Пролог. НОВАЯ ЖИЗНЬ.
Маленького роста, худощавая, телосложением больше похожая на мальчишку женщина вышла из палатки и, поморщившись от яркого солнечного света, протяжно зевнула.
– Ну, вот и наступил наш второй день в этом райском местечке.– торжественно произнесла она, раскинув руки в стороны.– Возрадуемся новому утру!
– Утро так-то уже давно наступило, Джесс.– ехидно улыбнулся темноволосый мужчина с раскосыми темно-карими глазами, сидевший у входа в палатку и внимательно изучавший какую-то инструкцию.
Изобразив притворное недовольство, невысокая женщина взъерошила ладонью копну непокорных жестких волос на голове своего собеседника.
– Знаю, Майкл, знаю. Тебе бы только подколоть. Просто я вчера поздновато легла. Все-таки прибытие отмечали, как ни как.
– Я бы сказал иначе, новоселье.– подняв указательный палец, уточнил Майкл.– А вообще, вы вчера и вправду долго успокоиться не могли. Особенно Шаповалов, с его неугомонной натурой. Порядочно напившись вчера, он упорно убеждал всех, что сегодня всё наладит, что к вечеру все объекты будут работать, как швейцарские часы. Вот только думается мне, что наш главный «идеолог» вряд ли раньше вечера проснется теперь.– темноволосый мужчина издевательски хихикнул, после резко сменив выражение лица на более серьезное.– Никогда бы не подумал, что подобное событие можно отмечать столь радостно. Все-таки теперь обратного пути не будет. Теперь мы навсегда останемся на этих островах.
– Ну, Майкл, не стоит говорить об этом таким тоном. На разные вещи можно смотреть с разных сторон.– Джесс тепло улыбнулась, положив руки на плечи мужчине.– Полюбуйтесь, в каком прекрасном месте мы оказались! В таком месте не жалко провести всю оставшуюся жизнь.– она окинула полным неувядающей надежды взглядом окрестности. Лазурную, искрящуюся в лучах солнца безмятежную лагуну. Покрытые густым зеленым ковром растительности острова. Вздымающиеся из океанских вод угрюмо-серыми столбами скалы.
– Да. Место и вправду что надо.– закивал Майкл, небрежно помяв в руках, изучаемую им инструкцию.– А другие меня уверяли, что ничего хорошего из нашей затеи не выйдет, что все будет плохо, что ты будешь чувствовать себя там неуютно. Врали сволочи!
– Людей всегда пугает неизвестность. Пугает и отталкивает.– из палатки неожиданно появилась еще одна женщина, азиатка с короткой стрижкой и надменным, практически не выражающим эмоций лицом.– А я вам всегда говорила, что когда окажетесь здесь, то все будет куда лучше, чем вы думаете.
– А скоро мы достроим первые здания, Дана, наладим первичную инфраструктуру, и все станет прекраснее некуда.– откуда-то со стороны послышался еще один голос, бархатно-умиротворяющий, с характерным чисто-английским произношением. Вскоре из кустов, с треском и шумом, выбрался его обладатель, среднего роста русоволосый мужчина с ярко-голубыми, по-детски радостными глазами.
– Рэндольф, ты как всегда ранняя пташка.– женщина, названная Даной, неожиданно широко улыбнулась, радостно засияв лицом, и двинулась навстречу появившемуся из зарослей человеку с широко распростертыми руками.– Небось, уже все объекты обошел, все проверил, сравнил с планом?
– А как же! Работа в первую очередь!– Рэндольф обнял подошедшую к Дану.– Да и я не один ходил. Эдгар тоже с самого утра суетится.– он показал себе за спину и, как по команде, из-за нее возник почти двухметрового роста, мрачный верзила с широким скуластым лицом и торчащими в стороны короткими волосами. Он не сказал ни единого слова присутствующим людям и, отойдя в сторону, грузно опустился на один из стоящих у палатки ящиков.
– Вот закончим с первой очередью, и тогда можно будет вволю отдохнуть.– продолжал говорить Рэндольф.– Поваляться на местном пляже, искупаться в море, понежиться на солнце. И кто знает, может быть заняться еще какими-нибудь приятными делами.– мужчина хитро улыбнулся, посмотрев в сторону своего угрюмо сгорбившегося спутника.– Ведь так Эдгар? Будущее, прежде всего!
Рэндольф заговорщически подмигнул сидевшему в задумчивости амбалу, однако тот продолжал сохранять молчание, устремив сосредоточенный взгляд в сторону видневшегося на горизонте большого острова. Поглощенный обуревавшими его разум тяжкими мыслями, рослый светловолосый мужчина не обращал внимания на то, о чем говорят присутствующие. Периодически хмуря лоб, и шумно вздыхая, человек по имени Эдгар размышлял о том самом будущем, которое ждало всех прибывших на острова людей.
Скоро здесь будет город. Затем прибудут новые колонисты. Поселение будет расти, развиваться. Будут появляться новые поколения жителей, которые будут считать острова своим домом. Единственным местом, где возможно безбедно жить, не зная крупных катаклизмов и продолжительных кризисов.
И, казалось бы не так уж и плохо.
Но по известным лишь одному Эдгару причинам, грядущее рисовалось совсем не в таких радужных красках, в каких представляли его себе Рэндольф и Джесс.
Все когда-нибудь кончится.
Кончилась предыдущая, старая жизнь. Подойдет к завершению и эта, новая. Это неминуемо. Вопрос лишь в том, сколько времени пройдет прежде, чем настанет конец всему. Хватит ли этого времени для того, чтобы построить в этом райском месте что-то стоящее.
Очередной раз вздохнув, Эдгар неспешно поднялся на ноги. К тому моменту, разговор его друзей перестал быть радостным и непринужденным. Теперь в нем проскальзывали нотки необъяснимой тревоги и страха перед неизвестностью. Однако на все это мужчина не обратил ровным счетом никакого внимания.
– Я пойду к себе, прилягу. Что-то у меня вдруг голова закружилась.– он обратился к присутствующим, не беспокоясь о том, захотят его услышать или нет. Какая разница? Все равно все слова о неожиданном головокружении лишь выдумка. Предлог для того, чтобы побыть в одиночестве.
Не оборачиваясь, тяжело шагающий Эдгар проследовал к своей палатке и, низко пригнувшись на входе, вполз в нее практически на четвереньках. Убедившись, что никто из друзей не идет следом, мужчина схватился за свой рюкзак. Открыв главное отделение, он извлек оттуда некий предмет, завернутый в кусок черной ткани. Им оказалась старинная шкатулка, сделанная из темного дуба, украшенная изящной, витиеватой гравировкой и прибитым к крышке металлическим вензелем, в виде латинской буквы R. Открыв деревянный ларец, Эдгар, тщательно проверил его содержимое. Внутри оказались две слегка потрепанные книги и несколько газетных вырезок. Под ними, на самом дне лежал аккуратно сложенный вчетверо лист бумаги. Достав этот лист, и бережно развернув его, мужчина бегло прочел нанесенный на него текст. Его содержание заставило Эдгара помрачнеть еще сильнее и, тяжко вздохнув, потереть прочерченный глубокой морщиной лоб. Если бы он мог рассказать обо всем, что знает, показать кому-нибудь это письмо, поделиться своими опасениями. Но этого делать нельзя. Содержимое шкатулки должно оставаться тайной. По крайней мере, до тех пор, пока не настанет нужный момент.
Таковой была воля автора неведомого послания.
Его собственная воля.
Воля Эдгара.
Глава 1. ВДАЛИ ОТ СУЕТЫ.
Со стороны моря подул легкий, прохладный ветерок. На вершину горы Гаррета он взбирался с трудом, будто ленивая змея, вползая вверх по склону, обвивая собой каждый камушек, шевеля каждую травинку. Однако даже такого слабого дуновения было вполне достаточно в этот погожий жаркий денек. Виллем Стормайер блаженно закрыл глаза и полной грудью вдохнул окутавшую его прохладу. Пожилой мужчина поерзал на гладком валуне, временно служившим ему стулом, и прислушался к окружающим звукам. Снизу, из долины доносилось приглушенное жужжание электромобилей, периодически прорезающие воздух пронзительные вопли клаксонов и непрерывный, успокаивающий своей размеренностью далекий шум моря. Здесь, в четырехстах метрах над уровнем воды, на каменистом пологом склоне, вдали от житейской суеты, ощущалось приятное, тягучее спокойствие. Оно опутывало тебя с ног до головы, обволакивало, словно густой клей, заставляло расслабиться напряженные тугой струной нервы и на некоторое время позабыть обо всех мирских заботах и проблемах. Каждая песчинка, малейший камушек, или поросшая травой кочка источали это невероятное по своей силе спокойствие. И от того Стормайеру хотелось раствориться в окружающем мире, стать его неотъемлемой частью, будто ветер, парить над вершиной горы, не думая ни о чем более.
Но освежающий мысли ветерок неожиданно стих, уступив место палящему утреннему зною.
Виллем нехотя открыл глаза, немного пощурившись от лучей взбирающегося по небосклону солнца, и не торопясь оглядел окрестности. Перед ним на многие километры вокруг простиралась суша. Нескончаемый зеленый ковер из густых лесов, зарослей кустарника и засеянных полей. Словно паутиной, этот ковер был опутан извилистыми дорогами и тропинками. И словно игрушечные, в ячейках этой необъемлемой сети гнездились жилые дома. Одноэтажные, двухэтажные. Большие и маленькие. С покатыми, старомодными, черепичными крышами, или же с современной кровлей, выстланной специальным терморегулирующими пластиком. С выкрашенными в приятные успокаивающие тона фасадами, или с полностью застекленными, ослепительно блистающими на солнце стенами. Домов было много. Самых разных. На любой вкус и цвет. И где-то внизу, у подножия горы, среди всего этого неисчислимого множества было и жилище Виллема. Но о своем уютном гнездышке сейчас ему думать было не охота. Хотелось еще немного побыть в одиночестве и покое, насладиться живописным пейзажем, посмотреть вдаль, на убегающую за горизонт, нескончаемую гладь лазурного океана.
Однако время шло и по мере того, как дневное светило все выше поднималось над головой, усиливалась и царившая в воздухе, обжигавшая затылок и плечи жара. В какой-то момент сидеть вот так на открытом месте, упиваясь сладостным спокойствием, стало попросту невозможно. Разочарованно вздохнув и смахнув платком выступившие на лбу и висках капельки пота, Стормайер лениво поднялся с камня. Прихватив свою походную трость, он не спеша обошел валун по кругу, повернувшись лицом в противоположную от своего первоначального направления сторону. Взору Виллема открылся иной, не столь умиротворяющий, но куда более волнующий пейзаж. Здесь зеленый ковер из растительности довольно быстро сменялся плотными рядами домов и бледно-серыми переплетающимися лентами извилистых тротуаров и дорог. Ниже, почти у самого побережья простиралась широкая автострада. Нескончаемой, изогнутой крутой дугою полосой, она отделяла жилые районы от белоснежного песчаного пляжа. А еще дальше, по краям необъятной голубой лагуны, выстроившись непрерывной цепочкой, расположились многочисленные клочки суши, вместе образующие, так называемые острова Возрождения.
Разместившись на месте жерла гигантского потухшего вулкана, этот архипелаг напоминал неправильной формы, слегка сплюснутое кольцо, одиноко вздымавшееся из пучин бескрайних просторов океана. Разделенные узкими проливами, слагавшие его острова имели самые разные очертания и размеры. Крупнейший из них назывался островом Андерсен. Именно на нем в данный момент и находился Стормайер. А если быть точнее на его высочайшей точке, горе Гаррета. Юго-восточнее, всего в паре километров возвышался другой, куда меньший по своим размерам, но отличавшийся большей крутизной склонов пик, гора Вэя. А чуть в стороне, ближе к берегу лежала совсем уж скромная, похожая на гигантский холм, гора Лонгхолл. Посещать эти две вершины Виллем не любил. На гору Вэя постоянно наведывались любители экстремального отдыха, и остаться в полном одиночестве там было весьма проблематично. А гору Лонгхолл застроили целиком еще пару десятков лет тому назад, вырубив почти всю растительность, какая покрывала ее округлую верхушку. Вообще домов с каждым годом становилось все больше и жилой сектор, расположившийся на острове Андерсена, постепенно расползался, все больше поднимаясь по склонам вверх и все ближе спускаясь к песчаному побережью. Впрочем, это было неудивительно, ведь население архипелага непрерывно росло. Образовывались новые семьи, рождались дети. Людям требовалось жилое пространство. Хорошо, что пока его было достаточно, чтобы каждый житель архипелага мог позволить себе не просто отдельное жилище, а целый земельный участок. Пусть и скромный, но вполне пригодный для постройки уютного семейного гнездышка.
Вообще на острове Андерсена не располагалось ничего, кроме жилых домов. Были, конечно, еще возделываемые, отведенные под выращивание овощей и фруктов поля, маленькие фермы, вместительные пляжи, лодочные базы и продуктовые магазинчики. Но более ничего. Администрация, банк, полицейское отделение, больница, школа, университет, крупные торговые центры и прочие необходимые для жизни учреждения были размещены на острове Симс, втором по площади во всем архипелаге. Архитектура здесь разительно отличалась по своему стилю. Вместе уютных домиков и роскошных коттеджей, многоэтажные здания из стекла и бетона. Издалека, с вершины горы Гаррета, они казались фантастическими замками, звездными крепостями, устремлявшими свои остроконечные шпили крыш в безмятежное голубое небо. Иным на острове Симс был и ритм жизни. Никакого спокойствия, или тишины. Даже по ночам улицы заливал густой неоновый свет, проезжую часть рассекали множество автомобилей, а по тротуарам деловитой походкой сновали люди. Эта часть суши не спала никогда. Иногда поднимаясь по ночам и глядя в окно, Виллем видел горящие окна далеких зданий. Их свет отражался в спокойной глади моря, и тогда казалось, будто остров Симс это огромный пароход, плывущий по бескрайнему водному простору.
Но все это великолепие, дома, машины, яркие вывески были бы невозможны без промышленности и энергетики. Все необходимое для производства и обеспечения располагалось на острове Сома. И пусть по площади он выглядел куда скромнее своих крупных соседей, зато по важности этот участок земной тверди мог легко поспорить как с островом Андерсен, так и с островом Симс. И за правоту данного суждения, как бывший главный инженер Стормайер мог поручиться лично. Дело в том, что на этом крошечном клочке суши располагалось рекордно большое количество высокотехнологичных объектов, главным из которых, естественно являлся термоядерный реактор, снабжавший энергией не только все объекты на острове Симс, но и весь архипелаг в целом. Вторым по важности строением являлась установка УФ (Универсальный Фабрикатор), производившая все необходимые для нужд промышленности материалы. Получаемое здесь сырье отправлялось в разбросанные по острову сборочные цеха и лаборатории, а там уже, в свою очередь, из предоставленных материалов изготавливалось все, что угодно. Будь то железобетонные блоки и стеклопакеты для офисных зданий, кирпич и черепица для жилых домов, детали для автомобилей, медикаменты, косметика, одежда и обувь. Благодаря острову Сома весь архипелаг Возрождения являлся по сути своей самостоятельным государством, способным обеспечить себя всем необходимым. И пусть с вершины горы Гаррета остров промышленности и энергетики смотрелся весьма скромно, но Виллем прекрасно знал, что это всего лишь видимость. За непримечательными размерами скрывалось истинное величие человеческой мысли. Умение делать что-то из ничего. Творить настоящее волшебство, без каких-либо заклинаний и магических артефактов, лишь силой собственного ума.
Лишним подтверждением этим смелым убеждениям было гениальные произведения архитектуры, соединявшие весь архипелаг в единое целое. Ими являлись три автомобильных моста, образующими в комплексе с проложенными по суше магистралями Единое Дорожное Кольцо (ЕДК). Благодаря нему, становилось возможным, без проблем попасть куда угодно, потратив на путь в общей сложности не более получаса. Впрочем, жителями в основном посещались лишь три, наиболее крупных острова. Остальные острова были либо слишком малы, чтобы на них жить, либо слишком неудобны для строительства. Официальных наименований эти участки земли так же, как правило, не имели, и людьми зачастую назывались весьма условно, исходя из особенностей ландшафта, очертаний и выполняемой роли. Так, например Лысый остров представлял собой лишенную какой-либо растительности округлую скалу, напоминавшую внешне человеческую голову. На острове Три Пальмы, помимо невысокой травы и редкого кустарника, росло лишь три невысоких дерева. Остров Уединения назвали так за то, что он стал излюбленным местом для проведения романтических свиданий. А остров Черепаха по очертанию походил на панцирное морское пресмыкающееся. Было также и несколько Опорных островов, служивших основанием для мостовых арок. Их зачастую так и звали: 1-ый Опорный, 5-ый Опорный, или 10-ый Опорный. Но был еще один остров. Отличавшийся от всех, пользовавшийся особой популярностью у отдыхающих. Его называли весьма просто, Скалистым. Однако его основной, наиболее запоминающейся чертой была вовсе не угрюмо-серые каменные породы, слагавшие его основание. Дело в том, что на его плоской, как поверхность стола вершине располагался старинный особняк. Ветхая, полуразрушенная, заброшенная постройка. Никто из местных не мог сказать, кому принадлежало это здание, но все были точно уверены, что стоит оно здесь со времен, когда на архипелаге Возрождения появились первые поселенцы. Сам Виллем за всю свою жизнь так ни разу и не побывал на этом скалистом клочке земли, да и по правде его никогда туда и не тянуло. Старый особняк выглядел слишком жутко и ненадежно. Мало ли вдруг этой развалюхе вздумается обрушиться именно в тот момент, когда Стормайер окажется рядом.
Закончив с осмотром окрестностей, Виллем отправился в путь вниз по склону. Шел он осторожно, не торопясь, стараясь выбирать наиболее пологие участки. Для своих шестидесяти шести лет мужчина был в прекрасной форме, неженкой не являлся и продолжительные пешие прогулки по пересеченной местности переносил легко. Однако травмироваться в планы Виллема не входило. Домой он хотел вернуться целым и невредимым, с хорошим настроением и зарядом бодрости на весь оставшийся день. Вообще подобные восхождения были для Стормайера чем-то вроде традиции, или даже обязательного ритуала. Он начал совершать их еще в школьные годы и даже спустя полвека не изменял своим привычкам. Тем более что с выходом на пенсию свободного времени у Виллема стало заметно больше, а значит и возможность уединятся на вершине горы, стала предоставляться чаще. Но было в этих прогулках и нечто другое, что нравилось мужчине не меньше, чем наслаждение прекрасным пейзажем и ощущаемое в одиночестве умиротворяющее спокойствие.
Пройдя вниз по склону пару сотен метров, Стормайер достиг миндальной рощи. Свернув с тропы, он ловко нырнул в заросли, без труда пробившись через кусты аскарины. Здесь в тени крон деревьев, скрытый от посторонних глаз, мужчина замер на месте, будто оцепенев. Неосознанно затаив дыхание и зажмурившись, он принялся вслушиваться в чарующую симфонию птичьих голосов. Пернатые певчие выдавали причудливые трели, мелодичные переливы, заигрывающее щебетание и звонкие посвисты. Звуки эти казались необычайно приятными, успокаивавшими душу не хуже, чем размеренный шум моря, или дуновение прохладного ветра. Они сливались в единую причудливую мелодию, которая, не смотря на полное отсутствие ритма и четко выраженной структуры, была необычайно гармонична и прекрасна. Однако Виллем затаился отнюдь не просто так. Он не просто так вслушивался, стараясь улавливать каждую нотку. Он ждал. Ждал, когда на этом ежедневном концерте лесных жителей начнется выступление одного, вполне конкретного крылатого артиста.
И вот до ушей мужчины донесся столь долгожданный им звук. Короткий стрекот, как у трещотки. Стрекот этот повторился несколько раз, а потом сменился протяжными ухающими звуками, будто кто-то громко вздыхал от разочарования. Стормайер открыл глаза и буквально впился взглядом в кроны деревьев. Он знал, как выглядит этот певчий. На фоне зеленой растительности отыскать его не составит труда. И действительно, вскоре Виллем заметил в нескольких метрах над собой юркое красное пятнышко, оживленно перемещавшееся по ветке дерева. Проворная птичка, размером не больше детского кулачка скакала из стороны в сторону, хлопая маленькими крылышками, нахохлившись и распушив хвостик. Песня ее постоянно менялась, казалось, вобрав в себя все возможные звуки, какие способны были издавать все пернатые создания на свете. Чуть поодаль от беснующегося зверька, на соседней ветке сидела такая же зверушка, только скромнее окрашенная. Она с интересом наблюдала за безумным танцем соседа, сама при этом, не издавая ни единого звука, будто стараясь держаться в тени. Стоявший внизу с запрокинутой головой Стормайер прекрасно понимал смысл происходящего. Он не раз уже наблюдал нечто подобное ранее. Собственно ради этого он и пробирался в заросли индийского миндаля, после каждого своего восхождения на гору. Ярко—красная, танцующая и поющая птичка, бесспорно, являлась самцом, а его безмолвная зрительница самкой. Мечась из стороны в сторону, подпрыгивая и издавая разнообразные звуки, самец исполнял брачный танец, пытаясь тем самым привлечь партнершу. И, судя по тому, что самка никуда улетать не собиралась, выступление у пернатого артиста получалось на славу. Однако досматривать это представление Виллем не стал и ближе к концу номера тихонько покинул рощу. Он был человек семейный, и прекрасно понимал, чем должен был все завершиться подобный брачный танец.
В меру удовлетворенный своим походом, Стормайер вернулся на тропу, по пути взглянув на циферблат наручных часов. Время близилось к полудню. Нужно было спешить домой, пока дневной зной не достиг своего максимума. Заметно ускорившись, Виллем вскоре выбрался на тротуар, бодрым шагом зашагав по гладко укатанному асфальту. Походная трость теперь была не нужна, и потому он сунул ее себе подмышку, принявшись при этом насвистывать веселую песенку. Еще одна прогулка прошла чудесно. Теперь у Виллема весь день будет хорошее настроение. Если, конечно, кто-то не попытается ему его испортить. А поскольку заклятых врагов у него не было, то вероятность подобная злодеяния была крайне мала.
Быстро добравшись до нужного перекрестка, мужчина свернул на родную для него Ямсовую улицу. На ней он прожил всю свою жизнь. С этой улицей связана история всей его семьи. И именно здесь и располагался дом семьи Стормайер, настоящий двухэтажный особняк, построенные более ста лет тому назад. Красивое в своей простоте здание, сложенное из светло-серого кирпича, с покатой темно-синей черепичной крышей, аккуратными квадратными окошками и двустворчатыми ставнями. По общей планировке оно напоминало огромную латинскую букву Н, с пристроенным сбоку гаражом. К особняку прилагался небольшой земельный участок с выложенными природным камнем дорожками и, по периметру окаймленный изгородью из стриженого кустарника. На самом участке были посажены несколько деревьев и сооружены две цветочные клумбы. В общем, все было достаточно скромно и без излишеств. Дом передавался по наследству, по мужской линии, собственно, как и фамилия. А сама фамилия Стормайер считалась на острове одной из старейших и вела свое начало от первых девяносто восьми поселенцев приплывших на острова Возрождения более четырехсот лет тому назад. С такой родословной, какую имел Виллем, он мог сделать карьеру управленца, проработав в администрации колонии. Но мужчина предпочел всю жизнь проработать в сфере энергетики, дослужившись в итоге до должности главного инженера термоядерной электростанции. Около года тому назад Стормайер покинул свой пост и ушел на заслуженную пенсию. Но вовсе не по возрасту. Просто пришла пора освободить дорогу молодым. Ведь новое всегда сменяет старое. Таков закон жизни. Конечно, отдав около сорока лет своей жизни любимой работе, мужчина испытывал некоторую тоску по родному делу, но в подобной ситуации были и свои плюсы. Теперь Виллем больше времени мог уделять семье и любимым увлечениям. А жил в своем особняке не один. Вместе с ним в стенах родного фамильного гнезда жил и его сын Эдвин с женой Франсин и сыном Робертом. Жила с Виллемом раньше и его супруга, Джулия. Но их брак разладился и в итоге они развелись, едва их дети повзрослели и обзавелись собственными семьями. Теперь Джулия жила отдельно с их старшей дочерью Линдой, на другом конце острова. Бывшие супруги виделись регулярно, но особой тяги к общению друг с другом теперь не испытывали. У каждого из них была своя, по-своему устраивающая их жизнь.
Лишь подойдя к ограде своего дома, Стормайер заприметил невестку, по своему обыкновению в первую половину дня, занимавшуюся садом. Всегда опрятная и ухоженная, красавица Франсин подрезала кусты садовыми ножницами, забрав свои шикарные, волнистые волосы в пучок и надев на свои изящные ручки резиновые перчатки с длинными манжетами. Однако она была не одна. В гости пришла соседка, Вера Хименес. Сорокапятилетняя женщина приятной наружности и привлекательной для Виллема окружности, но слишком болтливая, чтобы ее общество можно было долго терпеть. Уже через пять-десять минут совместного с ней общения, у Стормайер обычно начинала болеть голова. Ведь за минуту времени ему приходилось воспринимать так много нового, что мозг попросту вскипал. Будь Вера не столь говорлива по своей природе, возможно Виллем и приударил бы за ней. А там кто знает, может мисс Хименес стала бы новой миссис Стормайер.
Остановившись у калитки и приветственно помахав рукой, мужчина приготовился «к худшему». Сейчас наверняка на него обрушится целый град совершенно ненужной ему, пустой информации. Переступив порог, и неторопливо приблизившись к клумбам, Виллем с притворной улыбкой на лице обратился к ожидавшим его женщинам.
– С добрым утром, Франсин. Как дела? Уже хлопочешь о наших цветочках?
– Доброе утро.– невестка Стормайера подняла голову и, щурясь яркого солнца, посмотрела на вернувшегося с прогулки свекра.– НАШИ цветочки, Вилли, вы вроде бы никогда особо не любили, чтобы о них беспокоиться. А в остальном все хорошо, спасибо.– Франсин хитро улыбнулась, продолжив пропалывать грядки.– Вы сегодня рано ушли, мы еще не проснулись.
– Не спалось просто. Решил, зачем кровать попусту пролеживать, лучше пойду и разомнусь. – Виллем перевел взгляд на стоявшую у дорожки мисс Хименес и учтиво склонил голову.– Здравствуй, Вера. Пришла поделиться последними новостями с моей невесткой?
– Здравствуй, Виллем.– мисс Хименес неожиданно нервно хихикнула, смущенно отведя глаза в сторону.– Ну, вообще я скорее пришла не поделиться, а выслушать… Ох, кстати, поздравляю с радостным событием!– женщина растянула рот в радушной улыбке, оголив стройные ряды белоснежных зубов.
– Какое еще событие?– Стормайер вопросительно посмотрел на стоящих перед ним женщин, невольно начав перебирать в памяти все хорошее, что произошло в его жизни за последние дни.
– А вы что, не в курсе?– удивилась соседка и, заметив укоризну во взгляде Франсин, снова нервно хихикнула.– Ой, я, кажется, сказала лишнего! Вот же болтушка!– мисс Хименес в третий раз неловко засмеялась и, непрерывно косясь на Виллема, спешным шагом направилась к калитке.
– А что произошло-то?
Стормайер помотал головой, все еще ничего не понимая.
– Мне кто-нибудь скажет, наконец?
– Не беспокойтесь, Вилли.– Франсин нежно обняла за плечи своего свекра и развернула его лицом к входной двери.– Вечером Эдвин домой вернется, я за ужином все расскажу.
– Полдень только доходит. До ужина еще далеко.– неохотно подчиняясь, Виллем сделал пару шагов по направлению к порогу. Приостановившись, он посмотрел через плечо в сторону невестки.
– Может, ты сейчас скажешь, а я потом сделаю вид, будто в первый раз слышу.
– Нет, нет, нет. Я сказала вечером, значит вечером.
Франсин покачала головой, глядя на хозяина особняка, как на ребенка выпрашивающего конфету.
– Лучше идите домой, и перекусите с дороги. Я сутра вашего любимого печенья испекла.
– Песочного с грецким орехом?– заметно оживившись, спросил Стормайер и, получив от своей невестки молчаливый кивок, зашагал к крыльцу.– Ну, раз так, то я и вправду потороплюсь. А то внучок мой съест все без меня.
Он стал торопливо взбираться по ступенькам, внутренне все еще заинтригованный неким приятным известием, о котором невольно проболталась мисс Хименес.
– Вилли, как перекусите, посмотрите, пожалуйста, ороситель.– Франсин неожиданно окликнула свекра, когда то уже переступил порог дома.– Он, похоже, засорился. Плохо поливает.
– Конечно, конечно.– Виллем, кивнув, бросил подозрительный взгляд в сторону невестки, прежде чем захлопнуть за собою дверь.
О том, что же все-таки такого радостного произошло в жизни семейства Стормайер, как и было оговорено, стало известно за ужином, когда все собрались за столом. Заметно волнуясь и одновременно едва сдерживая эмоции, Франсин сообщила всем присутствующим о том, что у нее с Эдвином скоро будет малыш. Грядущему появлению второго внука Виллем был несказанно счастлив и потому остаток вечера провел в крайне приподнятом настроении, представляя, как будет нянчиться с двумя мальчуганами, как будет рыбачить с ними в лагуне, как будет учить их плавать, и как будет совершать с ними утренние прогулки по горам. Обуреваемый этими, несомненно, преприятнейшими мыслями, мужчина полночи не мог сомкнуть глаз.
А уже через пару дней дом наполнился пронзительными криками новорожденного.
Как и ожидалось, это был мальчик. Здоровенький, розовощекий карапуз весом почти четыре килограмма. Назвали его Арьеном, в честь одного из представителей рода Стормайер.
Жизнь на островах продолжала идти своим чередом.
Глава 2. НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ.
С появлением второго внука забот у Виллема заметно прибавилось. Теперь большую часть времени Франсин уделяла Арьену, а потому часть повседневных хлопот легла на плечи главы семейства. Утренние прогулки по горам стали не столь регулярны, как раньше. Зато привычно ежедневными сделались посещения продуктовых и хозяйственных магазинов. Еда, бытовая химия, пеленки, подгузники, детское питание… Стормайер и забыл уже, как много на самом деле нужно для повседневной жизни. И особенно, если в ней появляется ребенок. Впрочем, подобное нисколечко не тяготило мужчину. Наоборот, помогая невестке по дому, Виллем стал ощущать себя заметно моложе и бодрее. Он быстро втянулся в суть дела, и уже с полуслова понимал, что от него требовалось в том или ином случае. Вот и этим погожим утром, позавтракав и составив список покупок, Стормайер отправился на соседний остров по магазинам. Вернулся он уже за полдень с доверху заполненным багажником.
Поставив машину в гараж и выгрузив все пакеты с продуктами, мужчина направился дом, решив зайти через калитку, а не через заднюю дверь. Неторопливо выбравшись на тротуар, увешанный сумками, словно верблюд в караване, Виллем едва не столкнулся с парой детишек, спешивших куда-то и что-то оживленно обсуждавших. Это были шестилетние брат с сестрой, жившие по соседству. Их звали Морган и Сара. Они были разнояйцевыми двойняшками, неразлучными по жизни, всюду следовавшими друг за другом.
– Ребята, поосторожнее надо. Я вас чуть сшиб.– сделал замечание Виллем, поставив тяжелые пакеты на землю.– Еще мне с вашими родителями хлопот не хватало.
– Простите, мистер Стормайер.– прервав разговор с братом, произнесла белокурая девочка, с симпатичным, по-детски кукольным личиком.– Мы с Патриком отвлеклись немного.
– И что же вас так отвлекло, Сара, что вы за дорогой не следили?
– Там такое сейчас произошло! Авария!– неожиданно с восторгом воскликнул мальчишка с курносым носом-кнопочкой.– Машина вдребезги разбилась! Покорежилась сильно! Осколки и обломки повсюду валяются!– он принялся энергично жестикулировать, выпучив свои светло-голубые глазища и раздув ноздри.
– Да. А еще из нее людей достали. Двоих.– с грустью добавила Сара, явно не разделявшая восторга своего брата.– Увезли на скорой. Ужас! Надеюсь, они живы остались.
– А где это произошло?– поинтересовался Виллем, на некоторое время, позабыв о своих пакетах с продуктами.
– Тут рядом совсем. На Тростниковой. За ближайшим перекрестком.– Патрик обернулся, указав пальцем в определенном направлении.
– Понятно. Ладно, идите домой, ребята.– Стормайер вновь подхватил сумки.– Я сейчас схожу, посмотрю тоже.– он кивнул расстроенной Саре.– Заодно узнаю, как там дела у тех несчастных, что из машины достали.
Мужчина торопливым шагом направился к дому, едва не споткнувшись по пути пару раз. Жизнь на островах Возрождения была спокойной и размеренной. Что-то из ряда вон выходящее здесь случалось редко и, как правило, вызывало большой интерес со стороны жителей. Сам Виллем теперь также сгорал от любопытства и потому, по-быстрому освободившись от своего груза, отправился на соседнюю с Ямсовой Тростниковую улицу. Идти было совсем недалеко и потому, примерно через пять минут мужчина оказался на месте происшествия.
К сожалению, смотреть тут уже было не на что. Разбитую машину, по всей видимости, увезли только что, вслед за ее пострадавшими пассажирами, оставив на дороге лишь россыпь стеклянных осколков, крупные куски пластика и две густо-черные полосы тормозного следа. Аварийный участок дороги по периметру был огорожен сигнальными конусами, а с каждой из сторон стояли запрещающий проезд знаки. Также неподалеку на обочине была припаркована полицейская машина, а возле нее с озабоченным видом стояли два патрульных. Одного из них, темноволосого, кудрявого парня, Виллем узнал. Его звали Марио, и он был сыном бывшего коллеги Стормайера. Заприметив подошедшего пожилого мужчину, тот оставил своего напарника, поспешив навстречу нежданному зеваке.
– Не подходите, мистер Стормайер.– Марио выставил ладони вперед.– Это место ДТП. Сейчас эксперт приедет. Будет замеры проводить, собирать улики.
– Да я просто спросить хотел, что случилось.– Виллем послушно остановился в нескольких шагах от запретной зоны, пристально разглядывая блестящие на солнце кубики битого стекла.
– Легковая машина разбилась. Двое пострадало. Супружеская пара.– сухо ответил курчавый патрульный, приблизившись к визитеру.– Вы их, наверно, знаете. Лепински фамилия.
– Ах, да… слышал таких.
Стормайер на пару секунд задумался, пытаясь припомнить, как выглядели те самые супруги Лепински, но, так и не выудив ничего из собственной памяти, лишь машинально кивнул.
– Живы они?
– Жена была за рулем. Она в тяжелом состоянии.– заметно помрачнев, сказал Марио.– А вот супруг умер по приезду скорой. Удар пришелся с его стороны.
Весть о гибели человека, пусть и постороннего, незнакомого Виллему вызвала в душе у того прилив грусти и сострадания. Однако внешне, это нежданное явление чувств, на широком, скуластом лице пожилого мужчины практически никак не отразилось.
– Они с чем-то столкнулись?– Стормайер удивленно приподнял одну бровь.
– Да непонятно. Следов и обломков второй машины вроде бы нет.– патрульный непонимающим взглядом обвел улицу.– Высоких деревьев на Тростниковой тоже нет.
Полицейский указал в сторону обочины, вдоль которой, стройными рядами, росли кусты аскарины. До ближайших деревьев, укоренившихся на холмистых склонах, было около сотни метров. Не было поблизости и каких-либо скал, каменных глыб, выступов, или любых других крупных предметов естественного происхождения.
– А свидетели? Наверняка кто-нибудь что-то видел.– Виллем кивнул в сторону домов, расположившихся по другую сторону улицы.
– В том-то все и дело.– разочаровано покачал головой Марио.– Тростниковая новая улица и дома здесь тоже новые. По большей части они еще не проданы. Лишь отдельные обзавелись хозяевами. И то в самом начале.– патрульный махнул рукой в сторону лагуны.– Правда, живет тут одна старушка. Миссис Клаузевиц. Но и она лишь слышала звук удара, но видеть ничего не видела.
– А может это автоматический грузовик был?– предположил Стормайер, видя замешательство на лице служителя закона.– Столкнулся с машиной Лепински. Пострадать пострадал, но подвижность сохранил. А потом просто взял да и уехал.
– Ну, такое мы предположили почти сразу. Хотя откуда здесь, в жилом секторе грузовику взяться? Они в жилой сектор не заезжают, как правило.– Марио снял фуражку и запустил пальцы в свою пышную шевелюру.– Только если по близости кто-нибудь в новое жилье не переезжал. Но это мы проверим обязательно. А пока наш начальник уже распорядился осмотреть все грузовики, что есть на островах. Как автоматические, так и обыкновенные.
– Это же не меньше двух сотен!– удивился Виллем, прикинув примерное количество используемого в перевозках транспорта.– Замучаетесь проверять.
– Ничего. У нас народу достаточно. Проверим по-быстрому.– махнул рукой кудрявый полицейский, одевая фуражку.– Даже если грузовик успеют починить, мы сразу это определим.
– Возможно, ты и прав.– охотно согласился Стормайер. Он понимал, что у местной полиции дел и вправду было не очень много. Преступлений на архипелаге практически не совершалось. Были разве что только мелкие кражи, да пьяные драки в барах. Смерти при несчастных случаях были достаточно редки, а убийства и вовсе казались чем-то совершенно нереальным, страшными сказками из книг и фильмов.
– Что ж, желаю вам удачно распутать это дело.– Виллем пожал на прощание руку Марио и перед тем как уйти махнул рукой второму патрульному, все это время безучастно стоявшему в стороне у полицейской машины. Пока мужчина добирался домой, он все время думал о произошедшем несчастном случае. Аварии на дорогах в последние пару десятилетий стали происходить куда чаще. И не мудрено. Население островов росло, а вместе с ним возрастала и интенсивность движения. И дня не проходило, что бы где-нибудь не столкнулись два автомобиля, или чтоб кто-нибудь не вписался в поворот. Случалось всякое. Но происходило это все, в основном, на автостраде, или в административном секторе, где плотность движения была особенно высока даже в ночное время. Для жилого района, с его тихим размеренным темпом существования, подобное было несвойственно. Производимые на местной фабрике машины отличались повышенной прочностью кузова и безопасностью, а потому абсолютное большинство ДТП заканчивалось без жертв, или тяжких увечий. Следовательно, для того, чтобы насмерть разбиться при поездке на транспорте, требовалось совершить нечто эдакое, сумасбродное и в высшей степени неосмотрительное, совершенно несвойственное для спокойного, вдумчивого характера жителей архипелага Возрождения. И от того мысль о том, что супруги Лепински могли допустить роковую оплошность и попасть в смертельную аварию казалась вдвойне неуместной. Здесь было что-то еще. Нечто не вписывавшееся в привычную картину событий. Что-то выходящее за рамки.
Обуреваемый этими тяжкими раздумьями, Виллем весь день был молчалив и хмур. Но вечером, после ужина, стоя на крыльце с Эдвином и глядя на уходящее за горы солнце, он все-таки решил поделиться своими соображениями, рассказав о случившейся утром трагедии.
– Эх, жалко Лепински, конечно.– сокрушенно покачал своей белокурой головой Эдвин. Стройный, высокий и широкоплечий, он стоял вровень со своим отцом, практически доставая макушкой до уровня дверного балки. Черты лица Стормайера-младшего, были мягки и изящны, а широко открытые голубые глаза придавали его облику детскую невинность, что, в свою очередь, сильно контрастировало с могучим, атлетическим телосложением мужчины. И этой внешней мягкостью Эдвин больше походил на свою мать, нежели на сурового, кажущегося угрюмым отца.
– Мы ровесники по возрасту были. Я с ними в одной школе учился. Они еще в старших классах сошлись.– сын Виллема горько усмехнулся, похлопав густыми белесыми ресницами.– Мы над ними потешались еще. Женихом и невестой называли. А они всегда вместе были. Никогда не ссорились. Поженились едва оба совершеннолетними стали… Эх! Как же теперь Аннет без своего Джозефа будет.
Стормайер-младший выглядел непривычно расстроенным. Ведь обычно он всегда был бодр и весел, даже, когда приходил домой изнуренным долгим рабочим днем.
– Надо будет зайти к ней завтра в больницу.– кивнул Эдвин сам себе.– Если она, конечно, в сознании будет.
– Полицейский сказал, что Аннет в тяжелом состоянии была.– со вздохом произнес Виллем.– Конечно, это еще ничего не значит, но мне кажется, вряд ли она будет в состоянии принимать гостей.
– Все равно разузнаю про нее. Если можно будет, то навещу. Ей сейчас любая поддержка нужна будет.
Взгляд Эдвина сменился с грустного на более свойственный ему, живой, полный любопытства.
– А что касается аварии, то, я полагаю, не стоит беспокоиться тебе по этому поводу так сильно, пап. Это дело полиции. А она свое дело, поверь мне, знает. К тому же представь, какой общественный резонанс будет, если наши доблестные стражи правопорядка не справятся. Ведь такие события у нас редкость. Каждое, можно сказать, под особым учетом со стороны администрации находится.
– Так это понятно, сынок.– закивал Стормайер.– Просто я лица патрульных видел. Разговаривал с ними. Видел бы, какие они потерянные были.
– Ясное дело, что они потерянные будут.– несколько самодовольно ухмыльнулся Эдвин.– Привыкли, что все синяками, ссадинами и царапинами обходится. А смертельные исходы раз в год, как рождество бывают. А помнишь эти байки, что нам прадедушка рассказывал? Которые он от своего прадедушки слышал, а тот, в свою очередь от первых поселенцев узнал. Что, дескать, до прихода на эти острова, жили люди во внешнем мире, где было все: и убийства, и насилие, и грабежи. Войны, геноцид, голод, болезни…
– Конечно, помню.– ностальгически улыбнулся Виллем.– Страшные сказки на ночь от прадедушки Эдвина. Твоего тезки. Я тогда воспринимал их несерьезно. Да и сейчас, честно говоря, не могу поверить, что это правда была. Столько мучений в мире. Столько крови лилось. У нас ведь все не так. Все тихо и спокойно. В голове не укладывается, что люди в принципе на нечто подобное способны. Что способны жить в таком жестоком мире.
Стормайер помолчал некоторое время, наблюдая за тем, как диск солнца полностью скрывается за склоном горы.
– Хотя с другой стороны, почему первые поселенцы тогда сбежали сюда, на эти далекие, богом забытые острова? Зачем начисто огородились от внешнего мира?– Виллем пожал плечами, оставив озвученные им вопросы без ответа.
– Наверно, на это были веские причины, пап.– пожал плечами Эдвин.
– А может быть, не врут старые сказки? Может быть, в нас с тобой и вправду дремлют монстры? Ждут удобного часа, чтобы вырваться наружу.
– Ой, не смеши, пап!– скривился в усмешке Стормайер-младший.– В Роберте, или Айрене тоже монстр засел, хочешь сказать? Не городи чепухи! Наши деды и прадеды все эти истории придумали в воспитательных целях, для того, чтобы уберечь нас от ненужных ошибок. И не стоит здесь искать каких-то скрытых подтекстов. И это я не только про байки дедушки говорю, но и про утреннюю аварию. Все будет хорошо, пап. Кто надо во всем разберется.
– Хотелось бы на это надеется.– задумчиво ответил на эти слова Виллем. Непонятное тревожное ощущение не покинуло его сердца, а разум остался одолеваемым определенного рода сомнениями. И даже разговор с трезвомыслящим Эдвином не принес желаемого облегчения. Вообще в последнее время Стормайеру все сложнее было находить общий язык с сыном. Уже давно между ними, будто возникла незримая стена. И эта стена, год от года становилась все выше и крепче. Даже с Франсин у Виллема была куда больше взаимопонимания. Так может быть, стоило обсудить аварию вместе с ней? Нет. Вряд ли. Сейчас его невестке в первую очередь нужно думать о новорожденном Арьене. Ни к чему молодой маме забивать свою голову всякого рода неприятными вещами. Тем более, такими грустными, как смерть другого человека. Попытался избавиться от тяжких раздумий и сам Стормайер, перечитав на сотый раз одну из любимых книг и пересмотрев на тысячный один из обожаемых им старых фильмов. Но тревога не желала покидать сердце пожилого мужчины. Стоило оказаться наедине с самим собой, и в голове тот час возникал образ Тростниковой улицы, усеянной осколками битого стекла и обломками пластиковых деталей кузова попавшего в аварию автомобиля.
В итоге в тот день Виллем вновь не мог уснуть до середины ночи.
Но к счастью, так случилось только в тот день. Ведь человеческий мозг устроен так, что многое нехорошее, что случается с нами постепенно забывается. Истирается из памяти. В особенности, если в нашей жизни все идет наилучшим образом, а это нечто нехорошее не стряслось с тобой лично, а произошло с кем-то другим. Так было и со Стормайером. За три последующих дня, полностью поглощенный домашними заботами, он успел позабыть о несчастном происшествии с четой Лепински. Из сердца Виллема начисто выветрилась та тревога, что одолевала его после визита на Тростниковую улицу, уступив место иным, куда более приятным эмоциям. Но так шло до тех пор, пока однажды, возвращаясь с утренней прогулки, мужчина не наткнулся на патрульного Марио, сидевшего в своей служебной машине, припаркованной у обочины, в тени раскидистого миндального дерева. При виде его в душе Стормайера снова возникло дремавшее до этого необъяснимое беспокойство. Прорвавшись сквозь покровы будничных забот и маленьких радостей, оно вышло на первый план, заслонив собой безмятежность размеренной жизни. Появилось навязчивое желание, во что бы то ни стало разобраться с непонятной ситуацией возникшей несколькими днями ранее. Виллем не знал, в чем основа этого тревожного побуждения, но четко понимал, что если выяснит все для себя, то обретет покой в сердце и сможет вернуться к своему прежнему обыкновенному существованию.
– Доброго дня!– выкрикнул он, взмахнув рукой сидящему в машине полицейскому.– Как служба?
– Здравствуйте, мистер Стормайер.– Марио отозвался с некоторой неохотой, лениво привалившись к двери и выглянув из окна.– Все тихо и спокойно. Как всегда. А вы я вижу на традиционную прогулку вышли?
– Уже возвращаюсь. Сейчас нечасто удается выбраться, после того, как у меня второй внук родился.– Виллем бодрым шагом зашел в тень миндального дерева и, остановившись, благоговейно вздохнул, смахнув с морщинистого лба выступивший пот.– Сын работает допоздна. Он ведь у меня в министерстве здравоохранения. Невестка одна с хозяйством и двумя детьми справляется с трудом. Вот я и помогаю, в ущерб собственному личному времени.
– Понятно.– Марио выслушал рассказ Стормайера с несколько скучающим выражения лица.– Значит у вас теперь два внука. Поздравляю. А я пока даже женой не обзавелся не то, что детьми.
– Какие ваши годы, офицер!– улыбнулся Виллем, подойдя к полицейской машине и бесцеремонно облокотившись на ее крышу.– Вам же еще и двадцати пяти нет. Вся жизнь впереди! Я и сам только ближе к тридцати женился.
– Понятно, мистер Стормайер.– Марио неожиданно стал серьезен, словно у него появились срочные дела.– А какой у вас ко мне вопрос? Или вы так просто поговорить подошли? Вроде бы это не в вашем духе так просто на улице с кем-либо разговаривать.
– Ну, вообще-то да. Ты прав. Не просто так я к тебе подошел.
Виллем вздохнул с облегчением. Этот глупый спектакль больше был не нужен.
– А что вас беспокоит?– патрульный посмотрел на стоявшего возле автомобиля рослого пожилого мужчину с некоторой долей подозрения.– Не уж то хотите о ДТП на Тростниковой спросить?
Стормайер скривил губы в удовлетворенной улыбке, опершись рукой на капот полицейской машины.
– Именно. О нем!
– Ну, понимаете, мистер Стормайер, я не уполномочен говорить об этом.– недовольно поморщился страж порядка, отпрянув от окна.– Тайна следствия. Вы ведь понимаете. Да и не веду я это дело. У нас для этого особые люди имеются…
Виллем бесцеремонно прервал речь патрульного, звонко хлопнув ладонью по пластиковому крылу автомобиля, и с прищуром посмотрел на настороженно замолкшего Марио своими выцветшими светло-голубыми глазами.
– Да ладно, Марио. Не строй из себя начальника. Тебе до него еще далеко. Да и мышление у тебя совершенно иное.– отрицательно покачал головой старик.– Я тебя с вот такого возраста знаю.
Стормайер слегка нагнулся вперед и коснулся ребром ладони своего колена, показав, таким образом, какого роста был его собеседник в день их знакомства.
– Я твоего отца хорошо знал. Мы с ним пятнадцать лет вместе на электростанции проработали.– продолжал говорить Виллем, выпрямившись.– Так что и ты меня в какой-то мере хорошо знаешь. Я ведь так просто спрашивать не стану. Уж точно не из праздного любопытства. Если я чем-то интересуюсь, то меня это действительно волнует.
Марио немного помолчал, глядя на стоявшего перед ним пожилого человека исподлобья и прежде чем начать говорить, внимательно осмотрелся по сторонам, словно опасаясь, что его может увидеть кто-нибудь из начальства. Затем жестом он попросил Виллема нагнуться к нему поближе и стал шептать тому на ухо, с каждой секундой произнося слова все громче и эмоциональнее.
– Короче, мистер Стормайер. Скажу вам по секрету, но только потому, что вы с моим отцом дружили раньше. И сразу предупреждаю, я всех подробностей не знаю. Буду говорить лишь в общих чертах, то, что слышал лично. Эта история с аварией всю полицию на уши поставила. Мы последние три дня только и занимались тем, что искали этот предполагаемый грузовик, с которым столкнулись Лепински. Осмотрели все машины. Автоматические, обыкновенные. Грузовые, пассажирские и легковые. И ничего. Все автомобили целы и невредимы. А если следы ремонта и есть, то сделанного гораздо раньше, задолго до происшествия. Но это не все еще. Наш Эксперт место аварии осмотрел вдоль и поперек. Я сам присутствовал при этом. Он собрал все осколки до малейшей крошки. Измерил каждый квадратный миллиметр дороги. Провел все, какие нужно и ненужно анализы. И НИЧЕГО! Нет следов второй машины. Ни тормозного следа, ни фрагментов кузова. Только обломки автомобиля Лепински. К тому же по его расчетам получается, что потерпевшие столкнулись не с машиной большего размера, а с чем-то вроде стены, или скалы. В общем, с массивным неподвижным предметом. Уж слишком повреждения сильные оказались. Если бы это грузовик был, то он и сам, скорее всего, уехать не смог бы. А раз ни следов грузовика, ни его самого нет, то выходит мистика какая-то. Ведь стен и скал на той дороге тоже нет. Причем, даже близко. Из наших кое-кто предположил, что, мол, аварии так таковой вообще не было. Что это все инсценировка. Да вот только столкновение точно было. Миссис Клаузевиц заверила меня, что слышала грохот. Я с ней сам говорил. Она выглянула из окна, и видит автомобиль на дороге стоит, разбит весь вдребезги. И никого более. Пустая улица. Вот так, мистер Стормайер, чудеса, да и только. Никто не понимает, что там произошло на самом деле. И вы, наверно, тоже вряд ли не поймете.
– Да уж, это точно. Не пойму.– Виллем озадаченно потер лоб, пытаясь переварить все сказанное.– И вправду, крайне странная ситуация получается. Но спасибо, что рассказал, Марио. Обещаю, буду молчать.– он распрощался с полицейским и продолжил путь домой. После разговора с патрульным тревога в душе никуда не делась. Напротив она даже стала сильнее. Ведь ничего о произошедшей аварии разъяснить не удалось. Загадок наоборот, заметно прибавилось. Вечером, после ужина, Стормайер снова решил поделиться с сыном полученной информацией. А Эдвин, как и ожидалось, отреагировал на все весьма скептически.
– А этот Марио тебя точно не разыгрывает?– сказал он, выслушав рассказ отца.– Уж слишком все таинственно получается. Прямо одно к одному. Авария есть. Потерпевшие есть. А виновных нет. Даже следы и те отсутствуют.
– Считаешь, что у нас на островах ничего такого, необычного произойти не может?– несколько разочарованно спросил Виллем, прекрасно понимая, о чем сейчас начнет говорить его сын.
– Вот именно.– кивнул Эдвин.– Никогда прежде у нас островах не происходило ничего необычного. И дело вовсе не в том, что я не верю в это самое необычное. Дело в том, что я не понимаю, зачем это кому-нибудь нужно. Живем мы здесь хорошо. Даже замечательно. Все, что нужно имеем. Чего не имеем, то производим. Люди счастливы и, если верить официальной статистике, вполне себе довольны царящим в нашей колонии спокойствием и безмятежностью. Всем всего хватает. Делить нечего. НИ злобы, ни ненависти, ни зависти. Так что, зачем кому-то устраивать эту аварию не пойму.
– То есть, ты хочешь сказать, что если в этой истории с аварией и есть какая-то тайна, то только потому, что это кто-то специально подстроил?– теперь некоторый скептицизм демонстрировал Виллем.– А как же Лепински? Джозеф погиб. А Аннет, ты сам говорил, лучше не стало пока.
– Так я и не говорю, что это подстроено.– со вздохом покачал головой Эдвин.– Я говорю, если все и вправду так необъяснимо и загадочно, как сказал тебе полицейский, то это стопроцентно чья-то крайне неудачная шутка.
– Шутка?– возмутился Виллем.– Человек умер! Между прочим, отец семейства, как и ты. Это похоже на шутку?
– Не злись, пап. Я же говорю, ЕСЛИ.– Эдвин положил руку на плечо своему отцу, стараясь успокоить старика.– Я на самом деле считаю, что наша доблестная полиция попросту что-то не досмотрела. Наверняка они какой-то грузовик пропустили. Твой же Марио не осматривал всех их лично. Откуда ему знать, что все они и вправду целые? Где гарантии, что процедура досмотра была проведена должным образом? Мое мнение, наши стражи правопорядка слишком привыкли к относительному порядку, как и все на островах. А стоило случиться чему-то более-менее нестандартному, выходящему за рамки прежней обыденности, так все, сразу встали в тупик. Происшествие с супругами Лепински бесспорно непростое, но отнюдь не настолько, чтобы его невозможно было раскрыть.
– Значит, ты полагаешь, что наша полиция дала маху?– подозрительно прищурившись, спросил Виллем.– А до этого ты успокаивал меня, мол, наши служители закона со всем справятся, что они свое дело знают. А теперь выходит, что они простофили какие-то. Ну что же сказать по этому поводу? Ты, сынок, настоящий политик. Быстро точку зрения меняешь. Главное, чтоб все было по-твоему. Все просто и понятно. И ничего удивительного нет.
– Пап, не начинай!– Эдвин шумно вздохнул, раздув ноздри.– Не перегибай палку! Я просто стараюсь быть трезвомыслящим человеком. Ведь таким, кажется, должен быть нормальный взрослый мужчина?
– Да. Таким.– коротко и с явным недовольством ответил Виллем, закончив, таким образом, разговор с сыном. Все-таки надо было поговорить с Франсин. Она умная женщина, и не настолько закостеневшая внутренне, нежели Эдвин.
Так и не успокоив ощущаемой им тревоги, разочарованный Стормайер отправился к себе в спальню. Закрывшись на замок и улегшись в кровать, он в который раз полночи не мог сомкнуть глаз. Роящиеся в голове, словно разъяренные пчелы мысли, не давали пожилому мужчине покоя.
Глава 3. КРАСНАЯ ПТИЧКА.
Для того чтобы развеется и избавиться от тяготивших его раздумий, Виллем решил прогуляться следующим утром, совершив очередное восхождение на гору Гаррета. Он мог бы, конечно, поменять маршрут ради разнообразия и прогуляться по горе Вэя. Рискнуть, так сказать, и полазить по крутым каменистым склонам. Но там не было полюбившейся ему миндальной рощи с густой, прохладной тенью. Нет маленьких проворных птичек с огненно-красным оперением, снующих в зеленой кроне деревьев. Стормайер не хотел отклоняться от устоявшихся традиций и предпочел пойти уже проверенной тропой.
Оказавшись на вершине, верхом на ставшем родным ему булыжнике, мужчина в который раз обвел взглядом окрестности. Все было по-прежнему: лазурное море, цепочка островов, извивающаяся лента автострады и размеренный, убаюкивающий рассудок шум океана. Были на своих местах и пять высочайших точек архипелага Возрождения. Крупнейшая из них, гора Чен располагалась в северо-западной части острова Симс. Далее, в порядке уменьшения шла гора Гаррета, на которой в данный момент находился Виллем, гора Шаповалова на острове Сома, гора Вэя и наименьшая из всех, гора Лонгхолл. Все пять вершин именовались в честь первых лидеров колонии. В честь первых пяти президентов. Именно благодаря их чуткому руководству никому ненужные, забытые богом и невероятно удаленные от большой земли острова Возрождения и превратились в настоящий рай. Эти люди были из числа первых поселенцев, или же являлись их прямыми потомками и избирались на пост главы колонии пожизненно. Позже, когда жизнь на архипелаге стала комфортной и размеренной, должность президента была упразднена, и всем стал заправлять верховный совет министров, состоявший из девяти человек. Все решения принимались этим управляющим органом коллегиально, после уставленных законом трех обязательных заседаний и следовавшего за ними голосования. Эта схема правления работала безотказно и обеспечивала всему поселению стабильное существование вот уже целых четыреста шестьдесят восемь лет. Четыре с половиной тихой, размеренной жизни без крупных техногенных катастроф, стихийных бедствий, политических, или экономических кризисов.
День за днем.
Десятилетие за десятилетием…
И вдруг все поменялось. Незначительное в масштабах всего архипелага, пусть и весьма трагическое событие заставило Виллема задуматься о многих важных вещах. И дело было вовсе не в той внезапности, с какой могла прийти смерть к кому-либо из окружающих людей, в том числе к самому Стормайеру. Вся суть тревоги состояла в неожиданно открывшейся сложности жизни. Оказывается, в ней есть место не только повседневным, обыденным свершениям, но и весьма загадочным, в чем-то даже пугающим происшествиям. Это выглядело, как если ты долгое время идешь по прямой дороге и вдруг натыкаешься на необозначенную на картах развилку. В голове сразу возникают назойливые сомнения, а душу начинают одолевать муки выбора. Куда пойти? Направо, или налево? Что ожидает тебя в конце каждого из представших перед тобой путей? Светлое будущее, тупик, или еще одна развилка? Все оказалось столь непредсказуемо и сложно. И как же странно, что Виллем дошел до этой мысли лишь к своим шестидесяти шести годам.
Что ж тогда спрашивать с Эдвина, или Франсин? Они живут на этом свете куда меньше и не становились свидетелями чего-то из ряда вон выходящего. Хотя именно потому сыну Стормайера, наверно, и следовало бы чаще прислушиваться к своему старику-отцу, какими бы сумасбродными и невероятными не казались его суждения. Хотелось, чтобы младшие поколения осознавали некоторые важные вещи несколько раньше, чем это довелось понять Виллему. Чтобы потомки были лучше и умнее тех, кто шел перед ними. Но возможно, до чего-то важного можно догадаться, только испытав все превратности судьбы на своей шкуре, или став тому непосредственным свидетелем…
Ох, уже эти беспокойные мысли! Эти проклятые сомнения!
Так и не ощутив себя умиротвореннее после недолгого пребывания в одиночестве на вершине горы, Стормайер отправился в обратный путь, естественно, решив напоследок заглянуть в облюбованную им миндальную рощу. Может быть, хоть там его сердце забудет о необъяснимой, тягостной тревоге.
Неторопливо спустившись вниз по склону и пробравшись через заросли кустарника, пожилой мужчина в который раз очутился на небольшой, укрытой густой, прохладной тенью поляне. Веселое щебетание многочисленных птичьих голосов окружила утомленного утренним зноем путника. Внимательно прислушиваясь к этой какофонии, Виллем терпеливо ждал, когда до его ушей донесется столь полюбившаяся ему песенка красноперого лесного артиста. И вот, спустя пару минут, чарующее слух щебетание разрезало прохладный тягучий, воздух рощи. Стормайер невольно улыбнулся и, подойдя к одному из деревьев, устало прислонился боком к влажной, ребристой от многочисленных трещинок коре ствола.
Как же много иногда значат в жизни эти маленькие, кажущиеся бестолковыми радости!
Всего-то чириканье маленькой птички, а душа мужчины то час наполнилась неописуемым блаженством. И ощущение это длилось ровно столько, сколько длилась сама песня пернатого певчего… Не дольше пяти-шести секунд. Потом следовала короткая пауза, и все начиналось сначала. Раз за разом. Цикл за циклом.
Стормайер отошел от дерева и обеспокоенно посмотрел по сторонам.
Это было что-то новенькое. Кажущееся непривычным и даже противоестественным. Никогда прежде, за все время, что Виллем посещал миндальную рощу, столь обожаемые им красные птички не пели так странно. Никогда прежде их прелестные щебетания не звучали, словно заевшая старая пластинка. Обеспокоенный этим необычным событием, мужчина задрал голову и принялся внимательно рассматривать гущу древесных крон. Озадаченно нахмурившись, он пристально вглядывался между ветвей, пытаясь отыскать привычное ему юркое красное пятнышко. И сделать это в итоге оказалось не так уж и просто. Складывалось ощущение, будто источник звука постоянно перемещался, незримо ускользая от Стормайера в последний момент. Казалось, что искомая птица специально пряталась от него, играла в кошки-мышки, потешаясь над растревоженным пожилым человеком. Раздосадованный подобной ситуацией, Виллем уже собирался плюнуть на все и вернуться на тропу, но тут ему на глаза попался кривой, похожий на скрюченную лапищу сук. Он торчал из ствола дерева всего четырех метрах от земли, а у его основания, нахохлившись и распушив огненно-яркие перышки, сидела маленькая красная птичка. Вертясь на одном месте из стороны в сторону, лесной зверек широко раскрыл коротенький клювик и с определенной периодичностью повторял одно и то же сочетание звуков. Короткий стрекот, пара щебетаний и непродолжительный восходящий свист. Он делал это без остановки, совершенно не замечая вставшего прямо под веткой человека. А Стормайер, тем временем не мог оторвать взгляда от пернатого создания. Слишком странным было его поведение, неестественно зацикленным. Словно это было не живое существо, а сломавшаяся механическая игрушка.
И тут, по всей видимости, у этой самой игрушки кончился завод, так как маленькая красная птичка замолкла, замерев при этом на одном месте с распростертыми в стороны крылышками. Пораженный увиденным, Виллем стал бегать вокруг дерева, пытаясь как можно лучше разглядеть загадочное создание природы. Мужчина не мог взять в толк, кажется ли ему это все, или же происходит на самом деле. Он энергично помахал руками. Громко покричал, распугав всю живность на поляне. Даже попробовал достать до ветки в прыжке, на что Стормайеру попросту не хватало роста. А птица, меж тем, продолжала сидеть на суку в полном оцепенении, будто она какой-то муляж, тщательно изготовленное чучело. Темные бусинки глаз лесного существа смотрелись абсолютно безжизненными и пустыми, а яркие перышки походили на смазанный непонятный клеем, задеревеневший пух. Не имея возможности потрогать, или каким-либо другим способом воздействовать на эту странную птицу, Виллем отступил на несколько шагов. Его мысли в тот момент находились в жутком беспорядке. На ум не приходило ничего вразумительно объяснявшего это неординарное, никогда невидимое прежде событие. Были лишь одни вопросы.
Что здесь происходит? Что с этим милым пернатым созданием? Почему оно ведет себя подобным образом?.. Почему? Что? Отчего?..
И тут странный стоп-кадр подошел к концу. Вновь ожив, красная птичка соскочила с ветки и, звонка чирикая, стремительно исчезла в кроне деревьев. Стормайер остался один посреди поляны с раскрытым от удивления ртом, выпученными глазами и в полном непонимании от всего увиденного. Он даже замер на месте, как замирал до этого на сучке наблюдаемый им пернатый певчий. Лишь постояв так пару минут, мужчина решил-таки двинуться в сторону тропы. Никаких, четко оформленных мыслей в его голове на тот момент не было. Были только эмоции. Точнее одна эмоция. Полное, неописуемое, и абсолютно не объяснимое рациональным языком недоумение. Ведь, отправляясь сутра на прогулку, Виллем хотел развеяться, успокоится душой и разумом. А получилось совсем наоборот. Пожилой мужчина был удивлен, до глубины души и о покое его растревоженному сердцу теперь можно было только мечтать.
Правда, к вечеру Стормайер все-таки смог прийти в себя и кое-как объяснить озадаченной невестке причину своей замкнутости и неразговорчивости. Франсин внимательно выслушала рассказ свекра о его посещении миндальной рощи, но никаких конкретных предположений высказывать не стала, сославшись на то, что желала бы увидеть это собственными глазами. Не слишком воодушевленный, но и не особо расстроенный такой реакцией на его повествование, Виллем решился все-таки поговорить обо всем случившемся с сыном, четко обозначив себе самому следующее: если Эдвин снова не поверит, то впредь он больше не станет рассказывать ему о чем-либо подобном.
После ужина, собравшись с мыслями, мужчина поднялся на второй этаж особняка и заглянул в спальню сына. Стормайер-младший был там и занимался кормлением рыбок, наблюдая за тем, как они плавают в просторном, шириной более метра аквариуме. Это было его, пожалуй, единственным увлечением. На что-нибудь серьезнее у Эдвина попросту не хватало времени. Работа занимала в его жизни едва ли не самое главное место, оборачиваясь частыми стрессами и неимоверной усталостью. А это неторопливое хобби успокаивало нервы и расслабляло натруженный долгим рабочим днем разум. Правда заменой воды, поддержанием нужной температуры и кислотности, а также чисткой стекол, как правило, занимались Франсин и Виллем. Вся же забота Эдвина о своих рыбках сводилась лишь подсыпанию корма один раз в день и непродолжительному созерцанию того, как размеренно проистекает существование обитателей аквариума. Как плавают не спеша серебристые скалярии, парят в толще воды черные моллинезии, снуют из одного угла в другой, пестрые астронотусы и ползают по дну темно-коричневые, бородатые сомики-анциструсы.
Виллем остановился у входа в спальню и посмотрел в комнату через проем. Эдвин стоял спиной двери. Он неотрывно глядел на рыбок, низко наклонившись перед аквариумом и придвинув свое лицо вплотную к стеклу. Видимо, услышав тихие шаги отца, Стормайер-младший начал говорить, оставаясь в прежней позе и не оборачиваясь.
– Ты когда-нибудь задумывался, пап, что они думают о своей жизни в аквариуме?
– Разве они могут думать о чем-то? Они же всего-навсего рыбы.– Стормайер не спеша переступил порог комнаты.– По идее, подобным образом должен был ответить ты, Эд.
– Пап, ты опять за свое.– Эдвин выпрямился и, посмотрев в сторону отца, сердито нахмурил брови.– Не люблю, когда ты так обо мне говоришь. Послушать тебя, так я получаюсь примитивный совсем. Узкомыслящий.
– Ну, ты вообще-то чиновник из министерства, Эд. Если собираешься делать карьеру, то привыкай.– Виллем ехидно усмехнулся.– Большая часть людей о чиновниках думают именно так.
– Спасибо, пап, тебе за заботу.– с сарказмом ответил Эдвин, улыбнувшись в ответ.– Так что ты все-таки думаешь о моем вопросе?
– Про рыбок?– Стормайер склонился перед аквариумом и посмотрел на снующую в нем живность.– Не знаю. Наверняка они думают, что это за существа периодически приходят и глазеют на них. А еще, когда, наконец, сверху посыплется еда.
– Шутишь все.– с укоризной посмотрел на отца Эдвин.– Я думал, ты серьезно ответишь.
Он коротко вздохнул и легонько стукнул по стеклу, вспугнув зависшую на одном месте скалярию.
– А мне, кажется, они думают, что у них все хорошо. Есть воздух, чистая вода, корм, приемлемая температура. Настоящий рай!
– А еще они и знать не знают, какой мир по-настоящему огромный.– неожиданно без юмора добавил Виллем.– Живут всю жизнь в аквариуме. Родились тут. Тут и умрут. А о том, что где-то есть океан и не узнают никогда. Непостижимо огромный, бездонный, с невероятным разнообразием живущей в ней живности.
– Чем-то на нас похоже, мне кажется.– Стормайер-младший невесело усмехнулся, переведя взгляд с аквариума на окно спальни.
– Только мы не в аквариуме живем, а в реальном мире.– сказал на это Виллем.– И у нас, в отличие от них, что-то да случается.
Эдвин повернулся к отцу, с подозрением посмотрев тому в глаза. Заметив что-то во взгляде Виллема, он в очередной раз сердито сдвинул брови, шумно вздохнув при этом и раздув ноздри.
– Только давай не будем снова об этом.– недовольно произнес Стормайер-младший.– Не хочу знать, что там тебе еще о той аварии рассказали.
– А я про нее говорить и не собирался.– с таким же недовольством ответил на это Стормайер-старший. Он уже начал понемногу жалеть, что решился этот на разговор с сыном.
– А про что тогда?
Эдвин во второй раз шумно вздохнул и, разочарованно закатив глаза, сложил руки на груди.
Виллем вкратце поведал о необычной красной птице, увиденной им сегодня в роще на склоне горы. Сын выслушал его с плохо скрываемым негодованием, и под конец даже нервно рассмеялся, огорченно покачав головой.
– Ну, ты даешь, пап!– воскликнул Эдвин, отойдя от аквариума и устало опустившись на край кровати.– Теперь ты еще и птиц сюда приплел! А завтра что будет? Ты посмотришь на небо и, увидев облако необычной формы, решишь, что и это неспроста? Так?
– Не так!– угрюмо пробурчал Виллем.– Не делай из меня старого маразматика!
– Да я и не собирался. Ты сам так себя ведешь. Будто в детство впал.– Эдвин посмотрел на отца с укоризной.– То у тебя дела таинственные происходят. То животные замирают без причины. Чудеса, одним словом.
Он замолк на несколько секунд, с хмурым выражением лица отвернувшись к окну. Быстро поразмыслив над чем-то, мужчина неожиданно выпучил глаза и, подняв указательный палец, начал трясти им в воздухе.
– Слушая, а я понял, что происходит.– Эдвин посмотрел на своего отца так, словно разгадал очень сложную загадку.– Тебе, пап, просто жизнь такая надоела. Спокойная, размеренная, в достатке. Захотелось стать свидетелем чего-то необычного. Вот ты и начал по любому пустяку беспокоится, что-то там себе выдумывать, искать потаенный смысл. Запомни, пап, ничего особенного в том, что ты мне рассказал, нет. Птица замерла? Так это поведение у нее такое. Ты же не специалист, не орнитолог там какой-нибудь, чтоб точно знать, как эти создания себя ведут. С произошедшей аварией не все ясно? Так такое тоже случается. Бывает, что не все ясно с первого взгляда. Что надо копнуть поглубже, посмотреть на все внимательнее…
– Да, да, да. И облака тоже случайно свою форму приобретают.– теряющий самообладание Виллем прервал речь сына.– Я не дурак, сынок! Я многое знаю и понимаю! Но ты, будто меня слушать не хочешь. Будто я всегда говорю какую-то ерунду, а ты наоборот, прямо самый светлый ум на всем архипелаге! Я твой отец, Эд. И ты можешь и должен меня хотя бы иногда слушать! Слушать и понимать, что я тебе пытаюсь сказать! Мне ведь больше не к кому обратиться. Ты мой самый близкий человек.– Стормайер замолчал и, тяжело вздыхая, медленным шагом направился к выходу.
– Я тебя слушаю, пап.– услышал он за спиной тихий голос Эдвина.– Только и делаю, что слушаю тебя последнее время. Но ты себя сам хоть раз слушать пытался?
Последние слова, сказанные сыном, переполнили чашу терпения. Гневно зарычав и метнув через плечо яростный взгляд, Виллем выскочил из комнаты, напоследок со всей силы хлопнув дверью.
Глава 4. ПРЫГАЮЩИЙ ДОМ.
Все следующее утро Стормайер ходил хмурый, будто грозовая туча. Он что-то постоянно бурчал себе под нос, при этом избегая прямого общения с кем-либо. И в особенности со своим сыном. Франсин, по натуре чуткая и заботливая женщина, не могла остаться безучастной и всячески пыталась выяснить, отчего у ее свекра такое плохое настроение. Однако Виллем на контакт идти отказывался и лишь продолжал тихонько ворчать в ответ. Франсин не настаивала и не обижалась на поведение старика, полагая, что виною всему возраст, и лишь терпеливо ждала, когда отец ее мужа созреет для откровенного разговора.
А ждать пришлось до полудня.
Занятый к тому моменту подстриганием зеленой ограды, Виллем в какой-то момент замер и, глянув исподлобья на фамильный особняк, со вздохом произнес:
– И почему у нас законом запрещено иметь больше трех детей?
– Что вы сказали?– встрепенулась Франсин, занимавшаяся в это время высадкой цветов на клумбе.
– Почему, говорю, у нас разрешено иметь не больше трех детей.– неохотно повторил Стормайер, вновь принявшись за обстригание кустов.
– Ах… это.– невестка Виллема, кажется, смутилась от услышанного, но достаточно быстро нашлась что ответить.– Эдвин говорил, что этот закон принят для того, чтобы не допустить слишком стремительного роста населения. Чтобы мы не заполонили эти острова прежде времени. Честно говоря, на счет третьего ребенка мы пока не то что не говорили, даже не думали. Надо для начала Арьена вырастить, а там уже посмотрим. Может быть, заведем и третьего. Сделаем вам внучку, наконец, Вилли.
– Да я не совсем об этом, Франсин.– Стормайер снова застыл с раскрытыми ножницами в руках.– Я о том, что мне со своей бывшей супругой в свое время надо было еще одного заводить. Было бы тогда к кому переехать.
– Зачем вы так говорите, Вилли? Что-то случилось?– Франсин посмотрела на своего свекра удивленно-встревоженными глазами.
– Случилось.– пробурчал себе под нос Стормайер.– Уйду я от вас. Вот соберу вещи и уйду. Перееду вон, к соседке нашей, Вере. Она женщина ничего, еще хоть куда. Глядишь, может быть, мы с ней третьего заведем. Ей хоть и за сорок, но с нынешней медициной нет ничего невозможного.
– Так у вас от ее болтовни голова болит постоянно, Вилли. Вы же с ней и дня не выдержите.– Франсин звонко рассмеялась. Она, по всей видимости, догадалась, в чем дело, и, успокоившись, тепло улыбнулась стоявшему у ограды пожилому мужчине.
– Перестаньте злиться, Вилли. Не надо от нас сбегать. Как же мы без вас будем? Роберт расстроится разлуке с его любимым дедушкой. Да и Арьен у вас на руках ведет себя необыкновенно спокойно. Даже у меня не получается с ним так ладить. А ведь я его мама, все-таки.
Стормайер посмотрел внимательно на свою невестку и неожиданно улыбнулся в ответ.
– Да я это так. По-стариковски ворчу просто.– он виновато опустил взгляд,
– По-стариковски!?– Франсин вновь расхохоталась.– Я умоляю вас, Вилли! Вам ведь только шестьдесят шесть. Вы мужчина в полном рассвете сил. Регулярно по горам прогулки совершаете. По хозяйству мне помогаете. Разве старики так могут? Вам еще жить и жить. Вы еще правнуков застанете.
– Так я и не отрицаю, что полон сил. Я же говорю, будь моя воля и будь наша соседка не так болтлива…– Стормайер не договорил, самодовольно скривившись в усмешке. Однако не прошло и пары секунд, как он снова помрачнел.
– Просто разговариваю с Эдвином и не могу до него достучаться. Особенно в последнее время. Оттого и думаю теперь, почему всё так. То ли подход находить разучился. То ли постарел безнадежно.
– Ах, вы об этом.– Франсин тоже перестала улыбаться, вспомнив вчерашний, случайно подслушанный разговор мужа и свекра.– Ну, так ведь сын ваш в администрации работает. В министерстве. Ему положено быть таким. Серьезным. Скептически настроенным. Может быть, даже слегка недоверчивым.
– Так, я ведь отец его, а не посторонний человек.– покачал головой Виллем.– К отцу можно и нужно иначе относиться. А то, что бы я ни говорил, все ерунда получается, или глупости, или досужие домыслы. Тревожно мне на сердце последнее время, Франсин. А он понять этого не может.
– Вы так из-за той птицы переживаете? Или из-за аварии на Тростниковой улице?– невестка Стормайера бросила заниматься цветами и, подойдя к старику, нежно обняла за плечи.– Не надо так, Вилли. Люди умирают, разбиваются на автомобилях, тонут в океане. Такое случается. Такова жизнь. Уж вы-то должны это понимать. Дольше меня живете на этом свете.
– Я-то понимаю, Франсин.– Виллем, почувствовав тепло исходящее от женских ладоней, заметно успокоился внутренне.– И в каком другом случае, наверно, позабыл бы об этой треклятой аварии. Да и птицу ту из головы выбросил бы давно. Подумаешь пташка какая-то. Да и Лепински эти кем мне приходятся? Просто знакомые моего сына. Я с ними не виделся то никогда прежде. И не разговаривал. Даже не знаю, как выглядят. Но что-то меня гложет. Что-то не дает покоя. Какое-то чутье.
– Вам просто надо отвлечься. Съездить в город, например. Со старыми коллегами по работе пообщаться, а не только с вашими внуками и невесткой.– Франсин легонько похлопала по спине свекра и вернулась к клумбе.– Ну, или, в крайнем случае, поболтать с кем-либо из соседей… Вон, кстати, как раз, кажется, сосед наш бежит. Дмитрий Федорович, собственной персоной.
Женщина указала в сторону дороги, и Стормайер машинально посмотрел в указанном направлении, заметив низкорослого старика в цветастых шортах и красной рубашке. Он шустро семенил по тротуару своими сухими кривыми ногами и, энергично размахивая руками, кричал что-то неразборчивое.
Виллем невольно прислушался к этим воплям.
– Сосед!.. Эй, сосед!.. Иди сюда!.. Покажу что-то!– пожилой мужчина приблизился к ограде и стал носиться вдоль нее с неестественной для его возраста прытью.– Сосед!.. Чего ты там стоишь!.. Иди сюда, сосед!
– Какой он громкий сегодня, однако.– с заметным недовольством произнес Виллем и, глянув на невестку, направился к калитке.– Пойду, узнаю, чего он так переполошился.
Шум и гам, тем временем, не утихал. И источником его являлся Дмитрий Федорович Шаповалов, невысокий, худощавый семидесяти трех летний мужчина, живший на противоположной стороне улицы. Как правило, он не был настолько громогласным, зато всегда был шустрым и деятельным. То стриг газон возле своего дома, то что-то мастерил в гараже, то менял черепицу на крыше, то гремел чем-то, находясь в доме Веры Хименес. В общем, не старичок, а настоящий электровеник. Теперь же, в придачу к своей неугомонности, он еще и надрывно кричал, оглашая окрестности высоким, хрипловатым голоском.
– Чего ты вирищишь, старый?!– возмутился Виллем, выйдя за ограду.
– Сосед! Привет, сосед!– Дмитрий Федорович подлетел к Стормайеру и стал энергично трясти ему руку.– Как жизнь?.. Как внуки?.. Роберт хорошо учиться?.. Арьен не сильно капризничает?.. Привет, Франсин!
Он громко выкрикнул, повернув голову в сторону цветочных клумб, и жадно сверкнул глазами, заметив приветливо машущую ему в ответ невестку Стормайера. Шаповалов не стал дожидаться ответов на вереницу заданных им вопросов и продолжил оживленно тараторить, не позволяя Виллему и слово вставить.
– Ох, и хороша же Франсин! Жалко я старый такой, а то увел бы ее у твоего сына.– он дернул руку Стормайера, не обращая на проявляемое тем недовольство.– Идем, Вилли! Я тебе такое покажу! Ты просто обалдеешь! У меня такое дома произошло сегодня, я сам едва с ума не сошел… Пошли, пошли, пошли!
Дмитрий Федорович, не отпуская руки Стормайера, бросился бежать через дорогу, обратно к своему дому. Виллему не оставалось ничего другого, как покорно последовать за неуемным стариком, с некоторой обреченностью поглядывая назад, на машущую ему вслед невестку. Однако не успел мужчина что-то сообразить, как понял, что оказался на заднем дворе соседского дома.
– Вот, смотри! Смотри, какая вещь произошла!
Дмитрий Федорович наконец-то отпустил руку Виллема и с необычайной прытью понесся по недостриженной зеленой лужайке, прямиком к газонокосилке, припаркованной возле ограды.
– Да не стой ты, как вкопанный! Иди за мной!– вопил он, оживленно жестикулируя.
Стормайер послушно направился в сторону садового агрегата, внешне напоминавшего внешне портативный зерноуборочный комбайн, с водруженным на его крыше креслом водителя. Большинство жителей острова давно не пользовались такими устройствами, предпочитая обычным, управляемым вручную газонокосилкам, автоматические. Но Шаповалов, в этом случае был принципиальным человеком и предпочитал все делать лично, не доверяя роботам даже такое нехитрое дело, как стрижку травы. Это могло показаться обыкновенной стариковской причудой. Но Стормайера такая позиция соседа всегда удивляла и, отчасти, сбивало с толку. Ведь Шаповалов более тридцати лет своей жизни проработал на фабрике по производству автоматизированных устройств.
А тем временем, неугомонный Дмитрий Федорович подбежал к своей газонокосилке и начал виться вокруг нее, будто пчела вокруг цветка.
– Я сегодня хотел лужайку подровнять. А то заросла вся.– старик стал говорить заметно тише, но не медленнее.– Сажусь в седло. Включаю зажигание. А моя дорогуша только рычит, и с места не трогается. Ну, думаю, сломалась, старушка. Пора ей на заслуженный отдых. Уж лет сколько работала! Не меньше сорока! Все детали, вдоль и поперек, заменены. Ничего родного кроме корпуса не осталось… Но так ведь жалко! Так долго она мне верой и правдой служила. Все равно, что член семьи стала. Решил разобраться, что к чему. Стал осматривать и обомлел.– Шаповалов ловко присел на корточки и ткнул пальцем в землю возле заднего колеса.– Смотри, сосед, внимательнее! Смотри и не говори мне, что это тебя не удивляет!
Виллем нагнулся, чтобы разглядеть указанное Дмитрием Федоровичем место и поначалу не понял, что конкретно ему хотят продемонстрировать. Но потом, присев на корточки вслед за своим соседом и аккуратно раздвинув травинки, впал в некоторое замешательство. Одно из колес газонокосилки ушло в землю. Причем не меньше, чем на три-четыре сантиметра. Стормайер двумя пальцами подцепил земляной комочек и растер его. Все сомнения были, тот час отринуты прочь. Почва оказалась влажной и мягкой. Что же тогда здесь такого удивительного? Ведь газонокосилка весила немало и легко могла увязнуть в земле без какой-либо посторонней помощи.
– И это все?– спросил Виллем, с недоверием глядя в глаза соседу.– Ты мне это что ли показать хотел? Из-за этого весь переполох?
– А ты попробуй толкнуть ее. Попробуй сдвинуть, хоть чуток.– предложил Дмитрий Федорович, загадочно улыбаясь в ответ.– Я тебе помогу, если захочешь.
К помощи старика Стормайер прибегать не стал и попробовал сдвинуть газонокосилку с места самостоятельно. Но сколько бы он не кряхтел, сколько бы ни напрягался, агрегат не желал поддаваться, даже не шелохнувшись, не смотря на все приложенные Виллемом усилия. Видя напрасные потуги соседа, Шаповалов решил присоединиться и уперся худощавыми костлявыми руками в колесо садовой машины. Однако газонокосилка оставалась непоколебимой.
– Ну, что теперь скажешь?– удовлетворенно оскалился Дмитрий Федорович.
– Твой аппарат, конечно древний и весит, как карьерный самосвал.– изрядно запыхавшись, говорил Виллем.– Но вдвоем мы его хотя бы качнуть должны были. А он ведь стоит и не двигается даже. В чем дело? Ты ему колеса забетонировал что ли?
– Да я тут причем?!– махнул рукой Дмитрий Федорович.– Вот, лучше еще посмотри. Удивишься, так удивишься! По-настоящему!
Шаповалов, словно мальчишка, вскочил на ноги и унесся к себе в гараж. Немного пошумев там чем-то, старик прибежал обратно, держа в руках маленькую лопатку. Присев рядом со Стормайером, он аккуратно снял кусок травяного покрытия вместе с поверхностным слоем почвы прямо у самого колеса.
От увиденного Виллем едва не потерял равновесие и не упал на спину. Оказалось, что газонокосилка вовсе не погрузилась в землю, а по сути, приросла к ней. Ведь после того, как Дмитрий Федорович слегка копнул газон, самым ожидаемым было увидеть скрывающуюся под поверхностью, увязшую нижнюю часть колеса. Однако на деле все оказалось несколько иначе. Составная часть газонокосилки попросту прерывалась на том уровне, где начиналась почва и выглядела так, будто ее срезали чем-то острым и намертво приклеили к поверхности. Как оказалось позже, то же произошло и с другим задним колесом садового агрегата. Пришедший в растерянность от такого зрелища, Виллем не нашелся спросить у своего соседа ничего другого:
– А ты точно меня не разыгрываешь?– он ковырнул ногтем землю, в сотый раз убедившись, что ниже уровня газона колеса нет.
– А зачем мне это? Скуку развести на старости лет?– усмехнулся Шаповалов.– Я, конечно, немолод уже, но еще умом не тронулся, чтобы такие штуки выкидывать. Да и это не единственная странная вещь, что со мной за последнее время приключилась.
– А что еще произошло?– Стормайер заметно оживился, услышав от своего соседа намек на какие-то непонятные события.
– Конечно, произошло!– воскликнул Дмитрий Федорович, вновь принявшись энергично жестикулировать.– Короче, я на днях тут телефон потерял. Причем дома у себя. Точно знал, что никуда его больше подевать не мог, так как никуда в тот день не выходил. Да и не звонил никому даже. Так, весь день своими делами прозанимался. А вечером дочери набрать захотел, спохватился, а телефона нету.– цокнув языком, старик развел руками.– А ведь прекрасно помнил, что оставил его на журнальном столике в гостиной. Все облазил. Весь дом кверху дном перевернул. Нигде телефон этот проклятый найти не мог. А потом, когда сдался совсем, Веру Хименес позвал к себе. Попросил набрать меня. И вот слышу рингтон играет. Но так тихо совсем, приглушенно, и понять не могу, откуда звук-то доносится. Несколько раз Вера меня набирала, прежде чем ясно мне стало, что телефон мой из-под пола пиликает. Причем из-под того самого места, где как раз и стоял журнальный столик. В общем, я еще весь вечер потом занимался тем, что пол вскрывал. А он у меня хорошо сделан, поверь. На совесть. Телефон я в итоге достал, конечно. Но вот только как он под полом очутился то? Кто его туда поместил? Какая такая сила? И с какой целью? Просто над стариком позабавиться? И ладно были бы следы того, что кто-то пол в этом месте вскрывал, а потом заделывал обратно. Я бы понял тогда сразу, что шутка это чья-то. Да вот только не было ничего такого. Покрытие было таким, каким его когда-то уложили. Никаких признаков постороннего вмешательства.
Дмитрий Федорович покачал головой, изобразив гримасу недоумения на лице.
– И ведь что тогда получается? Что телефон мой сам собой под пол провалился? Прошел сквозь столешницу, паркет, доски, словно призрак какой. Но ведь это мистика чистой воды выходит! Не может быть такого, по идее. Что ты думаешь об этом, сосед?
– Да я и не знаю, что и думать даже.– Виллем озадаченно почесал затылок.– Когда ты начал говорить, что телефон потерял, мне показалось, что ты мне ерунду какую рассказать хочешь. А получается вон что. Получается я не единственный все-таки, кто странные вещи последнее время замечает вокруг.
– А у тебя тоже было что-то?– с надеждой в глазах спросил Шаповалов.
Стормайер незамедлительно обо всем поведал Дмитрию Федоровичу. О чудовищной аварии на Тростниковой, об отсутствии следов второй машины на месте происшествия, о маленькой красной птичке и ее необычном поведении. Сосед Виллема слушал все с нескрываемым детским восторгом, периодически возбужденно восклицая и тихонько повторяя фразу «это чертовщина какая-то». К концу рассказа он и вовсе потерял терпение и начал суетливо ходить вокруг газонокосилки, потирая друг о друга свои морщинистые ладошки.
– Вот как, значит мы оба стали свидетелями чего-то эдакого!– Шаповалов с воодушевлением посмотрел на своего соседа.– Вот же черт! Я слышал о разбившемся на Тростниковой автомобиле, но видеть своими глазами место аварии мне не довелось. А надо было.– он неожиданно подскочил к Стормайеру и снова схватил его за руку.– А пошли сейчас! Посмотрим!
– Так там уже сто лет, как убрано все.– Виллем стал упираться, не желая куда-либо идти.– Чего там увидеть то можно? Ничего.
– А меня там еще не было.– не унимался Дмитрий Федорович, продолжая настойчиво тянуть своего соседа в сторону дороги.– Вдруг я посмотрю и соображу чего такого. Свежий взгляд, так сказать, продемонстрирую. Пошли, пошли, пошли!
Он еще несколько раз с силой дернул Стормайера за руку.
Стормайер неохотно поддался. Вместе с Шаповаловым он направился на Тростниковую улицу, где более недели тому назад произошло трагическое происшествие с супругами Лепински.
Как и ожидалось, ничего напоминавшего о случившемся здесь ранее ДТП не было и в помине. Проезжая часть была убрана еще в первый день после аварии, а те крохи, что тогда остались, давно разметало ветром и смыло прошедшими за это время дождями. Улица была пустынна, как и всегда, ведь эта часть жилого сектора оставалась практически незаселенной. Лишь отдельные дома были проданы и обжиты. Большая же часть из них пока пустовала. Пользуясь тем, что по Тростниковой улице редко, кто ездил, Дмитрий Федорович смело вышел на середину дороги и стал деловито расхаживать из стороны в сторону, периодически обращаясь к стоявшему на обочине Стормайеру.
– Машина где была? Здесь?– задумчиво говорил Шаповалов, ткнув пальцем в асфальт.
– Не знаю. Ее увезли к тому времени на эвакуаторе.– отрицательно качал головой Виллем.– Я даже не представляю, насколько сильно она была покорежена. Но место было огорожено именно это.– он показывал чуть в сторону, ближе к перекрестку.– И обломков там было много.