Читать онлайн Слезы луны

Nora Roberts

TEARS OF THE MOON (#2 OF GALLAGHERS OF ARDMORE TRILOGY)

Copyright © Nora Roberts, 2000

This edition published by arrangement with Writers House LLC and Synopsis Literary

© Таулевич Л., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Глава 1

Ирландия – страна поэтов и сказителей, мечтателей и бунтарей. Все в ней пронизано музыкой: танцевальными мелодиями, грустными балладами, воинственными маршами и лирическими напевами. В старину арфисты бродили от селения к селению, играя за еду и кров, а если повезет, то и за мелкие монеты. Бардов и сказителей – сеначаис – радушно принимали в любом доме, на постоялом дворе и у ночного костра. Их дар высоко ценили даже в эльфийских жилищах под зелеными холмами.

Так повелось с давних времен.

Однажды в тихую деревушку у моря пришла сказительница и встретила самый теплый прием. И нашла там свой дом и свою любовь.

И жил среди них арфист. Он думал, что счастлив, однако любви своей еще не нашел.

В голове у него всегда звучала музыка. То тихая, мечтательная, словно шепот возлюбленной, а то задорная и громкая, будто старый приятель кличет тебя в паб на пинту пива. Нежная, яростная или полная отчаяния музыка всегда звучала у него в голове и дарила радость.

Жизнь вполне устраивала Шона Галлахера. Правда, кое-кто считал, что Шон не желает покидать царство грез и мало интересуется тем, что происходит в реальной жизни. Он с этим не спорил. Его мир состоял из музыки, родных, дома и друзей; остальное было далеко.

Многие поколения Галлахеров называли своим домом ирландскую деревушку Ардмор, что в графстве Уотерфорд. Семья испокон веков держала здесь паб – по-домашнему уютное заведение, где можно выпить кружку пива или стаканчик виски, вкусно поесть и насладиться дружеской беседой.

Не так давно родители Шона обосновались в Бостоне, а семейное дело перешло к его старшему брату, Эйдану. Шона это более чем устраивало: он не стыдился признать, что не имеет ни деловой хватки, ни желания ее обрести. С него хватало кухни – готовить он умел и любил.

Пока Шон выполнял заказы и придумывал меню, из зала доносилась его любимая музыка, а иной раз она просто звучала у него в голове.

Порой, когда он готовил жаркое или делал сэндвичи, на кухню врывалась младшая сестра Дарси, самая неугомонная и честолюбивая из семейства, и затевала перепалку.

Но это лишь придавало изюминку его жизни.

Шон с удовольствием помогал обслуживать столики, особенно когда играла музыка или начинались танцы. А после закрытия не забывал наводить чистоту, ведь у Галлахеров всегда все сверкало.

Он любил размеренное течение жизни в Ардморе – плеск волн о скалы, переливы зеленых холмов, что катятся к темным горам. Тяга к странствиям, которой славились остальные члены семьи, обошла его стороной, Шон крепко врос корнями в песчаную почву Ардмора.

Его не влекли путешествия, как старшего брата Эйдана, уже повидавшего мир, или Дарси, пока только мечтавшую о дальних странах. У него было все, что нужно для жизни, и он не собирался менять точку зрения, хотя не так давно ему пришлось это сделать.

Всю жизнь из окна спальни Шон видел море – пенный прибой, набегающий на песок, синюю гладь, усеянную рыбацкими лодками, переменчивую стихию во всех ее настроениях – от шторма до полного штиля. Каждое утро, распахивая окно, он вдыхал свежий морской запах.

А прошлой осенью, когда Эйдан женился на симпатичной американке Джуд Фрэнсис Мюррей, в жизни Шона произошли некоторые перемены. По старой семейной традиции родовое гнездо доставалось первому из Галлахеров, кто свяжет себя узами брака. Поэтому Джуд с Эйданом, вернувшись из свадебного путешествия в Венецию, переехали в просторный семейный особняк на краю деревни.

Получив возможность выбирать между комнатами над пабом и небольшим коттеджем, принадлежавшим родне Джуд по линии Фицджеральдов, Дарси остановилась на первом варианте. С помощью уговоров и шантажа она заставила Шона и остальных, кого смогла обвести вокруг своего прелестного пальчика, превратить спартанское жилище Эйдана в маленький дворец.

Шон и тут не возражал. Ему больше нравилось благословенное спокойствие домика на эльфийском холме, откуда открывался чудесный вид на утесы и сады.

Его не смущал даже призрак женщины, бродившей по дому. Шон не сомневался, что она где-то здесь, хотя пока ни разу ее не видел. Леди Гвен тосковала по своему возлюбленному-эльфу, которого в свое время отвергла, и терпеливо ждала, когда спадет заклятие, и оба обретут свободу. Шон прекрасно знал историю юной девы, обитавшей в этом самом коттедже на холме триста лет назад.

Вместо того чтобы открыть свое сердце и признаться в любви, принц эльфов Кэррик показал Гвен, какая роскошная жизнь ее ждет. Трижды подносил он красавице серебряный кошель с драгоценностями: сначала бриллианты, рожденные в солнечном огне, затем жемчуга, в которые превратились слезы луны, и, наконец, сапфиры, вырванные из сердца моря.

Однако девушка, сомневаясь в его любви и не веря в судьбу, отказала эльфу. Как гласит легенда, драгоценности, брошенные Кэрриком к ногам возлюбленной, превратились в цветы на пороге ее дома.

«Теперь почти все цветы спят, – подумал Шон, – их убаюкала зима холодными ветрами с моря».

Над застывшими голыми скалами, где, как гласила молва, часто бродила красавица Гвен, нависли тяжелые грозовые тучи. Буря медлила, словно выжидала.

Утро выдалось зябкое; ветер стучал в окна, норовя выстудить дом. В очаге полыхал огонь, на плите кипел чайник, и Шону ветер не мешал. Сидя в теплой кухне, он слушал победную музыку ветра, грыз печенье, запивая чаем, и сочинял стихи на недавно придуманную мелодию.

Работа в пабе начиналась только через час, однако Шон включил таймер на плите, а для подстраховки завел еще и будильник в спальне. Некому было вырвать одинокого мечтателя из мира грез, и он частенько забывал о времени.

Эйдана его опоздания раздражали, а Дарси получала лишний повод поупражняться в остроумии, поэтому Шон всегда старался прийти вовремя. Беда в том, что, увлекшись музыкой, он мог не услышать ни таймера, ни будильника и все равно опаздывал.

Вот и сейчас он полностью погрузился в недавно сочиненную песню о любви, юной, дерзкой, переменчивой, словно ветер, и прекрасной в каждом мгновении. «Танцевальная мелодия, для которой нужны быстрые ноги и море кокетства», – подумал Шон.

Он решил, что сыграет новую композицию в пабе, когда получше отшлифует, а если еще уговорит Дарси спеть… Ее задорный голос прекрасно подойдет к настроению этой песни.

Шон так уютно обосновался на кухне, что поленился перейти в гостиную к старому пианино, купленному после переезда. Придумывая слова и отбивая ритм ногой, он не услышал громкого стука в парадную дверь и топота башмаков в прихожей, за которым последовали сдавленные ругательства.

«Шон в своем репертуаре, – подумала Бренна. – Опять унесся в грезы, забыв о реальности. Зачем я вообще барабанила в дверь, если этот мечтатель все равно ничего не слышит и мы с детских лет привыкли заходить друг к другу без стука?»

Ну они давно уже не дети, и лучше постучать, чем наткнуться на картину, не предназначенную для чужих глаз. Вдруг он не один? Все может быть. Девушки слетаются к нему, как мухи на мед. Конечно, не такой уж он и мед, хотя бывает милым, когда захочет… И чертовски красив.

Бренна тут же возненавидела себя за прокравшуюся в голову мысль.

Черные как смоль, слегка взлохмаченные волосы – он вечно забывает причесаться. Мечтательные голубые глаза, когда он спокоен. А если чем-то взволнован, в них сверкают лед и пламень. Длинные темные ресницы, за которые каждая из четырех сестер Бренны не раздумывая отдала бы душу, и полные, твердо очерченные губы, словно созданные для долгих поцелуев и нежных слов. Ей не довелось убедиться в этом лично, однако слухи ходили.

Нос у Шона чуть длинноват и слегка искривлен. Это она зарядила ему бейсбольным мячом больше десяти лет тому назад. В общем, Шон похож на ожившего сказочного принца, или на доблестного рыцаря в поисках приключений, или на слегка растрепанного ангела. Высокий, жилистый, с крупными ладонями и длинными пальцами художника, а бархатный голос – словно виски, копченный на торфяном огне.

Ей все это совершенно безразлично, просто нравятся красивые вещи… О господи, какая же она лгунья! Себя-то зачем обманывать? Бренна втрескалась в Шона еще до того удара бейсбольным мячом, ей едва исполнилось четырнадцать, а ему тогда было девятнадцать. За десять лет детская влюбленность переросла в более серьезное и пылкое чувство. Жаль только, старый друг никогда не видел в ней женщину. Ну и черт с ним! Некогда грезить о Галлахере и ему подобных: работы полно. Придав лицу насмешливое выражение, Бренна изо всех сил грохнула об пол металлическим ящиком с инструментами. Ее очень повеселило, что Шон подпрыгнул от неожиданности, точно кролик от ружейного выстрела.

– Господи! – Он развернулся, скрипнув стулом, и хлопнул себя ладонью по груди, словно пытаясь запустить остановившееся сердце. – Что случилось?

– Ничего, – усмехнулась Бренна, поднимая многострадальный ящик. – Инструменты уронила. Испугался?

– Чуть сердце не остановилось.

– Я стучала, а ты не соизволил подойти к двери.

– Не слышал. – Шон громко выдохнул, откинул назад волосы и хмуро уставился на Бренну. – Если пришла О’Тул, значит, у меня что-то не в порядке, верно?

– С головой у тебя не в порядке: провалы в памяти. – Бренна стянула куртку и бросила на стул. – Твоя духовка уже неделю не работает. Вчера прислали деталь, которую я заказывала. Чинить или нет?

Шон что-то промычал и указал рукой на плиту.

– Печенье? – удивилась Бренна, проходя мимо стола. – Отличный завтрак для взрослого мужчины!

– Ну оно вкусное, с чаем вполне. – Шон улыбнулся так, что Бренне захотелось его обнять. – Неохота с утра готовить себе одному, а, если ты голодна, я быстренько что-нибудь сварганю для нас обоих.

– Не стоит, я завтракала. – Бренна опустила ящик на пол, на сей раз аккуратно, и открыла крышку. – Ты же знаешь, мама всегда готовит с запасом. Она с радостью накормит тебя нормальной едой в любое утро, только загляни.

– А ты не могла бы мне маякнуть, когда она испечет свои знаменитые оладьи? Чаю хочешь? Чайник еще горячий.

– С удовольствием.

Доставая необходимые инструменты, Бренна поглядывала на снующего по кухне Шона.

– А ты чем занимался? Сочинял музыку?

– Подбирал слова к одной мелодии, – рассеянно ответил Шон, проводив взглядом мелькнувшую за окном в тусклом свинцовом небе черную птицу. – Холод собачий, да?

– Ага, и жуткая сырость. Зима только началась, а я уже мечтаю, чтобы она закончилась.

– На, погрей косточки.

Шон присел рядом с Бренной, так что их колени соприкоснулись, и протянул массивную фаянсовую чашку с чаем, крепким и сладким, как она любила.

– Спасибо. – Бренна обхватила чашку ладонями, впитывая тепло.

– А что ты собираешься делать с моей старушкой? – полюбопытствовал Шон.

– Какая тебе разница, если она вновь заработает?

– Если я буду знать, то, может, в следующий раз сам починю, – приподнял бровь Шон.

Бренна расхохоталась, предусмотрительно сев на пол, чтобы не упасть от смеха.

– Ты? Шон, да ты и собственный сломанный ноготь не сможешь починить!

– Еще как смогу! – Он сделал вид, что откусывает кончик ногтя, и Бренна вновь расхохоталась.

– Не суй свой нос в то, что я сделаю с этой штукой, а я не буду учить тебя печь пироги. В конце концов, у каждого свои таланты.

– Представь себе, я и отверткой умею пользоваться, – обиженно произнес Шон, выуживая из ящика отвертку.

– А мне приходилось брать в руки поварскую лопатку, только я знаю, что мне больше подходит.

Бренна отобрала у Шона отвертку, встала на колени и, сунув голову в духовку, принялась за работу. Шон прекрасно знал, на что способны ее изящные, маленькие, как у феи, ручки: не раз видел, как Бренна машет молотком, держит дрель, поднимает доски, соединяет трубы. Они почти всегда исцарапаны, кожа на костяшках содрана.

«Такая миниатюрная и хрупкая, а выбрала совсем не женскую работу; вернее сказать, работа ее выбрала», – подумал, вставая, Шон. Уж он-то знал, как получилось. Отец Бренны – мастер на все руки, и старшая дочь унаследовала его способности. Шон, к примеру, пошел в бабушку: та, увлекшись музыкой, частенько забывала постирать белье или приготовить обед.

Шон отошел назад, и в этот момент Бренна, откручивая болт в глубине духовки, соблазнительно изогнулась. Его брови вновь поползли вверх.

«Ладная девчонка! Бренну можно запросто поднять и унести одной рукой. Правда, если какому-нибудь смельчаку вздумается провести подобный эксперимент, Бренна О’Тул уложит его одним ударом», – ухмыльнулся Шон. Сам он готов был с утра до ночи рассматривать ее лицо: кудрявая шапка огненно-рыжих волос, насмешливые зеленые глаза, брови вразлет, чуть темнее, чем шевелюра. Бренна почти всегда приветливо или иронично улыбается, а если что не по ней, забавно надувает губы. Она редко их красит, похоже, вообще не пользуется косметикой, хотя они с Дарси закадычные подружки, а его сестра ни за что не выйдет из дома без полной боевой раскраски.

А еще Бренна очень смешно морщит маленький острый носик, выражая неодобрение или презрение. Длинные, кудрявые огненно-рыжие волосы она почти всегда запихивает под кепку с приколотой над козырьком маленькой феей, которую он сам подарил ей много лет назад на какой-то праздник. А когда Бренна снимает кепку, кудри вырываются на свободу и рассыпаются по спине. Так ей идет гораздо больше.

Чтобы еще раз увидеть лицо девушки перед уходом в паб, Шон небрежно оперся о столешницу и произнес:

– Так, значит, ты теперь встречаешься с Джеком Бреннаном.

Когда Бренна возмущенно вскинула голову и стукнулась о верх духовки, он поморщился, но благоразумно сдержал усмешку.

– Что за чушь! – Как Шон и надеялся, Бренна высунула голову из духовки. У нее на носу чернела полоска сажи, а кепка съехала набок. – Кто сказал?

Шон невинно пожал плечами и залпом допил чай.

– Сорока на хвосте принесла. Люди говорят.

– У тебя в голове опилки, и ты никогда не слышишь, кто что говорит. Ни с кем я не встречаюсь, у меня нет времени на всякую чепуху.

Бренна вновь сунула голову в духовку.

– Значит, ошибочка вышла. Да оно и понятно, когда в деревне только и разговоров, что про помолвки, свадьбы да у кого кто родится.

– Как обычно.

Шон усмехнулся и присел рядом с ней на корточки. Дружески приобняв девушку, он заглянул в духовку. Бренна замерла.

– Джуд всего-то на третьем месяце, а они с Эйданом уже выбирают имена. Они такие милые, правда? – невозмутимо продолжал Шон.

– Ага, – кивнула Бренна, с трудом ворочая пересохшим языком. – Я рада, что они счастливы. Джуд считает этот коттедж волшебным. Здесь она влюбилась в Эйдана и начала новую жизнь, написала свою первую книгу. Случилось все, о чем, по ее словам, она даже мечтать боялась.

– Может быть. Что-то в коттедже точно есть, – пробормотал себе под нос Шон. – Иногда я ощущаю нечто странное, особенно когда засыпаю или рано утром, перед пробуждением… Словно предчувствие…

Закрепив новую деталь, Бренна выбралась из духовки. Ладонь Шона медленно поползла вверх по ее спине и упала.

– Ты ее видел? Леди Гвен?

– Нет. Изредка только краем глаза замечал какое-то движение. – Шон отстранился и, беспечно улыбнувшись, встал. – Видно, не для меня она.

– А я бы назвала тебя идеальной мишенью для привидения с разбитым сердцем.

Бренна отвернулась от его удивленного взгляда.

– Теперь должна заработать, – добавила она, покрутив ручку духовки. – Сейчас проверим, нагревается или нет.

Запищал таймер. Оба вздрогнули.

– Посмотри сама, ладно? Мне пора.

Шон выключил таймер.

– Это твоя аварийная сигнализация?

– Контрольный выстрел. – Он поднял палец, и где-то в спальне как по команде бодро зазвенел будильник. – Запасной. Он механический, сам выключится через минуту, когда кончится завод, иначе приходилось бы каждый раз бегать в спальню и стучать по кнопке.

– А у тебя бывают удачные идеи!

– Да, изредка.

Шон снял с вешалки куртку.

– Кот на улице. Если будет проситься в дом, не пускай. Он знал, на что идет, когда решил переехать со мной.

– Ты его кормил?

– Ну я же не совсем идиот.

Он намотал на шею шарф.

– Конечно, кормил, а если проголодается, придет к вам попрошайничать. Впрочем, он так и так придет, лишь бы меня опозорить.

Шон нахлобучил на голову кепку.

– Ладно, увидимся в пабе?

– Скорее всего.

«Глупо сохнуть по Галлахеру, – со вздохом сказала себе Бренна, когда за Шоном закрылась дверь. – Он никогда не посмотрит на меня так, как мне хочется. Он видит во мне сестру или, хуже того, – названого брата».

Опустив взгляд на свои грязные рабочие штаны и поношенные ботинки, Бренна признала, что в этом есть и ее вина. Шона привлекают женственные барышни, а она – полная противоположность. Можно, конечно, заняться своей внешностью, советчиц по красоте вокруг в избытке: Дарси, сестры, Джуд, наконец. Но даже если закрыть глаза на то, что она терпеть не может всю эту суету, в волшебном преображении нет никакого толку. Если накраситься и расфуфыриться ради мужчины, ему понравится не она сама.

А самое главное: если она накрасит губы, надушится и напялит соблазнительный наряд, Шон покатится со смеху, сморозит какую-то глупость, и придется дать ему в глаз. Смысла нет. Кокетство и флирт – по части Дарси, вот уж настоящая женщина, и Бренниных младших сестер, которые все это обожают.

Так, теперь проверить разные температурные режимы, выключить духовку и собрать инструменты.

Можно было уходить – работа сделана, однако Бренна мешкала. В уютном коттедже на холме она всегда чувствовала себя как дома. Когда здесь жила старая Мод Фицджеральд, Бренна частенько к ней заходила.

А после смерти Мод в коттедж приехала погостить Джуд, они подружились, и Бренна, как в старые времена, частенько заглядывала сюда по пути домой или в деревню.

Теперь здесь живет Шон, и пора расстаться со старой привычкой, а так не хочется. В коттедже тихо, уютно, он полон симпатичных безделушек, которые собрала за долгие годы Мод. Джуд не стала их убирать, и Шон не трогает. Небольшая гостиная заставлена всевозможными стеклянными фигурками, очаровательными статуэтками фей и магов, книгами, и даже старый выцветший ковер на месте. Правда, после того как Шон втиснул в кукольный домик подержанное кабинетное пианино, в гостиной вообще не повернуться, и при этом она стала еще очаровательнее. К тому же старая Мод любила музыку.

«Ей бы понравилось, что в доме вновь звучит музыка», – подумала Бренна, проведя пальцем по исцарапанному черному дереву и скользнув взглядом по нотным листам, разбросанным на крышке.

Шон вечно сочинял какую-нибудь мелодию или переделывал старую. Бренна сосредоточенно нахмурилась, всматриваясь в черные закорючки и кружки. Она не питала особых иллюзий по поводу своих музыкальных талантов. Она могла что-то спеть, не рискуя привлечь внимание окрестных собак, которые принялись бы подвывать, но игра на музыкальном инструменте – совсем другое дело.

И все же, оставшись одна, Бренна поставила ящик на пол, взяла лист и села за пианино. Прикусив от напряжения губу, дошла до первой октавы и стала медленно стучать по клавишам одним пальцем.

Чудесно. Как и все, что он сочинял. Мелодию не испортило даже неумелое исполнение. Шон придумал и слова. Бренна откашлялась и запела, стараясь не фальшивить:

– Как грустно! – со вздохом произнесла Бренна, которую всегда трогали песни Шона. Впрочем, эта показалась особенно щемящей, искренней.

Слезы луны. Жемчужины для леди Гвен. Безответная любовь. Почему он сочиняет такую грустную музыку?

Неплохо зная старого приятеля, Бренна не могла найти ответа на мучивший ее вопрос. Она всегда хотела подобрать ключик к Шону. Жаль, что мужчину, в отличие от мотора или другого механизма, нельзя разобрать на части и посмотреть, как он работает. Люди устроены гораздо сложнее.

«Наверное, все дело в его таланте, – подумала она. – В нем есть какая-то загадка. А я…»

Бренна опустила взгляд на свои маленькие ловкие руки. У нее способности совсем другие, самые обычные. Зато она рукастая и зарабатывает на вполне приличную жизнь, а Шон Галлахер витает в облаках. Будь у него хоть капля честолюбия, гордись он своим талантом, то продавал бы песни, а не складывал в ящик. Парню необходим хороший пинок, чтобы не растрачивал понапрасну свой дар. «Ладно, подумаю об этом потом, надо работать».

Потянувшись за ящиком с инструментами, Бренна вдруг заметила краем глаза какое-то движение у двери. Она резко выпрямилась, испугавшись, что вернулся Шон, который вечно что-нибудь забывает, и застал ее за инструментом.

Нет, это не Шон. В дверном проеме стояла зеленоглазая красавица с распущенными по плечам светлыми волосами в ниспадающем до пола простом сером платье. От одного взгляда на ее печальную улыбку разрывалось сердце.

Бренна мгновенно узнала гостью, и от восхищения закружилась голова. Она открыла рот, но не смогла выговорить ни слова. Сердце отчаянно стучало. Она сделала еще одну попытку.

– Леди Гвен!

Удивительно, что хоть это сумела из себя выдавить, увидев трехсотлетнее привидение.

По бледной щеке девушки скатилась единственная слеза, сверкающая серебром.

– Его сердце в песне, – прошелестел нежный, словно лепестки роз, голос. – Слушай.

– Что… вы…

Не успела Бренна договорить, как вновь осталась одна, лишь слабый аромат роз витал в воздухе.

– Ну и ладно.

Она бессильно опустилась на стул, стараясь выровнять сбившееся дыхание; сердце наконец перестало колотиться о ребра.

Когда дрожь в коленях утихла и Бренна поняла, что сможет устоять на ногах, она решила как можно скорее рассказать о случившемся какому-нибудь мудрому и чуткому человеку. А кто у нас самый мудрый и чуткий? Разумеется, мама.

Дом О’Тулов, разросшийся не без помощи Бренны за счет многочисленных пристроек, стоял почти у самой дороги, попыхивая дымом из печных труб. Когда отцу приходила в голову мысль добавить еще одну комнату, старшая дочь с энтузиазмом помогала сносить старые стены и возводить новые. Бренна хранила самые счастливые воспоминания о работе бок о бок с весело насвистывающим Миком О’Тулом.

Она остановила грузовичок позади маминой колымаги, отметив про себя, что ее давно пора покрасить.

Из трубы поднимался дым.

Бренна вошла в дом, как всегда теплый и уютный, благоухающий свежеиспеченным хлебом. Молли хлопотала на кухне, доставая из духовки свежие румяные буханки.

– Мам!

– Пресвятая Дева Мария! Ты меня напугала, девочка.

Молли опустила противень на плиту и обернулась. Ее симпатичное, все еще молодое лицо осветилось улыбкой. Рыжие волосы, унаследованные дочкой, она скручивала в узел на макушке, чтобы не мешали.

– Прости, у тебя музыка орет на всю громкость.

– Так веселее.

Тем не менее Молли приглушила радио. Рыжая собака по имени Бетти, дремавшая под столом, перевернулась на другой бок и вздохнула.

– Почему так быстро вернулась? Я думала, у тебя полно работы.

– Ну да. Я ехала помогать папе и по дороге заглянула к Шону починить духовку.

– Гм… Угу… – Молли отвернулась и начала выкладывать буханки с противня на решетку.

– Шон торопился на работу и ушел раньше меня, так что я осталась в доме одна. – Услышав хмыканье матери, Бренна смущенно переступила с ноги на ногу. – А когда собралась уходить… в общем, я увидела леди Гвен.

– Угу… Что?!

Молли уставилась через плечо на Бренну.

– Я ее видела. Сыграла пару нот на пианино, подняла голову, а она стоит в дверях.

– Сильно испугалась?

Бренна со свистом выдохнула. Молли O’Тул – мудрая женщина, благослови ее Господь.

– Чуть дар речи не потеряла. Она прелестна, как и рассказывала старая Мод. И такая грустная, что сердце разрывается.

– Я всю жизнь мечтала ее увидеть. – Молли налила две чашки чаю и поставила на стол. – Так и не привелось.

– Эйдан говорит, что видел ее много раз, и Джуд, когда жила в коттедже. – Немного успокоившись, Бренна села за стол. – Как раз перед этим я спрашивала у Шона. Он никогда ее не видел… чувствовал, что она где-то рядом, но ни разу не видел. И вдруг она появляется передо мной. Как ты думаешь, что это значит?

– Не знаю, дочка. Что ты почувствовала?

– Не считая потрясения? Наверное, жалость. И до сих пор не могу сообразить, что она имела в виду.

Молли вытаращила глаза.

– Леди Гвен с тобой заговорила? Она ни с кем никогда не заговаривала, даже с Мод, уж та бы от меня не утаила. И что же она сказала?

– «Его сердце в песне… Слушай». А когда я опомнилась и хотела переспросить, она уже пропала.

– Раз там живет Шон и ты играла на его пианино, то послание достаточно ясное.

– Я и так всегда слушаю его музыку. Пробыв рядом с ним пять минут, ее поневоле услышишь.

Молли хотела что-то сказать, однако передумала и накрыла ладонью руку дочери. «Моей милой Мэри Бренне, – подумала она, – тяжело понять то, что нельзя разобрать на запчасти, а потом собрать заново».

– Когда придет время, поймешь.

– Так хочется ей помочь, – прошептала Бренна.

– Ты добрая девушка, Мэри Бренна. Как знать, вдруг и правда поможешь.

Глава 2

Шон решил, что к сегодняшней промозглой и ветреной погоде как нельзя лучше подходит густое и насыщенное ирландское жаркое. Он очень любил тихое утреннее время до открытия паба и наслаждался последними минутами спокойствия, нарезая овощи и обжаривая молодую баранину.

Вот-вот явится Эйдан и начнет расспрашивать, сделано ли то, готово ли это. Потом наверху зашевелится Дарси, затопает по полу, и вниз польется музыка, соответствующая ее сегодняшнему настроению.

А пока паб всецело принадлежит ему.

Шон не хотел брать на себя ответственность за семейное дело – пусть Эйдан мучается – и благодарил бога, что родился вторым. Однако паб значил для него очень много – незыблемые семейные традиции, передающиеся из поколения в поколение с тех самых пор, как Шеймус Галлахер с супругой построили паб у Ардморской бухты и распахнули его массивные гостеприимные двери. Здесь встречались с друзьями и соседями, сюда заходили пропустить кружку пива или стаканчик виски, вкусно поесть, послушать хорошую музыку.

Родившись в семье содержателя паба, Шон прекрасно понимал главное в этом деле: каждый, кто заглянет сюда, должен чувствовать себя желанным гостем. С годами «Паб Галлахеров» завоевал репутацию уютного местечка, где всегда можно пообщаться под традиционную ирландскую музыку. Кроме местных музыкантов-любителей Галлахеры приглашали более серьезные группы со всей страны.

Любовь к музыке, столь же неотделимая от него, как голубые глаза и открытая улыбка, передалась Шону через паб и кровь предков. Больше всего на свете он любил возиться на кухне под доносящиеся из-за двери мелодии. Правда, ему частенько приходилось покидать свое убежище и помогать с заказами, да что за беда, если рано или поздно каждый получал то, зачем пришел.

У него крайне редко что-то подгорало или остывало, ведь он гордился своими кулинарными творениями, в которые вкладывал душу.

Когда над кастрюлей поднялся ароматный пар, Шон добавил в загустевший бульон чуточку свежего базилика и розмарина из сада. Идею выращивать зелень он подхватил у Молли О’Тул, которую считал лучшей поварихой в округе.

Майоран пришлось добавить сушеный из банки; конечно, надо выращивать свой и купить, как посоветовала Джуд, фитолампу, ускоряющую рост трав. Доведя до вкуса жаркое, он проверил остальные блюда и начал шинковать капусту на салат коулсло, который делал в огромных количествах.

Наверху послышались шаги, затем донеслась музыка. Узнав Энни Леннокс, Шон одобрил выбор Дарси и начал подпевать, как вдруг в кухню ворвался Эйдан в толстом рыбацком свитере.

Старший брат был пошире в плечах и крепче сложением. В его шевелюре – такого же благородного темного цвета, что барная стойка из каштана, – поблескивали на солнце рыжеватые искры. Несмотря на вытянутое лицо Шона и более светлый оттенок глаз, никто не усомнился бы, что они братья.

– Чего ухмыляешься с утра пораньше? – поинтересовался Эйдан.

– Да так. У тебя такой довольный вид, как у слона после бани.

– А с чего мне быть недовольным?

– И то правда. – Шон налил брату горячего чая. – Как поживает наша Джуд?

– Временами у нее бывает тошнота по утрам, но, похоже, ее это не беспокоит. – Эйдан глотнул чаю и вздохнул. – А мне, по-честному, страшно смотреть, как она бледнеет, едва встав с кровати. Через час все проходит, но для меня это длится целую вечность.

Шон присел за стойку и взял свою кружку.

– Ни за какие деньги не согласился бы родиться женщиной. Отнести ей жаркое немного позже? Или, может, лучше что-то легкое – куриный бульон?

– Думаю, ей нужно что-то питательное, жаркое подойдет. И мы оба будем тебе очень благодарны.

– Мне нетрудно. Блюдо дня – ирландское жаркое. Можешь записать в меню. А на десерт приготовлю сливочный пудинг.

В зале зазвонил телефон, и Эйдан закатил глаза.

– Надеюсь, это не поставщик с очередной проблемой. Портера совсем мало осталось.

«Здорово, что пабом заправляет Эйдан, – подумал Шон, проводив брата взглядом. – Расчеты, планирование, – рассуждал он, прикидывая, сколько рыбы понадобится на день, – не говоря уже о необходимости общаться с людьми: просить, требовать, доказывать. Одно дело разливать пиво за стойкой и слушать истории древнего мистера Райли. А все эти бухгалтерские книги, накладные расходы, налоги – сплошная головная боль».

Шон помешал жаркое в огромной кастрюле, подошел к лестнице и, задрав голову, крикнул, чтобы Дарси пошевеливалась. Он вовсе не злился на сестру, просто они всегда препирались, и его ничуть не обескуражила ответная дерзость.

Вполне довольный началом дня, Шон вышел в зал, чтобы помочь Эйдану снять со столов стулья. К его удивлению, брат неподвижно стоял за стойкой и задумчиво таращился в пустой зал.

– Звонил поставщик? Проблемы?

– Нет, с этим все в порядке. – Эйдан перевел хмурый взгляд на Шона. – Какой-то Маги. Из Нью-Йорка.

– Из Нью-Йорка? Там же еще и пяти утра нет.

– Знаю, однако, судя по голосу, мой собеседник в здравом уме и трезвой памяти. – Эйдан почесал затылок, встряхнулся, поднес к губам чашку с чаем. – Он хочет построить в Ардморе театр.

– В смысле, кинотеатр? – Шон поставил на пол стул и оперся на него.

– Нет. Театр. Музыкальный. А может, драматический. Он сказал, что слышал о «Пабе Галлахеров» как о местном центре ирландской музыки. Хотел узнать мое мнение.

Шон поставил на пол второй стул.

– И что ты ему сказал?

– Ну, пока ничего конкретного, ведь он застал меня врасплох. Я сказал, что подумаю денек-другой. Он обещал перезвонить в конце недели.

– С чего вдруг парню из Нью-Йорка пришло в голову строить здесь музыкальный театр? Не логичнее ли выбрать Дублин, или графство Клэр, или Голуэй?

– Я тоже порядком удивлен. Он особо не распространялся, однако заявил, что его интересует именно Ардмор. Тогда я сказал: «Может, вы не в курсе, у нас тут просто рыбацкая деревня. Конечно, туристы приезжают ради пляжей, а некоторые хотят посмотреть собор Святого Деклана, фотографируют и все такое, да только народ сюда особо не ломится». – Пожав плечами, Эйдан подошел помочь Шону. – Тогда он рассмеялся и заявил, что прекрасно осведомлен и планирует нечто небольшое, камерное, так сказать.

– Хочешь знать мое мнение? – спросил Шон и продолжил, когда Эйдан кивнул: – Отличная идея. Выйдет ли, другой разговор, а вообще мысль интересная.

– Сначала надо взвесить все «за» и «против», – пробормотал Эйдан. – Скорее всего, наш американец передумает и отправится в местечко повеселее.

– А если не передумает, я бы посоветовал ему построить театр за нашим пабом. – Шон начал выставлять на столы пепельницы. – Помнишь, у нас там есть небольшой свободный участок, и, если как бы присоединить театр к пабу, мы выиграем больше всех.

Эйдан опустил последний стул и расплылся в улыбке.

– Дельная мысль. Молодец, Шон. Не думал, что тебе это интересно.

– Видишь, у меня тоже иногда бывают просветления.

Скоро в гостеприимно распахнутые двери паба полились посетители, и все умные мысли вылетели у Шона из головы. У него едва хватило времени на короткую и бурную перепалку с Дарси, которая, к его огромному удовольствию, пулей вылетела из кухни, поклявшись заговорить с ним только через шесть лет после того, как он ляжет в могилу.

Усомнившись, что сестра способна заткнуться на столь продолжительный период, Шон продолжал работу: раскладывал по тарелкам жаркое, жарил рыбу с картошкой, делал сэндвичи с ветчиной и сыром. Теперь ему составлял приятную компанию лишь неумолчный гул голосов, доносившийся из-за массивной двери. Дарси держала слово целый час: сердито сверкала глазами, прибегая забирать заказы, а новые отдавала, уставившись в стену.

Шона ее поведение забавляло, а потому, когда Дарси в очередной раз поставила в мойку пустые тарелки, он схватил ее и звонко чмокнул в губы.

– Скажи хоть словечко, сестренка. Ты разбиваешь мне сердце.

Дарси отпихнула его и шлепнула по рукам, потом не выдержала и расхохоталась.

– Я тебе сейчас как скажу! Отпусти, болван!

– Пообещай не швыряться тарелками.

Дарси тряхнула головой, откинув назад шелковую черную гриву.

– Эйдан вычтет стоимость битой посуды из моего жалованья, а я коплю на новое платье.

– Тогда я могу надеяться.

Шон отпустил сестру и перевернул лопаткой кусок рыбы, шипящий на сковороде.

– Парочка немецких туристов из пансиона хочет попробовать твое жаркое с черным хлебом и капустным салатом. Завтра они едут в Керри, а потом в Клэр. Если бы мне выпал отпуск в январе, я бы провела его в солнечной Испании или на тропическом острове, где можно ходить в одном бикини и масле для загара.

Пока Шон выполнял заказы, Дарси крутилась на кухне. Она была очень красива и сознавала это. Молочно-белая кожа, блестящие голубые глаза, сексуальные, независимо от настроения, пухлые губы. Сегодня утром Дарси накрасила их ярко-красной помадой, чтобы поднять тонус в холодный унылый день. Соблазнительные изгибы фигуры не оставляли сомнений в женственности, которую девушка, внимательно следившая за модными тенденциями, подчеркивала смелыми цветами и мягкими тканями.

Семейную тягу к путешествиям Дарси намеревалась утолить с присущим ей шиком, однако удовлетворить свое стремление к роскоши прямо сейчас не могла, а посему подхватила поднос с очередным заказом и чуть не столкнулась в дверях с Бренной.

– Куда ты опять влезла? У тебя все лицо черное.

– А, сажа. – Бренна засопела и потерла нос тыльной стороной ладони. – Дымоход чистили с папой, грязная работенка, но я вроде как отмылась.

– Не вся. Посмотрись в зеркало.

Обойдя подругу за километр, Дарси выскочила из кухни.

– Этой только дай волю, вообще от зеркала не отойдет, – заметил Шон. – Есть хочешь? Ланч готов.

– Мы с папой поели бы жаркого. Пахнет вкусно. – Бренна нацелилась на черпак, однако Шон преградил ей дорогу.

– Я лучше сам. Ты и вправду не всю сажу смыла.

– Ладно. И чай. И еще… мне нужно с тобой поговорить, когда освободишься.

Он обернулся через плечо.

– Говори сейчас. Мы оба здесь.

– У тебя сейчас полно работы. Я заскочу после ланча, если ты не против.

Шон поставил на поднос тарелки и стаканы с чаем.

– Как хочешь, я на месте.

– Да, конечно. – Бренна взяла поднос и понесла в дальнюю кабинку, где ждал отец.

– А вот и я, пап. Обед с пылу с жару.

– Пахнет просто божественно, – заметил Мик О’Тул, невысокий и щуплый, как бентамский петушок, с густой копной пшеничных кудрей и живыми сине-зелеными глазами, переменчивыми, как море.

Смех Мика напоминал ослиный рев, руки могли принадлежать знаменитому хирургу, и он всегда испытывал слабость к романтическим историям.

Бренна любила отца больше жизни.

– Как славно отдохнуть в тепле и уюте, правда, Мэри Бренна?

– Ага. – Бренна зачерпнула жаркое и осторожно подула, хотя такой вкуснотищей не жалко было и язык обжечь.

– А теперь, когда мы наконец можем порадовать свои желудки, расскажи, что тебя тревожит?

«Он все видит», – подумала Бренна.

Временами это успокаивало, а порой раздражало.

– Ничего особенного, пап. Помнишь, ты рассказывал нам, что случилось с тобой в молодости, когда умерла твоя бабушка?

– Еще бы. Я в тот день чинил раковину в пабе у Галлахеров. Хозяйничал здесь папаша Эйдана – задолго до того, как они с женой уехали в Америку. А ты была лишь мечтой в моем сердце и улыбкой в глазах твоей матери. Я работал на кухне, той самой, где сейчас трудится юный Шон, эта раковина уже давно протекала, и меня наконец позвали с ней разобраться.

Мик умолк, попробовал жаркое, промокнул губы салфеткой – его воспитала жена, помешанная на хороших манерах.

– Я сидел на полу, возился под раковиной и вдруг, подняв взгляд, увидел свою бабушку в цветастом платье и белом фартуке. Она улыбнулась, а когда я хотел заговорить с ней, покачала головой, потом помахала рукой и исчезла. Я сразу понял, что она умерла, и ее душа приходила ко мне попрощаться: ведь я был бабушкиным любимчиком.

– Я не хотела тебя расстраивать, – прошептала Бренна.

– Ничего, – вздохнул Мик, – все помнят ее как прекрасную женщину, прожившую достойную, счастливую жизнь. А нам, пока живым, остается лишь грустить по тем, кто ушел.

Бренна помнила окончание истории. Бросив работу, папа побежал в домик, где жила бабушка, овдовевшая за два года до того. Старушка сидела за столом на кухне. В цветастом платье и белом фартуке. Она умерла тихо и мирно.

– А порой, – осторожно произнесла Бренна, – грустят умершие. Сегодня утром в коттедже на эльфийском холме я видела леди Гвен.

Мик кивнул и придвинулся поближе к дочери.

– Бедняжка, – произнес он, когда Бренна закончила рассказ. – Так долго ждать, пока что-то произойдет.

– Нам тоже приходится ждать. – Она оглянулась на Шона, вынесшего в зал нагруженный поднос. – Я хочу рассказать Шону, когда станет поспокойнее. У Дарси в комнате розетка барахлит. Посмотрю ее, когда поедим, а потом поговорю с Шоном, если ты ничего больше на сегодня не планировал.

– Не сегодня, так завтра, – пожал плечами Мик. – Работа не волк, в лес не убежит. Я как раз собирался в отель на утесе – узнать, в каком номере будет следующий ремонт. – Он подмигнул дочери. – У них хватит для нас дела до конца зимы. Не работа, а мечта: тепло и на голову не капает.

– И ты сможешь приглядеть за Мэри Кейт, действительно ли она весь день стучит в офисе на компьютере.

– Ну не то чтобы приглядеть, – смущенно улыбнулся Мик, – а все же я рад, что, окончив университет, девочка решила поработать рядом с домом. Хотя, думаю, скоро она найдет работу получше в Дублине или Уотерфорд-Сити. Мои птенчики вылетают из гнезда.

– Я тебя не брошу. И Эллис Мэй еще поживет дома.

– Да, только я скучаю по тем дням, когда все пять моих девочек крутились у меня под ногами. А теперь Морин замужем, и Пэтти весной выходит. Не представляю, что буду делать, детка, когда ты встретишь свою судьбу и уйдешь от меня.

– От меня ты так легко не отделаешься. – Бренна доела жаркое и откинулась на спинку стула, скрестив ноги в тяжелых ботинках. – Из-за таких, как я, мужчины не теряют ни голову, ни сердце.

– Смотря какие мужчины.

Бренна с трудом удержалась, чтобы не посмотреть в сторону кухни.

– Я не тороплюсь. – Она взглянула на отца и улыбнулась. – Мы же с тобой партнеры. Мужчины приходят и уходят, а «О’Тул и О’Тул» – навсегда.

Бренне нравилась ее жизнь. «У меня есть любимая работа, – думала она, отмываясь от сажи в ванной комнате Дарси, – и свобода. Я могу делать что угодно, ходить куда заблагорассудится. Какая замужняя женщина может этим похвастаться? Никто меня из дома не выгонит, пока сама не захочу уйти. Родные, друзья. Пусть Морин и Пэтти суетятся в семейных гнездышках и угождают своим мужьям, а Мэри Кейт торчит от звонка до звонка в офисе. Мне не нужно ничего, кроме инструментов и грузовичка».

Единственное, что портило ей жизнь, – нелепая страсть к Шону Галлахеру… однако Бренна надеялась, что это со временем пройдет.

Зная Дарси, Бренна тщательно отмыла после себя раковину, а руки и лицо вытерла чистой ветошью из своего ящика с инструментами. Не хватало еще испачкать крохотные вышитые полотенца Дарси! Деньги, выброшенные на ветер, – разве можно ими вытереться?

Насколько проще жилось бы на свете, если бы все люди покупали черные полотенца! Никто бы не визжал и не ругался, когда беленькие пушистые полотенчики покрываются грязными пятнами и разводами.

Когда Бренна заменила розетку и начала прикручивать крышку, в комнату влетела Дарси.

– Наконец-то! Она меня жутко раздражала, – заявила подруга, высыпая чаевые в свою «Банку желаний». – Кстати, Эйдан просил тебе передать, что они с Джуд хотят отделать детскую комнату. Я сейчас иду к Джуд. Пойдем вместе, спросишь, что она задумала.

– У меня тут есть еще одно дельце; скажи, что я скоро загляну.

– Черт, Бренна! Ты наследила в ванной.

Бренна поморщилась и поспешно докрутила шурупы.

– Прости, Дарси, зато я вымыла раковину.

– Значит, можешь вымыть и пол. Я не намерена за тобой убирать. Какого черта ты не отмылась в пабе? Там на этой неделе убирает Шон.

– Ну не подумала. Хватит ругаться. Я протру пол, а за розетку можешь не благодарить.

– Спасибо. – Дарси накинула кожаную куртку, которую подарила себе на Рождество. – Увидимся у Джуд.

– Надеюсь, – пробормотала Бренна, недовольная тем, что придется мыть пол в ванной комнате.

Отмывая ванную, она недовольно ворчала себе под нос, а потом громко выругалась, заметив, что наследила еще и в комнате. Опасаясь гнева Дарси, она притащила пылесос.

Когда она вышла, паб уже опустел, а Шон заканчивал прибираться на кухне.

– Ты что, еще и уборку за Дарси делаешь?

– Я наследила. – Бренна налила себе чаю. – Не думала, что так долго провожусь. Не хочу тебя задерживать, если ты что-то наметил на перерыв.

– Ничего особенного. Вот пива бы выпил, пожалуй. Ты точно обойдешься чаем?

– Да.

– Тогда подожди, я налью себе. Если хочешь, там остался пудинг.

Бренна не хотела есть, но, не удержавшись от искушения, положила себе несколько ложек. Когда Шон вернулся с пинтой «Харпа», она уже уселась за стол.

– Тим Райли говорит, что завтра потеплеет.

– Он всегда угадывает.

– Зато дожди начнутся. – Шон сел напротив. – Так что ты хотела?

– Сейчас расскажу. – Бренна заранее продумала с десяток вариантов и остановилась на самом правдоподобном. – Когда ты ушел сегодня утром, я заглянула в твою гостиную проверить тягу.

Вранье, конечно, да только гордость стоила покаяния на исповеди.

– По-моему, тянет нормально.

– Ага, – согласилась Бренна, пожав плечами. – И все равно время от времени нужно проверять. В общем, когда я оглянулась, она там стояла. Прямо в дверях.

– Кто?

– Леди Гвен.

– Ты ее видела? – чуть не уронил кружку Шон.

– Так же ясно, как тебя. Она стояла и улыбалась мне очень печально, и… – Бренне не хотелось передавать ему слова Гвен, однако она понимала, что от этого никуда не деться. Маленькая ложь во спасение – одно, а врать в серьезных вещах недопустимо.

– И что?

Бренна ощетинилась, почувствовав столь не свойственное ему нетерпение.

– К этому я и веду. Она мне кое-что сказала.

– Кому, тебе?

Шон вскочил из-за стола и заметался по кухне. Бренна удивленно смотрела на него.

– Какая муха тебя укусила, Шон?

– Я там живу, верно? Мне она хоть раз показалась? Заговорила? Дудки! Дождалась, пока ты придешь чинить плиту и возиться с дымоходом, – и вуаля, явилась.

– Ну, прости, что твое привидение выбрало меня. Я не напрашивалась. – Бренна отправила в рот полную ложку пудинга.

– Ладно, не сердись. – Шон нахмурился и сел на стул. – Что она тебе сказала?

Бренна невозмутимо ела десерт, уставившись в никуда. Шон сердито закатил глаза, а она взяла чашку и изящно отпила чаю.

– Ой, извини, ты это мне? Или хочешь наорать на еще кого-нибудь, ни в чем не виноватого?

– Прошу прощения. – Шон улыбнулся, прекрасно сознавая неотразимость своей улыбки. – Что она сказала?

– Ну раз ты решил спросить по-хорошему… Она сказала: «Его сердце в песне». Я подумала, что она говорит о принце эльфов, а мама считает, что Гвен имела в виду тебя.

– Если так, то я не понимаю, что это значит.

– Я понимаю не больше, хотела только спросить, ты не против, если я буду иногда заходить к тебе?

– Ты и так заходишь, – буркнул Шон.

– Если не хочешь, скажи прямо.

Его замечание неприятно задело Бренну.

– Я этого не говорил. Просто сказал, что ты и так заходишь.

– Я могла бы заходить, когда тебя нет дома, как сегодня. Вдруг она вернется? Могу тем временем что-то починить.

– Не нужно придумывать поводы. Приходи когда хочешь.

Видя, что он говорит искренне, от всего сердца, Бренна смягчилась:

– Знаю, просто не люблю сидеть без дела. Так что, если ты не против, я буду иногда заглядывать.

– Скажешь, если опять ее увидишь?

– Ты будешь первым. – Бренна поднялась, отнесла тарелку и чашку в мойку. – А как ты думаешь… – Она осеклась и покачала головой.

– Что?

– Нет, ничего. Глупости.

Шон подошел к ней и легонько сжал пальцами шею. Бренне захотелось выгнуться и замурлыкать от удовольствия, как кошка.

– Другу можно рассказать даже глупости.

– Ну мне интересно, неужели любовь может длиться так долго, преодолевая смерть и время.

– Только любовь и может быть вечной.

– Ты когда-нибудь любил?

– Не так сильно, чтобы пустить корни. Значит, нет.

– Нет ничего хуже безответной любви, – вздохнула Бренна, сама удивляясь своей откровенности.

Шон удивился ее словам не меньше. Неясный трепет в сердце он принял за сочувствие.

– Бренна, детка, неужели ты влюбилась?

Бренна вздрогнула и сердито уставилась на Шона. А он смотрел так заботливо, с таким неподдельным участием, что хотелось расквасить его озабоченную физиономию. Бренна подавила это желание, оттолкнула Шона и подхватила свой ящик.

– Ты и впрямь идиот, Шон Галлахер.

Она гордо вскинула голову и выскочила из паба, гремя инструментами.

А Шон вернулся к уборке, размышляя, на кого же запала О’Тул. Сердце вновь тревожно заныло.

«Кто бы он ни был, пусть только попробует ее обидеть», – решил Шон, хлопнув дверцей шкафчика.

Глава 3

Бренна ворвалась в дом Галлахеров не в самом лучшем настроении. Постучаться ей даже в голову не пришло. Они с Дарси всегда заходили друг к другу как к себе домой, сколько себя помнили.

Дом постепенно менялся. И пяти лет не прошло, как они с папой переложили пол на кухне – небесно-голубого, как летнее небо, цвета, – а в июне прошлого года она поклеила в комнате Дарси миленькие обои с узорами из розовых бутончиков.

Несмотря на мелкие переделки, дом сохранил прежнюю атмосферу. Он дышал гостеприимством и уютом, и даже когда стояла тишина, стены будто излучали музыку.

Теперь, когда здесь живут Эйдан с Джуд, повсюду расставлены цветы – в вазах, банках, бутылках. Джуд обожает цветы, планирует весной заняться садом и уже просила Бренну построить беседку. «Что-нибудь под старину, – решила Бренна, – под стать небрежным линиям дома, выстроенного из старого камня и крепкого дерева». Она уже мысленно видела эту беседку и надеялась со временем осуществить свою идею.

Бренна вошла в дом с хмурым лицом, но, когда услышала донесшийся сверху смех Дарси, ее губы тронула улыбка. Она подумала, что с женщинами куда приятнее иметь дело, чем с большинством мужчин.

В бывшей комнате Шона, где Бренна нашла девушек, мало что осталось от старого жильца. Шон забрал в коттедж на эльфийском холме и полки с нотами, и скрипку, и бойран – кельтский бубен. Оставил только кровать, старый комод и выцветший коричневый ковер – тысячи раз сидела на нем Бренна, слушая игру Шона и притворяясь, что ей смертельно скучно. Сначала она полюбила его музыку – так давно, что уже не помнила ни момента, ни мелодии, словно эта любовь преследовала ее всю жизнь. Посвящать в свою тайну Шона она не собиралась, считая, что кнут действеннее, чем пряник. Хотя, видит бог, до сих пор никому не удалось расшевелить этого лентяя, заставить сделать хоть что-то со своими творениями.

А ей так хотелось, чтобы упрямец Шон выполнил наконец свое предназначение и подарил свою музыку миру.

Бренна напомнила себе, что это не ее дело и не за этим она сегодня пришла. Надо выяснить, чего хочет Джуд.

Обведя взглядом комнату, Бренна обнаружила, что стены не выдерживают никакой критики. На фоне выцветших обоев бросались в глаза темные прямоугольники, оставшиеся от картин и еще черт знает от чего. Огромные дыры от гвоздей еще раз доказывали, что хозяин комнаты всегда выбирал путь наименьшего сопротивления.

Бренна прекрасно помнила, что всякий раз, когда мать Шона порывалась привести комнату в порядок, тот улыбался и просил ничего не трогать. Ему нравилось так.

Бренна облокотилась на дверной косяк, уже начиная обдумывать, как превратить холостяцкую берлогу в жизнерадостную детскую.

Джуд и Дарси стояли к ней спиной, глядя в окно. Бренна в который раз удивилась про себя, какие они разные. Дарси с роскошными локонами, свободно струящимися по спине, – ослепительная, будто солнце, и Джуд – нежная, тонкая, словно лунный луч, с собранными в простой узел густыми каштановыми волосами. Обе среднего роста, а значит, на добрых три дюйма выше Бренны. Сложение тоже примерно одинаковое, хотя у Дарси более соблазнительные формы, чего она и не думает скрывать. Обе невероятно женственны.

Нет, Бренна ни капельки им не завидовала, просто хотелось бы не чувствовать себя полной дурой, когда надеваешь платье и туфельки.

Сейчас не до этого. Бренна сунула руки в карманы мешковатых рабочих штанов и вскинула голову.

– Разве можно решить, какой должна быть детская комната, если целый день таращиться в окно?

Джуд обернулась, и ее хорошенькое серьезное личико осветилось улыбкой.

– Мы смотрим на Эйдана с Финном, они ушли на пляж.

– Как только мы заговорили о тканях, обоях и красках, бедняга выскочил из комнаты как ошпаренный, – подхватила Дарси. – Заявил, что ему надо дрессировать собаку.

– Ясно.

Бренна выглянула в окно. Эйдан и его молодой пес Финн сидели рядышком на берегу и смотрели на воду.

– Приятно посмотреть! Широкоплечий, сильный мужчина и красивая собака на зимнем пляже.

– Он погружен в размышления. Держу пари, о предстоящем отцовстве.

Дарси бросила последний влюбленный взгляд на брата, отвернулась от окна и подбоченилась.

– А пока сильный пол философствует, слабые женщины должны заниматься прозой жизни.

Бренна легонько похлопала Джуд по почти незаметному животику:

– Как мы поживаем?

– Прекрасно. Врач говорит, что оба здоровы.

– Слышала, тебя тошнит по утрам.

– Эйдан волнуется по пустякам, – закатила глаза Джуд. – Можно подумать, я первая женщина, забеременевшая с начала мироздания. Обычный токсикоз. Скоро пройдет.

– А я бы на твоем месте ему устроила, – заявила Дарси, плюхаясь на кровать. – Заставила бы носить меня на руках с утра до ночи! Когда родится ребенок, ты забудешь, как тебя зовут. Помнишь, Бренна, когда Бетси Даффи родила первенца? Бедняжка два месяца подряд засыпала на воскресной службе. Со вторым ребенком сидела как мешком из-за угла прибитая, тараща глаза, а когда родила третьего…

– Хватит, – рассмеялась Джуд и хлопнула Дарси по ноге. – Я уловила твою мысль, но пока готовлюсь только к первому. Бренна, что скажешь о стенах?

– М-да, видок не очень. Не переживай, мы приведем их в порядок. – Бренна щелкнула пальцем над дыркой в стене размером с пенни. – Заделаем дыры, покрасим нормально.

– Я сперва хотела обои, но в конце концов остановилась на краске. Что-то светлое, солнечное. И можно развесить картинки. Со сказочными героями.

– Лучше повесь свои рисунки, – предложила Бренна.

– Ой, я не настолько хорошо рисую.

– А книга с твоими собственными историями и иллюстрациями – пустяки? Ты отлично рисуешь, и ребенку полезно расти в окружении картинок, нарисованных его матерью.

– Правда? – задумалась Джуд. – Пожалуй, я закажу рамки, и посмотрим, как они будут смотреться.

– Рамки должны быть яркими, как леденцы. Дети любят яркие краски, во всяком случае, так считает моя мама.

– Хорошо. – Джуд глубоко вздохнула. – Теперь полы. Не хочу их застилать, так что надо отциклевать и заново покрыть лаком.

– Легко. И часть плинтусов придется заменить. Я сделаю так, чтобы новые не отличались от старых.

– Отлично. Я вот еще что подумала. Комната большая, и я бы хотела сделать отдельный уголок для игр. А по этой стене – полки для игрушек, и под окном – маленький столик со стульчиком.

– Можно, только, если сделать угловые полки, мы лучше используем пространство, и получится как бы отдельная зона, понимаешь? Сделаем такие, которые можно устанавливать по-разному. Если надоест, поменяешь интерьер.

– Угловые… – Джуд прищурилась, пытаясь представить, как это будет выглядеть. – Да, мне нравится. А ты, Дарси, что скажешь?

– Что вы прекрасно разберетесь без меня, а моя задача – отвезти тебя в Дублин и накупить красивой одежды для беременных.

Джуд машинально приложила ладонь к животу.

– У меня еще ничего не заметно.

– Ну и что? Одежда в любом случае понадобится раньше, чем полки, а ты уже о них думаешь. Поедем в следующий четверг, в мой выходной. Я и денежки отложила. Бренна, что скажешь?

Бренна уже доставала из ящика рулетку.

– Конечно, поезжайте, только без меня. Я слишком занята, чтобы целый день таскаться по дублинским магазинам и ждать, когда вам надоест вздыхать над очередной парой туфель, без которых вам жизнь не мила.

– Тебе не помешали бы новые ботинки. Эти вот-вот развалятся.

– Нормальные ботинки, меня устраивают. Джуд, скажи Шону, пусть найдет место для своего хлама, и я со следующей недели займусь этой комнатой.

– Это не хлам, – возразил появившийся на пороге Шон. – Знаешь, сколько счастливых ночей я провел в кровати, на которой сейчас развалилась Дарси?

– Теперь это хлам, и он мешает начать ремонт, – презрительно фыркнула Бренна. – Интересно, как надо лупить по гвоздю, чтобы получилась такая дырища.

– Все равно за картиной не видно.

– В таком случае, если вздумаешь что-нибудь повесить в коттедже, то лучше позови человека, способного отличить один конец молотка от другого. Джуд, заставь его поклясться, что ничего не тронет, не то к весне от коттеджа останутся развалины.

– Я сам заделаю чертовы дырки, только заткнись.

Шон произнес это с такой нежностью, что у Бренны екнуло сердце, и пришлось прибегнуть к сарказму.

– Ага, видали мы таких работничков. Помню, как ты сам починил засорившуюся раковину в пабе. Мне после твоего «ремонта» пришлось пробираться к ней вплавь.

Дарси хихикнула, и Шон бросил на нее ледяной взгляд.

– Джуд, если тебе срочно, то я сегодня же вывезу все, что здесь осталось.

Джуд бросилась спасать уязвленную мужскую гордость.

– Нет-нет, никакой спешки, Шон. Я просто…

Комната медленно закружилась, однако упасть Джуд не успела: Шон метнулся к ней через всю комнату, как коршун, и подхватил на руки. Бренна потрясенно разинула рот.

– Ничего страшного. – Джуд пришла в себя и похлопала Шона по плечу. – Просто голова закружилась. Бывает.

– Немедленно в постель, – заявил Шон, вынося ее из комнаты. – Дарси, позови Эйдана.

– Нет, все в порядке. Не надо…

– Позови Эйдана, – повторил он, хотя Дарси уже бежала к двери.

Бренна застыла на месте с рулеткой в руке. Старшая из пятерых детей, она не раз видела, как теряет сознание беременная мама, и не особо встревожилась. Гораздо больше удивила ее мгновенная реакция и неожиданная сила Шона. Он подхватил Джуд, как пушинку. А с виду – чистый тюлень.

Бренна тряхнула головой, прогоняя неуместные мысли, и поспешила в хозяйскую спальню. Шон осторожно уложил Джуд на кровать и прикрыл пледом.

– Шон, это смешно. Я…

– Лежи! – Он погрозил Джуд пальцем. – Я звоню врачу.

– Не нужен ей врач, – возразила Бренна, съежившись под его гневным взглядом.

Мужчины всегда поднимают панику.

– С беременными такое случается.

Бренна подошла к кровати, присела и погладила Джуд по руке.

– Моя мама могла растянуться прямо в кухне на полу, особенно когда носила Эллис Мей.

– Я прекрасно себя чувствую.

– Разумеется, но отдохнуть не помешает. Шон, пожалуйста, принеси Джуд воды.

– Я все же думаю, что ей нужен врач.

– Хватит с нее Эйдана.

Бренна сочувственно взглянула на приунывшую Джуд.

– Не грусти. Мама говорит, что, когда была беременна мной, папа вел себя точно так же, а потом привык. Мужчина имеет право бояться. Он ведь не знает, что происходит внутри тебя, правда? Шон, ты принесешь наконец воду?

– Ладно. Только не позволяй ей вставать.

– Со мной все в порядке.

– Конечно. Румянец вернулся, глаза блестят.

Бренна сжала руку Джуд.

– Хочешь, я пойду успокою Эйдана?

– Если ты думаешь… – Джуд осеклась, услышав стук двери и топот на лестнице. – Поздно.

Не успела Бренна встать, как в комнату ворвался Эйдан.

– С ней все в порядке. Чуть голова закружилась. С беременными случается. Она…

Эйдан, не слушая, проскочил мимо, и Бренна вздохнула.

– Как ты? Потеряла сознание? Кто-нибудь вызвал врача?

Бренна выпихнула в коридор прибежавшую вслед за Эйданом Дарси и закрыла дверь.

– Ты уверена? Она так побледнела…

– Поверь мне, все нормально. Теперь Эйдан продержит ее в постели до вечера, сколько бы она ни спорила.

– Мало того что раздуваешься, как корова, так еще каждое утро обнимайся с унитазом и падай в обморок. – Дарси выдохнула и приказала себе успокоиться. – Через что только не проходят женщины! А вы…

Она обличительно ткнула пальцем в Шона, вернувшегося со стаканом воды.

– Получили удовольствие, девять месяцев валяете дурака, и пожалуйста – получите своего младенца и распишитесь.

– Потому что бог – мужчина, – улыбнулся Шон.

Дарси недовольно поморщилась и тряхнула головой.

– Пойду сделаю Джуд чаю с тостами.

Она удалилась, а Шон продолжал смотреть на закрытую дверь спальни. Бренна взяла его за руку и потянула к лестнице.

– Пусть побудут вдвоем.

– А вода?

– Выпей сам. – Бренна погладила его по щеке. – Ты белый как мел.

– Она укоротила мне жизнь лет на десять.

– Я заметила. Но ты молодец, успел ее поймать.

Бренна вошла в соседнюю комнату и взялась за рулетку.

– В ее организме столько всего происходит, а она, видимо, мало отдыхает, слишком увлечена своими планами, – продолжала Бренна, снимая мерки и записывая в блокнот. – Слишком разительные перемены за слишком короткое время.

– По-моему, женщины легче привыкают к новому.

– Наверное. – Бренна продолжала измерять и записывать. – Ты ведь помнишь, как твоя мама носила Дарси?

– Немного. – Шон отпил воды – от волнения пересохло в горле.

Бренна как ни в чем не бывало сновала по комнате, что-то измеряла, записывала цифры в блокнот, делала пометки прямо на стене. Несколько рыжих локонов выбились из-под кепки, видимо, когда она бежала в спальню.

– А что тебе больше всего запомнилось?

– А? – Шон пришел в себя и неохотно перевел взгляд с рыжих прядей на лицо.

– Ну из того времени, когда твоя мама была беременна Дарси. Что ты лучше всего помнишь?

– Я приставлял голову к ее животу и чувствовал, как Дарси лягается, будто ей не терпится выскочить и навести шороху.

– Здорово. – Бренна убрала в ящик рулетку и блокнот. – Прости, что бросаюсь на тебя. Настроение ни к черту.

– В последнее время частенько ты бываешь не в духе. – Шон улыбнулся и надвинул кепку ей на глаза. – Но я привык к твоим укусам и стараюсь не обращать внимания.

Он-то привык, а Бренне безумно хотелось по-настоящему укусить его, попробовать на вкус. Ха, если она это сделает, Шон сам упадет в обморок.

– Я займусь детской не раньше следующего понедельника, так что можешь не спешить забирать вещи. Только… – Бренна ткнула его пальцем в грудь. – Я не шутила, когда говорила о коттедже. Попробуй забить хоть один гвоздь, и я…

Шон рассмеялся.

– Если потянет взяться за молоток, – он дружески чмокнул ее в щеку, – я вызову О’Тул, не сомневайся.

– Да уж, будь добр. – Бренна раздраженно шагнула к двери и чуть не столкнулась с взъерошенным Эйданом.

– Она говорит, что чувствует себя хорошо. Я звонил врачу, и тот сказал, что ничего страшного. Просто ей нужно отдохнуть и держать ноги повыше.

– Дарси заваривает ей чай.

– Отлично. Джуд собиралась после обеда отнести цветы на могилу Мод и вот теперь переживает. Я бы сам сбегал…

– Лучше побудь еще немного с Джуд, а я сгоняю, – предложил Шон. – Я успею навестить Мод и вернуться к вечерней смене.

– Спасибо. – Лицо Эйдана прояснилось. – Она рассказала, как ты подхватил ее, уложил в постель и запретил вставать.

– Попроси ее больше не падать в обморок в моем присутствии. У меня сердце не выдержит.

Шон отнес Мод цветы – лиловые и желтые анютины глазки, собранные Джуд. Он редко бывал на старом кладбище, ведь там не покоился никто из его близких, но почему бы не подменить Джуд? Ему совсем не трудно.

Умерших хоронили у источника Святого Деклана, где смывали с себя пыль дорог паломники, приходившие поклониться ирландскому проповеднику. Неподалеку стояли три каменных креста, охранявшие святое место и несущие утешение тем, кто забирался так высоко, чтобы почтить усопших.

Отсюда открывался потрясающий вид – серая полоса залива под затянутым тучами грозовым небом, день и ночь ритмично бьющееся сердце Кельтского моря, протянувшегося до самого горизонта. Холодный сырой воздух пронизывала музыка воды и ветра, ей вторили птицы, не устрашенные непогодой.

Сквозь тучи струился слабый белесый свет. Кое-где торчали клочья мерзлой травы, хотя зима никогда не воцарялась здесь надолго – скоро между камнями пробьются свежие зеленые ростки.

Вечный, умиротворяющий круговорот.

Шон присел на землю рядом с могилой Мод Фицджеральд и положил цветы у камня под высеченным словом «Вещунья».

До замужества мать Шона носила фамилию Фицджеральд, так что старая Мод приходилась ему родней. Он хорошо помнил миниатюрную седовласую старушку с проницательным взглядом спокойных туманно-зеленых глаз.

От этого взгляда становилось не то чтобы неловко, а чуточку неуютно, и все равно Шона к ней тянуло. В детстве он часто сидел у ног Мод, когда та приходила в паб, и с удовольствием слушал увлекательные истории, а позже, много лет спустя, из некоторых родились его песни.

– Джуд послала вам цветы. Она сейчас отдыхает. Понимаете, она ждет ребенка, и у нее иногда кружится голова. Такое бывает, не беспокойтесь. Ей надо полежать, и я вызвался отнести вам цветы. Надеюсь, вы не возражаете.

Шон помолчал и огляделся по сторонам.

– Теперь в вашем домике живу я, а Эйдан с Джуд переехали в большой дом, как принято у Галлахеров. Да вы наверняка знаете. Все равно им будет тесно в коттедже, когда родится ребенок. Ваша кузина Агнес Мюррей – бабушка Джуд – подарила коттедж ей на свадьбу.

Шон уселся поудобнее и бессознательно начал постукивать пальцами по колену в ритме волн.

– Мне нравится жить в коттедже, там очень спокойно. Странно только, что я никогда не видел леди Гвен. Представляете, она показалась Бренне О’Тул! Вы ведь помните Бренну, самую старшую из их девочек. Они живут недалеко от вашего коттеджа. Рыжая такая… ну, О’Тулы почти все рыжие, только у Бренны волосы как солнечные протуберанцы. Со стороны кажется, что можно обжечься, а на самом деле они теплые и шелковистые.

Шон умолк, нахмурился и кашлянул.

– В общем, я живу там почти пять месяцев, и Гвен ни разу не видел, я только иногда будто чувствую ее присутствие. А Бренна пришла починить духовку, и Гвен не только вышла к ней, но и заговорила.

– Женщины – странные создания.

Шон невольно вздрогнул – не ожидал, что встретит кого-то в таком месте. Подняв голову, он увидел мужчину с длинными черными волосами, синими глазами и насмешливой улыбкой.

– Я с вами согласен, – спокойно произнес Шон, хотя сердце тревожно забилось.

– И все-таки мы не можем без них обойтись, правда?

Мужчина поднялся с каменного кресла у подножия трех крестов, подошел ближе, бесшумно ступая мягкими сапогами по траве и камням, и опустился на землю по другую сторону могилы.

Внезапный порыв ветра взметнул его волосы, раздул короткую алую накидку, наброшенную на плечи.

На камни, траву и цветы хлынул яркий свет, сделавший их контуры более отчетливыми. Вдалеке, сплетаясь с музыкой моря и ветра, заиграли трубы и флейты.

– Если и можем, то недолго, – ответил Шон, спокойно глядя незнакомцу в глаза и надеясь, что сердце тоже скоро успокоится.

Мужчина положил руку на колени. Его серебристый костюм пронизывали золотые нити, а на пальце сверкало серебряное кольцо с синим камнем.

– Ты знаешь, кто я, не так ли, Шон Галлахер?

– Я видел картинки, которые Джуд нарисовала для своей книги. Она хорошо рисует.

– Теперь она счастлива? Замужем и ждет ребенка?

– Верно, принц Кэррик.

Во властном взгляде Кэррика мелькнуло удивление.

– Ты не боишься разговаривать с принцем эльфов, Галлахер?

– Ну, я бы не хотел, чтобы меня в ближайшие сто лет уволокли в логово эльфов, мне и здесь неплохо живется.

Кэррик запрокинул голову и заливисто расхохотался.

– Уверен, придворные дамы высоко оценили бы твою внешность и музыкальный талант. Однако ты мне нужен здесь, так что не беспокойся.

Посерьезнев, Кэррик наклонился к Шону:

– Ты упомянул, что Гвен говорила с Бренной О’Тул. Что она сказала?

– Разве вы не знаете?

Мгновение – и Кэррик уже на ногах.

– Я не могу входить в коттедж или пересекать границы сада, хотя мой дом находится под ним. Что она сказала?

Шон невольно посочувствовал эльфу: вопрос больше напоминал просьбу, чем приказ.

– «Его сердце в песне». Вот что она сказала Бренне.

– Я никогда не дарил ей музыку, – тихо произнес Кэррик.

Он поднял руку, и в небе вспыхнула молния.

– Бриллианты, рожденные солнцем, дарил ей. Высыпал к ее ногам, попросив уйти со мной. Она отвернулась от них и от меня. Не послушалась собственного сердца. Понимаешь, как больно, когда от тебя отворачивается единственная, кого любишь, кого будешь любить вечно?

– Нет. Я никогда никого так не любил.

– Мне жаль тебя, ибо, если ты не любил так сильно, то и не жил. – Кэррик поднял другую руку, и над землей опустилась тьма, пронизанная серебряными лучами и искрами. Заклубился густой туман. – Даже когда по настоянию отца она вышла замуж за другого, я собрал слезы луны и высыпал жемчужинами к ее ногам. И все равно она отказалась от меня.

– И драгоценности солнца, и слезы луны превратились в цветы, – продолжал Шон. – И она ухаживала за ними год за годом.

– Что мне время? – нетерпеливо воскликнул Кэррик. – Что мне год, столетие?

– Когда ждешь любви, год становится веком.

Кэррик сверкнул глазами.

– Слова твои столь же прекрасны, как и музыка. И ты прав.

Эльф вновь пошевелил пальцами, и солнечный свет вернулся, по-зимнему бледный.

– И все-таки я пришел к ней в третий раз. Из синих глубин вырвал я сердце моря и бросил сотнями сапфиров к ее ногам. Все, что у меня было, и даже больше, бросил я к ногам моей возлюбленной. А Гвен сказала, что уже стара, что слишком поздно. И заплакала. Впервые увидел я тогда ее слезы. И еще сказала моя любимая, что если бы вместо драгоценностей и обещаний вечности и богатства я подарил ей слова, что жили в моем сердце, то она, может, и согласилась бы променять свой мир на мой, отказаться от своего долга ради любви. А я не поверил.

– Вы разгневались.

Шон слышал эту историю бесчисленное количество раз. В детстве она ему даже снилась. Он видел во сне принца эльфов на белом крылатом коне, летящего к солнцу, к луне, к морю.

– Потому что любили Гвен и не знали, как выразить свою любовь словами.

– Чего еще можно требовать от мужчины? – спросил Кэррик, и на этот раз Шон улыбнулся.

– Не знаю. Однако наложить заклятие, разлучившее вас с любимой на века, – не самое мудрое решение.

– Она уязвила мою гордость, я вышел из себя, – сердито тряхнул головой Кэррик. – Трижды я просил, и трижды она мне отказала. Теперь мы ждем, когда любовь трижды встретится с любовью и трижды будет принята. Со всеми несовершенствами и достоинствами, горестями и радостями.

Кэррик вновь улыбнулся.

– Ты красноречив, Галлахер. Не разочаровывай меня, не медли, как твой брат.

– При чем здесь мой брат?

– Трижды.

Глаза Кэррика сверкнули синим огнем.

– Одна любовь уже принята.

Шон вскочил на ноги, сжав кулаки.

– Эйдан и Джуд? Ты наложил на них заклятие, ублюдок?

Кэррик вновь сверкнул глазами, прогремел гром.

– Глупец! Любовные заговоры – бабушкины сказки. Сердце заколдовать невозможно, оно сильнее любого заклятья. Взмахом ресниц можно наслать вожделение, улыбкой – желание. А над любовью ничто не властно. Любовь твоего брата к Джуд Фрэнсис так же реальна, как солнце, луна и море. Даю слово.

– Тогда прошу прощения, – успокоился Шон.

– Я не держу зла на брата, вступившегося за брата. Если бы я разгневался, – с усмешкой добавил Кэррик, – ты бы уже кричал ослом. За это я тоже ручаюсь.

– Благодарю за великодушие… – начал Шон и вновь встревожился: – А-а, вы думаете, что я стану второй ступенью в разрушении вашего заклятья? Если так, то вы не там ищете.

– Я прекрасно знаю, где искать, юный Галлахер. Узнаешь и ты, уж поверь, совсем скоро.

Кэррик учтиво поклонился и мгновенно исчез; в ту же секунду небеса разверзлись и начался бешеный ливень.

Шон долго еще стоял под проливным дождем, злой и озадаченный. Он бесповоротно опоздал на работу.

Глава 4

Шон никогда не торопил события. Он привык все обдумывать, взвешивать «за» и «против». Вот и сейчас он решил никому пока не рассказывать о встрече с Кэрриком на могиле Мод.

Однако он немного встревожился. Нет, не из-за встречи с эльфийским принцем, ведь он всей душой верил в магию. Его беспокоило то, какой неожиданный оборот приобрела беседа.

Будь он проклят, если выберет женщину или позволит ей выбрать себя только потому, что так нужно Кэррику.

В отличие от Эйдана, Шон не собирался заводить семью. Да, ему нравились женщины – их запах, формы, исходящее от них тепло. Так много вокруг чудесных женщин, ароматных, манящих.

Хотя Шон писал песни в основном о любви, счастливой или безответной, в жизни он старался избегать серьезных чувств. Настоящая любовь, которой отдаешь все сердце, – слишком огромная ответственность. А жизнь и без того прекрасна. Есть музыка, паб, друзья, родные, а теперь еще и маленький коттедж на холме в полном его распоряжении.

Если не считать призрака, которому, очевидно, не нравится компания Шона.

Он неторопливо размышлял о встрече с принцем, продолжая заниматься своими делами – жарил рыбу, нарезал картошку, ставил в духовку картофельную запеканку с мясом. Обычное для субботнего вечера веселье за дверью кухни набирало обороты. Приглашенные Эйданом музыканты из Голуэя заиграли вступление, и тенор с чувством запел балладу о любви.

После похода с Джуд по дублинским магазинам Дарси пришла в великолепное настроение и без конца улыбалась. Она влетала на кухню, нараспев передавала заказы и выбегала в зал, пританцовывая, чтобы отнести готовые. За целый день они с Шоном ни разу не поссорились – рекордное достижение.

Когда дверь кухни в очередной раз отворилась, впустив поток музыки, Шон как раз выкладывал на тарелку румяный кусок рыбы.

– Держи последний заказ, дорогуша. Запеканка будет готова через пять минут.

– Попробую с удовольствием.

Шон оглянулся через плечо и расплылся в улыбке.

– Мэри Кейт! А я думал, Дарси. Как поживаешь, солнышко?

– Прекрасно. – Мэри Кейт не стала придерживать дверь, и та захлопнулась за ее спиной. – А ты?

– Тоже неплохо.

Не сводя глаз с девушки, Шон отцедил масло и разложил по тарелкам жареную картошку.

За время учебы в университете младшая сестра Бренны расцвела. Шон подсчитал, что ей сейчас двадцать или двадцать один – хорошенькая, как картинка. Волосы более солнечного оттенка, чуть светлее, чем у Бренны, спадают мягкими волнами. Глаза тоже зеленые, с сероватым отливом, умело подкрашенные. Чуть выше Бренны и покруглее в груди и бедрах. Ладную фигурку выгодно подчеркивает нарядное темно-зеленое платье.

– Ты просто красавица.

Шон сунул готовые блюда в шкафчик с подогревом, чтобы не остыли, и прислонился спиной к стене, не прочь поболтать немного.

– Когда же ты успела так вырасти? Должно быть, отбою нет от женихов?

Мэри Кейт рассмеялась грудным смехом, как взрослая, чтобы не показаться смешливой девчонкой. Она влюбилась в Шона Галлахера совсем недавно и очень сильно.

– Ой, столько работы в отеле, что и отбиваться некогда.

– Тебе нравится там работать?

– Очень. Загляни как-нибудь.

Мэри Кейт подошла ближе, стараясь двигаться непринужденно и соблазнительно.

– Возьми выходной, и я угощу тебя в ресторане отеля.

– Замечательная мысль.

Шон подмигнул, отчего сердце девушки забилось быстрее, и отвернулся к духовке проверить запеканку.

Мэри Кейт подошла еще ближе.

– Как вкусно пахнет! Ты так классно готовишь, не то что большинство мужчин.

– Если мужчина, а впрочем, и женщина плохо готовит, то лишь для того, чтобы кто-то пришел и выгнал их из кухни, желая сэкономить время и нервы.

– Ух, какой ты умный, – благоговейно выдохнула Мэри Кейт. – А я уверена, что и ты был бы рад, если бы кто-нибудь приготовил тебе еду. Нельзя же вечно крутиться самому.

– Гм, не отказался бы.

Когда Бренна вошла через заднюю дверь на кухню, первое и единственное, что она увидела: Шон Галлахер улыбается ее младшей сестре, пожирающей его восторженным взглядом.

– Мэри Кейт! – Окрик прозвучал, как удар хлыста. Сестра залилась краской и отдернулась. – Что ты делаешь?

– Я… разговариваю.

– Нечего торчать здесь в выходном платье и отвлекать Шона.

– Она меня не отвлекает. – Шон, привычный к нагоняям старшего брата, ободряюще потрепал Мэри Кейт по щеке, не заметив, как мечтательно затуманились ее глаза.

Зато Бренна заметила. Скрежеща зубами, она подскочила к младшей сестре, ухватила за руку и потащила к двери. От унижения Мэри Кейт совсем позабыла об образе искушенной соблазнительницы, который так старательно создавала.

– Отпусти меня, противная задира! – взвизгнула она, пытаясь вырваться из железной хватки.

Сестры, увлеченные сражением, чуть не сбили с ног вошедшую в кухню Дарси.

– Какая муха тебя укусила? Ты не имеешь права! Я маме расскажу.

– Отлично. Валяй, жалуйся. – Не останавливаясь и не ослабляя хватку, Бренна притащила сестру в комнатку за барной стойкой и захлопнула дверь. – Беги хоть сейчас, идиотка, а я расскажу маме, как ты вешалась на шею Шону Галлахеру.

– Я не вешалась. – Освободившись наконец, Мэри Кейт шмыгнула носом и расправила рукава своего лучшего платья.

– Когда я вошла, ты разве что не кусала его за шею. Какой бес в тебя вселился? Парню почти тридцатник, а тебе всего двадцать. Ты хоть понимаешь, на что напрашиваешься, когда трешься сиськами о мужика?

Мэри Кейт окинула презрительным взглядом мешковатый свитер сестры.

– У меня они хотя бы есть.

Удар пришелся по самому больному. Бренна очень переживала оттого, что у всех сестер, включая юную Эллис Мей, бюсты гораздо пышнее ее собственного.

– С тем большим уважением ты должна к ним относиться и не совать их мужику в физиономию.

– Не ври! Я ничего такого не делала. И я не маленькая, чтобы выслушивать нотации от таких, как ты, Мэри Бренна О’Тул. – Мэри Кейт выпрямилась и расправила плечи. – Я взрослая. Окончила университет. И делаю карьеру.

– А, ну тогда почему бы не прыгнуть на первого попавшегося мужчину, чтобы поразвлечься!

– Он не первый, – усмехнулась Мэри Кейт и, заметив холодный прищур Бренны, взбила рукой волосы. – Хотя Шон мне нравится, и я не собираюсь скрывать свою симпатию. Это мое дело, Бренна. Не твое.

– Ну нет. Ты – мое дело. Надеюсь, ты еще ни с кем не?..

Неподдельное возмущение, вспыхнувшее в глазах Мэри Кейт, убедило Бренну в том, что сестра не бегала голой по коридорам Дублинского университета в поисках романтики, но вздохнуть с облегчением она не успела.

– Что ты о себе возомнила, черт побери? – взорвалась Мэри Кейт. – Мои романы касаются только меня. Ты мне не мать и не духовник, так что не суй нос в чужие дела.

– Ты мне не чужая.

– Не лезь в мою жизнь, Бренна. Я имею право не только разговаривать, но и встречаться с Шоном или с кем захочу. А если ты собираешься ябедничать маме, то мы еще посмотрим, что она скажет, когда узнает, как вы с Дарси играли в покер молитвенными карточками.

– Это было сто лет назад, – отмахнулась Бренна, хотя душа ушла в пятки: для мамы у такого страшного преступления нет срока давности. – Безобидное ребячество. А вот твои проделки на кухне далеко не безобидны, Мэри Кейт. Ты нарываешься на неприятности. Я не хочу, чтобы тебя кто-то обидел.

– Без тебя разберусь. – Мэри Кейт гордо вскинула голову. – Если ты завидуешь, что я как женщина привлекаю мужчин, а не хочу сама стать мужиком, это твоя проблема. Не моя.

Удар оказался таким же метким, как и первый, да еще и неожиданным. Когда Мэри Кейт выскочила из комнатки и захлопнула за собой дверь, Бренна застыла на месте. К глазам подступили горькие слезы, захотелось свернуться калачиком в старом плетеном кресле и выплакаться вволю.

Она вовсе не пытается быть мужчиной, просто хочет быть собой. И намеревалась всего лишь защитить сестру, остановить, пока та не попала в беду.

Бренна решила, что во всем виноват Шон. Правда, внутренний голос подсказывал совершенно другое, да кто же его слушал? Шон влюбил в себя ее юную неопытную сестру. Надо немедленно с ним разобраться.

Она выскочила из каморки, стряхнула с плеча руку Эйдана, поинтересовавшегося, что случилось, и ворвалась в кухню. Теперь в ее глазах сверкали не слезы, а ярость.

– Эй, Бренна! С какого перепугу ты накинулась на Мэри Кейт? Мы просто…

Шон осекся. Бренна подошла к нему, уперлась носками тяжелых ботинок в его ступни и ткнула пальцем в грудь.

– Руки прочь от моей сестры!

– Ты о чем?

– Ты прекрасно знаешь о чем, проклятый распутник. Ей всего двадцать лет. Она совсем ребенок!

– С ума сошла? – Шон успел перехватить кулак, нацеленный ему в грудь.

– Если ты думаешь, что я буду спокойно стоять и смотреть, как ты добавляешь ее в список своих девиц, то жестоко заблуждаешься.

– Какой еще список… Мэри Кейт? – Потрясенный Шон вдруг вспомнил, как девочка… нет, девушка, улыбалась и хлопала ресницами. – Мэри Кейт, – задумчиво повторил он и едва заметно улыбнулся.

Бренна вскипела.

– Спрячь подальше свою мерзкую улыбочку, Шон Галлахер, или, клянусь, я поставлю тебе фонарь под глазом, а то и два.

Увидев вскинутые кулаки, Шон предусмотрительно отступил и выставил перед собой руки. Дни, когда он мог запросто вступить с ней в драку, давно миновали.

– Успокойся, Бренна. Я ее пальцем не тронул, мне бы и в голову не пришло. Я никогда не думал о ней в этом смысле, пока ты не взбесилась. Бога ради, я видел ее в памперсах.

– Теперь она не в памперсах.

– Это уж точно, – с неуместным энтузиазмом подхватил он.

В общем, сам виноват – кулак Бренны вонзился ему в живот.

– Господи, Бренна, нельзя винить мужчину за восхищение.

– Моей сестрой восхищайся издалека. Если посмеешь хоть шаг сделать в ее сторону, я тебе ноги переломаю!

Шон, редко терявший самообладание, понял, что может сорваться. Чтобы покончить с глупым спором, он подхватил Бренну под локти, приподнял над землей и посмотрел прямо в глаза.

– Не надо мне угрожать! Если бы у меня по-явились подобные мысли относительно Мэри Кейт, я не стал бы спрашивать у тебя разрешения, ясно?

– Она моя сестра, – начала Бренна, однако Шон резко оборвал ее объяснения.

– Это дает тебе право ставить девушку в неловкое положение и нападать на меня только за то, что я с ней поговорил? Я и с тобой разговариваю, как тысячи раз раньше. Я что, сорвал с тебя одежду? Я тебя трахнул?

Шон опустил ее на пол, презрительно отвернулся и тихо добавил:

– Как тебе не стыдно!

– Я… – Бренна сглотнула комок в горле, не сразу заметив сквозь туман предательских слез вошедшую на кухню Дарси. – Я лучше пойду, – с трудом выговорила она и бросилась к задней двери.

Дарси поставила поднос с грязной посудой, обернулась и строго посмотрела на брата.

– Шон, какого черта ты довел Бренну до слез?

В нем бушевали гнев, вина и еще какие-то непонятные чувства, не поддающиеся анализу.

– Заткнись! – огрызнулся он. – Хватит с меня на сегодня женщин. Надоели.

Бренна чувствовала себя самым несчастным человеком на свете. Она обидела и оскорбила двух очень близких людей. Влезла не в свое дело.

«А вот и мое! – поправила она саму себя. – Мэри Кейт бесстыдно кокетничала с Шоном, а тот, по своему обыкновению, ничего не замечал. Однако недолго ему оставаться в блаженном неведении. Мэри Кейт красива, обаятельна, умна. И давно не девчонка, а девушка в расцвете».

Она правильно защищала младшую сестру, только метод выбрала неверный. Честно говоря, повела себя как последняя эгоистка, самка, защищающая свою территорию. К счастью, Шон и этого не заметил.

Накосячила, теперь придется исправлять ошибки. Надо помириться с обоими. Бренна долго бродила по берегу. Следовало выплакаться, хорошенько подумать. И дождаться, когда родители лягут спать. Тогда она вернется домой и поговорит с Мэри Кейт наедине.

Над парадной дверью горел фонарь, светилось окно прихожей. Бренна не стала выключать свет: Пэтти, скорее всего, пока не вернулась с субботнего свидания.

«Еще одна свадьба, – думала Бренна, стаскивая куртку и кепку. – Суета, планы, вздохи над цветами и образцами тканей».

Лично она, хоть убей, не могла понять, зачем разумному человеку возиться со всей этой чепухой. Морин, прежде чем отправиться к алтарю, всю семью на уши поставила. Теперь история повторяется. Нет, кто спорит, выглядела она чудесно. В пышном белом платье и кружевной фате, которую надевала в день своей свадьбы мама, Морин просто светилась от счастья. Бренна и без того неловко себя чувствовала в нарядном платье подружки невесты, а при виде парящей на крыльях любви сестры стало еще хуже.

Уж если сама Бренна решит броситься в омут семейной жизни – а поскольку она мечтает о детях, то выйти замуж когда-нибудь придется, – ее девизом будет простота.

Конечно, от церковного обряда не отвертеться, ведь и мама и папа хотят видеть у алтаря всех своих дочерей, только будь она проклята, если станет месяцами листать каталоги, разглядывать платья и обсуждать преимущества роз над тюльпанами.

Она просто наденет мамино свадебное платье с фатой, сделает букетик из любимых маргариток и пройдет под руку с папой к алтарю под звуки флейт и старого органа. А потом они устроят вечеринку прямо здесь, дома. Громкую, многолюдную, веселую.

Бренна остановилась перед дверью в комнату Мэри Кейт и Эллис Мей и покачала головой. Что за глупости? Всякая чушь в голову лезет. Проскользнув в комнату, благоухающую духами и косметикой, Бренна вгляделась в темноту и тихонько подошла к кровати у окна.

– Мэри Кейт, не спишь?

– Не спит. – На фоне окна вырисовывалась взъерошенная голова Эллис Мей. – И должна предупредить, что она тебя ненавидит лютой ненавистью до своего последнего дня на земле, а еще с тобой не разговаривает.

– Спи.

– Как я могу спать, если она ворвалась сюда, будто ненормальная, и все уши мне прожужжала, что ты ее смертельно обидела. Ты правда выволокла ее из кухни Галлахеров и обругала?

– Нет.

– Да, – послышался ледяной голос Мэри Кейт. – И, пожалуйста, передай ей, Эллис Мей, пусть немедленно уносит свою тощую задницу из моей комнаты.

– Она сказала, чтобы ты…

– Спасибо, я слышала. И никуда не уйду.

– Значит, уйду я. – Мэри Кейт сделала попытку встать, но Бренна пригвоздила ее к кровати.

Услышав возню и сдавленные проклятия, Эллис Мей привстала и включила ночник, чтобы наблюдать за схваткой.

– Кейти, тебе Бренну не одолеть, ты дерешься, как девчонка.

– Лежи спокойно, дура. Как я могу перед тобой извиниться, если ты кусаешься?

– Не нужны мне твои чертовы извинения!

– Нет уж, ты получишь извинения, даже если придется воткнуть их тебе в глотку.

Не зная, как быть, Бренна сделала самое простое: уселась на сестру.

– Ой, наша Бренна плачет! – Эллис Мей, самое жалостливое сердечко во всей Ирландии, спрыгнула с кровати, обняла Бренну и нежно поцеловала сначала в одну щеку, потом в другую. – Ну, полно, полно. Все наладится, сестренка, вот увидишь.

– Маленькая мама, – прошептала Бренна и вновь чуть не разрыдалась.

Их самая младшая сестра как-то незаметно превратилась из ребенка в тоненькую, хорошенькую девушку. Ну это не сегодняшняя забота.

– Иди в кровать, солнышко, замерзнешь.

– Я посижу здесь. – Эллис Мей забралась на кровать Мэри Кейт и уселась в ногах. – И помогу тебе. Если она заставила тебя плакать, то пусть хотя бы выслушает.

– Это она довела меня до слез, – возмутилась Мэри Кейт.

– Ты плакала от злости, – строго сказала Эллис Мей, точно как Молли.

– Если честно, я тоже. – Бренна вздохнула и обняла Эллис Мей. – Она имеет право злиться. Я неправильно себя вела. Мне очень жаль, Кейти, прости меня за все.

– Ты не шутишь?

– Ни в коем случае. – Слезы снова подступили к глазам. – Просто я люблю тебя.

– И я тебя люблю, – прорыдала Мэри Кейт. – Мне тоже очень жаль, я наговорила тебе ужасных вещей. Я так вовсе не думаю.

– Ерунда. – Бренна подвинулась, и сестра бросилась в ее объятия. – Я беспокоюсь о тебе. Понимаю, что ты выросла, но никак не привыкну. С Морин и Пэтти попроще. Морин всего на десять месяцев младше меня, а еще через год родилась Пэтти. А вы двое… Я хорошо помню, как вы родились, с вами все иначе.

– Я же не сделала ничего плохого.

– Знаю. – Бренна закрыла глаза. – Ты красива, Кейти, и тебе интересно пробовать свои силы. Хотя лучше бы ты экспериментировала с ровесниками.

– А я так и делаю. – Мэри Кейт подняла голову с плеча Бренны и улыбнулась. – Просто решила, что пора перейти на следующий уровень.

– О Дева Мария! Кейти, ответь мне на один вопрос. Ты вообразила, что влюблена в Шона?

– Не знаю, – передернула плечиками сестра. – Может быть. Он красив, как рыцарь на белом коне. Похож на поэта, такой романтичный, задумчивый и всегда смотрит в глаза. Другие смотрят ниже, и сразу ясно, что они думают не о тебе, а как бы забраться под блузку. Бренна, а ты замечала, какие у него руки?

– Руки?

Узкие, с длинными, тонкими пальцами. Очень красивые.

– Как у художника. Глядя на них, сразу представляешь, как приятно его прикосновение.

– Да, – выдохнула Бренна и тут же спохватилась. – Послушай, Мэри Кейт, Шон красив, и я могу понять, как его красота… э-э… будоражит кровь, но, пожалуйста, будь поосторожней.

– Ладно.

– Ну вот и помирились. – Эллис Мей расцеловала обеих сестер. – А теперь иди, Бренна, нам спать надо.

Бренне долго не спалось, а когда она наконец заснула, то увидела странный, сумбурный сон. При этом некоторые сцены выглядели реальными, как наяву.

Красавец в серебристом одеянии, с длинными иссиня-черными волосами, развевающимися на ветру, летит по ночному звездному небу верхом на белом крылатом коне. Он поднимается все выше и выше к мерцающему белому диску Луны, с которого будто капают слезы. Капли превращаются в жемчужины, и всадник собирает их в серебряный кошель.

А вот он стоит перед домиком на волшебном холме и бросает жемчужины к ногам леди Гвен. «Слезы луны – мое томление по тебе. Прими их, прими меня».

Гвен отвернулась, пряча заплаканные глаза, и отвергла всадника. Жемчужины, мерцавшие в траве, превратились в луноцветы.

И почему-то не Гвен, а сама Бренна собирала их в ночи, когда раскрылись нежные белые лепестки. Она положила цветы на ступеньку у двери коттеджа – не хватило смелости войти внутрь и отдать Шону.

После беспокойной ночи, полной тревожных видений, Бренна проснулась усталая, с тяжелой головой. По окончании мессы она, сонная, с ввалившимися от недосыпания глазами, разобрала двигатель старой газонокосилки, а потом долго возилась с мотором своего грузовика, хотя тот работал как часы.

Она лежала под маминой машиной, решив поменять масло, как вдруг перед глазами появились сапоги отца.

– Мама просила выяснить, что у тебя на уме, пока ты не разобрала ее драндулет по винтикам.

– Я проверяю, что нужно заменить.

– Вижу. – Мик присел, с кряхтением забрался под машину и растянулся рядом с дочерью. – Так тебя ничто не гложет?

– Ну как сказать… – Некоторое время Бренна продолжала работу, зная, что отец подождет, пока она соберется с мыслями. – Можно тебя кое о чем спросить?

– Конечно, все что угодно.

– Что нужно мужчине?

Мик поджал губы, с удовольствием наблюдая, как быстро и ловко управляется дочка с гаечным ключом.

– Ну хорошая жена, стабильная работа, горячая еда, а главное – пинта пива в конце дня.

– Меня интересует пункт первый. Чего хочет мужчина от женщины?

– А-а… погоди, я, кажется, понял. – Мик смутился и стал поспешно выбираться из-под машины. – Я позову маму.

– Мужчина здесь ты, а не она. – Бренна пресекла попытку к бегству, схватив отца за ногу. Мик попытался вывернуться, однако железная хватка Бренны не оставляла ни единого шанса. – Я хочу услышать от мужчины, чего он ищет в женщине.

– Э-э… ну… здравого смысла! – с излишним воодушевлением произнес Мик. – Полезное качество. И терпения. Женщина должна быть терпеливой. Когда-то мужчины хотели, чтобы женщина создавала уют в доме, а в нынешнее время – имея пять дочерей, я вынужден жить в современном мире – мужчина и женщина заключают, так сказать, соглашение. Партнерство. – Мик ухватился за слово, как хватается за брошенную веревку человек, стоящий на краю пропасти. – Да, мужчине нужна соратница, спутница жизни.

Бренна выбралась из-под машины и села, однако отцовскую ногу не отпустила.

– Мы оба понимаем, что я имела в виду не здравый смысл, терпение и взаимопомощь.

Мик покраснел, затем побледнел.

– Я не намерен говорить с тобой о сексе, Мэри Бренна, немедленно выкинь это из головы. Я не собираюсь говорить о таких вещах со своей дочерью.

– Почему? Я ведь знаю, что ты занимался сексом, иначе меня бы здесь не было, так ведь?

– Не важно. Не буду, и все тут, – упрямо произнес Мик и крепко сжал губы.

– А если бы я была не дочерью, а сыном, мы могли бы это обсудить?

– Ну ты же не сын.

Мик сложил руки на груди и стал похож на рассерженного гнома – точно такого Бренна видела на рисунке Джуд.

– И как я могу в чем-то разобраться, если это нельзя обсуждать?

Поскольку Мику в данный момент было не до логики, он хмуро таращился вдаль.

– Если тебе приспичило обсуждать такие вещи, поговори с матерью.

– Ладно, забудь. – Бренна решила подобраться к отцу с другой стороны. Он сам ее учил, что к любому делу можно подойти с разных сторон. – Давай поговорим о другом.

– Ты правда решила сменить тему?

– Можно и так сказать, – улыбнулась Бренна, похлопав отца по ноге. – Мне интересно: вот если бы ты чего-то хотел, и довольно давно, как бы ты поступил?

– Если я чего-то хочу, почему у меня этого еще нет?

– Потому что ты пока не старался это получить.

– И почему же? – поднял рыжие брови Мик. – Я что, ненормальный или просто дурак?

Бренна на секунду задумалась, но решила не обижаться. Откуда папочке знать, что он только что оскорбил свою первую, любимую дочь?

– В данном случае и то и другое понемножку.

Обрадовавшись, что разговор свернул в безопасное русло, Мик ухмыльнулся:

– Тогда я бы перестал валять дурака и нацелился на то, чего хочу, а не ходил вокруг да около. Если уж О’Тул целится, то всегда бьет в яблочко.

Бренна не могла не согласиться с этим утверждением.

– А если ты чуточку волнуешься или не совсем уверен в своих силах?

– Девочка, если не стремиться к тому, чего хочешь, то ничего не выйдет. Не задашь вопрос – не получишь ответа. Не шагнешь вперед – будешь топтаться на месте.

– Ты прав. – Бренна схватила отца за плечи, оставив на рубашке масляные пальцы, и крепко расцеловала. – Ты, как всегда, сказал именно то, что я хотела услышать.

– А для чего еще нужен отец, в конце концов?

– Пап, ты не мог бы закончить вместо меня? Не люблю бросать на полдороге, но у меня наклюнулось срочное дело.

– С удовольствием.

Мик, довольный, что легко отделался, забрался под машину и, насвистывая, принялся за работу.

Глава 5

Шон заварил крепчайший чай, достал вчерашние булочки-сконы, принесенные из паба. До работы оставался еще час, и он намеревался не спеша позавтракать, читая газету, которую купил в деревне после мессы.

Из радиоприемника, примостившегося на рабочем столе, доносились традиционные гэльские мелодии, в кухонном очаге потрескивал торфяными брикетами огонь. Шон чувствовал себя как в личном маленьком кусочке рая.

Не пройдет и часа, как он начнет готовить еду для воскресной толпы, а Дарси будет носиться между кухней и залом. И кто-нибудь обязательно зайдет к нему поболтать. Вечером заглянет на часок Джуд, и он ее хорошенько накормит вкусной, полезной едой.

Шона не смущали шум и суета в пабе, но, если бы он не мог изредка побыть в одиночестве, у него бы мозги взорвались. Он с удовольствием прожил бы в коттедже до конца своих дней в компании своенравного кота, любившего поваляться у камина.

Лениво размышляя под пение труб и флейт, он начал притопывать ногой в такт мелодии, как вдруг что-то громко стукнуло в заднюю дверь. У него чуть сердце не выскочило.

Упершись массивными лапами в стекло и свесив длинный язык, на него смотрела большая рыжая собака. Шон покачал головой, поднялся и пошел открывать. Он любил Бетти, собаку О’Тулов. Стоило ее погладить и почесать за ушами, и довольная Бетти сворачивалась под столом и засыпала.

Кот Вельзевул выгнул спину и зашипел, скорее по привычке. Видя, что Бетти не обращает на него внимания, он обычно задирал хвост и начинал умываться.

– Гуляешь, бродяга? – спросил Шон, впуская в кухню Бетти вместе со струей холодного воздуха. – Ну, заходи. Могу предложить булочку и место у огня, что бы там ни думал Велзи. Уже закрывая дверь, Шон заметил Бренну и почувствовал легкую досаду: эта не удовольствуется почесыванием за ушами, с ней придется говорить, однако придержал дверь, стоя между теплом и холодом.

Огненные кудряшки выбились из-под кепки и трепещут на ветру. Губы крепко сжаты, видимо, Бренну кто-то разозлил. Вспыльчивая… А губы красивые, если присмотреться.

Для такой миниатюрной девушки у нее чересчур размашистая, стремительная походка. Бренна шагает так, будто у нее полно дел, с которыми ей не терпится покончить. Шон ни секунды не сомневался, что она немедленно сообщит о цели своего визита.

Щеки девушки разрумянились от ветра. Она вскинула голову и поймала взгляд Шона.

– Добрый день, Мэри Бренна. Решила погулять с собакой? Она уже у меня под столом, а Велзи делает вид, что ее не замечает.

– Бетти сама за мной увязалась.

– Если бы ты шла помедленнее, она бы от тебя не сбежала. Заходи, не стой на ветру.

Когда Бренна поднялась на крыльцо, Шон хотел посторониться, но вдруг замер, втянул носом воздух и улыбнулся.

– Ты пахнешь цветами и…

– Машинное масло и духи, которые вылила на меня утром Эллис Мей.

– Потрясающее сочетание.

«И вполне в духе Бренны О’Тул», – подумал он.

– Хочешь чаю?

– Да. – Бренна стянула куртку, закинула на вешалку и, запоздало вспомнив о кепке, сдернула и ее.

Как всегда, при виде рассыпавшейся огненной гривы, у Шона екнуло сердце. «Глупо, – подумал он, отходя к плите. – Я же знаю, что ее прекрасные волосы там, под дурацкой кепкой, но удивляюсь всякий раз, когда они вырываются на свободу».

– У меня есть сконы.

– Нет, спасибо.

У Бренны запершило в горле, оно будто покрылось густым и горячим налетом. Стараясь вести себя непринужденно, девушка села за стол и откинулась на спинку стула. По дороге она придумала, что сказать.

– Слушай, я смогу на этой неделе посмотреть твою машину. Я заметила, что у нее двигатель стучит.

– Если найдется время, скажу спасибо.

Велзи потерся о ноги Бренны и запрыгнул к ней на колени. Строптивый кот только к одному человеку относился благосклонно. Наверное, чувствовал сходство характеров.

– Я думал, ты занята с детской для Джуд.

Бренна погладила кота по голове, и тот громко замурлыкал.

– Ничего, найду время.

Шон сел напротив Бренны и скормил половину булочки подошедшей клянчить вкусняшки Бетти.

– Как идет ремонт?

Он внезапно понял, что это очень приятно: сидеть в теплой кухне с Бренной и развалившимися у огня животными.

– Отлично. Нужна лишь косметика: тут подкрасить, там освежить. Просто теперь Джуд кажется, что по сравнению с новой детской остальные комнаты будут выглядеть запущенными. Она хочет обновить главную спальню.

– А что с ней не так?

– На мой взгляд, все хорошо, – пожала плечами Бренна, – но Джуд с Дарси уже придумали кучу переделок. Поменять обои, покрасить плинтуса и карнизы, отциклевать полы. Не успела я похвалить вид из фасадных окон, как Джуд вспомнила о своей мечте: диванчике под окном. Я объяснила, как его сделать, и теперь она жить без него не может.

Бренна рассеянно потянулась за второй половинкой булочки и начала жевать.

– Держу пари, мы с отцом потихоньку обновим все комнаты в доме. Джуд вошла во вкус, она вьет гнездо.

– Ну если ей нравится, и Эйдан не против…

Шон осекся, представив, каково жить под бесконечный стук молотка и визг пилы. Лучше умереть на костре.

– Против? – фыркнула Бренна. – Если он вдруг застает нас за обсуждениями, то улыбается как дурак. Джуд его зачаровала. Если бы она сказала: пусть Бренна перевернет этот дом вверх тормашками, мне так больше нравится, он бы и глазом не моргнул.

Бренна вздохнула и отпила чаю.

– Смотреть на них – одно удовольствие.

– Он ее ждал.

В ответ на изумленный взгляд Бренны Шон кивнул.

– Да, ждал. Я сразу заметил. В первый же вечер, когда она вошла в паб. Их жизнь в мгновение ока изменилась, хотя ни тот, ни другая этого не понимали.

– А ты, хочешь сказать, понимал?

– Ну не стану утверждать, что предвидел с точностью до дня свадьбы, просто понимал, что все изменится.

Бренна с заинтригованным видом подалась вперед.

– А ты чего ждешь?

– Я? – удивился Шон. – Ничего. Мне и так хорошо.

– Вот в чем твоя беда, Шон, – обличительно ткнула в него пальцем Бренна. – Ты идешь по натоптанной тропе, пока она не превратится в колею, и ничего вокруг не видишь, потому что витаешь в облаках.

– Это моя колея, и мне в ней уютно.

– Тебе нужно взять на себя ответственность, – припомнила отцовские слова Бренна. – Идти вперед. Если не сделаешь шаг, так и будешь топтаться на месте.

Шон с добродушным видом взял свою чашку.

– Мне и здесь неплохо.

– А я хочу перемен и готова идти вперед, – прищурилась Бренна. – И я согласна взять ответственность на себя, если по-другому никак не получается.

– За что на сей раз?

– За тебя. – Бренна выпрямилась, не обращая внимания на его ухмылку. – Я думаю, мы должны заняться сексом.

Шон поперхнулся, выплеснув горячий чай на руку и на газету, и закашлялся. Бренна раздраженно вскочила с места, спихнув с колен обиженного кота, и стукнула Шона по спине.

– Что я такого ужасного сказала?

– Господи! Боже милостивый! – только и сумел выговорить он.

Бренна вернулась на место, а Шон долго молчал, тараща на нее перепуганные глаза, в которых стояли слезы. Наконец он пришел в себя и произнес:

– Как можно говорить такие вещи?

– А чего ходить вокруг да около? – Бренна изо всех сил вцепилась рукой в спинку стула, стараясь не показывать своего волнения и злости. – Дело в том, что я тебя страшно хочу. Уже довольно давно.

У Шона отвисла челюсть, и при виде его изумленной физиономии Бренна не выдержала:

– А ты думал, только мужчины мучаются от неутоленной страсти?

Ничего подобного он не думал. Но поверить, что можно вот так запросто явиться к человеку на кухню и предложить заняться сексом, не мог.

– Что бы сказала на это твоя мама?

– Ее здесь нет! – упрямо наклонила голову Бренна.

Шон резко отодвинул стул, испугав Бетти. Услышанное не укладывалось в голове, и он бросился к двери.

– Пойду проветрюсь.

Бренна посидела на месте, заставляя себя дышать медленно и глубоко, чтобы успокоиться. Здравомыслие боролось с обидой секунд десять и, поджав хвост, покинуло поле битвы.

Какая наглость! Как он посмел, негодяй! Разве она такая уродина, что с ней нельзя переспать? Неужели она должна непременно вертеться перед Шоном Галлахером в короткой юбке и с раскрашенной физиономией? Да пошел он к черту!

Бренна вышла на пронизывающий ветер, догнала Шона и преградила ему дорогу.

– Если я тебе не интересна, так и скажи.

Он развернулся и пошел в другую сторону.

К счастью для него, у Бренны в руках не было оружия.

– Ты не сбежишь от меня, трусливый пес!

Шон, не сбавляя ходу, оглянулся через плечо, сверкнув синими глазами.

– Как тебе не стыдно, Бренна!

Он был оскорблен до глубины души и, если честно, возбудился. Он всегда запрещал себе думать о ней в этом плане. Раз-другой мысли сворачивали в эту сторону, однако он поспешно пресекал их. Вот и сейчас.

– Стыдно? – сердито воскликнула Бренна. – Да кто ты такой, чтобы меня стыдить?

– Мужчина, которому ты только что предложила себя, – с той же легкостью, с какой предлагают пиво и чипсы.

Бренна вновь поравнялась с ним; после слов Шона она побелела как мел.

– Ты и вправду так считаешь? Тогда стыдно должно быть тебе.

Увидев в ее глазах боль и обиду, Шон еще больше смутился.

– Понимаешь, Бренна, девушка не может ни с того ни с сего подойти к парню и предложить заняться сексом. Так не делается.

– А парень, значит, может?

– Нет, это тоже неправильно. Э-э… как тебе объяснить… Господи боже, не могу я говорить об этом с тобой. Ты мне почти родня.

– Почему мужчины, которых я знаю, не могут говорить о сексе, как о любой другой потребности человеческого организма? И я тебе никакая не родня. Если не хочешь переспать со мной, просто скажи, что я не привлекаю тебя как женщина.

– Я никогда не думал о тебе в этом смысле. – Шон благоразумно отступил. – Ты мне как сестра.

Бренна улыбнулась, и ее улыбка не предвещала ничего хорошего.

– Я тебе не сестра, понятно?

Ветер взметнул ее волосы вверх, и Шону нестерпимо захотелось их потрогать, как сотни раз прежде, когда этот жест был вполне невинным.

Похоже, с невинностью в их отношениях покончено навсегда.

– Ты права, только понимаешь, я всю жизнь считал тебя сестрой. А теперь должен сразу об этом забыть и… Нет, не могу, – заявил Шон, вновь почувствовав возбуждение. – Так нельзя.

– Не хочешь – как хочешь, – холодно кивнула Бренна. – И без тебя желающие найдутся. – С этими словами она развернулась и пошла прочь.

– Погоди!

Шон только казался медлительным и неуклюжим – не успела Бренна сделать и трех шагов, как он схватил ее за руку и развернул к себе.

– Если думаешь, что я отпущу тебя в таком настроении, ты глубоко ошибаешься. Я не позволю тебе уйти и наброситься на другого мужчину только потому, что ты на меня злишься.

Бренна заговорила так спокойно, так холодно, что он не заметил опасного блеска в ее глазах:

– Слишком много ты о себе возомнил, Шон Галлахер. Если я захочу быть с мужчиной, ты меня не остановишь. Может, тебя это удивит, но я уже занималась сексом, и мне понравилось. И я буду это делать с кем захочу и когда захочу.

Его будто ударили в солнечное сплетение.

– Ты… кто…

– Вот уж не твоего ума дело, – с довольной улыбкой отбрила его Бренна. – Отпусти! Мне больше нечего тебе сказать.

– А мне есть.

Однако он не смог ничего придумать, поскольку перед глазами стоял образ Бренны, обвившейся вокруг какого-то безликого мужчины.

Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза:

– Так ты хочешь трахнуться со мной или нет?

Солгать или сказать правду? Шон вдруг понял, что любой ответ отправит его прямиком в ад, однако ложь в данном случае выглядела чуточку безопаснее.

– Нет.

– Тогда разговор окончен.

Бренна отпрянула, сгорая от стыда, кипя гневом, и вдруг…

Может, ее подтолкнула гордость или нестерпимое желание… так или иначе, не помня себя, она кинулась к нему на шею, обвила ногами бедра и впилась в губы. Ей показалось, что Бетти тявкнула несколько раз – словно засмеялась. Шон пошатнулся, но она приклеилась к нему, как пиявка, и укусила за верхнюю губу. Раздался стон, Бренна не поняла чей, да и какая разница. Она вложила в этот жаркий поцелуй всю свою страсть.

И застала Шона врасплох. Вот почему он не стряхнул ее с себя. Он инстинктивно вцепился в эти изумительные округлости, позволил рукам скользнуть по гибкой спине и зарыться в чудные волосы.

У Шона перехватило дыхание. Он должен остановиться. Ради нее. Прекратить это немедленно. Ну или через минутку. Рано или поздно.

Солнце просвечивало сквозь облака, налетали порывы холодного ветра, пошел легкий дождик. Шон забыл обо всем, осталось лишь одно желание – отнести Бренну в спальню, бросить на кровать и воспользоваться заманчивым предложением.

Поздно: Бренна оттолкнула его и спрыгнула на землю. Сквозь застилавший глаза туман он увидел ее злую ухмылку.

– Чтобы знал, от чего отказываешься.

Возбужденный, ошалелый, он стоял, потеряв дар речи, а Бренна спокойно поправляла рукава рубашки.

– Я посмотрю твою машину, когда выкрою время. Иди. На работу опоздаешь.

Он долго еще стоял под дождем, глядя вслед девушке и собаке, давно скрывшимся за холмом.

– Ты опоздал, – бросил Эйдан, когда Шон вошел в кухню.

– Значит, уволь меня или не путайся под ногами.

Эйдан удивленно поднял брови: угрюмый тон и резкие слова совершенно не вязались с миролюбивым нравом брата. Шон распахнул дверцу холодильника, вытащил яйца, молоко и мясо.

– Как я могу тебя уволить, если ты равноправный совладелец бизнеса?