Читать онлайн Сияющая луна. Автобиография Дилго Кхьенце, а также воспоминания семьи, друзей и учеников

By arrangement with Shambhala Publications, Inc

Boulder, Colorado 80301 USA

© Shechen Publications, 2008

© Introduction by Sogyal Rinpoche, the Tertön Sogyal Trust, 2007

© Matthieu Ricard, Photographs 2, 3, 10, 11, 20, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 33, 34, 35, 36

© Babeth Van Loo, Photograph 21

© Lodro Thaye, Photograph 22

© Lynn Weinberger, Photograph 24

© Marilynn Silverstone, Photograph 32

All other photographs: photographer unknown.

© А. Ерёменко. Перевод, 2023

© ООО ИД «Ганга». Издание на русском языке, оформление, 2024

Предисловие Его Святейшества Четырнадцатого Далай-ламы

Буддийская традиция запечатлевать жизни великих учителей и практикующих восходит ко временам Будды Шакьямуни. Жизнеописание служит способом выразить благодарность и признательность учителям, а также источником вдохновения и поучительным примером для будущих поколений. По этой причине я с большим удовольствием узнал о готовящейся публикации данной книги. Этот правдивый рассказ о жизни и деяниях Кьябдже Кхьенце Ринпоче, которого я почитаю как одного из своих драгоценных учителей, был написан с целью напомнить тем, кто был с ним знаком, и рассказать тем, кто не знал его лично, о его великих качествах.

Наша первая и, как оказалось, счастливая встреча состоялась в монастыре Джокханг в Лхасе, когда я возвращался из своего первого паломничества по Индии. Однако узнать Кхьенце Ринпоче получше мне довелось лишь намного позже, когда мы оба жили в изгнании. В свойственной этому великому и сердечному человеку манере он проявил ко мне невероятную доброту и раскрыл передо мной сокровищницу своих опыта и знания, даровав посвящения, учения и передачи.

Безусловно, одно из важнейших назначений жизнеописаний таких великих учителей, как Кхьенце Ринпоче, – это напомнить о том, через что им пришлось пройти, чтобы быть теми, кем они были. Большинство из нас, ныне живущих, будут помнить Кхьенце Ринпоче за необыкновенное тепло присутствия, удивительную чуткость и внимательную заботу о других, полагая, что он был таким всегда. Но даже великим ламам приходится работать над собой, чтобы преобразить свой ум, и Кхьенце Ринпоче не был исключением. С молодости он посвящал всё своё время изучению и практике Дхармы и обучению других, проведя почти четверть жизни в ретритах, и вёл такой образ жизни до самой смерти. Он настолько свыкся с ним, что казалось, будто такая жизнь давалась ему легко. Эта книга повествует о том, чего ему это стоило.

Традиционно мы говорим, что одна из главных добродетелей учителя проявляется в том, что он просто присутствует среди нас и служит нам примером. Дилго Кхьенце Ринпоче, несомненно, относится к числу самых реализованных буддийских учителей, которых я встречал. В то же время он излучал теплоту и жизнерадостность, присущие любому по-настоящему доброму и искреннему человеку. Поскольку такие достоинства лежат в основе богатой многовековой тибетской культуры, он естественным образом являл собой пример настоящего тибетца. Для меня было огромной честью знать его лично. Я уверен, что читатели обретут великую пользу, познакомившись с ним в какой-то мере на страницах этой книги.

Четырнадцатый Далай-лама Тензин ГьяцоДхарамсала, Индия20 апреля 2007 г.

Предисловие Дзонгсара Кхьенце Ринпоче

Каким бы скромным ни был мой рассказ о жизни Дилго Кхьенце Ринпоче и его огромном наследии, я предвижу, что нынешнее поколение учеников едва ли поверит, что одному человеку удалось столь многого достичь за одну жизнь. Тем не менее невероятные истории – неотъемлемая часть буддийской традиции, и сутры махаяны и тантрические тексты изобилуют удивительными подробностями о том, какое бесчисленное множество деяний совершали великие учителя и какие трудности и лишения приходилось претерпевать великим бодхисаттвам прошлого, чтобы получить и практиковать учения. Среди более поздних примеров такой судьбы – жизни великих учителей риме Джамьянга Кхьенце Вангпо и Джамгона Конгтрула Лодро Тхае, которые в XIX столетии преобразовали и возродили тибетский буддизм. Можно только поражаться небывалому размаху их деятельности. Количество одних только текстов, которые они написали, настолько велико, что трудно поверить, что в течение жизни они занимались чем-то иным. Подобным образом количество учений, которые они получили, настолько обширно, что остаётся только недоумевать, как они успевали делать что-то ещё. И всё же они даровали такое невероятное количество учений, которое, казалось бы, невозможно успеть передать за одну жизнь.

В наше время многим из нас такие истории в лучшем случае кажутся сомнительными. Тем не менее кто-то вроде меня, кому посчастливилось повстречать такого великого учителя, как Дилго Кхьенце Ринпоче, чья деятельность была настолько же разнообразна, насколько и обширна, способен поверить в существование таких трудолюбивых и самоотверженных существ. Конечно, мы постоянно узнаём о замечательных качествах, присущих высокореализованным учителям, из разных книг, где подробно описываются их «благочестивые» образ жизни и поведение. Однако я вряд ли бы поверил, что кто-то мог в действительности обладать такими многочисленными добродетельными качествами и делать так много для других, если бы не встретил Кхьенце Ринпоче, который являл собой живой пример подобного чуда. Не будь у нас перед глазами такого примера, жизнеописания великих учителей прошлого казались бы менее правдоподобными и походили бы на древние легенды вроде греческого мифа о Геракле, совершившем свои двенадцать подвигов. (Тем не менее я сочувствую скептикам и тем, кому не посчастливилось встретиться с Кхьенце Ринпоче и провести с ним время. Несмотря на то что я собственными глазами видел, что он делал, я, оглядываясь назад, всё равно с трудом верю в некоторые вещи, которые происходили: что уж говорить о сомнениях тех, кто при этом не присутствовал!)

Должен признаться, что, пока Ринпоче был жив, я не отдавал себе отчёта, каким удивительным человеком он был. Я понял это намного позже, когда я и некоторые другие его ученики стали пробовать подражать ему в своих занятиях. Именно тогда мы стали понимать, каким трудолюбивым, неутомимым и решительным он был, всегда изыскивая возможности помогать другим и никогда не заботясь о себе. Прозвучит невероятно, но я не помню, чтобы Ринпоче когда-либо позволял себе день отдыха. Несомненно, бывали и спокойные, тихие деньки, но вместо того чтобы подольше поспать или посмотреть какой-нибудь фильм, Ринпоче любил собрать вокруг себя своих старых учеников или учеников своих учителей и проводить время за рассказами и воспоминаниями о жизни своих учителей. Для Ринпоче это было чем-то вроде развлечения, и те счастливчики, которым хватало мудрости в нём участвовать, получали от этого огромную пользу.

В эти времена упадка, когда скептицизм ценится превыше чистого восприятия, вполне возможно, многие, читая эти строки, подумают, что я намеренно преувеличиваю необычайные качества и достижения Ринпоче, потому что являюсь одним из его учеников и должен его всячески расхваливать. Однако я, наоборот, опасаюсь их недооценить, ведь у меня не хватит ни слов, ни времени, чтобы в полной мере описать все достоинства Кхьенце Ринпоче. Я надеюсь, что со временем о наиболее ярких следах, оставленных этим великим человеком, станет широко известно и в будущем у мира появится возможность узнать о Ринпоче больше, подобно тому как когда-то мир заново открыл для себя Леонардо да Винчи спустя века после его смерти.

Когда бхикшуни Джинпа Палмо попросила меня написать вступительное слово к автобиографии Кхьенце Ринпоче, с одной стороны, при мысли, что меня посчитали достойным выполнить эту задачу, я обрадовался, однако, с другой стороны, я начал переживать, прекрасно понимая: всё, что бы я ни написал, создаст лишь мимолётное впечатление об этом необыкновенном существе. Это напомнило мне о том, как я много раз просил Таши Намгьяла, старого помощника Джамьянга Кхьенце Чокьи Лодро, рассказать мне о жизни моего предшественника. Меня всегда расстраивало, что на все мои нетерпеливые расспросы Таши Намгьял отвечал молчанием, поскольку полагал, что всё сказанное им будет вводить в заблуждение. Сегодня, столкнувшись с точно такой же проблемой, я испытываю к нему намного больше сочувствия.

В этих строках я лишь приступаю к тому, чтобы познакомить вас с Кхьенце Ринпоче. Из того, что я знаю о буддизме ваджраяны, сам акт ознакомления, или представления, в особенности когда речь об ознакомлении с гуру, чрезвычайно важен. В то время как последователи ваджраяны видят в своём учителе будду – а считается, что в наш мир пришли и ещё придут тысячи будд, – учитель занимает главное место в духовной жизни практикующих. Учитель – это тот, кто входит с нами в прямое взаимодействие, вносит беспорядок в нашу организованную сансарную жизнь, и даже если ему не удастся её полностью разрушить, у него наверняка получится оставить вмятину на нашем раздутом эго. Строго говоря, знакомить с учителем – всё равно что знакомить с буддой. Для того, кто следует по духовному пути, нет более важного действия, чем это. Посему я уверен, что мой вклад в виде этого вступительного слова к автобиографии одного из самых почитаемых и любимых учителей своего поколения позволит мне накопить огромное количество заслуги.

Если вы рассчитываете прочитать в этой книге житейские истории, полные драмы, ликования, тревожного ожидания и романтики, следя за кульминацией сюжета, то, прошу вас, оставьте свои ожидания: на этих страницах вы не найдёте ничего подобного. С другой стороны, здесь есть всё: душераздирающая драма отречения, героическое ликование от победы над гордыней и гневом, кульминация в виде низвержения эгоизма благодаря зарождению бодхичитты, а также трогательная романтика сострадания этого уникального человека, единственным желанием которого было собрать в своём сердце страдания всех существ, никому не отказывая и никого не бросая. Я думаю, что нет такого художественного произведения, где бы описывалась более проникновенная и вдохновляющая история глубокого внутреннего путешествия поистине необыкновенного существа, чем та, что рассказана в автобиографии Ринпоче.

Обычно цель любой истории – познакомить с героем, показать его взлёты и падения, чтобы дать читателю возможность разглядеть в нём себя, избежать возможных ошибок, а также почерпнуть из неё вдохновение. Автобиография Ринпоче – не исключение. Следуя пути Дхармы, мы часто вспоминаем жизнеописания великих учителей прошлого – таков совет самого Будды. К примеру, вполне возможно, что смелый поступок Сиддхартхи, покинувшего отцовский дворец и отрёкшегося от мира, кого-то вдохновит и побудит к переменам. Но слышать такие истории – одно, а вот то, получите ли вы от них пользу, зависит от ваших способностей. Ученик с высшими способностями может достичь освобождения благодаря слушанию, однако немногие из нас настолько одарены. Хотя внешняя биография Ринпоче, несомненно, способна нас вдохновить, тем не менее внутренняя и тайная жизнь великих учителей обычно остаются для нас практически недосягаемыми, поскольку их невозможно ни описать, ни помыслить. Я говорю это не для того, чтобы это звучало более духовно или поэтично; просто дело в том, что не существует слов или языка, чтобы во всей полноте выразить их истинный смысл. Кроме того, очень немногие из нас обладают достаточными способностями, чтобы понять подобные вещи.

Тибетцы говорят, что всему в нашей жизни мы подражаем. Тот, кто делает это лучше всех, считается самым способным. Оглядевшись вокруг, мы заметим, что каждый из нас старается подражать друг другу и имеет свой пример для подражания. К сожалению, многие из нас стремятся подражать людям, добившимся материального благополучия. Нам недостаёт энтузиазма искать духовный идеал, и даже если у нас появляется такое стремление, с точки зрения моего нечистого видения осталось не так много настоящих духовных примеров для подражания. Отчасти я чувствую, что несу ответственность за такое положение дел, поскольку в глубине души у таких людей, как я, что-то не заладилось с мотивацией, и это особенно сказывается на нашем восприятии своих учителей.

Я прекрасно помню, как однажды Ринпоче собирался покинуть Катманду и отправиться в Бутан. Я был опустошён: он оставлял меня одного. Я всегда воспринимал Ринпоче как отца, и в тот день мне показалось, будто мой отец, самый важный для меня человек, бросает меня. Оглядываясь назад, я думаю, что в основе моих переживаний лежала скорее моя неуверенность в себе, нежели искреннее желание достичь просветления. Хотя указывать на ошибки своих учеников входило в число обязанностей Ринпоче, тем не менее он никогда не позволял себе унижать нас, делая прилюдные замечания по поводу нашей неверной мотивации. На самом деле я обнаружил, что его отеческое отношение ко мне только укрепило мои собственные чувства. Я до сих пор ощущаю, как его огромная рука ласково гладит меня по голове, давая понять, что он скоро вернётся и мне незачем беспокоиться, а я, стиснув зубы, воображаю, будто смогу справиться с чем угодно, хотя в действительности еле сдерживаю слезы.

Дело в том, что моя способность оценить его в полной мере была искажена моим ограниченным восприятием его как отцовской фигуры, которой мне всегда не хватало. Даже сегодня, когда я перебираю в памяти воспоминания о нём и обо всех мелочах, которые он делал, моё сердце разбивается при мысли, что в то время я считал его поступки по большей части довольно заурядными, никогда не подозревая об их истинном смысле. Сейчас, когда я вспоминаю об этом, мне становится грустно и немного стыдно, но я стараюсь утешить себя тем, что теперь, хоть и с некоторым опозданием, я гораздо лучше понимаю, как объяснить все его действия, и более полно осознаю, насколько он был велик.

Должен признаться, я по сей день не знаю, являются мои чувства к Ринпоче истинной преданностью или простой привязанностью, поскольку настоящая преданность, как объясняется в тантрах, выходит далеко за рамки обычных понятий. Наверное, лучшее, что я могу сделать, – так это стремиться к настоящей преданности, и даже эту свою способность я приписываю исключительно влиянию Ринпоче, чьи преданность и восхищение собственными учителями послужили для меня впечатляющим примером.

Всякий раз, читая строки, которые Кхьенце Ринпоче посвящал кому-то из своих учителей, будь то в прозе или стихах, я не просто читаю описание человека, а словно получаю полное и совершенное ознакомление с Буддой и Дхармой на всех уровнях. Кажется, будто он увлекает нас, своих читателей, в необыкновенное путешествие в совершенно новое измерение или иную сферу бытия. Я отчётливо помню, что всякий раз, когда Кхьенце Ринпоче хотя бы вскользь упоминал кого-то из своих учителей, вне зависимости от обстоятельств это становилось поводом для восхваления – настолько трогательными были для него воспоминания о каждом из них.

Однажды Кхьенце Ринпоче отправился в Восточный Тибет в сопровождении целой группы своих учеников, среди которых был и я. После весьма изнурительного путешествия мы добрались до монастыря Дерге Гончен, перед которым собралась многотысячная толпа людей, желавших хотя бы одним глазком взглянуть на Кхьенце Ринпоче. В какой-то момент к Ринпоче приблизился диковатого вида парень со свёртком грязного тряпья в руках. Вокруг стояла такая суматоха, что я не придал этому большого значения. Парень неуклюже размотал тряпки, достав оттуда статуэтку Манджушри, и пробормотал что-то невнятное, обращаясь к Ринпоче. Тулку Пема Вангьял, однако, расслышал его просьбу и наклонился, чтобы передать её на ухо Кхьенце Ринпоче. Я сразу же уставился на Ринпоче, который, к моему удивлению, безудержно разрыдался как ребёнок, словно его сердце было готово вот-вот разорваться. Мы все были поражены – до этого мы очень редко видели слёзы Ринпоче, и каждый из нас испытал одно и то же чувство: будто время остановилось. Позже мне удалось узнать, что же так глубоко тронуло Кхьенце Ринпоче. Оказалось, что статуэтка, которую поднёс ему парень, уцелела во времена культурной революции и раньше принадлежала Мипаму Ринпоче, одному из его любимейших учителей¹.

Всё, что ни делал Кхьенце Ринпоче, всегда было вдохновлено пожеланиями его учителей либо было всецело посвящено исполнению их чаяний. В наше время, когда все стремятся стать первооткрывателями и создать что-то оригинальное, даже не задумываясь о том, чтобы воздать должное тем, у кого они заимствуют свои идеи, Кхьенце Ринпоче был единственным в своём роде: если кто-то и мог привнести в этот мир что-то совершенно новое, то это был Кхьенце Ринпоче; тем не менее вся его жизнь была целиком посвящена служению своим учителям.

Если на минуту забыть о духовном пути и взглянуть на Кхьенце Ринпоче с самой обычной точки зрения, даже тогда будет абсолютно невозможно им не восхищаться: я никогда не встречал таких лёгких в общении и открытых людей, как он. Многие учителя, особенно высокие ламы, обычно держатся довольно строго и отстранённо. Трудно представить себе ситуацию, в которой вы могли бы затеять с ними дружескую беседу, не говоря уже о том, чтобы отпустить невинную шутку в их присутствии. Кхьенце Ринпоче был совсем иным: он был очень прост в общении и сразу же предлагал тёплую и очень близкую дружбу каждому, с кем встречался, никогда не создавая ненужной дистанции.

Он был выдающимся лидером и, подобно величавому индейскому вождю и могучему предводителю самураев, никогда не терял самообладания в самых сложных и запутанных жизненных обстоятельствах, какими бы турбулентными они ни были. Он всегда сохранял спокойствие и оставался невозмутимым подобно горе, безусильно излучая совершенно непоколебимую беспристрастность и всепроникающую уверенность, порождавшую, в свою очередь, уверенность в тех, кто его окружал. Мы ни разу не замечали в нём и намёка на раздражение. Когда его преследовали раздражённые жалобщики, без устали доносившие на кого-то из монахов или тулку монастыря, Кхьенце Ринпоче, несмотря на их подстрекательства, никого не ругал и не отчитывал, а, наоборот, сглаживал ситуацию и утихомиривал людей при помощи юмора и мягкой силы своего присутствия. В итоге каждый, кто приходил к Ринпоче жаловаться, уходил счастливым и удовлетворённым, даже несмотря на то что Ринпоче и пальцем не шевелил, чтобы принять меры по поводу жалобы.

Одна из самых трудных задач для любого лидера – сделать так, чтобы все его подопечные чувствовали себя любимчиками. До сих пор я встречал только одного человека, который смог по-настоящему в этом преуспеть, не становясь при этом вопиюще банальным. Я сталкиваюсь с этой проблемой каждый день, поскольку на меня тоже навесили ярлык «учитель». Тем не менее, как показывает мой опыт, сколько бы я ни старался, большинство моих учеников жалуются, что я пренебрегаю ими или не замечаю их и вообще не уделяю им достаточно внимания. С Кхьенце Ринпоче всё было по-другому. Каждый, от самых высокопоставленных тулку и государственных министров до дворника, подметавшего дорогу возле монастыря, искренне верил в то, что ему принадлежит особое место в сердце Ринпоче. Я даже представить себе не могу, как ему это удавалось! Возможно, у учителя появляется такая способность, когда он становится настоящей «драгоценностью, исполняющей желания», как говорят тибетцы.

Есть огромная разница между жизнью ради Дхармы и жизнью за счёт Дхармы. Хотя моё мнение отчасти предвзято, на мой взгляд, сегодня большинство из так называемых духовных лидеров занимаются именно последним. С самого раннего детства до самой смерти Кхьенце Ринпоче действительно жил ради Дхармы и никогда не использовал учение, чтобы заработать или улучшить условия своей жизни, хотя он легко мог бы это сделать. В конце концов, он был духовным титаном, обладавшим всеми подлинными качествами великого мастера, и в течение своей жизни установил отношения с различными влиятельными духовными и светскими людьми, на которых, если бы только захотел, мог оказать огромное влияние. Он мог бы очень успешно продать себя на рынке духовных услуг, однако я ни разу не замечал ни единого намёка на то, что такие мысли вообще приходили ему в голову. Наоборот, когда такие честолюбивые ученики, как я, предлагали Ринпоче дать учение кому-то, кто, на наш взгляд, мог принести пользу монастырю, он не выказывал к этому ни малейшего интереса. Вместо этого он, не жалея сил и времени, давал наставления какой-нибудь никому не известной монахине, приехавшей невесть откуда и оказавшейся в то утро на пороге монастыря.

После смерти Дуджома Ринпоче многие настаивали, чтобы Кхьенце Ринпоче принял предложение возглавить школу ньингма, и в конце концов он согласился. Оглядываясь назад, я понимаю, что стиль руководства, который он избрал, очень точно воспроизводит стиль выдающихся генералов, описанных в древних азиатских трактатах по военной стратегии. Например, он не чувствовал необходимости вникать во все подробности происходящего. Иногда я просто недоумевал, волнуют ли они его вообще! Он не был похож на травинку, что растёт на вершине горы и клонится в стороны под натиском ветра: когда вас так легко пошатнуть, вы можете ненадолго угодить одному человеку, но, как говорят тибетцы, при этом обожжёте нос другому. Не был Ринпоче похож и на кусок дерева, который не в состоянии взять на себя ответственность, когда это необходимо, и не понимает, что происходит. Он был, скорее, подобен прекрасному длинному шёлковому флагу, надёжно закреплённому на склоне огромной горы: когда это было необходимо, он всегда пребывал в действии, сохраняя при этом устойчивость и непоколебимость.

Редко встретишь человека, о котором можно было бы со всей уверенностью сказать, что он полностью понимает положение дел и в политике, и в экономике, и в военной сфере. Так же и в духовном мире – редко встретишь человека, который бы по-настоящему заботился о том, чтобы нести в мир подлинное учение Будды Шакьямуни. В Тибете есть четыре школы буддизма, каждая из которых яростно отстаивает свои традиции. Внутри каждой школы есть много линий передачи учений, которые, особенно в последнее время, заботятся прежде всего о своих собственных интересах, нежели об интересах буддизма в целом. Несомненно, ученики, защищающие свою линию передачи, замечая любую потенциальную угрозу и бросаясь её устранять, делают это из самых лучших побуждений. Но зачастую они забывают о более широкой перспективе, и со временем интерес к учению Будды покидает их умы, не оставляя после себя и следа. К сожалению, приверженцы всех линий попадают в одну и ту же ловушку, тем самым укрепляя и пропагандируя идеи сектарности. Помимо этого в их умы неизбежно закрадывается интерес к обычной мирской жизни. А когда это происходит, необходимость способствовать благосостоянию отдельно взятого монастыря или организации всегда начинает превалировать над необходимостью сохранения линии передачи. В результате – и, по моему мнению, это не преувеличение – тибетцы практически предали забвению Будду Шакьямуни и его учения.

Великие мастера Джамьянг Кхьенце Вангпо и Джамгон Конгтрул Лодро Тхае, ставшие основоположниками внесектарного подхода, видели это слабое место и понимали важность и необходимость сохранения всех школ и линий передачи внутри буддизма; свидетельства этому можно найти в их работах. Можно с уверенностью сказать, что эти два выдающихся учителя прямо или косвенно способствовали сохранению всех линий передачи, которые дошли до наших дней. На мой взгляд, Кхьенце Ринпоче был единственным держателем традиции риме – великого наследия Джамьянга Кхьенце Вангпо и Джамгона Конгтрула Лодро Тхае, и по сей день я не встречал и не слышал ни об одном другом мастере, который бы поддерживал истинный дух риме так всесторонне и совершенно, как это делал Ринпоче.

Кхьенце Ринпоче никогда не ограничивался лишь показным уважением к традиции риме, как некоторые ламы, которые довольствуются лишь тем, что украшают стены своих монастырей и домов портретами мастеров риме. Не использовал Ринпоче и политкорректный имидж риме, чтобы обрести популярность. Он по-настоящему лелеял и заботился о каждой линии передачи, и часто бывало, что помощники Кхьенце Ринпоче невольно расстраивали его печальными новостями о смерти мастеров разных школ или сообщениями о спорах, разгоревшихся внутри какой-либо линии.

Чтобы в полной мере ощутить гениальность учителей риме, следует прочитать собрание их сочинений. Затем, если вы сравните их с собранием сочинений Кхьенце Ринпоче, то обнаружите, что и те и другие пропитаны одинаковым чувством благоговения перед учениями разных линий передачи. Чрезвычайно редко можно встретить такое почтение в работах большинства учителей прошлого и настоящего. Гораздо чаще в подобных сочинениях ламы заявляют о том, что именно их традиция и их деятельность являются самыми великими.

Если в наши дни вокруг так много фальшивых мастеров риме, то что же отличает учителя, который действительно придерживается внесектарного подхода? На каком основании мы можем с уверенностью назвать кого-либо подлинным мастером риме? Безусловно, трудно судить о том, кто на самом деле обладает внутренними качествами риме. В лучшем случае мы можем обратить внимание на известные внешние признаки, хотя это довольно ограниченный подход. Однако, на мой взгляд, есть кое-что, что может многое сказать о человеке, а именно число мастеров разных линий передачи, от которых он или она получали учения. В наши дни, когда ламы и их ученики чувствуют необходимость стеречь друг друга, словно ревнивые супруги, редко можно встретить мастеров, получавших учения от более чем ста учителей, подобных Джамьянгу Кхьенце Вангпо, предшественнику Кхьенце Ринпоче. В наши дни многие практикующие считают достоинством относиться к своему гуру с той же преданностью, с какой члены иной политической партии относятся к своему лидеру. Но испытывать подобную преданность к своему учителю просто глупо, поскольку таким образом их так называемая однонаправленная преданность превращается в однонаправленный предрассудок! У самого Кхьенце Ринпоче было более пятидесяти учителей, принадлежавших к разным линиям передачи, у которых он довольно долго обучался, получая самые важные учения. Он видел, что этот опыт принёс ему огромную пользу, поэтому часто отправлял нас, своих собственных учеников, получать учения у других мастеров независимо от нашего желания.

Когда я вспоминаю время, проведённое с Кхьенце Ринпоче, перед моими глазами отчётливо возникает картина, которую я вряд ли снова увижу в своей жизни: нескончаемый поток представителей различных традиций, от высокопоставленных лам до простых верующих, ежедневно заполнявших его комнату. Конечно, я знаю учителей, к которым часто приходят ученики, но больше я никогда не встречал учителя, к которому бы ежедневно стекались представители всех школ и традиций. А зачем ещё они приходили, как не за Дхармой? На мой взгляд, это говорит о том, что приверженцы разных традиций безоговорочно доверяли Ринпоче. И действительно, многие великие учителя, к которым мы сегодня относимся с почтением, были его учениками. Например, Его Святейшество Далай-лама, а также покойный Джамьянг Кхьенце Чокьи Лодро, который был одновременно и учителем, и учеником Ринпоче.

Наблюдая за тем, как развивается современный тибетский буддизм, я опасаюсь, что всё сделанное этими великими мастерами во имя сохранения различных школ и традиций будет вскоре стёрто из памяти под натиском сектарности. Ведь не только современная молодёжь, настроенная более материалистически, но и представители старшего – казалось бы, более «благоразумного» – поколения насквозь пронизаны сектарными настроениями. Сектарность стала одной из тех ошибок, которую миру уже никогда не удастся исправить. Похоже, что даже тибетские ламы ничего не могут с ней поделать. Эта проблема не является новой: история тибетского буддизма изобилует рассказами о его славном прошлом наряду со свидетельствами о том, что каждая линия не была заинтересована в благополучии своих соперников.

В наше время сектарность так сильна, что нередко слышишь, как даже реализованные учителя посмеиваются над идеей риме, словно это был лишь неискренний жест доброй воли, цель которого совершенно недостижима. Как если бы Джамьянг Кхьенце Вангпо и Джамгон Конгтрул Лодро Тхае вместе с их трудами покинули этот мир и стали просто легендой, пока – по крайней мере в моём представлении – в этот мир не пришёл великий учитель Дилго Кхьенце Ринпоче, воплощение обоих великих мастеров, чему я лично был свидетелем.

Интерес и заботу, с которыми Кхьенце Ринпоче относился ко всем школам тибетского буддизма, можно было описать почти как фанатичные. Он практически никогда не тратил время на пустую болтовню. Целыми днями, с раннего утра до поздней ночи, он давал или разъяснял учения, редактировал записи учений, организовывал издание книг и создание священных изображений и статуй. Ринпоче обладал такой реализацией, что ему едва ли было необходимо получать учения самому; тем не менее, если он узнавал, что какая-то линия передачи находилась под угрозой исчезновения – а случалось это довольно часто, поскольку Ринпоче стремился во что бы то ни стало их находить, – он тотчас же просил держателя линии даровать ему передачу этого учения, даже если этот монах или йогин не внушал особого доверия. Однажды, когда я сопровождал Кхьенце Ринпоче в паломнической поездке по Тибету, мы остановились на один день в Чэнду. Согласно расписанию, это был один из тех немногих дней, когда, как предполагалось, Ринпоче мог отдохнуть. Однако вскоре по городу пронёсся слух, что приехал Кхьенце Ринпоче, и к нам пожаловала группа гостей с просьбой об аудиенции, среди которых был простой монах, держатель одного очень редкого учения, которое Кхьенце Ринпоче ни разу не получал. Он тотчас же попросил монаха о передаче этого учения, и таким образом день отдыха – что, пожалуй, было неизбежно – превратился в один из самых хлопотных дней.

Каждый раз, когда мы путешествовали вместе, будь то в самолёте или на поезде, если Кхьенце Ринпоче не практиковал, то обязательно делал записи. Он писал не для того, чтобы утолить жажду творчества или прославиться, став автором какого-нибудь бестселлера; он составлял комментарии к практикам или сочинял воодушевляющие напутствия тем, кто стремился посвятить свою жизнь Дхарме. Одним из таких сочинений является письмо Чогьяму Трунгпе Ринпоче, которое он написал на борту самолёта:

Сияющая Луна в небе, Океан Дхармы² на земле

Пока старик Сияющая Луна путешествует по небу,

Принц Океан Дхармы пребывает на земле.

Хоть иллюзорность обстоятельств и рисует огромное расстояние между ними,

В сердечной сущности ума, измерении единого вкуса,

нет разделений.

С высоты небес струится гирлянда света Сияющей Луны

И, касаясь Океана Дхармы на земле, обращается в деяния на благо всех существ, рассеивая тьму мучений тёмной эпохи.

Поскольку в абсолютном смысле разделения не существует,

это благоприятное совпадение проявляется само по себе.

Росток мудрости единственного отца Пемы Дриме

Расцветает, как и задумано, в пруду Океана Дхармы,

Сияющая Луна проливает живительный нектар истины —

Только так мы можем встречаться вновь и вновь.

Из прохладного Океана Дхармы временно растекаются реки

В четырёх направлениях: на восток, запад, юг и север,

Но, поскольку они едины с великим океаном просветлённых деяний на благо учения и существ,

Принц входит в единую обитель Сияющей Луны.

Из уголков глаз единственного сына тонкой струйкой бегут маленькие слёзы,

Явная грусть наполняет ум-луну старика отца —

Это плод нашей общей молитвы о том,

чтобы не разлучаться во всех наших жизнях.

Зная это наверняка, мы покоимся в неизмышлённом исконном пространстве.

Наши возвышенные проводники подобны солнцу, луне и гирляндам созвездий,

А мы – лучшие из тех счастливчиков, что, последовав за ними, продолжили их деяния.

Пользу для всех существ от учений риме невозможно измерить,

Она подобна подношению на пиршестве в честь встречи с единственным отцом-гуру.

Тёмные тучи этих времён упадка чернее тьмы космоса,

И всё же сила устремления вершить просветлённые деяния —

это могучий ветер, способный их разогнать.

Когда поднимается этот ветер, рассветает истинный смысл Сияющей Луны

И разливается Океан Дхармы, обнаруживая сокровища истинной радости и наслаждения.

В пространстве, где грустные мысли беспочвенны и не имеют источника,

Ты видишь свой собственный ум как искрящуюся улыбку изначального будды.

Весёлый танец маленького мальчика, исполненного радости и обладающего прозрением,

Освобождает счастье и печаль в дхармакае,

пространстве единого вкуса.

Будучи самосущей исконной мудростью, оно не далеко;

Будучи за переделами наблюдателя и наблюдаемого, оно не близко;

Будучи за пределами речи, мысли и выражения,

оно пронизывает всё.

В беспечном состоянии без точки опоры совершенно ничего не нужно делать.

Если решишь действовать, то, покуда существует небо,

В пространстве и времени благо, которое дарует существам Учение, будет неисчерпаемым.

Это просветлённая активность Манджушри, Самантабхадры и Лотосорождённого —

Какое же великое удовольствие принять на себя эту ношу.

Для нас, йогинов, действия и проекции без точки опоры растворились.

В состоянии расслабления всё, что мы ни делаем,

предстаёт как украшение.

Хоть мы и были рождены из промозглой утробы мрачной и ужасной тёмной эпохи,

Нам не удержаться от оглушительной песни наслаждения.

Поскольку у певца горло не в порядке,

это может раздражать ваши уши,

Но слова истины, лишённые притворства,

льются жидким золотом,

Доставляя уму радость, превосходящую ту,

что способны подарить сотни тысяч песен влюблённого,

Которые угождают тебе, – они заставляют тебя широко улыбаться.

Эта бессвязная песнь безумца неприятна учёному.

Если это не доха какого-нибудь сиддхи, то кому она интересна?

Хоть я и знаю истинное положение вещей, я гоним сильным ветром мыслей.

Эти строки написаны в самолёте пальцами, скачущими подобно лапкам насекомого.

Когда я смотрю в небо, оно олицетворяет совершенное воззрение

Пути безграничного дхармадхату.

Сквозь это измерение беззаботного пространства,

что беспристрастно содержит в себе всё, —

Сквозь это обширное вездесущее пространство летит метеор.

Когда я смотрю в пространство, оно напоминает мне опыт неизмышлённой медитации.

Радужные облака, солнце и луна скитаются вне зависимости от дня и ночи.

Это символ обширного пространства, что не возрастает и не уменьшается, —

Так наслаждаешься в состоянии беспечной медитации своего собственного исконного ума.

Безграничное собрание гор, равнин и океанов земли

Символизирует акт бодхичитты на благо всех существ.

Эти просветлённые деяния беспрепятственно превращают всё, что возникает, во всеобщее благо,

Пребывая спонтанно, покуда существует небо.

Небо, океан, земля, солнце и луна

Имеют природу четырёх элементов и их сочетаний.

Поэтому основа, путь и плод нераздельны в океане дхармадхату.

Да буду я сидеть, спать и действовать расслабленно и неустанно.

Это случайная песня, написанная в путешествии;

В небе движутся случайные тучи,

Детали внутри белого металлического крыла работают случайным образом;

Я подношу эти строки как случайный след,

оставленный стариком.

Со счастливым лицом и седой головой, улыбаясь,

Ковыляет старик, ведомый под руки,

Однонаправленно желая, чтобы в скором времени мы увиделись снова.

Эти строки почтительно написаны Мангалам,

путешествующим на лучах солнца³.

Останавливаясь где-то на долгое время, Кхьенце Ринпоче почти всегда давал какое-нибудь учение или проводил интенсивную практику, например друбчен. Некоторые молодые ринпоче, которые в силу своей незрелости иногда вели себя беспечно и позволяли себе пропустить одну-две страницы наставлений, то и дело опаздывали или уходили раньше. Кхьенце Ринпоче всегда замечал это и после учения тихонько подзывал этих лам к себе, показывая им, какие страницы они пропустили, и прося, чтобы позже они обязательно получили устную передачу у тех, кто её уже получил. Таким образом Кхьенце Ринпоче заботился о том, о чём следовало заботиться самим молодым ринпоче.

Я чувствую небольшое беспокойство по поводу того, что один из самых замечательных видов дхармической деятельности Кхьенце Ринпоче может так и остаться непризнанным. Хотя многие из нас черпают огромное вдохновение из его очевидной деятельности – такой как учения, которые он передавал, и практики, которыми он занимался, – наряду с этим существует также другое измерение его работ, невидимое для окружающих, но являющееся одним из самых выдающихся просветлённых деяний: Кхьенце Ринпоче был тертоном, открывателем сокровищ, и в течение жизни открыл много новых учений-терма на благо таких существ, как мы с вами. Я вряд ли смогу в полной мере выразить необычайную важность этих учений, и, вопреки распространённому мнению, эти тексты не так-то легко записать.

Другой аспект его деятельности как тертона заключался в том, что он заново изложил и разъяснил многие из уже открытых учений-терма, которые было сложно понять или применить в той форме, в какой они существовали прежде. Кхьенце Ринпоче привёл эти откровения к более простому виду и подробно разъяснил их, предоставив возможность нынешним практикующим ими пользоваться, словно приготовил изысканное блюдо, которым потомкам осталось только насладиться.

Хотя проводить какие бы то ни было сравнения совершенно неразумно, а с духовной точки зрения вообще граничит с преступлением, тем не менее с тех пор, как я узнал Кхьенце Ринпоче, я не мог не сравнивать с ним других лам – такова моя омрачённая привычка – и чаще всего, к сожалению, находил в них много недостатков. Сказано, что духовные учителя обладают различными качествами, но три из них считаются обязательными: это учёность, дисциплина и доброта. Внешним и самым очевидным качеством учителя является учёность. Кхьенце Ринпоче не просто обладал поистине обширными знаниями сутр, тантр, философии, общей медицины, астрологии и поэзии, которые обрёл в результате десятилетий упорной и кропотливой учёбы, но и, как зачастую описывается в текстах махасандхи, получил бóльшую и самую значительную часть знаний не во время учёбы, а вследствие внезапно проявившегося ума мудрости. В этом он в точности походил на великого учителя Ригдзина Джигме Лингпу.

Внутренним качеством духовного учителя является дисциплина, которая почитается возвышенными существами даже больше, чем учёность. В буддизме дисциплина – это скорее искусное средство, которое способствует обнаружению внутренней истины, нежели навязанный кодекс поведения. Одной из главных проблем любого кодекса поведения является то, что он, как правило, порождает всевозможные формы лицемерия, а также вызывает нездоровое желание дисциплинировать не себя, а других. Кхьенце Ринпоче никогда не ругал других людей за отсутствие дисциплины, в отличие от многих так называемых строгих монахов, чьё дисциплинированное поведение пробуждает чувство вины во всех окружающих. Кхьенце Ринпоче был совсем иным, и мне не раз доводилось наблюдать, как он сглаживал потенциально взрывоопасную ситуацию при помощи своих зачастую фривольных шуток.

Хотя Кхьенце Ринпоче был великим тантрическим видьядхарой и придерживался строгой дисциплины, внимательно соблюдая обеты бодхисаттваяны и ваджраяны, он никогда не пренебрегал дисциплиной пратимокши и всегда советовал своим ученикам соблюдать обеты шравакаяны. Он с величайшим почтением относился к традиции пратимокши. Я бессчётное количество раз был свидетелем того, как Ринпоче складывал ладони в мудре почтения, завидев шафрановые одежды монахов-тхеравадинов, говоря при этом, как нам повезло всё ещё лицезреть стяг Будды Шакьямуни, Льва Шакьев – Шакья Сенге. Он снова и снова повторял, что виная является основой учения Будды.

Кхьенце Ринпоче был чрезвычайно дисциплинированным, и, пожалуй, это качество проявлялось наиболее ярко в моменты уединения, когда рядом с ним не было практически никого, кто мог бы это заметить. Приступая к практике, будь то ежедневные молитвы, пуджа или один из его многочисленных ретритов, он всегда приводил себя в порядок и надевал свою лучшую одежду. Во время друбчена он без колебаний облачался в самые изысканные парчовые одежды и использовал разнообразные священные головные уборы, которые требовались для практики. Однако дело обстояло иначе, когда его навещали важные персоны. Казалось, он совершенно не обращал внимания на свой внешний вид и зачастую принимал гостей, среди которых бывали короли и королевы, с обнажённым торсом и в одном лишь нижнем одеянии, напоминавшем викторианский подъюбник! Нарядно одеваясь, Кхьенце Ринпоче не хотел красоваться: так он создавал самому себе совершенную атмосферу для практики и получения благословений. На мой взгляд, это один из примеров дисциплинированности Кхьенце Ринпоче, в которой не было ни капли лицемерия и единственной целью которой было не произвести впечатление на людей, а создать атмосферу вдохновения.

Даже в сложных ситуациях, например при организации особого ритуала где-нибудь в труднодоступной части Тибета, где было невозможно раздобыть все субстанции для подношений, или когда откуда ни возьмись за благословениями приходили десять тысяч человек, Кхьенце Ринпоче никогда не шёл на уступки, чтобы облегчить себе жизнь, а, наоборот, настаивал на том, чтобы делать в точности всё, что требовалось для церемонии, которую он проводил. В то же время он не был одержим строгим соблюдением всех правил церемонии, и я сам видел, как однажды, когда это было необходимо, он с абсолютной уверенностью использовал в качестве ритуальной субстанции яблоко.

По вполне понятным причинам большинство учеников отдают предпочтение образованным и дисциплинированным учителям и менее заинтересованы в поиске учителя, обладающего одной лишь добротой. В конце концов, доброта не всегда очевидна, к тому же большинство людей имеют о ней своё представление. И всё же это третье, тайное, качество, характеризующее духовного мастера, несмотря на то что оно менее всего востребовано и встречается реже всего, является самым важным и абсолютно необходимым. Если учитель прекрасно образован и дисциплинирован, но при этом не обладает добротой, от него не будет никакой пользы. Однако если он недостаточно образован или не придерживается дисциплины, но при этом обладает добротой, можно с абсолютной уверенностью сказать, что он обеспечит вас всем необходимым для достижения просветления и сделает вашу жизнь плодотворной в духовном смысле. По этой причине вы можете полностью ему довериться. Ему может недоставать обширных знаний, он может быть подвержен смене настроения, однако, поскольку он посвятил свою жизнь Дхарме и искренне заботится о вашем благополучии, вы в надёжных руках. В случае с Кхьенце Ринпоче невозможно перечислить все те бессчётные примеры проявления его доброты, которые я испытал на себе и наблюдал со стороны.

Должен заметить, что та доброта, о которой мы здесь говорим, безусловно, выходит за рамки обычных представлений, поскольку понятие о доброте относительно. Такие существа, как мы, считаем добрым того, кто исполняет наши желания и потакает нашим прихотям, вплоть до того, что не даёт нам что-то действительно необходимое, лишь бы мы были довольны. Кхьенце Ринпоче не только всегда воодушевлял людей, используя всевозможные искусные средства, чтобы наставить их на духовный путь и отвести от пути ложных воззрений, но и вёл себя решительно и бескомпромиссно с учениками, чтобы уберечь их от ошибок в практике. По сути, Кхьенце Ринпоче так или иначе, прямым или косвенным образом, всегда направлял тех, кто к нему приходил, на путь Дхармы.

Великий Ригдзин Джигме Лингпа написал в своей знаменитой молитве-благопожелании «Вступление в град всеведения»:

Каковы бы ни были обстоятельства, в которых я пребываю,

какая бы ситуация ни сложилась, пускай я никогда не испытаю

даже малейшего желания следовать мирскими путями, противоречащими Дхарме!

Даже если в моём уме, находящемся во власти кармы

и привычных склонностей, возникнет ошибочная мысль, пускай она никогда не осуществится!

Пожалуй, эта молитва Ригдзина Джигме Лингпы в точности описывает то мужество, которое демонстрировал Кхьенце Ринпоче, будучи воплощением этого великого учителя. Он никогда не поступал в соответствии с мирскими ожиданиями, какими бы сострадательными такие действия ни казались с обычной точки зрения. На взгляд такого омрачённого существа, как я, свойственные Кхьенце Ринпоче почтительное уважение к Дхарме и отказ от потакания мирским ожиданиям, если те уводят в сторону от Дхармы, достойны всяческого подражания. Такое мужество не поддаваться ожиданиям других уже само по себе является настоящей добротой, а делать то, что от тебя ожидают, – отнюдь не проявление доброты.

За всё то время, что я провёл рядом с Кхьенце Ринпоче, я никогда не видел, чтобы он отказал своему ученику в просьбе или не исполнил его чаяния. Когда Кхьенце Ринпоче достиг преклонного возраста, многие в его окружении из лучших побуждений старались ограничить количество посетителей, приходивших к нему в течение дня. Но у них ничего не получалось: как только Кхьенце Ринпоче узнавал, что его кто-то ждёт, – а он всегда узнавал об этом – он сразу же выходил поздороваться. Я никогда не забуду, как за несколько дней до его смерти, когда мы были в Бутане, на встречу с Кхьенце Ринпоче пришла группа учеников из Гонконга, которые попросили у него посвящение Арья Тары. К тому времени он очень плохо себя чувствовал и едва мог говорить, но всё равно не отказал им в просьбе. Он совершил все необходимые приготовления и, несмотря на плохое самочувствие, не изменил своё намерение дать посвящение.

На мой взгляд, в буддизме мы сталкиваемся с двумя вызовами, с одним из которых справиться легче, чем с другим. В первую очередь перед нами стоит задача понять всю глубину и необъятность буддийской философии, что само по себе трудно, но выполнимо. Если усердно заниматься, много читать, снова и снова слушать философские дебаты, то можно постепенно достичь хорошего понимания. Вторая задача намного труднее: она заключается в том, чтобы в полной мере прочувствовать простоту буддизма. В отличие от понимания, осуществить это труднее, поскольку это слишком просто. Чтобы справиться с первым вызовом, нам достаточно использовать наш аналитический ум и логику, но, пытаясь справиться со вторым, мы приходим к выводу, что логика и рациональное мышление здесь практически бесполезны. В теории мы можем понять, что нам следует сделать, но, поскольку это так просто, как бы мы ни старались, у нас ничего не выходит. Грубо говоря, это всё равно что мы знаем, что курение опасно для здоровья, но вместо того, чтобы бросить курить – что было бы логичным и верным решением, – мы не можем сделать этого в силу застарелой привычки.

Как сказал великий Сакья Пандита, чтобы разжечь огонь, вам нужны увеличительное стекло, солнечные лучи и хворост, и если какой-то из этих ингредиентов отсутствует, то у вас ничего не получится. Подобным образом единственный способ справиться со вторым вызовом – и это самый лёгкий способ – заключается в том, чтобы получить благословение гуру. Лучший способ попросить благословения гуру – это вспомнить о нём, а лучший способ вспомнить о нём – это прочитать его автобиографию.

Дзонгсар Кхьенце РинпочеБир, ИндияФевраль 2007 г.

Предисловие Согьяла Ринпоче

В буддийской традиции Тибета считается, что нет более совершенного способа накопить заслугу и получить благословение, чем рассказать о своём учителе, вспомнив его благородные качества. Читая или слушая истории о великом учителе, мы зачастую можем испытать мощные переживания, сравнимые со встречей с ним лицом к лицу. В своём вступительном слове к этой замечательной работе, посвящённой жизни Кьябдже Дилго Кхьенце Ринпоче, я постараюсь донести до вас его сущностные качества и передать атмосферу его невероятного присутствия, поскольку, как мне иногда кажется, его самым большим вкладом, помимо всех его огромных достижений, является всего лишь тот факт, что он появился, жил и учил в наше время. Это было подлинное проявление просветлённого существа, и нам повезло стать этому свидетелями. Как вы прочтёте далее на страницах этой книги, Дилго Кхьенце Ринпоче являл собой самое настоящее чудо, а его достижения, такие же необыкновенные, как и достижения его предшественника Джамьянга Кхьенце Вангпо и его учителя Джамьянга Кхьенце Чокьи Лодро, были, вне всяких сомнений, деяниями реализованного существа. Однако моя радость от того, что мне выпала честь написать это краткое вступление, смешивается с ощущением неизбежной беспомощности, возникающей при попытке выполнить немыслимую задачу – описать словами качества Дилго Кхьенце Ринпоче, и прежде всего то, что он собой представлял. Здесь я могу лишь описать мои личные чувства к нему и привести некоторые свои воспоминания о том, каким он был для меня и многих из тех, кто его знал. Несмотря на то что я скован собственными ограничениями, я постараюсь поделиться с вами этими впечатлениями, наполнив свои ум и сердце преданностью.

Кто же, хоть раз увидев Кхьенце Ринпоче, мог его забыть? По уровню своей духовной реализации, равно как и по своему внешнему виду и телосложению, он был больше, чем сама жизнь. Во всех смыслах в нём было что-то глобальное, сверхчеловеческое, и одно время молодые тулку, о которых он заботился с бесконечной нежностью и заботой, игриво называли его Мистер Вселенная. Я навсегда запомнил один случай, который произошёл в середине 1960-х годов, когда Кхьенце Ринпоче попросил меня сопровождать его в путешествии из индийского Дарджилинга в Непал. В то время его помощником был лама Ургьен Шенпен. Нас было только трое, у нас с собой было около сорока сумок, в которые были упакованы ритуальные предметы и тексты. Мы прибыли на индийскую железнодорожную станцию, где должны были сесть на поезд. Там мы решили разделиться, чтобы выполнить необходимые приготовления. Лама Ургьен должен был найти носильщиков, чтобы те отнесли багаж, а я должен был попробовать забронировать хорошие места в поезде. Нам удалось кое-как сложить друг на дружку все сумки на перроне, после чего мы спросили Кхьенце Ринпоче, не против ли он посторожить багаж, пока мы не вернёмся обратно. Он кивнул в знак согласия и, усевшись на кучу сумок, стал перебирать своими длинными ногтями чётки, словно сидя у себя дома в гостиной. Он был совершенно безмятежен и спокоен. Мы находились на оживлённой индийской железнодорожной станции, стояла жара, к нам липли мухи, вокруг царил полнейший хаос, а Кхьенце Ринпоче оставался абсолютно невозмутимым и радостно улыбался. Он выглядел как оазис безмятежности. Его окружала почти гипнотическая атмосфера спокойствия, которая заглушала шум и успокаивала царившую суматоху. Вокруг него стала собираться толпа детей, поражённых его внешним видом и не понимающих, кто он такой. Они с трепетом перешёптывались: «Кто этот человек? Интересно, откуда он?». В конце концов один мальчик тоненьким голосом произнёс: «Он русский циркач. Наверно, он великан из цирка». Когда Кхьенце Ринпоче встал, чтобы садиться в поезд, все дети кинулись врассыпную, потому что он был таким огромным, а его присутствие – таким внушительным.

Величие Кхьенце Ринпоче действительно могло бы быть ошеломляющим, если бы вместе с этим он не излучал глубочайшее спокойствие, мягкость, природную весёлость, а также гармонию и блаженство, которые являются знаками окончательной реализации. Когда он был маленьким, его благословил великий Мипам Ринпоче, дав ему имя Таши Налджор, которое означает удачу, добродетель, великолепие, изобилие и совершенство. Чогьям Трунгпа Ринпоче говорил о нём:

«Что бы он ни делал – это было само по себе совершенно. Даже его манера входить в зал воплощала это качество. Всё, что он говорил, было выражено совершенным образом. В действительности он превзошёл всех, кого я когда-либо встречал». Кхьенце Ринпоче придерживался строгой дисциплины и совершенного поведения, которые всегда отличали великих учителей. Я уверен, что за всю свою жизнь он не совершил ни одной ошибки. Его невозможно было сбить с толку, заставив не совершать того, что он считал правильным. Например, он никогда не давал учение, если оно было неуместно в данных обстоятельствах. Все его действия были исполнены свойственными ему изяществом и простотой.

Каждый из нас будет помнить его щедрость, доброту, отеческую нежность и тепло. На самом деле у Кхьенце Ринпоче был дар, с помощью которого он заставлял вас чувствовать себя особенным, будто вы были самым важным человеком из всех, кого он встретил за целый день. Он бурно выражал свои тёплые чувства. Он мог нежно положить свою огромную руку вам на голову и притянуть вас, прижав к своей щеке. Великий Дзогчен Кхенпо Шенга дал Кхьенце Ринпоче имя Рабсел Дава, что означает «сияющая луна», словно среди всех его замечательных качеств хотел особенно выделить его сострадание. В этом имени он отразил, как прохладные лучи луны унимают обжигающий жар страданий, поскольку сострадание и доброта лежали в основе всех действий, которые Кхьенце Ринпоче совершал по отношению ко всем, кого встречал.

Ещё одним его качеством была скромность. Он никогда не выставлял напоказ свои познания и не демонстрировал свои сверхъестественные способности. Рассказывая о различных стадиях духовной практики и признаках духовных достижений, он просто говорил: «Сказано, что, обретя соответствующую реализацию, вы получите этот опыт», никоим образом не выдавая, что говорит, как все мы знали, из своего собственного опыта. В наши дни, когда менее великие учителя спокойно хвастаются своими достижениями и могуществом, Кхьенце Ринпоче был образцом скромности и сдержанности.

Например, Кхьенце Ринпоче никогда не произносил ни слова о своих видениях. Согласно традиции «Сердечной сущности великого пространства», чтобы стать держателем линии передачи, необходимо в видении лицезреть Лонгченпу или Джигме Лингпу. Так сложилось, что в сердце Кхьенце Ринпоче особое место всегда занимал Оргьен Тобгьял Ринпоче, которого он знал с детства и который при помощи своей обезоруживающей прямоты всегда мог вытянуть у Кхьенце Ринпоче ответы на свои вопросы, что другим было не под силу. Однажды Кхьенце Ринпоче рассказал ему, как во время своего ретрита в Паро Тагцанге – Логове Тигра, одной из самых священных пещер Гуру Ринпоче, находящейся в Бутане, он узрел в видении Джигме Лингпу, который наделил его благословением своего ума мудрости, уполномочив как держателя линии передачи. В то время Ньошул Кхенпо Джамьянг Дордже составлял великую историю линии передачи учения дзогчен под названием «Чудесное ожерелье редких драгоценностей». Когда Оргьен Тобгьял рассказал ему о видении с Джигме Лингпой, тот захотел включить его описание в главу о жизни Дилго Кхьенце Ринпоче. Он подошёл к Кхьенце Ринпоче и спросил, действительно ли у него было такое видение. Кхьенце Ринпоче решительно опроверг это предположение, сказав, что у Оргьена Тобгьяла разыгралось воображение. Но Оргьен Тобгьял настаивал на том, что Кхьенце Ринпоче действительно рассказал ему о том случае. Таким образом, Ньошул Кхенпо написал в черновике своей рукописи такую фразу: «В частности, находясь в Паро Тагцанге в Бутане, Кхьенце Ринпоче был благословлён, узрев в видении Ригдзина Джигме Лингпу, который вверил ему передачу учений „Сердечной сущности“». Затем он снова отправился к Кхьенце Ринпоче и объяснил ему, почему написал эти строки, несмотря на то, что тот их опроверг. Он попросил проверить написанное, пообещав в случае ошибки всё исправить. Сперва казалось, что Кхьенце Ринпоче не желал проверять рукопись, и когда Кхенпо повторил свою просьбу, ответа не последовало. Однако чуть погодя Кхьенце Ринпоче как ни в чём ни бывало попросил показать ему нужную страницу. Он изучил её и спокойно сказал Ньошулу Кхенпо, что нет нужды что-либо исправлять.

С одной стороны, просветлённые качества Кхьенце Ринпоче были настолько очевидны, что не заметить их было невозможно, но с другой – он всегда оставался необычайно скромным, поскольку сумел укротить свой ум и всё своё существо. Он всегда сохранял твёрдость и невозмутимость. Его беспристрастность была незыблема, как гора, его мудрость была бесконечна, как небо, а его просветлённые качества были обширны, как океан. Всякий раз, когда он учил, слова Дхармы лились из него словно стихи, совершенные как они есть, при этом он не произносил ни одной лишней фразы или междометия. Его речь текла как откровение, и его слова можно было записывать как есть, без исправлений. Когда он начинал давать учение, особенно учение дзогчен, он слегка откидывался назад и становился ещё более всеобъемлющим, а слова лились из него, как горная река. Его было не остановить. Я помню, как мы очень часто смотрели на него с изумлением. Нейробиолог Франциско Варела однажды сказал мне, что он никак не мог взять в толк, как работают ум и мозг Кхьенце Ринпоче. Обычно он говорил по меньшей мере двадцать минут без остановки, а затем, во время перевода, отдыхал или, когда уже был в преклонном возрасте, погружался в дремоту. Затем без какого-либо напоминания он заканчивал свою мысль с того момента, где остановился около получаса назад, и спокойно продолжал учение, не мешкая и ни капли не сомневаясь.

К поразительным достижениям Кхьенце Ринпоче, которые прекрасно описаны в других местах, относятся: собрание сочинений из двадцати пяти томов; двадцать два года, проведённые в затворничестве; огромное количество учений и передач, которые он получил и даровал; колоссальное количество практик, которые он выполнил и осуществил; монастыри, храмы и ступы, которые он построил; произведения искусства, которые он создал; собрания учений, которые он издал; целое поколение перевоплощённых лам, которых он с нежностью взрастил и обучил; сокровища-терма, которые он обнаружил; традиция проведения друбченов (интенсивных групповых практик ваджраяны), которую он восстановил, и многое другое. Он достиг столь многого и сделал это с такой лёгкостью, словно не приложил к этому никаких усилий. С самого утра и до поздней ночи не было ни момента, чтобы он не учил, не практиковал или не помогал другим, и одновременно с этим казалось, что всё время в мире принадлежало ему. Он преуспел в том, чтобы не терять ни секунды своего времени, оставаясь при этом абсолютно свободным и, более того, извлекая из всего великую радость и наслаждение. В голове не укладывается, как он справлялся с такой непосильной, по мнению многих, задачей – ежедневно выполнять бесчисленное количество дел, пребывая при этом в расслабленном состоянии без напряжения и усилий, к которому стремятся все духовные практикующие.

Из этой книги и других источников вы многое узнаете о той огромной работе, которую проделал Кхьенце Ринпоче. Тем не менее, на мой взгляд, его самым великим достижением является, вероятно, то, что со временем он стал живым воплощением учений. Его присутствие и само его существо транслировали истину Дхармы в большей степени, чем его слова и учения. Говоря вкратце, достаточно было лишь подумать о нём, чтобы это понять. Есть великие учителя, владеющие необычайными учениями, но что касается Кхьенце Ринпоче, достаточно было просто взглянуть на него или подумать о нём, чтобы пробудить все благословения линии передачи. Я часто вспоминаю жизнеописание Гуру Падмасамбхавы, в котором описывается, как все будды, собравшись воедино, направили поток своих благословений в Будду Амитабху, который, в свою очередь, направил его к озеру Дханакоша в стране Уддияна, где он принял облик великого Гуру Ринпоче. Как мне кажется, подобным образом благословения всех будд сосредоточились и в Дилго Кхьенце Ринпоче.

Я также полагаю, что Джамьянг Кхьенце Чокьи Лодро, великий наставник Дилго Кхьенце Ринпоче, предвидел его судьбу. Как вы узнаете из этой автобиографии, в юности, бывая в монастыре Дзонгсар, расположенном в Кхаме в Восточном Тибете, Дилго Кхьенце Ринпоче часто получал учения от Кхьенце Чокьи Лодро. В ту пору он был очень худым и высоким, и его звали попросту Тулку Салга или Тулку Рабсел Дава. Как бы там ни было, все относились к Джамьянгу Кхьенце Чокьи Лодро с таким почтением, что, кроме него, никого не называли словом «ринпоче». Когда Дилго Кхьенце Ринпоче было одиннадцать лет, Шечен Гьялцаб официально признал его эманацией ума Джамьянга Кхьенце Вангпо, что впоследствии было подтверждено Джамьянгом Кхьенце Чокьи Лодро. В те времена Кхьенце Чокьи Лодро почитали как Великого Кхьенце, держателя трона Джамьянга Кхьенце Вангпо и эманацию его просветлённых деяний. Подтвердив, что Дилго Кхьенце являлся воплощением Джамьянга Кхьенце Вангпо, Кхьенце Чокьи Лодро фактически объявил, что между ним и Дилго Кхьенце нет никакой разницы. Тем не менее, хотя они были эманациями одного и того же мастера, Дилго Кхьенце стал учеником, а Джамьянг Кхьенце Чокьи Лодро – учителем. Однако Дилго Кхьенце Ринпоче тоже передал Джамьянгу Кхьенце Чокьи Лодро много учений. Так они стали друг другу учителем и учеником. Именно Джамьянг Кхьенце Чокьи Лодро побудил Дилго Кхьенце к открытию своих терма, уполномочив его как великого открывателя сокровищ. Тёплые чувства, которые их связывали, были настолько глубоки и нежны, что Джамьянг Кхьенце Чокьи Лодро часто горько плакал, когда им приходилось расставаться. В автобиографии Дилго Кхьенце написал: «Всякий раз, когда я приезжал к Ламе Ринпоче [Джамьянгу Кхьенце] в Дзонгсар, он заботился обо мне с такой большой любовью, что я чувствовал себя как дома».

Однажды Дилго Кхьенце Ринпоче рассказал мне особенно трогательную историю о том, как его пригласили на пикник с Джамьянгом Кхьенце Чокьи Лодро. В Тибете каждый носил с собой собственную тарелку и не было принято пользоваться чужой. В тот день Дилго Кхьенце забыл тарелку дома, и Джамьянг Кхьенце предложил ему свою. О такой чести невозможно было и помыслить: Джамьянга Кхьенце чтили так высоко, что никто не мог осмелиться есть из его тарелки. Из уважения Дилго Кхьенце отказался. Джамьянг Кхьенце предложил свою тарелку во второй раз, но тот снова отказался. В конце концов Джамьянг Кхьенце с рассерженным и немного строгим видом произнёс: «Бери! Она не грязная!». Когда Дилго Кхьенце Ринпоче рассказывал эту историю, на словах «Она не грязная!» его глаза наполнялись слезами. Такова была глубина его любви и преданности.

На протяжении многих лет находились те, кто недоумевал, почему, имея так много других великих учеников, Джамьянг Кхьенце как-то по-особенному относился к Дилго Кхьенце, всегда приближая его к себе во время учений и передач. Вскоре то же самое поколение учеников стало свидетелем преображения Дилго Кхьенце, наблюдая за тем, как он приобрёл черты не только Джамьянга Кхьенце Чокьи Лодро, но и великого Джамьянга Кхьенце Вангпо. Его присутствие, казалось, стало ещё более впечатляющим. Я прекрасно помню случай, как в 1960-е годы в монастыре Энчи в Сиккиме Дилго Кхьенце Ринпоче даровал посвящения «Сокровищницы драгоценных терма» Дзонгсару Кхьенце Ринпоче, перевоплощению Джамьянга Кхьенце Чокьи Лодро, и собранию других перевоплощённых лам. Я написал об этом в «Тибетской книге жизни и смерти»:

В монастыре, расположившемся на холмах недалеко от столицы Гангток, собрались многие ламы. Я сидел рядом с Кхандро Церинг Чодрон, духовной супругой Джамьянга Кхьенце, и Ламой Чогденом, его духовным помощником.

Тогда я впервые очень ярко пережил подлинный процесс передачи мастером ученику благословения своего ума мудрости. В один из дней Дилго Кхьенце Ринпоче давал учение о преданности, необыкновенно трогательно рассказывая о нашем учителе Джамьянге Кхьенце. Слова лились из него потоком красноречия и чистейшей духовной поэзии. Снова и снова, пока я слушал и смотрел на Дилго Кхьенце Ринпоче, он самым невероятным образом напоминал мне Джамьянга Кхьенце, которому удавалось просто говорить, изливая, словно из скрытого неистощимого источника, свои самые возвышенные учения. Постепенно я с удивлением осознал, что произошло: благословение ума мудрости Джамьянга Кхьенце было полностью передано его сердечному сыну Дилго Кхьенце Ринпоче и сейчас без усилий проявлялось через него.

В конце учения я повернулся к Кхандро и Чогдену и увидел, как по их щекам текли слёзы. Чогден обычно был немногословен. «Мы знали, что Дилго Кхьенце – великий мастер, – сказал он. – И мы знаем, что, как считается, мастер передаёт всё благословение своего ума мудрости своему сердечному сыну. Но только сейчас, только сегодня, только здесь мы поняли, что это в действительности значит».

Я уверен, Джамьянг Кхьенце Чокьи Лодро знал, что не проживёт дольше 1959 года. По его словам, существовало предсказание о том, что одно из перерождений Кхьенце проживёт долгую жизнь, и я считаю, что он вложил всё своё благословение в Дилго Кхьенце Ринпоче, чтобы тот продолжил видение и работу линии Кхьенце. Казалось, будто они тщательно спланировали свою совместную работу: Джамьянг Кхьенце Чокьи Лодро трудился в Тибете, в то время как основная миссия Дилго Кхьенце Ринпоче проходила в изгнании – в Индии и в остальном мире. Несомненно, последующее падение Тибета в 1959 году стало безвозвратной потерей, но благодаря Кхьенце Ринпоче, который остался в живых, не всё было утрачено, поскольку один этот человек воплощал всё наследие тибетского буддизма. Он сыграл огромную роль в деле спасения и сохранения богатого духовного и культурного наследия Тибета. В Тибете его знали как выдающегося учителя, и Джамьянг Кхьенце рассказывал о нём повсеместно, но его время пришло после того, как он отправился в изгнание в Индию, где проявил все свои качества.

Хотя в прошлые времена приходило много великих мастеров, в наше время не было ни одного, кто бы походил на Дилго Кхьенце Ринпоче или был его уровня. Необычаен тот факт, что его славное проявление произошло именно в тот момент, когда учения тибетского буддизма стали проникать на Запад и распространяться по всему миру. Наряду с Далай-ламой, Дуджомом Ринпоче и другими великими учителями Кхьенце Ринпоче был путеводной звездой учения Будды, всех тибетских традиций и особенно древней школы ньингма. Он стал любимым учителем Его Святейшества Далай-ламы и бессчётного количества лам, которые сегодня учат по всему миру. Нам невероятно повезло, что такой учитель, как он, находился с нами на протяжении тридцати лет после падения Тибета и давал учения в Индии, Бутане, Непале и Гималайском регионе, а также в Европе, Юго-Восточной Азии и Северной Америке.

Кхьенце Ринпоче был живым доказательством и примером великого учителя, а также образцом для всех нас. Для нас он был ориентиром, поскольку мы никогда не встречались с Буддой Шакьямуни или Гуру Ринпоче, такими мастерами, как Джамьянг Кхьенце, или такими божествами, как Ваджракилая. Поскольку Кхьенце Ринпоче был просветлённым существом, лицезреть его означало наконец увидеть, каким могло быть просветлённое существо. Чогьям Трунгпа однажды сказал: «Если бы Будда Шакьямуни был жив, он выглядел бы как Дилго Кхьенце Ринпоче». Если вы восхищаетесь достижениями реализованных мастеров прошлого, то, находясь с Кхьенце Ринпоче, вы могли почувствовать, как именно они их обретали. Он был живым свидетельством всех историй о великих сиддхах, святых и их достижениях. Видеть его означало в точности ощутить, каким был Джамьянг Кхьенце Вангпо и другие великие учителя прошлого. В каком-то смысле можно сказать, что Кхьенце Ринпоче утвердил значимость линии передачи тибетского буддизма и сделал её подлинность неоспоримой.

Среди всех великих мастеров, живших в изгнании, особая заслуга Кхьенце Ринпоче заключается в том, что узнать его, пережить необычайный опыт встречи с ним, почувствовать прикосновение его доброты и обворожительной ауры его присутствия удалось бессчётному количеству людей. Однажды он прилетел в аэропорт Гонконга, где его встретили, предложив кресло-коляску. Сотни людей в аэропорту ждали прибытия своих родственников и друзей. Все они кружили и разговаривали друг с другом, было очень шумно. Но когда открылись автоматические двери таможни и в зале ожидания появился Кхьенце Ринпоче, все мгновенно поднялись на ноги, хотя даже не подозревали о том, кто находится перед ними. Воцарилось благоговейное молчание. Такими очаровательными харизмой и магнетизмом обладал Кхьенце Ринпоче.

Кхьенце Ринпоче не только вдохновлял нас на преданность, но и сам был необычайно предан своим учителям и учителям различных традиций, включая Его Святейшество Далай-ламу, Шестнадцатого Гьялванга Кармапу и других великих мастеров того времени. Он являл собой безупречный пример истинного учителя риме, продолжив работу Джамьянга Кхьенце Вангпо и Джамгона Конгтрула. Благодаря непрерывной передаче учений – устных передач, посвящений и наставлений – Кхьенце Ринпоче сыграл важную роль в сохранении всех традиций тибетского буддизма. Огромное количество передач учений, которые он собрал и держателем которых являлся, превратили его в сосуд, до краёв наполненный Дхармой. Он не только был держателем различных линий передачи учения, но также способствовал их восстановлению, составляя, к примеру, садханы, посвящения, комментарии и дополнительные тексты к циклам незавершённых терма, как это делали Джамьянг Кхьенце Вангпо и Джамгон Конгтрул. Именно благодаря Дилго Кхьенце Ринпоче многие линии передачи учения в настоящее время процветают, оставаясь непрерывными и живыми. Силой его благословения молодое поколение перевоплощённых лам достигло зрелости, став блистательными учителями.

Всякий раз, когда я говорю или думаю о нём, я преисполняюсь благодарности, восхищения и преданности: благодарности за то, что он пришёл в этот мир, совершив все свои деяния; восхищения, поскольку нам выпала большая удача его знать; преданности, поскольку одна лишь мысль о нём – это гуру-йога, а один взгляд на его фотографию способен пробудить воззрение природы ума. По моему мнению, не было ни одного учителя, который мог бы так живо выразить воззрение дзогчен, как это делал Кхьенце Ринпоче, просто являясь тем, кем он был. С помощью своего присутствия он сообщал самую суть, дух и истину Великого совершенства. Со временем ему не нужно было давать много учений, поскольку он сам стал ознакомлением с природой ума, воплощая самую суть учений. Одна моя ученица, женщина средних лет, рассказала мне о происшествии, случившемся в 1987 году, когда Кхьенце Ринпоче приезжал даровать учения в моём дхарма-центре в Лондоне. Когда он уезжал, она отправилась в один из терминалов огромного аэропорта Хитроу, чтобы попрощаться с ним. Кхьенце Ринпоче сидел в кресле-коляске, и моя ученица обратила внимание, что у него развязался шнурок на ботинке. Не раздумывая ни секунды, она наклонилась его завязать. Лишь только она дотронулась до его ноги, как все её обычные мысли и восприятие внезапно прекратились. Этот случай стал для неё прямым ознакомлением с природой ума. Как она и обнаружила, всё естество Кхьенце Ринпоче сообщало совершенство состояния дзогчен, не нуждаясь для этого в словах.

Он воплощал в себе всё: изначальную чистоту, естественную простоту и спонтанное присутствие.

Сегодня, когда я думаю о воззрении дзогчен или практикую гуру-йогу, из всех моих учителей мне ярче всего приходит на ум Дилго Кхьенце Ринпоче. Он в самом деле был «освобождением через видение, слышание и памятование». В одно мгновение вспышкой своего присутствия он мог напрямую сообщить абсолютную истину, тем не менее делал это очень просто, по-человечески. И действительно, самым поразительным в нём были его человеческие качества: казалось, он был одновременно и буддой, и совершенным человеком. Кхьенце Ринпоче был Великим совершенством, абсолютно естественным, неподдельным, самой истиной, и в то же время он всегда был в зоне нашей досягаемости. Для нас, осознающих свою ограниченность, видеть, как он воплощал в себе чистейшее совершенство, казалось бы, могло стать поводом для уныния. Хоть мы и понимали, что нам ещё очень далеко до него, тем не менее Кхьенце Ринпоче каким-то непостижимым образом с помощью своего милосердия и благословения вселял в нас надежду и вдохновение, будто бы вкладывая в нас частичку себя, тем самым побуждая нас с ещё большим энтузиазмом стремиться к тому, что мы старались осуществить.

В каком-то смысле, по моим ощущениям, если вы по-настоящему понимаете Дхарму – учения ваджраяны, дзогчен или махамудры, то простое размышление о Кхьенце Ринпоче само по себе является полноценной практикой. Он был Великим совершенством, потому что всё в нем было совершенно и цельно. Как сказал однажды Кхьенце Ринпоче: «Из своего сострадания с помощью искусных средств Будда учил различным аспектам воззрения, пользуясь метафорами. Он учил о пустоте на примере неба, о светоносности – на примере солнца и луны, о вездесущности в сансаре и нирване – на примере солнечных лучей и лунных бликов». Подобно Будде, который мог описать абсолютное только с помощью метафор, мы можем описать глубокую простоту и мудрость Кхьенце Ринпоче, только сравнивая его с небом, солнцем, луной, океаном или горой. Можно говорить веками, и все равно не хватит времени измерить и во всей полноте выразить все его благие качества, поскольку их нельзя описать обычными словами.

Когда вы просто находились рядом с Кхьенце Ринпоче, в его присутствии ваш ум изменялся настолько, что изменялось всё ваше восприятие, вы начинали по-другому переживать окружающую действительность. Вещи вокруг и происходящие события казались иными, даже обстоятельства изменялись. Всё вокруг него становилось неземным, похожим на рай. Где бы ни появлялся Дилго Кхьенце Ринпоче – это место превращалось в храм лотосового света в чистой земле Гуру Ринпоче, Славной Медноцветной горе.

Когда мы думаем о Дилго Кхьенце Ринпоче, его достижениях и его жизни, то подобные мысли – возможно, всего лишь на мгновение – рождают в наших ограниченных умах переживание той бескрайности, которая свойственна просветлённому уму. К сожалению, трудность для нас заключается в том, что мы не можем думать о ламе постоянно. Кьябдже Дуджом Ринпоче вспоминал слова своего учителя: «Я старик, которому и подумать не о чем, кроме ламы, которому и произнести нечего, кроме молитв к ламе, которому и делать нечего, кроме ничегонеделания. Кажется, я всё время был в этом состоянии. И вот он я теперь: без цели, без забот, свободный и расслабленный». Однако нам не под силу всё время испытывать преданность, и это свидетельствует об омрачении, в котором мы пребываем. Но в тот момент, когда мы испытываем вдохновение, наши обычные видение и восприятие расширяют свои горизонты. Когда мы думаем о Дилго Кхьенце Ринпоче, те чувства, которые он в нас пробуждает, прорываются сквозь наше обычное мышление, обнажая глубинную природу нашего ума, абсолютную природу всего. Как говорится в практике гуру-йоги: «Распознай, что природа твоего ума, твоё собственное осознавание-ригпа, и есть окончательный учитель». Думая об учителе, вы попадаете в другое пространство – сущностную природу своего ума, природу будды. Поскольку именно учитель раскрыл её перед вами, создав с вами эту связь, вы испытываете огромную благодарность. По этой причине, стоило вам только произнести имена Шечена Гьялцаба или Джамьянга Кхьенце Чокьи Лодро в присутствии Дилго Кхьенце Ринпоче, как его глаза наполнялись слезами благодарности и преданности.

Суть гуру-йоги заключается в том, чтобы объединить свой ум с умом мудрости учителя. На как именно их объединить? Оргьен Тобгьял Ринпоче в своей неподражаемой манере задавал этот вопрос многим ламам и каждый раз получал разные ответы. Однажды он спросил Кхьенце Ринпоче: «Как мне объединить свой ум с умом гуру?» – на что Кхьенце Ринпоче ответил: «Это происходит следующим образом: в любой момент, в любых обстоятельствах – возможно, через молитву или преданное обращение к гуру – у тебя возникает мысль об учителе, захватывая твой ум с такой силой, что ты больше не чувствуешь себя отдельным от него ни на мгновение. В тот момент, когда возникает такая мысль, если оставить её как есть и расслабиться прямо в её истинной природе, которая и является природой ума, не позволяя другим мыслям прерывать или отвлекать тебя, – это и является объединением твоего ума с умом учителя. Нет нужды прилагать особые усилия, чтобы что-то улучшить, поскольку это будет попыткой создать что-то искусственное. Просто оставайся в этом состоянии, ничего не измышляя, просто осознавай, что твой ум и ум гуру едины. Вот как нужно объединять свой ум с умом учителя».

В практике гуру-йоги, которую Дилго Кхьенце Ринпоче сочинил по моей просьбе, есть такие слова:

Преданность позволяет достичь великой чистоты восприятия

И сама по себе является сиянием ригпа…

Благодаря распознаванию и памятованию о том,

что моё собственное ригпа и есть лама,

Пусть мой ум объединится с твоим.

Когда ты исполнен преданности, все твои обычные мысли и эмоции прекращаются, обнажая истинную природу твоего ума. Когда ты думаешь об учителе или просто слышишь его имя, это чувство заполняет твой ум и твоё обычное существо растворяется, и таким образом ты объединяешься с учителем. Поэтому просто думать о нём значит стать единым с ним – другими словами, единым со всеми буддами. Ты наполняешься его благословением, преображаясь, и начинаешь практически чувствовать его внутри себя. В этот миг чистое восприятие подчиняет твой ум. На этом зиждется твоя вера и доверие.

Мне кажется, что единственный способ выйти за пределы заключается в воодушевлённой преданности, которая возвышает нас, позволяя получить благословение учителя; на самом деле, когда ваджраяну называют прямым и быстрым путём, я иногда думаю, что именно в этом заключается её смысл. Кхьенце Ринпоче сказал: «Сущность пути заключается в преданности. Если в нашем уме нет ничего, кроме гуру, по отношению к которому мы испытываем горячую преданность, то, что бы ни происходило, мы будем воспринимать это как его благословение. Когда все мысли наполняются преданностью гуру, рождается естественная уверенность в том, что эта преданность поможет во всём, что бы ни случилось. Все формы – это учитель, все звуки – это молитва, а все явные и более тонкие мысли предстают как преданность. Всё спонтанно освобождается в своей истинной природе, как узелки, завязанные в небе».

Кхьенце Ринпоче был кремирован в Бутане 4 ноября 1992 года. На той невероятно трогательной церемонии собрались все его ученики. Когда наконец был зажжён погребальный костёр, в тот самый миг меня постигло неожиданно нагрянувшее осознание величины нашей потери. Я понял, что он ушёл, и моё сердце сжалось. Однако в следующий момент на меня снизошло понимание, что мы никогда не разлучались и никогда не разлучимся с Кхьенце Ринпоче. Мне на ум пришли слова Дуджома Ринпоче: «Поскольку чистое осознавание настоящего момента и есть подлинный будда, в открытости и радости мы обнаруживаем учителя в своём сердце. Когда мы понимаем, что этот бесконечный естественный ум и есть природа нашего учителя, больше нет нужды ни в молитвах, полных привязанности и цепляния, ни в напускных причитаниях. Просто расслабляясь в непринуждённом осознавании – свободном, открытом и естественном состоянии, мы обретаем благословение бесцельного самоосвобождения всего, что бы ни возникало». Убедившись в этом, я осознал ещё острее, что наш учитель живёт внутри нас, а всё возникающее – это его благословение. Хотя его внешнее проявление растворилось в природе реальности, его мудрость продолжает жить в учениях, которые он нам передал. По этой причине всё зависит от нас. Если мы помним о Кхьенце Ринпоче, если мы практикуем его учения, то мы никогда не расстанемся с ним даже на мгновение. Как только я подумал об этом, моя печаль исполнилась благословением и чувством уверенности.

В прошлые времена, когда великий мастер покидал этот мир, случалось, не было уверенности, что его учения продолжатся в будущем. Однако с помощью своего благословения и предвидения Кхьенце Ринпоче удалось обеспечить сохранение и продолжение своей работы. Здесь я хотел бы выразить моё почтение внуку Кхьенце Ринпоче – Шечену Рабджаму Ринпоче, который является живым звеном в непрерывной линии передачи видения и просветлённой деятельности Кхьенце Ринпоче. Кхьенце Ринпоче воспитывал его с огромной теплотой и заботой, и он, благодаря своей глубокой преданности и исключительной близости к этому великому мастеру, стал держателем всей его линии, продолжив работу своего предшественника. Через него исполняются все устремления Дилго Кхьенце Ринпоче. Необычайно вдохновляет и то, с какими любовью, уважением и преданностью он сегодня заботится о воспитании Кхьенце Янгси Ринпоче – перевоплощения Дилго Кхьенце Ринпоче. Кажется, будто Рабджам Ринпоче никогда и не чувствовал, что Кхьенце Ринпоче нет рядом. Он испытывает те же наслаждение и радость при виде его перерождения, какие испытывал при виде самого Кхьенце Ринпоче.

Близкие ученики Кхьенце Ринпоче чувствуют и знают, что Янгси Ринпоче – это их любимый учитель. Когда они находятся рядом с ним, вдали от пристальных взглядов публики, он совершенно поразительным образом проявляет свои качества. Также он удивительно похож на Кхьенце Ринпоче внешне. Не все тулку демонстрируют такую очевидную и близкую связь со своим прошлым воплощением. Я надеюсь и молюсь о том, чтобы Янгси Ринпоче беспрепятственно продолжил его просветлённые деяния, написав новую главу в жизни Кхьенце Ринпоче и его линии, служа на благо Дхармы, повсюду принося подлинное счастье и окончательное блаженство живым существам.

Дилго Кхьенце Ринпоче был благословлён множеством выдающихся учеников, которые поддерживают дух его мудрости и целенаправленно и преданно продолжают его работу. Я вспоминаю, к примеру, о непоколебимой преданности Её Величества королевы-матери Бутана, а также о Матьё Рикаре и его необычайных достижениях. Я от всего сердца возношу искренние молитвы обо всех учениках Кхьенце Ринпоче, с тем чтобы они продолжили его линию передачи и сохранили его просветлённое видение.

Мы все бесконечно благодарны бхикшуни Джинпе Палмо, преданной ученице Кхьенце Ринпоче и многих других великих учителей, за то, что она составила историю его жизни. Многим людям посчастливилось встретиться с Дилго Кхьенце Ринпоче, и есть много замечательных свидетельств его жизни. У каждого из его учеников, например у его сердечного сына Кьябдже Трулшига Ринпоче, у Дзонгсара Кхьенце Ринпоче, Рабджама Ринпоче и Пемы Вангьяла Ринпоче, была своя личная насыщенная событиями история о нём, каждая из которых представляла собой целую биографию. Должно быть, существуют сотни жизнеописаний Кхьенце Ринпоче – столько эманаций его существа пребывает в умах тех, кто его знал.

Все, кто его встречал, переживали необыкновенный опыт. На мой взгляд, увидеть его лишь однажды, хотя бы на мгновение, было достаточно, чтобы посеять внутри себя семя освобождения, которое нельзя уничтожить и которое однажды полностью расцветёт. Если вам выпала такая удача в жизни, запомните этот опыт, цените его и храните в своей памяти, потому что это Кхьенце Ринпоче внутри вас. Память об этом сама по себе является благословением. Как он говорил:

Не забывайте об учителе; молитесь ему постоянно.

Не позволяйте уму отвлекаться; наблюдайте сущность своего ума.

Не забывайте о смерти; упорствуйте в практике Дхармы.

Не забывайте о живых существах; от всего сердца посвящайте им заслуги.

Я заметил, что даже те, кто не был знаком с Кхьенце Ринпоче, но слышали историю его жизни, были способны ощутить его присутствие и почувствовать настоящее благословение. Когда вы вспоминаете об учителе, говорите о нём, через вас проходит сила, благословение и сострадание всей линии передачи. Поэтому я советую вам прочитать эту необычайную историю жизни Кхьенце Ринпоче под названием «Сияющая луна» со вступительными словами Его Святейшества Далай-ламы, Дзонгсара Кхьенце Ринпоче, Рабджама Ринпоче и этими несколькими мыслями, которые я здесь набросал. Пусть благодаря чтению этой книги Кхьенце Ринпоче займёт своё место в ваших уме и сердце. Представьте, что вы встретились с ним в действительности, поскольку, как сказал Будда: «Будда предстанет перед теми и наделит силой благословения тех, кто думает о нём с верой и преданностью». Наполните свои сердца его присутствием и позвольте его благословениям заполнить ваш ум.

Согьял РинпочеЛераблинг, ФранцияМай 2007 г.

Предисловие Шечена Рабджама Ринпоче

Впервые я узнал Кхьенце Ринпоче как замечательного любящего дедушку. Вообще-то он был мне как настоящие отец и мать в одном лице. С возрастом моё отношение к нему постепенно перерастало в глубокое уважение и доверие и в конце концов превратилось в непоколебимую веру. Так Кхьенце Ринпоче стал моим духовным учителем. Начав изучать священные писания, я обнаружил в нём все качества истинного и реализованного мастера, которые были в них описаны. После его смерти сила его неиссякаемого присутствия стала просто вездесущей. Сейчас я понимаю, насколько мне повезло встретить его и провести в его присутствии двадцать лет. Я находился с ним с пятилетнего возраста до тех пор, пока он не покинул этот мир, когда мне исполнилось двадцать пять лет.

Мне очень повезло быть всегда рядом, когда он давал учения и путешествовал. Я уверен, что Кхьенце Ринпоче являл собой один из лучших примеров совершенного духовного учителя. По сути, он был мастером для других мастеров, и многие тибетские наставники двадцатого столетия получали у него учения.

Вся его жизнь была посвящена исключительно помощи другим. Если бы вы увидели обширный список тех книг, которые он опубликовал, вам бы показалось, что всю жизнь он занимался только книгоиздательством. Если взять двадцать пять томов его сочинений – одно из самых крупных собраний сочинений, написанных тибетским мастером в прошлом веке, – можно предположить, что он только и делал, что писал. Что касается практики, то, поскольку он провёл двадцать лет в личном ретрите, можно предположить, что всё своё время он целиком посвящал духовной практике, не занимаясь ничем другим. У него было более пятидесяти учителей, и он получил учения всех традиций тибетского буддизма. Учения, которые он даровал, представляют собой всевозможные собрания учений тибетского буддизма, например «Сокровищница духовных наставлений» и «Сокровищница драгоценных терма».

Когда мы потеряли Тибет, учения всех традиций оказались под угрозой исчезновения. Дилго Кхьенце Ринпоче сделал всё возможное, чтобы сохранить их, даруя эти учения везде, где это было возможно. В соответствии с потребностями своих учеников он мог одновременно дать шесть или семь кратких учений в перерывах между главными сессиями учения. При его участии были построены многочисленные храмы и ступы в Бутане, Непале и Индии. Вся его жизнь была посвящена сохранению учений Будды. В наше время все молодые ламы так или иначе связаны с Кхьенце Ринпоче, получив непосредственно учения от него самого или прочитав изданные им книги. Он заботился не только о традиции ньингма, то также о кагью, сакья, гелуг и джонанг. Он был жизненной силой всего древа тибетского буддизма.

Кхьенце Ринпоче никогда не называл своих учителей по имени, он использовал слово кадринчен, что означает «добрейший». Когда я спросил его, почему он так делал, он ответил, что они были так добры, что он не хотел произносить их имена, поскольку они были Буддой во плоти. Только в текстах учений он называл их по имени.

За все двадцать лет, что я провёл рядом с Кхьенце Ринпоче, я никогда не видел его очень расстроенным или слишком возбуждённым – его настроение было всегда уравновешенным. Во время нашей второй поездки в Тибет в 1988 году Ринпоче захотел посетить ретритный домик Шечена Гьялцаба, и мы отнесли его туда. Он захотел переночевать на развалинах дома, и мы поставили там палатку. Тогда он немного рассказал нам о Гьялцабе Ринпоче и заплакал. Впервые за двадцать лет я увидел его плачущим. В другой раз, когда Кхьенце Ринпоче давал посвящение Калачакры в Непале, он заплакал, вспоминая своего учителя Кхьенце Чокьи Лодро. Эти два случая, когда я увидел слезы Кхьенце Ринпоче, произвели на меня очень глубокое впечатление.

Незадолго до своей смерти Ринпоче упал, повредив ногу, и в его колене образовался тромб, который нужно было удалить. Врачи не могли дать ему обезболивающее по причине его возраста и слабого сердца. Я отправился в операционную вместе с ним. Он держал меня за руку и произнёс: «Давайте, режьте». Доктора начали операцию без анестезии и удалили тромб, исполосовав всё колено. Я был поражён, что лицо Ринпоче ни разу не скривилось от боли, – он просто всё время улыбался. Ринпоче оставался таким бесстрашным, перенося боль, но заливался слезами, когда говорил о своих учителях. Когда дело касалось учителей, Ринпоче не осмеливался произносить их имена, потому что видел в них подлинного Будду, но, ложась под скальпель, даже не заплакал. Как нам понять его внешние, внутренние и тайные качества с помощью обычного ума? Всё, что мы можем сказать о нём, имеет отношение к его внешней форме – мы не в состоянии постичь глубину его реализации и внутренних качеств.

Где бы ни находился Кхьенце Ринпоче, он казался огромным. Однажды в Непале он сидел в своей комнате, когда на встречу с ним пришла женщина с ребёнком. Пока женщина простиралась, ребёнок взглянул на Кхьенце Ринпоче и сказал: «Мама, мама, смотри какой великан!». Матери стало неловко, и она попыталась успокоить ребёнка, но он не унимался и продолжал кричать: «Какой огромный!». Когда вы были рядом с ним, благословение, идущее от него, ощущалось так сильно, что в нём хотелось просто раствориться.

Всякий раз, когда Кхьенце Ринпоче давал учения, в его речи не было дополнений или повторений, и создавалось впечатление, словно он читал по книге. Ещё одно особенное качество, которое я заметил в нём, заключалось в том, что вам необязательно было быть последователем школы ньингма, чтобы стать его учеником, как того требовали другие учителя.

Однажды в Шотландии я путешествовал вместе с Кхьенце Ринпоче и Аконгом Тулку на автомобиле. Аконг Тулку задавал Кхьенце Ринпоче много вопросов. Когда он спросил: «Кто сегодня является твоим лучшим учеником?» – Ринпоче ответил: «Сенгтраг Тулку». С тех пор как Кхьенце Ринпоче не стало, я слышал о нём много разных историй, и у каждого она своя. Ринпоче дарил другим ощущение, что они самые особенные. Не хватило бы и книги, чтобы пересказать все эти удивительные истории.

Кхьенце Ринпоче всегда говорил о том, как важно объединить свой ум с Дхармой, а практику – с повседневной жизнью. Он любил повторять: «О хорошем практикующем судят не тогда, когда всё в порядке. Ясно обнаружить недостатки чьей-либо практики можно при возникновении трудностей». Он подчёркивал необходимость объединить свой ум с учением в медитации и привносить качество этой медитации во все свои действия. Он постоянно предлагал нам проверить, становились ли мы в результате практики более хорошими людьми, удавалось ли нам постепенно освобождаться от беспокоящих эмоций, могли ли мы наслаждаться внутренней свободой и свободой от беспокоящих эмоций.

Он утверждал, что мерилом успеха нашей многолетней практики являются внутреннее спокойствие и всё меньшая уязвимость в различных внешних обстоятельствах. Результатом практики Дхармы должны стать внутренняя свобода и глубокое счастье. Это может произойти только в том случае, когда исчезают отрицательные эмоции и запутанность ума. Он подчёркивал, что мы упускаем из виду цель нашей практики, если яды нашего ума всё ещё имеют над нами силу, без конца мучая нас и заставляя беспокоиться о себе.

Эта биография правдиво и без преувеличений рассказывает о том, кем был Кхьенце Ринпоче, как он жил, чем занимался каждый день. Пример его жизни может послужить вдохновением для многих. В наши дни, когда так мало настоящих учителей, многие, читая эту биографию, смогут обнаружить, какими качествами обладает великий мастер, что, вполне возможно, поможет им отыскать подлинного учителя.

Несмотря на то что Кхьенце Ринпоче с нами уже нет, каждый, кто читает записи его учений или письменные труды, может испытать глубину его мудрости и сострадания. Даже те, кто ещё не достиг просветления, могут обрести и излучать некоторое внутреннее благополучие, что само по себе является признаком хорошего практикующего. Слабый практикующий может держать в себе много напряжения и быть сложным в общении. Такой практикующий имеет множество беспокоящих мыслей и проблем, с которыми он не в состоянии справиться. В сравнении с ним сильный практикующий естественным образом становится более открытым и испытывает внутреннюю свободу. Имея перед глазами вдохновляющий пример Кхьенце Ринпоче и преисполнившись уверенности и энтузиазма, мы можем воспользоваться выпавшим шансом и с радостью, прилежанием и состраданием вступить на путь бодхисаттвы.