матрас прогнулся под ним.

– Тону! Я тону! – вскрикнул он, попытавшись встать.

– Всё хорошо, – ответила Лотти. – Так и должно быть, ты не утонишь. Обещаю, – произнесла, держа за руку. – Веришь мне?

– Угу…

Лотти принесла ему ещё немного еды, заправила кровать и уложила. Всё это время её изумрудные глаза не отводили от парня взгляд. Такое пристальное внимание немного пугало его, но с Шарлоттой он чувствовал себя в безопасности. Её голос имел на него успокаивающий эффект. Он прилёг, но долго ворочался, поэтому спустился на пол и свернулся калачиком. Нежность кровати была ему непривычна, она была тёплой, не причиняла боли и по ней никто не ползал. Шарлотта оставила его, уйдя в кабинет настоятельницы, волнуясь до скрежета зубов. Но настолько радостной, что даже осознавать происходящего не могла. Это казалось сном. Приятным, детским сном. Она в страхе ушла из комнаты Нейта, боясь, что когда заглянет вновь, его там не застанет.

В кабинете стояла гробовая тишина. Розалия сама прибывала в шоке, не представляла, как реагировать. Хотелось улыбаться до ушей и плакать так сильно, чтобы застелить глаза. Ночь была звездной, осенний ветер холодил и приносил с собой странное чувство не то ностальгии, не то беспокойства.

– Мама, я не могу поверить в это. Нейтан жив… ты представляешь?

– Как и я. У меня чувство, будто почву из-под ног выбили, – произнесла Роза, разливая чай. – Даже не думала, увидеть его когда-нибудь.

Её руки трепыхались, держась за ушко чашки. Тремор также преследовал и Лотти. Они обе переживали странные чувства, чувства встречи с чем-то мистически неизвестным, что вызывало ужас и восторг одновременно. Этого было не передать и не осознать, оно было за пределами возможностей разума. Абсолютно иррациональное и чистое чувство.

– А Нейт ли это? Тот ли Нейт, которого мы знали? – высказалась Шарлотта.

– Душу не изменить даже потерей памяти. Это он. Можешь не сомневаться.

– Но, мама, тут дело не только в памяти. Характер, поведение – всё другое. Он иной человек. И с головой у него явно не в порядке. Мне страшно… не представляю, через что ему пришлось пройти.

– Главное, сейчас он с нами и он жив. Со временем наладится, и мы всё выясним.

Они до самого утра просидели так, разговаривая и попивая чай. На этот раз они вспоминали прошлое, просто мило беседовали, не обсуждая серьёзные темы, проблемы, взвалившиеся на их плечи. Давно они не погружались в такие разговоры. Простые и незамысловатые. Уже пять лет Роза общается с Лотти, как с взрослой, только по делу и, только, по существу. Пусть бродяга был не тем Нейтам, которого они знали, но, как и раньше, он принёс в приют долгожданный мир.

***

Утром, когда дети ещё не проснулись, Гера повёл Нейтана в ванну. Ночью он почти не спал, пусть и был дико уставшим. Мысли одолевали его, как и кошмары. Гера помог ему снять те лохмотья, в которых он расхаживал, и выбросил их в корзину для белья.

– Э-это моё… оно мне нужно, – пролепетал Нейт, посмотрев в корзину. – Я-я замёрзну без неё… можно я оставлю? П-пожалуйста.

– Ты не замёрзнешь, Нейт, – успокоил он. – Мы тебя не выгоним в холод и одежду хорошую дадим, не переживай. Всё будет хорошо, – с волнением в голосе ответил.

Нейт по-детски обрадовался. Дальше он уже сам снял с себя остатки тряпок. Не стесняясь, он показал своё оголенное тело, чем до дрожи испугал мальчика. Тот аж облокотился о раковину. Его руки были все испещрена укусами и ссадинами. На теле виднелись множество ран разной длины и глубины. А шею, словно ошейник, опоясывала линия от удушья. На боку отчетливо красовался шрам от колотой раны. Его ступни и ладони были все в мозолях, кожа на кончиках пальцев содралась и кровоточила. Картина изувеченного тела потрясала, но взгляд было не оторвать. Рёбра выпирали через сухие мускулы, грудная клетка тяжело вздымалась при дыхании, а горло хрипело. Вот оно новое тело Нейта: худое, словно скелет; израненное, словно его пытали, и холодное, как у мертвеца. Только глаза остались прежними. Такими же ярко-голубыми и равнодушными. Гера помог ему помыться. Вымыл тело, густые волосы, которые спускались ниже шеи и которые были все в пыли и паразитах. Также он сбрил наметки на бороду. Всю процедуру Нейт молчал, любопытно хлопая глазами.

– Нейт, кто это с тобой сделал? – опечаленным голосом спросил.

– Люди. Некоторые проходили мимо, а некоторые били… больно били… ногами, палками, несколько раз ножом.

Он говорил спокойно без грусти или гнева. Эта жизнь была обыденностью для него.

– Люди, и правда, настолько плохие…

– Вовсе нет. Ты не такой, ты моешь меня. Вчера вы меня покормили и продолжаете помогать. Позволили поспать на таком мягком месте. – его речь стала чуть уверенней. – Да я и не думаю, что эти люди плохие, – внезапно выдал он. – Не думаю, что вообще есть плохие или хорошие.

– В такие моменты ты и впрямь на себя похож, – засмеялся Гера.

– В смысле?

– То есть… раньше ты мыслил точно так же. Я конечно, не всё помню, но Лотти рассказывала мне. Пусть ты и забыл многое, но Нейтам всё равно остался, – прибавил с улыбкой.

Они закончили мыться. Гера нашёл ему одежду по размеру, хоть это было и непросто. Нейт вымахал, он стал очень высоким, выше шести футов. Всё, что нашлось для него в приюте: белая футболку да серые джинсы.

– Вот так хоть на человека похож. Хочешь кушать?

– Если можно.

– Не стесняйся ты, – попросил он, похлопав того по плечу. – Ты мне как брат родной. Если что-то нужно, сразу обращайся.

Мальчик провёл бродягу на кухню. И как раз с рынка вернулась Эли. Она разбирала покупки.

– Гер, ты проснулся? – окликнула она. – Помоги с молоком, будь лапочкой.

– Одну секунду! Так. Давай заходи не тушуйся, – подгонял он Нейта.

– Стёпа тоже с тобой? Непохоже на него.

Девушка обернулась и увидела его. Точнее, по первой она приметила лишь длинное тело, которое, по её мнению, слегка не вписывалось в интерьер. Но стоило присмотреться, как она завопила во весь голос. Диш выронила продукты из корзины, да и сама свалилась на пол в страхе. Ползком она начала пятиться назад, продолжая вскрикивать. Как, впрочем, и Нейт. От громких звуком он забился в угол.

– Эли-Эли! – заговорил Гера, пробуждая её. – Очнись!

–А? ААА! – вновь закричала. – Ты не видишь его?! Призрак Нейта прямо перед нами! Ох, Святая Душа! Скверная душа моя присылает мне эти видения, – протараторила. – Да избавит меня чистая душа в Единой душе от нечистоты, и не нарушу я поток духовный.

– Это не призрак. Вставай давай! – поднял её. – Нейт живой! Вот потрогай.

Он приволок его поближе, и Эли прикоснулась к его руке. Она была тёплой, не гладкой, но такой знакомой. Диш посмотрела прямо в его глаза и невольно заплакала. Но осознание правды было куда более волнующим, чем она могла представить. Девушка разрыдалась, как дитя. Она даже кинулась обнимать его ноги. Ещё долго Гера не мог привести её в чувства. Прояснить разум оказалось достаточно сложно. Но вдоволь наревевшись и попив воды, она успокоилась. В итоге Нейта посадили напротив неё, чтобы она могла рассмотреть его по лучше.

– Не могу. Поверить. Своим. Глазами. Ты же должен быть мёртв, засранец, – выразилась она, тыкая его в лоб. – Как это возможно?

– Тут долгая история, Эли, – заговорил Гера. – Я случайно нашел его вчера и привёл домой. С памятью у него проблемы. Нас он совсем не помнит.

– Да я вижу, – ответила она, сверля бродягу взглядом. – Вон как боится меня. Прежний Нейт давно бы съехидничал.

К этому моменту остальные дети уже проснулись. И Роза с Лотти спустились вниз. Правда, так и не поспали. На них вновь напало удивление, когда Нейт предстал точно таким же, как в день своего ухода. То же безмятежное выражение лица; глаза, находящиеся в вечном поиске; и налобные складки, как признак старательной мысли. Опрятный и чистый Нейт ничем не отличался от оригинала. Младшие дети почти не запомнили его. Для них он был лишь незнакомым мужчиной, жадно уплетавшим суп.

– Нейт, твои волосы сейчас в миску попадут, – заботливо проговорила Лотти. – Давай завяжу.

Она завязала их в торчащий хвостик. Нейт прикоснулся к нему и улыбнулся.

– Спасибо большое. А-а… я могу узнать, как Вас зовут?

– Конечно. Я Шарлотта Аллаги. Можно просто Лотти. Тот высокий мальчишка, который привёл тебя – Гера. А его двойник – Стёпа.

– Никакой я не двойник! – буркнул громко.

– Девушка в фартуке – Эли, – она помахала ему. – А это, – показала на настоятельницу. – Роза. Она вырастила тебя и меня. Да и всех тут на самом деле. Девочку, что ты привёл зовут Мили.

– Приятно познакомиться. Я… я, правда, Нейт?

– Правда, – посмеялась Лотти. – Ты наш Нейти. Мальчик, который рос вместе со мной. Что-нибудь вспоминаешь?

Нейт опустил голову, изобразив виноватый вид.

– Ничего страшного, – ответила она, облокотившись о его плечо. – Теперь ты дома. С возвращением, Нейтан.

III

«Сколько себя помню, я ходил. Пусть память моя и отрывиста, но я уверен в этом. Иногда я живу, словно на автомате, ведомый пустым телом без сознания или даже инстинкта. Когда такое случается, разум покидает меня, я теряюсь, не могу ничего вспомнить из того времени, пока я был не в себе. Не в себе. Кажется, я начинаю понимать, какого это. Моё сознание возвращается в странных обстоятельствах. И пусть не полностью, но я смутно осознаю мир вокруг. Тогда мысли одолевают меня. Огромный поток информации скопом проникает в голову. Я не могу её переварить, потому проговариваю, советуюсь с Натаном. Иногда он даже помогает мне понять её, осмыслить и привести в порядок. Однако. От него бывает много проблем. Натан другой. Он не я. Однажды, мы пришли к выводу, что я душевное сознание, а он сознание инстинктивное. Мы дополняем друг друга. Сказал он. Но иной раз я жалею об этом, иной раз я боюсь его. Боюсь того, что может сделать инстинкт. Это постоянная смена сознаний, утрата самости, она заставляет меня усомниться в собственном существовании. Оно ведь так странно. Я будто существую только в определенной точке времени, коротком промежутке для раздумий и разговоров. Но сейчас, когда я встретил их, я существую гораздо дольше. Это приятно. Приятно существовать».

«Но я не уверен, что я, действительно, Нейтан».

Прошло два дня с чудесного воскрешения бродяги. Понемногу он обживался на новом месте. Он узнавал всё больше о своём прошлом, но не мог в него поверить. Множество историй для него были скорее мифами. Мифами, через которые Лотти пыталась его пробудить, заставить осознать реальность так, как её видел оригинальный Нейтан. Однако для нынешнего Нейта эти фотографии, рассказы, места и записи были пусты. В них его не было. В них ему не было места. Это было просто невозможно. Ни он, ни Натан не были тем чернявым мальчишкой, что вызывало зависть, обиду, тоску. Тоску по вещам, что у них отняли. Из-за всего этого создавалось чувство, что существенная часть их души улетучилась. И остался голый сосуд.

Нейтан из мифов – это сильный и смелый мальчик. Мальчик, который не взирал ни на что, который жил без компромиссов, но при этом жил по законам разума и сострадания. Он коренным образом отличался от бродяги сегодняшнего дня, такого тихого и пугливого.

Все эти двое суток Лотти окружала его заботой, не отходила ни на шаг, постоянно разговаривала и всячески помогала освоиться. Сейчас она привела его в игровую, где под смех ребятишек, показывала ему их детский альбом. И за каждой фотографией скрывался дух Нейта.

– Я заеду вечером, – слышался голос Фарля из гарнитуры. – Ответь же что-нибудь?

– Поступай как знаешь, – брызнула Эли.

– Ты злишься? Ах, прости. Да, знаю. В последнее время я совсем не уделял тебе времени. Как вошёл в высшую палату, дел невпроворот, – в ответ молчание. – Милая, давай поговорим. Ты же знаешь, что сейчас очень ответственный момент. Рестед надеется на меня. Забота о стране мой долг.

– А ЗАБОТА О ТВОЁМ РЕБЕНКЕ – ЭТО НЕ ТВОЙ ДОЛГ, ФАРЛЬ! – выкрикнула она и сразу же от волнения повесила трубку.

– Ребёнка? – на другом конце провода переспросил Фарль. – Ребёнка… РЕБЁНКА! – прогорланил так громко, что аж служанка встрепенулась.

От резкой и въедливой фразы даже Шарлотта вскочила на дыбы. Она, как на пружине, спрыгнула с дивана и помчалась в коридор. Диш застыла от собственных слов прямо у входа на кухню.

– Р-ребенка! Эли, как это понимать?! – бросилась рыжая девчушка. – Не говори, что ты беременна?!

Элизабет покрылась краской, нежный румянец осел на её щеках. Она хотела радостно утвердить: «Да! Так и есть!». Но засмущалась и тихо пролепетала, сопроводив голос неуверенным кивком:

– Угу…

И как на зло в это же время Роза спустилась на шум. Новости также не оставили её без впечатлений. Они были настолько сильны, что настоятельница чуть не навернулась.

– Какой срок?! – наседала Шарлотта, подойдя вплотную.

– Восемь недель. Простите, – она оглянулась на Розу. – Не подумайте скверного. Я хотела сказать, да вот только не могла подобрать момент.

– Не извиняйся, милая, – успокоила Розалия. – Это просто превосходные новости. Но ты вот так сказала об этом Фарлю?

Эли опустила взгляд и начала судорожно перебирать большие пальцы кистей.

– Я хотела его обрадовать, – оправдалась она. – Но этот ЧУРБАН, – выскочило случайно, – только о делах и твердит.

– Не обращай на него внимание, Эли! – вступила Лотти. – Все мужики идиоты! И Фарль не исключение!

– Вот тут соглашусь, – подхватила Роза.

Они обе обхватили Элизабет руками, заключив в объятия. Нейт же немного крысячтничал: смотрел на эту картину из-за угла. То ли он побаивался выходить, то ли попросту не понимал ситуации, поэтому предпочёл действию – наблюдение.

– Господи, я так за тебя рада! – бросила Лотти на эмоциях.

– Не могу поверить, – произнесла Роза сразу за ней. – Видимо, боженька благоволит нам, раз так много хорошего за раз случилось. Как чудесно. Я стану бабушкой.

– А я тётей, – улыбнулась Шарлотта.

– А я мамой, – продолжила Эли, плача.

Девушки хором рассмеялись. И вновь тёплый сгусток энергии распространился по приюту.

– Кстати, Эли, – опомнилась рыжая. – Ты рассказала Фарлю про Нейта?

– Ещё чего! – с былой прытью ответила Диш. – Обойдется сухарь! Пусть сам приедет и увидит! Хы, – скорчила гримасу. – А ты Грише?

– Делать мне больше нечего! – воротя нос, отрапортовала. – Обещал в приют заглянуть, а сам даже не звонит. Поделом ему!

– Обе друг друга стоите, – съехидничала Роза.

Отношения этих двоих были мягко сказать напряженными. Лотти злилась на старого друга не столько за оппозицию, сколько за отсутствие внимания к своей персоне. Это была некая версия дружеской женской ревности. Врагом Григорий для неё никогда не был, она полагала, что никогда и не станет. Ведь их полем боя с раннего детства был исключительно простой спор.

– Эм-м… простите, – вступил Нейт неуверенно. – А кто такие Фарль и Гриша, о которых вы говорите?

– Я же рассказывала, Нейт, – отвлеклась Лотти и подбежала к нему. – Это тот самый Гриша – наш общий друг детства. А Фарль – хахаль Эли.

– Что ещё за хахаль, Шарлотта? – отчитала мама. – Я тебя так говорить не учила. Скорее уж. Муж. Надеюсь, – покосилась на Эли. – Давно вам пора свадьбу сыграть.

Диш снова побогрела. С этим нерадивым аристократом она уже больше десяти лет. А чувства романического толка возникли ещё раньше. И казалось бы все условия филигранно выложили на стол, но Ной Кэмпл всё никак не решался на брак. Сама Эли рассудила, что карьера и политика сейчас для него важнее. Она приняла это и смирилась с достоинством солдатки.

Почему-то с приходом Нейта приют разительным образом преобразился. С самого его ухода здесь не было такой атмосферы. Атмосферы, уносившей в прошлое, в тихое и счастливое время без бед и забот.

Этим же вечером компания засела на кухне. Они решил со скромным размахом отметить свой личный маленький праздник. Роза достала торт из запасов и разлила черный чай с бергамотом. Аромат шустро наполнил помещение.

– А кто будет мальчик или девочка? – заинтересованно спросила Роза.

– Я не знаю, да и не хочу на самом деле знать. Кто родится, того и буду любить, – скромно ответила.

– Это правильно. Ребёнок – подарок Бога.

За все эти годы отношения Эли к настоятельнице изменилось. И далеко не в лучшую сторону. Прежде она души в ней не чаяла, видела пример сильной и самостоятельной женщины. Но после событий с Гришей и Нейтам, Розалия перестала быть для неё безусловным авторитетом. Поэтому она и не пошла за ней, не вступила в Рестед и не приняла её веру. В отличии от юной Лотти её прегрешения она видела отчетливо. Но сейчас же стрелки часов, словно отмотали назад на несколько кругов. Когда свет проник в приют, все негативные чувства и воспоминания затупились. Она забыла о них, будто их и не существовало.

Пока они беседовали, Нейт тихо жевал слоенную сладость. Такой вкусной еды он никогда не пробовал и думал никогда не попробует. Тепло и уют приюта успокаивали его мечущуюся душу. Плюс ко всему и убаюкивали Натана. Всё это время он молчал, не создавал суматохи в сознании, что не могло не радовать.

– А-а, сколько тебе лет, Эли? – спросил он.

– Двадцать восемь, – ответила она, любуясь парнишкой. – Мне было десять, когда ты стал моим братом. Поэтому я знаю тебя с пелёнок, шалопай.

– Это да-а, – растянула фразу Роза, наполнившись ностальгией. – Давно же это было. Я тут подумала. Нейт, а ты знаешь сколько тебе сейчас? – тот мотнул головой в знак незнания. – Немудрено. В начале года тебе исполнилось девятнадцать. Ты чуть старше Лотти, но и ей тоже уже столько же. Нашей счастливице, – имела ввиду Эли, – двадцать восемь стукнуло. А мне сорок.

«Так значит… у нас недавно было день рождение, – размышлял Нейт. – Где же я был в то время? Не помню. Всё в тумане каком-то».

– Эли-Эли, а когда ты в Фарля влюбилась? – внезапно включилась в беседу Шарлотта.

– Лотти, всё то тебе знать надо. Эх. Мне было пятнадцать, когда я поняла, что люблю этого идиота. Правда, поздно спохватилась: в день его усыновления. Тогда признаться я так и не смогла. И вот, когда нам было по восемнадцать, он внезапно вернулся в приют. Такой весь статный, высокий и ухоженный. Щегол в общем, – кратко пояснила она. – И вот этот франт с порога позвал меня на свидание. Я такая радостная была, сразу же согласилась. Дура. Надо было нервы потрепать. А потом мы долго гуляли, и под вечер он, – отвела взгляд на пол, – взял, да и поцеловал меня. Потом понеслось. Часто встречаться нам не удавалось. Статус все дела. Но он всегда умудрялся меня удивлять

– Как это мило!

Лотти аж вскипела от чувств. Она всё же была девчонкой, в которой так и трепыхалось сердце романтика. Возраст позволял ей думать о подобных вещах. Пусть она была и не фанатом любовных рассказов, но всё равно держала в душе надежды когда-нибудь влюбиться.

Нейт смотрел на их свободное общение и удивлялся тому, как много они знают о себе. Ему было по-хорошему завидно, но, обращаясь в себя, он чувствовал пустоту.

«Первое, что помню была тьма. Холодная, пугающая темнота. Ни звука, ни запаха, никаких ощущений из вне. Лишь полное всепоглощающее одиночество. Натан помнил то же самое. Открыв глаза, я не увидел света. Мне казалось, я слеп и глух, что нет у меня ничего. Это привело меня в отчаяние. Помню мысль, что родилась вместе со мной… «Я мёртв». Я так испугался и живу с этим чувством по сей день, с чувством, что вся жизнь не более чем иллюзия смерти. А я всё там же. В этой тьме».

– Нейтан, о чем задумался? – спросила Лотти.

– Ни о чём, – отсёк он, резко повернув голову в её сторону.

Все посмеялись.

– И правда, отвечаешь, как настоящий Нейт, – проговорила Эли сквозь улыбку.

Бродяга ответил схожим жестом, он чуть приподнял уголки губ.

«Но я не уверен, что я, действительно, Нейтан».

IV

Пять лет назад. 210-ый год со дня открытия пара Земли.

«Проект усовершенствования человеческого сознания

Объект исследования – Нейтан из Норта.

Фаза первая: первичный анализ способности осознания действительности объектом.

Объект в спокойном состоянии демонстрирует уровень активности мозга в пределах нормы. Тесты, созданные мной – Николаем Флок Гильмешем – для исследования Нейта не дали желаемых результатом. Согласно им, он не имеет особенной предрасположенности к познанию. Однако его поведение и рассуждения свидетельствуют об обратном. Этот феномен я назвал «скрытом умом». Доказательствами моей теории являются данные мозговых волн объекта в стрессовой ситуации (острые головные боли), которые выходят за все рамки разумного. Теория о неспособности человека использовать весь потенциал мозга давно опровергнута. Исследование этого вопроса с помощью стим-тек также показали её несостоятельность. Но в случае объекта она является частично правдоподобной.

Каждый человек способен использовать свой умственный потенциал на 100% лишь при условии здоровой работы мозга, то есть при отсутствии проблем с нервной системой и иных заболеваний. Опухоль, природа которой лежит вне моего понимания, является следствием рождения за пределами безопасной зоны. Именно она служит «замком» в спокойном состоянии, неким сдерживающим фактором. В условиях стресса дверь в его сознание открывается, что вызывает сильнейшую мигрень и всплеск мозговой активности. Что способно вызвать стресс такой силы на данном этапе исследования остается загадкой. Я предполагаю, это связано с изменением гормонального фона, так как объект проходит период полового созревания. Также возможной причиной может быть избыточная умственная нагрузка, которой подвергался объект при обучении. Если это действительно так, то это объясняет его пассивность и нежелание учиться. Вероятно, эта черта характера является бессознательным механизмом защиты.

Дестабилизация опухоли привела к полной потере памяти вплоть до утраты самоидентичности, однако эффект был кратковременным. Уже через два часа к объекту вернулись все воспоминания, сопровождаемые очередными головными болями умеренного характера. Но в результате припадка прооперированные конечности были повреждены. Заживление пройдет по плану, однако следы травмы стереть теперь не представляется возможным. Запись первая окончена».

Эти записи были частью личного дневника Гильмеша. Красного блокнота в кожаном переплёте. Когда он закончил, то беглым взглядом пробежался и по другим страницам, более старым и менее сухим. И на некоторых из них его глаза выглядели особенно печальными.

«2 числа месяца Иноры. 191 год со дня открытия пара Земли: Опухоль Марты растёт. Она уже дошла до критической точки. Я не знаю, сколько ей осталось. Не знаю. Хотя кому я вру? Я прекрасно это осознаю. С точностью до дня, до часа и минуты я могу рассчитать тот миг, когда её не станет. И это убивает меня. Я в отчаянии. Так мало времени, так мало на что я способен. Гениальный хирург в руках этой проклятой болезни не лучше крысы со скальпелем в пасти. Ничего не помогает. Я не хочу этого, только не потерять её. Только не мою Марту».

Закрывая дневник, на него нахлынули воспоминания о временах давно ушедших. Он пытался смахнуть их, но они лишь сильнее давили, создавая красочные образы. Буйству памяти поспособствовал инцидент с Нейтам. Хотя сам по себе Нейт стал живым напоминанием Гильмешу о его бесполезности. Полная потеря памяти и взлет мозговой активности. Николаю ещё не доводилось сталкиваться с такими феноменами в своей медицинской практики. От этого тоскливого сна его избавил Гамлет. Он вошёл в его темный кабинет в привычном зелёном сюртуке.

– Как там Нейтан? – поинтересовался Гильмеш.

– Он в порядке. Каковы будут дальнейшие указания? В таком состоянии на нём нельзя ставить эксперименты, но и вернуть в приют мы его уже не можем. Вы же объявили о его смерти, как никак, – попытался отчитать он. – Иронично, не находите? Вы пошли на такие риски ради этого мальчика, а теперь он стал бесполезен.

– Я буду следовать плану, – ответил учёный, почесав бакенбарды. – Но теперь его придется корректировать, учитывая болезнь. После припадка болезнь Пустоши резко прогрессировала на несколько лет вперед. В таком юном возрасте она вообще не должна о себе давать знать. Мы имеем дело с запущенным случаем. Возможно, сыграли роль неудачные гены.

– Но нужно признать, что припадок открыл нам новый путь исследования, – извернулся Гамлет. – Если подвергнуть Нейта стрессу, то всё может получиться.

– Ты так жаждешь провести эксперимент? – вопрошал Гильмеш, словно желая услышать нечто, что заставит его самого передумать. – Он же ребенок, Гамлет, где твоё сочувствие?

– Моя мотивация проста. Я жажду статуса, что отняли у семьи Шамиль. Вы обещали, что поможете мне вернуть украденное, если я буду содействовать. И я очень надеюсь, что Вы сдержите своё слово.

– Ради того, чтобы стать аристократом, ты готов пойти даже на опыты над больным мальчиком. Власть страшная штука, Гамлет. Она развращает и вскоре начинает тебя контролировать. Властен над миром, но не над самим собой. Вот, что на самом деле иронично. Добродетель учит, прежде всего, власти над собственной жизнью. Ты же намеренно желаешь превратиться в раба.

– Не Вам мне об этом говорить, – парировал секретарь, сев на диванчик позади Николая. – Если я раб статуса, то Вы раб идеи. Во имя её Вы забрали ребенка из семьи, подстроили его смерть и заперли здесь… в этом аморальном месте.

Он с брезгливостью окинул серые стены кабинета, плиточный пол и давящий своим блеклым цветом потолок.

– Ты прав. Мы оба прогнили донельзя. Две стороны одной медали. Но именно поэтому я и хочу помочь этому мальчику. Хочу доказать самому себе, что я ещё человек.

– Моралист из Вас никудышный, – выразился Гамлет. – Доказать, что человек? Ничего глупее не слышал. Я бы с большой охотой доказал, что я не-человек. Может, лучше бы стал.

«Возможно, и никудышный, – поразмыслил Гильмеш. – Ведь как бы я не хотел спасти Нейта, я всё равно желаю его использовать. Но стоит на него посмотреть, как вспоминается она… и душа аж рвётся на части. Тем не менее выбора нет. Если я откажусь сейчас, вся жизнь моего рода будет бесполезной. А моя и её жизни будут потрачены в пустую. Этот мальчик… он даровал мне шанс. Шанс исполнить не только свою мечту, но и мечту всех моих предков: найти лекарство от этого проклятия».

На следующий день Нейта посадили в аппарат МРТ. Прибор не показал никаких отклонений. Сознание бродяги работало, как и прежде.

– Знаете, Николай, это странное чувство. Осознавать себя, – заговорил Нейт.

– Что ты имеешь ввиду? – спросил он, нежно снимая с него датчики.

– Когда потерял память, я словно исчез, а сейчас вдруг вернулся. Не могу объяснить. Будто бы меня стерли и вернули заново.

– Хм-м, отчасти я тебя понимаю. Память – это наша индивидуальная история, без неё мы голый скелет без души. Можно сказать, что человек без памяти подобен холсту… хотя нет, есть пример лучше. Без памяти мы персонажи книги, которого описали внешне, но не внутренне, – заговорился он.

– Любите же Вы подобные размышления, – он поднял глаза и увидел легкую улыбку Гильмеша. – Я бы хотел встретиться со своими друзьями. Вы можете это организовать?

Гильмеш замешкался. Не знал, что ответить и как солгать. Но вовремя вступился Гамлет:

– Я отправил им приглашение после операции. Но ответ меня слегка поразил. Твоя настоятельница заявила, что после усыновления не отвечает за тебя, что отныне ты ответственность Николая. У неё много забот, поэтому нет времени справляться о твоём самочувствии.

Нейт ужаснулся. Он приподнялся с кушетки, чуть дрожа телом.

«Роза. Роза не могла так сказать».

– Вы лжёте. Она бы никогда…

– Я тоже удивился, – перебил его Гамлет. – Я думал, она считает тебя семьёй. Но практика приюта показывает, что настоятельницы, действительно, редко интересуются своими детьми после усыновления, так как зачастую отдают их в компетентные руки. Нас даже Церковь не проверяет. Это грустно не спорю. Но если тебя это тревожит, то я пошлю повторный запрос в приют Святого Норта. Ты же сам прекрасно понимаешь, что мои слова не ложь. Вспомни хотя бы историю с Фарлем. Его также усыновили аристократы, а Роза не особо то и интересовалась его жизнью после.

– Не верю, – твердил Нейт. – Роза… Роза не могла. Она… она не могла.

– К сожалению, это так. Когда придёшь в норму, можешь сам убедиться. К тому же, если бы вы были так близки, как ты думаешь, она не отдала бы тебя так просто. Уверен, Николай провёл бы операцию и без факта усыновления, но при условии возможности общения, – заговаривал зубы он. – Думаю, при желании они бы могли найти компромисс.

Гильмешу такой коварный ответ не понравился. Он сжал кулаки, но сказать ничего не мог. Пути назад для него уже не было.

– Не верю… не верю…

Нейта обуяло уныние. Он опустил голову, и черные пряди спрятали под собой его глаза.

– Только не она… она же так много для меня сделала, – тихо говорил он. – Роза всегда любила меня. Имя, она дала мне имя. Я тот, кто смотрит на небо и ищет ответ. Это не может быть ложью. Здесь что-то ни сходится. Определенно не сходится.

Он начал строить логические цепочки в поисках ответов. В такие моменты его разум работал с особенным усердием. Но это повлекло за собой стресс, который породил очередные головные боли. Детское сознание, что привязалось к матери, не могло выдержать такой лжи. Точечные духовные разрезы головы побуждали Нейта кричать. Сначала это были короткие вскрики, но вскоре они превратились в разрушительный ор. В агонии он принялся бормотать фразы, значения которых никто не понимал, даже он сам. Казалось, это его подсознание извергает огромную массу знаний:

– Суть обманчива, всё ложь… это всё ЛОЖЬ! Ничего нет, ни наблюдателя, ни наблюдаемого. НИЧЕГО! В ЭТОМ МИРЕ НЕТ ПРАВДЫ, НЕТ РЕАЛЬНОГО! Всё сплошная ШУТКА!

Гамлет тут же вколол ему лекарство. Постепенно боли ослабли, но тело бродяги продолжало неустанно дергаться. Его перенесли в палату, где вскоре он и заснул. Проснувшись, Нейт не помнил того о чём бредил, но слова Гамлета плотно осели в его памяти.

– Как мы и предполагали, – высказался секретарь после инцидента. – Стресс, и правда, пробуждает его сознание ото сна. Моя маленькая ложь не прошла даром. Если подвергнуть его ещё большему стрессу, тогда мы сможем вывести его на новый уровень. Вопрос лишь в том, готовы ли Вы пойти на такие жертвы, Николай?

«Я с детства задавался вопросом устройства мира, желал его познать, – вспоминал Гильмеш. – Это было моей целью, моей идеей фикс и смыслом существования. Но в результате я встретил стену. И тогда я понял, что познание человека ограничено. Всякий раз, когда я подбирался к истине, её двери захлопывались передо мной. Ведомый голодом, я был готов перешагнуть через все этические рамки, стать настоящим монстром, лишь бы достичь своей цели. А разочарование в самом себе только подогревало чудовище внутри. Я всегда шёл до конца, плевал на жертвы, на головы, скопившейся под моими ногами. Но сейчас всё иначе. Я ощутил то, что казалось давно утратил. Сомнение. Узнав этого мальчика, я больше не хочу топтать его, разрушать, использовать. Но если я последую этому светлому духу, все те, кого я использовал… всё то, что творил… будет напрасным. Жертвы моего эгоизма будут обесценены. И даже жертва Марты будет пустой. И тогда всё равно не быть мне человеком. Получается, я в любом случае. Монстр. Мальчик, возможно, является ключом ко всему. Он вселяет в меня надежду одним своим существованием. Поэтому я и не могу поступить по-другому, не могу выбросить всё, что было ради него. Хоть и очень хочется. Чувство отцовства и гордость ученого. Никогда не думал, что эти две черты вступят в противоречие».

– Я готов на это пойти, – окончательно утвердил учёный. – Всё-таки я изначально был готов. Но тот факт, что мальчик дитя Пустоши открывает нам новые горизонты. Я попытаюсь вылечить его, хотя бы как-нибудь облегчить его страдания и продлить жизнь. Для меня это не менее важно.

– Как скажете. Я не против, мальчик то, действительно, чудесный.

Пусть Гильмеш знал Нейта совсем немного, но уже успел проникнуться им. Он увидел в юном даровании своё отражение. Такого же мальчика, ищущего ответ на вопрос, который не в состоянии задать. Такого же одинокого и непонятого.

Николай продолжил писать в своем блокноте, но это уже были на прежние сухие заметки. Спустя столько лет он принялся писать очередные дневниковые записи.

«Запись вторая: я верю, что Нейтан из Норта сможет найти ответ. Он особенный. Стим-тек это подтвердил. Компьютер был создан на основе двух людей, которые были максимально приближены к истине. И Нейт превосходит их обоих. Нет, не так. Он такой же, какими были они. Различие лишь в том, что он объединяет их в живом уме, а не холодной бесчувственной машине. Возможно, эмоции, опыт жизни и есть путь к главному вопросу этого мира: «Что значит быть?». Да, именно он гложет меня, скорее всего, как гложет и Нейта. Религия, наука они не дают ответа. Для науки мы не более чем совокупность атомов, а для религии… аспект смысла был единственным, который не смог прописать даже пророк Григорий. Нейта ждут страдания, огромная боль, которую ему придется перенести, дабы мой эгоизм был удовлетворен. И за это я определенно обязан понести наказание. Должно быть, я скверный до глубины души, но факт сомнения говорит, что нечто чистое во мне ещё осталось. Конец второй записи».

Гильмеш сделал выбор, выбор остаться ученым до самого конца, до которого осталось не так долго, как он думал. Через два дня Нейта отвели в камеру электрошоковой терапии, и это было лишь началом того, что выпадет на долю мальчика в течение следующих пяти лет. К сожалению, это будет самым безобидным из всего.

V

Наше время. 215-ый год со дня открытия пара Земли.

К поместью Кол Галландов подъехал Атмос. Он мягко приземлился у входа, и тут же его автоматические двери запрокинулись наверх. В таком положении серебристый аппарат походил на ангела с поднятыми крыльями

– Знатный участок, – восхитился Тринадцатый, спешившись. – Повезло же парню. Кстати тебе есть, что мне о нём рассказать?

– Достаточно, но не исчерпывающе, – ответил Восьмой, закурив. – Он самый молодой член высшей палаты за всю историю. Кандидат философских наук, филантроп, меценат с ещё горстью титулов.

– Звучит очень важно, но я немного о другом.

– Грязи я не накопал, – пояснил напарник. – Пока. Не накопал. Насколько могу судить, он является идеологическим противником Фарля Ной Кэмпла.

– И в чём же идёт борьба? – поинтересовался Тринадцатый.

– Ты можешь хотя бы ради приличия ознакомиться с делами государства? Гос. служащий ведь, – брызнул Восьмой и выпустил серую дымку по ветру – Довожу до сведения, что сейчас разворачивается баталия вокруг классовой системы.

Проговорил он, шастая по карманам в поисках пепельницы.

– Насчёт этого я в курсе, – ответил, раскрыв другу свой кармашек. – Но разве Кол Галланд не союзник семьи Кэмпл? Он же вырос под руководством Розалии.

– Но это вовсе не значит, что он разделяет её идеалы, – Восьмой, не найдя альтернативы, сбил пепел ему в карман. – Даже не представляю, что творится в его голове. С одной стороны, не вооруженным глазом видно, что парнишка горой стоит за классовую систему. Многочисленные высказывания и научные статьи подтверждают это. Но если взглянуть под другим углом, то что-то здесь не сходится. Кол Галланд играет в свою партию. И вскроется она лишь со временем.

– Как ты нахваливаешь его однако, – подначил Тринадцатый. – Жаль, что получить данные теста Нейта не вышло. На моей практике такое впервые.

– Отсутствие информации – тоже информация в каком-то смысле.

Сказал Восьмой и постучался в дверь. Тут же её открыла служанка, Восьмой даже потушить папироску не успел.

– Рада приветствовать, Вам назначено?

– Да, мы к Григорию Кол Галланду, – добродушно произнес Тринадцатый. – Он должен был предупредить.

– Да-да. Распоряжение было. Проходите, пожалуйста, – вежливым тоном добавила.

Она хотела снять с них верхнюю одежду, но Восьмой не позволил. Как оказалось, в этом вопросе он щепетилен. Или же просто недоверчив. В отличии от него Тринадцатый с великим удовольствием позволил поухаживать за собой. Когда служанка провела гостей до нужного кабинета, то Гришу они там не застали.

– Прошу простить, должно быть, господин отлучился. Не могли бы немного подождать, пока я его разыщу?

– Мы никуда не торопимся, – ответил Тринадцатый, улыбаясь. – Можете не спешить. Мы пока осмотримся, если Вы не против.

Пока Числа впустую тратили время, Григорий расположился на веранде. Его неожиданно пригласили сводные брат с сестрой под предлогом дружеской беседы. Им принесли душистый чай на травах и несколько кусочков брауни на десерт. На последние с животным интересом насел Константин.

– Для чего я вам двоим понадобился? – спросил Гриша после долгого молчания. – Вы редко разговариваете со мной наедине.

– Ты же всё-таки наш брат, – медовым голосом проговорила Мария. – Неужели мы не можем хотеть просто побеседовать?

– Вот оно как, – сказал и сделал глоток горячего напитка. – А что на это ответит дрожащий брат?

Он обратился к Косте, лицо которого вымазалось в шоколаде. Юноша был похож на голодную свинюшку, не кормленную вот уже несколько дней. Григорий посчитал эту картину даже забавной.

– Расстилаться перед тобой я не собираюсь, – прохрюкал он. – И хитрить тоже. Естественно, мы позвали тебя по делу. Зачем ты ещё кому нужен.

В ту же секунду Мария наступила ему на ногу, отчего тот завизжал.

– Прости брата за такие резкости. Ты же знаешь, что человеческое поведение ему чуждо. Но мы с тобой люди культурные и договориться сможем.

– О-о, культурные люди, говоришь? – удивился Гриша. – Не ожидал, что садистка вроде тебя будет описывать себя столь высокопарно.

– Брось ты, это всё было в детстве. Я и думать не могла об этом иначе, как о игре. Я честно считала, что тебе нравится, – оправдалась она, судорожно сжимая приборы.

– Не припомню адекватных людей, которым было бы в радость сидеть голым в подвале под струей холодной воды, – усмехнулся Гриша. – Ты же не считаешь, что я неадекватный? – девушка сглотнула ком в горле. – Ах, воспоминаниям я могу придаваться долго. Переходите живей к сути… пока я в духе, – устрашающим голосом добавил.

Близнецы собрались с мыслями.

– Мы хотели обсудить вопрос будущего Кол Галландов, – заговорил Костя. – Папаша явно не в себе. Он слишком погрузился в политику, напрочь забыв о благосостоянии семьи. Наши акции заметно упали с тех пор, как он начал борьбу с этим вашим Фарлем. Люди охотнее идут работать на него, и всё чаще начинают уходить с наших заводов. Только на этой недели семейное производство потеряло около двух тысяч работников по всей стране. Что не очень то сказывается на бизнесе, как ты понимаешь.

– А ты осведомлен, – поразился Гриша. – Не думал, что когда-нибудь ты будешь извергать из поганого рта такие умные вещи. Я даже заинтересовался твоим мнением. Ну и что ты предлагаешь?

– Ах ты, гаденыш…

– Мой брат хочет сместить отца с поста главы семьи, – встряла Мария. – С Натали об этом говорить бесполезно. Она же папина дочурка. А вот ты другое дело. Ты ведь не меньше нашего ненавидишь отца.

– Допустим. И к чему ты клонишь? – интерес Григория продолжал подогреваться.

– Подними этот вопрос на совете и займи его место. А после поддержи Фарля, тогда наши финансы пойдут в гору. И все будут в плюсе.

Интерес пролетел мимо, как кадр киноленты. Вместо него Григорий ощутил приступ смеха, он кое-как сдерживал его, топая ногами.

– Так вот чего вы хотели?! У-ух! – произнес, утирая слезу. – Рассмешили же… Тупости больше я не слышал, честно признаюсь. А по началу так превосходно шли, я аж порадоваться успел. Какие же вы всё-таки жалкие выродки. Готовы продать отца за звонкую монету. И план то какой занимательный. Умора. Вы даже не представляете, насколько абсурдно всё это звучит. Уверен, вы не в курсе, чем обернется поддержка Фарля?

– Ничего не изменится поддержи ты его или нет, – ответила Мария. – Люди и так будут уходить на его заводы. Тебе его не остановить, Гришка. Это единственный способ остаться на плаву. Иначе мы станем нищебродами.

– Мы думали, ты с головой на плечах, а оказывается вовсе простофиля, раз не понимаешь простых вещей, – подхватил Костя.

– Простофили здесь только вы двое разнояйцовых, – снисходительно ответил Григорий. – Ладно, слушать этот бред смешно до коликов, но мне пора работать. Спасибо, что повеселили. Уж от кого, а от вас не ожидал такого анекдота.

Он встал, не переставая хихикать. Было собирался уходить, но тут Костя остановил его:

– Ты бы подумал, – произнес он, ковыряясь вилкой в сладости. – Кто же знает, что будет, если ты нам откажешь. Может быть, случится какое-нибудь несчастье с твоим любимым приютом.

Тут Гриша изменился в лице. На нём появилась ужасающая тень, способная вогнать в страх. Острый взгляд направился на толстую харю брата, словно отрывая от неё кусочек. Костя никогда не мог совладать со своими эмоциями. Ляпнуть лишнего для него была пустяком. Однако всякий раз этот пустяк выходил ему боком.

– Это ты мне угрожаешь?

– Просто предостерегаю, – ответил Костя, засунув вилку в рот.

– Гондон предостерегает, чтобы твои гены не передались! А ТЫ МНЕ ЯВНО ПРИГРОЗИЛ! Костя, мне кажется, ты начинаешь забываться, – он подошел к нему вплотную и взял за голову. – Хоть пальцев пошевелишь не так, как хочу я… в порошок сотру. И уж поверь, твои нагие причиндалы, висящие на воротах академии, покажутся тебе роскошью по сравнению с тем, что я могу сделать с тобой сейчас. Четыре года назад я просто показал их всему честному свету. Сейчас же я могу тебя их и лишить, – Гриша наступил каблуком на его пах. – Надеюсь, ты понимаешь, что я абсолютно серьезен? Ещё одно неверное слово и твоё мягкое, тщедушное тельце будут находить по всей Артеи. Давайте мы все сойдёмся на том, что разговор был несмешной шуткой?

– А-а… угу, – выдавил Костя, корчась от боли.

– Чудно, – ответил он с привычным тоном и привычной рабочей улыбкой.

На прощание Гриша потрепал брата по лицу. Убрав ногу с паха, он протер обувь травкой и направился к своему кабинету.

– Ну что ты опять натворил?! – воскликнула Мария.

– ЗАТКНИСЬ! Этот урод у меня ещё получит! Как он только смеет со мной, с чистокровным, так разговаривать?! Я сполю этот приют!

– Тише, дурак. Если он тебе услышит, то нам точно не поздоровится. И ссылка в Фетру покажется отдыхом. Не знаю, на что мы надеялись, ища поддержки у него. Теперь неизвестно, как это нам вообще аукнется.

Детективы ожидали в гостиной, окно которой выходило как-раз на ту самую беседку. Пусть разговора они слышать не могли, но по поведению, мимики и движению губ обрисовали в голове образ аристократа.

– Так вот он каков, – заговорил Восьмой. – Устрашающий молодой человек.

– Как точно ты его описал. Такой ради цели и человека убить может.

Вскоре Гриша встретил Чисел, и они переместились в кабинет.

– Ох, прошу прощения, – проговорил он, сверяя часы. – Забегался. Меня отвлекли, вот я и не смог встретить вас вовремя.

– Ничего страшного, – ответил Восьмой, оглядываясь. – Мы нашли, чем себя занять. Прекрасное поместье должен заметить.

– Приятно слышать. Полагаю, лучше перейти сразу к сути. Что вы хотели обсудить со мной?

– Ход расследования, конечно же, – высказался Тринадцатый. – И я хотел выказать благодарность за предоставленные материалы. Нам это сильно помогло.

– Оказывать помощь правосудию – мой долг, – чуть наклонившись, ответил Григорий.

– Но почему Вы захотели лично руководить расследованием? – вступил Восьмой, зыркнув на Кол Галланда – Этот вопрос меня сильно беспокоит. Сделаете милость и дадите ответ любопытствующему разуму?

«Какой знакомый взгляд, – пронеслось в уме Гриши. – Такой апатичный. Прямо как у Нейта».

– Отчего же не сделать, – поразмыслил. – К тому же с Числами юлить чревато.

Он набрал воздуха в легкие и на выдохе с мертвецким холодком выдал:

– Я ненавижу Гильмеша. Ненавижу всей своей душой. Скорее всего, вы уже знаете почему. Я знаю про эту его подпольную лабораторию, и знаю, что он там проводил нечто незаконное. Мой цель не столько правосудие, сколько возмездие. Я хочу вывести этого подонка на чистую воды, пусть он уже и мёртв. Показать людям, каковы их аристократы на самом деле. Разрушить всё наследие семьи Флок Гильмеш. Но главное – отомстить за отнятого члена семьи. Но даже этого будет мало, если честно.

– А Вы за словом в карман не лезете, – довольным голосом оценил Восьмой. – Такая любовь к семье восхищает.

– Всё, что я делаю, делаю исключительно во благо моей семьи.

– Поэтому Вы ударились в политику? Чтобы защитить их, но отчего?

– От них самих, – огорченно добавил Кол Галланд. – А на этом давайте отойдем от личных тем и перейдем к насущному. Что вы можете мне рассказать?

– Кхм. Как Вам будет угодно, – начал рапортовать Восьмой. – Разобрав все имеющиеся факты, мы пришли к выводу, что Нейтан из Норта не умер пять лет назад.

Настолько громкое заявление потрясло Гришу, он даже побледнел, утратив прежний стойкий дух. Он оперся о столешницу и инстинктивно потянулся к ингалятору. Сухая форма доклада только усиливала эффект неожиданности, но при этом полностью лишила его какого-либо эмоционального окраса. В случае Григория мысль была куда прежде чувств.

– Что вы имеете ввиду? – дрожа голосом спросил.

– В лаборатории мы нашли ножной экзо скелет. Судя по размеру, он не мог принадлежать взрослому. Этот факт стал для нас первым звоночком. Ваши документы позволили приоткрыть завесу тайны, но всё равно многое оставалось неясным. До того, как мы посетили приют Святого Норта и побеседовали с сотрудниками. Как оказалось, Нейтан из Норта отличался не дюжим интеллектом. Многие подтвердили это. Полагаю, Вы и сами могли бы согласиться с ними, – Гриша кивнул. – Мы хотели найти более веское доказательство их слов, но найти результаты всеобщего теста оказалось проблематичным. Не потому что они засекречены, а потому что их не существует. Мы думаем, что стим-тек попросту не смог проанализировать мальчика. Это всего лишь теория, на практики такого никогда не случалось. Однако она прекрасно ложится на цельную картину. Как известно, Гильмеш был помешан на способностях человеческого разума. В этом вопросе мотивы похищения Нейтана кажутся более правдоподобными. Также я и моя напарник взяли на себя ответственность и раскопали его могилу, чтобы взять прах на экспертизу.

– ВЫ, ЧТО СДЕЛАЛИ?! – крикнул Григорий, сорвавшись с места.

– Подождите. Дослушайте сначала. Установить по праху личность никак нельзя, но наш труд не был бесполезным. Экспертиза показала, что прах в могиле не принадлежит человеку. Предположительно, в урне хранилась древесная зала.

По спине аристократа пробежалась стая мурашек, ему даже поплохело. Дышать стало тяжелее, и тут ему пригодился ингалятор. Вдохнув лекарство, дыхание нормализовалось. Но разум по-прежнему дрожал.

– Вы хотите сказать… что пять лет назад я похоронил не друга, а какую-то деревяшку? Я правильно понял? – с трепетом вопрошал он.

– Да, выходит, что так.

Гриша выдохнул, и напряжение вышло вместе с этим дыханием. Эмоции заполонили его, оттенок радости медленно образовывался на его лице.

– Тогда в той лаборатории держали… Нейта? Я прав?

– Мы думаем, что так и есть, – ответил Восьмой.

– Тогда куда он делся?.. ГДЕ МОЙ БРАТ?!

– Этого мы не знаем, – вступился Тринадцатый. – Сейчас не знаем, должен заметить. Мы не уверены, сколько он там пробыл. Никаких следов, кроме тех, что упоминали, мы не нашли. Возможно, он уже мёртв. Поэтому прошу Вас не обнадёживайте себя.

– РАЗУЗНАЙТЕ ВСЁ, ЧТО ПРОИСХОДИЛО ЭТИ ПРОКЛЯТЫЕ ПЯТЬ ЛЕТ! УЗНАЙТЕ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С НЕЙТАМ!

– Вас поняли, – ответил Восьмой с тонкой улыбкой – Сейчас же приступим.

Они развернулись и покинули комнату. Тринадцатый вышел первым, а Восьмой остался. Ему уж очень хотелось сказать последние слова. На протяжении всей беседы они так и вертелись на его языке. Ложась кислотой на скулы, как после экспрессо.

– Хочу заметить, Вы шикарно выглядите.

– Благодарю. Комплимент – это всё? Или на свидание пригласите? – раздраженно добавил Кол Галланд.

– Просто стало интересно. Белый шёлк не лучший материал для такой погоды. Советую подбирать гардероб осмотрительнее, – отметил он, ухмыляясь.

– Приму к сведению, – насторожился Гриша, попятившись от его взгляда.

Тогда Гриша впервые за последние четыре года ощутил животный страх перед другим человеком. Перед силой, что имели эти бездушные серые глаза.

VI

В этот же день, только чуть раньше, происходил другой не менее важный разговор.

– А ЗАБОТА О ТВОЁМ РЕБЕНКЕ – ЭТО НЕ ТВОЙ ДОЛГ, ФАРЛЬ! – выкрикнула она и сразу же от волнения повесила трубку.

– Ребёнка? – переспросил Фарль. – Ребёнка… РЕБЁНКА! – прогорланил так громко, что аж служанка встрепенулась.

Ной Кэмпл подскочил от новостей, покрывшись гусиной кожей. Его карие глаза забегали по залу в недоумении.

– Фарль, с Вами всё в порядке? – побеспокоилась служанка.

– Всё нормально… Нет, всё просто ЗАМЕЧАТЕЛЬНО! – воскликнул, закружив ту в танце. – Вызови мне Атмос, Люба! Да побыстрее!

Так как Фарль плотно сотрудничал с семьей Бен Кильмани, то уже какое-то время ночевал в их поместье. Дел было невпроворот. Фарль как раз и занимался проработкой темы для предстоящего собрания совета. А Пьер тем временем тоже с самого утра засел в кабинете, перечитывая договор о сотрудничестве с одним заводом Кома. Ком – это морской торговый центр и главный поставщик морепродуктов во всю страну. Неудивительно, что аристократы вознамерились расширить свою зону влияния именно в этом стратегически важном городе.

– Что случилось?! – вбежал в гостиную Эдмунд.

– Чудо, Эдмунд! Чудо! – утвердил Фарль, бросившись обнимать друга. – Я стану отцом, ты представляешь?!

– Отцом?! О-о, мои поздравления! Так значит, Элизабет беременна?

– Да! – улыбка отказывалась сходить с его лица. – И я сейчас же поеду к ней. Передай, пожалуйста, Пьеру, что я отлучусь.

– Но как же подготовка к собранию? – озадачился парень.

– Мы идём по плану. Один денёк можно и отдохнуть. Всё! Я побежал, – добавил на прощание, похлопав того по плечу.

– До встречи! И передайте поклон сестре и Элизабет!

– Обязательно, Эд! Обязательно!

Сказал так, будто пропустив его просьбу мимо ушей. По крайней мере, так показалось самому Эдмунду. Но это никак его не могло его расстроить на фоне прекрасного события. За последние пять лет Фарль стал ему сродни старшему брату. Их знакомство случилось, когда ему стукнуло семнадцать. И было это во времена первых неловких шагов к союзу Ной Кэмла с Пьером. Ещё тогда прозорливый ум юноши отметил светлую натуру Фарля, а его связь с Розой лишь подкрепляла интерес. Сейчас же Эдмунду уже двадцать два, он ровесник Натали и Сатори и по совместительству их одноклассник по академии. Но в отличии от них молодой Бен Кильмани был излишне прост нравом. Душевная теплота и незатейливость определенно передались ему от матери. Людей вроде него скользкая дорожка политики никогда не прельщала. Если бы не просьба отца, он бы даже не пытался пойти по этому пути. Его больше привлекала благотворительность. Под его руководством уже было построено несколько школ, больниц и детских садов в Рабочих районах по всей стране. Эдмунд грамотно пользовался статусом рода, благодаря ему Бен Кильмани славились среди простого населения поборниками слабых и угнетенных. Именно фигура Эдмунда переманила на сторону Рестеда так много последователей. Одна только фамилия отзывалась доверием в сердцах иных.

– Отец, – обратился Эдмунд, войдя в его кабинет, – Фарль просил передать, что отлучится по делам.

Пьер отвел взгляд от кипы бумаг и навострил угольные глаза на Эда.

– Он мне ничего не сообщал. Что-то приключилось? – сын помотал головой. – Странно… Обычно Фарль трепетен в отношении работы, – задумчиво дополнил, сняв очки с серебристой оправой и помассировав переносицу.

– Элизабет беременна, – пояснил Эдмунд.

Бен Кильмани поперхнулся. Удивление отозвалось болью в голове. Мигрень уже какое-то время преследовала аристократа, но она не помешала ему воскликнуть:

– Какая РАДОСТЬ! Что ж ради этого можно и ДЕЛА БРОСИТЬ!

– Полностью поддерживаю, отец.

Крики Пьера вновь аукнулись ему стрельбой в черепе.

– Ты, как всегда, слишком официален… – на пониженных тонах продолжил. – Не скрываешь ли ты за этой манерностью свою грусть, Эд? – парень сместил брови. – Эдмунд, я всё хотел спросить тебя. Не расстроен ли ты из-за поражения на выборах? Если так, то даже не думай об этом. Ты никак нас не подвел и ничем нам не обязан.

– Я не столько расстроен из-за поражения, сколько тем, что из-за меня ваш план может не удаться, – ответил он, наконец присев. – Вы возлагали надежды на меня, а я не справился. Это лишь показывает то, что мне есть куда расти. Всё же политика мне никогда не давалась. Ты же знаешь, – отметил с легкой улыбкой.

– Это верно. Ты, как и твоя мать, слишком чист для такой грязи. Если душа не лежит к этому делу, значит, не в ней твоя цель. Зато ты точно успешен в другом. Как продвигается твой проект в Рабочем районе? Как его там…

– Музей культуры довоенного наследия, – объяснил Эдмунд. – Мы планируем открыть его только через два года, пока собираем экспонаты. Книги сестры сильно поспособствовали. Думаю, первая выставка будет посвящена религиозному наследию. Нашим современникам почти ничего об этом неизвестно, к сожалению. Лишь работы юного Кол Галланда проливают свет на эти верования. К тому же так мы сможем показать людям веру Розалии. Может, они заинтересуются ею и даже примкнут к их общине.

– Своим стремлением к просвещению ты весь в свою маму, – довольным тоном произнес Пьер. – Да будет она спокойна в Душе. Ты молодец, сынок.

– Спасибо, отец, – он вернул прежний деловой тон. – Что же я тоже, пожалуй, пойду поработаю. Если не могу помочь в совете, то хоть работу заводов организую.

Он уже почти вышел из комнаты, как проронил:

– И ещё. Отец, смени одеколон. У него резкий запах, наверное, поэтому тебя мучают боли. Плюс тут так душно. Тебе нужно чаще дышать свежим воздухом.

– Приму к сведенью, – прислушался Пьер, принюхавшись к себе.

Пока они беседовали, Атмос Фарля во всю мчал вдоль улиц. Меньше чем за час, он добрался до приюта. В волнении молодой человек стоял у дверей, обдумывая каждое слово, которое собирается сказать. Душа его металась, даже тело то тянуло плясать, то желало замереть в мгновении. И вот он нашел в себе силы и нажал на звонок. Тихий прерываемый звук канарейки пополз по зданию. Ждать особо не пришлось. Дверь быстро отворилась, и яркий свет озарил тьму.

– Р-рад п-приветствовать, Вы к-к кому? – прозвучало неуверенно.

– Здравствуйте. Я к Элиза… – вдруг он замолк. – Господи… как это…

Фарль потупился прочь, чуть не свалился с порога от увиденного. Его взгляд крепко вцепился в жильца, а рука за сердце.

– Прошу прощение, – попытался вернуть самообладание Фарль. – Я принял Вас за другого человека. За старого друга, что раньше жил здесь, – пояснил зачем-то.

– Теперь всё ясно… извините, что я не оправдал ожиданий.

– Что Вы такое говорите? Бросьте это. Он давно умер, видимо, у меня от переживаний нервы совсем попортились.

Он посмеялся, стараясь разбавить обстановку юмором. Но его глаза всё равно не сходили с лица незнакомца.

– Соболезную Вашу утрате. А как звали Вашего друга?

– Нейтан, – сказал Фарль, огорчившись.

– А-а… Так это я. Меня зовут Нейтан.

– Вон оно как. Тогда получается не обознался, – он вновь попробовал снять напряжение улыбкой и смехом. – Стоп… одну секунду, пожалуйста… Ты Нейт?

– Да… так меня зовут, – смутился он.

Ной Кэмпл в конец разошелся и задрожал как осиновый лист. У него не было сил сомневаться в том, что перед ним тот самый бродяга. Да и не хотел он в этом сомневаться. Он хотел верить. Верить всей своей душой.

– БРОДЯГА НЕЙТ! – крикнул Ной Кэмпл и кинулся обниматься, отчего парень почувствовал себя неуютно.

На выкрики этого имени тут же сбежались остальные. Они уже имели представление, кем может быть их гость. Эли так и вовсе была точно уверена. Подбежав ко входу, она спряталась за Лотти, словно нашкодивший ребёнок.

– Это…это… Но как это… – продолжал твердить с заплетавшимся языком.

Пусть казалось он успокоился и уверовал, как тут же принялся паниковать. А спокойные лица приютских, которых он приметил краем глаза, никак не проясняли ситуацию. Тогда Роза завела его в дом, проводила на кухню и напоила чаем с мятой. Эффективнее было бы налить ему чего покрепче, но алкоголя в приюте отродясь не водилось. Когда он более-менее пришел в себя, ему вкратце обрисовали ситуацию.

– Поверить не могу. Ты жив…

Он сдавил его плечо, будто проверяя настоящее ли тело.

– А Вы простите кем будете?

– Фарль. Твой друг детства. Почти брат. По духу естественно.

– А-а, хахаль Эли, – сморозил он, запомнив слова Лотти.

Тот аж чай выплюнул. Эли и Роза кинули острый взор на рыжую, которая виновато хихикнула. Но благодаря неудачной фразе Нейта, Фарль вспомнил, ради чего приехал. И ради чего оставил крупный чек в одном из магазинчиков Аристократии. Всё это время Эли сидела в сторонке, изредка косясь на него. Заметив, что взгляд Фарля целиком сосредоточен на ней, она засмущалась, но глаз не отвадила. Тут он встал и медленно подошёл к ней. Ему не хватало смелости смотреть прямо на неё, поэтому карие зрачки уперлись ей в фартук. Из кармана брюк аристократ достал небольшую замшевую коробку в дорогой отделке, затем встал на одно колено, преподнеся её Эли. Лотти аж визгнула от умиления. Он открыл коробочку, и она была пуста, отчего Диш чуть не расплакалась. Пустая коробка – это символ любящего сердца, как бы вопрошающего: «Ты заполнишь пустоту внутри меня?». Фарль не проронил и слова больше, лишь замер в томительном ожидании.

Эли положила в коробку ожерелье, которое некогда подарил ей сам Фарль. Это значило: «Да, я заполню её всем тем, что только у меня есть». Не сдержавшись, парень поцеловал её. И вслед послышались аплодисменты. Лотти бросилась обнимать Эли, а Роза Фарля.

– Ну неужели я дожила до этого дня! – выдала Роза. – Сколько лет ждала!

– Не говори так будто скоро на покой собираешься… – ответила Лотти сквозь радостные слезы. – Но это правда. Наконец-то! С детства за вами двумя наблюдаю и жду, когда уже одумаетесь.

– На себя бы поглядели, юная леди. Когда на Вашем пороге, хоть кто появится? – съязвила Эли.

– Был бы, кто достойный, то за милу душу.

Лотти даже не смущалась говорить о таких вещах, девочка выросла, действительно, бойкой.

– А как же Гриша? – вспомнил Нейт. – Ты о нём так тепло отзывалась… я подумал, что ты его… ну-у, любишь.

– Понимаешь, мы же с ним дружим с детства, – задумалась она. – Конечно, я буду о нём хорошо отзываться. Но если быть честной, то пять лет назад я была влюблена в тебя, Нейт.

Остальная публика покраснела от такого откровения. Пусть они прекрасно знали об этом, но столь честного признания никак не ожидали.

– В меня? – выпалил Нейт, покрывшись румянцем.

– Но это было так давно, что уже неправда. Были же времена. Ох, если бы ты только помнил… Сейчас же всё иначе. И я, и ты, и Гриша… Если уж и влюблюсь в кого-нибудь из вас, то придется снова знакомиться.

Роза и Эли поразились её прямолинейности, а Лотти была совершенно спокойна. Это раньше она была скромницей, но обстоятельства убили в ней эту детскую застенчивость. Говорить в лицо всё, что думаешь, не скрывать чувств и одновременно с этим всегда носить какую-то еле различимую маску. Вот чему научила её жизнь после ухода лучших друзей.

Эту ночь брачующиеся провели на квартире Ной Кэмпла в Рабочем районе. С первыми лучами солнца Фарль проснулся. Рядом с ним тихонько сопела Эли, прикрытая белоснежным одеялом. Он провел жилистой рукой по её невинному личику и улыбнулся. Накинув брюки, аристократ приготовил себя кофе. Варка в турке по утру проясняла его разум не хуже кофеина. Но живительный напиток также внёс свою лепту. Волосы по утрам его совершенно не слушались, кудри разбрелись по лицу, торча в разные стороны. Этим он был очень похож на Шарлотту. Ещё в приюте эти двое часто ходили вот с такими гнёздами на голове. Он зафиксировал кудряшки розовой заколкой, которую ему давным-давно подарила Эли и надел очки.

И в таком деловитом образе с кружкой в руках он принялся работать. Фломастером он зачёркивал пункты договора и ставил пометки.

– Это некуда не годится, и это… и это тоже, – бубнил под нос. – Комовский рыбнадзор как-то зазнался. 35% от прибыли с икры. Да они ошалели. Обойдутся 10-ю%, совет и так платит им достаточно. Нужно будет поднять этот вопрос на собрании. Заключим договор на 25%, а после повысим их налоговый вычет с процентов проданной продукции государству. Да, так и поступим. Снизят ставку, как миленькие. А это ещё что? Вычет Церкви?

Он полез в кодекс налогообложения.

– Налоговый вычет можно сделать для любой религиозной организации при условии их юридической регистрации и нужного порога последователей. Чудно, значит, и здесь в выигрыше. Сможем законно передавать средства Рестеду. Осталось только уладить вопрос с регистрацией теистической общины.

– С утра работаешь, милый? – ласково обратилась.

Эли вошла на кухню в его мятой рубашке и прильнула к парню со спины.

– Да-а, прости. Мы заключаем договор с заводом Кома. Хочу уменьшить расходы. Ах, ещё надо разобраться с компаниями Гильмеша, – проговорил он, увидев другую пачку бумаг. – Совет так и не принял решения, что с ними делать. Повесили на меня, как на новенького.

– Гильмеш… как думаешь, он мог соврать нам о смерти Нейта? – спросила Эли, присев ему на колени.

– Без понятия, дорогая. Я не особо был с ним знаком. Пересекались пару раз, да и только. Но это очень странно. Гильмеш умер, и воскрес Нейт. В голове не укладывается.

– Лотти сказала, что к нам приходили люди из КСС, и что они расследовали дело Гильмеша.

– Контора сохранения спокойствия, – размышляя, ответил он. – До меня доходили слухи, что некоторые Числа перешли в руки Гриши. Возможно, это он направил их в приют, чтобы узнать всю правду.

– Гриши? Так значит, это событие не оставило его в стороне. Я его так давно не видела. Какой он сейчас?

– Как тебе сказать, – Фарль откинулся на спинку стула и снял очки. – Вне политики наш обычный Гриша. Но когда серьёзен, становится настоящей политической акулой. Кто же знал, что он вырастит в такого противника. Кто знал, что он вообще им станет. Слушай, Эли, ты не хочешь перебраться ко мне? В своём нынешнем положении я могу об этом договориться.

– Это было бы чудесно. Но нужно ещё натаскать Лотти по работе в приюте. Даже не знаю, когда смогу. Может понадобится ещё пару лет, – ехидно ответила.

– Ещё пару лет я не выдержу и украду Вас, Элизабет Ной Кэмпл, – произнёс он, поцеловав.

***

Этим же утром Лотти повела Нейтана на базар.

– Как всегда, толкучка, – недовольно выразилась девушка. – Чуть рассвет, а они уже у прилавках толпятся. Чего дома не сидят только?

– Наверное, они тоже думают, что в такое время тут никого не будет, –сонным голосом ответил Нейтан. – Почему мы не можем пойти в магазин?

– На рынке самые свежие продукты. Да и я как-то привыкла уже с детства. В магазинах стою, как вкопанная, читая все эти маркировки. Как-то мы втроём ходили в один такой… ты утопал не знай куда, я пошла тебя искать, в итоге Гриша купил всё сам и отчитал нас по полной. Тебе то было всё равно, а я вот чувствовала себя виноватой.

– Звучит весело, – ответил он, улыбнувшись во весь рот.

– Редко ты так улыбаешься. Скажи ты привык к нам?

– Кажется, да. Пусть многого пока не понимаю.

– Ты изменился с момента нашей встречи. Тогда был явно не в своём уме. Помутнений больше не было?

– Нет… на удивление, – его взгляд коснулся её закрытой шеи. – Сегодня теплее обычного. Тебе не жарко?

Лотти прикоснулась к своему красному шарфу.

– Немного. Но эта вещь мне дорога. Она единственное напоминание о тех временах.

Вскоре они купили всё, что хотели, и уже собирались идти домой, как вдруг Нейта сбила какая-то шпана.

– Эй, смотри куда идёшь, длинный! – рявкнул один из них.

– П-простите…

– Не извиняйся, Нейт, – вступилась Лотти. – Сам глаза раскрой!

– Ой, какая дерзкая, – он подошёл к ней вплотную. – А ты красивая, чем занята вечером?

– Не твоё дело.

– Смотри-ка, с характером. А ну-ка пойдём прогуляемся, – он взял её за руку.

– Ох, не советую, парень… тебе сейчас будет больно.

Она наступила ему на ногу и хорошенько вдарила по челюсти. Удар у девице был сильным, хулиган даже качнулся.

– Нейт, бежим! – скомандовала она.

Началась погоня. Точно, как в детстве. Парочка побежала по улице, а хулиганы бросились им в след.

«Была бы одна, разобралась бы в легкую. Но Нейт… не хочу, чтобы ему досталось».

Гонка перешла в переулки, где трое бугаев перехватили их, заведя в тупик. Они отбросили Нейта в сторону. Прямо головой о кирпичную стену.

– Нейт! – выкрикнула Лотти.

– Не верещи.

– Ну, всё доигрался!

Лотти прописала ему между ног. По всем навыкам превосходство было за ней, однако противников было больше. Второй из дубаломов схватился за её шарф и потянул к себе.

– ОТПУСТИ, СКОТИНА! – взвыла в гневе.

Она прописала ему в грудь локтем, отчего хватка ослабла. Тогда она продолжила и нанесла мощный удар с ноги. Но Лотти не смогла вовремя уследить за ситуацией. Она не заметила, как третий подошёл сзади и взял её за волосы. Шарлотта чуть вскрикнула, но не поддалась страху. Она спиной прижала его к трубе, протянутой по стене, и вмазала ему затылком.

«Лотти… ей причиняют боль. Нужно что-то сделать… сейчас же!»

Бродяга оправлялся от сильного удара. Он пытался встать, однако разум внезапно вновь начал мутнеть. Контроль над собственным телом уже стал для него трудностью.

«Какой же ты жалкий, – прозвучал голос в голове. – Противно осознавать, что мы с тобой одно и то же. Дай я разберусь с отбросами».

– Что? Натан? Нет, нельзя.

Его голову пронзил электрический разряд, и сознание устремилось прочь. Глаза словно окутала мгла, пелена, которую он надеялся больше никогда не увидеть.

«Натан… прошу. Не надо…»

Внезапно Нейтан вскочил с места и накинулся на неприятеля сзади. Он нанес точный и коварный удар по обратной стороне колена, и враг упал, завопив от боли. Тогда Нейт взял его за руку и вывихнул её с приятным для его ушей хрустом. Делал он это, не снимая с лица довольную ухмылку. Парнишка остался лежать, он кричал и ворочался прямо у его ног. А Нейт продолжал улыбаться, наблюдая за тем, как чужое лицо покрывается агонией. Все присутствующие наполнились ужасом, рожденным этой улыбкой… улыбкой, что упивается болью.

«Это… Нейт?», – подумала Лотти.

На бродягу замахнулся кулак, но он отпарировал атаку прямиком в солнечное сплетение. Противник начал падать, и Нейт схватил его. Откусил ухо. Кровь окропила его губы. Последний целехонький пропитался страхом при виде него. При виде монстра, что пришёл из пучин тьмы, чтобы убивать. Молясь, он сбежал с поля битвы, оставив товарищей лежать на холодном асфальте.

Нейтан сплюнул кусок уха и горделиво задрал голову.

– Нейтан, – с опаской обратилась Лотти. – Что ты натворил?

– Всего лишь убрал мусор. И я Натан.

VII

Два года назад.

«Я уже три года не видел солнечного света. Три года не покидал стены этой гребенной лаборатории… Как же я устал. Гадство… я снова рук не чувствую. Если подумать, то это даже забавно. Какое же у меня извращенное чувство юмора. Гриша с Лотти точно бы не оценили. А мне почему-то эта ситуация кажется уж слишком смешной. Даже не знаю отчего так. Может, мой разум настолько сломался, что очевидные страдания не воспринимает таковыми? Хотя я ведь всегда таким был. Гриша говорил мне, что я страдаю, что мир жесток по отношению ко мне… а вот и вся ирония… видимо, я не способен осознать всю суть страданий, оттого миру легче играть со мной. Я словно наблюдатель».

– Когда это уже закончится? – задал вопрос Нейт.

Сейчас он лежал под капельницей, закрепленный фиксаторами. Темные круги под глазами выдавали его болезненное состояние, бродяга тяжело дышал, смутно видел очертания Гамлета.

– Ты снова не спал, – ответил секретарь. – Голова болит?

– Как будто она может не болеть, – медленно проговорил бродяга. – Насильно держите меня здесь, качаете препаратами, – он выдержал паузу, закашляв. – Кха-кха, ставите опыты над моей черепушкой. Интересная модель воспитания. Гамлет, тебя советь по ночам не мучает?

– Это всё для твоего блага. И нет, не мучает. Я прекрасно понимаю, что и для чего делаю.

– Хватит этой лжи. Достало. Я, конечно, не отрицаю тезиса великая цель требует маленьких потерь, но в данной ситуации цель какая-то жалкая. Впрочем, какой человек, такая и цель, верно Гамлет? – язвительно укусил.

– Ты ничего обо мне не знаешь, – раздраженно выдал он. – Поэтому оставь свои комментарии при себе.

– Ох, мне что же уже колкостями бросаться нельзя? Оставьте хоть какую-то радость. Хотя твоя реакция говорит сама за себя. Хочешь моего мнения? – ответа не последовало, но это не помешало Нейту его высказать. –Ты ничтожен, Гамлет. Я вижу твою натуру насквозь. И если бы мне пришлось тебя с кем-нибудь сравнить, то это был бы третьестепенный антагонист второсортного романа. Вроде книг Константина Фарна.

– А моя жена любила Фарна, – произнес Гамлет с грустной улыбкой. – Дочитывала до дыр.

– Дамы любят его. Эли тоже без ума. Печально, что твоя жена его. Любила, – проговорил Нейт, сделав акцент на последнем слове.

Секретарь в минуте слабости и гнева стянул ремешки фиксаторов потуже. Нейт чуть взвизгнул:

– Ай, попал в точку, значит. Что с ней сталось? – Гамлет явно не хотел об этом говорить, а парень всё настаивал. – Ну же, Шамиль. Позволь мне узнать тебя по лучше и забрать свои слова назад.

– Она умерла, – лаконично ответил.

– Это я уже и сам понял. Но подробности не помешают.

– Знаешь, ты создаешь странное впечатление о себе. Язвишь, намеренно нажимаешь на больные места, но нечто внутри меня так и хочет тебе рассказать всё. Думаю, это и называют животным очарованием.

– Я милашка с этим трудно спорить. Так что же? Как твоя жена умерла?

– Она покончила с собой, – вымолвил Гамлет.

Стоило Нейту увидеть его хмурое лицо, как он и сам изобразил сочувствующую мину. Сейчас ему захотелось узнать его историю, не чтобы поиздеваться или утешить свой досуг. Нет. Ему захотелось ошибиться в этом человеке. Самолично уничтожить своё прошлое мнение и выстроить новое. Ведь это и есть суть веселья, о котором он когда-то рассказывал Гильмешу.

– Семья Гур Шамиль была аристократами. Но нас предали, обокрали за нашу же добродетель. Тогда несчастья скопом навалились, и моя жена не выдержала их. Одно за другим, а за ними третье. Так и появились мысли о суициде. Нейтан, ты вырос в Рабочем районе и тебе никогда не понять, какой трудной и несправедливой бывает жизнь аристократа. Как сжимает его противоречивая этика и как ему приходится постоянно терпеть. Глотать и унижаться, – с оскалом дополнил он. – Вы, жители Рабочего района и Центра… Вы свободны в своих чувствах и действиях. Куда свободнее аристократов. Но вы всё равно недовольны, желаете того, чего не понимаете. Быть эталоном, это быть заложником маски. За это я ненавижу вас. Глупцы, что говорят о равенстве, при этом даже не осознавая смысла этого слова. Кто и нуждается в этом равенстве, то это аристократы.

– Гамлет, а меня ты тоже ненавидишь?

– Тебе я сочувствую. Хотя, возможно, и не стоит. Ты, как я погляжу, не унываешь.

Услышав это, Нейт хихикнул:

– Уныние, отчаяние… Эти чувства мне ясны, но я настолько к ним прикипел, что они моя обыденность. Я родился с ними и другой жизни просто не знаю, не могу в полной мере осознать их. Они как воздух или еда. Не отделимы от сущности. Когда кто-то мне говорит, что я должен чувствовать уныние, я искреннее недоумеваю. Потому что для меня всё, что происходит логичный ход истории.

Гамлет задумался. Ход размышлений Нейта показался ему слегка несвязным. Он счёл эту непонятность на разное мировоззрение, возраст и классы.

Целых три года на парне ставили эксперименты. От этого головные боли лишь усилились и стали частью его будней. Ему постоянно вкалывали стимуляторы для работы мозга, что только способствовало помутнею рассудка. Опухоль прогрессировала. В первый год Гильмеш пытался вылечить мальчика, он надеялся хирургическим путём удалить источник болезни, но тщетно. Кратковременная амнезия всё чаще настигала, и длилась она уже дольше. Самый долгий период беспамятства составлял одну неделю. Память зачастую возвращалась внезапно, триггером становились совершенно разные вещи, логику которых было не проследить. После неудачной попытки провести операцию, Гильмеш хотел разработать методику лечения по сдерживанию опухоли, однако также потерпел неудачу. Каждая неудавшаяся попытка возвращала его в те времена, когда он лечил свою жену. Когда он с таким же рвением и фанатизмом искал панацею, и как его захлестывало отчаяние.

Пока Нейт беседовал с Гамлетом, Николай закрылся в своем маленьком кабинете, словно в личном мирке, где он может без конца изливать свои чувства в красный блокнот.

«Я последний из рода Флок Гильмешей, – писал он. – Я не оставил после себя наследия крови, и огромное бремя мечты предков легло на одного меня. Пауло и Елена Гильмеш – они первые, кто пытался избавиться от пустынной болезни. По многочисленным слухам они хотели вылечить своего близкого друга – пророка Григория. Но на эти слухи нет достоверных источников. Напротив, факты истории говорят, что пророк никогда не болел ею, ведь родился и вырос в оазисе, на месте которого сейчас Ком. Эта красивая легенда о мечте родилась в семье Гильмеш и ради Гильмешей. Мой отец Фауст Флок Гильмеш вручил мне её, как вечное знамя. Но по молодости лет мечта рода совершенно меня не заботила. Хотя я уверен, что если бы тогда я серьезно занимался этим вопросом, то нашел бы ответ. В те времена детей Пустоши было гораздо больше. Сейчас же остались лишь Числа, к которым не подобраться, и этот мальчик. Я опомнился только с появлением в моей жизни Марты. Ох, если бы я раньше понял всю важность моей миссии, она была бы жива… моя Марта. Первая и последняя любовь. Но мой эгоизм желал познать истину куда большего масштаба. «Что значит быть?» В итоге я не преуспел нигде. И на закате жизни мне встретился этот ребенок, который совмещает с себя цель всех Гильмешей и мою собственную цель. Не иначе как теистическое провидение, подумал я. Однако. Даже с таким подарком судьбы я не приблизился к этим целям ни на йоту. И мне приходится выбирать между уже тремя стульями: цель рода, моя цель и жизнь Нейта. Моя великая жадность, мой голод требуют всё и вся, но реальность этого не позволяет. И я чувствую, как это нежелание выбора меня убивает. Иногда я думаю, вот бы кто-нибудь лишил меня этого выбора и забрал всю ответственность. Свобода – жестокая штука».

Он перелистнул несколько страниц, и карие глаза уставились на формулы и пометки исследования.

«Запись 181. Фаза третья – провалена. Объект в припадке выдаёт бессвязные и абсурдные фразы, которые я не в состоянии понять. Иной раз мне кажется, что они выстраиваются в единую цепочку, конец которой не имеет никакого смысла. По крайней мере, он за гранью моего понимания.

Наиболее вразумительные цитаты объекта: 1) Суть обманчива, всё ложь. Ничего нету, ни наблюдателя, ни наблюдаемого. В этом мире нет правды, нет реального, всё сплошная шутка. 2) Этот мир игра, игра больного горделивого сознания. 3) Я слышу не перестающий щёлкающий звук клавиш. 4) Голос, описывающий всё, разрывает голову 5) Две сущности суть одно, но разное. 6) Мир создан, чтобы умереть от рук четырёх. 7) Гильмеш, ты знаешь, что не существуешь? 8) Всё вокруг замерло сейчас, реальность не двигается. 9) Этого всего не было, это всё даже не память, это иллюзия памяти о событиях, которых никогда не происходило. Трех лет никогда не было. 10) Десять красивое число.

Исцелить Нейта невозможно. Ему осталось от силы ещё пять-шесть лет. Это при условии, что на него больше не будут воздействовать. Неужели я ошибся? Неужели за зря заставлял ребёнка страдать? Нет, эти мысли нельзя даже допускать. Пусть в потоке абсурда и не вычленить существенных вещей, но мысли Нейта в здравом сознании превосходят мои рассуждения. По ним я пишу новый масштабный труд “Откровение голода”».

«<…> Вырезки из этой книги, написанные под влиянием Нейта: Всё пребывает в двух состояниях – веселье и скуке. Веселье есть изменение и влияние. Скука её полная противоположность. Жизнь есть веселье, так как мы изменяемся физически, умственно и духовно. Живя, мы влияем на других, то есть провоцируем их изменения как в лучшую, так и в худшую сторону. Наши идеи, действия – всё это происходит под довлеющей силой веселья, которая проникнута в саму суть нашей природы. Человеческая эволюция и деградация доказательства того, что мы не способны замереть. Вернее, наши гены чувствуют отвращение от постоянства, поэтому стремятся следовать духу веселья. И смерть есть часть этого абсолютного духа наваждения рода людского. Смерть по сути своей то же изменение состояния человека. Это переход от самосознательной жизни к жизни вне-самосознательной. То есть жизни в сознании других, поэтому я называю это вне-самосознательность. Мы не владеем собой, мы не изменяемся по своей воли и не влияем намеренно. Наша самосознательность при жизни напрямую определяет нашу вне-самознательность. Количество того, что мы успели сотворить под влияем духа веселья влияет на то, как мы будем существовать в сознании другого человека. Эта жизнь не есть только память, так как есть много примером того, что человек знает другого человека, даже ни разу не встречавшись с ним. Ему могли рассказать, он мог сам узнать о нём. Но суть остается одной. Он знает. Идея этого человека есть в его разуме. И если она сильна, то способна пробудить тягу к веселью большему. И если человек, следует влиянию этой идеи, то это и есть вне-самосознательная жизнь. Скука наступает лишь с утратой силы идеи этого человека, с тем что его забывают. Память не есть вне-самосознательная жизнь, но утрата памяти есть истинная смерть. И пребывание в скуке есть самая настоящая смерть, которой и боится человек. Он не боится умереть в привычном понимании, он боится перестать существовать, так как считает, что физическая смерть означает не-существование. И это ошибка. Если человек жил, то он не умрёт даже спустя тысячелетие. Существовать не значит прибывать в реальности, ведь согласно логике, которую я описал, и человек, которого придумали, которого никогда не было в истории тоже пленник духа веселья. И иной раз, он может жить даже более реально и существенней, чем его создатель. <…>»

«Первая фаза состояла из электрической стимуляции мозга. Во второй, мы перешли к медикаментам, которые усиливали нейронные связи. Третья фаза была объединением двух первых с добавлением внешнего источника стресса: давление на психику. Результатом всех трех фаз стала снижением уровня дофамина и частичная атрафикация когнитивных способностей. (Объект перестал понимать, как пользоваться повседневными вещами). Также наблюдается замедление речевого аппарата. В рамках исследования психологическое давление дало наилучший результат. Поэтому четвертая фаза будет состоять исключительно из этого метода. Это последний способ, который мы можем использовать. Четвертая фаза должна быть последней».

Записи Гильмеша с каждым разом становились всё сумбурнее, эксперименты повлияли и на его психику тоже. Он стал более нервозным, плохо спал и практически ничего не ел. Те же последствия ощутил на себе и Гамлет. Нейт уже мог спокойно ходить по своей комнате, когда его оставляли одного. Но в основном парень лежал. Его тело ослабло, а дух увядал. Радости покинули его уже давно. Он перестал ощущать вкус жизни, оказавшись обременённым фактом существования.

«Когда я успел так измениться? – подумал Нейт, взглянув в отражение. – Снова отрастил волосы, лицо совсем худое, эти мешки под глазами… Ахаха, вечный оптимист сдулся получается. Хотя привычного юмора я не утратил. Как они там поживают? Роза, Лотти, Эли и Гриша… малышка Мили и эти двое из ларца. Я скучаю… дико по вам всем скучаю, – он пытался заплакать, но лицо лишь изобразило невероятную печаль, боль, которую никак не выплеснуть наружу. – Я так и умру здесь, да? Взаперти и в темноте… одиночестве и отчаяние. Какие же противоречивые чувства я испытываю. Может, в этом и есть суть человека?».

Несколько раз Нейтан предпринимал попытки сбежать. В один из таких случаев он даже напал на Гамлета, но слабое тело не позволило победить. После этого над ним установили круглосуточный надзор и ежедневно кололи успокоительные.

«Такая участь очень иронична и смешна. Я родился точно так же… один в темноте ночи, стало быть и умереть мне стоит также. Если Бог и существует, то у него определенно интересное чувство юмора. Ужас… неужели я стал теистом? Поверить в него таким путём, и правда, смешно до жути, – он рассмеялся. – Если Бог и есть, то ему определенно весело».

– Нейт, – обратился Гамлет, войдя в камеру. – Пора идти на процедуру.

– О-о, что на этот раз? К вашему D-16 я как-то уже привык. Есть что-нибудь по веселее? Как насчёт наркотиков? Коль сдохну неровен час, то хотелось бы попробовать, как можно больше.

– Мы не намерены тебя убивать. Ты же в курсе.

– Смешно… Смешно, – он зловеще блеснул голубыми глазами.

«С каждым разом он пугает всё сильнее», – проскочила мысль у Гамлета.

– Так что? Мне бы хотя бы морально подготовиться к тому дерьму, которое вы собира… а? аа…

Пока он разглагольствовал, Гамлет уколол его в шею. Это было снотворное. Препарат попал в кровь и быстро распространился по всему телу. Нейт тот час уснул. И его обмяклое тело подхватил секретарь.

– Все готово, Николай.

– Ну, что же приступим, – послышался голос из динамика. – Надеюсь, ему не придется долго мучиться.

Гамлет перенес бродягу в просторное помещение с компьютерами и большым стеклом по центру. А за эти стеклом затаилась другая комната. Мрачная и пугающая.

– Гамлет, В-7 и F-112, – приказал Гильмеш. – Снизим ему уровень тактильного восприятия.

Секретарь исполнил инструкцию. Нейта положили во вторую комнату, куда не проникал свет, звук и даже запах. Абсолютно черное пространство, где нет различия открыты глаза или нет. Через какое-то время бродяга проснулся, и мрак охватил его. Стоило ему немного прояснить разум, как он понял, что не ощущает собственных конечностей. Препараты лишили его всех чувств. И это ужасное, бесчеловечное место было его личной камерой сенсорной депривации.

– Эй, что тут происходит?! – крикнул он.

Но он еле услышал даже собственный голос, стены поглотили всё.

– Это шутка какая-то… Решили на психику давить?! ТВАРИ НЕНОРМАЛЬНЫЕ! ВЫ МЕНЯ СЛЫШИТЕ?!

Он продолжал кричать в пустоту.

– И сколько Вы собираетесь его так держать? – спросил Гамлет, уставившись на Нейта через стекло. – У него и так расшатанная психика. Боюсь, он и пары недель не продержится.

– Я бы хотел увидеть результат гораздо раньше двух недель… не хочу, чтобы он пробыл там так долго, – ответил Николая, приложив ладонь к холодному стеклу. – Полагаю, следующий приступ в таких условиях позволит полностью высвободить весь его потенциал. И он даст ответ.

– А что насчет его лечения? Вы сдались?

– Если честно, я не знаю… как будто я жду чуда, что оно все само разрешится. Но я не оставлю попыток излечить его.

Год и два месяца. Ровно столько пробыл в камере Нейтан из Норта. Но сознание покинуло его куда раньше.

VIII

Наши дни.

– В каком это смысле… ты Натан? – дрожащим голосом спросила Лотти.

– Ты, правда, такая тупая? Или притворяешься? – возмутился он, ухватившись за её щёки. – Это моё имя. На-тан. Повтори. НУ ЖЕ!

– Н-на-тан, – пролепетала в ответ.

– Вот молодец. За то, что ты такая умница, я расскажу одну историю.

Он отступил назад и принялся разминаться.

– Эх, как же давно я не владел телом, – сладостно проговорил Натан. – Кстати, спешу сообщить. То ничтожество, что ты назвала Нейтам, это не тот, о ком ты думаешь. Как, впрочем, и я. Тело может и его, а вот сознание, – потягиваясь, он растянул последнее слово. – Увы и ах. Не знаю почему оно его покинуло и как, но свято место пусто не бывает. И вот он Я! – радостно воскликнул.

– Я не понимаю, что ты имеешь ввиду? – вновь вопрошала девушка, наблюдая за тем, как он неестественно выгибает своё тело.

– Всё-таки тупая, – разочаровался Натан. – Я и тот второй, мы не Нейтан. Мы не знаем, даже кто он такой.

– Диссоциативное расстройство идентичности…

– Так вот как это называется. Спасибо, буду знать.

– Это неважно. Пойдём домой, Нейт! – решительно ответила Лотти, взяв его за руку.

–Я НАТАН, ИДИОТИНА! – он внезапно рассвирепел и отвесил девушке пощёчину. – Я никуда с тобой не пойду! Мне в вашем милейшем зоопарке места нет.

Хлесткий удар оставил красное пятно на её чистом лице. И жгучая боль медленно поползла по всей его левой части.

«Не причиняй ей боль, Натан!» – прозвучал голос в голове.

– ЗАТКИНСЬ, НЕЙТ! ИНАЧЕ В ФАРШ ЕЁ ПОРУБЛЮ!

– Мы поможем тебе, обещаю!

Лотти продолжала стоять на своём. Она встала во весь рост и выдвинула грудь вперёд – сделала всё, чтобы скрыть малейшие признаки страха.

– Поможете? – поразился он с глухим смешком. – А где ты была раньше, дорогая моя? Знаешь, мне хоть и не известно, что было с твоим Нейтам до того, как появился я. Но логично думать, что я родился, когда ОН умер. В таком случае… ОН УМЕР ВО ТЬМЕ! НИЧЕГО НЕ ЧУВСТВУЯ, НЕ ВИДЯ И НЕ СЛЫША! Стоило мне родиться, а я уже думал, что мертв… Нет. Не так. Я не был уверен даже в факте собственного существования. Ведь всё вокруг было бессмысленным, – он подошел к ней ближе, и в какой-то момент уже упирался прямо ей в нос. – Тьма, тьма и лишь ОНА! А где ты была, когда истинный Нейт умирал? Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ, ШАРЛОТТА?! ГДЕ ТЫ БЫЛА, КОГДА МЫ УМИРАЛИ?!

Волна эмоций накрыла его с головой. Они бурлили в нём в самого рождения, желали выбраться наружу и покрыть собой всякого, кто окажется рядом. Неважно друг ли он, незнакомец, любимый или враг. Всё, что не является им, априори заслуживало наказания, априори было враждебным. Так он считал. И по указке этого наваждения ненависти он накинулся на Лотти. Натан ухватился за её рыжие волосы, прижал к стене и сдавил горло ладонью с длинными пальцами. Сдавил так сильно, что дышать стало трудно.

– ПОМОЖЕШЬ?! НЕ СМЕШИ! СЕБЕ ТО ПОМОЧЬ НЕ В СОСТОЯНИИ!

«Натан, остановись прошу! Не делай глупости. Она помогала нам! Она заботилась о нас!»

Но гнев его был неумолим и неутолим. Слова вразумления не касались его разума.

– Хочу убить, убить, убить, – твердил он. – Люди не заслуживают права жить. Они даже не способны оценить его. Пусть они познают то, что познали мы. Разве я не прав, Нейтан?! Хоть кто-нибудь протянул нам руку помощи просто так? Просто за то, что мы живой человек? Нееет. ВСЕМ БЫЛО ПЛЕВАТЬ! Они проходили мимо, они ругались, насмехались и нападали. Причиняли нам боль! Она такая же, Нейт. Как ты не поймешь… Мы ей не важны, ей тоже плевать! Она помогала нам только из-за нашего тела. Если бы у нас было другое тело, она бы тоже прошла мимо! БУДЬ ПРОКЛЯТ ЭТОТ НЕЙТ! Лучше бы он окончательно сдох, и мы не родились!

Его голос по первой казался таким озлобленным, но в глубине его чувствовалась печаль. Одиночество. Страдания. Несправедливость. Жестокость. Лотти схватила их, провела через себя, и оттого заплакала. Заплакала, поняв, что Нейт и Натан это не две «другие» личности. Не личности на пустом месте. Они суть своей тот самый оригинальный Нейт, разделенный надвое. Они оба проявления тех состояний, что бродяга скрывал всю свою жизнь. Может, не намеренно, но скрывал. Страх загнанного в угол Нейта. И гнев отчаявшегося Натана. В тот момент Лотти протянула к его лицу свои руки, ласково коснулась и ответила:

– Прости меня, Нейт… я не знала, как ты страдал… прости…

Слёзы сожаления окропили её глаза. Сожаления о детстве, в котором Нейт оставался одинок, даже будучи с ними. И сожаления о настоящем, где он такой же одиночка, переживший страшные муки.

– Умоляю тебя, Нейт. Прости меня…

– Я ЖЕ ТЕБЕ СКАЗАЛ, ЧТО Я НАТАН! ТУПАЯ ТЫ ДЕВЧОНКА!

Он завопил, собирался ударить её со всего размаху. Лотти сгруппировалась, приготовившись принять удар.

«Не трогай», – прозвучал неизвестный и холодный голос.

И Натан остановился. Задрожал в ужасе. Он отдернул руку назад, сам не понимая, что произошло. Голос испугал его. Он был властным не только над телом, но и духом. Один приказ, и всякое намерение потеряло силу. Никогда Натан не испытывал такого трепета перед тем, что было выше его, одновременно быв его частью. Он отошел и медленно скатился по кирпичной стене, свернувшись калачиком. Утратив контроль, казалось он потерял и самого себя.

Нейтан и Натан – две стороны одной медали – два сознания, делящие одно тело. Мыслящие и поступающие абсолютно по-разному. Они родились в одной среде… в той самой камере. И ко тьме они приспособились по-своему. Пусть они были не похожи, но была черта, объединявшая их. И это было чувство собственной ущербности как человека. Они оба были не уверены, что существуют, ведь до выхода в свет не было никого, кроме них самих, не было никого, кто бы сказал: «Ты есть».

«Я существую, пока существуют те, кто меня наблюдают. Если их нет, то нет никаких оснований полагать, что я есть».

Парень замкнулся в себе. Головные боли наступили внезапно, они рвали его, разбивали осколки нецелого сознания, высвобождая нечто, что прячется внутри. Лотти при виде испуга в его глазах подошла поближе, приобняла и нашептала:

– Все будет хорошо, Натан. На этот раз я спасу тебя.

Проговорив это, она трясучими руками сдавила за спиной кортик. Не только Натан боялся происходящего. Лотти сама была в ужасе. В-первую очередь от себя.

«Неужели я хотела убить Нейта?», – подумала она, пребывая в шоке.

Страх вытащил наружу тот самый инстинкт, что есть в каждом человеке. Ещё немного, и Шарлотта выпустила бы в мир своего Натана, которого тщательно скрывала в закромах подсознания. Она убрала кортик за пазуху и увела бродягу в приют. Тот смиренно последовал за ней снова потерявшись в реальности. Он не сопротивлялся, не говорил, он словно начал жить на автомате.

Уже дома Натана она усадила на диван. Он по-прежнему молчал и смотрел в пустоту. Оба сознания находились в размышлениях, они пытались понять суть третьего голоса, силу которого ощутил даже сокрытый Нейт. Когда в приют вернулась Эли, Шарлотта рассказала ей о случившемся. Лотти была в смятении, она не ожидала познать эту сторону Нейта, как и не ожидала увидеть схожее в себе самой. Её тревога прослеживалась в хаотичном движении зеленых глаз и неразборчивой, даже торопливой речи.

– Какой ужас! – воскликнула Диш, дослушав рассказ. – На этих гадов нужно срочно доложить в СОГ! Хотя слишком мягко, я сама с них спесь спущу!

– Успокойся, – заговорил Стёпа. – Им и так досталось от этих двоих. Больше носу не высунут. Где мама в такой то час?

– Ещё утром она уехала в центр секты А̀нима в Коме, – ответила Лотти, свалившись без сил. – Хочет заключить договор об объединении общин. Вернется только через пару дней. Ума не приложу, что делать… Эли, может отвести его к психологу, психотерапевту… да к кому-нибудь?

– От душевных болезней лекарство не так-то просто найти. Если к вечеру ему не станет лучше, так и поступим. Позвоню Фарлю спрошу, есть ли у него специалисты на примете.

На фоне их беседы с отрешенным видом сидел Натан.

– Эй, Нейт, можешь вернуть контроль. Я устал.

«Давай лучше ты».

– Что? Ты хочешь, чтобы управлял я? Обычно ты не такой щедрый.

«Да. Думаю, тебе это пойдет на пользу. Хоть пыл утихомиришь. Не беспокойся они примут тебя. Лотти ведь уже назвала тебя Натаном. Она признала, что ты есть. К тому же у тебя было не так много опыта в общении, подучишься за одно. И-и… я хочу поразмыслить кое над чем. Или вернее сказать, переосмыслить».

– Это ты о чем?

«Мне кажется, мы упустили нечто важное. Я и ты. Я хочу переосмыслить и понять не только нас, но и те месяца блужданий. Хочу понять, почему мы появились и почему пропал тот, кому принадлежало это тело. А главное хочу разузнать, чей это был голос, и почему он чувствуется таким родным».

– Нейтан что-то сказал? – спросила Лотти, обратив внимание на его бормотания.

– Да. Хочет, чтобы я управлял телом. Так что прошу прощения. Придется меня потерпеть.

– Это не так, – произнесла она, присев рядом. – Натан, ты ведь так похож на Нейта… ну того… которого я знала. Он был вспыльчивым временами.

– Если ты не поняла, то я вообще-то убить тебя хотел. И мог бы убить, если бы…

– Всё нормально. Я не в обиде. Слушай мне стало интересно, почему ты взял себе имя Натан? Тебе его кто-то дал?

– Натаниэль, – кротко ответил он. – Меня назвали так. Но это было слишком длинно, и я сократил.

Воспоминания, в которой он копнул, было мрачным. И это отразилось на его лице.

– Красивое имя.

– Гриша?! – воскликнула Эли, когда ей внезапно позвонили на телефон-гарнитуру. – Это ты?!

– Да, это я. Рад тебя слышать. Ты в приюте сейчас? – та машинально кивнула, а потом проговорила ответ. – Если Лотти рядом, можешь, пожалуйста, передать ей трубку.

– Да, конечно… Лотти!

Шарлотта в спешке подбежала к ней, взяла в тоненькие ручки гарнитуру и прошептала:

– Лотти у аппарата.

– Привет, рыжик, – нежным голосом обратился Кол Галланд. – Всё в порядке? Твой голос какой-то напуганный.

– Скорее взволнованным. Ты по какому-то делу звонишь или просто захотелось поболтать?

– Думаю, всё сразу. Я хотел извиниться за тот раз. Я поступил неправильно, когда разозлился. И-и… я не хочу, чтобы наши разногласия стали стеной в общении.

– И я так считаю. Но я всё равно обижена, – с привычным задором произнесла она. – Ты обещал заглянуть к нам, а на деле отсиживаешься в своём особняке. Небось девчонка не отпускает, – с ревностью и ехидством добавила.

– За это мне, пожалуй, тоже стоит извиниться, – посмеявшись, ответил Гриша. – Я постараюсь приехать сразу после собрания. И мне, видимо, придется сейчас много за что извиняться. Это я прислал людей из конторы в приют. Видишь ли, я расследую убийство Гильмеша. Хотя точнее будет сказать, я расследую то, что случилось с Нейтам. Я подумал, ты должна узнать, к чему оно меня привело… Нейт не умер пять лет назад.

В глазах Лотти прослеживалось удивление.

– Я о чем-то таком также думала, – ответила, посмотрев на Натана. – Но что в таком случае произошло с ним?

– Гильмеш ставил на нём эксперименты. Должно быть, это был проект усовершенствования сознания, так написано в отчёте. Нейт не умер, его держали в лаборатории все эти годы.

– Тогда где он сам… или хотя бы его тело?

– Не знаю. Числа как раз разбираются с этим.

– Если это так, то это просто ужасно… и это объясняет почему, – она остановилась, задумавшись.

– Почему, что?

– Ничего. Просто мысли в слух. Спасибо, что рассказал, Гриш. Я буду ждать твоего визита. Ну, то есть не только я… мама, Эли и все остальные тоже.

– Рад это слышать, – с улыбкой ответил он. – Может, пожелаешь мне удачи на собрании?

– Не дождёшься. Ты же как-никак оппонент Фарля.

– И то верно. До встречи, Лотти, – сбросил трубку.

Лотти отдала гарнитуру с задумчивым видом.

– Почему ты ему ничего не рассказала? – возмутилась Диш.

– Не хотела тревожить, пока ничего неясно. Ему сейчас другое важнее, – оправдалась она.

– Ты так говоришь, потому что заботишься о нём, или потому что не хочешь, чтобы он успокоился и сосредоточился на собрании?

– Что за глупости?! Конечно, потому что забочусь, – недовольным голосом. – Хватит нести бред. Иди лучше последи, как дети готовят ужин.

«Девочка выросла и научилась командовать, – подумала Эли. – Надо же. А была такой скромницей».

Роза в это время уже подъезжала к Кому. Её целью было объединиться с одной из сект Церкви Единства – А̀нима. Их вероучение предполагало веру в наличие сознания у Великой Души, которое определяло индивидуальную цель души, что отделилась от неё. Они были фаталистами, верящими что всякий шаг человека определяется волей Сознания. Церковь не пресекала инакомыслия в своих рядах, если оно не отрицало главную заповедь добродетели. Однако всё равно отделила секту от своей конфессии уже давно. А̀нима была многочисленной общиной и мирно сосуществовала с Церковью. Роза планировала адаптировать своё теистическое учение, чтобы склонить сектантов на свою сторону, тем самым увеличив количество последователей. Переговоры шли гладко. Розалия уже давно занималась вопросами подобного рода и подготовила необходимую теологическую базу не только для верующих теистов, но и для апологетики и схоластического дискурса. Роза была очень образованным человеком, она превосходно смыслила в анималогии, что не только позволило ей сконструировать новое учение теистов, но и заполнить в нём множество брешей. Сейчас она собиралась представить Бога как Единое Сознание, а их пророков и Иисуса как особых душ, являющихся предтечью пророка Григория. Таким образом, Роза стремилась показать отсутствие существенной разницы между двумя религиями. Проблемным вопросом было лидерство в объеденной общине. Здесь Розалия поставила условие, с которым пришлось мириться главе секты. Правда, исполнение этого условия целиком и полностью зависело от Фарля и предстоящего собрания совета.

Натан весь день просидел на диване, поджав колени к груди. Пребывая в размышлениях, он пытался найти ответ на вопрос: «Чей это был голос?». Он беспокоил его, само наличие неизвестного в своём разуме выводило его из себя. Так прошло два дня. Дети постоянно одолевали его, прося поиграть. Сначала он огрызался, но стоило об этом попросить Лотти, как он соглашался. Такой опыт был ему в новинку. Он даже улыбался изредка. Дети по просьбе Шарлотты называли его Натан, что не могло его не радовать. От этого он чувствовал себя настоящим.

Но каждую ночь, каждую свободную минуту он погружался в себя. И этой ночью ничего не изменилось.

«Натан, как думаешь, что мы делали в том месте?»

– Не знаю, – сухо ответил он.

«Ты преобразился. Стал таким спокойным, даже не оскалишься».

– Захлопнись, – сказал и перевернулся на другой бок.

«У нас было прошлое, значит, мы существовали. Разве тебя это не радует?»

– Это не наше прошлое. Оно принадлежит владельцу тела. У нас ничего не поменялось. Мы также никто и звать нас никак.

«Может пора изменить это».

– В каком это смысле?

Он привстал с кровати, заинтересовавшись разговором.

«Давай вернемся туда, где всё началось».

– Что ты несёшь? Раньше ты был в ужасе от одного упоминания этого места.

«Я тоже изменился. Обрел новые воспоминания и убедился, что существую. Теперь мне не страшно возвращаться к истокам. Я уверен, что там мы не станем заложником той тьмы. Мир, где мы живем, больше не иллюзия, Натан. И я хочу, чтобы и ты в этом убедился. В эти дни я не меньше твоего размышлял о нас. И я пришёл к мысли, что страх, рожденный тем местом, может стать ответом на наши вопросы».

– Ха. Ты больше не дрожишь от всякого шороха. Даже пытаешься бороться со мной. Может, ты на этот раз и прав. Может, стоит уже познать свою историю.

На этих словах Натан тайком выбрался из приюта. Слоняясь по пустым улицам под светом ламп, он пришёл к той самой лаборатории. Дорогу к ней он запомнил отчётливо, а ещё он запомнил тот трепет, который испытывал, убегая от неё. Её длинные коридоры заставляли сердце Натана стонать от боли, кровь стыть в жилах, а колени подкашиваться. Темное помещение душило его. Шрам на шее, словно горел, пульсировал, как и укусы на руках. Но он продолжал идти, следуя своей памяти. И вот он в той комнате перед камерой сенсорной депривации. Всё было, как в первый раз. Абсолютно тихо. Темно. И страшно. Натан зашёл в камеру и закрыл за собой дверь.

IX

Чуть больше года назад.

Прошло три месяца с тех пор, как Нейтан оказался заложником пустоты. Пусть сознание его не покинуло, но оно уже начало разрушаться, дробиться на мелкие осколки. Несколько раз память его стиралась, а после восстанавливалась вновь. В надежде почувствовать хоть что-то бродяга искусал себе все руки аж до мяса. Но эта больная попытка была бесполезна. Боли он не ощущал. О стены биться было тоже тщетно. Они оказались покрыты мягким и воздушным материалом. В ту пору, когда его охватывало безумие, он начинал ударять себя по голове. Так у него появилась внушительная гематому. Тогда на него впервые одели смирительную рубашку, чтобы он не мог себе навредить. Даже еда не доставляла ему удовольствия. Он не чувствовал вкуса, да и кормили его чем-то жидким и вязким. В попытках прекратить такое существование он устраивал голодовку, но в камеру начали пускать усыпляющий газ. И как только Нейтан засыпал, ему прокапывали все нужные вещества напрямую.