Читать онлайн Наследник жестокого бывшего

Пролог

Тоня

Я думала, что больше никогда его не увижу. Никогда не загляну в глаза, на которые так похожи те, в которые я смотрю каждый день. Если бы Юдин только знал, насколько глаза его сына похожи на его собственные! Но я надеюсь, никогда не узнает.

– Надо же, – усмехается он своей циничной, холодной улыбкой, когда я появляюсь на пороге его кабинета. Да, в этот дом я тоже не планировала возвращаться, но обстоятельства сложились так, что больше мне не к кому обратиться. – Антонина, – тянет Юдин и встает из-за стола. Поправляет мягкий кашемировый кардиган и становится перед столом, упершись в него бедрами. Засовывает ладони в карманы домашних брюк. – Чем обязан?

– Мне нужны деньги, – произношу дрожащим голосом.

Это так унизительно! Так… мерзко! Просить мужчину, с которым у меня, в сущности, не было даже отношений. Но я готова умолять его, потому что других вариантов у меня нет.

– Интересно, – хмыкает он, окидывая меня взглядом с ног до головы и обратно. – И по какой такой причине ты решила, что я дам тебе их?

Я могла бы рассказать ему о сыне. Обычно мужчины, которые так дорожат репутацией и семейными связями, как Святослав Юдин, не оставляют своих детей на произвол судьбы. Но… я не уверена, что у меня не заберут ребенка. По той же причине, по которой такие, как этот мужчина, не оставляют своих детей. Так что я выбираю максимально безопасный для сына вариант, но опасный для меня.

– Не спрашивайте, пожалуйста, о причинах. Мне просто не к кому больше обратиться.

– Да ты и ко мне не должна была, – издевается Святослав Михайлович. – Но почему-то пришла. И какая же сумма тебе нужна?

Я называю сумму и наблюдаю, как брови Юдина на мгновение взлетают вверх, а потом опускаются к переносице.

– Ты в казино, что ли, проиграла? – хмыкает с иронией.

Хочется ответить, что да, почти. Это тоже была азартная игра. Только называлась она “влюбись в босса и роди от него ребенка”.

Юдин ждет мой ответ, но я молчу. А что я могу сказать? Правду все равно не расскажу, а что-то выдумывать бессмысленно.

– Мне просто нужны эти деньги.

Святослав Михайлович прищуривается и снова обводит мое тело своим внимательным взглядом. От него по коже разбегаются мурашки. То ли от того, что я все еще неравнодушна к этому мужчине, то ли от того, что этим взглядом он меня буквально раздевает.

– Если ты проиграла в казино, могла бы рассчитаться телом. Оно у тебя что надо. Уж я-то знаю. И навыки в постели годные. Сам тебя всему обучил. – Он задирает подбородок и смеряет меня взглядом свысока. – Так что, причину называть не будешь? – Я медленно качаю головой, продолжая глазеть на Юдина. – Тогда ответь на такой вопрос: на что ты готова ради этих денег?

Я слышу, как меняется его голос. Понимаю, к чему он клонит. Более того, когда шла сюда, догадывалась, что разговор может повернуть в эту сторону. И все равно во рту пересыхает, а в горле встает ком. Горький, огромный, размером с апельсин. Мне хочется отвесить Юдину пощечину и гордо покинуть этот дом. Но я не могу себе этого позволить. Поэтому покорно склоняю голову и выдавливаю из себя:

– На все.

– Ну раз на все… – тянет он и берет со стола свой телефон. – Номер изменился?

– Что? – непонимающе смотрю на мужчину.

– Номер, говорю, меняла? Или остался тот же?

– Тот же, – отвечаю тихо, и через пару секунд мой телефон пиликает уведомлением из интернет-банкинга.

Я вздрагиваю от этого звука и плотоядной ухмылки Юдина, растягивающей его красивые губы.

– Что ж, – откладывая телефон на стол, Святослав Михайлович вытягивает свои длинные ноги. Упирается руками в край столешницы и слегка сжимает ее. – С этого момента ты будешь делать все, что я скажу. Без пререканий и лишних разговоров. Мне плевать на твои чувства и желания. Ты по первому же звонку должна быть там, где я скажу. И делать будешь то, что я прикажу. Это ясно?

– Да, – отвечаю шепотом.

– Проверь счет в банке, – кивает он на сжатый в моей руке простенький мобильный телефон. Открываю приложение, дрожащими пальцами скользя по экрану старенького смартфона. Меня бросает в жар, когда я вижу сумму на счету. И пусть я сама попросила такую, все равно цифры страшат. – Все нормально?

– Да, – отвечаю и, заблокировав телефон, прячу его в задний карман джинсов.

– Ну раз нормально, – Юдин облизывает губы и кивает на свою ширинку, – начинай отрабатывать. Время пошло.

Глава 1

Тоня

– Он очень непоседливый, – говорю Светлане, новой няне Максика. Она улыбается, глядя на то, как мой сын крутится вокруг рассыпанных на полу игрушек, как будто не может выбрать, какой сегодня поиграть. – Из-за этого его отчислили из всех ясель здесь, в нашем районе, и из двух в соседних. Я перестала даже пытаться устроить его в другие. Днем он не спит, а если пытаюсь уложить, нервничает и кричит.

– Как часто вы с ним гуляете? – она переводит взгляд с Макса на меня.

– Когда был в яслях, то они гуляли только раз в день. Я, конечно, стараюсь побольше. Но… не могу же я все время сидеть с ним дома. Мне нужно найти работу, чтобы обеспечивать нас.

– Поэтому я здесь, – тепло улыбается Светлана. – Ни о чем не переживайте, Тоня. Бегите на собеседование, а мы с Максимкой пойдем погуляем на улице. Думаю, через пару часов прогулки он сам захочет спать.

– Это маловероятно, – отзываюсь я.

– Значит, будем экспериментировать. Если нужно будет гулять по три часа, так и будем делать. В конце концов, на улице такая прекрасная погода. Правда, Макс?

– Дя, – отвечает он, не поднимая головы. Мне кажется, ему плевать, о чем его спросили, потому что сейчас для моего сына самое главное – выбрать подходящую игрушку.

– Хорошо, – выдыхаю. – Тогда я пойду.

– Конечно, – кивает Светлана, и я пячусь на выход из квартиры.

Я уже не впервые оставляю Светлану со своим сыном, но до этого дня он был с ней всего по паре часов. А теперь мне предстоит оставить его с ней на полдня.

У меня назначено собеседование в центре города. Пока я туда доеду с окраины, пока пройдет само общение с хозяйкой квартиры в элитной новостройке, пока вернусь… так и пройдет полдня, если не весь.

Покидая дом, в котором снимаю скромную однокомнатную квартиру, я жутко волнуюсь. Но не из-за собеседования, а из-за сына. Я еще никогда так надолго не оставляла его с чужим человеком. Даже из ясель забирала до дневного сна. Именно потому что Макс не спит днем, а своими выкрутасами он мешал отдыхать другим детям.

На такой волне переживаний и проходит вся поездка, а потом и собеседование. К сожалению, я не подошла на эту работу, потому что Татьяне нужна не горничная, а экономка с проживанием. Для нее в огромной двухуровневой квартире выделена небольшая комната. Не будь у меня сына, я бы с радостью приступила к такой работе уже завтра. Особенно учитывая размер зарплаты. Но, к сожалению, детей Татьяна на своей территории не приемлет. Ее муж – музыкант – к ним относится крайне отрицательно.

Набрав в очередной раз Светлану, убеждаюсь, что у них все хорошо. Они все еще гуляют на улице. Но она говорит, что Макс уже немного уставший, так что она решила погулять еще минут пятнадцать, после чего вести его домой и попытаться уложить на дневной сон.

Поблагодарив няню, отключаюсь и иду вдоль длинной витрины торгового центра к трамвайной остановке. Глазею на красивую одежду за идеально начищенным стеклом. И да, позволяю себе немножко помечтать о том, что в какой-нибудь другой жизни я могла бы одеваться в таких магазинах. Ходить в красивой одежде, на высоких каблуках. А мои вечно заплетенные для удобства в косу волосы были бы распущены и красиво подстрижены каким-нибудь именитым мастером.

Двигаясь так, я не замечаю стоящую передо мной фигуру. А, когда перевожу на мужчину взгляд, не успеваю затормозить и врезаюсь в мощную грудь Юдина.

– Антонина, – произносит он с кривой ухмылкой, от которой у меня по коже проходит дрожь.

– Здравствуйте, Святослав Михайлович, – тихо отзываюсь я.

– Ты замечталась, – констатирует Юдин, хмыкнув, и переводит взгляд на витрину.

Я пытаюсь сделать шаг назад, но он перехватывает меня за талию и впечатывает назад в свое тело. Я слабовольно позволяю себе сделать вдох поглубже, чтобы насытить легкие его особенным запахом. Аромат туалетной воды Юдина проникает в мои ноздри и щекочет их, пробуждая глупых бабочек в животе. Глупых, потому что этим бабочкам не суждено полностью расправить крылья. Если бы была хоть малейшая, призрачная надежда на то, что такой, как Юдин, может полюбить меня, тогда я бы могла позволить этим бабочкам порхать и каждый раз волновать меня.

Но Юдин никогда не полюбит такую, как я. Думаю, внутри этого мужчины вообще невозможно отыскать такие чувства, как любовь, сострадание, привязанность. Он как машина: холодный, расчетливый, циничный. У него такие же родители. Я имела “честь” немного узнать их во время редких семейных ужинов в доме Святослава Михайловича.

Мать Юдина – Эвелина Робертовна – воплощение светской львицы. Насквозь фальшивая, циничная стерва, для которой, кроме денег, не существует ничего святого. Все ее улыбки наиграны, а сквозь ласковый тон просачивается яд, которым она буквально пропитана.

Отец – Михаил Святославович – это старшая версия самого Святослава Михайловича. Такой же отчужденный и холодный, как кусок гранита.

Думаю, и жена у Юдина будет подобна его собственной матери. Если, конечно, этот мужчина когда-нибудь решит жениться. Потому что мне кажется, ни одна женщина его не сможет выдержать. Если даже его мать, отправившая его в десять лет в закрытый интернат в Европе, не выдержала. То что уж говорить о той, которая добровольно должна связать себя узами с этим мужчиной?

Остается открытым вопрос, как меня угораздило полюбить его…

А ведь я полюбила. Втрескалась, как кошка. В глаза заглядывала. Ждала его похвалы, поощрения. Хотя бы одного теплого слова. Но, конечно, не дождалась. Что, в принципе, ожидаемо. Но чего я не ждала, это той жестокости и циничности, с которой он вынудил меня покинуть его дом. Если бы он просто уволил меня, было бы не так больно. Но то, как поступил Юдин… это разрушило меня на долгие месяцы.

– Уже потратила деньги, что я дал тебе, на брендовые шмотки? – Святослав Михайлович вырывает меня из болезненных воспоминаний, от которых скручивает внутренности, а опаленные крылья бабочек рассыпаются пеплом.

– Нет, – отвечаю дрожащим голосом и делаю новую попытку вырваться из хватки. – Эти деньги мне были нужны для других целей.

– Я заинтригован, – он склоняет голову набок и прищуривается. – Для каких же?

– Можно я оставлю эту информацию при себе? – довольно смелая формулировка вопроса для кого-то в моем положении.

Я уже ожидаю, что Юдин разозлится, но он удивляет. На губах растягивается плотоядная улыбка, от которой я даже содрогаюсь.

– Мне нравится, когда ты кусаешься, – он проводит зубами по нижней губе.

– Я не…

– Это даже возбуждает, – перебивает он меня. – А раз уж я возбужден, ты рядом, моя машина припаркована в пяти метрах отсюда… Пазл сложился. Пойдем, Антонина.

Схватив меня за локоть, Святослав Михайлович тащит меня к своей машине.

– Я не могу. Не сейчас, – пытаюсь сопротивляться. – Я могу приехать к вам завтра днем.

– Ты поедешь сейчас, – сухо отрезает Юдин. – И это не обсуждается.

Глава 2

Тоня

Святослав Михайлович буквально заталкивает меня на заднее сиденье своего черного внедорожника и захлопывает дверцу.

– Добрый день, – тихо здороваюсь я с его водителем Антоном.

Он молча кивает, бросив на меня короткий взгляд в зеркало.

Дверца с другой стороны открывается, и Юдин занимает место рядом со мной. Между нами приличное расстояние, но у меня такое ощущение, что воздуха резко перестает хватать. К тому же кажется, будто Святослав Михайлович сидит слишком близко.

Его аура подавляет. Когда он совсем рядом, хочется вжаться в дверцу, а еще лучше исчезнуть. И как у меня хватило храбрости прийти к нему, чтобы попросить денег? Такой запросто может положить меня на одну свою ладонь, а второй прихлопнуть, как назойливую муху.

– Домой, – коротко командует Святослав Михайлович, и машина плавно отъезжает от бордюра.

Я надеюсь на короткую передышку и что Юдин отвернется к окну, но этого не происходит. Наоборот, он поворачивает голову и сверлит меня своим взглядом. Вот казалось бы, глаза у него кристально голубые, словно вода в горном озере. Но сейчас выглядит так, будто цвет изменился до цвета штормового моря. Может, тонированные окна машины дают такой эффект? Или то, что на дне этих глаз скрыты темные желания?

Неделю назад, когда Юдин заставил меня начать отрабатывать долг, я была шокирована его жаждой буквально разорвать меня. Он не ласкал меня. Брал грубо и по-животному. Как будто наказывал за что-то. Но я предпочла нафантазировать себе, что он просто невероятно соскучился по мне.

Глупышка Тоша. Но что я могу поделать, если мое все еще влюбленное сердце вздрагивает каждый раз, когда этот мужчина обращает на меня свое внимание?

Никак не могу понять, как же можно любить и в то же самое время ненавидеть. Но как-то во мне уживаются эти два чувства. Боль и ненависть от поступка Юдина. И любовь… просто так. В один из дней я просто почувствовала это к своему боссу, и пропала. Мне даже кажется, навсегда. Потому что сильнее, чем я люблю его, полюбить другого, думаю, невозможно.

Дорога на окраину города, где расположился элитный поселок, кажется невероятно долгой. Но когда мы въезжаем в знакомый двор, я понимаю, что мне не хватило этого времени, чтобы собраться с мыслями и успокоиться.

Святослав Михайлович почти всю дорогу прожигал меня взглядом. Горячим, но в нем я явно видела и даже ощущала холодные осколки льда, от которых замирало сердце. Как в одном человеке может сочетаться такой пожар и арктический лед?

– Пойдем, – Святослав Михайлович покидает машину, и я выхожу следом.

Приложив усилие, захлопываю тяжелую дверцу, и Антон сразу отъезжает в сторону гаража.

Плетусь за Юдиным в его дом, чувствуя, как вибрируют мои внутренности.

Я снова почувствую его руки на себе. Опять смогу фантазировать, что он хочет меня не просто потому что у меня есть соответствующее отверстие для удовлетворения его сексуальных нужд, а потому что я – это я.

Он ведь легко может найти себе постоянную любовницу. Да ему даже искать не надо! Такие красивые, харизматичные мужчины с мощной аурой власти могут даже не напрягаться. Достаточно предложить секс любой из понравившихся женщин, и, уверена, любая последует за ним.

Святослав Михайлович молча поднимается на второй этаж, и я иду за ним. Бросив взгляд в гостиную, на секунду ловлю взгляд экономки, Ольги Сергеевны. В фокус успевают попасть ее поджатые губы, а потом я скрываюсь на втором этаже.

Юдин толкает дверь в свою спальню и кивает мне, чтобы заходила. Когда я уже практически прохожу мимо, он дергает завязку моего платья с запа́хом, и я ахаю, притормозив. Тогда Святослав Михайлович обнимает меня за талию и, заведя в спальню, захлопывает дверь у нас за спинами.

Разворачивает меня так, чтобы я оказалась спиной к нему, и накрывает полушария груди своими большими ладонями. Из меня непроизвольно вырывается тихое “ах”.

– Сегодня ты будешь кричать подо мной, – тихо произносит он мне на ухо. Его горячее дыхание щекочет кожу за ухом. – Кричать, умолять остановиться и не останавливаться. Я не отпущу тебя, пока не растерзаю на ошметки.

После этих слов он хватает меня пальцами за подбородок и, заставив повернуть голову, вгрызается в мои губы зубами.

Как и в прошлый раз, все начинается настолько стремительно, что голова идет кругом. Юдин снова поворачивает меня лицом к себе. Запускает руки под мое распахнувшееся платье и сжимает попку. Сильно, до боли, но я стону не из-за нее, а из-за резко нахлынувшего возбуждения. Как можно хотеть этого жестокого мужчину? Холодного, как айсберг.

Он приподнимает меня, и мне приходится ухватиться за его плечи и обвить талию ногами, чтобы не свалиться на пол. Святослав Михайлович бросает меня на кровать и сдергивает со своих плеч пиджак. Я жадно шарю глазами по его большому телу, когда он продолжает раздеваться.

– Одежда, Тоня, – резко приказывает он. Первые пару секунд я растерянно хлопаю ресницами, не понимая, что от меня требуется. Но потом Юдин добавляет: – Снимай все. Вообще все.

Дрожащими пальцами я развязываю вторую веревочку на платье, а потом так же быстро, как Святослав, избавляюсь от своей одежды. Сбросив боксеры, Юдин ставит одно колено на кровать и нависает надо мной. Склоняется так, чтобы наши лица были в каких-то паре сантиметров друг от друга.

– Я готов тебя убить и затрахать до потери сознания, – цедит он и снова целует.

Жадно, больно, с таким напором, от которого все тело содрогается в сладких конвульсиях. Поцелуи сползают на скулу, шею, грудь. Достигают соска. Горячий язык теребит его, а губы накрывают, чтобы втягивать с такой силой, от которой в пах простреливает удовольствием. Он мнет мою грудь руками, оттягивает соски, сжимает до легкой боли и отпускает, уже спускаясь ртом на живот. Он подрагивает от ласкового скольжения языка.

А потом я задыхаюсь и вскрикиваю, когда горячий язык касается средоточия удовольствия. Юдин всасывает мой клитор, легонько теребит его языком, а потом ныряет им туда, где я уже истекаю соками удовольствия. Он жадно пожирает меня, как будто пытается за короткое время насытиться мной. Ноги трясутся от ярких, острых ощущений. Спина выгибается дугой, я замираю. Изо рта вырывается сдавленный крик, и я взлетаю на вершину. Или падаю с обрыва, я еще не определилась. Но эти ощущения – они невероятные. Просто взрывные настолько, что я, не сдержавшись, кричу.

А уже в следующее мгновение Святослав заполняет меня собой до упора. Его огромный член распирает мои стеночки, принося невероятное удовольствие на грани с болью. Он растягивает, причиняя дискомфорт. И в то же время дарит такое наслаждение, что у меня закатываются глаза.

Положив руку мне на шею, Юдин слегка сжимает ее, и наши взгляды встречаются. Я практически не вижу светлой радужки, потому что черная точка зрачка расползлась и стала просто огромной. Я утопаю в этой воронке.

– Кричи громче, – цедит Святослав. – Хочу, чтобы весь мир знал, кто тебя трахает.

Я кричу. Не потому что послушная, а потому что резкие движения бедер Святослава буквально вколачивают в меня удовольствие. Оно заполняет меня до краев. Я перестаю понимать, где заканчиваюсь я и начинается Юдин. Наши тела сплетаются в один комок удовольствия.

Святослав переворачивается на спину и тянет меня на себя. Насаживает на свой ствол жестче и глубже, отчего я вскрикиваю и пытаюсь соскочить, но он крепко удерживает мои бедра на месте, вжав пальцы в нежную кожу. Там наверняка останутся синяки. Ну и пусть. Я хочу носить на себе отметины этого мужчины.

Господи, я, наверное, слишком глупая и наивная. Но да, хочу, чтобы он оставил отпечатки. Так я могу помечтать, что Юдин заклеймил меня как свою женщину. Вероятно, это какой-то дурацкий первобытный инстинкт. Но мне плевать. Главное только то, что происходит здесь и сейчас.

– Быстрее, – рычит он. – Двигай бедрами, Тоня.

Я ускоряюсь. Попка горит от его шлепков и сжатия. В голове туман. И я чувствую, как новая волна удовольствия стремительно поднимается по моему телу, обдавая его жаром. Она сковывает пылающий позвоночник. Я вцепляюсь пальцами в мощную грудь Юдина и наконец снова взлетаю.

Он тормозит мои бедра и вколачивается снизу. Рычит, кусает меня за скулу, что-то негромко произносит, но из-за шума крови в ушах я не могу разобрать ни слова. Я просто встречаю его жесткие, мощные толчки и… снова взлетаю.

Святослав резко сдергивает меня с себя и, пару раз проведя рукой по члену, выстреливает мне на живот. Я затуманенным взглядом смотрю на то, как полупрозрачная жидкость покрывает мою кожу. И снова это первобытное, дикое чувство удовлетворения от того, что мужчина меня метит. Не просто мужчина, а… он, в общем.

– Зараза, – шипит Юдин и прикусывает мою губу. Несколько раз влажно и смачно целует, а потом перекладывает меня на кровать и встает.

Молча идет в ванную, а я подскакиваю на дрожащие ноги и, как могу, быстро одеваюсь.

Мне нужно сбежать из этого дома. Подальше от Юдина. Не видеть, не слышать, не касаться. Потому что в то короткое мгновение, когда он целовал меня, я позволила себе снова помечтать о нас. И ведь знаю, что “нас” никогда не существовало! А все равно размякший от секса и внимания Святослава Михайловича мозг успел нафантазировать наше “долго и счастливо”.

Глава 3

Тоня

Положив сына в кроватку, я еще несколько секунд стою и смотрю как он мирно сопит, подложив руки под щечку. Максик еще не знает, что завтра ему предстоит такой стресс. Мой сын ненавидит прививки и изо всех сил сопротивляется им. И если еще год назад мне было достаточно принести его в поликлинику и подержать на руках, то теперь приходится практически сражаться с сыном, чтобы позволить медсестре сделать свое дело.

Оставив сына в кроватке, я перемещаюсь на кухню, чтобы залезть в интернет и продолжить искать работу. Тех денег, что дал Юдин, достаточно, чтобы обеспечить моего сына няней на пару лет, но мне все равно нужно зарабатывать на съем квартиры, а еще лучше – на покупку своей. Но это пока что несбыточная мечта. Да и сколько сможет заработать горничная?

Несмотря на щедрость Юдина, который платил своим наемным работникам хорошую зарплату, мне не удалось отложить много, когда я работала в его доме. Так что придется сейчас искать две работы. К счастью, Светлана, няня сына, находится с ним уже целый день, так что у меня будет возможность осуществить этот план.

Как только я открываю сайт с вакансиями, на телефон приходит сообщение. Едва я вижу имя приславшего “Юдин С.М.”, сердце заходится и тарахтит так, будто сейчас пробьет грудную клетку и вырвется наружу.

Аккуратно, словно боюсь спугнуть саму себя, нажимаю на иконку сообщений и захожу, чтобы прочитать:

“Не смей больше уходить, если я не отпускал. В следующий раз верну насильно”

Меня бросает в жар не столько от приказного тона, сколько от резкости высказывания. И еще, наверное, от понимания, что ему не хватило времени со мной. Может, я снова фантазирую о несбыточном, но хочется верить, что дело не в том, что Юдин не насытился женщиной, а в том, что не насытился конкретно мной.

Я некоторое время сомневаюсь, стоит ли отвечать, и все же решаю этого не делать. Вряд ли Святослав Михайлович ждет моего согласия с его условиями. Думаю, ему было достаточно высказаться по этому поводу, а мое согласие уже идет по умолчанию.

Утром я невыспавшаяся, потому что полночи выписывала номера телефонов, чтобы сразу после поликлиники обзвонить потенциальных работодателей и договориться о собеседовании. У Светланы сегодня выходной, поскольку я везу Макса в поликлинику, а потом планирую сама побыть с сыном.

Собираемся мы долго, преодолевая все “я сам” и “сними”, когда я пытаюсь надеть на сына кофту. Днем будет, как всегда поздней весной, тепло, но с утра пока еще прохладно. Сын ни в какую не хочет утепляться. С горем пополам натянув на него кроссовки, я бросаю его кофту в сумку, и мы наконец выходим из дома.

До остановки практически бежим, потому что время поджимает. Если опоздаем, придется становиться в живую очередь, а там можно проторчать до обеда. С моим непоседой это не то что наказание, это просто пытка. Максу интересно в поликлинике первые минут двадцать, пока еще он знакомится со всеми детьми и тискает их игрушки. А когда уже знает всех и изучил их роботов, машинки и плюшевых медведей, он начинает скучать. И тогда начинается пытка. Потому что он носится по коридорам, сбивая все на своем пути. А на мои попытки притормозить его отвечает падением на пол и нечеловеческим криком.

Мы заходим в маршрутку, и я протягиваю водителю  купюру. Мне не нравится его замедленная реакция и расфокусированный взгляд. Как будто он выпивший. Но перегара нет. Можно было бы дождаться другую маршрутку и поехать на ней, но она будет не раньше, чем через пятнадцать минут. Тогда мы точно опоздаем. На этой хоть есть шанс приехать вовремя.

Заняв место у окна, я усаживаю Макса к себе на колени, и через несколько минут машина трогается с места. Водитель так несется по дороге, что кажется, будто это не мы с сыном опаздываем в поликлинику, а он. В какой-то момент он пролетает мимо остановки. Люди, приготовившиеся выйти, возмущаются. Ругаются с водителем и друг другом, но потом наступает какое-то странное напряжение.

Как все произошло, я уже и не понимаю. Мы просто мчим по дороге, а в следующий момент я слышу звук удара, скрежет металла и крики людей. Нас с Максом швыряет вперед, а потом машина заваливается набок. Я только успеваю накрыть сына своим телом, как на нас сыплются другие люди.

На какое-то время я теряю сознание. Последнее, что помню, – это то, как я крепко сжимаю сына в своих руках и не позволяю никому из упавших задеть его. Как позже оказывается, не этого мне стоило бояться…

Я прихожу в себя, вдохнув нашатырь, который кто-то заботливо подсунул мне под нос. Голова кружится и болит. Приоткрыв глаза, обвожу невидящим взглядом окружающее пространство, не понимая, что происходит. Какая-то суета. Люди кричат, плачут, суетятся.

Надо мной нависает незнакомое мужское лицо.

– Как вы? – спрашивает мужчина, серьезно вглядываясь в меня.

– Что… что случилось? – бормочу я.

– Вы попали в аварию. Вы не помните?

И сразу после его слов в голове вспышками мелькают образы. Странный водитель маршрутки, возмущенные голоса пассажиров, маленькие пальчики сына, водящие по стеклу, пока он описывает все, что видит, а потом… Скрежет металла, удар, люди, Максим…

– Мой сын! – резко сажусь и кривлюсь от болезненного спазма в голове.

– Тише-тише, вам нельзя делать резкие движения. Надо сначала проверить, нет ли у вас сотрясения, – говорит мужчина. Только сейчас я замечаю, что он в форме врача скорой.

– Мой сын! – снова повторяю я. – Он был со мной. Я держала его на руках!

– Ваш сын в больнице. Его минут десять назад увезли на скорой.

– Что с ним? Он жив?!

– Жив, но потерял много крови.

– Мне нужно к нему, – я пытаюсь встать, но тело не слушается, и я заваливаюсь назад.

– Нет. Вы должны дождаться, пока подъедет еще одна машина и отвезет вас в больницу. Сначала нужно узнать…

– Сначала нужно узнать, что с моим сыном все в порядке! – истерично выкрикиваю я, но последнее слово выходит скомканным, потому что на меня опять накатывает слабость.

– Вам нужно лечь.

Врач укладывает меня назад на носилки и отходит к кому-то. А я несколько секунд плаваю в своей слабости и понимаю, что если сейчас не попаду к сыну, могу больше никогда его не увидеть. Если бы с ним все было хорошо, его бы не увезли в больницу.

Сажусь на носилках, потом снова ложусь. Голова идет кругом, а зрение размыто. Но желание увидеть сына и убедиться в том, что с моим малышом все хорошо, перевешивает любую боль.

Перекатившись на бок, сползаю с носилок. Благо, они сложены и возвышаются над дорожным покрытием не выше, чем на пятнадцать сантиметров. Становлюсь на четвереньки и осматриваюсь. Между машин скорой помощи и полиции я вижу светящийся значок такси. Определив его как ориентир, ползу к нему. Это тяжело, поэтому двигаюсь я медленно. Но все же каждый мой “шаг” хоть на секунду приближает меня к сыну.

– Ну куда вы собрались? – слышу голос того же врача.

– Мне надо к сыну, – шепчу, потому что сил еще и громко разговаривать нет.

– О, господи, – недовольно выдыхает врач. – Игорь! Отвезите женщину в пятую! Там ее сын.

– А куда она ползет? – спрашивает второй голос за моей спиной.

– Видимо, в пятую, – недовольно отзывается голос врача. – Аккуратно, у нее может быть сотрясение. Сдашь в приемке, скажи, что справа под волосами шишка. Пусть проверят.

Когда меня снова укладывают на носилки и грузят вместе с ними в машину скорой помощи, я облегченно выдыхаю. Продолжаю волноваться по поводу сына, но все же мне становится немного легче от понимания, что я еду к нему.

Мне что-то вкалывают, и я чувствую, как сознание снова плывет.

– Что… что вы… вкололи? Я… мне надо… сын…

– Скоро увидишь сына, – слышу мужской голос так, будто он вещает откуда-то из подвала. – Но сначала надо поставить тебя на ноги.

– Сын… он… важнее… – произношу последнее перед тем, как наступает темнота.

Глава 4

Тоня

В следующий раз я прихожу в себя, когда кто-то аккуратно сжимает мое плечо. Открываю  глаза и смотрю на женщину в голубом костюме. На ее груди болтается бейджик, но я не могу прочитать, что на нем написано.

– Как вы себя чувствуете? – спрашивает она.

Я моргаю и прислушиваюсь к своему организму.

– Немного болит голова, – отвечаю хрипло. – А так неплохо.

– Ну вот и отлично.

– А где я?

– В больнице. Пятая городская. Меня зовут Зоя Анатольевна, и я ваш лечащий врач. Хорошая новость в том, что у вас легкая форма сотрясения. Есть шишка на голове вот тут. – Она легонько касается прохладными пальцами моей головы, и я тоже притрагиваюсь к этому месту, нащупывая шишку. – Но, к счастью, никакого кровоизлияния или других тяжелых последствий. Легкое растяжение кисти. – Я смотрю на перебинтованную руку. – Вам повезло.

– А мой сын? – вдруг вспоминаю я про Максима.

– Не знаю, – она пожимает плечами. – Он тоже здесь? Сколько ему?

– Два года.

– Значит, если он здесь, то в детском отделении.

– Мне надо к нему, – сажусь на кровати.

– Куда? – хмурится Зоя Анатольевна. – Вам нужно лежать. К тому же, сейчас три часа утра. Если ваш сын и здесь, то наверняка спит.

– Пустите, мне нужно к сыну.

– Девушка…

– Нет! – отрезаю и слезаю с кровати. – Мне нужно к сыну.

Встаю, покачнувшись, и врач поддерживает меня под локоть.

– Спасибо, – отзываюсь с теплотой в голосе и бреду на выход из палаты.

– Повидаетесь с сыном и сразу же возвращайтесь в палату.

– Хорошо. – На выходе останавливаюсь и поворачиваюсь лицом к врачу. – Зоя Анатольевна, а мою сумку не приносили?

– Спросите у медсестры на посту.

– Спасибо, – благодарю еще раз и плетусь к сестринскому посту.

– О, а что это мы встали? – полная медсестра поднимает голову от журнала, который заполняла.

– Здравствуйте, я… – указываю рукой на палату, но понимаю, что не посмотрела ее номер.

– Из двенадцатой, – подсказывает она.

– Да. Мне нужно к сыну. Он в детском отделении.

– К какому сыну? Тебе нужно отдыхать, – строго говорит она, но я вижу, что она женщина добрая. Даже строгие нотки у нее какие-то мягкие.

– Меня Зоя Анатольевна отпустила. – Медсестра недоверчиво осматривает меня.

– Только быстро туда и назад.

– Скажите, а вам не приносили сумку? Дамскую, коричневую такую.

– Тебя на скорой с сумкой привезли. Имя?

– Тоня. Антонина Семенова. Егоровна, – добавляю отчество.

Тогда медсестра лезет под стол и достает оттуда мою сумку. Изрядно потрепанную и порванную в двух местах. Открывает и копается в ней.

– Что вы ищете?

– Документ. Не могу же я отдать сумку первой встречной.

– Паспорт во внутреннем разделительном карманчике на молнии.

Открыв молнию, она достает мой паспорт в зеленой обложке, открывает, сравнивает меня с фотографией и, вернув его на место, отдает сумку.

– Спасибо.

– Ты бы в туалет заглянула, – кивает она на длинный коридор. – Причесаться, умыться. Сестрички привели в порядок как могли.

– Спасибо. Но я сначала к сыну.

– Ну давай. Только недолго, – строго добавляет она. – Детское на третьем этаже. Там сегодня Маргарита Борисовна дежурит. Скажи, что я просила пропустить к ребенку.

– А вас как зовут?

– Скажешь, Леля просила пропустить. Она отведет тебя.

– Спасибо большое, – складываю ладони вместе, будто собираюсь молиться на эту святую женщину.

– Иди уже, – бурчит она и снова утыкается в журнал.

Кивнув, я покидаю отделение. Осознав, что не знаю, на каком этаже сама нахожусь, мечусь по лестничной клетке, выискивая цифры, а потом вижу проход к лифтам. Над старой, выкрашенной в зеленый кабине висит металлическая табличка с цифрой один. То есть, я в самом низу.

Захожу в лифт и, нажав на тройку, глубоко дышу, стараясь утихомирить колотящееся сердце. Не могу быть спокойной, пока не узнаю, что с моим сыном.

– Это еще что за привидение? – слышу голос за спиной, как только захожу в детское отделение. – Женщина, вы заблудились?

Оборачиваюсь и сталкиваюсь лицом к лицу с худощавой женщиной в белом халате.

– Вы Маргарита Борисовна?

– Ну я, – тянет она неохотно, рассматривая меня.

– Меня Леля прислала. Сказала, что вы поможете увидеться с сыном.

– С каким еще сыном? – хмурится женщина.

– Мы с сыном сегодня попали в аварию. Его привезли сюда.

– А, мальчишка лет двух? Блондинчик такой?

– Да.

– Идем. Только я не пущу вас к нему. Все вопросы только с врачом. Сначала поговорите с ним, а потом уже к ребенку.

– А можно я сначала посмотрю на Максима?

– Боюсь, что нет. Он в реанимации.

Я чувствую, как на меня накатывает волна слабости, и ноги подкашиваются. Мне даже приходится ухватиться рукой за стену, чтобы не упасть.

– Ну что вы, – медсестра тут же хватает меня за локоть. – Он жив, а это главное. И вам сильно повезло, – тише добавляет она, – что на смене был Сергей Андреевич. Он врач от Бога. Ну пойдемте уже.

Мы с медсестрой идем по коридору, пока не доходим до кабинета врача. Она оставляет меня стоять в коридоре, а сама стучит в кабинет и приоткрывает дверь.

– Сергей Андреевич, тут мама того мальчика, который в аварию попал.

– Хорошо, иду, – раздается оттуда голос, после чего медсестра отходит в сторону, пропуская мужчину средних лет в зеленом медицинском костюме. – Здравствуйте. О, вы тоже пострадали, – он внимательно осматривает мое лицо. – Вас нужно осмотреть.

– Я… меня уже осмотрели. Скажите, что с моим сыном. Прошу вас.

– Как зовут мальчика?

– Максим.

– Максим, похоже, пострадал больше вас. От удара стекло в машине лопнуло и врезалось ему в руку. Рассекло кожу. Пришлось делать операцию, сшивать сухожилия, вены, артерии. Он потерял много крови. Сейчас он в реанимации на аппарате. – Я снова хватаюсь за стенку, потому что перед глазами темнеет, когда я живо представляю себе, через что прошел мой сын. – Он выжил, а это главное. Сейчас в идеале сделать бы ему переливание крови. Но у вашего сына очень редкая группа, четвертая отрицательная. Мы запросили такую в банке крови, но не знаем, когда она будет. У вас какая группа?

– Вторая положительная.

– Значит, у его отца по логике должна быть четвертая отрицательная. Позвоните ему, чтобы приехал сдал.

– Хорошо, – бормочу я, даже не представляя, как уговорить Юдина сдать кровь и не раскрыть, что у нас с ним есть сын. – А могу я увидеть Максима?

– Пойдемте. Но только на минутку. По-хорошему в реанимацию я вообще не должен вас пускать.

– На минутку, – киваю я и следую за врачом по коридору.

После того, как повидалась с сыном и порыдала, целуя его крохотную ручку, я беру такси и еду к Святославу Михайловичу. Если надо будет, буду ползать за ним на коленях, умоляя сдать кровь. Сделаю что угодно, только бы он согласился.

Но прежде, чем попасть в дом, мне приходится уговаривать охранников впустить меня. Они долго не соглашаются, но потом созваниваются с хозяином, и тот позволяет мне войти.

Я поднимаюсь по ступенькам так быстро, как только могу. Вхожу в дом и уже хочу пойти в спальню Юдина, как его голос останавливает меня с вершины лестницы.

– Ты время видела?

Поднимаю голову и смотрю на то, как Святослав Михайлович вальяжно спускается сверху, одетый в одни только пижамные штаны. В другое время я бы любовалась его красотой, но сейчас я слишком взволнована тем, что сыну нужна помощь.

– Святослав Михайлович, у вас же четвертая отрицательная группа крови?

Он слегка хмурится. Уверена, мой вопрос застал его врасплох.

– Да. Почему ты спрашиваешь?

– Я вас умоляю, – складываю ладони в молебном жесте, – Сдайте кровь. Давайте поедем в пятую городскую, чтобы вы сдали кровь.

Он криво усмехается и смотрит на меня так, будто я с луны свалилась.

– Сначала деньги, теперь кровь. Что следующее, Антонина? Почка? Душа?

– Прошу вас. Умоляю. Я сделаю что угодно, – всхлипываю я.

– Нет, – отрезает он и разворачивается, чтобы снова подняться наверх, а я понимаю, что должна привести аргумент, который не позволит ему отказаться.

– Это для нашего с вами сына! – выпаливаю, и он застывает. Мышцы его спины напрягаются и каменеют, а потом Юдин медленно оборачивается лицом ко мне.

Вот теперь я вижу настоящую ярость в глазах Святослава Михайловича.

Глава 5

Святослав

Я готов сейчас разорвать эту дрянь! Что за гребаные манипуляции?! Она решила взять меня таким дешевым приемом?!

Я ее не видел почти три года, а теперь она заряжает, что у нас есть общий ребенок! Если врет, подвешу за ноги во дворе и буду смотреть, как она мучается.

Спускаюсь вниз, не сводя взгляда с трясущейся Антонины. И только сейчас замечаю, что она выглядит странно. Какая-то грязная, растрепанная, на скуле красный след как от засохшей крови. Остановившись напротив, хмуро осматриваю ее, сложив руки на груди.

– Что за чушь? – спрашиваю негромко.

– У нас с вами… – блеет она, запинаясь под моим тяжелым взглядом. – У нас есть сын.

Блядь! Снова здорова. Вот не зря я тогда выгнал ее три года назад. Ненавижу, когда вот такие невинные овечки начинают влюбляться в меня. Это всегда влечет за собой проблемы. И, если она говорит правду, проблема таки появилась. Хотя сын… сын – это круто. Мини-версия меня.

Я ни хрена не сентиментальный, и мне чужды все эти сопли и аханья вокруг детей. Но наследник – это и правда отлично. Хоть и от этой… беспризорницы.

– Чем докажешь? – громыхаю над ее головой, отчего она пытается спрятать свою между плеч. Если бы у нее была такая возможность, она и правда втянула бы голову внутрь.

– Вот… – она начинает копошиться в разорванной сумке. – У меня тут… сейчас…

– Антонина, ночь на дворе! – рявкаю  я, и она вздрагивает. – Быстрее. Мое время не резиновое. Ну?!

– Вот! – она протягивает мне смятый грязный лист, а я кривлюсь.

– Что это? – киваю на него, но в руки не беру.

– Это… вот… – Она разворачивает листок дрожащими пальцами и опять протягивает мне. – Свидетельство о рождении. Копия. Я всегда ношу ее с собой.

– Ты могла вписать туда хоть президента. Какого хрена я должен тебе верить?

Надежда, которая еще секунду назад теплилась в ее огромных глазах, тает. Антонина сникает, и по щекам начинают катиться слезы. Она всхлипывает, раздражая меня еще сильнее.

– Вы… вы можете сделать тест на отцовство. Только, пожалуйста, помогите! – умоляет она. – Я готова на что угодно, чтобы вы прямо сейчас поехали в больницу. Умоляю вас, – вздрагивает и начинает опускаться на колени.

Меня бесит это. Подхватив ее за локти, рывком поднимаю наверх.

– Что за идиотка? – шиплю я.

– Я правда на все готова. Прошу вас. Пожалуйста, Святослав Михайлович.

Еще и эта хрень!

Столько раз была в моей постели, а все “Святослав Михайлович”. Хорошо хоть у нее нет привычки называть меня по имени, пока мой член долбится в нее. Потому что “Еще, Святослав Михайлович” или “Сильнее, быстрее, Святослав Михайлович” я бы не выдержал.

Выхватив у нее из рук бумагу, изучаю ее взглядом. Понятно, что это копия, но документ не выглядит подделкой. Опять же, она могла вписать в свидетельство кого угодно. И я мог бы сейчас отмахнуться и выставить ее за дверь. Но точно знаю, что уже не усну. Меня будут грызть сомнения по поводу того, есть ли у меня сын на самом деле.

– Пойдем, – киваю ей на лестницу.

Я не смотрю, поднимается ли она следом за мной. Уверен, Антонина топает за мной, потому что ее ребенку нужна эта кровь. Но ведь и правда интересное совпадение с группой крови. Моя группа считается самой редкой. Какова вероятность того, что у ее сына такая же, при этом если он не является моим ребенком? Это, блядь, только в сказках возможно. Так что тут еще одно очко в пользу моей бывшей горничной.

Похоже, сын все же мой. Но пока не получу официального заключения, хрен я его признаю. А вот если признаю… Антонина зря надеется, что я на ней женюсь. А она наверняка питает такие иллюзии. Мол, если сын мой, то это по умолчанию делает ее моей невестой. Только она сильно ошибается. Потому что женюсь я только на равной себе.

Толкнув дверь в свою спальню, иду сразу в гардероб. Хватаю с полки первые попавшиеся джинсы и сбрасываю пижамные штаны.

– Пока буду переодеваться, у тебя есть время рассказать мне, как так получилось, – строго требую я.

– О чем именно? – блеет она за моей спиной.

– Начинай сначала, – рычу. – Какого хера я не в курсе, что у меня есть сын? И сколько ему?

– Два года, – тихо отвечает она.

– Два, – цежу шепотом. – Ну пиздец. Давай, рассказывай все с самого начала.

Чем больше она рассказывает, тем больше мне хочется материться, разнести все вокруг и Антонину заодно. Как можно было, блядь, быть такой беспечной?! Наверняка она специально родила этого пацана, чтобы теперь шантажировать меня им. Думала, что подомнет под себя Юдина? Не на того нарвалась сучка. Пусть только ребенка выпишут из больницы, хер она когда теперь увидит его.

Ненавижу больницы, особенно городские. Унылые зеленые стены, тусклый свет, шарканье тапков медсестер по коридору. Отвратительное место. Неужели Антонина с деньгами, которые я ей дал, не могла обеспечить ребенку нормальные условия?

Врач средних лет смотрит на нас из-за стекол очков в тонкой, металлической оправе. Чувак явно живет не с одной государственной зарплаты, потому что очки не самой дешевой марки.

– Сейчас спуститесь в лабораторию, – говорит он, протягивая листок с направлением. – Отдадите это врачу, дальше он знает, что делать. Вашему сыну не грозит опасность, но восстановление пойдет быстрее, если мы срочно вольем ему кровь.

– Мы можем вместе с этим анализом сдать тест ДНК? – спрашиваю я.

Брови врача практически незаметно дергаются в удивлении, но мне плевать и на чувства Антонины, и на шок эскулапа.

– Это нужно вызывать спецлабораторию.

– Вызовите, я все оплачу.

– Хорошо. Вы пока спускайтесь вниз.

Сказав это, он берет со стола мобильный телефон.

Покинув кабинет врача, мы идем к лифтам. Навстречу нам выходит крупная женщина в медицинском халате.

– Антонина, удалось вам повидаться с сыном? – спрашивает она, бросая на меня взгляд, а потом смотрит на Тоню.

– Да, спасибо, – отвечает она тихо. – Вы очень помогли.

– Хорошо. А теперь помогите и себе, – строго говорит она. – Вы уже два часа как должны находиться в своей палате. Не забывайте, что и вы побывали в той аварии.

– У тебя есть какие-то травмы? – хмурюсь я. Не хватало еще, чтобы она умерла в одном лифте со мной.

– Пустяки, – отмахивается, краснея.

– Ничего не пустяки, – так же строго говорит медсестра. – Вы должны вернуться в свое отделение. У вас сотрясение!

Я вздыхаю и закатываю глаза. Девиз Антонины “Безумие и отвага”. Ну что за идиотка?

– Иди в свое отделение, – приказываю я и киваю в сторону лифтов.

– Я не могу, мне надо, чтобы вы…

– Думаешь, я без тебя не сдам кровь?

– Я хотя бы просто убежусь, что ваша подходит, – отзывается она неуверенно.

– Так, у вас полчаса, – уже рычит медсестра. – Через полчаса вы должны быть в своей палате, ясно? Иначе охрана приведет вас насильно, и мне придется привязать вас к кровати.

– Спасибо, – уныло отвечает Антонина и плетется к лифту.

Лаборатория находится на цокольном этаже. Это еще более унылое место, чем вся больница. Окна на уровне тротуара, и в них можно видеть обувь проходящих мимо людей. Лампочка в коридоре мигает, создавая атмосферу, как в старых хоррорах. Мне кажется, больной человек, пойдя сюда, чтобы сдать анализы, окончательно утратит надежду на выздоровление.

Наконец меня вызывают, чтобы взять анализ на ДНК и пробу крови, чтобы убедиться, что она подходит ребенку. После процедуры меня просят подождать в коридоре. Зажав проспиртованную ватку на сгибе локтя, выхожу из кабинета.

Антонина меряет шагами коридор, обнимая себя руками. Тут такие сквозняки, что она, видимо, замерзла. А бессонная ночь подарила ей серые круги под глазами. В общем, выглядит она как бедося. Осталось только протянуть руку, и ей начали бы подавать милостыню, потому что на вид она и правда как убогая.

Сняв с локтя шерстяной кардиган, который перед сдачей крови туда повесил, передаю его Антонине. Она на секунду зависает, а потом осторожно вынимает тряпицу из моих рук.

– Спасибо, – хрипит тихонько и набрасывает его себе на плечи.

Скривившись, я отворачиваюсь. Мне не нравится видеть на ней свои вещи.

Через время наконец дверь кабинета открывается, и в проеме показывается врач.

– Ваша кровь подходит, можете сдавать.

– А что показал тест ДНК? – задаю самый волнующий вопрос.

Глава 6

Святослав

– Ну, так быстро результат теста ДНК вы не получите, – улыбается немолодая врач и бросает взгляд на Антонину, которая каменным изваянием замерла слева от меня.

– Как ускорить?

– Свяжитесь со спецлабораторией. Может, у них есть экспресс-анализ. Должен быть, но вам стоит уточнить.

– Но вы уже передали им анализ?

– Через полчаса его должны приехать забрать. Заодно можете и спросить. заходите.

Она скрывается в кабинете, но я не тороплюсь последовать за ней.

– Святослав Михайлович, – тихо ховет меня Антонина, и я поворачиваюсь лицом к ней. Она заламывает руки и смотрит на меня так, будто от моего решения зависит жизнь на всей планете. Задрали эти влюбленные идиотки.

– Ну? – подталкиваю ее задать вопрос.

– Вы поможете Максиму?

Я крепко сжимаю челюсти. Вот на хера мне помогать чужому ребенку? А если все же мой, и эта сдача крови спасет ему жизнь? Ладно, мой или нет, ребенок не заслужил смерть просто потому что я обозлен на его мать.

– Да, – отвечаю коротко и скрываюсь в лаборатории.

Пока из меня выкачивают нужную дозу крови, в лаборатории появляется тот самый представитель спецлаборатории. Протягивает мне формуляр, который нужно заполнить, а сам пока общается с врачом, которая передает ему пробирки и заполняет какие-то документы.

– Как быстро будет готов результат? – спрашиваю, когда он забирает у меня подписанный формуляр.

– Недели три, – тянет молодой парень, гоняя во рту жвачку.

– А как ускорить?

– Насколько надо ускорить?

– До вчера, блядь, – цежу я, и замечаю, как врач смеривает меня удивленным взглядом. Зато на прыщавом лице посыльного лаборатории ни один мускул не дергается.

– Это экспресс, и за него надо доплачивать.

– Сколько?

– Все есть в бланке.

Он копается в своей потрепанной кожаной папке и извлекает из нее небольшой бланк.

– Вот здесь все прочитаете, сделаете перевод и отправите на этот номер, – он обводит его ручкой, – скриншот или снимок подтверждения оплаты. Потом можете позвонить на вот этот номер, – обводит второй, – и вам скажут, как быстро будет готов результат.

– Спасибо.

– Ага, – бросает он небрежно, пряча в свою папку мой заполненный формуляр. – Ну все, Ирина Павловна, я помчал.

– Давай, Ростик, – отмахивается она, не поднимая взгляд от огромного журнала, в котором что-то пишет.

– Осуждаете? – спрашиваю я ее. Черт его знает, зачем мне знать ее мнение, но по поджатым губам и осуждающим взглядам вижу, что она считает меня уродом.

Врач поднимает голову от документов и смотрит, слегка приподняв брови. Медсестра, сидящая справа от меня, тоже переводит на меня взгляд.

– С чего бы? – хмыкает она. – Вы вон доброе дело делаете, ребенку помогаете. Той крови, что вы сегодня сдадите, на трех таких хватит. Хоть, надеюсь, больше никаким детям переливание не понадобится.

– И все же осуждаете, – ухмыляюсь я.

– Послушайте, как вас там… Мне на самом деле плевать, что происходит, правда. У меня каждый день пачки пациентов и доноров крови проходят через эту лабораторию. Если я буду запоминать проблемы каждого, у меня на свои не останется времени. Так что… уж простите за прямоту… для меня вы такой же донор, как и какая-нибудь Глаша с рынка. Ваша кровь не краснее других. Разве только у вас группа редкая. Но у Глаши она тоже может оказаться такой.

Кивнув самой себе, врач снова погружается в журнал, а я, прикрыв глаза, откидываю голову на прохладную стену. Ну вот и правда, зачем я спросил? Разве мне когда-нибудь нужно чье-либо одобрение? Абсолютно нет. Но и не каждый день выясняется, что у меня, возможно, есть сын. Хоть я до сих пор в это слабо верю.

После сдачи крови поднимаюсь на второй этаж в кафетерий, куда меня отправила медсестра. Я никогда не лежал в таких больницах, и уж точно никогда не ел в этом общепите. Мог бы сейчас вызвать водителя и поехать в нормальный ресторан, но после завтрака я хочу еще пойти посмотреть на мальчишку.

Взяв оладьи с каким-то сомнительного вида вареньем, чай в чашке со сколотой ручкой и два вареных яйца, усаживаюсь у окна и приступаю к еде. Надо сказать, обычные вареные яйца еще никогда не казались мне настолько вкусными, как сейчас. Наверное, все дело в том, что я уже давно на ногах, и даже еще не выпил кофе. К тому же, из меня выкачали приличную дозу крови, и организм немного ослаб. Сейчас же, с каждым съеденным кусочком и каждым глотком дешевого чая из пакетика по организму разливается тепло.

Расправившись с едой, встаю, чтобы уйти, но торможу, когда меня окликает сотрудница столовки, дышащая так, словно могла бы озвучивать паровоз.

– Посуду отнесите, – противным голосом произносит она и смотрит на меня с презрением.

Охереть можно! Такого мерзкого отношения я не испытывал ни разу в жизни. Но отчего-то это не злит, а даже забавляет.

Кивнув, беру свой поднос и отношу туда, куда указует толстый, как сосиска, палец этой женщины. Ставлю на вырезанное в двери окошко и наконец покидаю этот холестериновый храм.

Иду, даже не задумываясь, куда, пока не обнаруживаю себя в детском отделении.

За то время, пока я сдавал кровь, больница немного ожила. Сейчас по коридору ходят сотрудники отделения, снуют несколько детей. Интересно, как выглядит парень, для которого я сдал кровь?

Пока завтракал, оплатил экспресс-тест ДНК и отправил подтверждение из интернет-банкинга. Мне даже уже пришло подтверждение, что тест будет сделан максимально быстро.

– Эй, мужчина! – окликает меня кто-то, когда я пытаюсь сделать пару шагов по отделению. – Бахилы!

Разворачиваюсь и сталкиваюсь взглядом с симпатичной медсестрой в белом халате. Она пытливо впивается зелеными глазами в мое лицо.

– А вы к кому?

Я торможу. Не физически, а мысленно. А к кому я, собственно? Я знаю только, что сына Антонины зовут Максим. Хотя и фамилию, и отчество тоже знаю. И вообще я мог бы просто пообщаться с врачом и посмотреть на парня. Но в момент, когда медсестра задает мне вполне резонный вопрос, все желание увидеть ребенка улетучивается.

– Ошибся этажом, – бросаю и, развернувшись, сваливаю из больницы.

То, что он может быть моим – это еще бабка надвое сказала. Так что, помог, Юдин? Молодец. А теперь вали домой собираться на работу. Ее у тебя сегодня непочатый край.

Глава 7

Тоня

– И масынку? – спрашивает меня Максик, заглядывая в глаза.

– И машинку куплю, – обещаю я.

– Холосо, – набравшись смелости, он протягивает руку медсестре и зажмуривается. Сжимает губы, дожидаясь, пока она аккуратно вытащит катетер из крохотной ручки и прилепит ватку с пластырем.

– Ну вот и все, – ласково отзывается Татьяна, поглаживая руку Максика. – Ты был очень смелым, – хвалит она его, выпрямляясь. Переводит взгляд на меня. – Дождитесь выписку, и можете идти.

– Спасибо вам большое, – протягиваю ей шоколадку.

– Что вы? Не стоило, – улыбается она, но прячет ее в кармен.

– А мне соколадку? – куксится Макс.

– А тебе куплю, как только выйдем из больницы. Хорошо?

– Дя, – соглашается он.

Пока Юдин сдавал кровь в тот ужасный день, я вернулась в свое отделение. Там меня отыскал сотрудник лаборатории, куда отправляли кровь Макса и его отца для анализа ДНК. Мне пришлось заполнить согласие, хоть я, если честно, совсем не хотела этого делать. Мало ли, что придет в голову Святославу Михайловичу, когда он узнает правду.

Потом мне пришлось дождаться утреннего обхода, и только после этого я смогла вернуться в лабораторию. Я хотела отдать Святославу Михайловичу его кардиган и поблагодарить за то, что он сделал для Макса. Но его там уже не было.

Потом я пошла в детское отделение, надеясь на то, что он, может, поднялся посмотреть на сына. Но и здесь его не было. Хотя, наверное, это было к лучшему. Мало ли что он попросил бы взамен за три капли крови.

Врач тогда сказал, что прямое переливание делать нельзя, потому что оно может навредить ребенку. И нам нужно было прождать сутки, пока Максиму подготовят раствор для вливания. Это были самые ужасные сутки в моей жизни! Я была как в бреду. Сидела под реанимацией сына в ожидании новостей. Время тянулось бесконечно долго. Я то проваливалась в странный, тревожный сон, то выныривала из него.

Меня приходила наругать Леля, которую на самом деле зовут Юлия Ивановна. Она после окончания своей смены решила убедиться, что все пациенты на месте, но, понятное дело, не обнаружила меня. Зато знала, где меня можно найти. Я бы не сказала, что она меня ругала, скорее упрашивала позаботиться о своем здоровье. Но как я могла покинуть свой пост, зная, что мой малыш тут один? Врачи и медсестры не в счет, никто не заинтересован в здоровье моего сына так, как его мама.

Вечером меня, конечно, выгнали из отделения, отправив в свою палату отдыхать и принимать лекарства. Я плохо помню, что ела, пила и делала в те сутки. Но вечером мне, судя по всему, кололи какие-то успокоительные, потому что практически сразу после капельницы я уснула до самого утра.

А уже утром Максу наконец сделали вливание, и с того момента он стремительно пошел на поправку.

И вот наконец нас выписывают. Ручка сына все еще перебинтована, но швы под ней уже отлично заживают. И сам малыш бодрый и веселый, что внушает надежду на то, что совсем скоро он будет полностью здоров.

– Ну как тут наш богатырь? – в палату заходит Юлия Ивановна и, подбоченившись, смотрит на Макса.

– Холосо, – отвечает он хмуро.

– А что невесел, нос повесил? – спрашивает она, хмыкнув.

– Он уже хочет на волю, – улыбаюсь я.

– Ну тогда получи вольную, – медсестра протягивает мне выписной листок.

Поблагодарив – не только на словах – добрую медсестру, мы с Максом наконец покидаем здание больницы. Повиснув на моей руке, сын прыгает вниз по ступенькам крыльца. Напевая песенку про знаменитый трактор, он бодро выкрикивает слова, разносящиеся по двору больницы.

Как же я хочу домой! Нормально помыться, выспаться, поесть домашней еды. Как представлю, как воняет в нашем с Максом холодильнике, волосы на голове встают дыбом. Нас не было достаточно долго, чтобы все приготовленное перед аварией пропало. В общем, отдохнуть пока не светит. Надо убрать в холодильнике и приготовить свежие блюда. А перед этим еще зайти в супермаркет за продуктами. Только как их нести, если на здоровой руке у меня висит сын, а на второй все еще побаливает запястье?

– Макс, осторожно, – произношу я, когда он чуть не врезается в коляску, которую девушка катит наперерез нам по тротуару.

– Мам, а масынка? – спрашивает сын, поднимая голову.

– Сейчас приедем к себе, пойдем в супермаркет за продуктами, и купим тебе машинку.

– И соколадку?

– И ее, – отвечаю я. – Макс, смотри под ноги, – добавляю ласково, когда сын спотыкается.

Мы проходим через территорию больницы и уже готовы выйти за ворота, когда я слышу за спиной знакомый голос:

– Антонина!

Замираю и медленно оборачиваюсь. Я буквально могу почувствовать момент, когда взгляды Юдина и моего сына пересекаются. У Макса на лице написано, кто его отец. Даже тест ДНК был бы не нужен, если бы Святослав Михайлович хотя бы раз взглянул на сына.

Юдин подходит к нам, не сводя взгляда со своей уменьшенной копии. Слегка хмурится, а потом смотрит на меня, остановившись в паре шагов.

– Как Максим?

– Спасибо, хорошо, – отвечаю тихо, чувствуя, назревает что-то, что мне совсем не понравится.

– Выздоровел?

– Практически. По крайней мере, нас уже выписали.

– Хорошо. Значит, дальше мы сами справимся.

– Что? В каком смысле? – мои пересохшие губы еле шевелятся, потому что подсознательно я уже понимаю, к чему он ведет.

– Я забираю сына, – холодно отрезает Святослав Михайлович.

Глава 8

Тоня

Когда он озвучивает то, чего я больше всего боялась, кровь отливает от лица, и оно немеет. Мне кажется, даже ноги сейчас подкосятся. Как?! Как можно быть таким бессердечным?!

– Нет… пожалуйста… – шепчу беззвучно, потому что горло сковало от ужаса. – Не надо.

Я крепче сжимаю руку сына, а Юдин делает шаг к нам с Максом. Хватаю сына на руки и прижимаю к себе так крепко, чтобы защитить и уберечь от жестокого отца. Если он заберет моего малыша, я не выживу! Умру в ту же минуту.

– Посади его в машину, и ты свободна, – сухо заявляет Святослав Михайлович.

– Нет, – качаю головой. – Прошу вас.

Он подходит ближе и пытается забрать у меня сына. Я делаю резкий разворот, отдаляя ребенка от его рук, а сама бросаю взгляд через плечо.

– Антонина, не устраивай цирк, – цедит он сквозь зубы.

– Зачем он вам? – спрашиваю дрожащим голосом, глядя в холодные глаза, покрытые коркой льда. – Вы же дома почти не бываете.

– Это уже не твоего ума дело.

– За что вы так? Он ведь вам не нужен.

– А это не тебе решать. Ты уже нарешала. Мало того, что залетела от меня, еще и скрыла. Могли бы… – он кривится, глядя на сына, – решить проблему сразу. А теперь решать буду я.

Он делает рывок и буквально выдергивает сына из моих рук. Макс до последнего хватается за меня, но у него болит одна рука, а у второй хватка не такая сильная.

– Нет! – вскрикиваю я.

– Мама! – начинает плакать Максим.

Святослав Михайлович передает моего сына амбалу, стоящему у него за спиной, и тот быстро несет кричащего ребенка в машину. Юдин разворачивается, чтобы последовать за ними, но я вцепляюсь в его локоть и буквально повисаю на нем.

– Нет! Пожалуйста, – прошу, рыдая не тише, чем Максим. – Он же не нужен вам! Это только чтобы наказать меня, да?

– Он Юдин, – цедит мой бывший босс, сбрасывая меня со своего локтя. – Значит, должен жить в своей семье.

– Он ребенок, и нуждается, в первую очередь, в матери! Не разлучайте нас, умоляю! Хотите, я на колени встану? Что угодно сделаю, только не забирайте его!

– Отстань, – раздраженно бросает он, снова сбрасывая меня со своего локтя.

Мы уже у машины Святослава Михайловича, и даже из-за толстого стекла огромного джипа я слышу, как внутри разрывается мой сын. Рыдает до икоты. Мое сердце в этот момент в который раз разрывается на мелкие ошметки. Боль в груди такая, что, кажется, я сейчас могу умереть.

– Пожалуйста! Послушайте! – прошу я, когда он тянется к ручке двери. Юдин раздраженно вздыхает, но смотрит на меня. – Вы ведь все равно будете нанимать няню. А зачем тратить деньги? – тараторю, потому что не знаю, сколько времени он готов меня слушать. Вижу, что Святослав Михайлович начал прислушиваться. Тогда я быстро вытираю слезы и впиваюсь взглядом в его глаза. – Я могу присматривать за ним. Быть его няней. Пожалуйста, соглашайтесь. С чужой няней он будет постоянно плакать и доставлять вам дискомфорт. А со мной он почти никогда не плачет.

Закончив, я до онемения пальцев сжимаю свою сумку, а Юдин прищуривается.

– Ладно, – произносит он, и с моих плеч как будто сваливается огромная гора. – Так еще и деньги отработаешь, – ухмыляется он.

– Они мне не нужны, – отвечаю, качая головой. – Я потратила совсем немного, остальное могу вернуть.

– Мне они тоже не нужны. Лучше купи себе одежду. – Он брезгливо кривится, окидывая меня взглядом. – Одета как оборванка. Мать моего сына не может так выглядеть.

– Хорошо. Я сделаю все, что скажете.

– Но взятые деньги ты все равно отработаешь. Днем будешь присматривать за нашим – моим – сыном, а ночью греть мою постель. Садись в машину.

Я подбегаю к задней дверце и уже хочу распахнуть ее, как голос бывшего босса меня останавливает.

– И кстати. Засунь себе свои чувства куда подальше. Я в них не нуждаюсь.

Проглотив обиду, киваю и распахиваю дверцу. Максим буквально выпрыгивает мне на руки.

– Мама! – рыдает, икая, и обхватывает мою шею ручками.

Я крепко прижимаю сына к себе и целую заплаканное лицо.

– Все хорошо, мой маленький. Все в порядке. мама рядом. Не плачь, малыш.

– В машину! – рявкает Юдин, и я, ухватившись за ручку внутри, подтягиваюсь и с трудом забираюсь в огромный автомобиль.

Как только захлопываю дверцу, громила, забравший Макса, заводит машину, и мы выезжаем с парковки больницы. Я бросаю туда взгляд. Человек пятнадцать зевак провожают нас заинтересованными взглядами. А мне хочется наорать на них. Что за манера глазеть на чужую беду, но не сделать ничего, чтобы помочь? Отвратительные, мерзкие людишки, для которых собственные впечатления важнее помощи нуждающемуся.

– Ему нужен какой-то специальный корм? – спрашивает Юдин, пока мы едем по городу в сторону его дома.

– Кому? – спрашивает водитель.

– Я не к тебе обращаюсь. Антонина?

– Кому? – повторяю вопрос водителя.

– Ребенку.

– Корм? – ахаю я. – Он же не собака и не кот. Это называется детское питание.

– Нюансы, – отмахивается новоиспеченный отец, а во мне закипает злость, которую я вынуждена проглотить. Иначе он меня выгонит, и сын все равно останется без матери. – Так что?

– Да, мы покупаем детское питание, но в основном я уже кормлю его нормальной едой.

– Составишь список того, что нужно, и Ольга Сергеевна все закажет.

– У нас все необходимое есть дома. Может, заедем заберем? – предлагаю нерешительно.

– Нет, – отрезает Святослав Михайлович. – Я и так сегодня потратил много времени. Все необходимое мы закажем новое. К тому же, не думаю, что там остались вещи хорошего качества. А в секонде мой сын ходить не будет.

– Между прочим, я покупаю ему все самое лучшее.

– Из того, что можешь себе позволить, – сухо отзывается он, а я прикусываю язык, потому что он прав. Да и вообще мне лучше с ним не спорить.

Отвернувшись к окну, радуюсь, что хотя бы любимая мягкая машинка Макса у нас всегда с собой. Старенькая красная легковушка уже настолько затаскана, что выглядит как будто ее переехали. Это все из-за того, что как выбрал ее в полгода любимой игрушкой, так не расстается с ней ни под каким предлогом. Даже когда я купаю сына, игрушка должна быть в ванной. Надеюсь, когда Святослав Михайлович увидит ее, не заставит выбросить из-за не презентабельного вида.

Когда мы подъезжаем к дому Юдина, я наблюдаю за тем, как медленно отъезжают в сторону высокие кованые ворота. Сейчас они напоминают мне клетку, в которую нас с сыном посадят буквально через несколько минут. И начнется наша новая жизнь, в которой из хорошего будет только то, что нас не разлучили. Наверное, я должна радоваться только самому этому факту. Но с каждым метром, который мы проезжаем, чтобы остановиться у высокого порога дома, радость из меня постепенно улетучивается.

Глава 9

Тоня

Дом Юдина, как всегда, идеальный и холодный, под стать своему хозяину.

Мы заходим в просторный холл, и я чувствую, как голова Макса на моем плече тяжелеет. Повернув голову, вижу, что сын уже медленно моргает. Похоже, истерика вымотала его настолько, что Максим даже готов уснуть днем.

– Где мы можем остановиться? – спрашиваю Святослава Михайловича. – В моей старой комнате?

– Мой сын не будет спать в крыле прислуги. Альбина! – зовет он негромко, и из-за угла выходит девушка в форме горничной. Проходится быстрым заинтересованным взглядом по Святославу Михайловичу, а потом хмурится, глядя на меня. – Подготовь комнату рядом с моей для Антонины и Максима. Антонина, уложи сына и иди к Ольге Сергеевне составлять список необходимых вещей. Продумай все, что нужно будет в спальне сына. Себе в ней предусмотри спальное место. Альбина, чего застыла? Вперед!

Развернувшись, Юдин идет в сторону своего домашнего кабинета, по дороге прикладывая телефон к уху.

– А вы кто? – прищурившись, рассматривает меня новая горничная Святослава Михайловича. Похоже, ее наняли вместо меня.

– Я бывшая горничная в этом доме.

– И селитесь в спальне рядом с его? – ее идеально накрашенные брови взлетают вверх. – А сын ваш? Это его сын?

– Да, – задираю подбородок. Я хоть и измотана и выгляжу сейчас не очень, все же мне хочется задвинуть эту девушку. Не знаю, почему, но я ощущаю в ней угрозу. Чему или кому, не понятно, просто так чувствую.

– Ой, не тем я два года занималась, – бубнит она себе под нос, окидывая меня скептическим взглядом. – Пойдемте.

Я кладу Максима на огромной кровати под внимательным взглядом этой Альбины. Он буквально прожигает мой затылок. Хочется сбросить его, как назойливую муху.

– Дайте, пожалуйста, какой-то плед, – прошу я, хоть прекрасно знаю, где он лежит. Но сейчас для меня это повод показать свое превосходство.

Вообще, конечно, с персоналом дома лучше дружить. У прислуги очень много возможностей напакостить. Но я чувствую, что эта Альбина не решится, потому что у Юдина короткий разговор. В лучшем случае, он выставит ее за дверь. А в худшем поступит как с одной из бывших горничных. Та тоже пыталась напакостить тогдашней девушке Святослава Михайловича. Она была изгнана с позором. К тому же, он сделал так, что ее в городе даже на должность уборщицы знаменитой сети быстрого питания не взяли. Девушке пришлось уехать.

Альбина чуть ли не бросает мне плед с ехидной улыбкой. Я укрываю Макса, и мы с горничной выходим из комнаты, оставив небольшую щель в двери, чтобы я услышала, когда сын проснется.

– Так, значит, ты переспала с боссом и залетела от него, – констатирует Альбина, совершенно наглым образом переходя на “ты”. – А я, как дура, глазки ему строю, – фыркает она.

– Альбина, где ты ходишь? – слышим мы у подножия лестницы, когда подходим к ней.

Опускаю взгляд и встречаюсь со взглядом Ольги Сергеевны – экономки дома.

– Вернулась таки, – цедит она и поджимает губы.

– Вернулась, – отвечаю и спускаюсь вниз.

– И как ты заставила его вернуть тебя в этот дом?

– А это не ваше дело, – отвечаю сухо.

Ненавижу ругаться и необходимость защищаться. После перепалок я могу еще два дня чувствовать себя отвратительно. Но, когда работала, мне пришлось научиться защищаться, потому что в коллективе в этом доме царят ненависть и зависть. Та самая горничная, которую уволили, и экономка ненавидели меня с первого дня. Они считали, что это я как-то подговорила Юдина уволить горничную.

Обе быстро поняли, что я попала к нему в постель через месяц после трудоустройства. Но как я могла отказать ему? Я же влюбилась, как кошка. Уже со второй недели пребывания в этом доме я была готова ради него на все. Сама не понимаю, как меня угораздило так по-крупному вляпаться в настолько холодного мужчину. Но уж как случилось.

– Она от него родила, прикинь, – хмыкает Альбина и обходит меня, задев плечом.

– Я говорила, что она ушлая, – отзывается экономка, следуя за горничной.

– Мам, мы и не таких ушлых убирали с дороги, – пренебрежительно отзывается Альбина.

Мам? Она сказала “мам”?!

Если эта парочка – мама и дочка, то мне не дадут жизни в этом доме. Я уже чувствую всю ту ненависть, которую они ко мне испытывают. А мы ведь даже еще не начали нормально разговаривать!

Вечером я сижу с Максиком на полу. Сын после дневного сна долго бегал во дворе, потом поел пару раз, посмотрел мультфильмы. После ванны он сидит на полу и возит по роскошному пушистому ковру своей мягкой машинкой.

– Почему он голый? – спрашивает Святослав Михайлович, заходя в комнату.

– Ой, – вырывается из меня, и я автоматически хватаюсь за полотенце на своей груди.

– И ты тоже.

– Мы же не забрали вещи из квартиры. Нам нечего надеть. То, что было на нас, я постирала.

Святослав Михайлович выглядывает в коридор.

– Альбина! – рявкает он, и Макс жмется ближе ко мне.

– Да, Святослав Михайлович? – раздается снизу лестницы елейный голос, совсем не похожий на тот, каким она общалась со мной днем. Тот был пропитан ядом и сарказмом.

– Принеси новый халат для Антонины. И узнай у Ольги Сергеевны, заказали ли одежду для мальчика.

– Заказали, завтра должны привезти.

– Я же сказал, что это срочно! – громыхает он. – Садись в машину и езжай в магазин! Привези ребенку пижаму!

– Как скажете, – отзывается горничная недовольным голосом.

Юдин опять заглядывает в комнату. Хмуро смотрит на Макса, а тот зеркалит его взгляд исподлобья.

– Как он? – Святослав Михайлович кивает на сына.

– Хорошо.

– Уже успокоился?

– Да.

– Игрушки заказали?

– Я попросила, но не знаю, заказали ли.

– Ладно.

Он молча смотрит на нас с сыном пару минут, а потом в комнату заходит Альбина. Я встаю, и она передает мне пушистый махровый халат белого цвета. И подает его вроде нормально, но ее взгляд говорит о том, что, будь ее воля, она бы меня сейчас разорвала.

– Спасибо.

– Пожалуйста, – отвечает нормальным голосом, но лицо слегка кривится. Альбина резко разворачивается. – Я могу ехать, Святослав Михайлович?

– Можешь.

– Скоро вернусь.

Кивнув, она покидает нашу с сыном спальню.

– Оденешься? – Юдин кивает на халат в моих руках.

– М-м-м… да. Присмотрите за сыном, пока я переоденусь?

– Мне некогда. Уложишь, жду в своей спальне. Не придешь, накажу, – бросает он небрежно и выходит из спальни.

А я остаюсь ошарашенно пялиться на дверь. Во-первых, слишком резкая смена темы. А, во-вторых, не понимаю я его. Та девушка, которую уволили передо мной, была красавицей. И Альбина не хуже ее. Брюнетка с длинной косой, красивой полной грудью, которую не скрывает даже уродская форма горничной. Пухлые губы, выразительные голубые глаза. Как с картинки. Я по сравнению с ней серая мышь. А все равно Юдин зовет меня в свою спальню. Интересно, только ли ради того, чтобы я отработала долг?

Глава 10

Тоня

Сжав в руке радионяню, тихонько прикрываю дверь в нашу с Максом спальню и крадусь к комнате хозяина дома. Меня раздирают противоречия. Я хочу туда идти и не хочу. Потому что люблю до умопомрачения и люто ненавижу. Ладно, не то чтобы прямо ненавижу. Но Юдин пугает меня. Он жестокий и циничный. Беспринципный. Привык, что все достается ему с легкостью. Хотя то, что я досталась ему без особых усилий, – это только моя вина. Поплыла от красивого, обеспеченного мужчины.

Когда я только пришла работать в дом Святослава Михайловича, вся эта роскошь вскружила мне голову. И пусть я никаким образом к ней не имела отношения, все равно позволяла себе мечтать о несбыточном.

Тихонько постучав, открываю дверь и проскальзываю в спальню Юдина. Здесь за три года ничего не изменилось. Комната в серых и черных тонах. Строгая мебель, лаконичные детали, резкие углы, стекло. Холодная, как ее хозяин. Но в то же время, как и он, привлекательная этой своей холодностью. Манящая.

В комнате горит только одна лампа над прикроватным столиком – стеклянная трубка, свисающая с потолка. Она освещает тусклым светом лицо Юдина, который сидит поверх одеяла в одних черных боксерах, держа в руках планшет. Святослав Михайлович поднимает взгляд от экрана и смотрит на меня исподлобья.

Я вздрагиваю от того, насколько его взгляд опаляет жаром. Все мое тело моментально вспыхивает.

– Что это? – кивает он на предмет в моей руке.

– Радионяня. Ее днем привезли. Это чтобы я услышала, если Максим проснется. Он может спать тревожно, находясь в новом месте.

– Он нас тоже будет слышать?

– Нет.

– Хорошо. Тогда подойди. – Юдин откладывает планшет на столик и свешивает ноги с кровати. Ждет, пока я встану в шаге от него. – Поставь это сюда, – кивает на столик, и я молча ставлю на него радионяню. – А теперь опустись на колени. Только перед этим сними с себя все.

Тяжело сглотнув, я сбрасываю пушистый халат и остаюсь полностью обнаженной перед Святославом Михайловичем. Он окидывает меня жадным взглядом, и мое тело загорается от кончиков пальцев на ногах и до самой макушки. Я до сих пор не могу понять, почему все еще хочу его. Может, потому что он был моим первым мужчиной? Или потому что меня привлекает эта ледяная глыба, едва ли позволяющая мне приблизиться.

Сделав еще шаг, опускаюсь на колени перед Юдиным и ловлю тяжелый взгляд прищуренных глаз. Самое интересное, что даже в таком положении я не чувствую себя униженной. Напротив, я ощущаю свою женскую силу. Он мог бы не прикасаться ко мне. Наверняка у него есть любовница или постоянная партнерша по сексу. Юдин не из тех мужчин, кто будет заниматься самоудовлетворением. Ну, мне так кажется. И все же он не может устоять передо мной. Значит, я имею какую-то власть над ним. Эта мысль подбадривает меня и заставляет осмелеть.

Наклонившись вперед, я легонько касаюсь губами его рельефного живота, и тот вздрагивает. Провожу языком по пахнущей чистотой и самым Юдиным коже. Слышу над головой шумный выдох. Мне приходится прикусить губу, чтобы не улыбнуться и таким образом не отпраздновать свой триумф. Я же говорю, он не может устоять.

Стянув его боксеры, обнимаю ладошкой уже твердый, как камень член.

– Возьми его в рот, – хрипло произносит Святослав Михайлович, и я подаюсь вперед.

Но не делаю того, о чем он просит. Я облизываю головку и аккуратно посасываю уздечку. Свожу его с ума. Я точно знаю, что именно это с ним происходит, потому что его рука зарывается в мои распущенные волосы и сжимает их у корней. Кожа натягивается, к ней приливает кровь, и мое дыхание учащается. Эти игры на грани жестокости мне нравятся. Есть в этом что-то такое дикое, необузданное. Как будто Юдин не может держать себя в руках рядом со мной.

Он подталкивает меня к члену, чтобы я наконец накрыла его губами, но я уворачиваюсь и провожу языком по стволу. Все, как сам Святослав Михайлович учил меня еще до момента, пока не уволил. Он рычит что-то нечленораздельное, а потом резко дергает мою голову вверх и впивается в меня злым взглядом. Вторая рука ложится мне на шею и легонько сжимает.

– Не испытывай мое терпение, Антонина, – недовольно цедит он. – Я сказал взять его в рот.

Наклонившись, он прикусывает и оттягивает зубами мою нижнюю губу, а потом резко опускает мою голову, заставляя насадиться на член ртом. Вот теперь я могу сдаться. Может быть, я переоцениваю силу своей власти, и на самом деле она не в моих руках. Но я предпочитаю верить в то, что Юдин сходит с ума именно потому что я стою перед ним на коленях, и его член у меня во рту.

Сначала я двигаю головой медленно, как он учил. Насаживаюсь на твердый ствол ртом. Обвожу языком головку. Хватка на моих волосах усиливается, и я ускоряюсь, вбирая в себя столько, сколько могу. Я не умею эти все чудеса, которые делают девушки в порно, так что даже не пытаюсь. И, кажется, Юдину и не нужны фантастические навыки от меня. Похоже, он удовлетворен уже тем, что это мои губы полируют его член.

В какой-то момент Святослав Михайлович поднимается, заставляя меня сесть на пятки. Двумя руками фиксирует мою голову и начинает сам вколачиваться. Я задыхаюсь, давлюсь и умываюсь слезами. Но мои глаза широко распахнуты, и наши с Юдиным взгляды столкнулись и как будто склеились. Я вижу, как под полуопущенными ресницами его взгляд заволакивает черным туманом. Чувствую, как член напрягается сильнее. Он близок к финалу. Я хочу подарить ему это наслаждение. Хочу, чтобы ночью он видел во сне именно эту картинку.

Несколько грубых толчков – и я проглатываю все до последней капли. Наслаждаюсь его вкусом и видом перекошенного от удовольствия лица с крепко стиснутыми зубами.

Он выскальзывает из моего рта и оседает на кровать, шумно дыша. Я подаюсь вперед, чтобы получить свою порцию ласки, но Юдин берет с кровати свои боксеры и бросает на пол.

– Будешь уходить, забрось их в стирку, – бросает небрежно и, не глядя на меня, забирается голышом под одеяло.

Я тяжело сглатываю едкую, прожигающую внутренности обиду. Между ног влажно и пульсирует. Мне совсем немного нужно, чтобы достигнуть пика. Но он даже такую малость мне не подарил. Использовал, как резиновую куклу, и теперь вышвыривает прочь.

Взяв с пола боксеры, я медленно поднимаюсь на ноги, стараясь игнорировать дискомфорт между ног и тянущую боль в груди. Никогда Святослав Михайлович еще не поступал так со мной. Из этой спальни я всегда выходила удовлетворенная.

Что это? Какая-то новая игра? Желание побольнее ударить меня? Указать на мое место? Я не знаю ответа ни на один из вопросов, но внутри все просто горит от боли и несправедливости.

Быстро набросив свой халат и кое-как завязав пояс, тороплюсь на выход. Даже не пожелав ему доброй ночи, тороплюсь в нашу с Максом спальню. И только закрыв за собой дверь, вспоминаю, что не отнесла белье Юдина в стирку. Прижав боксеры к груди, съезжаю по двери и рыдаю практически беззвучно, чтобы не разбудить сына.

Глава 11

Тоня

Я чувствую на себе косые взгляды, но стойко игнорирую их. Ольга Сергеевна периодически проходит мимо. То хмыкнет, то бубнит что-то себе под нос. Мне неприятно от такого отношения. Ничего плохого ни ей, ни ее дочери я не сделала. И все же они щедро льют на меня поток негатива.

Альбина как специально затеяла уборку именно в гостиной, где мы с Максиком расположились, чтобы поиграть новыми игрушками. Я их не заказывала, и все же сегодня утром их привезли. Я помогаю сыну собрать длинную железную дорогу вокруг деревянного кофейного столика со столешницей из цельного дерева и на стеклянных ножках. Макс пыхтит и старается, соединяя детали, а я рассеянно подаю их ему, толком не вникая, подходят ли они друг другу.

Я все еще плаваю мыслями в прошлой ночи. Раз за разом проживаю пережитое унижение. Что я там думала? Идиотка! Мне казалось, что я имею какую-то власть над Святославом Михайловичем? Ну так вчера он очень ясно дал мне понять, в чьих руках эта власть на самом деле. Я полночи прорыдала под дверью. Старалась делать это как можно тише, но громкие всхлипы вырывались из меня непроизвольно. Хорошо хоть сына не разбудила своей истерикой.

Потом я еще примерно час лежала на кровати и молча пялилась в потолок. Слезы уже высохли, но адская боль и тоска из грудной клетки никуда не делись.

– Вы долго тут собираетесь копошиться? – выдергивает меня из задумчивости Альбина.

– Мы разве мешаем тебе?

– Конечно, – кривится она, глядя на меня сверху вниз и встряхивает пыльной тряпкой. Вроде и не на меня, но я прямо вижу, как вся эта пыль летит на пол, на котором возится мой сын.

– Еще раз так сделаешь, будешь иметь дело со Святославом Михайловичем, – цежу я. – Или ты забыла, чей это сын? – киваю на Макса.

– Альбина! – зовет дочку Ольга Сергеевна, и та переводит мечущий молнии взгляд на свою мать. – На пару слов.

Фыркнув, горничная подходит к стоящей на входе в гостиную матери. Та что-то шепчет ей на ухо, бросая на меня недовольные взгляды, а Альбина кивает.

– Иди, – тихо произносит Ольга Сергеевна. Еще раз взглянув на меня, тоже скрывается за поворотом следом за своей дочерью.

Я ненадолго выдыхаю, оставшись в гостиной наедине с сыном.

– Мама, не то, – недовольно бурчит Максим, протягивая мне деталь, которая никак не хочет стыковаться с предыдущей. – Не то, – повторяет.

– Давай подберем правильную, – ласково отзываюсь я и забираю кусок дороги.

Только после этого я полноценно включаюсь в игру. Нам приходится перестроить половину пути, потому что ни один игрушечный поезд не проедет по такой резкой траектории. Он просто сойдет с рельс.

Как иронично. Моя жизнь три года назад сошла с рельс и теперь никак не может встать на ровные пути. Может, мне стоило еще будучи беременной найти хорошего мужчину и выйти замуж? Но кто позарится на девушку в положении? Еще и ту, у которой за душой ни гроша.

Спустя минут сорок мы с сыном наконец запускаем конструкцию. Начинает играть музыка, слышен гудок паровоза и звон, как будто бьют в колокол перед отправлением поезда со станции. Макс аккуратно ставит состав на рельсы и смотрит на меня горящими глазами.

– Смотри, сынок, – показываю ему пальцем на зеленую кнопку. – Нажмешь сюда – поезд поедет. А если сюда, – тычу в красную, – остановится.

– Узе мозно? – спрашивает он, нетерпеливо ерзая.

– Уже можно, – с улыбкой киваю.

Маленький пальчик ложится на зеленую кнопку, давит на нее, и поезд начинает двигаться, издавая характерные звуки. Мой сын пищит от радости и вскакивает на ноги. Я пересаживаюсь на диван, чтобы не мешать Максу. Он ползает за поездом, периодически радостно взвизгивая и лепеча на своем едва понятном языке.

Откинувшись на спинку дивана, безучастно смотрю на движение поезда. Это так символично для меня. Я тоже чувствую себя вот таким паровозиком, который постоянно двигается по одной и той же траектории. Как будто не может сойти с рельс и поехать, куда ему хочется.

У меня это движение по кругу ассоциируется с моими чувствами к Святославу Михайловичу. Казалось бы, мы столько времени не виделись, он не самый ласковый человек на планете. А все равно люблю его. Вот за что? Ни разу он не сказал мне ласкового слова. Самое нежное, что я получала от него, – это наш первый секс, когда он узнал, что я девственница, и пару поглаживаний щеки большим пальцем. И все равно именно эти моменты я бережно храню в шкатулке своей памяти с потрепанной наклейкой “Первая любовь”.

Ну почему именно он, боже?!

Сжимаю пальцы так, что белеют костяшки. Стискиваю зубы до хруста.

Как бы я хотела, чтобы на его месте был другой мужчина. Внимательный, отзывчивый, заботливый. Тот, которому я была бы нужна.

Я начинаю задыхаться, потому что меня снова окутывает паника. А что, если я никогда не разлюблю его? Что, если так навсегда и останусь заперта в своих безответных чувствах к жестокому мужчине?

– Макс, – сдавленным голосом зову его. – Сынок! – добавляю громче, когда он не реагирует. Он переводит на меня светящийся от счастья взгляд. – Пойдем на улицу погуляем.

– Неть, – уверенно выдает он. – Павозик ездит.

– Солнышко, идем. Мы еще не были сегодня на улице.

– Неть, – хмуро добавляет он, и в этот момент мой сын как никогда сильно похож на своего отца.

Отвернувшись от меня, Макс продолжает бормотать что-то, торопясь за паровозиком, а я откидываюсь на спинку дивана и прикрываю глаза.

– Альбина! – слышу голос Юдина от входа и дергаюсь. Выпрямляю спину, изо всех сил пытаясь игнорировать грохочущее в груди сердце.

– Да, Святослав Михайлович? – услужливая горничная оказывается рядом со вставшим в дверном проеме Юдиным.

Элегантный и, как всегда, безупречный. Может, я во внешность влюбилась? Точно в нее. На Юдина невозможно смотреть без тахикардии. Светлые волосы в художественном беспорядке, аккуратная бородка, крупное, подкаченное тело, холодный взгляд голубых глаз. Он – воплощение элегантности, стиля и цинизма.

– Присмотри за Максимом. – Он переводит на меня настолько острый взгляд, что меня передергивает. – Антонина, в мой кабинет, есть разговор.

Пока иду за ним, бросаю предупреждающий взгляд на горничную. Молча напоминаю ей, чей Максим сын, чтобы не забывала. А потом на трясущихся ногах иду за Юдиным, успевая до его кабинета передумать все, что только можно. Вдруг он все же решил выгнать меня и забрать сына? Я же ничего не смогу сделать с ним. Бороться с мужчиной с такими возможностями, при этом имея только свидетельство о рождении сына, просто бессмысленно.

Войдя в кабинет, останавливаюсь, пока Юдин идет к своему столу, по дороге бросая на кожаный диванчик черную папку с документами.

– Запри дверь и иди сюда, – произносит он сухо, сбрасывая пиджак и стягивая галстук.

– Что-то случилось? – дрожащим голосом спрашиваю я, запирая дверь на замок.

– Случилось. Подойди, – напряженно произносит он, и я двигаюсь в его сторону.

Как только подхожу и останавливаюсь в шаге от него, Юдин хватает меня за локоть и рывком загибает над столом. Вторая рука тут же срывает с меня леггинсы вместе с трусиками.

– Что вы делаете? – пытаюсь выпрямиться, но одной рукой он давит мне на спину. Я слышу, как сзади бряцает пряжка ремня. – Пустите! Я не хочу! Вы сказали, что я буду… приходить только ночью!

– Мои деньги – мои правила, – рычит Юдин. – Не дергайся.

Глава 12

Тоня

Можно ли считать изнасилованием половой акт, если я возбуждена? Если хочу этого монстра не меньше, чем он меня? Если еще со вчерашней ночи во мне такая тоска, что я готова раздвинуть ноги, несмотря на пережитое унижение?

Спустив мои леггинсы до коленей, через пару секунд святослав Михайлович пристраивает головку у моего входа и проскальзывает на полную длину. Я ахаю, и мои глаза закрываются от ощущения наполненности.

– Веди себя тихо, – рычит Юдин.

Одной рукой он продолжает давить мне на спину, а второй хватается за бедро. Отступает и снова проскальзывает внутрь.

– Мокрая, – довольно заключает он. – Всегда готовая, – рычит, и следующий толчок выходит жестким.

Я невольно поднимаюсь на носочки и распахиваю рот в беззвучном вскрике. Хватаю воздух и прикусываю губу, чтобы не начать стонать, когда он быстро и ритмично вколачивается в меня.

По кабинету разносятся шлепки наших бедер и громкое дыхание.

Я переполнена противоречиями. Мне не должно нравиться такое отношение. Я не должна хотеть мужчину, который считает меня своей игрушкой. И все же хочу. Так сильно, что уже через несколько толчков я кончаю. Юдин не дает мне отдышаться и пережить оргазм. Он продолжает, как и прежде, врываться в мое тело в сумасшедшем ритме. Карательном, жестком, но таком сладком, что это неизменно ведет меня к новой порции удовольствия.