Читать онлайн Первый лорд мафии

Глава 1. Не волнуйся, милая, все будет хорошо

Мы принадлежали к одному внутреннему кругу, объединенному общими интересами. Мы – журналисты уголовной хроники, составляли репортажи о кошмарах большого города, оружейных выстрелах и запекшейся крови и шутили между собой. Тем пронзительным январским днем судьба, бросив косой взгляд на место действия и злобно скривившись, разрушила план идеального убийства. Королю сутенеров, хозяину чикагских дам полусвета, явился ангел-спаситель на грузовике с кипой грязного белья. Эта шутка нас очень веселила, и мы жалели, что не сможем сделать ее достоянием широкой общественности. Она так и не вышла за пределы рубрики местных новостей в наших городских газетах.

В один кульминационный момент на уличном перекрестке встретились три машины, и эти шестьдесят секунд решили вопрос жизни и смерти голубоглазого толстяка.

Среди этих машин был фургон с грязным бельем, бесхитростная рабочая лошадка на колесах, абсолютно не подходившая на звездную роль в уличной драме воплотившей лучшие моменты «Полин в опасности»[1]. В ней было все: кавалерия, спешащая на помощь, и старушка, размахивающая флажком поезду, несущемуся по направлению к разрушенному мосту.

При других обстоятельствах Вальтер Гильдебрандт рассмеялся бы просто и откровенно, если бы его спросили о том, как расписан его рабочий день. Или, скорее, расплылся бы в доброй улыбке. Его ковыляющим фургончиком управляли домохозяйки, которых отвлекал то ребенок, зашедшийся в приступе кашля, то болтливая подруга, висящая на телефоне. Женщины не могли толком спланировать свой день, и Гильдебрандт терпеливо ждал на ступеньках, пока они соберут грязное белье.

«Я давным-давно усвоил одно. Никогда не обещай, что ты будешь вовремя как штык», – робко сказал нам Гильдебрандт, поблескивая стеклами очков, за которыми прятались страх и любопытство. Как же, ему выдался шанс посмотреть и на жертву, и на преступника.

Естественно, мы запечатлели на бумаге изумленные восклицания в связи с тем, что фургончик, который тащился по своим делам без графика и расписания, умудрился повернуть на Клайд Авеню в тот единственный момент, который понадобился хозяину империи борделей, чтобы отменить прощание с миром живых.

Да, мы пропустили тот исторический момент чудесного поворота колес. Это не удивительно, мы были репортерами, а не провидцами.

Сейчас мы понимаем. Тем унылым ветреным днем Вальтер Гильдебрандт, сам того не ведая, изменил картину развития преступности в Америке.

Действие разворачивалось на Саут Шор, в районе, состоящем из двухэтажных частных особняков, принадлежащих людям из высших и средних слоев общества, разделенных кое-где многоэтажками. Этот район в соответствии со своим названием находился на берегу озера Мичиган. Туда подъезжал фургончик с грязным бельем. Там же устроился в засаде синий кадиллак с убийцами. Они выслеживали свою жертву, ждали, когда из района Луп выскользнет черный линкольн.

Лимузин ехал плавно и без рывков. Его водитель отточил свое мастерство во время налетов на банки, изящно ускользая от преследователей.

Это была живописная группа. Шофер – в щегольской коричневой ливрее, по выражению лица которого невозможно было догадаться о его криминальном прошлом. Красивая, стильная, молодая женщина с рыжими волосами. Можно было предположить, что она работает иллюстратором журнала мод – таких женщин обычно сопровождают высокие, мускулистые и загорелые парни. Ее же спутником был низенький, коренастый человечек с землистым лицом.

По улице шли прохожие, их торопливые шаги замерли перед светофором, из пальто торчали задранные вверх подбородки. Глаза внимательно осмотрели лимузин, потом перескочили на изящную фигуру, укутанную в меха. И только когда машина тронулась, мужчина тоже удостоился быстрого взгляда. Однако его образ задержался в памяти уличных бродяг: им, замерзшим и обездоленным, хотелось занять место толстячка, чтобы почувствовать успокаивающее тепло от соприкосновения с плечом элегантной и стройной подруги.

Джентльмен безучастно смотрел в затылок шоферу, он не испытывал желания заглядывать в жадные глаза нищих. Его раздражала их зависть в момент, когда он должен был лишиться всех благ. Завтра состоится суд Горькие, сбивчивые мысли были похоронены под непроницаемым выражением пухлого, почти младенческого лица. Он не хотел ни словом, ни брошенной фразой усугубить горе женщины, сидящей рядом с ним, – на ней была своя маска, она играла в свою игру.

Она знала, что вскоре спутник, терзаемый беспокойством, будет вырван из се объятий, но болтала о незначительных вещах. Как паутиной, они окружали себя притворством, самоотверженностью и великодушием в тщетных попытках ускользнуть от реальности. Вопреки эротическим предположениям уличных зевак они были мужем и женой и направлялись на Саут Шор.

Костлявые ветви высоких вязов раскачивались под порывами ветра, дувшего с озера, но в целом ландшафт, который созерцала миссис Путнам, оставался безжизненным. Из окна эркера ее дома на Клайд Авеню, 7016 не было видно ни пешеходов, ни движущихся машин. Все машины в пределах видимости стояли на парковке.

Она уже хотела отвернуться, когда около многоэтажного дома 7011 на другой стороне улицы остановился лимузин. Он внес нотку изысканности в удручающе скучный пейзаж, и женщина прилипла к стеклу.

Из машины вышел мужчина в мягкой серой шляпе и темно-синем пальто, пошитом так, чтобы скрыть недостатки его приземистой фигуры. Он подал руку своей спутнице. Та подняла воротник из лисьего меха на молескиновом пальто и, быстро пройдя вдоль каменной стены, укрылась в вестибюле.

«Лэнгли!» – прошептала женщина. Ее сведения были ограничены, но в основном она не ошиблась. В своей квартире, на Саут Шор, Джонни Торрио использовал псевдоним «Фрэнк Лэнгли». Миссис Путнам и даже ее друзьям, живущим в здании напротив, было немногое известно об этой паре. Сталкиваясь с кем-нибудь на лестнице, они вежливо улыбались, однако ни перед кем не распахивали двери своего дома. В конце концов, окружающие сошлись на том, что мистер Лэнгли служит брокером в финансовом учреждении на ЛаСаль-Стрит.

Миссис Путнам видела этот лимузин в первый раз. Она решила, что это машина из похоронного бюро, которая привезла супругов Лэнгли с кладбища. Любопытно, что ей пришла в голову именно эта мысль. Ведь уже были взведены курки, а Джей Ти, известный в деловых кругах именно под этим именем, оказался в опасной близости от собственной могилы.

Со своего места Торрио не было видно синего кадиллака, который выехал из ряда припаркованных машин. Он вернулся к лимузину и, опустив голову, разбирал пакеты, которые жена набрала в магазине «Маршалл Филдс».

Миссис Путнам посмотрела на флегматичного шофера. Он ее раздражал. По се представлениям, он должен был выскользнуть с водительского места, склониться и замереть, придерживая дверцу для пассажира.

Краем глаза она заметила скользящие фигуры и, переведя взгляд, увидела, наконец, кадиллак. Из него выпрыгнули двое мужчин, третий остался в машине. У миссис Путнам вырвался сдавленный, еле слышный вскрик. Они держали в руках оружие.

Разделившись, они окружили линкольн. Один из них выстрелил из пистолета 45 калибра в ветровое стекло. Шофер закричал от боли. Очердь из Томми-гана разнесла заднее стекло лимузина. Пули пролетели над склоненной головой Торрио, не задев ее. Выронив пакеты, Торрио попятился от машины. Убийцы надвинулись на него. Пуля попала ему в руку, и он покачнулся. Автоматная очередь раздробила челюсть. Он начал заваливаться вперед, но очередной выстрел поймал его на полпути. Поток автоматных пуль прошил ему легкие и живот.

Он упал лицом вниз на дорогу, разбивая о камень свой разодранный подбородок. Его полное тело содрогнулось в конвульсиях. Дуло револьвера уперлось ему в висок. Щелкнул курок, но выстрела не последовало. Стреляющий выругался. Он разогнулся, сунул руку в карман и вытащил новую обойму.

Внезапно тишина была нарушена. За угол завернул Вальтер Гильдебрандт, который должен был заехать в течение дня на Клайд Авеню, чтобы забрать белье. Громыхание колес его грузовичка и басовитый гул старого мотора заполнили улицу.

Водитель кадиллака нетерпеливо нажал на гудок. Убийца перестал лихорадочно заправлять обойму. Его глаза заметались по сторонам, оценивая ситуацию. Тем временем его товарищ принял решение. С автоматом подмышкой он помчался назад к машине. Человек с револьвером сунул оружие в карман, бросился через улицу прямо перед самым носом грузовика и вскочил в движущийся кадиллак.

Анна Торрио, которая ждала в вестибюле своего мужа, наконец, очнулась от ступора. Кадиллак еще не успел уехать, как она бросилась из дверей к нему и упала на колени. Ее сердце подскочило, когда она услышала: «Не волнуйся, милая! Все будет в порядке. Помоги мне подняться наверх».

Он встал на дрожащих ногах, пошатнулся, и она поймала его. Повиснув у нее на руках, он неверным шагом прошел в вестибюль, оставляя на каменных плитах красные пятна, отмечавшие его путь.

Тем временем женщина на другой стороне улицы боролась с паникой. Миссис Путнам читала в газетах о подобных событиях. В 1925 году, когда сухой закон действовал уже пять лет, в стычках между бутлегерами погибло 194 человека. Но такое не должно было произойти с невинными людьми на Саут Шор. Бедный, бедный мистер Лэнгли! Какая чудовищная ошибка! На трясущихся ногах она подошла к телефону.

Когда полицейские Джордж Линч и Уильям Карлсон приехали на старой колымаге из полицейского управления на Вудлон Авеню, линкольна уже не было. Из окон выглядывали люди, однако на дороге, заляпанной кровью, стояли только Вальтер Гильдебрандт и семнадцатилетний юноша. Этот мальчик, который впоследствии подтвердит заключение полиции о произошедшем событии, выпалил с расширенными от изумления глазами: «Леди ввела его внутрь».

Грязно-пурпурные пятна на темно-зеленом ковре привели полицейских на третий этаж. Прошло некоторое время, прежде чем Анна Торрио распахнула дверь. Она была встревожена и не проявила никакого изумления или интереса к их появлению. Кивнув на телефон, она произнесла: «Я пыталась дозвониться до доктора. Но он не отвечает».

– Что произошло? Ограбление? – спросил Карлсон.

Сделав вид, что не расслышала, она прошла мимо них на кухню. Оттуда она вернулась с мокрым полотенцем. Полицейские последовали за ней в гостиную. Гам, на диване, лежал полный мужчина. Он дышал тяжело и прерывисто. Сняв окровавленное полотенце с его подбородка, она заменила его на чистое.

– Я задал вам вопрос, – раздраженно сказал Карлсон. – Что это было? Ограбление?

Анна встревожено посмотрела на мужа и рассеянно произнесла:

– Нет, нас никто не грабил.

– Послушайте меня, леди, – обреченно и угрюмо сказал полицейский. – Не думайте, что перестрелка – это ваше личное дело.

Он взял телефонную трубку.

Анна сидела рядом с мужем в скорой помощи. Каждый раз, когда он пытался заговорить, она качала головой и умоляла его: «Милый, береги силы».

Но он отчаянно старался что-то ей сказать.

В реанимации больницы «Джексон Парк» он сосредоточил тревожный взгляд на мальчишеском лице, которое маячило перед ним, и отрывисто выдавил из себя: «Пули отравлены чесноком».

Молодой врач поперхнулся: «Отравленные пули! С чего Вы это взяли?»

Джей Ти умоляюще посмотрел на жену. В его глазах, полных страдания, появился стыд. По негласному соглашению они с женой никогда не говорили о его работе. Сейчас же, в минуты крайней опасности, он просил жену рассказать, что он из себя представлял. Ровным голосом, за которым скрывалось горькое унижение, она сказала: «У моего мужа есть враги. Они ни перед чем не остановятся, чтобы причинить ему вред. У него есть основания говорить о яде. Он просит Вас помнить об этом, когда вы будете его лечить».

На лице мужчины, лежащего на носилках, отразилось облегчение. Умница, умница Анна – он всегда мог на нее положиться.

Напряжение постепенно отпускало его. Несмотря на жгучую боль, он размышлял над тем, как все странно сложилось. Как только Торрио понял, что не умрет на этих каменных плитах, первое, что пришло ему в голову, – это мысль о яде. Изобретательность этой уловки настолько поразила его, что он надолго ее запомнил. Итальянские бандиты привезли этот трюк с Сицилии. Они варили пули в луковой воде и обмазывали их чесноком. Таким образом, у них появлялся второй шанс расправиться с человеком. Если клиент не умирал на месте, был шанс, что гангрена в конце концов его прикончит. «Дьявольский настой, – усмехнулся он, – достойный самих Борджиа».

Эта историческая реминисценция сразу пришла ему на ум. Джей Ти был хорошо начитан, являлся преданным поклонником оперы и строгим критиком во всех видах искусства. В свободное время он занимался самообразованием. В мире бизнеса Торрио добился всего собственными силами.

Отбросив скромность, он мог признаться себе, что прошел большой путы от сутенера пятидесятицентовых комнаток до магната, владельца целой сети публичных домов; от хозяина трущобного салуна до лидера самой влиятельной в Чикаго банды бутлегеров[2].

Он взлетел высоко, но сейчас, за четыре дня до своего сорокатрехлетия, думал, что достиг конца своего жизненного пути. Мы все были в этом уверены. Врачи боялись, что Джей Ти не доживет до следующего утра; журналисты собрались зафиксировать его смерть.

Но, как мог бы сказать целый сонм детективов, прокуроров и федеральных агентов, «нарисуйте Джонни Торрио в углу холста и он выйдет, прихватив вашу кисть».

В атмосфере хирургической приемной, полной боли и отчаяния, не оставалось места для абсурдных идей. Например, для мысли о том, что Джей Ти просто сделал паузу на своем пути великого гангстера, чтобы собраться с силами и уточнить направление.

Ему еще предстояло совершить свое величайшее достижение. Его ловких рук ждала самая большая афера за всю историю мировой преступности.

В ту ночь Джонни Торрио страдал от боли, но по прошествии лет он оглянется назад и вспомнит события этого дня как лучшее, что с ним произошло в жизни. Джей Ти увидит мысленным взором свой Эверест. И его посетит идея, как взобраться по извилистой тропинке на вершину. Как ни странно, если бы его не подстрелили, то взять вершину ему бы не удалось.

Глава 2. Продается запретный плод

«Организованная преступность – это раковая опухоль города. Она превратилась в глубоко укоренившуюся отрасль национальной промышленности», – Президент Линдон Б. Джонсон, 1966 год.

«Ни одна из 24 семей Коза Ностры не была уничтожена. Они только заняли еще более прочное положение и чувствуют себя в большей безопасности, чем когда-либо», – Президент Ричард М. Никсон, 1969 год.

Автоматная очередь, прозвучавшая на Клайд Авеню, вызвала громкое эхо. Спустя сорок один год, в 1966 году, ее отголоски достигли Белого Дома. Прошло время, и, по словам Сенатора Арканзаса Джона Л. МакКленнана, махинации преступников были признаны «величайшей внутренней угрозой для страны». По многочисленным свидетельствам, бомба замедленного действия была заложена в стычке на Саут Шор.

За уличной засадой последовали два события. Король отрекся от власти, и на трон взошел принц крови. Джонни Торрио потерял свой город, а Аль Капоне вместо него стал главой чикагских бандитов. Имя Аль Капоне знакомо многим. Люди неизбежно приходят к выводу, что его возвышение и перемещение на руководящее место стало самым значительным последствием кровавой бойни на Клайд Авеню.

Джонни Торрио

Однако тщательное изучение деятельности этих двоих в течение последующих лет говорит об обратном. Перестрелка стала поворотным пунктом на пути преступности не потому, что она возвысила Лицо со Шрамом[3], а потому, что Торрио создал видимость того, что уступил свои позиции.

Шрам! Сейчас это имя стало зловещим, вызывающим дрожь эпитетом. Репортеры, писатели и кинодраматурги воспользовались этим прозвищем для своих леденящих кровь историй. Капоне оставил после себя громкое имя.

Торрио, в котором не было ничего наводящего ужас, кроме энергичной деловой аббревиатуры «Джей Ти», оставил после себя Организацию.

Менее десятилетия спустя после того, как хирурги в больнице «Джеймс Парк» его заштопали, Торрио основал Систему, которая, несомненно, позволила ему занять главную нишу в Американском Пантеоне Дурной Славы.

Он основал Национальный Преступный Синдикат – Группировку. Картель, Комбинат, Организацию, Систему, Сообщество, Коза Ностра. Называйте его как угодно. Этот Синдикат до сих пор воплощает программу, разработанную Торрио и нацеленную на прикарманивание львиной доли добычи, полученной в результате легальных и нелегальных мероприятий национального масштаба. Ее размер, по оценкам Дж. Эдгара Гувера, составлял 28 миллиардов долларов.

Аль Капоне

Блестящее достижение со стороны учреждения, основанного бандитом для того, чтобы завладеть вниманием Белого Дома. В 1966 году Президент Джонсон призвал все правоохранительные органы предпринять согласованные действия, чтобы задушить детище Джей Ти, проект которого Торрио набросал в гостиничном номере, в Нью-Йорке, 32 годами раньше.

Первым, кто назвал голубоглазого толстяка отцом-основателем тайного Синдиката[4], был человек, принадлежащий к числу доверенных лиц. На Торрио указал пальцем Аб Релес, но прозвищу Малыш-Петля на Шею. Малыш знал, о чем говорит. Он был главой Корпорации Убийств, карательного органа Синдиката. Показания Малыша выдержали проверку в залах суда: на их основании семь гангстеров были приговорены к электрическому стулу.

У Торрио были все средства, чтобы стать мистером Большой Босс. Еще до того, как стало известно, что Торрио приютил всех бандитов под гигантским зонтиком, сведущие полицейские и криминальные воротилы называли его мозгом городских трущоб. Они нехотя признавали, что из всех закоренелых преступников у него был самый острый ум.

«Торрио был прародителем современных американских бандитов; самым умным из всех гангстеров», – сказал Элмер Л. При. начальник правоохранительного отдела Министерства финансов Вирджил В. Петерсон, бывший начальник полевого офиса ФБР, вышел в отставку в январе 1970 года после того, как он много лет провел на посту управляющего директора Чикагской Комиссии по преступности. Он называл Торрио «гением организационных решений».

«Чикаго Трибьюн» описала его как «преступника в мире бизнеса, который делает бизнесменов преступниками». Впоследствии Герберт Осбери, автор книг о преступном мире Нью-Йорка, Сан-Франциско, Нового Орлеана и Чикаго, вынес свое заключение: «Торрио был, очевидно, самым эффективным организатором криминальных сообществ невиданно широкого размаха. Он чуть было не стал мистическим „властелином умов“.

Биографии Капоне, Фрэнка Костелло и Чарли (Лаки) Лучано уже написаны. Торрио, как призрачная фигура, мелькает лишь на отдельных страницах. В этом нельзя винить историков; детективы и окружные прокуроры испытывали те же трудности при поиске его отпечатков пальцев. Из-за нехватки информации Торрио отвели проходные роли в жизнеописаниях людей, которые были стольким ему обязаны.

Костелло и Лучано последовали за его указующим перстом при формировании карательных органов; они расставляли стулья за столом Совета Директоров Синдиката, который он создал упорным трудом. Капоне вступил в высшую лигу криминальных авторитетов, работая рассыльным у Торрио. Он заработал свои эполеты под опекой толстяка. Лицо со Шрамом послужил хозяину другим образом. Капоне выступал в роли рекламного щита. Толстогубый, так называли его гангстеры, лишь отвлекал внимание от своего босса, что более чем устраивало Джей Ти.

Торрио был тщеславен по-своему. Когда полиция арестовала его за бродяжничество, он не смог сдержать своего возмущения, что с ним обращаются как с обычным преступником. Но, заметим, что Торрио публично выдал себя только один раз. Не без оснований считая себя королем-львом джунглей преступного мира, он довольствовался тем, что тешил свое тщеславие приватно, без свидетелей.

У него была, позаимствуем цитату, страсть к анонимности. Он избегает главенства подобно тому, как вор на узких улочках прячется от фар полицейских машин. Преступника, по его мнению, не должно быть ни слышно, ни видно. Поэтому, если вам почти ничего не известно о нем, не вините себя. Джей Ти хотел, чтобы так и было.

Торрио заслуживает портрета во весь рост, поскольку сведения о нем дают представление о том, как в Америке развивалась организованная преступность. Он воплощает в себе достижения отдельной криминальной личности: взлет из подвалов нищеты в пентхаус высших кругов большого города. Гангстер прошел путь от лакея чиновников до их хозяина. Перевернув эти роли с ног на голову, он оказал влияние на Таммани Холл[5], на республиканский и демократический политический аппарат в Чикаго. Торрио был лидером.

Сухой закон сыграл роль пускового механизма для Торрио и его конкурентов в других метрополиях. С помощью золота бутлегеров они заманивали в ловушку политиков, которым до процветания сухого закона они прислуживали в качестве лакеев во время выборов. Претенденты на должность мэра Нью-Йорка стремились получить благословение Фрэнка Костелло; кандидат, выдвинутый в Верховный Суд Нью-Йорка, позвонил Костелло по телефону (по данным полицейского прослушивания) и поблагодарил его за удачно провернутое дельце. Политики из Бруклина и Ньюарка толпами направлялись в кафе Джо Адониса за подачками. Не за едой, а за наличными. Жилет Джо был денежной кассой. Чтобы действовать изящно и не думая, в каждом из четырех карманов находились купюры разного достоинства.

Пивные бароны поставили раздачу взяток на поток. Раньше коррупционеры заключали сделки только с высшим эшелоном политиков и с руководящей верхушкой полиции. Патрульный полицейский считал, что ему повезло, если ему удавалось перехватить доллар-другой у владельца бара, игрока или хозяйки борделя.

Торрио и его товарищи были более демократичными. „Джей Ти всегда был готов потратить доллар, чтобы заработать два“, – рассказывал один из сторонников Торрио журналисту, заслужившему его доверие. Для низших чинов, которыми раньше пренебрегали: патрульных, судейских чиновников, судебных приставов, – взятки стали надежным источником доходов. Начальник чикагской полиции Чарльз С. Фицморрис жаловался: „Шестидесяти процентам моих людей платят, чтобы они смотрели в другую сторону, когда мимо проезжает грузовик бутлегера“.

В платежных списках Джей Ти частные лица соседствовали с государственными чиновниками. Начальник тюрьмы открывал двери исправительных учреждений людям из банды Торрио, мэр положил город у его ног; шериф прокладывал для него путь к завоеванию пригородов. По полученным сведениям, государственный чиновник из Вашингтона покончил с собой из-за того, что он был слаб, а толстяк был изобретателен.

Агенты Министерства финансов обнаружили тайник с алкоголем в шахте

Прошли те времена, когда преступник был заключен в узкие рамки. Тогда для политиков он был прежде всего разбойником, вором, лжецом, громилой с кастетом в руках. Торрио проложил новые пути. Согласно его генеральному плану, преступники бросились на штурм промышленности и бизнеса. Под его крылом бандиты и водители пивных грузовиков времен сухого закона через тридцать лет стали владельцами мегакорпораций в жизненно важных отраслях торговли и сферы услуг. На заседаниях правительственных комитетов Кефауэра и МакКленнана эта информация прозвучала только в 50-х годах.

Слушания в мраморных залах Конгресса поднимали рейтинги телевизионных программ; при этом они не ставили никаких препятствий победному маршу бандитов. Разоблачения 50-х годов показали, что преступный мир значительно улучшил свои технологии. Нитроглицерин для взрыва сейфов был заклеймен как устаревшее средство. Банки и инвестиционные конторы опустошались, а их содержимое переходило в собственность бандитов.

Назвать Торрио Фейгином[6] было бы несправедливо. Этот литературный герой Диккенса обучал уличных мальчишек мелкому мошенничеству. Более подходящим персонажем является мистер Чипс[7]. Торрио муштровал своих головорезов, чтобы они могли занять руководящие посты в кабинетах, обшитых панелями из ореха.

Торрио накопил солидный опыт. Он изучал основы бизнеса на практике, постигая секреты второй древнейшей профессии. Управление конгломератом публичных домов научило его нанимать женщин, заинтересовывать мужчин и защищать интересы обоих от наиболее досадного вмешательства: от полисмена, врывающегося в спальню.

Во многом его богатство основывалось на автомобилях, их использовании, а также на горизонтах, которые они открывали. Джей Ти впервые извлек выгоду из автомобиля, предоставившего новые возможности в торговле проститутками. Он открывал загородные бордели. Также его можно с полным правом назвать изобретателем дома терпимости на колесах.

В течение столетий проституцию поддерживали самые высокопоставленные лица. В семнадцатом веке до нашей эры Хаммурапи, стоявший во главе одной из первых цивилизаций, основал систему платежей за услуги проституток. Древние греки возводили статуи, прославлявшие знаменитых гетер. Древние римляне проводили фестивали под названием „флоралии“ в честь очаровательной девицы легкого поведения по имени Флора, хотя празднества не имели ничего общего с ее профессией. Сюэ Тао, знаменитая fille de joie[8] с лицензией в древнем Китае X века нашей эры, получила признание в качестве поэтессы.

Что же касается сутенеров, то им не ставили памятников. В средние века сводников пороли и отрезали им уши. Если они были неоднократно пойманы на месте преступления, то их сжигали заживо. И в начале двадцатого столетия сводник не стал популярной фигурой. Я нашел этому подтверждение в истории, произошедшей на Саут Шор. В экстренном выпуске газет, посвященном перестрелке, содержались и биографические сведения о жертве. Через своих осведомителей полиция собрала досье на Торрио и поделилась своими знаниями с прессой.

Мой редактор поручил мне пронаблюдать за реакцией жителей на известие о том, что среди них проживает Джекил-Хайд. Новость о том, что Лэнгли – бутлегер, а не брокер, вызвала изумление, но не шок. На Саут Шор проводились вечеринки с коктейлем, которые на самом деле обслуживал розничный торговец Торрио.

Однако соседей ужаснул и шокировал тот факт, что Торрио торговал женским телом. На Саут Шор проживали женщины, которые частенько сталкивались с ним на лестнице. И все они содрогались от ужаса, вспоминая о встречах с этим омерзительным человеком. Они застывали от удивления, когда им описывали место, где он работал. Ибо нельзя было придумать более разные заведения, чем брокерская контора на ЛаСаль Стрит, которую ему приписывало общественное мнение, и „Четыре Двойки“.

Это название было заимствовано из жаргона игроков, и оно отлично подходило для четырехэтажного здания из красного кирпича. Здание было расположено на Саут Вобаш Авеню, 2222. Это был универмаг с незаконным товаром, торговый центр, битком набитый запретными плодами.

На первом этаже располагался спикизи[9], где продавался муншайн[10], произведенный в перегонных кубах на Вест Сайде, по 25 центов за рюмку спиртного, а разбавленный скотч и хлебная водка из Канады и Багам – по 75 центов. На втором этаже находилась букмекерская контора. Громкоговорители круглосуточно комментировали скачки по всей стране. На третьем этаже был миниатюрный Монте-Карло: кости, покер, блэк джек, рулетка.

В здании не было лифта. Клиенты взбирались за объектами своих вожделений на своих двоих. Они останавливались на площадке между вторым и третьим этажом, чтобы перевести дыхание. Аромат игры спускался вниз, поощряя и заманивая их. Посетитель глубоко вдыхал смесь фимиама и духов и, воодушевленный, продолжал восхождение. Планировка здания была тщательно продумана. Мужчина вряд ли захочет тащиться на четвертый этаж за глотком алкоголя или за игорной удачей. Но он соберет все силы при мысли о том, что в конце пути его ждет страстная женщина.

Публичный дом был бесцветным деловым учреждением – фабрикой сексуальных услуг, нацеленной на получение сверхприбыли. В маленькой тускло-коричневой гостиной клиент делал свой выбор из полудюжины девиц в тонких рубашках. Они не были обнажены, поскольку праздное созерцание мешало бы ходу бизнеса. Жадные взгляды слишком долго бы останавливались на телах, прежде чем они принимали решение Сделав выбор, гость уходил в отдельную спаленку, в которой стояла койка и стул, чтобы вешать одежду. За ним следовала его красотка с полотенцем и умывальником. А два доллара переходили к новому владельцу.

Болес просторная комната удовлетворяла прихоти эксцентричных посетителей. За пять долларов сексуально пресытившиеся клиенты в поиске необычных удовольствий наблюдали за двумя девушками, исполняющими любовный акт. На жаргоне публичного дома это называлось „цирком“.

На втором этаже, за рядом кассиров-букмекеров, находилась дверь с надписью „частное владение“, которая вела в офис управляющего директора этого своеобразного торгового центра. Джон Торрио был равнодушен к алкоголю, рулетке и продажной страсти. Он существовал в своем мире, в естественной среде, которая окружала его всю жизнь. В логове порока вместе со своими папками, гроссбухами и телефонами он чувствовал себя как дома, подобно банковскому служащему, который ощущает себя комфортно в тишине аскетических кабинетов. Решения Торрио становились законом на пивоварнях, винокуренных заводах, в игорных залах и публичных домах. Все это составляло его империю, штаб-квартира которой находилась в Четырех Двойках. Он управлял кораблем с отлично вышколенной командой. Иногда его подчиненные ворчали в кулуарах, что их лишили инициативы. Они не могли ни замахнуться, ни взвести курок, не получив разрешения босса.

Согласно его наставлениям, в бизнесе для решения проблем следовало применять усилие, но не насилие. Человек, который тащится по улице с разбитым черепом или с огнестрельным ранением, неизбежно попадает в газеты. Глупо привлекать внимание газетчиков и рисковать тем, что публика будет задавать вопросы: „Куда только смотрят полицейские?!“ Подобно Муссолини, другому большому политику, с которым ему предстояло встретиться, он осознал, что „иногда силу приходится применять с хирургической осторожностью“. Джей Ти, как мы обнаружим, организовал в Чикаго два первых ключевых убийства времен сухого закона.

У него был наметанный глаз на возможные проколы. Кабачок Джо урезал свои закупки пива. Мэйбл вечно подпирает стены в гостинице „Наконечник стрелы“. Что случилось с Джо? То ли его бизнес переживает упадок, то ли дело в конкуренте, торгующем нелегальным пивом. Заведующий отделением должен будет выяснить этот вопрос.

В случае с Мэйбл не было никакой загадки. У нее просто отсутствовало то неуловимое нечто, что заставляет мужчин возвращаться снова и снова. Он поставил отметку напротив ее имени в гроссбухе, там, где был указан ее заработок. От нее надо избавиться. Можно заключить сделку с кем-нибудь вроде Лаки Лучано. Несколько раз в месяц Лаки звонил Торрио из Нью-Йорка. Большой человек на темных улицах Бродвея, он хотел стать еще более влиятельным. „Я устрою бордели, такие же популярные, как A&P[11]“, – хвастался он мадам по имени Коки Фло.

Когда он звонил в Четыре Двойки, в его гортанном голосе появлялись другие нотки. Когда-то Торрио был главарем банды из Нижнего Ист Сайда, где Лаки собирал у владельцев ларьков мелочь за защиту. Тогда Лучано смотрел на Торрио снизу вверх с благоговением и восхищением, и в дальнейшем он так и не избавился от этого чувства.

– Приветствую тебя, Джей Ти. Как всегда, рад с тобой поговорить.

– Я тоже рад услышать твой голос, Чарли.

– У меня есть 15 девушек, которые готовы поехать в Чикаго.

– Высылай их, Чарли. Я тоже сколочу для тебя группу.

Намечалась отличная бартерная сделка. Мэйбл и се непопулярные подружки произведут временный фурор в салонах Манхэттена. В свою очередь, девушки Лучано, потерявшие свежесть, вызовут интерес в публичных домах Торрио. Без новых пополнений публичный дом не мог рассчитывать на постоянную клиентуру. Новые, не попробованные девушки подогревали интерес посетителей.

– Спасибо, Джей Ти. Передавай привет своей прекрасной половине.

Торрио ответил сердечным голосом: „Непременно, Чарли“.

Повесив трубку, он сморщился от неудовольствия. Не стоит передавать Анне привет от сутенера.

В ночь перестрелки мы стали свидетелями столкновения двух миров Джонни Торрио. Нашим гидом была его жена. В комнате ожидания больницы „Джексон Парк“ я увидел Анну. Ее муж находился на третьем этаже, в комнате, куда его перевезли после операции. Она слушала толстого приземистого мужчину с бычьей шеей в ярком клетчатом костюме. В руках он держал широкополую жемчужно-серую шляпу. Бандиты по всей стране копировали его стиль одежды и его шляпы. Лицо со Шрамом – Капоне – пришел отдать должное его превосходительству. Большой босс умирал (по крайне мере, мы так думали). К нему пришел человек, готовый сесть на его место. Я уставился на него с любопытством.

Потом Капоне уехал, и Анна осталась одна. Она сидела очень прямо. Ее фигурка с худенькими плечами была затянута в английский костюм из синей саржи. Ее прелестное лицо было бледным и измученным. Пальцы нервно теребили платиновое обручальное кольцо. Коллеги-репортеры посоветовались с Патришей Догерти, журналисткой из Геральд-Экзамайнер, остроумной брюнеткой. Пат сообщила, что цвет глаз у Анны следует описывать как золотисто-зеленый.

Пат получила задание взять интервью у жены Торрио. Она начала с того, что подошла и спросила заботливым голосом: „Миссис Торрио, принести Вам кофе?“

Анна покачала головой. Журналистка, не спросив разрешения, уселась на диван рядом с ней.

Женщина с темно-рыжими волосами посмотрела Пат прямо в глаза: „Я знаю, что Вы журналистка. И я знаю, что люди говорят о моем муже“.

Она говорила почти безучастно, но затем неожиданно сжала кулаки гак, что ухоженные ногти со свежим маникюром впились ей в ладони.

– Вы думаете, что знаете его, по это не так. Я расскажу Вам о нем. Это замечательный человек. Внимательный, заботливый. Иаш брак был двенадцатью годами ничем не омраченного счастья. Он дал мне доброту, преданность, любовь – все то, что настоящий мужчина должен дать своей жене.

– Посмотрите, что он сделал для своей матери! В прошлом году он возил ее в места, где она родилась. Она уехала оттуда простой крестьянкой, а вернулась самой богатой женщиной селения.

Прекрасный дом. слуги, деньги. И так он поступал всегда. Он заботился о ней с малых лет.

Пат Догерти, осторожно нащупывая нить разговора, сказала:

– Да. я понимаю. Мне только хотелось узнать насчет Капоне. Я видела его здесь. Правда, что они с Вашим мужем близкие друзья?»

Анна произнесла сухо: «Они просто партнеры по бизнесу».

Пат открыла рот, но не успела ничего спросить, как Анна решительно сказала: «Я не встречала Капоне вплоть до этой ночи. Он никогда не бывал у нас дома. У Джонни много деловых партнеров. Однако он никогда не просил меня встречаться с ними. Они никогда не переступали порог нашего дома».

Пат не терпелось задать один животрепещущий вопрос: «Скажите мне честно, как Вы относитесь к тому, что Ваш муж работает с людьми, которых он не хочет знакомить с женой?»

Но в этот момент удача отвернулась от журналистки. Рыжеволосая женщина резко оборвала интервью: «Больше мне нечего сказать. Благодарю за внимание».

В первый и единственный раз Анна нарушила режим секретности, который установил ее муж. Она думала, что вскоре станет вдовой. Резкие газетные статьи звучали для нее некрологами. Она разговорилась в непреодолимом желании оправдать своего мужа.

Недавно я услышал описание семейной жизни Торрио от одного из адвокатов, который представлял его интересы. Адвокат был выходцем из трущоб, однако со временем он выработал аристократические вкусы. Торрио, должно быть, чувствовал некоторое с ним родство. Это объясняет, почему адвокат стал одним из немногих, кто проник в мир Фрэнка Лэнгли.

Однажды в квартире на Саут Шор состоялся обед. За столом завязалась беседа. Из высказываний хозяина становилось понятно, что ряды книг в библиотеке не были декорацией. Торрио не просто много читал. Он обдумывал и хранил в памяти мысли и идеи, изложенные на страницах.

– После обеда мы слушали оперные записи, – вспоминает гость. – Меня позабавило, что Торрио бессознательно размахивал руками, как будто дирижировал оркестром. Он подходил к патефону и останавливал запись на середине, анализировал отрывок, который мы только прослушали, и объяснял, чем он хорош. И мы понимали, что это не пустое бахвальство, Джей Ти испытывал восторг и хотел разделить его с нами Смотря на него и слушая, как он насвистывает арии, я представлял себе полного и радушного преподавателя музыки.

Но странное дело! Только когда он расслаблялся, увлеченный музыкой или разговором о книгах, я осознавал, что передо мной стоял низенький, полный мужчина. Я видел его на деловых встречах, когда дела принимали неприятный оборот. Его голубые глаза были безжалостны, и он отдавал приказания таким голосом, что их бросались выполнять сломя голову. Создавалось впечатление, что перед вами жилистый мужчина с движениями быстрыми, как удар кинжала.

Адвокат задумался. Недавно я читал о Ленине, – продолжил он, – и он напомнил мне Джей Ти. Когда Ленин возглавил революционное правительство в России, он намеренно перестал слушать музыку, которая была для него самым большим удовольствием. «Музыка, – объяснял он, – создаст благодушное настроение. Вам хочется гладить людей по голове, и вы попадаете в ловушку, потому что работа требует от вас, чтобы вы по этим головам били».

– Можно сказать, что у Джей Ти была сила воли тверже, чем у Ленина, – усмехнулся адвокат. – Он тоже был в своем роде диктатором, и если не было другого выхода, он разбивал людям головы. Однако он не боялся, что музыка помешает ему выполнять свою работу.

Наибольшее число клиентов приходило в заведение Торрио по вечерам. Но ничто, кроме большого кризиса, не могло помешать Торрио, закончив работу, закрыть свой кабинет в Четырех Двойках. В этом клубе его не интересовало ничего, помимо подсчета наличности. Он не пил, не курил и не играл в азартные игры. И никто не замечал, чтобы он поднимался на верхний этаж.

У него была очаровательная и преданная жена, которая жила на Саут Шор; на книжных полках у него лежали кладези человеческой мысли; музыка Пуччини и Баха была у него под рукой. Он мог позволить себе покупать лучшие книги и пластинки, и ценил их по достоинству. И радовался присутствию искусства в своем доме, потому что это показывало ему, как высоко он вознесся над невежеством нищеты.

Глава 3. Зовите меня просто Джей Ти

У Томаса Торрио была молодость, жена, маленький сын, работа на виноградниках и амбиции, свойственные итальянцам, живущим в селении Орсара. Все крепкие молодые люди смотрели на запад, в сторону Неаполя, от которого их отделяли 76 миль. Из Неаполя корабли уплывали в Америку.

Неожиданная катастрофа оборвала жизнь и планы Томаса, но темноволосая женщина воплотила его мечту. Его вдова, Мария Карлуччи, работала, откладывая деньги, пока не скопила на поездку в Неаполь. Затем последовало шестнадцатидневное путешествие третьим классом по морю. Утром, в апреле 1884 года, она вышла на берег нью-йоркской гавани. На руках у нее сидел сын в длинной, белой рубашонке, специально прибереженной для такого случая. К рубашке была приколота бирка с надписью «Джон Торрио». Ему было два года и три месяца.

Первые шаги Марии на американской земле вели в иммиграционный офис в Касл Гарден[12]. Статуя Свободы, дар Франции, еще не была установлена, однако Эмма Лазарус уже написала стихи, которые будут высечены у подножья статуи: «Посылайте мне своих угнетенных, нищих, утомленных, жаждущих обрести свободу». Такие же чувства переполняли сердца новоприбывших, быстро проходивших через Касл Гарден.

Доктор сказал, что у маленького Джонни нет заразных заболеваний. Это было все, что интересовало Дядю Сэма о новом племяннике. Однако уже полвека спустя правительство потратит огромное количество времени и денег, пытаясь отослать его туда, откуда он приехал.

Начальник иммиграционного офиса был обеспокоен тем, чтобы прибывшие не сели на шею обществу. Поэтому ответственность за содержание Марии и ее сына была возложена на брата Марии, который переехал в Америку несколькими годами ранее. Он приютил их в квартире, которую снимал на Нижнем Ист Сайде.

Мария стала работать швеей на фабрике одежды Браунинг-Кинг. В 1886 году она вышла замуж за Сальваторе Капуто и родила двух дочерей. Сальваторе принадлежал бакалейный магазин на Джеймс Стрит, 86. Или это была лавочка, где продавался муншайн?

Когда спустя годы дело дошло до официального бюро по найму, единственным человеком, кто мог пролить свет на это дело, был пасынок Сальваторе – Джонни, который твердил две вещи.

По его словам, отчим был бакалейщиком. После школы маленький Джонни работал разносчиком. Он закончил начальное образование и несколько лет посещал вечернюю школу. Такую версию изложил Джей Ти инспекторам из Службы иммиграции и натурализации. Согласно этой версии, Джонни был юношей, которым могла гордиться любая страна. Однако слишком большой объем продаж в лавочке наводил инспекторов на сильное подозрение, что Джонни солгал, чтобы получить гражданство.

Папа Сальваторе, не имея специального разрешения, заведовал салуном, которые тогда называли «слепой поросенок». За липовой витриной с засохшими овощами продавалось пиво и самогон. В этой нездоровой атмосфере семилетний Джонни работал подсобным рабочим. Он ходил в школу только 13 месяцев. По крайней мере, такую историю он скормил своему адвокату, чтобы поддержать свое ходатайство о помиловании. Она удачно вписывалась в образ человека, который совершал ошибки только потому, что его не научили жить правильно.

Во времена молодости Торрио сыщики в ходе своих расследований были лишены поддержки вычислительных систем и электронного разума. Тогда не было карточек социального страхования; электронной памяти, регистрирующей церковные метрики, школьные табели, записи о найме на работу и о захоронении на кладбище; не было возможности фиксировать нужные страницы на микрофиши. Единственный способ узнать, чем занимался Торрио и его сверстники в годы зеленой юности, – это обратиться в полицейское бюро по идентификации.

Там вы обнаружите, что делал Франческо Кастилья в возрасте семи лет. Он стоял на стреме для воровской банды из восточного Гарлема. Сейчас он более известен под именем Фрэнка Костелло. Десятилетнего Сальваторе Лучано арестовали за воровство в магазинах. Впоследствии пресса, уделявшая ему много внимания, окрестила его Чарли Лучано (но кличке Лаки, или Счастливчик). Джозеф Дото, гордившийся своим смазливым лицом, поменял свое имя на Джо Адонис. Он быстро созрел для сексуальных похождений. «Насильник в двенадцать лет», – сообщает журнал регистрации приводов. Луис (Лепке) Бухгалтер, который впоследствии стал акулой преступного мира, занимающейся вымогательством, был задержан полицейскими в подростковом возрасте за воровство у торговцев-лоточников.

Однако тех, кого интересует Джон Торрио, полицейские файлы заведут в тупик[13]. Малыш Джонни ни разу не побывал в полицейских участках. Может показаться, что он был образцовым мальчиком. На самом деле, он был очень хитрым мошенником. Ведь в преступном мире нельзя расцвести за одну ночь, как звезда шоу бизнеса во время премьеры.

Его первые восемнадцать лет пролетели, не оставив в истории заметного следа. В девятнадцать лет он стал менеджером боев боксеров-профессионалов. Так он сам о себе рассказывал, и его слова подтвердили старые ветераны полиции, которые его помнили. Занятие юности определило его жизненный путь в дальнейшем. Он был боссом. На него работали молодые бандиты, которых он заставлял драться.

В те времена в штате Нью-Йорк профессиональный бокс был запрещен законом, так как игроки, делавшие ставки на бойцов, часто подстраивали исход боев. Однако так называемые любительские соревнования были разрешены. Старый механизм работал без сучка без задоринки. Торрио, заправлявший целой бандой бездельников, был одним из боссов. Боксер, выигравший ряд боев по предварительному соглашению, выходил на ринг фаворитом. Менеджеры делали на него ставки, а боксер, следуя их инструкциям, проваливал бой. Для своей руководящей роли Торрио взял псевдоним Джей Ти Маккарти. Почему он взял чужое имя, непонятно, однако его выбор инициалов представляет для нас интерес. Под настоящим или вымышленным именем он предпочитал, чтобы его звали просто Джей Ти.

Годы спустя федеральный прокурор заявил в суде, что страсть бандита к соблюдению секретности была навязчивой идеей: «Он не хотел, чтобы его имя произносили вслух».

Делая ставки на беспроигрышные вещи, Торрио в 22 года заключил свою первую крупную сделку в мире алкоголя, проституции и грабежей. Он купил свой первый салун на пересечении Джеймс и Уотер Стрит. Он снял меблированные комнаты, находящиеся по соседству, и поселил там своих потрепанных горлиц. Все они работали в этом бизнесе еще до того, как Торрио появился на свет и были стары, как Буденовский Орлик. И никто этого особенно не скрывал. Юный Торрио уже тогда был реалистом и назначал цены пропорционально обаянию, а не внешности девиц.

Совершая чудеса изворотливости в своем многоотраслевом бизнесе, он строил гармоничные связи. Посетитель бара мог наливаться спиртным, сколько ему было угодно, а потом ненавязчивый голос шептал ему на ухо об удовольствиях, которые ждали его вниз по улице. И если, как это частенько случалось, клиент не мог сам преодолеть эту дистанцию, Торрио всегда был готов подставить свое плечо.

Он приобрел в собственность третье здание, пустой склад, который он превратил в бильярдную. Он тщательно отсеивал бездельников из числа клиентов и осторожно выспрашивал у них об их желаниях и планах на будущее. Наименее тупых он приглашал вступить в воровскую шайку под своим командованием. Дела у Ребят с Джеймс Стрит шли отлично. Их начальник продумывал грабежи, укрывал награбленную добычу и честно выплачивал их долю.

По возрасту многие из подчиненных были старше его, и все они превосходили Торрио физической силой. Уже тогда у него были пухлые щеки и круглый живот. Однако он держал бразды правления с врожденным превосходством. Его спокойные, уверенные манеры внушали людям, что он был рожден, чтобы править, а они – чтобы подчиняться.

Никто не мог ничего с этим поделать. Время от времени кто-нибудь из бандитов пытался оспорить это утверждение. Он смотрел в холодные голубые глаза, полные презрения. Потом несогласный спешил ретироваться, бормоча под нос пустые угрозы и прислушиваясь к внутреннему голосу, который, к его удивлению и беспокойству, настойчиво отговаривал его от открытого протеста.

Он был заботливым работодателем. Его ребята пользовались дополнительными льготами. Их обслуживание в публичном доме было за счет заведения. Он не требовал, чтобы мужчины были лояльны к девицам. Джей Ти понимал, что в некоторых отношениях любительница привлекает больше, чем профессионалка; совращение щекочет нервы больше, чем подчинение. Он построил еще одно здание в дополнение к бильярдной и поставил туда кровати. Каждую ночь в нем проходили вечеринки для женщин. Это нововведение, как и все, что предпринимал Торрио, приносило дополнительные дивиденды. В помощь Ребятам с Джеймс Стрит появилась Женская Банда.

Женщины приносили пользу не только в будуарах. Когда мужчины выходили на дело, девицы находились рядом с оружием и боеприпасами. Они делали высокую прическу из локонов или кос. В этих прическах, превосходящих все выдумки журналов мод, они прятали пистолеты. Ножи они хранили в пышных, сужающихся к низу, рукавах своих платьев.

Таким образом, даже если бы копы поймали грабителей, то они не нашли бы никаких улик. Это один из примеров того, как с самого начала Торрио был верен своему жизненному кредо: никогда не рискуй без необходимости. Полицейские не могли придраться к Ребятам с Джеймс Стрит.

В уличных университетах Торрио был внимательным и наблюдательным студентом. Он понял, что для человека его наклонностей существовал только один путь выжить. Нужно было заключать сделку с политиками. Торрио подписал договор страхования с Таммани Холл.

Сделки с Таммани Холл стали традицией, восходящей к 1835 году, к истории человека по имени Исайя Риндерс. Риндерс завершил свою карьеру игрока на судах Миссисипи, переехал в Нью-Йорк и открыл винный погребок на площади Парадиз. Благодаря напиткам, отпускаемым бесплатно, он сколотил банду. Тем же способом во время выборов он завоевал место в окружном комитете. Политики в то время часто использовали бандитов. Гангстеры из портовых кабаков помогли Фернандо Вуду получить должность мэра в 1855 году. Риндерс пошел дальше. Он стал членом правящего комитета Таммани, начальником полицейского участка в одном из районов Нью-Йорка. В его честь была названа улица, которая сейчас находится в центре города.

Ребята Торрио хорошо поработали на выборах мэра города. Соперником кандидата Таммани, майора Джорджа Б. МакКелана, сына генерала Гражданской Войны, был издатель Уильям Рандольф Херст. Бандитские шайки собирали избирательные бюллетени жульническим способом. Они избивали тех, кто голосовал за Херста, и выкрадывали избирательные урны. Однако, несмотря на это, Херст проиграл всего лишь 3500 голосов.

По предположениям газетчиков, четыре тысячи хулиганов зарабатывали себе на хлеб участием в сорока бандах. На самом деле, в городе существовало всего две большие банды, которые назывались Пять Углов (банда взяла свое название от перекрестка, на котором сходилось пять улиц) и Ребята из Ист Сайда. Все небольшие группировки поддерживали связь с той или другой крупной бандой. Среди небольших банд были Взломщики, Метелки Гудзона, Франты, Перламутровые Пуговицы и банда под невероятным названием «Анютины Глазки». В начале века анютины глазки еще не стали синонимом гомосексуалистов.

В строй на поддержку конгрессменов ребят призывали не чаще одного раза в год, а в остальное время бандитам надо было самостоятельно добывать себе на жизнь. Боссы управляли салунами, дансингами, публичными и игорными домами. Рядовые члены совершали налеты, грабежи на складах и взломы сейфов, и, время от времени, чтобы не терять навыки, отрывались друг на друге, выясняя такие вопросы, как, например, границы между своими и чужими территориями.

Торрио пошел по пути сотрудничества с верховной властью. Он собрал Ребят с Джеймс Стрит под флагом команды Пяти Углов, лидером которой был Пол Келли. Такая система обеспечивала безопасность, не ущемляя при этом их самостоятельности. Если группировка Джеймс подвергалась нападению превосходящих сил, то се босс мог послать сигнал бедствия могущественным Углам. Потом, конечно, приходилось отрабатывать: услуга за услугу. Если банда Углов попадала под обстрел, то Ребята с Джеймс Стрит должны были подолгу чести встать на их сторону.

Союз Торрио с Пятью Углами образовался при посредничестве заместителя Келли. Джек Сирокко управлял дансингом и гангстерским клубом под названием «Жемчужный дом», расположенным через улицу от нынешнего здания Суда США на площади Фоули. Неопрятный человек с дурным характером, Сирокко носил огромную клетчатую шляпу, нахлобученную под таким углом, что она налезала на один глаз. Он брился только раз в месяц.

Единственное, что отличало Торрио в лучшую сторону, так это то, что он использовал бритву гораздо чаще. Однако его одежда была так же неряшлива, а речь – так же вульгарна. Он читал только спортивные новости.

Произошедшим в нем изменениям он был обязан поклонению своему новому кумиру. Пол Келли стал его первым и единственным идолом.

Настоящим именем Келли было Паоло Вакарелли. Темноволосый, черноглазый неаполитанец, он был гибким, пружинистым и мускулистым. Глядя на него, вы не замечали или скоро забывали о его небольшом росте. Он непродолжительное время был профессиональным боксером легчайшего веса, однако звание чемпиона так и не заработал. Возможно, поэтому он покинул ринг в поисках занятия, где мог стать первым. Келли выбрал преступный путь, однако его вкусы и интересы разительно отличали его от коллег. Он был опрятен, одевался в консервативном стиле, изъяснялся на правильном языке, а самообразование дало ему основы французского, итальянского и испанского.

Парочки из высших кругов Нью-Йорка, которые не боялись столкнуться с простолюдинами, посещали кафе и дансинг Келли «Нью Брайтон» на Стрит Грейт Джонс, около Третьей Авеню. В своей газетной истории бандитизма «Апачи Нью-Йорка» журналист Альфред Генри Льюис описывал джентльменские манеры Келли. Женщины, посетительницы кафе, думали, что их разыгрывают, когда спутники говорили им, что сладкоголосый хозяин на самом деле тот самый известный гангстер, о котором они столько читали.

Бандитская коммуна была маленьким анклавом, полным слухов, где немногое оставалось в секрете. Все знали, кто стоял за каждым преступлением. Пунктуальность Ребят из команды Джеймс нравилась Полу Келли. И никто не знал лучше него, что банда хороша в той степени, насколько хорош ее лидер.

Торрио получил приглашение посетить главный офис в дансинге. Неловкость, которую он испытывал в присутствии большого мастера, растаяла под теплом комплиментов Келли. Келли был поражен остротой ума юноши. А Торрио чувствовал громадное удовлетворение, когда во время деловых разговоров замечал одобрительные кивки Келли.

Однако очень часто во время дружеских бесед ему было нечего сказать. Келли говорил о предметах, далеких от преступного мира. Он наслаждался, его черные глаза блестели, приятный голос был полон энтузиазма. Торрио надолго запомнит, как слушал Келли, молчаливый и ничего не понимающий. Он обманывал себя, когда считал, что время и опыт позволят ему сравняться с великим Полом Келли.

Торрио сам смог изменить свой внешний вид. Чуткий Келли воспринял это без комментариев. Кепка, свитер под горло, мешковатые штаны исчезли. Теперь Торрио носил черный котелок, рубашку с высоким белым воротничком, темный деловой костюм. Но дальше он не мог справиться в одиночку, а попросить помощи он стеснялся. Келли очень ловко вышел из положения. Размышляя, с виду бесцельно, о сделанных им открытиях и о пришедших ему в голову идеях, он упоминал названия книг и имена авторов. Он проигрывал пластинки на патефоне и рассуждал о музыке. Названия опер и композиторов откладывались в отличной памяти босса Ребят с Джеймс Стрит.

Торрио часто посещал «Нью Брайтон», и это не прошло бесследно. Полицейские приняли информацию к сведению и отложили ее на будущее.

В воскресном документальном очерке в газете Нью-Йорк Уорлд Альфред Льюис, у которого были друзья в полиции, назвал Джона Торрио вице-президентом банды Пять Углов. Впечатляющая журналистская вольность. Джей Ти, разумеется, прочитал эту статью не раз, так как ни один человек не может остаться равнодушным, впервые увидев свое имя в газетах, однако, будучи бизнесменом, он был недоволен. Потом он решил, что эта статья – первый удар шахтерской кирки в его собственном Эльдорадо.

Торрио посылал Келли своих бойцов, однако сам держался в стороне от сражений. Он не был, насколько нам известно, трусом. Просто считал, что командиру не стоит рисковать своей драгоценной головой в делах, которые могут быть выполнены расходным материалом. Келли, напротив, считал, что его место – во главе своих людей. Это убеждение разделял и его главный соперник, Монк (Монах) Истмэн.

Истмэн, полное имя которого было Эдвард Остерман, с гордостью показывал отметины своих драк. У него был сломанный нос, порванные уши и шрамы от ножевых ранений на бочкообразной груди. До того, как стать главарем банды, он работал вышибалой в дансинге на Нью Ирвинг. В дополнение к кулакам он орудовал бейсбольной битой. Подражая скрупулезности гангстеров с Дикого Запада, он делал зарубки на своей бите при каждом разбитом черепе. Установив рекорд одним вечером, он подсчитал 49 отметок и обрушил биту на голову клиента, пьющего пиво. «Я хотел, чтобы получилась круглая цифра – пятьдесят», – объяснял он впоследствии.

Санитары из госпиталя «Бельвью», признавая его заслуги в области непрекращающихся перестрелок и тяжелых увечий, прозвали реанимационную палату «Округом Истмэна». Ему принадлежал зоомагазин на Стрит Брум, однако объемы продаж там были небольшие. Он так любил каждого щенка, каждую канарейку, что просто не мог с ними расстаться.

Люди Истмэна контролировали территорию, ограниченную Монро Стрит, 14 Улицей, Бауэри и Ист Ривер. Пяти Углам принадлежала территория между Бродвеем, Бауэри и Сити Холл Парк. Участок между Пэлл Стрит и Бауэри Ист Сайд оставался спорным. Обладание этой территорией означало новые места под салуны, игорные дома, бордели и привилегию взимания «пошлин» с честных торговцев.

В борьбе за лакомый приз вспыхивали схватки на Бауэри, в китайском квартале и на площади Чэтхем. Сражающиеся использовали ружья, дубинки, пращи и кастеты. За двухлетний период было убито тридцать гангстеров. Жители элегантных Грэмерси Парк и Мюрей Хилл были возмущены кровавыми бойнями, однако их протестам не хватало настойчивости. В глубине души мирные жители надеялись, что гангстеры перестреляют друг друга, оказав им большую услугу. Такие же мысли будут возникать у них во времена сухого закона.

Однажды летним вечером ребята из Пяти Углов зашли на Ривингтон Стрит, находившуюся на территории Истмэна, и совершили налет на игорный дом. Бандиты обменялись несколькими выстрелами, и в ходе перестрелки был убит человек Келли. Отступая, налетчики послали за подкреплением, и Пол Келли мигом вскочил в повозку. Полетели сообщения в места сборищ гангстеров. Торрио, находившийся в бильярдной, послал своих ребят присоединиться к Келли.

Армия Келли и батальоны Истмэна во главе с Монком встретились лицом к лицу под аркой Аллен на эстакаде Второй Авеню. Прозвучали выстрелы, в ближней схватке в ход пошли кулаки и дубинки. Прибыл отряд полиции. Члены обеих группировок отвлеклись от своего основного дела, чтобы прогнать полицейских градом пуль.

Торговцы забаррикадировали окна и спрятались под прилавками. Семьи сгрудились в квартирах. Перестрелка продолжалась несколько часов. Истощение боеприпасов оказалось более эффективным, чем усилия 500 полицейских, стремившихся прекратить драку. Список потерпевших включал в себя троих убитых и двадцать раненых.

Погибшие были рабочими, которые искали укрытия. Гневные протесты жителей и прессы достигли Вигвама, резиденции Таммани, где еще не забыли победу МакКеллана над Херстом.

Большой Тим Салливан, Глава Восточного округа от Таммани, вынес окончательный приговор Истмэну и Келли. «Прекращайте все эти безобразия, или ваша песенка снега», – сказал Большой Тим.

В Вигваме состоялся большой бал. Под аплодисменты девиц и звуки оркестра, игравшего «Сладкая Рози О’Грэди», Истмэн и Келли официально пожали друг другу руки.

Но, как правильно понял Торрио, голубь мира оказался весьма квелой птичкой. Для Истмэна драки были необходимы как воздух. Келли, может быть, и хотел следовать полученному от политиков приказу, но крутой нрав мешал ему смириться. Если Истмэн даст ему хоть малейший повод (а это обязательно произойдет), то Пол не сможет подставить ему вторую щеку.

В этом случае Таммани спустит с цепи копов, которые не пощадят старшего Ребят с Джеймс Стрит, который также был известен как вице-президент Пяти Углов.

Торрио продал свою собственность на Джеймс Стрит и попрощался с ребятами. Он сказал Келли, что у него наметились дела в другом месте. Отчасти это была правда, но существовала также еще одна причина, о которой он не мог сказать вслух. Он не мог признаться, что бежит от тени человека, которому нельзя было больше доверять ничего важного. Чтобы успокоить собственную совесть, он впервые выпалил Полу слова благодарности – за то, что тот подтолкнул его на новый путь.

– Я не сойду с него, Пол, – обещал он.

Келли сказал сердечно: «Удачи, Джей Ти. Только тупой осел не хочет учиться. Если я тебе помог, я рад».

Торрио уехал в Бруклин вместе с невысоким коренастым юношей с ямочкой на подбородке. Фрэнки Йель, первоначально Уэль, был налетчиком, профессиональным убийцей и вымогателем, который грабил наиболее преуспевающих сограждан. Его прозвали «Черная Рука». Это название произошло от того, что на посланиях с угрозами о смерти, обычно стоял черный отпечаток руки.

Молодые люди переехали в район, в котором было полным-полно новых жертв. Грабеж ирландцев, рабочих и торговцев с итальянскими корнями оказался интереснее, чем налеты на убогие квартиры и коттеджи на территории между Бруклинским мостом и Бруклинской военной верфью.

Маскируясь под добропорядочных граждан, они открыли бар на Нэйви Стрит, рядом с верфью. Довольный Йель предложил высокопарно назвать его «Гарвард Инн». Джей Ти сдержанно улыбнулся и согласился. Он не мог похвастаться выдающимся чувством юмора.

Фрэнки Йель

Для нового предприятия Торрио не нужна была банда. Вопреки популярным бытовым предположениям, вымогательство требует индивидуальных, а не коллективных усилий. Это открытие было сделано в Чикаго. Там, борясь с налетчиками, группа богатых итальянских бизнесменов и профессионалов основала общество «Белая Рука». Они убедили жертв дать показания, и в результате было вынесено три приговора.

Таким образом, профессионал должен был действовать в одиночку Действительность доказывала ошибочность еще одного мнения. Считалось, что потерпевший, помня об ужасных историях, которые ему рассказывали в детстве на родине, платил в суеверном страхе перед мафией. В Чикаго же у жертв были жены, дочери и сестры. Вымогатели достигали своих целей, угрожая похитить и изнасиловать их женщин, что не было принято на Сицилии.

Угрозы излагались высокопарным слогом. Возможно, Торрио сочинял эти письма, трудясь над усовершенствованием своего словарного запаса. В качестве примера можно привести письмо, которое получил один чикагский подрядчик:

«Многоуважаемый г-н Сильвани,

Не будете ли Вы сталь любезны, что пошлете мне $2000, если, конечно, Вам дорога Ваша жена. Я нижайше прошу Вас положить деньги у своего порога в течение четырех дней. В противном случае, я клянусь, что через неделю Вашу жену постигнет ужасная смерть.

С наилучшими пожеланиями,

Ваш Друг».

Как и предполагал Торрио, его старое любимое место не стало благодатной почвой для мира и процветания.

Истмэны завязали драку с бандой Пяти Углов прямо в дансинге. Келли послал своих людей в контратаку, и завязалась большая уличная свара. Среди арестованных оказался и Монк Истмэн. Жертв происшествия собрали для опознания заключенных, и один владелец магазина указал на Истмэна, сообщив, что этот человек его ограбил. Монк к своему ужасу понял, что угрозы Таммани стали реальностью. Он был приговорен к десяти годам заключения и сослан в Синг-Синг[14].

Келли попал в засаду, организованную оставшимися членами группировки Истмэна, и был серьезно ранен. Когда он поправился, то обнаружил, что его люди либо попали в тюрьму, либо пустились в бега. Поняв всю бесперспективность своего лидерства, Келли организовал союз старьевщиков и стал работать представителем профсоюзов, ведущим переговоры с предпринимателями.

Вскоре шестое чувство Торрио снова начало подавать тревожные сигналы.

У лейтенанта полиции Джозефа Петрозино было мощное телосложение, рябое от оспы лицо и непреодолимая ненависть к вымогателям. Впечатленный его подвижническим духом, комиссар полиции Теодоре Бингем позволил ему сформировать отряд не менее ревностных детективов итальянского происхождения.

Петрозино не удалось заставить жертв вымогателей дать показания, в отличие от чикагских горожан. Однако он не пал духом и был уверен в своей моральной правоте. Для суда у него не было достаточно доказательств. Он не мог рассчитывать на судебный приговор, но имел другие способы проучить бандитов. В полицейском участке Джозеф проводил опыты, изучая, насколько далеко голова преступника может отскочить при ударе об стену.

Узнав об этой процедуре, Торрио почувствовал, как его тело покрылось мурашками. Он закрыл глаза, представив себя в виде беспомощной груды тряпья, валяющейся на полу. Он знал, что сможет выдержать избиения. Но унизительность подобной сцены вызывала у него отвращение.

Однажды почтальон принес ему письмо, на котором стоял штемпель Чикаго. Вскрывая его, Джей Ти с любопытством посмотрел на подпись. Он знал, что у него есть дальняя родственница Виктория Колозимо, которая работала в той же области, что и он, но лично они никогда не встречались. Еще до ее брака с Джимом Колозимо ей принадлежало несколько публичных домов в Чикаго.

Он много слышал о ее муже. Люди, приезжавшие из Чикаго: проститутки, сутенеры, игроки, воры, – неоднократно упоминали его. Некоторые, невольно оглядываясь через плечо, как будто кто-то за ними гнался, рассказывали о его отваге. Они называли его Большой Джим, а также – Бриллиантовый Джим. Они утверждали, что говорить об огромных прибылях и сферах влияния в сутенерском бизнесе нужно именно с ним.

Кузина Виктория не сообщала подробностей, но подчеркивала, что дело, с которым она обращается к Торрио, очень срочное. Ее супруг попал в переделку, и они будут признательны, если кузен Джонни приедет в Чикаго и поможет им. Все расходы, разумеется, за их счет.

Письмо вызвало у Торрио положительную реакцию. Можно считать большой удачей, если такая крупная фигура как Бриллиантовый Джим, будет считать себя обязанной за оказанную услугу. Кроме того, учитывая, как складываются дела в Бруклине и Манхэттене, поездка на запад подвернулась очень вовремя.

Глава 4. Городок на фронтире – «Открыто круглосуточно»

Торрио сел на поезд, следующий в Чикаго, с парой книг в соломенном чемодане и с журналом подмышкой. Среди книг были «История Европы» и «История Америки». Журнал был свежим, последний выпуск. Хорошо осведомленный человек, как говорил Пол Келли. – это тот. кто знает свой мир и события, его сформировавшие.