Появление Рыкова
Сегодня происходит что-то необычное, кто-то пришёл на работу раньше меня. Перед турникетом на проходной стоит импозантный мужчина в шикарном костюме и дымчатых очках.
– Лозман, – зло говорит он по телефону, не обращая на меня внимания, – ты, блядь, с ума сошёл? Вы тут все вообще что ли королями себя возомнили? Я всю твою шайку сегодня же разгоню! Команда, блядь! Нахера мне такая команда! Я стою на проходной и халдей меня не пускает, а ты ещё в гостинице прохлаждаешься. Где вам надо быть? Вы должны уже час, как по стойке смирно стоять и встречать меня с караваем, музыкой и девками. Почему на меня до сих пор пропуска нет?
Я терпеливо жду, когда он закончит отчитывать провинившегося подчинённого.
– Чего тебе?! – обращает он на меня внимание, его глаза, скрытые полупрозрачными стёклами, мечут молнии.
Я пожимаю плечами и показываю на турникет, на пути к которому он стоит:
– Мне пройти нужно.
Он ничего не отвечает, поворачивается спиной и продолжает распекать своего Лозмана. Я теряю дар речи от такой наглости, несколько секунд смотрю в его широкую спину и решаюсь легко похлопать по плечу. Он опускает руку с телефоном и оборачивается ко мне в пол-оборота.
– Кто такая?
– Во-первых, вы ведёте себя крайне невоспитанно, а, во-вторых, я здесь работаю и вы мне мешаете пройти.
– Больше не работаешь, – выплёвывает он и снова показывает мне свой затылок.
– Мужчина, отойдите в сторонку, не мешайте. Сейчас подразделение вызову, – вступает вахтёр.
– Твою мать, Лозман! – рычит незнакомец в телефон. – Считай, ты покойник.
.
Странный посетитель, самоуверенность из него так и прёт, наверняка какой-то московский боярин. К кому, интересно, он приехал? У генерального в плане ничего такого нет. Я поднимаюсь на второй этаж и вхожу в приёмную. Дверь в кабинет директора открыта, наверное уборщица не закрыла. Заглядываю.
Ну разумеется, в такую рань он не появляется, хорошо, если вообще придёт сегодня. Весь кабинет завален бумагами – рабочий стол, стол для совещаний и даже пол вокруг стола.
Я как-то попыталась это всё систематизировать и убрать, так он меня чуть не убил. Пришлось научиться ориентироваться в его системе. Закрываю дверь и подхожу к своему столу. Надо успеть выпить кофе, проверить почту, проконтролировать план и сделать несколько звонков, пока здесь не начался Содом и Гоморра.
Уже через час всё начинает вертеться и кружиться в обычном ритме и часам к десяти я совершенно забываю об утреннем происшествии. Телефон звонит не умолкая.
– Слушаю, приёмная.
– Большаков у себя?
– Нет, Зинаида Фёдоровна, пока нет.
– Когда будет?
– Не могу сказать. Он с утра в городской администрации. Когда приедет не знаю. Вы, пожалуйста, отчёты Бажакину продублируйте, потому что он совещание проведёт, если генерального не будет. Я его предупрежу.
– Хорошо.
Большаков достал уже, если честно. Ни в какой он не в администрации. Больше, чем уверена, пьёт опять, а я его выгораживай. Предприятие на куски разваливается, а он решил в депрессию погрузиться и с восторгом утопить свой корабль. Можно подумать, мне больше всех надо…
Дверь открывается и заходит Серков, начальник транспортного цеха, высокий худощавый, вечно недовольный старик с пожелтевшими от никотина пальцами.
– На месте? – кивает он в сторону кабинета.
– Нет, Виктор Алексеевич.
– Он же вчера сам велел прийти.
Я развожу руками. То вчера было.
– Запил что ли?
– Ну что вы, я такой информацией не располагаю. А что у вас?
Он раздражённо машет рукой и с чувством опускает, практически швыряет мне на стол пачку бумаг.
– Я на своей что ли машине должен продукцию вывозить? – грозно нависает он надо мной – Подвижного состава нет, все вагоны только что в ремонт отправил. В РЖД говорят пока лично начальник не даст распоряжение, ничего не поставят. Большаков должен был с ним переговорить вчера. И что?
– Виктор Алексеевич, вы те вагоны, что под панель выделены, ставьте под погрузку, не можем же мы завод останавливать, а с панелью потом решим. Сейчас генеральный появится и я ему доложу, а не появится позвоню, попрошу заняться вопросом или скажу, чтобы Бажакин с РЖД связывался. Придумаем что-нибудь.
– Бажакин… – с презрением произносит он.
Серков, острый на язык, едва сдерживается, чтобы не выругаться. Забирает свои бумаги и уходит.
Снова раздаётся звонок, на этот раз мобильный. Ого, ничего себе! Наташка Сазонова, моя школьная подруга. Она уже года два, как перебралась в Москву.
– Алло.
– Дашка! Приве-е-ет!
– Наташ, ты что, приехала что ли?
Я поднимаюсь с кресла и делаю шаг к большому окну, поправляю штору и смотрю на площадь перед заводоуправлением.
– Ага, приехала. Погощу у родителей недельку, специально под твой день рождения подгадала. Ну ты как живёшь-то? Работаешь?
– Ага, пропади она пропадом, работа эта.
– Чего так?
– Да денег не платят уже третий месяц, а пахать приходится от зари до зари.
– Так почему не уволишься?
– Шутишь? У нас и раньше-то работу не найти было, а теперь и подавно.
Я отворачиваюсь от окна и вздрагиваю. Прямо перед моим столом стоит давешний джентльмен с проходной.
– Ой, Наташ, извини, не могу говорить. Потом перезвоню, ладно?
Не дожидаясь, ответа, я отключаю мобильный и возвращаюсь к своему столу.
– Вы что-то хотели?
Я невольно рассматриваю его. Синий костюм в полоску сидит идеально, наверняка шит на заказ. Он подчёркивает широкие плечи, узкую талию и накаченные бицепсы. На нём белоснежная рубашка, пижонский галстук завязан стильно и элегантно. На вид посетителю лет сорок, губы плотно сжаты, будто вырублены из камня, подбородок зарос густой щетиной. Красивый, сволочь…
– Не нравится работа, значит? – холодно спрашивает он и снимает очки.
Я вглядываюсь в лёд его идеально голубых глаз и меня дрожь пробирает. Он смотрит вызывающе и до ужаса высокомерно, как утром на проходной. Так смотреть может только человек, наделённый властью и привыкший к полной безнаказанности. Мои щёки начинают краснеть. С удивлением я осознаю, что вместе с возмущением во мне поднимается ещё какое-то странное чувство… и волнение. А в сердце зарождается смутная тревога.
– Вы к Алексею Семёновичу? – пытаюсь я сохранять спокойствие и оставаться вежливой.
– К тебе.
Он буравит меня взглядом. Да просто пялится, рассматривая лицо, шею и грудь. Хам.
– Слушаю вас, – спокойно говорю я, хотя внутри всё горит от такой наглости.
– Ты, блядь, велела Серкову подавать вагоны под комплекты вместо панелей?
Что? Да ты кто такой вообще, чтобы так со мной разговаривать!
– Простите, я не знаю, кто вы и не могу обсуждать с вами производственные вопросы.
– Херовая ты секретарша, раз не знаешь. Должна раньше всех быть в курсе. Иди за мной.
– Что? Куда вы идёте! Я сейчас охрану вызову.
Он не отвечает и уверенно распахнув дверь директорского кабинета, входит внутрь. Я выскакиваю из-за стола и бегу за ним.
– Немедленно выйдите! Что вы себе позволяете!
Он останавливается, удивлённо оглядывая разложенные Большаковские бумаги.
– Это что? – спрашивает он, оглядываясь на меня. – Архивы вывозите? Да успокойся ты, а то сейчас сердце остановится. Теперь я твой босс. Большакова больше нет.
– Что?
Гость по-хозяйски усаживается за стол и сбрасывает на пол все бумаги.
– Потом разберёшь, когда я уйду.
Я даже задыхаюсь от такого беспардонного своеволия.
– Так. Ты кто такая?
– Что?
– Ты секретутка, правильно? Твоё дело какое? Кофеёк принести, да сексуальное напряжение шефу помочь снять. А ты куда лезешь? Если даёшь директору, значит царица что ли? Нет, я понимаю, с такой жабой, как ваш Большаков трахаться так себе удовольствие, тем более такой, в общем-то симпатичной бабе, как ты.
У меня кровь приливает к щекам. Как вообще такое можно говорить! Это отвратительно! И это абсолютная ложь! Он просто поливает меня грязью.
– Но это не даёт тебе права решать, как рулить заводом. Давай, принеси мне кофе. Эспрессо, без сливок и сахара. И я с тобой ещё не закончил.
Я сломя голову несусь в приёмную, но не для того, чтобы скорее сделать кофе, этому наглецу, а чтобы позвонить в отдел кадров.
– Здравствуйте, Юрий Михайлович, это Розанова из приёмной.
– Привет, Дарья Андреевна. Видела уже нового шефа?
– А как так? Я не понимаю ничего. Что случилось-то?
– Так по решению суда за долги все Большаковские акции передали «ТКМ СТАР», её владелец Роман Григорьевич Рыков назначен и. о. генерального, а Большаков написал заявление.
– Как-то очень внезапно всё.
– А ты почитай, – говорит кадровик понижая голос, – про эту контору в интернете. Рейдеры. Но формально действуют в рамках закона. И про Рыкова тоже почитай…
– Почитаю, Юрий Михайлович. Спасибо за пояснения.
– Даша, новый шеф тобой интересовался. Дело твоё запросил.
О-хо-хо…
Внезапно оживает динамик:
– Где мой кофе? Его что, из Бразилии везут?
Я встаю из-за стола и подхожу к кофе-машине. Через пару минут вхожу в знакомый кабинет, ставший в один миг совершенно чужим. Рыков пристально смотрит на меня, пока я несу поднос.
– Бля… Ты полчаса чашку кофе готовила. Как вы тут живёте в своём мухосранске? Не удивлён, что завод профукали.
Я ставлю перед ним поднос. Он смотрит, не отрываясь, будто рентгеном просвечивает.
– Вы ещё что-то хотите?
– Как догадалась? Хочу. Сегодня со мной поедешь после работы.
Я вспыхиваю.
– Покажешь мне что у вас тут и как.
– Знаете, – едва сдерживаясь, чтобы не зареветь, говорю я, – вы мне утром сказали, что я здесь больше не работаю. Я вдруг поняла, что теперь и сама не хочу оставаться. Вся документация находится здесь, вот она прямо перед вами. Кофе-машина в приёмной, а сексуальное напряжение пусь вам ваш Лозман снимает.
2. Возвращение
Он долго молча смотрит на меня исподлобья. Выдержать его взгляд я не могу и отворачиваюсь.
– Смотри-ка, дерзкая какая, – наконец произносит он. – Характер мне показываешь? Я знаешь сколько таких как ты видел? Значит так. Здесь никто никого держать не собирается. Скоро за каждое рабочее место настоящая драка будет. Не хочешь работать, убирайся. Но обратно уже не возьму, даже туалеты драить. Хорошо подумала?
Ничего я не подумала. И знаю, что работу с такой зарплатой я не найду. В лучшем случае, со своим красным дипломом по управлению пойду работать кассиром в супермаркет. И то, если повезёт. Но и терпеть всё это я не собираюсь. В первый же день он мне практически прямым текстом говорит, чего от меня ожидает.
Я ничего не отвечаю.
– Ясно, – кивает он. – По закону ты должна две недели отработать, но ты мне здесь такая гордая не нужна. Собирай монатки и завтра чтобы духу твоего не было. Всё, свободна. Кофе, кстати, ты не умеешь готовить. Дрянь, а не кофе.
Я поворачиваюсь и иду к двери, физически ощущая ледяной взгляд его голубых глаз на своей спине и ниже. Иду от бедра, как модель на подиуме, выражая тихую ярость. Когда берусь за ручку двери, до меня доносится голос теперь уже бывшего босса:
– И вот ещё что.
Я останавливаюсь, не поворачиваясь к Рыкову.
– Позвони коммерческому, пусть его секретарь сейчас же переходит на твоё место.
Я открываю дверь и выхожу в приёмную. На моём лице появляется улыбка, совсем не добрая. И мне за это должно быть стыдно, но я чувствую удовлетворение. Не особо умная и несобранная, похожая на куклу, вечно занятая своей внешностью, секретарь коммерческого станет прекрасной местью за моё изгнание. Уж она-то и кофе не сделает, и бумаги все перепутает, зато сексуального напряжения точно не будет.
***
– Дашка, ну ты даёшь, подруга. Только поговорили, и на тебе. И чего делать теперь будешь?
– Да что тут делать-то? Резюме рассылать, по интервью бегать, знакомых трясти. Может где чего подвернётся.
– Эх, в Москву тебе надо перебираться с твоими способностями да с дипломом красным. Там тебя точно с руками оторвут.
Мы сидим на маленькой уютной кухне у Наташки Сазоновой, как в старые добрые времена. Её мама подкладывает молодую картошечку, малосольные огурчики и свои фирменные биточки. В школьные годы я их не любила. Дурочка была…
– Переберусь. Когда-нибудь.
– Лет через двести? Знаю я тебя. Расскажи про женихов своих.
Я смеюсь:
– Женихи? Да какие у нас женихи? Ты ж сама помнить должна. Всех хороших уже расхватали.
– Понятно, – пожимает плечами моя подруга. – Ну что, жахнем ещё по одной?
– Наташ, шутишь? У меня вон после первой стопки уже в глазах троится. Не могу я. Мне ещё домой ехать.
– Так оставайся у нас.
– Я бы с удовольствием, но там же бабушка.
– А нельзя сиделку попросить с ней переночевать?
– Нет, с ней заранее нужно договариваться, у неё ведь тоже семья, дела разные. Так что я уж поеду скоро. Приходи ты ко мне. Времени у меня, похоже, много будет в ближайшее время.
– Слушай, так теперь у тебя и на сиделку денег не будет?
– Ну, за бабушкой поухаживать я и сама смогу, но лекарства все эти, знаешь, там целое состояние нужно, чтобы их покупать постоянно. Ладно, выкрутимся. Где наша не пропадала. До конца месяца дотяну, а там, глядишь, и работа какая-нибудь подвернётся.
– Даш, я тебе могу занять, ты только скажи. Немного, конечно, но сейчас любая копейка пригодится.
– Нет, спасибо, лучше не надо. Я и так в долгах, как в шелках. Мне же вон сколько уже зарплату задерживают. Но теперь, надеюсь, всю выплатят.
– А ты не узнавала, может дешевле будет какой-то интернат найти, чем так вот?
Про это мне уже все знакомые тысячи раз говорили, но я остаюсь при своём мнении. Дома бабушке будет лучше.
– Наташ, ну ты чего? Бабушка меня одна растила, всем жертвовала, а я её в интернат отправлю? Нет, я так не смогу. Ладно, пора мне уже. Ты когда придёшь? Она, кстати, обрадуется тебе.
– Да приду как-нибудь на днях.
.
Два дня проходит в отчаянных попытках найти хоть что-нибудь стоящее. Я посылаю резюме, мучаю звонками отделы кадров, откликаюсь на все объявления. Но город у нас небольшой и с работой туго. Мне попадаются вакансии и на нашем предприятии, но памятуя угрозы Рыкова, я туда даже не звоню.
Рыков… Его фамилия разливается львиным рокотом… За что же он свалился на мою голову, за какие такие прегрешения… Я представляю его сжатые челюсти, высокую крепкую фигуру и ледяные голубые глаза, прожигающие насквозь. Обида и гнев немного притупились, но я по-прежнему очень сердита на него.
Так… Требуется работник склада. Два дня рабочих, один выходной. Необходимо хорошее здоровье. Зарплата восемнадцать тысяч рублей плюс социальный пакет. Требуется ночной сторож…
Я сижу за ноутбуком и прочёсываю все доски объявлений, когда в прихожей раздаётся звонок. Кто бы это мог быть? Сиделка уже пришла, да у неё свой ключ имеется. Может Наташка? Не вовремя она, мне надо собираться на собеседование в турфирму. Интересно, их услугами ещё кто-то пользуется?
Звонок раздаётся снова и я спешу к двери. За порогом стоит высокий мужчина с чёрными вьющимися волосами и тёмными смеющимися глазами.
– Дарья Андреевна, здравствуйте.
– Здравствуйте, – отвечаю я и пытаюсь вспомнить этого человека. Я его не помню, откуда же он меня знает?
– Я Лозман Борис Маркович, – продолжает посетитель. – Вы позволите войти? Мне нужно поговорить с вами.
– Это не очень удобно… Я должна уходить через пять минут. Да и о чём нам разговаривать?
– Тогда давайте я вас подвезу и мы поговорим по дороге. Я пришёл не с мечом, а с миром.
Поколебавшись, я впускаю его и провожу в гостиную и, по совместительству мою комнату.
– Подвозить меня никуда не нужно, но я действительно тороплюсь. Поэтому излагайте своё дело как можно короче, пожалуйста.
Он кивает.
– Дело, собственно, простое. Рыков просит, чтобы вы отработали, положенные по трудовому кодексу две недели.
– Просит? Он умеет просить?
Лозман усмехается:
– Нет, он разумеется требует, это я прошу, причём очень прошу.
– Он же не хотел меня видеть и приказал немедленно убираться.
– Знаете, он человек горячий, может и накричать на ровном месте, но речь не об этом.
– А о чём тогда?
Я смотрю на его лицо. Оно довольно открытое, взгляд прямой, но совсем не такой жёсткий и обжигающий, как у его начальника. Вообще, Лозмана можно назвать симпатичным мужчиной.
– На самом дела, речь о том, что без вас невозможно работать и завод просто остановится. В компании всё оказалось завязанным на вас. Вы просто центр решений. Такое ощущение, что бывший директор Большаков был лишь вашей тенью. И, опять же, с теми залежами документации, что он хранил в кабинете, кроме вас, судя по всему никто не разберётся.
– А что секретарь коммерческого, разве она не навела порядок?
Лозман смешно замахал руками:
– Что вы, что вы! Это же просто недоразумение какое-то, а не секретарь. Послушайте, Дарья, соглашайтесь. Во-первых, Рыков готов повысить вам зарплату, а во-вторых, мы без вас просто не разберёмся. Роман Григорьевич неплохой человек, поверьте. Когда вы к нему притрётесь, станете не разлей вода, вот увидите.
– Это вряд ли.
– В любом случае, вы сможете уйти в любой момент.
Не знаю как, но я даю себя уговорить и, на всякий случай, переношу собеседование в турфирме. В любом случае, я, вроде, ничем не рискую, а деньги сейчас нужны позарез. Я сразу уйду, если что-то пойдёт не так. И осознание этого факта делает меня более сговорчивой и заставляет чувствовать свою силу.
.
Всю дорогу, что мы едем на завод, Лозман нахваливает мои стратегически верные и правильные решения на посту помощника директора.
– Сознайтесь, по правде это вас нужно называть настоящим директором, а не этого увальня Большакова.
Когда мы идём в кабинет генерального, я готовлюсь к триумфу. В приёмной нас встречает Эльвира, секретарь коммерческого директора. Она пристально и неприветливо смотрит на меня.
Мы заходим внутрь и я снова чувствую себя как на подиуме, уверенно и красиво вышагиваю, приближаясь к столу генерального директора. Даётся мне это нелегко, потому что он буквально срывает с меня одежду своим взглядом.
– Явилась? – вместо приветствия грозно произносит Рыков, и от его голоса, честно говоря, начинают трястись поджилки, и бегут мурашки. Но я не показываю вида и стараюсь выглядеть холодной и сильной.
– Значит так, – продолжает он. – Ту идиотку из приёмной немедленно выгнать. Нет, сначала пусть покажет тебе, как делать нормальный кофе и потом выметается. Приготовь кофе, возьми самый толстый блокнот, чтобы записывать поручения и готовься вкалывать так, как ещё никогда не вкалывала. Будешь разгребать конюшни, которые сама же и засрала вместе со своим Большаковым.
Это что, шутка такая? Я вопросительно смотрю на Лозмана, но его лицо в этот момент абсолютно непроницаемо. Стоило ехать сюда, чтобы опять выслушивать оскорбления! Этот человек просто невыносим.
– Простите, – говорю я, пытаясь выдержать его взгляд, – кажется, у нас возникло недопонимание. Я думала, вам нужно разобраться в делах, а вы…
– Думать тебе больше не надо. Похоже, не это твоя сильная сторона. Тебе нужно просто выполнять, что я говорю, а думать я тебе запрещаю.
– До свидания, – как можно спокойнее говорю я, – кажется, приехать сюда было ошибкой.
Не говоря больше ни слова, я разворачиваюсь и иду к выходу. В повисшей тишине слышен только стук моих каблуков. Но когда я приближаюсь к двери, раздаётся разъярённое звериное рычание, от которого я невольно втягиваю голову в плечи.
– Стоять! Ты в игры решила поиграть? Быстро подошла сюда!
3. Мелкая месть
Честно говоря, я даже не знаю, как реагировать. К такому обращению я совершенно не готова. Какой-то исключительно казарменный стиль. Меня охватывает целая буря чувств – гнев, страх, смятение и высшая степень удивления. И я совершенно не понимаю, что мне делать в такой ситуации. Я оборачиваюсь и, замерев смотрю на Рыкова, как на диковинную зверушку, странную и очень небезопасную.
– Дарья Андреевна, вы не торопитесь с решением, пожалуйста, – мягко вступает Лозман.
Рыков мечет в него синие молнии, и его глаза полыхают яростным огнём, он разгневан. Встретившись с ним взглядом, Лозман замолкает и виновато покашливает.
– Тебе что здесь, куколки да бантики? – продолжает генеральный, возвращаясь ко мне. – Хочу буду работать, не хочу не буду? Не будешь дорабатывать свои четырнадцать дней, вылетишь не по собственному, а по статье за злостные прогулы. И потом уже вообще никуда не устроишься. Всё понятно?
– Нет, – решаюсь я противопоставить стихии свой слабый голос. – Вы же сами велели мне убираться и чтобы духу моего здесь не было.
– А сейчас велю, чтобы ты пошла на рабочее место и занялась делом, потому что тупая кукла из секс-шопа, что там сидит меня уже достала. Не факт, конечно, что ты лучше, но это мы скоро выясним. Запомни, если захочу, повелю, чтобы ты на четвереньках по заводоуправлению ползала, и будешь ползать!
Нет, это уже слишком! Унижать себя я не позволю! Да как вообще можно так с подчинёнными разговаривать! Солдафон!
– Потрудитесь, – я часто и глубоко дышу, стараясь чтобы голос не выдал моё волнение и жуткую обиду, – потрудитесь не орать на меня и прекратите оскорбления. Иначе…
– Детский сад! – перебивает Рыков, и прикрывает глаза ладонью. Вроде как век бы меня не видел. А я-то его тем более.
– Роман Григорьевич, я сообщил Дарье Андреевне, что вы предложили повысить ей зарплату на тридцать процентов, – снова оживает Лозман.
– Да за что ей? За гонор и непокорный характер? Тем более я ничего не предлагал, это твоя идея была, так что нечего со своей головы на здоровую.
Уж кто бы говорил.
– И я бы хотела получить задолженность по зарплате за три месяца. Раз уж у нас трудовые отношения строятся строго на базе кодекса, полагаю такую задержку неприемлемой.
Сердце уходит в пятки. Я до ужаса боюсь собственной отчаянной смелости и острая резь в желудке сигнализирует о стрессовой ситуации. Но на удивление шеф не орёт и не гневается, а даже улыбается, хоть и криво, но всё-таки…
– Нет ты видел? – спрашивает он у Лозмана. – Провинциальная хватка. Практичность. Ладно, всё получишь. А вот я похоже так и буду ждать. Кофе мне дадут сегодня или нет?
Ну это у куклы своей и спрашивай… Я иду в приёмную и прошу Кристину сделать кофе. В общем-то, если посмотреть на сухой остаток, то всё вышло не так уж и плохо, особенно если деньги мне действительно выплатят. Можно попытаться поработать с этим ужасным человеком. Главное, не тушеваться и давать отпор, думаю я, держась за живот, терзаемый болью. Подлая психосоматика, или как это называют… Кристина возится с кофе-машиной и, наконец, добывает чашечку кофе. Отдать её мне она не соглашается и несёт Рыкову сама. Я плетусь следом.
– Вот что, Жанна…
– Кристина, – обиженно и жеманно поправляет она Рыкова.
– Не перебивай. Кристина ты или Жанна, мне всё равно. Сейчас ты покажешь Розановой, как делать нормальный кофе, а потом заберёшь своё барахло и вернёшься к Бажакину.
– Так он вместо меня кого-то уже принял, – недовольно возражает Кристина и бросает на меня взгляд, полный злобы и ненависти.
Рыкову эти проблемы кажутся исключительно неинтересными и он делает ей жест удалиться. Я выхожу вместе с ней, но от кофейного мастер-класса отказываюсь, потому что кофе-машина у нас автоматическая, и чему меня может научить Кристина? Она не попрощавшись и с гордо поднятой головой, удаляется восвояси.
– О, Даша, ты вернулась? – заходит в приёмную главный бухгалтер. – Это хорошо. Генеральный у себя?
– Да, но у него сейчас Лозман.
– Розанова, зайди, – разражается селектор недовольным голосом Рыкова.
– Извините, Лилия Рашидовна, вызывает. Я ему доложу о вас.
Я иду в кабинет шефа, как осуждённый на эшафот.
– Там Салихова в приёмной, – говорю я.
– Подождёт. Всё равно толку от неё ноль. У вас здесь просто цирк уродцев, а не завод. Что ни деятель, то экзотическое существо и дегенерат. Единственный нормальный мужик начальник транспортного, да и тот старик уже. Как вы раньше не развалились! Уму непостижимо. Значит так, ответь-ка мне, что у нас за предприятие?
– Уточните вопрос, пожалуйста.
– Лозман, может зря я тебя послушал и вернул эту хамку? Она, кажется, ещё и умственно отсталая.
Это я хамка? Невероятно! И вот значит, кому я обязана своим возвращением. Лозману.
– Ну, где ты работаешь? Шевели мозгами!
– Я работаю на предприятии, выпускающем мебель. Можно сказать, на мебельной фабрике.
– Додумалась, наконец-то. Правильно, но не совсем. Это вчера было. Теперь ты работаешь на предприятии, выпускающем исключительно мебельную панель, потому что только она приносит нам деньги, а все остальные производства деньги только сжирают. Поэтому ты уже три месяца и не можешь зарплату получить.
– То есть вы хотите закрыть производства корпусной и мягкой мебели?
– Всё это мы пускаем под нож и частично сокращаем персонал. Вернее, сокращаем почти полностью. Одновременно расширяем производство панелей и обучаем оставшихся рабочих и мастеров.
– Но это значит, что будет уволено почти семьдесят процентов сотрудников. И что они будут делать? Работы для такого количества людей в городе нет.
– Я не знаю, что они будут делать, на биржу труда пойдут. Я не для того покупаю компании, чтобы из своих средств содержать зверинец из ненужных мне работников. Вообще, это совершенно глупые вопросы. Речь не об этом.
Я замолкаю. Как же так, разве не люди самое важное на предприятии?
– В общем, – продолжает директор, – мне нужно, чтобы все руководители, пока ещё остающиеся на своих местах, подготовили проект перехода на новую схему работы. Но они, чего я никак не могу понять, без тебя не в состоянии это сделать. Ты за всех директоров что ли здесь отдувалась? Тогда понятно, почему предприятие в крутом пике.
Спасибо за высокую оценку моих способностей…
– Организуешь работу по созданию отчётов и планированию. Предоставишь всю аналитику за предыдущие периоды, сделаешь презентацию. Нужны предложения и анализ ситуации. Курировать тебя будет Лозман. Давай, Боря, подключайся. Он, между прочим, доктор экономических наук, так что учись, пока есть возможность. По всем вопросам – к нему. Срок – до конца следующей недели. Но и обязанности секретаря никто не отменял. Проверишь и принесёшь на утверждение список встреч на завтра, ответишь на письма и передашь документы главному инженеру, причём, его соображения мне нужны как можно раньше. И научись уже делать нормальный кофе. Свободна.
– А с главбухом что?
– Скажи, вызову, когда понадобится. Сейчас пусть идёт на рабочее место.
.
Я выхожу из кабинета.
– Простите, но сейчас не может принять. Говорит, что пригласит вас чуть позже, – сообщаю я дожидающейся Салиховой. У него там Лозман, и не знаю сколько ещё пробудет.
Главбух с недовольным видом уходит, и в приёмной тут же появляется и Лозман.
– Даша, прежде всего, давай на «ты», ладно?
– Как-то не комильфо, Борис Маркович.
– Да, перестань.
Я сажусь за компьютер, а он встаёт напротив, опёршись о край крышки моего стола. До меня доходит аромат его парфюма, древесный, пряный и немного сладкий, можно даже сказать, волнующий. Самую малость.
Я всматриваюсь в его лицо. Оно выглядит мужественным, но добрым. Улыбка кажется немного виноватой, а карие глаза – полными неизъяснимой грусти, будто ему уже три тысячи лет и всё это он уже многократно видел. Всё было и будет снова.
– Розанова, – снова оживает селектор, – зайди ко мне.
Сердце испуганно подпрыгивает и я вскакиваю из-за стола. Боюсь, мой затравленный вид не укрывается от Лозмана, но ничего не могу с этим поделать.
– Вот что, – говорит Рыков относительно миролюбиво, – подскажи мне, где здесь можно пообедать.
– Наша столовая заводская считается очень хорошей. Здесь вкусно готовят и цены невысокие. Сюда полгорода на обед приезжает.
– Мне как раз такое не надо. Где-нибудь поблизости есть приличное место, где мало людей? Я в вашем городе пока не ориентируюсь.
– Нет, такого места я не знаю.
Взгляд голубых глаз становится насмешливо-ироничным. Он ощупывает меня глазами с ног до головы, а потом небрежно кивает на дверь:
– Понятно.
Я выхожу.
– Даша, а может, сходим перекусим? Время обеденное, – предлагает Лозман. Он ещё не ушёл и дожидается моего возвращения. – Заодно обсудим шаги по выполнению задания.
– Ой нет, боюсь, шеф потом меня саму перекусит. В нескольких местах. Я ведь только что пришла.
Дверь кабинета открывается и в приёмной появляется мой босс. Одет, как всегда с иголочки, выглядит элегантно и высокомерно. Ему бы с таким видом на балах блистать, а не на мебельной фабрике сидеть. Всё-таки он, определённо, красавец. Был бы великолепным кавалергардом. Но характер и манеры, конечно, никуда не годятся. Наверняка закончил бы свою никчёмную жизнь на дуэли.
– Я буду через час, – бросает он. – Звони водителю, чтобы подавал машину.
– Ну вот, видишь, нам и карты в руки – с улыбкой говорит Лозман, когда Рыков выходит из приёмной. – Здесь неподалёку есть неожиданно классное кафе, и там нам точно не помешают. Так как, пойдём?
Я вдруг ловлю себя на мысли, что совсем не против того, чтобы пообедать с Лозманом, но сейчас всё-таки не лучшее время.
– Нет, Борис Маркович – сегодня я не пойду, – не хочу Рыкова злить, он и так, по-моему, смириться не может, что пришлось обратно меня брать, да ещё и зарплату повышать.
– Он и не узнает. Мы через полчаса уже вернёмся. У меня же машина под боком. Пошли, стресс снимем. И я угощаю, это не обсуждается.
А что, у него тоже стресс? Но, всё равно. Денег на дорогие кафешки у меня нет, а позволять ему платить за себя я не хочу. Будто читая мои мысли, Борис добавляет:
– У меня командировочные, которые негде здесь у вас потратить, так что, это не за мой счёт, а за счёт владельца компании.
Уловка так себе, но я соглашаюсь.
.
Кафе, на удивление, действительно очень приятное, и здесь совсем мало посетителей. Мы садимся к столику у окна. Я – с видом на небольшой симпатичный парк, а Лозман – лицом к залу.
– Ну что, бизнес-ланч? – спрашивает он, потирая руки.
– Ой, всё равно, лишь бы поскорее, чтобы раньше шефа вернуться.
Я перевожу взгляд с парка на лицо Лозмана и замечаю, что он смотрит поверх моей головы и выглядит при этом так, будто привидение увидел. К нам приближаются шаги и останавливаются за моей спиной.
– Не знаешь, значит, такого места, да? – клокочет над моей головой голос Рыкова, едва сдерживающего ярость. – Это что мелкая месть такая? Смотри же, не пожалей!
Сердце обрывается. Я вскакиваю, чувствуя себя школьницей застигнутой в момент поцелуя и беспомощно прижимаю руки к груди.
4. В клетке с хищником
– Роман Григорьевич, это просто стечение обстоятельств, – тараторю я, оборачиваясь. – Я ведь сама здесь первый…
Я не договариваю, потому что вижу лишь спину Рыкова, и он явно меня не слышит, направляясь к выходу из кафе.
– Ну всё, он теперь меня с потрохами съест. Он же спрашивал про приличное и уединённое место, типа вот такого кафе, а я сказала, что не знаю.
– Не беспокойся, я это улажу. Зайду и всё объясню.
Я с сожалением смотрю на Лозмана:
– Блин, да это ещё хуже. Получится, что я тебе жаловалась…
В общем, обед проходит на пониженном градусе оптимизма, зато мы успеваем в общих чертах набросать план действий. Но всё равно, я возвращаюсь в приёмную с чувством, будто отчаянно провинилась и теперь меня ждёт страшное наказание.
.
Вернувшись, я погружаюсь в текущие дела и постепенно забываю обо всех этих глупых совпадениях и собственных страхах, потому что мне становится просто некогда думать о чём-то кроме работы. И даже принесённая мне зарплата за все три месяца не производит такого уж впечатления. Меня буквально рвут на части, поскольку я остаюсь практически единственным мостиком к Рыкову.
Лозман и остальные приезжие члены команды не в счёт, поскольку они находятся на стороне нового хозяина, а я, вроде как, могу донести до Рыкова то, что тревожит коллектив. Знали бы вы, что в действительности я могу только взбучки получать.
Все мои варианты решений категорически забраковываются. Кажется, единственным основанием для этого служит то, что это именно я предлагаю сделать то или иное. Всё дело во мне. Поняв это, я закрываю рот на замок и превращаюсь из полезного информированного советника в молчаливую тень.
По крайней мере, это лишает Рыкова удовольствия выставлять меня идиоткой перед посетителями. А посетителей сегодня много.
Их поток бесконечен, да и телефон тоже разрывается. Настоящий кошмар. Думаю, за сегодняшний день я уже потеряла несколько километров нервов и пару килограммов живого веса, а всего этого у меня и так не слишком много.
В принципе всё происходящее мне понятно, но есть одна небольшая странность. Лозман. Он должен заниматься финансами, перетрясать бухгалтерию и финансовый отдел, а также выедать мозг финансовому директору. Но он постоянно заходит ко мне в приёмную.
Сначала под предлогом корректировки нашего плана, а потом просто поболтать. О погоде, о кино, о ресторанах и о путешествиях. Признаюсь, все эти темы довольно далеки от меня. Кино я, конечно, время от времени смотрю, хотя и предпочитаю читать книги, и про рестораны и путешествия знаю, по большей части, из этих самых книг и кино. Но главное, сегодня мне точно не до пустых разговоров.
Лозман видит, что всё это не ко времени и смущается, но, всё равно, продолжает торчать в приёмной уже безмолвно. Пару раз его замечает Рыков и бросает на него недоумённые взгляды. Впрочем, ему тоже некогда и он это даже не комментирует. Дважды натолкнувшись на Рыкова, Лозман, наконец, уходит. Вероятно, инстинкт самосохранения пересиливает все остальные чувства.
.
Время проносится быстро и я замечаю, что уже глубокий вечер, только когда звонит бабушкина сиделка и напоминает, что ей пора домой. Ох, ёлки…
– Лидия Антоновна, дорогая, простите! Подождите, пожалуйста, меня ещё полчасика. Вы представляете, я же сегодня зарплату получила, так что всё что задолжала, отдам до копеечки.
Я выключаю компьютер, убираю со стола все бумаги и гашу свет в приёмной. Надо попрощаться с шефом, но заходить к нему мне совсем не хочется. Ладно… Постояв с полминуты перед его дверью, я наконец решаюсь и несколько раз быстро стучу. Не дождавшись ответа, робко заглядываю в кабинет.
Он разговаривает по телефону. Заметив меня, машет рукой, чтобы я вошла и подождала.
– Арина, – говорит он, – я действительно рад, что ты приехала. Я очень ценю это.
Его голос звучит совсем иначе, чем при разговоре со мной, более мягко и… волнующе, можно даже сказать, трепетно. Ого, он оказывается не только рычать умеет. И почему-то в сердце вонзается холодная и острая игла. Сама не понимаю, с чего бы…
– Да, хорошо, я уже выезжаю, так что скоро увидимся.
Он отключает телефон и смотрит на меня так, будто впервые увидел. Хотя нет, он смотрит так, будто я голая. У меня аж щёки разгораются от этого взгляда, а в груди снова просыпается томительная тревога, будто мне грозит смутная опасность.
– Слушаю тебя, – говорит он, раздев меня взглядом. Голос звучит так, что моё волнение только усиливается. Хотела бы я понимать, что у него на уме…
– Роман Григорьевич, мне уже пора, – как-то уж излишне взволнованно говорю я. – Я хотела сказать, что сегодня был очень насыщенный и интересный день. Спасибо, что доверили мне столько важных и ответственных дел. Я вас не подведу. Всего доброго, хорошего вам вечера и до завтра.
– Вообще-то, я полагал, что ты постесняешься так рано уходить с работы. И нечего мне зубы заговорить притворными речами. Мне о тебе уже всё практически ясно.
Голос Рыкова звучит недовольно, и в нём не остаётся и следа чувственной проникновенности, которую он только что дарил неведомой Арине.
Его слова как пощёчина. Притворными речами? Так рано уходить с работы?!!! Уже десятый час, вообще-то! От моего благодушия не остаётся и следа. Идиотка! И чего это я расчувствовалась! Нашла, кого благодарить. Этот целиком проглотит и не поперхнётся. Я делаю глубокий вдох и долгий медленный выдох.
– У меня бабушка инвалид, её нельзя одну оставлять, поэтому я должна идти. До свидания.
Не дожидаясь ответа, я разворачиваюсь и выхожу в приёмную, беру свою сумочку и направляюсь к выходу. Скорее отсюда! Меня трясёт. Я толкаю дверь и… Она не поддаётся. Я ещё раз толкаю дверь, нажимаю ручку и даже давлю плечом. Никакого результата. Это что за новости! Я щёлкаю выключателем, но освещение ничего не меняет.
Похоже, дверь заперта на замок. Причём, хитрость в том, что изнутри его открыть нельзя, на этом в своё время настоял глава службы безопасности.
– Ну что, никак уйти не можешь? – раздаётся за спиной недовольный голос Рыкова. – К бабушке уже не торопишься?
Да чтоб тебя! Из-за этого кафе я теперь всегда буду в его глазах лгуньей и притворщицей?
– Дверь не могу открыть, – тихо говорю я.
– Да что ты?
Сколько сарказма! Ну, подойди и сам попробуй. Я демонстративно отхожу в сторону предоставляя ему решать эту неожиданную проблему. Он бросает высокомерный взгляд, успевая скользнуть по моим ногам, и берётся за дверную ручку.
Его взгляд, это нечто. У меня ощущение, будто он раскалённой рукой проводит по телу. Давай-ка лучше без этого, иди к своей Арине, а меня просто оставь в покое.
Дверь не поддаётся и я фыркаю, когда вижу полное недоумение на лице Рыкова. Он дёргает ручку и пытается надавить, а потом и ударить плечом. Дверь вообще-то сделана из толстенного металла, как сейф в банке. Денег на неё в своё время не пожалели.
– Это ещё что такое? Да ты… – он с грозным видом поворачивается ко мне. – Твоя работа? Глупая девчонка! Думаешь что-то мне доказать своими нелепыми поступками?
– Похоже, снаружи заперто. Сейчас на вахту позвоню, – говорю я едва сдерживаясь и пытаясь сохранять спокойствие.
Подхожу к своему столу и набираю номер. Никто не отвечает.
– Может ещё обход не закончил. Явно он совсем недавно здесь был. Нашёл незапертую дверь и закрыл.
– А внутрь заглянуть ума не хватило?! – задыхается от гнева Рыков. – Звони начальнику охраны, пусть немедленно разбирается! Людей пусть присылает, дверь вырезает, что угодно! Да скорей же давай!
Я набираю начальника службы безопасности и объясняю ситуацию. Он обещает всё выяснить и перезвонить. Директор, весь бледный от гнева, продолжает дёргать ручку. Расстроился, что опаздывает к своей Арине, злорадно думаю я.
– Идиоты! – рычит он и с чувством пинает дверь.
Звонит начальник службы безопасности.
– Они не могут связаться с дежурным. Возможно, тот провёл обход и куда-то ушёл, – передаю я Рыкову его слова. – Сейчас начальник охраны приедет сам, в его сейфе хранятся дубликаты всех ключей. Он приедет и нас выпустит. Не волнуйтесь, пожалуйста. Максимум тридцать минут.
Рыков подскакивает ко мне и схватив за плечи крепко встряхивает.
– Не волнуйтесь?! Вы здесь все с ума сошли что ли?! Паноптикум какой-то! Это где, блядь, видано! Это что за служба безопасности! Всех! Всех до единого уволю! Идиоты!
От того, что он оказался так близко, мне становится страшно. Не от угроз быть уволенной, а от самого его присутствия. Все чувства смешиваются.
– Если узнаю, что это ты устроила… – его идеально голубые глаза мечут самые настоящие молнии.
Гневный голос кажется грозным рыком беспощадного зверя или даже перекатами грома, неукротимой стихией.
– У меня дочь надолго в экспедицию уезжает, прилетела на один вечер проститься, а какой-то мудак запер меня в собственном кабинете!
Из всего сказанного я понимаю только слово «дочь» и против воли улыбаюсь.
– Что смешного? Ты что, ненормальная?
Я вдыхаю его аромат и голова начинает кружиться. Он пахнет сандалом, кожей и невероятным парфюмом, явно с гипнотическим эффектом.
От него исходит невыносимый жар, и в тех местах, где моих плеч касаются его руки, наверное, останутся ожоги. Я враз теряю контроль над телом, и оно выходит из повиновения. Ноги делаются ватными и грудь тоже оказывается забитой ватой, и от этого дышать становится очень трудно.
Мои губы сохнут, сердце стучит глухо, но очень часто, перегоняя кубометры внезапно вскипевшей крови, а под ложечкой растекается сладкая тоска.
Я скольжу взглядом по его мужественному, заросшему густой щетиной подбородку и по едва заметным морщинкам. Вдруг наши взгляды пересекаются и что-то происходит, незримое и совершенно непонятное. Босс замирает, поражённый какой-то внезапной мыслью или видением. Мы стоим друг напротив друга и не можем пошевелиться.
Я даже не вижу, а скорее, необъяснимым образом чувствую, как его губы чуть-чуть раскрываются. Мысли путаются и меня начинает трясти. Я дрожу.
Лицо генерального медленно, очень медленно приближается, и я, не понимая уже ровным счётом ничего, тянусь ему навстречу.
5. Звериный рык
Голова практически полностью отключена, да и какие размышления в такой момент. Сейчас всё решает тело, его жар, нервный озноб и томительная тяжесть внизу живота. Я чувствую дыхание и вдыхаю пьянящий и терпкий аромат своего начальника. Я отдаюсь безысходности, как человек, испытывающий восторг от падения в пропасть.
К этому примешивается чувство паники, зарождающееся в груди, в сердце и ещё каких-то тёмных, непроглядных глубинах. Причина для паники у меня довольно веская. Поцелуй.
Наши губы соприкасаются. Меня бьёт током и я едва не лишаюсь чувств. Его вкус яркий и терпкий, похожий на черешню, а язык сильный и дерзкий. Время неимоверно замедлившееся, когда наши губы ждали этого соприкосновения, теперь летит во весь дух, заставляя сердце сжиматься, как на американских горках.
Мамочка… Как страшно, стыдно и сладко…
Его руки гладят спину, пальцы ерошат волосы на затылке и уже через мгновение будут до боли сжимать мою грудь, пробираясь под блузку к стянутой и затвердевшей коже вокруг сосков.
Что я делаю! Я отчаянно пытаюсь думать, но мысли хаотично и пугливо разбегаются и исчезают, вытесняемые несмолкающим в голове, восторженным звоном.
Внутри меня мечется огонь и электрические импульсы в восторге мчат и идут вразнос, выстреливая во все стороны, сталкиваясь и разбегаясь. Они гонят по телу потоки стыдной сладости, и я изнемогаю от этой муки.
Его подбородок, покрытый жёсткой щетиной, царапает мне кожу, язык мешает дышать, и всю меня трясёт мелкой дрожью. Мне даже кажется, что это похоже на смерть. И тут происходит то, что рано или поздно должно было произойти и то, чего мы, собственно, ждали с самого начала. Раздаётся звук вставляемого в скважину ключа.
Я напрягаюсь, неловко отстраняюсь и тихонечко говорю совсем не романтичные слова:
– Кажется, начальник службы безопасности приехал.
Похоже, у Рыкова, как и у меня, на какое-то время отключилась голова, потому что он выглядит так, как будто находится в гипнотическом трансе. Осознав происходящее, он выпускает меня из рук, отчего я чуть не падаю, а сам отшатывается от меня, как от чумной.
Дверь распахивается и мы оба оборачиваемся к ней, с выражением недоумения на лицах. На пороге стоит перепуганный насмерть дежурный. Он наклоняется в нелепом полупоклоне и начинает бормотать слова извинения, не смея даже взглянуть на генерального.
– Разберись, – бросает мне Рыков. – Завтра доложишь. Меня машина ждёт.
Вот так? Разберись?
Он быстрым уверенным шагом выходит из приёмной, даже не взглянув на провинившегося охранника. Мне тоже надо бежать и разбираться с ним совсем нет сил. Мне бы с собой разобраться.
– Где вы были, почему не отвечали на звонки? – спрашиваю его.
– Да я на три минутки отошёл только, мне там надо было…
– Понятно, – перебиваю я, не желая вдаваться в подробности. – Напишете объяснительную своему начальнику. Так, а теперь закрывайте и опечатывайте. И на будущее. Первое. Нужно проверять, есть ли кто-то в помещении, прежде чем его закрыть. Второе. Неплохо бы знать, здесь генеральный или нет.
Мне сейчас совсем не до этого бедолаги, которого не ждёт ничего хорошего. Все мои мысли сейчас о том, что только что произошло и о том, что могло произойти, не появись он здесь в эту минуту.
От таких размышлений я краснею до корней волос. Что это было вообще! Ну, с Рыковым понятно, он просто берёт то, что хочет, или даже не так… Берёт, потому что может. Но со мной-то что не так? Ведь я же всё это знаю и понимаю и вдруг так поплыла. Ты целуй меня везде, восемнадцать мне уже…
Да и как это вообще понять, он что, мне нравится? Глупость какая… Я же его вообще не переношу. Стыд какой! Настоящий и никакой не сладкий, а до ужаса горький и жгучий стыд… Рыков теперь будет думать, что я доступная и вообще… Блядь…
От этого слова мне становится очень жарко и до ужаса обидно. Незаслуженные обвинения больно ранят, а заслуженные ранят ещё больнее. Буду приносить кофе и снимать сексуальное напряжение. Просто жесть.
И если у него есть дочь, то кто-то должен был её родить, а связь с женатым – это вообще кошмар.
Подходя к дому, я начинаю реветь и даже не стираю с лица ручейки слёз. На помощь мне приходят сумерки и начинающийся тёплый дождь, делая мою трагедию незаметной для окружающих…
.
Промучившись без сна почти всю ночь, я поднимаюсь с твёрдой уверенностью, что всё произошедшее, не более, чем глупая случайность. И этого больше не повторится. Мне, конечно, понравилось, но только чисто в теории.
Ну, то есть Рыкова можно назвать привлекательным мужчиной и, при определённых условиях он мог бы мне даже действительно понравиться, но в реальной жизни нужно держаться от него как можно дальше. Особенно в сексуальном смысле.
Я думаю… Вообще-то даже не знаю, что и думать… Как я так внезапно оказалась в его объятиях? Ладно… Будем считать это прививкой, маленьким, но действенным впрыском вакцины. Я увидела его «чары» в действии и на этом нужно остановиться.
Другое дело, что он, возможно, захочет продолжить. Но я, думаю, сумею ему противостоять, главное, не нафантазировать себе всяких глупостей. Он, может быть и охотник, но вот я не дичь. И не стану чучелом в зале с его охотничьими трофеями.
.
С самого утра в приёмной собирается много людей, стремящихся попасть к Рыкову. Я люблю работать в тишине, но сегодня даже рада, что буду не одна, когда он появится. Представить нашу встречу один на один после вчерашнего, да ещё и на том же самом месте нелегко.
Как бы я ни успокаивала себя и ни накачивала умными мыслями и рассуждениями о здравом смысле, я прихожу в жуткое волнение, когда Рыков появляется в приёмной.
Он входит уверенной походкой, на мгновенье замедляет ход, мельком оглядывая собравшихся, и идёт к своему кабинету. При его появлении я встаю из-за стола и чуть краснею, не зная, как справиться с волнением.
– Доброе утро, Роман Григорьевич.
Он молча кивает и на меня даже не смотрит. Ну конечно… Рыков скрывается за дверью, а я начинаю готовить кофе. Через минуту щёлкает селектор и раздаётся его строгий голос:
– Дарья, зайди ко мне, пожалуйста.
Не Розанова, а Дарья? Да ещё и пожалуйста? Ох, не нравится мне это… Я беру в руку чашку и захожу в кабинет. На трясущихся ногах, с молотящим сердцем и внезапной сухостью во рту.
– С начальником отдела безопасности разобралась? – спрашивает он, глядя в бумаги.
– Пригласила к одиннадцати, сказала, чтобы доклад подготовил.
– Сама разберись.
– Поняла.
Он отрывается от бумаг и смотрит на меня в упор. Спокойно, строго, с превосходством. В общем, как всегда. Ну и хорошо… Я чуть выдыхаю и немного успокаиваюсь.
– И вот этих ходоков в приёмной не собирай, перенаправляй к соответствующим руководителям.
– Там только руководители, Роман Григорьевич.
– Всё равно. Я не народный целитель, чтобы ко мне очереди выстраивались.
– Хорошо.
– Ты с Лозманом работаешь по моему заданию?
– Да, конечно. Мы уже серьёзно продвинулись, и к установленному сроку всё будет готово.
Он одобрительно кивает. Это уже выглядит странным. Никаких подначек, оскорблений и грубостей.
– Ты кофе-то поставь. Чего держишь? После планёрки соедини меня с Лыковым из администрации президента.
Я такого не знаю и немного теряюсь.
– Какого президента?
– Байдена, блядь. Ты президента нашего не знаешь? Хорош тормозить, Розанова. Найдёшь телефон администрации, там тебя переключат куда надо. Скажешь, помощница Рыкова.
Ну вот, выходим на обычную орбиту. А то даже странно было. Он встаёт из-за стола и подходит ко мне. На нём белая рубашка, облегающая тело, ворот расстёгнут и узел галстука немного ослаблен. Он высокий, сильный и от него очень приятно пахнет. Его глаза сегодня идеально синие и вместо острого льда и враждебности в них пляшут ироничные огоньки. Но это всё очень плохо для меня. Зачем он встал?
– Ну ты чего такая напряжённая, Розанова? Поставь ты свой кофе.
– Роман Григорьевич… – начинаю я, не зная как правильно выразить свою мысль.
– Ну? – чуть улыбается он, что совершенно сбивает меня с толку.
– Я хотела сказать, что вчерашний… инцидент… Это… Надеюсь, это просто нелепая случайность, которая больше не повторится. Я к подобным вещам отношусь крайне негативно. Я дорабатываю последние дни, так что мне терять нечего, имейте это в виду. Отношения между нами могут быть исключительно рабочими…
Боже! Что я несу! Какая я идиотка! Мне хочется сквозь землю провалиться.
– Да работай ты спокойно, никто тебя не уволит, – усмехается Рыков. – Даш, ну ты чего? Всё ж нормально.
Даш? Это он так сказал? Да чего же тут нормального?
Он протягивает руку, намереваясь провести по моим волосам, но я отступаю назад.
– Ну ладно, ты же всё понимаешь, чего ты? Давай, подойди ко мне. Тебе же понравилось вчера, я почувствовал. Иди.
Он шарит по мне взглядом и взгляд совсем не скромный. Он делает шаг ко мне и протягивает теперь уже обе руки. Меня охватывает ужас и гнев. Вчера это было одно, но теперь, после того, что я сказала, совсем другое! Не подходи ко мне! Не приближайся!
Но он никак не может понять, что я не шучу. Он делает ещё один шаг и просто не оставляет мне выбора. Мне ничего другого не остаётся и я делаю это. В моих руках по-прежнему находится чашка с горячим кофе. Я беру её с блюдца и выплёскиваю на своего босса.
Время вдруг замедляется и я вижу как на его белоснежной рубашке, прямо на груди расплывается большое коричневое пятно. А потом я слышу очень громкий, поразительно мощный звериный рык.
6. В плохом настроении. В очень плохом.
Мне вдруг делается необычайно легко и спокойно на сердце. Я вижу, как наполняются яростью глаза босса и, не дожидаясь его оценки случившегося, выбегаю в приёмную. Свежие рубашки у него есть. Они висят в шкафу в маленькой комнате отдыха, куда можно попасть только из кабинета. Там есть диван, телевизор, и небольшая туалетная комната с душем. Наверное, в мыслях Рыкова, там я и должна была бы оказывать ему служебные ласки.
Приёмная меня встречает полной тишиной. Я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться, глядя на изумлённых посетителей, потрясённых грозным рыком директора. Я делаю извиняющееся лицо и сокрушённо качаю головой:
– В плохом настроении. В очень плохом. Не советую заходить.
Сама удивляюсь своему легкомыслию. Приёмная мгновенно становится пустой и я спокойно занимаюсь делами. Шеф тоже больше не беспокоит. Минут через пятнадцать появляется Лозман.
– Привет, Даш. У себя?
– Да, Борис Маркович. Проходите.
Ему можно заходить без доклада, как главе команды завоевателей, приехавшей вместе с Рыковым.
– Хорошо. Мне надо перед планёркой пару проблем обсудить.
– Разумеется, Борис Маркович.
– А что так официально? У тебя всё хорошо?
– Лучше не бывает. Шеф сегодня интересовался нашей с вами работой. Надо бы нам немного поднажать, а то если завалим задание, будет нам на орехи.
– Как скажешь, давай поднажмём. Ты ж сама занята всё время.
– Я тогда скажу начальникам служб, что вы их на совещание приглашаете, хорошо?
– Лады. Давай только не сегодня. Завтра, например. Договорились? Ну, я пошёл.
Он скрывается в кабинете и буквально через минуту выскакивает весь красный и взъерошенный.