Читать онлайн Башня Нерона

Rick Riordan

The Trials of Apollo: The Tower of Nero

© 2020 by Rick Riordan

© Оверина Ксения, перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Посвящается Бекки.

Каждый путь ведет меня домой к тебе

Глава 1

Двуглавый змей

Испортил мне поездку

А у Мэг башмаки воняют

Нет ничего удивительного в том, чтобы, путешествуя по Вашингтону, округ Колумбия, встретить пару-тройку змей в человечьей одежде. И все же я забеспокоился, когда на Юнион-Стейшн в наш поезд сел двухголовый удав.

На змее был «надет» деловой костюм из синего шелка: тело чудовища проходило сквозь рукава и штанины, имитируя человеческие конечности. Из ворота рубашки словно перископы-близнецы торчали две головы. Двигаясь с удивительной грацией, монстр, похожий на надувной шарик-переросток, занял место в противоположном конце вагона лицом к нам.

Никто в поезде не обратил на него внимания. Туман, конечно же, исказил их восприятие, и вместо него они видели обычного пассажира. Змей не делал ничего угрожающего. На нас он даже не взглянул. По всему выходило, что это просто-напросто возвращающийся домой работяга-монстр.

И все-таки я не мог не…

Я зашептал Мэг:

– Не хочу тебя пугать…

– Тсс! – перебила она.

Мэг со всей ответственностью отнеслась к правилам поведения в тихом вагоне. С самой посадки источник шума вокруг был только один – Мэг, шикающая всякий раз, как я чихал или прочищал горло.

– Но там монстр, – настаивал я.

Она оторвалась от бесплатного журнала компании «Амтрак»[1] и вскинула бровь над украшенной стразами оправой очков-кошечек: мол, где?

Я подбородком указал в сторону чудовища. Его левая голова с отсутствующим видом глядела в окно с того момента, как поезд тронулся. А раздвоенный язык правой то и дело мелькал, опускаясь в бутылку с водой, зажатой в змеином кольце, изображающем руку.

– Это амфисбена, – прошептал я и любезно объяснил: – Змея, у которой по одной голове с обеих сторон.

Мэг нахмурилась, а потом пожала плечами, что, видимо, означало: выглядит мирно. И вернулась к чтению.

Я сдержался и не стал спорить. В основном потому, что не хотел, чтобы на меня опять шикнули.

Винить Мэг за то, что ей хочется спокойной поездки, я не мог. За последние недели мы успели с боем пробиться сквозь стадо диких кентавров в Канзасе, столкнуться с голодным духом в Спрингфилде, штат Миссури, возле самой большой вилки в мире[2] (селфи я так и не сделал), и сбежать от пары синих дракенов из Кентукки, которые несколько раз гоняли нас по ипподрому Черчилль-Даунс. После всего этого, наверное, казалось, что двухголовый змей в костюме еще не повод для беспокойства. Тем более что в тот момент он нас и правда не беспокоил.

Я попытался расслабиться.

Мэг с головой ушла в чтение, увлекшись статьей о городском садоводстве. За месяцы нашего знакомства моя юная спутница подросла, но не так сильно, чтобы это помешало ей удобно устроиться в кресле, закинув ноги в красных кедах на спинку сиденья перед собой. Удобно, конечно – для нее, а не для меня и остальных пассажиров. Мэг не меняла обувь с тех пор, как нам пришлось бегать по ипподрому, и ее кеды выглядели и воняли как лошадиный зад.

Спасибо и на том, что она сменила свое драное зеленое платье на джинсы из «Доллар Дженерал»[3] и зеленую футболку с надписью «VNICORNES IMPERANT!» – «ЕДИНОРОГИ РУЛЯТ!», которую купила в сувенирной лавке в Лагере Юпитера. Вкупе с начавшей обрастать стрижкой «под пажа» и наливающимся красным прыщом на подбородке она больше не походила на малолетку из детского сада, а выглядела почти на свой возраст: как шестиклассница, стоящая на пороге круга ада, который зовется пубертатом.

Я не стал делиться своими наблюдениями с Мэг. Во-первых, меня самого донимало акне. Во-вторых, Мэг – моя госпожа, и она может в буквальном смысле приказать мне выпрыгнуть в окно, и мне придется подчиниться.

Поезд ехал по пригородам Вашингтона. Предвечернее солнце мерцало между зданиями, как лампа старого кинопроектора. Это было то чудесное время дня, когда бог солнца должен сворачивать работу и направиться в сторону старых конюшен, чтобы припарковать колесницу, а затем кайфовать во дворце, попивая нектар из кубка в окружении нескольких десятков обожающих его нимф и глотая одну за другой серии нового сезона «Настоящих богинь Олимпа»[4].

Но мне ничего такого не светит. Вместо этого я должен часами сидеть в скрипучем кресле поезда «Амтрак» и залипать на вонючие кеды Мэг.

Амфисбена в противоположном конце вагона по-прежнему не делала ничего угрожающего… если не считать актом агрессии питье воды из одноразовой бутылки.

Почему же у меня по шее то и дело пробегает холодок?

И все время сбивается дыхание. Сидя у окна, я чувствовал себя в ловушке.

Может, я просто нервничаю, зная, что ждет нас в Нью-Йорке? Я полгода провел в этом жалком человеческом теле – и вот развязка близка.

Мы с Мэг пересекли Соединенные Штаты туда и обратно. Освобождали древних оракулов, побеждали легионы монстров, терпели страшные муки от Американской системы общественного транспорта. И наконец, после множества трагических событий, одержали победу над двумя злыми императорами из Триумвирата, Коммодом и Калигулой, в Лагере Юпитера.

Но худшее было впереди.

Мы возвращаемся туда, где начались все наши беды, – на Манхэттен, где располагается база Нерона Клавдия Цезаря, абьюзивного отчима Мэг и моего самого нелюбимого скрипача. И даже если нам каким-то чудом удастся его победить, в тени притаилась угроза пострашнее – мой заклятый враг Пифон, залегший в моем священном Дельфийском оракуле, словно это какая-то дешевая квартирка из «Эйрбиэнби»[5].

В ближайшие несколько дней я либо смогу одолеть этих противников и снова стать богом Аполлоном (если, конечно, позволит мой отец Зевс), либо умру, пытаясь это сделать. Так или иначе, время моего пребывания в облике Лестера Пападопулоса подходит к концу.

Так что, может, и неудивительно, что я нервничаю…

Я постарался сосредоточиться на прекрасном закате. И не зацикливаться на невозможном списке своих задач или двухголовом змее в шестнадцатом ряду.

До Филадельфии мне удалось дотерпеть и не сорваться. Но как только мы отъехали от станции «Тридцатая улица»[6], мне стало ясно, что: 1) амфисбена не собирается сходить с поезда, а значит, это просто работяга, которому приходится каждый день ездить так на работу и с работы, и 2) мой внутренний радар вопил об опасности громче, чем обычно.

Я чувствовал, что за мной следят. Я сидел как на иголках, подобное я ощущал, играя в прятки с Артемидой и ее охотницами в лесу, за миг до того, как они выскочили на меня из кустов и изрешетили стрелами. В то время мы с сестрой были совсем юными божествами, и нас еще забавляли столь незамысловатые развлечения.

Я решился взглянуть на амфисбену – и чуть не выпрыгнул из штанов. Чудовище таращилось на меня четырьмя немигающими желтыми глазами… неужто они начали светиться?! О, нет-нет-нет. Светящиеся глаза никогда ничего хорошего не предвещают.

– Мне нужно выйти, – сказал я Мэг.

– Ш-ш-ш.

– Посмотри на монстра. Я должен проверить. У него глаза светятся!

Мэг, прищурившись, посмотрела на мистера Змея:

– Не светятся, а блестят. И вообще, он сидит и никого не трогает.

– Но вид у него подозрительный!

– Ш-ш-ш! – раздалось с кресла позади нас.

Мэг гневно вскинула брови, глядя на меня. Мол, говорила же!

Я указал в проход и надулся.

Мэг, по-прежнему сидящая развалившись, как в гамаке, закатила глаза, убрала ноги со спинки переднего кресла и выпустила меня.

– Не начинай драку, – приказала она.

Супер. Теперь придется бездействовать, пока монстр не нападет, и только тогда защищаться.

Я стоял в проходе и ждал, когда кровь вернется в занемевшие ноги. Не знаю, кто придумал человеческую кровеносную систему, но вышло отвратно.

Амфисбена не двигалась. И по-прежнему не сводила с меня глаз. Казалось, монстр впал в какой-то транс. Может, копит силы для массированного удара? Интересно, амфисбены так делают?

Я покопался в памяти, стараясь вспомнить что-нибудь об этих существах, но нашлось совсем немного. Римский писатель Плиний заявлял, что ношение детеныша амфисбены вокруг шеи гарантирует благополучное течение беременности. (Не пригодится.) А если носить ее шкуру, можно стать привлекательнее для потенциального партнера. (Хмм. Нет, тоже не нужно.) Головы амфисбены могут изрыгать яд. Ага! Вот оно. Наверняка монстр готовится блевать в два горла, чтобы затопить вагон ядом!

Что делать?..

Несмотря на периодические всплески божественной силы и проявления божественных умений, не стоило надеяться, что они случатся в нужную минуту. По большей части я все еще жалкий семнадцатилетний мальчишка.

Можно достать лук и колчан с верхней багажной полки. Вооружиться было бы неплохо. Но это выдало бы мои враждебные намерения. И Мэг точно намылит мне шею за неадекватное поведение. (Прости, Мэг, но глаза у него все-таки светятся, а не блестят.)

Вот было бы у меня оружие поменьше, скажем кинжал, который можно спрятать в карман футболки. И почему я не бог кинжалов!

Я решил пойти по вагону, словно направляясь в туалет. Если амфисбена нападет – закричу. Оставалось надеяться, что Мэг соизволит на пару минут отвлечься от журнала, чтобы меня спасти. По крайней мере, так я смогу приблизить неизбежный конфликт. Если змей ничего не сделает – что ж, возможно, он действительно не опасен. Тогда я пойду в туалет, потому что мне вообще-то и правда туда нужно.

По ногам еще бегали колючие мурашки, но я, спотыкаясь, побрел вперед, хотя «непринужденной походки» у меня не получилось. Я думал было насвистеть веселую песенку, но вспомнил, что мы в тихом вагоне.

До монстра оставалось четыре ряда. Сердце бухало у меня в груди. Его глаза определенно светились и определенно таращились на меня. Поза его была неестественно неподвижной даже для рептилии.

Осталось два ряда. Подбородок у меня дрожал, а на лице выступил пот, поэтому казаться беззаботным не получалось. Костюм амфисбены был явно дорогим и хорошо сшитым. Возможно, гигантский змей просто не может носить готовую одежду и вынужден обращаться к портным. Его блестящая желто-коричневая шкура с ромбовидным узором явно не сошла бы за наряд, который надевают, чтобы сделать удачное фото и выложить его в приложение для знакомств – если, конечно, ты не собираешься на свидание с удавом.

Я думал, что буду готов к нападению амфисбены.

Я ошибся. Чудовище рванулось вперед с невероятной скоростью и кольцом, играющим роль левой руки, схватило меня за запястье. Я даже пикнуть не успел. Если бы монстр хотел меня убить, я уже был бы мертв.

Но вместо этого он остановил меня, вцепившись в мою руку, словно тонущий в поисках помощи.

Его головы зашипели грозным дуэтом, и их голоса пробирали до самого костного мозга:

Змей отпустил меня так же внезапно, как и схватил. Мышцы взбугрились у него под шкурой, как если бы его тело начинало медленно закипать. Он сел ровно и вытянул шеи так, что оказался почти нос к носу со мной. Глаза монстра перестали светиться.

– Что я де… – Левая голова посмотрела на правую. – Как…

У правой головы вид был такой же озадаченный. Она посмотрела на меня.

– Кто вы? Постойте, я что, пропустил станцию в Балтиморе? Жена меня убьет!

Я был так ошарашен, что не мог говорить.

Строки, которые он продекламировал… Я узнал стихотворный размер. Амфисбена изрекла пророческое послание. До меня дошло, что монстр и впрямь мог быть обычным пассажиром, который волею Мойр стал одержим пророческим духом, потому что… Ну конечно! Потому что он змей. С древних времен змеи приносили мудрость на землю, потому что сами обитали под землей. А гигантский змей должен быть особенно восприимчив к голосам оракулов.

Я не знал, что мне делать. Извиниться за то, что доставил ему неудобства? Дать на чай? И если мой улавливающий опасность радар взбесился не из-за него – тогда из-за кого же?

Я был избавлен от неловкого разговора, а амбисфена – от участи быть убитым собственной женой, когда два арбалетных болта, пролетев сквозь вагон, убили монстра вместо нее, пригвоздив шеи бедной змеи к стене.

Я взвизгнул. Сидящие вокруг пассажиры зашикали на меня.

Амфисбена рассыпалась желтым прахом, оставив после себя лишь ладно сшитый костюм.

Я медленно поднял руки и осторожно, будто стоял на мине, повернулся, почти уверенный, что следующий болт вонзится мне в грудь. У меня не было даже шанса уклониться от удара того, кто бьет в цель с такой меткостью. И оставалось лишь всем видом показать, что я не представляю угрозы. Это у меня отлично получалось.

В противоположном конце вагона я увидел две массивные фигуры. Один из нападавших, судя по бороде, всклокоченным волосам с вплетенными в них бусинами, кожаным доспехам, а также поножам и нагруднику из имперского золота, был германцем. Лично его я не знал, но в последнее время мне слишком часто приходилось встречаться с его соплеменниками. Было очевидно, кому он служит. Люди Нерона нашли нас.

В руках у сидящей Мэг уже возникли магические изогнутые мечи-близнецы, но германец прижал ей к горлу лезвие широкого клинка, дав понять, чтобы она оставалась на месте.

Арбалетчицей оказалась его спутница – женщина еще выше и мощнее. На ней была форма проводницы «Амтрака», которая не могла никого обмануть, кроме, судя по всему, всех смертных пассажиров поезда, почти не обративших внимания на новоприбывших. Под фуражкой проводника виднелись выбритые виски, волосы со средней части головы – блестящая каштановая грива – были заплетены в косу, перекинутую через плечо. Рубашка с короткими рукавами так натянулась на мускулистых плечах женщины, что эполеты и бейджик грозили вот-вот оторваться. Ее руки были покрыты татуировками из переплетающихся кругов, а шею обхватывал толстый золотой обруч – гривна.

Подобных ей я не видел целую вечность. Эта женщина была галлийкой! При этой мысли у меня внутри похолодело. В старину, во времена Римской республики, галлов боялись даже больше, чем германцев.

Она уже перезарядила двойной арбалет и нацелила его мне в голову. На поясе у нее висело и другое оружие: гладиус, дубинка и кинжал. Ну конечно – у нее, значит, кинжал есть!

Не сводя с меня глаз, женщина дернула подбородком вбок – общепринятый жест, означающий «Сюда, не то пристрелю».

Я прикинул, каковы мои шансы ринуться вперед и напасть на врагов прежде, чем они убьют нас с Мэг. Нулевые. Шансы на то, что мне удастся отсидеться за креслом, пока Мэг разберется с ними обоими, немногим больше, но все равно не супер.

На подкашивающихся ногах я пошел по вагону. Смертные пассажиры хмуро поглядывали на меня. Видимо, им казалось, что проводница пришла отчитать меня за то, что я разорался в тихом вагоне. А что проводница вооружена арбалетом и только что убила двухголового змея в костюме, они, похоже, не заметили.

Добравшись до своего ряда, я посмотрел на Мэг – отчасти чтобы убедиться, что с ней все в порядке, отчасти потому, что мне было любопытно, отчего она не стала нападать. Такая мелочь, как приставленный к горлу меч, обычно ее не останавливала.

Она потрясенно смотрела на галлийку:

– Лугусельва?

Женщина коротко кивнула, и меня посетили две ужасающие мысли. Во-первых, Мэг ее знает. Во-вторых, ее зовут Лугусельва. Когда ее взгляд упал на Мэг, уровень ярости в ее глазах снизился на пару делений. Теперь это было не «я сейчас всех порешу», а «я скоро всех порешу».

– Да, Росточек, – сказала галлийка. – А теперь убери оружие, пока Гунтеру не пришлось отрубить тебе голову.

Глава 2

Утренние булки на ужин?

Лестер против такого кощунства

Надо пописать. Терплю

Германец с мечом просиял:

– Отрубить голову?

Его имя ГУНТЕР было написано на фирменном бейджике, который он нацепил на доспехи как единственный признак какой-никакой маскировки.

– Не сейчас. – Лугусельва не спускала с нас глаз. – Как видите, Гунтеру нравится рубить головы, так что давайте по-хорошему. Пойдем…

– Лу, – спросила Мэг. – Почему?

Мэг умела вложить в голос искреннее, без единой фальшивой ноты страдание. Я слышал, как она горевала о наших погибших друзьях. Слышал ее рассказ о смерти отца. Слышал, с какой яростью она говорила о приемном отце Нероне, который убил ее папу и много лет отравлял ее разум, морально издеваясь над ней.

Но, когда она обратилась к Лугусельве, ее голос зазвучал совсем по-другому. Словно лучшая подруга только что без причин и предупреждений разорвала на части ее любимую куклу. В нем слышались обида, растерянность, изумление, будто, хоть жизнь и полна унижений, именно этого унижения она никогда не могла предвидеть.

Лу стиснула зубы. Вены у нее на висках вздулись. Я не понимал, злится она, чувствует себя виноватой или хочет показать, какая она белая и пушистая.

– Помнишь, что я говорила тебе о долге, Росточек?

Мэг подавила всхлип.

– Помнишь? – резче повторила она.

– Да, – прошептала Мэг.

– Тогда собирайся и пошли. – Лу отвела меч Гунтера от шеи Мэг.

Здоровяк недовольно фыркнул, что на языке германцев, видимо, означало «Никогда не дают повеселиться».

Ошеломленная, Мэг встала и открыла верхнюю багажную полку. Я не мог понять, почему она так покорно исполняет приказы Лугусельвы. Мы попадали в переплеты и похуже, но сражались. Кто все-таки эта галлийка?

– Значит, все? – прошептал я, когда Мэг отдала мне мой рюкзак. – Мы сдаемся?

– Лестер, – тихо проговорила она, – просто делай как я скажу.

Я повесил на плечи рюкзак, лук и колчан. Мэг застегнула на талии садовничий пояс. Лу и Гунтера, похоже, ничуть не смутило, что я теперь вооружен стрелами, а Мэг – семенами фамильных растений в огромных количествах. Пока мы собирались, смертные бросали на нас раздраженные взгляды, но никто не шикал, видимо, не желая разозлить двух крепких проводников, выводящих нас из вагона.

– Туда. – Лу указала арбалетом на дверь у себя за спиной. – Остальные ждут.

Остальные?!

Я не горел желанием встретиться с другими галлами и гунтерами, но Мэг смиренно побрела за Лу сквозь двойные двери из плексигласа. Я пошел следом. Гунтер дышал мне в затылок, вероятно прикидывая, как просто будет отделить мою голову от тела.

Наш вагон с другим соединял переход: грохочущий шаткий коридор с автоматическими раздвижными дверями; в углу приютился туалет размером не больше шкафа, а по обе стороны от нас располагались входные двери. Я подумал было выскочить в одну из них и надеяться на лучшее, но побоялся, что «лучшее» окажется смертью от удара о землю. Снаружи стояла непроглядная тьма. Судя по громыханию панелей из гофрированной стали у меня под ногами, наша скорость намного больше ста миль в час.

За противоположными дверями из плексигласа виднелся вагон-ресторан: унылый буфет, ряды столиков, вдоль которых ошивались с полдюжины крепких ребят – это были германцы. Ничего хорошего нас там не ждет. Если у нас с Мэг и есть шанс сбежать, действовать нужно прямо сейчас.

Но, прежде чем я решился на какой-нибудь отчаянный шаг, Лугусельва вдруг остановилась перед входом в вагон-ресторан. И повернулась к нам.

– Гунтер! – рявкнула она. – Проверь, нет ли в туалете лазутчиков.

Кажется, Гунтер был огорошен этим приказом не меньше меня – то ли потому, что не видел в нем никакого смысла, то ли потому, что понятия не имеет, кто такие лазутчики.

Мне стало интересно, что было причиной такой подозрительности Лугусельвы. Она что, решила, будто в туалет набился легион полубогов, готовых в любой миг выскочить и броситься к нам на помощь? Или, может, она, как и я, однажды наткнулась на циклопа, восседающего на фарфоровом троне, и с тех пор не доверяет общественным туалетам?

Посверлив пару секунд Лугусельву взглядом, Гунтер фыркнул и подчинился.

Когда он заглянул в туалет, галью… в смысле галлийка внимательно на нас посмотрела.

– Когда поедем по туннелю в Нью-Йорк, – сказала она, – вы оба попроситесь в туалет.

Я и раньше получал дурацкие приказы, в основном от Мэг, но так низко еще никогда не падал.

– Вообще-то мне уже сейчас нужно, – заметил я.

– Потерпишь, – отрезала Лу.

Я бросил взгляд на Мэг: может, она понимает, что происходит? Но она угрюмо смотрела себе под ноги.

Тут вернулся сосланный в уборную Гунтер:

– Никого.

Бедолага. Если уж приходится искать лазутчиков в туалете поезда, меньшее, на что ты рассчитываешь – найти парочку и убить на месте.

– Ладно, – сказала Лу. – Пошли.

Она втолкнула нас в вагон-ресторан. Шестеро германцев повернулись и уставились на нас, сжимая в мощных кулаках булочки и стаканчики с кофе. Варвары! Кто еще станет есть утренние булочки вечером! Воины были одеты как Гунтер, в кожу и золотую броню. Маскировкой – фирменными бейджиками – они тоже благоразумно обзавелись. Один из них, ЭДЕЛЬБЕОРТ (самое популярное германское имя для мальчика в 162 году до новой эры), пролаял, обращаясь к Лу, какой-то вопрос на неизвестном мне языке. Лу ответила на том же наречии. Судя по всему, ответ удовлетворил воинов, и они снова занялись кофе и булочками. Гунтер присоединился к ним, ворча, как трудно найти хорошего врага, которому можно отрубить голову.

– Сядьте здесь, – велела нам Лу, указав на столик у окна.

Мэг с хмурым видом уселась на место. Я устроился напротив, положив рядом длинный лук, колчан и рюкзак. Лу осталась стоять неподалеку – на тот случай, если мы решим обсудить план побега. Но ей не о чем было волноваться. Мэг по-прежнему избегала смотреть мне в глаза.

Я снова задумался о том, кто такая эта Лугусельва и что она значит для Мэг. За месяцы наших странствий Мэг ни разу о ней не упомянула. Это меня беспокоило. Я подозревал, что это вовсе не значит, что Лу безразлична Мэг, скорей наоборот: она для Мэг очень-очень важна.

Но почему галлийка? При Нероне в Риме редко можно было встретить галла. К тому моменту, когда он стал императором, они по большей части были уже покоренным и насильно «окультуренным» народом. Тех, кто не желал оставлять в прошлом татуировки и гривны и жил по старым обычаям, вытеснили на окраины Бретани или на Британские острова. Имя Лугусельва… Я никогда хорошо не говорил по-галльски, но вроде бы оно означает «любимая богом Лугусом». Я вздрогнул. Эти кельтские божества были странным свирепым народом.

У меня путались мысли, и решить загадку Лу в тот момент я не мог. Из головы не выходила несчастная убитая амфисбена – безобидный монстр, который уже никогда не вернется домой к жене – а все из-за того, что пророчество выбрало его своей марионеткой.

От его слов меня пробрала дрожь: это была терцина, совсем как та, которую мы получили в Лагере Юпитера:

Да, я выучил эти проклятые строки.

Теперь нам выдали очередной набор инструкций, очевидно, связанный с предыдущим, потому что первая и третья строки в нем рифмовались с предыдущей строфой. Дурацкий Данте, придумавший эту дурацкую бесконечную стихотворную форму.

Я знал одного сына Аида – Нико ди Анджело. Наверное, он все еще в Лагере полукровок на Лонг-Айленде. Может, он и знает тайный путь к трону Нерона, но у него не будет возможности показать его нам, если мы не сбежим из этого поезда. Кто такие друзья Нико, бегающие в пещерах, я понятия не имел.

Последняя строчка новой строфы была форменным издевательством. Нас тут окружили люди Нерона – конечно, мы у него в руках. Хотелось верить, что у этого стиха есть какое-нибудь оптимистичное продолжение… может быть, связанное с тем, что Лу приказала нам идти в туалет, когда мы окажемся в туннеле на подъезде к Нью-Йорку. Но, глядя на свирепое лицо Лу и ее семерых накачанных кофеином и сахаром друзей-германцев, особого оптимизма я не ощущал.

Я поежился в кресле. Ну зачем я вспомнил про туалет?! Теперь захотелось еще больше.

Снаружи мелькали подсвеченные билборды Нью-Джерси: рекламы салонов, где можно купить непрактичный гоночный автомобиль; юристов, которых можно нанять, чтобы засудить других водителей, если въедешь куда-то на этой машине; казино, где можно промотать все деньги, выигранные в судах по этим искам. Великий круг жизни.

Мы проехали станцию аэропорта Ньюарка. Да хранят меня боги, я настолько отчаялся, что у меня мелькнула мысль, не попробовать ли сбежать. В Ньюарк.

Но Мэг сидела на месте, и я не стал дергаться.

Скоро должен показаться туннель, ведущий к Нью-Йорку. Может быть, вместо того чтобы отпрашиваться в туалет, мы атакуем наших захватчиков…

Лу словно прочла мои мысли:

– Хорошо, что вы сдались. Только в этот поезд Нерон отправил еще три таких же отряда. Все маршруты – поезда, автобусы, авиарейсы до Манхэттена – перекрыты. Не забывайте, что у Нерона есть Дельфийский оракул. Он знал, что вы приедете сегодня. Вас все равно схватили бы на подходе к городу.

Умеешь ты растоптать надежду, Лугусельва. Напомнить, что пособник Нерона Пифон вещает ему о будущем, используя мой священный оракул против меня… Это жестоко.

Но Мэг вдруг оживилась, как будто что-то в словах Лу вселило в нее надежду:

– А как вышло, что именно ты нашла нас, Лу? Просто удача?

Лу поиграла мускулами, отчего татуировки на ее руках пришли в движение: из-за вертящихся перед глазами кельтских кругов меня даже начало укачивать.

– Я хорошо тебя знаю, Росточек, – сказала она. – Знаю, как тебя выследить. Нет никакой удачи.

Я мог бы вспомнить нескольких богов удачи, которые не согласились бы с этим заявлением, но спорить не стал. После того как нас взяли в плен, желание вести светские беседы у меня как-то поугасло.

Лу повернулась к своим спутникам:

– Как только доедем до Пенн-стейшн, передадим пленников конвоирам. И чтобы никаких ошибок. Никто не убивает девчонку или бога, пока в этом нет крайней необходимости.

– А сейчас нет крайней необходимости? – спросил Гунтер.

– Нет, – ответила Лу. – У принцепса на них свои планы. Они нужны ему живыми.

Принцепс. Во рту у меня стало горше, чем от самого горького амтраковского кофе. Чтобы меня притащили к Нерону под конвоем – да, не так я планировал с ним встретиться.

Мы проехали мимо пустырей, застроенных складами, и верфей Нью-Джерси, а через миг нырнули в черноту туннеля под Гудзоном. Неразборчивый голос из динамика сообщил, что следующая остановка Пенн-стейшн.

– Я хочу писать, – заявила Мэг.

Я изумленно уставился на нее. Неужто она и впрямь собралась выполнять странный приказ Лу? Галлийка взяла нас в плен и убила ни в чем не повинного двухголового змея. С чего бы Мэг доверять ей?

Мэг с силой надавила пяткой мне на ногу.

– Да, – пискнул я. – Мне тоже надо.

По крайней мере, в моем случае это было правдой.

– Потерпишь, – пробурчал Гунтер.

– Я очень хочу. – Мэг попрыгала на месте.

Лу тяжело вздохнула. Ее раздражение не казалось наигранным.

– Ладно. – Она повернулась к своему отряду. – Я их свожу. Вы оставайтесь здесь и готовьтесь к высадке.

Никто из германцев не стал возражать. Наверное, Гунтер успел нажаловаться, как его отправили проверять туалет. Они стали запихивать последние булки в рот и собираться, а мы с Мэг поднялись из-за стола.

– Вещи, – напомнила мне Лу.

Я поморгал. Ну конечно. Кто же ходит в туалет без лука и стрел? Это было бы глупо. Я взял свой багаж.

Лу повела нас обратно в переход. Как только двери за ней закрылись, она тихо скомандовала:

– Сейчас.

Мэг рванула в тихий вагон.

– Эй! – Лу отпихнула меня с дороги, успев прошептать: – Заблокируй дверь. Отцепи вагон. – И помчалась за Мэг.

Что-что сделать?!

В руках у Лу вспыхнули два скимитара.

Постойте-ка, у нее были мечи Мэг?! Нет. Добежав до конца перехода, Мэг развернулась к ней, у нее в руках возникли два меча, и они сцепились в демонической схватке. Получается, они обе димахеры – самый редкий тип гладиаторов? Это значило… у меня не было времени думать о том, что это значило.

Позади меня раздавались вопли – это рванули к нам германцы. Еще миг – и они окажутся в переходе.

Я не понимал, что происходит, но в моем тупом человеческом мозгу забрезжила мысль, что, возможно – возможно! – Лу пытается нам помочь. И если я не заблокирую дверь, как она приказала, нас догонят семеро злобных варваров с липкими ручонками.

Я ударил ногой в основание раздвижных дверей. Ручек на них не было. Пришлось прижать ладони к створкам и силой держать их сомкнутыми.

Гунтер врезался в двери на полной скорости, от удара у меня чуть не выбило челюсть из суставов. Сзади на него налетел второй германец. Мне повезло разве что с тем, что варвары оказались в узком пространстве, где им трудно было действовать сообща, ну и еще с тем, что соображают они туго. Вместо того чтобы объединить силы и раздвинуть створки, они просто толкали и отпихивали друг друга, отчего Гунтер бился мордой в двери, как таран.

У меня за спиной, яростно лязгая клинками, сражались Лу и Мэг.

– Молодец, Росточек, – еле слышно проговорила Лу. – Помнишь, чему я тебя учила. – И уже громче, чтобы все слышали, добавила: – Я убью тебя, глупая девчонка!

Я представил, как эта сцена выглядит в глазах германцев, застрявших по ту сторону плексигласовых дверей: их соратница Лу бьется со сбежавшей пленницей, пока я пытаюсь сдержать их натиск. У меня немели руки. Мышцы в плечах и груди нещадно болели. В отчаянии я оглянулся по сторонам, надеясь увидеть механизм, запирающий двери в случае аварийной ситуации, но нашел только кнопку аварийного выхода. На кой она вообще нужна?!

Поезд грохотал по туннелю. По моим прикидкам, оставались считаные минуты до прибытия на Пенн-стейшн, где нас ждут «конвоиры» Нерона. А мне не хочется, чтобы меня конвоировали.

«Отцепи вагон», – велела Лу.

И как я должен это сделать, если мне приходится еще и двери держать?! Я ведь не инженер-железнодорожник! Играть в паровозики и вагончики – это больше по Гефестовой части.

Оглянувшись, я окинул взглядом переход. Удивительно, но здесь не было рычага с табличкой, предписывающей дернуть за него, чтобы расцепить вагоны. О чем думают эти типы из «Амтрака»?!

Вот оно! На полу я заметил несколько наложенных внахлест откидывающихся пластин, образующих «мостик», по которому пассажиры могут пройти без опаски, даже когда трясет. Одну из этих панелей кто-то – наверное, Лу – успел отвернуть, и под ней виднелась сцепка.

Даже если бы я мог дотянуться до нее оттуда, где я стою – а я не мог, – мне вряд ли хватило бы сил и сноровки, чтобы засунуть туда руку, перерезать кабели и разомкнуть сцепку. Щель между пластинами была слишком узкой, а соединительный механизм находился слишком низко. Ударить по нему с такого расстояния мог бы разве что лучший в мире лучник!

Ой. Погодите-ка…

Двери прогибались под весом семи варваров, ударяя мне в грудь. Резиновую обкладку рядом с моим ухом пробило лезвие топора. Чтобы выстрелить из лука, мне нужно развернуться, а это безумие.

«Да, – едва не в истерике, подумал я. – Я это сделаю».

Я вытащил из колчана стрелу и засунул ее в просвет между створок, чтобы выиграть время. Гунтер взвыл. Натиск ослаб, в толпе германцев возникло замешательство. Я развернулся спиной к плексигласовым дверям, заблокировав их пяткой, кое-как ухватил лук и умудрился даже наложить стрелу.

Лук у меня новый – божественное оружие из сокровищницы Лагеря Юпитера. За последние полгода я стал стрелять куда лучше. И все же это ужасная идея. Нормально выстрелить, прижавшись спиной к твердой поверхности, невозможно. Я просто не смогу как следует натянуть тетиву.

Но я все-таки выстрелил. Стрела канула в дыру, пролетев мимо сцепки.

– Прибытие на Пенн-стейшн через минуту, – зазвучал голос из динамика. – Выход на левую сторону.

– Мало времени! – крикнула Лу и взмахнула мечом над головой Мэг. Та направила удар вниз и чуть не проткнула галлийке бедро.

Я выстрелил снова. На этот раз наконечник стрелы, высекая искры, лязгнул о механизм сцепки, но вагоны упрямо не желали разъединяться.

Германцы колотили в двери. Одна из плексигласовых панелей вылетела из рамы, оттуда появилась рука и схватила меня за футболку.

С отчаянным воплем я отскочил от дверей и выстрелил в последний раз, натянув тетиву как полагается. Стрела юркнула между кабелей и ударила по сцепке. Сцепка дернулась и со скрипом разошлась.

Германцы рухнули в переход как раз в тот миг, когда я перепрыгнул через ширящийся провал между вагонами и чуть не напоролся на скимитары Мэг и Лу, но каким-то чудом устоял на ногах.

Повернувшись, я увидел, как вагон-ресторан уносится в темноту со скоростью семьдесят миль в час, а семеро германцев пялятся на нас, не веря своим глазам, и ругаются такими словами, повторять которые я не буду.

По инерции наш отцепленный вагон проехал еще футов пятьдесят и остановился. Мэг и Лу опустили оружие. Какая-то смелая пассажирка из тихого вагона отважилась высунуться и спросить, что происходит.

Я шикнул ей в ответ.

Лу сердито посмотрела на меня:

– Ну наконец-то, Лестер. А теперь давайте поторопимся, пока мои люди не вернулись. Вы двое только что перешли из статуса «взять живыми» в статус «достаточно предоставить доказательство смерти».

Глава 3

Премудрая стрела,

К убежищу путь укажи.

Только не к этому. НЕТ!

– Я не понял, – сказал я, когда мы, спотыкаясь, пробирались по темным туннелям. – Мы все еще твои пленники?

Лу посмотрела сначала на меня, а потом на Мэг:

– Для бога он что-то туповат.

– И не говори, – буркнула Мэг.

– Ты работаешь на Нерона или нет?! – возмущенно спросил я. – И как… – Я поводил пальцем, указывая то на Лу, то на Мэг, молча вопрошая: «Откуда вы друг друга знаете?» Или, возможно: «Вы обе такие бесячие – вы что, родственницы?»

На средних пальцах у обеих блеснули одинаковые золотые кольца. Я вспомнил, как Лу и Мэг сражались, как, в точности вторя друг другу, резали и кололи четыре клинка в их руках. До меня наконец дошло очевидное.

– Ты тренировала Мэг, – понял я. – Готовила ее в димахеры.

– И она в отличной форме. – Лу одобрительно пихнула Мэг локтем. – Я довольна тобой, Росточек.

Никогда не видел, чтобы у Мэг был такой гордый вид.

Она повисла у Лу на шее:

– Я знала, что ты не злая.

– Хмм. – В ее объятиях галлийке было явно неловко. Она похлопала Мэг по плечу. – Я бываю очень даже злая, Росточек. Но я больше не позволю Нерону издеваться над тобой. А теперь пошли.

Издеваться. Лучше и не скажешь.

Мне было непонятно, как Мэг может доверять этой женщине. Та убила амфисбену – и глазом не моргнула. И я не сомневался, что то же самое она бы проделала со мной, если бы сочла необходимым.

Хуже того: Нерон платит ей. Пусть Лу спасла нас от плена, но она тренировала Мэг, а значит, она поддерживала Нерона долгие годы, пока он подвергал мою юную подругу эмоциональным и ментальным мучениям. Лу участвовала в коварном замысле императора, решившего «перевоспитать» Мэг. Я боялся, что она вдруг захочет вернуться к прежней жизни. Может, Нерон придумал, как с помощью любимой тренерши Мэг манипулировать ее сознанием.

Только было не ясно, как лучше заговорить об этом. Лу вела нас под землей, по служебным туннелям, где только она ориентируется. Да и вооружена она получше меня. К тому же мне приходится подчиняться Мэг. Она сказала, что мы пойдем за Лу, и воспротивиться я не могу.

И мы продолжали наш путь: Мэг и Лу шли рядышком, я тащился позади. Хотелось бы сказать, что я «прикрывал тыл» или выполнял какую-нибудь другую важную задачу, но, скорее всего, Мэг просто про меня забыла.

Над головой горели забранные решетками лампы, отбрасывая на кирпичные стены такие же решетчатые, как тюремная клетка, тени. Пол, покрытый грязью и слизью, вонял как старые бочки с «вином», которые Дионис не позволял выбросить из своего погреба, хотя их содержимое давно уже превратилось в уксус. По крайней мере, кеды Мэг перестали вонять лошадиным навозом – теперь они были вымазаны новыми ядовитыми отходами.

Когда очередной миллион миль остался позади, я осмелился спросить:

– Мисс Лу, куда мы идем? – И сам испугался – так громко и гулко прозвучал мой голос в темном туннеле.

– Подальше от мест, где нас будут искать, – ответила она таким тоном, будто я спросил о чем-то очевидном. – Нерон контролирует почти все камеры наблюдения на Манхэттене. Нужно пропасть с его радара.

Очень странно было слышать, как галльская воительница говорит о радарах и камерах.

Мне снова стало интересно, как Лу попала к Нерону на службу.

Скрепя сердце я должен признать, что императоры, входившие в Триумвират, в сущности, были малыми богами. И очень придирчиво выбирали, кому из их последователей будет позволено провести вечность рядом с ними. С германцами все понятно. Охранники императоров, конечно, тупые и жестокие – зато до невозможности преданные. Но почему галлийка? Наверняка Нерон ценит Лугусельву не только за блистательное владение мечом. Мне не верилось, что такая воительница может предать своего господина после того, как два тысячелетия служила ему.

Похоже, мои подозрения чувствовались даже на расстоянии. Лу оглянулась и, заметив мое хмурое выражение, сказала:

– Аполлон, если бы я хотела вас убить, вы бы уже были мертвы.

Так и есть, подумал я, но Лу могла бы добавить: «Если бы я хотела обманом заставить вас идти куда я скажу, чтобы живьем доставить к Нерону, я бы вела себя именно так, как сейчас».

Лу ускорила шаг. Мэг сердито посмотрела на меня, словно говоря «Не обижай мою галлийку», и побежала ее догонять.

Я потерял счет времени. Прилив адреналина, случившийся во время схватки в поезде, схлынул, сменившись усталостью и болью. Конечно, я по-прежнему бежал от смертельной опасности, но в последние полгода я почти все время только этим и занимался. Не могу же я бесконечно находиться в состоянии дикой паники. Слизь с пола промочила мне носки. Казалось, на ногах у меня не обувь, а хлюпающие глиняные горшки.

Некоторое время я был впечатлен тем, как хорошо Лу знает эти туннели. Она вела нас вперед и уверенно поворачивала на развилках. Но когда на одной из них она слишком замешкалась, меня осенило.

– Ты не знаешь, куда мы идем, – сказал я.

Она сердито зыркнула на меня:

– Я же тебе сказала. Подальше от…

– …мест, где нас будут искать. От камер. Ага. Но куда именно мы идем?

– Куда-нибудь. В безопасное место.

Я рассмеялся. Как ни удивительно, мне вдруг стало легче. Когда я понял, что Лу понятия не имеет, куда идти, мне стало проще ей доверять. Не было у нее никакого грандиозного плана. Мы заблудились. Какое облегчение!

Лу, видимо, не оценила моего чувства юмора.

– Уж прости, мне пришлось импровизировать, – проворчала она. – Вам повезло, что в поезде нашла вас именно я, а не другой отряд императора. В противном случае ты бы сейчас сидел под стражей у Нерона.

Мэг снова сердито на меня посмотрела:

– Да, Лестер. И вообще: все нормально. – Она указала налево, в коридор, украшенный старыми плитками с греческим меандром[7], – наверное, это остатки заброшенной линии метро.

– Я знаю это место. Впереди должен быть выход.

Я хотел спросить, откуда она это знает, но потом вспомнил, что бо́льшую часть детства Мэг провела, скитаясь по темным переулкам, заброшенным зданиям и другим странным местам Манхэттена – и все это с благословения Нерона, злого императора, изображавшего из себя прогрессивного папашу.

Мне представилось, как малышка Мэг бродит по этим туннелям, делает колесо в грязи и выращивает грибы в каких-то богами забытых закоулках.

Мы шли за ней… Не знаю – шесть, семь миль? По крайней мере, мне так казалось. И вдруг по туннелю эхом прокатился гулкий грохот, донесшийся откуда-то издалека.

– Поезд? – нервно предположил я, хотя пути давно остались позади.

Лу наклонила голову набок:

– Нет. Это гром.

Я не понимал, как такое возможно. Когда мы спускались в туннель в Нью-Джерси, на небе не было ни тучки. Меня напрягала мысль о грозе, внезапно разразившейся так близко от Эмпайр-стейт-билдинг, где находится вход на гору Олимп – дом Зевса, также известного как Папуля-Громовержец.

Но Мэг ничтоже сумняшеся зашагала вперед.

Наконец мы дошли до тупика, из которого вверх тянулась металлическая лестница. Наверху виднелась приоткрытая крышка люка, из-под нее пробивался свет и сочилась вода, отчего казалось, что у нас над головами плачет полумесяц.

– Я помню, что он выходит в проход между домами, – заявила Мэг. – Камер нет, по крайней мере когда я была тут в последний раз, их не было.

Лу крякнула, как бы говоря «Молодец», хотя это могло значить и «Чую что-то паршивое».

Галлийка стала подниматься первой. Вскоре мы втроем оказались в переулке между двумя многоэтажками, отданные на растерзание ветру и дождю. В небе сверкнула развилистая молния, озарив темные тучи золотым светом. Струи дождя били меня по лицу, кололи глаза.

Откуда взялась эта буря? Что это: приветствие от отца или предупреждение? А может, это обыкновенная летняя гроза. Как ни печально, жизнь в теле Лестера доказала, что не всякое погодное явление имеет отношение ко мне.

От грома в обоих зданиях тряслись окна. Судя по фасадам из желтого кирпича, мы находились где-то в Верхнем Ист-Сайде, хотя трудно представить, что мы могли уйти так далеко от Пенн-стейшн по подземным туннелям. Впереди виднелась оживленная улица, по которой проносились такси. Парк-авеню? Лексингтон?

Я обхватил себя руками. У меня стучали зубы. Колчан начал заполняться водой, его ремень все сильнее давил на плечо. Я повернулся к Лу и Мэг:

– Ни у кого, случайно, нет какой-нибудь волшебной штуки, которая останавливает дождь?

С пояса, увешанного оружием, Лу сняла нечто, что я сначала принял за полицейскую дубинку. Она нажала на кнопку, и раскрылся купол – дубинка оказалась зонтиком. Естественно, места под ним хватило только Лу и Мэг.

Я вздохнул:

– Сам напросился, да?

– Ага, – кивнула Мэг.

Я поднял над головой рюкзак, и теперь 0,003 процента дождинок не попадало мне в лицо. Одежда липла к телу. Сердце то замедлялось, но начинало колотиться с бешеной скоростью, как будто не могло определиться, устал я или до ужаса напуган.

– Что теперь? – спросил я.

– Найдем место, чтобы перегруппироваться, – ответила Лу.

Я покосился на ближайший мусорный бак:

– Значит, у Нерона куча недвижимости на Манхэттене, а у тебя даже нет секретной базы?

Лу сухо рассмеялась – и сухим в этом переулке был только ее смех.

– Я же сказала: Нерон проверяет все камеры наблюдения в Нью-Йорке. И ты думаешь, что при этом он не следит за своей собственностью? Хочешь рискнуть?

Она была права, и это бесило.

Мне хотелось доверять Лугусельве, потому что ей доверяет Мэг. Я не мог не признать, что в поезде Лу спасла нас. У меня в голове звучала последняя строчка пророчества амфисбены: «Но ваша жизнь – в руках Нерона ледяных».

Это могло быть о Лу, о том, что ей можно доверять.

Вот только Лу убила амфисбену. Кто знает – вдруг, проживи монстр еще пару минут, он выдал бы еще одну строку: «Нет! Нет! Не доверяй галлийке ты».

– Если ты на нашей стороне, зачем притворялась в поезде? – спросил я. – Зачем убила амфисбену? К чему этот спектакль с туалетом?

Лу закряхтела:

– Начнем с того, что я на стороне Мэг. На тебя мне плевать.

– Верно подмечено, – ухмыльнулась Мэг.

– Что же до монстра… – Лу пожала плечами. – Это был просто монстр. Рано или поздно он возродится в Тартаре. Не велика потеря.

Я подумал, что жена мистера Змея с этим не согласится. Впрочем, совсем недавно я и сам относился к полубогам примерно так же, как Лу к амфисбене.

– Насчет спектакля, – продолжила она. – Если бы я предала своих товарищей, и вас, и меня наверняка бы убили, или кто-то из моего отряда сбежал бы и доложил обо всем Нерону. И меня бы считали изменницей.

– Но они все сбежали, – возразил я. – И все доложат Нерону и… А. Они расскажут Нерону, что…

– …Что в последний раз, когда они меня видели, – закончила Лу, – я дралась как бешеная, пытаясь не дать вам удрать.

Мэг отпрянула от Лу и посмотрела на нее круглыми глазами:

– Но Нерон решит, что ты погибла! Ты можешь остаться с нами!

Лу горько улыбнулась:

– Нет, Росточек. Мне скоро придется вернуться к нему. Если повезет – Нерон поверит, что я по-прежнему на его стороне.

– Но зачем? – не унималась Мэг. – Ты не можешь к нему вернуться!

– Иначе никак, – покачала головой Лу. – Я должна сделать так, чтобы вас не поймали. И еще… Мне нужно рассказать вам, что происходит… и что задумал Нерон.

Сомнение в ее голосе заставило меня напрячься. Каков бы ни был план Нерона, он явно ужасал Лу.

– К тому же, – продолжала она, – если хотите победить, вам понадобится свой человек при дворе императора. Очень важно, чтобы Нерон поверил, что я пыталась вас остановить, но у меня не вышло, и я прибежала к нему поджав хвост.

– Но… – Похоже, мои мозги совсем раскисли от дождя и больше не могли порождать вопросы. – Ладно. Объяснишь в каком-нибудь сухом месте. Кстати об этом…

– У меня идея, – сказала Мэг. Она подбежала к дороге впереди. Мы с Лу, шлепая по лужам, последовали за ней. Судя по ближайшим табличкам, мы находились на углу Лексингтон и Семьдесят пятой улицы. – Видишь? – улыбнулась Мэг.

– Вижу что? – переспросил я. – О чем ты… – Я вдруг понял, что она имеет в виду, и это осознание обрушилось на меня словно тяжеленный амтраковский тихий вагон.

– Нет, – сказал я. – Они и так много для нас сделали. Я не стану опять подвергать их опасности, особенно когда за нами охотится Нерон.

– Но в прошлый раз ты был совсем не против, чтобы…

– Мэг, нет!

Лу переводила взгляд с меня на нее:

– Вы вообще о чем?

Мне хотелось засунуть голову в рюкзак и заорать. Полгода назад я без колебаний завалился к старому другу, который жил в паре кварталов отсюда. Но теперь… после всех трудностей и страданий, которые обрушивались на любое место, где мне давали приют… Нет. Я не мог поступить так снова.

– Давай так. – Я вытащил из колчана Стрелу Додоны. – Спросим мою подругу-пророчицу. Наверняка у нее есть идея получше, например поискать горящие предложения в отелях! – Дрожащими руками я поднял стрелу. – О великая Стрела Додоны…

– Он что, к стреле обращается? – спросила Лу Мэг.

– Ага, – кивнула Мэг. – Он разговаривает с неживыми предметами. Не обращай внимания.

– Мне нужен твой совет! – продолжал я, сдерживаясь, чтобы не пнуть Мэг по ноге. – Где нам искать укрытия?

У меня в голове зазвучал голос стрелы:

– НЕУЖТО СВОЕЙ ПОДРУГОЙ МЕНЯ ТЫ НАРЕК? – Тон у нее был очень довольный.

– Ну да. – Я показал своим спутницам большой палец. – Мы ищем место, чтобы спрятаться и перегруппироваться, где-нибудь недалеко, но так, чтобы не попадать под камеры Нерона и все остальное.

– ОСТАЛЬНОЕ У ИМПЕРАТОРА ВЕСЬМА УЖАСАЕТ, ИСТИНУ ГЛАГОЛЕШЬ, – согласилась стрела. – ТОЛЬКО ВЕДОМО ТЕБЕ УЖЕ, КУДА ИДТИ, О ЛЕСТЕР. НАПРАВЬТЕ СТОПЫ СВОИ ТУДА, ГДЕ ПОДАЮТ СЕМИСЛОЙНЫЙ СОУС. – С этими словами стрела умолкла.

Я горестно застонал. Ее совет был предельно ясен. О вкуснейший семислойный соус хозяйки дома! О уютная теплая квартирка! Но стрела ошиблась. Я не мог…

– Что она сказала? – требовательно спросила Мэг.

Я попытался придумать другой вариант, но у меня не было сил даже на то, чтобы соврать.

– Ладно, – сдался я. – Идем домой к Перси Джексону.

Глава 4

Малышка – милашка

Милоты через край

Ой. Мое сердце разбито

– Здравствуйте, миссис Джексон! А Перси дома?

Я дрожал, на придверный коврик текла вода, а за моей спиной стояли две такие же насквозь промокшие и чумазые спутницы.

На секунду Салли Джексон застыла на пороге, улыбаясь, словно она ожидала доставку цветов или печенья. А за дверью оказались мы.

За прошедшие полгода в ее темных, цвета плавника[8], волосах появилось больше проблесков седины. На ней были потрепанные джинсы, свободная зеленая блузка, а на босой левой ноге – капелька яблочного пюре. Теперь она уже не была беременна, и, видимо, это объясняло доносящийся из квартиры детский смех.

Изумление Салли быстро прошло. Все-таки она воспитала полубога, а значит, ей часто приходилось иметь дело с разными неожиданностями.

– Аполлон! Мэг! И… – Она окинула взглядом нашу покрытую татуировками великаншу-проводницу с ирокезом на голове. – Здравствуйте! Бедняжки, как же вы промокли, проходите!

Гостиная Джексонов была такой же уютной, как я ее помнил. С кухни тянуло запахом запеченных помидоров с моцареллой. Из старомодного проигрывателя играл джаз – ах, Уинтон Марсалис![9] В комнате стояли несколько удобных диванчиков и кресел. Я поискал глазами Перси Джексона, но увидел лишь мужчину средних лет с сильной проседью в волосах. На нем были помятые штаны защитного цвета и розовая рубашка, поверх которой был повязан ярко-желтый фартук, заляпанный томатным соусом, а на руках – варежки-прихватки. Он качал на ноге хихикающего младенца. Комбинезончик на ребенке был такого же желтого цвета, как фартук на мужчине, и у меня мелькнула мысль, не комплект ли это.

Наверняка повар и младенец являли собой очаровательную, трогательную сцену. К несчастью, я вырос на историях о титанах и богах, которые готовили и/или поедали собственных детей, поэтому умилился этому зрелищу чуть меньше, чем мог бы.

– У вас в квартире какой-то мужчина, – сообщил я миссис Джексон.

Салли рассмеялась:

– Это мой муж Пол. Я отлучусь на минутку. Скоро вернусь. – И она умчалась в ванную.

– Привет! – улыбнулся нам Пол. – Это Эстель.

Эстель захихикала и пустила слюни, словно ее имя было самой смешной шуткой на свете. У нее были зеленые, цвета морской воды, глаза, как у Перси, и, очевидно, дружелюбный характер матери. Черные вихры на голове у малышки перемежались с седыми, как у Пола – я никогда не встречал такой особенности у младенцев. Она, похоже, первый в мире ребенок с проседью в волосах. В общем, с генами Эстель явно повезло.

– Здравствуйте. – Я не знал, к кому обращаться: к Полу, Эстель или к тому, что готовилось на кухне и источало божественные запахи. – Э-э, не сочтите за грубость, но мы надеялись… О, спасибо, миссис Джексон.

Салли уже вернулась из ванной и теперь деловито укутывала Мэг, Лу и меня в пушистые бирюзовые полотенца.

– Мы надеялись увидеть Перси, – закончил я.

Эстель радостно взвизгнула. Ей явно нравилось имя «Перси».

– Я бы тоже хотела его увидеть, – ответила Салли. – Но он отправился к Западному побережью. Вместе с Аннабет. Они выехали несколько дней назад. – Она указала на фотографию в рамке на столе. На ней мои старые друзья Перси и Аннабет сидели рядышком в помятом «Приусе» семейства Джексон и, улыбаясь, выглядывали из окна со стороны водителя. Сзади сидел наш общий друг сатир Гроувер Ундервуд и корчил рожу: скосил глаза, свесил набок язык, а пальцами показывал знак мира. Аннабет прижималась к Перси, обхватив его руками за шею и собираясь то ли поцеловать, то ли задушить. Сидящий за рулем Перси показывал в объектив большие пальцы. Казалось, он говорит: «Мы сваливаем! Разбирайтесь там со своими квестами и прочим сами, веселитесь!»

– Он окончил школу, – сказала Мэг таким потрясенным тоном, будто на ее глазах свершилось чудо.

– Да! – подтвердила Салли. – У нас даже торт был в честь этого. – Она указала на другую фотографию, где счастливые Перси и Салли держали нежно-голубой торт с синей надписью из глазури: «ПОЗДРАВЛЯЕМ, ВЫПУСНИК ПЕРСИ!» Я не стал спрашивать, почему слово «выпускник» написано с ошибкой: ведь дислексия в семьях полубогов – обычное дело.

– Выходит, – я сглотнул, – его здесь нет.

Я понимал, что сказал глупость, но какая-то упрямая часть моего существа твердила, что Перси Джексон должен быть где-то здесь, сидеть и ждать, пока мне понадобится, чтобы он разобрался за меня с какими-нибудь опасными делами. Это его обязанность!

Но нет. Так бы думал прежний Аполлон – тот, каким я был, когда в прошлый раз оказался в этой квартире. Перси имел право на собственную жизнь. Он старался жить ею, и – о горькая истина! – я к ней никаким боком не относился.

– Я рад за него, – сказал я. – И за Аннабет…

Тут мне пришло в голову, что, уехав из Нью-Йорка, они скорее всего остались без связи. Мобильные телефоны в руках полубогов слишком сильно привлекали внимание монстров, особенно в дороге. Магические средства связи постепенно восстанавливались, после того как мы освободили бога тишины Гарпократа, но все еще барахлили. Перси и Аннабет могли ничего не знать о трагедиях, которые нам пришлось пережить на Западном побережье – в Лагере Юпитера, а до этого в Санта-Барбаре…

– О нет, – пробормотал я. – Получается, они не слышали о…

Мэг громко кашлянула. И предупреждающе зыркнула на меня: мол, заткнись.

Верно. Было бы жестоко вываливать на Салли и Пола новости о смерти Джейсона Грейса, особенно когда Перси и Аннабет едут в Калифорнию и Салли наверняка за них переживает.

– Не слышали о чем? – спросила Салли.

Я сглотнул: в горле совсем пересохло.

– Что мы возвращаемся в Нью-Йорк. Неважно. Мы просто…

– Довольно болтовни, – вмешалась Лу. – Мы в серьезной опасности. Эти смертные не смогут нам помочь. Нужно уходить.

Нельзя сказать, что в голосе Лу звучало презрение – скорее раздражение и, возможно, беспокойство за наших хозяев. Если бы Нерон вычислил, что мы здесь, он не пощадил бы домашних Перси только по той причине, что они не полубоги.

Но Стрела Додоны велела нам идти сюда. А значит, на то должна быть причина. И я надеялся, что она связана с блюдом, которое готовил Пол.

Салли внимательно посмотрела на нашу крепкую подругу с татуировками. В ее взгляде не было обиды – похоже, она прикидывала, какой размер носит Лу и найдется ли у нее что-нибудь достаточно большое.

– Ну куда же вы пойдете, когда с вас вода ручьями бежит? Давайте хотя бы подберем вам сухую одежду и поедим, если вы голодные.

– Да, очень, – сказала Мэг. – Я вас люблю.

Эстель снова захихикала. Кажется, она только что обнаружила, что пальцы ее отца могут шевелиться, и ее это ужасно смешило.

Салли улыбнулась дочери, а потом Мэг:

– И я тебя люблю, дорогая. Друзьям Перси здесь всегда рады.

– Я понятия не имею, кто такой этот Перси, – возразила Лу.

– Мы рады принять всех, кому нужна помощь, – поправилась Салли. – Поверьте, нам и раньше не раз грозила опасность, но мы справлялись. Правда, Пол?

– Ага, – без колебаний согласился он. – У нас полно еды. И, думаю, кое-что из одежды Перси тебе подойдет – Аполлон, да?

Я мрачно кивнул. Мне было очень даже хорошо известно, что одежда Перси будет мне впору, потому что полгода назад я вышел из этой квартиры в его обносках.

– Спасибо, Пол.

– Что ж… – проворчала Лу. – Это лазаньей пахнет?

Пол улыбнулся:

– Фамильный рецепт Блофисов.

– Хм. Думаю, мы можем ненадолго задержаться, – заключила Лу.

И каких только чудес не бывает! Мы с галлийкой хоть в чем-то сошлись во мнениях.

– Примерь-ка это.

Пол протянул мне выцветшую футболку Перси вместе с его же потрепанными джинсами.

Я не жаловался. Одежда была чистой, теплой и сухой, а после того, как мне пришлось тащиться под землей через половину Манхэттена, мои старые вещи воняли так, что их нужно было запечатать в пакет для токсичных отходов и сжечь.

Я сел на кровать Перси рядом с Эстель, которая лежала на спине, зачарованно глядя на синее пластмассовое колечко.

Я провел рукой по выцветшей надписи на футболке «КОМАНДА ПО ПЛАВАНЬЮ АСШ».

– Что такое «АСШ»?

Пол наморщил нос:

– Альтернативная средняя школа. Только там согласились принять Перси в выпускной класс, после того как… Ну, сам знаешь.

Я помнил. Перси пропустил почти весь учебный год перед выпускным классом из-за Геры, которая перенесла его через всю страну, лишив памяти – и все ради того, чтобы греческий и римский лагери полубогов объединились в войне против Геи. Моя мачеха обожает мирить народ.

– Тебе не нравилось положение дел или сама школа? – спросил я.

Пол пожал плечами. Ему было явно неловко: похоже, говорить неприятные вещи ему не по душе.

Эстель слюняво заулыбалась мне:

– Гы!

Я перевел это как «Прикинь, какая удача, что мы сейчас живы!».

Пол сел рядом с дочерью и нежно погладил ее по вихрастой голове.

– Я преподаю английский в другой школе, – сказал он. – АСШ была… не лучшим вариантом. Когда ребенку трудно и он то и дело оказывается под ударом, хочется найти для него спокойное место с хорошими условиями, где его будут поддерживать. Хочется в каждом ученике видеть личность. АСШ – это скорее загон для всех, кто не вписывается в систему. Перси столько пережил… Я за него волновался. Но он отлично справился. Ему очень хотелось получить аттестат. Я горжусь им.

Эстель заворковала, и у Пола вокруг глаз собрались морщинки. Он коснулся пальцем ее носа:

– Пуньк.

Малышка на долю секунды застыла в изумлении. А потом рассмеялась так весело, что я испугался, как бы она не подавилась собственными слюнями.

Я понял, что с удивлением смотрю на Пола и Эстель – они показались мне даже бо́льшим чудом, чем выпуск Перси из школы. Пол оказался заботливым мужем, любящим отцом и добрым отчимом. По моему опыту, подобные существа встречаются еще реже, чем единороги-альбиносы или трехкрылые грифоны.

Что же до малышки Эстель, то ее добродушие и умение видеть удивительное в обычных вещах по силе граничили с суперспособностями. Если, став взрослой, она останется такой же открытой миру и очаровательной, как сейчас, она будет этим миром править. Я решил не рассказывать о ней Зевсу.

– Пол… – несмело начал я, – вам не страшно было впустить нас? Из-за этого ваша семья может оказаться под ударом.

Уголки его рта дрогнули:

– Я видел битву за Манхэттен. И слышал о тех ужасах, которые пришлось пережить Салли – как она билась с Минотавром и оказалась в Подземном мире. А приключения Перси? – Он выразительно покачал головой. – Перси так часто рисковал собой ради нас, ради своих друзей, ради всего мира. Неужто я не могу рискнуть и впустить вас к себе, чтобы вы немного отдохнули, накормить и дать чистую одежду? Да разве я мог поступить иначе?

– Вы хороший человек, Пол Блофис.

Он наклонил голову, словно задумавшись, каким еще человеком можно стремиться быть.

– Что ж, не буду мешать тебе приводить себя в порядок и переодеваться. Мы же не хотим, чтобы ужин подгорел, правда, Эстель? – Он осторожно взял на руки малышку, которая тут же захихикала, и вышел из комнаты.

Я долго не выходил из душа. Да, мне нужно было как следует помыться. Но бо́льшую часть времени я просто стоял, упершись лбом в кафельную стену, дрожа и плача, пока наконец не почувствовал, что готов снова видеть других людей.

Что за штука эта доброта? Вынужденный пребывать в шкуре Лестера Пападопулоса, я научился справляться с жуткими словесными оскорблениями и постоянным насилием, угрожавшим моей жизни, – но малейшее проявление великодушия било мне прямо в сердце, заставляя рыдать под натиском бушующих внутри чувств.

Провалитесь вы, Пол, Салли и ваша очаровательная малышка!

Как мне отплатить им за то, что они не прогнали меня? Мне казалось, я обязан им тем же, чем и Лагерю Юпитера, Лагерю полукровок, Станции, Цистерне, Пайпер, и Фрэнку, и Хейзел, и Лео, и – да, особенно Джейсону Грейсу. Я обязан им всем.

Как иначе?

Я оделся и приковылял к остальным.

Все уже расселись за круглым столом, кроме Эстель, которую, по словам Пола, уже уложили спать. Не сомневаюсь, что такое исключительное веселье требует больших энергозатрат.

На Мэг было новое свободное платье розового цвета и белые легинсы. Если они понравились ей так же, как и прошлый наряд, подаренный Салли, она не снимет их, пока они не превратятся в обгорелые лохмотья и не упадут с нее. В сочетании с высокими красными кедами – которые, к счастью, хорошенько почистили, – у нее получился наряд в цветах Дня святого Валентина, что совсем не в ее стиле, если, конечно, не предположить, что ее возлюбленный – чесночный хлеб, гигантский кусок которого она пыталась прожевать.

Лу обзавелась мужской рубашкой размера XXL с вышитой на кармане надписью «МЕГАМАРКЕТ ЭЛЕКТРОНИКИ». Вокруг пояса у нее наподобие килта было повязано пушистое бирюзовое полотенце, потому что, как она сказала, в квартире нашлись только одни брюки, подходящие ей по размеру – Салли ходила в них, когда была беременна. Так что нет уж, спасибо, она подождет, пока ее штаны прокрутятся в сушилке.

Каждому досталась большая тарелка салата, лазанья и чесночный хлеб. Это, конечно, не знаменитый семислойный соус Салли, но все-таки семейное застолье, какого у меня не было с тех пор, как мы покинули Станцию. Когда я вспомнил о ней, мне взгрустнулось. Интересно, как они все: Лео, Калипсо, Эмми, Джо, маленькая Джорджина?.. Тогда наши злоключения в Индианаполисе казались сущим кошмаром, но теперь, оглядываясь назад, я скучал по тому времени, когда все было проще и мы были счастливее.

Салли Джексон села и улыбнулась:

– Как же здо́рово. – На удивление она не шутила. – У нас не часто бывают гости. А теперь давайте поедим, и вы расскажете, кто или что грозит вам смертью на этот раз.

Глава 5

Не выражаться за столом?

Тогда ни слова об этом

#@$%-@&* Нероне

Как хорошо было бы просто поговорить за столом о всяких пустяках: о погоде, о том, кто кому нравился в школе, какие боги насылали чуму на какие города и почему. Но нет – каждый раз разговор шел о тех, кто хочет меня убить.

Мне не хотелось никому портить аппетит, тем более что от вкуса и запаха лазаньи, приготовленной Полом по фамильному рецепту, у меня текли слюнки прямо как у Эстель. К тому же я не знал, стоит ли доверять Лугусельве настолько, чтобы рассказывать ей нашу историю во всех подробностях.

А вот Мэг подобные сомнения не мучили. Она как на духу выложила все, что с нами приключилось, умолчав лишь о трагических смертях. Я был уверен, что эти подробности она упустила только потому, чтобы Салли и Пол не волновались слишком сильно о Перси.

Мне еще не приходилось слышать, чтобы Мэг болтала столько, сколько за столом у Салли и Пола. Складывалось ощущение, что присутствие добрых родителей рядом высвободило в ней что-то, что прежде было под надежным замком. Мэг рассказала им о наших сражениях с Коммодом и Калигулой. И о том, как мы освободили четыре древних оракула, а теперь вернулись в Нью-Йорк, чтобы дать отпор последнему и самому могущественному императору – Нерону. Пол и Салли внимательно слушали, время от времени выражая беспокойство или сочувствие. Когда Салли посмотрела на меня и вздохнула: «Бедняжка!» – я чуть снова не разрыдался. Мне хотелось поплакать у нее на плече. И чтобы Пол одел меня в желтый комбинезончик и убаюкал.

– Значит, за вами охотится Нерон, – наконец сказал Пол. – Тот самый Нерон. Римский император устроил свое злодейское логово в небоскребе в центре города. – Он откинулся на спинку стула и положил руки на стол, словно пытаясь переварить новости вместе с едой. – Пожалуй, мне приходилось слышать вещи и побезумнее. И что вам теперь нужно сделать? Сразить его в бою? В очередной битве за Манхэттен?

Я вздрогнул:

– Надеюсь, что нет. Битва с Коммодом и Калигулой далась… тяжело для Лагеря Юпитера. Если бы я попросил Лагерь полукровок атаковать базу Нерона…

– Нет. – Лу, как истинный варвар, окунула кусок чесночного хлеба в салатную заправку. – Масштабный штурм – это самоубийство. Нерон к нему готов. Он его прямо-таки ждет. Будет множество сопутствующих жертв.

Ветер ударил в окна. Сверкнула молния, будто Зевс предостерегал меня: мол, что-то ты слишком расслабился от родительской заботы этих милых людей.

С каким бы подозрением я ни относился к Лугусельве, тут я ей поверил. Нерон с наслаждением вступит в бой, несмотря на случившееся с двумя его союзниками в заливе Сан-Франциско, а может, именно потому, что с ними это случилось. Спросить, что имела в виду Лу, говоря о «множестве сопутствующих жертв», я побоялся.

Полномасштабная война с Нероном не станет очередной битвой за Манхэттен. Когда армия Кроноса штурмовала Эмпайр-стейт-билдинг, вход на гору Олимп, титан Морфей усыпил всех смертных в Нью-Йорке. Сам город и его население почти не пострадали.

Но это совсем не в духе Нерона. Ему нравится действовать эффектно. Он предпочел бы хаос, вопящую толпу, бесчисленные смерти среди мирных жителей. Речь идет о человеке, который сжигал людей заживо, используя их как факелы на своих пиршествах в саду.

– Должен быть другой способ, – решил я. – Я больше не позволю, чтобы из-за меня страдали невиновные.

Салли Джексон сложила руки на груди. Несмотря на то что мы обсуждали довольно мрачные вещи, она улыбнулась:

– Кое-кто повзрослел.

Я подумал, что это она о Мэг. За последние полгода моя юная подруга и правда стала выше и… Стоп. Салли что, имеет в виду меня?

Моя первая мысль: какая нелепость! Мне четыре тысячи лет. Ничего я не повзрослел.

Она потянулась через стол и сжала мне руку:

– Когда ты был здесь в прошлый раз, ты был совершенно растерян. Ты был таким… только не обижайся…

– Убогим, – ляпнул я. – Избалованным самовлюбленным нытиком. И мне было ужасно себя жалко.

Мэг кивала после каждого моего слова, будто я напевал ее любимую песенку:

– Тебе по-прежнему себя жалко.

– Но теперь, – продолжила Салли, снова сев ровно, – в тебе больше… человеческого, что ли.

Снова это слово – «человек». Еще недавно я бы посчитал его страшным оскорблением. А сейчас каждый раз, когда я его слышу, я вспоминаю завет Джейсона Грейса: «Помни, что значит быть человеком».

Он говорил не о проблемах, которых полно в жизни людей. А о лучшем, что есть в людях: о том, как человек способен встать на защиту справедливости; думать сначала о других, а потом уже о себе; упрямо верить, что ты можешь что-то изменить, даже если это значит, что придется умереть, защищая своих друзей и принципы. Богам это… да чего уж там – совсем не знакомо.

Как и Джейсон, Салли Джексон говорила о человечности как о достоинстве.

– Спасибо, – наконец произнес я.

Она кивнула:

– Чем мы можем помочь?

Лу, чавкая, закинула в рот последний кусок лазаньи:

– Вы сделали более чем достаточно, мама Джексон и папа Блофис. Нам пора идти.

Мэг посмотрела в окно, за которым бушевала гроза, и перевела взгляд на корзинку с чесночным хлебом:

– А можно мы останемся до утра?

– Отличная идея, – согласился Пол. – У нас полно места. Если люди Нерона в поисках вас рыскают по темным улицам и мокнут под проливным дождем… то лучше пусть они остаются там, а вы здесь, где тепло и уютно – разве нет?

Лу явно задумалась над его предложением. Она рыгнула – громко и продолжительно, – что в ее культуре, наверное, было знаком благодарности (или знаком того, что у нее газы).

– Ты говоришь мудро, папа Блофис. Лазанья твоя вкусна. Очень вкусна. Да и на камерах нас утром будет лучше видно.

– На камерах? – Я выпрямил спину. – На камерах наблюдения Нерона? Я думал, мы не хотим, чтобы нас заметили.

Лу пожала плечами:

– У меня есть план.

– Такой же, как в поезде? Потому что…

– Послушай-ка, малыш Лестер…

– Стоп! – приказал Пол. – Не будем ссориться. А то разбудим Эстель. Наверное, нам следовало спросить об этом раньше, но… э-э… – Он переводил взгляд с Мэг на меня, а затем на Лу. – Откуда вы вообще друг друга знаете?

– Лу взяла нас в заложники в поезде, – сообщил я.

– Я спасла вас от плена в поезде, – поправила она.

– Лу меня опекала, – сказала Мэг.

Все внимание обратилось к ней.

Салли удивленно вскинула брови. Уши Лу стали пунцовыми.

Пол сохранял невозмутимый учительский вид. Казалось, сейчас он попросит Мэг дать полный ответ и привести три развернутых примера.

– Опекала в каком смысле, Мэг? – спросил он.

Лу посмотрела на нее. Вид у галлийки, ожидающей, пока Мэг объяснит, кем она ей приходится, был страдальческий.

Мэг провела вилкой по тарелке:

– По закону. Типа, если нужно что-то подписать. Или забрать меня из полиции… все такое.

Чем больше я об этом думал, тем менее абсурдным мне это казалось. Нерон и не собирался вдаваться в нюансы того, что значит быть родителем. Подписать разрешение для школы? Отвести Мэг к врачу? Нет уж, увольте. Такие вещи он поручит кому-то другому. Юридический статус? Нерону плевать, считается он официальным опекуном девочки или нет. Он был уверен, что Мэг – его собственность.

– Лу научила меня обращаться с мечом. – Мэг смущенно поежилась в своем новом розовом платье. – Она научила меня… ну, почти всему. Когда я жила во дворце, в башне Нерона, Лу старалась мне помочь. Она была… она была добрая.

Я пригляделся к галлийке в рубашке из «Мегамаркета электроники» и бирюзовом килте из полотенца. Ее можно было описать по-разному. Но слово «добрая» приходило на ум точно не в первую очередь.

Однако я вполне допускал, что по сравнению с Нероном она и правда добрая. Планка уж слишком невысока. Я допускал, что Нерон мог сделать Лу своим доверенным лицом, чтобы у Мэг появился еще один авторитет, на который можно равняться: воительница. После общения Мэг с Нероном и его второй личностью – ужасным Зверем – Лу действительно могла показаться ей приятной альтернативой.

– Ты была хорошим полицейским, – догадался я.

Вены на шее Лу под золотой гривной вздулись:

– Называй меня как хочешь. Я сделала для Росточка все что могла, пусть и недостаточно. Мы несколько лет тренировались вместе.

– Для Росточка? – переспросил Пол. – Ах да. Потому что Мэг – дочь Деметры. – Он сохранял серьезный вид, но в его глазах сверкали искорки, словно наш разговор был свидетельством чуда и он не мог поверить своей удаче.

А вот я себя везучим совсем не чувствовал. Я так сильно сжал вилку в кулаке, что у меня задрожала рука. Мой жест мог показаться угрожающим, если бы не насаженный на вилку помидор черри.

– Ты была законным опекуном Мэг. – Я свирепо уставился на Лу. – Ты могла вытащить ее из этой башни. Переехать. Сбежать вместе с ней. Но ты оставалась там. Годами.

– Эй! – возмутилась Мэг.

– Нет, он прав. – Лу сверлила взглядом форму для запекания. – Я обязана Нерону жизнью. Когда-то давно он не дал мне умереть… В общем, сейчас это уже не важно, но я служила ему не одну сотню лет. И на этой службе было непросто. Потом появилась Росточек. Я очень старалась. Но этого было недостаточно. А потом Мэг сбежала с тобой. Я слышала, что задумал Нерон, как он планировал поступить, когда вы вернетесь в город… – Она покачала головой. – Это было уж слишком. Я не могла привести Мэг обратно в его башню.

– Ты поступила по совести, – сказала Салли.

Хотел бы я быть таким же великодушным, как наша хозяйка.

– Нерон принимает воинов к себе на службу вовсе не за совесть, – я покачал головой.

Великанша посмотрела на меня исподлобья:

– Ты прав, малыш Лестер. Хотите – верьте мне, хотите – нет, но, если мы не будем действовать заодно, если вы меня не послушаете, Нерон победит. И уничтожит все это, – она обвела рукой комнату. Что бы она ни имела в виду – мир, Манхэттен или квартиру Джексонов/Блофисов, – ни один из этих вариантов нельзя допустить.

– Я тебе верю, – заявила Салли.

Смешно было даже предположить, что такой могучей воительнице, как Лу, может быть важно одобрение Салли Джексон, но на лице галлийки появилось искреннее облегчение. С него сошло напряжение. Вытянувшиеся кельтские татуировки у нее на руках снова превратились в концентрические круги.

– Благодарю, мама Джексон.

– Я тоже тебе верю. – Мэг бросила на меня хмурый взгляд, в котором отчетливо читалось «И ты тоже будешь ей верить – или с разбегу впилишься в стену».

Я положил вилку с нанизанным на нее помидором. Это бы маленький шаг к примирению, но к большему я пока был не готов. Я не мог заставить себя полностью довериться Лугусельве. «Хороший полицейский» – это все-таки полицейский… это по-прежнему часть хитроумной манипуляции. А Нерон мастерски умел заморочить людям голову. Я посмотрел на Пола в поисках поддержки, но он только едва заметно пожал плечами: «А что тебе еще остается?»

– Хорошо, Лугусельва, – сказал я. – Рассказывай, какой у тебя план.

Пол и Салли подались вперед, готовые внимать ценным указаниям.

Лу покачала головой:

– Нет, добрые хозяева. Не сомневаюсь, что вы сильны и отважны, но я не допущу, чтобы это семейство пострадало.

Я кивнул:

– По крайней мере в этом мы согласны. Утром мы уйдем. Может, только позавтракаем поплотнее, если это не сильно вас затруднит.

Салли улыбнулась, но в ее глазах промелькнуло разочарование, как будто ей очень хотелось раздробить башку кое-каким злобным римлянам.

– Но мне все-таки хочется узнать про план. Что вы собираетесь делать?

– В подробности лучше не вдаваться, – ответила Лу. Но в башню Нерона есть потайной вход – снизу. Нерон пользуется им, чтобы видеться с… рептилией.

Лазанья у меня в желудке встала колом. Рептилия. Пифон. Мой злейший враг, вторгшийся в Дельфы, и бессменный обладатель титула «Самый Гадкий Змей» на протяжении тысячи лет по версии журнала «Олимп».

– Звучит не очень, – заметил я.

– Да, приятного там мало, – согласилась Лу.

– Но мы можем воспользоваться им и прокрасться внутрь, – предложила Мэг. – Застанем Нерона врасплох?

Лу фыркнула:

– Не все так просто, Росточек. Вход, конечно, секретный, но он все равно находится под надежной охраной и постоянным наблюдением. Если попытаетесь пробраться через него – вас схватят.

– Прошу прощения, – вмешался я. – Я пока не слышу ничего, похожего на план.

Лу замолчала, явно сдерживаясь, чтобы не сорваться на меня. Мне был знаком этот взгляд. Так на меня частенько смотрела Мэг, а еще моя сестра Артемида и… да, впрочем, и все остальные.

– Этот вход не для вас, – сказала она. – Но через него в башню может проникнуть небольшой отряд полубогов, если им хватит смелости и навыков подземного ориентирования.

«Аида сын, – зазвучали у меня в голове слова амфисбены, – друзей твоих лихих / В пещерах бег укажет к трону путь».

Очень страшно не понимать пророчество, но еще страшнее – когда тебе начинает открываться его смысл.

– Но их просто-напросто поймают, – возразил я.

– Не обязательно, – сказала Лу. – Не поймают, если Нерона хорошенько отвлечь.

Что-то мне подсказывало, что ответ на мой следующий вопрос мне не понравится:

– Отвлечь чем?

– Вами, когда вы сдадитесь, – ответила Лу.

Я ждал. Лу не производила впечатления любительницы розыгрышей, но сейчас ей было самое время расхохотаться и завопить «ДА НЕТ ЖЕ!».

– Ты, наверное, шутишь, – сказал я.

– Я согласна с Аполлоном, – заметила Салли. – Если Нерон хочет его смерти, зачем ему…

– По-другому никак. – Лу тяжело вздохнула. – Послушайте, я знаю Нерона. Когда я вернусь к нему и сообщу, что вам удалось сбежать, он поставит ультиматум.

Пол нахмурился:

– Кому?

– Лагерю полукровок, – пояснила Лу. – Всем полубогам, всем союзникам Аполлона, которые его укрывают. Его условия будут просты: Аполлон и Мэг должны сдаться в течение определенного времени, в противном случае он уничтожит Нью-Йорк.

Я чуть не расхохотался. Это казалось невозможным, просто смешным. Но потом я вспомнил яхты Калигулы в заливе Сан-Франциско, готовые обрушить на берег такую массу греческого огня, которая стерла бы с лица земли восточное побережье, если бы не диверсия Лавинии Асимов. Арсенал, имеющийся в распоряжении Нерона, едва ли меньше, а Манхэттен был заселен куда плотнее.

Он готов сжечь собственный город, в центре которого стоит его собственная роскошная башня?!

Глупый вопрос, Аполлон. Такое уже случалось. Спроси у Древнего Рима.

– Значит, ты спасла нас, – сказал я, – только чтобы сказать, что нам нужно сдаться Нерону. Вот и весь твой план.

– Нерон должен поверить, что победил, – ответила Лу. – Как только вы окажетесь у него в руках, он ослабит охрану. И тогда, возможно, у отряда полубогов появится шанс проникнуть в башню снизу.

– Возможно, – повторил я.

– Действовать нужно быстро, – признала Лу, – но на какое-то время Нерон оставит тебя в живых, Аполлон. Они с рептилией… У них есть на тебя планы.

Далекий раскат грома сотряс мой стул. Или это я сам задрожал. Я догадывался, какие планы на меня могут быть у Нерона и Пифона. Они-то уж точно не собирались кормить меня лазаньей.

– Росточек, – продолжила Лу. – Я знаю, тебе будет трудно вернуться туда, но я буду рядом и буду защищать тебя, как не раз защищала прежде. Я буду твоим тайным агентом. Когда ваши друзья проникнут в башню, я смогу вас обоих освободить. И тогда вместе мы сможем победить императора.

О чем так задумалась Мэг? Неужели она всерьез размышляет, не согласиться ли на эту безумную авантюру?!

– Погоди-ка, – запротестовал я. – Даже если мы тебе поверим, почему ты так уверена, что убедишь Нерона? Ты сказала, что хочешь вернуться к нему поджав хвост и доложить, что мы сбежали. С чего ему тебе верить? Вдруг он заподозрит, что ты его предала?

– На этот случай у меня тоже есть план, – пожала плечами Лу. – Вам придется сбросить меня с крыши.

Глава 6

Пока, Лугусельва

Черкни пару строк

Если все-таки приземлишься

Случалось мне слышать планы и похуже.

Но какой бы привлекательной ни казалась мысль сбросить Лу с крыши, я сомневался, что она говорит серьезно, потому что подробностей она не сообщила.

– Завтра, – отрезала она. – Когда выйдем отсюда.

Утром Салли приготовила завтрак. Эстель заходилась смехом, глядя на нас. Пол извинился, что не сможет одолжить нам машину, потому что на семейном «Приусе», который мы обычно разбивали, Перси, Гроувер и Аннабет уехали в Калифорнию. Он предложил нам проездной на метро, но я был не готов снова садиться в поезд.

Салли обняла каждого и пожелала удачи. А потом сказала, что пойдет снова печь печеньки – это вроде как помогает ей снять стресс от работы над редактурой ее второго романа.

У меня возникла целая куча вопросов. Второй роман? Прошлым вечером мы вообще не обсуждали ее писательские дела. Печеньки? А может, и мы подождем, пока они испекутся?

Но что-то мне подсказывало, что дом Джексонов/Блофисов всегда будет полон гастрономических соблазнов. Здесь всегда найдется что-нибудь сладенькое или солененькое, а главное – куда более привлекательное, чем неприятности, ожидающие меня во внешнем мире.

К тому же работа Салли вызывает у меня уважение. Как бог поэзии я знаю, что такое редактура. Схватки с монстрами и императорскими наемниками тут и рядом не стоят.

Радует хотя бы то, что дождь прекратился и наступило жаркое июньское утро. Мы с Лу и Мэг шли пешком в сторону Ист-Ривер, петляя по переулкам, пока Лу не нашла подходящее место.

В жилой десятиэтажке в двух шагах от Первой авеню шел капитальный ремонт. Кирпичный фасад здания казался пустой скорлупой, в окнах не было стекол. Обойдя парковку сзади, мы перелезли через решетчатый забор и увидели, что черный ход закрыт обыкновенным листом фанеры. Лу одним пинком разнесла его в щепки.

– После вас, – сказала она.

Я заглянул в темный проем:

– А это обязательно?

– Падать с крыши буду я, а не ты, – тихо проговорила она. – Так что хватит ныть.

Внутри здание было укреплено металлическими лесами, уровни которых соединялись приставными лестницами. Чудненько. После того как нам пришлось карабкаться на башню Сютро, мне, конечно же, очень хотелось снова полазать по лестницам. Солнечные лучи проникали в пустое здание, подсвечивали облачка пыли и, преломляясь, превращались в миниатюрные радуги. Крыша у нас над головой пока оставалась нетронутой. Лестница на последнем ярусе лесов вела на площадку с металлической дверью.

Лу полезла первой. Она снова надела форму «Амтрака», чтобы потом не объяснять Нерону, откуда взялась рубашка с эмблемой «Мегамаркета электроники». Вторым поднимался я в обносках Перси Джексона. Моя валентинка[10] Мэг прикрывала тылы. Совсем как в старые добрые времена на башне Сютро минус сто процентов Рейны Авилы Рамирез-Ареллано плюс сто процентов галлийки с татуировками.

Мэг останавливалась на каждом ярусе, чтобы чихнуть и вытереть нос. Лу старалась держаться подальше от окон, словно боялась, что оттуда выскочит Нерон с воплем «Boare!». (Насколько я помню, по-латински это значит «Бу!». Давненько прошли те времена, когда я тусовался на «страшных» вечеринках Цицерона. Этот чувак любил накрыть голову тогой и, прикинувшись призраком, пугать своих гостей.)

Наконец мы добрались до металлической двери, на которой краской из баллончика была выведена по трафарету предупреждающая надпись «ВЫХОД НА КРЫШУ ЗАПРЕЩЕН». Я вспотел и запыхался. Лу же подъем, казалось, вовсе не утомил. Мэг задумчиво пнула кирпич, словно прикидывая, хватит ли у нее сил обрушить здание.

– План такой, – сказала Лу. – Я точно знаю, что у Нерона есть камеры на офисном здании через дорогу. Оно ему принадлежит. Мы выскочим из-за этой двери, и ведущие наблюдение ребята получат четкие кадры с нами на крыше.

– Напомни-ка: почему мы этому рады? – спросил я.

Лу что-то пробормотала, возможно моля кельтских богов, чтобы они отвесили мне подзатыльник.

– Потому что мы хотим, чтобы Нерон увидел именно то, что нам нужно. Мы разыграем спектакль.

– Как в поезде, – кивнула Мэг.

– Именно, – подтвердила Лу. – Сначала выбежите вы вдвоем. Немного погодя появлюсь я, и это будет выглядеть так, будто я наконец загнала вас в угол и собираюсь убить.

– Но понарошку, – с надеждой проговорил я.

– Все должно выглядеть убедительно, – сказала Лу.

– У нас получится. – Мэг, сияя от гордости, повернулась ко мне. – Ты видел, как мы дрались в поезде, Лестер, и это без подготовки. Знаешь, что было, когда я жила в башне? Лу помогала мне устраивать фальшивые, но очень крутые бои, чтобы отец – то есть Нерон, – думал, что я убила своих противников.

Я изумленно уставился на нее:

– Убила. Противников.

– Ну, там, слуг, пленников или просто тех, кто ему не нравился. Мы с Лу все заранее планировали. Я притворялась, что их убиваю – бутафорская кровь, все дела. Потом Лу утаскивала их с арены и отпускала. Когда они умирали, все выглядело совсем по-настоящему, Нерон ни разу ничего не заподозрил.

Я не знал, что ужасало меня больше: оговорка Мэг, назвавшей Нерона отцом, или что Нерон ради собственного развлечения заставлял маленькую падчерицу убивать пленников, или что Лу действовала за его спиной и помогала инсценировать смертельную схватку, чтобы пощадить чувства Мэг, вместо того чтобы… ну… не знаю… сразу отказаться выполнять за Нерона грязную работу и вытащить Мэг из этого жуткого места.

«А сам-то ты чем лучше? – зазвучал язвительный голосок у меня в голове. – Часто ли ты решался сказать Зевсу хоть слово против?»

Что ж, голосок, ты прав. Тиранам нелегко противостоять – как нелегко и уйти от них, особенно когда ты всецело от них зависишь.

Во рту появилась горечь, и я сглотнул:

– Какова моя роль?

– Биться будем в основном мы с Мэг. – Лу подняла арбалет. – Аполлон, тебе нужно держаться поблизости и дрожать от страха.

– Это я могу.

– Когда я сделаю вид, что вот-вот убью Мэг, ты должен закричать и напасть на меня. Я слышала, иногда на тебя нисходит божественная сила.

– Я не могу призвать ее по желанию!

– И не нужно. Притворись. Ударь меня изо всех сил, столкни с крыши. Я поддамся.

Я заглянул за металлические перила:

– Мы на десятом этаже. И это не шутка, потому что… здесь десять этажей.

– Да, – кивнула Лу. – Примерно так. Меня не так-то легко убить, малыш Лестер. Конечно, я заработаю пару переломов, но если повезет – выживу.

– Если повезет? – В голосе Мэг вдруг поубавилось уверенности.

В свободной руке Лу возник меч:

– Нам придется рискнуть, Росточек. Нерон должен поверить, что я приложила все усилия, чтобы поймать тебя. Если он что-то заподозрит… В общем, этого нельзя допустить. – Она повернулась ко мне. – Готов?

– Нет! – мотнул головой я. – Ты так и не объяснила, как Нерон собирается сжечь город и что нам делать, когда мы окажемся в плену.

Ярость, появившаяся на лице Лу, была неподдельной. Я прямо-таки поверил, что ей хочется меня убить.

– У него есть греческий огонь. Больше, чем у Калигулы. Больше, чем кто-либо когда-либо решался накопить. И налажена какая-то система его подачи. Подробностей я не знаю. Но как только он почует неладное, то нажмет на кнопку – и всему конец. Вот почему нам нужен этот сложный спектакль. Нужно провести тебя к нему так, чтобы он не заподозрил обмана.

Меня снова начала бить дрожь. Я посмотрел на бетонный пол и представил, как он рассыпается, исчезая в пучине зеленого огня.

– Так что будет, когда нас поймают?

– Вас посадят в камеры, – сказала Лу. – Совсем рядом с хранилищем, где Нерон держит свои фасции.

Я воспрянул духом – совсем чуть-чуть. Не то чтобы эта новость в корне меняла дело, но теперь план Лу хотя бы казался чуть менее безумным. Фасции императора, золотые топоры, символизирующие его власть, связаны с жизненной силой Нерона. В Сан-Франциско, уничтожив фасции Коммода и Калигулы, мы сумели ослабить императоров настолько, что убили их. Если удастся сделать то же с Нероном…

– Значит, ты выпустишь нас из камер, – догадался я, – и проведешь в хранилище.

– Суть такая. – Лу помрачнела. – Конечно, фасции охраняет… нечто ужасное.

– Что? – спросила Мэг.

Замешательство Лу испугало меня больше, чем имя любого монстра, которое она могла назвать.

– Об этом потом. Будем разбираться с нерешаемыми проблемами по одной.

И вновь я был согласен с галлийкой. Это настораживало.

– Ладно, – сказала она. – Лестер, когда столкнешь меня с крыши, вы с Мэг должны как можно быстрее добраться до Лагеря полукровок и собрать отряд полубогов, который пойдет по туннелям. Люди Нерона будут наступать вам на пятки.

– Но у нас нет машины.

– Точно. Чуть не забыла. – Лу посмотрела на свой ремень, словно хотела что-то снять с него, но потом вспомнила, что руки у нее заняты оружием. – Росточек, залезь-ка в мою сумку.

Мэг открыла небольшой кожаный мешочек – и вскрикнула, увидев, что было внутри. Она достала это нечто и крепко зажала в кулаке, не дав мне посмотреть.

– Правда?! – Она заскакала на месте от восторга. – Можно?!

Лу усмехнулась.

– Почему бы и нет? Это особый случай.

– Ура! – взвизгнула Мэг и сунула это неизвестно что в сумочку у себя на поясе.

Я чувствовал, что упустил что-то важное:

– Э-э, а что…

– Хватит болтать, – сказала Лу. – Готов? Бегом!

Я был не готов, но мне так часто приказывали бежать, что мое тело среагировало моментально. И мы с Мэг выскочили за дверь.

Мы бросились бежать по блестящему гудроновому покрытию, петляя между вентиляционных отверстий и спотыкаясь о шатающиеся кирпичи. Как ни прискорбно, вжиться в роль мне оказалось легче легкого. В ужасе и отчаянии спасаться бегством? За последние полгода у меня была масса возможностей отрепетировать эту сцену.

Лу взревела и кинулась за нами. У самого моего уха просвистели два арбалетных болта. Играть «кровожадную галлийку» у нее получалось очень достоверно. Сердце, казалось, выскочило у меня из груди и забилось в горле, словно мне и впрямь грозила смертельная опасность.

Крыша кончилась слишком быстро: миг – и я уже на краю. Внизу простиралась улица, и только кирпичная ограда по пояс высотой отделяла меня от стофутовой пропасти. Я развернулся – и завопил: прямо мне в лицо несся клинок Лу.

Я выгнулся назад – но не успел, и ее меч оставил у меня на лбу тонкую царапину.

Раздался яростный крик, и рядом возникла Мэг. Она отразила следующий удар галлийки и заставила ее развернуться. Лу бросила арбалет, в ее руке появился второй меч, и воительницы-димахеры закружились в неистовой схватке, размахивая клинками, будто сошедшиеся в поединке кунг-фу два кухонных комбайна.

Остолбенев, я наблюдал за ними, не чувствуя боли. Странный теплый дождь стекал по моему лицу. Я вытер глаза, посмотрел на свои пальцы и понял: никакой это не дождь. Не бывает дождя ярко-красного цвета.

Мэг молотила мечами, тесня галлийку-великаншу. Лу пнула ее в живот, и Мэг зашаталась.

От шока мое сознание заволокло вязким туманом, и мысли еле-еле ворочались, но мне удалось припомнить, что и у меня есть роль в разыгрывающемся представлении. Что я там должен сделать, после того как закончу бегать и дрожать от страха?

Ах да. Сбросить Лу с крыши.

В груди у меня забулькал смешок. Глаза заливала кровь. Руки и ноги были как воздушные шарики с водой: теплые, дрожащие и готовые в любой момент лопнуть. Но, конечно, никаких проблем: я просто скину огромную, мастерски владеющую мечом воительницу с крыши.

Пошатываясь, я двинулся вперед.

Лу сделала выпад и левым мечом ранила Мэг в бедро. Мэг вскрикнула, споткнулась, но успела скрестить мечи, чтобы отразить следующий удар Лу, который рассек бы ей голову пополам.

Стоп. Не может такой бой быть постановкой. В глазах галлийки пылала неподдельная ярость.

Лу нас обманула, и Мэг на самом деле в опасности.

У меня внутри заклокотал гнев. Волна жара иссушила туман и наполнила меня божественной силой. Я заревел, как священный бык Посейдона на алтаре (уж поверьте, эти быки не слишком покорно идут на заклание), и бросился на Лугусельву. Она обернулась, глядя на меня широко распахнутыми глазами, но защиту выставить не успела. Я обхватил ее за талию и, подняв над головой с такой легкостью, будто это медбол[11], швырнул ее за край ограждения.

Я перестарался. Вместо того чтобы рухнуть на дорогу, она пролетела над крышами целый квартал – и исчезла. Миг спустя в далеком каньоне Первой авеню звякнул металл и сердито забибибкала автомобильная сигнализация.

Моя сила иссякла. Я закачался и рухнул на колени, по лицу текла кровь.

Спотыкаясь, ко мне подошла Мэг. Ее новые белые легинсы пропитались кровью из раны на бедре.

– Твоя голова, – тихо проговорила она.

– Знаю. Твоя нога.

Порывшись в садовничьих сумочках, она достала два мотка марли. Чтобы остановить кровь, мы перебинтовали друг друга, стараясь пробудить в себе способности к мумификации. У Мэг дрожали пальцы. В глазах у нее стояли слезы.

– Прости, – сказал я. – Я не хотел кидать Лу так далеко. Просто я… мне показалось, что она по-настоящему хочет тебя убить.

Мэг бросила взгляд в направлении Первой авеню.

– Все нормально. Она сильная. С ней… с ней наверняка все хорошо.

– Но…

– Болтать нет времени. Пошли. – Она схватила меня за запястье и подняла.

Каким-то чудом нам удалось вернуться назад, не заблудившись, спуститься по лесам и лестницам и выбраться из пустого здания. К тому моменту, когда мы доковыляли до ближайшего перекрестка, сердце у меня в груди колотилось как попало, словно форель, бьющаяся в агонии на дне лодки. (Тьфу-ты. Прицепились ко мне эти Посейдоновы штучки.)

Я представил, как к нам, громыхая, несется вереница блестящих черных внедорожников и окружает нас, чтобы взять в плен. Если Нерон действительно видел, что произошло на крыше, их прибытие – лишь вопрос времени. Мы устроили для него знатное шоу. И ему точно захочется получить наши автографы, а потом и наши головы на серебряном блюде.

На углу Восемьдесят первой и Первой улиц я пригляделся к машинам. Германцев по близости пока не наблюдалось. И монстров тоже. Не было ни полицейских, ни мирных жителей, кричащих, что они видели, как с неба рухнула галльская воительница.

– Что дальше? – спросил я, искренне надеясь, что у Мэг есть на это ответ.

Из мешочка на ремне Мэг достала предмет, полученный от Лу, – блестящую золотую римскую монету. Несмотря на все случившееся, я заметил радостный огонек в глазах своей юной подруги.

– Я вызову такси, – ответила она.

Меня обдало холодной волной страха: я понял, о чем она говорит. Стало ясно, зачем Лугусельва дала ей эту монету, и какая-то часть меня пожалела, что не закинула галлийку на пару кварталов подальше.

– Только не это! – взмолился я. – Только не их. Не их!

– Они клевые, – настаивала Мэг.

– Никакие они не клевые! Они ужасные!

– Только им такое не говори, – сказала Мэг, а потом бросила монетку на дорогу и закричала на латыни: – Стой, про́клятая колесница!

Глава 7

Проклятая колесница,

Почто встали мы здесь?

Приложением не пользуюсь

Можете считать меня суеверным. Но если вы решили вызвать колесницу, возможно, есть смысл выбрать ту, которую не называют про́клятой.

Монетка Мэг коснулась тротуара и, вспыхнув, исчезла. В тот же миг кусок асфальта размером с автомобиль превратился в кипящую лужу из крови и гудрона. (По крайней мере, так показалось со стороны. Проверять, что именно там кипело, я не стал.)

Из жижи, словно субмарина, всплывшая на поверхность, появилось такси. Это было обыкновенное нью-йоркское такси, только не желтое, а серое – цвета праха, могильных плит и, вероятно, моего лица в тот момент. На двери было написано «СЕДЫЕ СЕСТРЫ». На водительском месте рядком сидели именно они – три старые карги (прошу прощения: три сестры в самом расцвете лет).

Пассажирское окно опустилось, из него высунулась старушечья голова и прокаркала:

– Подбросить?

Она была такой же милашкой, какой я ее запомнил: лицо, похожее на резиновую маску, какие надевают на Хеллоуин, зияющие кратеры вместо глаз и льняное покрывало, все в паутине, на жестких седых волосах.

– Привет, Буря, – вздохнул я. – Давно не виделись.

Она наклонила голову набок:

– Кто это? Не узнаю твой голос. Подбросить или как? У нас и другие заказы есть!

– Это я, – со стыдом признался я. – Бог Аполлон.

Буря принюхалась. Причмокнула губами, провела языком по единственному желтому зубу:

– Голос у тебя не как у Аполлона. Пахнешь не как Аполлон. Дай-ка я тебя укушу.

– Э-э, нет, – отказался я. – Придется поверить мне на слово. Нам нужно…

– Постой-ка. – Мэг изумленно посмотрела на меня. – Ты знаком с Седыми сестрами?

Она сказала это таким тоном, словно я специально скрывал это от нее – как если бы я знал всех трех основательниц группы «Бананарама» и до сих пор не взял для нее автограф. (Историю о группе «Бананарама»[12] – о том, как я познакомил их с настоящей Венерой, чем вдохновил на создание их самого популярного кавер-хита, – я расскажу как-нибудь в другой раз.)

– Да, Мэг, – ответил я. – Я бог. И у меня много связей.

– Ты не пахнешь как бог, – проворчала Буря. И, повернувшись к сидящей слева сестре, заорала: – Глянь-ка, Оса, кто этот парень?

Средняя сестра протиснулась к окну. Выглядела она в точности как Буря – различить их сумел бы разве что тот, кто знал их тысячи лет, а я, увы, вхожу в эту категорию, – однако сегодня ей достался единственный глаз троицы: скользкий белесый шар, глядящий на меня из глубины ее левой глазницы.

Встреча с ней меня не обрадовала, но еще больше не радовало то, что раз этих двух сестер я уже увидел, значит, такси ведет третья сестра – Злоба. А если за рулем Злоба – хорошего не жди.

– Это какой-то смертный мальчишка с кровавой банданой на голове, – рассмотрев меня, объявила Оса. – Ничего интересного. Никакой он не бог.

– Вот сейчас было обидно, – сказал я. – Это правда я. Аполлон.

– А это важно? – развела руками Мэг. – Я заплатила монету. Можно мы сядем?

Вы можете подумать, что Мэг права. Зачем мне раскрывать себя? Дело в том, что простых смертных Седые сестры к себе в такси не пускают. И, учитывая наши с ними отношения, лучше было сразу сообщить старухам, кто я такой, чем ждать, что они сами догадаются об этом в дороге и выбросят меня из машины прямо на ходу.

– Дамы, – обратился к ним я (в общих чертах это слово подходило). – Возможно, я не похож на Аполлона, но заверяю вас: это я, заключенный в тело смертного. Иначе откуда я столько о вас знаю?

– Что, например? – гаркнула Буря.

– Нектар вы предпочитаете со вкусом крем-карамель, – начал перечислять я. – Из Битлов больше всего любите Ринго. Много столетий вы втроем с ума сходили от Ганимеда, но теперь вам нравится…

– Это Аполлон! – завопила Оса.

– Точно Аполлон! – взвыла Буря. – Противный! Всезнайка!

– Впустите меня, и я заткнусь, – заверил я.

Такое я предлагаю не часто.

Щелкнул замок – задняя дверь открылась, и я придержал ее, пропуская Мэг.

Она улыбнулась:

– А кто им сейчас нравится?

«Потом расскажу», – одними губами ответил я.

Усевшись, мы пристегнулись черными цепями, которые служили здесь ремнями безопасности. Сиденье оказалось примерно таким же удобным, как мешок, набитый столовым серебром.

Сидящая за рулем Злоба буркнула:

– Куда?

Я начал:

– Лагерь…

Злоба ударила по газам. Моя голова вжалась в спинку сиденья, а Манхэттен превратился в мутное светящееся пятно. Оставалось надеяться, что Злоба поняла, что я имел в виду Лагерь полукровок, иначе мы в итоге могли оказаться в Лагере Юпитера, резиденции Кэмп-Дэвид[13] или на острове Кампобелло[14] в провинции Нью-Брансуик, хотя, наверное, туда Седые сестры обычно не возят.

Вспыхнул экран встроенного в такси телевизора. Из динамиков на полной мощности грянул оркестр и загрохотал записанный зрительский смех.

– Каждый вечер в одиннадцать! – объявил диктор. – Смотрите… «Вечернее шоу с Талией»!

Я мигом ткнул в кнопку выключения.

– А мне нравится реклама, – возмутилась Мэг.

– От рекламы мозги гниют, – сказал я.

На самом деле когда-то «Вечернее шоу с Талией» было моей любимой передачей. Талия (муза комедии, а не наша соратница, полубогиня Талия Грейс) десятки раз приглашала меня выступить в качестве музыкального гостя. Я сидел на диване, обменивался с ней шуточками, играл в ее дурацкие игры вроде «Покарай этот город!» или «Телефонный пранк с пророчеством». Но теперь напоминания о прошлой божественной жизни были мне неприятны.

Не то чтобы я по ней скучал – мне… Да, я это скажу. Мне было стыдно за то, какие вещи я когда-то считал важными. Рейтинги. Почитатели. Расцвет и падение цивилизаций, которые больше всего любили меня. Разве это может сравниться с тем, чтобы защитить своих друзей?! Нью-Йорк не может сгореть. Малышка Эстель Блофис должна вырасти, чтобы смеяться до упаду и покорить всю планету. А Нерон должен заплатить. Не может быть, чтобы я сегодня утром едва не лишился лица и швырнул Лугусельву так, что она, пролетев два квартала, рухнула на припаркованную машину, – и все это впустую.

Несмотря на мое мрачное настроение и раненую ногу, Мэг оставалась невозмутимой.

Лишенная рекламы, она откинулась на спинку и смотрела, как, мелькая, сменяются за окном расплывчатые виды – сначала Ист-Ривер, затем Куинс, – проносящиеся со скоростью, о которой смертные пассажиры могут лишь мечтать… а мечтать им, будем откровенны, приходится о любой скорости, превышающей десять миль в час. Злоба, совершенно слепая, вела автомобиль, а Оса то и дело выкрикивала указания:

– Налево. Тормози. Налево. Нет, другое лево!

– Так круто! – восхитилась Мэг. – Обожаю это такси.

Я нахмурился:

– Тебе часто случалось ездить на такси Седых сестер?

Тон у меня был такой, каким запросто можно было спросить: «Тебе что, нравится делать домашку?»

– Это было мне наградой, – объяснила Мэг. – Когда Лугусельва считала, что я очень постаралась на тренировке, мы шли кататься.

У меня не укладывалось в голове, что кто-то мог считать подобную поездку желанной наградой. Воистину, императорский двор – порочное, зловещее место.

– У девчонки хороший вкус! – крикнула Оса. – По Нью-Йорку лучше нас никто не возит! Не доверяйте всяким сервисам, где предлагают взять попутчиков! Там почти везде гарпии, причем без лицензий!

– Гарпии! – взвыла Буря.

– Воруют у нас бизнес! – поддакнула Злоба.

Я тут же представил себе нашу подругу Эллу за рулем машины. И почти обрадовался, что сижу в этом такси. Почти.

– К тому же мы улучшили сервис! – похвасталась Буря.

Я заставил себя посмотреть ей в глазницы:

– Это как же?

– Вы можете воспользоваться нашим приложением! – сказала она. – И больше не нужно вызывать нас золотыми монетами! Она указала на значок на плексигласовой перегородке. Оказывается, теперь я мог привязать любимое магическое оружие к их такси и оплачивать поездки виртуальными драхмами с помощью какой-то штуки, которая называется «СЕРАЯ ТАКСА».

Я вздрогнул при мысли о том, что могла бы устроить Стрела Додоны, разреши я ей делать онлайн-покупки. Если бы после этого мне все же выпал шанс вернуться на Олимп, я бы обнаружил, что мои счета заморожены, а дворец заложен, потому что стрела скупила все первые фолио[15] Шекспира, которые только сумела разыскать.

– Я уж лучше наличными, – сказал я.

Оса заворчала, обращаясь к Злобе:

– Это все ты и твои предсказания. Я же говорила, что приложение – дурацкая затея.

– Подбирать на обочине Аполлона – затея еще глупее, – пробурчала та в ответ. – А это было твое предсказание.

– Обе вы дуры! – рявкнула Буря. – Вот вам мое предсказание!

Я начал припоминать, откуда взялась наша давняя взаимная неприязнь с Седыми сестрами. Проблема была не только в том, что они мерзкие уродины, грубиянки и воняют могильной гнилью. И не в том, что у них на троих всего один глаз, один зуб и никаких навыков общения. И даже не в том, что они то и дело западают на какую-нибудь знаменитость и совершенно не умеют это скрывать. Во времена Древней Греции они обожали меня: неприятно, конечно, но хотя бы объяснимо. Потом – представьте себе – они меня разлюбили. Следующие несколько столетий они состояли в фан-клубе Ганимеда. Меня так достали их посты в Инстабоге о том, какой же он красавчик, что в конце концов я не сдержался и оставил едкий комментарий. Знаете мем, где изображена банка меда в форме мишки с надписью: «Милая, он гей»?[16] Да, это я его сделал. И в случае с Ганимедом никакого открытия в этом не было.

Теперь же они с ума сходили по Деймосу, богу страха, и я вообще не понимал, что они в нем нашли. Конечно, он накачанный, и глаза у него красивые, но…

Стоп. А к чему я это все?

Ах да. Причина наших разногласий с Седыми сестрами – профессиональная ревность.

Я бог прорицаний. Седые сестры тоже предсказывают будущее, но не работают под моим началом. Не признают моих заслуг, не платят роялти – ничего такого. Свою мудрость они получили от… Честно говоря, я не знаю. Ходили слухи, что их родителями были первородные морские божества, которые возникли из пены, и прилив доносил им какие-то частицы мудрости и пророчеств. Как бы то ни было, мне не нравится, что они вторгаются на мою территорию, и они по какой-то необъяснимой причине тоже меня не любят.

Их предсказания… Погодите-ка. Я порылся в памяти.

– Вы сказали, что предвидели, что будете меня подвозить?

– Ха! – воскликнула Буря. – Интересно ему!

Злоба загоготала:

– Станем мы тебе выдавать доггерели на твой счет…

– Заткнись, Злоба! – Оса дала ей тумака. – Он еще не просил!

Тут оживилась Мэг:

– У вас есть для Аполлона хот-доги гриль?

Я тихонько выругался. Было ясно, к чему идет дело. Седые сестры обожают туманные предсказания. Им нравится, когда пассажиры умоляют рассказать, что им известно о будущем. Но на самом деле старым кошелкам страсть как хотелось поделиться своим знанием.

В прошлом каждый раз, когда я соглашался выслушать их так называемые пророческие стихи, они сообщали о том, что будет у меня на обед, или выдавали экспертное мнение, на кого из Олимпийских богов я больше всего похож. (Спойлер: вариант «Аполлон» не встретился ни разу.) Они не давали мне покоя просьбами разобрать их предсказания и умоляли, чтобы я показал их стихи своему литературному агенту. Брр.

Я не знал, какие новости у них припасены для меня на этот раз, но доставлять им удовольствие и интересоваться этим я не собирался. У меня и так полно пророческих стихов, с которыми нужно разобраться, причем настоящих.

– Доггерель, – объяснил я Мэг, – это несколько неравносложных поэтических строчек с неустойчивым ритмом. Но такие точные термины ни к чему: эта троица устойчивостью вообще не отличается.

– Тогда мы тебе ничего не скажем! – пригрозила Оса.

– Никогда не скажем! – поддакнула Злоба.

– Я и не просил, – любезно ответил я.

– Я хочу послушать про хот-доги гриль, – сказала Мэг.

– Нет, не хочешь, – заверил я ее.

За окном размытый Куинс сменился окраиной Лонг-Айленда. Седые сестры на переднем сиденье едва не тряслись от нестерпимого желания выпалить свое предсказание.

– Это очень важные слова! – заявила Оса. – Но ты никогда их не услышишь!

– Ладно, – согласился я.

– Тебе нас не заставить! – сказала Буря. – Хоть от них и зависит твоя судьба!

У меня мелькнула тень сомнения. Неужели… Нет, это просто невозможно. Пойди я у них на поводу – и они скорее всего вывалят на меня свое никому не нужное мнение о том, какая косметика лучше всего сочетается с оттенком моего лица.

– Я на это не куплюсь, – отрезал я.

– А мы ничего и не продаем! – взвизгнула Оса. – Эти строчки слишком важны, и мы сказали бы тебе, только если бы ты угрожал нам страшными карами!

– Не буду я вам угрожать…

– Он нам угрожает! – взмахнула руками Буря и отвесила Осе такой подзатыльник, что их общий глаз тут же выскочил у нее из глазницы. Оса поймала его и, неловко замешкавшись, бросила за спину, прямо мне на колени.

Я заорал.

Сестры заорали тоже. Злоба, лишившись штурмана, описывала по дороге зигзаги, отчего мой желудок забросило в пищевод.

– Он украл наш глаз! – верещала Буря. – Мы ослепли!

– Неправда! – вопил я. – Какая мерзость!

Мэг едва не пищала от восторга:

– КАК! ЖЕ! КРУТО!

– Уберите его!

Я вертелся и изгибался, надеясь, что глаз куда-нибудь укатится, но он упрямо лежал у меня на коленях, укоризненно пялясь мне в лицо взглядом дохлого сома. От Мэг не было никакой помощи. Она явно не хотела испортить этот крутой момент, когда мы мчались быстрее скорости света и должны были вот-вот расшибиться в лепешку.

– Он раздавит наш глаз, – выла Злоба, – если мы не прочтем стихи!

– Не раздавлю!

– Мы все умрем! – охала Оса. – Он псих!

– Я НЕ ПСИХ!

– Ладно, твоя взяла! – простонала Буря.

Она приосанилась и выразительно и громко, словно выступала для публики в Коннектикуте за десять миль от нас, продекламировала:

– Сумеет Дэр на тайный путь взглянуть!

Следом вступила Злоба:

– И крах грядет; тот лев змеей объят!

Оса закончила:

– Иль принцепса ты трон не сможешь пошатнуть!

Мэг захлопала в ладоши.

Я, не веря своим ушам, уставился на Седых сестер:

– Это никакой не доггерель. А терцина! Вы прочитали новую строфу нашего пророчества!

– Больше у нас для тебя ничего нет! – сказала Злоба. – Так что отдавай глаз, быстро. Мы почти у лагеря!

Мой шок сменился паникой. Если Злоба не сможет остановиться в нужном месте, мы ускоримся так, что пройдем точку невозврата и превратимся в яркий поток плазмы над Лонг-Айлендом.

Но эта перспектива все же пугала меня не так сильно, как необходимость прикоснуться к лежащему у меня на коленях глазу.

– Мэг! Салфетка есть?

– Слабак! – фыркнула она и, взяв глаз голыми руками, бросила его Злобе.

Та тут же впихнула его в глазницу, моргнула, посмотрев на дорогу, и с воплем «АЙ! АЙ! АЙ!» ударила по тормозам так, что мой подбородок впечатался в грудь.

Когда дым рассеялся, я увидел, что мы остановились на старой проселочной дороге за границей лагеря. Слева возвышался Холм полукровок, на вершине которого виднелось единственное дерево – большая сосна, а на ее нижней ветке поблескивало Золотое руно. Обвив ствол, на земле лежал дракон Пелей. Рядом с драконом, почесывая его за ухом, стоял мой старый заклятый друг Дионис – бог, покровительствующий всему, что бесит Аполлона.

Глава 8

Я мистер А

Буду чинить туалеты

И вырублюсь

Возможно, насчет последнего я погорячился.

Дионис покровительствовал другим вещам, например вину, вечеринкам после вручения «Оскара» и некоторым видам растений. Но для меня он навсегда останется доставучим младшим братом, который повсюду за мной таскался и копировал меня во всем, пытаясь привлечь мое внимание.

Наверняка это многим знакомо. Представьте: вы бог. Ваш младший брат канючит, чтобы папа и его тоже сделал богом, хотя это ваша фишка. У вас есть отличная колесница, запряженная огненными конями. Ваш младший брат выпрашивает себе собственную колесницу, запряженную леопардами. Вы крушите войска греков у стен Трои. Ваш младший брат отправляется в поход против Индии. Короче, как обычно.

Дионис стоял на вершине холма, словно ожидал нашего прибытия. Возможно, так оно и есть: он все-таки бог. Его поло с леопардовым принтом весьма неплохо сочеталось с Золотым руном, висящим на ветке у него над головой. А вот лиловые слаксы сочетались плохо. Возможно, когда-то давно я и дразнил его за дурной вкус в одежде. Но сейчас рисковать бы не стал.

К горлу подступил комок. Меня и так уже тошнило после поездки и импровизированной игры, где вместо мячика нужно было кидать глаз. Раненый лоб болел. В голове проносились новые строчки пророчества, озвученного Седыми сестрами. Я был не готов к новым переживаниям. Но встреча с Дионисом… Она обещает быть непростой.

Мэг захлопнула за собой дверь такси.

– Спасибо! – сказала она Седым сестрам. – В следующий раз расскажите про хот-дог!

Не попрощавшись и даже не попросив показать их стихи моему литературному агенту, Седые сестры погрузились в пучину красно-черного гудрона.

Мэг, прищурившись, посмотрела на вершину холма.

– Это еще кто? Мы с ним раньше не встречались. – В ее голосе звучала подозрительность, словно чужак вторгся на ее территорию.

– Это бог Дионис, – ответил я.

– Почему? – нахмурилась Мэг.

Возможно, она имела в виду «Почему он бог?», или «Почему он там стоит?», или «Почему нам досталась такая жизнь?». Все эти вопросы были одинаково уместными.

– Не знаю, – пожал плечами я. – Давай выясним.

Пока мы поднимались по склону, мне хотелось то истерически зарыдать, то расхохотаться. Судя по всему, это был шок. Еще даже обед не наступил, а день уже нельзя назвать простым. Правда, учитывая, что мы приближались к богу безумия, пришлось допустить, что, возможно, у меня психотический срыв или приступ мании.

Мне стало казаться, что я выпал из реальности. Я не мог сосредоточиться. Не знал, кто я, кем должен или хочу быть. Бодрящие вспышки божественной силы, гнетущие возвращения в хрупкое тело смертного, выбросы адреналина и приступы ужаса не прошли даром: эмоции накатывали на меня. Идти к Дионису в таком состоянии – значит нарываться на неприятности. Просто оказавшись рядом с ним, любой рискует усугубить свои ментальные проблемы.

Мы с Мэг добрались до вершины. Приветствуя нас, Пелей выпустил пар из ноздрей. Мэг обняла дракона за шею, хотя я бы на ее месте поостерегся. Драконы печально известны тем, что не любят обнимашек.

Дионис посмотрел на меня с ужасом и изумлением – примерно так я теперь смотрю на собственное отражение в зеркале.

– Значит, отец и правда сделал это с тобой, – сказал он. – Бессердечный glámon.

В переводе с древнегреческого glámon означает «старый потаскун» или что-то вроде того. Учитывая многочисленные любовные похождения Зевса, он, возможно, даже не счел бы это оскорблением.

Дионис схватил меня за плечи.

Я был не в состоянии вымолвить ни слова.

За последние полвека он совсем не изменился: пузатый коротышка средних лет с обвисшими щеками, красным носом и курчавыми черными волосами. Лишь фиолетовый оттенок в радужках его глаз намекал, что он больше, чем просто человек.

Остальные Олимпийцы не могли взять в толк, почему Дионис выбрал этот облик, хотя мог заполучить любую внешность. В древние времена он славился юношеской красотой, бросавшей вызов гендерным условностям.

А я понимал. Дионис совершил преступление, погнавшись не за той нимфой (перевод: за нимфой, на которую положил глаз наш отец), и был наказан: он должен сто лет управлять этим лагерем. Ему запрещалось пить вино – величайшее из его изобретений – и появляться на Олимпе, за исключением дней, когда собирался совет по особым случаям.

В ответ Дионис решил выглядеть и вести себя так, как совсем не подобает богу: как ребенок, который отказывается заправлять рубашку, причесываться или чистить зубы, просто чтобы показать родителям, насколько ему плевать.

– Бедный, бедный Аполлон. – Он обнял меня. От его волос едва заметно пахло виноградной жвачкой.

От такого внезапного проявления сочувствия я чуть не расплакался… но тут Дионис отстранился, посмотрел на меня с расстояния вытянутой руки и самодовольно ухмыльнулся.

– Вот теперь ты понимаешь, как я был несчастен, – сказал он. – Наконец-то кому-то выпала кара хуже моей!

Я кивнул, подавив всхлип. Это был старый добрый Дионис, которого я знал и не сказать чтобы очень любил.

– Да. Здравствуй, брат. Это Мэг…

– Наплевать, – весело отмахнулся Дионис, не сводя с меня глаз.

– Пфф. – Мэг скрестила руки на груди. – Где Хирон? Он мне больше нравился.

– Кто? – спросил Дионис. – Ах он. Долгая история. Пойдем-ка в лагерь, Аполлон. Хочу поскорее показать тебя полубогам. Выглядишь ты просто отвратительно!

Мы шли по лагерю целую вечность. Похоже, Дионису очень хотелось, чтобы все меня увидели.

– Это мистер А, – говорил он всем новичкам, встречавшимся нам на пути. – Мой ассистент. Если будут какие-то жалобы или проблемы, скажем, туалет засорится, обращайтесь к нему.

– Хватит, а? – пробормотал я.

Дионис улыбнулся:

– Если я мистер Ди – ты вполне можешь быть мистером А.

– Он Лестер! – возмутилась Мэг. – И он мой ассистент.

Дионис не обратил на нее внимания.

– О, гляди-ка, еще одна стайка первогодок! Пойдем, я тебя представлю.

У меня подкашивались ноги. Голова болела. Если что мне и было нужно сейчас, так это обед, отдых, антибиотики и новая личность, причем не обязательно в таком порядке. Но пришлось тащиться за Дионисом.

Народу в лагере было гораздо больше, чем зимой, когда мы с Мэг впервые сюда попали. Тогда мы застали здесь лишь нескольких ребят, которые жили в лагере круглый год. Теперь же на лето сюда стекались потоки новичков, узнавших о своей полубожественной природе – десятки растерянных подростков со всего света, многих по-прежнему сопровождали нашедшие их сатиры. Некоторые полубоги, которым, очевидно, пришлось недавно сражаться с монстрами, были ранены даже серьезней, чем я; видимо, поэтому на нас с Мэг обращали намного меньше внимания, чем я ожидал.

Мы прошли по центральной лужайке, по краям которой стояли двенадцать домиков. Почти в каждом бурлила жизнь. Вышедшие к дверям старосты приветствовали новичков и помогали им сориентироваться. Больше всего забот оказалось у Джулии Файнголд из домика Гермеса: ей нужно было найти временные места для всех ребят, еще не признанных божественными родителями. Шерман Ян из домика Ареса рявкал на каждого, кто подходил к домику слишком близко, и предупреждал, что территория вокруг него заминирована. Неизвестно, шутил он или нет, но проверять никто не спешил. Юный Харли из домика Гефеста носился вокруг, улыбаясь до ушей и призывая новичков потягаться с ним в армрестлинге.

На другой стороне лужайки я заметил своих собственных детей – Остина и Кайлу, – но как бы мне ни хотелось с ними пообщаться, они были заняты: пытались уладить какой-то конфликт между охраняющими лагерь гарпиями и новичком, который, видимо, сделал что-то, что гарпиям не понравилось. До меня донесся голос Остина:

– Нет, вы не можете просто так взять и съесть новичка. Сначала он должен получить два предупреждения!

В этот разговор даже Дионис влезать не захотел. И мы пошли дальше.

Ущерб, нанесенный Колоссом Нерона во время зимней битвы, почти устранили, хотя несколько колонн в обеденном павильоне были сломаны. Между двумя холмами блестел новый пруд в форме гигантской ступни. Мы миновали волейбольную площадку, арену для сражений на мечах, земляничные поляны – и только тогда Дионис наконец сжалился надо мной и повел нас в штаб-квартиру лагеря.

По сравнению с греческими храмами и амфитеатрами четырехэтажный небесно-голубой дом в викторианском стиле, известный как Большой дом, выглядел странно, но казался уютным. Его белая отделка сверкала как глазурь на торте. Флюгер в форме бронзового орла лениво покачивался на ветру. На веранде за карточным столом сидели, попивая лимонад, Нико ди Анджело и Уилл Солас.

– Папа! – Уилл вскочил на ноги, сбежал по ступенькам и стиснул меня в объятиях.

И тут я не выдержал и зарыдал не таясь.

Мой прекрасный сын с добрыми глазами, руками целителя, излучающий тепло словно солнышко. Каким-то образом он унаследовал все мои лучшие качества, не взяв ни одного худшего. Он отвел меня на веранду и настоял, чтобы я сел на его место. Затем впихнул мне в руки холодный стакан с лимонадом и принялся хлопотать над моей раненой головой.

– Все нормально, – пробормотал я, хотя все понимали, что это не так.

Его парень Нико ди Анджело оставался в сторонке, наблюдал за нашим воссоединением, но держался в тени, что не редкость для детей Аида. Его темные волосы стали длиннее. Он был босиком, в потрепанных джинсах и футболке, какие носят обитатели лагеря, только черного цвета. Спереди на ней был изображен скелет пегаса с подписью «ДОМИК 13».

– Мэг, – сказал Нико, – садись на мое место. У тебя все ноги изранены. – Он сердито посмотрел на Диониса, словно тот был обязан вызвать для нас гольф-кар.

– Ладно, хорошо, садись. – Дионис безучастно указал на карточный стол. – Я пытался объяснить Уиллу и Нико правила пинокля. Но они безнадежны.

– О, пинокль! – оживилась Мэг. – Люблю пинокль!

Дионис, прищурившись, посмотрел на Мэг, словно она была собачкой, которая внезапно принялась декламировать Эмили Дикинсон[17]:

– Правда? Чудеса, да и только.

Нико встретился со мной взглядом, его глаза были черны как ночь.

– Так это правда? Что Джейсон…

– Нико, – с упреком проговорил Уилл, – не дави на него.

Кубики льда в моем стакане задрожали. Я не сумел выдавить из себя ни слова, но, видимо, мое лицо сказало Нико все, что он хотел знать. Мэг протянула Нико руку, и он обхватил ее ладонями.

Нельзя сказать, чтобы он разозлился. У него был такой вид, словно он получил удар в живот, причем не один: казалось, его били не переставая столько лет, что он почти перестал чувствовать боль. Он пошатнулся. Моргнул. А затем вздрогнул, отдернул руки от Мэг, словно его прикосновение было ядовитым и он внезапно об этом вспомнил.

– Я… – он осекся. – Scusatemi[18]. – Он сбежал по ступенькам и помчался по лужайке босиком, оставляя за собой след на пожухлой траве.

Уилл покачал головой:

– Он переходит на итальянский, только когда очень расстроен.

– Мальчику и без того хватало плохих новостей, – сказал Дионис, в голосе которого промелькнули скупые нотки сочувствия.

Я хотел спросить, что это еще за плохие новости. И извиниться за то, что доставил новые неприятности. И рассказать о тех грандиозных и впечатляющих неудачах, которые пережил с тех пор, как в последний раз видел Лагерь полукровок.

Вместо этого стакан с лимонадом выскользнул у меня из рук. И разбился о пол. Меня повело в сторону, и я начал падать в длинный темный туннель. Издалека до меня донесся голос Уилла:

– Папа! Помогите!

И я провалился в беспамятство.

Глава 9

На завтрак блины,

Жженый йогурт

И безумие

Дурные сны?

Конечно, почему бы и нет!

Меня мучили зацикленные, как «бумеранги» в Инстаграме, видения – короткие сцены, проигрывающиеся снова и снова: Лугусельва летит над крышами. Амфисбена растерянно смотрит на меня, после того как ее шеи пригвоздили к стене два арбалетных болта. Глаз Седых сестер падает мне на колени и лежит там словно приклеенный, не желая скатываться.

Я постарался направить сон в более мирное русло: представить любимый пляж на Фиджи; торжества, которые в древности устраивали в мою честь в Афинах; концерт 1930 года в «Коттон-клаб»[19], где я играл вместе с Дюком Эллингтоном[20]. Ничего не вышло.

Вместо этого я оказался в тронном зале Нерона.

Он занимал весь верхний этаж его башни. Со всех сторон – стеклянные стены, за которыми простираются шпили Манхэттена. Посреди зала на мраморном возвышении стоял безвкусный, обитый пурпурным бархатом трон-диван, на котором, развалившись, сидел император. Дионис мог бы позавидовать его пурпурной атласной пижаме и банному халату тигровой расцветки. Золотой лавровый венец на голове Нерона сидел криво, отчего хотелось подровнять разросшуюся бороду, которая обвила его шею подобно ремню.

Слева от него выстроились в линию молодые ребята, как я понял – полубоги: такие же приемыши в императорской семье, как и Мэг. Всего я насчитал одиннадцать человек, примерно от восьми до восемнадцати лет, стоящих по росту. Отделанные пурпуром тоги, надетые поверх разномастной повседневной одежды, подчеркивали их царский статус. Лица ребят являли результаты жестокого воспитания Нерона. Младшие смотрели на него с изумлением, страхом и благоговением, как на героя. Те, что чуть постарше, выглядели сломленными и травмированными, их глаза были пусты. Свои чувства – гнев, обиду и ненависть к себе – подростки старательно скрывали, следя, чтобы Нерон не принял их на свой счет. Самые старшие были миниатюрными версиями императора – циничными, безжалостными, жестокими юными социопатами.

Было невозможно представить среди них Мэг Маккаффри. И все же я не мог не задаваться вопросом, в какую из этих категорий она бы попала, если бы была сейчас здесь.

В тронный зал вошли двое германцев, с трудом тащивших носилки, на которых лежало крупное покалеченное тело Лугусельвы. Когда они опустили ее у ног Нерона, Лу жалобно застонала. Ну, она хотя бы жива.

– Охотница вернулась с пустыми руками, – ухмыльнулся Нерон. – Значит, план Б. Ультиматум. Сорока восьми часов будет достаточно. – Он повернулся к приемным детям. – Луций, удвой охрану возле чанов. Эмилия, отправь приглашения. И закажи торт. Какой-нибудь посимпатичнее. Не каждый день выпадает возможность уничтожить город размеров Нью-Йорка.

Я во сне провалился сквозь этажи башни прямо в недра земли.

И оказался в просторной пещере. Я догадывался, что нахожусь где-то под Дельфами, рядом с самым священным своим Оракулом, потому что бульон вулканических испарений, клубящихся вокруг, источал запах, который ни с чем в мире не спутаешь. Я слышал, как где-то во тьме по каменному полу скользит тело моего злейшего врага Пифона.

– Ты все еще не понял, – зарокотал его низкий голос. – Ах, Аполлон, как же мал и ущербен твой мозг! Ты мечешься, сбиваешь фигуры – но ни разу не взглянул на доску целиком. Всего несколько часов – после того как упадет последняя пешка, больше не понадобится. А ты сделаешь за меня всю работу! – Его смех был похож на взрыв, проникающий глубоко в камень, чтобы разрушить гору.

Волны страха накатывали на меня одна за другой, пока я не смог больше дышать.

Я проснулся с таким ощущением, будто несколько часов пытался выбраться из тесного каменного кокона. Каждая мышца в теле болела.

Хоть бы раз проснуться свежим, насладившимся сном об обертываниях водорослями и педикюре в компании Девяти Муз! Как же я скучал по тем десятилетним зависаниям в спа! Но нет. Вместо этого мне являлись глумливые императоры и хохочущие рептилии.

Я сел: голова кружилась, взгляд фокусировался с трудом. Я был на своей старой койке в домике имени меня. В окна лился солнечный свет – утренний свет? Неужели я спал так долго? У меня под боком ворчал и сопел в подушку кто-то теплый и пушистый. Сначала мне показалось, что это питбуль, хотя я помнил, что никакого питбуля вроде бы не заводил. Но заглянув под одеяло, я обнаружил, что это голова леопарда – без тела.

Наносекунду спустя я уже вопил, стоя на другом конце домика. С тех пор как я утратил божественные силы, это первый случай, когда я чуть не телепортировался.

– А, ты проснулся! – Из ванной комнаты в клубах пара вышел мой сын Уилл, с мокрых светлых волос капала вода, а вокруг талии было обмотано полотенце. На груди слева у него была татуировка с изображением солнца, которая показалась мне излишней: при взгляде на него любой понимал, что перед ним дитя солнечного бога.

Он замер, заметив панику в моих глазах:

– Что случилось?

«Ррр!» – прорычал леопард.

– Сеймур?

Уилл решительно подошел к моей койке и поднял голову леопарда, которую когда-то давно сделали чучелом и закрепили на доске, а Дионис заметил ее на какой-то гаражной распродаже и дал новую жизнь. Я вспомнил, что обычно Сеймур висел над камином в Большом доме, но это не объяснило, почему сейчас он жует подушку в моей постели.

– Ты что здесь делаешь?! – возмущенно спросил леопарда Уилл, а затем обратился ко мне: – Честное слово, это не я положил его тебе в кровать.

– Это я.

Рядом со мной возник Дионис.

Мои легкие были слишком измучены, чтобы я мог издать очередной вопль, но на несколько дюймов я точно отскочил.

Доинис одарил меня своей фирменной ухмылкой:

– Я подумал, что тебе может быть одиноко. Мне всегда спится лучше в обнимку с плюшевым леопардом.

– Спасибо, конечно. – Я бросил на него убийственный взгляд. – Но я предпочитаю спать один.

– Как хочешь. Сеймур, отправляйся обратно в Большой дом. – Дионис щелкнул пальцами, и голова леопарда исчезла из рук Уилла.

– Ну так что… – Дионис осмотрел меня с ног до головы. – Получше себя чувствуешь после девятнадцати часов сна?

Я понял, что стою перед ними в одних трусах. В этом бледном несуразном смертном теле, покрытом синяками и шрамами, я уж точно не похож на бога – скорее на личинку, которую выковыряли из земли палкой.

– Отлично я себя чувствую, – проворчал я.

– Чудесно! Уилл, сделай так, чтобы он выглядел прилично. Увидимся с вами обоими на завтраке.

– На завтраке? – изумленно переспросил я.

– Да, – кивнул Дионис. – Это когда едят блинчики. А я люблю блинчики. – И он исчез в сверкающем облачке виноградного аромата.

– Выпендрежник, – пробормотал я.

Уилл рассмеялся:

– Ты и правда изменился.

– Когда уже все перестанут мне об этом говорить!

– Но это же хорошо.

Я снова взглянул на свое побитое тело:

– Как скажешь. Можно одолжить у тебя что-нибудь из одежды или мешок какой-нибудь?

Вот все, что вам нужно знать об Уилле Соласе: он приготовил для меня одежду. Когда он ездил в город в прошлый раз, то специально купил вещи, которые могут мне подойти.

– Я подумал, что в конце концов ты вернешься в лагерь, – объяснил он. – По крайней мере, надеялся на это. Мне хотелось, чтобы ты чувствовал себя здесь как дома.

Этого хватило, чтобы я снова разревелся. О боги, я был эмоционально разбит. Уилл оказался таким заботливым, и эту черту он унаследовал не от меня. Ею он обязан своей матери Наоми и ее доброму сердцу.

Я хотел обнять Уилла, но так как я стоял в одних трусах, а он – в полотенце, это было бы неловко. Вместо этого он похлопал меня по плечу.

– Сходи в душ, – посоветовал он. – Остальные отправились в поход рано утром, – он указал на пустые кровати, – но скоро они вернутся. Я тебя подожду.

Когда я помылся и переоделся – в новые джинсы и оливковую футболку с V-образным воротом, которые сели идеально, – Уилл наложил мне на лоб свежую повязку и дал аспирин, потому что болело у меня все. Я снова почувствовал себя почти человеком – в хорошем смысле этого слова, – и тут вдали протрубила раковина, призывая обитателей лагеря на завтрак.

На пороге мы столкнулись с Кайлой и Остином, которые возвращались из похода и вели за собой троих новичков. Снова были слезы и объятия.

– Ты вырос! – Кайла схватила меня за плечи сильными руками лучницы. От июньского солнца ее веснушки проступили ярче. Ее рыжие волосы с зелеными кончиками напомнили мне о конфетах-тыковках, популярных в Хеллоуин. – Стал минимум на два дюйма выше! Правда, Остин?

– Определенно, – согласился Остин.

Остин был джазовым музыкантом и обычно держался спокойно и невозмутимо, но сейчас он улыбнулся мне так, будто я исполнил соло, достойное Орнетта Коулмана[21]. Оранжевая лагерная футболка без рукавов открывала его темные руки. Косички у него на голове были заплетены вкруговую и напоминали следы, оставленные НЛО на полях.

– Дело не только в росте, – сказал он, – но и в том, как ты держишься…

– Кхм, – раздалось у него за спиной.

– Ах да. Простите, ребята! – Остин отступил в сторону. – Пап, в этом году у нас трое новеньких. Уверен, ты помнишь своих детей – Грейси, Джерри и Яна… Ребята, это Аполлон!

Непринужденный тон Остина словно говорил: «Я знаю, что ты понятия не имеешь, кто эти дети, которых ты зачал двенадцать или тринадцать лет назад и позабыл об этом – но не переживай, пап, я тебя прикрою».

Джерри был родом из Лондона, Грейси – из Айдахо, а Ян – из Гонконга. (Когда я был в Гонконге?) Все трое смотрели на меня потрясенно. Правда, в их глазах читалось скорее не «Вау, круто!», а «Да вы прикалываетесь». Я пробормотал какие-то извинения за то, что оказался ужасным отцом. Новички переглянулись и, видимо, пришли к молчаливому согласию избавить меня от этих мучений.

– Я умираю с голоду, – сказал Джерри.

– Ага! – подхватила Грейси. – В столовую!

И наша странная семейка отправилась на завтрак.

Ребята из других домиков тоже спешили к обеденному павильону. По дороге на холм я заметил Мэг, весело болтающую с братьями и сестрами из домика Деметры. Рядом с ней семенил ее маленький друг Персик, фруктовый дух в подгузнике. Выглядел он весьма довольным, поочередно взмахивал крыльями из листьев и цеплялся за ноги Мэг, стараясь привлечь ее внимание. В последний раз мы видели Персика в Кентукки, потому что появлялся он в основном только на природе, или если Мэг грозила серьезная опасность, или перед завтраком.

Мы с Мэг провели столько времени вместе, по большей части только вдвоем, что я почувствовал укол ревности, глядя на нее в окружении других друзей. Судя по всему, без меня она чувствовала себя неплохо. Я задумался: если я когда-нибудь смогу вернуться на Олимп – останется ли она в Лагере полукровок? И почему-то при мысли об этом мне стало грустно.

После кошмаров, пережитых при императорском дворе Нерона, она заслуживает мирной жизни.

Мне вспомнился сон, в котором переломанная Лугусельва лежала на носилках перед троном Нерона. Признать это было тяжело, но, возможно, у нас с галлийкой есть кое-что общее. Мэг нужна семья получше, чем Лу или я. Но от этого думать о прощании с ней не становилось легче.

Прямо перед нами из домика Ареса, спотыкаясь, выбежал мальчишка лет девяти. Шлем скрывал его голову почти целиком. Он бросился догонять своих, и меч, слишком большой для него, волочился по земле, чертя змеящуюся линию.

– Новички совсем малыши, – пробормотал Уилл. – Неужели и мы были такими?

Кайли и Остин согласно кивнули.

– Между прочим, новички все слышат, – проворчал Ян.

Мне хотелось сказать им, что все они просто малыши. Годы их жизни – лишь мгновение по сравнению с тысячелетиями моей. Мне нужно бы кутать их в теплые одеяла и угощать печеньками, а не ждать, что они станут героями и будут убивать монстров и покупать мне одежду.

Правда, вот Ахиллес отправился на Троянскую войну, когда еще даже не начал бриться. За долгие века я видел, как множество героев отважно шагают навстречу гибели… Подумав об этом, я ощутил себя старым, как зубной прорезыватель Кроноса.

После жизни в Двенадцатом легионе в Лагере Юпитера, где приемы пищи подчинены установленному распорядку, завтрак в обеденном павильоне поверг меня в шок. Старосты объясняли правила рассадки (какими бы они ни были), вернувшиеся с каникул ребята пытались отвоевать себе местечко рядом с друзьями, а новички старались не убить ни себя, ни друг друга своим новым оружием. В толпе сновали дриады с полными тарелками, за ними, норовя утащить кусок, таскались сатиры. Лозы жимолости, обвивающие греческие колонны, наполняли воздух ароматом.

У жертвенного огня выстроилась очередь полубогов, которые в качестве приношения богам бросали в огонь часть своего завтрака: кукурузные хлопья, бекон, тост, йогурт. (Йогурт?!) В небо поднимался ровный столб дыма. Как бывший бог я оценил их жест, но задумался, стоит ли загрязнять атмосферу запахом жженого йогурта.

Уилл предложил мне сесть рядом с ним и подал кубок с апельсиновым соком.

– Спасибо, – поблагодарил я. – А где… ну… – Я огляделся в поисках Нико ди Анджело, помня, что обычно он сидел за столом Уилла, хотя по правилам каждый должен есть за столом своего домика.

– Вон там, – ответил Уилл, очевидно, угадав мои мысли.

Сын Аида сидел за главным столом рядом с Дионисом, у которого на тарелке возвышалась гора блинчиков. Тарелка Нико была пуста. Они странно смотрелись вместе, но, кажется, серьезно и увлеченно о чем-то беседовали. Дионис редко пускал к себе за стол полубогов, и если он удостоил Нико такого внимания, значит, действительно есть проблема.

Я вспомнил, что сказал мистер Ди вчера перед тем, как я вырубился.

– «Мальчику и без того хватало плохих новостей», – повторил я его слова. И хмуро посмотрел на Уилла. – Что он имел в виду?

Уилл снял обертку с маффина с отрубями:

– Сложно объяснить. Нико уже несколько недель назад почувствовал смерть Джейсона. Он был просто в ярости.

– Мне так жаль…

– Ты не виноват, – заверил меня Уилл. – Когда ты появился, это только подтвердило то, что Нико и так уже знал. Просто… Несколько лет назад Нико потерял свою сестру Бьянку. И долгое время после этого его не покидала злость. Он хотел отправиться в Подземный мир, чтобы вернуть ее, а это… мне кажется, сыну Аида такое непозволительно. В общем, он только начал смиряться с ее смертью – а потом узнал, что случилось с Джейсоном, первым человеком, которого он посчитал своим другом. Это сильно на него повлияло. Нико дошел до самых глубин Подземного мира, даже спускался в Тартар. То, что он вернулся оттуда, – просто чудо.

– Да еще и в здравом уме, – согласился я. И взглянул на Диониса, бога безумия, дававшего Нико советы. – О…

– Да, – кивнул Уилл. Вид у него был обеспокоенный. – Они теперь часто едят вместе, хотя Нико в последнее время почти ни к чему не притрагивается. У него… Наверное, это можно назвать посттравматическим стрессовым расстройством. Его преследуют воспоминания. И даже галлюцинации. Дионис старается помочь ему в них разобраться. Но хуже всего голоса.

Дриада швырнула на стол передо мной тарелку с уэвос ранчерос[22], и от неожиданности я чуть не выскочил из джинсов. Она ухмыльнулась и с довольным видом пошла прочь.

– Голоса? – переспросил я.

Уилл развел руками:

– Нико мало что мне рассказывает. В общем… кто-то в Тартаре зовет его по имени. Кому-то нужна его помощь. Я не знал, как его удержать, чтобы он не рванул в Подземный мир в одиночку, и сделал единственное, что было в моих силах – велел сперва поговорить с Дионисом. Понять, что происходит по-настоящему, а что нет. А потом, если ему все же придется отправиться туда… я пойду с ним.

У меня между лопатками потекла струйка холодного пота. Невозможно было представить себе Уилла в Подземном мире, где нет места солнцу, исцелению, доброте.

– Надеюсь, до этого не дойдет, – сказал я.

Уилл кивнул:

– Может быть, если мы сможем победить Нерона: это на время отвлечет Нико – если, конечно, мы сможем помочь.

Все это время Кайла лишь внимательно слушала, но теперь нагнулась к нам и сообщила:

– Да, Мэг рассказывала о пророчестве, которое вы получили. Про башню Нерона и все остальное. Если будет битва – мы с вами.

Остин помахал поданной на завтрак сосиской:

– Точно!

Я был благодарен им за готовность помочь. Если мне придется воевать, я хотел бы, чтобы рядом была Кайла с луком. Исцеляющая сила Уилла поможет мне выжить, как бы я ни старался убиться. А Остин способен повергнуть врагов в ужас, сыграв уменьшенный минорный рифф на саксофоне.

Но я помнил, что говорила Лугусельва: Нерон ждет этого. Он хочет, чтобы мы атаковали. Атака в лоб будет самоубийством. Я не допущу, чтобы мои дети пострадали, даже если придется поверить в безумный план Лугусельвы и сдаться императору.

«Ультиматум. Сорока восьми часов будет достаточно», – сказал Нерон в моем сне. А затем он спалит Нью-Йорк.

О боги, почему в этом тесте не предполагался третий вариант ответа?!

Дзынь-дзынь-дзынь.

Дионис поднялся из-за стола со стаканом и ложкой в руках. В обеденном павильоне воцарилась тишина. Полубоги смотрели на него в ожидании утренних объявлений. Кажется, Хирону не удавалось так быстро привлечь всеобщее внимание. Правда, он и не владел силой, способной превратить всех собравшихся в гроздья винограда.

– Мистер А и Уилл Солас, подойдите к главному столу, – объявил Дионис.

Обитатели лагеря продолжали ждать.

– Это все, – подытожил мистер Ди. – Серьезно, я что, должен объяснять вам, как есть завтрак? Продолжайте!

Все вернулись к обычному веселому хаосу. Мы с Уиллом взяли со стола свои тарелки.

– Удачи, – сказала Кайла. – Что-то мне подсказывает, что она вам понадобится.

И мы направились к Дионису и Нико – к Международному главному столу с блинчиками.

Глава 10

Уэвос ранчерос

Не пара пророчеству

Как и счастье

Мэг Дионис не звал, но она все равно подошла.

Она уселась рядом со мной, поставила на стол тарелку с блинчиками и щелкнула пальцами, обратившись к Дионису:

– Передайте сироп.

Я испугался, что мистер Ди превратит ее в чучело – заднюю половину для Сеймура, – но он спокойно исполнил ее просьбу. Наверное, не хотел лишиться единственного в лагере любителя играть в пинокль.

Персик остался за столом Деметры, наслаждаясь восхищением, которое изливали на него обитатели лагеря. И это было очень кстати, потому что боги винограда и персиковые духи – плохое сочетание.

Уилл сел рядом с Нико и положил ему на пустую тарелку яблоко:

– Съешь что-нибудь.

– Пфф, – выдохнул Нико, но едва заметно прислонился к Уиллу.

– Так. – В руках у Диониса была бумага кремового цвета, он держал ее между пальцев, как фокусник карту. – Гарпия-курьер доставила мне это вчера вечером. – Он положил карточку на стол и придвинул ко мне, чтобы я смог разобрать затейливый шрифт.

Нерон Клавдий Цезарь Август Германик

просит оказать ему честь

и наблюдать вместе с ним

сожжение

большого НьюЙорка

через сорок восемь часов после получения этого приглашения,

ЕСЛИ

бывший бог Аполлон, ныне известный как

Ластер Пападопулос,

до этого времени не отдаст себя в руки императорского правосудия

в Башне Нерона.

В ЭТОМ СЛУЧАЕ

мы просто съедим торт.

ПОДАРКИ:

только дорогие.

ЖДЕМ ВАШЕГО ОТВЕТА

Впрочем, нет. Если вы не придете,

мы и так узнаем.

Я отодвинул уэвос ранчерос. Аппетит пропал. Одно дело слышать о дьявольских планах Нерона в ночных кошмарах и совсем другое – читать о них на приглашении, выведенном каллиграфическим почерком, с упоминанием о торте.

– Сорок восемь часов, считая с прошлого вечера, – проговорил я.

– Да, – задумчиво протянул Дионис. – Нерон всегда мне нравился. У него есть стиль.

Мэг яростно набросилась на блинчики и набила рот воздушным сдобным тестом, политым сиропом, – видимо, чтобы сдержать рвущийся наружу поток ругательств.

Нико, сидящий напротив, поймал мой взгляд. Его темные глаза были полны гнева и беспокойства. Яблоко у него на тарелке стало жухнуть.

Уилл сжал ему руку:

– Хватит.

Выражение лица Нико немного смягчилось. Преждевременное старение яблока прекратилось.

– Прости. Мне просто… надоели разговоры о проблемах, которые я не могу решить. Я хочу помочь.

«Помочь» в его устах прозвучало как «Покрошить врагов в труху».

Нико ди Анджело не отличался атлетичностью, как Шерман Ян. Он не умел, как Рейна Рамирез-Ареллано, одним своим видом внушать уважение или вести других за собой, как Хейзел Левеск, мчащаяся в бой верхом на коне. И все-таки если я кого-то и не хочу видеть своим врагом, так это Нико.

Его внешнее спокойствие было крайне обманчивым. Бледный и слабый на вид, он старался держаться в сторонке. Но Уилл прав: за свою жизнь Нико успел повидать многое. Он родился в Италии времен Муссолини. Несколько десятилетий провел в казино «Лотос», где время стоит на месте. Оказавшись в современном мире и столкнувшись с новой культурой, он был совершенно растерян и потрясен. Он прибыл в Лагерь полукровок и вскоре потерял свою сестру Бьянку – она погибла, отправившись в полный опасностей квест. Став изгнанником по собственной воле, он бродил по Лабиринту, а злой призрак мучил его и промывал ему мозги. Он сумел вновь завоевать доверие друзей и стал героем Битвы за Манхэттен. Во время войны с Геей его похитили гиганты, и он, в одиночестве скитаясь по Тартару, каким-то чудом смог выбраться оттуда живым. Трудностей добавляло и то, что его детство пришлось на 1930-е годы, а воспитание было консервативным: его растили примерным католическим мальчиком, но спустя долгое время он наконец смог принять собственную гомосексуальность.

Пройти все это мог только тот, кто крепче стигийской стали.

– Нам и правда нужна твоя помощь, – заверил я его. – Мэг рассказала тебе о пророческих стихах?

– Мэг рассказала Уиллу, – ответил Нико. – А Уилл рассказал мне. Терцины. Как у Данте. Мы изучали его в начальной школе в Италии. Надо же, не думал, что это мне когда-нибудь пригодится.

Уилл поковырял маффин:

– Просто для ясности… Первую строфу ты вычитал в подмышке у циклопа, вторую тебе прочел двухголовый змей, а третью – три старухи-таксистки?

– Выбирать не приходилось, – заметил я. – Но да.

– А у этого стихотворения вообще есть финал? – спросил Уилл. – Может, если строфы продолжают одна другую, оно просто бесконечное?

Я вздрогнул:

– Надеюсь, что нет. Обычно к последней строфе присоединяется завершающая строка, но пока мы ее не слышали.

– А значит, – заключил Нико, – нас ждут новые строфы.

– Ура! – Мэг запихнула в рот блинчик.

Дионис тоже набивал рот: эти двое словно поспорили, кто съест больше и быстрее, не почувствовав вкуса.

– Что ж, – нарочито весело сказал Уилл, – тогда давайте обсудим имеющиеся у нас строфы. Как там было? «Нерона башня примет лишь двоих»? Тут все ясно. Речь об Аполлоне и Мэг, правильно?

– Мы сдаемся, – заявила Мэг. – Такой у Лугусельвы план.

Дионис хмыкнул:

– Аполлон, только не говори, что ты поверил галлийке. Ну не настолько тебе отшибло мозги!

– Эй! – возмутилась Мэг. – Лу можно доверять. Она позволила Лестеру сбросить ее с крыши.

Дионис прищурился:

– И осталась жива?

– Ну… – смутилась Мэг.

– Да, – вмешался я. – Она жива.

Я рассказал им о том, что видел во сне: о покалеченной галлийке, которую принесли к трону императора, об ультиматуме Нерона, о том, как я рухнул в пещеры под Дельфами, и о том, как Пифон восхищался моим ущербным мозгом.

Дионис задумчиво кивнул:

– Ах да, Пифон. Если выживешь в схватке с Нероном, тебе придется и с ним разбираться.

Эта мысль меня совсем не радовала. Не позволить одержимому жаждой власти императору захватить мир и уничтожить город – это одно. А опасность, которой грозит встреча с Пифоном, сложно оценить, но вполне вероятно, она в тысячу раз страшней.

Мы с Мэг вырвали из лап Триумвирата четырех Оракулов, но Пифон по-прежнему цепко держался за Дельфы. Это означает, что главный источник пророчеств в мире медленно задыхается, Пифон отравлял его, манипулировал им. В древности Дельфы называли омфалом, пупом земли. Судьба всего человечества зависит от того, смогу ли я победить Пифона и вернуть себе оракул. Дельфийские пророчества – не просто картинки из будущего. Они создают будущее. И поверьте, вам вряд ли захочется, чтобы гигантский злобный монстр владел подобной силой и управлял всей человеческой цивилизацией.

Я хмуро посмотрел на Диониса:

– Ты всегда можешь… ну, не знаю… помочь, что ли.

Он фыркнул?

– Аполлон, ты не хуже моего знаешь, что квестами должны заниматься полубоги. Что касается советов, наставничества, помощи… это больше по части Хирона. Он должен вернуться с собрания… хм… наверное, завтра утром, но для вас это будет уже слишком поздно.

Слова «для вас это будет уже слишком поздно» мне совсем не понравились.

– Какого собрания? – спросила Мэг.

Дионис отмахнулся:

– Какая-то… объединенная тактическая группа, что ли. Обычно в мире происходит сразу куча проблем. Может, замечали? Он сказал, что у него назначена срочная встреча с кошкой и отрубленной головой, что бы это ни значило.

– И вместо него у нас теперь ты, – заключила Мэг.

– Поверь мне, дитя, я и сам не рад оказаться в компании таких прелестных побродяжек, как вы. Я столько пользы принес во время войн с Кроносом и Геей, надеясь, что за это Зевс досрочно освободит меня от заключения в этом ужасном месте. Но, как видишь, он отправил меня обратно, чтобы я досидел тут назначенное мне столетие. Наш отец любит наказывать своих детей. – Он снова ухмыльнулся мне, как бы говоря: «По крайней мере, твой жребий хуже».

Мне бы хотелось, чтобы Хирон был с нами, но времени размышлять об этом или о том, на какое срочное собрание его призвали, не было. У нас полно и своих проблем.

У меня из головы не выходили слова Пифона: «Ты ни разу не взглянул на доску целиком».

В этой игре злобный змей вел собственную игру. В том, что он использовал Триумвират для своих целей, не было ничего удивительного, но, судя по всему, перспектива, что я могу убить Нерона, его последнего союзника, радовала его. А что потом? «Всего несколько часов – после того как упадет последняя пешка, больше не понадобится».

Я понятия не имел, что значили эти слова. Пифон был прав: всю доску целиком я не видел. И не понимал правил игры. Мне хотелось просто сбросить все фигуры со стола и заорать «Я домой!».

– Да без разницы. – Мэг налила в тарелку еще сиропа, словно намеревалась устроить в ней озеро блинчиков. – Важна строчка, где сказано, что мы в руках Нерона. Это значит, что мы может доверять Лу. Нужно сдаться ему до назначенного срока, как она и велела.

Нико наклонил голову набок:

– С чего ты взяла, что Нерон сдержит слово, даже если вы сдадитесь? Если уж он запасся таким количеством греческого огня, которого хватит, чтобы спалить Нью-Йорк, почему он должен отказаться от этой затеи?

– Он и не откажется, – сказал я. – Точно не откажется.

– Но огонь же не дойдет до Лагеря полукровок? – задумчиво проговорил Дионис.

– Чувак! – покачал головой Уилл.

– А что такого? – спросил бог. – Я отвечаю за безопасность лагеря.

– У Лу есть план, – настаивала Мэг. – Когда нас поймают, Нерон ослабит охрану: Лу нас освободит, и мы уничтожим… – Она запнулась. – Уничтожим его фасции. Тогда он ослабеет, и мы сможем победить его, прежде чем он сожжет город.

Не знаю, заметил ли кто-то, кроме меня, ее запинку: слова «Мы уничтожим Нерона» произнести она так и не смогла.

Ребята за другими столами продолжали завтракать, добродушно толкались, обсуждая запланированные на день дела. Никто не обращал внимания на нашу беседу. Никто не бросал на меня взволнованные взгляды, не спрашивал соседей по домику, действительно ли я бог Аполлон.

Да и с чего бы? Это же новое поколение полубогов, их первое лето в лагере едва началось. Для них я был просто частью этого места, такой же, как мистер Ди, сатиры и ритуальное сожжение йогурта. Мистер А? Ну да. Он вроде был каким-то богом. Забейте.

За прошедшие столетия я часто чувствовал себя устаревшим и позабытым. Но никогда еще не ощущал это так остро, как в этот миг.

– Если Лу говорит правду, – сказал Уилл, – и если Нерон по-прежнему ей доверяет…

– И если ей удастся вас освободить, – добавил Нико, – и если вы сможете уничтожить фасции до того, как Нерон спалит город… Очень много «если». А мне не нравится план, когда в нем больше одного «если».

– Например: если ты не будешь сильно вредничать, я приглашу тебя в выходные на пиццу? – предположил Уилл.

– Именно. – Улыбка Нико была как луч зимнего солнца, пробившийся сквозь снегопад. – В общем, если вам все-таки удастся ваш безумный план, что требуется от нас?

Мэг рыгнула:

– То, что сказано в пророчестве. Поступай как Аидов сын.

Нико помрачнел:

– Что надо делать как Аидов сын?

Уилл вдруг страшно заинтересовался оберткой от маффина с отрубями. Мы с Нико одновременно поняли, что он пересказал ему не все строчки пророчества.

– Уильям Эндрю Солас, – велел Нико, – признавайся.

– Я собирался тебе рассказать. – Уилл с мольбой посмотрел на меня, словно не мог заставить себя произнести эти строки.

– «Аида сын, друзей твоих лихих, – процитировал я. – В пещерах бег укажет к трону путь».

Нико так сурово посмотрел на Уилла, что я испугался, как бы тот не пожух, словно яблоко.

– Может, стоило сообщить мне об этом, как думаешь?

– Погоди-ка, – вмешался я, отчасти потому, что желал спасти Уилла от гнева Нико, отчасти потому, что чуть не сломал мозг, пытаясь сообразить, что это за друзья, бегающие в пещерах. – Нико, ты понимаешь, что значат эти строки?

Нико кивнул:

– Это о… моих новых друзьях.

– Никакие они не друзья, – пробормотал Уилл.

– Они специалисты в области подземной географии, – сказал Нико. – Я консультировался с ними по… по другому вопросу.

– И это не полезно для твоего душевного здоровья, – пробубнил Дионис.

Нико одарил его убивающим яблоки взглядом:

– Если какой-то тайный путь в башню Нерона существует, он может быть им известен.

Уилл покачал головой:

– Каждый раз, когда ты к ним ходишь… – Он не договорил, но беспокойство в его голосе резануло слух как осколок стекла.

– Тогда пойдем со мной, – предложил Нико. – Помоги мне.

На Уилла было жалко смотреть. Я видел, как отчаянно ему хочется защитить Нико, всеми силами помочь ему. И так же отчаянно ему не хотелось идти к этим бегающим по пещерам друзьям.

– Кто они? – спросила Мэг, сделав передышку между блинчиками. – Они жуткие?

– Да, – сказал Уилл.

– Нет, – сказал Нико.

– Значит, решено, – заключил Дионис. – Раз уж мистер ди Анджело, пренебрегая моими советами относительно душевного здоровья, отправляется в квест…

– Это не так, – запротестовал Нико. – Вы слышали пророчество. Я должен.

– Я не очень понимаю, что значит «должен», – пожал плечами Дионис, – но если ты решил, то лучше поскорее в путь, м? Аполлон должен сдаться или притвориться, что сдается, если хотите, не позднее завтрашнего вечера.

– Не терпится от нас избавиться? – спросила Мэг.

Дионис расхохотался:

– А люди еще говорят, что не бывает глупых вопросов. Но если ты веришь своей подруге Лулулимонке…[23]

– Лугусельве, – прорычала Мэг.

– Как скажешь. Не лучше ли поскорее вернуться к ней?

Нико скрестил руки на груди:

– Мне нужно подготовиться. Если я хочу попросить своих новых друзей об услуге, то не могу явиться к ним с пустыми руками.

– Ой, фу! – скривился Уилл. – Ты же не собираешься…

Нико поднял бровь, словно спрашивая: «Ты серьезно, дорогой? Мало тебе досталось?»

Уилл вздохнул:

– Ладно. Я пойду с тобой… собираться.

Нико кивнул:

– Это займет почти весь день. Аполлон, Мэг, может, пока побудете в лагере и отдохнете? А утром вчетвером отправимся в город. Времени нам должно хватить.

– Но… – я осекся. Я хотел было возразить, но не нашел доводов. Всего один день в Лагере полукровок, прежде чем рвануть навстречу разрушению и смерти? А как же попрокрастинировать? – Я… э-э… Я думал, что квест должен быть официально одобрен.

– Я официально его одобряю, – сказал Дионис.

– Но в квест должны идти только трое! – воскликнул я.

Дионис обвел взглядом Уилла, Нико и меня:

– Я и вижу здесь только троих.

– Эй! – возмутилась Мэг. – Я тоже иду!

Дионис демонстративно ее проигнорировал.

– Но у нас даже нет плана! – настаивал я. – Что нам делать с секретным входом, когда мы его отыщем? С чего начать?

– Начнем с Рейчел, – сказал Уилл, по-прежнему мрачно ковыряясь в маффине. – «Сумеет Дэр на тайный путь взглянуть».

Эта мысль пронзила меня, как игла для акупунктуры.

Ну конечно, Уилл абсолютно прав. Наша дорогая подруга наверняка дома в Бруклине, только-только вернулась с летних каникул и совершенно не ожидает, что мы вломимся к ней и попросим о помощи.

– Рейчел Элизабет Дэр, – кивнул я. – Моя дельфийская жрица.

– Прекрасно, – сказал Дионис. – А теперь, когда вы выяснили детали своего самоубийственного квеста, можем мы закончить завтрак? И хватит налегать на сироп, Маккаффри. Другие тоже хотят блинчиков.

Глава 11

Простите,

Стрела, и белье,

И все остальное

Что бы вы сделали, останься у вас всего один день в Лагере полукровок? Может, поиграли бы в захват флага, покатались на пегасе по пляжу или понежились на поляне, наслаждаясь солнышком и сладким ароматом поспевающей земляники.

Прекрасные занятия. Но ничего этого я делать не стал.

Я весь день носился в панике, стараясь подготовиться к неминуемой гибели.

После завтрака Нико отказался делиться подробностями о загадочных друзьях в пещерах, сказав только:

– Завтра узнаешь.

Тогда я спросил Уилла, но он замолчал, и вид у него был такой грустный, что у меня не хватило духу мучить его дальнейшими расспросами.

Возможно, на этот счет меня мог бы просветить Дионис, но он уже вычеркнул нас из списка своих дел:

– Я же сказал, Аполлон: в мире полно проблем. Сегодня утром вышло исследование о том, как газировка связана с гипертонией. Если ученые не прекратят поносить доброе имя диетической кока-колы, я кого-нибудь грохну! – И он умчался обдумывать свою месть фармацевтической промышленности.

Я надеялся, что хоть Мэг-то останется со мной готовиться к квесту. Но вместо этого она решила все утро сажать сквош вместе с ребятами из домика Деметры. Да-да, дорогой читатель. Она предпочла мне бутылочную тыкву.

Сначала я заглянул в домик Ареса узнать, нет ли у Шермана Яна какой-нибудь ценной информации о башне Нерона.

– Это крепость, – сказал он. – Лобовая атака будет…

– …Самоубийством, – кивнул я. – И тайного хода нет?

– По крайней мере, я о нем не знаю. Но если бы он и был, его бы хорошо охраняли и уставили ловушками. – Он уперся вдаль невидящим взглядом. – Скажем, огнеметы с датчиками движения. Это было бы круто.

Я подумал, что Шерман со своими советами пригодился бы скорее Нерону, чем мне.

– Возможно ли, – спросил я, – что Нерон держит там оружие Судного дня? Например, такое количество греческого огня, которого хватит, чтобы нажатием кнопки уничтожить Нью-Йорк?

– Ого… – На лице Шермана отразилось восхищение, как у того, кто впервые увидел Афродиту. – Это было бы потрясно. То есть ужасно. Да-да, ужасно. Но… да, такое возможно. С его-то богатством и возможностями! И учитывая, сколько времени у него было, чтобы все спланировать. Конечно, ему понадобилось бы обустроить центральное хранилище и систему подачи, чтобы обеспечить быстрое рассеивание. Знаешь, о чем я подумал? Я бы разместил его под землей, чтобы воспользоваться городскими трубами, туннелями и прочим. Считаешь, у него и правда есть что-то такое? Когда мы идем в бой?

Тут я понял, что, вероятно, сболтнул Шерману Яну лишнего.

– Я потом зайду, – пробормотал я и поспешил убраться.

Следующей моей остановкой был домик Афины.

Я спросил у старосты Малкольма, нет ли у него какой-нибудь информации о башне Нерона или о существах, которые могут бегать в пещерах, а также не знает ли он, с чего бы галлийке вроде Лугусельвы служить Нерону и стоит ли ей доверять.

Малкольм походил по домику, задумчиво рассматривая висящие на стенах карты и книжные полки.

– Я могу поискать, – предложил он. – Можем собрать полную информацию и составить план наступления.

– Это… это было бы отлично!

– На все уйдет недели четыре. Три, если очень постараться. Когда тебе нужно выдвигаться?

Домик Афины я покинул в слезах.

Перед обедом я решил прибегнуть к последнему средству и посоветоваться со своим оружием – Стрелой Додоны. Я направился в лес, решив, что, возможно, пророческий дар стрелы усилится, если я принесу ее ближе к месту, где она родилась – Роще Додоны: там все деревья шепчут о будущем и каждая веточка мечтает, когда вырастет, стать снарядом, болтающим на шекспировском языке. К тому же мне хотелось уйти подальше от домиков, чтобы никто не увидел, что я разговариваю с неживым предметом.

Я посвятил стрелу в последние новости и прочел ей новые строки пророчества. А затем, да помогут мне боги, попросил у нее совета.

– РЕКЛА Я ТЕБЕ ПРЕЖДЕ, – сказала стрела. – НЕ ЗРЮ ИНОГО ТОЛКОВАНИЯ. ДОЛЖНО ТЕБЕ ДОВЕРИТЬСЯ ИМПЕРАТОРСКОМУ ПОСЛАНЦУ, В ЧЬИХ РУКАХ ОКАЗАЛСЯ.

– То есть Лугусельве, – кивнул я. – Значит, я должен сдаться Нерону, потому что едва знакомая галлийка заявила, что только так получится остановить императора.

– ИСТИННО ТАК, – подтвердила стрела.

– А зришь ли ты… Видишь ли ты, что случится после того, как мы сдадимся?

– НЕТ.

– Может, увидишь, если я отнесу тебя обратно в Рощу Додоны?

– НЕТ! – Она была так неистова, что чуть не выскочила у меня из рук.

Я уставился на стрелу, ожидая, что она скажет что-то еще, но, судя по всему, этот выпад стал неожиданностью и для нее тоже.

– Значит… теперь ты просто вопишь?

– ФИГУ! – выругалась стрела. По крайней мере, я решил, что это ругательство, а не заказ к обеду. – НЕ ВЛЕКИ МЕНЯ В РОЩУ, ЗЛОПАКОСТНИК ЛЕСТЕР! НЕУЖТО ДУМАЕШЬ, МНЕ РАДЫ БУДУТ ТАМ, ПОКУДА Я НЕ ВЫПОЛНИЛА СВОЙ КВЕСТ?

Трудно было понять ее тон, потому что ее голос раздавался прямо внутри моего черепа, но, кажется, я уловил нотки… обиды.

– Я… прости, – сказал я. – Я не подумал…

– ВЕСТИМО, НЕ ПОДУМАЛ. – Ее оперение задрожало. – НЕ ПО СВОЕЙ ВОЛЕ Я ПОКИНУЛА ДОМ, О ЛЕСТЕР. СИЛОЙ МЕНЯ ИСТОРГЛИ, ОТБРОСИЛИ! СКРОМНАЯ ВЕТОЧКА, НИКОМУ НЕ НУЖНАЯ, ПОЗАБЫТАЯ, ИЗГНАННАЯ ИЗ ХОРА ДРЕВ, ПОКУДА Я НЕ ПОКАЖУ, НА ЧТО СПОСОБНА! ЕЖЕЛИ СЕЙЧАС ВОРОЧУСЬ – ВСЯ РОЩА БУДЕТ НАДО МНОЮ СМЕЯТЬСЯ. УНИЖЕНИЕ… – Стрела замерла у меня в руке. – ЗАБУДЬ МОИ РЕЧИ, – прогудела она. – КАК БУДТО НИКОГДА ЭТОГО НЕ БЫЛО.

Я не знал, что сказать. Долгие годы я был богом лучников, но оказался не готов стать психотерапевтом для стрелы. И все же… Мне стало ужасно жаль бедняжку. Я протащил ее через всю страну и обратно. Я жаловался на ее недостатки. Я недооценивал ее советы и насмехался над ее высокопарным языком. Мне и в голову не приходило, что у нее есть чувства, надежды, мечты, а возможно, даже семья, такая же разобщенная, как и моя, от которой никогда не дождешься поддержки.

Я с горечью задумался о том, есть ли хоть кто-то, кем я не пренебрег, кого не обидел или не проигнорировал, пока был смертным, нет – даже за четыре тысячи лет своей жизни. Оставалось благодарить судьбу за то, что моя обувь не обладает чувствами. И белье. О боги, мне пришлось бы извиняться вечно.

– Я плохо с тобой обращался, – сказал я стреле. – Прости. Когда мы вернемся из квеста с победой, я отнесу тебя в Рощу Додоны, и тебя встретят там как героя.

Древко у меня под пальцами запульсировало. Несколько мгновений стрела молчала.

– ВОИСТИНУ, – наконец заговорила она. – ТЫ ПРАВ, СОМНЕНИЙ НЕТ.

Факт о тревожных звоночках: когда Стрела Додоны говорит, что я прав – это самый тревожный из всех звоночков, какие только можно представить.

– Что такое? – испугался я. – Ты что-то увидела в будущем? Что-то плохое?

Ее наконечник дрогнул.

– НЕ СТРАШИСЬ. МНЕ ПОРА ВОРОТИТЬСЯ В КОЛЧАН. ТЕБЕ ЖЕ НАДОБНО ПОГОВОРИТЬ С МЭГ. – Стрела замолчала.

Мне хотелось знать больше. И я знал, что ей известно больше. Но стрела дала понять, что разговор окончен, и я решил хотя бы в этот раз уважать ее желания.

Я положил ее в колчан и направился обратно к домикам.

Может быть, моя реакция была слишком бурной. То, что я обречен, еще не значит, что стрела тоже обречена. Возможно, она отвечала так уклончиво потому, что, когда мои приключения закончатся – неважно, погибну я или нет, – собиралась продать историю моей жизни одному из стриминговых сервисов муз. И меня запомнят только как короткий сериальчик на «Каллиопе+».

Да, наверное, так и есть. Какое облегчение…

Когда я был почти на краю леса, то услышал смех. Смех дриад – подсказал мне опыт многих веков, в течение которых я не давал дриадам прохода. Я пошел на звук и обнаружил неподалеку скопление камней, где тусовались Мэг Маккаффри, Персик и полдюжины древесных духов.

Дриады, восхищенно воркуя, вились вокруг фруктового духа, который, не будь дурак, расточал пред дамами свое очарование: то есть не показывал клыки и когти и не рычал. А еще на нем была чистая набедренная повязка – ради меня он так никогда не выпендривался.

– Ах, он просто прелесть! – воскликнула одна дриада, взъерошивая зеленые волосы-листочки Персика.

– Какие крохотные пальчики! – восхитилась другая, массируя ему ноги.

Карпос мурлыкал и трепыхал крыльями-веточками. Дриадам, похоже, не было дела до того, что он выглядел как младенец-убийца, выращенный из набора с семенами чиа.

Мэг пощекотала ему животик:

– Да, он классный. Я нашла его…

И тут дриады заметили меня.

– Мне пора, – сказала одна и растворилась в вихре из листьев.

– Да, мне тоже надо сделать… кое-что, – сказала другая и исчезла, оставив после себя облачко из пыльцы, которое с хлопком разлетелось.

Остальные дриады последовали их примеру, пока наконец со мной не остались только Мэг, Персик и витающий в воздухе аромат биоразлагаемого шампуня «Dryadique™».

– Персик! – рявкнул Персик.

Что, без сомнения, означало «Чувак, ты распугал моих группи»[24].

– Простите. Я тут просто… – Я помахал рукой. – Проходил мимо? Слонялся в ожидании смерти? Сам не знаю.

– Ничего, – ответила Мэг. – Садись на камень.

Персик заворчал, вероятно сомневаясь, что я захочу массировать ему ноги.

Мэг успокоила его, почесав за ухом, отчего он едва не растекся мурчащей от удовольствия лужицей.

Приятно посидеть, хотя бы и на шероховатом куске кварца. Солнце пригревало, но не слишком жарко. (Да, когда-то я был богом солнца. А теперь жалуюсь на жару.)

Мэг была в подаренном Салли Джексон наряде в стиле Дня святого Валентина. Розовое платье, слава богам, успели выстирать с момента нашего прибытия в лагерь, а вот на коленках белых легинсов после утреннего копания на грядках со сквошем темнели свежие пятна. Ее очки тоже были чистыми. Стразы в оправе блестели, а сквозь линзы наконец-то стали видны ее глаза. Вымытые волосы Мэг были забраны красными заколками. Наверное, кто-то из домика Деметры позаботился о ней и привел в порядок.

Хотя не мне ее критиковать – тем более в одежде, купленной Уиллом Соласом.

– Хорошо поработала в саду? – спросил я.

– Суперски! – Она вытерла нос рукавом. – Знаешь новенького, Стива? Он сделал так, чтобы у Дугласа в штанах бабах! – и вырос куст картошки!

– Звучит и правда суперски.

– Вот бы мы могли остаться. – Она бросила в траву кусочек кварца.

Мое сердце заныло, как открытая рана. Зная о том ужасе, который ждет нас на Манхэттене, я больше всего на свете хотел бы исполнить желание Мэг. Ей было бы лучше остаться в лагере, веселиться, заводить друзей, восхищаться тем, что из штанов ее соседей вдруг вырастает куст картошки, – в общем, заниматься делами, которыми занимаются нормальные дети.

Меня поразило, какой спокойной и довольной она казалась. Я слышал, что подростки умеют стойко переживать травмирующий опыт. Они гораздо крепче, чем среднестатистические смертные. И – да, мне хотелось хотя бы раз сделать так, чтобы Мэг могла остаться в безопасном месте и ей не надо было немедленно бежать спасать мир.

– Я могу пойти один, – вдруг сказал я. – Я могу сам сдаться Нерону. Тебе нет необходимости…

– Перестань, – приказала она.

У меня перехватило горло.

Я не мог ничего сделать – только наблюдать, как Мэг вертит между пальцев травинку.

– Ты так говоришь, потому что не доверяешь мне? – спросила она наконец.

– Что? – Ее вопрос позволил мне вновь заговорить. – Мэг, нет, это не…

– Один раз я тебя уже предала, – напомнила она. – Здесь, в этом лесу.

Если раньше она сказала бы это с грустью или стыдом, то сейчас в ее голосе этого не было. В нем звучало какое-то смутное неверие, она словно не могла вспомнить ту себя, которой была полгода назад. И я понимал ее чувства.

– Мэг, мы оба сильно изменились с того времени, – возразил я. – Я готов доверить тебе свою жизнь. Просто я волнуюсь, что Нерон… что он захочет обидеть тебя, использовать.

Она посмотрела на меня каким-то учительским взглядом, в котором читалось строгое «Это точно твой окончательный ответ?».

Я догадался, о чем она думает: я сказал, что не боюсь ее предательства, но боюсь, что Нерон станет ею манипулировать. Разве это не одно и то же?

– Я должна вернуться, – настаивала Мэг. – Должна проверить, хватит ли мне сил.

Персик прижался к ней. Его, похоже, подобные терзания не мучили.

Мэг погладила его поросшие листьями крылышки:

– Может, я и стала сильнее – но будет ли этого достаточно, когда я вернусь во дворец? Не забуду ли я, какая я теперь и какой… я быть перестала?

Вряд ли она ждала моего ответа. Но я задумался, не стоит ли и мне задать себе тот же вопрос.

После смерти Джейсона Грейса я провел множество бессонных ночей, гадая, смогу ли сдержать данное ему обещание. Если я вернусь на Олимп – буду ли я помнить, каково быть человеком, или снова превращусь в самовлюбленного бога, которым был прежде?

Перемены – вещь хрупкая. Им нужно время и расстояние. Те, кто, как Мэг, пережил жестокое обращение, должны держаться подальше от своих обидчиков. Худшее, что она может сделать – вернуться туда, где царит токсичная атмосфера. А тот, кто, как я, в прошлом был спесивым божеством, не может жить среди других спесивых богов, не рискуя перенять их привычки.

Но, наверное, Мэг права. Только вернувшись назад, можно узнать, насколько сильнее мы стали, даже если это значит поставить на карту все.

– Ну, хорошо, я волнуюсь, – признал я. – За тебя. За себя. Я не знаю ответа на твой вопрос.

Мэг кивнула:

– Но мы должны попытаться.

– Значит, вместе, – сказал я. – Еще раз в логово Зверя.

– Персик, – пробормотал Персик.

Мэг усмехнулась:

– Он говорит, что останется в лагере. Ему нужно заняться собой.

Терпеть не могу ситуации, в которых фруктовые духи ведут себя разумнее меня.

Днем я наполнил стрелами два колчана, отполировал лук, заново натянул тетиву. Покопавшись в запасах своего домика, вооружился новым укулеле – не таким красивым и прочным, как бронзовое боевое, которое я потерял, но все же это был устрашающий струнный инструмент. Затем я удостоверился, что у меня в рюкзаке достаточно медикаментов, еды, питья, а также смена одежды и белья. (Прости меня, белье!)

В течение дня я был словно в трансе, казалось, будто я готовлюсь к похоронам… точнее даже – к собственным похоронам. Остин и Кайла держались поблизости, стараясь помогать чем могут, но не вторгаясь в мое личное пространство.

– Мы поговорили с Шерманом и Малкольмом, – сказала мне Кайла. – Мы будем наготове.

– При первой возможности помочь вам, – добавил Остин, – мы тут же среагируем.

Я не мог подобрать слов, но, надеюсь, они увидели благодарность на моем залитом слезами помятом прыщавом лице.

Вечером мы, как обычно, пели у костра. Никто не заводил разговор о квесте. Никто не говорил прощальных речей и не желал удачи. Новички еще не привыкли к жизни полубогов, их еще так удивляло все происходящее вокруг, что они едва ли заметили бы мою отлучку. Возможно, это и хорошо.

Им лучше не знать, как много поставлено на карту: не только сохранность Нью-Йорка, но и то, сможет ли когда-нибудь Дельфийский оракул дать им пророчества и направить в квест, и не случится ли так, что будущее будут предрешать и контролировать злой император и гигантская рептилия.

Если я проиграю, этим юным полубогам придется взрослеть в мире, где тирания Нерона будет нормой, а богов-олимпийцев останется всего одиннадцать.

Я старался не думать об этом. Мы с Остином сыграли дуэт для саксофона и гитары. Потом к нам присоединилась Кайла, и все запели зажигательную версию песни «Колеса колесницы крутятся»[25]. А потом мы жарили маршмеллоу. Мы с Мэг старались насладиться последними часами среди друзей.

Ночью я спал без снов. И на том спасибо.

На заре меня разбудил Уилл. Они с Нико вернулись с таинственных «сборов», но рассказывать об этом он не пожелал.

Мы с ним встретились с Мэг и Нико на дороге, идущей вдоль дальнего склона Холма полукровок, где ждал автобус, чтобы отвезти нас к дому Рейчел Элизабет Дэр в Бруклине – и, как ни крути, навстречу последним дням моей смертной жизни.

Глава 12

Склад миллиардера

Хватай-ка шоколадный коктейль

Коровы на нас глядят

Бруклин.

Обычно самые большие опасности здесь – это пробки на дорогах, дорогущая гавайская еда и нехватка в местных кофейнях столиков для всех начинающих сценаристов. Но в то утро наш водитель гигант Аргус глядел во все глаза.

А это было непросто, потому что глаз на его теле сотня пар. (Вообще-то я не считал, как и не спрашивал, не раздавил ли он парочку задницей, постоянно сидя за рулем.)

Пока мы ехали по Флашинг-авеню, голубые гляделки у него на руках, шее, щеках и подбородке мигали и двигались, смотря во все стороны сразу.

Он явно подозревал, что что-то не так. Я и сам это чувствовал. Воздух был тяжелым, в нем ощущалось едва ли не электрическое напряжение, будто Зевс собрался вот-вот швырнуть на землю огромную молнию или Бейонсе решила выпустить новый альбом. Мир затаил дыхание.

Аргус остановил автобус за квартал до дома Дэров, словно опасался подъезжать ближе.

Если мне не изменяет память, с 1800-х годов на территории гавани располагались доки, где работали местные рыбаки. Потом здесь были в основном грузовые железнодорожные станции и заводы. Из воды по сей день торчат сваи обветшалых пирсов. Пустые старые работные дома из красного кирпича с бетонными трубами темнели, давно заброшенные, как руины храмов. Один участок железной дороги еще использовался, на путях стояло несколько густо изрисованных товарных вагонов.

Но, как и везде в Бруклине, все здесь активно обновлялось. На противоположной стороне улицы, в здании, где когда-то, похоже, была токарная мастерская, теперь работало кафе, в котором подавали бейглы с авокадо и чай матча с ананасом. Через два квартала маячили краны: там был вырыт котлован и шла стройка. Вывески на заборе гласили: «ОСТОРОЖНО: БЕЗ КАСКИ НЕ ВХОДИТЬ!» и «РОСКОШНОЕ ЖИЛЬЕ – В АРЕНДУ! СКОРО!» Мне стало интересно, заставляют ли здесь строителей носить роскошные каски.

Дэры жили в здании, которое раньше было промышленным складом, теперь превращенным в ультрасовременный жилой дом. Он занимал целый акр прибрежной зоны и был примерно в пять миллиардов раз больше, чем обычный нью-йоркский дом. Фасад из бетона и стали делал его похожим одновременно на художественную галерею и бомбоубежище.

Я никогда не встречался с мистером Дэром, королем недвижимости, но это было и не нужно. Я знал богов и знал, как устроены их дворцы. Мистер Дэр руководствовался теми же принципами: посмотрите, каков я, какой у меня здоровенный дом, расскажите всем о моем величии. Жертвы можете принести на коврике у двери.

Едва мы вышли из автобуса, Аргус ударил по газам и умчался прочь, оставив после себя лишь облачко выхлопных газов да крупицы дорогущего гравия.

Уилл и Нико переглянулись.

– Похоже, он считает, что обратно нас везти не придется, – сказал Уилл.

– Так и есть, – мрачно ответил Нико. – Пошли.

Он повел нас к главным воротами – огромным панелям из гофрированной стали. Ни открывающего механизма, ни даже интеркома я там не заметил. Видимо, если тебе нужно спрашивать разрешения войти, входить сюда тебе не полагается.

Нико просто стоял и ждал.

Мэг прокашлялась:

– Ну и что…

Ворота открылись сами собой. Перед нами стояла Рейчел Элизабет Дэр.

Как и все великие художники, она была босиком. (Леонардо было не заставить носить сандалии.) Ее джинсы были испещрены рисунками, которые с годами становились более замысловатыми и яркими. На белой майке пестрели пятна краски. По лицу, споря по выразительности с ее оранжевыми веснушками, растекалась ультрамариновая краска, судя по всему акриловая. Ее капельки, похожие на конфетти, виднелись и в ее рыжих волосах.

– Скорее заходите, – скомандовала она, словно уже битый час ждала нас тут. – Животные наблюдают.

– Да, я сказала «животные», – кивнула она, предупреждая мой вопрос, когда мы шли по дому. – И нет, я не сошла с ума. Привет, Мэг, Уилл и Нико. Идите за мной. Дом в нашем распоряжении.

Это было все равно что сказать, что Янки-стэдиум[26] в нашем распоряжении. Круто, конечно, – но что с ним прикажете делать?

Особняк в римском стиле был выстроен вокруг центрального атриума: окна смотрели внутрь, чтобы простые смертные на улице не портили вид. Но у римлян были хотя бы сады. А мистер Дэр, похоже, доверял лишь бетону, металлу и гравию. В атриуме красовалось гигантское нагромождение железа и камня – то ли восхитительная авангардная скульптура, то ли куча ненужных стройматериалов.

Вслед за Рейчел мы прошли по широкому коридору из крашеного цемента, затем поднялись по «парящей» лестнице на второй уровень, который я назвал бы жилой зоной, да только в этом особняке почти не ощущалось присутствия жизни. Сама Рейчел казалась здесь крохотной, не принадлежащей такому пространству, нарушающей его законы – теплая, яркая, шлепающая босыми ногами по архитектурному мавзолею.

Но по крайней мере в ее комнате были окна во всю стену, выходящие на железнодорожные пути, за которыми виднелась река. Все заливало солнце: дубовые полы, куски брезента в пятнах, служащие еще и ковриками, несколько кресел-мешков, открытые банки с краской и огромные мольберты, на которых Рейчел работала сразу на шести разных холстах. Поодаль на полу лежало еще одно неоконченное полотно – здесь Рейчел писала, разбрызгивая краску в технике а-ля Джейсон Поллок. В угол были задвинуты холодильник и простенький диван, похоже, еда и сон были для нее вопросами далеко не первого порядка.

– Ого. – Уилл подошел к окнам, наслаждаясь видом и солнцем.

Мэг сразу рванула к холодильнику.

Нико приблизился к мольбертам.

– Потрясающе. – Он поводил рукой в воздухе, следуя за витками краски на картинах.

– Э-э… спасибо, – рассеянно поблагодарила Рейчел. – Это я немного тренируюсь.

По мне, так если уж сравнивать со спортом, то это была полноценная тренировка: широкие резкие мазки, краска, толстым слоем нанесенная на холст мастихином, огромные пятна, на каждое из которых ушло не меньше банки краски. На первый взгляд это вроде бы абстракция. Но я отошел подальше – и фигуры сложились в картины.

Бордовый квадрат – Станция в Индианаполисе. Завитки краски – грифоны в полете. На втором холсте полыхал Горящий Лабиринт, а в верхнем правом углу тянулась цепочка мутных светящихся кораблей – флот Калигулы. Третья картина… Мне на глаза вновь навернулись слезы. Это был погребальный костер – последние почести, возданные Джейсону Грейсу.

– К тебе вернулись видения, – сказал я.

Она посмотрела на меня с обидой и тоской, словно человек, отказавшийся от сахара, у которого перед носом размахивают шоколадкой.

– Только проблески. Каждый раз, когда ты освобождаешь оракул, на несколько мгновений я снова вижу ясно. Затем опять туман. – Она прижала пальцы ко лбу. – Пифон словно пробрался мне в голову и играет со мной. Иногда мне кажется… – Она замолчала, как если бы то, что она хотела сказать, было страшно произносить вслух. – Пообещай, что прогонишь его. Как можно скорее.

Я кивнул, не решаясь заговорить. Одно дело – что Пифон занял мою священную Дельфийскую пещеру. И совсем другое – что он вторгается в разум моей избранной Пифии, жрицы моих пророчеств. Рейчел Элизабет Дэр была моим главным оракулом. Я был за нее в ответе. Если я не сумею победить Пифона, он будет становиться все сильнее и в конце концов сможет управлять будущим. А так как Рейчел неразрывно связана с Дельфами… Нет. Я даже подумать не мог, чем это обернулось бы для нее.

– Вау! – Мэг вынырнула из холодильника Рейчел как дайвер, нашедший золотые дублоны. У нее в руках был шоколадный напиток «Ю-ху». – Можно мне один?

Рейчел вымученно улыбнулась.

– Угощайся, Мэг. Эй, ди Анджело, – она шутливо отпихнула его от холстов, от которых он никак не мог оторваться, – не трись о картину! На нее мне наплевать, но если перемажешься краской – испортишь свой черно-белый стиль.

– Пфф, – фыркнул Нико.

– Так о чем мы говорили? – задумчиво продолжала Рейчел.

Уилл, стоящий у окна, постучал костяшками в стекло:

– Ты этих животных имела в виду?

– Ах да! – Рейчел потащила нас к нему.

Примерно в сотне ярдов между нами и рекой на железнодорожных путях стояли три вагона для перевозки скота. Все они были заняты, о чем свидетельствовали порой появляющиеся между решеток жующие морды.

– Как-то нехорошо, что их оставили здесь, – сказал Уилл. – Сегодня будет жарко.

Рейчел кивнула:

– Они тут со вчерашнего дня. Накануне вечером вагоны появились как из ниоткуда. Я позвонила в транспортную компанию и на горячую линию по вопросам жестокого обращения с животными. Но вагонов словно вообще не существует. Они нигде не значатся. Никто не приходит, чтобы проверить, что с ними. Животных никто не кормит и не поит.

– Мы должны их выпустить, – решила Мэг.

– Это очень плохая идея, – заметил Нико.

Мэг нахмурилась:

– Ты что, ненавидишь коров?

– Я не ненавижу… – Нико замолчал. – Ладно. Не сказать, что я очень люблю коров, но суть не в этом. Это не обычные животные. – Он посмотрел на Рэйчел. – Ты сказала, что они появились из ниоткуда. Люди считают, что их не существуют. И еще ты сказала, что они наблюдают?

Рейчел тихонько отошла от окна:

– Иногда я вижу между прутьями решетки их глаза: они как будто смотрят прямо на меня. А перед вашим приходом коровы прямо обезумели и начали раскачивать вагоны, будто хотели выбраться. Тогда я проверила камеры и увидела, что вы стоите у ворот. Обычно я не отношусь к коровам так подозрительно. Но эти… Не знаю. Что-то тут не так. Сначала я подумала, что это имеет какое-то отношение к нашим соседям… – Она указала на север, туда, где у берега стояло несколько старых жилых высоток. – Они порой делают странные вещи.

– Люди из многоэтажек? – спросил я.

Она удивленно вскинула брови:

– Вы что, не видите большой особняк?

– Какой еще особняк?

Она посмотрела на Уилла, Нико и Мэг, но они лишь покачали головами.

– Что ж, – заключила Рэйчел, – придется вам поверить мне на слово. Там стоит большой особняк. И в нем творится много странного.

Спорить с ней мы не стали. Рейчел была смертной, но обладала редким даром ясновидения. Она видела сквозь Туман и другие магические преграды лучше, чем большинство полубогов, и явно лучше большинства Лестеров.

– Как-то раз я даже видела пингвина, ковыляющего по их террасе… – пробормотала она.

– Чего-чего? – переспросил Нико.

– Но запереть коров в клетках на несколько дней без еды и воды – это что-то новое, – продолжала она. – И куда более жестокое. Ничего хорошего эти коровы не сулят.

Мэг нахмурилась:

– Вид у них мирный. Давайте их все-таки выпустим.

– И что потом? – спросил Нико. – Даже если они не опасны – мы что, позволим стаду бродить по Бруклину? Я согласен с Рейчел. Есть в этом что-то… – он словно пытался докопаться до чего-то спрятанного в недрах памяти, но безуспешно. Как мне это знакомо. – Давайте оставим все как есть.

– Это подло! – возмутилась Мэг. – Мы не можем…

– Друзья, пожалуйста. – Я встал между Нико и Мэг, прежде чем их ссора переросла в самый огромный конфликт Аида и Деметры со времен свадебной вечеринки Персефоны. – Раз уж животные пока ведут себя спокойно, давайте вернемся к этому вопросу после того, как обсудим проблему, которую пришли сюда обсудить.

– Башню Нерона, – догадалась Рейчел.

Уилл округлил глаза:

– Ты видела будущее?!

– Нет, Уильям, просто размышляла логически. Но у меня все же есть информация, которая может быть вам полезна. Так что берите по пачке «Ю-ху», садитесь в кресла, и давайте поговорим о самом неприятном из императоров.

Глава 13

Не бывает чертежей

Чтобы победить императоров

Погодите. А у Рейчел-то есть

Мы составили кресла-мешки в кружок и расселись.

На полу в центре Рейчел разложила чертежи:

– Вы знаете об императорских фасциях?

Мы с Мэг переглянулись, явно имея в виду «Хотелось бы не знать».

– Да, – ответил я. – В Сан-Франциско мы уничтожили фасции Коммода и Калигулы, из-за этого они стали слабее, и мы сумели их убить. Ты, наверное, предлагаешь проделать то же с Нероном?

Рейчел надула губы:

– Значит, не вышло у меня сделать большое открытие. А я много времени потратила, чтобы это выяснить.

– Ты молодец, – заверила ее Мэг. – Аполлон просто любит быть в центре внимания.

– Прошу прощения…

– А ты знаешь точное местонахождение фасций Нерона? – вмешался Нико. – Это нам бы очень помогло.

Рейчел расправила плечи:

– Думаю, да. Это оригинальный проект башни Нерона. Эти планы нелегко было достать.

Уилл восхищенно присвистнул:

– Наверняка много ботанов погибло, чтобы добыть для нас эту информацию.

Рейчел непонимающе уставилась на него.

Нико вздохнул:

– Думаю, это отсылка к «Звездным войнам». Уилл – фанат «Звездных войн», причем жуткий.

– Ладно тебе, синьор Мифы и Магия. Если бы ты только посмотрел оригинальную трилогию… – Уилл уставился на нас в поисках поддержки, но встретил лишь недоуменные взгляды. – Что, никто не смотрел? О боги. Вы безнадежны.

– Короче, – продолжила Рейчел, – по моей теории, Нерон держит фасции здесь, – она ткнула пальцем в середину схемы, изображающей башню в поперечном сечении. – Прямо в центре здания. Только на этом этаже нет внешних окон. Доступ исключительно через специальный лифт. Все двери укреплены небесной бронзой. Конечно, вся башня – крепость, но на этот этаж пробиться просто невозможно.

Мэг кивнула:

– Я знаю этот этаж. Нам не разрешали заходить туда. Никогда.

У всех по спине пробежал холодок. Я заметил на руках у Уилла мурашки. Мысль о том, что Мэг, наша Мэг, находилась в этой обители зла, пугала больше, чем толпы странных коров и пингвинов.

Рейчел развернула другой чертеж – схему суперсекретного этажа.

– Вот. Скорее всего, в этом хранилище. Вам к нему не подобраться, если только… – она указала на одну из соседних комнат. – Если я правильно читаю эти чертежи, здесь расположена камера для пленников. – Ее глаза сверкали от волнения. – Если вы позволите себя поймать, а потом уговорите кого-то из башни помочь вам выбраться…

– Лу была права. – Мэг ликующе посмотрела на меня. – Я же тебе говорила.

Рейчел нахмурилась, отчего пятна синей краски у нее на лбу собрались в более тесную группку:

– Что еще за Лу?

Мы рассказали ей о Лугусельве и о том, как мы мило пообщались перед тем, как я сбросил ее с крыши.

Рейчел покачала головой:

– Так… если вы уже сами все придумали, зачем я вам все это рассказываю?

– Нет-нет, – сказал Уилл. – Ты подтверждаешь эти сведения. А тебе мы доверяем больше, чем… э-э… другим источникам.

Надеюсь, он имел в виду Лу, а не меня.

– К тому же, – заметил Нико, – у тебя настоящие чертежи. – Он изучил схему. – А зачем Нерону держать пленников на том же этаже, где он хранит свою самую большую ценность?

– Держи фасции близко, а врагов еще ближе, – предположил я.

– Возможно, – сказала Рейчел. – Но фасции хорошо охраняют, причем это не обычные стражники и средства защиты. В этом хранилище есть еще что-то, что-то живое…

Теперь мурашки побежали у меня:

– Откуда ты знаешь?

– Видение. Секундная картинка, словно… словно Пифон хотел показать мне это. Он выглядел как человек, но вот голова…

– …Львиная, – сказал я.

Рейчел вздрогнула:

– Точно. А вокруг его тела скользили…

– …Змеи.

– Так тебе известно, что это?

Я напряг память. Как обычно, выкопать оттуда ничего не удалось. Пусть вас не удивляет, что мне так плохо удавалось пользоваться своими божественными знаниями: человеческий мозг – несовершенное хранилище. Мое отчаяние можно сравнить разве что с чувствами человека, вынужденного сдавать сложнейший тест по прочитанной книге. Скажем, вам задали пятьдесят страниц. И вы их прочитали. А потом учитель решает проверить вас и спрашивает: «Быстро! Какое первое слово на странице тридцать семь?»

– Я не уверен, – признался я. – Очевидно, это какой-то сильный страж. В последней пророческой терцине говорилось про льва, который змеей объят. – И я рассказал Рейчел о нашей поездке с Седыми сестрами, во время которой в буквальном смысле глаза вылезали из орбит.

Нико хмуро смотрел на чертежи, словно хотел заставить их выдать нам свои секреты.

– Получается, кем бы ни был этот страж, Нерон доверяет ему свою жизнь. Мэг, ты вроде говорила, что Лугусельва – могучая воительница?

– Так и есть.

– Так почему же она не может сама справиться с этим стражем и уничтожить фасции? – спросил он. – Зачем ей… ну, чтобы вы сдавались в плен?

Нико выразился дипломатично, но я понял, что он хотел сказать. Если Лу не может сама победить этого стража – что смогу сделать я, Лестер Пападопулос, не такой уж могучий?

– Не знаю, – пожала плечами Мэг. – Но на то должна быть причина.

«Например, Лу хочет, чтобы нас убили», – подумал я, но благоразумно промолчал.

– Допустим, Лу права, – продолжал Нико. – Вас поймали и посадили в эту камеру. Она вас выпускает. Вы убиваете стража, уничтожаете фасции, Нерон слабеет, ура. Но даже в этом случае, уж простите, что я такой кайфолом…

– Теперь я так и буду тебя называть – кайфолом, – весело сказал Уилл.

– Заткнись, Солас. Даже в этом случае вас и тронный зал Нерона будут разделять полбашни и армия императорских охранников, так?

– Мы и раньше справлялись с армиями, – заметила Мэг.

Нико рассмеялся, хотя я и не предполагал, что он на это способен.

– Хорошо. Мне нравится твой настрой. Но вы забыли об одной маленькой детали – тревожной кнопке Нерона. Если он почувствует угрозу, то может в мгновение ока взорвать Нью-Йорк. Как вы это предотвратите?

– О… – Рейчел пробормотала ругательство, недостойное жрицы. – Так вот зачем нужны они. – Дрожащими руками она открыла новую страницу с чертежами. – Я спросила о них папиного старшего архитектора, – продолжала она. – Он так и не понял, зачем они нужны. Сказал, что чертежи наверняка неправильные. В шестидесяти футах под землей, окруженные тройными стенами. Огромные чаны, словно в здании есть бассейн или водоочистная установка. Они соединены с городской канализацией, но посмотрите: здесь отдельная электросеть, генераторы, насосы… Словно вся эта система спроектирована, чтобы качать воду изнутри и затопить город.

– Только не воду, – поправил Уилл. – Греческий огонь.

– Кайфолом, – пробормотал Нико.

Я вгляделся в схему, стараясь вообразить, как такую систему вообще удалось построить. Во время нашей последней битвы в заливе Сан-Франциско мы с Мэг видели больше греческого огня, чем существовало за всю историю Византийской империи. У Нерона его в разы больше. Казалось, это невозможно, но у императора были сотни лет на подготовку и почти неисчерпаемые ресурсы. Потратить едва ли не все деньги на систему самоликвидации – это так в духе Нерона.

– Он ведь и сам сгорит, – изумился я. – И вся его семья, и стража, и его драгоценная башня.

– Может, и нет, – пожала плечами Рейчел. – Здание спроектировано с установкой на автономность. Теплоизоляция, замкнутая циркуляция воздуха, жаростойкие материалы повышенной прочности. Даже стекла в окнах специальные взрывоустойчивые. Нерон может спалить весь город, а его башня останется нетронутой.

Мэг смяла пустую пачку из-под «Ю-ху»:

– Это на него похоже.

Уилл посмотрел на планы:

– Я не эксперт по чтению чертежей – но где тут подходы к чанам?

– Доступ только в одной точке, – ответила Рейчел. – Вход наглухо закрыт, автоматизирован и находится под охраной и постоянным наблюдением. Даже если удастся пробиться или тайно проникнуть внутрь, вам не хватит времени отключить генераторы, прежде чем Нерон нажмет тревожную кнопку.

– Если только, – заметил Нико, – вы не пророете подземный туннель к этим резервуарам. Можно вывести из строя всю систему, а Нерон даже не узнает.

– И-и-и мы опять вернулись к этой ужасной идее, – сказал Уилл.

– Они лучшие строители туннелей в мире, – настаивал Нико. – Они смогут пробиться сквозь бетон и сталь, даже сквозь небесную бронзу – и никто даже не заметит. Это наша часть плана, Уилл. Аполлон и Мэг сдаются в плен и отвлекают Нерона, а мы тем временем пробираемся под землей и выводим из строя его оружие Судного дня.

– Погоди, Нико, – сказал я. – Может, все-таки объяснишь, кто эти пещерные друзья.

Темные глаза Аидова сына смотрели на меня так пристально, как если бы я был слоем бетона, сквозь который нужно пробуриться.

– Несколько месяцев назад я установил контакт с троглодитами.

Я подавил смешок. Это было самое нелепое, что я слышал с тех пор, как Марс клялся мне, что Элвис Пресли жив и обитает, кхм, на Марсе.

– Троглодиты – миф, – заявил я.

Нико нахмурился:

– Бог говорит полубогу, что что-то миф?

– О, ты знаешь, что я имею в виду! Их не существует. Этот паршивый писака Элиан выдумал их, чтобы продать побольше своих книг во времена Древнего Рима. Племя подземных гуманоидов, которые едят ящериц и сражаются с быками? Я тебя умоляю! Я вот никогда их не видел. Ни разу за тысячи лет жизни.

– А тебе не приходило в голову, – сказал Нико, – что троглодиты могут прятаться от солнечного бога? Они терпеть не могут свет.

– Ну, я…

– Ты когда-нибудь пытался их разыскать? – настаивал Нико.

– Ну, нет, но…

– Они существуют, – подтвердил Уилл. – К несчастью, Нико их нашел.

Я пытался переварить услышанное. Я никогда не принимал всерьез рассказы Элиана о троглодитах. Правда, если честно, я и в существование птиц Рух не верил, пока как-то раз одна такая не пролетела над моей колесницей и не обгадила ее. Это был плохой день для меня, птицы Рух и нескольких стран, которые загорелись от моей вихляющей колесницы.

– Как скажешь. А ты знаешь, как их снова найти? – спросил я. – Думаешь, они нам помогут?

– Это два разных вопроса, – ответил Нико. – Но мне кажется, я смогу уговорить их нам помочь. Может быть. Если им понравится мой дар. И если они не убьют нас на месте.

– Отличный план, – проворчал Уилл.

– Так, – сказала Рейчел, – вы забыли про меня.

Я уставился на нее:

– В каком смысле?

– Я тоже иду.

– Исключено! – запротестовал я. – Ты смертная!

– А еще я вам необходима, – настойчиво сказала Рейчел. – В пророчестве об этом сказано: «Сумеет Дэр на тайный путь взглянуть!» Пока я только показывала вам чертежи, но я способна на большее. Я могу видеть то, что не доступно вам. К тому же у меня есть личный интерес. Если вы погибнете в башне Нерона, то не сможете сразиться с Пифоном. А если вы его не победите… – Ее голос дрогнул. Она сглотнула и согнулась пополам, задыхаясь.

Сначала я подумал, что глоток «Ю-ху» попал ей не в то горло. Я похлопал ее по спине, но это не помогло. Вдруг она снова села и выпрямилась. Глаза ее засветились, а изо рта повалил дым – обычно от шоколадных напитков такого не случается.

Уилл, Нико и Мэг отпрянули в своих креслах.

Я бы последовал их примеру, но на полсекунды мне показалось, что я понял, что происходит: пророчество! Дельфийские силы Рейчел вернулись!

Но потом меня затошнило от ужаса: я заметил, что дым не того цвета – не темно-зеленый, а бледно-желтый. А уж вонь… пахло кислятиной и гнилью, словно запах шел прямиком из подмышек Пифона.

Когда Рейчел заговорила, это был голос Пифона – замогильный рокот, исполненный злорадства.

Дым рассеялся. Обмякшее тело Рейчел рухнуло на меня.

БАБАХ! От металлического грохота у меня затряслись кости. Я был в таком ужасе, что не понял – загремело ли что-то снаружи или это просто рухнула моя нервная система.

Нико поднялся и бросился к окнам. Мэг подскочила ко мне, чтобы помочь. Уилл проверил пульс Рэйчел и начал было говорить:

– Нам нужно отвезти ее…

– Эй! – Нико, бледный от потрясения, повернулся к нам от окна. – Нужно прямо сейчас убираться отсюда. Коровы атакуют!

Глава 14

Я упал в яму

И задохнулся от гнева

Я корова. Му

Ни при каких обстоятельствах фраза «Коровы атакуют» не предвещает ничего хорошего.

Уилл забросил Рейчел к себе на плечо – для доброго целителя он внезапно оказался весьма силен, – и все вместе мы подбежали к стоящему у окна Нико.

Внизу на железной дороге коровы организовали революцию. Под их напором стены вагонов рухнули, как штакетник под нахлынувшей лавиной, и теперь животные на полном ходу мчались к резиденции Дэров. Возможно, они даже и не были заперты в вагонах. Может быть, они просто ждали подходящего момента, чтобы броситься на нас и убить.

В каком-то жутком смысле их можно было даже назвать прекрасными. Каждая – вдвое больше обычного быка, с ярко-голубыми глазами и лохматой рыжей шерстью, которая лежала завитками, вызывая головокружение, как ожившие полотна Ван Гога. И у самок, и у самцов – да, я мог их различить, по коровам я эксперт – были здоровенные изогнутые рога, из которых получились бы замечательные кубки для самых крупных и мучимых жаждой кельтов, собратьев Лу.

Между нами и коровами стоял товарный состав, но стадо это не остановило. Животные на полном ходу опрокинули вагоны и смяли их в лепешку, словно бумажные коробки.

– Будем сражаться? – неуверенно спросила Мэг.

Внезапно я вспомнил название этих существ – как всегда, слишком поздно. Ранее я упомянул, что троглодитам приписывали сражения с быками, но не связал два эти факта. Возможно, Нерон оставил здесь эти вагоны как ловушку, зная, что мы можем прийти за помощью к Рейчел. А может, это просто Мойры решили жестоко подшутить надо мной. «Хочешь разыграть карту троглодитов? Мы ответим коровами!»

– Идти в бой бесполезно, – печально ответил я. – Это tauri silvestres — лесные быки, как называли их римляне. Их шкуры невозможно проткнуть. Согласно легенде, эти быки – древние противники друзей Нико, троглодитов.

– Значит, теперь ты веришь, что троги существуют? – спросил Нико.

– Я стараюсь верить во все штуки, которые могут меня убить!

Первая волна животных добралась до подпорной стены и, пробив ее, устремилась к дому Дэров.

– Нам нужно бежать! – воскликнул я, исполняя почетную обязанность Капитана Очевидность.

Первым шел Нико. Сразу за ним – Уилл с Рейчел на плече. Затем – Мэг, а замыкающим был я.

Мы уже преодолели половину коридора, когда дом затрясло и по стенам зазмеились трещины. Подбежав к «парящей» лестнице, мы обнаружили (вот прикол!), что «парящая» лестница перестает парить, если по ней попытается взобраться лесной бык. Нижние ступеньки оказались оторваны от стен. Быки метались по коридору внизу, как толпа шопоголиков во время «черной пятницы», дробили копытами поломанные ступеньки, пробивались сквозь стеклянные стены атриума, с особой жестокостью модернизируя дом Дэров.

– По крайней мере, наверх им не подняться, – сказал Уилл.

Пол снова задрожал: быки снесли очередную стену.

– Зато мы скоро окажемся внизу, – заметила Мэг. – Другой выход есть?

Рейчел застонала:

– Поставь. Меня.

Уилл опустил ее на пол. Она закачалась и заморгала, стараясь осмыслить происходящее внизу.

– Коровы, – сказала Рейчел.

– Ага, – подтвердил Нико.

Подняв слабую руку, Рейчел указала на коридор, по которому мы пришли:

– Туда.

Опираясь на Мэг, она повела нас обратно к своей комнате и вдруг резко повернула направо и поковыляла вниз по другой лестнице – в гараж. На полированном бетонном полу стояли две «Феррари», обе ярко-красного цвета: и правда, кому нужен один кризис среднего возраста, когда можно позволить себе сразу два? Я слышал, как в доме разъяренно мычат быки, крушат и ломают все на своем пути, переделывая особняк Дэров в модный скотный двор в апокалиптическом стиле.

– Ключи! – скомандовала Рейчел. – Ищите ключи от машины!

Мы с Уиллом и Нико бросились на поиски. В машинах ключей не оказалось – это было бы слишком просто. Не было их и на крючках на стене, и в коробках для мелочей, и на полках. Либо мистер Дэр все время носил ключи с собой, либо «Феррари» стояли здесь просто для красоты.

– Их нет! – отчитался я.

Рейчел пробурчала пару слов о своем отце, которые я не решусь повторить.

– Забейте. – Она нажала на кнопку в стене. Дверь гаража начала с грохотом открываться. – Мне уже лучше. Пойдем пешком.

Мы высыпали на улицу и направились на север так быстро, как только могла идти хромающая Рейчел. Когда мы прошли полквартала, особняк Дэров задрожал, застонал и рухнул, подняв в воздух грибовидное облако из пыли и обломков.

– Рейчел, мне очень жаль, – сказал Уилл.

– Не переживай. Мне все равно не нравился этот дом. Папа просто перевезет нас в какой-нибудь другой свой особняк.

– А как же твои картины?! – спросила Мэг.

Лицо Рейчел стало непроницаемым.

– Картины можно написать заново. А людей вернуть нельзя. Не останавливайтесь!

Я знал, что долго скрываться от tauri silvestres у нас не получится. В этой части Бруклина, у набережной, кварталы были длинными, а дороги – широкими, и просматривались они отлично. Мы почти добежали до кафе с ананасным чаем матча, когда Мэг закричала:

– Сильвестры приближаются!

– Мэг, – прохрипел я, – не всех коров зовут Сильвестрами.

Но насчет опасности она не ошиблась. Демонические животные, которым, по всей видимости, совсем не повредило рухнувшее на них здание, появились из-под обломков дома Дэров. Прямо посреди улицы стадо начало перестраиваться, коровы отряхивались, сбрасывая щебень с рыжих шкур, как псы после купания.

– Спрячемся? – предложил Нико, указав на кафе.

– Слишком поздно, – сказал Уилл.

Коровы заметили нас. Дюжина пар голубых глаз смотрели туда, где стояли мы. Быки подняли головы, издали боевое «му-у!» и бросились в атаку. Наверное, мы еще успели бы заскочить в кафе, чтобы коровы уничтожили его, и избавить район от бейглов с авокадо. Но вместо этого мы побежали.

Это могло лишь отсрочить неизбежное. Даже если бы Рейчел не шатало после транса, напущенного змеем, бежать быстрее коров нам было не по силам.

– Они догоняют! – крикнула Мэг. – Мы точно не можем сразиться с ними?

– Хочешь попробовать? – изумился я. – После того что они сделали с домом?

– Какое у них слабое место? – спросила Рейчел. – У них должна быть Ахиллесова пята!

Почему люди всегда так думают? Далась им эта Ахиллесова пята! То, что у одного греческого героя было уязвимое место на пятке, еще не значит, что у каждого монстра, полубога или древнегреческого злодея должны быть проблемы с ногами. Напротив, у монстров по большей части вообще нет тайных слабостей. Это в них и бесит.

Но я все же принялся копаться в памяти, стараясь выудить оттуда хоть какие-то сомнительные факты из дрянного бестселлера Элиана «О природе животных». (Естественно, обычно я такие вещи не читаю.)

– Ямы? – предположил я. – Вроде бы селяне в Эфиопии ловили этих быков в ямы.

– Вроде ямок, в которые сажают семена? – спросила Мэг.

– Нет, вроде глубоких ям в земле!

– Ям тут не наблюдается! – заметила Рейчел.

Быки уже сократили расстояние между нами наполовину. Еще какая-то сотня ярдов – и они размажут нас в лепешку.

– Туда! – крикнул Нико. – За мной! – И вырвался вперед.

Нужно отдать ему должное. Выбирая яму, он пошел ва-банк. Он подбежал к стройке роскошного многоквартирного дома, вооружился мечом из черной стигийской стали, который возник у него в руках словно из ниоткуда, и разрубил ограду из проволочной сетки. Мы последовали за ним на стройплощадку, где по периметру квадратного котлована пятидесяти футов глубиной узкой полосой стояли трейлеры и передвижные туалеты. Посреди провала возвышался мощный кран, стрела которого, находящаяся на уровне наших коленей, была повернута в нашу сторону. Место казалось безлюдным. Может, у работяг перерыв на обед? Или все они прохлаждаются в кафе с ананасным чаем матча? Как бы то ни было, я был рад, что мы не подвергаем смертных опасности.

(Только посмотрите на меня: забочусь о невинных свидетелях. Все олимпийцы безжалостно задразнили бы меня за это.)

– Нико, – сказала Рейчел, – это больше на каньон смахивает.

– Другого нет! – Нико подбежал к краю котлована и… прыгнул.

Мне показалось, что мое сердце совершило прыжок вместе с ним. Может быть, я даже закричал.

Пролетев над бездной, Нико приземлился на стрелу крана, даже не споткнувшись. Он обернулся и протянул руку:

– Давайте! Тут всего каких-то восемь футов. Мы прыгали через лаву и на бо́льшие расстояния!

– Может быть, вы и прыгали, – заметил я.

Земля задрожала. Стадо наступало нам на пятки.

Уилл отошел назад, разбежался, прыгнул – и приземлился рядом с Нико. Он посмотрел на нас и ободряюще кивнул:

– Видите? Не так уж и далеко! Мы вас поймаем!

Следующей прыгнула Рейчел – все прошло отлично. Затем Мэг, моя летучая валентинка. Когда ее ноги коснулись крана, стрела заскрипела и подалась вправо, отчего моей подруге словно серферше пришлось ловить равновесие.

– Аполлон, – крикнула Рейчел, – быстрее! – Она смотрела не на меня, а на что-то позади меня.

Грохот копыт уже отдавался у меня в позвоночнике, как удары отбойного молотка.

Я прыгнул – и шлепнулся на стрелу пузом: это было самое неуклюжее приземление со времен Икарова падения в Эгейское море.

Друзья схватили меня за руки, не позволив скатиться в бездну. Я сел, хрипя и стеная, – и в этот момент быки добежали до края котлована.

Я надеялся, что они помчатся вперед, рухнут в пропасть и разобьются насмерть, как лемминги. Хотя, конечно, лемминги на самом деле так не делают. Эти малыши, да хранят их боги, слишком умны, чтобы совершать массовое самоубийство. К несчастью, то же можно сказать и о дьявольских коровах.

Несколько первых быков и правда по инерции попадали в яму, но остальное стадо успешно затормозило. Несмотря на толкотню и злое мычание, исходящее с задних рядов, оказалось, что если и есть что-то, что может остановить лесного быка – то это другой лесной бык.

Я пробормотал себе под нос несколько ругательств, которые не использовал с тех пор, как хэштег #МинойцыВперед начал набирать популярность в соцсетях. Стоя в одном прыжке от нас, быки сверлили нас взглядом кровожадных глаз нежно-голубого цвета. Я чувствовал их кислое дыхание и вонь от их шкур, отчего мои ноздри норовили завернуться внутрь носа и окончательно схлопнуться. Животные ходили вокруг провала, но никто из них не пытался допрыгнуть до стрелы крана. Возможно, они усвоили урок «парящей» лестницы Дэров. Или были достаточно смышлеными, чтобы понять, что с их копытами будет сложно удержаться на узких стальных перекладинах.

Глубоко внизу полдюжины свалившихся в яму коров начали подниматься: по всей видимости, падение с высоты пятидесяти футов им ничуть не повредило. Они расхаживали по котловану и гневно мычали. Оставшаяся часть стада безмолвно бдела на краю ямы, пока их упавшие товарищи все больше и больше негодовали. Эти шестеро, кажется, не пострадали физически, но в их голосах клокотала ярость. Мышцы на шеях бугрились. Глаза воспалились. Они начали бить копытами, из пасти у них пошла пена… и вдруг один за другим звери рухнули на землю и перестали двигаться. Их шкуры стали сохнуть, плоть – растворяться, пока наконец на месте падения не остались лишь пустые рыжие шкуры.

Мэг всхлипнула.

Какими бы дьявольскими ни были эти коровы, видеть их смерть было ужасно.

– Что случилось? – дрожащим голосом спросила Рейчел.

– Они задохнулись от собственного гнева, – ответил я. – Я… я не думал, что такое возможно, но, видимо, Элиан оказался прав. Лесным быкам настолько невыносимо сидеть в яме-ловушке, из которой они не в силах выбраться, что они просто… перестают дышать и погибают. Только так их и можно убить.

Мэг вздрогнула:

– Кошмар.

Оставшиеся коровы в едином порыве уставились на нас. Их голубые глаза словно лазерные лучи прожигали мое лицо. У меня возникло такое чувство, что они гнались за нами просто потому, что по своей природе были убийцами. Но теперь им было за что мстить.

– Что будем делать с остальными? – спросил Уилл. – Пап, ты уверен, что не можешь… Ну, у тебя же есть божественный лук, два колчана стрел, и стрелять нужно почти в упор.

– Уилл! – возмутилась Мэг. Смерть быков, за которой мы были вынуждены наблюдать, по-видимому, лишила ее боевого настроя.

– Прости, Мэг, – сказал Уилл. – Но мы здесь вроде как застряли.

– Это не поможет, – заверил его я. – Смотри.

Я натянул лук, наложил стрелу и прицелился в ближайшую корову. Она просто взглянула на меня, и в ее глазах читалось: «Чувак, ты серьезно?»

Я выпустил стрелу – идеальный выстрел, прямо между глаз, с силой, которой хватило бы пробить камень. Ударившись о коровий лоб, стрела раскололась.

– Ого, – удивился Нико. – Твердолобая.

– У них вся шкура такая, – сказал я. – Гляди.

Я выстрелил корове в шею. Лохматая шерсть чудовища пошла волнами, отчего наконечник стрелы согнулся, а сама она полетела вниз и упала между коровьих ног.

– Я могу хоть весь день в них стрелять, – объяснил я. – Но толку никакого.

– Можно просто переждать, – предложила Мэг. – Они же в конце концов устанут и уйдут, разве нет?

Рейчел покачала головой:

– Не забывай, что они ждали у моего дома два дня в вагонах без еды и воды, пока вы не появились. Уверена, эти твари легко нас пересидят.

Я вздрогнул:

– А у нас не так много времени. Если не сдадимся Нерону к вечеру… – я руками изобразил взрыв.

Уилл нахмурился:

– Возможно, у вас не будет шанса сдаться. Если Нерон отправил сюда коров, он, вероятно, уже знает, что вы здесь, и его люди уже идут сюда.

У меня во рту как будто корова надышала. Я вспомнил слова Лугусельвы, что у Нерона везде есть глаза. Насколько мне известно, эта стройка – один из проектов Триумвирата, и не исключено, что прямо сейчас над нами парят разведывательные дроны…

– Нужно выбираться отсюда, – решил я.

– Можно слезть вниз по крану, – предложил Уилл. – Коровы не смогут до нас добраться.

– А что потом? – спросила Рейчел. – Мы окажемся в ловушке.

– Может, и нет. – Нико смотрел в котлован, словно прикидывая, сколько тел можно в нем захоронить. – Я вижу там вполне приличные тени. Если удастся добраться до дна… Как вы смотрите на путешествие по теням?

Глава 15

Дождь из рыжих коров

А мне все равно. Я пою

Под дождем из коров

Я был обеими руками за. И был готов согласиться на любое путешествие, если мы сможем оторваться от быков. Я бы даже снова призвал Седых сестер, но сомневался, что их такси появится на стреле крана, а если бы и появилось, то, подозреваю, сестры тут же влюбились бы в Нико и Уилла, потому что те же такая милая парочка. А внимания сестер я бы никому не пожелал.

Двигаясь друг за другом, мы поползли к середине крана, как группка замызганных муравьев. Я старался не смотреть на останки быков внизу, но чувствовал злобные взгляды остальных Сильвестров, которые следили за нами. У меня возникло смутное подозрение, что они делают ставки, кто из нас упадет первым.

На полпути к башне крана я услышал сзади голос Рейчел:

– Так ты расскажешь мне, что произошло?

Я оглянулся. Ветер трепал рыжие волосы Рейчел, закручивая их у ее лица кольцами, как шерсть лесных быков.

Ее вопрос меня озадачил. Она пропустила момент, когда коровы-убийцы разнесли ее дом? Или прыгнула на стрелу крана в сомнабулическом состоянии?

Но потом я понял, что она говорит о прорицательском трансе. Мы в такой спешке бежали от смерти, что у меня не было времени обдумать это. Судя по моему опыту общения с Дельфийскими оракулами, Рейчел, должно быть, забыла о том, что сказала.

– Ты закончила наше пророчество, – сказал я. – Продекламировала последнюю строфу терцин и заключительные строки. Только вот…

– Только вот что?

– Боюсь, что это было послание от Пифона.

Я пополз вперед, вперив взгляд в кеды Мэг, и рассказал Рейчел, что случилось: о желтом дыме, валившем у нее изо рта, о свечении ее глаз, о жутком низком голосе змея. И повторил строки, которые она тогда произнесла.

Секунд пять она молчала.

– Звучит паршиво.

– Мое экспертное мнение такое же.

Онемевшими пальцами я хватался за перекладины. Слова о том, что я исчезну без следа, похоже, проникли в мою кровеносную систему и уничтожали мои вены и артерии.

– Мы с этим разберемся, – пообещала Рейчел. – Может быть, Пифон исказил мои слова. Может, эти строки пророчества на самом деле не настоящие.

Я не оглядывался, но слышал решимость в ее голосе. Пифон, скользкое чудовище, долгое время, возможно месяцами, мучил разум Рейчел. Она справлялась с этим в одиночку, старалась сохранить рассудок, прорабатывая свои видения через картины. Сегодня ей пришлось вещать его голосом, источать его ядовитое дыхание. И все же первым ее порывом было заверить меня, что все будет хорошо.

– Надеюсь, ты права, – сказал я. – Но чем дольше Пифон контролирует Дельфы, тем больше он будет отравлять будущее. Не знаю, исказил он твои слова или нет, но теперь они часть пророчества. То, что ты предсказала, должно сбыться.

«Кровь Аполлона осквернит мой яд. – Казалось, голос змея заклубился в моей голове. – Во тьму спуститься должен он один».

«Заткнись», – приказал я голосу. Но я не был Мэг, а Пифон не был моим Лестером.

– Что ж, – сказала Рейчел у меня за спиной, – видимо, нам придется сделать так, чтобы, когда пророчество сбудется, ты не исчез без следа.

В ее устах это прозвучало так реально… так возможно.

– Я не заслуживаю такой жрицы, как ты, – признался я.

– Не заслуживаешь, – согласилась Рейчел. – Можешь отплатить мне, если убьешь Пифона и очистишь мой разум от его змеиного дыхания.

– Идет, – кивнул я, стараясь поверить, что мне удастся выполнить свою часть сделки.

Наконец мы добрались до центральной башни крана и начали спускаться вслед за Нико, держась за перекладины лестницы. У меня от усталости дрожали руки и ноги. Очень хотелось попросить Мэг вырастить какие-нибудь листья, чтобы спустить нас как у башни Сютро. Но я все-таки воздержался, потому что 1) не хотел, чтобы она перенапряглась и вырубилась, и 2) терпеть не могу, когда растения мною швыряются.

К тому моменту, когда мы оказались на земле, я едва держался на ногах и меня тошнило.

У Нико вид был не многим лучше. Я понятия не имел, где он собирался взять достаточно силы, чтобы тенепортировать нас в безопасное место. Наверху, стоя у края котлована, быки молча наблюдали за нами, их голубые глаза мерцали как зловещая гирлянда на Хануку.

Мэг с опаской посмотрела на них:

– Нико, когда ты сможешь провести нас через тень?

– Дай… только… отдышаться, – проговорил он, хватая ртом воздух.

– Давайте подождем, – согласился Уилл. – Если он не соберется с силами, то может отправить нас в Венесуэлу прямиком в чан с сырным соусом «Чиз Виз».

– Вот уж не надо… – помотал головой Нико. – В чан мы не падали.

– Еще бы чуть-чуть – и упали, – не унимался Уилл. – Но точно очутились посреди крупнейшей фабрики по производству «Чиз Виз» в Венесуэле.

– Это было всего один раз, – проворчал Нико.

– Э-э, ребята. – Рейчел указала на край котлована, где заволновались коровы.

Они пихались и толкали друг друга вперед, пока одна – то ли по собственному желанию, то ли под натиском стада – не рухнула вниз.

Глядя, как она падает, лягается и извивается, я вспомнил, как Арес сбросил с Олимпа кошку, чтобы проверить, приземлится ли она на Манхэттене на лапы. Афина телепортировала кошку в безопасное место, а затем отдубасила Ареса древком своего копья за то, что он подверг животное опасности, но наблюдать за этим падением все равно было жутко.

Быку не повезло так, как той кошке. Он упал на бок в грязь, хрипло хрюкнув при этом. От такого удара погибло бы едва ли ни любое живое существо, но бык лишь замахал ногами, поднялся и затряс рогами. А потом злобно посмотрел на нас, словно говоря «Сейчас вы получите!».

– Эм… – Уилл попятился. – Он в яме. Так почему же он не задыхается от гнева?

– Я… я думаю – потому, что мы здесь? – Мой голос прозвучал так, будто я надышался гелия. – Убить нас он хочет больше, чем задохнуться насмерть?

– Супер, – сказала Мэг. – Нико, путь через тень. Срочно.

Нико поморщился от боли:

– Всех сразу мне не забрать! Двое плюс я – максимум, и то с натяжкой. Прошлым летом, когда Афина Парфенос… Мне помогла Рейна, и то я чуть не погиб.

Бык ринулся в атаку.

– Забирай Уилла и Рейчел, – велел я, почти не веря, что эти слова сорвались с моего языка. – Как сможешь, возвращайся за Мэг и мной.

Нико хотел возразить, но вмешалась Мэг:

– Аполлон прав! Давайте!

Мы не стали дожидаться ответа. Я натянул лук. Мэг вооружилась скимитарами, и вместе мы бросились в бой.

Старая поговорка гласит: безумец тот, кто без остановки стреляет в морду неуязвимой корове, ожидая, что что-то изменится.

Я обезумел. Одну за другой я выпускал в быка стрелы: целясь ему в пасть, глаза, ноздри, стараясь найти уязвимое место. Мэг в это время с упоением рубила и колола, как боксер уклоняясь от рогов чудовища. Ее клинки были бесполезны. Лохматая рыжая шкура быка шла волнами, отражая каждый удар.

Мы были еще живы потому, что бык никак не мог выбрать, кого из нас убить первым. Он все время менял решения и бросался в другую сторону, а мы по очереди дразнили его.

Возможно, постарайся мы лучше, мы бы его утомили. К несчастью, мы и сами вымотались, а наверху десятки других быков с любопытством ждали, каких результатов добьется их друг, прежде чем рискнуть и тоже рвануть вниз.

– Хорошая коровка, – кричала Мэг, тыча клинком ей в морду и делая пируэт, чтобы уйти от несущихся на нее рогов, – уйди, пожалуйста!

– Ей все это слишком нравится! – заметил я.

Моим следующим выстрелом стало грозное «Четверное П»: Прямое Попадание По Попе. Быку оно не повредило, зато его внимание я привлек. Он замычал и развернулся ко мне, гневно сверкая голубыми глазами.

Пока он глядел на меня, вероятно решая, какую из моих конечностей оторвать, чтобы врезать мне ею по голове, Мэг посмотрела на край котлована:

– Хм. Эй, Аполлон!

Я осмелился взглянуть туда тоже. Второй бык полетел в яму. Он приземлился на кабинку биотуалета, оставив от нее лишь лепешку из стеклопластика, вылез из обломков и заголосил: «Му-у-у-у!» (Что, как я подозреваю, на языке лесных быков значит «Я так и собирался!».)

– Туалетную корову беру на себя, – сказал я Мэг. – А ты отвлекай нашего друга.

Тут не было никакого умысла, и это разделение обязанностей совсем не связано с тем, что мне совершенно не хотелось иметь дело с быком, которому я только что отправил стрелу в район хвоста.

Мэг начала выписывать па вокруг Первой коровы, а я помчался к Туалетной корове. Я был на подъеме, чувствовал себя героем, пока не потянулся к колчанам и не обнаружил, что у меня не осталось стрел… кроме подруги дней моих суровых Стрелы Додоны, которая не оценила бы моего жеста, запусти я ее в неуязвимую коровью задницу.

Но долг вел меня вперед, и я рванул к Туалетной корове, изображая из себя смельчака, хотя не представлял, как с ней сражаться.

– Эй! – завопил я, размахивая руками и цепляясь за призрачную надежду, что так смогу кого-то напугать. – Пошла прочь!

Корова ринулась в атаку.

Это был самый подходящий момент, чтобы во мне проснулась божественная сила – и конечно же этого не произошло. За секунду до того, как бык втоптал бы меня в землю, я с визгом отскочил в сторону.

После этого быку следовало бы оббежать котлован по периметру, чтобы скорректировать траекторию, и у меня было бы время прийти в себя. Когда-то я встречался в Мадриде с матадором, который уверял меня, что быки это делают потому, что они учтивы, и потому, что им трудно резко разворачиваться.

Либо мой матадор был лгунишкой, либо он никогда не сражался с лесными быками. Мой противник тут же повернулся кругом и снова помчался на меня. Я откатился в сторону, отчаянно надеясь найти хоть что-то, что может мне помочь. И схватил кусок синего полиуретанового брезента. Хуже щита не придумаешь.

Бык тут же проткнул его рогом. Я отскочил в тот миг, когда он наступил на брезент и упал, утянутый вниз собственным весом, как человек, споткнувшийся о свою тогу. (Конечно, со мной такого никогда не случалось, но мне рассказывали.)

Бык взревел и замотал головой, пытаясь избавиться от брезента, но лишь еще больше в нем запутался. Я отступил, стараясь отдышаться.

Примерно в пятидесяти футах слева от меня Мэг играла в смертельные салочки с Первой коровой. Кажется, она была невредима, но я видел, что она устала, а ее реакция замедлилась.

Другие коровы начали падать в яму как здоровенные неорганизованные ныряльщики с утесов Акапулько. Я вспомнил кое-что, что Дионис как-то сказал мне о своих сыновьях-близнецах, Касторе и Поллуксе, – когда он еще жил со смертной женой, наслаждаясь кратким периодом «семейного счастья». Он заявил, что лучше всего иметь двоих детей, потому что, когда их становится больше, они начинают превосходить вас числом.

То же самое можно сказать и о коровах-убийцах. Мы с Мэг могли дать отпор разве что двум. Единственной нашей надеждой было… Мой взгляд остановился на башне крана.

– Мэг! – крикнул я. – Давай к лестнице!

Она хотела послушаться, но между ней и краном встала Первая корова. Выхватив укулеле, я бросился в их направлении.

– Коровушка, коровка, корова! – в отчаянии затренькал я. – Эй, корова! Плохая корова! Уходи от нас, коровушка, коровка, корова!

Я сомневался, что моя мелодия получит хоть одну Грэмми, но надеялся, что она хотя бы на время отвлечет Первую корову, чтобы Мэг смогла ее обойти. Но корова упрямо стояла на месте. И Мэг тоже.

Я добрался до нее. Оглянулся, как раз вовремя, чтобы увидеть, что Туалетная корова сбросила с себя брезент и мчится к нам. Упавшие в котлован коровы тоже поднимались на ноги.

Я прикинул, что жить нам осталось секунд десять.

– Беги, – сказал я Мэг. – Прыгай через корову и поднимайся по лестнице. А я…

Как закончить фразу, я не знал. Я останусь здесь и погибну? Я сочиню еще один куплет «Коровушки, коровки, коровы»?

В тот самый миг, когда Первая корова, выставив рога, побежала на нас, мне на плечо опустилась чья-то рука.

Голос Нико ди Анджело сказал:

– Поймал!

И мир прогрузился в холод и мрак.

Глава 16

Уилл Солас, целитель

Мы его недостойны

У него есть «Кит-Кат»

– «Прыгай через корову»?! – возмутилась Мэг. – Такой у тебя был план?!

Мы впятером сидели в канализации – к такому я уже начал привыкать. Мэг, похоже, легко оправилась после путешествия по теням благодаря Уиллу, который сразу же обеспечил нас нектаром и «Кит-Кат». А вот я чувствовал себя так, будто вот-вот свалюсь с гриппом: меня знобило, тело ныло, в глазах расплывалось. Это был совсем неподходящий момент, чтобы меня отчитывать за то, как я повел себя в бою.

– Я импровизировал, – оправдывался я. – Не хотел, чтобы тебя убили.

Мэг развела руками:

– А я не хотела, чтобы убили тебя, дурень. Тебе такое в голову не приходило?

– Ребят, – вмешалась Рейчел, которая прижимала к голове охлаждающий пакет. – Давайте никто из нас не даст другим умереть? Идет?

Уилл осмотрел синяк у нее на виске:

– Лучше не стало?

– Оклемаюсь, – отмахнулась Рейчел, а для меня пояснила: – Когда Нико телепортировал нас сюда, я умудрилась впилиться в стену.

– Прости, пожалуйста, – сконфуженно проговорил Нико.

– Эй, я не жалуюсь, – сказала Рейчел. – Это намного лучше, чем если бы меня растоптали.

– Да, наверное, – согласился он. – Когда мы… – Нико заморгал. Его глаза закатились, и он повалился на плечо Уиллу. Отличная уловка – упасть в объятия к своему парню, я и сам несколько раз изображал обмороки: мол, «лови меня, красавчик», – но Нико сразу же захрапел, и стало ясно, что он не притворяется.

– У Нико тихий час. – Уилл достал из сумки походную подушку, которую, как я подозреваю, таскает с собой как раз на подобный случай, устроил сына Аида поудобнее и устало улыбнулся нам. – Ему нужно примерно полчаса, чтобы восстановиться. А пока мы тоже можем отдохнуть.

Плюс был в том, что мне не впервой отдыхать в канализации, а Нико сквозь тени перенес нас в дренажную систему Нью-Йорка – то есть все равно что в президентский номер в отеле.

Сводчатый потолок был украшен выложенным «елочкой» красным кирпичом. Из терракотовых труб, шедших вдоль каждой стены, в центральный ручеек капала только самая изысканная слизь. Бетонный выступ, на котором мы расположились, был уютно выстлан мягким лишайником и усыпан грязью. В тусклом золотом свечении мечей Мэг – нашем единственном источнике света – туннель выглядел почти романтично.

Учитывая стоимость аренды в Нью-Йорке, снять такое местечко стоило бы недешево. Водопровод. Уединенность. Много места. Отличные кости: мышиные, куриные и еще чьи-то (я не смог понять чьи). А про вонь я упомянул? Вонь прилагалась совершенно бесплатно.

Уилл обработал наши раны и царапины, которые, учитывая утренние приключения, оказались на удивление небольшими, и настоял, чтобы мы, не стесняясь, угощались «Кит-Кат»: их у него было в изобилии.

– Это лучшая часть восстановления после путешествия по теням, – заверил он нас.

Кто я такой, чтобы отрицать целебные силы шоколада и вафель?

Некоторое время мы молча ели. Рейчел прижимала к голове охлаждающий пакет и угрюмо глядела на канализационную воду, словно ждала, когда мимо проплывут обломки дома ее семьи. Мэг посыпала грязь вокруг себя семенами, и из них тут же выросли люминесцентные грибы, похожие на крохотные зонтики. Когда жизнь дает тебе грязь – выращивай грибы: видимо, так.

– Эти лесные быки потрясные, – немного погодя сказала Мэг. – Если выдрессировать их, чтобы они таскали…

Я застонал:

– Мало тебе боевых единорогов.

– Ага. Это было круто. – Она вгляделась в туннель: сначала повернув голову в одну сторону, потом в другую. – Кто-нибудь знает, как отсюда выбраться наружу?

– Нико знает. – У Уилла задергался глаз. – Правда, придется пробираться не столько наружу, сколько вниз.

– К троглодитам, – догадалась Рейчел. – Какие они?

Уилл сделал движение руками, будто лепил что-то из глины или показывал размер пойманной рыбы.

– Я… я не могу их описать, – наконец сдался он.

Неутешительно. Уилл мой сын, и он не мог не унаследовать хотя бы часть моего поэтического дара. Если троглодитов невозможно описать в обычном сонете или лимерике, встречаться с ними у меня нет желания.

– Надеюсь, они смогут помочь. – Рейчел подняла руку, останавливая Уилла, который собирался снова проверить, как ее голова. – Уже все нормально, спасибо. – Она улыбалась, но ее голос звучал натужно.

Я знал, что Уилл ей нравится. Но еще я знал, что она с трепетом относится к своему личному пространству. Став пифией, невозможно этого избежать. Если в любой момент твоими телом и духом может овладеть сила Дельф, поневоле станешь раздражаться, когда люди приближаются к тебе без твоего на то согласия. Звучащий в голове шепот Пифона тоже вряд ли улучшает ситуацию.

– Понимаю. – Уилл сел на место. – У тебя было трудное утро. Прости, что мы доставили столько проблем.

Рейчел пожала плечами:

– Я уже говорила: эти проблемы должны были меня настигнуть. Это не ваша вина. «Сумеет Дэр на тайный путь взглянуть». В кои-то веки в пророчестве говорится и обо мне.

Как ни странно, в ее словах звучала гордость. Возможно, после того как ей пришлось оглашать опасные задачи множеству людей, Рейчел было приятно стать частью нашего коллективного самоубийственного приключения. Людям нравится, когда взгляды обращены на них, даже если речь идет о холодном, жестоком взгляде судьбы.

– А нам не опасно брать тебя с собой? – спросила Мэг. – Ну… Пифон же засел у тебя в голове или типа того? Он не сможет за нами шпионить?

Рейчел еще сильнее поджала скрещенные ноги.

– Вряд ли он может видеть моими глазами. По крайней мере… пока. – Она помолчала, пока смысл сказанного оседал вокруг нас облачком болотного газа. – Так или иначе, вам от меня не избавиться. Теперь у меня к Пифону личные счеты. – Она посмотрела на меня, и мне показалось, что обиду она затаила вовсе не на Пифона. Личные счеты появились у Рейчел еще тогда, когда я принял ее в свои жрицы. Еще тогда… в общем, когда я еще был Аполлоном. Если испытания в облике смертного и показали мне что-то, так это то, сколько раз в течение сотен лет я оставлял, забывал, подводил своих Оракулов. И я не мог так же оставить Рейчел. Я упускал из виду главное: не они служили мне – это я должен был служить им.

– Нам повезло, что ты с нами, – сказал я. – Жаль только, что у нас было так мало времени, чтобы придумать план.

Рейчел взглянула на часы – обычные механические часы, наверное, она выбрала именно такую модель, когда поняла, как часто гаджеты выходят из строя рядом с полубогами, монстрами и другим магическими существами, с которыми она тусовалась.

– Обед уже прошел. Вы должны сдаться Нерону до наступления ночи. Это ограничивает наши возможности.

– Точно, обед! – воскликнула Мэг, как всегда верная себе. – Уилл, у тебя есть что-нибудь кроме «Кит-Кат»? Я проголо… – Она отдернула руку от запасов Уилла, будто ее ударило током. – Почему у тебя из сумки торчит хвост?

Уилл наморщил лоб:

– А… эм… да. – Он достал из сумки что-то завернутое в носовой платок: это оказалась сушеная ящерица в фут длиной.

– Мерзость! – восхитилась Мэг. – Это типа для лекарства?

– Э-э, нет, – ответил Уилл. – Помните, как мы с Нико пошли добывать подарки для трогов? Собственно, вот…

– Фу! – Рейчел отпрянула. – С чего бы им хотеть такого?

Уилл посмотрел на меня, явно умоляя: «Пожалуйста, не заставляйте меня это произносить».

Я вздрогнул.

– Троглодиты… Если верить легендам… они считают ящериц изысканным… ну… – Я изобразил, как кладу что-то в рот. – Деликатесом.

Рейчел схватилась за живот:

– Зря я спросила.

– Класс! – обрадовалась Мэг. – Значит, если мы найдем трогов, то отдадим им ящерицу и они нам помогут?

– Вряд ли все будет так просто, – покачал головой я. – Мэг, тебе кто-нибудь когда-нибудь соглашался помочь просто потому, что ты подарила ему дохлую ящерицу?

Она так долго размышляла над ответом, что я задумался, какие же подарки ей приходилось дарить.

– Наверное, нет.

Уилл засунул сушеное тельце обратно в сумку:

– В общем, оказывается, эта ящерица особенная, очень редкая. Поверьте, вы не хотите знать, какими трудами мы ее добыли. Будем надеяться…

Нико всхрапнул и заворочался:

– Ч-что…

– Все хорошо, – заверил его Уилл. – Ты среди друзей.

– Друзья? – Нико сел и поднял на нас сонные глаза.

– Друзья. – Уилл предостерегающе посмотрел на нас, словно призывая не делать резких движений и не провоцировать Нико.

Я сделал вывод, что Нико, как и его отец Аид, после пробуждения находился в не лучшем расположении духа. Попробуйте разбудить Аида в неурочный час – и скорее всего вас размажет по стене его спальни ядерным взрывом, только темный след останется. Нико потер глаза и хмуро взглянул на меня. Я постарался выглядеть безобидным.

– Аполлон, – сказал он. – Точно. Я вспомнил.

– Отлично, – кивнул Уилл. – Но ты еще сонный. Съешь «Кит-Кат».

– Да, доктор, – проворчал Нико.

Мы подождали, пока Нико подкрепится шоколадом и нектаром.

– Уже лучше. – Он встал, хотя его еще немного пошатывало. – Так, слушайте. Я отведу вас в пещеры троглодитов. За оружие не хвататься ни при каких обстоятельствах. Я пойду первым, и разговаривать буду тоже я. Троглодиты могут быть несколько… раздражительными.

– Говоря «раздражительными», – пояснил Уилл, – Нико имеет в виду «скорее всего, убьют нас без повода».

– Я так и сказал. – Нико отправил в рот последний кусочек «Кит-Кат». – Готовы? За дело.

Хотите знать, как добраться до пещер троглодитов? Никаких проблем!

Сначала идите вниз. Затем еще немного вниз. Затем еще три раза поверните в проходы, ведущие вниз. Вы увидите тропинку, едва заметно идущую наверх. Не обращайте на нее внимания. Продолжайте идти вниз, пока у вас не лопнут барабанные перепонки. Потом снова спускайтесь вниз.

Мы ползли по трубам. Переходили вброд шламоотстойники. Шли по кирпичным туннелям, каменным туннелям, земляным туннелям, которые выглядели так, будто их прорыл земляной червь методом «жуй и какай». В какой-то момент мы ползли по такой узкой медной трубе, что я опасался, как бы в конце концов нам не вылезти из личного унитаза Нерона, подобно красоткам, выпрыгивающим из огромного праздничного торта.

Я представил, как пою «С днем рождения, мистер Император»[27], но тут же отогнал эту мысль. Похоже, я надышался канализационным газом и начал бредить.

Наша веселая прогулка по канализации продолжалась, кажется, несколько часов, пока наконец мы не попали в круглое помещение, стены которого были сложены из неотесанного камня. Пол комнаты в центре пробил огромный сталагмит, который уперся в потолок, как центральная ось карусели. (После того как я выбрался живым из гробницы Тарквиния под каруселью в парке Тилден, такое сходство меня не радует.)

– Мы на месте, – сказал Нико.

Он подвел нас к основанию сталагмита. В полу было выдолблено отверстие, достаточно большое, чтобы через него можно было пролезть, а вытесанные на боку сталагмита ручки уходили вниз во мрак.

– Это часть Лабиринта? – спросил я.

Атмосфера здесь была похожей. Поднимавшийся снизу воздух был теплым и каким-то живым, будто дыхание спящего левиафана. Меня не оставляло чувство, словно что-то следит за нашими передвижениями – что-то разумное и не факт, что дружелюбное.

Нико покачал головой:

– Пожалуйста, не упоминай Лабиринт. Троги ненавидят Дедалов лабиринт. Они называют его поверхностным. Все, что идет отсюда вниз, построили троги. Лабиринт никогда не доходил до той глубины, на которой мы сейчас находимся.

– Круто! – воскликнула Мэг.

– Тогда могу пропустить тебя вперед, – сказал я.

Вслед за Нико мы начали спуск вдоль боковой части сталагмита в огромную пещеру природного происхождения. Я не видел ни краев, ни даже дна, но, судя по эху, она была больше, чем даже мой древний храм в Дидиме. (Не хочу хвастаться размерами этого святилища, но оно ГИГАНТСКОЕ.)

Маленькие скользкие ручки освещались лишь слабо светящимися пучками лишайника, росшего на камне. Вполне возможно, что троги сделали вход в их обиталище таким специально, чтобы все, кто имел глупость проникнуть к ним, были вынуждены спускаться гуськом и, вероятно, так и не добраться до дна. Звук нашего дыхания и бряцанье вещей эхом отдавались в пещере. Враги – в любом количестве – могли наблюдать, как мы идем вниз, целясь в нас из любого чудесного стрелкового оружия.

Наконец мы дошли до дна. У меня болели ноги. Пальцы свернулись в артритные закорючки.

Рейчел, прищурившись, вгляделась в темноту:

– Что теперь?

– Стойте за мной, – велел Нико. – Уилл, можешь показать свой фокус? Только на самой слабой мощности.

– Погоди-ка, – не понял я, – что это еще за фокус?

Уилл не сводил глаз с Нико:

– Это обязательно?

– Мы не можем пользоваться светом от оружия, – напомнил ему Нико. – А нам нужно хотя бы немного света, потому что трогам он не нужен совсем. Я бы предпочел их видеть.

Уилл наморщил нос:

– Ладно. – Он поставил на землю рюкзак и снял льняную рубашку, оставшись лишь в майке.

Я по-прежнему не понимал, что он делает, хотя девчонки, похоже, были не против таких его «фокусов». Уилл что, хранит под майкой фонарик? Или он задумал натереться светящимся лишайником и ослепительно улыбнуться?

Как бы то ни было, мне не очень-то хотелось видеть трогов. Мне смутно вспоминалась группа времен Британского вторжения 1960-х годов, которая называлась «The Troggs», и меня не оставляло ощущение, что все представители этого подземного народа носят пышные прически, черные водолазки и всюду вставляют словечко «кайф». А столкнуться с подобным ужасом мне вообще не улыбается.

Уилл сделал глубокий вдох. А когда он выдохнул…

Я подумал, что глаза меня обманывают. Мы так долго находились в почти полной темноте, что я не понял, почему вдруг стал видеть Уилла яснее. Я мог различить ткань его джинсов, пряди волос, голубые глаза. Его кожа испускала мягкое теплое золотое сияние, будто он напитался солнечным светом.

– Ого! – изумилась Мэг.

У Рейчел глаза на лоб полезли.

Нико усмехнулся:

– Друзья, познакомьтесь: это мой парень, и он светится в темноте.

– Ничего особенного, не преувеличивай, – попросил Уилл.

Я лишился дара речи. Как это ничего особенного?! Может, в ряду полубожественных умений свечение в темноте и не было таким эффектным, как способность поднимать скелеты из земли или выращивать помидоры, но оно все равно впечатляло. Как и целительский дар Уилла, оно было нежным, полезным и именно тем, что нам требовалось в трудную минуту.

– Я так горжусь тобой, – сказал я.

Лицо Уилла стало цвета солнечных лучей, когда на них смотришь через стакан клюквенного сока.

– Пап, я же просто свечусь, а не окончил школу с одними пятерками.

– Когда это случится, я тоже буду очень горд, – заверил его я.

– В общем, – у Нико дрожали губы, словно он старался не рассмеяться, – сейчас я позову пещерных бегунов. Сохраняйте спокойствие, ладно?

– А почему их называют пещерными бегунами? – спросила Рейчел.

Нико поднял руку, что означало «Подожди» или «Сама скоро узнаешь». Он повернулся во мрак и закричал:

– Троглодиты! Я Нико ди Анджело, сын Аида! Я вернулся с четырьмя спутниками!

Пещеру наполнили шарканье и щелчки, будто голос Нико потревожил миллион летучих мышей. Миг назад мы были здесь одни. А теперь перед нами стояла армия троглодитов, словно вынырнувшая из гиперпространства. С тревожной уверенностью я понял, что они прибежали откуда-то, преодолев… ярды? мили?.. со скоростью, которой позавидовал бы сам Гермес.

Вдруг я вспомнил о предупреждении Нико. Эти существа настолько быстрые, что могут убить нас в мгновение ока. Если бы у меня в руках было оружие и я машинально его поднял… то сейчас от меня осталось бы мокрое место, ранее известное как Лестер, ранее известный как Аполлон.

Вид у троглодитов был еще более странный, чем у группы из 1960-х, взявшей себе их название. Это были маленькие человечки, самый высокий из которых едва ли был ростом с Мэг, с несколько лягушачьими чертами: широкими ртами и едва заметными носами. Их глаза представляли собой большие коричневые сферы с тяжелыми веками, а кожа у троглодитов имела самые разные оттенки: от обсидианового до белого как мел. Темные заплетенные в косы волосы украшали камешки и мох. Одеты они были кто во что горазд: от современных джинсов и футболок до деловых костюмов 1920-х годов, рубашек с рюшами времен колониализма и шелковых жилетов.

Но особенно сильное впечатление произвели разнообразные шляпы (некоторые водрузили на голову целые пирамиды из трех-четырех штук): треуголки, котелки, кепки с козырьком, цилиндры, каски, лыжные шапки и бейсболки.

Троги походили на толпу школьных хулиганов, которых запустили в магазин с маскарадными костюмами и разрешили примерить все, что им захочется, а потом позволили в новых нарядах изваляться в грязи.

– Мы видим тебя, Нико ди Анджело! – сказал трог в миниатюрном костюме Джорджа Вашингтона. Его слова перемежались со щелчками, скрипом и рычанием, поэтому на самом деле это звучало примерно так: «ЦОК. Мы – ррр – видим тебя – ииии – Нико – цок – ди Анджело – ррр». – Джордж Вашингтон улыбнулся, показав острые зубы. – Это жертвы, которые ты обещал? Троги проголодались!

Глава 17

Расскажи мне о супе

Наварист пусть будет бульон

С привкусом сцинка

Жизнь не пролетела у меня перед глазами, но я все-таки постарался вспомнить, не сделал ли я чего-нибудь в прошлом, чем мог обидеть Нико ди Анджело.

Я представил, как со словами «Да, это те самые жертвы!» он берет Уилла за руку, и они вприпрыжку убегают в темноту, а меня, Рейчел и Мэг пожирает армия грязных человечков-лягушат в маскарадных костюмах.

– Это не жертвы, – сказал Нико, и я выдохнул. – Но я принес вам дар получше! Я вижу тебя, о великий Иии-Блинг!

Правда, Нико не произнес «Иии». Он заскрипел, и я понял, что он занимается изучением языка троглодитов. Произношение у него было дивным: у меня даже в ушах зазвенело.

Троги подались вперед, принюхиваясь в ожидании, а Нико протянул руку Уиллу: мол, давай сюда.

Покопавшись в сумке, Уил вытащил сушеную ящерицу и вручил ее Нико, который развернул ее с трепетом, как святую реликвию, и поднял над головой.

По толпе троглодитов прокатился вздох восхищения.

У Иии-Блинга задвигались ноздри. Я думал, от восторга у него с головы соскочит треуголка.

– Это – ррр – пятилинейный сцинк – цок?

– Да – ррр, – подтвердил Нико. – Его было непросто отыскать, о Иии-Блинг, Носитель Прекраснейших Шляп.

Иии-Блигн облизнул губы. Слюна капала ему на галстук.

– Действительно, редкий дар. В наших владениях мы часто находим итальянских стенных ящериц. Черепах. Лесных лягушек. Крысиных змей. Изредка, если очень повезет, можем встретить гремучую змею.

– Вкусные! – взвизгнул трог позади него. – Гремучие змеи вкусные!

Несколько других трогов заскрипели и зарычали, соглашаясь.

– Но пятилинейный сцинк, – продолжал Иии-Блинг, – деликатес, который редко нам достается.

– Это мой дар вам, – сказал Нико. – Мирное приношение с надеждой на дружбу.

Иии-Блинг взял сцинка в длиннопалые, с острыми когтями руки. Я подумал, что он закинет рептилию в рот и дело с концом. Так поступил бы любой бог, которому подарили любимое лакомство.

Вместо этого он повернулся к своему народу и произнес короткую речь на своем языке. Троги возликовали и замахали шляпами. Трог в забрызганном грязью поварском колпаке протолкнулся вперед, преклонил колени перед Иии-Блингом и взял у него сцинка.

Главарь с улыбкой повернулся к нам:

– Мы разделим этот дар! Я, Иии-Блинг, председатель правления – цок – троглодитов, постановил, что должен быть приготовлен великий суп, чтобы все акционеры смогли попробовать вкус чудесного сцинка!

В толпе троглодитов снова раздались радостные крики. «Ну конечно, – догадался я. – Если Иии-Блинг подражает Джорджу Вашингтону, то он не может быть королем – он должен быть председателем правления».

– За этот щедрый дар, – продолжал он, – мы не станем убивать и есть тебя, Нико ди Анджело, хотя ты итальянец и нам интересно узнать, сравнишься ли ты по вкусу с итальянской стенной ящерицей!

Нико склонил голову:

– Вы очень добры.

– Мы также великодушно воздержимся от того, чтобы съесть твоих спутников…

Некоторые из акционеров Иии-Блинга заворчали:

– Э-э, что?

– …Несмотря на то что они, как и ты, не носят шляп, а народ без шляп нельзя считать цивилизованным.

Рейчел и Мэг встревожились, вероятно потому, что Иии-Блинг продолжал обильно пускать слюни, говоря, что не собирается нас есть. А может быть, они думали обо всех замечательных шляпах, которые могли надеть, если бы только знали об этом раньше.

Светящийся в темноте Уилл ободряюще кивнул нам и одними губами произнес: «Все нормально». Видимо, приношение даров с последующим обещанием не убивать и не есть гостей входило в стандартный дипломатический протокол троглодитов.

– Мы видим твое великодушие, о Иии-Блинг! – сказал Нико. – Я хочу предложить тебе заключить с нами пакт – соглашение, которое принесет всем нам много шляп, а также рептилий, хорошей одежды и камней.

По толпе прокатился восторженный шепот. Похоже, Нико угадал все пункты из списка подарков троглодитов на Рождество.

Иии-Блинг вызвал вперед нескольких высокопоставленных трогов, которые, как я понял, составляют его совет директоров. Одним из них был шеф-повар. На других были головные уборы полицейского, пожарного и ковбоя. После недолгого совещания Иии-Блинг повернулся к нам и одарил нас еще одной острозубой улыбкой.

– Хорошо! – согласился он. – Мы возьмем вас с собой в штаб-квартиру компании, где насладимся супом из сцинка и – цок, ррр – подробнее поговорим об этом!

Нас окружила толпа радостных рычащих акционеров. Совершенно не заботясь о соблюдении личных границ, что неудивительно для существ, обитающих в туннелях, они подняли нас на плечи и побежали: вылетев из пещеры, мы промчались по лабиринту туннелей на такой скорости, что с легкостью заткнули бы за пояс лесных быков.

– Потрясные ребята, – заключила Мэг. – Они едят змей.

Несколько моих знакомых змей, включая спутников Гермеса, Джорджа и Марту, не слишком бы воодушевились, узнав, что Мэг считает потрясным. Но раз уж мы оказались в поселении трогов, я решил не поднимать эту тему.

На первый взгляд штаб-квартира компании троглодитов напоминала заброшенную станцию метро. Вдоль широкой платформы шли ряды колонн, поддерживающих сводчатый потолок, выложенный черной плиткой, которая поглощала тусклый свет от биолюминесцентных грибов, растущих в горшках, расставленных в разных частях пещеры. Слева от платформы вместо рельсов шла низкая дорога из утрамбованного грунта, по которой троги и доставили нас сюда. И правда, зачем поезда тем, кто умеет бегать с такой скоростью?

Вдоль левого края платформы текла быстрая подземная река. Из этого источника троги набирали воду в свои бурдюки и котелки и сливали в него содержимое ночных горшков: хотя, будучи цивилизованным, носящим шляпы народом, ночные горшки они опорожняли ниже по течению от того места, где набирали питьевую воду.

В отличие от станции метро, здесь не было ни лестниц, ведущих наверх, ни дверей с табличками «Выход». Только река и дорога, по которой мы прибыли.

На платформе кипела жизнь. Десятки трогов сновали туда-сюда, занимаясь своими обычными делами, и каким-то чудом при этом умудрялись не потерять множество шляп, громоздящихся у них на головах. Кто-то следил за котелками, подвешенными над костром на треножниках. Другие – возможно, купцы? – торговались у корзин с камнями. Дети трогов, по размеру не больше человеческих младенцев, резвились вокруг, перебрасываясь вместо мячей хрустальными сферами.

Жилищами им служили палатки. По большей части они были утащены из человеческого мира, что пробудило во мне неприятные воспоминания о витрине с походными принадлежностями в магазине «Военное безумие Макро» в Палм-Спрингс. Но несколько из них троги, похоже, смастерили сами, аккуратно сшив их из мохнатых рыжих шкур tauri silvestres. Я понятия не имел, как им удалось содрать непробиваемые шкуры с этих зверюг, да еще простегать их, но, очевидно, древние враги лесных быков нашли какой-то способ это сделать.

Их противостояние тоже меня удивляло. Как так вышло, что подземные люди-лягушки, обожающие шляпы и ящериц, стали заклятыми врагами ярко-рыжих дьявольских быков? Может, в начале времен старшие боги сказали первым трогам: «Выбирайте себе противника!» – и первые троги, указав на другой край только что сотворенной тверди, завопили: «Вон те гадкие коровы!»

Так или иначе, меня успокаивала мысль, что если даже мы пока и не подружились с трогами, то у нас, по крайней мере, есть общий враг.

Иии-Блинг выделил нам гостевую палатку и кострище и, велев чувствовать себя как дома, отправился руководить подготовкой к обеду. Точнее, он сказал Нико чувствовать себя как дома. Председатель правления по-прежнему поглядывал на меня, Рейчел и Мэг как на половины говяжьих туш в витрине магазина. Уилла же троглодиты игнорировали. Могу предположить, что из-за свечения они посчитали его просто передвижным источником света, как если бы Нико принес с собой собственный горшок с люминесцентными грибами. Судя по хмурому виду, Уиллу это не очень-то нравилось.

Мне было бы легче расслабиться, если бы Рейчел постоянно не смотрела на часы и не напоминала, что уже четыре или полпятого и что нам с Мэг нужно сдаться в плен до заката. Мне оставалось надеяться, что троглодиты ведут стариковскую жизнь и ужинают рано.

Мэг собирала споры из ближайших горшков с грибами, которые она, похоже, считала самой классной вещью после поедания змей. Уилл и Нико сидели по ту сторону кострища и о чем-то спорили. Я не слышал слов, но по выражению лиц и жестам уловил суть:

Уилл: Волнуюсь, волнуюсь, волнуюсь.

Нико: Успокойся, наверное не умрем.

Уилл: Волнуюсь. Троги. Опасные. Фу.

Нико: Троги хорошие. Милые шляпы.

Или что-то в таком духе.

Немного погодя возле нашего лагеря появился трог в поварском колпаке. В руке он держал дымящуюся поварешку.

– Иии-Блинг сейчас будет говорить с вами, – объявил он на английском языке с сильным троглодитским акцентом.

Мы все было встали, но шеф-повар остановил нас взмахом поварешки:

– Только Нико, итальянская стенная ящерица – хм, уиии – то есть итальянский сын Аида. Остальные могут подождать здесь до ужина.

Его сверкнувшие глаза дополнили: «И может быть, вы будете в нашем меню, а может, и нет!»

Нико сжал руку Уилла:

– Со мной все будет хорошо. Скоро вернусь.

Когда он и шеф-повар ушли, Уилл раздраженно рухнул на коврик у кострища и накрыл лицо рюкзаком, отчего наше уиллосвещение уменьшилось примерно наполовину.

Рейчел осматривала поселение, ее глаза блестели в полумраке.

Мне было интересно, что замечает ее ультраясновидящий взгляд. Возможно, троглодиты выглядят еще страшнее, чем я думал. Возможно, их шляпы куда более шикарные. Как бы то ни было, ее плечи напряглись как натянутый лук. Она водила пальцами по закопченной земле, словно пытаясь найти свои кисти.

– Когда ты сдашься Нерону, – сказала она мне, – первое, что тебе надо сделать, – это выиграть время.

Ее тон встревожил меня почти так же, как и выбор слов: «когда» я сдамся, не «если». Рейчел смирилась с тем, что иного выхода нет. Осознание того, как серьезно мое положение, свернулось у меня в горле, как пятилинейный сцинк.

Я кивнул:

– В-выиграть время. Да.

– Как только ты окажешься у Нерона, он захочет сжечь Нью-Йорк, – продолжала она. – Зачем ему ждать? Разве что ты дашь ему какую-то причину…

Почему-то мне казалось, что предложение Рейчел мне не понравится. Я не знал точно, что Нерон собирается делать со мной, когда я сдамся – разве что очевидное: пытать и убить. Лугусельва, похоже, считала, что император оставит нас с Мэг в живых, по крайней мере на какое-то время, хотя и она имела смутное представление о планах Нерона.

Коммод хотел сделать из моей смерти публичное представление. Калигула – добыть остатки моей божественности, чтобы с помощью колдовства Медеи добавить их к собственной силе. У Нерона могут быть схожие замыслы. Или – я опасался, что это самое вероятное, – когда он закончит меня пытать, он может отдать меня Пифону, чтобы укрепить их союз. Без сомнения, мой старый друг-рептилия с удовольствием проглотит меня целиком, чтобы я мучительно умирал у него в животе, перевариваясь в течение многих дней. Так что мне есть чего ожидать.

– К-какая же причина заставит Нерона подождать? – спросил я.

Похоже, я осваиваю троглодитский язык, потому что моя речь прерывалась щелчками и визгом.

Рейчел чертила в саже завитушки: может быть, волны или очертания человеческих голов.

– Говоришь, Лагерь полукровок готов прийти на помощь?

– Да… Кайла и Остин сказали, что они будут в боевой готовности. Хирон тоже должен скоро вернуться в лагерь. Но атака на башню Нерона обречена на неудачу. Весь смысл того, что мы сдаемся…

– …Отвлечь Нерона от того, что будем делать мы с Нико и Уиллом, надеюсь, с помощью трогов: выводить из строя чаны с греческим огнем. Но ты должен сделать что-то еще, чтобы Нерон не нажал на кнопку в тот же миг, как заполучит тебя. Иначе у нас не будет времени обезвредить его оружие Судного дня, какими бы быстрыми бегунами и копателями ни были троги.

Я понял, на что она намекает. Пятилинейный сцинк осознания начал медленно и болезненно скользить вниз по моему пищеводу.

– Ты хочешь призвать Лагерь полукровок, – догадался я. – Чтобы они атаковали. Несмотря на риски.

– Ничего из этого я не хочу, – возразила она. – Но другого способа нет. Нужно точно рассчитать время. Вы с Мэг сдаетесь. Мы с троглодитами принимаемся за работу. Лагерь полукровок собирает силы для атаки. Но если Нерон думает, что к нему явится весь лагерь…

– Этого ему стоит дождаться. Чтобы уничтожить всех обитателей Лагеря полукровок в тот момент, когда он уничтожит город, решить все единой ужасной огненной бурей. – Я сглотнул. – Но я могу блефовать. Просто сказать, что подкрепление на подходе.

– Нет, – мотнула головой Рейчел. – Все должно быть по-настоящему. На стороне Нерона Пифон. Пифон узнает.

Я не стал спрашивать откуда. Может, этот монстр пока и не может видеть глазами Рейчел, но я слишком хорошо помню, как звучал его голос из ее рта. Они связаны. И эта связь укрепляется.

Мне не хотелось обдумывать детали столь безумного плана, но я спросил:

– Как ты собираешься предупредить лагерь?

Рейчел натянуто улыбнулась:

– Я могу пользоваться мобильным телефоном. Обычно я этого не делаю, но я не полубог. Если выберусь на поверхность, где мобильные… ну, знаешь… работают, смогу купить какой-нибудь недорогой. У Хирона в Большом доме есть старый, еле пашущий компьютер. Он им почти не пользуется, но знает, как проверить сообщения или электронную почту в случае крайней необходимости. Уверена, мне удастся привлечь его внимание. Если он, конечно, будет там. – Она говорила так спокойно, что я еще больше занервничал.

– Рейчел, мне страшно, – признался я. – Одно дело – подвергнуть опасности себя. Но весь лагерь? Всех?

Странно, но эти слова, кажется, порадовали ее.

Она взяла меня за руку:

– Я знаю, Аполлон. А то, что ты волнуешься за других, – это прекрасно. Но тебе придется мне довериться. Помнишь про тайный путь к трону… который я должна тебе показать? Уверена, что это оно. Так мы сможем исправить положение.

Исправить положение.

Как это вообще должно выглядеть?

Полгода назад, когда я только рухнул на Манхэттен, ответ казался очевидным. Я должен вернуться на Олимп, вернуть себе бессмертие – и все снова станет чудесно. Проведя несколько месяцев в шкуре Лестера, я мог бы добавить, что уничтожить Триумвират и освободить древние оракулы тоже бы не помешало… в основном потому, что это помогло бы вернуть мне мою божественную суть. А теперь, после всех жертв, принесенных у меня на глазах, после страданий, причиненных столь многим… что может исправить положение?

Никакой успешный исход не вернет Джейсона, или Дакоту, или Дона, или Креста, или Денежное дерево, или Элоизу, или множество других павших героев. Ничто не исправит эти трагедии.

У смертных и богов есть кое-что общее: нам свойственно ностальгировать по «старым добрым временам». Мы всегда оглядываемся назад в поисках какого-то чудесного золотого времени, когда ничего плохого еще не случилось. Я помню, как примерно в 425 году до нашей эры мы сидели с Сократом и жаловались друг другу, что молодые поколения разрушают цивилизацию.

Как бессмертному мне, конечно, следовало знать, что «старых добрых времен» никогда не было. Проблемы, с которыми сталкиваются люди, почти не меняются, потому что смертные несут за собой свое прошлое. То же можно сказать и о богах.

Мне хотелось вернуться в то время, когда еще не было никаких жертв. Когда я еще не испытал столько боли. Но исправить положение не значило отмотать время назад. Даже у Кроноса не было над ним такой власти. И думаю, не этого хотел бы Джейсон Грейс.

Когда он просил меня не забывать, каково это – быть человеком, он имел в виду, что, отталкиваясь от боли и трагедий, нужно преодолевать их, учиться на этом опыте. Этого боги не делали никогда. Мы просто жаловались.

Быть человеком – значит двигаться вперед, приспосабливаться, верить, что сможешь улучшить ситуацию. Только так боль и жертвы обретут смысл.

Я встретился с Рейчел глазами:

– Я тебе доверяю. Я исправлю положение. Или умру, пытаясь это сделать.

Как ни странно, я верил в то, что говорю. Мир, в котором будущее контролирует гигантская рептилия, где не слышно голоса надежды, где герои жертвуют жизнью напрасно, а боль и лишения не вознаграждаются… такой мир намного хуже, чем мир без Аполлона.

Рейчел поцеловала меня в щеку – по-сестрински, хотя трудно вообразить, чтобы моя настоящая сестра так поступила.

– Я горжусь тобой, – сказала Рейчел. – Что бы ни случилось, помни об этом.

Я не мог вымолвить ни слова.

Мэг, набравшая полные руки лишайника и грибов, повернулась к нам:

– Рейчел, ты что, только что его поцеловала?! Фу. Зачем?

Прежде чем Рейчел успела ответить, возле нас снова появился шеф-повар, фартук и колпак которого были заляпаны бульоном. В глазах его по-прежнему мерцал голодный блеск.

– ГОСТИ – уии – идите за мной! Мы готовы к пиру!

Глава 18

Фирменное блюдо сегодня —

Тушеный Аполлон

Под кепкой «Метс»

Мой совет: если вам когда-нибудь предложат испить супа из сцинка или стать главным блюдом для троглодитов, подбросьте монетку. И то и другое смертельно.

Мы сидели на подушках вокруг общей грибной ямы вместе примерно с сотней троглодитов. Каждому из нас, гостей-варваров, выдали головной убор, чтобы мы не оскорбляли чувства наших хозяев. На Мэг теперь была шляпа пчеловода. Рейчел получила пробковый шлем. Мне досталась кепка «Нью-Йорк Метс», как мне сказали – потому что никто больше не захотел ее брать. И мне, и команде было впору оскорбиться.

Нико и Уилл сидели справа от Иии-Блинга. Нико был в цилиндре, который отлично вписался в его черно-белый стиль, а Уиллу, моему бедному мальчику, дали абажур. Никакого уважения к тем, кто приносит в мир свет.

Слева от меня сидел шеф-повар, представившийся Клик-Уроном. Услышав это имя, я чуть было не поинтересовался, не купили ли его родители сгоряча в магазине в «киберпонедельник», но решил, что это будет грубо с моей стороны.

Еду разносили детишки-троги. Крохотный мальчик в шапочке с пропеллером подал мне наполненную до краев черную каменную чашу и, хихикая, убежал. В чаше пузырился суп насыщенного золотисто-коричневого цвета.

– Секрет в том, чтобы не жалеть куркумы, – сообщил мне Клик-Урон.

– А!

Я поднял чашу, копируя то, что делают остальные. Троги с блаженным выражением на мордах начали прихлебывать суп, щелкая, рыча и издавая прочие звуки, призванные показать, как им нравится вкус.

Запах был неплох: что-то вроде острого куриного бульона. Потом я заметил плавающую в пенке лапку ящерицы и просто не смог себя пересилить. Прижавшись губами к краю чаши, я притворился, что пью, и выждал немного, пока большая часть трогов расправится со своими порциями.

– Ммм! – протянул я. – Клик-Урон, твои кулинарные способности поразительны! Отведать этого супа – большая честь. Больше того, сделать еще хотя бы глоток будет слишком большой честью. Могу ли я отдать остальное кому-то, кто сможет лучше оценить его насыщенный вкус?

– Мне! – крикнул сидящий рядом трог.

– Мне! – завопил другой.

Я передал чашу по кругу, и счастливые троглодиты вскоре осушили ее.

Клик-Урон, кажется, не обиделся. Он сочувственно похлопал меня по плечу:

– Помню своего первого сцинка. Это крепкий суп! В следующий раз осилишь побольше.

Я был рад услышать, что, по его мнению, предполагался следующий раз. Это значило, что в этот раз нас не убьют. Рейчел с облегчением заявила, что она тоже благодарит за честь и будет рада разделить с кем-нибудь свою порцию.

Я посмотрел на миску Мэг, которая была уже пуста.

– Ты что, правда…

– Чего? – Под сеткой пчеловода выражение ее лица было трудно различить.

– Ничего.

У меня крутило живот от тошноты и голода. Я задумался, будут ли нас чествовать вторым блюдом. Скажем, хлебными палочками. Да я бы согласился на что угодно, лишь бы в нем не было лапок сцинка.

Иии-Блинг поднял руки и зацок-цок-цокал, призывая к вниманию:

– Друзья! Акционеры! Я вижу вас всех!

Троглодиты застучали ложками о каменные чаши: звук напоминал грохот тысячи костей.

– Из уважения к нашим нецивилизованным гостям, – продолжал Иии-Блинг, – я буду говорить на варварском наречии обитателей корки.

Нико приподнял свой изысканный цилиндр:

– Я вижу честь, которую вы нам оказываете. Благодарю тебя, председатель правления Иии-Блинг, что не съел нас и говоришь на нашем языке.

Иии-Блинг самодовольно кивнул: мол, да не вопрос, парень. Просто мы классные.

– Итальянская стенная ящерица многое нам рассказал!

Стоящий за ним член совета директоров в ковбойской шляпе зашептал что-то председателю на ухо.

– То есть итальянский сын Аида! – исправился Иии-Блинг. – Он поведал о гнусных планах императора Нерона!

Троги зашептались и зашипели. Видимо, дурная слава Нерона дошла даже до учрежденной на самой большой глубине компании носителей шляп. Иии-Блинг произносил его имя как «Нии-ик-рон», причем звук в середине был такой, как будто кто-то душил кошку, что подходило к этому случаю как нельзя лучше.

– Сын Аида желает нашей помощи! – сказал Иии-Блинг. – У императора есть чаны с огненной жидкостью. Многие из вас знают, о чем я говорю. Громыхали неуклюжие копатели, когда устанавливали те чаны. Дрянная работа!

– Дрянная! – согласилась большая часть трогов.

– Скоро, – продолжал председатель правления, – Нии-ик-рон зальет огненной смертью Корку Корок. Сын Аида просит нашей помощи в том, чтобы докопаться до этих чанов и съесть их!

– В смысле обезвредить? – предположил Нико.

– Да, точно! – согласился Иии-Блинг. – Ваш язык груб и сложен!

На противоположной стороне круга член совета директоров в фуражке полицейского негромко зарычал, привлекая к себе внимание.

– О Иии-Блинг, этот пожар не достигнет нас. Мы слишком глубоко! Не лучше ли позволить Корке Корок сгореть?

– Эй! – впервые подал голос Уилл. Вид у него был серьезный, насколько это возможно для того, кто носит на голове абажур. – Речь идет о миллионах невинных жизней.

Троглодит в полицейской фуражке ощерился:

– Нас, трогов, всего несколько сотен. Мы не плодимся без меры и не заваливаем мир своим мусором. Наши жизни уникальны и драгоценны. А что насчет вас, обители Корки? Нет. К тому же вы слепы к нашему существованию. Вы бы не стали нам помогать.

– Ррр-Фред говорит правду, – сказал трог в ковбойской шляпе. – Не в обиду нашим гостям.

В этот момент рядом со мной вновь возник мальчик в шапочке с пропеллером и с улыбкой протянул мне плетеную корзинку, накрытую салфеткой:

– Хлебных палочек?

Я был так расстроен, что отказался.

– …Заверяю наших гостей, – говорил Иии-Блинг. – Мы пригласили вас за наш стол. Мы видим в вас разумных существ. Вы не должны считать, что мы настроены против вашего племени. Мы не питаем к вам неприязни! Нам просто нет дела до того, будете вы жить или нет.

Толпа согласно зашепталась. Клик-Урон милостиво кивнул мне: мол, с такой логикой не поспоришь!

Самое страшное было в том, что в прошлом, когда я был богом, я мог бы согласиться с трогами. Люди всегда появлялись снова как сорняки. Зачем переживать из-за одного маленького огненного апокалипсиса в Нью-Йорке?

Но теперь одной из «не столь уникальных» жизней была жизнь Эстель Блофис, хохотушки и будущей правительницы Корки Корок. И ее родителей, Салли и Пола… По правде сказать, я не был готов пожертвовать ни одним смертным. Никто не заслуживает того, чтобы погибнуть из-за жестокости Нерона. Это открытие ошеломило меня. Я стал скопидомом, не желающим расставаться ни с одной человеческой жизнью!

– Речь не только об обитателях Корки, – сказал Нико на удивление спокойным тоном. – Ящерицы, сцинки, лягушки, змеи… Ваша пища сгорит.

Раздалось встревоженное бормотание, но я чувствовал, что трогов он не переубедил. За рептилиями они могут сгонять и в Нью-Джерси, и на Лонг-Айленд. Некоторое время, возможно, им придется жить на хлебных палочках. И что с того? Их жизням и биржевому курсу ничто не угрожало.

– А как же шляпы? – спросил Уилл. – Сколько галантерейных магазинов сгорит, если мы не остановим Нерона? Мертвые галантерейщики не смогут снабжать трогов галантереей.

Присутствующие снова зашептались, но и этого аргумента оказалось недостаточно.

С нарастающим чувством беспомощности я понял, что мы не сможем убедить троглодитов, взывая к их меркантильности. Если их всего несколько сотен, зачем им ставить на кон свою жизнь и рыть туннель к оружию Судного дня под башней Нерона? Ни один бог, ни одна компания не взяли бы на себя такой риск.

Не успев подумать о том, что делаю, я поднялся на ноги:

– Постойте! Выслушайте меня, троглодиты!

В толпе воцарилось пугающее молчание. Сотни больших коричневых глаз уставились на меня.

Какой-то трог прошептал:

– Это кто?

Его сосед ответил:

– Не знаю, но вряд ли кто-то важный. На нем кепка «Метс».

Нико сверлил меня взглядом, говорящим «Сядь, пока тебя не убили!».

– Друзья, – сказал я, – дело не в рептилиях и шляпах.

Троги вскрикнули. Я посмел указать на то, что две их самые любимые вещи значат меньше, чем жизни обитателей Корки.

Я продолжил:

– Троги – цивилизованный народ! Но что делает народ цивилизованным?

– Шляпы! – выкрикнул один.

– Язык! – завопил другой.

– Суп? – предположил третий.

– Вы можете видеть, – сказал я. – Так вы нас поприветствовали. Вы увидели сына Аида. И я говорю не только о ваших глазах. Вы видите ценность, честь и достоинство. Видите вещи такими, какие они есть на самом деле. Разве это не так?

Троги неохотно закивали, соглашаясь, что – да, если говорить о важности, то умение видеть не уступает рептилиям и шляпам.

– Вы правы, что обитатели Корки слепы, – признал я. – Во многих отношениях так и есть. И я столетиями оставался слепым.

– Столетиями? – Клик-Урон отстранился, словно понял, что у меня давно истек срок годности. – Кто ты такой?

– Я был Аполлоном, – сказал я. – Богом солнца. Теперь я смертный по имени Лестер.

Удивления я не заметил – лишь замешательство.

Кто-то спросил шепотом:

– Что такое солнце?

Другой голос тихо поинтересовался:

– А что такое Лестер?

– Я думал, что мне известны все племена, обитающие на земле, – продолжал я, – и не верил, что троглодиты существуют, пока Нико не привел меня сюда. Теперь я вижу вашу значимость! Как и вы, я когда-то считал, что жизни обитателей Корки ничем не примечательны и не важны. Но я понял, что не прав. Мне бы хотелось сделать так, чтобы вы увидели их моими глазами. Их ценность не имеет никакого отношения к шляпам.

Иии-Блинг прищурил большие коричневые глаза:

– Не имеет никакого отношения к шляпам?

– Вы позволите? – Стараясь выглядеть как можно безобиднее, я достал укулеле.

Тревога на лице Нико сменилась отчаянием, словно я подписал нам смертный приговор. С таким же молчаливым неодобрением смотрел на меня его отец. Аид вообще не любил изящные искусства.

Я провел по струнам, сыграв аккорд до-мажор. Звук прокатился по пещере как раскат грома. Троги зажали уши. У них отвисли челюсти. В изумлении они уставились на меня, а я запел.

Как и в Лагере Юпитера, слова я выдумывал на ходу. Я пел о своих испытаниях, наших с Мэг путешествиях и обо всех героях, которые помогали нам. Я пел о жертвах и победах. Я пел о Джейсоне, нашем погибшем акционере, не покривив душой и вложив в сердце всю свою горечь, хотя, возможно, все же преувеличил количество дивных шляп, которые он носил. Я пел о проблемах, с которыми нам пришлось столкнуться сейчас: о том, что Нерон требует моей капитуляции, что он задумал предать Нью-Йорк огненной смерти, и о том, что еще большую угрозу представляет Пифон, затаившийся в пещерах Дельф в надежде сжать в своих тисках само будущее.

Все троги обратились в слух. Никто даже хлебной палочкой не хрустнул. Если кто-то из наших хозяев и заподозрил, что я позаимствовал мелодию из песни «Поцелуй в моем списке» дуэта Холл и Оутс, то не подал виду. (Что тут скажешь? В стрессовых ситуациях меня почему-то иногда тянет на песни этой группы.)

Когда отзвучал последний аккорд, никто не пошевелился.

Наконец Иии-Блинг смахнул с глаз слезы:

– Эти звуки… были самыми – ррр – ужасными, что мне доводилось слышать. А слова правдивы?

– Да. – Я решил, что, возможно, председатель правления перепутал «ужасно» и «прекрасно» – точно так же, как он перепутал «съесть» и «обезвредить». – Я знаю об этом, потому что моя подруга, присутствующая здесь Рейчел Элизабет Дэр, видит это. Она прорицательница и наделена даром ясновидения.

Рейчел помахала, выражение ее лица было сложно рассмотреть из-за тени от пробкового шлема.

– Если Нерона не остановить, – сказала она, – он не просто захватит ми… Корку Корок. В конце концов он доберется и до трогов, и до всех остальных народов, носящих шляпы. Пифон же еще хуже. Он заберет будущее у всех у нас. Ничто не случится без его позволения. Представьте, что будет, если вашей судьбой станет управлять гигантская рептилия.

После последней фразы собравшихся словно обдало волной ледяного ветра. Матери прижали к себе детишек. Детишки прижали к себе корзинки с хлебными палочками. Стопки шляп задрожали на голове каждого троглодита. Наверное, троги как поедатели рептилий отлично представляли, что может с ними сделать гигантская рептилия.

– Но вы должны помочь нам не поэтому, – добавил я. – Не потому, что это хорошо для трогов, а потому, что мы все должны помогать друг другу. Вот что значит быть цивилизованным. Мы… мы должны видеть, каков верный путь, и должны пройти по нему.

Нико закрыл глаза, словно произнося предсмертную молитву. Уилл тихо светился под абажуром. Мэг украдкой показала мне большие пальцы, но это меня не обрадовало.

Троги ждали, что решит Иии-Блинг: сделать нас частью сегодняшнего меню или нет.

Как ни странно, я был спокоен. И уверен, что мы выложились по полной. Я взывал к их альтруистичности. Рейчел надавила на их страх перед гигантской рептилией, способной сожрать будущее. Кто знает, какой довод окажется для них убедительней…

Иии-Блинг смерил взглядом меня и мою кепку «Нью-Йорк Метс»:

– Что ты хочешь, чтобы я сделал, Лестер-Аполлон?

Он произнес имя «Лестер» так же, как скрип и щелчки перед другими именами, почти как титул – словно выказывая мне уважение.

– Вы можете сделать тайный подкоп под башней императора? – спросил я. – Чтобы мои друзья смогли вывести из строя чаны с греческим огнем?

Он коротко кивнул:

– Это возможно.

– Тогда я прошу вас взять с собой Уилла и Нико…

Рейчел кашлянула.

– И Рейчел, – добавил я, надеясь, что не приговариваю свою любимую жрицу к гибели в пробковом шлеме. – А в это время мы с Мэг должны отправиться к парадному входу в башню императора, чтобы сдаться.

Троги беспокойно заерзали. То ли им не понравилось, что я сказал, то ли сцинковый суп добрался до их кишок.

Ррр-Фред бросил на меня сердитый взгляд из-под полицейской фуражки:

– Я все еще вам не доверяю. Зачем вам сдаваться Нерону?

– Я вижу тебя, о Ррр-Фред, – сказал Нико. – Могучий носитель шляп, начальник службы безопасности! Ты вправе опасаться, но капитуляция Аполлона – лишь отвлекающий маневр. Он привлечет внимание императора, пока мы будем прокладывать туннель. Если удастся одурачить императора и заставить его ослабить охрану… – Он осекся и посмотрел на потолок, будто услышал что-то наверху.

Миг спустя заволновались и троги. Они повскакивали на ноги, перевернув миски с супом и корзинки с хлебными палочками. Многие выхватили обсидиановые ножи и копья.

Иии-Блинг зарычал на Нико:

– Tauri silvestres приближаются! Что ты сделал, сын Аида?

Нико оторопел:

– Ничего! М-мы сражались с их стадом на поверхности. Но потом убежали от них по теням. Невозможно, чтобы они…

– Вы глупцы, обитатели Корки! – взвыл Ррр-Фред. – Tauri silvestres могут преследовать свою добычу любыми путями! Вы привели врага в нашу штаб-квартиру. Скрип-Моррис, позаботься о малышах! Отведи их в безопасное место!

Скрип-Моррис начал собирать детей. Остальные взрослые принялись сворачивать палатки, собирать свои лучшие камни и другие запасы.

– Вам повезло, что мы самые быстрые бегуны на свете, – прорычал Клик-Урон, поварской колпак которого дрожал от гнева. – Вы подвергли всех нас опасности! – Он схватил пустой котелок для супа, спрыгнул на дорогу и испарился, оставив после себя лишь сцинковый дух.

– Что будем делать с обитателями Корки? – спросил Ррр-Фред председателя правления. – Убьем их или оставим быкам?

Иии-Блинг злобно взглянул на меня:

– Ррр-Фред, доставь Лестера-Аполлона и Мэг-Девчонку к Башне Нерона. Если хотят сдаться, мы не будем им мешать. Что касается оставшихся троих, я…

Платформа содрогнулась, потолок треснул – и на поселение дождем посыпались коровы.

Глава 19

Беги, река Ой-ой!

Неси меня – ой! – прочь от – ой!

Славная река Ой-ой!

То, что произошло в следующие пять минут, недостаточно описать просто словом «хаос». Это можно сравнить с моментом, когда Хаос дает волю чувствам и безумствует. И поверьте мне, вам не хочется видеть безумства первородной богини.

Лесные быки падали из трещин в потолке, рушили палатки, размазывали троглодитов в лепешки, вокруг летали шляпы, миски и горшки с грибами. В этой круговерти я практически сразу потерял из виду Уилла, Рейчел и Нико. Оставалось только надеяться, что Иии-Блинг и его помощники умчали их в безопасное место.

Передо мной рухнул бык, отделив меня от Мэг и Ррр-Фреда. Пока зверь пытался встать на ноги (копыта?), я перепрыгнул через него как заправский паркурщик, в отчаянной попытке не потерять свою юную госпожу.

Когда я заметил ее, она уже была в десяти футах от меня, Ррр-Фред по неизвестной мне причине быстро тащил ее к реке. Разнообразные препятствия на платформе и необходимость вступать в бой с врагом мешала трогам передвигаться так быстро, как они умеют, но Ррр-Фреду каким-то образом удавалось не сбавлять скорость. Если бы Мэг, которую троглодит, петляя в толпе, тащил за собой, постоянно не спотыкалась, у меня не было бы ни единого шанса догнать их.

Я перепрыгнул через второго быка. (Эй, если уж корова может перепрыгнуть через луну, то почему бы солнцу не перепрыгнуть через двух коров?) Еще один промчался мимо меня, истошно мыча и пытаясь сбросить с рогов палатку из бычьей шкуры. Сказать по правде, я бы тоже запаниковал, если бы вокруг моей головы обмоталась кожа одного из моих сородичей.

До Мэг оставались считаные метры, когда я вдруг заметил, что на платформе вот-вот произойдет катастрофа. Малыш-трог в шапочке с пропеллером, который обслуживал меня за обедом, отбился от остальных детей. Забыв об опасности, он ковылял за своим хрустальным мячиком, который катился по платформе прямо навстречу бегущему быку.

Я потянулся к луку, но вспомнил, что в колчанах пусто. Выругавшись, я схватил первое, что попалось под руку – обсидиановый кинжал, – и запустил его прямо в голову быку.

– ЭЙ! – крикнул я, чем достиг сразу двух целей: маленький трог замер на месте, а бык повернулся ко мне – и в тот же миг получил кинжал в ноздрю.

– Му-у! – взревел бык.

– Мячик! – завопил мальчик в шапочке, глядя, как кристальная сфера, промелькнув между бычьих ног, покатилась ко мне.

– Я его тебе верну! – пообещал я, что, учитывая обстоятельства, было сущей глупостью. – Беги! Спасайся!

Бросив последний отчаянный взгляд на хрустальный шар, мальчик в шапочке спрыгнул с платформы и исчез, устремившись по дороге вдаль.

Бык фыркнул, избавляясь от кинжала, и злобно уставился на меня. Его голубые глаза в полутьме пещеры горели как бутановое пламя. И тут он понесся на меня.

Подобно героям прошлого я отступил назад, споткнулся о котелок и больно упал на зад. За секунду до того, как бык растоптал бы меня, превратив в джем со вкусом Аполлона, ему на голову посыпались светящиеся грибы. Ослепленный зверь заревел и, сбившись с курса, пропал в общей суматохе.

– Пошли! – В пяти футах от меня стояла Мэг, которой каким-то образом удалось уговорить Ррр-Фреда повернуть назад. – Лестер, нам надо идти! – Она сказала это так, будто я сам догадаться не в состоянии.

Подхватив хрустальный мяч, я поднялся на ноги и побежал за Ррр-Фредом и Мэг к реке.

– Прыгайте! – скомандовал Ррр-Фред.

– Но есть же отличная дорога! – Я старался запихнуть хрустальный мяч к себе в рюкзак. – А вы в эту реку выливаете ночные горшки!

– По дороге быки могут нас догнать, – гаркнул Ррр-Фред. – Вы слишком медленно бегаете.

– А плавать они умеют? – спросил я.

– Да, но не так быстро, как бегать! А теперь прыгайте – или умрете!

Обожаю, когда выбор простой и ясный. Я схватил Мэг за руку. И вместе мы прыгнули.

Ах, подземные реки. Такие холодные. Такие быстрые. И такие каменистые.

Вы можете предположить, что эти зазубренные, острые словно пики камни давно сгладились быстрым течением – но нет. Они цеплялись за одежду, безжалостно били и кололи меня, пока я проносился мимо. Мы мчались сквозь мрак, кружась и кувыркаясь по воле реки, моя голова то и дело оказывалась под водой и снова выныривала. Только почему-то вовремя сделать вдох у меня всякий раз не получалось. Но, несмотря ни на что, я крепко держал Мэг за руку.

Понятия не имею, сколько длилась эта водная пытка. Мне показалось, что дольше большинства столетий, которые мне пришлось прожить – кроме разве что четырнадцатого века нашей эры: отвратительный был период. Я начал задумываться о том, от чего я все-таки умру – замерзну насмерть, утону или разобьюсь о камни, – но тут Мэг сильнее стиснула мою руку. После резкого рывка (я чуть не вывихнул плечо) мы остановились. Какая-то нечеловеческая сила вытащила меня из реки, словно я был дюгонем, попавшим в рыбацкую сеть.

Я оказался на скользком каменном выступе. Жалкий, я сжался в комочек, дрожа и отплевываясь от воды. Как в тумане я слышал, что рядом кашляет Мэг, ее, очевидно, рвало. Чья-то нога в остроносом башмаке пнула меня между лопаток.

– Вставай, вставай! – сказал Ррр-Фред. – Спать нет времени!

Я застонал:

– На вашей планете это называется «спать»?!

Он нависал надо мной, уперев руки в бока, его полицейская фуражка каким-то чудом осталась невредима. Я подумал, что, должно быть, это он вытащил нас из реки, заметив выступ, хотя это казалось невозможным. Для этого Ррр-Фред должен был иметь силу жать от груди столько, сколько весит стиральная машина.

– Лесные быки умеют плавать! – напомнил он. – Мы должны уходить, прежде чем они учуют этот выступ. Держи.

Он протянул мне кусочек джерки[28]. По крайней мере, пахло это так, будто это было джерки, пока его не искупали в реке Ой-ой. Теперь это больше походило на нашинкованную морскую губку.

– Съешь, – велел троглодит. Второй кусок он протянул Мэг.

Шляпу пчеловода унесло потоком, и ее прическа теперь напоминала нахлобученного ей на голову мокрого дохлого барсука. Очки косо сидели у нее на носу. На руках были царапины. Несколько пакетиков с семенами, лежавших в карманах садовничьего пояса Мэг, «сдетонировали», и теперь у нее с талии свисали многочисленные тыковки-желуди. Но в остальном она выглядела нормально.

Мэг засунула в рот джерки и принялась жевать.

– Вкусно, – заметила она, что было неудивительно услышать от девчонки, недавно осушившей миску со сцинковым супом.

Ррр-Фред сверлил меня взглядом, пока я не сдался и не откусил от своего джерки. Который, кстати, оказался мягким и вполне съедобным. Стоило мне проглотить первый кусочек, я почувствовал, как по рукам и ногам разливается тепло. Кровь потекла по венам. Прошла заложенность в ушах. Мне всерьез показалось, что со щек начали исчезать прыщи.

– Ого! – сказал я. – А закупиться этим можно?

– Не мешай мне заниматься делом, – проворчал наш провожатый. – И так потратили много времени.

Он отвернулся и начал исследовать стену туннеля.

Когда зрение прояснилось, а зубы перестали нещадно стучать, я рассмотрел наше убежище получше. Под нами по-прежнему громко и яростно ревела река. Вниз по течению потолок становился все ниже, так что вынырнуть было невозможно, а значит, Ррр-Фред вытащил нас из воды как раз вовремя, иначе дышать мы бы уже не смогли. Нашего выступа едва хватало, чтобы мы все разместились на нем сидя, но пещера здесь была такой низкой, что даже Ррр-Фреду приходилось немного сутулиться.

Выбраться отсюда можно было только по реке, другого выхода не оказалось – только сплошной камень, на который неотрывно пялился Ррр-Фред.

– Тут есть тайный проход? – спросил я его.

Он нахмурился, словно я не заслуживал той полоски губчатого джерки, которую он мне пожертвовал.

– Прохода нет, обитатель Корки. Пока.

Он хрустнул костяшками, размял пальцы и начал копать. Под его руками камень крошился, как безе, Ррр-Фред сгребал мелкие кусочки и швырял их в реку. В считаные минуты он сбросил в воду двенадцать кубических футов камня, и казалось, ему это так же легко, как смертному вытащить одежду из шкафа. И продолжал копать.

Я поднял какой-то обломок, чтобы проверить, насколько он хрупкий, сжал его в руках – и тут же поранил палец.

Мэг указала на оставшуюся у меня половину джерки:

– Ты не будешь доедать?

Я хотел оставить его про запас – на тот случай, если мне захочется есть, потребуется суперсила или прыщи одолеют, но вид у Мэг был такой голодный, что я отдал его ей.

Следующие несколько минут я выливал воду из укулеле, колчанов и обуви, а Ррр-Фред все копал и копал.

Наконец из шахты вылетело облачко пыли, и трог удовлетворенно крякнул. Он вышел, демонстрируя нам проход пять футов длиной, ведущий в другую пещеру.

– Быстрее, – сказал он. – Я запечатаю туннель за нами. Если повезет, нам удастся ненадолго сбить быков с нашего следа.

Удача нам улыбнулась. Возрадуйся, дорогой читатель, ибо такие фразы в моем рассказе редки. Пока мы пробирались по новой пещере, я все время оглядывался на запечатанную Ррр-Фредом стену, ожидая, что ее вот-вот пробьет стадо мокрых злобных рыжих коров, но ни одного зверя так и не появилось.

Ррр-Фред вел нас наверх по лабиринту петляющих туннелей, пока мы не вышли в коридор с кирпичными стенами, где пахло гораздо хуже, как в канализации.

Ррр-Фред презрительно фыркнул.

– Людская территория.

Я был так счастлив, что готов был прижать к сердцу канализационную крысу:

– В каком направлении дневной свет?

Ррр-Фред ощерился:

– Не говори при мне такие слова.

– Какие? Днев…

Он зашипел:

– Если бы ты был ребенком из наших, я бы вымыл тебе рот с базальтом!

– Я бы на это посмотрела, – ухмыльнулась Мэг.

– Пфф, – фыркнул Ррр-Фред. – Сюда.

И он повел нас дальше во тьму.

Я потерял счет времени, но представлял, как Рейчел Элизабет Дэр стучит пальцем по часам, напоминая мне, что времени у нас совсем мало, мало, мало. Оставалось только надеяться, что мы доберемся до башни Нерона до заката.

Так же горячо я надеялся, что Нико, Уилл и Рейчел пережили нападение быков. Да, наши друзья находчивы и храбры. Возможно, им все еще помогают троглодиты. Но слишком часто выживание зависит от слепой удачи. Об этом мы, боги, предпочитаем не распространяться, не желая, чтобы в наши храмы поступало меньше приношений.

– Ррр-Фред… – начал было я.

– Ррр-Фред, – поправил он.

– РРР-Фред?

– Ррр-Фред.

– рРР-Фред?

– Ррр-Фред!

Можно было бы подумать, что с моими музыкальными способностями у меня должно хорошо получаться схватывать языковые нюансы, но, по-видимому, в троглодитском мне было еще далеко до Нико.

– Достопочтенный проводник, – сказал я, – а что с нашими друзьями? Как думаешь, Иии-Блинг исполнит свое обещание и поможет им добраться до императорских чанов с греческим огнем?

Ррр-Фред усмехнулся:

– Разве председатель правления давал такое обещание? Что-то я не припомню.

– Но…

– Мы на месте. – Он остановился в конце коридора рядом с узкой кирпичной лестницей, ведущей наверх. – Дальше мне пути нет. По этим ступеням вы доберетесь до одной из людских станций метро. Оттуда найдете дорогу до Корки Корок. Выйдете на поверхность в пятидесяти футах от башни Нерона.

– Откуда такая уверенность? – заморгал я.

– Я трог, – произнес он таким тоном, словно объяснял что-то очевидное туповатому детенышу.

Мэг поклонилась, отчего тыковки-желуди у нее на поясе застучали друг о друга:

– Благодарим тебя, Ррр-Фред.

Он угрюмо кивнул. Я заметил, что ее произношение он поправлять не стал.

– Я исполнил свой долг, – заявил он. – Судьбу ваших друзей будет решать Иии-Блинг, если, конечно, председатель правления остался жив после той катастрофы, которую вы, бесшляпные варвары, навлекли на нашу штаб-квартиру. Если бы спросили меня… – Он не стал заканчивать свою мысль. Скорее всего Ррр-Фред не проголосовал бы за то, чтобы предоставить нам фондовый опцион на следующем собрании акционеров-троглодитов.

Я вытащил из промокшего рюкзака хрустальный шар мальчика в шапочке и протянул его Ррр-Фреду:

– Не мог бы ты отдать его владельцу? И спасибо, что проводил нас. Как бы то ни было, я говорил искренне. Мы должны помогать друг другу. Только за такое будущее стоит бороться.

Ррр-Фред повертел хрустальную сферу в руках. Его коричневые глаза оставались непроницаемыми, как стены пещеры. То ли они были твердыми и непробиваемыми, то ли готовы были раскрошиться, то ли сквозь них вот-вот должно было пробиться стадо злобных коров.

– Доброго рытья, – наконец сказал он. И тут же исчез.

Мэг взглянула на лестницу. У нее тряслись руки, и вряд ли дело было в холоде.

– Ты уверена? – спросил я.

Она вздрогнула, словно забыла, что я рядом.

– Как ты и сказал: либо мы помогаем друг другу, либо пусть змей сожрет будущее.

– Я не совсем так вы…

– Пошли, Лестер. – Она тяжело вздохнула. – Пора двигаться.

По сути это был приказ, и я не мог его ослушаться, но что-то подсказывало мне, что Мэг сказала так, чтобы еще и укрепить свою решимость.

Вместе мы начали подниматься обратно на Корку Корок.

Глава 20

Вы еще не обедали?

Эту часть лучше не читать

Сразу после еды

Я ожидал увидеть ров, кишащий аллигаторами. Металлическую подъемную решетку. Может быть, чаны с кипящим маслом.

Мое воображение рисовало башню Нерона мрачной крепостью со всеми необходимыми зловещими атрибутами. На поверку это оказалось очередное чудовищное строение из стекла и стали, вполне обычное для Мидтауна.

Мы с Мэг поднялись из метро примерно за час до заката. По нашим меркам удивительно рано. Теперь от башни нас отделяла Седьмая авеню, мы стояли и смотрели на здание, собираясь с духом.

У входа в башню кипела обычная для Манхэттена жизнь. Жители Нью-Йорка раздраженно проталкивались сквозь группы глазеющих туристов. Фургончик с халяльной едой источал пар с ароматом кебаба. Из грузовичка с мороженым «Мистер Софти» грохотал фанк. Уличный художник торговал портретами знаменитостей, выполненными аэрографом. Никто не обращал особого внимания на фирменное здание, в котором находились компания «Триумвират Холдингс Лимитед» и кнопка, активирующая оружие Судного дня, грозящее уничтожить город примерно за пятьдесят восемь минут.

Стоя на противоположной стороне улицы, я не заметил ни вооруженной охраны, ни монстров, ни германцев, патрулирующих территорию, – лишь черные мраморные колонны перед дверями из толстого стекла, за которыми простирался типичный огромный вестибюль с абстрактными картинами на стенах, стоял пост охраны и стеклянные турникеты, преграждающие путь к лифтам.

Уже наступило семь вечера, но из здания все еще небольшими группками выходили работники. Люди в деловых костюмах, вцепившись в портфели и телефоны, спешили успеть на свои поезда. Некоторые на выходе обменивались любезностями с охранником. Я попытался представить себе эти разговоры. «Пока, Калеб. Привет семье. Завтра нас ждут новые деловые операции во имя зла, увидимся!»

Мне вдруг показалось, что мы проделали весь этот путь, чтобы сдаться какой-то брокерской фирме.

Мы с Мэг перешли дорогу по зебре. Упасите нас боги зазеваться и попасть под машину на пути к мучительной смерти. Несколько пешеходов странно поглядывали на нас, что неудивительно – ведь мы насквозь промокли и от нас несло как из подмышки троглодита. Но мы все-таки были в Нью-Йорке, поэтому большинство народа нас просто игнорировало.

Не разговаривая, мы поднялись по ступеням к главному входу. По молчаливому согласию мы взялись за руки, словно нам снова предстоит нырнуть в реку, которая может нас разлучить.

Не завыли сирены. Не выскочила из засады стража. Не защелкнулся медвежий капкан. Толкнув тяжелую стеклянную дверь, мы вошли в вестибюль.

В прохладном воздухе разливалась легкая классическая музыка. Над постом охраны висела металлическая скульптура из медленно кружащихся форм, окрашенных в корпоративные цвета. Охранник, наклонившись в кресле, читал книгу в мягкой обложке, в свете мониторов его лицо было бледно-голубым.

– Чем могу помочь? – спросил он, не поднимая головы.

Я взглянул на Мэг, мысленно поинтересовавшись, туда ли мы попали. Она кивнула.

– Мы пришли сдаться, – объяснил я стражнику.

Услышав такое, он, конечно, должен был поднять глаза. Но нет.

Казаться более незаинтересованным в нас он просто не мог. Это напомнило мне гостевой вход на Олимп через вестибюль Эмпайр-стейт-билдинг. Обычно я никогда им не пользуюсь, но знаю, что Зевс нанял самых невпечатлительных, бесстрастных существ, которых только мог найти, на пост охраны, чтобы отваживать посетителей. Возможно, Нерон специально сделал то же самое.

– Я Аполлон, – продолжал я. – А это Мэг. Наверное, нас ожидают? Вроде как… крайний срок на закате – иначе город сгорит?

Охранник тяжело вздохнул, словно любое движение причиняло ему боль. Придерживая пальцем страницу романа, он достал ручку и с размаху положил ее на стойку рядом с книгой регистрации.

– Имена. Документы.

– Вам нужны документы, чтобы взять нас в плен? – изумился я.

Охранник перевернул страницу книги и продолжил чтение.

Я со вздохом достал свои ученические права штата Нью-Йорк. Наверное, не стоило удивляться, что меня заставили предъявить их тут, чтобы унизить напоследок. Я положил права на стойку и придвинул их к охраннику. И записал нас обоих в журнал. Имя (имена): Лестер (Аполлон) и Мэг. К кому: к Нерону. Цель: Сдаться. Вход (время): 19.16. Выход (время): вероятно, никогда.

Учитывая возраст Мэг, я не думал, что у нее есть документы, но она сняла золотые кольца-скимитары и положила их рядом с моими правами. Я едва не заорал «С ума сошла?!». Но ее движения были привычны – похоже, она делала это уже миллион раз. Охранник, ничего не говоря, изучил кольца. Затем взял права и сравнил фотографию с моим лицом. Глаза у него были цвета десятилетних кубиков льда.

Судя по всему, он решил, что, как ни печально, в жизни я выгляжу так же неприглядно, как и на фотографии в правах, и вернул их вместе с кольцами Мэг.

– Лифт номер девять справа от вас, – объявил он.

Я чуть не поблагодарил его. Но передумал.

Мэг потянула меня за рукав:

– Пошли, Лестер.

Она провела меня через турникет к лифту номер девять. Внутри стальной коробки не было кнопок. Лифт просто начал подниматься, когда двери закрылись. Одно радовало: здесь не играла никакая музыка, только тихо жужжал механизм, четко и бодро, как промышленная машина для резки мяса.

– Что ждет нас наверху? – спросил я Мэг.

Я догадывался, что лифт под наблюдением, но не мог не спросить. Мне хотелось услышать голос Мэг. А еще – не дать ей окончательно погрузиться в мрачные мысли. Таким непроницаемым ее лицо часто становилось, когда она думала о своем ужасном отчиме: ее мозг, видимо, отключал все второстепенные службы и изолировался, готовясь к урагану.

Она надела кольца обратно на средние пальцы.

– Представь все, что может случиться, – посоветовала она, – а потом переверни вверх тормашками и выверни наизнанку.

Именно такого утешения я и ждал. У меня в груди и так уже будто перевернули все вверх тормашками и вывернули наизнанку. Я был в шоке оттого, что мне пришлось идти в логово Нерона с двумя пустыми колчанами и размокшим укулеле. Я был в шоке оттого, что никто не схватил нас на месте, что охранник вернул Мэг кольца, словно два магических скимитара ничего не решали в нашей судьбе.

И все же я выпрямил спину и снова сжал руку Мэг:

– Сделаем то, что должны.

Двери лифта разъехались в стороны, и мы шагнули в императорскую приемную.

– Добро пожаловать!

Нас встретила девушка в черном деловом костюме, на высоких каблуках и с гарнитурой в левом ухе. Ее роскошные зеленые волосы были собраны в хвост на затылке. Макияж придавал лицу более розовый, человеческий вид, но зеленый оттенок глаз и заостренные уши выдавали в ней дриаду.

– Я Арека. Могу я предложить вам напитки перед встречей с императором? Вода? Кофе? Чай? – Голос ее звучал неестественно бодро. Но глаза кричали: «Помогите, меня держат в заложниках!»

– Спасибо, мне ничего не нужно, – жалко солгал я.

Мэг покачала головой.

– Отлично, – солгала в ответ Арека. – Следуйте за мной!

Это я перевел как «Бегите, пока можете!». Она поколебалась пару мгновений, давая нам возможность обдумать наш выбор. Когда мы не завопили и не бросились обратно в лифт, она повела нас к двойным золотым дверям в конце коридора.

Они открылись изнутри – и перед нами предстал тронный зал в стиле лофт, который привиделся мне в кошмаре.

Стены представляли собой окна от пола до потолка, откуда открывался вид на весь закатный Манхэттен. На западе кроваво-красное небо нависало над Нью-Джерси, река Гудзон казалась сияющей пурпурной артерией. На востоке городские каньоны скрывала тень. Вдоль окон стояли разные деревья в горшках, что показалось мне странным. Вкусу Нерона больше соответствовали золотая филигрань и отрубленные головы.

Роскошные персидские ковры превратили паркетный пол в подобие асимметричной шахматной доски. Потолок поддерживали ряды черных мраморных колонн, что слишком уж напоминало о дворце Кроноса. (Он и его титаны обожают черный мрамор. Это одна из причин, по которым Зевс настоял, чтобы ослепительно-белая отделка всего на Олимпе стала строительной нормой.)

В помещении было много народу, все стояли навытяжку, глядя на нас, словно не один день репетировали эту расстановку и только мгновение назад Нерон скомандовал «Все по местам! Они здесь!». Если бы они все вдруг начали танцевать, я бы выпрыгнул в ближайшее окно.

Слева от Нерона в ряд стояли одиннадцать юных полубогов Императорского двора (также известные как Злые дети фон Трапп[29]), обряженных в лучшие тоги с пурпурной каймой поверх потрепанных джинсов и поло, видимо потому, что футболки не соответствуют дресс-коду, предназначенному для встречи семьи с важными пленниками, приговоренными к казни. Многие из старших полубогов сверлили взглядом Мэг.

Справа от императора расположилась дюжина слуг: девушки с подносами и кувшинами; накачанные юноши с опахалами из пальмовых листьев, хотя кондиционер здесь, похоже, работал в режиме «Полярная зима». Молодой человек, явно проспоривший кому-то, массировал императору ноги.

Со всех сторон трон охраняли полдюжины германцев, включая Гунтера, нашего знакомого из поезда до Нью-Йорка. Он рассматривал меня, словно представляя, какими интересными и болезненными способами можно отделить мою голову от тела. Рядом по правую руку императора стояла Лугусельва.

Я сдержал вздох облегчения. Конечно, вид у нее был ужасный. Ее ноги поддерживали металлические скобы. Обеими руками она опиралась на костыли. На шее у нее был поддерживающий воротник, а вокруг глаз темнели синяки, придавая сходство с енотом. Казалось, не пострадал только ее ирокез. Но учитывая, что всего три дня назад я сбросил ее с крыши, видеть ее стоящей на ногах было потрясающе. Без нее наш план не мог состояться. К тому же, если бы Лу умерла от травм, Мэг, наверное, убила бы меня раньше, чем Нерон.

Сам император сидел развалившись на безвкусном пурпурном диване. Банный халат он сменил на тунику и традиционную римскую тогу, что скорее всего мало отличалось от его одежды для сна. Венчающие его золотые лавры были недавно отполированы. Борода на шее блестела от масла. Если бы его вид был еще хоть чуточку более надменным, все домашние кошки на планете засудили бы его за плагиат.

– Ваше императорское величество! – наша провожатая Арека старалась говорить бодро, но от страха у нее дрожал голос. – Ваши гости прибыли!

Нерон жестом приказал ей убираться. Арека поспешила отойти к окну и встала рядом с одним из деревьев в горшке, которым оказалось… Ну конечно. От жалости у меня екнуло сердце. Арека стояла рядом с пальмой арека, дававшей ей жизненную силу. Император украсил свой тронный зал высаженными в горшки порабощенными дриадами.

Я услышал, как рядом со мной заскрипела зубами Мэг. Видимо, дриады появились здесь недавно, возможно для того, чтобы напомнить Мэг, кто здесь хозяин.

– Так-так! – Нерон отпихнул ногой юношу, который массировал ему ступни. – Аполлон. Я потрясен.

Лугусельва заерзала на костылях. На ее бритой голове словно корни дерева проступали вены.

– Видите, владыка? Я же говорила, что они придут.

– Да. Да, говорила. – В голосе Нерона звучали сила и холод. Он подался вперед, переплетя пальцы, под туникой проступил большой живот. Я думал, что Дионис является всем в виде мужика с пузом, выказывая протест Зевсу. Интересно, какое оправдание придумал для себя Нерон.

– Итак, Лестер, после всех палок, которые ты вставлял мне в колеса, что это вдруг ты решил сложить лапки и сдаться?

Я моргнул:

– Ты пригрозил спалить город.

– Ой, да брось! – он заговорщически мне улыбнулся. – В былые времена мы с тобой не раз стояли бок о бок и наблюдали, как полыхают города. Вот моя дорогая Мэг… – он обратился к ней с такой нежностью и теплом, что меня чуть не вывернуло на его персидский ковер. – Я легко поверю, что она, может быть, и хочет спасти город. Она настоящая героиня.

Остальные полубоги Императорского двора обменялись полными отвращения взглядами. Мэг определенно была любимицей Нерона, чем заслужила ненависть каждого в этой дружной приемной семье социопатов.

– Но ты, Лестер, – продолжал Нерон. – Нет… Не верю, что в тебе проснулось благородство. Нельзя за такой краткий срок изменить нашу природу, которой не одна тысяча лет, разве не так? Ты бы не пришел, если бы не видел в этом выгоды… для себя. – Он указал на меня, и я почти почувствовал, как его палец уткнулся мне в грудь.

Стараясь казаться испуганным, что было нетрудно, я спросил:

– Так ты хочешь, чтобы я сдался, или нет?

Нерон улыбнулся Лугусельве, а затем Мэг.

– Знаешь, Аполлон, – лениво проговорил он, – просто поразительно, как плохие поступки могут оказаться хорошими, и наоборот. Помнишь мою мать, Агриппину? Ужасная женщина. Постоянно пыталась править за меня, говорила мне, что делать. В конце концов мне пришлось ее убить. Не самолично, конечно. Я поручил это своему слуге Аникету. – Он едва заметно пожал плечами: мол, матери, они такие, что поделать? – Вообще убийство матери считалось у римлян одним из самых страшных преступлений. И все же после того, как я ее убил, народ полюбил меня еще больше! Я постоял за себя, показал свою независимость. Я стал героем для обывателей! Потом были все эти истории о христианах, которых я сжигал заживо…

Я не понимал, куда он клонит. Мы разговаривали о моей капитуляции. Теперь Нерон рассказывал мне о своей матери и вечеринках с сожжением людей. Мне же хотелось, чтобы меня вместе с Мэг бросили в клетку, желательно перед этим не мучая, и чтобы потом пришла Лу, освободила нас и помогла уничтожить башню. Разве я многого желал? Но если уж император начал вещать о себе, оставалось лишь смириться. Это могло затянуться надолго.

– Хочешь сказать, истории о сожжении христиан неправда? – спросил я.

Он рассмеялся:

– Конечно же это правда. Христиане стремились подорвать традиционные римские ценности. О да, они заявляли, что их религия мирная, но никого этим не обманули. Суть в том, что настоящие римляне любили меня за то, что я занял твердую позицию. После моей смерти… Ты это знал? После моей смерти простой народ взбунтовался. Они отказывались верить, что я мертв. Поднялась волна восстаний, и лидер каждого бунта заявлял, что он – это переродившийся я. – Глаза его мечтательно затуманились. – Меня обожали. Мои так называемые злодеяния прославили меня – тогда как добрые дела, например когда я прощал врагов, обеспечивал империи мир и стабильность… из-за них я казался слабым, и в конечном итоге они стоили мне жизни. На этот раз я все буду делать иначе. Я верну традиционные римские ценности. Я не буду переживать о добре и зле. Те, кто останется жив после смены власти… они полюбят меня как отца. – Он указал на стоящих в ряд приемных детей, которые, наученные горьким опытом, старательно делали бесстрастный вид.

У меня в горле вновь зашевелился невидимый сцинк. Тот факт, что Нерон – убийца собственной матери, – говорил о защите традиционных римских ценностей… это было едва ли не самое римское, что я только мог вообразить. При мысли о том, что он решил стать папочкой для всего мира, у меня внутри все сжалось. Я представил, как моих друзей из Лагеря полукровок заставят встать строем за слугами императора и как Мэг вернется в ряды полубогов императорского двора.

Она станет двенадцатой, понял я. Двенадцать приемных детей Нерона, как двенадцать олимпийцев. Это не могло быть совпадением. Нерон растил их как молодых будущих богов, которые будут править его кошмарным новым миром. Это делало Нерона новым Кроносом, всемогущим отцом, который мог либо изливать на своих детей благодать, либо проглотить их по своему усмотрению. Я очень сильно недооценил манию величия Нерона.

– На чем я остановился? – задумчиво проговорил Нерон, возвращаясь из грез о кровавых побоищах.

– На середине злодейского монолога, – подсказал я.

– Точно, теперь вспомнил! Добрые и злые дела. Ты, Аполлон, пришел сдаться, жертвуя собой, чтобы спасти город. Похоже на доброе дело! Именно поэтому я и подозреваю, что на самом деле это не так. Лугусельва!

Галлийка была не похожа на человека, которого легко заставить вздрогнуть, но, когда Нерон выкрикнул ее имя, металлические скобы на ее ногах скрипнули.

– Владыка?

– Каков был план? – спросил Нерон.

Мои легкие покрылись инеем.

Лу изо всех сил изображала смятение:

– Владыка?

– Ваш план! – рявкнул он. – Ты специально их отпустила. Они пришли сами на исходе данного им срока. На что ты рассчитывала, когда предала меня?

– Владыка, нет. Я…

– Взять их!

Вдруг мне стало ясно, для какого танца расставили всех присутствующих. Все блестяще справились со своей задачей. Слуги отошли назад. Полубоги императорского двора шагнули вперед и обнажили мечи. Я не заметил, как германцы подкрались к нам сзади, пока два дородных детины не стиснули мне руки. Еще двое схватили Мэг. Гунтер с товарищем вцепились в Лугусельву с таким энтузиазмом, что ее костыли застучали по полу. Будь Лу здорова, она бы, конечно, не сдалась без боя, но в ее нынешнем положении достойного отпора дать не могла. Германцы швырнули ее на пол, заставив пасть ниц перед императором, не обращая внимания ни на ее крики, ни на скрип скоб у нее на ногах.

– Перестаньте! – Мэг пыталась вырваться, но германцы были тяжелее ее на несколько сотен фунтов.

Я пнул одного из держащих меня по голени, но без толку. С тем же успехом можно было пинать лесного быка.

У Нерона весело заблестели глаза.

– Видите, дети, – сказал он одиннадцати приемышам, – если задумаете свергнуть меня, вам придется постараться получше. Честно говоря, я разочарован. – Он покрутил несколько волосков из бороды, видимо потому, что нормальных злодейских усов отрастить ему так и не удалось. – Посмотрим, правильно ли я все понял, Аполлон. Ты сдаешься, чтобы попасть ко мне в башню, надеясь, что я не сожгу город и ослаблю стражу. В это время в Лагере полукровок собирается твоя маленькая армия полубогов… – Он коварно улыбнулся. – Да, из надежных источников мне стало известно, что они готовятся к наступлению. Как захватывающе! Когда они нападут, Лугусельва выпустит вас из камер, и все вместе во всей этой суматохе вы сумеете меня убить. Примерно так?

Мое сердце вцепилось в грудную клетку, как троглодит в каменную стену. Если Лагерь полукровок действительно готовится нанести удар, это может значить, что Рейчел выбралась на поверхность и связалась с ними. И возможно, Уилл и Нико тоже все еще живы и по-прежнему с троглодитами. Но Нерон мог и солгать. Или он знает больше, чем сказал. Так или иначе, Лугусельву раскрыли, а значит, она не сможет ни освободить нас, ни помочь уничтожить императорские фасции. Независимо от того, удастся ли Нико и трогам исполнить задуманное, наши друзья из лагеря отправятся навстречу собственной гибели. Ах да: еще я умру.

Нерон весело рассмеялся.

– Вот оно! – Он указал на меня. – Лицо человека, который понял, что его жизнь закончена. Такое не подделать. Тут все по-настоящему! И конечно, ты прав.

– Нерон, не надо! – закричала Мэг. – От-тец!

Это слово далось ей чрез боль, словно у нее в горле застрял осколок стекла.

Нерон надул губы и развел руки в стороны, словно Мэг должна была броситься к нему в объятия, если бы ее не держали два громилы.

– О, моя милая дочь. Мне так жаль, что ты решила участвовать в этом. Как бы мне хотелось избавить тебя от грядущей боли. Но ты и сама прекрасно знаешь… нельзя сердить Зверя.

Мэг взвыла и попыталась укусить одного из германцев. Хотелось бы мне иметь такую свирепость. От страха руки и ноги у меня, казалось, стали восковыми.

– Кассий, – позвал Нерон, – выйди вперед, сын.

Самый младший из полубогов спешно подошел к трону. Ему было не больше восьми лет.

Нерон потрепал его по щеке:

– Хороший мальчик. Иди забери у сестры золотые кольца. Надеюсь, ты найдешь им лучшее применение.

Немного поколебавшись, словно ему пришлось переводить указания с неронского языка, Кассий подбежал к Мэг и, не глядя ей в глаза, принялся снимать кольца с ее средних пальцев.

– Касс, – Мэг уже плакала. – Не надо. Не слушай его.

Малыш покраснел, но не остановился. Губы у него были перепачканы чем-то розовым, наверное он пил что-то: сок или газировку. Пушистые светлые волосы напомнили мне… Нет. Нет, я гнал от себя эту мысль. Чтоб его! Слишком поздно! Проклятое воображение! Он напоминал мне юного Джейсона Грейса.

Стянув с Мэг оба кольца, Кассий бегом вернулся к отчиму.

– Хорошо, хорошо, – с некоторым нетерпением проговорил Нерон. – Надевай их. Ты ведь учился управляться со скимитарами?

Кассий кивнул, неуклюже надевая кольца.

Нерон улыбнулся мне как распорядитель шоу. «Благодарим за терпение. У нас небольшие технические неполадки».

– Знаешь, Аполлон, – сказал он, – мне нравится одна древняя христианская поговорка. Как там было? Если рука твоя оскорбит тебя – отсеки ее… Вроде того. – Он посмотрел на простертую у его ног Лугусельву. – О, Лу, боюсь, твои руки оскорбили меня. Кассий, окажи нам честь.

Лугусельва отбивалась и кричала, когда стражники стали вытягивать ее руки вперед, но она была слаба и уже страдала от боли. Кассий сглотнул, его лицо выражало ужас и жажду.

Суровые глаза Нерона, глаза Зверя, впились в него.

– Давай, мальчик, – ледяным тоном скомандовал он.

Кассий превратил кольца в золотые клинки. Когда он опустил их на запястья Лу, мне показалось, что зал поплыл у меня перед глазами. Я уже не понимал, кто кричит: Лу, Мэг или я.

Сквозь туман боли и тошноты я услышал, как Нерон рявкнул:

– Перевяжите ей раны! Ее смерть не будет такой легкой! – Затем глаза Зверя обратились ко мне. – А теперь, Аполлон, послушайте-ка новый план. Тебя посадят в камеру вместе с этой предательницей Лугусельвой. И Мэг, милая Мэг, мы начнем твою реабилитацию. Добро пожаловать домой.

Глава 21

Страшись мягких диванов

И фруктовниц страшись в плену

И сверкающего унитаза

Камера Нерона оказалась лучшим местом, в котором мне приходилось отбывать заключение. Я бы присвоил ей пять звезд. «Невероятная роскошь! Умер бы тут еще раз!»

С высокого потолка свисала люстра… люстра, до которой заключенному было ни за что не достать – слишком высоко. Хрустальные подвески плясали в сиянии светодиодных ламп, бросая ромбовидные отблески на стены цвета яичной скорлупы. В задней части комнаты была установлена раковина с золотыми кранами, автоматический унитаз с биде, скромно прикрытые ширмой – какой шик! Пол укрывал один из Нероновых персидских ковров. Тут был и кофейный столик, по обе стороны которого стояли углом по два обитых плюшем дивана в римском стиле. Столик ломился от угощения: сыр, печенье, фрукты, были здесь и серебряный кувшин с водой, и два кубка – на тот случай, если мы, пленники, решим поднять тост за нашу удачу. Только передняя стена напоминала о тюрьме, так как представляла собой ряд толстых металлических прутьев, но и они были покрыты имперским золотом – а может, и сделаны из него.

Первые двадцать или тридцать минут я провел в камере один. Было трудно уследить за временем. Я мерил комнату шагами, кричал, требовал встречи с Мэг. Я грохотал серебряным блюдом по решетке и ревел, оглашая криками пустой коридор снаружи. В конце концов, когда страх и тошнота взяли надо мной верх, я открыл для себя радость извержения рвоты в дорогущий унитаз с сиденьем с подогревом и множеством функций самоочистки.

Мне стало казаться, что Лугусельва погибла. Иначе почему ее не привели в камеру вместе со мной, как обещал Нерон? Да и могла ли она пережить шок от двойной ампутации, когда и так серьезно ранена?

Как раз когда я убеждал себя, что умру в одиночестве в этой камере и никто не поможет мне есть сыр с крекерами, где-то в коридоре с грохотом распахнулась дверь, забухали тяжелые шаги и кто-то закряхтел. Показались Гунтер и еще один германец, тащившие под руки Лугусельву. Три средние перекладины втянулись в пол, быстро, словно мечи, которые убрали в ножны. Стражники втолкнули Лу в камеру, и решетки вновь закрылись.

Я бросился к Лу. Она лежала, скорчившись и дрожа, на персидском ковре, вся в крови. Скобы с ног были сняты. Она была бледная, белее стен. Запястья были забинтованы, но повязки уже пропитались насквозь. Ее лоб был обжигающе-горячим.

– Ей нужен врач! – закричал я.

Гунтер злобно покосился на меня:

– Разве ты не бог-целитель?

Его друг хмыкнул, и они оба в раскорячку зашагали по коридору.

Лу застонала.

– Держись, – сказал я. И поморщился, поняв, что, учитывая ее положение, сморозил сейчас бестактность.

Я снова забрался на мягкий диван и начал копаться в рюкзаке. Стражники забрали у меня лук, колчаны и Стрелу Додоны, но оставили все, что не было похоже на оружие: промокшее укулеле и рюкзак, где среди прочего остались медикаменты, которые дал мне Уилл: бинты, мази, таблетки, нектар, амброзия. Можно ли галлам амброзию? А аспирин? Времени размышлять у меня не было.

Смочив льняные салфетки ледяной водой из кувшина, я обернул ими голову и шею Лу, чтобы сбить температуру. Затем я измельчил несколько таблеток обезболивающего, смешал их с амброзией и нектаром и заставил ее это съесть, хотя она едва могла глотать. Ей не удавалось сфокусировать взгляд. Дрожь била ее все сильнее.

– Мэг… – прохрипела она.

– Тише, – велел я, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать. – Клянусь, мы спасем ее. Но сначала тебе нужно поправиться.

Она заскулила и издала пронзительный звук, похожий на полный бессилия крик. Наверняка ее мучает ужасная боль. Галлийка уже должна была умереть, но отказывалась сдаваться.

– Теперь тебе придется уснуть, – сказал я. – Прости, но я должен осмотреть твои запястья. Нужно очистить раны и заново их перевязать, иначе ты умрешь от сепсиса.

Я понятия не имел, как сделать это так, чтобы она не погибла от кровопотери или шока, но попытаться необходимо. Стражники перевязали ей запястья кое-как и вряд ли позаботились о дезинфекции. Кровотечение они замедлили, но без моего вмешательства Лу все равно не выжить.

Я взял еще одну салфетку и пузырек с хлороформом – одним из самых опасных веществ из аптечки Уилла. Использовать его было очень рискованно, но отчаянное положение не оставило мне выбора – если, конечно, я не хотел долбануть Лу по голове блюдом для сыра.

Я поднес смоченную салфетку к ее лицу.

– Нет, – слабым голосом проговорила она. – Нельзя…

– Либо это, либо ты вырубишься от боли, когда я возьмусь за твои запястья.

Она поморщилась и кивнула.

Я прижал салфетку к ее носу и рту. Два вдоха – и ее тело обмякло. И я надеялся, что она пока не очнется – ради ее же блага.

Я работал так быстро, как мог. Руки, на удивление, не дрожали. Медицинские знания всплыли в голове словно по воле инстинкта. Я не думал ни о смертельных ранах, на которые приходится смотреть, ни о количестве крови… я просто делал свое дело. Наложить жгут. Продезинфицировать. Я бы попытался пришить ей кисти обратно, пусть это и было совершенно безнадежно, но стражники не потрудились принести их. Ну конечно: вот вам люстра и всякие фрукты, а без рук обойдетесь.

– Прижечь, – бормотал я себе под нос. – Мне нужно…

Моя правая ладонь вспыхнула.

В тот момент мне не показалось это странным. Искорка старой доброй силы солнечного бога? Почему бы и нет? Я прижег обрубки несчастных запястий Лу, обильно смазал их целебной мазью, затем заново забинтовал, на этот раз как следует. Ее руки теперь напоминали две большие ватные палочки.

– Мне так жаль, – сказал я.

Чувство вины давило на меня как латные доспехи. Я относился к Лу с подозрением, а она все это время рисковала жизнью, чтобы помочь нам. И виновата она была только в том, что недооценила Нерона – но то же можно сказать и обо всех нас. А цена, которую ей пришлось заплатить…

Поймите, для меня как для музыканта не придумаешь худшего наказания, чем остаться без рук – навсегда потерять возможность сыграть на клавишах, зажать аккорды на грифе, чтобы из-под пальцев полилась музыка. Способность творить музыку сама по себе уже что-то божественное. Наверное, так же Лу относится к своему боевому искусству. Ей больше никогда не взять в руки оружие.

Жестокость Нерона была безмерна. Мне хотелось прижечь его самодовольную рожу, чтобы стереть с нее ухмылку.

«Займись пациенткой», – напомнил я себе.

Стащив подушки с дивана, я обложил ими Лу, стараясь поудобнее устроить ее на ковре. Даже если бы я захотел рискнуть и перенести ее на диван, вряд ли мне хватило бы сил. Я положил ей на лоб еще холодных компрессов, влил в рот немного воды и нектара. А затем, накрыв пальцами ее сонную артерию, собрал всю свою силу: «Исцелись, исцелись, исцелись».

Возможно, мне просто показалось, но вроде бы внутри меня шевельнулась прежняя сила. Пальцы, прижатые к коже галлийки, потеплели. Ее пульс стал ровнее. Дыхание – спокойнее. Жар уменьшился.

Я сделал все что мог. Я подполз к дивану и вскарабкался на него, от усталости кружилась голова.

Сколько времени прошло? Я не знал, какое решение принял Нерон: уничтожить Нью-Йорк или подождать, пока силы Лагеря полукровок окажутся в пределах досягаемости. Быть может, в этот самый момент город вокруг меня полыхал, но я ничего не замечал в камере без окон внутри автономной башни Нерона. Кондиционеры будут продолжать работать. В туалете будет смываться вода.

А Мэг… О боги, как Нерон собирается заниматься ее «реабилитацией»?!

Это было невыносимо. Я должен встать. И спасти подругу. Но у измученного тела было на этот счет другое мнение.

Перед глазами все поплыло, я упал на бок, и мое сознание поглотил темный омут.

– Привет, дружище.

Знакомый голос, казалось, доносился откуда-то с другого края мира через слабую спутниковую связь.

Когда мое зрение прояснилось, я понял, что сижу за столиком для пикника на пляже. Рядом стояла хибарка с рыбными тако, где мы с Джейсоном, Пайпер и Мэг ели в последний раз перед тем, как проникнуть на мегаяхты Калигулы. Напротив сидел Джейсон Грейс, сияющий и бестелесный, как спроецированное на облако видео.

– Джейсон, – чуть не плача проговорил я. – Ты здесь.

Его улыбка дрогнула. Глаза Джейсона были просто пятнышками бирюзовой краски. И все же я чувствовал спокойную силу его присутствия, слышал доброту в его голосе:

– Не совсем, Аполлон. Я мертв. Тебе снится сон. Но я рад тебя видеть.

Я опустил взгляд, не решаясь заговорить. Передо мной стояло блюдо с рыбным тако, превращенным в золото, словно его коснулся царь Мидас. Я не знал, что это значит. И мне это не нравилось.

– Мне так жаль, – наконец выдавил я.

– Нет-нет, – сказал Джейсон. – Я сделал свой выбор. Ты не виноват. Ты не должен мне ничего, кроме как помнить о том, что я сказал. Помни о том, что важно.

– Ты важен, – возразил я. – Твоя жизнь!

Джейсон наклонил голову набок:

– Да… конечно. Но если кто-то не готов потерять все ради высшей цели – разве этот кто-то герой? – Он слегка выделил голосом слово «кто-то», словно подчеркнув, что это может быть кто угодно: человек, фавн, дриада, грифон, пандос… даже бог.

– Но… – Я отчаянно пытался найти аргумент против. Мне ужасно хотелось протянуть руку, схватить Джейсона за запястья, втянуть его обратно в мир живых. Но я понял, что, даже будь у меня такая сила, я бы сделал это не ради Джейсона. Он примирился со своим выбором. Я бы вернул его, повинуясь собственному эгоизму, потому что не хотел переживать тоску и горе оттого, что потерял его. – Хорошо, – уступил я. Боль, цепкой хваткой сжимающая мне сердце вот уже несколько недель, начала слабеть. – Хорошо, Джейсон. Но мы по тебе скучаем.

По его лицу пробежала рябь:

– Я тоже скучаю. По всем вам. Аполлон, сделай мне одолжение: опасайся слуги Митры – льва, змеей объятого. Ты знаешь, кто он и на что способен.

– Я… что? Нет, не знаю! Пожалуйста, скажи мне!

Джейсон слабо улыбнулся напоследок:

– Я просто сон, я в твоей голове, дружище. У тебя уже есть вся информация. Просто не забудь… за то, чтобы получить что-то у стража звезд, придется платить. Иногда платить должен ты. Иногда нужно позволить сделать это кому-то другому.

Это ничего не прояснило, но сон не дал мне шанса спросить о чем-либо еще.

Джейсон исчез. Золотое рыбное тако рассыпалось в прах. Берег растаял, и я резко очнулся на мягком диване.

– Ты живой? – спросил хриплый голос.

Лу лежала на диване напротив. Представить не могу, как ей удалось подняться туда с пола. Щеки и глаза у нее запали. На перевязанных запястьях появились бурые пятнышки – просочилась кровь. Но лицо у галлийки было уже не таким бледным, а взгляд – на удивление ясным. Мне оставалось лишь сделать вывод, что мои божественные целительные силы – откуда бы они ни пришли – все-таки помогли.

Я так растерялся, что заговорил не сразу:

– Это… это я должен у тебя спросить. Сильно болит?

Она осторожно подняла искалеченные руки:

– Ты об этом? Бывало и хуже.

– О боги! – изумился я. – Чувство юмора? Ты и правда несокрушима.

Мышцы у нее на лице напряглись: то ли она попыталась улыбнуться, то ли поморщилась от мучительной жгучей боли, не утихающей ни на секунду.

– Мэг. Что с ней? Как нам ее найти?

Ее целеустремленность поражала. Несмотря на боль и невероятно жестокую пытку, которую ей пришлось претерпеть, Лу по-прежнему думала лишь о том, как помочь нашей юной подруге.

– Точно не знаю, – ответил я. – Мы найдем ее, но сначала нужно восстановить твои силы. Когда мы выберемся отсюда, ты должна будешь передвигаться сама. Вряд ли я смогу тебя нести.

– Разве? – усмехнулась Лу. – А я так хотела прокатиться у тебя на спине.

Ого, подумал я, наверное, страдая от опасных для жизни травм, галлы становятся особенно язвительными.

Конечно, сама идея выбраться из камеры была абсурдом. Даже в случае успеха мы были не в том состоянии, чтобы спасать Мэг или сражаться с императорскими войсками. Но я не мог потерять надежду, особенно когда моя оставшаяся без рук соратница по-прежнему была способна отпускать шуточки.

К тому же сон о Джейсоне напомнил мне, что где-то на этом этаже башни спрятаны императорские фасции, которые охраняет объятый змеей лев. Страж звезд, слуга Митры – что бы это ни значило – где-то совсем рядом. И если нужно заплатить за то, чтобы разбить Неронов жезл бессмертия в щепки, я готов это сделать.

– У меня осталось немного амброзии. – Я повернулся и нащупал аптечку. – Тебе нужно съесть…

Дверь в конце коридора с лязгом распахнулась. У решетки появился Гунтер с серебряным подносом, нагруженным сэндвичами и банками с разной газировкой. Он улыбнулся, продемонстрировав нам все три своих зуба:

– Обед.

Средние решетки камеры опустились со скоростью гильотины. Гунтер пропихнул поднос внутрь, и решетки снова закрылись, прежде чем я успел даже подумать о том, чтобы сделать шаг к нашему тюремщику.

Мне до ужаса нужно было поесть, но при первом же взгляде на сэндвичи желудок чуть не вывернулся наизнанку. Кто-то срезал с хлеба все корочки. Кусочки были не треугольные, а квадратные. Сразу видно, что обед готовили варвары.

– Накопите силенок! – радостно сказал Гунтер. – Не умирайте до вечеринки!

– Вечеринки? – спросил я, ощутив проблеск надежды. Не потому, что на вечеринках весело, и не потому, что я люблю торт (и то и другое правда), а потому, что если Нерон отложил свое большое торжество, то, возможно, он еще не нажал тревожную кнопку.

– О да! – воскликнул Гунтер. – Сегодня вечером! Вас обоих будут пытать. А потом мы сожжем город! – С этими радужными мыслями Гунтер, усмехаясь про себя, пошел назад по коридору, оставив нам поднос с варварскими сэндвичами.

Глава 22

Я усну, чтобы

Спасти всех, кого люблю

Не благодарите

У богов всегда нелады с дедлайнами.

Сама мысль, что что-то нужно сделать в ограниченное время, не укладывается у бессмертных в голове. С тех пор как я стал Лестером Пападопулусом, я успел понять, что такое дедлайн: будь там-то в такой-то день – или миру придет конец. Добудь то-то к следующей неделе – или все, кого ты знаешь, умрут.

И все же для меня было шоком узнать, что Нерон планирует спалить Нью-Йорк дотла в этот самый вечер, устроив праздник с тортом и продолжительными пытками, – а я никак не смогу этому помешать.

Я смотрел сквозь решетки Гунтеру вслед. Ждал, что он вернется и завопит «Я пошутил!» – но коридор оставался пуст. Мне была видна только малая его часть: белые стены и камера наблюдения на потолке, не сводящая с меня блестящего черного глаза.

Я повернулся к Лу:

– Должен признать, что наше дело труба.

– Спасибо. – Она скрестила культи на груди, как фараон. – Как это я сама не заметила.

– Там камера.

– Ага.

– Тогда как ты собиралась вытащить нас отсюда? Ведь тебя бы увидели.

Лу фыркнула:

– Тут всего одна камера. От нее легко спрятаться. Знаешь, как в жилых помещениях? Они напичканы приборами слежения, микрофонами, у каждой двери – датчики движения.

– Я понял.

Меня взбесило, хотя и не удивило, что за своей семьей Нерон следил пристальнее, чем за пленниками. В конце концов, этот человек убил собственную мать. И теперь он пестует собственный выводок маленьких деспотов. Мне нужно добраться до Мэг.

Я подергал решетки – ну хотя бы попытался. Они не шелохнулись. Необходим всплеск божественной силы, чтобы по-аполлоновски проложить себе путь на волю, но полагаться на свои силы я не мог – или придется поставить под удар весь план.

Кинув злобный взгляд на сэндвичи и газировку, издевательски брошенные нам, я потащился обратно к дивану, пытаясь представить, через что сейчас проходит Мэг.

Мне подумалось, что она сидит в роскошной комнате, похожей на эту, возможно, там нет решеток, но это, конечно же, камера заключения. За каждым ее шагом следят, каждый разговор подслушивают. Неудивительно, что в прошлом ей было больше по душе слоняться по закоулкам Адской кухни[30], охаживая хулиганов мешками с гнилыми овощами и принимая к себе в услужение бывших богов. Сейчас она не может туда сбежать. Рядом с ней нет ни меня, ни Лугусельвы. Она окружена со всех сторон и осталась совсем одна.

Я представлял себе, как работают уловки Нерона. Мне, богу-целителю, кое-что известно о психологии и ментальном здоровье, хотя, признаю, далеко не все хорошие практики я применял к себе – а стоило бы.

Спустив с цепи Зверя, Нерон теперь станет притворяться добреньким. Он постарается убедить Мэг, что она дома: пусть только позволит ему «помочь» ей – и будет прощена. Нерон был одновременно и злым, и добрым полицейским – образцовый манипулятор.

Мысль, что он станет утешать девочку, которой только что нанес травму, была мне отвратительна.

Однажды Мэг уже сбежала от Нерона. Чтобы нарушить его волю, требовалось больше силы и отваги, чем когда-либо было у каждого из известных мне богов. Но теперь… вновь ввергнутой в ту жестокую среду, которую Нерон почти все ее детство выдавал за нормальную, ей нужно быть еще сильней, чтобы не сломаться. Ей будет очень легко забыть, сколь многого она достигла.

«Помни о том, что важно», – раздавался у меня в голове голос Джейсона, но там же звучали слова Нерона: «Нельзя за такой краткий срок изменить нашу природу, которой не одна тысяча лет, разве не так?»

Я знал, что мои переживания о собственной слабости смешиваются с переживаниями о Мэг. Даже если мне каким-то образом удастся вернуться на Олимп, я не уверен, что смогу помнить о том важном, что узнал, пока был человеком. И поэтому я сомневался, что Мэг сумеет не поддаться токсичной среде бывшего дома.

Сходство между императорским двором Нерона и моей олимпийской семьей смущали меня все больше и больше. Только подумать, что боги – такие же манипуляторы и абьюзеры, как худший из римских императоров… Конечно же, это не может быть правдой.

Хотя постойте. Может. Тьфу. Ненавижу четкость. Предпочитаю накладывать на свою жизнь более мягкие фильтры Инстаграма: «Amaro» или «Perpetua».

– Мы выберемся отсюда. – Голос Лу вырвал меня из размышлений о моей несчастной судьбе. – А потом поможем Мэг.

Учитывая ее состояние, это довольно смелое заявление. Я понял, что она хочет меня подбодрить. Неправильно, что ей приходится… а еще более неправильно – что я так сильно нуждаюсь в ее поддержке.

Мне не пришло на ум ничего лучшего, чем сказать в ответ:

– Хочешь сэндвич?

Она посмотрела на блюдо:

– Да. С огурцом и сливочным сыром, если есть. Шеф-повару отлично такие удаются.

Я нашел то, что она просила. И задумался: может, в древности кочующие отряды кельтских воинов бросались в битву с сумками, набитыми сэндвичами с огурцами и сливочным сыром? Может, в этом и есть секрет их успеха?

Я дал ей откусить несколько раз, но ей это быстро надоело:

– Просто положи сэндвич мне на грудь. Я сама разберусь. Нужно же мне научиться.

Культями она стала подносить еду ко рту. Я понятия не имею, как ей удавалось делать это, не теряя сознания от боли, но уважаю ее решение. Мой сын Асклепий, бог медицины, часто журил меня за помощь тем, чьи возможности были ограниченны: «Можешь помочь им, если они попросят. Но дождись просьбы. Это их выбор, а не твой».

Богу трудно такое понять, примерно как дедлайны, но я дал Лу возможность самой разобраться с едой. И выбрал пару сэндвичей для себя: с ветчиной и сыром и с яйцом и листьями салата. В последний раз я ел очень давно. Аппетита не было, но если мы решили выбраться отсюда, то мне нужна энергия.

Энергия… и информация.

Я посмотрел на Лу:

– Ты говорила о микрофонах.

Сэндвич выпал из ее культей на колени. Едва заметно нахмурившись, она начала медленно, но верно собирать его заново.

– Имеешь в виду прослушку? А что?

– В этой камере есть такие?

Лу была в замешательстве:

– Хочешь знать, не прослушивает ли нас охрана? Не думаю. Если только они не установили микрофоны за последние сутки. Нерону плевать на то, о чем болтают пленники. Ему не нравится, когда люди ноют или жалуются – это позволено только ему.

Это очень в духе Нерона.

Мне хотелось обсудить с Лу планы: хотя бы для того, чтобы воодушевить ее, рассказать, что моя чудесная команда туннельщиков-троглодитов, возможно, уже подбирается к Нероновым Смывателям с греческим огнем, а значит, жертва Лу не совсем уж напрасна. И все же нужно быть осторожным со словами. Не стоит уповать на то, что нас не подслушивают. Мы уже и так слишком часто недооценивали Нерона.

– Кажется, император не знает… кое о чем другом, – сказал я.

Сэндвич Лу снова шлепнулся ей на колени.

– Хочешь сказать, кое-что другое все-таки происходит? Вам удалось это устроить?

Мне осталось только надеяться, что мы говорим об одном и том же «кое о чем другом». Лу велела нам организовать подземную диверсию, но по понятным причинам у меня не было возможности рассказать ей подробности о Нико, Уилле, Рейчел и троглодитах. (Кстати, хуже названия для музыкальной группы не придумаешь.)

– Надеюсь, – кивнул я. – Если все пошло по плану. – Я не стал добавлять «И если троглодиты не сожрали моих друзей за то, что мы привели в их поселение рыжих коров». – Но будем честны: пока все идет не по плану.

Лу снова подняла сэндвич – на этот раз более ловко.

– Не знаю, что ты думаешь, но как по мне, Нерон сейчас именно там, где я и планировала.

Я не мог не улыбнуться. О боги, эта галлийка… Сначала я ее недолюбливал и не доверял ей, а теперь готов ради нее подставиться под пулю. Я хотел, чтобы она была рядом, с руками или без, когда мы свергнем императора и спасем Мэг. А мы это сделаем, если я буду хоть чуточку таким же крутым, как Лу.

– Нерону стоит тебя опасаться, – согласился я. – Предположим, что кое-что другое происходит. И предположим, что мы сумеем выбраться отсюда и разобраться… хм… с другим кое-чем другим.

Лу закатила глаза:

– Ты имеешь в виду фасции императора.

Я поморщился:

– Ладно, да. Их. Было бы лучше, если бы я побольше узнал об их защитнике. Джейсон назвал их стражем звезд, созданием Митры, но…

– Погоди. Кто такой Джейсон?

Мне не хотелось возвращаться к этой болезненной теме, но я кратко ввел ее в курс дела и рассказал, о чем мы беседовали с сыном Юпитера в моем сне.

Лу попробовала сесть. Ее лицо посерело, отчего татуировки стали казаться более темными, фиолетовыми.

– Уф. – Она снова откинулась назад. – Митра, значит? Давненько я не слышала этого имени. В древности ему поклонялись многие римские офицеры, но мне никогда не нравились персидские боги. Нужно вступить в их секту, чтобы узнать все тайные рукопожатия, и все такое. Элита, закрытое общество, бла-бла-бла. Император, конечно, автоматически становился их членом, что логично…

– Почему же?

Она пожевала сэндвич с огурцом.

– Теперь понятно, как Нерон нашел своего стража. Я… я не знаю, кто это. Я видела его лишь однажды, когда Нерон… поместил его туда, так, что ли. Несколько лет назад. – Она вздрогнула. – И больше никогда не хочу видеть его снова. Эта львиная морда, эти глаза… словно он видит меня насквозь, словно бросает вызов… – Она покачала головой. – Ты прав. Если мы хотим его победить, нам требуется больше информации. И нужно узнать, как дела у Мэг.

Почему она так выжидающе на меня посмотрела?

– Это было бы отлично, – согласился я. – Но мы ведь застряли в камере…

– Ты только что рассказал, что во сне у тебя было видение. С тобой такое часто происходит?

– Ну… да. Но я их не контролирую. По крайней мере, не очень хорошо.

– Типичный римлянин, – фыркнула Лу.

– Грек.

– Как скажешь. Сны – как колесница. Ими нужно управлять. Нельзя позволять им везти тебя куда им вздумается.

– Ты хочешь, чтобы я что – снова заснул? Собрал информацию во сне?

Ее веки начали опускаться. Возможно, слово «сон» напомнило ее телу, что это отличная вещь. В ее состоянии прободрствовать несколько часов и съесть сэндвич было все равно что пробежать марафон.

– Можно попробовать, – подтвердила Лу. – Сейчас обед, а значит, у нас есть, сколько? Семь, восемь часов до заката? Уверена, что Нерон устроит праздник на закате. Лучшее время для того, чтобы наблюдать, как горит город. Разбуди меня, когда узнаешь больше.

– А если я не смогу заснуть? А если даже засну – кто меня разбудит?

Лу захрапела.

К ее подбородку прилип кусочек огурца, но я решил оставить его там. Вдруг ей захочется потом его съесть.

Я сидел, откинувшись на диване, наблюдая, как весело сверкает люстра.

Сегодня вечером будет праздник в честь сожжения Манхэттена. Нерон будет нас пытать. Затем, наверное, каким-то образом принесет меня в жертву, чтобы умилостивить Пифона и скрепить их союз.

Я должен думать быстро, а действовать еще быстрей.

Мне нужны мои силы: мощь – чтобы погнуть решетки или проломить стену, и огонь – чтобы расплавить лицо Гунтеру в следующий раз, когда он принесет сэндвичи без корочек.

Мне не нужен сон.

И все же… Кое в чем Лу права. Сны подобны колесницам.

Как бог прорицаний я часто посылал видения тем, кто в них нуждался, – предостережения, проблески грядущего, намеки на то, какие я предпочитаю храмовые благовония. Я направлял сны прямо в головы людям. Но, став смертным, я потерял уверенность. Я позволял снам везти меня, вместо того чтобы брать в руки поводья, как делал это, когда управлял солнечной колесницей. Мои огненные кони всегда чувствовали, если возница слаб или не уверен в себе. (Бедняга Фаэтон узнал это на собственном опыте.) Сны были такими же своенравными.

Мне нужно увидеть, что происходит с Мэг. Нужно увидеть стража, охраняющего императорские фасции, чтобы понять, как его уничтожить. Нужно узнать, в порядке ли Нико, Уилл и Рейчел.

Что случится, если я возьму поводья собственных снов и крикну «Но!»? В лучшем случае меня ждут тревожные сновидения. В худшем – мой разум может оказаться по ту сторону Скал Безумия, и я больше никогда не проснусь.

Но друзья на меня рассчитывали.

Поэтому я поступил как герой. Я закрыл глаза и заснул.

Глава 23

Вперед, колесница сна!

С дороги, я бог!

Бип-бип! Вжух!

Поездка на колеснице сновидений прошла не гладко. Если бы сновидческая полиция вышла на дежурство, меня бы остановили и выписали штраф.

В первый же миг в мое сознание сбоку ударил порыв сверхъестественного ветра. Я провалился сквозь пол и полетел через лестницы, кабинеты, кладовки, закружился по внутренностям башни, словно меня смыло в космический унитаз. (А он, кстати, отвратительный. Его никто никогда не чистит.)

«ВВЕРХ, ВВЕРХ!» – приказывал я сновидению, но никак не мог найти поводья.

Я шлепнулся прямо в чан с греческим огнем. Это было что-то новенькое. Рухнул в туннели под Манхэттеном, заозирался по сторонам, отчаянно пытаясь заметить хоть какие-то признаки моих друзей и троглодитов, но я летел слишком быстро, кружась как вертушка. Провалился в Лабиринт, где меня потащил в сторону поток раскаленного воздуха.

«Я смогу, – сказал я себе. – Это все равно что ехать на колеснице. Только без коней. И без колесницы. И без тела».

Я приказал сновидению нести меня к Мэг – той, кого больше всего хотел увидеть. Я представил, как вытягиваю руки, хватаю поводья. И стоило мне вообразить, что я взялся за них – как обстановка вокруг меня стабилизировалась. Я снова оказался в Дельфийских пещерах, где воздух пропитан вулканическими газами, а в тени тяжело двигался темный силуэт Пифона.

– Вот ты и снова у меня, – злорадно прошипел он. – Ты погибнешь…

– Сейчас у меня нет на тебя времени. – Мои слова изумили меня почти так же, как и рептилию.

– Что?!

– Мне пора. – Я хлестнул поводьями сновидения.

– Да как ты смеешь! Ты не можешь…

Я взмыл обратно вверх, словно привязанный к резинке.

Почему спиной вперед?! Ненавижу сидеть спиной вперед в движущемся транспорте, но, видимо, сновидение по-прежнему пыталось показать мне, кто здесь главный. Словно на американских горках я пронесся назад сквозь Лабиринт, туннели смертных, лестничные пролеты башни – и вдруг остановился. Желудок скрутило, и меня вырвало… ну, какой-то бесплотной призрачной дрянью, которой может вырвать в мире снов.

Голова и желудок кружились в неистовом хороводе, как вихляющие планеты из лавы. Оказалось, что я стою на коленях в вычурно обставленной комнате. Из окон от пола до потолка открывался вид на Мидтаун до самой реки Гудзон. К счастью, город еще не сожжен.

Мэг Маккаффри громила комнату. Даже без клинков она отлично крушила все вокруг ножкой стула, которой с размаху дубасила все подряд. У единственного выхода, загораживая дверь, с невозмутимым видом стоял, сложив руки на груди, германец. Женщина в старомодной черно-белой форме горничной закатывала глаза и морщилась при каждом «БАБАХ!». На сгибе локтя у нее висело что-то очень похожее на праздничные платья.

– Мисс, – сказала горничная, – прошу, выберите наряд на вечер. Возможно, если вы перестанете… Ой. Ой, это была античная вещь. Ничего страшного. Я принесу другую… ОЙ! Хорошо, мисс, если вам не нравится это постельное белье, я могу… Не нужно рвать его, мисс!

Гнев Мэг сильно улучшил мне настроение. «Давай, подруга! – подумал я. – Устрой им Тартар!» Мэг кинула ножку стула в лампу, схватила целый стул и подняла его над головой, готовясь швырнуть в окно.

Тихий стук в дверь заставил ее замереть. Германец отошел в сторону и поклонился, пропуская в комнату Нерона.

– О, милая моя, мне так жаль. – Голос императора источал сочувствие. – Иди посиди со мной. – Он степенно подошел к кровати и сел на край, похлопав по смятому одеялу рядом с собой.

Мысленно я умолял Мэг садануть ему стулом по голове – он был совсем рядом. Но я понял, что задумал Нерон: показать Мэг, что он в ее власти. Выставить все так, будто бы это она выбрала путь насилия. И если она все-таки это сделает, он сможет ее наказать.

Она поставила стул, но к Нерону не подошла, а отвернулась от него и сложила руки на груди. У нее задрожали губы. Мне очень хотелось быть рядом, защитить ее. Хотелось проехаться колесницей сновидений прямо по лицу Нерона – но я мог лишь наблюдать.

– Я знаю, что ты ужасно себя чувствуешь, – продолжал Нерон, – после того, что ты сделала со своим другом.

Мэг резко развернулась:

– После того, что Я СДЕЛАЛА?! – Она снова схватила стул и швырнула его через всю комнату – но не в Нерона. Он с грохотом ударился в окно, оставив след, но трещины по стеклу не пошли. На лице императора промелькнула довольная улыбка – но она тут же вновь уступила место сочувственной маске.

– Да, милая. Ты злишься, потому что чувствуешь себя виноватой. Это ты привела сюда Аполлона. Ты понимала, что это значит и чем закончится. Но ты все равно это сделала. Наверное, это так больно… знать, что ты привела его к смерти.

У нее затряслись руки:

– Я… нет. Ты отрубил… – Мэг замолчала, не в силах договорить. Она смотрела вниз, на собственные кулаки, которые сжала с такой силой, что казалось, если оставить их без внимания, они улетят с ее запястий.

– Не стоит винить себя, – сказал Нерон, но в его тоне почему-то слышалось «Это все твоя вина». – Лугусельва сделала неправильный выбор. Ты это знаешь. Ты должна была понимать, что случится. Ты слишком умна, чтобы не предвидеть этого. Мы так часто говорили с тобой о последствиях. – Он скорбно вздохнул. – Возможно, Кассий поступил слишком жестоко, когда отрубил ей руки. – Он наклонил голову набок. – Если хочешь, я накажу его за это.

– Что?! – Мэг била дрожь, словно она не понимала, на кого направить оружие своего гнева. – Нет! Это не он. Это… – Слово застряло у нее в горле, но это было явно «ТЫ».

Теперь, когда Нерон сидел прямо перед ней, нежно разговаривая и уделяя ей все свое внимание, решимость покинула ее.

«Мэг! – крикнул я, но изо рта не вырвалось ни звука. – Мэг, продолжай крушить тут все!»

– У тебя доброе сердце, – снова вздохнул Нерон. – Ты хорошо относишься к Аполлону. И к Лу. Я понимаю. Но когда Зверь вырывается на волю… – Он развел руками. – Я знаю, как это страшно. Но все закончилось, Мэг. Ты посидишь со мной? Я не прошу, чтобы ты обняла меня или перестала злиться. Но у меня есть новости, которые могут тебя порадовать. – Он снова похлопал по матрасу.

Горничная заломила руки. Германец начал ковырять в зубах.

Мэг заколебалась. Я догадывался, какие мысли проносятся в ее голове: «Это новости об Аполлоне? Ты отпустишь его, если я соглашусь сотрудничать? А Лу жива? Ее отпустят? А если я не буду делать как ты хочешь, им будет грозить опасность?»

Невысказанные слова Нерона словно повисли в воздухе: «Это твоя вина, но ты еще можешь все исправить».

Мэг медленно двинулась к кровати. Она села, напряженная и настороженная. Мне хотелось оттолкнуть ее от Нерона, втиснуться между ними, чтобы он не мог подобраться к ней, но, боюсь, его влияние было не физическим… Все было хуже: он проникал в ее разум.

– Вот и хорошие новости, Мэг, – сообщил он. – Мы всегда будем друг у друга. Я тебя никогда не брошу. Какую бы ошибку ты ни совершила, я всегда приму тебя обратно. Лу, предав меня, предала тебя. Аполлон был ненадежным, эгоистичным, осмелюсь сказать, нарциссом. Но я тебя знаю. Я тебя вырастил. Это твой дом.

«О боги», – подумал я. Нерон образцовый злодей, но так же отлично умеет играть в доброту, в его устах слова теряли свои значения. Он мог с такой убежденностью сказать, что пол – это потолок, что вы начали бы в это верить, особенно если несогласие с ним грозило разозлить Зверя.

Я изумился, как такой человек смог стать императором Рима. Затем я изумился, как такой человек умудрился потерять власть над Римом. Легко представить, как ему удавалось привлечь толпу на свою сторону.

Мэг дрожала, но я не понимал, от злости или от отчаяния.

– Ну-ну. – Нерон обнял ее за плечи. – Можешь поплакать. Все хорошо. Я здесь.

В животе у меня набух тяжелый холодный комок. Что-то подсказывало мне, что, как только Мэг заплачет, все будет кончено. Независимость, которую она с таким упорством отвоевывала, рассыплется в прах. Она прижмется к груди Нерона, как делала ребенком после того, как Нерон убил ее настоящего отца. Мэг, которую я знаю, растворится в искалеченном, измученном существе, которое годами взращивал Нерон.

Изображение распалось: возможно, я был слишком расстроен и не мог контролировать сон. Или просто не мог смотреть на то, что произойдет дальше. Я полетел вниз, пробивая этаж за этажом, стараясь вновь завладеть поводьями.

«Еще не все, – не сдавался я. – Мне нужно больше информации!»

К несчастью, я ее получил.

Я остановился у золотой двери – а золотые двери никогда не сулят ничего хорошего. Сновидение забросило меня в небольшое хранилище. Было такое ощущение, словно я оказался в самом сердце реактора. Страшный жар грозил превратить мое сновидческое «я» в облачко сновидческого пепла. Воздух здесь был тяжелым и токсичным. Передо мной над пьедесталом из стигийской стали парили фасции Нерона – золотая секира высотой пять футов в окружении деревянных прутьев, связанных золотыми шнурами. От церемониального оружия исходила сила – во много раз большая, чем от тех двух фасций, которые мы с Мэг уничтожили на башне Сютро.

Понимание вдруг накрыло меня… шепотом зазвучало в ушах как строки ядовитого пророчества Пифона. Три императора Триумвирата не просто вступили в союз – их жизненные силы, амбиции, их жадность и злоба переплелись за прошедшие века. Убив Коммода и Калигулу, я объединил всю силу Триумвирата в фасциях Нерона. Я сделал последнего императора втрое сильнее, и теперь его было втрое сложнее убить. Даже если бы фасции никто не охранял, уничтожить их было бы трудно.

Но их охраняли.

Позади сияющего топора, раскинув руки в благословляющем жесте, стоял страж. У него было человеческое тело семи футов высотой. На мускулистой груди, руках и ногах росла пучками золотая шерсть. Покрытые белыми перьями крылья наводили на мысли не то о Зевсовых духах воздуха, не то об ангелах, которых любят изображать христиане.

Только лицо стража было совсем не ангельским – львиная голова с лохматой гривой, уши, окаймленные черной шерстью, в пыхтящей пасти виднелись клыки и красный язык. Огромные золотые глаза существа светились ленивой уверенной силой.

Но удивительней всего был змей, обвивший тело стража от лодыжек до шеи – ползучее, закручивающееся спиралью зеленое тело, скользящее вокруг него как бесконечный эскалатор – змея без головы и хвоста.

Человек-лев заметил меня. То, что я сплю, ему не мешало. Его золотые глаза остановились на мне и смотрели не отрываясь. Они крутили и изучали меня как хрустальный мяч мальчишки-троглодита.

Страж разговаривал без слов. Он сказал, что он леонтоцефалин, создание Митры, персидского бога, столь таинственного, что даже мы, олимпийцы, никогда по-настоящему его не понимали. От имени Митры он следил за движением звезд и фазами зодиака. Он также был хранителем великого скипетра бессмертия Митры, но скипетр был утерян тысячи лет назад. Теперь леонтоцефалину было поручено охранять новый символ власти.

Лишь один взгляд на него грозил разорвать мое сознание на части. Я попробовал задать ему вопросы. Я понял, что сражаться с ним невозможно. Он вечен. Его нельзя убить – тогда как меня очень даже можно. Он охраняет бессмертие Нерона, но есть ли хоть какой-то способ…

О да. С ним можно заключить сделку. Я понял, чего он хочет. И от осознания моя душа съежилась.

Нерон умен. Ужасно, дьявольски умен. Он превратил собственный символ власти в капкан. И цинично заявил, что я никогда не заплачу эту цену.

Наконец, объявив свое желание, леонтоцефалин отпустил меня. Мое сновидческое «я» резко вернулось в тело.

Я сел на диване, хватая ртом воздух и обливаясь потом.

– Наконец-то, – сказала Лу.

Невероятно, но она была на ногах и беспокойно ходила по камере. Видимо, мои целительные силы не просто смягчили боль в ее раненых руках, но сделали нечто большее. Она немного пошатывалась, но поверить, что еще вчера она передвигалась на костылях и со скобами на ногах, было сложно. Даже синяки у нее на лице побледнели.

– Ты… ты выглядишь лучше, – заметил я. – Сколько я спал?

– Слишком долго. Гунтер принес ужин час назад. – Она кивком указала на новое блюдо с едой на полу. – Сказал, что скоро вернется, чтобы отвести нас на праздник. Но этот идиот слишком неосторожен. Он оставил нам столовые приборы.

Она потрясла культями.

О боги. Что она сделала? Каким-то образом она умудрилась прикрепить к одной культе вилку, а к другой – нож. Она вставила их ручки в складки повязок и закрепила их… Стоп. Это что, мой хирургический скотч?!

Я посмотрел на пол. Точно, мой рюкзак был открыт, а содержимое валялось вокруг.

Я хотел спросить «Как?» и «Зачем?», но слова смешались и получилось:

– Качем?

– Если у тебя много времени, скотч и крепкие зубы, можно сделать многое, – гордо заявила Лу. – Я не могла ждать, пока ты проснешься. И не знала, когда вернется Гунтер. Прости за беспорядок.

– Я…

– Можешь помочь. – Она опробовала новые серебряные приспособления, изобразив парочку ударов кунг-фу. – Я прикрепила эти малютки так крепко, как только смогла, но ты можешь примотать их понадежнее. Нужно, чтобы я смогла пользоваться ими в бою.

– Э-э-э…

Лу плюхнулась рядом со мной на диван:

– А пока будешь приматывать, расскажи, что узнал.

Я не стал спорить с той, которая могла воткнуть вилку мне в глаз. Эффективность ее нового оружия вызывала у меня сомнения, но я ничего не сказал. Я понимал, что так Лугусельва пытается взять ситуацию под контроль, не сдаваться и использовать все, что только можно использовать. Когда пришлось пережить потрясение, изменившее твою жизнь, лучшее оружие, которым можно заручиться, – это позитивное мышление.

Я плотнее закрепил на ее культях столовые приборы, рассказывая, что увидел во время сновидческой поездки: Мэг, старающуюся не сдаваться под напором Нерона; императорские фасции, парящие в радиоактивной комнате, и леонтоцефалина, ожидающего, что мы придем за ними.

– Тогда нам надо поторопиться, – поморщилась Лу. – Приматывай крепче.

Судя по морщинкам вокруг глаз, ей было больно, но я сделал как она просила.

– Ладно, – сказала она, рассекая воздух ножом и вилкой. – Сойдет.

Я изобразил ободряющую улыбку. Едва ли Капитанше Ножа и Вилки повезло бы в бою с Гунтером или леонтоцефалином, но если бы нам встретился враждебно настроенный стейк Рибай, в этой битве Лу была бы королевой.

– А кое-что другое ты видел? – спросила она.

Мне очень хотелось бы ответить «да». Я просто мечтал о видении, где все общество троглодитов делает подкоп в подвал Нерона и портит его чаны с греческим огнем. Я был бы рад даже увидеть, как Нико, Уилл и Рейчел спешат к нам на помощь, громко вопя и размахивая погремушками.

– Нет, – ответил я. – Но у нас еще есть время.

– Ага, – согласилась Лу. – Какие-то минуты. А потом начнется вечеринка, и город заполыхает. Но ладно. Давай сосредоточимся на том, что можем сделать. У меня есть план, как нам отсюда выбраться.

У меня по шее пробежал холодок, когда я вспомнил о молчаливом разговоре со стражем фасций.

– А у меня есть план, что делать, когда мы выберемся.

– Тебе это не понравится, – сказали мы в один голос.

– Отлично, – вздохнул я. – Рассказывай первая.

Глава 24

Стыдись, Нерон,

Не желающий слушать мою стрелу

(Хотя я тебя понимаю)

Лу была права.

Ее план мне совершенно не понравился, но так как времени было в обрез и Гунтер с нашими праздничными колпаками и пыточными инструментами мог появиться в любую минуту, я согласился сыграть свою роль.

Буду предельно откровенен: мне и мой план совершенно не нравится. Я рассказал Лу, что леонтоцефалин хочет получить в обмен на фасции.

Лу воззрилась на меня злобно, как азиатский буйвол:

– Ты уверен?

– Боюсь, что так. Он охраняет бессмертие, и…

– …Поэтому ему нужно пожертвовать бессмертие.

Ее слова повисли в воздухе как сигарный дым – приторный и удушающий. Все мои испытания вели к нему – к этому выбору. Поэтому Пифон месяцами насмехался надо мной во снах. Нерон назначил ценой за свою погибель отказ от единственной вещи, которую я желал больше всего на свете. Чтобы низвергнуть его, я должен навеки лишиться своей божественности.

Лу почесала вилкой подбородок:

– Мы должны помочь Мэг, чего бы это ни стоило.

– Согласен.

Она мрачно кивнула:

– Ладно, значит, это мы и сделаем.

Я сглотнул, чтобы избавиться от железного привкуса во рту. Я готов заплатить эту цену. Если это значит освободить Мэг от Зверя, освободить мир, освободить Дельфы… тогда я готов. Но было бы приято, если бы Лу хоть немного поспорила. «О нет, Аполлон! Ты не можешь!»

Но, наверное, мы миновали стадию любезничанья в наших отношениях. Лу была слишком практичной для такого. Она их тех женщин, которые не жалуются, когда им отрубают руки. Просто примотала вилку и нож к культям и занялась делом. Она не стала бы гладить меня по головке за то, что я поступил правильно, как бы трудно мне ни пришлось.

И все же… Мне казалось, что я что-то упускаю. Я не понимал, действительно ли мы думаем об одном и том же. Взгляд у Лу был рассеянный, словно она подсчитывала боевые потери.

Возможно, виной всему было беспокойство о Мэг.

Мы оба знали, что в большинстве случаев Мэг способна спасти себя сама. Но когда дело касалось Нерона… Скорее всего, Лу, как и я, хотела, чтобы у Мэг хватило сил отстоять себя. Мы не могли сделать за нее этот трудный выбор. И все же было невыносимо оставаться в стороне, когда чувство независимости Мэг испытывалось на прочность. Мы с Лу были как волнующиеся родители, впервые отправившие ребенка в подготовительный класс… только в нашем случае учителем был император-убийца, страдающий манией величия. Можете считать нас сумасшедшими, но нас тревожило то, чему Мэг могли научить в этой школе.

Лу в последний раз посмотрела мне в глаза. Я представил, как она мысленно убирает сомнения и страхи в воображаемую седельную сумку вместе с сэндвичами с огурцом и сливочным сыром, чтобы разобраться со всем этим позже, когда будет время.

– За работу, – скомандовала она.

Вскоре после этого в коридоре загромыхала открывающаяся дверь и загрохотали тяжелые шаги.

– Веди себя непринужденно, – велела Лу, ложась на диван.

Я прислонился к стене и начал насвистывать мелодию песни «Людоед»[31]. Появился Гунтер с пучком кислотно-желтых стяжек в руках.

Я сложил пальцы на манер пистолета и сделал вид, что выстрелил в него:

– Привет, как делишки?

Он злобно зыркнул на меня. Потом посмотрел на Лу и примотанные к ее рукам столовые приборы, и его рот растянулся в улыбке:

– Кем это ты себя вообразила? ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!

Лу показала нож и вилку:

– Да вот решила нарезать тебя как индюшку, другой ведь пользы от тебя нет.

Гунтер захихикал, и при его размерах выглядело это жутко.

– Тупица Лу. У тебя нож и вилка вместо рук… ХА-ХА-ХА-ХА-ХА! – Он швырнул стяжки сквозь решетку. – Ты, мелкий уродец, свяжи ей руки за спиной. А потом я свяжу тебя.

– Нет, – я мотнул головой. – Что-то не хочется.

Его веселье рассеялось, как пенка в сцинковом супе:

– Что ты сказал?!

– Если хочешь нас связать, – медленно проговорил я, – придется тебе сделать это самому.

Он нахмурился, пытаясь понять, почему это подросток раздает ему команды. Очевидно, у него никогда не было детей.

– Я позову остальных охранников.

Лу фыркнула:

– Давай-давай. Раз не можешь сам с нами справиться. Я ведь слишком опасна. – Она подняла повыше нож, что походило на оскорбительный жест.

Лицо Гунтера пошло красными пятнами:

– Ты больше мне не босс, Лугусельва.

– Ты больше мне не босс, – передразнила Лу. – Валяй беги за помощью. Расскажи своим, как не смог в одиночку справиться с мальчишкой-хиляком и безрукой женщиной. Или заходи сюда, и я сама тебя свяжу.

Успешность нашего плана зависела от того, заглотит ли Гунтер наживку. Он должен был зайти внутрь. И когда под сомнение поставили его мужественность, а честь оскорбили грубо выставленным столовым прибором, он нас не разочаровал. Средние решетки втянулись в пол. Гунтер ринулся в камеру. Он не заметил мазь, которой я натер порог, а уж поверьте: противоожоговый бальзам Уилла Соласа – скользкая штука.

Мне было любопытно, как именно Гунтер грохнется. Оказалось, что на спину. Его пятки взмыли вверх, ноги подкосились, а голова с силой ударилась о мраморный пол так, что он упал навзничь и застонал. Половина его тела теперь была в камере, а половина – за ее пределами.

– Быстрей! – крикнула Лу.

Я бросился к двери.

Лу рассказала, что решетки реагируют на движение. Они дернулись вверх, чтобы не дать мне сбежать, но их создатели не предполагали, что на пороге будет валяться огромный германец.

Решетки словно скоростной автопогрузчик прижали Гунтера к потолку и снова опустили. Скрытый механизм протестующе зажужжал и заскрипел. Гунтер забулькал от боли. Глаза у него смотрели косо. Доспехи сильно помялись. Скорее всего, его ребрам досталось не меньше, но по крайней мере решетки не пронзили его насквозь. Я бы не хотел лицезреть такую картину или перешагивать через его искалеченное тело.

– Возьми его меч, – приказала Лу.

Я послушался. Затем, пройдя по телу Гунтера как по мосту через скользкий порог, мы под пристальным взглядом камеры наблюдения выбрались в коридор и сбежали.

– Сюда. – Лу указала на дверь, похожую на дверь кладовки.

Я пинком открыл ее, и только после понял: 1) я понятия не имел зачем; и 2) я настолько доверял Лу, что даже не задавал вопросов.

Внутри стояли стеллажи, забитые личными вещами: рюкзаками, одеждой, оружием, щитами. Интересно, каким несчастным пленникам они когда-то принадлежали? В дальнем углу у стены нашлись мой лук и колчаны.

– Ага! – Я схватил их. И с изумлением вытащил из колчана единственную оставшуюся в нем стрелу – Стрелу Додоны. – Хвала богам! Как вышло, что ты еще здесь?

– ОТРАДНО ТЕБЕ ЛИЦЕЗРЕТЬ МЕНЯ, – заметила стрела.

– Я думал, что тебя забрал злой император. Или пустил тебя на растопку!

– НЕРОН И ФИГИ НЕ СТОИТ, – сказала стрела. – ОН СЛЕП К МОИМ ТАЛАНТАМ.

Где-то в коридоре завыла сигнализация. Белый свет потолочных ламп сменился красным.

– Ты не мог бы поболтать со стрелой позже? – поинтересовалась Лу. – Нам нужно идти!

– Точно, – согласился я. – А как попасть к фасциям?

– Налево, – сказала Лу. – Значит, тебе направо.

– Стоп, что? Ты же сказала «налево».

– Направо.

– Направо?

– О НЕБО! – завибрировала у меня в руках стрела. – ВНЕМЛИ ЖЕ ТЫ ГАЛЛИЙКЕ!

– Я пойду за фасциями, – объяснила Лу. – Ты пойдешь искать Мэг.

– Но… – У меня закружилась голова. Что это еще за уловка?! Мы же договорились! Я уже приготовился к своему моменту славы, к своей большой жертве. – Леонтоцефалин требует бессмертия за бессмертие. Я должен…

– У меня все под контролем, – заявила Лу. – Не волнуйся. К тому же мы, кельты, давно потеряли почти всех своих богов. Я не буду стоять и смотреть, как гибнет еще одно божество.

– Но ты не… – Я осекся, чуть не сказав «бессмертна». А потом подумал о том, сколько столетий прожила Лу. Примет ли леонтоцефалин ее жизнь в качестве платы?

У меня на глаза навернулись слезы.

– Нет, – сказал я. – Мэг не должна тебя потерять.

Лу хмыкнула:

– Если получится избежать гибели – я возможности не упущу. У меня есть план, но ты должен поторопиться. Мэг в опасности. Ее комната шестью этажами выше. Юго-восточный угол. Лестница в конце коридора.

Я попытался возразить, но Стрела Додоны предостерегающе задрожала. Я должен довериться Лу. Должен уступить битву лучшему воину.

– Хорошо, – сдался я. – Давай хоть примотаю тебе меч к руке?

– Нет времени, – сказала она. – Да и неудобно. Хотя постой. Видишь тот кинжал? Вынь его из ножен, я зажму клинок в зубах.

– А это поможет?

– Скорей всего, нет, – признала она. – Но выглядеть будет круто.

Я исполнил ее просьбу – и теперь передо мной стояла Пиратка Лу, гроза Семи морей, вооруженная столовыми приборами.

– Удаси, – проговорила она сквозь стиснувшие клинок зубы. Затем развернулась и умчалась прочь.

– Что только что произошло? – спросил я.

– У ТЕБЯ ДРУГ ПОЯВИЛСЯ, – ответила стрела. – ТЕПЕРЬ ЖЕ НАПОЛНИ СВОИ КОЛЧАНЫ, НЕГОЖЕ СТРЕЛЯТЬ МНОЮ.

– Точно.

Трясущимися руками я набрал столько стрел, сколько смог найти на складе отнятых вещей, и добавил их к своему арсеналу. Сирена по-прежнему выла. Кроваво-красный цвет только действовал на нервы.

Я припустил по коридору, но не успел добежать до середины, как Стрела Додоны зажужжала:

– БЕРЕГИСЬ!

Из-за угла появился смертный охранник в боевом снаряжении и понесся на меня с пистолетом наперевес. От неожиданности я взвизгнул и швырнул в него меч Гунтера. Каким-то чудом рукоять попала ему по лбу, и он упал.

– НЕ ТАК ДОЛЖНО СРАЖАТЬСЯ МЕЧОМ, – сказала стрела.

– Только и знаешь, что критиковать, – проворчал я.

– МЭГ В БЕДЕ, – напомнила стрела.

– Мэг в беде, – согласился я. Переступив через охранника, который корчился на полу и стонал, я сказал: – Прошу прощения, – и заехал ему ногой по лицу. Он перестал двигаться и захрапел. А я побежал дальше.

Добравшись до лестницы, я понесся наверх, перепрыгивая сразу через две бетонные ступеньки. Стрелу Додоны я так и не выпустил из рук. Наверное, следовало убрать ее и вооружиться обычными стрелами, но, к своему удивлению, я обнаружил, что ее постоянные комментарии в шекспировском стиле подбадривают меня.

Этажом выше на лестницу выскочили двое германцев и бросились на меня с копьями.

Теперь, когда у меня не было даже меча Гунтера, я выбросил вперед свободную руку, закрыл глаза и заорал, словно надеясь, что это их отпугнет или хотя бы обеспечит мне менее болезненную смерть.

Мне обожгло пальцы. Взревело пламя. Германцы в ужасе завопили, а потом наступила тишина.

Когда я открыл глаза, рука дымилась, но была невредима. На стенах догорала облупившаяся краска. Несколькими ступеньками выше, там, где стояли германцы, теперь остались лишь две кучки пепла.

– ТЕБЕ НЕ МЕШАЛО БЫ ЧАЩЕ СИЕ ПРОДЕЛЫВАТЬ, – посоветовала стрела.

При этой мысли меня замутило. Еще недавно я был бы счастлив, что могу своей силой испепелять врагов. Но теперь, после знакомства с Лу, я задумался, сколько из этих германцев на самом деле хотели служить Нерону, а сколько были призваны к нему на службу против воли. Погибло достаточно людей. Моими врагами были лишь один человек – Нерон – и одна рептилия – Пифон.

– ПОСПЕШИ, – встревоженно поторопила меня стрела. – ЧУВСТВУЮ… ДА. НЕРОН ПОСЛАЛ СТРАЖУ СХВАТИТЬ МЭГ.

Не знаю, как она раздобыла эту информацию: подключилась к системе безопасности здания или подслушала личный разговор Нерона с экстрасенсом по горячей линии, – но от этой новости я стисну зубы.

– Никто не схватит Мэг, я не позволю, – зарычал я.

Засунув Стрелу Додоны в колчан, я вытащил другую, совсем не шекспировскую.

И поскакал по ступенькам.

Я волновался за Лугусельву, которая должна была уже встретиться с леонтоцефалином. А еще за Нико, Уилла и Рейчел, о которых ничего не узнал в сновидении. И за войско Лагеря полукровок, которое в этот самый момент, возможно, двигалось навстречу неминуемой смерти. Но больше всего я волновался за Мэг.

Я был готов единолично сразиться со всеми обитателями башни ради того, чтобы найти ее.

Я оказался на очередной площадке. Как там сказала Лу – сколько этажей наверх? Шесть? А сколько я уже прошел? Проклятие, ненавижу цифры!

Толкнув дверь плечом, я ввалился в еще один пустой белый коридор и побежал в направлении, которое посчитал юго-восточным.

Распахнув дверь, я обнаружил (представьте себе!), что оказался совершенно не там, где нужно. В просторной диспетчерской светились десятки экранов. Многие из них показывали огромные металлические резервуары – императорские чаны с греческим огнем. Техники-смертные повернулись и уставились на меня. Германцы нахмурились. Германец, который, судя по качеству доспехов и количеству блестящих бусин в бороде, был командиром, с презрением и злобой посмотрел на меня.

– Вы слышали приказ императора, – прорычал он техникам. – Поджигайте СЕЙЧАС. Стража, убить этого придурка!

Глава 25

Берегись, техподдержка!

Руки прочь от гадких кнопок!

Что ж. Вы напросились

Сколько раз я слышал эти слова? «Убить этого придурка».

Мы, боги, постоянно бросаемся подобными фразами, но никогда не задумываемся о последствиях. А ведь какой-то придурок и правда может умереть. И в данной ситуации этим придурком был я.

За тысячную долю секунды я осмотрел комнату и обнаружил десять врагов в разной степени боеготовности. В дальнем углу на сломанном диване кучковались четверо германцев, жующих китайскую еду из коробочек, взятых навынос. На вращающихся креслах за пультом управления сидели трое техников. Это были охранники-люди, все вооруженные, но они были слишком сосредоточены на работе, чтобы сразу перейти в нападение. В непосредственной близости от меня стоял смертный стражник, потрясенный моим внезапным появлением из двери, которую он охранял. Приветик! На другом конце комнаты стоял второй стражник, блокирующий другой выход. Так что оставался только предводитель германцев, который уже вставал со стула и вытаскивал меч.

У меня в голове проносились бесчисленные вопросы.

Что увидели смертные техники сквозь Туман?

Как мне выбраться отсюда живым?

Как Предводителю удалось с удобством устроиться на вращающемся стуле с мечом?

Неужто здесь пахнет курицей с лимоном и перепадет ли мне кусочек?

Мне очень хотелось крикнуть «Не туда попал!», захлопнуть дверь и почесать прочь по коридору. Но техникам только что приказали поджечь город, а значит, убегать нельзя.

– ОСТАНОВИТЕСЬ! – поддавшись внутреннему порыву, запел я. – ВО ИМЯ ЛЮБВИ![32]

Все застыли на месте: возможно, потому, что мой голос имел магическую силу, или просто потому, что я жутко сфальшивил. Я ударил парня, стоящего рядом со мной, луком по лицу. Если вам никогда не прилетало кулаком, в котором зажат лук, настоятельно не рекомендую пробовать подобное. Ощущение такое, словно вам заехали кастетом – правда, пальцам лучника тоже достается. Парень у двери номер 1 рухнул на пол.

На другом конце комнаты Парень у двери номер 2 поднял пистолет и выстрелил. Пуля чиркнула по двери совсем рядом с моей головой.

Забавный факт от бывшего бога, который понимает, как работает звук: если вы выстрелите из пистолета в закрытом пространстве, то оглушите всех, кто в нем находится. Техники вздрогнули и зажали уши руками. Коробочки с китайской едой выскочили из рук германцев и взлетели к потолку. Даже Предводитель чуть не сверзился со стула.

Не обращая внимания на звон в ушах, я натянул лук и выпустил сразу две стрелы: первая вышибла пистолет из рук Парня у двери номер 2, вторая пригвоздила его рукав к стене. Да-да, этот бывший бог стрельбы из лука еще кое на что способен!

Техники снова повернулись к пульту управления. Любители китайской еды пытались выбраться из обломков дивана. Предводитель ринулся на меня, вцепившись обеими руками в меч, острие которого было направлено прямо мне в живот.

– Ха-ха!

Я решил прокатиться по полу. В моем воображении этот маневр казался довольно простым: я должен, легко скользя по полу, увернуться от меча Предводителя, проехав у него между ног, и при этом стрелять по нескольким мишеням из положения лежа. Если Орландо Блум смог провернуть этот трюк во «Властелине колец» – чем я хуже?

Только я не учел, что здесь на полу лежал ковер. Я растянулся на спине, и Предводитель, споткнувшись об меня, полетел головой вперед прямо в стену.

Мне все-таки удалось сделать один выстрел: стрела едва коснулась пульта управления рядом с ближайшим ко мне техником, и тот от неожиданности упал со стула. Я откатился в сторону как раз в тот момент, когда Предводитель развернулся, чтобы рубануть по мне. Времени натягивать тетиву не было, поэтому я просто достал стрелу и воткнул ему в ногу.

Предводитель взвыл. Я поднялся и вскочил на пульт управления.

– Назад! – крикнул я техникам, стараясь прицелиться сразу в троих.

Тем временем четверка с китайской едой возилась с мечами. Парень у двери номер 2 оторвал рукав от стены и пытался найти свое оружие.

Один из техников протянул руку к его пистолету.

– НЕТ!

Я сделал предупреждающий выстрел, и стрела воткнулась в сиденье в миллиметре от его промежности. Мне не хотелось навредить бедным смертным (сам не верю, что это сказал), но нужно было держать этих ребят подальше от нехороших кнопок, способных уничтожить Нью-Йорк.

Я наложил на тетиву сразу три стрелы и как мог постарался напустить на себя устрашающий вид:

– Выметайтесь отсюда! Быстро!

Техникам, очевидно, хотелось так и поступить – в конце концов, это было довольно щедрое предложение, – но меня они боялись явно меньше, чем германцев.

Все еще рыча от боли, Предводитель со стрелой в ноге заорал:

– Выполняйте свою работу!

Техники рванулись к нехорошим кнопкам. Четверо германцев бросились на меня.

– Простите, ребята. – Я выпустил каждому из техников по стреле в ногу, надеясь, что это займет их, пока я буду разбираться с германцами.

Ближайшему варвару я всадил стрелу в грудь, и он рассыпался в прах, но остальные трое по-прежнему приближались. Я прыгнул и, оказавшись между ними, принялся бить их луком, толкать локтями и колоть стрелами как маньяк. Мне повезло, и еще один выстрел избавил меня от второго любителя китайской кухни, а в следующий миг я успел швырнуть стул в Парня у двери номер 2, только что нашедшего свой пистолет. От удара металлической ножкой по лбу он потерял сознание.

Оставались еще двое германцев, заляпанных курицей с лимоном. Когда они рванули ко мне, я побежал навстречу, держась по центру и подняв лук на уровень их лиц, так что врезал обоим по носу. Они, шатаясь, попятились, а я выпустил еще две стрелы в упор. Это не очень благородно, зато эффективно. От германцев остались лишь кучки праха вперемешку с липким рисом.

Я был очень доволен собой… пока кто-то не саданул мне по затылку. Комната окрасилась в красно-фиолетовые тона. Я рухнул на четвереньки, перевернулся, чтобы иметь возможность защищаться, и увидел, что надо мной стоит Предводитель, направив острие меча мне прямо в лицо.

– Хватит! – прорычал он. Его нога была в крови, а из голени по-прежнему торчала стрела, словно часть костюма на Хеллоуин. Он рявкнул техникам: – ВКЛЮЧАЙТЕ НАСОСЫ!

В последней отчаянной попытке помешать я запел «НЕ НАДО ТАК СО МНОЙ!»[33] таким голосом, от которого Тома Петти бы передернуло.

Предводитель надавил мечом мне на кадык:

– Споешь еще хоть слово – и я вырежу тебе голосовые связки.

Я лихорадочно соображал, что бы еще предпринять. Все ведь шло так хорошо. Я не мог сдаться сейчас. Но в тот момент, когда я лежал на полу, уставший, побитый, дрожащий от выплеска адреналина, у меня закружилась голова. В глазах стало двоиться. Надо мной возвышались два Предводителя. Шестеро расплывчатых техников со стрелами в ботинках захромали обратно к пульту управления.

– Почему задерживаемся? – крикнул Предводитель.

– М-мы пытаемся, сэр, – промямлил один из техников. – Пульт управления… Я не получаю никаких показаний.

Оба размытых Предводителя вперили в меня испепеляющий взгляд:

– Я рад, что ты еще не умер. Потому что я убью тебя медленно.

Странно, но я почувствовал воодушевление. Возможно, даже улыбнулся. Может, когда я скакал по пульту управления, мне удалось как-то вызвать короткое замыкание? Круто! Пусть я даже умру – но зато я спас Нью-Йорк!

– Попробуй выключить из сети, – сказал второй техник, – а потом снова включить.

Очевидно, это был старший специалист в службе 1–555-СПРОСИ ЗЛОДЕЯ.

Техник номер 3 полез под стол и начал распутывать провода.

– Не сработает! – прохрипел я. – Ваш дьявольский план провалился!

– Нет, все получилось, – объявил техник номер 1. – Показания в норме. – Он повернулся к Предводителю. – Приступать?

– ТЫ ЕЩЕ СПРАШИВАЕШЬ?! – взревел Предводитель. – ДАВАЙ!

– Нет! – завыл я.

Предводитель сильнее надавил мечом мне на горло, но так, чтобы не убить. Видимо, он не шутил, обещая мне медленную смерть.

Техники нажали на нехорошие кнопки и в ожидании уставились на видеомониторы. Я мысленно молился, надеясь, что нью-йоркская агломерация простит мне мою последнюю, самую ужасную неудачу.

Техники снова пощелкали кнопками.

– Вроде бы все нормально, – проговорил техник номер 1 растерянным тоном, который свидетельствовал о том, что все совсем не нормально.

– Я не вижу, чтобы что-то происходило, – сказал Предводитель, окидывая взглядом мониторы. – Где огонь? Где взрывы?

– Я… я не понимаю. – Техник номер 2 ударил по своему монитору. – Горючее… Оно никуда не поступает.

Я не мог сдерживаться. И захихикал.

Предводитель пнул меня в лицо. Было так больно, что я захихикал еще сильнее.

– Что ты сделал с чанами? – грозно спросил он. – Что ты с ними сделал?!

– Я? – фыркнул я. Кажется, у меня был сломан нос. Я пускал пузыри из слизи и крови, что наверняка выглядело очень привлекательно. – Ничего!

Я смеялся над ним. Все было просто отлично. Мысль умереть здесь, среди китайской еды и варваров, казалась и правда отличной. Либо Нероновы машины Судного дня сломались сами собой, либо я испортил пульт управления так сильно, как даже и не надеялся, либо где-то под зданием что-то наконец-то пошло по плану и теперь я должен каждому троглодиту по новой шляпе. Подумав об этом, я истерически захохотал. Кстати, было очень больно.

Предводитель сплюнул:

– Сейчас я тебя убью. – Он занес меч и… замер. Его лицо побледнело и стало морщиться. Борода выпала, волосок за волоском, словно жухлые сосновые иглы. Кожа начала отваливаться, то же произошло с его одеждой и плотью, и в конце концов от Предводителя остался лишь белый как мел скелет с мечом в костяных руках.

За ним, положив руку скелету на плечо, стоял Нико ди Анджело.

– Так-то лучше, – сказал Нико. – А теперь отойди.

Скелет подчинился: опустил меч и отступил от меня на несколько шагов.

Техники в ужасе заскулили. Они были смертными, и я не знал, что конкретно, как им показалось, они сейчас увидели, но явно ничего хорошего.

Нико взглянул на них:

– Бегите.

Отталкивая друг друга, они помчались прочь. Бежать со стрелами в ногах было нелегко, но за дверь они вылетели быстрее, чем вы бы успели сказать «Аид тебя подери, чувак только что сделал из Предводителя скелет!».

Нико хмуро посмотрел на меня:

– Фигово выглядишь.

Я слабо рассмеялся, булькая соплями:

– А то!

Похоже, мое чувство юмора его не успокоило.

– Пошли отсюда, – сказал Нико. – Все здание – сплошное поле боя, а у нас еще есть дела.

Глава 26

В башне, как в старые добрые,

Похихикаем, поднимаясь?

За Мэг! Ради славы! И шляп!

Пока Нико помогал мне встать, Предводитель рассыпался, и от него осталась только куча костей.

Наверное, управлять живым скелетом и поднимать мою жалкую задницу с пола в одно и то же время даже для Нико было слишком трудно.

Он оказался на удивление сильным. Мне пришлось опереться на него, навалившись едва ли не всем телом, потому что все вокруг по-прежнему кружилось, лицо пульсировало и на меня то и дело находили приступы предсмертного хихиканья.

– Где… где Уилл? – спросил я.

– Точно не знаю. – Нико понадежнее прижал мою руку к своему плечу. – Он вдруг сказал «Я кое-кому нужен» – и куда-то помчался. Мы его найдем. – Голос у него, правда, был встревоженный. – Ты сам как? Как это тебя угораздило… э-э… устроить тут такое?

Видимо, он имел в виду рассыпанный повсюду прах вперемешку с рисом, сломанные стулья и пульт управления и кровь моих врагов, разбрызганную по ковру и стенам. Я постарался сдержать безумный смех:

– Просто повезло?

– Такого везения не бывает. Думаю, твои божественные силы растут. И неплохо так растут.

– Круто! – Тут у меня подогнулись колени. – А где Рейчел?

Нико, кряхтя, старался поставить меня на ноги:

– В последний раз, когда я ее видел, с ней было все в порядке. Это она отправила меня сюда за тобой. У нее теперь видения чуть ли не постоянно. А сама она с трогами.

– С нами троги! Ура! – Я прижался лицом к голове Нико и удовлетворенно вздохнул. Его волосы пахли каплями дождя, стекающими по камням… приятный запах.

– Ты что, нюхаешь мою голову? – спросил он.

– Э-э…

– Прекращай. У тебя кровь из носа идет, ты меня всего вымажешь.

– Прости. – И меня снова одолел смех.

«Ого, – рассеянно подумал я. – Видать, тем ударом по голове мне мозги-то чуть не вышибли».

Нико потащил меня по коридору, рассказывая о приключениях, которые ему и остальным пришлось пережить после штаб-квартиры трогов. Я никак не мог сосредоточиться и хихикал в самые неподходящие моменты, но все-таки понял, что да, троги помогли им повредить чаны с греческим огнем, Рейчел удалось призвать помощь из Лагеря полукровок, а башня Нерона теперь превратилась в самый большой в мире комплекс по проведению военных игр в городских условиях.

В свою очередь, я сообщил ему, что у Лу теперь столовые приборы вместо рук…

– Чего?!

И она отправилась добывать фасции Нерона у леонтоцефалина.

– У кого?!

А мне нужно добраться до юго-восточного угла в жилом крыле, чтобы найти Мэг.

По крайней мере это Нико понял:

– Тебе нужно на три этажа выше.

– Я знал, что где-то ошибся!

– Провести тебя туда будет трудно, идут сражения. Каждый уровень теперь как… ну…

Мы добрались до конца коридора. Нико пинком распахнул дверь, и мы попали в конференц-зал, где царил хаос.

Полдюжины троглодитов носились по помещению, сражаясь с равным количеством смертных охранников. Кроме прекрасных нарядов и шляп на каждом из них были большие темные очки-гогглы, защищающие глаза от света, в которых они напоминали миниатюрных авиаторов на костюмированной вечеринке. Кое-кто из охранников пытался их подстрелить, но троги оказались маленькими и юркими. Одного все же настигла пуля, но он только сердито зашипел, когда она отскочила от его прочной, как камень, кожи. Другие охранники отбивались резиновыми дубинками, но результат был примерно таким же. Троги скакали вокруг смертных, лупили их палками, стаскивали шлемы и вообще веселились.

Мой старый друг Ррр-Фред, Могучий носитель шляп, Начальник службы безопасности, спрыгнув со светильника, саданул охранника по голове, после чего приземлился на стол для заседаний и улыбнулся мне. Поверх полицейской фуражки у него была надета новая бейсболка с надписью «ТРИУМВИРАТ ХОЛДИНГС».

– ХОРОШАЯ БИТВА, Лестер-Аполлон! – Он ударил кулачками в грудь, выдернул из стола микрофон и швырнул его в лицо приближающемуся охраннику.

Нико провел меня сквозь бушующие бои. Мы нырнули в очередную дверь – и тут же наткнулись на германца, которого Нико, даже не сбавляя хода, пронзил клинком из стигийской стали.

– Зона высадки Лагеря полукровок впереди, мы совсем рядом, – сказал он как ни в чем не бывало.

– Зона высадки?

– Да. Почти весь лагерь пришел на помощь.

– Даже Дионис? – Я бы заплатил настоящую драхму, чтобы посмотреть, как он превращает наших врагов в виноградины и топчет их. Это зрелище всегда меня забавляло.

– Ну нет, мистера Ди нет, – ответил Нико. Сам знаешь: боги не сражаются в битвах полубогов. За исключением присутствующих.

– Я исключительный! – От восторга я чмокнул Нико в макушку.

– Давай без этого.

– Ладно! А кто еще здесь? Расскажи! Расскажи! – У меня было такое ощущение, что меня ведут на вечеринку по поводу моего дня рождения, и мне до смерти хотелось узнать, кто пришел. Хотя чувствовал я себя так, будто до смерти мне оставалось совсем немного!

– Эм… ну…

Мы остановились у тяжелых раздвижных дверей из красного дерева.

Нико отодвинул одну из створок – и меня чуть не ослепило заходящее солнце.

– Ну, вот и добрались.

С этой стороны вдоль всей стены здания тянулась широкая терраса, с которой открывался вид на реку Гудзон и скалы Нью-Джерси позади нее, окрашенные бордовыми закатными лучами – вид стоимостью миллионы долларов.

Здесь царил хаос почище, чем в конференц-зале. В воздухе словно чайки сновали пегасы, время от времени приземляясь, чтобы высадить новые силы подкрепления в оранжевых футболках Лагеря полукровок. Вдоль ограждения тянулась линия устрашающих турелей с гарпунами из небесной бронзы, но бо́льшая часть из них была взорвана или разбита. Шезлонги пылали. Наши товарищи из лагеря вели ближний бой с десятками солдат Нерона: некоторыми старшими ребятами-полубогами из императорской семьи, отрядом германцев, смертными охранниками и даже с несколькими киноцефалами – волкоголовыми воинами с острыми когтями и слюнявыми, пускающими пену пастями. Вдоль стены стояли горшки с деревьями, примерно как в тронном зале. Их дриады восстали, чтобы сражаться вместе с Лагерем полукровок против тирании Нерона.

– Вперед, сестры! – кричала дриада фикуса, размахивая острой палкой. – Нам нечего терять, кроме земли в горшках!

Посреди этого хаоса из стороны в сторону бегал, цокая копытами, Хирон собственной персоной, лошадиная половина которого была увешана запасными колчанами, оружием, щитами и бутылками с водой, отчего он напоминал то ли мамашу-наседку, то ли минивэн для полубогов. Со своим луком он управлялся так ловко, как мне и не снилось (но это строго между нами), успевая между делом подбадривать своих юных подопечных и раздавать указания:

– Деннис, постарайся не убивать вражеских полубогов и смертных! Ладно, хотя бы с этого момента постарайся! Иветт, слева! Бен… эй, поосторожней, Бен!

Последнее относилось к юноше в инвалидном кресле с ручным приводом. Его мощный торс был облачен в гоночную рубашку, а водительские перчатки усеяны шипами. Непослушные черные волосы паренька трепал ветер, а когда он разворачивался, из ободов его колес выскакивали клинки, пронзающие каждого, кто осмелился к нему приблизиться. В последнем развороте на 180 градусов он едва не задел задние ноги Хирона, но, к счастью, у старого кентавра оказалась хорошая реакция.

– Простите! – улыбнулся Бен, по виду которого было не сказать, чтобы он хоть чуть-чуть раскаивался. В следующий миг он уже мчался к стае киноцефалов.

– Папа! – Ко мне подбежала Кайла. – О боги, что с тобой случилось?! Нико, где Уилл?

– Отличный вопрос, – сказал Нико. – Кайла, позаботишься об Аполлоне, пока я его поищу?

– Конечно, иди!

Нико убежал, а Кайла потащила меня в самый безопасный угол, который ей удалось найти, усадила меня на единственный уцелевший шезлонг и начала рыться в аптечке.

Мне открывался дивный вид на закат и кипящую вокруг кровавую бойню. Интересно, не согласился бы кто-то из Нероновых слуг принести мне модный напиток с крохотным зонтиком? Я снова захихикал, хотя остатки здравого смысла во мне шипели «Перестань. Перестань. Это не смешно».

Кайла, явно обеспокоенная моим весельем, нахмурилась. Она намазала мой сломанный нос каким-то мятным лекарством:

– Ой, пап, наверное, шрам останется.

– Знаю, – захихикал я. – Как же я рад тебя видеть!

Кайла изобразила что-то вроде улыбки:

– И я тебя. Денек выдался сумасшедший. Нико вместе с трогами проник в здание снизу. Остальные одновременно ударили на разных уровнях, чтобы разбить их охрану. Домик Гермеса обезвредил много ловушек, турелей и другого оружия, но пока почти везде еще идут бои.

– Мы побеждаем? – спросил я.

Завопил германец, которого Шерман Ян, староста домика Ареса, сбросил с края здания.

– Трудно сказать, – ответила Кайла. – Хирон сказал новичкам, что это полевой выезд. Вроде как тренировка. Рано или поздно им придется всему этому научиться.

Я окинул взглядом террасу. Многие из первогодок, некоторые не старше одиннадцати-двенадцати лет, восторженно сражались бок о бок с ребятами из своих домиков, стараясь повторять каждое движение за старостами. Они казались совсем малышней, но все-таки были полубогами и за время своей короткой жизни наверняка успели пережить не одно страшное событие. Да и Кайла права: приключения не станут ждать, пока они к ним подготовятся. Им придется научиться действовать быстро, и чем раньше, тем лучше.

– Розами! – крикнул Хирон. – Держи меч выше, милая!

Девчушка улыбнулась и, подняв меч, отразила удар дубинки охранника. А затем плашмя вмазала врагу по лицу клинком.

– А у нас каждую неделю будут полевые выезды? Это так круто!

Хирон слабо ей улыбнулся и продолжил стрелять по врагам.

Кайла забинтовала мне лицо как смогла: замотала нос белой марлей, отчего я начал косить. Мне показалось, что теперь я выглядел как Человек-Отчасти-Невидимка, и от этой мысли меня снова стал разбирать смех.

Кайла поморщилась:

– Так, нужно привести в порядок твои мысли. Выпей это. – Она поднесла к моим губам пузырек.

– Нектар?

– Это уж точно не нектар.

Во рту у меня будто что-то взорвалось. Я тут же понял, что она мне дала и зачем: это был «Маунтин Дью», яркий лаймово-зеленый отрезвляющий эликсир. Уж не знаю, как он действует на смертных, но спросите любое сверхъестественное существо – и вам расскажут, что сочетание сладости, кофеина и нечеловеческого je-ne-sais-quoi-peutêtre-radioactif[34] вкуса «Маунтин Дью» способно сделать любого бога предельно сосредоточенным и серьезным. Мое зрение прояснилось. Хихиканье как рукой сняло. Хихикать не хотелось совершенно. Сердце сжалось от мрачного чувства опасности и неминуемой гибели. «Маунтин Дью» – это все равно что раб, который едет позади императора во время триумфальных шествий и нашептывает: «Помни, ты смертен и ты умрешь», – чтобы тот не слишком задирал нос.

– Мэг, – сказал я, вспомнив о самом важном. – Мне нужно найти Мэг.

Кайла хмуро кивнула:

– Тогда этим мы и займемся. Я принесла тебе запасные стрелы. Подумала, что они тебе понадобятся.

– Ты самая заботливая дочь на свете.

Она покраснела до корней рыжих волос.

– Идти можешь? Пора выдвигаться.

Забежав в здание, мы повернули в коридор, который, как считала Кайла, мог привести к лестнице. Открыв очередные двери, мы оказались в Обеденном зале имени Катастрофы.

В других обстоятельствах это могло быть замечательным местом для званого ужина: большой стол на двадцать персон, люстра в стиле Тиффани, огромный мраморный камин, деревянные панели на стенах, ниши с мраморными бюстами, каждый с лицом одного и того же римского императора. (Если вы сказали «Нерон», то выиграли приз – «Маунтин Дью».)

А вот что в атмосферу праздничного ужина никак не вписывалось: сюда каким-то образом забрел рыжий лесной бык и теперь гонял юных полубогов вокруг стола, а те выкрикивали оскорбления и швыряли в него нероновские золотые тарелки и столовые приборы. До быка, видимо, не доходило, что он может просто протаранить стол и растоптать полубогов, но рано или поздно он должен был до этого додуматься.

– Фу, эти твари, – поморщилась Кайла при виде быка.

Я подумал, что это могло бы стать отличным определением для энциклопедии монстров в лагере. «Фу, эти твари» – это и правда единственное, что вам нужно знать о tauri silvestres.

– Их нельзя убить, – предупредил я, когда мы присоединились к остальным полубогам, играющим в догонялки вокруг стола.

– Ага, знаю. – Судя по тону Кайлы, за время веселой боевой экскурсии она уже успела пройти экспресс-курс по общению с лесными быками. – Эй, ребята, – обратилась она к своим юным товарищам. – Нам нужно выманить эту тварь наружу. Если сможем подманить его к краю террасы…

Двери в противоположном конце зала резко распахнулись, и я увидел своего сына Остина с теноровым саксофоном наготове. Обнаружив в опасной близости от себя голову быка, он с криком «Эй!» выдул из саксофона такой неблагозвучный то ли скрип, то ли треск, каким мог бы гордиться сам Колтрейн[35].

Бык пошатнулся, испуганно затряс головой, а Остин перемахнул через стол и присоединился к нам.

– Привет, – сказал он. – Уже развлекаемся?

– Остин, – с облегчением выдохнула Кайла. – Я хочу выманить быка наружу. Ты не мог бы… – Она указала на меня.

– Играем в «Передай другому Аполлона»? – улыбнулся Остин. – Без проблем. Пошли, пап. Я с тобой.

Кайла построила младших полубогов и начала стрелять в быка, чтобы отвлечь его на себя, а Остин выпихнул меня в боковую дверь.

– Куда нам, пап? – Он деликатно не стал спрашивать, почему у меня забинтован нос, а изо рта разит «Маунтин Дью».

– Я должен найти Мэг, – сказал я. – Три этажа вверх? Юго-восточный угол?

Остин не сбавил темпа, но лицо его стало напряженным:

– Вряд ли кому-то уже удалось пробиться на этот уровень, но давай постараемся.

Мы нашли огромную винтовую лестницу, по которой поднялись еще на один этаж. Пробравшись сквозь лабиринт из коридоров, протиснулись в Ужасающую Шляпную Комнату.

Троглодиты нашли галантерейную золотую жилу. Похоже, этот огромный шкаф служил Нерону гардеробом, потому что вдоль стен тянулись ряды осенних и зимних курток. Полки были завалены шарфами, перчатками и – да – шапками, шляпами и кепками всех мыслимых фасонов. Троги весело копались в вещах: напяливали на себя по шесть-семь шапок, примеряли шарфы и галоши, развивая и без того невероятно цивилизованное чувство стиля.

Какой-то трог посмотрел на меня сквозь темные очки-гогглы, и я заметил, как с его губ стекает слюна:

– Шляааапы!

Мне оставалось только улыбнуться и прокрасться по краешку гардеробной, надеясь, что никто из трогов не примет нас за похитителей шляп.

К счастью, трогам было не до нас. Выбравшись из гардеробной с противоположной стороны, мы попали в мраморный вестибюль с лифтами.

Я воспрял духом. Если предположить, что это главный вход на жилые уровни башни Нерона, где он должен принимать самых желанных гостей, то мы приближались к Мэг.

Остин остановился перед кнопочной панелью с выложенным на ней символом «SPQR».

– Похоже, на этом лифте можно подняться прямиком в императорские апартаменты. Но нам нужен электронный пропуск.

– По лестнице можно? – спросил я.

– Не знаю, – ответил он. – Мы близко к покоям императора, наверняка все пути наверх перекрыты или заминированы. Ребята из домика Гермеса расчистили нижние лестницы, но вряд ли они добрались сюда. Мы тут первые. – Он положил пальцы на клавиши саксофона. – Может, у меня получится открыть лифт, сыграв верную последовательность тонов? – Он замолчал, потому что двери лифта раскрылись сами собой.

Внутри стоял маленький полубог с взлохмаченными светлыми волосами. Одежда на нем была помята, а на средних пальцах мерцали два золотых кольца.

При виде меня глаза Кассия округлились. Очевидно, он не ожидал, что мы когда-нибудь снова встретимся. Глядя на него, можно было предположить, что его последние сутки были такими же трудными, как и у меня: лицо серое, глаза опухли и покраснели от слез. В разных частях его тела то и дело появлялся нервный тик.

– Я… – У Кассия сорвался голос. – Я не хотел… – Дрожащими руками он снял кольца Мэг и протянул их мне. – Пожалуйста… – Он смотрел мимо меня. И явно ему хотелось поскорее уйти, выбраться из этой башни.

Признаюсь, меня охватил гнев. Этот парнишка отрубил Лугусельве руки клинками Мэг. Но он был такой маленький и такой испуганный. Казалось, он думал, что я подобно Нерону превращусь в Зверя и накажу его за то, что его заставил сделать император.

И мой гнев рассеялся. Когда он уронил кольца Мэг в мою ладонь, я сказал:

– Иди.

Остин прочистил горло:

– Да, конечно, но сначала… можно твой пропуск? – Он указал на ламинированный квадратик, висящий на шнурке у Кассия на шее. Он был так похож на школьный пропуск, какой часто носят детишки, что я даже не обратил на него внимания.

Кассий неуклюже снял его. И отдал Остину. А потом убежал.

Остин вгляделся мне в лицо:

– Я так понимаю, вы с пареньком уже встречались?

– Это долгая и неприятная история, – сказал я. – Насколько рискованно для нас пользоваться этим пропуском:

– Кто знает, – пожал плечами Остин. – Давай выясним.

Глава 27

Не можешь биться лично?

Замутим видеосвязь

Убью тебя онлайн

Хотите – верьте, хотите – нет, но пропуск сработал.

Лифт не испепелил нас и не рухнул, унося нас к земле и к смерти. В отличие от прошлого лифта, которым я пользовался, здесь все-таки играла музыка. Поднимались мы плавно и медленно, словно Нерон хотел, чтобы мы успели ею насладиться.

Мне всегда казалось, что о злодее можно судить по музыке, которая звучит у него в лифте. Играет что-то легкое? Заурядный гад без воображения. Мягкий джаз? Коварный негодяй с комплексом неполноценности. Поп-хиты? Стареющий, но отчаянно молодящийся злыдень.

Нерон предпочел легкую классику, как в вестибюле у входа. Отдаю ему должное: признак самоуверенного злодея. Он как бы говорит: «Я уже владею всем и властвую над всеми. Расслабься. Тебе осталось жить не больше минуты, так хотя бы насладись этим убаюкивающим струнным квартетом».

Рядом со мной Остин перебирал клавиши саксофона. Было видно, что и его нервирует этот саундтрек.

– Лучше бы играл Майлз Дэвис[36], – сказал он.

– Да, было бы неплохо.

– Слушай, если не выберемся отсюда…

– Даже не начинай, – оборвал его я.

– Да, но я просто хотел сказать: я рад, что нам удалось провести вместе время. Ну, понимаешь… вместе.

Его слова согрели меня даже больше, чем лазанья Пола Блофиса.

Я знал, о чем он говорит. Пока я был Лестером Пападопулосом, я, по правде сказать, не много времени проводил с Остином, да и со всеми, кто меня привечал, и тем не менее это было куда больше, чем время, которое мы провели вместе, пока я был богом. Мы с Остином узнали друг друга – не только как бог и смертный или отец и сын, но и как соратники, стоящие плечом к плечу, помогающие друг другу разобраться в наших непростых жизнях. И это было поистине драгоценно.

Мне хотелось пообещать, что если выживем, то станем общаться чаще, но я уже знал цену обещаниям. Если не знаешь наверняка, что сможешь сдержать слово, нельзя его и давать – тут все как с печеньками с шоколадной крошкой: если боишься, что съешь все за один присест, лучше не пеки их совсем.

Поэтому я лишь улыбнулся и сжал ему плечо, так и не решившись ничего сказать.

К тому же я все время думал о Мэг. Если мгновения, проведенные с Остином, мне так дороги – как оценить, что значат для меня наши с ней приключения? Почти весь свой путь я прошел рука об руку с этой глупой, храброй, раздражающей, чудесной девочкой. Я должен ее найти.

Двери лифта открылись. Мы вышли в холл. Мозаика на полу изображала триумфальное шествие по горящему Нью-Йорку. Очевидно, Нерон многие месяцы, а может, и годы, планировал, как обрушит свой гнев на город, что бы я ни сделал. Это было так отвратительно и так похоже на него, что я даже не смог разозлиться.

Мы остановились в конце коридора, расходящегося в две стороны в виде буквы «Т». Справа слышались разговоры, звон бокалов и даже смех. В левом коридоре было тихо.

Остин жестом приказал мне ждать – и аккуратно открепил от корпуса саксофона латунный стержень. На инструменте вообще можно было обнаружить много всякой нестандартной всячины, включая взрывающиеся трости, ершики для чистки клапанов, которые также служили кабельными стяжками, и небольшой кинжал, чтобы разить монстров и неприятных музыкальных критиков. У стержня, который он выбрал на этот раз, на конце было закреплено сферическое зеркальце. Остин высунул его в коридор как перископ, немного подождал, разглядывая отражение, и вернул его назад.

– Справа праздничный зал, – прошептал он мне на ухо. – Там куча охранников и еще какие-то люди, вроде бы гости. Слева библиотека, кажется пустая. Если, чтобы найти Мэг, тебе нужно добраться до юго-восточного угла, придется пройти прямо сквозь ту толпу.

Я сжал кулаки, готовый сделать все, что необходимо.

Из праздничного зала донесся девичий голос. Судя по учтивому и испуганному тону, это была дриада Арека.

– Благодарю всех вас за терпение! – объявила она. – Император улаживает некоторые вопросы в тронном зале. На нижних этажах небольшие беспорядки, но очень скоро с ними разберутся. Прошу, угощайтесь тортом и напитками, пока ждете, – ее голос надломился, – начала пожара.

В ответ прозвучали скупые вежливые аплодисменты.

Я схватился за лук. Мне хотелось броситься в толпу, освободить Ареку, расстрелять остальных и растоптать их торт. Но Остин дернул меня за руку и оттащил на несколько шагов к лифтам.

– Их слишком много, – сказал он. – Я их отвлеку. Заманю всех, кого смогу, в библиотеку – пусть гонятся за мной. Возможно, это даст тебе шанс пробиться к Мэг.

Я покачал головой:

– Слишком опасно. Я не позволю тебе…

– Эй, – Остин усмехнулся. На миг я заметил в нем проблеск собственной божественной самоуверенности. На лице у него словно было написано: «Я музыкант. Доверься мне». – Опасность – это часть нашей работы. Дай мне это сделать. Не вмешивайся, пока я их отвлекаю. А потом найди нашу девочку. Увидимся на той стороне.

Я не успел ничего возразить, как Остин уже выскочил на развилку и крикнул:

– Эй, идиоты! Вы все покойники! – И, приложив мундштук к губам, он тут же заиграл песенку «Хоп! Идет ласка!»[37].

Даже без оскорблений эта мелодия, сыгранная отпрыском Аполлона, неминуемо обращает противника в паническое бегство. Я вжался в стену у лифта, стараясь не попасться под ноги Остину, который помчался в библиотеку, и несущимся за ним пятидесяти или шестидесяти разъяренным гостям и германцам. Оставалось надеяться, что Остин найдет второй выход из библиотеки, иначе погоня будет очень короткой.

Я заставил себя пошевелиться. «Найди нашу девочку», – сказал Остин.

Да. В этом и был план.

Я бросился направо – и оказался в праздничном зале.

После выходки Остина здесь не осталось никого. Даже Арека, видимо, присоединилась к беснующейся под воздействием песенки толпы.

Моим глазам открылись десятки высоких столиков с льняными скатертями, посыпанными блестками и розовыми лепестками. В центре каждого возвышалась скульптура из бальзового[38] дерева, изображающая Манхэттен, охваченный языками нарисованного пламени. Пожалуй, даже для Нерона это слишком вычурно. Стол сбоку ломился от всевозможных закусок, а главное место занимал многослойный красно-желтый торт, украшения которого напоминали языки огня. На дальней черной стене красовалась растяжка «СЧАСТЛИВОГО ИНФЕРНО!»[39].

Вдоль другой стены шел ряд зеркальных окон (несомненно, с отличной теплоизоляцией), откуда открывался вид на город и на обещанный пожар, который теперь – да снизойдет благословение на трогов и их великолепные шляпы! – не должен состояться.

В углу на небольшой сцене находился единственный микрофон и стойка с инструментами: гитарой, лирой и скрипкой. Ох, Нерон. Вот это настоящий черный юмор: он намеревался играть на скрипке, глядя, как Нью-Йорк полыхает. Не сомневаюсь, что его гости смеялись бы и вежливо хлопали, пока город взрывался и миллионы людей погибали под звуки песни «Эта земля – твоя земля»[40]. Да и кто эти гости? Миллиардеры, с которыми император играл в гольф? Взрослые полубоги, которым он пообещал жизнь в своей постапокалиптической империи? Кем бы они ни были, я надеялся, что Остин привел их прямо к отряду разгневанных акционеров-троглодитов.

Хорошо, что в зале никого не оказалось. Несчастным пришлось бы познать мой гнев. Но в сложившихся обстоятельствах мне оставалось всего лишь пустил стрелу в торт, правда без особого удовольствия.

Я пошел через зал, но он был такой большой, что в конце концов нетерпение взяло верх и я побежал. Достигнув двери, я распахнул ее пинком, держа наготове натянутый лук, но увидел только еще один пустой коридор.

Однако это место было мне знакомо – из сновидений. Я наконец-то добрался до жилых покоев императорской семьи. Но где же охрана? Слуги? Я решил об этом не думать. Дверь Мэг должна быть впереди. И я побежал.

С воплем «Мэг!» я ворвался в комнату.

Никого.

Кровать была аккуратно застелена новым покрывалом. Сломанные стулья заменены. В комнате так пахло чистящими средствами «Пайн Сол», что даже запах Мэг был стерт отсюда, не говоря уж о свидетельствах ее бунта. Еще никогда я не чувствовал себя таким подавленным и одиноким.

– Привет! – пропищал голосок слева.

Я пустил стрелу в прикроватную тумбочку и разбил экран ноутбука, где маячило лицо Нерона, вещающего по видеосвязи.

– О нет, – стал паясничать он, мерцая и рассыпаясь на пиксели. – Ты меня подстрелил.

Его изображение затряслось. Оно было какое-то большое и смещенное к краю, словно он неумело держал телефон с камерой в руках. Я задумался, приходилось ли ему испытывать те же проблемы с мобильной связью, что и другим полубогам, и не мог ли сигнал сотового выдать его местонахождение монстрам. Но потом сообразил, что в радиусе пятисот миль не было чудовища страшнее, чем сам Нерон.

Я опустил лук и с усилием разомкнул челюсти, чтобы заговорить:

– Где Мэг?

– О, с ней все в порядке. Она здесь, со мной, в тронном зале. Я подумал, что рано или поздно ты окажешься перед этим монитором и мы сможем поболтать о твоем положении.

– О моем положении? Ты в осаде. Мы разогнали твою инфернальную вечеринку. Твои войска вот-вот будут разгромлены. А я направляюсь к тебе, и, если ты тронешь хотя бы камешек на очках Мэг, я тебя убью.

Нерон беззаботно рассмеялся. Я не услышал начало его ответа, потому что заметил движение в коридоре. На пороге возник Иии-Блинг, председатель правления троглодитов: он довольно улыбался, его колониальный наряд был покрыт прахом монстров и клоками рыжей бычьей шерсти, а поверх треуголки красовалось несколько новых головных уборов.

Пока Иии-Блинг не успел ничего сказать и выдать своего присутствия, я едва заметно покачал головой, предупреждая, чтобы он вел себя тихо и не показывался перед камерой. Мне не хотелось выдавать Нерону информации о наших союзниках больше, чем необходимо.

Прочитать что-то в глазах Иии-Блинга, скрытых за темными очками-гогглами, было невозможно, но умный трог, судя по всему, понял меня.

– …Совсем другое положение, – говорил Нерон. – Ты слышал о сасанидском газе, Аполлон?

Я понятия не имел, что это такое, но Иии-Блинг едва не выпрыгнул из башмаков с пряжками. Его рот презрительно скривился.

– Весьма хитроумная вещь, – продолжал Нерон. – Персы использовали его против наших войск в Сирии. Сера, деготь, еще парочка секретных ингредиентов. Страшно ядовитый, приводит к мучительной смерти, особенно эффективен в замкнутых пространствах, таких как туннели… или здания.

Волосы у меня сзади на шее встали дыбом.

– Нерон. Нет.

– Очень даже да, – возразил он по-прежнему елейным голоском. – Ты лишил меня шанса спалить город, но, конечно, вряд ли считал, что это мой единственный план. Резервная система не повреждена. Ты оказал мне услугу, собрав весь греческий лагерь в одном месте! И теперь стоит мне только нажать на кнопку – все, кто находится на уровнях ниже тронного зала…

– Там есть и твои люди! – закричал я, трясясь от ярости.

На искаженном лице Нерона проступило огорчение:

– К несчастью, да. Но ты не оставил мне выбора. По крайней мере, моя дорогая Мэг здесь, ну и еще несколько избранных. Мы выживем. Ты не предусмотрел, Аполлон, что луком и стрелами нельзя уничтожить банковские счета. Мой капитал, все, что я строил веками, – нетронуто. И Пифон по-прежнему ждет, когда ему доставят твое тело. Так что давай-ка договоримся. Я отложу доставку своего сасанидского сюрприза… скажем, на пятнадцать минут. Этого тебе будет достаточно, чтобы добраться до тронного зала. И я впущу тебя – но только тебя.

– А Мэг?

Нерон взглянул на меня с недоумением:

– Я же сказал, что Мэг в порядке. Я бы никогда не причинил ей вреда.

– Ты… – Я захлебнулся от гнева. – Ты только и делал, что причинял ей вред!

Он закатил глаза:

– Давай поднимайся, тогда и поговорим. Я даже… – Он замолчал, а потом засмеялся, словно на него вдруг нахлынул порыв вдохновения. – Я даже позволю Мэг решить, что с тобой делать! Это более чем справедливо. Если не согласен – я выпущу газ сию минуту, а потом спущусь вниз и спокойненько заберу твой труп и трупы твоих друзей…

– Нет! – Я постарался, чтобы мой крик не прозвучал совсем уж отчаянно. – Нет, я поднимаюсь.

– Прекрасно. – Нерон одарил меня самодовольной улыбкой. – Пока.

Экран потух.

Я повернулся к Иии-Блингу. Он мрачно смотрел на меня.

– Сасанидский газ крайне – ррр – опасен, – сказал он. – Теперь понятно, почему Рыжая Жрица послала меня сюда.

– Рыжая… ты про Рейчел? Она велела тебе меня найти?

Иии-Блинг кивнул:

– Как ты и говорил, она видит вещи. Будущее. Злейших врагов. Лучшие шляпы. Она велела мне прийти в это место.

По уважительному тону его голоса было понятно, что Рейчел Элизабет Дэр до конца жизни будут бесплатно угощать сцинковым супом. Мне не хватало моей Пифии. Лучше бы она нашла меня сама, а не отправила сюда Иии-Блинга, но трог мог передвигаться со сверхзвуковой скоростью и пробиваться сквозь камень, так что ее решение было разумным.

Председатель правления сердито посмотрел на темный треснувший монитор:

– Возможно ли, что Нии-ик-рон блефовал насчет газа?

– Нет, – горько ответил я. – Нерон не блефует. Он любит хвастаться, но доводит дело до конца. Он выпустит газ, едва я войду в тронный зал.

– Пятнадцать минут, – задумчиво протянул Иии-Блинг. – Немного. Постарайся сдержать его. Я соберу трогов. Мы избавимся от этого газа, а если нет – увидимся на Подземных небесах!

– Но…

Иии-Блинг испарился, оставив после себя лишь облачко праха и бычьей шерсти.

Я постарался выровнять дыхание. Троглодиты помогли нам в прошлый раз, хоть я и не верил, что у них получится. Но сейчас мы не были под землей. Нерон не разболтал бы мне про систему подачи ядовитого газа, если бы ее было так легко обнаружить или обезвредить. Если он может единым нажатием кнопки заполнить газом весь небоскреб, трудно вообразить, как троги успеют остановить его или хотя бы вывести наши силы из здания. А у меня, представшего перед императором, не будет ни одного шанса победить его… если только Лу не удалось добыть фасции у леонтоцефалина, а эта миссия тоже казалась невыполнимой.

С другой стороны, надежда – единственное, что у меня осталось. Я должен сыграть свою роль. Задержать Нерона. Найти Мэг.

Я вышел из комнаты.

Пятнадцать минут. И я прикончу Нерона – или он прикончит меня.

Глава 28

Признаки конца света:

Факелы, виноград, борода на шее

Мэг устроили головомойку

Взрывозащитная дверь – неплохая идея.

Я без проблем добрался обратно к тронному залу. Лифты слушались. В коридорах стояла пугающая тишина. На этот раз в приемной меня никто не встретил.

Место, где прежде находились вычурные золотые двери, ведущие в святая святых Нерона, теперь было запечатано массивными панелями из титана и имперского золота. Увидев это, Гефест истек бы слюной: чудесные металлические конструкции, исписанные защитными заклинаниями, достойными самой Гекаты. И все это – чтобы обезопасить одного гнусного императора, спрятавшегося в своем убежище.

Не найдя звонка, я постучал костяшками по титановой панели, выбив первые такты «Собачьего вальса».

Продолжения в ответ я не получил – варвары, что с них взять. Вместо этого вверху в левом углу двери красный огонек камеры наблюдения сменился на зеленый.

– Отлично, – захрипел голос Нерона из динамика в потолке. – Ты один. Умный мальчик.

Можно было обидеться на «мальчика», но у меня есть еще столько поводов обижаться на Нерона, что я решил не делать резких движений. Двери загрохотали и открылись ровно настолько, чтобы я мог протиснуться внутрь, а затем сомкнулись у меня за спиной.

Я осмотрелся в поисках Мэг. Ее нигде не было, и мне захотелось вмазать Нерону.

Зал почти не изменился. Персидские ковры, лежавшие у подножия трона, убрали, чтобы избавиться от неприятных пятен крови, которые остались после ампутации рук Лугусельвы. Слуг разогнали. За троном Нерона полукругом стояла дюжина германцев, некоторые из них выглядели так, словно послужили мишенями для «тренировки» Лагеря полукровок. Место по правую руку императора, раньше принадлежавшее Лу и Гунтеру, занял новый германец. У него была белая борода, глубокий вертикальный шрам на щеке и броня из косматых шкур, за которую его не погладили бы по головке защитники прав животных.

Все окна были забраны решетками из имперского золота, отчего тронный зал стал похож на клетку. Дриады-рабыни нервно парили рядом со своими растениями в горшках. Дети, принадлежащие к императорскому двору – теперь их было лишь семеро, – стояли рядом с каждым горшком с горящими факелами в руках. Нерон культивировал в них все самое плохое, и я не сомневался, что они сожгут дриад, если я буду сопротивляться.

Руку я держал на кармане штанов, куда сунул золотые кольца Мэг. Я был рад уже тому, что она не стоит в одном ряду со своими братьями и сестрами. И тому, что юный Кассий сбежал отсюда. Интересно, куда подевались три оставшихся приемных ребенка: попали ли они в плен или убиты в бою с Лагерем полукровок? Я старался не радоваться этой мысли, но это было нелегко.

– Привет! – По голосу Нерона казалось, что он искренне рад меня видеть. Он развалился на диване и то и дело закидывал в рот ягоды винограда, лежащего на серебряном блюде сбоку от него. – Оружие на пол, пожалуйста.

– Где Мэг? – грозно спросил я.

– Мэг? – Нерон изобразил замешательство и окинул взглядом детишек с факелами в руках. – Мэг. Дай-ка подумать… куда я ее подевал? Которая из них Мэг?

Остальные полубоги вымученно заулыбались, вероятно не понимая, шутит их дражайший папочка или нет.

– Она рядом, – заверил меня Нерон, посерьезнев. – Но сначала положи оружие на пол. Я не дам тебе ни единой возможности навредить моей дочери.

– Ты… – от захлестнувшей меня злости я не смог закончить фразу.

Как кто-то может столь нахально искажать правду, говорить что-то прямо противоположное очевидным вещам с такой уверенностью в собственной правоте?! Как защититься от бесстыдной и хамской лжи, не приемлющей возражений?

Я положил на пол лук и колчаны. Вряд ли они пригодились бы мне. Нерон не подпустил бы меня к себе, если бы видел в них угрозу.

– И укулеле, – сказал он. – И рюкзак.

Да, он неглуп.

Я выполнил его требования.

И понял, что даже попробуй я что-то – скажем, обрушить на Нерона огненную атаку, выстрелить ему в лицо или силой Аполлона уничтожить его премерзкий пурпурный диванчик, – это не помогло бы, если его фасции все еще в целости и сохранности. Он был абсолютно спокоен, словно знал, что его ничто не может поразить.

Своими выходками я только наврежу остальным. Дриады сгорят. Если полубоги откажутся их поджечь, Нерон заставит германцев наказать их. А если германцы не захотят исполнять его приказы… Впрочем, после того что случилось с Лугусельвой, стражи вряд ли осмелятся ослушаться Нерона. Император опутал всех находящихся в этом зале паутиной страха и угроз. Но где же Мэг? Это была единственная темная лошадка, на которую я мог поставить. И тут, словно прочитав мои мысли, Нерон натянуто улыбнулся.

– Мэг, дорогая, – позвал он, – теперь здесь безопасно, можешь выходить.

Она появилась из-за колонны в задней части зала. Справа и слева ее сопровождали два киноцефала. Волкоголовые не касались ее, но держались так близко, что напоминали овчарок, пасущих своенравную овечку.

Физически Мэг была невредима, хотя вымыта чуть ли не до смерти. С нее стерли все сажу, пепел и грязь, кровно заработанные ею на пути в эту башню. Стрижку «под пажа» изменили на «пикси» и сделали пробор посередине, отчего Мэг слишком сильно стала похожа на дриаду. А одежда! Наряд Салли Джексон в стиле Дня святого Валентина заменило пурпурное платье без рукавов, подхваченное на талии золотым шнуром. Вместо красных высоких кедов на ней были сандалии с золотыми ремешками. Неизменными остались только очки, без которых она не могла видеть, но я удивился, что Нерон позволил ей оставить их.

Мое сердце разрывалось. Мэг выглядела старше, она была элегантной и весьма красивой. А еще это была абсолютно, целиком и полностью не она. Нерон постарался стереть в ней все прежнее, каждое ее решение, заменить ее кем-то другим: настоящей юной леди при императорском дворе.

Другие приемные дети смотрели на нее с неприкрытой неприязнью и завистью.

– Вот и ты! – довольно сказал Нерон. – Подойди ко мне, дорогая.

Мэг встретилась со мной глазами. Я постарался дать ей понять, как страшно за нее переживаю, но ее лицо оставалось бесстрастным. Она приблизилась к Нерону, всякий раз ступая с осторожностью, словно стоило ей оступиться или дать волю не той эмоции – вокруг нее тут же взорвались бы невидимые мины.

Нерон похлопал по подушкам рядом с собой, но Мэг остановилась у подножия постамента. Я понадеялся, что это хороший знак. На лице Нерона промелькнуло раздражение, но он тут же взял себя в руки, явно решив, как подобает профессиональному жестокому злодею, не давить сверх необходимости: перестараться не входило в его планы.

– И вот мы здесь! – Он развел руки, чтобы подчеркнуть торжественность момента. – Лестер, как жаль, что ты испортил нам огненное шоу. Мы сейчас могли бы быть в праздничном зале с гостями и любоваться горящим городом на фоне прекрасного заката. Попробовать канапе и торт. Впрочем неважно. У нас и так есть повод для праздника! Мэг дома! – Он повернулся к белобородому германцу. – Веркорикс, будь добр, подай мне пульт. – Он рассеянно махнул в сторону кофейного столика, где на черном лакированном подносе лежала куча гаджетов.

Веркорикс вперевалочку подошел к столу и взял один из них.

– Нет, этот от телевизора, – сказал Нерон. – Нет, этот от видеорегистратора. Да, по-моему, вот этот.

Мое горло сдавила паника, когда я понял, зачем Нерону пульт – чтобы пустить сасанидский газ. Естественно, он держал его в одной куче с пультами от телика.

– Стой! – завопил я. – Ты сказал, что решать будет Мэг.

У Мэг округлились глаза. Похоже, Нерон не посвятил ее в свой план. Она переводила взгляд с него на меня, словно гадала, кто ударит ее первым. Видя ее в таком смятении, я чуть не заплакал.

Нерон ухмыльнулся:

– Конечно она! Мэг, дорогая, тебе все известно. Аполлон в очередной раз тебя подвел. Его план рухнул. Он пожертвовал жизнями всех своих союзников, чтобы добраться сюда…

– Это неправда! – возмутился я.

Нерон вскинул бровь:

– Неправда? Когда я предупредил тебя, что эта башня – смертельная ловушка для твоих друзей-полубогов, разве ты поспешил к ним на помощь? Постарался быстрее вывести их отсюда? Я дал тебе достаточно времени. Нет. Ты использовал их. Позволил им сражаться, отвлекая мою стражу, чтобы ты прокрался сюда и попробовал вернуть свое драгоценное бессмертие.

– Я… Что? Я не…

Нерон сбросил блюдо с фруктами с дивана, и оно загрохотало по полу. Виноградины покатились во все стороны. Все присутствующие, включая меня, вздрогнули… и, конечно, именно этого Нерон и добивался. Театральность сидела в его натуре. Он знал, как работать с толпой, как держать нас в напряжении.

Он вложил в свой голос столько праведного гнева, что даже я чуть не уверовал в его правоту:

– Ты всеми пользуешься, Аполлон! Так было всегда. За тобой повсюду тянется след из погубленных жизней. Гиацинт. Дафна. Марсий. Коронида. Твои собственные оракулы: Трофоний, Герофила, Кумская сивилла. – Он посмотрел на Мэг. – Ты видела это собственными глазами, моя дорогая. Ты знаешь, о чем я говорю. О, Лестер, я тысячи лет живу среди смертных. Знаешь, сколько жизней я погубил? Ни одной. Я воспитывал сирот. – Он указал на приемных детей, и некоторые из них поморщились, словно он швырнул в них блюдо с виноградом. – Давал им роскошь, защиту, любовь. Тысячи людей я обеспечил работой. Я сделал мир лучше! А ты, Аполлон, – ты пробыл на земле от силы полгода. Сколько жизней ты сломал за это время? Сколько полегло, защищая тебя? Бедняжка грифоница, Элоиза. Дриада Денежное дерево. Пандос Крест. И конечно, Джейсон Грейс.

– Как ты смеешь! – прорычал я.

Нерон развел руками:

– Мне продолжить? Смерти в Лагере Юпитера: Дон, Дакота. Родители малышки Юлии… И ради чего все это? Потому что ты хочешь снова стать богом. Ты прокатился по стране туда и обратно и все это время только и делал, что ныл и жаловался. И поэтому я спрашиваю: а достоин ли ты быть богом?

Он хорошо подготовился. Не в духе Нерона помнить имена стольких людей и существ, до которых ему не было дела. Но это была важная сцена. Он разыгрывал спектакль для всех нас, особенно для Мэг.

– Ты перевираешь правду! – сказал я. – Ты всегда так поступал с Мэг и остальными своими бедными детьми.

Не стоило мне называть их бедными. Семеро с факелами с презрением посмотрели на меня. Моя жалость была им явно не нужна. Лицо Мэг по-прежнему ничего не выражало, но она больше не смотрела на меня, а уперла взгляд в узоры на ковре. Вероятно, это уже не очень хороший знак.

Нерон усмехнулся:

– Ах, Аполлон, Аполлон… Ты будешь читать мне нотации о моих бедных детях?! Как же ты сам поступал со своими? – Он принялся перечислять все мои бесчисленные родительские ошибки, но я слушал только вполуха.

Я думал о том, сколько времени прошло с нашего разговора с Иии-Блингом. Долго ли я смогу отвлекать Нерона разговорами и успеют ли троги обезвредить систему подачи ядовитого газа или хотя бы вывести всех из здания?

Как бы то ни было, учитывая бронированные двери и решетки на окнах, нам с Мэг приходилось рассчитывать только на свои силы. Придется спасать друг друга, потому что больше помощи ждать неоткуда. Я должен верить в то, что мы все еще заодно.

– И даже сейчас, – продолжал Нерон, – твои дети сражаются и умирают внизу, пока ты стоишь здесь. – Он с отвращением покачал головой. – Вот что я тебе скажу. Давай-ка пока отложим вопрос о запуске газа на этажи моей башни. – Он положил пульт рядом с собой на диван, умудрившись сделать вид, что идет на невозможно щедрую уступку, решив подождать пару минут, прежде чем убить всех моих друзей. Он посмотрел на Мэг: – Моя дорогая, как я и обещал, ты можешь выбрать. Какой из духов природы удостоится чести убить этого жалкого бывшего бога? Пусть хоть раз сам поборется за свою жизнь.

Мэг уставилась на Нерона так, будто он говорил на тарабарском языке:

– Я… Я не могу… – Она коснулась пальцев там, где раньше были золотые кольца. Больше всего на свете мне хотелось вернуть ей их, но я боялся даже вздохнуть. Мэг словно балансировала на краю бездны. Мне казалось, что малейшее движение – едва заметная вибрация пола, мигание света, кашель или вздох, – и она полетит за край.

– Ты не можешь выбрать? – спросил Нерон полным сочувствия тоном. – Понимаю. У нас здесь столько дриад, и каждая заслуживает отмщения. В конце концов, для их вида существует лишь один природный хищник – олимпийские боги. – Он злобно взглянул на меня. – Мэг права! Мы не будем выбирать. Аполлон, во имя Дафны и всех остальных дриад, которых ты мучил на протяжении веков… Я постановляю, что всем присутствующим дриадам позволяется разорвать тебя на части. Посмотрим, как ты будешь защищаться, когда рядом нет полубогов, за спины которых можно спрятаться! – Он щелкнул пальцами.

По виду дриад нельзя было сказать, что они жаждут разорвать меня на части, но дети императорского двора поднесли факелы ближе к растениям, и в дриадах словно что-то сломалось, наполнив их отчаянием, ужасом и гневом.

Возможно, они бы с радостью бросились на Нерона, но так как не могли, то подчинились его приказу и бросились на меня.

Глава 29

Если решил сжечь деревья

В сезон аллергии —

Будь готов к насморку

Будь это их искренний порыв, я бы погиб.

Мне доводилось видеть нападение толпы свирепых дриад. Такое ни один смертный пережить не в силах. Эти же древесные духи лишь играли отведенную им роль. Они, шатаясь и рыча, двинулись ко мне, но то и дело оглядывались, чтобы убедиться, что полубоги с факелами не подожгли источники их жизненной силы.

Я увернулся от двух бросившихся на меня пальм.

– Я не буду с вами сражаться! – крикнул я. Крепкая фикусовая дриада наскочила сзади, и мне пришлось сбросить ее. – Мы не враги!

Дриада лировидного фикуса держалась в хвосте: может быть, ждала своей очереди напасть, а может, просто надеялась, что ее не заметят. Но ее полубог заметил. Он опустил факел – и лировидный фикус вспыхнул, словно был облит маслом. Дриада с воплями загорелась и рассыпалась кучкой пепла.

– Хватит! – сказала Мэг, но так тихо, что ее голос был едва слышен.

Остальные дриады кинулись на меня уже всерьез. Их ногти вытянулись и превратились в когти. Дриада лимонного дерева покрылась шипами по всему телу и заключила меня в колючие объятия.

– Хватит! – повторила Мэг, на этот раз громче.

– О, дай им попробовать, моя дорогая, – сказал Нерон, когда духи деревьев навалились мне на спину. – Они заслуживают отмщения.

Фикусовая дриада применила на мне удушающий захват. Под весом шестерых у меня подогнулись колени. Шипы и когти впивались в каждый сантиметр открытой кожи. Я захрипел:

– Мэг! – Мои глаза, перед которыми все плыло, едва не вылезли из орбит.

– ХВАТИТ! – приказала Мэг.

Дриады остановились. Облегченно всхлипнув, фикусовая дриада отпустила мою шею. Остальные попятились, оставив меня стоять на четвереньках – избитого, истекающего кровью и хватающего ртом воздух.

Мэг подбежала ко мне. Она опустилась на колени и положила руку мне на плечо, отчаянно всматриваясь в мои царапины, порезы и разбитый забинтованный нос. Я был бы вне себя от радости от такого ее внимания, если бы мы не были посреди тронного зала Нерона – или если бы я был способен… ну, хотя бы вздохнуть.

Первый вопрос, который она прошептала мне на ухо, был неожиданным:

– Лу жива?

Я кивнул, смаргивая слезы, навернувшиеся на глаза от боли.

– В нашу последнюю встречу, – прошептал я в ответ, – она еще сражалась.

Мэг наморщила лоб. На мгновение мне показалось, что это прежняя Мэг, но теперь в ней было трудно ее узнать. Мне приходилось сосредоточиваться на ее глазах в изумительно жутких очках-кошечках, не обращая внимания на новую растрепанную стрижку, парфюм с ароматом сирени, пурпурное платье, золотые сандалии… О БОГИ! – кто-то сделал ей педикюр.

Я постарался не выдать своего ужаса.

– Мэг, – сказал я. – Ты должна слушать только одного человека – себя саму. Доверься себе. – Я говорил искренне: несмотря на все сомнения и страхи, несмотря на то что я месяцы напролет ныл, как мне надоело быть в услужении у Мэг. Она выбрала меня – но и я тоже выбрал ее. Я действительно ей доверял, не вопреки прошлому, связывающему ее с Нероном, но из-за него. Я видел, как она борется. И восхищался прогрессом, который стоил ей больших усилий. Я должен был верить в нее – ради себя самого. Она была для меня – да помогут мне боги! – примером для подражания.

Я вытащил из кармана ее золотые кольца. Она отпрянула, но я прижал их к ее ладоням:

– Ты сильнее его.

Если бы я мог сделать так, чтобы она не сводила с меня взгляда, то, возможно, нам удалось бы выжить, замкнувшись в крохотном пузыре нашей старой дружбы, даже в этой ядовитой среде, взращенной Нероном.

Но Нерон не мог этого позволить.

– О, моя дорогая, – вздохнул он. – Я ценю доброту твоего сердца. Правда! Но мы не можем мешать правосудию.

Мэг встала и повернулась к нему:

– Это не правосудие.

Его улыбка потускнела. Он посмотрел на меня с насмешкой и жалостью, словно говоря «Полюбуйся, что ты натворил».

– Возможно, ты и права, Мэг, – согласился он. – У этих дриад нет ни мужества, ни силы духа исполнить то, что должно.

Мэг напряглась, по-видимому поняв, к чему клонит Нерон:

– Нет.

– Нам придется действовать по-другому. – Он подал знак полубогам, и они опустили факелы к растениям.

– НЕТ! – закричала Мэг.

Комната окрасилась в зеленый цвет. Буря аллергенов вырвалась из тела Мэг, словно она разом выпустила сезонное количество дубовой пыльцы. Изумрудная пыль покрыла все в тронном зале: Нерона, его диван, его стражников, его ковры, его окна, его детей. Факелы полубогов зашипели и потухли.

Деревья начали расти, корни пробивали горшки и впивались в пол, новые листья распускались на месте опаленных, ветки становились толще и длиннее, грозя опутать своих тюремщиков. Увидев, что происходит, дети Нерона отбежали подальше от внезапно разъярившихся домашних растений.

Мэг повернулась к дриадам. Они дрожали, сбившись в кучу, на руках у них дымились ожоги.

– Залечите свои раны, – велела она им. – Я не дам вас в обиду.

Хором всхлипнув, благодарные дриады исчезли.

Нерон спокойно стряхнул пыльцу с лица и одежды. Его германцы оставались невозмутимыми, словно подобное случалось с ними постоянно. Один из киноцефалов чихнул. Его волкоголовый товарищ протянул ему бумажный платок.

– Моя дорогая Мэг, – ровным голосом заговорил Нерон, – мы уже обсуждали это. Ты должна сдерживаться.

Мэг сжала кулаки.

– Ты не имел права. Они не заслужили…

– Послушай, Мэг, – продолжал он уже суровей, давая ей понять, что терпение у него заканчивается. – Аполлону может быть дарована жизнь, если уж ты так этого хочешь. Нам не обязательно отдавать его Пифону. Но если мы возьмем на себя такой риск, мне нужно, чтобы ты с твоими чудесными силами была на моей стороне. Стань снова моей дочерью. Позволь мне спасти его для тебя.

Она ничего не ответила. Ее поза излучала упрямство. Я представил, как она сама пускает корни, приковывая себя к месту.

Нерон вздохнул:

– Все становится гораздо сложнее, когда ты будишь Зверя. Ты ведь не хочешь снова сделать неправильный выбор? И потерять кого-то, как ты потеряла своего отца? – Он обвел рукой дюжину припорошенных пыльцой германцев, пару киноцефалов, семерых приемных детей-полубогов – и все они смотрели на нас так, будто они, в отличие от дриад, были бы счастливы разорвать нас на кусочки.

Я стал прикидывать, насколько быстро смогу добраться до лука, хотя для битвы был явно не в форме. И со сколькими противниками справится Мэг, вооруженная скимитарами. Она, конечно, крута, но вряд ли сможет отбиться от двадцати одного врага. К тому же остается еще Нерон, который не слабее малого бога. И, несмотря на пожирающий ее гнев, Мэг, похоже, пока не может заставить себя посмотреть ему в лицо.

Я вообразил, как Мэг думает о том же и, возможно, склоняется к мысли, что надежды нет, что единственный способ сохранить мне жизнь – это сдаться Нерону.

– Я не убивала своего отца, – тихо, но твердо проговорила она. – Я не отрубала руки Лу, не превращала дриад в рабынь и не калечила наши души. – Она указала на остальных детей-полубогов. – Это сделал ты, Нерон. Я ненавижу тебя.

Лицо Нерона стало грустным и усталым:

– Понимаю. Что ж… если ты так чувствуешь…

– Дело не в чувствах! – рявкнула Мэг. – А в правде. Я не стану слушать тебя. И пользоваться твоим оружием тоже больше не стану. – Она отшвырнула в сторону кольца.

У меня из горла вырвался тихий вскрик отчаяния.

– Это, моя дорогая, было глупо, – усмехнулся Нерон.

Раз в жизни мне хотелось согласиться с императором. Как бы ловко моя юная подруга ни управлялась с тыквами и пыльцой, как бы ни рад я был, что она все-таки на моей стороне – мне было трудно представить, что без оружия у нас получится выбраться из этого зала.

Германцы подняли копья. Полубоги вытащили мечи. Волкоголовые воины зарычали.

Нерон поднял руку, готовый отдать приказ убить нас, но тут зал позади меня сотряс страшный «БАБАХ!». Половина наших врагов не устояли на ногах. По окнам и мраморным колоннам поползли трещины. Потолочная плитка стала крошиться, посыпая нас пылью, как порванный мешок с мукой.

Я обернулся и увидел, что неприступные взрывопрочные двери лежат, сломанные и покореженные, а в проеме маячит странный истощенный рыжий бык. Позади него стоял Нико ди Анджело.

Поверьте, появления таких незваных гостей я не ожидал.

Очевидно, Нерон и его команда – тоже. В изумлении они наблюдали, как лесной бык тяжело переступает порог. На месте его глаз зияли черные дыры. Косматая рыжая шкура тряпкой висела на ожившем скелете. Это была нежить без плоти и духа, движущаяся по воле своего хозяина.

Нико осмотрел комнату. Вид у него был хуже, чем в прошлую нашу встречу. Лицо перепачкано сажей, левый глаз опух и закрылся. Футболка разодрана в клочья, а с черного меча капала кровь какого-то монстра. И хуже всего то, что кто-то (подозреваю, что трог) заставил его надеть белую ковбойскую шляпу. Я чуть ли не ждал, что он сейчас скажет «Йии-ха!» самым холодным на свете тоном.

Чтобы помочь быку-скелету, он указал на Нерона и велел:

– Убей вон того.

Бык бросился в атаку. Приспешники Нерона словно обезумели. Германцы рванули к монстру, как полузащитники к нападающему, стремясь остановить его, прежде чем он приблизится к трону. Киноцефалы взвыли и кинулись к нам. Полубоги императора растерянно переглядывались, будто спрашивая: «Кого бить? Быка? Парня-эмо? Отца? Друг друга?» (Так и бывает, когда воспитываешь из детей убийц-параноиков.)

– Веркорикс! – взвизгнул Нерон, и его голос прозвучал на пол-октавы выше обычного. Он запрыгнул на диван, в остервенении ударяя по кнопке на пульте подачи сасанидского газа, и, очевидно, решил, что пульт не тот. – Давай сюда остальные пульты! Быстро!

Веркорикс, который был уже на полпути к быку, споткнулся и сменил курс, помчавшись к кофейному столику и, вероятно, гадая, зачем он согласился на повышение и почему Нерон сам не может сходить за своими дурацкими пультами.

Мэг дернула меня за руку, чтобы я вышел из оцепенения:

– Вставай! – И она оттащила меня с пути киноцефала, который приземлился рядом с нами на четвереньки, рыча и пуская слюни.

Прежде чем я успел решить, чем его замочить: голыми руками или дурным запахом изо рта, между нами возник Нико, уже занесший меч. Он рубанул по человеку-волку – и тот рассыпался на прах и собачью шерсть.

– Ребята, привет. – Заплывший глаз придавал ему еще более свирепый вид, чем обычно. – Думаю, вам стоит раздобыть оружие.

Я с трудом сумел заговорить снова:

– Как ты… Постой, дай-ка угадаю. Тебя Рейчел послала.

– Ага.

Наше воссоединение прервал второй волкоголовый воин, который подобрался к нам с большей осторожностью, чем его павший собрат, подкравшись сбоку и дождавшись удобного момента. Нико отогнал его мечом и наводящей ужас ковбойской шляпой, но что-то мне подсказывало, что в покое нас не оставят.

Нерон по-прежнему вопил на диване, пока Веркорикс копался в пультах на подносе. В нескольких футах от нас германцы кучей набросились на быка-скелета. Некоторые из императорских полубогов побежали к ним на помощь, но трое самых ушлых членов семьи держались сзади, поглядывая на нас и, без сомнения, прикидывая, как бы лучше нас убить, чтобы получить от папочки золотую звездочку на доске еженедельных обязанностей.

– Что там с сасанидским газом? – спросил я Нико.

– Троги еще над этим работают.

Я пробормотал себе под нос ругательство, не предназначенное для ушей таких юных ребят, как Мэг (правда, конкретно этому слову она меня и научила).

– Лагерь полукровок эвакуировался? – спросила Мэг.

Я испытал облегчение, когда она присоединилась к разговору. Это придало мне уверенности, что она на нашей стороне.

Нико покачал головой:

– Нет. Они сражаются с силами Нерона на каждом этаже. Мы всех предупредили о газе, но они не согласились уходить без вас.

Я ощутил прилив благодарности и гнева. Эти глупые прекрасные греческие полубоги, эти отважные чудесные дураки. Мне хотелось надавать им тумаков и заобнимать их всех.

Киноцефал напал снова.

– Давайте! – скомандовал Нико.

Я побежал к выходу, где оставил вещи, Мэг не отставала.

Над головой пролетел германец, которого бык лягнул так, что он потерял сознание. Монстр-зомби был уже примерно в двадцати футах от пьедестала императора, медленно продвигаясь к линии ворот, но терял темп под весом дюжины тел. Три коварных полубога теперь двигались в нашем направлении, также устремившись к воротам.

К тому моменту, когда я добрался до своих вещей, я вспотел и хватал ртом воздух, словно только что пробежал марафон. Подхватив укулеле, я наложил стрелу на тетиву и прицелился в приближающихся полубогов, но двое куда-то пропали. Может, они спрятались за колоннами? Я выстрелил в единственную полубогиню, оставшуюся в поле зрения – кажется, ее зовут Эмилия? – но то ли я был слаб и медлителен, то ли она была очень искусной воительницей, но она уклонилась от моего выстрела и продолжила свой путь.

– Как насчет оружия для тебя? – спросил я Мэг, накладывая новую стрелу.

Она указала подбородком на свою сестру из императорской семьи:

– Возьму у нее. А ты сосредоточься на Нероне.

И она побежала: в шелковом платье и сандалиях у нее был такой вид, словно она вознамерилась разгромить какое-то светское мероприятие.

Нико все еще сражался с волкоголовым. Бык-зомби наконец рухнул под весом команды Нерона, а это значит, что скоро германцы начнут искать себе новых жертв.

Веркорикс споткнулся и упал на подходе к дивану императора, рассыпав целый поднос пультов по подушкам.

– Вон тот! Вон тот! – орал Нерон, тыча сразу во все, что явно не помогало делу.

Я прицелился Нерону в грудь и уже размышлял, с каким удовольствием выстрелю, когда кто-то, выскочивший словно из ниоткуда, пырнул меня в ребра.

Умница Аполлон! Я нашел пропавших полубогов.

Это был один из Нероновых старшеньких – может быть, Луций? Я бы извинился за то, что не запомнил его имя, но раз уж он воткнул кинжал мне в бок и теперь держал меня мертвой хваткой, я решил, что мы можем обойтись без формальностей. Все поплыло у меня перед глазами. Легкие отказывались наполняться воздухом.

На другом конце зала Мэг голыми руками дралась с Эмилией и третьим пропавшим полубогом, который, очевидно, тоже ждал в засаде.

Луций вонзил кинжал глубже. Это был кошмар, но с каким-то отстраненным медицинским интересом я заметил, что мои ребра выполнили свою задачу. Они защитили от лезвия жизненно важные органы, что просто замечательно, если не принимать во внимание мучительную боль оттого, что мне между кожей и грудной клеткой засунули нож, и огромное количество крови, которой уже пропитывалась моя футболка.

Я не мог оттолкнуть Луция. Он был слишком силен и находился слишком близко. В отчаянии я замахнулся кулаком и ткнул большим пальцем прямо ему в глаз.

Он заорал и попятился. Хуже глазных травм нет ничего. Я бог врачевания, и даже у меня от них к горлу подступает тошнота.

Сил наложить еще одну стрелу у меня не было. Я зашатался, стараясь оставаться в сознании, и поскользнулся на собственной крови. Когда Аполлон идет воевать, всегда есть повод повеселиться.

Сквозь туман агонии я увидел, как Нерон победно улыбается, держа над головой пульт:

– Наконец-то!

«Нет, – взмолился я. – Зевс, Артемида, Лето, кто-нибудь! НЕТ!»

Я не мог остановить императора. Мэг была слишком далеко и едва сдерживала натиск двух полубогов. Быка отдубасили так, что от него осталась лишь горстка костей. Нико прикончил человека-волка, но теперь между ним и троном выросла шеренга разъяренных германцев.

– Все кончено! – злорадствовал Нерон. – Смерть врагам моим!

И нажал на кнопку.

Глава 30

Оставаться в живых

Очень трудно, когда ты все время

Пытаешься меня убить

«Смерть врагам моим!» – отличный боевой клич. Вечная классика, и прозвучало весьма убедительно.

Однако драматичность момента была испорчена, когда Нерон нажал кнопку и жалюзи на окнах начали опускаться.

Император пробормотал под нос ругательство – возможно, подхваченное у Мэг – и нырнул в диванные подушки в поисках правильного пульта.

Мэг, как и обещала, обезоружила Эмилию и теперь размахивала отобранным мечом, пока вокруг нее плотнее смыкалось кольцо из все прибывающих братьев и сестер, жаждущих ее сразить.

Нико пробивался сквозь германцев. Их было больше десятка на него одного, но они вскоре прониклись уважением к его мечу из стигийской стали. Даже варвары быстро учатся, если их больно колоть чем-нибудь острым. Но Нико не мог вечно сражаться с таким количеством противников, особенно когда они вооружены длинными копьями, а в его распоряжении лишь один здоровый глаз. Веркорикс рявкал на своих воинов, приказав им окружить ди Анджело. К несчастью, седобородый полководец намного лучше проявлял себя в военном деле, чем в доставке пультов.

А я? Сложно подобрать слова, чтобы рассказать, как трудно управляться с луком после того, как тебя пырнули в бок. Я был все еще жив, а значит, клинок не задел важных артерий и органов, но стоило мне поднять руку, как от боли я едва не срывался на крик. Честно говоря, прицеливаться и натягивать лук в таком состоянии было худшей пыткой, чем все, к чему прибегают в Полях наказаний, тут Аид может мне поверить.

Я потерял много крови. Обливался потом и дрожал. И все-таки я нужен друзьям. И должен сделать все, что в моих силах.

– «Маунтин Дью», «Маунтин Дью», – бормотал я, стараясь прийти в себя.

Первым делом я заехал Луцию по лицу и вырубил его – мелкий паразит это заслужил. Затем я выпустил стрелу в другого императорского полубога, который пытался ударить Мэг в спину. Убивать его я не хотел, памятуя об ужасе на лице Кассия, когда мы встретились в лифте, поэтому выстрелил в лодыжку, отчего парнишка заверещал и запрыгал по залу, держась за ногу. Вот и славно.

Моей настоящей проблемой был Нерон. Пока Мэг и Нико отбивались, у императора было полно времени, чтобы нашарить пульты под диванными подушками. Проломленные взрывостойкие двери не умерили его жажду наполнить башню ядовитым газом. Возможно, как малый бог он не должен был от него пострадать. А возможно, он каждое утро полоскал сасанидским газом горло.

Я выстрелил в корпус императора: стрела должна была пробить ему грудь. Вместо этого она отскочила от его тоги. Может быть, на его одежду наложены какие-то защитные чары? Либо у него отличный портной. Превозмогая страшную боль, я наложил на тетиву новую стрелу. На этот раз я прицелился Нерону в голову. Я двигался ужасно медленно. Каждый выстрел был испытанием для моего измученного тела, но я оказался точен. Стрела попала ему прямо промеж глаз. И просто-напросто раскололась.

Он бросил на меня злобный взгляд с другого конца зала.

– Перестань! – И вернулся к поискам пульта.

Я совсем отчаялся. Стало очевидно, что Нерон по-прежнему неуязвим. Лугусельве не удалось уничтожить его фасции. И значит, мы столкнулись с императором, который троекратно сильнее Калигулы или Коммода, а они тоже не были слабаками. Если бы Нерон не зацикливался на устройстве, подающем газ, и атаковал нас, мы были бы уже покойниками.

У меня возник новый план. Теперь я целился в пульты. Как только он взял один из них в руки, я выбил его стрелой.

Нерон зарычал и схватил другой. Так быстро выстрелить я не успел.

Он направил пульт на меня и изо всех сил ударил по кнопкам, будто надеялся тем самым стереть меня с лица земли. Вместо этого с потолка опустились и включились огромные телеэкраны. Первый транслировал местные новости: велась прямая трансляция с вертолета, кружащего над нашим зданием. Оказывается, оно горит. Вот вам и несокрушимая башня. Второй телевизор показывал турнир по гольфу. Одну половину третьего телевизора занимал эфир «Фокс-Ньюс», а вторую – национальной вещательной компании «Майкрософт», и такая смесь сама по себе могла привести к взрыву антиматерии. Наверное, просмотр обоих этих каналов говорил об аполитичности Нерона или о том, что внутри его живет несколько личностей.

Зарычав от досады, Нерон отшвырнул пульт:

– Аполлон, хватит со мной бороться! Ты все равно умрешь. Ты что, не понимаешь? Либо я – либо рептилия!

Эта фраза оглушила меня, так что следующая стрела полетела по совершенно непредвиденной траектории и попала в пах многострадальному Веркориксу, который скрестил ноги от боли и рассыпался в прах.

– Чувак, – пробормотал я, – мне так жаль.

За постаментом Нерона появились новые варвары и с копьями наготове рванулись на защиту императора. У Нерона что, где-то есть кладовка, набитая воинами? Это вообще нечестно.

Мэг по-прежнему держали в окружении ее братья и сестры. Ей удалось добыть щит, но их было слишком много. Я понимал ее желание избавиться от подаренных Нероном скимитар-близнецов, но начал сомневаться, что она выбрала для этого удачный момент. К тому же она явно не собиралась убивать императорских полубогов, а вот они не были настроены так же благодушно. Они все плотнее смыкали вокруг нее кольцо, и, судя по уверенным ухмылкам, уже чувствовали вкус победы.

Бьющийся с германцами Нико начал выдыхаться. Казалось, его меч с каждым взмахом становится в десять раз тяжелее.

Я потянулся к колчанам и обнаружил, что у меня осталась всего одна стрела, не считая велеречивого тренера личностного роста из Рощи Додоны.

Нерон взял очередной пульт. Прежде чем я успел прицелиться, он нажал на кнопку. С середины потолка опустился зеркальный шар. Засверкали огни. Заиграла «Остаться в живых» группы «Би-Джиз», которая, как известно, входит в десятку предвестников неминуемой гибели по версии справочника «Прорицания для чайников».

Нерон отшвырнул пульт и взял… о боги. Последний пульт. Последний ведь всегда правильный.

– Нико! – заорал я.

У меня не было никаких шансов убить Нерона. Поэтому я выстрелил в германца, который стоял между сыном Аида и троном, низвергнув варвара в небытие.

Нико, будь благословенна его странная шляпа, понял меня. Он ринулся вперед, прорвался сквозь кольцо германцев и, собрав все оставшиеся силы, прыгнул к императору.

Рубящий удар Нико должен был рассечь Нерона от головы до дьявольского хвоста, но император свободной рукой схватился за клинок и остановил его. Стигийская сталь в его ладони зашипела и задымилась. Золотая кровь засочилась между пальцами. Он вырвал клинок из рук Нико и отбросил его в другой конец зала. Нико хотел вцепиться Нерону в горло, готовый задушить его или превратить в хеллоуинский скелет. Император ударил его наотмашь с такой силой, что сын Аида пролетел двадцать футов и врезался в ближайшую колонну.

– Глупцы, вам меня не убить! – заревел Нерон, вторя ритму «Би-Джиз». – Я бессмертен! – Он щелкнул пультом. Казалось, ничего не произошло, но император взвизгнул от радости. – Это он! Я нашел правильный! Все ваши друзья уже мертвы! ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!

Мэг закричала от ярости и попыталась прорвать кольцо нападавших, как Нико, но один из полубогов поставил ей подножку, и она ничком рухнула на ковер. Заработанный в бою меч со звоном выскочил у нее из рук.

Мне хотелось побежать к ней на помощь, но я знал, что нахожусь слишком далеко. Даже выстрели я Стрелой Додоны, поразить всех полубогов разом мне бы не удалось.

Мы проиграли. На нижних этажах наши друзья сейчас задыхались – скоро весь лагерь будет уничтожен по щелчку императорского пульта.

Германцы рывком подняли Нико на ноги и подтащили к трону. Полубоги направили оружия на Мэг, беспомощно распростертую на полу.

– Отлично! – улыбнулся Нерон. – Но сначала главное. Стража, убить Аполлона!

Германцы из отряда подкрепления бросились ко мне. Я потянулся за укулеле, отчаянно вспоминая, какая песня из моего репертуара может резко изменить баланс сил. «Я верю в чудеса»? «Могу все исправить»?

За спиной прогремел знакомый голос:

– СТОЯТЬ!

Тон был таким повелительным, что даже стражники Нерона и его полубоги повернулись в сторону выбитых дверей.

В проломе, лучась ярким светом, стоял Уилл Солас. Слева от него – Лугусельва, живая и невредимая, на культях которой вместо столовых приборов теперь были закреплены кинжалы. Справа от Уилла стояла Рейчел Элизабет Дэр, которая держала большой топор, помещенный в пучок золотых прутьев – фасции Нерона.

– Никому не позволено бить моего парня! – прогремел Уилл. – И убивать моего отца тоже!

Стражники Нерона приготовились к атаке, но император заверещал:

– НИКОМУ НЕ ДВИГАТЬСЯ!

Это был такой пронзительный визг, что несколько германцев обернулись, чтобы убедиться, он ли это сказал.

Полубоги из императорской семьи явно были недовольны. Они-то уже хотели обойтись с Мэг, как сенаторы с Юлием Цезарем, но после команды Нерона остановились.

Рейчел Дэр окинула взглядом комнату: мебель и варвары, покрытые пыльцой; великанские деревья дриад; куча бычьих костей, потрескавшиеся окна и колонны; жалюзи, поднимающиеся и опускающиеся сами по себе; орущие телевизоры; громыхающая песня «Би-Джиз»; крутящийся диско-шар.

– Чем это вы тут занимались? – пробормотала она.

Уилл Солас уверенно пошел по залу, рявкнув на германцев «С дороги!», и, направившись прямиком к Нико, помог сыну Аида подняться на ноги. А потом потащил его к дверям. Никто даже не подумал им помешать.

Император на помосте медленно попятился. Он завел руку за спину, словно хотел убедиться, что диван все еще на месте – на тот случай, если ему придется театрально упасть в обморок. На Уилла и Нико он не обратил внимания. Его глаза были прикованы к Рейчел и фасциям.

– Ты. – Дрожащим пальцем Нерон указал на мою рыжеволосую подругу. – Ты пифия.

Рейчел перехватила фасции как ребенка – очень тяжелого и опасного золотого ребенка.

– Рейчел Элизабет Дэр, – сказала она. – А прямо сейчас я та, в чьих руках находится твоя жизнь.

Нерон облизнул губы. Он нахмурился и поморщился, будто разминая мышцы лица перед сценическим монологом:

– Вы… э-э… все вы должны быть мертвы. – В его голосе звучали одновременно любезность и раздражение, как будто он пенял нашим товарищам за то, что не позвонили перед тем, как заявиться на ужин.

Из-за Лугусельвы показалась маленькая фигурка – Иии-Блинг, председатель правления троглодитов, увенчанный шестью новыми шляпами, надетыми поверх треуголки. Его улыбка сияла почти так же ярко, как Уилл Солас.

– Газовые ловушки – цок – капризные штуки! – заявил он. – Нужно убедиться, что детонаторы исправны. – Он развел руки, и на пол упали четыре девятивольтовые батарейки.

Нерон свирепо поглядел на приемных детей, словно говоря: «Даже с такой ерундой не справились!»

– И как же это… – Нерон моргнул и прищурился. Казалось, свечение его собственных фасций слепит его до рези в глазах. – Леонтоцефалин… Вы не смогли бы его победить.

– И не пришлось. – Лу вышла вперед, и я смог получше разглядеть ее новые протезы. Кто-то – думаю, Уилл – наложил ей свежие повязки, заклеил медицинской клейкой лентой и прикрепил к рукам клинки получше, превратив ее в Росомаху на минималках. – Я отдала стражу в обмен на них то, чего он потребовал: мое бессмертие.

– Но ты не… – Горло Нерона свело спазмом. На его лице проступил ужас, словно кто-то надавил на мокрый песок, и из него выступила вода.

Я не мог сдержать смех. Это было совершенно неуместно, но очень приятно.

– Лу бессмертна, – объяснил я. – Потому что ты бессмертен. Вы столетиями были связаны друг с другом.

У Нерона задергался глаз:

– Но это моя вечная жизнь! Ты не можешь отдать мою жизнь в обмен на мою жизнь!

Лу пожала плечами:

– Ситуация неоднозначная, конечно. Но, похоже, леонтоцефалина это… позабавило.

Нерон в недоумении уставился на нее:

– Ты согласишься убить себя, чтобы убить меня?

– Без колебаний, – ответила Лу. – Но до этого не дойдет. Я теперь простая смертная. Когда фасции будут уничтожены, то же произойдет с тобой. – Она указала на своих прошлых соратников, германцев. – И со всеми твоими остальными стражами. Ваша с ними связь будет разрушена. И тогда… посмотрим, сколько ты продержишься.

Нерон, как и я, разразился внезапным смехом:

– У вас ничего не выйдет! Неужели никто из вас не понимает? Вся сила Триумвирата теперь принадлежит мне. Мои фасции… – В его глазах вспыхнул внезапный огонек надежды. – Вы до сих пор их не уничтожили, потому что не можете. Даже если бы вы и могли, сила, которая высвободится при этом, испепелит вас. А даже если вы готовы умереть, сила… вся та сила, которую я накапливал веками, утечет в Дельфы… к нему. Поверьте мне, вы этого не хотите! – В его голосе звучал неподдельный ужас.

Я наконец осознал, с каким страхом он жил все это время. Вся власть всегда была у Пифона, который был куда более талантливым кукловодом, чем мать Нерона. Как и большинство любителей поиздеваться над другими, Нерона взрастил и управлял им намного более сильный агрессор.

– Ты, пифия, – сказал он. – Ракель…

– Рейчел.

– Я так и сказал! Я могу повлиять на змея. Уговорить его вернуть тебе силу. Но если убьешь меня – пиши пропало. Он… он не мыслит как человек. Он не знает ни милосердия, ни сострадания. Он уничтожит будущее нашего вида!

Рейчел пожала плечами:

– Сдается мне, ты выбрал, к какому виду принадлежишь, Нерон. И это точно не люди.

Взгляд Нерона отчаянно метался по залу и остановился на Мэг, которая уже стояла на ногах, устало пошатываясь, в кругу императорских полубогов:

– Мэг, дорогая, скажи им! Я обещал, что дам тебе выбор. Я верю в твое доброе сердце и благоразумие!

Мэг взглянула на него как на безвкусную фреску.

И обратилась к своим братьям и сестрам:

– Все, что вы делали до сих пор… это не ваша вина, а Нерона. Но теперь вы должны выбрать. Дайте ему отпор, как сделала я. Бросьте оружие.

– Неблагодарное дитя! Зверь… – зашипел Нерон.

– Зверь мертв. – Мэг легонько хлопнула себя по виску. – Я убила его. Сдавайся, Нерон. Мои друзья позволят тебе жить в какой-нибудь славной тюрьме. Хотя ты даже этого не заслуживаешь.

– Это лучшее, на что ты можешь надеяться, император, – сказала Лу. – Вели своим воинам отступить.

Казалось, что Нерон вот-вот заплачет. Складывалось впечатление, что он готов отречься от столетий тирании и борьбы за власть и предать своего змеиного владыку. В конце концов, быть злодеем – неблагодарное и утомительное дело.

Он глубоко вдохнул.

И заорал:

– УБИТЬ ИХ ВСЕХ!

И дюжина германцев бросились на меня.

Глава 31

Перетягивание топора —

Спорт для богов, не советую

Детям. И Лестерам

Мы все делаем свой выбор.

Мой был – развернуться и бежать.

Не то чтобы я испугался дюжины германцев, рванувшихся меня убить… Ладно, я испугался дюжины германцев, рванувшихся меня убить. Но еще у меня не осталось ни стрел, ни сил. Мне очень хотелось спрятаться за – то есть встать плечо к плечу с – Рейчел, Иии-Блингом и моей доброй подругой кельтской Росомахой на минималках.

И… и. У меня в ушах гремели слова Нерона. Уничтожать фасции смертельно опасно. Я не мог позволить кому-то другому взять на себя этот риск. Может быть, леонтоцефалина позабавило кое-что, чего Лу не поняла. Может, моей жертвы избежать не так просто, как она думала.

Я врезался в Лугусельву, которая сумела поймать меня и при этом не заколоть насмерть. Уилл, который по-прежнему светился как фонарь-трудоголик, прислонив Нико к стене, занимался его ранами. Иии-Блинг испустил пронзительный свист – и в комнату вбежали другие троглодиты, и кричащая толпа в элегантных головных уборах с отбойными молотками наперевес бросилась в бой с императорскими силами.

Я пытался отдышаться и махал руками Рейчел:

– Дай мне фасции!

– А «пожалуйста»? – напомнила она. – И как насчет «Вау, Рейчел, я тебя недооценивал, ты настоящая королева воинов»?

– Да, пожалуйста, спасибо и так далее!

Лу нахмурилась:

– Аполлон, ты уверен, что можешь их уничтожить? В смысле не убив при этом себя?

– Нет и нет, – ответил я.

Рейчел уставилась в пустоту, как будто читая пророчество, написанное в танцующих огоньках диско-шара.

– Я не вижу исход, – сказала она. – Но он должен попробовать.

Я взял фасции – и едва не рухнул под их весом. Церемониальное оружие рокотало и вибрировало как перегревшийся мотор гоночного автомобиля. Оказавшись в его ауре, я почувствовал, как у меня открылись поры и зазвенело в ушах. Из раны в боку снова потекла кровь, хотя, может, она вовсе и не останавливалась. Было неприятно ощущать, как кровь стекает у меня по груди прямо в трусы, особенно когда нужно заниматься таким важным делом. Трусы мои, простите еще раз.

– Прикройте меня, – попросил я дам.

Лу ринулась в бой и принялась колоть, рубить и пинать каждого германца, которому удавалось прорваться сквозь троглодитов. Рейчел достала синюю пластмассовую щетку для волос и запустила ею в ближайшего варвара, попав ему в глаз, отчего он взвыл.

«Прости, что недооценивал тебя, Рейчел, – рассеянно подумал я. – Ты метаешь расчески как настоящий ниндзя».

Я бросил встревоженный взгляд в другой конец комнаты. С Мэг было все хорошо. Даже лучше, чем я думал. Она уговорила всех оставшихся братьев и сестер бросить оружие и теперь стояла перед ними, как генерал, пытающийся подбодрить упавших духом солдат. Или – можно подобрать менее красивое сравнение – она напомнила мне одного из Аидовых дрессировщиков, тренирующего стаю молодых адских гончих. Сейчас полубоги слушались ее и оставались на месте, но, если она даст слабину, если ход битвы хотя бы немного изменится, они могут сорваться и поубивать всех вокруг себя.

Положение усугублял Нерон, который скакал на диване и топал ногами, вереща:

– Убейте Аполлона! Убейте Аполлона!

Словно я был тараканом, которого он внезапно заметил на полу.

Ради Мэг я должен поторопиться.

Я вцепился в фасции обеими руками и попытался их разломать. Золотой пучок прутьев стал ярче и разогрелся, подсвечивая кости и красную плоть моих пальцев, но не поддавался.

– Ну же, – пыхтел я, надеясь на очередной прилив божественной силы. – Если хотите еще одну бессмертную жизнь в жертву – то вот он я!

Может, пытаясь договориться с церемониальным топором, я должен был чувствовать себя глупо, но после бесед со Стрелой Додоны считал вполне разумным попробовать и этот вариант.

С появлением троглодитов германцы стали напоминать ту бездарную команду, с которой всегда играли «Гарлем Глобтроттерс». (Уж простите, «Вашингтон Дженералс»![41]) Лу кромсала, колола и рубила противников руками-кинжалами. Рейчел закрывала меня собой, то и дело бормоча:

– Аполлон, давай скорее.

Но это делу не помогало.

Мэг пока удавалось держать императорских полубогов под контролем, но все могло измениться. Она подбадривала их и указывала на меня: мол, Аполлон справится. Сейчас он уничтожит папу. Сами увидите.

Мне бы ее оптимизм.

Я судорожно вздохнул:

– Я смогу. Нужно просто сосредоточиться. Неужто так трудно уничтожить себя?

Я попробовал сломать фасции о колено, но едва не сломал колено.

Наконец терпение Нерона лопнуло. Видимо, не так уж весело топать ногами по дивану и орать на своих приспешников.

– Я что, должен все делать сам?! – завопил он. – Хотите, чтобы я убил вас всех?! Вы забываете, что Я БОГ! – Он соскочил с дивана и направился прямиком ко мне.

Его тело начало светиться, потому что ведь нельзя допустить, чтобы у Уилла Соласа была личная фишка. О нет, Нерону тоже нужно светиться.

Троги облепили императора. Он отшвырнул их в сторону. Германцы, которые не успели убраться с его пути, тоже отлетели в другой часовой пояс. Мэг, похоже, хотела сама напасть на Нерона, но любой шаг в сторону от ее братьев и сестер грозил нарушить их хрупкое перемирие. Нико все еще был в полубессознательном состоянии. Уилл пытался привести его в чувство.

Последней линией обороны для меня стали Лу и Рейчел. Этого я не мог допустить. Они уже достаточно подвергались опасности из-за меня.

Может, Нерон и был самым ничтожным из малых богов, но все-таки он владел божественной силой. Чем ближе он подходил к фасциям, тем ярче становилось его сияние – как у Уилла, как у меня, когда я впадал в божественный гнев…

Мне пришла мысль… а может, это была не мысль, а интуитивная догадка. Как и Калигула, Нерон всегда хотел стать новым богом солнца. Он спроектировал гигантскую статую Колосса с моим телом и его головой. Эти фасции были не единственным символом его власти и бессмертия – таким же символом являлись его претензии на божественный статус.

Как он там спросил? «Достоин ли ты быть богом?»

Вот главный вопрос. Он считал, что будет лучшим божеством, чем я. Возможно, он прав, а возможно, мы оба недостойны. Был лишь один способ выяснить это. Если я не могу разделаться с фасциями сам – может, с небольшой божественной помощью…

– С дороги! – велел я Лу и Рейчел.

Они обернулись и посмотрели на меня как на сумасшедшего.

– БЕГОМ! – скомандовал я.

Они разбежались в стороны за мгновение до того, как Нерон должен был снести их.

Император остановился передо мной, его глаза искрились силой.

– Ты проиграл, – сказал он. – Отдай их мне.

– Отбери, если сможешь.

Я тоже начал светиться. Сияние вокруг меня становилось ярче, как несколько месяцев назад в Индианаполисе, только теперь яркость нарастала постепенно и не так быстро. В ответ на это фасции сильнее завибрировали и раскалились. Нерон зарычал и схватился за рукоять топора.

К нашему общему удивлению, моя хватка оказалась крепче. Мы играли в перетягивание топора, наклоняя лезвие то в одну, то в другую сторону в попытках убить друг друга, но ни один из нас не мог победить. Свечение вокруг нас все разгоралось, словно мы замкнули контур обратной связи, выбеливая ковер у нас под ногами и черные мраморные колонны. Германцы прекратили бой и прикрыли глаза. Троги заверещали и отступили: темные очки-гогглы не могли защитить их от такого.

– Ты… их… не… получишь, Лестер! – прорычал Нерон сквозь стиснутые зубы и что есть силы потянул фасции на себя.

– Я Аполлон, – сказал я, потянув в другую сторону. – Бог солнца. И я… лишаю… тебя… божественности!

Фасции треснули пополам: рукоять разломилась, прутья и золотое лезвие разлетелись на осколки, как от взрыва бомбы. Меня окатило гигантской волной пламени, смешанной с яростью, страхом и неутолимой жаждой, тысячелетиями копившимися в Нероне, – это были безумные источники его силы. Я устоял, а Нерон отлетел назад и упал на ковер. Одежда на нем дымилась, кожа покрылась ожогами.

Мое сияние постепенно угасало. Я не был ранен… во всяком случае, не больше, чем раньше.

Фасции были уничтожены, но Нерон оставался живым и невредимым. Неужели все это было впустую?!

По крайней мере он перестал злорадствовать. Вместо этого он в отчаянии зарыдал:

– Что ты наделал?! Разве ты не понимаешь?!

Только в этот момент он начал распадаться на части. Его пальцы рассыпались в пыль. Тога превратилась в дым. Изо рта и носа потянулось сверкающее облачко, словно вместе с последними вздохами из него утекала жизненная сила. И хуже всего, что эта блестящая субстанция не исчезала просто так. Она струилась вниз, впитывалась в персидский ковер, просачивалась в трещины между плиткой на полу, как будто Нерона что-то затягивало – жадно и неумолимо – в глубину, часть за частью.

– Ты отдал ему победу! – проскулил он. – Ты…

Последние частички его человеческого облика рассыпались в пыль и утекли сквозь пол.

Все в зале уставились на меня. Германцы побросали оружие.

С Нероном наконец было покончено.

Мне хотелось почувствовать радость и облегчение, но я ощущал лишь ужасную усталость.

– Все закончилось? – спросила Лу.

Рейчел стояла рядом со мной, а ее голос как будто долетал издалека:

– Еще нет. Совсем нет.

Мое сознание заволакивал туман, но я знал, что она права. Теперь я понимал, где кроется истинная угроза. Мне нужно спешить. Нельзя терять время.

Но вместо этого я рухнул на руки Рейчел и потерял сознание.

Когда я очнулся, то понял, что парю совсем над другим тронным залом – над советом богов на горе Олимп. В центре располагался великий очаг Гестии, а вокруг него полукругом стояли троны. Моя семья – уж какая есть – смотрела на картинку, висящую в воздухе над языками пламени. Это был я, лежащий без сознания в объятиях Рейчел в башне Нерона.

Получается… Я смотрел, как они смотрят на меня, который смотрит на… Нет. Слишком сложно.

– Это переломный момент, – сказала Афина. Она, как обычно, была в доспехах и огромном шлеме, который, я уверен, позаимствовала у Марсианина Марвина из мультфильмов «Луни Тюнз». – Он на грани поражения.

– Пфф. – Арес откинулся на спинку и скрестил руки на груди. – Лучше бы ему справиться. Я поставил на это двадцать золотых драхм.

– Какой ты черствый, – упрекнул его Гермес. – К тому же поставил ты тридцать драхм, и я предложил очень выгодные условия.

– Хватит! – прогрохотал Зевс. На нем был мрачный черный костюм-тройка, словно он собрался на мои похороны. Густая черная борода была расчесана и смазана маслом. В глазах неярко сверкали молнии. Казалось, он чуть ли не волнуется за меня.

Но нельзя забывать, что актером он был не хуже Нерона.

– Нужно дождаться финальной битвы, – объявил он. – Худшее еще впереди.

– Разве он недостаточно проявил себя? – возмутилась Артемида. При виде сестры у меня защемило сердце. – За последние несколько месяцев он настрадался так, как никто из вас не мог предположить. Дражайший отец, какой бы урок ты ни хотел ему преподать, он его усвоил!

Зевс сердито посмотрел на нее:

– Ты не понимаешь, какие силы вступили в игру, дочь моя. Аполлон должен пройти последнее испытание – ради всех нас.

Гефест, сидящий в механическом кресле, подался вперед и поправил фиксаторы на ногах.

– А если он не справится, что тогда? Будет одиннадцать олимпийцев? Ужасно несбалансированное количество.

– Может, это не так уж и страшно, – предположила Афродита.

– Замолкни! – рявкнула Артемида.

Афродита взмахнула ресницами, изображая саму невинность:

– А что? Я просто хотела сказать, что во многих пантеонах богов намного меньше двенадцати. Ну или мы можем выбрать двенадцатым кого-нибудь другого.

– Бог климатических катастроф! – предложил Арес. – Это будет нечто. Мы с ним сработаемся!

– А ну прекратите все. – Лицо царицы Геры скрывала темная вуаль. Но сейчас она ее подняла. К моему удивлению, глаза у нее опухли и покраснели. Она недавно плакала. – Это длится слишком долго. Слишком много потерь. Слишком много боли. Но если мой муж считает, что нужно дождаться конца, меньшее, что вы все можете сделать – это не говорить об Аполлоне так, будто он уже мертв.

Ого, подумал я. Кто эта женщина и что она сделала с моей мачехой?

– Ушел в небытие, – поправила Афина. – Если он проиграет, его ждет кое-что гораздо хуже смерти. Но что бы ни произошло, начнется это сейчас.

Они все наклонились вперед, вглядываясь в картинку над пламенем, где мое тело начало шевелиться.

Я вновь оказался в человеческом облике, и перед моими глазами были не олимпийцы, а лица друзей.

Глава 32

Последний рывок, народ,

Попасть бы в зеленого змея

А как насчет зеленого змия?

– Мне снился сон… – вяло подняв руку, я указал на Мэг. – Но тебя в нем не было. И тебя тоже, Лу. И Нико, и Уилла…

Уилл и Нико встревоженно переглянулись, очевидно заподозрив, что я сильно ударился головой.

– Нужно доставить тебя в лагерь, – сказал Уилл. – Я найду пегаса…

– Нет. – Я с трудом сел. – Мне… мне нужно идти.

Лу фыркнула:

– Ты себя видел, дружище? Выглядишь похуже меня.

Она, конечно, права. В тот момент я едва ли мог орудовать руками лучше, чем Лу своими культями. Меня трясло от усталости. Мышцы были как изношенные приводные ремни. Ран и синяков на мне оказалось больше, чем на спортсменах среднестатистической команды регби, вместе взятых. И все же.

– У меня нет выбора, – сказал я. – Можно мне нектара? И чего-нибудь в дорогу. Стрел побольше. И мой лук.

– К несчастью, он прав, – согласилась Рейчел. – Пифон… – Она стиснула зубы, словно пытаясь сдержать подступающий к горлу пророческий газ Пифона. – Пифон с каждой секундой становится сильнее.

Вид у всех был мрачный, но спорить никто не стал. И с чего бы, учитывая все, через что мы прошли? Моя схватка с Пифоном была лишь очередной невыполнимой задачей в списке невыполнимых задач на сегодня.

– Я соберу тебе что-нибудь поесть. – Рейчел поцеловала меня в лоб и убежала.

– Подготовлю лук и стрелы, – сказал Нико.

– И укулеле, – добавил Уилл.

Нико поморщился:

– Мы настолько ненавидим Пифона?

Уилл поднял бровь.

– Ладно, – сдался Нико и ретировался. Целовать меня в лоб он не стал, но я не обиделся. Тем более что в ковбойской шляпе с такими огромными полями он бы просто-напросто не дотянулся до моего лба.

Лу одарила меня пристальным взглядом:

– Ты держался молодцом, сокамерник.

Расплакался ли я? Да в последние сутки я только и делал, что рыдал.

– Лу… ты классная. Прости, что не доверял тебе.

– Да ладно, – отмахнулась она одним из кинжалов. – Все нормально. Я тоже думала, что от тебя не будет никакого толку.

– Я… я не говорил, что никакого…

– Пойду проведаю императорских детишек, – перебила она. – Как-то они растерялись без генеральши Росточка. – Она подмигнула Мэг и потопала прочь.

Уилл вложил мне в руки пузырек с нектаром:

– Выпей это. И это, – он протянул мне «Маунтин Дью». – А это мазь для ран. – Он вручил баночку Мэг. – Поможешь? Мне нужно раздобыть еще бинтов. Истратил свои на Лугусельву Руки-Кинжалы. – И он поспешил по делам, оставив нас с Мэг наедине.

Она села рядом, скрестив ноги, и начала размазывать пальцем по моим «бо-бо» целебный бальзам. Чего-чего, а их у меня было в избытке. Я поочередно прихлебывал то из пузырька с нектаром, то из банки с «Маунтин Дью» – и это было все равно что запивать высококачественный бензин обычным.

Мэг сбросила сандалии, бесстрашно оставшись босиком на полу, усыпанном стрелами, камнями, костями и брошенными клинками. Кто-то дал ей оранжевую футболку Лагеря полукровок, которую она надела поверх платья, ясно дав понять, на чьей стороне сражается. Она все еще казалась старше и опытней, но теперь это была моя Мэг.

– Я так горжусь тобой, – сказал я, вовсе не распуская нюни. – Ты была такой сильной. Такой умной. Такой… ОЙ!

Она коснулась раны у меня на боку, мгновенно перекрыв поток комплиментов:

– Да, знаю. Я должна была. Ради них. – Она кивнула на своих беспутных братьев и сестер, которых смерть Нерона совершенно выбила из колеи. Некоторые носились по залу, швырялись вещами и выкрикивали ругательства, а Лугусельва и несколько наших полубогов терпеливо ждали, давая им остыть и следя за тем, чтобы они не покалечили себя и других. Еще один ребенок из семейства Нерона сжался в комочек и рыдал между двух отпрысков Афродиты, которым поручили оказывать психологическую помощь пострадавшим. Один из младшеньких лежал с закрытыми глазами на руках у паренька из домика Гипноса, который укачивал его, напевая колыбельную.

За один вечер императорские дети превратились из врагов в жертв, которым нужна помощь, и Лагерь полукровок взял на себя эту миссию.

– Им нужно время, – сказала Мэг. – И много поддержки – такой, какая была у меня.

– Им нужна ты, – добавил я. – Ты показала им путь к спасению.

Она неопределенно дернула плечом:

– Тебя и впрямь сильно отдубасили.

Я не стал больше ее отвлекать, но, продолжая цедить энергетики, подумал, что, возможно, смелость – это часть замкнутого круга, как и травмы. Нерон хотел создать маленькие измученные версии себя самого, потому что это сделало бы его сильнее. Мэг нашла в себе силы противостоять ему, потому что видела, что братьям и сестрам нужна ее победа, ее пример.

Не было никаких гарантий. Императорские полубоги так натерпелись, что некоторые из них, возможно, никогда не смогут вернуться из тьмы. Но ведь и в случае Мэг гарантий не было. Никто не мог обещать, что я вернусь назад после встречи с тем, что ждет меня в дельфийских пещерах. Все мы могли лишь пытаться и надеяться, что в конце концов порочный круг будет разорван кругом добра.

Я обвел взглядом зал, гадая, сколько времени пробыл без сознания. За окнами совсем стемнело. Далеко внизу на стене соседнего здания мерцали отблески аварийных ламп. Стрекот вертолетов подсказывал, что нам по-прежнему посвящены главные новостные репортажи.

Бо́льшая часть троглодитов исчезла, но Иии-Блинг и несколько его помощников еще были здесь и вели серьезную беседу с Шерманом Яном. Возможно, договаривались, как делить трофеи. Скорее всего, в Лагере полукровок теперь будет полно греческого огня и оружия из имперского золота, а к трогам отправится потрясающий ассортимент галантереи, а также все ящерицы и камни, которые им удастся найти.

Полубожественные дети Деметры занимались сильно вымахавшими дриадами, решая, каким образом лучше доставить их в лагерь. За императорским постаментом несколько детей Аполлона (моих детей) оказывали помощь пострадавшим. Джерри, Ян и Грейси – новички лагеря – теперь казались настоящими профи: громко раздавали приказания санитарам с носилками, осматривали раненых, лечили и ребят из лагеря, и германцев.

Вид у варваров был хмурый и удрученный. Никто из них не проявлял ни малейшего желания сражаться. Некоторые получили травмы, от которых прежде рассыпались бы в прах, но теперь они не служили Нерону и их жизнь не зависела от его силы. Они снова стали людьми, как Лугусельва. И должны найти новую цель на оставшиеся годы, но что-то мне подсказывало, что никому из них не хотелось служить идеалам мертвого императора.

– Ты была права, – сказал я Мэг. – Насчет того, что Лугусельве стоит доверять. Я ошибался.

Мэг похлопала меня по руке:

– Почаще повторяй себе это. Я права. Ты ошибаешься. Сколько же месяцев до тебя доходило. – Она едва заметно усмехнулась.

Все-таки мне оставалось только поражаться, как сильно она изменилась. Вроде бы и сейчас можно ожидать, что она вдруг возьмет и пройдется колесом, или ничтоже сумняшеся вытрет нос рукавом, или схомячит целый именинный торт, потому что он вкусный, – но она уже не была той полудикой оборванкой из подворотни, которая встретилась мне в январе. Она стала выше и уверенней. И держала себя так, будто сама владеет этой башней. Кстати, вполне возможно, что после смерти Нерона именно ей она и достанется – если, конечно, не сгорит дотла.

– Я… – У меня сорвался голос. – Мэг, я должен…

– Знаю. – Она отвернулась, чтобы вытереть щеку, и случайно задела очки, которые теперь перекосились у нее на носу. – Дальше ты все должен сделать один, да?

Я вспомнил последний раз, когда наяву оказался в дельфийских глубинах: мы с Мэг нечаянно попали туда через Лабиринт во время гонки трехногих. (Ах, хорошие были времена!) Теперь все изменилось. Пифон стал слишком силен. Я видел его логово во сне и знал, что ни один полубог не выживет в этом месте. Даже воздух там настолько ядовит, что сожжет плоть и расплавит легкие. Я и сам не надеялся продержаться там долго, но в глубине души всегда знал, что не вернусь назад.

– Я должен сделать это один, – подтвердил я.

– Как?

Если кто и может свести самый трудный кризис в моей четырехтысячелетней с хвостиком жизни к одному вопросу без ответа, то это Мэг.

Я покачал головой, мечтая, чтобы у меня был однозначный ответ:

– Наверное, я должен поверить… что не облажаюсь.

– Хмм.

– Ой, замолчи, Маккаффри.

Она выдавила из себя улыбку. Еще какое-то время она смазывала мне раны, а потом сказала:

– Значит… до свидания? – последнее слово прозвучало совсем тихо.

Я пытался вернуть себе голос, который, казалось, затерялся в глубинах моего организма:

– Я… Я найду тебя, Мэг. Когда все закончится. Если только…

– Не облажайся.

Я издал звук, который был чем-то средним между усмешкой и всхлипом:

– Ага. Но как бы то ни было…

Она кивнула. Даже если я выживу – прежним я уже не буду. Лучшее, на что я мог надеяться, – это вернуться из Дельф с вновь обретенными божественными силами: именно об этом я страстно мечтал последние полгода. Почему же мне так не хотелось покидать несчастное измученное тело Лестера Пападопулоса?

– Просто вернись ко мне, дурень. Это приказ.

Мэг нежно меня обняла, стараясь не задеть мои раны. А потом встала и побежала к императорским полубогам – ее бывшей, а возможно, и будущей, семье.

Остальные друзья, кажется, тоже все понимали.

Уилл напоследок сменил мне повязки. Нико принес оружие. Рейчел вручила рюкзак, набитый припасами. Но никто не тянул с проводами. Все знали, что на счету каждая минута. Они пожелали мне удачи и отпустили.

Когда я проходил мимо Иии-Блинга и его помощников, они встали по стойке «смирно» и сняли шляпы – все шестьсот двадцать штук. Это была большая честь. Благодарно кивнув, я зашагал к выломанным дверям, боясь снова разреветься.

В приемной Остин и Кайла занимались другими ранеными и командовали младшими полубогами, которые делали уборку. Они оба устало улыбнулись мне, и в этих улыбках были тысячи слов, которые мы хотели, но не успели сказать друг другу. Я пошел дальше.

Возле лифта я встретил Хирона с новой порцией медикаментов.

– Ты пришел спасти нас, – сказал я. – Спасибо.

Он опустил на меня добрый взгляд. Голова Хирона почти упиралась в потолок, высота которого не была рассчитана на кентавров.

– Спасать друг друга – наша общая обязанность, разве не так?

Я кивнул, удивляясь, как это кентавру удалось за столетия стать таким мудрым и почему эта самая мудрость не давалась мне, пока меня не лестернули.

– А как там ваша объединенная тактическая группа? – спросил я, вспомнив слова Диониса об отлучке Хирона. Как же это было давно! – Вроде с отрубленной головой кошки?

Хирон засмеялся:

– С отрубленной головой. И кошкой. Это два разных… э, участника встречи. Мои знакомцы из других пантеонов. Мы обсуждали общую проблему. – Он беззаботно бросил эту фразу, словно она вовсе не производила эффект взорвавшейся в мозгу гранаты. У Хирона есть знакомые в других пантеонах?! Ну еще бы. Общая проблема…

– Я хочу об этом знать? – спросил я.

– Нет, – ответил он мрачно. – Совсем не хочешь. – Он подал мне руку. – Удачи, Аполлон.

Мы пожали друг другу руки, и я отправился своим путем.

Найдя лестницу, я начал спускаться. Лифтам я не доверял. В тюремной камере мне снилось, что я лечу вниз по пролету и попадаю в Дельфы. Я решил повторить этот путь наяву. Может, не стоило так перестраховываться, но было бы глупо по пути к Пифону свернуть не туда, чтобы в вестибюле «Триумвират Холдингс» меня повязала полиция.

Лук и колчан били меня по спине и звякали о струны укулеле. Набитый рюкзак казался холодным и тяжелым. Я держался за перила, чтобы трясущиеся ноги не подкосились. Ребра горели так, будто на них только что сделали татуировку лавой, но, учитывая все случившееся, я чувствовал себя на удивление сносно. Возможно, мое смертное тело оказалось способно на последний рывок. Возможно, помогало божественное прошлое. Возможно, это коктейль из нектара и «Маунтин Дью» расходился по венам. Как бы то ни было, я был рад любой помощи.

Десять этажей. Двадцать. Я потерял счет. Лестницы – это ужасные, сбивающие с толку места. Я слышал только звук своего дыхания и удары ног о ступеньки. Спустившись еще на несколько этажей, я почувствовал запах дыма. Глаза защипало, стало хуже видно.

Судя по всему, пожар в здании еще не потушили. Отлично.

Чем ниже я спускался, тем гуще становился дым. Я закашлялся и закрыл локтем нос и рот, но понял, что это совсем не помогает.

Сознание помутилось. Я хотел было открыть дверь и попробовать глотнуть воздуха, но никаких дверей мне не попадалось. Разве на лестницах они не предусмотрены? Легкие были в агонии. Было такое ощущение, что изголодавшийся по кислороду мозг вот-вот выскочит из моего черепа, отрастит крылья и улетит прочь.

Видимо, у меня начались галлюцинации. Мозг с крыльями. Класс!

Я продолжал тащиться вниз. Погодите-ка… А куда делись ступеньки? Давно я иду по ровной поверхности? Перед глазами был только дым. Потолок опускался все ниже. Я вытянул руки в поисках хоть какой-то опоры – и по обеим сторонам нащупал лишь теплый камень.

Проход продолжал сужаться. В конце концов я вынужден был ползти, продираясь между двумя каменными плитами, где было так мало места, что я едва мог поднять голову. Укулеле уткнулось мне в подмышку. Колчан скреб по потолку.

От клаустрофобии я начал спешить и часто дышать, но заставил себя успокоиться. Я не застрял. И, как ни странно, мог дышать. Дым сменился вулканическим газом, который был мерзким на вкус, а пах еще отвратительней, но мои горящие легкие каким-то образом умудрялись его перерабатывать. Может, моя дыхательная система потом и расплавится, но я продолжал вдыхать серу.

Мне был знаком этот запах. Я был где-то в туннелях под Дельфами. Благодаря магии Лабиринта и/или странной колдовской высокоскоростной связи между башней Нерона и логовом рептилии, я проделал путь, пешком и ползком, на другой конец мира всего за пару минут. Но мои ноющие ноги прочувствовали каждую милю этого расстояния.

Извиваясь, я двигался вперед к тусклому свету вдалеке. Там было большое пространство, в котором эхом отдавалось грозное рокотание. Там дышал кто-то огромный и тяжелый.

Узкий проход резко закончился. Я понял, что смотрю вниз, находясь на краю маленькой расщелины, вроде вентиляционной шахты. Подо мной простиралась невообразимых размеров пещера – логово Пифона.

Когда я сражался с Пифоном в прошлый раз, тысячи лет назад, мне не нужно было разыскивать это место. Я выманил его в верхний мир, и мы бились на свежем воздухе под солнцем, что было не в пример лучше.

Теперь же, глядя на него из расщелины, я хотел бы оказаться в каком-нибудь другом месте. Пол протяженностью в несколько футбольных полей пронзали сталагмиты и разрезала паутина светящихся вулканических расселин, изрыгающих струйки газа. Неровную каменную поверхность устилал жуткий густой ковер: слезавшая веками змеиная кожа, кости, разодранные тела… В распоряжении Пифона – куча вулканических трещин, и он не потрудился даже сжечь собственный мусор?

Сам монстр, размерами походивший на дюжину покореженных грузовиков, занимал заднюю часть пещеры. Его тело представляло собой гору змеиных колец с бугрящимися под кожей мышцами. Но он был не просто огромным змеем. Пифон менял форму по своему усмотрению: мог отрастить когтистые лапы, карликовые нетопырьи крылья, дополнительные шипящие головы на боку – и все это исчезало так же быстро, как появлялось. Он был рептилией, соединяющей в себе все самые глубинные страхи млекопитающих, все их первобытные кошмары.

Я подавил память о том, каким он был ужасающим. Мне больше нравилось, когда он скрывался в ядовитых парах. На змеиных кольцах покоилась голова размером с машину. Его глаза были закрыты, но это меня не обмануло. Этот монстр никогда по-настоящему не спал. Он просто ждал… пока проснется голод, пока ему предоставится шанс завладеть миром, пока маленький глупый Лестер залезет в его пещеру.

Прямо сейчас казалось, что на нем оседает сверкающая дымка, словно искры, опадающие после грандиозного фейерверка. Меня затошнило от осознания, что я наблюдаю, как Пифон впитывает остатки мощи павшего Триумвирата. Змей выглядел счастливым, он с удовольствием поглощал теплую божественную силу Нерона.

Я должен торопиться. У меня есть один выстрел, чтобы победить старого врага.

Я был не готов. Я не отдохнул. Я точно не способен сделать все по первому разряду. Честно говоря, я уже давно ничего не мог сделать по первому разряду, да что уж там – и по десятому тоже.

Но каким-то образом мне удалось добраться сюда. Я почувствовал покалывание под кожей, словно прилив силы. Может быть, в опасной близости злейшего врага моя божественная природа стремилась возродиться? Оставалось надеяться, что я ощущаю именно это, а не скорое воспламенение моего смертного тела.

Мне удалось взять в руки лук, наложить стрелу и натянуть тетиву – а это непросто, когда лежишь на животе, распластавшись в расщелине. Я даже сумел не ударить укулеле по камням и не выдать своего местоположения гремящим открытым аккордом.

И на том спасибо.

Глубокий вдох. Это за Мэг. Это за Джейсона. За всех, кто за последние полгода сражался и жертвовал собой, волоча мою жалкую смертную задницу от квеста к квесту, только чтобы я получил этот шанс на искупление.

Я оттолкнулся, вылетел головой вперед из расщелины, перевернулся в воздухе, прицелился… и пустил стрелу в голову Пифона.

Глава 33

Серьезно, ребят,

Что там с зеленым змием?

Помогите найти мой бокал

Я промахнулся.

Не надо делать удивленный вид.

Вместо того чтобы пронзить череп монстра, как я надеялся, стрела разбилась о камни в нескольких футах от его головы. Обломки, не причинив ему никакого вреда, рассыпались по земле. Тут же распахнулись глаза Пифона, горящие как фонари.

Я приземлился в центре пещеры, по щиколотку провалившись в устилающие ее обрывки старой змеиной кожи. Ну хоть ноги не переломал. Эту неприятность можно было припасти на торжественный финал.

Пифон посмотрел на меня. Его глаза словно прожекторы пронзали вулканические пары. Искрящаяся дымка пропала. То ли он закончил поглощать ее силу, то ли я помешал ему, не знаю.

Я надеялся, что он хотя бы заревет от отчаяния. Вместо этого я услышал его смех: низкий рокот, от которого моя отвага растаяла. Смеющаяся рептилия – пугающее зрелище. Их морды вообще не предназначены для выражения таких эмоций. По сути, он даже не улыбался, но обнажил клыки, поджал губы, разделенные на сегменты, как ириски «Тутси Ролл», и ударил воздух раздвоенным языком, наверняка смакуя запах моего страха.

– Вот тебе на! – Его голос звучал отовсюду, каждое слово сверлом буравило мне суставы. – Я не успел до конца переварить силу Нерона, но, думаю, ничего страшного. Все равно на вкус он как сушеная крыса.

Я был рад, что помешал Пифону переваривать императора. Может, так его будет не совсем невозможно победить. Правда, мне очень не нравилось его спокойствие и абсолютная уверенность в себе.

Конечно, он не видел во мне угрозы.

Я наложил вторую стрелу на тетиву:

– Уползай отсюда, змеюка. Пока еще можешь.

Глаза Пифона весело сверкнули:

– Поразительно. Ты ничего не вынес из своих унижений? Интересно, какой ты на вкус? Как крыса? Как бог? Хотя, по-моему, это примерно одно и то же.

Он очень сильно ошибается. Не насчет того, что боги на вкус как крысы… Откуда мне знать такое. Нет, я много что вынес из своих унижений. Их было столько, что теперь, столкнувшись со злейшим врагом, я терзался сомнениями в собственных силах. Мне с ним не справиться. О чем я только думал?!

Но я понял еще кое-что: унижение – это лишь начало, а не конец. Иногда нужно сделать второй выстрел, а потом третий, а потом четвертый.

Я выпустил стрелу. На этот раз она попала Пифону в морду и задела левое веко, заставив его моргать.

Он зашипел, поднимая голову, и она за считаные секунды оказалась в двадцати футах надо мной:

– Не позорься, Лестер. Я контролирую Дельфы. Я был бы согласен управлять миром с помощью своих марионеток-императоров, но ты услужливо избавил меня от посредников. Я поглотил силу Триумвирата! И теперь поглощу…

Моя третья стрела попала ему в горло. Кожу она не проткнула. На это глупо было даже надеяться. Но удар заставил его заткнуться.

Я отпрянул в сторону, стараясь не наступать на чешуйки и кости. Перепрыгнул через узкую трещину, из которой выходил такой горячий пар, что я чуть не сварил промежность. Когда я наложил на тетиву очередную стрелу, Пифон начал менять свой облик. На спине у него появились ряды маленьких жестких крыльев. Из живота выросли две массивные ноги, отчего он стал похож на гигантского комодского варана.

– Я понял, – загрохотал он. – Не хочешь по-хорошему? Ладно. Будет по-плохому. – Он наклонил голову набок, как прислушивающийся пес – после такого зрелища мне вообще расхотелось заводить собак. – А… Дельфийский оракул говорит. Хочешь, расскажу твое будущее Лестер? Это недолго.

Зеленые люминесцентные пары стали насыщенней и закружились вокруг него, наполняя воздух резким запахом гнили. Парализованный ужасом, я наблюдал, как Пифон вдохнул дух Дельф, извращая и отравляя его древнюю силу, а потом заговорил гулким голосом, и каждое слово несло на себе тяжесть неотвратимого рока:

– Пусть Аполлон падет…

– НЕТ!

По моему телу разлилась ярость. Предплечья задымились. Руки засияли. Я выстрелил в четвертый раз – и пробил шкуру Пифона прямо над его новенькой правой ногой.

Монстр зашатался и сбился. Облака газа, окружавшие его, рассеялись.

– НИКОГДА НЕ ПРЕРЫВАЙ ПРОРОЧЕСТВО! – взревел он и понесся на меня, как голодный товарняк.

Я отскочил в сторону, кувыркнувшись через груду останков, в тот момент, когда Пифон откусил кусок от пола, на котором я только что стоял. На меня посыпались обломки величиной с бейсбольный мяч. Один камень, попав мне по затылку, чуть не вырубил меня.

Пифон бросился на меня снова. Я попытался натянуть тетиву, но он был слишком быстрым. Я отпрыгнул и приземлился на лук, сломав стрелу.

Пещера превратилась в гремящую фабрику из змеиной плоти: конвейеры, шредеры, трамбовщики и поршни, и все это – извивающееся тело Пифона, каждая частичка которого готова стереть меня в порошок. Я сумел подняться на ноги и перепрыгнул через участок змеиного тела, едва увернувшись от выросшей только что на боку монстра головы.

Учитывая силу Пифона и мою тщедушность, я уже должен был несколько раз умереть. Меня спасали только небольшие размеры. Пифон был базукой, я – мухой. Он мог запросто убить меня одним выстрелом – но сначала нужно было меня поймать.

– Я слышал твою судьбу! – завывал Пифон. Я чувствовал холод, идущий от нависающей надо мной головы. – Пусть Аполлон падет. Не много, но этого достаточно! – Он едва не обхватил меня кольцами, но я выскочил из капкана. Чечеточница Лавиния Асимов гордилась бы тем, как ловко двигаются мои ноги. – Тебе не уйти от судьбы! – злорадствовал Пифон. – Я изрек твой жребий, а значит, так тому и быть!

Нужно было как-то остроумно ответить, но я не успевал даже отдышаться.

Я запрыгнул на тело Пифона, чтобы как по мосту перебраться по нему через трещину. Мне казалось это отличной идеей, пока рядом со мной не выросла лапа как у ящерицы и не впилась когтями мне в щиколотку. Завопив, я споткнулся и, схватившись впопыхах за первое, что попалось под руку, соскользнул со змея. Крыло, в которое я вцепился, возмущенно затрепыхалось в попытках меня стряхнуть, но я уперся одной ногой в край расселины и каким-то чудом сумел перебраться на твердую землю.

Плохие новости: мой лук канул в бездну.

Горю моему не было предела. Ногу пекло. Ботинок пропитался моей собственной кровью. Естественно, когти были ядовитыми. Наверное, я просто сократил свою жизнь с нескольких минут до всего парочки. Хромая, я добрался до каменной стены и забился в вертикальную трещину размером не больше гроба. (Ну почему мне обязательно нужно это сравнение!)

Я потерял свое лучшее оружие. У меня остались стрелы, но не из чего было стрелять. Какие бы приливы божественной силы я ни ощущал, они были непредсказуемы, и их было недостаточно. У меня остались лишь расстроенное укулеле и недолговечное человеческое тело.

Если бы только рядом были мои друзья! Я бы все отдал за взрывающиеся томаты Мэг, или клинок из стигийской стали Нико, или даже за команду бегунов-троглодитов, которые таскали бы меня по пещере, вереща ругательства в сторону вкусной гигантской рептилии.

Но я был один.

Минуточку. Внутри у меня вспыхнула искра надежды. Не совсем один. Покопавшись в колчане, я достал свою старосветскую подругу – Стрелу Додоны.

– ЛАДНЫ ЛИ ДЕЛА НАШИ, ДРУЖЕ? – зажужжал у меня в голове голос стрелы.

– Ой, ладны, – просипел я. – Алкал я найти тут злейшего врага, и нашел.

– ТАК ХУДО? ПРОКЛЯТЬЕ!

– Где ты, Аполлон? – взревел Пифон. – Я чую твою кровь.

– Слышишь, стрела? – просипел я в полубреду от усталости и яда, расходящегося по венам. – Я заставил его называть меня Аполлоном!

– СИЕ ВЕЛИКАЯ ПОБЕДА, – протянула стрела. – ХОТЬ И ПОРА Б УЖ.

– Что? – переспросил я. Ее голос звучал непривычно тихо, почти грустно.

– НИЧЕГО Я НЕ РЕКЛА.

– И не сделала ничего.

– НЕСПРАВЕДЛИВО СИЕ! НАМ ДОЛЖНО РАЗРАБОТАТЬ НОВЫЙ ПЛАН. Я ПОЙДУ НАПРАВО. ТЫ – НАЛЕВО.

– Ладно, – согласился я. – Погоди. Не получится. У тебя нет ног.

– ТЕБЕ НЕ СПРЯТАТЬСЯ! – орал Пифон. – ТЫ НЕ БОГ!

На меня словно вылили ведро ледяной воды. Эти его слова не были пророчеством, но все же это была правда. В тот момент я точно не знал, кем именно являюсь. Я определенно не божество, каким был прежде. И не в полной мере Лестер Пападопулос. Моя плоть дымилась. Под кожей пульсировал свет, словно солнечные лучи, пробивающиеся сквозь облака. Когда это началось?

Я был чем-то средним, изменял форму быстрее, чем сам Пифон. Я не был богом. Мне уже не суждено стать прежним Аполлоном. Но в этот миг у меня был шанс решить, кем я буду, даже если мое существование продлится лишь несколько секунд.

От этой догадки мое сознание вновь прояснилось.

– Я не буду прятаться, – пробормотал я. – Не буду скрываться. Таким я не стану.

Стрела встревожено зажужжала:

– ТАК… КАКОВ ЖЕ ТВОЙ ПЛАН?

Я схватил укулеле за гриф и поднял его над головой, как дубину. В другой руке я зажал Стрелу Додоны и, тоже подняв ее над головой, выскочил из своего укрытия:

– В АТАКУ!

Тогда это казалось весьма разумным шагом.

По крайней мере Пифон такого не ожидал.

Представляю, как я выглядел со стороны: потрепанный подросток в разодранной одежде, покрытый с ног до головы ранами и синяками, припадающий на окровавленную ногу, размахивающий палкой и четырехструнным инструментом и вопящий как сумасшедший.

Я рванул прямиком к его огромной голове, но она оказалась слишком высоко, и я начал колошматить его по горлу.

– Умри! – ДЗЫНЬ! – Умри! – БЛЯМ! – Умри! – ХРУСТЬ!

После третьего удара укулеле разлетелось на куски.

Тело Пифона содрогнулось, но, вместо того чтобы умереть как хороший змей, он почти с нежностью обвил меня кольцом вокруг пояса и поднял к морде.

Его глаза-фонари были размером с меня. Клыки блестели. Дыхание смердело как давно разложившийся труп.

– Ну хватит. – Его голос стал спокойным, даже убаюкивающим. Глаза вспыхивали в ритм с ударами моего сердца. – Ты славно сражался. Можешь собой гордиться. А теперь пора расслабиться.

Я понимал, что он хочет провернуть старый змеиный трюк с гипнозом: парализовать крохотное млекопитающее, чтобы было проще проглотить его и переварить. И на задворках сознания какая-то трусливая часть меня (Лестер? Аполлон? А есть ли разница?) прошептала: «Да, хорошо бы сейчас расслабиться».

Я сделал все что мог. Зевс увидит это и будет гордиться. Может, даже запустит в Пифона молнией, чтобы разорвать его на кусочки и спасти меня!

Но стоило этой мысли возникнуть, как я тут же понял, какая это глупость. Зевс так не поступает. Если он и сделает что-то для моего спасения, то не больше, чем Нерон сделал для спасения Мэг. Не стоило обольщаться этой иллюзией. Нужно спасаться самому.

Я извивался и отбивался. Мои руки пока были свободны, и в них по-прежнему было зажато оружие. Я воткнул в змеиное кольцо обломок грифа с такой силой, что он пробил кожу и вонзился в плоть Пифона как огромная заноза. Из раны потекла зеленая кровь.

Он зашипел, сжал меня сильнее, отчего кровь с таким напором хлынула мне в голову, что я испугался, как бы она не забила у меня из макушки фонтаном, словно из мультяшной нефтяной скважины.

– Тебе никто не говорил, – проскрежетал Пифон, – что ты ужасно раздражаешь?

– Я, – меланхолично сказала Стрела Додоны. – ТЫСЯЧЕКРАТНО.

Я не мог ответить. Мне нечем было дышать. Все силы уходили на то, чтобы не дать моему телу лопнуть под напором Пифона.

– Что ж, – вздохнул Пифон, обдав меня дыханием, похожим на ветер с поля брани. – Не важно. Сейчас мы покончим с этим, ты и я. – Он сдавил сильнее, и мои ребра затрещали.

Глава 34

Нашел змия. И змея

Забудьте, что спрашивал

Сейчас упаду. Пока

Я бился.

Извивался.

Лупил по шкуре Пифона своими крохотными кулачками, потом стал шевелить обломок бывшего укулеле в его ране, надеясь, что от боли он меня уронит.

Но его гигантские глаза просто смотрели, спокойно и довольно, как ломаются мои кости – мое внутреннее ухо улавливало этот звук. Я был субмариной в Марианской впадине. И от давления клепки у меня на корпусе не выдерживали.

– НЕ СМЕЙ УМИРАТЬ! – умоляла Стрела Додоны. – ИБО ВРЕМЯ ПРИШЛО!

– Чт… – попытался прохрипеть я, но в легких у меня было слишком мало воздуха.

– ПРОРИЦАНИЕ, ЧТО ЗМИЙ ИЗРЕК, – сказала стрела. – ЕЖЕЛИ ПАДЕШЬ – ТАК ТОМУ И БЫТЬ, НО ПРЕЖДЕ ПУСТИ В БОЙ МЕНЯ.

Стрела в моей руке повернулась в сторону огромной морды Пифона.

В готовом вот-вот взорваться мозгу путались мысли, но эта идея оглушила меня не хуже, чем удар грифом укулеле.

«Я не могу, – подумал я. – Нет».

– ТЫ ДОЛЖЕН.

В ее тоне чувствовались обреченность и решимость. Много миль мы прошли вместе с этой серебристой деревяшкой – и как же мало я обычно доверял ее словам. Я вспомнил ее рассказ об изгнании из Додоны – историю крохотной хрупкой веточки из древней рощи, отсутствия которой никто не заметит.

Я видел лицо Джейсона. Видел Элоизу, Креста, Денежное дерево, фавна Дона, Дакоту – всех, кто пожертвовал собой, чтобы я добрался сюда. Теперь последняя спутница готова заплатить страшную цену за мой успех – и позволить мне сделать то единственное, что она всегда мне запрещала.

– Нет, – просипел я. Наверное, это было единственное слово, на которое у меня хватило сил.

– Что такое? – спросил Пифон, решив, что я обращаюсь к нему. – Крысеныш под конец взмолился о пощаде?

Я открыл рот, но ответить не смог. Чудовище приблизило морду, желая насладиться моими предсмертными стонами.

– ПРОЩАЙ, ДРУГ МОЙ, – сказала стрела. – ПУСТЬ АПОЛЛОН ПАДЕТ, НО ОН ВОССТАНЕТ ВНОВЬ.

Вложив в эти последние слова всю силу своей древней рощи, стрела завершила пророчество рептилии. Пифон теперь был совсем близко, и, отчаянно всхлипнув, я воткнул и до самого оперения затолкал Стрелу Додоны в его гигантский глаз.

Монстр заревел от боли и замотал головой. Его кольца ослабили хватку ровно настолько, чтобы я сумел вывернуться и выбраться на свободу. Я рухнул мешком на край широкой трещины.

Грудь пульсировала. Ребра однозначно были сломаны. Возможно, сломано – разбито – было и сердце. Я во много раз превысил норму того, на что рассчитано тело Лестера Пападопулоса, но сдаваться было нельзя – во имя Стрелы Додоны. Не до́лжно было мне сдаваться.

С трудом я поднялся на ноги.

Пифон продолжал биться, пытаясь достать стрелу из глаза. Как бог медицины я мог бы сказать ему, что от этого боль лишь усилится. Видеть, как мой шекспировский снаряд торчит из головы змея, было грустно, но я чувствовал прилив ярости и мужества. Я ощущал, что сознание стрелы угасло. Хотелось верить, что оно унеслось обратно в Рощу Додоны и присоединилось к миллионам других голосов, шепчущих между деревьями, но что-то подсказывало мне, что оно просто кануло в небытие. Жертва стрелы была самой что ни на есть настоящей, возврата не было.

Гнев переполнял меня. От моего смертного тела пошел пар, под кожей то и дело вспыхивал свет. Рядом бил по земле хвост Пифона. В отличие от змей, обвивающих леонтоцефалина, у этого змея были начало и конец. Позади меня разверзла зев огромнейшая из вулканических трещин. Я знал, что должен сделать.

– ПИФОН! – мой голос сотряс пещеру. Вокруг нас посыпались сталактиты. Наверное, где-то далеко над нами жители греческих деревень замерли, услышав, как из священных руин раздаются мои слова, оливковые деревья задрожали, и с них посыпались плоды.

Владыка Дельф пробудился.

Пифон уставился на меня единственным злобным глазом:

– Ты не будешь жить.

– Согласен, – ответил я. – Но только если и ты умрешь.

Я схватил хвост монстра и потащил его к расселине.

– Ты что делаешь?! – заревел он. – Прекрати, идиот!

Не выпуская из рук Пифонова хвоста, я спрыгнул за край.

Мой план должен был провалиться. Учитывая жалкий вес моего смертного тела, я должен был просто повиснуть на нем, как освежитель на зеркале заднего вида. Но я был полон праведного гнева. Я уперся ногами в каменную стену и потянул воющего и извивающегося Пифона к себе. Он пытался махать хвостом, чтобы сбросить меня, но мои ноги крепко упирались в каменную стену расселины. Моя сила прибывала. Тело лучилось ослепительным светом. Последний рывок – и я дотащил своего врага до точки невозврата. Его бесчисленные кольца обрушились в бездну.

Пророчество сбылось. Аполлон пал, и Пифон пал вместе со мной.

Гесиод когда-то написал, что если сбросить с земли бронзовую наковальню, до Тартара она будет лететь девять дней.

Наверняка слово «девять» он использовал как синоним для «Не знаю точно сколько, но очень-очень долго».

Гесиод был прав.

Мы с Пифоном падали вниз, кувыркаясь, ударяясь о стены, из абсолютной темноты попадая в пространство, освещенное прожилками лавы, и снова ныряя в черноту. Учитывая, как сильно пострадало мое бедное тело, вполне могло быть, что я умер где-то в середине пути.

Но я продолжал сражаться. У меня не осталось оружия, и я пользовался кулаками и ногами, стараясь вмазать по каждому участку шкуры зверя, пнуть каждый коготь, каждое крыло, каждую новую голову, вырастающую на его теле.

О боли речь уже не шла. Я был в том состоянии, когда самую страшную агонию принимаешь как блаженство. Я крутился в воздухе, чтобы Пифону доставались все удары о стены. Мы не могли оторваться друг от друга. Стоило нам отдалиться, и какая-то сила – прямо как брачные узы – толкала нас обратно.

Давление стало ужасным. У меня глаза вылезали из орбит. От жара я спекся как печенюшки Салли Джексон, но мое тело по-прежнему сияло и источало пар, артерии, наполненные светом, ярче проступали под кожей, превращая меня во что-то вроде 3D-пазла модели «Аполлон».

Вдруг стены расселины раздвинулись, и мы очутились в холодном мрачном воздухе Эреба – Царства Аида. Пифон попытался отрастить крылья и улететь, но его жалкие нетопыриные рудименты не могли выдержать такой вес, особенно когда я, цепляясь за его спину, колотил по крылышкам, как только они появлялись.

– ПЕРЕСТАНЬ! – прорычал Пифон. Стрела Додоны по-прежнему торчала из его мертвого глаза. По морде текла зеленая кровь из дюжины ран, которые я успел ему нанести. – Я… ТЕБЯ… НЕНАВИЖУ!

Вот пример того, что даже злейшие враги, точившие друг на друга зуб четыре тысячи лет, могут в чем-то прийти к согласию. С громогласным «БУБУУУУУХ!» мы ударились о воду. Или не о воду… Это больше походило на ревущий поток серной кислоты, такой ледяной, что от нее кровь буквально стыла в жилах.

Река Стикс подхватила нас и понесла вниз по течению.

Если вам нравится сплавляться по сложнейшим рекам, которые могут одним махом утопить вас, расплавить кожу и уничтожить ваше внутреннее «я», очень рекомендую круиз по Стиксу на гигантском змее.

Река высосала из меня воспоминания, чувства, волю. Она вскрыла горящие трещины на скорлупе Лестера Пападопулоса, отчего я почувствовал себя обнаженным и неполноценным, как линяющая стрекоза.

Даже Пифон не мог ей сопротивляться. Он наносил удары медленнее. Бился и выпускал когти, пытаясь зацепиться за берег, но я дал ему локтем в единственный здоровый глаз и пнул его в глотку, лишь бы он не выбрался из воды.

Не то чтобы я хотел утонуть – просто знал, что на твердой земле Пифон станет куда опасней. К тому же мне не хотелось заявиться на порог к Аиду в моем нынешнем состоянии. На теплый прием рассчитывать не приходилось.

Я вцепился в морду Пифона, используя безжизненное древко Стрелы Додоны как руль, правя монстром мучительными рывками. Пифон выл, скулил и дергался. Казалось, пороги Стикса смеются надо мной: «Видишь? Ты нарушил клятву. И теперь ты мой».

Я шел к своей цели. Я помнил последний приказ Мэг Маккаффри: «Вернись ко мне, дурень». Ее лицо в моей памяти не теряло четкости. Ее столько раз бросали, так жестоко использовали. Я не хотел быть еще одной причиной для ее горя. Я знал, кто я. Я ее дурень.

Борясь в серных потоках, мы с Пифоном вдруг выскочили за край водопада. И снова упали – в еще более глубокую бездну.

Все сверхъестественные реки рано или поздно приводят в Тартар – место, где первобытные страхи растворяются и меняют форму, где монстры произрастают из огромного, размером с континент, тела самого Тартара, пребывающего в вечном сне.

Мы остановились лишь на миг, даже селфи не успели бы сделать. И помчались сквозь горящий воздух и бесчисленные бездонные водопады; мимо нас мелькали, как картинки в калейдоскопе, горы из черной кости, похожие на лопатки Титана; поля из плоти, усеянные пузырями, которые лопались, являя блестящих новорожденных дракенов и горгон; струи пламени и черного дыма, выстреливающие вверх, как мрачная торжественная канонада.

Мы рухнули еще глубже, в расселину, которую можно было бы назвать Большим каньоном мира ужасов, нижней точкой самого глубинного из миров. И с размаху ударились о камень.

«Ого, Аполлон, – удивитесь вы. – Как же тебе удалось выжить?»

А мне и не удалось.

К этому моменту я уже не был Лестером Пападопулосом. Не был я и Аполлоном. Я сам не знал, кем или чем был тогда.

Я поднялся на ноги – сам не знаю как – и увидел, что оказался на узкой скале из обсидиана, нависшей над бесконечным вихрящимся морем умбры и фиолетового. Со смешанным чувством ужаса и восхищения я понял, что стою на краю Хаоса.

Под нами бурлила сущность всего – великий космический бульон, где зародилось все остальное, место, где жизнь сформировалась и подумала: «Эй, а я отличаюсь от остального бульона!» Один шаг с этого выступа – и я вернусь обратно в бульон. Исчезну навсегда.

Я присмотрелся к своим рукам, которые, судя по всему, уже начали распадаться. Плоть обгорала как бумага, оставляя после себя линии золотистого света, похожие на прожилки в мраморе. Я напоминал прозрачную анатомическую куклу, предназначенную для изучения кровеносной системы. В центре моей груди клубился крохотный – такой, что лучший аппарат МРТ не смог бы заметить, – сгусток фиолетовой энергии. Моя душа? Моя смерть? Что бы это ни было, его сияние становилось сильнее, пурпурный цвет разливался по мне, откликаясь на близость Хаоса, стараясь распустить золотые нити, связывающие меня воедино. Наверное, это было нехорошо…

Пифон лежал рядом, его тело тоже рассыпалось, а размер значительно уменьшился. Теперь он был лишь в пять раз больше меня – как доисторический крокодил или удав, его облик был смешением обоих, а шкура по-прежнему бугрилась наполовину сформированными головами, крыльями и когтями. Стрела Додоны, воткнутая в ослепший левый глаз, была цела и невредима, даже оперение не пострадало.

Пифон поднялся на короткие толстые лапы. Затопал и завыл. Его тело разрушалось, фрагменты рептилии перемежались с фрагментами света, и, должен сказать, мне не нравился новый вариант диско-крокодила. Шипящий и полуслепой, он, спотыкаясь, двинулся ко мне:

– Уничтожу тебя!

Я хотел сказать ему, чтобы расслабился. Хаос его уже опередил. Он быстро разъедал наше существо. Нам больше не нужно сражаться. Можно просто усесться на этом обсидиановом пике и вместе тихо рассыпаться на частицы. Пифон мог свернуться рядышком, посмотреть на просторы Хаоса, прошептать «Какая красота» – и уйти в небытие.

Но у монстра были другие планы. Он ринулся вперед и ухватил меня зубами за пояс, намереваясь сбросить в первобытную бездну. Я не мог остановить его. Я сумел лишь извернуться так, что, когда мы оказались на краю, Пифон вылетел за него первым. Я в отчаянии зацепился за камень и повис, рискуя под весом Пифона разорваться напополам.

Мы зависли над пустотой, от падения нас удерживали лишь мои дрожащие пальцы. Пасть Пифона крепко обхватывала меня за талию.

Я чувствовал, что рвусь пополам, но не мог отцепиться. Я направил всю оставшуюся силу в руки – как делал, когда играл на лире или на укулеле, если мне нужно было выразить истину такой глубины, что передать ее могла лишь музыка: смерть Джейсона Грейса, испытания Аполлона, любовь и уважение к моей юной подруге Мэг Маккаффри.

Каким-то чудом мне удалось согнуть ногу. И садануть Пифона коленом по подбородку.

Он крякнул. Я ударил еще раз, сильнее. Пифон застонал. Он пытался что-то сказать, но ему мешал зажатый в зубах Аполлон. Я ударил его еще раз – с такой силой, что почувствовал, как треснула его нижняя челюсть. Он разжал пасть и упал вниз.

Не было никаких последних слов: просто перепуганная полуслепая рептилия, которая канула в Хаос, превратившись в облачко фиолетовой пены.

Я висел на краю, слишком уставший, чтобы чувствовать облегчение.

Это был конец. Подтянуть себя вверх не хватало сил.

И тут я услышал голос, который подтвердил мои худшие страхи.

Глава 35

Тусуюсь с родными

Держусь из последних сил

Поставь знак «равно»

– Я ЖЕ ГОВОРИЛА.

Никогда не сомневался, что именно эти слова будут последними, которые я услышу.

Рядом со мной над пустотой парила богиня Стикс. Ее пурпурно-черное платье казалось частицей самого Хаоса. Волосы облаком окружали ее прекрасное сердитое лицо.

Меня не удивило, что она свободно живет здесь, в месте, куда другие боги боятся даже сунуться. Стикс была не только хранительницей нерушимых клятв – она была воплощением Реки Ненависти. А любой подтвердит, что ненависть – самое долговечное из чувств, оно одним из последних отправляется в небытие.

«Я же говорила». Конечно говорила. Много месяцев назад в Лагере полукровок я дал неосторожный обет. Поклялся рекой Стикс, что не буду играть музыку и пользоваться луком, пока снова не стану богом. Я нарушил оба условия, и с тех пор богиня Стикс неотступно следила за мной, осеняя трагедиями и разрушением каждый мой шаг. И теперь мне пришло время заплатить последнюю цену – меня вычеркнут из реальности.

Я думал, Стикс отцепит мои пальцы от обсидианового края и, насмешливо показав мне язык, отправит меня вниз, навстречу океану туманной гибели.

К моему удивлению, Стикс продолжила говорить.

– Ты выучил урок? – спросила она.

Будь я не так слаб, я бы, наверное, рассмеялся. Выучил, еще как. И продолжал учить.

В тот миг я понял, что все эти месяцы неправильно думал о Стикс. Это не она насылала на меня неприятности – я сам был их причиной. Не она устраивала мне проблемы – проблема была во мне. Она всего-навсего указывала на мою безответственность.

– Да, – жалко проговорил я. – Пусть поздно, но я его усвоил.

Милосердия я не ждал. И помощи, конечно, тоже. Мой мизинец соскользнул с края. Еще девять пальцев – и я упаду.

Темные глаза Стикс внимательно изучали меня. Она не то чтобы злорадствовала – скорее походила на учительницу фортепиано, шестилетний ученик которой наконец сумел сыграть песенку «Сияй, сияй, маленькая звездочка».

– Тогда держись за него, – сказала она.

– За что, за край? – пробормотал я. – Или за усвоенный урок?

Стикс издала звук, почти неуместный на краю Хаоса: она весело рассмеялась.

– Думаю, тебе самому придется решить. – С этими словами она превратилась в дымок, который полетел вверх, к беззаботным просторам Эреба.

Мне бы тоже хотелось взлететь. Но, увы, даже здесь, на грани небытия, я подчинялся законам гравитации.

По крайней мере, я победил Пифона.

Ему никогда больше не восстать. Я могу спокойно умереть, зная, что друзьям ничего не угрожает. Оракулы восстановлены. Будущее зовет к свершениям.

Что же случится, если Аполлон будет стерт из реальности? Возможно, Афродита права. Одиннадцать олимпийцев – уже много. Гефест может устроить из этого реалити-шоу «Одиннадцати достаточно»[42]. Подписки на его стриминговый сервис будут зашкаливать.

Почему же я не сдаюсь? Я упрямо цепляюсь за край. Соскользнувший мизинец снова нашел опору. Я пообещал Мэг, что вернусь к ней. Я не давал клятвы, но это и неважно. Если я так сказал – я должен это сделать.

Может быть, именно этому пыталась научить меня Стикс: дело не в том, как громко ты клянешься и какие священные слова произносишь. А в том, намереваешься ли ты в самом деле исполнить обещание. От этого зависит, стоит ли вообще его давать.

«Держись, – сказал я себе. – И за камень, и за этот урок».

Мои руки, кажется, стали более осязаемыми. Тело – более реальным. Линии света начали сливаться, и в какой-то момент меня словно опутала сетка из чистого золота.

Что это было: дающая надежду иллюзия или я и правда сумел подтянуть себя вверх?

Первая неожиданность: я проснулся.

С теми, кто растворился в Хаосе, такого обычно не происходит.

Вторая неожиданность: надо мной склонилась моя сестра Артемида, улыбка которой сияла как полная луна накануне осеннего равноденствия.

– Долго ты, – сказала она.

Всхлипнув, я поднялся и крепко обнял ее. У меня больше ничего не болело. Я чувствовал себя прекрасно. Я чувствовал… я едва не подумал, что чувствую себя снова собой, но теперь не совсем понимал, что это значит.

Я снова был богом. Долгое время моим заветным желанием было вернуть себе прежние силы. Но вместо ликования я плакал на плече у сестры. Мне казалось, что если я отпущу Артемиду, то снова рухну в Хаос. Огромные куски моей личности потеряются, и я никогда не соберу их снова.

– Ну-ну, будет. – Она неловко погладила меня по спине. – Хватит, малыш. Теперь все хорошо. Ты справился. – Она осторожно высвободилась из моих объятий.

Моя сестра не любит обнимашек, но она позволила мне держать ее за руки. Ее спокойствие помогло мне унять дрожь.

Мы сидели рядышком на кушетке в греческом стиле в покоях из белого мрамора, к которым прилегала терраса с колоннами. Оттуда открывался вид на Олимп – просторный город богов, расположенный на вершине горы высоко над Манхэттеном. Из садов доносились ароматы жасмина и жимолости. Вдали слышалось неземное пение Девяти Муз – наверное, они давали свой обычный обеденный концерт на агоре. Я и правда вернулся.

Я осмотрел себя. На мне не было ничего, кроме простыни, накинутой ниже пояса. У меня была бронзовая, идеальной формы грудь. На мускулистых руках больше не было шрамов, под кожей не светились огненные линии. Я был прекрасен, и от этого стало грустно. Эти шрамы и синяки дались мне таким трудом. Все страдания, перенесенные мной и моими друзьями…

Вдруг до меня дошло, что сказала сестра: «Долго ты».

Задыхаясь от отчаяния, я спросил:

– Сколько?

Серебряные глаза Артемиды всмотрелись в мое лицо: она словно пыталась понять, как сильно пострадал мой разум после пребывания в облике человека.

– Ты о чем?

Я знал, что у бессмертных не бывает панических атак. И все же мою грудь сдавило. Сердце качало ихор слишком быстро. Я понятия не имел, сколько времени ушло на то, чтобы я снова стал богом. С момента, когда Зевс ударил меня молнией в Пантеоне, до минуты, когда я, уже смертный, рухнул на Манхэттен, прошло полгода. А мой восстановительный сон вполне мог длиться годы, десятки, сотни лет. Может быть, все, кого я знал на земле, уже умерли.

Этого я бы не вынес.

– Сколько я был без сознания? Какой сейчас век?

Артемида ответила не сразу. Зная ее, могу предположить, что ей очень хотелось расхохотаться, но, услышав мой горестный тон, она милостиво передумала.

– Не волнуйся, брат, – сказала она. – С вашей схватки с Пифоном прошло всего две недели.

Борей, Северный Ветер, не смог бы выдохнуть с той же силой, как я в тот момент.

Я сел ровно и отбросил простыню:

– А что мои друзья? Они подумают, что я умер!

Артемида усердно рассматривала потолок.

– Не волнуйся. Мы… я… явила им знаки, очевидно свидетельствующие о твоем успехе. Они знают, что ты снова вознесся на Олимп. А теперь, прошу, надень на себя что-нибудь. Я твоя сестра, но не желаю больше созерцать этот вид.

– Пфф!

Я прекрасно знал, что она просто дразнит меня. Божественные тела – образец совершенства. Поэтому античные скульпторы и изображали нас обнаженными: такую безупречность просто невозможно прятать под одеждой.

Но я согласился с ее желанием. Мне было неловко и неудобно в этом облике, словно меня посадили за руль «Роллс-Ройса», а страховку на машину не оформили. В скромном Лестере экономкласса было куда комфортнее.

– Я… э… Да. – Я окинул взглядом помещение. – А тут есть шкаф или…

Она все-таки не смогла сдержать смех:

– Шкаф. Какая прелесть! Просто пожелай быть одетым, младший братик.

– Я… а… – Я знал, что она права, но был так растерян, что даже не стал отвечать на «младшего братика». Я слишком привык не полагаться на божественную силу. Было страшно даже пробовать: вдруг не получится. Или вдруг я случайно превращу себя в верблюда.

– Ну хорошо, – согласилась Артемида. – Давай помогу.

Она взмахнула рукой – и на мне оказалось серебряное платье до колен, какие носят последовательницы моей сестры, и сандалии на шнуровке. Что-то мне подсказывало, что на голове у меня диадема.

– Хм. Может, что-нибудь не в стиле Охотниц?

– А по-моему, тебе идет. – Уголок ее рта дернулся. – Но как скажешь.

Вспышка серебряного света – и на мне уже белый мужской хитон. Если подумать, этот предмет одежды мало чем отличался от платьев Охотниц. Сандалии остались те же. На голове у меня вместо диадемы теперь, видимо, был лавровый венец, но и они достаточно похожи. Странные гендерные конвенции. Но я решил, что подумаю над этой загадкой в другой раз.

– Спасибо, – поблагодарил я.

Сестра кивнула:

– Остальные ждут в тронном зале. Ты готов?

Я вздрогнул, хотя физически не мог чувствовать холод.

Остальные.

Я вспомнил сон о тронном зале, когда остальные олимпийцы делали ставки на мой успех и поражение. Интересно, много ли они проиграли.

И что мне им сказать? Я больше не чувствовал себя одним из них. Я и не был одним из них.

– Через минутку, – ответил я. – Ты не возражаешь?..

Артемида вроде бы меня поняла:

– Я дам тебе время успокоиться. Скажу им, что ты скоро будешь. – Она быстро поцеловала меня в щеку. – Я очень рада, что ты вернулся. Надеюсь, что не пожалею об этих словах.

– Я тоже, – согласился я.

Она замерцала и растворилась в воздухе.

Я снял лавровый венок. Мне было неловко носить такой победный символ. Я провел пальцем по золоченым листьям, думая о Дафне, с которой ужасно обошелся. Прокляла меня Афродита или нет – все равно я виноват, что невинная наяда превратилась в лавр, только чтобы сбежать от меня.

Я вышел на балкон. Положил венок на перила и коснулся гиацинтов, растущих вдоль решетки – еще одно напоминание о трагической любви. Мой бедный Гиацинт. Я правда создал эти цветы, чтобы увековечить память о нем, или просто хотел упиться собственными горем и виной? Многое из того, что я совершил за века, теперь вызывало вопросы. Как ни странно, эта тревожность меня даже успокоила.

Я посмотрел на свои гладкие загорелые руки – и вновь пожалел, что на них не осталось ни одного шрама. Лестер Пападопулос заслужил свои раны, синяки, сломанные ребра, стертые ноги, акне… Ну, акне все же нет. Никто такого не заслуживает. Но остальное казалось более значимыми символами победы, чем лавры, и лучшими знаками в память о потерях, чем гиацинты.

Мне не очень-то хотелось быть здесь, на Олимпе: мой дом теперь не был моим домом.

Я хотел снова увидеть Мэг. Сидеть у костра в Лагере полукровок, распевать дурацкие песни или шутить с римскими полубогами в столовой Лагеря Юпитера, пока у нас над головами пролетают блюда с едой, а духи в светящихся пурпурных тогах потчуют нас рассказами о своих былых подвигах.

Только я не принадлежал к миру полубогов. Мне повезло на некоторое время стать его частью, и нужно об этом помнить.

Однако это не значило, что я не могу заглянуть к ним с визитом. Но сначала я должен показаться своей семье, какой бы она ни была. Боги ждали.

Я повернулся и вышел из комнаты, стараясь вспомнить походку бога Аполлона.

Глава 36

Да! Ура! Класс!

Аполлон с нами!

Не нужно оваций

Какой большой! Зачем?

Раньше я никогда об этом не задумывался, но после полугодового отсутствия Олимпийский тронный зал показался мне ужасно огромным. Внутри мог бы поместиться авианосец. Под гигантским изогнутым потолком, украшенным созвездиями, могли бы спрятаться все самые большие купола, когда-либо созданные человечеством. Ревущий очаг в центре был таких размеров, что на нем запросто можно поджарить на вертеле грузовик. И конечно, сами троны были величиной с осадную башню: ведь предназначались они для существ ростом двадцать футов.

Когда я замер на пороге, потрясенный массивностью всего этого, то понял, что нашел ответ на свой вопрос. Суть была в том, чтобы заставить случайного гостя чувствовать себя маленьким.

Мы не часто позволяли менее значительным существам посещать нас, но, когда это происходило, нам нравилось смотреть, как от изумления у них раскрывались рты и как они задирали головы, силясь получше нас рассмотреть.

Если мы сходили с тронов и уменьшались до человеческих размеров, чтобы отвести гостей в сторонку и поговорить наедине или похлопать их по плечу – казалось, мы оказываем им особую честь, спускаясь на их уровень.

Троны вполне можно было бы сделать человеческих размеров – но тогда мы были бы слишком похожи на людей (а мы не любим, когда нам напоминают об этом сходстве). Или высотой сорок футов: но это было бы совсем неудобно: пришлось бы кричать, чтобы нас было слышно. А чтобы разглядеть посетителей, пришлось бы пользоваться увеличительным стеклом.

Мы могли бы даже сделать шестидюймовые троны. Лично я бы с удовольствием на такое поглядел. Герой-полубог, измученный каким-нибудь жутким квестом, добирается до нас и преклоняет колено перед тронами миниатюрных богов, а Зевс голосом Микки-Мауса говорит: «Добро пожаловать на Олимп!»

При этой мысли до меня дошло, что разговоры богов прекратились. Они все повернулись и смотрели на меня, стоящего в дверях. Сегодня здесь собралась вся честная компания, что случалось лишь в особых случаях: в день солнцестояния, во время Сатурналий и чемпионата мира.

На миг меня охватила паника. Может, я уже и забыл, как стать ростом двадцать футов? Они наколдуют мне подушку на сиденье?

Мы с Артемидой встретились глазами. Она кивнула: то ли подбадривала, то ли предупреждала, что, если я не потороплюсь и не воспользуюсь собственной магией, она превратит меня в двадцатифутового верблюда в вечернем платье.

Это придало мне уверенности. Я вошел в комнату. К моему большому облегчению, с каждым шагом мой рост увеличивался. Достигнув нужного размера, я занял свой старый трон: напротив, так, что нас разделял очаг, сидела моя сестра, справа от меня – Арес, а слева – Гефест.

Я по очереди переглянулся с каждым из богов.

Слышали про синдром самозванца? Все мое существо кричало: «Я мошенник! Мне здесь не место!» Несмотря на четыре тысячи лет божественной жизни, полгода в облике смертного убедили меня, что я не настоящий бог. И конечно, скоро одиннадцать олимпийцев поймут эту неутешительную истину. Зевс закричит: «Что ты сделал с настоящим Аполлоном?!» Гефест нажмет на кнопку на своем оснащенном гаджетами кресле. В сиденье моего трона откроется люк, и меня попросту сольют обратно на Манхэттен.

Вместо этого Зевс просто смерил меня внимательным взглядом суровых глаз под черными кустистыми бровями. Сегодня он оделся в традиционный легкий хитон белого цвета: не самый удачный выбор, учитывая, что он любит сидеть, широко расставив ноги.

– Ты вернулся, – заметил он, верховный владыка очевидных высказываний.

– Да, отец. – Уж не знаю, прозвучало ли слово «отец» так же неприятно, как мне показалось. Я пытался сдерживать себя, чтобы не начать изливать на собравшихся свою желчь. Выдавив улыбку, я обвел глазами остальных богов. – Так чья же ставка сыграла?

Сидящему рядом Гефесту хотя бы хватило такта неловко заерзать, хотя, конечно, неловкости он никогда не испытывал. Афина бросила уничтожающий взгляд на Гермеса, будто говоря: «Я предупреждала, что это плохая идея».

– Дружище, – сказал Гермес. – Мы просто пытались так снять стресс. Мы же волновались за тебя!

Арес фыркнул:

– Особенно если учесть, как неуклюже ты там барахтался. Удивительно, что еще продержался так долго. – Он покраснел, словно только что понял, что говорит вслух. – Э… то есть молодец, чувак. Ты справился.

– Значит, ты крупно проигрался, – сделал я вывод.

Арес тихо выругался.

– Афина выиграла. – Гермес потер задний карман, как если бы его кошелек все еще не оправился от потери.

– Серьезно? – спросил я.

Афина пожала плечами:

– Мудрость. Всегда кстати.

Отличная вышла бы реклама. Камера наезжает на Афину, она улыбается, и внизу появляется слоган: «Мудрость. Всегда кстати».

– Ну… – я развел руками, давая понять, что готов ко всему: комплиментам, оскорблениям, конструктивной критике. Я понятия не имел, что именно сегодня на повестке дня, и, честно говоря, не очень-то переживал по этому поводу.

На другой стороне зала Дионис побарабанил пальцами по подлокотникам леопардового цвета. Он был единственным богом, сидящим на «половине богинь» (это долгая история), и мы часто соревновались в закатывании глаз, когда отец становился слишком многословным. Дионис по-прежнему был в затрапезном облике Мистера Ди, что бесило его соседку Афродиту. В языке ее тела читалось, как ей неудобно в платье миди от Оскара де ла Рента.

Учитывая, что Дионис был сослан в Лагерь полукровок, ему редко разрешалось бывать на Олимпе. А когда это случалось, он обычно предусмотрительно молчал, пока с ним не заговаривали. Сегодня он меня удивил.

– Что ж, я думаю, ты замечательно справился, – сказал он. – Я считаю, что в твою честь всех богов, которые сейчас отбывают срок на земле, следует немедленно помиловать…

– Нет, – отрезал Зевс.

Удрученно вздохнув, Дионис откинулся на спинку кресла.

Не стану осуждать его за эту попытку. Его наказание, как и мое, казалось совершенно бессмысленным и несоразмерным проступку. Но пути Зевса неисповедимы. Нам не всегда дано знать его замысел. Возможно, потому, что у него его нет.

Деметра переплетала стебли пшеницы, создавая новый засухоустойчивый сорт – ее обычное занятие во время наших обсуждений. Но тут она отставила корзину:

– Я согласна с Дионисом. Аполлона следует поощрить. – Ее улыбка излучала тепло. Золотые волосы колыхал невидимый ветерок. Я попытался найти в ней сходство с ее дочерью Мэг, но они были разными, как ядро и скорлупа. И мне больше нравилась скорлупа. – Из него получился замечательный раб для моей дочери, – продолжала Деметра. – Правда, он долго привыкал, но это я могу ему простить. Если в будущем кому-нибудь из ваших полубожественных детей потребуется раб, я без колебаний посоветую Аполлона.

Я надеялся, что она так шутит. Но Деметра, как и сельское хозяйство, шуток не любила.

– Спасибо, – сказал я.

Она послала мне воздушный поцелуй.

«О боги, Мэг, – подумал я. – Мне очень-очень жаль, что у тебя такая мама».

Царица Гера подняла вуаль. Как и в моем сне, у нее были красные, опухшие от слез глаза, но, когда она заговорила, ее голос был тверд, как бронза.

Она сердито воззрилась на мужа:

– Аполлон хотя бы что-то сделал.

– Опять начинается, – проворчал Зевс.

– Мой избранный, – сказала Гера. – Джейсон Грейс. Твой сын. А ты…

– Не я убил его, женщина! – загрохотал Зевс. – А Калигула!

– Да, – огрызнулась Гера. – Аполлон по крайней мере скорбел. И по крайней мере он отомстил.

Постойте… У меня не укладывалось в голове… Неужто моя злая мачеха меня защищает? Еще большее потрясение я испытал, когда Гера посмотрела мне в глаза. В ее взгляде не было неприязни. Скорее солидарность, даже понимание. «Видишь, с чем мне приходится иметь дело? Твой отец невыносим!»

В этот момент я ощутил некоторое сочувствие к своей мачехе впервые за… впервые в жизни. Не поймите меня неправильно. Она по-прежнему мне не нравится. Но мне пришло в голову, что быть Герой, возможно, не так уж и просто, учитывая, кто ее муж. На ее месте я бы и сам, наверное, стал в каждой бочке затычкой.

– В любом случае, – проворчал Зевс, – по прошествии двух недель можно судить, что Аполлон решил проблему. Пифон действительно уничтожен. Оракулы свободны. Мойры могут снова беспрепятственно плести свою нить.

Эти слова обрушились на меня как пепел Везувия.

Нить Мойр. Почему я раньше об этом не подумал?! Три вечные сестры прядут нити жизни как для богов, так и для смертных. И перерезают нить в тот миг, когда наступает время чьей-то смерти. Они выше и значительнее любого из оракулов. Значительней олимпийцев.

Судя по всему, яд Пифона не просто отравлял пророчества. Если бы он вмешался в работу Мойр, змей смог бы продлевать или обрывать жизни по своему усмотрению. Последствия могли быть страшными.

Кое-что еще в словах Зевса меня насторожило. Он сказал, что «судя по всему» я решил проблему. Получается, он был не уверен. Выходит, когда я оказался на краю Хаоса, Зевс не мог за мной наблюдать. Даже его зрение имело пределы. Он не знал, что конкретно произошло, как я победил Пифона и как вернулся оттуда. Я перехватил взгляд Афины, и она едва заметно кивнула.

– Да, отец, – отозвался я. – Пифон уничтожен. Оракулы свободны. Надеюсь, ты это одобряешь.

Проведя некоторое время в Долине Смерти, я могу с уверенностью заявить, что даже она не сравнилась бы по сухости с моим тоном.

Зевс погладил бороду, словно раздумывая о бесчисленных возможностях будущего. Посейдон подавил зевок, явно раздумывая, когда это собрание закончится, чтобы можно было поскорее вернуться к рыбалке.

– Я доволен, – объявил Зевс.

Боги хором вздохнули. Сколько бы мы ни притворялись, что мы решаем все на совете двенадцати богов, на самом деле у нас была тирания. Зевс был не столько великодушным отцом, сколько суровым правителем, который владел самым мощным оружием и мог лишить нас бессмертия, если мы его оскорбим.

И почему-то, услышав, что Зевс оставляет меня в покое, облегчения я не испытал. Я едва удержался, чтобы не закатить глаза.

– Супер, – сказал я.

– Да, – согласился Зевс. Он неловко прокашлялся. – Добро пожаловать обратно в мир богов, сын мой. Все случилось согласно моему замыслу. Ты великолепно проявил себя. Ты прощен и можешь снова занять свой трон!

Раздались жидкие вежливые аплодисменты других богов.

Артемида была единственной, чья радость казалась искренней. Она даже мне подмигнула. Ого. Сегодня и правда день чудес.

– Чем займешься первым делом? – спросил Гермес. – Уничтожишь парочку смертных? Или, может, спустишься на солнечной колеснице поближе к земле и поджаришь там все?

– Ой, а можно мне с тобой? – попросил Арес.

Я сдержанно пожал плечами:

– Наверное, просто навещу старых друзей.

– Девять муз, – с легкой завистью проговорил Дионис и кивнул. – Отличный выбор.

Но не об этих друзьях я думал.

– Что ж. – Зевс обвел взглядом зал – на тот случай, если кто-то из нас хотел простереться у его ног. – Совет окончен. Все свободны.

Олимпийцы стали один за другим исчезать, возвращаясь к своим божественным проделкам. Артемида ободряюще кивнула мне и растворилась во вспышке серебряного света.

Остались только мы с Зевсом.

Отец кашлянул в кулак:

– Я знаю, ты считаешь свое наказание слишком строгим, Аполлон.

Я не ответил. Изо всех сил я старался выглядеть вежливо и бесстрастно.

– Но ты должен понять, – продолжал Зевс, – что только ты мог низвергнуть Пифона. Только ты мог освободить оракулы. И ты сделал это, как я и ожидал. Страдания и боль, которые тебе пришлось вынести… прискорбны, но они были необходимы. Ты сделал все, чтобы я гордился тобой.

Интересный выбор слов: я сделал все, чтобы он гордился. Я был полезен, потому что он сохранил свое достоинство. У меня не защемило сердце. Это не было теплым и искренним примирением с отцом. Будем честны: некоторые отцы этого не заслуживают. Некоторые просто не способны на это.

Наверное, я мог сорваться и оскорбить его. Мы были одни. Возможно, он этого ожидал. Учитывая неловкость момента, он, может быть, даже не стал бы меня за это наказывать.

Но это не изменило бы его. И ничего не изменило бы между нами.

Нельзя изменить тирана, пытаясь поступить хуже, чем он.

Мэг никогда не удалось бы изменить Нерона, и мне никогда не изменить Зевса. Я могу лишь попытаться не быть таким, как он. Быть лучше. Более… человечным. И сократить время нашего общения до минимума.

Я кивнул:

– Я понимаю, отец.

Зевс, кажется, понял, что то, что я понял, вероятно, совсем не то, что понял он, но принял это как жест доброй воли. Собственно, что ему еще оставалось.

– Хорошо. Тогда… с возвращением домой.

Я поднялся с трона:

– Благодарю. А теперь, если ты позволишь…

Я растаял в золотой вспышке. Я знал несколько мест, где оказаться мне было бы гораздо приятней, и я намеревался посетить каждое.

Глава 37

Горелые маршмеллоу

Земляника, пинокль

Лагерь полукровок – моя любовь

Я бог, и поэтому могу разделиться на множество копий себя. И быть в самых разных местах одновременно.

По этой причине я не могу абсолютно точно сказать, какая из этих встреч была первой. Читайте в любом порядке. Мне хотелось снова увидеть всех друзей, где бы они ни были, и уделить им равное внимание примерно в одно и то же время.

Но первыми я должен упомянуть своих лошадей. Только не осуждайте меня. Я по ним соскучился. Они бессмертны и не нуждаются в пище. Также они не обязаны каждый день совершать путешествие по небу, чтобы солнце всходило и заходило: спасибо за это другим солнечным богам, которые по сей день приводят космические тела в движение, и еще этой… как ее… астрофизике. И все же меня беспокоило, что лошадей не кормили и не выводили размять ноги по меньшей мере полгода, а может, и год, и настроение у них, скорее всего, прескверное. Наверное, не нужно объяснять, почему нехорошо, когда солнечного бога везут по небу лошади в дурном настроении.

Когда я материализовался у входа в солнечный дворец, то обнаружил, что мои слуги покинули свои посты. Вот что происходит, когда не платишь им по золотой драхме в день. Я с трудом открыл дверь: за долгие месяцы мне пришло столько почты, что гора отправлений подперла створки. Счета. Рекламные листовки. Предложения завести кредитную карту. Приглашения поучаствовать в благотворительности для организаций вроде «Божественная воля» и «Дриады без границ». Наверняка Гермесу просто нравилось заваливать мой дом бумажной почтой. Придется с ним поговорить.

А еще я не успел отменить подписку на регулярные доставки с «Амазон», поэтому портик оказался заставлен посылками с зубной пастой, средствами для стирки, гитарными струнами, пустыми листами для записи табулатуры и лосьоном для загара с ароматом кокоса.

Внутри дворца опять стоял застарелый запах Гелиоса – так всегда случалось, когда я долго отсутствовал. Предыдущий владелец словно дымом пропитал дворец духом титана, едким и приторным, чем-то напоминающим спрей-дезодорант «Акс». Пришлось открыть окна и сжечь чуток шалфея.

На моем троне образовался слой пыли. Какие-то шутники написали на задней стороне спинки «ПОМОЙ МЕНЯ». Наверняка придурочные вентусы.

Лошади на конюшне были рады меня видеть. Они забили копытами в денниках, запыхали огнем и недовольно заржали, словно говоря: «Где, Аид побери, тебя носило?!»

Я покормил их любимой золотой соломой и налил вдоволь нектара в ведра. Каждую лошадку хорошенько почистил, пошептал на ушко всяких милых глупостей, и наконец они перестали лягать меня в пах – видимо, простили.

Было здорово заняться привычными делами – чем-то, что я делал уже миллионы раз. (Я об уходе за лошадьми. Не о том, чтобы терпеть, как меня лягают в пах.) И все-таки я не чувствовал себя прежним собой. По правде говоря, мне и не хотелось так себя чувствовать. И в своей конюшне мне было куда приятней и уютней находиться, чем на Олимпе.

Я разделил себя на несколько Аполлонов, и одного отправил в ежедневную поездку по небосводу. Мне хотелось подарить миру обычный день, показать всем, что я снова в седле и отлично себя чувствую. Никаких вспышек на солнце, засухи и пожаров – не сегодня. Просто Аполлон, занимающийся своим делом.

Я надеялся, что эта часть меня будет моим верным рулевым и поможет мне не терять головы, пока я буду посещать остальных.

В Лагере полукровок меня ждал шумный и очень теплый прием.

– ЛЕСТЕР! – скандировали обитатели лагеря. – ЛЕСТЕР!

– ЛЕСТЕР?!

– ЛЕСТЕР!

Я решил явиться к ним в облике старого доброго Пападопулоса. Почему не в потрясающем своим совершенством божественном теле? Или в образе одного из «Bangtan Boys»[43] или Пола Маккартни времен 1965 года? Я много месяцев ныл, что заточен в пухленьком прыщавом мясном мешке по имени Лестер, но теперь понял, что сроднился с этим телом. Когда мы познакомились с Мэг, она заверила меня, что внешность Лестера абсолютно нормальная. В тот момент эти слова меня ужаснули. Сейчас до меня дошло, что она хотела меня подбодрить.

– Привет! – крикнул я из центра всеобщих обнимашек, которые грозили перерасти в давку. – Да, это я! Да, я вернулся на Олимп!

Прошло всего две недели, но новички, которые казались такими юными и неловкими, когда я был здесь в первый раз, теперь вели себя как бывалые воины. Участие в крупном сражении (прошу прощения, в полевом выезде) не проходит бесследно. Хирон сиял от гордости за своих учеников – и за меня, словно я один из них.

– Ты молодец, Аполлон, – сказал он и потрепал меня по плечу как любящий отец, которого у меня никогда не было. – Мы в лагере всегда тебе рады.

Распускать нюни совсем не в стиле одного из главных олимпийских богов, так что именно это я и сделал.

Потом мы обнялись с Кайлой и Остином и еще немного поплакали. Мне пришлось постоянно контролировать свою божественную силу, иначе своим счастьем и весельем я мог случайно устроить огненный шторм и спалить всю долину.

Я спросил про Мэг, но они сказали, что она уже уехала. Она отправилась обратно в Палм-Спрингс, в старый отцовский дом, вместе с Лугусельвой и вновь обретенными братьями и сестрами. При мысли о том, что Мэг управляет этой взрывоопасной группой полубогов, пользуясь лишь помощью Пиратки Лу, мне стало не по себе.

– Она в порядке? – спросил я Остина.

Он замялся:

– Да. То есть… – В его глазах промелькнуло безумие, словно он вспомнил обо всем, что ему пришлось увидеть и сделать в башне Нерона. – Сам знаешь. Она справится.

Я решил на время забыть о тревогах и продолжил общаться с друзьями. Если они и нервничали из-за того, что я снова стал богом, то скрывали это очень хорошо. Сам я старался не горячиться, не вырастать до двадцати футов и не взрываться золотым пламенем при виде каждого, кто мне нравится.

Диониса я нашел на крыльце Большого дома, где он сидел, угрюмо отхлебывая из банки с диетической колой. Я сел напротив него за стол для пинокля.

– Что ж, – вздохнув, констатировал он, – похоже, некоторые из нас и впрямь дожидаются счастливого финала.

Думаю, он был рад за меня. По-своему. По крайней мере, он постарался скрыть обиду в голосе. И мне было понятно его недовольство.

Мое наказание завершилось, а его по-прежнему длится. Что такое мои полгода по сравнению с его сотней лет!

Но, если откровенно, я больше не считал время, проведенное на земле, наказанием. Это было страшно, трагично, практически невыносимо… да. Но называть это наказанием – значит слишком польстить Зевсу. Это было путешествие – причем очень важное, – которое я прошел сам с помощью друзей. Я надеялся… Я знал, что горе и боль сделали меня лучше. Из остатков Аполлона я выковал более совершенного Лестера. Этот опыт я бы ни на что не променял. И если бы мне сказали, что мне предстоит пробыть Лестером еще сто лет… что ж, ничего страшного. По крайней мере не придется ходить на собрания олимпийцев во время солнцестояния.

– Тебя тоже ждет счастливый финал, брат, – сказал я Дионису.

Он внимательно посмотрел на меня:

– Ты говоришь как бог прорицания?

– Нет, – улыбнулся я. – Как тот, кто умеет верить.

– Очевидно не в мудрость нашего отца.

Я рассмеялся:

– Я верю в то, что мы способны писать собственные истории независимо от того, что спрядут для нас Мойры. И в том, что ты научишься делать вино, даже если жизнь посылает тебе кислый виноград.

– Какая глубокая мысль, – пробурчал Дионис, но я заметил, что в уголках его рта мелькнула улыбка. – Сыграем в пинокль? Ну уж тут-то я тебя уделаю.

Я остался с ним, и мы сыграли шесть партий. Он почти не мухлевал.

Перед ужином я телепортировался в Рощу Додоны, скрытую глубоко в лесу возле лагеря. Как и в прошлый раз, древние деревья шептались, создавая какофонию из своих голосов: обрывков загадок и песен, кусочков доггерелей (некоторые и впрямь о хот-догах), рецептов, прогноза погоды – в основном бессмысленных. Латунные колокольчики на ветвях отражали вечерний свет и звенели от малейшего ветерка.

– Привет! – поздоровался я. – Я пришел сказать спасибо!

Деревья продолжали шептаться, не обращая на меня внимания.

– Вы дали мне в советники Стрелу Додоны! – продолжал я.

В шуме ветвей мне послышалось хихиканье.

– Без этой стрелы, – сказал я, – мой квест завершился бы неудачей. Она пожертвовала собой, чтобы победить Пифона. Это воистину была самая великая веточка рощи!

Мне показалось, что деревья заскрипели, но, конечно, они бы не стали этого делать. Их шепот смолк. Латунные колокольчики безжизненно свисали с ветвей.

– Ее мудрость была бесценна, – сказал я. – А жертва благородна. Она с честью несла ваше имя. Я непременно расскажу хранительнице этой рощи, моей бабке Рее, о ее заслугах. Она узнает о вашем поступке: о том, что, когда мне понадобилась помощь, вы послали лучшую из вас.

Деревья снова зашептались, на этот раз встревоженно: «Постой. Погоди, мы не… Что?»

Я телепортировался оттуда прежде, чем они могли заметить мою улыбку. И надеялся, что, где бы сейчас ни был ее дух, моя подруга стрела заливается смехом, достойным шекспировской комедии.

Тем же вечером после сбора у костра мы с Нико, Уиллом и Рейчел сидели и смотрели на тлеющие угольки.

Мальчишки уютно прижались друг к другу, Уилл положил руку на плечо Нико, а сын Аида крутил на палочке горелый маршмеллоу. Рядом со мной сидела, обняв колени, Рейчел и довольно смотрела на звезды, блики от угасающего костра в ее рыжих волосах походили на стадо мчавшихся лесных быков.

– Все наладилось, – сказала она мне, указав пальцем на свой висок. – Видения ясные. Я могу рисовать. Уже даже выдала парочку пророчеств. В голове никакого змеиного яда. Спасибо.

– Я рад, – кивнул я. – А что с разрушенным домом твоих родителей?

Она засмеялась:

– Оказалось, что это к лучшему. Раньше папа хотел, чтобы я осталась здесь на осень. А теперь он говорит, что, может, и неплохо, если я сама решу, чем заняться. Возьму академку на год, поеду в Париж изучать искусство, а родители пока восстановят дом.

– Ого, Париж! – ахнул Уилл.

Рейчел улыбнулась:

– Ага! Но не волнуйтесь: следующим летом я уже вернусь и снова начну раздавать вкусненькие пророчества.

– А если ты нам вдруг понадобишься, – заметил Нико, – всегда есть путешествия по теням.

Уилл вздохнул:

– Мне бы хотелось верить, что ты предлагаешь мне ночное свидание в Париже, мистер Темный Лорд. Но ты ведь так и не выкинул из головы мысли о Тартаре? Надеешься на пророческие подсказки?

Нико пожал плечами:

– Нужно закончить одно дело…

Я нахмурился. Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как они рассказывали мне о непреодолимом желании Нико исследовать глубины Тартара, о зовущем на помощь голосе, который он слышал.

Мне не хотелось бередить свежие раны, но я все же спросил, стараясь выражаться помягче:

– Ты уверен, что это не… Джейсон?

Нико поковырял почерневшую зефирку:

– Не буду врать. Я думал об этом. И о том, чтобы попытаться найти его. Но нет, тут дело не в нем. – Он придвинулся ближе к Уиллу. – У меня такое чувство, что Джейсон сделал свой выбор. Будет непочтительно, если я решу обесценить его жертву. Когда речь шла о Хейзел… Она блуждала в Полях Асфоделей. Было ясно, что ее там быть не должно. Ей необходимо было вернуться. Джейсон… мне кажется, он в каком-то лучшем месте.

– Ты про Элизиум? – удивился я. – Перерождение?

– Я надеялся, что ты мне скажешь, – признался Нико.

Я покачал головой:

– Боюсь, мне ничего не известно о посмертных делах. Но если тот, о ком ты думаешь, не Джейсон…

Нико покрутил палочку со смором:

– Когда я в первый раз был в Тартаре, мне кое-кто помог. И я… мы оставили его там. Меня не покидают мысли о нем.

– Мне пора ревновать? – спросил Уилл.

– Он титан, дурень, – ответил Нико.

Я выпрямился:

– Титан?!

– Долгая история, – отмахнулся Нико. – Но он неплохой парень. Он… В общем, думаю, мне стоит его поискать, попробовать выяснить, что случилось. Возможно, ему нужна моя помощь. Не люблю, когда кого-то игнорируют.

– Аид не будет возражать, если ты начнешь слоняться по Тартару? – спросила Рейчел.

Нико невесело рассмеялся:

– Он настрого запретил мне это делать. После случая с Дверями Смерти он вознамерился никогда никого больше не пускать в Тартар. Но у нас ведь есть троглодиты. Им ничего не стоит прорыть туннель куда угодно, даже туда. Они могут провести нас в целости и сохранности.

– В целости и сохранности – весьма относительно, – заметил Уилл, – учитывая, что весь этот замысел – безумие.

Я нахмурился. Мне по-прежнему не нравилась мысль о том, чтобы мой солнечный мальчик отправился в страну чудовищных кошмаров. Оказавшись недавно на краю Хаоса, я вспомнил, какое это ужасное место. И все же я не мог указывать полубогам, что им делать, особенно самым любимым. Мне больше не хотелось быть таким богом.

– Я бы предложил помощь, – сказал я, – но, боюсь, Тартар вне зоны моей юрисдикции.

– Ничего, пап, – успокоил меня Уилл. – Ты сделал свое дело. Ни одна история никогда не заканчивается, правда? Она просто перетекает в другие. – Он переплел пальцы с пальцами Нико. – Мы справимся, что бы там ни было. Вместе. С пророчеством или без…

Клянусь, я не имею к этому отношения. Я не нажимал никакой кнопки у Рейчел на спине. Я не заказывал сюрприз в Дельфийской службе доставки.

Но стоило Уиллу сказать «пророчество», как Рейчел напряженно выпрямилась и резко вздохнула. От земли поднялась зеленая дымка и закружилась, заползая ей в легкие. Рейчел завалилась набок, Нико и Уилл бросились ее подхватывать.

Я повел себя совсем не божественно: отскочил подальше, стараясь успокоить сердце, которое трепыхалось, как у перепуганного Лестера. Наверное, зеленый газ вызвал у меня слишком яркие воспоминания о драгоценных минутах, проведенных наедине с Пифоном.

Когда моя паника отступила, пророческий момент уже прошел. Газ рассеялся. Рейчел спокойно лежала на земле, над ней склонились встревоженные Уилл и Нико.

– Ты слышал? – спросил меня Нико. – Пророчество, которое она прошептала?

– Я… нет, – признался я. – Наверное, будет лучше, если… если вы сами с ним разберетесь.

Уилл покорно кивнул:

– Да уж, то, что я услышал, мне совсем не понравилось.

– Конечно не понравилось. – Я нежно взглянул на Рейчел Дэр. – Ведь она замечательный оракул.

Глава 38

Морковь, кексы

Синее печенье Салли с пылу с жару

Уже слюнки текут

Летом на Станции все казалось совершенно другим.

В саду Эмми на крыше было тесно от томатов, груш, капусты и арбузов. А в главном вестибюле – от собравшихся здесь старых друзей.

Сейчас на Станции отдыхали Охотницы Артемиды, сильно пострадавшие в последнем походе за Тевмесской лисицей.

– Это не лисица, а ужас какой-то, – сказала Рейна Авила Рамирез-Ареллано, потирая ушибленную шею. – Привела нас прямо в логово оборотней, зараза такая.

– Да уж, – согласилась Талия Грейс, вытаскивая зуб оборотня из своих кожаных доспехов. – ТЛ везде несет за собой разрушения.

– ТЛ? – не понял я.

– Это проще, чем произносить «Тевмесская лисица» по двадцать раз на дню, – объяснила Талия. – В общем, когда лисица пробегает по какому-нибудь городу, все монстры в радиусе двадцати миль тут же активизируются. Пеорию едва не сровняли с землей.

Это наверняка было катастрофой, но меня больше беспокоила судьба моих подруг-охотниц.

– Ты не пожалела о своем решении присоединиться к ним? – спросил я Рейну.

Она улыбнулась:

– Ни на минуту. С ними весело!

Талия шутя стукнула ее по плечу:

– Она отличная охотница. Впрочем, я и не сомневалась. И не сегодня завтра мы поймаем эту зверюгу.

Эмми позвала их с кухни, попросив помочь с ужином, потому что морковь сама себя не нарежет. Подруги ушли, смеясь и делясь историями. Я не мог не радоваться, видя, как они счастливы, пусть даже весельем они считали нескончаемую охоту на лисицу, которая уничтожила большую часть Среднего Запада.

Джо учила Джорджину, их с Эмми дочь (и, возможно, мою), ковать оружие в кузнице. Мое появление не впечатлило Джорджину, словно мы расстались всего пару минут назад.

– Ты сохранил моего человечка? – строго спросила она.

– Ой… – Я мог бы солгать. Я мог бы наколдовать в точности такую же фигурку из ершиков для трубок и сказать «Конечно». Но, если честно, я понятия не имел, где потерял человечка, возможно, в Дельфах, или в Тартаре, или уронил в Хаос. Я сказал ей правду. – Ты сделаешь мне нового?

Немного подумав, Джорджина ответила:

– Не-а. – И вернулась к маме закалять горячие клинки.

Мечник Литиерс, похоже, совсем здесь освоился. Он руководил программой, организующей встречи слонов: живущей на Станции слонихи Ливии и Ганнибала из Лагеря Юпитера. Пахидермы возились на открытой площадке неподалеку и флиртовали, бросая друг в друга медболы.

После ужина я встретился с Лео Вальдесом, который только что добрался до дома после целого дня общественных работ. Он обучал бездомных детей в местном приюте.

– Круто! – восхитился я.

Он улыбнулся, откусывая от свежего печенья, приготовленного Эмми:

– Ага. Эти ребятки прямо как я, понимаешь? У них было мало радостей в жизни. Но я хоть могу показать им, что они для кого-то важны. К тому же у некоторых явный талант к механике.

– А разве тебе не нужны инструменты? – удивился я. – И мастерская?

– Фестус! – пояснил Лео. – Из бронзового дракона получается лучшая мобильная мастерская на свете. Большинство ребят видят вместо него фургон – Туман, все дела, – но есть парочка… они секут фишку.

Мимо прошла Джо, направляющаяся к гнездам грифонов, и потрепала его по плечу:

– Молодец мальчишка. У него большой потенциал!

– Спасибо, мам, – ответил Лео.

Джо фыркнула, но вид у нее был довольный.

– Как Калипсо? – спросил я Лео.

На его лице отразилось сразу много эмоций, по которым я понял, что Лео еще больше, чем прежде, влюблен в бывшую богиню и что в их отношениях по-прежнему много сложностей.

– Да с ней все хорошо, – наконец сказал он. – Никогда раньше не видел, чтобы кто-то на самом деле любил школу. Но расписание, домашка, люди… Ей все нравится. Наверное, просто это очень отличается от безвылазного сидения на Огигии.

Я кивнул, хотя то, что прежде бессмертная девушка обожает школу, и мне казалось странным.

– А где она сейчас?

– В музыкальном лагере.

Я изумленно уставился на него:

– Где-где?

– Она вожатая в музыкальном лагере, – объяснил Лео. – Он для обычных смертных детей, которые играют на инструментах. Что-то такое. Укатила на все лето. – Он покачал головой, явно волнуясь за нее и явно по ней скучая. Возможно, ему даже снились кошмары о том, как Калипсо тусуется с толпой других старост, скажем, красавчиков-кларнетистов. – Все нормально. – Он выдавил улыбку. – Знаешь, небольшая разлука, чтобы обо всем подумать. Мы справимся.

Рейна, оказавшаяся рядом, услышала последнюю фразу:

– Вы про Калипсо? Да уж, мне нужно поговорить кое о чем с mi hermano[44]. – Она сжала плечо Лео. – Нельзя называть девушку mamacita. Будь уважительней, entiendes? [45]

– Я… – Лео хотел было запротестовать, но передумал. – Ладно, хорошо.

Рейна улыбнулась мне:

– Вальдес вырос без матери. Никто его этому не учил. Теперь у него есть две замечательные приемные мамы и старшая сестра, которая не побоится задать ему трепку, если он будет вести себя неприлично. – Она шутливо щелкнула пальцами возле его щеки.

– Что правда, то правда, – пробормотал Лео.

– Выше нос, – сказала Рейна. – У вас с Калипсо все наладится. Порой ты ведешь себя как балбес, Вальдес, но у тебя сердце из имперского золота.

Следующая остановка – Лагерь Юпитера.

Меня не удивило, что Хейзел и Фрэнк стали самой деятельной и уважаемой парой преторов, которые когда-либо руководили Двенадцатым легионом. В рекордные сроки они организовали восстановительные работы в Новом Риме, устранили весь ущерб, нанесенный битвой с Тарквинием и двумя императорами, и вместе с волками Лупы затеяли поиски полубогов во внешнем мире, чтобы доставить их в лагерь. За время моего отсутствия появилось минимум двадцать новичков, и я задумался, где же они скрывались и насколько насыщенную жизнь, должно быть, вели мои собратья-боги в последние пару десятилетий, раз у них родилось столько детей.

– Мы хотим построить вон там новые казармы, – поделилась со мной Хейзел, и они с Фрэнком устроили мне грандиозную экскурсию по восстановленному лагерю. – Мы расширили термы и возводим на главной дороге к Новому Риму триумфальную арку, чтобы увековечить память о победе над императорами. – Ее янтарные глаза восторженно сверкнули. – Она будет покрыта золотом. Полностью, сверху донизу.

Фрэнк улыбнулся:

– Да. Насколько мы можем судить, проклятие Хейзел окончательно снято. Мы устроили гадания авгуров в храме Плутона, и результат был благоприятным. Она может призывать драгоценные камни и металлы… и распоряжаться ими без страха навлечь проклятие.

– Но мы не станем злоупотреблять этой силой, – поспешно добавила Хейзел. – Будем ею пользоваться, только чтобы улучшать лагерь и почитать богов. Мы не планируем покупать себе яхты, или частные самолеты, или огромные золотые ожерелья с брильянтовыми кулонами «Х+Ф навсегда», правда, Фрэнк?

Фрэнк надулся:

– Наверное, не станем.

Хейзел передразнила его.

– Конечно не станем, – исправился Фрэнк. – Это безвкусно.

Фрэнк по-прежнему ходил вперевалочку, как добрый мишка-гризли, но стал более расслабленным, смешливым, будто начал наконец осознавать, что его судьба больше не зависит от маленькой деревяшки. Для Фрэнка Чжана, как и для всех нас, были открыты все дороги.

Он оживился:

– Кстати, зацени, Аполлон! – Он завернулся в свой пурпурный преторский плащ, словно собирался, как вампир, обратиться летучей мышью (и Фрэнк был вполне на это способен). Но вместо этого плащ просто превратился в большую теплую накидку. – Я понял, как это делается!

Хейзел закатила глаза:

– Дорогой, милый мой Фрэнк. Давай обойдемся без накидки?

– А что?! – возмутился Фрэнк. – Она непробиваемая и удобная.

Позже в тот же день я навестил и других своих друзей. Лавиния Асимов исполнила угрозу/обещание научить Пятую когорту чечетке. Ее подопечных теперь боялись и уважали во время военных игр, потому что они умели выстроиться «черепахой», танцуя шаффл.

Тайсон и Элла с радостью вернулись к работе в книжном магазине. Единороги по-прежнему оставались боевыми. Замысел Джейсона Грейса претворялся в жизнь, и каждую неделю возводились новые святилища.

А вот что меня по-настоящему удивило: Перси Джексон и Аннабет Чейз приехали в Новый Рим и поселились там, чтобы за два месяца привыкнуть к новому окружению, прежде чем начнется учеба в колледже.

– Архитектура, – сказала Аннабет, серые глаза которой сияли так же ярко, как и глаза ее матери. Слово «архитектура» в ее устах звучало как ответ на все проблемы мира. – Хочу заниматься дизайном среды в Калифорнийском университете в Беркли и параллельно поступить в Университет Нового Рима. К третьему курсу, наверное…

– Так, постой-ка, Всезнайка, – запротестовал Перси. – Сначала ты должна помочь мне сдать английский за первый курс. И математику. И историю.

Улыбка Аннабет озарила комнату пустого общежития:

– Да, Рыбьи Мозги, знаю. Основы пройдем вместе. Но ты сам будешь делать домашнее задание.

– Фу. – Перси посмотрел на меня в поисках сочувствия. – Домашка.

Я обрадовался, что у них все отлично, но был согласен с ним насчет домашки. Богам ее никогда не задавали. Нам она была не нужна. Мы сами раздавали задания в виде смертельно опасных квестов.

– А ты какую специализацию выберешь? – спросил я его.

– Ну, э… морскую биологию? Аквакультуру? Не знаю. Потом решу.

– И вы живете здесь вместе? – Я указал на кровати.

Может, Университет Нового Рима и был колледжем для полубогов, но правила в его общежитии были такие же строгие и консервативные, как и везде.

– Нет, – оскорбилась Аннабет. – Ты видел, как этот парень разбрасывает повсюду грязные вещи? Фу. К тому же всем первокурсникам нужно общежитие, а проживание у девочек и мальчиков раздельное. Моя соседка, наверное, не приедет до сентября.

– Ага, – вздохнул Перси. – А пока я буду на другом краю кампуса в пустом мужском общежитии. За целых два квартала отсюда.

Аннабет шлепнула его по руке:

– И между прочим, Аполлон, вместе мы живем или нет – не твое дело.

Я поднял руки, показывая, что сдаюсь.

– Но вы проехали через всю страну вместе, пока сюда добирались?

– С нами был Гроувер, – сказал Перси. – Было круто: мы втроем снова вместе. Но, чувак, эта поездочка…

– …Пошла наперекосяк, – согласилась Аннабет. – Более косой и не придумать. Но мы выжили и добрались.

Я кивнул. В конце концов, это практически исчерпывающее описание любого путешествия полубогов.

Я вспомнил о своей собственной поездке из Лос-Анджелеса в Лагерь Юпитера, когда мы сопровождали гроб Джейсона Грейса. Перси и Аннабет, казалось, прочитали мои мысли. Несмотря на предвкушение счастливых дней и общее радостное настроение, царящее в Лагере Юпитера, грусть еще не отступила, она оставалась рядом, мерцала, мелькала то тут, то там как один из Ларов лагеря.

– Мы узнали, когда приехали, – сказал Перси. – Я все еще не могу… – Его голос сорвался. Он уставился вниз, ковыряя ладонь.

– Я все глаза выплакала, – призналась Аннабет. – И все еще жалею… Жалею, что не была рядом с Пайпер. Надеюсь, с ней все хорошо.

– Пайпер сильная девушка, – сказал я. – Но да… Джейсон. Он был лучшим из нас.

Никто не стал спорить.

– Кстати, – я решил сменить тему, – Перси, у твоей мамы все в порядке. Я только что виделся с ней и с Полом. А твоя младшая сестренка – само очарование. Смеется без умолку.

Он оживился:

– Точно! Эстель классная. Как же я соскучился по маминой выпечке!

– С этим я могу помочь. – И, выполняя обещание, данное Салли Джексон, я телепортировал блюдо с ее свежеиспеченным синим печеньем прямо к себе в руки.

– Чувак! – Перси запихнул печенье в рот и от удовольствия закатил глаза. – Аполлон, ты лучший. Беру назад почти все, что о тебе говорил.

– Да ладно уж, – отмахнулся я. – Погоди… что значит «почти»?

Глава 39

Двести десять

Это немало хайку, но

Могу сочинить еще…

(*вставить сюда звуки бога, которого душат*)

Кстати о Пайпер Маклин: когда я решил навестить ее, то жутко опозорился.

В Талква, штат Оклахома, стояла дивная летняя ночь. В небе сияли миллионы звезд, в листве стрекотали цикады. Холмы окутало тепло. В траве мерцали светлячки.

Я пожелал появиться там, где сейчас находится Пайпер Маклин. И обнаружил, что стою на плоской крыше скромного сельского дома – родового гнезда Маклинов. На краю плечом к плечу сидели двое, темные силуэты были повернуты ко мне спиной. Один, наклонившись, целовал другой.

От смущения я, сам того не желая, сверкнул как вспышка фотоаппарата и случайно сменил облик Лестера на взрослую внешность Аполлона: тога, светлые волосы, мускулы – вот это все. Голубки повернулись ко мне. Слева сидела Пайпер Маклин. Справа – девушка с короткими темными волосами и пирсингом в носу – камешком, поблескивающим в темноте.

Пайпер высвободила руку из руки подруги:

– Класс, Аполлон. Как всегда, вовремя.

– Э, прости. Я…

– Кто это? – спросила незнакомая девушка, заметив, что я завернут в простыню. – Твой отец с ним встречается?

Я чуть не взвизгнул. Отец Пайпер Тристан Маклин в прошлом был одним из главных сердцеедов Голливуда, поэтому мне страшно хотелось сказать «Еще нет, но я был бы не против». Только Пайпер бы вряд ли оценила это.

– Старый друг семьи, – ответила Пайпер. – Извини, Шел. Подождешь секундочку?

– Хм, конечно.

Пайпер поднялась, схватила меня за руку и отвела в дальний конец крыши:

– Привет. Что случилось?

– Я… Э… – Я не мог подобрать слов, в последний раз такое случалось, когда я вынужден был постоянно находиться в теле Лестера Пападопулоса. – Я просто хотел заглянуть, проверить, все ли у тебя хорошо. Кажется, это так?

Пайпер едва заметно улыбнулась:

– Пока рано судить.

– Ты работаешь над этим, – вспомнил я ее слова, сказанные мне в Калифорнии.

Внезапно многое из того, о чем мы с ней говорили, стало мне понятней. Не пытаться быть той, какой ее хотела бы видеть Афродита. Не стараться воплотить в жизнь идеи Геры об идеальных парах. Пайпер искала собственный путь, не желая руководствоваться ожиданиями других.

– Именно, – подтвердила она.

– Я счастлив за тебя. – Я говорил искренне и с трудом сдерживался, чтобы не засиять как гигантский светлячок. – А как твой папа?

– Ну… Когда возвращаешься из Голливуда в Талква, неизбежно ощущаешь большую разницу. Но, кажется, ему стало спокойней. Там посмотрим. Я слышала, ты вернулся на Олимп. Поздравляю.

Не знаю, стоило ли меня поздравлять, учитывая, в каком беспокойном состоянии я находился и какое чувство собственной ничтожности испытывал. Я рассказал ей о том, что случилось с Нероном. И о похоронах Джейсона.

Она обхватила себя за плечи. В свете звезд ее лицо казалось теплым, как бронза, только что снятая с наковальни Гефеста.

– Это хорошо, – сказала она. – Я рада, что Лагерь Юпитера почтил его память. Рада, что ты почтил его память.

– Не уверен, что у меня получилось, – признался я.

Она положила ладонь мне на плечо:

– Ты не забыл. Я вижу.

Она имела в виду, что я не забыл, каково быть человеком, и отдавал должное принесенным жертвам.

– Нет. И не забуду. Эти воспоминания стали частью меня.

– Что ж, отлично. А теперь, если ты не против…

– Что?

Она указала за спину, туда, где осталась ее подруга Шел.

– Ой, конечно. Береги себя, Пайпер Маклин.

– Ты тоже, Аполлон. И в следующий раз предупреди, когда решишь заскочить на огонек, ладно?

Я забормотал какие-то извинения, но она уже отвернулась и пошла обратно – к новой подруге, новой жизни и звездному небу.

Последняя и самая трудная встреча… Мэг Маккаффри.

Летний день в Палм-Спрингс. Сухой обжигающий жар вызвал воспоминания о Горящем Лабиринте, но здесь не было ничего зловещего или магического. Просто разогревшаяся пустыня.

Аэйталес, бывший дом доктора Филиппа Маккаффри, был оазисом прохладной зеленой жизни. Ветви деревьев разрослись и изменили до неузнаваемости место, когда-то построенное человеком, и теперь оно производило еще большее впечатление, чем во времена детства Мэг. Аннабет пришла бы в восторг от дизайна среды, спроектированного местными дриадами. Окна заменили пласты, сплетенные из лозы, которые, реагируя на малейшие измерения ветра, автоматически открывались и закрывались, создавая тень и прохладу. Восстановленные теплицы были полны редких видов, собранных со всей Южной Калифорнии. Природные ключи наполняли цистерны и давали воду для садов и охлаждения дома.

Я появился здесь в старом обличье Лестера, и на дорожке, ведущей от дома к саду, меня чуть не проткнули копьями мелии – личный отряд Мэг, состоящий из семи супердриад.

– Стоять! – хором закричали они. – Нарушитель!

– Это же я! – сказал я, но не добился никакого эффекта. – Лестер! – Снова ничего. – Я был раньше у Мэг… ну… слугой, короче.

Мелии опустили копья.

– Ах да, – проговорила она.

– Слуга Мэг, – добавила вторая.

– Слабый и никчемный, – продолжила третья. – До того как Мэг стали служить мы.

– Да будет вам известно, что теперь я настоящий бог-олимпиец! – возмутился я.

Дриад это не впечатлило.

– Мы отведем тебя к Мэг, – сказала одна. – Она будет судить. Бегом марш!

Они построились вокруг меня фалангой и повели по дорожке. Я мог бы исчезнуть, или улететь, или сделать еще много невероятных вещей, но они меня удивили. Я повел себя по-Лестерски и позволил отконвоировать меня к своей бывшей госпоже.

Она копалась в земле вместе с другими ребятами из императорской семьи, показывая им, как пересаживать маленькие кактусы. Я заметил Эмилию и Луция, с удовольствием возящихся с крохотными саженцами. Здесь был даже юный Кассий, хотя я понятия не имел, как Мэг его разыскала. Он обменивался шуточками с дриадой и вел себя так непринужденно, что мало напоминал парнишку, который без оглядки бежал из башни Нерона.

Неподалеку, на краю недавно посаженного персикового сада, стоял карпос Персик во всей своей красе – и в подгузнике. (Ну конечно. Он появился, когда опасность миновала.) Он вел жаркий разговор с юной девочкой-карпосом, похоже местной. Она выглядела почти так же, как Персик, только вся покрыта шипами.

– Персики, – говорил Персик.

– Колючая груша! – возражала его собеседница.

– Персики!

– Колючая груша!

Подобным образом их спор продолжался и дальше. Возможно, он грозил перерасти в смертельную схватку за превосходство среди здешних фруктов. Или тут назревала величайшая история любви. С карпои никогда нельзя знать наверняка.

Увидев меня, Мэг очень удивилась. Ее лицо расплылось в улыбке. На ней было розовое платье Салли Джексон и садовая шляпа, напоминающая шляпку гриба. Несмотря на это, от работы на солнце у нее покраснела шея.

– Ты вернулся, – заметила она.

Я улыбнулся:

– А ты обгорела.

– Иди сюда, – приказала она.

Я больше не обязан был подчиняться ее приказам, но все равно подошел. Она крепко меня обняла. От нее пахло колючими грушами и теплым песком. Может быть, я даже прослезился.

– Вы, ребята, продолжайте, – велела она своим ученикам. – Я скоро приду.

Дети из императорской семьи совсем не возражали. Они, кажется, всерьез занялись садоводством, держась за него, словно от этого зависит их душевное равновесие. Возможно, так оно и есть.

Мэг взяла меня за руку и повела на экскурсию по обновленному поместью. Мелии по-прежнему следовали за нами по пятам. Она показала мне трейлер, в котором живет сивилла Герофила, когда не работает в городе, занимаясь гаданием на картах Таро и лечением кристаллами. Мэг похвасталась, что денег, которые зарабатывает бывший Оракул, хватает, чтобы покрывать все расходы Аэйталеса.

Наши друзья-дриады Джошуа и Алоэ Вера были рады меня видеть. Они рассказали, как путешествовали по Южной Калифорнии, высаживали новые дриадовые деревья и старались залечить раны, нанесенные природе засухой и пожарами. Им еще предстоит много работы, но дела шли на лад. Алоэ немного прошлась вместе с нами, намазывая плечи Мэг слизью и журя ее.

В конце концов мы оказались в главной комнате дома, где Лугусельва собирала кресло-качалку. У нее были новые механические руки: Мэг сказала, что это подарок от домика Гефеста из Лагеря полукровок.

– Привет, сокамерник! – улыбнулась Лу. И сделала рукой жест, который обычно не используется для дружеских приветствий. Потом выругалась и принялась трясти металлические пальцы, пока они не сложились должным образом. – Прости. Эти руки не совсем правильно настроены. Нужно исправить пару глюков. – Она встала и заключила меня в медвежьи объятия. Ее пальцы растопырились и защекотали меня между лопаток, но я решил, что это было не нарочно: все-таки Лу не производит впечатления щекотуньи.

– Отлично выглядишь, – сказал я, высвобождаясь.

Лу рассмеялась:

– Со мной Росточек. У меня появился дом. Я снова обычная смертная, и ни о чем не жалею.

Я едва сдержался, чтобы не добавить «Я тоже». Мне стало немного грустно. Прежний Аполлон не понял бы этого, но мысль состариться здесь, в чудесном зеленом доме в пустыне, смотреть, как Мэг взрослеет и превращается в сильную энергичную женщину… была не так уж плоха.

Лу, видимо, заметила, что я опечалился, и указала на кресло-качалку:

– Ладно, не буду мешать экскурсии. Сборка кресла из «ИКЕА» для меня самый сложный квест за последние годы.

Мэг привела меня на террасу как раз в тот момент, когда дневное солнце зашло за горы Сан-Хасинто. Моя солнечная колесница теперь направилась к дому, лошади радостно предвкушали конец поездки. Я должен был вскоре присоединиться к ним… слиться воедино с другим собой во Дворце Солнца.

Я посмотрел на Мэг, и она смахнула слезу.

– Наверное, ты не сможешь остаться, – сказала она.

Я взял ее за руку:

– Дорогая Мэг.

Некоторое время мы стояли так в молчании, наблюдая, как в саду работают полубоги.

– Мэг, ты столько сделала для меня. Для всех нас. Я… Я обещал наградить тебя, когда снова стану богом.

Она начала было говорить, но я перебил ее.

– Нет, постой, – сказал я. – Я понимаю, что это унизит нашу дружбу. Я не могу решать человеческие проблемы щелчком пальцев. Я понимаю, что тебе не нужна никакая награда. Но ты всегда будешь моим другом. И если я когда-нибудь тебе понадоблюсь, даже чтобы просто поговорить, я всегда буду рядом.

У нее задрожали губы:

– Спасибо. Это здорово. Но… вообще-то я была бы не против единорога.

Ей снова это удалось. Она продолжала удивлять меня. Я рассмеялся, щелкнул пальцами – и на склоне холма появился единорог. Он заржал и забил землю своими золотисто-жемчужными копытами.

Она обхватила меня руками:

– Спасибо. Ты ведь тоже всегда будешь моим другом?

– Если только ты будешь моим, – ответил я.

Она немного подумала:

– Да. Это я могу.

Я не помню, о чем мы еще говорили. Об уроках фортепиано, которые я обещал ей. О разных видах суккулентов. О том, как ухаживать за единорогом и чем его кормить. Мне просто было хорошо рядом с ней.

Наконец, когда солнце село, Мэг догадалась, что мне пора уходить.

– Ты вернешься? – спросила она.

– Конечно, – пообещал я. – Солнце всегда возвращается.

Итак, дорогой читатель, мы добрались до конца моих испытаний. Ты прошел со мной пять томов путешествий и шесть месяцев боли и страданий. По моим подсчетам, ты прочитал двести десять моих хайку. Как и Мэг, ты конечно же заслуживаешь награды.

Чего бы ты пожелал? Единороги у меня только что закончились. Однако каждый раз, когда ты прицелишься и приготовишься к выстрелу, каждый раз, когда захочешь излить свои чувства в песне или стихотворении, знай, что я тебе улыбаюсь. Теперь мы друзья.

Позови меня. И я буду рядом.

Глоссарий

Boare – «бу!» по-латински.

Glámon – «старый потаскун» по-древнегречески.

Omphalos – «пуп Земли» по-гречески; так называли Дельфы, источник, нашептывающий будущее тем, кто прислушается.

Scusatemi – «извините» по-итальянски.

Taurus silvestre (мн. ч: tauri silvestres) – лесной бык с непробиваемой шкурой; злейший враг троглодитов.

Testudo – боевой порядок «черепаха», при котором легионеры плотно смыкают щиты.

Vnicornes Imperant – «Единороги рулят» по-латински.

Агриппина Младшая – амбициозная и кровожадная римская императрица, мать Нерона; пыталась помыкать Нероном, за что он приказал ее убить.

Аид – греческий бог смерти и подземных богатств; правитель Подземного мира. Римское имя – Плутон.

Амброзия – пища богов, которая в малых дозах оказывает целительный эффект на полубогов; на вкус напоминает каждому его любимую еду.

Амфисбена – змея с двумя головами (одна из них на хвосте), рожденная из капель крови, вылившихся из отрубленной головы Медузы.

Аникет – верный слуга Нерона, исполнивший приказ убить его мать Агриппину.

Арес – греческий бог войны; сын Зевса и Геры. Римское имя – Марс.

Артемида – греческая богиня охоты и луны; дочь Зевса и Лето, сестра-близнец Аполлона. Римское имя – Диана.

Асклепий – бог врачевания; сын Аполлона; в Древней Греции его храм был также местом, где лечили людей.

Афина – греческая богиня мудрости. Римское имя – Минерва.

Афина Парфенос – статуя богини Афины высотой сорок футов, которая когда-то занимала главное место в афинском Парфеноне. Теперь стоит на Холме полукровок в Лагере полукровок.

Афродита – греческая богиня любви и красоты; римское имя – Венера.

Ахиллес – греческий герой Троянской войны; убитый стрелой, попавшей в его единственное уязвимое место – пятку.

Башня Сютро – огромная красно-белая антенна-передатчик в заливе Сан-Франциско, где Коммод и Калигула держали в заключении бога тишины Гарпократа.

Бенито Муссолини – итальянский политический деятель, возглавлявший Национальную фашистскую партию, которая представляла собой полувоенную организацию. Правил Италией в 1922–1945 годах, сначала как премьер-министр, а затем как диктатор.

Битва за Манхэттен – решающее и самое масштабное сражение Второй войны титанов.

Борей – бог северного ветра.

Вакх – римский бог вина и веселья; сын Юпитера; греческое имя – Дионис.

Венера – римская богиня любви; греческое имя – Афродита.

Вентус – дух бури.

Вулкан – греческий бог огня, в том числе вулканического, и кузнечного ремесла. Греческое имя – Гефест.

Галл, галльский – слова, которыми римляне называли кельтов и их земли.

Ганимед – прекрасный троянский юноша, которого Зевс похитил и сделал виночерпием богов.

Гарпии – крылатые существа женского пола, которые похищают вещи.

Гарпократ – бог тишины.

Геката – богиня колдовства и перекрестков.

Гелиос – титан солнца; сын титана Гипериона и титаниды Тейи.

Гера – греческая богиня брака, жена и сестра Зевса, мачеха Аполлона.

Германцы – в Римской империи – стражники, нанимавшиеся из галльских и германских племен, живших на западе от Рейна.

Гермес – греческий бог путешественников, проводник душ умерших, бог передачи вестей. Римское имя – Меркурий.

Герофила – Эритрейский оракул, дающий пророчества в виде загадок.

Гестия – греческая богиня домашнего очага.

Гефест – греческий бог огня, в том числе вулканического, мастерства и кузнечного ремесла; сын Зевса и Геры, муж Афродиты; римское имя – Вулкан.

Гея – греческая богиня земли; жена Урана; мать титанов, гигантов, циклопов и других чудовищ.

Гиацинт – греческий герой, возлюбленный Аполлона, который погиб, когда, пытаясь произвести на Аполлона впечатление, метал диск.

Гора Олимп – место, где обитают двенадцать олимпийских богов.

Греческий огонь – магическая, чрезвычайно взрывоопасная густая жидкость зеленого цвета, которую использовали в качестве оружия; одно из самых опасных веществ на земле.

Грифон – летающее существо, полулев-полуорел.

Данте – итальянский поэт эпохи позднего Средневековья, создавший терцины; в числе прочих сочинений написал «Божественную комедию».

Дафна – прекрасная наяда, которая понравилась Аполлону; чтобы уйти от его преследования, превратилась в лавр.

Девять муз – богини, дарующие вдохновение и покровительствующие творчеству; дочери Зевса и Мнемозины; Аполлон обучал их, когда они были детьми. Их имена: Клио, Эвтерпа, Талия, Мельпомена, Терпсихора, Эрато, Полимния, Урания и Каллиопа.

Дедал – греческий полубог, сын Афины, изобретатель многих вещей, который построил Лабиринт, где держали Минотавра (человека с головой быка).

Деймос – греческий бог страха.

Дельфийский оракул – вещатель пророчеств Аполлона.

Деметра – греческая богиня земледелия; дочь титанов Реи и Кроноса.

Денарий – римская монета.

Диана – римская богиня охоты и луны; дочь Юпитера и Лето, сестра-близнец Аполлона. Греческое имя – Артемида.

Дидима – пророческое святилище Аполлона в Милете, портовом городе на западном побережье современной Турции.

Димахер – римский гладиатор, умеющий сражаться одновременно двумя мечами.

Дионис – греческий бог вина и веселья; сын Зевса. Греческое имя – Вакх.

Дракен – гигантский змееподобный монстр желто-зеленого цвета, с «воротником» на шее, глазами как у рептилий и огромными когтями; плюется ядом.

Драхма – денежная единица в Древней Греции.

Дриада – дух (обычно женский), привязанный к определенному дереву.

Зевс – греческий бог неба и царь богов; римское имя – Юпитер.

Золотое руно – золотая шкура крылатого барана, символ царской власти, охранявшийся драконом и огнедышащими быками; Ясон, которому поручили его добыть, отправился в величайший квест. Теперь оно висит на дереве Талии в Лагере полукровок, укрепляя магические границы.

Икар – сын Дедала, известный тем, что подлетел слишком близко к солнцу, когда пытался улететь с острова Крит на крыльях из металла и воска, созданных его отцом; погиб, не послушавшись предостережений отца.

Имперское золото – губительный для монстров редкий металл, освященный в Пантеоне; его существование императоры держали в строжайшей тайне.

Калигула – прозвище третьего римского императора Гая Юлия Цезаря Августа Германика, который правил с 37 по 41 г. и прославился своей жестокостью и многочисленными казнями; был убит собственной стражей.

Карпос (мн. ч. «карпои») – зерновой дух; дитя Тартара и Геи.

Кельтский – относящийся к группе индоевропейских народов, которые имеют культурные сходства и говорят на таких языках, как ирландский, гэльский, валлийский и других, включая доримский галльский.

Кентавр – получеловек-полуконь. Кентавры прекрасные лучники.

Киноцефалы – существа с человеческим телом и собачьей головой.

Когорта – группа легионеров.

Коммод – Луций Аврелий Коммод, сын римского императора Марка Аврелия; в 16 лет стал младшим соправителем, а в 18, после смерти отца, – императором; правил со 177 по 192 г. н. э., был развратен и страдал манией величия; он считал себя Новым Геркулесом и любил убивать животных и сражаться с гладиаторами в Колизее.

Коронида – одна из возлюбленных Аполлона, которая полюбила другого. Белый ворон, которому Аполлон поручил сторожить ее, рассказал богу об измене. Разгневавшись на ворона за то, что тот не выклевал его сопернику глаза, Аполлон проклял птицу, из-за чего ее перья почернели. Аполлон послал свою сестру Артемиду убить Корониду, потому что не мог заставить себя сделать это.

Кронос – титан времени, несчастий и урожая. Младший, но самый решительный и коварный из детей Геи; он убедил нескольких братьев помочь ему в убийстве отца, Урана. Был главным противником Перси Джексона. Римское имя – Сатурн.

Кумская Сивилла – оракул Аполлона из города Кумы, которая на случай грядущих катастроф собрала свои пророческие инструкции в девять книг, но шесть из них уничтожила, пытаясь продать книги римскому царю Тарквинию Гордому.

Лабиринт – подземный лабиринт, построенный изобретателем Дедалом на острове Крит, чтобы держать в нем Минотавра.

Лагерь полукровок – учебный центр для греческих полубогов, расположенный на Лонг-Айленде в Нью-Йорке.

Лагерь Юпитера – учебный центр для римских полубогов, расположенный между Окленд-Хиллс и Беркли-Хиллс в Калифорнии.

Лары – римские боги – покровители дома.

Леонтоцефалин – существо с головой льва и телом человека, обвитое змеей без хвоста и головы; создан персидским богом Митрой, чтобы защитить его бессмертие.

Лето – богиня материнства; родила от Зевса Артемиду и Аполлона.

Лугус – один из главных богов в религии древних кельтов.

Лупа – богиня волков, дух-покровитель Рима.

Марс – римский бог войны. Греческое имя – Арес.

Марсий – сатир, который вызвал на состязание в музыке Аполлона, но проиграл, за что с него заживо содрали кожу.

Мелии – греческие нимфы ясеня, рожденные Геей; они вскормили и воспитали Зевса на Крите.

Меркурий – римский бог путешественников, проводник душ умерших, бог передачи вестей; греческое имя – Гермес.

Минерва – римская богиня мудрости; греческое имя – Афина.

Минойцы – цивилизация бронзового века, процветавшая на Крите с 3000 по 1100 г. до н. э.; их название происходит от имени царя Миноса.

Минотавр – получеловек-полубык, сын критского царя Миноса; Минотавра держали в Лабиринте, отправляя ему на расправу людей; побежден Тесеем.

Митра – персидский бог, вошедший в пантеон римлян и ставший богом воинов; создал леонтоцефалина.

Мойры – три женских воплощения судьбы. В их власти находятся нити жизни всех от рождения до смерти.

Морфей – титан, который усыпил всех смертных в Нью-Йорке во время Битвы за Манхэттен.

Наяды – женские духи воды.

Небесная бронза – металл, обладающий большой волшебной силой, из которого изготавливают оружие для греческих богов и их детей-полубогов.

Нектар – напиток богов, способный исцелять полубогов.

Нерон – римский император с 54 по 68 г. н. э.; убил собственную мать и первую жену; многие считают, что он устроил пожар, опустошивший Рим, но сам он обвинил в нем христиан, которых потом приказал сжечь на крестах; на опустевшей после пожара земле построил новый пышный дворец, но, когда из-за затрат на строительство он был вынужден повысить налоги, лишился поддержки подданных; покончил жизнь самоубийством.

Нимфа – богиня, являющаяся олицетворением природы.

Новый Рим – долина, в которой расположен Лагерь Юпитера, и город, который является уменьшенной современной версией столицы империи и в котором римские полубоги могут спокойно жить, учиться и проводить время, оставив службу.

Охотницы Артемиды – девушки, присягнувшие на верность Артемиде, которые становятся вечно юными охотницами, навсегда отвергнув любовь мужчин.

Панды (ед. ч. – пандос) – племя людей с гигантскими ушами, восемью пальцами на руках и ногах и телом, покрытым шерстью. У молодых пандов шерсть белая, но с возрастом она чернеет.

Пегас – божественный крылатый конь; потомок Посейдона, выступавшего в роли бога лошадей.

Пелей – отец Ахиллеса; на его свадьбе с морской нимфой Фетидой присутствовало множество богов, ссора между которыми в конечном счете привела к началу Троянской войны; дракон, охраняющий Лагерь полукровок, был назван в его честь.

Первозданный Хаос – изначальное состояние мира; пустота, из которой возникли первые боги.

Персефона – греческая царица, богиня весны и зелени; дочь Зевса и Деметры; Аид влюбился в нее и унес ее в Подземный мир, где она стала его женой и царицей.

Пифия – жрица, изрекающая пророчества Аполлона; так называли всех Дельфийских оракулов.

Пифон – чудовищный змей, которому Гея приказала охранять Дельфийского оракула.

Плутон – римский бог смерти; правитель Подземного мира. Греческое имя – Аид.

Подземный мир – царство мертвых, куда навечно отправляются души; его правитель – Аид.

Поля наказаний – место в Подземном мире, куда отправляют людей, которые были злодеями при жизни, чтобы они после смерти отбывали вечное наказание за свои преступления.

Посейдон – греческий бог моря; сын титанов Кроноса и Реи, брат Зевса и Аида. Римское имя – Нептун.

Претор – римский магистрат и военачальник.

Принцепс – в переводе с латыни «первый гражданин» или «первый среди многих»; первые императоры носили этот титул; впоследствии это слово стало употребляться в значении «принц Рима».

Путешествие по теням – способ, благодаря которому существа из Подземного мира и дети Аида могут быстро перемещаться в любое место на земле или в царстве мертвых. Такое путешествие заметно истощает силы.

Река Стикс – река, отделяющая земной мир от Подземного мира.

Роща Додоны – место, где располагался древнейший греческий оракул, по значимости уступавший лишь Дельфийскому; в шелесте листьев жрецы и жрицы, приходившие к оракулу, слышали пророчества. Роща расположена в лесу Лагеря полукровок, попасть в нее можно только через логово мирмеков.

Рух – гигантская хищная птица.

Сасанидский газ – химическое оружие, которое использовали персы в войне с римлянами.

Сатир – греческое лесное божество, наполовину козел, наполовину человек.

Сатурналии – древнеримский декабрьский праздник в честь Сатурна, римского варианта Кроноса.

Седые сестры (Буря, Злоба и Оса) – старухи, у которых на троих один глаз и один зуб; водят такси в Нью-Йорке.

Сивилла – пророчица.

Сика – короткий изогнутый меч.

Сократ – греческий философ (ок. 470–399 гг. до н. э.), который оказал большое влияние на западную мысль.

Станция – прибежище полубогов, мирных монстров и Охотниц Артемиды; расположена над вокзалом «Юнион-Стейшн» в Индианаполисе, штат Индиана.

Стигийская сталь – волшебный металл, выкованный в водах реки Стикс, способный поглощать само естество монстров и наносить раны смертным, богам, титанам и гигантам; особенно эффективен в бою против призраков и существ из Подземного мира.

Стикс – могущественная водная нимфа; старшая дочь морского титана Океана; богиня самой значительной реки в Подземном мире; богиня ненависти; ее именем названа река Стикс.

Талия – муза комедии.

Тарквиний – Луций Тарквиний Гордый был седьмым, последним царем Древнего Рима, правил с 535 по 509 г. до н. э., когда после народного восстания Рим стал республикой.

Тартар – муж Геи; дух бездны; отец гигантов; нижняя часть Подземного мира, куда отправляются убитые монстры.

Тевмесская лисица – гигантская лисица, которую разгневанные преступлениями фиванцев боги наслали на Фивы; по воле богов была неуловима.

Терпсихора – греческая богиня танца; одна из девяти муз.

Терцет – стихотворение, состоящее из трехстиший, в которых первая и третья строки рифмуются, а вторая строка находит рифму в следующей строфе.

Титаны – могущественные греческие божества, потомки Геи и Урана, которые правили на протяжении золотого века и были свергнуты молодыми богами-олимпийцами.

Три грации – три хариты: Красота, Радость и Грация; дочери Зевса.

Триумвират – политический союз, заключенный тремя сторонами.

Троглодиты – подземные человекоподобные существа, которые едят ящериц и сражаются с быками.

Трофоний – полубог, сын Аполлона, зодчий, создавший храм Аполлона в Дельфах, дух Темного оракула; отрезал голову своему брату Агамеду, чтобы избежать наказания за то, что они ограбили сокровищницу царя Гириея.

Троя – древний город, расположенный на территории современной Турции; место, где разворачивались события Троянской войны.

Троянская война – по легенде, это война, объявленная ахейцами (греками) городу Троя, когда троянец Парис похитил у спартанского царя Менелая его жену Елену.

Туман – волшебная сила, которая не позволяет смертным видеть богов, мифических существ и сверхъестественные явления, заменяя их тем, что человеческий разум в силах осознать.

Фавн – римское лесное божество, наполовину козел, наполовину человек.

Фасции – церемониальные топоры с серповидными лезвиями и пучком деревянных прутьев, закрепленных вокруг древка; важнейший символ власти в Древнем Риме; от их названия произошло слово «фашизм».

Фаэтон – полубог, сын титана солнца Гелиоса; случайно опалил Землю, когда управлял солнечной колесницей Гелиоса, за что Зевс убил его молнией.

Хаос – первородное божество, создавшее Вселенную; бесформенная пустота, простирающаяся под глубинами Тартара.

Царь Мидас – правитель, известный своей способностью превращать в золото все, к чему прикоснется. Этот дар был послан ему Дионисом.

Циклоп – представитель первородной расы гигантов, отличающихся тем, что у них всего один глаз – посреди лба.

Цистерна – убежище дриад в Палм-Спрингс, Калифорния.

Элиан – римский писатель начала третьего столетия нашей эры, автор нашумевших сочинений о странных событиях и сверхъестественных явлениях, более всего известный своей книгой «О природе животных».

Элизиум – рай, куда отправлялись греческие герои после того, как боги даровали им бессмертие.

Эреб – греческий первородный бог темноты; темное пространство между землей и Аидом.

Юлий Цезарь – римский политик и военачальник, чьи военные достижения расширили римские территории и в конечном счете привели к гражданской войне, которая в 49 г. до н. э. позволила ему взять под контроль правительство. Он был провозглашен «пожизненным диктатором» и продолжил вводить социальные реформы, чем навлек на себя гнев некоторых могущественных римлян. Группа сенаторов организовала против него заговор и убила его 15 марта 44 г. до н. э.

Юпитер – римский бог неба и царь богов; греческое имя – Зевс.