Читать онлайн Шаманка поневоле

Глава 1. Танцы с бубном

Троллейбус закрыл двери прямо перед моим носом. Теперь я точно опоздаю на экзамен в театральный. Ладно, пока жду следующий, повторю басни. Прокручиваю в голове "Квартет" и "Ворона и Лисица". С выражением. Так увлеклась, что чуть снова не проворонила троллейбус. Еду. До центра далеко, клонит в сон. Не проспать бы.

Тёмные коридоры. Я иду на мерцающий вдали свет. Вхожу в открытую дверь.

– Думала, в сказку попала? – мне навстречу встаёт тётка, похожая на Медузу Горгону.

Я в ужасе. Не знаю, что сказать.

– Я беру её на свой факультет, – голосом известного в городе режиссёра говорит белый дракон с красными глазами.

И откуда только он взялся?

– Отвечаете за эту бездарность головой, сэр Николас, – Горгона злобно морщится.

– Идёмте, леди, – дракон проходит мимо, превращаясь в элегантного блондина.

Следую за ним в тёмный коридор.

– Академия музыки и театра, – гремит в голове женский голос.

В ужасе открываю глаза и ломлюсь на выход, сбивая с ног какую-то бабулю.

Что она там мне вслед бормочет, я уже не слышу.

Забегаю в холл.

– Здравствуйте. Где у вас тут на актёрское экзамены?

– На первом, – лениво отвечает охранник.

– А это какой? – я в недоумении.

– Четвёртый. Вам туда, – охрана указывает налево. – Вниз по лестнице. Дальше найдёте.

– Спасибо, – бросаю на бегу.

Спотыкаюсь на ступеньке. Так. Первый этаж. И кому пришло в голову сделать вход на четвёртом?

Едва я шагаю в коридор, гаснет и вновь зажигается свет. Иду. Вижу кучку абитуриентов, репетирующих танцевальные па.

– Ребят, где здесь на актёрское принимают? – спрашиваю.

– Дальше по коридору, – отвечает парень.

– Аудитория сразу после народного. Там увидишь, – говорит девушка и уходит во вращение.

Иду дальше. В какой удивительный мир я попала! Мир искусства! Как же я мечтала здесь учиться! И вот теперь я чувствую себя попаданкой в храм искусства.

Так, вот и приёмная комиссия народного отделения. Со светом в этом коридоре, конечно, беда. Снова погас. И включился как ни в чём не бывало. Так, не пройти бы мимо нужной аудитории. Стоп. Здесь что, ремонт? Натянут целлофан. Табличка "Актёрское" и стрелочка. Значит, я правильно иду. Отодвигаю пыльную полупрозрачную шторку. Свет гаснет окончательно. Включаю фонарик на телефоне.

В темноте слышу голоса. Иду на них. На лавочке рядом с аудиторией расположилась группа странно одетых парней. Похожих на тувинцев. Лампа над моей головой издаёт треск и зажигается.

– Ребят, на актёрское здесь принимают? – убираю телефон в сумку.

Тувинцы смотрят на меня с нескрываемым любопытством.

– Я Элла, – на всякий случай представляюсь.

Парни не шелохнулись. Может, что-то с причёской не то? Поправляю локоны.

Дверь открывается, вылетает ещё один тувинец, неожиданно просто огромный. Метра два, не меньше. И орёт на весь коридор:

– Русский! Русский!

– Х-хэ-а! – хором отвечают парни, поднимаясь ему навстречу.

– Следующий! – слышится из аудитории неприятный голос, как из сна.

Я нервно сглатываю и смотрю на приоткрытую дверь. Оглядываюсь, чтобы спросить, за кем занять очередь. Но тувинцев уже будто ветром сдуло. Я осталась одна. На негнущихся ногах подхожу, заглядываю в дверь.

– М-можно?

У стены в захламлённой реквизитом аудитории стол приёмной комиссии. По центру восседает тётка, ну копия Медуза Горгона из моего сна. Нервно сглатываю. Рядом с ней блондин. И по другую руку ещё два мужчины. Один седой тувинец, а второй огненно-рыжий с небесно-голубыми глазами.

– Леди, вы не ошиблись дверью? – пытаясь сдержать улыбку, спрашивает блондин.

Голос действительно как у нашего режиссёра с курсов. Но это не он. Куда я попала-то?

– Н-нет, – отвечаю не вполне уверенно, но вдруг вспоминаю, что я уже на экзамене и нужно вести себя соответственно.

– "Вороне где-то Бог послал кусочек сыра…" – начинаю я громко и с выражением.

Комиссия слушает заворожённо. Когда я перехожу на заискивающий голосок Лисицы, экзаменаторы переглядываются, кивают головами. Я надеюсь, одобряют моё выступление. Но в момент, где "Ворона каркнула во всё воронье горло", женщина встаёт. Она, такая с виду небольшая, щуплая и хрупкая, оказывается вдруг неожиданно исполинских размеров. Волосы её, словно змеи Медузы Горгоны, струятся по воздуху.

– Это что за балаган? – возмущается она, прервав моё выступление на последнем слове.

– "…такова", – выдаю я его, будучи уже не в образе.

Не понимаю, я сдала? Или провалила?

– Крылов. Басня, – на всякий случай сообщаю я вполне очевидные вещи, не понимая, что не так.

– Что вы здесь вообще делаете? – продолжает Горгона.

– Экзамен сдаю, – я в недоумении.

Куда я вообще попала? Оглядываюсь. Обстановка вполне соответствует актёрскому факультету. Реквизит, костюмы – всё на месте. Кажется, я начинаю понимать, что сделала не так.

– Так, не устраивайте цирк! – тётка передёргивает плечиками и, скривив в гримасе губы, садится. – Берите бубен.

Бубен? Я в недоумении. Ну ладно. Как скажете. Бубен так бубен. Подхожу к сваленному в кучу реквизиту, выбираю самый интересный – в форме яйца, из тёмно-коричневой кожи. Несмотря на размер, инструмент лёгкий, как пушинка. Выхожу в центр аудитории. Четыре пары глаз испытующе смотрят на меня. Что я должна делать? Импровизировать?

– О-о-о-о-о, а-а-а-а-у-у-у-у-у, – затягиваю я в стиле горлового пения.

Ну, думаю, тувинец из комиссии должен оценить.

– Стоп! – Горгона снова встаёт. – Вы будете устанавливать контакт в этом? – презрительно смотрит на мои брендовые шмотки.

Иду в другой угол, нахожу среди непонятного тряпья с бахромой стильное пончо. Надеваю поверх своей одежды, снова выхожу в центр. С бубном.

Комиссия внимательно смотрит на меня. Так, что же им показать? Типа я шаманка, да? Окей. Эта роль по мне. Я же солистка народного коллектива. Чего мы там только не пели! Вот, например, недавно разучивали эвенкийскую народную "Гиркиё". Там что-то о друзьях.

– Хэй, хэй, хэй, хэй! – аккомпанируя себе бубном, выдаю я. – Гирки-гирки-гиркиё. Хэй, хэй, хэй, хэй!

Публика… то есть комиссия вылупилась на меня, как на слона на дереве. А я так и не поняла, сдала или нет?

Горгона снова поднялась, прерывая второй куплет. Я стукнула напоследок в бубен, и что-то как громыхнёт под потолком! На комиссию посыпалась мелкая штукатурка. Упс!

Горгона плюхнулась на место. Поднялся седой тувинец. Приблизился ко мне. Обошёл вокруг, осматривая с ног до головы.

– Не дотянет до конца, – произнёс он задумчиво. – Месяца не продержится.

Махнув рукой, сел обратно.

Я потупила взгляд, понимая, что провалила экзамен.

– Я бы взял на свой факультет, – слышу режиссёрский голос.

Поднимаю голову. Действительно, говорит блондин, обращаясь к Горгоне.

– Товарищ Грымза, слово за вами.

Ну и обращения тут у них. Куда я попала? Лучше бы и правда ехала поступать в Питер, а не в этот цирк. С моими данными мне пророчили даже Москву и Голливуд. А тут…

– Отвечаете за эту бездарность головой, товарищ Русский, – выплёвывает она и громко произносит: – Следующий!

– Погодите, – заискивающе, как кот, мурлычет рыжий тип. – Я ещё не сказал своё мнение. Готов взять на свой факультет. Кое-какие данные у леди явно имеются.

Фи! Кое-какие? Вот же компашка собралась. Завтра же вылетаю в Москву. Успею подать на заочное.

– Что ж, – Грымза смотрит на меня, – у вас появился выбор.

Чувствую себя на "Голосе", будто мне нужно выбрать наставника. Забавно. Но я бы из этих четверых ни к кому не пошла.

– Уже можно заходить? – в дверь заглядывает смазливая девичья мордашка.

– Минуточку, – отвечает ей Грымза и обращается ко мне. – Подождите в коридоре.

Вернув бубен и пончо на место, выхожу. Одиноко сижу на лавочке, пытаясь войти в интернет. Не ловит. Ну что за гиблое место? Ещё ремонт этот. Откуда-то пошла вибрация и грохот. Потом будто что-то полилось. Только бы мастера тут потоп не устроили, подумала я. Вскоре девушка выскочила и, довольная, скрылась за целлофановой шторкой.

– Следующий! – раздался голос из аудитории.

Вхожу. Грымза недовольно смотрит.

– Там больше никого нет, – поясняю я.

– Вы уверены, что хотите учиться у нас? – сухо спрашивает она.

– Конечно! Я с детства мечтала.

– Хорошо. Мы готовы вас принять. Завтра вы получите расписание. А пока товарищ Русский вас проводит до общежития.

– Но я живу недалеко, – пытаюсь возразить.

Но Грымза говорит:

– Такое условие обучения.

– Идёмте, леди, – блондин, как во сне, проводит меня коридорами.

Странно. Мы вышли за полиэтиленовую плёнку, а коридор будто бы совсем не тот, которым я шла сюда. Хотя я же передвигалась в кромешной темноте. Ничего удивительного.

Пришли.

– Ключи и всё необходимое вам выдаст смотритель маяка, – инструктирует этот Русский.

Пока я пытаюсь осознать сказанное блондином, открываю дверь в комнату, и моя челюсть отваливается вниз, чуть не отбивая мне ноги.

– З-зд-драсьте, – хрипло говорю я.

Двенадцать пар глаз, уставившихся на меня, синхронно моргнули.

Глава 2. Я попала

Тувинцы. Двенадцать парней, включая того огромного, который, выйдя из аудитории, кричал: "Русский". Это точно моя комната? Оглядываюсь в поисках сопровождающего, но его и след простыл. Придётся разбираться самой.

– Простите, наверно, я ошиблась дверью, – нервно сглатываю.

Тувинцы переглянулись. Да, это выглядело забавно, но на тот момент мне было страшно.

– Ты кто? – рявкнул на меня самый большой.

– Элла, – отвечаю. – Меня привёл сюда… Русский.

Тувинцы начали ржать как кони. Долго. Я успела их рассмотреть. Один огромный, а остальные какие-то одинаковые. Я, конечно, понимаю, что мне это только кажется. И наверняка у каждого из них есть свои отличительные черты. Просто я их пока не замечаю.

– Что ты тут забыла? – наконец спрашивает тувинец-великан.

– Учиться пришла. Давно мечтала.

Парни снова загоготали.

– Лет двадцать сюда девчонки не поступали, – выдавил тот же тувинец сквозь смех.

– Шутите? – серьёзным тоном говорю я.

– Здесь нет русских, – отвечает тувинец.

– Как это нет? Я! И он. И говорим мы с вами по-русски.

Тувинцы задумались. Потом зашушукались.

– Заходи. Выбирай место, – сказал огромный парень.

Все они слегка склонились.

Вхожу в комнату. Убогая. Видимо, сюда ремонт ещё не добрался. Стены сине-сизые. Кровати двухъярусные железные. Матрасики так себе. Тонкие. Выбираю дальнее место по правой стороне. Нижнее.

– И… что теперь?

– Нам принесут вещи, потом обедать пойдём, – говорит тот же тувинец, видимо, самый главный.

– Я бы домой сбегала. Стрёмно здесь.

Парни заморгали.

– ПэТэУ нельзя покидать, – рявкнули они хором.

– Ну, ПэТэУ, может, и нельзя. А я в академию поступила. А тут…

Дверь со скрипом распахнулась. На пороге рыжий кот на двух ногах и в переднике.

– Бельё, – сообщает он и деловито вкатывает в комнату большущую тележку.

Горой лежат на ней комплекты постельного. Всё упаковано в целлофан, как в поезде. Парни расхватывают бельё, а я стою и не могу пошевелиться.

– Что это сейчас было? – риторически спрашиваю я, когда кот с тележкой выкатился в коридор, а верзила швырнул мне на койку пакет с постельным.

– Котофей, – коротко отвечает он, и все ребята принимаются застилать кровати.

Я тоже. Хотя и собиралась уходить домой. Только бы мне разобраться, точно ли меня приняли. И приняли именно на актёрский. А то что-то меня терзают смутные сомнения.

Ребята управились и молча сели на кровати. Я тоже. Тишина начинает давить на уши.

– Меня Элла зовут, – представляюсь я. – А вас?

Парни как воды в рот набрали, а верзила-тувинец поднялся.

– Зови меня Яр, – говорит он.

– Яр – это Ярослав? – на всякий случай уточняю.

– Ярополк, – отвечает он. – Эти – мои братья. Их имена скрыты. Нельзя.

Яр садится. Дверь снова распахнулась. И опять на пороге рыжий кот в переднике.

– Обед на первом этаже, – сообщает он.

Дверь со скрипом возвращается на место. Парни дружно встают.

– Стойте!

Смешно, они и так стоят, но…

– Что это было?

– Котофей, – отвечает спокойно Яр.

– Почему он разговаривает? – понимаю, что меня могут принять за сумасшедшую.

– Потому что он феекот.

Тьфу ты! Он Котофей или феекот? И какая мне разница?

– А братья почему молчат? – спрашиваю.

– Нельзя, – Яр кивком головы отправляет их за дверь, и когда они вышли, говорит. – Обед.

Плетусь вслед за ребятами в коридор.

– Как думаете, к началу учёбы ремонт закончится? – спрашиваю попутчиков.

– Он тут постоянно, – отвечает, как всегда, только Яр, остальные тувинцы молчат.

– Ну нет же. Я подавала документы, было чисто.

Тувинцы синхронно вздыхают.

– А вы тоже на актёрский поступили?

– На шамано-эзотерический, – Яр сворачивает на лестницу.

Тувинцы и я следуем за ним, как за вожаком стаи. Ну и чувство юмора у парня! Хотя, если вспомнить танцы с бубном, можно представить, что да, на шаманский поступали.

В столовой много свободных мест. Вижу кучку девчонок. Все примерно одинаковой внешности. Брюнетки европейского и азиатского типа. И каждая вторая похожа на ту, что заглядывала в аудиторию во время моего экзамена. Ладно, хотя бы девушки тут есть. А не я одна. Но тогда почему меня поселили в комнату с парнями? Видимо, досадная ошибка, или экзаменаторы решили подшутить. Или выжить меня из академии.

– Кофе, пожалуйста, – достаю банковскую карту. – И хот-дог.

Из-за раздачи на меня смотрит женщина. Как на сумасшедшую. А на карточку мою, как на диковинку. Понимаю без слов. Достаю кошелёк. Видимо, принимают только наличку. Кладу пятисотку на монетницу. У буфетчицы отваливается челюсть. У тувинцев за моей спиной тоже. А я не понимаю, что не так. Наконец Яр расталкивает товарищей и высыпает в монетницу горсть светлых кубиков. Буфетчица улыбается.

– Русский?

– Русский, – подтверждает тувинец. – Кофе и "дохлый кот" для леди.

Теперь челюсть отваливается у меня. Скорей бы свалить отсюда. Куда я вообще попала? Лучше бы в Москву пробовала поступить.

Тем временем буфетчица поставила какую-то огромную пивную кружку и блюдо с чем-то, напоминающим хот-дог, на поднос. Яр кивает на него. Забираю. Иду к столику у стены. Кофе воняет. Пережаренный что ли. Жжёный. Что это за невнятная жижа? А "дохлый кот" – это вообще что? Серая булка непонятного происхождения, внутри перья зелёного лука и нечто, похожее на котлету. Запах – ну просто фу. На вкус я решилась попробовать, только увидев, как то же самое уплетают ребята. Правда, они ещё каких-то салатов набрали. На вид из … и палок. Ну что ж, здравствуй, "дохлый кот".

– Здесь всегда так ужасно кормят? – спрашиваю Ярополка, когда вместе со всей компанией выхожу из столовки.

– Нельзя, – отвечает он.

– Что нельзя?

– Плохо говорить. Урок первый – закон благодарности.

Навстречу нам по коридору идёт рыжий из экзаменаторов. Лечу к нему.

– Здравствуйте ещё раз. Скажите, пожалуйста, меня правда зачислили?

Его небесного цвета глаза улыбаются мне.

– А вам бы этого хотелось? – голос приятный, бархатный.

– Конечно! Я так мечтала учиться здесь. Даже в Москву не поехала. Но как-то странно тут. Неожиданно. А когда начинается учёба? С первого сентября?

– С третьего.

– Меня поселили в комнату. Но я живу в городе и могу приезжать на занятия, – мы медленно движемся в сторону столовки.

– Зачисленным студентам нельзя покидать общежитие. Таковы условия, – отвечает экзаменатор.

– А я так хотела домой сегодня.

– Исключено.

– Но можно хотя бы сменить комнату? Меня поселили с парнями. Тувинцами. А я видела в столовой девушек. Почему меня поселили не с ними?

– Они с другого факультета.

– Не с актёрского?

– Нет. С гипно-предсказательного.

Пытаюсь осмыслить сказанное, а молодой человек продолжает:

– Можно будет перевестись. Если, конечно, у вас есть талант. Но товарищ Русский вряд ли отпустит вас. Девушки на шамано-эзотерическом большая редкость.

Где? Что он сказал? Мужчина вошёл в столовую, а я осталась стоять деревом. Не сразу замечаю, что рядом Яр.

– Пойдём, – говорит парень.

– Я домой хочу, – теперь мне по-настоящему не по себе.

Ощущаю себя в потустороннем мире.

– Нельзя, – в который раз повторяет Яр.

Вот так поворот. О таком меня не предупреждали, а я… не предупредила родителей и парня. Достаю телефон. Яр смотрит на него как на магический артефакт. Нет сети.

– Яр, тут связь не ловит. Мне домой нужно позвонить.

– Здесь твой дом, – говорит тувинец. – Пока не закончишь курс.

– Бред какой-то, – поднимаю руку с телефоном выше в поисках сети.

Безуспешно. Да что ж за место такое, проклятое?

Идём в комнату, по пути проверяю связь. Нету. Ладно, родители подумают, что я у Кольки. А Колька – что я дома. Но это ненадолго. Завтра нужно обязательно позво…

Осознаю, что тувинцы ведут меня другим путём. Мы вышли в какой-то просторный холл без единого окна. Но с живыми деревьями по окружности. Подошли к стенду.

– Запомнить расписание, – бубнит Яр и утыкается носом практически в стекло, рассматривая буквы.

Я просто фотографирую и убираю телефон в сумку. Тувинцы смотрят на меня то ли как на сумасшедшую, то ли как на богиню. Я так и не поняла. Рассматриваю интерьер, пока толпа ребят рассматривает расписание. Наконец они отходят, и я вижу: "Добро пожаловать в природо-творительное училище!" Куда? Куда я попала?

Глава 3. Выпустите меня отсюда

– Мальчики, так это… ПРАВДА?

Тувинцы оборачиваются на меня.

– Это не академия музыки и театра? – спрашиваю их.

Ребята переглядываются, пожимают плечами.

– Нет, – отвечает за всех Яр.

Меня начинает потряхивать, и я боюсь разразиться слезами. Машинально утыкаюсь в могучую грудь Ярополка. Всхлипываю. Пытаюсь прекратить это мокрое дело и не могу. Но что если это сон? Дурацкий сон, а я всё ещё болтаюсь в троллейбусе. Да-да, ведь я частенько засыпаю в транспорте. Меня укачивает. Я так даже… О нет! Я проехала свою остановку и опоздала на экзамен на актёрское!!! Я должна проснуться! Больно щиплю себя за руку и громко вскрикиваю.

– Это не сон, Элла, – говорит Яр. – Нам пора возвращаться в комнату. Скоро обход, – он осторожно отстраняет меня. – Больше так не делай.

– Яричек, милый, помоги мне выбраться. Я домой хочу, – складываю ладони в умоляющем жесте.

– Нельзя, – отвечает тувинец.

Он идёт к одной из дверей, и вся ватага следует за ним. Я плетусь в конце.

– Яр, тут есть мобильная связь? – спрашиваю с надеждой, когда мы входим в комнату.

Он молчит. Ребята заваливаются на кровати, а я выглядываю в окно. Судя по всему, за ним внутренний дворик. Всё разлиновано. Треугольники, круги и квадраты. По периметру здания деревья и скамейки. Строение имеет пять этажей. И три башни. Возможно, больше, но я замечаю только три. А главное, никаких ворот или дверей в поле видимости. Грустно, но куковать тут я не намерена.

– Яр, – оборачиваюсь и вижу, что парни, отвернувшись к стенке, синхронно сопят.

Похоже, забористый этот "дохлый кот". Меня тоже клонит в сон. Ложусь. Троллейбус открывает двери. Я вылетаю прочь, задевая какую-то старуху. "Да пропади ты пропадом!" – кричит мне вслед она. А я уже лечу на всех парах к крыльцу моей мечты – академии музыки и театра. Но вдруг останавливаюсь как вкопанная. На её месте странное мрачное здание с пятью башнями. Каменные блоки, поросшие мхом. Где-то в сером небе каркают вороны. Где я? "Добро пожаловать в природо-творительное училище, леди", – откуда-то из-за спины выпрыгивает белозубый белый дракон, говорящий голосом известного режиссёра. И тут же его отталкивает лис в человеческий рост. "Леди идёт на гипно-предсказательный. Потому что знает, что будет дальше", – он щёлкает пальцами и растворяется в воздухе, сверкнув белозубой улыбкой. Я оказываюсь в центре большого круга во внутреннем дворике училища. На меня смотрят сотни глаз. В руках бубен. Удар. Громыхает молния. Невесть откуда взявшийся потолок осыпается на мою голову штукатуркой. Темно. Открываю глаза.

У кровати стоит феекот. Внимательно смотрит. Что-то записывает в блокнот. Не пойму, снится он мне, или это явь. Рука автоматически тянется к телефону. "У вас три новых сообщения", – мигает мне мессенджер. Радуюсь – здесь есть связь. Снова проваливаюсь в сон.

– Элла, – слышу голос.

Открываю один глаз.

– Яр.

Нет, я так надеялась, что это сон.

– Ужин, – сообщает парень и снова ведёт нас всех вниз, в столовую.

Нет, "дохлого кота" я больше брать не буду.

На сей раз столы накрыты. Бежевые скатерти с кружевными краями, чёрная посуда. На тарелке нечто похожее на сосиску и картофельное пюре. Но только на вид. На вкус горелое и пресное. Напиток… горький и солёный. Ребята едят с удовольствием. А я… Так и хочется крикнуть во всё горло: "ПаМАГити! Мама, забери меня домой. Я хочу на ручки!"

Возвращаемся в комнату. На каждой кровати лежит по шуршащему пакету. Парни вскрывают. Я следую их примеру. Внутри какая-то одежда и листочек с расписанием. Буквы вроде бы знакомые, но…

Мои мысли прерывает скрип входной двери и грохот. Вваливается ещё один тувинец. Жилистый малый. То есть не малый, но страшно худой. И одежда его в пятнах, а на ноге болтается толстенная цепь и… огромная гиря, которая и грохочет, ударяясь о пол. Он некоторое время удивлённо смотрит на меня, потом на парней. И снова на меня.

– Твоё место наверху, – говорит ему Яр.

Парень кивает и подходит ко мне. Тут я замечаю на втором ярусе тоже весь комплект. Чтобы не мешать тувинцу стелиться, ложусь. Двигаюсь к стене, чтобы не вдыхать запах его пота. Ну и сосед мне достался!

Закончив с постелью, парень поднимает гирю и закидывает на кровать. Затем запрыгивает на неё сам. Будто взлетает. Только бы он не свалился на меня вместе со своими железяками.

Ночь прошла спокойно. Я даже выспалась. Нет, я, конечно, ожидала проснуться в троллейбусе, выйти на своей остановке и поступить на актёрский. Но… вместо этого лежу на железной кровати в окружении 13 тувинцев в общаге природо-творительного училища. Что ж… Постараюсь сделать отсюда ноги. Только бы выход найти.

Пока роюсь в сумке в поисках телефона, натыкаюсь на батончик с кокосовой стружкой. Буду закусывать им, если снова в столовке дадут "дохлого кота". Сколько я здесь ещё пробуду? Решаю беречь батончик и использовать экономнее, чем хлеб в блокадном Ленинграде. Я сейчас тоже в безвыходном и бедственном положении. Но хотя бы жизни ничего не угрожает. Я надеюсь.

Парни просыпаются. Яр показывает мне, где находится душевая для девушек. Там мрак. Всё в паутине. А краны такие тугие, что у меня еле получается с ними справиться. Ещё и скрипят жутко. И вода ржавая и вонючая. Но кажется, она просто застоялась в трубах. Пока течёт, становится чище. Это радует.

На завтрак подали нечто похожее на гречневую кашу. Даже на вкус похоже. И на цвет. Но консистенция… Жидкое пюре. Фу. Но я так голодна, что "дохлого кота" бы съела и не закусила. Батончик подождёт. Может, я отпраздную им свой побег из ПТУ.

После завтрака решаюсь подойти к девчонкам.

– Привет, меня Элла зовут, – радостно представляюсь им.

Девушки недоуменно смотрят на меня и пытаются не заржать. Да что ж я не так делаю-то?

– Тут так не принято, – слышу за спиной густой голос Ярополка.

Вздыхаю, ухожу за ним. Он ведёт нас коридорами. Потом через галерею. Здесь красиво. Могло бы быть, если бы не вековая пыль и паутина на потрескавшихся окнах, выходящих во внутренний дворик. Обходим здание по периметру и останавливаемся в корпусе, как пояснил Яр, напротив нашей комнаты. Осматриваю нашу общагу со стороны. Впечатляет. Своей убогостью. Но. Замечаю ещё две башни. Одна, левая, выше остальных и с острым шпилем. И ещё она похожа на колокольню, только без колоколов. Странное место. Жуткое. Хочу домой. Но пытаюсь принимать реальность как есть. Этому меня бабушка научила. Тоже, кстати, хористка. А как частушки пела! Закачаешься.

Наконец нас приглашают в светлую аудиторию. Даже неожиданно для такого гиблого места. Парень с гирей на ноге уже здесь. Сидит в углу в последнем ряду. Яр садится на первый. Остальные за ним по трое, оставляя место для меня в пятом ряду. Плюхаюсь между ребятами. Оказывается, для нас уже приготовлены тетради, ручки, карандаши, линейки, перья и… Что? Перья? Окей, перья так перья.

Пока преподаватель – тот самый, рыжий – что-то чертит на вполне привычной мне доске, лезу в сумку за телефоном. Ничего нового, связи нет. Но все три новых сообщения я прочитать смогла. "Спокойной ночи, милая", – от Кольки, "Что приготовить на ужин?" – от мамы и "Уже можно поздравлять?" – от отца. Отвечаю Кольке: "Люблю". Сообщение не уходит. Кидаю телефон обратно в сумку. Начинается урок. Мы чертим схемы и формулы, а потом мастерим ловцов снов. Ничего глупее в жизни не делала.

На перерыве бродим по застеклённой галерее, окна которой выходят во внутренний дворик. Небо прояснилось, и я вижу… очертание стометрового небоскрёба КАТЭКНИИуголь. Но не в современном его виде – под непроницаемым стеклом и с подсветкой, но и не совсем похожим на привычный недострой. Да, вертолётная площадка на месте, но там на вершине – статуя то ли горгульи, то ли дракона. И когда успели поставить? Я ведь, когда подъезжала, спала и не видела. Балконы, опоясывающие здание, застеклены. Как же хочется рассмотреть! Прохожу левее, чтобы улучшить обзор. О! А вот и выход в город. Да, тут так и написано на табличке. Вот и дверь. Ура! Здравствуй, мама, я домой. Пока, ПТУ. Дёргаю ручку, а меня за ручку тоже кто-то дёргает, не давая выйти.

– Нельзя, – приятный голос, и это не Яр.

Парень с гирей и цепью.

– Эм, почему? – спрашиваю его.

– Накажут. Как меня. Нельзя, – повторяет он.

– А как тебя наказали?

– Цепь.

– И гиря?

– И работа. Тяжело. Нельзя уходить. Рано, – свободной рукой он закрывает уже приоткрытую дверь и ведёт меня обратно. – Не рассказывай никому, что я говорил и трогал тебя. Нельзя.

Он замолкает и остаётся на месте, как будто сторожит коридор. Мне приходится вернуться. Побег откладывается на неопределённый срок. Не хочу я шкандыбать с цепями и гирями на ногах. Лучше посмотрю, как бы мне тут комфортнее устроиться.

– Элла! – окликает Яр. – Ни-Ни сказал, тебя вызывает Грымза.

Глава 4. Грымза Анакондовна

– Её зовут Анакондовна, – сообщает Яр, провожая меня по лестнице на третий этаж. – На двери написано. Мне пора на урок.

– А мне?

– Тебя ждёт Грымза, – повторяет Яр. – Потом приходи.

Вдох, выдох. Иду к массивной двери с надписью: "Ректор".

– Стой! – окликает Яр. – Не забудь. Товарищ Грымза.

Киваю. Пожимаю плечами, иду дальше. Уверенно стучу. Слышу: "Войдите". Цепляю улыбку, вхожу.

Кабинет большой. Всё в коричнево-бордовых тонах. Но выглядит богато, а не мрачно. Наверное, из-за светлых акцентов в интерьере. Ваза с белыми розами. Кресла, узоры на ковре и шторах. Светлые принадлежности на столе.

– Здравствуйте! Вызывали? Товарищ Грымза.

Медуза Горгона сидит в кресле и смотрит на меня свысока.

– На вас поступила жалоба, – сухо произносит она.

– На меня?

– Вы много болтаете… Это запрещено. Если жалобы повторятся, вам придётся взять обет.

Вздыхаю.

– Простите, я не знакома с местными правилами.

– Ознакомьтесь, – протягивает мне папку. – Можете взять. А я напоминаю, что учащимся запрещено покидать стены учебного заведения без уважительной причины.

– Какие причины являются уважительными?

– Участие в турнирах, – отвечает Анакондовна. – Но вам это не грозит. Абсолютно нулевые способности к магии.

Да, понимаю, я не ведьма, но это унижение задевает меня за живое. Уж я тебе докажу, товарищ Грымза, что я чего-то да стою.

– Когда ближайший турнир?

– Через две недели. Но он пройдёт у нас. Победители первого этапа отправятся в РодноГрад, призёры смогут навестить родных на каникулах и получат награды из рук верховного шамана ЯроКанска, если конечно…

Какие имена у них тут странные. Ярополк, Яроканск.

– Мои родные беспокоятся. Я ведь не предупредила, что здесь буду.

– Как же вы мечтали с детства? – резонно замечает Грымза, подняв одну бровь.

– Я на актёрское мечтала, а попала… к вам.

Выражение лица Анакондовны сначала стало удивлённым, потом на губах мелькнула улыбка.

– Попаданка, – не ожидала такого равнодушия и обыденности в её голосе.

– Выходит, так, – говорю я ей. – Отпустите меня домой. Пожалуйста.

– Не положено.

– Что мне делать?

– Продолжать курс. И обязательно его закончить. Иначе нам придётся оставить вас на второй год.

– Как мне предупредить родных?

– Никак, – Грымза встаёт, вырастая до исполинских размеров.

– Когда закончу курс, я смогу вернуться домой? В свой мир.

– У вас будет возможность. Каждый год мы проводим день открытых дверей. Вам остаётся только выбрать нужную. А теперь, если у вас нет вопросов, можете идти на урок.

– Есть вопросы. Можно ли мне переселиться в комнату к девушкам? Нет, я ничего не имею против тувинцев, но они парни.

– Как? Как вы их назвали? – лицо Анакондовны неожиданно засияло улыбкой.

– Тувинцы, – произношу неуверенно.

Я ведь не знаю наверняка, просто мне так показалось.

– Хм… Значит, "тувинцы", – задумчиво произносит ректорша. – Ну что ж. Вам придётся и дальше жить с "тувинцами". На шамано-эзотерическом в комнате девушек произошла авария. Рухнул потолок. Лет сорок назад. А поскольку факультет пользуется спросом, в основном, у парней… Мы не стали заморачиваться.

– Ясно. А с девушками другого факультета…

– Исключено, – говорит Грымза. – Вы конкуренты. Даже имена друг друга вам знать не положено до определённого момента.

– Ой, а я сегодня им своё сказала.

– Напрасно, леди. Имя хранит силу рода. Его можно сообщать только смотрителю маяка, своему декану и мне. Доверяя постороннему своё имя, доверяешь ему свою судьбу.

– Меня Элла зовут.

– А меня Грымза Анакондовна, – лицо ректорши становится добрее. – Вы можете идти.

Облегчённо выдыхаю.

– До свидания, товарищ Грымза Анакондовна, – радостно говорю я и готовлюсь выпорхнуть из кабинета.

– Достаточно просто Анакондовна или товарищ Грымза, – поправляет она.

– Хорошо, товарищ Грымза.

"Ну я и попала", – прислоняюсь к стене за дверью, чтобы прийти в себя. Так, откуда же меня привёл Яр? Иду. Кажется, нашла. Стучусь в аудиторию, открываю. Моих нет. Сидят девушки.

– Простите, а где ребята с шамано-эзотерического? – спрашиваю рыжего преподавателя.

– В драконьем корпусе, – сообщает он, подмигнув мне.

Но, возможно, это только показалось, а у него просто глаз от меня уже дёргается. Как у моих тувинцев. Да, я уже честно считаю ребят своими. Они классные.

Возвращаюсь к кабинету Грымзы. Стучусь. Вхожу.

– Простите, товарищ Анакондовна, мои уже в драконьем корпусе, а я не знаю, где это.

– Я провожу. У меня как раз скоро урок.

Грымза выходит из-за стола, и я чуть не падаю в обморок. Вместо ног у неё огромные ужасные щупальца. Я попала к монстрам! ПаМАГити!

Она передвигается медленно, но и я за ней еле плетусь. Мои ноги от ужаса стали как ватные и не слушаются. Идём недолго. Дальше по коридору-галерее с видом на внутренний дворик.

– А что у вас там, товарищ Анакондовна? – показываю на башню-колокольню.

– Вам это пока рано знать, леди. Вон лестница. Вам на четвёртый. Пройдёте мимо статуй драконов и увидите зелёную дверь. Урок там.

– Спасибо. А скажите, парень с цепями…

– Он нарушитель Устава. Второгодник. Рекомендую держаться от него как можно дальше.

– Дальше, это в другой комнате.

– Хотите жить без потолка? – поднимает она бровь.

Я замолкаю. Оставив Грымзу на первом, поднимаюсь наверх. Прохожу галерею драконов. Они невероятные! От большого до маленького и обратно к огромному. Каменные изваяния как живые. Мурашки по коже. Рука тянется погладить хотя бы одного. Гладкий. Провожу по шее, слышу будто бы урчание кота. Оглядываюсь – никого. Даже феекот рядом не маячит. Может, это мой желудок? Я бы не отказалась от обеда.

Подхожу к зелёной двери. "Не стучать". Тихонько приоткрываю. Внутри полумрак. По центру мерцает костёр, а мои тувинцы сидят полукругом около него на каких-то рогожках. Преподаватель – тот самый, белый, которого называют здесь Русский, – расположился напротив ребят. Осматриваюсь. Беру рогожку и сажусь рядом с Яром. Парень с гирей сидит за кругом. Все с закрытыми глазами. Я тоже закрываю глаза. Приятно потрескивают языки костра. Я вспоминаю наш семейный поход на речку. Тогда я познакомила Кольку с родителями. Мужчины ловили рыбу. Мама жарила её на углях, а я собирала клубнику. Собрала ещё парочку клещей, конечно, но мы их вовремя заметили и ликвидировали. Как же я скучаю по дому! По родителям и по Кольке. Улыбаюсь, вспоминая его. Может, здесь хотя бы почта работает? И почему я не спросила Анакондовну? Но идти к ней снова – испытание не для слабонервных. Хотя я и не слабонервная.

Снова проваливаюсь в свои мысли. Я всё в том же троллейбусе. Задеваю на выходе какую-то бабку. Может, это она меня прокляла? Спрошу у Грымзы. Когда-нибудь. Потом. Если увижу, и будет возможность. Специально я к ней больше ни-ни. Стоп! Открываю глаза. А ведь это какой-то Ни-Ни меня к ней и отправил. Кто такой Ни-Ни? Спросить некого – окружение в трансе.

Закрываю глаза. Возвращаюсь мыслями в троллейбус, толкаю бабку и слышу голос известного в нашем городе режиссёра:

– Сеанс окончен. Следующий урок на первом этаже проведёт товарищ Грымза.

Я хвостиком плетусь за Яром, парни тоже. Тувинец с гирей на цепи замыкает процессию. Видно, что ребята и преподаватели относятся к нему как к изгою. Да он и сам к себе так относится. Сложно не заметить. Попробую узнать о нём больше. Если промолчит Яр… спрошу напрямую у этого малого. Или записку напишу.

– Яр, я тетрадь оставила на первом уроке.

– Всё остаётся на местах. Не волнуйся.

– Когда другим можно будет разговаривать?

– Когда закончится обед.

Зачем он сказал это слово? Как же я хочу есть. Я бы даже дох…

– Элла, – окликает меня девушка с гипно-предсказательного.

Яр шепчет:

– Нельзя.

– Я знаю, – отвечаю ему и подхожу к ней.

– Ты что ли не местная? – спрашивает она.

– Нет. А ты?

– Не важно. Будь осторожна. Это жестокий мир. И случайно сюда не попадают. Впрочем, и отсюда тоже.

Она разворачивается и уходит. Я возвращаюсь к парням.

– Не дружи с врагами. Нельзя, – строго говорит Яр.

– Я не дружу.

– Молчи.

– Молчу.

Заходим в аудиторию. На столах принадлежности и толстенные учебники. Садимся, как и на первом уроке. У меня вибрирует телефон. Лезу в сумку, достаю и вижу перед лицом ладонь Грымзы.

– Ваш артефакт, леди. Заберёте у меня в кабинете после наказания.

Поднимаю глаза. Лицо Анакондовны крайне суровое. Кладу в её сморщенную ладонь телефон – последнюю мою надежду на связь с близкими и внешним миром.

Ну и грымза же ты, Анакондовна.

Глава 5. Русский

Прямо с урока меня забрали феекоты, явившиеся по щелчку пальцев Грымзы. Они помахали лапами, и вокруг моих запястьев образовались цепи. Не такие, конечно, как у тувинца, намного тоньше. Ведут меня куда-то вниз. Тут темно и пахнет сыростью. Редкие лучики света тонкими полосками проникают откуда-то сверху. Спускаемся ещё ниже. Здесь совсем темно. Но едва мы сходим с каменных ступеней на пол, впереди освещается пятачок с тремя дверями-решётками: прямо, налево и направо. Меня заталкивают в левую.

– Леди, вы наказаны, – сообщает чёрный феекот.

Замок щёлкает, мои сопровождающие уходят, и становится темно.

– Эй, постойте! – кричу им вслед.

Но меня обволакивает звенящая тишина. Надеюсь, тут нет крыс или ещё кого-нибудь.

Как же хочется есть. Спустя неопределённое время в подземелье зажигается свет. Серый феекот принёс мне еду. Бутылка воды, лепёшка с какими-то зёрнами и яблоко.

– Простите, а здесь есть туалет?

– Там, – отвечает феекот, махнув лапой вглубь моей камеры.

А там такая темнотища. Но я послушно иду туда. И вдруг над головой зажигается лампа. Обычная лампа накаливания в виде груши. Отлично. Вижу перегородку с дверцей. Заглядываю. Супер. Даже душ имеется. Надеюсь, вода тут не вонючая.

У противоположной стены железная кровать с матрасом, свёрнутым рулоном. Значит, не придётся спать на полу. Сажусь на панцирную сетку и принимаюсь за обед.

– Чуть позже к вам придёт декан, – сообщает феекот и уходит.

Свет снаружи гаснет. Неизвестно, когда мне принесут ещё воды, поэтому делаю три маленьких глотка и оставляю про запас. Вряд ли тут можно пить из-под крана. Иначе мне бы не принесли бутилированную воду. Логично же? Эх, а дома можно было даже не фильтровать. Отстоять от хлора только. Как же я скучаю по родной красноярской водичке! Местная какая-то… не такая. Но лучше, чем ничего.

Расстилаю матрас. Надеюсь, к ночи мне принесут белье. Хотя я не привередливая. Так что зря одноклассники меня мажоркой называли. Я не мажорка, я минорка. Так им и отвечала. Весело и с задором. Не зря же в народном хоре занималась. Эх! Закрываю глаза, затягиваю вологодскую свадебную "На море орёл…"

– Красиво поёте, товарищ Элла, – слышу режиссёрский голос.

Открываю глаза. Точно. Он. Русский.

– Здравствуйте, товарищ Русский, – поднимаюсь, подхожу к решётке двери. – За что меня сюда бросили?

– Вы наказаны за пользование неизвестным тёмным артефактом, – отвечает блондин.

– Это просто телефон. Средство связи. Но у вас не работает. А когда батарейка сядет, даже орехи колоть бессмысленно. Экран треснет.

Русский приосанился и задумался, сунув руки в карманы. Повисла пауза. Я решаюсь продолжать диалог.

– Как я могу связаться с родными? Они беспокоятся. Не знают, что я здесь. Я вообще на актёрский шла поступать. А попала к вам.

– Хотите сказать, что вы иномирянка, леди? – он смотрит мне в глаза.

– Хотела бы я знать наверняка. Особенно, почему меня поселили с тувинцами? Нет, я ничего против ребят не имею. Они классные, но… парни.

– К сожалению, в нашем корпусе есть некоторые сложности с комнатами, – отвечает декан.

– Это мне уже Грымза Анакондовна сказала.

– Анакондовна Грымза, – поправляет Русский.

– Пусть так, – соглашаюсь. – И телефон верните, пожалуйста. Мне иногда сообщения приходят от родных. Хотя бы как пейджером им пользоваться. Но неужели никакой связи с внешним миром нет? Совы, голуби, телепатия? Как у вас сообщения передают?

– Слишком много вопросов, леди. Я пришёл, чтобы допросить вас. А не выдавать все тайны. Как знать, вдруг вас заслали разрушить наш мир.

– Нет. Я домой хочу. Верните меня обратно. Пожалуйста. К родителям и Кольке.

– Вы должны пройти курс. Тогда у вас будет шанс.

– Всего лишь шанс? Без гарантий? – вздыхаю. – Я на всё согласна, только чтоб домой поскорее.

– Итак, товарищ Элла, назовите вашу фамилию и матчество.

– Что?

– В вашем мире есть паспорта?

– Да, конечно!

– Как вы записаны в паспорте?

– Элла Валентиновна Куприянова. Вам ведь можно сообщать имя?

Русский записывает мои данные в блокнот.

– Конечно. Я ведь ваш декан. Из какого вы города?

– Красноярск.

– Далеко от наших мест, – бубнит себе под нос Русский.

А я еле удерживаюсь, чтоб не выкрикнуть: "Да это же здесь! Мы дышим красноярским воздухом!" Кстати, тут, в подземелье, он тоже не очень.

– Когда я смогу вернуться к учёбе, товарищ Русский?

– Как решит Совет, – он захлопывает блокнот. – Я вам сообщу, – белозубо улыбается и щурится. – Вы так забавно произносите мою фамилию. Если вам сложно, зовите Шамси Ядвигович.

– Аха, – пытаюсь осознать, как звали отца этого Шамси.

Наверняка я не правильно расслышала, а Русский, на самом деле, какой-нибудь Людвигович.

Декан ушёл. Феекоты приносили мне еду и воду, в диалог не вступали, как я ни умоляла. Сколько провела здесь дней, сбилась со счёта. Наконец снова ко мне спустился Русский.

– Товарищ Куприянова, Совет постановил оставить вас здесь.

– Что? Почему?

– Всё дело в вашем артефакте. Он отказывается входить с нами в контакт.

"Как же я сама давно ВКонтакте не была", – думаю я.

– Если вы меня отпустите, я покажу, как он работает. И это вовсе не тёмный артефакт, а простой телефон. Средство связи.

– Средство связи – это гипно-генератор и транс, – отвечает Русский.

Соглашаюсь с ним, чтобы не выглядеть в этом мире сумасшедшей. А то мало ли, на что они ещё способны, эти монстры. Вспомнить хотя бы Грымзу Анакондовну с её щупальцами. Да и тувинцы мои выглядят, мягко говоря, подозрительно. Не очень-то они и похожи. На тувинцев. Особенно Яр. Да и парень в цепях странный. Здесь все странные. Коты эти, и деканы, и девушки. И даже я. Это же надо было так попасть! Ладно в ПТУ, но за решётку! Просто за телефон. Который, судя по всему, уже разрядился. Надеюсь, они не успели прочитать наши с Колькой диалоги. Вспомнив о них, краснею. Вряд ли это заметно декану в тусклом освещении.

– Я доложу Совету, что вы согласны сотрудничать со следствием, – говорит он.

Блондин с режиссёрским голосом уходит, я вновь остаюсь в сырой камере. Да, я здесь уже надышала. Мне тяжело. Я хочу вырваться. Домой хочу. К маме. На ручки. И малиновый чизкейк. Но сейчас и на "дохлого кота" согласна. Беру бутылку с последним глотком воды.

Глава 6. Ни-Ни

Когда в очередной раз включается свет в подземелье, я вижу за решёткой декана гипно-предсказательного. Того самого, рыжего. Кстати, за решёткой я, а он-то на свободе. Товарищ, как там его?

– Элла, как вы?

– У меня закончилась вода, – вяло отвечаю я.

– Тогда вот, возьмите, – он протягивает бутылку.

Подхожу к решётке. Беру. Но… он не отпускает. Держит.

– Товарищ Элла, послушайте. Это очень важно.

Смотрю в его небесно-голубые глаза, такие необыкновенно яркие. Они будто освещают пространство. Рыжий декан переходит на шёпот:

– Вы в очень большой опасности, Элла, – прижимает бутылку с водой, и моя рука вытягивается наружу, вдавливая меня в решётку. – Вам нужно перевестись на мой факультет.

– А можно? – так же тихо спрашиваю я.

– Нельзя. Но очень нужно. Вы ведь хотели учиться с девушками.

– Да, но… Ребята тоже классные. Я уже привыкла. Почти. Но жить, конечно, я бы хотела в девчачьей комнате.

– У меня на факультете это возможно. Вы, главное, сообщите Грымзе о своём решении.

– А что скажет Русский?

– Он будет в бешенстве, – глаза декана улыбаются.

– А это можно?

– Нельзя. Но если беспокоитесь о своей безопасности и жизни… Подумайте, Элла.

Он резко выпускает бутылку воды, и я по инерции чуть не падаю на спину. А рыжего будто ветром сдуло. Я даже моргнуть не успела, как вновь стало темно. Странное местечко. Жадно пью. Понимаю, что нужно оставить на потом, но не могу остановиться. Вода очень вкусная. Каждой клеточкой чувствую её живительную силу. Коты давали мне нечто попроще.

Наконец принесли поесть и ещё воды. На сегодня я спасена! Делаю гимнастику, хожу по камере, пою. А что ещё делать? Зачем-то начинаю вслух читать басню. Ту самую, что готовила к экзамену. Представляю себя на сцене. В свете софита – обычной лампочки – чувствую себя звездой. Да, даже здесь, в камере. Я не собираюсь сдаваться и унывать. Всё, что ни происходит, всегда к лучшему. В конце концов, я мечтала попасть в сказку. Когда-то давно, ещё в детстве. Бабушка объяснила, что сказку мы можем создавать себе сами. А иногда и участвовать в сказках для других. Поэтому-то я и решила идти учиться на актрису. Это и есть жизнь в сказке. А басню я повторяю, чтобы не забыть и быть готовой в любой момент оказаться в привычной реальности на экзамене. И вообще… Вдруг я ещё в троллейбусе?

– Товарищ Элла, – слышу за спиной противный голос и вздрагиваю.

Грымза. Не хочу её видеть. Жуткая она. Но, собрав волю в кулак, оборачиваюсь. Анакондовна в светлом костюме. Волосы так же торчат, как змеюки, в стороны.

– Здравствуйте, товарищ Грымза.

Жду, что она скажет. Ректорша внимательно смотрит на меня, изучая с ног до головы. Я же не опускаю взгляд, чтобы не видеть её щупальца.

– Комиссия изучила ваш артефакт. Он больше не представляет для нас угрозы.

Даже не знаю, радоваться, что меня, возможно, выпустят, или драть волосы на голове, потому что эти товарищи его в ноль разрядили.

– Завтра я инициирую процедуру вашего освобождения, – продолжает Анакондовна. – Это займёт несколько дней.

– Посадили вы меня быстрее, – резонно замечаю я.

– Быстрое реагирование на опасность – залог безопасности, – чеканит Грымза.

– Ладно. Вы мне только телефон верните.

– Что такое "телефон"? – на полном серьёзе спрашивает ректорша.

– Мой артефакт.

– Сожалею. Его ждёт утилизация.

Пока я поднимаю челюсть с пола, Грымза уходит. Если у меня не останется связи с родными, я здесь сойду с ума.

Когда я легла спать, меня снова окликнул молодой рыжий декан гипно-предсказательного.

– Элла, вы подумали над моим предложением? О переводе.

Какой-то он слишком настойчивый. Не люблю, когда на меня давят, поэтому притворяюсь крепко спящей. Пусть бормочет. А он не уходит, стоит и говорит. Со мной.

– Вы очень красивая девушка. Вам опасно оставаться на шамано-эзотерическом. Вы не представляете, что вас ждёт дальше.

Да, я действительно не представляю. Но этот рыжий начинает нервировать меня.

– А ещё… ваш артефакт… Это какая-то тёмная магия. Анакондовна сделает всё, чтобы сжить вас со свету. Подумайте, Элла. Вы ведь умная девушка. И я верю, примете верное решение. Загляну к вам утром. У меня есть идея, как вернуть ваш артефакт.

Вскакиваю, запутываюсь в ногах, будто их у меня не две, а четыре, как щупалец у Грымзы.

– В чём ваш интерес, товарищ декан?

– Зовите меня Николас. Можно просто Ни.

– Ни-Ни, – случайно произношу вслух.

– Или так, – добродушно отвечает он. – Николас Иявич Ни – моё полное имя. За глаза зовут Ни-Ни.

Мне начинает нравиться его улыбка. Льну к решётке, чтобы быть ближе.

– Ни… Это так мило. Как вы вернёте мне артефакт?

– Сначала я верну вас. На свободу.

– Я смогу выйти в город?

– Вы сможете выйти из подземелья, – его пальцы, прохладные и нежные, проводят по моей щеке и подбородку.

Вздрагиваю.

– Просто переведитесь на мой факультет, и я верну вам ваш артефакт.

Я чувствую его дыхание на своей коже. И парфюм. Свежесть, лесные травы и мокрый асфальт. Вспоминаю моменты из прежней жизни и так хочу поддаться.

– Вы настоящая жемчужина, Элла, – шепчет он, обхватывая меня за талию.

Сверху раздаётся шум. Громкое бряцанье.

– Уходите, – шепчет мне Ни и быстро отстраняется.

С улыбкой он два раза хлопает в ладоши у своего правого уха и исчезает, забрав с собой свет. Я даже моргнуть не успеваю. Вау! Волшебник! Моё сердце ускоряется, а ладони потеют. Со мной такое редко случается. Когда только Кольку встретила, да когда он поцеловал меня в первый раз. Ну и потом было несколько эпизодов. А ещё у стоматолога, к примеру.

Отхожу назад. В камере зажигается лампочка. Ложусь и укрываюсь – свет гаснет. Бряцанье уже совсем рядом.

– Пошевеливайся, – фыркает голос снаружи.

Лязганье железа слишком громкое. Закрываю уши ладонями, но это не спасает. Высовываю нос из-под одеяла. Снаружи светло. Замечаю несколько кошачьих хвостов. Кого-то приволокли.

– Наверное, это твоя последняя выходка, парень, – говорит один из феекотов.

– Думаешь, его наконец казнят? – спрашивает второй голос.

– Давно пора, – раздражённо отвечает первый.

Когда коты уходят и становится темно, я какое-то время лежу не шелохнувшись. Но уснуть не могу. Страшно. Хочу домой. Хочу проснуться в троллейбусе и облегчённо выдохнуть после этого кошмара. Снаружи шорохи и скрежет, сквозь который я вдруг отчётливо слышу своё имя.

Глава 7. Подкидыш

– Элла. Элла, ты здесь?

Я вскакиваю, свет в камере включается. Подхожу к решётке – гаснет. Но успеваю заметить тёмное пятно слева.

– Я тут. Кто говорит? – на всякий случай спрашиваю тихо.

– Зови меня Яр, – отвечает собеседник.

Что? Узнаю голос тувинца в цепях.

–Ты не Яр, – стараюсь не показывать тревогу. – Это ложь. Ты… тот, кто не пустил меня домой.

К горлу подступает ком. Я отхожу в глубину камеры, над моей головой включается лампочка. Я ведь не говорила ему своё имя.

– Нельзя уходить, – отвечает тувинец.

– Это не мой мир. Я хочу домой, – зачем-то признаюсь ему и чувствую в глазах слёзы.

– Нельзя, – повторяет он. – Имя нельзя. Уходить нельзя. Она была права. Ты в опасности.

– Кто?

– Которая звала тебя Элла. Ты откликнулась. Ты Элла.

Что ж, логично. Вытираю слёзы, подхожу к решётке. Прежде чем свет гаснет, вижу лицо тувинца с гирей на ноге.

– А как твоё имя? Настоящее.

– Яромир. Зови меня Яр.

– Я ведь запутаюсь. Один Яр уже есть.

– Мне нельзя говорить, – сообщает парень.

– Но ты говоришь.

– Я должен предупредить, и пусть накажут. Или казнят, – равнодушно отвечает сосед.

– Можно, я буду звать тебя Ярик?

– Нет.

– Мир?

Молчит.

– Так о чём предупредить?

– Мир. Можно, – отвечает тувинец. – Ты в опасности. Тебя выставят на турнир.

– Отлично. Значит, скоро выйду отсюда. А после турнира меня обещали отпустить домой, – радуюсь я.

– Не пустят.

– Почему? Грымза сказала…

– Не верь Грымзе. Иномирянки не возвращаются. Никогда.

– С чего ты взял, что я иномирянка?

– Артефакт. В нашем мире таких нет. Из-за него ты здесь.

Вздыхаю.

– Как думаешь, мне его вернут?

– Нет.

– Ни-Ни обещал. Если переведусь на его факультет.

– Нельзя, – привычно отвечает тувинец.

– Да что ж за место у вас тут такое? Ничего нельзя! – восклицаю я.

– ЯроКанск, – слышу в ответ.

– Так это не имя? – размышляю вслух.

– Имя. Города.

– А Красноярск?

– Такого нет, – выдаёт Мир, на мгновение задумавшись.

– А мы тогда где?

– В ПэТэУ ЯроКанска.

Вздыхаю.

– Мир, делать-то что?

– Оставаться здесь.

– Я и так здесь.

– Тебе нельзя наверх. Убьют. Оставайся здесь.

– А если за мной придут завтра?

– Нельзя. Ты должна остаться, – настырно повторяет Мир.

– Но как? Что для этого нужно?

– А что ты умеешь?

– Ну… петь.

– Нельзя, – талдычит тувинец.

– Тогда что?

– Пой.

– Так нельзя же, – кто-то из нас явно сумасшедший.

– Поэтому пой. Накажут. Останешься.

Выдыхаю.

– А тебя-то за что наказали? Сейчас.

– За твой артефакт, – говорит тувинец.

Я чуть не подпрыгиваю на месте.

– Что? Почему?

– Я его украл.

Еле сдерживаюсь, чтобы радостно не завизжать. Боюсь перебудить местных монстров, если сейчас ночь.

– Что ж ты молчал?

– Нельзя. Обет.

– Прости, забыла. Так он сейчас у тебя? Мой артефакт.

– Нет.

– Отобрали?

– Нет.

– Сломали?

– Нет.

– Тогда где он?

– В тайнике.

Выдыхаю.

– Окей. Когда мы выйдем, ты вернёшь мне его?

– Нет.

– Что? Но ведь это МОЙ артефакт! – дёргаю руками решётку.

Хорошо, что она крепкая. Так хочется расцарапать лицо моего соседа.

– Нельзя, – это слово начинает меня бесить.

Впрочем, я его всегда недолюбливала. Поэтому делала всё по-своему. Не на юрфак пошла, а на актёрский. Правда, попала совсем не туда. Но не суть.

– Мир, ты знаешь, как пользоваться моим артефактом? – и зачем я это спрашиваю.

– Да.

Что?

– Откуда?

– Научился в твоём мире.

Моё сердце начинает скакать от радости. Значит, всё-таки выход есть! И я его найду. Возможно, с помощью моего нового знакомого.

– Мир, когда ты взял мой артефакт, он… работал?

– Он спал.

– Ты знаешь, как разбудить его?

– Да. Но здесь нельзя.

Да что ж за наказание такое? Ничего нельзя в этом мире!

– Ми-ир, очень надо, – жалобно протягиваю я. – Поможешь?

– Нельзя.

"Рука-лицо". Наваливаюсь спиной на решётку и сползаю вниз в отчаянии.

– Помогу, – внезапно отвечает странный тувинец.

– Мир! Ты чудо! Я тебя люблю! – кричу ему радостно.

Лампа в коридоре моргает. Кто-то идёт? В три шага отскакиваю к кровати, делаю вид, что крепко сплю.

Случайно засыпаю по-настоящему. На зелёном лугу я собираю ромашки. Гадаю на любовь. Любит! Танцую с Колькой страстное танго под звучащую откуда-то сверху "Besame mucho". Слепящее солнце заставляет щуриться. Пушистые облака похожи на танцующих на двух лапах котов.

– Леди, завтрак, – слышится с небес.

– Товарищ Куприянова, – голос строгий.

Разлепляю веки. Я в сырой камере. Как же мне здесь оставаться дальше, если дышать уже тяжело от влажности? Так и заболеть недолго. Стоит ли вообще доверять тувинцу или лучше сделать всё, чтобы выбраться поскорее? Предложение заманчивое. Перевожусь на факультет к девушкам, живу в нормальной комнате. Не стесняюсь парней тувинцев. Имён их я всё равно не знаю. А Яриков никому не выдам. И вообще, кажется, они тоже не очень довольны соседством со мной. Сейчас, наверное, радуются, что я здесь. И этот с гирей тоже. Не гремит под ухом. Красота же? Только бы ещё вернуть и зарядить свой арте… лефон.

Чёрный феекот нервно дёргает хвостом, держа поднос со скудной едой. Первым делом забираю воду, потом шуршащий пакетик с яблоком и чем-то похожим на хот-дог.

Когда я остаюсь одна, по соседству слышится чавканье.

– "Дохлый кот" сегодня особенно хорош, – сообщает Мир.

Мысленно соглашаюсь с соседом. Соуса не пожалели. Луковые перья свеженькие. Булочка хрустящая и даже ещё тёплая. Блаженство. Настроение повышается. Подхожу поболтать с тувинцем.

– Мир, а Яр и остальные правда братья?

– Правда, – отвечает парень.

– Но их же двенадцать. Наверное, не родные?

– Родные.

– Они ведь примерно одного возраста. Как такое возможно?

– Двенадцать братьев – двенадцать дней, – загадочное пояснение, которого я не понимаю.

– У них один отец и разные матери?

– Наоборот.

Мой мозг мысленно подаёт мне сигнал SOS.

– Они выглядят одинаково. Кроме Яра.

– Яр старший. Он из другой кладки.

– А ты? Тоже брат?

– Я чужак. Подкидыш. Названый брат.

Понимаю, что совсем запуталась.

– А остальные… Дети одной матери?

– Да.

– Похожи, как близнецы.

– Близнецы, – вторит мне Мир.

– Как же их мать родила? – размышляю вслух, восторгаясь этой незнакомой мне женщиной.

– Не родила, – окончательно запутывает меня Мир.

Глава 8. Дождь

Пока я думаю над ответом Мира, в коридоре загорается свет. Но наверху тихо.

– Пой, – шепчет мне сосед.

Отхожу вглубь камеры, и первое, что приходит на ум, это любимая папина песня. "Художник, что рисует дождь". Мне она тоже нравится. Тихонько мурлычу себе под нос, прислушиваясь к посторонним звукам. Тишина. Прерываемая шуршанием. Возможно, это всего лишь копошится мой сосед. А свет на пятачке между камерами… Так, пустяки. На припеве уже забываю о нём. И обо всём окружающем мире. Есть только я, музыка и дождь…

– Товарищ Лонн, – слышу недовольный голос Грымзы.

Но поскольку она не ко мне, продолжаю петь. Только сбивает с ритма грохот гири и цепей за стеной. Приходится дирижировать себе. Если Анакондовна думает, что я сошла с ума, что ж, пусть продолжает. Может, решит, что я не опасна, и выпустит. Домой. Или подумает, что я бесполезна, и не отправит на турнир.

Песня заканчивается, и я тут же принимаюсь за новую. На сей раз на английском – "It's Raining Man". Грымза за моей спиной, кажется, уже кипит. Возможно, в прямом смысле этого слова. Я чувствую скопившийся в воздухе пар. На слове "аллилуйя" разворачиваюсь к решётке лицом. Вижу её взгляд. Продолжаю петь. Нас так учили. Во что бы то ни стало продолжать. На лицо падает капля – конденсат с потолка. В подземелье и без того слишком влажно. Ещё и я надышала. А тувинец так вообще за двоих дышит. Несмотря на то, что такой хилый на вид, сопит как паровоз. Но Грымзе он не перечил. Говорила только она, его голоса я не слышала. А сейчас Анакондовна возьмётся за меня. По глазам вижу.

– Товарищ Куприянова! Что вы творите! Всемирная колотушка! Это что? Дождь? – волосы Грымзы, мгновение назад шевелившиеся змеями, повисают, как сосульки.

В подземелье капает с потолка. Прекращаю петь, но тело продолжает нервно подёргиваться в такт звучащей в голове музыке. Что у них тут происходит? Трубу что ли где-то сверху прорвало? Нас же затопит! ПаМАГити!

И вот я уже стою лицом к лицу с Грымзой, вцепившись в прутья решётки.

– Потоп! Выпустите меня… нас, товарищ Грымза! – вовремя вспоминаю про соседа.

– Немедленно прекратите, товарищ Куприянова! – противно визжит Анакондовна.

Уверена, будь у неё обычные ноги, она бы ими в гневе топала. Ректорша хватает меня за плечо и вжимает в решётку. Шипит на ухо:

– Прекратите балаган. Остановите дождь. Иначе вас тоже казнят за нарушения, как и его, – кивает на моего соседа, сосульки на её голове смешно дёргаются.

Но мне не смешно. Мне страшно. В какой жуткий сон я попала.

– Как его остановить? Товарищ Анакондовна, – я чуть не плачу.

Грымза не отпускает меня.

– Это ваших рук дело, – шипит она. – Вам и разбираться.

Ректорша отпихивает меня. Начинаю мёрзнуть. Слишком сыро и холодно здесь. Слышу бряцанье железа. Это мой сосед. Поймав мой взгляд, парень садится в позу лотоса и закрывает глаза. Он тоже вымок, но самообладания, видимо, не потерял.

– Для начала, успокойтесь, – говорит мне Грымза своим обычным голосом, неприятным, чуть скрипучим, но уже без примеси злобы.

Киваю.

– Теперь сосредоточьтесь. Вспомните, что вы делали для того, чтобы пошёл дождь, – её голос приобретает гипнотическое звучание.

Я продолжаю кивать, а потом признаюсь, что ничего особенного не делала. Просто пела.

– Пойте, – ректорша поднимает одну бровь. – Разрешаю.

Смотрит на меня свысока.

– Что петь, товарищ Грымза? – срываясь на фальцет, спрашиваю я.

– Что угодно, лишь бы не про дождь, – отмахивается она.

По её лицу бегут струи воды, с носа падают капли. Я стою уже по щиколотку в воде.

– Может, вы нас выпустите?

– Исключено, – сухо отвечает Грымза.

– Но мы можем погибнуть, – всхлипываю я.

– Это ваши проблемы. Считайте, что вы казнили сами себя. И того парня.

Смотрю на эту злобную тётку. Её щупальца в воде кажутся ещё ужаснее. И больше. Ладно, была не была. Попробую спеть что-нибудь солнечное. В голове вертится "Солнце моё". Начинаю тихонько. Дождь будто бы усиливается. Тувинец открывает глаза и пристально смотрит на меня. Что он пытается мне сказать? Кивает. Чем придаёт мне уверенности. Припев звучит ярче, а к концу песни дождь почти прекращается. Сами капли уже не такие холодные. Тёплые, приятные.

– Дальше вы сами справитесь, – криво усмехается Грымза и шлёпает к лестнице.

Свет на пятачке между дверями гаснет. Я замолкаю. Ставшие редкими капли падают на кожу.

– Продолжай, – тихонько произносит Мир и с грохотом поднимается.

Пою всё, что помню. Тувинец ладонями отбивает ритм. Солнечные песни помогают прекратить дождь. Вода из подземелья медленно отступает. Впитывается в землю. Но мы по-прежнему мокрые. Холодно.

Развешиваю одежду на спинке кровати и закутываюсь в простыню и полотенце.

Если к вечеру не просохнет, придётся спать стоя. Матрас тоже мокрый. Ну и дел я натворила. Безумный сон. Мама, я хочу проснуться!

Феекоты, что принесли нам обед, нервно подёргивают лапками, пытаясь стряхнуть с них воду. Они недовольно урчат и торопятся покинуть подземелье.

– Элла, – окликает меня Мир после скудного обеда, – спой ещё.

– Я уже боюсь рот открывать, – честно признаюсь я. – То дождь идёт, то штукатурка сыплется. Куда я вообще попала? А главное, как выбраться теперь? Мир.

– Не знаю, – отвечает парень. – Грымза не отпустит.

Пятачок освещается, и сосед замолкает. На лестнице появляются чьи-то ноги. Упс! К нам пожаловал декан гипно-предсказательного, а я в одной простыне. Так, главное, делать вид, что всё в порядке, и ни в коем случае не смущаться. Бабуля учила. Она-то у меня была ого-го! Рассказывала, как однажды так отплясывала на концерте, что сцена под ней проломилась. Бабуля застряла по пояс. Но номер отпела. Да так, что публика решила, что это элемент шоу. И трижды вызывала бабушку на бис. В общем, важно не терять самообладания и делать вид, что ничего странного не происходит.

Действительно, ничего странного в том, что я смотрю на рыжего, как под гипнозом, кутаясь в мокрую простыню и босиком. Волосы хоть отжимай, но пусть он думает, что я принимала душ.

– Товарищ Куприянова, – декан приближается, а я втягиваю носом его парфюм с нотами пачули.

Обожаю этот запах.

– Анакондовна сказала, вы прирождённая шаманка.

– И актриса, – не отрываясь от его гипнотических глаз, зачем-то говорю я.

– Вы несомненно очень талантливы. Я бы очень хотел вас, – пытаюсь протиснуться сквозь решётку, но безуспешно, – видеть на своём факультете.

– Я согласна, – шепчу. – Только вытащите меня отсюда, товарищ Ни.

– Я доложу Грымзе о вашем решении, и уже вечером или завтра утром вы будете свободны, – проводит пальцем по моей щеке.

Простыня соскальзывает, но я вовремя её ловлю и закутываюсь по самую шею.

– Я буду ждать вас, товарищ Ни.

– Я вас не подведу, – шепчет он. – Вы вернётесь домой, как только наш факультет получит благословение главного шамана.

– Когда? – невольно хватаю декана за руку.

Не отпущу, пока всё не расскажет.

– Когда мы получим высший балл на выпускном и кубок турнира. Если гипно-предсказательный победит в общем зачёте, я лично укажу вам нужную дверь. Вы вернётесь домой, к родным.

Киваю.

– А телефон? Тоже вернёте? – спрашиваю с надеждой.

– Не сомневайтесь, – одаривает меня улыбкой.

Могу поклясться, ТАК умеет только он. Ни Колька, ни мама, ни отец. Никому не удавалось лишить меня разума одной лишь улыбкой.

– До вечера, леди, – вижу, что он сейчас хлопнет в ладоши и исчезнет.

Не даю ему этого сделать, хватаясь за вторую руку. Простыня падает, машинально пытаюсь удержать её коленкой. Какая глупость!

– Товарищ Ни, – слышится голос Анакондовны, – что вы… Леди! – восклицает она. – Вы… Вы… Наказаны.

А я и так наказана. Николас Иявич, раскланявшись перед Грымзой, растворяется в воздухе. А я стою в одном белье перед ректоршей.

– Немедленно оденьтесь. Сейчас за вами придут.

Рыжий и чёрный феекоты не заставили себя долго ждать. Даже наоборот. Это я заставила их ждать. Одеваться в мокрое и холодное было откровенно неприятно. Но деваться некуда. Когда вокруг моих запястий образовались путы, замок щёлкнул, дверь открылась.

– Я думала, на свободу выпускают без наручников, – выходя, сразу говорю я.

– На свободу, да, – коротко отвечает Грымза.

Когда коты ведут меня по ступеням наверх, я слышу, как она сухо бросает Миру:

– А вас, товарищ Лонн, на рассвете казнят.

Путь к свободе лежит через подземные коридоры. Коты молчат. Я тоже. Мысли заняты Миром. Жаль его. Я успела привыкнуть. Суровый мир. Суровые законы. Главное, чтобы мне выбраться отсюда живой. Надеюсь, Ни поможет. Кажется, он единственный на моей стороне. Впереди огромная дубовая арочная дверь.

– Не подведите, товарищ Куприянова, – слышится из темноты режиссёрский голос.

На меня напяливают какое-то тряпьё, суют в руки бубен и колотушку. Дверь открывается, чувствую толчок в плечо, и вот я уже во внутреннем дворике в центре круга. На меня смотрят сотни глаз. Девушки с гипно-предсказательного за стеклом в коридоре галереи. Мои тувинцы – я машу им рукой – вдоль стены нашей общаги. Напротив меня 12 девушек в длинных льняных сарафанах с узорами. Все с волосами пшеничного цвета и светлыми глазами. Раздаётся громкий удар, и откуда-то сверху гремит голос: "Турнир объявляю открытым".

Глава 9. Турнир

– РодноГрадский институт благородных белых ведьм представляет товарищ Ломанова, – продолжал вещать голос. – Природо-творительное училище представляет товарищ Куприянова.

Эй! Стойте! Какой ещё турнир? Какая Куприянова? Это я что ли? Ну, предположим, я. А делать-то что?

Смотрю на стайку девушек напротив. Они синхронно шагают в мою сторону и взмывают в воздух. Одна из них приземляется возле меня и приветствует кивком головы. Отвечаю тем же.

– Победит сильнейшая! – вещает голос.

Осматриваюсь в поисках поддержки. Но вижу только ухмыляющееся лицо Грымзы, озадаченного Русского и довольного рыжего. Мои тувинцы вообще на меня не смотрят, что-то обсуждают. Точнее, слушают Яра и то кивают, то качают головами. А на колокольне без колокола я вижу четвёртого из приёмной комиссии – седого тувинца. Он три раза бьёт в бубен, и мы с соперницей оказываемся под куполом.

– Тур без правил. Вы можете использовать любую доступную вам магию, кроме смертельной, – вещает голос.

Догадываюсь, что он принадлежит тому самому тувинцу с колокольни. Внимательно изучаю соперницу. Похожа на Наташку из 11 "В", которая чуть Кольку у меня не увела из-под носа. И когда! На 9 мая, гадина. Я стою на сцене, "Катюшу" пою, а она к нему подкатывает у меня на глазах. Думала, я не замечу. Но Колька крепкий орешек. Как он там без меня? Вдруг опять эта кобыла на него глаз положила. Так, надо разобраться с этой ведьмой. В смысле с соперницей. Напротив. А потом уж и с Наташкой, когда вернусь домой. Шмыгаю носом, вспомнив родных. Ну держись, Наташка! Бросаюсь вперёд, и на! получи колотушкой! Ведьма тут же взмывает вверх, повалив меня на землю мощным потоком воздуха.

– Что она творит? – слышу громогласный вопрос.

Действительно, что творит эта гадина? Обрушивает на меня потоки воды. А я… я ещё после дождя в подземелье не обсохла. Встать на ноги удаётся только со второго раза. Ну держись, Наташка! Угрожающе стучу в бубен. Ведьма поднимается выше, но упирается в купол. Машет руками, будто дирижирует на три четверти. Но это и я умею. Машу колотушкой. Волосы ведьмы развеваются на ветру. Она бубнит какие-то непонятные слова, и меня иссушает горячий поток воздуха и глаза заносит песком. Ненавижу. Ладно. Получилось же у меня на экзамене штукатурку порушить. Я тогда не понимала, что сработала какая-то магия. И возможно, именно я её пробудила. Что ж, попробую ещё раз. Выступать я люблю. Прикрываю лицо бубном, как щитом. Долблю в него колотушкой. Не повезло тебе, ведьма, что на Наташку похожа. Запеваю любимую эвенкийскую "Гиркиё". Замечаю, что силы ведьмы поубавились. Выглядываю из-за бубна. Девушка в недоумении смотрит на меня, медленно опускаясь к земле. Волосы её торчат прямо вверх. Смешно. Это раззадоривает меня, и я пою ещё эмоциональнее, показывая весь свой актёрский талант. Вживаюсь в роль представительницы народов Севера. Работаю на публику от души, в какой-то момент забывая о Наташке. Обхожу по окружности, стуча в бубен. Мои тувинцы одобрительно кивают. Оба декана нервно жуют галстуки. И только Грымза стоит с каменным лицом, как изваяние. Наверное, ей прилетело по макушке больше всех, когда я импровизировала на вступительном. Но сейчас-то ей ничего не грозит. Как я вижу, все атмосферные явления происходят исключительно под куполом, никак не отражаясь на внешнем окружении. На деревьях внутреннего дворика ни одного листочка не колыхнулось, когда меня сбивала с ног ведьма Наташка. Кстати, вот и она. Снова машет руками, собирая пальцы в замысловатые фигуры. Губы растянуты в усмешке, а в глазах пляшут красные искры. Я замолкаю, поддавшись какому-то неслышимому приказу. Стою столбом, понимая, что меня обволакивают тонкие нити, не дают дышать. Мне становится дурно. Уберите купол. Дайте воздуха глоток. Дайте музыки! Мрак вползает в меня и отупляет. Последнее, чем могу пошевелить, правая стопа. Отбиваю ритм. Растворяясь в грусти, мысленно пою "В серых каплях дождя". Закрываю глаза, прощаясь с миром.

Мир. Вспоминаю тувинца с гирей на ноге. Как жестоко. Грымза – настоящая Медуза Горгона Анакондовна. Ну почему я попала именно сюда? Почему не в академию на актёрское? И надо же было мне налететь на эту бабку! Стоп. А может, я всё-таки сплю в троллейбусе. Так долго. Доехала до конечной и обратно. Такое уже бывало однажды. Тогда шёл дождь, настоящий ливень, и я задремала. Кондукторша мне потом сказала, что не смогла разбудить. Может, и сейчас я возвращаюсь. Мне нужно проснуться и выйти на своей остановке. Не могу открыть глаза. На лицо капают крупные капли. Ледяные. Обжигают, как острые иглы, вонзаясь в кожу. Вода растворяет мои путы. Глубоко вдыхаю, чуть не захлёбываясь. Открываю глаза, встаю. Поднимаю бубен и колотушку, выпавшие из рук, когда мои ноги подкосились. Ну, Наташка, ты меня достала. Грозно двигаюсь на неё. Замахиваюсь. Ведьма взмывает в воздух. Вот же хитрая. Думаешь, не достану? Швыряю вверх колотушку, попадаю по бедру. Девица дёргается, я подпрыгиваю и ловлю её за щиколотку. Тяну вниз. А она не тянется. Наоборот. Поднимает меня над землёй. Машет руками, насылая мне в лицо ветер с пылью. Но не на ту напала. Если передо мной стоит задача, я её выполняю. Любой ценой. Должна была поступить – поступила. Не совсем туда, но ведь справилась. И сейчас справлюсь. Задача – победить. Только так я смогу вернуться домой.

Девчонка болтает меня по воздуху, как сосиску. Держусь крепко. Мой бубен и колотушка уже в центре круга. Не знаю, должны ли они всё время быть у меня в руках. Надеюсь, это не важно. Главное, уложить на лопатки соперницу. Подтягиваюсь, ползу вверх по её ноге, как по канату. Но она пинает меня, и я лечу вниз, прихватив с собой полоску её сарафана, оставляя ведьму в подобии мини-юбки. Как же больно. Надеюсь, я не сломала себе ничего. Блондинка вновь приземляется. В некогда синих глазах теперь ярко-красные отблески. Кажется, мне хана. К тому же я запуталась в обрывке от её сарафана и не могу пошевелить ногами. ПаМАГити!

Дотягиваюсь до колотушки и машу ею из стороны в сторону, прищурившись от очередной порции пыльного ветра. Ведьма уворачивается. Пару раз попадаю по её пальцам. Ветер стихает. Но соперница завладевает моим бубном. И я что есть силы луплю по нему, вспоминая какую-то песню про северное сияние, оленей и тундру. Кручу её мысленно в голове. Чувствую, как ослабевают путы. Ткань рассыпается прахом. А я иду на соперницу до тех пор, пока её лопатки не касаются стенок купола. Дальше некуда. Над нами и во всём внутреннем дворике идёт снег. Крупными хлопьями он медленно летит к земле. Красиво. "Так, не отвлекаться, товарищ Куприянова", – говорю я себе. Хватаю соперницу за волосы и швыряю в центр круга. Хэй! Удар в бубен. Ведьма поднимается на руках, злобно смотрит на меня красными глазищами. Клацает ставшими огромными и острыми клыками. Кажется, она готова меня сожрать. На тебе, Наташка! Замахиваюсь бубном и в лоб. Ой! Я испортила реквизит. Тонкая кожа инструмента лопнула, и бубен повис на шее соперницы, как ожерелье.

– Раунд окончен, – слышится голос старого тувинца, и купол над нами исчезает.

Зябко. А снег продолжает падать. Волосы Грымзы снова как сосульки. Все ошеломлены – вижу по лицам. Даже на овации сил не хватает. Я улыбаюсь. Яр улыбается мне. Дальше, как во сне. Оба декана берут меня под руки и усаживают на скамейку. А я плачу. Такой стресс испытала.

– Продолжение турнира переносится на завтра, – вещает голос. – Товарищ Грымза, вам слово.

В центр выползает Анакондовна. Обводит взглядом присутствующих, в том числе и девушек за стеклом в галерее. И группу соперниц, успокаивающих рыдающую Ломанову, которая похожа на Наташку.

– Сорок лет. Сорок долгих лет в ЯроКанске не видели ни снега, ни дождя. Я от лица всех жителей города выражаю признательность товарищу Куприяновой.

Это она обо мне сейчас говорит? Прислушиваюсь.

– Мы благодарим небо за его посланницу, – Анакондовна воздела руки кверху. – Сегодня на закате, в честь этого события, будет принесена жертва богам.

Упс! Надеюсь, это они не обо мне. Наверняка зарубят курицу или "дохлого кота" на всех разделят с особым пафосом.

Деканы снова подхватывают меня под руки и тащат в центр дворика, к ректорше.

– Я признаю, что ошиблась в вас, товарищ Куприянова, – с каменным лицом говорит она так, чтоб слышала только я, и потом снова громко: – Как известно, по традиции победитель имеет право на одно желание.

Наконец раздаются овации. Как же я люблю такие моменты. Анакондовна склоняется ко мне и шепчет:

– Это тот самый момент, когда вы можете получить возможность отправиться домой или вернуть ваш артефакт, – подсказывает мне она.

– А можно и то, и другое? – спрашиваю её я.

– Исключено, леди. Выбирайте же скорее. Публика ждёт, – Анакондовна расплывается в несвойственной для неё улыбке.

– Что значит "возможность отправиться домой"? – продолжаю шептать.

– Перед вами будет три двери. Но только одна выпустит вас в ваш мир. Вторая оставит здесь.

– А третья? – чувствую подвох.

– Третья непредсказуема, леди. Может привести в любой из множества миров, – далее ректорша снова переходит на громкий голос. – Итак, товарищ Куприянова, ваше желание.

– Я могу пожелать что угодно, товарищ Грымза? – да, я тоже тренировалась громко говорить, чтобы даже в последнем ряду Кремлёвского дворца было слышно мой поставленный голос.

– Любое желание, – вещает Анакондовна на весь двор и, возможно, дальше.

– И вы исполните?

– Будьте уверены.

– Переводитесь на мой факультет, – шепчет рыжий декан.

– Двери ненадёжны. Выбирайте свой артефакт, – подсказывает белый.

Я делаю шаг вперёд, набираю полную грудь воздуха. Как же бьётся сердце. Голос, не подведи, сейчас от тебя зависит многое. От тебя зависит жизнь. От меня.

Глава 10. Возвращение

Как же мне хочется домой. И телефон обратно. Это подарок отца. За отличную учёбу. А я настолько глупо его профукала! Я даже на девчачий факультет так не хочу, как свой телефончик обратно. А ещё больше к маме с папой. Домой. Смотреть с третьего этажа во двор на соседских детей, на цветочки на клумбе, на берёзоньку и рябинушку. Всем сердцем желаю вернуться обратно в свой реальный мир, покинув этот, иллюзорный. Вот-вот разревусь. Трогательный и очень значимый момент.

– У меня много желаний, – говорю я чуть дрогнувшим голосом. – Но все они ничтожны и корыстны. И вряд ли сделают меня по-настоящему счастливой. Я не смогу спокойно жить, зная, что не использовала этот шанс достойно. Моё сердце жаждет свободы. И оно бьётся, – сжимаю руку в кулак и делаю характерный жест, изображая биение сердца, – ради жизни. Всё, чего я хочу сейчас, это чтобы каждый из вас прочувствовал моё желание. Моё истинное желание. От всего сердца. Я прошу… помилования для Мира.

– Позвольте, леди, – тут же нарисовался Ни-Ни, – мы не собираемся уничтожать мир.

– Я не об этом, товарищ Ни. Я прошу помиловать Яромира.

Публика ахнула. То ли от моих слов, то ли от того, что в колокольню бахнула молния. Хорошо, что пожилой тувинец успел оттуда уйти.

– Откуда вам известно полное имя этого негодяя? – шипит мне в ухо мой декан с режиссёрским голосом.

– Не важно. Если оно мне открыто, значит, так было угодно богам, – театрально простираю руки к небу.

Ну не зря же я на актрису поступать готовилась. Чего таланту пропадать? К тому же кто знает, вдруг я сейчас проснусь, и придётся сдавать экзамен.

– Да будет так! Воля победителя – закон, – громко провозглашает Грымза.

Деканы уводят меня под белы рученьки, куда бы вы думали? Обратно в камеру! Негодяи. Предатели! Я тоже хороша. Даже не сопротивляюсь. Будто под гипнозом. Пока замок на двери не щёлкнул.

– Стойте! Я же победила!

– Верно, леди, – слышу с лестницы режиссёрский голос. – Поэтому вы нам ещё нужны. Здесь ваши способности будут под контролем.

– Под каким ещё контролем?

Вопрос остаётся без ответа.

– А как же Мир? – вспоминаю о существовании соседа. – Его обещали помиловать.

– Он помилован, – рядом с решёткой материализуется Николас Ни. – Но не свободен.

– Товарищ Ни, – я тону в его небесно-голубых глазах, – вы обещали меня выпустить. И вернуть те… артефакт.

– А вы, леди, – томно произносит он, проводя изящным пальцем по моей щеке, – обещали перевестись на мой факультет.

Он подмигивает и с улыбкой исчезает, хлопнув два раза в ладоши.

– Я согласна! – кричу в пустоту.

– Нельзя, – слышится голос Мира из темноты.

– Почему? – спрашиваю его.

– Плохо. Воля богов. Нельзя нарушать.

Вздыхаю.

– А я ведьму из РодноГрада победила, – буднично говорю я.

– Тебя послали боги, – за стеной слышится грохот железа.

В камере соседа зажигается лампа. Я вижу его лицо. Сосредоточенное. Тёмные глаза из-за щёлочек век.

– Мир, расскажи о своём мире. Здесь хоть что-нибудь можно?

– Можно, – отвечает тувинец.

– Что?

– Учиться. Работать. Заводить семью. Участвовать в обрядах.

– В каких именно? – воодушевляюсь, почувствовав знакомую стихию.

– Турнир, свадьба, похороны, казнь, жертвоприношение, – монотонно перечисляет парень.

– Не густо. И грустно.

– Веселиться нельзя, – объявляет Мир, и я даже не удивляюсь.

– Сплошной форс-минор, – думаю вслух я.

Тувинец грохочет цепями. Свет над ним гаснет. Слышу только его сопение.

Ухожу вглубь камеры, проверяю кровать – всё высохло. Заправляю и ложусь. Я так устала от этого безумного мира, особенно от турнира. Из головы не выходит ведьма, похожая на Наташку. Не удивлюсь, если она мне приснится. Да и шут с ней. Лишь бы Колька с этой курицей не закрутил. Но я любимому верю. Скучаю. Надеюсь, что произойдёт волшебство, и, вернувшись в свой мир, я окажусь в том же дне, в который исчезла. Эх, мечты. Пугаюсь. А вдруг наоборот? Я вернусь, а Кольке уже 50 лет. Вторая жена, 5 детей и 8 внуков. Бр-р, ну и жуть я тут навыдумывала. Переворачиваюсь на другой бок.

– Ужин, – слышу из коридорчика.

Подхожу к феекотам забрать еду.

– Товарищ Лонн, на выход, – говорит один из них.

Так, стоп. Куда вы его ведёте? А я? Вы меня здесь оставляете? Одну?

– Мир! – кричу ему вслед.

Он лишь оборачивается и печально смотрит мне в глаза. Свет гаснет. Грохот железа смолкает вдалеке. Впору расплакаться от обиды, но это не по мне. Затягиваю любимую "На море орёл", и будь что будет. Не хочу думать о том, что меня использовали, обманули, обвели вокруг пальца и вообще держат за дурочку. Буду надеяться, что Мира не казнили. Что он жив и сейчас сопит в комнате с братьями. Нет, не будет же он спокойно спать, пока я, его спасительница, в беде! Они вместе придумывают, как вызволить меня и вернуть домой. Вместе с артефактом.

Сквозь сон слышу своё имя. Это не Мир. Это… девушка. Что ей здесь нужно? Нехотя поднимаюсь.

– Который час?

– Что? Элла, как ты?

– Ужасно. Ты мне снишься? – спрашиваю у девчонки с гипно-предсказательного.

– Нет же. Пожалуйста, тише. Если меня увидит смотритель "Дома-два", я пропала.

"Ты пропала, а я попала, – думаю я. – Что за бред? Смотритель маяка, смотритель "Дома-два". А смотритель "Поля чудес" у них тут есть?"

Зеваю. Спать хочу жуть как.

– Ты была на высоте. На турнире. Мы в восторге. Так даже моя бабушка не умеет. Хотя работала при служителе шамана.

– Ты мне точно не снишься?

– Конечно, нет. Я тебе еды принесла. Вот, – суёт мне через решётку большое жёлтое яблоко.

– Спасибо. А как тебя зовут? – спрашиваю знакомую незнакомку.

– Хочешь узнать моё имя, переводись на гипно-предсказательный.

– Я хочу, но как?

– Ни-Ни знает. Спокойной ночи, Элла.