Читать онлайн Дым и железо

Глава первая

Все началось как упражнение, чтобы побороть бесконечную скуку от заточения под замком в камере Александрийской тюрьмы.

Когда Джесс Брайтвелл проснулся, то понял, что потерял счет времени. Дни здесь сливались воедино, и Джесс знал, что важно помнить, как долго он находится в этой ловушке в ожидании, упадет топор на его голову – или нет. Так что он старательно делал заметки на стене, используя пуговицу от своей рубахи.

Пять дней. Прошло пять дней с тех пор, как он прибыл в Александрию, приведя с собой профессора Вульфа и Морган Холт в качестве своих пленников. Их увели в разных направлениях, а самого Джесса бросили здесь, чтобы – как ему сказали – дождаться, когда он будет удостоен чести встретиться с архивариусом.

Архивариус, похоже, был очень занятым человеком.

Как только Джесс посчитал дни, он мысленно начал вычислять дату. Просто от скуки. Потребовалось несколько долгих тревожных мгновений, чтобы понять, почему эта дата – сегодняшняя дата – казалась ему важной.

А потом он вспомнил. И ему стало стыдно за то, что это заняло так много времени.

Сегодня была годовщина смерти его брата Лиама. Старшего брата.

А это значит, что сегодня Джесс стал старше того возраста, до которого посчастливилось дожить Лиаму.

Джесс не мог вспомнить точно, как Лиам погиб. Он вообще почти не помнил брата, в памяти всплывали разве что размытые очертания острого носа и лохматых блондинистых волос. Должно быть, Джесс наблюдал, как Лиам поднимался по лестнице на эшафот и стоял, пока вокруг его шеи затягивали смертельную петлю.

Однако Джесс не мог вспомнить, чтобы видел, как брата повесили. Лишь болтающееся тело Лиама. Это было похоже на картину, увиденную издалека, а не на воспоминание.

«Хотелось бы мне помнить», – подумал Джесс. Если бы Лиам держал голову высоко поднятой в момент смерти, если бы уверенно поднимался по ступеням и стоял без страха, возможно, тогда Джесс тоже смог бы это сделать. Потому что именно это, похоже, теперь ждет его в будущем.

Он закрыл глаза и попытался представить все: как открывается дверь камеры. Как солдаты в военной униформе армии Великой библиотеки ждут с каменными лицами в коридоре. Профессор читает ему текст, выбранный на свое усмотрение, по пути на экзекуцию. Может, даже прибудет священник, если Джесс попросит.

Однако потом в его разуме будто бы образовывалась пустота. Он не представлял, как архивариус отнимет его жизнь. Будет ли смерть тихой? За закрытыми дверями? Он будет застрелен в спину? Похоронен в безымянной могиле? Может, никто и никогда не узнает, что с ним произошло.

А может, Джесс все-таки окажется перед петлей, и ему придется подниматься на свою казнь по ступеням. Если бы он мог представить себя шагающим на свою смерть без дрожи в ногах, то, возможно, действительно смог бы сделать это.

Джесс понимал, что ему стоит сконцентрироваться на мыслях о том, что будет говорить архивариусу в случае, если его все же вызовут, однако в этот самый момент смерть казалась такой близкой, что он почти мог к ней прикоснуться, да и, кроме того, куда проще было признать поражение, чем осмеливаться предвидеть успех. Джесс никогда не был особо суеверным, однако воображать победу сейчас было равносильным тому, чтобы нарисовать мишень на своей спине. Нет причин оскорблять египетских богов. По крайней мере, так рано.

Джесс поднялся на ноги и прошелся по камере. Холодная, пустая, с решетками и плоской каменной полкой, которая притворялась кроватью. Туалет без прикрас, который не помешало бы почистить и едкий запах которого уже начинал въедаться в кожу.

«Если бы у меня было что почитать…» Эта мысль появилась без предупреждения, и Джесс ощутил ее словно личную трагедию. Остаться без книги для него было самым худшим из всех наказаний. Он старался не думать о своей смерти, а думать о судьбе Морган, или профессора Вульфа, или кого-то еще было слишком страшно… Однако Джесс почти слышал сухой, язвительный голос профессора Вульфа, говорящий ему: «Если бы только у тебя были мозги под стать этому делу, Брайтвелл, ты бы не остался без книги».

Джесс улегся на каменную койку, закрыл глаза и попытался ясно представить первую страницу одной из своих самых любимых книг. Ничего не пришло в голову. Лишь слова, разрозненные и перемешанные, которые отказывались образовывать хоть какой-то порядок. Уж лучше бы тогда он представил, как пишет письмо.

«Дорогая Морган, – подумал он. – Я заперт в темнице в серапеуме, и единственное, о чем я могу думать, это о том, что мне следовало поступить лучше по отношению к тебе и ко всем нам. Я боюсь, что все было напрасно. И мне очень жаль. Жаль, что я был настолько глуп, будто думал, что смогу обхитрить архивариуса. Я люблю тебя. Пожалуйста, не ненавидь меня».

Это было эгоистично. Морган и правда следует его ненавидеть. Джесс отправил ее обратно в Железную башню, в пожизненное рабство с неразрушимым ошейником, туго застегнутым на ее шее. Обманом заманил профессора Вульфа в тюрьму гораздо худшую, чем эта, тем самым приведя к неизбежному смертному приговору. Он предал всех, кто когда-либо доверял ему, и ради чего?

Ради своей сообразительности и, вероятно, ради глупой идеи о том, что он может каким-то – каким-то – образом совершить чудо. Что дало ему право вообще думать о подобном?

Бряк.

Это был звук ключа, проворачиваемого в тяжелом замке.

Джесс поднялся на ноги, но холодок, оставшийся на его спине от лежанки, все еще тянулся следом, как призрак, и подошел к решетке камеры, когда дверь в конце коридора открылась. Джесс видел, как сдвигаются петли и железная дверь распахивается внутрь. Когда она снова закрылась, то не была заперта на замок. «Непредусмотрительно».

Джесс вслушивался в решительный стук шагов по полу, который становился все громче, а затем перед его камерой появились трое библиотечных солдат в черных мундирах с золотыми эмблемами. Они остановились и повернулись к нему лицом. Самый старший, – его коротко подстриженные волосы обрамляли голову жесткой серебряной щеткой, – рявкнул на разговорном греческом:

– Отойди от решетки и развернись.

Джесса бросило в жар, а затем снова в холод; он сглотнул ком страха, вставший в глотке, и почувствовал, как пульс учащается в тщетной попытке сбежать от неизбежного. Джесс последовал инструкции. «Они не заперли внешнюю дверь. Это мой шанс, если удастся пробраться через троих». Он мог бы. Сбить с ног первого, использовать его потерявшее равновесие тело, чтобы оттолкнуть двух других, выдернуть пистолет из-за пояса одного из них и успеть застрелить как минимум одного, а может, и двоих. И тогда тут уже лишь удача решит, умрет ли он в этой попытке побега, однако в любом случае даже если и так, то умрет он сражаясь.

«Я не хочу умирать, – прошептало что-то в его душе, почти что как детский плач. – Только не как Лиам. Только в тот же день».

И внезапно Джесс вспомнил.

Лондонское небо стального цвета. Легкий дождь, капли которого падали на его детское лицо. Он был еще слишком мал ростом, чтобы видеть, как брат поднимается по лестнице, и разглядел лишь две верхние ступени эшафота. Лиам запнулся на последней, и стражник его поймал. Брат дрожал, и шел очень медленно, и выглядел совсем не смелым. Он взглянул на толпу собравшихся, и Джесс вспомнил ту секунду, когда он смотрел на Лиама, прежде чем тот перевел взгляд на их отца.

Джесс тоже посмотрел на него. Каллум Брайтвелл смотрел в ответ без тени смущения на лице, будто бы его старший сын был незнакомцем.

Лиаму связали руки. На голову натянули мешок.

Голос, прозвучавший здесь и сейчас, вырвал Джесс из воспоминания.

– К стене. Руки за спину.

Джесс медленно начал выполнять приказ, пытаясь определить, где были другие солдаты… и замер, когда дуло пистолета коснулось его шеи сзади.

– Я знаю, о чем ты думаешь, сынок. Даже не пытайся. Мне бы не хотелось застрелить тебя за твою глупость.

У этого стражника был знакомый акцент – из мест близ Манчестера, скорее всего. Проведенное в Александрии время немного скрыло его английские корни, однако это было странно, решил Джесс, что его может убить соотечественник, причем так далеко от родного дома. Его может убить англичанин, прямо как Лиама.

Как только библиотечные оковы оказались на запястьях, прилажены и затянуты, Джесс, к удивлению, вдруг почувствовал себя чуть менее тревожно. Теперь возможность упущена. Все дороги свелись к одной-единственной. Оставалось лишь идти вперед.

Джесс повернул голову, чтобы взглянуть на другого библиотечного солдата. Этот имел корни из другого региона, наверное, вырос ближе к Александрии. Кожа была темнее, как и глаза, борода аккуратно подстрижена, а на лице выражение пусть и сострадательное, но уверенное.

– Я сюда вернусь? – поинтересовался Джесс и тут же пожалел об этом.

– Скорее всего, нет, – ответил солдат. – Куда бы дальше ты ни отправился, сюда больше не вернешься.

Джесс кивнул. Он на секунду закрыл глаза, а потом вновь открыл их. Лиам оступился на лестнице. Дрожал. Однако, в конце концов, его старший брат стоял твердо в своих оковах и с мешком на голове, не выказывая никакого страха.

Джесс тоже так сможет.

– Тогда пойдемте, – сказал он и выдавил из себя ухмылку в надежде, что выглядит беззаботным. – А то мне уже надоел здешний пейзаж.

На эшафот его не привели. По крайней мере, не сразу. И несмотря на то, что отчасти Джесс боялся, что не успеет даже предвидеть выстрел, которым его убьют со спины, они с солдатами прошли по коридору и подошли к незапертой двери без происшествий. «Им повезло, что тут нет капитана Санти, который заметил бы такое нарушение безопасности», – подумал Джесс. Санти оторвал бы кому-нибудь голову за подобное упущение. В переносном смысле, разумеется.

А следом Джесс пожалел, что подумал об этом, потому что теперь к его воображаемой смерти добавился еще один потенциальный вариант экзекуции.

Пришлось долго шагать через множество контрольно-пропускных пунктов, охрана каждого из которых была усилена солдатами и автоматизированными машинами-стражами; механические сфинксы наблюдали за Джессом своими подозрительными красными глазами и то и дело разминали львиные когти. Из всех механических стражей, с которыми Джесс сталкивался раньше – львы, спартанцы, египетский бог с соколиной головой, – эти нервировали больше всего. Что-то в этих машинах с человеческими лицами фараонов делало их совсем бесчеловечными. Они бы без труда разорвали Джесса на части в этой тесноте, набросившись на него разом со всех сторон.

Джесс добавил эту мысль в список возможных вариантов смерти, какими он бы не желал умереть, и был искренне благодарен, когда дорога вывела их через железные ворота, на ослепляющий солнечный свет. Умирать при свете солнца всегда лучше, чем во тьме, не так ли? Джесс вдохнул полной грудью густой морской воздух Александрии и повернулся в сторону тепла; когда глаза привыкли к солнцу, он понял, что его ведут через небольшой декоративный садик, который, в свою очередь, огибал одну из сторон гигантской александрийской пирамиды, где были видны Профессорские ступени. Слишком короткая прогулка, Джесс даже не успел ею насладиться, когда они со стражниками прошли через другую темную дверь у подножия огромного, затмевающего все строения.

И тогда-то Джесс понял, где очутился. Он бывал здесь прежде.

Стражники провели его по длинному вестибюлю, который сторожили боги и монстры, стоящие в своих нишах, по коридору, украшенному иероглифами, и подошли к последней двери. Другой сфинкс, больше предыдущих, сидел на своем пьедестале и предостерегающе рычал, пока солдат, что был главным, не поднял руку и не показал механической твари свой золотой браслет. Тогда сфинкс умолк, а дверь отворилась.

Джесс вошел во внешний кабинет единственного самого могущественного человека во всем мире.

Стражники за ним не последовали. Когда Джесс обернулся, то увидел, что они уже разворачиваются, чтобы уйти, а дверь за ним закрывается.

Охрана, разумеется, была и тут. На стражниках была отличительная форма с красными поясами элитных библиотечных войск, которые давали клятву защищать лично архивариуса, и теперь взяли Джесса под стражу без лишних слов. Джесс почти пожалел, что прежние солдаты ушли. Его самого тренировали быть библиотечным солдатом, он тоже носил униформу, ел в таких же столовых, как эти люди. Элитные же бойцы больше походили на фанатиков, чем на солдат. Они жили отдельно. Тренировались отдельно. Служили одному-единственному человеку, а не стояли на защите Великой библиотеки.

Элитные солдаты едва ли взглянули на Джесса, когда обступили его тугим кольцом и повели через внешний кабинет, в котором пустовал стол помощника, а затем через массивные двойные двери, украшенные библиотечной эмблемой.

Стражники подвели Джесса к массивному, богато украшенному креслу и насильно заставили сесть, а затем сразу же отошли и скрылись в тени. Замерли, как отключенные механизмы.

Джесс поднял глаза и понял, что глава Великой библиотеки даже не удосужился на него посмотреть.

Старик сегодня выглядел иначе, подумал Джесс. Более седым, однако в то же время сильным, будто взялся за новый режим тренировок. Волосы подстрижены короче, кожа на голове казалась на тон темнее, чем прежде, словно недавно он проводил время на солнце. Может, был в морском путешествии. Должен же быть у него корабль или два для личных нужд.

Архивариус подписал официальные документы быстрым взмахом ручки.

Джесс ожидал наконец заполучить внимание старика, однако архивариус опять ничего не сказал. Он просто продолжил заниматься работой. В следующую секунду в кабинет вошла молодая женщина с серебряным подносом и поставила на стол рядом с Джессом фарфоровую кружечку с крепким кофе.

– Я не могу пить, дорогуша, – сказал Джесс, пожав плечами, и повернулся, демонстрируя ей свои закованные в кандалы руки.

Архивариус вздохнул, не поднимая головы.

– Не могли бы вы снять с него наручники, пожалуйста?

Этот приказ не был адресован кому-то конкретному, однако один из стражников мгновенно сделал шаг вперед и подошел к Джессу, чтобы приложить свой библиотечный браслет к его кандалам. Те тут же с щелчком распахнулись. Джесс взял кофейную чашку в руки с мимолетной усмешкой на губах, предназначенной для очаровательной помощницы – она и правда была очень красивой, – и только когда Джесс заметил обиду в ее глазах, осознал, что ему следовало бы вспомнить ее лицо раньше.

А Брендан Брайтвелл однозначно должен был ее помнить. Джессу нельзя было ни на секунду забывать, что он теперь всеми силами намеревался выдавать себя за своего брата-близнеца, а его брат, да поможет ему Бог, закрутил тайный роман с этой самой юной девушкой. Имя которой Джесс не мог вспомнить, как ни старался.

«Соберись с мыслями», – сказал он себе. Он больше не Джесс. Теперь ему нельзя быть Джессом. Для Александрии Джесс Брайтвелл мертв; он прибыл сюда, чтобы воплотить в жизнь свой план, и сделал это единственным возможным способом: в роли своего брата Брендана. Теперь его жизнь зависела от всех, кто искренне верил в то, что он является своим братом-близнецом, настолько на него непохожим, насколько это возможно. Саркастичным, резким, наглым, всегда готовым ухмыльнуться, или затравить шутку, или сунуть кому-нибудь нож под ребра.

Джесс вновь перевел взгляд на Верховного архивариуса, главу Великой библиотеки, когда старик, который все еще не поднял на него головы, произнес:

– Объясни, почему я не должен отрубить тебе голову здесь и сейчас, заключенный. – Он нахмурился над документом, в который вносил какие-то правки, затем отложил его и взял следующий.

Джесс продолжил нагло улыбаться, ведь улыбка всегда служила его брату щитом.

– Прямо здесь? – сказал он. – Вам потом придется несколько дней ковры чистить.

– Не ерничай.

– Ну, что ж. Тогда вы просто обворуете самого себя. Я же прибыл с подарками. Очень ценными подарками, прошу заметить. И у меня есть еще много чего, что я могу предложить.

– Еретики и преступники ничего не могут мне предложить, – сказал архивариус. Он до сих пор ни разу не взглянул на своего собеседника.

– Должно быть, вы не прочли послание моего отца.

– Твой отец еретик и преступник. Ты что, меня не слышал, мальчик?

Джесс сделал глоток кофе. Напиток был крепким и знакомым, как родной дом.

– Что вы, – сказал он. – Однако мы оба знаем, что Великая библиотека сотрудничала с куда более прогнившими кадрами ради того, что добиться желаемого.

– И что, по твоему мнению и мнению твоего папаши – торговца книгами, это может быть?

– То, что уничтожит это место.

Архивариус наконец отложил ручку и посмотрел прямо на него – холодным взглядом, лишенным сострадания и жалости. Это был человек, который однажды приговорил профессора Вульфа к пыткам, и Томаса тоже. Который убил бесчисленное количество невинных людей, что оказались между ним и целями Библиотеки, и не проявил ни капли заботы.

– Продолжай, – сказал он.

– На протяжении почти четырех тысяч лет Библиотека полагается на силу алхимии и скрывателей, которые владеют алхимией на высшем уровне. Все, что вы делаете, в какой-то степени держится на аспектах этой силы: механические стражи, что держат города в страхе. Порталы, через которые вы переправляете армии. Однако что важнее всего: книги. Пока Библиотека является единственным источником обучения и знаний, вы держите мир мертвой хваткой.

– Я мог бы поспорить с твоими жуткими интерпретациями, но не с фактами, – сказал архивариус. – Библиотека и вправду является источником обучения и знаний. Механические стражи поддерживают порядок. Телепортационные залы являются эффективным способом перемещать наших людей из одной точки мира в другую. К чему ты клонишь?..

– К тому, что одно простое изобретение может все это уничтожить, – сказал Джесс. – Кое-что настолько простое, что должно было быть изобретено тысячи лет назад, если бы целенаправленно и постоянно не умалчивалось Библиотекой. И вами.

Архивариус вздохнул и сделал вид, что возвращается к своей работе.

– Если ты настаиваешь на беседе загадками, то эта беседа окончена. Я отправлю твое тело отцу для достойных похорон. Это все, что я могу сделать.

Джесс откинулся на спинку стула и улыбнулся.

– У нас есть рабочая модель. Сказать начистоту, она печатает копии всего того, что оставалось секретом тысячу лет. Вы же помните книги из Черных архивов, которые мой брат со своими дружками у вас стащил? Прямо сейчас ваша власть рушится страница за страницей. Если вы предпочитаете это игнорировать, будь по-вашему.

Старик ведет себя очень умело, подумал Джесс; ни искорки во взгляде, ни дрогнувшей мышцы, ни дрожи. Однако карты уже разложены, и Джесс сделал это так хорошо, как только мог. Теперь ему оставалось лишь попивать свой кофе и молиться о том, что он не подписал себе смертный приговор.

Архивариус вновь отложил ручку.

– Я отдам тебе должное, признав, что это и впрямь немного меня заинтересовало. Библиотеке, да будет она жить вечно, важно осуществлять контроль над подобными машинами, чтобы знать, что они используются по назначению. Никому не принесет пользы, если подобные технологии будут отданы миру, который не готов взять за них ответственность. Уверен, даже твой отец это понимает, так?

– Моего па не интересует общественность и ее ответственность, – сказал Джесс, сверкнув зубами. – Ему куда больше нравится финансовая выгода. Что вы можете предложить ему в обмен на уничтожение машины? Заметьте, это должно быть что-то посолиднее того, что он может получить и без вас.

– Шантаж?

Джесс пожал плечами:

– Вы же ученый человек. Я просто передаю предложение. За награду – причем очень, очень большую награду – мой отец уничтожит печатную машину, свернет производство и передаст вам чертежи и человека, который их создал.

– Томас Шрайбер.

Имя Томаса, сорвавшееся с этих бескровных губ, чуть не заставило Джесса отказаться от всех своих планов, подскочить и убить эту старую ящерицу сейчас же, пока его другу не причинили еще больше вреда. Джесс провел несколько приятных секунд, раздумывая о том, как именно он все провернет. Маловероятно, но, может, ему удастся обмануть стражника, подозвать того к себе и стащить у него оружие, а затем всадить пулю в голову этому злодею прежде, чем кто-то успеет его остановить.

Убийство всегда является очень даже приемлемым решением, если потом ты не планируешь выбраться безнаказанным. Или же живым.

Джесс заставил себя продолжить сидеть неподвижно, хотя и ненавидел то, что порыв действовать причинял ему почти что физическую боль. Старик же тем временем молча постукивал пальцами по столу, и о чем бы он ни думал, на лице не проступило никаких эмоций, когда произнес:

– Что твой отец желает получить в награду?

Ну вот и все, получается. Джесс балансировал на краю пропасти, и вот перед ним появился мост. Узкий, так что смерть все еще поджидала его на каждом шагу, но все равно это шанс. «Шанс!»

– О, цена будет очень высокой, – сказал Джесс. Впервые в жизни наличие идентичного брата-близнеца приносило пользу. И не просто пользу, а возможность спасти себе жизнь. Джесс спародировал наглую ухмылку Брендана и развязно, расслабленно уселся, скрестив ноги. Сделал глубокий вдох знакомого воздуха. Он скучал по Александрии всей душей, и этот вдох помог ему успокоить бушующий внутри гнев, который он вновь посадил под замок. – Цена эта может разрушить среднего размера страну. Но вы ее заплатите, потому что она положит конец подобному бизнесу раз и навсегда. Я уже привел к вам одного профессора, которого вы так отчаянно желали заполучить, да еще и скрывательницу, причем совсем даром. В качестве жеста доброй воли. – Предательство, совершенное по отношению к Вульфу, было ношей, которую Джесс отныне будет носить в себе всю жизнь. Тот отчаянный взгляд в глазах профессора… Подземелья Библиотеки однажды сломили его, и лишь время и любовь смогли собрать разбитую душу воедино. А в этот раз? В этот раз, наверное, невозможно будет исправить то, что сделал с ним Джесс.

– Однако ты не доставил вместе с ними своего брата.

– Ну, семья есть семья. Может, отец доставит. Но не сейчас. Сейчас рановато.

Архивариус внимательно посмотрел на него, и его пронзительные глаза, выцветшие со временем, но по-прежнему такие же опасные, как когда бы то ни было, ничего не упустили. Кожа старика, может, и стала грубой и морщинистой, волосы поседели, однако он был убийцей. Тем, кто выживает любой ценой. Безжалостным и лишенным моральных качеств, единовластным правителем.

– Знаешь, схожесть между вами двумя и правда поражает. Если бы не шрам, я бы вас и не различил.

Брендан пожимал плечами выше, чем Джесс, а еще куда более плавно.

– Правда? Потому что на деле между нами нет ничего общего. Мой брат – идиот с книжками, всегда им был. Я же сын своего отца. Ни капли сентиментальности. – Улыбка Брендана растянула его губы. – И мой отец подтвердит, что отправил к вам именно меня. Однако это ваше дело, хотите верьте мне, хотите нет. Как вам угодно.

Архивариус незаметно сменил тактику:

– Ты же понимаешь, что у меня есть чем торговаться, мальчишка. У меня есть ты.

– А у моего отца есть еще один сын. К тому же злить его будет вам не на руку. – Джесс отхлебнул кофе, чтобы урвать немного времени, и вслушался в молчание архивариуса. В молчании, как он давно уяснил, может скрываться многое. Иногда оно напряженное, на грани жестокости; иногда медленное и спокойное, миролюбивое.

Это молчание оказалось натянутым.

Джесс отвел глаза от архивариуса и оглядел кабинет, будто ни разу не видел прежде – на самом деле он был тут однажды, но тогда был моложе и очень напуган. Брендан же, не видя этот кабинет ни разу, должен был изучить все: пышные ковры с египетскими мотивами, сверкающую стеклянную стену, за которой открывался вид на голубые воды Александрийской гавани и плывущие по ней лодки. Огромную автоматизированную статую египетского бога Гора с головой сокола, стоящую с одной вытянутой ногой. Эта тварь будет готова защитить архивариуса при малейшей угрозе, как и элитные стражники.

Джесс все попивал кофе, но во рту была только горечь. Его пульс угрожал участиться, однако он стал дышать медленно, как научила его подруга Халила, и почувствовал, как давление отступает. «Подожди», – подумал он. Брендан бы подождал.

В конце концов архивариус произнес:

– Расскажите мне, мистер Брайтвелл, слышали ли вы о Праздновании Великого сожжения?

У Джесса все похолодело внутри. Он почувствовал, как напрягаются мышцы на спине. Он попытался не выдать себя лицом.

– Нет, не знаком с подобным, – сказал он, потому что был уверен, что Брендан этого не знал. – Приглашаете меня на ужин?

– Здесь наши предки не были известны своими кровожадными поступками, присущими многим другим культурам, однако были известны тем, что время от времени приносили жертвы. Мы подносим много даров во время Празднования Великого сожжения, в нынешние дни они носят характер символичный и церемониальный. Тысячу же лет назад Празднование служило одновременно и для того, чтобы чтить традиции, и для того, чтобы избавляться от… некоторых личностей, приносящих много проблем. Если ты понимаешь, о чем я.

– Угрожаете сжечь меня заживо? Не ходите вокруг да около, сэр. Вряд ли я свалюсь в обморок. И умолять не стану. Убивайте или разбирайтесь с отцом. Всего остального не надо.

Архивариус все это время вел себя противоестественно неподвижно и сдержанно, однако сейчас хлопнул ладонью по блестящей поверхности стола, где лежали отчеты, с грохотом, похожим на выстрел. Он двигается совсем не как старик, подумал Джесс. За этим хлопком скрывалась настоящая сила.

– Не смей мне угрожать, мальчик. Я архивариус Великой библиотеки! Я пользуюсь уважением, богатствами и верностью всего мира!

– Однажды распоряжались, – согласился Джесс, и голос у него вышел очень даже спокойным. – Однако мир меняется. И это ваш единственный шанс его контролировать.

Архивариус вдруг замер, как статуя Гора, возвышающаяся в углу. В глазах блеснул отблеск от окна и тут же обратился зловещей тьмой. «Попался», – подумал Джесс. Единственное, чего боялся каждый архивариус за последние тысячу лет, были перемены, и теперь этот страх пришел к нынешнему архивариусу, и неважно, нравилось ему это или нет. С работающей печатной машиной, создающей копии книг, люди больше не будут нуждаться в копиях, отзеркаленных алхимией, из Великой библиотеки. Они смогут владеть книгами, а не просто одалживать их. Смогут писать свои книги без надзора профессоров и цензуры Библиотеки. Библиотека была основана в качестве хранителя знаний, источника света, однако за сотни и тысячи лет своего существования она превратилась в центр власти.

Власти, гниющей изнутри.

Если Библиотека хочет хотя бы выжить, то архивариусу во что бы то ни стало необходимо пресечь работу печатных станков.

Джесс вздохнул.

– Давайте не будем притворяться, будто вам не нужно то, чем владеет мой отец. Вы убили сотни профессоров ради того, чтобы хранить эту тайну веками. Мы же готовы вам ее продать вместе со всеми чертежами. Однако, если вам это неинтересно, я полагаю, мы сможем найти другого покупателя. – Он поднялся на ноги.

Статуя Гора повернула свою блестящую золотую голову одним резким движением, на манер птицы, и уставилась на него сверху вниз.

– Осторожно, – сказал архивариус мягко. – Если я захочу, чтобы ты исчез, никто не найдет твои кости.

Джесс положил ладони на стол старика и чуть наклонился вперед. Ему было немного приятно осознавать, что он портит полировку.

– Если вы сделаете так, чтобы я исчез, – сказал он, – то станете последним архивариусом уничтоженной Библиотеки. Если же вы считаете, что это пустая угроза, прошу, пустите в ход своего металлического бога. – Он услышал звук шагов, а затем подошли стражники, однако архивариус вскинул руку, и они остановились на полпути.

Тишина. Натянутая и звенящая. Когда миновало аж десять ударов сердца, Джесс сделал шаг назад и плюхнулся обратно в кресло, рассевшись, будто у себя дома.

– Мы могли бы стать могущественными союзниками, – сказал он. – Поджигатели по всему миру восстают против вас. Королевства на грани революций. Ваши библиотечные войска стали слишком слабы, чтобы защищать все важные аванпосты. Мы могли бы помочь.

– Я не веду дела с контрабандистами и ворами.

– Вы вели дела с правителями и королями годами. Корона моего отца в тени, однако она очень даже реальная. Подумайте об этом и проглотите, наконец, свою гордость, если не хотите потерять… все это. – Джесс жестом обвел кабинет и большую центральную пирамиду, в которой этот кабинет находился: дом Великой Александрийской библиотеки, стоящей в городе, посвященном ее величию, в стране, ставшей невероятно богатой благодаря ей, защищенной армиями и традициями, механическими стражами и алхимией.

Все это было куда более хрупким, чем казалось, и они оба это понимали.

Архивариус быстро взмахнул рукой, и голова статуи Гора отвернулась, приняв свое привычное положение… однако если увидел однажды, как она двигается, подумал Джесс, то никогда уже этого не забудешь. Свою точку зрения архивариус высказал.

Взаимное уничтожение.

– И что он хочет взамен на такое… потенциальное сотрудничество?

– Книги, – сказал Джесс. – Редкие и ценные. Они вам без нужды, у вас обширные хранилища с кучей добра, которого никто никогда не видел.

– Сколько?

«Другое дело», – подумал Джесс. Они пришли к соглашению. Теперь они спорили об условиях сделки. Он немного расслабился, но лишь немного.

– За печатную машину и ее чертежи? Сто тысяч редких томов, и я проверю каждый из них. – Он улыбнулся. Улыбнулся циничной улыбкой Брендана. – Поверьте, я бы и сам занялся чем-нибудь другим. Это мой брат влюблен в книжки, не я.

– Это займет недели, – сказал архивариус.

– А вы торопитесь?

Своим вопросом Джесс заслужил гневный взгляд.

– Твой ответ подразумевал, что у тебя еще есть чем торговаться.

– Ну, печатная машина и ее чертежи того стоят, сомнений нет, однако ум человека, который соорудил это чудо… он стоит куда дороже, даже если лишь для того, чтобы убедиться, что новой такой машины он не построит.

Если Архивариус и думал об этом, то оставил все мысли при себе.

– Шрайбер ценен для нас.

– Тогда это еще сто тысяч книг. А другие?

– Кто другие?

– Капитан Санти. Халила Сеиф. Глен Уотен. Дарио Сантьяго, – сказал Джесс. Он пытался не представлять их лица в этот момент. Пытался не думать о них вообще, как и сделал бы Брендан.

Архивариус отмахнулся было, однако потом, похоже, передумал.

– Санти заслуживает наказания, – сказал он задумчиво. – Он должен стать примером для других. Семья Дарио Сантьяго королевских кровей. Простив его, мы можем заполучить новую клятву верности от Испании и Португалии.

– А Халила? – Джесс пытался изо всех сил, чтобы его голос оставался спокойным и беззаботным. Было сложно.

– Девчонка Сеиф сделала свой выбор. Может гнить вместе со своим отцом и братьями в тюрьме до экзекуции.

У Джесс начало жечь в груди, будто бы он задержал дыхание, хотя в легкие он набирал предостаточно воздуха. Халила, Халила, должна быть казнена, а ее яркий ум и благородное сострадание ничего не стоят.

– Тогда остается Уотен.

– Выкиньте уэльскую девку в какой-нибудь колодец по дороге и забудьте о ней. Она не важна.

«Ублюдок. Хладнокровный, тупой ублюдок. Она будущий командир твоей армии».

Жжение в груди Джесса внезапно обратилось льдом. У него получилось. Это было настоящей пыткой – играть на тщеславии старика, завлекая его в беседу, в которой тот плевать хотел на людей, которые Джессу были дороги больше жизни и любых пыток… Однако теперь, буднично согласившись с тем, что убийство приемлемо, архивариус показал свою натуру, и натура эта была уязвима. «Рыба на крючке, – подумал Джесс. – Главное, не упустить».

Джесс так же буднично кивнул и постучал пальцами по бедру.

– Я передам все это своему отцу. Ему захочется назначить условия за все ваши пожелания.

– Можешь использовать мой личный Кодекс, если желаешь. Его никто не отслеживает.

На этот раз от усмешки Брендана стало больно губам, однако Джесс все равно ухмыльнулся.

– Я не дурак, – сказал Джесс. – Сам разберусь. Если мы доставим вам Санти, Халилу Сеиф, Томаса Шрайбера, вернем Дарио его родственникам и избавимся от Уотен, что вы можете предложить за все это взамен?

– Помимо двухсот тысяч редких книги, которые ты уже потребовал? Ты слишком далеко заходишь, молодой человек.

– Ну, в конце-то концов, я сын своего отца. Справедливая сделка купит вам желаемое. Простой бизнес.

– Я не бизнесмен. – Архивариус умудрился произнести это как нечто бранное, однако после коротких раздумий натянул тоненькие очки и открыл лежащую на столе книгу. Кажется, сначала он изучал ее содержание, хотя Джесс сомневался, что ему нужно что-то изучать. Человек такой должности точно знает, что может предложить и какова за это цена.

Секунду спустя архивариус снова захлопнул книгу и произнес:

– Я потратил достаточно времени на этих дураков и мятежников. Двести тысяч редких оригинальных книг от архивариуса, плюс целая партия лучшего библиотечного оружия, включая греческий огонь, будет отправлена твоему отцу. А также наши войска сделают вид, что отныне не замечают всего того, что творит клан Брайтвеллов, если это не носит характер прямой угрозы Библиотеке. Этого достаточно?

Несмотря ни на что, Джесс несколько долгих секунд не мог ответить. «Верховный архивариус продает оружие и греческий огонь как игрушки. И обещает гарантировать безопасность черного рынка контрабандистов». Подобное предательство всех принципов Библиотеки было столь глубоко и так сильно задело Джесса за живое, что несколько следующих вздохов не мог справиться с отвращением.

Затем Джесс снова поднялся на ноги, на этот раз медленно, и лаконично кивнул.

– Я сообщу отцу, – сказал он. – Ожидаю, что он ответит в течение дня. Где я могу подождать?

Архивариус уже занялся своими делами, взял другую книгу из стопки на краю стола и ручку. Он сделал несколько быстрых заметок, не поднимая глаз.

– Моя помощница разместит тебя в более приемлемых условиях, – сказал он. – Пока что ты мой гость. Гость без привилегий и несвободный, как ты понимаешь. Ты будешь моим заложником, чтобы гарантировать хорошее поведение твоего отца. И не обманывай себя, если я замечу хоть намек на предательство, то убью тебя.

Джесс легонько поклонился. Отчасти насмешливо, как сделал бы его брат.

– Разумеется.

Глава вторая

Джесс не позволял себе расслабиться до тех пор, пока помощница – да как же, ради бога, ее звали? – не вывела его из кабинета и не завела в приемную, украшенную вавилонскими фризами, где стоял ее собственный стол. Не такой отполированный, не из столь хорошего дерева и заваленный стопками с рабочими документами. На ней был золотой браслет служительницы Библиотеки, и да, она выглядела очаровательно; он мог понять, почему Брендан был так увлечен ею. Она грациозно взмахнула рукой, предлагая Джессу сесть, и открыла книгу у себя на столе – ту, где, без сомнений, содержались приказы архивариуса, которые он только что написал.

Джесс разглядывал ее, пока она не видела. Загорелый цвет кожи намекал на то, что она была египетских кровей, однако было что-то еще, чего Джесс уловить не мог. Он помнил толстую косу, в которую она заплетала волосы за спиной, помнил скулы и острый подбородок. «Мне нужно вспомнить ее имя. Начиналось на Н… Наоми? Наллана?»

Внезапно память вернулась четко и ясно, и он сказал:

– Некса, о том, как я уехал… – Этот мост он должен был изучить. Осторожно.

– Ты исчез именно так, как и намеревался, – сказала она резким тоном, абсолютно отличным от того нежного, который Джесс помнил со времен их последней встречи, той ночи, когда он осознал, что его брат нашел себе любовницу из числа библиотечных сотрудников. – Без какого-либо предупреждения или слова. – Она подняла голову, и ее взгляд пронзил Джесса насквозь. – Хотя спасибо по крайней мере за то, что великодушно оставил записку, в которой сказал, что сожалеешь. Хотелось бы мне сказать, что от этого стало чуточку легче.

Брендан написал записку? С извинениями? Очевидно, у брата к этой девушке было куда больше чувств, чем могло бы показаться.

– Прости, – пробормотал Джесс. Ему хотелось сказать что-нибудь еще, но это было опасно, а чем дальше он оттолкнет Нексу от себя, тем лучше для них двоих. – Мне пришлось.

– Я догадалась, – согласилась она. Открыла ящик стола и вытащила из него что-то, что протянула затем ему. Это была деревянная коробочка с вырезанным на ней символом Великой библиотеки на крышке, а когда Джесс ее распахнул, то нашел внутри медный браслет на подушечке из мягкого красного бархата.

Он протянул коробочку обратно.

– Я не собираюсь вступать в ряды вашей секты.

– А мы бы тебя и не приняли, – сказала она. – Если ты не согласишься его надеть, то тебя разместят в куда менее приятных условиях. Думал, тебе на этот раз даруют такую же свободу? – Это был двойной удар, Джесс его почувствовал. Скорее всего, заслуженный.

Джесс посмотрел на Нексу таким взглядом, каким Брендан смотрел в детстве – раздраженный, слегка агрессивный, – и стащил браслет с бархатной подушечки. Натянул на запястье и вздрогнул, когда алхимия, скрытая в металле, защелкнула браслет и стянула по размеру его руки. Ему теперь понадобится скрыватель или же алхимический ключ, который Некса наверняка хорошенько спрятала, чтобы снять эту штуку.

– Тугой, – сказал он. – Ты не могла бы посвободнее…

– Разумеется, нет, – сказала она. – Полагаю, ты недостаточно смел, чтобы отрезать себе руку ради комфорта?

Джесс был достаточно честен, чтобы признаться, что нет. По крайней мере, не при гораздо более ужасных обстоятельствах. Он легонько поклонился и сказал:

– После тебя.

Он отправился следом за ней по коридорам серапеума. Было тревожно осознавать, что зал, через который они вышли, был не тем же, через который он сюда попал, и мыслями Джесса завладели попытки во всем разобраться. У него возникло странное, безошибочное чувство того, что кабинет теперь совсем не там, где был, когда его привели. Такое вообще возможно? Или тут замешано некое странное, запутывающее всех алхимическое поле скрывателей, которое стерло Джессу воспоминания о дороге?

Густой морской воздух сомкнулся над Джессом, когда они вышли в незнакомый двор, и он вновь почувствовал то самое сильное ощущение родины. Это место быстро стало для него особенным. Здесь он завел первых настоящих друзей. Нашел свою цель.

А теперь это было враждебное место, кишащее ловушками. Ему нельзя об этом забывать.

Некса провела Джесса по садам, которые окружали основание громадной пирамиды, и, подняв голову, Джесс посмотрел на позолоченную солнцем мраморную облицовку, на золотую, как огонь, вершину. Сейчас они находились на публичной стороне пирамиды, где люди размеренным потоком входили в читальные залы и кабинеты. На другой стороне, той, с которой Джесс заходил ранее, располагались Профессорские ступени. Там были выгравированы имена Томаса Шрайбера, и Халилы Сеиф, и Дарио Сантьяго… если их еще не откололи и не предали забвению. Скорее всего. Джесс подумал, что это будет первым делом в списке архивариуса – стереть их всех из истории Библиотеки.

Имя профессора Вульфа стерли много лет назад. Библиотека казалась вечной. Однако непрерывное исправление своей собственной истории подтверждало ее уязвимость.

Джесс постарался сконцентрироваться на том, чтобы следовать за косой Нексы, ритмично покачивающейся среди теней, через пышные, цветущие сады и прочь, на шумную улицу. Далее они миновали статую огромного сфинкса, устроившегося в расслабленной позе, который повернул свою голову фараона, чтобы одарить проходящих взглядом своих мерцающих красных глаз. У Джесса побежали мурашки по коже, наполняя его волной адреналина, однако он продолжил идти спокойно и старался усмирить свое сердцебиение. Именно эту тварь отправят по его следу, если он нарушит свое условно-досрочное освобождение. И пусть он в теории способен отключить эту машину, та с легкостью может разорвать его на куски одним щелчком челюстей или же подбросить в воздух своим крылом так, что при падении он разобьется. Да и того хуже, человекоподобный рот этого зверя скрывал кошмарные, острые, как лезвия бритвы, зубы. Лучше никогда их не видеть и не слышать пронзительный, жуткий крик, который тот рот издает.

Браслет, который теперь был у Джесса на запястье, одновременно и защищал его, и являлся угрозой.

Некса уверенно шагнула на широкую, вымощенную белым кирпичом улицу и махнула проезжающей мимо карете на паровом двигателе, который зашипел в момент остановки перед ними. Некса продиктовала адрес, и они забрались внутрь. Они сели на противоположных сторонах, глядя друг на друга, когда транспортное средство снова дернулось, приходя в движение, и чудеса александрийской архитектуры начали проноситься мимо.

Наконец Некса произнесла:

– Ты уедешь, когда сделаешь все дела.

Это был не совсем вопрос, однако Джесс отнесся к нему как к вопросу.

– Уеду, – сказал он. – Я обязан перед отцом.

– А передо мной ты ничем не обязан.

Джесс отвел взгляд и уставился на широкую фигуру башни маяка, где у его друзей некогда размещались рабочие кабинеты.

– Я много кому чем обязан, – сказал он и уже не был уверен, говорит от своего лица или от лица брата. – Понятия не имею, как расплачусь со всеми своими долгами.

Некса покачала головой, однако в ответ больше ничего не сказала, и они ехали в тишине, под звук колес, стучащих мимо маяка и вдоль поворота, который увез их на другие улицы. Александрия славилась огромным и диким разнообразием архитектуры: греческой, римской, египетской и некоторыми другими стилями из более далеких земель. Они проехали богатый китайский дворец, окруженный ухоженными садами, а затем поместье, которое легко можно принять за английское.

Они, осознал Джесс, проезжают район, где живут дипломаты. Пульс Джесса участился, когда он заметил богато украшенный испанский дворец за тяжелыми железными воротами, потому что знал точно, кто живет за этим фасадом. Дарио говорил Джессу, что у него есть кузен, который служит в Александрии послом.

Семья Дарио была полна королевских отпрысков, лордов и леди. Едва ли могло удивить теперь то, что они тоже оказались на завидных, влиятельных должностях.

Джесс мысленно запомнил расположение дворца, и карета сделала новый поворот в куда менее примечательный квартал… к домам очень ухоженным, но куда меньших размеров, выкрашенным в яркие цвета. На сей раз карета остановилась, и Некса протянула водителю клочок бумаги – скорее всего, долговую расписку от архивариуса. После того как они вышли, водитель вновь завел двигатель, и транспорт застучал по брусчатке прочь, а Некса повела Джесса вверх по обветшалым ступенькам к двери, которая распахнулась, когда девушка приложила к ней руку.

– Она открывается по твоему браслету, – сказала она Джессу. – И, разумеется, замок может в любое время перекодировать кто-то более высокого ранга. За тобой будут следить, тебя будут контролировать и проверять. Мы будем регулярно обыскивать помещение.

– Ничего другого и не ожидал, – сказал Джесс. Единственная комната, в которую они вошли, была с пустыми белыми стенами и простой мебелью и выглядела достаточно удобной. В нише стены без двери имелась кровать, которую можно было задернуть шторкой, чтобы создать ощущение личного пространства, длинный диван, где можно читать, стол и стул. На кухне были самые необходимые для готовки принадлежности. Ванна же располагалась в другой нише за шторкой.

Окна оказались маленькими и с решетками на внешней стороне, а другой двери не было.

– Сойдет, – сказал Джесс. – И как далеко я могу уходить?

– Не можешь. Ты будешь ждать здесь, пока не получишь иных распоряжений. Архивариус сказал мне, что тебя посадят в тюрьму под замок, если хоть одной ногой ступишь на улицу. Понятно?

– А что мне есть?

– Еду тебе принесут. Все остальное не мои проблемы.

– Тогда получается, это очередная тюремная камера, так?

– Камера куда получше прежней. Считай это даром свыше, Брендан.

Долгое мгновение они смотрели друг на друга. Она что-то искала в нем, понял Джесс. Какую-то искру.

Однако ему нечего было ей предложить.

Некса отвернулась, сделала резкий вдох и сказала:

– Если тебе понадобится что-то еще, напиши мне в Кодексе.

– Книги, – сказал он. – Мне нужны книги.

– Рядом с кроватью есть полка с бланками, – сказала она. – Мы не жестоки. – В ее словах был скрыт укор, а потом она слегка нахмурилась, когда вновь повернула голову, чтобы поглядеть на него. – Когда ты так полюбил читать, Брендан?

Секунда невнимательности, и он оступился. Джесс любил книги. Брендан не любил.

– Просто хотел сделать небольшое исследование для па.

Она кивнула, однако намек на хмурость остался у нее между бровей. Джесс посмотрел ей прямо в глаза, и тогда она отвернулась и ушла не попрощавшись. Дверь закрылась за ней, и Джесс опустился на диван. Позволил себе глубоко, рвано вздохнуть.

Стать его братом оказалось тревожно легко… однако мелочи все же имели значение. Некса была начеку, даже больше, чем обычно. Если она начнет сомневаться в том, тот ли он человек, за которого себя выдает, то его дни будут сочтены в подземелье, а то и того хуже.

Джесс опустил гудящую голову на руки, потому что эта мысль заставила вспомнить обо всем остальном: о профессоре Вульфе, вновь заключенном в своем собственном одиночном аду из-за того, что, только приведя его сюда, Джесс сумел осуществить свою хитрость. И Морган, Морган, теперь снова в Железной башне, где из нее опять сделали раба в неволе, и даже собственное тело ей не принадлежит.

«Все должно сработать», – сказал себе Джесс. Он не может использовать Кодекс, который ему предоставили, ведь очевидно, что Некса увидит каждую буковку, выведенную его пером, будет следить, как слова появляются в реальном времени, отражаясь в ее собственной зеркальной копии. А с браслетом, затянутом на запястье, Джесс не может улизнуть, чтобы отправить сообщение.

Все были под замками, у каждого свой. Дарио, Халила, Томас, Глен, капитан Санти… все теперь пленники, отправленные на корабль Красного Ибрагима, который привезет их в Александрию, чтобы продать Библиотеке. Именно такую сделку заключил отец Джесса с его коллегой-контрабандистом. Красный Ибрагим в свою очередь поставит свои условия архивариусу.

Каждый из друзей Джесса, каждый, был в дюйме от смерти или тюремного заключения.

«Как я вообще мог подумать, что все это сработает?» Не то чтобы у Джесса был большой выбор; он понимал, что отец предаст их в Англии, и такое решение стало последней отчаянной попыткой оставить хоть какие-то козыри в рукаве, когда предательство совершилось. Вульф, например; Джесс привел с собой профессора Вульфа не случайно. Джесс боялся, что из всех них именно Вульфа архивариус прикажет казнить сразу же. Джесс с Дарио сошлись во мнении, что если доставить Вульфа в подарочной упаковке, то это станет единственным приемлемым вариантом из всех плохих, какие у них имелись. Джесс отлично понимал, что в лучшем случае Вульфа вновь заключат в темницу, которая уже чуть не погубила его до этого.

Нет, хороших вариантов не было.

Выбор же привести Морган был скорее стратегическим, потому что из всех именно Морган имела больше шансов обратить все в свою пользу… однако это означало, что ее отправят обратно туда, где она меньше всего хотела оказаться: в Железную башню.

Стоя теперь здесь, в шаге от смерти, Джесс не очень-то был уверен в том, что у него вообще был план.

Однако ничего другого тоже не было.

Джесс открыл бланк и нашел карту города. Он отыскал то место, где сейчас находился, рядом с районом дипломатов, в пешей доступности от серапеума, Александрийского университета и тщательно охраняемых территорий Великих архивов.

Он был неподалеку от того места, где в последний раз посещал Александрийский теневой рынок – криминальную империю Красного Ибрагима. Однако противозаконные шайки никогда не сидели на одном месте; это вечно походило на игру в кошки-мышки с библиотечными солдатами, опасную игру. У Джесса не было ни малейшего представления или способа выяснить, где теневой рынок расположился сейчас, без помощи линий связи, которыми пользовались родные. А отправляться выяснять он не мог, потому что Библиотека внимательно следит за каждым его шагом.

А Дарио, чтоб его, не вышел на связь, как было оговорено. Джесс всюду пытался отыскать знак – особенно когда они проезжали мимо посольства, – однако Сантьяго, как всегда, доказал, что на него можно положиться только тогда, когда это выгодно ему самому.

Это было нечестно, но в настоящий момент было очень правдиво.

Джесс заснул, несмотря на нескончаемый поток тревоги в сознании, который не мог отключить. Сколько он спал, понятия не имел, однако внезапно сел ровно в полной готовности сражаться.

Он мог бы списать все на ночной кошмар, однако знал, что дело не только во снах. Что-то было не так. Внезапная волна адреналина заставила Джесса пожелать вскочить на ноги, но он сдержался. Любое необдуманное движение могло оказаться неправильным.

Маленький ручной фонарик мелькнул неподалеку, и Джесс увидел мужчину примерно тридцати пяти лет, стоящего менее чем в трех метрах от него, расслабленно опиравшегося о кухонный стол. Как он умудрился преодолеть запертую на замок дверь и окна с решетками, Джесс понятия не имел, однако важнее было то, что у мужчины не было при себе оружия, а сам он приложил палец к губам, а затем обвел тем самым пальцем в воздухе невидимый круг и приложил палец к уху.

Здесь были некие датчики. Прослушка. Это предупреждение.

Джесс замер и огляделся, ища чем – и на чем – можно писать, однако нашел лишь предоставленный Библиотекой Кодекс на столе. Джесс снова придирчиво поглядел на мужчину и теперь, когда он совладал с первым порывом броситься в драку, поймал себя на мысли о том, что мужчина выглядит отдаленно знакомым. Совсем немного, и Джесс не был уверен, что видел его прежде…

А потом до него дошло. Джесс глядел на испанца, в чертах которого угадывались черты Дарио Сантьяго. Выше, худощавее и без дьявольской козлиной бородки, которую вздумалось отращивать Дарио.

Джесс задумался на несколько секунд, а затем медленно спросил на пальцах: «Вы от Сантьяго?»

Мужчина, кажется, удивился, затем обрадовался, а потом ответил так же медленно: «Да. Дарио научил тебя языку жестов?»

Сестра Дарио родилась глухой. Почти все в его семье, как говорил Дарио, выучили язык жестов. И Джесс подумал, что это очень даже полезный навык, когда они сидели без дела в тюрьме в Филадельфии. Да и это занятие по крайней мере помогало им с Дарио скоротать время.

«Научил, – подтвердил Джесс. – Зачем вы здесь?»

«Помогаю. – Мужчина широко развел руками и пожал плечами. – Дарио попросил. Что я могу сделать?»

Дарио, среди всех друзей, был тем, кому Джесс доверял меньше всего… до недавнего времени. Теперь в душе Джесса начала зарождаться новая благодарность за умения испанца играть в эту игру обмана.

Однако можно ли доверять этому мужчине? Сказать по правде, Джесс даже не был уверен, что его подослал Дарио. Да и навыки Джесса в языке жестов не были такими уж выдающимися и достаточными для того, чтобы углубляться в тщательный допрос… и времени на то у них не было. Однако этот призрак как-то проник в дом, и ему необходимо убраться отсюда до того, как Библиотека заподозрит что-то необычное.

«Ты во мне сомневаешься, – сказал жестами мужчина и так лихо ухмыльнулся, что оказалось невозможно не улыбнуться в ответ. Джесс ощутил знакомую смесь недовольства и – нехотя – благосклонности. – Ты молодец. Дарио сказал, что ты будешь сомневаться. Он сказал сообщить тебе, что мне можно доверять… – В этот момент мужчина внезапно запнулся, задумавшись о подходящем жесте, а потом осторожно показал слово по буквам: – Трубочист».

О. Какое старое и знакомое оскорбление, которое Дарио не упускал ни единой возможности употребить на протяжении последнего года. Теперь в этом слове хотя бы проскальзывала душевная теплота. И только те, кто знал Дарио, могли знать это слово.

«Вы можете мне помочь?» – спросил Джесс.

«Сбежать?»

«Нет. Отправить сообщение без лишних ушей».

Испанец кивнул:

«Назови имена».

«Испанский посол».

Выражение лица мужчины расслабилось, и он чуть было не засмеялся, а потом элегантно поклонился Джессу.

«Ваш покорный слуга. Меня зовут Альваро Сантьяго».

«Вы и есть посол?»

«Точно. – Альваро пожал плечами, будто говоря: “А почему бы и нет?” На этот раз сдерживать смех пришлось Джессу. – Мне безопасно приходить. Даже если поймают, вряд ли накажут».

Это был отличный ход, просто шах и мат. Хотя Джесс никогда и вообразить не мог посла, который способен перемещаться без единого звука, как закоренелый преступник. Подобных людей Джесс всегда представлял со свитой из шумных стражников.

«Что тебе нужно? – спросил Альваро, когда заметил, что Джесс сомневается. – С кем еще нужно связаться?»

Здесь пряталась еще одна головоломка, однако Джесс потратил лишь секунду на сомнения, прежде чем сказал жестами:

«Эльсинор Квест. Гипнотизер».

«Найду ее».

«Его».

«О. Хорошо. Нужно, чтобы сюда пришел?»

«Нет. Скажите ему, чтобы перехватил меня, когда меня в следующий раз поведут в серапеум. – Джесс задумался. – Он потребует оплаты. Большой».

Альваро великодушно отмахнулся.

«Уверен, ты отдашь потом все долги. А зачем гипнотизер?»

То было всего лишь предчувствие, но у Джесса складывалось четкое ощущение того, что следующий разговор с архивариусом будет намного, намного сложнее, а Эльсинор Квест обладал навыками, которые могли бы очень даже пригодиться. Но Альваро не нужно было этого знать.

«Неважно», – ответил Джесс.

Альваро явно не поверил, однако пожал плечами и забыл.

«Что-нибудь еще?»

«Красный Ибрагим. Контрабандист».

Посол наклонил голову, очевидно, не узнав имени. Да и с чего бы узнавать? Королевские особы и преступная тайная знать из числа контрабандистов вряд ли обитали в общих социальных кругах. Когда Джесс развел руками, не зная, как еще объяснить, Альваро кивнул и жестами сказал:

«Я найду его».

«Преступник, – добавил Джесс, может, даже чуть слишком нарочито подчеркнуто. Забавно, что это было одним из первых слов, которым обучил его Дарио. – Будьте осторожны. Опасно».

Посол вновь непринужденно отмахнулся. Слишком благородный и слишком высокомерный, чтобы поверить, что сам может подвергаться риску, подумал Джесс; он провел слишком много времени, будучи уважаемым за свое происхождение и статут по жизни. Дарио был вынужден осознать свои лимиты. Возможно, этот Сантьяго поступит так же.

«Только не умри», – подумал Джесс. Ему не хотелось бы иметь подобное на своей совести и, что, возможно, не менее важно, потерять своего единственного настоящего союзника на данный момент. Позже ему придется поблагодарить Дарио за то, что он все же устроил их встречу. Это будет неприятно, но благодарность необходима: его знатный друг продумал запасные варианты в то время, когда сам Джесс смотрел только прямо перед собой.

Дарио постоянно напоминал ему, что это игра в шахматы, и оказывался до отвращения прав.

Альваро выжидающе наблюдал за Джессом.

«Что-нибудь еще?» – прожестикулировал он, на что Джесс в ответ покачал головой. У него сейчас было не так много знакомых, кому можно доверять, и чем у́же будет этот круг, тем лучше. Даже Альваро не сможет пробраться в Железную башню.

«Когда будете говорить с Красным Ибрагимом, не забудьте сказать, что я Брендан», – ответил Джесс, выворачивая пальцы в попытке объяснить имя брата по буквам и чуть все не спутав, но смысл, должно быть, передал верно, потому что Альваро быстро кивнул, шагнул вперед и протянул руку для молчаливого пожатия. Посол наклонил голову под точным, царственным углом, одарил Джесса улыбкой, которая копировала уверенно-самоуверенное выражение Дарио, и направился прямиком к двери. Когда он увидел, что Джесс нахмурился, то улыбнулся еще шире.

«Архивариус слишком уж сильно полагается на скрывателей. Алхимические сценарии в этом доме повсюду. Каждое слово, что ты произнесешь, будет записано. Не забывай об этом. Мои люди будут постоянно следить за твоей дверью. Они передадут сообщение, если скажешь что-то жестами. Никому не доверяй».

С этими словами он открыл дверь и вышел, смело и дерзко. Джесс подошел было к выходу, однако вспомнил о браслете на своем запястье, который не мог снять. Его эффективно привязали к одному месту. А у Альваро не было никаких ограничений.

Джесс наблюдал, как Альваро преспокойно уходит, а через несколько шагов из тени к нему вышли несколько человек, чтобы окружить. У Альваро были виртуозные телохранители, таким позавидуют многие короли.

Никаких признаков обещанной библиотечной стражи не наблюдалось. Может, их отвлекли или подкупили.

«А теперь что?»

У Джесса не было ответа на этот вопрос.

Он прождал полчаса, затем час. Зажег химические светильники, какие были в маленьком жилом помещении. Изучил каждый уголок, каждый ящик комода, каждый дюйм, прежде чем налить себе стакан воды из-под кухонного крана и усесться за стол. Джессу был предоставлен Кодекс и полка с бланками. Что ж, хотя бы это ему дали. Он мог заказать любую книгу из Архивов, та будет отзеркалена в бланке, и Джессу будет что почитать.

Однако, разумеется, Брендан бы не стал ничего читать. Брендан не читал для удовольствия, только ради дела. Во многих отношениях это было самой сложной частью его перевоплощения.

Джесс нашел компромисс и запросил книги на тему цензуры. Первая оказалась малоизвестным трактатом, написанным профессором по имени Либерн, на тему абсолютной необходимости ограничить доступ общественности к материалам для чтения – очевидно, если читать слишком много и на слишком широкие темы, это может привести к тому, что люди начнут стремиться превзойти свое положение. В особенности уязвимыми перед «избытком знаний» считались женщины. Это было вопиющим проявлением невежества. Джесс подумал о Халиле Сеиф и ее колком мнении, которое она бы высказала по этому поводу, а затем покачал головой, стер текст и попытался подумать о чем-нибудь другом, чем угодно, что его брат мог бы почитать.

Пока страницы бланка были чисты, внезапно случилась любопытная вещь: появился новый раздел, написанный от руки. Поначалу Джесс этого не заметил; он собирался начать изучать список одобренных для Кодекса текстов. Однако когда взглянул, то моментально понял, чьей руке принадлежит этот почерк.

Она не написала своего имени, без сомнений, чтобы, если кто другой увидит, то он не понял, как она вообще смогла передать свое послание не через Кодекс, куда и полагается писать письма, а через бланк, что, насколько Джесс знал, вообще было невозможным.

Однако, опять же, невозможное было всего лишь очередной непокоренной вершиной для Морган Холт.

Текст гласил:

Ты не можешь писать мне в ответ; это только односторонняя коммуникация. Молюсь, чтобы у тебя была возможность это увидеть. Не переживай, текст появится лишь раз и исчезнет через час. Это лучшее, что я могу сделать, используя то время и инструменты, что есть в моем распоряжении. Со мной все в порядке. И да, на мне ошейник, мне это нравится не больше, чем ты можешь представить. Надеюсь, что через несколько дней я смогу связаться с человеком, о котором мы говорили. Он наша лучшая надежда. Я слежу за Кодексом помощницы архивариуса, ее защита куда слабее, чем у ее начальника, поэтому я и смогла узнать, как тебя найти. Буду следить за любой потенциальной опасностью и постараюсь предупредить тебя так же, как в этот раз. Все время держи при себе бланк. Люблю тебя.

Весь текст был сухим и деловым, за исключением последней строчки, и такая прямолинейность заставила Джесса на миг замереть. Он продал ее в рабство в Железную башню как часть ужасной сделки и никогда об этом не забывал. Если что-то пойдет не так…

«Хватит, – сказал себе Джесс и закрыл бланк. Однако продолжил его держать, будто бы обнимая Морган. – Морган сильна. Она выживет».

Теперь Джессу оставалось лишь выполнить свою часть уговора и тоже выжить.

Записки

Текст письма Халилы Сеиф отцу, не доставлено

Дорогой отец, я молюсь, чтобы ты получил мое сообщение и чтобы безграничное милосердие Аллаха нашло тебя еще раньше и освободило из заточения.

Во всем происходящем моя вина, однако меня успокаивает мысль о том, что ты бы ни за что не захотел, чтобы я поступила как-то иначе, а не так, как поступила. Все мои поступки были продиктованы любовью, верностью, дружбой и искренним уважением к миссии Великой библиотеки, которую, как я знаю, ты тоже высоко ценишь.

Кажется невозможным то, что подобные искренние поступки могли привести нас в такую тьму, однако, как ты однажды сказал мне, в сражении со злыми людьми добрые помыслы не способны защитить. Тем не менее сражение неизбежно, и я его приняла.

У нас есть план твоего спасения, и благодаря вере, молитвам и тяжелому труду я верю, мы справимся. Надеюсь, что окажу тебе этим честь.

Пожалуйста, скажи братьям, что я молюсь и за них тоже, пусть и не так часто, потому что они бы и сами сказали мне, что ты заслуживаешь куда больше молитв. И передай мои слова поддержки и сочувствия в связи с утратой кузена Рафы дяде. Его предали люди, которым он доверял безоговорочно, и это как ничто другое доказывает мне, что нам необходимо сражаться даже ценой собственной жизни.

Иншаллах [1], скоро увидимся, отец.

Глава третья

Тучи были цвета свинца и нависали плоской линией на горизонте, стирая границу между бушующим морем и небесами. Халила стояла у перил и наблюдала за приближающимся штормом. Она прекрасно понимала, что ветер злобно развевает длинный подол ее лилового платья, и даже радовалась, что, когда завязывала платок, закрепила его лишними заколками, прежде чем убрать края под ворот платья. Платок удерживал тепло, которое казалось благословением Аллаха, потому что ветер был будто из чистого льда, он забирался через все щели под одежду и кусал кожу. Слишком холодно и слишком далеко от безопасных берегов суши.

Что-то опустилось на плечи Халиле, и она с благодарностью улыбнулась молодому человеку, который принес ей тяжелый плащ. Плащ пах по́том и мокрыми овцами, однако силу его тепла сложно было не оценить.

– Спасибо, Томас, – сказала Халила, и немец кивнул, облокотившись на перила. Так он почти что был одного роста с ней. Он выглядел спокойным, однако Халила в это не верила. Томас среди них больше всего переживал из-за предательства семьи Брайтвеллов, которые усадили их на этот корабль; Томас не мог примириться с таким поворотом судьбы. В относительно невинном мире Томаса семье всегда можно было доверять, и он рассчитывал на Джесс – а значит, и на близнеца Джесса, Брендана, – как на своего родного брата.

– Ты думаешь о нем, – сказала Халила.

– Откуда ты знаешь? – Томас сумел выдавить из себя слабую улыбку.

– Твое лицо, – сказала она. – Я знаю, что ты чувствуешь. Когда я снова увижу Брендана Брайтвелла, то убью его. Предательство – поступок, который расценивается серьезно в той части мира, откуда я родом.

Она увидела, как руки Томаса, сжимающие железные перила, напряглись. Его непоколебимая невинность уже дала трещины, если еще не разбилась на части.

– В моем тоже, – сказал он. – Только Бог сможет помочь им, если мы окажемся лицом к лицу с кем-то из Брайтвеллов снова.

– Да, – сказала она. – Даже с Джессом, если он имеет к этому какое-то отношение. – Ее не покидали подозрения о том, что Джесс имел к этому самое что ни на есть прямое отношение, и она не была уверена, что сможет его когда-либо за это простить. Если все это и правда устроил Джесс, то он, помимо всех остальных, причинил боль Томасу, и Халилу распирало от гнева при мысли об этом.

Томас встретил ее взгляд на долю секунды, а затем одарил странной улыбкой, очень непохожей на обычную искреннюю улыбку, которую она любила.

– Шторм, кажется, будет жуткий, – сказал он. – Она глупо поступила, пустившись в плавание сейчас.

– Анита не глупа, – сказала Халила. – Однако ей хочется доставить нас в Александрию как можно скорее. Мы не просто очередная посылка, мы и без того задержались. Нам вообще повезло, что у нас есть какая-никакая свобода, позволяющая дышать и гулять по палубе.

Томас пожал плечами и махнул на темное, беспокойное море:

– А куда еще мы можем уйти?

Халила не упустила мрачный блеск в его глазах, не упустила и то, как он задержал взгляд на волнах, точно задумавшись о спокойствии, какое могло скрываться под водой. Халила молча взяла Томаса за руку и стиснула его ладонь. Она знала, что пальцы у нее ледяные, однако Томас был теплым и, кажется, не возражал. Вместе они уставились на молнии, пронзающие тучи впереди. Грома не было слышно за шумом морских волн, разбивающихся о металлический корпус корабля. Даже в таких условиях огромное грузовое судно плавно рассекало воды, но Халила все равно держалась другой рукой за перила; все скоро может измениться, если шторм приблизится. Халила полагала, что ей следует очень даже бояться такой погоды, однако было в этой дикой буре и нечто прекрасное. Сила, которая, как ничто другое, демонстрировала великолепие всего созданного Аллахом.

Тем не менее воздух все равно был достаточно холодным, чтобы заставлять ее дыхание замирать на губах.

– Думаешь, с ними все в порядке? – спросил наконец у нее Томас. Как и Халила, он наблюдал за грозой. Она видела, как молнии мелькают в его зрачках. – С Вульфом и Морган?

– Да, – ответила она. – Я верю, что с ними все будет хорошо.

– Хотелось бы мне обладать такой же уверенностью. Но я могу лишь думать о… – Он не закончил, однако Халила знала, что бы он сказал; знала, о чем он размышлял во время своего заключения в темницах под Римом, оказавшись во власти Великой библиотеки. Его тогда чуть не уничтожили. Чуть.

Томас покачал головой, резко, будто силясь что-то из нее выкинуть. Морские брызги поблескивали на его жестких, коротко подстриженных блондинистых волосах, как вуаль из алмазов. А еще Томас отращивал густую короткую бороду.

– Как Джесс позволил этому произойти? – спросил он.

У Халилы имелись свои подозрения, причем весомые, однако она оставила их при себе. Будет хуже, если она попытается угадать и окажется не права.

– Сомневаюсь, что у него был выбор, – лишь сказала она. – Думаю, он бы горы свернул, чтобы оказаться сейчас с нами, бороться с нами. Не думаешь?

Она увидела, как новая мысль мелькнула в зрачках Томаса, однако та мелькнула так быстро, что Халила не успела ее разгадать.

– Джесс, которого я знал, поборолся бы.

– Тогда я уверена, что он нас отыщет.

Томас больше ничего не сказал, и между ними повисло молчание. До того как Халила повстречала Томаса и остальных однокурсников в Великой библиотеке, она никогда не верила, что сможет подружиться с кем-то, кто на нее так не похож; Томас был таким огромным и сильным, и… ну, крепким и загадочным немцем. Однако он также был гениальным, и милым, и смешным; из них всех именно Томас обладал нерушимой преданностью, которая, как полагала Халила, была тверда как череп. Халила это ценила. Она ценила их всех, и ее все чувства продолжали развиваться, раскрываясь в новых и неожиданных аспектах.

– Ну, разве это не очаровательно? – сказал новый голос позади них, и Халила обернулась на Глен Уотен, присоединившуюся к ним у фальшборта. Еще один высокий человек, хотя Глен и обладала худыми уэльскими формами, которые делали ее красоту похожей на заточенный нож. – У вас тут личная любовная встреча или каждый может присоединиться?

Вместо ответа Халила протянула свободную руку. Глен фыркнула и вместо этого обняла ее. Она покачивалась и легко держала равновесие в шторм, не выказывая ни капли страха. Зато она была очень благодарна.

– Дарио внизу выплевывает свои кишки, – сообщила Глен. Голос ее прозвучал непривычно довольным по этому поводу. – Санти спит. Он сказал разбудить его, если мы начнем тонуть, не раньше.

Это было очень похоже на практичного капитана библиотечных войск. Которого мало волнует любая предстоящая катастрофа. Если что-то можно было сделать, он делал, а в ином случае он берег свои силы… однако, как думала Халила, капитан вел себя очень угрюмо с тех пор, как их посадили на борт корабля. Он не говорил о своих чувствах или о пропаже профессора Вульфа. Халила отчасти понимала – она любила профессора Вульфа как сурового брата или сварливого дядю; не совсем как отца, но определенно как члена семьи.

Теперь все они были одной семьей. И Халила этим гордилась.

– Дарио сказал, ему нужно с тобой поговорить, – сказала Глен. – Иди. Я прослежу, чтобы это бревно не свалилось за борт.

– Я не свалюсь, – сказал Томас. Глен покосилась на Халилу, быстро, как молния, мелькнувшая на горизонте, и Халила поняла, что они обе сделали одни и те же выводы.

Он не свалится, однако он явно думал о том, чтобы спрыгнуть. Отчасти это и являлось причиной, по которой Халила столько времени проводила на холодной палубе; ей хотелось присмотреть за Томасом и убедиться, что его гнев и отчаяние не станут еще сильнее. Халила сомневалась, что Томас совершит нечто столь непростительное, однако понимала его дикий порыв. Он чувствовал себя преданным, одиноким, потерянным. Безнадежным.

Халила и сама боролась с теми же чувствами. Однако у нее была вера – вера в своих друзей, – и та ее поддерживала, как и непоколебимая вера в планы Аллаха. Они ведь до сих пор как-то выжили. Не все было потеряно.

Халила обязана была верить и заставить всех остальных поверить. По крайней мере, Глен выглядела совсем не встревоженной их нынешним положением, где они оказались безоружными заключенными, окруженными врагами и морской водой.

– Постарайся ни с кем не драться, – сказала она Глен. – Вот. – Сняла теплый вонючий плащ и натянула на плечи Глен; тут же пожалела об этом, когда ветер пронзил ткань платья насквозь и начал царапать кожу. И все же Халила остановилась, чтобы оставить нежный поцелуй на щеке Томаса – ради такого тот вежливо наклонился. – Приглядывай за Глен для меня, – шепнула она. Это придаст Томасу цель.

– Я знаю, что ты делаешь, – шепнул он в ответ. – Но я пригляжу.

– И сбрей бороду, – сказала Халила, на этот раз громче. – А то как будто медведя целую.

Томас рассмеялся, и Халила была рада это слышать; смех вышел не таким, как в старые времена, не счастливым, какой она помнила, но начало все равно было положено.

Халила отправилась против ветра вдоль палубы, мимо уверенных моряков, которые расхаживали по своим неведомым делам, и когда она подошла к двери, что вела вниз, то взглянула на капитанский мостик. Там стоял мускулистый капитан со шрамами, а также несколько его помощников, а рядом худая юная девушка. Анита, дочь Красного Ибрагима, и по крайней мере пока что – их похитительница.

Анита не смотрела на Халилу. Она была занята изучением карт и слушала своего капитана. Халила стояла несколько секунд, наблюдая за ними, пытаясь запомнить лица тех, на кого падал свет.

Наконец девушка подняла голову, будто бы заметив взгляд Халилы. Анита отвернулась первой.

«Интересно». Чувствует себя виноватой? Или ей просто нет дела до всех остальных?

На нижней палубе качка была еще хуже, а воздух казался густым и пах ржавчиной, плесенью и, – когда Халила подошла к маленькой каюте, которую Дарио делил с Томасом, – рвотой. Халила открыла дверь.

– Дарио?

Она вздрогнула, услышав, как он сплевывает в ведро. Если судить по звуку, ведро давно не помешало бы опустошить. Халила заглянула вовнутрь и увидела, как Дарио плюхается обратно на свой лежак. Даже в свои худшие времена Дарио всегда гордился своим безупречным внешним видом, однако прямо сейчас он выглядел бледным, волосы его растрепались, а грязная рубаха липла к телу, будто бы он только что в ней плавал. Халила чуяла запах пота, перебивающий даже вонь рвоты.

– Cristo [2], – проворчал Дарио, и Халила не поняла, подразумевает ли он это в значении молитвы или проклятия. – Тебе здесь не место, цветочек, но раз уж ты здесь, Бога молю, принеси мне кинжал и позволь покончить со всем этим.

– Успокойся, – сказала Халила и накинула полотенце на помойное ведро. Отнесла то к маленькому туалету в углу и опустошила, а затем промыла в умывальнике и вновь поставила рядом с койкой.

– Может, ты и выглядишь как хрупкая вещица, но желудок у тебя железный, как у прирожденного моряка, – сказал Дарио. Выглядел он так, будто был в горячке, с красными глазами и румяными щеками, однако кожа у него имела бледный оттенок, который Халиле не нравился. – Останься на мгновение. Мне нужно с тобой поговорить. Да и я бы не стал звать тебя просто исполнять роль моей няньки, ты же знаешь.

– Ну, представить Глен выливающей содержимое твоего ведра я не могу, – сказала Халила и села рядом с ним на койку. Взяла Дарио за руку и поняла, что он дрожит. – У тебя обезвоживание. Тебе нужно попить. Я принесу воды.

– Не сейчас. – Он смотрел на нее несколько долгих секунд. – Ты все знаешь, правда?

Халила слегка улыбнулась.

– Что знаю?

– Насчет Джесса.

– У меня есть догадки, – сказала она, и ее улыбка пропала. Теперь внутри у нее все похолодело. Обратилось в каменный лед. – Почему ты ничего мне не рассказал, Дарио? Почему ты не…

– Я не мог. Мы рассказали Морган, но выхода не было. Нам нужна была ее помощь, чтобы у Джесса вообще получилось все провернуть. Но у тебя слишком честное лицо, мадонна. Если бы Джесс рассказал тебе, что собирается вырядиться в своего брата и отправиться в Александрию вместо Брендана, ты бы выдала все тайны, когда за нами пришли. Нам нужно было, чтобы ты сражалась так, будто от этого зависит твоя жизнь.

Халила была опасно близка к тому, чтобы убить Брендана – она это помнила. Она была намерена раскромсать столько брайтвелловских солдат, сколько получится, лишь бы не оказаться пойманной. А Брендан, – которым, как оказалось, был Джесс, – являлся одним из тех, в кого она была бы рада вонзить клинок.

– Все равно тебе следовало мне все рассказать.

Дарио покачал головой:

– Теперь уже ничего не изменить. Джесс в Александрии, а его легенда предоставит ему доступ к архивариусу. Он приведет Морган в Железную башню, где у нее свой собственный план.

– А профессор Вульф? – Халила надеялась услышать, что профессор Вульф тоже был в курсе всего, что у него тоже в запасе некий гениальный план, сто́ящий всей этой авантюры.

– Вульф не знал, – признался Дарио. – Если бы знал, Санти бы заподозрил неладное. А мы не могли рисковать и позволить Санти отказаться нам помогать. Вульф бы одобрил. Мы были в этом уверены.

Какие бы ни имелись у Халилы сомнения, теперь они оказались неважны.

– А Томас?

– Ты серьезно? Худший лгун на свете? Хотя, признаюсь, я был уверен, что он разорвет Джесса пополам до того, как этот дурак сумел ускользнуть.

Телепортационная скрепка, которую использовал Джесс, должна была перенести Джесса – а вместе с ним и Вульфа с Морган – в центр Великих архивов, в самое сердце вражеской цитадели. Халила не могла не признать, что это очень смелый план. Может, даже хороший. Однако риск оставался чрезвычайно велик – не только для Джесса, но и для всех остальных.

– Джесс собирается убить архивариуса? – Если так, то Джесс не выживет, однако это будет своего рода победа. И тогда на пригретое место взойдет кто-то из приближенных архивариуса, и, скорее всего, это будет кто-то такой же отвратительный; Халила содрогнулась при мысли о Григории с крысиным лицом, ныне занимающем пост Верховного скрывателя, который мог бы занять эту должность.

Нет, пока Библиотека не признает ошибку в своих действиях и не изберет новый курс по своей собственной воле, пока курию и архивариуса не заменят лидеры, которые поймут, сколько невзгод приносят репрессии… До тех пор убийством ничего не добиться, разве что можно вынудить Библиотеку бросить еще больше сил на свои злые дела.

Халила надеялась, что Джесс это понимает.

Дарио едва заметно пожал плечами:

– Он сделает то, что сочтет нужным, как и всегда. Это подбешивает, особенно если учитывать, что мелкий трубочист обычно оказывается прав.

– Перестань называть его так. Ты ведь тоже его любишь.

Дарио вздохнул и закрыл глаза.

– Ты что-то говорила о воде, не так ли? Мне она не помешает, любовь моя. Не хочу, чтобы ты видела меня в таком виде.

– Глупости, – сказала Халила и улыбнулась. – Мне нравится видеть тебя в любом виде. Как минимум, это означает, что ты человек и наконец отказался от своих иллюзий насчет великолепия.

– У меня нет иллюзий насчет великолепия. Я и правда великолепен.

Халила рассмеялась, но как только радостный момент миновал – и она позволила ему миновать, – сказала:

– Как только тебе станет лучше, мы серьезно поговорим о том, как я презираю обманы. Можешь считать это предупреждением. Я не потерплю лжи в свой адрес, Дарио. Даже той, которую ты считаешь сказанной ради моего же блага.

– Если я переживу эту ночь, буду ждать твою лекцию с нетерпением, – сказал он. – И да, знаю. Если бы на кону не было столько всего, а выбор имелся… но мне следовало догадаться, что рано или поздно ты раскусишь наши планы. Ты единственная и неповторимая, Халила. Другой такой, как ты, нет на Божьей земле.

Ей хотелось его поцеловать в этот момент, однако ограничилась быстрым и нежным прикосновением к его лбу.

– И ты единственный и неповторимый, – сказала она. – Можно поблагодарить за это Аллаха.

Дарио поймал ее руку, когда она собиралась ее убрать.

– Погоди, – сказал он. – Тогда, в Англии, ты сказала… ну, я надеялся, что ты передумала и…

– Решила выйти за тебя замуж? – резко поинтересовалась Халила и умудрилась не дрогнуть голосом. Именно об этом он спросил ее в Англии, как раз перед тем, как ворвались солдаты и все полетело к чертям. «Разумеется, – подумала она. – Он спросил, потому что боялся, что мы потеряем друг друга в следующий момент. Боялся, что один из нас может навсегда исчезнуть». – А что я сказала, Дарио?

– Ты сказала, что могла бы, – сказал он. – Я надеялся, ты можешь дать мне чуть более определенный ответ. Учитывая тот факт, что мы до сих пор можем находиться в шаге от смерти. Ну, или я могу, если меня стошнит собственным желудком.

– Считай, что я дала тебе повод выжить.

– Это значит «да»?

– Это, – сказала она, – очень определенное «могла бы».

Дарио отпустил ее. Он не хотел, Халила это видела, однако она была благодарна ему за то, что он понимал, когда стоит отступить. Да и кроме того, она же могла увидеть, как его снова начнет рвать. Халила быстро поднялась на ноги и направилась к двери, когда Дарио застонал и обнял ведро.

Халила отыскала тряпку и мыло, и как только Дарио выплюнул те остатки, что еще были в его желудке, стянула с него рубашку и помогла стереть пот. Среди заготовленной для команды судна одежды удалось отыскать свежую рубашку, не такого хорошего качества, к какому привык Дарио, но жаловаться он вряд ли мог. Затем Халила принесла воды и заставила его пить, пока он не рухнул обратно на подушку. Теперь цвет его лица чуточку улучшился, и, несмотря на то что ему бы не помешало помыть голову, он стал больше походить на прежнего себя.

– Я люблю тебя, – вздохнул Дарио. – Да поможет мне Бог.

– Если любишь, расскажи, чего ты пытался добиться, посадив всех нас под замок и отправив в плавание на корабле, – сказала она. – Потому ты сейчас явно не в состоянии воплощать свои планы, а кто-то должен что-то сделать.

– С чего ты взяла, что у меня был план?

– Потому что я не глупая, как и ты – не идиот. У Джесса был план. У Морган свой план. Какой у тебя?

Дарио сглотнул, закрыл глаза и произнес:

– Небольшие… проблемы с моим планом. У нас с Анитой был уговор, но потом я понял, что у нее свое на уме. Она не должна была отправлять нас в Александрию, однако, похоже, теперь она намеревается сделать именно это.

– А куда собирался переправить нас ты?

– В Кадис [3]. Где нас должны были встретить представители моих кузенов.

– Твоих… кузенов?

– Короля и королевы Испании, – сказал он. – Ну, я же говорил тебе, что великолепен, не так ли? План заключался в том, чтобы за нас заплатили огромный выкуп, Анита бы обрадовала отца, а мы с королевской поддержкой продолжили свое путешествие. Испания и Португалия разорвали отношения с Библиотекой, как Уэльс и несколько других государств. Я полагаю, они с удовольствием помогут нам всем, чем смогут.

Халила осознала, что в какой-то момент вскинула брови – наверное, когда Дарио так непринужденно упомянул своих кузенов, – да так и не опустила.

– А у тебя есть ответ на вопрос о том, как нам вернуться к изначальному плану действий?

– Прямо сейчас нет, – признался Дарио. Он закрыл глаза ладонью. – Если бы я только мог думать вместо того, чтобы блевать…

Халила похлопала его по плечу и сказала:

– Тебе повезло, ведь не только у тебя есть мозги. Отдыхай. Предоставь это мне.

За свои слова Халила была награждена болезненным взглядом карих глаз, в которых к тому же внезапно проскользнула искра уязвимости. Несмотря на всю свою самоуверенность – или высокомерие, если описывать это качество чуть менее доброжелательно, – Дарио понимал, как велик риск в игре, которую они затеяли. Как понимал и то, какая за всем этим может последовать кара.

– Пожалуйста, будь осторожна, мадонна, – сказал он ей. – Ради Аллаха, будь осторожна.

– Ради Бога, отдыхай, – сказала она и улыбнулась, чтобы усыпить его гордость, а затем отправилась взглянуть в лицо человеку, видеть которого желала сейчас меньше всего.

Глава четвертая

– Я ждал, – сказал он. – Должен был догадаться, что это будешь ты. Тебя выбрали или сама вызвалась?

Это был не тот Санти, которого она знала. Не тот человек, который чувствовал себя свободно в собственном теле, не тот, который относился к ним с толикой родительского ворчания или и того хуже. Санти был человеком добрым, он был тем, кто легко справляется со своими обязанностями, в то время как Вульф срывается и постоянно кричит.

Этот же Санти был резким, грубым, и Халиле он не понравился. Она проигнорировала его вопрос и в свою очередь сказала:

– Я удивлена, что вас не посадили под замок.

– Очевидно, я не так уж и опасен. В конце-то концов, я позволил им привести меня обратно в замок Брайтвеллов, – сказал он. – Позволил забрать Криса. – Халила ощутила в его словах гнев на самого себя. Злобу.

– Капитан…

Он оборвал ее резким взмахом руки.

– Чего ты хочешь? – спросил он.

Халиле было больно за него, однако исцелить токсичное чувство вины невозможно. Санти знал, что ждет Вульфа в Александрии, в руках Верховного архивариуса. Санти скорее умер бы, чем согласился позволить всему этому свершиться.

– Простите меня, – сказала Халила. – Мне нужно вам кое-что рассказать. – Сделала вдох. – Это касается Джесса.

Это привлекло его внимание. Санти был очень сообразительным человеком; Халила видела, как капитан оценил все возможности, прежде чем сказать:

– Боже мой. Что натворил этот дурак? – Однако уже все понял. Ответил на свой же вопрос. – Он осознал, что Брайтвеллы продадут нас еще до того, как это случилось. Но вместо того, чтобы рассказать нам всем, он решил бросить игральные кости сам. Хотя не в одиночку. Дарио, полагаю. Не Глен, она бы тут же пришла ко мне. Томас бы ни на что такое не согласился. Ты… что ж, полагаю, ты бы тоже не поступила так неразумно.

Санти знал их слишком хорошо. Халила медленно выдохнула, снова сделала вдох и сказала:

– Дарио и Джесс, поначалу. Они впутали Морган, насколько я понимаю. Из практических соображений…

– Своими следующими словами тебе лучше убедить меня в том, что Вульф знал, что они затеяли. Что они не утащили его в роли заключенного, ничего ему не рассказав.

Халила сглотнула и попыталась придумать какой-нибудь нейтральный ответ, однако время на раздумья затянулось. Она видела горькое недовольство ярости в глазах Санти… а затем он двинулся вперед.

– Капитан? Капитан, погодите! Куда вы собрались? – Потому что Санти шагал к двери каюты.

Он не ответил.

Халила умудрилась юркнуть вперед, встав у него на пути, и прижаться спиной к двери. На секунду, в которую замерло ее сердце, она испугалась, подумав, что Санти может оттолкнуть ее, однако он замер и уставился на нее сердито, пристально и разъяренно.

– Пожалуйста, не вымещайте злость на Дарио. Ему очень плохо. Пожалуйста.

– Мне плевать.

– Капитан, – сказала она. – Представьте на мгновение, если бы профессор Вульф знал, что Брайтвеллы почти наверняка предадут нас и выхода из ловушки не будет. Разве вы не думаете, что он бы посоветовал нам использовать подобную ситуацию в свою пользу? Обернуть проигрыш в возможность? Именно так и поступили Дарио с Джессом. Они вывернули все наизнанку, потому что пути к победе не было. Как военный человек, вы знаете, что порой это единственный выход!

Ему это не нравилось. Халила видела ярость, застилающую взор, борющуюся со здравым рассудком в глазах Санти, а затем он со всей силы ударил ладонью по стальной перегородке рядом с Халилой и повернулся к ней спиной. Когда Санти наконец вновь посмотрел на нее, выглядел он более сдержанным.

– Джесс в Александрии? Притворяется своим братом?

– Да, – сказала она. – Полагаю, именно так.

– Лучше бы ему вести себя осторожно, когда я снова с ним встречусь, – сказал Санти. – Но это может подождать. Почему ты рассказываешь мне все это сейчас?

– Потому что по плану Джесса и Дарио Анита должна была предать своего отца и переправить нас в Испанию, где у Дарио есть союзники, которые готовы нам помочь. Однако, похоже, Анита испугалась. Мы плывем прямиком в Александрию. Полагаю, вы понимаете, что если нас передадут в кандалах…

Санти твердо кивнул.

– Если мы окажемся в Александрии, то будем мертвы, – закончил он за нее. – Большинство из нас, по крайней мере. Они казнят нас с Глен, не моргнув и глазом. И тебя вместе с твоими родственниками, которые уже у них, чтобы припугнуть вашу страну. Дарио… может сбежать. Томаса они оставят себе. Он для них ценен. – Это был быстрый, краткий, но чертовски точный анализ. Полностью соответствующий собственным мыслям Халилы.

– Мы должны взять корабль под свой контроль, – сказала Халила. – И для этого нужны мы все. Включая вас, капитан.

– Всего пятеро против целой команды?

– Четверо, – сказала она. – Учитывая состояние Дарио. Численность не на нашей стороне. Однако Анита оставила нас на свободе, и я не могу не задумываться о том, с какой стати она это сделала, зная, какими мы можем быть опасными. Полагаю, она не может противиться воле отца – не сомневаюсь, капитан и его помощники тут же доложат, если она попытается, – однако в то же время, думаю, она и не расстроится, если мы учиним бунт.

В отличие от Вульфа, который в такой ситуации заворчал бы и обозвал Халилу дурой, Санти сейчас всерьез задумался. Халила знала, что он делает именно то, что она уже сделала: анализирует каждую уязвимость, каждую сильную сторону и возможные способы их защитить.

– Очевидно, если мы завладеем капитанским мостиком, то сможем развернуть корабль, – сказал наконец Санти. – Однако завладеть им у нас не получится.

– Но мы можем взять Аниту в заложники.

– Она ребенок.

– Достаточно взрослый, чтобы выполнять работу за своего отца и командовать сотней, или почти сотней, моряков, которые составляют команду этого судна, – ответила Халила. – Так что, как по мне, она достаточно взрослая, чтобы стать заложником. Я не говорю, что мы должны сделать ей больно, но учитывая, что изначально она вступила в сговор с Джессом и Дарио, а потом изменила свое решение…

– Ладно. Мы возьмем девчонку в заложники и заставим их развернуть корабль в сторону Кадиса. Что именно это нам даст помимо безопасного укрытия? Я солдат высшего ранга. И могу точно тебе сказать, что Александрию никогда не завоевывали.

– А за последнюю тысячу лет кто-то вообще пытался? Последней серьезной угрозой были монголы. Их одолели османы еще до того, как те успели подойти близко. Скажите мне, капитан, настоящую, физическую оборону Библиотеки вообще испытывали? По-настоящему испытывали?

– Внутри города всегда находятся четыре укомплектованные роты, а в серапеуме – элитный отряд. И это не считая механических стражей. Никто не сможет взять город без огромных потерь с обеих сторон конфликта. Я бы сказал об этом давно, если бы вы посоветовались со мной прежде, чем приступать к реализации этого плана!

– Задача Морган разобраться с механическими стражами, – сказала Халила. – Почему, по-вашему, Джесс впутал во все это ее? Будучи внутри Железной башни, она сможет уничтожить многие защитные меры, которые скрыватели всегда поддерживали… А вы, капитан, знаете других капитанов. Трое из четырех командиров, что стояли у стен Филадельфии, согласились с вами. Есть большая вероятность того, что может случиться восстание в армии, не так ли? Если появится реальный шанс на реформы?

– Разница в том, что те три командира стояли вместе с нами в боевом поле. Они ни за что не поступят так же в том месте, которое считают родиной. Они будут ее защищать. И неважно, нравлюсь ли я им и согласны ли они со мной, они будут сражаться за Библиотеку.

– Война придет в Александрию. Либо ее начнем мы, либо вооруженные армии других королевств, которые уже вышли из мирного соглашения. Либо все произойдет лет через двадцать, когда печатный станок Томаса разрушит власть Библиотеки настолько, что починить ее уже не представится возможным… Библиотека падет. Мы обсуждаем то, как можем защитить то, что является верным и добрым прежде, чем все будет уничтожено. Если вы любите Библиотеку так же, как и я, мы обязаны взять контроль над ситуацией и сделать ее такой, какой она и должна по-настоящему быть: не тираничным королевством, а духовным и интеллектуальным центром. Вот какова истинная цель Великой библиотеки.

Халиле нужно было, чтобы Санти ей поверил. Он был их главной надеждой на то, чтобы достичь военного успеха в Александрии; если повезет, то получится добиться желаемого с минимальными потерями среди людей. Однако, чтобы спасти Александрию, им сначала придется ее завоевать. Халила должна была заставить Санти поверить в то, что все это хотя бы возможно, иначе ее сердце разобьется до того, как они сойдут на сушу. Капитан Санти был сильным, спокойным стержнем их команды. Если сейчас он сдастся, то падут все. Этого, как полагала Халила, не понимали ни Джесс, ни Дарио.

Однако она понимала. Поэтому все зависело от нее.

Халила наблюдала за Санти, пока тот все шаг за шагом обдумывал. Он осознавал риски. Осознавал возможные неудачи. И слабые шансы на то, что они смогут в конечном итоге добиться успеха.

Однако Санти также должен был понимать и то, что если они хотят, чтобы Великая Александрийская библиотека уцелела и воплотила всю красоту своих идеалов… то те, кто ее поистине любил, должны рискнуть.

«Мы не уничтожаем Библиотеку, – хотела сказать Санти Халила. – Мы ее спасаем».

Однако Санти и сам должен был уже сделать те же выводы. Без Санти остальные не найдут в себе силы сделать необходимое. Без Джесса не найдут вдохновения. Без Томаса не будет никакого реального будущего. Без Глен не будет защиты. Без Морган не останется дерзости. Без Вульфа некому будет бросать им вызов, чтобы пытаться сделать все лучше и становиться лучше самим.

Без Дарио у них не останется хитрости.

Без нее самой… но она не видела своей роли. Было бы надменно воображать, что ее нельзя исключить, однако сама она понимала, что не может исключить никого другого.

Санти сказал:

– У тебя талант, знаешь ли.

– Какой талант?

– Молчание, – сказал он. – Ты позволяешь людям думать. И все же ты умудряешься с помощью этой тишины вести других за собой. Мало кто из тех, кто мне знаком, на такое способен.

Халила ощутила, как к ее щекам прилила кровь, и она вскинула подбородок, чтобы начать отнекиваться от его слов.

– Им можно было доверять?

– О да, – сказал Санти. – Каждому. – Вздохнул. – Дорога до Александрии ведет через союзников, связи и общение с теми, кому я могу доверять. Я ничего не гарантирую, не обещаю, что мы вообще увидим город или выживем, если увидим. Однако ты права. Мы должны сойти в Кадисе и найти союзников.

– Значит, мы захватим корабль?

– Мы захватим корабль, – сказал Санти. – И да поможет нам Бог. – Он кивнул на маленькую койку: – Сядь. Будет слишком подозрительно, если мы соберемся большим числом, так что мне нужно, чтобы ты запомнила планы, время и все остальное. Ты сделаешь так, чтобы все было наготове в нужное время и в нужном месте.

Халила села, разглаживая складки подола платья беспокойными пальцами. Она понимала, что, придя сюда и задержавшись надолго, станет причиной сплетен. Однако пусть болтают, если уж так угодно. Лучше пусть члены экипажа корабля сочтут их с Санти тайными любовниками, чем заподозрят заговор.

– Только, – сказала она, – дайте мне возможность первой поговорить с Анитой.

Санти уставился на Халилу на долгое мгновение, а затем сказал:

– Если ты настаиваешь, то должна быть готова потерпеть неудачу. Ты готова? Готова проиграть?

– Имеете в виду, готова ли я к активным действиям? Взять ее в заложники? Вонзить нож ей под ребра?

Он кивнул.

– Анита сделала свой выбор, – сказала Халила. – И да. Я ко всему готова.

Глава пятая

Анита не была глупа. Ее закаляли в том же огне, что и Джесса Брайтвелла; она прекрасно понимала, каким жестоким бывает мир и какое у нее в этом мире место. Она была тихой и предусмотрительной и замечала все.

А также Анита сама недолюбливала своего капитана и членов команды. Халила отлично это осознавала. Женщины следят за своими союзниками так же пристально, как за врагами, если желают избежать проблем и сохранить свою власть. Особенно если все подчиненные и коллеги являются мужчинами. Это, пожалуй, нечестно, но зато практично.

Чтобы все сработало, подумала Халила, ей нужно использовать тот факт, что Анита вечно настороже, одинока и под постоянным давлением со стороны находящихся вокруг нее мужчин.

Ну и, возможно, тот факт, что Анита нехотя или неосознанно почувствует некую родственную душу в другой юной девушке.

У Халилы не заняло много времени придумать нужный подход. Она дождалась позднего утра, а затем переоделась в черное платье и уверенно направилась к металлической лестнице, которая вела к капитанскому мостику, где стояла Анита. Халилу, разумеется, тут же остановили двое суровых мужчин – с обожженной солнцем кожей, волосами, выцветшими почти до блондинистого оттенка, и покрытые потерявшими четкость татуировками.

– Проход запрещен, – сказал один из них. – Уходи.

– Мне нужно поговорить с Анитой, – сказала Халила. – Пожалуйста.

– Проход запрещен.

– Скажите ей, что вопрос личный.

– Мне плевать, – ответил моряк и оттолкнул Халилу. – Отойди. Сейчас же. Пока я не скормил тебя рыбам.

– Без моего разрешения ты никого никому не скормишь, – голос Аниты донесся от двери, ведущей на мостик, и когда Халила подняла голову, то увидела, что девушка наблюдает за ними. Приценивается. – Что за личный вопрос?

– Вопрос, который я бы не желала обсуждать в присутствии них, – сказала Халила. – Пожалуйста.

Анита спустилась по ступенькам, взмахнула рукой, отгоняя моряков подальше, а потом скрестила руки на груди в ожидании. Никакая опасность ей не угрожала; как минимум десяток мужчин находились неподалеку, и пусть они были заняты своими делами, но, скорее всего, бросились бы на помощь по первому зову.

И, разумеется, Анита наверняка могла и сама за себя постоять.

– Тебе нужно что-то спросить? – нетерпеливо уточнила Анита.

– Полагаю, у тебя есть ежемесячные женские принадлежности, – сказала Халила. – В моей каюте их нет. И, боюсь, я уже испачкала платье. – Она повысила голос достаточно, чтобы моряки услышали, и улыбнулась, когда они вежливо отошли. Халила никак не понимала, почему мужчины не в состоянии постичь механизмы работы женского тела.

– Никто не предоставил тебе… – разочарованно вздохнула Анита. – Ну разумеется. Они даже не задумались. Глен, наверное, тоже понадобится. Прошу, иди за мной. Поделюсь с тобой чем смогу из своих запасов. – Она глянула на моряков и закатила глаза. – Не надо меня сопровождать, – сказала она им. – Со мной ничего не случится.

Анита привела Халилу в просторную каюту, которую занимала на корабле, а когда открыла шкафчик и вытащила оттуда коробочку менструальных прокладок, сказала:

– Так о чем ты на самом деле хотела поговорить?

– О, мне это и впрямь пригодится, поверь. Не сомневаюсь, у меня пойдет кровь через день-другой. Но ты права, я также хотела бы обсудить с тобой нашу ситуацию.

– Ситуацию. – Анита нашла небольшую тряпочную сумочку и начала складывать туда запасы. – Я положу в два раза больше. Можешь поделиться с Глен. – В ее голосе проскальзывали сомнения, что-то, что заставило Халилу напрячься. Она легонько коснулась плеча Аниты и заметила, как та напряглась.

«Осторожно», – сказала себе Халила. Она запросто могла все испортить.

– Почему ты передумала?

Руки Аниты внезапно замерли, и она подняла на Халилу глаза. На миг Халила была уверена, что девушка ответит, однако потом взгляд Аниты дрогнул, потемнел, и она сунула сумочку в руки Халилы.

– Тебе пора, – сказала она.

– Анита… – Халила сделала глубокий вдох. – Я понимаю, что отец приказал тебе отказаться от нашего уговора. Никто тебя не винит. Я не виню тебя. Но всем понятно, что ты везешь нас в Александрию. Ты же знаешь, что с нами там сделают.

– Тебе пора, – повторила Анита. – Уходи сейчас же.

– Не уйду, пока не узнаю, чем он угрожал тебе, чтобы заставить тебя нарушить свое обещание. Я знаю, что ты не разбрасываешься словами.

– Я могу приказать, чтобы тебя вывели.

– Можешь. Можешь позвать своих моряков. Можешь запереть нас по каютам. Выбрось меня за борт, если желаешь… – Заметив, как глаза Аниты расширились и девушка вздрогнула, Халила продолжила напирать. – Это приказы твоего отца? Избавиться от нас?

– Не от всех, – сказала Анита. – Только от тех, кто не нужен архивариусу.

– Ты имеешь в виду Глен.

– Да.

– И когда это произойдет?

– Мне отдали приказ, Халила.

– Я не прошу тебя противиться ему. Я прошу сказать мне, когда ее планируют убить, чтобы мы смогли прийти к ней на помощь. Ты не будешь иметь к этому никакого отношения.

Анита отвела взгляд и сказала:

– Я не хотела, чтобы все было так. У нас был уговор. Но… Мой отец дал обещания, серьезные обещания. Я не могу пойти в этом против него.

– Я понимаю, – сказала Халила. – Когда они схватят Глен?

Анита так и не взглянула в глаза Халиле.

– Сегодня ночью. Вам подмешают снотворное в еду и напитки, чтобы не мешали.

– Всем нам? Или только Глен и мне, потому что мы в одной каюте?

– Только вам двоим, – призналась Анита. – Но если вы не будете есть, то все поймут, что вас предупредили.

Халила кивнула.

– Я все съем. Но все равно другие могут что-то заметить и прийти Глен на помощь.

– Тогда им лучше быть готовыми к сражению, – сказала Анита.

– Кто из нас самый ценный?

– Томас. И капитан Санти.

Халила наклонила голову и, нахмурившись, спросила:

– Санти? Я думала, от него захотят избавиться, как от Глен. Он никто, чтобы требовать за него выкуп. Какая от него ценность архивариусу?

– Дело не в выкупе, – сказала Анита. На этот раз она встретила взгляд Халилы, но лишь на мгновение, а затем отвернулась и обняла саму себя руками за плечи, точно внезапно замерзнув. – Архивариус хочет наказать Вульфа. Санти можно использовать, чтобы сделать Вульфу больно.

От осознания того, насколько такой мотив безнравственен, Халиле стало дурно. От мысли о том, что кто-то столь могущественный использует свое могущество так жестоко… и так беспорядочно. В этом скрывалась глубокая и личная злость, такая, какую сама Халила не способна была постичь и была тому рада.

– Хорошо, – сказала она. – Спасибо за все это. Я ценю доброту.

– Нам всем следует быть добрыми, – сказала Анита. – Пока мы еще можем. Халила? Я не хотела, чтобы все обернулось вот так.

Халила понимала, что ей не следует спрашивать, но ей нужно было знать:

– Ты поможешь нам?

– Нет, – ответила Анита и улыбнулась. – Но отчего-то я уверена, что вас это не остановит.

Халила вышла из каюты и была рада резкому порыву ветра, пронесшемуся по палубе, пусть даже тот и лишил ее почти всего тепла. Ей необходимо было почувствовать что-то будоражащее. Халила готова была взять Аниту в заложники, если потребуется, однако поняла, что Анита хочет помочь. И если обстоятельства сложатся удачно, то у Аниты появится на то шанс.

Оставалось лишь понять, как именно должны сложиться эти самые обстоятельства.

Однако для начала нужно спасти жизнь Глен.

Она плохо запомнила вечер. Есть еду, отравленную снотворным, оказалось трудно, но еще хуже всего было наблюдать за тем, как Глен тоже поглощает ее, сама того не подозревая. На всякий случай Санти с Томасом решили вообще ничего не есть и не пить, хотя отлично делали вид.

Глен ничего не заметила.

К тому моменту, как трапеза подошла к концу, Халила уже почувствовала усыпляющий эффект и с паникой глянула на Томаса, когда Глен зевнула. Дарио съел совсем чуть-чуть, вероятно, из-за своего по-прежнему неспокойного желудка, однако тоже зевал. Сложно было сказать, был ли это рефлекторный позыв или снотворное подействовало и на него тоже. «Неужели Анита мне солгала? Приказала усыпить всех нас? Ну хотя бы Санти с Томасом останутся бодрыми».

Однако это также могло означать и то, что за ними могут наблюдать, а значит, попытаются остановить.

Глен рухнула в постель почти что сразу, когда они добрались до своей каюты, однако Халила изо всех сил пыталась оставаться в сознании, час за часом… ходила, молилась, щипала себя, когда ноги отказывались ее держать. В конце концов она забралась в кровать, и ее веки не смогли больше противиться снотворному.

Халила проснулась с раскалывающейся головой, жуткой жаждой и на корабле, который трясло, как игрушечную лодочку в зубах шторма… и когда она выбралась из постели и осмотрелась, то не нашла Глен.

«Глен рядом нет».

– Нет, – прошептала Халила и откинула одеяло, будто бы юная уэльская девушка могла прятаться под ним. Халила заставила себя подняться на ноги, надеть мантию с флисовой подкладкой, которую одолжила ей Анита. Завязала ее потуже и, пошатываясь, вышла навстречу завывающему ветру. Хиджаб чуть не сорвало порывом, но Халила схватилась за него рукой, пока пыталась разглядеть, что происходит.

На палубе почти никого не было, лишь несколько моряков, которые шагали против ветра по своим делам. Глен она тоже не увидела.

И никого из своих друзей.

Халила юркнула обратно в тепло нижней палубы и поспешила в каюту, которую делили Томас и Дарио. Пустая. Она отправилась к Санти.

И обнаружила всех у него.

Дарио тут же подскочил к Халиле, пока она стояла, тяжело дышала и дрожала, внезапно почувствовав слабость. Он поправил прядь ее волос, выбившихся из-под хиджаба; Халила крепко обняла Дарио и вдруг ощутила такое сильное облегчение, что чуть не подкосились колени. Она попыталась что-нибудь вымолвить, но нахлынувшие слезы задушили все слова. Халила по очереди всмотрелась в лица каждого из собравшихся, особенно в лицо Глен; молодая девушка сидела с напитком в руке и была бледнее, чем обычно. Голова и предплечье у нее были перевязаны бинтами.

И Глен была не единственной, получившей увечья. У каждого были синяки, или же бинты, или и то и другое. Дарио вздрогнул, когда Халила обняла его слишком крепко, и она тут же его отпустила, отступив на расстояние вытянутой руки, чтобы хорошенько рассмотреть.

– Со мной все в порядке, мадонна, – сказал он и положил ей на щеку руку так непринужденно и нежно, что на миг она закрыла глаза, чтобы сдержать бешеное биение сердца. – Мы все в полном порядке.

– Говори за себя, – проворчала Глен. – У меня ужасное похмелье, а в ушах до сих пор звенит после удара головой о чертовы перила.

У Халилы перехватило дыхание. Она понимала, на что способен каждый из них, а факт того, что раны получили все… означал лишь, что она упустила нечто невероятно жестокое.

Санти произнес:

– Сядь, пока не упала, Халила. – Он выдвинул вперед стул, и она с благодарностью присела. Стул, на котором до этого сидел Дарио, подумала она; Дарио остался стоять. Халила не была уверена, одолел ли Дарио свою морскую болезнь, однако по крайней мере сейчас он был в состоянии стоять ровно и не выглядел так, будто его тошнит. Маленькая победа.

– Что произошло?

Перебивая друг друга, все начали рассказывать. Сначала Санти рассказал о том, как следил за их каютой, пока Томас его прикрывал. Затем появились четверо моряков, чтобы забрать Глен в темноте ночи, но им помешали, и тогда к ним прибыла подмога, где уже в схватку ввязались все.

Экипаж Аниты схватил Глен и попытался уволочь. Дарио сумел перехватить Глен как раз в тот момент, когда ее собирались перебросить через фальшборт в полностью бессознательном и беззащитном состоянии. Не имея возможности отбиваться, он отделался ушибами ребер, но тем не менее изо всех сил держал Глен, болтающуюся над волнами, пока Томас не пришел на помощь.

Они окружили Глен, которая начала приходить в себя под дождем и холодным ветром, и защищали ее, пока Анита не приказала прекратить атаку, побоявшись, что ценные пленники могут быть убиты в попытке избавиться от одного бесполезного.

– Бесполезного. – Санти покачал головой. – Даже будучи в полусознательном состоянии, она боролась как дьяволица. Да она стоит золота весом со свое тело.

– Капитан, – сказала Глен. – Я боролась как пьяная тряпичная кукла. Но спасибо за добрые слова.

– Ты принимаешь слишком близко к сердцу критику Вульфа. Я профессиональный солдат со стажем в целую жизнь и могу припомнить меньше дюжины человек, с которыми бы пошел в бой. Ты в их числе.

Глен, как подумала Халила, в этот момент выглядела так, будто ей сказал комплимент ее возлюбленный. Взгляд загорелся. Щеки зарумянились. Хорошую драку она бы предпочла вместо любви и денег.

– Это для меня честь, – сказала Глен. – Спасибо вам, что спасли меня. Я не останусь в долгу.

– Мы знаем, – сказал Дарио и посмотрел на Санти. – Они попытаются снова?

– Мы не дадим им возможности, потому что собираемся захватить корабль. – Санти развернул старую карту, которая была нарисована от руки, но выглядела очень точной, как заметили внимательные глаза Халилы; на чертеже был океан, испанское побережье и противоположный берег с Александрией, отмеченной глазом Гора, символом Великой библиотеки. Кадис был отмечен звездой. – Сейчас мы у берегов Португалии, плывем к Гибралтарскому проливу; кораблю приходится бороться со штормом, потому что Анита должна все успеть в срок. Шторм нам на руку, он заставляет бо́льшую часть экипажа сидеть по местам и затрудняет коммуникацию. Однако Анита тоже будет начеку. Она заперлась на капитанском мостике с капитаном и его помощниками. Они вооружены, а мы нет. Меньше чем через день мы будем проплывать Кадис, а затем направимся к проливу. Затем возможность будет упущена.

– Оружие? – поинтересовалась Глен.

– Все пистолеты и ружья под замком в каюте на мостике.

– А замки? – спросил Дарио.

– Джесс мог бы их вскрыть, но сомневаюсь, что кто-то из нас тоже обладает подобным навыком. Может, Морган могла бы сделать что-то с помощью своих сил скрывательницы, но и ее рядом нет.

– А на корабле есть мастерская? – спросил Томас.

– Полагаю, что да. А что?

– Могу найти нам оружие, – сказал он. – Не с пулями, команда не будет столь безалаберна, но у них найдется что-нибудь еще, что я мог бы адаптировать. Может, что-то взрывоопасное. Сварочные инструменты. Все может сгодиться.

– Верно, – сказал Санти. – Дарио, ты пойдешь с…

– Только я одна не ранена, – сказала Халила. – Я пойду с ним. Вместе мы будем работать быстрее.

– Цветочек мой, ты хоть что-нибудь знаешь о мастерских? – спросил Дарио. Это прозвучало достаточно унизительно, чтобы заставить ее бросить на него недовольный, опасный взгляд.

– Мой дядя работал библиотечным изобретателем на протяжении тридцати лет, и я какое-то время была его подмастерьем, – сказала она. – Когда ты называешь меня цветочком, то подразумеваешь, что я не способна сражаться. А мы оба знаем, что это не так. Я владею мечом куда лучше, чем ты.

Дарио вздрогнул. Хорошо. Ставить его на место порой шло на пользу его скромности.

– Я прошу прощения за оскорбление, но не шучу, – сказал он. – Мне будет спокойнее, если я пойду с вами.

– Нет. Глен?

– С радостью, – отозвалась Глен. – А то я начинаю чувствовать себя бесполезной, пока сижу здесь. Кроме того, если ты будешь мастерить оружие, Томас, лучше дать его кому-нибудь протестировать.

– Нет, – сказала Халила. – Ты все еще в опасности.

– И чтобы меня схватить, им придется одолеть вас двоих. Это у них вряд ли выйдет. Кроме того, я теперь не под снотворным и не позволю им отправить меня на тот свет, не прихватив их с собой.

Томас кивнул. Недовольным он не выглядел. Он никогда не выглядел недовольным, если Глен была рядом. Халила подозревала, что ему нравится молодая девушка куда больше, чем он осмеливается показывать, особенно если учесть то, что и сама Глен не выражала никакого интереса к романтическим отношениям с партнерами какого-либо пола. В любом случае из них выходила отличная команда – из них троих.

Однако таким образом Дарио и Санти оставались одни, и это Халилу беспокоило; оба могут за себя постоять, разумеется, однако у Дарио были перебинтованы ребра, а капитан выглядел потрепанным. Халила обменялась с капитаном взглядом, но тот лишь кивнул.

– Идите, – сказал он. – И, профессор? Нам всем надо договориться о правилах применения оружия [4].

– Полагаю, мы все знаем, что это за правила, – сказала Халила. – Мы здесь теперь до конца. В этом бою остается применять лишь оружие, хотя я бы предпочла не использовать смертоносные приемы, если их можно избежать, а также прибегать к угрозам тогда, когда в грубой силе нет необходимости. В большинстве случаев пригодится дипломатия. Согласны?

– Согласен, – сказал он и натянуто улыбнулся.

Только позднее Халила задумалась о том, когда Санти и все остальные согласились с тем, что руководить ими всеми будет она. И когда именно ее эта идея устроила?

Мастерская для Томаса была точно магазинчик игрушек, полный металлического лома, который он быстро заточил для всех в грубые – но смертоносные – кинжалы и мечи.

– Надолго не сгодятся, – предупредил он, когда остальные начали проверять баланс и тяжесть лезвий. – Я смог бы сделать что-нибудь стоящее, если бы у нас был день-другой в запасе. Однако для короткой, бесчестной драки сойдет.

– Мой любимый вид драк, – сказала Глен и сунула один из кинжалов за пояс, а затем еще один спрятала в сапоге. – А как насчет метательных орудий?

– Нет ничего. Все, что я нашел, нужно ковать, а времени у нас на это нет. Я задумывался о заклепочниках [5], но они слишком тяжелые для наших целей и соединены с паровыми шлангами.

– Все равно можно попробовать, – сказала Глен и взяла заклепочник, проверяя его вес. Халила сомневалась, что сможет с таким справиться сама; однако в руках Глен инструмент лежал как родной. – На перегородке у капитанского мостика есть два разъема. Один, должно быть, для пара. Я попробую.

– А снаряды? – спросила Халила. Томас взял маленькую коробочку в одну руку и стеклянную бутылку на кварт [6], полную зеленой жидкости, в другую.

– Порошковый снаряд в этой коробке расплавит замок на одной из дверей, ведущей на капитанский мостик, так что его не смогут открыть, – сказал он. – Греческий огонь откроет нам другую дверь.

– Осторожнее с этим, – сказала Глен, и Халила отлично понимала ее тревогу. В этой бутылке было предостаточно греческого огня для того, чтобы спалить половину корабля. – Споткнешься, и все мы закончим этот вояж на дне морском.

Томас легко улыбнулся.

– Я большой, – сказал он. – А не неуклюжий.

Пока они находились в мастерской, ничего непредвиденного с ними не произошло, что уже показалось маленьким чудом, однако кто-нибудь точно вскоре заметит, что Томас – который был очень заметным – таскает с собой бутылку греческого огня. Мечи и кинжалы можно было спрятать, и Халила надела пояс, на который крепилась охапка лезвий, скрытых от посторонних глаз под фланелевой мантией. Халила вздохнула и отыскала деревянный ящичек, чтобы поместить туда бутылку, которую обернула тряпками. Томас запер ящик и поднял, прихватив и остальные инструменты. Невинным он не выглядел, но таким образом хотя бы не выглядел сразу виноватым.

Глен даже не пыталась ничего скрывать, а спорить с ней было бесполезно.

Первым, кто заметил их в коридоре, ведущем к каютам, был, к счастью, один из матросов, которого Халила недолюбливала больше всего; он угрожал расчленить Дарио. Увидев их, моряк тут же подозрительно прищурился и открыл рот, чтобы спросить:

– Что, по-вашему, вы делаете у…

Договорить свой вопрос до конца он не успел, потому что Глен сделала шаг вперед и вонзила кинжал ему точно под ребра. Халила затаила дыхание, потому что все инстинкты требовали ее закричать о том, что в подобном не было необходимости… однако Халила была умна. Численность не на их стороне, и им вот-вот предстоит ввязаться в опасную схватку – ту, которая определит куда больше, чем только их собственную судьбу.

Мужчина мог поднять тревогу. Глен его остановила.

Моряк умер за считаные секунды и почти беззвучно. Его оттащили в хранилище, а потом все вернулись в каюту Санти, где их ждали капитан и Дарио.

– Как раз вовремя, – сказал Дарио и затянул их внутрь каюты. Оглядел коридоры, а затем закрыл дверь. Халила столкнулась с Дарио, когда корабль накренился так, что дыхание перехватывало; шторм усиливался, хотя Халила и не могла пока представить, что он может стать еще более необузданным. – Нашли что-нибудь?

Вместо ответа Халила расстегнула мантию и начала вытаскивать мечи и кинжалы. По два каждому и несколько запасных. Все звенело при ходьбе, да и весило все это как половина ее собственного тела. Было облегчением избавиться от всей этой ноши, за исключением одного меча и одного кинжала. Свое оружие Халила теперь повесила поверх мантии. Пусть видят. Теперь ей уже все равно. Сейчас все выглядели воинственными, как пираты. Особенно Дарио, который, если судить по внешности, подходил на эту роль как никто другой. Да и Глен тоже, вертя промышленный заклепочник на плече.

– Каков план, капитан? – спросила Халила. Тот задумчиво рассматривал оружие.

– Вопросы, – сказал он. – Никто не заметил вас в мастерской?

– Никто, – ответил Томас. – К счастью.

Санти, кажется, в это не поверил.

– Даже в такой пасмурный день это странно, – сказал он.

– Ну, одного человека мы прикончили по пути обратно, – добавила Глен. – Тихонько.

Санти кивнул понимающе, однако все равно выглядел обеспокоенным.

– Не знаю, ловушка ли это, но выбор у нас все равно невелик. Если будем ждать, то доплывем до пролива и упустим нашу остановку.

Халила сказала:

– Если мы ничего не предпримем, то Анита попросту отдаст нас во власть своего отца. Ей терять в этом случае нечего. Но… я верю, что она надеется на то, что мы найдем способ выкрутиться. Она не глупа. Догадается, что мы решим действовать.

– Согласен, – сказал Дарио. – Эта девчонка безумно хороша в шахматах.

– Значит, мы переходим к активным действиям, – сказал Санти. – Халила, у тебя твердая рука. Установи порошковый снаряд и подорви ту дверь на мостик, через которую мы не планируем заходить. Когда мы услышим взрыв, то тихо прожжем другую дверь. Будем надеяться, что внимание экипажа в этот момент будет приковано к ложной цели.

– А что ей делать, если все ринутся к ней? – спросил Дарио. – Мне лучше пойти с Халилой.

– Нет, – сказал Санти. – Нам нужно четверо, когда откроется дверь, потому что если Анита не будет с нами сражаться, то ее капитан и его помощники точно станут. Их семеро. Я не могу отпустить тебя, Дарио.

– Я присоединюсь к вам как можно скорее, – пообещала Халила. – Со мной все будет в порядке.

Томас протянул ей маленькую коробочку.

– Там есть небольшой самовоспламеняющийся фитиль, – сказал он. – Устройство прилипнет к двери, в нем магнит. Присоедини к замку, вот тут… – он продемонстрировал на двери их каюты. – Выдерни затычку, чтобы фитиль зажегся. А потом все случится само.

– Насколько длинный этот фитиль?

– Хватит секунд на десять, – сказал Томас. – Достаточно, чтобы уйти на безопасное расстояние.

Халила сделала глубокий вдох и кивнула. «Не дрожать. Не дрожать и не переживать». Однако корабль жутко раскачивало, так что Халила сунула коробочку под мышку и крепко стиснула, чтобы не уронить, когда корабль заскрежетал словно живой и накренился на левый бок. И все продолжал раскачиваться, будто бы желая и вовсе перевернуться… а потом внезапно дернулся на правый бок.

– Им следовало бы направляться навстречу шторму, а не подставлять ему правый борт, – заметил Дарио. Он опять выглядел нездоровым, хоть и мрачно настроенным. Халила глядела, как стул ползет с одной стороны каюты на другую. Она была рада, что греческий огонь завернули в тряпки, но да храни их Аллах, если Томас уронит ящик.

– Откуда тебе знать? – поинтересовалась Глен. – Из тебя отвратительный моряк.

– Я читаю, – огрызнулся в ответ Дарио. – Попробуй как-нибудь.

– Хватит ссориться, – сказал Санти. – Сконцентрируйтесь. Нам некогда медлить. Корабль поворачивает к проливу. У нас нет больше времени. Халила идет в другую сторону, как только мы выходим на палубу, отправляется к левому борту капитанского мостика, где устанавливает заряд, и возвращается к нам как можно скорее. Как только мы слышим взрыв, врываемся с правого борта и делаем что необходимо, чтобы повернуть корабль в сторону Кадиса. Постарайтесь не применять грубую силу без причины, но и действуйте без колебаний, если придется. Ясно?

– Да, – сказали все в унисон.

– Тогда пошли.

На миг, который ощущался как вечность, Халила покосилась на Дарио, а потом быстро чмокнула его в щеку.

Это был единственный прощальный жест, который она себе позволила.

Глава шестая

То, что казалось достаточно простым, на деле оказалось куда сложнее, как только распахнулась дверь, ведущая на палубу. Когда Халила поднималась сюда в последний раз, то восхищалась далекой красотой надвигающегося шторма. В самом сердце его была только жестокость. Ветер бил будто удары молота, дождь впивался иглами в ее не покрытую одеждой кожу; палуба кренилась и раскачивалась, барахтаясь на глубоких волнах. Вода плескалась на металлических выступах и угрожала утащить Халилу за собой, пока Томас не схватил ее за руку и крепко не прижал к себе. Халила с благодарностью охнула, хотя и переживала, что Томас не сможет держать и ее, и свой опасно маленький ящичек… а потом поняла, когда сморгнула жалящие глаза соленые брызги, что Глен держит Томаса за другую руку. Они все инстинктивно схватились друг за друга.

Моряки натянули канаты вокруг палубы. Укрепления, за которые можно держаться, когда море бросает на палубу свои волны. Халила вырвалась из хватки Томаса и метнулась к одному из канатов. Остальные могли поддерживать друг друга, однако теперь нужно было идти в другую сторону.

Если кто-то и кричал Халиле что-то вслед, она не слышала из-за ревущей бури. Молния пронзала небо по левому борту, копье, выпущенное с небес, вонзилось в море, и гром ударил Халилу почти что физически. Она сделала несколько шагов прочь от остальных и уже потеряла их из виду. «Отличная возможность скрыться», – сказала она себе. Сердце колотилось, во рту пересохло, Халила была в ужасе. Она боялась споткнуться о подол своего длинного платья, которое моментально промокло насквозь и прилипло к телу. Халила начала двигаться вдоль каната так быстро, как только могла, направляясь к левому борту. Когда она наконец дотянулась до левого фальшборта, то юркнула под канат и отправилась дальше вдоль перил, в сторону корабельной кормы. А до капитанского мостика придется еще и подниматься по ступеням.

Еще одна, более отдаленная молния осветила ступеньки до того, как Халила успела на них ступить. Она ухватилась за поручень и начала подниматься, когда дверь наверху внезапно распахнулась и моряк, закутавшийся в тяжелый водонепроницаемый плащ, вышел наружу.

Они оба удивленно уставились друг на друга.

Халила дернулась первая. Она отступила на качающуюся палубу и сунула коробочку под свою промокшую флисовую мантию. Затем вытащила меч и, пока моряк кричал и закрывал за собой водонепроницаемую дверь, ждала с клинком, спрятанным за спиной.

– Что ты здесь делаешь? – крикнул ей моряк, пытаясь перекричать раскаты грома, и направился к ней.

«Прости меня», – подумала она за миг до того, как сделать выпад.

Халила плохо могла удержать равновесие, а корабль бросило в яму между волнами в ту же секунду, отчего моряк рухнул вперед, и клинок угодил ниже того места, в которое целилась Халила. Меч попал в живот, не в сердце, и на миг Халила отчаянно запаниковала, когда моряк закричал – однако никто не мог его услышать. Халила выдернула меч и вонзила его снова, и на этот раз попала в свою цель. Она ощутила, как клинок слегка задел ребро, а потом вонзился глубоко в сердце.

Моряк сделал шаг вперед и упал.

Сердце Халилы стучало так громко, что почти оглушало вместе со штормом, и Халила резко вдохнула от шока при виде того, что натворила. Это было необходимо, она знала, но все равно… Дрожащей, замерзшей рукой Халила засунула залитый кровью клинок обратно за пояс и поспешила вверх по ступенькам. Открыла свою коробочку, установила магнитный снаряд и, как раз когда она пыталась приладить тот к нужному месту у двери, как Томас ее научил, задумалась, услышит ли вообще хоть кто-то взрыв в реве такой грозы.

Это не имело значения. В любом случае она должна была продолжать. Халила выдернула заглушку, и фитиль, который Томас поместил внутрь устройства, вспыхнул, тогда Халила поспешила прочь с лестницы.

Внизу кто-то сидел на корточках, преграждая дорогу. Другой моряк, склонившийся над мужчиной, которого Халила убила. Он пока не заметил ее. Халила украдкой поспешила вперед, к моряку, и когда тот поднялся, она ухватилась за скользкие перила и, подпрыгнув, пнула моряка обеими ногами, отчего тот ударился спиной о фальшборт с левой стороны. «Десять секунд». Халиле нужно было убраться подальше от лестницы, но моряк по-прежнему преграждал ей путь.

Он извернулся, как кот, чтобы схватить Халилу, когда она попыталась пробежать мимо него на палубу.

Пришло время использовать кинжал, что Халила и попыталась сделать, но этот мужчина был куда осмотрительнее и быстрее и поймал ее за запястье, больно его сдавив и вывернув. Халила выронила лезвие. Простора, чтобы выхватить меч, не было, но у оружия ведь есть не только лезвие; Халила сгребла подол флисовой мантии и использовала его как прокладку между ладонью и клинком, когда дернула тот наверх, и грубая рукоять меча жестко ударила моряка в подбородок. Голова мужчины запрокинулась назад, скорее от удивления, чем от по-настоящему причиненной боли, и Халила сделала шаг вперед, чтобы поставить свою правую ногу позади его левой, а затем дернулась в его хватке вместо того, чтобы сбегать.

Мужчина упал, от удивления разинув рот, и больно ударился о перила. Потянулся за кинжалом, но Халила нашла его первой и рухнула на колени, вонзив лезвие моряку в глотку.

Халила откатилась, молясь, чтобы у нее оставалось время и Томас точно рассчитал взрывчатые смеси. Она была всего в метре от двери, когда ощутила, как металл сотряс взрыв, и яркие красные искры огня у двери обратили падающие капли дождя рядом в облачко пара.

Халила вскочила на ноги, пошатнулась, когда корабль опять бросило в сторону, и чуть не упала на натянутый канат. Она поскользнулась и ухватилась за него, изо всех сил стараясь выжить. Ветер был таким мощным, будто бил свинцовыми кулаками, и Халила не могла сделать вдох против таких диких порывов. Перед глазами танцевали яркие искры, и Халила взмолилась, чтобы появилась новая молния; ничего теперь не было видно помимо тьмы и падающего дождя.

А потом Халила увидела свечение на мостике наверху. Разглядеть его было невозможно, видно лишь вспышку. Халила была на полпути к правому борту. На полпути к другой лестнице.

Она боролась с ветром, пока не нащупала другую преграду на своем пути. Мертвого мужчину. Моряка, о милостивый Аллах, а не одного из своих друзей. Халила перебралась через мертвеца и поняла, что отыскала нужные ступеньки. Вытащив меч, она пошла наверх.

Дверь наверху превратилась в расплавленное месиво, которое до сих пор пузырилось от греческого огня, хотя кто-то – видимо, Томас – посыпал сверху смесью для тушения, чтобы субстанция не прожгла корпус корабля и не потопила всех. Халила перепрыгнула через мерцающее зеленое пламя и вошла в помещение на мостике… и оказалась в тупике.

Анита походила на хрупкую игрушку в руках Томаса, а он сам… он выглядел опасным, как и клинок, который прижимал к горлу девушки. Двое из экипажа были уже повержены, ранены или мертвы; оставшиеся, не считая рулевого, который не покидал свой пост, оказались загнаны в ловушку у замурованной двери. По удаче или умыслу, но ни у кого не было библиотечного оружия, иначе бы все закончилось куда плачевнее.

Халила замерла на месте, держа меч наготове и тяжело дыша. Санти ни на миг не отводил взгляда от капитана корабля, а вот Дарио отвернулся на мгновение, чтобы посмотреть, не ранена ли Халила. Должно быть, выводы его удовлетворили, потому что он не бросился к ней.

Теперь Халила почувствовала слабость и холод, пробирающий до костей. Дождь хлестал ее по лицу, стекая по промокшему хиджабу.

Однако Халила не дрогнула, когда Санти сказал:

– Сдавайтесь, или мы убьем девчонку, а потом, вероятно, и всех вас. Вы знаете, мы это можем.

Один из них рассмеялся.

Раздался громкий хлопок, и в стальной стене рядом с головой смеющегося мужчины появилась раскаленная заклепка. Анита покосилась на шум. Глен, похоже, нашла к чему подсоединить паровой шланг и теперь выглядела готовой к тому, чтобы снова прицелиться, чтобы испытать моряков на смелость.

Больше никто не смеялся.

Капитан корабля, грузный мужчина со шрамами, который пережил ситуации и похуже, чем сложившаяся, наконец произнес:

– Ладно. Может, вам удастся нас убить. Но мы вам нужны, чтобы управлять кораблем и выжить в следующие пять минут, и вы это знаете.

– А куда вы собрались плыть после того, как дочь Красного Ибрагима будет убита под вашим командованием? – спросил Санти. Он выглядел расслабленным и спокойным, полностью держа ситуацию под контролем. – В Александрию? Ее отец не похож на человека, который даст вам время на то, чтобы объяснить детали произошедшего. Насколько я слышал, он человек, который будет рад сначала вырвать вам язык.

– Если все вы будете мертвы, он услышит лишь одну версию истории: нашу. У вас ничего нет, кроме нее, идиоты, а численность на нашей стороне. Вам остается только сдаться.

– Не только, – сказал Санти. Халила узнала этот тон, легкий и беззаботный. Этот Санти был самым опасным. Он поднял уже полупустую бутылку ядовито-зеленой жидкости – остатки греческого огня. Вытащил затычку. – Если я его вылью, он прожжет все, все слои корабля, пока не пройдет через дно. Много времени не займет. А смесь для тушения есть только у Томаса. Думаете, успеете отнять ее вовремя?

Моряки замерли, и все уставились на своего капитана, которому с трудом удавалось сохранять спокойствие.

– Тогда вы пойдете на дно вместе с нами.

– Уж лучше так, чем та судьба, которую уготовил для нас архивариус, – сказал Санти. – Верно, друзья?

– Верно, – отозвался Томас таким низким голосом, что это прозвучало как землетрясение.

– Верно, – сказал Дарио.

– Разумеется, – вторила Глен.

– Да, – сказала Халила последней. – Мы не боимся смерти. Если бы боялись, то и не затеяли бы все это.

– Прекратите, – резко сказала Анита. Не им. Своему капитану. – Они не шутят. Они нас всех за собой утащат. Сдайтесь.

– Твой отец…

– Я разберусь с отцом. Это моя проблема. Я приказываю вам подчиниться!

Непонятно, повлиял ли прямой приказ Аниты или же угроза Санти с бутылкой, но капитан сомневался лишь миг, прежде чем кивнуть и приказать своим людям опуститься на колени и завести руки за голову. Сам он сделал то же самое. Рулевой не отпустил штурвал; он не мог, как поняла Халила. Его привязали, чтобы он не упал при резкой качке.

– Меняем курс, – сказал Томас рулевому. – Мы направляемся в Кадис.

Мужчина что-то проворчал себе под нос, когда повернул штурвал.

– Мне нужно точное направление, – сказал он. – По карте.

Санти снова заткнул бутылку с греческим огнем, отдал ее Глен, а затем вытащил карту со специальной полки в задней части помещения. Санти развернул карту на столе и прочел координаты. Лицо рулевого не могло обманывать, подумала Халила, когда подошла и приставила нож к его горлу.

– Меняй курс, иначе я тебя убью, – сказала она очень тихо лишь ему. – Знаю, ты думаешь об этом. Не надо. Вы все можете выжить. Анита возьмет вину на себя, и никого из вас не накажут. Ты мне веришь?

– Да, – сказал он. – Я доставлю вас в Кадис.

– Тогда нам не о чем спорить, – сказала она и отпустила его. Облегчение, которое отразилось на его лице, когда Халила отошла в сторону, наблюдая, доказало, что он не лгал. – Салам алейкум [7], брат.

– Алейкум салам, – ответил он, настороженно кивнув.

– Друзей находят в самых неожиданных местах, – заметил Дарио. Он подошел к Халиле, и она заметила, что сейчас Дарио совсем не выглядит болезненным, что хорошо. Теперь он, похоже, переносил корабельную качку куда легче. – Как ты узнала, что он мусульманин?

– Моряк без татуировок?

– О. Я и забыл. Татуировки – это харам [8].

– Да, – согласилась Халила. – Но помимо этого он повторял шахаду [9], пока Санти держал бутылку. На случай, если умрет.

– Шахада?

– Исповедание веры.

– И пока происходило не пойми что, ты додумалась заметить. – Дарио не произнес свои слова как вопрос. – Если честно, цветочек, порой я нахожу тебя очень пугающей.

– И хорошо, – сказала она и потянулась, чтобы поцеловать его в щеку, лишь скромно и мягко коснуться губами его кожи. – Тебе очень надо помыться. Ты пахнешь как смерть.

– Купание подождет, пока я не удостоверюсь, что ни один из наших замечательных новых друзей не пырнет меня ножом в ванне, – сказал он. – Томас? Думаю, ты уже можешь отпустить бедную девочку.

– Ой, – сказал Томас, будто позабыв об Аните. – Прости. – Он ее отпустил, и Халила заметила, что несмотря на ярость, с которой он держал Аниту, у той на шее даже не осталось красных следов.

А еще, что даже важнее, Анита не выглядела разозлившейся.

– Спасибо, что не раздавил меня, – сказала Анита. – Полагаю, я этого заслуживала.

– Прежде чем мы начнем этот разговор, пожалуйста, скажи своему капитану, что я человек слова, – произнес Санти. – И лучше бы ему сдержать свои клятвы, потому что бутылка будет у меня наготове, пока мы не сойдем с корабля.

– Здесь главный не он, капитан Санти. А я. И я говорю вам, что мы договорились. Корабль отправляется в Кадис. И, что бы ни случилось после, я возьму на себя всю ответственность за гнев отца. – Анита, как подумала Халила, была рада. Она ждала возможности изменить свое решение.

И именно такую возможность они ей и предоставили. «Мы все пешки в игре», – подумала Халила, но была не против. Дочь Красного Ибрагима шла по опасному пути, однако шла смело. Пусть гордится теми победами, какими может.

Их собственных побед придется ждать дольше.

Когда они поплыли дальше, шторм, кажется, немного утих. «Воля Аллаха», – подумала Халила, хотя и понимала, что у него слишком много забот, чем ветер и гнев, ниспосланные в их сторону. Их успех или поражение будут зависеть от их собственных стойкости, удачи и ума.

И убедительных угроз Санти.

– Проваливайте с мостика, – заявил капитан корабля. – Я выполняю указы своей госпожи. Я доставлю вас в целости и сохранности туда, куда вы направляетесь. Но мостик мой.

– С этого самого момента придется считать меня частью экипажа, – сказал Санти и развернул одно из встроенных складных сидений. – Я буду тут до тех пор, пока мы в целости и сохранности не пришвартуемся в порту, потому что даже если я доверяю словам дочери Красного Ибрагима, я не доверяю вам.

– Он остается, как и все мы, – сказала Халила и устало уселась в углу. Теперь ее трясло, она вся промокла насквозь, и та порция адреналина, что помогла ей пережить все произошедшее, оставила нездоровое послевкусие. Теперь, когда кризис миновал, она не могла не вспоминать о том, что убила сегодня двоих людей.

Халила закрыла глаза и начала молиться за их души, пока корабль нес их к берегам Испании, где их ждала неизвестность.

Записки

Текст отчета Томаса Кваллса, начальника тюрем, направленного руководителю отдела Артифекс. В Кодексе не значится, помечено как личная корреспонденция

Я приложил последнюю часть непосредственной расшифровки допросов профессора Кристофера Вульфа. Вам нет смысла тратить свое время на их чтение; в его ответах нет разнообразия, какими бы инструментами мы ни пользовались. Ныне он вообще мало говорит.

Как я и говорил Вам шесть месяцев назад, полагаю, что из этого заключенного мы давно вытащили всю полезную информацию касательно его изобретений, работ, исследований и всех до единого сообщников, которые могли быть вовлечены в разработку обсуждаемого нами механизма. Он уверенно заявляет, что капитан Никколо Санти не имеет ни малейших знаний относительно машины и не ответственен за изобретение, создание или использование механизма, и на деле никогда не видел подобного, а также ему даже не сообщали о ее существовании. Как я Вам и говорил, я не считаю, что убийство капитана армии стоит хлопот.

Не знаю, почему Вы так ненавидите этого Вульфа, однако могу заверить Вас, что если Ваш план заключался в том, чтобы сломить его волю, то мы давно этого добились. Вы уничтожили его изобретение, уничтожили его исследования. Изъяли все письменные работы из библиотечных архивов. Вы сделали все, разве что не убили его, и это даже не великодушно. Я, как Вы осведомлены, человек не милосердный и не нежный; долго я бы не смог выполнять эту работу, если бы располагал подобными прекрасными качествами.

Так что поймите меня, когда я говорю, что с меня достаточно. Я не стану причинять этому заключенному больше боли.

Всему есть пределы, и он их достиг. Как, на удивление, и я.

Посему я лично отпустил профессора Вульфа, сам встретился с Верховным архивариусом и объяснил ему свое решение. Верховному скрывателю также сообщили. Скрыватель не был этому рад, но согласился – учитывая мои обширные знания о других заключенных, которые содержатся в тюрьмах под Римом, – позволить мне сделать этот маленький, почти бессмысленный жест доброй воли. Или, по крайней мере, он меня не остановил вопреки своему гневу.

Оставьте Вульфа в покое, Артифекс.

Я покинул свою должность, и Вы никак не можете меня наказать. Я проведу пенсию в комфорте и богатстве. Однако буду следить, и обещаю Вам, что если Кристофера Вульфа вновь схватят, я предприму меры и сделаю все, чтобы Вы жалели о своем решении до конца своих дней.

Мы оба знаем, как глубоко пролегает в нашей любимой Библиотеке гниль. И если мне придется сделать это достоянием общественности… я сделаю.

Глава седьмая

Воняло ужасно, и в конце концов это оказалось главной проблемой. И дело заключалось вовсе не в том, что Библиотека не следила за чистотой тюрьмы, а в том, что смрад ужаса и отчаяния было смыть сложнее, чем любые органические пятна. Данное учреждение располагалось в стенах из камней, которые использовались для схожих целей и пять тысяч лет назад, и этого времени было предостаточно, чтобы стены пропитались болью и ужасом и до сих пор продолжали впитывать новые страхи.

И он знал их испарения слишком хорошо, слишком лично.

Он мог игнорировать тьму, решетки, неудобство. Но не вонь. Поэтому, когда решетки перед ним сомкнулись, Кристофер Вульф немного сошел с ума. День проходил в содроганиях и трепете, в мыслях о том, что каждый новый звук может означать, что за ним снова идет мучитель. А по ночам он не мог сомкнуть глаз, потому что страхи прошлого душили его.

Наутро второго дня – приход которого он рассчитал не по восходу солнца, которого здесь не было видно, а по смене стражников на посту, – он немного привык к местным зловониям, а также к темноте и тесноте, ну или по крайней мере он сумел немного укротить свою панику. Он напоминал себе, что если был прав, то его работа здесь заключалась не в том, чтобы тонуть в бесполезной жалости к себе, а в том, чтобы сделать что-нибудь поважнее.

Если он был прав, разумеется. Если это был некий план, который придумали Джесс и его гнусный брат-близнец. Если это было не обыкновенное предательство, а предательство с высшей целью.

Тогда вопрос заключался в том, каких именно действий от него ожидали под замком. Морган еще можно было понять. Однако если в этом и заключался план, то кто-то должен был хотя бы шепнуть подсказку Вульфу на ухо прежде, чем оказалось слишком поздно.

Зачем нужно было выстраивать план – а он чуял здесь щепотку макиавеллизма [10] Дарио Сантьяго, – чтобы отправить его обратно в ад, куда он никогда бы не согласился вернуться? Вульф изо всех сил старался умалчивать и скрывать свою психологическую травму от юных членов их маленькой шайки, однако Джесс, например, был осведомлен о подробностях. Этот молодой человек знал как минимум о существовании шрамов, если не об истории их появления.

«Эту загадку невозможно решить без дополнительной информации», – сказал себе Вульф и решил сконцентрироваться на задачах, которые он решить мог: относительно защищенности тюрьмы.

Здесь, в коридоре, где была его камера, он видел больше тусклого металлического блеска механических сфинксов, чем живых библиотечных солдат. «Не стоит так рассчитывать на машины», – подумал Вульф. Мимо сфинксов можно пройти. Джесс даже выяснил как. Даже у Дарио получилось.

С живыми стражниками разбираться сложнее, пускай они и не такие смертоносные. Они адаптируются. А сфинксы способны функционировать лишь в пределах установленных им программ.

Но ведь его безответственные студенты не стали бы бросать его здесь лишь ради побега; в этом нет смысла. Нет, тут скрывался какой-то подвох, как и в том, что Морган вернули в Железную башню.

В этот момент Вульф услышал шепот в соседней темнице. Он даже расслышал слова, так как их повторяли эхом в другом месте – где-то дальше справа и где-то почти что слева. Заключенные молились с утра.

И внезапно Вульф точно понял, зачем его здесь бросили. Все начиналось с молитв, но едва ли ими заканчивалось.

Вульф уселся, скрестив ноги на узкой койке, и задумался о том, где именно располагались эти тюрьмы. На этот раз не позаботились о том, чтобы переправлять Вульфа в другой город. Он был в Александрии, в камерах, сокрытых под серапеумом. Здесь заключали тех, кого приговаривали к смерти. «Не думай об этом, – подумал Вульф, когда почувствовал, что его уверенность начинает трещать по швам. – Просто еще одна проблема, которую надо решить».

Вульф прислушался. Сидел почти целый час и слушал, отмечая про себя кашель, шаги, шорохи, далекие звуки стонов и всхлипываний. «Это место кишит диссидентами». Обычно было не так; противники Библиотеки варьировались от поджигателей – которые чаще всего совершали самоубийство, лишь бы не оказаться здесь, – до контрабандистов, которых казнили сразу же.

В этой же тюрьме, осознал Вульф, было полно отдельных личностей, которые, как казалось архивариусу, могли пойти против него. «И мы это сделали, – подумал Вульф. – Наш маленький мятеж ради спасения Томаса из Рима отразился на всей библиотечной системе… заставил архивариуса усилить хватку и начать избавляться от всех, кто мог бы причинить ему вред». И Вульф не сомневался, что заключенные вокруг него некогда давали Библиотеке клятву… профессора, библиотекари, солдаты армии.

Те, на ком держалась Библиотека, теперь превратились в ее врагов. Тираны под конец обращались против своих же; это был единственный способ сохранить власть.

Молитвы стихли, и Вульф поднялся на ноги, чтобы подойти к прутьям решетки. Прутья были тяжелые, из холодного железа, и Вульф подумал о тысяче способах того, как их можно сломать. Каждый способ требовал инструментов, которых у него не было, однако это никогда не останавливало его надолго.

– Мой друг по соседству, – произнес он. – Вы случайно не родственник Халилы Сеиф?

На миг повисла тишина, а затем настороженный ответ:

– А почему вы спрашиваете?

– Потому что я хорошо с ней знаком, – сказал Вульф. – И более талантливой, умной студентки я еще не учил. В ней сошлись такие редкие качества, как великий ум и еще более великое сердце.

Вульф услышал выдох, прозвучавший с дрожью.

– Это моя сестра, – сказал мужчина. – Моя младшая сестра. Я Салех. С ней все в порядке? – Молодой человек, очень молодой, может, всего на несколько лет старше Халилы, говорил с дрожью. – Она не здесь?

– Гарантировать не могу, но в последнюю нашу встречу она была цела и невредима и очень далеко отсюда.

– Я тоже молюсь, чтобы она была подальше отсюда. – Мужчина колебался мгновение, а затем сказал: – Простите меня. Я сказал вам свое имя, но не спросил вашего.

– Кристофер Вульф.

– Мятежный профессор. – Голос Салеха стал сердитым. – Тот, кто навлек на нас эти беды.

– Обвинения могут подождать. Сначала надо выжить, – сказал Вульф. Он не терпел дураков ни сейчас, ни когда-либо прежде; единственное, в чем он был виновен, так это в изобретении машины, которая была не нужна Библиотеке. Все, все началось с этого. Его заключение. Его освобождение и уничтожение всех упоминаний о его существовании в Библиотеке. Его наказание, воплотившееся в должности никчемного инструктора. Его уверенность в том, что он ни за что не позволит архивариусу уничтожить еще один светлый ум. – Скажите мне, кто еще с вами.

– Мой отец, дядя и старший брат дальше по коридору, – сказал Салех. – Арестованы по подозрению в предательстве Великой библиотеки. Что, разумеется, полный бред. Нас арестовали, чтобы вынудить Халилу вернуться.

– Кто еще здесь?

– Профессор отдела Артифекс, Маркус Джонсон. Ле Динь, медик. Капитан Ахмед Хан из армейского войска. Двое или трое профессоров из литературных кругов, один популярный писатель, чья последняя работа признана ересью. Целая рать библиотекарей, арестованных за разные преступления, включая укрытие оригинальных работ и сопереживание поджигателям. – Салех сделал паузу, задумавшись. – Одного в конце коридора я не знаю. Он никогда не разговаривает. Мой отец пытался поговорить с ним на языке жестов, однако не получил никакого ответа. Но все это мне известно лишь об одном нашем коридоре.

– Сколько солдат в заключении здесь?

– Еще шестеро. Однако Ахмед единственный имеет значимый ранг.

Вульф позабыл, что вокруг решетки, позабыл о холоде камней и злом запахе этого места. Он отыскал маленький осколок камня и начал царапать заметки списком на стене.

– Начнем по порядку, – сказал он. – Ты в конце коридора?

– Нет.

– Тогда скажи мне, кто рядом с тобой.

Когда Вульф выяснил у Салеха все, что мог, то начал беседовать с женщиной в камере справа, Арианой, которая все слышала. Она была библиотечным солдатом и рассказала все, что знает, уверенным, спокойным тоном, который Вульфу понравился. На ужасную долю секунды этот тон напомнил ему Ника, и пришлось даже сделать паузу, чтобы отбросить все эти мысли. «Никколо в безопасности, – сказал он себе. – И он на пути сюда. Твоя работа заключается в том, чтобы быть готовым, когда он прибудет».

По тюремному коридору медленно поползли разговоры, Вульфу докладывали новую информацию, и вскоре он нарисовал полную карту тюремного коридора, подписав у каждой камеры имена. Когда принесли их скудный ужин, Вульф уже запомнил расположение всех и стер карту.

– Ешьте, не выбрасывайте, – посоветовал Вульфу солдат, который протянул ему поднос с едой. Там было мясо, хлеб, сыр, финики, а еще маленькая порция кислого пива и огромная порция воды. – Выбросите – и тогда больше ничего не получите ни сегодня, ни завтра. Много времени не требуется, чтобы преподать людям урок.

Вульф поднял глаза на солдата и засомневался. Он знал этого мужчину? Тот казался знакомым? Может быть, но сказать наверняка было невозможно, а солдат никак не намекнул на то, что они прежде встречались.

– Я выброшу все это, когда устану от еды, – сказал Вульф.

В награду за свои слова он получил мимолетную улыбку, а потом мужчина – молодой, почти такой же молодой, как студенты Вульфа, – шутливо отдал честь, стукнув пальцами по лбу.

– Вот поэтому-то вы и профессор, – сказал он. – Видите самую суть.

«Да, я его знаю», – подумал Вульф. Он не мог точно определить откуда; не стали же ставить на такой пост одного из солдат Санти? Если только, разумеется, в Александрии не происходило что-то еще, о чем Вульф до этого и не подозревал, – хотя теперь все возможно, если учесть шокирующее число профессоров и библиотекарей, которые оказались в тюрьме. Может, библиотечная цитадель уже и не была такой неприступной цитаделью. Интересная теория для размышлений.

Вульф ел свой паек медленно, не потому, что наслаждался вкусом – вкуса как такового и не было, – а потому, что оценивал потенциальные способности обитателей этой тюрьмы в случае побега. Профессор из отдела Артифекс точно будет полезен. Писатели наверняка смогут придумать, как отвлечь стражу. Больше всего Вульф думал об отце Халилы, который страдал от слабого сердца, а воздух в этом месте ему явно не шел на пользу.

Вульф по-прежнему был в раздумьях, когда собрал остатки со дна своей тарелки.

Там оказалась нацарапана записка, которую теперь было едва разглядеть, и она продолжала тускнеть. Записка гласила: «Меня отправила лейтенант Зара».

Вульф замер, закрыл глаза на мгновение и сделал глубокий, медленный вдох. Брайтвелл, в конце концов, не бросил его здесь совсем одного и без плана. Лейтенант, служившая под началом Санти, пусть не вызывала у Вульфа большой симпатии, но все равно была очень компетентна, и ей сообщили о положении Вульфа. Зная Зару, он мог сказать, что у нее будет план.

Теперь у Вульфа есть связной, а возможно, даже и дополнительный союзник.

Вульф стер пальцем остатки сообщения со дна тарелки и поставил поднос на специальное окошко в решетке после того, как выпил весь эль и почти всю воду, которая ему была необходима.

Когда молодой человек вернулся, чтобы забрать посуду, Вульф наконец вспомнил, где его встречал прежде. Это был лейтенант, который некогда руководил отрядом Синих псов в полку Санти. Все его звали Тролл. Способный молодой человек, бесстрашный, что явно будет на руку. Вульф кивнул. Тролл глянул на тарелку, снова мимолетно улыбнулся и ушел, не сказав ни слова.

Вульф уселся обратно на свою койку и начал методично пересчитывать все, что могло оказаться полезным в этой пустой, навевающей депрессию камере.

Потому что скоро ему понадобится все возможное, чтобы выбраться отсюда.

Глава восьмая

Он проснулся во тьме, не понимая, где находится, и в первый миг потянулся, чтобы прикоснуться к спящему Санти, но наткнулся лишь на холодные камни. Воспоминания ударили его секундой позже вместе со зловонием этого места, и он застонал, попытавшись уговорить себя снова уснуть. Лучше уж быть без сознания.

– О, да просыпайся ты, бесполезный кусок дерьма, – сказал голос, который не был похож на часть ночного кошмара… или был? Все в последнее время смешалось.

– Ты не настоящий, – пробубнил он и отвернулся к холодной каменной стене.

– Женщина в камере по соседству по имени… как ее имя, мальчишка?

– Ариана, сэр. Ариана Даскалакис, – сказал второй голос. – Бывший лейтенант библиотечного полка.

– Трагично, что такие таланты в наши темные дни пропадают. Что ж, Вульф, сядь и поговори со мной, или я прикажу пристрелить Даскалакис прямо сейчас.

Он сел. Теперь невозможно было не признать, что все это происходит по-настоящему. Вульф мог разглядеть лишь смутные очертания мужчины, стоящего по ту сторону решетки, однако понял, что это вовсе не призрак, пришедший по его душу. Шипящая лампа, горевшая в руке мужчины, отбрасывала бледный зеленоватый свет на них двоих, и Вульф вскинул руку, чтобы заслонить глаза, пока зрение не привыкнет. «Старею, – подумал он. – Несколько лет назад мне было достаточно просто пару раз моргнуть». Эта мысль принесла беспокойство. Видимо, стареть дальше ему будет не суждено.

– Руководитель Артифекса, – сказал он. – Полагаю, я должен был догадаться, что увижу вас. Вы никогда не упускаете шанс позлорадствовать.

– Ты и впрямь думаешь, что я здесь поэтому?

– Ну, сомневаюсь, что вы пришли, чтобы тихо меня убить во тьме ночи. Вы никогда не поступаете так милосердно.

Руководитель отдела Артифекс цинично ухмыльнулся.

– Ты мне никогда не нравился, это правда. Ты надменный, невыносимый задира, который считает, что имеет право творить, что вздумается, безнаказанно. Будучи столь талантливым и целеустремленным, ты мог бы дослужиться до моей должности, если бы держал свою заносчивость под контролем. И все же очень жаль, что ты так низко пал.

– Давайте отбросим любезности и перейдем к сути, а? Что заставило вас покинуть тепло и, без сомнений, уютную кровать? – Вульф заглянул старику за спину, во мрак. Стражи не было, лишь нервный молодой профессор, который выглядел до смерти перепуганным и не осмеливался смотреть прямо на Вульфа. Странно. – Без свиты?

– Никто не узнает, что я был здесь, – сказал руководитель отдела Артифекс. – Механические стражи ничего не запомнят. Я пришел задать тебе вопрос. Важный.

– Могли бы просто подождать, когда начнутся приемные часы.

– Если бы тебе было дозволено принимать друзей, то может быть. Но так как ты будешь гнить в этой тюрьме, пока с криками не умрешь, думаю, ты не прочь повидаться хотя бы со старым врагом. – Теперь в голосе руководителя проскальзывало нечто странное. Вульф не мог точно описать эту эмоцию.

– Сомневаюсь, что когда-либо настолько отчаюсь, – сказал Вульф. Однако, разумеется, он отчаялся. И руководитель отдела Артифекс это знал.

– Один вопрос. Ответь честно, и никто сегодня не умрет.

Вульф не ответил прямо, однако легонько кивнул головой. Опасность поджидает вполне реальная, если он откажется сотрудничать, Ариану могли убить. Или Салеха. Отыграются на одном из его соседей, на том, кто достаточно близко к нему, чтобы слышать их муки и страх.

– Я знал, что ты умнее, чем кажешься. У Брайтвеллов и впрямь есть работающий печатный станок?

– О да, – сказал Вульф. – И он куда лучше и быстрее, чем все, что мне приходилось видеть. Куда лучше, чем тот, что построил я. И лучше, чем первая попытка Томаса. Станок точно справится с поставленной целью.

– Целью, – повторил руководитель отдела Артифекс.

– Целью уничтожить власть Великой библиотеки над цензурой и сокрытием информации. Чего вы и боялись с самого начала.

Руководитель отдела Артифекс подошел ближе и ухватился руками за прутья решетки на двери камеры.

– Ты понимаешь, что вы натворили, Вульф? Что вы так надменно уничтожаете?

– Да, – сказал Вульф. – Мы наконец открыли дверь, которую вы держали под замком на протяжении тысячи лет. И у нас теперь есть власть. Власть, которую вы отнять не в силах.

– Вы хуже поджигателей. Если о печатной машине пойдут слухи, это растерзает Библиотеку на части. Уничтожит то, что объединяло мир многие тысячи лет. – Теперь в глазах старика блестели слезы. Настоящие слезы. – Ты думаешь, что борешься за свободу. Свобода опасна. Дай человечеству свободу, и люди непременно увязнут в хаосе и войнах, религиозном фанатизме и бессмысленном насилии. Мы хранили мир. И делали это, давая людям то, что им нужно и когда им это нужно. Не то, чего они хотят. Желания есть не что иное, как слепая и эгоистичная жадность.

– Не притворяйтесь благодетелем, – сказал Вульф. – Вы погубили десятки тысяч ради укрепления своей власти, и это не что иное, как грубая власть. Власть решать за сотни миллионов людей, что для них хорошо, а что нет. Им не нужны ваши богоподобные наставления. Им нужно расти.

– Растет рак, – ответил руководитель отдела Артифекс. – Рак – это хорошо?

– Если вы пришли со мной спорить, ради всех богов, дайте мне умереть в покое, – сказал Вульф и вытянулся на своей койке, отвернувшись лицом к стене. – Вы больной человек в больной, умирающей системе. Что-то здоровое должно ее заменить.

– Кристофер.

Звук своего полного имени заставил Вульфа вновь повернуться.

– Мы не друзья, – сказал он. – Вы не имеете права так меня называть.

– Мы были друзьями. Однажды. Давным-давно. Ты же помнишь. Я был твоим наставником.

К сожалению, Вульф помнил. Но желал бы избавиться от этих воспоминаний.

– Что я помню, так это то, что вы не сомневались, когда отправили меня в ловушку, ведь она была вам на руку. Я чуть не умер.

– Это и правда было мне на руку, – признался руководитель отдела Артифекс. – И тебе, как выяснилось. Ты вернулся, заработав славу и заслужив в награду золотой браслет профессора. Думаешь, это произошло случайно?

– Думаю, я все это заслужил, – огрызнулся Вульф, но внезапно понял, что чувствует себя не таким уверенным, каким выглядит. Руководитель, еще до того, как получить должность главы отдела Артифекс, всегда отлично играл в игры. – И это заработало вам много богатств, как вы и хотели, не так ли?