Читать онлайн Очерки по психологии сексуальности

Общепринятая теория полового влечения больше всего соответствует поэтической сказке о разделении человека на две половины – мужчину и женщину, – стремящихся вновь соединиться в любви, поэтому весьма неожиданно слышать, что встречаются мужчины, сексуальным объектом которых является не женщина, а мужчина, и женщины, для которых таким объектом является не мужчина, а женщина. Таких людей называют извращенно-сексуальными или, лучше, инвертированными, а сам факт – инверсией. Число таких лиц очень значительно, хотя точно установить его весьма затруднительно.

А. Инверсия

Эти лица ведут себя в разных ситуациях различно.

а) Они абсолютно инвертированы, т. е. их сексуальный объект может быть только одного с ними пола, и противоположный пол никогда не может у них быть предметом полового желания, а оставляет их холодными или даже, более того, вызывает у них половое отвращение. Такие мужчины, испытывая отвращение, оказываются неспособными совершить нормальный половой акт или при выполнении его не получают никакого удовольствия.

б) Они амфигенно инвертированы (психосексуальные гермафродиты), т. е. их сексуальный объект может принадлежать как одинаковому с ними, так и другому полу; инверсия, следовательно, лишена характера исключительности.

в) Они случайно инвертированы, т. е. при известных внешних условиях, среди которых на первом месте стоят недоступность нормального полового объекта и подражание, они могут избрать сексуальным объектом лицо одинакового с ними пола и в таком сексуальном акте получить удовлетворение.

Инвертированные по-разному проявляют собственное отношение к особенностям своего полового влечения. Одни из них относятся к инверсии как к чему-то само собой разумеющемуся, подобно тому, как нормальный относится к проявлению своего либидо, и энергично отстаивают ее равноправие наряду с нормальным. Другие же возмущаются фактом ее наличия и ощущают ее как болезненную навязчивость[1].

Другие особенности инверсии касаются временны́х рамок. Инверсия может существовать у индивида с давних пор, насколько хватает его воспоминаний, или она проявляется у него только в определенный момент до или после половой зрелости[2]. Инвертированность может сохраняться всю жизнь, может временно исчезнуть или возникнуть отдельным эпизодом на пути нормального развития. Она также может проявиться в позднем возрасте после длительного периода нормальной половой деятельности. Наблюдалось также периодическое колебание между нормальным и инвертированным сексуальным объектом. Особенно интересны случаи, в которых либидо меняется (в смысле инверсии) после того, как был приобретен мучительный опыт (половой акт) с нормальным сексуальным объектом.

Эти различные варианты отклонений в общем существуют независимо один от другого. Относительно крайней формы можно с уверенностью утверждать, что инверсия существовала уже с очень раннего возраста и что инвертированные вполне мирятся со своей особенностью.

Многие авторы отказались бы объединить в одну группу перечисленные здесь случаи и предпочли бы подчеркивать их различие в пределах этой группы вместо свойственного всем группам общего; это зависит от предпочитаемого ими взгляда на инверсию. Однако, как ни верны такие разделения, все же нужно признать, что существует множество переходных ступеней, следовательно, требуется необходимая классификация.

Первым определением инверсии было предположение о том, что она – врожденный признак нервной дегенерации; это вполне соответствовало тому факту, что наблюдатели-врачи впервые встретились с инверсией у нервнобольных или у лиц, производивших впечатление больных. Такая характеристика инверсии содержит две первопричины, которые необходимо рассматривать вне зависимости друг от друга: врожденность и дегенерацию.

Относительно дегенерации возникает возражение по поводу неуместного применения этого слова. Вошло в привычку относить к дегенерации всякого рода болезненные проявления не травматического или инфекционного происхождения. Классификация дегенератов, сделанная Магнаном, дала возможность в самых совершенных проявлениях нервной деятельности не исключать применения понятия дегенерации. В связи с этим позволительно спросить, какой вообще смысл и какое новое содержание имеется в оценке слова «дегенерация». Кажется более целесообразным не говорить о дегенерации в следующих случаях: 1) когда нет нескольких тяжелых отклонений от нормы; 2) когда работоспособность и жизнеспособность в общем тяжело не пострадали[3].

Многие факты указывают на то, что инвертированные не являются дегенератами в прямом смысле этого слова:

1. Инверсия встречается у лиц, у которых не наблюдается никаких других серьезных отклонений от нормы.

2. Также у лиц, работоспособность которых не нарушена, отличающихся особенно высоким интеллектуальным развитием и этической культурой[4].

3. Если отойти от врачебного опыта и смотреть шире, то можно привести следующие факты, исключающие взгляд на инверсию как на признак дегенерации:

а) нужно принимать во внимание, что у древних народов на высшей ступени их культуры инверсия была частым явлением, почти институтом, исполняющим важные функции; б) она чрезвычайно распространена у многих диких и примитивных народов, между тем как понятие «дегенерация» применяется обыкновенно к высокой цивилизации (И. Блох). Даже среди цивилизованных народов Европы климат и раса имеют самое большое влияние на распространение инверсии и на отношение к ней.

Вполне понятно, что врожденность приписывают только первому, самому крайнему классу инвертированных на основании уверений этих лиц, что ни в какой период жизни у них не проявлялось никакой другой направленности полового влечения. Уже сам факт существования двух других классов, особенно третьего, трудно соединить с гипотезой о врожденном характере инверсии. Поэтому защитники этой теории склонны отделить группу абсолютно инвертированных от всех других, отказавшись от обобщающего взгляда на инверсию. Инверсия, по их мнению, в целом ряде случаев имеет врожденный характер; а в некоторых случаях она могла бы развиться иным способом.

В противоположность этой концепции существует другая, согласно которой инверсия имеет приобретенный характер. Версия эта основывается на следующем: 1) у большинства (а также абсолютно) инвертированных можно выявить подействовавшее в раннем периоде жизни эмоциональное сексуальное впечатление, длительным последствием которого оказывается гомосексуальная склонность; 2) у многих других можно указать на внешние благоприятствующие и противодействующие влияния жизни, приведшие раньше или позднее к фиксации инверсии (общение исключительно с лицами одинакового пола, совместный военный поход, содержание в тюрьме, опасности гетеросексуального общения, целибат (безбрачие), половая слабость и т. д.); 3) инверсия может быть прекращена при помощи гипнотического внушения, что было бы удивительным при врожденном ее характере.

С этой точки зрения можно вообще оспаривать несомненность врожденной инверсии. Можно возразить, что более подробные расспросы в случаях, которые относятся к врожденной инверсии, вероятно, также открыли бы некое переживание в раннем детстве, предопределившее направление либидо; это переживание не сохранилось только в сознательной памяти лица, но при соответствующем воздействии можно вызвать воспоминание о нем. По мнению этих авторов, инверсию следовало бы считать частным вариантом полового влечения, предопределенным некоторыми внешними условиями жизни.

Эта, по-видимому, утвердившаяся уверенность теряет силу от возражения, что многие люди испытывают, несомненно, подобные же сексуальные влияния (в ранней юности: совращения, взаимный онанизм), не став вследствие этого инвертированными или не сделавшись ими навсегда. Следовательно, возникает предположение, что альтернатива: врожденный или приобретенный характер – либо несовершенна, либо не учитывает условия приобретения инверсии.

Ни положение, что инверсия врожденна, ни противоположное ему – что она приобретается, не объясняют ее сущности. Во-первых, нужно выяснить, что именно в ней врожденного, если не принять самого общего объяснения, что человек появляется на свет с врожденным половым влечением к определенному сексуальному объекту. В противном случае, спрашивается, достаточно ли разнообразных побочных влияний, чтобы объяснить возникновение инверсии без того, что в самом индивиде кое-что не шло навстречу этим влияниям. Отрицание этого последнего момента, согласно изложенному ранее, недопустимо.

Для объяснения возможностей сексуальной инверсии со времен Франка Лидстона, Кьернана и Шевалье приводят высказывания, содержащие новое противоречие общепринятому мнению. Согласно этому мнению, человек может быть или мужчиной, или женщиной. Но науке известны случаи, в которых половые признаки кажутся стертыми, и благодаря этому затрудняется определение пола сначала в области анатомии. Гениталии этих лиц соединяют в себе мужские и женские признаки (гермафродитизм). В редких случаях оба половые аппарата развиты один наряду с другим (истинный гермафродитизм); чаще всего имеет место двойное уродство.

На самом деле значение этих ненормальностей в том, что они неожиданным образом облегчают понимание нормы. Известная степень анатомического гермафродитизма на самом деле принадлежит и норме: у каждого нормально устроенного мужского или женского индивида имеются зачатки аппарата другого пола, сохранившиеся как рудиментарные органы без функции или преобразовавшиеся и взявшие на себя другие функции.

Гипотеза, которая следует из этих давно известных анатомических фактов, состоит в допущении первоначального бисексуального предрасположения, преобразующегося в течение развития в моносексуальность с незначительными остатками другого пола.

Весьма естественно было перенести эту мысль на психическую область и понимать инверсию в различных ее видах как выражение психического гермафродитизма. Чтобы решить вопрос, недоставало только постоянного совпадения инверсии с душевными и соматическими признаками гермафродитизма.

Однако это ожидание не оправдалось. Зависимость между предполагаемым психическим и легко доказуемым анатомическим гермафродитизмом нельзя представить себе такой тесной. Часто у инвертированных наблюдается и снижение полового влечения, и незначительное анатомическое уродство органов. Это встречается часто, но никоим образом не всегда или хотя бы в большинстве случаев. Таким образом, приходится признать, что инверсия и соматический гермафродитизм в общем не зависят друг от друга.

Большое значение также придавалось так называемым вторичным и третичным признакам и подчеркивалось, что они часто встречаются у инвертированных (Г. Эллис). И в этом есть большая доля правды, но нельзя забывать, что вторичные и третичные половые признаки вообще встречаются довольно часто у другого пола и образуют таким образом намеки на двуполость, хотя сексуальный объект не проявляет при этом изменений в смысле инверсии.

Психический гермафродитизм приобрел бы телесные формы, если бы параллельно инверсии сексуального объекта происходили по крайней мере изменения прочих душевных свойств, влечений и черт характера, в смысле типичных для другого пола. Однако подобную инверсию характера можно встретить с некоторой регулярностью только у инвертированных женщин. У мужчин с инверсией соединяется полнейшее душевное мужество. Если настаивать на существовании душевного гермафродитизма, то необходимо добавить, что в его проявлениях в различных областях замечается только незначительная противоположная обусловленность.

То же относится и к соматической двуполости: по Хальбану, частичная уродливость органов и вторичные половые признаки встречаются довольно независимо друг от друга.

Учение о бисексуальности в самой примитивной форме сформулировано одним из защитников инвертированных мужчин следующим образом: женский мозг в мужском теле. Однако нам неизвестны признаки «женского мозга». Замена психологической проблемы анатомической в равной мере бессмысленна и неоправданна.

Крафт-Эбинг полагает, что бисексуальное предрасположение награждает индивида как мужскими и женскими мозговыми центрами, так и соматическими половыми органами. Эти центры развиваются только в период наступления половой зрелости, большей частью под влиянием независимых от них по своему строению половых желез. Но к мужским и женским «центрам» применимо то же, что и к мужскому и женскому мозгу, и, кроме того, даже неизвестно, следует ли нам предполагать существование ограниченных частей мозга («центров») для половых функций, как, например, для речи.

Две версии все же остаются в силе после всех этих рассуждений: первая – для объяснения инверсии необходимо принимать во внимание бисексуальное предрасположение, но нам только неизвестно, в чем, кроме анатомической его формы, состоит это предрасположение, и вторая – что речь идет о нарушениях, касающихся развития полового влечения[5].

Теория психического гермафродитизма предполагает, что сексуальный объект инвертированных противоположен объекту нормальных. Инвертированный мужчина не может устоять перед очарованием, исходящим от мужских качеств тела и души, он чувствует себя женщиной и ищет мужчину.

Но хотя это и верно по отношению к целому ряду инвертированных, это далеко не составляет общего признака инверсии. Не подлежит никакому сомнению, что большая часть инвертированных мужчин сохраняет психический характер мужественности, обладает сравнительно немногими вторичными признаками другого пола и в своем сексуальном объекте ищет в сущности женские психические черты. Если бы было иначе, то оставалось бы совершенно непонятным, для чего мужская проституция, предлагающая себя инвертированным, – теперь, как и в древности, – копирует во всех внешних формах платья и манеры женщин; ведь такое подражание должно было бы оскорблять идеал инвертированных. Для греков, у которых в числе инвертированных встречаются самые мужественные мужчины, было очевидно, что не мужественный характер мальчика, а телесное приближение его к женскому типу, так же как и женские душевные свойства его – робость, сдержанность, потребность в посторонней помощи и наставлении – разжигали любовь в мужчине. Как только мальчик становился взрослым, он переставал быть сексуальным объектом для мужчины и сам становился любителем мальчиков. Сексуальным объектом, следовательно, в этом, как и во многих других случаях, является не один и тот же пол, а соединение обоих половых признаков, компромисс между душевным стремлением к мужчине и женщине при сохранении условия мужественности тела (гениталий), так сказать, отражение собственной бисексуальной природы[6].

Более определенными оказываются отношения у женщины, где активно инвертированные особенно часто обладают соматическими и душевными признаками мужчины и требуют женственности от своих сексуальных объектов, хотя и здесь, при более близком знакомстве, вероятно, окажется большая пестрота отношений.

Важный факт, который нельзя забывать, состоит в том, что сексуальные цели при инверсиях никоим образом нельзя называть однородными. У мужчин половое общение per anum[7] далеко не всегда совпадает с инверсией; мастурбация также часто представляет собой исключительную цель, и ограничения сексуальной цели – вплоть до одних только излияний чувств – встречаются здесь даже чаще, чем при гетеросексуальной любви. И у женщин сексуальные цели инвертированных разнородны; особенным предпочтением, по-видимому, пользуется прикосновение слизистой оболочкой рта.

Хотя мы пока не можем дать удовлетворительное объяснение образованию инверсии на основании имеющегося до сих пор материала, замечаем, однако, что в этом исследовании пришли к мысли, которая может приобрести для нас большее значение, чем разрешение поставленной выше задачи. Мы отмечаем, что представляли себе связь сексуального влечения с сексуальным объектом слишком тесной. Опыт со случаями, считающимися ненормальными, показывает, что между сексуальным влечением и сексуальным объектом существует спайка, которую нам грозит опасность не заметить при однообразии нормальных форм, в которых влечение как будто бы приносит от рождения с собой и объект. Это заставляет нас ослабить в наших рассуждениях связь между влечениями и объектом. Половое влечение, вероятно, изначально не зависит от объекта и не обязано своим возникновением его прелестям.

Б. Животные и незрелые в половом отношении лица как сексуальные объекты

В то время как лица, сексуальный объект которых не принадлежит к соответствующему норме (противоположному) полу, т. е. инвертированные, кажутся наблюдателю группой индивидов, состоящих в других отношениях, может быть даже полноценных, случаи, когда сексуальными объектами выбираются незрелые в половом отношении лица (дети), кажутся единичными отклонениями. Только в редких случаях сексуальными объектами являются исключительно дети; чаще всего они приобретают эту роль, когда ленивый и ставший импотентом индивид или импульсивное (неотложное) влечение не может в данную минуту овладеть подходящим объектом. Все же тот факт, что половое влечение допускает столько отклонений и такое умаление своего объекта, проливает свет на его природу; голод, гораздо более прочно привязанный к своему объекту, допустил бы это только в крайнем случае. То же замечание относится к половому сношению с животными, вовсе не редко встречающемуся среди сельского населения, причем сексуальная притягательность переходит границы вида.

Из эстетических соображений появляется желание приписать это душевнобольным, как и другие тяжелые случаи извращенного полового влечения, но это неправильно. Опыт показывает, что у последних не наблюдается каких-то особенных сексуальных отклонений по сравнению со здоровыми людьми. Так, сексуальное злоупотребление детьми с пугающей частотой встречается у учителей и нянек просто потому, что им предоставляются для этого наиболее благоприятные случаи. У душевнобольных встречается соответствующее отклонение только в усиленной форме, или, что имеет особое значение, оно стало доминирующим и заняло место нормального сексуального удовлетворения.

Это замечательное отношение сексуальных изменений к шкале «здоровье – душевная болезнь» заставляет задуматься. Мне кажется, что подобный факт указывает на то, что стремления половой жизни относятся к таким, которые и в пределах нормы хуже всего подчиняются высшим проявлениям духовной деятельности. Тот, кто в каком бы то ни было отношении психически не стабилен в социальном и этическом плане, тот, согласно моему опыту, всегда является таким же в своей сексуальной жизни. Однако есть много ненормальных в сексуальной жизни, но которые соответствуют по всем остальным критериям обычному человеку, не отстают в интеллектуальном развитии, но их слабое звено – сексуальность. Как на самом общем результате рассуждений, остановимся на том, что под влиянием многочисленных условий у поразительного количества индивидов род и ценность сексуального объекта отступают на второй план. Существенным и постоянным в половом влечении является нечто иное[8].

Нормальной сексуальной целью считается соединение гениталий в акте, называемом совокуплением, ведущем к разрешению сексуального напряжения и к временному угасанию сексуального влечения (удовлетворение, аналогичное насыщению при голоде). И все же уже при нормальном сексуальном процессе можно заметить элементы, развитие которых ведет к отклонениям, которые были описаны как перверсии. Предварительной сексуальной целью считаются известные промежуточные процессы (лежащие на пути к совокуплению) отношения к сексуальному объекту – ощупывание и разглядывание его. Эти действия, с одной стороны, сами дают наслаждение, с другой – повышают возбуждение, которое должно длиться до достижения окончательной сексуальной цели. Одно определенное прикосновение из их числа, взаимное прикосновение слизистой оболочки губ, приобрело далее как поцелуй у многих народов (в том числе и высокоцивилизованных) высокую сексуальную ценность, хотя имеющиеся при этом в виду части тела не относятся к половому аппарату, а составляют вход в пищеварительный канал. Все это – моменты, которые позволяют установить связь между перверсией и нормальной сексуальной жизнью и которые можно использовать для классификации перверсий. Перверсии представляют собой или: а) выход за анатомические границы частей тела, предназначенных для полового соединения, или б) остановку на промежуточных отношениях к сексуальному объекту, которые, как правило, быстро исчезают на пути к окончательной сексуальной цели.

А) Выход за анатомические границы

Психическая оценка, которую получает сексуальный объект, как желанная цель сексуального влечения, в самых редких случаях ограничивается его гениталиями, а распространяется на все его тело и имеет тенденцию охватить все ощущения, исходящие от сексуального объекта. Та же переоценка переносится в психическую область и проявляется как логическое ослепление (слабость суждения) по отношению к душевным проявлениям и совершенствам сексуального объекта, а также как готовность подчиниться и поверить всем его суждениям. Доверчивость любви становится, таким образом, важным, если не самым первым источником авторитета[9].

Именно эта сексуальная оценка так плохо гармонирует с ограничениями сексуальной цели соединением одних только гениталий и способствует тому, что другие части тела избираются сексуальной целью[10].

Значение момента сексуальной переоценки лучше всего изучать у мужчины, любовная жизнь которого стала доступной исследованию, между тем как любовная жизнь женщины, отчасти вследствие перегибов в воспитании, отчасти из-за конвенциональной скрытности и неоткровенности женщин, погружена еще в непроницаемую тьму[11].

Применение рта как сексуального органа считается перверсией, если губы (язык) одного лица приходят в соприкосновение с гениталиями другого, но не в том случае, если слизистые оболочки губ обоих лиц прикасаются друг к другу. В последнем исключении – приближение к норме. Кому противны другие приемы перверсий, употребляемые, вероятно, с доисторических времен человечества, тот поддается при этом явному чувству отвращения, которое не допускает его принять такую сексуальную цель. Но граница этого отвращения очень часто условна; кто страстно целует губы красивой девушки, тот, возможно, только с отвращением сможет воспользоваться ее зубной щеткой, хотя нет никакого основания предполагать, что полость его собственного рта, которая ему не противна, чище, чем рот девушки. Тут внимание привлекается к моменту отвращения, которое мешает либидозной переоценке сексуального объекта, но тем не менее преодолевается либидо. В отвращении хотят видеть одну из сил, которые привели к ограничению сексуальной цели. Обыкновенно влияние этих ограничивающих сил до гениталий не доходит. Но не подлежит сомнению, что и гениталии другого пола сами по себе могут быть предметом отвращения и что такое поведение составляет характерную черту всех истеричных больных (особенно женщин). Сила сексуального влечения охотно проявляется в преодолении этого отвращения (см. ниже).

Еще отчетливее, чем в предыдущем случае, становится ясно при использовании заднего прохода, что именно отвращение налагает печать перверсии на эту сексуальную цель. Но пусть не истолкуют как известное пристрастие с моей стороны замечание, что оправдание этого отвращения тем, что эта часть тела служит выделениям и приходит в соприкосновение с самым отвратительным – с экскрементами, – не более убедительно, чем то оправдание, которым истеричные девушки пользуются для объяснения своего отвращения к мужским гениталиям: они служат для мочеиспускания.

Сексуальная роль слизистой оболочки заднего прохода абсолютно не ограничивается общением между мужчинами, оказываемое ей предпочтение не является чем-то характерным для инвертированных чувств. Наоборот, по-видимому, педерастия у мужчины обязана своим значением аналогии с актом с женщиной, между тем как при сношении инвертированных сексуальной целью, скорее всего, является взаимная мастурбация.

Распространение сексуальной цели на другие части тела не представляет собой во всех своих отклонениях нечто принципиально новое, ничего не прибавляет к нашему знанию о половом влечении, которое в этом проявляет только свое намерение овладеть сексуальным объектом по всем направлениям. Но наряду с сексуальной переоценкой при анатомическом выходе за границы половых органов проявляется еще второй момент, который с общепринятой точки зрения кажется странным. Определенные части тела – слизистая оболочка рта и заднего прохода, всегда встречающиеся в этих приемах, как бы претендуют, чтобы на них самих смотрели как на гениталии и поступали с ними соответственно этому. Мы еще увидим, что это притязание оправдывается развитием сексуального влечения и что в симптоматике некоторых болезненных состояний оно осуществляется.

Совершенно особое впечатление производят те случаи, в которых нормальный сексуальный объект замещен другим, имеющим к нему отношение, но совершенно непригодным для того, чтобы служить нормальной сексуальной цели. Согласно принципам классификации половых отклонений нам следовало бы упомянуть об этой крайне интересной группе отклонений полового влечения уже при отступлениях от нормы в отношении сексуального объекта, но мы отложили это до момента нашего знакомства с сексуальной переоценкой, от которой зависят эти явления, связанные с отказом от сексуальной цели.

Заместителем сексуального объекта становятся часть тела, в общем мало пригодная для сексуальных целей (нога, волосы), или неодушевленный объект, имеющий вполне определенное отношение к сексуальному лицу, скорее всего к его сексуальности (часть платья, белое белье). Этот заместитель вполне правильно приравнивается к фетишу, в котором дикарь воплощает своего бога.

Переход к случаям фетишизма с отказом от нормальной или извращенной сексуальной цели составляют случаи, в которых требуется присутствие фетишистского условия в сексуальном объекте для того, чтобы была достигнута сексуальная цель (определенный цвет волос, платье, даже телесные недостатки). Ни одно отклонение сексуального влечения, граничащее с патологическим, не имеет такого права на наш интерес, как это, благодаря странности вызываемых им явлений. Известное снижение стремления к нормальной сексуальной цели является, по-видимому, необходимой предпосылкой для всех случаев (экзекуторная (испольнительная) слабость сексуального аппарата)[12]. Связь с нормальным объектом осуществляется посредством психологически необходимой переоценки сексуального объекта, которая неизбежно переносится на все, ассоциативно с ним связанное. Известная степень такого фетишизма свойственна поэтому всегда нормальной любви, особенно в тех стадиях влюбленности, в которых нормальная сексуальная цель кажется недостижимой или достижение ее невозможно.

Патологическим случай становится только тогда, когда стремление к фетишу зафиксировалось слишком сильно и заняло место нормальной цели; далее, когда фетиш теряет связь с определенным лицом, он становится единственным сексуальным объектом. Таковы вообще условия перехода пока еще вариаций полового влечения в патологические отклонения.

Как впервые утверждал Бине, а впоследствии было доказано многочисленными фактами, в выборе фетиша сказывается непрекращающееся влияние воспринятого, большей частью в раннем детстве, сексуального впечатления, что можно сравнить с известным постоянством любви нормального человека («On revient toujours à ses premiers amours»[13]). Такое происхождение особенно ясно в случаях, когда выбор сексуального объекта обусловлен только фетишем. К вопросу о значении сексуальных впечатлений в раннем детстве мы еще вернемся[14].

В других случаях к замещению объекта фетишем приводит ряд символических ассоциаций, по большей части неосознанных. Возникновение этих ассоциаций не всегда можно объяснить с уверенностью. Нога представляет собой древний сексуальный символ уже в мифах[15], «мех» обязан своей ролью фетиша ассоциации с волосами на mons Veneris (бугре Венеры); однако и эта символика, по-видимому, независима от сексуальных переживаний детства[16].

Б) Фиксации предварительных сексуальных целей

Все внешние и внутренние условия, затрудняющие или отдаляющие достижение нормальной сексуальной цели (импотенция, дороговизна сексуального объекта, опасность полового акта) поддерживают, разумеется, наклонность к тому, чтобы задержаться на подготовительных актах и образовать из них новые сексуальные цели, которые могут занять место нормальных. При ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что, по-видимому, самые странные из этих новых целей все же намечаются уже при нормальном сексуальном процессе.

Известная доля ощупывания для человека необходима, по крайней мере, для достижения нормальной сексуальной цели. Также общеизвестно, каким источником наслаждения, с одной стороны, и каким источником новой энергии, с другой стороны, становится кожа, благодаря ощущениям от прикосновения сексуального объекта. Поэтому задержка на ощупывании, если только половой акт развивается дальше, вряд ли может быть причислена к перверсиям.

То же самое и с разглядыванием, сводящимся в конечном счете к ощупыванию. Зрительное впечатление осуществляется тем путем, которым чаще всего пробуждается либидозное возбуждение и на проходимость которого – если допустим такой телеологический подход – рассчитывает естественный отбор, направляя развитие сексуального объекта в эстетическом плане. Прогрессирующее вместе с культурой прикрывание тела будит сексуальное любопытство, стремящееся к тому, чтобы обнажением запрещенных частей дополнить для себя сексуальный объект; но это любопытство может быть отвлечено на художественные цели («сублимировано»), если удается отвлечь его интерес от гениталий и направить его на тело в целом. Задержка на этой промежуточной сексуальной цели – подчеркнутого сексуального разглядывания[17] – свойственна в известной степени большинству нормальных людей, она дает им возможность направить известную часть своего либидо на высшие художественные цели. И наоборот, перверсией страсть к подглядыванию становится: а) если она ограничивается исключительно гениталиями, б) если она связана с преодолением чувства отвращения (voyeurs: подглядывание при функции выделения), в) если она, вместо подготовки к достижению нормальной сексуальной цели, вытесняет ее. Последнее ярко выражено у эксгибиционистов, которые, если мне позволено будет судить на основании одного случая, показывают свои гениталии для того, чтобы в награду получить возможность увидеть гениталии других[18].

При перверсии, стремление которой состоит в разглядывании и показывании себя, проявляется весьма удивительная особенность, которую мы рассмотрим при следующем отклонении. Сексуальная цель проявляется при этом выраженной в двоякой форме: активной и пассивной.

Силой, противостоящей страсти к подглядыванию и иногда даже побеждающей ее, является стыд (как раньше отвращение).

Склонность причинять боль сексуальному объекту и противоположная ей – быть мучимым, эти самые частые и значительные перверсии, названы Крафт-Эбингом (Krafft-Ebing) в обеих ее формах, активной и пассивной, садизмом и мазохизмом. Другие авторы предпочитают более узкое обозначение алголагнии, подчеркивающее наслаждение от боли, жестокость, между тем как при избранном Крафт-Эбингом названии на первый план выдвигаются всякого рода унижения и покорность.

Корни активной алголагнии, садизма в пределах нормального легко доказать. Сексуальность большинства мужчин содержит примесь агрессивности, склонности к насильственному преодолению, биологическое значение которого состоит, вероятно, в необходимости преодолеть сопротивление сексуального объекта еще и иначе, не только посредством актов ухаживания. Садизм в таком случае соответствовал бы ставшему самостоятельным, преувеличенному, выдвинутому благодаря смещению на главное место агрессивному компоненту сексуального влечения.

Понятие садизма, в обычном употреблении этого слова, колеблется между активной и насильственной констелляцией к сексуальному объекту и исключительной неразрывностью удовлетворения с подчинением и терзанием сексуального объекта. Строго говоря, только последний случай имеет право называться перверсией.

Равным образом, термин «мазохизм» охватывает все пассивные установки к сексуальной жизни и к сексуальному объекту, крайним выражением которых является неразрывность удовлетворения с испытанием физической и душевной боли со стороны своего сексуального объекта. Мазохизм как перверсия, по-видимому, дальше, чем противоположный ему садизм, отошел от нормальной сексуальной цели; можно лишь сомневаться в том, появляется ли он когда-нибудь первично или всегда развивается [трансформируется] из садизма. Часто мазохизм представляет собой только продолжение садизма, обращенного на собственную личность, временно замещающую при этом место сексуального объекта. Исследование экстремальных случаев мазохистской перверсии приводит к мысли о совокупном влиянии большого числа факторов, преувеличивающих и фиксирующих первоначальную пассивную сексуальную установку (комплекс кастрации, сознание вины).