Глава 1
Предупреждение своего декана Мила не оставила без внимания, а потому на первой лекции нового полугодия, пришедшейся на первый день февраля, далеко не все признали в миловидной студентке раздражающую всех мерзавку по кличке Тварь. Собственно, к той молодой женщине, что предстала перед студентами, так обращаться и неудобно было бы как-то. Все порядком запамятовали, что изначально Мила Свон не была вонючей страхолюдиной, не была она безумной хабалкой, а да, вот такой она и была. За партой, за которой обычно сидела Тварь, на этот раз обнаружилась приятной наружности особа лет эдак двадцати с небольшим. Её форменное платье выглядело опрятно, даже шарфик на шее был завязан красивым бантом. Из волос, собранных в тугой пучок, не выбивалась ни одна прядка, и это подчёркивало красивый овал лица. Гордо выпрямленная спина и тонкая талия могли служить предметом женской зависти. Пожалуй, если бы не отличительные цвета факультета Чёрной Магии, то Мила Свон ещё долгое время казалась бы сокурсникам таинственной и очаровательной незнакомкой.
– Никак она всё же? – с недоверием обратился шёпотом к Антуану Грумбергу его друг и одногруппник Филипп Оуэн.
– И? – с презрением хмыкнул в ответ молодой лорд. – Если свинья отмыла морду от грязи, хрюкать она не перестанет.
Антуан Грумберг говорил негромко, ровно настолько, чтобы его услышали ближайшие к нему человек пять-шесть. Но поступил он так не только потому, что с одной стороны привык действовать в отношении Милы Свон на публику и при этом не желал возобновления прежней яркой вражды. Просто… он тоже был удивлён преображением. Его знакомство с Милой Свон состоялось, когда она, красная, неистово запыхавшаяся и одетая в дурно пахнущее платье нищенки взяла и толкнула его. А потом ненависть к ней затмила собой всё. Он нисколько не видел в этой женщине человека. Он же потому и прозвал её Тварью, что отвратительной гадиной, примитивным животным она для него и выглядела. А уж то, во что она начиная со второго семестра первого курса рядилась, как мерзко от неё воняло и вовсе напрочь вытравило в нём понимание, что эта женщина может быть другой. Теперь же Антуану словно впервые довелось её увидеть.
«И отчего тогда на церемонии я не смог промолчать?» – даже ненароком подумал молодой Грумберг.
Но Мила этих мыслей благородного лорда нисколько не знала. Она сидела за своей партой и в ожидании преподавателя смотрела только на кафедру. Из-за этого она со стороны выглядела высокомерной, но, по правде говоря, молодая женщина элементарно боялась, что, смыв грязь, она потеряла защиту от нападок на себя. В своей растерянности Мила не знала, как ещё себя вести. Но вскоре все тревоги об этом утратили значение.
– Не возражаешь, если я ненадолго присяду рядом?
Прозвучавший вопрос заставил Милу повернуть голову в сторону говорившего, и мягкая улыбка тут же возникла на её лице.
– Ну садись, коли не боишься.
– А чего мне тебя бояться? Чай не плюёшься ядом, – хмыкнул Вигор и, сев на стул, вольготно вытянул ноги. При этом бывшего каторжника нисколько не беспокоило, что из‑за этого его огромные нечищенные сапоги стали видны всем подряд. Мила сидела за первой партой, некому и нечему было перекрывать обзор, какая некрасивая грязная лужа образуется под каблуками Вигора. Налипший на подошву сапог снег в тёплом помещении таял быстро.
– Как каникулы провёл?
– Ха, от души оторвался так, что как бы к лету ватага брюхатых баб возле нашей академии не столпилась.
Не иначе Вигор представил себе что-то очень весёлое, раз так задорно хохотнул. Вот только Миле, по понятным причинам, такое хвастовство не понравилось. Она с укоризной покачала головой, но кое-кому это было безразлично.
– А у тебя что нового, Милка? Слыхал, ты в Вирграде ловко обосновалась.
– Ловко? Кто это тебе такое рассказал? – вмиг нахмурилась Мила.
– Ну-ну, нашла чему удивляться. В таких кругах у меня приятелей много, – широко улыбнулся Вигор. – Поэтому давай, колись, что ты в те бутылочки наливала, что аптекарь из-под полы толкал.
– Боюсь, я тебя разочарую, но я всего-то подкрашивала магией уже готовые лекарства, – ответила Мила и насупилась. Она рассчитывала, что её проделка останется тайной навеки веков.
– П-фе, скучно живёшь.
– Меня устраивает, – холодно ответила Мила и, оглядываясь по сторонам, спросила. – Эм-м, ты Саймона часом не видел? Я вчера специально, чтоб нашего разлюбезного декана подольше не видеть, перед самым закрытием ворот в академию вернулась, но на его комнате всё ещё замок висел. И сейчас Саймона я что-то нигде не вижу.
– Тык и не увидишь. Как он тебе учиться будет, если на больничной койке валяется?
– То есть? – округлила она глаза. – Как на больничной койке?
– Чего, тебе правда никто ничего не рассказал? – оказался удивлён Вигор, но, поняв, что Мила не шутит, продолжил. – Про Саймона слух Натан разнёс. Хер его знает какого ляда он опять в лазарет попёрся. Прям мёдом ему там намазано, что ли? Но, в общем, он туда, а там Саймона как раз принимают. Траванул его кто-то.
– Не траванул, а почти убил, – сухо прокомментировал остановившийся у их парты Яков Нарроу – ещё один одногруппник Милы из числа простолюдинов. При этом он внимательно поглядел на молодую женщину неприятным цепким взглядом, но ей было не до этого. Она всерьёз забеспокоилась.
– Как такое может быть? Что именно с ним произошло?
– Дань случайности. Кто-то совершал посвящение в убийцы и первым встречным оказался Саймон. Ему конкретно повезло, что дротик только оцарапал кожу. Воткнулся бы как положено и всё. Конец.
Яков, с присущей ему бесстрастностью, демонстративно провёл ладонью по горлу, но этот жест лишил дара речи только Милу. Вигору наоборот стало интересно поболтать.
– Это кто тебе такое рассказал, а?
– Да уж не наш болезный Натан, – фыркнул с презрением Яков, однако большего сообщить не успел – в аудиторию вошёл преподаватель, и по причине того, что им оказался профессор Аллиэр, все разговоры враз прекратились. Студенты поспешно разошлись по своим местам и, вытянувшись в струнку возле парт, принялись вовсю таращиться на тёмного эльфа. Не только его исключительная внешность привлекла к себе всеобщее внимание. Все думали, что декан факультета Чёрной Магии вот-вот сделает некое объявление и уйдёт восвояси. Однако, профессор Аллиэр повёл себя так, словно вознамерился провести в лекционном зале целый день. Ни на кого не обращая внимания, он разложил на столе бумаги, поставил на подставку портфель, налил в стакан воду, и только затем неторопливо встал за кафедру, чтобы обвести студентов привычным для себя взглядом смертельно ядовитой змеи.
– Садитесь, – дозволил дроу спустя дюжину секунд. Затем он подошёл к доске и, начиная выводить мелом надпись, попутно сообщил следующее. – Обычно общая теория некромантии начинается с третьего курса и совершенно с других тем. Но мне видится, что эти элементарные вопросы вы в состоянии освоить самостоятельно. Вашему потоку я буду давать материал углублённо, и начнём мы с получения базовых знаний по замедлению тока крови. Это бывает очень полезно, когда есть необходимость не дать жертве умереть раньше времени из-за потери столь важной жидкости…
– Простите, профессор, – осмелился подать голос кто-то бойкий с факультета Белой Магии. – Но к чему эти знания тем, кто не способен ими воспользоваться? Быть может, пусть лучше общая теория останется общей теорией, а не углублённым курсом?
Само собой, прозвучавшая мысль вызвала воодушевление практически у всех слушателей. Лица студентов просияли, они были готовы оказать свою поддержку говорившему… если бы не одно «но», конечно. Перечить декану, известному на всю академию своим мерзким непримиримым характером, они побаивались.
– Назовите себя, – между тем уставился на говорливого студента профессор Аллиэр так, что колени задрожали у всех сидящих близко к нему слушателей.
– Лер Файтон, – вставая, гордо произнёс храбрый студент.
– Лер Файтон, я намерен давать углублённый курс именно что по общей теории. А общая теория в принципе предполагает, что она доступна для всех. Этот смысл заключён в самом её названии. Но если вы считаете, что неспособны усвоить такого рода знания или не видите в них толк, то можете покинуть аудиторию, ни к чему вам тратить своё, а тем более моё время. Неудовлетворительно в зачётную книжку я готов поставить вам прямо сейчас.
– Но я говорю не об этом, – покраснел от возмущения лер Файтон. – Просто какой смысл знать что-то, что я никогда не смогу применить на практике?
– Смысл хотя бы в том, чтобы убедиться – сможете вы это применить на практике или всё-таки нет, – делая пару шагов по направлению к студенту, сказал Найтэ Аллиэр. Но затем он, словно вдруг передумывая, остановился и по новой обвёл аудиторию хмурым взглядом. – Вижу, выбранную мной тему стоит начать со слов, что замедление тока крови возможно даже без применения магии. В этом случае оно, конечно, будет менее эффективным, но…
– И всё равно, профессор! – не смог уняться лер Файтон. – Моя специализация целительство, я не намерен никого и никогда приносить в жертву. К чему мне это?
– Судя по всему вами сказанному, вам это действительно ни к чему, обучение вы не закончите, – с нехорошей улыбкой сообщил профессор. – А вот у остальных ещё есть шанс понять, что замедление тока крови может использоваться в разных ситуациях, а не только для той, что наиболее актуальна для моего предмета. Благодаря знаниям в данном вопросе у кого-то может получиться уменьшить кровопотери при ранении и это позволит дождаться помощи, поможет выжить. Или, как вариант, попавший в организм яд не так быстро начнёт своё разрушительное действие, – тут дроу мельком посмотрел на Милу Свон. – Моя задача дать вам знания. А уж то, как вы будете их применять, дело вашей фантазии и… и личных вкусов, конечно.
На этих словах Найтэ Аллиэр вернулся за кафедру, но взгляд его алых глаз явно не сулил леру Файтону ничего доброго. И, чтобы сочувствующих дерзкому студенту поубавилось, он также произнёс следующее:
– Раз уж мы забежали вперёд и перешли к вопросу актуальности, я сразу озвучу домашнее задание. Каждому из вас будет нужно составить список ситуаций, где, как вы считаете, замедление тока крови способно вам пригодиться.
– Хм, а сколько пунктов следует указать, чтобы всё же получить за домашнее задание положительный балл? – с совершенной серьёзностью осведомился лер Морриэнтэ, хотя в его взгляде читалась неприкрытая ирония.
– Две дюжины.
– Две дюжины? – пронёсся по рядам то ли испуганный, то ли возмущённый шёпот.
– Верно, – спокойно подтвердил профессор Аллиэр. – Обычно для меня приемлем список из шести пунктов, но у вашего потока, как я вижу, есть проблемы с осмыслением. Будем это исправлять.
***
Мила всерьёз переживала за друга, хотя в их отношениях ещё по осени образовалась глубокая трещина. Все темы, что она и Саймон обсуждали, давно стали какими-то дежурными, не интересными. Мила искренне тосковала по прежнему доверию, но… ничего не меняла, так как боялась менять. Ей не хотелось давать Саймону надежду и снова выбивать у него землю из-под ног. Однако, сейчас был совсем другой случай. Тут Мила была просто‑напросто обязана позаботиться о друге.
По этой причине в перерыве между основной учёбой и дополнительным курсом по иллюзиям Мила дошла до лазарета, но к Саймону её не пустили. Это молодую женщину всерьёз насторожило несмотря на заверения целителя, что жизнь пациента уже вне опасности. И, собственно, именно поэтому на другой день Мила (причём спозаранок, ещё до начала занятий) решительной походкой направилась в лазарет. В наплечной сумке у неё лежало скромное сокровище – мешочек с сушёными ягодами малины. Ей хотелось хоть как‑то порадовать дорогого её сердцу человека.
– Так и быть, проходите, лер Свон, – буркнул целитель угрюмо. – Только следите за временем, у вас буквально несколько минут.
Мужчина был недоволен. Желая доказать известной на всю академию студентке, что делать ей в лазарете нечего, он сперва осведомился у Саймона, так ли уж ему хочется видеть одногруппницу. Ну, и как уже можно сделать вывод, ответ оказался положительным, когда целитель, вот те на, всецело рассчитывал на совсем другое.
– Хорошо, я постараюсь не волновать лера Сильвера.
– И это тоже, – смерил её недобрым взглядом целитель, прежде чем добавил: – Скоро начало занятий, если вы задержитесь, я напишу на вас докладную.
С этими словами целитель открыл дверь в палату, и Мила, не посмев проявить норов, вошла в палату друга. Саймон лежал на постели и выглядел непривычно бледным. Под его глазами даже легли чёрные тени, как оно бывает у умирающих. Уж на такое, помогая при лазарете Оркреста, молодая женщина насмотрелась, а потому неподдельно встревожилась.
– Саймон, тебе совсем плохо? – испуганно спросила Мила, когда встала на колени возле кровати друга.
– Уже нет, но… – тут Саймон сухо закашлялся, – но так паршиво я себя всё равно ни разу в жизни ещё не чувствовал. Поэтому извини, болтливым я сегодня не буду.
– Понимаю. Да и, думаю, тебя уже замучили вопросами о том, что произошло, – сказала Мила, прежде чем положила на тумбочку мешочек с ягодами. – Это тебе для быстрого выздоровления. Подарок.
– А что там? – вяло повернул Саймон голову в сторону мешочка.
– Малина.
– Люблю малину, – едва слышно прошептал он и закрыл глаза. Надолго. Миле даже начало казаться, что друг заснул, но, едва она поднялась на ноги и хотела было уйти, Саймон снова посмотрел на неё. – Милка, а как вчерашний день прошёл? Много новых предметов?
– Просто тихий ужас, – не стала скрывать она. – Мало того, что много чего нового, так кто-то добрый взял и переставил общую теорию некромантии с будущего курса на этот семестр. И, думаю, ты догадываешься кто сей предмет у нас ведёт.
– Мила, – вдруг с тоской протянул Саймон. – Ну зачем ты мне тогда свою малину принесла? Ну почто мне малина, Мила?
– Эм-м, – замялась молодая женщина.
– Ну зачем мне твоя малина, если у нас профессор Аллиэр скоро экзамен принимать будет? В другой раз с конспектом приходи, почитай его мне.
Невольно Мила рассмеялась. Саймон тоже заулыбался бледной улыбкой, но почти сразу закашлялся. А там целитель пришёл.
– Хватит вам беспокоить пациента! Уходите уже.
– Выздоравливай, Саймон, – не стала пререкаться Мила и, ненадолго пожав ладонь друга, вышла из палаты словно под конвоем. Отчего-то целитель решил проводить Милу до самого выхода из лазарета и, конечно, молодой женщине это не понравилось.
На улице было снежно и ясно. Крепкий морозец щипал щёки, но в остальном Миле было тепло. Её грели варежки мэтра Тийсберга и тулупчик, купленный незадолго до наступления зимы. Мила, скрепя сердце, приобрела его на деньги, полученные за прохождение дополнительных курсов. Она сделала это ради того, чтобы на каникулах ей было сподручнее приторговывать зельями в городе. Из‑за вонючей собачей шубейки все покупатели разбежались бы, а так… не сказать, что много Мила заработала, но потраченное на зимнюю одежду обратно в кошелёк ей вернуть удалось.
Другое дело, что долг академии всё равно рос так же быстро, как порой мальчишки катают снежные комья для гигантской снежной бабы. Практические занятия становились всё больше похожими на настоящую практику, а потому Миле для учёбы начали требоваться котелки, баночки, различные инструменты в виде лопаточек и крючочков, аптекарские весы и прочее, и прочее. Порой ей даже становилось страшно представить, где она однажды будет хранить всё это необходимое для учёбы добро. Ведь, как говорится, чем дальше в лес, тем больше дров.
Собственно, не зря Мила начала думать обо всём этом. Завтра ей требовалось пойти на занятия по целительству, а к ним список необходимого для домашней отработки практических моментов мэтр Оллен уже вывесил. Внушительный такой список.
– О, лер Свон, вас прямо не узнать, – вдруг услышала Мила голос мэтра Ориона и, обернувшись, увидела его – долговязого улыбчивого мужчину с торчащими из-под вязаной шапки волосами цвета спелого льна. – Вам идёт этот тулупчик. Яркое преображение.
– Да уж, – хмуро буркнула молодая женщина, так как сразу вспомнила во сколько тёплый наряд ей обошёлся.
– Я так понимаю, вы лера Сильвера навещали?
– Вы правы.
– Что же, я тоже хочу навестить его, – с мягкой улыбкой признался куратор группы, и Милу так его доброжелательная мимика раздражила, что она не сдержалась от язвительного ответа.
– Вы бы так не радовались, мэтр, уж вскоре вам настроение испортят. В крыле стационара дежурит совсем нервный тип. Он едва сдерживался, чтобы не наорать на меня в голос. Глядишь, и вам от него упрёков достанется.
– Надеюсь, вы ничего серьёзного в стационаре не учудили? – тут же с тревогой осведомился Люций Орион. Взгляд его при этом выражал откровенное беспокойство за неё, за Милу, а потому молодая женщина усовестилась и замолчала. Однако, преподаватель требовать ответа отчего-то не стал. Вместо этого он, грустно вздохнув и сделав про себя некие выводы, перешёл к совсем другой теме. – Кстати, лер Свон, вы бы в лазарет в другое крыло наведались тоже. Помните же про необходимость профилактики вашего недомогания?
– Где тут про такое забудешь? – фыркнула она. – С меня за эту профилактику целый серебряный запросили и при этом потребовали, чтобы после я хотя бы раз в два месяца на приём являлась. По той же цене. Никакой скидки не сделали.
– Некоторые вещи стоит себе позволять. Видите ли, иначе они могут не понадобиться. От слова совсем.
Со сказанным было не поспорить, а потому Мила, наконец-то перестав злиться на безденежье, с тоской посмотрела себе под ноги. Вид запорошенных снегом ботинок отчего‑то успокоил её, к ней пришло некое смирение.
– Вы правы, мэтр Орион. Конечно, вы правы.
– Тогда запишитесь, пожалуйста, на процедуру.
– Обещаю, завтра я непременно это сделаю. А сейчас извините, мне пора на занятия.
– Погодите-ка уходить, лер Свон, сперва я должен вам о кое-чём сообщить, – вдруг остановил её преподаватель, и Мила, замерев на месте, удивилась:
– Эм-м, а что такое?
– Как вы знаете, академия принимает абитуриентов раз в два года, а это означает, что к первому августа (всего через какие-то шесть месяцев) ваша группа перестанет быть группой новичков.
– Ну и? – равнодушно пожала она плечами, и Люций Орион насмешливо улыбнулся.
– Вот сразу видно, что на вас это не особо отражалось.
– То есть? Что вы имеете в виду?
Из-за того, как Мила грозно нахмурилась, улыбка куратора группы вмиг исчезла. Он даже стал выглядеть смущённым, когда перешёл к объяснению.
– Хм. Понимаете, лер Свон, пока новички изучают исключительно теорию магии, в среде прочих слушателей они ещё не считаются полноценными студентами академии. Обращение аир – это не просто обращение к слушателям академии, прошедших первые два курса учёбы. Его нужно сперва заслужить, а потому слушатели вашего потока не раз и не два сталкивались с холодным отношением старшекурсников. Многие из них даже считают эту предвзятость неприемлемой. Недостойным поведением.
– Ой, да что вы говорите? – «поразилась» Мила. Удержаться от ехидства для неё было просто‑напросто невозможно. – Ай-яй-яй, как же это моим несчастным сокурсникам тяжело приходится. Леру Грумбергу, наверное, особенно.
– Лер Свон, я знаю, что для вас это сложно, но постарайтесь держать себя в руках. Ваша язвительность и несдержанность уже не единожды вам аукались. Хотя бы на пять минут нашей беседы, уж сделайте милость, изобразите достойное поведение, – вмиг рассердился мэтр Орион, и Мила вынужденно буркнула:
– Ладно, попробую.
– Хорошо, потому что тема серьёзная. Я говорю о том, что подходит время для принятия вашей группы в ряды настоящих студентов. Посвящение традиционно происходит в первое воскресенье лета, а до него совсем недолго осталось.
– Вот же, – расстроилась Мила. – Это мне за несколько дней до экзаменов к какому‑то мероприятию готовиться, что ли?
– Нет-нет, – опроверг Люций Орион, прежде чем привычно для себя мягко улыбнулся. – Как знал, что вы из тех студентов, кому придётся всё растолковывать.
Мила насупилась. Ей вмиг сделалось обидно, что она про некое посвящение впервые слышит, и, судя по всему, ничего в нём не понимает. «Неужели Саймон не мог…» – даже начала она возмущаться мысленно, прежде чем поняла – да не может человек, в чьём роду магов не было, про академические традиции знать. Если намеренно не расспрашивать, то случайно (вот как сейчас происходит с ней) что-то узнать и можно. Вот только… Не до того Миле сейчас было. Она, невольно посмотрев на солнце, спросила:
– Мэтр Орион, а наш разговор никак не потерпит до обеденного перерыва? Меня время поджимает.
– Ничего, у вас сейчас мэтр Шембер по расписанию, а он всегда опаздывает. Пять минут вы сможете мне уделить, а больше и не потребуется, – не отпустил Милу Люций Орион, и поэтому молодая женщина раздражённо развела руками.
– Как скажете. О чём вы мне там рассказать хотите?
– О важной академической традиции. Исторически повелось, что для второго курса экзамены ставят раньше обычного. К концу мая все оценки вам выставят, но нет, можете не улыбаться столь предвкушающе. Раньше вы учебный год не закончите, – убил все надежды Милы преподаватель. – Это сделано для того, чтобы будущие выпускники, пока их ещё не поглотили выпускные экзамены, смогли подготовить для второкурсников ритуал посвящения в магическое братство. А затем роли меняются. Пока выпускники проходят завершающие испытания, в обязанность второкурсников входит организация торжественного выпускного.
– Ну и? Я-то тут причём? Или вы заранее намекаете, чтобы я под ногами не путалась, когда все украшение зала обсуждать начнут?
– Ох, ну почему с вами так сложно? – непритворно раздражённо развёл руками мэтр Орион. – Я с вами, лер Свон, этот разговор только потому завёл, что ритуал братства должны проходить абсолютно все студенты. И проходят они его традиционно группами, к которым причислены. Понимаете?
– Угу. То есть я, как ни крути, а должна в некоем ритуале братства вместе с лером Грумбергом участвовать, – наконец-то поняла Мила, отчего разговор о какой-то глупой традиции чем‑то для неё важен.
– Вы часть своей группы. Ваши товарищи… хм, простите… Я имею в виду ваши одногруппники. Так вот, по идее им должны достаться более тяжёлые испытания. Так положено, если кто‑то из группы вдруг отказывается принимать участие. Дело ведь в том, что главная цель ритуала братства – это сплочение студентов.
– О-о-о, – протянула Мила, прежде чем демонстративно рассмеялась. Причём она так разгневалась, что даже покраснела. – То есть вы хотите, чтобы я под ногами не путалась в другом смысле? Извините, мэтр Орион, вынуждена вас разочаровать. Из-за того, что это именно вы меня на этот ритуал братства подбиваете, а не мои одногруппники, мне ещё меньше хочется этим страдальцам жизнь облегчать. Не собираюсь я на этот ваш ритуал братства являться. Мне быть изгоем привычно, а как там мои так называемые товарищи некие усложнённые испытания проходить будут нисколько меня не касается.
– Хм, – замялся мэтр Орион перед ответом. – Вообще-то, последствия непрохождения ритуала таковы, что в вас я уверен. Вы на этот ритуал явитесь при любом раскладе.
– Да? – с недоверием спросила Мила, и тут же услышала уверенное подтверждение.
– Да. Поэтому проблема не в вас, а в ваших одногруппниках. Их бы устроили более тяжёлые испытания, но вот то, что наши будущие выпускники решили проявить принципиальность… Стоит вашей группе узнать об этом обстоятельстве, как у вас возникнут существенные неприятности, лер Свон.
– Эм-м, а в чём это выпускники решили проявить принципиальность?
– Видите ли, вчера мне стало известно, что без участия группы в полном составе посвящение на факультете Чёрной Магии просто‑напросто не состоится. Любой отказ скажется на всей группе в целом, а потому никто не будет принуждать вас не принимать участие в ритуале. Вопрос будет поставлен по иному.
Не стоит говорить, что глаза Милы тут же сверкнули откровенным беспокойством. К ней мгновенно пришло понимание о каких именно неприятностях может идти речь, но она всё равно уточнила:
– Погодите. Вы думаете, что мои одногруппники захотят устранить причину, мешающую им участвовать в ритуале всей группой?
– Да. Поэтому прошу вас, одевайтесь вот как сейчас и ведите себя примерно. Никак не реагируйте на издёвки лера Грумберга и прочих. Только в таком случае я смогу отвести от вас беду.
– Мэтр Орион, вы же говорите о том, что они могут решиться… Вы же об этом, да?
– Об этом, лер Свон, об этом, – не отвёл взгляда Люций Орион. – Для аристократии гордость и честь значат очень много. Для многих из них всё это гораздо важнее чьей-либо жизни.
Глава 2
Зря Найтэ надеялся, что долгое отсутствие Милы Свон позволит ему унять эмоции. Скорее, всё вышло ровно наоборот. Все каникулы его так и подмывало отправиться в Вирград с одной только целью – он неистово хотел оказаться вблизи молодой женщины, чтобы тайком уволочь её на нижние этажи своей кафедры. Увы, Найтэ было позволительно лишь время от времени спрашивать у ректора нет ли известий о том, как именно проводит время лер Свон.
– К сожалению, пока она ни в чём недозволенном не замечена, – раз за разом отвечал господин фон Дали и либо переходил к другим темам, либо умолкал. Ему-то эта студентка была уже не столь интересна.
Однако, теперь для Найтэ всё изменилось. Мила Свон вернулась на кафедру некромантии, и его буквально начал изводил факт – никакой Саймон Сильвер сейчас ему помешать не может. Если бы Найтэ решился, он сумел бы сделать с Милой Свон всё, что его душе угодно. Уж прятать следы своих тайных пристрастий тёмный эльф научился давно.
«Нет, мне нельзя думать об этом, – мысленно запретил он себе. – Она сейчас на виду и на слуху. Её исчезновение свяжут с вполне конкретными людьми, а из-за этого столь старательно созданная мной паутина начнёт рваться. Своими собственными руками я разрушу своё настоящее и будущее».
Найтэ намеренно заставлял себя думать о нежелательных последствиях, он постоянно пытался запугивать себя ими. И всё же каждый раз, как ему доводилось видеть Милу Свон, эти разумные мысли становились зыбкими и непрочными.
– Профессор Аллиэр, – как назло обратила на себя внимание молодая женщина. Она стояла возле колонки, набирала в ведро воду, и в намерениях Найтэ было как можно скорее пройти мимо неё.
– Чего вам, лер Свон? – спросил он как можно неприязненнее.
– Хотела уточнить по поводу вашего предмета. Его перенесли с третьего курса или это количество часов увеличилось?
– Изменена учебная программа.
Найтэ хотел остановиться на таком коротком ответе не только по причине своего намерения избегать общества Милы Свон. Ему не хотелось признаваться в правде – часы на общую теорию некромантии нисколько не увеличили. Напротив, их взяли и сократили. Всё же недаром в недавнем прошлом был такой маленький набор слушателей на его факультет. Прошло полвека с тех пор, как дед Антуана Грумберга разрешил проблему появления нестабильных порталов, связывающих этот мир с соседним мёртвым, и из-за этого разгул нежити прекратился. В города и сёла вернулось спокойствие, нынешнее поколение людей не знало, каково это прийти с работ в поле домой и внезапно увидеть кровожадного драугра, пожирающего твоих детей или престарелых родителей. Подобного рода опасность превращалась в жуткие легенды, расхожие небылицы. Кладбища теперь почти не шалили, и в результате тёмное искусство стремительно теряло свою актуальность.
«Надо же было мне взрастить такого талантливого ученика», – даже с недовольством подумал Найтэ.
– То есть общая теория некромантии будет до конца третьего курса идти? – между тем въедливо уточнила Мила Свон, и, несмотря на свои настоящие эмоции, тёмный эльф сумел напоказ улыбнуться.
– Нет, заключительный экзамен состоится в конце мая этого года. Но не особо радуйтесь, лер Свон, на третьем курсе вас будет ждать много всего другого неприятного.
Он не выдержал. Найтэ осознавал, что делает это зря, но ему так захотелось подойти к молодой женщине вплотную, что он взял и сделал это. Мила Свон тут же ощутимо напряглась. Она даже предприняла попытку сделать шаг назад, но в результате едва не опрокинула ведро с водой. Всё это подзадоривало Найтэ. Чужой страх всегда приносил ему удовольствие, а уж тут… М-м-м. Как же приятно было провести пальцами по плечу Милы, пусть даже он и сделал вид будто снимает с её одежды что-то.
– Вы ещё не надумали отчислиться? – спросил Найтэ вместо того, что ему на самом деле хотелось сказать.
– Нет, – тут же разозлилась девушка. – Я словами на ветер не бросаюсь. Своё обучение в академии я закончу, так и знайте.
– Нравится мне ваша наивность, – сообщил он с язвительной улыбкой, прежде чем заставил себя отойти от Милы. Он всё же направился на кафедру и шёл так, что ничем не выдал своего внутреннего состояния. Однако, стоило ему закрыть за собой дверь, как истина вышла наружу. Тёмный эльф оскалился словно зверь и даже зарычал. Ему было так сложно удержать себя от порыва утащить в свои покои эту женщину, что пришлось даже провести ногтями по ладони. Кровавые полосы изрезали кожу, но боли Найтэ почти не почувствовал.
«Шехром ллойс, желание обладать ею просто сводит меня с ума!» – осознавал он ровно так же, как и то, что терпеть подобное ему до смерти надоело. От испытываемого им соблазна требовалось как-то избавиться. И, конечно, избавиться от соблазна физически было бы лучшим вариантом, но…
Нет, искушение на этот раз было сильнее доводов разума! Найтэ прекрасно понимал, что он не должен делать то, что он делает, но он всё равно подошёл к стеллажу с зельями и выбрал одно. Этим средством он пользовался часто, а потому знал – сон к Миле Свон подкрадётся незаметно. Всё, что от него требовалось, так это тайком добавить несколько капель в пищу. И как же просто сделать это, живя в непосредственной близи от своей жертвы! Было нисколько не сложно улучить момент, чтобы украдкой проникнуть на кухню общежития через тайную дверь. И не дрогнула рука Найтэ, когда он капнул зелье в чашку с дымящимся отваром зверобоя. Тёмный эльф с вожделением прислушивался к звукам за стеной, и едва сдержал ликование, когда Мила раньше обычного поплелась к себе в комнату. А дальше всё было так, как Найтэ виделось. Девушка действительно выпила снотворное и теперь спала крепким сном. Таким, что не требовал дополнительного воздействия магией. Малосведущий человек мог бы даже сказать, что Мила Свон мертва, столь слабым стало её дыхание и сердцебиение.
– Ты полностью в моей власти, – самодовольно прошептал Найтэ, дрожа от предвкушения. И, пожалуй, больше никто и никогда не увидел бы студентку по имени Мила Свон, если бы не одно обстоятельство. В тот самый момент, когда Найтэ произнёс свои слова, он ненароком увидел себя в зеркале. Это было небольшое зеркальце. Скорее всего, даже карманное. Раньше Найтэ его в этой комнате не видел, но теперь оно стояло на самом видном месте – на столике возле подстилки, где спала студентка. И то, что тёмный эльф увидел в отражении, нисколько ему не понравилось. Он вмиг ощутил себя не последним из дроу, а каким-то жалким отщепенцем своей расы.
«Неужели даже понравившуюся мне девицу, я могу заполучить только так? Только в ночи и исподтишка, а потом ещё бояться возможных последствий? – с презрением подумал Найтэ о самом себе, и это заставило его остановиться на полпути. – Где моё наследие предков? Где моя гордость? Почему я никому не могу заявить о том, что я хочу, и, если надо, напоказ взять своё силой?».
В Найтэ проснулись глубокая затаённая злость и обида. И, быть может, не знай тёмный эльф о том, как много в Миле Свон от его народа, он бы вернулся к своему первоначальному плану. Истязательство молодой женщины стало бы для него местью людям. Но в своих мыслях Найтэ давно принял, что она намного ближе к нему нежели все другие живые существа в этом мире. Да, на самом деле Мила Свон была никем, но для Найтэ, именно для Найтэ, она являлась кем-то значимее прочих представителей человечества. Он никогда не сделал бы осознанный вывод об этом, но ведь именно неосознанное так портит нам жизнь, да? Найтэ не стал глубоко анализировать отчего ему вдруг захотелось совсем другого. Он просто-напросто твёрдо решил, что это не он тайком должен стоять у чужой постели. О нет, либо он сделает всё как всегда (а именно профессионально, абсолютно безопасно для себя похитит жертву), либо дождётся, когда гордячка Мила Свон в надежде продолжить учёбу сперва униженно склонится перед ним. И в этот самый миг последнее выглядело для Найтэ намного желаннее. Тёмному эльфу до дрожи хотелось увидеть падение Милы Свон, ведь таким образом он намеревался поставить на колени всё человечество в целом. Но полноценно своё желание Найтэ так и не осознал.
«Вот, что было бы достойно для тёмного эльфа, а не вот это всё. Я не низкий вор, я – последний из великого народа дроу!» – воинственно прозвучало у него в голове и только.
На этой мысли Найтэ решительно покинул комнату своей студентки.
***
Среда числилась для факультета Чёрной Магии выходным днём, а потому было логичным, что нечасто студенты этой специальности выбирали для себя дополнительные курсы, выпадающие на среду. Из нынешней группы второкурсников таких было всего трое. Вильям Далберг и Михей Браун развивали способности к стихии земли, а Мила Свон посещала занятия по целительству. Однако, не о Миле Свон пока речь, а о том, что собрание группы, к которой она была причислена, произошло именно в среду утром и на это собрание молодая женщина (хотя она в это время была абсолютно свободна) оказалась не приглашена.
Было четырнадцатое февраля, когда двенадцать студентов, аристократы и простолюдины, впервые за всё время учёбы собрались вместе без указки на то куратора группы. Они сделали это по собственной инициативе, и оттого Антуан чувствовал себя не в своей тарелке. Ему было неприятно идти на такое собрание, он испытывал отвращение, когда садился вблизи Саймона Сильвера (увы, других свободных мест в помещении уже не было). И всё же поднимаемый вопрос должен был быть решён именно что сообща. Это был очень важный и очень неприятный вопрос. Такой, из-за которого, двенадцать студентов сидели, тревожно смотрели друг на друга, но никак не могли начать обсуждение.
– Немыслимо, просто немыслимо, – наконец, осуждающе покачал головой Джейкоб Виндог, и Антуан почувствовал облегчение. Эти слова позволили перейти к делу, ради которого группа собралась.
– Вот именно, что немыслимо, – подтвердил своим неприятным капризным голоском Натан Ворк. – Так что у меня вопрос. А были ли когда-нибудь прецеденты того, чтобы ритуал братства оказался провален всей группой?
– Да, вдруг нас всего лишь запугивают? – с присущей ему меланхоличностью поддержал Яков Нарроу, но его надежда на подобное была напрасной.
– Бывало такое, уж я справлялся, – угрюмо сообщил Вильям Далберг и ещё несколько студентов тут же согласно кивнули. Вот только Яков Нарроу не отступил.
– Ладно, пусть так. Но вдруг эти последствия незначительны? Кто-нибудь достоверно знает, чем это может аукнуться?
– Ничем хорошим, – ответил на вопрос Якова Нарроу Антуан, так как ему не хотелось сидеть и молчать. Отец давно приучил его занимать главенствующее положение в разговоре, вот он и не дал открыть рот Вильяму Далбергу. – Отчего-то преподаватели к таким группам начинают предвзято относиться и занижают баллы, администрация на каникулярную трудовую отработку направляет на самые сложные работы, в студенческой среде над такими неудачниками принято насмехаться.
– Подоплёка важности посвящения не ясна, но в случае неудачи всё так и есть. Я тоже справлялся, – вставил своё слово Филипп Оуэн.
– Хм. Знаете, не верится мне, что подобному отношению нет достойного объяснения, – нахмурился Саймон Сильвер. – У всего должен быть свой мотив, расчёт.
Антуана ужасно раздражило сказанное. Он мало уважал рассудительность Саймона, так как основывалась она исключительно на доходах и расходах. «Торгаш во всём», – даже с презрением подумал молодой виконт. Но вслух он был вынужден сказать другое:
– Уверен, вы правы, лер Сильвер. Вот только, увы, этот мотив от младших курсов держат в строгом секрете. Про посвящение я даже у своего отца ничего толкового не выяснил. Я не смог узнать ни про одно из испытаний, что могут быть нам предназначены. Мой отец лишь сказал, что я, как и многие до меня, в своё время узнаю всё сам.
– Эх, а какая у меня на вас была надежда, – непритворно горько вздохнул Николас Дорадо. – Вы единственный могли бы просветить нас по этому поводу.
– Я? – удивился Антуан.
– Конечно. Ведь вы, в отличие от нас, потомственный чёрный маг. А вряд ли испытания одного и того же факультета разнятся из года в год.
– Вообще-то, некромантия свойственна моему роду тоже, – тут же с возмущением сообщил Филипп Оуэн, и Николас Дорадо удивился:
– Неужели?
– Да, восемь поколений некромантов подряд. И цепь бы не прервалась, если бы мой дед и отец не отошли от родовой стези. Но им была чужда жестокость, и по этой причине они предпочли выбор других факультетов. Однако, сам я намерен возродить семейные традиции.
– Несомненно, это достойный выбор. Но вы мне, лер Оуэн, лучше другое скажите, – ничуть не впечатлился сказанным Вильям Далберг. – Ваши семейные традиции хоть как-то насчёт ритуала братства вас просветили? Как он проходит на факультете Чёрной Магии?
– Увы, я ничего не могу вам рассказать. Мне известно только, что пройти это посвящение дело чести.
«Вот и поговорили», – кисло поморщился Антуан. Ему виделось, что они зашли в тупик, так как действовать сообща с Тварью лично для него являлось делом немыслимым.
– С лер Свон, вообще-то, можно договориться, – как назло подал голос Саймон Сильвер. – Пусть она всех нас раздражает, но рациональное мышление ей присуще.
– Да-да, и мне, кстати, тоже, – криво усмехнулся Самюэль Лёгьер. – Поэтому я выношу на обсуждение следующую мысль. Быть может, нам стоит договориться проводить посвящение в зависимости от принадлежности к кафедре? Пусть те, кто числится на кафедре сглаза и проклятий проходят ритуал посвящения в магическое братство отдельно от будущих некромантов.
Джейкоб Виндог, Саймон Сильвер, Вигор Рейн, Натан Ворк, Сэм Догман и Михей Браун тут же стали выглядеть намного веселее. Они заулыбались, предложение им явно понравилось. Зато вот оно определённо не понравилось оставшимся студентам. И, так как среди них (за исключением Якова Нарроу) были одни аристократы, возражения не заставили себя ждать.
– Это размышления труса! – гневно воскликнул Николас Дорадо. – Лер Лёгьер, я требую, чтобы вы отказались от своих слов, если не желаете вызова на дуэль.
– Это вы отказываетесь мыслить достойно, – мигом вскипел пухлый Самюэль Лёгьер. – Проходить ритуал братства совместно с Тварью недопустимо для чести благородного человека. И как же низко тянуть за собой на дно товарищей просто за компанию.
– Не нужно ссориться, прошу вас прекратите! – поняв, чем вот-вот может закончиться собрание, вскочил со своего места побледневший Джейкоб Виндог. – Лер Лёгьер всего лишь на грани отчаяния, вот он и предложил такое. Разумеется, ни он, ни я, ни прочие наши одногруппники на такое постыдное деяние не согласятся.
– Разумеется, потому что выход заключается в другом, – нехорошо усмехнулся Вильям Далберг.
– В чём же? – уставились прочие присутствующие.
– Ранее предложенный рационализм со стороны действительно может выглядеть недостойно. Вы уж простите, лер Лёгьер, но вряд ли ваше предложение принесёт нашей группе уважение. Поэтому я предлагаю проявить смелость – Тварь до конца весны нужно убить. Кто-то из нас должен пожертвовать собой ради прочих.
– Так давайте вы сами, – мигом воодушевился Вигор Рейн. – Смелости перерезать глотку вам точно хватит, раз вы такое во всеуслышание предлагаете.
– Смелости и сноровки мне хватит, но, на мой взгляд, вражда лера Грумберга должна закончиться как красивый росчерк пера в конце книги. Эту честь мы должны уступить ему.
Антуан даже глаза округлил от того, сколько заинтересованных взглядов на него уставилось. Однако, ещё больше его удивило бы то, что за студентами на самом деле подсматривали. Кто-то тайком наблюдал за этим собранием и мотал каждое прозвучавшее слово себе на ус.
***
– Мэтр Оллен, ну пожалуйста. Мне больше не к кому обратиться, – умоляюще продолжил настаивать студент. – Вам самому известно, никак нельзя искать репетира среди преподавателей своего факультета, а вы так хорошо разбираетесь в ядах.
Аналогичная просьба звучала уже не единожды, а потому Поль едва сдержал себя от грозного выкрика: «Вон!». С недавних пор студенты факультета Чёрный Магии принялись буквально атаковать его, и отчего оно так Поль давно выяснил. Тут и его глупое бахвальство перед профессором Аллиэром сыграло роль, и то, что токсикологию студентам нынче преподавал совсем уж слабый преподаватель. Этот седовласый мэтр прекрасно знал свой предмет, но, увы, никак не мог достойно эти знания передать. Из-за своей старческой рассеянности он то забывал озвучить некую важную информацию, то внезапно перескакивал с темы на тему. В результате студенты путались, совершали ошибки на ровном месте, а не понимающий, что проблема именно в нём, преподаватель неизменно снижал балл.
– Я отвечаю вам тоже самое, что и остальным. Репетиторством я не занимаюсь, – решительно отказал Поль.
Ему, конечно, было жаль студентов, но Поль также знал, что он далеко не мастер в токсикологии. Он разбирался в ней ровно настолько, насколько этот предмет требовалось знать целителю, получившему своё образование на дополнительных курсах.
Донельзя расстроенный студент вышел из кабинета, но к работе молодой преподаватель так и не успел приступить. В дверь вновь постучали.
– Да, войдите.
– Добрый вечер, мэтр Оллен.
Вошедший был намного значимее некоего студента с факультета Чёрной Магии. Им оказался Август Нейр, декан факультета Белой Магии, а потому Поль поспешно встал со стула и в приветствии своего начальства склонил голову. Он никак не ожидал такого важного посетителя.
– Чем обязан?
– Да вот мне сообщили, – намеренно подходя к стеллажу, чтобы рассмотреть какие книги на нём стоят, начал отвечать Август Нейр, – что вы отказываетесь заниматься проводимыми на нашей кафедре исследованиями. Неужели вам это неинтересно?
Поль сходу понял, о чём идёт речь. Не так давно ему предлагали присоединиться к некой разработке, и он бы с удовольствием дал согласие, если бы ему не озвучили самое главное – команде исследователей требовался кто-то хорошо разбирающийся в ядах. А Поль в ядах, вот те на, на самом деле нисколько не разбирался.
– Разумеется эти исследования мне интересны, просто… просто я не способен уделять им должное внимание.
– То есть вы хотите сказать, что мы вас тут нагрузили работой? – недобро посмотрел на Поля Август Нейр. – Думается мне, ваша треть ставки преподавателя не так уж времязатратна. Кто-то работает даже на две и не жалуется.
– Нет-нет, что вы. Это я сам себя загрузил работой. Я стараюсь по максимуму готовиться к каждому занятию. Зачастую, часами репетирую лекции дома перед зеркалом, – принялся с воодушевлением лгать Поль, и Август Нейр добродушно рассмеялся над услышанным.
– О, в таком случае, вам действительно стоит сосредоточиться на чём-то ещё. Так вы себя загубите, как преподаватель. Подобная дотошность, мэтр Оллен, ни к чему. Кроме того, не хотите же вы загубить себя на научном поприще, так и не попробовав каково оно на вкус? Я знаю, вам свойственно быть стеснительным, но это не тот случай. Впервые сделать некое открытие более чем приятно. Подобное воодушевляет так, что, кажется, у тебя вот‑вот вырастут крылья. Да и хватит вам держаться обособленно. Так вы наконец‑то вольётесь в коллектив, у вас появятся настоящие друзья. Ваша работа в академии станет для вас не работой, а сущим удовольствием. Так что я настаиваю, вы должны присоединиться к исследованию.
Пожалуй, если бы Поль определённо точно не знал, что не справится, он бы ответил согласием. Говорил и улыбался Август Нейр так, как медовые реки текут. Вот только не мог ответить Поль иначе, чем…
– Простите, профессор Нейр, я не могу.
– А я настаиваю, – выразительно глядя на Поля, повторил декан. – Вы временно взятый сотрудник, вы работаете всего на треть ставки, а занимаете целый дом. У вас даже свой собственный кабинет. Меня в министерстве образования уже напрямую начинают спрашивать, не желаете ли вы расширить перечень своих обязанностей.
Поль понял, что деваться ему некуда. Тут уж либо соглашаться, либо начинать думать об увольнении. Но увольняться ему никак не хотелось. Он только-только влился в работу, да ещё у него такие планы на студентов десятого курса появились. Они же вместе решили поехать в лазарет Святого Михаила, чтобы опробовать свои силы в лечении туберкулёза. Поль даже получил ответное письмо главного врача, ему оставалось лишь обсудить всё с деканом…
С деканом…
– Я согласен заниматься исследованием, но только если вы учтёте одно моё скромное пожелание, – подумав, угрюмо согласился Поль и после ненароком посмотрел на свой стеллаж. Судя по всему, книги в нём следовало менять на другие. На те, на которые в свою бытность студентом, он нисколько не обращал внимания.
Глава 3
Обстановка в кабинете Олафа фон Дали не менялась уже около четверти века. Даже тяжёлые парчовые шторы не выцвели от времени, что уж говорить о прочем? Массивный дубовый стол блестел лаком как новенький, напольные часы без перебоя тикали в своём углу, кожаные подлокотники кресел не были потёрты, потрет Его Величества Ричарда Пятого играл яркими красками, так как на нём монарх был ещё улыбчив (художник сделал акцент именно на этой черте юного правителя). Лишь корешки папок с документами порой меняли свои названия, но это так себе перемена. Поэтому единственными значимыми изменениями можно было считать только события, что происходили в кабинете. И, увы, они-то раз за разом приносили главе академии сильную головную боль.
– Мэтр Орион, думаю, вы прекрасно понимаете по какой причине я вызвал вас, – сурово глядя на долговязого преподавателя, сказал Олаф фон Дали. При этом ректору не пришлось разыгрывать раздражение, он его на самом деле испытывал и даже настолько сильно, что вид ничуть не смутившегося Люция Ориона довёл толстячка до бешенства. Глава академии поднялся со своего уютного кресла и, упираясь ладонями о стол, во весь голос прокричал: – Да что за самодеятельность вы мне тут устроили?! Что это за тайные сговоры у меня за спиной?!
– Господин фон Дали… – начал было робкий преподаватель, но главу академии понесло.
– Уж я вам за ваше безобразие устрою! – так грозно ударил ректор кулаком по столу, что крышечка чернильницы подпрыгнула и покатилась на пол. Она упала на светлый ковёр. Капельки едких чернил тут же намертво впитались в ворс, и по этой причине то, что Люций Орион поспешно поднял крышечку, нисколько Олафа фон Дали не утихомирило. Он понял, что любимый ковёр ему придётся менять, пятна остались бы на слишком видном месте. И это так его раздражило, что, стоило ему вернуть крышечку на место, как он снова закричал на преподавателя. – Вы у меня аж до конца следующего учебного года всех премий лишитесь! На одну голую зарплату жить будете, и совесть меня нисколько за это колоть не станет! Как вам вообще в голову взбрело так издеваться над вашими студентами?
– Издеваться? – вдруг взвизгнул тихоня мэтр, причём столь возмущённо, что Олаф фон Дали резко замолк. – Уж не буду говорить о том, что эти самые студенты за прошедшие полтора года вдоль и поперёк над лер Свон поиздевались, и никто это безобразие не пресёк…
– О-о-о, – вмиг перебил сотрудника Олаф фон Дали, – так вот о чём у нас тут речь пошла. То есть все вокруг изверги, а вы среди нас один такой белый и пушистый, да?
Пожалуй, было нелепо говорить такое одетому во всё чёрное мужчине. Тем более мужчине, являющемуся старшим преподавателем не абы какой кафедры, а сглаза и проклятий, однако мэтр Орион враз почувствовал себя оскорблённым. Это было видно по его лицу, и Олафу фон Дали немного полегчало от того, что он так удачно уязвил собеседника.
Между тем повисло молчание. Олаф фон Дали решил выдержать паузу, чтобы насладиться моментом и успокоиться, а мэтр Орион, хотя его и распирало от желания выпалить какой-либо необдуманный горячий ответ, сдерживал себя. В результате это привело к следующему. Выдохнув напряжение, Люций Орион весьма спокойно сказал:
– Господин фон Дали, я до смерти устал от того безобразия, что неизменно происходит стоит только лер Свон хоть где-нибудь появиться.
– Вы утрируете, – демонстративно фыркнул он. – Всё уже улеглось, пришло к своему, хоть и не к самому достойному, но равновесию. Вон, эта ваша Мила Свон даже наконец-то передумала ходить как пугало. Или что, скажете, вы не заметили перемен?
– Разумеется, я заметил. Вот только, господин фон Дали, всё не так просто. И то, что я позволил себе предпринять, я предпринял не просто так.
Взгляд Люция Ориона был как у утопающего. Было очевидно, что он жаждет объясниться, и Олаф фон Дали вынужденно смягчился. Ему по должности полагалось выслушивать объяснения сотрудников, а потому он сел в кресло, положил руки на стол, сцепил их в замок и после дозволил:
– Хорошо, мэтр Орион, расскажите мне, что вас на такое сподвигло. Только если вы сейчас, словно жрец, начнёте нести чушь про любовь к ближним и милосердие, я быстро вас не только всех премий, но и зарплаты лишу.
– Нет-нет, я буду говорить о другом, – суетливо пообещал преподаватель.
– Тогда говорите.
– Господин фон Дали, перемена во внешнем виде лер Свон не ушла от внимания абсолютно всех. И большинство слушателей из аристократии нынче до крайности возмущены тем, что какая-то Тварь позволяет себе по‑человечески выглядеть. Наша академия в шаге оттого, чтобы вновь произошёл некий громкий скандал. Поймите, либо эта женщина наконец‑то получит поддержку от своей группы, станет её частью (как и должно быть, собственно), либо травля на неё начнётся по новой.
– Ну, не одному мне видится, что Мила Свон такое отношение к себе полностью заслуживает, – честно ответил Олаф фон Дали, и удивился тому, какая растерянность на лице мэтра Ориона возникла. Преподаватель расстроился из-за его ответа так, что даже губы поджал и глаза его как-то подозрительно блеснули.
«Неужели он может заплакать?» – искренне поразился Олаф фон Дали, но подобного не произошло. Мэтр Орион собрался и сказал:
– Господин фон Дали, разве вы хотите повторения всего того, что уже было?
– Нет, разумеется. Но что ещё остаётся?
– Быть может, вам стоит размыслить над кое-чем другим? Хотя бы над тем, что, когда в августе к нам придут новые студенты, они будут брать пример со старшего курса. А каким будет этим пример? На данный момент он таков, что академия ещё на два года погрузится в нелицеприятные дрязги.
– Ну, знаете, ваше предположение в корне не верно. Лер Свон столько не продержится. Уж профессор Аллиэр справится с её отчислением по причине неуспеваемости.
Олаф фон Дали даже предвкушающе улыбнулся. На миг он словно воочию увидел, будто подписывает долгожданный приказ об отчислении… Демоны побери, да такое отпраздновать незазорно было бы! Как было бы здорово устроить всей академией праздник!
Увы, мэтр Орион его весёлости не поддержал.
– Я сейчас не только о лер Свон говорю, – грустно сказал преподаватель. – Студенты разных сословий всегда конфликтуют, но только в этот раз ситуация дошла до подобного произвола. И раз ничего не меняется, то новые студенты наступят на те же самые грабли. Кто-либо из аристократии начнёт вовсю травить некоего не понравившегося ему простолюдина, и в результате все мы здесь будем жить как на поле боя.
Беседа стала по новой раздражать Олафа фон Дали. От испытываемого им недовольства он заёрзал на стуле, а после даже поправил крышечку на чернильнице, хотя это было ни к чему. Он всего-то подбирал более правильные и спокойные слова, и, наконец, сказал:
– Мэтр Орион, вы меня расстраиваете. Я же уже объяснил вам – вы утрируете, потому что это именно с Милой Свон так неудачно вышло. Схожего неудачного студента уж я быстро отчислю.
– А сколько удачных студентов будет отчислено заодно, вы подумали? – стойко выдержал укоризненный взгляд мэтр Орион. – Нынешняя ситуация с лер Свон даже преподавателей провоцирует на нарушение правил академии. Кроме того, по причине происходящего отношения между студентами разных сословий стали напряжённее обычного. В разы. Студенты низкого происхождения пока помалкивают, конечно, но напомню – возмущение в их среде поостыло только тогда, когда лер Свон начала рядиться не пойми во что. Теперь она изменилась до неузнаваемости, и я уверен, конфликт это обстоятельство усугубит.
– Хм, вы имеете в виду конфликт между студентами разных сословий?
– Да, я имею в виду именно его. Тот самый конфликт, который все мы здесь призваны сглаживать, – подтвердил мэтр Орион.
Теперь разумное зерно в словах Люция Ориона Олаф фон Дали увидел и причиной тому являлась его должностная инструкция. Ректору было прекрасно известно, что после выпуска из академии студенты низкого происхождения получали новый статус. Они становились магами. А магов, как давно стало понятно, на магов и магов делить было никак нельзя. Будучи обиженными, выпускники-простолюдины (а это уже люди, способные на грандиозные магические воздействия) могли создать некую опасную коалицию, так как глубоко внутри считали бы себя достойными иной судьбы. Лучшей, чем у их обидчиков. При их умениях и силе, терпеть насмешки они уже не хотели.
Именно по этой причине нынче существовал закон о том, что после выпуска права всех выпускников должны были приравниваться к правам аристократии. И именно поэтому на старших курсах обучение строилось так, чтобы как можно теснее сплотить группы. Равными благородным студенты-простолюдины должны были начать ощущать себя намного раньше выпуска.
– Собственно, вот почему я собрал кураторов групп выпускников и обсудил с ними… – нарушил повисшую тишину мэтр Орион, и его слова заставили Олафа фон Дали покончить с задумчивостью. Ректор был по-прежнему до крайности рассержен, а потому он позволил себе перебить сотрудника.
– Вы обсудили это с ними, даже не переговорив сперва со мной, – не мог не высказать он претензию, и на миг Олафу фон Дали сделалось лучше. Лицо мэтра Ориона стало таким виноватым.
Жаль, что такими же не стали его слова.
– Господин фон Дали, давайте будем честны друг с другом – вы относительно лер Свон заняли вполне определённую позицию. Вы всеми силами притесняете её там, где только можно.
– Угу. То есть, по вашему мнению, я должен поступать ровно наоборот? – прожигая собеседника взглядом, осведомился Олаф фон Дали.
– Да, должны, – вдруг смело сказал мэтр Орион, и Олаф фон Дали даже на миг оторопел. Подобных слов он никак не ждал.
– Что-что вы сказали? Должен?
– Да. Ведь если результат ваших усилий не очень-то хорош, то действовать надо совершенно в другом ключе. В этом и заключается педагогика – к каждому ученику нужен свой подход.
От высказанного упрёка Олаф фон Дали пришёл в шоковое состояние. Он много чего ожидал услышать, но никак не таких дерзких слов. Его лицо даже покраснело от гнева. Он бы вот‑вот завопил на обнаглевшего преподавателя, однако мэтр Орион возникшей паузой воспользовался.
– Вот она причина, почему я решил сперва обсудить всё не с вами, а именно с кураторами групп. Мне хотелось понять, один я пришёл к такому выводу или же нас…
– Угу. То есть вас таких много, – проскрипел сквозь стиснутые зубы Олаф фон Дали, и любой по тону его голоса понял бы насколько он рассержен. Но мэтр Орион не отступил.
– Выяснилось, что да, – едва ли не с гордостью ответил преподаватель. – Многим лер Свон не нравится, конечно, но брать в будущем учебном году группу, а после иметь с ней такие же проблемы, как у нынешнего потока, не хочется никому. Так что мы пришли к практически единогласному мнению, что раз проблема не решается через давление на лер Свон, давить надо на прочих студентов. И самый разумный первый шаг в таком подходе – это сделать так, чтобы хотя бы часть слушателей оказалась заинтересована в принятии лер Свон обществом.
С одной стороны, Олаф фон Дали вышеизложенное мог бы поддержать. Он уже понял позицию мэтра Ориона и внутренне даже согласился с ней. Другое дело, что разговор пошёл по такому пути, что у него выбора не осталось, кроме как с претензией осведомиться:
– О, так по-вашему выходит, что вы заинтересованы в урегулировании конфликтов в академии, а я нет?
– Положа руку на сердце, скажу только одно – вы обдумывали бы моё предложение далеко не одну неделю. Вас бы раздирали на части сомнения из-за некоторых влиятельных лиц. В частности, вы бы ни на миг не забыли об отце лера Грумберга.
– Ещё бы! – гневно воскликнул Олаф фон Дали, прежде чем ткнул пальцем в лежащий на столе документ. – Пока только Михей Браун написал мне просьбу о переводе на факультет Земной Стихии, но вашими стараниями эдак в группе может остаться одна Мила Свон.
– Ну, так и переводите лера Брауна куда он там хочет! Если студента останавливают от изучения чёрной магии такие причины, то на этом поприще ничего хорошего из него не выйдет. Для изучения чёрной магии важна настойчивость, без неё многие болезненные ритуалы просто не выдержать. Тут нужно быть психологически крепким, телесно выносливым, а не… – с обидой ответил мэтр Орион, прежде чем скривился. – В конце концов, лучше перевести на другой факультет таких вот студентов нежели заполучить те проблемы, которые я вам озвучил.
– Хорошо, это я могу понять, – вынужденно согласился Олаф фон Дали. – Я понимаю, ваша задумка возникла не на пустом месте. Но, право слово, как же она глупа! Группа Милу Свон ни за что не примет. Ваша затея с ритуалом братства – сущая ерунда.
– Не ерунда, если вы не помешаете нам, кураторам, действовать сообща. Мы хорошо знаем своих студентов и знаем на кого и чем можно надавить.
– И чем же вы надавите на Антуана Грумберга? – не мог не поинтересоваться Олаф фон Дали. – Ну же, поделитесь со мной такой сокровенной информацией.
– Двумя днями ранее он и его одногруппники вели очень даже ожидаемый сговор по убийству лер Свон. А я взял и сделал запись об этом. Теперь в моих намерениях показать эту запись своим студентам.
– Что? Это же шантаж, – едва не поседел от услышанного Олаф фон Дали.
– Естественно. Но, конечно, я донесу до них, что запись была сделана непреднамеренно. Скажу, что подобное произошло всего лишь в силу особенностей охранной системы академии и только, – сказал мэтр Орион, прежде чем лукаво улыбнулся. – Уверен, все они будут впечатлены пониманием, что если их план убийства всё же удастся, то у следователей возникнут крайне нежелательные вопросы.
– Хм, – совсем по-другому посмотрел Олаф фон Дали на преподавателя. Ректор мог ожидать чего-то подобного от профессора Аллиэра, но… Чтобы тихоня мэтр Орион был способен на такое? Сказанное кардинально меняло представление Олафа фон Дали об этом человеке.
– Поэтому и лер Грумберг, и его одногруппники – все они у меня на крючке. Если они захотят закончить своё обучение, то у них больше не останется выбора, кроме как начать унимать ту бучу, причиной которой они послужили. Если для них важна их собственная честь и собственное будущее, они будут вынуждены смириться и принять лер Свон.
– Мэтр Орион, – спустя едва ли не минуту полной тишины, произнёс Олаф фон Дали как можно спокойнее, – а где сейчас эта запись?
– У меня дома.
– А дубликаты вы уже сделали?
– Только собирался.
– Тогда не будем терять время. Идёмте к вам немедленно.
– Но… но зачем? – растерялся преподаватель.
– Потому что я лично намерен изъять у вас столь опасную вещь! Ужас, о чём вы только думали, совершая подобное? – прикрикнул Олаф фон Дали, резко поднимаясь с кресла. От представленных последствий бедного ректора даже бросило в пот.
***
Никто не ожидал, что империя Золотого Паука начнёт наступление зимой. Пусть в Аркании никогда не бывало снегопадов сродни тем, что взамен прошлогоднего тепла обрушились на север Верлонии, но всё же климат должен был отпугнуть от продолжения экспансии привыкших к теплу захватчиков. Об этом говорили абсолютно все аналитики, а потому в городке Шаунтонн, несмотря на его нынешнюю близость к границе, жизнь текла относительно спокойно. Благодаря прошлому мирному году его амбары были полны зерна, ушлых проходимцев, спасибо бдительной страже, стало поменьше, и в результате многие жители отказались от намерения покидать родные места. Им виделось, что до середины весны надо жить так, как живётся, а там уже решать по обстоятельствам.
Да, никто не ожидал, что империя Золотого Паука начнёт наступление зимой. Была середина февраля, когда звук пожарного колокола резко зазвучал в предрассветной тиши. Заспанные горожане вскакивали со своих постелей, недоумённо смотрели друг на друга, а затем они, один за другим, бросились к окнам. Но на улицах Шаунтонна пока было спокойно. Не было видно над домами дыма, и редко где пробегал какой-либо гонец, так как все солдаты уже заняли свои места на городских стенах. Так вышло благодаря одному бдительному караульному – выходцу из охотников. Ему довелось своевременно заметить металлический отблеск в темноте, и, если бы не это, то войско Сатора Белого зверя (правой руки Чио Киото по прозвищу «Не знающая пощады длань императора») под покровом ночи подошло бы к городу вплотную. И всё же это было то немногое из хорошего, что вообще было. Где-то напортачила разведка, раз никто не предвидел подобного вторжения. Кроме того, Шаунтонн никогда не считался стратегически важным городом, и по этой причине войск к нему было стянуто не так много. Здесь служило значительно меньше солдат, чем нынче стояли в рядах врага.
– А ну держать строй, курва мать вашу! – прикрикивал порой то один, то другой сержант.
– Луки наизготовку и харэ пердеть от страха!
Несмотря на бойкие речи командиров, солдат всё равно потряхивало. Украшенные белыми пауками треугольные щиты противника были на слуху. Поговаривали, что такие войска Чио Киото направляет только к тем городам, в которых пощады не увидят даже младенцы.
– Огради нас боги от такого лиха, – шептали про себя ополченцы и украдкой целовали обереги. А затем, в этой напряжённой рассветной тиши, вдруг послышался чей-то испуганный возглас.
– У них, мать его сука, требушеты! Они требушеты волокут!
Требушеты имперцев не просто били метко. Зачастую вместо каменных ядер для них использовались тонкостенные шары, заполненные либо огненной, либо ядовитой смесью. Этих орудий не зря боялись и не зря тут же заголосили военные:
– Магов, магов сюда!
Пожалуй, в скором времени на городской стене оказались все маги Шаунтонна. Даже не военнообязанные, даже некий милорд Грейстоун, являющийся не магом, а учёным и всего-то волей случая оставшийся заночевать в местной гостинице из-за понравившейся ему ладной разносчицы пива.
– Да что вы от меня хотите? – яро возмущался он. – Это вы меня защищать должны, я благородный человек и при этом нисколько не маг.
– А кто вчерась фокусы магические в таверне показывал? – посмел прикрикнуть на него дородного телосложения офицер.
– Побойтесь богов, какие фокусы? Я учёный, я научные опыты воспроизводил!
– Ну, так и сейчас воспроизведёшь, а не то… – клинок многозначительно упёрся в район груди бедного милорда Грейстоуна, и он замолк. Правда, помог ему удержаться от дальнейших просьб отпустить его скорее не меч, а вид втолкнутой в помещение девочки-знахарки. Ей было всего лет пятнадцать от роду, но лоб её уже был заклеймён позорной печатью мага-самоучки. На руках она ещё и хныкающего младенца держала.
«Нет, никто меня здесь не пожалеет», – окончательно осознал милорд Грейстоун.
И да, это было действительно так. Всех собранных магов под конвоем повели на стену. Правда, скопом их там держать не стали. Военные быстро рассредоточили их по два‑три человека вдоль стены, и милорду Грейстоуну досталась в напарницы именно девочка с младенцем. Он даже с сочувствием посмотрел на неё, но… она не боялась. Пока его собственные колени тряслись от страха, знахарка-самоучка спокойно смотрела на подступающее к городу войско.
– Первым делом надо требушеты уничтожить, – вдруг донеслось указание вышагивающего вдоль стены командования. – Вы, вы и вы, вон той слева займётесь. Ваша по центру…
По центру. К своему ужасу милорд Грейстоун понял, что тут имеются в виду он и девочка‑знахарка, а потому он решился на дерзкий поступок – смело ухватил отдающего приказы командира за рукав.
– Увольте, да это же невозможно.
– Ещё раз «невозможно» от кого-нибудь услышу и живо любой трухач по ту сторону стены с кишками наружу валяться будет! – прикрикнул на него военный.
– Но я нисколько не маг!
Милорда Грейстоуна ударили наотмашь так, что он упал на колени. А когда он поднялся на ноги, то возле него уже стоял некий офицер с вытащенным из ножен мечом.
– Ещё раз, сука, норов проявишь, пожалеешь!
Эти слова заставили милорда Грейстоуна перестать искать справедливость. Вместо этого он оценивающе посмотрел на знахарку. Он мог надеяться только на неё, в нём самом ни толики способностей к магии не было.
– Правда не маг? – тихо осведомилась девушка, оглядывая его таким же внимательным взглядом, и милорду Грейстоуну осталось лишь сознаться шёпотом:
– Вообще нисколько.
– Тогда на, держи.
Девушка сунула ему в руки младенца, и хныкающий малыш отчего-то враз успокоился. Не иначе почувствовал, что некий милорд Грейстоун ни черта в детях не понимает, а потому от какого‑либо резкого крика даже уронить сможет.
– Эм-м, а вы что делать будете?
– То, что от меня требуют, – с неприязнью буркнула девушка и сосредоточилась.
Воздух, казалось, заискрил. Было понятно, что боевая магия далека от знахарских умений, но девушка старалась. Вовсю старалась, а потому, повинуясь колдовской воле, с её ладоней всё же сорвалась молния. Правда, требушет молния задела лишь своим ответвлением. При этом энергетические всполохи очертили сферу, а, значит, машину защищал некий щит.
– Не получилось, – раздосадовано сказал милорд Грейстоун, и девушка, утирая с лица пот, согласилась.
– Оно у меня и не могло выйти. Моя сила в другом.
– Харэ трепаться! – прикрикнул на них офицер. – Давай девка, вмажь-ка ещё по этой образине. Глядишь и порушишь гадину.
– Не выйдет, – кислое лицо девушки по полной выражало её мысли. – Там такая магия, что мне никогда не пробиться.
– А ты уж постарайся!
Офицером двигала не жестокость, а желание выжить, вот отчего он направил свой меч на молоденькую испуганную девчушку. Однако, из-за этого возмущение переполнило милорда Грейстоуна настолько, что его аж затрясло.
– Прекратите нас запугивать! Мы делаем всё, что можем.
– Да? И что именно ты делаешь?
Меч сместил своё направление. Теперь лезвие смотрело на милорда Грейстоуна, даже похныкивающий младенец на руках не остановил офицера от такого поступка.
– Изучаю ситуацию, – через силу оправдался милорд Грейстоун, чтобы, не дай небо, не внушить кое-кому мысль о собственной бесполезности. А там, словно сама собой, дельная мысль к нему взяла и пришла.
– И чё там изучать, мать твою? Как скоро нам полный трындец настанет?
– Нет! – воскликнул милорд Грейстоун и, поглядев на требушет, смог выразить пришедшую к нему идею. – Поглядите на сферы. Они защищают сами требушеты, а не людей, что идут подле них. А это инженеры. Без них никто не рассчитает правильную силу, без них требушеты окажутся не так страшны. Бей по ним!
Свои последние слова он буквально прокричал в сторону девочки-знахарки. Та понятливо кивнула и начала новое колдовство, в результате которого с её рук вновь сорвалась молния. Только на этот раз она ударила именно по людям. Сразу семеро имперцев упали бездыханными, и движение требушета враз остановилось.
– А ещё надо взрыхлить землю перед ними! Надо взорвать её огнём, поднять из неё скалы. Тогда мы остановим требушеты!
– Твою мать, верно, – с восторгом согласился офицер и бросился вдоль стены со всех ног. Он пытался донести до каждого из магов, как им стоит действовать, и милорд Грейстоун вмиг ощутил себя на высоте. Ненадолго он вообразил себя спасителем всего Шаунтонна, но… вскоре он понял, что одного ума мало, когда инженеров империи так много. Маги за то короткое время, что было в их распоряжении, смогли уничтожить только два требушета из двенадцати, и задержали ещё восемь. На город всё же обрушились газовые снаряды.
– Мать моя, – прошептал испуганный мужчина, глядя на то, как высоко в небе очерчивают дуги плотные зелёные шары. А затем улицы города заполнили крики, началась паника. Оставшиеся на стене люди заметались: кто-то от страха решил спрыгнуть вниз и разбился, кто-то в желании спастись убегал сломя в голову.
– В подвалы, спрячемся под землёй! – выкрикнул один из приведённых на стену магов, и его крик поддержали многие другие.
Военные зря пытались восстановить порядок. Наиболее деятельных просто‑напросто смела магия, что никак не смогла разрушить требушеты. Прочим передалось общее паническое настроение. Солдаты Шаунтонна элементарно не были готовы к нападению. Сперва империи полагалось напасть на стоящую ближе к границе и более чем хорошо вооружённую крепость Мигрод. Имперцы не могли обойти её стороной и не могло быть такого, чтобы из Мигрода своевременно в ближайшие поселения не были бы отправлены гонцы. Элементарно зажечь предупреждающий огонь на башне мог абсолютно любой горожанин.
«Что же там произошло? Что там случилось?» – терзал всех и всякого вопрос. И прижавшегося к зубцу стены милорда Грейстоуна неизвестность изводила тоже. Он пытался разобраться отчего произошло то, что произошло, и вместе с тем от испытываемого им страха крепко стискивал в объятиях вовсю заголосившего младенца.
– Отдай! – вдруг возникла перед ним девочка-знахарка. – Отдай мне ребёнка.
Он не реагировал на её сердитые крики, просто продолжал смотреть на сделавшийся сумасшедшим мир выпученными от ужаса глазами. В результате знахарка принялась вырывать у него младенца силой, и это…
– Да постой ты, дура! – вдруг закричал он на неё.
– Отдай мне моего сына. Дай нам сбежать, я не хочу умереть здесь!
– Так и я тоже! – рявкнул милорд Грейстоун ей прямо в лицо, и девушка всё же застыла. Она лишь жалобно всхлипнула, прежде чем через слёзы сказала:
– Чего «стой»? Да здесь сейчас камня на камне не останется. Империи не нужен Шаунтонн, раз началась такая задница. Да после этого яда здешние улицы ещё с месяц мёртвыми стоять будут, даже трава вырасти не сможет! Поэтому нам надо бежать отсюда. Бежать!
– Только не вниз, – как можно убедительнее сказал он. – Я не маг, я учёный. Я не знаю, чему там магов в принципе учить могут, но посмотри только. Видишь, яд ближе к земле стелется. Он тяжёлый. Поэтому если мы спустимся, то выжить уже точно не сможем.
Девушка с грустью уставилась на стелющийся под ногами город, и в этот момент над её головой просвистели первые стрелы.
– А-а-а! – заголосила юная знахарка, от испуга приседая и закрывая голову руками.
– Не сиди, давай туда! Там спрячемся! – указал он на небольшой деревянный навес. Не иначе под ним патрулирующие стену стражники временами пережидали дождь и, хотя от нынешней опасности укрытие не особо бы помогло, оно всё равно внушало хоть какую‑то надежду.
– Да, туда. Туда!
Парой часов позже в городе воцарилась полнейшая тишина. Не выли даже собаки. Не плакали дети. Лишь младенец на руках девушки-знахарки покряхтывал. Довольно. Она покормила его грудью, и малыш сыто заулыбался. Это улыбчивое детское личико казалось фальшивым в царстве смерти, в которое вдруг превратился оживлённый Шаунтонн. А затем воздух разрезал звук рожка.
– Люди выжить Шаутоня! Вы иметь возможность получить прощение за дерзость вызов сила Золотой Паук. Покидать Шаутоня немедленно! Он будет принесён покой земля.
Несмотря на корявую речь, предупреждение понял не только милорд Грейстоун. Жители Шаунтонна, из тех, кто ещё мог покинуть город, несмелым ручейком двинулись навстречу имперцам. И да, выживших оказалось совсем немного. За выделенное для сдачи в плен время поодаль от городских ворот собралась кучка из немногим более чем ста человек. В основном это были военные, додумавшиеся укрыться на стенах. Также стояли там двое магов воздуха и спасённые ими девочки-близняшки. Остальным неизвестно как повезло. Да и повезло ли вообще?
Шаунтонн действительно был сравнен с землёй. Сатор по прозвищу Белый зверь уничтожил его в одиночку. Подъехав на своём коне, он вытянул вперёд руки и между них вдруг возникло нестерпимо белое пламя. А затем оно сорвалось с его пальцев и окутало город так, что за считаные пять минут от Шаунтонна не осталось совсем ничего.
«Вот почему Мигрод пал сразу, – вмиг понял милорд Грейстоун. – Империи удалось подступить к нему незаметно, и этот город… да, противостоять столь великому магу, наверное, невозможно. Тем более, спросонок».
Учёный не мог оторвать взгляда от застывающего стеклянного озера – места, где ещё недавно стоял город, в котором жили своей жизнью люди, а сам он лапал приятно пахнущую пивом красотку.
«Что с ней сталось?» – вскользь подумал он и от этой мысли кровь похолодела в венах. Милорда Грейстоуна окунуло в неприятное осознание насколько непрочным может быть завтрашний день. И это было так жутко, что через силу он всё же повернул голову в сторону имперского мага.
Сатор был бледен, как первый снег. Мощь заклинания высосала из него силы настолько, что белки его глаз покраснели, но это, пожалуй, наводило ещё больший ужас. Милорд Грейстоун осознал, что к ним, выжившим, никто не проявил милосердия. Им было дозволено продолжать жить, чтобы земли их родины сотрясались от страха. Вот только… некий вопрос так изводил милорда Грейстоуна, что он нашёл в себе силы задать его вслух.
– Почему? – громко спросил он. – Зачем вы напали на нас? Чего мы, люди Аркании, сделали вам плохого?
Так как милорд Грейстоун смело смотрел на Сатора Белого Зверя, тот вмиг понял, что вопрос обращён к нему, и, не иначе, могущественному магу отчего-то сделалось любопытно. Он выразительно посмотрел на замершего подле него мужчину в странном наряде, больше похожем на платье, и, выслушав его, сказал что-то. Милорд Грейстоун не понял слов и сперва очень обиделся, что Сатор Белый зверь уезжает, не ответив ему. Однако, подручный мага задержался и произнёс:
– Моя мастер иметь щедрость сообщать вама, что Империя Золотой Паук нести спасение. Настать день, и люди Аркании благодарить нас.
Глава 4
Ты всегда рискуешь, когда решаешь кому-то довериться
Шагая из библиотеки обратно на кафедру некромантии, Мила месила февральскую хлябь и при этом внимательно смотрела на свои ботинки. В отличие от предыдущих эта пара с трудом пережила бы зиму. Ботинки грозили вот-вот развалиться, и поэтому к Миле всё чаще подкрадывалась мысль, что зря она свою старую обувь продала. Но что поделать? Прошлого не вернёшь, а продавать всё и вся Мила уже привыкла. Курсы, на которые она записалась не очень-то помогли ей выправить финансовое положение, но отказываться от этих курсов Миле никак не хотелось и не только по причине, что они обеспечивали её хоть и скудными, но финансами.
Преподаваемый мэтром Олленом курс целительства мало того, что сам по себе, а точно когда-нибудь бы пригодился, оказался по многим аспектам тесно связан с избранной ею специальностью некроманта, а потому бросать его было глупо.
Курс факультета Водной Стихии стал важен для Милы по другой причине. В своё время молодая женщина умудрилась записаться на криомагию, магию льда, и прежние попытки выжить в суровые зимние дни подвели её к тому, что теперь Мила жаждала подчинить себе холод. Мечта научиться управлять им, чтобы однажды именно через него отомстить своим обидчикам, нисколько не отпускала её.
«Нет-нет, это важно, от этого я ни за что не откажусь», – думала Мила, когда в очередной раз играла в гляделки с ненавидящим её мэтром Холлоу. Будь его воля, он бы давно обратил лер Свон в ледяную статую.
Иллюзии, которые Мила начала изучать по направлению стихии воздуха, также много для неё значили хотя бы потому, что их преподаватель относился к ней сродни мэтру Тийсбергу. Этому старичку было всё равно кого учить, лишь бы студенты не филонили, а действительно занимались. Более того, стоило нерадивой части группы отказаться от занятий, как он, образно говоря, махнул рукой на теорию и почти сходу принялся натаскивать студентов на практику. Это позволяло Миле надеяться, что в скором времени она сумеет применить кое‑какие навыки в городе. После того, как ей довелось пожить в компании шулера, в её голове частенько крутились рискованные планы.
Было ещё одно важное обстоятельство, отчего Мила не бросала искусство создания иллюзий. Дело в том, что те же самые занятия выбрал для себя Антуан Грумберг, а Миле не хотелось прятаться от своего врага, позорно поджав хвост. Пусть бы он потерпел её присутствие. Пусть!
Собственно, из-за стойкого и вместе с тем невозможного желания хоть как-то насолить мерзкому лорду Мила и шагала по знакомой дорожке с вполне определённым настроением. Между ней и Антуаном Грумбергом воцарилась антипатия такого рода, когда никто не трогает другого, но много об этом другом за глаза думает. Лишь нежелание ввязываться в серьёзные дрязги останавливало благородного аристократа от публичных издевательств над Милой Свон. Тем более, что не так давно эта самая Мила была всего лишь изгоем, неприкасаемой. Без нужды с ней уже долгое время никто не заговаривал. Мила приучила студентов к тому, что если вдруг кто-то начинал насмехаться над ней, то она сразу бралась за нож. И нет, не студентам ножом молодая женщина угрожала. Она таскала его при себе вместе с вонючими трупиками мелких птиц, а потому Мила с угрожающим видом просто-напросто начинала разделывать эти тушки, глядя хамящему ей студенту прямо в глаза. Подобное тошнотворное зрелище быстро отучило студентов от насмешек. Даже задерживать взгляд на Миле Свон к настоящему времени считалось чем‑то вызывающим, и по этой причине Антуан Грумберг её игнорировал.
Но теперь всё становилось по другому. Миле было сложно не обратить внимание на то, как меняется отношение к ней, и этих перемен она побаивалась. Издевательства над ней могли начаться снова. А тут ещё и новая беда. Слова мэтра Ориона про ритуал братства никак не покидали голову Милу. Страх проникал в девушку всё глубже и глубже. «Боги, я должна хоть как-нибудь себя обезопасить», – тревожилась Мила всё чаще, и все её нехорошие предчувствия подтвердились, когда к ней в комнату постучался Саймон.
– Входи, – отрываясь от чтения конспекта, пригласила друга Мила и сразу удивилась: – Саймон, да что с тобой? На тебе лица нет.
– Нет, Милка, у меня всё в порядке. Это у тебя…
Саймон замолк на полуслове. Он продолжал смотреть на Милу, но так стиснул зубы, что его лицо приобрело какое-то неприятное и вместе с тем хищное выражение. О чём-то очень нехорошем Саймон думал, а потому Мила решительно отодвинула от себя конспект и, встав с лежанки, подошла к другу вплотную.
– Что произошло? – потребовала она ответа. Увы, слова всё не звучали, а потому Мила требовательно прикрикнула. – Да говори уже!
– Понимаешь, я долго думал, как бы помягче тебя предупредить, но… Пожалуй, мне придётся сказать так, как оно есть. Мэтр Орион всё тебе правильно сказал. Бойся, Милка.
– Откуда ты знаешь, что мне настала пора бояться?
Прежде чем ответить, Саймон ненадолго виновато опустил взгляд к полу, а затем взял ладошки Милы в свои. Его ручищи были такими огромными, что Миле показалось будто её ладони поглотило море. Тёплое, уютное море. Она могла бы даже расслабиться, вдруг так хорошо и спокойно ей сделалось, но тут Саймон посмотрел ей в глаза. Его взгляд был полон тревоги, и из-за этого сердечко Милы застучало часто-часто.
– Мы тут на днях собирались всей группой и… В общем, ради того, чтобы не проходить ритуал посвящения в магическое братство совместно с тобой, все наши готовы убить тебя. Так вот, Милка. Так.
«Такая короткая фраза, а мой мир словно рухнул», – ещё подумала Мила, прежде чем отошла от Саймона и, сев на кровать, опустила лицо в ладони. Ей не хотелось плакать, но удержать слёзы на этот раз она не смогла.
***
Кабинет ректора был Найтэ хорошо знаком. Он бывал здесь столь часто, что, закрыв глаза, мог бы с лёгкостью описать это помещение вплоть до мельчайших мелочей. Однако, находиться здесь тёмному эльфу нисколько не нравилось. Начать с того, что его раса в принципе не стремилась подниматься на высоты. Архитектура дроу во многом походила на подгорные города гномов – чем глубже, тем значимее помещения. У людей всё было ровно наоборот, и поэтому естественное раздражение сопутствовало каждому визиту Найтэ в расположенный на четвёртом этаже кабинет начальства.
… Хотя, намного значимее был факт, что Найтэ в принципе не нравилось беседовать со своим непосредственным руководством. Руководство ведь имело свойство отдавать приказы, а ему, как обычному сотруднику, полагалось их добросовестно выполнять. Не самое приятное дело находиться в подчинении, когда в твоей крови кипит жажда подмять под себя целый мир.
– Присаживайтесь, профессор.
Глава академии своим дозволением словно назло раззадорил неприязнь Найтэ, и по этой причине тёмный эльф едва сдержал себя от фразы, что занял бы кресло даже без стороннего приглашения. Надо ли ему стоять, раз собеседник нацелился на долгую беседу? О последнем говорил тот факт, что перед господином фон Дали находился стаканчик с выпивкой. Глава академии отнюдь не злоупотреблял алкоголем, но, чтобы унять некие глубокие переживания, порой делал глоток-другой. И раз подобное понадобилось сейчас, то…
– Что именно произошло, господин фон Дали? – придавая себе как можно более обеспокоенный вид, осведомился Найтэ.
– Пока ещё ничего, но благодаря вмешательству мэтра Ориона кое-что дурное произойти вот-вот может.
– То есть?
– Держите.
В ладони ректора возник небольшой шарик перламутрового цвета. Он очень походил на обычную речную жемчужину, но на деле являлся не совсем ею. Всполохи энергии давали понять, что кто-то использовал жемчужину в качестве носителя записи, и какой именно Найтэ понял очень скоро.
– Ну-с, что вы можете сказать? – с нетерпением спросил Олаф фон Дали, едва понял, что Найтэ досмотрел запись до конца.
– Что меня радует отказ лера Грумберга совершать убийство. Он благоразумно не стал лишать себя благ будущего ради блага кого-то другого. Это разумно.
– Нет, ну вы меня когда-нибудь своим чувством юмора до могилы доведёте, – тут же раздражённо поморщился глава академии. – Я интересуюсь вашим мнением о том, как нам в принципе разрешить сложившуюся ситуацию.
– Нужно объяснить этим юнцам, что их посвящение пройдёт даже без участия лер Свон. Этого достаточно.
Найтэ равнодушно пожал плечами и вольготно откинулся на спинку кресла, так как ему казалось, что он даёт дельный совет. Уже не раз бывало, что в группах между двумя или больше студентами возникали неразрешимые конфликты. Вот, к примеру, будь Алан Фонберг жив, он и Джейкоб Виндог ни за что не захотели бы совместно участвовать в ритуале посвящения в магическое братство. Эти двое не поддались бы ни на какие уговоры, а, значит, выход оставался только один – присоединять какого-либо из этих студентов к некой другой группе. Бывало ведь и не раз, что ритуал посвящения в братство студенты проходили даже группами, сложившимися на дополнительных курсах. Главное правильно донести информацию, а так всегда можно что‑нибудь да придумать. В данном же случае даже думать было нечего. К чему лер Свон вообще в ритуале принимать участие, если руководство академии давно решило при первой возможности молодую женщину отчислить?
– Я бы так и сделал, профессор Аллиэр. Увы, проблема в том, что без вашей помощи это уже невозможно.
– То есть? – искренне удивился тёмный эльф так, что принял куда как менее раскрепощённую позу. И не зря, его короткий вопрос всерьёз разозлил пухленького ректора.
– Ах, так вы и об этом не в курсе?
Теперь это Олаф фон Дали вольготно откинулся на спинку своего кресла. Правда, при этом глава академии скрестил руки на груди и столь нехорошо сощурил глаза, что Найтэ попытался мысленно проанализировать, что же такого важного он упустил. Вот только дельные мысли что-то к нему не приходили, и поэтому ему пришлось состроить ещё более обеспокоенное лицо. Он знал, что его нынешнее начальство ценит такую мимику.
– Эм-м, мне что-то неизвестно? – наконец, с осторожностью уточнил он.
– А, судя по всему, да. Хотя, чему тут удивляться? Конечно же, вы ещё не в курсе, – с неподдельным возмущением произнёс ректор, но его интонации всё равно стали куда как более спокойнее прежних. – Вы ведь, наш дорогой профессор, только на себе одном сосредоточены, людей вокруг вас словно не существует. А если бы вы уделяли хотя бы немного времени разговорам своих подчинённых, то уже знали бы, сколь решительно настроены кураторы групп ваших старшекурсников. Им предпочтительнее поддержать мнение мэтра Ориона нежели моё. Да-да!
– И каково мнение мэтра Ориона? – вкрадчиво осведомился Найтэ. Ему не хотелось раздражать Олафа фон Дали ещё больше. Тот и так покраснел от злости, когда, резко выпрямляясь в своём кресле, залпом выпил виски и после с силой вернул стакан на стол.
– А оно таково, – утирая рукой влажные губы, сообщил Олаф фон Дали, – что нынешним второкурсникам надо смириться с присутствием Милы Свон в их жизни. Вашего сотрудника нисколько не волнует, насколько оскорблёнными почувствуют себя некоторые из наших благородных студентов. Ему совершенно плевать, что за принуждение к неприятному для себя шагу, эти студенты в будущем могут отомстить академии и ещё как. И, что самое неприятное, кураторы групп старшекурсников с мэтром Орионом заодно. Моё внушение, что им ни в коем случае нельзя давить на своих студентов, оказалось бесполезно. Сегодня они взяли и сообщили мне, что всё уже сделано – старшекурсники во всеуслышание заявили о своей позиции проводить ритуал братства только в том случае, если принимать в нём участие второкурсники будут в полном составе. Так что теперь вы понимаете, что у нас тут творится? Мэтр Орион взял и втравил нас в ту ещё историю!
– Хм, – нахмурился Найтэ, так как неприятно для себя ощутил чувство вины. Своим сотрудникам он только приказывал, благо давно приучил их работать самостоятельно, нисколько не тревожа его. Вот, видимо, никто и не уведомил своего декана о некой «мелочной затее».
– Что «хм»? Мне ситуацию разрешить надо, а не ваше хмыканье слушать. Заварили вы мне кашу.
На этот раз возмущённые интонации и злющий вид главы академии не пробудили в Найтэ желания действовать осторожно. Сказанное он воспринял за оскорбление, и поэтому даже крепко поджал губы, прежде чем открыл рот.
– С чего это вы меня вините? – прозвучал его высокомерный вопрос.
– А вам что, снова напомнить, что это именно вы своих сотрудников контролировать должны?! – вдруг беззастенчиво прокричал Олаф фон Дали да так, что у Найтэ даже заложило уши. В них прямо-таки зазвенело, и это позволило ему опомниться.
– Нет-нет, не надо. Вы мне и так уже очень умело об этом напомнили, – поспешно ответил тёмный эльф, а затем, уняв внутреннее недовольство, подумал-подумал и сказал. – Если моё предположение верно, и слухи о том, как будет проходить ритуал посвящения в магическое братство для нынешних второкурсников, уже распространились во все уголки академии, то идти на попятную нельзя. Сейчас студенты, что старшекурсники, что второкурсники, обозлены до крайности, но изменение позиции руководства в этом вопросе лишь уверит их в том, что на нас повлиять достаточно просто. Лучше уж пусть студенты будут подавлены, чем почувствуют за собой силу.
– Согласен, сдавать позиции теперь нельзя, – подтвердил Олаф фон Дали, прежде чем сцепил руки в замок и наклонился в сторону тёмного эльфа. – Вот только что дальше? Мысль вынудить лера Грумберга публично примириться с лер Свон, а только об этом может говорить их совместное участие в ритуале, не самая разумная идея. И уж поймите, но никакого убийства в стенах нашей академии тоже произойти никак не может. Во всяком случае, не в ближайшие год-два. Мне, знаете ли, по полной хватило разбирательства в Ковене по предыдущим смертям. Если я упущу из внимания ещё одного опасного для общества студента, то запросто лишусь должности.
– Хм, – задумчиво и даже довольно протянул Найтэ, так как ему начало казаться, что наконец-то складывается удачная ситуация для того, чтобы Мила Свон всё же погостила в застенке кафедры некромантии. Судьба словно подталкивала молодую женщину прямо к нему в руки.
– Ну? Что «хм»? Что нам теперь делать?
– Быть может, устроить несчастный случай? На дополнительных курсах по целительству теория нынче чередуется с практическими занятиями, студенты второго курса наконец-то начали постигать зельеварение. Поэтому пусть бы под присмотром мэтра Оллена что‑нибудь эдакое взяло и произошло. Пусть бы кто-нибудь что-нибудь не то сварил, к примеру. Сварил и употребил. И, например, этим кем-нибудь запросто может оказаться лер Свон.
Повисла тишина. Долгая нехорошая тишина. Совесть и необходимость боролись в Олафе фон Дали, и он никак не мог озвучить, к какому же решению он склоняется. Однако, по итогу ректор прошептал:
– У меня есть сомнения, что мэтр Оллен согласится на такое.
– У меня тоже. Поэтому от вас, господин фон Дали, требуется узнать темы будущих практических занятий. Сообщите их мне, и я подумаю какой из ингредиентов, что мэтр Оллен возьмёт из хранилища, следует заменить. Кстати, произвести замену для вас будет не так уж сложно, правда?
Он намеренно произнёс свой вопрос. Найтэ требовалось дать понять, что он ожидает непосредственного участия главы академии в своей затее, и на то было две причины. Во‑первых, никого лишнего в такие планы посвящать не стоило. Во-вторых, только это могло гарантировать Найтэ заинтересованность Олафа фон Дали в сокрытии его участия в преступлении. Без этого продолжать планирование в заданном направлении было бы глупо.
– Погодите, – резко побледнел Олаф фон Дали. – А почему это именно мне нужно менять ингредиенты?
– Такое действительно нужно объяснять?
Скудоумным нынешнего главу академии было никак не назвать, а потому он понятливо замолк, и Найтэ это более чем устроило. Раз уж сразу не прозвучали слова возражения, семя упало на плодородную почву. И в этом тёмный эльф не ошибся.
– А что другие? – наконец, едва слышно спросил Олаф фон Дали. – Что будет если пострадают другие студенты? И это же такой урон по репутации мэтра Оллена. Ужас.
– Скажу так, этот урон по репутации при вашем содействии мэтр Оллен переживёт. Всё же он временно взятый сотрудник, непрофессионал. Инциденты более чем ожидаемы. Уверен, вы найдёте чем ещё его защитить. А что касается вреда для прочих студентов, так у нас есть целители. И да, эти самые целители единовременно оказать достойную помощь всем и каждому не могут. Некой лер Свон достанется чуть меньше внимания и это станет решающим в вопросе её жизни и смерти… Главное, чтобы облегчить себе жизнь решились вы. Подобное не только раз и навсегда разрешит существующий конфликт, но и избавит нас от необходимости встречаться с лер Свон день ото дня.
– Мне надо подумать.
Найтэ понимающе кивнул и поднялся с кресла, ощущая себя победителем. Он прекрасно понял, что Олаф фон Дали согласен, просто ректору требовалось ещё немного времени, чтобы усмирить свою совесть. И, конечно, ему самому время было необходимо тоже. Ведь Найтэ всё же хотелось заполучить Милу Свон живой, а, значит, ему предстояло всерьёз размыслить каким же это зельем её попотчевать, чтобы даже следствие оказалось обмануто.
Идя по дороге на кафедру, Найтэ думал только об этом. Хотя нет, не только об этом. Ещё он думал про Поля Оллена. Найтэ виделось, что нельзя упускать из внимания тот факт, насколько этот мужчина сведущ как в ядах, так и в целительстве.
«Надо будет как-нибудь нейтрализовать его возможность влияния на события», – рассудил тёмный эльф.
***
Пожалуй, можно сказать, что шестнадцатое февраля вышло для академии неким днём серьёзных переживаний. Не только Мила Свон, Олаф фон Дали или же Найтэ Аллиэр погрузились в не самые лёгкие размышления. Было над чем подумать и Полю Оллену, так как он впервые переступил порог исследовательской лаборатории факультета Белой Магии. Не мог выкинуть из головы проблемы своей близкой подруги и Саймон Сильвер. Сомнения также терзали Люция Ориона, не привык он к таким поступкам, которые нынче совершал. И так далее, и так далее.
Однако, автор остановится подробнее не на ком-то из них, а именно на Антуане Грумберге. И нет, вовсе не о том, как ему сподручнее совершить убийство одногруппницы, этот мужчина думал. Вернее, он не мог не думать об этом в течении дня, просто не так глубоко Антуан погружался в мысли об этом. Намного больше из колеи его выбило появление Катрины Флетчер. Был глубокий вечер, когда слуга Антуана сообщил о приходе бывшей любовницы лорда.
– Зачем ты явилась? – спросил молодой виконт безо всяких приветствий, когда спустился в гостиную.
– Мне нужно поговорить с тобой, – тихо ответила Катрина, и Джон Браун – слуга Антуана, благоразумно поспешил ретироваться. Он вежливо поклонился, прежде чем уверенным шагом вышел из комнаты. Катрина с облегчением смотрела на то, как закрывается за слугой дверь. Она явно не хотела, чтобы у предстоящего разговора имелся свидетель.
– И о чём нам говорить? Мне видится, ты уже всё сказала в нашу последнюю встречу.
– Быть может, у меня всё ещё есть, что тебе предложить.
Ей было тяжело смотреть на него, Антуан это чётко осознавал. Серые глаза Катрины выдавали её неуверенность и волнение. Эта девушка достаточно хорошо узнала его, чтобы переживать из-за нынешней встречи. То, что она бросила его, Антуан Катрине так и не простил. Она знала это. Не могла не знать, так как уже столкнулась с некоторыми неприятными для себя последствиями. Во всяком случае, нового покровителя Катрина себе так и не нашла и ради поддержки сестры ей теперь самой требовалось как-то зарабатывать деньги.
… И, судя по тому как истрепалась её форма, получалось это у неё не очень-то хорошо.
– Ты хочешь что-то мне предложить, но, – криво улыбнулся Антуан, прежде чем подошёл к Катрине. В его намерении было протянуть руку к шнуровке её платья. Он хотел приспустить его, обнажить плечи и грудь Катрины, чтобы после выразить своё презрение к ней как можно ярче. – Но надо ли мне то, что ты предлагаешь?
Его пальцы дотронулись до шнуровки. Чтобы распустить узел, ему было нужно сделать всего несколько ловких движений, но Катрина не позволила ему сделать их. Её рука уверенно оттолкнула его ладонь.
– Нет, Антуан. Ты меня не так понял.
– То есть ты пришла не за деньгами? – даже удивился он.
– Нет, за ними. Ты прекрасно знаешь, как они мне нужны. Но я отказалась делить с тобой ложе и своё намерение не предам ни за что. К тебе у меня предложение совсем другого рода.
– Надо же как решительно ты заговорила, – подметил Антуан и, опустив свою руку, отошёл от Катрины, чтобы сесть в кресло. – Хорошо, раз ты ко мне по другому делу, то я тебя выслушаю.
Вид Катрины сделался ещё более взволнованным, но Антуан не стал предлагать девушке сесть. Вынужденно она осталась стоять, и ему было видно, как нервно мнёт она огрубевшие руки.
«Стирка, – тут же вспомнил он. – Кажется, с этого учебного года Катрина подрабатывает на жизнь стиркой. Она отмывает грязное белье, что суют ей под нос другие».
Ненадолго лицо Антуана скривилось от отвращения, и от внимания Катрины это не ускользнуло. Она заволновалась ещё больше. Настолько, что открыла рот, чтобы сказать что-то, и тут же его закрыла. Переживания были слишком сильны в ней, а потому Антуану пришлось повторить в строгом тоне:
– Я сказал, что готов выслушать тебя.
– Да, прости. Я же за этим и пришла, – Катрина нервно сглотнула слюну, прежде чем продолжила. – Антуан, сейчас очень много говорят про посвящение вашей группы в магическое братство. Кто‑то при этом возмущается, кто-то смеётся над вами, – при этих словах Антуан недовольно поджал губы, и Катрина заговорила быстрее. – Но я знаю, что это на самом деле значит.
– И что это значит на самом деле?
– Что ты столкнулся с проблемой, которую тебе самому не разрешить. Твоя гордость для тебя всё. Ты ни за что станешь проходить ритуал братства вместе с Тварью, а без этого… без этого тебя самого в магическое братство не примут. Вот почему я пришла к тебе. Если ты мне хорошо заплатишь, я смогу тебе помочь. Всей вашей группе смогу помочь.
– Мне сложно поверить в то, что ты способна убить кого-то, – твёрдо ответил Антуан, и глаза Катрины даже округлились.
– Нет, Антуан, нет. Я не о таком жутком деянии говорю, – девушка даже осенила себя глупым религиозным знаком. – Я просто знаю, как можно унять нынешнюю ненависть к Твари. Понимаешь, если эта ненависть вернётся к приемлемому уровню, если Тварь начнёт вызывать сочувствие, то ваше совместное участие в ритуале уже не принесёт твоей репутации сильного урона.
Как бы Антуану ни было противно соглашаться со сказанным, но свой резон в нём имелся, и это заставило его посмотреть на Катрину внимательнее.
– И как же ты намерена осуществить это?
– Тварь может совершить что-нибудь достойное. Что-то, что все люди считают благородным поступком. Она может публично спасти чью-нибудь жизнь. Например, мою.
– И как?
– Я же учусь на кафедре целительства, а она ходит на те же самые курсы. Возможность приблизиться к Твари у меня есть. Главное, дай мне время и позволь мне помочь тебе.
Глава 5
Из ста подозрений доказательства не составишь
Хуже нет сидеть на лекции и думать о том, в какой именно момент оборвётся твоя жизнь. Быть может, стоит прозвучать гонгу, а тебе начать собирать вещи, как кто‑то подойдёт и ударит тебя ножом в спину?
– Лер Свон, почему вы не пишете? – осведомился преподаватель в строгом тоне.
Мила тут же словно очнулась и, схватив механическое перо, окунула его в чернильницу. Чернила выглядели вязкими, как кровь. Разве что чёрными были. Прямо‑таки, как её удача.
«Нет, ну я ни на чём не могу сосредоточиться!» – разозлилась на саму себя Мила и подняла руку.
– Да, лер Свон.
– Разрешите выйти.
– Вам уже должно быть известно, что подобного я студентам не дозволяю. Никогда. Хлопанье дверью мешает ходу лекции. Так что, либо ждите перерыва, либо, если вам столь сильно требуется выйти, можете заодно собрать свои вещи. До начала следующего занятия я вас в эту аудиторию не впущу.
«Устраивает!» – мысленно выкрикнула Мила и начала поспешно собираться.
Преподаватель ненадолго опешил – он ожидал, что его слова приструнят студентку, но на её лице, напротив, образовалась широкая улыбка. Это Мила почувствовала, как быстро от волнения стучит её сердце, и порадовалась тому, что всё ещё жива, что ощущает такие простые моменты. Однако, на дальнейшее это никак не повлияло. Мэтр оставил свои неприязненные комментарии при себе и продолжил лекцию, а Мила, ощутив порыв безрассудства, намеренно хлопнула за собой дверью погромче и быстрым шагом вышла в коридор. Здесь ей даже дышать стало легче. Ведь в коридоре было пусто, светло. Солнечные лучи проникали сквозь огромные окна и дарили мягкое тепло. Миле даже не хотелось думать над тем, что зимой такое верная примета к сильному холоду. Ей просто было хорошо настолько, что она подошла к окну и, положив ладони на подоконник, подставила лицо солнцу.
– Так здорово жить, – прошептала молодая женщина и вдруг ощутила себя маленькой вольной птичкой, которой, стоит вспорхнуть крыльями, вот-вот откроется бесконечно огромное небо. Ей показалось, что все её проблемы и не проблемы вовсе, что она свободна. Мила даже закрыла глаза от восторга и ненадолго развела руки в стороны. Она по-детски взмахнула ими, тихо рассмеялась. Ей сделалось неподдельно весело, но, увы, ненадолго. Уединение Милы оказалось прервано звуком открывающейся двери. Это в коридор вышел Вигор Рейн. Естественно, при нём были его вещи. И, естественно, его появление заставило Милу насторожиться. Невольно она даже испуганно прижалась к подоконнику, так как Вигор уставился на неё и взгляда своего всё не отрывал. Цепкий взгляд, тишина. Было в этом что-то зловещее, но вопрос Вигора прозвучал обыденно.
– Милка, ты чего с занятия ушла? – спросил он, и Мила тут же с подозрением осведомилась:
– А ты?
– А достал меня этот выпендрёжник своим бла-бла-бла, я вас за идиотов держу, бла‑бла‑бла.
Вигор так произнёс свои слова, что невольно Мила улыбнулась. Вот только стоило Вигору шаг ближе к ней сделать, как улыбка резко спала у неё с лица. «Не подходи!» – даже едва не сказала она в грозном тоне.
– Хм-м, – обратив внимание на странность её поведения, задумчиво протянул Вигор. – Кажется, Саймон тебе кое о чём рассказал. Так ведь?
– А почему это именно Саймон?
– Больше некому.
– Ну, тогда так, – подумав, не стала скрывать Мила и тут же воинственно задрала подбородок. – Он мне всё рассказал, так что не думай, что я не знаю о ваших замыслах.
– Вот, сука. Опередил меня, гад.
В расстроенных чувствах Вигор сплюнул на пол и, несмотря на испуг в глазах Милы, подошел к молодой женщине совсем близко. Он встал рядом с ней и так же, как недавно делала она, упёр ладони в подоконник. Миле оставалось только с тревогой смотреть на его чёткий профиль и волевой подбородок. Она выискивала в чертах мужчины подтверждение своей настороженности, ждала, что он вот-вот резко повернётся к ней. Но этого всё не происходило. Вигор стоял, смотрел за окно и невольно Мила расслабилась. Она даже задумалась над тем, что у этого негодяя красивый нос, и вообще сам он ничего так внешне.
«А ещё он чем-то какую-то хищную птицу напоминает», – подумала она в тот самый миг, как Вигор повернул к ней голову. Его тёмные глаза, казалось, были такими чёрными, как глубокая бездна. В них хотелось смотреть. Они словно гипнотизировали, а потому Мила вздрогнула, когда Вигор всё же заговорил, да ещё столь серьёзно.
– Саймон тебе только суть рассказал или чего-нибудь дельного посоветовать смог?
Участливый вопрос застал Милу врасплох, не такого она ждала. Поэтому и ответила не сразу. Сперва молодая женщина посмотрела на белый снег за окном, и только затем, подумав о контрасте белого и чёрного, призналась:
– Он предложил мне отчислиться и уехать куда-либо подальше отсюда.
– Добрый совет. Вот только что-то мне подсказывает, что ты ему не последуешь.
– Само собой, – твёрдо ответила Мила, прежде чем смиренно опустила взгляд к полу. – Поэтому убивай меня прямо сейчас. Нечего тянуть, от этого только больнее.
В этот самый миг она действительно ждала удара исподтишка. Было неимоверно легко думать, что ей доводиться стоять рядом со смертью, которая вдруг решила поболтать о личном напоследок. Вигор умел убивать и нисколько не стыдился своей любви к противозаконным поступкам. В то, что именно он станет её убийцей, Миле было просто поверить и в чём-то этому она была рада.
«Вряд ли он заставит меня страдать», – подумала она, прежде чем вздрогнула от раздавшегося мужского смешка.
– Ха, знакомая ослиная порода, – весело усмехнулся Вигор, прежде чем похлопал по плечу обомлевшую от такого поступка Милу. – Но, знаешь, нравятся мне такие безрассудно смелые бабы. Настолько нравятся, что я бы лучше какому-нибудь знатному уроду взял и дорогу перешёл, нежели бы тебе глотку резать стал.
Сказанное заставило Милу выразительно посмотреть на Вигора, и его лукавая улыбка сделалась ещё шире.
– Детка, ты ещё не поняла разве? Ты и я одного поля ягода, и с тобой мне учиться нравится намного больше, нежели с некоторыми благородными говнюками. Поэтому раз зануда Саймон ничего благоразумного в твоей голове пробудить не смог, то я не стану даже пытаться. Лучше предложу-ка я тебе кое-что другое.
– И что ты мне можешь предложить, Вигор? – с замиранием сердца спросила Мила.
– Этот хер Грумберг регулярно со своим папашей общается. Переписываются они, знаешь ли. И что-то мне подсказывает, что если эти письма взять себе, то можно будет не менее троих наших одногруппников на место поставить. Тех, что именно львы, а не дворовые шавки. Их мнение решающее в вопросе убить тебя или же временно с тобой помириться. Помириться ради ритуала братства, разумеется, а никак не ради того, как бы вскрывшаяся переписка не лишила кое-кого репутации или же головы, к-хе.
Он заговорщицки подмигнул, но Мила нисколько не расслабилась. Не отрывая взгляда от карих глаз смутьяна, она сказала:
– Вигор, ты чушь-то не неси. Всю почту студентов проверяют, так что не может быть в этих письмах ничего такого. Никак не может.
– Да ну? А если я тебе скажу, что никто конверты лера Грумберга не вскрывает?
– Тогда я скажу, что это бред.
– Бред?
– Да! – уверенно подтвердила Мила, и, хотя Вигор криво улыбнулся, улыбка его выглядела искренней и довольной.
– Откуда это ко мне такое недоверие?
– А откуда у меня к тебе доверие быть должно? – с вызовом ответила она вопросом на вопрос. – Ну-ка, выдумай поправдоподобнее, откуда тебе про такие подробности известно. Это ведь не ты письма родственников разносишь, а мэтр Орион.
– Ну, вот ты и ответила на свой вопрос. От мэтра мне это и стало известно, только тс-с, это большая тайна, – с совершенной серьёзностью сказал Вигор, однако Мила нисколько не расслабилась. Всецело доверять кому-либо жизнь давно её отучила. По этой причине ей сперва хотелось выяснить подробности, чтобы позже не раз и не два хорошенько обдумать их.
– Допустим, я поверю в это. И что дальше? Ты хочешь предложить мне свои услуги в том, чтобы покопаться в вещах Грумберга, так, что ли?
– Нет-нет, – тут же с усмешкой опроверг Вигор. – Настолько своей шкурой ради тебя рисковать я не намерен. Я ж не дурак, знаю, что меня особливо пасут. Да и вообще, на территории академии маршруты абсолютно всех студентов отслеживаются. Того, кто проникнет тайком в дом, запросто вычислят, стоит леру Грумбергу пожаловаться.
– Ха! – тут же возмущённо произнесла Мила. – Так не это ли причина твоего предложения? Нашли повод меня скоренько отчислить, да? А ты у них на посылках, золотая рыбка?
– Золотая рыбка? – неподдельно удивился сравнению Вигор, но не стал задерживать на этих словах разгорячившейся Милы внимание. Ему было важнее донести другое. – Детка, я тебе про это напомнил, чтобы ты не думала, будто просто тебе будет. Вот только другое учесть ты тоже должна – ты нынче не в том положении, чтобы выбирать. Отпущенное тебе время кончится, как только прозвучит предложение тянуть короткую соломинку. Ты жива только потому, что никто не хочет жертвовать собой ради прочих.
– Это ещё не причина доверяться тебе.
– Правильно мыслишь. Опасная эта штука доверие, – подтвердил он, прежде чем его вид стал каким-то демонстративно отрешённым. – Кроме того, зачем тебе лезть в то, в чём ты не разбираешься? Красться в чужой дом, искать там документы… Не бабское это ремесло. Лучше сделай так, как говорит Саймон. А я своё предложение выманить лера Грумберга и его слугу из дома оставлю-ка при себе. Вдруг этот хрен ещё догадается, что я и ты подельники, э?
Сказав так, Вигор внимательно посмотрел Миле прямо в глаза, словно пытался прочитать её мысли. Она отвечала ему таким же взглядом. Ведь от слов, что вот-вот прозвучали бы, зависело очень многое.
– Есть ещё одна проблема, – покончив с внутренней борьбой, наконец произнесла Мила. – Для успешного воровства хорошо бы научиться пользоваться отмычками.
– Вообще не вопрос.
– И хорошо бы знать, где могут лежать письма.
– Тоже не сложность. Попроси Саймона поговорить на эту тему с Катриной Флетчер. Он и бывшая подстилка Грумберга достаточно близки, чтобы она смогла распустить язык в его обществе.
– Погоди, то есть они достаточно близки? – опешила молодая женщина. Её сердце даже словно перестало стучать на какое-то время, и, само собой, Вигор с лёгкостью заметил это. Он широко улыбнулся, словно едва сдерживал рвущийся наружу смех.
– Детка, этой девчонке нужны деньги, а Саймон их словно из воздуха достаёт. Очень много кто в академии желает заручиться его дружбой, и он… это к тебе он преисполнен альтруизма. Когда дело касается других, тут он своим богатеньким положением пользуется вообще‑то.
Вигор ударил её пальцем по кончику носа, но своего возмущения Мила выразить не успела. В это же самое мгновение прозвучал гулкий звук гонга. Между лекциями намечался очередной перерыв и, чтобы не быть уличённым в беседе с Тварью, Вигор поспешно поднял с подоконника свою сумку и двинулся прочь по коридору. Вскоре также поступила и Мила.
***
Появление на пороге лера Морриэнтэ выбило мэтра Ориона из колеи. Старший преподаватель кафедры сглаза и проклятий только-только вознамерился хорошо провести последнее воскресенье зимы. Он, следуя своей привычке, спустился в одном халате в гостиную, сел в кресло и, глядя за окно, сделал первый глоток терпкого чая. Напиток приятно обжигал губы, согревал тело и даже, казалось, душу. От удовольствия мэтр Орион начал невольно подёргивать ступнями, обутыми в мягкие домашние тапочки. Как и халат, они были клетчатой серо-зелёной расцветки. А ещё эти вещи были новыми, так как являлись подарком невесты мэтра Ориона. Анна подарила их ему перед тем, как она и Люций попрощались (зимний отпуск старшего преподавателя закончился), и такой интимный подарок навевал Люция на мечты о скором приближении июля, а именно дня его свадьбы.
«Неужели я наконец-то стану женатым человеком? – не мог поверить в предстоящие ему жизненные перемены Люций, и, как ни странно, его приятные фантазии тут же дополнились ещё одним моментом. – А, главное, когда я приведу Анну в этот дом, больше не будет никаких проблем с лер Свон. Предстоящий июль сделает меня совершенно счастливым».
Из-за испытываемых им эмоций Люций принялся напевать себе под нос весёлую песенку, но тут кто-то постучал в дверь. От неожиданности чашка с чаем дрогнула в руках преподавателя, немного напитка пролилось на халат. Люций чертыхнулся и с недовольством уставился в сторону прихожей. Увы, стук повторился.
«Только бы не как в прошлый раз», – отчего-то пришла к Люцию неприятная ассоциация, как в том году его навестил охранник Билл Блум. А затем он неспешно поставил чашку на столик и, шаркая тапочками, подошёл к двери, чтобы открыть её.
– Эм-м, лер Морриэнтэ? – глупо произнёс Люций Орион, когда увидел кто именно стоит на пороге. Приход эльфа являлся тем событием, какое даже оракул вряд ли бы предсказал, столь невелики шансы на него были, и поэтому лицо Люция выразило глубокую растерянность.
– Вы нисколько не ошиблись, – спокойно подтвердил эльф, склоняя голову в приветствии.
– А вы… Хм, вы ко мне по какому-то делу?
– Позвольте сперва уточнить верен ли слух, что дошёл до меня этим утром. Вы действительно намерены вступить в брак с Анной Браун из Долграда?
– Эм-м, да, – больше прежнего растерялся Люций.
– Тогда я к вам по делу.
Столь необычный разговор вынуждал пригласить нежданного гостя в дом, не вести же подобные разговоры на крыльце, да ещё в зимнее время? Поэтому Люций попытался припомнить достаточно ли хорошо убрана его гостиная и, решив, что никакого беспорядка там нет, сказал:
– Быть может, поговорим в доме? Прошу вас, входите.
Адьир Морриэнтэ не заставил себя ждать. Он вошёл в прихожую и, стряхнув со шляпы снег, положил головной убор на специальную полочку. Затем эльф снял отороченное мехом пальто. К этому моменту щёки Люция от смущения покраснели – уж слишком сильно констатировал его клетчатый домашний халат с дорогим нарядом принца.
– Вы не разувайтесь, так проходите, – дозволил Люций, ибо едва не помертвел, представив как в его прихожей не кто-нибудь, а сам эльфийский принц начнёт примерять потёртые жизнью гостевые домашние тапочки.
– Как скажете, – не стал перечить Адьир Морриэнтэ, не иначе тоже представив себе нечто подобное. А затем эльф оправил камзол, идеально сочетающийся с цветом его лазурных глаз, и вслед за хозяином дома прошёл в гостиную.
– Садитесь на диван, лер Морриэнтэ.
– Благодарю, – ответил эльф и, оглядевшись по сторонам, сказал: – У вас очень уютно. В таком доме чувствуешь себя по-домашнему комфортно.
От этих слов Люцию отчего-то стало ещё больше стыдно за свой халат, а потому он невольно запахнул его глубже и только потом сел в своё любимое кресло.
– Так какое дело привело вас ко мне, и отчего оно связано с мисс Браун?
– Уверен, мои слова покажутся вам неприятными, а потому я заранее приношу извинение за свой визит, – с совершенной серьёзностью произнёс Адьир Морриэнтэ. – Также, мне известно, что у людей считается бестактным вмешательство в чужую жизнь. Тем в более, если это жизнь не близкого человека, а всего-то кого-то отдалённо знакомого. Однако, донести до вас некие факты о мисс Браун я всё же считаю нужным. Мне видится это правильным настолько, что я вернулся из Вирграда в академию, едва только услышал имя вашей невесты.
Быть может, Люций бы и предположил, что происходит некий розыгрыш. Всё же чего только студенты порой ни придумывали от скуки. Вот только лер Морриэнтэ нисколько не походил на шутника ни ранее, ни, тем более, сейчас. Лицо эльфа говорило о том, что он действительно хочет предупредить своего собеседника о чём-то важном. И, как бы Люцию ни было страшно спрашивать, он всё же спросил:
– Что вам известно о ней?
– Мисс Браун желает использовать вас, чтобы на законных основаниях проникнуть в академию. Эта особа заинтересована в получении неких редких изданий, что хранятся в здешнем закрытом книгохранилище, – сказал Адьир Морриэнтэ и, глядя как недоверчиво хмурит лоб Люций, подтвердил: – Да-да, я говорю про книгохранилище, где находятся ныне запрещённые для общего пользования книги.
– Хм, – прочистил горло Люций, так как ожидал услышать что-то про неверность его невесты, нежели такое вот – то, во что он никак не мог поверить. Однако, привычка рассуждать здраво помогла ему справиться с потрясением. Люций не единожды разбирал проделки студентов, чтобы не рассудить: – Лер Морриэнтэ, полагаю, мы с вами говорим об абсолютно разных женщинах. Анна Браун, на которой я намерен жениться, обладает очень слабым даром воздушной стихии, и она никогда не развивала его. А для тех целей, что вы озвучили, магией нужно владеть мастерски.
– Мисс Браун искусна не только в магии, но и в уловках, – снисходительно улыбнулся Адьир Морриэнтэ. – Полагаю, вы не раз предлагали ей переехать в Вирград, чтобы быть ближе к вам, но она всегда отказывалась. Так?
– Да, но она отказывалась по понятным причинам. Для девушки…
– Истина в том, – перебил эльф, – что так у неё всегда есть время подготовиться к вашему приезду. Вам, как опытному магу, должно быть известно, в этом мире существует достаточно способов скрыть свой дар на некоторое время. Главное, чтобы это время не стало длительным, иначе последствия могут стать необратимыми.
Некоторое время Люций смотрел в глаза принцу эльфов, но затем, увидев, что лицо Адьира Морриэнтэ нисколько не изменило своего выражения, нахмурился и опустил взгляд к полу. Он глубоко задумался.
– Вы же понимаете, что я не могу не поинтересоваться, откуда вам известно такое, – наконец, сказал он.
– Понимаю, – согласился эльф и, сделав короткую паузу, сообщил. – Свои выходные я предпочитаю проводить в Вирграде, поэтому в последнее воскресенье ноября (это был, кстати, год моего поступления в академию) мисс Браун достаточно легко вышла на меня. А там эта особа привлекла моё внимание тем, что не только сообщила мне про закрытое книгохранилище академии, но и про то, что в нём хранятся некие фолианты, написанные эльфами в те времена, что даже я могу назвать древностью. В целом, ей было интересно не желаю ли я финансово вложиться в некое рискованное предприятие, чтобы в будущем вернуть раритеты на родину.
– И вы… – многозначительно посмотрел на эльфа Люций.
– Разумеется, я отказался, – с высокомерием ответил Адьир Морриэнтэ. – Будь у меня желание получить эти книги, я бы попросту обратился к вашему королю. Момент для такой просьбы более чем подходящий.
– Хм, вы правы. Но, быть может, женщина, что пришла к вам, назвала чужое имя и всего-то? – предположил Люций, стараясь не думать, что именно в это время он и познакомился со своей невестой. И именно что в Вирграде.
– Конечно, она назвалась другим именем. Вот только вследствие поступившего мне опасного предложения я посчитал нужным узнать некоторые подробности об особе, что его сделала. Так мне стало известно, что некая Вероника Бишоп на самом деле Мария Клейтон – бывшая многообещающая студентка Алсмогской академии по направлению стихии воздуха. Четыре года назад её исключили за незаконное проникновение в закрытое книгохранилище. Эта женщина что‑то ищет, мэтр Орион. И, чтобы поиски стали удобнее, в настоящий момент она также пользуется именем Анны Браун. Этот псевдоним позволяет Марии Клейтон считаться добропорядочной гражданкой Верлонии.
Повисла тишина. Причин не верить леру Морриэнтэ у Люция не было, если не считать той самой важной – он просто не хотел ему верить и всё тут.
– Ещё раз приношу свои извинения. Вам явно неприятно было услышать такое, но мне видится, что так я избавляю вас от ещё больших неприятностей, – сказал эльф, прежде чем встал с дивана и попрощался. – На этом позвольте покинуть вас.
– Да, конечно, – вяло произнёс Люций. И, честно сказать, он едва помнил, как провожал эльфа до прихожей и как закрывал за ним дверь. Люций думал только о том, что он не может ни подтвердить, ни опровергнуть слова лера Морриэнтэ. Для этого он ещё не так хорошо свою невесту знал. В конце концов, они только переписывались. Лишь во время отпуска Люций мог позволить себе две-три недели личного общения. Анна приезжала в Вирград хорошо если раз в два месяца. Они виделись так редко, что у этой женщины действительно могла иметься некая тайна. И чем больше Люций думал об этом, тем меньше ему хотелось сидеть в своём кресле. Утреннее чаепитие не задалось, так как старшего преподавателя кафедры сглаза и проклятий так и подстёгивало выяснить правду.
– Нет, такой неизвестности я долго не выдержу, – наконец, грозно хмуря брови, сказал он вслух.
А после этого Люций оделся и решительным шагом направился к коттеджу ректора. Пусть ему было известно, сколь сильно ненавидел Олаф фон Дали, когда кто-либо тревожил его в выходные дни, но ничего другого Люцию больше не оставалось.
Глава 6
В теории планирование всегда помогает получить желаемое
– Господин фон Дали, вам известно какой сегодня день?
– Эм-м, вообще-то да. Шестое марта, вторник, – с хорошо прозвучавшим в голосе подозрением ответил ректор на заданный с порога вопрос, прежде чем посмотрел на своего посетителя с откровенным недовольством. И не зря.
– В таком случае, вы, как глава академии, в состоянии ознакомиться с моим расписанием на сегодня. Вам даже стоило бы сделать это, прежде чем посылать за мной мистера Брука. Подобное было бы показателем вашего профессионализма.
– Да что вы себе позволяете? Раз я вас вызвал, то так оно надо. Поэтому прекращайте мне тут язвить! Вы мне нужны отнюдь не для того, чтобы я претензии от вас выслушивал, – вмиг вскипел пухленький ректор, но Найтэ это только подзадорило. Он был очень зол, так как не привык раздавать студентам проверочные листы за пять минут до того, как уйдёт из аудитории и, судя по всему, уйдёт надолго. А потому он с иронией осведомился:
– О, раз моё общество потребовалось столь срочно, то, не иначе, вопрос вы хотите обсудить важный?
– Именно так.
– Тогда, господин фон Дали, сперва скажите, по просьбе какого студента вы отправили мистера Брука срывать учебный процесс? И не думайте, что результаты нынешней проверочной работы будут засчитаны. Я дам её шестому курсу снова, как только усложню задания или же добавлю новые.
– Да делайте вы со своей проверочной, что хотите! Усложняйте задания, меняйте задания. Главное, помните – если снова больше восьмидесяти процентов студентов вашу проверочную завалят, то это именно вам на вопросы министерства образования отвечать придётся, – с горячностью напомнил Олаф фон Дали, и только затем, выдохнув царящие в нём эмоции, перешёл к делу. – Присаживайтесь. Я вас совсем не для того вызвал, чтобы какому-либо студенту способствовать. У меня другие обстоятельства.
Ректор выглядел так, что заподозрить его во лжи Найтэ не смог, однако он всё равно с возмущением засопел, прежде чем сел в кресло с самым угрюмым видом. Ему крайне не нравилось, когда его планы рушились. Вот только нынешнее настроение Найтэ, оказывается, было ещё цветочками по сравнению с теми эмоциями, что он ощутил от последующих слов.
– Я вызвал вас, чтобы сообщить о необходимости произвести длительную замену. На сегодня я сам изменил расписание, но в будущем возлагаю эту обязанность на вас, так как это именно один из ваших преподавателей будет отсутствовать до конца месяца. Ну, или даже немногим больше.
– Как это отсутствовать? – опешил от новости Найтэ. – Отсутствовать, да ещё на такой длительный срок? Это кто же решил отправиться на тот свет, а затем оттуда вернуться?
– То есть на тот свет? – с осторожностью переспросил ректор, так как знал, что сидящий перед ним сотрудник не абы кто, а заслуженный профессор некромантии. Уж специалист такого уровня мог и отправить, и вернуть. Однако, зря Олаф фон Дали решил, что сказанное угроза. Вскоре ему стало понятно, что…
– Да потому что это единственная причина, по которой можно решить отсутствовать в середине учебного года, да ещё на такой срок, да ещё без уведомления меня! – горячо возмутился Найтэ, и его глаза сверкнули алым ярче обычного. – Говорите, о каком именно преподавателе речь.
– О том, который поступил очень благоразумно, когда решил, что в таком вопросе ему следует действовать сразу через меня, – осуждающе покачал головой Олаф фон Дали, и Найтэ засопел ещё возмущённее. – От себя могу ещё добавить, что несмотря на то, что причину отсутствия я вам озвучивать не буду, она действительно серьёзная. По другой такой ответственный человек, как мэтр Орион, не решился бы оставить своих студентов на ваше попечение. Не тот момент.
– Так, значит, это он, – нехорошо сощурил глаза Найтэ, прежде чем до него дошло понимание куда как более значимой информации. – Оставить своих студентов на моё попечение? Нет-нет, господин фон Дали. Я уже знаю кто сможет взять на себя занятия мэтра Ориона, и куратор для моей любимой группы уж тоже найдётся.
– Делайте с занятиями, что хотите, а вот группу вы будете курировать сами и точка, – твёрдо приказал Олаф фон Дали.
– Но…
– Вам известно, какие с этой группы нынче проблемы, – выразительно посмотрел на Найтэ толстячок, – а мне посвящать в эти проблемы сторонних лиц никак не хочется. Поэтому контролируйте своих второкурсников сами. Не должны они чудесить и пить из меня кровь.
Вот примерно тоже самое мог бы сказать и Найтэ, но он сейчас не в том положении находился. Так что настроение его быстро стало ещё хуже прежнего. Причём настолько, что он обиженно скрестил руки на груди.
– Это возмутительно, – проворчал тёмный эльф только ради того, чтобы хоть что‑нибудь да проворчать.
– Это разумно, – в наставительном тоне опроверг ректор, прежде чем вдруг как-то сник и зашептал. – Это разумно, так как до семнадцатого марта ещё больше недели. За это время кто‑либо может попробовать самостоятельно расправиться с Милой Свон, а мы ведь с вами договорились. Мы уже всё решили, как оно лучше.
– Да, мы решили, – негромко согласился Найтэ, когда пристально посмотрел на обеспокоенного главу академии. – И раз оно так, то никакого пути назад быть не должно. Вы точно справитесь с подменой ингредиентов? Вы сможете заменить всё на то вещество, что я вам дал?
– Смогу. Но вы… вы точно всё рассчитали? Пострадает только она?
– Сомневаюсь, что кто-то решит пробовать зелье из котелка лер Свон. Студенты и преподаватели брезгуют даже разговаривать с ней.
– Вашими бы устами…
– Господин фон Дали, я даже рассчитал время, когда лер Свон впервые почувствует недомогание, – с высокомерием сообщил Найтэ. – Всё произойдёт примерно через четверть часа, как закончится занятие, и всё будет у всех на виду. Поэтому не стоит переживать. Я встречу лер Свон на главной площади, задержу её разговором, а после неторопливо отправлюсь за помощью.