Не все персонажи и события вымышлены.
Не все совпадения случайны.
Для туристов турецкий курорт Кемер – это рай. Для работающих там иностранцев город часто похож на мачеху, устанавливающую свои законы и правила, многие из которых иностранцам принять сложно, зато нарушить – проще простого. Прижиться в этом городе сможет не каждый.
Здесь у каждого – свои секреты и желания. Шутница Лиза живет одним днем, стремясь собрать всю доступную радость на работе и с подругами, но таится от мужчин. Юная Седжиль бежит от одиночества в красивую любовь с турком. Одну за другой. Мудрая Аделия, спасаясь от нищеты и насилия в семье, стремится заработать денег ради лучшего будущего детей.
Подруги пытаются вписаться в новый для себя мир, но жизнь снова и снова проверяет их на верность себе.
Перед вами полная веселья, солнца, моря, кебабов и локума, женской дружбы, любвеобильных мужчин, интересным о Турции и сбрызнутая курортными интригами история о поиске счастья.
Екатерина Янык «Все включено. Выбираешь ты»©
При перепечатке любого фрагмента текста ссылка на автора обязательна.
2024
Автор: Екатерина Янык
Инстаграмм: @ekaterina_yanik
ВК: vk.com/e_yanik
Автор обложки: Ксения Суворова
Инстаграмм: @ksenya_i_olga_suvorovart
ВК: vk.com/olgaikseniyaart
Глава 1
Эта история, на 180о развернувшая судьбы десятков ее участников, началась в обычный для начала курортного сезона дождливый день. Если бы Лиза заранее знала, какие роковые последствия породит этот день, если бы знала, что ему суждено стать первым звеном стремительно развернувшейся трагической цепи, она бы сильнейшим снотворным стерла 19 мая из календаря своей жизни. Или сбежала из вальяжного Кемера в гостеприимный Стамбул до следующего утра, несмотря на протестующие вопли своего патрона1 Саши, златозубого толстопуза с редкими пучками пуха на затылке – для связи с космосом, как важно объяснял он миловидным туристкам. Но Лиза, хоть и, еще не открыв утром глаза и не выслушав мнения синоптиков, могла точно предугадать, с чем сегодня выходить на улицу – с зонтом или шляпой, в тот злополучный день не ощутила никакого беспокойства или необъяснимой тревоги.
С утра грозные облака, облачившись в грязно-серые плащи, вновь шумно выясняли отношения с невозмутимыми горами. Устроили осаду их вершинам, незащищенным армией кедров. Посадили в темницу майское солнце, то и дело выбрасывая на пальмы моросящий десант. Море шипело на обидчиков, выставив перед собой заслон из яростных волн. Казалось, земля объединилась с туристами в протесте задержки полноценного летнего сезона.
«Добро пожаловать на солнечное анталийское побережье, уважаемые туристы, – усмехнулась Лиза, сквозь огромное – от пола до потолка – окно в коридоре отеля разглядывая скорчившихся под наспех сооруженным навесом уличного бара отдыхающих. – В начале мая Кемер – не тот город, фотографии солнечных пляжей и километров накрытых столов которого каждое лето миллионами появляются в интернете. Но в этом году небеса перегибают палку. Давно пора открывать купальниково-морской сезон, а мы плащево-лужевый закрыть не можем».
Опустив кисти рук в карманы салатового – под стать настроению – сарафана, Лиза вернулась в текстильный магазин кемерского пятизвездочного гиганта Deniz Luxury Resort&Spa, где работала с 1 мая – со дня официального старта летнего сезона. Первый тайм рабочего дня близился к завершению, но счет в турнире покупок между покупателями и продавцом оставался закрытым. 0:0, несмотря на полдень, самое жаркое время для бойкой торговли по замыслу создателя Бутикового рая, как управляющий отелем шутливо называл проветриваемый через широкое окно коридор с расположенным в нем десятком магазинов. Другого пути в центральный ресторан отеля кроме как через Бутиковый рай не было. Вольно или невольно шесть раз в день полторы тысячи пар ног ступали на его мраморный пол. Вольно или невольно шесть раз в день полторы тысячи взглядов падали на пеструю, заставленную безделушками витрину бутика сувениров, на сдержанно-аристократичные манекены за стеклом магазина кожи, на горы турецкого рахат-локума и связки чурчхеллы в маркете2, на видные сквозь огромное стекло образцы постельного белья, штор и другого текстиля в бутике, где работала Лиза.
Яркий, льющийся с потолка свет придавал товарам особую привлекательность, создавая все предпосылки для их скорейшего переселения в разные уголки мира. Однако жизнь, как водится, внесла свои коррективы в планы торговцев. Сезон начинался не торопясь, словно не знал о существовании отпущенного ему создателем 6-месячного лимита. Немногочисленные туристы вяло бродили по бесконечным коридорам Deniz Luxury Resort&Spa, спасаясь от тоски непрекращающихся ливней, но вовсе не пожирали взглядом витрины и игнорировали порой балансирующие на грани дозволенного шутки торговцев.
– Девушка, и почему я в вас такой влюбленный? – проканючил неприкаянно слоняющийся по Бутиковому раю Саша, владелец текстильного бутика, пышнотелой даме бальзаковского возраста, спешащей закусить скуку истекающей сиропом пахлавой в снек-баре возле бассейна.
Длинные ресницы Саши, по паспорту Исрафила, скрыли промелькнувшую в глазах лукавинку. Бросив на него презрительный взгляд, матерая туристка прибавила шаг.
– Не буду я ваши безделушки в тридорога покупать, даже не страйтесь! – сквозь зубы процедила она. – Я за шубой приехала, а не за бездарной подделкой под бамбуковые полотенца.
– Вы разбили мне сердце, знайте!
Саша в отчаянии прижал к груди пухлые пальцы со светлым ободком на безымянном пальце правой руки, но тут же утешился, заметив новую жертву.
– О ангелоликая красавица! Тогда ты полотенце купи, у тебя улыбка добрая.
Белокурая девушка застенчиво улыбнулась и, не ответив, поспешила к ресторану, крепко сжимая ладошку малыша в матросской форме.
– До чего странные туристки приезжают в мае, совершенно не клюют ни на мое обаяние, ни на новую рубашку-капкан-для-красоток, – посетовал Саша, устало опускаясь на табуретку около дубового стола для упаковки товара. – Не пойму я вас, баб, Лизунка. То вам цветы-цветы-цветы подавай, а вырядишься в рубашку с цветами, как обгаженная голубями поляна, – даже не взглянете.
– Все верно, директруня. Кому интересно смотреть на «обгаженное голубями» поле конопли? Выбрал бы розы – эффект был бы другим.
– Сама ты конопля, Лизун, – обиделся за новую, стоившую ему двух часов мучительного выбора, рубашку патрон. – Это нарисован цветок из райского сада. Многообещающая у меня одежда. И вообще, не были бы вы, бабы, такими привередливыми, давно бы все замуж повыскакивали.
– Я не тороплюсь, – прошамкала Лиза губами с зажатыми иголками для драпировки штор – сильнейшего лекарства от безпокупательной хандры. Рассыпавшиеся по плечам огненные локоны при малейшем движении головы закрывали девушке обзор, но она не обращала на это внимания, поглощенная создаваемыми из штор воздушными замками и карнавалами. Находила в этом размытое дождями умиротворение.
– А я бы с удовольствием сдал тебя какому-нибудь бедолаге, лишь бы не видеть просящие глаза остальной орды твоих поклонников. Без подарков ведь приходят, черти! Никакого воспитания, – шмыгнув носом, орлиным, с выразительной горбинкой, выдававшим в нем турецкие корни, Саша встал с табуретки, намереваясь как всегда, когда речь заходила о недостатках турецких мужчин, продолжить тему со своим школьным приятелем, монобровым Ахметом, арендующим соседний с текстильным сувенирный магазин.
– Ахмета нет, директруня, и телефон его отключен, – Лиза сделала шаг назад, оценивая заново задрапированную часть магазина. – Сувенирный сегодня не открывался.
– Значит, по пути в отель подцепил фею в бикини и удрал с ней на пляж, иначе бы давно явился в магазин. А где твоя шарообразная подруженция?
С ворчуньей Седжиль Лиза познакомилась две недели назад. Турецкая казашка и русская, огонь и волна, беспросветная мгла и яркое солнце даже сквозь тучи, порывистость и рассудительность. В других обстоятельствах у девушек не было ни малейшего шанса стать друг другу кем-то большим, чем пара незнакомок. Но курорт, фантазер и затейник, диктует свои правила, сталкивая противоположности в общей плоскости жизненных обстоятельств, уравновешивая минусы, дополняя плюсы, и тем самым облегчая жизни.
Действительно, где же Седжиль?
Бутиковый рай затих. Туристы разбрелись по отельным барам – насладиться вкрадчивым саксофоном, пронзительной скрипкой или романтичным фортопиано, звуки которых окутывали бары, но не выплывали за их пределы. Сотрудники магазинов дремали под мерную дробь дождевых капель – одну и ту же мелодию всех капель мира.
Саша, пыхтя, приволок из маркета надувной матрас, ставший предметом расстройства для Юсуфа – похожего на недощипанного цыпленка владельца маркета. В такую погоду, какая царила в Кемере с прошлого октября, плавать можно было только в морях луж и переполненных водостоках, и туристы обходили вниманием купальные принадлежности, составляющие львиную долю выручки в маркете.
Саша разместил добычу в примерочной, отгороженной от главной части текстильного магазина затейливой занавеской из нитей бамбука, обмотал голову полотенцем как восточный падишах. Театрально замерев между подрагивающих нитей занавески, провозгласил:
– Султан отбывает на боковую.
Хруст придавливаемой резины матраса. Кряхтение толстопузого Саши. Шепот пледа. Тишина. В магазине затихли даже шуршащие муравьи – постоянные незваные гости пакетов с печеньем и бисквитами.
– Вот так пироги с индюшатиной! Работать кто будет, директруня? – от возмущения Лиза выронила расшитую золотистыми нитками игольницу.
Из-за занавески зазвучал храп.
– Эй, патроша!
Храп стал громче.
«Этим спектаклем ты только туристов проведешь, я же сама какую хочешь трагедию перед тобой разыграю. Сам Станиславский зааплодирует», – Лиза сузила глаза и, просунув руку между нитей занавески, солидарно не хлопнувших друг о друга при этой экзекуции, осторожно нащупала затычку в матрасе, храп с которого гремел уже на весь отель. «Знай, с кем связался, директруня!» – мстительно гигикнув, Лиза распахнула клапан. К храпу добавилось тихое шипение сбегающего из заточения воздуха.
Саша не пошевелился.
– Патроша, ты поработай, а я сбегаю к Седжиль на минутку, – услышав бурчание замка в соседнем магазине, взвилась Лиза. – Узнаю, где Ахмет и почему сувенирка полдня стояла закрытой. Обещаю доложить тебе так подробно, как ни в одном криминальном отчете не пишут.
– Стой, Лизунка, стой! – храп мгновенно исчез. – Собирать сплетни – это моя обязанность, забыла? Ох уж эти бабы, зачем я только связался с ней, – всплеснул руками Саша, поняв, что помощницу не вернуть никакими увещеваниями. – Аллах свидетель, поседею я за сезон с этой девицей. То орда ее кавалеров в магазин ломится, отгоняй их словно мух от еще дымящейся кучки. То ее подруга кренделя выписывает, а я им обеим сопли вытирай. Нет, Аллах, здоровым мне домой не уехать.
Крякнув, Саша перекатился другой бок на сморщенной полосе матраса. Из-под натянутой до носа паутины пледа раздалось разочарованное сопение.
Над морем небеса устроили светопреставление. Молния рождалась в облаке, выскакивала из него, словно черт из табакерки, играя в догонялки с ветром. Но Бутиковый рай, погруженный в послеполуденную дремоту, и Лиза, пораженная открывшимся в сувенирном магазине видом, не заметили небесного спектакля. В полумраке магазина, среди витрин с магнитами, брелками и назарами3, замерла Седжиль. Застыла, неестественно выпрямившись, взгляд воткнут в стену. В керамическое панно с первой сурой Корана, восхваляющей Аллаха. Губы торопливо шевелятся, словно боясь не успеть за всхлипами сердца.
Лиза машинально прижала правую ладонь к груди, туда, где тонкой джинсой сарафана было скрыто ажурное распятие – прошлогодний подарок родителей перед первым отъездом их сокровища в Турцию.
– Седжиль? Что случилось, дорогая?
Губы оборвали свою беззвучную песню. Помедлив секунду, Седжиль обернулась к подруге. Что-то не так. В обычно наполненном перцем и солью каштане ее глаз – фейерверки. Волосы хоть и уложены, как всегда, в замысловатую прическу, но из нее торчат растрепанные пряди. На блузке дорогой турецкой марки – оранжевое масляное пятно.
– Ты где была полдня, Седжиль?
– Аллах пришлепнул твои подозрения в адрес моего любимого, косматая, – в голос Седжиль вкрались нотки торжества. – Ты, мнительная рыжая кулема, слишком часто включаешь мозги и слишком редко идешь на поводу у сердца. Как ты собираешься быть счастливой с реальным мужчиной, а не с плюшевым крокодилом, с которым ты спишь?
В первые дни знакомства своеобразная манера выражения симпатии новой знакомой вынуждала Лизу сторониться своей соседки по Бутиковому раю. Но ворчливый шарик была не из тех людей, кого можно игнорировать без их на то разрешения, поэтому она все безлюдные минуты проводила в текстильном, прямотой и естественностью высказываний доводя Сашу до нервного тика. Крепкая дружба и яркая любовь зачастую рождаются от скуки. Кажется, коротаешь время в болтовне, но незаметно для себя открываешь в гравии бриллиант и сам становишься им же.
Однако, несмотря на взаимную симпатию, черная кошка была нередким гостем в отношениях девушек.
– Неужели гарсон4 объявился?
– Здрасьте, баба Настя! Во-первых, не пропадал он, а был занят на работе, как я тебе и объясняла. Во-вторых, не гарсон он, косматая, сколько раз повторять? Гарсоны не мой уровень. Мой любимый – совладелец кафе. Напряги остатки мозгов и ради Аллаха запомни это, рыжая.
– Все они на курорте… совладельцы, – пробормотала Лиза. – А ты, если долго не видишься со своим гарсоном, становишься капризной тучкой. Дивное явление природы, но близко подходить опасно. Шибанет молнией так, что имя мамы забудешь. А сейчас сияешь словно нагеленные волосы турка под солнцем. Признавайся, снова звонила ему?
Из взгляда Седжиль выпрыгнули шаловливые зайчики поглядеть на любопытную подругу хозяйки.
– Пойдем в текстильный, косматая. Не хочу в этом хламе рассказывать о прекрасном. Напьемся чаю, потом можно и сувенирный открыть. Все равно Ахмет из Анталии раньше ужина не вернется.
За время их недолгого знакомства Лиза успела понять, что с Седжиль лучше обращаться как с мужчиной – согласиться с даже странными просьбами, удержав раздражение внутри, и получить желаемое, чем спорить до икоты, настаивая на своем варианте развития событий. Поэтому Лиза молча перешла в соседний магазин, где из-за бамбуковых нитей занавески вновь – на сей раз натурально – звучал храп Саши.
Щелкнула включателем электрического чайника. Для него в просторном, но заставленном текстилем магазине была выделена отдельная тумбочка с резными ножками. В ее верхнем ящике хранилась привезенная с родины чашечка Лизы и ее дамские вещи первой необходимости – косметичка, расческа и зарядка для телефона. Нижний же ящик был забит сигаретами Саши и поллитровой кружкой – подарком туристов. Туда же неуемный толстячок прятал то ли от натыканных по отелю бдительных камер, то ли от других продавцов сладости, стащенные для него из ресторана туристами. Персоналу отеля вход в ресторан для туристов был категорически воспрещен. Сотрудники Бутикового рая вместе с другими работниками отеля питались в столовой, по обилию и разнообразию еды казавшейся падчерицей рядом с шикарной мачехой. Клянчить сладости у туристов для Саши стало важной частью рабочего процесса. Сытый продавец – веселый продавец. А деньги в туризме – там, где веселье, уверял он.
Получив долгожданный, заваренный в стеклянном чайнике чай, привезенной гурманкой Лизой с родины, Седжиль довольно засопела.
– Видит Аллах, не понять мне турков, косматая. Как они могут пить ту пыль, которую варварски называют чаем?
– Если эту пыль заваривать не как мы, в пакетиках, а по всем правилам, в двойном чайнике, то она превращается в напиток богов. Ты что ли в Турции ни разу нормальный чай не пила?
– Не умничая, косматая. Странная ты. То тебе кофе сердцем на пене, то чай в кафе подавай. А мне нужна лишь крыша над головой, вся семья под ней, кусок хлеба с мясом да чтобы любимые были живы-здоровы.
– Ты поэтому носишь исключительно фирменные дорогущие вещи и золото размером с твою голову? – сквозь доброжелательность, маской накрывшую тон Лизы, не просочилось ни ноты бушующего внутри девушки раздражения.
Эта пухлощекая месхетинка5 невыносима в своей заносчивости. Как и Лиза, она оказалась одна в чужой стране, но в отличие от Лизы боялась остаться наедине со своей душой, исковерканной чередой пережитых трагедий, а потому нацепила свинцовую броню в метр толщиной, заблокировавшую всякие представления о вежливости. Именно эта тема и служила явной или скрытой причиной постоянных девичьих склок.
– Не поэтому, а потому, что мама меня рожала не за тем, чтобы я в обносках щеголяла, как некоторые, – Седжиль проигнорировала пики взгляда Лизы, отправила в рот очередной выуженный из ящика Саши ломтик дынного локума с фисташками. – В общем, отвечаю на твой вопрос. Перед открытием магазина я решила заскочить на базар, прикупить свежих фруктов для своей красоты.
Прохожу, значит, по базарной вони мимо лотка с рыбой, смотрю, продавец леща потрошит. Кровавые кишки во все стороны разлетаются, рыбья голова на асфальте жужжащими мухами облеплена. Ты лучше меня знаешь, как это бывает, у вас на кухне небось после каждой рыбалки твоего отца реки крови текли.
– Седа, я бы хотела про приключения, а не кишки услышать, – пальцы Лизы, сжимающие ручку любимой фарфоровой кружки с узором под гжель, побелели.
– Жизнь кишки и есть, косматая. Приключения она только пока ты в пеленках и с заткнутым соской ртом копошишься в кроватке. Но не об этом сейчас. Отгадай, косматая, для кого потрошили несчастного леща? Для моего любимого!
Лиза вздрогнула. История, казавшаяся угасающей, вспыхнула с новой силой, грозя сжечь дотла девичье спокойствие.
– И?
– Заметил меня, аж в лице изменился от радости. При всех обнять, конечно, не посмел – воспитанный же мужчина, – но тут же пригласил меня на обед. Говорила я тебе, косматая, он от меня без ума, просто занят на работе. Он ведь патрон, не какой-то там элеман6, как некоторые кулемы.
– И пухлозадые сувенирщицы. Где обедали? – Лиза спросила больше из вежливости, чем из любопытства, но услышанное заставило ее подпрыгнуть на стуле, опрокинув на себя содержимое кружки. – Как у него дома?! Ты с ума сошла, Седжиль?!
– Чего ты развопилась, завидущая? Включи мозги, не идти же в ресторан, если в пакете свежайшая рыба. Для тебя-то небось только отец подобное готовил. А мой любимый готов весь мир положить к моим ногам. Не будешь злить меня – приглашу на свадьбу.
– Свадьбу по залету, очевидно.
– Здрасьте, баба Настя. Дура ты, косматая! Ты можешь не верить в любовь турков и тем самым обрекать себя на одиночество, а я – другая, и в жизни у меня все будет по-другому, ясно тебе? И вообще на тебя с твоей мочалкой на голове ни один приличный мужчина даже не взглянет. А мой ненаглядный крепко сидит на крючке. Уж я-то знаю, как надо обращаться с мужчинами. Глянь, на мне сейчас нет ни одного миллиметра не целованного, но и заветного любимый пока не получил. С какой страстью он на меня накинулся! Я уверена, совсем скоро он сделает мне предложение.
Лиза покачала головой, задумчиво накручивая на палец огненный локон. Крепкий крючок – не более чем иллюзия наряженной в розовые очки Седжиль. Это к гадалке не ходи. А вот вопрос зацелованности многограннее. Неужели Седжиль хватило безрассудства, точнее, не хватило разума остановиться перед точкой невозврата отношений в стабильное русло? Если так, то пора собирать у туристов валерьянку. Крах иллюзий пережить сложно, особенно неизбалованной опытом 19-летней девчонке.
А может, и правда Лиза слишком цинична? Может, этот гарсон и правда много работает? Может, Седжиль ему и правда интересна?
Из размышлений Лизу вырвал писк самсунга Седжиль, на дисплее которого красовалось изображение хозяйки, ухватившей букет из по меньшей мере сотни роз. Услышав призыв телефона, та взвилась со стула, словно рой комаров, схватила трубку, шустро нажала нужные кнопки. Нетерпение на лице сменилось удивлением, потом – разочарованием. Торопливо отвернувшись, Седжиль на пару секунд поднесла руку к лицу и, помедлив, повернулась к не спускающей с нее глаз цвета коры пихты Лизе.
– Мухаммед, – выдавила из себя тень улыбки. – Пишет, что соскучился. Турки меня любят, кулема. Тебе бы тоже не мешало позаботиться о кавалере. В твои 23 пора о замужестве думать. Через пару лет на тебя, старуху, только горбатый, слепой или беззубый позарится.
– Мухаммед это кто?
– Повар. Ты думаешь, кто приносит пахлаву, которую мы по ночам трескаем? Каждую ночь серенады мне в трубку поет. До чего противный у него голос, не дай Аллах тебе его услышать, рыжая. Словно ворона клювом по трубе скребет.
– Ты невообразимое существо, Седа, – впервые за разговор тревога за подругу сменилась надеждой, что история с гарсоном закончится без глобальных потрясений. – С твоей любвеобильностью ты даже турков за пояс заткнешь. Сезон едва начался, а в твоем списке уже двое.
– Я не списка ради, я себя спасаю, косматая, – тихо проговорила Седжиль и уткнулась носом в опустевшую сашину поллитровку, из которой – каждый раз с риском для нервов – без спроса у хозяина пила чай в текстильном. – Однажды я уже потеряла все, что было мне дорого, теперь стала умнее. Заранее строю запасные аэродромы. Но не подумай про меня плохо, я с Мухаммедом даже не целовалась. Я же не туристка, чтобы на первом свидании показывать всю себя. Так, пару раз на берегу моря за ручку подержались. Я хоть и предусмотрительная, но не вертихвостка. Ладно, пора работать, но старайся не перетрудиться, рыжая, вечером идем в кафе к моему ненаглядному.
– Он пригласил?
– Нет. Забыл, наверное, у него же голова более важными заботами занята. Но он скучает, я знаю, поэтому хочу сделать ему сюрприз. Такой уж я человек. Рождена, чтобы радовать людей. Я ушла, косматая, пора магазин открывать, магниты сами себя не продадут, лентяи.
Вспорхнув словно накачанный гелием воздушный шар, Седжиль умчалась, оставив после себя шлейф из аромата гортензий и восторга сбывающейся мечты, а также мечащееся в панике беспокойство в сердце подруги. Интуиция – сводная сестра Лизы – редко подводила ее и сейчас шептала охрипшее: «Броня – в щепки, душа – в клочья. Быть беде, быть».
*
За пределами отеля сгустились сумерки, темно-серые, пронизанные мелкими мокрыми бисеринами, какие бывают только после вымотанного борьбой с небесами дня. Deniz Luxury Resort&Spа преобразился от вспыхнувших в нем тысяч теплых ламп. Туристки засуетились в номерах, готовясь к грядущему ужину, доставая из шкафов платья, макияжем создавая искры в глазах, покрикивая на супруга в тщетной просьбе выключить-таки телевизор и сменить шорты на нечто более приличное.
Из ресторана доносился звон расставляемых по столам бокалов и стук ведерок с бутылками вина во льду. Готовая ко встрече туристов, Лиза вернулась с ужина в ресторане для персонала, как руководство отеля гордо именовало 50 квадратных метров в подвале отеля, заставленных прямоугольными столами на шесть персон.
Сегодня в меню: куриный суп-пюре, фаршированный рисом баклажан и прославленный турецкий плов, изюминка приготовления которого – сливочное масло, добавленное в воду при варке. На десерт – апельсин свежего урожая, умудрившийся чудесным образом созреть под беснующимися ливнями. Еще один Лиза предусмотрительно захватила с собой в текстильный и теперь задумчиво отправляла в рот по дольке, уставясь на нити бамбуковой занавески, томно покачивающиеся под дуновениями воздуха из кондиционера под одну им слышимую мелодию.
На взрывной аромат живчика цитруса с останков надувного матраса сполз Саша, протирая заспанные глаза. Его бежевые льняные брюки помялись, но конопля на рубашке скрыла последствия нерабочего настроения.
– За работу, Лизун, туристы уже все пороги оббили, пока ты толстеешь, – буркнул патрон и, чтобы подать пример нерадивой помощнице, поплелся в коридор, почесывая надутое брюшко. – Девушка, у вас упало, – брякнул на ее беду направлявшейся в ресторан туристке.
– Что упало? – обернувшись, подтянутая блондинка в белоснежных шортах, едва прикрывавших ее нижнее белье, но не увядающую кожу, близоруко сощурилась от яркого света витрин.
– Цена на текстиль упа… А, это опять вы? Что-то задержались вы в Турции, правительство уже должно выплачивать вам пенсию как почетному туристу.
Блондинка хихикнула, неплотно прикрыв ладонью рот.
– До чего очаровательный у вас смех, мадам, – казалось, искренне восхитился Саша. Годами оттачиваемый профессионализм. – Вам зять не нужен?
– Уже есть, – почему-то смутилась туристка.
– Вот так новости! Вы в холодильнике, что ли, живете? Лизунка, как думаешь, сколько лет этой красавице?
– 36 максимум, – включилась в игру Лиза, добавив мысленно: и лет 15 опыта. Верно сказал однажды Ахмет: истинно верующим работа в торговле противопоказана.
– Ой, ну скажете тоже. 48 мне.
Текстильщики дружно поцокали, выражая изумление.
– Раз уж мы так жестоко ошиблись, давайте выберем подарок вашему зятю, – предприимчивый Саша, воспользовавшись смущением гостьи, схватил ее под локоток и направил к магазину. – Лично мне теща в каждый приезд подарки привозит, за что люблю ее безмерно. Года на календаре зачеркиваю в ожидании встречи, – Саша театрально смахнул с щеки невидимую – мужскую – слезу.
– Да что же вы, не расстраивайтесь так, пойдемте посмотрим ваш текстиль.
У отдыхающих дам есть восхищающая турецких торговцев особенность – четкая логика. «Нет, нет, мне ничего не надо, даже не предлагайте, не тратьте на меня время. Хорошо, одним глазком взгляну. Ой, какая симпатичная вещичка! Она должна быть моей!» Поэтому Саша, покрепче схватив локоток добровольной жертвы – первой за сегодняшний день – поспешил ко входу в текстильный, намереваясь всеми неправдами и комплиментами закрыть на ней дневную кассу, но вдруг застыл, уставясь в начало коридора Бутикового рая, где располагался магазин меха и кожи.
Оттуда, под аккомпанемент изумленной тишины коллег Лизы, маршировала толпа туристов под предводительствованием сияющего Ибрагима, представителя кожаного центра Deniz Luxury Resort&Spa, глистообразные усы которого сводили с ума дам за сорок. Взгляд Лизы перепорхнул на толпу, выхватывая детали. Преимущественно женщины. На каждой – по 2-3 золотые цепи толщиной с кебаб и желтые серьги-гири. Желтые. Золото на постсоветском пространстве преимущественно розовое, значит, украшения куплены в Турции. Брючки и платья, сшитые явно на заказ, оттеняющие ухоженную внешность блузки и джемпера из натуральных тканей. Брендовые сумки в тон обуви.
– Самый цвет клиентов выбрал, поганец, – словно резюмируя наблюдения девушки, прошипел Саша, не стесняясь присутствия блондинки. – Сейчас набьет ими пару долмушей, радостно потрет ладони, подкрутит свои усища и пойдет заказывать из городского ресторана двойной кебаб, а мы – в местной столовой пустые макароны ешь. Гнусный ты ахыска7, Ибрагим, и продажи у тебя гнусные, а еще земляк называешься, – вспомнив о еде, окончательно расстроился он.
– Будут и в нашем магазине клиенты, директруня. Не все же мертвечатинку любят, многим и растительность мила.
Но проголодавшегося Сашу унять был непросто.
– Вантуз пусть заодно закажет, чтобы слипшееся место прочищать, – напыщенным тоном Саша неумело маскировал досаду. – Дождешься ты еще от меня братской скидки, как же. И на сегодняшние вареники тебя не позову, ешь свои кебабы, уважаемый.
– Сегодня будут вареники, директруня? – встрепенулась Лиза. – Я страсть как соскучилась по человеческой пище!
– Так вы еще и готовите? Какой вы разносторонне талантливый мужчина, – во взгляде присоединившейся к беседе блондинки мелькнул вовсе не клиентский интерес. Саша тоже его заметил.
– Конечно, мэм, я профессиональный повар. Три недели давал Лизунке мастерклассы по вареникам, сегдня у нее итоговый экзамен. В вас, кстати, я чувствую превосходную хозяйку. Еще и красавица. Вы – редкая женщина, – обронил Саша и, словно смутившись своей откровенности прижался губами к женской ладони в восхищенном поцелуе. Но Лиза успела заметить хитринку в возникшей и тут же непринужденно потущенной улыбке патрона.
– Седжиль выделишь мне в помощь, директруня? – растерянно протянула Лиза. Вареники она не готовила ни разу в жизни и уж тем более не замечала за этим занятием Сашу. Но так соскучилась по домашней вкуснятине, что, учитывая присутствие интернета, этот нюанс не показался ей проблемой.
– Так и быть. Отпустим вас пораньше, налепите настоящих вареников, как дома, в Казахстане. Ахмет принесет продукты. Начинки побольше кладите, не жадничайте, а то знаю я твою экономность. Согласна? – подмигнул Саша, вновь подталкивая блондинку к магазину.
Его рыжеволосая помощница, которой за три недели, прошедшие с официального старта сезона, уже поднадоело безвылазное, с 9.00 до 22.00 и без выходных просиживание в магазине, радостно взвизгнула.
– Еще как согласна, директруня. Кемер вздрогнет от наших вареников.
В тот момент она и представить себе не могла, насколько пророческими окажутся ее слова.
*
– Здрасьте, баба Настя! Хватило же кому-то наглости в мерзкую погоду стащить лампочку из дворового фонаря! О, Аллах, оторви руки этому разбойнику! И кулеме мозги подари. У меня свидание было назначего, а ей приспичило пожрать на ночь. За это я тебя никогда не прощу, рыжая, так и знай.
– Культуре своей скажи спасибо, сама же не смогла отказать Саше.
– Где это видано старшим мужчинам отказывать?? У тебя в жизни бардак, потому что нет уважения к иерархии.
Две женские фигурки в легких плащах с накинутыми на голову капюшонами пробирались по размокшей от непрекращающихся ливней дорожке к темному двухэтажному дому, левой грани квадрата, составленного из зданий-близнецов. Они выглядели нелюбимыми родственниками рядом со стремящимися ввысь сверкающими миллионами огней красавцами-отелями. Дневной дождь оставил свое приветствие на крупных листьях апельсиновых деревьев, украшавших внутреннее пространство квадрата, сплетя его в хрупкие прозрачные узоры. Аромат созревших плодов рождал в сердце ожидание волшебства, а ветки, которые давно не мешало бы подстричь, прикасались к волосам девушек, когда дразня, когда раздражая. Лениво сползающая с гор тишина обволакивала двор. Казалось, не было всего в нескольких стах метрах шумных отелей и разгульных туристов.
– Не ворчи, Седа, – примирительно пропыхтела изящная фигурка на полторы головы выше своей подруги, по мокрым ступенькам взбираясь на украшенное кадкой с кактусом крыльцо нужного дома. – За то, что сорвала тебе встречу с гарсоном я уже пятьсот раз извинилась. Совсем об этом забыла, память-то девичья. А по поводу фонаря – нам ли жаловаться на эту мелочь? Живем как у Христа за пазухой, весь сезон спелые фрукты с деревьев, только руку протяни, через дорогу – море, работа – в десяти минутах неспешным шагом. Кожники, например, аж с Асланбуджака8 до отеля добираются, вечерами ни моря, ни магазинов не видят. У нас же – оплачиваемый работодателями ложман9 почти в сердце Кемера…
– Плоховато у тебя с анатомией, кулема. Там, где мы, не сердце, а почка. Мы живем в почке Кемера. Аййй! Ты посмотри, посмотри, тебе говорю, косматая, что ваша кошка опять натворила. Дохлую мышь приволокла под дверь! Как сговорились все сегодня, выводят меня из состояния благости. Из-за них даже очутиться там не могу.
– Она Саше каждый день подарки носит, – рассмеялась Лиза, спихнув мышь с крыльца и тщетно пытаясь попасть ключом в замочную скважину. Рано сгустившиеся из-за туч сумерки плотной стеной заслонили ее от вторжений. – Он ее за это бисквитом подкармливает. Такая вот у них любовь.
– Нашла кого любить, – унять Седжиль или перевести ее мысли в позитивное русло было непросто. – Видать, все вы, рыжие, дурехи. Одна к лысому коротышке прикипела, другая от мужиков шарахается. Не пойму я вас.
– Как там один мудрец подметил, «уж лучше быть одной, чем с кем попало»? – изящно воткнула шпильку в пылкость подруги.
Не слушая раздраженных возражений, подсветила замочную скважину экраном телефона, вставила ключ, распахнула деревянную, неумело выкрашенную в зеленый цвет дверь. Пока рука шарила по стене в поисках выключателя, квадрат дисплея кусками выхватывал из темноты нехитрое убранство комнаты. Судя по расположению и обстановке, она служила жильцам гостиной. Высокий холодильник, явно не для одного хозяина. Вычищенный до блеска кухонный гарнитур. Диван с потертым пледом в некогда красно-оранжевую клетку. Дешевая картина с изображением мечети аль-Харам10. Кинескопный телевизор с кособокой антенной. Лестница на второй этаж.
– Есть!
Яркий свет залил просторную комнату, обнажив скрываемые темнотой плотно подогнанные доски пола с облупившейся краской, бежевую штукатурку на стенах и фиолетово-рыжие, не добавлявшие уюта, но придающие обстановке пикантности шторы на широкой балконной двери.
– Да вы как баре живете, – от взгляда огромных каштановых глаз Седжиль, казалось, не ускрользнула ни одна деталь убранства. – Даже водонагреватель установлен! Сразу видно, есть в доме мужики.
– Конечно, – улыбка рыжеволосой Лизы стала дополнительным источником освещения дома. – Ребята здесь уже пять лет хозяйничают. Обустроились. У нас и стиральная машина есть, и даже слабенький интернет, все как у людей. Тебе между прочим тоже предлагали расположиться в этом доме, с комфортом.
– Чтобы я, ахыска, с четырьмя мужчинами жила? Не бывать этому. Только ты, русская кулема, на такое способна. Я предпочитаю жить без горячей воды и прочих достижений цивилизации, но в женском общежитии.
Лиза пожала плечами. Дело не в национальности, а в темпераменте. Ей было уютнее в обществе мужчин-«братьев», с которыми она делила не только жилплощадь и рабочие минуты, но и свои проблемы, чем в компании шести малознакомых, но эмоциональных девушек. Поэтому Лиза ничуть не жалела о своем выборе. Неважно, что об этом за ее спиной шепчут местные сплетники. Лиза любила свою запеленутую в обои с ромбами комнатку, в которой хватило места лишь для кровати и узкого платяного шкафа, и не променяла бы ее ни на один танцпол, если бы его пришлось делить с Седжиль. Кроме того, в качестве благодарности за верность, окна комнаты, расположенной на втором этаже, выходили во двор, и бодрящий апельсиновый аромат был неизменным спутником каждого вдоха девушки.
Капризная Седжиль занимала комнату в правой грани квадрата, там же жили и остальные работницы из Бутикового рая. Ее соседками не посчастливилось стать массажисткам-тайкам. На их удачу они не понимали ни турецкого, ни русского, поэтому вечное ворчание Седжиль казалось им непрерывным выражением симпатии миру.
– Так, кулема, до прихода ребят полтора часа. Я назначаю себя главной в создании кулинарного шедевра, и это не обсуждается, – затягивая на могучей шейке бретельки передника с веселыми гусями, заявила Седжиль. – Всю черновую работу делаешь ты, а я только руковожу и контролирую, чтобы не дай Аллах ни один муравей не сдох в тесте, у вас их целые колонии, – откинув назад непокорную смолянистую прядь, пробубнила она, доставая из холодильника необходимые для приготовления вареников продукты, а из нижнего шкафа простенького гарнитура – кастрюли и чаши. При этом она гремела ими так, словно созывала на помощь турецкую национальную гвардию.
Наблюдая за тем, как наспех накрытый газетами стол на огромном, пять на шесть метров, балконе резво заполняется пакетами с мукой, картошкой, яйцами, сливочным маслом, луком и зеленью, новоявленная чернорабочая, а до того новосибирчанка Лиза не удержалась от улыбки.
– Так и скажи, Седа, что тоже не знаешь, как готовить вареники. Не надо этого стесняться.
– Здрасьте, баба Настя. Мы с мамой в Алма-Ате знаешь какие пиры закатывали! Манты, башпармак, шашлыки как наделаем, все соседи на запах сбегутся. Слава о моих кулинарных талантах по всему городу летала. Твой патрон про это знает, поэтому и согласился отпустить тебя с работы пораньше, для подмоги. Надеется поесть по-человечески. И если вкус вареников будет похож на отходы куроперерабатывающего завода, Саша с меня три шкуры сдерет. Все, кулема, оргсобрание закончено, я займусь начинкой, а ты молча делай тесто, слышишь, на молитву зовут.
Наперегонки с резвящимся майским ветром в распахнутую балконную дверь ворвались звуки азана11, дополняемые восторженным писком комаров, почуявших свой ужин.
– Да простит меня Аллах, но у турков все не как у людей. Вот зачем им, с их уличным зоопарком, полутораметровые балконные проемы? Чтоб насекомые как на бал сбегались? – кромсая укроп, пропыхтела Седжиль.
– Чтобы после сытных ужинов легче было в дом заходить. Не боком, как ты.
– Это меня от отельной еды разнесло. Питаемся, конечно, регулярно, но, положа руку на сердце, макароны, рис, курица и хлеб, разве это пища? Мяса, мяса требует мой организм, тогда и вес придет в норму. И вообще, я между прочим со вчерашнего дня на диете, – обиделась Седжиль, назвать которую стройняшкой постеснялся бы даже самый отъявленный врун в Кемере. – Не завтракаю и не ужинаю.
– Вот оно что. Я все гадала, почему Юсуф все удлиняет и удлиняет список неоплаченных тобой в его магазине шоколадок, кексов и бисквита.
– Как не помочь с продажами соседу по магазину. Туристов-то кот наплакал, так пусть хоть на мне кассу закрыва… Здраааасьте, баба Настя! – прервавшись на полуслове, Седжиль изумленно уставилась в миску, где Лиза старательно замешивала тесто. – Доболталась, косматая. Это что за помои вместо камня?
– У меня все под контролем, – фанфарами звучавшая в начале фразы уверенность, к концу увядшей лозой рухнула в растекающееся под пальцами тесто. Поглядев на опустевший пакет из-под муки, Лиза чувствовала, что близка к панике.
Любезная Седжиль подлила масла в огонь.
– Поздравляю, рыжая, ты запорола дело всего вечера. Из-за тебя десять мужчин останутся голодными. А ну, не реви! В магазин мы не успеем, они закроются уже минут через десять, – взглянув на дисплей перепачканного мукой телефона, размышляла она, – Лучше мой руки и быстро собирай чемодан. Бежим из Кемера, пока не вернулись мужчины и не повесили нас.
– Может, у соседей муку поспрашивать? – робко пискнула Лиза. – Три дома рядом, в них все свои, отельские… Может, выручит кто по великому закону турецкого братства?
Она сама не верила в полезность предложения. Во-первых, кроме Юсуфа, его жены и пары массажистов других турков в Жемчужном квадрате, как после одной из шуток Саши окрестили дома c апельсиновым садом сами жильцы, не водилось. Он изобиловал казахами-месхетинцами, одной русской, тремя украинцами, туркменом и двумя киргизами, то есть способными импровизированно приготовить отборную русскоязычную лапшу из баек о Турции и незаметно для туриста украсить ею его уши. Действительно, турки в этой части туризма были бы словно кефир в ухЕ, а значит, заявленный Лизой «закон турецкого братства» – лишь мираж. Многие о нем слышали, но в действии не видели из-за малочисленности турков в этой части города.
Во-вторых, хозяйство в Жемчужном квадрате, вел лишь все тот же семейный Юсуф. Остальные работники трапезничали в столовой отеля, предлагавшей трехразовое питание, и перебивались подношениями от туристов, стащенными из основного ресторана. Если голод схватит за горло среди ночи – перекусывали шоколадными батончиками с чашкой чая. Лишь около верхней грани квадрата, дома «буржуев» – массажистов, единственных из всего персонала имевших ежедневный выдаваемый в долларах доход, то и дело останавливались расписанные рекламой белые мотоциклы курьеров из городских ресторанов. Но это было скорее исключением из правил. Для большинства же ребят, приехавших на заработки из деревень и некрупных городов, оставивших там престарелых родителей, жену и несколько малышей, каждая лира имела значение. Конечно, они, как и франтово принаряженные массажисты с изящно выбритыми бородками, гуляли с туристками, но старались на них не тратиться.
Так или иначе, но шанс на то, что удастся раздобыть у соседей муку, был близок к нулю, о чем не преминула проворчать Седжиль.
– Совсем спятила, рыжая? Еще милостыню я не собирала!
– Если попробуешь сделать невозможное, это либо получится, либо нет. Если же даже не попытаешься, вариант остается только один, и он меня не устраивает! И вообще, зря, что ли, мы в начале сезона со всеми соседями перезнакомились? Пришло время собирать проценты с созданного улыбками вклада, – резко повернувшись на пробковой танкетке рыжих, под стать волосам, босоножек, схватила плащ и решительно зашагала к двери, уверенная, что подруга не бросит ее. Так и оказалось. Фыркнув, коренастая Седжиль маленькими, но на удивление сильными ладошками расправилась с фартуком, швырнув его на засыпанный ошметками муки стол.
Уставший за рабочую смену дождь отправился на заслуженный отдых. Во влажном воздухе сладко пахло зреющими апельсинами, а с появлением в саду Седжиль к цитрусовым аккордам добавились ноты гортензий. Проснувшиеся цикады вносили в вечер оттенок романтики. Город располагал к неспешным прогулкам вдвоем. Неудивительно, что в четырех домах всего одно окно светилось приглашающим светом. Окно массажиста. Переглянувшись, подруги обреченно вздохнули. Похоже, Аллах сегодня занят другими делами, до их забот ему и дела нет. Мука – у массажиста? Легче поверить, что они смогут добыть ее в космическом корабле пришельца. Но других вариантов не было, и подруги потрусили к огоньку сквозь неухоженный сад с деревьями и заносчивыми кустиками окаций.
– Пожалуйста, Али, выручай нас! – затараторили они разом, едва хозяин отворил дверь. – Всего лишь пакетик муки! Ребята ждут вареники, а мы испортили тесто! Так не хочется их подводить! Выручай, брат!
Али ошарашено глядел на ночных гостей.
– Шутите? Сигарету могу одолжить. Больше ничем, увы, не помогу.
Не на тех напал. Седжиль была торгашкой от бога, умела запудрить мозги не хуже цыганки и внушить любому человеку веру в его способности, о которых тот и понятия не имел. Уже через пару минут Али, – «предприимчивый», «сообразительный» и «галантный» – резво крутил педали велосипеда в сторону супермаркета, а девушки, довольно перемигнувшись, потрусили домой. Не удержавшись, Лиза скинула босоножки, запрыгала, босыми ногами сбивая с травы слезинки дождя.
– Иди спокойно, рыжая, – прикрикнула Седжиль. – И обувь надень. Не дай Аллах, кто из соседей увидит твои чудачества, позору не оберешься.
– Не переживай, тебя тень моего позора не накроет. Твои сверкающие крылья даже из Анталии видно. Кстати, ты зачем их волосами прикрываешь?
– Для конспирации, – буркнула Седжиль и тут же споткнулась об камень, бережно скрытый от посторонних взглядов юной травой. За каштановым занавесом глаз девушки промелькнула боль. Шустро проскочила от края до края и вновь скрылась в глубинах души. – Чтобы не разодрал никто…
От дальнейших шуток подруги ее спас мигнувший на главной дороге дрожащий свет фары и вскоре к крыльцу дома, где жила Лиза, подбежал запыхавшийся Али. Его растрепанные волосы, казалось, играли в догонялки с ветром, а влажная на груди футболка стала красноречивым доказательством недавно открытой в нем галантности.
– Уф, едва успел! Охранник в магазине уже готовился запирать двери, еле уговорил его впустить меня. Вот ваша мука, девчонки, вот сдача с вашей сотни. Благодарностей не надо.
– И не дождешься, дорогущую какую муку приволок, – Седжиль привередливо рассмотрела переданный ей бумажный пакет с напечатанными торчащими колосками. – Ладно, спасибо тебе, выручил.
– Да, большое-пребольшое спасибо, Али. Попозже заходи, угостим варениками.
От улыбки Лизы обида, лавиной накрывшая сердце массажиста, растаяла вмиг. Опустил взгляд, забормотал что-то на турецком, комично закрывая ладонями вспыхнувшие уши и, пятясь, скрылся в темноте сада.
– Ууу, похоже, в твоей свите пополнение, кулема. Ты бы лучше так резво вареники стряпала, а не кавалеров приманивала.
– Приглашение – всего лишь проявление вежливости и желания отблагодарить добротой за любезность. Что бы мы делали, не согласись он съездить в магазин?
Не прошло и получаса, как на старом столе, кое-где опаленном пламенем зажигалки, а местами вырезанными ножом значками доллара и сердец, под доносящийся из телевизора хохот ситкома расположилась гвардия вареников-новобранцев. Отступив на шаг, Лиза с гордостью разглядывала своих подопечных.
– Седа, ты только посмотри, каких красавцев я сотворила!
Но наряженной в яркий фартук с гусями поверх черного балахонистого платья до колен Седжиль было не до любований искусством. Пыхтя и едва не смахнув пышным фасадом кастрюльку с остатками начинки, она протиснулась в дальний угол балкона, волоча 20-литровую канистру с газом. На подобной импровизированной плите в Кемере готовили многие, приезжающие лишь на сезон. И удобно, и дешево: одной канистры хватало на пару ужинов и сезон ежевечерних чаепитий.
Пару лет назад в этом доме пользовались достижением цивилизации – электрическим чайником, но после прихода счета за электроэнергию на Эверест лир Саша зацементировал розетки, а чайник сослал в подвал. Так в левой части Жемчужного квадрата началась Эра Газа. Эта история стала легендой дома. Старожилы с трепетом передавали ее ежегодно меняющимся новичкам как символ победы мудрости над пассивным принятием пощечин судьбы – именно так Саша воспринял тот злополучный счет.
Так или иначе, Лиза любила, окунувшись в теплоту сумерек, слушать расслабленное перешептывание разлученной на два чайника воды, вдыхать рождающийся в верхнем чайнике аромат турецкого чая, тончайшим кружевом устилающего балкон и, на зависть соседям, вырывающегося за его пределы. В такие вечера Лизе нравилось играть роль хозяйки. Разлить чай по разномастным кружкам, добавить в каждую коричную палочку своей симпатии и благодарности и, смакуя обжигающий крепкий напиток, вести неспешные беседы с недавно обретенными «братьями». Однако благодаря набирающему обороты сезону такие сказочные мгновения случались все реже.
Закончив с организацией кипящего котла для вареников Седжиль вернула подругу с небес на землю.
– Кулема, ты что натворила? – ахнула Седа, рассматривая кособокие ошлепки теста, развалившиеся на необъятном, предназначенном для семейных трапез столе. – Так, по твоему мнению, выглядят вареники?! Это больше похоже на залежи коровьих лепешек в лесах под Чернобылем! Почему из них картошка ползет? А этот, смотри, смотри, словно проржавевшее ведро, теста меньше, чем дыр!
– Во всем недостатки ищешь! Да, не номинантки на премию Мисс Мира получились, короны за красоту им не видать. Зато смотри, какие они…, – даже оптимизм Лизы не мог отыскать ни одного достоинства у вальяжных уродцев. – Придумала! Давай я вилкой по краям каждого вареника изображу узор! Он оттянет на себя внимание и страшилюдство вареников перестанет бросаться в глаза. А дырки сейчас залатаю, благодаря Али у нас муки много.
Узор спас ситуацию, и когда орава голодных мужчин – и хозяева, и гости – ввалилась в дом, их ждал накрытый на балконе стол с тремя блюдами дымящихся вареников, украшенных веточками укропа, ручейками растопленного сливочного масла и забавными рожицами из апельсиновых долек.
– Вот это даа! – мужчины столпились вокруг стола, восхищенно разглядывая приготовленное лакомство. – Как картинка из лучшего сна! Налетаем! Сашку не ждем, он куда-то пропал и на звонки не отвечает. Наверное, выгуливает очередную фею.
Девять богатырей-месхетинцев из Бутикового рая, оттеснив девушек, расселись вокруг стола, потирая ладони в предвкушении счастья для желудка. Тяготы жизни на две страны отпечатались в их облике: в обтянутых кожей скулах; в грубой, заветренной коже рук, вынужденных даже в самый ненастный мороз колоть дрова или кормить скот; в вынужденно приветливом, но в глубине всегда настороженном взгляде, вдогонку к мыслям направленном в родной дом, к матери, жене и детишкам.
Лишь один из них, дородный продавец кальянов Бурак, выделялся свисающими на спине жировыми складками и сально блестящими глазами. Лиза знала, что женился он не по любви, а за сосватанную родителями девушку из соседней деревни. И на заработки уехал не из-за нужды, а сбежал, спасаясь от рутины. Стиснув зубы и распустив кулаки, дотягивал до окончания зимы и первым же чартером улетал на волю.
– Хреновинки бы сейчас, – стирая куском хлеба остатки майонеза с пышных усов, басом доложил намечтанное Ахмет, патрон Седжиль, владелец сувенирного магазина в Бутиковом рае. – И не турецкого майонеза, а настоящего, человеческого. Местная безвкусица поперек горла встала. Ни к кому из Казахстана знакомые не едут?
Ответом ему стал дружный вздох. Из нормы багажа 20 килограмм у каждого из мужчин две трети было занято продуктами. Но привезенные из дома сигареты, майонез и колбаса давно стали неясным воспоминанием.
– Туристов мало сейчас, аби12, не у кого даже сигарет купить, колбасу – тем более. У меня лишь при воспоминании о них слюнопотоп начинается, – откликнулся Синан, юркий помощник бармена. Его живые, словно полет воробья глаза, порхали по лицам собравшихся, оглядывая их с несвойственной подросткам теплотой. Он, как и Лиза, был новичком в этом доме и впервые надолго покинул семью. – Манты… Селедка под шубой… оливье, ребята…!
Эта фраза Синана вызвала дружный стон за столом.
– Мне вчера шоколад российский подарили, – ухмыльнувшись, доложил Бурак и запихнул в рот очередной вареник. Вилки, как и персональные тарелки, были неприглашенными гостями на этом празднике живота. Конечно, ими пользовались, но лишь если есть блюдо руками было затруднительно.
– Ну и подлюга же ты, Бурак. Мы с тобой всем, что есть, делимся, а ты продукты утаиваешь? Нехорошо это…
Ахмет, как самый старший из мужчин, имел право отчитывать провинившегося. Но Бурак был не из тех, для кого возраст – серьезный аргумент. «Я не из вашего дома, имею право не докладывать о добыче», – хвалились его крохотные, похожие на свиные глазки под нависшей крепостью век.
Взгляды остальных рассыпались по балкону. Общность и поддержка была неотъемлемой частью их культуры, но на душе у каждого темнели булыжники вранья и недоговаривания. Открытую книгу легко испачкать, порвать, надругаться, растащить по листкам. Хотя бы изредка обложка должна быть захлопнута, чтобы дать передышку пожелтевшим шероховатым страницам. Чтобы сохранить целостность души.
Хлопнула входная дверь и одиннадцать голов поднялись разом.
– Отказала фея…, – огорченно констатировал Ферхат, предлагающий туристам машины в аренду, безотчетным движением прижимая пальцы к дергавшемуся левому веку.
– Саше? Я в чудеса не верю, аби.
На пороге балкона возник взъерошенный Саша. Как и у многих мужчин, верхняя пуговка его рубашки была постоянно расстегнута, но в этот вечер к ней присоединились и две соседки.
Утолившие физический голод мужчины переглянулись и их тела непроизвольно подались вперед в ожидании занятного рассказа.
– Вот и я! Ох и влажно же сегодня! – Саша продемонстрировал в лукавой улыбке гармошку золотых зубов. – Опять льете слезы по безвременно покинувшей нас колбасе. Угадал? Я, конечно, не джинн, и даже не дед мороз, деликатесом побаловать не смогу, но сюрприз для вас приготовил. Знакомьтесь.
Из-за его спины, потупив взгляд, вышла смуглая дюймовочка-брюнетка с восточным разрезом глаз, в не по размеру широких джинсах, затянутых на талии атласной лентой с распустившимися краями, и застиранной майке.
– Аделия, – нарушив правила приличия, первой представилась девушка.
От ее робкого шепота по коже Лизы пролетел рой мурашек.
– Аделия – новый парикмахер в отеле и наша новая сестра. Прошу любить и жаловать. Ахмет, Ферхат и Синан живут в этом доме, Ибрагим, Селим, Уфук, Али, Рамазан и Бурак – пришлые из соседнего ложмана, Аделия, но с ними ты будешь пересекаться в Бутиковом рае, мы частенько на работе вместе чаи гоняем. Как дома, в Казахстане, жили в соседних деревнях, так и здесь от них спасу нет, – шутливо хлопнул по плечу Бурака. – Скачем дальше. Помимо чудовищ, есть и красавицы. Лизунка – моя правая рука, и Седжиль… хм… достояние магазина сувениров и по совместительству твоя соседка. Седа, по-братски тебя прошу, хотя бы с Аделией разговаривай без грубостей. Ей сейчас нелегко. Только сегодня приехала из Туркменистана, оставила там четырех малышей, мужа-пьяницу и престарелых родителей. Ты извини, Ада, что я рассказал это без твоего разрешения, но мы здесь одна семья, хоть и не родственники по крови, и секретов у нас нет.
Взгляд кофейных глаз девушки испуганной птахой взвился с пола, перелетел на плечо Саши, подумав, осторожно переместился в точку нахождения его взгляда.
– Конечно, аби.
И снова от тембра ее голоса Лизу бросило в дрожь. Было в нем что-то знакомое, но не мозгу, а сердцу. Что-то притягательно-близкое, чему Лиза не смогла дать названия.
Их взгляды пересеклись. Во взгляде Аделии настороженность и затравленность зверька, с вольготной жизни попавшего в лапы браконьеров, удивительным образом переплетались с интересом к миру, в котором придется с нуля строить жизнь.
– Чувствуй себя как дома, Аделия. Я уверена, мы подружимся, – мягко обронила Лиза и засмущалась от признательности, мелькнувшей во взгляде новой подруги.
– Отлично, все друг друга любят, значит, пришло время отведать вкуснятины, которую приготовили деву… Опачки, это что такое? – Саша изумленно разглядывал кастрюлю, в которой варились злополучные вареники. Несмотря на старательные заплаты на их скафандрах, часть начинки все-таки вышла в открытую воду, а сами заплаты скорбными телами скользили по водному пространству. – Не понял, вы решили суп вместо обещанного приготовить? Тогда почему по-турецки, кашей, а не с нормальным картофелем, дольками?
– Эээ… это… это… эксперимент! – выпалила Лиза, нисколько не смутившись от злорадного взгляда Седжиль. – Но тебя заждались красивые и вкусные вареники. Налетай, директруня.
– Другое дело! – крякнув от удовольствия, Саша почесал шароподобное пузико и, заняв предусмотрительно освобожденное Синаном – младшим – место, пахнущими оливковым мылом руками схватил сразу два вареника. – Ох и проголодался же я!
Уже светало, когда закончились вареники, иссякли темы для разговоров и силы для его поддержания. «Местные», зевая, держась за животы и желая мира женским рукам, отправились на боковую, а «пришлые из соседнего ложмана» поспешили откланяться, оставив после себя перепачканные кастрюли, грязные блюда и гору стаканов. Под глазами быстро смекнувшей обстановку Седжиль сгустились тучи. Уголки губ провисли в скорбном призыве.
– Косматая, пожалуйста, вымой посуду ты. Честное слово, ни капли сил не осталось. Ни вот такой даже грамулечки, – Седжиль поднесла к лицу подруги свою маленькую ладонь, намереваясь продемонстрировать ей размер «грамулечки».
Вяло улыбнувшись, та отпрянула.
– Хитра ты, чертовка.
– Спасибо тебе, я знала, что у тебя доброе сердце, – в голос Седжиль проскользнули предсмертные хрипы. – Только сделать это нужно сегодня, иначе к утру вас муравьи съедят.
Одному Богу известно, по какой невидимой связи муравьи узнавали о наличии в доме хотя бы крошки еды. Стоило хозяевам утратить бдительность и оставить на ночь грязные кастрюли, стаканы или – самое приятное – тарелки с едой, как к утру дом осаждали суетливые черные дорожки.
Лизу передернуло.
– Вымою.
Это слово оказалось волшебным зельем, мгновенно исцелившим Седжиль. Взвизгнув, она схватила за руку уставшую Аделию, в другую руку втиснула ее стоящую у двери спортивную сумку и через секунду лишь едва ощутимый аромат гортензий напоминал Лизе об их присутствии.
Бурак замешкался у порога, якобы воюя с непокорными шнурками китайских кроссовок. Едва за последним гостем закрылась дверь, одним прыжком подскочил к Лизе.
– Лиз, я что спросить хотел, – начал он, даже не пытаясь заглушить голодный блеск в глазах. – У тебя парень есть?
Еще один.
– Нет, и не надо, – буркнула она. Усталость не позволила добавить в голос нотку доброжелательности и сочувствия, «отшить красиво», как называл подобные разговоры любимчик дам Саша. – Спокойной ночи, Бурак.
Отвернувшись, она не заметила сузившихся глаз незадачливого поклонника и его сжавшиеся кулаки. На тыльной стороне ладони, там, где ее коснулись вразнобой подстриженные ногти, засверкали синие полумесяцы.
– И тебе не хворать, – прошипел Бурак.
Даже самые ядовитые растения вырастают из крохотного зернышка, день за днем набирая свою смертоносную силу. Если бы Лиза знала, какое чудовище вырастет из только что посаженного ею семени раздора, она, забыв про усталость, метнулась бы догонять Бурака, извинялась бы так красноречиво, как не извинялась и в пять лет, до слез обидев маму. Но интуиция девушки спала, поэтому Лиза, домыв посуду и вытерев руки о полотенце с гусями, побрела к кровати. Не раздеваясь, рухнула на ромашковое поле одеяла и тут же заснула, окутанная заботливо-приторным ароматом апельсинов.
Глава 2
4:12. Вслед за солнцем, глубокий голос имама13 провозгласил о начале нового, хранимого Аллахом, дня. Следом, как по команде – резкий крик петуха и вой группы поддержки в виде семьи соседских псов, тут же получивших нагоняй от истеричной рыжей кошки, любимицы Саши.
– Когда прогреется море, я буду благодарна вам за столь ранний подъем. А сейчас дайте мне поспать, неуемные, я же прилегла лишь час назад! – пробормотала Лиза, переворачиваясь на другой бок и накрывая голову подушкой с ромашками.
Тест на выносливость под названием «работа в курортной зоне» набирал обороты и с каждым новым засыпанием за полночь этот турецкий, оживающий ни свет ни заря, будильник раздражал Лизу все сильнее.
На курорте только для туристов жизнь – скатерть-самобранка, загорай не хочу. Для местных же – это ежедневное 13-часовое участие в шоу «За стеклом», то есть за витриной. Там клиент всегда прав. Там отстаивание личных границ в ответ на наглость называется хамством. Там оно карается не только непокупкой самим туристом ни одного товара в «провинившемся» магазине, но и распущенными им злобными слухами, отпугивающими и других потенциальных клиентов.
«Привет тебе, белый человек! Ты почему не на пляже, землячка? А ну, айда с нами, с директором твоим я лично договорюсь», – выслушиваемая по сто раз в день шедевральная фраза, произнесенная, как правило, непослушным языком Ваньком, Толяном, Шуриком или Максом.
«Ты почему такая красивая, и на работе пропадаешь? Пойдем вечером расслабимся, – навалившись на стол для упаковки товара хриплым от беспробудного олинклюзива голосом предлагали Жорики, Славики, Андреи, Геши. – Да ладно тебе ломаться, у меня в номере вискаря три литра, отлично порезвимся».
Все эти «прелести» дополнялись соблазнительными сводками туристок с передовой, то есть с первой береговой. И на десерт – «обожаемый» Лизой вопрос, звучавший, как правило, из уст одиноких карьеристок: «Неужели ты с твоим талантом не смогла найти работу в продажах Новосибирска? Или твой странный начальник платит тебе столько, что можно забыть о родине?»
Таак, прикусить язык, не защищаться и не нападать, удержать на поводке готовое к побегу: «Вам какое дело, уважаемая?»
Лиза не сожалела о сделанном год назад выборе. Бывают на Земле места, где даже дышать – сладко, а тратить минуты на сон – кощунство. Эмоции вроде зависти, злости или обиды исчезли оттуда еще на ковчеге Ноя. Для каждого человека такое место свое – уютная душе часть пространства, дарующая вдохновение, силы и желание смаковать эту жизнь несмотря на мощь и интенсивность жизнетрясений. У каждого Дом – свой.
Для Лизы им стал Кемер, склеивший диафильм ее дней в непрекращающуюся молодежную комедию. После работы покуролесить с друзьями дома, на побережье или любимом кафе. Уснуть в 3 утра, а спустя всего пять часов бодро приветствовать новый день, врывающийся в окна, с любовью украшенные вырезанными из бумаги силуэтами голубей и ажурных цветов. Девушка не задумывалась о том, сколько еще сможет жить в таком темпе. Неважно. Главное, что улыбка просыпалась раньше самой Лизы, предвкушая новые радости.
Несмотря на шаблонность утр, каждое из них казалось особенным. Пропитанное легкостью исполнившейся мечты и разлитым в воздухе коктейлем из ароматов турецкого кофе и свежеиспеченных симитов, приправленное соленостью морского воздуха, дополненное беззаботностью цитрусовых, – рраз! – сдергивало с Лизы одеяло. Два! – стряхивало девушку с кровати. Три! – отправляло на работу.
Лиза давно уже плюнула на правила приличия, требующие от нее появления в магазине при полном параде, и косметичка переехала в тумбочку под кассой. Это экономило девушке 20 минут утреннего сна, поэтому сборы без десятиминутной прогулки до гиганта отеля по укутанным облаками сонным улочкам занимали всего полчаса.
Спрятав за темными стеклами очков глаза без акцента стрелок, Лиза миновала центральный вход в отель («персоналу даже приближение к туристическим дверям запрещено, запомни, Лизунка, и не создавай мне проблем своими капризами») и пост охраны, не удостаивавшей девушку даже кивка головы.
Вход в отель для персонала располагался метрах в 10 от центрального, в конце наклонного коридора, запечатанного знаком Staff only14 и стойким ароматом гнилой картошки. Зажав нос, осторожно, стараясь не подскользнуться на влажном от чего-то разлитого, остро пахнувшего плесенью полу Лиза вбежала в здание отеля, прошагала оставшиеся несколько метров до заветной двери в торговый холл Deniz Luxury Resort&Spa. Шумно выдохнув, она оказалась в еще туристически-пустынном Бутиковом раю. Улыбкой поприветствовала коллег, разбегающихся из маркета по своим магазинам со стаканами растворимого Нескафе. Вставила ключ в замочную скважину текстильного бутика со скорбно застывшими за витриной манекенами.
Ура. Все по плану, магазин открыт, хоть и с небольшим, но традиционным опозданием манекены вынесены на волю и завлекательно установлены возле магазина. За первые рабочие недели Лиза поняла, что потенциальным клиентам с утра и дела нет до текстиля. Их сейчас больше интересует брынза, яичница и симиты15 либо, если погода радует, плеск волн и гомон чаек. Это был их утренний подарок соотечественнице – дополнительные полчаса относительной свободы, которых хватало на подчеркивание макияжем глубины глаз цвета коры пихты и на пробуждение человеческого настроения чашкой ароматного кофе.
Взбодрившись, Лиза вытирала пыль с полок, поправляла пижамы и ночные сорочки на оставшихся внутри магазина манекенах, заваривала чай. Оглянувшись на дверь – нет ли патрона? выуживала из ящика тумбочки бисквит, принесенный накануне кем-то из обретенных друзей-клиентов и чудом спасенный от прожорливого Саши. Потом за дело – радоваться вместе с проходящими туристами началу нового, курортного для них и рабочего для нее дня.
– Приятного аппетита, уважаемые! На обратном пути загляните в текстильный на скидки! Широкополые шляпы, купальники, парео – все для отдыха без ожогов.
На этом моменте шаблон дня обрывался и его продолжение зависело от капризов рулетки судьбы. Если выпадало красное – нечасто – полчаса уединения растягивались на час-два болтовни в интернете с родителями и подругами. При лидировании черного в магазин врывался Саша и чаепитие сопровождалось выслушиванием анекдотов о его вечерних похождениях. А уж если случался джекпот – вниманием Лизы завладевал выселяющийся из отеля, но в пылу отдыха позабывший о подарках, а потому особо щедрый турист, спонсор дневной выручки. В таких случаях Лиза с удовольствием откладывала бисквит на потом – чтобы было чем отпраздновать удачный день.
Порой крупье промазывал мимо рулетки, и тогда день превращался в гастроли казахско-русского цирка. Судя по всему, сегодня выпал именно этот вариант. Не успела Лиза протереть пол влажной тряпкой, «Машуунечкой нашей, трудяжкой», как дрожаще-сахарно называл ее Саша, смахнуть пыль с манекенов, поправить образцы тюлей и постельного белья, выровнять стопки футболок, джинс и пижам, как, закукарекав, ожил ее айфон.
– Господин директор уже изволили прибыть в свои владения? – поинтересовалась в трубку Лиза, за официальным тоном скрывая досаду. Неужели черное? Но от услышанного ее церемониальность словно ветром сдуло.
– Лизун! Живо! Включи мне свет в туалете! Что за черт! Только пристроюсь – свет погасает! Уже не впервые!
Туалет для туристов, которым разрешалось пользоваться и сотрудникам Бутикового рая, обладал интересной особенностью. Оснащенный системой автоматического включения света, он то и дело капризничал, и уровень освещенности приходилось регулировать вручную. Причем из Бутикового рая на проказы туалеты нарывался лишь Саша, который в темноте паниковал до тика в правом глазу. Туристы были редкими гостями в этом заведении, поэтому руководство отеля поставило ремонт освещения в конец списка важных задач на сезон.
– Кто-то к тебе не равнодушен, директруня, – с трудом сдержала смех. – Я знаю! Уборщица. Та, с непрокрашенными седыми прядями. Больше некому. Она, кстати, давно на тебя глаз положила, не случайно же именно ближайший к нам туалет часами надраивает. Все для того, чтобы лишний раз своего Сашеньку увидеть. И свет для этого же гасит. Надеется, что ты выскочишь, и она вдоволь тобой налюбуется.
– Ты свет включишь или мне в потемках штаны искать? – мрачно прервал патрон расшалившуюся фантазию помощницы.
– А ты мне премию дашь?
– Мой окоченевший труп тебе даже зарплату дать не сможет, не то что премию. Здесь такой мороз, что и у пингвинов бы яйца отвалились. Поторопись. И включи свет в мужском, – интонацией выделил пленник, – туалете, а не как в прошлый раз, по привычке, в бабском. И подожди, пока я не выйду оттуда живым и невредимым.
С Сашей Лиза познакомилась чуть больше месяца назад, когда, приехавшая в Турцию не по контракту, как в первый визит в эту страну, а самостоятельно и потому отчаянно нуждавшаяся в работе, по рекомендации приятеля вошла в текстильный магазин отеля Deniz Luxury Resort&Spa. Десятки наряженных в откровенные пеньюары манекенок, задрапированные расшитыми бисером шторами стены и в центре этого безобразия – лысый толстопузик, сидя на коротконогой табуретке старательно пришивавший пайетки к декоративным наволочкам для диванных подушек.
– Вот, – пропыхтел он, заприметив Лизу, – паранджу для подушек ваяю. Готовлю их к сватовству с господином Линкольном. Или Рузвельтом… В общем, со стариком, который со стодолларовой банкноты лыбится. Ты, судя по локонам, и есть та самая Лизунка, про которую твой приятель сотни серенад мне напел. По-русски свободно говоришь?
– Случается.
Перекрестный оценивающий взгляд, пара довольных ухмылок и тут же вынесенные вердикты: «Сработаемся». Зачастую импульсивно принятые решения – самые верные. Словно некая высшая сила специально связывает нити встреч, чтобы свести двоих ищущих на арене взаимного интереса.
Лиза с Сашей сработались так, что порой весь Бутиковый рай сбегался послушать их болтовню или поглядеть на их причуды, поднимавшие настроение. Первое правило торговли: «на губах улыбка – в кошельке денежка». Туристам приятнее покупать у веселых продавцов. Как говорила Раневская, грустной попой весело не пукнешь. Веселья и чудачеств в текстиле было хоть отбавляй, как в отсутствие клиентов, так и при них. То, что происходило сейчас – еще не набравшие силу одуванчики.
Лиза начала подмерзать на мраморе колонны, устав от ожидания своего руководства.
– Лиза? Ты чем занимаешься?
От неожиданности Лиза подскочила на месте и на секунду выпустила наблюдательный пункт из виду. Шоссе бровей. Клетка рубашки навыпуск. Широкие, не по размеру, брюки. Ахмет. Подкрался сзади, якобы оказался здесь по неотложному делу. Еще один шпион выискался.
– Жду директруню, он до чертиков боится темноты, – быстро доложила она, возвращаясь на прежнее место. – Мы больные, да? – поинтересовалась робко, заметив ужас в глазах Ахмета.
Тот был слишком деликатен, чтобы не опровергнуть очевидное.
– Вы… вы отличная пара, Лиза, – подумав, осторожно ответил Ахмет. – Сработались на все сто. Мда… Сезон только начался… Страшно подумать, что вы еще учудите…
– Я так отдыхаю. Вы, мужчины, находите отдушину в девушках и футболе. А мне где взять огромные торговые центры для шопинга на весь день, и тем более – распродажи в Кемере, где только крохотные магазинчики с баснословными ценами для туристов? То-то и оно.
У Ахмета было свое, турецкое, мнение на этот счет, но озвучить его к радости Лизы он не успел. Из туалета высунулся посиневший нос Саши. Ноздри зашевелились, зондируя обстановку.
– Лизун, где ты? – его «конспиративный» шепот было слышно даже в горах. – Слушай мою команду. Отныне в туалет ходим вдвоем. Ты будешь караулить, я свои дела делать.
Ахмет, который за почти тридцать лет дружбы и десятилетие совместной работы, казалось, должен был привыкнуть к причудам приятеля, удивленно крякнул. Его взгляд новорожденного совенка, встретившиеся с крохотной челкой брови, покрасневшие кончики ушей – все выдавало напряженную внутреннюю работу. Он пытался отыскать в происходящем хоть крупицу разумного. Тщетно.
– О, и ты здесь? – поняв, что Лиза не одна, Саша выскочил из туалета, зачем-то расправил алую атласную рубашку на глобусе пузика, пригладил оставшиеся кустики волос. – Как я сразу тебя не заметил, Ахмет, твой нос же и за тремя колоннами не спрятать. Ты посмотри, работники со всем от рук отбились, за начальством следят и где – в святая святых! – он карикатурно возвел руки к небу. – Что-то проголодался я от переживаний, поклянчу-ка шоколадку в маркете. Лизун, за работу.
Лиза и Ахмет переглянулись.
– Вот так у нас день и проходит…
*
Около магазина, как и ожидалось, не было беснующейся в ожидании открытия толпы. Давно позавтракавшие туристы с удовольствием разыгрывали роль курочек-гриль на широком галечном пляже Deniz Luxury Resort&Spa. Море, еще покусываемое ночными ливнями, рассерженно отторгало от себя лучи солнца, но его капризность все чаще брала выходной, и туристы, повизгивая, совершали смелые забеги.
По слухам, сегодня был именно такой, щедрый, день, а это значило, что до обеда Бутиковый рай будет похож на вымершее царство. Поэтому Лиза, бегло осмотрев коридор и убедившись в его клиентской пустынности, продолжила прерванный выходкой Саши ежеутренний ритуал. С сожалением вылив остывший чай в приобретенный специально для этих целей горшок с геранью, заварила чашечку «Пыли дорог» – чай из пакетика турецкого производства, выудила из недр ящика стола припрятанную тарелочку с бисквитом. Зажмурившись, вдохнула его медово-пряный аромат, в предвкушении поднесла чашку к губам и…
– Доброе утро, ашкым! Как спалось?
Лиза вздрогнула, едва не ошпарив колени обжигающим напитком. От наполнившего магазин аромата гортензий бисквит утратил былую прелесть.
На пороге сияла Седжиль.
– Черт тебя побери, Седа! У меня было все хорошо. Я почти ела пироженое и мечтала о пляже. Мир казался раем. И тут, блин, явилась ты.
– Я тоже по тебе скучала, косматая. Мы расстались целых шесть часов назад. Дай-ка я тебя расцелую!
– Уйди! – в притворном ужасе спряталась за наряженный в кокетливо-жеманную пижаму манекен Лиза. – У меня сегодня выходной от тебя!
– Здрасьте, баба Настя. Вот уж нет, рыжая. Зря что ли я примчалась к тебе ни свет, ни заря? Напрасно оставила горячий кофе и магазин без присмотра? Так, ты помнишь, куда мы идем сегодня вечером? В кафе у моря! Любимый заждался, – Сежиль мечтательно зажмурила глаза, выпустив на волю счастливую улыбку. – Хочу Аду с ним познакомить.
– Вот уж нет. Мы пару дней назад там были, и принял тебя твой ненаглядный не очень-то любезно. И вообще, он же с 11 вечера работает? Почему сам не приедет к тебе днем? – неодобрение выбора подруги сквозило в каждом отчетливее обычного произносимом звуке. – Чем он занят, что не может выкроить и пяти минут для встречи с «обожаемой» девушкой?
– Спит. И предпочитает, чтобы приходила я. Любит инициативных, знаешь ли.
– Если ты ему действительно нужна – он тебя из-под земли достанет. Если нет – то и твоя инициатива ни к чему.
– Здрасьте, баба Настя! Он говорил, что я лучшая из всех знакомых ему девушек! Говорил, что любит меня! – если Седжиль хотела во что-то верить, с этой позиции ее не столкнул бы и бульдозер.
– Опыт тесного общения с турецкими мужчинами у меня, конечно, крошечный, зато – в десяточку. И ты бы знала, Седа, свидетелем скольких слез подруг мне пришлось стать, – вздохнула Лиза. Так легко учить других чужими ошибками, и таким глупым это кажется, когда вопрос касается тебя саму. – Запомни, Седа, если турок сказал: «Звезды меркнут перед твоей красотой» в тысячах вариаций – он хочет с тобой переспать и только. Если сказал: «Давай прогуляемся» или «Пойдем вместе на море» – он хочет с тобой переспать и только. Если сказал: «Ты украла мое сердце» – он хочет с тобой переспать и только. Если через одно-два свидания он заявит, что любит тебя, он – что? Верно, хочет с тобой переспать и только. Эта часть главы «О мужчинах» из учебника турецкой жизни проверена десятками русскоговорящих девчонок.
– Фьюю, косматая. Живи одна в своем черно-белом четком мире, а меня из моего разноцветного к себе не перетаскивай. Ты правда не видишь разницу между туристками-однодневками и мной, месхетинкой? Со мной ни один турок так не поступит, кишка тонка.
– У смазливой мордашки, и тем более у… хм…, – Лиза застенчиво скосила взгляд вниз, – национальности нет. – Для многих курортников иностранки – это не люди, а всего лишь очередной пунктик в списке побед. Для многих, не всех, конечно. Но твой гарсон, извини, не похож на страстно влюбленного Ромео. Просто будь осторожна, подруга.
Увы, нельзя уберечь от боли того, кто сам летит на острие ножа.
Самое важное, как часто бывает, осталось неозвученным. «Брось его, скорее встретишь того, кто действительно будет тобой дорожить. Этот не поможет тебе заполнить разрастающуюся с каждой минутой черноту в твоей душе». Хотя как можно бросить того, кто уже, подло, не афишируя, отказался от тебя? Именно так Лиза расценивала вызывающее молчание избранника Седжиль, который после памятного обеда свежевыпотрошенной рыбой, казалось, забыл о существовании своей «невесты». Когда – на сотом пропущенном вызове – иссякало терпение, отделывался сухим «занят, перезвоню».
– Вчера ты нагло намекнула на мой разросшийся зад, рыжая, – в обычно барабанной четкости голоса Седжиль промелькнули надрывные нотки. – Знаешь, почему с ним случилась такая оплошность? В пасмурную погоду я тоскую особенно сильно. Днем клиенты сдерживают, не дают расклеиться, но потом наступает самое тяжелое время – вечера. Одна рука непроизвольно тянется к почти опустевшей вазе с конфетами, вторая – к мобильному. Вдруг как ты его называешь гарсончик что-то написал или позвонил, а я не слышала. Нет. Тишина. Знаешь, как она разрывает барабанные перепонки? Словно долбит молотом с почему-то острым, намазанным ядом наконечником. Бам-бам-бам. Не только в уши, но и в сердце. Оно – его основная мишень. Аллах свидетель, я пытаюсь сопротивляться, включаю телевизор или видео в интернете, громко смеюсь с Адой. Но все равно рано или поздно обнаруживаю себя на балконе с телефоном в руке. Дисплей светится, на нем – знакомый до мурашек номер и сообщение: абонент занят, перезвоните позже. Я не видела его уже шесть дней, Лиза. Он занят уже миллион минут. И ты хочешь, чтобы нынешний, очередной невыносимый вечер прошел так же?
Безцветность голоса Седжиль возымела эффект. Казалось, даже гортензии в ее духах скорбно опустили кудрявые головки.
– Хорошо, мы пойдем сегодня в кафе, – сдалась Лиза. – Начнем знакомить Аду с турецкими вкусняшками. Но сделаем это после вечернего шоу в отеле. Будет концерт какого-то местного красавчика, страсть как посмотреть хочется.
– Фьюююю! Посмотреть или все-таки послушать? – гортензии снова приобрели характерный для них насыщенно-дерзкий аромат. – Глупость ты сморозила, косматая. Не пустят тебя туда, персоналу запрещено участвовать в развлечениях для туристов, это во-первых.
– Ты со знанием дела говоришь.
– Здрасьте, баба Настя! Для меня все двери открыты, – но вспыхнувший при этих словах румянец шепнул об обратном. – Сразу после работы в кафе и точка, потому что во-вторых, на «местного красавчика» ты можешь посмотреть уже сейчас, они к тебе сами стадами ходят, – громко пробурчала по-турецки Седжиль, откровенно кивнув на застывшую в дверях магазина фигуру. – Я ушла. Любуйся на здоровье.
– Стой!
– Покаа, рыжаяяя, – пропела Седжиль и, демонстративно запустив в подругу воздушным поцелуем, скрылась в прохладе коридора.
В дверном проеме, по-хозяйски оперевшись рукой о косяк и выставив колесом грудь в перепачканной землей футболке, горделиво осматривал магазин отельный садовник. Сросшаяся на переносице чаща бровей с вкраплениями поседевших листьев не гармонировала с по-юношески голодным блеском в его глазах. Невысокий, как и большинство турков, с выжженной работой и обветренной временем кожей, он выглядел словно только что вернувшийся из дальнего рейса моряк, много часов проведший на капитанском мостике в ожидании суши и всех связанных с ней радостей.
Лиза вздрогнула. Вулкан рыжего негодования, до того убаюканный бисквитом, готов был залить шипящей лавой всех и все, что попадется ему на пути. «Как его в таком виде в отель пустили?! И где Саша?! При нем они с такой безудержной наглостью магазин не атакуют. Главное не улыбаться. Улыбка для них – зеленый свет». Прикрыв жерло вулкана крышей показного спокойствия, Лиза уставилась на пришельца.
– Желаете роскошное постельное белье? Или пижамки для внуков? Может, сорочку для женушки? – на иностранном турецком, как называл лизину версию языка Саша, уточнила она.
– Ты во сколько заканчиваешь работу? – вопросил моряк.
– В 10…, – опешила Лиза от проявленной наглости. Деликатные турки обычно предпочитали иную тактику. Усладить сердце девушки лепестками комплиментов, растопить ее недоверие обжигающей лапшой под изысканным соусом, и только после этого переходить к делу. Этот же… хм… капитан… вел себя словно горец, не имеющий ни малейшего представления о правилах приличия. Лизе это не нравилось. Если уж ввязался в игру, изволь действовать по установленным правилам.
– В 22.05 жду тебя у соседнего отеля.
– В очередь, – по-русски обронила она, едва сдерживая готовые соскользнуть с языка турецкие гадости.
Обладательница роскошной гривы и искристой улыбки, Лиза с первого дня работы в отеле стала объектом пристального внимания со стороны мужской части персонала. Не проходило и дня без очередного настойчивого приглашения «скоротать вечерок у моря», будто туристок им мало. Чем шире становился круг отвергнутых, тем ярче разгорался азарт в остальных представителях «семьи Ататюрка16». На красивые слова и сладкие обещания непокорная русская не клюет. К нежным взглядам равнодушна. Откровенные беседы не находят взаимности. Что же способно тронуть ее сердечко? Видимо, садовник решил попробовать новое средство – наглость. Тоже промах, дорогой.
Не поняв сказанное, но по турецкой самодовольной привычке решив, что такому принцу как он иностранка отказать не посмеет, садовник задрал подбородок и ушел. Крыша на вулкане терпения Лизы начала подозрительно подрагивать. Опять придется выходить из отеля с Сашей, при нем капитан подойти не посмеет, хотя будет ждать, это очевидно. «Коллекционеры», они такие…
В прошлом году активно наблюдавшая за курортными турками, Лиза поделила их на четыре типа. Первый – «кролики», они же «коллекционеры» мужчины наподобие избранника Седжиль. Долгие ухаживания были им неинтересны. Они очаровывались девушкой лишь на один-два вечера. Отточенными фразами и взглядами шустро овладевали ее вниманием и не только им, ставили жирную галку в списке своих достижений и тут же теряли к проходной избраннице интерес. Становились «неимоверно занятыми» и абонент не абонент.
Во втором типе – «Неразлучниках» – кроме названия не было ничего романтичного. Не разлучались они со своим стремлением не выделяться из толпы. Принято на курорте гулять с туристками – хотели-не хотели, но гуляли. Без подруги не комильфо. Отлаженность конвейерной системы неразлучников восхищала Лизу. Они выбирали туристку с симпатичной фигуркой и обожали ее до конца ее отдыха. Обхаживали, засыпали комплиментами, уверяли, что она самая-самая, искренне считали ее своей девушкой. Прощаясь в последний раз, вздыхали у автобуса, теребили ее ладошку в трогательном нежелании расставаться… и тем же вечером обнимали следующую, тоже уже любимую.
Представители третьего типа – «Избирателей» – в отличие от первых двух не делали из секса культа. Им нравилось проводить время с приятными, тщательно выбранными девушками. Первый этап отбора, о котором девушка даже не подозревала, заключался в наблюдении за ней в первые несколько дней ее пребывания в отеле. Если после пары дней она все еще одна – значит, тоже избирательная, есть смысл к ней присмотреться. Дальнейшее – дело техники.
К четвертой, малочисленной, кучке относились все остальные. «Святоши», «Примерные семьянины», а также те, кого смущало незнание русского и английского языков, поэтому прогулкам с красавицами-туристками они предпочитали посиделки в мужских – таких же как они иностраннонеговорящих – компаниях.
– Такие только зря место в туризме занимают, – скривился Саша, с которым Лиза поделилась своей теорией. Пытаясь согреться после пережитого в туалете кошмара, Саша громко, в разы громче чем обычно отхлебывал обжигающий чай, вынуждая свою помощницу морщиться каждый раз при очередном громоподобном хлюпе. – Ты только подумай, Лизунка, сколько из-за них красавиц неудовлетворенными уезжает. Только такие как я «кролики» и выручают Турцию. Не будет нас, чернооких принцев, и туризма в Турции не будет, запомни мое пророчество. Он на наших плечах держится.
Действительно, в плане увлечения противоположным полом Саша был уникальным мужчиной. Он твердо занимал позицию между коллекционерами и неразлучниками, умудряясь проводить время одновременно с двумя-тремя девушками на протяжении всего их отдыха. Делал это так виртуозно, что ни одна из них не догадывалась о наличии остальных.
– От судьбы можно ухитриться убежать. От времени – никогда, – Саша пригладил дерзко мохнатящиеся брови. – Я слишком люблю жизнь и уважаю Аллаха, чтобы отказаться от щедрот, им посылаемых. Столько красоты рядом, а пенсия не за горами. Надо использовать возможности по-максимуму, Лизун.
– Супруга разделяет твое убеждение?
– Тьфу! Есть у вас, баб, дар: одним словом смешать мед с навозом!
– Уж прости, директруня. Мама мне всегда говорила, что есть во мне талант мануальщика. Ты и сам видишь, до чего отлично я давлю на больные мозоли. Упс, – встрепенувшись, Лиза вгляделась в коридор Бутикового рая. – Чтобы загладить свою вину, патроша, докладываю: красота сейчас таращится в витрину магазина. Твой формат, тебе и работать.
У текстильного, возбужденно пересмеиваясь, две белокожие туристки разглядывали торсы манекенов, наряженных в бамбуковые мужские халаты.
– Вот еще. Я сегодня шейх. Приводить ко мне наложниц – твоя задача, – развалившись на похожем на трон стуле для гостей, обитом расшитой пайетками и бисером парчой, провозгласил Саша. – Вперед, Лизун, на рыбалку. Ловись рыбка и стройная, и округлая, помнишь, как я тебя учил в начале сезона?
Действительно, в первые дни совместной работы, Саша активно пытался приобщить новую помощницу к ассистированию не только в продажах, но и в не менее важной задаче сезона – пополнению заветного Списка «Полюбленных Девушек». От Лизы требовалось лишь ненавязчиво внушить претендентке, что патрон – мужчина уважаемый, прогуляться с ним безопасно и приятно. «Ты русская, Лизун, к тебе доверия со стороны туристов больше. На небесах тебе эта помощь зачтется, помни об этом».
Но стоило Лизе пару раз «ненарочно», по девичьей глупости, не выказывая возмущения провалить задания, как Саша образумился и нашел себе более сговорчивого партнера – Ибрагима, продавца в центре кожи и меха и по совместительству главного конкурента за содержимое туристических кошельков. С ним же выгуливал туристок, приехавших с подругой.
– У нас крючки закончились, их в кожу завезут, – выходя из магазина, бросила Лиза патрону. – Ра-бо-та-ем, директруня. Леди, добрый день, – улыбка подошедшей к витрине Лизы, после упоминания Саши о рыбалке напоминавшая оскал, тем не менее составила бы конкуренцию стокаратному бриллианту в солнечный день.
– Нам ничего не надо, девушка, мы только смотрим, – вскинулась туристка, та, что побойчее. – Оля, пойдем отсюда, пока нам ничего не втюхали, – дернула подругу за рукав пестрого кардигана из тонкого трикотажа.
– Я вам ничего и не предлагаю, кроме турецкой диковинки.
– Какой же? – проглотили наживку подруги.
– Вам невероятно повезло, сегодня в нашем отеле отдыхает казахский шейх, инкогнито, и именно сейчас он в моем магазине. Хотите взглянуть на заморского красавца? Бред Пит рядом не стоял.
– Пожалуй, не откажемся, – после перестрелки взглядов протянула бойкая.
– Проходите, пожалуйста.
Главное – завести туриста в магазин, а уж Саша переместит его из категории «потенциальный покупатель» в разряд довольных клиентов.
Сохранив на лице достоинство приближенной к шейху, Лиза заскочила вслед за парой в текстильный, где Саша, обмотавший голову ярким полотенцем, как чалма, уже рассказывал первую байку из жизни провинциальных шейхов.
Такой он, стандартный рабочий день на курорте, где собирается самая полная коллекция шутов и сказочников. Ведь «грустной попой весело не пукнешь».
*
Плоские низкие небеса, грозящие вот-вот разразиться рыданиями, сменились мерцающим куполом неба. За зиму привыкшие к отчуждению звезды застенчиво выглядывали из-за темноты кулис, не решаясь на сольные партии. Лишь полнощекая луна, высокомерная аристократка, свободная от предрассудков, разорвав черноту, величественно устроилась на троне небосклона.
Кемер замер в терпеливом ожидании нового курортного дня, в котором, иншалла17, появится много солнца, и в котором, иншалла, наконец-то появится шум дискотек. Из-за ливней открытие клубов перенесли сначала на неделю, потом еще на одну, потом еще. Клубы, внутри покрытые полуметровым слоем пыли со стульями на столах ножками вверх, казалось, смирились со своим одиночеством, но в глубине вынашивали мечту об его свержении. Погруженный в дремоту юный Кемер ждал своего часа.
Под покровом ночи «бабья банда», как называл недавно образованную девичью компанию Саша, закутавшись в свитера, скорчилась под дрожащими листьями апельсиновых деревьев в саду у дома, где жила Лиза. Неизвестный хитрец-экономист вновь выкрутил лампочку из уличного фонаря, и теперь крыльцо с потупившимся от обилия влаги кактусом освещалось лишь скудными подаяниями остальных граней Жемчужного квадрата. «Сожители» Лизы, пользуясь погодным затишьем, запахнув плотнее ветровки, умчались гулять с очередными недельными возлюбленными, оставив дом вести молчаливые беседы с окружающими его горами и апельсиновым садом. Узнавать тайны мироздания. Соотносить их с увиденными человеческими страстями.
На умело накрашенном лице Седжиль застыла обида.
– Ада не хочет в кафе.
– Я моря никогда не видела, – робко улыбнулась Аделия, и снова от переливов ее голоса по телу Лизы проскакал табун мурашек. В чем его необъяснимый магнетизм? Вновь и вновь задавала себе этот вопрос, но ответ рассеивался в пространстве мыслей.
– Я тоже голосую за море. Сезон едва начался, а я уже устала от постоянного гула и участия в шоу «За стеклом». Хочу сбросить маску вежливой девочки, расслабиться и хоть недолго побыть собой. Отдохнуть, не следя за тем, чтобы ты вновь не наделала глупостей, Седа.
– Здрасьте, баба Настя! Вы спелись, ленивые кулемы, тюлений отдых им подавай. А я жить хочу, любить, смеяться, целоваться. И вообще, мне, между прочим, тоскливо, значит, мне и придумывать план на вечер.
– На пляже отлично посмеемся, мы с Адой можем и зацеловать тебя, если купишь нам вина. Чем дольше не будешь мозолить глаза своему гарсону, тем выше шанс, что он сам начнет названивать тебе, – искры улыбки Лизы были способны смягчить любое сердце, кроме окруженного хмурыми всадниками с копьями наперевес, поэтому вызвать ответную улыбку подруги не удалось.
– Мы с тобой на разных языках говорим, косматая. Ладно, бежим отсюда, не ровен час придет Ахмет или, еще хуже, Саша, и ни моря нам, ни звезд. Беспокоятся они за нас, понимаешь ли… Лишать людей развлечений – таков нынче перевод слова «беспокойство» на турецкий.
– Единственное, о чем беспокоится Саша, так это о моей способности открыть магазин вовремя, чтобы самому с этим не возиться, – пропыхтела Лиза, спеша прочь из Жемчужного квадрата, сшибая кроссовками капли с невысокой травы. – Но с ним всегда можно договориться, я же уже не маленькая.
Покинув территорию Жемчужного квадрата, девушки повернули в сторону моря.
– Лизе сложно понять, что именно ты имеешь ввиду, Седа, – обронила Ада, зачарованно разглядывая отели-гиганты, мимо которых шла вымощенная терракотовыми прямоугольниками дорога на пляж. Детский восторг, сверкающий в глазах девушки, перекликался с блеском звезд. – Ее культура другая, а наши с тобой во многом схожи. Лиз, у нас братья в ответе за жизнь сестры. Не видать им рая, если равнодушно оставят ее погибать. Неважно, будет это моральная смерть от горя или мужа-тирана, либо физическая – от голода или алкоголя. Братья не имеют права позволить тебе и шагу ступить по неверному пути, – Ада сощурилась, отчего разрез ее глаз стал еще резче. На мгновение она замедлила шаг, мысленно перелетев через континенты в родную покосившуюся избушку на севере Туркменистана, вырастившую восьмерых детей. – Я не осуждаю твою культуру, Лиза, но у вас авторитет старших не столь силен. Здесь, в Турции, ты можешь ощутить, как это приятно – быть сестренкой старших братьев.
– То есть находится под их неусыпным контролем?
– Это называется заботиться и беречь, косматая! Ты в детдоме что ли росла, элементарных семейных слов не знаешь. А тебя, деревенская, чего твои братья не уберегли, не разобрались с муженьком-алкоголиком?
Ада вздрогнула, сжала плечи. Это была ее ошибка. Дом ее мужа был в другом велайяте18 и, выйдя замуж, с братьями она стала видеться раз в года. Да и не хотела жаловаться, верила, что однажды Аллах образумит ее мужа. Если не ради нее, то хотя бы ради детей. Что однажды их жизнь наладится, и они станут дружной счастливой семьей.
Идти на ближайший к дому пляж подруги не рискнули. Экономные сожители Лизы, не желающие вырывать из семейного бюджета доллары на комфорт мимолетных подруг, часто проводили свидания на этом пляже. Море, звезды, луна, тонкие профессиональные комплименты, ненавязчивые прикосновения, иллюзия близости и понимания. Классическая романтика востока. В случае согласия девушки углубить знакомство шезлонги выдвигались к кромке моря, огораживались матрасами, создавая подобие отдельного будуара. И вперед, на полной мощности к сближению. И к дому близко, и приятно, и бесплатно. И болтать с возлюбленной до утра не придется. Меньше опасности ошибиться в имени. Одни плюсы, в общем.
Около магазинчиков, закрывающих торговый Кемер, подруги свернули к парку лебедей и, подгоняемые ветром-задирой, поспешили к городскому пляжу. Под аккомпанемент ворчания Седжиль – «Шевелитесь, кулемы, иначе мы и к утру до пляжа не дойдем!» – заскочили в гостеприимно светящийся маркет, сложили в непрозрачный пакет с изображением белой башни – главной достопримечательности Кемера – пару бутылок гранатового вина, пластиковые стаканчики, молочный шоколад. И, наконец, оказались на орошаемом солеными брызгами пространстве. Пытаясь отдышаться, взглянули за горизонт и…
– Это что еще за происки шайтана?! – пораженная открывшимся над морем зрелищем, выдохнула Седжиль. Тонким каблуком запуталась в объятиях гальки, подбитой птицей замахала руками и, не удержавшись, рухнула на одно колено.
– Ты когда-нибудь видела такое, Лиз? – глаза Ады, несмотря на природную узость, превратились в сверкающие блюдца.
– Ты о грации нашей неощипанной куропатки?
– Я об этом, – Ада нервно махнула подбородком в сторону моря.
Где-то вдалеке, где горизонт кокетничал с морем, небеса устроили лазерное шоу. Вспышка кровавой молнии озарила разлившуюся черноту багряной зарей. Миг – и заря исчезла, не оставив тающего шлейфа, но тут же на смену ей черноту разорвала следующая пурпурная вспышка, вернувшая мир в мгновенье предзаката.
– Бисмилляхи рахмани рахим19, – не успевшая подняться с колена Седжиль торопливо кинулась на второе, прижала ладони к груди в суеверном ужасе. И лишь ставшая багряной луна снисходительно усмехалась, глядя на людские тревоги.
– Вот так сюрприз, подруги, – движением плеч стряхнув оцепенение, пробормотала Лиза. – Не молиться надо, а фотографировать, Седа. Доставай скорее телефон, я свой дома оставила.
– Мой тоже в ложмане, – Седжиль нехотя, придерживая ладонью поясницу, поднялась колен, даже не подумав одернуть задравшееся платье. – Не хотела портить вам, кулемы, вечер своим воркованием с любимым. Мы уж если начинаем беседовать – до утра друг другом не насытимся.
Лиза и Ада понимающе переглянулись, в который раз восхитившись способностью подруги прятаться от неидеальной реальности за полиэтилен фантазий. Брошенный дома телефон – чудесное средство от гложущей хандры. В этом жесте и эликсир неосознанной надежды («наверняка он позвонил!»), и отблески невинной женской мести («звони-звони пока я с подругами развлекаюсь»).
– Какая ты заботливая, Седжиль, – Лиза изо всех сил сдерживала шлюзы сарказма. Она была из тех людей, кто вслушивается в закулисье фразы, не обращая особого внимания на происходящее на сцене, поэтому придавала большое значение интонации произнесенных слов. – Дожили, в 21 веке ни у кого камеры с собой нет. Значит придется по старинке, записывать в память. Айда в первые ряды зрительного зала.
Втроем девушки подтащили шезлонги к кромке берега так, чтобы при желании ступни могли коснуться ледяной смолы моря. Устроили подобие диванов. Скинули обувь, смеясь, заойкали от приветственной прохлады гальки.
– Кусается!
Гранатовое вино – коварная штука. Словно шаловливый котенок, дразнит мнимым отсутствием алкоголя, кружит голову ароматом спелых ягод. Нужно время, чтобы осознать его ценность. И не пропустить момент, когда пора остановиться.
– За нас, девочки!
Для Лизы, «курортной старушенции», как, шутя, называла ее Седжиль за двухгодичный стаж в Кемере, двуличность гранатового вина не стала откровением, а подругам-первогодкам она пришлась по вкусу.
– Твой Саша завтра обязательно спросит, где и, главное, с кем мы провели вечер, если я правильно поняла суть ваших деловых отношений, Лиза, – упустившая момент «стоп» Ада отставила опустевший стакан, зажала ладонями пустившуюся в пляс голову. – Потом нахохлится и буркнет: «Приду в следующий раз на ваше море, посмотрю, что на вашем бабском языке значит «разговоры с подружками».
– Это он заботу обо мне прикрывает беспокойством о тебе, косматая, – возвела глаза Седжиль. – Как будто не знает, что, когда Кемер полон туристов, туркам переживать за себя, а не за нас надо.
– Ты при чем?
– Здрасьте, баба Настя! Это вы, русские, в этой стране словно сорняки в поле творите что хотите. А я – ахызка, нам гулять с кавалерами до свадьбы и тем более искать приключений на пятую точку запрещено культурой. Но мне плевать на правила. Жизнь моя, и коротать ее мне!
– Вообще-то Саша – мой патрон, и про тебя он никогда не упоминал в допросах…, – задумчиво откликнулась Лиза, любуясь переливами лунного света в вине. – «Если тебя, говорит, вые… Хм… Вы поняли девочки. Так вот, если с тобой, говорит, это сделают, то, считай, и со мной – морально разницы нет. Потому что весь сезон твои слезы утирать придется мне. Тебе конечно, в этой ситуации приятнее, а мне завиднее, страдаю ни за что. Так что сиди дома. И подружкам своим то же самое передай». В общем, боится он, что я влюблюсь в «кролика», как будто не я эту классификацию изобрела, и не сумею разглядеть в мужчине его пушистые ушки.
– Неужели серьезные отношения в Кемере совсем невозможны? – Гранатовое вино стало первым в жизни Ады алкоголем и с непривычки ее язык начал заплетаться уже после второго стакана.
Заносчивую Седжиль сбить с пьедестала было не так-то просто. Не обращая внимания на вопрос Ады, она продолжала гнуть свою линию.
– Вообще-то Ахмет – мой родственник, забыла, косматая? Саша – лучший друг Ахмета, считай, что брат. Если со мной что-то случится, отвечать перед Аллахом и моей теткой будут оба.
– От главных потрясений в жизни они тебя уберечь не в силах, как бы не старались, – в меланхолию голоса Ады виноградной лозой вплелись ростки смирения. Будто она знала больше, чем могла рассказать. – Хватит о сложном. Сегодня особенный вечер, девочки. Вечер празднования начала нашей дружбы.
– Забыла совсем, у меня для вас есть сюрприз, видимо, в честь нашего праздника, – пухлая ладошка Седжиль с унизанными массивным золотом пальцами утонула в складках мешкообразного платья, покопалась там и извлекла пакетик с сушеными анчоусами. – Угощайтесь, пока я добрая. И пожелайте здоровья Жорику из Минска. Может, знаете его, он на весь отель прославился. Купил жене в отельной ювелирке кольцо с шестнадцатью бриллиантами, самое дорогое из тех какие были, около 40 000 долларов за него отдал. А женушка его на следующий день случайно в море утопила. Ты, косматая, наверняка с ним знакома, этот красавчик у тебя пар десять носков купил. Тех, что с запахом.
– Откуда именно ты это достала? – с подозрением поинтересовалась Лиза, проигнорировав язвительный рассказ подруги о приключениях щедрого туриста. – Не отвечай. Я слишком скучаю по рыбке, чтобы знать правду. Деликатеееес!
– Чего не сделаешь ради любимых подруг. У меня еще и семечки есть, настоящие, черные.
– Седа, я тебя обожаю! – горы удивленно обернулись, услышав оглушающий счастливый визг. – По человеческим семечкам я скучаю еще больше, чем по сгущенке и пельменям. От турецких белесых монстров у меня мозоли на пальцах.
Тихая Ада наблюдала за добродушной суетой подруг, едва сдерживая слезы. Шутки, забота, щедрость… Это были слова из другого мира. Перед глазами девушки, разрывая едва сформированные рубцы, кровоточащими стрелами проносились картинки прошлого.
Провонявшая потом, заляпанная кровью тельняшка. Муж рубил голову курице. А тем же вечером с тем же топором носился по деревне за ней, Адой, пугая встречных соседей бешеным блеском в глазах. В блюде с куриным мясом, редком госте на их столе, оказалось слишком много лука. Вот и вся причина.
Храп мужа в разлившемся алкогольном смраде. Утроенный детский плач. Неуемный, животный. Ее шепот: «Завтра, милые, завтра будет нам хлеб».
Погоны на гостях в форме. Казенная бумага на покрытом дырявой клеенкой столе. Неуверенные подписи свидетелей. Наручники на ненавистных запястьях.
Презрение в голосе матери и братьев. «Твое дело – терпеть!».
Надежда в звонке из Турции от дальней родственницы. «Займи на билет. Есть работа».
Чья-то рука на ее плече. От нее исходит тепло и поддержка. Стоп. Это не может быть кадром из прошлого. Встряхнув головой, Ада огляделась. Так и есть. Заметив ее состояние, Лиза подсела поближе, обняла ободряюще. «Все будет хорошо. Теперь ты не одна», – шептали ее глаза. Тепло, отразившись в звездах, робким лучом прокралось в душу. Потопталось в коридоре, уселось у порога, не решаясь войти в гостиную. Всему свое время.
– …дители погибли в автокатастрофе пару лет назад, мне тогда было всего 17, – донесся до них начавший терять связность голос Седжиль. Увлеченная своим переживанием, она совершенно утратила связь с внешним миром и не обратила внимание на произошедшую в подругах перемену. – А недавно я потеряла последнего родного мне человека – бабушку. Девочки, это так страшно – пустота в жизни. Старое разрушено, новое не построено. У меня есть родственники по материнской линии в Стамбуле, но им нет до меня никакого дела. Они мне чужие, как и я им. Формально выполнили свой долг, после похорон бабушки выделили койку в своей лачуге, а через пару недель, ликуя, спихнули меня Ахмету. Он-то тоже мне семисотая вода на киселе. «Тебе надо отвлечься, дорогая», – кряхтящее-дрожаще передразнила Седжиль свою тетку. – Тоже мне, добродетельная матрона. Знаете, что мне нужно на самом деле, кулемы? Ощущать, что я нужна. Что есть рядом человек, который останется со мной, чтобы ни случилось. Который извинится первым и подарит мне шикарный букет роз, даже если скандал по моей вине. Который вопреки всем культурным рамкам принесет мне обед в кровать, когда я буду больна.
– Твое желание уже исполнилось, Седжиль. Аллах послал тебе меня и Лизу. У тебя есть мы, а у нас – ты. Мы нужны друг другу.
– Что ты несешь, деревенская? У меня никого нет. Ни-ко-го. Как бы я хотела, чтобы и меня тоже не было. Но увы. Знаете, как проходит моя жизнь сейчас? Я из последних сил пытаюсь найти опору. Сижу, сжавшись в точку, наблюдаю за происходящим. А еще за тем, как где-то вдалеке в моей жизни разгорается огонек, который единственный будет давать мне силы. Сейчас он – крохотная точка. Но с каждым днем он все ближе и ближе. С его приближением оживаю и я. Понимаете теперь, почему меня так тянет в кафе к моему любимому? Он лишь взглянет на меня, и я снова верю в то, что счастье существует, и понимаю, зачем стоит жить.
Вторая рука Лизы нашла сочувствующее пристанище на плече Седжиль. Туркменка, русская, турецкая казашка. Шанс на их встречу был один из миллиарда, но они не только встретились, но и несмотря на несовместимые различия умудрились стать друг другу ближе, чем просто знакомые.
Вы все еще верите в невозможное?
Плечо к плечу, сердце к сердцу, судьба к судьбе, девушки сидели на обрыве мира. Перед ними бескрайняя темнота моря слилась с небесами в томном вальсе. Едва слышный плеск воды словно подыгрывал на инструменте, звуки которого касались души. Свежесть ночи дарила покой.
– Смотрите, девочки, мы на краю земли, – шепнула Лиза. – Если не оборачиваться и не глазеть по сторонам, то кажется, будто есть лишь мы, Вселенная с сотнями галактик и мириады падающих звезд. Хоть каждую секунду можно загадывать желание. Давайте сделаем это. Вспомним о самой сильной мечте и запустим ее прямиком к звездам. Пусть ее доставит воображаемый курьер типа китайского фонарика. Звезды – это лучшие феи и джинны, а китайский фонарик – лучший курьер желаний, не знали?
– Совсем ты спятила, косматая. Хотя с таким начальничком как у тебя это не сложно.
– Почему бы и не попробовать, – Ада умиротворением погасила начавшее разгораться пламя раздора. – Мир гораздо интереснее и многомернее, чем нам об этом рассказывает культура, Седжиль. Аллах не просто так познакомил тебя с Лизой, но только от тебя зависит возьмешь ты те идеи и представления, что она предлагает тебе, или останешься жить в своем темном, заколоченном условностями мирке.
– Здрасьте, баба Настя! Было бы все так плохо, как ты описываешь, нищенка, жила бы я сейчас в деревне, как еще недавно ты, и, замотанная, доила бы по утрам коров. Днем и пикнуть не смела бы при муже, а ночью ублажала бы так, словно передо мной правитель мира. Я же хочу свободы и в первую очередь в выборе того, с кем пойду по жизни рука об руку. Я не ты, деревенская, и не вздумай равнять нас.
Глаза Ады сузились, напряженные пальцы сжали полосатую ткань матраса. Но голос не выдал ее обиды.
– Ты права, Седжиль. Ты мне не ровня. У нас разные национальности, разное воспитание, разный опыт. Спасибо маме, мне она привила вежливость и деликатность. Но желания у нас с тобой одинаковые, поверь. Все женщины в любой точке планеты в глубине души мечтают об одном и том же.
– Еще одна кулема развела философию. Ладно, будь по-вашему, сделаю, как вы хотите, хотя мои желания и без глупых фонарей исполнятся. Что делать надо?
Все трое зажмурились, напряженно вспоминая мечту. В их вновь открывшихся глазах поселилась радуга.
– Ну смотрите, кулемы, если завтра любимый не подарит мне кольцо, я вас обеих за волосы оттаскаю, – за ширмой суровости Седжиль затаились новорожденные ростки подснежников.
– Ты можешь лишь попросить Аллаха, а последнее слово остается за ним, – Ада вновь наполнила стаканы искрящейся багряной жидкостью. – Он обязательно подведет тебя к имаму, но кто оттуда обернется на тебя влюбленными глазами – известно лишь ему.
– Ты на что намекаешь, деревенская?
– На то, что все будет в свое время. Сейчас самое время выпить. Давайте посвятим этот стакан тому, чтобы мы как можно чаще смотрели на звезды улыбающимися глазами.
– Здрасьте, баба Настя! Еще не хватало за звезды пить.
– Не за звезды, дуреха. Ада красиво и тонко сказала. Кто чаще остальных смотрит на звезды? Влюбленные и те, у кого в душе мир и покой. Наблюдать за чем-то – это значит не взглянуть машинально, не обратив внимания на детали, а, полюбовавшись, обогатиться увиденной красотой, заметить чудо творения даже в увядающем листке. И последнее: улыбающиеся глаза. У кого они бывают, ответь сама.
– Уймитесь вы со своей философией, кулемы. Давайте просто выпьем.
Глоток за глотком, смакуя, девушки расслабились игривой жидкостью, вновь на время забыв о реальности. Лишь Ада, за годы замужества привыкшая к муштре и стальной самодисциплине, не утратила нить беседы.
– Мы здесь, потому что бежим от чего-то. Я – позора и голодной смерти своих малышей. Седа – от одиночества. А ты, Лиза? От чего бежишь ты?
– Я? – Лиза помолчала, формулируя внятный ответ на никогда не интересовавший ее с такого ракурса вопрос. – Я приехала сюда из любопытства, а осталась потому что в Кемере есть то, что нужно мне как воздух. Девочки, здесь же каждый камень на мостовой, каждый цветок, каждая капля в море и пылинка в воздухе пропитаны свободой и легкостью. Я согласилась с устоями, порядками и правилами, которые диктует город, потому что взамен он дает так много. Здесь любовь царит во всем, не замечали? Уже днем, например, едва отдохнув от ночной смены, луна спешит на небосклон, чтобы встретиться с солнцем, своим возлюбленным.
– Не пускаешь ты в себя, Лиза. Хочешь, я расскажу, почему ты здесь? – Ада прикрыла глаза. – Никакого государственного садика с его инфекциями. Далее – частный колледж. Потом оплаченная родителями учеба в престижном университете. Никаких гулянок, только зубрежка. Никаких ярких увлечений, так, парочка банальных симпатий, хоть и сильных, к университетскому рок-музыканту, главе стройотряда и журналисту университетской газеты. Тогда ты называла эти чувства любовью. Все как у всех в твоем мире. Стандарт. Однажды тебе надоело смотреть на мир сквозь запыленный шаблонами тюль. Вроде все видно, но расплывчато, тускло. Ты захотела отдохнуть от этого. Вырваться из навязанной системы, вздохнуть полной грудью. Узнать, какая ты без паранджи20 условностей. Эта потребность и привела тебя в Кемер, и заставила вернуться сюда снова. Ты прожила что-то в прошлом году здесь, и эта история до сих пор держит тебя в тисках страха. Ты вернулась, чтобы стать свободной. Права я?
Лиза замерла, собирая услышанное в единый пазл. Допустим, про колледж и университет Ада могла догадаться, кое-что про это Лиза и сама ей рассказывала. Но как подруга могла узнать про Валерку, гитариста и прошлогоднюю историю?
– Ты непростая, – наконец вымолвила Лиза. – Психолог?
– Бабушка научила, – впервые с момента знакомства подруги увидели улыбку Ады. Робкую, словно едва распустившийся одуванчик. – Ее – ее бабушка. Эта способность передается у нас через поколение.
– Здрасьте, баба Настя! – взвилась Седа. – Так ты, деревенская, значит, у нас ясновидящая? А в трезвом состоянии ты тоже предсказывать умеешь или твои способности просыпаются только после литра вина?
– Умею.
– Ну-ка, ну-ка, про меня расскажи. Только не надо копаться в грязном белье прошлого, это я и без тебя пережила. Скажи лучше, когда мой ненаглядный руку и сердце мне предложит?
– Позже расскажу. Как ты попала в Турцию, Лиз?
– Как многие, – пожала плечами. – В позапрошлом году, зимой, в университете, где я училась, выступали представители рекрутингового агентства, сотрудничающего с турецкими отелями. Заманивали студентов отдыхом, за который платят. Меня соблазнить на приключения проще простого, Седжиль уже знает. Ответила на парочку простых вопросов типа «Умеете ли вы варить кофе?» и «Любите ли создавать проблемы?». Улыбнулась получезарнее для фото – и вуаля. В апреле прислали рабочую визу и билет Новосибирск-Анталия, встретили в аэропорту, привезли в пятизвездочный отель эконом-класса, засадили за стойку гэст-релэйшена21.
– Нашла яркость-то свою, кулема?
– А то. Девчонки, жизнь в Кемере это даже не 3D, это 50D фильм. Скоро сами прочувствуете. В каждом лете словно целая эпоха, – Лиза задумалась, подбирая слова для описания наркотика курортной жизни. – Как же вам объяснить… Вы в пионерлагере когда-нибудь отдыхали?
Подруги дружно покачали головой.
– Туда приезжаешь со слезами, до того сильно хочется домой, к подругам, маминым пирожкам и привычному образу жизни. Но проходит всего несколько дней и атмосфера праздника и сплоченности затягивает в свой вихрь. В Кемере – та же история, это пионерлагерь для выросших детей. Да, здесь дикий для меня менталитет в отношениях с мужчинами, например. Здесь работа с людьми, наизнос. Когда ко мне в сто пятнадцатый раз за сезон подошли туристы с нытьем «Почему на завтраке подают не пятьсот видов выпечки???», я хотела впечатать их в мраморную колонну, наплевать на договор с отелем и прочие обязательства, собрать свои вещи и первым же рейсом улететь в Новосибирск.
Но потом приходили другие туристы, которые анекдотами и мудрыми историями вновь убеждали меня: люди прекрасны. А потом наступал вечер. Вечера здесь не такие как в России, девочки. Жарко-морские, волнующие, адреналиновые, с весельем вместе с коллегами до коликов в животе. Турки, русские, поляки, молдаване, украинцы и еще стопитсот национальностей, все вместе, словно нет между нами границ и различий. Вдоволь накупавшись и надурачившись под звездами, мы устраивали танцы на гальке. Иногда дикие, африканские, иногда страстные, испанские, иногда белые, романтичные… это было лето позитива в городе волшебных небес, – мечтательно протянула Лиза, улыбаясь мелькавшим в сердце, ставшими родными лицам из прошлого сезона.
Задорный Али, носатый аниматор, не расстававшийся с ярко-малиновым париком даже после работы. Хрупкая Венера, лишь парой слов умудрявшаяся успокоить даже самого капризного нетрезвого клиента. Бармен Убрус, которого за массивность фигуры прозвали «Советским шифоньером» и который мог без остановки выпить 16 стаканов текилы и ни капли не окосеть. Танцовщица белли-данса Олеся, мечта всех гарсонов и не только.
Ни один из них не вернулся в Кемер, все рассредоточились по побережью в поисках новых впечатлений, новых приключений, новых друзей.
– Как будто у тебя в России друзей не было, придумала же тащиться ради них за тридевять земель.
– Дело не только в друзьях, Седжиль. В Кемере атмосфера другая. Расслабленная, дерзкая, пропитанная обманчивой вседозволенностью. И я здесь другая. Жизнь на курорте юна при всей своей тяжести. Здесь нет завтра, есть только беспечное сегодня. Все торопятся жить, любить, смеяться, радоваться. Чувства фальшивы, но максимально интенсивны. Шесть месяцев буйного веселья – и жизнь здесь замирает, чтобы через несколько месяцев грянуть вновь со свежими силами. И ты, в середине сезона от усталости зарекавшаяся возвращаться сюда, в апреле как миленькая вновь бронируешь билет до Анталии. Билет в лето фейерверков.
– Что тебе с гусями на релэйшене-то не работалось? Зачем к Саше под крылышко прибежала?
– Не захотела вновь связываться с лживым агентством. Вместо обещанных 600 долларов в месяц мне платили по 400, остальное, якобы, ушло в счет перелета, документов, проживания и услуг агентства. Жила с аниматорами в крохотной лачуге без кондиционера под наклонной крышей отеля, а не «современном комфортном ложмане». Днем к окну даже прикоснуться невозможно было без риска получить ожог. Руководитель отдела гэст-релэйшен – турчанка, старая дева, ненавидящая русских девчонок, как она говорила, «своей наглостью и распущенностью уводящих из страны цвет нации» – муштровала нас, как майор новичков в армии. Обед строго 12 минут, в туалет ходить по расписанию, на одного туриста более 7 минут рабочего времени не тратить. И все это на фоне бесконечных обнимашек туристок и бахвальных рассказов персонала о своих победах.
Разлив по стаканам остатки вина, допили молча, любуясь паутиной звезд улыбающимся взглядом. С соседних пляжей, отличающихся лишь цветом матраса на лежаках, сквозь тишину ночи долетали обрывки танцевальных мелодий. Там текла беззаботная жизнь, какая бывает только на отдыхе. Обтягивающие мини, откровенные взгляды, бокал за бокалом, бесконечный драйв под модный тунс-тунс, руки чуть ниже талии партнера, молчаливое согласие.
Но подруги были в другом, для сохранности накрытом куполом мире. Открывшись навстречу друг другу, их души слились в одно, чтобы, растворившись в безмолвном танце, снова стать тремя, но уже объединенными невидимой нитью самостоятельными единицами. Права оказалась Ада, вечер стал особенным.
– Не поняла, я замуж-то выйду? – суровый окрик вернул девушек в реальность, вызвав приступ хохота. Ох уж эта Седжиль!
– Конечно, – сделав большой заключительный глоток, Ада смяла податливый пластик стакана, заботливо спрятала искореженные останки в пакет. – Причем до конца этого года. У вас будет общий бизнес.
При этих словах улыбка Седжиль стала еще шире.
Слова лились из Ады, словно вино на грузинском застолье.
– Твой муж – плотный, с широким носом, миндальными смеющимися глазами и шрамом над правой бровью. Это гарсон?
Улыбка погасла.
– Седа, этот мужчина – твоя родственная душа, подарок Аллаха. Его стоит подождать, потому что его любящее присутствие даст тебе все, в чем нуждаются твои душа и тело. Не нужно бросаться на первого встречного, цепляясь за него, как за последнюю надежду. Абы с кем ты не уживешься. Как старшая сестра тебе говорю.
В узор платья упала капля.
– Какая ты все-таки дуреха, Седжиль, – Лиза вновь приобняла подругу за плечи. – Соглашаешься на тазик прокисшего оливье, вместо того чтобы пару месяцев подождать фуру с самым лучшим мороженым.
– Не нужен мне никакой оливье, косматая. Просто… Я не знаю, чем занять дни, в которых нет моего ненаглядного. Они пусты, понимаешь?
– Тебе есть чем заняться. Живи, наполняй свой мир радостью, создавай из него поле цветущих гортензий. Потому что унылая калоша мужчинам не интересна.
– Учись ждать, Седа. Лучше долго выбирать, чем долго жалеть. – Ада незримо обернулась по линейке прошлого, вгляделась в точку, с которой начался отсчет ее слез. В одно-единственное поспешное решение, вызванное желанием не оказаться хуже сестер.
– И только попробуй «забыть» пригласить нас на свадьбу! Знаю я тебя, лишь бы сэкономить на подругах.
Улыбка воскресла.
– Как можно, кулемы…
Впервые Лиза слышала в ее голосе столько теплоты. Лицо Седжиль расслабилось, глаза заискрились хитрым блеском.
– Ада, а рыжая когда замуж сподобится? Надоела она мне со своими сумасшедшими шуточками.
– Ее с руками оторвут. Чем быстрее перестанет капризничать при выборе и от страха отступать назад при сближении, тем скорее обретет пару.
– Точно про нее, – фыркнула Седа. – В общем, не дождемся мы пирушки с ее стороны.
– Я не капризная! – от силы возмущения Лизы остолбенели даже звезды. – Я также, как и все. Я не собираюсь устраивать из своей жизни проходной двор, становиться посмешищем отеля. Знаем, плавали. В моей жизни достаточно любви, мне для этого не нужен мужчина.
– Жизнь полосатая, – от мелькнувшей в голосе Ады материнской заботы и нежности возмущение растаяло, не оставив и следа в истории их вечера. – У тебя сейчас период такой – свобода и копилка мужского интереса. Одного из толпы пока не выделяешь, не то время, не те ценности. Но пресыщение наступит быстро. Кайфуй, – улыбнулась она, заметив протест в позе новой подруги. – Потом, когда в твоей жизни появится Тот Самый, который перекроет другим мужчинам даже мимолетный доступ в твою жизнь, будешь скучать по этим денькам. Всему свое время. Цени то, что есть сейчас. Всегда.
Откуда в этой деревенской девушке, не знавшей ни мужской ласки, ни доброго слова, столько мудрости?
– Опиши его, Ада.
Ответом ей стала улыбка.
– Ты и без карты не потеряешься. Эх, как мы будем отплясывать на ваших свадьбах. Готовьтесь, подруги!
Ценна та дружба, которая стоит у истока мечты. Тем интереснее, спустя время, с зажмурившимся от восторга сердцем наблюдать за ее исполнением.
– Ты тоже не отставай, – подушка кулака Седжиль в знак участия ударилась о выпирающие косточки плеча Ады. – Долго по своему алкашу не реви, много чести. Мы с вами, кулемы, в Кемере как в курятнике, только мы – петухи, а не топченые наседки.
Аделия промолчала в ответ, с тусклой помощницей-луной, на ощупь, собирая по пляжу снесенные ветром с матрасов использованные стаканы, опустевшие пакеты от орешков и обертки от подсластившего вечер шоколада.
– Пора по домам, девочки. Прошло уже больше недели с моего приезда в Турцию, а я еще не адаптировалась к разнице во времени, глаза слипаются. Да и кемерская влажность молотом бьет по вискам, к этому тоже нужно привыкнуть.
– Готовься к июлю, деревенская. Тогда будет казаться, что ты с похмелья проснулась в хамаме. Ахмет, добрая душа, заранее меня предупредил, что в июле на работу нужно брать сменную одежду. А по поводу твоего нытья о слипшихся глазах: знай, что этим вечером ты запаслась силами на неделю. Просидела бы дома – ничего бы не потратила, но и не получила. Доказано мной и рыжей десятки раз. Но ты права, пора спать, соскучилась я по своему кровату.
Осторожно прокравшись к спящим ложманам по промозглому городу, подруги торопливо пожелали друг другу приятных снов и разбрелись по домам. Каждая чувствовала, что стала богаче.
Уютно укутавшись в тепло одеяла с ярким подсолнухом – несмотря на набирающий силу дневной зной, ночи еще обжигали зимней прохладой – Лиза прижала к себе плюшевого крокодила, подаренного любимой подругой на совершеннолетие и уже, как и хозяйка, три раза летавшего в самолете. Что-то изменилось в ней сегодня. Рядом с крокодилом вдруг стало тесно.
По рожденной в прошлом сезоне привычке Лиза взглянула в окно, чтобы попрощаться с ночной владыкой мира, сестрой дневного повелителя. Высоко-высоко в черноте, окутанная мантией из невесомых облаков, обменивалась мудростью с горами пышнотелая луна. Ее свет заливал дремлющий апельсиновый сад, сопящих под деревьями котят в обнимку с мамой-кошкой и затаившихся в предрассветном мраке цикад.
– Спасибо, за вечер, родная, и за тепло новых подруг, – шепнула Лиза, глядя на свою покровительницу сквозь ажур цветов на окне. – Теперь у меня есть почти все, что для меня важно, осталось найти лишь одно звено. Я никогда не просила тебя об этом. Но теперь у меня есть что-то, что больше моего страха. Помоги мне не пропустить Его. Узнать в день ото дня плодящейся толпе кроликов. Ради девчонок. Я так хочу увидеть их в нарядных платьях.
Казалось, Луна не обратила внимания на тонкий голосок, прозвеневший в сотнях тысячах километров от нее. Но работа закипела. Луна готовила для своей любимицы турецкую любовь под стать ей. С приключенченкой. Заодно и проверить, правда ли любовь сильнее страха.
Глава 3
Будильник-молчун на полчаса продлил огрызок сна Лизы. Девушка открыла глаза лишь когда шалуны лучи, пробившись сквозь ажурных голубей на окнах, защекотали ее кожу. Тучи рассеялись, уступив трон Его Святейшеству, а это значило, что в отель можно было не торопиться: соскучившиеся по щедротам солнца туристы уже обосновались на пляжных лежаках, как в свое время османы в Константинополе. Ни пушкой, ни мечом не загнать их из зарождающегося лета в магазины. Саша в такие неприбыльные утра в текстильный ранее полудня не являлся, компенсируя организму работу в ночную смену.
Потянувшись, приветствуя новый день, Лиза откинула упавшую на лицо кудрявую огненную прядь и улыбнулась каждой клеточке тела.
– Какая я молодец, что вчера забыла включить будильник. Ребята, считайте, что у нас сегодня от-сып-ной! Первый почти за месяц. Правы умные люди, счастье совсем не в деньгах.
Подсолнух на пододеяльнике, казалось, кивками соглашался с каждым комплиментом девушки, выданным самой себе, но после раскатистого хлопка двери душа на первом этаже ложмана замер, ожидая реакции Лизы. Резвый подъем или правда отсыпной?
– Баняяя, следующий! – одновременно с хлопком раздался звучный бас Ахмета.
В переводе на общедоступный язык это значило, что сонный Ахмет освободил душ и приглашает всех желающих побороться за вакантное место. Непонятно, правда, кого, ибо обычно в это время в доме оставались лишь уже стоящая на пороге Лиза, спящий Саша и сам Ахмет. Тем не менее, эта фраза звучала изо дня в день в одно и то же время, минута в минуту, однако сегодня обзавелась хвостиком.
– Лиза, осталось 12 минут до открытия магазина, поторопись. Забыла, что тебя ждет инспекция и 50$ штраф?
Удивительно, какое нечеловеческое ускорение телу может придать пара услышанных цифр. Воспроизведенная Ахметом вчерашняя угроза Саши явиться в магазин пораньше с проверкой мигом стряхнула девушку с кровати
– Опачки, отсыпной заменяется на вылетной. Живо в душ и на выход с вещами. Продажи в текстильном слабые, директруня бродит злой как демон в преисподней, вдруг и правда сегодня проследит, во сколько я на работу выйду.
Из комнаты Саши доносился сочный храп, слышимый в любой точке дома. Но Лиза за недели работы с патроном убедилась как в его непредсказуемости, так и в непревзойденности его актерских талантов, поэтому верила шумным звукам лишь на половину. Храп мог оказаться трюком для усыпления бдительности своей помощницы. В изобретательности Саше не откажешь. Если невозможно выудить деньги у покупателей – сэкономим на зарплате за счет штрафов. Гениально, но подло.
– Черт, черт, черт, черт!
Централизованного отопления в Кемере не было. Электрический нагреватель экономный Саша устанавливать не собирался. Солнечные же батареи из-за слабого солнца мерно дремали под тихие напевы волн и ветра. Ошпарившись под ледяными струями душа, Лиза резво натянула черные джинсы и черный джемпер с вышитой кашемиром гламурной кошкой, шейку которой украшали жемчужные бусы, схватила любимый канареечный плащик и выскочила из дома. Благодаря горам, опоясывавшим Кемер, сдерживавшим нашествие туч-захватчиц, оберегавшим вверенную им территорию, майская погода в городе была непредсказуемым созданием Аллаха. Солнце в любую минуту могло смениться ливнем. В открытых, а потому реже заливаемых печалью небес, курортах – Анталии, Алании, Сиде – туристы наверняка загорают уже давно.
По дороге в отель, спрятавшись от мира за занавесом солнцезащитных очков, Лиза не замечала ни заигрываний солнца, ни мольбы в глазах обыскивающих помойки толп голодных кошек, ни заинтересованных взглядов ожидающих сервис22 работников крупных отелей, закончивших ночную смену и кучками сгрудившихся возле остановок. Каблуки туфлей девушки часто-часто порхали над терракотовой мостовой, учащенное дыхание задавало ритм шагам. Вопреки обыкновению плеер и наушники дремали в сумке-сове, а бодрящие мотивы заменили сладкие напевы шайтана из-за правого плеча.
«Саша животное. Он не имеет права так поступать с тобой. Ты же девушка. Тебе нужен отдых, а ты уже месяц без выходных. Впереди еще пять таких же месяцев, и усталость будет накапливаться. Вы могли бы открывать магазин по очереди, но твой патрон повесил самую неблагодарную работу на тебя. Все равно до обеда в текстильный никто не заглянет. Брось все, беги на пляж. Час в твоем распоряжении».
Порхание туфлей замедлилось. До Deniz Luxury Resort&Spa оставалось всего три отеля. Последний шанс сделать утро приятнее.
«Смелее!»
Шаги стали еще медленнее.
Сквозь просвет между отелями сверкала лазурь моря, приглашая в гости хотя бы на пару минут. Призыв слышался и в широких хлопках крыльев чаек, и в пересмешке волн, и в счастливых визгах малышни, строящих замки из гальки.
Из сумки донеслось протяжное мяуканье айфона. Благодарная за передышку, Лиза схватила трубку. Седжиль. По утрам девушка стремилась избегать навязчивой подруги, но сейчас была рада даже ей.
– Где тебя носит, косматая? Половина отеля в очередь за текстилем выстроилась. Пошевеливайся, кулема, а то я их на сувениры перетяну.
Радостно взвизгнув, Лиза кинула айфон в сумку. Каблуки вновь запорхали, исполняя сначала на мостовой, а затем и на мраморе пола отеля победную мелодию.
Перед магазином шаги вновь приостановились.
Что за черт?
Наряженные манекены грустно смотрели на залитый светом пустынный Бутиковый рай сквозь темноту текстильного. Соседи в магазинах праздновали начало очередного однотипного дня чашкой растворимого Нескафе с утащенной туристом булкой из ресторана или купленным в маркете Юсуфа бисквитом. Даже мяч задней части тела Седжиль, против обыкновения, не торчал из бутика сумок.
Пихтовые глаза Лизы сузились. «Чертовка Седжиль, ответишь ты за свой розыгрыш». Даже не пытаясь скрыть раздражение, девушка резко вытряхнула на пол содержимое сумки, в образовавшейся горке нащупала ключ от магазина, небрежным движением сгребла оставшиеся вещи обратно, воткнула ключ в скважину, хмуро взглянула на манекены. «Снова вы. Почему, интересно, я не успела по вам соскучиться? Привет тебе, курортный день».
Лиза успела нарисовать стрелку лишь над правым глазом, параллельно прихлебывая свежезаваренный зеленый чай с кусочками клубники, подарком туристов, когда в текстильный ввалилась семья. Подтянутый глава с роскошными усами а-ля Леонид Брежнев в коротких клетчатых шортах и алыми носками в босоножках, влетев в магазин, обласкал взглядом манекены в пеньюарах. Его дородная супруга в халатообразном балахоне и накрученном на голове шифоновым тюрбаном, украшенным акацией не иначе как с растущего у входа в отель куста, нахально перещупала все не скрытые стеклом витрины ткани. Трое пронырливых пухлощеких мальчишек старались измазать выставленное на кровати белоснежное белье откусанным концом палки чучхеллы.
– Валя, так шо мы берем? – зычный бас главы семейства наверняка был слышен и в Стамбуле. – Давай быстро решайса, захарать же пора, не на полвека мы суда приехали. Девушка! – тряхнул усами в сторону Лизы. – Хде вы были, полутра мы ваш махазин осаждаим. Памахите вы ей Христа ради, иначе мы до ханца отдыха у вас проторчим. Нам нужны палатенца для этих бандитав, три штуки, с капюшонами, знаете бывают такие, шобы мокрыми с пляжу не итти.
– Одел их – и ты черный плащ! Повелитель темных сил! – подскочил к Лизе один из тройняшек и направил на нее огрызок чучхеллы. – Пах! Пах!
День сегодня встал не с той ноги. Однозначно.
– Ты только патрона моего не убивай, иначе некому будет мне зарплату платить, – мрачно попросила Лиза, под одобрительный кряк украинца упаковывая махровые халатики с вышитыми на них якорями. – Вашей очаровательной супруге, шеф, могу предложить потрясающий сарафан, незаменимую вещь в гардеробе в жару. Он отлично подчеркнет топазность ваших глаз, Валентина. Нам, женщинам, это немаловажно, – закинула удочку с аппетитной наживкой. – Драгоценная у вас супруга, капитан.
Запахнув плотнее халат, словно желая сделать его неуместность менее заметной, Валентина зарделась.
– Пасмотрим, а, Вась? Одним хлазком только, – пискнула, не рассчитывая на положительный отклик.
– Конечно посмотрите, тем более, что вы невероятные везунчики, попали на беспрецедентную акцию: сегодня просмотр и примерка красивых вещей абсолютно бесплатна.
– О, ты молодец, дивчина, – разразился хохотом Василий. – Так и быть, Валюха, мерий шо хош. Паживее тока.
Тут же забывшая о расстройствах утра, Лиза вошла в роль художника, ваяющего из серой шейки белую лебедь, не замечая, что от дверей, пряча довольную усмешку, за спектаклем наблюдает Саша. Лазурный сарафан в пол с короткими рукавчиками-парашютами скрадывал изобилие тела туристки, в нужных местах подчеркивал его женственность. В каждой даме живет богиня, только у кого-то это бодрое жизнерадостное существо, а у кого-то требующая внимания и капельки любви сонная личинка.
– Вась, храсива-то как…, – обновленная Валентина не могла отвести от зеркала сияющих глаз.
– Вы похлядите, шо Турция с людьми делает! Ты харалева, Валюха!
– Пока еще принцесса, – раскрасневшаяся Лиза задумчиво почесала подбородок. – Топазное колье и серьги, вот что сделает вас королевой, Валентина. Померяем? Бесплатно!
– Ваяй, Лизочка, маю харалеву! – решившись, махнул рукой, словно отрубил все связывающие с прошлым нити Василий.
Он еще не знал, что его ждет.
Едва сосед-ювелирщик, словно раковину с жемчужиной, открыл перед ними обитую черным бархатом коробочку, в которой горделиво красовался комплект из золота с топазом грушевидной огранки, окантованным дорожкой цирконов, Валя ахнула и схватилась за сердце. У Василия увлажнились глаза. Непроизвольно зажал он ладонью карман, в котором проглядывали очертания кошелька.
– Вааась… у нас хадафщина через месяц, – прошелестела туристка, не в силах отвести взгляда от завораживающей игры света на камнях и металле.
– Была не была… Берем! – Василий медленно погладил карман, словно прощаясь с его содержимым.
Они не торговались ни с ювелирщиком, ни с Лизой. Можно было смело просить тройную цену, закрыть дневной план одной продажей, но Лиза не признавала надувательства. Да, могла накинуть пять-десять долларов особо капризным клиентам, но считала их своего рода компенсацией за моральный ущерб. С достойными же людьми вела себя соответствующе.
Раскрасневшаяся, нагруженная пакетами с халатиками и сарафаном, а также шляпкой, парой футболок, десятком пар бамбуковых носков и капитанской кепкой («Вы, щедрый капитан, всю семью сегодня порадовали, а про себя забыли. Несправедливо это»), семья удалилась. Рука Василия нашла приют на талии супруги, ее щека – на его плече. Проводив их взглядом, Лиза пересчитала выручку, взвизгнула и едва удержалась от поцелуя Саше.
– После таких клиентов я обожаю этот магазин, патроша! Ты видел, сколько радости принес всей семье один простой сарафан? Видел, как расцвела Валентина? Море счастья вышло из берегов! А Василий? Заново влюбился в жену! Нет в мире прекраснее чувства, чем ощущение, что ты сделал людям капелюшку добра. Я фея, директруня.
– Болтушка ты. Зачем ты ей наврала, что мы с тобой женаты? «Саша, мой муж, ленится меня каждый день лупить и экономит на всем, даже хиджабе, вот и одеваюсь в то, что мама с родины пришлет», – писклявым голосом передразнил он. – К вечеру об этом будет знать весь отель, у этих туристов язык без костей.
– Ой, сама не заметила, как вырвалось. Ты ее закадрить, что ли решил?
– Прощайте, мои потенциальные нимфы, – скорбно протянул Саша, громко отхлебнув чай из заветной поллитровки. – Ни одна из вас на меня даже не взглянет. Конечно, кому нужен женатый толстопуз-скряга. Сезон насмарку!
– Считай это мелкой дамской пакостью за то, что хотел лишить меня 50 долларов, директруня. Но не рыдай, через неделю эта ложь забудется, – флегматично отозвалась Лиза, аккуратно возвращая в пакеты вытащенные для примерки, но не купленные футболки. – Этим и хорош Кемер. Постоянство – химера. Его стиль – движение и пульсация. Утроя я тебя ненавидела, а сейчас опять люблю. Поэтому мне здесь так нравится.
– Это временно. Вернешься домой, встретишь в своей Сибири патлатого Ивана и только мои поседевшие волосы будут напоминать о твоих турецких днях.
– Закатай губешку, директруня. Кемер – как человек. К нему можно начать по-другому относиться из-за изменившихся ценностей, но забыть нельзя. Долго еще буду тебе глаза мозолить.
– Неужели ты совсем по России не скучаешь?
– Еще как скучаю. По родителям. Друзьям. Нашим праздникам. Зимним развлечениям. Масленичным гуляниям. Майскому параду. По маминым блинчикам с малиновым джемом по субботам и пирогам с капустой и грибами – по воскресеньям. По кинотеатру и разным веселостям. По играм в морской бой с папой и по поездкам с ним за грибами и земляникой в березовый лес. По доверительным мудрым беседам. А больше всего – по нашему менталитету. У нас внутри, оказывается, столько свободы. Мы столько всего себе позволяем, только не замечаем и не ценим этого. Однажды я позвонила в салон красоты, чтобы на стрижку записаться. В ответ на мое любезное «Можно ли…» – оглушительный рявк: «Света будет завтра! Приходите во сколько хотите, мне все равно!». На следующий день я намарафетилась, пришла с шоколадкой, чтобы задобрить администратора. С порога услышала знакомый рявк: «Вам чего? На сегодня записи нет! Света в этом салоне уже две недели не работает!»
– Эту кобылку ко мне на перевоспитание бы на недельку. Все ваши бабские истерики и так называемая внутренняя свобода от недостатка мужского внимания, так и знай, Лизунка. В деревне, где я живу, с этим проблем нет, все бабы пристроены, поэтому там на меня только собаки могли рявкать и лошади лягаться. Хочешь верь, хочешь нет, но по их навозу я совершенно не скучаю, за что жена обвиняет меня в непатриотизме. Не понимаю. Родина – это не та страна, где ты родился, а та, что тебя кормит. Моя кормилица – Турция.
– Что ты все о навозе, директруня. Жить надо там, где душа поет.
– Вам бабам лишь бы поплясать, а нам о семье думать приходится. Так или иначе, я за миграцию. В сезон в Кемере я в лучшей версии дома: почти все мужики из моей деревни здесь, а вместо жены и детей – красотки и нимфы.
– И я в Кемере встречаю больше русских, чем в некоторых районах Новосибирска, – улыбнулась Лиза. – И уж точно больше улыбающихся русских. Здесь мне спокойно и безопасно.
Однако уже через пару часов она готова была забрать свои слова о безопасности назад. Написать их на листке, сжечь его, а пепел развеять по ветру. Чтобы даже воспоминания от собственной наивности не осталось.
*
Столовая для персонала, где трапезничали и сотрудники Бутикового рая, находилась в дальнем конце территории отеля, рядом с коморкой садовника. Лиза, видевшая солнце и морской воздух лишь в окне Бутикового рая, была рада и той паре минут, которую удавалось проводить на свободе по пути к пункту питания. Он был упрощенным подобием главного ресторана для туристов: те же деревянные столы на 6 человек, только на бордовых скатертях были засохшие пятна от соуса; те же пронырливые мухи, совершенно не считающиеся со статусом трапезничающего и с одинаковой наглостью способные сесть как на тарелку бармена, так и губернатора; та же популярная система шведского стола, правда, в значительно облегченном варианте. Из напитков предлагался чай с сахаром и без, вода канализационная холодная и вода канализационная теплая. Естественно, никакого алкоголя.
На этом различия с туристическим рационом не заканчивались. В прошлом году, с прибытием нового шеф-повара, Серджан-бея, желающего за год с нуля построить двухэтажную виллу с видом на побережье, в столовой для персонала было внедрено дублированное меню (за ужином подавалось то же самое, что и днем) и система «кто не успел, тот опоздал». Так, блюда обеда, официально проходящего с 12.00 до 13.30, в реальности заканчивались уже в начале первого, после нашествия основной части голодного турецко-иностранного полчища.
«Шведский стол» в столовой для персонала без поблажек иностранным сотрудникам, предлагал исключительно турецкие вкусности. Острый суп, смешанный с мелкими макаронами рис, обожаемый турками йогурт, напоминающий густой кефир, свежие огурцы и помидоры, миски с острыми перчиками и маринованными, тоже острыми, овощами, курица два раза в неделю, и пять раз – жареные в масле овощи. По спонтанным щедростям шеф-повара – тертая морковь, иногда даже с зеленью.
«Шведский стол» плавно переходил в «континентальный» а затем и в «извинительный» обед. Стоящий на раздаче пухлощекий юный поваренок, а с ним и оставшиеся горстки риса и зелени, смущался и разводил руками: раньше надо приходить, товарищи.
Толстопуз Саша был привередой в еде и обеды пропускал редко. Вот и сегодня, едва минутная и секундная стрелка висящих в текстильном часов с логотипом Deniz Luxury Resort&Spa встретились на 12, взвился со стула, едва не зацепившись полами рубашки в гавайском стиле за угол стола.
– Лизун, вперееед, кишка есть зовееет!
На входе в столовую по привычке задвигал нодрями. Зондировал обстановку.
– Мм, сегодня на обед обворожительная курица 1962 года рождения. Ее, похоже, завезли сюда вместе с цементом для закладки фундамента отеля.
Очередь за кусками «ископаемого» – толпа необъятных размеров турчанок-уборщиц и юркий посыльный, одна штука, – двигалась проворно. Уже через минуту на подносах текстильщиков, для удобства поделенных на четыре отсека, лежали внушительные куски курицы, дополненные рисом и маленькими острыми перчиками. Блаженство для турецкого желудка.
– Обрати внимание, Лизун, какие неожиданно большие куски раздает малолетний скупердяй, – пробормотал Саша, вылавливая из миски с салатом огурцы и «случайно» прихватывая из соседней сморщенную редиску. Редкие пучки волос на его затылке стояли дыбом, как бывало каждый раз, когда Саша чуял добычу. – Логично. Надо же освобождать отельные склады от залежи древностей. Салфетки взять не забудь.
К их радости дальний от входа столик, за которым они могли трапезничать не боясь быть ненароком облитыми супом из тарелок протискивающихся к своим столам обедающих, оказался свободен и даже – не считая рассыпанных хлебных крошек – почти чист. Для Лизы и Саши, вынужденных 2/3 суток «держать лицо» перед туристами, даже краткие минуты относительного уединения становились драгоценными бусинами на нити дня. Царящий в столовой гул вырвавшегося на свободу персонала не омрачал их радости.
Лизе, любившей перед едой заполнить часть желудка жидкостью, в Турции пришлось отказаться от своей привычки. Даже кулер был не в силах помочь воде из-под крана, выдаваемой за родниковую, замаскировать свое неблаговидное происхождение. Но турки, не садившиеся за стол без напитка и десятков кусков свежего хлеба, были не столь избирательны, поэтому очередь к кулеру протянулась от стола с приборами.
Брезгливо протерев вилку и внешнюю поверхность стакана салфеткой, Саша принялся за еду.
– Лизун, в древней курице самое полезное – кожа, – уминая за обе щеки, доложил патрон. Он всегда ел так, что Лиза едва успевала уследить за движениями ложки. Быстро-быстро, поднос-рот, рейс за рейсом. – Именно поэтому ее так любят мухи. Да-да, те, с зеленым пузиком. Видать, витамины из нее берут.
К горлу его напарницы на скоростном катафалке с гиканьем подкатила тошнота.
– Что плохого я тебе сделала, директруня? – сморщившись, заныла Лиза. – За что ты каждый раз портишь мне аппетит?
– Чего ты вечно пищишь, что попа толстая и целлюлит даже из груди выпирает? Я тебя спасаю от лишних расстройств, только и всего. Благодарности не нужно. Растроганных поцелуев тоже.
– Это потому, что в Турции вкусного хлеба много, а спорт только языку достается.
– Извини, уважаемая десятикратная олимпийская чемпионка во всевозможных видах, забыл тебя об этом предупредить в начале сезона.
– Чемпионка не чемпионка, но зимой пыль на сноуборд не успевает осесть. А летом с друзьями сплавляемся по горным рекам и ходим в походы.
От бурного выяснения отношений их спасло тихое, как и все, что она делала, появление застенчиво улыбающейся Ады с порцией курятины. В отеле девушку не было видно. Она прилежно работала, когда были клиенты, и так же старательно учила турецкий язык, когда парикмахерская пустовала. Не принимала участия в «текстильных игрищах» как, шутя, персонал называл устраиваемые Сашей, Лизой и Седжиль шумные обсуждения очередной ерунды. За недели пребывания на курорте не была замечена ни в интригах, ни в закулисных романах. Поначалу сплетники расстроено разводили руками: никакой от нее эмоциональной прибыли, а сейчас, казалось, и вовсе забыли об ее существовании.
Памятная ночь у моря сблизила Аду с новыми подругами. Даже заносчивая Седжиль становилась тише в ее присутствии, словно перенимала у более зрелой по возрасту и опыту Аделии что-то важное. Умение ладить с людьми и чуткость, которые красят женщину, делают ее способной сосуществовать с партнером. Увы, стоило Седжиль покинуть пространство Ады, как она возвращалась в свою любимую змеиную шкурку.
Саша молча приглядывался к образованному девичьему трио, раздумывая, какие сюрпризы и неприятности преподнесет ему жизнь в лице этой разномастной компании. Но в их вечерние посиделки не вмешивался, ограничиваясь редкими профилактическими беседами. До поры до времени.
Заметив скорость курсирования сашиной ложки, Ада словно мимоходом обронила:
– Почему бы не попробовать каждую привычку превращать в удовольствие?
Ложка замерла, не долетев до цели. Повисела в воздухе и уже спокойнее направилась дальше.
«Да что же такого чарующего в ее голосе?» – вновь не удержалась от вопроса Лиза, исподтишка разглядывая щуплую фигурку подруги. На джинсах появился ремень, который, правда, застегивался в самодельную дыру, десятка на полтора сантиметров отстающую от фабричных сестричек. Но скулы девушки стали не такими острыми, как пару недель назад, личико округлилось, косточка между запястьем и кистью перестала быть похожа на одинокий риф посреди моря, в шоколаде взгляда появились апельсиновые нотки доверия.
– Ты такая хорошенькая, Ада, – озвученное восхищение лепестком розы приземлилось на щеки подруги.
– Спасибо, Лиза. И турецкой пище спасибо, способствует активному превращению в шарик. И кушать интересно. Оторвал кусище хлеба, затолкал в него овощей или курицу, – и в рот. Удобно, вкусно и быстро. Не то, что наши манты. Состарится успеешь, пока они приготовятся.
– Пора тебя с кебабом или донером23 знакомить.
– Кто это?
– Местная вкуснятина.
В глазах Ады промелькнул невысказанный вопрос. Ее вырвавшаяся из плена обстоятельств душа жаждала праздника, но рассудок, завалившись волосатым брюшком на кошелек, одной рукой неизменно показывал кукиш, а другой помахивал зажатой между пальцами фотографией троих малышей. Несколько курушей24 на интернет кафе для общения с ними – таков потолок его щедрости.
– Давай вместо ужина здесь сходим после работы в кафе, куда так настойчиво зовет Седжиль? – решилась она, чему в немалой степени способствовал уход доевшего курятину Саши. – Иначе эта бесстыдница снова полакомится нашим мозгом. Выклюет его и проглотит, не разжевав.
У привыкшей к собственной, а значит, и общечеловеческой непредсказуемости Лизы не возникло ни тени удивления предложению. Против настырности Седжиль ни одна броня экономии не устоит.
– Пойдем, обязательно, – прошамкала она с набитым ртом, умудряясь при этом собирать куском хлеба с подноса накопившийся соус от курицы. – Но этот план здешнему «витаминному» ужину не помеха, после него еще пять раз успеем проголодаться.
– Зачем портить фигуру, Лиз? Давай попросим туристов принести фруктов с их царского ужина, заморим червячка, а уж в кафе наедимся до отвала.
Лиза пожала плечами, снова не обратив внимания на странную, несвойственную Аде настойчивость. Зачем обсуждать сейчас то, что произойдет через пять часов? Наступит время ужина, тогда и решим, что делать. Может, слезные сказки Саши о тяжелой доле казахов в Турции подвигнут какую-нибудь сердобольную бабушку-туристку на запрещенные действия, она стащит для него поднос с пахлавой из ресторана, и вопрос ужина отпадет сам собой.
Они работали с людьми, что значило: на вооружении – только превосходное настроение. А с голодухи обычно уравновешенная Лиза кидалась на каждого встречного в подсознательной надежде отщипнуть от него кусочек мясца. Так или иначе, но обеденная курица не принесла долгосрочного насыщения. Ко времени ужина желудок девушки, словно виртуозно настроенный инструмент, исполнил столько хардроковских мотивов, что их хватило бы для записи полноценного студийного альбома. Зная, что диеты ей противопоказаны во имя спокойствия туристов, девушка проигнорировала просьбу Ады и ровно в пять вечера – к открытию – метнулась в столовую, не обращая внимания на снующих по Бутиковому раю туристов.
Там ее уже поджидали заполненные проголодавшимися работниками столы и бонусом – знакомая шумная компания. Кальянщик Бурак, фанат спорта Ахмет и пошляк Саша обсуждали проигрыш турецкой женской сборной по волейболу, каждый со своей колокольни. Бурака волновал проигрыш, Ахмета – волейбол, а Сашу – прелести игроков. Присоединившуюся Лизу – реванш в испорченном за обедом аппетите. Разум бормотал, что лучше бы сделать это с глазу на глаз с «любимым боссом», но дамское нетерпение втыкало острую шпильку в пятую точку девушки: «Сейчас! Сделай это не-мед-лен-но!». Устав от его неуемных подначиваний, Лиза наклонилась к патрону:
– Директруня, у меня для тебя препоганая новость.
В глазах Бурака полыхнул огонь, впрочем, оставшийся незамеченным.
– Курица сегодня не только древняя, – доверительно сообщила Лиза, по очереди инспектируя сложенные на подносе листья салата: вся ли жизнь смыта с них расторопным поваренком? – Она, судя по запаху, юные годы провела в одном хлеву с поросятами.
– Да ты что! Дорогой шеф-повар нас сегодня балует, – не растерялся Саша, засунув в рот сразу половину куска курицы. – Глядишь, завтра сушеную саранчу или копченого червя подаст.
Вилка выпала из рук Бурака.
– Ну вы и твари, текстильщики. Я с вами за один стол больше не сяду.
Саша пожал плечами:
– Как хочешь. Помни лишь, что с нами интересно.
– Только таким же мразям, как вы.
Не успевшая унять желудочные трели, а потому натянувшая маску мигеры, Лиза не готова была к столь изощренной грубости человека, никогда не отличавшегося брезгливостью.
– Нечего нам хамить, – неожиданно для себя рявкнула она.
Дело принимало серьезный оборот. Азербайджанец Бурак, горячая кровь, не привык, чтобы его затыкали. И кто – «русская малолетка, шлюха, прикидывающая девственницей, воротящая нос от мужчин, желанных тысячами русских баб», как он потом вместе с каплями слюны выплевывал Юсуфу.
– Ты бы, мразь, помолчала, если проблем не хочешь, – капилляры в глазах Бурака полопались, придавая ему сходство с быком в разгар корриды. – Я таких как ты сотнями за сезон давлю. Твои защитнички, перед которыми ты ноги раздвигаешь, тебе не помогут.
Словно не слыша ссоры, Саша невозмутимо отбросил куриную кость на дальний конец подноса. Ахмет сосредоточенно жевал, не поднимая взгляда от испещренного засохшими пятнами кетчупа стола. Его скулы двигались синхронно с работой челюсти, но на груди, в районе сердца, не было ни малейшего движения. Тишина. Пустота.
– Говори только то, за что сможешь ответить, Бурак. Ты отлично знаешь, что ни с кем я не гуляю.
– Знаю я таких шалав-тихошек. Днем она ангел, а выйди вечером в город – то с одним целуется, то у другого на коленях рассиживает.
Губы девушки побледнели. Ноготки в напряженно сжатых кулачках впились в кожу, но Лиза не заметила боли. Так, быстро опустить шлюзы перед с ревом мчащейся к выходу обиды.
– Брейк, – вмешательство Саши поставило на паузу их перепалку. – Никогда не спорь с бабами, брат, если не хочешь, чтобы яйца высохли раньше срока.
Стук стакана перед подносом Лизы осколком разорвавшейся мины резанул слух.
– Ты за этот ужин ответишь, тварь. Кемер город крохотный, сочтемся. А тебе, брат, приятно подавиться. Ахмет, увидимся.
Лиза едва удержала руку, тянущуюся к стакану. Запустить бы им в жировые складки удаляющегося Бурака. А еще лучше – в голову. Может, это вобьет в него хотя бы зачатки культуры обращения с дамами.
Саша дожевывал капусту. Между бровями залегла глубокая складка.
– Ему тоже успела отказать? – проницательно заметил он. – И автоматом попала в черный список. Он не из тех, кто адекватно воспринимает слово «нет». Считает его личным оскорблением, – пухлыми пальцами устало разгладил лоб, поднялся из-за стола. – Слышала поговорку: «Не тронь говно, вонять не будет»? Не отвечай. Если хочешь спокойно доработать до конца сезона, эта фраза должна стать твоим жизненным кредо. Поняла? Ахмет, пошли, пора работать, туристы уже с пляжа идут. Лизунка, жду тебя в магазине.
Лиза кивнула, сдерживая слезы. Обида – замок на калитке сердца. Но как не выбрать тот, что побольше? Ни Саша, ни Ахмет – «братья» – не вступились за нее, не поставили взбесившегося Бурака на место. Конечно, Лиза сама виновата, накинулась на мужчину. В строгой версии мусульманской культуры это преступление. На помощь сурового Ахмета Лиза и не рассчитывала, но Саша, добровольно вызвавшийся нести ответственность за безопасность и сохранность своей помощницы, Саша, с его чувством юмора и умением сглаживать острые углы, мог бы тактично замять ситуацию. А он… Брейк…
Значит, все так называемые защитники – лишь иллюзия. На самом деле Лиза одна в этой стране. Не поможет никто, если это идет вразрез с главными ценностями, ради которых были покинуты престарелые родители, жены, дети – деньгами, бизнесом, мужской солидарностью. Все это, выходит, выше братства. Наверное, это нормально. Враги не нужны никому. Всем детей кормить и делать запасы на зиму, а сезон короткий… Что же… Остается усвоить урок, и замуровав шкатулку с надписью «доверчивость», спрятать ее в самый дальний уголок своей души. А с Бураком она и сама сладит. Не привыкать иметь дело с разъяренными поклонниками. Вот еще, переживать из-за такой ерунды. Много чести.
В улыбке Лизы вновь полыхнули потухшие было искры, но ее интуиция, не обращая внимания на эмоциональный десерт, встревожено лупила в барабан. Вопрос не в расстройстве. Вопрос в другом. Угроза Бурака – это лишь попытка сохранить иллюзию мужского достоинства, оставив последнее слово за собой, или начиненная ошметкам оскорбленного самолюбия взрывчатка?
Человечество научилось делать необыкновенные вещи. Создает из растений ткани, выжигает пламя из ничего, делает деньги из воздуха. Почему же все еще недоступна функция «прислать вестника из будущего»? Прибывает он к человеку, а в руках – USB с записанной короткометражкой о том, к каким последствиям приведет тот или иной поступок. После просмотра – деловое предложение: «Отменить?» Встреть Лиза такого гонца, она не была бы так спокойна и сделала бы все, чтобы наладить отношения с Бураком. Но такая функция, увы, вне зоны доступа, а потому, мурлыча под нос любимую песенку и ловко уворачиваясь от ласковых цветов, стеной защищающих дорожку от непрошенных взглядов гостей из соседнего отеля, Лиза вприпрыжку вернулась в магазин. Сквозь витрину виднелось горделивое лицо Саши с выступившими на широком лбу капельками пота. В руках, крепко прижатых к сердцу, покоился ворох бамбуковых полотенец и бумажный пакет с изображением яхты, в который упаковывались покупки.
«Все в порядке, жизнь продолжается. Клиенты радуются, касса множится», – улыбнулась Лиза, но перед ее внутренним взором мелькали складки удаляющейся спины Бурака и его полыхающий ненавистью взгляд.
«Если хочешь спокойно доработать до конца сезона…»
Конечно, Лиза хотела. Но ее неспособность замолчать в разгар ссоры и идти на поводу у мужчины на родине выглядела милой особенностью, очаровательной взбалмошностью, на которую парни клевали стаями. А здесь она же превращала надежду на сезон без приключений в тощего призрака. Так или иначе, Лиза искренне верила, что время, гуманнейший писатель судеб, расставит все по своим местам.
*
– Я должна предстать перед любимым как королева! – заявила Седжиль, появляясь на крыльце своего ложмана перед уставшими от бесконечности ее сборов подругами. Огонь жизни, разгоравшийся в ее глазах каждый день ровно в 22.00, аккурат после закрытия магазина, наверняка был виден даже из космоса. – Cегодня мой вечер, кулемы!
Дерзко стремящаяся вверх угольная стрелка, подчеркивающая естественную длину изогнутых ресниц. Оливковые перламутровые тени, придававшие кокетства каштану глаз. Уложенные в замысловатую прическу смоляные волосы с невесомым оттенком корицы. Платье из плотного трикотажа с принтом из снов про леопарда, удлинявшее силуэт, скрадывавшее обширности, приподнимавшее окружности. Его край то и дело терялся в изящности 10-сантиметровых шпилек в тон теням, на шарике-Седжиль, впрочем, выглядевших весьма комично. Завершало образ поле цветущих гортензий, сообщавшее окружающим о приближении девушки задолго до ее фактического появления.
– Как королева, говоришь? – задумчиво поинтересовалась Лиза, оглядывая плоды изысканного вкуса подруги. – Скорее, как Маугли невесть как очутившаяся в каменных джунглях. Лимузин-то уже заказала?
– Лимузины все разобраны. Поедем на электромобилях! Ух, прокатимся с ветерком, рыжая! Только космы в косу заплети, а то будут развеваться как искры пламени, придется нам еще от пожарных убегать.
Подустав от грубости Седжиль, Ада закатила глаза, но Лиза, пропустив последнее замечание подруги мимо ушей, захлопала в ладоши. Покататься на электромобиле – работающем от аккумулятора самокате – она хотела уже давно.
– Даешь вечер исполнения желаний! Я превращусь в Шумахера, Седа встретится со своим неприступным, а ты, Ада, попробуешь наконец-то турецкую национальную вкусняшку.
– С удовольствием, я сегодня, как и планировала, без ужина. И тебе не надо было туда ходить, Лиза, не зря же я тебя отговаривала.
– Так ты знала, что мы с Бураком…?!
– Я чувствовала, что произойдет что-то, что огорчит тебя, – Ада неторопливо, вдумчиво, как и все, что она делала, вернула выбившийся край простой белой футболки обратно в джинсы, слишком плотные даже для майских кемерских вечеров. – Предугадывая следующий вопрос, отвечаю: ты бы поверила мне? Нам всем хочется учиться только на собственном опыте, такова женская природа. Поэтому и Седжиль вместо того, чтобы слушать нас и переключить внимание на достойных мужчин, как заведенная утка несется к своему пустосердцему.
– Здрасьте, баба Настя! Мы кажется, рыжую обсуждали? Вот и не переводи тему, деревенская, у меня тоже есть, что сказать. Бураку крупно повезло, что в момент спора рядом не было меня. Иначе не шатался бы сейчас с туристками, а прятался дома с выбитым глазом и откушенным достоинством. Ишь, повадился, на девушек голос повышает. Знает, что Лиза одна здесь, заступиться некому. Не тут-то было, я за тебя, косматая, кому и что хочешь вырву.
– Я люблю вас, девочки. И видит бог, Седжиль, я бы многое отдала за то, чтобы посмотреть как ты ищешь его достоинство, чтобы откусить.
– Смейся, рыжая, но я бы за тебя постояла, – буркнула Седжиль, рост которой вместе с каблуками едва достигал 155 сантиметров. – Раз и навсегда отбила бы у него охоту нападать на слабых.
Они посмотрели друг на друга. В глазах каждой увидели свое отражение. Слова – лишнее звено в передаче льющегося сердца тепла и благодарности жизни за то, что свела их вместе.
Что важнее в чужой стране: дружба или любовь?
Сами того не зная, девушки готовились вступить в период жизни, приготовивший ответ на этот каверзный вопрос, но не суливший выигрыша ни одной из сторон.
– Седа, гарсон тебя ждет? – поинтересовалась Лиза, глядя на вышагивающую словно цапля Седжиль. От ложмана до пункта проката электромобилей было минут пять неспешной ходьбы и «королева» соизволила обойтись без такси.
Услышав вопрос, Седжиль помрачнела. Достала из кофейного клатча телефон, набрала номер, включила громкую связь. Через пару гудков появилась многообещающая секундная тишина.
– Занят, перезвоню, – глухой мужской голос вытеснили противные гудки.
Под их аккомпанемент в огромных глазах Седжиль собрались тучи.
– На работу собирается, – тем не менее беспечно отозвалась она. – Так даже лучше. Обожаю делать сюрпризы.
Тяжело проявлять инициативу, если не встречаешь в глазах любимого своего отражения. Раз, другой, третий – и разочарование гирями повисает на руках, лишая их силы, а тебя – веры. Равняя с землей, растворяя в отчаянии. Но и отступиться нельзя. Гордо подняв голову, упорно ползешь до натянутой поперек жизненного пути красной ленточки. На ней – накорябанное золотистыми буквами короткое слово. Только какое, «победа» или «жаль»?
Пренебрежение переживалось сложнее на фоне залитого любовью города. По вымощенным гравием южным улочкам, держась за руки, неспешно прогуливались пары. Большинство наслаждалось наполненной лишь звуками города и шепотом желания прогулкой, неинтересной, но полагающейся прелюдией к финалу на пляже или – в исключительных случаях – в обшарпанной комнате пансиона. Более дерзкий представитель гостеприимного Кемера, выучивший пару-тройку фраз по-русски, непрестанно шептал: «Ти грасива, очин грасива». Девушка таяла и еще сильнее прижималась к избраннику. Заметив очередную, особо откровенную (она – «барабан», он – «дудочка» до ее плеча) пару, Ада раскрыла рот в беззвучном удивлении, Седжиль закатила глаза, а Лиза прыснула в ладошку.
– Вот увидишь, однажды я подойду к одной из «грасавиц» и оттаскаю за волосы, – выругавшись по-турецки, пообещала Седжиль. – Разводят блядство в приличном месте. Вы посмотрите, у нее же обручальное кольцо!
– Это Кемер-то приличное место? – еще сильнее развеселилась Лиза. – Неужели ты ни с кем здесь не гуляла? Ни разочка?
– Так, как эти, никогда, – брезгливо поджала губы Седжиль.
– Много потеряла. Забавный опыт. Он по-русски ни бум-бум, она по-турецки только «дурак» и «мерхабай» знает, по пути из аэропорта в отель гид научил, а общаться как-то надо. Иногда дело даже до картинок на песке доходит.
– Здрасьте, баба Настя. И много у тебя таких… картинок… было?
– Были, – уклонилась от ответа Лиза. – Но больше не будет. Уже неинтересно. Хочу настоящих отношений, а не пустых однодневок. Наверное, чтобы дорасти до глубоких чувств, нужно пройти через череду пустоцветных романов. Только в этом случае сможешь по-настоящему оценить прелесть постоянства.
Седжиль лишь презрительно хмыкнула.
– Готовь кошелек и обаяние, косматая. Нас ждут лошадки!
Как и большинство заведений, предназначенных для туристов, агентство по прокату техники располагалось под открытым небом. Лишь непосредственно автопарк был прикрыт тонким слоем брезента – и от дождя, и от солнца, и от птичьих подарков. Свет в соседних коммерческой аптеке и государственной почте был потушен, но, несмотря на поздний час, представители агентства так же рьяно, как и днем, шутками зазывали потенциальных клиентов.
– Девушки, это опять вы! Недели три уже здесь живете, пора и честь знать, – подкололи они приближающуюся троицу. – Освобождайте место для белой кожи, вас дома уже начальство и неоплаченные счета заждались.
– Мы вообще-то не туристки, аби, – обиделась Седжиль. – И мы деньги те6е несли, на электромобилях покататься хотели, но после такого приветствия мы, пожалуй, лучше зайдем к твоим конкурентам. Электромобилями весь Кемер нашпигован как плов изюмом.
– То-то я думаю, у вас лица такие одухотворенные, нетуристические, – резко сменил песню курчавый длинноносый распорядитель техникой. – Проходите, гости дорогие, деньгам мы завсегда рады. Электромобили, говоришь, желаете? Есть, как раз три штуки для вас осталось.
– Сначала скидку хотим.
– Договоримся, – сотрудник агентства опешил от наглости разряженной словно пальма во льдах месхетинки. – Вы кататься-то умеете?
– Сел да поехал, что там уметь.
– Так, красавицы, учимся, если хотите проснуться дома, а не в госпитале или морге, – вздохнул кудрявчик, подводя их к ждущим своего часа электромобилям. – Все как в жизни. Справа ручка газа, ее поворачиваете нежно, как мужчину ласкаете, смотрите, вот так. Это тормоз, тоже часть мужчины. Вот передатчик переключения скоростей, он уже по нашей, мужской части. Это седло для сидения, широкое, подходит всем, – быстрый взгляд на достоинства Седжиль. – Здесь – подставки для ног, до 60-го размера помещаются все. Ездить аккуратно и только по проезжей части, по тротуару – в самом исключительном случае. Туристов не давить, особенно тех, кто у нас еще технику в аренду не брал. Час проката стоит 10 евро с человека, но если она, – кудряш показал на Лизу, – согласится завтра вечером выпить со мной кофе, с каждой из вас по 10 лир за час. Только потому, что вы не туристки.
– Аби, до чего потрясающая у тебя рубашка! – логично восхитилась Седжиль. – Знаешь, ты нашей рыжухе очень понравился, но она картинки больше не любит, – грустно добавила девушка, незаметно щипая открывшую было рот Лизу: «Молчи!» – Молодая еще, что поделаешь. Ты, аби, уже зрелый состоявшийся мужчина, у тебя наверняка поклонниц хоть отбавляй, зачем тебе эта глупая мондавошка? – пропела она, протягивая ему 90 лир. – Нам на три часа, пожалуйста.
Лесть сработала мгновенно, как и всякий раз, когда за стол переговоров усаживалась Седжиль, и через пару минут девушки знакомились с своими электрическими пони.
– До чего хорош, – восхитилась Седжиль, оседлав своего коня, для чего ей пришлось завернуть платье выше колен. – По газам, кулемы, меня ждет любовь! И, возможно, обручальное колечко.
Драгоцен… любви ей хотелось сильно, поэтому она рванула вперед, не дожидаясь подруг. Впрочем, Ада не осталась в долгу и уже через пару секунд догнала умчавшуюся амазонку. Лишь Лиза нерешительно глядела на своего питомца. Иметь дел с транспортным средством сложнее велосипеда ей не доводилось, но это не казалось проблемой. Те же два колеса, то же сиденье, тот же тормоз, то же управление без необходимости иметь права. Подумаешь, вместо педалей – газ, а вместо медленных пешеходов – машины, еще проще и удобнее, привыкнуть только нужно.
Чтобы освоиться, Лиза слегка погладила ручку газа, привыкая к ее толщине и текстуре. Перекрестилась. Медленно повернула ключ зажигания. Дождалась мигания красных огней на приборной панели. Убедилась, что батарея пони заряжена. Еще раз перекрестилась. Крутанула ручку газа – слишком резко – и… пулей вылетела на проезжую часть, навстречу с ревом мчащемуся BMW.
Сотрудники турагентства ахнули.
– Молодая еще, – констатировал кудряш. – Интересно, у нее мужчина когда-нибудь был? Попробовала бы она его так приласкать…
Искры.
Бааам! – отголосок неизбежного столкновения.
Женский вскрик.
Ужас в десятках пар глаз развернувшихся к трагедии прохожих.
Невольно вырвавшийся стон облегчения.
Повезло. Оба водителя среагировали правильно. BMW, грубо просигналив, успел свернуть на газон, разделяющий проезжую часть, и объехать так же резко тормознувшую Лизу. Электромобиль занесло, Лиза потеряла управление. Резкий хлопок – и мир стал черной тучей, поглотившей девушку. Еще хлопок – и Лиза корчилась в дорожной пыли в тщетной попытке вылезти из-под электромобиля.
Поток машин, притормаживая, по газону объезжал распластанную на проезжей части девушку. Неравнодушные сочувствующе нажимали на клаксон.
– Ты в порядке, Лиз? Все цело?! – закудахтали примчавшиеся на шум подруги, скидывая с нее злополучный агрегат.
На ноге распустились огромные синяки. На коленке красовалась кровоточащая ссадина. Короткая красная юбка, не предназначенная для публичных падений, покрылась пылью мостовой. Постанывая, Лиза поднялась с дороги, осторожно ухватилась за ручки непострадавшего пони и побрела с ним на тротуар.
– Главное, что головой не ударилась, а то в текстиле начался бы настоящий дурдом-веселка, – подбодрила подругу Седжиль. – Ты и со здоровой-то головой вон что творишь вместе со своим начальничком…
– Промокни кровь, – Ада протянула влажные салфетки. – Они с антисептиком. Дома обработаем рану йодом, я с собой привезла.
Почувствовав, что долгожданная встреча с любимым на грани отмены, Седжиль поспешила перехватить инициативу.
– Ада, не ожидала от тебя шумахерства. Значит, тебе и везти рыжую в кафе. Слышишь, кулема, становись на подножку за сиденьем, пассажиром будешь.
– Да, Лиз, давай ко мне. Я с детства сено с поля возила. На тракторе. Так что уж с таким крохой справлюсь даже с пассажиром.
– Может, забрать у них мобили? – услышав откровение девушки, перепугался напарник длинноносого. – Как пить дать, убьются, а нам потом отвечать.
– Деньги они заплатили, остальное нас не касается, – флегматично отозвался кудряш. – Умрут – умрут, тремя русскоговорящими в Кемере меньше будет, только и всего.
– Здрасьте, баба Настя! Ох, шевелись, рыжая, живо на подножку! – прошипела Седжиль. – Если мы без транспорта останемся, ты меня на своей спине повезешь!
Возмущение эгоизмом подруги, угасшее от пережитого, вскинуло последний язычок пламени и превратилось в золу. Лиза устало выставила перед собой изящную ладошку с аккуратным, украшенным стразами маникюром.
– Цыц. Или я еду на отдельном пони, или иду домой.
– Делай, что хочешь, только живо, косматая, живо.
«Прокатиться с ветерком», как в начале вечера наивно загадала Седжиль, не получилось. Напуганная первым неудачным опытом Лиза тащилась с черепашьей скоростью, вызывая потоки брани со стороны экспрессивной подруги. Седжиль и Ада, чувствовавшие себя на электромобилях так же уверенно, как на ногах по земле, укатывали далеко вперед. Затем возвращались, чтобы неугомонная Седжиль дала очередной нравственный пинок Лизе, не укладывавшейся в ее рамки представлений о поездке на электромобиле.
– Руль крепче держи, чего он у тебя трясется, словно вымя у дойки? – возмущалась она. – И скорости добавь, скорости! Тебя бы и трехлетний малыш на своем драндулете обогнал. Ох, рыжая, зачем я только с тобой связалась?
Но Лиза не слушала ее возмущения. Все внимание было сосредоточенно на управлении начавшим поддаваться ее командам пони. Руль, а вместе с ним и электромобиль, – о чудо! – стал поворачиваться туда, куда направляла его Лиза, а не по одному ему известной траектории. Ручки газа и тормоза перестали постоянно меняться местами. На скорости MEDIUM25, как оказалось, можно ехать без риска соединиться с первой же вставшей на пути машиной, деревом или вальяжно бредущим по проезжей части туристом, каких в это время было в изобилии. По закону подлости, как только Лиза освоилась на скорости MEDIUM, ей вновь пришлось подружится со SLOW26.
Соскучившаяся по возлюбленному Седжиль выбрала самый короткий путь к его кафе. Увы, он же оказался и самым плохо освещенным, самым оживленным и самым шумным, ибо был единственной дорогой, по которой можно было попасть в расположенные по соседству друг с другом ночные клубы. Сейчас, в начале двенадцатого, со всех концов Кемера по ней стекались сотни желающих повеселиться. В это время понятия «проезжая часть» и «тротуар» переставали быть отдельными единицами и становились просто «плоскостью, по которой можно попасть в тунс-тунс».
Сосредоточенный на дороге взгляд Лизы то и дело выхватывал из окружающего сумрака движущиеся элементы ночной жизни Кемера. Подготовленные в отельном баре пьяно хохочущие компании. Хихикающие девушки парочками, декольте до пупа, каблуки длиннее юбок. Беспардонные уличные зазывалы, шумно рекламирующие именно свой ночной клуб. То и дело сигналящие машины, силящиеся проехать сквозь заграждения, образованные из стремящейся к удовольствиям молодежи. Эта разномастная толпа создавала впечатление как никогда близкого конца света.
– Чертова Седжиль, не могла выбрать дорогу побезлюднее! – выругалась Лиза, вынужденная притормозить снова, на сей раз – перед горланящим «Катюшу» туристом, умудрявшимся одновременно шумно потягивать Efes27 из горла стеклянной бутылки. – К черту все, брошу пони, порождение дьявола, у первого попавшегося столба и оставшийся до кафе километр скоротаю по старинке, на своих двоих. Быстрее будет.
Коленка болела, нога превратилась в поле анютиных глазок, придавая своей обладательнице дополнительную медлительность. Ноющие от напряжения кисти рук молили о пощаде. Тело оцепенело, закованное в броню предельной концентрации. – Да смотри ты, куда идешь! Не на майском параде же!
– О, красав-ик!-ца, земляч-ик!-а. Будь другом, ик!-составь компанию, ску-ик!-чно без новых-ик! лиц.
Вновь выругавшись про себя, Лиз продолжила свой муравьиный путь мимо грохочущих отелей по улице, забитой спешащими к ночным удовольствиям туристами, остерегаясь привлекать внимание к своей персоне вслух озвученным недовольством.
Наконец, после получаса мытарств, вдали засветились долгожданные синие буквы над просторным кафе – «Relaks28». Это название выражало одновременно и стиль кафе, и его философию. Заведение, как и большинство его кемерских собратьев, располагалось под открытым небом. Но в отличие от них оно привлекало не только покрытой шелковистой травой территорией, юркими официантами и доносящимся с моря духом свободы, но и сладковато-терпким ароматом, струящимся из раскуренных кальянов – изюминки заведения. Набитые мелким песком пуфики мгновенно принимали очертания приземлявшихся на них тел гостей, передавая им частичку своей безмятежности. Низкие столы с керамическими пепельницами без воспоминаний о предыдущих посетителях внушали подсознательное чувство доверия.
Подруги уже грызли услужливо поднесенные официантом орешки за ближним к барной стойке столиком. Их электромобили, аккуратно припаркованные у тротуара, лучились гордостью за своих временных хозяек. Бросив свой агрегат около сливного стока, Лиза устало плюхнулась на единственный свободный около выбранного подругами столика пуфик.
– Уфф, не верю, что я доехала. Никогда еще несколько километров не казались мне настолько непреодолимым расстоянием. Теперь я точно знаю, сколько в моем теле мышц, и все они в ужасе от пережитого. Ада, посмотри на мои пальцы! – Лиза выставила вперед ладони, кончики которых стали цвета безмятежного июльского неба. – Они не гнутся!
– Хватит ныть, косматая. Побереги силы.
– Где твой принц, Седжиль? Иди помилуйся с ним поскорее, нам еще два часа обратно ехать, – продолжала брюзжать Лиза, заправляя за ухо выбившуюся из еще недавно аккуратного колоска прядь.
Томным куполом накрывавшая кафе романтическая мелодия создавала настроение, но не в силах была отвлечь девушек от гложущих их чувств.
– Здрасьте, баба Настя! Во-первых, ты Аде ужин обещала, глянь, она от предвкушения уже слюной стол закапала. Мы заказали по донеру, на тебя тоже. А во-вторых…, – Седа помялась. – Не берет он трубку. Занят, наверное. Я написала ему, что я здесь, поэтому он скоро появится. Наверняка места себе не находит от радости, не терпится увидеть меня. Работа мешает, чтоб ее…
Лиза оглядела кафе. Только они и пара пожилых европейцев с кальяном скрашивали его одиночество.
– Ты права, подруга. Работа, не иначе…
На столе, словно на скатерти-самобранке, возникла чашка с острыми перчиками и синие подставки под пивные кружки, утверждающие по-русски, что пиво №1 в Турции – это Efes. Патриотично одетый в красную футболку с полумесяцем и звездой официант с задорно торчащим вихром-антенной отскочил к барной стойке, успев щелкнуть по носу Седжиль.
– Как дела, сестренка?
– Отлично, аби, – расцвела та. – Сам как?
Лишь подмигнул лукаво, заменил опустевшую вазочку с орешками на новую, без видимого дна, и молниеносно расставил на столе поллитровые бокалы.
– С алкоголем в крови раны быстрее заживают, – пояснила Седжиль, заметив недоуменный взгляд Лизы. – Сегодня полезно.
– С ума сошла?! Я и трезвая несколько раз чуть под колеса не угодила и пару туристов по асфальту в блин не раскатала!
– Он врачует не столько физические раны, Лиз, – обронила Ада. – Кому-то сегодня это будет полезно.
– Ты на что намекаешь, деревенская? Да такой роман как у меня в реальности, тебе даже в самом фантазийном сне не приснится!
– Упаси Аллах.
– То, что ты видишь, – это стечение обстоятельств, не более того. Скоро все наладится, потому что такое чувство, как есть между нами, растворится не может. Знаешь, как все было? Месяц назад познакомились мы на этом самом месте. Любовь с первого взгляда, как в кино, слышишь, деревенская. Любимый звонил мне каждый час и днем, и ночью. Хотел услышать мой голос и убедиться, что со мной все в порядке. Днем приезжал к отелю, просто чтобы «насладиться глубиной моих глаз», – гортензии, склонив головки, наблюдали за сестрами, распускающимися в голосе девушки. – Вечером, каждый вечер, Ада, я приходила в это кафе. Мой принц, как ты верно назвала его, рыжая, ни на шаг от меня не отходил, мороженым, орешками угощал, все не мог насытиться ароматом моих духов. Свидетелем скольких засосов стал этот стол, вы не представляете, кулемы. Как он со стыда в пепел не превратился, ума не приложу.
– Стойкий деревянный столик, – пробормотала Лиза, маскируя скептицизмом злость на себя и раздражение на подругу. Каким бы булыжником расколотить ее розовые очки, как заставить взглянуть в глаза очевидному? Или пустить на самотек, доверив мудрой жизни самой расставить фигуры на отведенные им места на шахматном столе.
– В любви мне признавался, – взгляд Седжиль был устремлен в небо, где едва родившийся месяц играл на виолончели звезд слышный лишь ей марш Мендельсона. – Такой как ты, говорит, еще не встречал. И я, кулемы, такого не встречала. До чего это здорово – отыскать свою половинку! Знаете, я решилась. Пора расставаться с девственностью. Ради будущих детей.
С пуфика Ады раздался булькающий звук и вслед за ним кашель и постукивания кулачком по груди.
– Мешок ты с сюрпризами, Седжиль. Если мужчина решил уйти – он уйдет. Не зависимо от того, получил он при этом то, что хотел или нет. А ты – останешься, предав себя.
Седжиль сопела, ковыряя острым ноготком трещинку на поверхности стола.
– Чтобы выжить, всем теплокровным на этой планете неоходимо одно и то же, Седжиль: тепло и свет. Когда внутри тебя нежно светит фонарик, мужчины слетаются на него, как мотыльки. Чем он ярче, тем больше поклонников он способен собрать, – ласково, но твердо сжав ее ладонь, Ада намеренно задела кровоточащую тему. – Если же фонарик потушен, ты сама становишься жадным до света, требующим мотылем. Звонишь мужчине сто раз в день, сама, не обращая внимания на пощечины его пренебрежения. Вновь и вновь стремишься туда, где тебе уже не рады. Быть мотылем для девушки равно самоуничтожению, Седжиль. Неужели мама родила тебя для этого, скажи?
– Я бабочка, а не мотыль, деревенская. Это ты с косматой может и мотыль или вообще навозный жук, а я уже оформившаяся красотка с перламутровыми крыльями. Запомни это, и чтобы больше ерунды от тебя я не слышала.
Не желая портить вечер спорами, Ада спрятала протест меж бусин звезд, изобильно усыпавших небо. Недавно появившаяся за соседним столиком компания, бухнув пивные бокалы на стол, разразилась гомерическим хохотом. Вытирая выступившие слезы, перебивая друг друга, они принялись шумно комментировать только что осмеянное.
– Здрасьте, баба Настя! Сразу видно – туристы. Ни грамма приличия, – Седжиль изумленно приподняла брови и уже открыла рот, чтобы сообщить бесстыдникам о кузькиной матери, но распахнувшаяся дверь подсобного помещения, отгороженного от основной части кафе высоким листом фанеры, перечеркнула ее планы. Из подсобки появились два гориллоподобных турка. Стильные рубашки, вытертые джинсы, модная бородка. Расслабленные, слегка на веселе, закурили, переговариваясь о чем-то забавном с барменом, от безделья протирающим барную стойку.
– Любимый! – подскочила Седжиль.
Услышав ее, один из турков тут же затушил сигарету. Махнул небрежно в знак приветствия.
– Привет, не знал, что ты здесь. Жаль, что не сможем поговорить, мне нужно срочно уехать по делам, – нервно прохлопал карманы узких джинс в поисках ключей от машины. – Подождешь пару часов, малыш? Вернусь – пообщаемся. Договорились? – сухо бросил он и, не дожидаясь ответа, запрыгнул в припаркованный напротив входа в кафе мерседес.
Не подошел. Не обнял. Не спросил, как дела.
До чего это здорово – отыскать свою половинку.
Вот и он, снайпер для розовых очков. Один выстрел – мириады осколков.
Образовавшаяся между журчащими из динамиков мелодиями пауза гармонично вписалась в минутную тишину девичьего мира. «Мы рядом с тобой, Седжиль».
Тот же официант в патриотичной футболке разлил по кружкам не к месту игриво пенящийся Efes. Поставил перед каждой из «дам» тарелку с донером.
– Что это? – Ада в ужасе глядела на принесенное блюдо, по размерам и форме напоминавшее отрезок водопроводной трубы.
– Это вкусно, кушай, – подбодрила Лиза. – Это как роллы, только вместо водорослей – лаваш, а вместо риса и лосося – зелень, помидоры и особым образом приготовленное куриное филе. Подается, как ты заметила, без приборов. Откусывай смелее.
Донер удался на славу. Сочный, с точно отмеренной порцией соуса, с обжаренным до хрустящей корочки лавашом, он источал букет тончайших ароматов. Ада ела как кошка, мурча от удовольствия и время от времени облизывая пальцы.
Затянутая тиной сочувствия, Лиза не замечала вкуса любимого блюда. Страшно разочаровываться в тех, на ком был сконцентрирован твой мир, о ком пело сердце и чирикали мечты. Какие слова способны поддержать Седжиль? Чем уменьшить ее боль?
Вопреки обыкновению, Седжиль не ворчала на пере- или недожаренность курицы, недостаточную свежесть помидор и добавленную в лаваш чрезмерную или мелковатую порцию соуса. Просто ела, выковыривая из донера длинными ногтями крошку петрушки.
– Хорош он все-таки, правда, девочки? – не выдержав энергии тишины, нарушила молчание она.
– Кто?! Обезьянообразный?
– Дура ты, рыжая! Тебе, небось, сладкие мальчики нравятся, да? Такие, чтоб сироп в каждом взгляде? Тьфу. Я поклонник дерзкой красоты. Чтоб на контрасте. Чтобы безбашенность в чаще брови, чтобы вызов в носогубной складке. Вот только… почему он так со мной? Я же для него на все готова. Душу перед ним наизнанку вытряхнула… А он… ноги вытирает…
– Ты не при чем, милая, – улыбка Лизы мерцающим огнем осветила горечь, пожирающую подругу, но растворить ее на молекулы, рассеять в торжестве жизни была не в силах. – Просто гусь свинье не товарищ.
– Здрасьте, баба Настя! Я, выходит, поросятина?
– Ты семью хочешь, а он – «кролик». Вы находитесь на разных полюсах.
– Лиза в точку сказала, – умиротворением голоса Ада вмиг погасила запылавший было в подруге костер гнева. – Есть люди, которые не пускают тебя в свое сердце, как ни старайся. Ты думаешь, что нужно лишь подстроиться под него – и он откроет для тебя сокровищницу своей души. Но нет. Происходит обратное. С такими сам становишься поверхностным. Смеешься похабно, не задумываясь об истинных эмоциях, которые испытываешь в этот момент. Утрачиваешь ощущение ценности жизни. Это страшные люди, от которых нужно бежать без оглядки, пока они не затащили тебя на дно своего болота. Я слишком хорошо знаю, о чем говорю, Седа.
– Отстань, деревеская. Ты, тепличное растение, не представляешь, каково мне сейчас. Я потеряла всех самых близких. Еще одной утраты мне не пережить.
– Ты думаешь, нас троих объединяет Кемер? Или работа в туризме? Как бы ни так. Потеря – плата каждой из нас за то, что мы здесь. Именно поэтому мы нуждаемся друг в друге. Я потеряла возможность быть с детьми, обнимать их. На родине осталась важная часть меня, которая здесь неуместна. Там вся моя жизнь. Лиза потеряла семью, друзей, привычную любимую жизнь. Любая потеря – это глубокая душевная рана, Седжиль. Ее не заткнуть, не зашить, не заклеить. Можно только быть с ней рядом и смотреть на нее с любовью. Дать ей время. Научиться жить с ней и быть при этом счастливой.
Пряча взгляд, Седжиль быстро доела донер, залпом допила пиво, кинула салфетку на стол.
– Пора домой, кулемы. Завтра рано вставать. Снова исполнять желания тех, кто сам не знает, чего хочет. Хоть бы раз пришел кто-нибудь и исполнил мое желание…
На обратном пути она ни разу не отругала Лизу за медлительность. Просто ехала с ней рядом, пряча за пустотой в глазах пелену дождя.
– О, это вы, – казалось, кудряш в турагенстве искренне удивился, увидев их живыми. – До моря хотя бы успели доехать?
– Забирай свои драндулеты, аби. И спокойной тебе ночи.
Усталость и тоска – отличное снотворное. Сбыв с рук электромобили, девушки поспешили домой, мечтая об уютных объятиях одеяла. Пустынные улочки встречали их дремлющими цикадами, убаюканными акациями и цитрусовыми деревьями. Только остроносый месяц, вечный защитник одиноких путников, освещал дорогу безусловной любовью.
– Я даже умыться не смогу, вечер выпотрошил из меня остатки сил, – простонала Седжиль, завидев огороженный ажурным покосившимся забором Жемчужный квадрат. – Доберусь до кровати – и сразу на боковую. Может, хотя бы во сне мой красавчик будет ждать меня.
Хоть и призрачный, но шанс на это был. Сны, как и мечты, – это эликсир для души. Врачуют раны, подсказывают путь к истинным желаниям, перебрасывают мостик из прошлого в будущее, раскрашивают бурлящей энергией повседневность.
– Всем спокойной ночи, – прошептала Лиза, осторожно отодвигая назойливо цепляющие платье колючки репейника. Попрощавшись в ответ, ее подруги потрусили к себе и вдруг замерли, остановленные грозным окриком с балкона дома, где жила Лиза.
– Стоять! Явились дЕвицы красные, хорошо хоть затемно. Живо все в дом, объясняться будете.
Красавчик будет ждать меня…
– Мы попали, кулемы, – в глазах Седжиль мелькнул ужас. – Всем уже не спастись, но ты, Лиза, можешь взять удар на себя. Твое же начальство, пусть на тебя и кричит.
– Что ты как нашкодивший гусенок, Седа? – мягкость тона Ады никак не вязалась с нелепостью ситуации. – Саша – наш общий брат. Учись отвечать за свои поступки. Легче с мужем уживешься.
В полутемной гостиной, под приглушенный храп Ахмета, спящего в комнате на первом этаже, подруги выстроились в линейку, как на допросе. Изучали доски пола так внимательно, будто от этого зависела их судьба.
– Опять, скажете, на море были? – вышагивавший перед разномастной шеренгой Саша с подозрением оглядел подруг и, заметив синяки на ногах Лизы, не удержался от восклицания. – На море, значит?? Это оно тебя так приласкало??
– Мы проголодались, директруня, и перекусили в кафе. Не у моря, – Лиза умела успокаивать разбушевавшегося патрона: культовый взгляд кота из «Шрека», в сочетании с ее виноватой улыбкой, мягчайшим шлейфом прикрывал агрессию собеседника. – Синяки – не страшно, заживут. Это я с электромобиля упала, на курицу с цыплятами засмотрелась. Мои коленки еще и не к такому привыкли. Я же в детстве пацанкой была, во дворе с мальчишками в футбол гоняла.
– Узнаю, что с мужчинами шляетесь – неделю сидеть не сможете, – пробурчал утихомирившийся Саша. – Обещаю. Сейчас марш спать. Чтоб завтра как огурчики были. Вы нужны выспавшиеся и довольные. И только попробуйте не сделать кассу в пять тысяч долларов каждая.
Пискнув в знак согласия, подруги метнулись врассыпную. Покачав головой, Саша погасил свет и, тяжело ступая, по скрипучей лестнице поднялся в свою комнату, сопровождаемый шлейфом из гортензий, солнечных фруктов и морской свежести. Немыслимым букетом, судящим ему новые тревоги.
Глава 4
Проникновенный зов имама, кукареканье, рассерженный лай, нервное мяуканье. Солнечный луч сквозь ажур цветов. На первый взгляд, обычное утро. Но не успев открыть глаза, Лиза поняла: особое. Похоже, пришла расплата за месячную занятость в две смены и 4-5 часовой сон. Тело взбунтовалось. Руки, ноги, голова и остальные части отказывались соединяться в общий организм. Восторг присоединился к революции, оставив на посту своего зама – равнодушие. Что же, бывает у каждого. Когда не радует еще вчера любимое. Ты его просто не замечаешь. Когда нет дела до чужих проблем, как, впрочем, и радостей. Но это нормально, это пройдет, нужно лишь переждать. Душе, как и телу, нужен отдых.
Лиза заставила себя сползти с кровати лишь после звучного ахметовского: «Баняяя, следующий!» Спасибо за приглашение, но – нет. Ночи еще не влажные, поэтому сегодня обойдемся без душа. Спуститься на первый этаж, потом подняться обратно в комнату, преодолев 13 ступенек сегодня пытке подобно.
Языку Лизы накануне досталось меньше, чем остальным частям тела, но из солидарности он также отказывался повиноваться девушке. А впереди еще целый болтологический день…
Холодная вода из раковины в кухне передала Лизе часть своей бодрости, примостив руки и ноги к телу. Уже лучше. Горячий кофе в отеле довершит процедуру объединения.
Как там Седжиль?
Нога, накануне принявшая на себя тяжесть электромобиля, была похожа на вражескую территорию после налета захватчиков. Печальное зрелище, невыносимое слабонервными. Ничего, одеждой спасем их хрупкую психику.
В цветастой юбке в пол с простым светлым топом и широким поясом, делавшим и без того тонкую талию девушки похожей на спичку, Лиза выглядела диковинной птицей невесть как залетевшей в края купальников и откровенных мини. Последний раз взглянула в зеркало, отметив равнодушно: «Хороша» и проковыляла на улицу.
Что принесет этот день?
После чашки кофе – только чудесное.
И для Седжиль?
Дожди наконец-то окончательно раскланялись до октября, уступив небосклон для соло солнца. Оно старалось вовсю, стремясь оправдать ожидания туристов, и уже в 9 утра воздух прогрелся градусов до 25.
Наверняка Седжиль не замечает прелести нынешнего утра.
В Бутиковом раю, несмотря на погодные перестановки, тот же купол звенящей тишины, та же операционная яркость люминисцента. Скучающий персонал, пользуясь отсутствием туристов, вяло перебрасывался впечатлениями о прошедшем вечере, словно не было всего в нескольких десятков метров от них манящей лазури моря, брызг, масок для подводного плавания и надувных матрасов, обжигающих досок пирса и запотевших бокалов колы с лимоном.
Наскоро расставив перед магазином семью манекенов в пижамах и тройку пластмассовых леди в откровенных халатиках, Лиза приготовила две чашки обжигающего кофе. Лучший вариант из доступных: не «три в одном», завсегдатай кружек персонала Бутикового рая, а настоящий Нескафе, из банки. Добавила к нему пакетированного молока, который даже без холодильника не портился неделями, и метнулась в сувенирный. Там – знакомая картина: подруга и Ахмет, уставившись в экраны телефонов, вели жизнь шпионов, изучая новости и сплетни. Седжиль – звезд, Ахмет – своих многочисленных подружек с разных континентов. Ашкымов.
– Айда ко мне, Седа, поболтаем, пока нет ни туристов, ни Саши. Я кофе сделала, угощу тебя им с горячими симитами, как ты любишь. Специально для тебя упрошу туриста стащить их из ресторана.
– Я удалила его номер, – подняла на нее опухшие глаза Седжиль. – И все смс.
– Идем.
Лиза обняла подругу за плечи. Вопросы были лишними. Темные круги под глазами, лишь расчесанные, а не уложенные как обычно в замысловатую прическу волосы и отсутствие макияжа стали болтливыми доносчиками, выдавшими состояние своей хозяйки.
– Знаешь, кулема, как это страшно, – сгорбившись на гостевом стуле, Седжиль держала кружку с кофе двумя руками, крепко, будто опасаясь выронить. Ее голос, хриплый, не переливающийся, как бывало, десятками эмоциональных оттенков, едва слышно дрожал. Слова текли медленно, словно по миллиметру пробивали себе дорогу в скале отчаяния. – Как страшно, когда ты чего-то добился, а рядом с тобой нет никого, для кого это было бы важно. Аллах дал мне дар торговца. Я продаю безделушки вроде магнитов и оливковой косметики так дорого, что даже Ахмет разевает рот от удивления. А для чего я стараюсь? Кто восхитится этим, кто скажет, что я умница и он мной гордится? Эти туристы… Я их ненавижу. Придут, перещупают все, что не убрано на верхнюю полку, расспросят о картинке на каждом магните, о каждом дервише29, о каждом назаре, еще и использованных зубочисток на прощание накидают. Все цены выспросят, про скидку не слушают. Полчаса на них потратишь, а они идут в город и покупают там на полдоллара дешевле. И турки… Нормальные мужчины не поступают так, как они. Вчерашнее безразличие моего… просто гарсона – как нож в спину. Разве можно так обращаться с той, чьи глаза светятся лишь благодаря любви к тебе?
Правда, на ком ответственность за случившееся? На гарсоне, инициировавшем сближение и, сразу не получив желаемое, потерявшем интерес? На Седжиль, одержимой идеей «и жили они долго и счастливо, и умерли в один день» и не замечающей реальности?
– Милая, курортники – это особая часть человечества, я тебе сто раз об этом говорила. Эти люди сводят с ума. Говорят одно, подразумевают другое. Спонтанно придумывают свою биографию, эмоции, мысли, перевирают услышанное. В каждом из них живет директор мини-фабрики по производству лапши. Чем больше производство – тем успешнее директор.
– Я просто хочу любить, косматая. Чувствовать себя девушкой в объятиях дорогого человека, а не пустой безделушкой, которую через неделю он, не задумываясь, вышвырнет из своей жизни. Я многого прошу, да?
Лиза молчала, помешивая ложкой дымящийся кофе. В ее глазах застыла воссозданная услужливой памятью тоска прошлого сезона. Зимой девушке казалось, что ей удалось, простив обидчика за его посредственность и поверхностность, освободить сердце от камня, не дающего вдохнуть полной грудью, холодящего даже при включенном на +35 обогревателе. Неужели и это было враньем, защитным самообманом, самой изощренной его формой. Чертов «коллекционер»…