Валерий Владимирович, добрый вечер! Прочитала Вашу повесть! Спасибо большое за удовольствие! Это удивительно! Очень интересная повесть, увлекательная и поучительная! В конце концов, это История! Я думаю, это как же нужно любить природу, свою семью и родину, чтобы так красиво, проникновенно описывать каждую деталь, каждое историческое событие! Вы просто талант! Не зря говорят: талантливый человек талантлив во всем. Так это про Вас. Спасибо большое за огромный труд! Я очень благодарна Вам за то, что поделились со мной своей повестью. Здорово!
Людмила Кулешова
Большое спасибо Валерий Владимирович за память!
Прочитал с величайшим удовольствием Келецкие рассказы.
Цепляет. Совсем не похоже на нынешнее время. Какие были люди! Пробивает ностальгия по тому времени простых, добрых, открытых людей. Как этого сейчас не хватает. Вы большой молодец, что оставили эту память для своих
детей и внуков.
Алексей Мухин
Хуторянин
Сын крестьянина - середняка из села Незнаново Рязанской губернии решил отправиться в Санкт – Петербург. Отец Василий напутствовал Дмитрия, так звали молодого парня:
– Приедешь, найди Акимова Николая. Он наш земляк и дальним родственником нам приходится. Говорят, разбогател.
Добравшись до Санкт – Петербурга, Дмитрий по указанному адресу на рабочей окраине нашёл большой дом купца Акимова. На вызов вышел невысокий плотный человек с окладистой, чёрной бородой. По описанию отца молодой человек узнал в нём хозяина. Родственник встретил приветливо:
– Дмитрий? Заходи. Какой красавец вымахал! Я, ведь видел тебя, когда ты ещё под стол пешком ходил. Располагайся. Жить будешь с моим сыном – Илюшкой.
Илья – ровесник Дмитрия, и между ними оказалось такое внешнее сходство, что все знакомые стали принимать их за братьев. В отличие от темноволосого отца, сын почти во всём схож с Дмитрием: русоволосый, с серыми красивыми глазами, а большеватые, с горбинкой носы ещё больше красили и роднили их. Илья по своей округе был предводителем местной молодёжи. Известен среди сверстников под кличкой «Аким». С друзьями иногда устраивали драчливые набеги в соседние районы города баловства ради: показать молодецкую удаль и право своей группы на верховенство в отдельных местах, парках, клубах. Группы состояли из десятка, иногда более ребят, проживающих на одной или нескольких соседних улицах. Названия происходили от сокращённых фамилий, имён или кличек лидеров: Некрасовская – Некрас (Некрасов), Масловская–Масло (Маслов), Зауровская–Заур. Одной из самых задиристых во всём Петербурге признавалась Акимовская группировка. При первом же выходе этой группы, в который Илья взял с собой Дмитрия, один из участников где-то раздобыл и переоделся в морскую форму, форму моряка Балтфлота. Расположились на оживлённой улице и стали искусно имитировать нападение на него не менее чем десятком своих же ребят из группы. Случайно проходившие мимо два матроса – балтийца немедленно врезались в толпу, встали спиной к спине, отстегнули ремни с металлическими пряжками и приготовились защищать «матроса». Ребята из Акимовской группы увидели, как поступают русские моряки, объяснили им, что это был розыгрыш, посмеялись, пожали друг другу руки и разошлись. В своих, почти ежедневных сборах, группы старались не доходить до серьёзных баталий между собой, призывали «к порядку» вновь появляющихся претендентов на лидерство. Дмитрий невольно стал участвовать в этих похождениях. Хулиганистый, но добрый Илья был готов за Дмитрия в огонь и воду, а Дмитрий души не чаял в Илье. Во всех вечерних разборках он находился под надёжной защитой «Акима» – Ильи, которого знали и побаивались во всех группах. После одной из встреч Илья со своим другом, предводителем другой группы, мирно беседуя, брели по плохо освещённой улице. Метрах в пятидесяти позади, в задумчивости, шёл Дмитрий. Неожиданно, из ворот между домами, вышли человек шесть крепких молодых ребят, один из которых под поощрительные выкрики остальных, направился к Дмитрию. Увидев занесённую для удара руку и поднятое колено ноги, Дмитрий, на ходу нанёс удар, от которого нападавший свалился как подкошенный. Пятеро остальных мгновенно подняли его и молча потащили во двор. Они увидели возвращающихся двоих, принявших боевые стойки лидеров, которых хорошо знали, но не поняли, что Дмитрий шёл вместе с ними. Товарищ Ильи, не без юмора, высоко оценил такой удар, никогда ранее не дравшегося Дмитрия. Последней вылазкой, в которой после очередной посиделки с друзьями в парке, приняли участие и Илья с Дмитрием, было ночное «посещение с дружеским визитом» архиерейского сада при монастыре. Едва перелезли в незнакомый сад, почти в полной темноте со всех сторон раздались свистки, друзья кинулись врассыпную. Перемахнувший, уже из сада, через высокий монастырский забор Дмитрий оказался в чьих-то руках, но ловко выкрутился, как только пожилой жандарм занял одну руку свистком, чтобы позвать на помощь. Дойдя окольными путями до дома, стал ждать. И только теперь, в спокойной обстановке, Дмитрия охватил ужас: всё это время в кармане у него находился, завёрнутый в тряпицу, довольно длинный нож. Ещё до посещения монастырского сада, этот нож вручил Илье один из лидеров соседней группы ребят, попросил удалить пятна от появляющейся ржавчины. Он знал, что у отца Ильи, Николая Фёдоровича в доме есть инструмент, оставшийся у него после работы на Путиловском заводе. И только у Дмитрия оказался большой карман, куда легко помещался длинный нож. По законам, известным только этим ребятам, Дмитрий не смог отказать Илье, а Илья товарищу. Что, если бы жандарм оказался моложе и сильнее? В жандармерии хорошо знали об этих группах, и какая судьба ждала бы деревенского, крестьянского парня? Появившийся на рассвете Илья, рассказал, как отсиживался в каком-то сарае, пока в саду и вокруг него всё успокоилось. Дома отсутствие ребят ночью не заметили. Позже узнали, что двоих друзей задержали и доставили в жандармерию, но по «законам» дружбы, они никого не выдали. Илья очень привязался к Дмитрию. Отец Ильи, Николай Фёдорович оказался мудрым человеком. Он знал, что похождения сына со сверстниками ни к чему хорошему не приведут. Предостерегал ребят:
– Вы собираетесь толпой, силу девать некуда,
а у толпы разума нет.
Многие ребята из таких хулиганствующих группировок рано или поздно оказывались за решёткой. Поэтому он стал делать всё возможное, чтобы ещё больше подружить Илью со спокойным, застенчивым крестьянским парнем. Очень скоро встречи на улице прекратились, чему несказанно обрадовался Николай Фёдорович. Он привёл Дмитрия в одну из своих купеческих лавок, которой не очень успешно управлял Илья:
–Принимай, Дмитрий, хозяйство в свои руки. Илья тебя со всеми делами познакомит, и будет помогать.
Сын только обрадовался такому решению отца. Дмитрий принялся за дело с крестьянской хваткой. Помощниками кроме Ильи была семья из трёх человек: сорокалетние Василий и Анастасия и их пятнадцатилетняя дочь Варя. Василий, молчаливый здоровяк, хороший плотник, все столы и скамейки дело его рук. Простодушная веселушка Анастасия, ловко хозяйничала на кухне, а не по годам повзрослевшая красавица дочь, помогала в зале. Дмитрий заметил особое отношение к себе Вари. Однажды поздно вечером, когда все уже готовились ко сну, Дмитрий сидел за столом, положив перед собой книгу. Варя с коленями подсела на скамью рядом, повернувшись в пол оборота, прижалась не по-детски развитыми, пухленькими формами тела:
–Ты умеешь читать?
– Да, я ходил немного в школу. Варя запустила правую руку в волосы Дмитрия:
–Какие у тебя мягкие, красивые волосы.
Попробуй, какие волосы у меня?
Всегда заплетённая ниже пояса красивая коса русых волос была распущена, подготовлена ко сну. Дмитрий развернулся к ней, погрузил левую руку в тугие волосы. Два тела соприкоснулись полностью.
Никогда не испытанное ощущение захватило обоих. Но, когда Варя потянулась лицом к лицу и руками, с явным намерением обнять, Дмитрий, ещё ощущая дрожь в теле, осторожно снял её руки, поцеловал по-детски в пухленькие губы, не позволяя слиться в настоящем, горячем поцелуе! Дмитрий увидел вдруг в её красивом лице и теле, в полном обличье, свою четырнадцатилетнюю родную сестру, оставленную в Незнаново. К тому же Дмитрий помнил, как один раз за праздничным столом в доме, Николай Фёдорович в полушутливой форме предостерёг ребят от всякого баловства:
– Девка, пока ещё не невеста. Вот созреет, будет хорошей женой Ильи и нам с бабушкой утешением.
Вскоре дела в лавке стали улучшаться. Купец полностью доверил хозяйство ребятам и перестал вмешиваться в дела лавки. Сюда часто заходили рабочие люди с окраины и больше всего в то отделение лавки, где шла бойкая торговля спиртным. В этом деле большим «специалистом» считал себя Илья, но рабочие, заходившие после тяжёлой смены на фабрике, посидеть за рюмкой водки, осьмушкой пива или за огромным рыжим самоваром, потянулись к простому парню Дмитрию. Любили послушать его крестьянские рассказы, и вскоре все стали хорошими знакомыми. Приглашали посидеть и выпить вместе с ними.
Поначалу Дмитрий долго сопротивлялся этому удовольствию, помня напутствие своего отца, который сам почти не выпивал, но любил шутливо говорить:
–Пить водку можно как воду, но дело надо помнить, как стекло!
Постепенно доходы в лавке росли, и у Дмитрия появились свои деньги. Хороший доход приносили возвратные пробки со штофов, оплачиваемые при заказе, которые посетители после хорошего застолья оставляли на столах.
В друзьях у Дмитрия были почти все работники соседних фабрик, и становилось всё труднее отказываться посидеть за столом. Так продолжалось около двух лет. К счастью, Илья, совсем отказавшийся от водки, оказывал доброе влияние. Своим крестьянским умом Дмитрий понимал пагубные последствия употребления спиртного. К этому времени, повзрослевшая Варя и Илья готовились к свадьбе. Николай Фёдорович всегда видел в Варе сноху, Дмитрий знал это и, пересиливая себя, не мешал союзу близких ему людей. Все эти два года, Дмитрий относился к Варе и Илье, как к сестре и брату, хотя чувствовал, как расцвела и похорошела Варя, и гнал от себя мысль: одно слово и красавица была бы готова на всё. Он, посоветовавшись и, по-хорошему простившись с семьёй Николая Фёдоровича, Варей и её семьёй, возвратился в свою родную деревню под Рязанью. Через всю свою жизнь Дмитрий пронёс воспоминание о Варе. Не мог забыть глубоко врезавшийся в его сознание никем, кроме него, не замеченный, удивительно выразительный взгляд красивых, слегка слезившихся глаз, при расставании. Чувства охватывали при взгляде на так похожую на Варю родную сестру, к этому времени вышедшую замуж: но рассудок в то время был выше сердечных мук.
Дмитрий успокаивался тем, что по отношению к приютившей его семье поступил он правильно.
Незнановская барыня, родом из обрусевших немцев, сама успешно управлявшая своим имением, приняла молодого, красивого, непьющего парня для работы в имении. Дмитрий объезжал с барыней поля, сопровождал её при посещении жилищ крестьян, помогал по хозяйству в самом имении.
Барыня хорошо относилась к Дмитрию, так же, как и ко всем своим крестьянам. Жизнь в родной деревне, работа у барыни – всё неплохо складывалось для Дмитрия, но его манила к себе понравившаяся лесная сторона по названию «Мещера», куда однажды он ездил с отцом на заготовку и вывоз леса.
Родной брат барыни с той же немецкой фамилией – Генчель, имел высокий чин: Управляющий лесами Мещёрской низменности Нижегородской, Владимирской и Рязанской губерний. Постоянно жил во Владимире, но часто и подолгу гостил с семьёй у сестры в Незнановском имении. Дмитрий набрался смелости:
– Барыня, помогите мне поехать жить в лес.
Удивилась помещица:
– Тебе не нравится работать у меня?
– Очень нравится, но я ничего не могу
с собой поделать. Тянет лесная сторона.
– А я – то думала тебя сосватать,
и девка есть хорошая на примете.
Не знал парень, какую девицу имела барыня в виду, улыбнулся и промолчал. Ещё свежи были воспоминания о Варе и никакие другие мысли его пока не занимали. Барыне не хотелось отпускать молодого помощника, но всё – таки она попросила брата помочь Дмитрию перебраться в лес.
В очередной приезд, Генчель сообщил барыне своё решение:
– Пусть едет в Тумский уезд, в район хутора Горки – Могино, строит дом и работает в лесном хозяйстве.
Дмитрий стал готовиться к переезду. На заработанные в Петербурге и у барыни деньги прикупил хорошую лошадку и кое – какие, необходимые в хозяйстве вещи, в том числе охотничье ружьё. Отец поделился с сыном своей пасекой, передав два улья с семействами пчёл.
Ранней весной Дмитрий приехал на хутор Горки – Могино. Население хутора состояло из двух семей: Муравьёвы и Волхонцевы. Старший Муравьёв Сергей Григорьевич выделил Дмитрию свободную комнату в своём доме, в которой ранее жила его дочь, вышедшая замуж и переехавшая в соседнюю деревню:
–Живи, Дмитрий, сколько потребуется ,
будешь нам сыном, а детям – братом.
Кроме уехавшей дочери в семье Муравьёвых два сына, оба моложе Дмитрия, и два сына в семье Волхонцевых. Взрослые хуторяне и дети встретили нового жителя очень радушно. Жизнь на хуторе лучше, чем крестьянская в селе. Располагался хутор на возвышенном берегу реки Пра, где в раскиданных вокруг озерках и заводях было много всякой рыбы. Существует такое предание:
В семнадцатом веке под Москвой, в деревне Деулино произошло «замирение» с поляками, так называемый – Деулинский мир. Освободившиеся после войны опричники были отправлены на жительство в Рязанскую губернию, в Мещеру, где на берегу реки Пра, в двенадцати верстах от хутора Горки – Могино образовали деревню с таким же названием – Деулино. Сохранилось послание одного опричника своему брату в Москву:
–Поселились мы на берегу реки. Рыбы здесь столько, что её не надо ловить – она сама выпрыгивает на берег.
Леса сплошной стеной окружали хутор: с одной стороны реки красивая зелёная роща с вековыми дубами, заливаемая весенними паводками, с другой смешанный, преимущественно сосновый лес. У жителей хутора, мужская часть населения которого была прирождёнными охотниками, не было недостатка с дарами природы: в реке рыба, зайцы навещали огороды, а лоси частенько наведывались прямо к хутору. Весной тетеревиные тока собирали на лесных полянах до семидесяти красавцев косачей. Глухари, закончив токовать на облюбованных ими огромных деревьях, спускались на песчаные дорожки полакомиться мелкими камешками.
В сосновом бору вдоль реки собирали только белые и боровые белые грибы – на другие почти не обращали внимания. Сушёных и засоленных в бочках грибов хватало на всю зиму.
Хуторские братья были моложе Дмитрия, но в охотничьих и других лесных делах разбирались лучше. Быстро показали грибные и рыболовные секреты, и особенно обращению с ружьём в лесу.
Как можно добыть глухаря или тетерева на току, не нарушив птичьи бои: заранее, в дневное время, подобрав небольшое углубление, отгородившись от предполагаемого токовища небольшими кустиками. Ночью залечь в построенное таким образом укрытие, и ждать рассвета. Только немного забрезжит на горизонте, появляется первый краснобровый красавец тетерев, наделённый всеми цветами радуги, раскрыв веером белый хвост, зовёт остальных. Ребята предупредили:
–Ни в коем случае нельзя стрелять в первого появившегося тетерева. Это – токач! При выстреле в него ток распадётся. Когда соберётся много птиц, даже после выстрела патроном с бездымным порохом, они не разлетятся. Чтобы не нанести ущерб токовищу, можно добыть только одного тетерева.
Освоившись с хуторской жизнью, Дмитрий выбрал место на красивой зелёной поляне недалеко от хутора и приступил к строительству дома. Наверное, в силу красоты лесной природы, местные жители добрее и отзывчивее. Хозяева хутора с сыновьями дружно взялись помогать с заготовкой леса, да и плотники они оказались отменные. Дом вырос к концу лета. Присели отдохнуть на свежевыструганных скамейках. Сергей Григорьевич начал шутливый разговор:
–Можно запускать в дом кошечку.
Но и молодую жену пора заиметь!
Волхонцев Василий Матвеевич подхватил:
– Поди ведь есть зазноба в Незнаново?
Дмитрий смутился:
–Не успел обзавестись ни в Незнаново,
ни в Петербурге.
– Ну, это дело поправимо: есть красавица на примете. Всего двенадцать вёрст.
На другой день всё население хутора вместе с Дмитрием на двух подводах отправились на сватовство. Семнадцатилетняя девушка очень понравилась Дмитрию, ну а двадцатитрехлетний красавец просто не мог не понравиться.
Договорились о свадьбе в сентябре в построенном доме. Усилиями хуторян и жителей соседней деревни Ольгино, расположенной в трёх километрах за рекой, оборудовали столы, и на улице возле дома сыграли свадьбу. На столах много всякой снеди, к этому времени года поспевшей на огородах, много мясных и рыбных блюд. Родственники невесты довольно зажиточные люди, приехали на свадьбу на трёх подводах, запряженных рысаками. Брат невесты хороший гармонист. Жених спиртного уже не пил, но был весёлым человеком. Наблюдал, чтобы все выпивали, веселились, и развлекал гостей рассказами о жизни столичного города. Такой весёлой свадьбы не помнили местные жители.
Отшумела свадьба. Сложилась одна из простых российских семей, когда супруги не обременены высоким образованием, но наделены природным умом, добротой и душевностью. Несмотря на то, что Дмитрий общался с простыми рабочими людьми в Петербурге, в его лексиконе не было ни одного бранного слова. На шалости соседских мальчишек, иногда «навещавших» его огород, поругивался:
–Ах ты, колбаса!
Ольга тихая, скромная – всегда с необыкновенной теплотой относилась ко всем родственникам и гостям, непременно угощая чаем с мёдом, который Дмитрий получал со своей пасеки. Помимо пасеки, началом которой стали два улья, привезённые с Незнаново, и лошадки, на которой Дмитрий приехал на хутор, молодожёны стали обзаводиться и другим хозяйством, в первую очередь коровой. На работу Дмитрий устроился в лесничество, как и указал ему Генчель. В этом благополучном семейном гнёздышке с завидной периодичностью стали появляться дети: Надя, Настя, Катя. В 1900 году с наступлением нового века родился первый сын Владимир. Затем ещё два мальчика Матвей и Пётр, и девочка Аня. Как водилось в то время, девочки вырастали, выдавались замуж, обустраивались рядом, или уходили жить в семьи своих суженых в соседние деревни: Ольгино, Деулино, Борисково. Молодые семьи из соседних деревень обустраивались вокруг дома Дмитрия. Так постепенно образовалась деревня, основателем которой стал Дмитрий Васильевич Корябкин: деревня Горки.
Для сыновей Дмитрий Васильевич построил большой, красивый дом. Одна половина дома из нескольких комнат Матвею, другая такая же Владимиру.
Между этими половинами общая прихожая с большой русской печью и полатями. На печи и полатях – так называлась дощатая пристройка к печи – можно было собираться для детских игр, а также взрослые любили полечить спины на горячих кирпичах. Младшего брата Петра в детстве уронили с люльки – подвесной детской кроватки. Пётр после падения оказался с большим горбом, был мал ростом. Ему место жительства определили в семье среднего брата Матвея. Он стал незаменимым добытчиком: охота, рыбная ловля, грибы, ягоды. Жители деревни обращались к Петру за помощью по хозяйству. Только ему доверяли перевозить детей через речку Пру в Ольгинскую школу во время весенних паводков. На своей плоскодонной лодочке с одним веслом, как дед Мазай, он находил самый безопасный способ проплыть между вековыми дубами, заливаемыми водой.
Братья Владимир и Матвей получили хорошее по тем временам образование в школе соседней деревни Ольгино.
Четыре класса церковноприходской школы, природная цепкость ума, хорошая генетическая наследственность, позволили братьям длительное время работать руководителями различных лесничеств.
Средний брат Матвей Дмитриевич после службы в армии возвратился в родную деревню. Много лет возглавлял местное лесничество. Женился на девушке, с именем, как и у матери – Ольга. Родили и воспитали шесть детей, все девочки. Две девочки выросли, вышли замуж за местных, внуков первопоселенцев хутора Горки-Могино, которые приютили Дмитрия при переезде с Незнаново. Расселились в родной деревне, и радовали родителей внучатами. Судьба остальных связана с областным центром Рязанью, но родные лесные места не могли никого отпустить от себя. Создавая свои семьи, рожая детей, все впоследствии построили себе дачные домики в родной деревне, где до сего времени соседи называют местность «уголок Корябкиных», а в центре деревни ещё стоит дом, построенный Дмитрием Васильевичем в начале двадцатого века для сыновей: Владимира, Матвея и Петра.
Лесничий
Революционные события 1917 года в лесной деревне прошли незаметно. Никаких погромов и раскулачиваний здесь не было.
В 1919 году старшего брата Владимира призвали в армию, но послужить и принимать участие в последовавшей гражданской войне пришлось недолго. Тяжело заболел бушевавшим в то время тифом и после госпиталя был комиссован.
Полностью выздороветь помогли благодатные родные места, и имевшиеся в семье лесные снадобья: барсучий жир, бобровые настойки, чай из берёзовой чаги и другие народные средства. Местное лесничество «Озёрное», обосновавшееся на Горках, направило Владимира на обучение лесному делу в районный центр. К концу учёбы из Горок приехали родители. Знакомый житель соседней деревни Ольгино сообщил им о своих родственниках, живущих в Туме и имеющих четырёх дочерей:
–Две из них на выданье.
Так тогда назывались девушки, достигшие шестнадцатилетнего возраста.
Дмитрий Васильевич с женой Ольгой, пригласили с собой Владимира и отправились по адресу, сообщённому им жителем Ольгино. В семье Косаревых ничего не знали о предстоящем сватовстве, но при появлении незнакомых людей с молодым человеком поняли:
–Заходите, будем знакомиться.
Мы уважаем всех гостей.
Хозяин дома Алексей Андреевич с одного взгляда определил полное родство пришедших мужчин. Взрослый, совершенно седой лет пятидесяти мужчина и уже слегка начинающий седеть молодой человек лет двадцати. Светлые приветливые лица с каким-то добродушным взглядом серых глаз, слегка удлинёнными, украшавшими их горбинками носами. Отец с сыном, не иначе! Ну, а скромная женщина – жена и мать.
Кроме хозяина в просторной прихожей большого кирпичного дома была вся большая семья: жена Нина, четыре дочери; старшая Матрёна, вторая по возрасту Марина, две тринадцатилетние девочки – близняшки и два мальчика трёх и пяти лет, Яша и Андрей.
Дмитрий Васильевич сообщил, что называется с порога:
–Мы из деревни Горки. Хотим познакомить
сына с вашей дочерью и, если
покажутся друг другу, поженить.
Все дочери стали собирать угощение на стол.
Дмитрий Васильевич попросил хозяина:
– Не беспокойтесь. Ни я, ни мой сын
спиртного не употребляем.
Оказалось, что хозяин тоже не был большим любителем выпить, но пригласил пришедших:
– Вы с дороги, да и у нас подошло обеденное время, так что убедительно просим за стол.
Добавил с хитроватой улыбкой:
–Должны же Вы посмотреть, как готовят мои невесты?
Слегка подмигнул молодому человеку:
–Да и себя показать, могут ведь и не согласиться. Они у меня капризные.
Владимир был хорошо воспитан и умел поддержать разговор:
–Уж я постараюсь. В школе учились!
Он понравился всем девушкам. Сосед из деревни Ольгино рекомендовал выбрать старшую дочь Матрёну, но через два часа знакомства Владимир остановил свой выбор на второй по возрасту дочери, семнадцатилетней Марине. От полноватой Матрёны она отличалась тонкой фигурой, и умением заразительно смеяться. Особенно развеселило её, когда будущий жених в стакан чая положил кусочек помидора:
– Володя, чай не пьют с помидорами!
Мама невест постаралась разрядить ситуацию:
–Марина, пьют, кто как любит.
Владимир не смутился:
– Я никогда не кушал и даже не видел
помидоры. Вот с тобой, Марина, мы их и вырастим.
Засмеялись все, громче всех Марина.
Марина, не раздумывая согласилась выйти замуж, а старшая ничего не зная о рекомендации родственника, была рада за Марину. Договорились о свадьбе на Горках в ближайшее время.
После окончания учёбы Владимир получил назначение на должность помощника лесничего в Переделецкое лесничество, граничащее с Озёрным. Контора лесничества в Передельцах, в тридцати километрах от Горок. Озёрное лесничество находилось в составе Криушинского лесхоза, а Переделецкое – Солотчинского. Молодая семья, Владимир и Марина прибыли в Передельцы и поселились в большом, на две семьи, доме лесничего. Из семи лесничеств Солотчинского лесхоза, Переделецкое было отстающим. Пожилой лесничий встретил доброжелательно:
– Принимай всё в свои руки, Владимир. Мне уже тяжело нести этот груз. Сколько хватит сил, буду тебе помогать и подсказывать, если будет нужно.
Приезд семьи совпал с праздником и выходным днём, и Владимир решил пойти познакомиться с посёлком. Всё небольшое поселение состояло из нескольких семей работников лесничества, объездчиков, лесников. В самых красивых лесных местах, на берегах лесных озёр Уржинское, Ласковское, Сегденское кордоны лесников. Все пожилые люди, встречавшиеся на улице, или сидя на крылечках своих домов, приветствовали снятием головного убора с лёгким поклоном, не только Владимира, а и всех встречных знакомых, и совсем незнакомых людей. Особенное уважение проявляли жители кордонов, где не так часто появлялись редкие гости, рыбаки и охотники. Проходя по посёлку, Владимир увидел двоих, мирно беседующих мужиков. Подошёл познакомиться.
Высокий, с совершенно седой, окладистой бородой дед Алексей и небольшой, крепкий Николай. По случаю праздника оба были умеренно навеселе. Побеседовали. Владимир собрался уходить, как на улице показалась очень красивая, изящно одетая, с туфельками на словно точёных ножках женщина, как оказалось, продавец с той самой продуктовой палатки, где совсем недавно побывали мужики. Восьмидесятитрёхлетний дед Алексей, внимательно осматривающий фигуру и ножки проходящей женщины, слегка толкнул Николая локтем:
– Колькь? А глаза то у меня видють.
Николай тут же рассказал историю про деда:
– Очень сварливая его баба Дарья. Что дед ни делает – всё не так. Дрова рубит не так, воду носит не так. Сенокосные угодья – наделы Николая и деда рядом и, конечно, траву дедушка косит тоже не так. Сама бабушка всё делает вопреки. Пусть неправильно, но лишь бы не так, как скажет дед. К вечеру, уставшие, возвращались с сенокоса домой.
Дедушка перешёл канаву по хлипкому мостику из двух жердей, когда бабуля только заступила:
– Смотри, Дарья, осторожно.
Не трясись на мосту!
– А вот потрясусь, игрец тебя сломай….
Дед Алексей слушал Николая с улыбкой:
– Спасибо, из воды – то её мы вместе вытащили.
Дед Алексей решил не оставаться в долгу и поведал историю. Лесники, поработав на делянке, присели отдохнуть. Один из них решил пошутить над Николаем:
– Я, конечно, сам не видел, но в деревне говорят: пока ты с нами в лесу, к твоей Полине сосед Фёдор похаживает.
– Да ведь она, Полина – то, от этого не хужеет, только крепче и лучше становится.
Посмеялись лесники и хорошо отдохнули. Оказалось, и Николай, и Алексей были передовыми работниками лесничества.
Знаний лесного дела Владимиру не занимать, да и многое дало обучение на курсах. За работу он принялся с большим желанием. Три года стареющий лесничий помогал, как мог, особо не вмешиваясь в дела. Последующие три года Владимир Дмитриевич возглавлял лесничество, и оно вышло на передовые позиции. Солотчинский лесхоз принял решение направить его в отстающее Долгининское лесничество. Семья уже состояла из пяти человек. В 1923году родился первенец, имя которому дали – Василий, по совету Дмитрия Васильевича. В 1925 году появилась дочь Антонина, в 1928 ещё один сын Евгений. Многодетной семье пришлось принять непростое решение.
Контора и дом Долгининского лесничего располагались в красивом сосновом бору, примерно, на равноудалённом расстоянии от деревень Долгинино, Дубровичи и рабочего посёлка Мурмино.
Многодетная семья на новом месте довольно быстро обжилась хозяйством: корова, телята, до пятидесяти гусей и кур.
Хозяин дома и, одновременно, руководитель лесничества разъезжал по соседним деревням и кордонам лесников на холёных ездовых лошадках.
Всё складывалось благополучно в этой семье. В1930 году родилась – Нина, в 1932 – Валентин. Но в начале 1936 года вскоре после рождения шестого ребёнка, неожиданно умерла жена Марина.
Владимир Дмитриевич остался один с шестью детьми; старшему Василию – тринадцать лет, младшая только родившаяся – Галина. В работе по дому помогали подрастающие дети, предлагали свою помощь жители с близлежащих лесных кордонов. Справляться без хозяйки с большим к тому времени хозяйством, с работой стало трудно.
В начале лета Владимир Дмитриевич принял участие в состоявшемся в Криуше трёхдневном семинаре лесничих из лесхозов Рязанской области. После окончания первого дня работы к нему подошёл один из организаторов семинара, главный лесничий Криушинского лесхоза Кузьма Константинович Шендяпин:
–Наслышан о твоей работе. Рад познакомиться. Если не возражаешь, то одна комната в моём доме в твоём распоряжении!
Владимир не возражал. Зал училища, где разместили лесничих на три дня, показался ему не очень комфортным.
Большой, пятистенный дом главного лесничего рядом с конторой лесхоза. Супруга Кузьмы Константиновича, Мария Алексеевна собрала роскошный по тем временам стол в просторной комнате, предоставленной Владимиру. Достала из шкафа графинчик с водочкой, обратилась к гостю:
– Пожалуйста, угощайтесь!
Владимир, ранее не употреблявший спиртного, после смерти супруги немного позволял, но без излишеств. Попросил хозяев разделить с ним трапезу. Мария Алексеевна рассказала немного о себе:
– Дочь зажиточного мещанина. Незадолго до революционных событий отец, по совету родственника, положил в банк нажитые сбережения, в том числе золотые вещи, для "надёжного" хранения. Вскоре после революции, семье предложили добровольно сдать государству "излишки" со своего двора: корову или лошадку, с угрозой переселения в Сибирь. Знакомый человек предупредил отца о предстоящем раскулачивании. Немногое из имущества удалось припрятать, а брат в ночь тайно покинул родной дом и затерялся в Москве. Не без мытарств удалось получить новый паспорт, но однажды, встретив соседа односельчанина, поделился с ним этой радостью. Сосед донёс "радость" кому нужно:
– Кулакам выдали паспорта, а мне нет?
И вновь, побег из Москвы. Сумел опять обеспечить надёжные документы и, вновь Москва, теперь уже навсегда.
Побыв ещё некоторое время, Мария Алексеевна распрощалась. Хозяин дома тоже был не слишком большой любитель спиртного, но в общении проявили интерес друг к другу, и засиделись далеко за полночь. Кузьма Константинович расспросил Владимира о семье, о жизни, и рассказал многое о своей судьбе.
Вторая жена.
Большое село Починки в Башмаковском уезде Пензенской губернии.
В семье крестьянина Константина, четыре дочери и мальчик Кузьма. Константин – кряжистый мужик, необыкновенной силы. С соседней деревни Маругово приходили в праздничные дни мужики на кулачные бои, или починковцы шли к ним. Одним ударом «Шендепёнок», так уважительно звали Константина от фамилии – Шендяпин, мог сшибить любого бойца с ног. После нескольких боёв соседи поставили условием для кулачного боя: отсутствие Шендепёнка!
Большая семья жила трудно. Все дети с малых лет работали по хозяйству: лошадь, корова с телятами, несколько овец. На огороде картофель, тыква, зерно. Константин пытался определить детей в школу. Двоих из четырёх девочек, рождённых с разницей в один год, Римму и Клавдию направил в первый класс, но обучение закончилось через две недели: имелась одна овечья шубка на двоих и одна пара валенок. Семилетнюю Римму приняла к своим детям в няньки зажиточная семья.
Рождённая за шесть лет до событий 1917 года, спустя много лет вспоминала, как в их деревню заехал отряд вооружённых людей. Штыками отыскали в соломе и увезли на санях соседа дядю Степана, возглавлявшего сельский комитет. Уезжая из села, навестили семью Константина, взяли его старенькую хромую лошадку для употребления в пищу отряда. Взамен оставили справную молодую лошадь.
Единственному сыну Кузьме сумел Константин обеспечить солидное образование: четыре класса церковноприходской школы. В двадцатилетнем возрасте Кузьма добрался до Москвы, окунулся в водоворот событий 1917года, вступил в партию большевиков. В последовавшей за этим гражданской войне сын крестьянина стал комиссаром. Работая после войны, продолжил образование на рабочем факультете.
Взяв под опеку младшую сестру Татьяну, рождённую Константином и женой Матрёной Арсентьевной в 1920году, помог получить ей хорошее образование в Москве.
В тридцатые годы, став дипломированным инженером по лесотехнической части, получил направление в Рязанскую область, в Мещеру. Работал в Борисковском лесничестве, а позже был назначен главным лесничим Криушинского лесхоза.
В войну 1941-1945годов политрук Шендяпин вступил в первые дни и закончил её в Берлине! Вернулся в родной лесхоз.
Сестра Татьяна вела активную работу в комсомольских организациях. После войны её направили на партийную работу в Рязань. Многие годы занимала пост Первого секретаря Захаровского комитета Коммунистической партии.
На второй вечер пребывания Владимира в доме, Кузьма Константинович познакомил его со своей мамой Матрёной Арсентьевной и сестрой Риммой. Мама приехала к сыну на постоянное жительство после того, как богатырь Константин умер, надорвавшись, подняв груз весом 15 пудов.
Двадцатичетырёхлетняя красавица Римма гостила у брата с трёхлетним сыном Александром.
Её муж, сын раскулаченного крестьянина, погиб три года назад при перестрелке с милицией.
Тридцатишестилетний, почти полностью седой Владимир хорош собой, располагал к себе глубоким знанием жизненных вопросов и умением общаться.
На шуточные замечания собеседников о несвоевременной седине так же шутливо отвечал:
– Седина бобра не портит.
По просьбе Владимира мама и сестра спели несколько песен. Хотя он сам, и все в его семье неплохо пели, восхищению не было предела. От Кузьмы Константиновича он слышал о необыкновенном голосе и певческом таланте Риммы, который она унаследовала от мамы. Матрёна Арсентьевна была приглашена в хор имени Пятницкого в Москву, при его организации в 1910 году, но не смогла оставить имевшихся в семье к этому времени четверых детей.
За два дня, проведённые в доме главного лесничего Владимир и Римма понравились друг другу и без всяких формальностей отправились в дом лесничего. Римма быстро нашла подход к детям Владимира, а два трёхлетних мальчика Валентин и Александр с этого времени и всю последующую жизнь считали себя родными братьями. Дети тоже хорошо восприняли Римму.
Новую хозяйку дома при рождении в семье Константина нарекли Риммой, так звали её все родственники и знакомые. При получении паспорта, по каким – то непостижимым причинам, Римма оказалась Ириной: – Ириной Константиновной. Владимир Дмитриевич всегда называл её Ирушкой, с ударением на второй слог. При постоянной занятости Владимира на работе управляться со свалившимся на неё довольно большим домашним хозяйством и уже с семью детьми было трудно. Помощь в воспитании детей оказывали проживавшие в соседней деревне Борисково старшие сёстры Владимира Надежда и Анастасия. Сами многодетные и, тем не менее, на длительные сроки брали младшую шестимесячную Галину и десятилетнюю Антонину в свои семьи. При занятости на работе Владимир находил время для помощи по хозяйству, и всё материальное благополучие лежало на его плечах. В мае 1941года родился первый совместный ребёнок – дочь Инна, но прожила она шесть месяцев. Из-за низкой доступности в этих местах медицинской помощи умерла от воспаления лёгких. В конце июня Владимир Дмитриевич, возвратившись из района, сообщил Ирушке и детям:
– Война началась. С Германией.
Ирина старалась не показать слёз детям:
– Как мы без тебя? С семью детьми?
Василию осенью восемнадцать, Евгению тринадцать, а двоим младшим по девять. Старшей дочери Антонине пятнадцать, Нине одиннадцать, Галине пять, а младшей Инне – два месяца: тогда она была ещё жива. Вот с таким багажом семья подошла к началу войны.
Владимир успокоил:
– Пока будем вместе. Буду работать на Полигоне. Война быстро закончится!
Там, где находился дом лесничего, ещё до Великой Отечественной Войны располагался воинский Полигон, филиал Рязанской Высшей школы штурманов военно-воздушных сил СССР. Руководил школой, как и всем штурманским делом в Советском Союзе генерал Беляков Александр Васильевич. Герой Советского Союза, совершивший в составе знаменитой тройки Чкалов, Беляков, Байдуков, героический перелёт через Северный полюс в Америку.
Лесничий Владимир Дмитриевич, как постоянный житель был призван на службу и назначен старшиной школы штурманов. Руководители школы наездами посещали Полигон и останавливались в доме лесничего. В отсутствии руководителей их обязанности исполнял старшина. В ноябре 1942года родился сын. Имя ему выбирали находившиеся в этот момент в доме военные. Предсказывали судьбу лётчика и, естественно, назвали Валерием – по имени Чкалова.
Дезертиры
По решению начальника районного отдела милиции, с согласия руководства школы штурманов, Владимир Дмитриевич был включён в состав группы, организованной районным отделом милиции и военкоматом по выявлению и призыву лиц, уклоняющихся от мобилизации. В состав таких групп назначались люди, хорошо знающие местность и местных жителей. От этих мест начинаются леса мещёрской низменности, простирающиеся по Рязанской, Владимирской и Нижегородской областям. В дремучих лесах, на возвышенных местах среди болот, находили пристанище люди, совершившие преступления. Промышляли разбоем вдоль дорожных трактов. В сорока километрах от Рязани в семидесятых годах прошлого века местные жители находили чугунную табличку с надписью – СОКОЛЪ. В соответствии с существующей здесь легендой об атамане с таким именем, это место до сих пор называют «Сокольи горы».