По стеклу моего окна стучит дождь. Вот и последний дождь в этом году. На улице резко холодает, и я ничуть не удивлюсь, если проснувшись утром, обнаружу заснеженный вид из моего окна. На севере это привычная перемена погоды, несмотря на то, что месяц идёт осенний – октябрь. Но не буду забегать вперед. Всему своё время. А сейчас идёт дождь. Вечер темный, на небе звёзд и луны почти не вижу, они как в тумане… призрачны. Вид из моего окна падает на город. Кое-где, в домах святятся окна. Мой город третий, после Нового Уренгоя и Ноябрьска по размеру округа. Это один из немногих случаев, когда районный центр, как по численности населения, так и по промышленному потенциалу превосходит столицу соответствующего субъекта Федерации. Но это очень красивый город, в нём каждый дом, каждая улица имеет свою индивидуальность в цвете, в строении. В переводе на русский с языка коренных жителей, мой город называется – «Счастье».
Честно говоря, никогда прежде я не вела дневника. Признаться, я пару раз вести начинала, но так и не смогла продолжить. Сегодняшний вечер меня вдохновил. Я забыла представиться моему новому «другу», которому собираюсь открыть душу. Мое имя – Юлия. Сейчас мне двадцать два года. Это уже не юность, но ещё и не зрелость. Возраст, когда глупить уже смешно, а мудрить рано. Но в чём заключается мудрость? Разве в возрасте? Мудрость приходит не с количеством лет прожитых нами, а с количеством проживаемых мрачных дней в нашей жизни…
Какие могут быть «мрачные дни» у молодой девушки, выросшей в любви родителей, имевшей всё, что только желала?!
Да, действительно, у меня многое было из того, что мои сверстники не имели. Но и у них было то, чего не имела и, наверное, никогда не смогу иметь я. Здоровье. Я понимаю, что идеально здоровых людей нет. Но если людей разделить на группы «стандартные» и «нестандартные», то я отношусь ко второй.
Когда я родилась, мне повредили шейный позвонок, а спустя четыре дня медсестра уронила меня спиной на кафельный. Так врачи мне и присудили диагноз пожизненно – детский церебральный паралич. Но родителям о второй травме сказали не сразу. И вообще, какое-то время, меня им особо не показывали. Когда отец всё же добился скандалом, чтобы ему вынесли дочь, слова его были: «Таких детей не бывает!».
Маму отпустили домой без меня, так как, мне кололи сильные препараты, чтоб я спала…
До сих пор на моих руках остались точечные шрамы. Мама объяснила это тем, что иголки в то время были толщиной со спичкой. Конечно, мама не ушла без меня. Она сидела под дверями роддома трое суток. И только после этого её пустили ко мне. Мы провели там ещё месяц. Врач советовала маме отказаться от меня. Обосновывая тем, что я не смогу ни ходить, ни говорить, ни мыслить. В общем, расти буду овощем. Всё-таки меня забрали домой. Правда, я была живым трупом.
Как-то маме нужно было на работу, она попросила соседку посидеть со мной. У неё тоже была дочка, на четыре дня младше меня, Соседка согласилась, но за деньги. Мама меня к ним принесла, посадила на подушки и ушла. Вечером вернувшись за мной, она застала соседку в слезах. Её девочка была активна, ползала, агукала… Я же неподвижно сидела там, где меня посадила мама. Соседка денег не взяла. Более того, они с мамой подружились, а я подружилась с её дочкой.
Через полтора года одна родственница посоветовала обраться в одну из клиник в Москве. Там-то и сказали, что вероятно меня уронили. Родители были шокированы! По приезду домой, мама спросила у знакомой медсестры, работавшей в роддоме – правда ли это? Она сказала, что да, это правда. Когда детей подмывали, их по двое несли к умывальнику. Я выскользнула. А не сказали они об этом, потому что боялись.
Та же родственница узнала о бабке-костоправе во Фрунзе. И меня повезли к ней. Первая боль, первая борьба за жизнь и способность двигаться. Я не помню лица этой бабки, моей спасительницы, но я хорошо помню ту боль, когда ее морщинистые руки сначала с силой выворачивали мне мои несчастные конечности, затем принялись править позвонки. В тот же день, под вечер, я впервые села. Туда меня принесли на руках, оттуда я шла, шатаясь из стороны в сторону, своими ногами. Тогда я конечно не понимала, что самое трудное у меня еще будет…
Несмотря на ограниченность в движении, ребенком я была весьма неспокойным. Ох, и натерпелись же мои родители! Я была слишком любознательной и пакостной. Даже сейчас вспоминая, не верится, что я была такой. Когда мама принесла, в качестве премии на работе, первый видеомагнитофон, меня интересовало, как же он действует? Спустя некоторое время новый видеомагнитофон перестал работать. Отец мой, решив проверить в чём же дело, разобрал его и, сняв крышку, ахнул многозначительно. И совсем не зря. Ведь он ожидал увидеть техническую неполадку, а не то, что увидел; открытки, аквариумные камни, мелкие игрушки, шарики, заколки для волос… Удивлению его предела не было, но он не ругал меня. А однажды, помню, как я решила помочь маме. Похозяйничала на славу! Дело было так. Мама моя очень любила белоснежное постельное бельё. Она всегда тщательно его отбеливала, предварительно кипятив его в специальной кастрюле, которая перед полосканием (а делала она всё это вручную) остывала в ванной комнате. Отлучившись ненадолго к соседке, мама оставила меня одну. Честно говоря, я не помню, каким чудом переложила горячее бельё в ванну, потом пустила туда холодную воду и зачем-то добавила туда зелёнку…Что было дальше я не помню, но с того времени моя мама полюбила цветную постель, это я знаю точно.
Если у девочек дошкольного возраста любимые игрушки были куклы, то у меня – папин набор инструментов. Я любила возиться с домашней техникой. А потому я очень быстро в ней ориентировалась. Больше всего в душу мне впал музыкальный центр. Настолько я любила музыку, что среди сотни кассет, имеющихся у нас дома, я легко находила нужную. Между тем проходило время день за днем. И вот настала пора мне учиться.
Так как ходить сама я могла с трудом, постоянно падала, и тот факт, что если взрослые не все воспринимают всерьёз больных людей, то, чего же ожидать от детей? Так и было решено – индивидуальное обучение, то есть учителя теперь должны стать моими постоянными гостями на протяжении одиннадцати лет. Сказать по совести, первые годы обучения были для меня своеобразной игрой. Меня развлекали не новые знания, а те, кто их мне внушал. Моя первая учительница, ее звали Елена Васильевна, если память мне не изменяет, не смогла долго меня учить. То ли ей терпения не хватило, то ли считала пустой тратой своего времени. Так или иначе, она наскоро передала меня новой учительнице школы, недавно приехавшей в наш холодный край.
Это была настоящая профессионалка своего дела! Так как писать от руки я не могла, она настояла на том, чтобы родители мои приобрели пишущую машинку. Немного потрудившись, я освоила новую свою «помощницу» и теперь уроки русского языка стали еще больше интересны, чем прежде. На уроках «чтения» и «математики» моя дорогая учительница заливалась краской от перегрузки нервов…. Считать мне давалось с великим трудом, в то время, как читать я просто не любила. Бывало, мне приходилось хитрить, чтобы на добром лице учительницы отразилась улыбка. Как я это делала? Очень просто. Из заданного прочесть рассказа, я читала только строки с начала рассказа, строки с конца, и где-то страницу с середины, Честно говоря, додумывать дальше сюжет мне было куда интереснее, нежели читать нудные задания. И очень даже не плохо «додумывала», надо признаться. Почти всегда всё совпадало, и в моем учебном дневнике красовались «Молодец! Пять с плюсом». Иногда «молодец» менялось на: «умница» или «отлично».Наверное, на сегодня будет всё. Очень хочется спать. Завтра будет новый день, и новые мысли.
14 октября 2009 г.
Утро сегодня было чудесное, несмотря на похолодание, солнечный свет залил мою маленькую комнату. Поливая цветы, что стоят у меня на окне, я смотрела на улицу. Легковые машины и автобусы, кажется в бесконечном движении. И днём, и ночью. Люди, сегодня одетые теплее, тоже куда-то всё идут, идут. Моим вниманием завладели школьники. Наблюдая за ними, я вновь предалась воспоминаю о моем детстве. Точно так же, будучи маленькой девочкой, я подолгу стояла у окна, наблюдая, как мои сверстники, зависимо от времени года, играли в снежки или гоняли мяч по двору. Мне было так тоскливо, ведь я не могла к ним присоединиться. А стоило мне появиться на улице, как тут же несколько пар глаз и горестные насмешки обрушивались на меня. За что мне это? Не пойму.
Год за годом шли чередой. Иногда мою учебу прерывали поездки на лечение. Лекарственным препаратам не было конца, только старые сменялись на новые. Туда, куда меня возили на лечение лучше не попадать. Врачи, порой не имеющие понятия о подобных заболеваниях, открыто проводили эксперименты. Мучая не только меня, но и таких, как я, они давали нам надежду, и сразу же её отнимали. Многочисленные процедуры такие, как «массаж», (не редко силовой). «Иглоукалывание», «водные», «грязевые», «лечебная физическая культура», «электрофорез», «уколы»… казалось нет и не будет конца, конечно, всё это не так страшно, как то, что я перенесла в пятнадцать лет. Но, пожалуй, я слишком тороплюсь. Всему своё время.
Между тем учёба моя шла не плохо. С пятого класса ко мне начали приходить новые учителя. Но они приходили не столько учить меня, сколько, пожалуй, на жизнь свою жаловаться. Кто-то страдал от нагрузки работы, кто-то предпочел бы поспать, чем идти ко мне обучать «Бог знает зачем». У кого-то проблемы с семьей. У кого-то с начинаем любовных отношений.
Все эти беседы научили меня большему, чем книги. Мои учителя в шутку называли меня «психотерапевтом». Просто я их слушала, и поддержку моральную оказывала, которую они от меня, в принципе-то и ожидали. Так же с пятого класса в моей жизни появились «одноклассницы». Я только числилась в их классе, но не училась с ними. Даже учителя приходили ко мне другие, не относящиеся к «моему» классу. Поэтому этих девочек я по праву назову – подругами. Они и были мне настоящими подругами, часто мне звонили. Рассказывали про учебу, про семейные проблемы и, конечно, про первую любовь. Рядом с ними я забывала о своей грусти. Они были радостные и всегда устраивали веселье. А, повзрослев немного, стали меня брать на улицу. Гуляя по городу, мы дурачились так, что прохожие оборачивались. Танцы и песни сопровождали нас. Это были одни из самых ярких моментов в моей жизни.
Еще в моей жизни были двое мальчиков, которые сделали мое детство светлым, несмотря на серую реальность бытия. Это были соседские мальчишки. Судьба нас свела в новом доме, куда мы переехали с семьей летом 1993 г. А соседи появились в канун нового 1994 года. В новогоднюю ночь в нашу квартиру раздался звонок. На пороге стояли мужчина с женщиной и двое мальчишек – Алексей и Максим.
Оба были старше меня, но ненамного. Алексей был неисправимый оптимист, в то время как Максим был тихоней. Скромность и гордая осанка – были его основой. Мы очень быстро сдружились. И наши родители между собой тоже. Почти каждый вечер мы гостили друг у друга, а иногда делились на «пары», например; родители наши у нас, а мы с ребятами у них, и наоборот. Мальчикам, особенно Лёше, очень не нравилась моя грусть. А потому, он часто что-то такое придумывал, что не удерживало меня от смеха. То показывали мне представления, вроде «цирка», то игры устраивали, а когда ничего делать не хотелось, Алексей всегда находил способ вызвать мою улыбку на лице. К примеру, он мог исподтишка дергануть мою длинную косу и как бы невзначай приговаривал: « Это не я! Не смотри так, говорю – не я, может, призрак явился?». А бывало, ни с того; ни с сего опрокинет меня на пол и давай щекотать. Да, было время…
Но всему хорошему однажды наступает пора заканчиваться. Они переехали в другой город, где и живут сейчас. Несколько лет мы с Лешей созванивались и переписывались. Поехав с отцом в отпуск, я попросила заехать к нашим бывшим соседям, так как было нам по пути. Мне тогда было пятнадцать лет. До отпуска с отцом, я ездила с мамой в Москву. Это было в январе. Маме посоветовали знакомые обратиться в «научно-терапевтический центр профилактики и лечения психоневрологической инвалидности».
Когда я туда ехала, я и понятия не имела, как они лечат. Думала так же, как и везде. Но я ошиблась.
Об этом продолжу завтра, я что-то засиделась уже.
15 октября 2009 г.
Еще одно солнечное утро. Проснувшись в бодром настроении, я готова поведать о том, что способствовало изменению «жизнерадостной девчонки» в «печальную девушку».
Добравшись до «научно-терапевтического центра», меня немного удивило это старое, серое здание. Зарегистрировав наши с мамой документы и определив нас в палату, рассчитанную на восемь человек, врачи принялись обследовать меня. В тот же день начались и процедуры. Обследованием они устраивали мне небольшие пытки. Например, прикладывали к моей лодыжке маленький предмет, прямоугольной формы пяти сантиметров в длину, который больно бил током отображая на мониторе какие-то диаграммы. То же проводили и с кистью рук, шейным позвонком. Потом они привязывали к моим ногам какой-то непонятный предмет, и отправляли ходить по длинному коридору до конца и обратно. Если мой шаг был неверный меня «кололо» током. Мне было больно, но я хотела вылечиться. Единственной, приятной процедурой был массаж. Успокаивающий. Когда я думала, что на этом день закончился, меня пригласили в процедурный кабинет. Идя по коридору, я не подозревала, что меня ожидает. Сидеть под кабинетом «процедурной», дожидаясь своей очереди, было жутко. За дверью кабинета доносился душераздирающий, детский крик… через пять минут я и сама кричала, но уже внутри кабинета. Зайдя в кабинет, и раздевшись по просьбе врачей, я легла на кушетку. Около неё стоял стол с чемоданом, в котором в ряд лежали шприцы с лекарствами, готовые к применению. Их было несколько десятков. Врач улыбнулась:
– Начнём?
Кивнув, я замерла. Укол за уколом пронзали мое тело… Десять минут показались мне нескончаемой вечностью. Мои шея, руки, ноги, пальцы, ладони, пятки, губы, язык, виски, уши и спина изнывали от боли. Боль от иголок не так страшна, как те лекарства, что вводились. Это были сильнейшие препараты. Завернутая в простыню я шла по коридору в палату, по моему телу текла кровь. Упав на кровать без сил, я плакала. Через какое-то время я вдруг ощутила нечто не обычное… моя правая рука, которая вот уже пятнадцать лет держалась в кулаке, вдруг раскрылась. Действие лекарств меня превращало в нормального человека. Но лишь на время…
16 октября 2009 г.
За моим окном падает снег. Постепенно улицы белеют. Вот и зима… долгая, холодная зима наступила. Я помню, в московской палате наши с мамой кровати стояли у окна. Тогда я тоже смотрела на падающий снег. Так я на время забывала о том ужасе, что переживала в той клинике. Сколько детей пострадавших от рук неуклюжих медсестер и врачей?! А их несчастные матери, терявшие силы, сохраняли лишь надежды, что поставят своих детей «на ноги» любым способом. В нашей палате было восемь человек с нами. Молодая женщина приехавшая из Иркутска с трехлетней дочкой Софьей. Бедное дитя! У нее такие красивые, умные, грустные глаза. Сердце кровью обливалось, ведь тело девочки не держало ее. Она не сидела, не говорила, руками не работала, она даже кушать самостоятельно не могла. Елене приходилось самой пережевывать пищу прежде, чем давать девочке. Зрелище не из приятных. Еще была другая Елена с сыном Артемом. Он был постарше Сони. Но их болезни почти совпадали. Только Артем мог и говорить, и кушать сам. Еще одна женщина, из Казахстана, кажется, имени ее я не помню, была с сыном Алишером. Мальчик был нормальный в движении, но болен психически. На «обкалывании» он вёл себя ужасно. Приходилось девушкам- психологам помогать, врачам держать его. К тому же он любил употреблять не цензурные слова не только на врачей, но и на свою мать. Там я познакомилась с молодой женщиной, которую звали Ирина. Бедняжка, долгое время не могла иметь детей. Родив сына в тридцать лет, она была счастлива, но мальчик оказался болен аутизмом. Замкнутый в себе, он не говорит, а к нему обратишься – никакой реакции. И почти постоянно смотрит вдаль. Одна девочка, болевшая аутизмом, почему-то любила ходить со мной за руку по коридору. Идя с ней, я невольно думала о жизни такой несчастной девочки… вечно в себе. Многие «Стандартные» люди не задумываются над тем, что никто не застрахован в этой жизни от несчастья. То, что случилось, к примеру, со мной, может случиться с каждым, но каждый ли сможет преодолеть такое? Я что-то сомневаюсь. А «обкалывание» проходило через день. В день «отдыха» делали укол в вену. И лазер. Бывало, что «обкалывание» проводили два-три дня подряд. На второе «обкалывание» я уже не кричала, только слёзы текли по моим щекам. Шутя с врачами, отвлекалась. Пребывание в клинике длилось десять дней. А потом полгода дома, на лекарствах. Благодаря этой клинике, я на время стала нормальным человеком. Забыв о боли в теле, мне казалось, так будет всегда. Но всё хорошее имеет свойство наскоро заканчиваться. Об этом позже.