Мой первый роман
© Неволина Е. А., 2024
© Лапшина Д. Ю., рис. на обл., 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2024
Глава 1
Явление
Таня сидела на проржавевших качелях, выкрашенных дурацкой ярко-зеленой краской, словно королева на троне, и заливисто смеялась в ответ на неуклюжие шутки столпившихся вокруг нее ребят. Глаза густо подведены черным, ресницы тщательно накрашены, на губах – темная помада, а на ногтях – черный лак с тонкой серебряной линией по самому краю, словно тронутый изморозью старый пепел.
Таня смеялась и встряхивала головой так, что ее неровно подстриженная черная челка падала на желтовато-ореховые глаза, запрокидывала лицо к вспоротому какими-то сумасшедшими птицами свинцово-серому плотному небу и снова смеялась. Громко. Весело. По-настоящему.
Она знала, что и Ромик, и Димон, и даже Серый, у которого уже есть девушка, смотрели только на нее. Она знала, что особенно хороша сегодня, что сегодня – ее день, когда все-все удается.
Медноволосая Лена, сидящая на соседних качелях, раздраженно поморщилась и с неприязнью взглянула на подругу. Подумаешь, какая!
– Ромик, – позвала Лена, осторожно, чтобы не вляпаться в грязь, отталкиваясь от земли и принимаясь раскачивать качели, – а ты когда к бабушке поедешь? У нее и вправду всякая живность живет вроде кур и прочего?
– Ну есть. – Толстый Ромик пожал плечами. – Я летом сам кур кормил.
– И поросят? – не отставала Лена.
– И поросят. – Он явно не понимал, куда она клонит.
– А сколько их у вас? – продолжала Лена.
– Ну, свинья и четыре поросенка.
– Это с тобой или без тебя? – выдала она шутку, к которой, очевидно и шла все это время.
Ромик, добродушный и не слишком бойкий на язык, явно растерялся.
– О, Леночка взялась шутить. Смертельный номер. Ты, Ром, не обижайся. Это она так твое внимание привлекает! – снова засмеялась Таня. – Ну, мальчики, кто меня покачает?
Все трое мальчишек одновременно протянули руки. Таня звонко захохотала, а Лена хмыкнула, но промолчала. Эту словесную баталию она проиграла и понимала это.
Все выше и выше взмывали качели, и Тане казалось, что еще совсем-совсем немного – и она достанет до неба! И полетит! Вот сейчас раскинет руки… Как же все-таки хорошо!..
Качели резко дернулись и остановились.
– Тю-ю-ю! Придурочная! – крикнул ей в лицо Серый. – Ты что, свалиться захотела? С головой не дружишь?
– Сам такой! – ответила Таня и показала Серому язык.
– Ну ты бы все-таки того… поаккуратней… – заметил Димон. – Вот представь: свалилась бы ты с качелей и загремела в больницу, так тебя вся школа на смех бы подняла!
– На вот, глотни, – утешающее произнес Ромик и сунул ей в руку теплую банку колы.
Таня взяла и тут вдруг заметила незнакомца.
Лет ему, наверное, было немного больше, чем им, а может, даже все пятнадцать. Высокий, светловолосый, с мягкими, нежными чертами лица, мальчик казался спустившимся с небес. Он только взглянул на Таню удивительно ясными голубыми глазами, и… ее прекрасное настроение исчезло без следа. Она вдруг увидела себя по-иному – слишком ярко накрашена, да еще с этой дурацкой колой в руках. Банка особенно смущала, и Таня принялась вертеть ее, не зная, что делать дальше. Парень будто бы улыбнулся – или ей это только почудилось? – но Таня словно очнулась и назло нарочито отпила теплую сладковатую жидкость, продемонстрировав провокационный маникюр в полной красе. Пусть, пусть осуждает! Ей-то что?!
Но он уже не смотрел на нее.
Когда он миновал качели, Таня увидела, что на его плотной белой вязаной куртке с «молнией» на спине нарисованы перистые крылья.
– Ты только погляди, кто здесь ходит! – громко сказал Димон, глядя вслед незнакомому парню. – Ребят, может, пощиплем этому ангелу перышки? А? – И он громко заржал над своей же шуткой.
– А я это чудо в первый раз вижу… Готова спорить, он не из нашего района, – вмешалась Лена. Она даже вытянула шею, пытаясь лучше разглядеть незнакомца.
– Что, покажем, кто здесь главный? – Серый улыбнулся кривой волчьей улыбкой и выжидающе взглянул на Таню.
Ну да, она королева, ей и карты в руки.
– Пусть идет. Невелика птица, – так же громко, как и Димон, сказала Таня и отпила еще глоток противной сладкой колы.
Таня повернула в замке ключ и вошла в темную прихожую. Кажется, все спят.
Но тут, как чертик из табакерки, из спальни выскочила мать.
– Опять до ночи где-то шлялась! – громким шепотом заговорила она. – Не греми! Геннадию Сергеевичу, между прочим, завтра рано вставать.
Геннадий Сергеевич приходился Тане отчимом. Он появился в доме еще два года назад и разрушил Танькину жизнь, словно карточный домик. Вялый, точно дохлая рыба, нейтральный, бессульфатный шампунь, он не просто раздражал, он бесил Таню.
– Ну только ради Геннадия Сергеевича! – сказала девочка, зло глядя на мать, и специально хлопнула дверью погромче.
Мама вздохнула и прижала к груди пухлые руки, всем видом демонстрируя, как сильно она страдает от грубого и неразумного поведения дочери.
– Ладно, ешь там. Я пирожков напекла, – сказала она, решив не устраивать скандала, и скрылась в спальне.
Таня сбросила кеды и прошла на кухню. На столе стояло большое блюдо с пирожками, испускающими дразняще густой аромат.
Одарив их лишь беглым взглядом, девочка залезла в холодильник и с торжеством выудила из его недр банку шпрот. Кое-как открыв их и даже умудрившись не порезаться об острые края не слишком аккуратно вскрытой банки, она стала пальцами выуживать шпротины и жадно глотать их. Пирожки пусть достаются мамочке, то-то ее в последнее время так разнесло. Ну и Геннадию Сергеевичу, куда уж без него…
Кстати, пора приготовить ему небольшой утренний сюрприз. Для поднятия настроения.
Таня выбрала с тарелки румяный пирожок, ткнула его в бок ножом. С капустой. Как раз как Геннадий Сергеевич любит. Ради папы мама так не старалась! Таня криво улыбнулась и высыпала в образовавшуюся дырку добрую четверть содержимого стоящей на столе солонки. Вот так! Ей для Геннадия Сергеевича ну ничего не жалко! Соль, между прочим, это белое золото, в средневековье она была на столе только у самых богатых.
Теперь пристроить пирожок на блюде. Так – с самого верха – и приятного аппетита, уважаемый Геннадий Сергеевич!
На ум почему-то пришел встреченный сегодня парень с ангельскими крыльями за спиной. Как он посмотрел на нее! Прямо-таки как судия на злодея. Интересно, что бы он сказал сейчас?..
Таня надела наушники и врубила музыкальную подборку.
Будет она интересоваться мнением всяких неудачников!
Покончив со шпротами и выбросив опустевшую банку в мусорный пакет, девочка пошла наливать себе ванну.
Чуть позже, лежа в ароматной пене и тихонько подпевая звучащим в наушниках мелодиям, она снова почувствовала себя беззаботной и счастливой.
А вот с утра все не задалось. Во-первых, на радио, которое служило Тане будильником и заодно давало прогноз на текущий день, выпала песня группы Fleur «Отречение». Она всегда навевала на девочку грусть. Так что, еще не встав с дивана, Таня поняла: день будет не из лучших. Во-вторых, из крана с горячей водой доносилось лишь злобное шипение, как будто там притаился целый клубок ядовитых змей. Ну а в-третьих, все три пары Таниных джинсов оказались грязными.
В результате девочка в тяжком раздумье застыла перед шкафом, полным ненужной одежды. Мама по-прежнему старалась, чтобы дочь одевалась «как куколка», и с завидной настойчивостью приносила Тане «правильные» платья и юбки, которые та, разумеется, никогда не надевала. А вот теперь приходилось выбирать из всего этого «великолепия» что-нибудь более-менее пристойное.
После мучительных сомнений пришлось остановиться на черной водолазке и длинной черной юбке. Так обычно она одевалась, когда отец выводил ее «в свет». Впрочем, случалось это не так часто. Идти в школу в парадном виде казалось Тане дикостью, однако, похоже, выбора не оставалось. Как, впрочем, и времени. Зато черные ногти пришлось стереть – хотя в школе не сильно зверствуют, за такое уж точно убьют, а еще нажалуются в родительский чат и поднимут скандал – знаем, плавали.
Таня побежала на кухню, налила горячий кофе и вдруг вспомнила: что-то хорошее все же должно было случиться сегодня… Ах да, пирожок!
Она оглядела блюдо. Кажется, пирожка с сюрпризом там не оказалось. Заглянула в мусорный пакет и обнаружила недоеденную половинку пирожка. Ловушка сработала. Жалко, что она не видела лица Геннадия Сергеевича в тот момент, когда он пробовал ее угощение! Впрочем, Таня обладала живым воображением и с радостью представила себе, как постное рыбье выражение его лица вдруг изменилось – глаза выпучились, аккуратненький круглый ротик скривился.
Она довольно улыбнулась, обжигаясь, выпила горяченный кофе, накинула любимую джинсовую курточку и побежала в школу.
Господи! Когда же это закончится! Ну ладно, длинные летние каникулы уже почти не за горами, но потом же еще годы и годы учебы! А там – кошмар ЕГЭ и поступление в институт, по поводу которого они уже заранее ссорились с мамой.
У дороги Таню догнала Лена.
– Эй! – закричала она издалека. – Подожди меня! Вместе опаздывать будем!
Хорошо, когда подруга учится с тобой в одном классе.
Догнав Таню, Лена вылупилась на нее в крайнем изумлении:
– Ну ты, Теплова, даешь! У тебя что, день рождения?!
Таня, которая и без того чувствовала себя неуютно в этой дурацкой парадной одежде, разозлилась окончательно:
– Нет, Стрельцова, я теперь всегда так ходить буду. А еще куплю себе розовую юбочку с кружевными оборочками и маечку с надписью: «Я люблю Клаву Коку!»
– О! А вот на это я бы посмотрела! – расхохоталась Лена. – Представляю… – Она вдруг замолчала. – Ты посмотри только! Вот так встреча!
На автобусной остановке, буквально в двух шагах от них, стоял, поджидая транспорт, тот самый крылатый мальчик. На этот раз на нем была синяя толстовка с капюшоном и все те же джинсы.
Услышав за спиной голоса, он обернулся и посмотрел на девочек. Как и в прошлый раз, Тане стало немного не по себе от его взгляда. Она с деланым безразличием отвернулась и тут заметила крохотного рыжего котенка.
Маленький котенок сидел на дороге, а прямо на него неслась большая черная машина.
– Черт! Котенок! – вырвалось у Тани.
Девочки замерли. Тане казалось, что все происходит как в кино, когда идет замедленная съемка.
Котенок мяукает, переступает маленькими грязными (и как она в один миг разглядела все эти подробности?!) лапками, машина несется прямо на него… Она почти бессознательно делает шаг вперед, но тут ее опережает тот самый мальчик. Шагнув на дорогу, он подхватывает котенка и отступает обратно.
Еще мгновение – и машина с воем проносится мимо, а парень стоит на обочине, прижимая к себе грязное маленькое тельце, и, кажется, улыбается.
– Ничего себе! – выдохнула Лена, нарушая воцарившуюся вдруг тишину.
– Зря вы так, молодой человек! – осуждающе покачала головой немолодая женщина. – А если бы вас машина сбила? Ах, молодежь-молодежь! Вам бы лишь перед девушками форсить!
– Молодой человек абсолютно прав, – вступила в спор крохотная старушка с огромной авоськой. – Кошки – они лучше иных людей будут. Он, может, хороший поступок совершил, а вы его так…
Парень посмотрел на старушку и улыбнулся:
– А может, вы котенка возьмете? Не нести же мне его с собой в школу?
– Ну, успехов тебе, герой, в пристраивании, – небрежно сказала Таня. – Пошли, – дернула она за рукав подругу, – мы и так опаздываем.
И они пошли дальше, слыша, как довольно урчит на руках у странного незнакомца спасенный котенок.
– Подумаешь, какой смелый! – сказала Лена, когда они уже подходили к знакомому двухэтажному серому зданию за металлической оградой. – Как ты думаешь, это он перед нами рисовался?
– А я о нем вообще не думаю, – небрежно отозвалась Таня. – Может, у него хобби – спасать на улицах города ободранных котят. Вот так ходит – и спасает.
На самом деле незнакомец произвел на Таню гораздо более сильное впечатление, чем она могла признаться даже себе. Он казался ей странным, немного не от мира сего. Впрочем, разве можно судить о человеке, если видел его всего два раза, и то мельком?..
Всю дорогу Таня оживленно обсуждала с подругой какие-то незначительные мелочи, чтобы только не думать о нем. Но, когда они уже сидели в кабинете физики, незнакомец нагло вернулся в ее мысли.
Рассеяно слушая физичку, Таня принялась рисовать на последней странице тетради. Постепенно штрихи сложились в лицо. Небольшой подбородок, правильной формы тонкий прямой нос, большие глаза, мягкие волосы, обозначенные лишь несколькими легкими штрихами…
Ручка, будто сама, вопреки ее воле, скользила по бумаге.
– А теперь, Танечка, выйди, пожалуйста, сюда и помоги мне, – услышала вдруг Таня голос физички и вздрогнула.
Во-первых, от того, что ее будто разбудили от грез, а во-вторых, никто из учителей никогда не называл ее Танечкой.
Тем временем из-за своей парты поднялась Таня Заварская и с готовностью направилась к доске.
Ну конечно! У них в классе две Тани. Она и Заварская. Вернее, Таня и Таточка.
Таточка Заварская была девочкой аккуратной и всячески положительной. Хрупкая миниатюрная блондинка, она просто обожала всякие рюшечки, ленточки, вышивочки. Вот и сегодня вырядилась в розовый пушистый свитерок с изображением черно-белого мишки панды и задорную короткую клетчатую бело-розовую юбочку, обшитую по краю нежным кружевом цвета чайной розы.
Таня откровенно не переносила Таточку, считая ее приторной, как засахаренное варенье. Кроме любви к нежно-розовому цвету, у Таточки имелся еще один недостаток: дружелюбие. Она была готова дружить со всеми и с настойчивостью, достойной, на Танин взгляд, лучшего применения, кидалась общаться с каждым, кто попадался на ее пути. Впрочем, к Тане она приставала как раз меньше, чем к другим, нарвавшись пару раз на весьма резкие ответы.
– Ого! – раздалось тем временем у Таниного уха. – Это же наш ангел! Надо же, похоже! А ты классно рисуешь!
Лена не замедлила воспользоваться моментом, пока Таня отвлеклась, и с любопытством заглядывала под ее руку, косясь на рисунок.
Таня, недовольная, что так глупо прокололась, захлопнула тетрадку перед носом у подруги.
– Рисую как умею, – ответила она. – И вообще, я бы на твоем месте лучше на доску смотрела. Вон, Таточка уже пишет там что-то.
– Уже и посмотреть нельзя! – надулась Лена. – Так и скажи, что этот блондин теперь твой краш!
– Может, это ТВОЙ краш, раз ты про него постоянно болтаешь? У него просто лицо интересное. – Таня чувствовала, что начинает оправдываться, и оттого злилась на себя еще больше. Все-таки гадание по песням будильника – самое верное. Еще никогда не подводило.
Глава 2
Танец под дождем
В остальном школьный день ничем не отличался от череды таких же длинных и унылых дней. Уроки, на одном из которых Таня умудрилась схватить трояк, липкий взгляд одноклассника Лешки Круглова, преследующий ее, словно жирная осенняя муха…
Впрочем, к пятому уроку за окном пошел дождь, и Таня вдруг решила забить на геометрию.
Схватив сумку, она двинулась к выходу из класса.
– Ты куда? – крикнула ей вслед Лена, растерянно моргая.
– Куда надо. Увидимся позже, – бросила ей Таня и прошмыгнула мимо уже входившей в класс учительницы.
– Теплова, ты куда? – с удивлением окликнула ее Татьяна Михайловна.
– В медпункт. Живот очень болит! – соврала Таня и даже скривилась для убедительности.
– Ну, иди, если болит, – Татьяна Михайловна окинула ее подозрительным взглядом, но ничего больше не сказала.
В душных кабинетах шли бесконечные уроки, а Таня стояла на школьном крыльце, полной грудью вдыхая влажный апрельский воздух. Ей стало вдруг очень легко и очень весело. Как славно, что сейчас дождь! Вот бы еще грома прибавить, да погромче. Пусть гремит гром, пусть сверкает молния и льет дождь!
– Рыдай, буревая стихия![1] – прошептала Танька строчку из стихотворения и, накинув на плечи куртку, пошла по двору.
Проходя мимо укромного уголка, где всегда тусили старшеклассники, девочка вдруг остановилась. В голову ей пришла совершенно потрясающая идея. Таня сняла куртку, бросила рюкзак, нисколько не заботясь о том, что тот испачкается и намокнет, затем достала из кармана футляр с беспроводными наушниками, сунула их в уши и врубила музыку.
«Та-да-дам!» – ударили первые мощные аккорды «Nigtwish». Старенькая группа, неизвестная ее одноклассникам, очень нравилась Тане. Ей вообще нравилось совершать открытия и слушать не какой-нибудь «BTS» или «Stray Kids», а что-то по-настоящему олдскульное, серьезное. К олдскулу ее приучил папа, который часто ставил композиции ведущих мировых рок-групп. Она знала их множество – и «Nigtwish», и «Led Zeppelin», и «Queen», и «Pink Floyd», и «Nirvana», и «Metallica» – все они были в ее плей-листе. «Та-да-дам!» – нарастала музыка – мощная, казалось, идущая из самых недр земли, сотрясающая сами основы мироздания.
Таня махнула головой, и танец начался.
Чем дольше она танцевала, тем сильнее припускал дождь. Но девочка даже не замечала этого. Точно летящая в цель стрела, она рассекала тугие струи воды. Напряженная рука – прямо в небо… «Та-да-дам», – она остановилась, точно наткнувшись на невидимую преграду, но уже через мгновение продолжила танец. Плавно изогнувшись, Таня завела за голову руки, двигаясь медленно, тягуче, словно сквозь густой, янтарный мед.
Вся одежда давным-давно промокла, зато в груди будто зажгли костер. Дождь, музыка, движение – да что еще нужно?!
Но вот последний аккорд. Пора остановиться и отдышаться.
Таня нажала на «стоп» и… только тут заметила высокую фигуру в черно-желтой куртке. Из-под надвинутого капюшона на нее с любопытством смотрели карие глаза Сашки Торина, ее одноклассника.
– Ну и чего вылупился? Концерт окончен! – сказала ему Таня.
– Жаль, – нарочито вздохнул Торин. – А ты странная…
– Я не странная, – оборвала девочка, взглянув на него сузившимися желтовато-ореховыми глазами. – Я просто не человек.
– Да ну?! – удивился Сашка. – А кто же? Демон? Дракон? Вампир?
– Я волчица. – Таня подхватила сумку и, на ходу натягивая на себя куртку, спокойно зашагала прочь.
Дождь не страшен тому, кто и так с головы до ног мокрый.
– Ну что, пришла? – Мама выглянула из кухни и оглядела Таню, с которой натекла уже целая лужа. – Что это ты такая мокрая?
– Дождь, – сухо бросила Таня, пытаясь приткнуть на вешалку куртку.
– Нет-нет! – в ужасе остановила ее мама. – Не надо это сюда! Неси в ванную, повесь там. И живо переодевайся в сухое, пока не заболела!
Это – то есть любимая Танина куртка – действительно была мокрой насквозь. Как же, на вешалке в шкафу она, не дай бог, намочит и испачкает вещи уважаемого Геннадия Сергеевича. Лучше помереть, чем допустить такое ужасное деяние! И Таня потащила куртку в ванну, попутно взглянув на себя в зеркало. Глаза блестят, волосы прилипли к щекам и ко лбу, но в целом весьма и весьма. Тане гораздо больше нравился именно такой, дикий вид. И вправду волчица!
Переодевшись в сухое, девочка сунулась на кухню и утащила оттуда парочку бутербродов с колбасой.
– Смотри, испортишь себе желудок, – напутствовала ее мама.
Но Таня лишь равнодушно пожала плечами.
– Делай уроки, – поступило ей новое указание.
– Ага, – согласилась Таня и закрыла за собой дверь комнаты.
Слава богу, что у нее есть этот уголок – так сказать, пристанище и укрытие ото всех жизненных бурь.
Комната Тани, возможно, не могла претендовать на звание самой уютной, однако все необходимое здесь было. Письменный стол с ноутбуком, стоящий у окна, большое черное кожаное кресло, диван с высокой спинкой, немного жестковатый, но в целом вполне удобный, платяной шкаф с большим зеркалом в дверце, несколько книжных полок, где среди книг, среди которых чередовались девичьи романы в ярких обложках и строгие корешки классических произведений, сидела кукла. На стенах висело несколько Таниных рисунков. На одном из них – обрыв, расщепленное молнией дерево, луна. На другом – девушка, бегущая среди высокой травы.
Будь на то Танина воля, она бы кардинально изменила обстановку своей комнаты. Выбросила бы старый дурацкий шкаф, а вместо него отгородила бы в конце комнаты место под гардеробную. А еще полки бы повесила другие – от пола до потолка. И, главное, выкинула бы этот ужасный цветной ковер, который зачем-то постелила на пол мама. Но все эти глобальные изменения были в столь отдаленных планах, что и думать о них пока, собственно, не стоило. Главным Таниным достижением на настоящий момент стало то, что ей удалось убедить маму избавиться от отвратительных розовых в цветочек обоев, много лет подряд украшавших «детскую», как упорно называла Танину комнату мама. Теперь на стенах были нейтральные бежевые обои безо всякого рисунка – что делать, если на черные обои с золотистой каймой из силуэтов хищных животных мама ни в какую не согласилась.
Растений в комнате не было. Всякие дурацкие цветочки Таня просто терпеть не могла, и они платили ей полной взаимностью. По крайней мере, фиалка, которую мама пыталась поставить на ее окно, очень быстро увяла, возможно, напившись остатков кофе, которым девочка щедро делилась со «своим зеленым другом». Так что после этого – никаких цветов.
Таня включила ноутбук, с ногами забралась в удобное кожаное кресло (как же, подарок отца!) и поставила «Лабиринт»[2].
Этот фильм, тоже старенький, олдскультный, но от этого не менее прекрасный, она смотрела раз двадцать и в нужных местах легко вступала в диалог с Джаретом вместо главной героини.
Дэвид Боуи[3] в роли короля гоблинов был неотразим. Впрочем, и в виде белой совы Джарет тоже казался весьма хорош.
– Я пришла сюда… – повторяла Таня знакомые наизусть слова, глядя прямо в пронзительные глаза Джарета…
Вот Сара надкусывает яблоко, и начинается бал… Таня прибавила звук. Но совсем немного – чтобы из кухни не прибежала мама, услышав, какие именно уроки делает дочь. Король гоблинов идет прямо к ней… Нет, не к глупой Саре, а к ней, к Тане…
И тут послышалась песня. «Welcome to the Hotel California». Это сработал Танин мобильник.
Таня остановила фильм, ничуть не жалея об этом. Старенький хит Eagles всегда обозначал для нее чудо и праздник. Он стоял на звонок только одного абонента.
– Привет! – радостно крикнула девочка в трубку.
И такой родной, знакомый до последнего оттенка голос отозвался:
– Привет, Танюшка! Как у тебя, порядок?
– Порядок, – отозвалась она, действительно забывая обо всех своих проблемах и неприятностях, как это было каждый раз, когда она слышала его голос. Жаль, что случалось это не так часто, как хотелось бы ей.
– А я ведь намерен вывести тебя в свет, – говорил тем временем он. – Появлюсь у подъезда через полчаса, и ни минутой позже. Давай, отсчет начат.
– Я успею! – торопливо пообещала Таня, и он отключился.
Таня вновь запустила фильм. Пусть идет – фоном. А сама снова – уже второй раз за этот день – остановилась перед шкафом. Вещей полно, а носить нечего. Черная юбка, которую она надевала сегодня в школу, оказалась насквозь мокрой и к тому же забрызганной по подолу грязью. А кстати, не забыть бы о туфлях: они тоже явно не в лучшем состоянии. Ну что же, видно, настал мамин звездный час, придется надевать что есть. Видимо, вот это короткое темно-синее трикотажное платье. Платье сидело точно по фигуре. Кажется, мама покупала его еще года полтора назад, когда Таня была чуточку поменьше.
– Черт, – пробормотала девочка, – ну ладно, будем надеяться, что никто из стаи меня не увидит, а для мероприятия как раз сойдет. Пойти, что ли, поблагодарить маму, что оно хоть не розовое!
Таня раскрыла привезенную из Египта кожаную шкатулку и принялась перебирать украшения, думая, чем бы уравновесить это дурацкое платье. Ага, вот подходящая штука. Она вытащила цепочку с кулоном в виде волчьей головы, парное к ней кольцо и гладкий черный кожаный браслет. Так-то, пожалуй, лучше. Особенно если в зеркало не смотреть. И девочка принялась усердно расчесывать еще влажные волосы. Закончив с прической, она немного подкрасила глаза и провела по губам своей единственной помадой. Мама терпеть не могла, когда Таня красилась, повторяя, что это вредит ее юной коже, но Тане хотелось хоть что-то сделать на свой вкус.
Хорошо, что отец не пытается исправить ее, а принимает такой, какая она есть. Как личность.
Личность еще раз оглядела себя в зеркале, скорчила страшную рожу и вышла из комнаты.
Черт, а куртка-то мокрая! Придется надевать черное пальто. Жарковато, но, в конце концов, всегда можно просто не застегиваться. И туфли, туфли почистить.
За этим занятием ее и застала мама.
– И куда это ты собралась?.. В таком наряде? – спросила она, с удивлением оглядывая дочь с ног до головы.
– Так ты сама же его мне купила! – ответила девочка, демонстративно поворачиваясь перед матерью будто на подиуме. – Я-то думала, что ты хочешь, чтобы я носила всякие юбки-платья.
– Надень лучше голубенькое, это тебе, кажется, коротковато, – заметила мама, которую никогда не устраивал внешний вид дочери, даже если та надевала купленные ею самой, то есть мамой, вещи. И тут же более строго добавила: – И вообще, я же спросила тебя: куда ты собралась!
– Куда надо, – буркнула Таня.
– Я сто раз уже просила тебя не разговаривать со мной таким тоном. Это просто хамство, и нечего на переходный возраст ссылаться!
– Я и не ссылаюсь. – Таня уже надевала наспех вычищенные туфли.
– Так куда же ты? – Мама была упорна. – Опять шляться невесть где со своими хулиганами? Да?
– Нет! – Таня мстительно улыбнулась. – С отцом! – произнесла она торжествующе и, выскочив в коридор, громко хлопнула дверью.
Глава 3
Обрывки праздничного серпантина
Отец! Каждая встреча с ним становилась для Тани праздником.
Он развелся с мамой три года назад, когда противный Геннадий Сергеевич только появился на их горизонте. Таня, конечно, переживала, но не слишком. Этот развод почти ничего не изменил.
Отец и раньше появлялся дома не часто. Он был журналистом и постоянно находился в разъездах. Зато сколько радости приносили Тане эти встречи, когда отец появлялся перед ней – загорелый, улыбающийся, с целой кучей всевозможных сладостей и чудесных подарков. Разве можно хотя бы сравнить его с серой, словно мышка, мамой, все дни проводящей на кухне и в работе над своими кулинарными книгами. Подумаешь: кулинарная писательница! А. С. Пушкин от сковороды и кастрюли!
К тому же мама постоянно была чем-то недовольна и все время делала Тане замечания: «Стой прямо, не сутулься!», «Что у тебя за контрольную? Да ты совсем не учишься! Вот я в твои годы…» В общем, понятно.
А отец ни разу, насколько она могла вспомнить, не попрекнул Таню.
Уже стоя в лифте, девочка вдруг подумала, будет ли с отцом сегодня одна из его… девушек… Нет, Таня все-все понимала и ничего не имела против того, что отец встречается с женщинами. Одна из них, Марина, очень много сделала для Тани, и они общались до сих пор, несмотря на то, что с отцом Марина рассталась.
А жаль. Все шло так хорошо, и Таня даже начинала украдкой мечтать о том, что Марина и отец поженятся и возьмут ее, Таню, в свой дом. Марина совсем не похожа на маму, у них получилась бы дружная и красивая семья. С высокими идеалами, а не с вечной возней на кухне и нескончаемой перебранкой по поводу уроков.
Но, увы, что-то разладилось.
«Как разлаживалось у отца и с другими…» – мелькнула в Таниной голове мысль, но она живо отогнала ее, словно противную назойливую муху.
«Хоть бы отец был один!» – как заклинание, повторяла про себя девочка, бессмысленно уставившись на исписанную стенку лифта.
Таня загадала, что, если отец сегодня будет один, все образуется. Он и Марина поженятся и… и она переедет к ним…
Когда она вышла на улицу, красный отцовский «Пежо» уже ждал у подъезда.
– Молодчина, Танюха. Точность – вежливость королев. Ну и принцесс, конечно, тоже! – сказал отец, распахивая перед ней переднюю дверцу рядом с собой.
Ура! Так и есть: один!
– Великолепно выглядишь! У тебя новое платье? Носи такое почаще, все мальчишки шеи свернут. – Отец чмокнул дочь в щеку. – Ну давай, поехали, опаздываем уже.
Таня устроилась на удобном мягком сиденье и с наслаждением вдохнула аромат отцовской туалетной воды, запах дорогих сигар и приключений. По крайней мере, так ей казалось.
Отец всегда любил дорогие и стильные вещи. Таня искоса взглянула на его гладко выбритое моложавое лицо и, как бывало уже не раз, удивилась, как мог этот холеный красивый мужчина прожить с ее мамой более десяти лет?.. Рядом с ним мама казалась еще неприметнее, толще и уродливее. А уродливое, как думалось Тане, не имеет права на существование. Все должно быть красивым и ярким – иначе какой смысл?!
– Держи, это тебе из Туниса! – сказал тем временем отец и положил на Танину ладошку резной серебряный кулон. – В Медине купил. Медина – это у них Старый город, а на самом деле такой большой-пребольшой базар. Зато иногда там попадаются удивительные вещицы. Даже старинные найти можно, хотя, конечно, полным-полно всякого хлама и дешевых поделок.
Таня улыбнулась и сжала в ладошке кулон. Ей показалось, что он еще хранит тепло щедрого южного солнца.
– А ты был в Тунисе? – спросила она, наслаждаясь ощущением оказавшегося в кулачке солнечного лучика.
– Ну да, на прошлой неделе, – лениво отозвался отец.
– Купался?
– Нет, что ты. Это хотя и Африка, но все же северная. Сейчас там вполне тепло, но купаться еще рановато… Зато я был в Карфагене. Знаешь из истории? Римляне все кричали, что он должен быть разрушен. Самое смешное, что Карфаген действительно разрушили. Совсем. Торчит там пара колонн – фактически и все… – Ну вот, – добавил он после минутной паузы. – Опять в пробку попали… Москва без пробок – все равно что средневековая красотка без блох! – пошутил отец и, чиркнув зажигалкой Zippo, закурил.
Таня откинулась в кресле, и перед ее мысленным взором возникли волшебные картинки.
Вот они с отцом едут на слоне по какому-то восточному городу, а вокруг шумит пестрый базар. Кричат торговцы пряностями, предлагая ароматную, свернутую трубочками корицу. Бородатые смуглые мужчины в чалмах, продающие ткань, протягивают им свой товар. У одних – ткань тонкая и прозрачная, как паутинка в лучах солнца; у других – переливчатая и легкая, словно бабочкино крыло; у третьих – тяжелая и плотная, будто южная ночь… Звенят браслеты… Курятся на узорных деревянных подставках дурманящие ароматы…
А они с отцом едут, даже не глядя на все это великолепие, разговаривают и весело смеются…
Таня верила, что отец обязательно возьмет ее с собой в путешествие. Это он только сейчас не может, пока она несовершеннолетняя, ведь мама ни за что ее с ним не отпустит.
– Ну что, спишь? Просыпайся! – окликнул девочку отец. – Прибыли. Вылезай, принцесса!
Он всегда называл ее принцессой.
Когда Таня была маленькой, она всерьез спрашивала отца: вправду ли она принцесса? «Конечно, – смеясь, отвечал он, – кем тебе еще быть, если отец у тебя – король!»
Вспомнив об этом, Таня улыбнулась, вылезла из машины и наконец огляделась.
Они оказались перед зданием модной художественной галереи, в которой Таня уже как-то была. Значит, намечается чья-то выставка.
Таня никогда не спрашивала отца, куда они собираются в очередной раз. Каждый раз это было для нее сюрпризом, небольшим приключением. Отец, принимая ее игру, в свою очередь, никогда не рассказывал ей о своих планах.
Было у них еще одно негласное правило: Таня никогда не называла его отцом. Только по имени. Только «Ник».
Пискнула сигнализация, и отец, приобняв Таню за плечи, повел ее в галерею.
На входе он сунул под нос охраннику пригласительный билет на две персоны и при этом хитро подмигнул Тане. Девочка сразу догадалась, что раз папа не предъявил свое журналистское удостоверение, они находятся здесь на секретном задании…
Но вот мужчина и девочка уже вступили в зал, как-то болезненно-ярко освещенный множеством вделанных в потолок лампочек.
– Смотри внимательно, – шепнул папа. – Сегодня выставляется Димитрис. Он очень модный художник, и здесь соберется весь бомонд.
Среди хаотично перемещающейся по залу толпы Таня и вправду заметила знакомые даже ей лица.
Они с отцом тоже слились с толпой, бредя от картины к картине.
Папа… то есть Ник, улыбался, то и дело перебрасывался с кем-нибудь парой фраз и даже представил Таню самому Димитрису, предварительно проболтав с ним не менее пяти минут.
Когда знаменитость чинно удалилась, папа опять подмигнул Таньке.
– Спорим, – шепнул папа, – что он и не понял, кто я. Ему-то все по фигу… О, гляди, как интересненько!.. Эта красотка уже сменила кавалера. Пойдем-ка протиснемся поближе, послушаем…
Таня посмотрела и увидела известную певичку в сопровождении смуглого рокового мачо. А рядом… нет, этого просто не может быть!.. Рядом опять стоял все тот же мальчишка и болтал о чем-то с двумя долговязыми, веснушчатыми, словно сделанными по одному штампу, мужчинами.
Приблизившись, Таня вдруг поняла, что разговаривают они по-английски.
Английский никогда не был Таниной сильной стороной, впрочем, как и алгебра, геометрия, химия… и еще с пяток предметов. Более-менее неплохо у нее обстояло дело только с русским, но и это скорее не за счет зубрежки правил, а чего-то врожденного, не зависящего от воли девочки.
В общем, поняла она только отдельные слова.
Говорил незнакомец быстро и уверенно.
«Во дает, а ведь еще только в школе учится!» – удивилась она.
И в этот момент он опять взглянул на нее пронзительными ясными глазами, и Тане показалось, будто он ее узнал.
И вдруг девочка заметила, что в другом конце зала происходит что-то не то. Вокруг одной из картин наблюдалось скопление взволнованного народа. Внезапно послышался напряженный женский голос…
– У меня пузырек с кислотой. Он открыт, и, если рука чуть-чуть дрогнет, я уничтожу картину!
– Расступитесь, – сухо бросил гостям Димитрис.
Люди отхлынули, и Таня увидела молодую девушку в черном платье, вцепившуюся в одну из картин и занесшую над ней кулак, в котором что-то стеклянно поблескивало.
– Боже мой, Лизон, и зачем? – устало спросил художник.
Девушка захохотала так, что рука ее опасно дрогнула.
Отец ловко пробирался через толпу, таща за собой Таню, и изредка украдкой щелкал камерой дорогого айфона. Когда они подобрались поближе, Таня поняла, что неизвестная девушка в истерике. Волосы ее казались спутанными, тушь размазалась вокруг глаз, а зрачки были неестественно расширены.
– Чего ты хочешь, Лизон? – снова спросил художник, осторожно делая еще один шаг в сторону девушки.
– Не подходи! – взвизгнула она, и он испуганно остановился, подняв руки в знак добрых намерений.
– Я же просила тебя не выставлять эту картину! – кричала девушка. – Это слишком личное! Она настолько же моя, как и твоя, слышишь?!
– Он что, сам проплатил этот концерт? – тихо проговорил холодный мужской голос неподалеку от Тани. – Говорят, его картины уже не вызывают прежнего ажиотажа…
– А что, вполне, – равнодушно отозвалась ухоженная женщина.
Таня искоса взглянула на них, но тут же ее вниманием снова завладела рыжая разбойница.
– Ты скотина! – кричала она на весь зал. – Ты обманул меня и выставил мою душу на всеобщее обозрение!
Таня внимательно разглядывала картину, послужившую причиной инцидента. Душа девушки была несколько округла и спиралевидна. Она пронзала Вселенную, кольцами обнимая Млечный Путь, и сочетала в себе красные, черные и желтые цвета.
Таня подумала, что это портрет крайне смятенной души.
– Лизок, оставь картину. Мы сами с тобой во всем разберемся. Вдвоем. – Художник тихонько сделал какой-то знак охранникам.
– Шарман, превосходно! – прошептал Танин папа, видя, как девушка в негодовании затрясла рыжей гривой.
И тут… рядом с ней неизвестно откуда возник тот, уже хорошо знакомый Тане, мальчик.
Что у него за привычка вмешиваться буквально во все?!
– Лиза, ну не стоит, – сказал он девушке, а потом что-то тихо добавил, глядя на нее мягко и укоризненно.
И девушка вдруг выпустила картину и, припав к плечу таинственного спасителя произведений искусства, громко и с чувством зарыдала. При этом она едва не облила его кислотой (если в пузырьке, конечно, и вправду была кислота), однако в последний момент флакон каким-то чудом оказался в руках подоспевшего охранника.
– Выведите ее! – велел охранникам Димитрис.
Но юноша снова вмешался:
– Не надо, я сам посажу ее в такси. Не волнуйтесь, все уже прошло, она успокоилась и больше не доставит неприятностей.
– Ну раз так… – задумчиво пробормотал художник, разглядывая своего спасителя… – А вы… – он замялся.
– Михаил, – подсказал тот.
– А вы, Михаил, возвращайтесь. Мне нужно с вами поговорить.
Иностранец и ангел в одном лице, носящий вполне русское, человеческое имя, кивнул и, взяв за плечи все еще горько рыдающую девушку, повел ее к выходу.
– Повезло нам, – улыбнулся Ник, повернувшись к Тане. – Не каждый день такое шоу… Только вот интересно, что это за миротворец пришел на помощь нашему славному гению?..
Таня с деланым безразличием пожала плечами и не стала добавлять, что этот странный парень между делом успевает еще спасать из-под колес котят и, весьма вероятно, вообще посвящает все свое время несению в мир добра и справедливости. Нет, он что, преследовать ее решил?! Не может же быть случайностью уже третья встреча!
Тем временем по залу заскользили эффектные девицы, разнося шампанское и крохотные бутербродики с красной и черной икрой. И происшествие понемногу стало забываться.
Танин отец на минуту исчез в толпе, а потом появился и поманил дочь за собой. Они прошли в дальний конец галереи, где была дверь, ведущая во внутренние помещения, и остановились, делая вид, будто разглядывают одну из картин.
У двери стояли Димитрис и Михаил. Теперь Таня знала, что незнакомца зовут Мишей…
– Ты, наверное, психолог? – спрашивал художник, теребя тонкими, унизанными перстнями пальцами короткую стильную бородку, явно предмет своей гордости.
– Да нет же, ни разу.
– И Лизу, говоришь, видишь в самый что ни на есть первый раз?
– Угу.
– Так как же?.. Объясни мне, пожалуйста, каким чертовым чудом у тебя получился этот фокус?
– Я же говорил вам, что девушке требовалось сочувствие. Хотя бы немного. Всего лишь капля…
– Это Лизе-то? – недоверчиво переспросил Димитрис.
– Лизе, – подтвердил Михаил.
Димитрис задумался:
– И сколько ты, парень, за это хочешь?
– В смысле?
– Не понял? Ну, бабла. Или тебе чего-то другого надо? Протекцию? Персональную выставку? Предупреждаю сразу: разбрасываться своим именем я не буду. Так что…
– Это вы не поняли! – засмеялся юноша. – Я не художник. Я, собственно, еще в школе учусь. А сюда попал, сопровождая своих ирландцев. Как переводчик. И ни деньги, ни протекции мне не нужны.
– Так ты что, и вправду святой? Или совсем сбрендил, как Лиза?