Читать онлайн Икона по воле случая

Переводчик Анастасия Соломина

Редакторы Елена Кириленко, Ольга Равданис

Главный редактор С. Турко

Руководитель проекта О. Равданис

Корректоры М. Угальская, О. Улантикова

Компьютерная верстка К. Свищёв

Арт-директор Ю. Буга

© Iris Apfel, 2018

Published by arrangement with Harper Design, an imprint of HarperCollins Publishers

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина Паблишер», 2019

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Посвятить эту книгу моему дорогому Карлу – одно из самых сложных решений в моей жизни. Как передать все те эмоции, радости и горести, пережитые за 68 лет, что вы провели вместе? Каждый, кому довелось знать его лично, подтвердит: Карл был истинным джентльменом, от слова gentle – деликатный, мягкий. Он был невероятно веселым и щедрым. Мы почти все делали вместе. Эта книга появилась на свет благодаря его неизменной помощи и поддержке. Он всегда подталкивал меня к новым достижениям и оставался рядом, когда я добивалась успеха. Дифирамбы в мою честь, пожалуй, доставляли ему даже больше удовольствия, чем мне.

Я до безумия скучаю по нему. Спи сладко, милый принц.

Возможно, вас это удивит, но я просто не могу отдать эту книгу в печать, не посвятив несколько строк родителям. Я обожала Сэма и Сэди Баррель. Они дали мне жизнь, так что в любом случае тоже причастны к созданию этой книги. Именно благодаря им у меня есть суперпрочный личностный фундамент и страсть к жизни. Это были умные и сильные, щедрые и веселые люди. Они обожали путешествовать задолго до появления моды на путешествия.

Папуля был нонконформистом в чистом виде. Он плевать хотел на чужое мнение. Он научил меня отстаивать свои взгляды. Благодаря ему у меня сформировалась разумная система ценностей: он настаивал, чтобы я всегда думала о цене вопроса. Мне больше не встречалось людей, в которых так же гармонично совмещались бы интеллектуальность и житейская мудрость.

Мама была поразительно стильной женщиной. Но наш подход к нарядам всегда очень отличался. Она мыслила оригинально и на десятилетия опережала свое время. Она окончила колледж и пошла учиться на юриста, хотя в годы ее молодости большинство женщин были привязаны к кухням. У нее было множество талантов, и, помимо всего прочего, она была успешной бизнесвумен.

Лишь написав эту книгу, я вдруг осознала, что все эти годы именно моя дорогая мама была для меня идеальным примером для подражания.

С ВОЗРАСТОМ, если у вас есть что-то в двух экземплярах, велики шансы, что одно из них наверняка начнет болеть, когда вы будете просыпаться по утрам, – это я перефразирую одного старого друга семьи. Но все равно надо вставать и двигаться, несмотря на боль. Чтобы оставаться молодым, нужно быть юным в душе.

Умение удивляться, шутить, интересоваться – все это придает мне жизненных сил. Только так останешься молодым, искренним, открытым новым людям и явлениям и сохранишь готовность к приключениям.

Никогда не хотела превратиться в старую ворчунью – предпочитаю придуманное мной звание самого старого подростка в мире и не собираюсь от него отказываться.

Сказочное начало… явления миру

«ДЗИНЬ-ДЗИНЬ», – зазвонил телефон. Новая глава моей жизни началась ранней весной 2005 г. со звонка из Метрополитен-музея. Звонил Гарольд Кода, который на тот момент курировал работу Института костюма. Он сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться. Гарольд хотел провести небольшой показ моих аксессуаров и украшений. Подвох был в том, что собрать коллекцию нужно было уже через пять месяцев, что по стандартам музейных экспозиций – наносекунда, ведь обычно показы планируются на годы вперед.

Я согласилась, думая, что должна буду всего лишь расположить аксессуары по красивым футлярам.

Вскоре Гарольд с командой навестили меня, чтобы обсудить предстоящий показ. Тогда-то он и сообщил, что придумал новую концепцию показа. Демонстрировать аксессуары без контекста – затея бессмысленная, сказал он, ведь люди захотят увидеть, как украшения влияют на образ в целом. Гарольд предложил предоставить мне по крайней мере пять нарядов, которые можно было бы «использовать в качестве холста». Будучи куратором, он хотел отобрать эти наряды сам. Мне же предлагалось подобрать к ним аксессуары, чтобы показать зрителю, как я сама украсила бы себя 60 лет назад или сейчас, а то и вовсе скомбинировать одно с другим.

– Что ты можешь мне предложить? – спросил он.

– А что тебя интересует?

– Давай-ка посмотрим, давай посмотрим.

Он и не догадывался, что открыл ящик Пандоры. Мы переходили от одного шкафа к другому и за последующие часы изучили содержимое каждой полки и вешалки, каждого ящика, каждой коробки и контейнера, какие только у меня были. Я даже заметила, что кто-то из его команды заглянул под кровать: вдруг я прячу там сокровища своей коллекции. Одежда заполонила все пространство. В конце концов ситуация вышла из-под контроля; нам пришлось раздвинуть всю мебель в квартире, купить десять вешалок на колесиках, разместить их в освободившемся пространстве и развесить на них всех возможных «кандидатов» для выставки. День подошел к концу, а мы только начали.

– Мы вернемся завтра, а потом снова вернемся завтра и снова вернемся завтра! – заявил Гарольд.

После того как мы выбрали наиболее подходящие вещи, несколько дней подряд приезжал фургон и увозил их, увозил. Последним рейсом в музей отправились примерно 300 предметов одежды и еще сотни аксессуаров. Уверена, если бы им нужно было оплачивать всю эту упаковку и перевозку, они лишний раз подумали бы и поумерили свой пыл! Но им повезло, что я жила поблизости. В результате на выставке показали 80 комплектов одежды и несколько сотен аксессуаров. За стиль манекенов отвечала я.

Когда выставка Rara Avis («Редкая птица») только открылась, всемирная известность меня еще не настигла; но все быстро изменилось. Небольшая выставка стала… сенсацией. Музей не выпускал никаких материалов для прессы обо мне, не размещал мою фотографию. Мой племянник Билли ходил на выставку по выходным, каждый раз с разными друзьями, и по возвращении рассказывал, как все прошло. Он часто слышал, что посетители про меня спрашивали. Однажды кто-то даже заявил, что я уже умерла, – впрочем, в этом нет ничего удивительного, ведь Метрополитен-музей впервые отдавал должное стилю живущей женщины, которая на тот момент даже не занималась дизайном одежды.

Узнав об этом, я сказала племяннику:

– Билли, будь добр, в следующий раз, когда услышишь, как кто-то говорит что-то подобное, просто тронь его за плечо и объясни: «Моя тетушка жива и здорова. Так она экономит на дорогих похоронах».

Хотя внимание СМИ привлекло к выставке большое количество ценителей моды, настоящий шум поднялся после того, как мой дорогой-дорогой друг, ныне покойный фотограф и журналист Билл Каннингем, посвятил ей колонку в газете The New York Times от 2 октября 2005 г. Он назвал свой текст «По образу и подобию ее». Неподдельный энтузиазм Билла («За поразительным, редким взглядом на истинный стиль больше не нужно лететь в Европу») заразил всех. Именно после этой статьи на выставку стали приходить толпами, а рассказы о ней передавались из уст в уста. Роберта Смит, художественный критик The New York Times, писала: «Еще до появления слова “мультикультурализм” госпожа Апфель уже одевалась по этому принципу». Ажиотаж меня поражал, внимание льстило. А еще я поняла, что в конце января, когда выставка закроется, всему этому придет конец. Больше никакой шумихи, я просто вернусь к своей старой жизни.

Но не тут-то было. Меня вдруг начали узнавать на улицах. Некоторые стали считать меня крутой или горячей штучкой – но на самом деле я ничуть не изменилась и была такой же, как и 50 лет назад. После открытия выставки меня пригласили осенью выступить перед студентами, изучающими моду в Нью-Йоркском университете. Один из них поднялся и сказал:

– Ваша выставка была просто волшебной! Вы сделали Нью-Йорку отличный подарок на Рождество. А что Нью-Йорк подарил вам?

Я выпалила:

– Он превратил меня в престарелую старлетку.

Я недолюбливаю ярлыки, но этот прилип ко мне – и меня это даже забавляет. Возможно, потому что я сама его придумала.

ПОСЛЕ ЗАКРЫТИЯ ВЫСТАВКИ В МЕТРОПОЛИТЕН-МУЗЕЕ со мной связывались другие кураторы, которые тоже хотели представить экспозицию у себя. И вскоре Rara Avis отправилась в тур. Сначала провела три месяца в Музее искусств Нортона в Уэст-Палм-Бич, штат Флорида. В следующем году – четыре месяца в Музее искусств округа Нассау в Рослин-Харбор, Лонг-Айленд. А в октябре 2009 г. выставка полетела в Музей Пибоди в Эссексе, штат Массачусетс.

Когда мне поступило первое предложение от Музея искусств Нортона, я с удовольствием его приняла. И дело было не только в том, что у меня есть дом на Палм-Бич и это удобно. На самом деле, процесс подбора аксессуаров для образов на выставку в Метрополитен-музее так меня захватил, что я просто не могла отказаться от возможности повторить его. И если на первой экспозиции я отвечала только за подбор аксессуаров, то в музеях Нортона и Пибоди я продумывала и создавала экспозиции целиком. Конечно, таскать манекены мне не пришлось, но кураторы одевали их под моим чутким руководством. Они сами не были стилистами и с радостью воспользовались моими советами о том, как расположить манекены, подобрать одежду и аксессуары. Я принимала во всем самое активное участие.

Когда я работала над выставкой в Музее Пибоди, куратор сказала мне, что мой подход к подбору одежды и аксессуаров напоминает ей импровизацию, лежащую в основе джаза. Меня это не удивило, потому что джаз я любила с детства. И импровизировать мне нравится: нырять в гущу событий, делать то, что меня вдохновляет, и не тратить лишнего времени на размышления. Я полагаюсь на интуицию. Думаю, можно сказать, что на джаз похожа вся моя жизнь.

Музей Пибоди навсегда занял в моем сердце особое место – не только потому, что у них собрана великолепная коллекция костюмов, но и потому, что его кураторы теперь хранят мою собственную коллекцию аксессуаров, одежды и обуви. С момента закрытия выставки они раз в год навещают меня и каждый раз выбирают какие-то вещи, которые увозят в музей. Однажды я покину этот мир, и весь мой гардероб перейдет во владение Музея Пибоди в Эссексе. Конечно, если я вдруг не передумаю.

ПОСЛЕ ЗАВЕРШЕНИЯ ВЫСТАВОК мне довелось поработать с огромным количеством удивительных творческих людей. У меня нет ни агентов, ни менеджеров. Нет сайта, социальных сетей, хотя я и знаю, что кто-то публикует мои фотографии и изображения.

Меня не просто нет в социальных сетях – я их не одобряю. Что я ем, делаю и куда собираюсь – дело мое, и ничье больше. А еще у меня есть правило: никогда не делаю ни с кем селфи: вдруг сфотографироваться со мной захочет человек простуженный, а ведь нет лучше способа заболеть, чем дать такому человеку встать поближе и кашлянуть вам прямо в лицо.

Как-то раз пару лет назад организатор одной вечеринки сказала мне, что увидела у меня в Facebook фотографию, которая привлекла ее внимание.

А я спросила:

– Что такое Facebook? У меня ничего такого нет.

На все эти «нет, есть» и «нет, нету» ушло еще минут 10. Наконец, она достала ноутбук и показала мне «мою» страницу, в нижнем левом углу которой я увидела фотографию своего мужа Карла. Внизу была подпись: «Это мой дорогой муж Джоуи». Выдающимся мыслителем меня, пожалуй, не назовешь, но уж после 60 с лишним лет брака имя мужа я наверняка способна запомнить. Только после того, как я обратила ее внимание на это недоразумение, она мне поверила.

Сейчас, когда я пишу эту книгу, говорят, у меня уже больше 600 000 подписчиков в Instagram. Настоящее сумасшествие, но я к этому не имею никакого отношения. Правда, надо сказать, «мою» страницу ведут вполне достойно. Делает это милая женщина из Вены, ее зовут Париса. С тех пор как я узнала об этом ее хобби, мы пару раз общались, но я до сих пор не представляю, откуда она достает мои фотографии, хотя я польщена, что информацию обо мне кто-то публикует. Но самой мне этим заниматься неинтересно.

Свой номер телефона я тоже не озвучиваю: за исключением круга близких знакомых мало кто знает, как связаться со мной. Тем не менее периодически мне звонят незнакомцы из разных точек мира.

Черный пояс по шопингу. Начало

ОДЕЖДУ Я НАЧАЛА ПОКУПАТЬ, когда мне было 12. Моя мама всегда отлично одевалась и была выдающейся для своего времени женщиной, потому что поступила в колледж, а затем в юридический институт, который, однако, бросила, когда забеременела мной. Позже она вернулась к работе, открыв бутик в годы Великой депрессии.

Стояла весна 1933 г., близилась Пасха, а у меня не было нового наряда для праздничного парада на Пятой авеню. Мама была слишком занята работой, не могла пойти со мной в магазин и очень из-за этого переживала. Но она вручила мне феерическую по тем временам сумму – $25, – чтобы я пошла и сама купила, что хочу. Первые 5 центов я потратила на метро: от «Астории» до магазина S. Klein на Манхэттене – пожалуй, это заведение можно считать дедушкой всего дисконта; мама регулярно его посещала.

Я зашла в магазин и с первого взгляда влюбилась в платье, которое увидела прямо у входа. Я ужасно хотела его купить, но послушалась маминого совета не хватать первую вещь, которая попадется на глаза, а сначала сравнить. Я заехала еще в несколько магазинов в центре, но там мне ничего не понравилось. И вдруг мне пришло в голову, что, пока я тут разъезжаю, кто-то может купить мое платье. Я запаниковала и бросилась обратно в S. Klein, схватила платье и направилась на кассу, благодаря Бога за то, что оно стоило всего $12,95. Затем я по 14-й улице доехала до A. S. Beck, главного обувного магазина в городе, где подобрала милейшую пару туфелек за $3,95. У меня хватило денег даже на соломенную шляпку и очень легкий обед, а также нашлось 5 центов на возвращение домой.

Мама одобрила мое чувство стиля. Папа похвалил финансовую грамотность. И лишь дедушка, портной старой школы, повздыхал над петельками. В общем и целом авантюра увенчалась успехом и стала началом моего пути к получению черного пояса по шопингу.

Я покупаю вещи, чтобы их носить, а не коллекционировать. Меня часто спрашивают, а что у меня «любимое» из этого, а что я «предпочитаю» из того. Ненавижу такие вопросы! Если мне что-то нравится – то все, нравится. Интуиция!

В итоге мне посчастливилось собрать целую коллекцию вещей от-кутюр еще с 1950-х, когда доводилось часто ездить в Париж по делам. Я всегда направлялась в модные ателье под конец сезона и спрашивала, не осталось ли у них на продажу экземпляров с подиума. Я обнаружила, что некоторые модные дома, например Lanvin, Nina Ricci, Christian Dior и Jean-Louis Scherrer, отбирают манекенщиц моей комплекции. Заказывать вещи в единственном экземпляре я тогда не могла себе позволить. Но громкое имя дизайнера не определяло мой выбор: я просто покупала, что мне нравилось. Если браслет отлично выглядел и стоил всего $5 – тем лучше.

Еще я постоянно заглядывала на европейские блошиные рынки, где находила отличные необычные вещи. Однажды, прохаживаясь по любимой текстильной барахолке, я наткнулась на сногсшибательную ризу XIX в. в оригинальной упаковке. Такие ризы священники носили во время мессы, только эта была еще и с рукавами и напоминала тунику из сказки: рубинового цвета шелковый лионский бархат со вставкой шелкового броше и позументом ручной работы. Просто волшебно.

Мне страшно захотелось ее купить, но Карл категорически запротестовал:

– Нет и еще раз нет!

Мы ссорились редко, а здесь как раз назревала взрывоопасная ситуация, но Бог послал мне в помощь известную модную журналистку Евгению Шеппард. Она увидела мою находку и обомлела: «Боже, как это прекрасно!» Карл побледнел и сдался.

Я выпустила дубликат этой ткани в нашей компании Old World Weavers («Ткачи старого мира»), а затем сшила из нее штаны и туфли, чтобы получился полноценный наряд. В моей жизни не было ни одной вещи, которую я носила бы так часто, но этот костюм хранится у меня до сих пор. Собственно говоря, я нашла несколько таких риз во Франции – и все неношенные и отлично сохранившиеся. Так что я стала их собирать. Чем не фундамент для создания гардероба!

Хотя, признаюсь, в моих шкафах недостает порядка. У меня много вещей, все они лежат в разных местах, а на их организацию времени нет. По крайней мере, у меня точно. Я просто вешаю новые вещи туда, где есть свободное место.

Я постоянно куда-то тороплюсь и ничего не могу найти. То одна съемка, то другая, а потом нужно уезжать. Я не успеваю даже толком распаковать вещи, когда возвращаюсь, – и вот уже снова пора куда-то выдвигаться.

Один размер не подходит всем

Я НИКОГДА НЕ ПЫТАЛАСЬ ВПИСЫВАТЬСЯ в рамки. Нет, я не пошла по пути бунтарства и социально неприемлемых деяний – к сожалению. В юности я получила хорошее воспитание, но рано поняла: чтобы нравиться себе, нужно оставаться собой. Пытаясь быть угодной всем, можно превратиться в ничто.

Тем, кто любит навешивать на все ярлыки, моя манера одеваться может показаться «ни на что не похожей» или «эксцентричной». Но мне все равно.

Я одеваюсь не для того, чтобы на меня смотрели, а для себя. Когда ты выглядишь не так, как остальные, рассуждать как остальные тебе тоже не нужно.

Но вот что важно: уверена, что я не остров. Перефразируя Джона Донна, я тоже часть суши[1]. Я вписываюсь, хотя и по-своему. Но конформисткой я не была никогда, и за мои 90 с небольшим это ни разу мне не повредило. Так что, думаю, что-то я все же делала правильно.

Каким-то образом я с самых ранних лет поняла, как важно подстраиваться. Мне было шесть, когда родители отправили меня на два месяца в летний лагерь к северу от Нью-Йорка. Оказавшись в роли новенькой, я быстро усвоила: не стоит слишком громко озвучивать свое мнение в группе. Не помню, что именно случилось, наверное, я увидела, какие у этого бывают последствия. В любом случае, я поняла: поступать оригинально можно уже после того, как удастся влиться в новую группу. Если вас приняли в свой круг, оригинальность, скорее всего, оценят положительно.

Если же не пытаться стать частью коллектива, об оригинальности можно забыть. Она будет работать против вас. Сначала вливайтесь, а уже потом выделяйтесь. В этом и заключается разница между оригинальностью (которую принимают и даже любят) и отталкивающей чужеродностью. Короче говоря, это именно тот случай, когда в погоне за двумя зайцами нужно поймать обоих.

Мама знает лучше

КОГДА МНЕ БЫЛО ГОДА ЧЕТЫРЕ, мы с родителями отправились летом на курорт. Мама любила переодевать меня к разным событиям в течение дня: собирала комплекты для плавания, обеда, ужина и всего остального. Она наряжала меня в новый комплект, помогала забраться на ящик из-под апельсинов, который где-то раздобыла, и любовалась мной, разглаживая складочки на одежде.

Однажды вечером во время этого ритуала я вдруг начала орать и выть; как мне потом рассказывали, на визг сбежалась куча людей, чтобы спасти несчастного ребенка от родителей-извергов. Я ревела так, словно на меня напал сумасшедший с топором. К своему удивлению, соседи обнаружили меня невредимой и, как обычно, прекрасно одетой.

«Это сюда не подходит! Это сюда не подходит! Это сюда не подходит! Это сюда не подходит! Это сюда не подходит! Это сюда не подходит!»

Мама повязала мне волосы лентой, которая не сочеталась с платьем, – и я будто сошла с ума.

Позже я, конечно, поняла, что мама, как всегда, была права: теперь я тоже ненавижу идеальные сочетания. Но тогда я до этого еще не дошла.

Стиль заложен в ДНК

МЕНЯ ПОСТОЯННО ПРОСЯТ сформулировать несколько стильных советов. А я ненавижу такие штуки: ведь то, что работает для одного, вовсе не обязательно сработает для другого. Но вот во что я действительно верю: главная ошибка, которую можно допустить в поисках стиля, – смотреть на себя в зеркало и видеть кого-то другого.

Если вы будете одеваться по моей указке, это будет не ваш стиль. Ваш стиль должен быть отражением вас. Его нельзя купить, ему нельзя научиться. Он заложен в ДНК. Вам могут помочь выявить его. Вы можете научиться лучше одеваться, но всё же стиль – это врожденное. Ни консультант по покупкам, ни личный стилист не помогут вам обрести стиль.

Стиль – это не дорогие вещи. Вы можете тратить огромные суммы на одежду и тем не менее не иметь стиля. Можно нарядиться по последнему слову моды, найти туфли за десятки тысяч долларов, разодеться в пух и прах – и стать похожей на новогоднюю елку.

Браслеты за несколько долларов я ношу с таким же удовольствием, как и драгоценности: мне нравится сочетать несочетаемое, совмещать вещи по зову сердца. Если слишком рьяно броситься на поиски собственного стиля, выглядеть естественно просто не получится. Когда смотришь на такого человека, кажется, что он надел маскарадный костюм и вещи производят более яркое впечатление, чем их хозяин. Внутреннее напряжение не даст правильно себя преподнести даже в самом идеальном наряде. Если вы чувствуете себя именно так – бросайте это дело. Лучше быть счастливым, чем хорошо одетым.

Моя мама поклонялась аксессуарам.

ОНА ПРЕПОДАЛА МНЕ простой и в то же время бесценный урок. Она всегда говорила: если вложиться в несколько добротно сделанных вещей из отличных тканей – например, в то же маленькое черное платье – и купить к ним аксессуары, у тебя в руках окажется миллион разных нарядов.

Я всегда следовала этому совету; возможно, кому-то покажется, что временами перегибала палку, но я одеваюсь для себя и никогда не задумываюсь, кто и что об этом подумает.

Юные леди Не носят Джинсы

Я БЫЛА ОДНОЙ ИЗ ПЕРВЫХ женщин, которые стали носить джинсы. Обожаю их, никогда от них не устаю. Когда в 1940-х я училась в колледже в Висконсине, женщина не могла, как сегодня, покупать себе джинсы. Они не были модными. Они продавались только в магазинах рабочей одежды и только на мужчин с габаритами Пола Баньяна[2]. Найти размер поменьше было невозможно – на меня просто ничего не шили.

Тем не менее тогда я увлеклась идеей индиго в одежде. Мне так и представлялось: вот я иду в пестром хлопковом тюрбане, огромных золотых серьгах, до хруста белоснежной рубашке, и венец всего этого великолепия – пара классических рабочих джинсов, о которых я просто не могла перестать думать. Я пошла в ближайший армейский магазин и озвучила свое намерение обзавестись парой джинсов. На меня странно посмотрели в ответ: одновременно насмешливо и растерянно. Если я правильно помню, в этом взгляде улавливалась даже легкая примесь отвращения:

– Вы разве не знаете? Юные леди джинсы не носят.

Но мне было все равно, что там делают юные леди, – мне нужны были джинсы.

Я умоляла продавца пойти мне навстречу. Но он был непреклонен и повторял, что для меня у него ничего нет. Тогда я попросила ушить пару джинсов на заказ. Нет – ни в какую. Он разве что не вытолкал меня из магазина.

Но я вернулась через неделю, и наш диалог повторился. А потом – еще через неделю. Я возвращалась к нему снова и снова. Я превратилась в героиню песни «Маленькая девочка грустит» (Little Girl Blue). Только в отличие от лирической героини я была твердо намерена получить свое.

Наконец что-то изменилось: продавец то ли пожалел меня, то ли решил, что больше видеть меня не может. В итоге он заказал пару джинсов на мальчика. Когда он позвонил и сообщил мне об этом, я была сама не своя от счастья. Я закрывала глаза и видела свой будущий наряд.

Импровизация

ПОСЛЕ КОЛЛЕДЖА я надеялась попробовать себя в фэшн-журналистике. После выпускного я участвовала в конкурсе от журнала Prix de Paris – боролась за возможность попасть на стажировку в парижский Vogue. Однако Вторая мировая война не дала мне этого сделать. Поэтому в качестве первого шага в достижении цели – стать фэшн-редактором – я устроилась на должность разносчицы ксерокопий в журнал Women’s Wear Daily, редакция которого располагалась на 12-й улице в Нью-Йорке. Я зарабатывала $15 в неделю – сумма, мягко говоря, мизерная даже по тем дням. Конечно, тогда технологии были намного проще, и даже пневмопочта была не везде; так что, зажав самые свежие истории в своей маленькой горячей руке, я бегала по лестницам вверх и вниз, из одного отдела в другой, доставляя новости редакторам. В итоге я толком ничего не узнала о модной индустрии, зато пришла в лучшую за всю свою жизнь физическую форму.

После нескольких месяцев работы в журнале стало понятно, что здесь мне ничего не светит: 98 % редакторов были либо слишком старыми, чтобы забеременеть, либо слишком молодыми, чтобы уйти на пенсию. Я двинулась дальше и устроилась на шикарное место: к Роберту Гудману, выдающемуся иллюстратору в мире мужской моды тех лет. Он расположился в роскошном пентхаусе напротив универмага Saks Fifth Avenue и постоянно работал со знаменитыми клиентами. Здесь я завела много новых знакомств, в том числе подружилась с Элинор Джонсон, дизайнером интерьеров. Элинор работала у Генри Хайнца (с его знаменитыми «57 разновидностями»), который оплачивал ее «набеги» на шикарные старинные квартиры возле Центрального вокзала – например, в таких зданиях, как Louis Sherry, Marguery, и других архитектурных жемчужинах. Какие-то квартиры она покупала, на какие-то оформляла длительную аренду, после чего до мельчайших деталей декорировала их для воображаемых арендаторов. Как актеры используют Метод Ли Страсберга – так же и она придумала свой декораторский метод. Страсбергу она наверняка бы понравилась.

Элинор не смогла бы украсить бумажный пакет, зато ей оказалось под силу собрать под своим руководством команду выдающихся дизайнеров интерьеров, взбиравшихся (или скатывавшихся) по карьерной лестнице. Она говорила, что пригрела меня под своим крылом, полагая, что моя карьера движется по восходящей траектории. Однажды мы работали в квартире, в которой не было кофейного столика. В военные годы доставкой мебели никто не занимался. Так что я прошлась по улице Бауэри и заметила старые колонны, с которых срезали капители. Их-то мы с собой и унесли. А еще мы нашли поразительно красивый кусок толстого стекла. Вернувшись в квартиру, мы положили стекло на капители и – вуаля! – получился столик для коктейлей. Импровизация в чистом виде.

Впрочем, к текстам я вскоре вернулась. Судьба распорядилась таким образом, что мне удалось поиграть в репортера в отеле Grossinger’s – культовом курорте в «Борщевом поясе»[3] в Ферндейле, штат Нью-Йорк, где я реализовала свой первый проект в роли дизайнера интерьеров.

Grossinger’s основали Ашер и Малка Гроссингеры, австрийские эмигранты, в 1914 г. Отель выпускал свою газету, в которой описывалось происходящее на курорте. Grossinger’s славился не только первоклассными развлечениями (здесь выступали такие звезды, как Сэмми Дэвис-мл., Мильтон Берл и Шеки Грин), но и своими VIP-гостями, которые приезжали за знакомствами, строго кошерным меню и развитой спортивной инфраструктурой. Отель в то время был на пике славы: путешествовать в военные годы было невозможно, так что все отдыхали там.

Знания по журналистике, полученные в Висконсинском университете, все еще не выветрились из моей молодой головы. Я знала Гроссингеров, которые, в свою очередь, знали о моем интересе к писательскому делу. Так что они предложили мне месяц поработать за репортера, который как раз уходил в отпуск.

Я прибыла на курорт, мне показали мое новое рабочее место в помещении для обслуживающего персонала. Размещение, конечно, роскошью не отличалось, но я тут же взялась за дело: освещала буквально каждое событие, происходившее на территории отеля. Брала у гостей интервью и публиковала их ответы. Многие были очень рады увидеть свое имя в газете. И мои старания были вскоре вознаграждены: меня разместили в маленькой квартирке на верхнем этаже прекрасного дома на территории курорта, в котором жили сами хозяева.

Работа требовала от меня постоянных переодеваний: новые наряды на завтрак, обед, ужин и на каждое событие между ними. Свежие истории можно было собирать каждый день, круглосуточно. Я справлялась с задачей более чем успешно и вскоре прослыла человеком, который знает, что надеть. Это мне льстило, ведь особенных денег у меня тогда не водилось, а уж тем более мне не платили за умение наряжаться, так что приходилось выкручиваться. Но гости замечали мои успехи: завязывались беседы, в ходе которых я невзначай упоминала о своем интересе и опыте работы в сфере дизайна интерьеров и в итоге получала заказы.

Так как на тот момент я еще не собрала убедительного портфолио и списка рекомендаций, гости, должно быть, заключали: раз я могу собрать гардероб, то смогу точно так же «одеть» и их комнаты. Люди предлагали мне обновить интерьеры в их домах – причем делали это с полной уверенностью в моих способностях. Так я нашла себе очень хороших клиентов и решила открыть свой бизнес.

Вкусы моих клиентов были нетривиальными, и меня это вполне устраивало – все равно не верю в единый, подходящий для всех стиль. Я стремилась как можно больше узнать об их интересах, вкусах; а если они не могли сформулировать свои предпочтения сами, я старалась в ходе непринужденной беседы выведать все, что хоть как-то можно было применить для решения поставленной задачи: создания интерьера, который выражал бы их восприятие красоты. Но попадались и те, кому работать со мной не нравилось, потому что я никогда не прорисовывала проекты заранее, чтобы показать, что планирую сделать, – просто сразу ныряла в работу с головой. Иногда это было нелегко, особенно если клиенты четко представляли себе, чего хотят, и не готовы были что-то менять. Тем не менее даже они чаще всего в конце концов давали мне карт-бланш, хотя бы частичный, чтобы я делала в их помещениях то, что считаю нужным. Все дороги так или иначе вели к джазу.

Любовь и брак

Я БЫЛА ЗАМУЖЕМ 68 лет. Это очень много проведенного вместе времени. Иногда казалось, что мы вместе уже целый век, иногда – что всего мгновение. У нас сложились прекрасные отношения. Как, почему и когда – вопросы для меня слишком личные и болезненные, чтобы раскрывать их сейчас, когда еще не утихла боль от потери любимого.

Наша первая встреча с Карлом Апфелем была очень короткой. Я тогда отдыхала на озере Лейк-Джордж. Несколько недель спустя я обедала с мамой и моим тогдашним ухажером, который заказывал одежду от-кутюр для далласского универмага Neiman Marcus. Когда после обеда он провожал меня в офис, мы проходили мимо универмага Bonwit Teller на Пятой авеню и приостановились, чтобы обсудить экспонаты на витрине.

Когда тем вечером я вернулась домой, телефон звонил как сумасшедший. Это был Карл.

– На тебе сегодня была очень милая шляпка, – сказал он.

А потом расхвалил мой костюм, сумку, обувь – одним словом, все, что было на мне надето. И пригласил на свидание.

Я сначала не могла понять, откуда он все это узнал, но потом Карл признался, что застрял в сломавшемся автобусе прямо напротив Bonwit Teller на Пятой авеню как раз, когда я проходила мимо.

Его ухаживания вскружили мне голову.

На первое свидание мы отправились в День Колумба[4].

На День благодарения[5] мы обручились.

На Рождество он завалил меня подарками.

Мы поженились в День рождения Джорджа Вашингтона, 22 февраля 1948 г. На мне было розовое кружевное платье без бретелек. Я сама его придумала, нарисовала и отдала на пошив портнихе, у которой моя мама постоянно заказывала что-нибудь особенное. Платье было с юбкой клеш и небольшой накидкой, которую я надела на венчание. Я сохранила их и после носила на официальные мероприятия. Мне казалось непрактичным тратить кучу денег на платье, которое наденешь лишь единожды.

Мы поженились в отеле Waldorf Astoria. Там прошла церемония, подавались коктейли и организовали ужин для гостей. Мероприятие получилось небольшое, на 120 гостей, но прелестнейшее. Свадьба была розовой – потому что на моем торжестве декор обязательно должен был соответствовать платью!

Пещера аладдина

МОЙ БИЗНЕС ПО ДИЗАЙНУ ИНТЕРЬЕРОВ процветал. Я направлялась к новой клиентке в Бруклин, но вышла не на той остановке, да к тому же неожиданно попала под ливень.

Лихорадочно пытаясь разобраться, куда же мне идти, я вдруг увидела сцену, похожую на мираж: витрина магазина, с витражным задником, на фоне которого демонстрировался комплект одежды от неподражаемого Нормана Норелла. А рядом красовался манекен, одетый в блистательный наряд от Полины Трижер. Я обомлела.

Промокшая до нитки, взволнованная, я зашла в магазин – похожую на пещеру комнату, уставленную вешалками с одеждой, между которыми сновали с десяток женщин разной степени раздетости, а их мужья пытались уговорить их поскорее закруглиться.

Тут я поняла, что забрела в Loehmann’s – легендарный дисконт-магазин. Я изучила ассортимент, меня ничего не зацепило, и я задумалась, чем же этот магазин заслужил такую популярность. Когда я уже собралась уходить, мне на помощь пришла другая покупательница. Она сообщила, что я оказалась в отделе с вещами нижней ценовой категории, но если я выйду через заднюю дверь и поднимусь на один лестничный пролет, то попаду в «черную комнату» – тот самый центр притяжения модников. Так я оказалась в сокровищнице Аладдина: передо мной в головокружительном разнообразии предстали вещи от прославленных дизайнеров – шикарные и по невообразимо низким ценам. Я буквально пожирала их глазами, но у меня не было ни времени, ни денег. Я поблагодарила Бога за находку и пообещала себе сюда вернуться.

И вскоре стала постоянной посетительницей. Каждый раз по дороге в Бруклин я заходила в Loehmann’s и подбирала себе несколько новых вещичек.

Иногда сама миссис Ломанн садилась на высокий стул и наблюдала за происходящим в торговом зале. Эта миниатюрная дама всегда собирала волосы в пучок, застегивала пуговицы блузки до самого верха, носила длинную юбку на кулиске и высокие ботинки на пуговицах. И при ней всегда была сумочка, набитая наличными, вырученными от продажи предметов одежды на Седьмой авеню. Она напоминала мне персонажей картин Тулуз-Лотрека.

Когда я приходила в магазин, она часто за мной наблюдала. И однажды подозвала к себе.

– Я следила за вами, юная леди, – сказала она. – Вы, конечно, не красавица, но у вас есть кое-что поважнее – СТИЛЬ!

Я тогда не поняла, что она хотела этим сказать. Но в дальнейшем эта фраза оказалась почти пророческой.

Концентрация шесть лоскутков

ЛЮДИ ЧАСТО СПРАШИВАЮТ, откуда у меня такая страсть к тканям. Долгое время я не могла найти ответ. Но однажды вспомнила случай из детства, который пролил свет на многое.

Я была единственным ребенком в семье и долгое время даже оставалась единственной внучкой для всех моих бабушек и дедушек. Поэтому на семейных праздниках и встречах, кроме меня, детей обычно не было. Мы жили в Куинсе, и периодически родители брали меня с собой к дедушке и бабушке в Бруклин, где собирались мои многочисленные тетушки и дядюшки. Первые 10–15 минут все меня ласкали, тискали за щечки и задавали вопросы. Но потом взрослым это надоедало и они переключались на напитки и игру в карты, а я оставалась в одиночестве.

Бабушка понимала, что нужно меня чем-то развлекать. Она много занималась благотворительностью и работала с бедными и больными, была одной из основательниц госпиталя и дома престарелых. Ее четыре дочери постоянно шили что-то для благотворительных проектов.

Однажды, когда я была еще совсем маленькой, бабушка отвела меня в подсобку, где стояли два большущих шкафа, и сказала:

– Садись на пол. Сейчас я тебя кое-чем порадую.

Я послушалась и села. Она открыла шкаф и вытащила несколько огромных доверху набитых белых мешков. Она открыла один, потом второй, и у меня глаза разбежались от изобилия лоскутков всевозможных цветов, размеров, форм и узоров.

Бабушка сказала:

– Посиди здесь и поиграй с ними. Делай что хочешь. Если будешь хорошо себя вести, я разрешу тебе забрать шесть любых кусочков.

Я копошилась в обрезках, словно зачарованная. С тех пор каждый раз, когда я навещала бабушку, она давала мне поиграть с тканями. Я сидела на полу и подбирала разные сочетания. Если комбинация каких-то уже сшитых вместе тканей мне не нравилась, я ее «исправляла». Отчетливо помню, как страдала, когда для создания новых сочетаний приходилось разрушать старые. Я помешалась на текстурах, цветах и узорах и могла провести за этой игрой весь вечер. Время всегда пролетало слишком быстро, и я грустила, когда нужно было уходить. Оглядываясь назад, я точно могу сказать, что эта игра позволила отточить навык комбинирования и пробудила во мне интерес к тканям.

Дюк спешит на помощь

СКОЛЬКО СЕБЯ ПОМНЮ, я любила джаз. Когда училась в старшей школе, двое моих одноклассников подрабатывали в рекламной компании, которая спонсировала радиопрограмму на NBC под названием «Потанцуем?» (Let’s Dance, выходила в 1930-х). Важную роль в программе играла группа Бенни Гудмена, и от него самого все балдели. Мои одноклассники заработали кучу денег, когда схитрили и продали билеты, которые должны были разослать спонсорам и их друзьям. Билеты у них раскупили моментально – всем до жути хотелось послушать Бенни Гудмена. Собралась целая компания подростков из старшей школы Уильяма Каллена Брайанта, Лонг-Айленд-Сити. Мы отплясывали в проходах в своих модных двухцветных туфлях. Было ужасно весело.

После школы, когда я перевелась из Нью-Йоркского университета в Висконсинский в Мэдисоне, я вдруг обнаружила, что мне не хватает нескольких баллов для перезачета дисциплин после перевода, чтобы успешно выпуститься.

Я снова и снова перечитывала список предметов, пытаясь найти хоть что-то, что меня заинтересовало бы и что я еще не проходила. Короче говоря, я выбрала курс под названием «Музейное дело».

И первым же заданием стал поиск профессора. Выполнить его было нелегко. Здание, где должен был проходить курс, находилось в другой части университетского городка, и никаких занятий там больше не проводилось. Когда я, наконец, отыскала нужный кабинет и постучалась, невысокий пожилой джентльмен удивленно пригласил меня войти. Он спросил, что мне было нужно; оказалось, я была первой студенткой, которой пришло в голову записаться на его курс за последние восемь лет! Он уже и не надеялся, что кого-то из студентов заинтересует музейное дело, так что тихо ждал выхода на пенсию. Когда я спросила, о чем же его курс, он ответил: о том, о чем я сама захочу. И вскоре поделился своей мечтой: создать музей самобытной американской культуры.

– Может быть, сделать что-то про джаз? – предложила я.

– Отлично! – ответил он.

– Но с чего же мне начать? – спросила я.

– Может быть, напишете доклад?

– Отлично!

Окрыленная, я направилась в библиотеку, где столкнулась с очередным препятствием: материалов по выбранной теме не нашлось.

Несколько недель я билась над этой задачей, представляя себя в роли вечной студентки, которой так и не удастся добрать необходимые баллы. Но тут мне улыбнулась удача. Я прочла в газете анонс выступления Дюка Эллингтона в местном кинотеатре между сеансами.

«Ага! Обращусь напрямую к первоисточнику!» – решила я.

Я надела серые фланелевые брюки, серый кашемировый свитер и форменный блейзер Корнеллского университета, доставшийся мне от одного бывшего ухажера, – поразительный жакет из белой фланели с окантовкой винного цвета и прекрасными пуговицами. Дополнив свой образ лоферами, я направилась не на занятия, а прямиком в кинотеатр.

Я проскочила за кулисы и постучалась в дверь гримерной. Рэй Нэнс, скрипач, открыл дверь и окинул меня взглядом.

– Бог ты мой, девушка, кто ваш стилист? Чем я могу вам помочь?

Он предложил мне войти, выслушал мою просьбу и предложил подождать, пока Дюк закончит выступление.

Вернувшись в гримерную, Дюк сразил меня наповал. Он был очарователен и по сей день остается одним из самых обаятельных мужчин, которых мне довелось повстречать. Учтивый, утонченный, элегантный. Я провела этот вечер в его компании: он одну за другой рассказывал мне связанные с джазом истории. Он сказал, что его группа собиралась провести в Мэдисоне неделю и я могу снова прийти пообщаться, если захочу. Дюк снабдил меня огромным количеством информации: мы говорили о музыкантах, их работе и стиле. Обсудили разные направления, возникшие в рамках жанра. Удивительно, что он согласился уделить мне столько времени. Конечно, в университет я на той неделе не ходила.

Спустя неделю Дюк сообщил, что они с группой собираются утром поехать в Чикаго, где будут играть на протяжении двух недель. Заглянуть к ним на огонек собирались все звезды джаза и его друзья, находившиеся на тот момент в окрестностях города. Дюк сказал, что будет очень рад, если я тоже приеду, обещал представить меня всем. Пожалуй, это было одно из самых чудесных предложений, которые я когда-либо получала.

В последнюю ночь группа даже не вернулась в отель. В 1940-х Мэдисон был ужасным местом для афроамериканцев. Их заставляли останавливаться в настоящих клоповниках. Когда Поль Робсон, актер и великий певец, приехал в город, его пришлось устроить в студенческом общежитии, потому что находиться в предназначенном для него отеле было просто невозможно. Так что я понимала, почему Дюк и его группа предпочли дождаться самого раннего поезда, не возвращаясь в отель.

В ту ночь мы гуляли, и уже началась уборка улиц. Билли Стрэйхорн, прекрасный музыкант, страдал депрессией и жутко напился. Он начал бросать свои нотные листы прямо на асфальт, откуда их смывало прямиком в канализацию. Мы все пытались спасти страницы с его произведениями. Но многое в тот вечер кануло в небытие.

Чтобы попасть в Чикаго, мне нужно было преодолеть существенное препятствие. Против была моя мама. От нее нужно было получить разрешение покинуть женское общежитие, где я тогда жила. РАЗРЕШЕНИЯ МНЕ НЕ ДАЛИ.

Но я все равно поехала. В Чикаго я встретилась с музыкантами, о которых рассказывал Дюк. Они не просто приезжали на его концерты, но и устраивали волшебные джем-сейшены. Я смогла пообщаться со всеми и собрать материал для доклада. Проблема была решена.

Матисс et moi

КОГДА В 2014-м КУРАТОРЫ ГАЛЕРЕИ ТЕЙТ запускали выставку «Анри Матисс. Декупажи», меня попросили сняться в видео, которое стало бы частью экспозиции. Мне предложили порассуждать о том, что общего между творческим подходом Матисса и моим стилем в одежде. Честно говоря, я об этом раньше никогда не задумывалась, но идея показалась мне занимательной. Выбирая образ для съемки, я поняла, что авторы попали в точку. Некоторые мои наряды выглядели очень… по-матиссовски.

На видео я листаю каталог выставки и рассказываю о предметах своего гардероба, которые сочетаются с его коллажами. Я выбрала, например, «Улитку» – картину, которая зацепила меня своими цветами: приглушенными, но в то же время яркими. Они отлично подходили друг другу по тону. Если бы эта работа была предметом одежды, она отлично иллюстрировала бы принцип сочетания нескольких ярких цветов в одном ансамбле. Для видео я оделась по этому же принципу: яркие разноцветные браслеты, цветные многоярусные бусы и ярко-оранжевая винтажная накидка. Эта накидка до пола с высоким волнистым воротником была тяжелой, словно попона, но я сказала себе: «Искусство требует жертв».

Картина «Лошадь, всадник и клоун» ассоциировалась у меня с белым брючным костюмом от Версаче. Я, доморощенный фанат джаза, с радостью узнала, что эта картина была частью его серии «Джаз». Очень приятно, что мы с месье Матиссом разделяем не только цветовые, но и музыкальные предпочтения.

Когда Матисс создавал эти работы, он был серьезно болен и не мог заниматься скульптурой. Тем не менее он описывал коллажирование как процесс резьбы по цвету. Какой чудесный образ. Мне нравится представлять, что ножницы в его руках – это долото, которым он высекает формы из цвета, или коса, которой он ровняет цветовые поля.

потому что она мне нравится и, думаю, идет. Матисс однажды сказал: «Наперсток красного выглядит краснее, чем целое его ведро». Ман Рэй считал, что красная помада говорит о страсти и благородстве отважного сердца. Отлично сказано. Красная помада минималистична в своей простоте и элегантности, но при этом максимально эффектна, энергична и гламурна. Если бы у минимализма и максимализма родился ребенок, он был бы совершенной красной помадой.

Ваш смартфон – не ваш мозг

ЕСЛИ НЕ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ногами – разучишься ходить. Если не пользоваться мозгом – разучишься делать все. Технологическое помешательство породило поколение зомби. Но важно даже не это, а то, что люди перестали налаживать связи друг с другом. Влюбленные на свидании больше не разговаривают – они отправляют сообщения.

Технологии полезны для медицины, прикладных наук и т. п. Но на чисто человеческом уровне они действуют разрушительно. Компьютеры и смартфоны становятся костылями. Технологии испортили целое поколение молодых людей, превратив их в кнопконажимателей. Молодежь думает, что, давя на кнопки, они проявляют любознательность. Но это, увы, не любознательность и не воображение, а лишь доступ к миру, который кто-то создал.

Многие человеческие умения буквально исчезают с лица земли. Три столпа для развития ума – чтение, письмо и арифметика – не прививаются даже в школах, так что молодые люди не умеют ни читать, ни писать, ни складывать 2 и 2. Я хорошо запоминаю телефонные номера и всегда думала, что это вполне обычный навык; однако складывается впечатление, что каждый раз, когда я набираю номер по памяти, современные люди удивляются.

Моя мама умерла в 1998 г., спустя месяц после 100-летнего юбилея. Каждый год со дня нашей женитьбы и до маминой смерти – то есть на протяжении почти 50 лет – Карл пытался подарить ей калькулятор, но она каждый раз возвращала его.

Мой муж спрашивал:

– Почему вы это делаете? Я ведь просто пытаюсь вам помочь.

А мама отвечала:

– Нет, это не помощь. Если я начну пользоваться калькулятором, то я разучусь считать.

Она до самой старости могла складывать крупные числа в уме.

Сначала за выражение таких мыслей многие считали меня старой консерваторшей. Но я знаю, что теперь даже организовывают специальные встречи «без телефонов»: люди намеренно откладывают технику в сторону, чтобы поесть и провести время с семьей – вечер или, прости господи, целый день.

Игра в известность

КУЛЬТ ЗНАМЕНИТОСТЕЙ (ненавижу это слово) – печальная характеристика нашего общества. Человечество деградирует почти так же быстро, как развиваются технологии. Реалити-шоу – ужасное явление, позволяющее жить чужой жизнью. Но как же собственное внутреннее развитие? Это болезненный и трудоемкий процесс, но он всегда окупается.

Одержимость внешним блеском напоминает мне о юных красавицах, с которыми я училась в школе. У них были идеальные волосы, они встречались с футболистами и становились королевами выпускных балов. Рассчитывая только на свою красоту, они больше никак не развивались – в отличие от девушек вроде меня, понимавших: чтобы найти свое место в мире, придется потрудиться.

Можно быть знаменитым и почитаемым, если делаешь что-то на благо планеты или помогаешь людям; но для меня на этом привлекательность известности и заканчивается.

Частная жизнь – ценный ресурс, и чем ты известнее, тем больше размывается это понятие. Если начинаешь искать признания незнакомцев, то у тебя, дружок, проблемы.

Я ни к чему такому никогда не стремилась. Люди обращались ко мне с разными проектами, и, если их предложения казались мне интересными, веселыми или творческими, я за них бралась. Работать я люблю, люблю все новое. Если людей интересует мой стиль, моя прямота, восхищает активность в 90 с лишним лет – замечательно. Но я никогда не пыталась стать примером для подражания в том, как надо стареть. Я считаю, что мы попадаем в этот мир, чтобы сделать что-то важное. Если вы перестанете пользоваться мозгом в любом возрасте, он атрофируется и в конце концов просто перестанет работать. В старости поддерживать активность сложнее, но обязательно нужно. Зачем сворачиваться клубочком и ждать смерти?

С тех пор как отгремела Rara Avis, я стала знаменитой благодаря вниманию прессы. Но «Айрис», выпущенный в 2015 г. документальный фильм Альберта Мэйслеса, привлек внимание публики к другой стороне моей жизни. Сначала я не хотела соглашаться на съемку: не хотела, чтобы съемочная группа всюду ходила за мной, да и, честно говоря, не понимала, чего такого особенного можно найти в моей жизни. Но в конце концов моя хорошая подруга Линда Фарго, одна из звезд модного мира Нью-Йорка, убедила меня не быть дурой и согласиться. Я пустила Альберта в свою жизнь; мы сразу друг другу понравились. Он никогда не лез куда не нужно, и мы набирали материал на протяжении четырех лет. Хотя фильм посвящен в первую очередь моей персоне, шопингу и стилю, для меня он важен по другой причине. Многие говорили, что фильм «Айрис» запомнился им нашей с Карлом историей любви. На самом деле, истории любви в нем даже две: моя любовь и страсть к Карлу – и к работе.

Смерть Альберта в марте, всего за месяц до релиза «Айрис», выбила меня из колеи. За годы совместной работы он ни разу не подал вида, что серьезно болен. Несколько месяцев спустя умер Карл: незадолго до своего 101-го дня рождения. И теперь, когда его больше нет рядом, я рада, что мы сняли этот фильм. Фильм о разных проявлениях страсти в жизни.

Оптически говоря

МЕНЯ ВСЕГДА СПРАШИВАЮТ, сколько у меня пар этих огромных очков. По правде сказать, никогда не считала. Есть три или четыре пары, которые я ношу все время, и еще несколько припасены для особых случаев.

Мне всегда нравилось посещать барахолки, с самого детства. И почему-то именно необычные оправы меня всегда особенно очаровывали. Когда я находила очередную такую оправу, я покупала ее и прятала в коробку из-под обуви, которая хранилась у мамы в шкафу.

Иногда я доставала свои сокровища и примеряла. Это было так весело! Тогда очки мне были не нужны, но я все равно носила пустые оправы, потому что всегда считала их прекрасным модным аксессуаром.

Шли годы, зрение портилось, и я подумала: «Что ж, раз мне все равно придется носить очки, пусть это будут ОЧКИ». Выбрала самую крупную оправу, которую у себя нашла, и вставила в нее линзы.

Хорошая работа, если можешь ЕЕ получить

К КОНЦУ 1940-х мой бизнес в области дизайна интерьеров был на подъеме. Однажды я искала ткань, а точнее, образ ткани, который представила себе в процессе работы над интерьером прекрасного дома в Лонг-Айленде, и почему-то была уверена, что она должна обнаружиться на полке одного из магазинов Нью-Йорка. Я хотела найти конкретную ткань – и не могла. Ее просто не существовало. И это сводило меня с ума.

По воле случая я встретила девушку, с которой вместе училась. Она работала на текстильном производстве, и я спросила, не подскажет ли она, где найти необходимую мне ткань. Она ответила, что не знает; но, если мне нужно что-то особенное, можно обратиться к ее отцу. Он оказался признанным гением текстиля: приехал в Америку с юга Италии с парой ручных ткацких станков и обосновался в Патерсоне, Нью-Джерси, где и запустил продажу своих диковинных тканей. В итоге он открыл небольшую фабрику в Лонг-Айленде и занялся производством тканей для оптовиков вроде Scalamandré, Lee Jofa и Schumacher.

Я приехала к Папе и рассказала, за какой тканью все это время охотилась. Он предложил мне набросать ее дизайн и обещал воплотить его, если рисунок придется ему по душе. Причем он мог позволить себе выпустить буквально считаные метры ткани, что было настоящим преимуществом: большинство производителей отказались бы от такого небольшого заказа, который стоил бы им слишком дорого. В итоге Папа воплотил ткань моей мечты в жизнь, и получилось просто шикарно. Вскоре он спросил меня, нет ли у меня других идей для тканей. И мы стали выпускать текстиль вместе. Я использовала результаты нашей работы в своих интерьерах или просто продавала их.

Однажды Папа предложил открыть совместное производство: он отвечал бы за работу фабрики, я – за дизайн, а Карл – за продажи и ведение бизнеса. Мы с Карлом согласились, что идея хорошая, но переживали, удастся ли претворить ее в жизнь. Лишней кучи денег у нас не было. Нужно было покрывать повседневные расходы. В то время Карл работал в компании своего отца.

Мы решили, что сначала нужно исследовать рынок. В те дни дизайном интерьеров в основном занимались компании с большим штатом сотрудников, а не отдельные энтузиасты с парой помощников, как принято сегодня. Мы выпустили несколько образцов, и Карл договорился о ланчах с парой дизайнеров. Реакция была положительной, так что мы продолжили.

Наконец, образцов стало так много, что их пришлось сложить в чемодан, который в скором времени стал слишком тяжелым, чтобы Карл мог носить его с собой. Тогда он приделал к чемодану колесики и, кстати, оказался первым, кто до этого додумался. Если бы он запатентовал свое изобретение, возможно, нам до конца жизни можно было бы больше ничего не делать. Но когда я об этом упоминала, Карл всегда отмахивался: «Не переживай, только представь, сколько веселья тогда прошло бы мимо нас».

У нас накопилось очень-очень много образцов. Потому что каждый раз, когда Папа выполнял какой-то заказ, он отрезал кусок ткани и вручал его мне. И вот чемодан уже трещал по швам: его едва можно было закрыть, особенно учитывая, что основное место в нем занимала тяжелая старинная атласная тафта. Тогда мне и пришла в голову идея создания цветастого одеяла. Я привезла все образцы на фабрику, отрезала от каждого по кусочку около 30 см и скомпоновала их по цветам, чтобы все вместе смотрелось гармонично.

И вот однажды, после многократных попыток, мы наконец договорились о встрече с Дороти Дрейпер, ведущим декоратором того времени. И как раз утром перед этой встречей с фабрики прислали готовое одеяло. Карл положил его в чемодан поверх остальных тканей и поехал.

Когда его пригласили войти, миссис Дрейпер, дама весьма корпулентная, стояла за огромным раскройным столом, который служил ей еще и письменным.

Она взглянула на Карла и спросила:

– Ну, молодой человек, что у вас есть для меня?

Он открыл чемодан и широким, полным драматизма жестом бросил на стол одеяло.

Она охнула и сказала:

– Бог мой, знаете, да это первая ткань в полоску нормального размера, которую мне доводилось видеть!

Да, она приняла наше одеяло за ткань в полоску. А у Карла не хватило смелости ее поправить, потому что она уже готова была заказать почти 300 м.

На следующий день к нам заехала Сара Фредерикс. Эта женщина продавала прекрасную дизайнерскую одежду в своих магазинах в Нью-Йорке, Бостоне и Палм-Бич и славилась безупречным вкусом и любовью к украшениям. Сара услышала о нас от знакомого антиквара, позвонила и спросила, можно ли заехать к нам домой в нерабочее время. В итоге она заказала больше 200 м ткани с приглянувшимся рисунком. И тут мы поняли: если такие признанные специалисты в области декора и моды посчитали нас достойными сотрудничества, нужно все же попробовать запустить настоящий бизнес.

Компания Old World Weavers открылась в 1950 г.

В те годы в сферу производства тканей было сложно пробиться, так что нам пришлось проявить изобретательность. Но в результате наше упорство окупилось. Мы начинали с единичных небольших проектов. Все ткани производили на заказ, потому что не могли позволить себе организовать хранение ассортимента в каком бы то ни было объеме. Один заказ тянул за собой другие, первые пару лет все шло прекрасно. Но на текстильных фабриках появились профсоюзы, и производить материалы небольшими партиями стало намного дороже.

Пришло время сменить приоритеты.

В 1953 г. мы поехали в Европу, чтобы найти интересные ткани для воспроизведения. Когда я чего-то хочу, я неутомимо к этому стремлюсь, так что мы обошли все возможные магазины. Набрали броше, парчу, жаккард – самые разнообразные ткани ручного производства. Мы не просто искали особенные узоры, но узнавали, на каких станках их можно было бы аутентично воссоздать.

Многие производители, с которыми мы пытались сотрудничать, в буквальном смысле закрывали перед нами двери: мы хотели заказывать слишком небольшие объемы – по их меркам это были не заказы, а так, пробники. Более того, во Франции большая часть фабрик уже работала на героя войны капитана Роджера Браншвига[6]. Но мы не унывали и вскоре нашли свой путь к успеху: в Италии наши поиски принесли желаемые результаты.

Мне нравилось называть нашу коллекцию тканей самой поразительной из существующих. Вскоре нам пришлось посещать Европу по два раза в год просто потому, что там можно было заполучить ткани, которых больше нигде не было.

Мы старались воспроизводить их максимально близко к оригиналам XVII, XVIII и XIX вв. Адаптаций я никогда не делала и всегда стремилась к тому, чтобы от наших материалов веяло дыханием прошлого, чтобы они не были похожи ни на какие другие. Для этого мы путешествовали по всему миру: иногда даже встречались с кураторами музеев, которые разрешали нам изучать коллекции их текстиля. Я отыскивала старые документы, подтверждавшие аутентичность моего дизайна, а потом находила фабрику, которая могла бы его воплотить.

Умение находить на рынках нужные ткани я наработала на практике. Не думаю, что этому можно научиться по книгам. Нужно снова и снова пробовать; я верю в передачу опыта и возможность набить руку. Поиск тканей можно сравнить с искусством повара, который не пользуется рецептами, потому что сам знает, какие нужны ингредиенты. В любом случае, без труда ничего не получится. Вот что я поняла.

В конце концов мы открыли шоурум на верхнем этаже четырехэтажного дома без лифта на Западной 57-й улице в Манхэттене, в самом сердце района, известного многочисленными антикварными лавками. Светские личности узнавали о нас и приходили посмотреть на ткани; шоурум был оформлен в духе французского салона. В скором времени к нам стали заглядывать и звезды. Нам довелось поработать с дизайнерами, декораторами и архитекторами очень престижных клиентов, в том числе Греты Гарбо, Эсте Лаудер, Монтгомери Клифта, Марджори Мерривезер Пост и Джоан Риверз – и это лишь несколько известных клиентов. Сначала мы размещали образцы в шкафах, но постепенно их становилось все больше и пришлось перейти на вешалки. Они портили внешний вид салона, тем не менее символизировали его процветание.

Выстрел от бедра

Я СТОЛЬКО ВСЕГО ЛЮБИЛА в Карле, что этой книги не хватило бы, чтобы рассказать обо всем. Он умел до слез смешить меня. У него было прекрасное, необычное чувство юмора. Да, мы очень много смеялись.

Когда мы запустили Old World Weavers, я часто создавала из понравившихся мне образцов материала одежду для себя. Через несколько лет я решила сделать что-нибудь и для Карла: сшила из остатков обивочных тканей несколько брюк. Одни были спортивного кроя с хищными принтами; другие – более формальными и элегантными, подходящими для торжественных мероприятий. Люди восхищались его брюками и всегда спрашивали, где он их достал.

– Я просто подстрелил свой диван, – шутил он.

В стрельбе от бедра острыми шутками ему не было равных.

Однажды мы разрабатывали ткань и позумент для Марджори Мерривезер Пост – она обновляла декор своей прекрасной резиденции в Хиллвуде, что в пригороде Вашингтона.

И вот однажды утром зазвонил телефон.

– Это Марджори Мерривезер Пост, – произнес голос в трубке. – Я хотела бы поговорить с мистером Апфелем по поводу ткани, которую только что получила.

Я попросила ее минуточку подождать и, дрожа от волнения, позвала Карла к телефону.

– Мистер Апфель, – сказала Марджори, – я сижу у себя гостиной на пятиметровой стремянке, и в руках у меня линейка. Мне пришлись по душе шторы, которые повесили вчера. Ткань просто прекрасная, фестоны и отделка мне очень нравятся. Скажите, а сколько вот таких декоративных элементов приходится на метр ткани?

Карл глубоко вздохнул и ответил:

– Миссис Пост, каждое утро я ем отруби с изюмом, которые производит ваша компания. Скажите, сколько изюминок приходится на ложку отрубей?

– Touché, мистер Апфель. Пожалуй, мне стоит спуститься с лестницы, чтобы не сломать себе шею.

Я ОБОЖАЮ БАРАХОЛКИ и рынки под открытым небом. Да что уж там, просто люблю рынки – и точка.

Должно быть, в прошлой жизни я была охотником-собирателем. Мне нравится везде, где можно что-то добыть. Мне нравится азарт, который возникает от погони, от неожиданности. Обожаю рыться в коробках и находить интересные вещицы. Меня охватывает особенное чувство восторга, появляется энергия и ощущение тайны, потому что никогда не знаешь, что именно найдешь, – и я нахожу это очень возбуждающим.

Пожалуй, добрая половина удовольствия от рынков связана с торгом. Нужно учиться чувствовать людей: одни продавцы охотно торгуются, другие не хотят ни в какую; и дело не в особенностях культуры конкретного рынка. В большинстве случаев вам говорят, что туника стоит $100, и, если вы недостаточно умны, чтобы попробовать сбить цену, день продавца будет безнадежно испорчен: он будет корить себя, что не содрал с вас в два раза больше.

Хотя в последнее время я уже не так активно занимаюсь покупками, украшения собираю с огромным удовольствием.

Я не получаю особого удовольствия, если кто-то просто приходит и дарит мне какую-то безделушку. Если бы у меня был «папик», который предложил бы до потери пульса затариваться за его деньги в самых дорогих магазинах, мне тоже вряд ли было бы весело. Конечно, я нашла бы много красивых вещей, но в этом не было бы азарта. Мне нравится рыться, выцарапывать. Этот процесс меня заводит.

Годы белого дома

ЗА ГОДЫ совместного управления Old World Weavers (то есть с 1950 по 1992 гг.) мы с Карлом участвовали в самых разных проектах по восстановлению аутентичного оформления помещений. В том числе нам довелось потрудиться и в Белом доме для администрации девяти разных президентов: от Гарри Трумэна до Билла Клинтона. Из-за этого меня иногда называли «первой леди тканей» или «владычицей материи». Это забавно.

Меня всегда спрашивали, каково это – работать декоратором в Белом доме.

Что я хочу сказать: декор для Белого дома не придумывали ни мы, ни Жаклин Кеннеди, ни другие первые леди – потому что в основе любых изменений здания и его меблировки лежит исторически точная реставрация.

Таковы правила.

Мы не приходили туда со словами: «О, этот элемент слишком большой, его нужно уменьшить» или «Этот цвет нам не нравится, нужно его заменить».

Непосредственно с администрациями президентов мы тоже не работали. Мы подчинялись Американской комиссии по изящным искусствам: воссоздавали антикварные ткани насколько возможно близко к оригиналу. Эта же комиссия рассматривала все дизайн-проекты для новых или реставрируемых зданий правительства.

Мы старались максимально точно воссоздать декор первого этажа Белого дома времен первой меблировки. Меняя обшивку чего бы то ни было, мы всегда соблюдали историческую точность.

Работали и на втором этаже, в личных комнатах, где живет президентская семья. Здесь жестких правил не было: владельцы могут оформлять жилые пространства – спальни, собственные и гостевые, личные кабинеты – на свой вкус.

Большинство президентов и первых леди не интересовала историческая реконструкция жилых пространств. Исключение составила Пэт Никсон, которая страстно интересовалась нашей деятельностью, хотя ничего не знала о тонкостях исторической реконструкции. Она часто просила Эдварда Вассона Джонса, который в то время занимал должность архитектора в Белом доме, дать ей возможность составить ему компанию, когда он приезжал к нам. Мистер Джонс принимал все решения касательно обустройства здания.

Мы предлагали миссис Никсон выбирать образцы тканей, она увозила их с собой в Вашингтон и каждый раз через день после возвращения звонила и робко говорила: «Миссис Апфель, как обычно, я выбрала не то, что нужно. Пожалуйста, подберите правильную ткань и приезжайте с ней в Вашингтон в четверг на обед». Но мы-то знали, что в конце концов правильный выбор сделает мистер Джонс, но сами не отваживались перечить миссис Никсон – такой милой леди она была.

Язык ткани

ВО ВРЕМЯ ПЕРВОЙ ПОЕЗДКИ В ИТАЛИЮ я оказалась в Неаполе. Город показался мне очень необычным, словно пропитанным африканским духом. Гремучая смесь шумных и общительных людей.

Где-то в часе езды на север от Неаполя располагается городок Казерта. Во времена правления Бурбонов там построили дворец, который стал центром торговли шелком. Вскоре вокруг обосновались ремесленники, их технологии постепенно распространялись, возникали целые фабрики по производству шелков высочайшего качества.

На первую фабрику мы приехали в компании переводчика, потому что не знали ни слова по-итальянски, а управляющий не говорил по-английски. Переводчик, забавный невысокий мужчина с седеющими волосами, уложенными на прямой пробор, и в очках с узкими линзами, напоминал мне Бенджамина Франклина. Он носил в кармане огурец и, когда думал, что никто не смотрит, откусывал по кусочку.

Именно тогда мы поняли, что язык фабрик не отражен в словарях: как ни пытался, переводчик не мог найти в своей книжице необходимые слова – до сих пор помню, как он облизывал палец и листал страницы. В итоге мы с владельцем фабрики спокойно общались, несмотря на языковой барьер, потому что были на одной волне. Слова нам оказались не нужны: мы понимали друг друга и ткани.

Тем не менее я знала, что должна выучить итальянский, иначе вести дела будет невозможно. Так как времени на полноценное обучение у меня не было, я просто начала внимательно прислушиваться к беседам на улицах, сопоставлять слова и действия. Купила детских книжек на итальянском вроде «Пиноккио». Я запомнила очень много слов, но с грамматикой не ладила. Говорю по-итальянски только от первого лица и в настоящем времени. И такой образ мыслей научил меня чему-то очень важному: присутствовать в настоящем, жить сейчас. Когда меня спрашивали, говорю ли я по-итальянски, я отвечала: «Да, отважно и без глаголов».

Я обнаружила, что грамотность не так уж и важна. Если вы открыты людям и не теряете чувство юмора в процессе общения, собеседник поймет, что вы хотите ему сказать, – даже по языку тела и мимике.

Действия говорят больше, чем слова.

Вокруг света за 80 лет

ДЕЛЬФИНЫ ПЛЫЛИ РЯДОМ и выпрыгивали из воды, словно приветствуя нас. Это мы с отцом впервые плыли по Босфорскому проливу в Стамбул. Светало. Лазурное небо было кристально чистым, и ни одна телеантенна не прорезала его голубизну. Когда всего несколько лет спустя мы проплывали по тому же маршруту с Карлом, дела обстояли совсем иначе: воздух был ужасно загрязненным, а небо – все в проводах.

Если в 1950-х в Париже не удавалось найти местечко для ужина к 19:30, оставалось только ходить голодным. Теперь же, если прийти раньше 21:00, на вас посмотрят так, словно у вас отросла вторая голова. Я убеждена, что привычка ужинать все позднее – признак разложения общества.

Путешествия обогащают жизнь. И я обожаю приключения. Куда бы я ни направилась, я всегда работаю; честно говоря, ехать на курорт и просто сидеть без дела мне не нравится. Никогда так не делала, потому что не знаю, куда себя девать от скуки. Мы с Карлом очень часто путешествовали, но это всегда были командировки. Мы исколесили всю Европу, не раз побывали в Париже и Лондоне и, думаю, исследовали каждый квадратный метр Италии. По работе нам доводилось знакомиться с огромным числом новых людей, от которых мы и узнавали о самых лучших местных рынках, где можно было достать все, что душе угодно. Мы обожали блуждать по узеньким улочкам и постоянно открывали для себя что-то новое, натыкались на разные диковинные штуки, например малюсенький магазин, торгующий удивительными пуговицами всех цветов и форм от местного мастера. Так я и знакомилась с городами, узнавала, где лучше закупаться, находила предметы для коллекционирования и украшения для собственного дома.

Amo l’Italia! И если вы никогда не были в этой чудесной стране, я рекомендовала бы исправить этот недочет и как можно лучше ее изучить. Поразительно, что Рим до сих пор стоит. Я просто обожаю, что там на каждом углу можно купить пиццу, а за поворотом вдруг обнаружить Пантеон; восхищаюсь сохранившимися великими дворцами вроде Дориа-Памфили прямо на Виа дель Корсо с апельсиновыми деревьями во дворике. Никогда не забуду труллы – похожие на конусы дома сухой кладки в древней Апулии, таких построек не найдешь больше нигде в мире.

Венеция похожа на странный декадентский сон: мавританская архитектура, полосатые шесты с облупившейся краской, к которым привязаны гондолы; вода плещется о здания; небольшие улочки, где всегда влажно и пахнет сыростью. Обожаю экзотику – она меня заводит.

Поэтому и Стамбул мне тоже нравится, с его рынками и культурой старого мира: прекрасной, замысловатой, ни на что другое не похожей. Однажды мы оказались в Бурсе, на родине махровых полотенец. Помню, это было воскресенье, делать было нечего, так что мы решили сходить в баню. Мне невероятно понравилась золотистая оловянная коробочка, в которую клали мыло и мочалку для умывания. Я купила себе такую и до сих пор иногда ношу ее вместо сумочки.

Тунис – особенное место. Здесь можно покупать серебряные украшения на вес, а мастерство творца и красота его творений никак не отражаются на цене. Это всегда меня поражало. Я обожала Сиди-бу-Саид, крохотный городок, расположенный у крутого обрыва недалеко от Туниса. Такая миниатюрная версия Капри. Все дома в этом городке белые с синими дверьми и отделкой, улицы мощеные, всюду растут цветы. Однажды мы оказались в этом городке в день свадьбы дочери мэра, и нам невероятно повезло – мы получили приглашение на вечернее торжество. Казалось, что на главную площадь вышел весь город: за церемонией наблюдали собравшиеся на улице толпы, многие свешивались с балконов и глазели из окон. Мероприятие длилось до рассвета. Эти люди знают, как надо веселиться.

Нам часто везло на подобные события. Например, мы ездили по Марокко и остановились рассмотреть белую лошадь, украшенную серебром к свадебной церемонии. Мы ни слова не знали по-арабски, но к нам отнеслись очень дружелюбно и тут же пригласили на саму свадьбу. А мы это приглашение с радостью приняли.

Что-то похожее случилось с нами и на Крите. Мы ездили по острову и увидели разложенные на земле отрезы ткани, на которых сушился виноград, и решили посмотреть поближе. Люди, которые сушили фрукты, внимательно за нами наблюдали. Вскоре они подошли к нам и попытались заговорить. В итоге мы получили приглашение на обед на свежем воздухе в тени кипарисов.

В 1958 г. мы ездили по деревням Ирландии и наткнулись на удивительные домики с соломенными крышами. Мне жутко хотелось их сфотографировать, но Карл подумал, что будет грубо делать это, не спросив разрешения у владельцев. Так что мы выбрали дом с самой толстой крышей и позвонили в дверь. К нам вышли два пожилых джентльмена, которые с удовольствием дали разрешение на съемку. Они как раз собирались пить чай: чайник кипел на конфорке, встроенной над камином. Они настояли, чтобы мы присоединились и тоже выпили чашечку. Мы чудесно провели время.

В Ливане мы ходили на международный фестиваль в городе Баальбек. Это самое древнее культурное событие на Ближнем Востоке, которое до сих пор организуют раз в год. Был там человек, который тоже не пропускал ни одного фестиваля: он приезжал, чтобы продавать кофе. Напитка ужаснее я в жизни не пробовала. Он готовил его на шикарном медном столике при помощи четырех турок разного размера. Когда в одной из них кофе вываривался до консистенции жижи, мужчина сливал ее в другую. Так повторялось снова и снова, пока одна из турок доверху не заполнялась до невозможности крепким кофе. Но все его пили, и мы тоже – в первую очередь для того, чтобы в очередной раз завести с мужчиной ежегодное обсуждение условий выкупа его чудесного столика и кофейного набора. И вот однажды наконец-то уговорили. Больше на фестивале мы его не видели, и мне до сих пор интересно: он принял наше предложение, потому что все равно собирался отойти от дел, или же решение продать столик положило конец его бизнесу?

В Бейруте были удивительное казино и чудесные рынки золота. В 1970-х на одном из таких рынков мы подружились с одним веселым русским. Каждый раз, завидев нас, он звал в свой офис, где были собраны шикарные украшения китайских мастеров, которые он привозил из поездок. Он любил выпить и, чем больше употреблял алкоголя, тем ниже цену называл. Это было забавно. Однако Бейрут в целом был просто прекрасен – настоящий Париж Ближнего Востока.

Люблю маленькие извилистые улочки, где на каждом углу магазинчики с зеленью и серебряными украшениями. И, конечно же, работы архитектора Гауди, который, как и я, был страстным ценителем цвета и всего необычного.

А еще есть Гонконг, перезаряженный энергией, кишащий эмигрантами со всего света, город, где небо подпирают небоскребы, впечатляющее смешение западных идей и древней китайской культуры.

Хотя и Лондон я тоже никогда не забуду. Обожаю обычаи старого города. Там каждый день где-то открывается новый рыночек. Магазины, музеи, парки, цветы… Этот город ни разу меня не разочаровывал. Пожалуй, его можно даже назвать самым многоуровневым – после Нью-Йорка, конечно.

А в Рио можно изучать контрасты. Прямо с террасы роскошной виллы на тридцать комнат, в которой мы остановились, можно было наблюдать за тяготами жизни нищих в фавеле внизу на склоне. Пожалуй, это было одним из самых сильных эмоциональных переживаний в моей жизни.

Мехико показался мне невероятно современным. Особенно очаровала архитектура города: не только блестящие небоскребы XXI в., но и домики, построенные в годы правления императора Максимилиана I в архитектурном стиле Людовика XV и Людовика XVI, – они всегда напоминали мне самые милые уголки Парижа. А усадьба Фриды Кало и Диего Риверы просто свела меня с ума. Поразительная палитра: всюду прекрасные, смелые, яркие цвета.

Пусть едят пирожные

НО ИМЕННО ИТАЛИЮ я всегда любила больше всего. Мы были в Сиене во время фестиваля Il Palio, который проводится дважды в году. Каждая из 17 контрад (так по-итальянски называют районы города) отправляет лошадь на средневековые скачки на Пьяцца дель Кампо. Мероприятие всегда сопровождается празднеством; инициативная группа представителей от каждого района вечером перед праздником организует банкет. Пока мы жили в Сиене, я подружилась с управляющим нашим отелем, который пригласил меня прийти на такой банкет в его районе.

На десерт подавали torta della nonna («бабушкин торт»). Каждая бабушка сама определяет, по какому рецепту он должен быть приготовлен. У нашего были коржи из pasta frolla (песочного теста) с crema pasticcera (заварным кремом) и посыпкой из кедровых орехов и сахарной пудры. Десерт получился просто невероятным; я даже попросила рецепт, чтобы увезти его с собой в Штаты.

Управляющий повел меня к главному пекарю, который засветился от счастья, когда услышал, как мне понравилась его выпечка. Он с радостью записал рецепт и вручил мне его в красивом конверте.

Вечером я вернулась в отель, открыла конверт и принялась изучать рецепт. 400 яиц, 30 кг муки… Честно говоря, точных цифр я уже не помню, но они были просто огромными. Я хохотала и не могла остановиться: щедрый кондитер дал мне рецепт торта, которым можно накормить целую контраду!

ГДЕ ДОМ ОТЦА ТВОЕГО?

Утром 4 августа 1958 г. мы с Карлом стояли на палубе S. S. Coronia в ожидании высадки. У Карла был день рождения, и мы собирались посетить прославленные дублинские антикварные лавки на Графтон-стрит – присмотреть ему подарок.

Карл до жути любил часы. Никогда не встречала человека, у которого было бы столько часов: от крайне никудышных подделок до самых дорогих моделей Breitling. И, что самое смешное, при этом он всегда плохо ориентировался во времени.

Однако никаких других украшений у него не было, и я намеревалась это исправить: уговорила его через не хочу принять от меня в подарок какое-нибудь необычное кольцо. Мы ходили из магазина в магазин и разглядывали кольца поразительной красоты и с серьезной историей, но ни одно из них нас не «зацепило».

Незадолго до того, как мы отправились в это путешествие, наш дом обокрали: вынесли много серебра. Воры были знатоками: они забрали только лучшие изделия из грузинского и ирландского серебра XVIII в. А еще захватили с собой лучший алкоголь из нашей коллекции. Выдавая себя за работников химчистки и покуривая гаванские сигары, для пущей убедительности забрали с собой диванные подушки, «чтобы их выбить». Поэтому в Дублине мы собирались не только найти Карлу кольцо, но заодно пополнить обедневшую коллекцию столового серебра. И вот нам попалась настоящая сокровищница: мы зашли в лавку, в которой нашли и нужное нам серебро, и еще кое-что. Мы попросили отложить все, что собирались купить, и направились пообедать.

В пабе мы попробовали все известные человечеству сорта ирландского пива и пообщались с другими посетителями. Мы познакомились с молодым ирландцем, который только что вернулся из Израиля, где сражался в рядах повстанцев в ходе Шестидневной войны. Он предложил отвезти нас на корабль и даже согласился перед этим заехать в антикварный магазинчик. Он так хвастался своим припаркованным на улице фургоном, что мы согласились, уже представляя себе какое-то четырехколесное великолепие; однако перед нами предстала старая развалина времен Первой мировой войны. С горем пополам, хорошенько поплутав, мы все же добрались до антикварного магазинчика и буквально вывалились из фургончика к досаде элегантного швейцара на входе. Мы были в стельку пьяны.

Владелец магазина, весьма полный джентльмен, поприветствовал нас из-за прилавка. У него были очень крупные руки, и мы вдруг заметили, что он носит очень необычный перстень, украшенный фигурой льва вроде тех, что на подлокотниках трона.

Джентльмена обескуражила моя реакция. Он сказал, что это перстень Агасфера, на котором выгравированы слова «Где дом отца твоего?». Он только что купил этот удивительный артефакт на аукционе сокровищ египетского короля Фарука по поручению лорд-мэра Дублина: кольцо предназначалось в подарок главному раввину Иерусалима, ирландцу по происхождению, который, к всеобщей радости, решил наведаться на родину.

Перстень не продается, заявил владелец магазина.

НИ ПРИ КАКИХ УСЛОВИЯХ НЕ ПРОДАЕТСЯ.

Но я не была готова принять его отказ. Я пригрозила, что, если он не продаст нам кольцо, мы не станем выкупать все то серебро, которое он для нас отложил. Никогда так подло не поступала – ни до того, ни после. Но я просто должна была заполучить мой приз!

В итоге под моим напором владелец магазина сдался и позволил Карлу примерить кольцо.

ОНО БЫЛО ПРОСТО ОГРОМНЫМ, НЕ УДЕРЖАЛОСЬ НА ПАЛЬЦЕ КАРЛА И СО ЗВОНОМ УПАЛО НА ПОЛ.

Владелец усмотрел в этом возможность избавиться от нас: он предложил уменьшить перстень и затем отправить его в Нью-Йорк вместе с серебром, что мы у него заказали. Я, конечно, была пьяна, но не до такой степени, чтобы на это купиться.

– Премного вам благодарна, но я хочу забрать его сейчас. Размер мы подгоним уже в Нью-Йорке.

Торжествуя, я вышла из магазина с перстнем в руках.

Тем же вечером я устроила Карлу прекрасную вечеринку в честь его дня рождения. Мы беззаботно веселились, как вдруг я услышала от одного из пассажиров историю про наше кольцо. Оказывается, он находился в магазине одновременно с нами и наблюдал за моим безжалостным шантажом. Всем захотелось посмотреть на перстень, который так меня очаровал, и мне пришлось спуститься за ним в каюту. Когда я вернулась в зал, уже подали торт. Была полночь, все танцевали и выпивали. Карл надел кольцо. Мы о нем тут же забыли и больше не вспоминали до самого возвращения в каюту в четыре утра. Как ни странно, перстень, который всего несколько часов назад был ему категорически велик, теперь оказался по размеру и даже не думал соскальзывать с пальца.

Карл попытался снять его – и не смог. Я попробовала помочь ему, но у меня тоже ничего не вышло. Карл запаниковал: он думал, что кольцо не снимается, потому что на него наложили египетское проклятие, ведь это был перстень Вечного жида. Наконец, мы решили обратиться за помощью к судовому врачу. Хмельной, в домашнем халате, врач ввалился в нашу каюту, окинул Карла взглядом и тут же поставил диагноз: он заявил, что Карл сегодня перебрал и ему просто нужно проспаться. Доктор был уверен, что к утру кольцо само свалится с пальца.

Но нет, этого не произошло.

КАРЛ НЕ СНИМАЛ ЕГО ЕЩЕ 50 ЛЕТ.

Он даже обращался к хирургам – никто не мог ему помочь. За несколько дней до его смерти перстень сам слетел с пальца. Карл надел его обратно и продолжил носить, но он сидел слишком свободно. Когда он умер, кольцо снова слетело с руки.

Оглядываясь назад, я понимаю, что вся эта история похожа на какое-то сумасшествие. Именно по этой причине никогда не хотела никому ее рассказывать: меня бы наверняка сочли чокнутой или выдумщицей. Но, верите вы мне или нет, эта история – чистая правда.

Перстень до сих пор у меня. Я его храню.

ДА, ИМЕННО ТАК, только позвольте кое-что уточнить: «все что угодно» – в контексте подбора уместной для вашего возраста и ситуации одежды.

Эту мудрость я тоже переняла у мамы, которая всегда одевалась с иголочки. У нее все всегда было безукоризненно: от обуви до прически. Она придерживалась собственного уникального стиля, но всегда выглядела и-де-аль-но.

Кажется, слово «уместный» исчезло из современного лексикона, причем как в отношении одежды, так и в отношении поведения. Помню, как приятно было прохаживаться на Пятой авеню в 1950-х и 1960-х. Все выглядели прилично и ухоженно. А теперь, особенно летом, идешь по улице – и становится тошно. Люди больше не следят за одеждой. Все неаккуратно, словно их застали по дороге в душ или еще куда. Шлепанцы, спортивные штаны, легинсы вместо брюк и джинсов, а когда все же джинсы, то на 12 размеров меньше, чем нужно, или слишком короткие шорты, которые вообще стоило бы запретить законом. А если добавить еще и неотъемлемый аксессуар современности – смартфон, то картинка получается прискорбнейшая. Людям нет дела до окружающих. А про селфи-палки не хочу даже говорить. Я считаю так: лучше купите себе зеркало да просто смотритесь в него.

Все это очень меня расстраивает. Ведь когда исчезают стиль и хорошие манеры, постепенно пропадает культура.

Красивая укладка и хорошая обувь дорогого стоят; однако даже они не оправдывают посредственность остальных составляющих наряда.

Следите за своей тарелкой

МНЕ НЕ нравятся БРОККОЛИ, БРЮССЕЛЬСКАЯ КАПУСТА и АРБУЗЫ. Я ПРЕЗИРАЮ ОГУРЦЫ. Не нужно класть их мне на тарелку. Если я узнаю, что огурец коснулся моей еды, Я НЕ СМОГУ СЪЕСТЬ НИ КУСОЧКА.

Я ДОЛЖНА БЫ НЕНАВИДЕТЬ заодно и морковку со шпинатом. Когда мне было четыре, у меня были темные волосы и прическа как у Бастера Брауна[7], а я мечтала о белокурых завитках. Однажды я поведала свой секрет подруге матери. Та в ответ сказала, что нужно попросить маму давать мне побольше морковки и шпината, и вскоре у меня отрастут прекрасные золотые локоны. Я последовала ее совету. Мама сбивалась с ног в попытках раздобыть очередную партию шпината и придумать блюда из морковки. Я три месяца набивала живот овощами, но волосы мои ничуть не изменились. И тут я поняла, что подруга моей матери была вегетарианской ведьмой. Вероятно, тогда-то я и стала самым юным в мире циником.

M•A•C и я

ПЕРВЫЙ ЗАКАЗ в индустрии моды и красоты я получила в нежном возрасте 90 лет. Компания M•A•C Cosmetics предложила мне разработать ограниченную линию продуктов для выпуска зимой 2011 г.

Я не берусь за дело, если не могу погрузиться в него полностью. Я не люблю работать спустя рукава и всегда готова нырнуть в пучину самой активной деятельности. Я создала линию из 17 товаров: помады, карандаши для губ, тени для глаз, пудры и лаки для ногтей. Обычно компании, которые организуют подобные коллаборации, выдают участникам заранее заготовленную подборку цветов и, по большому счету, ждут от них простых «да» или «нет». Но в M•A•C решили предоставить мне полную свободу в выборе цвета. А когда я заявила, что некоторые их помады слишком светлые, что цвет должен быть насыщеннее, в нем должно быть больше пигмента, – они послушали меня и начали проводить в своей лаборатории эксперименты, к участию в которых пригласили и меня. А еще они позволили мне дать продуктам названия, чтобы они вписывались в «птичью» тематику – в духе редкой птицы и Rara Avis – моей выставки в Институте костюма. Проект получил оглушительный успех. Все до единой помады распродали через интернет за один вечер. Мне даже говорили, что люди крали тестеры с витрин. Как же это приятно слышать!

В рамках кампании мне организовали фотосессию у известного звездного фотографа Стивена Кляйна. Образы для съемки я придумывала сама. Все предметы одежды, задействованные в ней, – мои, за исключением шикарного пальто, которое одолжил мне мой дорогой друг, дизайнер Ральф Руччи. Обожаю его одежду!

Я самая старая из живущих дам, которой довелось стать лицом рекламной кампании крупной косметической фирмы.

Морщины – это нормально

Включайте воображение

ТВОРЧЕСТВО – отличный способ снять эмоциональное напряжение. Оно помогает сохранять здоровье и оставаться счастливым.

Причем вовсе не обязательно быть художником или иметь творческую работу – креативность можно проявлять в самых разных видах деятельности: от готовки и уборки до подбора одежды. Нужно просто подключить воображение и представить себе, чего вы хотите.

Когда я была маленькой, дома мы всегда слушали радио. Мне нужно было представлять себе обстановку и внешность героев, о которых рассказывали ведущие. Без воображения было никак.

К сожалению, живущий в современном мире человек разучивается концентрироваться на чем-то дольше 20 секунд. Безусловно, от этого страдают и его творческие способности. Искусство, мода и литература пали жертвами копирования: бесчисленные подражатели процветают, переделывая оригиналы, выпуская реплики и подделки.

Я обожаю то, что делаю, а занимаюсь я творчеством. Кроме того, мне необходимо работать. Люди утверждают обратное, но я-то знаю, что без работы ни за что не смогла бы воплотить свои творческие задумки и от этого чувствовала бы себя не лучшим образом.

Мне нравится браться за разные проекты, нравится моя ювелирная линия Rara Avis, которая вышла при поддержке телекомпании Home Shopping Network (HSN). Некоторые изделия были вдохновлены моей собственной коллекцией винтажных украшений. После того как мои творения стали распространяться через HSN, мне стали часто звонить и говорить, что я заставила кого-то по-новому взглянуть на умение одеваться. И я очень рада, что могу создать уникальные, красивые аксессуары, доступные людям с любым уровнем дохода. Если у вас нет возможности тратить огромное количество денег на модные новинки, это вовсе не значит, что вы не можете красиво выглядеть. Я даже думаю, что в этом и заключается моя миссия, и многие женщины мне это подтверждали. Хочется верить, что мое влияние на них было положительным, что я научила их следовать зову сердца и рисковать.

Как дожить до 200

К СОЖАЛЕНИЮ, У МЕНЯ НЕ ПРИПАСЕНО волшебных секретов, которыми я могла бы поделиться с вами, дорогие читатели. Просто в небесной канцелярии я на хорошем счету, и каждый новый год жизни для меня – удивительный подарок.

О своем возрасте я никогда не думаю. Возможно, дело в этом. Если подобные мысли возникают, они тут же уходят. Для меня возраст – это просто цифра.

Кто-то постоянно ест йогурты и доживает до 127. Кто-то в день выкуривает по 12 сигарет и употребляет по бутылке спиртного – и точно так же топчет землю, занимаясь своими делами. У каждого своя история.

Авраам Линкольн однажды сказал: «Неважно, сколько дней было в вашей жизни. Важно, сколько жизни было в ваших днях».

Водиться с молодежью – неплохая идея. Они держат руку на пульсе и по крайней мере думают, что понимают, что происходит в мире.

Я поняла, что лично на меня крайне благотворное влияние оказывает работа. Я обожаю то, что делаю, и вкладываю в это свое сердце и душу. С тех пор как умер мой муж, работаю даже больше, чтобы отвлечься от мыслей о его отсутствии. С одной стороны, это помогает, а с другой – бывает и вредно, иногда я беру на себя слишком много всего.

Да, старость не для слабаков. Вы всё чаще и серьезнее «ломаетесь», и не остается ничего, кроме как взять себя в руки и двигаться дальше. Вряд ли вам понравится стареть, но разве есть выбор? Нужно принять старость как данность. Я считаю, что жизненный опыт необходимо использовать в работе, передавать его другим.

Именно этим я занимаюсь в Техасском университете в Остине, где занимаю должность приглашенного профессора. Серьезно, мне даже визитки напечатали! Йу-хуу!

Все началось с того, что Сью Меллер, неравнодушная выпускница университета, посетила мою выставку Rara Avis в Музее Пибоди в Эссексе. Экспозиция привела ее в восторг, и она тут же мне позвонила. Мы немного поговорили, и Сью спросила, не хочу ли я разработать программу для бакалавров Школы экологии человека на кафедре текстильного и швейного дела. Предложение показалось мне интересным, ведь я люблю все новое и необычное, так что я согласилась.

Изначально руководство школы хотело, чтобы я знакомила студентов с дизайнерами и рыночными реалиями мира моды. Но я убедила их мыслить шире: на тот момент я только что завершила работу в комиссии по оценке проектов выпускников одного из ведущих в этой сфере учебных заведений Нью-Йорка и была в шоке от того, как мало студенты знали о неакадемической моде. Я указала на необходимость донести до молодых людей, что помимо дизайнера и продавца им доступны многие другие профессии. Мода – как огромный зонтик, под которым объединяются самые разные сферы: прогнозирование трендов, лицензирование, архивное дело, модельный бизнес, связи с общественностью, издательский мир, музейное дело, производство косметики, мехов, ювелирных украшений и т. д. Они могут выбирать из широчайшего списка интересных и перспективных направлений работы.

Идея руководству школы понравилась, но как ее воплотить, они не представляли.

– Так, может быть, сами и разработаете такой курс? – предложили они.

А я, дурочка, возьми да и согласись. Не знаю, как у меня хватило на это духу, – просто взяла и сделала курс и привлекла к работе над ним огромное количество талантов.

Мы запустили программу в 2011 г. И у нас все получилось. Студенты узнали, кто есть кто в модном мире, изучили весь спектр реальных профессий от и до. Насколько нам известно, на эту программу набирается самое большое количество талантливых будущих руководителей и творческих работников в США, так что потенциальные работодатели давно обратили на нее внимание. Кроме того, программу назвали в честь меня, чем я действительно горжусь.

Студенты говорят, что эта программа изменила их жизнь. Правда, признаюсь, учебный план получился даже слишком насыщенным: в среднем мы изучаем по четыре – пять компаний и учреждений за день. Многие выпускники добились серьезного профессионального успеха, их достижения – моя главная награда.

Мы живем только раз. И настоящий момент – это все, что у нас есть. Прошлое не вернется, а будущее еще не наступило! Так что проживайте каждый день как последний. И однажды вы в этом не ошибетесь.

Благодарности

В ПОДГОТОВКЕ ЭТОГО ОПУСА приняли участие множество прекрасных людей.

Я хочу поблагодарить:

Инез Бейли, мою дальнюю родственницу. На протяжении 20 лет она всегда была готова помочь и поддержать. Без нее эта книга никогда бы не увидела свет. Я никогда не забуду, как нежно она заботилась о Карле.

Джулиет Браун за ее заботу, терпение и любовь. Без нее я не смогла бы воплотить этот сложный проект.

Элизабет Вискотт Салливан, выпускающего редактора издательства Harper Design, за ее творческий взгляд, преданность делу и страстную увлеченность книгами; Линн Йимандс, Пола Кеппля, Макса Ванденберга, Сьюзан Коско и Дани Сегельбаума за невероятное оформление этого издания; Ребекку Карамемедович за ее профессионализм в области подбора изображений; Мэттью Вэйда Эванса за помощь с рукописью; Кармен Бруни за доброту и щедрую готовность уделять мне время; Барбару Диксон за помощь в финальном доведении текста до ума; Вигги Энтл за доброту и поддержку; Эмерсона Брунса за мудрые советы, неизменную учтивость и юридическую подкованность; а также Джона и Ким Уодсворт за помощь.

Иллюстраторов Карлоса Апонте, Била Донована, Дэвида Даунтауна, Дональда Робертсона, Рубена Толедо и Майкла Фольбрахта за иллюстрации, созданные специально для этой книги. Я польщена.

Талантливых художников и фотографов, которые предоставили свои работы для оформления этой книги: Алике, Эрика Бомана, Роджера Дэвиса, Даниэлу Федеричи, Эрика Гириата, Джона Марка Холла, Джона Хубу, Стивена Кляйна, Роберта Ноке, Дмитрия Костюкова, Харли Ландберга, Кита Мэйджора, Льюиса Монтейро, Нормана Нельсона, Вилли Сому, Ника Стокса, Эмму Саммертон и Брюса Вебера.

И, наконец, чудесных людей, с которыми мне за все эти годы довелось поработать. Отдельный поклон командам M•A•C, Macy’s, Modern Kids, One Kings Lane, Neiman Marcus и TAG Heuer за то, что так щедро поделились своими изображениями.

Фотографии и иллюстрации

AKG: 135: Fototeca Gilardi / AKG Images.

Alamy: 112–113: AF Archive / Alamy Stock Photo.

Alique: 10, 70.

Apfel, Iris: Courtesy of Iris Apfel: 4, 38, 45, 54, 60, 61, 66, 67, 78–83, 85–89, 108, 118–122, 125, 130–132, 136, 139, 141–143, 166, 167.

Art + Commerce: 52: John Huba / Art + Commerce.

Art Department: 16: Jeremy Liebman: Jalou Media Group, L’Officiel, 2016: 56–57: © 2017 Bil Donovan / Illustration Division; 94, 95, 126, 127: © 2017 Carlos Aponte / Illustration Division

Art Partner: 161: Steven Klein / Art Partner.

Art Resource: 101: © 2017 Succession H. Matisse / Artists Rights Society (ARS), New York; photograph: © Tate. London / Art Resource, NY; 40, 41: © The Metropolitan Museum of Art. Image source: Art Resource, NY (4).

Atelier Management: 6, 55: Roger Davies.

Beauty & Photo: 51, 69: Blue Illusion Fall / Winter 2016 / Photograph by Daniela Federici.

Bennett, Kelsey: 111.

BFA: 31: Shane Drummond / BFA.

Boman, Eric: 34, 39, 42–44.

Downton, David: 48–49.

Everett Collection: 28–29: © Walt Disney Co. / Courtesy Everett Collection.

Getty Images: 22, 23: Kevin Mazur / Getty Images for Macy’s; 36: CLINT SPAULDING / Patrick McMullan / Getty Images; 53: Berenice Abbott / Getty Images; 74–75: Monica Schipper / Getty Images; 84: Found Image Holdings / Corbis / Getty Images; 90: Ernie Leyba / The Denver Post / Getty Images; 164: VintageMedStock / Getty Images.

Giriat, Eric: Front of book case, 1, 140, 176.

Hall, John M.: 122–125.

Karamehmedovic, Rebecca: 133.

Knoke, Robert: 172–173.

Kostyukov, Dmitry: 12–13.

Langberg, Harley: 159.

M•A•C Cosmetics: 17: Frederik Leiberath / Courtesy M•A•C; 16O: Courtesy M•A•C.

Macy’s: 20–21: Macy’s Merchandising Group Marketing & Creative Services: 46–47, 92–93, 158–159: Macy’s Merchandising Group Marketing & Creative Services in partnership with Snaps Media Inc.

Major, Keith: 100.

Mattel: 18–19: Courtesy of Mattel.

Modern Kids: 50: Sarah Hebenstreit.

Montiero, Luis: Front of book jacket, 26, 58. Styling for all by Damian Foxe and makeup by Marco Antonio.

Neiman Marcus: 73: Neiman Marcus Christmas Book, 2015.

Nelson, Norman: 106.

One Kings Lane: 62–63.

Peabody Essex Museum: 14–15.

PhotoFest: 156–157: © Walt Disney Co. / Courtesy PhotoFest.

Robertson, Donald: 32–33, 79, 104–105.

Shutterstock: 108–109: Halfpoint / Shutterstock.

Soma, Willy: 77.

Sony Music Archives: 96–99.

Stocks, Nick: 114, 116, 117.

Swarovski: 158: Niall O’Brien for SALT Magazine, Spring / Summer 2014.

Toledo, Ruben: 146–153.

Trunk Archive: 2: Jennifer Livingston / Trunk Archive; 30: Emma Summerton / Trunk Archive.

Vollbracht, Michael: 154.

Von Hoene, Liz: 168.

Weber, Bruce: 25, 128–129: Courtesy Magnolia Pictures.

Об авторе

АЙРИС БАРРЕЛЬ АПФЕЛЬ – самый старый в мире подросток, всемирно известный коллекционер и знаток антикварных тканей. Основательница компании Old World Weavers – международного производителя текстиля, специализирующегося на воспроизведении элитных антикварных тканей. Айрис работала консультантом в процессе переоформления Белого дома при администрации девяти разных президентов и разработала ткани, которые до сих пор украшают Золотую комнату. В 2005 г. Институт костюма Метрополитен-музея организовал нашумевшую экспозицию под названием Rara Avis («Редкая птица»), которая произвела фурор, став настоящим событием в мире моды. На выставке были представлены одежда и аксессуары самой Айрис Апфель, которая стала первой женщиной, не являвшейся дизайнером одежды и удостоившейся такой чести. Позже экспозиция была представлена в нескольких других музеях. Материалы об Айрис Апфель периодически публикуются в различных печатных и электронных изданиях. Она сотрудничала и становилась лицом нескольких брендов и торговых сетей по всему миру. Линия одежды и аксессуаров, которую создала сама Айрис, продается через Home Shopping Network. Айрис Апфель стала главной героиней отмеченного наградами фильма Альберта Мэйслеса. Она также является приглашенным профессором Техасского университета. Удостаивалась многочисленных наград, в том числе специального приза фонда ООН «Женщины вместе».