Глава 1
«В переменах есть определенное облегчение, даже если они будут от плохого к худшему! Как я убедился во время путешествия в дилижансе, часто бывает приятно изменить положение и получить синяк на новом месте» / Вашингтон Ирвинг
Темнота комнаты казалась нестрашной – уютной и тёплой, как мамин ангорский свитер. Она шуршала котёнком под диваном и столом, тихо поскрипывала половицами, мягко стучалась ветками в окно.
Темноту смягчал и отгонял к углам мерцающий свет гирлянд. Они висели над окном и окутывали сиянием ёлку, стоявшую в комнате. К запаху хвои примешивался аромат мандарин и сладкой выпечки.
Маленькая Марина осторожно приблизилась к огромному дереву. На колючих ветках висела такая красота! Она даже не могла сразу подобрать слова! Всё блестело и мерцало отражённым от гирлянд светом. Вот сверкающий шар, похожий на маленький мячик. В нём отражалась смешная девочка с большой головой и маленьким телом, одетая в такое же платьице, что и у Марины. А рядом на серебристой нитке висела игрушечная Снегурочка с длинной косой и в кокошнике. Марина прикоснулась пальчиком к прохладному гладкому боку, и Снегурочка завращалась, словно танцуя. Легонько стукнулась о соседнюю игрушку, издав звонкий стеклянный звук.
Марина перевела взгляд ниже и увидела, что под ёлкой стоит яркая красивая бумажная сумочка. “Подарок! – догадалась она – От Дедушки Мороза!”
Присела на корточки и с замиранием сердца взяла в руки тяжёлый пакет. Она хотела заглянуть в него, но вдруг предвкушение чуда сменилось страхом. Марина поняла, что внутри её ждут не сладкие конфеты или милый пупсик, который она просила у Деда Мороза, а только тоска и ужас.
Предчувствие боли выдернуло Марину из сна. Давно ей не снился тот последний счастливый Новый год. Она уже почти забыла как спокойно и радостно может быть на душе. Долго лежала в темноте с открытыми глазами, отходя от сна.
Впрочем, настоящей темноты не было. Похоже, вечером пошёл снег, и заглядывающая в окно ночь уютно светилась рассеянным жемчужным светом фонарей и гирлянд, мерцавших в окнах домов и витринах. Отсюда, из кровати, Марина их не видела, но знала, что они есть. Видела каждый вечер. Уже с ноября соседские окна напоминали ей, что праздник идёт и обязательно наступит. От того, что у неё и в этот новый год чуда не случится, счастливого праздника не будет, иногда остро накатывала тоска.
Муж и раньше, когда у них всё ещё было благополучно, не разрешал Марине «заниматься глупостями», «тратить деньги на ерунду». «Мы всё равно пойдём отмечать к маме», – говорил он. И ёлку они не наряжали, гирлянды в окнах не вывешивали, даже подарками не обменивались. Сколько раз она просила Павла отметить Новый год вдвоём, но он постоянно отказывался.
Отмечать же что-то с его роднёй было для Марины настоящим испытанием. Как ни старалась она угодить свекрови, та всё равно находила повод ехидно «пройтись» по Марининой внешности, «умению зарабатывать деньги», хозяйственности, и, вообще, полной, тотальной непутёвости.
Вдруг Марина вспомнила, что в этот раз ей не придётся идти в новогоднюю ночь в гости к родителям мужа. Марина с Павлом в очередной раз поссорились, тот ушёл и сказал, что не вернётся. До окончания праздников уж точно.
Радость робкой мышкой проскользнула ей в сердце, забилась там в дальний уголок и затаилась. Стыдно признаться, но отсутствие мужа радовало. Неужели ей удастся несколько дней провести в одиночестве и покое? Вряд ли его отсутствие продлится долго, но уж на Новый год она точно может рассчитывать. Марина облегчённо вздохнула и спокойно уснула, надеясь во сне увидеть что-то приятное.
Утром это предчувствие чего-то хорошего только укрепилось и продолжило поднимать настроение. Надо было собираться на работу. Директор опять не разрешила устроить в последний рабочий день года неофициальный выходной.
– Никаких санитарных дней, никаких переносов! – категорично заявила она.
Все ворчали и дулись, а Марина радовалась. На работе ей всегда было спокойно. Даже если Павел или его родня являлись туда, громких скандалов они устраивать не рисковали. А сегодня так и вовсе их можно не ждать. библиотека закрыта для посетителей: санитарный день! На это начальница всё же согласилась с условием, что все не будут сидеть по отделам, а устроят «утренник» для коллектива.
«Утренником» называла их праздник заведующая отделом, где работала Марина.
– Ни выпить, ни закусить от души с этой занудой. Стишки под ёлочкой почитаем и подарок от профсоюза получим. Что это за праздник? Ну, чистый утренник!
А Марине нравились эти «посиделки» куда больше, чем встреча Нового года с роднёй мужа. Хоть многие и ворчали, но в конце концов у коллег побеждало предпраздничное настроение. Все улыбались, обменивались поздравлениями и пожеланиями, и радостно уходили домой, чувствуя, что рабочим будням пришёл конец, впереди – праздник!
Мысли о предстоящем дне и торопливые сборы поднимали ей настроение. Появился повод надеть любимое чёрное платье, на котором блестящая мишура, добавленная в виде шарфа перед самым «утренником», будет смотреться особенно ярко. В сумочку брошена косметичка, чтобы сделать макияж на работе, и пакет с собственноручно испечёнными сладостями. Всё! Она готова!
Начавшийся с вечера снег продолжал идти, и когда Марина вышла из подъезда, то на миг замерла, поражённая волшебным преображением. Ещё вчера унылый вид обычного городского двора стал похож на зимнюю сказку. Темнота ещё не рассеявшейся ночи скрывала от глаз помойку в глубине двора и всё, что находилось дальше нескольких шагов. Тёплыми огоньками горели окна дома напротив, а фонарь над дверью подъезда выхватывал из темноты лишь тротуар и похожие на большие сугробы автомобили, стоявшие возле дома. Белый снег спрятал грязь и мусор, и мягко светился в темноте раннего утра. Также мягко сияло серым жемчужным светом зимнее небо и воздух, пронизанный сверкающими снежинками.
Марина вышла из подъезда первой и сейчас не решалась сделать шаг, который нарушит нетронутое белое полотно. Мир казался чистым и невинным, как новорожденный младенец. Было жаль пятнать его своими следами.
Снежинки с порывом ветра залетели под навес и влажно коснулись щеки. Словно пёс дружелюбно лизнул шершавым языком. Марина невольно улыбнулась. Показалось, что сегодня обязательно случится что-то хорошее. Сделала несколько шагов от подъезда и оглянулась. Её следы на снегу напомнили вышитую строчку, и она снова улыбнулась, представив себя вышивальщицей. Её след ничего не портил на снежном полотне зимнего города. Лишь наносил узор, добавляя жизни белому покрывалу.
Из экономии Марина ходила на работу пешком, так что к концу пути пылала жаром и даже немного устала протаптывать путь по заснеженной целине. Этот путь по просыпающемуся городу и лёгкая приятная усталость окончательно вымели из головы все печальные мысли и рабочий день Марина начала его в хорошем настроении. Тем более, что сегодня никаких особых дел у неё не имелось. Людмила Петровна, заведующая отделом, корпела над отчётом, сбивая цифры в «суммарке», высчитывая количество книг, полученных и списанных библиотекой за год. Что-то у неё не шло, и она сердито требовала тишины. Так что любящая поболтать Наталья Васильевна ушла «в люди», чтобы обменяться последними слухами и новостями.
Когда обстановка в доме оставалась спокойной хотя бы неделю и у Марины появлялось желание поболтать с кем-то, она тоже выбиралась из своего кабинета ненадолго и заходила в гости в другие отделы, где работало несколько её ровесниц. Она обсуждала с ними косметику, новые фильмы или музыку, чувствуя себя ненадолго такой же, как все.
Но сегодня она ещё наболтается с девчонками, так что вначале решила всё же поработать.
Марина же придвинула стопку книг из последней не до конца обработанной партии и принялась клеить кармашки на форзац, бумажные квадратики на обложки и аккуратно переносить на них шифр с титульного листа. Работа совершенно механическая, она всегда её успокаивала. А сейчас, когда можно не торопиться и внимательно рассматривать всё, что привлекло внимание, и вовсе доставляла удовольствие. Марина любила запах типографской краски, шершавость или гладкость обложек, шорох переворачиваемых страниц.
Сегодня так и вовсе она могла себе позволить «позависать» в заинтересовавшей её книжке и даже рискнуть взять что-то из понравившегося домой. Отсутствие мужа гарантировало сохранность взятых домой книг. Нет, Павел не возражал против того, чтобы Марина читала. Тихое шуршание страниц раздражало его меньше, чем звук телевизора. Он и сам когда-то любил почитать. Марина помнила, как когда-то они живо обсуждали какой-нибудь модный роман, или спорили о том, насколько правдоподобно превращение попаданца из задрота в нагибатора.
Теперь они уже давно не говорили о книгах. А после того, как Павел унёс куда-то и не вернул одну из взятых Мариной новых книг, она больше не рисковала приносить их домой.
Свою личную жизнь Марина не обсуждала ни с кем, но спрятать беду невозможно. То коллеги заметят синяк на скуле, замаскированный тональным кремом, то услышат обрывки требований от родителей Павла, приходивших к ней на работу и вызывавших её на лестницу, чтобы высказать там недовольство тем, что она плохо заботится об их мальчике. Обижает его и только поэтому он пьёт.
– Ты должна бросить библиотеку! Зарабатываешь копейки! Найди что-нибудь более денежное. Павел вас двоих не прокормит! – говорили они.
Марина молча кивала, желая только одного – чтобы они поскорее ушли. Она знала, что объяснять им что-то, спорить, бесполезно. Они лишь станут кричать громче. На доводы, что с её образованием найти что-то другое сложно, они только начнут обзывать Марину никчёмной дурой. А уж говорить, что ей не хочется уходить из библиотеки, и вовсе бесполезно. Не поймут.
Ей нравилось брать в руки новые книги, листь, рассматривая картинки и выхватывая глазами кусочки текста. Книги были разные, как люди, только не такие назойливые. Они молча ждали, пока им уделят внимание и не требовали отчёта. Марина любила книги больше, чем людей, и расставаться с ними не хотела. Но боялась, что всё же придётся.
Павел уже не только пил, и её зарплаты не хватало на двоих. Несколько раз Марина даже падала в голодные обмороки. Коллеги теперь настойчиво зазывали её пить чай, подсовывая бутерброды. Но к бутербродам обычно прилагалась и лекция о том, что ей надо бросить непутёвого мужа. Проявить гордость и уйти.
Вот только они не поясняли, куда может уйти Марина. Ни друзей, ни родни у неё в этом городе не было. Да и вообще не было. Мать с отчимом погибли в автокатастрофе, когда девочке исполнилось шесть лет, а вырастившая её бабушка с трудом дотянула до шестнадцатилетия Марины и тихо ушла во сне, радуясь, что успела «пристроить девку к профессии».
– Библиотекарша – самое то для девки: чисто, тихо и люди кругом культурные, – убеждала она соседок. – Общежитие дали, сиротскую стипендию платят, теперь она и без меня не пропадёт.
Подруг она растеряла за время своей жизни с Павлом. Вначале отпали те, кто позавидовал короткому страстному и красивому началу романа с Павлом. Потом она рассталась с теми кто пытался предупредить её, что избранник далеко не принц на белом коне. Так что сейчас у Марины никого и ничего не было.
Квартира, где жила она с Павлом, принадлежала его родителям, так что его угрозы выкинуть её на улицу не были пустыми. Особенно потому, что мужем и женой они были только на словах. До ЗАГСа Павел её так и не довёл. И уйти от него – это значит уйти на улицу, без каких-либо накоплений и поддержки. Сделать так было страшно. Марина и сама верила в свою никчёмность: ни красоты, ни денег, ни денежной профессии. Ничего, что позволило бы ей решительно изменить жизнь.
Но сегодня Марина решила не думать о грустном. Все вокруг жили предвкушением праздника, и обсуждалось только новогоднее меню, утренники и подарки детям, кто, где, как и в чём собирается встречать новогоднюю ночь. Марина придумывала что-то, сама почти поверив в обновки и деликатесы, что ждут её дома.
Глава 2
Народ, суетливо спешащий по своим предпраздничным делам, обтекал Марину, иногда невольно задевая локтями и переполненными припасами сумками. Но это не портило ей настроения. Наоборот, создавало чувство общности с такими же спешащими к праздничным столам гражданами.
Звучащая на улице музыка и выпитое на работе с коллегами вино отпугивали холод и создавали по-настоящему предновогоднее настроение. «Новый год к нам мчится, скоро всё случится», – мурлыкала на ходу Марина, иногда даже чуть приплясывая в такт зажигательной мелодии. Её сумка и пакет выглядели такими же пухлыми, как и у всех остальных прохожих. В непростой битве с такими же отложившими на последнюю минуту покупателями ей удалось создать стратегический запас на предстоящие праздники и теперь она, как и её коллеги утром, мысленно составляла меню на Новый год.
Хорошего настроения ей прибавляла полученная в конце короткого рабочего дня смс-ка о пришедшей на карточку премии. Что она будет, все догадывались, но величина оказалась приятным сюрпризом. На такую сумму Марина не рассчитывала и, возвращаясь домой, чувствовала себя богачкой. Даже купленные по дороге деликатесы в виде сервелата и мандарин существенно не убавили её богатств и этого приятного чувства.
И когда на бульваре к ней привязался задержавшийся на пятачке возле маленького рынка продавец искусственных ёлок, не смогла устоять. Он так убедительно говорил:
– Красавица, купи последнюю! Отдам дёшево! Какой новый год без ёлки? Купи, она принесёт тебе удачу! Знаешь же, как Новый год встретишь, так его и проведёшь. Встретишь как положено, с ёлочкой, и в новом году у тебя будет всё как надо.
В это вдруг захотелось поверить. И Марина купила небольшую лёгкую ель. Нести её, пакет и сумку хрупкой невысокой девушке было не слишком удобно, но она не огорчалась. «Своя ноша не тянет», – мысленно повторяла она бабушкино присловье.
Марина неожиданно вспомнила, как приятно чувствовать себя такой же как все ожидающей праздника хозяйкой с полными сумками, и подарками. В поднимающемся лифте обсудила с соседкой рецепт салата и та вдруг внезапно вспомнила, что забыла купить свеклу.
– Надо же, а сейчас уже вряд ли купишь. Мужа за свеклой не пошлёшь. Он ужасно не любит эту толкотню тридцать первого. Его сейчас под пистолетом в магазин не загонишь. Сегодня-то ладно. Готовить уже всё равно не буду, а вот завтра свекровь явится, так ей подавай обязательно селёдку под шубой. Как я так про свеклу умудрилась забыть?!
– Ой, возьмите одну! – Марина откопала в на полу лифта сумке пакетик с тремя свеклинами и принялась торопливо его развязывать. – Мне и двух хватит, а вас на завтра выручит.
– Ой, Мариночка, спасибо тебе! Я тебе попозже верну с процентами.
– И не сомневайтесь, я сама к вам при случае зайду, напомню: должок! – засмеялась в ответ Марина.
– С Наступающим! – обменялись они поздравлениями на прощание, когда Марина вышла на своём этаже, а соседка отправилась выше.
На миг, когда открывала дверь, сердце кольнула тревога: вдруг муж вернулся и все надежды на тихий праздник пойдут прахом? Но тёмная тишина квартиры успокоила девушку. Она одна и значит празднику быть!
Уже скоро суетливым муравьишкой Марина засновала по дому, распаковывая сумки и определяя покупки какие в холодильник, а какие сразу на плиту. Надо успеть приготовить всё до вечера. Потом поиск на антресолях засунутой туда когда-то давно коробки с новогодними игрушками, сбор купленной ёлки, подбор места и подставки для неё.
Хлопотать так под звуки с детства знакомой музыки из «Иронии судьбы» было так приятно! Марина не замечала, что улыбается и мурлычет, подпевая героям. Вот на старой табуретке установлена ёлка, расправлены её ветки и открыта запылённая коробка из-под обуви, где хранились с прошлых нормальных времён новогодние игрушки.
Когда они только сошлись с Павлом, он ещё не противился празднику, и доставая из коробки блестящие шары и мишуру, Марина словно извлекала вместе с ними воспоминания о счастливых мгновениях прошлого. Этот большой ячеистый шар, разбросавший радужный блики по комнате, был их первой совместной покупкой на Новый год, что они впервые встречали вместе. Первая ночь с Павлом, ставшим для Марины первым мужчиной. Шар тогда также сверкал и переливался, обещая впереди волшебную сказку. И так жестоко обманул… Марина повесила шар ближе к стене, чтобы он реже попадался ей на глаза в новогоднюю ночь.
Жёлтый стеклянный огурец рядом с красавцем-шаром смотрелся невзрачно, но разместился впереди, на центральной ветке. Сделанный из прочного, небьющегося стекла огурец пришёл из бабушкиного дома, пережив и маму, и бабушку. Марина помнила, как маленькой ей доверяли его повесить, зная, что игрушке не страшны падения из неловких ручек.
Неподалёку на ветке разместился розовый блестящий домик с нарисованными ставнями и заснеженной крышей. Купленный в первый год совместной жизни он казался тогда Марине символом сбывшейся мечты о семейном очаге и уюте.
Дрогнувшей рукой Марина достала ещё одну игрушку, купленную позже. Младенец мирно спал, закрыв глазки, завёрнутый в цветное стеклянное одеяло. Тогда Павел уже пил так, что делать вид перед собой что у них всё хорошо становилось невозможным. Но у Марины жила надежда, что рождение малыша может всё изменить, и купив игрушку, и вешая два года подряд её на еловый букет, она ею молила о новогоднем чуде.
Из-за выступивших слёз круглое личико младенца задрожало и расплылось. Вид игрушки вызывал лишь боль. Такое чудо ей теперь ни к чему. Уже было… Она убрала хрупкого малыша обратно в коробку. Выкидыш, вызванный то ли падением от толчка Павла, то ли общей слабостью почти голодавшей тогда Марины, навсегда убил её любовь к мужу, что до этого всё же тлела в сердце несмотря ни на что. Остались только привычка и страх. Страх перед Павлом, страх перед переменами…
Стараясь отвлечься от тяжёлых воспоминаний, Марина сходила на кухню, проверила, как поживает кипящая кастрюлька со свеклой, ещё убавила газ и сделала бутерброд. Пока его доела, как раз сварились яйца, да и свёклу можно было тоже снять с плиты и оставить остывать. Вот закончит с ёлкой и примется за салаты.
Вернувшись в комнату, включила погромче звук на телевизоре, где фильм сменился какой-то музыкальной передачей, и из-за этого не услышала, как в двери повернулся ключ.
Хлопнула дверь и Марина замерла, ожидая появления Павла. В каком он будет настроении? Если ему удалось перехватить дозу, то может оставит её в покое. А вот если нет…
По виду Павла стало ясно, что надеждам на спокойный вечер сбыться не суждено.
– Что это? Откуда ёлка? Ты что, купила её? Потратила деньги на эту ерунду? Дура!
Марине стоило промолчать, но сегодня почему-то она не сдержалась и негромко возразила:
– Она стоит недорого и это мои деньги. Я их заработала.
– Что?! Твои? – взревел Павел, его лицо налилось кровью и он бросился к Марине.
Она не сомневалась в том, что её ждёт, но терпеть больше не хотела. Выскочить на лестничную клетку у неё бы не вышло. Ей не проскочить мимо разъяренного Павла, и Марина бросилась на балкон. Раздвинула окна, покрывающиеся на глазах стылым узором, и крикнула в ночь:
– Помогите! Помогите!
– Дрянь! Не ори!
Павел схватил её, оторвал от пола и затряс:
– Заткнись!
– Помоги…, – только и успела крикнуть Марина, когда Павел с силой бросил её в темноту ночи
Холод и шок сковали тело, даже крикнуть она уже не могла. Время одновременно растянулось, превращаясь в вечность, вмещающую всю её короткую жизнь, и сжалось до истекающих песчинками мгновений, оставшихся до встречи с застывшей ледяной землёй.
Когда-то Марина читала, что перед смертью у человека перед глазами встаёт вся его жизнь. Но ей ничего не вспоминалось. В голове было холодно и пусто. Ужас сжимал сердце и перехватывал дыхание. «Нет! Так не должно быть! Нет! Я не могу умереть! – неизвестно кому немо кричало всё её существо. – Нет! Нет! Не хочу умирать! Спаси! Умоляю! Спаси и сохрани!”. Ветер шумел в ушах, и лишь его холодное шипение отвечало ей.
«Нет, чуда не случиться», – поняла Марина и закрыла глаза, готовясь к неизбежной боли
Глава 3
Бесконечный ужас и тоскливая безнадёжность полёта оборвались ожидаемо и внезапно болью от удара о поверхность неожиданно расступившейся тверди. Нет! Не тверди, а жидкости. Впавший в анабиоз разум отказывался понимать что-либо, а жаждавшее жизни тело судорожно забилось, хватая ртом воду вместо воздуха, беспорядочно махая руками и отталкиваясь ногами от неожиданно скоро встретившегося дна.
Захлёбываясь кашлем, Марина добрела до каменного бортика бассейна, всё в той же безумной жажде жизни с трудом выбралась и свернулась на камнях, сотрясаясь от рвоты, очищавшей организм от воды. Мозг отказывался понимать, что произошло. Почему вместо засыпанного снегом палисадника под окнами дома или заледеневшего асфальта её тело лежит на холодном мраморе пола. Сквозняк, что холодит сквозь мокрую одежду, не обжигает морозом, как должно было быть. Осознание неправильности окружающего мира скользило по поверхности скованного шоком мозга.
Марина оторвала голову от пола и осмотрелась. В тёплом и неярком свете странных светильников большая часть помещения пряталась в густых тенях, но даже так было совершенно ясно, что просторный зал с небольшим бассейном и статуями никак не похож на зимний двор возле дома, где она должна была лежать сейчас изломанной куклой. Что-то похожее на её двор сейчас затягивало серой дымкой в арке на другой стороне бассейна. Марина тупо смотрела, как в тумане скрывается знакомый пейзаж. Её сил хватило только на то, чтобы сесть, не отводя взгляд от туманной арки.
Она не сводила с неё глаз, не замечая времени, обхватив себя руками, ожидая не понятно чего. Но вот дымка растаяла, но вместо знакомых мест блеснула золотыми бликами тёмная гладкая поверхность чего-то, похожего на большое зеркало. Лишь тогда Марина смогла отвести от него взгляд и ещё раз внимательно осмотреть всё вокруг: от мраморного пола до уходящего ввысь потолка. Никаких объяснений тому, где она находится и как оказалась здесь, у неё не всплывало.
Переход от ужаса прощания с жизнью к сидению на мокром полу непонятно где оказался слишком резким. В голове было пусто и звонко. Мысли собирались из кубиков слов медленно и сложно. «Наверно, я в больнице, под наркозом. Брежу. Говорят, что от него бывают такие видения, – думала Марина. – Тогда можно ничего не делать. Я или совсем перестану что-то чувствовать, или очнусь».
Возможность не предпринимать ничего её устраивала, потому что делать что-то было страшно. Так и сидела, дрожа от холода, пока в зал не вошли люди. Точнее, женщины – две молодые и три постарше. Только поэтому Марина не умерла там сразу от страха. Если бы на их месте оказались мужчины, Марина не уверена, что смогла бы хоть что-то понять и ответить.
– Марьяс!
– Я Марина, не Марьяс, – получилось хрипло и тихо.
– Где Марьяс? – требовательно спросила одна из женщин. – Что ты с ней сделала?
Суровость женщины не напугала Марину, наоборот, даже успокоила, напомнив разнос у начальницы. Что-то привычное в непонятном мире.
– Не знаю. Я никого не видела. Когда я выбралась из бассейна, здесь никого не было.
– Ты откуда?
– Не знаю. Я выпала из окна и упала здесь, прямо в бассейн, – про Павла Марина решила не говорить.
– Очищающий бассейн ей не повредил, значит, она не демон, – внимательно глядя на мокрые волосы дрожащей девушки, на лужу рядом с ней, сказала вторая из старших женщин. – А Марьяс, похоже, ушла.
– Видно, Великий Рор открыл для них пути.
– Посмотрим. Сёстры, принесите ей сухую одежду, горячий отвар, и велите приготовить келью.
Услышав распоряжение старшей, Марина обрадовалась. Как бы там ни было дальше, но сейчас о ней готовы позаботиться. Её била крупная дрожь, и сухая одежда с горячим чаем казались воплощением мечты.
Правда, с сухой одеждой оказалось не так просто. Девушка, вернувшаяся с ней, не отдала её в руки Марине, а остановилась неподалёку.
– Вытрись и переодевайся!
Марина напрасно ждала, что женщины отвернуться. Они то ли не видели в девичьем стриптизе ничего странного, то ли, наоборот, хотели рассмотреть гостью получше. Судя по внимательным взглядам, скорее последнее. Марине было неловко раздеваться перед незнакомками, но другого выхода не было. Она принялась стягивать влажную водолазку.
– Своё бросай сюда! Снимай всё до нитки.
Марина заколебалась, не зная, то ли повернуться спиной к женщинам, то ли остаться лицом. Но страх победил смущение. Марина предпочла видеть опасность. Когда она осталась голой и задрожала ещё сильней, хотя казалось, что это невозможно, ей бросили большое полотенце, которым Марина торопливо принялась вытирать тело и голову.
– Знаков на теле нет.
– Хвоста и шрамов тоже.
Услышав про хвост, Марина робко улыбнулась шутке, но никто не улыбнулся в ответ.
– Можешь одеваться, – кивнула старшая, и Марине передали свёрток с одеждой.
Она торопливо натянула белую мягкую бязевую сорочку, панталоны из такой же ткани на завязках, и какой-то серый балахон из грубой шерсти. Промёрзшая до костей Марина не стала привередничать, а торопливо натянула сухую одежду, чувствуя, как постепенно уходит дрожь. Совсем хорошо стало, когда вторая девушка подала ей кружку, от которой шёл пар с мягким травяным ароматом. Неровные бока кружки приятно грели руки, а терпкий с кислинкой напиток согревал изнутри.
Дождавшись, пока она выпьет отвар, старшая из женщин скомандовала:
– Вставай! Иди за сёстрами и не делай глупостей.
Делать глупости Марина не собиралась. После того, как дрожь ушла, на девушку накатилась слабость. Сознание готово было уплыть, и только страх перед суровыми незнакомками и желание поскорее найти место, где можно будет лечь и уснуть, помогало Марине держаться, переставлять ноги, двигаясь куда-то сумрачными безлюдными коридорами.
Она не могла потом сказать, как долго пришлось идти – несколько минут или вечность. Когда путь завершился перед массивной деревянной дверью, она лишь вздохнула устало и прислонилась к стене, ожидая, что последует дальше. Шедшая впереди женщина приложила руку к дереву и дверь с тихим скрипом отворилась, открывая вид на небольшую комнату.
– Заходи!
Помещение освещали лишь падающий из коридора неяркий свет, потому разглядеть отведённое ей место у Марины не получалось. Впрочем, в тот момент она не особо к этому и стремилась после того, как увидела главное – стоящую у стены узкую кровать. Остатки сил ушли на то, чтобы дойти до неё и упасть на жёсткое ложе. Державшееся на волевом усилии сознание уплыло в тёмную, глухую даль.
Разбудил её собственный сон. В нём она снова падала, летела в холодном зимнем воздухе и тоскливо ждала встречи с землёй. Тело дёрнулось, ударившись о кровать, и Марина открыла глаза. Всё случившееся с ней на миг показалось болезненным бредом или привидевшимся кошмаром, но серые каменные стены, узкое стрельчатое окно настолько не походили на привычные ей интерьеры, что сомнений не оставалось: она не дома, не в больнице, не в своём городе. Как она здесь оказалась, Марина не понимала. Последнее яркое и понятное воспоминание было связано с Павлом, его криками, её бесполезной попыткой бегства и ужасом приближающейся смерти.
Её передёрнуло от воспоминания. Рука сжала колючее одеяло. От жёсткости ложа заныли синяки, которые заработало тело, когда ударилось о прохладную воду бассейна. Эта слабая боль своей привычностью неожиданно успокоила Марину, и она улыбнулась потрескавшимися губами, ощутив солоноватый вкус крови, проступившей на них: “Раз болит – значит жива! Грех жаловаться”.
Похоже, слова продавца, про удачу, что принесёт ёлочка, странно, но сбылись. Если бы не было ёлочки, Павел всё равно нашёл бы к чему придраться. И кончилось бы так же. Только тогда бы она не успела выбежать на балкон, и он забил бы её прямо в комнате. А так смертельное падение обернулось чудом. Она жива. И пусть непонятно куда попала, главное – жива!
Марина вспомнила книги про попаданок, что она так любила читать на работе. Там они в новом мире получали и новое тело – юное и прекрасное. Может и ей так повезло?
Она выбралась из постели и осмотрела себя. Насколько могла судить, тело, укутанное в бесформенную серую рубаху, оставалось прежним. Те же худые руки и ноги, маленькая грудь, и рост, наверно, остался тем же – не высоким, не низким, средним. Во всяком случае, так ощущалось. Непохоже было, что в её облике что-то изменилось. Вон, на пальце всё то же не отмытое до конца чернильное пятнышко. Так что вряд ли из зеркала глянет на неё писаная красавица. Но увидеть себя всё же хотелось.
Осмотревшись, зеркала в комнате не обнаружила. Подошла к окну, жемчужно светившемуся утренним светом сквозь затянувшую его изморозь. Поскребла ледяной узор ногтем, а потом приложила ладонь, протаивая окошко.
Там, за стеклом, ничего объясняющего где же она находится, не обнаружилось. Белый нетронутый снег, несколько деревьев и кустов, и скала, закрывающая горизонт.
Преодолевая слабость, Марина обошла отведённую ей келью. Комната отличалась скромностью обстановки, но на тюремную камеру не походила. К тому же дверь не только запиралась снаружи, но и изнутри была снабжена засовом. Вряд ли узнику позволили бы запираться, пусть даже и так, почти символически. Марина закрылась на засов. Это её успокаивало.
В келье, что ей отвели, было прохладно, и Марина вернулась в кровать, закуталась в одеяло. Страх снова подкрался к ней. Неизвестно, куда она попала и что ждёт впереди. Нет! Так нельзя! Марина тряхнула головой: нельзя сдаваться. Кто-то подарил ей второй шанс, и нельзя его упустить.
“Не буду думать о плохом, – решила она. – Буду о хорошем!”
А есть ли оно, хорошее? Есть! Во-первых, она жива. Во-вторых, Павла нет рядом. И он никогда здесь не появится.
Понимание этого пришло внезапно и Марину даже бросило в жар от неожиданного открытия. Она вертела эту мысль и так, и этак, проникаясь ею, как губка влагой. Его нет в этом мире. Она здесь одна. Как бы ни было плохо, теперь всё зависит только от неё. Она свободна! Даже если здесь у неё есть враги, они не знают её так хорошо, как Павел, её болевых точек, страхов и слабостей. Им она сможет противостоять.
И для начала нужно постараться понять, куда же она попала. Марина стала старательно вспоминать, что успела увидеть здесь, на новом месте. Воспоминания походили на расплывшиеся под дождём обрывки фотографий. Что-то проступало чётко, а что-то – размытыми пятнами.
Больше всего увиденное напоминало старинный монастырь, как его показывают в кино. Только не христианский, а какой-то другой религии. Вытесанная прямо в скале каменная скульптура величественного мужчины в зале, куда перенеслась Марина, явно изображало местное божество, которому посвящён храм. И то, что видела она здесь пока только женщин, тоже наталкивало на мысль о монастыре. Всё же сведений о новом мире у неё слишком мало, чтобы делать выводы. Надо постараться узнать больше.
Поверить, что она действительно перенеслась в другой мир, было сложно, но единственной альтернативной версией могли быть или смерть, или бред. Но они мало того, что не объясняли ясную реалистичность ощущений, так и были самыми неприятными. К тому же не требовали от Марины никаких действий, ведь результат от них никак не зависел. Если это лишь видения, вызванные умиранием мозга или введёнными препаратами, то повлиять на что-то она не сможет. Всё закончится в какой-то миг независимо от её желаний и поступков.
Марина предпочла поверить в попаданчество. Оно дарило надежду и требовало не расслабляться, ведь в этом случае слова и поступки могли изменить её будущее.
Глава 4
В то, что происходящее с ней лишь видение больного сознания, поверить было сложно ещё и потому, что Марина остро ощущала холод, голод и лёгкую боль от ушибов. Дискомфорт, что испытывал её организм, не давал погрузиться в расслабляющие грёзы или беспамятство. Приходилось действовать, чтобы решать эти мелкие проблемы: укутываться в плед поплотнее, чтобы согреться, пить воду из стоявшего на столе кувшина, чтобы перебить сосущее чувство голода, осматривать отведённое ей помещение, чтобы найти туалет. Последний нашёлся за ширмой, прикрывавшей вход в небольшую комнатку с рукомойником и нужником в виде дырки в каменном полу.
Голодать долго не пришлось. Спустя какое-то время после её пробуждения в дверь постучали, и Марина, не спрашивая ни о чём, открыла засов. Она сильно сомневалась, что хозяева действительно не смогут войти, если гостья вдруг откажется их впускать, поэтому не видела смысла в промедлении.
Открывшаяся дверь явила её настороженному взгляду молодую девушку в сером бесформенном балахоне с корзиной в руке.
Не говоря ни слова и не глядя на Марину, девушка прошла к столу и принялась доставать из корзины вкусно пахнувшую свежим хлебом лепёшку, кусок ноздреватого сыра, плотно закрытую посудину, в которой оказалось какое-то варево, похожее на кашу, и ещё один кувшин с горячим отваром. Это выяснилось, когда девушка, поставив всё это на стол, ушла также молча, как появилась.
Возможно, стоило проявлять осторожность и вначале понемногу пробовать незнакомую пищу, но голод диктовал другое, и мысль об осторожности пришла в голову, когда большая часть принесённого уже была Мариной съедена. Тем более, что порции были небольшими, даже съев всё до крошки, Марина не ощутила приятного чувства сытости. Зато она, наконец, согрелась.
Поев, она вновь устроилась на кровати, пытаясь обдумать, что случилось с ней. Но получалось плохо. В голове по-прежнему царила вязкая пустота, и мысли двигались неторопливо, словно пробивались к поверхности сквозь толщу мирового океана. Потому она незаметно для себя погружалась в дрёму, из которой, выныривала, вздрагивая, и снова проваливалась в сон. Похоже так организм справлялся с пережитым стрессом.
Проспав час, проснулась, и весь первый день провела в своей келье в безделье. Её никуда не звали, ни о чём не расспрашивали, ещё два раза кормили так же скромно, как в первый раз. Марине казалось, что за ней наблюдают, хотя никаких глазков в дубовой двери и каменных стенах она не обнаружила.
Делать ей было нечего – ни книг, ни телефона, ни хотя бы телевизора, в её келье не наблюдалось. Разве что смотреть в окно, оттаивая в изморози проталинки. Но среди заснеженных кустов и деревьев ничего не происходило.
Первый день она не слишком тяготилась отсутствием развлечений. Она снова и снова прокручивала в голове то, что с ней случилось, придумывала всякие страхи, которые могли с ней здесь произойти и тут же их опровергала. Очень уставала от ожидания неприятностей и потому много спала. Но утро второго дня, начавшееся так же спокойно, как и предыдущий день, заставило Марину понять, что безделье съест её изнутри бесконечным ожиданием неприятностей, и нужно найти себе дело, чтобы отвлечься от бесконечных и бесполезных мыслей.
Когда стук в дверь известил, что принесли завтрак, Марина решила сделать попытку разузнать хоть что-то:
– Доброе утро! – для начала поприветствовала незнакомку.
Девушка молча кивнула, расставляя на столе принесённый завтрак.
– Вы меня понимаете? Вам можно со мной говорить?
– Да.
– А откуда вы знаете русский? – этот вопрос мучил Марину весь вчерашний день.
Когда её нашли вчера, то она была в таком шоке, что даже не задумалась над тем, как им удалось свободно говорить друг с другом. А потом, прокручивая в голове целый день всё с ней случившееся, напридумывала целые теории, объясняющие знание местными русского языка.
– О чём ты? Мы не знаем.
– Но как же! Ты же понимаешь меня.
– А, ты про язык! Если Великий Рор приводит кого-то, то даёт ему и понимание языка того мира, куда пропустил.
– Понятно. А где я?
Девушка уже закончила расставлять принесённое и собирать посуду, оставшуюся после ужина, и Марина торопилась спросить главное, пока та не ушла.
– Королевство Митралия, Обитель “Око Рора”, – ответ прозвучал не слишком понятно.
– А что со мной будет?
– Не знаю. Старшие решат.
С этими словами девушка поспешила уйти. Сказала она немного, но и этого Марине хватило, чтобы убедиться – она не на Земле. Один фокус с языком чего стоил. Устраивать такой нелогичный розыгрыш с обычной библиотекаршей никому не интересно, а сама она такое бы не придумала даже в состоянии бреда.
Ни про такое королевство, ни про бога Рора она до сих пор ни разу не слышала. Не то чтобы Марина была глубоким знатоком географии или земных религий, но каких только книг ей не приходилось шифровать, уточняя непонятные термины, названия по словарям и справочникам, так что про такой необычный монастырь хотя бы упоминание ей бы обязательно попалось. Но ни имя Рора, ни название королевство никак не пробуждали её память.
Когда принесли обед, Марина предприняла следующую попытку:
– А что про меня могут решить старшие? Убьют?
– Нет, – улыбнулась уже знакомая девушка. Она назвалась Полой – Если бы Рор хотел твоей смерти, то сам бы убил. Или на огненном камне, или в очищающей воде. Раз не убил, значит ему нужно, чтобы ты жила, и не жрицам Рора с этим спорить.
– Тогда что?
– Не знаю. Рор не часто кого-то приводит. Я здесь уже год, и ты первая пришедшая, которую вижу.
То, что ей не грозит смерть, Марину обрадовало, но добавило неопределённости.
Из дальнейших расспросов она выяснила, что её последующую судьбу определит то примет её здешний Мир или нет. Если нет, то когда Око Рора вновь откроется, её отправят в другой мир. Будет ли это её Земля или не пойми что, никто не знает. Жрицы доверятся решению бога. Если Мир примет Марину, то настоятельница вместе с ней самой будет определяться, что лучше для Пришедшей: остаться послушницей в монастыре или что-то ещё.
Возвращаться в свой мир, к Павлу, или отправляться незнамо куда Марине не хотелось. Раз здесь не убивают, кормят и даже готовы советоваться с ней, Мариной, о её будущем, значит здесь вполне можно жить. Поэтому она попыталась выпытать у Полы, когда та принесла ужин, как именно все поймут, что Мир её принял и можно ли этому как-то поспособствовать. Но внятного ответа добиться не удалось.
Оставшись одна, Марина придвинула стул к окну и принялась рассматривать то немногое, что можно было увидеть из её кельи: несколько невысоких деревьев и кустов, укрытых белым снегом, прилетающих и улетающих птиц незнакомой окраски. Следы на порозовевшем в лучах заката снеге. Следы были в основном мелкие – птиц и зверьков. Они напоминали лёгкий узор, и чтобы их рассмотреть приходилось внимательно приглядываться. Угадывать, кто оставил эти следы – местные собаки и кошки или кто-то из дикого зверья, Марина не бралась. Надеялась увидеть, но как ни вглядывалась в сгущающиеся сумерки, так никого и не заметила.
Когда окончательно стемнело, она легла. Делать то совершенно нечего! Сон пришёл быстро. Ей вновь снилась ёлка из детства и то ощущение волшебства, предвкушение счастья, что она почти забыла. Снова мерцали гирлянды и блестели игрушки. Под ёлкой стоял пакет с подарком. Марина вспомнила, что в прошлый раз она проснулась как раз на этом месте, испытав ужас, и замерла, не желая так быстро покидать уютный сон.
– Что стоишь, Маришка? Давай, выбирай подарок, – сказал непонятно как оказавшийся в её сне продавец ёлок. – Я же говорил – какой Новый год без ёлки? Ёлочку ты купила, значит, будет у тебя и новый год, и новая жизнь. Выбирай, не бойся!
Дядька казался большим, почти великаном, и Марина поняла, что она снова ребёнок. Она робела, но любопытство и желание получить подарок победило. Марина подошла к пакету и запустила в него маленькую детскую руку. Достала шёлковый алый мешочек, в котором звякали большие золотые монеты.
“Не конфеты, деньги”, – догадалась Марина.
– Не конфеты! – разочарованно произнесла Марина-девочка и отбросила мешочек.
Вновь запустила в пакет руку и вытащила пупса в распашонке и ползунках. Он пугающе походил на настоящего младенца. Марина-девочка восторженно ахнула, а Марина-взрослая подумала: “Нет! Не сейчас!” и пупс растворился в воздухе.
– Что, всё не то? Ладно, последняя третья попытка, – усмехнулся наблюдавший за нею продавец ёлок.
С замершим сердцем Марина смотрела со стороны, как Марина-девочка достаёт из пакета новый подарок.
– Ах! – восторженно выдохнули обе Марины. – Какой красивый!
В руках Марина держала стеклянный прозрачный шар, внутри которого виднелся стоящий на белой горе маленький замок. Шар мерцал и светился, в нём шёл снег. Марина-девочка тряхнула шар и снежные хлопья взвились вверх, пряча замок в снежной буре. Она засмеялась и Марина вдруг поняла, что это уже она сама держит в руке светящийся шар, в котором среди оседающих хлопьев проступали моря и океаны, очертания незнакомых континентов и островов. Сердце замерло от восторга: “Новый мир!”
– Откажешься? Побоишься? – насмешливо спросил продавец ёлок.
– Нет! Не откажусь!
Марина поднесла шар поближе, пытаясь рассмотреть подарок получше. Она словно парила в воздухе над морской гладью. Один из континентов, очертаниями похожий на спящего динозавра, стал стремительно приближаться и укрупняться. От открывающихся видов закружилась голова и Марина проснулась.
В комнату светила яркая луна и на окне шевелились тени. Они напоминали таинственный узор. От этого серебристого света и переплетенья теней Марине стало не по себе. Тишина, царившая вокруг, давила и тревожила. Дома самой глубокой ночью никогда не было так тихо. Похрапывание Павла под ухом надёжно заглушало обычно все остальные звуки. Если же Марина оставалась ночью одна, то в многоквартирном доме никогда не было так тихо. То хлопала дверь подъезда, и слышались тяжёлые шаги, голоса пришедших, то откуда-то издалека доносились звуки музыки или бормотание телевизора. На улице лаяли собаки или внезапно срабатывала сигнализация на потревоженной кем-то машине.
Здесь же казалось, что она осталась одна на всём белом свете под этой серебристой луной. Обострившийся слух выхватывал совсем другие непривычные звуки. Марине казалось, что она слышит шорох веток за окном, потрескивание снега под чьими-то шагами, шумное дыхание. Ей казалось, что кто-то приближается к ней там, за толстыми каменными стенами, ходит под окном и желает попасть внутрь.
Тени от ветвей шевелились, складываясь в новые узоры, среди которых появился большое тёмное пятно, словно кто-то забрался на дерево и пытается с его ветвей заглянуть в комнату.
Марине стало страшно. Опасения, которые она гнала из головы днём, вернулись нашёптывать своё ночью. “Ты ничего здесь не знаешь и никому не нужна. Ты ничего не умеешь и не сможешь заработать даже на чёрствую корку хлеба. Это не твои книжки, где все жаждут помочь красавице. Да ты и не красавица. Тебя здесь никто не защитит. Ты здесь никто и тебя любой обидит безнаказанно”.
Чёрное неподвижное пятно среди кружевных теней от веток казалось символом всех опасностей, что поджидают её в новом незнакомом мире. Марина спряталась под одеяло и закрыла покрепче глаза.
Глава 5
На следующий день она спросила Полу:
– Могу ли я выходить из комнаты? Может, я могла бы выполнять какую-то работу?
– Нет, старшие сёстры говорят, что пока Мир не примет тебя, ты не должна выходить из кельи и общаться с кем-то, кроме меня.
– Но я хотела бы помыть голову.
Кроме обнаруженной ещё в первый день примыкавшей к спальне туалетной комнаты с уборной и умывальником, нашлась ещё одна с полками, уставленными какими-то коробочками и горшочками, тазиками и ковшиками. Но больше всего бросалась в глаза вместительная бочка, заполненная холодной прозрачной водой, и стоявшая в каменном углублении с отверстием, явно предназначенным для стока.
Марина не чувствовала себя настолько закалённой, чтобы принимать ледяную ванну. Оказалось, что ледяную вовсе не обязательно. Достаточно было опустить в бочку лежавший на полке камень, как вода начинала нагреваться.
Пола объяснила и прочие маленькие хитрости, делавшие пребывание здесь куда комфортнее. Что это – результат магии или местных технологий, Марина уточнять не стала. Лично для неё не было никакой разницы. Дома она тоже не слишком-то могла объяснить, как работает электрический ток или устроена канализация.
Так и здесь главное было запомнить, на какую кнопку нажимать, чтобы вдруг начинал дуть тёплый ветер, помогающий сушить волосы или одежду. Какой камень нагревает воду, а какой наоборот. Какой пузырёк с отваром делает волосы мягкими и блестящими, а в каком горшочке лежит скраб.
После подробных объяснений Полы то, что Марине казалось средневековыми удобствами, превратилось во вполне комфортную, хотя и непривычную, ванную комнату. Освоение её сулило Марине развлечение ни на один час. Но всё же она спросила у Полы:
– И что же, мне сидеть в комнате, не выходя на улицу, всё время, пока не решится моя судьба? Я так зачахну.
– Почему же? Ты можешь выходить в свой внутренний двор. Там никого не бывает. Вот дверь.
Пола подошла к стене, прикоснулась раскрытой ладонью, и Марина увидела внезапно проявившуюся дверь. Похоже, здесь всё же действует магия и Пола ею владеет. А Марина нет.
Позже Пола принесла тёплый плащ, грубые прочные ботинки. Накинув плащ, Марина вышла во двор и впервые за несколько дней вдохнула свежий холодный воздух. “Воздух нового мира”, – от этой мысли она невольно улыбнулась.
Двор отгораживал от остальной территории монастыря высокий каменный забор, из-за которого ничего не было видно. Марина прошлась по почти нетронутому снегу и среди следов птиц и мелких зверьков, виденных в окно раньше, заметила след какого-то более крупного зверя. Он шёл от скалы к дому, проходил под окнами, подводил к дереву, чьи ветки смотрели в окно кельи, а потом вновь уходил к скале. Стало ясно, что вчера ночью Марине ничего не мерещилось и какое-то крупное животное действительно бродило рядом с домом и смотрело на неё в окно.
Долго гулять Марина не стала, потому что поднялся ветер и плащ, оказалось, не особенно защищал от принесённого с гор холода.
Пока она отсутствовала, Пола принесла её высохшие вещи – старые брюки, фартук, тонкий свитер и бельё. Отдельно в мешочек сёстры сложили немногочисленные мелочи, лежавшие в карманах: карандаш, небольшие ножницы, моток толстых ниток, которые она продевала в игрушки, развешивая их на взбесившую Павла ёлку, пару слипшихся конфет и несколько монеток, болтавшихся там неизвестно с каких времён.
– Негусто! Если бы знать… – пробормотала Марина, глядя на своё скромное имущество. – Ещё колечко на пальце и серёжки в ушах. И это всё, с чем придётся начинать новую жизнь. Скромно – не то слово. Я из общаги к Павлу с большим приданным приходила, и то…
Вещи из прошлой жизни напомнили о том ощущении никчёмности, что мучило её последние годы.
– Стыдно быть такой тетёхой, не уметь зарабатывать деньги, – сколько раз об этом твердили Марине Павел и его родители.
– Кому нужны твои книжки! Их на хлеб не намажешь. И зарплата одни слёзы, и с работы унести нечего.
В глубине души Марина не могла до конца согласиться с ними. В её деревне библиотекарь была уважаемым человеком. Все дети любили её, а их родители, когда-то сами ходившие к ней, называли по имени отчеству.
– Хорошая работа для женщины, – одобрила бабушка, когда Марина решила учиться в городе на библиотекаршу. – Деньги должен мужик зарабатывать, а ты будешь в культурном месте сидеть, книжечки читать. С умными людьми знакомиться. Всё как ты любишь.
Вот только Павел считал иначе. Когда Марина в ответ на его упрёки первый раз рискнула повторить бабушкино мнение о том, кто в семье должен зарабатывать, то он её ударил. Тоже первый раз. Больше Марина бабушкины доводы не озвучивала, а вот Павел уже не стеснялся распускать руки.
И сейчас впервые Марина вдруг поверила до конца в эти оставшиеся в прошлом году и в прошлом мире упрёки. Как она сможет заработать себе на жизнь в этом неизвестном мире? Библиотекари, которые не могут читать здешние книги, точно никому не нужны, а другой профессии у неё нет. Красотой она не блещет и рассчитывать на принцев и королевичей ей явно не стоит. Да и не хотела Марина больше ни в чём зависеть от мужчины. Как же ей быть?
Жизнь научила её, что надеяться ни на кого нельзя. У мамы появляется новый мужчина и новые дети, бабушки болеют и умирают, мужчины же и вовсе растворяются в пространстве, как отец. И это в лучшем случае. В худшем принц вдруг превращается в пиявку, высасывающую кровь, силы и саму жизнь из женщины. Надеяться можно только на себя. Поэтому – не раскисать! Она научится! Справится.
Когда Пола принесла ужин, Марина попросила написать что-нибудь в тихой надежде: вдруг дар понимания языка волшебным образом перейдёт и на письменную речь.
– Чем и на чём?
Марина осмотрелась.
– Да хоть на столе несколько букв, – Марина протянула карандаш. – А вообще, если можно, принеси мне бумагу и ручку, чтобы писать и рисовать можно было. А то делать совсем нечего.
Пола с сомнением посмотрела на стол, но всё же решилась и с краю прямо на гладкой серой доске вывела мелкую вязь. Увы, понять что – Марине не удалось. Её опасение оправдалось – библиотекарем ей здесь не быть. “Ладно, придумаю что-то ещё”, – попыталась утешить себя она.
– Ну как, понимаешь? – с любопытством спросила Пола.
– Нет.
– А хочешь, я тебе букварь принесу?
– Конечно! А можно?
– Да, Старшие наверняка разрешат. Может, тебе что-то ещё надо?
– Спицы и шерстяные нитки. Я себе хоть шапку и шарф свяжу, а то в одном плаще холодно.
Пола непонимающе смотрела на Марину:
– Спи -т-с-ы? Это что?
– Это две гладкие палочки, вот такие хотя бы, – Марина показала примерную длину, – тонкие, можно из дерева. Главное, чтобы гладкие, а то нитки будут цепляться.
Пола задумчиво нахмурилась:
– Я скажу сёстрам.
Легла Марина рано и ей вновь снилось детство. Она снова была маленькой девочкой, которая ждёт сказки и чуда. Открыв глаза, поймала себя на том, что продолжает улыбаться.
“Глупо ждать чудо, – мелькнула привычная мысль и растворилась в чистой незамутнённой радости. – Нет! Не глупо! Чудо есть! Я не умерла, я жива. И у меня теперь новый мир!”
Мир без Павла. Прошло уже два дня её новой жизни – и никто не причинил ей боль ни словом, ни делом. Так спокойно!
Темнота и тишина, что окутывала келью, казались Марине тёплым пуховым одеялом, прятавшим её от внешних страхов и опасностей. Вдруг сквозь расслабленное спокойствие пробилось ощущение чужого пристального взгляда, направленного на неё.
Стремясь справиться с внезапным страхом, Марина осмотрелась, надеясь убедиться в том, что ей ничего не угрожает. В окне, в густой синеве ночи, среди переплетенья ветвей росшего под окном дерева светились зеленоватые огоньки чьих-то глаз. Какой-то неведомый зверь внимательно смотрел на Марину. И зверь ли?
“Зверь! – попыталась успокоить себя Марина. – Я видела его следы на снегу”.
Она встала и подошла к окну. Лучше видеть опасность, чем всю ночь умирать от страха, накручивая себя. Огоньки мигнули, словно зверь моргнул, и снова уставился на Марину.
Рассмотреть его хорошо не удавалось. Среди переплетения веток, на фоне тёмной коры существо терялось. Только светящиеся глаза выдавали его присутствие. Марина боялась моргнуть, отвести глаза от неведомого существа, пока зеленоватые огоньки вдруг не погасли. Девушка вначале даже решила, что оно растворилось в ночном воздухе, но потом заметила, как большая тень соскользнула с дерева и направилась прямо к ней, под окно.
Марина отшатнулась и инстинктивно отступила в простенок, чтобы её не было видно с улицы. Сердце билось част-часто. Страх вернулся. Она уговаривала себя, что существу не пробраться к ней сквозь стены, но всё равно боялась. Стояла и слушала, как скрипит снег под окном под лапами зверя, его пыхтенье и фырканье. Потом зверь принялся царапать стену и это неожиданно успокоило Марину. Раз царапает – значит это существо из плоти и крови, и сквозь каменную стену пройти не может. Осторожно Марина отступила к кровати и присела на ложе.
Какое-то время зверь скрёбся, но потом затих. Не стало слышно и его пыхтения. Марина сидела и со страхом прислушивалась к ночной тишине. Потом устала бояться и легла.
Утром за завтраком спросила у Полы есть ли тут опасные звери, надеясь услышать, что ничего такого здесь нет.
– Конечно. В горах водятся волки и барсы, ещё медведи, но они сейчас спят. Волки и медведи сюда не заходят, а вот барсы бывают, хотя и редко. Не бойся! – засмеялась Пола. – Днём они опасаются подходить к людям.
– А ночью?
– А ночью мы не подходим к ним, – продолжила смеяться девушка. – А в дом им не зайти. Да, я принесла тебе спитсы и шерсть. Подойдут?
Пола достала из мешочка на поясе две светлые палочки и протянула их Марине. Выглядели они странно, были немного толстоваты по сравнению с теми, что обычно использовала для вязания Марина, зато гладкие.
– Да. Из чего они?
– Из костей. А вот нитки.
Она протянула серый клубок. Марина поторопилась присесть на кровать. Ей не терпелось попробовать. Нитка, скрученная вручную, отличалась неровностью и выглядела невзрачной. Ничего, для шарфа сойдёт. Главное, вещь получится тёплой. Стопроцентная шерсть!
Марина быстро набрала десять петель на пробу и принялась вязать простую резинку: лицевая, изнаночная, лицевая, изнаночная. Привычные действия успокаивали.
– Я ещё тебе бумагу и ручку с чернилами принесла. А букварь сестра Летиция обещала подобрать.
Пола поставила на стол корзинку, из которой вынула названное, и принялась убирать туда грязную пустую посуду. Марина отложила спицы и подошла посмотреть. Бумага оказалась серой и рыхлой, а ручка выглядела похожей на те, что когда-то в детстве ей выдавала учительница для оформления стенгазеты: деревянная палочка в которую вставлялось металлическое перо. Её надо было обмакивать в бутылёк с тушью. Клякс тогда Марина понаставила пока наловчилась! Придётся снова осваивать этот навык. Зато не заскучает.
– Покажешь, как ты это делаешь? – пока Марина изучала бумагу и ручку, Пола подошла к кровати и взяла в руки вязанье.
– О, конечно! Если ты мне покажешь ваши буквы.
– Договорились, – серьёзно кивнула Пола.
Когда она ушла, Марина вернулась к вязанию, собираясь к полудню, когда выйдет во двор, связать короткий шарф. Нить часто обрывалась и тогда приходилось соединять концы, вплетая уже двойную нить в узор. То ли здесь нитки вообще были плохие, то ли, скорее, ей дали местный брак. Марину это не смущало. Из чего она только не вязала за свою жизнь! Связать самой было её единственным шансом обзавестись тёплой обновкой или летним ажурным топиком, поэтому набирать петли она могла быстро и почти не глядя.
Клубка хватило как раз на короткий шарф и гулять Марина вышла уже в обновке. Она побросала оставшиеся от обеда крошки птицам и подошла к дереву, что смотрело в её окно. Следы крупных лап ещё раз подтвердили, что ночью ей не примерещился внимательный взгляд. Это и насторожило, и одновременно успокоило. Успокоило потому, что раз есть след, то это животное, а не демон или призрак какой-то. С другой стороны, знать, что где-то рядом неизвестный зверь, который вполне может оказаться и хищником, – не очень приятно.
Впрочем, дворик, отведённый Марине, был невелик и хорошо просматривался. Оглядевшись, никакого зверя не обнаружила. Следы от дерева вели к скале, а там обрывались. На камнях какие следы? Похоже,он приходит с гор ночью, а под утро туда же возвращается.
В этот раз Марину выгнал с улицы не только поднимающийся ветер, но и снежные тучи, опускающиеся с гор. Воздух словно сгущался, пронизанный мелкими колючими льдинками. Даже скромная прохладная келья показалась после такого тёплой и уютной.
Вечер же и вовсе прошёл чудесно. Пола, принеся ужин, не ушла, а осталась с Мариной. Они поели вместе, а потом молодая послушница достала из корзины вначале потрёпанную книгу с картинками, оказавшуюся обещанным букварём. Разобрать значение непривычных закорючек знание языка не особенно помогало, поэтому обучение грамоте решили отложить. Поле не терпелось освоить вязание.
Марина терпеливо показывала, как правильно держать спицы, как набрать первые петли и протягивать нить. За этим занятием выяснилось, что здесь неизвестен этот вид рукоделия в принципе. Ткать ткали, валять шерсть валяли, а вот вязать ни спицами, ни крючком никто не умел. Даже в голову никому не приходило. “Похоже у меня есть шанс развернуться!”, – обрадовалась Марина. Может, на кусок хлеба удастся заработать.
От появившейся надежды настроение улучшилось и девушки много смеялись над ошибками и путаницей, которую творила Пола.
За быстро синеющим окном тем временем разворачивалась настоящая буря. Ветер бросали в стекло густые хлопья снега и стучал ветками дерева. Марина порадовалась, что не одна. Иначе от этого стука, завывания ветра, ей было бы не по себе.
Глава 6
Лиурон, цепляясь когтями за трещины в скале, шустро спустился на землю. Точнее, на снег, пушистый и светлый, как июньское облако. Шелковистая шерсть зверька стремительно поменяла цвет с пёстро-серой на белый. Как конфетка ребёнка лиурона притягивал к стенам монастыря необычный сон, что недавно долетел до него. Странное дерево, растущее прямо в доме, сияющее огонёчками и сверкающее невиданными плодами. Но самым манящим в этом сне были радость, чистая, незамутнённая, сладкая, как вода в горном ключе, и предвкушение чуда, испытанные спящей.
“Хочу! Хочу! Ещё! Ещё!” – стучало в голове весенней капелью, подталкивая лиурона приблизиться к обжитому людьми месту.
Никогда раньше он не видел ничего подобного. Это приманило животное к монастырю и удерживало рядом с одинокой келью, где жила та, что видела такие странные сны.
Днём он поднимался на скалы и наблюдал за девушкой сверху, когда она выходила на улицу. Ночью подбирался поближе, надеясь, что сон повторится и ему удастся рассмотреть его получше. На вторую ночь желание лиурона сбылось, и он задержался рядом с людьми на ещё одну, третью ночь. Он понял, что это ошибка, когда разразилась снежная буря. Порывы ветра были так сильны, что срывали лёгкое тело с отвесной скалы, по которой он поднимался к небольшому плато и пещерке,что давала укрытие.
*****
Когда после ухода Полы Марина осталась одна, то взяла оставленную ей книгу и просто листала страницы с непонятной вязью и рисунками рядом. Какие-то изображения она узнавала, и слова, обозначающие их, легко всплывали в голове: солнце, облако, дерево. Другие озадачивали и заставляли гадать – что это.
Знакомые действия успокаивали и Марина не вспоминала о ночном наблюдателе. Досмотрев книгу до конца, она погасила лампу и легла спать. Завывание ветра и стук веток за окном теперь её не пугали, а делали келью островком уюта и безопасности. Но вдруг ей показалось, что к уже привычным звукам снежной бури добавились новые: царапание и поскуливание.
Марина посмотрела в сторону окна, но светящихся глаз зверя не увидела. Никто не заглядывал в комнату с качающегося дерева. Но жалобные звуки стали громче. Их невозможно было уже принять за вой ветра. Марина не выдержала, встала и подошла к окну. В клубах метели она не сразу разглядела тёмную тень на снегу. Сидящий зверь не выглядел таким уж большим – как собака средних размеров. Силуэт заметно дрожал, издавал звуки, похожие на детский плач, и Марине стало его жалко. Зелёные огоньки глаз смотрели прямо ей в душу. Она на миг словно сама стала этим дрожащим на ветру силуэтом. Ледяной ветер трепал шерсть и забивал ледяные крупинки прямо к коже, больно колол нос и не давал дышать.
Марина не могла бы сказать как, но она ясно поняла, что животное ещё детёныш, которое привело под её окно детское любопытство. А сейчас ему холодно, больно и страшно. Не давая себе возможности передумать, Марина быстро подошла к двери, уверенная что там, снаружи, вдоль стены скользит знакомый силуэт.
У двери она всё же остановилась, поддавшись сомнениям: не делает ли она глупость? С улицы раздался особенно жалобный всхлип и Марина не выдержала – приоткрыла дверь и в неё тут же просочилось дрожащее животное. Оно встряхнулось, разбрызгивая холодные капли растаявшего снега. Точно как бабушкин пёс в Маринкином детстве.
Марина стояла в растерянности, понимая,что совершила глупость и не зная, что делать дальше. Животное, не теряя времени, подбежало, потёрлось о ноги, замочив ей подол, и стало тыкаться головой в руку. Пальцы Марины, не слушая голову, сами зарылись в длинную шерсть. Она оказалась неожиданно шелковистой и нежной, невыразимо приятной на ощупь.
– Что же с тобой делать? – растерянно спросила сама себя Марина.
Животное, ловя её взгляд, завертело лохматым задом с коротким пушистым хвостом. Выглядело это забавно, так что Марина не сдержала улыбки.
– Я тут сама на птичьих правах, рискую вылететь в любой момент. Может здесь, как в отелях, держать в номере питомца запрещают. И меня накажут из-за тебя.
Животина вздохнула, подошла к Марине поближе и подсунула голову ей под руку, словно выпрашивая ласку. Гладить влажную шелковистую шерсть было занятно и почему-то успокаивало. Словно кто-то шептал на ухо: “Всё будет хорошо!”
– Ладно, забирайся под кровать, чтобы тебя не сразу заметили, а утром посмотрим.
Приблудившийся шестиногий гость лёг на брюхо и заполз под лежанку. Казалось бы, присутствие незнакомого зверя должно было пугать Марину, держать в напряжении, но вышло наоборот. Тихое сопение из-под кровати вплеталось в мелодию вьюжной ночи и внушало покой. Сон накатывал на Марину тёплой тёмной волной. Она еле успела лечь, как сознание отключилось. В этот раз она не помнила снов. Осталось лишь воспоминание об остром любопытстве, что гнало её куда-то.
Утром она проспала и проснулась от стука в дверь. Поняла, что это пришла Пола и незаметно выпроводить животное ей не удастся.
Сразу с порога Пола крикнула:
– Завтракай скорее, тебя ждёт настоятельница! Значит, Старшие Сёстры решили тебя оставить!
– Точно?
– Не знаю, но если бы тебя собирались отправить назад, то она не стала бы с тобой говорить. Тебя бы просто отвели к Оку Рора ждать, когда оно откроет путь. Ой! – Пола замерла, глядя на выбирающегося из-под кровати зверя. – Лиурон! Откуда он здесь?
– Сам пришёл. Вчера так жалостно под дверью плакал, что я впустила. Зря? Но он вроде не злой. Если нельзя, то давай его назад выпустим, пока никто не увидел. Буря вроде закончилась.
– Не думаю, что он уйдёт, – тихо произнесла Пола, глядя на Марининого гостя с удивлённым восторгом. – Похоже, он тебя выбрал. Теперь тебя точно оставят, раз у тебя появился фамилиар. Да ещё такой! Лиурон приходит только к светлым людям. Значит, Мир принял тебя.
Пола радостно улыбнулась и Марина ответила такой же улыбкой. Неужели жизнь налаживается?
– А лиурон – это кто? Что они едят? Хлеб будет, как думаешь?
– Не знаю. Ой! Ешь скорее, настоятельница ждать не любит, а про лиурона я тебе потом расскажу.
Но словно опровергая её прежние слова, лиурон подошёл к двери, ведущей во внутренний двор и выразительно посмотрел на Марину. Явно ждал, когда его выпустят. На миг Марина заколебалась: может, не выпускать его, раз он может послужить знаком, что Мир её принял.
Лиурон поскрёб лапой дверь и тихо заскулил. Марина поняла, что малыша где-то ждут близкие и устыдилась. Не станет его удерживать!
Она открыла дверь, выпуская животное в заснеженный сад. Пола молча наблюдала, никак не комментируя её действия.
Марина торопливо заглотила кашу, не почувствовав вкуса, а пить настой уже не стала, разделяя нетерпение Полы. Да и волнение мешало наслаждаться завтраком. Мысль о том, что сейчас она узнает свою судьбу, подгоняла и торопила.
Шли они вновь безлюдными коридорами и Марина спросила:
–У вас здесь что – совсем народа нет?
– Почему? Наш монастырь небольшой, но и не самый маленький. Сейчас здесь живут около сорока сестёр и тридцать послушниц.
– А почему никто не встречается?
– А, ты про это! В этом крыле сейчас живём только ты и я. Так со всеми пришедшими делают. Пока Сёстры не разрешат, вы никого не должны видеть. Мало ли! Вдруг ты одержима демоном. Это, говорят, иногда происходит не сразу. Вот и пережидают. Но про тебя решили, что ты не опасна, иначе бы матушка к себе не позвала, – тараторила Пола.
Высокая, крупная, она шагала размашисто, и Марина с трудом поспевала за ней.
– А ты как же?
– Ты о чём?
– Ну, если бы вдруг я была опасна, то что бы случилась с тобой?
– Что бы случилось, то бы и случилось. Отцу Рору видней. Но обошлось же.
– Это что, в виде наказания назначают?
– Когда как. Но я сама вызвалась. Я здесь на приданное зарабатываю. Иногда послушницам выпадает что-нибудь из Ока Рора ценное получить, но мне до сих пор не везло. Или везло? Встречи с демонами – они ведь по-разному заканчиваются.
– Что за Око? У вас вроде обитель так называется, но ты же не про неё?
Пола с лёгким удивлением посмотрела на Марину.
– Конечно не про обитель. Ты же сама из него выпала, из Ока. Это артефакт такой, созданный когда-то Отцом нашим Рором. Он наблюдает с его помощью за созданными им мирами и иногда открывает переход для своих созданий. А создания у него разные. Есть такие страшные!
Марина не совсем понимала, о чём рассуждает послушница, но слушала внимательно, надеясь потом разобраться.
– Вон Марьяс, что дежурила в ту ночь, когда ты пришла, пропала с концами. Хотя, может, она и сама ушла… – к концу предложения Пола говорила совсем тихо, себе под нос, но потом встряхнулась, и громко продолжила. – А я тебе тогда отвар приносила, и вызвалась за тобой присматривать. Рисково, конечно, но зато при уходе отсюда получу подарок от монастыря.
– А в чём риск?
– Как в чём? Неизвестно чего от тебя ждать. Вдруг ты одержима демоном и сама об этом не знаешь. Или ещё что. Отец наш Рор иногда приводит сюда тех своих детей, кто нуждается в спасении, а иногда шлёт нам испытания. И угадать, что пришло из-за грани не всегда можно сразу. Бывает, пришедший выглядит как демон, а сам добрый. Обидеть такого грех. А бывает наоборот. Вроде существо совсем слабое и ничтожное, а от него такие беды! За последние пять веков четыре раза случалось так, что все обитатели монастыря гибли.
– Отчего?
– Из-за пришедших. Дважды всех поражал неведомый мор, но тогда сёстры умирали не сразу. И хоть случалось это в муках, они всё же успевали оставить записи, чтобы предупредить последующих жриц Обители. А дважды смерть настигала их настолько быстро, что точных сведений о причине не сохранилось. Поэтому тебя и держали всё это время в изоляции, чтобы в случае чего рисковала только я.
– Ты уверена, что подарок от монастыря стоит риска? Он что такой дорогой?
– Не знаю, как расщедриться матушка Брунди, но я уже в выигрыше. Ты меня вязать научишь. Даже если дары окажутся не слишком ценные, я не пожалею. Невесту с редким умением охотней в семью возьмут.
Марина обрадовалась, но на всякий случай уточнила:
– Это ты про вязание?
– Ну да. Может, ещё чему-то редкому у тебя научусь.
Слышать, что хотя бы одно из её умений имеет здесь цену, было приятно. Успокаивало.
Марина ещё бы послушала рассуждения Полы, но их путь подошёл к концу. Они остановились перед стеной, упёршись в тупик, но Полу это не смущало. Она взволновано осмотрела себя, поправила фартук и пригладила волосы. Потом придирчиво осмотрела Марину, кивнула своим мыслям:
– Ладно, сойдёт. Платье чистое, почти не мятое. На голове, конечно, непорядок, такие короткие волосы просто неприличны, но тут ничего не поделаешь. Настоятельницу называй “матушка Брунди”. Сама с ней не заговаривай, отвечай только на её вопросы.
Решив, что Марина готова предстать перед настоятельницей, Пола приложила руку к стене и на ней проявилась дверь. Пола робко постучала и замерла. Марина ждала, что из-за двери раздастся “Войдите!”, но вместо этого дверь просто растаяла, открыв арку-проём, ведущую в светлую комнату.
Пола шагнула в проём первой, за ней – Марина.
Глава 7
Настоятельница внимательно рассматривала вошедших девушек. С момента появления Пришедшей прошло больше недели и если бы в ней пряталась опасная болезнь, то симптомы бы уже проявились. Но послушница Пола, единственная, кто общался с иномирянкой, выглядела здоровее прежнего. Ещё бы! Теперь ей не приходилось отстаивать ночных служб, выполнять тяжёлые работы. Она могла спать и есть вволю. Что же, хорошо, что послушница выглядит здоровой. Значит, можно допустить к ней целительницу. Пусть убедится, что глаза настоятельницу не подводят.
Матушка Брунди перевела взгляд на иномирянку. Та рядом с Полой выглядела болезненной – худой и бледной. Но такой она была сразу, как попала сюда. Выглядела даже хуже, чем сейчас. Сейчас она хотя бы не дрожала так, и цвет лица не такой мертвенный. А то старшая из Сестёр, встретившая её в ту ночь, говорила, что вначале чуть не приняла её за ожившее умертвие. Но нет, девушка была человеком. Самым обычным, ничём не отличавшимся от других жителей этого Мира.
Настоятельница подняла к глазу пластинку-артефакт, висевший на груди и посмотрела сквозь него на Пришедшую. Бывает, демоны или иное порождение мрака живут в человеке, постепенно подчиняя его себе, а он этого и не замечает. Артефакт позволял увидеть такого подселенца. Первый раз матушка Брунди проверяла девушку так в ту ночь, когда Рор открыл ей путь, но ничего не увидела, потому и позволила ей остаться в Обители.
Сейчас настало время второй проверки. Бывает, что в миг перехода тёмная сущность прячется или впадает в подобие спячки, и потому в первое время после Перехода не обнаруживается. Но долго она не может таиться. Ей надо питаться и магический паразит за неделю должен был проявить себя. Но и в этот раз настоятельница ничего не увидела. Девушка действительно была самым обычным человеком, даже не магом в прошлом.
Миг перехода между мирами насыщал магией не только вещи, но и живые существа. Если оно до этого уже обладало даром, то он резко усиливался. С Мариной, так, кажется, звали пришедшую, этого не произошло. Дар она обрела слабенький. Он еле заметной искрой мерцал, став видимым для настоятельницы благодаря артефакту. Такого как раз хватит, чтобы жить в этом насыщенном магией мире, но и только. Даже если развить его, великим магом девочке не стать. Даже крепким середнячком ей стать не грозит. И это хорошо!
Сильный маг, пришедший из другого мира, не разделяющий норм и правил этого, не имеющий здесь ни любви, ни привязанностей, опасен. От такого лучше избавиться сразу. К счастью для девочки, она не тот случай. Матушка Брунди была этим довольна. Избавляться от Марины ей не хотелось. Девушка ей нравилась. Держится спокойно, скромно, но с достоинством. Не истерит, не пристаёт ни к ней, ни к Поле с глупыми упрёками и просьбами. Готова учиться и учить. Не таит знаний. Значит, может быть полезна. Если приживётся. Что же, пора знакомиться.
– Кто ты, Пришедшая?
****
Под внимательным взглядом настоятельницы Марине было немного не по себе, но страха она, как ни странно, не испытывала. Волнение – да, лёгкую тревогу, но не вымораживающий страх И не потому, что думала, будто высокая немолодая женщина с круглым лицом не может причинить ей зла. Может. Решит, что в попаданке таится опасность для её Обители, и найдёт способ устранить опасность вместе с Мариной.
Но если опасности нет, никто не станет мучить и причинять ей вред просто так, из пустой прихоти. Весь небольшой опыт пребывания Марины здесь доказывал это. А опасности в ней нет.
Марина немного засомневалась в этом, когда настоятельница поднесла к глазам висевшую до этого на груди подвеску и принялась вглядываться через неё в девушку. Марина почувствовала себя как на приёме у врача. Ты воображаешь, что здоров, а он вдруг что-то да обнаружит.
В отличии от врача матушка Брунди не посчитала нужным сообщить обследуемой результат наблюдения. Она вернула подвеску на место и спросила:
– Кто ты, Пришедшая?
Марина растерялась. Кто она? Если бы знать.
– Я – человек, Марина Валерьевна Смирнова, библиотекарь.
– Какое длинное имя. Что оно значит? Есть короткий вариант?
– Марина. Это значит “морская”, но это просто так.
– А что значит остальное?
– Что мой отец Валерий из рода Смирновых.
– Понятно. Твой род влиятельный в твоём мире?
– Нет! Самый обычный.
Настоятельница кивнула. Она так и предполагала. Девушка не походила на влиятельную особу. И то, что она не попыталась солгать, приписывая себе большую значимость, хорошо. При этом она всё же не из простолюдинов, раз достаточно образованна, чтобы быть библиотекарем. Наверно, из обедневших аристократок. Не похоже, что Пришедшая из рода состоятельных купцов. Теперь стоило определиться с тем, есть ли шанс у неё прижиться в новом мире.
– Твои родители будут искать тебя?
– Нет. Они уже умерли.
– А муж? – по возрасту она не юница. В большинстве известных настоятельнице миров сверстницы Пришедшей уже жёны и матери. – Дети есть?
– Нет ни детей, … ни мужа.
Настоятельница заметила заминку перед словами о муже и поняла, что если даже супруг у Марины был, то вернуться к нему она не стремиться. Это хорошо. Значит, в оставленном ею мире нет никого, кто тянул бы сердце Пришедшей вернуться.
– Что же, это позволит тебе быстрее привыкнуть к Обители. На какое-то время она станет твоим домом, дочь моя.
Матушка Брунди чуть улыбнулась, заметив, как из груди новой послушницы вырвался облегчённый вздох. Девушка явно не дурочка, какие иногда появлялись здесь, и понимает, что Обитель не худший вариант для бедной сироты без рода и племени.
– Живя в Обители, ты должна будешь подчиняться её законам, нести послушание, которое укажут старшие Сёстры.
– Да, конечно! Я готова работать, – торопливо подтвердила Марина. – А про законы… Я их не знаю, но как узнаю, конечно не стану их нарушать.
– Пола, ты продолжишь опекать Пришедшую, нести послушание вместе с нею, объяснять ей всё.
– Да, матушка, – поклонилась Пола и поторопилась добавить. – А к ней приходил лиурон! Я думала, он станет ей фамилиаром, но Марина его отпустила.
– Почему? Почему ты это сделала?
Марина немного замялась, а потом ответила:
– Он ещё сосем молодой, почти малыш, и хотел домой. Мне так показалось.
– Любопытно.
Настоятельница не стала ничего пояснять, дав знак Поле, что встреча окончена. Но про себя отметила, что раз Пришедшая почувствовала лиурона, значит между ними уже установилась связь, и тот вернётся к девушке. Надо будет сказать Поле, чтобы та сообщила, когда это произойдёт.
Настоятельница проводила взглядом уходящих девушек и, дождавшись, когда дверь за ними закрылась, достала из стола листы гербовой бумаги. Раз Пришедшая, судя по всему, останется, надо сообщить о ней королю и Совету магов. Особой опасности или ценности ни она, ни принесённые ею вещи, не представляют, поэтому ни король, ни Совет вмешиваться не станут. Будут действовать по обычному протоколу. Дадут время настоятельнице оценить приведённую Рором, потом пришлют проверяющих, чтобы убедиться, что Обитель не пытается утаить что-то для собственной выгоды. И тогда только судьба Пришедшей решится окончательно.
На лицо настоятельницы набежала тень при мысли о третьем письме, что ей предстоит составить. Сообщать родителям пропавших послушниц об их исчезновении она не любила. Хотя они, отправляя дочерей в Обитель Рора, прекрасно знали о возможности такого исхода, но каждые, с кем это всё же случалось, страшно поражались, что пропала именно их деточка.
У одних от печальной новости пробуждалась родительская любовь, придавленная до этого задетой гордостью или боязнью позора, другие пытались найти выгоду, но и те, и другие начинали донимать настоятельницу вопросами, упрёками и угрозами.
Барон Гартис не показался матушке Брунди любящим отцом, но сорвать с Обители отступные наверняка попытается. Насколько она знала, род Гартис был почти разорён, и пропавшая Марьяс была их шансом поправить своё положение через выгодный брак. Девочка же умудрилась забеременеть не от того, за что её и сослали сюда. Родители, похоже, надеялись скрыть её позор в этом удалённом монастыре. По их планам Марьяс должна была оставаться здесь до самых родов, после чего ребёнка у неё забрали бы, а саму выдали замуж за подобранного отцом жениха. Но девочка решила по другому. Сбежала от них в другой мир по открытой Рором дороге. А матушке Брунди теперь за неё отдуваться. Что же, не в первой!
****
Обратный путь до кельи показался Марине в два раза короче. Она не успела задать Поле и половину вопросов, что появились у неё после встречи с настоятельницей. Послушнице пришлось несколько раз подтвердить, что Марина поняла правильно – её оставляют в Обители!
От облегчения на Марину напала говорливость:
– Я так рада, что остаюсь! Я буду жить там же или меня переселят? Нужно собирать вещи для переезда? А что за послушания вы выполняете? Что сейчас нужно сделать? Значит, Мир меня принял?
– Не части! – засмеялась Пола. – Я тоже рада, что тебя оставляют. Нет, вещи собирать не надо, да и что там тебе собирать. В ближайшее время ты останешься в той же келье и с остальными сёстрами и послушницами начнёшь знакомиться постепенно. Сегодня нас осмотрит целительница, а потом нам начнут давать послушания. Какие – узнаем от сестры Килурии. Она старшая над послушницами. Строгая – просто жуть!
– А зачем целительница? Ты больна? Я чувствую себя хорошо. Ушибы больше не беспокоят. А целительница – это платно? У меня же нет ваших денег.
– Она проверит, нет ли у нас каких-то скрытых болезней. Иногда пришедшие заносят свои болячки. Но ты не бойся! Если бы было что-то опасное, то матушка целительницу к нам не прислала бы. Она в Обители одна и ею рисковать не стала бы. Лечит она нас бесплатно, а вот если зовут целителя со стороны, то да, платить придётся. Но такое случается редко. Сестра Нида – сильный маг и опытный.
– Маг? У вас лечат магией?
– Конечно! А как иначе? У вас что – по другому?
– У нас магии нет.
– Не может быть! Ты просто не всё знаешь. У вас, наверно, это тайные знания, как в королевстве Рудир. Там тоже говорят, что магии нет, а сами закупают у нас артефакты для жрецов.
– Нет, у нас правда нет.
– Вы что, освещаете дом факелами, как наши предки?
– Нет, электричеством.
– Это как?
– Лампы, как у вас примерно, только светятся благодаря току.
– Это как?
Марина попыталась вспомнить объяснения, что давались когда-то на уроках физики, но поняла, что каждое новое её пояснение вызовет всё тот же вопрос: “Это как?”, и вряд ли смутные воспоминания помогут ей прояснить всё окончательно. Тем более, вдруг обнаружилось, что часть слов в новом языке отсутствуют и в голове словно звучал щелчок при переключении с языка на язык. До этого она не ощущала, что говорит на другом, не родном языке, а сейчас вдруг почувствовала, и это рождало тревогу.
Так что она оставила попытки объяснить технические принципы земного освещения:
– Объяснять долго, да я и не электрик.
– Вот! – торжествующе воскликнула Пола. – Я же говорю – магия. Только у вас она называется “эде-ктри-чество”! Тебя просто не посвящали в тайные знания.
Марина сочла, что это очень удобно – объяснять всё, в чём не разбираешься, магией и тайными знаниями, в которые ты не посвящён. И решила взять этот способ на вооружение, если её начнут расспрашивать о технике её мира, потому что объяснить, как работает смартфон или автомобиль, она всё равно не в силах.
– Наверно, можно и так сказать, – согласилась с Полой Марина
Глава 8
Марина отложила в сторону азбуку и потёрла глаза. Прозанималась весь вечер после ухода Полы. Она твёрдо решила как можно скорее освоить местную письменность. Раз остаётся здесь, то надо уметь читать и писать. Марина даже не поняла вначале, когда Пола в ответ на её просьбу проверить, правильно ли она произносит буквы, спросила:
– А зачем тебе это?
– Как зачем? Если выучу неправильно, то…
– Нет, зачем тебе грамота? – перебила Пола. – Женщине её знать не обязательно. Моя мама не знает, и ничего, счастлива.
– А ты?
– Отец заставил меня учиться, потому что у родителей долго не получалось с наследником, а я старшая, вот он и думал, что придётся меня к семейному делу приставить. Но обошлось. Торин оказался крепким мальчиком, перерос опасный возраст, так что от меня отстали.
Марина растерянно смотрела на Полу,не зная, как объяснить то, что для неё казалось очевидным:
– У нас всех учат грамоте, и не только.
– Прямо все – все умеют читать? – недоверчиво переспросила Пола.
– Ну да, – потом поправилась. – У нас в стране. Только в отсталых странах есть неграмотные. Не уметь читать – это вроде как быть неполноценным.
– Можешь не мучиться. У нас не так. Если ты останешься в Обители, то и так не пропадёшь. А сестру Летицию тебе всё равно не заменить. Она из знатного рода и будет монастырским библиотекарем пока жива.
– Да я и не претендую на её место. Но для меня быть неграмотной – это как безрукой. Не могу так.
– Вот и видно, что ты из благородных, – сделала вывод Пола, оценивающе глядя на Марину.
Та не стала спорить. Потом, когда разберётся с тем, как здесь всё устроено, тогда и решит, что о себе рассказывать, а о чём промолчать. То, что пока к ней отнеслись неплохо не значит, что в здешнем Мире нет наказаний и предубеждений. И можно невольно ухудшить своё положение, сказав или сделав что-то не то. Вот, например, её короткая стрижка здесь не к месту, как выяснилось из разговора с целительницей.
Та пришла к ней в келью вскоре после встречи с настоятельницей. Марине было любопытно и немного боязно встретиться с местной медициной. О родной у неё остались смешанные воспоминания.
Сестра Нида велела ей лечь на кровать и, закрыв глаза, медленно водила над ней руками. Марине даже стало немного смешно. Трудно было поверить, что это не какое-то мошенничество. Потом сестра проверила ей пульс, предложила высунуть язык и, закрыв глаза, дотронуться пальцем до носа.
– А молоточком по коленке бить не будете? – не сдержалась Марина, вспомнив, как проходила профосмотр два года назад.
– Зачем?
– Вроде рефлексы проверяют.
– Ваши целители так делают – бьют молотком по ногам? Если судить по твоему здоровью, они у вас только и могут, что людей калечить. Коновалы… – презрительно процедила сестра Нида.
Марина опять не смогла сдержать усмешки. Ворчанье целительницы напомнило ей всегдашние комментарии при походе к новому парикмахеру.
– Кто вас стриг? – обязательно вопрошал новый мастер. – Как так можно?!
Ворчание парикмахеров Марина привыкла пропускать мимо ушей, но здоровье всё же вещь куда более важная, и она спросила:
– Что, всё так плохо?
– Нет, ничего особенно страшного у тебя нет и никакой угрозы Обители ты не несёшь. С Полой тоже всё в порядке. Скажу матушке, что можно снимать изоляцию.
– А не особенно страшного? Вы что-то нашли?
– Много чего по мелочи. Такое впечатление, что тебя не лечили, а всё заживало само, но следы оставались. Так что походишь ко мне раз в неделю. Буду слабенькими заклинаниями понемногу править, дам отвар укрепляющий и, – сестра Нида бросила взгляд на Маринину причёску, – если хочешь, приготовлю тебе мазь, ускоряющую рост волос.
– А что, разве с ними что-то не так?
Уж на что, на что, а на волосы Марина никогда не жаловалась. Густые и отрастали быстро. Как коротко Марина ни стриглась, а в парикмахерскую приходилось ходить часто. И даже Павел, при всей его страсти к экономии, не оспаривал необходимость этих походов.
– Как у целителя у меня к ним замечаний нет. Но у нас такие короткий волосы у женщин могут быть только в трёх случаях.
– Каких?
– Если она наёмница, но это сразу видно, что не про тебя. Уж больно ты хилая. Если перенесла тяжёлую болезнь, или если женщина шлюха, связалась не с тем мужчиной, и её так наказали.
– Ничего себе! – Марина провела рукой по своему коротко остриженному затылку.
– Так что если не хочешь создавать о себе неверное мнение, лучше отращивай волосы. Это тут, в Обители, мы привычные, насмотрелись в Око Рора, знаем, что бывает всяко, и ни о чём нельзя судить по первому взгляду, а остальной народ, да вот хоть те же паломники, они сразу на тебя с подозрением посмотрят. Так делать тебе мазь?
– Да, конечно! А она быстро подействует?
– Есть такие, что за неделю волосы до талии вырастут, но тебе сильное средство я дать не рискну. Неизвестно, как на тебя наша магия действует. Пока я только слабые воздействия применять буду. Спешить нам некуда.
– Да, конечно.
Кроме встречи с настоятельницей и целительницей, в остальном этот день прошёл как обычно. Марина учила Полу вязать и вязала сама, в этот раз безрукавку. Шапку простой чулочной вязкой она связала себе ещё раньше. А после ужина, оставшись одна, повторяла алфавит и училась писать непривычные загогулины букв на выданной старой бумаге.
Лишь когда за окном стемнело, а глаза устали, отложила на завтра свою учёбу. За окном снова поднимался ветер, и от этого келья казалась островком уюта. На душе царил покой. Она останется здесь. Никто не выгонит её из Обители в незнакомый опасный мир. Может быть потом, когда-нибудь, она сама уйдёт отсюда, но сейчас можно не бояться. У неё есть приют и люди, которые не дадут пропасть. И есть время, чтобы узнать о здешнем мире больше.
Она взяла в руки спицы и продолжила отложенное ради учёбы вязание. Клац-клац, – постукивали спицы, от мягкой шерстяной нити, скользившей между пальцев, становилось теплее. Марина замурлыкала под нос всплывшую в голове мелодию, которую часто напевала бабушка, вот так же сидя со спицами: “Расцвела калина в поле у ручья…”
Сколько так просидела, Марина не могла бы сказать, но вдруг почувствовала на себе взгляд, и подняв голову, увидела за стеклом сверкание зелёных глаз. Она отложила вязание и подошла к окну. Тёмный силуэт на ветках уже не пугал.
– Пришёл? В дом пойдёшь? – спросила Марина негромко, почему-то уверенная, что лиурон услышит.
И почувствовала ответ. Он был без слов: ощущение тепла и радости встречи, и понимание того, что лиурон останется снаружи. Ему там спокойней.
– Как хочешь, – ответила вслух Марина.
Тащить животное в дом против его воли она не собиралась. Когда легла спать, зелёные огоньки по-прежнему сверкали в темноте ночи, но больше не пугали её. Наоборот, добавляли ощущения покоя и правильности. Давно ей не было так хорошо.
Следующий день принёс перемены в уже привычном течении дел. Первый раз к ней пришли новые ученицы.
– Пока твоим послушанием будет учить сестёр и послушниц вязанию, – предупредила её за завтраком Пола. – А ещё сегодня и завтра дежурить ночью у Ока Рора.
– Это как?
– Просто. Сидеть там от заката до утра. Если Око откроется, ты сможешь, если захочешь, уйти от нас.
– А если не захочу?
– Не уйдёшь, – пожала плечами Пола. – А если кто-то попытается войти к нам – наша задача задержать его, пока не придут сёстры. Но надеюсь, такого не случится. Не бойся, я буду с тобой.
Для обучения выделили комнату побольше, чем её келья, с окнами, выходящими на солнечную сторону, так что не нужно было зажигать свет или напрягать глаза.
Учениц пришло немного – шесть вместе с Полой. Вначале от волнения они все в одинаковых серых платьях показались Марине похожими друг на друга, но она быстро поняла, что это не так. Двое из пришедших были женщинами постарше, две – ровесницы Полы, а ещё одна совсем юная, с по-детски пухлыми щёчками.
Марина немного волновалась перед первым уроком, но не слишком. Ей уже приходилось выступать в роли учителя, когда на работе она объясняла коллегам нововведения в классификационных таблицах. Там тоже слушали её женщины разного возраста и большая часть на тот момент были старше её. Но Марина знала больше по важному для всех вопросу и потому они слушали внимательно. Вот и сейчас – она умеет то, что не могут они, и готова учить их. А раз они пришли, значит, хотят учиться.
Поэтому для Марины стало неожиданностью, что едва увидев её, одна из пришедших громко фыркнула и возмущённо сказала:
– Я не буду учиться у этой! – и выразительно посмотрела на голову Марины.
“Это она о моей причёске. Думает, что я шлюха” – пока Марина растерянно подбирала слова оправдания, вмешалась одна из женщин постарше:
– Не хочешь – не учись. Уступишь место другой послушнице. Рор, Отец наш небесный, лишь открывает двери, а войти или нет, решаешь ты сам.
Возмутившаяся девушка замерла в нерешительности, и пока она думала, остальные сели на приготовленные для них места. Поняв, что её возмущение никто не поддержит, и ей нужно или уходить, или занять последнее оставшееся место, девица гордо вздёрнула носик и прошла к свободному стулу.
Дождавшись, пока все рассядутся, Марина представилась и попросила назваться остальных.
– Сестра Килирия, – представилась осадившая гордячку женщина.
– Сестра Ханнис, – назвалась самая старшая из учениц.
Юную девочку звали Катин, и это имя ей очень подходило. Она напоминала любопытного, но робкого котёнка.
– Хлоя, – спокойно произнесла ещё одна послушница с тёмными глазами.
Услышав голос и разглядев её, Марина поняла, что по возрасту девушка ближе к ней, чем к Поле, и улыбнулась ей.
– Пруденс из рода Аритас, – высокомерно процедила гордячка.
Марина кивнула ей как всем, решив не обращать внимание на её тон.
Прежде чем приступать к практике, Марина рассказала немного о том, что можно связать при помощи спиц, показала свой шарф, шапочку, и начатую безрукавку. Объяснила про важность ниток и толщину спиц, предупредила, что пока они начнут с самого простого, но когда-нибудь позже они смогут связать себе что угодно – от тапочек до платья. И только после этого стала показывать, как правильно держать спицы и нитки, как набирать первые петли и первый ряд.
Здесь ей пришла на помощь Пола, ведь нужно было показывать это каждой, передавая опыт буквально из рук в руки. Получалось у учениц не сразу: нитки путались, клубок убегал, спицы кололи пальцы. Но ученицы не сдавались. Даже явно злящаяся Пруденс не отступала и пока у каждой не получилось связать свой первый ряд, урок не закончился.
Но когда удалось добиться, чтобы каждая смогла самостоятельно набрать петли и провязать первые два ряда, Марина закончила первое занятие. Оно неожиданно отняло много сил. Ученицы не спорили. Им обучение тоже далось непросто, но выглядели они довольными. Особенно всех приятно поразила возможность распускать связанное и начинать всё сначала с той же нитью.
– Это что же, так можно и с уже готовой вещью делать? – уточнила сестра Ханнис, задумчиво рассматривая вывязанные петли.
– Да, можно. Так обычно и делают. Распускают, добавляют другие нитки, или берут другой узор, и в результате получается совершенно другая вещь.
– Надо же, какая экономия! – одобрительно сказала сестра Килирия.
Сёстры взяли корзинки с начатым вязанием с собой, а послушницам велели оставить свои в комнате. Марина вначале хотела предложить и им взять рукоделье с собой, чтобы потренироваться самостоятельно, но потом решила не вмешиваться. Если сёстры решили так, значит в этом есть какой-то смысл, и ей лучше не отменять их приказы. Это в вязании она разбирается лучше,а в здешних порядках – нет.
Глава 9
Вечером к Оку Рора Марина отправилась с большим волнением. Воспоминания об этом зале остались у неё не самые приятные. Подбадривало только то, что шла она туда не одна, а вместе с Полой. Но всё равно, стоило только переступить порог и увидеть вновь высеченную в камне фигуру Рора, гладь бассейна, а главное, арку, откуда она сюда выпала, как ей стало холодно. Она покрылась гусиной кожей и крепко обняла себя за плечи, чтобы сдержать дрожь. И только спокойствие Полы помогло ей не впасть в панику.
Та, пока Марина вглядывалась в арку с чёрным матовым зеркалом, вытащила откуда-то деревянные низкие скамеечки и предложила:
– Садись! До утра далеко, ноги отвалятся, если всю ночь стоять.
Марина охотно села рядом с нею. Ноги от волнения ослабели и сидеть было надёжнее. От Полы веяло теплом и это помогло справиться с дрожью.
На засветившемся зеркале стали проступать незнакомые пейзажи и Пола сказала:
– Посмотри, может и твой мир Рор покажет. Пока дымки нет – не бойся. Значит, Рор только смотрит, а не открывает путь. Никто к нам сюда не проникнет. А смотреть – что? Даже интересно.
И действительно – интересно, похоже на какой-то сериал или ролики в интернете от всяких тревел-блогеров. Марина осознала, что соскучилась по такому развлечению. Она смотрела, пытаясь угадать, что за миры им показывают.
Большая часть были общие виды, словно снимает дрон откуда-то с высоты, показывая то гладь какого-то моря, то песчаные дюны, залитые ярким солнцем. Иногда на тёмной поверхности странного зеркала появлялись виды городов или поселений каких-то разумных существ. Тогда Око могло внезапно приблизить изображения обитателей мира, словно предлагая вглядеться в них. Часть из них походили на людей, часть – нет. Опознать в них разумных существ можно было лишь потому, что они производили какие-то действия при помощи инструментов. Среди похожих на людей Марина с любопытством увидела и обладателей рогов и хвостов, чьё наличие у неё проверяли в первую ночь.
Это завораживающее зрелище не внушало ей страх, только любопытство. Она пыталась расспрашивать об увиденном Полу, но та мало что могла пояснить. Точнее, об одних мирах напарница не знала ничего, о других её истории напоминали сказки, запутывая ещё больше. Например, картинку, которая напомнила Марине посадку пассажиров в поезд метро, Пола прокомментировала так:
– Это мир, где обитатели поклоняются подземному змею, давая сожрать себя, в надежде, что он выплюнет их потом, одарив удачей.
Так как делали это существа, похожие на рогатых некрупных слонов, ходящих на задних лапах, то Марина не рискнула спорить: вдруг в истолковании виденного права Пола, а не она.
Этот сменяющийся калейдоскоп образов отвлёк Марину от неприятных предчувствий, с которыми она заходила в зал, и потому когда в Оке отразился знакомый до боли двор, она испытала шок от нахлынувших разом чувств. Родной пейзаж в её глазах словно затянулся розовой дымкой, делающей милым даже вид помойных контейнеров, к которым она подходила так часто. На лавочке перед подъездом, несмотря на холод и сгущающийся сумрак, сидели знакомые старушки, что-то бурно обсуждающие. Жаль, услышать их она не могла.
Сердце сжалось и трудно стало дышать, когда в тёмном зеркале вид на подъезд внезапно сменился знакомым интерьером Марининой квартиры, где в комнате всё так же стояла наряженная наполовину ёлка. Её осветил зажженный в прихожей свет. “Это Павел!” – поняла Марина и, подтверждая её догадку, Око переместилось туда и показало высокого худого мужчину, торопливо скидывающего куртку, перемещающегося на кухню, достающего из пакета продукты, ставящего на плиту чайник.
Наблюдать за такими обыденными действиями человека, почти убившего её, было невыразимо тяжело. Когда-то она так любила его! И думала, что и он любит. Оправдывала его пороки болезнью. Ведь алкоголизм – это болезнь. Так все говорят. А наркотики и вовсе съедают личность. Но он всё равно любит её, убеждала она себя столько времени. Тем более, что мрачные моменты сменялись светлыми, когда их любовь, казалось, вновь возвращалась. И пусть мгновения просветления случались всё реже, но тем острее счастье испытывала она тогда. Они помогали верить, что всё ещё может измениться к лучшему, что Павел когда-нибудь спохватиться и ради их любви преодолеет болезнь.
Лишь сейчас, глядя со стороны, как муж спокойно собирается пить чай, делает бутерброды, так обыденно, как будто выкинул с балкона не её, а какую-то ненужную ветошь, Марина почувствовала всю несправедливость случившегося. Рот заполнила горечь.
Павел между тем направился в ванную мыть руки. Она знала эту его привычку. Он никогда не пользовался для этого краном на кухне, а всегда шёл в ванную и тщательно намыливал ладони антибактериальным мылом.
Око не отпускало его, сопровождая каждый шаг. Вот он открыл дверь и внезапно замер, уставившись, казалось, прямо на неё. Марина вспомнила, что в ванной висит зеркало, и поняла как-то, что и Павел видит сейчас её в нём.