Читать онлайн Благими намерениями…

Дорога в рай поросла травой

Однажды в кузницу вошла Смерть. Выглядела она очень устрашающе: сгорбленная фигура, лицо и руки скрыты истрепанной накидкой, в руках длинная коса. Кузнец замер в страхе, понимая, что его час настал. Но, прежде чем приступить к своей кровавой жатве, Смерть обратилась к кузнецу со странной просьбой:

– Наточи мою косу, а то она совсем проржавела и не может косить.

Кузнец схватил косу и принялся за работу, но не быстро, чтобы отсрочить свой ужасный конец. Через пару минут работы он немного отошел от первого шока и решил поговорить со Смертью перед кончиной.

– Не верится, что я держу в руках оружие, которое стольких людей скосило.

Смерть, которая спокойно ждала окончания процесса, резко подскочила к нему и с негодованием сказала:

– Я никого не убивала, ни одного человека! Это не я, а вы убиваете, друг друга, а обвиняете меня.

Я раньше была красивой девушкой. Я встречала души людей и провожала их до места упокоения. А сегодня я надела черные одежды, чтоб на ней не было видно следов крови. Я надела капюшон, чтоб не видно было слез, которые постоянно текут по моему лицу. Я не могу остановить весь этот ужас вашей ненависти. И вот теперь я старуха. Это вы сделали меня такой.

Смерть забрала косу и повернулась, чтобы уйти.

И тогда кузнец тихо спросил:

– А зачем же тебе тогда коса?

И Смерть ответила:

– Дорога в рай… Она давно заросла травой.

Пересказ притчи Александра Козака «Дорога в рай или зачем смерти коса»

Я бычок подниму…

8 августа 2000 года 17:30. Москва

Иди, говорю я себе. Иди, если сядешь, то озябнешь и сдохнешь тут, как псина подзаборная или еще лучше, заберут тебя в отделение милиции. А там сам знаешь, не будут с тобой разговаривать, повесят кражу и поедешь на пару лет в тюрьму.

Хотя точно заберут, с моим-то внешним видом, перегаром и вообще я выгляжу, как бомж натуральный. Сегодня проснулся, будто в тумане, не помню где, в каком-то подъезде. Воняло мочой, наверняка я обоссался. Хорошо хоть лето на дворе. Да и проснулся странным образом. В голове одна только фраза «Саня, спасай».

А кого я могу спасти? Сам себя от беды уберечь не могу, просрал жизнь. Выкинут на помойку этой гребаной своей истории. Хорошо еще квартира осталась. Пустая хата, стены одни, но осталась. Все остальное я пропил. Наверное, и квартиру прогуляю, уже приезжали бандюги, искали меня. Убьют или выкупят мой угол за две копейки. А мне то что? Жизнь говно и сам я говно.

Мне так плохо, ужасно болит все тело. Поясницу ломит, ноги гудят, все мышцы, как желе. Еще и по физиономии вчера получил от собутыльников. Бьют то они не больно, но толпой, суки. И получается это, как всегда, из-за пьяного бреда. Слово за слово и на тебе в морду, а ты и встать не можешь. Толпой начинают бить. Животные! Да, все мы звери. Нет, мы хуже их, так как у зверей потребностей больше. А у нас только водка.

Как же мне плохо. Весь дрожу. И чувствую, что умру сейчас. Всего крутит и выворачивает наружу. Мне нужно похмелиться. Срочно, это уже не потребность, это нужда… Я задохнусь, вывернусь наизнанку, остановится мое сердце, и рухну прямо тут в центре этой помойной ямы. Ларьки, мусор, не город, а ужасная свалка. И люди тут живут – гнилые уроды. Страшные и не несчастные.

Кстати да, хорошее наблюдение. Когда я в последний раз видел красивых людей? Не помню. Лет десять точно не встречал. Город уродов. Мерзко и хочется блевать.

«Саня, спасай!»

Да, иду спасать себя, иду. Найду я выпить сегодня, умею это, делал уже так. Сейчас доберусь до перехода и буду просить у прохожих мелочь. По копейкам, но наскребу себе на бутылочку левой водочки. Как раз недалеко от Пушкинской. Там центр, могут и бумажкой дать. Главное не стоять, а то в миг почки отобьют местные.… Вот мир, все поделено. Но ничего, тут недалеко.

Сейчас передохну и двину туда, спасать себя. Вот какой замечательный жирный бычок лежит, сейчас покурю и пойду.

Эх, красота! Кто-то выкинул почти целую сигарету кэмл. Можно сейчас всласть покурить и расслабиться. Только бы не менты. Да, красиво жить не запретишь, хоть одно в жизни удовольствие осталось. Вот так сесть, закурить, и погрузится в мысли и размышления. Вот интересно, откуда этот призыв у меня сегодня? Ведь была у меня белка однажды, там все не так. Там страшно и противно, а тут такой далекий голосок, возможно даже девичий.

– Так не вспоминай это!

Помню, была у меня девчонка, классная такая. Мы гуляли и ходили в кино, общались и обсуждали книги. Особенно она радовалась, когда мы читали и обсуждали вместе про любовь или произведения психологов разных. Я тогда еще в техникуме учился. Гордился, типа я в приборостроительном учусь!

Вот времечко было. Жизнь в кайф. Родители были живы и здоровы, хорошая была квартира у нас. Отец на заводе инженером работал, мать медсестра в больничке. А я их надежда и опора в будущем. Смешно сейчас звучит. А тогда было все по правилам, и хорошие мудрые правила были. Родители работают, я учусь и развиваюсь. Были и у них, конечно заскоки, но не частые. Любимые воспитательные фразы в их лексиконе звучали обидно, но я как то не обращал на них должного внимания. У мамы в обиходе «больной и придурок», а отец меня уродом называл. Хотя они и друг друга так в ссорах обзывали, это было привычно и совсем не обидно для меня. Один раз, конечно, данные словечки меня задели сильно, я долго обижался. Это еще в школе было, когда я, помню, назвал завуча сучкой тупой и родителей отчитали за меня. Ох, и разнос был, но не били. После четырнадцати лет перестали применять ремень, как воспитательную меру, не было надобности, да и должного эффекта это не приносило уже.

Да, я стал тогда звездой школы. Все меня били по плечу и говорили «Ну ты, Саня, мужик!», «Санек, ну у тебя и стальные яйца!»

Про мою смелость и так все знали. Хоть я и не был хулиганом, но постоять за себя и за друзей мог. Дрался я хорошо. Не боксер, конечно, но как-то на инстинктах, часто выходил победителем из потасовок. А драться нужно было, в мое школьное время кулачные бои были частым событием. Все было сложно и просто одновременно.

– После уроков встречаемся за гаражами!

И все знали, что будет весело! Собиралась вся школа, вставали в круг. Особенно интересным для всех зрелищем были драки старшеклассников. Вот там, правда, все было по-настоящему. Кровь, разбитые носы, губы и брови, а порой и выбитые зубы. Вот отсюда, с этих драк, у меня и остались два шрама на левой брови, рубец на подбородке, на костяшке правой руки и шишка на башке, которая не проходит уже двадцать два года. А сейчас мне тридцать шесть и эти отметины уже почти не видны, поискать придется, если вдруг нужно. Подбородок вечно в щетине трехнедельной, или покрыт трехмесячной клочковатой бородой. На голове грива грязных, годами нечесаных полуседых волос. А на брови мои уже сто лет не смотрят, противно всем от моего вида. Отворачиваются нормальные люди, когда видят огромный уродливый шрам под левым глазом, который чем-то напоминает закрытый третий глаз. Именно поэтому меня и называют, в определенном кругу, индус. Это напоминание о том времени, когда я решил изуродовать себя и хотел выбить глаз ножом.

А вот в технаре я был красавцем и гордился шрамами. Часто девушки обращали внимание на них, просили дотронуться и желали услышать истории, как и при каких обстоятельствах, я их приобрел.

Так я с Лизкой и познакомился.

Она жила через два дома от моего, но мы не были знакомы. В разные школы ходили. А после девятого класса она пошла учиться на медсестру, а я на технаря. Она мне нравилась, но подойти возможностей не было. То она с родителями проходит мимо, то я с мамой. А тут, один раз получилось, встретились мы в хлебном магазине. Она стояла за мной в очереди, я купил все по списку и спокойно пошел домой. Так вот она, эта девчушка, догнала меня быстрым шагом и спросила:

– Здравствуй, я тебя вижу с родителями часто, но не знаю, где ты живешь. Где-то неподалеку? И откуда у тебя два таких интересных шрама на брови, травма?

–Ага, тут, совсем недалеко живу, – сказал тогда я, – именно так, травма.

Так мы и познакомились. Вот думаю, смелая девчонка, сама взяла и подошла. Молодец!

В следующий раз мы встретились через недельку и уже проболтали часа полтора. Я рассказал практически все о себе, о своей жизни. Конечно, многое приврал, но тогда я это считал необходимостью. Та, наша встреча, закончилась назначенным свиданием с походом в кино.

У нас была любовь. Настоящая, чистая, невинная. Мы гуляли за ручку, целовались и называли друг друга нежными именами. Она для меня Лизонька, Лисенок, иногда, когда дурачились, Подлизка. А я был Санечкой, Санёчком и просто Аля. Мы мечтали, что когда закончим учиться, то сразу поженимся, будет секс, и конечно, в дальнейшем, детки. Тема интимной близости не поднималась у нас в паре. Но мы знали об этом и вместе хотели этого. После многочасовых поцелуев, я приходил домой с мокрыми трусами и штанами, мечтал ночами о ее теле, о том тепле, ласке и влаге, которая может подарить мне Лиза. А она мечтала о том, чтобы стать настоящей женщиной в моих объятьях. Это Лиза сказала мне, когда я уезжал, в это проклятый Адлер летом тысяча девятьсот восемьдесят пятого года.

Не думай об этом! Зачем именно сегодня, когда тебе и так плохо.

Но мысли летели, и не остановишь их уже. А руки, с зажатым бычком, начинали трястись еще больше.

В то лето я окончил техникум, и отец меня устраивал на свой завод. Сначала обычным подсобником, на небольшие деньги, а потом, может быть, на должность мастера или инженера. Но и совсем небольшая зарплата радовала меня. Я уже представлял, что могу подарить с первых денег Лизке. Сразу миллионы планов, и конечно обещал себе, просто зарекся, что четвертую часть буду откладывать на свадьбу.

И с сентября, предполагалось, что я уже приступаю к работе. В конце июля отец мне сказал, что я заслужил отпуск и вручил мне путевку в пансионат города Адлера на 8 дней и одолжил кругленькую сумму, в счет первой зарплаты, на дорогу, еду и развлечения. Я не хотел уезжать, вернее не так, я не хотел расставаться, на такое долгое время, с моей Лизой.

У меня созрел хитрый план. Взяв рядом с хлебным магазином у бабушки букетик цветов, я отправился к своей ненаглядной. План был следующий, авантюра конечно, но изложил его Лизе.

– Садимся на электричку, едем на дачу к тебе, говорил я, -представляешь, только мы одни, целых полторы недели!

– Да ты чего, Саня, такое предложение, как сделали тебе родители, не каждый день бывает. А когда вернешься, я тебе обещаю, что мы на дачу с тобой обязательно поедем и проведем там столько времени, сколько захотим.

А что тогда можно было возразить? Я был влюблен в нее по уши, а тут такое смелое предложение от нее самой. У меня, тогда, как будто выросли крылья. Не было счастья больше, чем в тот день. Я мог все, я готов был на многое.

Прощались мы быстро и вскользь. Билеты мне купили родители и сказали о вылете за несколько часов до посадки в самолет. Туда я добираюсь на самолете, а обратно на поезде. Меня устраивал и первый, и второй вариант, это было не ново, но безумно волнительно.

Прибежал к Лизе, которая собиралась с родителями на выставку в музей или что-то подобное. Обнялись, поцеловались, и я отправился в аэропорт. Последняя фраза, которую помню, и не забуду, звучала ласково и лукаво:

– Не забудь, Аля, скоро мы будем только вдвоем. Как большие и взрослые, поживем немножко только для себя! До встречи, любимый.

Август 1985 год. Адлер

Море, пальмы, красивые девушки и женщины, свобода!

Заселился в пансионат, разложился. По пути переживал, с кем я буду квартироваться. Думал, вот поселят с пердуном старым, и что буду делать? Нет, лучше одному, ну или на крайний случай с парнем, лет до тридцати.

Мне повезло, комната была для двоих и жил тут парень, которому было восемнадцать лет. С ребятами помладше меня, себя чувствовал более уверенно, а был, на тот момент, я старше его на два года. А это, для того возраста, была существенная разница. Звали его Коляном, и приехал на отдых он из маленького города Липецкой области. Обычный парень, симпатичный с белым косым шрамом на щеке, который, впрочем, не особо его портил, а может даже украшал его физиономию.

Как то первый день мы стеснялись друг друга немного, так, исключительно привет и пока. Но на второй день, на пляж уже пошли вместе. Далее, в этот день, к нам за столик в столовой подсел парень из Орла, которого звали Андрюха. Симпатичный парень. С милыми ямочками на щеках и двумя мушками родинками. Одна под правым глазом, другая над губой с правой стороны.

Ему сегодня, а это было второго августа, исполнилось двадцать лет.

– Привет, парни, – сказал Андрюха, подойдя к нашему столику. – Можно к вам приземлиться?

– Давай, мы не против, – сказал я.

Мы познакомились, Андрей рассказал о своем дне рождения и о том, что уже измучился здесь.

– Блин, одни старики и бабы с детьми. Не с кем пообщаться, я уже не говорю, что собутыльников хрен найдешь. Вы просто мне подарок на двадцатилетие сделали.

И мы бухнули. Да так, что еле пришли с Коляном в номер. Пили мы в парке, на пляже. Было много пьяных разговоров, а как же без них! Естественно о своих любовных похождениях, бабах и шкурах. И не слова о любви и отношениях. Все герои, донжуаны херовы. Не знаю за пацанов, но в моих словах не было и грамма правды. Я, чуть ли не половину общаги медицинских сестричек перетрахал. В разных позах и боком и раком, по-разному, в общем.

–А сейчас, пацаны, – говорил я, лежа на гальке в одной руке с кружкой, спёртой в столовой, а в другой тлеющая сигарета. – Такую козу пялю. Сумасшедшая баба, скачет на члене, как заведенная. Глаза ее, прямо, говорят о блядской натуре. Сиськи большие, что не могут в ладонь поместиться. А что она ртом делает. Писец, мужики. Я вам фотку покажу, когда будем в номере.

Несу эту ерунду, а у самого сердце кровью облито. Думаю, хрен бы с ним, я не встречу этих парней больше никогда.

И так каждый из нас. Мы пили и фантазировали, выделываясь перед друг другом. Все такие, чуть ли не гиганты секса. Сейчас вспоминаю и умиляюсь. Это же надо так заливать. Нет, конечно, я не спорю, таких разговоров было много, начиная со старшей школы, но видимо тут, на море, и с таким количеством спиртного, у нас по этой теме сорвало тормоза. Ну, а пацаны, они и в Африке пацаны. Это еще ладно, мы уже взрослые были, а как вспомню школу, так это вообще умора.

– Ну, – говорят «типа» подкованные в сексе, которым только тринадцать исполнилось,– сколько ты сегодня ей палок кинул?

– Палок десять, – отвечаю я, смутно понимая, о чем они.

И знаю точно, что был секс. И в школе был, сам видел. И уж точно в технаре. Но вот у меня как то не сложилось. Но будет, очень скоро будет.

«Не забудь, Аля, скоро мы будем только вдвоем. Как большие и взрослые, поживем немножко только для себя! До встречи, любимый».

Так и проходил отдых. Мы пили, купались, болтали о девках и о силе богатырской. Но накал рос. Парням нужны были девушки. По факту, они сюда и ехали только за быстрой свободной любовью. На четвертый день они просто устроили охоту на девок. Колян всегда подходил к малолеткам. Андрюха к девушкам постарше.

– Да ты чего, Колян, они ничего не умеют. Сиськи, глянь, маленькие, жопы с кулак. Да и целки они все. Ты чего, хочешь помучиться? Вспомни фотку Саниной бабы, вот там станок.

Станок.… Убил бы за такие слова о моей Лизе. Но что сделаешь, сам же заварил эту кашу с враньем, вот теперь подыгрывай. А самому так противно было в эти минуты. Не знал, куда себя деть. Понимал, что предатель я. Начали тогда приходить дурные мысли о том, что Лиза обязательно узнает, что я тут рассказал о ней парням. Приходили фантазии о том, что вот вдруг иду я с Лизой, уже моей женой, на ВДНХ, а на встречу кто-нибудь из парней. Тут и начнется шоу:

– Привет, Саня! Помнишь меня, я Андрюха, мы отдыхали в Адлере в восемьдесят пятом. Вспомнил. Ага, смотрю, ты женился, поздравляю. А на ком? На этой? Ты же говорил что она шалава конченая.

И когда представлялся этот диалог, я готов был сквозь землю провалиться. Состояние тогда было напряженное с ощущением все более наполняющей меня тревоги. С каждым днем все страшнее, и я уже мечтал скорее свалить домой.

В тот вечер, пятого дня, мы гуляли в парке. Нагрузились уже самопальным коньяком и шатались в поисках приключений. Парни рыскали глазами в поисках веселых и выпивших девушек, а может и женщин.

По теории Андрюхи, многие взрослые тетки приезжают на курорты специально без детей и мужей, что бы снять себе загорелого крепкого и молодого самца. Желание у них одно, вдоволь насладится его молодым и горячим телом.

– Нет, парни, я не настаиваю, конечно, – говорил Андрюха. – Но упускать такую возможность не следует. Знаете они какие, мамки эти. Огонь! Все умеют и все могут. Самое главное не ломаются, как молодые. Сами возьмут в оборот и раскрутят тебя на что угодно. Еще и шампанским угостят.

Вот так и бродили в поисках по парку, по пляжу, вдоль улочек и улиц Адлера.

И, как говориться, кто ищет, тот всегда найдет!

– Эй, мальчики, – крикнули нам вслед с лавочки, стоящей в удалении от горящего фонаря. Было темно, и видны только силуэты и белые ноги. – Идите к нам, у нас сегодня весело, последний день на море. Отрываемся! У-у-у!

Андрюха хлопнул меня по предплечью тыльной стороной ладони и махнул, типа пошли. В темноте, на лавочке, сидели три совершенно пьянющие девушки, лет за двадцать пять.

Диалог завязался быстро и просто. С пол оборота поплыл пьяный и пошлый разговор.

Оказалось, что девчата из Твери и сегодня последний день их летнего отдыха. Из всего сказанного было ясно, что они работают на одном крупном предприятии, в бухгалтерии, и приехали загорать и плавать в море по профсоюзным путевкам. Отдыхали они десять дней и завтра, после обеда, у них поезд. Девушки решили себе сегодня не отказывать ни в чем и отдыхали, отрываясь на полную катушку.

Андрюха был красноречив. Ему помогал Колян, вставляя разные реплики, в основном примитивные и пошлые шуточки, которые невероятно забавляли девушек.

Зашел разговор о купальниках и плавках.

– Я нашел себя в этом чудесном месте, – говорил Андрей, – столько полуголых тел я не встречал никогда. Всех размеров и форм. Большие задницы и маленькие груди, маленькие попки и большие синьки. И все это огромное разнообразие мне посчастливилось наблюдать тут. Я удивлен, поражен и восхищен одновременно.

– А вот я разочарована, – говорит темненькая девушка Алина, – смотрю на мужиков, выходящих из воды, в это время плавки прилегают сильно, а у них такие маленькие члены. Не нашла я тут примера для восхищения, одни пипетки.

– Да это от холодной воды, – вставил свое слово Колян.– всегда так, когда плаваешь. Член сморщивается и уменьшается в размерах. Другое дело, когда парень разгорячен.

– А ты разгорячен, – Сказала та, которая при знакомстве себя Светой назвала, – или ты защищаешь свой род мужской. А давай-ка я проверю.

И ничего не стесняясь, она встала, подошла к Коляну, взяла его член и мошонку в руку, через шорты конечно.

– Ого, девчата, а он не врет. Проверю ка я у остальных.

И эта мерзкая, пьяная баба, совершенно беспринципная, подошла к Андрюхе и очень нежно потрогала и его шорты. Расширила пьяные и мутные глаза, хихикнув. Далее подошла ко мне. От этого зрелища, от грации девушки и эротизма самой ситуации у меня встал член. Этого я не заметил, но когда она потянула руку к шортам, у меня не получилось отшатнуться, убрать руку, ничего, тогда, не смог сделать. Меня в тот момент заморозило, я не в силах был пошевелиться, впал полное оцепенение.

– Ох, бабы, да у него стоит! Ни хрена себе.

– Да уж, что будет с ним, когда ты разденешься? – Сказала Алина. – Знаю я таких, их называют скорострел.

Они не просто смеялись, они ржали. Все шутки, пошлые истории про скорострелов были направлены в мою сторону. Я думал, что рухну тут же. Сейчас умру. Горели щеки от стыда. А подколки лились и лились потоком.

Единственный, кто видимо считал мое состояние, была третья девушка. Она мне показалась самой скромной в этой компании:

– А пойдемте купаться, – сказала третья девушка, – вода ночью очень теплая и ни у кого ничего не сморщится.

Все радостно поддержали эту идею и двинулись к ночному пляжу.

– Андрюха, – сказал я шепотом, – я пойду в номер, чего-то мне плохо, не хочу заблевать пляж.

– Да ладно тебе, – отозвался он, – ты видишь, они пьяные, сейчас мы их на пляже завалим. Ты смотри, они же сами хотят. Я предложу им купаться голышом.

– Не, пойду до номера, хреново мне.

– Или ты дрочить собрался, – сказал он так громко, что услышали и обернулись все, – иди тогда, скорострел ты наш!

Я сделал резкий разворот на сто восемьдесят градусов, что бы ни встретится взглядом, ни с кем из этой компании. И зашагал в противоположную сторону от пляжа.

Я шел, и меня трясло от обиды и злости. Блин, да как так! Почему все пошло не по плану?

Эти обстоятельства, напомнили мне ситуацию из детства. В тот день, а мне было лет пять или шесть тогда, было застолье у нас дома. Гуляли мамины коллеги. И у меня было, что-то типа диатеза на члене. Он чесался. Подметив это, мама сказала, что мне пропишут мазь. И вот когда коллеги мамины подпили и были навеселе, мама и еще одна тетка, зашли ко мне в комнату и просили снять шортики, показать, где болит и чешется. Я снял шорты, трусы и показал там, где было наиболее неприятно.

– Скорее всего, атопический дерматит, – сказала мамина подруга, – но я точно не знаю, позови Михайловну, она в этом больше разбирается.

– Ой, кто это у нас такой маленький с такой милой пипкой, – сказала толстая тетка, которую звали Михайловна.

Они стояли и рассматривали, обсуждали. А мне так было не комфортно, так было не по себе.

И сейчас иду, зная, что меня в данный момент обсуждают, причем выставляют не в самых лучших красках, я готов провалиться сквозь землю.

Дойдя до номера, я развернулся на каблуках и пошел обратно. Не могу перед пацанами и этими кобылами ударить в грязь лицом. Мне перед собой будет стыдно. Скажу, что проблевался, стало легче, и уже готов купаться голышом. Я бежал, быстрее – быстрее. Еще все можно исправить.

Добежав до пустынного пляжа, я не обнаружил того, кого искал сейчас. Были парочки, костры и компании, а своих ребят найти не могу. Тогда я принялся суетиться, бегая по пляжу в поисках. Подходил к парам и компаниям, спрашивал приметы. Но все напрасно, нет их тут. Тогда я вспомнил про бухту, о которой рассказывал Андрей и отправился искать там.

Я знал, что скоро рассвет. Устал, меня сушило и тошнило. Я ребят не нашел и сел на камни. Протрезвел немного от бега, начал приходить в себя. Чувства, которые преследовали и мучили меня ночью, стали отходить на второй план.

На подходе рассветет. Уже скоро я искупаюсь и согреюсь в первых лучах восходящего солнца. Меня радовала эта мысль. Мне нравилось, что я тут совсем один. Мне было почти хорошо, и начали приходить теплые воспоминания о доме, Лизе, о предстоящем путешествии к ней на дачу. Мы там будем одни, целую неделю. Жарить шашлык, валятся на раскладушках. А ночью, будем спать на большой двуспальной кровати Лизиных родителей, на втором этаже.

Положив голову на колени, я представлял все это. Еще три дня на море, и девятого августа, буду трястись в поезде, направляясь к своей девушке

«Санек, спаси!»

Адрес на салфетке…

– Слушай, мы тебе не помешаем? – спросила девчонка лет семнадцати, – я и дед на рыбалку пришли. Хоть он говорит, что не клюет, но обещал одну рыбку для меня поймать. Скажу по секрету, мне это не очень интересно, я буду по берегу бродить, искать ракушки или потеряшки.

– Не помешаете, – ответил я, – мне скучновато, если честно. А рыбалку я люблю, буду наблюдать за твоим дедом.

Рыбак разворачивал удочку, удобно устраивался на раскладном стуле. А мне было хорошо. Я нежился в лучах появляющегося из-за горизонта солнца и радовался спокойствию и величию черного моря.

Девушке наскучила рыбалка, поиск ракушек, и как она выразилась, потеряшек, она подошла ко мне. Мы познакомились. Я рассказал, что живу в столице, о техникуме, об отдыхе и бедующей профессии. Она поделилась информацией о себе. Сказала, что ее зовут Оля и ей пятнадцать лет, что она школьница и учится хорошо, ходит в художественную школу, на танцы. Приехала из Ленинграда к дедушке и бабушке. Дед не местный, переехал сюда по причине более мягкого климата для его здоровья и работает на предприятии. Живет в общаге, в надежде, что дадут новую квартиру в будущем году.

Приятная девчонка эта Оля. Выглядит старше своих лет. Светленькая, с косичками. По фигуре не было ничего понятно, так как на ней были высокие сапоги, треники и кофта. Но она мне показалась очень умной и рассудительной. На самом деле, это большое достоинство для женщин. Оля была полной противоположностью этим пьяным бабам, которые вели себя, как настоящие бляди сегодня ночью.

– Приходи завтра на это место к девяти утра, – сказала она, когда уже распрощались, – обычно мы с бабулей тут купаемся по утрам.

– Хорошо, приду.

Так вот, мы и договорились с ней. Лучше бы я не пришел туда, сел бы на автобус или попутку и уехал в сторону Москвы. Добрался бы, ничего страшного.

Нужно было возвращаться к себе в комнату. Не хотелось, но другого выхода я не видел. Брел по улочкам Адлера и молил Бога, чтобы в комнате никого не было. Не хотелось встречаться с парнями, огромный негативный осадок был у меня на сердце после вчерашнего вечера. Обида и злость. Как так, разве можно ради минутной радости вот так предавать друга. Где ваша человечность, люди. Не люди они, свиньи.

Добравшись до своей комнаты, я с радостью обнаружил, что она пуста. С огромным облегчением умылся и лег спать. В голове крутились негативные мысли. Убегай отсюда, все просто, собирай вещички и сваливай, пока никого нет. Попутка, автобус, любой проходящий поезд. Уверен, билеты можно обменять, хотя какого черта, деньги еще есть, пойди и купи новые билеты. Какая в этом проблема? Но держал страх. Огромная нерешительность. Что они подумают? Что скажут родители? Еще была фантазия, что парни меня встретят в Москве или найдут и расскажут всем моим знакомым о моей трусости. В этих размышлениях я и заснул.

– Саня, просыпайся! Давай, все самое интересное проспишь, – тряся меня за плечо, говорил Колян,– вставай, давай! Обед дело святое! А потом мы собирались купаться и загорать.

Обедали без Андрюхи. Мой сосед не делал намеков на мое вчерашнее поведение, не обращал на это внимание, и мне стало немного легче. Стал украдкой заглядывать в его глаза. Он рассказал историю продолжения их вечера. Отправились они на море всей компанией, но как оказалось, без догонялова, без алкоголя, не хотели лезть в воду. Пошли искать спиртное, а после договорились вернуться и искупаться, как говорили девушки, напоследок, перед трудовой серой реальностью.

Когда шли, незаметно и, как будто случайно, разбились на пары. Коля шел с Алиной, а Андрей со Светой. Третья девушка, как ее зовут, не запомнил никто, куда-то испарилась. Девчонки были пьяными и покачивались, поэтому они двигались под ручку. Тут, Света, обернувшись, сказала, что Андрей, такой благородный джентльмен, решил проводить ее до комнаты.

– Вы еще погуляете или с нами?

Компания пошла в комнату, где все и произошло.

– Сань, ты прикинь, – широко жестикулируя, говорил Коля, – мы, когда зашли, еще с порога Андрюха начал сосаться со Светкой, да с такими прихлебами. Я-то видел, что она уже на ногах не стоит и Андрей ее все ближе к койке подвигает. Завалил ее, накрылся одеялом и давай жарить. Мы с Алькой ржали и подбадривали их, прикалывались по полной программе. Алина резко вскочила и побежала к окну блевать. Бледная, вернее зеленая, она сказала, что все хватит, она устала и выключила свет. Ну а что делать, лег я с ней, начал немного приставать, гладить ее везде, понимаешь? Она была не против моих действий, только постанывала. Ну и сделал я свое дело, хотя конечно не очень было интересно, когда она на боку и как бревно. В общем, Саня, ты многое упустил, зря конечно. А тебе совсем хреново было, да?

– Да, было, – ответил я. – но я проблевался в кустах, побежал вас искать и не нашел. Но, на пляже такую козу встретил, скучала одна, вот я подвалил. Завтра договорились утром с ней искупаться вместе.

– А, тогда ладно, а то мы утром думали, что ты это, совсем не по девочкам.

–Что, – округлил глаза я,– с какого это перепуга?

– Ай, ну ты же знаешь Андрея, он утром опять прикалывался с девками. Предложил девочкам чемоданы донести. А мне сказал, сказал, что на вокзале перекусит.

– Ладно, проехали, – сказал я, – что делать то будем сегодня?

– Не знаю, я лично спать хочу, башка болит. Пойду, часок посплю.

В этот день мы все отдыхали, я и на море не ходил. Андрюху не встречал, наверное, отсыпался. Колян спал полдня, перекусил и опять спать отправился. Ну и хорошо, думал я. Успокоился немного, тревога улеглась.

Утром, я пошел встречаться с Ольгой, естественно никому ничего не сказав. Надел плавки и тихо, можно сказать, в тихаря отправился в бухту. Ольга мне нравилась, не знаю почему, но с ней мне было спокойно. Нет, я, конечно, видел в ней симпатичную девушку, но как сексуальный объект ее не рассматривал. Именно поэтому, я был спокоен, красноречив и расслаблен в ее компании.

Людей в бухте оказалось очень много. Кто – то медленно и сонно уже нежился на солнце, расстелив пледы и полотенца. Были и купающиеся, больше дети конечно. С самого края бухты я заметил Ольгу и ее бабушку, они недавно пришли и располагались на гальке. Бабушка стелила плед, а Оля снимала шорты. Не став ждать бабулю, девушка пошла трогать ногой воду. Ну а дальше, недолго думая, стремительно зашла по пояс в воду и нырнула. Я оценил это! Не много парней, не говоря уже о девушках, вот так с ходу ныряют. Обычно заходят медленно, потом окунаются, как в прорубь, а уж затем только плывут. А тут на тебе, просто и быстро, без особых прелюдий.

У меня вещей не бело, только тапочки и шорты с майкой. Все скинул, скомкал и бросил, заботливо накрыв все плоским камнем. Преодолевая себя, скрепя зубами, я разогнался и нырнул, исключительно по первым впечатлениям, в холодную воду. Буквально пять или десять секунд, и тело привыкло к температуре воды. Я решил сделать героический заплыв в сторону Ольги, метров сорок примерно. В голове была мысль, не выдохнуться бы. Но, для молодого парня сорок метров ерунда, вот сейчас бы я и пяти метров не проплыл, на спине если только. А тогда я подплыл, поднырнул и оказался около правого плеча девушки, которая спокойно плыла у поверхности воды.

– Привет, – в самое ее ухо сказал я.

– Ой, Саша, привет, – остановившись и опустив ноги на камни, ответила Оля.– Я тебя высматривала, не нашла. Решила искупаться. Вон, кстати моя бабуля, называй ее, если что Баба Вера. Ты давно тут?

– Нет, тебя увидел, снял шорты и вводу. Как водичка тебе?

– Так себе, бывает и теплей.

Потом мы загорали, кушали бутерброды и слушали интересные истории Бабы Веры. Она оказалась невероятно интересной рассказчицей и просто болтушкой. Хотя истории были жутковатые. Про то, что люди тонут тут часто, про нехорошие пьяные компании по ночам. И рассказывая, она посматривала на Ольгу, не заскучала ли она. Девушке, читалось на ее лице, было немного стыдно за болтливость бабы Веры и частенько, когда бабушка говорила о «взрослый вещах», Ольга просто смотрела на море, как будто призывая дельфинов, чтобы резко вскочить и громко закричать «Дельфины, дельфины». На мой взгляд, веская причина, чтобы избежать тем, которых ты стесняешься. Наблюдать за этим было интересно, мне казалось, что бабушка рассказывает истории из жизни, а может, придумывает эти истории, чтобы напугать Ольгу. Во благо конечно, на будущее, что бы она ни попала в сложные жизненные передряги. Опять благие намерения. Мои родители не лучше, наверное, все они такие.

– Сейчас время непростое, – как то сказал мне отец, – многие воруют, разбоем занимаются. Мне мой коллега, с Казани, столько жути рассказал, когда станок приезжал осваивать. У них там просто война, все бьют друг друга, бойня настоящая. Сажают молодых ребят в тюрьму, бывает, и убивают, или инвалидами делают. А в тюрьме с молодыми знаешь, что происходит?

Я знал, кто же не слышал о таком. Не в джунглях живем. Все рассказывают, многое приукрашивают, конечно. И все во благо молодому поколению, чтобы не были хулиганами или грабителями. Вот и мой отец с Ольгиной Бабкой занимаются одним благим делом. Может это и правильно. Но истории у бабки классные!

– Были мы на картошке в колхозе, – рассказывала она, – привезли нас тогда, как сейчас помню, четыре автобуса студентов. Все молодые, веселые, озорные. Шутки песни ночью и днем. Работали до седьмого пота, как и полагается. За нами следили, и филонить не давали. А вечером костры в темноте, песни, истории, анекдоты всякие. Вот и была у меня там знакомая, хорошая тихая девочка, Галкой, звали. Тихоня такая. Как кто пошутит, так она в краску сразу. Мы-то в полях в рабочей одежде были, а вечерами юбочки да туфли. Еще помню, специально иногда платки не брали, что бы плечам было зябко. А это специально, для того что бы увидел тебя парень, снял свою куртку или телогрейку и накинул тебе на плечики, да обнял, что бы не дрожала. И вот раз, пришли мы девчонками, а костер уже полыхает. По кругу бутылочка вина ходит, и гармошка быстрое что-то играет. У всех щеки красные, то ли от винца, или от костра. Садимся мы, Галка, как самая скромница с краю. Но там же круг. И ей выпало место рядом с парнем гармонистом. Она замешкалась, смутилась, а парень хлопает по бревнышку и говорит «Садись красавица, спою тебе». Так и вот, она перешагнула бревнышко и резко села. А гармонист пошутить захотел, шутки ради, поставил под нее кулак с поднятым кверху большим пальцем. Галка села, и подпрыгнула с резким криком. Встала, глаза на мокром месте, физиономия скривилась, и она зарыдала в голос. Убежала. А мы не понимаем, что это она? А потом увидели большой палец гармониста, который весь в кровушке ее девичьей. Охали-ахали, а утром милиция приехала и гармониста в тюрьму то и увезли. За насилие его и посадили. Теперь-то я смотрю, куда сажусь и вам, молодые люди советую.

Так и утро прошло, жарко стало невыносимо. Начали собираться. А мне так не хочется идти в свою комнату. Эта компания, меня более чем устраивала. Баба Вера меня пригласила на обед, но мне было не очень удобно, да и с какого боку я пойду к ним на обед. Я уклончиво отказался, сказав, что прогуляюсь по тени, минералки возьму или мороженого.

– Можно я с тобой, – на ухо сказала Ольга, – суп уже надоел.

– Конечно.

– Бабуль, я с Саней погуляю, хорошо?

Бабуля посмотрела на нее и на меня с небольшим недоумением, но противится, не стала. Собрала вещи в сумку и пошла. Мы немного обсохли на солнце, после недавнего заплыва и тоже стали собираться.

Гуляли неспешно, мне хорошо и спокойно. В тот день безумно жарко и душно было. Под деревьями тенек, который не спасал, если только немного. А вот в кафе мороженое было хорошо и прохладно. Мы устроились за круглым алюминиевым столиком и я не жалел денег, покупал в тот день все, что хотел сам и хотела Ольга. Не было желания выходить в жару, и мы растягивали удовольствие, рассказывая о своих увлечениях.

– Сань, а у тебя девушка есть в Москве?

– Была, сейчас нет. Она уехала в другой город, и встречаться с ней я не могу. Иногда пишем друг другу. Ну, это так, чисто формальность уже.

– А у меня парень был, мы весной с ним поругались, и он уехал на все лето к родственникам на Каспий, а я вот сюда. Он знает мой здешний адрес, я ему говорила, но он мне писем не пишет. А так хочется иногда получить письмо. Мне писем не шлют. Бабушке с дедушкой да, родителям письма и посылки приходят, а вот мне написать некому, да и не знаю я никого с другого города.

– Давай я тебе напишу осенью, – с радостью отозвался я, – мне не трудно.

Мы попросили карандаш и на салфетке, я записал ее адрес.

Ровно пятнадцать лет назад…

Выходя из кафе на жаркую, многолюдную улицу, я понял, что замерз, и сейчас приятное тепло разливалось, по моему телу. Ольга подставляла лицо, и руки под лучи жаркого августовского солнца.

От окрика меня заморозило, прибило к земле, я превратился в деревянного истукана. Такое ощущение было, что меня застукали на месте преступления или за непристойным занятием. Было и такое у меня в жизни. Пришел от Лизки. Штаны мокрые, трусы мокрые и яйца болят. Дома, мне показалось, не было никого, и я отправился в ванную, чтобы снять напряжение. И вот, в момент, когда я был в самом процессе, открывает дверь отец. Именно тогда, первый раз в жизни и испытал такое состояние истукана. Крику было очень много. Но все бы ничего, если бы хватило у него такта не рассказать матери. Но такта не было. В тот вечер я был, как обычно, уродом, больным и придурком. Только это сопровождалось безумным стыдом и чувством вины. А сейчас то что? Почему я испытываю подобные эмоции? Почему в этой ситуации проявились вина и стыд? Что я плохого сделал, да и перед кем стыдно?

– Эй, Саня, привет! – сказал знакомый голос, – что ты замер, друг, не делай вид, что не знаком с нами!

– А, Андрюха, привет!

Андрей и Коля подошли. Они были с двумя загорелыми девчонками примерно моего возраста. Дамы действительно были очень красивыми, подтянутыми и кожа их отливала бронзовым красивейшим загаром.

– Пошли с нами купаться, – сказала та, что была с Андреем, – мы на городской пляж. Когда народу больше, веселее. У нас есть мяч.

– Не, извини, я уже накупался, да и не один я.

– Как мы уже рассказывали про нашего друга, язвительно сказал Андрей, – он понимаете, немного не такой. Ну, вы поняли?

– А вы поняли? – поднеся лицо к уху Оли, сказал громко он, – есть такие парни, которые, может быть, вовсе и не парни.

Развернувшись и взяв за руку девушку, он пошел в сторону пляжа. Коля, пожав плечами, в точности повторил те же действия.

– О чем этот придурок, спросила Ольга, выводя меня из оцепенения.– Ты его знаешь?

Я очнулся в момент, когда они уже были метрах в двадцати от нас, рванулся к ним. Я хотел его разорвать, убить, уничтожить. Прямо здесь, сейчас, чтобы видели все и каждый, как этот кусок говна будет харкаться своей кровью, почувствовать знакомое чувство жгучей боли рассеченного кулака о зубы. Хруст костей и вздутые брови, которые сейчас лопнут, красные кровавые глаза. Ярость была сильнейшая. Но добежав до Андрея и взявшись за его майку в области плеча, я немного сник, так как уже десяток глаз смотрели в мою сторону. Я помню эти глаза, детские, взрослые, мужские и женские, но в них одинокого читались изумление и осуждение.

– Что тебе нужно, придурок ненормальный, чего ты дергаешь меня? – не смутившись, выпалил противник, он видимо ожидал такого поведения от меня и был готов.

– Давай-ка отойдем поговорить.

– Пошли.

Мы отошли в сторону несколько шагов.

– Нахрена ты это делаешь и что ты несешь? Еще раз, я услышу такое…

– И что, – перебил Андрей,– позовешь друзей пидоров, и вы встанете в кружок? Что ты мне сделаешь, а?

– Я не пидор, я нормальный. Вон, посмотри я с телкой и сегодня у нас все будет, понял?

– Да слышали мы твои байки, слышали, – понизив громкость голоса, сказал Андрей. – Да вот не видели. Только слова. Где дело? А я тебе скажу, как до дела дошло, так ты сразу в кусты. Плохо ему стало, ха, ты был самый трезвый и пил меньше всех. Так что давай без вот этого представления, только помни, что страна должна знать своих героев и все узнают! Ну а не хочешь такого поворота, тогда докажи обратное. И нам с Коляном похрену, как ты это сделаешь. Понял? …Урод!

Он развернулся и ушел, вдалеке слышался громкий смех этой компании.

Ольга подошла ко мне и нажала пальцем на плечо:

– Эй, ты как? Что это было? Ты им денег должен? Может, в милицию подойдем?

– А… нет, прости, дурость просто. Извини, пожалуйста, что ты стала свидетелем этого шоу, они просто дураки.

– Да я поняла это. Он просто, видимо, мамой недолюбленный в детстве. Так бабушка про хулиганов говорит. И не извиняйся ты, у нас такого и в Ленинграде хватает. Дерутся постоянно, один раз даже из-за меня. Сань, слышишь?

– А, прости. Пойдем.

И мы пошли. Настроения не было, оцепенение не проходило. Провожал до самого подъезда общаги, где жили бабушка и дедушка Оли. Я был в телесном капкане. Просто убит и раздавлен. Конечно, в моей жизни я еще не раз буду отмечать у себя такие телесные проявления, и каждый раз в самые трудные моменты моей жизни.

–Оля, я уезжаю завтра утром. Если хочешь, давай встретимся вечером, поболтаем и попрощаемся. Ты хорошая девчонка, я помню про адрес на салфетке и тебе обязательно напишу письмо. А сегодня вечером, я куплю тебе самую большую ракушку на базаре и подарю на память о нашем знакомстве.

– Хорошо, давай. Мне поздно нельзя, поэтому давай в бухте к восьми вечера.

Она чмокнула меня в щеку и побежала в подъезд, слышны были только легкие озорные прыжки по лестнице.

Я брел до своей комнаты. Проходя через рынок, вспомнил о ракушке и купил три штуки. Ольге, Лизе и Маме. Пусть будут подарки. Меня просили еще кое-что привезти, местное и крепкое, но мне было так противно от воспоминаний нашего пьяного загула, что эту мысль я сразу убрал из головы. Почему я так подавлен сейчас, что собственно произошло? Вспомнил книгу, какого-то психолога и те пять вопросов, которые нужно задать себе, чтобы вернуться во внешний мир из внутреннего мира переживаний.

Что я делаю сейчас? Иду и гружусь, мысли всякие в голове кручу. Хм надо отвлечься и вместо того, чтобы смотреть на серый асфальт, посмотреть на небо.

Какие мысли у меня в голове сейчас? Несправедливо! Почему это происходит со мной? В чем я виноват? Я слабый, очень слабый человек.

Какую эмоцию я испытываю? Страх, стыд и вина. Блин, да что же это я. Они придурки, которых не увижу уже никогда. Чего я сопли распустил?

Там еще два вопроса было, но уже некогда. Созрел четкий план. Бегу срочно за вещами, моментом собираю и сдаю в камеру хранения на вокзале. Беру с собой только ракушку и вечером буду в бухте. Ничего, перекантуюсь на вокзале или еще где. И пока уроды, больше я Вас не увижу!

Так и сделал… я был очень собранным и сконцентрированным. Мне кажется, что не было ни одного лишнего движения и действия. Я был мобилизован по полной программе. Уже через час стоял на вокзале с ракушкой в руке. Багаж упакован и сдан в камеру хранения. Все… я готов. Сегодня восьмое августа, а завтра, девятого, я уже буду разглядывать проплывающие пейзажи в окно поезда. Съели, уроды! Что бы вы, мудаки, триппер и сифак одновременно подловили с этими швабрами! Прощай Адлер, сегодня последняя прогулка и домой.

В назначенное время, а может и немого раньше, я был в оговоренном месте. Было не так жарко, и я ждал Ольгу сидя на гальке, положив руку на колено, а голову на руку. Скоро солнышко сядет. Люблю закат на море. Это красиво, это возвышенно. Немного грустно становится. Вот, посмотри, Саня, все есть. Море, камни, тебе тепло и сытно. У тебя есть деньги и их не очень жалко тратить, так как есть работа, а значит и стабильность. Все есть. Эта душевная девочка, греет меня, как местное солнце. Такая открытая, беззаботная. В нее можно влюбиться! С такой девушкой, как она, можно строить отношения. И возможно, я приеду к ней в Ленинград, так, чисто по дружески, мол, я проездом, не встретишь ли ты меня? А, может, город покажешь? Мосты разводные, львы кругом. А может потом и ты в Москву, у нас, знаешь ли, не заскучаешь. Мечты, Саня, мечты. Тебе не стоит влюбляться в эту девушку, у тебя есть своя, милая и хорошая. Которая ждет тебя. И уверен, будет встречать на вокзале. Спросит:

– Ну, как ты Аля? Ох, какой загорелый мужик, возьму ка я тебя на дачу жить! А подарок привез? И у меня для тебя кое-что есть, но это ждет тебя на даче.

Так и будет, уверен! Именно так. Мечты, фантазии, сладкая дрема…

– Ой, Саня, ты уснул? – спросила уже сидевшая рядом Оля, – прости, что разбудила.

– Не страшно, просто вот хорошо тут мне, спокойно. Море баюкает, детей смотри, почти нет. Да и людей меньше стало.

– Ты прости, я задержалась. Дедушка гостей ждет, сказал убираться и помогать Бабуле салат резать. Пришлось, так бы не отпустили.

– Что за гости, – Спросил я, так, исключительно, чтобы поддержать беседу.

– Ну, как… дед говорит, люди нужные. По работе и так далее. Он хочет квартиру получить в новом доме, который уже достраивают. А для этого дружбу, с некоторыми его коллегами, нужно вести. Иначе, сам знаешь, с кем больше дружишь, тому и достанется больше.

– Хм, стандартно, как и везде. Мой отец, на заводе со всеми дружит и может достать все что угодно. Не все конечно, но что на заводе есть. Кстати, подарочек тебе, как говорится, на долгую и хорошую память!

– Спасибо, Сань, ты лучший друг! А я тебя за это мороженым угощу. Ты меня угощал и я угощу. Видишь, толпятся у тележки, она сейчас заканчивает работу, вот и прибежали все на последний призыв. Я мигом, тебе какого?

– Оль, да ладно тебе, – лениво сказал я. – До туда метров триста бежать, они свернутся уже и уедут. Да ну не нужно, еще и очередь эта.

– Я мигом, а ты наслаждайся морем, скоро же уедешь, а у вас моря нет! Так тебе какое?

– Бери, как себе.

– Хорошо, ракушку возьму с собой, а то потеряю. Буквально две минуты, Саня!

Буквально две минуты, Саня. Как молнией прошибло. Две минуты, Саня. Как сейчас помню эти две минуты. Мне тогда четыре года было, когда я с отцом от бабушки ехали. Он немного выпил тогда, и мы добирались на метро. Встали в очередь за жетонами.

– Стой в очереди, я к знакомому подойду. Буквально две минуты, Саня.

Меня взяли за руку и сказали мужским голосом «Пошли». А я тогда и не посмотрел, кто это был. Только вот мы не в метро пошли, а на выход.

– Пап, а мы куда, – спрашивал я.

– Пошли, пошли.

– Ты что творишь, старый, – шипела рядом старуха в черной одежде.

И только тогда я понял, что это не мой папа, но мы уже шли по улице.

– Папа, папа, – верещал я тогда.

Меня взяли на руки и ускорили шаг. Старуха за нами уже не успевала и все шипела старым и страшным голосом. Я продолжал орать, мне закрыли рот и нос. Не мог дышать, но продолжал мычать и брыкаться. Вертелся, как волчок.

– Стойте, – услышал я папу,– стойте суки я вас догоню.

Меня кинули прямо на дорогу, и я по асфальту проехался, расцарапав себе лицо и ладонь. Отец подбежал ко мне. Он был красный, дышал очень часто.

– Так, Саня, ничего не было! Запомни это и матери что бы ни слова. Скажем, упал.

Так и было. По приходу домой мы маме сказали, что я упал, за что меня ругали. А потом мне снились кошмары. Я просыпался и кричал. Мне снился папа, который бежит со мной на руках и его сбивает с ног большая черная собака, которая начинает рвать ему ногу. Собака не лает, не рычит, а именно шипит. Это очень страшный сон. Я боялся ложиться спать, капризничал и специально придумывал истории, чтобы отсрочить отбой для меня. Ведь я знал, что черная шипящая собака опять придет ко мне во сне. И я орал ночами. Одной ночью, меня мать отхлестала ремнем, когда я кричал… она била и вопила, «мне на работу завтра, больной ты придурок». После этого я больше не кричал, а просто начинал грызть, как эта собака, спинку своей кровати, мне это тогда помогало успокоиться. Потом меня колотило, просто сидел и дрожал в одиночестве, через какое-то время засыпал снова. Через несколько лет это прошло. И я понимаю почему. В одной книге мы Лизкой прочитали, что любую психологическую травму нужно продрожать, но лучше это делать с поддержкой и находясь под полной защитой. Жаль, ее не было у меня тогда.

Вспомнив эту историю, я понял, что опять весь дрожу. Как будто я прыгнул в кучу снега в минус тридцать. Саня, успокойся… что ты, возвращайся в реальность. Вот море, вот чайка. Зубы так и пляшут. Задай себе пять вопросов психологических, они тебе помогают.

Что я сейчас делаю?

– Саня, что ты делаешь? Чего калачиком свернулся, смотри, что я тебе принесла!

Это была Оля, я узнал этот голос и он вернул меня в реальность. Буквально секунда и уже сидел, взгляд прояснился.

– А, ты опять уснул? Вот тебе. – Оля улыбалась и протягивала мне пломбир.

– Да, ты права. Заснул немного, и мне приснилась собака.

– Здорово, – сказала Оля, облизывая мороженое,– а я животных люблю, у меня дома собака и кошка. Удивляюсь, как они живут в одной квартире. Хотя чего это я, это тут у дедушки тесно, а дома у меня трешка. Слушай, Саня, мне сказали, что ты очень душевный парень и хочешь мне кое в чем признаться. Я готова!

– Кто сказал? Когда?– Удивился я. – в чем признаться?

– Девушка, у тележки с мороженным, подошла, сказала, что твоя хорошая знакомая из Москвы. Говорила, ты очень чуткий и ранимый парень, что ты очень хороший. И рассказала мне про твой секрет. Ты не переживай. Первое, я никому не скажу, будет нашей тайной. Второе, на мой взгляд, в этом нет ничего плохого. Главное ты человек хороший. А то, что ты любишь парней, это ерунда. У нас в Ленинграде, я слышала, это встречается.

– Что у вас в Ленинграде? Кого я люблю? Я…я, я…

В тот момент уже не чувствовал под собой землю. Я провалился в ад, под землю. Начал задыхаться и в моем мозгу произошел настоящий взрыв. Голова, со всем ее содержимым разлетелась и моментом собралась в большой огненный шар, который начал раскручиваться и уже через секунду он вертелся, с космической скоростью затягивая в себя всего меня, море, камни, чаек, корабли…сжерал все.

– Нормальный, – зашипел я, как та собака, – не урод, не больной, не придурок. Сейчас я тебе это докажу. Пошли.

Она сильно испугалась меня в тот момент, так как начала отползать, как каракатица. Быстро-быстро перебирая ногами, только камни летели. Я схватил ее за руку и нечеловеческой силой рывком, не поднял ее, а подкинул на ноги. Шипел и брызгал слюной. Ольга начала кричать, но я сразу заткнул ей рот рукой. Она задыхалась, видимо ей нос зажало. В два прыжка я заскочил за куст и кинул ее на землю. Слышал хруст, но не понимал что хрустит, ее тонкая шея или ветки с листьями.

– Сейчас всем вам покажу, суки, – шипел я, обращаясь к тем, троим девушкам, к Андрею, к Коляну, к старой бабке в черном, к собаке, -сейчас вы узнаете, что нормальный.

Я завалился на девушку и одним движением порвал ей трусы, кинул их в сторону. И начал стаскивать с себя шорты. Как вдруг меня за плечи потянули, вернее, рванули сильные руки.

– Да ладно, Саня, ты что творишь. Это была шутка, – визжал Колян. – зачем ты это делаешь?

– Уйди, сука, у меня нож. Я убью тебя и ее убью. Всех убью!

Я пытался Колю ударить, но он увернулся и выбежал из кустов. Упал и скорее всего, запутался, через секунду все стихло. Оля хрипела, ее глаза смотрели на меня. Вся в листьях и пыли, волосы всклокочены. Она лежала и закрывала живот руками. Рядом с ней белели разорванные трусики, которые, как будто, рвал самый большой и злой в мире черный пес. Меня повело в сторону, но заросли удержали на ногах. Зверь, в моем обличии, повернулся и вышел из кустов. Брел медленно, волоча ноги. Сзади послышались Олины крики, это были проклятия и ругательства. Меня это отрезвило, и я бросился бежать.

Глаза дьявола

Санкт- Петербург 6 августа 2023

«Я видел глаза дьявола три раза в своей жизни. Это страшно. В этих глазах чистое зло»…

Сидел и грыз ручку. У меня было задание от психолога, которого мне вчера посоветовали на группе созависимых членов семьи. Вся жизнь, все события и переплетения моей судьбы, привели меня вчера на собрание этой группы.

На занятии я молчал, слушал тех, кто делился своей болью и с большим трудом переживал горечь своей жизни и своих утрат. Это очень больно. Глаза начали слезиться после того, как представился первый участник и начал делиться своим переживанием. А потом я просто рыдал. Позволил себе быть в таком состоянии перед публикой. И ощущал вчера, что слезы у меня кровавые. Я вытирал их, поначалу, платком, потом рукавом, а далее просто размазывал их по лицу ладонями. Не смотрел на участников, так как было стойкое ощущение, что лицо сейчас не в слезах, а в крови.

В самом конце я взял слово:

– Здравствуйте все, меня зовут Николай Николаевич и мой сын наркоман. Я не знаю где он и что с ним. Когда видел его в последний раз, кормил его супом дома, а после он ударил меня два раза кухонным ножом. Удары были слабыми, просто кожу порезал. Но в тот момент я не мог, сопротивляется этому злу. Я застыл, очень испугался. Он забрал все деньги из квартиры, технику и драгоценности. Как оказалось, это было спланировано им и его дружками, которые ждали его за дверью в подъезде, что бы вынести все из дома.

А теперь я не знаю, что мне делать. Понимаете, я остался совсем один в этой жизни. Нет никого, совершенно один, как в космосе. Я хотел отыскать сына, забрать, вылечить. Но послушав Вас всех, уже совсем не знаю, что мне делать. Помогите мне. В душе черная дыра. Пустота сжигает меня. Я уже, как будто и не человек, в этом мире, а пустой лист бумаги, изрисованный жирным черным маркером. Линии эти шли бы дальше, но лист ограничен моим телом. Помогите мне.

И мне помогли, вернее, утешали, как умели и как могли. Меня поддержали тогда. А на выходе, ведущий группы, красивая девушка, дала мне визитку:

– Вот, Николай Николаевич, если будет желание, позвоните этому человеку. Это очень хороший психолог. Его зовут Вячеслав Викторович, у него большой практический опыт.

Спал я, этой ночью, очень хорошо. За долгое время, мне удалось выспаться. Наверное, вчера на группе, выплакал все накопившиеся за долгие годы, слезы.

После завтрака я набрал номер психолога:

– Ало, Вячеслав Викторович, мне посоветовали Вас, как хорошего психолога с большим практическим опытом. Мне нужна Ваша профессиональная помощь. Я был вчера на группе созависимых родителей, там, в общем, мне и посоветовали Вас. Мой сын наркоман, но речь не о нем, это я понял вчера на группе. Разговор обо мне. Вячеслав Викторович, дело в том, что внутри меня черная дыра, которая тянется из детства, которая не дает мне жить. Прошу прощения, я очень волнуюсь, и путаются мысли. Можно записаться к Вам на прием?

–Здравствуйте, – в трубке прозвучал спокойный, звучный, мужской басовитый голос. – Простите, пожалуйста, можно узнать, как я могу к Вам обращаться?

– Да, конечно, – смутился, – меня зовут Николай Николаевич и мне пятьдесят шесть лет.

– Николай Николаевич, раз знакомству. Ближайшая дата, на которую я готов Вас пригласить, будет через три недели. Если Вам нужна консультация в ближайшее время, то могу рекомендовать своих коллег, чьи контакты я готов дать прямо сейчас.

– Меня устроит через три недели, я согласен ждать.

– Хорошо, Николай Николаевич. Я записал Вас. Так как с даты обращения пройдет уже значительное время, я могу предложить описать Вашу внутреннюю черную дыру в виде эссе. Не торопитесь, просто описывайте все так, как чувствуете. Можете в дальнейшем скинуть эссе мне на электронную почту, которая указана на обороте визитной карточки, либо взять его с собой на нашу будущую сессию. До встречи!

И вот вечер, я изгрыз ручку. Предо мной первая строчка моего эссе. «Я видел глаза дьявола три раза в своей жизни. Это страшно. В этих глазах чистое зло»…

Что дальше? За плечами вся моя трусливая жизнь. Дорога полная благих намерений, которые только лишь слова. А действия где, поступки? Где и как я мог разорвать этот порочный круг зла, которое плыло перед моими глазами всю мою жалкую жизнь.

Первый раз я видел «Глаза дьявола», когда мне было десять лет. Я уже тогда знал, что мы живем под одной крышей с психопатом. Это мой отец. Он всегда был агрессивным и грубым, мы с мамой научились выживать рядом с этим фактом.

Если вот так, отталкиваясь от самого детства, вспоминать всю мою жизнь, то первое мое воспоминание, это как мой отец кричит и толкает маму. Зима, темно, огромные кучи снега и остановка. Ничего раньше я вспомнить не могу, да и позже не помню, видимо я тогда был совсем маленьким, но уже стоял на ногах. Это воспоминание, как яркая вспышка моего сознания. Отец стоит напротив матери, орет на нее. Не знаю, о чем была речь тогда, просто помню эмоциональный окрас ситуации. Страх. Он кричит и толкает мою маму в снег. Подбирает палку с дороги и с силой бьет ей по остановке. А я стою и наблюдаю, а может плачу, но это уже мои домыслы и фантазии. И вот палка ломается и одна часть отлетает мне прямо в лицо. Дальше я не помню, но мать сказала, что это была случайность, я упал. Вот и этот косой шрам у меня на щеке с того времени, точно помню.

Работал он на старом нашем предприятии в Ельце, сварщиком. Говорили, что и неплохим специалистом был. Но любил выпить. Пьяным то он спокойным был, даже веселым порой. А вот когда не пил был угрюмым и постоянно напряженным. На его лице и в его глазах читалось напряжение. А в маминых глазах, в моменты его напряжения, читался страх. Помню палец у ее губ и шепот:

– Сиди тихо, папа сегодня опять не в духе, наверное, на работе что-то.

Не помню, что бы у него были увлечения или хобби. Другие мужики на рыбалку ходили или в гараже с мотоциклом ковырялись. Нет, папа сидел у окна и задумчиво курил. Потом вставал, одевался и уходил, хлопнув дверью. А приходил уже пьяным. Тогда ему море было по колено и все по плечу. Как будто в моменты пьянства с него слетал груз, уходило напряжение. Он становился простым русским мужиком, рубаха – парень!

Это позже я узнал, что его мучила патологическая ревность к жене. Мама работала на том же предприятии в управлении. Им положено выглядеть ухоженными, строгими, но опрятными и красивыми. У нее всегда была красивая прическа, не вызывающий макияж и костюм.

– Для кого опять ты нарядилась?– язвительным и злым тоном говорил отец. – Для Палыча этого плешивого или для этого нового из конструкторского отдела?

– Ты же знаешь, дорогой, – заискивая, отвечала мама, – так руководство требует. Ну, хочешь, я уйду с этого завода? Пойду в другое место, ты же знаешь, что я и бухгалтером могу и работницей.

– Никуда ты не уйдешь, – давал заднюю отец. – Просто прекращай мазаться. Я за тобой присмотрю. А этим козлам я устрою если что!

И так все мое детство… я вот только сейчас осознаю, что, сколько я жил с ними, столько это и повторялось. Были периоды, затишья. Но они случались после, каких-то пиковых напряжений в семье. И все разговоры дома были на тему измен или около того.

Гостей или друзей моих родителей я не видел у нас в квартире никогда. Вот и сейчас задаюсь вопросом, а были у них вообще друзья? Родственники были точно, как с маминой, так и с папиной стороны, но и они к нам в гости не приходили. Мы ездили в деревню к папиной маме, и это было счастье. Там у папы сестра жила, и они очень весело тогда проводили время. Пили, плясали, песни пели. Мама там себя чувствовала хорошо, и папе было весело. А вот в Липецк, к родителям жены папа не любил ездить. Он ходил угрюмый несколько дней, был скованным и напряженным в гостях.

Когда мне было десять лет, в августе семьдесят седьмого года. Нас всех пригласили на юбилей, к какому-то начальнику с родительского завода. Вернее меня не приглашали, но папа, зачем то настоял на том, чтобы и я с ними был там. Праздник масштабный. Сейчас уже не возьмусь сказать, сколько там было человек, но очень много. Проходило торжество в столовой предприятия и столы расставлены огромной буквой «П», а на них были и фрукты, салаты и спиртное. Посередине этой буквы «П» люди танцевали. Вообще было весело. Конкурсы интересные, где я участвовал. А родители не вставали с мест. Отец курил, как паровоз обычно, а тут за весь вечер ни рюмки, ни покурить с мужиками. Просто очень напряженно сидел, разглядывая всех. Мама пила вино и общалась с женщинами напротив.

Папа дергал мать через каждые десять минут:

– Пошли уже домой, поздравили, честь выказали и хватит.

Мама отмахивалась:

– Давай еще немного, что люди скажут.

И вот на последнем папином заходе с предложением уйти, мама, уже немного захмелев от вина и осмелев, сказала:

– Да хватит уже, отдохни. Ты видишь, я с девочками общаюсь. Выпей ты водки, сходи, покури, покушай и еще раз выпей. Хватит меня уже позорить, сидишь, как помидор красный, того и глядишь лопнешь от своей ревности. Уже люди косо смотрят.

Отец резко встал, задвинул стул. Достал, демонстративно, папиросы и вышел из зала. А мама пошла танцевать с подружками. Его долго не было, видимо стоял, как обычно и, думая, курил. Когда отец вернулся, я увидел, сбитую костяшку на его кулаке. Я понял тогда, что он стоял, где то в туалете и останавливал кровь, а когда у него это получилось, он вернулся в зал. Мама уже сидела на месте. Она была красная, с капельками пота на лбу и запыхавшаяся.

Так и прошел вечер. Домой гостей развозил служебный автобус. Нас подвезли к подъезду, быстрое прощание с пьяными коллегами:

– До понедельника!

Мы поднялись по лестнице, открыли дверь. Я вбежал первый и нагнулся расстегнуть сандалии, как вдруг меня сбила с ног падающая мама. Она заходила за мной, и отец ее с силой втолкнул внутрь квартиры. Одним каблуком мать зацепилась за порог и обрушилась на меня. Дверь захлопнулась, ключ щелкнул два раза.

– Ну что, тварь, успела сделать все, что хотела, пока меня не было? – пока еще спокойно сказал отец, но с каждым словом голос становился все громче и громче, – все успела, с кем хотела? Двадцати минут хватило, чтобы вспотеть с кем-то?

– Коля, скажи ему, что я танцевала с девочками.

– Споить меня хотела, шлюха – не слушая доводов уже орал он, – как и те кабели в курилке, которые спрашивали, почему я не пью.

Он схватил ее за рукав платья, потянул и отлетел к стенке. Рукав оторвался, и отец, падая, стукнулся головой о прихожую. Он яростно зарычал, поднимаясь, и двинулся на мать. Я уже отполз к двери туалета и встал на ноги, смотря на эту потасовку. С размаху его нога врезалась маме в живот, открытой ладонью он начал хлестать ее по голове. Мать визжала, как поросенок. Я бросился на помощь, с криком, «не трогай ее, она правда танцевала». И тут я встретился с его взглядом. Эти глаза были не его. Это были глаза самого дьявола, и в них отражалось чистое зло, без примесей светлого и без проблесков доброго. Таких глаз не бывает ни у людей, ни у зверей. Сам дьявол одолжил эти глаза моему отцу.

– Уйди, сученок, у меня нож. Я убью тебя и ее убью. Всех убью!

Дальше я ничего не помню. Видимо вырубился от страха.

И что самое интересное, даже парадоксальное, что утром я проснулся у себя в кровати, когда на меня уже светило яркое солнце. Сел, скинул одеяло и вслушался в звуки квартиры. Мама готовила на кухне, а по квартире витал слабый аромат папиных папирос. Обычные звуки и запахи выходного дня. Долгое время я считал, что все это мне приснилось, пока не встретил своего товарища, который был на этом юбилее со своей мамой.

– Что вы дарили Палычу на юбилей?– спросил он у меня,– мы с мамой галстук.

Картинка тогда сошлась. Палыч, юбилей, автобус, дверь и глаза. Это моя семья такая, для них, возможно, это нормально. Я понял, что это не экстраординарный случай, это нормально. Просто я в первый раз в жизни с этим столкнулся.

И жили мы дальше и ничего не менялось. Преображался только я. Рос, превратился из ребенка в юношу. И лет в пятнадцать решился подойти к маме, когда мы были на даче. Она занималась грядами, и на ней был старый халат без рукавов. Я увидел все разнообразие синяков и ссадин на ее запястьях, предплечьях и плечах.

– Мама, давай уедем от него, он же тебя калечит, – сказал я тогда.

– О чем ты, Коля? Нет ничего подобного, мы с папой любим и стараемся изо всех сил тебя сделать человеком, вывести в свет.

– Ты уверена?

– Милый, не говори глупостей.

И я больше не говорил. Боялся выносить сор из избы. Для всех окружающих мы были обычной семьей. Старался вести себя хорошо в школе, решил учиться без троек. Не нарушал правил дорожного движения и держался в стороне от хулиганов и хулиганств. Была у меня девочка в школе, но и тут, я очень боялся сближения с ней. Выражал симпатию исключительно на расстоянии. И все это потому, что никто не должен лезть в нашу семью. И кругом страхи, а что подумают обо мне, что скажут про родителей. Не лезь в умники, не будь лучшим в спорте, не будь слабее всех, учись средне, будь самым обычным и не выделяйся никогда!

А тем жутким летом, когда я уже поступил в институт, меня отправили в Адлер. На море, на отдых, на курорт. А мне, если честно, не очень хотелось. Может быть с мамой и поехал, дал бы ей отдохнуть от психов отца. Но меня отправили. Путевку то ему дали, сварщику. Там и вредность и так далее. Но он, сами понимаете, без мамы бы не поехал, и уж точно ее одну не отпустил. Поэтому поехал я.

Первые несколько дней, на море, было прекрасно. Наслаждался отдыхом и морем. А потом пошло все как-то криво. Уже не было ощущения отдыха. Я познакомился с ребятами, которые немногим были меня старше. Мы пили и кутили, искали девушек на пляже. Очень нам тогда хотелось приключений и секса. Но секса не было. Вернее как, разговоров то было много, а до дела так и не дошло. Как-то вечером, мы познакомились с тремя выпившими девушками, разговорились и пошли гулять. Одному парню плохо стало от коньяка, и он пошел блевать или в комнату, не помню если честно. А мы отправились провожать девушек до их пансионата. Довели, распрощались и двинулись к нам в номер.

А на обратном пути, Андрей, парень с которым мы сдружились, предложил пошутить над тем, кто спать пошел. Давай, говорил он, подколем его, типа мы девок этих трахали всю ночь, в разных позах, менялись партнерами и так далее, ну чтобы он завидовал нам. Как оказалось в дальнейшем, парень то гнилой оказался. Просто тварь и манипулятор жуткий. Он поднимал свою самооценку за счет других и радовался этому. Я и этот Андрей, с двумя девчонками познакомились, с волейболистками их Липецка и я в одну почти влюбился. Хотел с ней встречаться в городе, ведь в Липецк поступил в этом году. В общем, планы и фантазии были на этот счет. А эта падаль человеческая, Андрей, начал меня при этих девушках унижать, глумиться надо мной. В общем, я тогда серьезно пострадал самооценкой. Но это не самое главное. И девушка то сама не лучшим образом поступила. Андрей напел ей тогда:

– Слушай, Вика, давай приколемся над тем придурком? Расскажи его девчонке, что он голубой. Ну, типа ты из Москвы, он хороший чувственный парень, но предпочитает парней, не девчонок. Понимаешь, о чем я? А это я к чему? Вон видишь, у лотка с мороженым, та девка, которая с ним была. Ну, ты согласна?

– Уу, Андрюша, ну и хулиган ты! Давай попробую, весело же будет. Только вот она видела меня уже с Вами.

– Да какая разница, иди уже.

И она пошла. Встала рядом с ней, прямо тварь тварью, подумал я, и говорила с той, пока она в очереди стояла. Дальше девочка пошла с мороженым, в сторону бухты. А наши подруги взяли мяч, и пошли купаться, Андрей за ними. Я остался, решил понаблюдать, куда она. Было не так далеко от того места, где та остановилась и села. Метров триста – четыреста. Для молодого глаза не расстояние. Я тогда увидел Саню, который схватил ее за руку и потащил. Схватив шорты и майку, рванул туда, по пути одеваясь. Услышав борьбу, ворвался в кусты. Схватил Саню за плечи и рванул его. Он уже задрал юбку девчонки и сорвал трусы. Тут и дураку ясно, что не по любви. Я его оттащил, кричал ему, чтобы не трогал девушку, хотел ударить, завалить и побороть, но увидел его глаза. Эти глаза были не его. Это были глаза самого дьявола, и в них отражалось чистое зло, без примесей светлого и без проблесков доброго. Таких глаз не бывает ни у людей, ни у зверей. Сам дьявол одолжил эти глаза тогда этому парню.

– Уйди, сука, у меня нож. Я убью тебя и ее убью. Всех убью!

После этих слов я больше ничего не помню. Очнулся уже на больничной койке. Оказывается, у меня случился солнечный удар. Прохожие вызвали мне скорую помощь.

После утреннего осмотра меня отпустили. Я гнал от себя плохие мысли, убеждал себя, что это был глюк и ничего подобного и быть не могло. И великим облегчением для меня было, когда в комнате не оказалось этого парня. А на его место уже заселялся мужик за тридцать.

– Парень, с тобой все в порядке? – сказал мужик, – чего-то ты бледный сильно и взгляд испуганный. Я твой сосед и мешать тебе не буду. Меня Михаил зовут.

– Меня Коля, – протягивая ему руку, – нормально, просто солнечный удар был.

– Приятно. Отдыхай тогда, а я на пляж. Мои друзья в соседней комнате и, наверное, уже ждут меня.

Андрея я отшил. Прямо и без церемоний, особенно после того, что он начал рассказывать мне, что этим вечером он пялил сразу двух волейболисток, после влитого литра коньяка. Ох, гадкий же тип.

Через четыре дня я уже был на перроне в Ельце. С чемоданом, загорелый и немного встревоженный, как я тогда думал, от событий на курорте. Но чем ближе я был к дому, тем большая тревога одолевала меня. Думал, как я смогу ответить на вопрос «как ты отдохнул?» Что скажу?

И с такими мыслями я зашел в квартиру, где привычно гремели сковородки на кухне, а вот запаха папирос не было. Меня одолела паника.

– Мама, что с отцом?

С этой фразой я вбежал на кухню, где меня встретила бабушка, мамина мама.

В это день я стал сиротой дважды. В порыве ярости, отец дважды ударил мать. Один из ударов пришелся по корпусу, что привело к разрыву селезенки. Скорая не успела. Отец в тюрьме, а мама уже на кладбище.

Да вот, странный, ожидаемый, как я осознаю сейчас, поворот судьбы. Все эти благородные стремления, благие намерения, все это собачья чушь, которая приводит всегда к печальным последствиям. Надо было действовать, нужно было решится. «Мама, давай уедем от него, он же тебя калечит. О чем ты, Коля? Нет ничего подобного, мы с папой любим и стараемся изо всех сил тебя сделать человеком, вывести в свет» Вот о чем я тогда говорил, мама.

Нет у меня сейчас ненависти, обиды к отцу. Есть только сожаления.

Да и тогда, сразу после известия, я не особо переживал. Был небольшой шок, отрицание, гнев. Но это быстро прошло. В квартире тогда была звенящая тишина. На подоконнике пачка папирос отца, пустая пепельница и спички. Рядом с подоконником его просиженная табуретка. И тишина.

Чего же не хватает? Дыма его папирос? Я сел, закурил, принял его позу и понял, что в доме не хватает постоянного гнетущего напряжения. Это оно жужжало всю мою жизнь в этой квартире. А сейчас тишина. Спокойствие. Это успокоило меня тогда. Пришло осознание, что я жил всю свою жизнь на пороховой бочке. Сидел восемнадцать лет на ней и затыкал уши, ожидая догорающего фитиля. Жил в постоянном, как мне казалось, нормальном ожидании взрыва. И вот бочка взорвалась, а меня рядом не было. Зацепило бы меня взрывом, если бы я был рядом? Думаю, однозначно, да. Я бы его зарезал тогда, а может он меня. И после этой мысли ушло чувство вины. Куря отцовский Беломор, ощутил свободу. Свалились кандалы страха.

Собрав вещи, вытащив все родительские заначки, деньги и драгоценности, отправился на вокзал. Елец – Москва – Ленинград. Почему такой я выбрал маршрут? Не знаю. Наверное, двигали меня воспоминания великолепных рассказов об этих городах, которые лились из телевизора, от друзей и родственников. Это я тогда так думал, а сейчас понимаю, что убегал от отца, зная, что в Елец не вернусь. Убегал от глаз дьявола. Приехав в столицу, выйдя из поезда, вспомнил, что и в этом городе где-то бродят похожие глаза и сразу уехал в Ленинград, где и живу и сейчас.

Вены дорог, дороги вен…

Я устроился на крупное предприятие и жил в общежитии. Это было для меня золотое время! Молодость. Веселая жизнь! Освоил профессию, стал молодым специалистом. В общежитии было весело и мы, помню, говорили тогда, что лучше, чем сейчас, жизни быть не может. Помню, как расхваливал общажную жизнь соседу по верстаку:

– Зачем мне дом или квартира? Что я делать там буду? У меня своя комната, она не большая, но моя. Я живу один, а если найду себе жену, то мы будем счастливы тут. А какие соседи душевные! Милое дело. Ты не представляешь, как мы встречали этот восемьдесят восьмой год. Мы гудели всей общагой, веселее праздника не было в моей жизни.

И потекла у меня обычная жизнь серого советского работяги. Жили, учились, работали. Встретил на заводе себе жену. Сыграли свадьбу, гуляли всем общежитием и цехом. Хорошее было время, душевное. В девяносто первом перебрались в двухкомнатную квартиру, оставленную бабкой моей жены. А уже в девяносто пятом родился сын. Назвали его Максимом. И жили, справлялись. Ничего не было в девяностых годах, порой и зарплаты не было, но выжили. Завод мы не бросили в трудные для него времена, хотя половина уволилась, половину выгнали. Причины тогда особо не искали, любая провинность и за ворота. А на улицах Питера, в то время, без денег и без работы, можно было просто с голоду помереть. Но в дальнейшем завод окреп, встал на старые рельсы, сменил политику, перестроился на капиталистические взгляды и идеалы, хотя с большим скрипом, но пошел гору. Люди не голодали, а порой могли себе позволить кое-что.

В двухтысячном году, я отправил жену с сыном на отдых в санаторий Московской области. Максим был слабенький по здоровью, и мы искали возможности его подлечить. Родители мечтают о здоровых детях.

И вот, на мой скромный взгляд, оглядываясь на всю нашу семейную историю, именно с той самой поездки и пошло все кувырком в семье. Тогда, если помните, в Москве серия терактов была. Страшное время для всей страны. Так вот, жена с Максом, отдыхая в санатории, пару раз выбрались в саму Москву. Красная площадь, Московский зоопарк и так далее. Им тогда сильно повезло. Они выходили из метро на Пушкинской площади, и остановилась у павильона в переходе. Макс заканючил, просил купить игрушку или брелок, в общем, стоял и ныл. Подошел, как говорила жена, бомж страшный, с уродливым шрамом на лице и сказал Максу: