Читать онлайн Рассказы издалека. Из моей жизни. Том 1

ПРЕДИСЛОВИЕ

Автор поместил в данной книге свои рассказы, не вошедшие в трилогию «Прелести жизни». Каждый день в нашей жизни, это событие, которое оставляет в нашей памяти свой отпечаток. Чаще всего мы быстро забываем повседневные бытовые события, которые не сохраняет в памяти наше сознание.

Однако, бывает так, что какой-то пустяк из повседневной жизни закрепляется в нашей памяти на всегда. Мы вспоминаем эту страничку нашей жизни через годы и даже через десятилетия в массе исторических событий, которые происходят рядом с нами на протяжении всей нашей жизни. На мой взгляд в этом Прелесть нашей жизни.

Когда мы вспоминаем Странички из детства – первое слово в пелёнках, первый шаг в ползунках. Начинаем понимать, что можно делать, а что нет. Уроки юности напоминают нам как лучше жить, чтобы не допускать повторно старые ошибки. Ведь не зря на своих ошибках учимся жить. Нет смысла повторять чужие ошибки. Пока огонь не тронешь – не будешь знать, как сам горишь. Лёд тоже не мёд. На морозе ложку не лижут.

Зрелые годы – как тот арбуз, который с хвостика гниёт, а голова созреет под кинжалом. Так мы гниём с годами от ошибок, а в мыслях планы есть на будущую жизнь с удачей. Старость – как петля. Без мыла может затянуться. На старости вспоминаем детство. Начинаем оценивать свою прожитую жизнь. Делимся своими воспоминаниям с новым поколением, которое торопит нас уступить дорогу к новой жизни с новыми ошибками.

ТОМ-1.

ГЛАВА-1. СТРАНИЧКИ ИЗ ДЕТСТВА.

Детство – наша беззаботная жизнь.

1.Тутовник у дома.

На левом берегу речки Белка, на краю Гудермеса, стоит огромный каменный дом, ровесник хаты мазанки на месте Старого хутора в Гудермесе. Эти оба строения возводили, до династии Романовых, терские казаки Ивлевы и Выприцкие, предки по линии моей мамы, то есть, мои предки.

Это всё, что осталось от нашего Старого хутора Вольный и станицы Кахановская, которые в год моего рождения приобрели статус города Гудермес.

За речкой Белка рядом с каменным домом холмики от сожжённых хат бывшего поселения казаков Ивлевых.

Время и войны за место под солнцем, между терскими казаками и горцами не пощадили ничего.

Всё было уничтожено за речкой. Осталась только память о предках, переходящая из поколения в поколение, а также старый каменный дом и рядом с домом огромное тутовое дерево.

Старики говорили, что когда Ивлевы и Выприцкие строили этот огромный каменный дом, то наш прапрапрадед казак Степан Ивлев посадил это тутовое дерево в честь рождения первого своего сына.

Степан Ивлев через год в день рождения своего первого сына привил к этому дереву росток другого тутового дерева (шелкопряда).

Так появилась традиция терских казаков сажать деревья и прививать к деревьям ростки в день рождения сына первенца. Рядом со станицей Кахановская, то есть, город Гудермес, появился огромный сад привитых плодовых деревьев, на ветках которых росли разные плоды.

Исключением было дерево тутовника у старого каменного дома. К этому дереву прививали ростки разных шелкопрядов. У каменного дома терских казаков появилось чудо дерево с разными плодами тутовника, которые как радуга в небе украшали дерево разными цветами плодов.

Во время войны с фашистами, по согласию наших родственников, в каменный дом за речкой поселилась семья евреев иммигрантов из Европы. Рядом с домом в блиндажах и землянках жили венгры, болгары, румыны, а также другие многочисленные иммигранты из европейских стран.

Когда сразу после войны мои будущие родители расписались в загсе в Грозном, там же сыграли свадьбу.

Сразу встал вопрос где жить молодой семье? У старой крепости в Грозном, где жили наши родственники?

В полуразвалившейся пристройке у стены бывшей крепости, жило несколько многодетных семей.

В Старом хуторе в Гудермесе родственников было больше, чем тараканов. Поэтому решили поселить молодую семью в старом каменном доме за речкой Белка.

Сразу после окончания войны семья евреев планировала вернуться к себе на родину в Европу. В доме много комнат. Одну комнату освободили молодой семье. В тесноте не в обиде.

Весело жить в такой детской ораве еврейской семьи, у которых за время иммиграции народилось много детей. Как только мама стала беременна мной, так сразу было решено на общем собрании родственников, что по старой традиции Мария будет рожать в Старом хуторе в хате-мазанке по окна, вросшей в землю. Где рождались несколько столетий все первенцы клана терских казаков Старого хутора.

– Мы живём в новом мире. – стала возражать Мария. – Рожать буду в роддоме, а не в хате-мазанке.

– Правильно! Надо двигаться к прогрессу. – поддержала Марию старая казачка. – Сколько можно мучиться нашим бабам во время родов в старой хате. В роддоме медики и все условия при родах.

Большинство родственников согласились с тем, что за пару месяцев до родов Мария будет находиться под присмотром наших баб в хате-мазанке. Рожать будет в роддоме, который находится рядом с железнодорожным вокзалом станции «Гудермес». В километре от Старого хутора.

– Когда ты родился, то так орал, что глушил гудки поездов, проходящих рядом с роддомом. – рассказывала мне моя мама. – Весь клан терских казаков отмечал рождение первенца после войны.

После родов маму и меня перевезли в каменный дом за речкой Белка. Туда вместе с моими родителями перебралась жить из Старого хутора бабушка Нюся, мама моей мамы. Вся ответственность за меня легла на плечи бабушки Нюси. Она была парализована на обе ноги, но руки у неё были сильные.

Благодаря силы рук Нюся не уступала никому со здоровыми ногами. Могла проворно передвигаться по дому на стуле с колёсами и легко ухаживать за мной, своим внуком.

Мама через месяц после моего рождения пошла работать в колхоз. Надо было зарабатывать трудодни на питание своей семьи. Отец инвалид войны второй группы с ранениями обеих ног. Он получал пенсию и работал в городе фотографом-портретистом. Бабушка Нюся тоже получала пенсию за парализованные ноги. В то время в магазинах на всё был дефицит. Питались макухой, жмыхом, пчелиными сотами и тем, что росло в полях и на деревьях. Так жили тогда многие семьи.

– Как только ты научился ползать, так сразу стал уползать из дома во двор под дерево шелковицы. – рассказывала про меня моя мама. – В доме стала проблема с тобой и с детьми семьи евреев.

– Вас постоянно находили под деревом испачканными плодами тутовника. – рассказывала бабушка Нюся. – Мне было не под силу смотреть за быстро растущим внуком и детьми еврейской семьи.

На общем собрании двух семей и клана терских казаков из Старого хутора, вокруг огромного дерева шелковицы решили соорудить большой манеж из досок, куда сажали на день детскую ораву из нашего дома.

Вскоре к нам в манеж притащили детей из семей румын, болгар, венгров и других народов иммигрантов, которые жили вокруг нашего дома в землянках и блиндажах.

Так под огромным деревом шелковицы появился интернациональный детский сад, за которым смотрели все. Разноцветных плодов тутовника хватало всем, ни только детям, но и взрослым тоже.

Наши мамы и бабушки варили из плодов тутовника разные вкуснятины, а мы, дети, собирали тутовник по своему манежу и тут же запихивали себе в рот. Все взрослые и дети были довольны таким питанием, во время которого вокруг была благодать и тишина.

Как только с манежа доносились детские вопли, так сразу было понятно, что кто-то из детей попробовал на вкус то, что наложил себе в штаны после того, как плотно покушал плодов тутовника.

Пострадавшего поддерживали все дети, которые находились в манеже.

Под деревом вопил детский интернациональный хор. Родители тут же бежали к манежу, чтобы поменять штаны у детей.

Когда дети твёрдо встали на свои ноги к этому времени наш детский коллектив сильно передел. Уехали к себе на родину в Европу семьи евреев, румын, болгар, венгров и других народов иммигрантов из Европы, живших с начала войны с фашистами вокруг нашего большого каменного дома.

В манеже под деревом остались только родственники, братья и сёстры из клана терских казаков. К нам сюда под дерево приводили "покормиться тутовником" детей из Старого хутора.

За детьми в детском садике под деревом смотрели близкие родственники. В основном мамы и бабушки. Так было, примерно, до моих четырёх лет. Когда мы стали легко перебираться через загородку манежа и убегать из дома в поисках приключений, манеж разобрали на дрова, а нас, детей, растащили по домам наши родители.

На этом детский садик под гигантским деревом прекратил существовать. Вскоре наша семья перебралась в Гудермес, в новый дом у вокзала ближе к школе.

Несколько десятилетий судьба таскала меня по всему белому свету в дали от места моего рождения. Когда однажды мне довелось быть в гостях у родственников в Старом хуторе, то в тот же день пошёл на правый берег речки Белка. Посмотрел на другой берег.

Там стояло огромное дерево шелковицы, под ветвями которой казался карликом большой каменный дом. Под гигантским деревом в манеже ползали дети, питаясь плодами тутовника. Там когда-то прошло моё детство.

2. Петух и почтальон.

Вокруг нашего каменного дома был огромный двор с домашним хозяйством. У нас во дворе жили разные домашние животные и разные домашние птицы. Все они жили сами по себе без вмешательства человека.

Коровы, козы и бараны ранним утром ходили пастись на сочные луга вблизи нашего дома у речки. Гуси и утки питались у той же речки, на берегу которой стоял наш дом.

Куры и цесарки собирали корм по двору. Свиньи лакомились плодами шелковицы, чинара и дуба. К вечеру наши птицы и животные собирались у кормушек во дворе, чтобы питаться домашней пищей.

Сторожем всей нашей живности был огромный красивый петух по кличке Чинарик. Так петуха назвали за то, что он любил лакомиться зёрнами из орешков чинары, которая росла в нашем дворе.

Конечно, у нас был сторожевой пёс по кличке Тарзан, который гонял от нашего двора чужих собак и волков, пытающихся ночью стащить с нашего двора какую-то живность себе на питание.

Но даже пёс Тарзан боялся петуха Чинарика, который строго следил за порядком в своём гареме. Не подпускал к своим дамам никого. Огромный сибирский кот Барсик при виде петуха во дворе тут же удирал в дом, в котором было много места нашим домашним кошкам.

У меня с петухом была дружба. Мы часто забирались на сеновал, на краю которого было много орешков, упавших с дерева чинары, нависшей над нашим огромным домом.

Петух ловко раскалывал клювом орешки и питался вкусными зёрнами чинариками. Мне было трудно соревноваться с петухом. Но орешков было так много, что их хватало всем. К нам прилетали лакомится орешками птицы. Орешков хватало даже белке по кличке Макуха, которая жила на дереве в дупле и вдоволь запасала орешков на зиму своим прожорливым деткам.

Когда у очередной квочки появлялись цыплята, тогда Чинарик вместе с мамой-квочкой начинал учить новое поколение урокам жизни и при любой опасности прятал цыплят под себя.

Точно так, как оберегает своих деток цыпочек мама-квочка. Петух был настолько красивый, что сам завидовал своей красоте любуясь своим отражением в луже в углу нашего двора или в зеркале, которое мама или отец специально выставляли во двор у дома, чтобы посмотреть, как реагируют на своё отражение в зеркале домашние животные и птицы.

Большинство наших питомцев были безразличны к своему отражению в зеркале. Зато Чинарик при виде своего отражения в зеркале тут же начинал менять свои позы.

Вначале своё отражение Чинарик принимал за соперника из другого измерения жизни. Дрался с "соперником" до крови на виду у своего гарема. Когда его дамам надоедало смотреть на бестолковую драку своего султана и гарем начинал заниматься своими заботами, тогда Чинарик приводил себя в порядок после драки. Становился в позу гордого джигита и начинал чинно ходить у зеркала.

– Хватит корчить из себя чёрте что! – строго говорил Чинарику мой отец и убирал зеркало со двора.

Петух тут же начинал топтать своих кур и следить за порядком во дворе. Благодаря нашему петуху и курам тоже, наш большой двор был полон жёлтеньких цыпочек, которые быстро подрастали в курочек и петухов.

Чинарик ужас как не любил конкурентов среди своих пацанов. Как только петушки созревали чтобы топтать кур в гареме своего отца, так Чинарик тут же начинал бить своих подросших конкурентов. Молодые петушки постоянно прятались от своего грозного отца.

– Всё! Надо нам что-то делать, петушков резать на мясо или подарить соседям? – говорила мама, глядя на бойню петушков со своим отцом. – Иначе забьёт Чинарик насмерть своих пацанов.

Когда грозный вожак оставался один в своём гареме, то во дворе наступал полный порядок. Каждый занимался своим повседневным делом. Коровы давали молоко.

Козы шерсть и мясо. Куры, цесарки, утки и гуси несли яички, которыми "тайком" от родителей питались дети нашего дома. Наша живность боялась петуха Чинарика.

Но больше всех грозного петуха боялся почтальон Семён, который один раз в неделю перебирался по висячему мосту через речку из города к нашему дому и приносил почту, накопившуюся за неделю на почте нашей семье, а также нашим соседям.

Прежде чем подойти почтальону к нашему двору петух взлетал на калитку нашего огромного забора. Весь взъерошенный и злой как собака, Чинарик угрожающе кукарекал и внимательно смотре на улицу, ожидая появление почтальона.

Никто не знал с какой стороны и когда подойдёт почтальон к нашей калитке, чтобы положить газеты и письма в наш почтовый ящик. Чинарик никогда не ошибался. За пару минут до прихода почтальона к нашему забору петух был готов к атаке.

– Мария! Сергей! Шурка! Уберите с калитки своего петуха! – подавал свой голос почтальон Семён из далека. – Дайте мне выполнить свою работу, положить письма и газеты в ваш почтовый ящик…

– Шурик! Убери от греха подальше Чинарика с калитки. – просила меня мама из кухни нашего дома.

В этот момент вокруг нашего петуха все становились его врагами. Чинарик никому не давался в руки. Но самым главным врагом петуха был почтальон. Чинарик словно горный орёл или грозный ястреб взлетал с калитки и бросался на голову почтальона.

Видимо по этой причине Семён был плешивый. На самой верхушки его не росло ни чего. Лысина почтальона сверкала на солнце.

– Если вы не угомоните своего общипанного петуха, то я сворю из него бульон. – кричал Семён в нашу сторону из далека, бросая под нашу калитку пачку газет и писем. – В милицию пожалуюсь…

При угрозе в его сторону Чинарик доходил до бешенства. Пытаясь зацепиться своими когтями за лысину Семёна, петух норовил клюнуть почтальона в губы, чтобы пострадавший меньше болтал.

Семён с большой тяжёлой почтовой сумкой за спиной с дикими воплями размахивая руками в разные стороны бежал от нашего дома с территории петуха Чинарика. Все смеялись над этой сценой.

– Посмотрите, что пишут в газете про нашего Чинарика и про почтальона. – сказал отец через неделю, когда принёс с города свежую местную газету. – Прямо огромный детектив на всю страницу.

В газете была статья на всю страницу под общим названием «Петух и почтальон». Где подробно было написано последнее событие происшедшее у нашей калитки, между почтальоном Семёном и петухом по кличке Чинарик.

В газете портрет почтальона Семёна с ободранным лицом и ободранной лысиной.

Дальше написано, что почтальон Семён отказывается обслуживать наш дом, пока ему не сварят суп из петуха Чинарика, от которого Семён едва не потерял своё зрение.

Конечно, мы ни стали варить суп из нашего петуха. Почтальон к нам больше не приходил. Мама или отец сами почти каждый день приносили нашу почту домой из города.

3. Подвесной мост с колокольчиками.

Больше, чем три сотни лет тому назад, когда ниже Эльхотовских ворот на территории Терека никто не жил. На вольные земли пришли семьи из Украины и России.

По обеим берегам речки Белка стали строить дома. На левом берегу речки поселились Ивлевы, а на правом берегу Выприцкие.

Вскоре они породнились между собой. Создали новые семьи, которые в свою очередь породнились с другими семьями, пришедшими с северных территорий. Так появились терские казаки.

Рядом с этими поселениями никто не жил, кто мог претендовать на место жительства. Иногда на хутора нападали кочевники со стороны калмыцких степей с целью украсть лошадей у терских казаков.

Но здесь конокрады часто попадали в ловушку, устроенную им терскими казаками. Битые кнутами и нагайками кочевники-конокрады потеряли интерес к племенным лошадям терских казаков.

Наступила общая гармония людей и природы. Но вскоре тёплый климат на Кавказе начал резко меняться. Вечнозелёные горы Кавказа всё чаще и чаще стали покрываться снегом.

Люди, жившие высоко в горах, постепенно стали переселятся в тёплую долину, на которой было много свободных территорий. Так как горы, где жили эти люди, раньше были чёрными без снега, то людей этих гор называли «чёрные» не по цвету кожи, а по цвету гор, в которых проживали семьи этих людей.

Постепенно эти «чёрные» семьи расселились на свободные земли вокруг хуторов и станиц терских казаков.

Себя эти люди называли «нохчи». По старому месту жительства, селений и аулов, этих людей, терские казаки называли эти семьи, чеченцы и ингуши. Так образовались две нации одного народа, которые в настоящее время имеют две республики – Ингушетия и Чечня.

Вокруг клана терских казаков, Ивлевы и Выприцкие, в основном поселились чеченцы. Казаки были не против таких соседей. Вокруг много свободных территорий.

В основном целинные плодородные земли, которые не обрабатывались людьми. Можно выращивать что угодно и пасти скот. Этим стали заниматься чеченцы и терские казаки. Никто не мешал соседям свободно жить.

Но время часто меняет всё. Население быстро росло. Строилось жильё нового поколения. Обрабатывались остатки целинных земель.

Постепенно соседям стало тесно. Начались споры за место проживания. Стало доходить до вооружённого столкновения между чеченцами и терскими казаками.

Пролилась кровь в обеих кланах. Наступило время кровной мести между соседями. Когда кладбища рядом с поселениями с обеих сторон стали расти быстрее чем мужское население, тогда старейшины обеих кланов собрались в большой круг переговоров на нейтральном поле.

Главой переговоров со стороны клана терских казаков был выбран атаман Николай Выприцкий. Клан чеченцев на переговорах в большом круге представлял почётный аксакал Муртаз Гаджиев.

– Уважаемые соседи и односельчане! – по жребию первым выступил атаман Выприцкий. – Мы собрались в большой круг, чтобы решить нашу общую проблему – вражды между соседями. Больше ста лет мы жили рядом в мире и согласии. Никто никогда не поднял руку на своего соседа. Сейчас даже наши женщины боятся выходить без охраны к речке за водой. Это позор между соседями.

Раньше мы делились между собой хлебом и даже нашими красавицами невестами. Без стыда и зависти устанавливали родство между нашими кланами. Сейчас даже в гости не ходим к соседям.

– Правильно говорит атаман! – вышел на круг со своим словом аксакал Гаджиев. – Нам надо заключить мир на все времена. Прекратить кровную месть между нашими кланами. Посмотрите, что происходит с нашими женщинами. Они рожают нам джигитов меньше, чем мы их хороним каждый год.

Во время переговоров в большом круге каждый говорил на языке соседа. Терские казаки говорили на чеченском языке с местным диалектом. Чеченцы говорили на русском языке с диалектом терских казаков. Никто из присутствующих ни хотел говорить на каком-то нейтральном языке. Хотя каждый из присутствующих знал не меньше пяти языков Кавказа.

Но язык соседей знали лучше. Почти как свой родной язык. Поэтому обсуждать свои проблемы было удобно на двух языках. Во время переговоров в большом круге заключили мир между кланами на все времена.

Любой спорный вопрос договорились обсуждать в большом кругу старейшин. Так как за время распрей между кланами кочевники-конокрады обнаглели и стали безнаказанно уводить коней в обеих кланах, то старейшины с обеих сторон договорились выставлять совместную охрану своих лошадей.

В те времена на левом берегу речки Белка был хутор Ивлевых, рядом с которым было селение чеченцев.

На правом берегу речки стоял Старый хутор Выприцких, который с каждым годом увеличивался за счёт новых семей в родстве с соседями других народов.

Впоследствии Старый хутор вырос до станицы Кахановской, в которой стали проживать родственники разных народов.

Левый берег речки Белка был пологий, покатый и не крутой, с заливными лугами. В то время как правый берег речки был крутой и обрывистый. Общаться ходить через речку на прямую было невозможно. Белка впадала в Сунжу широким потоком далеко от хуторов.

Строить там переправу было невыгодно. Во время жаркого лета между Сунжей и Белкой образовывались лиманы, а точнее болота, которые было невозможно преодолевать пешком и на лошадях.

Единственное возможное место переправы между берегами было выше по речке у подножия Чёртовой горы. Там была узкая протока, которая зимой замерзала, а летом высыхала до дна.

Эта возможная переправа была два километра от хуторов. Причём не всегда была пригодна к своему назначению.

Поэтому этой переправой пользовались очень редко, в самом крайнем случае.

– Нам надо соорудить висячий мост между берегами. – предложил на кругу атаман Выприцкий.

– Надо соорудить такой мост, по которому не сможет перебраться воин на лошади. – посоветовал аксакал Гаджиев. – Будем жить мирно между собой. Нам будет нечего опасаться по берегам реки.

– Надо построить висячий мост с колокольчиками. – подсказал кто-то из круга. – Если враг с оружием вздумает ночью перебраться с берега на берег, то колокольчики предупредят об опасности.

Так сделали как договорились на совете большого круга. К весне следующего года прямо от двора большого каменного дома Ивлевых на правый берег протянулся висячий мост из канатов с колокольчиками, звон которых нарушил тишину по обеим берегам речки Белки.

Каждый день в гости ходили родственники и друзья, которые раньше редко навещали друг друга с берега на берег. Чаще всего общались криком между собой.

Теперь могли приходить в гости каждый день. Желающих ходить в гости друг к другу с берега на берег было так много, что висячий мост на кантах едва продержался до следующей весны.

Тогда растрёпанный канатный мост закрепили тросами и металлическими опорами на обеих берегах. С этого времени за надёжностью моста следили каждый год. Постоянно ремонтировали и укрепляли мост, как опору мирного общения.

Так жили соседи мирно между собой много десятилетий. Пока не пришла опасность оттуда, откуда её никто ни ждал.

Однажды ночью, когда никто из соседей не выставил охрану возле своего дома, со стороны обширных пастбищ пришли кочевники-конокрады, чтобы украсть лошадей в загонах чеченцев и терских казаков.

Началась ночная перестрелка между кочевниками и соседями. Так как висячий мост начинался прямо от хутора Ивлевых, то всё население хутора быстро перебралось в безопасное место на правый берег речки.

Во время ночной перестрелки чеченцы думали, что терские казаки нарушили уговор о мире между соседями. С горяча спалили дотла весь хутор Ивлевых.

Остался целым у висячего моста только огромный каменный дом Ивлевых. Когда утром чеченцы не обнаружили на месте спалённого хутора ни одного трупа, то поняли, что допустили непоправимую ошибку к своим мирным соседям.

Чеченцы без оружия переправились через висячий мост на правый берег речки. Пошли в Старый хутор на переговоры в клан терских казаков. Просили у казаков прошения за ошибку. Обещали отстроить заново хутор Ивлевых.

Но казаки Ивлевы отказались возвращаться на место сгоревшего хутора. Тогда чеченцы своими руками спалили дотла своё селение. Остатки своего сгоревшего поселения сравняли с землёй. Пепел пожарища развеяли по ветру.

Сами чеченцы ушли навсегда с этих мест. Там на левом берегу речки остались бугры от бывшего хутора Ивлевых, а также большой каменный дом и висячий мост между берегами, как старая память мирной жизни между чеченцами и терскими казаками.

С годами, в царское правление, построили через речку Белка железнодорожный мост, по которому стали ходить поезда. Позже построили автомобильный мост.

Рядом с мостами на левом берегу речки Белка построили кирпичный завод, с кирпича которого построили город Гудермес.

Остались бесхозными висячий мост и каменный дом, в котором поселились еврей и наша семья.

До того времени как мои ноги научились свободно передвигаться, а в моей голове созрел разум, от висячего моста остались ржавые канаты и гнилые доски, которые опасно провисали между берегами речки Белка.

Только безумец или храбрец мог решиться перебираться по такому мосту с берега на берег. Таким безумцем и храбрецом была моя тётя Надя, средняя сестра моей мамы.

Когда мне было три года, то Надя в то время училась в средней школе в старшем классе. С этого времени помню свою тётю. Она часто была у нас в гостях.

Перебиралась по почти разрушенному висячему мосту с берега на берег, туда и обратно, чтобы побывать в гостях у бабушки Нюси, которая была её мамой, а также у своей старшей сестры Марии, моей мамы. Ну и у меня в гостях.

– Шурка! Знаешь, как классно перебираться к вам в гости по висячему мосту! – рассказывала мне тётя Надя о своих приключениях. – На мосту гнилые доски и ржавые тросы, которые вот-вот оборвутся в реку. Мост скрипит и раскачивается во все стороны. Под ногами трещат гнилые доски, которые ломаются под моей тяжестью и падают в речку. Такая страсть, что у меня дух захватывает…

Разинув рот, мне интересно было слушать рассказы тёти о её приключениях на висячем мосту. Самому хотелось быстрее подрасти, чтобы заняться поиском приключений на висячем мосту, который был для меня как цирковой аттракцион, о котором тоже рассказывала моя тётя Надя.

После окончания средней школы она вышла замуж и перестала лазить по висячему мосту к нам в гости.

По рассказам моих родителей Надежда была беременна и вместе с мужем перебралась жить в Беслан, куда после окончания института направили её мужа работать инженером на завод.

Несмотря на то, что рядом со мной ни стало тёти Нади, но в моей памяти остались её рассказы о приключениях на висячем мосту. Мне страсть как хотелось забраться на этот мост, чтобы окунуться в водоворот захватывающих приключений. Надо было только мне немного подрасти.

Когда у меня стало достаточно роста и сил, чтобы забраться на висячий мост, стал ждать удобного момента, когда дома не будет взрослых и никто не сможет остановить меня на пути к приключениям.

Такой день настал, когда мама была на работе на колхозном рынке в Гудермесе, где продавала колхозный товар, фрукты и овощи. Отец был на работе у себя в городской фотографии.

– Бабушка! Мне надо проводить гусей до речки. – сказал бабушке Нюсе, которая была на кухне.

– Иди внучек! Иди! Прогуляйся! – доверчиво, сказала бабушка. – В речку не заходи. К мосту не лезь.

Как только гуси вышли со двора, так тут же без моего сопровождения рванули к речке. Со мной остался только мой преданный друг пёс по кличке Тарзан. Мы с ним пошли к висячему мосту. Мне хотелось быстрее забраться на мост.

Однако предчувствуя беду и разлуку, Тарзан не пускал меня забраться на мост. Как только мы подходили к мосту, пёс тут же за трусы оттаскивал меня от моста.

Так было несколько раз, пока мне удалось перехитрить Тарзана. У него в зубах постоянно была любимая палка, которую он оставлял на земле во время еды или, когда тащил меня за трусы от висячего моста.

Это был повод у меня избавиться от опеки со стороны пса. Едва он положил палку на землю, чтобы схватить меня за трусы, как тут же оказалась в моих руках эта палка, которую бросил в речку Белку.

Тарзану любимая палка была дороже моих трусов. Он сразу отпустил мои трусы и бросился в воду спасать свою палку. У меня было достаточно времени, чтобы залезть на мост.

Словно артист канатоходец ловко забрался на гнилые доски моста и сразу пожалел, что сделал это. Сразу первая гнилая доска проломилась под моими ногами и упала в речку.

Едва успел схватиться за ржавый трос, что не полететь следом за доской в мутный поток речной воды. Между мной и берегом образовалась пустота, которую невозможно было преодолеть.

Оставалось только двигаться вперёд осторожно, ступая на гнилые доски висячего моста, который раскачивался от моего движения и от сильного ветра, летевшего между берегами в русле горной речки.

В середине речки мост так сильно раскачивался, что казалось он скоро будет крутиться вокруг своей оси и словно необъезженный жеребец мустанг сбросит меня с себя в поток мутной воды.

Мне было ужасно страшно находится в таком опасном положении. Стиснув зубы от боли ободранных рук и ног до крови, из всех сил цеплялся за ржавый трос медленно передвигаясь по мосту.

Тарзан после того, как спас из речки свою любимую палку обратно вернулся к мосту. Положил палку из пасти на землю между своих лап и глядя на мои мучения на мосту стал жалобно выть.

Мне тоже хотелось выть волком от боли и страха. Но казаки не плачут, терпя боль до конца. У меня не было часов, чтобы знать сколько времени болтался на висячем мосту между жизней и смертью. Но по солнцу можно было определить, что много времени. Когда наши гуси вышли со двора, солнце едва поднялось из-за горизонта.

Мои родители ушли на работу в шесть утра. Бабушка кормила меня сразу после ухода родителей из дома. Гусей выпустил гулять где-то в семь утра. Диск солнца продвинулся от горизонта на один шаг.

Отсюда получается, что полз по висячему мосту около часа. Выходит, что сейчас, примерно, восемь часов утра. Начало рабочего дня. После того как страх покинул мою душу, а боль от царапин ослабла в моём теле, в моё сознание проникли восторг и наслаждение от моего приключения на висячем мосту.

Всё-таки у меня получилось осуществить свою мечту покорить опасность на висячем мосту. Будет мне что вспоминать.

Глядя на меня в целости и в сохранности на другом берегу Тарзан, престал жалобно выть.

Пёс начал радостно лаять в честь моей победы над опасность. Убедившись, что со мной всё в полном порядке Тарзан пошёл в сторону нашего двора. Наши гуси последовали за ним.

Отсюда можно было сделать вывод, что мне пришлось ползти по висячему мосту от берега к берегу около часу.

Наши гуси утром в речке больше часа не купаются, так как у них завтрак начинается после речки.

Как только Тарзан и гуси скрылись за калиткой в нашем дворе, то мне стало скучно одному на правом берегу речки Белка. Вернуться, обратно домой тем же путём рискуя жизнью совсем не хотелось.

Дважды удачи не бывает и такое приключение мне повторять не хотелось. Оставалось два выхода вернуться домой.

Идти в Старый хутор и оттуда с красными ушами от деда Гурея верхом на жеребце Буяне возвращать с дедом через новый автомобильный мост к себе домой.

Второй выход идти на колхозный рынок к маме на работу, а оттуда мокрому от материнских слёз возвращать в колхозной бричке обратно домой.

Конечно, был и третий выход идти в фотоателье к отцу на работу. Но там меня ждал немецкий трофейный ремень, с которым отец меня знакомил за первые мои побеги из дома, когда меня с Тарзаном искали все родственники.

От крутого берега речки шёл в сторону Гудермеса куда глядят. Мои глаза глядели в землю, а в голове одни чёрные мысли о предстоящей встречи с родственниками в Старом хуторе и после с родителями у нас дома.

Ничего хорошего от этой встречи мне нечего ждать. Но больше некуда деться. Скорее надо подрасти. Стать взрослым. Тогда без проблем будут все мои приключения. Так за размышлением незаметно для себя добрался до Чёрной речки, которая протекала между Старым хутором и большим садом терских казаков через весь город, затем скрывалась где-то под землёй у берега речки Белка. Почему эту речку называли «Чёрной» никто этого ни знает. К тому же речкой её сложно назвать. Так канавка шириной два метра. Глубина чуть больше метра.

Протекает откуда-то из-под земли с одного конца города и скрывается под землю в другом конце города. Преимущество в этой речке перед всеми другими речками вокруг Гудермеса было в том, что вода в этой речке была всегда прозрачная как стекло, холодная круглый год как лёд.

Вода в этой речке на замерзала даже в лютые морозы, когда все речки вокруг города промерзали до дна. В этой речке водились красные черви и такая рыба, которая не водилась в других водоёмах вокруг Гудермеса.

Но почему-то эту рыбу никто не ловил. Воду из этой речки не пили. Даже водоплавающие птицы в этой речке не плавали и коровы ни ели сочную зелень, растущую по берегам речки.

Мне было интересно побывать близко у этой таинственной речки. На природе было лето в самом разгаре. Температура под солнцем до плюс сорока. Можно сгореть от солнечных лучей.

Хотелось искупаться в этой речке. Но едва коснулся босой ногой воды, как тут же дёрнул ногу от воды. Вода была такой холодной, словно босой ногой в жару встал на лёд. Вода на вкус была обычной.

– Шурка!? Ты что делаешь? – вдруг, услышал за спиной голос бабушки Мани. – Как тут оказался?

– Вот, пришёл к Чёрной речке на красных червей посмотреть. – спокойно ответил бабушке Мани.

– Ты знаешь, что в этой речке нельзя купаться. – напомнила бабушка. – Воду тоже нельзя пить.

– Вода здесь действительно холодная как лёд. – по-деловому стал рассуждать обстоятельства. – Купаться не рискнул. Однако вода на вкус вполне нормальная. Почему только никто её не пьёт?

– Потому что речка вытекает из-под кладбища, где мертвецы купаются. – сурово ответила бабушка.

– Хорошо мертвецы живут на том свете. – серьёзно подумал вслух. – Купаются в родниковой воде. Пьют кристально чистую воду. Питаются экзотической рыбой. Наверно, это место называется Рай?

– Тебя, наверно, дома ищут, а ты рассуждаешь о загробной жизни? – сурово сказала бабушка Маня.

– Никто меня дома не ищет. – стал оправдываться за свой побег из дома. – Папа и мама на работе. Тарзан загнал гусей от речки к нам во двор. Бабушка Нюся думает, что загораю рядом у речки.

– Тебя одного здесь не оставлю. – сурово, сказала бабушка Маня. – Тебя к нам домой в Старый хутор не поведу. Уши твои некому драть и отвезти тебя домой некому. Дед Гурей и жеребец Буян с раннего утра на сенокосе. Могу отвести к маме или к отцу. Кого сам выберешь, с тем и будешь.

– С трофейным ремнём всё равно дома встречусь. – стал вслух рассуждать о выборе. – У отца на работе нечем поживиться. Другое дело у мамы на работе. Вместе поплачем и пломбир съедим.

– К маме так к маме на колхозный рынок. – сказала бабушка Маня. – Хитрюга знаешь, что выбирать.

Мы вдвоём направились в сторону большого фруктового сада, который принадлежал клану терских казаков. Плоды из этого сада никогда не продавали. Из плодов и ягод этого сада, варили разные сладости семьям нашего клана терских казаков.

Спелые плоды и ягоды выставляли полными корзинами за территорией сада. Любой желающий мог взять из корзин, что ему понравится. Здесь в саду росли многие фрукты и ягоды, которые не росли в других садах. Поэтому мы с бабушкой Маней не могли пройти мимо сада, чтобы не сорвать того, что росло у нашего дома.

У бабушки в руках были две сетки авоськи. Видимо она хотела что-то нарвать в саду к своему столу. Тут по пути под руку внук Шурка подвернулся. Придётся ей свои планы менять из-за меня.

– Мне надо здесь на лавочке в тени отдохнуть. – сказала мне, бабушка Маня, усаживаясь на скамейку под деревом у ворот сада. – Ты сам возьмёшь в саду то, что вам надо домой к столу.

Бабушка сразу задремала на лавочке. Мне оставалось с двумя авоськами пройти в калитку сада, где никогда не было замком. Никто из детей и взрослых никогда не лазил в этот сад.

Спелые фрукты и ягоды всегда находились в плетёных корзинках у ворот сада, где сейчас отдыхала бабушка Маня. Если кого-то интересовали саженцы, то дедушка Гурей мог поделиться с каждым.

В этот жаркий день никого из наших родственников не было в этом саду. Целый час в начале ходил по саду объедался разными ягодами, которые невозможно нести в сетке-авоське? Всё равно они помнутся.

После того, как в желудок ничего не помещалось стал в авоську рвать яблоки и груши, которые не росли в нашем дворе вокруг большого каменного дома.

Когда вышел из сада, то бабушка Маня уже ни спала. С её обеспокоенным лицом было понятно, что бабушка думала о моём побеге от неё из сада. Но мне нечего было от неё бежать.

Она сама была надёжным прикрытием от вполне возможного наказания со стороны моего отца. Не зря Маня и её двойняшка Гурей прожили каждый по девяносто лет. У них было чему нам всем научиться. Бабушка Маня с удивлением посмотрела на сетки-авоськи, доверху заполненные разнообразными плодами фруктов, которые мне едва удалось дотащить до ворот сада.

Укоризненно покачала головой. Ни говоря ни слова взяла у меня из рук самую тяжёлую сетку с фруктами и медленно пошла рядом со мной в сторону колхозного рынка, часто в пути останавливаясь отдыхать.

– Привела твоего отпрыска. – сказала бабушка Маня, когда мы подошли к маме на базаре. – Не волнуйся, пока никаких преступлений не совершал. Кирилл проездом привёз Шурку нам в гости.

Мама с сомнением посмотрела на меня. Мне пришлось показать такую гримасу, что как бы всё, так и было. Мол меня тут не в чём обвинять. На всякий случай она ощупала меня со всех сторон.

Убедилась в том, что цел и не вредим, вскоре успокоилась. Стала о своём говорить с бабушкой. Мама не обратила никакого внимания на мои свежие царапины, так как привыкла к такому моему повседневному виду в синяках и царапинах. Если бы она увидела, что моё тело испачкано ржавчиной, то сразу могла догадаться, что совершал своё приключение на висячем мосту.

Пока мама разговаривала с бабушкой Маней мне удалось на виду у всех добраться до колонки с водой в углу колхозного рынка и там мыться так долго, пока на мне не осталось никаких следов от ржавчины.

В отличии от мамы отец быстро мог определить, где мне довелось шляться сегодня в поисках приключений. Тогда мне точно пришлось бы встретиться с немецким трофейным ремнём.

– Мне нужны авоськи. – сказала бабушка Маня, собираясь уйти из колхозного рынка. – На обратном пути в саду нарву свежих фруктов к столу. Буян и Гурей обожают кушать фрукты и нашего сада.

– Да! Да! Конечно тётя. – засуетилась мама с авоськами вытаскивая фрукты из сеток в нашу домашнюю плетёную корзину, которая стояла на полу у прилавка. – Спасибо за сына и за фрукты.

– Ты это Шурке скажи спасибо. – отмахнувшись рукой, сказала бабушка. – Сегодня не собиралась в гости к тебе на работу. Просто хотела сходить в сад за фруктами, а тут Шурка в гости пожаловал. Вот мы с ним по пути к тебе зашли в сад, чтобы нарвать свежих фруктов домой к вашему столу…

Бабушка едва не проговорилась о моём визите в Старый хутор. Мама подозрительно посмотрела в мою сторону. Мне пришлось сделать кислую гримасу на лице, словно ничего не понял из рассказа бабушки Мани о моём визите к ним.

Мама грозно посмотрела мне в глаза, но ничего ни стала говорить. Мне стало всё ясно, что у меня с мамой сегодня будет серьёзный разговор. Как только бабушка Маня ушла из колхозного рынка, то мама купила мне мороженное пломбир.

Сама стала собирать не проданный колхозный товар в корзинки и в картонные коробки. Наступила вторая половина дня. Рабочий день на рынке через пару часов закончиться.

Мы живём далеко от колхозного рынка в Гудермесе. Скоро приедет колхозная подвода за остатками товара и за мамой. Конечно, меня тоже здесь не оставят.

Мы поедем в окружную через новый автомобильный мост. К семи часам вечера будем дома. Отец приедет с работы следом за нами на своём трофейном мотоцикле марки «БМВ».

– Мне всё равно как ты попал в Старый хутор. – сказала мне мама, когда мы подъезжали в подводе к дому. – Главное, что ты цел. Но если ты ещё раз сбежишь из дома. Всё расскажу твоему отцу.

Мне оставалось только промолчать в знак согласия с мамой. Дома мама сказала бабушки Нюси, что Кирилл возил меня в гости к родственникам в Старый хутор.

Так как сказала бабушка Маня. Все прекрасно понимали, что всё это враньё. Без своего друга Тарзана никуда не уезжал. Тут же пёс встретил меня так радостно, что всем было понятно – мы с ним не виделись целый день.

Просто бабушка Нюся и мама не хотели в доме скандала, а также спасли меня от заслуженной порки. Отец вернулся с работы поздно ночью, когда в доме спали.

Наверно, было много работы у него в фотоателье или ездил на своём мотоцикле в горы фотографировать оригиналы лица горцев с фотографий, которых отец изготовлял цветные и чёрно-белые портреты сухой краской под названием "соус", похожей на цветную пудру или зубной порошок? Тогда такие портреты были в цене.

Вообще-то мне было всё равно где мой отец болтался допоздна, это проблема моих родителей. Сами разберутся между собой. Главное, что отец ничего не знает о моих приключениях за день.

Тарзан промолчит, хорошо, что говорить по-человечески не может. Иначе мог проболтаться. Мама и бабушки только между собой могут о чём-то своём женском говорить.

Перед нашими мужчинами у них всегда имеется какой-то секрет. На этот раз у них большой секрет перед моим отцом за мои приключения в прошедший день.

Хотя они сами толком ничего не знают о моих приключениях за этот день. Этот день будет моей великой тайной, которой, может быть, когда-то поделюсь с тётей Надей? Ведь она делилась со мной своими детскими и даже взрослыми тайнами.

4. Холодушечки.

Сколько себя помня в детстве, до школы, всегда бегал голяком в одних трусах в любую погоду. Мама, а также многочисленные бабушки и тёти не могли заставить меня одеть что-то на голое тело или поверх трусов.

Как только выбирался из дома во двор или на улицу, так сразу сдирал с себя то, что напяливали на меня заботливые мама и родственники. Мне было тесно в одежде. Хотелось быстро бегать по двору или лазить куда-то наверх. Но одежда сдерживала моё движение.

– Зачем вы цепляете на пацана то, что ему мешает? – говорили мой отец и мужики нашего клана. – Он хочет закалятся, а вы сдерживаете его стремление. Когда ему будет холодно, то сам оденется.

Вообще-то мужчины были правы. Когда мне было холодно во время смены погоды, то тут же забегал в дом и напяливал на себя такую одежду, какая попадалась мне под руку.

В конце сороковых годов, после войны с фашистами, был дефицит на всё, на детскую одежду тоже. Моя мама была швея мастерица. Шила мне дефицитную одежду из разного тряпья, которого было много повсюду. Вот эти изделия моей мамы попадали мне под руку, когда было холодно.

Так тогда согревался. Моё закаливание продолжалось почти круглый год. Но однажды всё сразу изменилось. Не могу точно вспомнить, что случилось. Наверно, была детская эпидемия на Кавказе?

Но, в частности, в Гудермесе стало так много больных детей, что роддом, где было мне суждено родиться, превратился в детский госпиталь. Рождаемость в городе сразу сократилась.

Рожать было негде. Оказалось, что нет среди детей исключения. Детская эпидемия и меня достала. После дневного закаливания вечером лёг спать вполне здоровым, а утром проснулся больным.

Большая температура. Весь мокрый от пота, а самого трясёт как от холода. Кушать и пить ничего не могу.

Любая пища и любой напиток не принимает мой организм. Всё что пью и ем тут же выходит из меня.

– Надо срочно Шурку вести в грозненский госпиталь. – приказала бабушка Нюся. – Там наша родня его быстро вылечит. Здесь нет места в детской больнице и доктора не справляются с больными.

Так как в те года пассажирские поезда ходили очень редко и без всякого расписания, то решили меня отправить в Грозный на бричке, запряжённой жеребцом Буяном под управлением дедушкой Гуреем.

Впервые пришлось пса Тарзана посадить на цепь, чтобы он за мной не отправился грозненский госпиталь. Ведь сам Тарзан вполне здоровый. Ему незачем лечится вместе со мной. От Гудермеса до Грозного тридцать шесть километров. Дорога просёлочная в таком виде, что смотреть на неё страшно ни то, что передвигаться на любом транспорте.

Лето в самом разгаре. Температура воздуха на открытом пространстве такая жаркая, что от жары можно сдохнуть. В бричке огромный бурдюк с водой, которой меня охлаждает дедушка Гурей, чтобы не сдох от жары.

В пути за целый день нашли один большой родник холодной воды под огромным деревом. Так мы там прохлаждались целый час. Пока напились холодной родниковой воды от пуза. В заключении даже полежали в холодной воде прямо в одежде, чтобы до Грозного не сдохнуть от жары.

Прибыли в Грозный к вечеру, на закате дня. Гурей думал, что не довезёт меня живым до госпиталя. Но когда мы подъехали к развалинам старой крепости, то болезнь оставила меня в покое. У меня был такой здоровый вид словно утром ничего не случилось. Вот только жрать мне хотелось.

– Заходите! По какому случая в конце дня явились? – встретила нас с вопросами бабушка Дина.

– Да вот у нас в городе ужасная детская эпидемия. – стал объяснять дедушка Гурей. – Шурка утром сильно болел, чего сейчас ни скажешь. Привёз его к вам в госпиталь на лечение и на осмотр…

Пока дедушка и бабушка обсуждали меня и семейные дела в нашем клане терских казаков, то у меня было много свободного времени чтобы без спроса добраться до еды, которой было много на столе к ужину большой семьи.

После сытного ужина самостоятельно забрался на русскую печку, где к этому времени уже лежали мои двоюродные братья и сёстры, с которыми не был знаком.

– Шурка! Хватит дрыхнуть! – услышал рано утром голос бабушки Дины. – Пора в госпиталь идти.

Прежде чем идти в госпиталь меня усадили за стол завтракать со всей детской оравой этой семьи.

Дети с удивлением рассматривали меня, так как раньше мы друг друга не видели.

Мне было как до той электрической лампочки, которой в этом доме не было. На столе коптилась керосиновая лампа, от которой было больше копоти чем света. У нас дома тоже была такая керосиновая лампа.

У меня в голове одни мысли – хорошо покушать. Вдруг в госпитале меня не будут кормить.

– Где дедушка Гурей? – поинтересовался после сытного завтрака. – Мы скоро поедем домой?

– Твой дед Гурей отправился рано утром в Гудермес. – ответила бабушка Дина. – Мы с тобой сейчас пойдём в госпиталь на проверку. Дальше будет видно, как с тобой поступать в Грозном.

Мне нечего было сказать. Так как мне пока нравилось быть в гостях у родственников в городе Грозном. Здесь много детей моих ровесников, будет с кем поиграть или подраться.

Дальше будет видно, как с собой поступать. Если будет плохо, то устрою истерику, чтобы меня отвезли домой в Гудермес. В самом крайнем случае удеру отсюда домой на поезде.

С дорогой домой знаком. Могу добрать от станции «Гудермес» пешком к своим родственникам в Старый хутор или к себе домой.

Военный госпиталь был рядом с домом моих родственников. Прямо у развалившейся крепостной стены. Рядом «чёрный рынок» или барахолка, как такое место называют у нас в Гудермесе.

На таком рынке можно было купить всё, чего нет в магазине. На такой рынок после войны с фашистами товар поступал со всего белого света. Здесь можно было купить то, что раньше никто не видел.

Когда мы зашли в приёмный покой госпиталя, то сразу подумал, что здесь работают и служат наши родственники или хорошие знакомые, которые вполне возможно знают друг друга с самого дня рождения? Все между собой целуются и обнимаются. Меня здесь вообще никто не замечает.

– Так молодой человек! Зачем пришли? – интересуется старик в белом халате, словно не знает зачем приходят люди в госпиталь. – Откройте рот. Покажите язык. Всё прекрасно. Вы вполне здоровый. Можно вас положить на обследование на одну неделю. Может быть, что-то найдём у вас?

Видимо этот старик был главный доктор госпиталя. Он стал говорить врачам и медицинским сёстрам, как поступать со мной в дальнейшем. Из приёмной палаты меня отправили в баню. Там содрали с меня всё тряпьё.

Поставили меня на дырявые доски. Стали поливать на меня с ковшика тёплой водой и мылить чёрным хозяйственным мылом так, словно был грязный как трактор.

Затем две медсестры после бани вытирали меня махровым полотенцем так, словно хотели содрать с меня кожу. После таких процедур моё тело стало белым с розовым оттенком. Даже мой летний загар полностью с меня сошёл, словно заново народился.

В заключении надели на меня длинную рубашку до самых пяток и без трусов отправили в детскую палату, в которой находились девчонки и мальчишки мои ровесники до пяти лет.

Одетые в такие же длинные рубашка до пяток. Мы были похожи на гномиков или на инкубаториях цыплят. Не успел освоиться в новой обстановке с новым не знакомым мне коллективом детей, как нам всем привезли, каждому по отдельности, деревянные тележки с завтраком.

Это были молочные продукты. Даже напитки были молочным. После домашнего борща с мясом и жаренной картошки с мясом, а также после фруктового компота, на молочные продукты вообще смотреть не мог.

– А ну ка быстро открыл рот! – грозно, сказала медицинская сестра, после того как отказался от молочного завтрака. – Если не будешь кушать, то сделаю тебе больной укол в твою задницу.

После угрозы с уколом невкусный молочный завтрак самостоятельно съел за несколько минут. Затем после завтрака развалился в постели переваривать в желудке не вкусную пищу.

Лежал так около часа. Несколько раз бегал в туалет, в то время как большинство детей сидели на горшках. К обеду мой желудок был пуст. Теперь мой организм был готов употреблять в обед любую пищу. На обед была вполне человеческая пища. Принесли куриный бульон.

Пельмени в сметане, какао с молоком и булочку с варением. Вообще-то лично мне было этого мало. Хотелось больше покушать. Но мне было стыдно спросить добавки. Вот так мог быть голодным до самого ужина.

Хорошо, что рабочий день вовремя кончается. До ужина ко мне в палату прибыли, не сговариваясь мои многочисленные родственники, большинство из которых раньше никого никогда не знал.

Однако мне почему -то казалось, что с многими когда-то встречался в каком-то другом измерении своей жизни. Вообще вся эта история с моей неожиданной болезнью и моим неожиданным выздоровлением когда-то было со мной.

Вот только сюда привёз меня не дедушка Гурей на подводе, а моя мама привезла меня на скором поезде «Баку-Москва», который опоздал в Грозный на час. После таких неожиданных воспоминаний мне стало скучно в детской палате в госпитале.

Когда всё знаешь наперёд, это совсем неинтересно. Каждый час до самого сна приходили меня наведать наши родственники. Заранее знал, что они мне принесли. Даже знал, что они мне скажут.

Вспомнил как имена большинства наших взрослых родственников. Вот детей не мог вспомнить.

Так прошли три дня моего здорового лечения. Уколы мне не делали. Лекарство пить не давали.

На проверке заглядывали мне в рот. Слушали моё дыхание. Ничего особенного во мне не находили.

Однако с госпиталя меня не выписывали. Всё пытались во мне найти какую-то болезнь. Но болезни во мне не было или эта бяка затаилась где-то во мне и боится в госпитале проявиться.

Мне захотелось чтобы меня быстрее выписали или выгнали из госпиталя. Стал безобразничать в детском отделении. Крутится колесом по палате. Бросать свою подушку в больных детей.

Когда медицинская сестра пригрозила мне уколом в задницу, то сразу притих. После стал рассказывать детям о своих приключениях, которые придумывал здесь же. Мои приключения слушали все затаив дыхания.

Даже медицинские сёстры прекратили угрожать мне и больным своими уколами. Когда запас рассказов о моих приключениях закончился и никакие фантазии в голову не лезли, тогда стал придумывать детские анекдоты про настоящее время. От моих анекдотов ржали все.

Даже доктор, который проверял наше здоровье, смеялся от моих анекдотов при входе в палату. Медицинские сёстры тоже звонко смеялись словно маленькие девчонки.

– Всё, прекратили смеяться! – серьёзно сказал нам доктор. – Иначе всех выпишу из госпиталя. Ужас как не люблю больных. Поэтому всегда стараюсь, как можно быстрее от них избавится.

Угрозу доктора в нашу сторону мы приняли бурными аплодисментами и весёлым смехом. Серьёзный доктор сам засмеялся и тут же вышел из нашей детской палаты.

Теперь у меня была уверенность в том, что меня скоро выпишут домой или к родственникам из этого весёлого госпиталя.

Не знаю точно каким образом пробивается связь между родственниками, которые живут в разных городах и в разных станицах. Телефонной связи нет. По радио тоже не сообщают.

Но все события, которые должны произойти среди родственников все знали заранее. Наверно, в этом участвует сарафанное радио?

Большинство наших родственников работают на железной дороге, по которой туда-сюда мотаются поезда круглые сутки, разносят свежие сообщения между людьми.

Вот так и мне было известно за два дня, что в понедельник в Грозный за мной приедет моя мама. Поэтому меня выписали из госпиталя за два дня раньше.

Мне нужно было окрепнуть на свежем воздухе после заточения в госпитале. Сами родственники говорили мне, что за время пребывания в госпитале сильно сдал. Располнел, как поросёнок и побледнел словно зимнее солнце.

– Прямо сейчас идём на колхозный рынок поправлять твоё здоровье. – сказала мне бабушка Дуся, когда мы вышли из госпиталя. – Иначе тебя твоя родная мама не узнает. Так куда тебя сплавить?

– Никуда меня сплавлять не надо! – серьёзно сказал бабушке. – Мама по запаху меня узнает.

– Твоя маму что ли собака? – удивлённо, поинтересовалась бабушка. – Ты вроде тоже не щенок.

– Люди по природе животные. – пришлось мне серьёзно объяснять бабушке Дусе. – Каждый животный может по запаху найти своего ребёнка. Мама на улице в любом виде меня признает…

– Ну, спорить с тобой не буду. Пожалуй, ты прав. – с удивлением, со мной согласилась бабушка. – Своих детей тоже каким-то чутьём грязными с ног до головы всегда в любой толпе находила.

От госпиталя до колхозного рынка мы шли минут пять. Колхозный рынок в Грозном в несколько раз больше, чем в Гудермесе. Но продают здесь тоже самое, что у нас на базаре. В основном колхозные фрукты и овощи. Мандарины, апельсины и лимоны привозят из Грузии под новый год. Мне ещё ни разу не довелось их кушать. Говорят, они очень дорогие. Хурма и корольки у нас растут.

– Шурик! Выбери себе самый лучший инжир. – предложила мне бабушка. – Он полезен детям.

Её слова словно пронзили моё сознание. Где-то мне это уже говорили? Вот только не мог вспомнить именно где. Опять всё словно скопировано из другого измерения жизни.

Вновь знал наперёд, что будет говорить бабушка и куда мы с ней дальше пойдём. Даже при виде чёрной хурмы и оранжевых корольков заранее знал, что сейчас бабушка купит мне их и будет нахваливать как инжир.

– Холодушечки! Холодушечки! – прервал мои мысли крик со стороны. – Пейте молоко с холодушечками. Очень полезно для здоровья и спасёт вас от жажды. Холодушечки! Холодушечки!

– Нам налейте два стакана. – сказала бабушка Дуся. – Одну банку молока налейте мне с собой.

Бабушка достала из своей хозяйственной сумки большую двухлитровую банку. Продавщица вначале налила мне и бабушке по одному стакану молока. Затем из алюминиевого большого бидона налила в банку два литра молока.

Несмотря на жару молоко в стаканах и в банке на ощупь было настолько холодное, словно в молоке был лёд. Но там было что-то живое, что плавало в молоке.

– Холодушечки! Холодушечки! – продолжила кричать продавщица, получив от бабушки рубль за молоко. – Пейте молоко с холодушечками. Очень полезно для здоровья и спасёт вас от жажды.

Домой к старой крепости мы пришли к обеду в самый раз. К этому времени у меня аппетит разыгрался.

Кушать хотел так сильно, словно эти дни в госпитале меня вообще не кормили. Когда кушал опять многое вспомнил из своей параллельной жизни. Словно всё так было раньше.

Моя мама приехала за мной раньше, чем мы её ждали к утру. Сразу после сытного обеда увидел маму в окно и побежал к ней. Мы были рады друг другу. Словно не виделись целую вечность.

Мама сразу сказала всем родственникам, что нам сейчас надо успеть на поезд. Иначе мы до самого утра будем ждать другой поезд с Грозного до Гудермеса.

Мы попрощались со своими родственниками. Первым автобусом уехали до железнодорожной станции «Грозный-2».

– Мне всё время казалось, что здесь уже был когда-то в другом измерении жизни. – сказал маме.

– Ни в каком другом измерении ты не был. – сказала мама. – Мы тебя привозили сюда на лечение, когда тебе было два с половиной года. Ты сильно болел, когда голяком купался в речке с гусями.

Вообще у тебя очень хорошая память. Ты многое помнишь почти с двух лет. В то время как многие дети запоминают своё детство с пяти лет. Некоторые даже свой первый класс в школе не помнят.

– Мама! Скажи, что такое Холодушечки в молоке? – поинтересовался от мамы. – Видел это молоко сегодня на базаре. Выпил стакан молока. Оно такое холодное, словно в этом молоке плавает лёд.

– В молоке такие лягушки. – ответила мама. – Они хладнокровные. От них молоко становится холодным. В народе говорят, что такое молоко с лягушками полезно здоровью человека. Французы даже кушают этих лягушек. Как мы кушаем жареных или варёных цыплят.

– Знаю, бабушка Маня рассказывала мне. – брезгливо кривя рот, сказал маме. – Бабушка, когда была замужем за графа Лебедева, то они ездили в Париж и там кушали жареных лягушек.

5. Капля терпения.

– Как быстро летят наши годы – как капля влаги, упавшая с небес на землю. Упала капля и растворилась. Так наши годы превращаются в сплошной поток. – думал в слух, когда шёл в первый класс.

– Рано думаешь над этим. – сказал мне отец, когда мы вышли из дома в сторону средней школы.

– Когда будет поздно, тогда нечем будет думать. – почти как философ ответил на замечание отца.

– Ты сейчас идёшь учиться в первый класс, а рассуждаешь как старик. – напомнил мне отец. – В начале научись учиться в школе. После будешь думать, как построить свою жизнь без родителей.

– У меня на, то есть разум, чтобы рассуждать. – возразил против отца. – С годами будет поздно…

– Ты на что намекаешь? Паршивый щенок! – заорал отец, шлёпая меня по затылку ладонью.

– Ни на что не намекаю! – заорал на отца, отскакивая в сторону. – Ты, это так думаешь о себе.

–Хватит вам ругаться. – сказала мама, которая шла рядом. – Вы ещё подеритесь перед школой.

Мы машинально, синхронно показали маме крест на своих губах. Дальше шли молча. Отец нёс тяжёлый портфель, который мне придётся носить десять лет. Мама несла огромный букет цветов.

Мне пришлось болтаться как сосиска между отцом и мамой, которые крепко держали меня за руки, словно остерегались, что удеру от них до школы. Но у меня пока даже мыслей не было о побеге.

Возле школы была толпа людей всех возрастов – от беременных женщин, до столетних стариков.

В этой огромной разношёрстной толпе родственников и родителей, в чёрно-белой одежде выделялись будущие школьники и выпускники средней школы.

На огромном плацу, как в воинской части, играл духовой оркестр. В основном играли строевые марши. Словно нас всех провожали на фронт.

– Ты знаешь, как себя вести на школьной линейке? – спросила мама перед общим построением.

– Конечно, знаю! Всё лето репетировал в Старом хуторе. – напомнил маме с букетом цветов.

Мама поправила на мне одежду. Вручила букет огромных цветов. Чмокнула меня в щёку и слегка подтолкнула на плац, где готовилась торжественная линейка к началу учебного года. Мы уже заранее знали, кто будет с кем стоять на школьной линейке.

Парни становились с девочками. Девушки становились с мальчишками. Мне досталась огромная длинноногая девушка по имени Лена.

Моего роста едва хватало чуть выше пояса моей избраннице. Хотя никто её не избирал. Это она сама меня выбрала, когда в школе проводили репетицию предстоящей торжественной линейки.

Мы с ней так долго тренировались, что научились друг друга определять по запаху. Иначе мне приходилось задирать голову, чтобы найти её в лицо среди других девушек, а ей надо было нагибаться, чтобы найти меня в толпе первоклассников. Сейчас мы рядом стояли в последний раз.

– Держись ухажёр, наберись терпения! – сказала Лена, принимая от меня огромный букет цветов.

Она чмокнула меня в щёку и прижала к себе. В это раз от моей избранницы пахло духами и цветами. Мы оба дрожали от волнения предстоящей школьной торжественной линейкой, на которой у Лены был последний день в этой школе, где она отбыла свой срок десять лет. У меня был первый день заключения за партой на десять лет пребывания в средней школе. У нас обоих всё впереди…

Едва только началась торжественная линейка как над школой собралась огромная чёрная туча. Гром и молния приветствовали начало учебного года. Проливной дождь загнал учителей и школьников в большой школьный зал.

Где под портретами наших вождей на стене продолжили построение торжественной школьной линейки. Там же все сфотографировались на долгую память. После торжественной школьной линейке нас разобрали по классам.

Меня определили в 1-й (А) класс. Где классным руководителем за нами закрепили первую учительницу Анастасию Васильевну Тихомирову, которая в том году закончила педагогический институт и была направлена в нашу среднюю школу преподавать в первый класс. Так что у неё, как у нас, всё в первый раз.

– Наш первый урок начнём со знакомства. – сказала Анастасия Васильевна, когда мы уселись по местам. – Прямо по алфавиту по списку, включая меня. Каждый расскажет немного о себе. Начнём с Алексеевой Алёны, которая у нас первая в списке. Алёнушка! Пожалуйста расскажи нам о себе.

Конечно, у девчонок на уме одни только куклы и цветочки. Больше им нечего рассказывать. Наша первая учительница рассказала интересную историю о себе. Как она готовилась защитить свой диплом об окончании педагогического института.

После института влюбилась в парня, с которым скоро сыграет свадьбу. Мальчишки больше рассказывали про игру в войнушку. Мне всё это было скучно. Ужас как хотелось спать. Ведь мы рано встали собираться в школу.

– Александр Черевков! Расскажи нам что-то интересное о своей жизни. – впервые услышал полностью своё настоящее имя, до этого дня всюду называли Шурик. – У тебя были интересные дни.

Конечно, в моей маленькой жизни было столько много больших и интересных приключений, что любой взрослый мог мне позавидовать. В первую очередь рассказал, как едва научился ползать, так сразу уполз из дома под шелковицу и весь испачкался в разноцветный тутовник, который мама едва смогла отстирать от моих ползунков.

Но меня всё время тянуло во двор к ягодам тутовника. Затем рассказал про сома людоеда, который скушал маленького ребёнка и нашего большого гуся. Не забыл рассказать про висячий мост с колокольчиками, а также о многих других моих приключениях, которые тут же придумывал.

У меня не было привычки врать, а фантазировать мог очень интересно. Учительница и весь наш класс с интересом слушали мои рассказы до окончания уроков.

Все слушали меня затаив дыхания. Мы даже перемены прозевали. Конечно, ни все поверили рассказам о моих приключениях.

Тогда по окончанию уроков в школе, мне пришлось уговорить своих одноклассников первоклассников пройтись по местам моих приключений от висячего моста, до нашего большого фруктового сада, находящегося возле кладбища терских казаков, откуда берет своё начало Чёрная речка и протекает через весь город Гудермес.

Хочу напомнить, что во время занятий в школе над Гудермесом была гроза с громом и молнией, а также лил проливной дождь.

Так что во время нашей прогулки по местам моих былых приключений мы не обошли ни одной грязной лужи как в городской черте, так же за городом.

Мы были настолько грязные, оборванные, что встречные взрослые удивлялись тому, как мы ухитрились так измазаться и порвать на себе новую школьную форму.

– Всё! Капля моего терпения иссякла. – со злостью, сказала мама, когда вечером пришёл домой. – Мало того, что после уроков целый город искал ваш класс. Ты ухитрился ещё за два дня уничтожить две новые школьные формы. Ты посмотри во что превратил портфель. В чём будешь носить в школу и домой свои учебники за первый класс? Как ты будешь дальше в школе учиться?

– Тебе придётся сшить ему одну школьную форму на вынос до десятого класса. – бреясь у зеркала сказал отец маме. – Пусть ходит в этой форме круглый год. Он всё равно не любит одеваться.

– Хи-хи! Так через год эта форма будет мне мола. – хихикнул себе в рукав на предложения отца.

– Он ещё смеётся после того, что натворил за первый школьный день. – сердито маме сказал отец.

Мама отправила меня под навес во дворе нашего дома. Где мы жили в новом посёлке между Чёртовой горой и железнодорожным вокзалом. Вскоре принесла под навес эмалированное ведро обычной пресной воды.

Мама заставила меня раздеться наголо. Стала из ковша поливать на меня, мылить и споласкивать. Без моего участия не обходилось. Сам проворнее мыл себя.

– Одевай чистые трусы. – грозно сказала мама. – Иди в дом ужинать. Мне надо постирать твою школьную форму. Если, конечно, смогу её отстирать. В чём ты завтра пойдёшь в школу на уроки?

У нас во дворе была колонка с водой. Такой кран с железным рычагом, который качал воду из водопровода проходящего в трубах большого диаметра от города через наш посёлок.

Воду грели в огромном котле, установленном на газовой печке в середине двора. Горячую воду из котла использовали для купания, только что мама купала меня, а также горячая вода шла на стирку белья.

Стирала мама бельё в большом медном тазике на стиральной доске с рифлёными рейками или рифлёной цинковой поверхностью в середине стиральной доски.

Очень грязное бельё или одежду вываривали в том же котле, в котором кипятили воду к стирке и для купания. Поэтому воду из котла не употребляли в продукты и для питья.

Моё грязное бельё сразу отправила варить в котёл. Мне вполне было понятно, что за приключения в первый школьный день влетит от отца. Но на столе был хлеб и ужин.

В клане терских казаков и у нас в семье был грех наказывать провинившегося во время трапезы, когда хлеб на столе. На всём Кавказе у всех народов к хлебу относились с уважением.

Никогда хлеб не бросали на землю. Остатки хлеба шли на корм птицам и животным. В обычные дни за столом кушал быстрее всех. Но в этот вечер, когда мои родители и бабушка Нюся, которая жила с нами, закончили свой ужин. У меня в этот вечер был затяжной ужин.

В начале кушал так, словно вернулся домой голодный после долгих путешествий в несколько дней и никак не мог наесться.

Всё ждал, когда отец ляжет спать, а завтра утром ему некогда будет заниматься моим воспитанием.

Может быть, наказывать не будут? Но отец не собирался спать. Ждал конец ужина.

– Хватит тянуть резину. – строго сказал мне отец. – Тебе всё равно придётся отвечать за поступки.

Не знаю, чего больше было у меня в тот вечер – глупости или гордости? Но мне не хотелось со слезами на глазах просить прощения у родителей, потому что знал, это не последнее моё приключение.

Будут другие более яркие приключения. Старался никогда не врать, к тому же был гордый. Поэтому ни стал говорить родителям, что это было последнее приключение и больше не будет.

Так как со слов отца во время своих приключений думала не моя голова, а моя задница, поэтому ей больше всего досталось от немецкого трофейного ремня. Этим моё наказание не закончилось.

Меня ждало ещё большее наказание, о котором знал только мой отец. Он мог что угодно придумать, так как на фронте служил в разведке и знал много приёмов наказывать виновных солдат.

– Прямо сейчас стань в угол. – грозно сказал мне отец. – Будешь стоять в углу пока твоя мама постирает твою грязную школьную форму. Может быть, так поймёшь, что издеваешься над мамой?

Время не засекал сколько стоял в углу и сколько времени мама стирала мою грязную форму. Прошло какое-то время. Бабушка Нюся и мой отец заснули крепким сном.

Мама при свете уличных фонарей занималась вывариванием и стиркой моей грязной одежды. Несколько раз у меня подкашивались ноги от усталости стоять в углу.

Но моя гордость держала меня до последнего момента. Проснулся утром в своей постели. Как туда попал не помню, может быть, меня принесли спящего? Возле моей кровати на стуле чистая школьная форма.

Отец ушёл на работу. Мама приготовила завтрак. Сама собралась проводить меня через железную дорогу, чтобы не удрал куда ни будь на проходящем поезде. Мама вернётся обратно до железнодорожного вокзала.

Она больше не работает в колхозе. Сейчас мама работает в столовой железнодорожного ФЗУ.

Всего сто метров от места нашего нового проживания и на таком же расстоянии от места моего рождения в 1946 году.

6. Резиновый дот.

Можно сказать, что незаметно для меня прошёл первый учебный год в первом классе. Перевели меня во второй класс с оценкой три за поведение. Ниже поставить оценку за поведение невозможно, так моя оценка по другим предметам была выше, чем оценка за моё поведение.

Читать, писать, решать и рисовать у меня получалось лучше моих одноклассников.

Наравне со старшеклассниками готовил школьную стенгазету ко всем праздникам. В стенгазете были мои рисунки, стихи и рассказы.

Нашу стенгазету даже печатали в городской газете, как наглядный пример другим учебным заведениям, которые не могли выпускать свою стенгазету с требования партии и народа к пропаганде построения коммунизма – нашего светлого будущего.

Но моё поведение в школе, а точнее, мои приключения в школе за учебный год достали всех. Почти каждый день мне приходилось совмещать своё наказание дома с домашней школьной работой дома в углу.

Меня даже хотели исключить из школы, когда положил в сумку нашей училке живую крысу. Анастасию Васильевну и полкласса девчонок пришлось медикам приводить в чувства.

Однако наша Настенька, так мы в классе называли свою учительницу, настояла на педсовете, чтобы меня не исключали из школы, а дали мне испытательный срок на исправление.

По окончанию учебного года мой испытательный срок "перевели на осень", на летние каникулы. За это время мне надо было остепениться, стать дисциплинированным и больше не искать приключения.

Мои одноклассники на летние каникулы отправились отдыхать в деревни к своим дедушкам и бабушкам. Мне некуда было отправляться на отдых, так как все мои бабушки и дедушки жили в Старом хуторе рядом со мной в Гудермесе.

Все наши родственники отказались меня брать к себе на летние каникулы на перевоспитание моего поведения. У них у всех были свои проблемы дома. В нашей семье встал вопрос.

Куда меня отправить на летние каникулы? Дома оставлять нельзя. Мама и отец весь день на работе. Бабушка Нюся с парализованными ногами усмотреть за мной не может.

Оставлять меня на произвол судьбы тоже нельзя. Могу влипнуть в любую проблему. Ведь меня постоянно тянет туда, куда нельзя. Всё кажется мне, что в запретных местах есть что-то интересное и фантастическое.

Отправить меня в Беслан к тёте Нади невозможно, так как у неё на руках годовалый ребёнок, мой двоюродный брат Женик, который только учиться ходить. За ним нужен постоянный присмотр, чтобы по своей глупости не натворил что-то ужасное.

Хуже, чем было у меня в таком возрасте. Оставить меня на лето в Гудермесе под присмотром тёти Тамары, младшей сестры моей мамы, тоже невозможно.

После окончания средней школы у неё на уме после работы вечером танцы и песни до утра. Такой тёти сам не могу доверяться. К ней нет никакого доверия ни у кого.

Дядя Федя, старший брат моей мамы, после войны с немцами, живёт на Камчатке. Где-то на краю света? Ехать туда и обратно не хватит моих летних каникул.

К тому же у него своя семья, в которой маленькие детки, за которыми нужно отдельно смотреть. Только меня там не хватает! У моей мамы имеются ещё два брата близнеца – Саша и Лёня.

Во время войны с фашистами, когда немцы в 1942 году подошли к Тереку, братья близнецы в возрасте шестнадцать лет удрали из дома в отряд ополчения против врагов.

Наследующий год вошли в состав "Дикой дивизии" и гнали фашистов до самого Берлина, в котором расписались на стенах и колоннах Рейхстага. Вскоре после войны братья близнецы женились. У обоих жёны Татьяны. У обоих дети сыновья – Вова и Юра.

Дядя Лёня со своей семьёй живёт в Дагестане в городе Избербаш. Дядя Саша со своей семьёй живёт на станции «Червлённая-узловая».

Это совсем близко от Гудермеса. Надо только по астраханской ветке железной дороги переехать на поезде через Терек и сразу с левой стороны от железной дороги будет посёлок станции «Червлённая-узловая».

– Давай мы отправим нашего отпрыска в посёлок «Червлённая-узловая». – предложил отец. – Там свежий воздух. Рыбалка почти рядом с домом. Двоюродные братья – Вова и Юра. Пора им познакомиться. Там с ними живут бабушка и дедушка, родители Тани. Будет кому за ним присмотреть.

Мама ничего ни стала говорить отцу. Просто стала собирать меня в дорогу. В большую кожаную сумку положила столько много разных моих вещей, можно было подумать, что меня отправляют в кругосветное путешествие на несколько лет.

Даже тёплую одежду и перчатки отправила в сумку. Хотя мне на лето нужны были всего только трусы и майка. Даже майка на лето мне не нужна.

– Мама! Мне это летом ничего не нужно. – серьёзно, сказал маме вытаскивая всё из сумки.

– Хорошо! Оставим тебе панаму от солнца, сандалии от колючек, а также пару трусов и маек на смену. – согласилась мама с моим решением. – Думаю, что тебе хватит этого на всё жаркое лето.

Дядя Саша работал машинистом тепловоза на станции «Червлённая-узловая». Перегонял товарные поезда между узловыми станциями на железнодорожные ветки разного направления.

Заезжал в Гудермес часто. Но к нам домой заходил редко. Работа не позволяла ему наведываться к нам. Точнее к своей маме, парализованной бабушки Нюси, которая жила в нашем новом доме.

Мама видела брата часто, когда он приезжал работать на тепловозе в Гудермес на узловую станцию.

Моя мама работала в столовой, училища ФЗУ рядом с вокзалом, куда иногда заглядывал дядя Саша на обед. Бывало так, что мама приносила обед к тепловозу брату и его помощнику.

– Мария, мы твои должники. – говорил брат, возвращая после обеда посуду из тепловоза.

Вот под этот долг, в шутку и в серьёз, мама вручила меня на лето домой к дяде Саше. Мы оба искренне были рады, что два тёзки будут вместе в тепловозе весь рабочий день.

Дядя Саша разрешил мне порулить с ним тепловозом во время поездки на перегоне между узловыми станциями и подавать гудки тепловоза во время манёвров товарных поездов на железнодорожных ветках.

– Татьяна, принимай гостя из Гудермеса. – сказал дядя Саша вечером дома своей жене.

– Шурка! Как рада, что ты к нам в гости приехал. – чмокая меня в щеку, сказала тётя Таня.

Меня и моего тёзку сразу усадили ужинать за стол. Ведь мы работали весь рабочий день и сильно проголодались. Рядом с нами за стол села ужинать тётя Таня.

Она тоже работала весь день на железной дороге. Ихние дети, Вова и Юра, а также дедушка и бабушка не работали весь день. Но устали не меньше нас. Поэтому они все улеглись спать ещё до нашего прихода домой.

Так как до моего приезда в доме было шесть человек, каждому по лавке, на меня места спать в доме не нашлось. Временно постелили на тюфяке в пристройке к большому дому.

Очевидно, там отмечали разные события, когда было много гостей и мало места в доме. Хозяева дома убрали оттуда стол и стулья. Постелили мне прямо на полу. Тюфяк не перина, но зато полная свобода.

Всю ночь во сне переворачивался с боку на бок. Жёстко было спать на тюфяке, который лежал на деревянном полу.

Но всё равно спал хорошо на свежем воздухе. Железная дорога в километре от дома.

Вокруг посёлка густой лес и вокруг каждого дома фруктовый сады. Гудки поездов почти не слышно. Причём рядом с посёлком поезда не гудят. Нет такой необходимости гудеть в пустоте. Проснулся от скрипа дверей в пристройке рано утром.

Видимо мои родственники приглядывали за мной, чтобы не удрал из дома. Они прекрасно знали всё о моих приключениях в Гудермесе и в Старом хуторе.

Сарафанное радио работало лучше обычного радио. О моих похождениях знали все наши родственники в разных местах своего места жительства.

Поэтому, прежде чем уходить на работу дядя Саша и тётя Таня несколько раз убеждались в том, что племянник спит и не удрал.

Когда калитка со двора скрипнула дважды, то мне стало понятно, что все, кому надо ушли на работу. Теперь настал час моей свободы. Тут же покинул место моего ночного обитания.

В первую очередь пошёл умылся под умывальником во дворе. Затем сел на скамейку у дома во дворе. Надо было подумать, как провести это лето на дикой природе в дали от своего дома в Гудермесе.

– Шурик, ты чего это так рано встал? – спросила меня, бабушка Зина, с которой был знаком ранее.

– У нас дома все так рано встают. – ответил бабушке поднимаясь со скамейки. – Выспался хорошо.

– Иди в дом на завтрак. – предложила бабушка. – После подумаем, чем занять тебя на целый день.

– Чего тут думать!? – решительно сказал бабушке. – Мне обещали тут на канале хорошую рыбалку.

– Рыбалку так рыбалку. – согласилась со мной бабушка. – Но в начале завтрак перед рыбалкой.

В доме посреди зала стоял огромный стол, как во всех избах терских казаков, такая традиция. По обе стороны длинные скамейки на всю семью. На столе свежий домашний хлеб и чугунок с какой-то похлёбкой.

Рядом глиняный котелок, из которого пахнет мясом и курдючным салом. Видимо к моему приезду барашка зарезали. Хотя откуда им было известно, что у них будет дома гость?

– Садись внучек за стол. – пригласил меня дедушка Степан, поднимая своих внуков с постели. – Сейчас приведу наших цыплят в нормальное состояние, и мы все вместе будем трапезничать.

Мои двоюродные братья действительно выглядели как цыплята. Они были на два и на три года младше меня. Совсем сопливые дети. Вовка по старше говорил что-то понятное.

Юрка просто выл спросонья и лепетал что-то ему самому не понятное. Мне сразу стало скучно находится рядом с ними.

Но в гостях не принято говорить о подобных вещах. Надо было просто с этим смириться.

– Теперь можно нам позавтракать. – сказал дедушка, усаживая своих умытых внуков за стол.

Бабушка тут же стала наливать в глиняные миски куриный бульон из чугунка с сухариками, которые положила в миски из большого блюда и сверху посыпала рубленную петрушку с укропом.

Получился очень вкусный ароматный суп, который мы съели очень быстро без каприза.

В свободных мисках появились кусочки баранины, сжаренные на курдючном сале, и жаренная картошка.

После завтрака бабушка стала собирать своих внуков в детский садик на весь день. Дедушка стал готовить мне удочку на рыбалку Мне оставалось только ждать похода на рыбалку.

Со слов стариков у них были свои дела на весь день. Бабушка доила коров на ферме и кормила свиней.

Дедушка работал на полянах в лесу. Косил сено коровам. Мне уделяли рыбалку на весь день.

– Здесь за нашим посёлком имеется большой канал. – сказал дедушка Степан, когда мы вышли со двора. – Канал мелкий. Ты не утонешь. Если даже не можешь плавать. Там рядом с каналом родниковые заводи с прозрачной водой. Рыбы много всюду. Черви к насадке под каждым кустом. Копать червей не надо. Вырвешь пучок травы, а там земляных червей сколько угодно. Пойманную рыбу ложи в садок в воде.

Если надоест рыбачить или проголодаешься, то дорогу домой знаешь. Место предстоящей рыбалки оказалось сразу за посёлком в зарослях кустарников и высокой травы.

Дедушка показал мне тропу, протоптанную людьми к месту рыбалки и животными к месту водопоя. Дедушка Степан ушёл на сенокос. Мне оставалось только приготовиться к рыбалке.

Рыбы здесь было действительно очень много. Она прыгала и плескалась прямо у моих ног.

Вначале выбрал место рыбалки. В канале вода была мутная и не видно, что там плавает.

В родниковых заводях вода прозрачная. Видно всё как через прозрачное стекло. Течения в заводях нет никакого. Вода шевелится только если плавает или прыгает вблизи большая рыба.

Маленькие рыбки плавают как в аквариуме. Рыбки такие маленькие, что от них даже вода не шевелится. Рыбалку откладывать ни стал. Тут же из двух пучков травы набрал дождевых червей.

Положил их в консервную банку, которую подобрал по пути к месту предстоящей рыбалке. Насадил червя на крючок. Поправил леску на большой бамбуковой палке.

Подтянул поплавок на определённую глубину. Опустил в воду садок под будущую пойманную рыбу уселся поудобнее на бугорке. Посмотрел в родниковую заводь куда опустить крючок с наживкой и замер от того, что увидел.

В густых камышах посреди родниковой заводи была огромная щука. Примерно с метр длиной. Она стояла совсем неподвижно. Словно была не живая, а сделанная из чего-то.

Если бы не её плавники, которые слегка колыхались, удерживая её на плаву, то мог подумать, что это мне кажется. Мне оставалось только подсуну щуке к пасти крючок с червяком.

Но хищница игнорировала мою насадку. Даже не шелохнулась, когда червяк коснулся её пасти. Она ждала иную жертву себе на обед. В это время на близком расстоянии от щуки проплывал какой-то глупый пескарь, который возможно думал, что он один в этой речной заводи?

Одно мгновение и больше нет рядом никого. Всё произошло так быстро, что даже на заметил, как щука схватила пескаря. Просто вода дёрнулась и в тоже мгновение исчезла щука вместе с пескарём.

Через короткое время волнение в родниковой заводи стихло. Всё стало как в прозрачном аквариуме, в который ещё не запустили рыбок.

Даже стрекозы и бабочки, которые порхали в камышах над цветами все отсюда куда-то исчезли. У меня загорелось желание поймать пескаря, а на этого пескаря поймать ту огромную щуку.

Был так увлечён своей рыболовной страстью, что не заметил, как прошёл целый день. За день несколько раз менял насадку и место рыбалки вокруг этой родниковой заводи. Но больше ни одного пескаря и не одной щуки не видел. Даже стал думать, что это всё мне утром померещилось.

– Ты что тут ночевать собрался? – спросил за моей спиной дедушка Степан. – Пойдём домой.

– Хотел щуку большую поймать. – ответил дедушке. – Но ничего здесь, даже пескаря не поймал.

– Эту хитрую щуку многие хотели поймать. – сказал дедушка. – Даже на живого пескаря, насаженного на крючок, ловили. Так эта хитрюга снимала пескаря с крючка и съедала насадку. Ты лучше смени место своей рыбалки. В канале хоть вода мутная, но рыбы там больше чем в родниках.

В этот вечер после обеда и ужина сразу, такой был голодный, пошёл в саду возле дома накопал полную банку земляных червей, чтобы, зря время не тратить на поиски червей во время рыбалки.

Дядя Саша принёс мне с работы раскладушку, чтобы было удобно спать. Но мне неохота было менять место сна. Сказал ему что предпочитаю спать по-спартански или как солдаты в окопах. На следующее утро встал чуть свет.

Покушал вместе с дядей и тётей, которые собирались на работу. Захватил с собой на рыбалку армейский котелок с продуктами и армейскую флагу с молоком.

После воны с немцами в каждом доме были военные трофеи воюющих стран. Больше всего, конечно, был армейского походного снаряжения. Особенно немецких солдат, которые погибли тут.

На рассвете был на месте рыбалки. Родниковая заводь в шаге от старого канала, также заросшего камышами по обеим берегам. Разница между каналом и заводью в том, что вода в канале мутная, тёплая и течёт.

В заводи вода прозрачная, холодная и не движется. В обеих местах есть рыба, которая иногда прыгает в обоих водоёмах. В родниках рыба хитрая, её невозможно поймать.

В этот раз ни стал смотреть на родниковую заводь, чтобы обратно не попасть на приманку хитрой щуки. Сразу сел на берег старого канала спиной к родниковой заводи. Приготовил все свои рыболовные снасти к предстоящей рыбалки.

В этот раз надеялся поймать рыбы много и больше не попадать на уловки хитрой рыбы, как вчерашняя хитрая щука в родниковой заводи. С первого же броска мне попался большой сазан, которые едва пролез в отверстие садка. Следующим был лещ немного меньше сазана. Рыба стала соревноваться во время клёва по своей величине.

Попадались по очереди маленькие и большие рыбы. Чаще были маленькие рыбы, которых не глядя бросал через плечо в родниковую заводь. Пускай там тоже разводится глупая рыба.

По шлепкам по воде на слух определял, что брошенная мной через плечо маленькая рыба попала в прозрачную воду родниковой заводи. Вдруг, звук шлепка маленькой рыбы по воде изменился.

Пришлось посмотреть, что происходит за моей спиной. Повернулся лицом к родниковой заводи и обалдел от того, что увидел там в воде на расстоянии своей вытянутой руки.

Прямо за моей спиной стояла огромная серая цапля, которая на лету ловила брошенную мной маленькую рыбку и шлёпала своим клювом глотая маленькую рыбку. Прогонять серую цаплю ни стал.

Просто бросал сильнее маленьких рыбок через плечо, чтобы цапля отошла подальше от моего плеча. Ведь после сытной пищи цапле захочется сходить в туалет, а тут рядом моё плечо.

Мы с цаплей так привыкли друг к другу за длительное время моей рыбалки, что когда у меня не ловилась маленькая рыбка, то цапля смотрела через моё плечо на поплавок.

Когда ловилась следующая маленькая рыбка, тогда мне не надо было бросать рыбку через плечо.

Просто снимал рыбку с крючка и тут же отдавал цапле в клюв. Так наша совместная рыбалка была весь день.

– Ты что это решил выловить всю нашу рыбу? – спросил дядя Саша, когда вечером после работы пришёл на рыбалку за мной. – С таким количеством рыбы можно накормить ухой весь посёлок.

В этот день у меня в садке действительно было очень много разной рыбы. Если бы дядя Саша после работы не пришёл за мной, то пришлось бы половину пойманной живой рыбы отпустить обратно в воду старого канала или в родниковую заводь.

Отпускать рыбу обратно вводу было жалко. Ведь это был мой труд за весь рабочий день. Так что мы вдвоём едва донесли рыбу домой.

– Ой! Боже мой! Как много рыбы! – воскликнула бабушка Зина, когда мы принесли рыбу домой. – Надо прямо сейчас что-то приготовить из этой рыбы. Иначе при даре она до утра пропадёт.

Женщины тут же принялись разделывать мной пойманную рыбу за весь. Всю плоскую рыбу, такую как лещ, тут же засолили в большой чугун и положили под пресс.

Через пару дней эту просоленную рыбу будут сушить на солнце мужикам на пиво. Толстую рыбу, типа сазан и карп, стали жарить и варить с неё уху. Жареной рыбы и ухи было так много, что к столу пригласили соседей.

В это день была суббота. На следующий день выходной день у всего посёлка. Был повод под уху и под жаренную рыбу устроить праздник для всех. Вскоре весь посёлок гулял. Взрослые пили водку и самогон.

Дети кушали разные сладости и пили разные сладкие напитки. В это вечер у меня был отдых после рыбалки. Спал так долго, как спал в детском садике до поступления в школу.

Проснулся в воскресенье где-то в восьмом часу утра. Мужики в посёлке спят после пьянки.

Женщины проспали раннюю дойку коров. Недовольные женщины бурчат себе под нос, что при такой жаре в вымя у коров может прокиснуть молоко. Придётся доить у коров кислое молоко.

Коровы тоже не довольные, что их вовремя не подоили и не покормили. Бурёнки жалобно мычать. Мне тоже скучно, хоть волком вой вместе с местными собаками.

На рыбалке делать нечего. После вчерашней рыбалки моя рыба никому не нужна. К кому-то залезть в сад нет никакого смысла.

У нас в Старом хуторе и в Гудермесе фруктовые сады намного лучше, чем в этом посёлке. Здесь сходить куда-то посмотреть кино или поиграть в футбол с детьми на стадионе тоже негде.

– Ты вчера выловил всю нашу рыбу? – спросил меня долговязый пацан, когда вышел на улицу.

– Рыба плавает всюду. – злобно ответил пацану. – На рыбе не написано, что она принадлежит тебе.

– Знаешь, что без нашего разрешения на улицу не имеешь право выходить. – сказал мне сморчок.

– К вам в рабы не записался. – сжимая кулаки, ответил пацанам. – Свободный человек. Всюду ходу.

– Мы тебе сейчас морду набьём. – сказал коротышка, похожий на поплавок. – Будешь знать место.

Мне ничего не оставалось, как врезать коротышке по морде. Долговязый был слишком высокий для меня. Пришлось ему врезать ногой по яйцам.

Он взвыл как раненый шакал. Кто-то врезал мне в ухо. Не глядя обидчику врезал в живот. Между мной и пацанами завязалась драка, как рукопашный бой на поле сражений. Пацаны колошматили меня куда попало. Мне пришлось им отвечать.

– Вы чего сцепились как бешеные псы? – спросил дядя Саша, когда нас стали разнимать мужики.

– У них спросите! Они первые начали. – ответил мужикам, вытирая кровь с разбитой губы.

– Почему он ловит нашу рыбу. – громко заорал долговязый. – Поэтом он получил по морде от нас.

– С чего это ты взял, что вся рыба твоя? – поинтересовался долговязый мужчина, вцепившись в ухо своему сыну. – Здесь всё общее. Ты получишь у меня дома за свои капиталистические выходки.

Родители увели своих пацанов по домам. Дядя Саша увёл меня к себе в дом. Бабушка Зина и тётя Таня стали оказывать мне медицинскую помощь. На всём моём теле было множество царапин.

Можно было подумать, что меня ободрали кошки с большими когтями или мне пришлось пробираться сквозь заросли кустарника чилижник, у которого колючки словно стальные иголки.

– Ты почему пошёл с ними драться? – поинтересовалась бабушка Зина. – Мог на улицу не ходить.

– Мне ни с кем не хотелось драться. – ответил на вопрос бабушки. – Просто вышел погулять. Они стали мне угрожать. Дедушка Гурей учил, что надо бить первым, если тебе угрожают. После разберутся кто был прав, а кто виноват. Главное – ты пострадаешь меньше и тебе не будут угрожать.

– Правильно поступил Шурка! – поддержал меня дядя Саша. – Дядя Гурей нас тоже этому учил.

– Ты бы лучше помолчал. – сказала жена дяде Саши. – У вас в детстве было совсем другое время.

– Время всегда одно – надо уметь защищать себя. – возразил дядя Саша против вывода жены.

– Надо нам их помирить, чтобы не было вражды в нашем посёлке. – предложила бабушка Зина.

Дядя Саша согласился решением тёщи и тут же пошёл по дворам пацанов, чтобы уговорить всех на срочное перемирие между драчунами. В посёлке чуть больше десятка семей.

Между домами на перекрёстке собрались все жители посёлка. Пришли все пацаны – битые и не битые.

Пострадавших от меня больше украшали синяки, чем царапины. Мои удары были мужские, а не кошачьи.

– Вы все должны без слов пожать друг другу руки и больше никогда не драться между собой. – объявил дядя Коля, отец долговязого пацана, зачинщика драки. – Мы воевали ради мира, а не войны.

Так как кроме меня все остальные в посёлке были местные. Мне пришлось выйти в середину перекрёстка. Все мальчишки посёлка подходили ко мне и жали мне руку.

Со стороны выглядело так, словно битые и не битые поздравляют меня с победой. Девчонки посёлка видимо так подумали и стали дружно аплодировать нашему перемирию.

Взрослые поддержали аплодисменты девчонок. Перемирие прошло нормально. Все были довольны таким финалам. Но раны, ссадины, царапины и синяки надо лечить.

Мы обратно разошлись по домам на медицинское обследование. В этот день никто из давшихся не вышел гулять на улицу. Измазанные йодом и зелёнкой мы выглядели смешными клоунами, которым совсем не до смеха. Надо было нам всем дома подлечится.

– Сашка! Выходи в футбол поиграть. – крикнули мне из-за забора через два дня нашего лечения.

На улице меня ждали ребята всего посёлка. Мы сразу перезнакомились между собой и большой толпой пошли в сторону станицы Червлёной, которая была в девяти километрах от посёлка стация «Червлённая-узловая».

В километре от посёлка в зарослях деревьев и кустарников была чистая поляна. Видимо во время войны здесь стояла немецкая военная техника. Сейчас тут был стадион.

– Давайте сейчас разделимся на две команды. – предложил Максим, тот самый долговязый. – Будем играть мальчишки против девчонок. Все знают, что наши девчонки не уступают мальчишкам.

Все согласились предложением Максима. Сразу тут же мальчишки и девчонки разошлись по сторонам, что создать свои футбольные команды. Было заметно, что так в футбол они играют не первый раз.

С командами разобрались быстро. Остался вопрос со мной. Куда меня поставить на поле? Так как во время драки хорошо защищал себя, то меня поставили защитником на поле.

Откровенно говоря, у меня было плохое знание по футболу. Но то, что мне дали право защищать вратаря и ворота от нападающих со стороны противника, это понял хорошо.

Со своим большим весом по полю носился как танк. Вначале стеснялся противостоять хрупким девчонкам. Боялся их покалечить. После того как девчонки дважды уложили меня на поле, то у меня появилась злость.

Мы так быстро сыгрались с обеих сторон и вошли в такой спортивный азарт, что к нам в болельщики в конце рабочего дня пришли рабочие с полей и с железной дороги.

Среди болельщиков была моя тётя Таня Морозова с кувалдой на плече. Этой кувалдой она забивала железные костыли в деревянные шпалы. У неё была женская солидарность – болела за команду девчат.

Игра была интересной и напряжённой. Было много споров за правила игры. Дважды команды едва не подрались. Судье и болельщикам пришлось растаскивать игроков.

Но игра закончилась мирно. Обе команды ни в чём не уступали друг другу. Постоянно обменивались голами. На последней минуте нападающая Лена Ткачёва забила последний гол в наши ворота.

Девчонки выиграли со счётом 7-6. От радости на стадионе визжали все представители женского рода. На кону были два килограмма шоколадных конфет. Выигравшая команда была не жадная.

Проигравшей команде дали по одной конфетке каждому игроку. Остальные конфеты разделили поровну между болельщиками на стороне женской команды и игроками, выигравшими этот мачт.

Домой возвращались в приподнятом настроении. Дома только был разговор о футболе. После футбола у меня был такой аппетит, что готов был съесть целого барана.

Если бы этот баран мог поместиться в моём желудке. Но всё равно был сыт и доволен сегодня прожитым днём. Вот так бы жить без горя в радости и согласии всю свою жизнь.

Ночью была сильная гроза с проливным дождём и с молнией. Дождь так поласкал, что промочил всю пристройку вместе со мной.

Пришлось мне перебраться в дом и примоститься в прихожей как собака на мягкой подстилке.

В ту ночь другого места в доме не нашлось. Утром передвинули стол к стене у окна. Мне постелили место на бывшем месте стола, за которым принимали пищу.

Дождь с грозой и с молнией был трое суток. Всё вокруг было залито дождевой водой. На работу ходили в больших резиновых сапогах-бахилах. По радио говорили, что Терек вышел из берегов, залил железную дорогу и поля с урожаем.

Между Тереком и Сунжей целое море воды. Наводнение такое, что Гудермес стал как полуостров со стороны Чёртовой горы до военного аэродрома. После наводнения три дня ждали, когда уйдёт вода и Терек вернётся к своим берегам.

Целую неделю мне пришлось сидеть под крышей дома. Идти куда-то погулять или на рыбалку вообще некуда.

Всюду сплошная грязь. Дождевая вода сравняла воду канала и родниковую заводь в один грязевой поток.

На месте стадиона большое равностороннее полотно из сплошно грязи. Оттого что сидел целую неделю в доме у меня уже было желание попросить дядю Сашу чтобы он вернул меня домой в Гудермес.

Как вдруг, рано утром, взошло яркое солнце и за день высушило всё, что после дождей было болотом.

Живая вода ушла в реки, каналы, в озёра и в родниковые заводи. Гряз высохла и потрескалась на всю свою глубину. За день всё вернулось на круги своя. Жизнь в природе как бы заново расцвела. Зелени и цветов стало больше после дождей.

– Шурик! Иди погуляй на улице. – предложила мне бабушка Зина. – Ты уже зачах сидя дома.

Идти гулять в конце дня было не интересно. Мне нужен был простор на приключения, а тут осталось всего пару часов до ужина. Затем обратно спать от безделья.

Поэтому запланировал свой поход на природу на утро следующего дня. Гулять так гулять – на полную катушку, чтобы запомнился мне этот день на всю оставшуюся жизнь. Ведь такое редко бывает, чтобы свободно гулял.

С вечера, тайком от всех, приготовил свою походную сумку с трофейным солдатским инвентарём.

Рано утром, когда дядя и тётя ушли на работу, а дедушка и бабушка по своим делам на ферму.

В свою походную сумку положил с запасом продуктов и напитков на весь день. Осторожно и тихо, чтобы не разбудить своих двоюродных братьев, вышел со двора и растворился в природе.

Утро было свежее и ароматное от растительности на природе. Всюду летали бабочки, птички и разные насекомые. Всюду была такая благодать, что хотелось бес конца наслаждаться природой.

Но мне не хватало приключений к полному наслаждению. Хотелось забраться куда-то на высоту, откуда видно всё прекрасное до горизонта. Но на берегу Терека не было даже высоких холмов.

Вдруг, в зарослях кустарника, на небольшой возвышенности, увидел какую-то постройку из бетона. Подошёл поближе и, к своему удивлению, понял, что передо мной самый настоящий немецкий дот, оставшийся здесь как памятник войны с фашистами.

Конечно, мне было всё известно от моих родителей и от моих родственников о войне с фашистами. Но не думал, что это всё увижу. Передо мной был огромный дот из бетона, покрытый резиной.

Меня удивило то, что немцы были здесь чуть больше года. Рядом почти за сто километров нет ничего из чего можно построить такое массивное сооружение из бетона и покрытое толстой резиной.

На это строение надо время, деньги, разные материалы и людей. Откуда взяли всё это? К тому же в это время была война. Мне страсть как хотелось обследовать этот объект.

Но дот был сплошь обросший мхом и травой. Через узкие бойницы невозможно пролезть. Окон и дверей нет. По бокам и сверху сплошной бетон. У меня пропал интерес обследовать дот.

Хотел было покинуть этот объект. Как вдруг поскользнулся на траве и влетел куда-то в пустое пространство.

Слегка ударился об что-то мягкое. После солнечного света здесь было темно и невозможно оглядеться.

У меня в сумке был немецкий круглый фонарик на батарейках. Достал фонарик и осветил ярким лучом, как маленьким прожектором чёрные стены дота, которые тоже были покрыты резиной.

Несмотря на три дня проливных дождей здесь было сухо и чисто. Словно дот сдали в эксплуатацию и не пользовались им. Дот с бетонного пола, покрытого чёрной резиной до потолка высотой, примерно, метра два.

Перед каждой амбразурой бетонная ступенька для стрелка. Амбразуры изнутри узкие с расширением наружу во все стороны. Толщина бетона, примерно, полметра.

Все отверстия над небольшой возвышенностью расположены так, что никакая влага и не какой мусор сюда не попадут снаружи. Внутри дота не было ничего привлекательного, что меня могло заинтересовать.

Видимо им вообще не пользовались. Снаружи на амбразурах листья. Внутри ничего. Даже насекомых и ящериц нет.

Наверно, запах и вкус резины их не устраивает? Хотя дот хорошо проветривается через амбразуры. Совсем нет запаха резины. Здесь даже можно жить. Но ни мне и не сейчас. Пора уходить. Ткнул то место откуда ввалился в дот снаружи.

Но вход или выход мне не поддавался. Видимо заклинило или защёлкнуло то, что никак нельзя назвать дверью. Наверно, это люк как в бункере или в подводной лодке? Осветил снаружи фонариком возможный вход.

Но кроме круглой полосы диаметром, примерно, в один метр на уровне моих глаз больше ничего не было.

Ухватиться чтобы открыть или чем-то зацепить с той же целью у меня не было ничего и нечем открыть.

– Тут влип! – подумал вслух, размышляя над ситуацией. – Все на работе. Искать начнут вечером.

Хорошо, что утром плотно покушал, а в лесу освободил желудок. Можно спокойно жить без еды и без большой нужды до самого утра. Главное не паниковать и не суетиться.

Надо сохранить калории и силы. Всему этому меня учили наши мужчины, которые прошли с боями от Терека до Берлина. Были в разных ситуациях при любой погоде выжили и победили. Мне надо не паниковать.

Вообще-то мне было не до веселья. Сейчас не до размышлений и не до фантазий. Надо спать, чтобы сохранить калории, силы и нервы. Здесь спать негде и не уютно. Но меня учили быть спартанцем.

Надо использовать сейчас свои навыки бороться за жизнь. Хотя какие у меня навыки? Если мне всего восемь лет. Но в истории были герои в таком возрасте, чуть старше полководцами.

Проснулся среди ночи под вой волков, когда волки нанюхали меня и окружили дот со всех сторон. Хорошо, что амбразуры узкие, даже голова волка пролезть не может.

Заметно в амбразуре как светятся глаза волка голубоватым светом. Волки перестали выть. Видимо собрались стаей чтобы взять меня живьём. Но не по зубам им бетон и резина. Зря стараются достать меня.

– Пух! Серые! Получите удар! – крикнул что было сил в амбразуру и сверкну лучом фонаря в волка.

Конечно, волки не ожидали от меня такого. Ослеплённый волк рвану от амбразуры испугавшись яркого света от моего фонарика. Сильно ударился головой об бетон и взвыл от боли.

К устрашению других волков мне пришлось посветить во все амбразуры. Видимо волки поняли, что тут ловить нечего. Они отступили от моего укрытия. Мне осталось только хорошо выспаться до утра.

– Шурик! Сашка! Отзовись! – услышал голос дяди Саши рано утром. – Мы ищем тебя! Где ты?!

– Идите на голос к резиновому доту. – решил приколоться, вспоминая "охоту на лис". – Он рядом!

– Как тебя угораздило сюда попасть? – спросил дядя Саша, когда вскоре появился возле дота.

– Просто гулял по лесу и провалился куда-то. – серьёзно ответил ему. – Вылезть обратно не мог.

– Придётся дот взрывать, чтобы достать то, что от тебя останется. – серьёзно сказал дядя Саша.

– Взрывать дот не надо. – взволнованно сказал ему. – Здесь есть люк. Просто сильно заклинило.

Больше со мной никто не разговаривал. Из дота едва было слышно разговор взрослых мужчин. Видимо обсуждали проблему, как вытащить меня из дота или то, что останется от меня после взрыва дота. Мне умирать не хотелось. Поэтому надеялся на благополучный выход из положения.

Стал терпеливо ждать, когда меня вытащат целым и невредимым из моего случайного заточения.

Все ушли от дота. Видимо пошли в посёлок за инструментом или за взрывчаткой, чтобы вскрыть дот.

Мне не хотелось умереть в столь юном возрасте, к тому же был настолько голоден, что решил перед смертью быть сытым по самое горло, когда съем всё содержимое в моей походной сумке.

Ведь собирался иметь в сумке продукты на весь день, а угодил в дот вчера с самого утра.

Стараясь быть сытым до прихода моих "убийц" во главе с родным дядей, сел напротив круглого люка, открыл сумку с продуктами, включил фонарик и стал размышлять, набивая рот пищей.

Мне хотелось понять, как могли заходить и выходить немцы из дота если у люка нет ручки, которой можно открыть и закрыть вход в такое массивное убежище. Немцы тоже люди, которые хотят жить.

Яркий луч фонарика настойчиво изучал всю поверхность люка, который был покрыт чёрной резиной также как сам дот изнутри и снаружи.

Можно было подумать, что дот целиком окунули в жидкую кипящую резину. Затем поместили док с горячей резиной в холодное место, где резина застыла и осталась в данном виде. Лишнюю резину срезали, а сам док поместили сюда на высотку.

Вдруг, луч фонарика и мой взгляд остановились на едва заметной выпуклости на дверце люка. Любопытство подтолкнуло дотронутся до этого места. Слегка нажал на выпуклость, и дверца люка резко открылась.

На меня обрушился поток свежего воздуха и яркие лучи солнца едва на ослепили моё зрение. Неожиданная свобода с недоверием врасплох захватила моё сознание.

Однако моё любопытство опередило моё беспокойство. Ни стал пользоваться неожиданно нахлынувшей свободой. Решил в подробностях изучить этот механизм, который открывал и закрывал люк в дот.

Наверно, здесь были какие-то приспособления, которые контролировали работу замка? Дверь замка должна была открываться и закрываться по желанию хозяев данного дока.

Не закрывая люк стал нажимать на кнопку под резиной. При нажатии на кнопку люк открывался. Как только отпускал кнопку так люк тотчас закрывался. Такая кнопка была снаружи.

Видимо при падении моя нога попала на кнопку и люк моментально пустил меня во внутрь дока.

Затем дверца люка захлопнулась, принимая меня в заточение. Где мне пришлось быть сутки в закрытым в доке.

Однако, в целях собственной безопасности, на дверце люка должно быть какое-то приспособление, которое не позволяет открыть люк без желания тех, кто находился внутри дока.

Иначе стрелки дота могли стать лёгкой добычей врага снаружи. Ведь нет ничего простого, как нажать на кнопку снаружи. Люк откроется.

В целях безопасности нападающих бросить гранату в дот и всё. Обратно закрывая и открывая механический замок с мощной пружиной внутри замка, принялся изучать наощупь поверхность замка через резину.

После нескольких минут изучения замка нашёл изнутри вторую кнопку, которая при нажатии на неё, не позволяла кнопки снаружи открыть дверь люка и свободно проникнуть вовнутрь дота.

Таким образом стрелки внутри дота становились в полной безопасности. Могли из стрелкового оружия уничтожить противника снаружи, который хотел проникнуть во внутрь, чтобы уничтожить их.

Дальше меня интересовал сам люк. Это была прочная труба большого диаметра из нержавеющего материала. Изнутри дока труба была на одном уровне с дверцей люка и со стенами дота.

Снаружи труба выступала из дота, примерно, сантиметров на двадцать от уровня дверцы и стен дока. Внизу под трубой был дренаж, который уводил воду от люка. Такой дренаж у нас под домом.

Снаружи люк замаскирован зелёным брезентом, по которому мне пришлось скатиться вниз и угодить в плен данного дока. Вокруг брезента и люка кусты дикой природы, надёжно скрывающие возможный вход в док из бетона, покрытый резиной.

Всё сделано так прочно, словно немцы были жить здесь всегда. Хотя находились на левом берегу Терека всего один год и три месяца. От дока до посёлка, примерно, километра два.

Даже при быстром передвижении сквозь заросли кустарников и деревьев понадобится сходить в оба конца, примерно, часа два. К тому же надо им с собой нести инструмент и динамит, чтобы достать меня из дота через толщу бетона.

Так что у меня было много времени на приготовление достойной встречи моих долгожданных "спасителей".

Пришлось надёжно маскировать люк дота, каким он был до моего проникновения в него.

Хорошо, что кусты остались на месте и маскировочный под листья брезент оборван лишь на крепёжных верёвках.

Не было труда всё закрепить обратно и для более надёжной маскировки насыпать всюду жёлтые листья из-под деревьев. Таким образом моя маскировка дота имела естественный вид.

В нескольких метрах от дота был небольшой бугорок. Видимо от грунта из-под ямы под дот. На бугорке плотные заросли кустарника, через которые никто не пройдёт.

Чтобы пройти к доту, то, обязательно, надо пройти между дотом и бугорком заросшим непроходимым кустарником.

Самое надёжное место моей маскировки к встречи моих "спасателей", которые идут сюда из посёлка.

Долго ждать не пришлось. Со стороны железной дороги, которая была в километре от дота, в мою сторону шла огромная толпа мужиков. Наверно, весь посёлок мужчин отправился спасать меня?

Каждый мужчина нёс с собой какой-то домашний инвентарь, который мог пригодится во время моего спасения целиком или частями. У всех на языке и на уме была одна и та же тема.

Они прошли прямо рядом с зарослями кустов, среди которых мне пришлось затаится.

Никто не заметил моей надёжной маскировки. Даже не посмотрели в сторону моих кустов. Плотным кольцом окружили дот.

О чём-то говорили между собой. Но не могли прийти к одному решению. Тогда на дот поднялся, с помощью других, седоволосый тучный мужчина. Наверно, секретарь парткома?

– Товарищи! Прежде чем принять какое-то решение, надо найти вход в данное сооружение. – как с трибуны в огромном зале, заявил представитель коммунистической партии. – Начнём с амбразур.

– Ни там ищите! – громко, сказал вверх, чтобы никто не мог определить место моего нахождения.

– Шурик! Ты где? – растерянно, спросил дядя Саша, глядя в небо поверх моей маскировки.

– Мне туда рано. – стал прикалываться над поиском меня со стороны дяди. – Меня ещё не распяли.

– Хватит играть в прятки. -серьёзно, сказал парторг. – Расскажи нам как ты выбрался из этого дота.

Мне ничего не оставалось, как выбраться из надёжного укрытия в зарослях кустарника. Вначале меня ощупали со всех сторон, чтобы убедится в том, что цел и не вредим, а также в том, что вполне могу отвечать за то, что произошло со мной в прошедшие сутки.

Так как места рядом со мной было мало, а услышать меня хотели все, то парторга сняли с дота. Меня поставили на дот.

– Расскажи нам, что привело тебя сюда. – обратился ко мне парторг. – Как ты попал в этот дот.

– Уважаемые товарищи! – становясь в позу вождя, заявил под общее хихиканье. – После драки с местными пацанами, а также после проигрыша команды пацанов в футбол команде девчонок, меня стали плохо кормить в доме родственников.

За три дня во время проливных дождей с наводнением и три дня, когда природа восстановилась.

За время своего заточения и плохого питания в доме родственников так похудел, что у меня едва хватило сил, чтобы выбраться на природу и восстановить свои силы питанием разных спелых плодов. В поисках ягод провалился в бездну, которая оказалась немецким доком, покрытым резиной со всех сторон. Никак не пострадал. Но самостоятельно выбраться из случайного заточения не мог. Всю ночь вокруг дока была стая волков, следы которых у ваших ног.

Они пытались добраться до меня. Но не смогли. Волков не боялся. Спал спокойно до самого утра.

Надеялся, что дядя Саша вытащит меня из случайного заточения. Когда дядя Саша сказал, что будет меня доставать частями, то мне стало ужасно страшно. Моё сознание созрело на годы.

В течении нескольких минут разгадал тайну, заложенную в замке люка этого дока, и выбрался самостоятельно из заточения. Спасибо дяди Саши, что он напугал меня до созревания разума.

Спасибо всем, что пришли спасать меня. Надеюсь, что никто не пострадает за мою детскую неопытность.

В том, что случилось со мной никто не виноват. Наш разум спас меня. Все присутствующие молча слушали мою длинную речь. Когда речь закончилась раздались бурные аплодисменты, как это происходит после выступления известного и уважаемого артиста.

Затем меня стащили с пьедестала на вершине дока и стали дружно подкидывать вверх до тех пор, пока наконец-то уронили меня на землю и едва не отправили к предкам. Упал удачно и был цел.

Ликовали все, кроме дяди Саши и парторга. Чуть больше года прошло как умер Сталин, вождь и отец пролетариев всех стран. В душе каждого коммуниста и большинства народа Советского Союза были в памяти траурные дни после смерти Сталина.

Здесь же какой-то сопливый пацан, стоя на верху немецкого дока пародировал выступления вождя.

Все слушали словно речь. Сталина. Когда ликование вокруг меня закончилось и с меня стряхнули пыль после того, как уронили наземь, дядя Саша крепко взял меня за руку и быстро пошёл со мной в сторону посёлка.

Словно спешил спасти меня от ликующей толпы мужиков, которые на радостях могли затоптать меня насмерть. Скорее, вполне возможно, что наоборот дядя Саша хотел быстрее избавится от меня?

С отрывом на пол километра от толпы односельчан мы пришли в посёлок и сразу пошли к дому Морозовых, где мне пришлось гостить почти месяц моих первых летних каникул.

Вся семья словно сговорились заранее. Не проронив ни единого слова в мою сторону, быстро упаковали в мою сумку все мои вещи.

В другую сумку сложили разные гостинцы родственникам в Старом хуторе и в Гудермесе. Дедушка Степан потрепал меня за кудри.

Женщины на прощание поцеловали в щёку. До манёврового поезд на железнодорожной линии в сторону Гудермеса шли с вещами, молча не произнеся ни слова.

Говорить было нечего. Всё было понятно без слов. Своими приключения достал весь посёлок, особенно семью родственников. Теперь меня будут эвакуировать обратно к родителям и вполне возможно, что надолго родственники Морозовы не будут звать меня в гости?

Тепловоз и с десяток вагонов стояли наготове отправляться на станцию в Гудермес. Дядя Саша обменялся приветствиями со своим помощником по работе. Передал меня и обе сумки в кабину тепловоза.

Следом залез сам. Принял руководство товарного поезда. Подал сигнал готовности к отправлению поезда. На зелёный свет светофора состав медленно двинулся в сторону города.

Меньше чем за час наш товарный поезд был на узловой линии станции "Гудермес". Дальше передали сцепление на манёвры местному тепловозу. Свой тепловоз отправили механикам на технический осмотр. По пути на техосмотр тепловоз остановился у платформы здания вокзала.

С тепловоза высадили меня вместе с двумя сумками. Следом за мной не спеша сошёл дядя Саша.

– Сестрёнка, принимай своего пацана. – сказал дядя Саша, когда мы зашли к маме на работу.

– Опять что-то натворил со своими приключениями? – взволнованно, спросила мама своего брата.

– Нет! Всё в полном порядке. Цел и невредим. – весело ответил брат своей старшей сестре. – Просто мои детки малость приболели. Привёз тёзку обратно, чтобы он тоже не заболел от братьев.

Мама подозрительно посмотрела на меня. Мне ничего не оставалось как сделать привычную гримасу лица, которая выражала безразличия к тому, что происходит рядом.

Мол ни в чём не виноват и нечего не знаю. На всякий случай мама проверила привычно мою целостность и сохранность. Убедившись в том, что сын цел и не вредим, она тут же успокоилась.

– Ребята, так просто вас не отпущу. – сказала мама, усаживая нас за стол. – Сейчас вас покормлю.

– Из тебя получится хороший артист, если бестолочь покинет тебя. – сказал мне дядя Саша, когда мама ушла на кухню за продуктами к нашему столу. – Но шути в меру. Иначе сам пострадаешь.

Мне нечего было сказать. Сам прекрасно понимал, что сильно подставил своими пародиями на вождя себя, парторга и особенно своего родного дядю.

При жизни вождя парторга и дядю могли расстрелять за такие мои приколы. Моих родителей вместе со мной могли отправить в Сибирь.

У нас в роду уже был такой случай, когда моего тёску-деда Александра Лебедева посадили в тюрьму за то, что он, будучи школьником на спор зажёг спичку о портрет Ленина – вождя пролетариата…

– Вам вкусный обед. – радостно, сказала мама, когда пришла с тележкой. – Кушайте на здоровье.

Мама ушла обслуживать отряд фзушников, которые пришли на обед. У неё такая работа. Накормить студентов железнодорожного училища завтраком, обедом и ужином.

Остатки пищи, не тронутые студентами, отдавали нищим и бывшим инвалидам войны, которые ютились на вокзале.

Таких было много после войны. Конечно, служащие столовой не забывали о своих личных семьях.

– Всё, Мария, спасибо за вкусный обед. – сказал Саша своей сестре после обеда. – Мне надо спешить на работу. В одной сумке вещи Шурика. В другой сумке гостинцы. Дома сама разберёшься.

Мама проводила своего брата до выхода из столовой. По пути вручила ему авоську с продуктами на тепловоз его напарнику. Дядя Саша на прощание показал мне знак приветствия.

Мне тоже было приятно ответить ему тем же, если не больше. Ведь он спас меня от очередной порки трофейным немецким ремнём от отца. Хотя мне можно было всыпать по заслугам у них дома в посёлке…

7. Странные явления.

После того, как мои родители решили перебраться жить из старинного каменного дома, расположенного на левом берегу речки Белка, ближе к школе в Гудермесе.

Произошло ряд непредсказуемых событий в моей жизни и в жизни моих родителей. Мне трудно объяснить всё происшедшее на уровне моего детского мышления.

В те годы мой разум ещё не созрел к понятию происшедшего. Когда городской исполком Гудермеса решил построить посёлок между вокзалом "Гудермес" и Чёртовой горой, у которой иногда происходили разные никем не объяснимые события, в городской исполком и в горком партии пришли старики, которые были против строительства посёлка у подножия Чёртовой горы.

Но никто не послушал стариков и посёлок стали строить. Мне вообще неизвестно за какие деньги строили данный посёлок. После войны в Гудермесе в каждой семье были вдовы или инвалиды войны, которые в виду своего тяжёлого положения не могли обеспечить себя и принести налог в городской бюджет.

Однако посёлок строили и в этом посёлке построили дома инвалидам войны. Мой отец был инвалид войны второй группы. Наши старики из Старого хутора.

В частности дедушка Гурей и бабушка Маня, а также парализованная бабушка Нюся, которая жила с нами, были против переезда моих родителей в новый дом в посёлок у подножия Чёртовой горы.

Но мои родители ни стали слушать наших стариков, мы поселились в новый дом в конце апреля 1953 года.

В это день в посёлке была плохая погода с дождём. Дальше пошли непредсказуемые события. 5 марта 1953 года в возрасте 74 года умер Сталин, вождь пролетариата. Весь Советский Союз был в трауре несколько дней.

8-го марта 1953 года, через три дня после смерти вождя, был женский праздник и день рождения бабушки Нюси.

Эти события отмечали в кругу семьи при закрытых дверях. Ведь вся страна всё ещё находилась в трауре.

Как раз в этот праздничный и траурный день произошло сильное землетрясение, эпицентр которого находился под нашим домом.

Словно Всевышний наказал нас за кощунство, что мы справляли в день траура сразу два праздника, это женский день 8-го марта и день рождения бабушки Нюси.

Наш дом сильно трясло. Все выскочили из дома, а меня в нём забыли. Мне пришлось со страха орать словно резаному. Родители тут же вернулись за мной целым и невредимым.

Буквально на следующий день в самой середине нашего посёлка прорвало нефтепровод, о существовании которого раньше никто ничего ни знал. Фонтан нефти был настолько огромный, что его было видно из Старого хутора в центре Гудермеса.

Залило нефтью половину посёлка. Немного досталось нашему дому. Между посёлком и речкой Белка появилась нефтяное болото. В тот год было жаркое лето. Непонятно куда делось нефтяное болото.

Но за лето на месте болота появилась огромная корка с трещинами, буграми и норками.

В этих норках стали жить насекомые, птицы, грызуны и разные мелкие животные, которых раньше не было на этом месте. Причём никто из них не боялся людей. Подпускали к себе людей на расстоянии вытянутой руки человека.

Перед самой школой в первый класс решил покорить Чёртову гору, на которую не поднимались даже взрослые люди. Про эту гору ходили всякие плохие слухи, хотя саму возвышенность трудно назвать горой.

Просто очень большой холм покрытый густой травой, которую даже травоядные животные почему-то не кушали. Значит было что-то такое, что отпугивало животных и людей от горы.

Мой поход на Чёртову гору закончился тем, что вернулся домой в целости и сохранности. Чего нельзя было сказать о моей новой школьной форме, в которой ещё в школу не ходил.

От моей школьной формы на мне были огрызки грязного белья, которое нельзя было восстановить и отстирать. Здесь нет ничего фантастического. Просто неудачно кубарем свалился с горы прямо в лужу.

Хорошо, что мама была классная швея-моделистка. К утру сшила мне новую школьную форму, в которой мы пошли на мою первую школьную линейку. Но эта школьная форма на мне долго не продержалась.

В этот день после первого урока уговорил своих одноклассников сходить по местам моих бывших приключений. Вернулись к вечеру по домам в грязной рванной школьной форме.

Мой первый учебный год в школе в первом классе без приключений не обошёлся. Почти каждый день со мной что-то происходило. За мои приключения родители наказывали меня регулярно.

Ничего не помогало моему воспитанию. Всё повторялось каждый день. Мои родители и наши многочисленные родственники работали. Водить меня за руку в школу и обратно некому. Ходил сам.

Мои первые школьные каникулы летом тоже не прошли без приключений. Когда родители и родственники сплавили меня на лето из Гудермеса в посёлок железнодорожной станции Червлёная-Узловая в семью к Морозову Александру Кузьмичу. Младшему брату моей мамы.