Во внутреннем оформлении использованы репродукции гравюр Джузеппе Дзокки «Виды вилл и других мест в Тоскане».
© «Центрполиграф», 2016
© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2016
Никколо Макиавелли – Лоренцо Медичи Великолепному[1], сыну Пьеро Медичи
Лица, желающие заслужить благосклонность к себе государей, обыкновенно приносят им в дар такие предметы, которыми те особенно дорожат по причине их ценности, или потому, что эти дары их особенно радуют. Поэтому часто можно видеть, что им дарят дорогих коней, оружие, парчу, драгоценные камни и украшения, достойные величия верховной власти.
Желая, таким образом, представить Вашему Великолепию какое-либо доказательство моей глубокой к Вам преданности, я не нашел в своем имуществе ничего более ценного, чем мои знания действий людей высокопоставленных. Знания эти я добыл долгим изучением современных событий и глубоким исследованием древней истории. В небольшой книге, которую я имею честь представить Вашему Великолепию, я поместил все выводы и результаты, добытые мною благодаря продолжительным размышлениям и настойчивой наблюдательности. И хотя я и сознаю, что это мое произведение недостойно чести быть представленным Вам, я уверен, что Вы по своему великодушию примете его благосклонно. Так как знаете, что самый ценный дар, каким я располагаю, состоит в том, чтобы предоставить Вам возможность в кратчайшее время узнать все то, что я мог понять и усвоить за много лет с большими лишениями и опасностями.
В книге моей Вы не найдете ни цветистых рассуждений, ни пышных и красноречивых фраз, ни одного из тех внешних украшений, к каким прибегают авторы для придания наружного блеска своим сочинениям. Я хотел, чтобы моя книга или вовсе не имела никакого значения, или, если она его удостоится, то значение это происходило бы от внутренних ее достоинств: истины, положенной в ее основание, и разнообразия и важности предметов, составляющих ее содержание.
Я не хотел бы, однако, чтобы меня сочли за человека дерзкого по той причине, что я, принадлежа к низшему сословию государства и не обладая высоким саном, осмелился рассуждать и исследовать предметы, подлежащие ведению правительств и государей.
Подобно тому, как пейзажисты для того, чтобы изобразить вид гор и возвышенных мест, спускаются в долины, а для того, чтобы видеть долину, поднимаются в горы, – по той же причине для того, чтобы хорошо понять и оценить особенности народа, надобно быть государем, а чтобы знать государей – следует принадлежать к народу.
Примите же, Ваше Великолепие, скромное приношение мое настолько же радушно, насколько искренно я Вам его представляю. Если Вам будет угодно прочитать мою книгу со вниманием, то Вы заметите, что мной, когда я трудился над ней, руководило горячее желание, чтобы Вам удалось достигнуть той степени славы и величия, на какую Вы имеете право по своей высокой доблести и другим Вашим качествам. И если с высоты своего величия Ваше Великолепие обратит внимание на то, что находится внизу, то Вы увидите, насколько незаслуженно мне приходится в жизни страдать и быть жертвой суровой и несправедливой судьбы.
Глава 1
Каких видов бывает верховная власть, и каким образом она приобретается
Все гражданские общества в государственном смысле бывают или монархиями или республиками. Монархии делятся на наследственные, где многие годы правил род их правителя, или новые. Монархии, вновь возникающие, образуются или самостоятельно, как например Миланское герцогство при Франческо Сфорца, или входят как составная часть в наследственную монархию, уже существующую, когда правители ее увеличивают свои владения приобретением новых стран, как было, например, приобретено Испанским королем[2] Неаполитанское королевство. Страны, вновь приобретаемые, разделяются на такие, которые до присоединения управлялись своими государями, и такие, обитатели которых до этого присоединения были свободны. Приобретаются такие страны или силой оружия, собственного или наемного, или мирным путем при стечении особенно счастливых обстоятельств для правителя, иногда же благодаря его личным достоинствам, из-за которых соседние народы добровольно принимают его владычество.
Глава 2
Наследственные монархии
Я не стану здесь касаться республик, так как говорил о них уже подробно в другом сочинении[3]. Здесь я займусь только монархиями и, придерживаясь установленного мною разделения, выясню, каким образом могут управляться всякого рода монархии.
Так, я замечу, что в монархиях наследственных, подданные которых уже привыкли к династии своих правителей, монарху гораздо легче поддерживать власть, нежели в монархиях вновь возникающих: ему для этого достаточно только не выходить за пределы власти своих предшественников и сообразоваться с обстоятельствами. При таком образе действий правитель с самыми обыкновенными способностями сумеет всегда удержаться на троне. Для того чтобы он его лишился, необходима какая-либо неодолимая сила, предвидеть которую было положительно невозможно. Но даже и в этом исключительном случае всякая малейшая ошибка правителя неизбежно дает ему возможность без труда возвратить свое потерянное владычество.
Яркий пример этого в Италии представляет собой герцог Феррарский: если он устоял в 1484 году против нападения венецианцев, а в 1510-м – против папы Юлия, то единственно благодаря тому, что страна издавна привыкла к его династии. И действительно, наследственные монархи бывают уже потому обыкновенно любимы народом, что у них гораздо реже, чем у новых правителей, возникает повод или необходимость оскорблять своих подданных. Для такой любви достаточно, чтобы правитель не проявлял каких-нибудь чрезвычайных пороков, которые дали бы повод возненавидеть его, а давность и продолжительность династии заставляют забывать, как прошлые насильственные перевороты, происходившие в стране, так и причины, вызывавшие их. Таким образом, устраняются те камни преткновения для государственной власти, которые оставляются предшествовавшими революциями и имеют свойство повторяться.
Глава 3
Монархии смешанные
Управлять вновь возникающими монархиями уже несравненно труднее.
Так, если вновь возникшая монархия не является самостоятельной, а входит только как новоприобретенная часть в существующую уже монархию, будучи вместе с нею как бы одним целым, то неизбежные неурядицы при переустройстве вновь возникающих государственных форм дают первый повод к брожению умов и желанию переворотов. Люди же вообще, из желания улучшения своей судьбы, склонны к переменам своих правителей. Эта причина весьма часто заставляет их браться за оружие против существующего правительства и только тогда видеть свою ошибку, когда они путем опыта узнают, что вместо улучшения в результате достигают только ухудшения своей участи. Ухудшение же это, естественно, возникает из той неизбежной необходимости, в которую обыкновенно бывает поставлен новый правитель самим своим положением. Для водворения своей власти он обычно бывает вынужден угнетать вновь приобретаемую страну тяжкими повинностями для содержания армии и бесчисленным множеством всяких других несправедливых налогов и поборов.
Все лица, интересы которых он почему-либо нарушил, овладевая государством, становятся его врагами. Врагами же его делаются и те, которые помогали его успеху. Или потому, что он не может их отблагодарить сообразно их заслугам и собственным обещаниям, или потому, что, будучи им обязан, он даже в случае необходимости лишен возможности применить против них крутые меры. Услуги обыкновенно требуют ответной признательности, потому что, как бы ни был могуществен завоеватель со своими армиями, для покорения страны ему всегда бывает необходимо входить предварительно в соглашения с ее жителями, чтобы благодаря их расположению получить поддержку своему оружию. Вот отчего французский король Людовик XII так же быстро потерял Милан, как и приобрел его. Для того чтобы его оттуда выгнать, достаточно было одних войск Лодовико Сфорца[4], так как те же жители, которые помогли королю овладеть городом, видя себя обманутыми в своих надеждах и не получая тех выгод, на которые рассчитывали, не захотели переносить тяжести новой власти.
Но зато, если такое восстание удается вторично усмирить, власть приобретет значительную прочность. Так как победитель, пользуясь прекращенным восстанием, делает его для себя благовидным предлогом, чтобы уже не стесняться в средствах для упрочения за собой завоевания: наказывать непокорных; преследовать тех, кто ему кажется подозрителен; вообще устранять все то, что ему мешает или его ослабляет. Потому для того, чтобы Франция потеряла Милан в первый раз, было достаточно небольшой агитации, произведенной Лодовико среди окрестного населения. Но чтобы потерять его вторично, уже нужно было, чтобы все государства против нее восстали и армии ее были или уничтожены, или изгнаны из Италии. Известно, однако, что Франция оба раза лишилась этой провинции.
Общие причины первой неудачи Людовика XII уже достаточно ясны после моего объяснения. Но вторую его неудачу стоит рассмотреть подробнее, чтобы уяснить, не было ли в руках его возможности, которой другие правители воспользовались бы на его месте, чтобы удержать за собой приобретенную область.
Надобно, между прочим, заметить, что страны, вновь присоединяемые к установившейся монархии для составления с нею единого целого, могут находиться в одинаковых с нею географических условиях или в различных, а жители их говорить на том же языке или на другом. Когда приобретаемая страна составляет как бы продолжение приобретающей, а жители той и другой говорят на одном языке, то удержать приобретение очень легко, особенно если обитатели ее не привыкли к свободным учреждениям. Для спокойного управления ею достаточно только одного условия, – чтобы династия прежних ее правителей иссякла. Во всем остальном, при одинаковости установившихся обычаев, правителю стоит только не нарушать прежнего образа жизни обитателей приобретаемой страны, и он может быть уверен, что новые его подданные будут жить спокойно. Примером тому Бургундия, Бретань, Гасконь и Нормандия, которые столько лет находятся под французским владычеством. Несмотря на известную разницу в языке, нравы и обычаи их весьма сходны, потому им и легко ладить между собой. В подобных случаях завоевателю необходимо позаботиться о двух главных вещах: окончательно истребить прежнюю династию, правившую этой страной, и не пытаться менять законы и систему налогов в новой стране. Если оба этих условия соблюдены, то присоединенная страна вскоре совершенно сливается с присоединяющей и составляет с нею единое целое.
Но если присоединяемая страна чужда присоединяющей по языку, обычаям и нравам, то для удержания ее в своей власти требуется немало счастья и уменья, и одною из самых действенных и радикальных для этого мер может служить переселение правителя во вновь приобретенную страну. Этим переселением значительно закрепляются прочность и безопасность обладания ею. Так поступил турецкий султан[5] с Грециею. Никакими иными мерами не удалось бы ему удержать Грецию, если бы он сам туда не переселился. Правитель, переселившийся в завоеванную страну, может следить за начинающимися беспорядками и заблаговременно подавлять их. Живя же вдали, он узнает о них только тогда, когда они становятся настолько значительными, что по большей части совладать с ними уже очень трудно или даже невозможно.
Кроме того, присутствие государя удерживает назначаемых им сановников от грабежа страны. Возможность же личного обращения к правителю доставляет нравственное удовлетворение подданным, и если они готовы быть верными, то получают больше возможностей любить своего монарха; если же они ненадежны, то его близость дает им более оснований бояться его.
Кроме того, присутствие государя в стране служит отчасти охраной от чужеземных вторжений. Таким образом, поселяясь в приобретенной стране, правитель обеспечивает себе большую вероятность прочного владения ею.
Другое отличное средство для удержания завоеванной области состоит в образовании поблизости от нее одной или двух военных колоний, в местностях, стратегически господствующих над страной. Без этого приходилось бы содержать весьма значительное количество войск в самой стране, между тем как основание колоний обыкновенно обходится правителям очень дешево. Основать и поддерживать их можно или безо всяких издержек, или с весьма незначительными. Правитель при этом нарушает интересы только тех, у кого отнимает поля и жилища для водворения в них новых обитателей. Но таких лиц обыкновенно бывает немного, и по своей бедности и разрозненности они по большей части бывают лишены возможности вредить ему. Все остальные подданные, не будучи, с одной стороны, ничем обижены, не имеют поводов к недовольству, а с другой – будут удерживаемы от волнений страхом, что их тоже, в случае непокорства, может постигнуть участь лиц, разоренных на их глазах. Одним словом, эти очень дешево стоящие колонии служат образцом верности будучи нисколько не обременительными для страны, а небольшое число обиженных этою мерою по своей бедности и разрозненности, становятся для правителя безвредны.
Вообще должно заметить, что при управлении людьми их необходимо или ласкать, или угнетать. Мстят люди обыкновенно только за легкие обиды и оскорбления, сильный же гнет лишает их возможности мести. Поэтому, если уже приходится подданных угнетать, то делать это следует таким образом, чтобы лишать их всякой возможности отмщения.
Если же, вместо основания этих колоний или передовых постов, правитель решает поддерживать свою власть с помощью войск, то расходы, сопряженные с содержанием этих охранительных сил, возрастают обыкновенно чрезмерно и совершенно поглощают все государственные доходы страны. Тогда само приобретение страны наносит ущерб завоевывающему государству, который становится тем ощутительнее, чем более ее жители считают себя обиженными, ибо все они, как и само государство, страдают от постоев и передвижения войск. А так как от постойной повинности обыкновенно не освобождается никто, то все граждане становятся врагами правителя, тем более ожесточенными, что этой повинностью нарушаются их частные интересы, и, оставаясь у себя дома, они не лишаются возможности вредить правителю. Вообще эти охранительные армии во всех отношениях настолько же бесполезны и вредны, насколько основание колоний и передовых постов полезно и необходимо.
Но это еще не все. Когда завоеванная область находится в другой стране, на которую не распространяются наследственные монархические права завоевателя, у него появляется множество других забот, которыми он не вправе пренебрегать. Он должен стремиться сделаться главой и покровителем соседних, менее могущественных государей, и ослаблять тех из них, чье могущество начинает возрастать. При этом зорко наблюдая, чтобы в управление этими мелкими государствами не вмешался по какому-либо случаю какой-либо правитель, настолько же, как и он, могущественный. Всякое такое вмешательство зачастую принимается благосклонно всей массой тех граждан, которые стали недовольными из-за неудовлетворенного честолюбия или страха. В таком случае все они становятся сторонниками этого чужого вмешательства. Так этолийцы призвали римлян в Грецию. И римляне всегда занимали разные страны по призыву местных жителей.
Обыкновенно в таких случаях дело происходит так. Как только могущественный иноземец вступает в чужую страну, как все наиболее слабые окрестные правители присоединяются к нему из зависти к тем, кто прежде был сильнее их. Но предусмотрительный государь может не опасаться этого. Он всегда сумеет привлечь к себе этих слабых правителей разными ничтожными уступками их самолюбию, и тогда они охотно становятся защитниками его интересов. Но при этом, конечно, он не должен забывать, что нельзя допускать ни одного из этих слабых правителей к слишком большой власти. А если бы с кем-то из них это и случилось, то государю легко, при помощи своих войск и расположения других мелких правителей, тотчас же ему воспрепятствовать, оставаясь, таким образом, самым полновластным господином между всеми окрестными странами. Правитель, не соблюдающий этого образа действий, обыкновенно очень скоро лишается завоеванной страны или если в ней и удерживается, то встречает для своей власти бесконечные препятствия и неприятности. Римляне старательно соблюдали все эти правила в отношении к завоеванным ими землям: они основывали колонии, поддерживали менее могущественных соседей, не допуская усиления их могущества, и препятствовали водворению в завоеванных странах всякого влияния могущественных иноземцев. Для доказательства достаточно одного примера – действий римлян в Греции. Они поддерживали этолийцев и ахейцев, ослабляли Македонию, прогнали Антиоха и, несмотря на все услуги, оказанные римлянам этолийцами и ахейцами, не позволяли им усиливаться. Все усилия Филиппа приобрести их дружбу не увенчались успехом, пока им не удалось его унизить, и все могущество Антиоха не могло принудить их согласиться с тем, чтобы он владел хоть клочком земли в Греции.
Римляне в этом случае поступали именно так, как обязаны действовать все прозорливые правители, проявляя заботу об устранении не только настоящих, но и всех возможных в будущем затруднений. Используя для этого все меры, какие им подсказывало благоразумие, ибо только предвидя зло заблаговременно, можно его избежать. Если же ждать его приближения, то можно потерять благоприятное время для противодействия ему, подобно тому, как, запуская болезнь, можно довести ее до неизлечимости, когда уже никакое лекарство не в состоянии помочь. Чахотка, о которой врачи говорят, что она вначале трудно распознается и легко излечивается, а в конце распознается легко, но лечить ее трудно, – весьма подходящий пример к моим рассуждениям.
И в делах государств мы видим то же самое: если зло предвидится заблаговременно (что доступно, конечно, только правителям мудрым), то уничтожить его можно быстро, если же, по небрежности, дать ему возможность усилиться до того, что оно сделается очевидным для всех, – побороть его становится уже делом почти невозможным. Римляне, обычно предвидя зло заранее, всегда удачно ему противодействовали. Они не позволяли ему развиваться даже в тех случаях, когда это угрожало им войною, зная, что всякое промедление при этом могло пойти на пользу только их врагам. Поэтому они объявили войну Антиоху и Филиппу в Греции, чтобы предупредить необходимость защищаться от них в Италии, и хотя могли избежать этих обеих войн, но не избегали их. Они не придавали значения словам, так часто повторяемым современными мудрецами: пользуйся преимуществами времени. Они предпочитали преимущества силы и благоразумия, зная, что время может приносить с собой как добро, так и зло.
Но возвратимся к Франции и посмотрим, было ли ею сделано что-либо из того, о чем мы говорили. Мы рассмотрим действия Людовика [XII], а не Карла [VIII], так как сохранение первым на более продолжительное время своего владычества в Италии дает нам большую возможность проследить весь его образ действий. При этом мы ясно увидим, что он поступал совершенно противоположно тому, как должен был бы поступать, чтобы сохранить за собой господство над страной. Людовик XII получил возможность проникнуть в Италию благодаря помощи честолюбивых венецианцев, которые рассчитывали при этом захватить половину Ломбардии. Я далек от осуждения этой связи Людовика с венецианцами, так как он, желая утвердиться в Италии, не только не имел в то время в ней никаких друзей, но, напротив, из-за поведения своего предшественника Карла вынужден был не выбирать себе союзников, а пользоваться тем, что предлагали ему обстоятельства. И его планы успешно бы осуществились, не наделай он всяких других ошибок.
Заняв Ломбардию, он быстро восстановил репутацию Франции, которой лишил ее Карл: Генуя пошла на уступки, Флоренция стала его союзницей, маркиз Мантуанский, герцог Феррарский, дом Бентивольи, графиня Форли, правители Фаэнцы, Пезаро, Римини, Камерино, Пьомбино, города Лукка, Пиза, Сиена – все наперебой искали его дружбы. Венецианцам стало ясно, что, дав французскому королю стать властителем двух третей Италии ради приобретения себе двух городов в Ломбардии, они совершили безрассудную ошибку.