Читать онлайн Роман для Абрамовича

© П. Ф. Козлов, 2012

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2012

«Все попытки описать нынешнюю российскую реальность напрямую, языком суровой прозы неубедительны. Не получается серьезного романа о современности. Нужен особый взгляд, особый язык. Такое вот время».

Владимир Сорокин /из интервью/

Роман для Абрамовича

Криминальная драма

«Не презирай младого самозванца;

В нём доблести таятся, может быть…»

А. С. Пушкин «Борис Годунов».

Глеб по утрам всё узнавал из интернета, в то время пока опытный шофер выруливал могучий «Мерседес» с размеренною плавностью движенья. Взгляд пробегал по свежим новостям, как вдруг застопорился на внезапной строчке.

«Что это…, как – она? – и Глеб перечитал, – Нет, Ольга Ведунова…, вот, на пляже. Все в ужасе. Компания друзей… Четыре СМИ, надежные обычно. Но ведь Аркадий опасенья вызывал? Его уже лечили больше года…».

Да, Ведуновы, несомненно, общий круг, хотя не скажешь, будто семьями дружили. На раутах, как их зовут? – тусовках, Аркадий с Глебом иногда пересекались. И даже меж собою говорили, найдя в беседах, что сказать, не очень частых, для них обоих положительный момент. И это было так закономерно: ведь за плечами институтская учеба, и, соответственно – широкий кругозор при самой узкой из специализаций. И то, что бизнес их в различных областях – лишь увеличивало области охвата, как частных, так и многих общих тем. И, главное, что были адекватны. Блюли свой бизнес и не гадили другим.

Жена Аркадия, порывистая Ольга, была открыта в проявлении чувств. Она буквально обожала мужа, ей только с ним хотелось находиться. Но у неё хватало и ума, чтоб быть всегда на грани приближенья, и никогда ему не докучать.

Её пленила, как бы, «царственность» Наины, и был период, когда женское общенье на очень долго занимало телефон. Не с тем, чтоб осуждать всех и порочить – они делились взглядами на жизнь, как это ни звучит высокопарно.

Но жизнь из них не сделала подруг. Наина – лет на десять помоложе, и бизнес-леди – турагентство на плечах. И несомненное различье интересов. А вряд ли это повод для сближения – в обеих семьях не было детей.

А год назад пошли такие слухи… Что, мол, Аркадий бедный умирает, и у него диагностировали рак.

И, правда, если кто-то мельком видел, то говорили – «безнадёжно плох. Весь высох, как в анорексии». И это было темой разговоров, пока кончина всё «откладывала» срок, и вышла в категорию – «болеет».

А тут, как будто, на поправку он пошел, в глазах порой светилась радость жизни. Ольга возила к видным медикам в Израиль, потом в Швейцарию лечиться отвезла.

Оттуда он явился в лучшем виде, хоть был, как при болезни, очень худ. Из глаз совсем исчезла обреченность, готовился приняться за дела. Ну, а у Ольги со здоровьем всё в порядке, о чём всегда твердили доктора.

Они решили две недели отдохнуть и вылетели на Бали с друзьями. Аркадий был не в тягость никому, и Ольга от всего оберегала. Через два дня уже обратный рейс.

И Ольга умерла вчера на пляже. Так интернет жестоко сообщал.

Аркадий возвратился с грузом “200” – название гробов при перевозке. На вскрытии смотрели все врачи, и, как один – остановилось сердце. А вот причину не определили, но всё же разрешили хоронить. «Причина смерти будет ясной через месяц» – таков был окончательный вердикт.

Так Ольга бедная стремительно ушла. А на дворе стоял конец июня.

Скорбящий муж держался молодцом. Он при прощании стоял у изголовья и не спускал с подруги верных глаз. И, может быть, и слышал разговоры: «его лечила, а себя не сберегла». Но реагировал ли как-то – неизвестно. Он ни о чем, ни с кем не говорил.

Наина с Глебом приезжали в крематорий, где было множество знакомых и друзей. Не столько горе всех объединило, скорей внезапная стремительность ухода. И большинство такую кальку смерти невольно примеряло на себя.

– Вот, кто уж точно, и не думал умирать, – Наина загрустила о подруге. – А ты заметил – и Васильев тоже там.

– Так это он с Аркадием возился! Как Ведунов теперь без Ольги будет жить?

Но предсказать развитие сюжета, наверно, не составило труда.

Работать Ведунову не пришлось – недуг дремал, но с горем – обострился. Теперь о «химии» – какая может речь? А, значит, и Израиль бесполезен. В Швейцарии был знаменитый врач, который пользовал разбогатевших русских. К нему немало ездило людей. И в обиходе у лечившихся там дам уже сложилось сочетанье слов: «волшебный, дорогой Артём Семёныч».

Но и кудесники, увы, не могут всё. Но не с тоской, иль горьким сожаленьем окончил жизнь Аркадий Ведунов. Он умирать на Родину приехал. И непонятно, то ль благословить, и на могилу своей Ольги наглядеться? Он умер в полном здравии ума, все, что имел, в своей последней воле какому-то он фонду отписал. Чтобы спасали жизни неимущим.

Глеб и Наина, как вернулись с похорон, в заботах что-то переворошили, и незаметно наступило время спать.

Глеб, как обычно – сразу провалился, Наина тоже начала дремать…, как… встрепенулась. Замерла, насторожённо. Чтобы понять, откуда вдруг испуг.

И стало ясно – надо бить тревогу.

– Да что же это, просыпайся, наконец, – в волнении затеребила мужа. – Ну, слава Богу. Ты послушай, что за жуть.

Ночь окружала их глубокой темнотой. Наверно ветер, как заботливый пастух, согнал всё стадо туч, чтоб спрятать звёзды. И ветер женским голосом стонал, протяжным «А-а-а» на всевозможных нотах.

– Чёрт знает что, – пришёл в сознанье Глеб. – Да кто же это женщину так мучит?

Возникла мысль связаться с комендантом. Глеб выговорил, чтобы откреститься.

– Вот этого нам только не хватало.

– Как будто рядом…, – вдруг Наина поняла, – Наталья Балк – там что-то происходит.

– Звони им, – Глеб уже негодовал: на вопли, на жену, на бестолковость.

– Родители как будто на Мальдивах. А дочки я не знаю телефон. Пошли Валеру, чтобы разобрался.

– Не тот момент, чтобы кого-то посылать. Я сам пойду и захвачу шофёра. Как позвонить в полицию, куда?

– Не надо местным. Набери 02. Они сообразят, кого направить.

Супруги впопыхах спустились в холл. И Глеб уже успел позвать шофера.

– Я тоже слышу: то затихнет, то кричит – Валера влился в общую тревогу.

Дом Балков был направо, по соседству, и адрес криков без сомнения нашли.

Они прошли к калитке, где звонок, и блики их светящегося дома гуляли в стеклах окон дома криков.

– Вот, слышите! То стихнет, то опять – к чему-то продолжал шептать Валерий, когда все слышали причину беспокойств. Наина шла с мужчинами на голос. Она и надавила на звонок.

Развалом звуков серебристого звучанья в ночи возникла переливистая трель, и угодила на момент затишья, и, видимо, встревожила кого – минуты шли, а крики перестали.

И вдруг, в окне второго этажа внезапно обозначилась фигура, но снизу непонятно было – кто? И тихим голосом взволнованно спросила:

– Что вы хотите?

Задала вопрос. Как будто к ней рвались и разбудили. Хотя сама кричала, может быть. Да, впрочем, кто там их, соседей знает?

– Кого у вас там кто-то убивает? Такие крики, мы звонили в МЧС, – Глеб разговаривал, как с пьяным хулиганом. Наина вскрикнула:

– Наташа, это ты?

Наполовину притворив окно, и собираясь полностью захлопнуть, фигура выдохнула: «Я…» – и замолчала. Потом обескуражила вконец, – «Мне хорошо», и тихо створки заперла.

Усталые ревнители покоя минуты две ещё переминались, потом они отправились домой. Ночь не спеша забрезжила рассветом, шаги звучали диссонансом тишины.

– Ну, идиотка, ничего не объясняет. В милицию бы надо написать – Глеб злобствовал, что скоро надо в город. – И, главное, полнейшее безлюдье, как будто только мы и этот дом. Все спят, и никому совсем нет дела.

– Да просто рядом и открытое окно. От этого мы так и всполошились, – Наина высказала мужу и себе. Но думала вправлять мозги мерзавке.

– Так вы, как и уславливались, в семь? – Валера уточнил во избежание.

Глеб буркнул: «Едем в восемь», и ушел, обняв, чтоб успокоиться, Наину. Но не было тревог у бизнес-леди – она разобралась в ночном безумии.

Второй этаж в особняке Наины был с балюстрадой эбонитовых фигур, как оберегов внутренней террасы, куда был выход только лишь из спальни. Читался замысел решить всё в арт-деко, но то ли так и недозавершили, и это было тоже ничего. Здесь было хорошо мечтать о неге, а этим утром, так случилось, наблюдать. Участок Балков был как на ладони, но будто вымерший, и ждать стало не в мочь.

«И чёрт с ней, как увижу, так узнает, как по ночам покоя не давать. И, всё-таки, кто с нею бултыхался?», – Наина было двинулась уйти, когда подъезд у Балков отворился.

Наташа, лет семнадцать, минус-плюс, на выходе смотрелась, как подросток, без марафета, и одета в сарафан. И только белизна тепличной кожи, да черные круги её глазниц будили мысль об ишемической болезни. Но уж Наина знала – отчего – бледна Наталья и развинчена в походке.

За нею следом вышел кавалер. Нельзя сказать, чтобы особо броский. Но было что-то в этом удальце, взгляд на него мог вспыхнуть интересом. По виду трудно разобраться, сколько лет, но больше двадцати пяти никак не будет. Вся с сантиметр прическа головы, и волосы смотрелись жесткой шерстью, имея рыжий, тусклым золотом окрас. Наверное, они пошли б кудрями, не состригай хозяин так нещадно. Лоб был высок, но сужен от висков. Лицо хранило мощную небритость, как бы границу битвы с бородой. Нос был, пожалуй что, довольно удлинен, но гармоничен с формой головы. В глаза с разрезом древним ассирийским вкрапились чудом серые зрачки.

Всё так детально следопытка разглядела, когда случайно пару догнала. В конце их улицы расположилась площадь. Не площадь, так, развязка для машин. Но там как раз и были магазины и в общем-то приличное кафе. Тем утром вовсе не было народа. Наталья с парнем двинулись туда.

Наине тоже захотелось кофе.

Наталья встретила по ней скользящий взгляд, когда уже усаживалась в кресло. Не поздороваться девица не могла, хотя навряд ли знала даже имя.

– Ну, как твои, Наташа, отдыхают? – простой заход начала разговора Наина без затей произнесла.

– Да, им там нравится. А вы что не у моря? – Наташа глянула, чем дышит её друг. А тот в упор разглядывал Наину, сощурив глаз и чуть скривив губу. Потом сел в кресло и к Наталье обратился.

– Будь вежлива и приглашай подругу. Вы может к нам присядете на чай?

– Ну если только я не буду в тягость. Расскажите, чем юность нынче дышит. Я вот Наташина соседка, как-никак.

– Да, познакомься Рома. Мы – соседи, – замялась девушка, не зная, как назвать.

– Наташенька не часто здесь бывает. Вот и не помнит, что меня зовут Наина, – сказала женщина, и по глазам прочла – Наташа хочет отчество услышать. Но Рома уже принял эстафету.

– Какое счастье, что меня зовут Роман, а не Руслан, как в опере у Глинки. Тогда бы повод опасаться вас, как там поется: «по велению Наины».

– Нет, я другая. Я от слова “nine”. Моя прабабушка, так вышло, англичанка.

– А мой прадедушка в Бразилии живет, – сказала неожиданно Наталья. – Вернее, не живет, а умер там. А в революцию вёл бой за Петроград.

– Какая тема в ожидании чая, – Роман обвел присутствующих взглядом, – тогда и я подробнее представлюсь. – Он как бы вырос сидя за столом. – Мой дядя раньше нефтью занимался. Теперь политик, даже в Лондоне живёт.

И как конец официальной части к ним юноша пришёл принять заказ. Наина разрешилась очень быстро.

– Я буду кофе, а ребята что хотят, – официант почтительнейше слушал.

– А мне, пожалуй, фрукты…, чёрный чай… И торта лёгкого ещё хочу кусочек.

– А я, мне кажется, сейчас бы съел быка. Яичницу, два тоста, много сыра. И принесите кофе с молоком.

Наина поднялась: «Я на минутку», и растворилась в глубине кафе.

– Зачем ты пригласил зануду эту, – Наташа сразу начала шептать. – Я и знавать её совсем не знаю. Лишь то, что рядом с нами ихний дом. Они нам этой ночью и звонили.

– Тем более должны поговорить. Тебя, ей богу, вовсе не убудет, а ей, я вижу, любопытно, что и как. Да и какая же зануда, тоже скажешь. Я вижу в ней глубокий острый ум.

– Поэтому слюною весь исходишь. Хоть бы при мне других не раздевал.

– Тебя, мне кажется, совсем не обделили, – Роман прикрыл глаза, как отдыхал. Наталья думала, что это будет ссора. А вышло так, как будто ничего.

«Ведь я его практически не знаю. Но так хочу – не ровен час спугнуть». И разговоры прекратила – будь что будет.

«Зануда» уже двигалась по залу. Как и задумано – явилась, не спеша, и проплыла заливом барной стойки, вся отражаясь в берегах витрин.

Наталья искоса взглянула на Романа: он этот выход, несомненно, оценил.

– Теперь, позволите, я тоже вас покину. Умою руки, чтоб погиб любой микроб, – поднялся Рома, как Наина села, – того гляди и завтрак принесут.

И будто в три прыжка исчез из зала.

– А кто, скажи мне, этот Рома у тебя? – конечно сразу же, но очень равнодушно, Наина бросила, чтоб паузу занять.

– Его все называют Абрамович, – Наташа медленно расправила салфетку, – но только он просил не говорить.

– Как то есть так? Какой-нибудь племянник?

– Не знаю я. Спросите у него.

– А что ты ночью так, скажи…, звучала?

Наина пристально Наташу рассмотрела, и почему-то ей на ум пришло сравнение с тёмной панночкой из «Вия», которую взнуздал тот хлопчик Брут. Простоволосая, с кругами под глазами, на голом теле из дерюжки сарафан, она ждала, когда придет избранник, чтобы соитье утолило страсть.

– Я и не знала, что такое может…, – Наташа мысли вслух произнесла. Но вдруг опомнилась, – вы, это, извините. Кто знал, что там открытое окно? У нас везде стоят стеклопакеты.

– Так это чувства так разбушевались?

– Он был неистов, как Виссарион, который из истории известен. Так никогда не наслаждалось тело.

– Какой ещё такой Виссарион? Мне незнаком такой герой-любовник.

Наине вспомнился из школьных лет Белинский… Наталья вышла, Абрамович сел за стол. Наине бросилось в глаза, как парень жилист, и мощь покрытых рыжим пухом рук.

– Роман, ведь я могу так обращаться? А вы живете где-то тут у нас? – они впервые встретились глазами и оба твердо выдержали взгляд.

– Сегодня – здесь, а завтра – где я нужен. Но свой ещё себе не создал дом.

– Я не имею права на вопросы, но что-нибудь хочу узнать про вас.

– Я – недоучка. По призванию – коллектор. А есть желанье – мы поговорим.

Уже всё красовалось на столе к моменту возвращения Натальи. Никто не поднял тему разговора, возникла глупая неловкость тишины. И, тонко чувствуя условия момента, Наина навострилась уходить.

– Наташа, ты зашла бы по-соседски. Как соберетесь, ты и кавалер.

– Да, я не знаю. Разве – по-простому? Но слишком хлопотно – у вас семья, и муж.

– Глеб послезавтра в Ригу уезжает. Так вы подумайте. Не станем назначать.

И удалилась, словно на прогулке. Наталья с Ромой ей смотрели вслед.

И он в задумчивости гладил подбородок.

И то, что вслед смотрели – не случайно. Бывало, на неё смотрел весь свет, когда плела сквозь подиум походку. Во всех глазах читалось: «Хороша!!!» И Глеб тогда решил: «Моею будет». А от решений он не отступал.

Наина, как вернулась из кафе, прошла к компьютеру, как одержимый блогер – она любила думать и писать. На этот раз пошли воспоминанья.

«Наина девочкой приехала в Москву, как только школа кончилась дипломом. В буквальном смысле этот документ дал право на заветную свободу. Она держала парочку подруг, как бы эскорт для поступления в ВУЗЫ. Но это нужно было для родных, ведь все в столицу ехали учиться. Отец её не вышел провожать, а мать, пустив слезу, перекрестила.

В столице поступила в РУДН, на факультет гуманитарно-социальный. Не то, чтобы она хотела стать специалистом по истории России. Но, по запросам внутренним души, Наине нравились серьёзные названья того, что предстояло изучать, и представляться в случае знакомства: «Я разгребаю Русь дорюриковских лет».

Иногородних поселяли в общежитье, снималась боль искать в Москве жильё. Вообще, была двоюродная тётя, расплывчатая мамина родня. Но на звонок племянницы из Томска позвать для встречи своим долгом не сочла, и больше ей Наина не звонила.

Она тогда была дородная девица и впечатляла кровью с молоком, во всю мощь юности в её игравшем теле. Она гордилась тёмно-русою косой, но, кто бы знал, как тяготилась ею в кругу остриженных, залаченных подруг. Но, видно уж, такой вот уродилась, что самобытность не рядила под стандарт. Отец, как уезжала, был уверен – в Москве испортится, отрезанный ломоть. А мать-то думала – настырная дочурка. Её не сломишь, всё по-своему решит.

Да, не сломили, но настолько закрутили, что не делами древних предков занималась, а собственной историей своей.

Анжела с Кубы и вьетнамка Цзой Чуа с ней вместе поселились в общежитье. Кубинка – очень яркая девица с неброской долей негритянских черт, прекрасной кожей, как молочный шоколад, имела прозвище «весёлая креолка», и очевидно было – почему. Миниатюрная вьетнамка Цзой Чуа с лицом отточенной восточной красоты, когда не проявляла лишней прыти, и для солидности смотрела сквозь очки, она себя считала Йоко Оно. И был любовник, русский гитарист.

Нельзя сказать, чтоб девушки дружили, но их соседство тягость не несло.

Рок-гитарист хотел придти с друзьями, взять девушек куда-то посидеть. Вьетнамка очень сильно приглашала: «Вот вы увидите, что парни хоть куда». Она по-русски складно говорила, когда старалась – не сюсюкала совсем. Ну, а Анжела русский изучала, и, право, ей давалось нелегко: «Давай попробовать на встречу с кабальеро. А то – тристеза…, как ты скажешь – грусть».

И вот, рок-гитарист пришел с друзьями, когда условились под вечер в институт. Он сам себе лепил богемный образ, по плечи волосы, и в свитере, в джинсах. А вот друзья, особенно Владимир, смотрелись, словно деловые господа. Владимир, так и есть, он был продюсер, а третий стал Анжелы кавалер.

Наина волосы пучком большим собрала, как у какой-то итальянской из актрис, а строгий деловой костюм английский после занятий не пришлось переодеть – ребята сразу с лекций их забрали.

– Ты будто бы из офиса и в офис, – Владимир улыбался на губах, но взгляд был изучающе серьезен, – не все так строго ходят в институт.

И тут Наина поняла, что нужно правду.

– Я, видите ли, сэр, провинциалка, в Москву приехала учиться жизнь узнать.

– Вот это, девушка, сказали вы достойно. Да я и сразу понял про тебя.

За столиком попарно раскололись, все разговоры были как бы тет-а-тет.

– Ты, что сказать Наина – высший сорт. Вот только имя это странное напрасно.

– И что меня судить, как кобылицу? Какой-то странный ты, столичный кавалер. И в паспорте моём такое имя. Прабабка наказала так назвать.

– С момента встречи ты мне нравишься ужасно. И я серьезно говорю, а не кадрюсь. Ведь если б приставал, послала сразу?

Наина очень странно посмотрела, что он не понял, всё ли сделал так.

Меж тем продюсера Наина рассмотрела, и он ей показался ничего. Одет без новомодных наворотов, причесан строго, без разболтанных манер.

– Ну, просто, неожиданно, прабабушкина внучка, такое имя при знакомстве услыхать, – Владимир грамотно фундамент подводил, чтоб строить здание дальнейших отношений. – Наина, я работаю в программе по подготовке зимнего показа известнейших российских модельеров, несу ответственность за кадровый вопрос. Короче говоря – подбор моделей.

– А я с известными персонами копаюсь – как Юрий вдруг случился Долгоруким, и Мудрым наречен был Ярослав. И как на княженье позвали к нам варяга, – Наина не пошла на поводу.

– А ты как раз свой нестандартный имидж могла бы привнести, как ретро-всплеск. На подиуме, в соболиных шубах…

– Вы извините. Здесь так душно. Я сейчас. – Наина помнила – метро не далеко, и скоро оказалась в общежитии, послав до этого Цзой Чуа эсэмэс: «Внезапно схваченная головною болью прошу довеселиться без меня».

«И что же, они все здесь так считают, что из провинции так сразу на панель», – лениво перекатывалось в мыслях, пока в домашний облачалась гардероб. Удобный, мягкий, из фланели, свитер, и, на размер побольше, джинсы стрейч.

Запел призывно голос телефона.

– Наина, что же это так исчезли? И только и узнали, что Владимир. Я у подъезда. Пять минут поговорить.

И он уговорил пойти в кафе, что оказалось совершенно рядом. И стать моделью больше не манил, а что-то разное рассказывал так живо, и было интересно и легко.

Коктейль… Потом немного танцевали на небольшом пространстве в полутьме. Наина чувствовала жаркий трепет рук, но поцелуи охладила твердым: «Хватит».

– Тогда ещё немного посидим.

Ну, что ж не посидеть, когда есть время, и спутник – «на дистанции» – неплох. Он сам от бара вновь принес коктейли. Ей так понравился из шейкера напиток, она пила и думала: «Нектар». Пока Владимир распылялся в байках, она бокал опустошила до конца.

– Жаль только – ты до танцев не охоча, – сказал продюсер, и коктейли обновил.

– Я? Не танцую? – тут Наина возмутилась. – Да всё, что хочешь, абсолютно без проблем. Сейчас я покажу им наше «диско».

Наине выкроили метры на танцполе. Она, действительно, куда как хорошо сливалась с музыкой своим пластичным телом. Володя рядом с ней не стушевался и взлягивал забавно, «гогольком».

Во что Наина приоделась в общежитии, ей помогало двигаться свободней. Как будто по дороге с тренировки гимнастка с тренером расслабиться решили и заскочили в музыкальный бар.

– А как бы побеседовать с тобой? – Владимир резким поворотом головы едва ловил её перемещенья.

– Ну, что же, я узнаю, как у нас, – Наина быстренько связалась с Цзой Чуа. И больше слушала, и изредка кивала.

– Они сейчас в подвал решили ехать, где Цзойкин гитарист привык играть. – Наина, всё-таки, подумала секунду. – Ты хочешь? В общежитие пойдем. И можем говорить до их приезда.

Она продюсера охотно пригласила. Вдруг, неожиданно, весь мир стал так хорош, Наина (как сказать?) раскрепостилась до ощущения, что все кругом свои. Танцуют, словно в день Иван Купалы, и скоро будут прыгать сквозь костёр. Мозг просветлел и мысли стали шире… Продюсер – вообще, как лучший друг…

С Владимиром её свела судьба. И ей – на подиуме, в соболиных шубах…, а почему – представилось – не быть? Когда другим девчонкам из глубинки уже так сильно в жизни повезло. А он – пусть не Владимир Мономах, а только начинающий продюсер. Так значит ещё время не пришло. Смотри, как улыбается зубасто.

– Возьми шампанского, уж больно хорошо.

На вахте женщина, не поднимая глаз, воткнулась в глянцевые новости журнала. Наина отомкнула дверь ключом. Владимир, не включая верхний свет, дверь аккуратно запер на задвижку.

Размытый в окнах уличный фонарь чуть приглушил убогость спальни общежитья.

Наина не хотела понимать, всё колебалось в море ощущений. Какая разница, кто так её ласкал, что плоть изнемогала от блаженства. И вспышки света возникали в голове. Они синхронно шли с биеньем пульса, а сердце колотилось всё сильней. Неудержимо расплылось сознанье по всей вселенной от наката волн. Казалось, что душа уйдет из тела…

Ну, а потом, как будто резкий окрик. И этот привалившийся «козел»… Ей было мерзко, он делился впечатленьем:

– Вот здорово, что ты была не целка. Я думал – девушка, а ты у нас орёл. Глоток шампанского… А ты сама не хочешь?

Наина не могла осилить дрожь. Всё сбывшееся представлялось бредом. Когда бы только не мутило сильно и голый тип с объятьями не лез. Она припомнила, что где-то есть подруги, и могут очень скоро подойти.

– Который час? – прошевелили губы.

– Да нет ещё одиннадцати, вроде. Да что ты, цыпочка. С тобою хорошо.

Он вознамерился опять предаться ласкам.

– Нет, нет Владимир, уходить пора, – сказала девушка и стала одеваться. – Всё так внезапно, я разбита и пьяна.

– Ну что ты, дай немного приласкать, – Владимир жадно устремился к продолженью. Наина выдержала долгий поцелуй.

– Володенька, всё было хорошо. Но ты, пожалуйста, иди. Я так устала. И девочки того гляди придут.

И он послушался, решительно оделся. И, как прощаться, высказал слова:

– Ты не подумай, я не просто разрядиться. Я говорил тебе, что ретро-стиль…, я понял, ты совсем не как другие. Во сколько завтра мне придти встречать?

«Сейчас стошнит, – подумала Наина, – а, в самом деле – почему не кавалер?»

– Обычно лекции кончаются в четыре.

– Тогда я в это время подойду.

К двенадцати подъехала Анжела, вьетнамку гитарист не отпустил. Кубинка бурно источала темперамент, и ей хотелось всё с Наиной обсуждать.

– Мой мачо очень, я считаю это – «лярго», по-русски надо – «медленно» – сказать. У двери только мучо-мучо бесса ми.

Наина пряталась в подушку и молчала.

– Я здесь – не понимаю – как с “amore”? – Анжела как бы говорила в пустоту. – У нас всё проще – если нравится – давай. А ты что уложилась – заболела?

И тут Наина поняла, что рассказать, как всё случилось можно лишь Анжеле, с её простою доброю душой.

– Не знаю, я всегда настороже, но только допила второй коктейль, в меня как будто бес какой вселился. Всё стало праздником, хотелось полюбить. И куролесить, и с парнями обжиматься. Но я, поверь мне, берегла себя всегда. Наверно – мама преподать сумела… И тут – случайный незнакомый гость… Короче – раскрутил меня продюсер.

– Он…, что же это? – вскрикнула Анжела. – Как это в русском? Fuck you? В первый раз?

– Да, вроде этого. Я и сама хотела…, но только непонятно – почему? И, почему-то, не «дождался крови». Но я же девушка! Не знаю – отчего. Открыл ворота, но не занял крепость. Я в летопись свою пока конспектом такую мерзкую страницу запишу. День практики предмета «Школа жизни».

«Как хорошо, что, ты имеешь опыт. – Он поделился после близости со мною. – С невинной девушкой пошли бы охи-ахи».

Наина зло прищурила глаза, рот сморщился презрительной гримасой. Её по-прежнему не отпускала дрожь, но в двух словах свела события до точки.

– Как, не поймешь, с чего пришло веселье – так резко превратилось в отвращенье. Насилу вытурить продюсера смогла.

Анжелу, всё-таки, сомненье тяготило – или она неверно поняла?

– Ты говорить, что не была с мужчина, и эта «мачо» тебья «факал» в первый раз?

– Да этих «мачо» у меня на даче! Нет, я, «амига», не гнушалася парней, хотя была разборчивой, конечно. Всё дело в том – прабабушка Агата мне завещала «флауэ» беречь. Она цветком ласкательно звала, что между ног у нас с тобой, подруга. Вот я и сдерживала: «только не туда»… Так что продюсер первым оказался. Хоть почему-то получилось всё не так…

Кубинка всё осмыслила, сметливо, и дальше подняла другой вопрос.

– Так он коктейли… А вино ещё не всё? Посмотрим, – и отважная Анжела влила шампанское в себя одним глотком.

И после минут сорок говорили о девичьем своём житье-бытье, и что быть очень осторожной тоже плохо, и можно своё счастье прозевать.

– Да, эта девственность…, я так, на удивленье… Ведь все же знают, что бывает кровь. Быть может, что со мною не того? Какого это вдруг, скажите, чёрта?

А тут как раз Наина замечает – Анжела вот-вот «прыснет» от души, такое вдруг веселье наступило.

– Да, что же ты креолка угораешь? Я видишь в горе, ну а ей смешно.

В испанско-русской речи Анжелитты, взогретой тем, что допила вино, Наина выкроила роковую суть и так перевела её на русский.

– Так он тебе коктейли приготовил? И ты смеяться захотела и любить? Да, кабальеро, ты у нас затейник.

– Да, что ты? Можешь толком что сказать?

Анжела, в паузу, икнула, и сказала:

– Он накачал тебя «наркотиком любви». Про этот экстази давно все в мире знают. А ты-то, по-английски это – “dark”. Такая взрослая, но тёмная студентка.

С испанским текстом: «Век живи и век учись» всучила томской девушке брошюру.

Наутро, вместо лекций в институте, Наина выяснив, где лучший гинеколог, отправилась прямёхонько к врачу.

– Вы, девушка, понятно – удивились. Но всё у вас, поверьте мне, в порядке – сказала К. М. Н. доцент Щеглова, как представлялся врач табличкой на двери. – Быть может расхождение размеров. Ну, вы представьте, если в ножны для меча пытаются кинжальчик приспособить. А вы бы привели с собой мужчину. У нас андролог знаменит на всю Москву.

– Так значит я по-прежнему девица? – Наина слышала слова специалиста, но важно было правильно понять.

– Я вижу, что с мужчиной отношенья у вас случились где-то семь часов назад. И я пишу вам в карточке, что девственная плева слегка растянута, хотя разрыва нет. Быть может членом кавалер у вас не вышел, или сама вы эластичный материал. Ну, что? Теперь, быть может, по латыни? – и доктор как бы вся заулыбалась, как утешая загрустившего ребёнка. – Жених ваш, что ли, укорил во всём, что до него уже с другими были?

– Какой жених!!! Я это для себя, чтоб знать, как вы сказали: «Всё в порядке».

– Но, я надеюсь, вы предохранялись?

– Какое там… Негаданно стряслось…

– Тогда я вам анализы назначу. Чтобы инфекции какие исключить. И наблюдаться надо, тесты делать…

– Так ко всему я может залетела?

Врач мысль вложила в выраженье глаз, и подкрепила ясность тяжким вздохом.

Наина, пока ехала обратно, продумала немало, и решила, что первым делом надо разузнать: «Если „туфта“ всё про модельный бизнес, тогда другой придётся разговор. Но если в предложении доля правды, что ж, я попробую померить соболей, когда ты предлагал мне в них работать. Посмотрим, что за птица ты, Володя, в какой с тобою мы отправимся полёт».

И в четверть пятого из института вышла. Её не ждали. Но, как только осмотрелась, так поняла, что тот мужчина у машины, призывно машущий, со шляпою в руке, сомнений не было – искал её вниманья.

– Богатым будешь, – она скромно улыбнулась. – Сегодня ты такой солидный господин. Как величать – Владимир…? Как же дальше?

– Садись в машину. Тебя тоже не узнать. Ну, как же, без английского костюма! И как прабабушка так отпустила вас? – и осторожно, как Наина села, он дверцу «Лексуса» за нею притворил.

– Так, что мы, в ресторан перекусить? – непринуждённо предложил Владимир. – А хочешь – всё берем с собой навынос, и отобедать можем дома у меня?

– Нет, ты прости, мне как-то неуютно. Давай куда-нибудь отправимся в кафе. Есть, думаю, о чём поговорить.

Владимир выехал на Ленинский, в густой поток машин, и очень вяло двигался по ряду, где троллейбус. И заведение с названьем «Кофе Хаус» увидели совсем невдалеке.

Вчера Владимира Наина впечатлила, как только встретились и стали говорить. Она, действительно, была неординарна породистым лицом и простотой, доступной разве только светским львицам: продюсер мог их наблюдать издалека.

А тут – вдруг – будто этот светский лоск, как дар врожденный, был присущ провинциалке. Она умела быть сама собой с таким достоинством, что оторопь брала. И он вчера, чтобы вконец не стушеваться, сначала выпил для решимости коньяк. Ещё добавил по дороге к общежитью, и вместе с «экстази» привел её к экстазу. Хотел сегодня закрепить успех, доставшийся без видимых усилий. Она, должно быть, ожидала продолженья раз на свиданье как условлено пришла.

Однако, наслаждаясь чёрным кофе, провинциалка с благородной простотой обрисовала ряд серьёзных обстоятельств, в свете которых она видит «продолженье». Чтобы сегодня на стремительном романе, меж ними вспыхнувшем, не ставить жирный крест.

– Ты мне, Володя, даже очень симпатичен. Но я приехала в Москву устроить жизнь, а не раздать себя направо и налево, – девица пристально смотрела, как продюсер отреагирует на смысл слов и взгляд. В его лице ничто не изменилось. – Про подиум всё это – болтовня?

– Нет, я действительно всем этим занимаюсь. Но, раз уж вышло, что у нас с тобой любовь, я свою девушку сто раз предостерег бы, перед решением спуститься в этот ад.

– Ну, насчёт девушки своей, так это смело, – с достоинством заметила она. – И почему вчера описывал как рай? И в соболях? А нынче – ад кромешный?

– Там все дела идут через постель, посадят на жестокую диету. А выйдешь ли ты в звезды – вот вопрос.

– А ты что, очень маленькая сошка? Ведь ты со мною, если помнишь, спал. Кто может отобрать твою модель? Я не из тех, кто полностью доступен. Так и попробуй из меня зажечь звезду, и будешь рядом, когда выйду на орбиту.

И он подумал – может, верная идея? В славянской красоте провинциалки особенная гармоничность черт и без косметики несла очарованье. Фигуру разглядел ещё вчера – прекрасно сложена, немного полновата. И, очень важно, без сомнения умна. Да и готова стать его «звездою».

– Ну, надо пробовать, – решительно сказал, – раз ты решила – хочешь в этот бизнес. Но, вроде бы, у нас с тобой любовь?

– Любовь – не траханье на койке в общежитьи. Я полюблю, когда полюбишь ты. А для разрядки – столько женщин на панели. Подбрось меня, Володенька, домой. А ты пока подумай, что и как.

Когда приехали, куда она просила, из лимузина выбралась сама.

Да и Владимир не испытывал порыв выскакивать и открывать ей двери. Наина медленно прошла вокруг машины и обозначила намек на поцелуй.

Продюсер в это время был уверен: «Любовь? Да, боже мой, какая хрень. Дать выпить, пару слов – и «накормить». Вот вся тебе премудрость и наука. А у «прабабушки» ещё амбиций тьма».

Когда ж глазами проследил её уход непринуждённой царственной походкой, решил, что пусть примерит на себя столь привлекательную многим роль модели. И, если поимеет в ней успех, то он сумеет записать себе в заслуги.

И позвонил Алине, чтоб ждала – не пропадать же вечеру впустую.

Свою Наину наш продюсер взял на кастинг, когда «вершители всех судеб» собрались, чтоб отобрать достойных претенденток. То был совсем не разношерстный общий смотр. Все кандидатки для дальнейших дефиле уже прошли до этого показа, как говорится в их кругах, «хождение по мукам». Присутствие маститых воротил дало Наине, вправду, ощущенье, как в историческом понятии «дефиле»: в ущелье меж нависших грозно склонов. Она не шла – плыла с прямой спиной, почти что выключив колени стройных ног, с как бы растущими из пяток каблуками. И застывала на момент в величии поз на пике грациозных разворотов.

– И где ты эту Артемиду отыскал – дивился Шац, создатель лучших фотосессий. – Я с ней хочу коллекцию Тарасовой отснять, и, может, что ещё. Ты как, непротив?

Владимир, как «заводчик» протеже, так даже «критику» себе слегка позволил.

– Ей надо бы немного похудеть. А так, конечно, нестандартная красотка. Я, Игорь, в своём роде астроном. Тут не везение работает, а поиск – такую «лебедь белую» надыбить…

И горделиво руки свёл на грудь, «наполеоном» поднял подбородок.

Наину взяли на показы «от кутюр», она всё делала – «как скажет мой продюсер».

Владимир и загадывать не мог такой ошеломительной удачи.

Стремительно возникшая модель перед сознательно продуманной диетой опять сходила к К. М. Н. Щегловой, и результат похода был жесток – в ней стало развиваться вражье семя. Раздумий не было, как надо поступить. И в память сердца залегла закладка.

– Ты, это, Шубина, фамилию свою хотя бы на показ мехов сменила, – ей посоветовал Владимир, как узнал её Ф. И. О. при оформлении договора. – Давай, ты будешь Шуйская – пойдет? Ведь это же звучит, Наина Львовна.

И обнял так, что ясно, что хотел. Она из чувственных объятий не рвалась, только руками в грудь его уперлась и выразительно уставилась в глаза.

– Из всех достоинств, главное – терпенье. – Напомнила она в который раз. – Не знаю, кто-то там считает так. А в нашем случае, я знаю, что подходит. И чувствую, что ты почти готов.

И тут он так настойчиво прижался, свою «готовность» придавив к её ноге. Наина вывернулась, и на расстоянии сказала шепотом надежды и любви:

– Володя! Чтобы чувство шло из сердца! Я вижу, что ты сможешь полюбить.

Глаза у девушки мечтательно блестели, дыханье трепетно приподнимало грудь, рельеф которой делал свитер тесным. И даже в шаге расстоянья нежность кожи пьянила в одурь и огнём вскипала кровь.

Меж тем Наина рассказала «кабальеро» свои решения в практических вопросах, и попросила ей немного подсобить.

– Я, знаешь, ухожу из РУДеэНа. Мне посоветовали и нашли квартиру. В Филях однушка, и не очень много просят.

– Да, не проблема, я с деньгами помогу.

– Нет, мой продюсер, я не содержанка. Нельзя ли что-нибудь вперед из денег взять, что в договоре есть как гонорары?

– Ну, я скажу, чтоб выдали аванс. Но зря не хочешь, я бы мог платить владельцам.

– Когда с тобою вместе заживем, тогда твои – моими станут средства. Ты не спеши, ещё сумеешь заплатить. Поможешь шмотки перебросить на квартиру? Там, в общежитии, наверно, сумки три.

Для слов отказа не хватило сил – что говорить, общенье с сибирячкой день ото дня Володе делалось нужней. И, заодно, хотелось бы узнать, куда Наина едет поселяться.

– Я подожду. Ты собери всё побыстрей. И позвони, я заберу поклажу, – остался ждать в машине, так решил.

Анжела была в курсе предстоящих перемен. Кубинка радовалась за свою Наину, но опасалась за успехи авантюры. Казалось, всё уже обговорили, чтоб не мусолить больше эту тему. Один вопрос у знойной женщины-подруги Наина всё-таки хотела прояснить.

– Мой опыт, ну, ты знаешь, с «кабальеро», кроме брезгливости мне ничего не дал. Скажи, Анжела, при соитии с мужчиной, в блаженстве плоти закипает кровь? Как это мне воображение рисует?

– Когда случится настоящая AMORE. И чтобы «мачо» научил тебя любить.

Наина медленно кивнула головой: «Мне размышленья так и подсказали».

В прощальном взгляде в зеркало каморки «модель» увидела горенье этой мысли в упрямом отражении своих глазах. И поднялась решительно идти.

– Ты мне позванивай, «прекрасная креолка». А, может – встретимся, как выпадет судьба.

Пока что планы звали в дальнюю дорогу.

Доктор Щеглова, после долгого осмотра, хотела молодую пациентку напутствовать словами утешенья.

– Вы очень молоды, собою хороши – кругом так много всяких отморозков. И все готовы руки распускать. Так вы уж постарайтесь осторожней. Что нужно – сделали, и всё у вас в порядке. Но… Первая беременность, аборт… Даст Бог, и обойдется без последствий. И сможете детишек нарожать. А если я понадоблюсь…, вопросы …, так вы всегда звоните, без проблем.

– А у меня вопрос как раз и есть. Что, если, ну, мужчина очень хочет, и я бы, вроде, не должна бы отказать, но нет желания отдаться – нет ли средства, чтобы его возможности лишить?

– Вы о насильнике такую речь ведёте? – Врач искренне была удивлена.

– Нет, что вы, исключаем криминал. А если шеф…, ну, важный человек, так возжелает, что и не откажешь, чтобы врага себе не наживать… То нет ли средства – капнуть в кофе, иль вино? И он потом захочет, но не сможет?

Щеглова поднялась с другим лицом.

– Каких сейчас снадобий только нет! Но ваш вопрос как раз о криминале. Вы, верно, крутите в мозгах про клофелин. А я вас чуть ли не за жертву посчитала.

– Нет Ольга Юрьевна, какой там клофелин. Но у меня сейчас такое чувство, что я интимной близости боюсь. И не могу себя никак настроить.

Тут Ольга Юрьевна включилась с пониманьем.

– Вам, Шубина…, ну как вам не помочь. Сейчас я всё для вас организую.

Она взяла мобильный телефон. Но, будто вспомнила, спросила у Наины:

– Есть врач-психолог – вот уж истинно целитель. К нему проблема на прием попасть. Но консультации, конечно, стоят денег. И не таких, как в клинике у нас. И если вам не позволяют средства, вы мне скажите, я другого поищу.

– Пусть будет дорогой, раз он хороший, – Наине и фотограф дал аванс, она уже снималась на обложки.

И Ольга Юрьевна сказала в телефон:

– Артем Семенович? Щеглова беспокоит. Могу я пациентку к вам послать? Так, запишите – Шубина Наина. Ну, что ж, спасибо, я ей передам.

Щеглова что-то написала на листочке, и отдала Наине со словами:

– Вам повезло. Артем Семенович Васильев, с огромной практикою психотерапевт. Возьмите – как зовут, и телефон. Я вас представила, и он сказал что примет. И уберет психологический барьер.

Расставшись с доктором, Наина поспешила не упускать «горячий след», и (что тянуть?) набрала номер психотерапевта. На всякий случай объяснила: «от Щегловой».

– Я с вашим случаем, признаться, не знаком, – тембр голоса располагал к доверью, – и от коллег мне сведений не надо – вы всё сумеете сама мне рассказать. В какое время завтра вы свободны?

– Да вы скажите мне, куда подъехать? Назначьте час. Я дальше разберусь.

Васильев предложил, как место встречи, весьма известный «Институт питанья», где он, как приглашенный консультант, сам обустроил помещенье для сеансов. И взял инициативу на себя.

– Вы сможете к двенадцати подъехать в район Сокольников на улицу Гастелло? Там каждый вам покажет «Институт». А в институте спросите меня. Так, значит, я в двенадцать буду ждать.

На первый взгляд Артем Семёнович был молод. Но далее, в процессе разговора, вносилась ясность – перед вами зрелый муж, и, без сомненья, понимающий наставник, вас чувствующий, как никто другой.

Он выслушал, и задавал вопросы, как будто знал, что не успела досказать. И уточнял нюансы всех переживаний, ему важны были малейшие оттенки ею испытанных и к ней прилипших чувств.

– Я не поклонник всяческих статистик, поскольку в каждом человеке есть свой мир. Не думаю, что вам открою тайну – сейчас такая нравов простота, а, может быть, точней – паденье нравов. Мы взяли знамя сексуальных революций. И понесли, конечно – выше всех. – Васильев чуть откинулся на кресле. Наина же, напротив, словно сжалась, боясь хоть слово эскулапа пропустить.

– Другое дело – вы и ваша личность. Ведь вы, при столь уверенном обличии, полны наивных представлений, что в жизни много разной дряни, но вы идёте по особенной тропинке, где никакая нечисть не страшна. И вот – тропинку вашу затоптали, а королеву вывалили в грязь.

– Да нет, я никогда не обольщалась… Но неожиданность…

– Ну как это же так? Совсем такой-сякой не подготовил. Он должен был сначала рассказать: «Вот, напою тебя наркотиком любви, и будешь подо мною извиваться». А он нахрапом и без церемоний. Как делал это прежде много раз с простыми девушками, чаще из приезжих.

Наина без того себя судила, но уж себя сумела оправдать. И села в кресле, как уверенный боец, теперь уже готовый для дискуссий.

– Таки уж да, была идеалистка. И я себя не стану извинять. Все наступают на одни и те же грабли, Одни – всю жизнь. Другие – только раз. Я обожглась… И что мне важно сделать, и как – уже решила для себя. Но вы, мне нравится, всё верно рассказали, и, думаю, что вы как будто тот, кто сможет дать ответы на вопросы.

Васильев в кресле пересел иначе – устроил руки так на подлокотники, как делает, кто думает вставать. Но только сел с энергией движенья, и тихо, доверительно сказал.

– Наверное, Щеглова говорила, что я психолог, психотерапевт. Поэтому картина вашей жизни – мною освоенный учебный материал. И так давно, ещё по институту. Но реагируете вовсе не типично. Рассказывайте, что волнует вас?

И девушка чуть припустила веки, чтоб мысль точнее сконцентрировать в вопрос. Потом, пока не кончилась беседа, всё обсужденье шло глаза в глаза.

– Мой этот опыт, я не буду повторяться, меня наполнил, как бы, отвращеньем к животной, скажем, стороне любви. Как мне избавиться от этих ощущений?

Васильев моментально дал ответ.

– Ну, это-то как раз не сложно сделать. Я мог бы познакомить вас с мужчиной. Он деликатно вас избавит от проблем и в вас разбудит сексуальные желанья.

И, как для уяснения заданья, Наина медленно и твердо повторила:

– Выходит, нужен кто-то из толковых. – И было видно, что решение вопроса, таким и представлялось ей самой. – Понятно, но мы к этому вернемся. А ничего, что много личных чувств?

– Как раз и правильно, вам не нужны рецепты. Вы говорите и мы будем обсуждать, что лучше сделать, чтобы разобраться.

– Теперь к вопросу о «любовнике» моём. Мы с ним встречаемся, и по работе часто, и он всё время меня хочет поиметь. Артем Семенович, есть что-нибудь такое? Ну, скажем – радикальная таблетка, чтоб я ему в напиток подмешала, и он потом физически – не смог? Вот, я с ним соглашаюсь переспать, и перед этим он, положим, выпьет? Ну, как бы сделать в этот вечер импотентом. Такой самодовольный идиот.

– Всё в мире есть, и это в наших силах, раз вы его решили проучить. Но сгоряча нельзя поступки делать. Холодный разум и продуманный расчет. Дней через десять вы ко мне зайдете и мы вернемся к этому вопросу.

Наина уже думала подняться, когда Васильев ей внезапно предложил:

– Вот, в упаковке десять порошков. Попринимайте после завтрака, полезно. Все время ровным будет настроение, спокойной станете, без резких амплитуд. Не химия, а смесь различных трав.

И ненавязчиво, но с логикой мотивов, Артем Семеныч дал ей маленький совет.

– У вас прекрасное трагическое имя. Но есть в нём что-то от помпезной мишуры. Пускай присутствует, как атрибут величья. Но для знакомства, да и для общенья попробуйте назваться просто Инна. Наиной называться будет срок. Вы юная, зовитесь понежней. Простой совет, попробуйте подумать.

Те порошки, что предложил Васильев, Наина отложила «на потом» – пусть будут под рукой, как нужные лекарства. Порой бывает «неустроенность души», тогда их примет для корректировки. Сейчас же мозг был как отлаженный компьютер, а уж в психической гармонии Наины ничто не в силах было вызвать дисбаланс – она так чувствовала, что прошла закалку. И у девицы вызрел чёткий план, как разрулить клубок из обстоятельств. Как показалось, психотерапевт Артём, мог поспособствовать в решении проблем. Она явилась через десять дней, как и условились – с «холодной» головою.

– Ну, налицо заметны перемены, – доктор Васильев ясно видел, что клиентка, полна спокойствия, не то, что в прошлый раз. – Попробовали наши порошки?

– Да, – не моргнув, ответила Наина, – и очень благодарна вам за них. Избавилась от лишних треволнений и ко всему рассудочный подход.

– Как раз, что нужно для оценки обстоятельств. Так что мы думали наметить в этот раз? Убрать ваш негатив в интимной сфере?

Наина чуть замедлила ответ, и вышло так, что будто размышляла. Потом с надеждою взглянула на врача.

– Мне кажется, с «любовником» – важней. Мне так иль иначе приходится общаться. И это главное, о чём я вас прошу.

Васильев, что-то на столе перебирая, спокойно, деловито произнес:

– Такое средство стоит много денег. Мы делаем заказ при предоплате.

И он озвучил шестизначное число. Наина захотела уточнить.

– Как много ампул будет в упаковке?

– Так стоит одна доза препарата. А упаковки есть – одна, и две, и три. Но я не думаю, что вы хотите ящик.

– Как быстро действует, и сколько будет длиться?

– После приема через час – так это точно. И одна доза будет действовать два дня.

Наина что-то в мыслях прокрутила. Как оказалось – делала подсчёт. Артём Семенович спокойно в кресле ждал.

– А сколько предоплаты вы хотите?

– От общей суммы пятьдесят процентов.

Девица заказала десять доз.

– Но, я надеюсь, он не только для инъекций?

– Его разводят в спирте, если пить. Обычно повышается давление, ну, а потом развиться диабет. Ну, и сердечникам не очень он показан.

– Субъект не будет годен для контакта?

– Каких бы только мер ни принимал. Не только, что возможность уничтожит, но и любые сексуальные позывы.

Наина вынула из сумочки конверт.

– Когда готовить сумму под расчёт?

– Я думаю – через четыре дня. А ампулу сейчас могу вам выдать.

– На предоплату и на дозу здесь не хватит.

– Да разберёмся мы, какая ерунда.

– У снадобья, наверно, есть названье?

Врач отчеканил по слогам: «Декапептил».

– А если я двух доз не пожалею для пущей безопасности своей?

– Он будет импотентом больший срок. А это может и на психике сказаться.

Они простились и расстались на неделю. Наину ждали важные дела.

И в тот же день она звонила в Томск.

– Да что же ты такое натворила? – испуганно запричитала мать. – Неужто, всё настолько безнадежно?

– О чём ты, мама, что-то не пойму? Вот, захотела с вами повидаться.

– А я подумала, что выгнали тебя. Как разъезжать весной, когда занятья?

Наине вовсе не хотелось объяснять, что навсегда рассталась с институтом.

– Каникулы, как и у всех студентов. А мы вот с зимней сессией зависли. Один профессор был в командировке. Сейчас уже второй семестр идет. Да на два дня, не больше, прилетаю.

– Ну, вот и хорошо, когда всё так. Отца, ты не волнуйся, подготовлю.

– Тогда скажи – ты видела Ларису? (Наперсница, подруга детских лет).

– Сегодня видела. Что надо передать?

– Да так, спросила, – просто бросила Наина, хотя Лариса ей была нужна. – Я, в общем, предварительно звонила. Как точно выясню, уже куплю билет, я всё тебе скажу, и номер рейса.

И набрала Ларисин телефон. Довольно долго шли прозвоны до ответа. Ответила подруга с теплотой.

– Ну, Ная, как же рада тебя слышать. Не очень одиноко там, в Москве?

– Да, всё нормально. Может быть – приеду. А как там Лазаревы братья поживают?

– Тебе про них обоих важно знать? Ну, Вячеслав теперь большой начальник. За городом себе построил дом. Так, по рассказам – чистые хоромы. Конечно, там такие деньги платят – хозяин разрабатывает нефть.

– Да, что мне Славка. Как там Николай?

– Соскучилась? Так вы же разбежались? Да что я говорю, твои дела. Не знаю толком, будто бы нормально. Пока он у родителей живет. Я на ходу с ним как-то повстречалась. И не женился, я бы знала, если что. Так ты когда приедешь?

– Позвоню.

Так, постепенно, добралась она до Коли. И это была школьная любовь. Наверное, ещё с начальных классов. И все настолько часто говорили: «Какая пара! Что – невеста! Что жених!», и постепенно это стало так привычно. Но, тем не менее, портрет был – хоть куда!

Она была красавица из первых, коль не сказать, что первая совсем. Смотрелась, как скульптура из музея, где в экспозиции представлен древний Рим. Так стала выглядеть, как только повзрослела. В младенчестве была, как ангелок. А царственная простота в общении, что потрясла продюсера вконец, была её манерой поведенья, ещё и этим выделяла из толпы.

С ней рядом Коля Лазарев возник, как только деток в школу снарядили. Он был немногословен и спортивен, силен физически, при стройной худобе. Ещё до школы его звали «цыганенком» товарищи по играм во дворе. Поскольку был он смуглый, кареокий, и блеск держался в чёрных волосах. Да и глаза горели грозным блеском, когда, случалось, игры сверстников-подростков из безрассудства обращались в бой. Из опыта таких ребячьих битв возник урок – не доставать «цыгана».

Сам с дружбой он ко сверстникам не шёл, хотя в общении был неизменно ровен. Он был самостоятелен во всём – в поступках, в неприступном мире мыслей. Советы, может и мотал на ус, но был порою неожиданным в решеньях, и к «стаду» никогда не примыкал. Он знал, что означает «чувство локтя», но с обостренным голодом свободы в своей душе не мог поделать ничего.

Лишь только сверстник по прозванью Тахтамыш считался Николаю близким другом и тенью всюду следовал за ним. Однажды паренёк чуть не погиб, когда весною от горы над Томью, в то время бывшей грозною рекой, стремившей в Обь бурлящие потоки с высоких мест от таянья снегов, вдруг отломился огромадный снега пласт, всю зиму прослуживший, как площадка. Так Гриша этот, позже – Тахтамыш, с обломком этим с берега крутого к стремнине кубарем, буквально, полетел, и всё лишь долями минуты исчислялось. Никто не рыпнулся в компании парней, стоявших рядом и оставшихся на круче. Тем более, что день уже угас, и Гриша в темень непогоды рухнул. Один «цыган» сорвался ему вслед, и будто взнуздывал природу жутким воплем. Крик постепенно снисходил на умолканье, а видеть ничего было нельзя. Григорий крепко головою приложился и был бы несомненно не жилец, нашли бы труп пониже по теченью, не подоспей подмога в тот же миг. Так Лазарев, и сам ещё ребенок, товарища от верной смерти спас. А Тахтамышем Гришу стали звать, когда поправился. Прилипло постепенно. Поскольку где-то там, недалеко, разбит был хан из Золотой Орды, который и носил такое имя.

И Тахтамыш был Коле Лазареву друг. Вернее, так сказать, оруженосец. И научился абсолютно не мешать.

Как Кай и Герда, нет, верней – Адам и Ева, прошли рай детства абсолютно безмятежно Наина и бессменный Николай. Она его ценила, и любила… Как брата… пока время не пришло. И стали возникать другие чувства.

Тогда пришла действительно любовь: его – зажгла стремительным огнем, а у Наины ровным пламенем горела. Наверное, ещё и потому, что он был рядом, и поэтому – привычен.

Всё состоялось – и прогулки до зари, и поцелуи до самозабвенья, и познаванье вожделенных тел. Но бабушка замучила про «флауа», она звала то место гордо – “Hymen”, и говорила: «Гимен – дар Богов». И Николай оберегал «цветок», когда ему Наина рассказала. «Всё будет, ведь она и так моя». И с девочкою бережно возился, и напридумывали многого чего.

Так и прошло, наверно, года три… Но как-то раз приехали в их школу какие-то ребята, рок-ансамбль. Совсем не самобытны, так, неплохо, могли исполнить ходовой репертуар. И барабанщик, не скрывая восхищенья, Наине чуть ли не рукой махал. В какой-то миг к ней подобрался осветитель, и передал послание: «Тебе». Она прочла и сунула в карман. А позже, когда стали расходиться, от всех отстала и замешкалась в фойе.

Тут рядом оказался Тахтамаш. «Он не придет», – сказал, в глаза не глядя.

«О ком ты?» – и невольно встрепенулась. «Да я о барабанщике об этом. Пойдем, „цыган“ велел мне проводить». Наина, всё-таки, пошла, но возмущалась, само собой, конечно, про себя.

А барабанщика избили хулиганы. Всё в тот же вечер. Знать не суждено придти ему к Наине на свиданье. И неудачно на руку упал, так что врачи её загипсовали.

Но дети всё-таки немного отдалились. Не то, чтобы у них прошла любовь. Но столько юностей других вокруг бурлило.

Девчонки Коле «строили глаза», а быть с Наиною не мог он постоянно. И не хотел, наверно – жизнь звала. Другие девочки не берегли бутон, а жаждали его цыганской страсти. Его терзала «гиперсексуальность» – так бы, наверно, психотерапевт Васильев научно состояние назвал. И Коля Лазарев стал властвовать гаремом.

А к царственной красавице Наине, ну, что тут скажешь – каждый сверстник вожделел. Не говоря о тех, кто был постарше. Как только Лазарев немного отдалился, другие парни её стали осаждать, как будто слух прошел – попробовать возможно. И кое с кем она была близка… Конечно – до означенной границы.

Но Лазарев не изменял любви, да и Наина – не сказать, что разлюбила. А просто жизнь немного развела. И вот, она уехала в Москву. А он не знал ещё, как с армией дела – год проучился при военкомате на шофера, сейчас могли водителем призвать. Но старший брат мог взять охранником на вышку, он в нефтяной компании служил. Там делали из «срочников» отряд, и даже строили подобие казармы. Тогда, наверно, Коля бы женился – устал от многочисленных подруг, пресытился их постоянной сменой.

Наину он свою не разлюбил, но увела её судьба в другие жизни, а он хотел невесту для семьи. И тут ему Наина позвонила.

– Я приезжаю, может – на три дня. Ты сможешь быть на эти дни свободен?

– Зачем ты странные вопросы задаешь? Давай я лучше за тобой приеду.

– Билет на завтра. Рейс – четырнадцать. Целую.

– Ну, если так, то я тебя люблю. Как только время мне убить до этой встречи?

Она взяла билет на самолёт.

А он ту девушку, что намечал невестой, уговорил слетать в Новосибирск – там старшая сестра её жила, и обсуждали, что неплохо повидаться.

И Коля Лазарев поехал в тот район, совсем под городом, где брата дом построен. Там, ну, почти в дремучей чаще, земли он выкупил, наверное, с гектар. И строил для родителей сюрприз – сруб из отборных вековых деревьев, где, в том крыле, что строил для себя, всё современной техникой напичкал – компьютеры, и разное чего.

С ним постоянно находился Тахтамыш. Так он приехал и распорядился. Чтобы три дня никто не доставал.

Летать Наина не особенно любила, вернее – тягостно текло пустое время в бездеятельном длительном пути. До Томска, что сказать, конец не близкий, и ей не нравилось быть в клетке самолёта, фальшивой птицы средь бескрайности небес.

Она не очень-то умела расслабляться, а тут ещё энергия полета наслаивала свой коэффициент на бурную энергию души, толкнувшей девушку лететь через пространство. И через время, если точно говорить. Но в этот раз так много было мыслей, они наплывами отягощали думы, и где-то близко от границы атмосферы над суетным, земным трудился мозг.

«И почему других устраивал тупой ярлык „цыган“, и только мне решение пришло, что где-то, в предках – корни Ганнибала? Вот отчего такой ты смуглый, Николай – арап был в Томске, когда царь внезапно умер, и в ссылку сплавили сподвижника Петра. Вот и метнул он семя в Томскую губерню.

А может и действительно цыган? Что толку во всём этом разбираться. Я, как была зацикленной девицей, так и осталась ею до сих пор. Но, чувствую, готова к обновленью», – эмоции переполняли грудь. И мощный монотонный рев моторов звучал Наине будто тремоло в оркестре перед грядущей кульминацией пути, что ноты жизни напророчили ей в Томске.

Вопросов не было – а почему же Коля?

Он был настолько значимой фигурой в судьбе доверчивой мечтательной Наины, что в разрешении московских обстоятельств она нашла себе спасенье – Николай. «Он самый нежный. И откуда у мальчишки, – Наина будто бы читала древний эпос, – сыскались силы удержать перед соблазном такую демоническую мощь его прекрасного мужского естества, когда прабабушкой завещанный «цветок», – она задумалась, что смысл немного спутан, – верней: прабабушкин наказ хранить «цветок»… Устроила какой-то заповедник. Но как я верила, что надо сохранять! И до сих пор люблю прабабушку Агату, хотя лишь только слышала о ней. От её дочери, надменной Розалинды, своими примитивными мозгами, что так досадно, не пошедшей в мать. Но хоть Ага-тины твердила наставленья, и воспитала меня с ценностями в жизни. Хотя наверное всё это ерунда. Но что бы ни было, я уважаю принцип, который в человеке должен быть. И я поэтому сейчас лечу к тому, кто мой «цветок» сорвать имеет право».

«В конце концов – причём тут эфиоп? Он Коля Лазарев, и никогда никто мной не был так любим, в нём юность моей страсти», – и тут же посмеялась над собой, «зачем же всё так выспренне, подруга?».

А дальше мысли философские пошли.

«И как насмешка возникает слово «ВЕЧНОСТЬ», когда в иллюминаторе – смотри, уже осточертел однообразьем назойливой линялой синевы и этот свод небесный за окном, и облака, как сахарная вата. Вот если бы я даже и разбилась, трагедия, какая вдруг стряслась, – то это ничего, когда на взлётё. Пускай «ценою жизни ночь мою», ведь я лечу сейчас за этой ночью. Я прочитаю, как там Пушкин написал… Ведь если с самолетом что случится, я за любовь, выходит, жизнью заплачу… А то какой-то там специалист, назначенный врачом в научном центре, со мною будет терапию проводить так называемым «лечебным брачным сексом». Мне, слава Богу, есть с кем ложе разделить».

Стюард сказал, что скоро «Боташово». Томск принимал и все защелкнули ремни.

– Вот спорим, что какая-то актриса, – две стюардессы, что готовились на рейс, рассматривали группу прилетевших. А Лазарев недалеко стоял. И понял, что отметили Наину. – Идёт как королева сквозь толпу.

И Коля видел, что Наина похудела, и в силу этого, возможно, впечатляла какой-то окрылённой красотой.

Сначала будто всматривалась в лица – встречающих, но было далеко. Потом, он видел, разглядела, где он есть, и улыбнулась, и рукою помахала.

Он тоже, несомненно счастлив был, но главным чувством было удивленье – и что она внезапно сорвалась? И речи не было, чтоб приезжать обратно. Ну, может быть, когда-нибудь, потом.

«Ну, коли надо – хорошо, что прикатила. А я её недаром разглядел. Какая стала классная деваха, – друг детства заново как будто узнавал, – и будто там, в столице, выше стала».

Наина в это время подошла, и в тот же миг подумала с досадой:

«Какая всё-таки я форменная дура, что нацепила эти каблуки. Но он не смотрит снизу вверх, мой „цыганенок“. Как сокол гордо голову вознес, и наблюдает ястребиным взглядом».

Внезапно он схватил её в охапку и сразу же ответил на вопросы, что лучше – величаво наклониться? Или присесть, чтоб легче целовать?

Их встреча сделалась совсем непринуждённой.

– Тебя наверно к предкам отвёзти? – он отпустил её и явно любовался.

– Нет, Коля, я недаром выясняла насколько сможешь быть свободен в эти дни. Так ты скажи, если делами связан.