Пролог
Это моя история. Моя борьба со страшным заболеванием –
энцефаломиелополирадикулонейропатией. Рассказ о том, как я из амбициозной и подающей надежды писательницы и выпускницы Ядерного ВУЗа превратилась в овощ за несколько часов. Однако это не сломило меня! Я боролась каждую секунду с этим недугом на протяжении двух лет, и это еще не конец… Но… Этот случай сделал меня сильнее, я даже не подозревала, что внутри меня есть такой стержень, а теперь он сверкает хромированной сталью, напоминая, какая сила духа есть у меня в душе!
(Энцефаломиелополирадикулоневрит – поражение всех отделов нервной системы, характеризующееся двигательными и чувствительными нарушениями смешанного (центрального и периферического) характера. То есть поражение оболочек спинного и головного мозга, аксонов периферических нервов, паралич и атрофия мышц, невропатические боли. Специфичного лечения до настоящего момента не существует.
Синдром Гийена-Барре объединяет группу острых аутоиммунных (аллергических) энцефаломиелополирадикулопатий. Заболевание чаще развивается на фоне переутомления или после катаральных и вирусных заболеваний.)
Глава 1. Сказка
Не могу сказать, что у меня была лёгкая жизнь, похожая на сказку. Нет, я часто болела самыми разными болезнями, одна тяжелее другой. Но вот, несмотря на это, всё близилось к хэппи-энду. Я должна следующим летом получить заслуженный красный диплом, сейчас меня уже после практики пригласили на работу, причём должность мечты – инженер-конструктор, пообещали через полгода дать третью категорию. А ведь я ещё даже не закончила институт! Вот как я хорошо проявила себя на практике!
Да это и неудивительно, я перед этим получила звание «Студент года 2022», Премию Мэра, несколько литературных наград от Российского Союза Писателей. В общем, дела шли в гору.
Третий курс закончился, впереди один месяц лета, медкомиссия для работы и частые поездки на пляж.
Но порадоваться я не успела, в первый же день каникул мои ноги перестали меня держать, я упала, и с этого всё началось…
Глава 2. Острый период
23.07.2022 Начались какие-то тянущие боли в ногах, будто перезанималась на тренажёре, я не придала этому значения. Ведь вчера только закончилась учеба, я ездила за рулем полдня, вероятно переутомилась. Всё может быть. А это был первый звоночек!
Через два дня мы с папой поехали на рыбалку. Там я не смогла сесть на корточки, а также встать с этого положения. Да еще и руки ослабли – не получалось подсечь рыбу…
26.07.22 я первый раз упала на улице, когда шла с собакой и она потянула меня за поводок. Тогда еще мама сказала, что я симулирую, чтобы ничего не делать.
На следующий день я начала падать на каждой ступеньке, так как колени перестали держать, подгибались и всё тут.
28.07.22 не могла самостоятельно сделать несколько шагов по прямой дороге.
29.07.22 меня еле довезли, чтобы сделать МРТ, но там ничего нового не нашли. Тогда же врач сказала, что это после сессии стресс, перенервничала, у молодых это часто. Выписала какие-то успокаивающие таблетки и посоветовала встать, идти и не придуриваться. Всё это время у меня была температура 37'3, что только подтверждало переутомление, а никакое не серьезное заболевание.
Бабушка в один из дней не выдержала и вызвала скорую помощь, но я отказалась ехать. В последний раз в больнице мне сделали анафилактический шок, и я едва выжила, с тех пор зареклась снова туда попадать.
Но 30.07 мы всё-таки вызвали «скорую». Меня отвезли в неврологию. Сказали, что похоже на простую нейропатию. Посоветовали сделать Электронейромиографию, сдать кровь и отправили домой. Мама дотащила меня до такси буквально на себе, а когда автомобиль остановился у дома, я выпала из него, пытаясь самостоятельно выбраться из машины. Благо таксист помог поднять меня и довезти до подъезда.
На мамин день рождения, 1.08.22 я не смогла держать в руках торт, чуть не опрокинула десерт на пол. После захотела сфоткаться с букетом и не смогла удержать его даже двумя руками, настолько они ослабли, но до меня всё ещё не доходило, какая это критическая ситуация.
В этот же день я делаю ЭНМГ, результат показывает, что с ногами всё хорошо, а в руках нервов уже нет, тогда мама предположила, что всё это обследование ничего не значит.
4.08 днем с семьей едем на пляж, я уже не могу идти, родители тащат меня на себе в воду. Но и там я не могу держаться. Тону как камушек. Папа держит меня в воде за талию, хотя хотела я больше всего поплавать, но рада и просто постоять, держась за него. Ничего не могу с собой поделать – обожаю воду. Всё-таки по гороскопу Водолей!
После пляжа мы идём к врачу, это пожилой дедулька, но очень опытный в неврологии. Осмотрев меня пару минут, он сразу дал ответ.
– Очень похоже на опаснейшее неврологическое заболевание – Синдром Гийена-Барре. Учитывая, что у девушки сухожильные рефлексы полностью отсутствуют, это оно и есть. Это первый и самый главный симптом. Чтобы определиться точно, нужен анализ ликвора.
Он прямо туда вызывает «скорую», даже не берёт деньга за прием, а меня везут в реанимацию. Я не успеваю испугаться или передумать. Всеми фибрами души ощущаю страх, с моей лекарственной аллергией практически на все препараты мне просто запрещено ложиться в больницу! Но температура уже высокая, становится только хуже, деваться некуда. В реанимации мне сделали спинномозговую пункцию на живую, так как анестетики мне нельзя, тут же и рентген, и анализы. Родителей внутрь, конечно, не пустили. Всю ночь я лежала, смотря в потолок. Заснуть было нереально. Мужчины на соседних койках кряхтели и стонали, какой-то агрегатный звук шумел не переставая, а невероятная боль от мочевого катетера застилала глаза красной пеленой. Ещё и памперс на меня надели, потому я не хотела двигаться и лежала в одном положении. К тому же после пункции шевелиться сутки нельзя. Позже из-за этого у меня образуется жуткий пролежень чуть пониже крестца.
Капали физраствор мне всю ночь, восстанавливая водный баланс после пункции, медсёстры подходили и просили, чтобы я хоть немного поспала, но я лишь думала о родителях. Где они, как? Наверняка места себе не находят, волнуются. Ведь уже много лет, единственное место, куда я могла уйти надолго – это к бабушке в соседний подъезд. Это позже я узнала, что врач, который направил меня сюда сразу с приема, сказал, что видел лишь два таких случая за свою тридцатилетнюю практику и оба больных умерли… Даже не представляю, что тогда чувствовали родители.
За ночь я натерпелась всякого. Август, ночью жара 40ºС, а окна закрыли. Душно. Я голая в палате с несколькими зрелыми мужчинами, спасибо хоть накрыли простынкой, я от стеснения не знала куда себя деть, а они еще и наблюдали за каждым моим движением. А тяжелый пациент пришел в сознание и начал сдергивать с себя присоски и катетеры, кровищи было… А я её жуть как боюсь. Еще и боли в мочевом пузыре, потому я не чаяла, когда меня переведут в неврологию и снимут катетер.
В обед за мной наконец пришли санитарки и погрузили на каталку, увидела я родителей, когда меня загружали в скорую помощь, чтобы перевезти в другое здание. Я лишь помахала им и постаралась улыбнуться.
Меня определили в палату интенсивной терапии. Тут мне очень повезло, обычно, как и в реанимации, здесь лежат мужчины и женщины бок о бок. К моему счастью, в палате я лежала одна. На этом хорошее закончилось. Только в этом отделении остались коронавирусные ограничения, потому никого из семьи не пускали за мной ухаживать. Медсестра попалась противная и сказала, что не в её обязанностях это делать. Первые дни я еще могла переодеть майку, ведь жара не спадала, окна не открывали из-за моей высокой температуры, а от сплит-системы потерялся пульт… Ходить я уже не могла. Зато получалось держать ложку и похлебать суп. Стакан уже было не поднять. Даже самостоятельно могла подставить под себя судно, а потом убрать его на табуретку, это было спасением. Мне кололи многие лекарства, затормаживающие и успокаивающие, потому я была словно в полудреме всё время. Даже мало что помню, только как мама однажды пробилась в палату, дав деньжат на вахте. Но пробыла она со мной не больше часа.
Хоть многое стерлось из памяти, но я отлично помнила момент, как руки перестали поднимать судно, мне приходилось подкладывать под себя легкий памперс, а потом его выкидывать. Я старалась по минимуму звать медперсонал. Но моя самостоятельность не продлилась долго… В память врезался стыд, когда молоденькие санитарки, которым по восемнадцать лет, переодевали меня, подмывали и подставляли судно. Как бы плохо мне не было, звать их и проситься в туалет было невыносимо тяжело. Собственное бессилие уничтожало морально. А слабость только нарастала, вскоре я не могла держать ложку и пить из трубочки. А ухаживать за мной никто не планировал, говорили, мол, только сама ела, уже не может, значит придуривается. Мне лишь приносили суп на обед и кашу на ужин, которые я сначала старалась облизывать языком, докуда могла дотянуться. А потом и этого не получалось, и я просто насыщалась ароматом еды на кровати, а потом получала нагоняй, за то, что отказалась от еды. О моем бессилии никто не желал слушать.
Лечение при Синдроме Гийена-Барре может быть двух видов: плазмаферез или иммуноглобулины. Второй вариант стоит больше миллиона и не исключена аллергия, к тому же достать ампулы нереально. Потому договорились делать очистку крови. Платно. И нелегально… Но это был мой единственный шанс.
Перевезли меня снова в реанимацию, родителям я помахала также из «скорой», они очень переживали, так как процедура опасна и порой смертельна. Приехал реаниматолог, взял анализ крови и ему не понравился результат. Я еще и похудела до 39кг. У меня из-за того, что никто не кормил и не поил, случилось обезвоживание, плюс к этому мышечная атрофия. Врач хмыкнул, но решил рискнуть, сказал, если что, откачает.
– У тебя аллергия на лидокаин, а мне нужно будет сделать подключичный катетер, так что готовься испытать самую сильную боль в жизни, – сказал реаниматолог и исчез на целый час.
Меня начали готовить к процедуре, несколько катетеров в обоих руках для капельницы и самого аппарата. А я лежала и ждала боли. На самом деле это было не так уж страшно, он просто не знал, что мне на тот момент депульпировали уже зубов пять без укола, тогда было больнее. Да и процедура не страшная. Кровь забирают, плазму отдают. Вот только кровь не шла из-за обезвоживания и пришлось прервать процесс.
Не знаю, в какой момент врач ушел, медсестры из реанимации толкали меня и били по щекам, спрашивая, где доктор и почему он оставил свой аппарат. Я ничего не могла сказать, молчала и моргала. А они говорили: «Подожди, не закрывай глаза, скоро сюда твоя мама придёт». И так каждые пять минут. Я хотела задать вопрос, кто же её пустит в реанимацию-то, но не могла.
Это позже, когда пришла в себя окончательно, узнала, что реаниматолог вернул деньги и исчез, а маму пустили посмотреть на меня в последний раз, я поняла, что пережила клиническую смерть. Но об этом нигде не указано, ведь всё это было нелегально. Маме даже разрешили остаться на ночь. Она лежала на соседней койке и прислушивалась к моему дыханию всё время.
После этой процедуры у меня перестало двигаться всё: веки, щёки, руки, ноги, шея, спина, поражение пошло внутрь органов и в голову. Делать плазмаферез снова было нельзя. Родители приняли решение забрать меня домой, а после поехать в областную больницу. Однако врачи решили сделать мне очередную спинномозговую пункцию, тем самым оставив меня ещё на сутки. Семья ругалась и дралась с медперсоналом. Я не могла позвонить домой, потому как телефоном пользоваться не получалось. Врачи же не пускали ко мне родителей и не отвечали им на звонки. А у меня не было голоса, воспроизводился только хрип, не получалось попросить судно или воды, мне хотелось лишь увидеть маму. Она бы поняла, что я хочу.
На следующий день после пункции тетя вызвала перевозку лежачих больных, а неврология Росгвардию, что не должна была меня выпускать. Во-первых, я не могла подписать отказ от дальнейшего лечения, так как руки отказали, а мне уже 18 и решить за меня никто не может, во-вторых, это опасное заболевание и в остром периоде больной может умереть.
Но мы победили и меня отпустили домой…
Когда меня одевали, чтобы выкатить из палаты, лечащий врач подошёл и сказал:
– Дома тебе осталось жить 3 дня.
Борьба с болезнью
Я любила гонять на машине
И гулять на заднем дворе,
Но всё изменилось отныне –
Я заболела Гийена-Барре.
Теперь моя жизнь словно ад,
Я беспомощна и обездвижена,
И не вернуться уже назад,
Но я ни на кого не обижена.
Я умерла если б могла,
Но руки ноги сильно слабые,
В моей жизни теперь мгла,
И ничего уже не надо мне.
Но я не сдамся на середине,
Я пройду этот путь до конца,
Героем я буду отныне,
С сердцем воина и храбреца!
Проиграет гийена Огненная,
И нервы мне восстановит,
Для неё игра прОигранная,
Меня она не остановит!
Гийена-барре, посмотри,
Тебя побеждать я иду,
И огонь горит внутри,
Я сегодня с победой приду!
14.11.2022
113 день болезни
Глава 3. Плато
Как только я приехала из больницы домой, сразу начала отсчитывать 3 дня, по истечении которых я должна умереть. Жаль, что врачи не объяснили, от чего и как, а только поставили в известность, что мне осталось жить столько-то.
Я делаю зарядку на мимику каждые 3 секунды, боясь потерять ещё и мышцы лица. Голос у меня не возвращался, потому я могла только хрипеть или очень-очень тихо шептать. Тогда я ещё не понимала, что это поражается дыхательная система. Это позже я прочитала в Интернете, что не способность приподнять голову от подушки – это тревожный симптом, развивающийся одновременно с появлением пареза диафрагмы. Видимо поэтому мне было тяжело глотать и дышать.
Было реально страшно, умирать не хотелось. Я единственный ребёнок в семье, причём очень желанный. Родители уже немолодые и родить они больше никого не смогут, из-за чего мне не хотелось оставлять их одних в этом мире.
Было невероятно жарко, поэтому я лежала в зале под сплит-системой., практически не шевелясь. Приходили врачи из поликлиники, продлевали больничный для института, но никто не сказал, как теперь остановить прогрессирование болезни.
Я не была на улице десять дней, потом уже родители вместе с тётей поехали и купили инвалидную коляску.
– Это твой временный транспорт, – сказал папа, когда поставил её возле дивана в зале.
Вместо ужаса или обиды я почувствовала облегчение, наконец я смогу подышать свежим воздухом на улице! Мне было невероятно страшно садиться в коляску, доверять своё тело отцу, который первое время не понимал, как ею нужно управлять. Жили мы в многоэтажном доме, где был крутой пандус на лестнице, поэтому родители могли только вдвоём спустить или поднять меня. Я же смотрела в потолок и буквально летела вниз. За все полтора года, что я так спускалась и поднималась, так и не научилась не бояться. Возвращение домой или выход на улицу были для меня паническим триггером. Но мне так хотелось на улицу, что готова была терпеть эти неудобства, плюс косые взгляды прохожих, что вечно заставляли меня втягивать голову в плечи.
Это всё хорошо, гулять я начала, хоть и в коляске, привязанная к спинке, потому как заваливалась в разные стороны. Однако мне становилась всё хуже, острый период продолжался, плазмаферез не помог, потому что никто не остановил нарастание симптомов. Мой иммунитет продолжал уничтожать нервные клетки по всему телу.