Посвящается: Нелли –
прекрасному человеку, который умеет отличать плохое от хорошего
и Валентине Ивановне (у которой я почти каждое утро беру свежую газету), потому что незаменимые люди всё-таки бывают.
Вместо предисловия
"…Знаешь, сегодня к нам на балкон залетела птица, я в это время поливала розу. Красивая такая серо–жёлтая маленькая птичка. Мы смотрели друг на друга и думали каждый о своём. Она, наверное, думала о весне, а я о тебе. Мне кажется, что все птицы думают о весне, но она не успела мне рассказать, потому что где–то чирикнули, и она улетела…"
"На работе завал, родная, представляешь – начальник решил, что я чёртов гений или Флэш1. Как можно сделать за три дня недельное задание?! Зря я согласился, вот теперь думаю. Ладно".
"Я разбила вазу. Свою любимую. Случайно. Я снова мысленно обнимала тебя, неловко повернулась и ваза упала на ковёр. Он мягкий, но она почему–то не выдержала удара".
" Новая игрушка вышла. Я помню, что говорил про неё. Она мне нравится, блин. Думаю уломать тебя поиграть со мной разочек. Такая графика – ты бы видела!"
"Соседка пригласила меня на праздник. Честно говоря, просто посидеть. Завтра пойдём с ней в парк".
" Ты всегда такая сексуальная в платьях. Завидую сам себе. Всегда. Здорово, что ты купила его".
"Я купила эклеры. Они в холодильнике".
" Обожаю тебя, родная. Моя. Навеки. Если бы услышать тебе моё сердце! Ты никогда бы не обижалась на молчание".
"Я не говорю всего этого, чтобы не волновать тебя, не отвлекать. Ведь я очень тебя люблю…"
"Работа. Блин. Если бы не ты, я бы сломался, наверное. А так ещё мечтаю немного…"
Она села за стол, возле него и заглянула ему в глаза. В их глубине светились те же чувства. Словно они встретились всего два месяца назад. Словно не было двадцати лет брака, словно груз забот ещё не серебрил их волосы, словно она была всё той же красавицей.
– Ну что, родная, – мягко, как обычно, произнёс он, – пойдём спать?
– Пойдём, – согласилась она. Взяла его руку и поцеловала.
– Я тебя люблю, – проговорила она в, быть может, тридцатый раз за сегодня. Как и в течении всех этих долгих лет, по несколько десятков раз в день. Он посмотрел ей в глаза. Она прочитала этот взгляд и нежно улыбнулась ему.
Они встали и обнялись. Он сильнее прижал её к себе. На секунду. Но она прекрасно знала, что значит для них обоих эта секунда. И знала, что эти мгновения дают ей, этой проходящей секунде, жить в сотнях и тысячах новых секунд. Она игриво закусила губу и с вызовом посмотрела на него. Он усмехнулся и поцеловал её в шею, а она расхохоталась своим звонким смехом, который так ему нравился.
– Пойдём, любовь моя. – Он отстранился, мягко увлекая её в спальню. – Может мы ещё не слишком устали?..
Она безумно любила его.
Он безумно любил её.
Она всё это знала…
Он знал всё это…
"Поговори со мной… Мне так много нужно тебе рассказать…".
2017 г.
Как в сказках
Отсюда небо видно всё же дальше..
Ни на квартал и только как-нибудь.
Я это, кажется, не замечала раньше
(Не доводилось повода… вздохнуть?).
И всей душою небом наслаждаться
Всё подмечая: толпы облаков –
Багрянец, платину и золото скитальцев…
Не замечала я, что этот мир таков,
Каким всегда его рисуют в сказках.
"Забавы ради" – мне казалось так.
Но этот шёпот: вкрадчивый и страстный…
Теперь в сердечный попадает такт.
Пройденный день
День прожит. Пройден и отмечен.
Непримечательный ничем –
Непримечательною встречей
Непримечательных дилемм;
Непримечательным прощаньем –
Наверняка, на этот раз.
Наверняка, но с опозданьем
(Хоть точно не скажу сейчас).
Да, пройден день. Отмечен. Прожит.
И в чьём-нибудь календаре
Меня отметили, быть может,
Непримечательным тире.
Пара строчек
Может быть, пара строчек.
А может – немного больше.
На пару мгновений больше…
На пару столетий больше…
А может быть – пара строчек.
Рисунок
На лавочке лежал забытый лист,
В него уткнулся серый карандаш,
Рукою детской нарисованный сюрприз:
Окно и ваза, а в окне пейзаж.
В окне шёл дождь. Рыдали занавески.
Цветы в стакане плакали о чём-то.
А по стеклу как трещиной на фреске
Шла надпись: "я хочу котёнка".
У вазы нарисован был комочек.
С глазами, носиком, пушистый весь такой.
Слезинками была размыта строчка.
…А плачущий ребёнок шёл домой.
Признание
Оставайся неземною и холодной,
Словно сталь на острие клинка.
Оставайся девою подводной,
Оставляя юность в дураках.
Оставаясь лишь воспоминаньем
Для души, давно тобой больной.
Не давай надежды на желанье
Сердцу справиться с такой судьбой.
Воспоминание
Сегодня жёлто-розовый восход.
Он был таким когда-то в октябре.
Я помню реку, белый пароход,
И отраженье белое в воде.
Кричали чайки где-то над водой.
Восход, река.
Мы направлялись в небо…
А с берега звенящей тишиной
Темнели корни мирового древа.
Пусть ночь продлится
Пусть ночь продлится! Пусть немного дольше,
Не наступает яростный рассвет.
Позволь мне ночь,
Набрать тебя пригоршней –
Украсть у неба пару-тройку лет.
Мне б отдохнуть. И пусть невероятно,
Что тьма останется на самый краткий миг.
Бегу.
Бегу из дома безвозвратно.
Встречай, рассвет. Ты так ко мне привык.
Но я привык к тебе намного больше.
Вставать и думать.
Чайник закипел.
И голубь за окном неосторожный,
Забыл уж сам о том, чего хотел.
Да, парень, извини, я зазевался.
Тут чайник,
понимаешь,
закипел.
А я просил рассвет на миг хоть задержаться.
Что б я чудесный сон свой досмотрел.
Река (поэтам)
Опять ныряю в глубину
И достаю строку одну,
Потом наверх.
Еще нырок
И снова маленький рывок.
Жемчужинка в руке моей,
Похожа на стихотворе..
Ещё сто слов, а может пять
На нитку надо навязать.
Я в реку дважды ни ногой –
Вот он – тебе подарок мой:
Простого смысла огоньки
Я достаю со дна реки.
Мне изменяет иногда
Река и примесь в ней тогда.
И не рифмуется строка –
И снова дважды два гребка.
За жемчугом нырять легко
Вот только слишком глубоко.
Но ты дыхание держи
Ну и пиши, мой друг, пиши.
Дочке
Твои дети, малышка, прочитают хорошие книги.
Потому что когда ты устанешь смотреть в телефон,
Ты откроешь окно, откроешь как можно шире.
А может быть даже босая выбежишь на балкон.
И вдохнёшь полной грудью блаженные запахи лета,
Озоновый дух уходящего ранним утром дождя.
И сладко потянешься, вспоминая, что где–то
Книга лежит оставленная мной для тебя.
И после, малышка, поверь мне сейчас на слово,
Тебе захочется, чтобы в один из таких же радостных дней
Книжку эту взял бы твой милый вихрастый ребёнок.
Попросил почитать.
И ты улыбнёшься ему, как я улыбалась тебе.
Чувство
Я чувствую: назавтра будет снег
Совсем седой, пушистый, нереальный…
И время свой приостановит бег:
Я и сейчас гляжусь во взгляд его зеркальный.
А после вьюга сменится дождём.
Таким пронзительным, что может показаться,
Что мы в иной реальности живём,
И что не нужно вскоре расставаться.
Вдох
Если шёпот бы люди слышали
Вряд ли было б так много войн;
Не срывался никто за крышами
И не падали бы с фронтонов…
Не сбегали из дома в полночь,
Не бежали за электричками;
Пламенели бы люди ровно,
Не сгорали коробкой спичек.
Не бросались в карьер бы с места
Только чтобы расправить крылья…
Вот тогда бы не было тесно
Вот тогда бы и вправду жили!..
Я не хочу!
Я не хочу вставать с утра
Зачем? – чтоб выпить чашку кофе?
– Тук–тук, – осенняя пора
Спустилась молча к изголовью.
Я не хочу вставать с утра.
Я не хочу. Не заставляйте!
Я знаю про свои дела,
Но я хочу лежать в кровати.
Я не хочу, – нет, мне не лень, –
Случилась тяжкая усталость
От дерева остался пень,
А от меня побольше, малость.
Я не хочу. Я не хочу.
Всего. Чего хочу – не знаю.
Вчера звонила палачу –
Он отдыхает на Гавайях.
Писала в небо – там не ждут,
В аду и без меня не пусто…
Молчи, будильник! я встаю.
Встаю… нарежу хлеба в тостер.
Любовь
Постойте! Вы ведь уже не дети! –
Кричит мальчишка большому дяде
И тёте, летящим на каруселях,
Навстречу ветру, в роскошных платьях.
Они не слышат – они друг в друге.
Мальчишка понял, и, погрустнел:
В любви – как в детстве, как в ярком круге.
…И вряд ли есть у него предел.
Как-то так
Нашему времени есть одно имя – сплин –
Драма для мозга – там-тададам-тадим.
Красочно–вычурно: выпьем, лежим, летим…
Множество мнений сливаются в "я один".
Правда, что чем-то похоже на коммунизм? –
"Вместе".
Серьезно? – "А ну-ка, давай – делись!"
Граждане мира уходят.
В либерализм.
(Фаталити2 с привкусом слова на букву Жи..)
Сложно сказать, отчего современный век,
В "труп" извращает понятие
"человек".
Эпитафичные гимны сотням закрытых век,
Вместо амброзии
– идолом –
Дэниэлс Джек.
Пяти–шестистопным ямбом сложенный постмодерн3:
Саморазвитие лезвием –
вдоль воспалённых вен,
"Вдоль сигаретного дыма и Бухенвальдских стен…"
(Есть тот, кто не верит, –
но он не читал.
Совсем).
Забытой мечте
Невольно или вольно – вышло так,
что я, свою мечту большую
забросила как мусор на чердак
и вот теперь живу почти впустую.
Мне б настоять, уверовать, добиться,
а я прогнулась слову "не твоё"…
А вспоминаю – хочется напиться.
Прости мечта моя.
Прости меня за всё…
Обручальное кольцо
Волшебный цвет кристально-чистой льдинки –
Он кажется так хрупок, только тронь –
И разольётся мириадами искринок –
Сверкающими каплями – в ладонь.
Росинок лучики – подковки кружевные,
Оберегая льдинку нежно, говорят:
"Ты ласковая, самая красивая!.."
И невозможно оторвать свой взгляд.
Волшебное колечко – не земное,
Магический серебряный ручей
Живых движений сердца – самых вольных, –
Любовью чистой – на руке моей.
Время
Кажется, нас разделяет время
Резче, чем трамваи и проспекты.
Миг, другой и мы уже не верим
В то, что нас запомнил кто-то где-то.
Завтра постучатся оправданья:
"Может быть" и "как-нибудь потом"
С этого любое ожиданье
В чаше времени становиться песком.
Заметает памятью курганы,
Переулки, реки и мосты…
И лишь в сердце остаются шрамы
Одиночества и маеты.
Угли
…Я снова так могу, нужны ведь только крылья!
И расчехлить их также, на бегу.
И угли жечь
(Смотри-ка: не остыли!)
Я перед ними всё-таки в долгу.
За образы, что прорастают в сердце.
За нежность, верность им, и за стихи.
За то, что я не знаю об инерции,..
…А угли знают про мои грехи.
Слоник
Я устала. Нет такого жанра,
Чтобы скучность сердца описать.
И души пылающего жара,
Так и не смогла я разыскать.
Пусто, серо, словно я бионик:
Тело дышит, сердце не горит,
Даже розовый на секретере слоник
Хобот опрокинул и сопит.
Слоник, маленький, пойми – я так устала!
В тусклом свете скучных серых дней;
Всё мне кажется – не я с тобой играла.
А другая. Та была сильней.
Ей хотелось многого и сразу
Звёзды! Искры! Всё на свете знать!
Но она пропала, вот зараза!
Нам её вовеки не сыскать!..
Всё-таки не дуйся, милый слоник –
Я попробую тебе её найти!…
Руки не сотру.
…Ведь я бионик…
… Нам с тобой во многом по пути.
Мастеру
Когда я снова добралась до строк,
(Тех самых строк, томившихся под спудом
Бездумных грёз) перешагнув порог
Я оказалась к носу нос с этюдом,
Наброском разума, мерцающим из снов,
Из тверди бытия, настолько зыбкой,
Насколько мыслимо.
…И тернии основ
Рассеялись под ласковой улыбкой.
И снова засияла благодать.
(Прошу простить сей пафос неопрятный).
И благодатно принялась сиять.
(И тавтологию простите многократно).
Мне, Мастер, представляете – не жаль
Желанье быта заменить иною
Тоскою той, что режет как кинжал,
Когда укрыт от бытия стеною
Неверья, неуверенности, лжи –
К себе самой, (да и к другим, вестимо) –
Что ткёт отменно только миражи,
Хотя и те природою гонимы…
И что мне остаётся – пустота?
Нет, Мастер! Лучше всех смеётся
Последний тот, кто видит, что Черта –
Одна из граней чёрного колодца.
Межа
В меже – на поле –
Две машины встали;
Пути их шли по разным сторонам;
И ясно стало,
Что они устали
Устали по свету мотаться по делам.
Устали жить,
Безвременно ржавея.
А что конец? Уж вот он, только жди.
Наверное, они
Сражаться не хотели,
И встали в поле посреди межи.
А может, вдруг,
Им стало очень грустно, –
Что нету сил остаться навсегда?..
Но есть надежда:
Можно ведь вернуться
И оседлать ночную магистраль…
Я лошадь
Я лошадь.
И нет ничего хорошего,
В том, чтобы делать все слишком сложно
Ну, может, немножко –
Я всё-таки лошадь.
Я разбираюсь в каждой неточности
Верю, что в каждом "есть" – сотни возможностей,
Пусть часто всплывают погрешности.
В общем
Дерзайте почаще (блюдя осторожность),
И помните: нет ничего невозможного!
По расписанию
Восемь. Проснулся, налил себе чаю.
О (может) любимой чуть-чуть поскучаю.
Девять пятнадцать. Я вышел из дома.
Знакомый квартал. Неплохие фронтоны.
Что думаю? О! Что совсем я не нужен.
Но (может) узнает… "Родная, послушай!"
Не песенки в плеере – душу и синь
Как мне хорошо (может) ты улыбнись".
"Доброе утро. Ты как там? Я нужен?"
Десять утра. На работе быть (может)
Родное лицо. Я немного простужен
Чужим сквозняком от холодного "здравствуй"
"Одиннадцать тридцать" – миленький смайлик.
Работа, работа. "Я маленький пони"
Эх, вот бы сейчас к голубям! Небо вспомнить!
"Закончил? Спасибо!" Начальство похвалит.
Без хлеба, конечно, меня не оставит.
Тринадцать часов. И толика нежности:
Картинка, и клип.. Только больше небрежности!
Затем, чтоб не думала это гордячка,
Что я! Да в неё! Просто так, по-ребячьи!
Мне, милая веришь, тебя не хватает,
Вот только ты этого (может) не знаешь.
Полпятого – дверь открываю к коллеге,
Заводим о чём-нибудь как бы беседу.
И скучно обоим. "Нам к тем к голубям бы!"
Да только не приняты глупости как-то.
Пятнадцать седьмого. Попасть бы домой.
Прийти, и закинуться, впрямь, тишиной.
Я очень скучаю, родная, до полночи.
Вот только сказать, когда этого хочешь…
Не буду. Не знаю. Боюсь. Не умею.
Ты сердце украла – и я не жалею.
("Спокойной Вам ночи, родная, скучаю…")
– Снов самых приятных.
– Спасибо. И ciao4.
Жаль, не дано мне выразить ничем
Жаль, не дано мне выразить ничем
Очарованье тишины ночей,
Когда "во мне" тождественно с природой –
Единственной – в любое время года.
Я становлюсь частичкой мирозданья
Среди своих. И сказочные дали
Становятся понятны и просты
Как ровный свет полуденной звезды.
Душа. Отрывок.
Душа кричит через мини-юбки,
Коленки рваные, декольте.
И мажет краской на пухлых губках,
И ровно в полдень идёт в кафе.
На все вопросы по два ответа.
Две чашки "Якобса" натощак.
Душа кричит. Ни о чём конкретно
А кто-то скажет, что просто так.
Душа сурова. На ножках берцы,
Подводка яркая, маникюр.
"Сегодня занято, – надпись в сердце, –
Сегодня кушаю конфитюр!"
Душа сидит и листает глянец
Глядит с перерывом куда-то вдаль
А локон снова надет на палец.
У всех весна – у неё февраль.
И так захотелось уехать в Канны!…
Сегодня дождь
Всё дождь идёт.
Всё дождь.
Идёт с утра.
И жмутся чёрные по парапетам птицы.
Ещё вчера
Ещё вчера – жара,
Сегодня дождь
И небо им томится.
Сереют лужи,
Морща небосвод
На всех, пожалуй,
Хватит этих капель.
Сегодня дождь.
Кто скажет наперёд,
Когда же небо
Перестанет плакать?
Выход Поэта
Стою, курю. Идёт.
В почти собольей шапке
И завитком нечёсаных волос
Подвыбившимся из укладки:
Вчера он миру слово произнёс.
Сегодня свой халат, слегка парчовый,
Забросил глубоко на антресоль;
Заместо взял, по-модному – не новый,
И (где-то в чём-то женский) парасоль.
Заправил за кушак, как самураи
И вышел в свет. И светом освещен!..
Цитируется гордым попугаем,
До той поры, пока не сдохнет он.
Пора далёка.
Попугай-молодчик
Вкушает корм почти за четверых;
Гордится протеже поэт-заводчик:
Вот так бы все… читали его Стих!.
Тоска, хандра, в каком-то смысле – штиль.
И тяготенье к необъятной плоти
Земного шара.
Бесконечность миль
Безмолвия –
ответом на вопросы.
Какого?…
В смысле – почему?
Зачем?
С учебника не буду повторять.
Винительный сожрёт меня совсем.
Земля не дрогнет.
Штиль.
…Да вашу ж мать!
Дружба
Как влюблённость, исподволь, неслышно
Юность в сердце проникает вдруг.
Словно ростом делаешься выше,
Словно солнце в небе и вокруг.
Так порой написанные строки
В том письме, что долго-долго шло,
Каплями сияют в водостоке
Претворясь в хрустальное тепло.
Бывает так
Бывает так: ты страстно смотришь вдаль
Стремясь поймать одну и ту же мысль,
Но снова в сердце просится печаль,
Как ночь, крадя алеющие выси.
И ты молчишь, смиряясь с пустотой.
И с тщетным поиском возможного ответа.
И не зовёшь. И взгляд теряет свой
Прекрасный блеск сгорающей кометы.
Мне не хватает смелости чуть-чуть
Мне не хватает смелости чуть-чуть
Какой-то грамм на три десятка строчек.
И пара сантиметров чёрных точек
Пронзают дырами печатно-млечный путь.
И мысль робкая в решётку эту бьётся,
Что встала между мною и письмом:
«Ты напиши! А завтрашним числом
Найдётся смелость для тебя, найдётся».
Найдутся простота и вдохновенье
Для слов ещё болезненно тугих,
И этот стих (который только «стих»)
Зардеет знаменем Стихотворенья.
Кого ты осязаешь с полузвука
Кого ты осязаешь с полузвука
За кем готов бежать до хрипоты
До сердца рвущегося бешеного стука
Из маяты, из тесноты, из пустоты?
Кого ты не предашь, доподлинно не зная
Что там за нишею опущенных бровей,
Чей взгляд, не обещая – не бросает,
Не притворяется, и потому сильней?
Сильней мечты, сильнее, даже, правды,
Что сердце заставляет понимать:
Да – встретятся какие-то преграды.
Да – очень много можно потерять…
…Кого?
Сон
Я видела сегодня
Прекрасный сон
О том,
Как медленно заходит
Луна.
И небосклон
Сияет перламутром –
Предвестником зари…
Волшебный сон под утро.
Да.
Что и говорить.
Письмо
Покой, мой друг! Покой и тишина.
Я в первый раз в урочище лесном.
И чувствую, что в воздухе она,
Каким-то летним поселилась днём.
Потом подумала, осталась насовсем
(Хотя, быть может, лишь до темноты
Такая вязкая, как будто ложкой ем);
И тишь вокруг на полторы версты.
Лишь где-то наверху, в ветвях сосны
Пищала пташка малая неловко,
Раздался "чик" и смолкнул до весны.
(Для песен в тишине нужна сноровка!)
Я был тут час. Клянусь! В ушах звенело:
Ни скрипа дерева, ни шорохов в тени
И не одной неосторожной трели.
Тот скромный "чик" и я были одни!
А я, признаюсь, утомившись шумом
Был тишиною этою богат,
Забыв про все свои мирские думы.
Чему, признаюсь, несказанно рад.
Очарование
Смотрю в окно – и очарован:
И днём, и ночью мне знакомый,
Тот мост, что к дому припаркован,
И по нему летят такси,
Идёт ремонт путей трамвайных,
А ниже поезд по Центральной
Московской Кольцевой, как лайнер
Меж фонарей змеёй скользит.
Дорожка под окном из камня,
Шоссе мигает огоньками,
И хочется достать руками,
Луну, что над землёй висит.
Ведьма
"Чирик-чик-чик", сказала мышка.
"Мур-мяу", мяукнул петушок.
Никто не понял, как так вышло.
"Гав-гав", пролаял лягушок.
А где-то в чаще, у болота
Смеялась ведьма, морща нос.
И рядом с ней смеялся кто-то,
Кто шерстью чёрною зарос.
Заклятье – лесу на потеху –
Она придумала с утра.
И закачался лес от смеха:
Вот ведь забавная игра!
То было утром, на рассвете.
Но мама крикнула: "Олесь!
На завтрак!"
И с хозяйкой вместе
Ушёл котёнок – мясо есть.
Трава
О, как легко, лишь росчерком пера
Случайная судьба решается порою.
В наветах, кляузах. И свистом топора
Закончилась.
И вырастет травою
Безвинных оправданье.
Всем живым
Она укором будет бесконечным.
Трава.
Как лик весны, как гимн,
Как торжество сознания над речью!
Листья
Две птички ржаво-золотистых листьев
И каждая из них так просится в полёт –
Скорей избавиться от застарелой мысли,
Что смерть пришла! Что золото умрёт!
Скорее вниз! К свободе, к воле, к жизни!
К полёту дивному!
(его не оборвать…)
Но ветра нет…
И крылья их повисли…
О птицы-листья! Сколько ещё ждать?..
Двери
В коридоре стояли двери,
Упираясь плечами в стены.
Под дверями пласталось время,
Оболочкой ушедших лет.
И стонали петлями двери,
Осуждая за слабость время,
Между ними метались тени,
Выдавая себя за свет.
За дверями рычали звери
Пустоты, глухоты, неверья –
Хороводы стальные звеньев
Отгоревших хвостов комет.
Под дверями стонало время,
За дверями рычали звери,
А в палате, теряя нервы,
Плакал брошенный человек.
…И ему не мешали звери,
Только выли от боли стены…
И звеня, задохнулось время
Под плеснувший в руке пистолет…
Задумчивость
Вот ты молчишь. И мысль, и взгляд, и брови
Сосредоточены на чём–то недоступном.
И я внимаю, покорясь без боя,
Не требуя у тишины уступок.
Не разрушаю целостность сознания
Осколками бессмысленными слов.
Задумчивость – такое состояние,
Она слегка похожа на любовь.
Ожидание
Природа замирает…
В солнце, в звуках
не чувствуется прежней глубины,
Как в музыке отсутствие струны
Необходимой и привычной слуху.
Ещё играет света ликованье,
Но птичьи трели спрашивают утро
О времени.
В тоске неясной, смутной.
И всё вокруг застыло ожиданьем.
Снег грянет вдруг. И робко, и внезапно,
Себя предвосхитив собраньем туч
К земле сошедших с поднебесных круч.
А птицы всё же вопрошают: "завтра?"
Дотла!
Выгрести из долгосрочной памяти
Полками в коробки, не читая
(Увязав желание "оставить их")
Дни, недели, шорохи, трамваи.
Стеклотару из-под встреч (её осколки),
Стенгазеты громких обещаний,
Все обрезки мыслей-недомолвок
Без началов и без окончаний.
Все коробки горьких сожалений,
Подпиравших двери мёртвым грузом:
Провести в сознаньи обнуленье,
Чтоб сознанье не было обузой.
Чтоб прийти в себя, а не в могильник,
Понукая тело шаг за шагом
Под привычные стенанья "помоги мне".
Может это называют адом?
Всё долой! В картон! И скотчем! Скотчем!
И под хруст небитого стекла
(Ведь стекло – материал не прочный)
Новым днём прошедшее! Дотла!
Город. Рассвет
Гремит рассвет.
Встаёт уставший город,
Разбрызгивая свет на площадях.
Как много лет
назад
вставал посёлок,
а после городок.
В очередях
Толкался люд;
скрипели тонко спицы
Толкаемых и тянутых телег.
Гоня уют,
Трещали половицы
И с домом вместе запускались в бег.
Шли сонные,
Покачивались хмуро.
Натужно ставили рабочий шаг.
И головы
Седые+
Прямо, мудро
Приветствовали солнце.
Просто так.
Путешествие на Парнас
Опять я без седла… (зачем оно поэту?)
Ведь не сидеть же в нём, взбираясь на Парнас!
Чтоб после, с высоты его, давать обеты
Словами. Клятвенно. Сбиваясь в сотый раз.
…А склоны хороши мифического взгорья!
А табуны коней, сиянием крылатых!
Без полчищ лежебок в бренчащих латах,
Мерцаньем славы ветреной рогатых:
Сатиры! (И просители преторий):
…"Замолви слово, светлый генерал!
Я тут с женой, детьми, дырявой лодкой
Лишь пару раз на совесть наплевал,
Ну пожалей несчастного сиротку!
Полчуточки куснуть от вдохновения
Позволь, родимый!.."
Мнётся кредитор:
И вроде можется занять до воскресения –
Не хочется потом ответствовать за вздор,
За сор, хулу и посрамленье музы
(Поодаль коники напугано храпят):
– Ты знаешь, человек, коням не до обузы.
Поймёшь меня, как станешь сам крылат
И сена пожуёшь на бездорожье
По буеракам ноги отобьёшь.
Я лишь тогда приставлю к тебе лошадь,
Когда ты сам, скиталец, не возьмёшь!
Когда в каретке кончится бумага
Исчерканная вдоль и поперек.
Когда.... А в прочем посмотри – вот фляга
Творенья муки – выпей-ка глоток.
Верни мне смысл
Верни мне смысл! О, верни мне смысл!
Верни мечтам и крылья, и полет!
Дай мыслям взлёт, дай воздух этим мыслям,
Что жизнь когда-то знали наперёд.
Как знали суть и радости печальной
И опьяненья духа высотой,
А красоте безмолвной, пасторальной,
Предпочитали грозы и прибой.
Верни, верни мне смысл, Боже!
Я не боюсь ни плахи, ни меча.
Как можно быть поэту осторожным,
Когда оставлен за кормой причал?..
Здесь штиль. И зной. И зноем поражённый
Молю о смысле – чуде из чудес.
И к небесам несутся воспалённо
Мой взор, мой дух, мой ангел и мой бес.
Предрассветное
Так одиноко в предрассветной мгле.
Свободно, тихо пусть, но одиноко.
И время застывает в рукаве –
И все мгновенья тянутся так долго,
Как будто забывают подгонять
Легчайший пластик у секундной стрелки
Сожмётся сердце. Неужели вспять?
Но, может быть, устала батарейка?
Приложишь к уху холодок стекла –
Живёт сверчок, да верится едва ли.
И лишь на миг ослабевает мгла –
На краткий миг… звенящий… изначальный.
Долгое бездождье
Над выжженной солнцем травою
Хрустальное небо звенит.
И люди проходят конвоем
И каждый куда-то спешит.
И хмарь от распаренных улиц,
Политых поутру водой,
Себя поднимает и, щурясь,
Уводит, уносит с собой.
Лунный луч
Луч, как-то, перекочевал из лужи
По капелькам на выступах в стене
К карнизу. И по струйкам на стекле
Пробрался в комнату – на полотно из кружев.
И там – среди воздушной красоты,
Среди поляны из цветов вискозы
Мир больше не был нестерпимо грозным
В нем суетливой не носилось маеты.
И тюль перебирала словно жемчуг
Блестящий луч воланами и розой.
Луна светила. И светили звезды.
А луч смеялся. И смеялась вечность.
Пёрышко
На восходящих ветра перекатах
Взлетело пёрышко в синеющую высь.
Я протянула руку за крылатым
И вдруг оно – возьми и опустись:
Так осторожно, не коснувшись пальцев
Легло на парапет передо мной…
…И свет, сквозь тучи, с золотистых пяльцев,
Меня и пёрышко заплёл канвой.
Нагроможденье форм
Витиеватое переплетенье форм
Нагроможденьем, собственно, себя
Изображая идеальный шторм
Сверкало гранями, всю простоту губя.
Безмолвные прямые, будто в трансе
В немыслимые гнулись повороты,
Роняя в водопадах декаданса
Так чисто прежде бившееся ноты.
Дробясь, блистая, простирая небу
Ладони яростной агонии дождя
Терялись в «шторме ради шторма» перлы
…И забывалась ясность погодя.
Не прячься под зонтом
Ты ведь просила дождь – не прячься под зонтом,
Не стой, дрожа вся, под случайной крышей.
Там, в луже, отражается потоп,
Что не с земли, а с неба к тебе вышел.
Побудь травинкой маленькой на миг,
Одной, в доступном глазу мирозданьи.
Побудь листком, который не поник,
Но радуется грозному созданью.
Побудь грозой.
И погляди на мир,
Откуда раньше с роду не глядела…
Пусть дождь идёт,
Как ты того хотела.
Возьми его руками,
обними.
Рождение Венеры
Сперва была холодная вода.
Но вот, всё нагреваясь постепенно
Не прилагая к этому труда
Поверхностью своей явила пену.
Из пены скромно показался пальчик –
И улыбнулось сотворение игриво
И пяткой солнечный пустило зайчик
(Впоследствии преображённый в Лиру).
С протянутой сверкающей ладони
Сорвались золотые нити брызг –
Их звук повис
И стал земным законом.
…И мир упал перед Венерой ниц.
Ко мне приходит вдохновенье с умыслом
Ко мне приходит вдохновенье с умыслом
Благим и творческим, и чистым – как всегда
А я, бессовестная, маюсь дуростью
И получается, как странно(!), ерунда.
Но это чувство терпеливо, неотвязно
Присутствует вокруг меня во всём…
Быть может вдохновение заразно?
… А может быть… Нет, как-нибудь потом…
Когда…
Когда я ухожу в себя,
Меня вытаскивать обратно
Не то чтобы совсем нельзя,
Но может статься, что накладно.
Порыв упущенный, внутри
Душою примется елозить
И вместо строгой красоты
И гордости – проснутся грозы.
Сверкая молнией во всё:
В ковёр и шкаф, и антресоли,
Зайдётся в танце пылесос,
Стол засверкает полиролью…
Играя в эту чехарду
И с комнатой, и с коридором –
Я не споткнусь, не упаду.
Лишь где–то там, с немым укором
Внутри, обрушившись сперва,
Затем смирившись с неизбежным,
Взбрыкнув издерганно, слова
Осыпятся покровом снежным –
Горою пепла. На ковёр.
Уйдут устало и смирившись.
…Блестит помытый коридор…
И жалость кажется излишней…
Я говорить хочу стихами –
Их голубыми огоньками,
А может вечности руками
Я разрисую этот мир!
Метель, кольцо – всё-всё на строчку.
Осенний лист? Берём уж точно!
Жучка, чернеющего точкой:
Ведь он же, право, очень мил.
Я расскажу о жизни – Жизни
Виденья превращая в письма,
В слова преображая мысли
Строкой, синеющей, чернил.
Мазком зайчонка наколдую,
Морковку рядом с ним большую,
И солнцем в щёки расцелую
Стихов волшебный эликсир.
Я для кого–то напишу
Без счёта самых разных писем
И в них подробно изложу,
Всё, что в сердечном коромысле
Несла, вплетая в стройный ряд –
Слова, и помыслы, и числа…
Что часто было наугад
В дальнейшем много больше смысла
Себе снискало.
И срослось.
И проросло на почве дикой,
Где всё плохое не сбылось,
А после признано ошибкой.
Где всё хорошее потом –
Блестящей капелькою влаги –
На лбу.
Заслужено трудом
И вторит жизни на бумаге.
Я вот об этом напишу.
Холодный туманный рассвет
Не видно здесь, как где-то наверху
В пушистые бока вонзаясь, солнце
Молекулами путаясь в пуху
Намеренно насквозь их не проходит.
Намеренно не разгоняет белизну
Серебряного утреннего пара.
И морось каплями сливается в одну
Большую лужу посреди бульвара,
Запутывая улицами мглу.
Чего же я хочу?
Чего я всё-таки хочу
Уже давно не представляю.
Визит назначить к палачу?
К врачу? На проходную рая?
Но столько слабостей внутри…
Нет, исключаем проходную!
Палач не будет говорить,
Врачу не интересно. Всуе.
Исток минуя каждый раз
И ежедневно с ним встречаясь
Я тру уставший красный глаз,
Топчась на краешке начала.
Чего я всё-таки хочу?
На сколько мыслей опоздала?
Треть жизни, а я всё шучу…
Вот тем себя и доконала:
«Чего я всё-таки хочу?»
Не дождёшься
Не дождёшься больше ни улыбки,
Ни простого, в общем, "как дела" –
Крюк дала фортуна по ошибке,
Но потом ошибку поняла.
Извинилась, как она умеет –
Светлой каплей на щеке моей.
Тёплым лучиком толкнула в шею:
Этот нам не нужен. Дуралей.
Как хорошо…
Как хорошо смотреть в окно.
Смотреть и не о чём не думать.
Когда на улице темно,
А в голове так много шума.
Когда пустая канитель
Вас лбом прикладывает к полу,
Так хорошо в вечерней тьме
Смотреть, как засыпает город.
Автомобили правят газ,
Переходя почти на шёпот.
Весь говор жизни не таясь
Сейчас им кажется дешёвым.
Не видно звёзд – ночная высь
Подсвечена строкой неона.
По краю тучи разбрелись
И космос видится бездонным.
Таинственная полумгла
Под пологом скрывает город.
Как хорошо, забыв дела
Увидеть в прорези балконной
Как бесконечен был бы день
Без глубины ночного рая
Как был беспечен чародей,
Ночь безделушкой отдавая.
Маршрут
Авто с рекламой «переезд»
Так доконали – невозможно!
Им что маршрут построить сложно,
Который от окна в объезд?!
Гудят клаксонами: «поможем!
Перевезём и переложим!
В разобранном и целом виде
(А вы нам пени заплатите)!»
Я и сама немного «можу»,
Ребята. Вы маршрут постройте
Туда, где есть на вас вельможи,
Чтобы покрикивать : «не троньте»…
Короче: будет очень мило,
Когда грузовичок унылый
С прекрасным слоганом «Для вас!»
Не прогудит в тридцатый раз
Сломя кабину мимо окон…
Мечтаю может… а что толку?..
Поэтический штиль
Куда-то делась вся моя уверенность
Еще – всего полмесяца назад –
Слова сплетались сами, без намеренья,
И на листе случался листопад.
Звенели птицы в ветках над оврагами
Вилась полями золотая рожь
Над теми (очень старыми) бумагами
Стихов волшебный проливался дождь.
Теперь, увы, остались лишь сомнения
Должно быть это осень слишком ранняя
Мои, задумчиво листая, сочинения
Своим поспешным совершенством ранена.
Должно быть холод взял и призадумался
Над красотой ушедшей летней свежести
И в мареве подлунном поднатужился
Напиться с горя, как и прежде, нежности.
Но всё кругом перемешалось вдруг:
Внутри тепло – снаружи зябко, суетно
И ручка падает сама из рук…
…Да и в календаре всё кажется запутанным.
Печальный лист
Лихие кони облаков угрюмых
Уносят высь всё дальше на восток.
Печальный лист забился в водосток,
Припоминая свежесть красок юных.
Когда ещё он только показался,
Из почки-домика, расправив свой покров
И мог поклясться в том, что был готов
Обнять весь мир. Он в этом мог поклясться.
Теперь прозрачный остов рвётся вдаль
Из узкого холодного потока
Что завершиться краем водостока,
Где паутинкой стелется хрусталь.
Голубиные письма
Кто письма отправляет голубям?
Кто доставляет? И какие письма?
В них что-нибудь про наш "шерше ля фам5":
Я о другом писать не вижу много смысла.
Ну а потом, при свете фонарей,
Как накрывает ночью спящий город,
Читают парочки влюблённых голубей
Признания друг другу по фронтонам.
Вокруг чтецов становится толпа,
Шумящая крылом от нетерпенья
Галдят, толкаются… И вот звучит строка
Заученного ими сочиненья…
Секунды тишины…
Свет фонарей на сцене…
Чтецы склоняют голову.
Антракт.
(Вы птичьи слышали стихотворенья?
Поправьте, если где-нибудь не так).
…Прогрохотал единственный трамвай.
Людей не видно. К лучшему, ей-богу.
Ведь сколько писем им не прочитай –
Пожмут плечами, строя недотрогу.
Проходит
Боль проходит. Боль всегда проходит,
Надо подождать ещё чуть-чуть.
И когда все силы на исходе –
Золотом вдруг обратится ртуть.
И зажжётся свет, пока неясный,
Силу набирающий пока,
И забытые найдутся краски
В самом дальнем ящике стола.
Надо ждать. Ещё чуть-чуть, немного.
Всматриваясь в точку вдалеке,
Осязая пальцами дорогу
И прохладный ветер на щеке.
Утро августа
Прохлада. Утро. Августа конец.
Сижу на стуле, рядом подоконник.
Вчера я начала считать овец.
Не перечла. Пусть явятся во вторник.
Лохматый голубь зыркает в окно.
«Сейчас, мой друг…» хоть гречка в дефиците –
Они с подругой там сидят давно;
Всё утро мне кивают: «накормите».
«Ну так и быть, на донышке ещё
Осталась пара зёрен треугольных…»
Я улыбаюсь.
Он и Она
Поговорили. Разошлись, расставшись.
Она не оглянулась на него,
Спеша скорей попасть на распродажу
И прикупить ещё нибудь-чего.
А он – в такси и прямо на работу,
Ни замедляя ни секунды шаг.
Обычный день, обычные заботы,
И думать некогда о лишнем и не так.
Среда, суббота… Понедельник хмурый.
Она не оглянулась на него.
Он ждал такси, осточертя аллюром
И кутаясь в промозглое пальто.
Золото осени
В открытое окно струится свежесть,
Луч солнца прикорнул на парапете.
Осенний день так ласков, так небрежен.
Листва – внизу. Не грезится о лете.
Любуешься. И тишина кругом.
Звенящей, ею, переулок сдавлен
И водопадом золотым расплавлен
Под окнами раскинувшийся клён.
Всё золотом пропитанное вскользь:
Авто, деревья, тучи, тротуары.
И воздух весь пронизанный насквозь
Осенним этим вездесущим жаром.
И в бархат превращается бетон.
Нежная осень
О, как прекрасен этот зимний запах
Вдыхаешь – и не хочется курить.
Глаза прикроешь – вкруг на мягких лапах
Метель идёт. Вдруг хочется творить.
И кажется: ни капелька – снежинка
Скользнула к пальцам от свинцовых туч.
И луч плеснёт по луже яркой льдинкой
Так воздух свеж! Так сладостно певуч!
Вьюга
Тебя не застаю. Как не приду.
Мы на секунды где-то разминулись,
Как трещины на первом тонком льду
Друг друга даже краем не коснулись.
Вся жизнь как снег – то вьюга, то сугробы,
То не пройти, то прямо кувырком;
И заунывный ветер у порога.
– Мы встретимся?..
«Потом, потом, потом…»
Жалобы лентяя
Паря в потоке мысленных побед
И спор ведя за душу с проведеньем
Уже почти… Не важно… Много лет
Ищу у Господа ответ
Молю Творца об исцеленьи.
Полсотни умных книжек прочитал:
О чём просить, в какое время суток;
И вот, мне чудится! Господь меня узнал!
И именем моим назвал…
Какой-то длинный промежуток?..
За что?! Меня! Оставь же одного!
Работать!? А ведь я тебе молился!..
Как много книг! Не стоят ничего!
Да я теперь! Да я сейчас его!..
Смотрите-ка! С советами явился!..
После полуночи
Темно. Еще не встали,
не зажгли торшер,
Откинув ткань портьер перед рассветом.
И в полумраке я сижу. Во власти полумер.
В таинственном разокружении предметов.
Пространство
раскрывается в иных обличьях.
Изменчиво.
И всякий следующий образ,
Забыв про все присущие ему приличья
Преображается.
Захватывает волость
Доселе неподвластных,
непонятных
И просто чуждых
каждому предмету обращений…
Так удивительно.
И свет полночной лампы,
Лишь распаляет эти ощущенья.
Две тени
Две длинные тени собой зацепились за стену,
Вдвоём разбирают кирпичную кладку по камню;
Шурша по цементу, выводят неслышные трели
И солнце под ними на крошечный миг замирает.
Две тонкие тени склоняются снова друг к другу,
Сжимая любимого в лёгких невидимых пальцах
А солнце проходит над ними, как раньше по кругу
И дарит лишь миг, отдохнуть друг у друга в объятьях.
А после, неслышная, льётся над пропастью песня…
О нежности, важности, нужности этих разлук
Так, с трепетным чувством, и век их течёт интересней,
До тех пор, пока не сомкнёт их объятия круг.
Гранатовое колечко
Тепло и свет, укрытые поверхностью скользящей –
Душе совет, как оставаться чистой, настоящей.
Здесь солнца луч волною изнутри проходит грани
Как он текуч! Как этим измененьем постоянен!
И алый шёлк в серебряном неловком окаймленьи
Свой свет нашёл, и светом возвестил об исцеленьи.
Тепло души своей прохладою смотрящим открывает:
Легко дыши. Легко, как этот дивный камень.
Утренние часы
Там, за окном, танцует жёлтым охра,
И начинается ещё один рассвет.
А я стою бездвижимо, без вздоха
И мимо проплывают сотни лет…
Секунд, конечно же, мне просто показалось,
Что я уж сед, и дряхл, и беззуб:
Мгновеньями мгновенье умножалось,
Когда так близко пил рассвет столетний дуб.
Краски октября
Трава, напившись влагой сентября –
Всей глубиной стареющего лета –
Одела в изумрудный шёлк поля
И стала осени апологетом6.
Ей далека синеющая высь,
Так часто полыхавшая пожаром…
Стой, человек! Замри и приглядись
К неясным струйкам утреннего пара:
Он рвётся ввысь из разогретой тверди,
Растрачиваясь порами земли
На ярко-изумрудный шёлк травы,
На осени волшебные соцветья.
Звезда
Дня через два ноябрь. Иногда
Нам кажется, что время замирает
Когда в ночи летящая звезда
Всё движется, но будто бы не тает.
И никогда (так кажется теперь)
Не догорит тот свет великолепный
И не случится больше ни потерь,
Ни острых слов, ни завываний ветра.
Гори звезда! Пронзая вышину
Алмазной крошкой будущих событий!..
И в этот миг, предчувствуя луну
Нет, невозможно на балкон не выйти.
…Дня через два ноябрь. Не сейчас.
И кажется, что время замирает,
И свет звезды, как душу, отражает
Сиянье восхищенных светом глаз.
Себе пристанище подутренний туман
Нашёл в ложбинке меж листком и веткой
И несмотря на то, что листик был так мал,
Да и ещё с собой имел соседку –
Уютно себя чувствовал туман.
Улёгшись, он блистал своей красою
В таинственной прозрачной полумгле –
Прощалось тихо солнце с горизонтом
И тени расходились по земле,
И, вместе с веткой, лист сиял росою.
Что нужно женщине
Что женщине надо? Глоток восхищенья,
Признанье, улыбку, а также печенье
В красивой коробке. Атласные бантики,
Веселье, обновки, и море романтики.
Что женщине нужно? Мечтать и смеяться.
Как маленькой женщине – взрослой казаться,
Так женщине взрослой – малышкою сделаться
Хотя бы на миг, перед маленьким зеркальцем
Чтоб локоны чуть щекотали ресницы,
Чтоб верилось в то, что всё может случиться.
Хотя бы на миг, перед розовым зеркальцем
Нам, женщинам, нужно на что–то надеяться.
Большой и малышке, и старой, и юной,
Ведь вера – сама воплощение чуда.
Мудрец
Мудрец насвистывал, налаживая транспорт:
Педали, цепь, руль, раму и седло.
– Привет, мой мир. Знакомимся? Ну, здравствуй!
Тебе принёс на пробу ремесло:
Смотри, смотри, я быстрый, будто птица!
Вчера я ветер в беге обогнал.
С горы без ног я должен был спустится.
Я с ветром спорил. Ветер проиграл!
Я лишь рассвет не обогнал ни разу,
Но дело тут совсем и не во мне,
Ведь он спешит, упрямая зараза,
А я плетусь на двухколёсном пне…
Каков, скажи!..
Мир рассмеялся звонко
И мудреца по-дружески обнял.
"Езжай, мудрец! Но только потихоньку.
Рассвет ещё никто не обогнал".
Комната и рука
Рука приникла к изголовью кресла…
Нет, не приникла – рухнула навзрыд
И в комнате тот час же стало тесно
От маленькой фарфоровой руки.
К тоске её склонились ближе стены
Не подпуская тёмный небосвод,