Читать онлайн За гранью Разлома

Словотворцы магических миров

© Алиса Мак, 2024

© malengold, иллюстрация на обложке, 2024

© Гавриловская Александра, внутренние иллюстрации, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Глава 1

Непутёвая

Раде было почти пятнадцать, когда во время школьной прогулки по окрестному лесу она заметила кикимору. Маленькое, покрытое жёсткой чёрной шерстью создание злобно смотрело на неё выпученными глазками. Его длинная острая мордочка заканчивалась похожим на пятачок носом, из нижней челюсти выступали желтоватые клыки, а между ушами торчали едва заметные рожки. Существо выглядело крайне недружелюбным, но Рада не могла отвести от него глаз.

Она, как всегда, убежала от группы неприлично далеко, уже готовая к нагоняю и считавшая его достойной ценой за право гулять по лесу свободной. В свете жаркого летнего солнца Рада не боялась ни вампиров, ни нечисти; прячущаяся в густой тени раскидистого куста кикимора тоже не внушала страха.

– Эй, привет! Тебя кто-то обидел?

Кикиморы считались исключительно зловредными созданиями. Одна такая когда-то больно укусила Димку; укус воспалился и заживал очень долго, но, к счастью, всё обошлось. Говорили, кикимора может украсть младенца, если вдруг узнает его имя, и обратить того в своё подобие. Такие истории часто рассказывали вечерами, собираясь в соседской гостиной в свете ламп, свечей и колдовских огоньков. От них по спине бежали мурашки, а темнота за окнами казалась материальной, готовой протиснуться в щели и напасть на хрупких и слабых людишек, наивно верящих, что стены поселения и двери домов могут их защитить. Но темнота всегда оставалась лишь темнотой, а кикимора показалась Раде несчастной лесной зверушкой – совсем небольшой, с кошку размером, – которая нуждалась в любви и заботе. Ей хотелось помочь.

Зверушка злобно щёлкала зубами, когда Рада бесстрашно опустилась на колени рядом с ней.

– Всё будет хорошо, – стараясь подражать голосу мамы, проговорила девушка. – Тебе одиноко, да? Ты потеряла что-то важное? Свой дом, ведь так? – она откуда-то знала это. – Бедняга. Хочешь пойти со мной? У меня хороший дом.

Рада говорила много и долго, рассказывая про свой дом, бабулю, маму, папу, Димку, Лену и Макса, совершенно не замечая, как уродливое существо перестаёт скалиться и подходит ближе. На ощупь кикимора оказалась мягче, чем на вид. У неё наверняка были блохи, но Рада улыбалась, представляя, как отмоет и расчешет беднягу, как накормит её и уложит спать куда-нибудь, где тепло и уютно. Она спрятала кикимору в сумку и, крепко прижав её к груди, вошла в поселение вместе со всеми остальными.

Увы, мириться с кикиморой в доме не захотел никто. Когда несчастное создание выкинули обратно в жестокий мир, от которого Рада так хотела её защитить, бабуля очень серьёзно посмотрела на свою непутёвую внучку и спросила:

– Как ты это сделала?

Рада тогда не поняла, о чём идёт речь. Она плакала и злилась, совершенно позабыв о том, что окружающие поселение стены должны гнать прочь любую нечисть, заставляя корчиться от боли даже таких безобидных существ, как домовые или берегини, стоит тем только приблизиться к ним.

– Ну и кого ты собираешься притащить на этот раз? – сердился Дмитрич теперь.

– Да не собираюсь я никого приносить!

Рада была готова взвыть. С того злополучного дня прошло пять лет, пять бесконечных лет в стенах поселения, а ей до сих пор вспоминали кикимору.

Рада глубоко вдохнула душный воздух приёмной старосты поселения и, изо всех сил стараясь не дать чувствам вырваться наружу, проговорила:

– Я понимаю, вы испугались в тот раз, но сейчас ведь совсем другое дело. Мне давно не пятнадцать. Я усвоила урок. Я обещаю – нет, я клянусь вам – я не буду трогать никаких кикимор, я ни на шаг не отойду от поисковой группы, я не сделаю ничего без разрешения того, кто будет главным. Я клянусь. Правда.

Дмитрич вздохнул и откинулся на спинку кресла. Он казался усталым – да что там, он наверняка устал, как никто другой. Рада полагала, что с тех пор как вслед за фурами пропал и поисковый отряд, староста вообще не спал.

– Я клянусь, – повторила она ещё раз.

– Чего клянёшься? Кикимор не трогать? А как насчёт леших?

– Я никогда не трогала леших, – не слишком уверенно ответила Рада.

Как-то раз, когда она пряталась от группы в лесу, один из леших протянул ей горсть малины в своей сучковатой руке, но Рада не могла вспомнить, прикасалась ли она непосредственно к нему.

– Не трогала, зато болтала с ними.

– И что?

– А то. Лешие не разговаривают.

Рада вздрогнула. Конечно же, низшая нечисть говорить не могла, и всё же Рада всегда знала, что именно хотели ей сказать существа, которых она встречала в лесу. Когда-то казалось, что так могут все, но разговор с подругой – теперь уже бывшей – развеял иллюзии. Воспоминания о брошенных Алёной словах больно царапнули память. Как она тогда говорила? Кажется, назвала Раду ненормальной или вроде того. Дружба на этом кончилась, а все секреты оказались у Дмитрича.

– Ну да, они не разговаривают, – спешно пояснила Рада. – Это я с ними говорила, но я больше не буду. Честное слово.

Дмитрич недобро нахмурился, обретя поразительное сходство с нахохлившейся совой. Рада на миг затаила дыхание, судорожно пытаясь придумать, как спасти ситуацию, а потом шагнула вперёд, к самому столу.

Должно быть, в молодости Дмитрич был очень высок. Даже сейчас, в свои шестьдесят с лишним, сидя в продавленном кресле, он оказывался на одном уровне со слишком рано переставшей расти Радой. Опершись о стол так, чтобы смотреть в глаза старосты снизу вверх, она жалобно протянула:

– Ну пожа-алуйста… Я просто хочу помочь…

– Твои хотелки не моя забота. – Дмитрич откинулся на спинку кресла, но не отвёл взгляда. – Моя забота знаешь в чём?

– В том…

Староста не дал ей ответить.

– В том, чтобы у нас был порядок. Безопасно чтоб было. Никакой нечисти, никаких вампиров – никого, кто может навредить, поняла меня, Беляева? – не дожидаясь ответа, Дмитрич прикрыл глаза ладонью и скрипуче усмехнулся. – Беляева…

Он часто делал такое лицо, произнося её фамилию вслух. Старосте не нужно было ничего объяснять, чтобы Рада в одной этой усмешке прочла всё: и восхищение её бабушкой, и уважение к родителям, и гордость за младшеньких – за Лену особенно, – и вселенское недоумение, как старшая дочь столь уважаемой в поселении семьи умудрилась вырасти такой непутёвой. «Даже от вашего приёмыша таких проблем нет, несмотря на его, гм, деятельность», – как-то раз сказал Дмитрич Раде. Отзвуки этих слов она слышала в горькой усмешке старосты и теперь.

– Ты как думаешь, мне легко далось это решение? – Дмитрич опустил руку, и Рада невольно съёжилась под тяжестью его взгляда. – Легко, думаешь? Нет, не легко. Я запретил тебе выходить не потому, что ты мне не нравишься. Я запретил тебе выходить, потому что ты опасна.

Рада вцепилась пальцами в стол.

– Вы же знаете, что я никогда никому не желала зла, – севшим голосом напомнила она, но Дмитрич покачал головой.

– Ты просто не знаешь, что это такое – зло. Росла здесь, за стенами, в безопасности, а теперь что, наружу захотелось? Сколько, говоришь, тебе лет? – в голосе старосты мелькнула нотка горечи. – Небось не помнишь Разлом, и того, что после было, тоже не помнишь?

Рада не помнила. Пожалуй, могла бы и помнить – ей тогда было около трёх, – но память начисто стёрла и жизнь до того, как всё перевернулось с ног на голову, и сам Разлом, и то, как их семья выживала после. Наверное, в то время постройка стен была действительно необходима. Наверное, именно благодаря предпринятым Дмитричем мерам собравшиеся на берегу Камы беженцы смогли отстроить поселение и сохранить в рабочем состоянии гидроэлектростанцию и целлюлозно-бумажный комбинат. Но это было давно. Единственная атака вампиров закончилась ничем более пятнадцати лет назад, люди привыкли к нечисти, а Макс рассказывал, что другие поселения теперь одно за другим отказываются от стен.

– Не помнишь, – прочитав ответ на лице Рады, проскрипел Дмитрич.

– И что с того?

– А то, что не прочувствовала ты ничего на себе.

Рада не без труда заставила себя оторвать от стола сжавшиеся в кулаки руки. Она глубоко вздохнула и, уловив едва заметный запах настойки валерианы, вскинула голову.

– Ну да. Допустим, я не помню Разлома. Зато я помню, как Ваня Каримов играл на гитаре и как Ирка расстраивалась, когда у неё пригорало печенье. Все пропавшие – люди, которых я знаю почти всю жизнь, так почему я не могу помочь с их поисками? Я же ходила по лесу раньше. Вдруг именно я что-нибудь замечу? Вдруг…

– А вдруг снег летом выпадет? – рявкнул Дмитрич и, резко охладев, опустил плечи. – Что ж с тобой делать-то, непутёвая? Колдовать не можешь, нечисть сюда таскаешь… Найди кого-нибудь, кто за тебя поручится.

– Что?

Рада растерянно уставилась на старосту, и тот, устало махнув на неё рукой, пояснил:

– Пусть кто-нибудь из командиров отрядов возьмёт на себя ответственность за то, что ты вернёшься целой и ничего с собой не притащишь, поняла? Если кто согласится, можешь идти с ним.

Не веря своим ушам, Рада неловко попятилась к двери.

– Я…

– Иди уже. – Дмитрич прикрыл глаза.

– Спасибо!

Рада сорвалась с места и выскочила за дверь, не расслышав, что именно пробормотал напоследок уставший староста.

Тяжёлые стальные ворота покрывала облупившаяся от времени серая краска – её подновляли всего однажды, лет десять назад. Тогда не желающая даже приближаться к воротам Рада спряталась на чердаке школы и весь день просидела там, со скуки листая справочник местных грибов. Она догадалась утащить с собой солидный кусок хлеба, но совсем не подумала о воде, и к первому колоколу – упрямо досидев в своём убежище до времени, когда её точно не заставят помогать в покраске, – умирающая от жажды, притащилась домой. Так она узнала, что её искали две поисковые группы, что отец за день постарел на несколько лет, а мама весь день рыдала, пугая этим малолетних Димку и Лену. Заготовленное Радой оправдание, что ей просто не нравится запах краски, показалось смехотворным. В тот раз Дмитрич строго отчитал её и, внимательно посмотрев в глаза, спросил:

– Если ты так не любишь запах краски, как будешь с книгами работать?

За последние десять лет пришедший на смену тогдашнему главе безопасников Павел Михайлович значительно улучшил контроль за происходящим как внутри, так и снаружи стен поселения – спрятаться в школе уже не вышло бы. Новая краска потускнела и осыпалась совсем так же, как предыдущая, а Рада по-прежнему повторяла о своей смертельной нелюбви к запаху краски и химии в целом, теперь уже для того, чтобы избегать работы на комбинате. Хотя дело, конечно же, было отнюдь не только в этом.

Просто комбинат – самое мерзкое место, где ей доводилось когда-либо побывать. Там резкий запах бьёт в нос и глаза начинают слезиться. Мёртвый желтоватый свет мерцает, кажется, будто бы по глазам бьют яркие вспышки. За отделяющей производственную зону дверью что-то гудит, и низкий монотонный звук ощущается тяжестью, вдруг навалившейся на плечи с такой силой, что хочется упасть на колени, уткнуться лбом в шершавый бетонный пол и дышать, просто дышать, пока сжавшиеся мышцы горла ещё позволяют это.

Вокруг комбината нет стен. Сам комбинат – и есть стены. После Разлома он был заметно перестроен, приспособлен к новым реалиям, обзавёлся защитой, типографией и, кажется, собственной жизнью. Он дышал, и его зловонное дыхание гнало Раду прочь, пока её не проглотили эти широкие металлические двери, пока чаны с химикатами не растворили её. Правда, в производственную зону Рада так ни разу и не зашла, но воображение легко восполняло отсутствие опыта.

Рада потрясла головой, отгоняя нахлынувшие мысли, и решительно шагнула на забетонированную площадку перед воротами, носящую гордое звание Малой площади. Въевшиеся в бетон следы пропавших фур топтали неравнодушные люди. Хотя, пожалуй, равнодушных к ситуации в поселении не было вовсе. Пропажа фур с продовольствием на месяц и текстилем на пару лет была серьёзной проблемой; пропажа отряда, отправившегося на разведку по окрестностям, – тоже.

Невысокая узенькая калитка в одной из створок ворот оказалась открыта. За ней виднелся бетон гостевой стоянки, сразу за которой начинался лес. В солнечные дни жители поселения часто выходили чистить дорогу от упавших веток и латать ямы. Шли далеко, до самой трассы, а потом возвращались обратно. Иногда небольшие группы сходили с дороги, чтобы собрать грибы, ягоды или орехи, а от них всегда можно было улизнуть.

Да, улизнуть в лес. Проскользнуть в открытую калитку, пробежать через гостевую стоянку и спрыгнуть на пружинистую землю, покрытую мхом и опавшими сосновыми иголками. Земля в лесу не похожа на утоптанные дорожки поселения, земля в лесу мягче и живее.

«Иди, Рада, иди к лесу, там тебя ждут. Иди мимо сосен, с двух сторон тесно обступивших дорогу, мимо черничной поляны, мимо дерева, где когда-то жили белки. Иди. Тебя ждут».

– Беляева! Куда?!

Рада встрепенулась и обнаружила, что от калитки её отделяют лишь несколько шагов и грузная фигура главы службы обеспечения безопасности поселения.

– А, я это, от Дмитрича! – поспешила объясниться девушка. – Я Дениса ищу. Козлова.

Павел Михайлович смерил её недоверчивым взглядом. Сегодня он тоже возглавлял один из отрядов, но Рада не сомневалась – старый сторожевой пёс был последним, кто мог бы за неё поручиться.

– Зачем? – мрачно уточнил Павел Михайлович.

– Передать кое-что надо.

Рада достаточно долго была девчонкой на побегушках и при нём, и при Дмитриче, чтобы эта версия звучала правдоподобно.

– Что-то, что не надо передавать мне?

Взгляд Старого Пса был тяжёл, но Рада думала о лесе, а потому смогла его выдержать.

– Ага. Так вы его видели? Дениса?

Павел Михайлович шумно вздохнул. Его взгляд не стал мягче, но Рада позволила себе перевести дух.

– Видел его где-то там. – Капитан указал направление. – Не подходи к воротам, поняла?

– Без разрешения не подойду! – бодро пообещала Рада, срываясь с места.

Она ловко обогнула толпу обсуждающих грядущие поиски людей и поспешила в указанном направлении. Найти огненно-рыжего Дениса оказалось не сложно: он стоял перед членами своей поисковой группы и что-то рассказывал им с невероятно важным видом. Он наверняка поймёт её. Всё же раньше они были близки. Рада вспомнила, как когда-то он топтался перед ней во дворе за школой, признаваясь в любви, и хихикнула. Конечно, пришедшие в двенадцать лет чувства давно ушли. Рада почти не общалась с бывшими одноклассниками с тех пор, как все они, кроме неё, отправились в старшую школу, но она помнила, и Денис должен был помнить тоже. В конце концов Рада никогда не слышала, чтобы он шутил про кикимору.

– Главное – следите, чтобы соседние в цепи люди всегда были в зоне вашей видимости. И слева, и справа, вам понятно?

Денис внимательно осмотрел собравшихся перед ним, споткнулся взглядом о Раду и продолжил вещать.

Похоже, его группа собиралась цепью прочесать участок леса справа от ведущей в поселение дороги. Чинно идти в цепи, не теряя из зоны видимости соседей, казалось скучным, и всё-таки это было лучше, чем просто сидеть за стеной.

Дождавшись, когда Денис закончит говорить, Рада бочком подкралась к нему.

– Ден! – она постаралась улыбнуться самой приветливой из возможных улыбок. – Дмитрич разрешил мне присоединиться к твоему отряду, только ты должен за меня поручиться.

– Поручиться за что?

Рада расширила глаза, надеясь придать лицу жалостливый и невинный вид.

– За то, что меня никто не сожрёт и я сама не принесу сюда никого, кто сожрёт тут всех.

Денис вздрогнул и отвёл взгляд. Его лицо странно переменилось, и Рада поёжилась, не решаясь гадать, что означала эта перемена.

– Ты же понимаешь, что ни того ни другого не случится? – осторожно спросила она.

Денис молчал.

– Понимаешь же?

– Нет. – Он вздохнул и медленно, словно нехотя поднял взгляд. Лицо Дениса показалось неестественно спокойным. – Не понимаю.

– Ты считаешь, что я совсем дура? – Рада подалась было вперёд, но замерла, наткнувшись на окружившую бывшего одноклассника стену отчуждения. – Думаешь, я не понимаю, что всё серьёзно? – она невольно перешла на шёпот.

Денис молчал, но его каменное лицо было красноречивее любого ответа.

– Ты же знаешь, что я хороша, – уже почти ни на что не надеясь, взмолилась Рада. – Да, мы с тобой давно не общались, но в том-то и дело, прошло много лет. Я изменилась. Я не буду делать ничего, что…

– Рада. – Голос Дениса сорвался, когда он произносил её имя. – Ты не дура. Я верю, что ты не будешь пытаться кого-нибудь пронести тайно или куда-нибудь убежать, но мы не знаем, может ли что-нибудь прицепиться к тебе без твоего ведома. Кроме того, ты почти не можешь колдовать. Мы считаем, что и фуры, и поисковый отряд пропали где-то неподалёку, значит, рядом есть нечто опасное. Ты не можешь себя защитить, а мы не можем отвлекаться на тебя. Я не готов…

– Ден…

Он не позволил себя перебить.

– Я не готов за тебя поручиться.

Она сдержалась. Больше ничего не спросила, никого не обвинила и не заплакала. Чувствуя мешающий дышать ком в горле, Рада брела прочь от Дениса. Мысли путались. Нужно было решать, что делать дальше: искать тётю Аню или не стоит даже пытаться? Нужно было думать, но в голове Рады круг за кругом вертелся вопрос: «За что они так со мной?»

С Денисом они никогда не ссорились. Поиграв во влюблённых чуть больше года, они разошлись друзьями, решив, что им надоело. Не было сцен, как в кино, не было подростковых слёз в подушку. По крайней мере у Рады не было точно. Почти до самого отъезда Алёны и Дена в старшую школу они часто проводили свободное время вместе. Алёна помогала Раде с учёбой, а Ден часами мог сидеть рядом с ней и слушать радио, ожидая новостей об охотниках на вампиров. Они слушали о подвигах Мотыльков, Шамана, Чёрной Вдовы и всех остальных, кто был особенно популярен в то время, и гадали, какие люди скрываются под яркими именами и ореолом великих дел, а ещё не скрывается ли под одним из этих имён Макс, названый брат Рады. Гадали, разумеется, безуспешно: приёмный сын Беляевых надёжно хранил свою тайну.

А в последний год средней школы всё пошло под откос. Денис и Алёна готовились к экзаменам, а Рада, лишённая права выходить в лес после случая с кикиморой, ругалась с Дмитричем и часто бывала наказана. Экзамены она провалила, хотя, по правде говоря, не особо готовилась к ним. Подруга, пытавшаяся ей помочь, была в бешенстве. Обвинила Раду в растрате её драгоценного времени, которое она, видите ли, могла бы уделить «…чему-то важному, вместо помощи ленивой бездельнице, которая всё равно спустит все усилия в никуда».

С Денисом зато попрощались мирно, хоть и несколько скованно. Потом, приезжая домой на каникулы, он держался в стороне, но Рада всегда думала, что дело или в разошедшихся интересах, или в том, что она слишком надоела ему с вопросами о другом поселении, куда он уехал учиться. Дену нечего было добавить к тому, что она и так слышала сотню раз, но Рада всё настаивала… А её друг всё больше отстранялся.

Может, рассказать и в самом деле было нечего. От старших знакомых, вернувшихся домой после школы, Рада знала: то поселение не сильно отличалось от их. Просто больше, есть несколько многоквартирных домов, а вместо бумаги – обувь, школа и радиовышка. Получали ли жители поселения что-нибудь за радиоэфиры, было спорным вопросом, а вот чужих детей обучали отнюдь не из альтруизма: вместе с новыми учениками их поселение отправляло соседям солидный груз печатной литературы, учебников, тетрадей и даже колдовских книг с базовым набором печатей.

В том, что обучение в старшей школе сейчас нужно всем, Рада уверена не была. Есть, конечно, такие, как Димка – однажды воспылав любовью к электрическим приборам, он твёрдо решил посвятить им свою жизнь. После старшей школы брат Рады собирался отправиться дальше, в поселение с чем-то вроде университета, где, помимо обучения молодых специалистов, проходила научная работа. По слухам, именно там были созданы пригодные для колдовской зарядки батареи, которые теперь питают все машины, но подтверждать эти слухи никто не спешил.

Может быть, Димка останется там и тоже что-то изобретёт. А может, вернётся домой и отправится работать на ГЭС или просто станет незаменимым специалистом, способным создавать и чинить. Но вот чего с ним точно не случится, так это того, что вышло с Деном. После старшей школы бывший друг Рады вернулся домой и отправился работать на комбинат, и зачем ему там, на комбинате, знания сложной математики, для Рады оставалось загадкой. Говорить об этом Ден тоже не хотел.

Погрузившись в тяжёлые мысли, Рада брела по площади в сторону узкой боковой улочки, петляющей среди тесно прижавшихся друг к другу домов. Она бегло скользнула взглядом по никогда не видевшей краски стене гаража, где в период простоя прятались ныне пропавшие фуры, и вздрогнула, когда полный удивления и недовольства голос тёти Ани донёсся до неё:

– Рада! Почему ты…

Решение было принято мгновенно.

– А я как раз к вам! – она собрала в кучку весь оставшийся в ней оптимизм и почти искренне улыбнулась маминой подруге. – От Дмитрича.

Тётя Аня совсем по-кошачьи прищурилась, и этот прищур был недобрым. Ничего хорошего тут не светило, но Рада решительно погнала прочь пораженческие мысли.

– От Дмитрича?

Тётя Аня неспешно сложила и аккуратно упаковала в наплечную сумку выцветшую карту местности. Похоже, она что-то чертила, прижав бумагу к стене гаража, когда Рада привлекла её внимание.

– Да! – Рада улыбнулась ещё шире, надеясь, что её голос звучит достаточно убедительно. – Он разрешил мне пойти с вами!

– Разрешил? – она не поверила, это было понятно по тому, как знакомо дрогнули уголки её губ.

– Ну… – врать тёте Ане, когда она уже раскусила обман, было попросту невозможно. – Если вы за меня поручитесь. Что всё будет нормально.

– Не поручусь.

В груди почему-то больно кольнуло. Не то чтобы Рада надеялась на успех, но всё равно слышать этот холодный голос, бьющий по самолюбию, как мокрая ветка, оказалось неприятнее, чем она ожидала. Рада опустила голову, готовая сдаться, и замерла, вдруг смятённая нестерпимым чувством притяжения.

«За стены. Наружу. В лес. Иди, иди, девочка. Тебя ждут те, кому нужна помощь. Помоги им».

Медленно поднимая взгляд, Рада уже знала, что увидит: и в самом деле, одна из створок ворот оказалась широко раскрыта. Зачем? Думать об этом сейчас оказалось совершенно невозможно. Так уже было раньше: ворота открывались, и Рада тянулась к ним, влекомая неведанной силой. Сопротивляться ей было неприятно, но она справлялась. Впрочем, прежде зов не был таким сильным, как сейчас.

– Тёть Аня, хотя бы послушайте меня. – Собственный голос показался Раде пугающе серьёзным. – Я не знаю, как это объяснить, но, понимаете, я точно знаю, что могу помочь. В лес выйти я, конечно, тоже хочу, но сейчас действительно не про это. Если я пойду с вами, я точно помогу, вы не пожалеете. Вот увидите, я буду делать всё, что вы говорите, не буду отходить далеко и если пойму, что вот тут лучше немного свернуть в сторону, или замечу что-то интересное, я не побегу сама смотреть, я скажу вам. Честное слово. И вообще, я хочу доказать Дмитричу, что всё со мной хорошо и его запрет можно отменить. Понимаете? Я буду делать всё, чтобы Дмитрич понял: я выросла и изменилась, а значит, я не буду делать ничего плохого.

Тётя Аня медленно покачала головой. Она коснулась лба тонкими пальцами, на секунду закрыв лицо ладонью, а потом опустила руку. Её серые глаза блеснули сталью.

– Ты говоришь, что можешь быть полезна в поисках. Чем именно?

Если бы не резкий голос, которым был задан этот вопрос, Рада заподозрила бы в нём сомнения. Однако тон и взгляд тёти Ани, скорее, заставили сомневаться её саму.

– Ну, я знаю лес… – осторожно начала она. – Я хорошо замечаю всякое в лесу, всегда приносила много ягод. Я быстро могу залезть на дерево, чтобы посмотреть сверху, могу быстро и долго бежать, если вдруг будет надо. Ещё я маленькая, поэтому могу хорошо прятаться.

– Это всё?

Сейчас тётя Аня не напоминала ту мамину подругу, которая приходила в их дом на чай, смеялась, дарила вязаные шарфы и шапки и нянчилась с малышкой-Катёнком. На месте тёти Ани возникла Анна Сергеевна, глава отдела снабжения, в переговорах с другими поселениями добывавшая все необходимые для жизни ресурсы. О зове из-за стен и сомнительном источнике собственной уверенности в успехе говорить ей явно не стоило.

– Ты не годишься для участия в поисках. – Анна Сергеевна не просто говорила, она выносила приговор. – Нам нужны те, кто умеет пользоваться поисковыми печатями или умеет защитить себя и окружающих, если случится беда.

Всё как обычно: ты не годишься, ты не подходишь, ты не можешь и, конечно же, ты недостаточно эффективна.

– Я вас поняла, – тихо ответила Рада, и голос предательски сорвался.

– Вот и умница. – Голос тёти Ани не смягчился. – И не вздумай лезть с этим к кому-то ещё.

Рада присела на корточки, чтобы успокоиться и всё взвесить. Из глав поисковых отрядов остался только Павел Михайлович. Рада, сразу откинувшая идею просить о помощи Старого Пса, теперь снова задумалась. Перед её внутренним взором стоял немолодой мужчина с белоснежными висками и жёсткой щёткой коротких усов, одетый в камуфляжную форму СОБов с нашивкой в виде немецкой овчарки. Старый Пёс, как его звали за глаза. Разве он может допустить, чтобы непутёвая Беляева бегала по лесу без присмотра? Нет. Те месяцы, что Рада пробыла его посыльной, были переполнены этим словом. Её хватали за ворот, одёргивали и ставили на место, ей читали нотации и пытались отправить работать на комбинат. Нет, он ни за что не поручится за Раду – а она ни за что не простит себя, если не испробует все пути, даже те, которые кажутся совсем безнадёжными.

Решительно поднявшись на ноги, Рада направилась к воротам и была немедленно поймана крепкой рукой Старого Пса.

– Беляева! – рявкнул он и грубо тряхнул присевшую от неожиданности девушку. – Ты чего мне врёшь, а?

«Поговорил с Дмитричем», – поняла Рада и, совершенно не зная, что теперь делать, сморщила нос.

– Рожи строишь? – Павел Михайлович угрожающе нахмурился, а потом вдруг резко успокоился. Лицо безопасника разгладилось и стало каким-то неожиданно добрым. – Хочешь выйти за стены?

– Хочу, – без энтузиазма и раздумий ответила Рада. Она была озадачена выражением его лица больше, чем этим внезапным предложением. – А в чём подвох?

– С завтрашнего дня выйдешь на работу.

Ну конечно. Этого следовало ожидать. Сил уговаривать и спорить – тем более со Старым Псом – совсем не осталось. Рада освободилась от до сих пор удерживавшей её плечо руки и медленно покачала головой. Нужно было идти.

Идти. Туда, к воротам, за ними и дальше, где лес, где её давно ждут. Там дышится легче, там вольный ветер носит песни древесных крон, и сердце птицей рвётся к небу, и хочется кричать от ощущения свободы и силы…

Рада схватилась за голову. Зов становился невыносимым, и девушка невольно подумала, не правы ли сейчас все те, кто намерен любой ценой не выпустить её туда.

– У меня есть работа, – севшим голосом пробормотала Беляева и, не скрывая обиды, пронаблюдала, как Павел Михайлович пренебрежительно машет рукой.

– Ты там не особо нужна. Ребята с печатями справляются быстрее и лучше тебя.

Ну да, конечно. Те, у кого колдовские печати срабатывают чаще, чем один раз из пяти, всегда быстрее, лучше и эффективней.

– Ничего не лучше. – Рада упрямо взглянула в глаза безопасника. – Растения любят руки больше, чем колдовство. Я хорошо работаю. Лучше, чем где угодно раньше.

Старый Пёс усмехнулся.

– Здесь не поспоришь, – его лицо оставалось подозрительно добрым, – но у меня есть предложение получше.

– Комбинат?

– Нет.

Он улыбнулся, смешно шевельнув усами, и Рада недоверчиво вскинула брови.

– Ты хочешь за стены, – сообщил очевидное Павел Михайлович. – На комбинат не хочешь. Хорошо, будешь обслуживать паром.

– Паром?

Весьма нелепый на взгляд Рады паром, больше похожий на лоскутное одеяло или старый носок, в котором разномастных заплаток стало больше, чем изначального носка, перевозил людей через Каму до комбината и обратно. Как правило, на пароме дежурил кто-нибудь из СОБа, без особых усилий таская туда-обратно непонятно как держащееся на плаву недоразумение с помощью колдовства.

– Я же последний человек в поселении, который для этого подойдёт, – недоверчиво разглядывая безопасника, напомнила ему Рада.

– Возить будет Петровский, – пояснил Павел Михайлович. – Ты будешь его ногами.

Несколько секунд Рада молча рассматривала Старого Пса, пытаясь осмыслить услышанное.

– То есть вы предлагаете мне поменять мою работу на огороде на роль девочки на побегушках при калеке-паромщике? – уточнила она, и лицо безопасника резко утратило всё добродушие.

– Петровский пострадал за нас всех, он заслужил спокойную старость, но всё равно хочет работать. Я нашёл ему работу. Я нашёл тебе работу, за пределами стен, как ты хотела. Будешь бегать между поселением и комбинатом, русалок к нам незаметно не притащишь, всем хорошо. Чего тебе теперь не нравится?

Сказать, что именно ей не нравится теперь, Рада так и не смогла. Предложение казалось ей отвратительно нечестным, особенно после всех выслушанных ею сегодня обвинений в том, что любой нормальный колдун может сделать что угодно быстрее и лучше, чем она. Но где-то там за воротами был лес, и он звал. И на зов безумно хотелось откликнуться. Рада представила, как она, свесив с парома ноги, будет ловить брызги голыми ступнями и наслаждаться чувством свободы, ожидающим её снаружи. Картинка получилась заманчивой.

– Значит, запрет на выход будет снят? – осторожно уточнила она.

– Сначала только на твой маршрут, а там посмотрим, – отозвался Старый Пёс.

Рада неспешно кивнула.

– Значит, сегодня я иду с вами, а завтра – паром, и там я остаюсь, пока Петровскому не надоем? А работать там теперь, получается, только мы будем? Каждый день? А на выходных мне можно будет продолжать работать на огороде?

Предложение казалось всё привлекательнее. И огород, и паром, а там, может, разрешат выходить и делать что-то ещё. Так никто больше не сможет назвать её непутёвой бездельницей. Рада едва сдержала улыбку: что-то во всём этом было не так.

– Не совсем. – Голос Павла Михайловича прозвучал похоронным звоном колокола. – Сегодня тебя с собой никто не возьмёт. Завтра на пароме под присмотром пройдёшь туда-обратно, тебе покажут твою часть работы на комбинате и в поселении, если всё пройдёт хорошо, приступишь послезавтра. График вечером повесим у пристани. С огородом посмотрим. Числиться работающей там ты точно не будешь, но…

– Какая часть работы на комбинате? – дальше этих слов Рада даже не слушала.

– Иногда нужно принять документацию, отнести, заполнить списки, отчётность по состоянию парома…

Старый Пёс говорил что-то ещё, но это уже не имело значения. Обман. Опять обман. Опять всё не то, чем оно кажется, и, приманив её возможностью выйти за стену, Раду опять тащат в пасть комбинату.

Павел Михайлович закончил говорить и молчал, разглядывая напряжённо наморщившую лоб Раду. Она молчала, захлёбываясь в охвативших её чувствах, что, слившись с неумолкающим зовом, утягивали её в омут отчаяния.

– Думай. – Безопасник не стал дожидаться ответа. – Мы с Дмитричем ждём твоё решение до завтра, до отбытия парома. Не придёшь – шанс упущен. Поняла?

– Поняла. – Слово застряло в горле и вырвалось наружу жалобным писком.

– Молодец.

Старый Пёс благосклонно кивнул и твёрдой походкой направился в сторону ворот, туда, где его наверняка ждала поисковая группа. Рада молча провожала его взглядом. Наверное, нужно было пойти за ним. Согласиться на всё, упасть на колени, что-нибудь обещать, умолять взять с собой. А может быть, опять пристать к Дену и вслед за ним подойти поближе к воротам. Тогда можно будет улучить момент и выскочить наружу. Она быстро бегает, её не догонят. Она может спрятаться, её не отыщут. Она найдёт источник зова и тогда…

Что будет тогда, Рада не знала. Она молча стояла там, где закончился её разговор со Старым Псом, наблюдая, как по его команде один за другим участники трёх поисковых групп покидают поселение. Когда калитка за последним из них закрылась, Рада тяжело вздохнула и опустила плечи. Зов не исчез, но как будто бы стал гораздо слабее.

Огород окружала деревянная стена. Её возвели позже основной, в то время, когда стало понятно: вампирам не интересно ни их поселение, ни их комбинат. Огород защищали от нечисти и лесных животных, но не более того.

Внутри никогда не стояли дозоры. Обычно кто-нибудь из СОБов скучал у грубо прорубленного в старой стене входа и следил, чтобы на закате его надёжно закрыли. Огород был частью поселения и в то же время как будто бы нет. Возможно, это стало одной из причин, по которой Раде так нравилось проводить там время.

Она охотно возилась в земле и ещё более охотно собирала урожай. Здесь, среди грядок и теплиц, Рада работала уже два года и, что бы там ни говорил Старый Пёс, чувствовала себя полезной.

– И никакая я не дармоедка, – сообщила Рада грядке с морковью и отправилась к яблоням.

Под сенью ещё совсем молодых деревьев она устроилась на своём любимом пне от срубленной сосны и вытянула ноги.

Радиоприёмник оказался там, где она оставила его днём, когда, смущённая вдруг усилившимся зовом леса, кинулась к Дмитричу. Раздавшийся после включения звук неприятно резанул по ушам. До вечерних новостей ещё было время, но в последний год качество передачи звука улучшилось настолько, что пустоту эфира всё чаще начала заполнять музыка.

Сейчас эфир заполнял белый шум. Немного посидев в блаженной тишине, Рада отправилась в свой ежедневный патруль. Сейчас растения ни в чём не нуждались – школьники с колдовскими книгами тратили не больше двух часов на то, чтобы обеспечить весь огород водой, уничтожить вредителей и проверить необходимость подкорма, и всё-таки – Рада не позволяла себе сомневаться в этом – полностью заменить ручную работу колдовство никогда не могло. Колдовские печати, выдаваемые школьникам, не могли помочь с поиском сухих листьев, нетипичных заболеваний, размытой почвы и, самое главное, кротов.

Кроты. Вот кто пакостней любой нечисти. От них стоило бы ставить стены! Маленькие твари не изгонялись колдовством, игнорировали предназначенные для их распугивания вертушки и в целом отлично себя чувствовали, а между тем для поселения каждый кабачок или кочан капусты был важен. И Рада с остервенением охотничьей собаки гонялась за маленькими тварями, безжалостно прибивая их лопатой, и с лёгкой досадой понимала, что, вполне вероятно, именно это оказалось причиной, почему ей позволили остаться и работать на огороде.

Сейчас кротов почему-то не было. Рада отметила несколько новых нор, появившихся около участка с картошкой, но ими заняться стоило завтра. Сейчас можно и отдохнуть, к тому же время вечерних новостей уже приближалось.

Рада привычно сорвала несколько крупных ягод клубники и только тогда поняла, насколько она голодна. Стоило вернуться домой и выяснить, был ли уже ужин, а если был – оставили ли чего для неё, но уходить от яблонь не хотелось. Здесь пахло зеленью и свежестью, здесь было хорошо.

Приёмник немного пошипел пустотой эфира, но в назначенный час стукнуло, щёлкнуло – и бодрый голос неизменного диктора поздоровался со слушателями, обещая немедленно ознакомить их со всеми важными событиями, произошедшими в округе, а также поделиться дошедшими сплетнями о том, что делается дальше, там, откуда не доходят сигналы местных радиостанций.

Этот человек, представлявшийся Лёшей, был основным ведущим, пожалуй, уже лет десять, с того момента как радиостанция начала исправно передавать новости. У него бывали гости и соведущие, но сам Лёша не менялся.

Конечно же, на самом деле его звали не так. Однажды Раде даже довелось узнать настоящее имя диктора – рассказал один из бывших одноклассников, познакомившийся с ним во время обучения в старшей школе. Имя Раде сказали по большому секрету, и она подошла к вопросу настолько ответственно, что вскоре напрочь его забыла. Но это было совсем не важно. Главное, что теперь Рада знала: этот Лёша – настоящий живой человек, а не абстрактный голос из машины. У него есть настоящее имя. Он ходит на работу и возвращается домой ужинать, у него есть семья, есть свои мнения и желания, и это отражается на том, что и как он говорит в эфирах. Он живой, и хочет жить дальше, и в эфирах никогда не говорит того, что могло бы повредить охотникам на вампиров или поселениям людей. Может, потому и сложилось ощущение, что вокруг никогда ничего не происходит.

Сегодня эфир тоже выдался скучным. Всё спокойно, где-то перебили группу из четырёх вампиров, попытавшихся устроиться в заброшенном городе и угрожавших жителям одного из поселений неподалёку. Кто перебил – неизвестно. По слухам, где-то в окрестностях видели Мотыльков, может, они. А может, и не было никаких Мотыльков, потому что слухи совсем не надёжные. На этом Лёша перешёл к рассуждениям об увеличении популяции бурых медведей… и ни слова о пропавших фурах. Видимо, это относилось к делам поселения, а о делах поселений не говорили никогда. Хотя бы потому, что тогда их пришлось бы называть.

За пределами досягаемости радиостанции, похоже, тоже не было ничего нового. К эфиру подключился один из обычных Лёшиных соведущих, и вместе они снова начали обсуждать историю с поселением, захваченным Серебряными в прошлом месяце. Немного послушав, Рада отключила приёмник и, прикрыв глаза, подставила лицо солнцу. Она сидела вытянув ноги и наслаждалась тишиной и теплом. Лёгкий тёплый ветерок нежно гладил её по щекам, во рту угасал сладкий вкус клубники, и Рада сидела, забывшись, пока желудок настойчиво не заурчал, намекая, что пары ягод ему было мало.

Рада открыла глаза и, поправляя растрёпанные ветром волосы, заметила в них медные отблески – тёплый свет заходящего солнца окрашивал вьющиеся крупными кольцами каштановые пряди в рыжий цвет. Раде нравилось видеть себя такой, когда на закате она оказывалась возле зеркала. Она не раз слышала, что из рыжих и зеленоглазых выходят лучшие колдуны – бабуля, папа и маленькая Катя служили надёжным тому подтверждением. Хотя быть зеленоглазой Рада никогда не хотела. Ей нравились её собственные светло-карие глаза, в солнечном свете становившиеся почти жёлтыми.

Рада заёрзала, пытаясь поймать уходящий солнечный свет. Неровный край пня царапнул бедро, а с болью вдруг пришло осознание: уже разгорелся закат, а поисковые группы до сих пор не вернулись.

Они не вернулись точно, она бы услышала отсюда шум у ворот, но было тихо. Рада вскочила и выругалась, услышав звук рвущейся ткани: старые заношенные штаны зацепились за неровный край пня. На ощупь оценив масштабы трагедии, она выругалась ещё раз. К счастью, штаны порвались по шву, но стоило кому-нибудь в поселении увидеть эту дыру – и Рада была бы немедленно приговорена к нескольким неделям неустанных шуток на эту тему.

Не зная, что делать, девушка заметалась по огороду. С наступлением сумерек ворота всегда запирали и не отпирали до самого рассвета. Одинокий звон колокола прорезал вечернюю тишину, добавляя масла в костёр её тревог.

– Чёрт…

Первый звонок призывал всех жителей поселения заканчивать свои дела и направляться к домам. По второму запирались ведущие из поселения ворота, а по третьему – вход в огород. К этому времени всем, кроме ночных дозорных, уже полагалось разойтись по домам и запереть двери, а поисковые отряды до сих пор не вернулись. Что же теперь будет?

Запрут ли ворота, когда за пределами поселения находится так много людей? Рада не сомневалась, что так нельзя. Но Дмитрич – тот самый Дмитрич, который запер её в поселении из-за одной-единственной кикиморы, – вполне мог на это пойти. Она остановилась, готовая взвыть от собственного бессилия, когда вдруг поняла, что сводивший с ума зов прекратился.

Похоже, он прекратился раньше, возможно, пока она слушала радио или чуть позже. Обескураженная странными переменами в своих ощущениях, Рада замерла, вслушиваясь в себя, и вздрогнула, услышав резкий автомобильный гудок.

Фуры гудели иначе. Нет, это были не фуры, и всё-таки кто-то прибыл к воротам поселения сейчас, после первого колокола. Изнывая от любопытства, Рада прокралась к выходу из огорода и, к своему безграничному удовольствию, увидела спину уходящего к воротам дозорного. Никем не замеченная, она покинула уголок цветущей зелени и вновь оказалась в кольце тяжёлых бетонных стен.

Стараясь держаться тени и избегать окон, Рада направилась к воротам, петляя по узким извилистым улочкам. У поселения не было плана. Дома возводились стихийно, особенно в первое время, и построенные до Разлома здания давно потерялись среди возведённых позже, потонули в многочисленных надстройках. Поселение выросло с тех пор, как были поставлены стены, а места больше не стало, и теперь Рада пробиралась по сумрачным улочкам, сжимаясь под взглядами светящихся окон.

Одна из дверей резко распахнулась, выпуская спешащего хозяина дома, и она чудом успела юркнуть в узкую щель между домами. На неё немедленно что-то посыпалось: то ли сажа, то ли сухая грязь. Рада тихо ругнулась: теперь к дырке в штанах добавилось ещё и это.

Добраться до площадки перед воротами удалось только ко второму удару колокола. Калитка была открыта, вокруг неё толпились люди. Среди них оказалось достаточно много сотрудников СОБа – видимо, тех, кто сегодня был на ночном дежурстве, – но, кажется, никто из них даже не собирался выхватывать колдовскую книгу. Безопасники не ожидали проблем, калитка была открыта, но внутрь вроде бы никто не входил. Или входили, но медленно? Хотелось подойти поближе, но нежелание быть увиденной перевешивало.

Забившись в укромный уголок за крыльцом лечебницы, Рада разглядывала площадь, пока у ворот не началось движение и воздух не рассёк командирский голос Павла Михайловича. Рада с облегчением выдохнула. Старый Пёс здесь, значит по крайней мере поисковые отряды вернулись.

Нашли ли они то, что искали? Что за странный автомобильный гудок это был? Вопросы требовали ответов, а тревожный голосок в голове требовал немедленно убраться от площади, с которой вот-вот хлынут по домам успокоенные люди. Наверняка успокоенные – доносящийся до Рады гул не казался особенно тревожным, как, впрочем, и радостным.

Ничего, узнать подробности можно и завтра. Или даже сегодня, если кто-нибудь из семьи тоже выходил узнать, что случилось. Опускающийся сумрак съедал фигуры толпящихся у ворот людей, и девушка, смирившись с необходимостью отступления, крадучись двинулась в сторону дома.

Когда-то давно дом Беляевых был покрыт тёмно-зелёной краской, но она выцвела и облупилась. Надстроенные позже второй этаж и чердак, которые вовсе никто не пытался красить, казались куда симпатичнее. Да и вообще, по мнению Рады, на фоне окружающих их дом выглядел весьма достойно.

Окна уже накрепко заперли изнутри, но когда Рада, перескочив через обе ступеньки крыльца, потянула дверь на себя, та послушно открылась.

Оказавшись в непроглядной темноте прихожей, Рада ненадолго зажмурилась, веря, что это поможет её глазам привыкнуть быстрее. Из-за занавески, отделяющей главную комнату от прихожей, пробивался тусклый свет бабулиной лампы, горевшей до тех пор, пока последний из семьи не отправится спать.

– Я дома! – Рада повысила голос, надеясь, что её услышат только те, кто ещё не отправился спать.

– Да неужели, – отозвалась бабуля. – И что же, целая?

– Почти, – не вдаваясь в подробности, ответила Рада. – Жить можно. Все дома?

– Давно уж, – фыркнула всё ещё невидимая за занавеской бабуля. Скрипнуло кресло. – Родители спят уже, Лена тоже. Запирай.

– А может, ты?

– Заставляешь бабку бегать? Сама запирай, чай не безрукая.

Рада поморщилась, опасливо вглядевшись в темноту прихожей. Её глаза уже достаточно привыкли, чтобы она могла различить печать, краской написанную на двери. Общая форма – квадрат, символизирует границу. Многократно перечёркнутые линии в центре – запрет. Это Рада выучила ещё в школе, но остальные составляющие рисунка ничего ей не говорили. Впрочем, чтобы активировать печать, не нужно знать, что она означает.

Пальцы коснулись рисунка. Прикрыв глаза, Рада сосредоточилась, направляя в печать силу. В школе учили, что в этот момент она должна почувствовать поток, струящийся через её тело, но Рада никогда не ощущала ничего интереснее лёгкого покалывания на кончиках пальцев. На одну короткую секунду ей показалось, что печать потеплела, – это сработали чары, – и девушка опустила руку. Щели между дверью и стенами дома пропали.

Несколько раз осторожно толкнув дверь и убедившись, что открываться она не спешит, Рада проскользнула в главную комнату. После темноты прихожей здесь казалось совсем светло.

– Справилась?

Бабуля смотрела на непутёвую внучку из своего кресла, склонив голову набок. Обрамлённые добрыми морщинками, её глаза были светлыми, чистыми и молодыми.

– Если нас кто-нибудь сожрёт из-за того, что я облажалась, я не виновата, – буркнула Рада.

– Созлут! – жизнерадостно отозвался из-под стола тонкий детский голосок.

В свете лампы пламенем вспыхнули рыжие кудри высунувшейся из укрытия Кати, которая, уставившись на старшую-старшую сестру, провозгласила:

– Кикимолы созлут!

Рада демонстративно всплеснула руками и улыбнулась. Не улыбаться, глядя на Катёнка, было невозможно.

– И ты туда же, мелочь? – она присела возле стола. – Что ты тут, в дозоре сидишь? Караулишь?

– Калаулю, – серьёзно подтвердила трёхлетняя дозорная и тут же радостно взвизгнула: – Калаулю кикимолу!

Димка любил шутить, что Катю можно держать вместо собаки: бегает на четвереньках, лает громко, по возможности кусается. Безмерно обожающая младшую-младшую сестру Рада в ответ называла Диму лешим. Её долговязый братец мог замирать и часами стоять неподвижно, глядя в пустоту. Если бы птица свила гнездо в его тёмных кудрявых волосах или белка перепутала его постоянно приоткрытый рот с дуплом, никто бы не удивился.

На такие утверждения Димка обижался. Зануда, с чувством юмора у него всегда было не очень. Прошла всего неделя с тех пор, как он уехал, а Рада уже скучала. Увы, её брат пожелал учиться, и вся семья с радостью приняла его решение. Пятнадцатилетнего Димку увезли в старшую школу, и теперь он видел на одно поселение больше, чем его старшая сестра. Может быть, он даже не вернётся, захочет остаться там, где больше людей и возможностей. Один за другим названый и родной братья Рады покинули дом, и вид опустевших стульев за обеденным столом заставлял её сердце болезненно сжиматься.

Рада покосилась на крепкий обеденный стол, застеленный широкой кружевной салфеткой. Во время семейных ужинов салфетку убирали на бабулино кресло, приносили сверху запасные стулья, если их не хватало, и вскоре комната с её маленьким, задёрнутым жёлтой занавеской окошком наполнялась запахом еды. Готовила обычно мама, иногда – Лена. Комната вмещала в себе кухню, столовую и гостиную, и когда-то восемь человек, считая тогда ещё безымянную крошку Катёнка, умещались здесь с трудом. Теперь всё изменилось.

Конечно, Димка вернётся зимой, на каникулах. С Максом всё было сложнее. Он иногда заезжал ненадолго, и никто не мог знать наверняка, когда его ждать и стоит ли ждать вообще. Прошло уже четыре месяца с тех пор, как Макс последний раз давал о себе знать.

– Поисковые отряды вернулись, – сообщила Рада, направляясь к кухонной раковине, чтобы умыться.

– Ну и прекрасно. – Бабуля не пыталась скрыть облегчение. – Нашли?

– Не знаю, я к ним не подходила.

– Ты? Не подходила? Это как же до такого дошло?

– Да вот…

Объяснять не хотелось. Зато в сердце вдруг ярким пламенем вспыхнуло другое желание, и Рада, поддавшись ему, подтащила табуретку к бабулиному креслу, устроилась на ней, жалобно посмотрела в добрые глаза и спросила:

– Ба, а если бы ты была главой поисковой группы и могла взять меня с собой под свою ответственность, ты бы взяла?

Бабуля вопросительно вскинула брови.

– Это чего за вопросы такие?

– Мне Дмитрич разрешил пойти, если за меня кто-нибудь поручится, а они…

В душе вспыхнул огонёк обиды, и Рада, всё больше распаляясь по мере рассказа, поведала бабушке события минувшего дня.

Бабуля не перебивала и ничего не спрашивала. Дождавшись, пока её непутёвая внучка закончит рассказ, она некоторое время молчала, разглядывая Раду с головы до ног.

– Зачем к Дениске пошла, а? – тихо спросила она наконец.

Как зачем? Чтобы спросить, конечно, она же только что рассказала. Рада удивилась, замешкалась и уже открыла рот для ответа, когда бабуля огорошила её следующей фразой:

– Забыла, как умерла его мать?

Рада медленно закрыла рот. Вопрос поставил её в тупик. Она помнила, что мама Дениса погибла, ещё когда они учились в школе. Её тело принесли из-за стен, накрытое тентом, и не показывали посторонним, а Ден вроде бы не хотел об этом говорить. Происшествие не засело у Рады в памяти, и она и не вспомнила бы о нём, если бы не вопрос бабули.

– Её кто-то убил… – осторожно начала Рада и, окончательно убедившись, что ей больше нечего добавить, обречённо закончила: – В лесу. А потом приезжал охотник на вампиров и это расследовал.

Охотника она запомнила куда лучше.

– В лесу, – серьёзно повторила бабуля. – Давай-ка я тебе про это кое-что расскажу.

– Ба, а может…

– Я тебя слушала, теперь ты меня слушай.

Когда старшая из Беляевых говорит таким тоном, с ней не спорят, и Рада покорно приготовилась выслушивать очередную неприятную историю о том, как кто-то умер и все испугались.

– Денискина мама – Женей её звали – потерялась, когда ходила чистить дорогу, – ожидаемо мрачным тоном начала свой рассказ бабуля. – Её, конечно, хватились почти сразу, группа у неё была хорошая, но вот найти не смогли. Искали долго, с неделю где-то. Весь лес вокруг обошли, а потом вдруг смотрят – её тело лежит почти у самых ворот, где его вчера точно не было.

Выглядела Женя… Плохо она выглядела. Истощённая – будто не кормили месяц, всё тело ссохшееся, щёки впали… Только убило Женю не это. – Лампа на столике возле кресла мигнула; в глазах пожилой колдуньи мелькнул опасный блеск. – Она вся была в ранах, длинных таких, рваных; не хватало глаза и нескольких пальцев. Главным лекарем у нас тогда Лариса Семёновна была, помнишь её? Тьфу, не кривись ты так. Слушай дальше. Лара осмотрела тело, и знаешь что сказала? Что раны эти наносились постепенно, в несколько дней, как будто пытал Женю кто-то.

Понятно, сначала подумали на вампиров, только вот укусов на теле не было, ни одного. Эти Кровавые Короны всякие, конечно, пытки любят, но вот чтобы вампир побрезговал живой кровью кого-то, кого он уже схватил и может пытать? Почему ранили, но не пили кровь?

Тогда решили, что это не вампир был, а упырь. Упыри, конечно, скорее, мясо бы вырывали, но вдруг этот какой-то совсем сгнивший был? И вот, значит, думаем мы, что делать, если у нас тут рядом упырь завёлся, а тут как раз к нам охотник на вампиров заезжает, молодой такой парень с разукрашенным лицом. Хотел еды попросить, газ свой вампирский взамен предлагал. А Дмитрич ему и говорит, мол, разберись, что Женю убило, и мы тебе и еды дадим, и бумаги, и если из снаряжения чего будет нужно.

Так вот, он посмотрел. Долго смотрел, голову чесал, а потом и говорит: не упырь это был. Там и раны другие были бы, и незаметно упырь бы не подобрался, и жертв своих они убивают сразу и жрать начинают прямо на месте, никуда не утаскивают и тем более не возвращают потом. А мы его, значит, спрашиваем: кто же тогда?

Бабуля замолчала. Она внимательно всматривалась в лицо внучки, и Рада, вжав голову в плечи, молча молилась, чтобы дело оказалось не в кикиморах.

Не дождавшись ответа, старшая из Беляевых покачала головой.

– Лихо Одноглазое это было, вот что он сказал. Мы тогда и не знали, что кто-то из нечисти может ранить тело, если не знает имя, а оказалось, что Лихо может и украсть, и пытать, и мучить, пока жертва имя не выдаст. А уж с именем… – Бабуля тяжело вздохнула. – А с именем чего нечисть только не может. Лихо вот, как оказалось, будет мучить и тело, и душу, пока человек не умрёт. Вот что, видимо, с Женей-то и случилось.

А охотник тот ничем толком помочь и не смог. Говорит, с вампиром бы справился, и с упырём тоже, а вот с нечистью… «Вам, – говорит, – нужен человек, который в них разбирается». Только где найти такого человека, он тоже не знал. Так всё и осталось, Дмитрич потом долго не хотел никого из поселения выпускать, а ещё думал, говорить ли Дениске. Решил сказать. Правильно, я считаю, решил. А вот как ты решила, что после этого он с радостью согласится выпустить за стены девчонку, таскающую внутрь нечисть, я не представляю.

Бабуля замолчала, и в комнате стало тихо. Казалось, даже Катя затаила дыхание у себя под столом, и только стрелки резных настенных часов безжалостно продолжали тикать.

– Я не знала.

Денис никогда не говорил с ней об этом, ни до истории с кикиморой, ни после. Его резко закончившееся свободное время стало понятно, и Рада поморщилась, чувствуя болезненное покалывание где-то в груди.

– Не знала? – бабуля хмыкнула.

– Он мне не говорил.

– А я говорила.

– Что?

Рада оторопела. Она не помнила такого разговора, совершенно не помнила.

– В подробности я не вдавалась, но что мать Денискину убила нечисть, ты знала. Что, забыла?

Девушка отрешённо покачала головой.

– Напрочь.

Бабуля кивнула, как будто бы что-то поняв.

– Говоришь, тебя опять звало в лес?

Однажды Рада уже рассказывала ей про похожее чувство. Кажется, тогда она уговаривала бабулю как-нибудь повлиять на Дмитрича, убедить его снять запрет, но ничего не добилась.

– Да-а, – осторожно протянула девушка. – Но сейчас уже не зовёт, всё прошло.

– Но это не первый раз.

– Ну… – Рада замялась, но хитрить было уже поздно. – Да. Но оно не так часто и обычно совсем не сильно, знаешь, вот как есть хочется, а мне так хочется выйти в лес. А такое, чтобы прямо звало, совсем редко.

– И давно оно у тебя началось?

– Ну… Не знаю. Наверное, давно. Просто до того, как мне запретили выходить, я и не замечала даже.

Бабуля нахмурилась. Она о чём-то сосредоточенно думала, и крошка Катёнок, почуяв неладное, подползла к Раде и прижалась к её ноге. Потрепав младшую-младшую сестру по голове, Рада ждала, что скажет бабуля.

Та тяжело вздохнула и махнула на внучек рукой.

– Ты называла той кикиморе своё имя?

В её голосе звучала усталость, совсем как после ночи упорной работы над чьей-нибудь новой книгой.

– Э-э… – Рада совсем смутилась. – Не помню.

Едва ли хоть кто-нибудь мог забыть, что нечисти нельзя называть имена – ни свои, ни чужие. Рада помнила об этом всегда, когда встречалась с этими существам, но почему-то в случае с кикиморой уверенности не было.

– Ты думаешь, я назвала своё имя кикиморе и поэтому всё так?

Бабуля отрицательно покачала головой и снова вздохнула.

– Я не один раз слышала о людях, которые связаны с нечистью как-то особо. Слышала разное: от сказок про некую Ягу, которая живёт на границе нашего мира и мира нечисти, до рассказов тех людей, которые помогали нам ставить стену. Не знаю, где правда и есть ли она вообще, но, если ты из таких, тебя следует выпустить и впускать обратно только с большой осторожностью. А если все твои беды, непутёвая ты моя, оттого, что ты отдала нечисти своё имя, тебя, наоборот, надо запереть здесь и никуда не пускать. – Бабуля внимательно смотрела на старшую внучку. – Что скажешь на это?

Рада насупилась.

– Ничего не скажу, мне так не нравится. Хочу жить тут, иногда выходить в лес и быть нормальной колдуньей.

– Колдуней! – тявкнула оживившаяся Катя.

Вот уж из кого колдунья получится что надо. Однажды Димка оставил вырезанную на деревянной пластине печать обогрева на столе, и та попала Катёнку в руки. Чудо, что Лена заметила и сумела потушить огонь вовремя. Никто не пострадал, диван со временем нашли новый, а обгорелое пятно на стене заклеили, благо чего-чего, а бумаги в их поселении было с избытком. Та же печать не срабатывала в руках Рады, как бы ей того ни хотелось.

– Как ты думаешь, ба, что мне делать?

Советы бабули часто помогали Раде выпутаться из передряг, с которыми она не справлялась сама, – вспомнить только все эти угрозы Дмитрича. Она смотрела на бабулю с надеждой, и та, смягчённая этим взглядом, не выдержала и, пряча улыбку, погрозила внучке пальцем. Впрочем, стоило ей начать говорить, улыбка растаяла, а в глазах появилась грусть.

– Дождаться Максимку и спросить его. Может, он чего знает, а если не знает, может узнать. Он у нас любит знать всякое.

В очередной раз погладив Катёнка, Рада положила руку на острое колено пожилой колдуньи.

– Он вернётся, – тихо пообещала она. – Обязательно.

– А, – бабуля махнула рукой, – балбес. Конечно вернётся, может, на этот раз даже не один.

А может, один. О том, что у Макса были напарники, вся семья знала, но Макс редко о них говорил и ещё реже приводил в дом. По обрывкам его слов удавалось понять, что надолго никто с ним не задерживался.

– Я тут подумала, ба, – осторожно начала Рада и осеклась, когда тёплые руки Катёнка отпустили её ногу.

Малышка почувствовала очередной серьёзный разговор и поспешила спрятаться под стол.

– В общем, я тут подумала… Когда Макс вернётся, – она особенно выделила голосом слово «когда», – может быть, я попрошу его взять меня с собой? Тогда мы могли бы разобраться, что со мной не так. Может, поездили бы вместе, я бы посмотрела разные места…

Бабуля поморщилась.

– Пусть сначала расскажет, куда его напарники деваются.

– Да куда бы ни девались! – в то, что напарники Макса калечатся и умирают, пока тот остаётся целым и невредимым, Рада не верила. – Я же не напарницей буду, ни в какой охоте участвовать не собираюсь. Я вообще попрошу, чтобы он меня от вампиров держал подальше, просто показал поселения.

– Ну, разве что если так. – По бабулиному лицу было видно, что от идеи она не в восторге, но хотя бы не спешила её отвергать. – Это если ты его уговоришь.

Рада рассеянно потёрла лоб. Сегодняшний день много раз заставлял её думать на серьёзные темы, а она слишком устала, чтобы сейчас размышлять над тем, как уговаривать названого брата. Рада зевнула и повернулась к столу, под которым её младшая-младшая сестра играла с тапочками.

– Почему Катёнок не спит?

– Весь день проспала, вот и не спит. – Старшая из Беляевых строго посмотрела на стол. – А ты весь день бегала, так что иди спать.

– А еды нет?

– Хлеба возьми, сыр в холодильнике.

– Ага…

Наскоро проглотив бутерброд, Рада шагнула к ведущей на второй этаж лестнице.

– Спокойной ночи!

– Покойной! – счастливым голоском отозвалась из-под стола Катёнок.

Её голос ещё не успел затихнуть, когда из прихожей послышался звук, заставивший Раду немедленно замереть на месте. Что-то похожее на скрежет, потом хруст, потом – скрип открывающейся двери. Той самой двери, которую она заперла изнутри.

Порог скрипнул под ногой чужака.

– Это ещё что такое?

Бабуля оперлась руками на подлокотники своего кресла, собираясь подняться на ослабевшие с годами ноги; с любопытством высунулась из-под стола Катёнок.

– Отойдите! – испуганно выкрикнула Рада.

Поисковые отряды вернулись, но они вернулись в сумерках. Гудела незнакомая машина, а у ворот явно что-то происходило. Сигнала тревоги не было, но вдруг… Вдруг? Свои не ломятся в закрытые двери, они стучат, а значит, это пришли чужие.

Сейчас Рада соображала быстро. Родители и Лена спят наверху, отец – единственный мужчина в доме, и то хромой. Бабуля вряд ли держит при себе книгу, но та, скорее всего, в её мастерской, за ширмой. Она защитит и себя, и Катёнка, если, конечно, сможет достаточно быстро встать.

Мысли сверкнули молнией. Рада бросилась к прибитому у входа в прихожую узкому шкафчику. Там хранился топор на длинной ручке и три баллона с ядовитым газом. Но длинная тёмная фигура появилась в дверном проёме раньше, чем Рада успела коснуться шершавой дверцы. Готовая сражаться голыми руками, Рада вцепилась взглядом в вошедшего. Узнала. Споткнулась на ровном месте и, с чувством выругавшись, упала на пол прямо под ноги названому брату.

– Тише, мать разбудишь, – буркнула бабуля. – И не ругайся при Катюше.

Вместо ответа Рада сердито сжала губы и так крепко вцепилась в ногу гостя, что та, даже через водоотталкивающую ткань, должна была испытать хоть какую-то боль. Впрочем, когда в затылок Раде прилетел лёгкий тумак, пальцы пришлось разжать.

– Какого чёрта? – обиженно осведомилась она. – Кто так делает вообще? Я чуть с топором на тебя не кинулась!

– У тебя штаны дырявые.

Возмущённо фыркнув, Рада села на колени, скрывая позорный дефект. Надо было переодеться сразу, как вошла домой, но за разговорами это как-то совсем забылось.

– Я тебе сейчас в голове дыру проделаю, труп недоеденный! – подражая бабуле, огрызнулась она. – Где тебя носило? Постучать сложно было?

Заскрипела лестница. В этом доме уже давно скрипело всё, что в принципе могло скрипеть.

– Разбудили, – грустно проговорила бабуля, а Катя радостно воскликнула:

– Мама! Лада станы полвала!

Мама осторожно шла вниз по лестнице, одной рукой придерживая край ночной сорочки и прислонив ко лбу вторую. Длинная толстая тёмная коса, в которую она заплетала волосы на ночь, лежала у неё на груди. Мама хмурилась: видимо, опять мигрень. Раде сразу стало стыдно. «Это ты виноват», – сердито подумала она, с силой толкнула брата и тут же получила лёгкий пинок под ребро в ответ.

– Ещё раз пнёшь – убью.

– Оставь это упырям.

– Нет.

– Максимка!

Мама наконец увидела, кто стал причиной внезапного шума, и её лицо разгладилось, просветлело. Она раскинула руки, отпустив сорочку, и поспешила навстречу названому сыну.

– Один?

Рада подняла взгляд. Макс всегда был высоким и тощим, черноволосым, темноглазым и бледнокожим. Он не был похож ни на кого из приютившей его семьи. И хотя каждый в их доме искренне считал Макса родным, Рада знала: названый брат никогда не назовёт её маму своей, но и не обесценит всё то, что та для него сделала.

– Здравствуйте, тётя Ася. Я один.

Он заглянул в прихожую и вернулся с большим тяжёлым рюкзаком. Отправив его под тот самый шкафчик с оружием, до которого так и не успела добраться Рада, Макс сел на предложенный ему стул и, словно зверьку, протянул Катёнку руку. Малышка нерешительно подалась вперёд, шлёпнула ладошкой по протянутой руке и дезертировала к матери. Подхватив младшую дочь на руки, мама присела на край дивана.

– Ты запер дверь? – сварливо поинтересовалась бабуля.

Макс кивнул.

По-крабьи пятясь боком в попытке скрыть дыру в штанах, Рада подобралась к дивану и опустилась рядом с мамой.

– А я? – вопрос не давал ей покоя. – Я плохо её заперла?

Она надеялась на отрицательный ответ. Не хотелось верить в свою ошибку. Надеялась, что всё дело в гениальности Макса. Даже любящая поворчать на названого внука бабуля не гнушалась этого слова и признавала, что таких людей, как он, она не встречала за всю свою долгую жизнь. Наделённый весьма средней колдовской силой, Макс совершенно фантастически обращался с печатями, порой находя для них абсолютно неожиданное применение. Там, где Рада видела причудливо переплетённые в общий узор элементы, её названый брат различал нечто большее. Он постоянно носил при себе толстую колдовскую книгу с личной коллекцией печатей, так может, в ней нашлось что-то, что отперло дверь? Рада очень надеялась на это, но Макс сказал:

– Да. Я даже не понял, что она была заперта.

Бабуля укоризненно покачала головой. Чувствуя себя так, будто её только что облили ледяной водой, Рада поджала колени и спросила:

– Как это может быть? Я уверена, печать сработала. Я же видела, как дверь прирастает.

– Видимо, только с твоей стороны. Когда я потянул ручку на себя, дверь немного хрустнула.

Позор. Рада схватилась за голову и упёрлась в колени лбом, не желая видеть лица родных. Ей казалось, даже Катёнку в тот момент стало стыдно за неё.

– Вам стоило поставить обычный замок с засовом, – заявил тем временем Макс. – Раде было бы проще.

– Справится она, – железным, не терпящим возражений тоном отрезала бабуля. – Рано на ней крест ставить. Печати надёжнее замков.

– Да, но если…

– Никаких замков!

Наличие металлических элементов на деревянной двери помешало бы печати работать правильно, это понимали все. Сгорая от стыда, Рада с силой вжималась в колени лбом. Она опять всех подвела. Если бы поздним гостем оказался не Макс, а кто-то другой, кто-то опасный, она сама стала бы причиной гибели всей семьи.

Словно желая забрать себе часть страданий старшей дочери, мама мягко погладила её по спине.

– Всё хорошо, – тихо проговорила она, и Рада шмыгнула носом.

– Простите меня.

– Всё хорошо, – повторила мама, а Катя, должно быть, смущённая воцарившейся в комнате атмосферой, крепче прижалась к ней. – Максим, ты к нам надолго?

– На неделю, не больше. Не помешаю?

– Тебе всегда рады в этом доме.

Мама говорила медленно и тихо, глядя собеседнику прямо в глаза. Это смущало многих, и Макс был в их числе. Бабуля считала, что смущаются только те, кто чего-то стыдится.

– У тебя всё в порядке? Что-то случилось?

Макс редко отвечал на эти вопросы. Рада не сомневалась, что у него ничего не в порядке, но говорить об этом её названый брат не желал. Первый и единственный раз, когда он не сдержал потока откровений, был вокруг истории с Томкой. Когда девушка и напарница Макса бросила его, чтобы выйти замуж за другого, Макс приходил в себя тяжело и долго, и Рада не была уверена, что когда-либо видела его более несчастным.

– Моя машина… сломалась, – неохотно ответил Макс. – Я сюда добрался по большей части благодаря вашим; хорошо, они на меня наткнулись. Мой напарник должен добыть новую машину и приехать сюда.

Значит, напарник всё-таки был. Рада подавила разочарованный вздох и покосилась на бабулю, успев уловить промелькнувшую в её глазах жёсткость.

– Мы его знаем?

– Нет.

Макс не отвёл взгляда, но Рада хорошо знала: лицо её названого брата становилось неподвижным, похожим на очень реалистичную маску, только когда он пытался скрыть действительно сильные чувства.

– Понятно. – В бабулином голосе звякнул металл, но Макс умело принял удар.

– Баб Нина, я по-прежнему не намерен говорить о своих напарниках.

– Что, померли они у тебя все?

– Не надо так, – попыталась было возразить мама, но старушка с силой стукнула по подлокотнику кресла кулаком, заставив Катёнка вырваться из материнских рук и скрыться в самом безопасном, по её мнению, месте дома – под столом.

– Пожалуйста… – мама проводила убегающую малышку жалобным взглядом. – Хотя бы не при Кате!

– Если вас не устраивает моё присутствие, я могу уйти, – бесстрастно объявил Макс, и потерпевшая поражение бабуля горделиво отвернулась, вздёрнув к потолку слегка курносый – совсем как у Рады – нос.

– Никуда уходить не надо.

Мама поднялась на ноги и осторожно взяла Макса за руку. Рада видела, как напряглись его плечи. Макс неподвижно замер на стуле, словно его рука попала в раскалённые тиски и он должен был стоически выдержать это испытание.

– Дима недавно уехал учиться, ваша комната совсем пустая. Ты можешь пригласить своего напарника туда, если хочешь.

– Спасибо. Я могу сейчас отнести туда свои вещи?

– Конечно.

Неспешно поднявшись с места, Макс подхватил рюкзак и отправился наверх, заставив лестницу стонать под его ногами. Провожая названого брата взглядом, Рада услышала тяжёлый вздох бабули.

– Сердце у меня не железное, – буркнула она. – Черти с этими напарниками, но Максимка-то мне не чужой. Ему больно, а мне больно за него.

Мама извлекла Катёнка из-под стола и подошла к креслу бабули. Катёнок потянулась к той, а Рада, покинув диван, с нежностью потрепала сестрёнку по рыжим вихрам.

– Можно я пойду к Максу?

– Конечно.

Мама улыбнулась мягкой улыбкой, а бабуля тихо прошептала вслед уже направившейся к лестнице Раде:

– Подумай, в самом ли деле ты готова за ним ходить.

– Макс! – Рада догнала брата раньше, чем успела закрыться дверь в крошечную комнатку, где почти вплотную прижимались друг к другу две старые кровати братьев, давно покинувших дом. – Макс, подожди.

Он обернулся. В темноте коридора его лицо показалось устрашающим.

– Надо поговорить.

Проскользнув в комнату, Рада поспешила с ногами забраться на Димкину кровать, поближе к изголовью. Макс аккуратно прикрыл за собой дверь и сел напротив. Вспыхнул колдовской огонёк, осветив его мягким тёплым светом. Он молча всматривался в Раду, и та невольно вжала голову в плечи.

– Я, если что, не про напарников и всё такое. Это у меня тут… ну… можно сказать, проблемы.

Макс понимающе кивнул.

– Опять Дмитрич с ультиматумами? Или Старый Пёс?

Рада моргнула и вдруг улыбнулась. Макс, старый добрый Макс, он всегда понимал её лучше всех. А она понимала его, пусть и не всегда готова была соглашаться. Максу можно было всё рассказать. Можно было просить о чём угодно, и он не откажет. По крайней мере, без важной причины. Ей – не откажет.

– Ага. – Рада подалась вперёд, чувствуя, как в душе разливается приятное тепло. – Старый Пёс. Хочет, чтобы я работала на пароме девочкой на побегушках при Петровском, типа «за сте-енами, как ты хоте-ела…» – она скорчила мрачную рожицу и хихикнула, заметив понимающую полуулыбку на лице брата. Впрочем, веселье тут же сошло на нет. – Ну, нет, он, конечно, в принципе, прав. – Рада шумно вздохнула, так, чтобы у Макса не осталось сомнений по поводу тяжести, с которой даются ей эти слова. – Мы с Петровским – два инвалида, вместе даём одного нормального человека. Даже не нормального, а очень полезного, и всё такое. Но не про меня это, понимаешь? Когда вроде за стенами, а вроде уйти нельзя, и бегать туда-сюда, и на комбинат… Набегалась уже. В огороде я, может, и не такая полезная, но там я хотя бы делаю что-то, что мне нравится. А теперь вообще как-то тошно с этим предложением, ни отказаться, ни согласиться.

Она поджала губы и выжидательно уставилась на Макса. Он больше не улыбался. Сидел ровно, соединив пальцы, и смотрел на Раду очень задумчиво и серьёзно. Мог ли он думать о том же, о чём она?

– Возьми меня с собой. – Рада выпалила это быстрее, чем успела подумать и испугаться. – Не охотничать и вот это всё, а просто посмотреть мир, другие поселения. Вдруг найдётся что-то для меня? Ну, вдруг я где-то останусь и буду делать что-то интересное и полезное, чтобы и мне было хорошо, и всем? Или, может… – Рада запнулась, когда ком отчаянной надежды застрял в горле. – Может, удастся что-то узнать, чтобы и тут хорошо устроиться. Со временем…

Лицо Макса не выражало ничего определённого, и только длинные пальцы отбивали частый ритм.

– Ты хотя бы подумай…

Главное – чтобы не отказал. Если откажет, смысла упрашивать больше не будет. Когда Макс открыл рот, намереваясь что-то ответить, Рада сжалась, но в голосе названого брата не оказалось ни резкости, ни отвратительных слащавых ноток, которыми ей отказывали другие, якобы не желающие её обидеть, люди.

– Идея неплохая, но труднореализуемая. У меня сгорела машина, а вместе с ней – всё снаряжение, все вещи, включая книгу. Один напарник остался. – Макс странно усмехнулся, его пальцы сжались. – Машину достанем, у меня есть договорённости, но это если Слава доберётся туда и обратно живым. А вот потом начнётся интересное. Мне нужно восстановить книгу, а это Москва. Тащить тебя в Москву мне не хочется.

Рада яростно закивала: кому в здравом уме вообще может хотеться в Москву?

– Потом надо будет восстанавливать ресурсы, а для этого ещё поработать придётся, и записи… Всё сначала… – его руки сжались так, что побелели костяшки, но вскоре расслабились. Макс медленно выдохнул и расправил напрягшиеся плечи. – Сложно, Рада, не знаю пока. Вроде как раз придётся много поездить по разным местам, а вроде это не те места, что тебе надо. Давай так. Мой напарник вернётся с машиной, а я пока прикину, что нам нужно будет сделать, чтобы восстановиться. А потом посмотрим. Поговорим ещё раз.

– Ага…

Главное было – не кричать. Не надо будить весь дом, не надо давать Максу понять, что для Рады его слова равносильны согласию. Потому что она обязательно придумает, как вписаться во все его планы, он ещё сам захочет, чтобы Рада поехала с ними! Всё обязательно получится. Всё получится, а значит, никакого парома, никакого комбината и никаких сделок с совестью и Старым Псом. Только дорога, новые места и люди и лес. Лес, который звал, касался щёк нежными пальцами листьев и обнимал тёплым ветром, он затыкал зияющую пустоту в груди Рады и – она откуда-то знала это – какую-то пустоту в нём закрывала она сама.

Глава 2

Охотник

Макс не спит. Он сам не знает, отчего проснулся – будильник на обновление охранки должен сработать только через полчаса. Ему тревожно, и непонимание источника тревоги лишь усиливает её.

В машине тихо. Снаружи шумит лес, куда они с напарником заехали на ночь, буквально закопавшись в кусты; на заднем сиденье сопит Слава. Макс оборачивается, чтобы убедиться: да, тот действительно спит.

Предпочитающий спать на водительском месте Макс поднимает спинку сиденья. Тревога не даёт ему покоя, и он привычно проверяет, на месте ли неизменно пристёгнутая к его поясу книга и далеко ли баллоны с газом. Негромкий всхрап Славы заставляет его вздрогнуть. Выругав себя за излишнюю паранойю, Макс садится ровнее, и в этот самый момент срабатывает охранка. Кто-то – человек или вампир – пересёк охранный контур.

– Кот! Вставай!

Тело действует на автомате. Плащ всегда рядом, зашёптанный на защиту платок, закрывающий шею и нижнюю половину лица, – тоже. Руки сами открывают книгу на нужной странице. Секундная задержка – проверять на людей или на вампиров? – и пальцы привычно касаются верхней правой части страницы. Максу не нужен свет, чтобы помнить: именно там написана верная поисковая печать, и вот уже по руке бегут потоки зарождающейся где-то под сердцем силы.

Печать отвечает мгновенно. Макс чувствует пять сгустков энергии совсем близко и не сдерживает рвущихся проклятий.

– Чего там? – заспанный Слава бестолково оглядывается по сторонам и трёт глаза.

– Вампиры. Пять.

Макс не ждёт напарника. Осторожно открыв дверь, он выскальзывает наружу и, не отпуская руки от поисковой печати, движется назад и вбок от приближающихся врагов. Пусть подойдут поближе, может быть, отвлекутся на Славу… На поясе, рядом с креплением книги, болтаются три баллона. Работать с газом в лесу неудобно, но выбора нет. В темноте, где противники видят, а они – нет, нормального боя не выйдет, не двое на пятерых. Мелькает мысль – запереть бы их в машине и перетравить к чёртовой бабушке…

Кусты шуршат, пропуская вывалившегося из машины Славу. Он мечется из стороны в сторону в поисках Макса, а шаги приближающихся врагов уже слышны. Кто они? Кровавая Корона? Серебряный Крест? Независимая группа? Сбившиеся в стаю одиночки? Они выследили Макса со Славой или наткнулись на них случайно? Если выследили, то как? Если нашли случайно – что они делают здесь, в лесу?

Не важно. Сейчас – не важно. Важно – как их убрать. Мысли бегут чередой обрывочных идей и, как пазл, складываются в единую картину. Только бы Слава сумел подстроиться, а не как в прошлый раз… Не отпуская поисковой печати, Макс открывает другую страницу. Печати здесь написаны в удобном ему порядке, и как же настрадался Кролик, когда писал их под постоянные придирки требовательного клиента…

Опять течёт по руке сила, и вот уже ветер шуршит ветками позади пяти едва различимых фигур. Они оборачиваются на шум и оказываются к Максу спиной. Вынужденный отпустить поисковую печать, Макс надеется, что правильно запомнил расстояние. Ещё одна печать, и земля под ногами вампиров рвётся наверх заострёнными кольями. Ночь разрывают вопли боли, вспыхивают алые искры, но тут же гаснут. Голодные. Вампиры голодные и слабые, а значит, у них со Славой есть шанс.

Откуда-то слева доносится карканье ворона – это Кот даёт знать, что идёт на контактную атаку. Слишком рано, но Максу не остаётся ничего, кроме как сжать зубы и, пока его напарник ещё не подошёл слишком близко, выпустить новую порцию земляных шипов и заставить их разорваться картечью.

От криков гнева и боли вампиров на сердце теплеет.

«Кричите, твари. Истекайте кровью, которая принадлежит не вам. Сколько страданий вы принесли другим, чтобы жить? Теперь вам страдать втройне: ваша живучесть станет вашим врагом. Впрочем, если сумеете бежать – бегите».

Сегодня Макс готов дать им уйти, чтобы найти и добить завтра, когда свет солнца будет на его стороне. Да, он готов подарить им ещё несколько часов жизни, но только потому, что сейчас не может быстро покончить с ними.

Будь вокруг достаточно влаги, Макс просто отрубил бы им ноги, но сейчас, как назло, сухо. Впрочем, ничего, они голодные, на восстановление уйдёт не меньше минуты, и с каждым разом время будет только расти.

Удушливая вонь невидимого в ночи газа чувствуется даже через зашёптанный платок. Тихо выругавшись сквозь зубы, Макс спешит убраться в безопасное место. То, что убивает вампиров за пять вдохов, прикончит человека за два, и то только если возле его лица есть обработанный хорошим шептуном кусок ткани.

Быстрое прикосновение к поисковой печати в верхней левой части страницы позволяет убедиться в том, что Слава тоже успел отойти. Вторая проверка показывает четыре сгустка силы там, где раньше было пять. Вампиры всё ещё стоят на том месте, где их поймали шипы: сами шипы, конечно, давно разломаны, но у Кота есть хитрая штука, превращающая землю во что-то вроде зыбучих песков.

– Макс!

А вот и напарник, лёгок на помине.

– Там это, я их закопал немного, давай траванём ещё, а?

– Погнали.

Хорошо, что он тут: Макс точно знает, что Славу он не заденет. Газ с шипением вырывается из одного баллона, потом – из второго. Подконтрольный охотнику ветер несёт его к вампирам, пока Слава другим воздушным потоком не даёт газу достичь их самих.

– Беги! – орёт кто-то из противников.

– Я застрял! – с ужасом в голосе отвечает ему второй.

Его голос уже звучит сипло. Макс мрачно улыбается и, чувствуя ледяное удовлетворение, распыляет третий баллон. Рука вновь касается поисковой печати. Трое.

– Егор, ****! Ах вы твари!

В крике вампира больше ненависти, чем смысла; Макс слышит такой не впервые. Сейчас клыкастый рванёт к ним, забыв о боли и страхе. Это может быть опасно: в таком состоянии высвобождаются их последние резервы.

– Добей бешеного, – бросает Макс Славе и уходит в сторону машины.

Его напарник справится – с его невозможной печатью один на один он может справиться почти с кем угодно, – а Макс пока займётся теми двумя, только восполнит запасы газа и…

Алая вспышка на миг ослепляет. Макс рефлекторно бросается в сторону, скрываясь за деревом, и чудом избегает попадания второй молнии. Пахнет гарью. Перед глазами пляшут белые пятна, остальной мир погружён в черноту, но поисковая печать неизменно показывает троих вампиров. Один – самый бешеный, которым занят Слава. Второй – точнее, судя по голосу, вторая – застряла и задыхается там, на искорёженном колдовством куске земли, а третий…

Откуда он взялся, как сумел освободиться, откуда взял силы? Думать нет времени – враг уже рядом. Макс сквозь зубы цедит проклятия. Открытый ближний бой – это не для него, для этого у него есть Кот.

Стена спрессованной земли отделяет охотника от вампира, давая Максу две секунды на то, чтобы увеличить дистанцию, а потом разлетается пылью, разбитая алой молнией. Почти ничего не видя, Макс ставит вторую стену, третью – немного сбоку, чтобы не дать обойти себя со спины, а потом что-то твёрдое бьёт по ногам, и он падает на землю. Что это? Кажется, ствол поваленного дерева, который только вечером они со Славой использовали как стол. Неважно. Макс слышит, как разлетается одна из стен. Книги в руках уже нет – выпала при падении, но это ничего, цепочка по-прежнему надёжно прикрепляет её к поясу. Да, Макс отлично готов к таким неприятностям.

Три металлические пластинки на шее, на каждой – печать. Одна из них сейчас как раз кстати. Клыкастая тварь не получит его крови сегодня, от него ей достанется только боль. Маленький сгусток тёплого света загорается перед Максом. Об него можно греть зимой замёрзшие без перчаток руки, им можно осветить салон машины ночью, когда не хочется её заводить, но сейчас важнее другое. Сгусток света – маленькое солнышко, безобидное для любого человека, – выжигает вампирам глаза.

Крик боли, и алая молния бьёт в сторону, чудом не попав в машину. Макс пытается встать на ноги, за цепочку притянув к себе книгу, когда на него вдруг набрасывается тощий лохматый мужик с безумными глазами. В свете не успевшего погаснуть солнышка Макс видит кровавые отблески в радужках и покрасневшие белки, а потом нечеловечески сильная рука хватает его за плечо. Ключица отдаётся резкой болью, но это ещё не конец. Свободная рука касается второй печати, и вдруг что-то вспыхивает; вампир захлёбывается криком и ослабляет хватку, а совсем рядом орёт Слава:

– В сторону!

В какую? Вправо – слева машина. Макс вырывается, откатывается в сторону и морщится, чувствуя, как обрывается что-то – наверное, край плаща. Оглянувшись, он видит перекошенное от боли и гнева лицо сбитого с ног вампира, протянутую к нему руку, свою книгу, прижатую чужим телом к земле… Не плащ. Цепочка. Она лопнула, и книга осталась там, а вампир уже поворачивается к Славе, на его пальцах пляшут алые огоньки, а Кот, на ходу распыляя газ, перескакивает через капот и чешет в сторону леса.

Вспышка. Чудом не задев Кота, молния попадает туда, где тот был секунду назад – в машину. В капот. В батарею. Макс не думает. Он уже видел подобное, и его тело само катится к ближайшему дереву, потому что эти чёртовы батареи имеют отвратительное свойство взрываться. Грохот, приправленный скрежетом рвущегося металла. Волна жара, опалившая край плаща. Пламя, охватывающее машину, вампира, прижатую им к земле книгу…

Книга корчится, как будто кривясь от боли, и рассыпается прахом, и разум Макса рассыпается вместе с ней. В воздухе тошнотворно пахнет палёной плотью. Машина опрокинута на бок, а из разбитого окна сломанной куклой свисает красивая женщина, которая так хотела, чтобы Макс звал её мамой. Может быть, однажды он смог бы, но вампиры позаботились о том, чтобы первая семья, приютившая Макса после Разлома, прожила не более двух недель. Навсегда закрывается обитая старой кожей дверь дома, который Макс так и не успел назвать своим, а следом за ней и другая – за ней скрылись его родители, чтобы никогда не вернуться назад. Закрывается и дверь дома дяди – Разлом не позволит Максу туда вернуться. Стекленеют глаза вытащившей его из Москвы соседки, кривятся в ухмылке мёртвые губы Синего, смеётся, посылая ему на прощание воздушный поцелуй, Томка. Максу тоже пора уходить. Он шагает к воротам, и жители поселения на берегу Камы провожают его гробовым молчанием. Они знают, что он не вернётся. Они не скажут даже ритуальных слов. А потом огонь охватит его, поглотит следом за книгой…

– Макс!

Этот голос.

– Уходи, Макс! Уходи!

Она не плачет. Не заплачет, пока не останется одна. Единственная, кто поддерживал его от начала и до конца, и она не позволит другим понять, что тоже боится.

– Уходи и не возвращайся, пока не сделаешь то, что должен!

Рада. Маленькая, неугомонная, вечная заноза в заднице. Как она не убилась после того, как он уехал и перестал следить за ней? Как она не убилась ещё раньше?

– Макс!

Шумная, надоедливая Рада. Комок бешеной энергии, которую не к чему приложить. Она не выдержит долго и уйдёт, с ним или без него. За ней закроются двери, а потом вспыхнет алая молния, и запах жареной плоти смешается с удушающей вонью газа…

– Макс!

Макс вздрогнул и открыл глаза, не вполне понимая, где находится. Через ставни пробивался нежный утренний свет, пахло свежем хлебом, а за дверью шуршала старшая дочь Беляевых, не решающаяся войти без приглашения.

– Макс, просыпайся! Уже почти десять, бабуля зовёт!

В доме Беляевых было хорошо и спокойно. Иногда Макс искренне жалел, что, даже будь у него такое желание, он не смог бы остаться здесь навсегда. Хотя эта крошечная комната, которую он делил с Димой, стала для него своей не меньше, чем комната в дядином доме.

Без Димы здесь было пусто – Макс ещё раз убедился в этом, вернувшись с завтрака. Вновь оглядев комнатушку с двумя кроватями и втиснутой между ними тумбой, он размял плечи и, ни на что особо не надеясь, поднял матрас со своей кровати. Потом – с Диминой.

Конечно же, он ничего здесь не оставил. В ящиках под кроватями – тоже. И в тумбочке. И за частично отвалившейся от стены обивочной доской. Найди Макс что-нибудь из своих старых заметок, он бы разочаровался в себе. Не найдя, он разочаровался не меньше.

Тут в пору было бы злиться, но вместо злости в душе была пустота. Макс завалился на кровать и уставился в потолок, пытаясь осознать неизбежное: он потерял всё. Книги больше нет. Блокнота с заметками – тоже. Придётся всё начинать сначала, и при одной мысли об этом опускались руки. Макс лежал, чувствуя, как пустота внутри замерзает, как он цепенеет, не в силах даже моргнуть. Мысли в голове замедлили бег, готовясь остановиться, и Макс крепко сцепил пальцы рук. Нельзя поддаваться панике. Нужно подумать, проанализировать потери, составить план дальнейших действий… Макс повторял себе это снова и снова, но где-то на задворках сознания звучал леденящий кровь голос: «Ты всё потерял. Ты теперь никто». От таких мыслей зудело в затылке, оцепенение вновь распространялось по телу. Макс вскочил с кровати, обмотав одеялом руку, с силой ударил по стене кулаком, вмещая в удар охватившую его бессильную ярость. Боль пробежала до плеча, коснулась шеи и вышибла из головы ненужные мысли. Звук вышел ожидаемо тихим.

Не давая себе опомниться, Макс потянулся к изголовью кровати, надеясь найти за ним маленький складной стол на коротких ножках. Егор Анатольевич сам изготовил несколько таких для детей в зиму, когда в школе что-то произошло с отоплением и самостоятельную работу пришлось перенести оттуда домой. Столик Макса сейчас ушёл к Лене, но Димин оказался на месте. Тщательно подготовив рабочее место, Макс спустился на первый этаж и, получив от бабы Нины ожидаемо имевшуюся у неё пустую тетрадь, вернулся. Писать, сидя на кровати, было непривычно и неудобно, столик подрагивал, но Макс был рад возможности побыть в одиночестве и подумать.

Он бережно провёл пальцами по грубым желтоватым страницам новой тетради. В его книге были такие же, пожалуй, даже более плотные и неровные. Вписывая туда новые печати, Кролик всё время ругался на качество бумаги, и всё же бумага местного комбината была одной из лучших, а с годами её качество только росло.

Теперь книга будет новой, новой будет и толстая тетрадь в обложке из тонкого картона, в которую Макс впишет всё, что нельзя забывать. Бережно, как археолог, доставая информацию из памяти, Макс рисовал схемы, составлял таблицы и списки. Он записывал созданную им систему классических печатей, особенности их работы и свойства отдельных элементов, привлёкших его внимание. Работа шла хорошо, но с неклассическими печатями возникли сложности. Макс писал и невольно сжимал зубы, понимая, как многое он забыл, сколько работы придётся делать заново… печатей, которые он изучал всё это время, под рукой больше не было.

С каждым днём подобной работы Макс натыкался на большие пробелы в памяти. Злился и ночами бродил по улочкам поселения, пугая засидевшихся у окон людей. Думать на ходу было проще. Сначала Макс пытался так бродить днём, но соседи, знавшие его с детства, снова и снова приставали с приветствиями, расспросами, рассказами о своей жизни, не догадываясь, как сильно раздражают его сейчас.

На четвёртый день такой жизни Макс был вынужден принять, что его попытки восстановить заметки могут не увенчаться успехом. Нужно было занять себя чем-то ещё, благо дел хватало. По меньшей мере нужно было что-то решать с потерянным имуществом и Радой, каждый день пытавшейся просверлить в нём дыру полным надежды взглядом. Должно быть, ей было сложно не приставать с вопросами, но Рада держалась, и этим уже заслуживала уважение.

Что ж, первым делом надо было поговорить с Дмитричем. Не откладывая дела в долгий ящик, Макс отправился к домику старосты.

Дмитрич встретил Макса колючим взглядом.

– Ну что, Киреев, живой, целый? – строго спросил он.

Макс улыбнулся уголками губ.

– Живой.

О целостности заикнуться не вышло – отсутствие привычной тяжести на поясе создавало впечатление, будто он в самом деле потерял конечность, а не книгу.

Староста недобро нахмурился. Он всегда смотрел так, когда Макс, ещё будучи школьником, пытался что-нибудь скрыть.

Макс устало вздохнул. Об этом всё равно пришлось бы говорить.

– Произошёл, гм, досадный инцидент. Я остался без книги, машины и большей части вещей.

– Досадный? – левая бровь Дмитрича поползла вверх.

– До бешенства, – очень спокойно признался Макс, и староста понимающе кивнул.

– Что будешь делать?

– Пока – ждать напарника, он должен достать новую машину, а потом… – Макс бегло оглядел приёмную, остановился на пятне от цикория на рубашке Дмитрича – за неимением кофе, староста налегал на этот напиток. – Ничего не могу обещать, без книги мои возможности очень ограничены, но я хотел бы поискать пропавшие фуры.

Взгляд Дмитрича снова стал цепким. Староста подался вперёд, опершись руками на стол, его глаза азартно блеснули.

– Думаешь, есть смысл пробовать ещё?

– Если у вас или Павла Михайловича найдутся вменяемые поисковые печати, скорее всего, я их найду. Я специализируюсь на поиске.

Специализировался. До того, как потерял книгу. Впрочем, даже если староста и Старый Пёс ему не помогут, какая-то печать из поисковых была у Славы.

Дмитрич думал, почёсывая рукой подбородок. Пауза затянулась, и Макс вдруг осознал, что строит планы по поиску фур – планы совершенно бессмысленные без хотя бы поверхностного представления о том, какими инструментами для этого он будет располагать. А Дмитрич тем временем откинулся в кресле и, скрестив на груди руки, склонил голову.

– Найдёшь фуры – обеспечу всем, что потерялось, – серьёзно пообещал он.

Это решало немало проблем, и Макс не менее серьёзно кивнул.

– А потом я бы забрал Раду.

Ему и ранее случалось видеть Дмитрича удивлённым, но настолько, кажется, никогда.

– Это куда бы ты её забрал? – с подозрением спросил он.

И Макс рассказал про поселение недалеко от Екатеринбурга, про их коров и старосту, принявшую решение не ставить стены. Там на улицах встречалась мелкая нечисть, а у реки висел крупный знак: «ОСТОРОЖНО, РУСАЛКИ». Но, несмотря на такую, казалось бы беспечность, повышенной смертности у них не отмечалось. Напротив, по субъективному мнению Макса, там жили гораздо лучше, чем здесь, на берегу Камы. Та староста многое знала о нечисти, а самое главное, она была знакома и с теми, кто знал ещё больше. В благодарность за оказанные ей услуги Макс получил несколько полезных для поисков имён и координат. И записал их в толстый блокнот в кожаном переплёте, который лежал в бардачке машины, когда произошёл взрыв…

Дмитрич выслушал его молча, не перебивая и не задавая вопросов. Лишь после того, как Макс перестал говорить, поинтересовался:

– Это всё, конечно, очень заманчиво. Но что будешь делать, если ей там не помогут?

– Посмотрим. – Макс дёрнул плечом. – Если подскажут, куда ещё отвезти – отвезу. Если нет – верну назад или оставлю, где захочет. Потом вернусь за ней, если попадутся варианты получше. Не беспокойтесь, Рада мне не чужая. Не брошу.

– Хорошо. – Судя по быстрому ответу, Дмитрич уже всё решил. – Даю добро, забирай. И, раз уж так, снабжу тебя вещами, найдёшь ты фуры или нет. – Он тяжело вздохнул.

Макс подавил ответный вздох.

– Спасибо, Игорь Дмитриевич. Вещи не большая проблема, мне бы что-нибудь вместо моей книги. У вас есть свободные базовые наборы? Или отдельные базовые печати?

– Эх… – крякнул Дмитрич. – Базовых сейчас нет, должны в конце октября вместе со старшеклассниками прислать. А сейчас… Нет, одиночных тоже не будет свободных. Ты поспрашивай у людей, может, кто чем поделится.

– Понял. – Ходить по домам и побираться Макс не собрался. Ничего, первое время им хватит того, что есть у Кота. – Тогда я зайду к Павлу Михайловичу.

Однако у Старого Пса его тоже ждала неудача. Поисковые печати были, но толку-то от этих печатей… Одна ищет помеченных, и метка держится максимум минут двадцать. Другая позволяет обнаружить любых млекопитающих, включая вампиров, вот только в радиусе не более пятнадцати метров. Это было совсем ни о чём.

В Москву захотелось с утроенной силой. Возвращаясь в беляевский дом, Макс остановился посреди улицы, чувствуя, что задыхается от отчаяния и гнева. Шагнув в тень ближайшего дома, он глубоко вдохнул и сжал кулаки. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Пальцы расслабились, стало легче. Он обязательно поедет в Москву, но не сейчас. Сначала надо разобраться с Радой, добыть хотя бы базовый набор печатей и хоть какой-нибудь запас газа. Москва – слишком опасное место, чтобы отправляться туда неподготовленными.

А ещё хорошо бы найти книгу. Желательно привычных габаритов, крепкую и зашёптанную. Такие редко встречались и дорого стоили, и даже здесь, в поселении, изготовляющем и поставляющем их, в настоящий момент не нашлось ничего, что могло бы удовлетворить минимальные требования Макса. Дорого. Всё это было безумно дорого, а долговые расписки успешно сгорели вместе с другими ценными бумагами. Некоторые, конечно, его не забудут, предоставят обещанное и без бумажки, но не все, далеко не все. Гордившийся своими накоплениями Макс снова гневно сжал кулаки.

В любом случае сначала нужно было дождаться Славу. Если он не приедет, все рассуждения и планы окажутся совершенно бессмысленными. Макс застрянет здесь, в этом маленьком тесном поселении, и никуда не сможет уйти, пока в это всеми забытое место не заглянет потенциальная попутка. Чередой попуток можно добраться до поселения, где ему – здесь можно было положиться на честность хозяина мастерской – предоставят машину и без расписки. Макс скрипнул зубами. Слава был обязан вернуться. Если хотя бы четверть из его болтовни была правдой, недельная пешая прогулка через лес будет для него не сложнее, чем переход из одной комнаты собственного дома в другую.

Через десять дней ожидания успокаивать себя стало сложнее. Делать стало решительно нечего, и Макс, не готовый сходу вписаться в размеренную жизнь поселения, отметил, что теперь понимает Раду немного лучше.

Пару раз он заглядывал к ней в огород. Оба раза названая сестра, на время ожидания отказавшаяся от работы на пароме, скучала, сидя на пне в тени яблонь, и слушала радио.

– Работаешь? – не скрывая лёгкой усмешки, спросил он в свой первый визит, и Рада, надувшись, буркнула:

– Кротов ловлю.

– И как?

Вместо ответа она запрокинула голову, вытянула ноги и издала потрясающе отчаянный стон, обращая его к небесам:

– Ненавижу кротов!

По радио традиционно болтали ни о чём. Немного постояв рядом с Радой в молчании, Макс сел на траву и глубоко вдохнул. Пахло сырой землёй, зеленью и клубникой.

– Макс, а расскажи, что с тобой случилось? – осторожно спросила Рада.

Конечно, настоящий охотник куда интереснее теоретических рассуждений о численности вампиров Серебряного Креста.

– Пожалуйста?

Алая вспышка, секундное осознание, бег в темноте, волна жара.

– Нет.

– Почему?

– Зачем тебе это?

Рада непонимающе моргнула.

– Ну, во‑первых, мне интересно. Ты мой брат, я за тебя беспокоюсь и всё такое. А во‑вторых, должна же я знать, чего там такое опасное за стенами?

Она изобразила жалостливый щенячий взгляд, и Макс отвернулся к одной из яблонь.

– Ночью на нас наткнулась шайка вампиров, – сообщил он дереву. – Пришлось защищаться. Мы отбились, но один из них взорвал машину. Довольна?

– Не-а.

Рада тоже на него не смотрела. Она разглядывала редкие ползущие по небу облака и вдруг показалась Максу непривычно взрослой.

– Это было страшно, Рада, – не сводя с неё глаз, негромко проговорил охотник. – Я не хочу об этом говорить.

Она молчала, с неменяющимся лицом изучая небо, и Макс с неожиданной ясностью понял, что такую Раду он без сомнений повёз бы куда угодно.

Мягкий ветерок обдувал летним теплом. Здесь было тихо – удивительно тихо по сравнению с поселением, и непривычно безопасно по сравнению с миром снаружи. Макс прикрыл глаза. Покачивающаяся на ветру трава щекотала руки; казалось, для полного счастья нужно лишь выключить бубнящее радио, откуда доносилось: «Не так давно Бессмертный рассказывал, что, по его ощущениям, количество членов Серебряного Креста значительно увеличилось, но их деятельность стала более структурированной и осторожной, что ты думаешь об этом?» – «В первую очередь я не думаю, что Бессмертный, при всём моём к нему уважении, является экспертом в этом вопросе…»

– Ты с ним когда-нибудь встречался?

Макс вздрогнул – он почти забыл о том, что Рада сидит рядом.

– С кем?

– С Бессмертным.

– Рада! – осёк он её.

– Ну, слушай, если я узнаю, знакомы вы или нет, это мне ничего о твоих охотничьих делах не скажет! Я же даже не про тебя узнать хочу, а про Бессмертного. Я же о нём слышу всё время, мне интересно! Он на самом деле бессмертный? Он правда делает всё то, о чём по радио говорят? Вот эти все спасения и так далее? Мне очень хотелось бы узнать, что он за человек на самом деле. Ну какой тебе смысл скрывать-то? И вообще, если ты возьмёшь меня с собой, я же всё равно много всего узнаю.

Шумиха вокруг имени Бессмертного безумно утомляла. Он появился внезапно, живо завладел всеобщим вниманием, с завидной регулярностью отмечался в историях, поверить в которые было бы невозможно, не существуй у них большого количества свидетелей. Макс вздохнул.

– Хочешь превратить для себя миф о герое в сплетню?

– Ой, да сплетен и так хватает! – Рада беспечно повела плечами. – Я, наоборот, хочу настоящее!

Такую Раду – наивную и навязчивую – везти никуда не хотелось. Впрочем, к в чём-то похожему на неё Славе Макс же как-то привык? А вот сможет ли он привыкнуть к ним обоим?

– Хорошо. Вот тебе настоящее: бессмертия не бывает, – холодно ответил он. – Все когда-нибудь умрут, и только один раз. Я не встречался с Бессмертным лично, но из того, что я знаю, это не один человек, а несколько. Один умирает, его место занимает следующий, а имя живёт, и вместе с ним живёт миф о могучем герое. Ну что, довольна?

– Нет. – В голосе Рады слышались обида и возмущение. – Я в такое не верю.

– Правда часто бывает неприглядной.

– Но…

– Вот поэтому я не хотел с тобой об этом говорить.

Рада засопела. Ей потребовалось время, чтобы переварить услышанное и с фанатичным рвением выдать:

– Макс, ну это же ерунда какая-то. Там и голос один, и внешне один человек, и действует одинаково. И вообще, это, по-твоему, какой-то отряд самоубийц одинаковых? И каждый ждёт, пока умрёт предыдущий, а потом идёт умирать сам?

– Я думаю, всё проще. Что мы знаем о Бессмертном? Высокий, крепкого телосложения, хоккейная маска, низкий приглушённый голос. Говорить особо не любит, с репортёрами не общается. Записей его голоса слишком мало для надёжного сравнения, хоккейную маску достать несложно, и среди охотников качков много. Они надевают маски и идут в поселения, надеясь, назвавшись Бессмертным, что-нибудь получить, и наверняка получают. По радио говорят, что Бессмертный побывал там-то, и в окрестностях в скором времени появляются Кровавые. И вот уже на глазах у невольных свидетелей крупный мужчина в хоккейной маске погибает, чтобы через пару дней снова появиться в новостях.

– Но подвиги-то настоящие…

– Многие новички-охотники живут – правда, недолго – в иллюзии, что они тут, чтобы делать что-то героическое. Опять же у новичков часто проблемы с самообеспечением, выдавать себя за знаменитость – вполне себе ход.

– И что, по-твоему, в мире так много таких вот людей подобного телосложения, которые хотят делать что-то героическое, но при этом прячутся за чужим именем?

Вероятность подобного была сомнительной, но Макс, в своё время долго размышлявший над феноменом Бессмертного, более реалистичного объяснения не нашёл.

– Мотыльки проделывали это уже много раз. Их всегда шестеро, со стороны перемен не видно, а у них от изначального состава уже, кажется, никого не осталось. А про телосложение… Вспомни Близнецов, – предложил он. – Там тоже был парень-шкаф, и они тоже лезли в герои. И где они теперь?

Рада вспыхнула: Макс отлично помнил, как в своё время она сходила с ума по Близнецам.

– Их так и не нашли мёртвыми! – гневно заявила Рада, и Макс, не сомневавшийся, что однажды его жизнь оборвётся примерно так же, бесстрастно ответил:

– Тех, кто умирает не на публике, редко находят. Чаще всего их выслеживают и тихо убирают отряды Серебряных или Кровавых, выпивают до дна и ждут, когда выпитые встанут упырями, чтобы стать очередным пушечным мясом. Вот и всё.

– Мне кажется, о смерти Близнецов должны были на весь мир заявить! – теперь Рада говорила обиженно. – Чтобы все боялись.

– Наоборот. Большинство испугается, а кто-то разозлится. Начнут искать и мстить, и опять сложится эта цепь охоты на охотников на охотников. Этого не любят не только у нас.

Когда появились первые слухи о смерти Близнецов, Макс был охотником уже около пяти лет. Многое успело случиться: погиб Синий, ушла Томка, сменилась кажущаяся бесконечной череда напарников. Руки Макса уже были по локоть в крови, книга почти заполнена, а цели сформированы. Макс считал себя лишённым иллюзий профессионалом, чья сущность охотника-Чтеца стала его неразрывной частью, и всё равно те слова о роли охотников и мирных людей, что Сестра из Близнецов сказала по радио, задели его так же, как и многих других. Он ждал, что Близнецов будут искать. Что, уже сформированная тогда, Инквизиция не оставит этого без ответа. Но ничего не случилось. Имена, ранее заполнявшие эфир так же, как сейчас – имя Бессмертного, просто стали упоминаться всё реже, пока не исчезли совсем.

В голову вдруг пришла мысль: если бы он в своё время не наладил нужных контактов, то, оказавшись совершенно беспомощным без машины и книги вдали от дома, тоже стал бы для всех пропавшим без вести или – погибшим. Думать о таком было тошно.

Тошно было и потому, что Славы всё ещё не было. С момента возвращения Макса в поселение прошло две недели, потом ещё два дня. Максу казалось, что он начинает сходить с ума. Он записал всё, что удалось вспомнить из сгоревших заметок, разобрал оставшиеся у него вещи, составил списки необходимого и обсудил с Дмитричем, что из этого тот готов предоставить «в благодарность за избавление от Рады».

Макс даже поговорил с Егором Анатольевичем, отцом Рады. Тот выслушал его с тяжёлым каменным лицом. Дождался, когда Макс закончит говорить, и спросил:

– Она этого хочет?

– Она сама попросила меня взять её с собой. Я ответил, что подумаю.

Егор Анатольевич едва заметно кивнул и вновь замер. Невысокий и коренастый, с сединой в крупных кудрях отросших до ушей волос и в густой бороде, он давил на Макса так, что тому дважды пришлось напоминать себе: он уже не ребёнок. И его фамилия не Беляев.

Тяжёлое молчание продлилось не дольше пяти секунд, когда Егор Анатольевич едва заметно опустил голову.

– Хорошо. Пусть будет, как она хочет.

Он развернулся и пробрёл к лестнице на второй этаж, и Макс готов был поклясться, что хромота отца Рады усилилась. Скрипнули ступени. Егор Анатольевич поднялся на половину, так что его головы и плеч уже не было видно снизу, и вдруг слегка севшим голосом заявил:

– Я поговорю с женой. На тебе – моя мать.

Он действительно поговорил с тётей Асей. Макс пару дней наблюдал её покрасневшие глаза, и лишь потом, подойдя к нему, она тихо и грустно попросила:

– Пожалуйста, позаботься о Раде.

С бабой Ниной вышло сложнее. Она не спорила, но много говорила и много спрашивала.

– Ты ведь понимаешь, что с ней не всё просто?

– Не беспокойтесь, у меня есть план.

И он долго, подробно рассказывал о том, что Слава многое знает о нечисти, а староста поселения, куда Макс собирается отвезти Раду, должна знать, что делать с такими людьми, как она. Эти разговоры повторялись по несколько раз на дню, а всё остальное время пожилая колдунья молча сверлила Макса взглядом так, что это замечала даже трёхлетняя Катя, что уж говорить о вездесущей Раде. Как-то раз краем уха Макс услышал, как Рада, забравшись в бабушкину комнатку, громким шёпотом спрашивает:

– Ты на Макса всё ещё злишься, да? Почему?

В отличие от внучки, баба Нина умела шептать, и ответа Макс не услышал.

На шестнадцатый день ожидания Славы Макс, в очередной раз пролистывая исписанную возможными планами дальнейших действий тетрадь, отчётливо услышал быстрые и лёгкие шаги. Дверь в дом бесшумно открылась, пропуская внутрь Лену – среднюю дочь Беляевых.

Невысокая, как отец, тонкая, как мать, Лена всегда напоминала Максу лесную фею. Её длинные волосы волнами спадали по плечам; большие, отдающие жёлтым глаза, обрамлённые длинными густыми ресницами, смотрели на мир с вечным удивлением.

– Максим! – в её голосе звенели весенние ручьи. – Фуры вернулись. Фура. Одна.

Однажды Макс видел настоящую европейскую фею. Она так же смотрела из банки, в которую её посадили, и тоже смогла преподнести им сюрприз. Макс поднялся на ноги, аккуратно приставив стул обратно к столу.

– Известно, что случилось?

– Я точно не знаю. – Лена опустила взгляд. – Меня попросили поскорее позвать тебя к воротам. Там охотник, сказал, что его зовут Кот. Он ищет тебя.

Макс стиснул зубы. Казалось, давно пора было привыкнуть, что Слава и понятие безопасности несовместимы, но всякий раз подобные ошибки напарника неизменно вызывали в Максе желание свернуть ему шею. Хотя бы на время.

– Понял. Спасибо.

Лена за ним не пошла, и хорошо – так Макс мог позволить себе передвигаться быстрее. К воротам спешил не он один: услышавшие о возвращении фуры жители поселения стягивались туда, мешая пройти и вызывая раздражение. Они не понимали, что пока фура и все прибывшие на ней люди не будут досмотрены, им, напротив, следовало бы разойтись по домам и закрыться там, выставив всю возможную защиту. Макс же знал по меньшей мере три случая, когда вампиры Кровавой Короны прорывались в защищённые поселения, используя местный транспорт и самих местных жителей. Впрочем, если сейчас там в самом деле был Слава, вампиров быть не могло.

Слава в самом деле топтался на расстоянии вытянутой руки от левой створки ворот. Невысокий – едва ли сильно выше Рады, – тощий и жилистый, он вертел лохматой головой, осматривая окрестности. Большие голубые глаза с длинными светлыми ресницами придавали его облику нечто то ли девчачье, то ли детское. Да, Слава, с его чуть вздёрнутым носом, торчащими в стороны ушами и неизменно восторженным выражением лица, никак не выглядел на свои двадцать два, особенно когда натягивал чёрную толстовку, к капюшону которой на манер кошачьих ушей были криво пришиты два лоскутка чёрной ткани.

Заметив Макса, Кот жизнерадостно замахал обеими руками. Он широко улыбался. Слишком широко, чтобы Макс мог ожидать хороших новостей.

– Где машина? – вместо приветствия поинтересовался он.

Улыбка напарника стала ещё шире, но во взгляде читалась вина.

– Ну, в общем…

Его рука взъерошила и без того лохматые волосы. Макс ругнулся. Они провели вместе уже три месяца, и за эти три месяца Слава накосячил куда больше, чем Макс – за всю свою жизнь.

– В общем? – уточнил он бесстрастно.

Напарник вжал голову в плечи.

– Ну. Вообще, всё, на самом деле, не плохо, – осторожно заметил Слава, не переставая улыбаться на сей раз откровенно виноватой улыбкой. – То есть… это… машины нет, это да. То есть…

Вокруг становилось всё больше народу. Люди собирались вокруг фуры, шумели, косились на чужака и на болтающего с ним Макса. Подходить к ним ближе пока никто не спешил, но рано или поздно такой человек найдётся, а за ним потянутся остальные…

– Давай за мной.

Где сейчас точно никого не было, так это в привратной сторожке СОБов – Макс точно это знал. Между сторожкой и стеной сколотили скамейку, на которой в спокойные дни курили безопасники, но сегодняшний день спокойным определённо не был.

– Итак, – Макс сел на скамью первым, наслаждаясь прохладой падающей от стены тени, – машины нет. Почему?

– Ну. – Смущённый неожиданной сменой места Слава растерянно хлопал глазами. – А. Это. В общем, короче, я туда прихожу, нахожу того мужика, отдаю твоё письмо, а он такой, типа, тебя помню, Чтеца помню, но сейчас помочь не могу, потому что прервалась поставка какой-то штуки, и они сейчас вообще готовый транспорт не продают. Починить старую предложил, если будут запчасти. А я что? У нас от машины и так одна запчасть осталась. Ну, короче…

– Короче, – подтвердил мрачнеющий с каждым словом Макс.

– В сентябре предложил зайти ещё раз. Может, там уже что появится.

Сентябрь. До сентября ещё два с половиной месяца, и Макс не мог точно сказать, это «всего» или «аж». Придётся оставаться здесь, у Беляевых, и держать при себе болтливого напарника. Такому риску Макс не подвергал принявшее его поселение ещё ни разу. Лучше всего будет перебраться в другое место, но куда и, самое главное, как? В отличие от Славы, Макс знал наверняка, что не сможет неделями топать пешком через лес без необходимого снаряжения, лишённый возможности себя защитить.

– Только, это, нам тут помочь вызвались.

Макс, вырванный из своих размышлений, вздрогнул.

– Кому и что ты ещё наболтал? – уточнил он, отгоняя всплывшие в воображении сцены явления к Беляевым со словами: «Напарника у меня опять нет. Но этого я убил сам».

– Да я, в общем-то, и не болтал ничего, – смутился Слава. – Мы просто когда разговаривали с механиком, там рядом был Бессмертный и он услышал твоё имя. Подошёл потом, мол, хочет с тобой познакомиться и подвезти готов, если куда надо. У него автодом огроменный, поместимся, и ещё место останется.

Бессмертный. Вот чего не хватало для полного счастья.

– Ну, я сказал, что с тобой поговорю, и он меня сюда повёз, а потом…

По спине Макса пробежал ледяной ветерок.

– Стоп. Ты хочешь сказать, что сейчас где-то тут рядом стоит огромный автодом Бессмертного?

– Не, он сейчас не тут! – Слава снова улыбался, явно не понимая, что натворил. – Он нас подкинул и пошёл разбираться со второй фурой.

Макс медленно прикрыл ладонью глаза. Происходила катастрофа, и косвенным виновником этой катастрофы оказался он. Нельзя было приближаться к Беляевым, пока с ним Слава, никак нельзя. Но Макс приблизился, и теперь в маленькое поселение на берегу Камы ведёт след Бессмертного, по которому всегда идут те, кто несёт разрушения и смерть.

– Вот он вернётся, поговорит с тобой, и тогда можно будет с ним поехать, – беззаботно поведал Слава и мечтательно улыбнулся. – Я с ним пересекался пару раз до того, как тебя встретил, один раз даже поработали вместе. Хорошо вышло.

Вышло чудовищно, и с этим надо было что-то делать. Стоило сесть и подумать, по возможности заперев напарника где-нибудь, где его не найдёт ни одна живая душа, но сперва – прояснить тёмные пятна этой истории.

– Что с фурами?

– А, там на них напали одиночки сбившиеся. Может, те же, что на нас. Тоже ночью в темноте подкрались, только у этих, на фурах, охранок не стояло. В общем, одну фуру они бросили, на другой укатили куда-то в чащу и разбились. Девушка голову разбила сильно, но вроде живая. И, короче, они там застряли. Почти всё починили, но батарея не заряжалась, и они с ней возились, а тут мы едем, и Бессмертный вторую фуру заметил, она недалеко от дороги в кустах валялась. Там, кстати, даже не всё разграбили. Еду не взяли… ну да, они же другое едят. Так вот, Бессмертный изъявил желание узнать, что с людьми. Долго разбирались, я аж заскучал. Ты б там часа за два, наверное, справился, а мы три дня почти проторчали, но нашли. Ну и Бессмертный им помог батарею вправить, и я с ними на фуре сюда. Прямо в кузове, прикинь? У них там часть для сна оборудована, а к ней прямо через ящики идти надо. А с Бессмертным мы договорились, что потом он нам передаст, где его искать, и он поехал разбираться со второй фурой. То есть пока не поехал, ждёт на большой дороге, чтобы к нему кто-то из местных пришёл, кто потом фуру подогнать сможет. Не хочет возле поселения светиться.

Конечно, если бы там был Макс, всё вышло бы по-другому. Он быстро нашёл бы не только две фуры, но и всеми забытый поисковый отряд, и тех, кто на них напал. Он сделал бы работу быстро и чисто, и исчез бы, получив в награду ресурсы или расписку. А теперь… Теперь будет шумиха, спасённые будут рассказывать о встрече с Бессмертным, люди в поселении возгордятся, новости дойдут до радио, а оттуда – до Кровавых. Оставалось надеяться, что прежде, чем это случится, Бессмертный успеет нашуметь где-нибудь ещё, там, где новости попадают в эфир быстрее.

По крайней мере сам Бессмертный оказался не безнадёжен.

– Он хочет всё сделать тихо?

Как будто что-нибудь можно сделать тихо, когда называешься этим именем.

– Ага, – с безграничным уважением в голосе кивнул Слава. – Он и всем остальным сказал, чтобы не говорили, что это он. Только тебе и вашему главному.

Это было разумно, хотя Макс не сомневался: и спасённые, и те, кто отправился с Бессмертным сейчас, по большому секрету расскажут об этом близким, а те – своим близким, и так пока не будет знать всё поселение. Но всё же оставалась крошечная надежда, что информация не выйдет за пределы поселения.

– Мне надо подумать, – решил Макс.

Первым делом стоило решить, что делать со Славой прямо сейчас. Отправить к Беляевым? Исключено. Пожалуй, надёжнее всего было бы отдать его Старому Псу, и Макс задумчиво оглядел непривычно пустую сторожку.

– Какого чёрта ты представился Котом? – поинтересовался он.

– А, э… – Слава растерянно улыбнулся и принялся лохматить затылок. – Да я уже запутался, где и как представляться надо.

Хорошо хоть, ему хватило ума не заявляться в поселение в костюме, чтобы потом публично открыть лицо. За такое Макс точно прикопал бы Кота где-нибудь по-тихому, а пока оставалось только прикрыть глаза.

– С этим поселением и его людьми ничего не должно случиться, – проговорил он, а потом, поймав взгляд напарника, повторил: – Ничего. Я отвечаю за них. О них никто не должен лишний раз слышать; они не должны знать ничего, что могут захотеть узнать другие. Пока ты тут – молчи. Ни слова про меня, про то, что мы делаем, и про твои приключения с нечистью травить байки тоже не надо.

– О чём говорить-то тогда? – растерялся Слава. – Ну, я ж не могу молчать всё время.

– Задавай вопросы и слушай, – не сомневаясь в бесполезности своего совета, предложил ему Макс. – Только следи за тем, чтобы твои…

– Ой. – И без того большие голубые глаза Славы распахнулись ещё шире, он растерянно уставился за спину Макса и даже перестал улыбаться. – Слушай, там это, бежит… К нам, что ли?

Макс обернулся и увидел, как, совершенно игнорируя и ворота, и фуру, прямиком к их закутку решительно рысит Рада. Приблизившись и, видимо, убедившись, что здесь сидит именно Макс, она перешла на шаг и замахала рукой; лямка растянутой выцветшей майки сползла с левого плеча. Макс обернулся и взглянул на напарника. Тот сидел, красный как рак, пялился на свои руки и отчаянно пытался улыбнуться одной из своих неизменных улыбок.

– Успокойся, – тихо сказал ему Макс, – это одна из той семьи. Она не к тебе бежит.

Слава сглотнул и всё-таки натянул на лицо приветливую улыбку.

– Макс! – добежавшая до них Рада поправила лямку, наткнулась на Кота взглядом и замерла, сияя любопытством и восторгом. – О, а ты тот самый охотник?

Она улыбнулась, и Слава мгновенно повеселел.

– Привет! – довольно бодро проговорил он. – Я Слава. Святослав, но не Свят, а Слава, это важно.

– Ты напарник Макса, да? – уточнила Рада. – И это ты нашёл фуры?

– Ну, не совсем, то есть я напарник, а фуры нашёл… – он охнул, когда носок тяжёлого ботинка Макса врезался в его лодыжку. – Ну, другой человек нашёл в общем.

– А кто?

Рада подалась вперёд, источая волны безудержного любопытства, и Слава, умудрившись покраснеть и побледнеть одновременно, отклонился назад, предпринимая безнадёжные попытки спрятаться за Максом. Подавив тяжёлый вздох, Макс сообщил:

– Возникли сложности. Похоже, тебе придётся остаться здесь ещё на какое-то время.

– Нет. – Она отшатнулась, а потом, сжав кулаки, уставилась Максу прямо в глаза. Сейчас, несмотря на тень, они казались совершенно жёлтыми, почти светились. – Почему?

– Потому что своей машины у меня нет и не будет ещё какое-то время, а мне срочно нужно решить несколько дел. Нас со Славой подвезёт один человек, но он о тебе ничего не знает и вряд ли возьмёт с собой.

Лучше бы не брал. Бессмертный – последний человек на земле, к которому стоило бы приближаться Раде.

– Да что за человек-то?! – почти выкрикнула Рада, а чёртов Слава одновременно с ней умудрился брякнуть:

– О, ты всё-таки поедешь с Бессмертным?

Воцарившуюся тишину можно было резать ножом. Рада застыла, широко распахнув глаза и забыв закрыть рот.

– Бессмертный? Тут?!

– Рада…

– И ты с ним поедешь?!

– Рада.

– И ты передумал брать меня с собой?!

– Рада!

– Макс!

Они уставились друг на друга почти не моргая. Жёлтые глаза Рады пылали решимостью, и не привыкший уступать Макс вдруг поймал себя на мысли о том, что ищет повод поддаться. И в самом деле. Бессмертного требовалось убрать от поселения как можно скорее – ради этого Макс был готов выйти к нему навстречу. Судя по рассказам Славы, полным идиотом этот человек не был. Он предлагает помощь – видимо, ему что-то нужно от Макса. Значит, можно попробовать договориться. Сначала отвезти Раду в поселение с коровами, куда и самому Максу стоило бы заглянуть. Там её оставить, а потом попросить забросить их со Славой прямо в Москву: едва ли человек, называющий себя Бессмертным, будет бояться бывшей столицы. В Москве можно и распрощаться. Кролик будет работать долго, а отрабатывать его услуги, возможно, придётся ещё дольше. Вполне вероятно, что Макс останется в Москве как раз до сентября, если не до ноября. Потом снова придётся искать попутку, но будет уже проще. Он больше не будет беспомощен и безоружен.

– Ладно.

– Что?

– Я сказал, ладно.

И снова эти огромные глаза и слегка приоткрытый рот. Рада застыла на пару секунд, а потом, радостно взвизгнув, подпрыгнула на месте и кинулась обниматься. Макс едва успел выставить руки, чтобы не дать ей повиснуть у себя на шее.

– Ещё неизвестно, согласится ли взять тебя с собой Бессмертный.

– Согласится! Он такой человек, что согласится.

– Ты понятия не имеешь, какой он человек.

– Да вообще должен согласиться, я думаю, – подал голос Слава. – То есть, ну, чего бы ему не согласиться?

И Максу в который раз захотелось его прибить. От переизбытка причин не выступать таксистом для незнакомой наивной девушки со странностями Макс не сразу нашёлся с ответом. В отличие от Рады, которая, похоже, от избытка мыслей совсем не страдала.

– Ну вот, видишь? Так что всё, я еду с вами! Когда?

Никогда. Никогда в жизни Макс не согласился бы взять с собой великовозрастного ребёнка, не понимающего риски, а потому особенно уязвимого. И вообще, сначала стоило встретиться с этим Бессмертным самому. Поговорить. Про Раду в том числе. Но до большой дороги идти несколько часов. Едва ли Бессмертный успеет дождаться посыльного из поселения и разобраться со второй фурой до сумерек. Ночью посыльный никуда не поедет, а значит, ждать новостей придётся уже завтра. Успеет ли Макс за неполный световой день найти Бессмертного, провести нужный ему разговор, вернуться, а потом повторить маршрут до его автодома, теперь уже с вещами и Радой?

– Не знаю, – неохотно ответил Макс и бросил задумчивый взгляд на Славу. – У тебя есть аргументы, почему Бессмертный согласится взять Раду? Что-то кроме твоей вселенской убеждённости в его благородстве?

Слава растерянно моргнул. Почесал затылок. Замер с поднятой рукой и вдруг широко улыбнулся, озарённый какой-то мыслью.

– А! Ну, в общем, это, Бессмертный… он… ну… – он покосился на Раду и опять покраснел. – У него там тоже… есть.

– Что есть?

– Ну, – Слава опустил взгляд, – девушка. Есть. Не охотница, просто с ним путешествует.

Это могло вызвать ещё больше сложностей, а могло оказаться тем самым недостающим Максу аргументом, и он, оценив пунцовые уши напарника, позволил себе рассмеяться.

– Иди, – велел Макс Раде, – собирайся. Как следует подумай, что тебе пригодится в пути и на новом месте, пока не обживёшься. Рассматривай время… Скажем, до октября. В октябре постараюсь к тебе заехать, довезу зимнее или, если не приживёшься, отвезу куда-нибудь ещё.

– Макс… – Рада смотрела на него с непередаваемо потешным видом. – Ты лучший на свете брат!

Больше не пытаясь обняться, она убежала в сторону дома, и не успевший сказать всё, что нужно, Макс остался со слабой надеждой на то, что у его названой сестрицы хватит ума не кричать о скором отъезде всем и каждому и не рассказывать о Бессмертном.

Дождавшись, пока Рада скроется из виду, Макс повернулся к Славе. Тот уже перестал краснеть, но в сторону поглотившего девушку проулка смотрел задумчиво.

– Тебе будет нормально? – поинтересовался Макс, и Слава, вздрогнув, пожал плечами. – Сразу две в тесном пространстве. Страшное испытание.

– Я в мир нечисти ходил! – угрюмо поведал Кот. – Трижды. Вампиров сам, в одиночку, убил четырёх, а упырей вообще не считал. Я не слабак какой-то.

– Ты бы себя сейчас видел. – Макс был готов поклясться, что упыри смущали его напарника значительно меньше.

– Блин. – Слава растерянно взъерошил волосы. – Да не, вообще, должно быть нормально. Это я так, от неожиданности. Там у Бессмертного девчонка классная, и сестра твоя тоже вроде ничего так.

Кот улыбался, как камикадзе, и Макс, не выдержав, усмехнулся. Список причин избавиться от Славы был велик, но причин не избавляться от него неизменно оказывалось больше.

Два следующих дня Макс потратил на подготовку. Переговорив с Дмитричем, он долго и тщательно обыскивал склад, в итоге обзавёлся добротной одеждой на замену сгоревшей, походной посудой, спальником, тентом и другими предметами, потенциально необходимыми ему в ближайшее время. Об остальном можно было подумать позже, когда появится собственная машина, а пока получилось очень даже неплохо. Макс аккуратно упаковал вещи в рюкзак, привязал снаружи громоздкий свёрток с тентом и сложил всё это под лестницей. Набор чистой дорожной одежды ждал его в спальне. В любую секунду Макс был готов выдвигаться, и, к его несравненному удовольствию, Рада старалась подражать ему в этом.

Она самоотверженно продолжала держать язык за зубами, не сообщив о скором отъезде никому, кроме родных и Дмитрича, и всё время была занята тем, что таскалась за родственниками. Прощалась. Сумка с её вещами оказалась под лестницей рядом с рюкзаком Макса, и, пусть она наверняка была набита не тем, чем нужно, Макс остался доволен.

Славу, постучавшегося в дверь беляевского дома вечером третьего дня, Макс встретил с недовольством. Солнце неуклонно ползло к горизонту, баба Нина, Катя и Лена сидели на кухне, и хорошо, что Макс вызвался открыть неизвестному гостю сам. Желания узнать, есть ли новости и какого лешего Кот сюда заявился, вступили в конфликт, и Макс ограничился лишь вопросительным взглядом.

– Там это, ваш из безопасности вернулся от… – Слава осёкся до того, как Максу пришлось его прервать. – Ну да, он, короче, вернулся.

– Отойдём. Сейчас, подожди.

Безжалостно захлопнув дверь перед носом напарника, Макс спешно собрался и, обнаружив Славу покорно дожидающимся снаружи, махнул рукой, указывая направление.

Закуток между стеной и не слишком плотно прижатым к ней зданием склада оказался пуст. Оставшиеся от строительства доски появились тут чуть ли не раньше, чем в поселение привезли Макса, но длинный скос складской крыши защищал их от лишней влаги, а возможно, делу помогал кто-нибудь из обладателей подходящей печати. Доски не гнили, и неизвестные поселенцы сложили их в подобие скамейки, куда по приглашению Макса теперь присел Слава.

– Говори.

– Ну. – Напарник задумался. – Ну, Бессмертный остановился на большой дороге, но не у поворота, а чуть дальше на восток, я найду. Будет ждать нас до утра послезавтра, потом уедет. Слушай, для этого точно надо было уходить? В смысле, чтобы я это сказал?

Нет. Откровенно говоря, совершенно не надо было, но вести разговоры на крыльце дома, куда Макс впустил бы напарника разве что под страхом смерти, казалось такой же глупостью, как говорить где-нибудь посреди улицы.

– Вторую фуру достали? – спросил он вместо ответа.

– Ага. И людей нашли, только это… – Слава замялся и опустил глаза. – В общем, убили их. Они в правильном направлении шли, видимо, первый день, потом разбили лагерь на ночь, и там их нашли, наверное, те же, кто напал на фуры. Бессмертный говорит, что там что-то странное: живым выпит только один, и то не полностью, потому и не встал. Остальных убили ножами и выпили только потом. В шеи били. Вот.

Убили. Всех. А среди них была Ирка… Картины прошлого пронеслись перед глазами беззвучным кино. Длинная белая шея Ирки, прикрытая толстой русой косой. Большие голубые глаза, в которых хочется утонуть. Робкие прикосновения, нежный шёпот, болезненный и сладостный трепет сердца. Желание позаботиться и защитить. Жар в теле, вспыхивающий от одного только взгляда, ночи, проведённые в библиотеке в поисках нужных знаний. Тоска по интернету. Смущение и тревога, пришедшие с решением обратиться за советом к Егору Анатольевичу. Вечер после танцев, когда они с Иркой, смеясь и целуясь, забрались на школьный чердак. Воспоминания ярко вспыхнули и осыпались пеплом безвозвратно ушедшего. Макс на секунду прикрыл глаза, приглушая внутри ненужные сейчас чувства, и коротко кивнул.

– Я тут это, вот что подумал. – Слава был озабочен, но точно не состоянием Макса. – Это что, получается, там осталось несколько голодных и один сытый, да? Прямо как у нас было? Бессмертный говорит, их кто-то спугнул. А кто их мог спугнуть в таком месте? И зачем они убивали? Им же живая кровь нужна.

– Чтобы выжить, достаточно мёртвой. – Думать об этом было проще, чем о погибших. – Если это в самом деле была та же группа – ослабленные, голодные и неопытные, – неудивительно, что они решили сначала убить. Видимо, кто-то умер не сразу, и один из вампирёнышей успел присосаться.

Нескольких глотков живой – не Иркиной ли? – крови, и даже столько времени спустя вампир нашёл в себе силы использовать молнии. Силы напасть на Макса, оставить его без машины, без книги, без записей, без вещей, без возможности распоряжаться собственной жизнью так, как тот привык. Этот нелюдь ушёл живым, и сейчас Макс никак не сможет его найти.

– Значит, где-то поблизости шляется шайка недобитых вампиров, и на руках этой шайки уже достаточно крови, – процедил Макс. – Прекрасно.

– А это, помнишь, по радио говорили, что тут недавно Мотыльки кого-то пришибли?

– Это было раньше.

Если все их беды из-за того, что Мотыльки, ведя охоту, отпустили кого-то живьём, придётся думать, что с ними делать. Ночных бабочек Инквизиции Макс не переносил по личным причинам, но к субъективной неприязни в последнее время регулярно добавлялись объективные факторы.

– Стало быть, от нас ушли двое, – не особо нуждаясь в ответе, проговорил Макс в сумрак вечера. – Изначально их было пять. Бессмертный не говорил, сколько было напавших на поисковый отряд?

– Не, не слышал, – растерялся Слава.

Макс кивнул – скоро у него появится возможность поговорить с легендарным охотником лично. Впрочем, по словам Кота образ человека, называющего себя Бессмертным сейчас, складывался довольно приятный. Возможно, получится рассказать ему об их с Котом подозрениях. Может быть, они вместе сумеют найти недобитышей и покончить с ними.

– Выдвигаемся завтра с утренним колоколом, – решил Макс. – Встречаемся у ворот. Уходим тихо: местные могут начать задавать неудобные вопросы.

– Втроём? – уточнил Слава, и Макс кивнул.

– Да. Если Бессмертному это не понравится…

Если Бессмертному это не понравится, Раду придётся отправить обратно пешком, но она вряд ли сможет дойти. До большой дороги небыстрый путь по прямой, но до Бессмертного придётся идти через лесную чащу, если, конечно, они не хотят потратить весь день на дорогу. Нет, отпускать Раду нельзя, и позволять Бессмертному дальше стоять здесь – тоже, так что лучше бы ему согласиться. В конце концов, это ненадолго.

– Будем решать по обстоятельствам, – закончил Макс и, поднявшись с места, направился в сторону огорода, где сейчас должна была отдыхать на своём пне старательная работница Рада. Встать придётся рано, а значит, подготовиться нужно с вечера.

Макс проснулся ещё до будильника – миновали очередные полтора часа сна. Печати-охранки давно не было, а он всё так же просыпался несколько раз за ночь, готовый обновить иссякающее колдовство. За окном уже рассвело, но вместо дневного шума поселения слышался суетливый птичий щебет.

До первого колокола за ворота не выйти, а жаль. Макс предпочёл бы уйти как можно раньше, чтобы никто, кроме успевших устроить Раде проводы Беляевых и пары СОБов на воротах, не узнал, когда именно охотники и их подопечная покинули поселение. Любая недомолвка, любое незнание может стать гарантом безопасности в деле, в котором замешан Бессмертный.

В общей комнате, однако, Макса поджидала баба Нина. Пожилая колдунья сидела в своём кресле, чинно сложив на коленях сухие руки. Её спина непривычно согнулась, а взгляд казался усталым, однако Макс не смог избавиться от ощущения, будто его сейчас осмотрели до костного мозга.

– Сбегаешь? – строго спросила баба Нина, и Макс покорно кивнул.

– Сбегаю.

– Ну и правильно, – припечатала колдунья, – нечего тут шум разводить. Ну-ка, пойди-ка сюда.

Макс подошёл, сел на оставленный кем-то стул, выжидательно заглянул в усталые цепкие глаза.

– Раду береги, понял?

– Понял.

– Обещал без охоты, пока она с тобой. Помнишь?

– Помню.

Макс предусмотрительно не уточнял, что эти решения теперь принимает не он. Пусть думают, что машина ждёт его у большой дороги, что нашедший фуры охотник уехал ещё вчера.

– С ней всё будет в порядке, я об этом позабочусь.

Баба Нина поморщилась, и Макс заледенел, не пуская рвущуюся наружу досаду. Она опять думала о его напарниках, винила его в их судьбе. Хотелось спорить и возражать, но однажды пообещавший себе не делать этого Макс успешно держал оборону уже долгие годы и не собирался сдаваться.

Баба Нина тяжело вздохнула.

– Ладно уж. Я тебе верю. – Она смотрела на Макса с таким лицом, будто только что выдала кредит ненадёжному клиенту. – Держи.

Пожилая колдунья подняла руки с колен, расправила собравшийся складками плед и протянула ему книгу. Макс вздрогнул, чувствуя, как в груди болезненно сжимается сердце. Когда пальцы коснулись толстой кожаной обложки, он понял, что его руки дрожат.

– Это…

– Кожу подвезли с первой фурой, вот я и взялась, – проворчала баба Нина. – Твоя ж вроде этой была, да? Бери. Заполни как следует, чтобы никто ни тебе, ни Раде угрожать не смел, понял?

– Понял, – истово пообещал Макс, не отводя взгляда от лежащего в его руках сокровища. – Да, понял.

Книга в самом деле размерами вполне совпадала со старой. Цепочка с креплениями тоже оказалась похожа, но обложка новой книги была толще, страницы – плотнее, белее и глаже. От прикосновений к бумаге пальцы покалывало. Книга была зашёптана сильным шептуном, притом совсем недавно.

Макс поднял взгляд на бабу Нину и увидел, что она, упрямо продолжая хмурить брови, с улыбкой разглядывает его лицо.

– Платок как, держится ещё?

– Держится.

Шептуний сильнее, чем баба Нина, Макс почти не встречал. Зашёптанный ею платок защищал от газа совсем немного, но когда речь шла о вампирах, ценен каждый вдох.

– Спасибо.

Должно быть, она не спала всю ночь, чтобы успеть закончить книгу, а потом не дать им с Радой уйти незамеченными.

– Огромное вам спасибо, баб Нина.

– Да уж пожалуйста, – проворчала она. Складки на лбу немного разгладились. – Но помни, зачем я тебе дала это. Помнишь?

– Помню. Займусь этим при первой же возможности.

Он сделает всё, чтобы эта возможность появилась как можно скорее. Мыслями Макс уже был в Москве, уже слышал уважительный присвист Кролика, который просто не мог не оценить по достоинству это чудо. Да, новая книга будет не хуже предыдущей, она будет лучше в тысячи раз! А время, потраченное на сопровождение Рады, можно провести за планировкой новых страниц, системы закладок и защиты от огня.

Рада опаздывала, и Макс, тепло попрощавшись с бабой Ниной, собрался уходить один. Из каморки шептуньи выползла Катя, сонно потёрла глаза кулачками, что-то пролепетала вслед. Макс не нашёл ничего лучше, чем кивнуть малявке и, закинув на плечи заметно потяжелевший рюкзак, покинуть дом.

Слава ждал его у ворот.

– А, это, где? – он повертел головой и, не найдя искомого, в растерянности уставился на Макса. – Передумала, что ли?

Макс усмехнулся.

– Что, понравилась?

Слава густо залился краской.

– Да не, я не это, я просто подумал, что, ну, она так хотела пойти, и вот не пришла, ну и вообще, жалко её, она вроде ничего так. Улыбнулась тогда так по-доброму.

– Она всем улыбается.

– Ну так! – обрадовался Кот. – Когда люди улыбаются, они обычно, ну, не думают ничего особо плохого, так?

Однажды Макс убил вампиршу, терроризировавшую небольшое поселение на юге. Они с Томкой выследили её вдвоём; поймали, когда тварь украла ребёнка и пожирала его живьём. Вампирша разгрызла ещё живому семилетнему мальчику руку и объедала её, слизывая кровь и выплёвывая ненужное ей мясо. Она ела и улыбалась, и продолжала улыбаться, даже задыхаясь под воздействием газа. Лишь под конец губы вампирши скривились в выражении предсмертной муки, и когда Макс, корчась от отвращения, обернулся к Томке, он увидел, что его напарница улыбается тоже, ненавидяще, холодно и мрачно.

Ребёнка спасли, хотя за его душевное здоровье никто ручаться не мог. Томка улыбалась, заявляя, что они сделали доброе дело. Улыбалась и целовала Макса, хотя уже тогда любила другого.

– Улыбки бывают разные, – мрачно изрёк Макс.

– Ну да, – легко согласился Слава. – Но я говорю про нормальные улыбки, как у твоей… Рады. А так я, когда по норам ходил, видел одну чертовку, вот кто умел улыбаться… Я думал, живым не уйду от неё, но знаешь как я её тогда обвёл?

История наверняка была выдуманной, но для того, чтобы скрасить время ожидания, вполне походила. Макс был готов ждать Раду до первого колокола, но везти с собой человека, неспособного вовремя выйти из дома, не собирался.

Рада успела. Колокольный звон застиг её в тот момент, когда она, клонясь вбок от веса закинутой на плечо сумки, выбежала на площадь.

– Я тут! – Рада резко затормозила в шаге от Макса. – Тут. Ну что, идём?

Её голос звучал бодро, слишком бодро, чтобы ему получалось поверить. И в самом деле, глаза девушки были красными, а на щеках различались полосы высохших слёз.

– Идём. – Он отвернулся, давая ей прийти в себя без посторонних взглядов. – Сань, откроешь?

Саня Ломакин, главный на воротах сегодня, кивнул, с интересом поглядывая на Раду. Дмитрич передал им приказ по первой просьбе пропустить Макса, его напарника и Раду вчера вечером, но – Макс очень на это надеялся – не разглашал детали.

Бесшумно открылась калитка.

– Прошу.

Саня церемонно указал на выход, и Макс первым перешагнул порог, разделяющий поселение и опасный мир за его пределами. За ним выскочил Слава. Рада замерла, словно уперевшись в невидимую стену.

– Ты чего? – удивился Кот, но ему никто не ответил.

– Тихо, – едва слышно попросил его Макс.

Он не знал, что чувствовала сейчас много лет не покидавшая поселение названая сестра, но не считаться с этими чувствами было бы глупо.

Губы Рады мелко дрожали. Казалось, она сейчас расплачется, обернётся, отступит назад, но Макс знал, что этого не будет. Она не заплакала, провожая его, и не заплачет сейчас.

Рада подалась вперёд. Замерла. Протянула руку, словно желая проверить, что там, за воротами, но опустила её не решившись. Губы задрожали сильнее, когда утреннюю тишину вдруг разрезал звонкий детский голосок:

– Уходи! Уходи, Рада!

Она вздрогнула и почти оглянулась, но сдержалась, осталась стоять. Заглянув ей за спину, Макс увидел маленькую фигурку, неуклюже бегущую к воротам.

– Катёнок… – прошептала Рада, а её младшая-младшая сестра остановилась посреди площади и закричала вновь:

– Уходи, Рада! Не плиходи, пока сё не сделаешь!

Рада широко улыбнулась, но одинокая слезинка всё же пробежала по её щеке.

– Она выговорила моё имя, – прошептала Рада и решительно шагнула за порог.

Глава 3

Повязанная

Воздух вдруг стал легче и мягче; казалось, что кто-то нежно коснулся лица. Дыхание на миг оборвалось, и Рада, судорожно хохотнув, полной грудью втянула вкусный запах лесного ветра.

– Готова?

Макс смотрел на неё выжидающе, но Рада, не глядя на него, расправила плечи. Лёгкое покалывание, похожее на то, что появлялось во время колдовства, поднялось по её рукам вверх, а после спустилось к сердцу. Раде казалось, будто она пьёт, жадно, всем телом, как человек, выбравшийся из пустыни.

– Нам нужно идти.

Да. Им нужно идти, прочь от дома, туда, где перед Радой открыт целый мир, где их ждёт самый настоящий Бессмертный и кто знает какие ещё удивительные встречи.

– Да! – выдохнула она.

Голос прозвучал сдавленно: наружу рвались слёзы, полные лёгкости, свободы и горечи прощания. Вдруг до смерти захотелось оглянуться, но Рада сдержалась, отважно шагая к названому брату и его другу по имени Кот. Несмотря на врезающуюся в плечо сумку, тело вдруг показалось почти невесомым, и девушка чуть ли не вприпрыжку направилась вперёд.

– Не беги, – предупредил последовавший за ней Макс.

– Хорошо! – согласилась Рада, и не думая сбавлять шаг.

Лес улыбался солнечными лужицами, приветственно махал цветами, подмигивал крыльями бабочек. Хотелось прыгнуть к нему в объятия, но Рада понятия не имела, как это сделать. К тому же их маленький отряд чинно двигался по краю дороги, и, как бы ни хотелось Раде улизнуть куда-нибудь в чащу, на этот раз она серьёзно намеревалась не отходить от своих спутников далее, чем на три шага. Или, в крайнем случае, пять.

К счастью, примерно через полчаса пути Слава скомандовал сворачивать. Решительно заняв лидирующую позицию, он рылся в многочисленных карманах штанов и с негромким победным кличем вскоре достал из одного из них компас, а после из второго – сильно помятую карту.

– Ну чего, двинули? – бодро уточнил Слава, нерешительно косясь в сторону Рады и улыбаясь странной широкой улыбкой, в которой виделось больше тревоги, чем радости.

– Двинули уже, двинули, – нетерпеливо отозвался Макс. – Давайте, день не резиновый.

Асфальт исчез из-под ног, сменившись упругим покровом сосновых игл. Рада вновь глубоко втянула бодрящий воздух, обернулась к Максу и запнулась о его пристальный взгляд.

– Что?

– Ничего. – Макс отвернулся. – Потом.

Потом так потом. Сейчас никто не запрещал Раде наслаждаться лесом, и она упивалась им, с восторгом оглядывая всё вокруг. Когда они проходили голубую от незабудок поляну, похожую на маленькое озеро под безоблачным летним небом, Рада не выдержала и ахнула, остановилась.

– Вы только посмотрите! – слова вырвались сами, но, раз уж они вырвались, Рада оглядела своих спутников в надежде на понимание.

На миг ей показалось, что во взгляде Славы мелькнул интерес, но он сразу же отвернулся и принялся лохматить затылок.

– Идём, – бесстрастно позвал её Макс. – Нам ещё идти и идти.

И они шли, и чудес вокруг становилось всё больше. Вот две белки наперегонки взлетают по стволу старой сосны и смотрят на путников сверху, а вот прошуршал по траве ёжик. То тут, то там вспыхивали яркие жёлтые купавки, а под ногами то и дело мелькала медуница. Один раз Рада едва не сорвалась, смятённая желанием уйти в сторону, туда, где – она точно знала – её ждёт целая поляна земляники.

– Макс, слушай, – неуверенно позвала Рада, – а может, привал?

– Устала? – Макс с сомнением приподнял левую бровь.

Несомненно, он помнил, что утомить его сестру полуторачасовой прогулкой по лесу практически невозможно.

– Ну… – смысла врать не было. – Ещё нет, но скоро могу и устать, а тут рядом поляна с земляникой…

– Где?

– Там. – Рада махнула рукой указывая направление, и замерла, чувствуя, как по спине побежали холодные мурашки.

– Я не вижу.

Земляника дальше, метрах в пятидесяти. Нужно только обойти эти кусты, и там, у поваленной берёзы… Откуда она это знает? Она не должна знать, это ненормально. Слишком ненормально, чтобы говорить Максу об этом раньше, чем они договорятся с Бессмертным. Хотя, пожалуй, всё ещё менее ненормально, чем тот случай с кикиморой.

– Ой. И правда нет. Наверное, показалось! – как можно более удивлённо и бодро сообщила Рада и первой двинулась прочь от скрытой кустами поляны. – Ну что, идём?

– Нам это, не туда, – неуверенно окликнул её Слава.

Стараясь не оглядываться, Рада потопала в указанном направлении. Когда она поравнялась с Котом, тот подался к ней, будто собираясь что-то спросить, но, наткнувшись на её решительный взгляд, стушевался и опустил голову.

Дорога продолжалась. Рада испытывала лёгкую тревогу, но надолго её не хватило. Уже скоро она вновь от души улыбалась, наслаждаясь лесом. Свободой. Иногда что-то звало её отойти. Земляника. Цветочная поляна. Ручей. Рада не поддавалась. Она пройдёт этот путь так, что ни Макс, ни Бессмертный не отправят её назад. Да, она уедет с ними, а потом обязательно что-нибудь случится и больше никто не сумеет лишить её этой свободы. Этого воздуха. Этого леса. Столб солнечного света, пробившись сквозь древесные кроны, лизнул её по лицу. Девушка рассмеялась и, решив, что постные лица её спутников больше не смогут её смутить, оглянулась.

Макс выглядел странно. Он всегда выглядел так, когда, испытывая целую палитру чувств, пытался скрыть их. Это было совершенно нечитаемо, и Рада обратилась к Коту. Напарник Макса встретил её взгляд искренней светлой улыбой. Поняв, что его заметили, он опустил было голову, но, взъерошив волосы, тут же вскинул её и улыбнулся опять – чуть более неуверенно, но так же светло. Впрочем, сказать то, что он очевидно хотел, Слава всё-таки не решился.

Зато потом, минут через десять пути, он вдруг остановился и, немного тревожно покосившись на Раду, негромко сказал ей:

– Смотри!

Что-то шевелилось в кустах.

– Тс-с! – Кот поднёс палец к губам и выразительно вытаращился в ответ на недовольный взгляд Макса.

Кусты шевельнулись вновь. Потом ещё. Рада не сводила с них взгляда, почти чувствуя спиной раздражение брата.

– Слева, – подойдя к ней чуть ближе, шепнул Кот, и Рада увидела что-то рыжее.

Сердце встрепенулось. Неужели? А кусты шевельнулись опять, показав мордочку маленького зверька.

– Лисёнок! – ахнула Рада, и зверёк немедленно скрылся.

– Ага! – радостно отозвался Кот.

– Насмотрелись? – Макс явно не разделял их энтузиазма. – Можем идти?

– Ага, – хором отозвались оба, и Рада заметила, что Слава, смущённо потупившись, продолжает творить непотребства с волосами на затылке.

После встречи с лисёнком Кот немного оттаял. Несколько раз он показывал Раде особенно примечательные места, а она, замечая что-то, привлекающее её внимание, теперь восхищалась вслух, зная, что её чувства найдут поддержку. В конце второго часа пути Макс наконец-то объявил привал, и Рада, плюхнувшись в траву, расслабилась, чувствуя, будто её тело впитывает не только прохладу, но и неведомую силу, скрытую в земле.

В ушах звучала музыка леса. Пение птиц, шорох листьев, а это что? Дятел! Девушка поднялась и завертела головой, пытаясь найти птицу, и Кот немедленно вытянул руку куда-то влево и вверх.

– Вон там.

Рада пристально вглядывалась в пёструю глубину леса, но птицу так и не увидела. Зато Слава, видимо убедившись, что ему позволено говорить, неуверенно начал:

– Это самое, знаешь, у меня с дятлом такая история была…

Слушать его сейчас не хотелось, а потому Рада очень удивилась, обнаружив, что, забыв о лесе, погрузилась в захватывающую историю, где кроме дятла и самого Славы присутствовала парочка леших, один медведь и корзина орехов.

– Всё, что он говорит про нечисть, дели на три, – дыхание склонившегося к ней Макса пощекотало ухо, заставив Раду вздрогнуть. – В лучшем случае.

– Почему? – одними губами спросила она, но Макс не ответил.

Он сидел рядом и тоже слушал Славу, то и дело усмехаясь в самых забавных местах. Макс слушал, он действительно слушал, и ему это нравилось. Дома Макс почти всегда слушал иначе. Было видно, что он сидит и молчит из вежливости, приличия ради задаёт уточняющие вопросы и уходит, пропустив рассказанное насквозь и ничего не оставив в себе. Дома Рада редко видела его смеющимся.

Когда Макс объявил окончание передышки, Рада вдруг поняла, что она счастлива. Она идёт через лес, полный скрытой ото всех, кроме неё, земляники. С ней вместе идут оказавшийся вполне интересным Слава и Макс, который смеётся. Чего ещё можно желать? Казалось, дорога стала легче. Может, она и в самом деле стала: во‑первых, они отдохнули, а во‑вторых, закончивший одну историю Кот начал следующую, а за ней – третью. Иногда он прерывался, сосредотачиваясь на компасе, но в основном Слава просто шёл, как будто гулял по этому лесу уже тысячу раз.

– …и, в общем, смотрю я на них и думаю, что делать, – самозабвенно вещал напарник Макса. – Типа все знают, что за болотными огоньками лучше не ходить, если не хочешь, ну, в болото. Только там это, болота никакого не было никогда. Я ж это место как свои пять пальцев знал, неоткуда там болоту взяться, там даже весной не затапливало. И тут эти висят. Синие такие, светятся… Вроде есть какие-то сказки, в которых они к кладу привести могут, но мне дед никогда про такое не говорил. То есть на самом деле он вообще ничего не говорил про этих. И вот я там потоптался и решил: в конце концов…

«Сюда. Нужно идти сюда. Здесь недалеко».

Рада, только что готовая укусить затягивающего интригу Славу, замерла на месте.

Ей нужно свернуть в сторону, совсем недалеко, там есть кусты малины. Там её ждут.

Чувство было сродни тому, что говорило о землянике, но многократно сильнее. Пожалуй, его можно было сравнить с зовом, влекущим Раду за стены, и сейчас, когда стен не было, сопротивляться ему оказалось практически невозможно. Сопротивляться ему совершенно не хотелось.

– Рада? – Макс обернулся.

И вот как ему сказать, что ей немедленно нужно отойти, притом непременно одной, повинуясь зову, чья природа, должно быть, была древнее человеческого разума?

– Тут это… – краснея от того, что ей сейчас в самом деле придётся сказать, Рада показательно сжала колени. – Макс, прости, пожалуйста, но я, кажется, зря немытых ягод поела, мне, в общем, надо уединиться на какое-то время… Я надеюсь, ненадолго…

Макс закатил глаза и тяжело вздохнул. На Славу Рада старательно не смотрела.

– Не отходи далеко, – обречённо произнёс брат.

– Я вон в те кусты! – пообещала Рада и поспешила скрыться в указанном направлении. Там её ждали.

Рада в точности знала, где именно ей нужно остановиться. Наконец-то. После стольких лет она наконец-то оказалась здесь. Девушка опустилась на корточки, потом, немного подумав, просто села в траву. Вокруг алыми бусинками рассыпалась земляника. Где-то над головой каркнула ворона. За спиной что-то хрустнуло под лапкой кого-то маленького и быстрого. Рада не сводила взгляда с кустов.

– Это я. – Она протянула руку. – Иди ко мне.

И она вышла. Такая же лохматая и блохастая, как много лет назад, злобно щурящаяся от солнечного света кикимора осторожно подошла к Раде, царапнула её штаны острыми коготками и, не решившись забраться на колени, села напротив. Чёрные глазки-бусинки буравили Раду насторожённым взглядом.

Кикимора долго ждала повязанную. Но ничего, она умеет ждать, а ещё умеет звать тех, с кем связало её обещание. Кикимора звала много раз, особенно недавно, когда нашла опрокинутые грузовики и попавших в беду людей, но вместо повязанной пришли другие. Но это ничего. Главное, что теперь они встретились.

– Ты правда ждала меня всё это время? – голос Рады дрогнул.

Кикимора ждала не для того, чтобы стребовать долг. Просто Рада была её единственной надеждой, и уже за эту надежду она была готова платить всеми доступными ей средствами.

Кикимора устала жить в лесу. Ей нравился лес, но она была создана для другого. Ей хотелось обрести дом, настоящий, куда каждый день будут возвращаться люди. Ей хотелось людей, которых можно ждать, зная, что они обязательно вернутся назад. Сейчас повязанная не могла дать ей этого, но она могла отвести кикимору к тем, кто может.

– Хорошо. – Рада решительно поднялась на ноги. – Ты пойдёшь со мной?

Пойдёт. Кикимора пойдёт куда угодно, хоть на край света, потому что сейчас у неё нет и не может быть иного дома, кроме места, куда её отведёт повязанная.

– Иди сюда. – Рада наклонилась, протянув к кикиморе руки, и та ловко забралась к ней на плечо.

Размером с крупную пушистую кошку, кикимора должна была быть тяжёлой, но девушка почти не почувствовала её веса. Стараясь не думать о том, что сейчас скажут ожидающие её охотники, Рада выбралась из кустов.

– Как ты… – начал было Макс, но запнулся. – Рада, какого хрена?

– Ух ты, кикимора! – обрадовался Кот. – Можно потрогать?

Нельзя. Никому нельзя её трогать, ей слишком много раз причиняли боль.

– Не надо, она боится. – Рада крепче прижала нечисть к себе.

– Я начинаю бояться, что сошёл с ума, раз решил взять тебя с собой… – пробормотал Макс. – Просить тебя выкинуть её бесполезно, так?

– Совершенно бесполезно, – твёрдо, совсем как папа, заявила Рада.

– И что, понесёшь её к Бессмертному? – названый брат недобро сощурился. – Думаешь, это добавит ему желания взять тебя с собой?

Рада сжала губы. Кикимора могла помешать – должна была помешать, – но Рада просто не могла её оставить. Не после того, как несчастное создание, которому она опрометчиво обещала помочь, ждало её под стенами поселения шесть чёртовых лет… А ведь это была даже не сделка. Просто слова, в которые кикимора поверила, просто чтобы верить во что-нибудь. Рада не знала, что нечисть умеет верить.

– Разберёмся на месте, – буркнула она, опустив взгляд. – Со мной и так ничего не понятно.

Макс тяжело вздохнул.

– Кот, как думаешь, ей вообще стоит в таком виде показываться?

– Ну… – его напарник растерянно почесал затылок. – Вообще, не знаю. Ну, то есть он вроде как с нечистью предпочитает не связываться, но если Рада повязанная, то может быть и наоборот. Повязанные полезные. – Он повернулся к девушке. – Ты же это, повязанная, да?

Слава чуть склонил голову набок, с интересом разглядывая то ли Раду, то ли кикимору, то ли обеих. Разочаровывать его до ужаса не хотелось, и Рада, невольно вжав голову в плечи, осторожно спросила:

– Что такое «повязанная»?

Слава удивлённо моргнул.

– Ну, ты ж с ней говоришь? В смысле это, понимаешь, чего она от тебя хочет?

Рада покосилась на чёрный мех напрягшейся на её плече кикиморы.

– Понимаю, – не слишком уверенно ответила девушка и немедленно получила подтверждение.

Она повязана. Не просто с кикиморой, а с миром нечисти, из которого та пришла. Повязанная может видеть и понимать, обещать и просить, может не бояться, что ей навредят.

– Кажется, я действительно повязанная…

Рада топталась на месте осознавая, а Слава, восторженно сверкая глазами, чуть ли не приплясывал рядом.

– Офигеть, я ж когда повязанных в последний раз встречал! Круть! Представляешь, тебе нечисть ничего плохого сделать не может, вообще ничего! Только если это, со сделкой нахитрить, и даже тут только так, чтобы тебе не было никакого вреда. Они типа считают, что ты одна из них, а они своим не вредят напрямую. Всякие лешие вас вообще любят, из леса там вывести и всё такое.

– Ого… – Рада покосилась на кикимору.

Многое становилось понятным. И то, почему она никогда не терялась в лесу, и нечисть, охотно выходившая ей навстречу и скрывающаяся, как только появлялся кто-то другой, и феноменальная способность Рады находить ягоды. Оставался главный вопрос.

– Это связано с тем, что она практически не может колдовать? – опередив Раду, спросил Макс.

– Ну, это. – Слава взъерошил волосы. – Я точно не знаю как, но связано. Повязанные всегда не очень хорошо колдуют. А ты насколько не хорошо?

– Ещё немного, и можно будет сказать «никак», – проворчала Рада.

– Ну… – Кот задумался, а потом вдруг вскинулся, засияв какой-то особенно широкой улыбкой. – А, я понял! У вас же эти, стены, которые от мира нечисти режут, а у тебя всё на нём завязано, поэтому там всё плохо! Без стен вроде должно стать получше, но всё равно повязанные не очень колдуют. У моего, м-м, деда только самые простые печати работали.

– Твой дедушка тоже был повязанным?

– Ну… – Кот как-то сжался, и улыбка на его губах стала фальшивой. – Типа да. Да. Был. Ну, я с ним жил несколько лет, он много рассказывал про нечисть, но про свою повязанность не говорил особо, так что я не очень про это знаю. – Глаза охотника сверкнули лёгким безумием. – Зато я много знаю, как и кто может убить, поэтому и не умер ещё.

– И это никогда не перестанет меня удивлять, – еле слышно пробормотал Макс рядом, а потом скомандовал: – Идём. По пути пообщаемся, а то мы дойдём до Бессмертного к сумеркам. Может быть, Раду те, кто выходит в сумерках, не съедят, но мы с тобой, кажется, не повязанные, да, Кот?

– Не повязанные, – согласился Слава и, сверившись с компасом, двинулся вперёд, снова и снова оглядываясь то ли на следующую за ним повязанную, то ли на кикимору у неё на плече. А может быть, на обеих.

– Во, сейчас будет дорога! – радостно сообщил Слава, когда солнце уже заметно перевалило за полдень.

Порядочно утомившаяся Рада с удовольствием размяла плечи, заставив кикимору заворочаться. На самом деле она могла бы идти сама и совершенно не была против, но Раде хотелось нести её на руках. Кикимора даже назвала ей своё имя. Нечисть, отдающая своё имя человеку, отдаёт ему свою жизнь и даже больше.

– Погоди.

Удивительно, но на этот раз инициатором остановки оказался Макс. Тяжело скинув на землю рюкзак, он открыл верхний клапан, где на самом верху лежал чёрный плащ. Закрывающий лицо и шею платок нашёлся в поясной сумке.

– Зачем? – удивился Слава. – Если нам вместе ехать, он всё равно лицо увидит.

– Сначала мы должны понять, что едем вместе.

– Ну… – Кот с сомнением почесал затылок, а Макс продолжил:

– И, пока всё не решится, постарайтесь без имён.

«А как мне себя называть?» – вопрос уже был готов сорваться с губ Рады, когда она вдруг поняла кое-что более важное.

– Погодите, у нас же теперь кикимора! Мы что, вообще не можем теперь имена говорить?

– Не, друг другу мы говорить всё можем! – беспечно отозвался Слава. – Это работает, только если прямо нечисти имя сказать.

– Но как тогда нечисть может узнать имя того, с кем никогда не встречалась? У нас про это много рассказывали…

– Ну, так можно же не своё имя сказать. Это, типа, ну. Вот допустим ты человек и знаешь какую-то Катю. Ты можешь прийти к какому-нибудь чёрту и сказать, что вот есть такая Катя, сделай с ней что-нибудь. Если сторгуетесь, чёрт спокойненько сделает. А если вы с Катей такие будете стоять рядом с этим чёртом и болтать, спокойно называя друг друга по именам, то он как будто этих имён и не знает. И через одного имя тоже нельзя. В смысле, если ты знаешь Катю, а Катя знает Настю, то сказать нечисти про Настю не получится, вот.

– И на том спасибо, – негромко заметил Макс. – Кот, ты будешь… – он осёкся. – А, тебя же уже знают.

– Знают, – охотно подтвердил Кот. – Но ты, вообще, неплохо придумал, идёшь весь такой в плаще, сразу видно, что ты – Чтец. Только, это, без книги. И рюкзак не в тему.

– Чтец? – Рада с любопытством подалась вперёд. – Это твоё имя охотника?

– Да. – Казалось, Макс выдавил из себя это слово.

– А почему Чтец?

– Потому что я читаю печати.

– Это про то, что ты всегда знаешь, что и как они делают?

– Да.

– А-а-а…

В глубине души Рада надеялась, что её названый брат известен за что-нибудь более впечатляющее.

– Это ты сам себя так назвал или другие?

– Сам.

– А почему?

Макс посмотрел на неё исподлобья, и Рада непроизвольно вжала голову в плечи.

– А я Кот, потому что у меня такой костюм, – улыбаясь потрясающе беспечной улыбкой ничего не замечающего человека сообщил Слава. – Я тоже себя сам назвал. Я вообще, ну, вроде как новенький, всего два года в деле, но одного из Серебряных уже уложил. Один на один, круто, да? А ещё я чую норы нечисти и колодцы. Ну, эти, которые дыры в Разлом. Я туда иногда проваливаюсь и могу там бродить. Круто, да?

– Звучит так, будто ты этим гордишься, – проворчал Макс.

– А я и горжусь, – просто ответил Слава и улыбнулся ещё беззаботнее.

Макс закатил глаза и что-то едва слышно пробормотал себе под нос. На Раду он больше не смотрел, и она окинула Кота оценивающим взглядом. Тот вроде бы не заметил – так и шагал с удивительно бестолковым видом, разглядывая окрестные кусты.

– Во, дорога! – возвестил он минут через пять. – Сейчас налево пройдём немного, и там должен быть автодом.

Выходить на обочину Макс запретил. Пришлось продираться через густой подлесок. Сумка цеплялась за всё на свете, и кикимора перебралась на другое плечо, пытаясь своими маленькими лапками защитить повязанную от веток. В какой-то момент Рада поняла, что готова взвыть в голос: в чём смысл прятаться, если их и так слышно на весь лес? Дорога казалась бесконечной, и когда Слава заявил, что автодом прямо перед ними, ей показалось, что он издевается.

– Где? – возмутилась Рада, но, проследив за взглядом названого брата, в самом деле увидела автодом, затаившийся в кустах.

Несмотря на немалый размер, увидеть его оказалось непросто. Весь корпус был выкрашен в обманчивый камуфляжный узор; похожие занавески плотно закрывали изнутри окна, включая лобовое стекло. Зеркала прижаты, колёса зарыты в кустах. Нет, просто проходя мимо, Рада ни за что бы не заметила его.

– Неплохо, – прокомментировал Макс.

– Да вообще шикарно! – жизнерадостно отозвался Слава и решительно шагнул вперёд.

Рада судорожно сглотнула. Следя за пытающимся одновременно стучать и в дверь, и в лобовое стекло Славой, она вслушивалась в паническое биение своего сердца, не в силах поверить: сейчас всё случится. Сейчас она увидит Бессмертного. Бросив быстрый взгляд на Макса, Рада заметила, что, пусть видимая часть его лица сейчас не выражала решительно ничего, её названый брат сжал руки в кулаки так, что побелели костяшки.

– Эт самое, это я, Кот! – сообщил тем временем Слава, почти прижимаясь лицом к двери. – Со мной Чтец, а ещё девушка, которая его сестра. Выйдешь, да?

Внутри что-то щёлкнуло, и Слава отскочил в сторону. Дверь автодома открылась и из царящей внутри темноты выступил… Нет, конечно, это не мог быть медведь, просто знаменитый охотник оказался ещё выше и ещё внушительнее, чем Рада себе представляла. И удивительно человечнее.

Обут Бессмертный был в резиновые тапочки, на ногах – спортивные штаны, сверху – широкая майка, явно не новая, но удивительно белая. Ещё удивительнее оказалось другое. Охотник не надел маску, и прямо сейчас Рада ясно видела его лицо. Не веря своим глазам, она жадно всматривалась в мощную челюсть, крупный нос с заметной горбинкой, густые брови, щетину на давно не бритом лице. Тёмно-русые волосы героя были коротко подстрижены, а карие глаза показались Раде очень добрыми и почему-то немного грустными. Бессмертный скользнул по ней мягким взглядом, на мгновение задержав его на кикиморе, и, спустившись на землю, шагнул к Максу.

– Ну, здравств… – начал он низким бархатным голосом и осёкся.

Рада покосилась на Макса. Если бы это она сейчас пыталась что-то сказать, она бы тоже оборвалась на полуслове, потому что её названый брат сорвал с себя капюшон и теперь торопливо избавлялся от платка.

– Макс? – глаза Бессмертного округлились и тут же сощурились, когда всё его лицо озарилось счастливой улыбкой. – Киреев Максим! Дьявол, я так надеялся, что это всё-таки ты!

Макс беспомощно открыл и снова закрыл рот, подавившись собственными словами. Весь его вид выражал крайнюю степень потрясения.

– Какого хрена, Миша? – как никогда эмоционально проговорил он наконец. – Бессмертный? Серьёзно?

– Да вот, как-то так получилось.

Бессмертный смущённо развёл руками, и Рада вдруг обратила внимание на то, что, в отличие от Макса и Славы, знаменитый охотник не носил пояса для книги. Его штаны держала простая резинка.

– Потом расскажу.

– Я думал, ты так и остался дома.

– Я тоже думал, что так и останусь. Но вот, как-то всё закрутилось…

– Не говори.

Макс первым шагнул вперёд, протягивая руку для рукопожатия. Бессмертный крепко сжал его ладонь, а потом коротко обнял. К несравненному удивлению Рады, её названый брат ответил тем же.

– А это, стало быть…

Охотник приветливо улыбнулся девушке, и та подобралась, стараясь выглядеть как можно более уверенной.

– Старшая дочь Беляевых. – Макс первым успел ответить. – Той семьи, помнишь? Она оказалась повязанной с нечистью. Я бы хотел её пристроить куда-нибудь, где ей было бы проще. Принял решение до того, как узнал про твоё предложение, и вот решил рискнуть.

– Меня зовут Рада, – вставила девушка, и Бессмертный одобрительно кивнул.

– Приятно познакомиться, Рада. – Он шагнул к ней и тоже протянул руку. – Буду рад помочь, чем смогу. А это?..

Богатырь кивнул в сторону кикиморы, и почти забывшая о ней Рада вспыхнула.

– Это кикимора, я обещала ей помочь. Давно, много лет назад, но я не смогла, потому что меня закрыли в поселении. У нас никто не знает ни про каких повязанных, а Слава мне рассказал, что так бывает, и эта кикимора никому никакого зла вообще не желает, правда! – на одном дыхании протараторила девушка и с силой втянула ртом воздух, видя, что лицо Бессмертного не теряет приветливости.

Почему-то в эту приветливость ей верилось больше, чем в улыбки Кота.

– Буду рад услышать историю целиком, когда тут всё решим.

Бессмертный протянул руку ближе, и Рада, сообразив, что её нужно пожать, неловко вцепилась в его ладонь. На миг ей показалось, что её просто раздавит, но рукопожатие оказалось мягким и чуть ли не нежным. Расплывшись в улыбке, Рада рассматривала кумира, а потом рядом вдруг появился Макс и всё испортил.

– Миш, мы можем отойти? Я бы хотел сперва обсудить всё это с тобой лично.

– Без проблем.

Большая тёплая рука разжалась, а Рада осталась стоять, понимая, что никто никогда не поверит, если она расскажет о том, что только что случилось.

– Рада, Слава, подождите пока, пожалуйста, тут.

– Ага! – откликнулся Кот и сел прямо на землю рядом со сброшенным Максом рюкзаком.

Рада задумчиво проводила взглядом удаляющиеся фигуры. В сравнении с могучим Бессмертным не уступающий ему в росте Макс казался удивительно щуплым.

– Значит, они знакомы? – спросила Рада, чтобы хоть что-нибудь спросить, и Слава растеряно развёл руками.

– Не, я вообще не знал. – Он всё ещё смотрел вслед скрывшимся из виду охотникам, но, будто вспомнив о чём-то, встрепенулся и сверкнул широкой улыбкой. – Прикольно, да? Зато, это, не придётся ждать сто лет, пока Макс его допросит.

– Допросит?

Рада опустила сумку на землю и села рядом с Котом. Не слишком близко: оставалось ощущение, что, перейди она невидимую границу, Слава кинется бежать.

Кикимора соскочила с плеча и устроилась рядом, свернувшись в клубочек, и Рада вдруг почувствовала, как сильно болят её плечи и ноют ноги.

– Ну да. Он, прежде чем с кем-то связаться, устраивает допрос такой, что ух. Если что-то серьёзное, часами может разговаривать. И чаще всего это, короче, пустая трата времени. Хотя иногда нет. Кажется, пару раз мы так круто не вляпались. Это как с тем рюкзаком. Я всё не понимал, на фига он ему, а теперь вот понял.

– А что не так с рюкзаком?

– А в том и прикол, что всё так! Остальное-то сгорело.

Точно, у них же загорелась машина.

– Как это вышло? В смысле, рюкзак, почему он остался? И… – если она не узнает сейчас, наверное, не узнает совсем. – Что вообще случилось? Макс сказал только, что на вас напали и произошёл взрыв.

– Ну… – Кот почесал затылок и вдруг задорно сверкнул глазами. – На самом деле это было легендарно! Вот представь, как-то раз сплю я себе, никого не трогаю, и тут вдруг Макс как заорёт: «На нас напали!» Ну, я вскакиваю, и тут…

Слава рассказывал долго и красочно, бурно жестикулируя, и то и дело наклонялся к Раде. Охваченная жуткой, но невероятно интересной историей, она подсела ближе.

– Взрыв, грохот, пламя! Куски машины во все стороны! – Кот взмахнул руками, чуть не заехав Раде по лицу, но даже не заметил этого. Раде тоже было всё равно. – И вампир обгорелый, короче, прямо через огонь!.. Чёрная такая фигура, окутанная пламенем… и ты бы слышала, как он орал!.. И тут бы за ним бежать, но там вампирша ещё где-то осталась, а у нас тут вообще-то машина горит! И Макс бежит прямо к ней с диким лицом, и в глазах пламя пляшет, и вообще, не знай я его, я б прямо как тот вампир улепётывал бы. Так вот, он бежит, и мне даже показалось, что он в огонь засунется, но нет, у него просто на шее осталась печать, которая огонь тушит, но там надо подойти близко. Ну, и он бросился туда, где книга была, но там уже всё, поздно. А тут и я раздуплился, у меня тоже огнегасилка есть. И мы вместе тушить стали, долго возились, сложно. Там жарило жутко, а подходить надо близко. В общем-то как-то так всё и сгорело. То есть там что-то осталось, конечно, но оно уже не годное ни на что вообще. А тут в чём прикол. У нас часть вещей была в самой машине, а часть – в такой штуке на крыше, не знаю, как называется, но там лежало всё, что не нужно вот прямо сейчас. Оно, конечно, тоже всё убилось, но Макс туда засунул ящик такой, вроде чемодана, только какой-то типа железный, или, не знаю, из чего он там. Короче, его было фиг откроешь, а ещё он защищал от воды и огня. Я вообще думал, что от огня он ни фига не защитит, но вот как-то защитил в итоге. Макс в этом ящике хранил основной запас баллонов с газом и рюкзак с таким минимальным набором выживальщика. Типа, чтобы не помереть, если останется без машины. Ну, я всегда думал, что это тоже фигня какая-то, ан нет, пригодилось. – Слава сделал паузу, подняв глаза куда-то вверх. – У меня вот вообще всё сгорело, кроме того, что на мне было. Хотя у меня всё ценное всегда при себе. А вообще, хорошо, что газ тоже был в ящике, ну, основная часть. Он, конечно, прям в огне-огне портится, но наверху столько было, что нам бы хватило. А потом, в общем, и всё. Макс решил, что ему жалко бросать железо, и собрался то, что от машины осталось, до вас докатить, раз уж недалеко. Само оно, конечно, уже не ехало, но у меня печать есть прикольная, с ней как-то и толкали. Ну, ты понимаешь, тащились мы медленно, а Макс упёрся и всё. Злой был очень. И вот так мы два дня ползли, хорошо, удалось на дорогу выкатиться, там полегче стало. А потом вдруг на ваших наткнулись. Долго думали, что делать, но Макс сказал, что пока где-то в округе бегают недобитыши, нечего вашим туда-сюда по лесу шастать. Так что он меня отправил новую машину поискать, сказал, что ваши ему помогут это железо дальше докатить. Вот и я пошёл.

Безразличию, прозвучавшему в его последних словах, было сложно поверить, и Рада не стала даже пытаться.

– А тебе не опасно в лесу, что ли? – усомнилась она.

Уголки губ Славы едва заметно дрогнули, поднимаясь наверх, а в глазах опять блеснули озорные искорки.

– А я в лесу почти как дома, – заговорщически поведал он. – Ну, и Макс мне спальник выдал, брезент там и ещё всякое по мелочи. Так что я, считай, что с комфортом дошёл, а назад вот вообще на Бессмертном доехал.

Рада ещё раз придирчиво осмотрела Кота. Людей, чувствовавших себя в лесу как дома, она представляла совсем не так. Славе не хватало мяса на теле, бороды на лице и мудрости в глазах. Хотя его видавшие виды штаны с кучей нашитых карманов вполне соответствовали непонятно откуда взявшемуся в её голове образу.

– А ты…

Она хотела спросить, как это вышло, как лес стал для Кота почти домом и почему только почти, но звуки шагов привлекли её внимание, а появившиеся из-за автодома Макс и Бессмертный заставили забыть о Славе. Рада спешно вскочила, заставив разбуженную кикимору недовольно пискнуть, и подалась вперёд. Невысказанные вопросы разрывали горло, но девушка стоически молчала и только сверлила взглядом названого брата и самого выдающегося охотника последних лет, если не всех времён в целом.

Казалось, Макс избегает её взгляда, а вот Бессмертный обезоруживающе улыбнулся и шагнул прямо к ней. Рада судорожно сглотнула и почувствовала, как кикимора прижимается к её ноге.

– Ну что, Рада, – охотник слегка наклонился к ней, – мы с Максом сошлись на том, что нет ни одной причины не взять тебя с нами. Но вот с кикиморой всё немного сложнее.

Даже через штаны Рада почувствовала, как в её ногу вцепляются острые коготки.

– Она не… – поспешила объяснить девушка, но Бессмертный остановил её мягким взмахом руки.

– Я не имею ничего против. Но, понимаешь, я живу не один. Я должен поговорить со своей спутницей и узнать её мнение, хорошо?

Бессмертный жил не один. У него была спутница. Девушка. Не напарница – об этом было бы известно. Значит, Бессмертный просто так возит с собой некую девушку, с чьим мнением очень считается. В душе шевельнулся неприятный червячок разочарования, но Рада постаралась засунуть его поглубже и решительно кивнула.

– Вот и отлично.

Выражение лица охотника прямо-таки источало одобрение. Раде казалось, что с таким одобрением на неё никто никогда не смотрел.

– Тогда я поговорю с Миркой и позову вас.

Он уже шагнул к автодому, когда Рада сообразила, что чуть не забыла самое важное.

– Она сказала мне своё имя! – крикнула девушка вслед Бессмертному. – И готова передать его вам.

Охотник кивнул, и Рада с изумлением отметила, что мягкое доброе лицо вдруг стало серьёзнее и твёрже.

– Это очень важная информация.

Бессмертный внимательно смотрел на кикимору, и Рада почувствовала, как та крепче прижимается к её ноге. Она сказала имя. Она не опасна. Она боится большого человека, в котором так много всего, что невозможно понять, но готова довериться ему и всем, кто примет её.

– Спасибо.

Кикимора расслабилась лишь после того, как дверь автодома закрылась за широкой спиной Бессмертного. Рада беспомощно огляделась, выискивая Макса, но тот о чём-то разговаривал с Котом, и она беспомощно осела на землю. У неё на руках немедленно оказалась кикимора, и Рада растерянно погладила её по жёсткой шерсти. При первой же возможности нужно будет её отмыть. На этот раз Рада не заметила блох, но было бы крайне неловко пронести в дом Бессмертного какую-нибудь нежелательную живность.

О том, что в дом Бессмертного не удастся пронести даже кикимору, почему-то не думалось. И в самом деле, охотник вернулся быстро и, не сходя с порога, помахал руками.

– Проходите! – и лишь когда все путники подошли к двери, тепло улыбнулся и произнёс: – Добро пожаловать. Все четверо.

За свою жизнь Рада повидала немало передвижных домов самого разного сорта, от громоздких фургонов до слегка доработанных внедорожников вроде того, что был у Макса. Автодом Бессмертного не представлял из себя ничего необычного. Наверное, когда-то это был большой семейный дом на колёсах, в котором богатые люди со своими детьми колесили по заграничным дорогам. Наверное, после Разлома он был заброшен. Мародёры укатили колёса, кожу с диванов и кресел содрали, исцарапали обивку стен, выломали некоторые из закреплённых у потолка шкафчиков и складной стол. Наверное, потом этот автодом попал в хорошие руки. Неизвестные механики перебрали внутренности, заменив двигатель и добавив мощные батареи, пригодные для зарядки как электричеством, так и колдовством; подогнали корпус под более подходящие для путешествия по бездорожью колёса; привели в порядок жилую часть. Обитый изнутри разномастными деревянными панелями, автодом казался живым и уютным. Кто-то – должно быть, уже по просьбе нынешних владельцев – расписал его причудливыми узорами. Рада с восторгом разглядывала умело вписанные в них колдовские печати, накрытый кружевной салфеткой грубо сколоченный стол, сетки с какими-то тряпками вместо потолочных шкафчиков, тесный, но уютный кухонный блок. Маленькая электрическая плита стояла рядом с большой наполненной водой бутылкой. На маленьком холодильнике, прижатая сверху явно тяжёлым плетёным ящиком, красовалась видавшая виды микроволновка. Всё это подпирали местами нелепые конструкции из неотёсанных досок, любовно разрисованные сверху, но уже не той рукой, которая расписывала стены.

Кресла и угловой диванчик у стола были обиты пёстрой лоскутной тканью. На полу задней части автодома обнаружился тусклый, но всё ещё пушистый узкий ковёр. Слева от него Рада увидела кровать, аккуратно застеленную тёплым пледом и заваленную подушками на манер дивана, справа же пространство оказалось занавешено неожиданно новой и яркой тёмно-зелёной занавеской. Такая же занавеска заняла место выломанной двери в ванную.

Выпрямляясь во весь свой рост, Бессмертный почти касался головой потолка в самой высокой части автодома. Его широкие плечи сильно закрывали обзор, и всё равно, как ни крутила головой Рада, она не увидела его спутницу.

– Мирка, – негромко и почему-то грустно позвал Бессмертный. – Мы пришли, вылезай.

Зелёная занавеска в задней части помещения качнулась, задетая где-то сверху. Рада изумлённо подалась вперёд, когда тонкая бледная девичья нога появилась на уровне её уха, но занавеска отодвинулась, и стало понятно: за ней скрывается двухъярусное спальное место.

Мира оказалась невероятно тощей девушкой, на вид не сильно старше Рады. Медленно и неуклюже спустившись, она остановилась, придерживаясь за край занавески, и уставилась в пол. Из-за худобы её вытянутая, одетая в огромную футболку фигура показалась Раде непропорциональной.

Волосы Миры были длинными, прямыми и грязными настолько, что становилось сложно определить их настоящий цвет. В тусклом свете ламп они лоснились от жирного блеска, но болезненно-бледная кожа девушки, туго обтягивающая высокие скулы и узкую челюсть, казалась совершенно сухой. Тёмные мешки под глазами делали их больше и глубже, но они смотрели вниз и казались безжизненными.

– Добро пожаловать, – тихим срывающимся голосом проговорила спутница Бессмертного. – Можно мне посмотреть кикимору?

Кикимора заёрзала на плечах Рады. Это странное место, в котором живут странные люди, настолько странные, что понять можно только две вещи: они в опасности. Они опасны. Однако, когда неестественно тонкая рука потянулась к кикиморе, та не отпрянула. Рада не отпрянула тоже, хотя очень хотелось. Не столько из-за странного вида спутницы Бессмертного, сколько из-за того, что она по-прежнему смотрела куда-то вниз, и было совершенно непонятно, видит она кикимору или нет. Хотя наверняка видела, с такой-то разницей в росте.

Рука девушки замерла, так и не коснувшись кикиморы, и медленно опустилась. Мира отступила назад.

Имя, ей нужно было сказать имя, его срочно нужно было сказать всем.

– Она… – Рада запнулась, увидев, с какими напряжёнными лицами все присутствующие в автодоме смотрят на них.

Даже Слава не пытался улыбаться, впрочем, лишь до того момента, как не встретился с Радой взглядом. Но даже кое-как натянутая улыбка не скрывала тревоги, и Рада, вдруг тоже начавшая волноваться, поспешила продолжить:

– Кикимора хочет передать вам всем своё имя, вот. Это… В общем, это будет значить, что она никогда не сможет причинить кому-нибудь из вас вред, даже если от этого будет зависеть её жизнь. Вот. Её зовут… – она снова запнулась.

Имя, так спокойно звучавшее в ней самой, не переносилось на устный язык. Рада поймала кикимору взглядом и немедленно получила ответ. Имя принадлежало миру нечисти, а не миру людей, но его можно было перевести или даже сократить. Оно останется тем же именем и будет иметь ту же силу.

– Ну, можно сказать, что её зовут Беззвёздная Ночь, В Которой Горит Костёр, как-то так. Или просто Ночка. Да, ей нравится имя Ночка.

Кикимора приосанилась. Впервые за долгие годы её имя произнёс человеческий голос. Она хотела дом, в котором живут добрые к ней люди, и в обмен на это была готова служить верой и правдой. Рада невольно улыбнулась, а странная спутница Бессмертного вдруг опустилась на корточки и, уперев руки в колени, едва слышно проговорила:

– Здравствуй, Ночка. Ты будешь со мной дружить?

Кикимора неуверенно подалась вперёд и, на секунду замерев в неустойчивом положении, всё же сделала шаг к Мире.

– Надеюсь, что это да.

Девушка оперлась рукой о стену и не без труда поднялась на ноги. Она быстро глянула на Бессмертного, а тот, громко хлопнув в ладоши, радостно заявил:

– Вот и чудесно! Ну что, давайте мы тоже все познакомимся?

Он широким жестом обвёл пространство вокруг, и Рада, чудом протолкнувшись мимо Макса, поспешила занять угол дивана у столика. Неподалёку сел Кот, рядом запрыгнула Ночка. Бессмертный, достав откуда-то складную табуретку и протянув её Максу, уселся прямо на пол, опустив ноги в ведущий к двери спуск. Макс предложил табурет Мире. Спутница Бессмертного испуганно отшатнулась и, прижав руки к груди, отступила в сторону спальной зоны. Там она с ногами забралась на диван, зарылась в подушки и, обняв колени, издалека разглядывала собравшихся. Макс проводил её удивлённым взглядом, пожал плечами и, разложив табуретку, сел к ней спиной.

– Ну что же, – Бессмертный огляделся с довольным видом, – давайте начнём с меня. К вашим услугам Михаил Андреев, охотник на вампиров, которого называют Бессмертным. – Он подмигнул Раде, и та поняла, что краснеет. – Или попросту Миша. По совместительству бывший одноклассник Макса. Мы были близкими друзьями в старшей школе и даже мечтали стать охотниками вместе, но не сложилось. То есть, конечно, сложилось, – Бессмертный усмехнулся, – но совсем не так, как мы думали.

Он перевёл взгляд на Макса. Тот пожал плечами.

– Насколько я понимаю, меня тут все и так знают.

– Мирка не знает. – В голосе охотника прозвучал укор. – Она знает о тебе, но не знает тебя, к тому же ты ей не представлялся.

Названый брат Рады вздохнул.

– Ну хорошо. Меня зовут Макс, Максим Киреев. Я Чтец. Умею читать печати.

Он покосился на Бессмертного, а Рада заметила, что Мира подалась вперёд и чуть ли не сверлит его взглядом. Повисла неловкая пауза. Рада уже почти решилась вмешаться, но её опередил Кот:

– А меня зовут Слава! Это Святослав, но я не Свят, а Слава, это важно. Я типа напарник Макса, зовусь Котом, а фамилии у меня нет. Но, это… – он вдруг неловко улыбнулся и принялся чесать затылок. – Меня-то как раз все более-менее знают.

Кот повернулся к Раде. Рада робко глянула на Бессмертного и, поймав его подбадривающий взгляд, смутилась ещё сильнее.

– Меня зовут Рада, Беляева Рада Егоровна. Я названая сестра Макса, а ещё повязанная с нечистью, как мы сегодня выяснили. Я почти не умею колдовать, и, кажется, мне плохо в стенах, которые отпугивают нечисть, так что Макс пообещал поискать для меня новый дом. И я очень рада, что вы меня впустили, особенно с Ночкой! Для меня вообще большая честь встретиться с самим Бессмертным! – последняя фраза вырвалась сама собой, и Рада совсем смутилась, заметив, как дрогнула улыбка на лице героя.

– Не надо думать обо мне как о герое. Я просто человек, – мягко попросил он, – как все. И я тоже рад с вами встретиться. Мирка?

Все обернулись, даже Макс сдвинул табуретку. Спутница Бессмертного сидела, почти сливаясь с подушками, и разглядывала свои колени. Её первая попытка назвать своё имя обернулась ничем: её никто не услышал. Глубоко вдохнув, девушка заговорила опять:

– Мира. Это моё имя.

– Мирослава? – уточнил Макс.

– Просто Мира. Миша зовёт меня Миркой.

Макс обернулся к Бессмертному. На его лице читалось недоумение, и Рада поняла, что угадала правильно: сейчас они не просто знакомятся, они называют свои имена друг другу, показывая, что доверяют и достойны доверия. Чем полнее имя, тем больше доверие. Похоже, у Миры доверия не хватало, но здесь она была хозяйкой. Она имела право сохранить свои секреты. Бессмертный мягко склонил голову в ответ на взгляд Макса, и Рада, убеждённая, что этим всё и закончится, повернулась к окошку, но спутница Бессмертного вдруг заговорила опять:

– Я хотела увидеть Чтеца. – Она всё так же говорила тихо и смотрела куда-то вниз. – Когда-то давно.

Макс развёл руками.

– Я здесь.

– Ты в самом деле можешь прочитать любую печать? – голос Миры сорвался, и часть фразы Рада скорее угадала, чем услышала.

– Да, могу. В некоторых встречаются сложные элементы, над которыми приходится подумать, но в среднем мне достаточно нескольких секунд, чтобы прочитать всё.

– Вот как. – Мира склонила голову ещё сильнее, почти уткнувшись лбом в колени. – Ты работаешь с мастерами?

Макс ответил не сразу: похоже, вопрос девушки поставил его в тупик.

– Зачем?

– Если мастер пишет новую печать, ты сразу можешь понять её, так?

– Допустим. – Макс не скрывал недоумения. – Но зачем это мне?

– Многие мастера создают шедевры, но не могут раскрыть их потенциал, потому что сами не вполне понимают, что создали. Ты мог бы помочь.

– Мог бы. Но это всё ещё не объясняет, для чего мне это делать. Это… – он вздохнул и коснулся пальцами лба. – Давай я попробую объяснить. Новые печати – это, конечно, прекрасно, но я не понимаю, зачем создавать новое, если ещё не исследовано старое. Большая часть печатей, которые я встречал, неоправданно перегружены, сложны в использовании и узки в применении, но встречаются и другие…

Он осёкся, и Рада заметила, что рука её названого брата замерла где-то у пояса: наверное, раньше там была книга.

– Конечно, сразу создавать чистые печати было бы куда проще, чем разбирать старые, но чем здесь могу помочь я? Я никак не могу вмешаться в процесс создания печати, лишь прочитать то, что получилось в итоге. Будь я и мастером, и чтецом одновременно, возможно, был бы толк, а так… Это просто бессмысленно.

Пока Макс говорил, Мира подалась вперёд, отлипнув от подушек, и даже опустила на пол одну ногу. Тень от волос скрывала её лицо, но Бессмертный вглядывался в него с таким вниманием, что Рада невольно поджала губы.

– Нельзя же всё так упрощать, – девушка говорила быстро и тихо, не оставляя слушателям шанса уловить чувства, скрывающиеся за словами, – сложные печати тоже очень важны. Каждая печать – это письмо вселенной, она не ответит, если в нём не будет души. И я не говорила, что ты доложен вмешиваться в работу мастеров, только то, что ты можешь помогать им понять, что именно они создали и как это лучше использовать.

– Одну и ту же мысль можно выразить и двумя словами, и двумя страницами, – ответ Макса последовал незамедлительно. – Можно высказаться чётко и ясно, а можно пойти такими окольными путями, что, как ты выразилась, донести мысль до вселенной смогут далеко не все. Повторю ещё раз: я вообще не вижу смысла в создании новых печатей, если будет известна хотя бы одна с аналогичным эффектом, работающая прилично. Только за последние пару лет я встречал более десятка разных поджигающих печатей, и все, кроме двух, оказались абсолютно нелепыми. Насколько я могу судить, все имеющие практический смысл печати уже были когда-либо созданы. Осталось только найти самые простые и безопасные модификации, создать что-то вроде общего каталога, а потом копировать печати оттуда.

– Но ведь печати используются не только для быта. Как насчёт тех, которыми сделали Призыв и Разлом? Думаешь, подобные вещи тоже уже кем-то созданы, уже могут быть каталогизированы и отложены куда-нибудь до поры, когда они кому-нибудь понадобятся?

– Некоторым вещам лучше никогда не существовать, – мрачно отрезал Макс. – Когда использование колдовства выходит за определённые рамки, начинаются трагедии.

– Ты мыслишь слишком узко и не замечаешь очевидных вещей.

Мира вскинула голову. Волосы слетели с её лица, и Рада заметила, что её глаза сверкают тем же гневом, что прозвучал сейчас в по-прежнему тихом голосе.

– Однажды ты поймёшь, что нужную тебе печать ещё никто не создал, тогда ты познаешь боль истинного отчаяния. Те, кто не может написать простейшего знака без посторонней помощи, ходят по грани каждое мгновение своей жизни. Миш, я пойду. Мне стало нехорошо.

Не дожидаясь ответа, Мира неуклюже забралась обратно наверх, в своё убежище, наступив на нижнее спальное место. С тихим шуршанием задвинулась занавеска.

– Она мастерица? – кое-как оправившись от прицельного удара по его самолюбию, спросил Макс.

– Она… – Бессмертный замялся. – Нет, она так сказала сейчас как раз потому, что она не мастерица. Мирка сейчас даже не колдунья. Понимаешь, она… Была плохая история. Мирка не хочет, чтобы другие знали, что случилось, и я обещал, что тоже буду молчать, но она сильно пострадала и с тех пор не может оправиться. Совсем отвыкла от людей и ведёт себя… диковато, но, мне кажется, ей становится лучше, когда рядом есть люди. Можете спорить с ней сколько угодно, но обижать Мирку я не позволю. Если тебя это не устраивает, боюсь, мы не сработаемся.

– Устраивает, – обречённо выдохнул Макс, и Бессмертный одобрительно улыбнулся.

Он поднялся на ноги и, оглядев собравшуюся компанию, предложил:

– Ну что, давайте посмотрим, как можно вас всех здесь устроить?

Мира тихо лежала, свернувшись калачиком в своём закутке, пока Бессмертный с помощью Макса и Славы вытаскивал сваленные на нижнем ярусе её спального места коробки и свёртки и кое-как распихивал их по автодому. Освободившуюся кровать выделили Раде. Максу досталось превращённое в диван спальное место напротив, а Славе обещали постелить на полу в проходе. Сложенное вдвое тёплое зимнее одеяло казалось достаточно мягким, чтобы принять на себя роль матраса, к тому же Кот заверил присутствующих, что ему всё равно, на чём спать. Главное, чтобы было тепло и его никто не пытался съесть. Макс тогда с сомнением покосился на Ночку, и Рада поняла, что та обижена: кикиморы не едят людей. Тем более настолько костлявых.

Для самой Ночки Бессмертный вытащил откуда-то помятую корзину и, положив внутрь старую футболку, поставил её у двери.

– Пока пусть будет так, – решил он. – У нас почти не осталось воды. Завтра поедем к реке, отмоем Ночку и устроим ей норку получше.

Бессмертный не знал, что лучшего места бедолага не могла и представить. Быстро передвигая лапками, кикимора бегала от Миши к Раде, и её выпуклые чёрные глазки блестели так, будто на них выступили слёзы. Рада не знала, могут ли кикиморы плакать на самом деле, и Ночка не спешила давать пояснений.

Когда лохматое чёрное существо забралось в корзину и плотным клубочком свернулось там, Рада присела рядом. Ночка казалась ей трогательно беззащитной и потому очаровательной. Оторваться от неё было попросту невозможно, и Рада так и сидела, вполуха слушая разговоры охотников: они решали, куда двинуться дальше и где ночевать.

– У памятника?

Голос Макса стал громче, и Рада, обернувшись на звук, увидела, что все трое, один за другим пробираясь по узкому коридору, перемещаются в головную часть автодома.

– За полтора часа доедем, – объяснил Бессмертный, усаживаясь на водительское кресло. – Там хорошая стоянка, и, если её не успели разорить, там можно подзарядиться.

– Когда ты был там последний раз?

Бессмертный недоумённо оглянулся на школьного друга.

– Довольно давно, но это стоянка Инквизиции, думаю, я бы знал, если бы там случилось что-то серьёзное.

– Но ты ведь не в Инквизиции.

В словах брата Рада различила заметное напряжение.

– Нет, но это не мешает мне с ними общаться.

Макс медленно опустился на пассажирское место, и Рада была готова поклясться, что сейчас он должен был глубоко вздохнуть.

– Тут это, короче, я думаю, Макс про тех недобитышей, – вмешался Слава. – Ну, это ж там неподалёку было. И тут в окрестностях ещё на их фуры напали, а потом людей убили, и вон та история с Мотыльками была. Короче…

Макс не позволил ему закончить:

– Если недобитыши живы, они вполне могут оставаться поблизости. Стоянка у памятника обычно пустует, одинокий автодом может привлечь внимание.

На короткое время воцарилась тишина, и только успевшая заснуть кикимора мирно посапывала в своей корзинке.

– Слушайте, – выпалил вдруг Слава, – а может, наоборот, если они там, то пусть идут? А мы их того, покараем!

– Карать вампиров, убивающих невинных и захватывающих стоянки, – моя работа, – серьёзно ответил Бессмертный.

– Но у меня нет книги, – нервно возразил ему Макс. – А у нас в автодоме две абсолютно беззащитные девчонки.

– Зато у вас есть я. – Не нужно было видеть лица Бессмертного, чтобы понять: он улыбается. – Не волнуйся, о девчонках я позабочусь, и тебе тоже найдём чем заняться. Думаю, есть смысл загнать автодом куда-нибудь в лес рядом со стоянкой, а самим пешком прогуляться туда, разведать. А дальше можно будет решать по обстоятельствам.

– И бросить их вдвоём в автодоме где-то в лесу так, чтобы в случае беды им точно никто не помог?

– Не волнуйся, Макс. Мы с Миркой позаботились о том, чтобы я мог оставлять её не тревожась. В конце концов, сейчас она самый важный человек в моей жизни.

Рада невольно обернулась к зелёной занавеске. Не знай она наверняка, что где-то там на верхнем ярусе кровати скрывается девушка, она ни за что не поверила бы, что их в автодоме не четверо.

– Хорошо, – решил тем временем Макс, – давай попробуем. У меня остались три печати: поджигать мертвечину, тушить огонь и маленькое солнце.

– Достойный набор, – похвалил Бессмертный, а Слава нетерпеливо спросил:

– Так что, едем?

– Едем, – подтвердил Макс, и Бессмертный нажал на педаль.

Автодом вздрогнул и плавно двинулся с места, как будто они сейчас вовсе не продирались через подлесок. Задняя лапка кикиморы беспокойно дёрнулась.

– Что это?

– Знал, что ты оценишь. Это одна из пяти печатей с панельки, сделанной специально к этому автодому. Хочешь посмотреть?

– Да. – Кажется, Макс был готов прямо сейчас выкинуть школьного друга с водительского места, но сдержался. – Как будет свободное время.

Рада покосилась в их сторону, но ничего не увидела. Автодом медленно тащился через лес, и девушка, решив оставить Ночку в покое, перебралась обратно на угловой диван, поближе к окну. Тут-то она и увидела.

Автодом действительно неспешно продвигался через подлесок, но каждая ветка, каждый куст, каждая часть леса, способная стать препятствием, отклонялись в сторону, стелились по земле, прижимались друг к другу, лишь бы обеспечить им безопасный проезд. Вздох восхищения помимо воли вырвался из горла, и Рада, обнаружив, что уже привлекла к себе внимание, решилась спросить:

– А за автодомом оно всё возвращается как было?

– Да, – отозвался Бессмертный. – Получается очень удобно. Мы подъезжаем к лесу, лес пропускает нас и закрывается. Так можно легко уходить от погони: следов от шин не остаётся.

– Класс… – только и смогла протянуть Рада, никогда не слышавшая о подобном.

Преодолев подлесок, автодом выбрался на дорогу и набрал скорость. Прилипнув к окну, Рада жадно всматривалась в картины никогда не виданных ею мест. Смешанный лес, окрашенный закатом, казался одновременно родным и новым. Рада потеряла счёт времени, а солнце медленно опускалось к горизонту.

Над спинками передних кресел торчали затылки Бессмертного и Макса, заслоняя обзор. Они тихо переговаривались о чём-то, но Раде не удавалось разобрать ни слова. Слава, немного потоптавшись рядом с ними, удалился в заднюю часть автодома. Ночка мирно посапывала в своей корзине. Становилось скучно, и Рада, прислонившись виском к стеклу, прикрыла глаза. Усталость минувшего дня с неожиданной силой навалилась на неё, делая тело непослушным и тяжёлым. Снова заныли ноги и плечи. Мысли двигались всё медленнее и ленивее, они непослушно убегали, готовые в любой момент превратиться в сновидения, а в воздухе почему-то запахло мамиными ягодными пирожками, и реальность окончательно потерялась за неясными образами, навеянными сонным разумом.

Автодом сильно тряхнуло. Навеянный дремотой запах пропал, и Рада, резко открыв глаза, замотала головой. Они медленно ехали по очень неровной поверхности.

– Что случилось? – тревожно спросила она Макса, и тот ответил:

– Приехали.

Слава успел переместиться вперёд и теперь стоял, повиснув на спинке кресла Макса. Он вытягивал шею, вглядываясь вдаль, и Рада, последовав его примеру, слезла с дивана и вцепилась в спинку водительского кресла. Автодом сошёл с дороги и теперь медленно полз по обочине, хрустя лесным настилом.

– Куда мы едем? – спросила Рада, и Бессмертный коротко ответил ей:

– В лес. Только найду подходящее место.

Подходящим оказалось место, где между большими, даже под действием печати не способными отклониться в достаточной мере деревьями был удобный для автодома зазор. С восторгом разглядывая расступающуюся перед ними растительность, Рада чуть не подпрыгивала на месте, а автодом, продвинувшись вглубь метров на пятьдесят, закопался в немедленно сошедшиеся вокруг него кусты.

– Здесь их никто не найдёт, – пообещал Бессмертный, но Макса, кажется, это уже не заботило.

– Собираемся? – шагая к своему рюкзаку, спросил он, и Бессмертный кивнул.

– Миша.

Тихий голос из-за зелёной занавески скользнул по автодому и непостижимым образом был услышан. Бессмертный незамедлительно заглянул к спутнице и что-то тихо спросил. Слов было не разобрать, но выражение лица охотника показалось Раде поразительно нежным и грустным. Рада опустила взгляд. Отношения этих двоих были ей плохо понятны, но в глубине души она надеялась, что, оставшись вдвоём, им с Мирой удастся хоть немного поговорить.

Когда легендарный охотник вдруг оказался рядом и мягко коснулся её плеча, старшая дочь Беляевых испуганно вздрогнула.

– Мне очень неловко просить тебя об этом, но, когда мы уйдём, ты не могла бы подождать снаружи? – спросил он.

Его и без того постоянно кажущиеся грустными глаза источали ещё большую, чем обычно, печаль.

– Как же? – растерянно спросила Рада. – Уже сумерки скоро. Нечисть… И вообще…

– Ты повязанная, нечисть тебя не тронет, а другие – не найдут.

Макс оказался рядом в два больших шага.

– Так, погоди, – он наградил друга обжигающе холодным взглядом, – что значит снаружи?

– Мирка боится оставаться с чужими, пока меня нет. Она сейчас попросту не готова.

– Я же не страшная, – возразила Рада.

Взгляд Бессмертного стал ещё печальнее. Видеть его таким было невыносимо.

– Думаю, для Мирки сейчас это не имеет значения. Пожалуйста, Рада, выполни эту маленькую просьбу. Тебе не стоит бояться нечисти, к тому же с тобой будет Ночка и я оставлю тебе оружие.

– Она саму себя покалечит, – проворчал Макс, но Рада, глядя в печальные карие глаза Бессмертного, поняла, что сдаётся.

– Ладно.

– Что значит ладно?! – возмутился Макс, но Рада уже приняла решение.

– Я подожду на улице. А у вас будет повод вернуться побыстрее.

– Спасибо.

Слово было сказано тихо и чувственно. Оно наполнило сердце Рады неожиданной силой, и она, вспыхнув, поспешила схватить корзину с уже проснувшейся кикиморой.

– Ну что, защитишь меня?

Ночка волновалась. Она не хотела обратно в лес, но была готова защищать свою спасительницу ценой собственной жизни. Особенно если это поможет хозяйке принявшего её дома.

– Всё будет хорошо, – пообещала ей Рада. – И с нами, и с ними.

Максещё пытался возражать, но Рада уже всё решила. Больше не слушая брата, она вышла из автодома и глубоко вдохнула вечерний запах леса. Мягкое тепло нежно коснулось неприкрытых плеч, глубокие тени казались больше уютными, чем страшными.

Выбравшись из корзинки, Ночка резво перебралась на плечо Рады и вдруг потёрлась щекой о её щёку. Шерсть на лице кикиморы оказалась мягче, чем на остальном теле, и попытавшаяся было разыграться тревога притихла. Вместе с кикиморой обшарив ближайшие кусты, Рада нашла подходящее место: под одним из окон автодома ветки образовывали что-то вроде навеса. Бессмертный вынес ей бутылку с водой, два бутерброда, завёрнутых в бумагу, складной стул, топор на длинной ручке, пару баллонов с ядовитым газом, плед и фонарь. Ждать возвращения охотников до темноты не стоило, а потому, устроив себе вполне уютное убежище, Рада разместилась на земле возле стула и затаилась, убедившись, что ей открыт обзор на дверь автодома. Все трое должны были выйти оттуда в рабочей одежде, и Рада изнывала от желания увидеть её.

Первым автодом покинул Кот. Ожидавшая увидеть что-нибудь похожее на костюм супергероя из фильма Рада осталась разочарована его чёрной толстовкой с криво нашитыми на капюшон чёрными же лоскутами ткани, обозначающими уши. Капюшон фиксировался на голове с помощью больших защитных очков с зелёными стёклами; нижнюю часть лица закрывал чёрный платок. Узнать в этом человеке Славу было возможно только по его невысокому росту и камуфляжным штанам с многочисленными карманами.

– Не хватает хвоста, – пошутила Рада.

Кот почесал капюшон в районе затылка и немного смущённо ответил:

– У меня был, но он за всё цеплялся и я его убрал.

– А не жарко летом в такой одежде?

– Ну, ночью терпимо. Зато зимой прохладно. У меня на мороз другое было, но, это, сгорело теперь. – Кот развёл руками. – Ну ничего, новое достану.

Плащ и платок Макса Рада уже видела. Со стороны её названый брат мог бы выглядеть грозно, если бы левый рукав и подол не были сильно обожжены. Прикреплённые к поясу баллоны с газом тоже не добавляли антуражности, хотя наличие колдовской книги, возможно, могло бы немного исправить дело. Увы, книги не было.

Бессмертный вышел последним, задержавшись на несколько секунд. Он бережно запер дверь автодома самым обычным ключом и протянул его Раде.

– Дождись нас, прежде чем заходить внутрь, хорошо? – попросил он, и Рада кивнула, заворожённо глядя в лицо легенде.

Слухи вновь не соврали. Бессмертный не заморачивался по поводу своего образа, довольствуясь обычной хоккейной маской. С его массивным телом, светлой майкой и спортивными штанами Бессмертный напоминал злодея из фильмов ужасов, с той только разницей, что вместо бензопилы или топора в руках он держал то же, что было положено держать каждому охотнику на вампиров: колдовскую книгу и связку баллонов.

– Ну, мы пошли.

Рада молча проводила взглядом мужчин. Лишь после того, как они скрылись в темноте ночи, она вспомнила, что так и не попрощалась с ними, не сказала нужных слов.

– Уходите, – прошептала она в ночную тьму леса. – Уходите и не возвращайтесь, пока не сделаете то, зачем ушли.

Глава 4

Знание

У конного памятника, не пойми что забывшего на маленькой площади посреди крошечного городка, отсутствовала голова. Судя по гладко оплавленным краям шеи, голова была отделена не без помощи колдовства, человеческого ли, вампирского ли. На сером постаменте, прямо поверх светлого прямоугольника, на месте оторванной таблички красовалась крупная выцветшая надпись: «ПОД ЗАЩИТОЙ ИНКВИЗИЦИИ». Макс наградил надпись скептическим взглядом; с тем же скепсисом он относился ко всему, связанному с этой организацией.

Впрочем, на этот раз стоянка в самом деле была под защитой. Стоило охотникам выйти на площадь, четверо мужчин в камуфляжных костюмах и защитных масках направили на них газовые баллоны, держа наготове колдовские книги.

Слава приветственно замахал руками, Миша поднял маску. Четверо опустили оружие. Каждое движение их рук сопровождалось тихим шелестом нашитых на спины кусков ткани, весьма отдалённо напоминающих крылья.

– Бессмертный, Кот, и этот, в капюшоне, – задумчиво проговорил тот, кто стоял слегка впереди. – Не ожидал увидеть вас вместе. Тем более здесь.

Проигнорировав «этого в капюшоне», Макс сдержанно кивнул. Он был бы не слишком расстроен, если бы его действительно не узнали; увы, здесь был другой случай.

– Мотыльки, – благосклонно проговорил Миша. – Какими судьбами?

– Здесь развелись крысы. Чистим.

Макс внимательно оглядел говорившего. Это был не тот человек, который возглавлял Мотыльков в прошлый раз. Где он? Погиб или сейчас отсутствовал? Мотыльков всегда шестеро, здесь были лишь четверо.

– А чего, давно? – поинтересовался Кот.

– Давно, – буркнул другой Мотылёк, и Макс, узнавший голос, едва сдержался от желания скривиться: этот голос был, как сок лимона на языке. – Недели четыре в области.

– И много крыс?

Нужно было спросить это предельно нейтрально, но неприязнь всё равно прорвалась, и Максу ответили тем же:

– Достаточно, чтобы представлять опасность для цивилов.

В дерзком голосе звучал откровенный вызов. Что ж, он до сих пор не смог повзрослеть.

– Тебе я бы советовал уехать туда, где безопаснее. Ты ведь так обычно делаешь, да?

– Был бы рад последовать совету, но, боюсь, ваши крысы прогрызли мне шины, а заодно распотрошили пару фур с продуктами и закусили группой тех самых цивилов. – В памяти вспыхнуло смеющееся лицо Ирки. – Неужели шестерым Мотылькам в самом деле не хватило чёртового месяца на то, чтобы отловить шайку из пяти отбросов?

– А, то есть ты с этими отбросами уже встречался? Рад видеть, что ты смог сбежать. Жаль, что не смогли другие.

– Так, давайте не будем… – начал было Миша одновременно с тем, как один из Мотыльков положил руку на плечо младшего товарища.

Макс медленно вдохнул через нос и так же медленно выдохнул. Не помогло. Внутри клокотало бешенство, которое выдавала лёгкая дрожь в понизившемся голосе.

– К сожалению, мы с Котом приехали сюда значительно позже, чем вы, и никого не успели спасти. Мы оказались настолько бесполезны, что даже не сумели догнать двух ушедших от нас отбросов после того, как сложили троих.

– Пятый, хватит!

Дерзкий Мотылёк сбросил вцепившуюся в его плечо руку старшего и отошёл назад. Макс проводил его испепеляющим взглядом. Парень – его ровесник, а ведёт себя лет на четырнадцать. И как Мотыльки его терпят? Впрочем, остальной состав Максу нравился не намного больше. Должно быть, оттого и оказалось приятно услышать, что этот тип всё ещё Пятый, как и полгода назад. Состав Мотыльков оставался стабильным, по крайней мере первые пять, а значит, можно было не считаться с неизвестным лицом.

– Двух недобитышей вы так и не поймали, я правильно понял? – уточнил Макс, а Миша немедленно подхватил вопрос:

– И никаких следов вампиров в округе?

– Последние дней пять здесь никого, – ответил третий Мотылёк, и Чтец сжал зубы, не позволив себе очередной выпад. Впрочем, за него это сделал Кот:

– А чего вы тогда тут?

Вопрос Славы прозвучал потрясающе невинно и немного растерянно. Просто прекрасно.

– Двое уходят в разведку, остальные следят за безопасностью стоянки, – невозмутимо ответил главный. – Проезжающие мимо люди часто останавливаются здесь на ночь, и Инквизиция отвечает за то, чтобы они могли спать спокойно.

– Хорошее дело. – Миша улыбнулся, но его взгляд остался серьёзным. – Пожалуй, не будем вам мешать. Надеюсь, об этих крысах скоро можно будет забыть.

– Пока! Удачи в охране памятника! – Слава жизнерадостно помахал рукой и, оставив Мотыльков осмыслять мотив сказанного, обернулся к Максу. – Чего, идём?

– Идём.

Макс первым шагнул в ту сторону, откуда они пришли. Напарник последовал за ним и вдруг негромко – однако так, чтобы желающие услышать могли это сделать, – заметил:

– У них проблемы с крысами, потому что давно не было кота.

– Надеюсь, конкретно этого Кота в их составе не будет.

– Да ни в жизнь! – пообещал Слава, и Макс безоговорочно ему поверил.

В чём они абсолютно сходились, так это во мнении, что большие команды, а тем более организации вроде Инквизиции, здорово мешают работать и жить.

Наставник Макса тоже не любил Мотыльков, правда, по более личным причинам: его предыдущий ученик сбежал к ним.

– Ты знаешь, почему он меня киданул, а? – жаловался вечерами хлебнувший лишнего Синий. – Он, это, сказал, что я слишком старый. Ну да, я не из этого вашего поколения мечущегося, но какой я старый, мне ещё пятидесяти нет… Я в армии служил, пока вы клювами у мамкиной груди щёлкали! У меня опыта больше, чем у всех этих Мотыльков вместе взятых, а теперь я для вас, значится, старый…

Скорее всего, настоящая причина бегства ученика была другой. Может, пристрастие Синего к алкоголю, а может, иные особенности характера, однако в одном бывший военный был прав: опыта ему хватало, и Макс ценил возможность перенять его часть.

– Что у тебя с Мотыльками? – осведомился догнавший Макса и Славу Миша.

– Долгая история взаимного недопонимания, конфликт интересов и несовпадение идеологий.

– Идеологий?

– Я не люблю Инквизицию.

– Почему?

– А что, по-твоему, Инквизиция? Как для тебя выглядит то, чем они занимаются?

– Хм… – Миша задумался. – Ну, это большое объединение охотников, куда принимают новичков, чтобы они могли освоиться и потом помогать общему делу. У них неплохая инфраструктура: я не видел стоянок лучше, чем у них. Кстати, стоянок этих становится больше. Сейчас на многих ещё и зарядиться можно, и воду подвозят. И это не только для своих, закрытые стоянки я встречал, ну, раза два, наверное. Мне очень нравится, что они работают не только на себя, но и на людей в целом. Опять же, их система передачи информации по стоянкам довольно удобная, но это мне повезло получить к ней доступ, вообще это обычно только для их членов. Ну и да, в целом на дорогах стало приятнее, когда Инквизиция начала развиваться. Куда меньше охотников стало шататься неприкаянными. Я вот давно не слышал о том, чтобы охотники нападали на других людей, даже о грабежах не слышал. Мирным вампирам всё ещё достаётся, но это да, тут сложно. И, в общем-то, в целом мне кажется это объединение логичным и удобным: охотники знают, что их поддержат и едой, и газом, и что ещё там может понадобиться, а они выполняют общественно полезную работу, которую им организованно спускают сверху. – Он замолчал, будто закончив, а потом вдруг добавил: – Возможно, будь ты в Инквизиции, твоя проблема с машиной уже давно была бы решена.

Макс невесело усмехнулся. Будь он в Инквизиции, он бы уже давно удавился.

– А как оно выглядит для тебя? – спросил школьный друг, и Макс безапелляционно ответил:

– Хреново. Во-первых, совершенно непонятно, кто за этим стоит. Да, я знаю, что у них там Совет, но никто, кого я спрашивал, не знает, кто в нём состоит. И вот этот чёрт знает из кого состоящий Совет берёт наивных идиотов, решивших поиграть со смертью ради исключительно благородной цели, внушает им чувство безопасности и выкидывает их на корм Кровавым. До Инквизиции две трети из тех, о чьей бестолковой смерти я узнаю, спокойно сидели бы себе дома, слушали радио и не лезли, куда не надо. Дальше. Стоянки – это прекрасно, здесь я не спорю. Но вот эта их структура с заданиями и иерархией… Получается, если бы я вступил в Инквизицию, для того чтобы я мог делать всё то, что я делаю сейчас, я должен был бы сначала что-то там доказать, поработать под надзором, получить какой-то ранг, заслужить право брать задания по своей, чёрт возьми, специальности… И только после этого мне бы милостиво разрешили выбирать работу из составленного не пойми кем списка, выполнять её и отдавать часть заработка в общак. Ах да, и ещё эта замечательная повинность с дежурствами. Как бы я ни относился к Мотылькам, без Инквизиции они могли бы сейчас заниматься одним из бесконечного множества более полезных дел. Мотыльки не те люди, чей потенциал можно растрачивать на охрану стоянки. И на кой чёрт им на это шесть человек? Совершенно нерациональное использование человеческого ресурса. Это получается, вступи я в Инквизицию в самом начале, я даже не дожил бы до права работать по специальности, потому что сдох бы ещё где-то в первые пару месяцев, когда меня с кучей «героев», в глаза вампиров не видевших, потащили бы отбивать какое-нибудь поселение в качестве массовки. Этого я вообще не понимаю. Когда вампиры нападают на поселение, туда и так быстро стягиваются все охотники, кто есть поблизости. Зачем бросать туда неопытных новичков? Зачем давать им этот опыт сразу в таком бою?

Миша печально вздохнул.

– Да, за всё удобное приходится платить неудобствами. Но ты всё-таки слишком строг. Никого там насильно на смерть не тянут, всё добровольно.

– Не тянут. Просто на всех, кто не пошёл, вешают клеймо труса.

– А тебя это беспокоит? – Миша сощурился. – Мой, скажем так, образ жизни с Инквизицией не сочетается, твой, по всей видимости, тоже, тогда откуда столько эмоций? Не из-за новичков на дорогах же.

– Мне не нравится, как Инквизиция растёт. Пока они достаточно открыты, но с каждым годом появляется всё больше существенных привилегий для своих, которые раньше были в общем доступе. Вроде тех твоих новостей. Раньше их все оперативно говорили по радио, а теперь? Мне не нравится эта их попытка всё подмять под себя, структурировать, впихнуть всех в такие вот ячейки. Может быть, я драматизирую, но для меня подобное противоречит самой идее охоты.

– Знаешь, Макс, а ты сейчас говоришь точно так же, как Мирка, когда вы спорили.

– Что? – сбитый с толку неожиданными словами друга, Чтец невольно замедлил шаг. – Ты о чём?

– Вы спорили о печатях. – Миша улыбался, словно рассказывал о чём-то неимоверно приятном. – Ты говорил, что нужно отбросить лишнее и всё структурировать, а Мирка – что такой подход противоречит сути создания печатей.

– Но это же совсем другое.

Или не другое? Может быть, вся проблема тогда была не в тезисах Мишиной спутницы, а в способе их подачи? Макс шёл молча, скрупулёзно вспоминая, что говорила тогда Мира и что он отвечал ей.

Миша тоже молчал, давая другу подумать, за что тот был ему крайне признателен.

– Да, пожалуй, я в самом деле был неправ, – признал наконец Макс.

И он прибавил шаг. Хотелось уйти подальше и от Мотыльков, и от этого разговора. В автодоме Бессмертного его ждали загадочные печати, которые было просто необходимо изучить, да и следовало убедиться, что Раду никто ещё не съел.

Раду никто не съел. Она мирно спала под ветвями склонившегося к автодому куста, сложив руки и голову на вынесенном ей стуле. Её плечи укрывала не иначе как вынутая из корзины кикиморы тряпка, а на голове красовался сползающий набок венок из медуницы. Выключенный фонарик валялся на земле рядом с пледом, на котором сидела Рада и лежала свернувшаяся в плотный клубочек Ночка. Рядом с кикиморой сидела источающая слабый холодный свет юная дева в невесомых белых одеждах и изящно ела землянику с большого листа лопуха.

Поприветствовав охотников игривым взглядом, чудесное создание вдруг оказалось на ногах, подмигнуло Славе и просто ушло куда-то в лес, сопровождаемое парой вдруг отделившихся от куста сучковатых существ. Нечисть – вила и двое леших – двигалась неспешно и в то же время неуловимо, она как будто ушла из восприятия раньше, чем скрылась от глаз, и только лунный отблеск сверкнул на прощание в крыльях девы, совершенно игнорируя факт отсутствия луны.

– Интересно, – заметил Макс, а Кот, явно теряющий связь с реальностью, попытался последовать за ночными гостями. Пришлось схватить его за плечи и как следует встряхнуть: – У неё ноги козлиные.

– Что? Где? – Слава замотал головой, стряхивая наваждение, и Макс, облегчённо выдохнув, невесело пошутил:

– Однажды парочка вил затанцует тебя насмерть.

Свисающая со стула Рада казалась трогательной и беззащитной. Упирающаяся в руку румяная щека собралась по-детски забавной складкой, лямка майки сползла с плеча, увеличив передний вырез. Макс вздохнул. Раде достались лицо ребёнка и фигура не хуже, чем у вилы.

– Рада, – позвал он. – Просыпайся.

Рада причмокнула губами, вытянула руку и свалилась со стула.

– Что, где? – не хуже Кота испуганно пробормотала она, растерянно хлопая глазами. – Ой, вы вернулись. А я, кажется, задремала… – она потянулась и зевнула. – А где Ночка?

Кикимора вскинулась. Сонно улыбаясь, Рада погладила её чёрную шерсть. Ещё сутки назад Макс счёл бы идею жить под одной крышей с кикиморой чем-то вроде плохой шутки, теперь же он завяз в этой шутке по самые уши.

– Давай ключ. – Макс протянул руку.

– Ключ? – Рада огляделась по сторонам, заставив Макса напрячься. – А, ключ…

Она вытащила ключ из-под стула и, проигнорировав протянутую Максом руку, передала его Мише. Тот поспешил отпереть автодом и войти внутрь. Из-за не успевшей захлопнуться двери послышался его голос: Бессмертный звал свою спутницу. Макс покосился на Раду. Та неловко пыталась собрать выданные ей вещи, а решивший помочь ей Слава не менее неловко складывал стул. Наверное, это было забавно, но смеяться совсем не хотелось. Хотелось отвернуться и куда-нибудь уйти, и Макс не придумал ничего лучше, чем уйти в автодом.

За время их отсутствия автодом преобразился. Все постели оказались застелены, вещи – аккуратно разложены по углам, а на столе красовалась тарелка с бутербродами. Стол упирался в спальное место Миши, собранное из двух передних кресел. Кресла раскладывались, превращаясь в самую большую кровать автодома, на которой даже Бессмертный помещался без труда.

– Ого, Мира как домовая! – обрадовалась последовавшая за Максом Рада.

Макс – как, впрочем, и Рада – никогда не имел дел с домовыми, но, судя по тому, что говорили другие, эти создания попадались на глаза чаще, чем странная спутница Миши. Даже сейчас она пряталась за своей занавеской: не выглянула, не поздоровалась, не поинтересовалась состоянием выгнанной ею на улицу Рады.

– О, бутеры! – следом за Радой в автодом пролез Кот. – Класс! Мира безумно вкусно готовит, у неё даже бутерброды – прямо вообще!

И, словно желая как можно быстрее подтвердить свою правоту, Слава кинулся к тарелке, забросив стул в первый попавшийся угол и не удосужившись закрыть дверь.

Когда Макс, убедившись в том, что успешно справился со всеми замками, подошёл к столу, Слава с Радой поглощали бутерброды так, будто один ещё не привык к тому, что больше не должен жить впроголодь, а другая буквально вчера покинула большую семью. Макс усмехнулся.

– Нам с Мишей оставьте, – попросил он и отправился мыть руки.

Около узкого зеркала, висящего над крохотной раковиной, красовалась простенькая печать-сушилка. Она чем-то отличалась от тех, к которым привык Чтец, но в тусклом свете настенного светильника разобрать мелкие детали было сложно. К тому же куда больше Макса сейчас интересовали другие печати.

Миша уже сидел за столом. Он встретил Макса приветливым взглядом и жестом предложил сесть рядом, но Чтец знал, что не сможет сейчас спокойно сидеть и слушать очередную байку Кота.

– Можно? – он кивнул в сторону руля.

– Конечно. Только положи вон тот плед на постель, хорошо?

Макс кивнул. Опущенные кресла занимали практически всё пространство в передней части автодома, но около педалей и руля всё ещё можно было сесть, спустив ноги вниз. Деревянная дощечка с пятью затейливыми печатями крепилась прямиком над спидометром. Здесь было светло, и Макс, склонившись над колдовскими знаками, почти забыл, как дышать.

Это было чудо. Настоящее произведение искусства, волшебство, магия – что угодно! Люди, сотворившие эти печати, были настоящими гениями, и Макс многое отдал бы за право встретиться хотя бы с одним из них.

На первый взгляд смысл печатей казался столь же очевидным, сколь неочевидным был принцип их работы. Множество мелких деталей требовало подробного изучения, и Макс вглядывался в них, следил за линиями, отмечал их особенности. Где-то они были толще, где-то – тоньше; Чтец замечал места, где рука мастера поворачивалась под причудливыми углами. Всё это имело значение, и Макс был готов поклясться, что за всю свою жизнь он встречал не более десяти подобных работ.

Сложные, трудно читаемые, но удивительно простые в использовании. Три из них меняли цвет внешней обшивки автодома: белый, светло-серый и камуфляжный, притом узор и цвет последнего каждый раз выстраивался заново с учётом нынешнего окружения. Такие печати считались редкостью, для их работы требовалось соблюдения огромного количества условий, но вот, они здесь.

Четвёртая печать освобождала автодому путь от растительности, пятая – от снега. Эти две заметно отличались от первых трёх и друг от друга.

– Откуда они у тебя? – обернувшись на Мишу, спросил Чтец, и тот, не потребовав уточнения, ответил:

– Дед Мирки помогал нам достать и обустроить автодом, он же написал для нас это.

Макс покосился в сторону зелёной занавески.

– Один человек? Я почти уверен, что их было три.

– Один. – Миша невесело усмехнулся. – Он сильно болел, скакало настроение, иногда месяцами не мог работать. У него где-то полгода ушло на это всё. Но дед был настоящим гением. – Слово «был» отдалось в голове Макса медным гулом. – У него каждая печать была уникальна, не похожа на другие, и он никогда не повторял свои работы.

– Его уже нет? – обречённо спросил Чтец, и Миша скорбно опустил голову.

– Умер в прошлом году.

– Это связано с… – Макс кивнул на зелёную занавеску, и Миша отрицательно покачал головой.

– Мирка пострадала раньше, но, конечно, смерть её деда сделала ещё хуже. Он был единственный Миркин родственник, и они были очень близки. Но дед хорошо умер, дома, во сне, не страдая.

Чтец вновь осмотрел печати, задержав взгляд на камуфляжной. Мира была права: такое не каталогизируешь. Она знала, о чём говорила, ведь её вырастил гениальный мастер, создававший невероятные шедевры. И всё же, когда она попала в беду, способной помочь ей печати не нашлось. Странная девушка вдруг стала понятнее, даже захотелось поговорить с ней, узнать больше о её деде и его невероятных творениях. Но не сейчас, утром. Быть может, она уже спит?

Мира наверняка спала, ведь она не подала ни единого признака жизни, пока они делили спальные места и готовились ко сну. Но ничего. Им предстояло провести вместе, пожалуй, не меньше месяца, а за это время он точно сможет её расспросить.

За прошедшие с потери книги недели привычка Макса просыпаться раз в полтора часа никуда не делась, хотя и заметно сбилась. Этой ночью он проснулся всего трижды, и каждое пробуждение сопровождалось неприятным осознанием: обновлять охранную печать больше не нужно. Её больше нет.

В четвёртый раз Макс проснулся, уловив движение той вечно тревожной частью своего сознания, что не знала покоя даже во сне и всегда была настороже. Краем глаза он успел заметить покачивание зелёной занавески, наверху послышался шорох, впрочем, сразу же стихший. Лучи раннего солнца пробивались в неплотно занавешенные окна, снаружи щебетали лесные птицы, а внутри пахло яичницей. На полу между спальными местами дрых Слава, поджав одну ногу и вытянув на всю длину вторую; в передней части автодома Миша аккуратно складывал постель.

Макс медленно сел, удивляясь непривычной лёгкости в голове. Он выспался так, как, пожалуй, не высыпался уже давно, и, ещё не поднявшись с постели, почувствовал голод. Переступив через Кота, Макс приветственно кивнул Мише и направился в ванную. Вернувшись, он обнаружил Бессмертного, возящегося с чайником. На столе стояли четыре пустые чашки и четыре тарелки с яичницей, рядом на отдельном блюдце лежали хлеб и сыр для кикиморы. Мира приготовила завтрак, и теперь он остывал. Почему? Зачем? Временно смиряясь с полным отсутствием понимания причин и мотивов действий спутницы Бессмертного, Макс громко объявил:

– Подъём!

Из-за занавески послышались возня, глухой удар и вскрик Рады. Держась за голову, растяпа-сестра выбралась наружу, кинула обиженный взгляд на низкий потолок её спального места и наступила на Кота. Охнув, Слава отшатнулся и стукнулся затылком о кровать Макса.

– Доброе утро, – тяжело вздохнув, проговорил Макс.

Как оказалось потом, беспокоиться о температуре завтрака не стоило.

– Смотри. – Миша показал другу одну из вплетённых в настенный узор печать. – Греет еду.

– Серьёзно?

– Ага.

Печать действительно грела еду. Она была странной: содержала в себе слишком много мелких деталей, существовала исключительно ради нагрева еды до определённой температуры и, учитывая её общую нагруженность, была сложна для применения.

– Ты можешь этим пользоваться? – Макс не был уверен, что сможет сам.

– Легче лёгкого. Попробуй.

– Попробую.

Получилось в самом деле легко. Слишком легко. Печать заслуживала детального изучения, и Макс поклялся себе обязательно заняться этим после завтрака.

Завтрак удался: яичница с хлебом и сыром показалась удивительно вкусной. Макс скинул бы это на голод, но вчерашние бутерброды, оставленные Мирой, тоже были вполне хороши для их простоты.

– Дай угадаю, Мира обменяла своё колдовство в обмен на способность готовить, – прочавкал Слава, собирая куском хлеба растёкшийся по тарелке желток.

– У неё всегда были золотые руки, – не скрывая гордости, ответил ему Миша.

Откинувшись на спинку дивана, Макс, как смог, вытянул ноги. Он чувствовал бодрость, сытость и приятное послевкусие, в голове было чисто и ясно. Рада и Кот собирали постели, Миша отправился мыть посуду. Под его ногами сновала кикимора.

– Она тебе не мешает? – поинтересовался Макс, и Миша, выключив воду, недоумённо осведомился:

– Кто?

– Кикимора.

Бессмертный опустил взгляд, как будто только сейчас заметив вьющуюся вокруг него нечисть.

– Да нет, не мешает, – удивлённо ответил охотник, а прибежавшая на слово «кикимора» Рада полезла с вопросами:

– Ночка что-то сделала не так?

Кикимора прижалась к её ноге, и Рада опустилась на корточки.

– Она хочет помочь, – сообщила новоявленная повязанная, – но не знает чем, потому что она грязная.

– Если хочет помочь, пусть не мешает, – посоветовал Макс, но Миша вновь повторил:

– Она не мешает.

Второй раз Ночка дала о себе знать, когда они собрались в задней части автодома, чтобы обсудить, что делать дальше.

– Нужно найти Раде место, – напомнил Макс.

– Я знаю много поселений, – серьёзно заверил Бессмертный. – Какого рода место мы ищем?

Как оказалось несколько минут спустя, поиски грозили затянуться. Ситуация оказалась куда хуже, чем Макс мог представить: Рада понятия не имела, чего, кроме возможности оставить себе кикимору, она хочет от нового дома.

– Чем бы ты хотела заниматься? – несколько растерянно спросил её Миша.

– Не знаю.

– Что тебе нравится делать?

– Э-э-э…

– Что ты вообще умеешь?

– Ну, если честно, ничего…

– А в школе что нравилось?

– Мне вообще школа не нравилась.

Именно тогда в повисшей неловкой тишине кикимора и оказалась между ними. Рада вгляделась в нечисть и вдруг заявила:

– Ночка благодарит за то, что ей позволили войти в дом хороших людей.

– Во, я тоже! – обрадовался Кот, и Рада поспешила поддакнуть.

Макс обернулся к Мише. Друг выглядел растерянным, он смущённо улыбался и как-то странно двигал плечами, как будто пытаясь развести их и сжать одновременно.

– Как ты понимаешь, что говорит нечисть? – вопрос пришёл в голову внезапно, и Макс удивился, почему не задал его раньше.

– Как? – Рада беспомощно покосилась на Ночку. – Ну…

– Ты слышишь голос в голове?

– Нет, голос не слышу. – Повязанная решительно затрясла головой. – Я просто не знаю, как сказать. Это, ну… У меня просто появляется в голове знание, вот.

У неё в голове просто появляется знание. Макс замер, старательно обрабатывая услышанное, запрещая себе поверить, что одна из основных зацепок в его поисках всё это время могла быть так близко.

– Как во время Разлома?

Тонкая рука с длинными пальцами, вытянутая вперёд шея, лицо, скрытое за длинными грязными спутанными волосами. Тихий, лишённый эмоций голос, озвучивший мысли Макса раньше него самого. Он почти отшатнулся, почти заподозрив, что в автодом Миши проникла ещё какая-то нечисть. Почти.

– Не знаю… – Рада подняла глаза к потолку автодома и нахмурила лоб. – Я не помню.

Иногда Макс думал, что тоже хотел бы не помнить, но он помнил так, как будто бы всё случилось вчера. Как потемнело перед глазами, земля содрогнулась и он упал на колени, расцарапав ладони об асфальт. Ещё мгновение он чувствовал боль, но потом она исчезла, а вместе с ней – ощущение собственного тела. Ощущение мира вокруг.

Макс не слышал голоса, ему никто ничего не говорил, но, если бы у знания был цвет, это был бы зелёный. Его было проще представить картинами, чем словами.

Мир разорвался пополам, будто гидра. Одну половину пустили через мясорубку, выжав все соки, и теперь она, изуродованная, была обречена на долгое мучительное восстановление, которое вполне могло оказаться безуспешным. Реальность осталась такой же, какой была на момент Разлома, только все не отмеченные магией люди исчезли, все носители энергии вышли из строя, выпитые до дна, а барьеры, стоявшие между нечистью и живыми, начали расходиться по швам.

Вторая половина старого мира восстановилась почти мгновенно, быстрее, чем неотмеченные магией люди поняли, что чего-то лишились. На месте сгинувшей части реальности выросла новая, и теперь в ней никогда не было колдовства, не случалось Призыва, никто не умирал и не исчезала треть человечества. Одну из ран временной заплаткой закрыли пустые тела людей, души которых забрали Разлом или смерть. Их судьба была очень проста – прожить серую жизнь и тихо умереть, ничем не запомнившись и ничего не достигнув, а когда умрёт последний из них – рассосётся последний шрам – след того, что когда-то многое из сказок было реальным.

Две картины, в которых смешалось прошлое, настоящее и будущее, сбивали с толку, лишали чувства реальности, сводили с ума. Казалось, что голова сейчас разорвётся, и, придя в себя, Макс обнаружил, что стоит на коленях и кричит то ли от боли, то ли от ужаса и отчаяния, а в висках в ритме ускорившегося пульса гремят то ли созданные им, то ли внушённые кем-то другим слова: «Призыв нарушил баланс. Нарушение баланса нарушает целостность бытия».

Макс не понимал, откуда в его голове взялось это знание. Этого не понимал никто, хотя, как оказалось, в момент Разлома оно пришло ко всем, включая вампиров. Как это произошло? Правдивы ли внушённые им картины? Как теперь жить дальше? Ответ на первый вопрос так и не нашёлся, на второй нашёлся частично: в их части реальности всё было именно так. А жить дальше оказалось возможным, и даже неплохо жить, с каждым годом всё лучше. Люди приспосабливались, и теперь Макс не мог избавиться от ощущения, что в самом деле видит восстанавливающееся равновесие.

Колдуны и не отмеченные магией люди сосуществовали в балансе только за счёт немногочисленности и слабости первых. Вампиры в этот миропорядок не вписывались; они и не вписались. Они казались – нет, были – непобедимыми. Но после Разлома, когда колдуны обнаружили свои силы резко возросшими, расклад изменился. От года к году жизнь становилась всё стабильней и тише, и Макс медленно наблюдал, как человечество в ускоренном режиме снова проходит все этапы становления цивилизации. Просто теперь в цивилизацию вписалось много нового: вампиры, нечисть, новые возможности колдовства, пробудившиеся в некоторых колдунах способности шептунов, целителей, повязанных с нечистью и прочих таких вот… чтецов, как он.

Макс сразу же понял, чему он посвятит свою новую жизнь, когда впервые увидел смысл в причудливых переплетениях линий колдовской печати. Он прочитает Разлом: узнает его природу, найдёт источник пришедшего тогда знания, проверит, правдива ли та его часть, которая касалась другой стороны. Максу тогда было семь, он остался один, и всё вокруг менялось и рушилось слишком быстро. Эта несбыточная цель стала его надёжной опорой и оставалась ей до сих пор. Хотя на деле, конечно же, всё оказалось куда сложнее, чем казалось сначала. Чем дальше копал Макс, тем больше странностей и нестыковок он находил. Картинка никак не желала сходиться, нити тянулись в разные стороны, и Чтец мог только гадать, куда они ведут. И ему это нравилось. Как и нравилось выбранное им самим прозвище, ставшее столь же родным, как собственное имя. Впрочем, со многими охотниками случалось то же.

– Я тоже не помню!

Должно быть, затянувшееся молчание и напуганное лицо Рады оказались слишком тяжелы для Кота.

Мельком скользнув взглядом по окаменевшему лицу Миши, Макс посмотрел на его странную спутницу. Её лицо всё так же скрывали волосы, но рука мелко дрожала. Так ничего и не сказав, Мира вновь скрылась за занавеской, и Макс, почувствовав, что вырвался из омута воспоминаний, вздохнул и расправил плечи.

После случившегося возвращаться к проблемам самоопределения Рады не хотелось. Случившегося? Мира задала короткий вопрос. Рада не смогла ответить. Это всё, что случилось, но в голове Макса хаотически метались мысли, они возникали вспышками озарения и тут же гасли, не удерживаясь в памяти. Оставив Мишу продолжать разбирательства с Радой, Чтец поспешил достать тетрадь с записями. Мысли требовалось оформить и структурировать, уже потом с ними будет можно работать.

«Знания Разлома = Метод разговора нечисти с повязанными?

Знания получены от нечисти? – Нечисть устроила Разлом?

Нечисть устроила Разлом? – /– До Разлома нечисть не имела силы —/– Призыв устроили с помощью нечисти.

Во время Призыва выпустили Сущность:

1. Сущность была одна, она создала вампиров, а потом устроила разлом. Нарушила баланс, а потом возмутилась его нарушением?

2. Следом за этой Сущностью вышла другая, ещё более сильная.

3. Разлом случился сам собой, сработали какие-то триггеры. (Конкретные? Их можно обнаружить? Их можно воспроизвести и повторить Разлом?) Во время Разлома какая-то нечисть прокомментировала происходящее.

Найти повязанных с нечистью, которые помнят Разлом».

Думая так, Макс мог объяснить половину своих вопросов и опровергнуть половину уже найденных ответов. Ещё одна деталь, места которой он не мог найти, но всё же было до одури приятно понимать, что он идёт верным путём. Среди сгоревших заметок остались контакты повязанного, который точно знал больше, чем Рада. Контакты Макс не помнил, но он отлично помнил, откуда их взял изначально. Решительно отложив тетрадь, Чтец прислушался к разговору Рады и Миши.