Читать онлайн Зачем человеку Бог?

Предисловие

Как возникла идея Бога? Может быть, это чья-то выдумка, которой заразилось всё человечество, или Он действительно есть и Его видели? Почему люди всегда верили в Него?

Некоторые говорят, что религия возникала постепенно в силу разных факторов. В частности, предполагают, что на заре человеческой истории первобытные люди, не понимая причин возникновения различных, особенно грозных, явлений природы, приходили к мысли о существовании невидимых сил, богов, которые властвуют над земными стихиями и всеми живущими на Земле. Так со временем в сознании отдельных людей и целых племён возникала религия.

Однако эта идея постепенности не объясняет факта всеобщей религиозности в мире. К тому же все попытки найти в доступном исторической науке времени какой-либо атеистический народ или хотя бы небольшое племя не увенчались успехом. Более того, даже на фоне быстрого развития науки по настоящее время подавляющее число землян, среди которых множество учёных и философов, по-прежнему верят в существование Высшего Разума, Бога. Следовательно, причиной религиозности является не невежество, а что-то другое. Есть о чём задуматься[1].

Зачем я живу?

• О вещая душа моя!
• О сердце, полное тревоги,
• О, как ты бьёшься на пороге
• Как бы двойного бытия!

Ф. Тютчев

Одной из главнейших причин, приводящих человека к мысли о Боге, является вопрос о смысле жизни. Он всегда волновал людей. Его, например, с особой трагической силой в минуту тяжёлых раздумий выразил А. С. Пушкин:

Наверное, и теперь очень многие могли бы подобными же словами выразить своё переживание этой мучительной таинственности человеческого существования.

Пушкину тогда ответил митрополит Московский Филарет (Дроздов), ещё при жизни прозванный Мудрым и теперь причисленный Церковью к лику святых:

Ищущую душу поэта глубоко взволновал этот неожиданно обращённый к нему голос знаменитого иерарха. Пушкин пишет митрополиту стихотворное послание, в котором звучит неподдельное чувство благодарности и умиления:

От чего ушёл Пушкин

Ибо всё, что в мiре: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мiра сего.

1 Ин. 2, 16

Наш русский гений глубоко понял, что земное странствование бессмысленно, если оно навсегда прерывается смертью. Он понял, что человеческая жизнь со всеми её переживаниями, надеждами и стремлениями, добром и злом не может быть напрасной и случайной. Что она лишь в том случае находит себе разумное оправдание, если смерть тела — не тупик, если личность человека неуничтожима и её ожидает бесконечность жизни. Но это возможно только при бытии Бога. Ибо если Он есть, то есть и вечная жизнь, и смысл жизни на земле. Как известно, Пушкин с именем Бога на устах перешёл в тот мир вечности, который открылся его исканиям.

XIX век во многом напоминает наше время. Формально Российская империя была православной, но, по свидетельствам современников, Православие мало кому было понятно. Народ тогда твёрдо соблюдал обычаи и обряды церковные, но плохо знал свою веру. Великосветское же общество, дворянство, интеллигенция были глубоко заражены нигилизмом, масонством, мистицизмом в разных формах, пришедших в Россию из просвещённой Европы.

Примерно со второй половины XVIII века в Европе начались громкие и резкие выступления против христианства, открытое отрицание бытия Бога, пропаганда материализма, культа «разума». Первоначально это проявилось во Франции, а затем распространилось и на другие страны. Разносчиками этих идей явились так называемые «просветители». И хотя они не были учёными-естествоиспытателями, тем не менее безапелляционно утверждали, что наука доказывает небытие Бога и опровергает религию. При этом они не стеснялись выдавать за научные факты свои идеи, подчас просто невежественные и абсурдные. Так, саму личность Иисуса Христа, о Котором сообщают не только очевидцы евангельских событий и десятки христианских авторов первого столетия, но и многие известнейшие историки того времени, совсем не симпатизировавшие христианству, такие как Плиний Младший, Светоний, Тацит, Иосиф Флавий и другие, — эти фантасты объявили мифом.

Пропаганда подобных утверждений неожиданно нашла мощную информационную и финансовую поддержку. Идеи атеизма стали стремительно распространяться по всем странам Европы, выливаясь часто в кровавые революции (действительно, дерево узнаётся по плодам). Эти идеи не могли обойти и Россию — сама Екатерина II называла своим учителем Вольтера. Естественно, теми же идеями было заражено и всё великосветское общество. В ранней юности такой образ мыслей разделял и Пушкин.

Победное шествие атеизма достигло своего апогея в России после революции 1917 года, когда религия жестоко изгонялась из сознания человека, а атеизм стал «единственным научным мировоззрением» на целых 70 лет.

Но что представляют собой атеизм и религия, на чём они основываются?

«Бога нет, потому что…»

Сказал безумец в сердце своем: «нет Бога».

Пс. 52, 2

Если Бог есть любовь, то не может быть страданий, тем более невинных», — таково одно из наиболее распространённых возражений, касающихся существования Бога. Это утверждение относится, конечно, не к бытию Бога, а к христианскому учению о Боге, поскольку лишь оно учит о том, что Бог есть любовь.

Данное возражение проистекает прежде всего из смешения понятий «нравственность» и «духовность». Нравственность — это характер внешнего поведения человека, его отношения к окружающему миру: к общественным нормам поведения, к другим людям, к работе, законам и т. д. Нравственность описывается в категориях справедливости, честности, милосердия, культуры жизни. Отступления от неё всегда очевидны и окружающим, и самому человеку.

Духовность же — это внутренний мир человека, невидимый для других. Она подразумевает скрытые желания, цели, мечты, отношение человека к другим людям, его искренность или лицемерие, любовь или эгоистичность, зависть или доброжелательство, чистоту или грязь мыслей, чувств… В христианстве духовность человека означает чистоту его души от страстей и особую приобщённость Богу.

Различение нравственности и духовности чрезвычайно важно для понимания причин страданий. Человек может быть нравственным и в то же время духовно глубоко порочным. О таких говорят — «святой сатана». Поэтому, когда возникает вопрос, за что страдает тот или иной человек, почему с ним случаются те или иные бедствия, христианство отвечает, что всё это происходит в силу духовного закона и обусловлено особенностями страстей и грехов данного человека. Ибо грехи и страсти — это раны, которые человек наносит себе.

Христианство при этом предупреждает, что первоисточником всех страстей является гордость, порождающая в свою очередь три основные страсти, приносящие неисчислимые бедствия человечеству: это жажда наслаждений, богатства и славы. Об этом пишет апостол Иоанн Богослов: Ибо всё, что в мiре: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская (1 Ин. 2, 16). Они, овладевая человеком, мучают его, расстраивают его телесное и душевное здоровье, его личную и общественную жизнь и могут довести до такого состояния, что он становится игрушкой тёмных сил.

Не Бог устраивает семейные ссоры, общественные и межгосударственные конфликты, не Он посылает алкоголику цирроз печени, а эгоисту и гордецу — семейные несчастья.

Наш мир устроен закономерно и гармонично. И все его Богом установленные законы, физические и духовные, неизменны. Поэтому как нельзя обвинить законы природы, нарушая которые мы страдаем, так же невозможно предъявлять претензии и к законам нравственным и духовным, последствия нарушений которых столь же трагичны. Но человек свободен в своих желаниях, и Бог не может отнять у него свободу. Апостол Иаков писал: Бог… не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью (Иак. 1, 13–14).

Об этом же просто и ясно сказал преподобный Антоний Великий (IV в.): «Бог благ и только благое творит, вредить же никому не вредит… а мы когда бываем добры, то вступаем в общение с Богом — по сходству с Ним, а когда становимся злыми, то отделяемся от Бога — по несходству с Ним. Живя добродетельно — мы бываем Божиими, а делаясь злыми — становимся отверженными от Него; а сие не то значит, чтобы Он гнев имел на нас, но то, что грехи наши не попускают Богу воссиять в нас, с демонами же мучителями соединяют»[2]. Один из святых очень точно сказал: «Не хочешь скорбей — не греши».

Иную природу имеют страдания детей.

Жизнь каждого отдельного человека и каждого поколения оставляет после себя как добрые, так и горькие плоды своей духовно-нравственной, научно-технической, культурной деятельности, которые обнаруживают себя в последующее время. Это с полной очевидностью открывается на детях, их мировоззрении, нравственности, на всех обстоятельствах их жизни, состоянии здоровья, свойствах характера, страстях, добрых качествах и прочем.

Христианское вероучение особенно обращает внимание на духовную и моральную связь между родителями и детьми. Порабощённость отцов пороками становится причиной появления и развития таких же страстей (так называемых родовых грехов) в их потомках. Так, рождаются дети с различными болезнями — духовными (например, тщеславием, гордостью), нравственными (ярко выраженной алчностью, жестокостью и т. д.), физическими и психическими.

Христос в притче о талантах указывает и на другую причину страданий, связанную с более глубокой стороной наследственной природы человека. В этой притче богатый человек, отъезжая, дал одному рабу пять талантов, другому два, иному один, каждому по его силе (см. Мф. 25, 14–30). Под талантами в данном случае подразумеваются не разного рода способности (поэта, художника, спортсмена, вора и т. д.), а наследственные моральные силы человека, силы искания истины, смысла жизни, Бога.

Каждый человек рождается со своими талантами, и они также являются причиной соответствующего формирования обстоятельств его жизни: здоровья или болезней, богатства или нищеты, способностей или бездарности… Таким образом, внутренние силы человека и внешние обстоятельства его жизни всегда находятся в полном взаимосоответствии. Поэтому все до последнего человека оказываются в абсолютно равных условиях возможности достижения спасения: и рождённый здоровым, и болеющий рассеянным склерозом; и ученик Христов, и оказавшийся в шайке разбойников. Но само спасение и у тех и у других зависит от их доброй или лукавой свободной воли, от того, как они использовали имеющийся у них талант. Живое свидетельство тому — судьба Иуды Искариотского, который был учеником Христа, но предал кровь невинную (Мф. 27, 4), и пример правого разбойника, который был распят рядом со Христом.

Но почему же страдают дети, которые ещё не имеют возможности реализовать свои таланты? Страдания детей обусловлены тем же законом духовной наследственности, по которому каждому ребёнку в полном соответствии с его природными талантами даются временные испытания — не бессмысленные с христианской точки зрения ни для детей, ни для родителей. Для очень многих родителей болезни детей явились причиной определиться со своим мировоззрением, серьёзно подумать о смысле жизни, о Боге. Страдающие же дети — это получившие пять талантов: благодаря своим испытаниям они приобретают в грядущей вечной жизни бесконечную славу и блаженство. Об этом писал апостол Павел: Нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас (Рим. 8, 18); Кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу, когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно (2 Кор. 4, 17–18).

Таким образом, с христианской точки зрения страдания человеческие, и прежде всего невинные детские, не случайны и не бессмысленны — они не произвол Бога или Его несправедливость, но явление Божественного Закона любви, по которому человек становится способным к получению высшего и бесконечного блага вечной жизни.

Но если нет Бога, нет вечной жизни, то каков смысл бесконечного моря человеческих страданий, особенно страданий невинных, детских? Это просто безнаказанный произвол человеческой несправедливости и жестокости? Или игра слепых сил природы, случайность, стечение обстоятельств? Без веры в Бога и бессмертие личности страдания, тем более невинных детей, — это жуткая трагедия, порождающая лишь безответное отчаяние.

Одним из самых настойчивых утверждений так называемого научного атеизма является версия о непримиримой борьбе между наукой и религией (прежде всего христианством). Под понятием «наука» в данном случае подразумевается, естественно, не весь круг человеческих знаний (в который входит и сама религия), а только естествознание (физика, биология, астрономия и прочее).

Первое, о чём нужно сказать по этому вопросу, — что области научного и религиозного познания принципиально различны. Если эмпирические науки занимаются изучением материи, то религия — духовным миром и его законами. Эти сферы могут соприкасаться, в чём-то пересекаться, но они так же несопоставимы и не могут опровергать друг друга, как километр и килограмм. И, по слову баснописца, «беда, коль пироги начнёт печи сапожник, а сапоги тачать пирожник» — каждый должен заниматься своим делом.

О борьбе науки с религией прекрасно сказал великий русский учёный М. В. Ломоносов: «Создатель дал роду человеческому две книги. Первая — видимый мир… Вторая книга — Священное Писание… Обе обще удостоверяют нас не токмо в бытии Божием, но и в несказанных нам Его благодеяниях. Грех всевать между ними плевелы и раздоры». Наука и религия «в распрю прийти не могут… разве кто из некоторого тщеславия и показания своего мудрования на них вражду восклеплет»[3]. Поэтому «не здраво рассуждает математик, ежели он хочет Божескую волю вымерять циркулем; таков же и богословия учитель, если он думает, что по Псалтыри научиться можно астрономии или химии»[4].

Действительно, не задача религии заниматься вопросами, из каких «кирпичиков» построена Вселенная, Земля ли вращается вокруг Солнца или наоборот, какие прежде или позже были и существуют формы жизни и т. д. Все эти и подобные им проблемы — область естествознания, но не религии. Об этом хорошо писал Пастер (†1895 г.): «Здесь нет ни религии, ни философии, ни атеизма, ни материализма, ни спиритуализма. Это вопрос фактов и только фактов»[5]. Но это, конечно, не означает, что священнослужитель не может заниматься научными исследованиями, а учёный не имеет права быть глубоко верующим человеком[6]. Поэтому в истории видим немало священнослужителей, которые внесли значительный вклад в науку[7], и огромное число верующих учёных.

Всё это лучше всего показывает, что научное и христианское мировоззрения не противоречат одно другому. Этот факт является настолько очевидным, что его вынужден был признать, например, такой ведущий специалист советского «научного» атеизма и активный борец «науки» против религии, как Шахнович: «Многие буржуазные учёные говорят о “союзе” науки и религии. М. Борн, М. Планк, В. Гейзенберг, К. Ф. фон Вайцзеккер, П. Иордан и другие известные физики неоднократно объявляли, что наука будто бы не противоречит религии»[8]. Но Шахнович только начал бесконечный список тех верующих учёных[9], которые соединяли в себе великие научные достижения с самой искренней верой в Бога и во Христа. То есть вера одних учёных в небытие Бога, других — в Его бытие однозначно говорит о том, что не научные знания решают этот вопрос.

Но бесконечность познаваемого мира и вечная ограниченность человеческого знания о нём ясно говорят о принципиальной невозможности отрицать бытие Бога на основании естественнонаучного знания. Поэтому атеизм, претендующий на название научный, именно с научной точки зрения оказывается прямо противоречащим науке.

Всё это красноречиво свидетельствует о надуманности самой идеи противостояния религии и науки.

— А кто Бога видел? Как докажешь, что Он есть? — спросил семинариста один из задиристых посетителей Троице-Сергиевой лавры, верующий в небытие Бога.

— А вы свой ум видели? — ответил вопросом на вопрос семинарист.

— Не-е-ет.

— Следовательно, у вас его…?

Под дружный хохот своих друзей сконфуженный атеист ретировался.

Мы верим в существование очень многих вещей и явлений, которых никто из людей не только не видел, но и видеть не может. Верим своим пяти чувствам, говорящим о существовании мира звуков, красок, света, вкуса и прочего, хотя физика прямо заявляет, что всё это — лишь наши субъективные ощущения, а объективный мир совсем иной. Верим в любовь, добро, красоту, хотя видим не их, а лишь некоторые их проявления, которые скрыты в сердце человеческом. Верим в реальность субатомного мира, в существование каких-то кварков, струн, в непонятную бесконечность (или конечность?) Вселенной; верим в чёрные дыры, тёмную энергию, тёмную материю и т. д.

Да и вообще, всё то, что мы называем знанием, является ли таковым? За ничтожным исключением, все наши знания по сути лишь обычная вера — родителям, товарищам, педагогам, учёным. Мы верим политикам, фильмам, Интернету, СМИ — которые, увы, часто не только ошибаются, но и сознательно обманывают. Так почему же не поверить кристально чистым людям — святым, которые утверждали, что видели Бога всем своим существом, и многие за это отдавали свою жизнь?

Главная причина неверия у большинства людей, конечно, не в неубедительности или недостатке религиозных аргументов (их, как правило, и не знают), не в наличии убедительных аргументов против существования Бога (их просто нет), но в нежелании Бога. «Без Бога широка дорога» — вот основной аргумент. Как ребёнок закрывает глаза от страха, так и тот, кто понимает или подсознательно боится, что там откроются все тайники личной жизни, убеждает себя и всех, что Бога нет и быть не может.

Таковы наиболее часто встречающиеся возражения в отношении бытия Бога. Своей неубедительностью они показывают, что решение этого вопроса возможно только на пути искреннего искания смысла жизни и личной проверки тех условий познания Бога, которые предлагает христианство.

Религия и атеизм вместе (!) в парадоксальном единстве призывают каждого человека, ищущего ответа на «проклятые вопросы», самому проверить православный путь познания Бога. Другого решения нет.

Бог или Ничто?

Как найти Бога

Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам.

Мф. 7, 7

Если попытаться ответить на этот вопрос предельно кратко, то для ищущего человека можно предложить несколько основных условий.

1. Первым из них для приобретения веры в Бога и во Христа является осознание человеком своей душевной неустроенности, нравственной ущербности, греховности и бессмысленности этой жизни, убывающей с каждой минутой. Как сказал один из древних отцов Церкви: «Кого назову разумным? Только того, кто помнит, что есть предел его жизни»[27]. Такое осознание приводит ищущего человека к исканию смысла жизни, к желанию очистить душу от накопившейся грязи. А где и кто может этому помочь? Необходимо обратить свой взор к религии.

Без горячего желания найти ответ на вопрос: «В чём смысл моей жизни?» — трудно человеку серьёзно уверовать. Только бескорыстное искание Истины и искреннее раскаяние в душе о недолжной жизни обычно завершается верой в Бога и принятием Его заповедей. Поэтому такое искание является первым необходимым условием приобретения веры в Бога.

2. Но на пути этого поиска в поле зрения человека могут попасть несколько религий, претендующих на истинность своего учения. Возможны два варианта решения этой проблемы.

Первый заключается в сравнительном анализе учения разных религий. Этот вариант требует больших усилий, хорошего общего развития, образования. Через него пришли к христианству и православию многие видные философы, учёные, деятели культуры. Второй — исходит из анализа тех основных аргументов, которые должна представить каждая религия в подтверждение Божественности своего происхождения.

Христианство предлагает целый ряд таковых (см. далее главу «Что отвечает христианство»). Однако оно в своей истории претерпело немало расколов, и каждое из его направлений претендует на истинность. В настоящее время имеется три главнейших исповедания: православие, католицизм и протестантизм. И только внимательный анализ их учения может дать окончательный ответ на вопрос: где истинное христианство? (См. далее главу «Почему именно Православие».)

3. Но одно лишь рассудочное принятие православия, без знания святоотеческих основ духовной жизни, без твёрдого решения жить по совести, по духу евангельских заповедей, а не просто по так называемой общечеловеческой нравственности, касающейся лишь самых очевидных нарушений принятых норм поведения, — не даёт человеку возможности пережить и понять, кто есть Бог. О том, каковы эти заповеди, в Евангелии говорится едва ли не на каждой странице. Они наглядно показаны в самом образе поведения Христа, особенно в Его искушениях в пустыне от дьявола, на Тайной Вечере, в Гефсиманском саду, на Кресте. Многие из них раскрываются подробно, и даже в сравнении с ветхозаветными иудейскими заповедями, в Евангелии от Матфея (см. главы 5–7). И все они сводятся, в конечном счёте, к священной двоице заповедей — смирению и любви.

Опыт святых подвижников учит, что невозможно приобретение истинной любви, если не будет смирения, то есть сознания своей греховности, и искреннего покаяния в неспособности искоренить страсти. Смирение же приобретается в борьбе со всяким возникающим в душе грехом через понуждение себя к жизни по заповедям Евангелия, через покаяние и молитву, которые являются важнейшими условиями очищения сердца от страстей. А только чистые сердцем… Бога узрят (Мф. 5, 8).

4. Невозможно найти христианского Бога без изучения Нового Завета с обязательным святоотеческим разъяснением его истин веры и указанного в нём пути духовной жизни. Непосредственное толкование текста Нового Завета даётся у святителей Иоанна Златоуста, Феофана Затворника, Василия Кинешемского, блаженного Феофилакта Болгарского и у других святых отцов и подвижников благочестия. Особенно необходимы для понимания православия современным человеком «Душеполезные поучения» аввы Дорофея, творения святителя Игнатия (Брянчанинова), письма духовым детям Георгия Затворника, игумении Арсении (Себряковой), Валаамского старца схиигумена Иоанна (Алексеева), игумена Никона (Воробьёва).

Таковы самые первые шаги на пути к Богу. Однако без них едва ли возможно зарождение в человеке того, что действительно можно назвать христианской верой в Бога.

Что такое религия. Основные её истины

Душа видит истину Божию по силе жития.

Св. Исаак Сирин

Религия хотя и всегда была присуща человеку, тем не менее часто оказывается малопонятной для многих. Одной из причин этого странного факта является то обстоятельство, что религию большей частью оценивают по её внешним признакам, усматривают её существо либо в элементах второстепенных, либо даже в её искажениях (которых не избежала ни одна религия). Поэтому вопрос о том, что же такое религия, какие признаки являются в ней основными, а какие несущественными, очень важен.

Религия имеет две стороны: внешнюю — какой она видится со стороны, и внутреннюю, которая открывается верующему, живущему в соответствии с её духовными законами и нравственными требованиями.

С внешней стороны религия — это, прежде всего определённое мировоззрение, имеющее конкретные вероучительные положения (истины) о Боге, человеке и мире, а также своё нравственное учение.

Важнейшей истиной религии является учение о духовном, совершенном, личном Начале, Творце человека и всего мира — Боге, всегда активно реагирующем на духовное и нравственное состояние человека. Эта истина имеет очень разнообразные по форме, содержанию и степени ясности выражения в различных религиях: монотеистических (вера в единого Бога), политеистических (вера во многих богов), дуалистических (вера в два божественных начала: доброе и злое).

Христианство открыло новые, до него неизвестные свойства Бога: что Бог есть любовь (1 Ин. 4, 8), наш Отец (Мф. 6, 8–9), Которым мы живем, и движемся, и существуем (Деян. 17, 28), совершенный Идеал добра, истины и красоты. Духовное единение с Ним является конечной целью устремлений человека и величайшим для него благом.

Второй по значению истиной религии является учение о человеке, обладающем не только телом, но и душой, носительницей ума, сердца (органа чувств) и воли; человеке, способном вступать в общение с духовным миром, с Богом. Специфически христианской истиной является учение о том, что человек — это образ Божий, высшее Его творение, призванное к достижению высшего состояния — обо́жения.

Учение о возможности и необходимости откровения от Бога, которое научает человека правильной вере, духовной и нравственной жизни, является ещё одной истиной религии.

Обязательная истина религии — вера в бытие мира сверхъестественного[28], ангелов и демонов (бесов), которые при определённых условиях могут влиять на человека, оказывая ему помощь или, напротив, принося ему вред.

Истина о посмертной жизни души и переживании там страданий или блаженства, в зависимости от характера земной её жизни, составляет также необходимый минимум религиозного учения. В христианской религии одним из важнейших догматов является учение о всеобщем воскресении и вечной жизни всего человека, а не одной лишь его души.

Религия не может существовать без культа, то есть без внешних форм выражения религиозных верований и чувств: жертвенников, храмов, священных предметов, священнодействий, обрядов и др. Всё это органически и логически связано с основными истинами религии.

Религия всегда носит общественный характер и выражает себя в более или менее развитой организации (церкви) — с определённой структурой, правилами жизни и т. д.

Сущность же религии заключается в её учении о Боге и условиях духовного единения с Ним человека. Это единение достигается верующим только при правильной духовной жизни, то есть исполнении заповедей и молитве. В молитве человек переживает личную встречу с Богом. Без молитвы этого произойти не может, и верующий остаётся без Бога. О безусловной необходимости молитвы как важнейшего условия единения человека с Богом и постижения сущности религии говорит и сама этимология слова «религия», которое происходит от латинского глагола religare, означающего «воссоединять, восстанавливать утраченную связь».

Был ли человек без религии?

Посмотрите на лицо земли: вы не найдёте ни одного человеческого общества без веры в Божество.

Плутарх

Библейский ответ на этот вопрос известен: первые люди имели непосредственное общение с Богом, и оно, хотя и в значительно ослабленной и изменённой форме, продолжается всю последующую историю человечества. Науке не известно ни одного древнего народа или племени, которые бы не имели религии. Атеизм как явление общественное возник всего несколько столетий назад, и в настоящее время он охватывает менее трети населения земного шара.

Вопрос о времени возникновения религии непосредственно связан с проблемой времени появления самого человека. И хотя окончательного научного решения её нет, бесспорным является тот факт, что нерелигиозного состояния именно человека (Homo sapiens), а не предполагаемых дочеловеческих его форм, наука не знает.

В исследовании этого вопроса особое внимание привлекают к себе мнения советских антропологов, как не заинтересованных в какой-либо защите библейского учения об изначальности религии у человека.

Появление собственно человека, Homo sapiens, по данным современной науки может быть отнесено не далее 30–40 тысяч лет назад[29]. Так, академик РАН Н. И. Дубинин писал: «В течение 10–15 млн. лет был осуществлён гигантский скачок от животного к человеку. Этот процесс сопровождался внутренними взрывами импульсивной эволюции, среди которых наибольшее значение имел скачок… совершённый 30–40 тыс. лет тому назад, создавший современного человека»[30].

Подобное же утверждает и президент Американской антропологической ассоциации, специалист с мировым именем в области исследования доисторического человека, профессор Уильям Хауэльс: «Около 35 тыс. лет до н. э. неандертальцы внезапно уступили место людям совершенно современного физического склада, которые, в сущности, ничем не отличались от сегодняшних европейцев, разве что были более крепкого телосложения»[31].

Интересно и то, что говорят учёные о наличии религии у человека эпохи, досягаемой этнографией. Советский религиовед С. А. Токарев считает, что даже «живший в эпоху мустье (около 100–40 тыс. лет назад) неандертальский человек, обладавший сравнительно развитым сознанием, зачатками человеческой речи, возможно, уже имел зачаточные религиозные верования»[32]. И уже ни у кого не вызывает сомнений наличие религии у человека ориньякско-солютрейской (40–20 тыс. лет) и мадленской (15–8 тыс. лет) эпох, то есть у человека современного типа — Homo sapiens. Советский учёный В. Титов писал: «Согласно археологическим исследованиям, приблизительно 30–40 тыс. лет назад завершилось биологическое формирование человека и возник современный человек. Впервые костные останки современного человека были обнаружены на территории Франции, близ Кроманьона. По месту находок этот человек был назван кроманьонцем. Раскопки стоянок кроманьонцев дают богатый материал, характеризующий их сравнительно сложные религиозные представления»[33].

Этого же мнения придерживаются и многие другие наши учёные, как и большинство зарубежных (например, знаменитый этнограф В. Шмидт, проф. К. Блейкер и др.). Крупный советский религиовед В. Ф. Зыбковец по сути подводит итог этой проблеме в следующих словах: «По вопросу о религиозности неандертальцев среди советских учёных продолжается дискуссия. А. П. Окладников, П. И. Борисовский и другие полагают, что неандертальские погребения являются доказательством религиозности неандертальцев»[34]. То есть среди учёных нет ясности лишь в вопросе о религиозности неандертальцев, о религиозности же Homo sapiens, то есть собственно человека, ясно одно: никакого дорелигиозного его состояния наука не знает!

А имели или нет религию так называемые предки человека: питекантропы, синантропы, атлантропы, гейдельбергцы, гигантопитеки, австралопитеки, зинджантропы и прочие, им же несть числа, — вопрос, по существу, праздный до тех пор, пока не будет выяснена степень их «человечности». И если эти человекообразные существа, не обладая разумом и другими свойствами человека, не имели религии, то этот факт так же мало кого удивит, как и отсутствие таковой у современных орангутангов и горилл.

Но предположим, что все эти «-тропы» и «-питеки» были пралюдьми. Имеются ли в настоящее время какие-либо основания говорить об отсутствии даже у них религии? И этого нет. Утверждения В. Ф. Зыбковца, что «посредством некоторых проекций… досягаемость этнографии может быть доведена до мустьерской эпохи… которую отделяет от нашего времени примерно 100–150 тысяч лет»[35], и С. А. Токарева, что «неандертальский человек, возможно, уже имел зачаточные религиозные верования», достаточно убедительно подтверждают это.

При этом Зыбковец констатирует важный исторический факт: «История классового общества исчисляется максимально шестью тысячелетиями»[36], тем самым перечёркивая одно из популистских атеистических утверждений о том, что религию создали идеологи классового общества в качестве инструмента порабощения низших слоёв населения. Ведь религия-то по тем же источникам существует по меньшей мере 30–40 тысячелетий!

В какого Бога верили первые люди

Верую во единого Бога.

Символ веры

Какому Богу поклонялся Homo sapiens: солнцу или «Солнцу правды» — единому Богу? Об этом наука не говорит.

Археология и этнография в изучении истоков европейской цивилизации достигают своим взором лишь до руин храмовой культуры Мальты (IV–II тыс. лет до н. э.), от которой не осталось вообще никакой письменности. От Крита до Микен (III–II тыс. лет до н. э.) до нас дошли только хозяйственные записи и несколько нерасшифрованных текстов, так что о характере религиозных верований того времени можно лишь гадать.

Индийские веды, время написания которых не простирается за границы II тысячелетия до н. э., говорят о Боге и богах. При этом более древние тексты (на языке пали), как считают многие исследователи, ближе к монотеизму (единобожию), в то время как поздние (санскритские) — к политеизму (многобожию) и пантеизму (отождествлению Бога с миром).

Подобная же картина вырисовывается и при изучении религиозных источников иных цивилизаций: ассиро-вавилонской, китайской, американской и других. За лежащим на поверхности политеизмом исследователи нередко находят очевидные следы прамонотеизма (изначальной веры в единого Бога)[37].

Сохранившиеся письменные источники истории европейских религий начинаются очень поздно — лишь с «Илиады» Гомера, то есть приблизительно с VIII–VII вв. до н. э.

Однако древнейший в мире датированный памятник религиозной литературы — корпус текстов из египетской пирамиды царя Унаса (середина XXIV в. до н. э.) — прямо говорит о едином Творце «видимого и невидимого мира» Ра-Атуме[38].

Христианский взгляд основывается на свидетельстве Библии, которая говорит, что первые люди непосредственно общались с единым Богом. Она сообщает, что вера в Него сохранялась у Авраама (2000 лет до Р.Х.) и его прямых потомков. Заповедь о почитании единого Бога стоит первой среди десяти основных заповедей Моисея (XVI век до Р.Х.) и повторяется многократно и настойчиво в текстах как Ветхого, так и Нового Заветов.

Объективным основанием к принятию библейских свидетельств является тот факт, что достоверность Библии как одного из древнейших исторических письменных источников подтверждается множеством научных, и прежде всего археологических исследований[39].

Исходя из этого, можно с достаточным основанием говорить о монотеизме — вере в Единого Бога — как первой религии человечества, которая затем в силу целого ряда причин постепенно деградировала до различных форм так называемых народных (языческих, или естественных) религий, верований и суеверий.

Что обусловило эту деградацию и как она повлияла на возникновение новых религий?

Как возникли другие религии

Они, познав Бога, не прославили Его, как Бога, и не возблагодарили, но осуетились в умствованиях своих, и омрачилось несмысленное их сердце.

Рим. 1, 21

Библия в качестве основной причины, обусловившей угасание монотеизма и возникновение политеизма и других религиозных и псевдорелигиозных верований, называет нравственный упадок личной и общественной жизни древних народов. Всё большее стремление к наслаждениям, богатству и власти над людьми, природой и высшими силами, включая и самого Бога, глубоко искажало сознание человека и открывало простор для развития в нём самых низменных страстей, различных извращений (пример Содома и Гоморры), превращая его в существо духовно и морально больное, неспособное к духовным переживаниям, к восприятию Бога.

На нравственную причину как основной источник искажения у людей их религиозных воззрений указывают и многие древние небиблейские авторы. Цицерон, например, писал: «Многие о богах думают не право, но это обыкновенно происходит от нравственного развращения и порочности: все, однако же, убеждены в том, что есть сила и природа Божественная»[40].

В результате упадка нравственного и духовного уровня людей образ единого Бога постепенно приобретал характер земного властителя, «слу́ги» которого (ангелы, демоны, жрецы, герои) заведовали разными сторонами человеческой жизни и отношение которых к человеку прежде всего влияло на его внешнюю, материальную жизнь. Сам же единый Бог постепенно отходил в сознании людей на задний план. Мысль о Нём исчезала, Он становился фактически ненужным. Вместо Него реальными богами становились Его «слуги», которыми народное воображение населило небо и землю. Так возникали разные народные (языческие) верования со своими специфическими представлениями о богах и скрытых силах — политеизм, анимизм, астрология, шаманизм, оккультизм — породившие в конечном счёте атеизм и прямой сатанизм. Немалое значение в этом процессе имели и отдельные личности (как, например, Будда, Конфуций, Зороастр), которые формировали (и реформировали) религиозные воззрения целых народов.

В то же время идея единого Бога никогда не покидала человеческое сознание. Она оставалась центральной истиной ветхозаветной иудейской религии (основатель Моисей), просуществовавшей до пришествия Христа[41]; христианства (основатель Иисус Христос) и возникшего через 600 лет после него мусульманства (основатель Мухаммед).

Один ли Бог во всех религиях?

Если кто скажет тебе: ту и другую веру дал Бог, — отвечай: разве Бог двоеверен?

Прп. Феодосий Печерский

В современную эпоху возрастающих экуменических и межрелигиозных контактов вопрос о том, одному ли Богу поклоняются в разных религиях, становится всё более жизненно важным. Ибо очевидно, что единство исповедуемого ими Бога означает и единство по существу самих религий, их принципиальную равнозначность. Эта идея о единой мировой религии в настоящее время усиленно внедряется в сознание человека. Её активно продвигает в сфере межхристианских отношений экуменическое движение.

Серьёзным шагом на пути глобальной реализации этой идеи на межрелигиозном уровне явилась организованная Римским папой Иоанном Павлом II в 1986 году в городе Ассизи (Италия) конференция «Всемирного дня молитв о мире» религиозных лидеров. Тогда это беспрецедентное событие собрало многих представителей мировых религий: от далай-ламы до архиепископа Кентерберийского, от папы римского до митрополитов Православной церкви, в том числе и Русской. Первая конференция стала началом ежегодных подобных встреч, проходивших в разных городах Европы и Америки.

Но очевидно, что эта идея ведёт человеческое сознание к религиозному индифферентизму, утрате одного из важнейших духовных стимулов — поиска истинной веры. Серьёзной опасностью уничтожения различий между религиями (и культурами) является модель так называемого мультикультурализма, возникшая в США и принятая Западной Европой. Эта концепция ведёт к фактически полной утрате своей идентичности теми религиями, в которых вероучительные истины являются их основой. Это прежде всего христианство и ислам.

Естественно, возникает вопрос: насколько обоснованна данная идея?

Не говоря уже о глубоко принципиальных различиях в понимании Бога между монотеизмом и политеизмом, в самих монотеистических религиях образ Бога далеко не однороден. Здесь также имеются существенные различия в Его понимании.

Принципиальные отличия от прочих религий видим в христианстве. По его учению, единый Бог в Своей внутренней жизни является триипостасным: Отец, Сын (Логос) и Святой Дух; Логос, вторая Ипостась, воплощается; спасение человечества совершается Крестом, смертью и Воскресением Христа. Ничего подобного нет ни в иудаизме, ни в мусульманстве, и не только нет, но и, как писал апостол Павел, мы проповедуем Христа распятого, для иудеев соблазн, а для эллинов безумие (1 Кор. 1, 23).

О чём говорят эти религиозные различия в учении о Боге?

Хотя Бог есть Дух и Он выше каких-либо определений, но поклонение Ему, естественно, требует Его осязаемого образа (понятийного, нравственного, символического, иконографического), который бы определял не только вероучительное и духовно-нравственное содержание религии, но и всю жизнь верующего. Поэтому в каждой религии существует свой образ Бога, и именно этот Его образ является её Богом. То есть каждая религия имеет своего Бога, и все они очень различны.

Так, апостол Павел Самого Христа называет образом Бога невидимого (2 Кор. 4, 4; Кол. 1, 15), образом Божиим (Флп. 2, 6), сиянием славы и образом ипостаси Его (Евр. 1, 3). И напротив, о язычниках он пишет, что они славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку, и птицам, и четвероногим, и пресмыкающимся… Они заменили истину Божию ложью и поклонялись, и служили твари вместо Творца (Рим. 1, 23–25). В Ветхом Завете читаем даже такое: И утучнел Израиль, и стал упрям; утучнел, отолстел и разжирел; и оставил он Бога, создавшего его, и презрел твердыню спасения своего. Богами чуждыми они раздражили Его и мерзостями своими разгневали Его: приносили жертвы бесам, а не Богу (Втор. 32, 15–17).

Оказывается, поработившись страстям, можно наделить образ Бога сатанинскими свойствами, и тогда реальное поклонение дьяволу становится сущностью данной религии. Об этом предупреждает апостол Павел: Язычники, принося жертвы, приносят бесам, а не Богу. Но я не хочу, чтобы вы были в общении с бесами (1 Кор. 10, 20). Ибо какое согласие между Христом и Велиаром? (2 Кор. 6, 15).

Таким образом, становится понятно, что мысль о единстве Бога во всех религиях не просто ошибочна, но и глубоко лукава и прямо склоняет к подмене Христа Его противоположностью — антихристом. Она ведёт к фактическому уничтожению всех религий, и прежде всего христианства, и торжеству такой религии, в которой каждый может верить, как хочет, но только в границах царства «земного рая».

Но должен же быть образ Бога, являющийся откровением Самого Бога?

Что отвечает христианство

Распятый и воскресший Бог-Спаситель

Мы проповедуем Христа распятого, для иудеев соблазн, а для эллинов безумие.

1 Кор. 1, 23

Кого обычно называют спасителем? Того, кто исцеляет неизлечимо больного, даёт хлеб умирающему от голода, принимает в лютую стужу замерзающего, освобождает пленного из жестокого рабства… Спасителями являются полководцы и герои, умирающие за свой народ, цари и властители, издающие справедливые законы и искореняющие произвол сильных мира сего, выдающиеся учёные, совершающие открытия, спасающие множество людей и способствующие развитию образования, медицины, искусств, — все, кто даёт народу «хлеб и зрелища».

На фоне этой несомненной, кажется, очевидности выглядит странной и непонятной христианская истина о Спасителе, Который не только ничего подобного не сделал, но и был распят, как опаснейший преступник. Но такая идея не могла быть заимствована ни у иудеев, ждавших своего всемирного царя — Мессию, ни у народов Римской империи, мечтавших о новом Августе — императоре, который в преизбытке даст всем хлеба и зрелищ. В истории религий никогда не было учения о Боге, добровольно принявшем казнь и смерть ради спасения грешного, неблагодарного и в основном богопротивного человечества. Поэтому весть о Христе Спасителе была просто абсурдной с точки зрения всех религиозных представлений того времени о всемирном спасителе. Апостол Павел ярко выразил эту «антирелигиозность» учения о Христе: Мы проповедуем Христа распятого, для иудеев соблазн, а для эллинов безумие. Откуда же в таком случае могло оно возникнуть, если не Сам Бог явился в этом мире?

Примечание. По многим вопросам, связанным с учением о Христе и Его Жертве: почему Бог не спас человека Своим всемогуществом, о причинах Боговоплощения, смысле Креста, значении Воскресения Иисуса Христа и др. — можно посмотреть лекции автора (курс семинарии) на его сайте: alexey-osipov.ru.

В христианстве находим и совершенно иное понимание одного из главнейших религиозных вопросов — что требуется от верующего для достижения Царства Божия. В ветхозаветной религии и язычестве верующему обещалось спасение за жертвоприношения, молитвы, совершение священнодействий, добрые дела, подвиги. Спасался тот, кто так поступал. Христос, не отвергая этих внешних предписаний, главным условием спасения человека назвал не их исполнение, а осознание человеком своей греховности и искренность покаяния. Он прямо сказал: Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию (Мф. 9, 13). В этих словах звучит осуждение тех «праведников», которые смысл религиозной жизни видели в ревностном исполнении обрядовой стороны религии — её закона, но забывали о главном — очищении своей души от всякой неправды.

Поэтому Господь осуждает фарисеев, внешне исполняющих правила церковной жизни, но принимает мошенника мытаря, который от всей души раскаялся в своих грехах: Боже! Будь милостив ко мне грешнику (Лк. 18, 13). Женщине, совершившей прелюбодеяние, Он лишь сказал: Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши (Ин. 8, 11). Отпускает грехи не фарисею, пригласившему Его, но грешнице, обливающей слезами раскаяния Его ноги и отирающей их волосами своими (см. Лк. 7, 44). Первым в рай Он вводит не архиерея, не фарисея, не книжника (богослова), а совершившего тяжкие преступления, но смирившегося и покаявшегося разбойника!

Хорошо писал об этом святитель Игнатий (Брянчанинов): «Телесный подвиг, не сопровождаемый душевным, более вреден, нежели полезен. Он служит причиной необыкновенного усиления душевных страстей: тщеславия, лицемерия, лукавства, гордыни, ненависти, зависти, самомнения»[66]. А где нет смирения, там соответственно возрастает в человеке гордость — богопротивное состояние, худшее всех страстей.

Чем можно объяснить, что в таком важнейшем вопросе христианство оказалось столь принципиально отличным от всех других религий, и даже от той, в которой родился и воспитывался сам Иисус Христос? Каков источник такой смелой, глубоко человечной, «антирелигиозной» религии? Лишь один ответ, по-видимому, может быть удовлетворительным: её мог создать только Тот, Кто обладал Божественной мудростью и властью и Сам был источником этой религии.

Почему именно Православие

Позна́ете истину, и истина сделает вас свободными.

Ин. 8, 32

Христианство в своей истории, как и все мировые религии, претерпело многие расколы и разделения, которые образовывали новые формации, подчас существенно искажавшие изначальную веру. Наиболее серьёзными и известными среди них явились католицизм, отколовшийся от Православных церквей в XI веке, и протестантизм XVI столетия, возникший в Католической церкви. Где же истинное христианство?

Главнейшей особенностью Православия, в отличие от других христианских исповеданий, является его основополагающий принцип, заключающийся в том, что правильное понимание Священного Писания, как и любой истины вероучения и духовной жизни, возможно только на основе соборности, средоточием которой является согласное учение святых отцов. Речь, естественно, идёт не о единичных мнениях, а об определённом консенсусе[67] в учении по тому или иному вопросу. Эта особенность Православия объясняется тем, что согласие отцов в силу святости их жизни свидетельствует о богооткровенном характере их учения, и потому оно является единственно достоверным критерием во всех вопросах христианской веры и жизни. Вне этого критерия как богословие, так и духовная жизнь теряют свою достоверность и вырождаются соответственно в бесплодную философию и ложный (пре́лестный) мистицизм.

Вот как писал о значении этого принципа святитель Игнатий (Брянчанинов): «Не сочти для себя достаточным чтения одного Евангелия, без чтения святых отцов! Это — мысль гордая, опасная. Лучше пусть приведут тебя к Евангелию святые отцы: чтение писаний отеческих — родитель и царь всех добродетелей. Из чтения отеческих писаний научаемся истинному разумению Священного Писания, вере правой, жительству по заповедям евангельским»[68]. Этот святоотеческий критерий является в Православии основополагающим в оценке истинности любого мнения и любого учения каждой церкви, называющей себя христианской.

Совсем иные критерии наблюдаются в инославных исповеданиях.

В католичестве с самого его отпадения от Православия и до настоящего времени истиной в последней инстанции являются определения Римского папы «ex cathedra»[69]. Этот фактически главнейший догмат звучит так: «Когда римский первосвященник говорит со своей кафедры… как пастырь и учитель всех христиан, он… обладает тою непогрешимостью, которою Божественный Спаситель благоволил наделить Свою Церковь… и поэтому такого рода определения… сами по себе, а не с согласия Церкви, неизменны» (то есть истинны).

Однако этот догмат не имеет под собой никаких оснований: Христос нигде, никогда и никого не наделял «тою непогрешимостью, которою благоволил наделить Свою Церковь». Но римский первосвященник, всю историю боровшийся за власть в Церкви и не достигнув её на Востоке, добился полноты «непогрешимой» власти над Западными церквами.

Римский епископ — папа — имеет полное право (и осуществляет его) по своему усмотрению изменять в церкви всё, что сочтёт нужным: вероучительные истины, принципы духовной жизни, канонические нормы, литургическую практику и т. д. Таким образом, он стал, по выражению А. С. Хомякова, первым протестантом в христианстве. Весь епископат и прочее духовенство — только вспомогательный орган папы. Без его утверждения решения любых церковных органов, в том числе и соборов, не имеют никакой силы. Он — всё в Католической церкви, он — «наместник Христа на земле», являющийся до настоящего времени и абсолютным монархом государства Ватикан.

Ф. М. Достоевский не случайно писал в романе «Бесы»: «Рим провозгласил [своего] христа, поддавшегося на третье дьяволово искушение[70], и, …возвестив всему свету, что Христос без царства земного на земле устоять не может, католичество тем самым провозгласило антихриста и тем погубило весь западный мир»[71].

Ясно, какое искажение учения Христа и какие тяжёлые последствия могут проистекать из того положения, когда все стороны церковной жизни во всей её полноте определяются одним обладающим абсолютной властью человеком, независимо от его духовного и нравственного состояния.

Подмена верности святым отцам культом папы привело католицизм к повреждению фактически всех важнейших вероучительных истин: о Боге, о Церкви, грехопадении человека, первородном грехе, о Боговоплощении, Жертве Христовой, спасении, о Деве Марии, загробной жизни, о всех таинствах[72] и т. д.

Насколько глубоко вошла в сознание католиков эта антихристианская идея непогрешимости папы, можно судить хотя бы по следующим примерам.

«Учитель Церкви» (высший разряд святых) Катарина Сиенская (XIV в.) заявляет правителю Милана о папе: «Даже если бы он был дьяволом во плоти, я не должна возносить главу против него»[73].

Знаменитый богослов XVI века кардинал Баллармин откровенно разъясняет роль папы в церкви: «Если бы даже папа впал в заблуждение, предписывая пороки и запрещая добродетели, Церковь, если она не желает погрешить против совести, обязана была бы верить, что пороки — добро, а добродетели — зло. Она обязана считать за добро то, что он приказывает, за зло — то, что он запрещает»[74].

Столь же глубокое искажение в Католической церкви произошло и в учении о спасении, о святости, о духовной жизни.

В отличие от Православия, которое учит о спасении как исцелении человека от страстей, избавлении от смертности, тленности, страстности и полноценном духовном единении его с Богом — обо́жении, в католицизме спасение трактуется в юридическом смысле — как снятие с человека виновности за грехи и освобождение от наказания. В этом смысле понимаются новозаветные термины оправдание, искупление, умилостивление, ставшие ключевыми в богословии. В современном катехизисе Католической церкви читаем: Христос «принёс Свою жизнь в жертву умилостивления, чтобы оправдать многих и принять на Себя их вину». «Иисус возместил нашу вину и принёс Отцу удовлетворение за наши грехи». «Своими святыми Страстями на древе крестном Он заслужил нам оправдание»[75].

Это искажённое понимание спасения нашло своё выражение в провозглашении неизвестного Церкви догмата о чистилище. Логика его проста. Поскольку душу человека покаявшегося, но не принёсшего удовлетворения правосудию Божию, нельзя послать ни в ад, ни в рай, то она идёт в чистилище — место, где за невыплату «долгов» за грехи подвергается соответствующим наказаниям.

Отсюда проистекает и учреждение индульгенций[76] как особых свидетельств об освобождении души от наказания (и средства получения доходов церковью). Так спасение человека из области исключительно духовно-нравственной было перенесено в сферу откровенно судебно-коммерческих отношений с Богом[77]. (Именно продажа индульгенций явилась последней каплей, переполнившей терпение Лютера, возглавившего Реформацию XVI столетия).

Папа Иоанн Павел II возродил индульгенции и уполномочил епископов предлагать их верующим в рамках празднования начала третьего тысячелетия христианства в 2000 году. Католики могут за благотворительные акции в пользу церкви и благочестивые деяния приобрести индульгенции для себя и для умерших.

Такое понимание спасения, когда исключаются его основные духовные условия: ви́дение человеком своей греховности, покаяние и смирение, породило в католицизме уже откровенно гибельную для христианина идею заслуг и даже сверхзаслуг перед Богом. Совершенно очевидно, какое тщеславие и самомнение порождают в душе верующего человека убеждение, что он своими добрыми делами и подвигами приобретает «заслуги».

Это учение окончательно подорвало возможность приобретения верующим, и особенно подвижником, главнейшего условия спасения — смирения, без которого невозможно достижение цели христианской жизни — богоподобной любви. Она у католических аскетов, как правило, полностью заменена откровенно земной романтикой. По учению святых Древней церкви Востока и Запада, такое искажённое понимание христианской любви губит верующего, приводит его к самомнению, сладострастию, духовной прелести.

Эти искажения ярко иллюстрируются примерами из жизни католических святых.

«Дух Святой» говорит монахине блаженной Анжеле (†1309)[78]: «Был я с апостолами, и видели они Меня очами телесными, но не чувствовали Меня так, как чувствуешь ты». Своё отношение к Иисусу Христу она выражает, например, в таких словах: «Могла я всю себя ввести внутрь Иисуса Христа». Или: «Я же от сладости Его и от скорби об отшествии Его кричала и хотела умереть», — так что монахини вынуждены были уносить её из костёла[79].

Точную оценку «откровений» Анжелы даёт один из крупнейших русских религиозных мыслителей XX века А. Ф. Лосев. Он пишет, в частности: «Соблазнённость и прельщённость плотью приводит к тому, что “Святой Дух” является блаженной Анжеле и нашёптывает ей такие влюблённые речи: “Дочь Моя, сладостная Моя, услаждение Моё, люби Меня, ибо очень люблю Я тебя, много больше, чем ты любишь Меня”. Святая находится в сладкой истоме, не может найти себе места от любовных томлений. А возлюбленный всё является и является и всё больше разжигает её тело, её сердце, её кровь. Крест Христов представляется ей брачным ложем… В довершение всего Христос обнимает Анжелу рукою, которая пригвождена ко Кресту…»[80]

Не менее ярким примером является «учитель Церкви» Катарина Сиенская (XIV в.). Вот несколько цитат из её биографии, говорящих сами за себя. В возрасте около двадцати лет ей было видение, что «её Божественный Жених, обнимая, привлекал её к Себе, но потом взял из её груди сердце, чтобы дать ей другое сердце, более похожее на Его собственное». «И смиренная девушка начала рассылать по всему свету свои послания, длинные письма, которые она диктовала с поразительной быстротой, часто по три или по четыре одновременно и по разным поводам, не сбиваясь и опережая секретарей»[81].

«В письмах Екатерины бросается в глаза прежде всего частое и настойчивое повторение слов: “Я хочу”». «Некоторые говорят, что решительные слова “я хочу” она в состоянии экстаза обращала даже ко Христу».

К папе Григорию XI она пишет: «Говорю вам от имени Христа… Ответьте на зов Святого Духа, к вам обращённый». А к королю Франции обращается со словами: «Творите волю Божию и мою»[82].

Приходится глубоко сожалеть, что для Католической церкви такие вопиющие факты являются нормой святости и что она предлагает Екатерину в качестве примера подражания русскому православному верующему, издав на русском языке её биографию.

Ещё одному «учителю Церкви», Терезе Авильской (XVI в.), «Христос» после многочисленных своих явлений говорит: «С этого дня ты будешь супругой Моей… Я отныне не только Творец твой, Бог, но и Супруг». Тереза признаётся: «Душу зовёт Возлюбленный таким пронзительным свистом, что нельзя этого не услышать. Этот зов действует на душу так, что она изнемогает от желания». Перед смертью она восклицает: «О Бог мой, Супруг мой, наконец-то я Тебя увижу!»[83] Известный американский психолог Вильям Джеймс, оценивая её мистический опыт, писал: «Её представления о религии сводились, если можно так выразиться, к бесконечному любовному флирту между поклонником и его божеством»[84].

Яркой иллюстрацией полного искажения в католицизме понятия о христианской любви и святости является Тереза из Лизьё (Тереза Маленькая, или Тереза Младенца Иисуса, XIX в.), которая, несмотря на свой юный возраст (23 года), была по просьбе французской молодёжи возведена папой Иоанном Павлом II в «учители Вселенской Церкви». Вот несколько цитат из её духовной автобиографии «Повесть об одной душе».

«Я неизменно храню дерзновенное упование на то, что стану великой святой». «В сердце моей Матери-Церкви я буду любовью… тогда я буду всем… и через это моя мечта осуществится!»

Что это за любовь — об этом Тереза пишет откровенно: «Это было лобзание любви. Я чувствовала себя любимой и говорила: “Я люблю Тебя и вверяю Тебе себя навеки”. Не было ни прошений, ни борьбы, ни жертв; уже давно Иисус и маленькая бедная Тереза, взглянув друг на друга, поняли всё… Этот день принёс не обмен взглядами, а слияние, когда больше не было двух, и Тереза исчезла, словно капля воды, потерявшаяся в океанских глубинах»[85].

Едва ли требуются комментарии к этому сладкому роману бедной девушки — учителю (!) той церкви, которая в таком искажённом понимании духовной любви воспитала Терезу. Отсюда становится вполне понятно, что произошло с самой этой церковью и куда она ведёт своих подвижников. Святитель Игнатий (Брянчанинов) писал о них: «Многие подвижники, приняв естественную любовь за Божественную, разгорячили кровь свою, разгорячили и мечтательность… многие сочли [их] исполненными благодати и святости, а они несчастные жертвы самообольщения^»[86].

Анализ вероучения и принципов духовной жизни католицизма показывает, что Рим создал совершенно новую религию. Об этом писали святые отцы и учители Церкви.

Святитель Марк Эфесский (XV в.): «Мы отторгли от себя латинян не по какой иной причине, кроме той, что они еретики»[87].

Преподобный Паисий Величковский пишет, что латинство откололось от Церкви и «пало… в бездну ересей и заблуждений… и лежит в них без всякой надежды восстания»[88].

Святитель Игнатий (Брянчанинов) прямо называет католицизм «еретической церковью»[89].

Святитель Феофан Затворник: «Папа со своими увлёкся своемудрием и отпал от единой Церкви и веры»[90]. «Латинская церковь… отступила от апостольских преданий и повредилась. Главный её грех — страсть ковать новые догматы… Латиняне повредили и испортили Святую Веру, Святыми Апостолами преданную»[91].

Преподобный Амвросий Оптинский: «Римская церковь давно уклонилась в ересь и нововведение»[92].

Святой Иоанн Кронштадтский: «Причина всех фальшей римско-католической церкви есть гордость и признание папы действительной главой Церкви, да ещё — непогрешимой. Отсюда — различные ложные правила и постановления при исповедании грехов; отсюда — индульгенции; отсюда — искажение догматов; отсюда — фабрикование святых»[93].

Того же убеждения были и многие наши выдающиеся православные мыслители.

Ф. М. Достоевский: «Католичество провозгласило антихриста и тем погубило весь западный мир» (роман «Бесы»).

Ю. Ф. Самарин определял католицизм как «иудаизм в христианстве».

Е. Н. Трубецкой называл католицизм «религиозным политиканством».

А. С. Хомяков писал о том, что католицизм — это протестантство в отношении к Церкви.

Следовательно, невозможно говорить о сохранении христианства в католицизме.

Другую крайность в отступлении от христианства можно видеть в протестантизме. Провозгласив основным критерием веры «только Писание» («sola Scriptura») и таким образом отвергнув святоотеческое предание как источник истинного понимания евангельского учения, протестантизм вверг себя в хаос беспредельного субъективизма в изъяснении любой христианской истины веры и жизни. Лютер отчётливо выразил этот догмат протестантизма: «Я не возношусь и не считаю себя лучше докторов и соборов, но я ставлю моего Христа выше всякой догмы и собора». Лютер, как и все его последователи, не увидел, что Библия, предоставленная произвольному объяснению любого верующего или отдельной общины, неминуемо полностью утратит свою идентичность.

И действительно, протестантизм с самого своего возникновения и до настоящего времени не только непрерывно распадается на десятки и сотни различных ветвей, каждое из которых ставит «своего Христа выше всякой догмы и собора», но и доходит до полного отрицания самых основополагающих истин христианства.

Отсюда возникло в протестантизме учение о спасении только верою («sola fide», Гал. 2, 16). Лютер, поставив своё истолкование этих слов апостола Павла «выше всякой догмы и собора», провозгласил: «Грехи верующего — настоящие, будущие, а также прошлые, прощаются, потому что покрываются или сокрываются от Бога совершенной праведностью Христа и поэтому не используются против грешника. Бог не хочет вменять, записывать наши грехи на наш счёт, а вместо этого рассматривает как нашу собственную праведность праведность Другого, в Которого мы верим», то есть Христа.

В обряде крещения в протестантизме происходит не очищение от грехов и не рождение в душе нового человека (см. Еф. 4, 22–24), а просто объявление грешника праведником (так называемая пронунциация). Вот как легко стать праведником!

О том, какова эта праведность, пишет сам Лютер: «Душа совершенно не участвует в тех сладострастных делах, которым предаётся тело; она ими нисколько не оскверняется». Однажды Лютер спросил свою супругу, почитает ли она себя святой. Когда Катерина отвечала, что она, будучи грешницей, не может почитать себя святою, Лютер воскликнул: «Вот! Каково проклятое влияние папизма! Мы все верою — святы!»[94]

Нелицеприятную оценку основателю протестантизма и его учению даёт святитель Игнатий (Брянчанинов): «Сочинения Лютера нестерпимы не только для благочестивого, но даже для благопристойного читателя. Они дышат самым грубым развратом и исступлённым богохульством. Если учение его имело многих последователей, то причины сего в одних были личные, в других политические, в толпе — невежество… впрочем, лютеранизм доставляет большие удобства человеку, желающему как можно меньше обращаться к Богу и как можно меньше ограничивать себя в плотских своих пожеланиях».

Так, спустя полторы тысячи лет после пришествия Христа, возникла фактически новая религия с новым базисом веры и совершенно другими принципами жизни, в которых был полностью утрачен какой-либо критерий истинности и разрушены основы христианской духовной жизни.

Что даёт человеку Православие?

Плод же духа: любовь, радость, мир…

Гал. 5, 22

Иногда можно слышать, что христианская вера, обещая человеку будущие небесные блага, отнимает у него эту жизнь. Но такие заявления проистекают из полного непонимания Православия. Достаточно обратить внимание хотя бы на некоторые стороны его учения, чтобы убедиться, какую огромную психологическую и нравственную помощь оно может оказать верующему в решении самых серьёзных проблем его жизни.

Вера, что Бог — это не карающий Судья, а неизменно любящий и премудрый Врач, всегда готовый в ответ на покаяние оказать помощь, даёт христианину твёрдость и утешение в самых трудных обстоятельствах жизни, при самых тяжёлых нравственных падениях.

Такая вера избавляет христианина в трудные моменты жизни от разочарования, от чувства заброшенности, тоски и отчаяния, от самоубийства. Верующий понимает, что как врач в зависимости от болезни одному пациенту рекомендует курорт, а другого отправляет на тяжёлую операцию, так и всё неприятное, происходящее с ним, «не напрасно, не случайно», а бывает естественным следствием его духовного состояния. Всё совершается по Божественным законам духовной жизни и потому является для человека самым лучшим в настоящий момент его жизни. Твёрдая вера в Бога даёт возможность правильно оценить те неизбежные несправедливости, которые происходят в человеческом мире. Верующий понимает, что никакой злодей и ничто в мире не смогут сделать ему большего, чем будет позволено Богом в качестве необходимого для него лекарства.

Таков один из неизменных духовных законов человеческой жизни! Знание его оказывает самое положительное воздействие на психологическое состояние верующего человека. Оно даёт ему силы переносить всё с мужеством и терпением, даже с благодарностью Богу. Это умиротворяет его, помогает ему посмотреть на свою жизнь иными глазами, раскаяться в совершённых неправедных поступках, измениться в отношении к окружающим. Всё это чрезвычайно облегчает внутреннее состояние человека, его семейную жизнь, общественную деятельность.

Вера в то, что Бог всех равно любит, что Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных (Мф. 5, 45), спасает верующего от высокомерия, гордости, вражды, унижения других людей; останавливает его язык от осуждения, клеветы и всякой неправды по отношению к любому человеку.

Вера, что эта жизнь является только тем мгновением времени, в которое человек должен сдать экзамен на честность и разумность своих поступков, чтобы затем быть принятым в вечное общение со святыми, чистыми и совершенными людьми, является сильным стимулом для правильной жизни. Эта вера вселяет в человека разумный страх провалиться на посмертном экзамене и оберегает его от бездумной, стихийной и грязной жизни, от злых поступков, преступных замыслов, ненависти и т. п.

Вера православная, утверждая, что все люди заражены страстями и нет человека без ошибок и грехов, спасает верующего от непрерывных осуждений, раздражения, безрассудного гнева, помогает великодушному отношению к недостаткам окружающих людей, сохранению с ними мира, особенно в семейной жизни. Вера постоянно напоминает человеку слова Христа: Что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или, как можешь сказать брату твоему: брат! дай, я выну сучок из глаза твоего, когда сам не видишь бревна в твоем глазе? Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего (Лк. 6, 41–42). Поэтому верующий, видя свои страсти и слабость бороться с ними, воздержится предъявлять особые требования к поведению другого, вспомнит разумные слова из басни Крылова: «Чем кумушек считать трудиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться?»

Вера, что заповедь — Итак во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними (Мф. 7, 12) — является важнейшей в нашем общении с людьми, напоминает верующему о должном отношении к ним, о помощи, справедливости, милосердии и любви.

Вера приносит истинному подвижнику тот великий духовный плод любви, о котором апостол Павел писал: Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2, 9).

Даже это немногое из того, что даёт Православие верующему, показывает, какое благо открывается человеку при искренней вере в Господа Иисуса Христа и указанный Им путь жизни.

В отличие от многих славных в истории лиц и идеальных образов человека, создаваемых в литературе, философии и психологии, христианство предлагает того Человека, Иисуса Христа Евангелия, Который стал для множества людей Учителем совершенной святости, Идеалом высшей нравственной и духовной жизни.

Дерево узнаётся по плодам. И искренно принявшие Христа как путь и истину и жизнь (Ин. 14, 6) лучше всяких слов засвидетельствовали своим примером, что́ Он делает с человеком, как изменяет его душу и тело, ум и сердце, делает его носителем действительной любви, выше и прекраснее которой в мире временном и вечном ничего не существует. Эти люди, достигшие высокой духовной чистоты, открыли миру богоподобную красоту души человеческой, показали, кто есть человек по своей природе, в чём его истинное величие и духовное совершенство.

Можно бы привести множество примеров тех людей, которые на самых различных путях своей жизни показали, какое исключительное значение в их деятельности имел образ Учителя их веры — Господа Иисуса Христа. История России — одна из самых ярких иллюстраций этого. Чем они прежде всего покоряли сердца и умы человеческие? Не великими талантами и познаниями, не блестящими победами, не изяществом своих творений во всех видах искусства, но красотой и величием самого главного в человеке — любви. Ибо, как точно сказал поэт: «Где нет любви, там гаснет жизнь, и дни плывут как дым»[95].

Именно этому величайшему дару написал апостол Павел столь изумительный гимн:

Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий.

Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто.

И если я раздам всё имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.

Любовь долготерпи́т, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит.

Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится (1 Кор. 13, 1–8).

Такой образ идеального Человека представляет христианство, указывая на Него, добровольно принявшего жестокую казнь за любовь к человеку!

Православное понимание свободы исходит из убеждения, что главной и первичной характеристикой свободы человеческой личности являются не её внешние права — говорить, писать, кричать, плясать, а её власть над своими эгоистическими инстинктами и страстями: гордыней, самолюбием, завистью, бессовестностью, лукавством, тщеславием, скупостью и прочим. Ибо только борющийся со своим эгоизмом и побеждающий его способен с действительной любовью отнестись к другому человеку и может без вреда для себя и для общества пользоваться всеми внешними правами и свободами — быть действительно достойным и полезным членом общества.

Без любви все иные достоинства человека, в том числе и все его свободы, не только обесцениваются, но и могут становиться орудием эгоистического произвола, безответственности, аморальности, поскольку где нет любви, там царство эгоизма, этого начала всех бед общественной жизни человека. Не социальные, политические и прочие права являются источником блага для человека и общества, но та свобода, которая осуществляется по закону любви. Апостол Пётр, обличая проповедников свободы ради свободы, указал на их подлинное лицо: Произнося надутое пустословие, они уловляют в плотские похоти и разврат тех, которые едва отстали от находящихся в заблуждении. Обещают им свободу, будучи сами рабы тления; ибо, кто кем побежден, тот тому и раб (2 Пет. 2, 18–19).

Глубокий мыслитель седьмого столетия святой Исаак Сирин называл внешнюю свободу без духовной свободы невежественной, поскольку она не только не делает человека лучше, святее, но и может становиться эффективным средством развития в нём эгоизма и всякого рода зависимостей. Он писал: «Невежественная (необузданная) свобода есть мать страстей». Поэтому «неуместной этой свободы конец — жестокое рабство»[96].

Православие указывает средства освобождения от такой лжесвободы и приобретения свободы истинной. Это возможно только на пути нравственной работы над собой, жизнью по Евангелию и его духовным законам. Духовный путь от рабства страстям к богоподобной свободе проверен бесчисленное множество раз.

Есть непреложные духовные законы, по которым подвергнешься всему, если не покаешься в прежней гордыне и не смиришься искренно.

Игумен Никон (Воробьёв)

Какие премии, ордена, звания и славу получают физики, биологи, астрономы и прочие исследователи материи за открытые ими законы, часто не имеющие никакого практического значения в личной жизни человека! А законы духовные, которые ежечасно и ежеминутно влияют на все стороны человеческой жизни, большей частью остаются или неизвестными, или где-то на задворках сознания. Хотя для человека они имеют неизмеримо большее значение, нежели знание законов физического мира.

В отличие от заповедей, которые говорят о конкретных делах и поступках человека, духовные законы указывают на сами принципы его духовной жизни. Законы и заповеди, таким образом, соотносятся между собою как род и вид.

Вот некоторые из законов.

• Самый фундаментальный закон духовной жизни человека может быть выражен в краткой формуле: Дух творит себе формы.

Что это значит?

Происходящий внутри человека выбор добра или зла в поступках, в отношении к другим людям, в мыслях, намерениях, мечтах — формирует дух человека, его духовное состояние. Это своего рода духовная матрица, которая определяет характер всей его жизни и деятельности.

Она обуславливает его душевное состояние (оптимизм или беспричинное уныние, тоску), физическое и психическое здоровье, оценки людей и отношение к ним, реакцию на происходящие события и так далее. Духовное состояние человека определяет и все его внешние жизненные обстоятельства: успехи и провалы в деятельности, спокойное течение жизни или неприятности, здоровье и болезни, достижения и несчастья… Всё происходящее с ним, даже самое неожиданное и, кажется, никак не зависящее от него (например, природные катастрофы и прочее), — всё это не случайно, но обусловлено духовным состоянием человека. Этот закон так же определяет и жизнь целых групп людей, обществ, народов, поколений.

Христос говорит: Ибо, где будет труп, там соберутся орлы (Мф. 24, 28).

Эти слова указывают на то, что причиной всех бедствий и скорбей, проистекающих от власть имущих, является в конечном счёте не воля и какие-то отрицательные моральные и умственные свойства правителей, но духовное состояние самого народа. Нравственное разложение народа, духовная смерть делает его трупом — и тем самым естественной жертвой «орлов». Таков закон жизни природной, таков и закон человеческой жизни.

Но в отношении своего народа правители могут совершить только то, что прямо соответствует его духовному состоянию. Ибо действие их находится не в их воле, а в руках промысла Божия, всегда направленного на духовную пользу людей.

«Орлы» же являются не причиной, а следствием духовной деградации народа и всех бед его. Поэтому прежде всего покаяние самого народа может изменить его судьбу.

В Библии находим множество свидетельств о действии этого закона в жизни и отдельных людей, и целых народов. Перед Всемирным потопом сказал Господь: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками, потому что они плоть… И увидел Господь, что велико растление человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время… И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков (Быт. 6, 3, 5, 7). То же самое видим в событии с Содомом и Гоморрой, в истории еврейского народа, в многочисленных фактах жизни отдельных лиц, упоминаемых в Священном Писании Ветхого и Нового Заветов. Эти факты, как и постоянные Божественные предупреждения о последствиях нераскаянной жизни, указывают на прямую зависимость происходящих событий от духовного состояния человека.

Но что является важнейшим условием правильного духовного состояния? Опыт православной аскетики говорит об этом вполне определённо. Святой Исаак Сирин, например, писал: «Награда даётся не за делание, но за смирение… Воздаяние бывает не добродетели и не труду ради неё, но рождающемуся от них смирению. Если же оно утрачено, то первые (добродетели и труды) будут напрасны»[97].

Эти последние слова очень точно выражают самую сущность указанного закона. Дух человека оценивается по степени смирения, и только оно даёт верные формы всем направлениям творческой деятельности человека.

Однако смирение — это не результат простого желания. Оно, как и любая ценность, материальная или духовная, приобретается трудом. И смирение, являющееся фундаментом правильной духовной жизни верующего, также требует для своего достижения подвига, усилий человека над собой. Эти усилия состоят в исполнении заповедей и покаянии.

• Но как возникают последствия того или иного состояния духа? Непосредственно Бог посылает радости и скорби человеку за его добродетели и грехи или это происходит иначе? Ответ на этот вопрос находим у целого ряда святых отцов. Его кратко выразил в следующих словах преподобный Марк Подвижник (IV в.): «Господь положил, чтобы за каждым делом, добрым или злым, приличное ему воздаяние следовало естественно, а не по особенному назначению [от Бога], как думают некоторые, не знающие духовного закона»[98].

Что значит следовало естественно? Какого духовного закона не знают некоторые?

Духовно-телесная природа человека, как и всего сотворённого Богом, устроена совершенным образом, то есть целесообразно, гармонично, закономерно. Но человеку, в отличие от прочих творений, дана свобода, и он может жить как согласно со своей природой, так и вопреки ей. Первое естественно приносит человеку благо. Напротив, когда человек, нарушая законы своей природы, согрешает, он тем самым естественно калечит себя и, естественно, страдает. Это и есть тот духовный закон его жизни, которому он волен или подчиняться, сохраняя свою целостность и красоту, или восстать против него, ввергая себя в хаос различных бедствий. Не Бог наказывает такого безумца, но сам человек, нарушая законы жизни своей собственной природы, естественно приносит себе болезни, скорби, страдания. Хотя это происходит и не сразу, не моментально, чтобы человек мог следовать этому духовному закону осмысленно и свободно, а не подчиняясь животному инстинкту страха.

Но Господь своими заповедями предупреждает человека — не прыгай с пятого этажа, чтобы не разбиться! Но если прыгнул и покалечился — лечись. Как? Святой Исаак Сирин лекарством называет евангельские заповеди: «Что врачевства для больного тела, то заповеди для страстной души»[99]. То есть как нарушение заповедей естественно влечёт за собой страдания, так исполнение их является естественным средством исцеления человека.

И этот закон распространяется не только на человека. Апостол Павел пишет, что и сама тварь[100] освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих (Рим. 8, 21), указывая тем самым на прямую зависимость всего живого на земле от духовного состояния человека.

• Ищите прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам (Мф. 6, 33). Эти слова Христовы указывают на самый основной закон духовной жизни человека. По этому закону каждому стремящемуся жить по правде и совести, ищущему смысла жизни и нашедшему его в Боге — не только даются мир и радость души, но и приложится всё необходимое для земной жизни. Это не то означает, что Бог наградит человека всеми земными благами за его благочестивую жизнь, как это исповедует язычество, но что правильная духовная и нравственная жизнь, исцеляя душу и тело человека, приносит ему соответственно его духовному состоянию и всё нужное и полезное в земной миг его существования: и мир душе, и хлеб телу.

Твёрдая вера в это изменяет внутренний мир человека и непосредственно, часто чудесным образом удостоверяет его, что Бог действительно готов оказать ему помощь даже в самых, кажется, ничтожных делах и обстоятельствах жизни, и тем более в сложных и критических. Апостол Павел говорит об этом: Благочестие на всё полезно, имея обетование жизни настоящей и будущей (1 Тим. 4, 8).

Игумен Никон (Воробьёв) писал: «Ищи Царствия Божия и правды его — и, по слову непреложному Самого Господа, слову более твёрдому, чем небо и земля, приложится и всё необходимое в материальной жизни. Хотя и испытывает Господь рабов Своих, но и следит за всем, за духовными и за телесными нуждами и всё подаёт в нужное время тем, кто доверился Господу, а не своей ловкости, силе, умению и прочее». «Кто ищет угодить Богу, тот не будет оставлен Богом, лишь бы мы не оставили Его».

• Итак, во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки (Мф. 7, 12). Это один из насущных законов нашей семейной и общественной жизни. Христос разъясняет его: Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте, и прощены будете; давайте, и дастся вам: мерою доброю, утрясенною, нагнетенною и переполненною отсыплют вам в лоно ваше; ибо, какою мерою мерите, такою же отмерится и вам (Лк. 6, 37–38).

Понятно, какое огромное нравственное значение имеет этот призыв к проявлению человеколюбия. Но важно и другое: что это не просто призыв, но именно закон человеческого бытия, исполнение или нарушение которого, как и любого закона природы, влечёт за собой соответствующие последствия. Апостол Иаков предупреждает: Суд без милости не оказавшему милости (Иак. 2, 13). Апостол Павел пишет: Кто сеет скупо, тот скупо и пожнет; а кто сеет щедро, тот щедро и пожнет (2 Кор. 9, 6). Потому святитель Иоанн Златоуст, призывая к неуклонному исполнению этого закона любви, произнёс замечательные слова: «Наше только то, что мы дали другому». Игумен Никон (Воробьёв) пишет одной монахине: «Помни закон духовный: какою мерою меришь — такою и возмерится тебе; всем прости — и тебе простится, ко всем будь милостива — и к тебе будет милостив Господь. Не оправдывай себя, чтобы оправдал тебя Господь».

• По причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь (Мф. 24, 12). Этот закон говорит о чрезвычайно важной и, возможно, важнейшей стороне духовной и нравственной жизни человека. Силы любви в человеке, а следовательно, и его счастье прямо зависят от того, в какой степени он следует голосу совести, справедливости, сочувствия, сострадания. Жестокость, безнравственность уничтожают в человеке самое ценное качество его природы — любовь, и он остаётся пустым. Это, в свою очередь, грозит ему возникновением в душе чувства бессмысленности жизни, уныния, тоски, нередко приводит к самоубийству. Современная статистика недвусмысленно говорит о нарастании суицида прежде всего в европейских странах, материально не бедствующих, но нравственно явно деградирующих. Вот как, например, охарактеризовал психологическую ситуацию на богатом Западе финский лютеранский епископ К. Тойвиайнен в одном из диалогов с делегацией Русской Православной Церкви: «Согласно некоторым исследованиям, более половины населения на Западе потеряло цель жизни. Мы уже убедились в том, что предметом работы психиатров будет являться чувство уныния, тоски в гораздо большей степени, чем само страдание. Поводом к самоубийству часто бывает экзистенциальная опустошённость человека».

Развращённость целых народов привела многие древние цивилизации, гордившиеся своим могуществом и богатством, к разрушению и исчезновению с лица земли. Сейчас есть много оснований полагать, что такая же участь грозит и современной американизированной культуре, упорно изгоняющей из своей среды саму идею жертвенной любви. Об этой антихристианской культуре, в которой под флагом свободы и прав человека сатанисты пропагандируют аморальность, жестокость, алчность, открыто издеваются над Христом, Мухаммедом — основателями религий, к которым принадлежит более трети населения земли, — православный американский подвижник иеромонах Серафим (Роуз, †1982) писал: «Мы на Западе живём в “райском заповеднике” для “идиотов”, которому вот-вот придёт конец»[101].

Один из крупнейших психоаналитиков XX века К. Юнг предупреждал: «Сознание не может безнаказанно мириться с торжеством аморального, и возникают самые тёмные, подлые, низменные инстинкты, не только уродующие человека, но и приводящие к психическим патологиям»[102].

• Кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится (Мф. 23, 12). По этому закону, жаждущий славы, власти, почёта и прочего, хвалящийся своими достоинствами и успехами, видящий себя лучшим, чем другие, непременно будет унижен. Святитель Григорий Палама так выражает эту мысль: «Искатели человеческой славы и всё ради неё делающие получают скорее бесславие, чем славу, потому что всем не угодишь»[103]. Происходит то, о чём говорил ещё библейский Иов: Когда я чаял добра, пришло зло; когда ожидал света, пришла тьма (Иов. 30, 26). Поэтому схиигумен Иоанн (Алексеев), валаамский старец, предупреждает: «Всегда так бывает, кто сделает что с тщеславием, жди бесславия»[104].

• Один из законов, с которым непрерывно соприкасается каждый человек, указан в следующих словах Христа: Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом (Лк. 16, 10). Этот закон касается как нашей личной, так и общественной жизни.

Духовная жизнь человека слагается из двух основных векторов: это, с одной стороны, борьба с возникающими дурными желаниями, мыслями, чувствами, с другой — усилия, которые направлены на стремление к жизни по совести и разуму. Данный закон указывает на самую серьёзную зависимость духовного и нравственного состояния человека от его отношения к так называемым мелочам — малому — в жизни. Авва Исаия Отшельник предупреждал: «Пренебрегающий мелочами мало-помалу нисходит в гибельное падение».

Под этими опасными мелочами обычно подразумеваются недолжные мысли, слова, поступки, прямо не имеющие, как кажется, серьёзного значения, но совершение которых произвольно, без насилия страсти, приводит к разрушительным последствиям во всей духовной и внешней жизни человека. Постоянная, например, нечестность в малом закономерно порождает и нечестность в большом. Такова неумолимая логика нашей человеческой психики. Но этот закон утверждает и другое. Победа над такими малыми влечениями приносит человеку большие внутренние силы. Он, прежде всего, приобретает власть над самим собой, и тогда становится способным к великим духовным достижениям.

• Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу? (Ин. 5, 44) — сказал Христос. Этот закон говорит об очень серьёзной духовной проблеме прежде всего христианина: жаждущий похвал, принимающий лесть — теряет, оказывается, веру. Происходит это постепенно, незаметно, но непременно, ибо таков духовный закон.

В настоящее время публичные восхваления друг друга, особенно в церковной среде, становятся своего рода нормой. Это антиевангельское явление расползается как рак, ему редко где ставится преграда, хотя, по слову Самого Христа, оно убивает веру. Преподобный Иоанн в своей знаменитой «Лествице» пишет, что только равноангельный может без вреда для себя вынести похвалу человеческую. Ибо принятие её парализует духовную жизнь человека. Его сердце, по слову этого преподобного, впадает в окамененное нечувствие, которое проявляется в охлаждении и рассеянности в молитве, потере интереса к изучению аскетических творений святых отцов, молчании совести при совершении греха, пренебрежении к заповедям Евангелия. Такое состояние, если христианин вовремя не опомнится и не начнёт бороться с липкой патокой человеческой лести, может вообще уничтожить у него веру, оставив лишь одну пустую обрядность и лицемерие.

• Святитель Игнатий (Брянчанинов) формулирует один из важнейших законов христианской аскетики: «По непреложному закону подвижничества обильное сознание и ощущение своей греховности, даруемое Божественной благодатью, предшествует всем прочим благодатным дарам»[105].

Для христианина, особенно решившегося вести более строгую жизнь, знание данного закона имеет первостепенное значение. Многие, не зная его, считают, что первым и основным признаком духовности является всё большее переживание благодатных ощущений. Но это, оказывается, глубокое заблуждение. Как пишет святитель Игнатий, «первое духовное ви́дение есть видение своих согрешений, доселе прикрывавшихся забвением и неведением»[106]. Преподобный Пётр Дамаскин объясняет, что при правильной духовной жизни «ум начинает видеть свои согрешения — как песок морской, и это есть начало просвещения души и знак её здоровья»[107]. То же подчёркивает и святой Исаак Сирин: «Блажен человек, который позна́ет немощь свою, потому что это познание делается для него основанием, корнем и началом всякой благостыни»[108], то есть единственным и необходимым условием получения других благодатных даров. Отсутствие же глубокого и постоянного сознания своей греховности при переживании внутренних наслаждений неминуемо приводит верующего к самомнению, бесовской прелести и духовной гибели.

• Святой Исаак Сирин, говоря об условии достижения человеком высшего состояния — любви, указывает ещё на один закон аскетики. «Нет способа, — говорит он, — возбудиться в душе Божественной любви… если она не препобедила страстей. Кто говорит, что не препобедил страстей и возлюбил любовь к Богу, о том не знаю, что он говорит»[109].

Речь здесь идёт не о естественной любви, которую может иметь и переживать любой человек, но об особом богоподобном состоянии, которое пробуждается только при очищении души от греховных страстей. Святой Исаак описывает эту богоподобную любовь в таких словах: это «возгорение сердца человека о всём творении, о человеках, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари… и не может оно вынести, или слышать, или видеть какого-либо вреда или малой печали, претерпеваемых тварью. А посему и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит молитву… с великою жалостью, какая без меры возбуждается в сердце его до уподобления в том Богу… Достигших же совершенства признак таков: если десятикратно в день преданы будут на сожжение за любовь к людям, не удовлетворятся этим»[110].

Незнание этого духовного закона приводило многих подвижников к самым печальным последствиям. Некоторые из них, не борясь со своими внутренними страстями и не познав своей греховности, не смирившись, мечтательно возбуждали в себе обычную, человеческую, кровяную любовь ко Христу, не имеющую ничего общего с любовью Божественной[111]. Эти погружения в сладкие мечты переносили верующего в воображаемый, нереальный мир, он переживал от этого наслаждения, которые принимал за благодать Божью. Возомнив таким образом о своей святости, он впадал в самомнение, гордость и нередко повреждался психически. Ему представлялись ложные видения — «Христа», «Богоматери», «святых».

Некоторым «ангелы» предлагали нести их на своих руках, и они падали в пропасти, колодцы, проваливались под лёд и погибали. Печальным примером последствий нарушения этого закона о любви являются многие католические аскеты, которые, оставив опыт великих святых, доводили себя до безрассудных романов со «Христом».

• «Сродство между собой как добродетелей, так и пороков». Такова формулировка святителем Игнатием (Брянчаниновым) ещё одного закона духовной жизни. Его в деталях великолепно показывает в своей «Лествице» преподобный Иоанн Синайский, «по полочкам» раскладывая и разбирая все основные добрые и греховные свойства падшего человека.

Святитель Игнатий изъясняет этот закон таким образом: «Необходимо знать возлюбленным братиям следующее: все благие помыслы и добродетели имеют сродство между собой; точно так же все греховные помыслы, мечтания, грехи и страсти имеют сродство между собой. По причине этого сродства произвольное подчинение одному благому помыслу влечёт за собой естественное подчинение другому благому помыслу; стяжание одной добродетели вводит в душу другую добродетель, сродную и неразлучную с первой.

Напротив того, произвольное подчинение одному греховному помыслу влечёт невольное подчинение другому; стяжание одной греховной страсти влечёт в душу другую страсть, ей сродную; произвольное совершение одного греха влечёт к невольному впадению в другой грех, рождаемый первым. Злоба, по изречениям Отцов, не терпит пребывать бессупружной в сердце»[112].

Святитель Игнатий в своей статье «Отношение христианина к страстям его» на основании этого закона делает очень важный вывод: «Некоторые страсти служат началом и причиною для других страстей; таковы: объедение, нега, развлечение, роскошь, сребролюбие, славолюбие, неверие. Последствия их: сладострастие, печаль, гнев, злопамятство, зависть, гордость, забвение Бога, оставление добродетельного жительства. В духовном подвиге следует преимущественно вооружаться против начальных страстей: последствия их будут уничтожаться сами собой»[113].

Не зная этого закона, человек не обращает внимания на так называемые «мелкие» грехи» и произвольно, то есть без насилия страсти, совершает их. Но оказывается, «пренебрегающий мелочами мало-помалу нисходит в гибельное падение»[114], — приводит святитель Игнатий слова преподобного Исаии Отшельника.

О том, насколько важно знание и соблюдение этого закона, говорит опытнейший наставник в духовной жизни преподобный Исаак Сирин: «Премудрый Господь благословил, чтобы мы снедали в поте лица хлеб духовный. Установил Он это не от злобы, но чтобы не произошло несварения и мы не умерли. Каждая добродетель есть мать следующей за ней. Если оставишь мать, рождающую добродетели, и устремишься к поиску дочерей прежде обретения матери, то добродетели эти становятся ядовитыми ехиднами для души. Если не отвергнешь их от себя, скоро умрёшь»[115].

Таково одно из строгих законоположений духовной жизни, открытое подвижническим опытом святых.

• А вот здравый совет, касающийся нашего «владыки — чрева»[116]: «Кто будет есть досыта, тот и от полезного получит вред»[117].

Бессмертие

Мы можем размышлять, но не настаивать на своих умозаключениях, не возноситься ими как истинными и проклинать несогласных, а смиряться перед Тайной Божьей.

Ф.

В данной главе рассматривается одна из самых сложных и серьёзных проблем христианской апологетики, прямо связанная с учением о Боге, — вечная участь человека по православному вероучению. Проблемность этого вопроса обусловлена тем, что Новозаветное Откровение говорит, с одной стороны, что Бог есть любовь и что Он сотворил человека для вечной блаженной жизни, а с другой, что спасутся только праведники, а грешники пойдут в вечные мучения.

В святоотеческом наследии по этому вопросу в полном соответствии с Откровением также присутствуют те же две мысли. Первая говорит, что Жертвой Христовой ад уничтожен, посмертные страдания будут не вечны и в конечном счёте будет Бог всё во всём (1 Кор. 15, 28). Вторая, являющаяся непререкаемой истиной и во всех нехристианских религиях, — что спасаются только правоверные праведники, а миллиарды всех прочих людей пойдут навечно в ад.

Второй взгляд вызывает особенно болезненное недоумение у многих, утверждающих, что Православие под видом проповеди о Боге-любви в действительности обещает вечный ад всему человечеству, за исключением ничтожной горстки праведников.

Вот, например, строки из письма: «Добрый день, Алексей Ильич! На мой вопрос: “Любит ли нас Бог, если страдания и здесь, и там после смерти”, — Вы ответили в программе на канале “СОЮЗ”. Вы сказали, что это тайна и что нелогично создавать нас для страданий вечных (и здесь и там), если нас любят. Видимо, эта часть религии для меня не познаваемая, но и вера в Бога тогда не искренна, к сожалению. Теперь я поняла, о чём говорили философы. “В православии Бог — самый жестокий, какого можно представить, сам на муки пошёл и требует этого от последователей. Или они Бога трактуют так, как им выгодно запугивать и унижать людей, или их Бог начальник концлагеря. Создать сильного дьявола и глупого, слабого и немощного человека, а потом скармливать этого человека дьяволу и при жизни, и после смерти”.

Так же и молодёжь думающая говорит. Или Бог что-то иное — не то, как Церковь Его представляет. В отличие от меня — молодёжь прочла больше книг святых отцов, и ужаснулись от противоречий… Видимо, мы все слишком недалёки, чтобы мудрости Бога понимать…

Церковь, в большинстве своём, в лучшем случае просто фанатически требует, ничего не анализируя и не объясняя, в худшем — проявляя надменность к нам, как к неучам безграмотным. Лиза».

Или такое краткое письмо: «Вечные муки грешников означают вечное существование ада, то есть отсутствие окончательной победы Христа над смертью, над грехом, над дьяволом. А почему же тогда Церковь называет Христа победителем ада? Юрий».

Такие недоумения, вопросы и обвинения Церкви, к сожалению, часты. Поэтому сделана попытка на основе анализа текстов Священного Писания и святоотеческих творений рассмотреть эту проблему.

Православие определённо говорит о бессмертии человеческой личности и о том, что земная жизнь тогда только приобретает смысл, когда рассматривается как ответственный этап, на котором человек определяет свою вечную участь. Без такой веры жизнь со всеми её достижениями, целями и надеждами полностью обессмысливается смертью. Жизнь без надежды жить теряет всю свою ценность.

Об этом прекрасно сказал Ф. М. Достоевский: «Только с верой в своё бессмертие человек постигает всю разумную цель свою на земле». «Без веры в свою душу и в её бессмертие бытие человека неестественно, немыслимо и невыносимо».

Но каково будет это бессмертие? И здесь открывается ещё одна особенность православной веры, отличающая её от всех других религий мира, в которых действительно спасаются только праведники, а все грешники подвергаются бесконечным мучениям. Православие говорит, что вечная жизнь открыта не только праведникам и святым, но возможна даже и великим грешникам.

Что это значит?

Священное Писание и Священное Предание Церкви, в лице её святых отцов и учителей, отвечают на этот вопрос, как уже отмечено, двояко: с одной стороны, утверждается, что вечную жизнь во всём её совершенстве получат только праведно живущие в Православной Церкви, а все грешные её члены и все неправославные будут вечно мучиться; с другой — благодаря Жертве Христовой все люди, пройдя болезненное, соответствующее тяжести совершённых грехов и неискоренённых страстей лечение (а не возмездие), также наследуют жизнь вечную.

В богословской литературе, рассматривающей эту тему, обычно цитируются священные и святоотеческие тексты, говорящие о вечности ада, и не упоминаются многочисленные противоположные свидетельства. Это, естественно, может вызывать только недоумение.

Основной вопрос, который ставится перед первой точкой зрения: если Бог есть любовь, то мог ли Он дать бытие тому бесконечному множеству людей, о которых знал, что они изберут грех и пойдут на нескончаемые мучения? Не подрывается ли таким предположением основная христианская истина о Боге-любви?

Известна попытка ответа, принадлежащая преподобному Иоанну Дамаскину, который писал: «Если же имевшим существовать в будущем по причине благости Божией то обстоятельство, что они имели оказаться злыми по своему собственному произволению, попрепятствовало бы, чтобы они произошли, то зло побеждало бы Божию благость»[119]. Трудно понять логику этого высказывания, поскольку Бог здесь ставится в прямую зависимость от тех злых существ, творение которых находилось только в Его воле. При этом саму благость Божию преподобный Иоанн усматривает в том, что Бог дал жизнь тем, которые пойдут в вечные мучения. И если бы Он не дал им этой жизни, то «зло побеждало бы Божию благость».

Бескомпромиссный ответ на этот вопрос дал один из вождей протестантской реформации XVI века Кальвин, который утверждал: поскольку Бог знал, кто и как использует свою свободу, но дал жизнь и добрым, и злым, следовательно, Он изначала предопределил одних людей к спасению, а других к вечной гибели. Эта точка зрения обосновывает учение о вечных муках бесконечного множества людей.

Но Церковь отвергла учение Кальвина, поскольку оно явилось искажением основополагающей христианской истины о Боге-любви и прямым обвинением Его в страшной участи фактически всего человечества, за исключением ничтожного числа праведников.

Но какой ответ даёт Церковь, то есть Священное Писание и святоотеческое учение, на этот силлогизм Кальвина? Ответ парадоксален: мы видим свидетельства и о вечности мучений, и о всеобщем спасении! При этом нередко и то и другое встречаем у одного и того же святого отца. Как это понимать?

Чтобы ответить на данный вопрос, необходимо обратиться непосредственно к самим свидетельствам Церкви.

Поскольку в богословской, учебно-богословской и церковно-публицистической литературе тексты о вечности мучений широко представлены, то здесь нет необходимости приводить их.

Лишь в качестве иллюстрации укажем на некоторые.

Из Евангелия:

Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его… И пойдут сии в муку вечную (Мф. 25, 41,46).

Кто будет хулить Духа Святого, тому не будет прощения вовек, но подлежит он вечному осуждению (Мк. 3, 29).

Верующий в Сына имеет жизнь вечную, а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нем (Ин. 3, 36).

Из творений святых отцов.

Святитель Григорий Богослов: «Но нам, когда мы в опасности утратить спасение души, души блаженной и бессмертной, которая будет вечно или наказываема за порочность, или прославляема за добродетель, — какой предлежит подвиг?»[120]

Преподобный Макарий Египетский: «Зачавшие в своём сердце грех и породившие чад беззакония не могут в оный [судный] день избежать страшного и всепожирающего огня, но и души и тела их будут вместе осуждены»[121].

Преподобный Максим Исповедник: «Мзду за подвиги в добродетели составляют бесстрастие и ведение. Ибо они виновниками бывают для нас Царствия Небесного, как страсти и неведение — муки вечной»[122].

Свидетельства о спасении Жертвой Христовой всего рода человеческого, как правило, не приводятся, поэтому их необходимо осветить более подробно.

Во избежание ложного понимания цитируемых далее текстов Священного Писания приводится святоотеческое их толкование.

Апостол Пётр:

• Христос… находящимся в темнице… сойдя, проповедал некогда непокорным ожидавшему их Божию долготерпению, [погибшим при потопе] во дни Ноя… мертвым (1 Пет. 3, 18–20; 4, 6).

Преподобный Максим Исповедник так объяснял эти слова апостола Петра о сошествии Христа в ад: «Писание называет “мёртвыми” людей, скончавшихся до пришествия Христа, например, бывших при потопе, во время столпотворения, в Содоме, Египте, а также и других, принявших в разные времена и различными способами многообразное возмездие и страшные беды Божественных приговоров. Эти люди подверглись наказанию не столько за неведение Бога, сколько за обиды, причинённые друг другу. Им и была благовествуема, по словам святого Петра, великая проповедь спасения — когда они уже были осуждены по человеку плотию, то есть восприняли, через жизнь во плоти, наказание за преступления друг против друга, — для того, чтобы жили по Богу духом (1 Пет. 4, 6), то есть, будучи во аде, восприняли проповедь Боговедения, веруя во Спасителя, сошедшего во ад спасти мёртвых»[123].

Апостол Иоанн Богослов:

• Он есть умилостивление за грехи наши, и не только за наши, но и за грехи всего мира (1 Ин. 2, 2).

Апостол Павел:

• Как преступлением одного всем человекам осуждение, так правдою Одного всем человекам оправдание к жизни (Рим. 5, 18).

Блаженный Феофилакт Болгарский объясняет это место: «Через оправдание единого Христа на всех людей излилась благодать, дающая им и оправдание, вместо греха, и жизнь, вместо смерти»[124].

• Ибо всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать. О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его! (Рим. 11, 32–34).

Блаженный Феофилакт истолковывает эти слова: «Когда же спасены язычники, спасутся, соревнуя им, и иудеи, и таким образом все будут помилованы»[125].

• Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут… Последний же враг истребится — смерть… Когда же всё покорит Ему, тогда и Сам Сын покорится Покорившему всё Ему, да будет Бог всё во всём (1 Кор. 15, 22, 26, 28).

Блаженный Феодорит Кирский объясняет: «Обратите внимание на основание рода, и увидите, что за прародителем последовали и потомки, и все стали смертными; потому что он приял смертность. Так всё естество человеческое последует за Владыкою Христом и приобщится воскресения».

Блаженный Феофилакт: «Некоторые же говорят, что этим, то есть покорностью всего, означается прекращение зла. Ибо когда не будет греха, очевидно, что Бог будет всё во всех… все будем богоподобны, все будем вмещать в себе Бога, и только Его»[126].

• Когда же тленное сие облечется в нетление и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою. Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа? (1 Кор. 15, 54–55).

Святитель Феофан Затворник: «Когда тление таким образом изгнано будет из всех областей бытия и всюду воцарится бессмертная жизнь, тогда всё преисполнено будет радостью жизни»[127].

• Бог во Христе примирил с Собою мир, не вменяя людям преступлений их, и дал нам слово примирения (2 Кор. 5, 19).

Блаженный Феофилакт объясняет: «Отец примирил нас с Собою… показавший такую близость к людям, что не только не наказал их, но и примирился с ними, и не только простил их, но и не вменил им грехов. Ибо если бы Он захотел требовать отчёта, то все погибли бы».

Святитель Феофан: «Как же Он примирил? Оставив им согрешения. Ибо иначе бы не был друг. Потому апостол и сказал далее: “Не вменяя им прегрешений их”. А если бы Он захотел требовать отчёта во грехах наших, то все мы погибли бы. Но, при таком множестве грехов наших, Он не только не потребовал нам наказания, но и примирился с нами; не только оставил грехи наши, но и не вменил нам»[128].

• Истребив учением бывшее о нас рукописание, которое было против нас, Он взял его от среды и пригвоздил ко кресту; отняв силы у начальств и властей, властно подверг их позору, восторжествовав над ними Собою (Кол. 2, 14–15).

Блаженный Феофилакт: «Ибо все мы были повинны греху и наказанию, но Он… на кресте разрушил грех и наказание»[129].

Это провозвещал и древний пророк Исаия:

• И явится слава Господня, и узрит всякая плоть спасение Божие; ибо уста Господни изрекли это (Ис. 40, 5).

Можно указать и на свидетельства, содержащиеся практически во всех богослужениях Православной церкви, особенно в воскресных. В них постоянно повторяется мысль, что ад разрушен, что смерть, поразившая человека в грехопадении, уничтожена Воскресением Христовым; что врата рая открылись для всех.

Вот несколько примеров из огромного количества богослужебных текстов, говорящих о спасении всех людей Жертвой Христовой.

В последовании утрени Страстной Пятницы слышим:

«Рукописание наше [грехов] на Кресте растерзал еси, Господи, и, вменився в мертвых, тамошнего мучителя связал еси, избавль всех от уз смертных Воскресением Твоим» («Блаженны» Триоди постной).

В Великую Субботу:

«Царствует ад, но не вечнует над родом человеческим» (тропарь 6-й песни канона).

Особенно торжественно возглашается эта истина на Светлое Христово Воскресение:

Христос, «умертвивый смерть», «смертию смерть поправ», «смертное жилище разори».

В Пасхальном каноне она звучит непрерывно. На 7-й песни, например (русифицируя текст):

«Смерти празднуем умерщвление, ада разрушение, иной, вечной жизни начало, и радостно прославляем Совершившего это — Единого благословенного и препрославленного Бога отцов» — Христа.

В воскресных тропарях, кондаках и стихирах множество раз повторяется всё та же мысль:

«Егда снизшел еси к смерти, Животе Безсмертный, тогда ад умертвил еси блистанием Божества» (воскресный тропарь 2-го гласа)[130].

«Разрушил еси Крестом Твоим смерть» (воскресный тропарь 7-го гласа). И так далее.

На утрене слышим: «Днесь спасение миру бысть!»

Об этой же окончательной победе Христа над адом и смертью пишет в своих творениях целый ряд святителей.

Амвросий Медиоланский: «Грешник по смерти пройдёт через страдание огня, дабы, быв очищен огнём, он спасся и не мучился непрестанно»[131].

Амфилохий Иконийский: «Когда явился аду, Он разорил гробницы его и опустошил хранилища… все были отпущены… воссиял свет и рассеялась тьма»[132].

Афанасий Великий: «Он Тот, Который древле вывел народ из Египта, а напоследок всех нас, или, лучше сказать, весь род человеческий искупил от смерти и возвёл из ада»[133].

Афанасий (Сахаров, †1962): «Для меня дороже всего Православие. Я не могу его и сравнивать с каким-либо другим исповеданием, с какой-либо другой верой. Но я не дерзаю сказать, что все неправославные погибли безнадёжно. У Господа многая милость, и многое у Него избавление»[134].

Василий Великий: «Ибо Господу надлежало вкусить смерть за всякого и, став умилостивительною жертвою за мир, всех оправдать Своею кровью»[135].

Григорий Богослов: «Будет Бог всё во всём (1 Кор. 15, 28) до времен совершения всего [греч. ἀποκαταστάσεως πάντον, буквально: «восстановления всего» — Деян. 3, 21] …когда и мы, которые теперь, по своим движениям и страстям, или вовсе не имеем в себе Бога, или мало имеем, — перестанем быть многим, но сделаемся всецело богоподобными, вмещающими в себе всецелого Бога и Его единого. Вот то совершенство, к которому мы поспешаем! И о нём-то особенно намекает сам Павел: Нет ни эллина, ни иудея… но всё и во всём Христос (Кол. 3, 11)»[136].

Григорий Богослов даже писал о возможности огненного крещения в аду: «Может быть, они [отпадшие] будут там крещены огнём — этим последним крещением, самым трудным и продолжительным, которое поедает вещество как сено и потребляет легковесность всякого греха»[137].

Григорий Нисский: «По совершенном устранении зла из всех существ во всех снова воссияет боговидная красота, по образу которой были мы созданы в начале»[138].

Епифаний Кипрский: «За нас Пострадавший… снисшедши в преисподнюю… вывел пленные души, и ад соделал пустым»[139].

Иоанн Златоуст в Слове на утрене Святой Пасхи: Христос «опустошил ад, сошедши во ад; ад упразднён… умерщвлён… низложен… связан… Смерть! Где твоё жало? Ад! Где твоя победа? Воскрес Христос — и ты низложился. Воскрес Христос — и пали бесы… Воскрес Христос — и мёртвого ни одного нет во гробе».

Феодорит Кирский в толковании на слова апостола Павла будет Бог всё во всём писал: «Так, наконец, будет Бог всё во всём, когда все избавлены будут от грехопадений и к Нему обратятся, и не будут уже принимать в себя наклонности к худшему».

Феофан Затворник, объясняя слова апостола Павла: Христос за всех умер (2 Кор. 5, 15), пишет: «Апостол разумеет не верующих только, но всех людей, живущих во всякое время». «Всех людей, говорит, понимаем мы теперь не как плоть и кровь: родился, жил и умер, — а как лица, предназначенные восприять в себя начала Божественной жизни, в залог воскресения и преславной жизни в нетлении… Дело жизни о Христе Иисусе, или духовного в Нём оживления человечества, только началось при апостолах; в массу человечества положена только закваска и проникла лишь ближайшие слои, но так как она предназначена была проникнуть всё, то святой Павел в этом начатке оживления человечества мог созерцать уже оживлённым и всё его».

Он же писал: «Бог не лицемерен и будет судить всякого по тому закону, который он сознавал для себя обязательным»[140].

Такое же понимание этого вопроса находим у многих преподобных.

Ефрем Сирин не сомневается, что «во гласе Господа [при сошествии в ад] ад получил предуведомление приготовиться к последующему Его гласу [во Втором Пришествии], который совершенно упразднит его»[141].

Иоанн Лествичник: «Всех одарённых свободною волею Бог есть и жизнь, и спасение всех, верных и неверных, праведных и неправедных, благочестивых и нечестивых, бесстрастных и страстных… ибо нет лицеприятия у Бога» (Рим. 2, 11)[142].

Исаак Сирин: «Грешник не в состоянии и представить себе благодать воскресения своего. Где геенна, которая могла бы опечалить нас? Где мучение, многообразно нас устрашающее и побеждающее радость любви Его? И что такое геенна перед благодатью воскресения Его, когда восставит нас из ада, соделает, что тленное сие облечётся в нетление, и падшего во ад восставит в славе?.. Есть воздаяние грешникам, и вместо воздаяния праведного воздаёт Он им воскресением; и вместо тления тел, поправших закон Его, облекает их в совершенную славу нетления. Эта милость — воскресить нас после того, как мы согрешили, — выше милости привести нас в бытие, когда мы не существовали»[143].

«Если человек говорит, что лишь для того, чтобы явлено было долготерпение Бога, мирится Он с ними [грешниками] здесь, с тем, чтобы безжалостно мучить их там — такой человек думает невыразимо богохульно о Боге… Такой… клевещет на Него». «Не для того милосердный Владыка сотворил разумные существа, чтобы безжалостно подвергнуть их нескончаемой скорби — тех, о ком Он знал прежде их создания, во что они превратятся после сотворения, и которых Он всё-таки сотворил»[144].

Максим Исповедник: «Тогда же повреждённые силы души с течением времени сбросят память о зле, укоренённом в душе, и, приближаясь к пределу всех веков и не находя места покоя, душа придёт к Богу, у Которого нет предела; и таким образом благодаря знанию, а не соделанному добру, душа воспримет свои силы обратно и будет восстановлена [αποκαταστηναι] в своём изначальном состоянии, и тогда станет ясно, что Создатель никогда не был причастен к греху»[145].

Силуан Афонский: «Мы должны иметь только эту мысль — чтобы все спаслись»[146]. Однажды к преподобному Силуану пришёл некий монах-пустынник, который говорил: «Бог накажет всех безбожников. Будут они гореть в вечном огне». Пустыннику эта идея доставляла нескрываемое удовольствие. Но старец Силуан ответил с душевным волнением: «Ну скажи мне, пожалуйста, если посадят тебя в рай и ты будешь оттуда видеть, как кто-то горит в адском огне, будешь ли ты покоен?» «А что поделаешь, сами виноваты», — ответил пустынник. Тогда старец сказал со скорбью: «Любовь не может этого понести… Надо молиться за всех»[147].

Таковы свидетельства святых отцов, содержащиеся как в богослужебных текстах, так и в их творениях[148]. И невозможно предположить, чтобы эти апостолы, святители, преподобные не понимали Евангелия или, что «невыразимо богохульно», сознательно противились Христу, уча о конечности мучений непокорных и духовно мёртвых и «спасении всех, верных и неверных, праведных и неправедных, благочестивых и нечестивых, бесстрастных и страстных». Именно так им было открыто Духом Святым.

Но ведь целый ряд святых, в том числе и только что приведённые, пишут в других случаях и о вечности мучений. И они это говорят тоже не в качестве личного мнения, но также будучи просвещаемы Духом Божиим и вполне осознавая, что высказывают взаимоисключающие утверждения. Как же это понимать и каково же в таком случае учение Церкви?

Исходя из логики христианского Откровения о Боге, Который, будучи любовью, творил человека и пострадал за него на Кресте для его блага, можно бы сделать окончательный вывод о невозможности в принципе вечных мучений. Однако строгая наука требует, чтобы в выводах были учтены все факты, относящиеся к обсуждаемому вопросу. В данном случае такими фактами являются свидетельства Священного Писания и святых отцов, которые говорят не только «за», но и «против» этого, кажется, логически безупречного вывода. Поэтому остаётся сделать единственно возможное заключение, что в этом вопросе мы стоим перед лицом очевидной тайны того мира — тайны вечности.

О чём она говорит верующему сознанию?

О том, что прямое раскрытие человеку этой тайны сопряжено, следовательно, с серьёзной опасностью для него. Опасность заключается в том, что убеждение в спасении только праведников может привести любого христианина, естественно, видящего себя грешным, в отчаяние и отсюда к полному отступлению от всех норм христианской жизни. Но и вера в безусловность своего спасения (как, например, в протестантизме) может столь же легко повлечь за собой безразличие к своей христианской жизни. То есть в любом случае, если бы Господь прямо открыл вечную участь человека, это для подавляющего числа людей явилось бы духовной катастрофой.

Двойственный же характер свидетельств, когда ни один из вариантов не утверждается и не отрицается, оказывается, таким образом, для человека единственно верным средством сохранения за ним его нравственной свободы. Ибо, с одной стороны, всегда остаётся надежда на спасение грешников, о чём неоднократно говорит Евангелие. С другой — не даётся повода для лукавого самоубеждения в несомненности своего спасения.

Святитель Григорий Нисский, например, писал по этому поводу: «Посредством наших свойств Провидение Божие приспосабливается к нашей немощи, чтобы наклонные ко греху — по страху наказания удерживали себя от зла; увлечённые прежде грехом — не отчаивались в возвращении через покаяние»[149].

Вот почему Господь не раскрыл человеку тайну его вечности.

Это таинственное молчание снимает и с Церкви печать тяжёлого обвинения в будто бы безусловности её учения о вечных мучениях фактически всего человечества (за исключением ничтожного числа праведников), в том числе и неповинных детей, которые по разным причинам оказались в земной жизни вне Православной Церкви.

В то же время всех размышляющих над тайнами Божьими Церковь предупреждает строгими словами преподобного аввы Исаии Отшельника: «Кто понимает и исполняет слова Писания по своему разуму, настаивая упорно, что именно так следует понимать и исполнять их, тот не ведает славы и богатства Божиих. Напротив того, кто, и понимая, говорит: “Не знаю с точностью слова Божия, потому что я ограниченный человек”, — тот воздаёт славу Богу. В нём будет обитать слава Божия, соответственно его преуспеянию и смиренномудрию»[150].

И в Священном Писании, и у святых отцов видим, как диалектически раскрываются некоторые вопросы веры, в том числе относящиеся и к конечной участи человека. Чем обусловлено это?

Можно указать на несколько причин.

Первая заключается в том, что человек в настоящем повреждённом состоянии, замкнутый в четырёхмерном пространстве-времени, не может адекватно ни осмыслить иного мира, ни даже соприкоснувшись с ним, описать в понятиях земного опыта. Апостол Павел открыл коринфянам, что он был восхи́щен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать (2 Кор. 12, 4). Преподобный Симеон Новый Богослов объясняет причину этой неизреченности: «Люди приводят человеческие понятия, и вещи, и слова и думают, что изображают Божественное естество, то естество, которого никто ни из ангелов, ни из людей не мог ни увидеть, ни наименовать»[151].

Поэтому священные писатели вынуждены были прибегать к разного рода аналогиям, сравнениям, метафорам, чтобы хоть как-то донести необходимое для спасения до сознания человека. Но аналогия — это всё же не объяснение, а лишь намёк.

Вторая причина — в неопределённости понятия вечности. Вечность нередко трактуется как бесконечное время. Однако время и вечность — совершенно разные категории. Время — явление преходящего мира, вечность — будущей жизни[152]. Возможно, что и это является одной из причин взаимоисключающих высказываний по вопросу о вечной участи человека. Но в любом случае понимание вечности остаётся для человека такой же тайной, как и многое другое в том мире.

Третьей причиной такой на первый взгляд странной двойственности суждений о конечной участи человека является необходимость излагать истины веры применительно к человеку. То есть иногда они формулируются строго, а в других случаях излагаются в соответствии с уровнем умственного и духовного развития адресата, с его психологией. Святитель Феофан Затворник подчёркивал эту педагогическую причину: «Ничто так сильно не остепеняет, как страх адских мучений»[153]. Поэтому у многих святых находим высказывания и о вечности, и о временности посмертных мучений.

Вот несколько примеров такой двойственности.

Преподобный Ефрем Сирин, утверждавший, как мы помним, что Господь «совершенно упразднит» ад, в другом случае пишет: Он «праведников вознесёт на небо, а нечестивых ввергнет в геенну»[154].

Святитель Иоанн Златоуст, говоривший в Слове на Святую Пасху, что сошествие Христа упразднило, умертвило, низложило ад, в другом месте проповедовал: «И грешникам надлежит облечься бессмертием — не к славе, но чтобы иметь всегдашнего спутника тамошнего — мучения»[155].

Святитель Феофан Затворник в толковании на 1 Кор. 15, 22–23 говорит, что «не все вкусят блаженной жизни о Нём» (Христе). Но уже далее, объясняя слова будет Бог всё во всём, пишет, что «через воскресение совершится окончательное восстановление [греч. ἀποκατάστασις] падшего человечества, и явление его в предназначенной ему славе»[156].

Поэтому Церковь ни на одном Вселенском Соборе, в том числе и на Пятом (553 г.), осудившем языческое учение Оригена (†250)[157], не осудила ни одного из святых отцов, писавших как о вечности ада, так и о его конечности. Более того, на Шестом Вселенском Соборе (680 г.) святители Григорий Нисский, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст, у которых были прямые высказывания о спасении всего человечества, не только не подверглись осуждению, но и были выделены в качестве избранных святых. На Седьмом же Вселенском Соборе (787 г.) святитель Григорий Нисский был назван даже «отцом Отцов»[158].

Неоднозначность учения Писания и святых отцов о проблеме ада священник Павел Флоренский назвал «антиномией геенны». Её пытались разрешить многие русские православные мыслители, такие как: прот. Александр Туберовский, свящ. Анатолий Жураковский, прот. Сергий Булгаков, князь Е. Н. Трубецкой, проф. В. И. Экземплярский, Н. Ф. Фёдоров и другие. К сожалению, эти исследователи мало обращались к святоотеческому наследию. Своеобразный итог богословско-философского исследования этой проблемы подвёл Н. А. Бердяев, назвав её «предельной тайной, не поддающейся рационализации»[159].

Обе означенные эсхатологические концепции только взятые вместе объясняют причину двойственности свидетельств Откровения о вечной судьбе мира. Каждая в отдельности не имеет окончательного богословского завершения, у обеих свои уязвимые места. Первая не снимает логического противоречия между двумя исходными посылками: любовью Бога и творением человека, подавляющее большинство потомков которого обречено на вечные мучения. При этом ссылка на свободу человека не решает проблемы, поскольку речь идёт не о свободе человека, а о воле Бога: мог ли Бог, если Он любовь, зная, что бесконечное множество людей окажется в бесконечных мучениях, сотворить человека только ради малого числа спасённых праведников? На этот вопрос данная точка зрения ответа не даёт.

Но и второй эсхатологический взгляд, говорящий о конечности мучений, сталкивается, кажется, с не менее серьёзной проблемой. Если по завершении истории будет Бог всё во всём, то есть все спасутся, то не всё ли равно, как верить и жить, и не обесценивается ли тогда христианская религия со всеми её истинами, заповедями и духовно-нравственными ценностями? Этот вопрос требует самого серьёзного рассмотрения, поскольку основным его моментом является утверждение о временности мучений, которые часто рассматриваются как ничего не значащие перед лицом вечной жизни.

Что же в посмертье встречает душу человека, жившего по страстям?

Первое. Церковь предупреждает, что когда душа входит в мир вечности, то там обнажаются не только все её мысли, намерения, чувства, желания, но и все скрытные постыдные дела (2 Кор. 4, 2). И это произойдёт не в каком-то тёмном уголке Вселенной, но при полном свете, перед своей совестью и Богом, перед лицом ангелов и святых, близких и родных людей. Понятно, какой стыд и позор придётся тогда перенести нашему «я»! И от этой пытки никто и никуда скрыться уже не сможет.

Игумен Никон (Воробьёв) однажды в своей проповеди привёл такой пример. Представьте себе площадь, наполненную вашими родными, членами вашей семьи, друзьями, знакомыми и коллегами, а вы стоите перед ними на высоком помосте, рядом с которым находится грязная, отвратительная яма. И вот вдруг с вашей души сдёргивается завеса непроницаемости и перед всеми открываются все её тайники: лицемерие, ложь, обман, зависть, похоть, неверность и прочее. Не броситесь ли вы тогда в эту зловонную яму, лишь бы скрыться от позора?..

Вот что станет действительно наказанием для тех «умных страусов», которые при жизни прятались от своей совести в песок самоуспокоения: «Муки же будут не вечны…» Реальность такого наказания подтверждена опытом многих людей, переживших на себе подобную пытку.

Второе. Святитель Григорий Нисский писал: «Не тело причина страстей, но свободная воля, производящая страсти»[160], то есть их источником является не тело, а душа. Даже самые грубые плотские страсти коренятся в душе, хотя бы их орудием и было тело. Поэтому со смертью тела страсти, взращённые в душе свободной волей, не исчезают. С ними входит человек в мир вечности. И что тогда ожидает его душу? Там, как пишет игумен Никон, «страсти в тысячу раз более сильные, чем на земле, будут как огнём палить без какой-либо возможности утолить их»[161].

Почему там они несравнимо сильнее, чем здесь, нетрудно понять. Пока душа в теле, страсти большей частью не имеют полной свободы для своего проявления. Мешают люди, обстоятельства, состояние здоровья… Да просто заснул человек — и всё утихло. Прикрытые телесностью, они действуют не в полную силу. Но освободившись от тела, страсти обнаруживают всю жестокость своей природы. Их действию уже ничто не препятствует: там нет ни сна, ни развлечений. И, может быть, самое мучительное — нет никакой возможности удовлетворить их!

Третье, о чём заблаговременно предупреждает Церковь. Душа, порабощённая страстям, особенно доступна и уязвима для нападения злых духов, которые разжигают и усиливают их действие. И поскольку со смертью тела у души отнимается воля, то она, будучи рабыней страстей, не может противостоять бесам. И тогда невозможно даже представить себе, какие страдания наступают для бедной души! Опыт подвижников, соприкасавшихся с бесами, говорит о непередаваемом страхе души, который она испытывает при одном только их приближении — они гнусны, ужасны, тошнотворны. Игумен Никон писал, что «от одного взгляда на них можно сойти с ума»[162].

Очень показателен в связи с этим факт, приводимый Морицом Роолингзом в его книге «За порогом смерти». Это известный врач-кардиолог, профессор университета в Теннесси (США), который много раз возвращал к жизни людей, находившихся в состоянии клинической смерти.

Четвёртое. Православие указывает ещё на одну серьёзную причину, почему не «всё равно, как жить», если даже в конечном счёте человек и спасётся, поскольку само состояние спасения может быть очень разным. Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин приводит слова аввы Херемона: «Большое различие между теми, которые получат помилование, и теми, которые удостоятся наслаждаться славным видением Бога»[163]. Об этом писал апостол Павел: Строит ли кто на этом основании из золота, серебра, драгоценных камней, дерева, сена, соломы, — каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть. У кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду. А у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем, сам спасется, но так, как бы из огня (1 Кор. 3, 12–15).

Что значит спастись как бы из огня? Только тот, кто никогда не испытывал ожогов и не видел сильно обожжённых, может легкомысленно относиться к временному страданию. Тяжелейшие боли испытывают такие люди! И никто из них ни за какие блага не согласился бы вновь подвергнуться такой беде. Сожжение всегда было одной из самых страшных казней. Апостол и приводит этот образ, чтобы показать весь ужас страданий, которые придётся перенести человеку, построившему дом своей жизни из дерева, сена, соломы — страстей и пороков. Хоть сам он и спасётся, но страшно и мучительно — как бы из огня!

Если хотя бы одна эта мысль дошла до сознания человека, то, без сомнения, он стал бы совсем по-иному относиться к самообману: «Здесь пожить в своё удовольствие, а там ведь — невечные мучения!..»

Пятое. Как может чувствовать себя человек, оказавшийся перед лицом того, кто за него пошёл на пытки и казнь, а он в ответ предал его? Трудно даже представить себе его стыд и ужас. Но не то же ли самое испытает человек, когда там откроются ему те страдания, которые перенёс Христос, спасая его от вечных мучений, а он отверг Его своей жизнью?

Шестое. С душой нераскаянного человека в загробной жизни происходит то же, что с человеком, который отдал все свои средства на какое-то дело и в результате увидел, что допустил роковую ошибку — всё пропало. Какое беспросветное отчаяние охватывает его тогда! Многие кончают жизнь самоубийством. Подобное состояние переживёт и душа, когда ей откроется, что все её мечты и надежды, страсти и достижения — всё это ничего не стоящие пустышки, мишура, а часто и откровенная грязь, из-за которых она теряет радость вечной жизни. Возможно, что это позднее разочарование будет для неё самым тяжёлым страданием.

И только надежда на милость Спасителя останется для неё последним утешением.

Все эти предупреждения показывают, какую роковую ошибку совершает человек, легкомысленно надеющийся на невечные страдания. За какие блага согласился бы такой «смельчак» хотя бы временно оказаться в руках садистов или в полыхающем огне? Не отдаст ли он всё, что имеет, лишь бы избавиться от нестерпимых страданий?! Не всё равно, как верить и как жить, даже если и все спасутся.

Православие, будучи религией любви, напоминает человеку: «Внезапно Судия прии́дет, и коего́ждо деяния обнажатся» (утренняя молитва, по-русски: «Внезапно Судья придёт, и дела каждого станут явны»). Поэтому, пока не поздно, пока есть время, призывает оно, приложи, человек, все силы к тому, чтобы здесь жить по совести, здесь омыться покаянием — и таким образом там избавиться от тяжёлых, хотя бы и невечных, страданий. Святой Исаак Сирин предупреждает: «Остережёмся в душах наших, возлюбленные, и поймём, что хотя геенна и подлежит ограничению, весьма страшен вкус пребывания в ней, и за пределами нашего познания — степень страдания в ней»[164].

Заключение

Христианство открыло миру совершенно иное понимание Бога. Основные Его свойства оказались беспрецедентными в истории религий. Они принципиально меняют представление об отношении Бога к миру и прежде всего к человеку, о смысле его бытия, условиях спасения. Глубокое соответствие христианского учения природе человека, его исканиям истины, добра, нравственной красоты покорило огромное число выдающихся мыслителей, философов, учёных, психологов, педагогов, людей самых разнообразных видов деятельности всех времён и народов. Истинность этой необычной религии подтверждается целым рядом объективных аргументов, множеством сверхъестественных фактов, историческими событиями, личным опытом переживания Бога бесконечным числом искренно верующих людей, христианских мучеников, подвижников.

Если теперь попытаться кратко выразить особенности христианского учения о Боге в сравнении с предшествующими религиями, то можно сказать, что Он:

1. не просто высший Разум, Творец мира, совершенная Справедливость, но и святая, неизменная Любовь, Отец всего живущего;

2. не царь, который властвует над миром, не считаясь с человеческой свободой, но предельное Смирение, которое лишь стучится в сердце и разум человека голосом совести (см. Откр. 3, 20), чтобы он свободно избрал добро или зло;

3. не властью и силой спасает человека, но Крестом и Воскресением вочеловечившегося Сына Божия — Иисуса Христа;

4. не человекоподобное страстное существо, награждающее за добро и мстящее за грехи, но Врач, предупреждающий человека Своими заповедями о последствиях нарушения духовных законов жизни и исцеляющий его в покаянии;

5. не безличная оккультная сила, или дух, который осознаёт себя в человеке и в котором человеческая личность растворяется, как соляная кукла в океане, но единый в трёх лицах Бог: Отец, Сын (Слово-Логос) и Святой Дух, причастником Которого призван стать человек (см. 2 Пет. 1, 4);

6. не существо, живущее в тайных мирах, но Бог, Который всё во всём.

Предисловие

У братьев Гонкур сохранилось интересное воспоминание[165]. Привожу его:

«Понедельник, 6 марта 1882 г.

Сегодня снова, как в прежние времена, состоялся наш обед Пяти, на котором уже не было Флобера, но ещё присутствовали Тургенев, Золя, Доде и я.

Душевные горести одних, физические страдания других наводят нас на разговор о смерти — и мы говорим о смерти вплоть до одиннадцати часов, порой уклоняясь в сторону, но неизменно возвращаясь к этой мрачной теме.

Доде говорит, что мысль о смерти преследует его, отравляет ему жизнь; всякий раз, когда он въезжает в новую квартиру, он невольно ищет глазами место, где будет стоять его гроб.

Золя рассказывает, что после того, как скончалась в Медане его мать и лестница оказалась слишком узкой, так что гроб пришлось вытаскивать через окно, всякий раз, как взгляд его падает на это окно, ему приходит на ум вопрос: кто будет вытаскивать его гроб или гроб его жены?

“Да, с того дня мысль о смерти подспудно таится в нашем мозгу, и очень часто — у нас теперь в спальне горит ночник — очень часто ночью, глядя на жену, я чувствую, что она тоже не спит и думает об этом, но оба мы и вида не подаём, что думаем о смерти… из стыдливости, да, из какого-то чувства стыдливости… О, эта страшная мысль!” И в его глазах появляется ужас. “Бывает, я ночью вскакиваю с постели и стою секунду-другую, охваченный невыразимым страхом”.

“А для меня, — замечает Тургенев, — это самая привычная мысль. Но когда она приходит ко мне, я её отвожу от себя вот так, — и он делает еле заметное отстраняющее движение рукой. — Ибо в известном смысле славянский туман — для нас благо… он укрывает нас от логики мыслей, от необходимости идти до конца в выводах… У нас, когда человека застигает метель, говорят: «Не думайте о холоде, а то замёрзнете!» Ну и вот, благодаря туману, о котором шла речь, славянин в метель не думает о холоде, — а у меня мысль о смерти сразу же тускнеет и исчезает”».

Но не все так мыслят. Очень многие не прячутся внутри себя от неминуемого, а «идут до конца в выводах» и находят ясное решение смысла этой жизни в жизни вечной.

Данная книга и адресована тем, кто думает о неизбежном, о переходе из времени в вечность.

Человечество всегда верило в то, что теперь уже стало научным фактом: душа не умирает вместе с телом, но продолжает жить. Но что именно ожидает человека в посмертии, за порогом этой жизни, и что нужно сделать, чтобы подготовиться к тому вечному бытию? Кто может дать внятный ответ на подобные вопросы?

Вечное бытие… Но что значит — вечное? Даже и время нам толком не понятно, а уж вечность и подавно. Слова Платона о том, что время — это движущийся образ вечности, звучат красиво, но ничего не объясняют. Христианское Откровение сообщает, что вечности не свойствен привычный нам материальный мир и что она — это и не бесконечно текущее время, и не мёртвая точка, а неведомое нам отсутствие времени, о чём сказал ангел Апокалипсиса, говоря о завершении земной человеческой истории: Времени уже не будет (Откр. 10, 6). Там, в ином мире — всё иное!

Это, конечно, трагедия и крушение всех надежд для видящих смысл жизни только в этом преходящем мире, в том, что неминуемо отнимется смертью: в богатстве, удовольствиях, развлечениях… И это изъятие будет тем тяжелее и страшнее, чем больше человек прирастёт к нему. Тогда разрыв с мiром будет проходить по живому, принося человеку тяжелейшие страдания. Возможно ли избежать этой катастрофы?

Православное понимание посмертия основано на Священном Писании и опыте святых отцов. То и другое с полной определённостью говорит, что загробное состояние человека прямо зависит от его стремлений и деяний в земной жизни. И Православие открывает каждому ищущему тот путь и те средства, которые дают ему возможность понять и принять веру в Бога и во Христа — через познание себя, своей несамобытности, своего рабства страстям и страстишкам и постоянной зависимости жизни от всего на свете… Это познание и жизнь по заповедям Евангелия приносят человеку и радость земного бытия, и надежду на жизнь вечную, о которой апостол Павел сказал удивительные слова: Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2, 9).

О тех, кто жив иной жизнью

Не тяготейте к земле. Всё тленно — только одно счастье загробное вечно, неизменяемо, верно. И это счастье зависит от того, как проживём мы эту нашу жизнь!

Свт. Феофан Затворник

Кто не наблюдал в Пасху, как вереницы людей тянутся на кладбища, к родным могилам? И хотя этот обычай — в Светлое Христово Воскресение идти на кладбище — утвердился только в советские времена (у православных есть особый день пасхального поминовения усопших — Радоница), знаменательно, что почему-то и люди нецерковные стремятся помянуть своих усопших именно в светлые дни христианского празднования победы над смертью. Им хочется верить, что родные люди не ушли навсегда, что они хотя и по-другому, но живы и с ними можно душой побыть вместе.

Это неистребимое внутреннее чувство бессмертия человеческой личности сильнее любого скептицизма. И это действительно так: все они, наши любимые и родные, — живы, но живут иной жизнью, не той, которой живём мы с вами сейчас, но той жизнью, к которой придём и мы в свой срок, да и все рано или поздно придут. Поэтому вопрос о той жизни, которая является жизнью вечной и которую мы празднуем, отмечая Пасху — Воскресение Христово, особенно близок нам и, может быть, в большей степени касается не нашего ума, а нашего сердца.

Близко нашему сердцу то глубокое слово, которое звучит в храме, — усопшие. Как же это слово отлично от того, что мы слышим вне церковных стен! Слыша его, так и чувствуешь какое-то особое успокоение, которого достигли они, сбросив с себя тело с его бесчисленными заботами, суетой, огнём неутолимых страстей. Освободились вы, наши милые и дорогие, — усопшие.

И конечно же, мы хотим знать — а как они и что за жизнь там?! Мало таких людей, которых бы это не интересовало.

Что происходит с человеком, когда он умирает? Что бывает с душой после её выхода из тела? Мы соблюдаем определённые православные традиции. Принято, например, поминать усопших на третий, девятый, сороковой день. Но о том, что именно происходит в эти периоды с душой, у нас представления самые приблизительные. Слышали мы, что каждый человек проходит по мытарствам. Но что это такое? То ли, о чём пишут популярные брошюры на эту тему, или что-то иное?

И ещё более серьёзный вопрос: кто спасается? И что значит «спасается»? Спасаются ли одни христиане или только православные? А из православных лишь те, которые жили праведно? А какой мучительный, самой жизнью поставленный вопрос: спасутся ли или погибнут навечно все те, которые по каким-то объективным причинам (например, не было проповедано о Христе или проповедано ложно, или были не так воспитаны и т. п.) не смогли принять христианства? Ведь если погибнут все неверные, иноверные, неправославные, то в таком случае спасётся лишь какая-то ничтожная доля процента человечества, а все прочие миллиарды и миллиарды людей, включая и невинных младенцев, получили жизнь только для того, чтобы пойти в бесконечные муки ада? Неужели Бог не знал об этом?

А вот ещё один вопрос, который возникает, когда мы прикасаемся к теме посмертного состояния души. Что такое геенна и вечные муки? Они действительно вечны — в том смысле, что бесконечны? Как сочетать, с одной стороны, догмат о том, что Бог есть любовь и всеведение, а с другой — настойчивые утверждения о бесконечности мучений?

Вот какие серьёзные вопросы возникают из очень простого, на первый взгляд, факта поминовения усопших. Тема жизни души после смерти глубоко таинственна, сокровенна. Очень немногое открыто человеку о его посмертном бытии. Мы коснёмся здесь лишь некоторых сторон этой темы — тех, которые обозначены в Священном Предании Церкви и глубоко затрагивают душу очень многих людей.

Ешь, пей, веселись, душа моя?

Многие помнят евангельскую притчу о человеке, у которого удался необычайно богатый урожай. Он и до того, по-видимому, жил неплохо, но на этот раз, по причине особого изобилия урожая, стал думать, что ему делать с таким богатством. И решил богач сломать свои старые житницы, построить новые и после этого зажить ещё лучше. Ешь, мол, пей, веселись, душа моя, всего у тебя полно![166]

Очень точно сказано! Действительно, о чём только и мечтает человек в течение всей истории? О том, как бы достичь такого научно-технического прогресса, когда можно будет ничего не делать, а только есть, пить и веселиться. Счастье тогда, кажется, будет достигнуто. Но чем завершаются эти вечные мечты богача?

С ним происходит то, о чём он не думал и думать не хотел. Бог произносит суд о нём: Безумный! В сию ночь душу твою возьмут у тебя (Лк. 12, 20). Не просто сказано: «Ты умрёшь» (и это было бы страшно), но — возьмут (по-церковнославянски сильнее: истя́жут) душу твою. И дело даже не в кратком промежутке времени (в эту же ночь), который отделил мечты богача от момента, когда его душу истя́гнули, то есть насильно вырвали из тела — время до этого момента для каждого человека может измеряться по-разному: часами, днями, месяцами, годами. Но в любом случае всё это — миг. Ведь каждый из нас прекрасно осознаёт, что его предшествующая жизнь прошла как сон — неважно, сколько ему сейчас лет: двадцать, пятьдесят, восемьдесят… Время — это какая-то удивительная, странная вещь: кажется, и есть оно — и в то же время нет его. Недаром ещё древние греческие мудрецы говорили, что прошедшего не существует, поскольку оно уже прошло, настоящего нет, так как это неуловимый момент, будущего — поскольку оно ещё не наступило. А что же есть и что будет за этим «мигом» нашей земной жизни?

Увы, приговор евангельскому богачу — истяжут душу твою — произносится над всеми теми, кто весь смысл своей жизни видит лишь в том, чтобы есть, пить и веселиться.

Но что такое смерть? Этот вопрос неотвратимо приходит к каждому человеку в своё время. И дело здесь не столько в возрасте, сколько в наличии мудрости, которая более всего характеризует человека, независимо от прожитых им лет. Вспоминается написанное молодым Лермонтовым:

Из-за невозможности найти ответ на вопрос о смысле жизни, которая будет отнята окончательно и безвозвратно, нередко возникают трагедии. Сейчас много случаев, когда люди кончают жизнь самоубийством именно из-за возникающего сильного чувства бессмысленности жизни. Причём самоубийства охватывают все возрасты, начиная с самого юного: среди самоубийц есть даже дети десяти-двенадцати лет, а порой и того младше. Это поразительное явление наблюдается сейчас и в России, и за рубежом.

Понимание смерти у древних народов

В религиозной и философской мысли всех народов всегда звучал вопрос: что же такое смерть?

Если обратиться к дохристианской истории, то увидим много различных вариантов ответа и, соответственно, разные описания посмертья. Но при всём их многообразии нетрудно заметить, что по существу все они говорят о какой-то форме продолжения жизни.

Что же думали о смерти наши далёкие предки? Это очень большой вопрос, поэтому его лишь коснёмся.

Особенно интересны представления религии Древнего Египта. В так называемой «Книге мёртвых» (её название точнее переводится как «О выходе к свету дня»), тексты которой создавались в III–II тысячелетиях до нашей эры, прежде всего, видим твёрдое убеждение в том, что у человека есть душа, которая после смерти тела будет переживать радость или страдания — как воздаяние за свои дела. В книге находим много предупреждений о том, как в ином мире душа будет взывать к богам, к духам, чтобы не подвергнуться страданиям и не оказаться в состоянии ещё худшем, чем сама смерть. Ибо вот какой страшный приговор объявляет бог Гор нарушителям воли богов: «Грозные мечи покарают ваши тела, ваши души будут истреблены, ваши тени — истоптаны, а ваши головы — изрублены. Не восстанете! Будете ходить на голове! Не подниметесь, ибо попали в свои ямы! Не убежите, не уйдёте! Против вас — огонь зме́я, “Того-Который-Сжигает-Миллионы”!.. Они [богини с ножами] зарежут вас, расправятся с вами! Никогда не увидят вас те, кто живёт на земле!»[167]

Но согласно той же книге душа может и спастись, и стать как бы божеством. Более того, поразительная забота о сохранении тела (мумификация) и отдельные поэтические тексты, найденные в пирамидах, дают повод некоторым исследователям предполагать наличие у древних египтян даже веры в будущее воскресение[168].

Нечто подобное видим и в тибетской «Книге мёртвых», которая, правда, имеет значительно более позднее происхождение — она была записана около VIII века н. э. В ней встречаются другие мотивы, специфические для индуистского сознания. Смерть рассматривается здесь как ступень эволюции или инволюции души, выражающаяся в соответствующих формах перевоплощения. И хотя по тибетским представлениям человек может достичь состояния так называемой мокши (освобождения), когда процесс перевоплощений остановится, однако очень немногие достигают этой конечной цели. Учение о перевоплощении содержится почти во всех религиозно-философских индуистских системах мысли.

Много экзотического можно найти в буддистских сказаниях. Так, по одному из них, Будда перевоплощался 215 раз и кем только не был (кроме женщины), прежде чем наконец стать «озарённым». Правда, сама цепь перевоплощений фактически не имеет конца — это бесконечное число смертей и рождений. По крайней мере, таких счастливчиков, как Будда, единицы. Удел же большинства — бесконечная цепь непрекращающихся перевоплощений с целью достижения так называемой нирваны. Но это и не столь важно, главное, что там что-то происходит.

Кстати, несколько слов об идее перевоплощения. Она, как кажется, тоже предлагает своеобразное спасение от окончательной смерти, но это иллюзия, поскольку человеку свойственно откладывать «на завтра» всё то, что трудно и не хочется делать сегодня. Ведь духовно-нравственное совершенствование — это подвиг борьбы с собой. А как известно —

Идея же перевоплощения невольно ориентирует подсознание человека на «бой с самим собой» в неопределённом будущем, особенно если сейчас неплохо живётся.

Почти без изменений идею перевоплощений приняла и теософия. Однако эта идея не имеет под собой никаких серьёзных оснований по следующим причинам.

Во-первых, если бы перевоплощение действительно было законом нашего бытия, то у каждого человека была бы и какая-то память о предыдущих состояниях. В противном случае обессмысливается основной аргумент данной теории о необходимости многократных воплощений личности, чтобы она могла предпринять усилия с целью полного очищения от прежних грехов. Английский философ Джон Локк (XVII в.) справедливо заметил, что если нет памяти о прежнем воплощении, то нет и тождества личности, нет, следовательно, и перевоплощения, а есть простое рождение нового «я».

Во-вторых, нет фактов, подтверждающих эту идею. Редчайшие случаи так называемых «воспоминаний» своих предшествующих воплощений имеют совсем иную природу, они являются естественными следствиями:

или постороннего внушения, в том числе и телепатического характера[170];

или непроизвольного самовнушения, чему особенно легко поддаются люди так называемого медиумического склада (прежде всего дети и женщины);

или определённых психических заболеваний, когда больной может «вспомнить» себя кем угодно;

или прямых демонических воздействий, нередко проявляющихся в очевидном для всех бесновании;

или проявления так называемой генетической памяти, которая при некоторых условиях может воспроизводить в сознании впечатления и переживания предков, воспринимаемых человеком за свои собственные.

Любопытные мысли о душе и её посмертном состоянии встречаем в древнегреческой мифологии и религии. Древние греки (как, впрочем, и многие другие народы, не имевшие прямого Божественного Откровения) представляли себе загробное состояние или как некую призрачность, или как нечто неизмеримо худшее, нежели любая земная жизнь. Так, у Гомера в «Одиссее», например, есть такая неутешительная картина пребывания души в подземном царстве Аида. Ахиллес «богоравный» жалуется Одиссею:

Но вот другая, интересная картина посмертного состояния Геракла — великого героя древнегреческой мифологии. Сам он находится на Олимпе, на пиру у богов, и в то же время его дрожащая тень пребывает в Аиде. Одновременно на двух полюсах! Эта совершенно необычная мысль Гомера явилась для священника Павла Флоренского (†1937) одним из истоков его оригинальной эсхатологической[172] концепции.

О чём говорят эти странные фантазии? О том, что древние греки глубоко чувствовали реальность иного мира и неуничтожимость души человеческой, верили, что есть оно, это посмертное состояние. Ведь не случайно считалось, что Зевс даровал бессмертие богине Психее (от греч. ψυχή — «психи́»: душа). И в то же время, не зная, что ожидает человека там, исполнялись страхом перед этим неминуемым неизвестным посмертием. И, желая как-то понять это, строили всевозможные догадки, создавали, как видим, яркие мифы в попытках осмысления этой тайны. И нужно отдать им должное: некоторые из этих мифов не просто интересны, но и глубоко выражают бессмыслицу этой земной жизни и интуитивную веру в посмертное воздаяние. Достаточно вспомнить древние сказания об Островах блаженных и Елисейских полях для праведников и более поздние мифы, выражающие безнадёжность судьбы осуждённых: муки Тантала, Сизифов камень, бочки Данаид и т. д.

Подобную же картину можно видеть и в других дохристианских религиях. Глубокое чувство бессмертия и прямые факты, подтверждающие его (явления умерших, их точные предсказания, предупреждения и др.), растворены в полном тумане неведения о том мире. И так было на протяжении всей дохристианской истории человечества.

Даже если обратиться к Писанию Ветхого Завета, то и здесь найдём нечто подобное. До книг пророков находим в нём утверждения, что душа человека после смерти засыпает, а то и умирает. То есть весь человек, а не только тело, обращается в прах после смерти! И только пророки, особенно великие, начинают определённо говорить о том, что душа по смерти тела не исчезает, не умирает и даже не засыпает, но испытывает страдания или радость в зависимости от характера нравственной жизни человека; пророки говорят даже о всеобщем воскресении[173]. И это — наибольшее из того, что было открыто дохристианскому человечеству[174].

Что общее в понимании смерти

Религии всех народов говорят, хотя подчас и очень неопределённо, о какой-то жизни человека после смерти. Мысль о полном уничтожении личности со смертью тела встречается очень редко.

Искания людей всех времён и народов роднит непреодолимая психологическая трудность поверить, что после смерти человек исчезает навсегда. Человек — не животное! Жизнь есть и по смерти! И это не просто предположение, не какая-то наивная вера или смутная интуиция, но прежде всего всечеловеческий опыт переживания огромного количества фактов, убедительно свидетельствующих о том, что жизнь личности продолжается и за порогом земного бытия. Сообщения об этом, часто поразительные, находим всюду, где остались литературные источники. И во всех них красной нитью проходит одна и та же мысль: личность продолжает жить и после смерти. Личность неуничтожима!

Замечателен в этом отношении рассказ К. Икскуля, опубликованный под названием «Невероятное для многих, но истинное происшествие». Рассказ производит большое впечатление своею искренностью и не оставляет сомнений в действительности происходившего. Самое интересное в нём — факт непрерывности сознания при переходе от жизни здесь к жизни там. Икскуль, описывая момент своей клинической смерти, сообщает, что сначала он испытывал тяжесть, какое-то давление, а потом вдруг ощутил полную лёгкость и свободу. Затем, увидев своё тело, начал догадываться, что оно мертво. Но он ни на миг не потерял сознания. «В наших понятиях со словом “смерть” неразлучно связано представление о каком-то уничтожении, прекращении жизни. Как же мог я думать, что умер, когда я ни на одну минуту не терял самосознания, когда я чувствовал себя таким же живым, всё слышащим, видящим, сознающим, способным двигаться, думать, говорить?»[175]

Далее он рассказывает о своём удивлении, когда, оказавшись среди комнаты и увидев группу медиков, заглянул через их плечи — туда, куда глядели все они: «Там на койке лежал я… Я позвал доктора, но атмосфера, в которой я находился, оказывалась совсем непригодной для меня; она не воспринимала и не передавала звуков моего голоса, и я понял свою полную разобщённость со всем окружающим, своё странное одиночество, и панический страх охватил меня… Я всячески пробовал и старался заявить о себе, но попытки эти приводили меня лишь в полное отчаяние. “Неужели же они не видят меня?” — с отчаянием думал я и снова и снова приближался к стоящей над моей койкой группе лиц, но никто из них не оглядывался, не обращал на меня внимания, и я с недоумением осматривал себя, не понимая, как могут они не видеть меня, когда я такой же, как был. Но делал попытку осязать себя, и рука моя снова рассекала лишь воздух»[176].

Свидетельств, подобных этому, множество. Иногда посмертные переживания человека бывали сопряжены с тяжёлыми для него моментами, когда перед его глазами открывалось позорное зрелище дележа его наследства. О самом умершем уже никто не говорил — он становился никому не нужным, всё внимание бывало обращено на его деньги и вещи. И можно себе представить, каков был ужас «любящих» родственников, когда они видели его возвратившимся к жизни. А каково ему теперь было общаться с ними!

Очень интересный случай из своей жизни рассказал мне мой сосед Сергей Алексеевич Журавлев (1913–1997), учитель по профессии, живший в Сергиевом Посаде. Я его хорошо знал как человека порядочного, психически вполне нормального, и поэтому в достоверности его рассказа у меня нет никаких сомнений.

Когда ему было двадцать лет, он тяжело заболел тифом, температура была за сорок, и его положили в больницу. И вот однажды в какой-то момент он вдруг почувствовал большую лёгкость… и увидел себя посреди палаты. Было первое мая, он вспомнил о своих друзьях — и тут же оказался около них. Они весело, с водочкой, праздновали на лоне природы, шутили, смеялись, вели острые разговоры, в том числе и на политические темы, но его попытки пообщаться с ними оказались совершенно безуспешными: его никто не замечал и не слышал.

Тогда он вспомнил о знакомой девушке — и так же моментально оказался рядом с ней. Он увидел её сидящей со знакомым молодым человеком, послушал их тёплый разговор, но они на него опять-таки не обратили никакого внимания.

Тут он опомнился: «Я же болен!» — и сразу увидел себя в палате, а у его койки уже стояли две сестры милосердия с носилками и врач, который произнёс: «Он мёртв, и его нужно отнести в мертвецкую» (так называли тогда морг). В тот же момент он почувствовал страшный холод и услышал крик женщин: «Он жив!» Температура у Сергея вскоре нормализовалась. Через день его выписали. Его отец категорически запретил рассказывать кому-либо об этом, так как ранее, когда подобное произошло с другим человеком и тот рассказал обо всём знакомым, его стали считать сумасшедшим.

Но самое интересное было дальше. Сергей, выйдя на работу, напомнил товарищам, как они праздновали первое мая и о чём говорили, чему те крайне удивились и стали допытываться, кто ему об этом рассказал (поскольку разговоры были крамольные). А девушка, когда он сообщил ей о подробностях её общения с другим молодым человеком, вообще пришла в полное замешательство.

Это ли не прямое доказательство существования разумной души — главной составляющей человека?

А вот факт из жизни родного брата игумена Никона (Воробьёва)[177], Владимира Николаевича. Когда ему было лет семь, во время игры в лапту его нечаянно так сильно ударили палкой по голове, что он упал замертво. И он рассказывал, как увидел себя высоко над этим местом, видел растерявшихся мальчишек около своего тела, и как один из них побежал к нему домой, и как с криком и слезами бежала к нему из дома мать, схватила его, стала теребить. А там было такое прекрасное солнце и так хорошо, радостно, что когда он пришёл в себя, то заревел изо всей мочи, но не от боли, как все подумали, а оттого, что вокруг всё было очень уныло и мрачно — как в каком-то подземелье, хотя день был солнечный. Об этом случае рассказывали и все братья Владимира Николаевича.

Подобных фактов неисчислимое множество. Они с полной достоверностью свидетельствуют о наличии души в человеке и о её жизни, продолжающейся по смерти тела. И важно подчеркнуть: не тело, а именно душа является источником мыслей, чувств, переживаний. Ум, сердце (как орган чувств), воля — всё это в душе, а не в теле. Это всегда и утверждала религия.

Анри Бергсон, известный французский философ конца XIX века, говорил, что мозг человека — это всего лишь телефонная станция, которая только передаёт информацию, но не является её источником. Информация в мозг приходит откуда-то, а восприниматься и передаваться им может по-разному. Он может и хорошо работать, и барахлить, и совсем отключаться. Но он только передаточный механизм, а не генератор сознания человека. Сегодня огромнейшее число научно достоверных фактов полностью подтверждает эту мысль Бергсона.

В настоящее время вышло большое число книг, написанных учёными о непрекращающейся жизни личности по смерти тела. Например, книга доктора Моуди «Жизнь после жизни» в Америке произвела сенсацию: два миллиона экземпляров было продано буквально в первые же год-два. Многие восприняли её как откровение.

И хотя подобных фактов всегда было достаточно, о них или просто не сообщали, или не придавали значения, рассматривая как описания галлюцинаций или проявлений психической ненормальности человека. Здесь же врач, специалист, окружённый такими же специалистами, говорит о фактах и только фактах. К тому же он — человек, совсем не заинтересованный в «пропаганде религии».

Можно назвать и ещё некоторые подобные книги, посвящённые этой теме:

Василиадис Н. Таинство смерти. Троице-Сергиева Лавра, 1998.

Васильев А. Таинственные явления человеческой психики. М., 1964.

Джемс В. Многообразие религиозного опыта // Русская мысль. М., 1910.

Дьяченко Г. Из области таинственного. Репр. изд. 1896 г.: М., 1992.

Дьяченко Г. Духовный мир. М., 1900.

Иерофей (Влахос), митр. Жизнь после смерти. М., 2008.

Калиновский П. Переход. М., 1991.

Кураев А. Куда идёт душа. М.: Троицкое слово, 2001.

Лодыженский М. В. Свет Незримый. Пгр., 1915.

Лодыженский М. В. Тёмная сила. Пгр., 1915.

Лука (Войно-Ясенецкий), архиеп. Дух, душа и тело. Брюссель, 1978.

Роолингз Мориц. За порогом смерти. СПб., 1994.

Серафим (Роуз), иером. Душа после смерти. М., 1991.

Но чтобы правильно понимать всё, что связано с явлениями того мира, православному человеку необходимо прежде всего изучать творения святителя Игнатия (Брянчанинова, †1867) — и в первую очередь его следующие статьи: «Слово о чувственном и духовном видении духов», «Слово о смерти» и «Прибавление к слову о смерти». Они в наше религиозно смутное время дают твёрдую святоотеческую основу для правильного понимания и оценки всех явлений духовного мира.

«Я в аду!..»

Нечто принципиально новое и важное по сравнению с сообщениями Моуди находим в книге Морица Роолингза «За порогом смерти». Это известный врач-кардиолог, профессор университета в Теннесси (США), который много раз возвращал к жизни людей, находившихся в клинической смерти. Интересно, что сам Роолингз был человеком, равнодушным к религии, но после одного случая в 1977 году (с него начинается эта книга) он стал совершенно иначе смотреть на проблему смерти и вечной жизни. В книге приводится большое количество интересных фактов. И то, что описывает этот медик, действительно заставляет всерьёз задуматься.

Роолингз рассказывает, как однажды он начал реанимацию пациента, находившегося в состоянии клинической смерти — с помощью обычного в таких случаях массажа пытался заставить работать его сердце. Такое в его практике случалось постоянно. Но с чем столкнулся он на этот раз, причём столкнулся, как говорит, впервые? Его пациент, как только к нему на несколько мгновений возвращалось сознание, пронзительно кричал: «Я в аду! Не переставайте!» Врач спросил, что его пугает. «Вы не понимаете? Я в аду! Когда Вы перестаёте делать массаж, я оказываюсь в аду! Не давайте мне туда возвращаться!»[178] И так повторялось несколько раз.

Роолингз пишет, что он, будучи человеком физически сильным, так иногда усердно работал, что бывало даже ломал рёбра пациентам. Поэтому те, приходя в себя, обычно умоляли его остановиться. Но однажды врач услышал от очередного пациента нечто совершенно необычное: «Не переставайте!» И он описывает дальше: «Лишь в тот момент, когда я взглянул на его лицо, меня охватила настоящая тревога. Выражение его лица было гораздо хуже, чем в момент смерти. Лицо искажала жуткая гримаса, олицетворявшая ужас, зрачки расширены, и сам он дрожал и обливался потом — словом, всё это не поддавалось описанию»[179].

Далее Роолингз сообщает, что когда этот человек окончательно пришёл в себя, то рассказал ему, какие жуткие страдания испытал он во время смерти. Больной готов был перенести всё что угодно, только бы не вернуться туда. Там был ад! Потом уже, когда кардиолог занялся серьёзным исследованием подобных случаев, стал расспрашивать об этом своих коллег, то оказалось, что таких фактов и в их практике немало. С тех пор он стал вести записи рассказов реанимированных пациентов. Не все открывали себя. Но и рассказов тех, которые были откровенны, было более чем достаточно, чтобы убедиться в продолжающейся жизни личности по смерти тела. Но какой жизни?

В этой книге Роолингз, в отличие от Моуди, сообщает не только о тех, которые переживали там состояния светлой радости, необыкновенного покоя и вдохновения, так что им даже не хотелось уходить оттуда, но и о таких, которые видели там огненные озёра, страшных чудовищ и испытывали тяжелейшие переживания и страдания. И, как сообщает Роолингз, «число случаев знакомства с адом быстро увеличивается»[180]. Он в следующих словах обобщает рассказы реанимированных: «Они утверждают, что смерть — мысль о которой пугает обычного человека — является не прекращением жизни или забытьём, а есть переход из одной формы жизни к другой — иногда приятной и радостной, а иногда мрачной и ужасающей»[181].

Особенно любопытны приводимые им факты, касающиеся спасённых самоубийц. Все они (исключений он не знает) переживали там тяжкие муки. Причём эти муки были связаны как с психическими, душевными переживаниями, так и особенно со зрительными. Это были тяжелейшие страдания. Перед несчастными представали чудовища, от одного вида которых душа содрогалась, и некуда было спрятаться, нельзя было закрыть глаза, нельзя закрыть уши. Выхода из этого ужасного состояния там не было! Когда одну отравившуюся девушку привели в сознание, она умоляла лишь об одном: «Мама, помоги мне! Заставь их отойти от меня… их, тех демонов в аду… Это было так ужасно!»[182]

Роолингз приводит также и другой очень серьёзный факт: большинство его пациентов, рассказавших о пережитых ими духовных муках во время клинической смерти, решительно меняли свою нравственную жизнь. Некоторые же хотя и молчали, но по их последующей жизни можно было понять, что они испытали что-то ужасное.

Тело — дом души

Сейчас, ввиду большого количества фактов, накопившихся в медицинской науке (не фантазий сродни народному фольклору, а вполне достоверных фактов), можно с полной ответственностью утверждать: существование души является бесспорной научной истиной. Человек, вопреки насильственно внедрённому в сознание целых поколений грубому материалистическому представлению о том, что он — лишь тело, только животное с «компьютером» в голове, в действительности является самосознающей и неуничтожимой личностью, носительницей которой прежде всего является некая бессмертная субстанция — душа, имеющая две формы существования. Первая, привычная для нас, — в теле: душа с телом (в отличие от духа) и есть, по определению святых отцов, плоть человека. Другая таинственная форма существования души — по смерти тела. Христианство приоткрывает завесу тайны этого её инобытия.

Для более цельного понимания этой тайны необходимо сначала сказать о теле как доме души. Святоотеческое учение вполне определённо говорит, что человек до грехопадения, до нынешнего его состояния обладал телом духовным, но материальным — или, если хотите, материальным, но духовным! Как это понять? Разве духовное и материальное не разные области бытия? По христианскому учению — нет. Напротив, только тогда материальное тело и приобретает нормальный образ своего существования, когда становится духовным. Увидеть это парадоксальное явление можно на примере Христа Воскресшего.

Помните, как Христос проходил закрытыми дверями, неожиданно появлялся перед учениками, преломлял с ними хлеб и… вдруг исчезал. В то же время Он говорил ученикам: Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня (Лк. 24, 39). И это говорил Он, неожиданно появившийся в комнате, двери которой были заперты из опасения от иудеев (Ин. 20, 19)!

А что пережил не веривший в Воскресение апостол Фома, увидев неожиданно появившегося Иисуса Христа и услышав от Него: Подай перст свой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим. Ответ Фомы: Господь мой и Бог мой! (Ин. 20, 27–28), то есть: это — Ты Сам!

В Риме и сейчас показывают палец апостола Фомы, которым он коснулся нетленного ребра Христова. Правда, извините меня, я в это не очень верю. Но дело не в том, прикоснулся ли Фома к ребру Христову и этим ли пальцем — важно другое: Фома прикоснулся к реальности, выходящей за границы нашего привычного человеческого опыта, и удостоверился в ней вопреки протесту своего так называемого здравого смысла. Да и как было не протестовать: разве возможно такое, чтобы реальные плоть и кровь могли свободно, беспрепятственно проходить через такие же реальные материальные объекты?!

Можно строить разные гипотезы для объяснения этого явления. Однако все они будут гаданиями на кофейной гуще, ибо теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно (1 Кор. 13, 12). Но, если хотите, вот одно из таких гаданий. В настоящее время в связи с более глубоким научным пониманием пространства и времени можно предполагать, что тело, остающееся материальным, но ставшее духовным, пребывает вне нашего трёхмерного пространства, в иных «пространствах», находящихся «внутри» нашего. В них это новое тело не нуждается для своей жизни ни в каких материальных посредствах. И через эти «пространства» духовное тело может беспрепятственно входить в любую точку нашего земного пространства-времени, приобретая все обычные для него свойства. Но это не более чем гадания сквозь тусклое стекло. Несомненно другое: что все мы скорее, чем предполагаем, окажемся там и всё это познаем тогда лицом к лицу (1 Кор. 13, 12). Поэтому не будем торопиться и подождём немного.

Относительно же того, что тело действительно может быть духовным, прямо пишет апостол Павел: Так и при воскресении мертвых: сеется в тлении, восстает в нетлении… сеется тело душевное, восстает тело духовное. Есть тело душевное, есть тело и духовное… Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие (1 Кор. 15, 42.44.53). Апостол пишет о будущем состоянии тела, таковым оно было и до грехопадения.

Также и святые отцы учат, что по всеобщем воскресении все будут иметь такое же духовное тело, какое имел первозданный человек, которое обладало необычными, чудесными для настоящего нашего состояния свойствами: не знало ни болезней, ни страданий, ни смерти; не нуждалось в одежде, защите от каких-либо внешних воздействий; не испытывало голода, жажды, плотских вожделений и, как видим на воскресшем Спасителе, не зависело от времени и пространства. И как нельзя причинить боль воздуху, ударив по нему палкой, таким же неуязвимым, бесстрастным, неподверженным каким-либо страданиям — духовным — будет и тело человеческое.

Святитель Афанасий Великий (†373) такими словами охарактеризовал душевно-телесные свойства первозданного человека: «Ибо до преступления Адамова не было ни печали, ни боязни, ни утомления, ни голода, ни смерти»[183].

Святой Ефрем Сирин (IV в.) писал о духовном состоянии плоти в веке будущем: «Туда и сюда носятся пред праведниками ветры в раю; один навевает им пищу, другой изливает питие… Духовно питают там ветры живущих духовно. Для духовных существ и пища духовна»[184]. «Райское благоухание насыщает без хлеба; дыхание жизни служит питием. Тела, заключающие в себе кровь и влагу, достигают там чистоты, одинаковой с самою душою… Там плоти возвышаются до степени душ, душа возносится на степень духа»[185].

Преподобный Антоний Великий (IV в.), говоря о тех изменениях, которые происходят уже здесь, на земле, с телом святого человека, писал: «Таким образом, тело всё навыкает всякому добру и, подчиняясь власти Святого Духа, так изменяется, что наконец становится в некоторой мере причастным тех свойств духовного тела, какие имеет оно получить в воскресение праведных»[186].

То же самое говорит и святитель Кирилл Иерусалимский (IV в.): «Восстанет это тело… но не останется таким же, а пребудет вечным. Не будет оно иметь нужды ни в подобных снедях для поддержания жизни, ни в лестницах для восхождения, потому что соделается духовным, чем-то чудным, таким, что и выразить сего, как до́лжно, мы не в состоянии»[187].

Но как же воскресший Христос ел пред ними (Лк. 24, 43)? Святитель Иоанн Златоуст (†407) отвечает на этот вопрос: «Итак, по воскресении Христос ел и пил не в силу необходимости — тогда тело Его уже не нуждалось в этом, — а для удостоверения в воскресении»[188].

То же самое о духовном состоянии плоти говорит и преподобный Макарий Египетский (IV в.):

«ВОПРОС. Нагими ли предстают перед Божеством воскресающие тела Адама или имеют на себе одежду, и иной ли питаются пищей? Понадобится ли ещё такое воскресшим после земного разрешения и вернувшимся к прежнему составу или нет?

ОТВЕТ. Вопрос кажется мне неуместным и необдуманным. Не ясно ли, что есть нечто иное помимо зримого, что и будет даровано? Бог, уже теперь одевающий душу славой и наполняющий её Своим огнём, в ту долгожданную пору и тело тоже оденет и сообразным славному телу Своему представит (Флп. 3, 21), дав тогда, наконец, упокоение пищей и одеяниями небесными и делание нетленное ангельское»[189].

Таково тело человека в жизни будущего века.

Последствия греха прародителей

Грехопадение первых людей, соблазнившихся мыслью стать как боги (Быт. 3, 5), привело к серьёзным изменениям природы человека. Они именуются грехом (Ин. 1, 29), иными словами — первородным повреждением (святитель Василий Великий), наследственной порчей (преподобный Макарий Египетский); в богословии — первородным грехом. Это повреждение имеет две различные стороны: одна касается духа человека, другая — его плоти[190].

Первородное повреждение духа выразилось в том, что его богоподобные свойства приобрели болезненный, ненормальный характер — греховный. Проявляется он в том, что в человеке добро перемешивается со злом. Так, бескорыстная, сердечная любовь смешивается с эгоизмом и похотью, гнев на зло — с гневом на человека; власть духа, ума подменяется господством плоти и т. д. Эта ненормальность духа усиливается или ослабляется в зависимости от того, насколько человек следует голосу совести, нравственному закону. Православие предлагает науку о правильной жизни — аскетику, которая изучает законы духовной жизни, описывает методы борьбы со страстями, указывает путь достижения святости.

Первородное повреждение плоти человека проявилось в том, что она была облечена в одежды кожаные (Быт. 3, 21), стала, по выражению Отцов, дебелой. Что это такое, объясняет, например, преподобный Максим Исповедник (VII в.), когда пишет, что Господь взял на Себя осуждение за последствия добровольного греха прародителей. Эти последствия — страстность, тленность и смертность — после грехопадения стали неотъемлемыми свойствами человеческой природы, с ними рождаются все люди[191]. Преподобный Иоанн Дамаскин (VIII в.) пишет о том, что «естественные и беспорочные страсти» не находятся в нашей власти, «они вошли в человеческую жизнь вследствие осуждения, происшедшего из-за преступления» первых людей — таковы, по слову святого, голод, жажда, утомление, скорбь, слёзы, болезни, старение, страх смерти, предсмертные страдания «и подобное, что по природе присуще всем людям»[192].

Эти естественные и беспорочные страсти, то есть негреховные, «неукоризненные» (прп. Максим Исповедник) по учению Отцов являются той зыбкой почвой, на которой человек легко соскальзывает к греху. Их необходимо отличать от страстей греховных, возникающих в человеке в результате нарушения им голоса совести и заповедей Господних.

Святитель Григорий Нисский (†394) так объясняет развитие греховных страстей в человеке: «Раб удовольствий необходимые потребности делает путями страстей: вместо пищи ищет наслаждений чрева; одежде предпочитает украшения; полезному устройству жилищ — их многоценность; вместо чадорождения обращает взор к беззаконным и запрещённым удовольствиям. Потому-то широкими вратами вошли в человеческую жизнь и любостяжание, и изнеженность, и гордость, и суетность, и разного рода распутство»[193].

Что понимается под страстностью, возникшей в плоти первого человека после грехопадения? Если первозданная плоть была неуязвима для любых воздействий на тело и каких-либо душевных страданий, то, став дебелой, оказалась доступной всем им.

Что такое тленность? Как пишет митрополит Иерофей (Влахос): «Тление — это болезни, немощи и бедствия человеческой жизни… В действительности вся жизнь человека — это цепочка последовательных смертей, это одна долгая смерть»[194]. Тленность — это свойство человека, общее с животным миром. Как животные рождаются, живут, чувствуют, страдают, радуются, стареют и умирают не только телом, но и своей животной душой, так и с человеком в силу его единства с животно-растительным миром происходит то же. Святитель Григорий Нисский писал: «Всякого вида души соприсутствуют в этом словесном животном — человеке»[195].

Смертность. В этой общности человека с низшими творениями проявляется и смертность его плоти — но не личности, не духа, который у человека бессмертен.

Таковы болезни, которые возникли в человеческой природе вследствие грехопадения прародителей и передаются всем людям без исключения. Они означают, как видим, единую для всех повреждённость человеческой природы. И хотя в православном богословии эта повреждённость называется «первородным грехом», однако она не означает какой-либо виновности потомков Адама за его личный грех, как это утверждается католическим вероучением. По поводу этой так называемой виновности прекрасно говорит святитель Кирилл Александрийский (V в.): «Адам был побеждён и, презрев Божественное повеление, был осуждён на тление и смерть. Но какое отношение к нам имеют эти его преступления? Множество людей стало греховными не потому, что они разделяли вину Адама, — их ведь тогда ещё не было — а потому, что они были причастны к его природе»[196].

Кроме первородного повреждения в каждом человеке присутствует и родовая повреждённость. Это наследственно передаваемая из поколения в поколение какая-либо греховная страсть, которой и бывают преимущественно заражены тот или иной род, племя, народ. Родители и предки наделяют своих потомков болезнями не только телесными и психическими, но и духовными (например, ярко выраженной гордостью, завистью, гневливостью, алчностью и т. д.). Но за эти потомственные болезни человек не отвечает перед Богом, однако за отношение к ним — борется ли он с ними или, напротив, развивает их, — нравственно ответственен.

Таким образом, совсем разные явления часто называются одним и тем же словом «грех». Но первородное и родовые последствия именуются грехом в переносном смысле. И единственное, за что отвечает сам человек, — это грех личный. Этот грех в конечном счёте определяет посмертное состояние души человека.

Что происходит с душой по смерти тела

Соприкосновение человека с иным миром нередко происходит в связи со смертью близких людей, но особенно часто перед собственной смертью, когда душа приходит в страх или полное недоумение перед открывающейся ей совершенно иной действительностью. Об этом свидетельствуют бесчисленные факты. Приведу достоверно известные мне случаи.

Мой родной дядя учился в Туле. Получив телеграмму о смерти матери (1931 г.), которая жила в деревне, он срочно отправился домой. Уже глубокой ночью приехал в город Плавск, который находится в пятнадцати километрах от родной деревни. Никакого транспорта нет, идти страшно. Но пошёл. И вот, выйдя из города, он вдруг с изумлением отчётливо увидел впереди себя идущую мать. Бросился догонять её, но безуспешно. Как только он начинал идти быстрее, она точно так же ускоряла свой шаг. И это продолжалось, пока он не дошёл до самой деревни, где видение неожиданно исчезло. Здесь только он понял, что это было видение. Её душа видимым образом охраняла юнца (ему было 17 лет), избавляя от ночного страха.

Другой мой дядя, умирая (1953 г.) в полном ясном сознании на глазах у всех нас родных, вдруг заявил: «Вот пришли двое, вы мне не поможете». И тихо скончался. Кто были эти двое?

Приведу ещё один не менее яркий факт. Моя сестра читает вечернюю молитву (2001 г.), и вдруг перед ней, немного левее икон, на какое-то мгновение появляется племянник и особенно ярко — его лицо. От неожиданности она вскрикнула: «Ой, Володя!» — и прибежала рассказать нам. На другой день пришло сообщение, что вчера вечером в это время Володя скончался. Подобных случаев, поразительных, никакими естественными причинами не объяснимых, бесчисленное множество. Уверен, что почти каждый или слышал, или сам соприкасался с чем-то подобным.

Устойчивая церковная традиция утверждает, что после кончины человека его душа первые три дня (хотя наше время и не соотносимо с той вечностью, в которую вступает душа усопшего) пребывает в условиях «земного притяжения». Оказавшись там, в вечности, она не сразу отрывается от попытки привычного общения с родными и близкими людьми и часто ищет у них помощи.

Поэтому в Постановлениях Апостольских (IV в.) находим прямые указания на третий, девятый и сороковой дни — как особые для молитвы за новопреставленных. (Впоследствии в Церкви стали совершаться вселенские панихиды, на которых она поминает всех усопших, в том числе и не получивших по разным причинам церковного погребения).

Интересное объяснение этих дней поминовения находим у преподобного Макария Александрийского (IV в.) Он спросил явившегося ангела: «Когда Отцами предано совершать в церкви приношение Богу за усопшего в третий, девятый и сороковой день, то какая из того происходит польза душе преставившегося?»

Ангел отвечал: «Бог не попустил ничему быть в Церкви Своей неблагопотребному и неполезному; но устроил в Церкви Своей небесные и земные таинства и повелел их совершать.

Когда в третий день бывает в церкви приношение, то душа умершего получает от стерегущего её ангела облегчение в скорби, каковую чувствует от разлучения с телом; получает потому, что славословие и приношение в церкви Божией за неё совершено, от чего в ней рождается благая надежда. Ибо в продолжении двух дней позволяется душе, вместе с находящимися при ней ангелами, ходить по земле, где хочет. Посему душа, любящая тело, скитается иногда около дома, в котором разлучилась с телом, иногда около гроба, в котором положено тело, и таким образом проводит два дня, как птица, ища гнезда себе. А добродетельная душа ходит по тем местам, в которых имела обыкновение творить правду. В третий же день Тот, Кто воскрес из мёртвых, повелевает, в подражание Его Воскресению, вознестись всякой христианской душе на небеса для поклонения Богу всяческих. Итак, благое Церковь имеет обыкновение совершать в третий день приношение и молитву за душу.

После поклонения Богу повелевается от Него показать душе различные и приятные обители святых и красоту рая. Всё это рассматривает душа шесть дней, удивляясь и прославляя Создателя всего — Бога. Созерцая же всё это, она изменяется и забывает скорбь, которую имела, будучи в теле. Но если она виновата в грехах, то при виде наслаждений святых начинает скорбеть и укорять себя, говоря: “Увы мне! Сколько я осуетилась в том мире! Увлекшись удовлетворением похотей, я провела большую часть жизни в беспечности и не послужила Богу как до́лжно, дабы можно было и мне удостоиться этой благодати и славы. Увы мне, бедной!..”

По рассмотрении же в продолжении шести дней всей радости праведных она опять возносится ангелами на поклонение Богу. Итак, хорошо делает Церковь, совершая в девятый день службы и приношения за усопшего.

После вторичного поклонения Владыка всех повелевает отвести душу в ад и показать ей находящиеся там места мучений, разные отделения ада и разнообразные мучения нечестивых, находясь в которых души грешников непрестанно рыдают и скрежещут зубами. По этим различным местам мук душа носится тридцать дней, трепеща, чтобы и самой не быть осуждённой на заключение в них. В сороковой день опять она возносится на поклонение Богу; и тогда уже Судия определяет приличное ей по её делам место».

«Земные вещи принимай здесь за самое слабое изображение небесных»

Что же происходит с душой после трёх дней? То, о чём вне христианства мы не находим фактически ничего здравого и достоверного, кроме фантазий. Православие же приоткрывает человеку тот мир с чрезвычайно важной для этой жизни стороны. Речь идёт прежде всего о так называемых мытарствах.

Митрополит Московский Макарий (†1882), говоря о состоянии души после смерти, писал: «Следует заметить, что как вообще в изображении предметов мира духовного для нас, облечённых плотью, неизбежны черты более или менее чувственные, человекообразные, — так, в частности, неизбежно допущены они и в подробном учении о мытарствах, которые проходит человеческая душа при разлучении с телом. А потому надобно твёрдо помнить наставление, какое сделал ангел преподобному Макарию Александрийскому, едва только начинал речь о мытарствах: “Земные вещи принимай здесь за самое слабое изображение небесных”. Надобно представлять мытарства не в смысле грубом, чувственном, а сколько для нас возможно в смысле духовном, и не привязываться к частностям, которые у разных писателей и в разных сказаниях самой Церкви, при единстве основной мысли о мытарствах, представляются различными»[197]. Приведённые слова ангела очень важны для правильного отношения к сообщениям о том мире и рассказам о мытарствах. Ибо тот мир совсем иной.

Очень показательна была кончина епископа Смоленского и Дорогобужского Сергия (Смирнова, †1957) — старенького, милого, приятного человека. Он всё время озирался вокруг себя и повторял: «Всё не то, всё не так». Его удивление можно понять. Хотя мы и верим, что там всё должно быть не так, тем не менее невольно продолжаем представлять себе ту жизнь по образу и подобию нашей. Поэтому и ад, и рай — по Данте или Мильтону, и мытарства опять-таки в соответствии с теми картиночками, которые с любопытством разглядываем в разных брошюрах. Хотим ли мы этого или нет, но никак не можем отрешиться от примитивных земных представлений: «Ну а как ещё можно?..»

Один из подходов к пониманию реальностей иного мира мы можем найти в современной науке, которая описывает для широкой публики, например, мир атома с помощью аналогий, взятых из нашего повседневного опыта. Так, физики, исследующие элементарные частицы, утверждают, что в макромире — нашем мире — нет понятий, способных адекватно выразить реальности микромира. Поэтому, чтобы как-то представить их, физики вынуждены употреблять слова и придумывать образы, исходя из повседневного опыта. Правда, картина подчас вырисовывается фантастическая, но иначе невозможно.

Вот как, например, описывает поведение электрона создатель первой атомной бомбы Роберт Оппенгеймер (†1967): «Если мы спросим, постоянно ли нахождение электрона, нужно сказать “нет”; если мы спросим, изменяется ли местонахождение электрона с течением времени, нужно сказать “нет”; если мы спросим, неподвижен ли электрон, нужно сказать “нет”; если мы спросим, движется ли он, нужно сказать “нет”»[198]. Не абсурдно ли это звучит с точки зрения нашего здравого смысла? Но тем не менее это сама реальность.

Или взять понятие «волночастица». Оно выглядит не менее абсурдно, поскольку каждому ясно, что волна не может быть частицей, а частица — волной. Но с помощью этого парадоксального понятия, не вмещающегося в рамки нашего обычного опыта, учёные пытаются выразить двойственный характер природы материи на уровне элементарных частиц атома, которые в зависимости от конкретной ситуации проявляются то как частица, то как волна.

А что происходит с пониманием времени? Опять эти маги-физики утверждают не больше и не меньше, как то, что оно меняется в зависимости от скорости движущегося объекта. Если бы какой-нибудь астронавт год летал на космическом корабле со скоростью, близкой к скорости света, то, вернувшись на Землю, мало что узнал бы на ней, поскольку здесь прошло бы уже сто лет!

Таких парадоксов современная наука предлагает множество. Чем они для нас полезны? Тем, что показывают, что если так ограничены возможности человека в познании и выражении на «человеческом языке» реальностей даже этого мира, то очевидно, что ещё более ограничены эти возможности в понимании мира того. Поэтому все сообщения о нём носят условный, знаковый характер. Библия наполнена так называемыми антропоморфизмами, когда Бог изображается подобным человеку. И, к сожалению, мы очень часто склонны принимать образы и аналогии в описаниях того мира за саму действительность, в результате чего создаются совершенно искажённые представления не только о рае, аде, мытарствах, но и о духовной жизни, о спасении, о Самом Боге. Эти искажения легко могут ввести христианина в заблуждение, увести в язычество. А христианин-язычник — что может быть хуже?

Святой Иоанн Кассиан Римлянин (V в.) рассуждал по этому поводу: «Если эти и подобные места Писания понимать буквально, в грубом чувственном значении, то выйдет, что Бог спит и пробуждается, сидит и ходит, обращается к кому и отвращается от него, приближается и удаляется, и члены телесные имеет — главу, очи, руки, ноги и подобное. Как этого всего без крайнего святотатства нельзя буквально разуметь о Том, Кто, по свидетельству Писания же, невидим, неописуем, вездесущ, — так без богохульства нельзя приписывать Ему и возмущение гневом и яростью»[199].

Поэтому, пытаясь осмыслить тот мир, посмертное состояние души, её мытарства, очень важно иметь в виду, что там всё совсем другое, там всё не так, как здесь.

Иеромонах Серафим (Роуз, †1982) писал: «Всем, кроме детей, ясно, что понятие “мытарства” нельзя брать в буквальном смысле; это метафора, которую восточные отцы сочли подходящей для описания реальности, с которой душа сталкивается после смерти. Но сами рассказы — это не “аллегории” и не “басни”, а правдивые рассказы о личном опыте, изложенные на наиболее удобном рассказчику языке. Если же некоторым описания мытарств кажутся слишком “наглядными”, то это, возможно, потому, что они не знают истинной природы невидимой брани, которая идёт в этой жизни. И сейчас нас непрерывно осаждают бесовские искусители и обвинители, но наши духовные глаза закрыты, и мы видим только результаты их деятельности — грехи, в которые мы впадаем, страсти, которые разрастаются в нас. После же смерти глаза души открываются для видения духовной реальности и (обычно впервые) видят те существа, которые преследовали нас в течение нашей жизни. В православных рассказах о мытарствах нет ни язычества, ни оккультизма, ни “восточной астрологии”, ни “чистилища”»[200].

Когда ангел говорил преподобному Макарию о вещах небесных и земных, то прежде всего речь шла о мытарствах. И понятно, почему ангел предупреждал его: при всей простоте их земного представления в действительности они имеют совсем иной — глубокий духовный, небесный смысл, понятия о котором нет, кроме Православия, ни в одном из религиозных учений, включая и инославные[201].

Так, например, католицизм своим догматом о чистилище глубоко исказил картину посмертного состояния человека. Чистилище — это место страданий для тех, кто, даже покаявшись, не принёс «должного удовлетворения правосудию Божию» за свои грехи. И поскольку покаявшийся не может быть в аду, а не принёсший удовлетворения не может быть в раю, то католические богословы придумали это третье состояние, неведомое Церкви, но ставшее догматом в католицизме.

Православие же говорит о двух посмертных состояниях: или блаженстве, или страданиях, сила переживания которых обуславливается степенью совершённого добра, или, напротив, увечий, нанесённых себе человеком грехами в земной жизни. Поэтому молитвы Церкви являются для усопшего не уплатой долгов за него, как учит католицизм, а лекарствами от его болезней-страстей. И в зависимости от тяжести совершённых грехов и степени повреждения ими души процесс исцеления имеет разную длительность и соединён с различной степенью страданий.

Посмертный экзамен на добро

Церковное предание гласит, что душа по смерти тела сначала проходит райские обители, а затем в большинстве, по-видимому, случаев и мытарства. Те и другие для души являются своего рода экзаменами. И как любые экзамены, они, естественно, могут быть сданы различно.

«При разлучении души нашей с телом, — говорит святитель Кирилл Александрийский, — предстанут пред нами с одной стороны воинство и силы Небесные, с другой — власти тьмы, злые миродержатели, воздушные мытареначальники, истязатели и обличители наших дел. Узрев их, душа возмутится, содрогнётся, вострепещет и в смятении и в ужасе будет искать себе защиты у ангелов Божиих, но и будучи принята святыми ангелами и под кровом их протекши воздушное пространство и вознесшись на высоту, она встретит различные мытарства (как бы некоторые заставы или таможни, на которых взыскиваются пошлины), которые будут преграждать ей путь в Царствие, будут останавливать и удерживать её стремление к нему»[202].

Как понимать эти земные вещи?

Принято считать, что душа испытывается на мытарствах только на предмет своей греховности. Однако испытания происходят и перед лицом святости Божией. В обоих случаях душа «сдаёт экзамены», хотя и разные. В чём они заключаются? В выявлении того, к чему душа стремилась, в чём видела смысл своей жизни, какими целями, желаниями, чувствами жила, находясь в теле.

В период с третьего по девятый день душа, образно говоря, проходит перед лицом всех добродетелей (по апостолу Павлу, это: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, кротость, воздержание и т. д. — Гал. 5, 22), и таким образом испытывается степень её добродетельности. Например, оказывается перед лицом милосердия. Воспримет ли она его как ту духовную ценность, к которой стремилась, хотя и не смогла в полноте осуществить её в условиях земной жизни, или, напротив, приобретённая жестокость оттолкнёт душу от этой добродетели как от чего-то чуждого и неприемлемого? Соединится ли она с духом милосердия или отвергнет его? Так в течение шести земных дней происходит испытание души на предмет её отзывчивости на добро, на любовь, на правду… В результате этого «экзамена» она уже без розовых очков увидит всё своё действительное добро, а не мнимое, увидит подлинное лицо своих добродетелей и добрых дел.

Это будет иметь огромное значение для её последующего самоопределения. И несомненно, что душа, стремившаяся в своей жизни к истине, правде, любви и увидевшая здесь всю их божественную красоту, конечно же, устремится к ним всеми своими силами, и Господь не отринет её. Тогда для такой души уже излишни будут мытарства, как об этом сказал Сам Христос: Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь (Ин. 5, 24). Это подтверждает и жизнь святых, которые по смерти прямо восходили в обители небесные. Отсюда становится понятным, почему души усопших вначале познают рай, а не ад. Ибо зачем душе, показавшей произволение к Богу и способной принять Царство Божие, переживать соприкосновение с демонами?

Самый замечательный пример такого спасения — благоразумный разбойник. И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю (Лк. 23, 43). Он, как видим, — первый, вошедший в рай без искушения мытарствами, хотя по всем земным меркам справедливости должен был подвергнуться им во всей силе. Этот факт говорит о великом значении Жертвы Христовой, освобождающей от демонских мучений каждого искренне смирившегося и кающегося. Поэтому можно верить, что христиане, живущие по евангельской совести, уже в девятый день наследуют жизнь вечную, избегнув всех мытарств.

И экзамен на зло

Мытарства — это не наказание Божье за грехи, а последнее лекарство для тех, кто не только отдавался страстям, но и оправдывался в них, не каялся и «достиг» высокого мнения о себе, своих достоинствах, своих заслугах перед Богом и людьми. Мытарства открывают душе её дно. Без этого познания себя невозможно обращение к Христу, принятие Его — то есть невозможно спасение. Как писал святитель Игнатий (Брянчанинов): «Не сознающий своей греховности, своего падения, своей погибели не может принять Христа, не может уверовать во Христа, не может быть христианином. К чему Христос для того, кто сам и разумен, и добродетелен, кто удовлетворён собою, кто признаёт себя достойным всех наград земных и небесных?»[203]

Для души, не выдержавшей «экзамена» на добро, наступают иные, уже тридцатидневные испытания. Начинается прохождение мытарств. О них в житийной литературе говорится значительно больше, чем о созерцании красоты Царства святых. Причина этого, видимо, в том, что число людей, порабощённых страстям, не сознающих своей греховности, признающих себя достойными всех наград земных и небесных, неизмеримо больше, нежели познавших свою греховность, своё падение и смирившихся. Потому экзамен этот и продолжительнее и сопряжён с мучительными переживаниями души. Но в результате здесь открывается душе вся сила зла каждой её страсти.

Все знают, что такое огонь страсти — человек вдруг подчиняется жуткому гневу, похоти, страху, отчаянию! И тогда всё долой: вера, разум, совесть, собственное благополучие. Подобное, только в неизмеримо большей степени, происходит и по смерти. На мытарстве, то есть на испытании той страстью (или страстями), которой человек жил, в которой видел весь смысл своей жизни, — со всей силой вспыхивает её действие в душе. И тот, кто не боролся с ней, служил ей, тот не устоит перед обманом этого демонского искушения. Происходит срыв на этом мытарстве и падение души в бессмысленный и ничем не утолимый огонь горения этой страстью. Ибо если в земных условиях она иногда могла ещё получать себе пищу и успокоение, то там для неё открываются действительно муки Тантала[204].

Мытарств обычно называют двадцать, и начинаются они с самого, казалось бы, невинного греха — празднословия, которому мы обычно не придаём никакого значения. Апостол же Иаков говорит прямо противоположное: Язык — неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда (Иак. 3, 8). Святые отцы и даже языческие мудрецы называют праздность и её естественное и обычное проявление — празднословие — матерью всех пороков.

Двадцать мытарств охватывают все категории страстей, каждая из которых включает в себя целое гнездо родственных грехов. Например, воровство. Оно имеет много видов: и прямое, как воровство из чужого кармана, и бухгалтерские приписки, и нецелевое, в своих интересах, использование бюджетных средств, и взятки, и тому подобное. То же самое и в отношении всех прочих мытарств.

Так душа проходит двадцать экзаменов на грехи.

В житии преподобного Василия Нового[205] блаженная Феодо́ра рассказывает о них в следующем порядке:

1. Празднословие и сквернословие

2. Ложь

3. Осуждение и клевета

4. Объедение и пьянство

5. Леность

6. Воровство

7. Сребролюбие и скупость

8. Лихоимство (взяточничество)

9. Неправда и тщеславие

10. Зависть

11. Гордость

12. Гнев

13. Злопамятство

14. Разбойничество (драки, избиения, убийство)

15. Колдовство (магия, оккультизм, спиритизм, гадания)

16. Блуд

17. Прелюбодеяние

18. Содомство

19. Идолослужение и ересь

20. Немилосердие и жестокосердие.

Все эти мытарства описаны в очень ярких, земных образах. Феодора видела там и чудовищ, и огненные озёра, и страшные лица, слышала ужасные крики, наблюдала мучения, которым подвергаются грешные души. Читая этот рассказ, невольно вспоминаешь мудрые слова ангела: «Земные вещи принимай здесь за самое слабое изображение небесных». Но всё это — лишь слабое подобие тех вполне духовных (и в этом смысле «небесных») состояний, которые переживает душа, не способная отвергнуть страсти. Поэтому Валаамский старец схиигумен Иоанн (Алексеев) писал: «Хоть и приняла Православная наша Церковь повествование о мытарствах Феодоры, но это видение частное, человеческое, а не Святое Писание. Больше углубляйся в святое Евангелие и Апостольские послания; вот в них, то есть в Святом Писании, каждое слово боговдохновенно»[206].

На основании повествования блаженной Феодоры созданы целые иконографические циклы. Возможно, многим попадались книжечки с картинками, изображающими различные истязания на мытарствах. Чего там только ни увидишь — каким мучениям, каким пыткам подвергают бесы грешников! Фантазия у художников сильная, яркая, и картинки эти впечатляют. Но там всё не так.

Почему же так показано? Причина всё та же: нет возможности передать человеку характер тех страданий, которые ожидают душу, попиравшую совесть и правду. Как, например, объяснить, какое зло человеку от того же самого празднословия? И вот вам картинка: человек, подвешенный за язык.

Конечно, это очень примитивно, но наглядно и понятно даже детям. И, по слову святителя Иоанна Златоуста, «говорится так для того, чтобы приблизить предмет к разумению людей более грубых»[207]. Именно на это и были ориентированы картинки мытарств.

С Духом Божиим или с демонами-мучителями

Если обратимся к описанию мытарств, то найдём там множество духов зла в разных обличиях, искушающих душу человека и часто низвергающих её на мучения. Блаженная Феодора даже описывает вид некоторых из них, хотя понятно, что это лишь слабые подобия их подлинного существа. Это один из вопросов, касающихся посмертных страданий. Вот как отвечает на него святитель Феофан Затворник (†1894) в толковании на стих псалма: Да будет сердце мое непорочно в уставах Твоих, чтобы я не посрамился (Пс. 118, 80).

Объясняя слова чтобы я не посрамился, он пишет: «Момент непосрамления есть время смерти и прохождения мытарств. Как ни дикою кажется умникам мысль о мытарствах, но прохождения ими не миновать. Чего ищут эти мытники — злые духи — в проходящих? Того, нет ли у них товара, принадлежащего нечистой силе. Товар же их какой? Страсти. Стало быть, у кого сердце непорочно и чуждо страстей, у того бесы не могут найти ничего такого, к чему могли бы привязаться; напротив, противоположная им добротность будет поражать их самих, как стрелами молнии.

На это один из немного учёных вот какую ещё выразил мысль: мытарства представляются чем-то страшным; а ведь очень возможно, что бесы, вместо страшного представляют проходящей душе одно за другим нечто привлекательное, обольстительно-прелестное, по всем видам страстей. Когда из сердца, в продолжении земной жизни, изгнаны страсти и насаждены противоположные им добродетели, тогда что ни представляй соблазнительного, душа, не имеющая никакого сочувствия к этому, минует его, отвращаясь с омерзением. А когда сердце не очищено, тогда к какой страсти наиболее питает оно сочувствие, на то душа и бросается там. Бесы и берут её будто друзья, а потом уж знают, куда её девать. Значит, очень сомнительно, чтобы душа, пока в ней остаются ещё сочувствия к предметам каких-либо страстей, не постыдилась на мытарствах. Постыждение здесь в том, что душа сама бросается в ад».

По этой мысли, на мытарствах никакого насилия над душой не совершается, но ей показывается приманка соответствующей страсти, на которую порабощённая ей душа и бросается, попадая к сродным этой страсти демонам, которые являются мучителями. Потому мытарства для души нераскаянной оказываются тяжёлым наказанием — испытывая непреодолимое влечение, душа сама бросается в ад.

Мысль святителя Феофана по сути исходит из наставлений преподобного Антония Великого, который писал: «Бог благ и только благое творит, вредить же никому не вредит, пребывая всегда одинаковым; а мы когда бываем добры, то вступаем в общение с Богом, по сходству с Ним, а когда становимся злыми, то отделяемся от Бога, по несходству с Ним. Живя добродетельно, мы бываем Божиими, а делаясь злыми, становимся отверженными от Него; а сие не то значит, чтобы Он гнев имел на нас, но то, что грехи наши не попускают Богу воссиять в нас, с демонами же мучителями соединяют. Если потом молитвами и благотворениями получаем мы очищение от грехов, то это не то значит, что Бога мы ублажили и Его переменили, но что посредством таких действий и обращения нашего к Богу, получив исцеление от бывшего в нас зла, опять становимся мы способными вкушать Божью благость; так что сказать: Бог отвращается от злых, есть то же, что сказать: солнце скрывается от лишённых зрения»[208].

То есть, когда человек ведёт жизнь правильную (праведную), живёт по заповедям и кается в их нарушении, то его дух соединяется с Духом Божиим, и ему бывает благо. Когда же он поступает против совести, нарушает заповеди, то его дух становится подобным демонам-мучителям, естественно влечётся к ним и подчиняется их жестокой власти.

В одном из своих писем игумен Никон (Воробьёв, †1963) так писал: «Демоны горды и овладевают гордецами, значит, надо нам смириться. Демоны гневливы, значит, надо нам приобретать кротость, чтобы они не овладели нами, как своими по душе. Демоны злопамятны, немилосердны, значит, нам надо скорее прощать и мириться с обидевшими и быть ко всем милостивыми. И так во всём. Надо подавлять в своей душе бесовские свойства, а насаждать ангельские, которые указаны в Святом Евангелии.

Если после смерти будет в душе нашей больше бесовского, то бесы овладеют нами. Если же мы ещё здесь осознаем свои бесовские качества, будем просить за них прощения от Господа и сами будем всем прощать, то Господь простит нам, уничтожит в нас всё дурное и не даст в руки бесов»[209].

Мысль понятна: не Бог наказывает нас за грехи и не демоны по своему произволу мучают за них, а мы сами своими страстями отдаёмся в руки мучителей.

Правда, соблазняя душу разными грехами и думая погубить её, они в действительности этими соблазнами открывают душе её духовные болезни, страсти, которые она, по нерадению, в земной жизни часто не видела. Тем самым демоны, желая причинить душе вред, оказывают ей большую пользу. Ибо спасение возможно только в том случае, когда душа увидит свои грехи и страсти, убедится, что не может без любвеобильной помощи Божьей освободиться от них, и поймёт всем своим существом необходимость Спасителя. Только тогда она может стать способной к своему исцелению по молитвам Церкви, молитвам своих близких.

Об этом прекрасно написал святой Исаак Сирин, великий подвижник VII века: Бог «ничего не делает ради возмездия, но взирает на пользу, которая должна произойти от Его действий. Одним из таких предметов является геенна. Что касается меня, то я думаю, что Он намеревается показать чудный исход и действие великого и неизъяснимого милосердия в отношении этого установленного Им тяжкого мучения, чтобы благодаря этому ещё более было явлено богатство любви Его, сила Его и мудрость Его, а также сокрушительная сила волн благости Его. Не для того милосердный Владыка сотворил разумные существа, чтобы безжалостно подвергнуть их нескончаемой скорби — тех, о ком Он знал прежде их создания, во что они превратятся после сотворения, и которых Он всё-таки сотворил»[210]. Мытарства, таким образом, есть даруемое Божьим милосердием (а не гневом, не наказанием) последнее врачебное средство, благодаря которому душа, познавшая себя, своё греховное состояние, становится способной к получению от Христа исцеления и спасения.

Таков премудрый и любвеобильный Промысл Божий!

Подобное соединяется с подобным. Сила покаяния

На каждой ступени мытарств личность познаёт степень власти над собой той или иной страсти — и либо падает, либо продолжает свой путь ко Христу. Но это падение (или, напротив, безболезненное прохождение мытарства) определяются уже не каким-то волевым усилием личности, а тем духовным состоянием, которое приобрёл человек в земной жизни.

Игумения Арсения (Себрякова, †1905), одна из замечательных подвижниц нашей Церкви, писала: «Когда человек живёт земною жизнью, то он не может познавать, насколько дух его находится в порабощении, в зависимости от другого духа, — не может этого вполне познавать потому, что у него есть воля, которой он действует, как когда хочет. Но когда со смертью отнимется воля, тогда душа увидит, чьей власти она порабощена. Дух Божий вносит праведных в вечные обители, просвещая их, освещая, боготворя. Те же души, которые имели общение с дьяволом, будут им обладаемы»[211].

Что означает «отнимется воля»? На примере множества людей (и прежде всего самого себя) можно видеть, как греховная страсть способна поработить человека, отнять у него волю, силу решимости что-либо изменить. Об этом говорил преподобный Серафим Саровский (†1933), когда объяснял, почему теперь не стало святых — потому, что у современных христиан не стало решимости жить по заповедям Евангелия.

Как это произошло? Увы, просто. Когда не боремся с малыми искушениями, не противостоим им, то тем самым постепенно ослабляем свою волю, в конце концов парализуем её и становимся неспособными измениться, то есть покаяться[212]. Преподобный авва Исаия Отшельник (V в.) говорил: «Пренебрегающий мелочами мало-помалу нисходит в гибельное падение»[213]. Это можно часто наблюдать в жизни.

Посмотрите на алкоголиков, наркоманов. Возможно, многие из них, увидев, к чему пришли, хотели бы вернуться к нормальной жизни — да уже не могут. Ибо закон таков: чем больше и чаще удовлетворяет человек какой-либо страсти, тем больше истощаются его духовные силы, и в конечном счёте он становится её безвольным рабом.

Так и на мытарствах, когда душа искушается духами поработивших её страстей, она уже не может им противиться. И страсти, уже не сдерживаемые ничем, никакими внешними обстоятельствами, в том числе и самим телом, действуют в душе в полную силу — в тысячу раз большую, как писал игумен Никон (Воробьёв), чем в земных условиях.

Его слово очень поучительно:

«Чаще думай о смерти и о том, кто тебя там встретит. Могут встретить ангелы светлые, а могут окружить мрачные, злобные демоны. Стоит здесь потрудиться, есть из-за чего.

Будем же жить в мире, прощая друг друга, мирясь скорее друг с другом, будем во всём каяться пред Богом и просить Его милости и спасения от бесов и вечных мук, пока ещё есть время. Не будем играть своей вечной участью»[214].

Есть и другая сторона страданий там. Тот мир — мир Божественного света, в котором перед всеми людьми и ангелами откроются наши дела, мысли, чувства. И вот, как говорил однажды в проповеди игумен Никон, представьте себе такую картину: перед лицом всех друзей, знакомых, родных вдруг обнаружится всё наше лукавое, низменное, бессовестное. Какой ужас и срам — это ли не ад?! Поэтому Церковь с такой силой и настойчивостью призывает всех к скорейшему покаянию. Оно — великое средство очищения души, совершенное средство спасения от будущего позора, страха, от демонов-мучителей и неугасающего пламени страстей. Как писал пророк Исаия (VII в. до Р.Х.): Тогда придите — и рассудим, говорит Господь. Если будут грехи ваши, как багряное, — как снег убелю; если будут красны, как пурпур, — как во́лну[215] убелю (Ис. 1, 18).

А вот как замечательно рассуждает об этом святой Исаак Сирин: «Поскольку знал Бог Своим милосердным знанием, что если бы абсолютная праведность требовалась от людей, тогда только один из десяти тысяч нашёлся бы, кто мог бы войти в Царство Небесное, — Он дал им лекарство, подходящее для каждого — покаяние, так, чтобы каждый день и на всякий миг было для них доступное средство исправления посредством силы этого лекарства и чтобы через сокрушение они омывали себя во всякое время от всякого осквернения, которое может приключиться, и обновлялись каждый день через покаяние»[216].

Как действует истинное покаяние? Не говоря уже о поразительных евангельских историях с мытарем, блудницей, разбойником, вспомним хотя бы Раскольникова из «Преступления и наказания» Достоевского. Посмотрите: он готов был идти на любую каторгу, даже с радостью идти — лишь бы искупить совершённое злодеяние, очиститься от крови, омыться. И помним, насколько он преобразился, раскаявшись в преступлении. Достоевский великолепно показал очистительную силу покаяния.

Оно действительно есть истинное спасение души, которое буквально перерождает человека, и многие пережили подобное преображение. Господь хочет, чтобы человек и здесь, и тем более в вечности не страдал. Поэтому Церковь призывает: «Человек, пока не поздно, покайся!»

«Страсти в тысячу раз более сильные, чем на земле…»

Но, может быть, бес не так и страшен, как его малюют? К сожалению, всё наоборот. Опыт всех, соприкасавшихся с бесами, говорит, что они непередаваемо гнусны, ужасны, тошнотворны. Игумен Никон писал, например, что «от одного взгляда на них можно сойти с ума»[217]. Но внешний образ лишь отчасти передаёт духовное их состояние, хотя некоторое представление о нём дают нам человеческие страсти, поскольку они являются существом демонов.

Что такое страсть? О грехе знаем: к примеру, человек обманул, позавидовал — споткнулся, это с каждым бывает. И пока лживость, зависть ещё не господствуют над человеком, они являются ошибкой, случайностью, они — грех. Однако это до времени. Привычка, например, лгать обязательно приводит человека к тому, что его уже невольно тянет лгать. Страстью и является то, что насильно влечёт, и с такой неодолимостью, что человек уже не может с собой справиться. Он прекрасно понимает, что это плохо, что это дурно, что это вредно не только для души (хотя о душе он чаще всего забывает), но и для тела, для семьи, для работы — и всё же оказывается бессильным справиться с собой. Перед лицом совести, перед лицом собственного блага — не может справиться! О таком состоянии говорят: страсть. Страсть может перейти в порок, то есть стать свойством человека. И это ужасно. Посмотрите, что делают люди в безумном рабстве страсти и порока: калечат, убивают, предают друг друга…

Славянское слово «страсть» означает прежде всего страдание (отсюда выражение «страсти Христовы»); также — непреодолимое желание чего-то, большей частью запрещённого, греховного, и оно всегда в итоге приносит страдание. Потому христианство со всей силой предупреждает об опасности порабощения любой страсти — большой или так называемой «малой». Страсти по своей природе подобны раковой опухоли, которая, разрастаясь, всё более мучает человека, а затем убивает его. Они — наркотик, и чем больше человек принимает его, тем сильнее разрушает себя!

Святые отцы говорят, что страсти коренятся в душе, а не в теле. Они в нашей свободной воле[218]. Сам Господь сказал: Исходящее из уст — из сердца исходит — сие оскверняет человека, ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления — это оскверняет человека (Мф. 15, 18–20). Даже самые грубые телесные страсти коренятся в душе, потому они и не исчезают со смертью тела. И с ними человек входит в тот мир.

Как же проявляют себя там неизжитые страсти? Вот слова игумена Никона, сказанные сильно пившему человеку: «Страсти в тысячу раз более сильные, чем на земле, будут как огнём палить тебя без какой-либо возможности утолить их»[219]. Понять, почему сильнее и в тысячу раз — нетрудно. Здесь, на земле, страсти не имеют полной свободы для своего проявления. Мешают люди, обстоятельства, состояние здоровья… Да просто заснул человек — и страсти утихли. Или, к примеру, так разозлился на кого-нибудь, что готов растерзать его, но прошло время — и злость не только улеглась, но даже и друзьями стали.

В земной жизни со страстями можно бороться — прикрытые телесностью, они действуют, как правило, не в полную силу. А вот там, освободившись от тела, они обнаруживают всю жестокость своей природы. Их действию уже ничто не мешает: никакой сон, никакая усталость, никакое развлечение. Плюс к этому страстную душу легко прельщают злые духи, разжигая и многократно усиливая действие страстей. Словом, наступает непрекращающееся страдание, поскольку у самого человека нет никакой возможности утолить их!

А когда в человеке их целый букет? Что тогда с ним происходит?! Если бы только одна эта мысль затронула душу, то, без сомнения, человек уже совсем по-иному бы стал относиться к своей жизни.

Сорокадневные посмертные странствия души завершают процесс последнего важнейшего условия её спасения — познания себя, своего реального духовного состояния, когда во всей полноте открываются все её страсти и бессилие уже изменить что-либо. В результате этого происходит её естественное соединение или с Духом Божьим, или с духами мучительных страстей. Этот момент называют частным судом Божьим, на котором и определяется дальнейшее пребывание души в том мире.

Употребляемое здесь слово «суд» носит образный характер, поскольку, как видим, никакого насилия над душой там не происходит. Она сама в полном соответствии со своим внутренним состоянием или влечётся к Богу, или напротив, как изъясняет святитель Феофан, бросается в ад — в стихию неутолимых страстей, естественную для неё, но губительную по сути.

Однако это мучительное состояние по завершении сорокового дня ещё не является окончательным, поскольку будут ещё молитвы родных, друзей и всей Церкви, в силу которых душа может быть принята в вечные обители (см. Лк. 16, 9). Будет ещё Последний, или Страшный, Суд.

Наказание или грех?

Чем является земная жизнь для человека? Экзаменом на верность своей совести и разуму, проверкой на верность любви Божьей.

Бог в творении дал человеку полноту нравственной свободы, которую Сам не может нарушить. Как говорили святые отцы, Бог не может спасти человека без воли самого человека. А как же в таком случае понимать Его заповеди, Его наказание, даже вечные мучения за грех?

У меня в детстве был случай, который дал ответ на эти вопросы. Однажды зимой в мороз мама, выходя со мной на улицу, предупредила меня, чтобы я ни в коем случае не вздумал своим язычком дотрагиваться до дверной металлической ручки. Этого было, конечно, достаточно, чтобы, как только маменька отвернулась, я уже прилип языком к той злополучной ручке. И был вопль великий! С тех пор я знаю, и что такое заповеди, и что такое грех и наказание.

Наш мир устроен закономерно и гармонично. Все его Богом установленные законы, физические и духовные, неизменны. И так же, как смешно негодовать на природу, когда, прыгая с третьего этажа, мы ломаем себе руки и ноги, — столь же невозможно обвинять и Бога за скорби, болезни и прочее, когда, несмотря на Его самые решительные предупреждения о трагических последствиях нарушения нравственных и духовных законов жизни, человек всё-таки живёт вопреки им.

Грех, совершаемый делом, словом, мыслью, желанием, по сути и состоит в том, что человек преступает эти законы — как нравственные, так и духовные — и тем самым причиняет вред и себе, и другим. То есть греша, человек не Бога оскорбляет, поскольку Бога так же невозможно оскорбить, как, например, автора медицинского справочника, не следуя его рекомендациям. Ибо не Бог наказывает, но сам человек калечит себя, поступая вопреки законам жизни своей души и своего тела. По этой причине святые отцы называли любой грех деянием противоестественным. Господь же всегда остаётся неизменным в своей любви к каждому согрешающему человеку (как и моя мама, которая не только не наказала меня, но и всячески утешала).

Но только в условиях земной жизни человек может свободно избирать добро или зло, грешить или вести правильную жизнь. Со смертью его свобода отнимается, и там душа, если порабощена страстям, бессильна изменить себя — она лишь пожинает плоды своей земной жизни, естественным образом (то есть соответственно своим качествам) погружаясь в сродную её духовному состоянию стихию вечности.

Однако и здесь состояние мучений может быть изменено, о чём свидетельствуют непрестанно возносимые с самого начала существования Церкви молитвы за усопших.

Сообщения оттуда

Часто задают вопрос о том, могут ли прийти к нам души умерших, возможно ли общение с ними? И это не всегда лишь праздное любопытство. Известно немало фактов, когда усопшие являлись своим близким во сне, полудрёме, даже наяву и извещали о чём-то важном. Так, например, святителю Филарету (Дроздову, †1867), митрополиту Московскому, за три месяца до смерти явился во сне его покойный отец и сказал: «Помни девятнадцатое число». Действительно, митрополит скончался 19 ноября. Подобных фактов много. Также немало вполне достоверных сообщений о явлениях только что скончавшегося его родному или очень близкому человеку.

Святоотеческое понимание этих вопросов глубоко раскрыто, например, в творениях святителя Игнатия (Брянчанинова): «О сновидениях»[220], третьем томе «Аскетических опытов», в котором содержится «Слово о чувственном и духовном видении духов», «Слово о смерти», «Прибавление к слову о смерти» и «О существе сотворённых духов и души человеческой»[221]. В них раскрываются важнейшие вопросы о понимании природы духов, их различении и воздействии на человека, говорится о тяжёлых последствиях, которые ожидают тех, кто ищет контактов с потусторонним миром; приводится много фактов о явлениях ангелов и демонов.

Отношение к такого рода явлениям должно быть в высшей степени осторожным. Святые подвижники строго рекомендуют не только не искать контактов с иным миром, но и всячески избегать их, не доверять информации, получаемой оттуда — во сне ли, наяву ли и тем более на всякого рода спиритических сеансах, где якобы вызываются души умерших людей. Такая информация, утверждают они, за редчайшими исключениями исходит от злых духов и потому крайне губительна для человека. Иногда сообщённое оттуда сбывается, и несведущий человек начинает доверять этим лжевидениям, не понимания их природы и их источника. Это доверие иногда кончается тем, что человек лезет в петлю. Статистика утверждает, что занимающиеся, например, спиритизмом, как правило, психически повреждаются, а нередко и кончают жизнь самоубийством. Подобное порой происходит и с теми, кто доверяет снам.

Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин описывает, например, как один строжайший подвижник начал доверять снам — и тем самым погубил свою душу. Вот это сообщение: «Дьявол, желая прельстить его, часто показывал ему истинные [то есть сбывающиеся. — А.О.] сновидения, чтобы через это расположить его к принятию обольщения, в которое хотел ввести его впоследствии. Итак, в одну ночь показывает ему, с одной стороны, народ христианский с апостолами и мучениками — мрачным, покрытым всяким бесславием, изнурённым от скорби и плача, а с другой — народ иудейский с Моисеем, патриархами и пророками — в сиянии лучезарного света и живущий в радости и веселии. Между тем прельститель советовал ему принять обрезание [то есть иудаизм], если хочет быть участником в блаженстве и радости народа иудейского, что прельщённый действительно и исполнил. Из всего сказанного видно, что все, о коих мы говорили, не были бы осмеяны столь жалким и бедственным образом, если бы имели в себе дар рассудительности»[222].

Преподобный Иоанн Лествичник (VI–VII вв.) писал: «Кто верит снам, тот подобен человеку, который бежит за своей тенью и старается схватить её»[223]. «Если станем покоряться бесам в сновидениях, то и во время бодрствования они будут ругаться над нами. Кто верит снам, тот вовсе не искусен; а кто не имеет к ним никакой веры, тот любомудр»[224].

Сейчас на Западе (да и мы теперь не отстаём!) идёт повальное увлечение всякого рода оккультными вещами: астрологией, экстрасенсорикой, так называемой «отчиткой» и прочим. Все жаждут узнать, что скрывается за завесой нашего мира, что там. По результатам некоторых опросов выяснилось, например, что сорок два процента американцев имели контакт, как они считают, с умершими, а две трети опрошенных — опыт экстрасенсорных восприятий. Это уже настоящее национальное бедствие! Люди даже и не подозревают, что такая информация может исходить только от духов лжи, от дьявола, и не понимают, насколько опасно вступать в контакт с такими «душами». Не умершие разговаривают с ними, а бесы в облике усопших.

Поэтому православные святые, прекрасно знавшие природу таких явлений, не только не искали подобных встреч, но во избежание роковой ошибки вообще отказывались принимать какие бы то ни было видения, придавать значение любым сновидениям. Преподобный Григорий Синаит (XIV в.) предупреждал: «Никогда не принимай, если что увидишь чувственное или духовное, вне или внутри, хотя бы то был образ Христа, или ангела, или святого какого… Приемлющий то легко прельщается… Бог не негодует на того, кто тщательно внимает себе, если он из опасения прельщения не примет того, что от Него есть, но паче похваляет его, как мудрого»[225]. Так поступали святые! А уж нам, грешным, тем более нужно быть в высшей степени осторожными.

Что значит молитва

Апостол Павел написал замечательные слова: Вы — тело Христово, а порознь — члены (1 Кор. 12, 27). Оказывается, все верующие — это клеточки живого организма Христа, а не мешок гороха, в котором горошины толкаются между собой да ещё больно ударяют друг друга. Все мы — клетки (живые, полуживые, полумёртвые) — в Теле Христовом. Все — одно Тело. А в одном теле изменение состояния любого органа и даже любой клетки отзывается на всём организме, на каждой другой клеточке. Всё взаимосвязано и взаимозависимо в живом организме, поэтому все органы, все клетки важны в нём. Тот же апостол пишет: Не может глаз сказать руке: ты мне не надобна; или также голова ногам: вы мне не нужны (1 Кор. 12, 21).

…Помнится, подходит однажды ко мне студент и просит разрешения не присутствовать на лекции, так как разболелся зуб.

— Ну и что, — говорю, — ведь болит зуб, а не ты? Тебе-то какое до него дело?

Студент кисло улыбается:

— Всё бы вам шутить, Алексей Ильич…

Да, в живом организме все клетки сочувствуют, сопереживают друг другу как своё собственное — и страдание, и радость. Каждая воздействует на все другие, в той или иной степени участвует в жизнедеятельности других.

Вот где и ответ на вопрос: почему и как может один человек духовно помочь другому? Потому может, что все мы составляем единый духовный организм, в котором любая живая клетка и орган помогают друг другу. Если один глаз ослеп, то другой вдвойне трудится. Одна нога повредилась — другая берёт на себя её нагрузку. Это естественный закон взаимоподдержки и, если хотите, взаимоспасения.

Чем же и как одна клетка помогает другой? Тем, что отдаёт часть себя, жертвуя своими силами, своим здоровьем, собою. Сильный — слабому, богатый — бедному, мужественный — слабодушному, а не наоборот. В походе, например, когда кто-то подвернул ногу, другие берут его ношу на себя. А кто берёт больше всех? Конечно, наиболее сильный. Более здоровая «клеточка» берёт на себя функции больных и тем самым оказывает им реальную помощь. А посмотрите, как животные часто помогают друг другу! Это и есть заложенный в саму природу сотворённого мира Божий закон любви, хотя и искажённый, и ослабленный грехом человека. Этот закон взаимопомощи сохраняет жизнь не только в мире природном, но и прежде всего в мире человеческом. Таков закон нашей жизни, объясняющий и открывающий нам и тайну наших молитв за живых и умерших.

Но как и чем могут помочь наши молитвы другому человеку? Тем ли, что мы умоляем Бога, и Он становится более милосердным, любвеобильным? Конечно, нет: ведь по христианскому учению Он — совершенная Любовь и потому не может возлюбить ни больше, ни меньше. Тайна помощи наших молитв усопшим заключается в том, что эти молитвы являются средством очищения в первую очередь нас самих, средством нашего духовного приобщения Богу. Лишь в силу этого молитвы становятся действенной силой, помогающей безвольной душе усопшего освободиться от порабощающих её страстей. Самое главное в том, что духовно помочь другому можно в той степени, в какой наша душа очищена от грехов трудом исполнения заповедей Христовых, борьбой со своими страстями, искренним покаянием.

Господь, как солнце, светит на всех, но не все допускают Его лучи в свою душу. Грязные окна не пропускают света. И Его ответ на молитву обусловлен духовным состоянием самого молящегося. Именно поэтому сильны молитвы святых.

Молитвы же человека, не приносящего покаяния и не понуждающего себя жить по-христиански, не способны очистить окно его души, через которое только и могут пройти лучи Божьи, исцеляющие нашего ближнего. Поэтому, чем нераскаяннее молящийся, тем слабее, а возможно и совсем бездейственны будут его молитвы.

Отсюда становится очевидным, как заблуждаются и лишают помощи своих усопших те, которые, не примирившись с ближними, не раскаявшись в своих грехах, надеются только на сорокоусты, панихиды, записки и т. д. Без собственного духовного очищения все эти внешние дела теряют свою силу, поскольку церковные поминовения — это не магические заклинания, а молитвы, которые приобретают действенность прежде всего соответственно чистоте нашей души.

Как правильно молиться об усопших

Если бы по смерти невозможно было изменение духовного состояния усопших, то Церковь не молилась бы о них с самого начала своего существования. А она постоянно это делает и призывает к молитве всех верующих, научая при этом, как правильно молиться. Многие этого не знают и заменяют молитву или только лишь внешними обрядами и поминовениями, или даже всякого рода суевериями. Но какой она должна быть?

Отвечая на этот вопрос, необходимо сказать о двух совершенно разных представлениях о молитве. Одно — сердечное обращение к Богу с вниманием и покаянием, совершаемое как индивидуально, так и в соединении с определёнными богослужениями. Другое — чисто обрядовое «вычитывание» молитв и правил, помянников и записок, совершение молитвословий одним только языком, без внимания — то есть лишь внешнее совершение молитвы. При этом очень важно знать условия, при соблюдении которых молитва только и может быть принята Богом.

Первое из них: прощение ближних, милосердие, отсутствие вражды к кому-либо. Сам Христос сказал: Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших (Мф. 6, 14–15). Преподобный Исаак Сирин говорил: «Молитва злопамятного — се́яние на камне»[226].

О втором условии святитель Игнатий (Брянчанинов) приводит слова преподобного Нила Сорского: «Молитвой на воздух нельзя помочь человеку»[227]. Сам святитель писал так: «До́лжно совершать молитву со вниманием и благоговением, с целью покаяния, заботясь единственно о том, чтобы эти три качества постоянно соприсутствовали молитве». «Без внимания молитва — не молитва. Она мертва! Она — бесполезное, душевредное, оскорбительное для Бога пустословие»[228].

Поэтому святитель Игнатий призывает: «В настоящее время — существенная нужда в правильной молитве, а её-то и не знают! Существенно нужно правильное понимание молитвы в наше время!»[229]

В чём причина таких настойчивых призывов? Неужели православный человек не знает, как молиться? Да, не знает. Как правило, верующий может, не молясь, постоять в храме, послушать хор, помечтать, посудить в мыслях — и с этим полным коробом возвратиться домой. Известен случай, когда Иван Грозный спросил блаженного Василия, много ли народа в храме, и тот ответил: «Двое», — а храм был полон присутствующими. Оказывается, лишь два человека молились в нём — остальные только присутствовали.

Это отношение к молитве обличил Господь: Приближаются ко Мне люди сии устами своими, и чтут Меня языком, сердце же их далеко отстоит от Меня; но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим (Мф. 15, 8–9).

В реальной жизни преобладает именно такое формальное, по существу языческое отношение к молитве. В результате, довольствуясь одной словесной её оболочкой и совершением положенных обрядов, мы обманываем и себя, и того, за кого, как кажется, пришли в храм молиться.

Очень часто родные покойного ограничиваются только внешней стороной поминовения: заказывают отпевание, литургию, панихиды, сорокоусты, подают заупокойные записки, ставят свечи, дают деньги в монастыри, в храмы и т. д., а если много денег — то хоть и во все монастыри и храмы, всем батюшкам и матушкам! И считают, что делают всё необходимое.

Однако это — глубокое заблуждение. Если при этом сами не будем воздерживаться — ради любимого, родного человека — от гнева, злословия, осуждения, чревоугодия и прочего, не понудим себя к исповеди и причащению, не постараемся помочь нуждающимся, больным, — то все эти внешние поминовения, как не касающиеся духовного состояния нашей души, оказываются по сути бесплодными. Разве не ясно, что если мы о своих не молимся, то неужели другие будут это делать?

Посмотрите, как часто помянники читают не только священники, но и просто миряне. А кто же молится за тех, имена которых произносят? Откровенно пишет об этом святитель Феофан Затворник: «Если никто не воздохнёт от души, то молебен протрещат, а молитвы о болящей не будет. То же и проскомидия, то же и обедня… Служа́щим молебен и на ум не приходит поболеть пред Господом душою о тех, коих поминают на молебне… Да и где им на всех наболеться?!»[230]

Поэтому одна лишь внешняя форма поминовения, личная или богослужебная, без понуждения себя к молитве об усопшем, — является заблуждением, самообманом, пустым обрядом, оставляя душу покойного без всякой помощи. О таких «молитвах» Священное Писание прямо говорит: Ни жертвы, ни приношения, ни всесожжений, ни жертвы за грех, — которые приносятся по закону, — Ты не восхотел и не благоизволил (Евр. 10, 8); Ибо жертвы Ты не желаешь — я дал бы её; к всесожжению не благоволишь. Жертва Богу — дух сокрушенный; сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже (Пс. 50, 18–19).

То есть только от сердца смиренного и кающегося в своих грехах принимает Бог жертвы, молитвы, поминовения. В противном случае Он отвергает их: Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что даете десятину с мяты, аниса и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру; сие надлежало делать, и того не оставлять (Мф. 23, 23). Лицемерами называет Господь тех, кто ограничивается десятиной, то есть одними внешними делами поминовения, и забывает об очищении своей души.

Как понимать суд, милость и веру, которыми можем помочь душе усопшего? Суд — это справедливое отношение к ближним, заключающееся в исполнении заповеди: Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними (Мф. 7, 12). Милость — великодушие к согрешающим, милосердие к нуждающимся, прощение обижающих; вера — личная праведная жизнь, личное покаяние, личная молитва.

Господь указывает ещё на одно важное условие, исполнение которого необходимо для освобождения души — и своей, и ближнего — от власти бесов. Ученикам, не сумевшим исцелить бесноватого, Он ответил: Сей же род изгоняется только молитвою и постом (Мф. 17, 21). То есть освобождение души от рабства страстям и демонам требует не только молитвы, но и поста, под которым подразумевается воздержание души и тела от греховной «свободы» мыслей, желаний, слов и всех своих пяти чувств. Святой Исаак Сирин объясняет: «Всякая молитва, в которой не утруждалось тело и не скорбело сердце, вменяется за одно с недоношенным плодом чрева, потому что такая молитва не имеет в себе души»[231].

Какова сила молитвы, соединённой с постом?

Вот поразительный случай, который описывается в древнем английском житии VIII века святителя Григория Двоеслова (VI в.), епископа Римского. Он молился не за кого-либо, а за одного из справедливых, по римскому законодательству, и жестоких гонителей христиан — императора Траяна (†117). Святитель Григорий, тронутый одним из его поступков (Траян защитил бедную вдову, находившуюся в отчаянном положении), стал усиленно, с подвигом молиться за него. В результате ему было открыто, что молитва его не отвержена.

Как это понять? Ведь Траян не только не был крещён, но был даже гонителем христиан. Но что читаем: «Пусть никто не удивляется, когда мы говорим, что он (Траян) был крещён, ибо без крещения никто не узрит Бога, а третий вид крещения — это крещение слезами»[232]. Чьими же слезами? В данном случае — святителя Григория. Вот какова может быть сила молитвы, соединённой с постом! «Хотя это и редкий случай, — поясняет иеромонах Серафим (Роуз), — но он даёт надежду тем, чьи близкие умерли вне веры»[233].

Кстати, святитель Марк Эфесский (XV в.), борец с католицизмом, ссылался на случай с Траяном как на факт, не вызывающий сомнений: «Некоторые из святых, молившихся не только за верных, но и за нечестивых, были услышаны и своими молитвами исхитили их от вечного мучения, как, например, первомученица Фекла — Фалконилу и божественный Григорий Двоеслов, как повествуется, — царя Траяна»[234].

Побудь хотя бы сорок дней христианином

Молитва христианина, соединённая с отказом от какого-либо привычного удовольствия ради своего усопшего, особенно необходима покойному в первые сорок дней. Поэтому, если кто действительно страдает о своём родном и близком человеке, кого он искренне любит, то средство помощи ему есть, оно в наших руках — отдай, человек, часть своей души, то есть своего комфорта, своих удовольствий хотя бы на этот краткий период. Возьми на себя хотя бы маленький подвиг, чтобы, несколько очистившись самому, тем самым оказать реальную, а не мнимую помощь ушедшему в тот мир. Поживи хотя бы эти сорок дней в посильном воздержании тела, воздержании чувств, мыслей, в понуждении себя к молитве, чтению слова Божия. Постарайся примириться с врагами своими. Добро сделай ненавидящим тебя — по заповеди Божией. Поборись со своими страстями и пристрастиями, постарайся никого не осуждать, не обижать, не отвечать на зло злом, исповедуйся и причащайся святых Христовых Таин. Хотя бы на это краткое время возьми себя в руки. Очисти немного свою душу ради дорогого тебе человека. Скажи себе: «Эти сорок дней ради тебя постараюсь быть христианином, проведу их по-евангельски».

Друг познаётся в беде, а не в застолье, и искренность любви к усопшему обнаруживается не просто заупокойными записками, панихидами и благотворительностью. Они лишь в той степени принесут пользу усопшему, в какой будут выражением понуждения себя молящимся к истинно христианской жизни. Вот при каком условии может оказать действенную помощь усопшему тот, кто действительно его любит.

Особая необходимость личной молитвы и личного подвига следует и из других причин.

Во-первых, в храме, по причине большого количества поминовений, священнику практически невозможно помолиться за каждого, поэтому всё ограничивается выниманием частиц из просфор, чтением или произнесением имён, совершением определённых чинопоследований. Об этом убедительно и точно написал, как мы помним, святитель Феофан: молебен, панихиду «протрещат, а молитвы не будет. То же и проскомидия, то же и обедня».

И если при церковном поминовении сам человек не будет каяться в своих грехах и молиться об усопшем, то священнику тем более невозможно «на всех наболеться», и результат в таком случае очевиден.

Во-вторых, богослужебное поминовение — это не магическое действо, которое низводит на поминаемого благодать Божию независимо от того, молится ли кто или нет, а в силу обряда, совершённого с чтением и пением молитв. Духа Святого нельзя заставить помочь человеку «молитвой на воздух», как говорил преподобный Нил Сорский. При этом, конечно же, нельзя забывать то, о чём писал святитель Иоанн Златоуст: «Ни Крещение, ни отпущение грехов, ни ве́дение, ни приобщение Таин, ни священная трапеза, ни сподобление Тела, ни приобщение Крови и ничто другое не может принести нам никакой пользы, если мы не станем вести жизнь честную, строгую и чуждую всякого греха»[235]. То есть только при условии христианской жизни наше приобщение церковным таинствам, наши молитвы и поминовения приобретают силу, способную спасти душу усопшего от демонов-мучителей.

Ибо чем чище наша душа, тем в большей степени может измениться и состояние души усопшего, которая с нами и через нас соединяется с Богом в той мере, в какой мы приобщаемся Ему здесь. Поэтому нельзя верить всяким басням о том, что будто бы опасно молиться за преступников, неверующих, иноверцев и самоубийц. Ведь чем тяжелее кто-то болен, тем необходимее ему помощь. И духовно больному, тем более смертельно, молитва особенно необходима. Она привлекает милость Божию и к молящемуся и к усопшему.

Но, конечно, нелегко найти такого священника, монаха, мирянина, который бы взял на себя подвиг молиться — по-настоящему, а не просто языком — за родного вам, но чужого ему человека, и ради него воздержаться в пище, отречься от какого-то удобства, развлечения, удовольствия — хотя бы на некоторое время.

Геенна

Что такое геенна? Каков её смысл и назначение? Вечно ли она будет сосуществовать Царству Божию? Вопросы эти волнуют, поскольку очень многие места Откровения и многочисленные высказывания святых отцов говорят о вечных мучениях грешников.

Сложность понимания этих вопросов заключается не только в том, что тот мир закрыт от нас почти непроницаемой завесой, но и в том, что вечность — это совсем не время (Откр. 10, 6: Времени уже не будет), и для человеческого сознания, погружённого в поток времени, её просто невозможно представить. Апостол Павел, например, был восхи́щен до третьего неба (см. 2 Кор. 12, 2–4). Где он был? Естественно, в вечности[236] — там, где нет времени. Но что он рассказал, когда вернулся из вечности? По-славянски это звучит очень выразительно: он слышал неизреченны глаголы, ихже не леть есть человеку глаголати (2 Кор. 12, 4) — то есть он слышал слова, которые другому человеку невозможно пересказать. Там язык совсем другой — здесь он совершенно непонятен: как если бы кто заговорил сейчас, например, на древнеэфиопском языке. Там всё не так. Поэтому рассуждать о том, что там, что такое вечность, просто неразумно. Как аромат цветка или счастье сердца можно только пережить, но не понять, — так и вечность.

Господь Своим Евангелием открывает человеку не тайны того века, а путь и средства вхождения в него, ибо реальности того мира для рассудка земного человека всегда остаются непостижимыми и невыразимыми. Как писал преподобный Симеон Новый Богослов (XI в.): «Я оплакивал род человеческий, так как ища необычайных доказательств, люди приводят человеческие понятия и слова и думают, что изображают Божественное естество, — то естество, которого никто ни из ангелов, ни из людей не мог ни увидеть, ни наименовать»[237]. Святой Исаак Сирин замечательно сказал об этом: «Молчание есть тайна будущего века, а слова суть орудие этого мира»[238].

Глубоко ошибается тот, кто думает, что будто понимает, например, тайны Троичности единого Бога, Боговоплощения, Креста Христова и др. Все вероучительные христианские истины приоткрыты человеку не для отвлечённого, «умового», по выражению святителя Феофана Затворника, знания, а лишь в качестве твёрдых ориентиров в духовной жизни. Ибо только там человек увидит всё лицом к лицу (1 Кор. 13, 12).

Благовестие Христово носит характер воспитательный, указывающий человеку путь к обо́жению, а не к наполнению его рассудка «интересной» информацией об ином мире, которую он и не в состоянии адекватно воспринять.

Этот характер Откровения распространяется в полной мере и на возвещение о рае и аде. Оно явилось голосом Божественной любви, с одной стороны, говорящей о невыразимом блаженстве, уготованном человеку, с другой — предупреждающей о посмертных геенских мучениях. Ибо любовь не может не сделать всё возможное, чтобы избавить любимого даже от малейших страданий.

Но возвратимся к вопросу о вечности.

Митрополит Макарий (Оксиюк, †1961) на основании исследования Ветхозаветного Писания показывает, что понятие вечности в еврейском языке означало значительную протяжённость во времени, но не бесконечность. Обращаясь к словам: Но если раб скажет: не пойду на волю, — то пусть господин его приведет его [к судьям] и проколет ему ухо шилом, и он останется рабом его вечно (Исх. 21, 5–6), — он писал: «Впрочем, и такого рода рабы выпускались на свободу, но уже в юбилейный, то есть 50-й год (см. Лев. 25, 39–41). Таким образом, слово “век”, или “вечность”, здесь имеет смысл ограниченный. Пятидесятилетие считается самым длинным сроком рабства, как бы вечным»[239].

По-видимому, в таком ветхозаветном смысле понятие вечности употребляется и в Новом Завете, и у отдельных отцов Церкви. Так, святитель Григорий Нисский, по мнению митрополита Макария (Оксиюка), употребляет слова αἰών (век) и αἰώνιος (вечный) в значении «чрезвычайно долгой продолжительности». Но когда святитель Григорий пишет о «вечности в абсолютном смысле», о Боге, Который будет царствовать во веки и в вечность (Исх. 15, 18), то использует слова ἄπειρος (беспредельный, бесконечный) и ἀΐδιος (постоянный, вечный)[240].

В богословско-умозрительном плане этот вопрос не имеет однозначного решения. Это и не удивительно. Любой разумный человек понимает, что если в познании даже земного мира человеческий разум наталкивается на непреодолимые границы, то тем более это должно быть, когда касаемся вопросов того мира. Будущая жизнь — действительно великая тайна. И самое разумное отношение к поставленному вопросу — это искреннее смирение перед ней. Верим лишь, что у Господа нет ни неправды, ни мести, но есть только одна безграничная любовь, и, следовательно, для каждого человека вечность будет прямо соответствующей его духовному состоянию, его свободному самоопределению, то есть наилучшей для него. Преподобный Иоанн Дамаскин так и писал об этом: «И в будущем веке Бог всем даёт блага — ибо Он есть источник благ, на всех изливающий благость; каждый же причащается ко благу, насколько сам приуготовил себя воспринимающим»[241].

А святой Исаак Сирин писал ещё ярче: «Если бы Царство и геенна с самого появления добра и зла не были предусмотрены в сознании благого Бога нашего, тогда не были бы вечными помыслы Божии о них; но праведность и грех были известны Ему прежде, чем они проявили себя. Таким образом, Царство и геенна суть следствия милости, которые в своей сущности задуманы Богом по Его вечной благости, а не следствия воздаяния, даже если Он и дал им имя воздаяния»[242]. Ибо «где любовь, там нет возмездия; а где возмездие, там нет любви»[243].

Святой Исаак Сирин продолжает: «Если человек говорит, что лишь для того, чтобы явлено было долготерпение Его, мирится Он с ними [грешниками] здесь, с тем чтобы безжалостно мучить их там — такой человек думает невыразимо богохульно о Боге… Такой клевещет на Него»[244]. И ещё одно важное его высказывание, которое нельзя не повторить: «Не для того милосердный Владыка сотворил разумные существа, чтобы безжалостно подвергнуть их нескончаемой скорби — тех, о ком Он знал прежде их создания, во что они превратятся после сотворения, и которых Он всё-таки сотворил»[245]. Подобную мысль высказывал ранее и святитель Иоанн Златоуст: «Потому Он [Бог] и уготовал геенну, что Он — благ»[246].

Поразительный ответ на сложнейший вопрос эсхатологии!

Геенна, оказывается, уготована Богом не для бесконечных мучений человека, а является последним промыслительным средством его спасения! О том же с большой силой говорит и целый ряд других святых отцов (см. далее).

Что нас ждёт на Страшном суде?

Самого выражения «Страшный суд» нет в Священном Писании. Однако Церковь употребляет его как соответствующее событию кончины земного существования человека.

Что означает этот Суд? Не подумаем, что в течение всей человеческой истории Бог был любовью, а теперь наступило время только правды[247]. Ничего подобного! Святитель Иоанн Златоуст прекрасно сказал о справедливости Бога по отношению к человеку: «Если ты требуешь справедливости [Бога], то по закону правды нам следовало бы ещё в начале тотчас погибнуть»[248].

Неразумно представлять Бога на этом Суде как греческую богиню правосудия Фемиду с завязанными глазами. Страшным судом этот последний акт в истории человечества, открывающий начало его вечной жизни, называется потому, что здесь, при последней трубе (1 Кор. 15, 52) каждой личностью будет принято окончательное решение — быть ей с Богом или навсегда уйти от Него и остаться вне Царства.

Во всеобщем воскресении душа не просто вновь соединится с биологически оживлённым телом, но произойдёт полное восстановление духовно-телесной природы человека в первозданном состоянии всех её свойств: и ума, и чувств, и воли. И, таким образом, личности возвращается, уже с багажом её земного и посмертного опыта, неотъемлемое свойство образа Божия — свобода волеизъявления.

Здесь, перед Самим Христом, воскресший человек произнесёт Ему своё последнее «да» или «нет», которые будут выражением уже не сиюминутного всплеска эмоций, но своего рода окончательным подведением итогов не только своего земного, но и посмертного духовного опыта, итогом познания себя как существа не самобытного, но сотворённого Богом и могущего жить только в Нём. Так завершится процесс самоопределения каждого человека.

Ибо Бог, по догматическому учению Православной Церкви, остаётся всегда неизменным, и на этом Суде Он не утратит любви и не начнёт судить деяния человеческие «по всей справедливости». Он и на Страшном суде сохранит свободу человека, а не насильно, против воли, низвергнет грешников в ад, а праведных введёт в рай. Нет, сам воскресший человек свободно, в полном соответствии со своим духовным состоянием примет окончательное решение о своей вечной участи.

Вот по какой причине этот Суд страшен, а не потому, что на нём человек будет уже просто безвольным объектом в руках так называемого правосудия Божия.

И если даже найдутся такие, ожесточение которых будет не в силах вынести смирения любви Божией, то и их свободы не нарушит Бог. Двери избранного ими ада могут быть заперты только изнутри самими его обитателями. Ибо ад, по мысли преподобного Макария Египетского, лежит в глубине сердца человеческого[249].

Мысль о том, что причиной пребывания самого дьявола и грешников в аду является их свободное «не хочу Бога», а не безусловный вердикт Бога, высказывали целый ряд Отцов: Климент Александрийский (III в.), Иоанн Златоуст, Василий Великий (IV в.), Максим Исповедник, Иоанн Дамаскин, Исаак Сирин, Николай Кава́сила (XIV в.) и другие.

Напомним ещё раз слова преподобного Иоанна Дамаскина: «Бог и диаволу всегда предоставляет блага, но тот не хочет принять. И в будущем веке Бог всем даёт блага — ибо Он есть источник благ, на всех изливающий благость; каждый же причащается ко благу, насколько сам приуготовил себя воспринимающим»[250].

На Последнем Суде перед каждым человеком во всей силе и очевидности откроется и всё нравственное величие крестного подвига Иисуса Христа, Его потрясающее смирение ради нашего спасения — откроется Его невыразимая любовь. Как писал современный афонский старец архимандрит Ефрем (Мораитис): «Христос во время Своего Второго Пришествия покажет нам страдания Своей плоти как доказательство любви к нам»[251].

И трудно предположить, чтобы такая любовь не тронула, точнее, не потрясла сердец воскресших людей. Посмотрите, какое сильное впечатление, несмотря на недостатки, произвёл фильм «Страсти Христовы» М. Гибсона. А здесь перед лицом каждого откроется сама реальность Крестных страданий, вся сила любви Воскресшего. Без сомнения, это в огромной, если не в окончательной степени определит выбор воскресших людей. Такой выбор, безусловно, определён как опытом земной жизни, которая была наполнена пустотой, страстями, грехами, так и печальным опытом мытарств, показавших реальную «сладость» страстей — мнимый рай жизни без Бога. Потому, как мы помним, святой Исаак Сирин и писал, что Царство Божие и геенна задуманы Богом по Его вечной благости, они — не возмездие, но следствие любви Божией.

Святитель Феофан Затворник пишет так: «Господь и на Страшном суде будет не то взыскивать, как бы осудить, а как бы оправдать всех. И оправдает всякого, лишь бы хоть малая возможность была»[252].

Христос — спаситель всех человеков

[253]

Христианская вера говорит, что Бог, будучи любовью, возжелал иметь тех, кто мог бы разделить с Ним это блаженство любви. Поэтому Он создал человека, дав ему свободу, ибо по принуждению любви быть не может. Однако после пребывания в раю вся история человечества наполнена страданиями. Библия указывает на причину этого — грех. Но при этом она открывает, что земная жизнь является только необходимым и серьёзным этапом существования человека на пути к вечной жизни, которая для души человека начинается сразу по его смерти. О том, какая это будет жизнь, Библия говорит, что это зависит от того, как человек осуществит свою свободу в земных условиях: живущий праведно (то есть правильно, по совести и заповедям Божиим) будет блаженствовать, бессовестный — страдать. Но при этом по вопросу, касающемуся вечной участи грешных людей, Откровение и, в соответствии с ним, святые отцы и богослужебные молитвословия говорят двойственно: не только о вечности страданий человеческих, но и о их конечности.

Но ведь вне Церкви нет спасения. А что значит вне Церкви? Можно ли безусловно отождествлять канонические, то есть видимые границы Церкви с Церковью — Телом Христовым? Какая, например, Русская или Константинопольская оставалась Церковью, когда с 23 февраля по 16 мая 1996 года между ними было прекращено евхаристическое общение (из-за юрисдикционной проблемы в Эстонии)? А сейчас подобная же проблема между Антиохийской и Иерусалимской Церквами. И таких случаев в истории христианства было немало.

Церковь без Евхаристии — не Церковь. Но Евхаристия одна, и прекращение евхаристического общения со стороны одной Церкви означает отрицание её у другой. Следовательно, и все совершающие её и все причащающиеся в этот период в другой Церкви оказываются вне Церкви и вне спасения? Получается, что всё не так просто, как может показаться на первый взгляд.

А каким путём и кто входит в Церковь? Только принявшие священнодействие Крещения в Православной Церкви? Но первым в рай вошёл не принявший его — явный злодей, разбойник, в несчастной вечной участи которого никто не сомневался. А как оказались в ней ветхозаветные праведники и многие мученики за Христа, тоже не имевшие возможности принять ни Крещения, ни Причащения? Эти факты заставляют совсем по-иному смотреть на природу и границы Церкви.

И сама Церковь совсем не утверждает, что её членами являются только праведники, принявшие таинство Крещения в земной жизни, а все прочие погибнут. Что означают слова апостола Петра: Бог нелицеприятен, но во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде Его приятен Ему (Деян. 10, 34–35), или апостола Павла: Последний же враг истребится — смерть… да будет Бог всё во всём (1 Кор 15, 26.28)? Или: Слава и честь и мир всякому, делающему доброе! Ибо нет лицеприятия у Бога (Рим. 2, 10–11). Очевидно, что у обоих апостолов речь идёт о спасении, то есть членстве в Церкви не только христиан, но и всех человеков, делающих доброе во всяком народе.

А в своих знаменитых «Словах подвижнических» Исаак Сирин с полной уверенностью писал: «Грешник не в состоянии и представить себе благодать воскресения своего. Где геенна, которая могла бы опечалить нас? Где мучение, многообразно нас устрашающее и побеждающее радость любви Его? И что такое геенна перед благодатью воскресения Его, когда восставит нас из ада, соделает, что тленное сие облечётся в нетление, и падшего во ад восставит в славе? Есть воздаяние грешникам, и вместо воздаяния праведного воздаёт Он им воскресением; и вместо тления тел, поправших закон Его, облекает их в совершенную славу нетления. Эта милость — воскресить нас после того, как мы согрешили, выше милости — привести нас в бытие, когда мы не существовали»[254].

Эти слова преподобного, которые ни у кого из святых отцов Православной Церкви никогда не вызывали каких-либо сомнений, конечно, поражают. Ещё бы: не праведник, а грешник не в состоянии и представить себе благодать воскресения своего. Более того, Христос падшего в ад восставит в славе, вместо воздаяния праведного облекает их в совершенную славу нетления. Всеобщее воскресение, убеждён святой Исаак, упраздняет геенну. Где геенна, которая могла бы опечалить нас, грешников? — восклицает он.

А вот что пишут по этому вопросу другие святые отцы.

Святитель Ириней Лионский (II в.): «Христос пришёл не ради тех только, которые уверовали в Него, но для всех вообще людей, которые желали видеть Христа и слышать Его голос. Посему всех таковых Он во втором пришествии Своём прежде воздвигнет… воскресит и поставит в Своё Царство»[255].

«Мы научены, — пишет святой мученик Иустин Философ (II в.), — что Христос есть перворождённый Бога, и мы выше объявили, что Он есть Слово, Коему причастен весь род человеческий. Те, которые жили согласно с Словом, суть христиане, хотя бы считались за безбожников: таковы между эллинами — Сократ и Гераклит и им подобные, а из варваров — Авраам, Анания, Азария и Мисаил, и Илия и многие другие»[256].

А как оценить в свете этого вопроса библейскую историю о проповеди пророка Ионы в языческой Ниневии (Иона 1, 2)? И поверили ниневитяне Богу, и объявили пост, и оделись во вретища, от большого из них до малого (Иона 3, 5). И Бог принял покаяние язычников: Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой, и множество скота? (Иона 4, 11). Кто же крестил ниневийских язычников, насколько православной была их вера? Но Бог принял их покаяние и помиловал не просто же на миг земной жизни, но, без сомнения, даровал им Жертвой Крестной и жизнь вечную.

Святитель Григорий Богослов (†389) говорит: «Как многие из нас [христиан] бывают не от нас, потому что жизнь делает их чуждыми общему телу, так многие из не принадлежавших к нам бывают наши, поскольку добрыми нравами предваряют веру и, обладая самою вещью, не имеют только имени [христианина]»[257].

Преподобный Нектарий Оптинский (†1928) считал даже, что «простой индус, верящий во Всевышнего и исполняющий, как умеет, волю Его, — спасётся. Но тот, кто, зная о христианстве, идёт индусским путём, — нет»[258].

Принципиальный ответ на вопрос о том, кто спасётся, даёт Сам Господь Иисус Христос: Всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам. Если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем» (Мф. 12, 31–32).

Святые отцы однозначно понимают эти слова. Например, святитель Феофан Затворник: «В том состоит хула на Духа Святого, когда кто делает неправое в то самое время, когда ум и совесть претят ему и не велят того делать»[259]. Пророк Исаия говорит: «Горе тем, которые зло называют добром, и добро — злом, тьму почитают светом, и свет — тьмою, горькое почитают сладким, и сладкое — горьким!» (Ис. 5, 20).

То есть хула на Духа Святого — это гордость, ожесточение и сознательная борьба против истины, правды, совести. Вообще святые отцы говорят: «Нет греха непростительного — кроме греха нераскаянного»[260]. Действительно, пока состояние гордыни господствует в человеке, он не способен к покаянию, следовательно, и к спасению. Все прочие грехи, даже отвержение Христа (слово на Сына Человеческого), если они совершаются по неведению, по человеческой слабости, по причине ложного воспитания и образования и проч., но не сопряжены с сознательным противлением правде и истине — простятся, поскольку ещё остаётся возможность покаяния, духовного изменения, исправления.

Итак, в этих словах Христовых заключена та мысль, что для всех, в том числе и для не принявших христианства, но не похуливших Духа Святого (то есть не погрешивших против правды, любви, совести), сохраняется возможность избежать вечных мучений и получения спасения.

Но вместе с тем апостол Павел предупреждает: Огонь испытает дело каждого… у кого дело сгорит, тот спасется, но так, как бы из огня (1 Кор. 3, 13.15). Это прекрасный образ, показывающий, что и состояние спасения может быть различным. Для одного оно со славой и честью за подвиг праведной жизни, другой хотя и спасётся, но как бы из огня, поскольку всё им совершённое оказалось духовно бесплодным, скверным, бессмысленным — соломой (см. 1 Кор. 3, 12), сгоревшей при первом же испытании огнём вечности. Подобное произойдёт и там с каждым человеком.

Зачем Христос нисходил в ад?

На этот вопрос вполне определённо отвечает и Священное Писание, и святые отцы.

Апостол Пётр пишет: Христос находящимся в темнице, сойдя, проповедал — не только ветхозаветным праведникам, но и некогда непокорным ожидавшему их Божию долготерпению, и погибшим при потопе во дни Ноя, мертвым, чтобы они, подвергшись суду по человеку плотию, жили по Богу духом (1 Пет. 3, 19–20; 4, 6).

Преподобный Максим Исповедник объяснял эти слова апостола о сошествии Христа в ад так: «Писание называет “мёртвыми” людей, скончавшихся до пришествия Христа, например, бывших при потопе, во время столпотворения, в Содоме, Египте, а также и других, принявших в разные времена и различными способами многообразное возмездие и страшные беды Божественных приговоров. Эти люди подверглись наказанию не столько за неведение Бога, сколько за обиды, причинённые друг другу. Им и была благовествуема, по словам святого Петра, великая проповедь спасения — когда они уже были осуждены по человеку плотию, то есть восприняли, через жизнь во плоти, наказание за преступления друг против друга, — для того, чтобы жили по Богу духом (1 Пет. 4, 6), то есть, будучи во аде, восприняли проповедь Боговедения, веруя во Спасителя, сошедшего во ад спасти мёртвых»[261]. То есть проповедь Спасителя будет продолжаться до скончания века всем усопшим от начала бытия человеческого.

И конечно, если благо жить по Богу духом было даровано грешникам ветхозаветным, естественно, этой милости удостоятся такие же грешники и всех последующих времён. Именно так объясняет это место послания апостола Петра епископ (впоследствии митрополит Варшавский) Георгий (Ярошевский, †1923): «Под мертвыми (1 Пет. 4, 5) следует разуметь всех мёртвых ко дню последнего Суда Христова, то есть как слышавших слово евангельское во время земной жизни, так и не слышавших. Если бы Евангелие Христово не коснулось слуха всех умерших, то не все умершие подлежали бы и Суду Христову. Таким образом, в настоящем стихе даётся основание думать, что подобно тому как умершие до пришествия Христова на землю были оглашены проповедью Евангелия во аде через умершего и снисшедшего во ад Христа, так и умершие по пришествии Христовом, но не слышавшие на земле проповеди евангельской и не ведавшие Христа будут оглашены таковою проповедью во аде»[262].

Святитель Иннокентий (Борисов, †1857) в своём «Слове в Великую Субботу», обращаясь к тому же месту послания апостола Петра, делает вывод, что целью сошествия Христа в ад было выведение из него не только ветхозаветных праведников (как из иудеев, так и из всех других народов), но и «самых упорных душ». Вот как он пишет:

«Что было предметом проповеди во аде? Апостол не говорит об этом прямо. Но что другое могло быть предметом проповеди Спасителя, кроме спасения? Конец дела показывает и существо его. А концом проповеди во аде для самых упорных душ, каковы современники Ноя, долженствовало быть, по ясному свидетельству апостола, то, чтобы они, подвергшись суду — во время потопа — по человеку плотию, жили — теперь, после проповеди Христовой — духом (1 Пет. 4, 6). Те, которые ожили духом, не могли уже быть оставленными среди жилища смерти, и Победитель смерти, сошедши во ад один, долженствовал извести с Собою многих. Если бы кто касательно сего усомнился дать полную веру аду, жалующемуся на то, что Он [Христос] при сем случае “погубил мертвецы, имиже царствова от века”[263], не может усомниться в свидетельстве Церкви, которая несомненно воспевает, что сошествием её Божественного Жениха во ад “истощены вся адова царствия”»[264]. То есть Своим сошествием в ад Спаситель, разрушив его, стал таким образом доступным всем прошедшим через врата смерти. И они, как и получившие спасение ветхозаветные люди, таким же образом смогут быть с Ним в Его Церкви, хотя бы и не могли в своей земной жизни уверовать в Христа и принять таинство Крещения.

Как такое может быть? Святитель Григорий Богослов объясняет: «Иные даже не имеют возможности и принять дара [Крещения] — или, может быть, по малолетству, или по какому-то совершенно не зависящему от них стечению обстоятельств, по которому не сподобляются принять благодати… Они, не принявшие Крещения, не будут у праведного Судии ни прославлены, ни наказаны, потому что хотя и не запечатлены, однако же и не худы. Ибо не всякий недостойный чести достоин уже наказания»[265].

При этом святитель объясняет, что для многих в силу глубокого порабощения грехам получение спасения окажется очень тяжёлым, равносильным испытанию огнём. Он пишет: «Может быть, они будут там крещены огнём — этим последним крещением, самым трудным и продолжительным, которое поедает вещество как сено и потребляет легковесность всякого греха»[266].

Подобную же мысль высказывает и святой Иустин Философ: «Поскольку те, которые делали всеобщее, естественное и вечное добро, приятны Богу, то и они, подобно прежде их жившим праведникам Ною, Еноху, Иакову и другим, во время воскресения спасутся чрез Христа нашего вместе с теми, которые этого Христа признали Сыном Божиим»[267].

О значении Жертвы Христовой пишет апостол Иоанн Богослов: Он есть умилостивление за грехи наши, и не только за наши, но и за грехи всего мира (1 Ин. 2, 2). Ангел возвещает апостолам и всем людям: «Ниспровергнута смерть, воскрес Христос Бог, даровавший миру великую милость» (тропарь воскресный). По учению Церкви, Воскресением Христовым ад — как закрытая, образно говоря, тюрьма — перестал существовать, разрушены были «вереи» — узы, оковы ада. И не только для праведных, но и для неправедных проповедь Спасителя в аду стала радостной вестью избавления и спасения, а не проповедью «обличения за неверие и злобу», как вопреки святоотеческому учению утверждал знаменитый католический философ и святой Фома Аквинский, глубоко вложивший эту страшную мысль в учение Католической церкви, откуда она перекочевала и в православную литературу.

Об этом торжестве полной победы Христа над адом и спасении всего мира решительно сказано в знаменитом Пасхальном Слове: «Никто пусть не боится смерти; ибо освободила нас смерть Спасителя. Он истребил её, быв объят ею; Он опустошил ад, сошедши во ад». Контекст этой речи прозрачно ясен: не только праведникам, но и страдающим от своих страстей грешникам принесено избавление от вечной духовной смерти в грядущем всеобщем воскресении.

На утрене Страстной Пятницы слышим такие слова: «Рукописание наше [грехов] на Кресте растерзал еси, Господи, и, вменився в мертвых, тамошнего мучителя связал еси, избавль всех от уз смертных Воскресением Твоим».

В Великую Субботу на утрене: «Царствует ад, но не вечнует над родом человеческим…» (тропарь 6-й песни канона); «Христе, да от адова поглощения избавиши человечество» (тропарь пророчества); «Вси земнороднии возрадуются» (ирмос 5-й песни канона). Эта мысль звучит во множестве богослужебных текстов Октоиха, Триоди Постной и Цветной и других. На воскресной утрене слышим: «Днесь спасение миру бысть».

О свидетельстве Евангелия пишет святитель Григорий Палама (†1359): «Слово Божие приняло плоть такую, какая у нас, и хотя совершенно чистую, однако смертную и болезненную, и ею, как богомудрою “приманкой”, Крестом поймав началозлобного змия, освободило от него весь человеческий род; ибо когда тиран пал, всё тиранствуемое освободилось; и это — именно то, что Сам Господь в Евангелиях говорит: связан сильный, и расхищены сосуды его»[268].

Об этом ясно пишут апостолы. Во избежание ложного понимания цитируемых далее их слов приводим святоотеческое их толкование. (Слова апостола Петра (1 Пет. 3, 19–20; 4, 6) и их толкование прп. Максимом Исповедником см. выше в этой главе.)

Апостол Павел:

• Как преступлением одного всем человекам осуждение, так правдою Одного всем человекам оправдание к жизни (Рим. 5, 18).

Блаженный Феофилакт Болгарский (XI–XII вв.) объясняет это место: «Через оправдание единого Христа на всех людей излилась благодать, дающая им и оправдание вместо греха и жизнь вместо смерти»[269].

• Ибо всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать. О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его! (Рим. 11, 32–34).

Блаженный Феофилакт истолковывает эти слова: «Когда же спасены язычники, спасутся, соревнуя им, и иудеи, и таким образом все будут помилованы»[270].

• Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут… Последний же враг истребится — смерть… Когда же всё покорит Ему, тогда и Сам Сын покорится Покорившему всё Ему, да будет Бог всё во всём (1 Кор. 15, 22.26.28).

Блаженный Феодорит Кирский (†457) объясняет: «Обратите внимание на основание рода и увидите, что за прародителем последовали и потомки, и все стали смертными; потому что он приял смертность. Так всё естество человеческое последует за Владыкою Христом и приобщится воскресения».

Блаженный Феофилакт: «Некоторые же говорят, что этим, то есть покорностью всего, означается прекращение зла. Ибо когда не будет греха, очевидно, что Бог будет всё во всех… все будем богоподобны, все будем вмещать в себе Бога, и только Его»[271].

• Когда же тленное сие облечется в нетление и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою. Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа? (1 Кор. 15, 54–55).

Святитель Феофан Затворник: «Когда тление таким образом изгнано будет из всех областей бытия и всюду воцарится бессмертная жизнь, тогда всё преисполнено будет радостью жизни»[272].

• Бог во Христе примирил с Собою мир, не вменяя людям преступлений их, и дал нам слово примирения (2 Кор. 5, 19).

Блаженный Феофилакт объясняет: «Отец примирил нас с Собою… показавший такую близость к людям, что не только не наказал их, но и примирился с ними, и не только простил их, но и не вменил им грехов. Ибо если бы Он захотел требовать отчёта, то все погибли бы».

Святитель Феофан: «Как же Он примирил? Оставив им согрешения. Ибо иначе бы не был друг. Потому апостол и сказал далее: “Не вменяя им прегрешений их”. А если бы Он захотел требовать отчёта во грехах наших, то все мы погибли бы. Но при таком множестве грехов наших Он не только не потребовал нам наказания, но и примирился с нами; не только оставил грехи наши, но и не вменил нам»[273].

• Истребив учением бывшее о нас рукописание, которое было против нас, Он взял его от среды и пригвоздил ко кресту; отняв силы у начальств и властей, властно подверг их позору, восторжествовав над ними Собою (Кол. 2, 14–15).

Блаженный Феофилакт: «Ибо все мы были повинны греху и наказанию, но Он на кресте разрушил грех и наказание»[274].

Это предвозвещал и древний пророк Исаия:

• И явится слава Господня, и узрит всякая плоть спасение Божие; ибо уста Господни изрекли это (Ис. 40, 5).

Об этой окончательной победе Христа над адом и смертью пишет в своих творениях и целый ряд святителей.

Амвросий Медиоланский (†397):

«Грешник по смерти пройдёт через страдание огня, дабы, быв очищен огнём, он спасся и не мучился непрестанно»[275].

Амфилохий Иконийский (†340): «Когда явился аду, Он разорил гробницы его и опустошил хранилища… все были отпущены… все побежали за Ним… воссиял свет и рассеялась тьма. Ибо можно было видеть всякого узника узревшим свободу и всякого пленника радующимся о воскресении»[276].

Афанасий Великий: «Он Тот, Который древле вывел народ из Египта, а напоследок всех нас, или, лучше сказать, весь род человеческий искупил от смерти и возвёл из ада»[277].

Афанасий (Сахаров, †1962): «Для меня дороже всего Православие. Я не могу его и сравнивать с каким-либо другим исповеданием, с какой-либо другой верой. Но я не дерзаю сказать, что все неправославные погибли безнадёжно. У Господа многая милость, и многое у Него избавление»[278].

Василий Великий: «Ибо Господу надлежало вкусить смерть за всякого и, став умилостивительною жертвою за мир, всех оправдать Своею кровью»[279].

Григорий Богослов: «Будет Бог всё во всём (1 Кор. 15, 28) до времен совершения всего [буквально «восстановления всего» (греч. ἀποκαταστάσεως πάντον) — Деян. 3, 21]… когда и мы, которые теперь, по своим движениям и страстям, или вовсе не имеем в себе Бога, или мало имеем, — перестанем быть многим, но сделаемся всецело богоподобными, вмещающими в себе всецелого Бога и Его единого. Вот то совершенство, к которому мы поспешаем! И о нём-то особенно намекает сам Павел: Нет ни эллина, ни иудея… но всё и во всём Христос (Кол. 3, 11)»[280].

Григорий Нисский: «По совершенном устранении зла из всех существ, во всех снова воссияет боговидная красота, по образу которой были мы созданы в начале»[281]. «Писание научает совершенному уничтожению порока; ибо если во всех существах будет Бог, то, без сомнения, не будет в существах порока»[282].

Епифаний Кипрский (†403): «За нас Пострадавший, снисшедши в преисподнюю, вывел пленные души и ад соделал пустым»[283].

Иоанн Златоуст в Слове на утрене Святой Пасхи: Христос «опустошил ад, сошедши во ад; ад упразднён… умерщвлён… низложен… связан… Смерть! Где твоё жало? Ад! Где твоя победа? Воскрес Христос — и ты низложился. Воскрес Христос — и пали бесы… Воскрес Христос — и мёртвого ни одного нет во гробе». Златоуст даже так говорит об адовых темницах: «Ибо они были поистине тёмными, пока не сошло туда Солнце справедливости, не осветило и не сделало ад небом. Ибо где Христос, там и небо»[284].

Феодорит Кирский в толковании на слова апостола Павла будет Бог всё во всём писал: «Так, наконец, будет Бог всё во всём, когда все избавлены будут от грехопадений и к Нему обратятся, и не будут уже принимать в себя наклонности к худшему».

Феофан Затворник, объясняя слова апостола Павла: Христос за всех умер (2 Кор. 5, 15), пишет: «Апостол разумеет не верующих только, но всех людей, живущих во всякое время». «Всех людей, говорит, понимаем мы теперь не как плоть и кровь: родился, жил и умер, — а как лица, предназначенные воспринять в себя начала Божественной жизни, в залог воскресения и преславной жизни в нетлении… Дело жизни о Христе Иисусе, или духовного в Нём оживления человечества, только началось при апостолах; в массу человечества положена только закваска и проникла лишь ближайшие слои, но так как она предназначена была проникнуть всё, то святой Павел в этом начатке оживления человечества мог созерцать уже оживлённым и всё его».

Он же писал: «Бог не лицемерен и будет судить всякого по тому закону, который он сознавал для себя обязательным»[285].

Такое же понимание этого вопроса находим у многих преподобных.

Ефрем Сирин, например, не сомневается, что «во гласе Господа [при сошествии в ад] ад получил предуведомление приготовиться к последующему Его гласу [во Втором Пришествии], который совершенно упразднит его»[286].

Иоанн Лествичник: «Всех одарённых свободною волею Бог есть и жизнь, и спасение всех, верных и неверных, праведных и неправедных, благочестивых и нечестивых, бесстрастных и страстных… ибо нет лицеприятия у Бога (Рим. 2, 11)[287]. В другом слове он пишет: «Хотя не все могут быть бесстрастны, однако спастись и примириться с Богом всем не невозможно»[288].

Исаак Сирин (приведём ещё раз его памятные слова): «Эта милость — воскресить нас после того, как мы согрешили, выше милости — привести нас в бытие, когда мы не существовали»[289].

Максим Исповедник: «Тогда же повреждённые силы души с течением времени сбросят память о зле, укоренённом в душе, и, приближаясь к пределу всех веков и не находя места покоя, душа придёт к Богу, у Которого нет предела; и таким образом благодаря знанию, а не соделанному добру, душа воспримет свои силы обратно и будет восстановлена [греч. αποκαταστηναι] в своём изначальном состоянии, и тогда станет ясно, что Создатель никогда не был причастен ко греху»[290].

Силуан Афонский (†1938): «Мы должны иметь только эту мысль — чтобы все спаслись»[291]. Однажды к преподобному Силуану пришёл некий монах-пустынник, который говорил: «Бог накажет всех безбожников. Будут они гореть в вечном огне». Пустыннику эта идея доставляла нескрываемое удовольствие. Но старец Силуан ответил с душевным волнением: «Ну скажи мне, пожалуйста, если посадят тебя в рай и ты будешь оттуда видеть, как кто-то горит в адском огне, будешь ли ты покоен?» «А что поделаешь, сами виноваты», — ответил пустынник. Тогда старец сказал со скорбью: «Любовь не может этого понести… Надо молиться за всех»[292].

Таковы свидетельства апостолов и святых отцов[293]. И невозможно предположить, чтобы эти апостолы, святители, преподобные не понимали Евангелия или, что совершенно невероятно, сознательно противились Христу, уча о конечности мучений непокорных и духовно мёртвых и «спасении всех, верных и неверных, праведных и неправедных, благочестивых и нечестивых, бесстрастных и страстных». Очевидно, что именно так им было открыто Духом Святым.

Их мысли — не поэзия и не красивые слова, но твёрдая вера в реальность наступившей новой жизни, принесённой человечеству Жертвой Христовой. Все они говорят с полной определённостью о том, что этой Жертвой не только праведно жившие, но даже и мёртвые, некогда непокорные, были и будут освобождены из ада, хотя и пройдут в нём огненное очищение от страстей. Эта полная победа над адом и смертью догматически точно показана на древней иконе Воскресения, где ад разрушен сошедшим в него Христом, и Он подаёт Свои руки и праведникам, и грешникам, выводя их из ада.

Но важно при этом подчеркнуть, что святые писали о конечности геенских мучений совсем не в духе осуждённого Пятым Вселенским Собором оригеновского понимания апоката́стасиса[294]. Ориген говорил о предсуществовании душ и их переселении в новые и новые тела, о бесконечно повторяющемся разрушении и восстановлении всего бытия…

Вот как об этом пишет иеромонах (ныне митрополит) Иларион (Алфеев): «VI Вселенский Собор включил имя св. Григория Нисского в число “святых и блаженных отцов”, а VII Вселенский Собор даже назвал его “отцом отцов”. Что же касается Константинопольского Собора 543 г. и V Вселенского Собора, на которых был осуждён оригенизм, то весьма показательно, что, хотя учение Григория Нисского о всеобщем спасении было хорошо известно Отцам обоих Соборов, его не отождествили с оригенизмом. Отцы Соборов сознавали, что существует еретическое понимание всеобщего спасения (оригенистический апокатастасис, находящийся в связи с идеей предсуществования душ), но существует и его православное понимание, основанное на 1 Кор. 15, 24–28»[295].

Однако и апостолы, и святые отцы, в том числе и только что приведённые, в других случаях пишут столь же определённо и о вечности мучений. И также нет сомнений, что в них это говорил голос Духа Божьего. Как же всё это понимать и каково в итоге учение Церкви?

Чтобы ответить на данный вопрос, необходимо обратиться непосредственно к самим свидетельствам Церкви.

Поскольку в богословской, учебно-богословской и церковно-публицистической литературе тексты о вечности мучений широко представлены, то здесь нет необходимости приводить их.

Тайна вечности

В Священном Писании и у святых отцов многие вопросы, относящиеся к пониманию того мира, нередко раскрываются диалектически. Причина этого достаточно очевидна.

Во-первых, наше сознание в настоящем состоянии не способно понять реальности того мира. Во-вторых, наш понятийный язык обусловлен кру́гом явлений этого мира и потому наталкивается на непреодолимые препятствия для описания явлений мира духовного. (Даже в своём мире не можем разобраться: что такое время, каково пространство и т. д. — и придумываем аналогии, часто взаимоисключающие.) Вспомним ещё раз слова апостола Павла о том, что он был восхи́щен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать (2 Кор. 12, 4). А преподобный Симеон Новый Богослов — напомним и его мысль — объясняет: «Люди приводят человеческие понятия, и вещи, и слова и думают, что изображают Божественное естество — то естество, которого никто из ангелов, ни из людей не мог ни увидеть, ни наименовать»[296]. По этой, в частности, причине и в святоотеческом учении, как и в Священном Писании, нет однозначно выраженного учения о вечной участи человечества. Она остаётся для нас такой же тайной, как и многое другое в том мире.

Но поскольку не говорить о Боге и Его Промысле о человеке невозможно, ибо на этом зиждется всё учение христианской религии, то и возникают формально противоречивые суждения.

Например, в Библии и у святых отцов встречаем множество слов о гневе Божьем, Его наказаниях, даже о мести грешникам. Но те же святые одновременно говорят и прямо противоположное. Например, преподобный Антоний Великий, как мы уже помним, писал: «Живя добродетельно — мы бываем Божиими, а делаясь злыми — становимся отверженными от Него; а сие не то значит, чтобы Он гнев имел на нас, но то, что грехи наши не попускают Богу воссиять в нас, с демонами же мучителями соединяют»[297].

Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин даже так писал: Бог «не может быть ни огорчён обидами, ни раздражён беззакониями людей»[298]; и кстати вспомним ещё более сильные его слова, приведённые ранее: «Без богохульства нельзя приписывать Ему и возмущение гневом и яростью»[299].

Другая серьёзная причина такой двойственности суждений заключается в том, что Откровение возвещалось применительно к уровню развития разных людей.

Святитель Иоанн Златоуст, как помним, объясняет: «Когда ты слышишь слова “ярость и гнев” в отношении к Богу, то не разумей под ними ничего человеческого: это слова снисхождения. Божество чуждо всего подобного; говорится же так для того, чтобы приблизить предмет к разумению людей более грубых»[300].

Подобные же противоречивые суждения видим и в Писании, и у святых отцов по вопросу о вечных муках. Поэтому Церковь ни на одном Соборе, в том числе и на V Вселенском (553 г.), осудив оригенизм, не осудила ни одного из святых отцов, писавших о полном уничтожении ада Жертвой Христовой, ни их сочинения, ни богослужебные тексты, в которых содержались эти же мысли. Церковь не осудила и Отцов, писавших о вечности мучений грешников.

Эту неоднозначность учения Писания и Отцов о проблеме ада священник Павел Флоренский назвал «антиномией геенны». Её пытались разрешить многие русские православные мыслители, такие как, прот. Александр Туберовский, свящ. Анатолий Жураковский, прот. Сергий Булгаков, Е. Н. Трубецкой, В. И. Экземплярский, Н. Ф. Фёдоров и другие. Своего рода итоги исследования этой проблемы подвёл Н. А. Бердяев: проблема ада, писал он, «есть предельная тайна, не поддающаяся рационализации»[301].

Главная причина таких выводов заключается в том, что мыслители, к сожалению, мало обращались к святоотеческому пониманию Писания и психологии человека. Эта тайна становится понятной только исходя из цели Откровения, которое говорит лишь то, что необходимо для спасения человека. И рассмотрение её именно в этом ключе действительно показывает необходимость только такого изъяснения этой тайны человеку.

Двойственный характер свидетельств Священного Писания и святоотеческого учения о конечной участи человека, когда ни один из вариантов не утверждается в качестве безусловно истинного и не отрицается, при постоянном призыве к жизни по заповедям Христовым, оказывается для верующего единственно верным средством сохранения за ним полноценной нравственной свободы. Ибо вера в спасение только праведников может любого христианина, естественно, видящего себя грешным, привести в отчаяние и даже довести до полного отступления от христианской жизни. Но и вера в безусловность своего спасения способна развратить человека. То есть в любом случае знание своей вечной участи для подавляющего числа людей явилось бы духовной катастрофой. Оно полностью парализовало бы свободу человека в важнейшей стороне его жизни — духовно-нравственной. Легко представить себе, например, как изменилось бы наше поведение, если бы мы узнали, в какой точно день и час умрём.

Знание будущего налагает на поведение человека, не освободившегося от страстей и пристрастий, железные узы. Потому Господь и открыл эту тайну вечности человеку в такой удивительной форме, чтобы он остался вполне свободным в своём духовном самоопределении, свободным в решении главного вопроса жизни: веры в Бога и вечную жизнь личности или веры в её вечную смерть. Только в таком виде она может быть спасительной для человека, ибо оставляет ему единственно разумный путь жизни — путь веры. И становится понятным, насколько психологически глубоки слова Христа, сказанные апостолу Фоме: Ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие (Ин. 20, 29).

Святитель Григорий Нисский прекрасно объясняет смысл этой тайны будущего. «Посредством наших свойств, — пишет он, — Провидение Божие приспосабливается к нашей немощи, чтобы наклонные ко греху — по страху наказания удерживали себя от зла; увлечённые прежде грехом — не отчаивались в возвращении через покаяние»[302].

Но эта двойственность свидетельств о тайне вечности ставит серьёзный вопрос перед точкой зрения, утверждающей, что Церковь учит о спасении только праведников Православной Церкви и о вечных мучениях всех прочих, оказавшихся в земной жизни вне её. (Только в настоящий момент на земном шаре живёт свыше 7 миллиардов человек, православных же около 250 миллионов, из которых лишь 10 % воцерковлённых, а сколько из них праведных? Но если спасутся только праведники Православной Церкви, то получается, что Бог сотворил фактически всё человечество для вечных мучений?!) Не искажается ли таким учением смысл Жертвы Христовой, спасшей, оказывается, лишь каплю в море человеческом? Не подрывается ли беспрецедентное в истории религии учение о Боге-Любви, создавшем человека для вечного блага? И как вообще понимать то упорство, с которым отстаивается мысль о бесконечности мучений, несмотря на огромное число противоположных свидетельств?

Преподобный авва Исаия Отшельник предупреждал: «Кто понимает и исполняет слова Писания по своему разуму, настаивая упорно, что именно так следует понимать и исполнять их, тот не ведает славы и богатства Божиих. Напротив того, кто и понимая говорит: “Не знаю с точностью слова Божия, потому что я ограниченный человек”, — тот воздаёт славу Богу. В нём будет обитать слава Божия соответственно его преуспеянию и смиренномудрию»[303].

Мудрая же двойственность Откровения об этом главном вопросе человеческой жизни снимает с Православной Церкви печать тяжёлого обвинения в будто бы безусловности её учения о вечной гибели всего (за ничтожным исключением) человечества.

Если муки не вечны

Если в конечном счёте все спасутся, то естественно могут возникнуть вопросы: не обесценивается ли в таком случае значение православной веры; не всё ли равно вообще, как верить; не теряют ли своего значения заповеди, нравственные требования и весь характер жизни?

Учение Церкви вполне определённо отвечает на эти вопросы, говорит о том, что́ по смерти тела ожидает душу человека, жившего нечестно, эгоистично, безнравственно.

Первое. Церковь предупреждает, что когда душа входит в мир вечности, то там обнажаются не только все её мысли, намерения, чувства, желания, но и все скрытные постыдные дела (2 Кор. 4, 2). И это произойдёт не в каком-то тёмном уголке Вселенной, но при полном свете, перед своей совестью и Богом, перед лицом ангелов и святых, близких и родных людей. Понятно, какой стыд и позор придётся тогда перенести нашему «я»! И от этой пытки никто и никуда скрыться не сможет.

Игумен Никон (Воробьёв) однажды в своей проповеди привёл такой пример. Представьте себе площадь, наполненную вашими родными, членами вашей семьи, друзьями, знакомыми и коллегами, а вы стоите перед ними на высоком помосте, рядом с которым находится яма, наполненная грязной, отвратительной жидкостью. И вдруг с вашей души сдёргивается завеса непроницаемости и перед всеми открываются все её тайники: лицемерие, ложь, обман, зависть, похоть, неверность и прочее. Не броситесь ли вы тогда в эту зловонную яму, лишь бы скрыться от позора?

Вот что станет действительно наказанием для тех «умных страусов», которые при жизни прятались от своей совести в песок самоуспокоения: «Муки же будут не вечны…» Реальность такого наказания подтверждена опытом многих людей, переживших на себе подобную пытку.

Второе. Святитель Григорий Нисский писал: «Не тело причина страстей, но свободная воля, производящая страсти»[304], то есть их источником является не тело, а душа. Сам Господь сказал: Исходящее из уст — из сердца исходит — сие оскверняет человека, ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления — это оскверняет человека (Мф. 15, 18–20).

Даже самые грубые плотские страсти коренятся в душе, хотя бы их орудием и было тело. Поэтому со смертью тела страсти, взращённые в душе свободной волей, не исчезают. С ними входит человек в мир вечности. И что тогда ожидает его душу? Там — напомним слова игумена Никона — «страсти в тысячу раз более сильные, чем на земле, будут как огнём палить без какой-либо возможности утолить их»[305].

А когда человек весь в страстях? Трудно даже представить, какие страдания наступают для него в вечности! А поскольку со смертью тела отнимается и воля, то у души не остаётся «никакой возможности утолить» страсти и избежать ужаса бесов.

Третье, о чём заблаговременно предупреждает Церковь. Душа, порабощённая страстям, особенно доступна и уязвима для действия злых духов, которые разжигают и усиливают их действие. И поскольку со смертью тела у души отнимается воля, то она, будучи рабыней страстей, не может противостоять бесам. И тогда невозможно даже представить себе, какие страдания наступают для бедной души! Опыт подвижников, соприкасавшихся с бесами, говорит о непередаваемом страхе, который душа испытывает при одном только их приближении — они гнусны, ужасны, тошнотворны. Игумен Никон писал, что «от одного взгляда на них можно сойти с ума»[306].

Четвёртое. Православие указывает ещё на одну серьёзную причину, почему не «всё равно, как жить», если даже в конечном счёте человек и спасётся. Ибо состояние спасения может быть очень разным. Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин приводит слова аввы Херемона: «Большое различие между теми, которые получат помилование, и теми, которые удостоятся наслаждаться славным видением Бога»[307]. Об этом писал, как мы уже помним, апостол Павел: Строит ли кто на этом основании из золота, серебра, драгоценных камней, дерева, сена, соломы, — каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть. У кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду. А у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем, сам спасется, но так, как бы из огня (1 Кор. 3, 12–15).

Что значит спастись как бы из огня? Только тот, кто никогда не испытывал ожогов и не видел сильно обожжённых, может легкомысленно относиться к временному страданию. Тяжелейшие боли испытывают такие люди! И никто из них ни за какие блага не согласился бы вновь подвергнуться такой беде. Сожжение всегда было одной из самых страшных казней. Апостол и приводит этот образ, чтобы показать весь ужас страданий, которые придётся перенести человеку, построившему дом своей жизни из дерева, сена, соломы — страстей и пороков. Сам он хотя и спасётся, но как бы из огня!

Если хотя бы одна эта мысль дошла до сознания человека, то, без сомнения, он стал бы совсем по-иному относиться к самообману: «Здесь пожить в своё удовольствие, а там ведь — не вечные мучения!»

Пятое. Как может чувствовать себя человек, оказавшийся перед лицом того, кто за него пошёл на пытки и казнь, а он в ответ предал его? Трудно даже представить себе его стыд и ужас. Но не то же ли самое испытает человек, когда там откроются ему те страдания, которые перенёс Христос, спасая его от вечных мучений, а он отверг Его своей жизнью?

Шестое. С душой нераскаянного человека в загробной жизни происходит то же, что с человеком, который отдал все свои средства на какое-то дело и в результате увидел, что допустил роковую ошибку — всё пропало. Какое беспросветное отчаяние охватывает его тогда! Многие кончают жизнь самоубийством. Подобное состояние переживёт и душа, когда ей откроется, что все её мечты и страсти, надежды и достижения — всё это ничего не стоящие пустышки, мишура, а часто и откровенная грязь, из-за которых она теряет радость вечной жизни. Возможно, что это по́зднее разочарование будет для неё самым тяжёлым страданием.

Только любовь Спасителя останется для неё последней надеждой.

Все эти предупреждения показывают, какую роковую ошибку совершает человек, легкомысленно надеющийся на невечные страдания. За какие блага согласился бы такой «смельчак» оказаться, хотя бы временно, в руках садистов или в полыхающем огне? Не отдаст ли он всё, что имеет, лишь бы избавиться от нестерпимых страданий?! Итак, не всё равно, как верить и как жить, если и все спасутся. Православие, будучи религией любви, напоминает человеку: «Внезапно Судия прии́дет, и коего́ждо деяния обнажатся» (утренняя молитва, по-русски: «Внезапно Судья придёт, и дела каждого станут явны»). Поэтому пока не поздно, пока есть время, призывает оно, приложи, человек, все силы к тому, чтобы здесь жить по совести, здесь омыться покаянием — и таким образом там избавиться от тяжёлых, хотя бы и не вечных, страданий.

Святой Исаак Сирин предупреждает: «Остережёмся в душах наших, возлюбленные, и поймём, что хотя геенна и подлежит ограничению, весьма страшен вкус пребывания в ней, и за пределами нашего познания — степень страдания в ней»[308].

— Не получается ли, что человек, отвергший Бога и оказавшийся в аду, попадает в сродную своему духовному состоянию среду и потому ему там бывает тоже хорошо?

— Состояние человека, отвергшего Бога, — это состояние власти страстей. А что такое страсти, все мы знаем. Каково, например, человеку, который находится в лютой злобе, — хорошо ему? А как мучает ревность, а зависть! Помните у Данте:

Ад — это, как говорит Христос, огонь неугасающий и червь неусыпающий распалённых страстей и бесовских нападений. И при этом там нет никакой возможности ни укротить их, ни насытить. Так что атмосфера ада, хотя и естественна для такого человека, тем не менее будет атмосферой непрерывных страданий от бессильной злобы и прочих неудовлетворённых страстей. Святой Исаак Сирин называет и другую причину геенских страданий: «Мучимые в геенне поражаются бичом [Божественной] любви! И как горько и жестоко это мучение любви! Ибо ощутившие, что погрешили они против любви, терпят мучение, большее всякого приводящего в страх мучения; печаль, поражающая сердце за грех против любви, мучительнее всякого возможного наказания».

Так что едва ли там будет хорошо даже антихристу.

— Вы упомянули, что тьма кромешная — это состояние вне Бога. У отца Георгия Флоровского я прочитал цитату кого-то из святых отцов, где шла речь о том, что человеческая душа бессмертна лишь относительно — поскольку эту жизнь даёт ей Бог. Но если тьма кромешная — это состояние вне Бога, то есть без Бога, следовательно, душа умирает и ада для неё не будет?

— Действия благодати Божией на человека очень различны. Есть благодать обо́жения человека, которая очень различна по степени своего присутствия в разных людях (например, с одной стороны, у правого разбойника, познавшего Бога только перед самой смертью — и с другой, у Пресвятой Богородицы). А есть благодать, поддерживающая существование всего сотворённого, в том числе и любого грешника, и демона — её можно бы назвать бытийной. Она пронизывает весь сотворённый мир, и её действие не зависит от духовного состояния человека. Она присутствует и во тьме кромешной. Пророк Давид восклицает: Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо — Ты там; сойду ли в преисподнюю — и там Ты (Пс. 138, 7–8). Поэтому даже в состоянии вне Бога, если таковое возможно, бытие человека тем не менее сохранится. Ибо мы Им живем, и движемся, и существуем (Деян. 17, 28).

— Как я смогу наслаждаться в Царстве Божьем, зная, что мои близкие мучаются в аду?

— Ваш вопрос нередко приводят в качестве аргумента против вечности ада. Приходится повторять, что трудно, а подчас и опасно судить о состояниях человека там, не зная ни будущего блаженства, ни тем более характера вечных мук. Не случайно преподобный Каллист Катафигиот предупреждал, что «ум должен иметь меру познания, чтобы не погибнуть». Там всё не так. Лишь оказавшись в мире вечности, мы узна́ем всё как есть, лицом к лицу, а теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно (1 Кор. 13, 12).

В качестве одного из таких гаданий выскажу следующую мысль. Бесспорно, что только духовное единство является прочной основой единства личностей. Дух, а не кровь соединяет или отчуждает людей. Посмотрите, как иногда родственники ненавидят друг друга! И, напротив, совершенно чужие по крови соединяются в любви, образуют семьи и становятся едиными. Именно об этом сказал Господь: Не мир пришел Я принести, но меч (Мф. 10, 34). Дух и в вечной жизни одних соединит, а других разделит. И это разделение будет (если оно будет) не принудительным, а абсолютно естественным и не может принести страданий. Поэтому нужно твёрдо верить, что в Царстве Божьем страданий быть не может.

— Можно ли считать, что человек, умерший на Пасху, попадает в рай?

— Хотя кто-то этот вопрос воспримет с улыбкой, но в народе действительно есть устойчивое убеждение, что если кто умирает на Пасху или Рождество и даже в другой великий праздник, это является признаком, что Господь принял душу такого человека. Может быть, и так — не знаю. Но если это и верно, то не потому, что он умер на праздник, а потому, что оказался достойным умереть в этот день. Иногда говорят, вот неверующий, а умер на Пасху — неужели он спасётся? А что отвечает Евангелие? Первым в рай вошёл разбойник, покаявшийся в последние минуты своей жизни. Поэтому не будем судить да рядить о судьбе скончавшихся в тот или иной день, а лучше вздохнём о них от всей души: «Упокой, Господи…»

— Какова участь души солдата, который в момент смерти испытывал ненависть к врагу?

— Прежде всего мы не можем знать ни об одном человеке, что́ он испытывал в момент своей смерти, поэтому не можем судить ни о его духовном и душевном состоянии, ни тем более о его посмертной участи. Есть Бог — и видящий, и судящий, и милующий.

В отношении же ненависти необходимо разделить два совершенно разных явления: праведный гнев и злобу. Одно дело — гнев на откровенную ложь, на воровство, бандитизм, и совсем другое — ненависть к человеку, уязвившему моё самолюбие или победившему меня на соревнованиях. В Евангелии читаем, как Христос с гневом обличал фарисеев, лицемеров, опрокинул столы меновщиков, рассыпал их деньги и кнутом изгнал торговцев из храма. (Как насущно это и теперь там, где во время богослужения ходят со сбором денег или позволяют детям бегать по храму, шуметь, мешать молитве людей.)

Но Христос не желал зла торговцам и делал это не по ненависти к ним, а в их лице боролся со злом богохульного отношения к дому молитвы (Ин. 2, 16). Вот пример гнева праведного, безгрешного.

Подобный же характер имеет и убийство противника на войне. Это тяжёлый, но нравственно необходимый подвиг, о котором сказал Христос: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15, 13). Воины — это люди, которые сознательно идут на смерть, исполняя свой долг, отдавая жизнь за друзей своих — за собратьев, за свой народ, за Родину. Потому воинская служба и была во все времена самой почётной.

На войне солдат по долгу совести обязан убивать врагов, в противном случае он совершает тяжкий грех предательства всех тех, кого он призван защищать. Это — праведное убийство, и здесь оно является подвигом, ибо для нравственно и психически нормального человека убить другого является тяжелейшим испытанием. Поэтому в лике святых находим множество воинов.

Но если кто убивает по ненависти, ради корысти и т. п., то кем бы он ни был — солдатом или священнослужителем, политиком или спортсменом, — он совершает смертный грех.

Отсюда становится понятной и вся ложь пацифизма, «непротивления злу насилием». Сущность такого «гуманизма» очевидна: пусть другие берут на себя подвиг борьбы и страданий, а мы пофилософствуем на их крови и мучениях, да ещё и гневно осудим их за убийства.

— Можно ли верить Апокалипсису Петра, в котором описываются мучения грешников в аду?

— Нет, нельзя верить — как и любой другой апокрифической, неканонической литературе, а также листовкам и еретическим книжкам вроде: Г. П. Дурасов. «Богом данная Макария», иеромонах (?) Трифон. «Чудеса последнего времени», «Духовные беседы и наставления старца Антония»; видеокассетам типа «Встреча с вечностью» и другим так называемым духовным изданиям.

— В чём суть поминания усопших милостыней и трапезой?

— В том, что, давая милостыню и устраивая поминальную трапезу (которая является одним из видов той же милостыни), мы тем самым оказываем любовь другим ради усопшего человека.

Поминальная трапеза, когда носит христианский характер, также является определённым самопожертвованием ради усопшего. Потому, соединённая с молитвой, она становится одним из средств помощи ему.

— Объясните, пожалуйста: мытарства и чистилище — это одно и то же?

— Нет, это совсем разные вещи. Чистилище — изобретение католических богословов, которое не находит никаких оснований у святых отцов и является одним из заблуждений Католической церкви. Дело в том, что, по католическому вероучению человек для спасения должен не только покаяться, но и принести ещё так называемое удовлетворение правосудию Божию добрыми делами, поклонами, чтением специальных молитв и т. д. Поэтому, если человек покаялся, но не принёс соответствующего удовлетворения, то ни в рай, ни в ад его нельзя определить. Вот и было придумано некое среднее состояние — так называемое чистилище, в котором душа, принеся своими страданиями удовлетворение правосудию Божию, может перейти в рай.

В Православии нет ничего подобного — ни идеи удовлетворения, ни её следствия — чистилища. Оно говорит только о двух посмертных состояниях души: блаженства или страданий. В посмертье перед судом света Божьего во всей полноте обнаруживаются все дела, мысли и чувства человека. И в зависимости от того, какие они и, главное, насколько человек стремился жить по совести и каялся в своих грехах или, напротив, проводил жизнь беззаконную, — душа не просто испытывает радость или мучения совести, но и подвергается непосредственному воздействию сродных её состоянию духов: ангелов или бесов. Особенно тяжелы страдания от бесов, которые разжигают страсти без малейшей возможности удовлетворить их.

Эти наступающие сразу же по смерти испытания совести и мучения души, связанные с неизжитыми страстями и воздействиями бесов, и называются мытарствами.

Молитвы родных и близких являются для усопшего лекарствами от его болезней-страстей, а не уплатой долгов за него, как учит католицизм. Но в зависимости от тяжести совершённых грехов и степени повреждения ими души процесс исцеления имеет разную длительность и соединён с различной степенью страданий.

— Какова участь младенцев, убиенных во время аборта?

— Странная постановка вопроса. Меня удивляет, что спрашивают о судьбе невинных, не познавших ни добра, ни зла младенцев, а не о судьбе совершившей смертный грех матери. Разве младенцы согрешили? Разве они поступили неправедно? Они убили человека? Почему не о родителях, а о безгрешных младенцах идёт речь? Известны истоки этого ложного страха.

Он идёт от католического учения о так называемом лимбе (эта идея возникла в XIII веке). Лимб — это место в загробном мире между раем и чистилищем, где, согласно средневековым представлениям, находятся души некрещёных младенцев. Ещё в 1905 году Римский папа Пий X писал: «Дети, умершие до крещения, попадают в лимб, где они не наслаждаются присутствием Бога, но в то же время и не страдают». Однако папа Бенедикт XV (†1922) принял решение вообще исключить средневековое учение о лимбе, как ложное, из вероучительной системы католицизма.

В документе, утверждённом этим папой, говорится, что традиционная концепция лимба слишком ограниченно отражает идею Спасения. Поэтому теперь, согласно данному документу, души умерших младенцев, которых не успели крестить, наследуют рай.

Но некоторые наши «учителя» превзошли средневековые заблуждения католиков. С фанатичной решительностью они устрашают несведущих людей: «Некрещёные младенцы погибнут!» По их мнению, матери, сознательно совершившие детоубийство, могут (если покаются) спастись, а для невинных не согрешивших младенцев уготованы вечные мучения. Пожалуй, большей карикатуры на Православие не придумаешь.

Сам Господь сказал о некрещёных младенцах: Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное (Мф. 19, 14). Потому все усопшие младенцы как святые и не согрешившие спасутся.

Известный раннехристианский писатель Тертуллиан пишет: «Учитывая особенности, характер и даже возраст каждой личности, полезнее помедлить с крещением, особенно маленьких детей… Пусть они приходят, когда повзрослеют. Пусть приходят, когда учатся, когда будут научены, куда идти. Пусть станут христианами, когда могут познать Христа. Что спешить невинному возрасту за отпущением грехов?»

Замечательно писал о некрещёных детях святитель Феофан Затворник:

«А дети — все ангелы Божии. Некрещёных, как и всех вне веры сущих, надо предоставлять Божию милосердию. Они не пасынки и не падчерицы Богу. Потому Он знает, что и как в отношении к ним учредить. Путей Божиих бездна!»

Поэтому ссылки на блаженного Августина, утверждавшего, что некрещёные младенцы погибнут, не выдерживают никакой критики: ни один из восточных святых отцов никогда не высказывал подобной мысли. И лишь средневековое католическое богословие, взяв на вооружение «августинизм», ввело это заблуждение. Оно, вопреки Евангелию и учению святых отцов Церкви, усвоено, к сожалению, и некоторыми нашими современными «учителями».

Так что о судьбе младенцев не будем беспокоиться — они все у Бога, а вот о своём отношении, дорогие родители, к браку, деторождению, о своей христианской жизни следует серьёзно задуматься.

— Каково состояние души человека, умершего мученической смертью, но не отпетого?

— Что такое отпевание? Это совершение определённых церковных молитв за усопшего, а не волшебный ключик в Царствие Божие, без которого душа погибнет. Сколько во время стихийных бедствий, междоусобиц, войн погибло людей, сколько скончалось в пустынях, лесах, горах никому не известных святых подвижников, которых никто не отпевал! А они, быть может, выше многих отпетых. Разве можно придавать магическое значение отпеванию? Откуда только рождаются такие суеверия?!

— Мой дядя был удивительный человек: он врач, который помог многим и многим. Смерти же его предшествовала долгая, в течение десяти лет, тяжелейшая болезнь. Умер он после сильных страданий. Могут ли ему вмениться в веру эти добрые дела и страдания? Он крестился уже во время болезни и церковной жизнью не жил.

— Спасение — это не плата за труды и не награда за страдания от Бога, поскольку и труды, и страдания могут иметь как положительный, так и отрицательный смысл — в зависимости от того, ради чего или по какой причине они бывают. Но в любом случае оно не имеет никакого отношения к идее коммерции: «Я Тебе, а Ты мне». Спасение — это духовное единение с Богом, которое возможно только при богоподобном состоянии души. Это богоподобие в качестве основного и безусловно необходимого элемента предполагает осознание человеком своей греховности, неспособности исцелиться от страстей, и прежде всего от высокого мнения о себе. С этого начинается понимание необходимости Спасителя — Христа и искреннее обращение к Нему за помощью. На христианском языке такое состояние называется смирением. А все труды и страдания лишь в той степени являются полезными, в какой приводят человека к смирению. Об этом замечательно сказал святой Исаак Сирин: «Воздаяние бывает не добродетели и не труду ради неё, но рождающемуся от них смирению. Если же оно утрачено, то первые [добродетель и труд] будут напрасны». Даже более того, святитель Игнатий Брянчанинов пишет: «Телесный подвиг, не сопровождаемый душевным, более вреден, нежели полезен. Он служит причиной необыкновенного усиления душевных страстей: тщеславия, лицемерия, лукавства, гордыни, ненависти, зависти, самомнения».

Видите, всё: и добродетели, и труды, и, конечно, болезни — всё теряет своё значение, если человек при этом не приобретёт смирения.

Два разбойника были распяты вместе с Христом. Страдали оба одинаково. Но правому было сказано: Ныне же будешь со Мною в раю (Лк. 23, 43), а о левом — понятное молчание. Итак, дело не в страданиях, а в том, в какой степени человек покается и смирится.

Можно надеяться, что Господь дал возможность вашему дяде через страдания смириться, понять, что все его добрые дела сами по себе — ничто. И тогда, несомненно, это стало залогом его спасения.

— Почему совершеннейший ангел Денница отпал от Творца?

— О падении Денницы в Священном Писании сказано как о факте. Говорится лишь, что причиной его падения была гордость (см. Ис. 14, 11–12). Видя свои совершенства, Денница-Люцифер говорил в сердце своем: взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему (Ис. 14, 13–14).

В этом вопросе мы, по существу, сталкиваемся с тайной свободы. Свобода личности подразумевает, что разумное существо может совершить тот или иной акт воли, исходя только из самого себя, без каких-либо внешних причин. Поэтому по отношению к свободному акту невозможен вопрос «почему?». Денница и совершил акт отпадения от Бога, действуя именно из самого себя, из своего «я», а не по какой-либо посторонней причине. В этом, видимо, вся суть его отпадения.

Однако в Священном Писании и святоотеческом Предании нет ответа на вопрос: «Как Бог мог сотворить тех ангелов, о которых Он знал, что они отпадут и пойдут на вечные мучения?»

Но теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно (1 Кор. 13, 12), и потому лучше не гадать о том, что и как произошло с Денницей и почему он из ангела света превратился в дьявола. Ясно одно, что гордость — смертельна, и это в высшей степени важно знать человеку.

— Какова природа зла? Почему оно было допущено Богом?

— Зло, по учению святых отцов, не имеет сущности, не есть что-то самостоятельно существующее, не имеет своей отдельной природы, оно — искажение добра, болезнь на здоровом теле, возникающая в результате свободного противоестественного действия разумного существа. Поэтому можно сказать, что нет зла, но есть злые. И поскольку человек — это не запрограммированный биоробот, а разумное и свободное существо, он может распорядиться своей свободой вопреки и Богу, и своему благу.

Вот как размышляет по этому вопросу в одном из своих писем игумен Никон (Воробьёв): «Зло не создано Богом. Зло не имеет сущности. Оно есть извращение мирового (а в отношении к человеку и ангелам — нравственного) порядка свободной волей человека и ангелов. Если бы не было свободы, то не было бы возможности извратить нравственный порядок, премудрый и совершенный. Ангелы и человеки, как автоматы, подчинялись бы законам физического и нравственного мира, и зла не было бы. Но без свободы воли не было бы в человеках и ангелах образа Божия и подобия. Совершенное существо немыслимо без свободы воли (кстати: все атеистические учения вынуждены отрицать свободу воли…)

Разумные существа, познавшие себя как самостоятельные личности, “Я”, как новые самостоятельные источники света (ивановский червячок)… не знали опытно зла и не могли вполне оценить добра, которым пользовались. Желание стать как боги, знающие добро и зло, привело к падению и ангелов, и человеков. Отсюда начинается история человечества…

С гордостью человек не может спастись. При наличии гордости он и в раю опять может отпасть от Бога уже окончательным падением, подобно демонам. Поэтому в течение всей земной жизни Господь даёт человеку познать, что без Бога он ничто, он раб своих страстишек и раб дьявола… В этой борьбе он познаёт свою немощь, лукавство вражие, помощь Божию и любовь Божию к себе».

Так человек приходит к состоянию смирения, которое является залогом того, что он, даже получив в вечности всю славу детей Божьих, уже никогда не отпадёт.

— Меня однажды спросили: «А зачем была нужна Жертва Христа? Почему Бог не мог просто всё изменить, зачем было нужно убийство Сына?»

— Если Бог Своей властью мог бы изменить человека, то, во-первых, зачем Он дал ему и отпасть? Во-вторых, это означало бы лишение человека свободы, но без неё он уже не человек. Святоотеческий ответ на этот вопрос очень ясный: Бог не может спасти человека без самого человека, то есть без его воли и желания. Это совместное действие Бога и человека в богословии называется синергией.

Почему для этой цели «было нужно убийство Сына»? Прежде всего не Сына, а Богочеловека Христа. А причина Его страданий заключалась в следующем.

Захотев лукавым путём стать как боги (Быт. 3, 5), первый человек повредил свою связь с источником жизни — Богом и тем самым извратил свою природу, которая стала смертной, тленной, страстной (то есть подверженной страданиям). Но восстановить её целостность человек уже не мог. Поэтому и потребовалась такая Божественная помощь, которая, не нарушая свободы человека, могла бы его исцелить.

Один из универсальных законов нашего бытия заключается в том, что любое повреждение для восстановления нормального состояния требует адекватных усилий, которые нередко сопряжены со страданиями, а иногда и с жертвой самой жизнью. И в данном случае для исцеления природы человека необходимо было её восприятие Сыном Божиим (Боговоплощение), потребовались страдания и смерть Богочеловека. Благодаря этому во Христе совершилось полное исцеление природы человека, и во Христе же — её воскресение.

Об этом сообщает апостол Павел: Ибо надлежало, чтобы Тот, для Которого всё и от Которого всё, приводящего многих сынов в славу, Вождя спасения их совершил [греч. τελειώσει] через страдания (Евр. 2, 10). Употребляемое здесь апостолом слово дано в русском синодальном переводе неточно — это форма глагола τελέω, который означает «доводить до конца, до совершенства». Следовательно, слова Вождя спасения их совершил через страдания означают: Вождя спасения (то есть Иисуса Христа) сделал совершенным через страдания.

Под совершенным здесь подразумевается не духовно-нравственное совершенство Христа, которым Он всегда обладал, но исцеление воспринятой Им человеческой природы от той первородной повреждённости (смертности, тленности, страстности), которая поразила Адама и весь род человеческий. Преподобный Максим Исповедник объясняет это так: если добровольная измена Адама Богу внесла в естество человеческое страстность, тленность и смертность, то непоколебимость воли во Христе вновь вернула этому естеству через Воскресение бесстрастность, нетленность и бессмертие.

Воскресением Христовым открылась принципиально новая эра в жизни человечества. Христос стал «вторым Адамом», родоначальником нового человечества — того, которое родится от Него водою и Духом (см. Ин. 3, 5).

Это рождение от Христа происходит с уверовавшим в Него и осознанно принявшим таинство Крещения, как сказал Он: Кто будет веровать и креститься, спасен будет (Мк. 16, 16). В этом таинстве христианин получает семя возрождённой Христом совершенной человечности, о чём сказал преподобный Симеон Новый Богослов: «Уверовавший в Сына Божия кается в прежних своих грехах и очищается от них в таинстве Крещения. Тогда Бог Слово входит в крещённого, как в утробу Приснодевы, и пребывает в нём как семя».

Но святые отцы предупреждают, что благодать таинства Крещения даётся не автоматически, но соответственно вере крестящегося, его ревности к жизни по Христу, искренности его отречения от языческой жизни.

Так совершается спасительное принятие человеком Жертвы Христовой.

Вот почему «Бог не мог просто всё изменить», а нужна была Жертва Сына.

— Что сказать матери, страдающей о смерти сына?

— Прежде всего нужно выяснить, каково её мировоззрение. Если она верит, что нет Бога, нет души, нет вечности, то не знаю, чем можно ей помочь. Ведь для атеиста смерть безвозвратно, окончательно уничтожает личность, навсегда отнимает человека. И смерть сына для такой матери — это утрата навсегда, и потому все слова утешения будут для неё пустым звуком. Я давным-давно смотрел фильм «Отарова вдова», но до сих пор не могу забыть, с какой силой было показано в нём страшное отчаяние матери, которая потеряла своего сына. Атеизм — это вера в вечную смерть личности.

Совершенно другое дело, если она христианка: тогда ей можно предложить следующее понимание происшедшего. Пусть представит себе, что она в страшную непогоду идёт с ребёнком по опасной горной тропе, ежеминутно рискуя жизнью — и своей, и его. И вдруг рядом с ними садится вертолёт, и ей говорят: «Есть одно место, и мы летим как раз туда, куда вы идёте». Любой родитель в такой ситуации скажет: «Ради Бога, ребёнка возьмите, а я уж как-нибудь дойду!» Теперь понятно, что такое смерть младенца? Его взяли туда, куда мы все идём и никуда с этого пути не денемся. А ваш ребёнок уже там, он вас уже ждёт…

Это постоянно и происходит в нашей жизни, когда «вертолёт» берёт наших дорогих родных и близких и доставляет их именно домой. Ибо по христианской вере эта земная жизнь — только неизвестный путь, а истинный дом наш — жизнь вечная в обителях Отца Небесного. Апостол Павел так и пишет: мы не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего (Евр. 13, 14). Поэтому смерть родных — это лишь кратковременная разлука до скорой встречи в родном доме. И об одном только особенно нужно позаботиться: чтобы встреча эта там со своими родными не была омрачена нашими скверными мыслями, чувствами, желаниями, поступками, совершёнными здесь, а оказалась радостной и счастливой. Но если мы не стараемся здесь изжить нечистоту из наших мыслей и дел, то при встрече с близкими и любимыми там, где состояние души видно как на ладони, вместо радости от встречи может быть стыд и страдание.

— Почему некоторые молитвы бывают услышаны, а другие нет?

— Дело в том, что молиться можно по-разному. Можно так, как молилась мать декабриста Рылеева о выздоровлении сына: несмотря на открытую ей в видении его гибель (он был повешен), всё же упорно продолжала просить Бога об оставлении сына в живых. То есть фактически молилась: «Да будет, Господи, моя воля, а не Твоя», и в результате своей страстной любви получила предсказанную беду.

Другой пример: искренне, усердно молимся, чтобы выздороветь, или отлично сдать экзамен, или выйти замуж и т. д. Со всей силой молимся. Но суть нашей молитвы всё та же: «Да будет, Господи, как мне хочется, а не как Ты считаешь полезным для меня». Это означает: я не верю, Господи, что Ты любовь и всеведение, что Ты лучше меня знаешь, что́ мне нужно. Этим неверием человек отталкивает Бога и ничего не получает. Так, думая, что молимся, мы изменяем Богу.

Посмотрите, какова была молитва Христа в Гефсиманском саду перед известными Ему ужасами страшной казни! До кровавого пота молился, но что слышим? Отче! О, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! Впрочем не Моя воля, но Твоя да будет (Лк. 22, 42). Если бы и мы могли от всей души сказать в молитве: «Господи, я всё с благодарностью приму, потому что верю, что ты Сама Любовь и устроишь мою жизнь наилучшим образом. Да будет Твоя, Господи, воля, а не моя, не мои слепые желания!» Тогда, без сомнения, мы получали бы и больше того, что просим.

Мне очень понравился следующий случай. Как-то в Индии мальчишка ехал на слоне, и когда приблизились к джунглям, слон вдруг остановился. Мальчишка бьёт его, колет… Слон — ни с места, и вдруг схватил его хоботом и спрятал под себя. И через мгновение из джунглей прямо на спину слона прыгнул тигр. Слон расправился с ним. А мальчик — давай целовать его, ласкать, кормить своими последними бананами… Вот и мы все — ничего не видящие и не знающие мальчики на слоне. Пора бы хотя немного поверить Богу!

— Жалко бабушку, что она умерла, хотя уже была и старая, и больная.

— А может быть, не бабушку, а себя жалко, что теперь её не будет? Ведь для бабушки кончина является настоящим освобождением от её изношенной «одежды», от болей и страданий. Она получила полное освобождение. И нам ради этой её радости нужно немного и потерпеть. К тому же знаем, что разлучаемся с ней совсем не надолго.

— Почему в Евангелии, когда кто-то обращается с просьбой воскресить умершего или исцелить расслабленного, Господь выполняет это? А сейчас — хотя молитва может быть отчаянная — так не бывает, или об этом просто неизвестно?

— Здесь несколько причин. Первая — когда Христос пришёл, нужно было, чтобы люди поняли, Кто Он есть. И многие действительно начинали в Него веровать, видя Его чудеса. В то же время, посмотрите, какую оценку дал Господь этой вере: Блаженны невидевшие и уверовавшие (Ин. 20, 29). Чудо, которое происходит перед глазами, впечатляет, ошеломляет, но оно само по себе редко может внутренне изменить человека. Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин прекрасно сказал о этом: «Чудеса, вызывая удивление, мало содействуют святой жизни».

Вторая причина. Разве мало было мёртвых в то время? Но воскресил Он, исходя из Евангельских текстов, всего троих: дочь Иаира, сына вдовы и Лазаря. И всё. Почему?

Когда евангельский богач молил из ада Авраама предупредить своих братьев об адских мучениях, чтобы они туда не попали, — что ответил Авраам: Если Моисея и пророков не слушают, то если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят (Лк. 16, 31). То есть люди, не стремящиеся жить по совести и заповедям, настолько духовно грубеют, что и очевидное чудо уже не способно изменить их сердце. Получается, что молиться можем изо всей силы, а себя менять ни на йоту не собираемся. И это ещё одна из причин, почему в наше время не происходит такого рода чудес.

И другая причина, на которую также указал Сам Господь: Если бы вы имели веру с зерно горчичное и сказали смоковнице сей: исторгнись и пересадись в море, то она послушалась бы вас (Лк. 17, 6). Но что видим в своей душе? Кажется, просим, молимся и… не верим. Когда Христос пришёл в Своё отечество, то помните, как Его приняли? В результате — и не совершил там многих чудес по неверию их (Мф. 13, 58).

Мы, к сожалению, не имеем ни веры, ни смирения и потому ничего не получаем. Вот, по-видимому, основная причина, по которой большей частью сейчас не происходит того, что было при жизни Иисуса Христа.

Важно и следующее. Когда апостолы не смогли исцелить бесноватого, что ответил им Господь: Сей же род изгоняется только молитвою и постом (Мф. 17, 21). Молитва, оказывается, тогда оказывается действенной, когда она соединяется с каким-либо посильным подвигом: отречением от власти своего желудка, или лени, или развлечений… Ибо без подвига не бывает плода.

— А как можно объяснить то, что люди просят кого-то за них помолиться в монастыре, а не в простом приходском храме, потому что там люди более святой жизни, они «ближе к Богу». Быть «ближе» или «дальше» по отношению к Богу — так правильно говорить, такое вообще возможно?

— Мы всё время ищем и надеемся найти человека, который «ближе к Богу». И большей частью не задумываемся, что это значит. Пользуемся слухами и, простите, «сарафанным радио» — и сразу же с полным доверием идём, едем, летим к неизвестному нам священнику, монаху, как к святому. И результаты большей частью бывают плачевными, ибо те, которые действительно ближе к Богу, как огня боятся почитания, славы, похвал человеческих. О них, как правило, никто не знает. Истинная добродетель всегда целомудренна, смиренна и скрывает себя от всех самыми различными способами: затвор, пустыни, леса, болота, юродство и т. д., главное — быть незаметным.

Но чтобы увидеть смирение и не нарваться на лжесмирение («смиренничество»), для этого требуется достаточно продолжительное общение с этим человеком. А таковой возможности большей частью нет. И, веря слухам, попадаем на глупых, психически больных, мошенников, иногда и бесноватых «старцев», находящихся в прелести, которые без страха и сомнения дают указания людям по всем вопросам, принося множество бед и духовных, и внешних. Одна из причин таких печальных последствий состоит в том, что мы ищем чудес, прозорливости, исцелений, а не спасения от своих страстей, то есть ищем земного, а не духовного. Мы гораздо в большей степени материалисты, нежели христиане.

Вывод отсюда простой. Нужно искать не того, кто по внешности (монах, священник, архиерей) «ближе к Богу», а того, кто без игры в благочестие и претензий на старчество, без командирских замашек даёт советы на основании писаний святых отцов.

— Правда или нет, что за усопших сложнее молиться?

— Нет. Самое сложное помолиться за недруга, оскорбителя, негодяя. Но существует выдумка, что молиться за кого-то, особенно за усопшего, опасно — как бы его грехи на тебя не перешли…

— Да, правда, и такое бывает…

— Это откровенно бесовская мысль. Когда молимся за кого-то — неважно за кого, хоть за Иуду Искариотского, — то вступаем в общение с Самим Богом. Это ли не великое благо для молящегося?! И уже через Бога, как, скажем, через совершенный фильтр, духовно общаемся с усопшим. Поэтому никакой его грех и никакой дьявол не может проникнуть к нам. Бог всё освящает и очищает. А вот если мы начнём обращаться к самому усопшему, забыв Бога, как это делают колдуны и спириты, — тогда получим по заслугам.

— Но тогда логично спросить… Если можно молиться за всех, даже за волшебников (а ведь за волшебников не советуют), что же — и за бесов можно молиться?

— Ну, о бесах мы мало что знаем. Нам вообще неизвестна природа духов. Нет же ответа на вопрос: почему Бог, будучи любовью, сотворил тех ангелов, о которых он знал, что они станут бесами и пойдут в муку вечную? А святые в то же время говорили, что если бы не было бесов, то не было бы и святых, поскольку они, искушая нас, фактически упражняют нас в борьбе со злом — и тем самым делают нам добро. Поэтому святой Исаак Сирин писал: «Что такое сердце милующее? Возгорение сердца у человека о всём творении, о человеках, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари». Помните, в «Фаусте» Гёте Мефистофель говорит о себе: «Часть вечной силы я, всегда желавшей зла, творившей лишь благое». Нам неизвестен до конца Промысл Божий об отверженных ангелах, он открыт нам только применительно к нашему падшему состоянию, и мы не знаем ответа на вопрос о смысле их существования. Но поскольку Бог есть любовь и Он дал им бытие, следовательно, здесь скрывается какая-то положительная тайна.

А вот о колдунах, волшебниках, сатанистах, атеистах, иноверцах и прочих молиться можно. Ибо основной закон христианской жизни — любовь к каждому и ко всем без различия. Ко всем и каждому! Потому бояться этого не нужно.

— А самоубийц нельзя поминать в храме?

— О каком ребёнке мать больше заботится — о здоровом или о смертельно больном?

— Конечно, о больном.

— А Церковь — это кто? Мать или мачеха? Не с большей ли ревностью она станет плакать и молиться о совершившем смертный грех?! Строгие правила в отношении самоубийц установлены не для того, чтобы за них не молились, а с прямой целью — показать верующим весь ужас такого поступка и уберечь других от подобного греха, влекущего за собой тяжкие загробные страдания. Поэтому церковные правила, исключительно в воспитательных целях, запрещают совершать над самоубийцами общие для всех усопших христиан молитвословия в храме. Но это совсем не означает, что за них вообще нельзя молиться. Родные, близкие, все должны с особой силой молиться за такового. Тем более, что мы никогда не знаем того внутреннего состояния, которое привело человека к смертному греху.

— Известно, что самоубийство — страшнейший грех. Но как быть с тем, что человек, совершивший это преступление, при жизни был совершенным праведником?

— Что значит «был совершенным праведником»? Если бы он им был, жил по заповедям Божиим, то, конечно же, такого поступка не совершил бы. В том и дело, что он, следовательно, был не праведником.

Кто ложный праведник? Тот, например, православный, который ходит в храм, принимает таинства, благотворит, соблюдает посты, никого не убивает, не грабит, не прелюбодействует, то есть исполняет всю внешнюю сторону церковной и нравственной жизни — и видит эту свою «праведность», превозносится ею в своих чувствах, мыслях, а то и перед людьми, но не замечает своих внутренних страстей: гордости, тщеславия, зависти, неприязни к ближним, гнева, лицемерия и т. д. Это — страшное состояние, в нём находились и находятся осуждённые Господом иудейские и христианские «праведники», гордые своей мнимой праведностью. Эти лжеправедники отринули Христа, распяли Его и продолжают распинать в себе своей гордыней. Подобная лжеправедность может привести к самым печальным последствиям: прелести[309], ереси и самоубийству.

Истинный же праведник всегда видит свою греховность, видит свою полную неправедность. Первым спасённым праведником оказался разбойник. Святые отцы говорили, что высота праведности оценивается глубиною смирения.

— Мы всё время говорим о молитве за других, а чего мы на самом деле им желаем? Записки — «о здравии», «о упокоении»… Но речь ведь идёт не о здоровье? О чём мы молимся? Может быть, чтобы Господь был ближе к человеку?

— Преподобный Марк Подвижник говорил, что «всё злое и скорбное приключается нам за возношение наше». Мы молимся прежде всего об исцелении от страстей, которые являются причиной наших страданий в жизни и земной, и посмертной. Молимся и о внешнем благополучии близких, но непременно с мыслью: «Да будет, Господи, Твоя воля, а не моя».

— Значит, молиться за усопших нужно тоже для того, чтобы Господь избавил их от страстей?

— Да, именно. Ведь там к страстям как сродному себе прилипают «друзья»-мучители. Вспомним ещё раз слова преподобного Антония Великого: «Когда бываем добры, то вступаем в общение с Богом — по сходству с Ним, а когда становимся злыми, то отделяемся от Бога — по несходству с Ним… а сие не то значит, чтобы Он гнев имел на нас, но то, что грехи наши не попускают Богу воссиять в нас, с демонами же мучителями соединяют». Такова реальность жизни и земной, и загробной.

— То есть мы молимся, чтобы человек увидел свои грехи?

— Это первое необходимое условие исцеления человека. Как пишет святитель Игнатий, «не сознающий своей греховности, своего падения, своей погибели не может принять Христа, не может уверовать во Христа, не может быть христианином [хотя бы формально и был им. — А.О.]. К чему Христос для того, кто сам и разумен, и добродетелен, кто удовлетворён собою…»

— Но ведь тогда никакой радости не будет! А радость — это же один из плодов духа…

— Однако «через тернии — к звёздам»! Никто, наверное, так не радуется, как спасённый от смертельной болезни, тяжёлого плена, тюрьмы. И первым условием получения той радости, о которой апостол Павел писал: Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2, 9), — является ви́дение скрытых своих духовных болезней, таящих в себе смерть. Ибо только увидев их, начнёшь лечиться в надежде на выздоровление. Святитель Игнатий писал: «Первое духовное видение есть видение своих согрешений, доселе прикрывавшихся забвением и неведением». Это первое ви́дение, сопряжённое с покаянием и молитвой, является основанием правильной (праведной) жизни и необходимым условием исцеления и возвращения человека в радость Божественного бытия. Святой Исаак Сирин писал: «Молитва есть радость, воссылающая благодарение».

— Какова правильная молитва?

— Правильная молитва должна быть прежде всего внимательной. Внимание — то необходимое условие, без которого, как пишет святитель Игнатий (Брянчанинов), любая молитва — «не молитва. Она мертва! Она — бесполезное, душевредное, оскорбительное для Бога пустословие». Русский подвижник XIX века священноинок Дорофей говорил: «Кто молится устами, а о душе небрежёт и сердца не хранит, такой человек молится воздуху, а не Богу, и всуе трудится, потому что Бог внимает уму и усердию, а не многоречию». Речь идёт об отсутствии понуждения себя к вниманию и механическом вычитывании молитв. Святитель Игнатий подчёркивает при этом, как важна неспешность при совершении молитвы, о чём пишет в своей замечательной статье «О молитве Иисусовой. Беседа старца с учеником»: «Существенными принадлежностями молитвы должны быть: внимание, заключение ума в слова молитвы, крайняя неспешность при произнесении её и сокрушение духа».

Сокрушение духа есть покаяние, и оно является вторым условием правильной молитвы. Насколько оно необходимо в молитве, предупреждает святой Исаак Сирин: «Хотя бы кто стоял на самой высоте добродетелей, но если он молится не как грешник, молитва его отвергается Богом. Одним из святых написано: “Кто не почитает себя грешником, того молитва не приемлется Господом”».

Третье условие — смирение и благоговение, без которых молитва становится богопротивной. В одном из писем святитель Игнатий говорит: «Сегодня я прочитал то изречение Великого Сисоя, которое мне всегда особенно нравилось, всегда было мне особенно по сердцу. Некоторый инок сказал ему: “Я нахожусь в непрестанном памятовании Бога”. Преподобный Сисой отвечал ему: “Это не велико; велико будет то, когда ты сочтёшь себя хуже всей твари”. Высокое занятие, — продолжает святитель, — непрестанное памятование Бога! Но эта высота очень опасная, когда лествица к ней не основана на прочном камне смирения. При недостатке смирения молитвенный подвиг делается удобопреклонным к самообольщению и к бесовской прелести».

Говоря о всех этих условиях, святитель Игнатий предупреждает, что они не могут быть выполнены человеком, если он не обращает внимания на свою нравственность: «Особенное попечение, попечение самое тщательное должно быть принято о благоустроении нравственности сообразно учению Евангелия. Тщетен труд зиждущего на песке: на нравственности лёгкой, колеблющейся».

Святые наставники Древней Церкви решительно запрещают во время молитвы представлять себе образы Христа, Богоматери, святых и говорят о необходимости сохранения ума безвидным. Преподобный Симеон Новый Богослов, например, рассуждая о тех, кто на молитве «воображает блага небесные, чины ангелов и обители святых», прямо говорит, что «это есть знак прелести».

— А посмертное наказание — это не возмездие?

— Святой Исаак Сирин прекрасно отвечает на этот вопрос: «Где любовь, там нет возмездия; а где возмездие, там нет любви». «Милосердие и правосудие в одной душе — то же, что человек, который в одном доме поклоняется Богу и идолам. Милосердие противоположно правосудию. Как сено и огонь не терпят быть в одном доме, так правосудие и милосердие — в одной душе».

Посмертные страдания души — это не Божье наказание, или возмездие, но естественное следствие тех ран — неизжитых страстей, нераскаянных грехов, — которые продолжают мучить душу до её исцеления.

— Если человек ушёл из этой жизни с адскими свойствами души, то неужели молитвы Церкви смогут сделать его способным к вкушению райских благ?

— Говоря о действенности молитв за умерших, нужно исходить из того, что подавляющее большинство из них остаётся ещё в неопределённом состоянии, за исключением небольшого числа, с одной стороны, святых, и с другой — явных хулителей Святого Духа.

Поэтому и предстоит ещё Страшный суд, который будет моментом последнего самоопределения людей перед лицом открывшейся Истины.

Понимание Церкви как богочеловеческого организма Христа, членами которого являемся все мы, — вот что лежит в основе православного понимания молитвы за другого человека. Все члены этого Тела сообщаются между собой таким образом, что состояние одного воздействует на состояние всех остальных. Например, болит зуб, а страдает организм в целом. Так и мы все взаимосвязаны и воздействуем друг на друга.

Не случайно молитву друг за друга иногда уподобляют переливанию крови. Действительно, молитва есть та живительная сила, посредством которой мы вступаем в реальное духовное общение с другим человеком, независимо от того, жив он или уже мёртв. У Бога нет мёртвых, у Него все живы. Умирает только тело, душа же продолжает существовать, она и по смерти осознаёт и саму себя и других людей. Поэтому молитвы об усопших имеют такое же значение, как и молитвы о живых.

И когда молимся от всей души, отдавая как бы свою кровь, мы реально помогаем умершим. Мы верим, что искренней молитвой можем помочь им исцелиться от тех ран, которыми они духовно искалечили, изранили себя в течение своей жизни. Ибо грех — это рана, которую человек наносит себе и от которой соответственно страдает. Сама по себе душа умершего не способна к изменению своего состояния, но под воздействием нашей любви, проявляющейся в молитве, она может духовно оттаять и получить выздоровление.

— Как может меняться участь грешника после смерти по молитвам Церкви или благодаря милостыне родных, если спасение — это не воздаяние за добрые дела, а достижение состояния обо́жения? Если человек умер со страстями, как он может избавиться от них за гробом?

— Представим, что человек замёрз. Но переохлаждения могут быть различными. Можно легко простудиться, можно серьёзно отморозить руки и ноги, а можно переохладиться настолько, что под угрозой окажется сама жизнь. Но иногда человек возвращается к жизни даже в самом, казалось бы, безнадёжном случае. Тогда мы говорим: «Смотрите, человека спасли чудом».

Нечто подобное можно сказать и о загробном состоянии человеческих душ. Наши молитвы — это то живительное средство, благодаря которому ещё не окончательно замёрзшие души смогут отогреться и ожить. Мы знаем, какие величайшие чудеса способна творить подлинная любовь. Настоящая молитва — это и есть выражение любви.

К великому сожалению, видим, что большей частью молитвы и за себя, и за других превращаются в какую-то ритуальную формальность — заказать молебен, обедню, поставить свечу, взять просфору… Но этого мало.

Когда апостолы не смогли изгнать беса и в недоумении спросили Христа о причинах этого, Он им ответил, что сей род изгоняется только молитвою и постом (Мф. 17, 21). То есть молитвой, сопряжённой с подвигом, а не просто произнесением слов молитвы. Как Сам Христос молился в Гефсиманском саду: и был пот Его, как капли крови (Лк. 22, 44).

В молитве происходит единение с Богом и через Него с тем, за кого молимся. В молитве мы отдаём часть своей души, жертвуем собой. А чем я жертвую, если подаю просто записку с именами и прикладываю к ней денежку? Сын мой! отдай сердце твое Мне (Притч. 23, 26), — просит Господь, а мы хотим откупиться деньгами. Что ж удивляться, если такие молитвы оказываются бесплодными, бездейственными, ничего не дающими ни молящимся, ни, естественно, и тем, за кого молятся.

— Если человек подаёт в храме записки о здравии или об упокоении своих ближних, заказывает сорокоусты, но сам не молится по причине занятости, то можно ли в таком случае говорить о каком-либо воздействии на душу другого человека?

— К великому сожалению, на практике большинство из нас настоящие протестанты. У них вопрос о спасении решается очень просто. Человек в результате грехопадения первых людей оказался настолько повреждённым, считают они, что стал уже неспособным что-либо делать для своего спасения. Поэтому спасается он только (!) верой в Иисуса Христа, Который всё сделал за него. Подобную ложную веру порой показываем и мы, когда верим в силу записки, независимо от нашей молитвы.

Но Православие такие иллюзии отвергает. Оно настаивает на личной духовной ответственности каждого человека и говорит, что Бог спасает нас лишь в том случае, когда мы сами трудимся над собой. Поэтому не только записки, но и сами таинства (Крещение, Причащение и др.) не спасут человека, если он сам при этом не будет вести христианской жизни и каяться в своих грехах.

Нельзя забывать о том, что записка, подаваемая нами о здравии или об упокоении, является только зна́ком нашей личной молитвы, без которой записка теряет свою силу и превращается в обряд. Ибо если никакой молитвы нет, тогда с чем же обращаемся к Богу? С бумажкой, на которой написаны неведомые священнику имена. Так своё участие в спасении ближних мы подменяем бумажкой и тем самым доходим до магического отношения к имени.

Но Бог ждёт с нашей стороны пусть малого, но искреннего усилия нашего сердца. Жертва Богу — дух сокрушенный (Пс. 50, 19). Будет с нашей стороны эта малая жертва — Бог воздаст нам стократ. Не будет этого усилия — не будет и никакого плода. Бог действует на человека только при содействии самого человека.

Некогда помолиться? Это неправда, для молитвы всегда есть время. Чем бы человек ни занимался, он всегда имеет возможность вздохнуть из глубины своей души о спасении своём, своих родных, близких. Бог спасает нас не без нас.

Неужели нельзя найти для этого хотя бы две-три минуты?! Ссылка на занятость — это не более чем самооправдание. И если лукавим уже в малом, то чего же можно ждать в большом?

— Почему в записках на литургию нельзя писать неправославных? Говорят, что за некрещёных людей молиться нельзя. Верно ли это?

— Известный русский литургист, святой епископ-исповедник Афанасий (Сахаров) в отношении молитв за неправославных христиан писал: «Относительно поминовения Ваших усопших родителей. Прежде всего, я полагаю, что дети всегда обязаны молиться о своих родителях, каковы бы они ни были, хотя бы они были изверги, хулители и гонители веры. Я уверен, что святая мученица Варвара молится о своём отце, убившем её. Ваши же родители были христиане. Если, по слову Божию, “во всяком народе боящийся Бога и молящийся Ему приятен Ему”, то тем более веровавшие во Единого Бога, в Троице славимого, и исповедовавшие Христа, во плоти пришедшего…

Если молитва преподобного Макария Египетского о язычниках доставляла им некую отраду, тем паче молитва православных детей принесёт отраду неправославным родителям.

По просьбе благочестивой царицы Феодоры отцы Церкви совершали усиленные моления о её муже, яром иконоборце и гонителе Православия Феофиле — и получили откровение, что по их молитве и по вере Феодоры Феофилу даровано прощение.

Так, молиться о неправославных можно и до́лжно. Но, конечно, молитва о неправославных должна быть несколько иного характера… Поэтому ещё Святейшим Синодом был одобрен особый чин панихиды об усопших неправославных. Он начат был печатанием в 1917 году, но не закончен. В 1934 или 1935 году митрополитом Сергием [Страгородским] был разослан по епархиям составленный им чин панихиды по неправославным».

Более того, святитель Афанасий считал, что подавая помянник на панихиду, имена неправославных можно ставить среди православных, а если эти имена иностранные, то, чтобы не смущать людей, изменять их на созвучные им православные («например, вместо «Анция» — «Андрея»). «Господь, — писал он, — знающий, о ком Вы молитесь, именно тому лицу, которое Вы имели в виду, окажет милость по Вашей молитве». Однако в отношении поминовения на проскомидии он рассудил таким образом: «Раньше и я поминал на проскомидии неправославных, а теперь пришёл к убеждению, что лучше этого не делать».

Но есть и более значимый факт. За каждым почти богослужением и даже за литургией совершается молитва о властех и воинстве. Но кто же может сомневаться в том, что во властех и воинстве есть не только неправославные и некрещёные, но, наверное, и богоборцы, и сатанисты… и кого там только нет.

То есть Церковь не только не запрещает, но и призывает молиться за всех.

Апостол Павел пишет: Прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков, за царей и за всех начальствующих (1 Тим. 2, 1–2). Как видим, он призывает молиться за всех людей, не исключая самих гонителей христианства, ибо в то время цари и начальствующие не только не были христианами, но и в большинстве случаев являлись преследователями, притеснителями Церкви. Апостол Павел сам неоднократно пострадал от этих начальствующих и тем не менее призывает всех христиан молиться за них. И до сих пор Церковь следует этому установлению.

А за кого перед смертью молился первомученик Стефан? Не за своих ли убийц, которые, по его же слову, всегда противились Святому Духу (Деян. 7, 51)? А за кого молился Сам Господь на Кресте: Отче! Прости им, ибо не знают, что делают (Лк. 23, 34)? Это разве не заповедь для христиан?!

Так что можно говорить лишь о литургической недоработке нашей церковной практики, но не о принципиальном запрете молиться за тех, кто канонически к Церкви не принадлежит. Но поскольку в наших служебниках нет молитв за неправославных и некрещёных людей, то некоторые по недомыслию, а то и невежеству, вопреки прямой заповеди апостола, отказывают таковым в церковном поминовении.

Предание Церкви содержит множество фактов, когда святые молились не только об обращении живущих, но и о спасении уже умерших язычников. И эти молитвы были не бесплодны. Например, преподобному Макарию Египетскому однажды явился умерший языческий жрец и поведал, что души подобных ему обитателей ада получают некоторое утешение, когда Макарий за них молится. Более того, из церковного предания известно, что святая Фекла вымолила у Бога прощение некоей умершей язычнице Фалкониле, а святой Григорий Богослов — императору Траяну. Причём святитель Марк Эфесский ссылался на эти случаи как на вполне достоверные церковные свидетельства. В житии великомученика Уара рассказывается, что он своими молитвами выводил из ада некрещёных людей. Об этом говорится и в службе святому Уару, помещённой в Минее, и потому этот факт нельзя отмести как какой-то апокриф. Более того, канон святому Уару содержит в себе ряд прошений, в которых мы просим его молиться о тех людях, которые ушли из жизни неверующими во Христа.

Итак, сама Церковь молится и призывает всех нас молиться за них, а мы что делаем: «Он в храм ходит, причащается часто? Нет? Нельзя за него молиться». Действительно: Горе вам, книжники, фарисеи, лицемеры, извращающие Православие! Не мы ли сами — и ходя в церковь, и причащаясь — часто оказываемся в тысячу раз хуже мытаря, разбойника, блудницы, которых Сам Господь поставил нам в пример. Нас, крещёных и причастников, за одну только гордыню и в храм тогда пускать нельзя! Неужели это трудно понять?

Отказ молиться за неправославных, некрещёных есть акт антицерковный и показатель, до какой степени отступления от Христа можно дойти и превратить религию любви в секту каких-то ненавистников всего мира (неправославных в мире 7 миллиардов).

Так что молиться за всех можно и должно — и дома, и в храме.

Из писем игумена Никона

Игумен Никон (в миру Николай Николаевич Воробьёв) родился в 1894 году в деревне Микшино Тверской губернии. Прошёл жизненный путь, типичный для богоискателей начала XX века: традиционно религиозная (крестьянская) семья; потеря веры в школе (реальном училище); безуспешный поиск смысла жизни в науке, философии и в психологии (Психоневрологический институт в Петрограде); отчаяние, вопль к неведомому Богу и поразительный ответ Божий; обращение к серьёзному изучению богословия в Московской духовной академии; затем многолетнее подвижничество, завершившееся принятием монашеского пострига и священного сана в Минске (1931–1932). Лагерные страдания 1933–1937 годов (начало строительства Комсомольска-на-Амуре), после которых многолетняя работа прислугой у главврача в Вышнем Волочке. С 1944 года — служение на приходах Калужской и Смоленской епархий. С 1948 года и до своей кончины — настоятель Вознесенского храма в городе Гжатске (ныне Гагарин) Смоленской области.

Скончался 7 сентября 1963 года. Похоронен около своего храма, близ алтаря.

Что особенно значимо в его духовном опыте для современного монашествующего и простого верующего человека?

Он часто повторял, что в наше время уже не стало таких духовных наставников, которые бы видели душу человека и которым можно было бы полностью отдаться в послушание. Редко можно найти и единомышленника, искренне стремящегося к духовной жизни, начитанного в святых отцах, разумного и без самомнения. Поэтому, говорил он, будьте очень осторожны в выборе старшего попутчика в землю обетованную, особенно бойтесь любящих властвовать над духовными детьми, требующих себе подчинения («послушания»). Тщательно знакомьтесь с духовником, прежде чем ввериться ему, ибо поспешность здесь может обернуться гибелью души. Но главное — нужно самим не лениться и постоянно изучать святых отцов, руководствоваться их творениями, особенно творениями святителя Игнатия (Брянчанинова), изложившего духовный опыт древних отцов применительно к нашему времени, крайне скудному духом.

Главным условием и важнейшим критерием правильной духовной жизни является всё большее видение своих грехов, глубокой повреждённости человеческой природы, постоянно влекущей к греху, и невозможности исцелиться собственными силами, без помощи Божией.

Такое внутреннее видение, являющееся, по слову преподобного Петра Дамаскина, «первым признаком начинающегося здравия души», даётся христианину лишь при постоянном понуждении себя к исполнению всех заповедей Евангелия и искреннем покаянии. Только такой труд приводит христианина к истинному смирению — единственно непоколебимому фундаменту дома спасения.

«Почему, — говорил он, — многие “срываются” в духовном делании? Потому, что подвиг свой основывают на тайном самомнении и мечтательности. Но успех в духовной жизни измеряется глубиною смирения».

Многое полезное и необходимое говорил он о неизбежном для каждого человека переходе в вечность. Этими мыслями он делился с адресатами своих писем, отдельные фрагменты из которых и приводятся ниже. (По изданию: Игумен Никон (Воробьёв). Письма о духовной жизни. М.: Благовест, 2013).

Мне передали, что у тебя были опять тяжёлые сердечные припадки. Ты должна из этого понять, что Господь напоминает нам болезнями об исходе нашем из этой жизни и о неизбежности смерти. Каждый день на несколько минут представь, что ты умерла и стоишь пред Господом в ожидании определения своей дальнейшей судьбы. В утренней молитве Макария Великого говорится: «Боже, очисти мя грешного, яко николиже сотворих благое [никогда не сделал доброго] пред Тобою». Так чувствовали себя великие святые, а мы как будем чувствовать себя на Суде Божием? Да и здесь, на молитве, как должны себя чувствовать? Единственная нам приличная молитва — “Боже, милостив буди мне, грешному!” Так мы будем говорить по смерти, так должны и здесь, как можно чаще и от всего сердца, повторять её. Проси у Господа, чтобы Он дал тебе понять силу и глубину этой молитвы.

Что-то ты стала очень болеть. Игнатий Брянчанинов говорит, что болезни — это напоминание нам от Господа, что смерть наша не за горами, и следует нам очистить всё прошлое искренним сокрушением, покаянием, принятием Святых Таин. Надо творить и дела милосердия. Милостыня очищает от многих грехов. Речь идёт не только о вещественной милостыне; гораздо дороже милостыня духовная. Она состоит в том, что человек вместо осуждения ближних жалеет их, прощает им их грехи и недостатки и просит Бога простить их. Надо также не роптать, когда терпишь болезнь или невнимание окружающих, холодность их и проч., а говорить от всего сердца: «Достойное по делам моим приемлю, помяни мя, Господи, во царствии Твоем».

Старайся всеми силами помнить Господа. Без призывания имени Иисуса Христа бесы будут лезть к нам, творить всякие пакости, мучить, тянуть к себе и в бездну. Болезнь и предсмертные страдания — преддверие вечности и отражение нашего устроения, нашей жизни: что собрали в течение жизни — всё это выявится при смерти, доброе и злое. Поэтому надо просить у Господа, чтобы даровал нам прочее время живота нашего в мире и покаянии скончати. Вспоминай все прошлые грехи, сокрушайся, плачь, проси прощения у Господа. Помирись и со всеми людьми, помирись так, чтобы люди почувствовали твоё сокрушение — и сердцем, а не языком простили тебе, и сама всем прости.

Да вразумит и поможет тебе Господь покаяться и подготовиться к смерти.

Дорогой! Ещё одно завещаю тебе. Помни слова Господа Иисуса Христа: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15, 13). Полагают душу свою за других людей, за родину, за своих отцов и матерей на войне, если честно идут на врага. Сейчас много говорят о войне. Вот тебе лёгкий путь спасти свою душу: не жалея себя, с верой в Господа, исполняй честно всякий приказ, хотя бы пришлось идти на явную смерть. Смерть на войне есть смерть «за други своя» и ведёт в Царствие Божие, поэтому не до́лжно страшиться. Не бойся ничего. Господь с тобой. В Русской Церкви много прославленных святых из военных.

У нас умерла инокиня с большими страданиями. Надо заранее просить у Господа христианской кончины безболезненной, непостыдной, мирной и доброго ответа… Надо представлять себе свою кончину, болезнь, нужду, явившихся бесов, множество недостатков, свойств бесовских в душе нашей и власть бесов над этой частью души; отсутствие добрых дел, на которые можно бы опереться. Единственная надежда наша — милосердие Божие ко всем верующим в Него и сознающим свои недостатки.

При молитве обнажайте свою душу пред Богом во всей мерзости, без самооправдания и, как прокажённая, говорите: «Господи, если хочешь, можешь меня очистить»; как мытарь: «Боже, милостив буди мне, грешной». Этими и подобными примерами Господь указал нам на правильное устроение грешной души, указал нам также, что только из такого устроения и может родиться истинная молитва без прелести. На такую молитву всегда нисходит благодать Божия и оправдывает (мытарь вышел оправданным, а прокажённый — очищенным) грешника, преисполненного душевной проказы.

Почти все мы находимся в положении человека, видящего на картине роскошный пир, стол уставлен яствами, но мы остаёмся голодными. Чужой хлеб не может нас напитать. Так мы читаем Слово Божие и слова святых отцов, так в большинстве и молимся, то есть языком произносим слова чужих молитв, а душа голодная, тощая, готова умереть без пищи.

Когда придёт время испытания дела нашего, окажется, что у нас и нет ничего, талант наш не принёс никакого прибытка; даже хуже того: мы и взятого таланта не можем вернуть, хотя бы и без прироста, а, как блудный сын, расточаем его в грехах и суете житейской, да ещё и других поучаем. Бедные мы люди! Что нам остаётся делать? Послушаться Спасителя нашего Господа Иисуса Христа!

Ты спрашиваешь, как тебе молиться? Господь Иисус Христос говорит всем нам: молись, как мытарь, прибегай к Господу, как вдовица к неправедному судье. Опять Господь научает: сознай свою нищету, свой неоплатный долг, познай и почувствуй свою вину пред Господом, забудь все свои добрые дела (своих добрых дел у нас нет, а если что и есть, то осквернены всякими нечистыми примесями — тщеславием, превозношением, корыстью и проч.) и, как неоплатный должник, как блудный сын, проси у Господа милости, то есть прощения всех твоих беззаконий. Ничего другого не проси, а только помилования.

Когда человек сердцем почувствует, что душа его прокажена грехом, вся в язвах, что он бессилен сам исцелить свою душу, как прокажённый бессилен сам себя исцелить, когда пред очами близко станет смерть и мытарства — тогда остаётся одна надежда, одно прибежище — Спаситель наш Господь Иисус Христос! До этого времени Он был далёк от нас, вернее, мы были далеки от Него, а теперь Он — единственный Спаситель, с неба пришедший спасти нас, взявший грехи наши на Себя вместо нас, потерпевший последствия грехов наших, покрывший Своей любовью наши беззакония; обещавший за веру в Него и за покаяние всё простить, очистить нашу душу и тело, соединить кающихся грешников с Собою в таинстве Причащения ещё здесь, на земле, в залог вечного соединения в будущей жизни, усыновить нас Отцу Своему и через это сделать участниками вечной Божественной славы и блаженства. Вот в чём состоит христианство! Вот любовь Божия, милость Божия к падшему роду человеческому.

Скорбь, теснота, вечное угрызение совести, червь неусыпающий и огонь в сердце неугасимый тем, кто презрит эту любовь Божию, не даст полной цены жертве Божией за нас. Да молчит всякая плоть человеча, да стоит со страхом и трепетом пред Крестом Христовым, пред любовью Божиею, призывающей каждого грешника к спасению через веру и покаяние. Пришёл Господь Иисус Христос не судить мир, погибающий в грехах, но спасти его.

Покайтесь, приблизилось Царствие Божие! Грешники, сознайте свою гибель, свою вину пред Богом, не ищите оправдания в своих добрых делах. Сознайте свою немощь и бессилие избавиться от своих грехов прошедших, или настоящих, или будущих. Умоляйте единого Всемогущего, единого Милостивого, единого Спасающего Господа, и Он простит, очистит, назовёт нас Своими, облегчит нашу скорбь, изгонит отчаяние, избавит от мытарств и введёт, как разбойников, блудниц и прочих грешников, в Своё вечное Царство. Вот в чём состоит покаяние.

Сие буди с тобою и со всеми вами. Аминь.

Ты хорошо знаешь, что предсказано древними отцами о нашем времени. Сказано: будут спасаться верою, терпением скорбей и болезней и покаянием. Дел у нас нет. О делах человеческих Господь Иисус Христос сказал: Когда исполните всё повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать (Лк. 17, 10). Это значит, что мы, будучи рабами и творением Божиим, обязаны исполнить всю волю Божию, то есть все заповеди, а войдёт ли в Царствие Божие даже и всё исполнивший — дело милости Божией. Не дела, а смирение склоняют Господа на милость. Бояться смерти нужно, как и готовиться к ней, но отчаиваться, унывать — это дело вражие.

Господь всем велел во всякое время быть готовым к смерти. Поэтому сны, которые возбуждают уныние и отчаяние, — от врага. Сны от Бога умиляют сердце, смиряют, укрепляют надежду на Спасителя, пришедшего на землю и понёсшего Крест ради спасения погибающих, а не праведников, считающих себя (ложно) достойными Царствия Божия. Это — гордецы, мнимые праведники. Все святые считали себя великими грешниками.

Помысел всё раздать или не трудиться для пропитания — вражий. По силе трудись, но надежду возлагай на Господа, питающего всю Вселенную. Кто идёт ко Христу с верою, посильным исполнением заповедей и покаянием, — тот будет со Христом и по смерти. Приходящего ко Мне не изгоню вон (Ин. 6, 37). Вот извещение для всех. Нет оснований отчаиваться христианину. Специальное же извещение посылается по особому усмотрению Божию, но рассчитывать на это не надо. Будь мирна и спокойна.

Других поучаешь, а сама где? Что легче, ползать ли на чреве или летать в чтении Слова Божия и святых отцов, в молитве и уповании на Господа? Надо и трудиться, но знать меру, считаться со здоровьем, а то можно уподобиться ведь и самоубийцам. Мы должны быть страстеубийцами, а не телоубийцами, последнее может быть вменено и в самоубийство, если делаем по страсти через силы. Плачь о грехе своём и грехах, думай больше о смерти. Когда ничего не было, наверно, мечтала только об угле и куске хлеба, а когда имеешь отдельную комнату и всё нужное — увлекаешься работою до смерти: сказка о рыбаке и рыбке.

Наступило и для тебя время, когда жизнь становится труд и болезнь (Пс. 89, 10). А потом смерть. Никто не живёт вечно на земле, и однако все страшатся смерти. Недаром Святая Церковь постоянно молится о даровании христианской кончины безболезненной и проч.

Чем крепче вера, чем сокрушенней сердце, тем легче умереть. Если твоя опухоль мешает тебе, то можно обратиться к врачу и сделать операцию. Теперь все боятся каждой опухоли, считают, что это рак. Лучше всего надо нам готовиться к смерти. Немного раньше, немного позже — какая разница? Всё равно умрём. Надо всем простить, со всеми примириться, просмотреть свою жизнь и поплакать, посокрушаться сердцем о грехах своих и просить прощения у Спасителя нашего Господа Иисуса Христа.

Получил Ваше письмо о болезни Любови Александровны. Она не сходит с моей памяти. Хотя всем, великим и малым, неизбежно приходится покидать этот мир, однако когда это предстоит близкому нам, дорогому человеку, то невольно всей душой протестуешь против этого. В глубине каждого человека лежит сознание своего бессмертия. Он и действительно бессмертен, а то, что мы называем смертью, есть новое рождение в другой мир, переход от одного состояния в другое и, для большинства христиан, несомненно, в лучшее, бесконечно лучшее. Вот почему и не следовало бы скорбеть при приближении смерти, а, скорее, радоваться, но мы или мало верим в будущую жизнь, или страшимся её, да и здешняя жизнь слишком цепко держит нас.

С духовной точки надо бы радоваться за Любовь Александровну. Господь даёт ей подготовиться к будущей жизни, но берёт и страх — не возропщет ли она, не будет ли малодушествовать. О, если бы она смирилась, обратилась всем сердцем к Богу, покаялась искренне во всех своих ошибках, причастилась с верой и благоговением Святых Таин! Тогда стала бы смерть для неё радостью, новым рождением, переходом к тем, кто любит её всей душой, ждёт её, чтобы исполнить её радостью совершенной, никогда не кончающейся, какой не видел глаз, не слышало ухо и не приходило на сердце человеку.

Передайте Любови Александровне моё глубокое сочувствие ей и великое желание преодолеть скорбь смерти и легко, радостно перейти в будущую жизнь, истинную родину нашу, уготованную нам от создания мира, где человек сделается подобным Ангелам, где лицо его просияет, как солнце.

Поэтому пусть не боится Любовь, пусть надеется на беспредельную любовь Божию!

Пусть Любовь Александровна оправдает своё имя и почувствует некоторую любовь к Богу, претерпевшему и за неё ужасные муки, оскорбления и крестную смерть. Тогда Любовь небесная сделает Любовь земную своей родной дочерью, причастницей славы и блаженства Божественной жизни. Доказать свою любовь к Богу надо терпением скорби расставания с этим миром, терпением мучительной болезни без ропота, чтобы сделаться причастниками страданий Христовых. Если же с Ним страдаем, то с Ним и прославимся.

Ещё повторяю: Любовь Александровна, моя душа с Вами, всей силой она желает Вам того, что выше было написано. Терпите, не ропщите. Если оскудеет вера, говорите: «Господи, хочу верить, хочу быть истинной христианкой. Господи, помоги моему неверию!» И Господь не оставит Вас!

Получили твои два письма. Мать, твоё имя Евпраксия означает «доброделание». Если хочешь, чтобы житие твоё было по имени твоему, то ты должна везде и всегда согласовывать свои дела с Евангелием, которое учит нас делать добро и внешне, и внутренне. Смотри: Суд без милости не сотворившему милости; какою мерою меришь, такою и отмерится тебе. Будешь умирать, тогда о чём будешь печалиться? Чем покроешь грехи свои? Милостыней искупи грехи свои! Люди хотят делать доброе дело; если ты с миром согласишься, то будешь участница в их добром деле, а если будешь против — то подпадёшь осуждению, как жестокосердная. Смотри, Господь правосуден: как мы относимся к ближним, так и Господь к нам отнесётся в день лют…

О сне своём не очень беспокойся. Так Господь не извещает о смерти. Общее для всех извещение: Будьте готовы на всякий час. Даже за один день нельзя ручаться, что проживём до конца его. Специальные же извещения даются только большим праведникам (иногда большим злодеям).

Кайся во всём, проси у Господа прощения за всё. Будь здорова, не унывай, не суетись излишне, а больше думай о предстоящем всем переходе в вечность.

Из писем узнал, что у тебя часто нет мира со своей родной сестрой до того, что иногда ты готова хоть в петлю лезть. А тебе и особенно Марише пора уже давно знать, что есть дьявол и бесы, которые по своей крайней злобе всячески хотят погубить каждого человека. Как они это делают? Вот как: они стараются действовать на страсти человека и раздувать их до такой силы, чтобы они погубили человека.

Например, кто любит выпить, того бесы понуждают пить больше и больше, пытаются довести до запоя, драк, убийства и самоубийства и этим погубить навеки. Иного бесы приучают к воровству, иного очень тонко приводят к высокоумию, тщеславию, гордости и наконец к духовной прелести — и так стараются погубить. И многими другими путями ищут вечной погибели человеку.

Точно так же бесы стараются погубить и тебя с Маришей, или хоть одну которую-нибудь. Как они пытаются это сделать? Ты сама хорошо знаешь. Бесы возбуждают среди вас ссору, разгорячают вас до того, что вы готовы избить друг друга, расстраивают и омрачают так, что, мол, лучше повеситься, чем так жить. Если ты или кто-либо примет хоть на время эту мысль, то бесы с большей силой, с помощью других, более сильных бесов (семь других духов, злейших себя, как сказано в Евангелии) будут стараться чаще и сильнее внедрять мысль о самоубийстве. Если человек не воспротивится этой дьявольской мысли всеми своими силами, а даст хоть некоторое согласие, то бесы по попущению Божию за страсти, и нераскаянность, и злобу могут задушить человека, дают верёвку или даже полотенце и помогут покончить с собой.

Катя, в спокойном состоянии подумай, в какое омрачение души нужно прийти, чтобы из-за малой скорби перейти в вечную, ужаснейшую муку. Как бы ни было здесь тяжело, хотя бы мы жили на земле тысячи лет в тяжких страданиях, — всё же им будет конец. А в аду нет конца мукам.

Ты представь себе хоть такую, например, картину: шайка бандитов, самых отвратительных, человек сто, захватили бы тебя в лесу и весь день издевались бы над тобой. Как ты бы себя чувствовала при этом? Ты здесь хоть избавилась бы от этого через смерть. А самоубийца попадает в руки бесов, которые в тысячи раз хуже, злее, отвратительнее всех бандитов, на их полную волю, на издевательство, и это кроме огня неугасающего и не светящего, кроме червя неусыпающего… И этим мукам не будет конца… Какой ужас! И прийти в такое состояние из-за пустяков, оттого что Мариша дурная или злая, что она не хочет того или другого, или не так делает, или что она как-либо обидела тебя. Если такой мелочи не можешь терпеть, то как ты не ужасаешься адских мук?

Ты скажешь, что в это время ни о чём не думаешь, а готова лезть в петлю. Правду ты говоришь, что ничего не думаешь, забываешь Бога, будущие вечные муки. В этом и есть опять хитрость бесов и их действие на душу человека.

Где Господь, там мир, свет, разум, радость. Где дьявол, там расстройство, мрак душевный, омрачение разума, отчаяние, готовность на всякое зло.

Я много раз тебе говорил об этом. Ещё, может быть, в последний раз предупреждаю тебя: не давай руки дьяволу. Молись Богу и проси в спокойном состоянии, чтобы Он не допустил тебя до омрачения, не дал власти бесам над тобой. Господь защитит тебя, если сама не полезешь в ад. Помни Иуду. Он дал дьяволу войти в себя и погиб ужасной смертью, и перешёл в вечную муку, во дно адово.

Не шути с этим делом. Будь подальше от этих мыслей. Господь да поможет тебе понять написанное и избежать рук бесов и здесь, и в будущей жизни, а несколько потерпев здесь, войти в Царствие Божие, в вечную радость и блаженство.

Потерпи скорби, болезни, и тяготы, и обиды в этой жизни, потерпи без ропота — и наследуешь Царствие Божие.

Святые говорили, что если бы человек знал, какая радость будет наследовавшим Царствие Божие, то согласился бы ежедневно распинаться на кресте всю жизнь, только бы не потерять вечного блаженства. А Господь таких страданий от нас не требует. Хочет только, чтобы мы веровали в Него и смиренно потерпели всё, что Он пошлёт для нашего очищения.

Потерпи, родная. Может, скоро и всем нам конец будет. Страшно умирать во грехах с ропотом в душе, без мира, без покаяния. Неужели мы так неразумны, что краткой и малой скорби не потерпим, чтобы избежать вечной, ужасной, непостижимой теперь скорби и муки в аду, в обществе бесов и отверженных людей.

Как тяжело в тюрьме со шпаной! А в аду с бесами будет в миллионы раз тяжелее. Потерпи же, не унывай, не отчаивайся, всем прости и прощай впредь, смиряйся — и ещё здесь найдёшь мир и утешение мятущейся душе твоей.

Ты пишешь, что очень скучаешь[310], не можешь оставаться одна дома, ревёшь и не знаешь, с кем поделиться. Любящему Господа всё содействует ко благу. Если бы скорби не были полезны людям, то Господь бы не посылал их. Средство от тоски, от скорби — молитва или псалмопение и благодарение Господа. Если будешь понуждать себя читать Псалтирь со вниманием и вставлять чаще молитву Иисусову, Божией Матери и всем святым, то скорбь твоя утихнет и ты получишь большую пользу душевную. Если же будешь изнывать в скорби и плакать по-мирски, то сильно погрешишь и повредишь себе телесно и духовно, не найдя утешения.

Открывай своё сердце Господу со всеми немощами своими, не оправдывай себя, считай себя достойной не только временных скорбей, но и вечных мук, не теряя однако надежды на милосердие Божие, надеясь на крестные страдания Спасителя, взявшего на Себя грехи всего мира, — и обретёшь отраду, и мир, и спасение. Можешь читать Псалтирь или другие какие молитвы сидя и лёжа, только не давай воли празднословию и мечтаниям. Ско́рби и болезни помогают человеку оторваться от суеты земной и больше прилепляться к Богу. Не унывай зря. Предавайся в руки Божии. Не осуждай никого, имей со всеми мир, и Господь утешит тебя.

Получил телеграмму о смерти Мариши. Да внидет она в Царствие Небесное и утешится от всех земных скорбей и болезней радостью неизреченной! Да встретят её там мать Валентина, Миша [брат] и все, кто дорог её сердцу!

Я знаю, что ты и сама больна; может быть, и тебе недолго осталось жить. Думай больше о смерти, о будущей жизни. Искренне кайся (отцу П.) во всех грехах своих от юности. Дай нищим, что подскажет тебе совесть, для покрытия грехов твоих. Словом, уготовляй себе путь на небо. Не слушай безбожников. Они ничего не знают, от них всё сокрыто, как от слепых. Не разговорами постигают Бога и тайну будущей жизни, а подвигом, исполнением заповедей и глубоким искренним покаянием.

Да поможет тебе Господь устроить и земную жизнь и приготовиться к христианской смерти, чтобы наследовать жизнь вечную. Да хранит тебя Господь!

Страх, даже ужас перед смертью есть следствие неправильного устроения. Пока Вы будете надеяться на свои дела и подвиги — Вы не сможете быть покойной. Ни один человек от создания мира не спасался своими делами. Нас спасает Господь. Ему мы и должны вверять себя и свою судьбу и здесь, и по смерти. А если вверяем себя Ему, то по силе своей должны и поступать так, как Он велит, то есть понуждать себя к исполнению Его святых заповедей, а в нарушениях вольных и невольных искренне каяться. Если это устроение будет не в голове, а внедрится глубоко в сердце, то Вы будете покойны везде и всегда. Ваша душа в руках Господа. Кто может повредить ей?! Но это состояние не сразу даётся. Будете искать — найдёте.

Думай чаще о смерти, о будущей судьбе своей, что там тебя ожидает. Понудь себя делать добро людям, так как Господь сказал, что милостивые будут помилованы, и что суд без милости будет тем, кто не творил сам милости.

Ещё очень прошу тебя: не осуждай никого, а для этого старайся ни о ком не говорить ничего: ни худого, ни хорошего. Это самый лёгкий способ не быть осуждённым на том свете. Ибо Спаситель Господь Иисус Христос обещал: «Не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены». Один человек, монах, жил очень нерадиво, а когда стал умирать, то был в радости духовной и нисколько не страшился смерти. Когда старцы стали его расспрашивать, какие у него тайные добродетели, что он умирает, как великий праведник, то он ответил: «Господь меня известил, что всё мне прощает и не осуждает за грехи мои, потому что я сам никого не осуждал».

Вот и ты иди этим лёгким путём. Вспоминай свои грехи, сокрушайся о них сердцем своим, проси у Бога прощения и сама всем всё прощай и не осуждай (осуждение есть непрощение), тогда и Господь тебе всё простит и не осудит. За это и земную твою жизнь Господь Сам устроит. Сама видишь, что мы не можем её устроить хорошо. Возложи на Господа печаль твою, и Он тебя напитает духовно и телесно. Будь здорова. Да хранит тебя Господь и оградит от всякого зла.

Мир Вам и спасение! Что это Вы унываете? Всю жизнь стремились к Господу, а теперь теряете надежду на милосердие и любовь Божию. Разве люди спасаются своими подвигами? Все, даже святые, спасаются Спасителем за веру в Него и покаяние.

Будьте мирны и надейтесь на Христа. Что беспокоит совесть, то исповедуйте, а прочее — общим итогом. Господь знает всё и за веру и покаяние прощает всё и принимает в Царствие Небесное, не лишит Он этого и Вас.

Хотя всем, великим и малым, неизбежно приходится покидать этот мир, однако когда это предстоит близкому нам, дорогому человеку, то невольно всей душой протестуешь против этого. В глубине каждого человека лежит сознание своего бессмертия. Он и действительно бессмертен, а то, что мы называем смертью, есть новое рождение в другой мир, переход от одного состояния в другое и, для большинства христиан, несомненно, в лучшее, бесконечно лучшее. Вот почему и не следовало бы скорбеть при приближении смерти, а скорее радоваться, но мы или мало верим в будущую жизнь, или страшимся её, да и здешняя жизнь слишком цепко держит нас.

Знай, что Бог поругаем не бывает. Господь ждёт покаяния от людей грешных, потому и долго терпит. А безумные люди думают: грешники благоденствуют, значит Бога нет. Бог жалеет их, вразумляет и добром, и скорбями, и болезнями, ожидая их исправления. И если не каются, то оставляет их в земной жизни на их волю, чтобы воздать должное после смерти. И праведникам часто тяжко умирать, а про грешников сказано: «Смерть грешников люта», — а жизнь после смерти ещё лютее.

Тяжёлая предсмертная болезнь не есть ли явление милости Божией к усопшему? За дни страдания, а может быть, и видений он мог раскаяться пред Богом в своих ошибках мысленных и других грехах. Для покаяния ведь много времени не надо, как видим на примере разбойника, мытаря, блудницы и пр. Нужно только осознать свою греховность и гибель, признать, что спасает только один Господь и спасает не за дела (делами закона не оправдается никакая плоть — Гал. 2, 16), а за сознание своей худости, своей негодности, за просьбу о спасении и за веру.

Смерть неестественна человеку, поэтому все её боятся. Но вера в Господа и надежда на милосердие Божие, надежда прейти из тяжёлой земной жизни в неизреченное, нескончаемое блаженство может не только ослабить страх, но и радовать человека, как избавляющегося от опасной и воистину страшной в наше время жизни. Надо готовиться к смерти всем и каждый день хоть немного размышлять о ней. Ведь и Церковь ежедневно молится: «Христианской кончины живота нашего, безболезненной… мирной… просим».

Надо мысленно на молитве проходить свою жизнь и просить прощения за все сделанные грехи не только делом, но и словом и помышлением. Кающемуся Господь всё прощает, а тогда нечего и смерти бояться. Не проси и не ожидай никаких дарований, а только прощения грехов и спасения. Господь знает, что нам полезно. Не позволяй мыслям творить свою волю. Привязывай их к молитве и памяти Божией, насколько можешь.

Ты не в первый раз мне пишешь о страхе смерти. Если ты будешь внимательно смотреть на какой-либо предмет, то будешь ясно его видеть, а окружающие предметы мало будут заметны. Так и о страхе смерти. Когда ты на смерть смотришь глазами ветхого человека и обращаешь внимание только на предсмертные страдания, то они вырастают у тебя чрезмерно и пугают. К тому примешивается ещё действие бесов. Если оставаться в таком состоянии, то можно вполне расстроиться. Нужно смотреть на смерть по Слову Божию: Имею желание разрешиться и быть со Христом (Флп. 1, 23), — так смотрел апостол Павел и все святые. Земная жизнь — ссылка для исправления. Как радостно освободиться из тюрьмы или из лагеря, так же, лучше сказать, неизмеримо радостнее выйти из мрачной земной жизни.

Ты скажешь: «Хорошо, если попадёшь в Царствие Божие, — а если в ад?» А что препятствует нам войти в Царствие Божие? Сказано: исполни заповеди, тогда спасёшься. А так как мы немощны, испорчены, подвластны или доступны бесам, то Господь дал нам Покаяние и другие таинства. Если искренно покаемся, то Господь прощает нас, то есть очищает нашу душу от греховных язв и обещает кающемуся Царствие Божие. Седмижды семьдесят раз на день покаешься — и столько же раз получишь прощение. Если же ты не веришь Слову Божию, тогда, конечно, будешь страшиться, подпадёшь власти бесов, а они замучают тебя. Ты, очевидно, как фарисей, хочешь опереться на дела свои, хотя и бессознательно, может быть. А ты будь, как мытарь, то есть всё спасение возлагай на милосердие Божие, а не на свои исправления, и тогда выйдешь из этой жизни, как мытарь из храма, — оправданным, то есть войдёшь в Царствие Божие.

Вот на эту сторону обращай своё внимание, помни, что Господь создал людей не для муки, а для божественной радости. Всё небо радуется о каждом грешнике кающемся и через это спасающемся. Смерть есть рождение, а рождение редко бывает совсем без скорби, но эта скорбь превращается в радость, ибо родился человек для Царствия Божия. Укоряй себя в каждом грехе, в каждой дурной мысли, в маловерии, сомнении, в бестолковом страхе смерти, укоряй и кайся тут же, и будешь так приобретать спокойствие и мир душевный, преданность в волю Божию. И вся Церковь молится за нас: «Христианской кончины живота нашего, безболезненной, непостыдной, мирной, и доброго ответа на Страшном Судище Христове просим». И ты присоедини свой голос к голосу Церкви. Господь да вразумит тебя и успокоит.

Мать, не осуждай никого, иначе не освободишься от страха, да и грехи Господь не простит тебе, если сама не прощаешь ближним, а осуждаешь их. Вынь своё бревно из глаза, тогда научишься вынимать сучок.

Дорогие прихожане!

Почти пятнадцать лет я служил в этом храме. Несомненно, кого-нибудь обидел, многие, может быть, остались недовольны мною. Вот я отхожу в вечность и при гробе прошу прощения у всех. Сам я крайне доволен всеми прихожанами, от многих видел искреннюю любовь к себе. Благодарю всех, и любящих, и недовольных, всех благодарю и искренне у всех прошу прощения. Земно кланяюсь вам, простите меня ради Христа, не помяните злом.

Кто может, хоть изредка поминайте о упокоении грешного вашего священника.

Всё время я старался от всей души наставить вас на правильный путь. Большинство не понимает христианства. Некоторые поняли; поняли, что самое главное — понуждать себя к деланию заповедей Христовых и каяться в своих недостатках и нарушениях заповедей, каяться всегда, считать себя негодными для Царствия Божия, умолять Господа о милости, как мытарь: «Боже, милостив буди мне, грешнику».

Вот мой завет умирающего: кайтесь, считайте себя, как мытарь, грешниками, умоляйте о милости Божией и жалейте друг друга.

А кто из вас обидел меня, кто ненавидел (были такие) праведно или ложно, да простит вам всем Господь. От искреннего сердца прошу, чтобы Господь всех вас простил, и вразумил, и привёл ко спасению.

Благословение Божие да будет со всеми вами во веки. Поминайте меня, грешного. Аминь.

Из писем схиигумена Иоанна

Схиигумен Иоанн (в миру Иван Алексеевич Алексеев) родился 14 февраля 1873 года в Тверской губернии. Окончил курс церковноприходской школы.

В Валаамский монастырь поступил 28 мая 1901 года и позже в своих воспоминаниях писал: «Вот и живу с тех пор в монастыре, и мысли никогда не было, чтобы вернуться в мир».

Два года нёс послушание в Петербурге, в Валаамской часовне. Об этом периоде свей жизни он рассказывал: «Многомятежный сей град повлиял на меня вредно, и я, немощный духом, не смог вместить городской сутолоки, ибо мне приходилось закупать и отправлять на вокзал и пароход и принимать разные товары, какие требовались для монастыря».

В 1933 году был пострижен в схиму с именем Иоанн. Исполнял наряду с главным духовником Валаамского монастыря послушание второго духовника.

В 1940 году в связи с советско-финляндской войной отец Иоанн вместе с братией был вынужден покинуть родную обитель и эвакуироваться в Финляндию. Там в местечке Папиниеми (по-русски Поповка) был основан монастырь, который получил название Новый Валаам.

Кончина старца последовала 6 июня 1958 года. Похоронили схиигумена Иоанна на кладбище Нового Валаама.

Здесь приводятся его размышления о неминуемом для каждого человека. (По изданию: Валаамский старец схиигумен Иоанн (Алексеев). Письма о духовной жизни. Св. — Троицкая Сергиева лавра, 2007).

У тебя теперь есть понятие о внутренней жизни и некоторый навык; понуждай себя чаще внутренне молиться, насколько хватит сил и времени; ещё упражняйся в смертной памяти и молись Богу, чтобы он дал память смертную. Замечай, какая наша временная жизнь: непостоянная, изменчивая и скоропроходящая, невнимательных увлекает к рассеянности; а чтобы приобрести внутренний свой мир, одно средство — непрестанная молитва. Скука и грусть пройдут, потерпи, не унывай, помоги и храни тебя Господь.

Прочёл твоё письмо, всё понял, перечувствовал, не скрою, и поплакал. Слава Богу, тяжёлое время пережила. Не смущай себя, как перестроить свою жизнь, расположись на волю Божию и молись, время постепенно перестроит. Хорошо, что поминки не устраивала, без поминок довольно было тебе хлопот. Конечно, тебе тяжело было видеть и переживать кончину своей дорогой мамочки, и раньше не приходилось тебе присутствовать у умирающих. Однако кончины бывают разные. Игумен Маврикий Валаамский боролся со смертью 40 дней, а иеромонах Иереней 60 дней, вчера похоронили монаха семидесяти четырёх лет, скончался скоропостижно: до обеда работал, после обеда остался один в келии; пришли в келию, а он лежит у стола, душу отдал Богу.

Человек не умирает, только переходит в другую, вечную жизнь. Тело из земли в землю и пойдёт, а душа от Бога — к Богу и пойдёт.

А там уже Его святая воля, куда определить по делам каждого на вечную жизнь. Бу́ди, Господи, милость Твоя на нас, яко же уповаем на Тебя.

Малодушные минуты бывают не у тебя одной, все люди испытывают эти тяжёлые минуты, иногда бывает — хоть в голос кричи.

О судьбах человеческих в загробной жизни мы не можем решать — Его воля. Однако я не сомневаюсь в спасении православной верующей души, но степени блаженства, конечно, по заслугам каждого человека. Как святой апостол сказал: «Славы разные, иная слава солнцу, иная слава луне и иная слава звездам». Если какая грешная душа попадает в ад, Святая Церковь замаливает такую душу, и Господь освобождает её из адовых уз.

Я, грешный, верую в церковные молитвы.

Время когда найдётся, хорошо прочесть сколько-нибудь в Евангелии, в апостольских посланиях размышления о временной сей юдоли — плачевной жизни, о смерти и о будущей вечной жизни. Господи, помилуй! Страшно и подумать: конца нет. Хотя здесь бывает иногда очень тяжело, и все мы, бедные, кряхтим под тяжестью разных скорбей, однако они изменяются, а там никаких перемен не будет.

Ты испытывала страх после смерти умершей Х. Это было от её нерасположения к тебе. Святая Церковь верует: души умерших трое суток ходят по всем местам, где она жила, и когда она приходила к тебе, вот ты и испытывала страх.

Ты пугаешься, думая, какая кончина постигнет тебя. Конечно, страшновато умирать, боязнь смерти свойственна всем человекам, пишет преподобный Иоанн Лествичник (слово 6 «О памяти смертной», 3-я глава). А отчаяние и уныние — уже от врага. Не слушай его внушения. Прочти в Отечнике [святителя Игнатия (Брянчанинова)] в конце 126-й главы изречения старцев, имена которых не дошли до нас.

Православные богословы решительно сказали о спиритизме: бесовское явление. Апостол Павел сказал: Сам сатана принимает вид Ангела света (2 Кор. 11, 14). О бесовских явлениях в виде Ангелов прочти в тех же изречениях святых старцев (гл. 134, 135, 136, 110, 158). Как же можно верить в то, что является Павле? Это явная прелесть бесовская. Если сатана является в виде Спасителя, Ангелов и святых, значит, может явиться и в другом виде? Только сатана никак не может представить креста — прочти у преподобного Варсонофия 413-й ответ.

Степени духовного преуспевания разные, и духовное познать может только духовный. Полезнее видеть всех хорошими, а себя хуже всех. Если будешь смотреть только за собой, тогда именно увидишь себя хуже всех.

Пишешь, что переживаешь тяжёлое душевное состояние. Однако знай: не ты одна переживаешь подобное тяжёлое состояние, а всё человечество кряхтит под бременем Адамова наследия от преслушания. В подобные тяжёлые минуты одно средство — терпение и молитва, и уверяй себя, что будет перемена к лучшему, ибо как в воздухе бывают перемены, так и у нас.

Вполне сознаю, даже сочувствую вашей тяжёлой скорби. Что делать: ведь не без Божией же воли они нам приходят, не было бы скорбей, и не было бы спасения, всё же они очень нас смиряют, и всех и всюду они преследуют, только в разных видах. Судьбы Господни непостижимы нам, грешным, и никакой ум решить не может, почему Господь посылает разные скорби: одним очень тяжёлые, а другим лёгкие. Против скорбей одно средство: терпение и молитва, сказал преподобный Марк Подвижник.

Большая наша ошибка, что мало думаем о переходе в другой мир, ведь эта наша жизнь в юдоли сей плачевной — не что иное, как путь к вечности и приготовление к ней. О, вечность, ты вечность, не имеющая конца! Здесь, хоть иногда тяжело живётся, постигают тяжкие скорби и лютые болезни, однако есть некоторая отрадная мысль: умру и всё это кончится, а там-то чего ждать?

Господи! Ими же веси [ве́домыми Тебе] судьбами спаси нас грешных. Аминь!

Бедный человек: в молодости мучают страсти, а в старости немощи. Жизнь моя прошла, я приблизился к переходу в другой, лучший мир, где нет печали и воздыхания. Однако страшновато умирать, ведь дело-то небывалое. Как будет душа с телом разлучаться — тайна великая.

Вот, Марфа Платоновна, не придётся мне с вами больше посидеть у стола за чаепитием и поговорить о едином на потребу. Всё же надеюсь, что увидимся в будущей жизни. Вы стремитесь исполнить евангельские заповеди, и я тоже стремлюсь, а немощи как человеки сознаём и каемся, и Господь по Своему милосердию удостоит нас свидания в будущей жизни. Когда дьявол нанесёт мысли отчаянные, гони его молитвенным бичом, ибо он очень нахальный, сильно нападает на стремящихся к духовной жизни. Святые Божии люди испытывали такие ужасы, что даже не пожелали предать их писанию. Впрочем, его злая воля ограничена: он искушает нас, влагает разные мысли, но наше самовластие может их принять, может и не принять — конечно, с Божией помощью.

Святой апостол Карп очень ревновал о православном благочестии и просил Господа наказать двух грешников. И вот апостолу было видение: эти два грешника стоят на краю бездны. Господь спрашивает: «Ты хочешь наказать этих грешников?» Апостол обрадовался. Но Господь послал двух Ангелов, чтобы спасти грешников, и говорит апостолу: «Бей Меня и вторично распинай, Я готов ещё раз пострадать для грешников».

Дивен Ты, Господи, и чудно Твоё милосердие и снисхождение к нашей греховности.

Да, Господь дал нам разум, и мы должны им пользоваться. Но разум-то завален страстями! Мудрствуем под влиянием страстей, и выходит ошибочно.

А смертный час всех страшит, ибо смерть вошла в человечество не по природе, вот человек боится и бежит от неё. И ещё страшит нас то, что мы знаем, когда и где родились, а когда, где и как умрём — неизвестно. Лучше всего стараться положиться на волю Божию во всём. Смертные кончины бывают разные, даже и у святых. Преподобного Афанасия колокольней задавило, а святого праведного Артемия Веркольского убило громом. Не без Божией же воли бывают кончины человеческие, и мы, грешные, не можем понять Господня определения.

Сегодня двенадцатое, были похороны двух иноков, Гервасия и Евтихия. Первому восемьдесят три года, второму — восемьдесят один. Посетил я о. Евагрия, у него пухнут руки и ноги и одышка. Всё же не унывает, сознаёт, что приходит конец этой временной жизни, готовится к переходу в другой, вечный мир. Он сказал мне: «Вот я теперь, по совету преподобного Серафима Саровского, утром до обеда читаю Иисусову молитву, а с обеда — Пресвятой Богородице». Хорошее у него настроение.

Говорит [блаженный] Феофилакт: «Человеческой природе свойственно бояться смерти. Смерть вошла в человеческий род не по природе, поэтому природа человеческая боится смерти и бежит от неё». Святой Максим Исповедник говорит: «Нет ничего страшнее помышления о смерти и величественнее памяти о Боге». Вот такой святой и то боялся смерти, ему даже отрезали язык за верность Православию. Многие говорят: «Я не боюсь смерти, готов хоть сейчас умереть», — это только пустословие, а когда почувствует приближение её, тогда будет страх.

Вот что я заметил: большая ошибка и немощь много заботиться о том, чтобы продлить нашу жизнь. Жизнь и смерть в руках Божиих, и Господь сказал: Ищите же прежде царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам (Мф. 6, 33). Наша забота и стремление должны быть о том, чтобы жить по заповедям Божиим и очистить сердце от страстей.

Сегодня ходил я на кладбище. Погода хорошая, дорога сухая. Обошёл все могилы. Прочёл доски на крестах: кто когда умер, сколько лет жил в монастыре и каких лет от рождения. На Новом Валааме лежат в могилах сто пятьдесят четыре инока. Всех вас я знаю, и ваши тела лежат в могилах. Ибо закон смерти неумолим. Когда и где родились — знаем, а когда и где умрём — не знаем. Человек взят из земли, в землю и пойдёт, а душа от Бога — к Богу и пойдёт.

Где-то вы, честны́е отцы, находитесь? И как вы там поживаете? Я глубоко верю, что вы не умерли, а только перешли в другой, невидимый мир. Но они молчат! Тайна велика. Где и как живут, мы не знаем. Святой апостол Павел говорит: Ходим верою, а не ви́дением (2 Кор. 5, 7).