Читать онлайн Приключения бравого наёмника Гарика

Вступление

– Запомните, – инструктор номер пять щёлкнул затвором автомата. – Вам не надо напяливать на себя дорогой броник и обвесы, которыми вы не умеете пользоваться. Если вы наденете на себя полмиллиона, то вас обязательно захотят убить скоты с той стороны и свои с этой. Вы должны выглядеть как боевые бомжи, чтобы никто не хотел с вас чего-нибудь снять. Понятно, дебилы? Вы боевые бомжи, тогда у вас есть шанс вернуться домой с дыркой, но живым.

Небольшая толпа новобранцев, в грязных робах моргала красными от бессонницы глазами, кашляла и молчала. Высокий, сутуловатый, худощавый, изрядно осунувшийся Гарик с трёхдневной щетиной тоже молчал.

– А разве нас могут убить свои?

– Могут и убьют, – усмехнулся номер пять. – Занятие окончено. В колонну по четыре, на обед шагом марш.

Началось построение. Новобранцы никак не могли научиться ходить строем. Поэтому всегда долго строились, перепирались и перестраивались. Кто-то кого-то переставлял, кто-то начинал орать, кто-то бегал вдоль строя. Если инструктору это надоедало, то он строил всех сам или, наплевав на стадо, командовал вперёд. Колонна втягивалась в лагерь имея разную ширину и неопределённо растянувшийся хвост, пересекаясь и пропуская десятки таких колонн из новобранцев всех возрастов, одинаково покрытых грязью и волосяной растительностью на лице.

Поздравляю! Вы попали в боевое братство солдат удачи!

Гарик

Гарик родился в большой, сильной стране, которая в его юности развалилась на мелкие запчасти, порождая хаос внутри себя и войну на своих осколках. Гарик жил также хаотично. Он получал образование, которое было никому не нужно. Он устраивался работать на предприятия, которые закрывались, и уходил. Он ругался с начальством и тоже уходил. Наконец он открыл своё дело, вроде, даже начал зарабатывать, но страна дала новое крутое пике, и жизнь Гарика снова забарахталась в круговороте. И надо было уходить, но на этот раз Гарик совершенно не знал куда. Он болтался в неопределённом состоянии пару лет, сводя концы с концами, пока не сломался холодильник.

«Да! Холодильник надо было менять. Также на ладан дышала стиральная машина».

– Через пару месяцев нас ожидает техногенный кризис, – многозначительно сообщил Гарик жене.

– Что-нибудь придумаем, – ответила жена.

Придумки не было никакой от слова совсем. Её не было дня два, потом дня три, потом две недели, потом ещё. Гарик запил. Он и раньше не отличался трезвым образом жизни, но в этот раз пил с каким-то отчаянием. Когда он очнулся, то узнал, что единственный способ решить свои финансовые проблемы – встать на защиту страны, которая влипла в очередную войну. Правда в этот раз по серьёзному. Теперь Гарик знал, куда надо уходить. Ну, и ушёл.

Вербовщик

– На самом деле ничего страшного. В стрелковый бой они не вступают, сразу убегают, – сообщил маленький щуплый человек, представившийся собравшимся, как кадровик.

«И да! Мы просто не можем быстро добежать до них. Поэтому так долго воюем!»

– Пора бросать бутылку и брать оружие.

Действительно, от половины собравшихся изрядно несло сивухой.

– Таких как вы даже в плен не берут.

«Видимо, нет смысла кормить».

– Всем без исключения, в случае гибели, – кадровик сделал многозначительную паузу, – оплатят похороны и бесплатно выдадут флаг на гроб. Флаг обязательно!

«Это окрыляет».

– И не надо мне рассказывать, что вы здесь пришли Родину спасать. Вы здесь за деньги! Хотя одно другому не мешает, но поспорю, что нет денег – нет и вас.

«Пожалуй самая бесспорная мысль».

– А навалять скотам дело святое. Отрубить руки по самые плечи, чтобы не тянулись к нашей земле! – продолжил кадровик. – Поэтому, ваша главная задача: купить нож и мазь для ног. Нож нужен, чтобы выкопать себе окоп, если вы забыли сапёрную лопатку. Мазь нужна, чтобы ноги не воняли. Смажете хорошо перед боем. Потом пятки, как у младенца.

Кадровик улыбнулся и постучал носками ботинок по полу. Видимо, показывая всем, что ноги у него не воняют.

Многие из тех, что «под шафе», начали одобряюще выкрикивать, как они наваляют скотам. Некоторые скромно спрашивали, как им оплачивать кредит, если первая зарплата только через два или три месяца. Но на последний вопрос, кадровик ответить не смог.

– Простите, – поинтересовался Гарик. – Если в плен попадёшь, зарплату платят?

– Чувак, мы тебе в плен попасть не дадим! – раздался бравый подпитый голос откуда-то слева.

Денег на нож у Гарика не было, поэтому он купил мазь.

Жена

Жена, как и полагается плакала. Она плакала искренне, также как искренне любила своего мужа. Может быть на всём свете не было человека, который был готов терпеть все закидоны Гарика, но последние, на почве усталости от нищеты, начали зашкаливать.

– Может, что-нибудь придумаем? – с надеждой говорила она по вечерам, прижимаясь своим маленьким телом к непутёвому мужу.

– А что мы придумаем?

– Найдём тебе работу.

– На поесть? А кредит твой? А холодильник купить надо?

– Найдём хорошую работу.

– Мы уже нашли три штуки. На одной кинули, на второй кинули. На третьей зарплата – коту на еду не хватает. Я поеду.

– Всё правильно, но, может быть, сдашь билет?

– Нет. Кстати, нам надо расписаться. А то пристрелят меня, а ты и не докажешь, что жена. Флаг не дадут.

– Дурак, ты.

– Согласен. Но завтра в ЗАГС. Согласны ли вы, прекрасная леди, стать моей женой? Юридически.

– Согласна, – жена тяжело вздохнула и сильнее прижалась к плечу мужа.

– Не расстраивайся, жена. Я у тебя как Д’Артаньян двадцать, нет, тридцать лет спустя: «Приключения продолжаются!».

ЗАГС, сумка, поезд, слёзы, попутчики, вокзалы, паровозы.

Попутчики

Чем ближе к войне, тем больше встречалось людей в военной форме, редко попадались раненные. На перроне запомнились бравые парни, косая сажень в плечах, в новеньких тактических ботинках, с девочками в обнимку. Интересно выжили?

В вагоне на первый взгляд военных вообще не было. Девочки и мальчики, молодые и старые. Будущих воинов можно было определить по коротким стрижкам и потёртым курткам, которые предназначались на выброс – хотя показатели спорные. Но за двое суток, так или иначе, завязывались знакомства.

– Нет, дружище. Есть кое-что, что ты точно не взял, – снайпер, ещё раз любовно взвесил в руке оптику и убрал в рюкзак. – Знаешь, что?

– Откуда? Я же первый раз.

– Сидишь ты в палатке или ещё где. Дождь идёт. В сланцах не выйдешь, а в берцы каждый раз залезать неохота. Значит, что?

– Что?

– Что, что. Галоши! Места занимают мало и удобно.

– Действительно, удобно. Так и не подумаешь, – улыбнулся Гарик. – Помниться давным-давно наша страна была рекордсменом по выпуску галош. Интересно, а сейчас?

– Сейчас не знаю. Может быть галоши ещё выпускают. С остальным напряжно.

Снайпер воевал с восемнадцати лет, поучаствовал везде, начиная с первой Чеченской. Напарником на этой войне у него была совсем молоденькая девчонка.

– Мы с ней вместе на задачи ходим. Она там с четырнадцати воюет, – снайпер показал фото.

– Скажи честно, у тебя там не только война, но и любовь?

– Честно, да, – немного смутился снайпер.

На соседней полке вояки обсуждали, как их бросили на бетонные укрепления, и из двух с половиной тысяч осталось сорок восемь человек. В каждом слове сквозила большая любовь к правительству и командованию. Настроение не улучшалось.

В вагоне появился молодой парень в гимнастёрке старого образца и тактических перчатках. Он подсел к девчонкам и громко начал повествовать, что он наёмник, который прошёл три войны. Хотя на вид парню было не больше двадцати двух лет, его никто не перебивал. Девочки слушали, развесив уши. Гарик временами косился в его сторону, особенно, когда воин начал читать стихи. Все трое суток пути молодой ветеран предлагал руку и сердце всем молодым барышням, за что его прозвали женихом.

Гарик сдружился со снайпером, который настоял на совместной кормёжке, приметив, что Гарик сидит исключительно на «дошике». Они по-братски поедали копчёности, бывалого вояки, посмеиваясь над громкоголосыми рассказами жениха.

– Дураков везде хватает, может, и вправду воевал, только контузило сильно. Фляга потекла.

Вдруг одному из пассажиров стало плохо. Проводник померил ему давление. Дал успокоительное и что-то ещё. Это показалось немного странным, т.к. мужик не бухал и выглядел вполне крепким.

– Что это с ним? – спросил снайпер.

– Ему по телефону сообщили, что его друг убит, – вполголоса сообщил проводник. – А он как раз в свою часть едет.

И как-то сразу война перестала быть абстрактной. Вот она первая, пусть заочная смерть, но смерть, которой все стали свидетелями. Захотелось подойти к человеку, поддержать, но было неудобно. Гарик со снайпером какое-то время молчали.

– Так бывает. Привыкнешь, – сухо заметил снайпер.

– Наверное, – задумчиво ответил Гарик и ему захотелось обратно к жене, к собачке и дивану, но отступать было поздно, да и некуда – финансы конкретно наступали на горло.

– Нам пора, – снайпер убрал в сумку остатки провизии.

На перроне, ко всеобщему удивлению, жениха забрали менты. Ещё раз поржали. Купили билеты на автобус до точки. Гарик потратил последние деньги на сигареты, обнял снайпера, который дальше двигался своим маршрутом, и полез в автобус, набитый такими же псами войны, как и он.

Начало

Народу собралось много. Съезжались со всех уголков страны. Поразило количество столичных. Гарику всегда казалось, что в столице жизнь намного жирней. Столичные в три горла кричали, что у них там тоже не сахар. Это логично, иначе зачем пихать свою башку в такое приключение? Везде образовывалась приличная очередь. Сквозь новобранцев уверенной походкой проходили вооружённые, небритые парни, которых ждали три автобуса на войну. Именно эти три автобуса не доедут до фронта, а попадут в засаду. Из них не успеет выйти ни один человек. Но об этом пока никто не знал. На бравых вояк смотрели с любопытством и почтением.

Первое, что насторожило – медицинская комиссия. На вербовке сообщили, что медицина очень дотошная и время на комиссию занимает до пяти дней. Однако, пять дней немного сократились до двух минут, если есть наколки, то до пяти. У Гарика наколок не было, поэтому фото на память и вперёд. На бумажке, которую ему выдали, напротив фамилии было написано: штурм. Бумажка Гарику сильно не понравилась.

Один бородатый, лохматый столичный интеллигент – а-ля-геолог, подарил Гарику часы. Рядом образовался приблизительно одного роста с Гариком везде овальный циник, который парой мазков описал общую картину: набирают всех подряд, значит кончился отряд, он лежит в навозной куче, куда ждут других ребят.

Вывод циника был простой, как три рубля: надо найти место директора продуктового склада, тогда можно выжить. Да, такое место заманчиво. Поржали.

В углу шептались двое. Обсуждался вопрос, что один пристроит другого на хорошую должность.

– Там не стреляют, и делать почти ничего не надо. А зарплата такая, как на боевых.

«Вот как надо на войну ходить», – подумал Гарик и посмотрел на свою бумажку с надписью «штурм». Так себе бумажечка. Вроде, хотелось денег заработать, а не сразу с головенкой попрощаться.

Следующим расстройством стал особист.

– Вы понимаете, куда вы попали?

– Нет, пока. Я же первый раз.

Особист с недоумением посмотрел на Гарика. Видимо, ему так не отвечали.

– Но вы понимаете, что вас могут убить?

– Понимаю.

– Отлично! Вы подпишите контракт. Вы обязаны выполнять все приказы командира. В случае отказа выполнять приказ вас расстреляют. Вы должны быть готовы, что будете объявлены вне закона, но, пока у вас контракт, приказы не отменяются, как и расстрел. Всё понятно?

– Понятно.

– Следующий.

Гарик в задумчивости шёл по коридору, занимать очередь на получение амуниции, в простонародье – шмурдяк, и ему никак не давала покоя фраза: «будете объявлены вне закона».

– Здесь всё просто, – хихикая пояснил циник. – Во-первых, мы изначально вне закона, так как мы наёмники, а наёмники в нашей стране запрещены. Во-вторых, нас собрали в такую банду, что мы представляем реальную военную силу в государственном масштабе. А что это значит?

– Что это значит?

– Это значит, что наше начальство может открыть рот на гораздо больший кусок, чем пережёвывает сейчас. Тогда на какой-то короткий промежуток времени, мы будем вне закона.

– А если этот промежуток затянется?

– Тогда это называется гражданская война.

– Окрыляет.

Толпа-очередь, медленно продвигалась по коридору, в конце которого уставшие и недовольные тыловики, монотонными голосами задавали два вопроса: рост и размер обуви. После чего вручали псу войны целую кучу всего и, покрикивая, чтобы не мешкался, обращались к следующему.

По южному быстро стемнело, моросил дождь, фонари освещали лужи на плацу, через сплошную серую мглу едва пробивалась Луна. Гарик, с трудом охватывая выданное имущество, топал прямо по лужам к казарме, где ему предстояло провести одну ночь, перед отправкой в учебный лагерь. Это было начало.

Грамотная упаковка шмурдяка – залог спокойной жизни. Эту истину постигают все, кто впервые стал военным, альпинистом и бомжом. Всё своё ношу с собой – не является поговоркой или девизом. Это констатация факта. Когда ты всё своё носишь с собой, необходимо это всё очень грамотно упаковать и всегда помнить, что и где лежит. Если вы что-то забыли или потеряли, то вам предстоит перебрать весь шмурдяк. В определённых условиях эта задача может быть очень сложной или даже невыполнимой. Однако, как выяснится гораздо позже, штурму шмурдяк не нужен. Точнее, почти не нужен, т.к. штурму нужны патроны и гранаты. Удивительная инфа!

Гарик долго рассматривал новоприобретённый тактический рюкзак. Потом начал распределять полученные шмотки и укладывать свои. Сложность заключалась в том, что человек с гражданки не всегда знает, что ему понадобиться в первую очередь, а что нет. Но самое главное, что Гарик набрал вещей, в том числе зимних, хотя на дворе был март, из расчёта, что осень он может встретить здесь. На складе он получил зимний комплект, т.к. было ещё холодно, и без зимней куртки, особенно с утра, будет очень холодно. Заодно, сразу выдали летний комплект. Наверное, чтобы не возиться в будущем. Таким образом у только что состряпанного наёмника к сумке прибавился целый рюкзак. Что-то выбросить Гарик не мог, а таскать двойную нагрузку было бы тяжело.

Старший по казарме, очень бледный, худенький парнишка со шрамом через всё лицо и бесцветными, равнодушными глазами, предложил подписать одну сумку и оставить на хранение на базе.

Теперь у Гарика встал вопрос, что же он оставит. К сожалению, поразмышлять времени не было. Был объявлен отбой. Посему, всё быстро распределилось само собой уже впотьмах. Спать оставалось четыре часа. Гарик не знал, что четыре часа теперь очень много. Можно сказать, что выспался. Но пока он этого не знал. Он растянулся на грязном матрасе, не раздеваясь, укрылся выданной зимней курткой. Сосед справа уже храпел. Под головой оказалось какое-то непонятное тряпьё. Жить было можно.

День первый

Солнце светило ярко и задорно. Бездонное голубое небо над головой. Желтые одуванчики, на фоне ярко зелёной травы. Прохладно в пять утра, но для бравого наёмника это мелочи. Псы войны бодро шагали за старшим в учебный лагерь.

По дороге они встречали пикеты и посты, таблички с надписью мины и стрельбы. Приходилось уступать дорогу не только машинам, но и танкам. По всему, у военных день уже начался в полный рост. А наш небольшой отряд вышел к шлагбауму – вход в лагерь.

Лагерь был палаточный, в первый день можно было потеряться. Палатки все одинаковые, выстроены ровными рядами, особых примет не имеется. Возле палаток толпятся большие и маленькие кучки людей в форме. Почти все курят, кашляют, некоторые улыбаются. Очень похоже на муравейник – все одинаковые и суетятся.

Надо заметить, что учебный лагерь в военное время – это конвейер по выпуску пушечного мяса. Каждый день в лагерь вливается около сотни бравых псов войны, которых обкатывают, притирают, обучают и выплевывают в автобус. Каждый день автобус с новой блестящей только что с конвейера партией уходит в сторону фронта. Каждый день с фронта в мешках или носилках вывозят отработанный материал. Каждый день фронт перемалывает новую партию и требует ещё. В простонародье этот процесс называется «мясорубкой».

Старший привел Гарика в его палатку, кто-то указал ему место на верху. Народу было много, дышать было нечем, было холодно, и все по очереди кашляли. Гарик закинул рюкзак наверх, но разложиться не успел – объявили построение.

Вывалившись с кучей народа на плац, Гарик сразу потерялся в огромной незнакомой толпе. Но добрые люди спросили у него:

– Ты первый день?

– Да.

– Вали наискосок, до кирпичного дома. Там ваши.

Вот и первые знакомые лица: интеллигент – а-ля-геолог, мужик, который вчера был в костюме, паренёк с большой шевелюрой, циник.

– Здорово, парни. Мы здесь строимся?

– Если ты на должность директора продуктового склада, то за мной.

– Договорились.

Постояли, покурили, позубоскалили, поржали.

– Первый день! Строиться! Воины! Кто не понял? Построились по четыре!

Толпа начала разбираться. Быстро докуривали, притаптывая окурки, толкались, ворчали. Наконец строй образовался, началась перекличка. Долго разбирали кого нет. Кого-то куда-то посылали. Кто-то сам кого-то послал. Тоже самое творилось по всему плацу. Те, кто разобрались уходили в очередь на получение автоматов.

Между тем, натикало десять утра. Солнце пригревало, всё парило после ночного дождя. Но адреналин от свежих впечатлений поддерживал бодрость организма.

Стояние на плацу перетекло в стояние в очереди на получение сапёрных лопаток. Постояли, покурили, позубоскалили, поржали.

Стояние в очереди за лопатками перетекло в стояние в очереди на получение автоматов. Постояли, покурили, позубоскалили, поржали.

Наконец невразумительным строем, больше похожим на длинную толпу, кстати, так всегда и будет, псы войны выкатились из лагеря на полигон.

– Встали полукругом. Кто не знает, как собирать и разбирать автомат? Смотрим внимательно! Всё просто. Для начала отстегнули магазин. Не рожок, дебилы! Рожок в магазине! Это магазин! Понятно!

– Понятно. Это магазин. В магазине рожок.

Общий ржач.

– Молодец умник. Пятьдесят приседаний. Автомат над собой. Раз, два, раз два. Остальные слушаем, – инструктор убрал магазин в подсумок. – Отстегнули магазин, проверили наличие патрона в стволе. Произвели контрольный выстрел. Кто-то ещё хочет поприседать? Слушаем! Разбились на группы, кто умеет, показывает тем, кто не умеет. Кто готов, подходит ко мне на контрольную сборку-разборку. Время тридцать минут. Поехали.

Выяснилось, что большая часть псов войны ни разу не разбирали автомат. Остальные держали его в руках лет двадцать назад. Гарик один раз держал. Лет двадцать назад. Контрольную сборку-разборку сдали все. Потом дружно отправились в столовую на обед.

Столовая

О столовой нельзя ни сказать хотя бы пару слов. Во-первых, она всех не вмещала, и около столовой образовывались огромные очереди. Стояли от получаса до полутора часов. Доходило до того, что в обед можно было постоять в очереди и пойти на построение голодным. На завтрак народ занимал очередь с пяти утра. Начальство пыталось решить эту проблему, но не всегда удачно. Например, одно время контролировать питание приходил непонятный дядя в коротком кожаном пиджачке поверх начавшего бурный рост пуза и орал:

– Не разговариваем! Едим быстро! Проходим! Не разговариваем – это не ресторан! Едим быстро!

Это не спасало, т.к. раздача не успевала. Бывало, что не хватало и жратвы. Последним раздавали всё, что осталось. Однако, надо заметить, что в целом, питание было на высоте.

– Сэр, не знаете, сегодня будут подавать жаренного гуся с холодным белым вином?

– Нет, друг мой. Перловка, только перловка!

Шутейно спрашивали столовских.

– А где котлета по-киевски?

Столовские подавали перловку и сообщали, что котлеты не предусмотрены. Хотя котлеты были предусмотрены, когда приезжало большое начальство.

Особых претензий предъявит было нельзя. Кормёжка вполне сносная. Стандартный набор: каша и суп. Мяса немного, но попадается. Хлеба, обычно, валом. Всегда можно раздобыть масло, печенье и вафли, временами, немного сыра.

– Держись меня, голодным не останешься, – Гарик всегда умудрялся чего-нибудь надыбать и подкармливал своих соседей.

Стены столовой были расписаны датами с указанием городов, имён, позывных и лозунговыми заявлениями за победу над скотами. Этим занимался в основном молодой состав, который решил, что таким образом останется в истории. Неплохо было бы сделать хоть пару фотографий этой стены. Но фотографировать было категорически запрещено и нечем. Теперь и столовой нет, и от большинства парней остались только надписи.

День первый. Завершение

После столовой построение всегда короткое. Быстрая перекличка и на учёбу.

– Держим спину, вырабатываем статику! К автомату надо привыкнуть! Контакт на три часа!

Вся толпа поворачивается направо. Но кто-то налево. Кто-то смотрит на соседей и поворачивается за ними.

– Контакт лёжа!

Толпа падет на землю, в грязь.

– Держу!

– Держу!

– Держу!

– Держу, – прокряхтел Гарик, устраиваясь поудобнее и рассматривая в прицел чью-то пятку.

– Контакт на три часа!

Все пытаются быстро изменить положение, тыкаясь друг в друга грязными берцами.

– Встали! Показываю ещё раз! Запоминаем движения.

Инструктор не брезгует, не выбирает место. Он падает, где стоит и в десятый раз показывает, как правильно переместиться в положении лёжа.

Спина уже отваливается. Автомат кажется слишком тяжёлым. Ремень натёр шею. Охота жрать, пить, спать.

– Контакт на двенадцать!

– Контакт сидя!

– Контакт стоя!

– Держим спину, воины! Оружие не опускать! Держим! Держим! Как стоишь? Ноги шире! Корпус вперёд! Понизил горизонт! Двигаемся быстрее.

– Контакт на три часа!

– Контакт лёжа!

– Контакт сидя!

Наконец долгожданная команда.

– Занятие окочено. Строимся. Выдвигаемся в лагерь на чистку и сдачу оружия.

Гарик очень старательно чистил автомат, поглядывая по сторонам, как это делают остальные. Он очень боялся, что его накажут или накажут его отделение. В конце концов он делал это в первый раз, но очень сосредоточился. Когда, по его мнению, всё достаточно блестело, он повернулся и поглядел по сторонам. Не найдя ни одной знакомой физиономии Гарик пошёл на плац. На плацу тоже никого не было. Недоумению нашего героя не было предела. Он потоптался на месте и пошёл искать знакомых по лагерю. Сделав неопределённые манёвры, Гарик вышел к столовой. Очень хотелось жрать. Жизненная мудрость подсказывала, что пожрать надо обязательно, с остальным можно разобраться потом. Он поел. На выходе из столовой он встретил инструктора.

– Простите, – обратился к нему Гарик. – Не могу никого найти. Автомат почистил, а куда его сдавать?

– Твою мать! Ты сегодня у меня занимался?

– Да.

– Вот дебилы! Почему не сдал оружие? Пьян?

– Никак нет. Потерял своих после чистки.

– Как это потерял? Башку ты свою не потерял?

– Никак нет. Башка на месте.

– Иди за мной.

Гарик поплёлся за инструктором, прикидывая какие кары его могут ожидать. Например, могут грудак пробить или карцер. Но к удивлению, инструктор просто принял у него автомат со словами:

– Башкой крути в следующий раз и думай. Соображать здесь надо быстрее. Не дома.

Добравшись да своих нар Гарик уже не видел ни неба, ни солнца – спать, только спать.

День второй

Всю ночь шёл дождь. Под утро Гарик задел головой брезентуху и сразу закапало.

– Доброе утро, – сказал сам себе Гарик и отполз на десять сантиметров в сторону. Казалось, прошло всего несколько минут, как кто-то у входа крикнул:

– Подъём!

С утра моросил противный дождь. Гарик пошёл искать своих, учебные подразделения жили отдельно по палаткам со своими будущими однополчанами. Завтрак заменил гематоген, коробку которого пёс войны удачно прихватил в казарме, в первую же ночь.

Два часа провели на свежем воздухе, дожидаясь начальства. Хорошо, что дождь прекратился. Солнце приступило к нещадному выпариванию подведомственной территории.

– Какие-то северные тропики. Утром дождь и дубак, к обеду жара и парилка.

– С обедом, это ты поспешил. Сейчас начало десятого.

– А у меня зубную пасту спёрли.

– Да ну, ты брось. Может быть сунул куда-то не туда.

– Не, точно спёрли.

Воровали в лагере много и всё, что не так лежит и всё, что лежит так. Гарик был вынужден сушить на себе тёплые носки или вешать их строго над собой на ночь, т.к. с общей верёвки у него пропала пара в первый же день. Воровали шампунь, мыло, футболки. Воровали с общей верёвки над печкой, со шконки, если что-то там оставил, даже из рюкзака. Однажды матёрый рецидивист Рим не выдержал и сообщил, что поломает крысёнышам ноги.

– Найду, реально ноги поломаю. Лучше завязывайте, гниды.

Но, определить воров было почти невозможно. Палатки стояли весь день без пригляда. В них мог зайти, кто угодно. Среди своих в палатках были больные, которые могли спать на своей шконке целый день, а могли и не спать. Устойчивого коллектива не было, т.к. постоянно кто-то приходил, и кто-то уходил. Больные, пятисотые, отставшие от своих групп, окончившие обучение – вся эта масса перемещалась по палаткам, создавая бесконечный бардак. При всём желании выправить ситуацию было невозможно, т.к. фронту нужно свежее топливо, нужно быстро и много. Разбираться было некогда. Однако попытка была предпринята.

– Сегодня вы распределяетесь по своим учебным подразделениям в свою палатку. Будете вместе жить и вместе учиться. На вас выделяется три палатки. Сейчас берёте свой шмурдяк, строитесь на плацу и вас разводят по новым палаткам. У вас тридцать минут.

Через тридцать минут сто двадцать с чем-то человек, обвешанные рюкзаками и сумками, стояли на плацу ожидая развода.

– В колонну по три, налево, шагом марш.

Гарику в этот раз свезло. Во-первых, в палатке были не нары, а двухъярусные кровати. Во-вторых, ему досталось место внизу. Рядом бросил свои кости коренастый темноволосый мужик, среднего роста, сразу над ним разместился сухощавый с бесцветными глазами Рим. Он так и сказал.

– Я буду здесь спать. Меня зовут Рим.

Над Гариком расположился интеллигенция-а-ля-геолог. Так вчетвером они проживут в этом лагере, ни разу не поругавшись, и поддерживая друг друга по мере возможности. Но сейчас они этого не знали.

– Машинист, – протянул руку коренастый мужик.

– Гарик.

– Ты зачем сюда пришёл?

Вопрос был немного неожиданный, для начала знакомства, но Гарик честно сообщил:

– Деньги, нужны.

– Да какие тут деньги! – возразил Машинист.

– Прошу прощения, но тогда зачем?

– Я, лично, пришёл умереть. Всё надоело, – усмехнулся Машинист. – Всё.

– Бывает, – кивнул Гарик.

Рим молча завернулся в одеяло.

После обеда они снова учили стойки, падали, крутились, потом чистили автоматы. Долго стояли на плацу, ожидая оружейника. Вечером потихоньку разгребали своё добро, т.к. у них появились тумбочки!

День третий

Интеллигенция-а-ля-геолог перегораживал проход в поисках чего-то важного. Гарик одним глазом смотрел на него, терпеливо дожидаясь, когда можно будет встать. Наконец, терпение закончилось.

– Ты долго?

– Ты сланцы мои не видел?

– Олежа, ты на них стоишь.

– Правда? – интеллигенция-а-ля-геолог убирает берц со сланца. – А я ищу.

– Олежа, давай быстрее, скоро построение.

– Сейчас, сейчас. Ты шапку мою не видел?

Бл и и и н! В этом весь Олежек. Он отдаст тебе последние сигареты, со словами: «Ничего, я у тебя потом возьму». Будет переживать из-за какой-то ерунды, потеряется на построении, с утра оденет разные тапки – один почему-то жмёт. Но всегда будет первый стоять в столовую, разминая в очереди шею по методике йогов. Йог – ещё одно его прозвище.

Небо с утра перекрыто серой пеленой, но к десяти солнце выжимает из земли всю влагу и, утренний холод сменяется тропиками. Здесь десять – это ближе к полудню, чем к утру – не как на гражданке.

Новый день, новые впечатления. Сегодня стрельбы из пулемёта. Гарик лежит, ожидая команды. Рядом инструктор орёт на щуплого паренька, который от страха, кажется, стал ещё меньше.

– Ты дебил, дебил, дебил, – инструктор поворачивается к Гарику. – Ну разве он не дебил?

– Это ученический эффект. Он не поймёт ошибку, пока вы будете на него орать.

Инструктор с удивлением взглянул на пса войны и повернулся к щуплому, что-то спокойно сказал, поправил.

– Короткими огонь!

Инструктора здесь почти всегда орут и кроют тебя разными любимыми словами. Единственный инструктор, который никого ни разу не обозвал, был чеченец. Из-за этой вылетающей изо рта погани Гарик впервые отделил себя от русских. Его дед был обрусевшим чеченцем. Восточный менталитет требует следить за языком. В родительском доме у Гарика никогда никого не обзывали бранным словом – не принято. Слова имеют вес. Здесь они были мусором.

Может быть эта черта – никого никогда не оскорблять, быть сдержанным в обращении, позволила Гарику легко сходиться с суровыми рецидивистами, вояками, прошедшими не одну мясорубку, и просто пожившими жизнь мужиками. Хотя Гарик сам давно был пожившим жизнь мужиком.

Другая сторона медали в поведении инструкторов объяснялась желанием научить, но отсутствием времени и педагогического опыта. Педагогика – слово какое-то гражданское, здесь не уместное.

Однажды, во время учебного штурма здания, молодой инструктор в панамке, устав называть всех дебилами, посмотрел на Гарика своими голубыми уставшими глазами.

– Что тут непонятного? Всё же просто. Я же хочу, чтобы вы выжили. Понимаете? Чтобы выжили, чтобы как можно больше вернулось, – он явно не ждал ответа, больше обращался к себе.

– Я в детстве танцами занимался. Месяц пять движений учишь, потом пять минут на сцене. Вы хотите, чтобы за три часа пять малознакомых мужиков, некоторые автомат в руках ни разу не держали, научились грамотно штурмовать дом. Нам многим за сорок, никто не халтурит, все стараются, но спецназ в своих пятёрках годами эти движения отрабатывает до рефлекса.

Голубоглазый инструктор внимательно посмотрел на Гарика, задумчиво почесал немного с горбинкой нос.

За всё оставшееся время он ни разу не повысил голоса.

– Колено убери с линии огня. Видишь, ты коленом за угол залез. Локоть прижми. Локоть не должен торчать, отстрелят. Спину ему прикрывай. Здесь и здесь опасные точки, ты должен их перекрыть. Не забывайте про окна. Если честно, ты я бы один весь ваш взвод здесь положил.

Вечером, как обычно, все еле волочили ноги. Молодые бурно обсуждали впечатления от пулемёта. Кто-то спросил Машиниста, как ему понравилось.

– Громко, очень громко, – устало ответил Машинист.

День четвёртый

Кончились сигареты. Для лагеря эта была целая проблема. Единственный чепок, ларёк для несведущих, не завозил сигареты несколько дней. Чепок этот был кладезем для владельца, наверное, круче, чем в московском метро. Открывался ближе к обеду. Работал до восьми вечера. К вечеру в чепке оставались только консервы, шоколад и кофе. Очередь в чепок занимала до двух часов. Очереди вообще были длительным и регулярным занятием. Очередь в столовую, очередь к медикам, очередь к старшинам, очередь за оружием – время улетает незаметно.

В чепке всё сметали часам к четырём. Сигареты покупали блоками по цене в три цены, как, впрочем, и всё остальное. Командовала в чепке женщина большой наружности. Вывеска на чепке гласила: Сигарет нет. Газировки нет. Поэтому два дня около чепка было пусто.

– Газировки нет, сигарет нет, – громко прочитал Гарик.

– Что будете?

– Литр водки и чего-нибудь закусить.

– Может быть, вам ещё потную женщину?

Ржач за спиной.

– Пожалуй, нет, – усмехнулся Гарик, взглянув на лицо, занимавшее половину окна.

– Смотри, Гарик. Ща она тебя в окно втянет, только сланцы останутся, – снова ржач.

В этот день Гарику посчастливилось по делу быть направленным в административно-приёмную часть, на местном жаргоне – фильтр, где он ночевал первую ночь. Там тоже был чепок, и справедливо считалось, что там есть сигареты.

– Пацаны, скидывайтесь на сигареты. После обеда иду на фильтр.

Парни полезли доставать свои заначки. Гражданские сигареты уже закончились, стало распространённым выражение: покурим. Это значит – покурить одну сигарету на двоих. У кого-то и «покурим» уже не было.

Однако на фильтре сигарет тоже не было. Закончив дела, расстроенный Гарик стрельнул сигарету у своего старшины и посетовал, что пацанам уже третий день курить нечего, т.к. не завозят. Старшина достал из тумбочки четыре пачки и молча протянул Гарику.

– Сколько должен?

– Пошёл на..

Гарик пошёл. Обратно. В лагерь. Довольный.

В лагере он вернул всем деньги. Всё расстроились. Закурить в этот момент было одно удовольствие, глядя на удивлённые небритые рожи.

– Ты где достал?

– Шамиль, я тебе не говорил, что у меня папа Рокфеллер. Он мне под заказ сигареты подгоняет.

– Нет, твой папа арабский шейх, – довольно затягиваясь сообщил Шамиль. – Теперь ты шейх.

– Точно, – согласился Рим. – Шейх.

С тех пор, Рим почти никогда по-другому Гарика не называл. Шамиль был пятым с этой дружной четвёркой, растянувшей четыре пачки на два дня.

В этот вечер молодые разошлись не на шутку.

– Я им сапёрной лопатой глаза выковыривать буду! Скоты!

– Пора уже в бой, чего мы тут сидим? Поубивать тварей, да мародёрку собрать!

Гарик не выдержал:

– Слышь, парни? Я понимаю, что средневековое зверство от нас далеко не ушло. Но, может быть не надо к этому стремиться? Во-первых, там братья-славяне, если для вас это не так, то это противник. Такой же человек. Чего вы там собрались у них мародёрить? Сигареты и пожрать? Во-вторых, если вы такие крутые, то можете дойти до инструкторов, там есть один чеченец. Встанете и крикните: мочи черножопых! Двадцать лет назад, это можно было сделать. Вы сейчас сделайте. Когда они наши союзники. Когда-то эта война закончиться. И там наши братья. Запомните.

День пятый

Машинист заболел. Гарик потрогал его лоб.

– Серёга, ты горячий. Таблетки есть?

– Чего-то было.

Машинист категорически отказался повалятся на больничке, взял у Рима какой-то суперантибиотик и пошёл на занятия по минному делу.

– Всё, что вам надо сделать, если вы обнаружили мину – не делать ничего! Только поставить отметку, что здесь мина. Для этого не надо писать табличку, вкапывать столб или выставлять охранение. Нужно воткнуть палочку и привязать к ней бинтик. Главное, дебилы, руками ничего не трогать. Вы не сапёры. Даже сапёр ошибается, но только один раз. Вопросы есть?

– Скажите, а правда, что свадьба сапёра ошибкой не считается?

– Молодец, боец, – улыбнулся инструктор. – Не считается. Бойцы внимание! Минируют всё. Все вы наёмники, любители помародёрить. Это знают скоты с той стороны. Они всегда оставляют вам сюрпризы. Их много, они разные. Например, лежит новенький бронежилет. Поднял умер. Под ним мина. Взрыватель может быть установлен на нагрузку – наступил ногой, и на снятие нагрузки – поднял предмет. Например, на коробочке стоит бутылка водки. Взял водочку, включил коробочку. Моменто море, что в переводе с латыни, мгновенная смерть. Виды мин мы изучили. Построение.

Вечером Машинист совсем слёг, наелся таблеток и ворочался на своей шконке. Им всем предстояло переболеть. Кашляли все. Ночью палатка больше напоминала госпиталь. Кашлять начинали в одном углу, заканчивали в другом, потом всё по кругу. Как лечиться никто не знал, поэтому ели всё подряд, что было. Говорили, что в лагере двое умерли от пневмонии. Ничего так, сгоняли хлопцы денег заработать, даже до войны не доехали.

Гарика, после короткого совещания, отправили к местному главврачу. Решение совещания было следующим: Если у докторов нет нужных лекарств, то пусть дадут список. Сами скинемся, зашлём в город бойца и всё закупим.

Гарик поплёлся к палатке медиков.

– Доктор, вы мне скажите, какие таблетки купить, мы сами купим.

– Достали вы меня. Записывай.

Гарик примостил бумажку на колено и приготовился писать.

– Аспирин.

– Аспирин.

– Витамин С.

– Витамин С.

Медик сделал паузу и насмешливо посмотрел на Гарика. Гарик посмотрел на медика.

– Всё.

– Как всё, доктор?

– А так, всё! В лагере эпидемия. Давно. Вы привозите всё со всей страны. Вирусы перемешались. Нужно выводить новый штамм. Нужно разворачивать полевую лабораторию. Нужно закрывать лагерь на карантин. Нужно взять у всех кровь на анализ. Нужно два месяца. Рапорт начальству я писал. Но! Нужно взять этот сраный городишко, а для этого нужно живое мясо. Срочно и много. Поэтому выздоравливать будешь там, а здесь будешь кашлять или сдохнешь.

Выбывающих было достаточно. Если самостоятельно организм не справлялся то, вывозили в город, в больничку. Главное, чтобы поражение лёгких не стало критическим. Некоторых подлечивали и возвращали, некоторых списывали. Больничных почти не давали, только в критическом случае. Ещё одной, вытекающей из первой проблемы, был недосып. Кашель не давал заснуть. Как свой, так и соседский.

Гарик порадовал мужиков в палатке новостью от доктора и завалился спать.

День шестой

Рыть окопы сапёрной лопаткой – занятие так себе.

– Быстрее, быстрее! Двадцать минут прошло, а окоп лёжа ещё не готов, – инструктор бурят, для Гарика он был странным бурятом, т.к. был слишком худой против, обычно отъетых на молоке раскосых парней с Байкала, прохаживался между потеющими псами войны.