Читать онлайн Тесей

ВМЕСТО ПРОЛОГА

Небесное светило давно сменилось, тысяча лет уж прошла; не вспомнит никто, каким был прежде мир, и как называлась звезда, поднимающаяся днем из-за горизонта в прежние времена. История стала пылью во вселенной, да и не стремился никто копаться в этой песочнице. Хватало знания о том, что поначалу наступил апокалипсис, судный день. Мир погрузился во тьму и пламя, да, наверное, и сгинул бы так, если бы гиперпространственный прыжок не перекинул нашу грешную землю в другую точку вселенной. Не сохранили предки нам и имен спасителей, но из уст в уста передавали, как уничтоженный и погибающий мир учился жить заново. На руинах прежних государств и империй. Среди скелетов механизмов. Слушая биение кибернетических сердец. Все переменилось. Люди в неминуемой смерти нашли новый источник света, зажгли новую звезду, притянули новые спутники.

Пришедшие поколения забывали о прошлом мире, о его бурной истории и падении. Они выросли в иной реальности, в которой царили (пусть и очень специфические) покой, спокойствие и гармония. Для них свет новых звезд стал символом надежды и возрождения, который освещал путь к утопическим горизонтам и возможностям. Все, что осталось от прошлого – лишь легенды и рассказы, хоть и продолжавшие передаваться из уст в уста, но переставшие иметь значение в этом выкраивающим себя обществе.

Кибернетика стала частью нашего рождения, нашей жизни и нашей смерти, и даже мойры нового мира ткали судьбы не нитями, а нейронными сетями.

За тысячелетие, последовавшее за Великой катастрофой, человечество претерпело поразительные трансформации. Мир не скрывал последствий своего апокалипсиса, но при этом шагами настоящего гиганта модернизировался, технологически прогрессировал, компьютеризировался. Древние знания канули в Лету, уступив место другой эре. Из пепла рухнувших цивилизаций возникла единая новая, выросли города-ульи, сверкающие металлическими конструкциями и неоновыми огнями. Люди научились использовать кибернетические имплантаты, обретая невиданную силу и возможности. Значительно увеличилась и продолжительность человеческой жизни; да только не каждый мог позволить себе процедуры по омоложению. Хотя, она и жизнь-то шибко дешевле не стала. Не покидало людей и чувство экзистенциального одиночества. Они ощущали себя чужаками в явившейся заменой старому вселенной, лишенными связи с прошлым. Многие обращались к религии, ища утешение и смысл в трансцендентном мире, кто-то ударялся в кибернетические иллюзии и погружал сознание в многообразие развлекательных программ и виртуальных реальностей – и те, и другие сгорали быстро в попытке найти смысл существованию.

Одни лишь время и ветер оставляли свой след, продолжая превращать в руины то, что когда-то было (или станет) для нас значимо.

Насколько быстро новый мир выстроился в единую империю, настолько быстро и летучие города, выросшие на некогда чуждой планете, превратились в обособленные образования. В каждом царствовал наместник – сын златоликого императора, живущего в собственном удаленном чертоге.

Конкуренция за ресурсы и технологии разыгрывалась ожесточенно. Возникли могущественные корпорации, контролирующие большую часть экономической и политической власти, а киберпреступность стала бичом общества. Недобросовестные лидеры стремились к монополии на разработки.

Вместе с тем в обществе складывалось четкое разделение.

Золотом и передовыми технологиями очертило себя "ядро", пользующееся всеми благами цифровизационного прогресса, элита, состоящая из богатых и влиятельных людей. Они обосновались в роскошных апартаментах так называемых Верхних (в прямом и переносном смысле) городов, именуемых "Стеклянными джунглями". Это место – вотчина высоких небоскрёбов, витрины которых перегружались голографическими светящимися вывесками и рекламой самых передовых кастомизаций и товаров; эпицентр роскоши, власти и инноваций.

"Оболочкой" прозвали обычных граждан, составлявших большинство населения. Им было уготовано трудиться на предприятиях корпораций, получая скромное вознаграждение, и жить в тени стеклянных башен. "Сумрачные лабиринты", они же "Нижние города", всегда освещались не небесными светилами, а неоном и флуоресцентными красками. Стеклянные джунгли закрывали звезды и небо, погружали улицы в туман, полутьму. Даже днем царило в Нижних городах ощущение ночи. Переплетение узких переулков и захламленных дворов только усиливало это чувство непроглядной тьмы, в которой легко потеряться; звуки города проникали сквозь стекло и металл, создавая беспорядочный хор, наполненный гулом, шумом и гнутой музыкой. Зайди чуть глубже в эту тьму, сверни, коль знаешь где, за нужный поворот, и сумрак утягивал в собственные сети: азартные игры, торговля запрещенными товарами и темные сделки процветали в закоулках, где закон – лишь слово на бумаге. Лабиринты эти манили и привлекали, но в их объятьях часто пропадали те, кто не оказывался готов к тому, что обнаружит внутри.

И, наконец, "отверженные" – изгои, лишенные гражданских прав и живущие на обочине общества. Их и за людей-то не почитали. Отверженным сильные мира сего милостиво предоставили Подземный город, направив тех на "Арену Изгнанных Демонов", или иначе в АИД. В этих катакомбах жизнь не знала пощады. Здесь царило право сильнейшего, и лишь те, кто обладал достаточной силой и хитростью, могли выжить.

Везде существовала своя иерархия. Подняться на вершину – тяжело, опасно. Скатиться вниз – дело не хитрое. Отверженные оказывались на отшибе, в оболочке структура разрасталась от банд, возглавляемых отцами ночи и контролирующих районы, до корпораций, борющихся за власть и ресурсы. Выше стояло ядро, где корпорации были крупнее, а мафиозные кланы весомее. Еще выше – наместники, еще выше – император… Но это так, общие схемы, план крупными росчерками. Углубляясь серьезно нетрудно потерять голову в переплетении хитроумных лабиринтов взаимозависимостей и связей.

Сверх сказанного, иерархия общества всегда являлась одной из тех вещей, о которых не принято было рассуждать в новом мире вслух. Это считалось настолько же несуразным, насколько поднимать глаза к небу в надежде увидеть след потухшей цивилизации, сожранной собственной звездой. Если кто-то и поднимался на смотровые площадки, дабы увидеть бесконечный космос, то лишь затем, чтобы насладиться вспыхивающими на небе голубыми точками – накопителями, "сердцами городов", поглощающими энергию и направляющими ее в артерии наших технологичных муравейников. Если кто-то и поднимался на смотровые площадки, то разглядывал сетку высокоскоростных магистралей, шумных дорог; наблюдал за летающими машинами ребят с толстым кошельком и удивлялся, как слажено работают "воздушные дороги". Если кто-то и поднимался на смотровые площадки, то смотрел на четкое деление Стеклянных джунглей и Сумрачных лабиринтов, на деление Верхнего города, живущего в свете звезды, и Нижнего, сокрытого тьмой высоток и освещенного неоном.

Апокалипсис спустя человечество создало впечатляющий лабиринт стальных конструкций и оживленных схем, преобразило города в огромные механизмы, гудящие и сверкающие светом. Воздух стал густым и тяжелым, ни то соленым, ни то остропряным, да и от нынешнего пейзажа стало трудно отвлечься, точно от гипнотизирующего зрелища – мелькание огней, непрестанный поток энергии…

Я сидел на одной из смотровых площадок давно уж заброшенного парка развлечений где-то на окраине города, глядя на поднимающуюся звезду. Дышал рассветом, украдкой поглядывая на пистолет рядом с собой. Облицовка отливала сиреневым и салатовым – выглядел он, конечно, как игрушка, но представлял собой настоящий слонобой. Пока жемчужные лучи света бежали по панорамным окнам Эвмариа, самого богатого и вычурного района раскинувшегося передо мной города, в наушнике звучало разноголосие нескольких каналов: полицейская волна, прослушка первого этажа охраны "Альтуса" (центральной и самой высокой башни нашего Верхнего), радиоволна утренних такси бизнес-класса.

Звездные лучи скользнули по стеклу теряющих очертание в высоте небоскребов, вырвались из прутьев металла, озаряя Верхний город – один из сотен тысяч подобных городов. Погрязший в локальных бойнях корпораций, махинациях дилеров, расценках охотников и наемников, в барах, клубах вирта, в пороках, желании существовать и наслаждаться этим, в надеждах, в грехах. В постоянной борьбе за выживание, за заработок, за свою жизнь.

Кносс. Такой же, как и все прочие города нового мира. Один из сотен тысяч подобных…

Его отличало лишь то, что это был мой город.

1

– Пекло! – рявкнул я, перескакивая через баррикаду бывших полицейских блоков. Выстрелы ударили в бетон стены рядом со мной; машинально активировал купол прошитого металлом предплечья левой руки, закрывая голову от мелких камней и пыли. Практически тут же рванул вперед, через сетку арматуры под мост. Дроны за спиной засвистели, но я успел нырнуть в открытый люк и, перехватившись за подготовленные крепления, перекинуть свою тушку в соседний канализационный отсек, открывающий петляющий коридор прочь от парковки.

Медлить нельзя. Пока железяки бесцельно примутся сканировать внешнюю территорию, к месту уже примчит вполне живой патруль – а вот симбиоза человеческого разума и нейромодификаций стоит опасаться.

Стукнул основанием ладони по виску – сильнее даже, чем следовало, – куда пару месяцев назад Гэйб вживил боевой имплант (подаренный ему приятелем-военным, впервые за долгие годы посетивший Кносс и заглянувший в "Парадиз" повидаться), и в тот же миг глаза опоясала голубоватая голограмма. Сканирование коридоров заняло чуть меньше полутора секунд, схема рисовалась в правом углу, скрытые повороты и стены появились нечеткой мнемосхемой поверх видимого глазу первого плана.

Отчаянное бегство, когда адреналин и страх застилали глаза и стирали ощущение времени; с парковки одного из пентхаусов Эвмариа – прямиком на заводские крыши Синдэси.

Ох, как же не любил этот "переходный" район наш наместник! Как обожали его отцы ночи! Синдэси оставался на периферии между Верхним и Нижним, на ироничной середине – теневой переход между двумя половинами Кносса, – практически безлюдный, полный заводов и роботов, там трудящихся. Именно через Синдэси, связанным с Эвмарией сетью переходов из-за уровней застройки, удавалось тайно перемещаться между джунглями и лабиринтами.

Быстрее! Нужно было как можно скорее исчезнуть с радаров Верхнего, скрыться в Нижнем… Не очень хотелось сыскать могилу среди искрящихся проводов и кабелей, где даже роботы-мусорщики не удосужатся забрать на свалку очередное ненужное никому тело.

Сиганул через проем между двумя крышами, перекатился по скату кубарем. Вылетевший точно из ниоткуда дрон пустил неровную очередь вслед за мной, а я, не раздумывая, прыгнул вниз. Биомеханизм перчаток позволил ухватиться за стену и вырвать пару секунд времени для обдумывания ситуации, но в следующий же миг я выхватил пистолет – самонаводка сработала быстрее полицейского дрона, разрывной снаряд влетел прямо в камеру. Секунда. Мой прыжок внутрь здания и алый хлопок пламени и металла, оставшийся за спиной.

Уж не думал, что воровство у контрабандиста Стеклянных джунглей вызовет такой ажиотаж правоохранителей-токсотов и превратит меня в мишень так надолго – уж истинно несу в своем имплантированном накопителе взрывоопасную информацию.

Сканирование помещения. Мимо трансформаторов, по лестнице; перепрыгивая по пролетам, перескакивая через перила.

Вниз! Все ниже и ниже! Быстрее спуститься на улицу, поймать машину, дать газа прочь от Синдэси вглубь Нижнего города… А там уж пусть полиция, коль решит погнаться за мной, сначала разберется с местными бандами и отцами ночи.

Вымахнул на улицу, метнулся в проулок. Боевой чип обнаружил несколько камер; не опуская взгляда раскрыл на левом предплечье кибернетический зажим, ввел, так же не смотря, в сенсорное поле комбинацию взлома. Проскочил невидимкой мимо ослепленных глаз города.

Скрываясь в тенях, я проскальзывал через открытые окна и прыгал с балконов, ускользая от преследователей. Каждая дверь превращалась в новую надежду, каждый переулок – в потенциальную ловушку.

На голограмме перед глазами всплыло сообщение: "Только не говори, что встрял по полной, Тесей". Я успел лишь вздохнуть, как тут же пришло видео с камер наблюдения Эвмарии, где за мной в канализационный устремилось человек пять токсотов. Следующее сообщение не заставило себя ждать: "Ты успел наследить. Я не собираюсь опять спасать твою жопу – спалят правоохранители, соберу песочек и поставлю на самое видное место бара".

Гэйб.

Адреналин кипел в венах, заставляя бежать быстрее, чем когда-либо прежде: заводские пейзажи сменились неоновыми отблесками и нарастающим шумом Нижнего города. Дисплеи стали чаще и ярче, башни небоскребов нависали надо мной, словно безмолвные стражи, а их мерцающие экраны освещали путь. Откровенно говоря, потерял ощущение времени и напрочь забыл о стремлении угнать машину, ибо город затаил дыхание, став сценой моего побега, а в том была своя пленительная красота. Впрочем, передвигаясь по улицам Нижнего нельзя было не проникнуться его атмосферой: смесь технологий и стихийной застройки маргинализированной социальной среды, покрытые слоями флуоресцентными граффити здания, мониторы и переливающиеся рекламы. Плакаты с изображениями кибернетических модификаций, реклама виртуальных реальностей и обещания улучшить наши тела, наши души, наши жизни, наши смерти… Все что угодно за наши же кровные оболы.

В темных закоулках можно найти входы в миры, где границы между сном и явью стираются. Улицы полны баров, клубов, рынков и кибернетических мастерских. Нагромождение жилых кварталов, вырастающие внезапно торговые центры и корпоративные бастионы.

В этом хаосе определенная прелесть, пусть и не всегда очевидная.

Я успел юркнуть в задние двери полупустого автобуса, свалился практически без сил на сидение, только в этот миг ощутив опустошающую усталость и слабость в ногах. За окном проплывали авеню и проулки Сумрачных лабиринтов. В глубинах города причудливо переплелись контрасты и противоречия, создавая сумбурную симфонию жизни…

Кажется, я даже задремал; но пропустить громкий и блещущий огнями Ахалиноти было невозможно. Самый злачный, грешный, шумный район всего Нижнего города Кносса. Разгульный, необузданный, непокорный, развратный и дерзкий.

Выскочил на остановке, вдыхая полной грудью запах места, которое никогда не спало и не отдыхало. В Ахалиноти всякий уголок кишел жизнью, каждый звук был наполнен энергией, каждый взгляд скрывал тайны. Страсти здесь всегда разгорались ярче, чем где-либо еще; дух свободы и бунта, каждый день – как грядущее приключение, каждая ночь – как погружение в мир смертельной опасности и искушений… И вокруг такое разнообразие людей и типажей, которого во всем Кноссе не сыщешь: от истинно-богатых и существенно наверху влиятельных до бродяг на грани отверженных, от профессиональных наемников до преступников, от отцов ночи до дочерей заката, от токсотов до асклепиев. В Ахалиноти каждый жил своей жизнью, следовал собственным правилам и законам, и всех объединяло лишь одно: острые ощущения, адреналин и риск.

Я бы солгал, сказав, что не люблю это место всей своей душой и сердцем. Ахалиноти притягивал, окутывал своим магнетическим обаянием… И явился для меня домом.

Но даже в любимых местах есть особенно значимые точки притяжения, а в доме – самый манящий угол.

Бар "Парадиз" был скрыт в лабиринтах узких проулков. Это небольшое заведение – неформальный центр Ахалиноти; лучшее (по мнению немалого количества личностей) место всего Нижнего города, притягивающее влиятельных людей, наемников и значимых лиц Кносса – в его стенах обсуждались деловые сделки и последние новости, еще даже не успевшие прокатиться по ушам Стеклянных джунглей, планировались операции, происходили встречи и узнавались сокрытые в тени секреты… Впрочем, многие приходили в "Парадиз" просто насладиться атмосферой, отдохнуть и хорошо выпить, это тоже нельзя не признавать. Барная стойка, увенчанная сверкающими бутылками алкоголя, приветливо манила гостей насладиться коктейлями, которые для посетителей создавали первейшие бармены.

Но джекпот посетители выигрывали, когда за барную стойку выходил владелец "Парадиза". Тогда вам и шоу бутылок, и смеси на грани смерти от удовольствия.

Трудно сыскать посетителя, который не знал, что владелец бара в прошлом – результативнейший наемник, настоящая легенда Сумрачных лабиринтов… Кроме того, это был человек, который достаточно пренебрежительно относился к модификациям тела: в нем не было ни одного импланта, ни одной кибернетической замены, ни куска металла. Он себе позволял разве что омолаживающие шоты внутривенно бахать, и в свои семьдесят семь выглядел не старше сорока. Физической формой мог дать фору любому прокаченному токсоту и даже роботизированной охране, что стояла на границах с АИДом. Техническими приколюхами пользовался, конечно, но применял любые приспособы исключительно во вспомогательных целях, ибо верил (и возвел в личный абсолют): если ты из себя что-то представляешь только благодаря "прошивке", то ты ничего собой не представляешь вовсе.

Хотя я был убежден, что причина в отказе от модификаций крылась глубже.

Владельца "Парадиза" звали Гэбриел Хилл. Человек, заменивший мне отца. Всю семью заменивший. Он нашел меня младенцем, выброшенным на свалку, и сжалился. Сам воспитал. Сам на ноги поставил. Сам обеспечил. Гэйб никогда не хотел детей, и когда я косячил (а еще чаще, когда рисковал до шага от гроба) ворчал и повторял: "Вот поэтому у меня нет семьи! Вот поэтому я не стал заводить детей! Вот так расти их, воспитывай, трусись за каждый шаг, а эти придурки попередохнуть пытаются в любой удобный момент!".

Нижний этаж бара укрывал совсем небольшое помещение, куда доступ открывался лишь избранным: в скептическом отношении Гэйба к модификациям крылся свой парадокс, ведь Хилл вполне успешно сам их ставил в своей подпольной клинике. Официальную лицензию асклепия Гэбриел не получил, но медтехником был превосходным: занимался и сложной хирургией (знающие намекали, что такие умения связаны с его донаемным прошлым), и киберимпланты ставил, и протезы вживлял. Импланты поставлял хороший друг Гэбриеля, что служил где-то на границах Императорских земель. Услуги Гэйба были дорогим, а кибернетика – боевой, все модификации – военного уровня. Не каждый мог позволить, но все знающие пускали слюни. Гэбриел отваливал каждый месяц пару сот оболов токсотам за молчание и "слепоту". Однако, я уверен, правоохранителям, да и самому наместнику, было абсолютно плевать, что происходит в Нижнем городе, пока беспорядки не касались Верхнего, и пока из оболочки было можно выкачивать ресурсы, деньги, и жить на крови и поту большей части населения Кносса.

Я ускорил шаг, бросив взгляд назад – не столько удостовериться о том, что хвост сброшен (в том не сомневался), сколько из привычки. Наверху по магнитной дороге пронесся с ревом состав.

"Парадиз" мерцал в красном и синем свете под флуоресцентными вывесками. Вход в бар надежно спрятан от посторонних глаз, и лишь прошедшие строгий контроль охраны проникали внутрь… У меня, правда, имелись определённые прерогативы.

– Ти, живой! – вооруженный до зубов протезами Лукас, работающий охранником в "Парадизе" с самого моего детства, хлопнул меня по спине. – Ну и поднял же ты переполох в Эвмарии.

– Галахар никогда не дает легких заданий, – посмеялся я. – Порой мне кажется, что ему нравится посылать людей играть со смертью.

– Он, кстати, уже на месте.

– А Гэйб?

– Со вчерашнего вечера. А сегодня днем у него еще клиент был, – многозначительно добавил Лукас, ведя бровями. – Короче, Гэбриел четвертые сутки на ипносах. Иногда не представляю, как бы он жил, если бы не существовало таблетированного заменителя сна.

Я скривился; ипнос средство крутое и полезное, да только его крайне не рекомендовали применять дольше двух суток подряд раз в пару недель. Ругаться бесполезно, можно еще и по шее схлопотать – Гэйб всегда презирал человеческую потребность во сне и стремился урвать каждую минуту жизни.

Поблагодарил Лукаса, пожелал хорошей смены и юркнул в двери "Парадиза".

Небольшое пространство наполнено скульптурами и декорациям. На стене, за роскошными листьями разросшихся растений, посверкивала неоновая вывеска в окружении искусственных перьев раскинувшихся крыльев: "Мир переверни, небо опрокинь". Бармен, статный мужчина лет сорока, виртуозно крутил бутылки, намешивая сет шотов, способный удовлетворить самый изысканный вкус – владелец за стойкой, чаевые польются рекой, – и вокруг сидели девушки, восхищенно хлопая ресницами и перешептываясь (почти) незаметно.

Гэбриел не изменял своему стилю: брюки, расстегнутая до груди белоснежная рубашка с закатанными по локти рукавами. Гэйб не носил киберимплантов, но руки, плечи и шея его были покрыты татуировками, механические и бионические механизмы имитирующими.

Он всегда был сильным и бескомпромиссным, не боялся рисковать, чтобы достичь своих целей. Я всегда восхищался его упорством и решимостью. Старался брать пример.

Не стал отвлекать Гэбриела своим возвращением; прошмыгнул тенью в удаленную часть бара, где в полутьме находились огороженные места для встреч тет-а-тет. Меня уже ждали. Вернее, ждали доставленный мной микрочип.

Галахар Мактавиш, еще один хороший приятель Гэйба и контрабандист с многолетним опытом, заказал у меня ценную информацию, которую следовало выкрасть у другого контрабандиста, ошивающегося в Эвмарии. Галахар планировал подставить его и убрать лишнюю "пешку на игральной доске".

Мактавиш – настоящий авантюрист, вышедший из оболочки и сыскавший уважение в ядре. Ловкий, хитрый, расчетливый и обаятельный – даже корпоративные боссы Стеклянных джунглей оказались вынуждены считаться с его махинациями. Мактавиш подмял под себя многих отцов ночи и слыл практически неуязвимым; однако же сердце Галахара было, по его собственному выражению, давно пробито и отобрано. Он никогда не страдал от недостатка женского внимания, но в его груди всегда оставалось место лишь для одной – его верной спутницы, готовой идти с ним сквозь огонь и воду, несмотря на все преграды на пути. Я никогда не видел его жены Никты, но слышал, что она прекрасна, как ночь, и, смотря на нее кажется, будто сама темнота ожила и стала человеком. Восьмидесятипятилетие самого Галахара мы отпраздновали не более месяца назад (впрочем, ему тоже нельзя было дать больше лет сорока).

– Ти! Присаживайся, выпьешь что-нибудь? – контрабандист искренне улыбался. – Веселый у тебя сегодня денек выдался, да?