Глава 1. Последний побег
Создавалось ощущение, что по ту сторону окна плотным коконом все вокруг обнял поздний вечер. И парковую аллею, начинающуюся от больших металлических ворот и идущую до самого крыльца этого жуткого замка с башнями-пиками; и фонтан с каменной горгульей, которая, казалось, насмехалась надо мной, едва уловимо двигаясь, стоило только начать отворачиваться от окна; и редкие скамейки, никем не занятые в этот то ли поздний, то ли ранний час.
Но всего этого просто не могло быть!
Ровно двадцать минут назад при свете дня мы с мамой заходили в городскую библиотеку Эшвула, но вышли из нее будто глубокой ночью. Раздражающий свет высоких кованых фонарей давал рассмотреть совсем другую протяженную улицу со старинными домами в викторианском стиле вместо современных, едва отстроенных таунхаусов.
Эти здания словно оказались здесь случайно. Точно явились из другой эпохи. Однако уже через несколько минут пешего пути до ворот Академии Полуночников я поняла, что из другой эпохи явились именно мы с мамой. Даже, вероятно, из другого мира. Потому что в нашем мире отделанные резным деревом кареты давно не использовались по прямому назначению. Да я такие только на фотках в интернете видела, когда писала очередной скучный доклад по истории в школе.
Примечательной также была и одежда встреченных нами прохожих. Эдакая ядерная смесь между современностью и средневековьем. Я в своем джинсовом комбинезоне и белых кедах под цвет футболки смотрелась как минимум странно на фоне женщин в мешковатых платьях в пол или дамы, что выбрала для поздней прогулки обтягивающие кожаные штаны, высокие сапоги, черный корсет и простой плащ с глубоким капюшоном.
Мне казалось, что я просто-напросто сплю! Но я точно не спала. Стояла в мрачном затемненном коридоре академии на втором этаже. Напротив меня располагалось окно, а слева одна из массивных дверей. За ней скрывался кабинет главы этого учебного заведения.
Пытаясь вычленить что-нибудь важное, нагло подслушивала их с матерью разговор. Я честно пробовала получить информацию другим способом, но мама всегда избегала неудобных вопросов, а чаще просто отмалчивалась или злилась, мгновенно переводя тему на что-то насущное: бардак в моей комнате, плохие оценки в школе или мой дрянной рацион.
Собственно, школа закончилась еще в прошлом году. Комнаты, в которых жила, я научилась самостоятельно прибирать. Да и на питание перешла на правильное, с обилием овощей, ягод, зелени и фруктов. Но на мои вопросы она все так же не отвечала.
Точнее, на один и тот же вопрос.
– Мадам Пелисей, я прошу вас. Будьте снисходительны, – произнесла мама. Такой мягкий тон от нее я слышала впервые. – Я прошу вас зачислить Салли в Академию Полуночников.
– Алетра, ты совсем сдурела? Середина года, куда я ее зачислю?!
Второй голос показался мне тяжелым, сильным, строгим. Я еще не видела, как выглядела директор этого учебного заведения, но уже представляла себе эдакую железную леди с постоянным намеком на подзатыльник во взгляде. Такие равно могли управлять как каким-нибудь крупным ВУЗом, так и целым армейским корпусом.
– Мадам Пелисей, но вы же все знаете, – теперь в голосе родительницы четко проступало упрямство.
Я его, к слову, унаследовала именно от нее, хотя она этот факт чаще всего отрицала.
В кабинете воцарилось молчание. На миг я даже подумала, что это у меня начались проблемы со слухом, но кроме кабинета главы учебного заведения за дверью имелась еще и небольшая секретарская. Как остервенело стучит по клавишам секретарь, я слышала отчетливо, как если бы она печатала прямо у меня под ухом.
Раздался тяжелый вздох. Он явно принадлежал не маме.
– Я же тебя предупреждала, Алетра. Отговаривала в этом самом кабинете, но ты не хотела меня слышать.
– Я помню.
Мамин голос теперь звучал едва слышно, а мне так и хотелось ворваться к ним и закричать: «О чем предупреждали? От чего отговаривали?» – но я продолжала стоять все на том же месте, практически прилипнув спиной к стене.
Взгляд то и дело возвращался к окну. Оно было полукруглым, слегка вытянутым, с рамой из черного дерева. На самом верху разместился мрачный витраж: полнобокая луна отбрасывала зловещую тень, а на переднем плане, раскинув чернильные крылья, будто зависла в полете летучая мышь.
Ловила свое отражение в стекле. Темно-русые волосы, частично перехваченные заколкой на затылке, спускались по плечам к груди. Синие глаза казались необычайно испуганными, распахнутыми так широко, что в тенях просматривались выразительные линии густых ресниц.
Нервно кусала губы, спрятав руки за спину. Соединив пальцы в замок, слегка отталкивалась этой конструкцией от стены и вновь примыкала к ней, силясь услышать еще что-нибудь.
А разговор в кабинете продолжался. Сердце сжалось, едва прозвучало мамино признание:
– Восемнадцать лет назад мне казалось, что я смогу справиться с чем угодно, с любой напастью. Но теперь, повзрослев, я понимаю, как была наивна тогда. Чем старше Салли становилась, тем настойчивее нас преследовали. Он…
Сердце стучало быстро-быстро. Пульс барабанной дробью отзывался в ушах. Я хотела, чтобы мама продолжила. Наконец обронила хоть пару слов о том, кто именно преследовал ее всю мою жизнь; из-за кого нам приходилось переезжать дважды в год, а то и чаще, бросая практически все, что у нас только-только начинало появляться.
Губы пересохли, пальцы сжались в кулаки…
– Я просто больше не могу, мадам Пелисей. Я очень сильно устала, – пожаловалась мама, а я разочарованно выдохнула.
Но в следующую секунду вновь подобралась всем телом.
– Мы можем говорить откровенно? – неожиданно спросила директор академии.
Я находилась на грани того, чтобы некрасиво приложиться ухом прямо к массивной тяжелой створке из зачерненного дерева. В коридоре все равно никто не появлялся – пусто и тихо, как в морге, но я боялась, что секретарь решит выйти в коридор по какому-нибудь очень важному делу, а тут я – стою, уши развесила.
– Можем, – ответила родительница уверенно и вдруг добавила: – Салли не имеет способностей.
– Как не имеет? Совсем ничего? – произнесла мадам Пелисей ошарашенно, будто этот факт удивил ее гораздо больше, чем наше появление на пороге ее академии.
– Нет, – четко ответила мама.
Но мадам ей, кажется, не верила. И правильно на самом деле.
– Ни чувствительного слуха? Ни острого зрения? Ни скорости? Ловкости? Силы? – перечисляла она, произнося каждое следующее слово все громче. – Совсем ничего?
– Совсем.
Директор Академии Полуночников, судя по тону, опешила:
– А как же ты тогда хочешь, чтобы твоя дочь здесь училась? Чему она будет учиться, если у нее совсем нет даже намека на способности?
Нет ничего хуже ожидания. За время выразительной паузы мое сердце успело стукнуть о грудную клетку трижды.
– Мадам Пелисей, я не прошу, чтобы вы научили ее быть Полуночником. Ей будет достаточно знаний о том, что Темная сторона существует. В нашем случае предупрежден – значит, вооружен. Я понимаю, что моя просьба может показаться вам наглостью, но у меня правда нет иных вариантов, – сумбурно и спешно оправдывалась мама, будто боялась, что ее перебьют и выставят вон, чему лично я очень обрадовалась бы. – Я прошу, чтобы вы спрятали Салли в своей академии.
В кабинете за стенкой вновь воцарилось молчание.
Все свои восемнадцать лет я прожила в абсолютно нормальном, обычном мире. Но первый звоночек того, что со мной не все ладно, явил себя еще четыре года назад. Тогда я страшно боялась изменений, которые пришли ко мне в одночасье.
Я поздно расцвела. Пока мои очередные новые одноклассницы вовсю встречались с парнями, вечерами таскаясь по свиданиям, я корпела над учебниками, потому что только они и были моими постоянными друзьями во всех наших поездках.
Да и не замечали меня парни толком. По-детски угловатая, без выдающихся форм, худая и молчаливая. Я нужна была им, только если требовалось списать домашнее задание, а потом обо мне быстро забывали.
Мое преображение случилось прямо в дороге. Арендовав новую машину по поддельным документам, мы уже несколько недель ехали на другой край материка, когда я начала замечать в себе первые незначительные изменения. Взгляд становился другим. Другой казалась форма лица, а затем и с телом медленно, но верно произошли ощутимые метаморфозы.
Я могла похвастаться фигурой не хуже, чем у мамы, и, наверное, именно по этой причине вдруг обрела популярность в новой школе. Теперь каждый второй хотел со мной подружиться, а парни то и дело звали гулять после занятий.
Но нельзя было. Родительница как ястреб следила за тем, чтобы я неукоснительно выполняла ее дурацкие правила. Например, у нас имелся строжайший запрет на создание учетных записей в социальных сетях и выход в интернет не в режиме «Инкогнито». Я не должна была приглашать к нам в гости никого из одноклассников, даже если это требовалось для совместного проекта и грозило неудом за задание. Я вообще не могла иметь друзей и в каждый наш переезд обрывала абсолютно все контакты. Мне запрещались личное общение с кем бы то ни было и тем более встречи во внешкольное время.
Однако следить за мной в школе мама не могла.
Именно там я впервые ощутила, что мой слух изменился. Концентрируясь на чем-то одном – например, на том, как летит в небе ворон, – я могла услышать хлопки его крыльев. Или разговор одноклассников на другой стороне улицы, когда они слишком фривольно обсуждали кого-то. Или…
На самом деле я четко могла услышать что угодно в радиусе примерно тридцати метров, но для этого требовалось по-настоящему сконцентрироваться, ни на долю секунды не отвлекаясь ни на что другое. Нельзя было одновременно есть и слушать или идти и слушать, но я радовалась даже такому преимуществу. Оно позволило мне не наделать глупостей в старших классах, когда мною ненадолго завладел бунтарский дух.
Делая вид, что прилежно ложилась спать, я сбегала из дома через окно, чтобы отправиться на очередную вечеринку, устраиваемую кем-то из одноклассников. Безумные танцы, громкая музыка, противные разноцветные коктейли и укромные уголки, в которые парни уводили своих девчонок, чтобы подолгу целоваться.
И не только целоваться. Из любопытства подслушав намерения своего «парня» в его разговоре с другом, я ушла с той последней для меня вечеринки раньше всех. Потому что не могла себе позволить пасть так низко. Да и не хотела – не так и не с ним. Надеялась, что однажды мне встретится тот самый – достойный, но с нашей кочевой жизнью даже случайные знакомства не представлялись возможными.
Когда со мной заговаривали на улице или в торговом центре, я молча разворачивалась и шла в противоположную сторону, даже если парень оказывался красив как Бог и имел чертовски невероятный голос.
Любой из случайных прохожих мог оказаться волком из «Красной Шапочки», который во что бы то ни стало желал сожрать и бабушку, и внучку.
Второе свое изменение я открыла в себе сама. Мне стало любопытно, владею ли я еще какими-то способностями наряду с супергероями из фильмов и комиксов. Я пыталась летать, пробовала далеко прыгать, быстро бегать и даже превращаться в оборотня, чем напугала соседскую рыжую кошку, которая приходила гулять на наш балкон на очередной съемной квартире.
Так методом проб и ошибок я поняла, что мое зрение все же гораздо лучше, чем у полностью здоровых людей. Там, где другие видели лишь общую картину, я могла рассмотреть мельчайшие детали. Номер подъезжающего автобуса разглядывала метров за сто до его остановки, а если в доме напротив женщина читала в кресле у окна, то я уверенно видела текст на страницах.
Но для этого тоже требовалась узкая концентрация, которая давалась совсем нелегко. Я слишком быстро уставала и могла завалиться спать на несколько часов прямо среди белого дня. При этом маму мое периодическое впадание в кому совсем не удивляло. Она часто была занята работой, засиживаясь за ноутбуком до поздней ночи, или занималась созданием очередного плана побега.
Причем всегда имела несколько вариантов на случай, если произойдет что-то неожиданное.
Лет до десяти я искренне полагала, что она бывшая шпионка из какой-нибудь навороченной разведки, которая оборвала все связи с рождением дочери. Но время шло, а мы только убегали, так ни разу и не встретившись с нашим преследователем лицом к лицу.
Именно из-за того, что у мамы и так хватало поводов для нервов, я не рассказывала о своих открытиях. Не хотела волновать еще больше, видя, как ей и без того сложно приходится. А теперь даже радовалась тому, что сумела удержать все в тайне.
Потому что мне совсем не нравилось это место. Не понравилось, как только я его увидела.
За воротами нас ждал мрачный темный фасад. Каменные горгульи на покатых крышах точно следили за каждым нашим шагом, а от витражных окон веяло паутиной и пылью. Широкое крыльцо с десятком ступеней встретило черной ковровой дорожкой, а просторный холл учебного заведения – зеркальными стенами от середины и до потолка.
Нижняя часть была обита темным деревом, что только добавляло жути. Лестница на второй этаж будто вплеталась ступенями в стену, как если бы дерево было живым и старалось уползти корнями и ветками к полу и потолку.
Коридор, в котором я стояла, тоже не отличался дружелюбным интерьером. По одну сторону на всей его протяженности располагались полукруглые окна, впускающие в полумрак желтый свет от уличных фонарей. По другую разместились одинаковые двери и несколько металлических скамеек причудливых изогнутых форм. Свет от ламп казался тусклым, приглушенным, а сами потолочные и настенные светильники походили на старинные канделябры.
У меня от всего этого дизайнерского бунта мурашки табунами вышагивали по спине. Я не хотела здесь оставаться. Все внутри меня противилось этому и… расставанию с мамой. Мы жили восемнадцать лет бок о бок, не разлучаясь даже на сутки. Я всегда знала, где она и что делает, а теперь как?
Я молилась, чтобы мадам Пелисей отказала нам. Нет, нет и нет!
Да я до сих пор глазам своим не верила. И рукам не верила, и ногам, и даже голове. Шанс, что я просто тронулась умом, был чрезвычайно велик, но я лучше предпочла бы крепкий кошмар, где все, что меня окружало, – это бред моего воспаленного воображения.
Потому что так не бывает. Не в реальной жизни!
Словно подслушав мои мысли, горгулья, охраняющая работающий в этот час фонтан, медленно повернулась ко мне страшной клыкастой мордой, взглянула на то самое окно, рядом с которым я стояла, и подмигнула. Видимо, тоже мне.
Ну я взяла и подмигнула ей в ответ, кажется первый раз в жизни заработав себе нервный тик.
От усердия линза соскользнула с глаза. Я чудом успела поймать ее у подбородка, но не надевать же ее теперь после прикосновения руками. Требовалось промыть специальным раствором и оставить не менее чем на два часа, чего я в этом коридоре сделать просто не могла, а потому сняла и вторую, чтобы убрать обе в салфетку. Все наши вещи, включая футляр для линз, так и лежали в арендованном автомобиле на другой стороне городской библиотеки.
У того входа, что существовал в нормальном мире.
В обычном мире, в котором, судя по всему, для меня больше не было места.
Я не знала, кто так маниакально преследовал маму много лет. Не знала, что ему требовалось от нас. Но три дня назад он снова объявился, хотя мы прелестно жили без его присутствия последние полгода. В чудесном городке под названием Шепвел, где все соседи по улице знали друг друга.
Мы снимали небольшую квартирку на две спальни на втором этаже старого пятиэтажного дома. По ночам через тонкие перекрытия слышались шаги соседа, который жил этажом выше, а за стенкой по ночам постоянно включали воду. Но имелась в этом всем какая-то своя доля уюта. Мы будто были не одни в целом мире, что только подтверждалось, стоило кому-то из нас выйти из квартиры.
В Шепвеле было принято здороваться с соседями и обязательно узнавать, как у них дела. Пожилая старушка, живущая напротив, могла попросить меня сходить в магазин, а сосед снизу все время угощал конфетами, которые я каждый раз выбрасывала в урну, стоящую через два дома.
Сладкое я любила, но принимать что-либо у чужаков себе позволить не могла.
Собственно, я как раз собиралась выйти из дома, когда увидела в щель между плотными шторами и окном черный джип, притормозивший у нашего подъезда. Он не был припаркован, двигатель работал, как и фары, но рассмотреть, кто скрывается внутри, не получилось бы при всем желании.
Автомобиль оказался наглухо затонирован вкруг.
– Мама… – тихо позвала я, прежде прибавляя громкость на телевизоре почти до максимума.
Встав на мое место, она тоже не стала отодвигать шторы, но, едва увидела джип, быстро дернула меня за руку, утаскивая от окна. Дальнейшие действия я знала наперед, проживая каждый этап уже много-много раз.
Чем бы ни занимались, что бы ни делали в этот момент, как только появлялась угроза, мы бросали абсолютно все. Родительница забирала только ноутбук и сумку на случай побега, а я электронную читалку и рюкзак. Вещи, еда, вода – минимальный набор имелся в каждой заранее подготовленной машине. Ну а деньги и документы мама таскала при себе, предпочитая хранить их ближе к рукам.
Натянуть плащи, накинуть капюшоны. Мы даже не тратили время на то, чтобы запереть дверь. Либо вылезали через окно, либо спускались по лестнице, если в подъезде имелся второй выход.
Обычно припаркованные заранее арендованные машины стояли с каждой стороны дома. Конечно, в финансовом плане такая перестраховка влетала в крупную сумму, но уже не раз выручала и избавляла нас от немедленной встречи с преследователем.
– Мам, может, это просто чужая машина? Кого-то из соседей или гости к кому-то приехали? – спросила я, усевшись на переднее сиденье и пристегнувшись. – Может, этот маньяк уже давно забыл о нас, а? И живет себе где-нибудь в тихом месте своей тихой маньячной жизнью.
– Не говори глупостей, Салли! – строго припечатала она, резко сдавая назад и выворачивая руль.
О том, что моя родительница просто больна, я задумывалась и раньше. Чем старше я становилась, тем меньше мне верилось в невидимого преследователя, который так ни разу нас и не догнал. Тем более что мама почти ничего не рассказывала о детстве и юности.
Что, если она провела их в какой-нибудь лечебнице для параноиков? Может, ей все эти годы требовалось специальное лекарство, помощь квалифицированных специалистов, а я год за годом бездумно продолжала поддерживать ее болезнь?
– Мам, а может, просто остановимся и узнаем, что ему или ей от нас нужно? Заодно и поймем, едет ли кто-то за нами… – осторожно предложила я, пытаясь отследить ее эмоции.
Сосредоточенная, уверенная, хмурая. Она не походила на психически больную.
– Никогда! – прошипела она не хуже змеи, вцепившись в руль с невероятной силой, до скрипа. – Слышишь? Никогда не смей даже думать об этом!
Я хотела сказать что-то еще, но в зеркале заднего вида заметила тот самый черный джип. Точно тот самый, потому что хорошо рассмотрела номера, прежде пытаясь сконцентрироваться и хоть что-нибудь увидеть сквозь тонировку. Автомобиль уверенно наращивал скорость и грозился догнать нашу легковушку, но мама не сдавалась. Выжимала педаль газа до самого пола, выезжая на пригородную трассу, с двух сторон погрязшую в зеленых полях, электрических вышках и высоких деревьях.
Там машина неслась с огромной скоростью по ровной дороге почти неощутимо. Но и джипу дорога давалась легче. Он едва ли не дышал нам в багажник.
– Мама, поезд! – закричала я, услышав нарастающий гул несшегося по железной дороге экспресса.
Впереди на переезде уже медленно опускался шлагбаум, служащий заградительным устройством. Светофор надрывно мигал запрещающим огоньком. Машинист поезда подавал звуковой сигнал при помощи тифона.
– Мама!
Она не откликнулась, ничего не ответила. В какой-то момент на долю секунды я даже подумала, что это конец. Что все восемнадцать лет я провела в запретах для того, чтобы погибнуть вот так глупо, убегая от монстра, которого никогда не видела своими глазами…
У меня не хватило смелости даже зажмуриться.
Наша легковушка успела пролететь через рельсы буквально за несколько секунд до столкновения с поездом, к чертям снеся шлагбаум с обеих сторон. Я в этот момент вообще не дышала. И сердце мое, кажется, остановилось.
Отчаянно желала вцепиться в мамину руку, но прекрасно понимала, что могу ей только помешать. Угробить нас после пережитого мне хотелось меньше всего на свете.
Глянув в зеркало заднего вида, между проносящимися вагонами состава я рассмотрела только тень вынужденного остановиться черного джипа. Когда мы свернули на перекрестке, он уже не ехал за нами, но я все еще не решалась сказать хоть что-то.
Остановилась родительница лишь тогда, когда мы съехали с дороги в пролесок прямо к озеру, скрывшись вместе с машиной за густой зеленью деревьев. И вот там ее нервы сдали. Закрыв лицо руками, она несколько минут почти лежала, облокотившись о руль.
– Мам… – я хотела извиниться за недоверие.
Но она резко выдохнула, выпрямилась и перебила меня:
– Салли, больше так продолжаться не может. Нам нужно спрятать тебя так, чтобы он не смог тебя достать. Клянусь, я не хотела ввязывать тебя в это. Не думала, что первые восемнадцать лет ты проведешь в бегстве. Я хотела для тебя обычной жизни, какая когда-то была у меня. – Погладив ладонью мою щеку, она улыбнулась сквозь слезы. – Пока ты рядом, я не могу с ним разобраться, потому что никогда не прощу себе, если подвергну тебя опасности.
– Мама, ты говоришь загадками. Я ничего не понимаю, – призналась я, но слезы стояли пеленой и в моих глазах.
Еще раз гулко выдохнув, будто набравшись решимости, она завела машину.
– Поехали. Я расскажу тебе кое-что по дороге. Для начала… – выруливала она обратно на трассу, ведущую к Эшвулу. – Ты должна знать, что у нашего мира есть другая – Темная сторона.
_____________________
Дорогие друзья, с удовольствием приглашаю вас в свою новинку. Еще одна необычная академка в моем исполнении) Присоединяйтесь! Будет весело, интересно, неожиданно и, конечно, не обойдется без романтики, страсти, противостояния характеров и любви) Очень рада всем) Заранее благодарю вас за ваши лайки и комментарии к истории) Вы самые лучшие читатели на свете!
Глава 2. Академия Полуночников
Тишина. Она была стылой, будто вода в бочке, всю зиму простоявшая на улице у дачного домика. Она была напряженной – ногти впились в мякоть ладоней до ощутимой боли, пока я ждала развязки беседы, что происходила без моего участия по ту сторону стены. Она сводила с ума, потому что неизвестность – худшее творение нашего несовершенного мира.
Краем глаза отметив какое-то движение на темных пористых напольных плитах, я резко вскинулась и замерла в ужасе. Губы мгновенно пересохли при виде мерзкого белого паука, который уверенно перебирал всеми своими лапами, явно намереваясь прогуляться мимо меня.
А может, и ко мне! По его черным глазкам-бусинкам невозможно было предугадать его желания. Но одно знала точно: с этой особью размером с мой кулак я пересекаться не хотела ни под каким предлогом.
Потому что я жутко боялась пауков. До немоты. До потери сознания. В детстве это был мой самый большой страх. Бабайка, домовой и подкроватное чудовище с ними даже рядом не стояли.
Но это в детстве. Большое количество свободного времени и почти неограниченный доступ к любой литературе через электронную книгу сыграли свою роль. Разными методами я смогла слегка снизить градус моих отношений с этими многолапыми. Сейчас воспринимала их гораздо проще. Но если имелся вариант не находиться с ними в одном помещении, я делала все, чтобы избавиться от этих монстров.
Потому что для сохранения психики обоих нам следовало держаться друг от друга подальше.
В один прыжок переместившись к окну, я на ощупь открыла его, не сводя пристального взгляда с этого глазастого. Легкий ветерок приятной вечерней прохладой погладил лицо, разворошил волосы, но я и не думала тратить время на то, чтобы привести себя в порядок.
Вместо этого преградила белому мохначу дорогу, решительно и смело поставив у него на пути свою ногу.
Резко остановившись, он будто с непониманием взглянул на меня, с возмущением слегка приподнявшись на своих передних лапках. Посмотрел и так и этак.
Я изо всех сил старалась сохранить невозмутимость.
В конце концов, наверняка посчитав меня неадекватной, паук выбрал обходной путь.
Но упрямство – мое второе я. Этот коридор слишком мал для нас двоих и моего большого страха.
Глубокий вдох, медленный выдох. Осторожно схватив мохнатого пальцами за отвратительное по ощущениям тельце, я в мгновение ока усадила его на металлический отлив за окном и захлопнула створку, заперев ее наглухо.
Сердце стучало быстро-быстро. Пульс отбивал в ушах барабанную дробь, сквозь нее я слышала собственное учащенное дыхание. Этот миг, пока я переносила паука, показался мне целой вечностью. Мохнатый пытался выбраться, достать до меня своими противными лапками, щекотал ими кожу и сопротивлялся вовсю.
Даже пауки здесь были странными! Мне еще никогда в жизни не попадались белые. Я просто искренне надеялась, что он не ядовитый!
Вытерев ладони о комбинезон, я вернулась к двери, перевела дыхание и позволила себе на миг прикрыть веки. Однако тут же осознала, что так нелепо пропустила какую-то часть разговора. Невероятное сожаление тут же сомкнулось вокруг горла давящим кольцом, но сделанного было не вернуть.
Я не могла адекватно мыслить, если знала, что вблизи от меня находится паук.
– …не подпускать Салли к «Самописцу», – уловила я, сконцентрировавшись на голосах.
– Боишься, что она узнает, кто ее отец? – насмешливо прозвучал вопрос от мадам Пелисей.
Я прислонилась к стене максимально близко. Это была вторая тема, которую мы с мамой никогда не обсуждали открыто и откровенно. Однажды, когда стала старше, я получила от нее скудный ответ, что это была случайная связь на одну ночь, о чем она никогда и нисколько не сожалела.
Но мне этих данных катастрофически не хватало. Один умный человек писал, что мы – это наше прошлое, завязанное на судьбах наших предков. Если ты не знаешь свою семью, ты просто не знаешь себя.
– Мне бы не хотелось усложнять все еще сильнее, – сдержанно ответила родительница.
– Алетра, а я ведь еще не согласилась взять ее. Ты всегда была невыносимо упертой в своих намерениях и решениях! – возмутилась глава академии с необъяснимым для меня восхищением. – Хорошо, я возьму твою дочь. Но только из уважения к моей покойной подруге. Твоя мать была прекрасным человеком и никогда не простила бы мне, если бы я оставила ее внучку в беде. Но ты? Что собираешься дальше делать ты?
Меня буквально разрывало на части от разом нахлынувших эмоций. Они опрокинулись подобно холодной воде, забравшись под одежду колкими иголочками, от которых нестерпимо горела кожа. Я хотела услышать мамины планы. Да я просто должна была их знать! Не спокойствия ради: переживания настигнут меня все равно, потому что я уже знаю, что она собирается расправиться с нашим преследователем.
Я должна была услышать ее планы, чтобы иметь возможность в случае чего ее найти.
Да, часть меня уже смирилась с тем, что я останусь в этой мрачной академии на некоторое время, потому что моя мама действительно упряма и уперта. Если она уже что-то решила, значит, так тому и быть.
Но другая часть!
Я еще не знала как, но собиралась покинуть эту пугающую странную тюрьму любой ценой. Какими были мамины способности? Имела ли она их вообще? И кем тогда был тот, кто преследовал нас все эти годы? Сумасшедшим ученым, позарившимся на супергероя? Решившим шантажировать его, чтобы тот исполнял все его прихоти, помогая вытворять зло?
Каждая новая идея казалась мне безумнее предыдущей. Знала, что просто сойду с ума, если безынициативно останусь здесь ждать от мамы новостей. Потому что в реальном мире супергерои не были бессмертными.
– Что будешь делать с Охотником? – размеренно, даже буднично поинтересовалась мадам Пелисей.
А я поняла, что из-за своих же эмоций опять пропустила часть разговора. Устала. Уже слишком сильно устала, и уровень концентрации то и дело скакал, позволяя мне теперь слышать лишь обрывки.
Вероятно, двумя часами сна на этот раз я не отделаюсь.
Мамин голос теперь казался ужасно далеким:
– Уведу его как можно дальше и…
– Извините, вы не видели здесь белого паука? – ворвался в тишину коридора незнакомый мне голос.
Обернувшись, я узрела в двух шагах от себя симпатичного парня примерно своего же возраста. Он вежливо улыбался, пока смотрел на меня. По всей видимости, ждал ответа, но его все не было, потому что я практически зависла, прикипела взглядом к его лицу.
Оно оказалось благородно бледным. Именно благородно, а не как у человека с хроническим недосыпом, где черные круги под глазами занимают большую часть лица.
Аккуратный треугольный подбородок, слегка выступающий вперед. Выразительные, четко очерченные губы, крупный нос и острые скулы. Темно-зеленые глаза казались невероятными, завораживающими, как изумруды в отблесках пламени.
Глубокий, проникновенный взгляд.
Его обаяние сносило все преграды. Каждая часть лица по отдельности никогда бы никого не сделала красавцем, но в нем все это богатство сочеталось на удивление гармонично. Даже его слегка отросшие темные волосы были зачесаны назад идеально небрежно. Будто после четырехчасовой укладки в салоне красоты для рекламы новомодного шампуня.
Его улыбка стала чуть шире. На щеках появились выразительные ямочки.
Смутившись, я опустила взгляд и наконец заметила его форму. Черные брюки строгого кроя, черная водолазка и бордовый пиджак спокойного глубокого оттенка. На последнем имелась вышитая золотая эмблема Академии Полуночников: остроконечная луна и тень летучей мыши, раскинувшей крылья.
– Паук, – напомнил парень вежливо. – Мохнатый, страшный, белый, быстро бегает.
Услышав характеристики разыскиваемого студентом существа, я будто очнулась и мгновенно похолодела. Видимо, тот мохнач был питомцем этого брюнета, а я его…
– Нет, извините. Я не видела, – ответила я, слегка запинаясь, чувствуя, как предательски от стыда алеют щеки.
Больше всего на свете я ненавидела врать. Чувствовала себя жутко неудобно, неловко, а еще взгляд так и хотел переместиться к окну, чтобы проверить, не уполз ли многолапый. Вдруг патовую ситуацию еще можно было спасти?
Снова взглянула на парня. Теперь он смотрел на меня как-то странно. Сердце забилось с утроенной силой. Неужели так быстро и легко вычислил мой обман?
– Вы новенькая? – вдруг поинтересовался он вполне миролюбиво.
У меня прямо гора с плеч свалилась. Но тут же едва не случился камнепад, потому что ответить я не успела. Мою только зарождающуюся мысль прервал громкий стук…
В окно.
Мы оба повернулись на звук как по команде. За стеклом на широком металлическом отливе на корточках сидел злющий, как тысяча диких пчел, блондин, облаченный в черный спортивного кроя костюм с эмблемой академии на кофте. Его лицо казалось еще бледнее, чем у брюнета, а черты – острее.
Он с неприкрытой ненавистью сверлил меня взглядом, намереваясь проделать во мне сразу пару дыр. Карие глаза казались почти черными из-за въедливого прищура. Закругленный овал лица совсем не добавлял мягкости, прямой нос расчерчивал его на две симметричные половины, а узкие губы были сжаты в едва заметную упрямую линию. Только широкие темные брови вносили в эту гармоничную злодейскую морду диссонанс, потому что прилизанные волосы оказались светлыми, почти белыми.
Услышав сдержанный смех брюнета, я едва не подпрыгнула от неожиданности. Слегка прикрывая губы ладонью, он смеялся даже глазами, отчего в уголках выступили слезы. Однако спешить блондину на помощь парень и не подумал. И тогда я сама подбежала к окну, чтобы его открыть.
– Ты! – взревел блондин, выбираясь на подоконник. Спрыгнув с него на пол, парень выпрямился и оказался сильно выше меня. Даже не на голову – на полторы. – Как ты посмела выкинуть меня за окно?!
– Я не выкинула, а аккуратно положила, – оправдывалась я, сжавшись теперь уже у противоположной от входа в кабинет стены. – И я не знала, что он, то есть ты, то есть что он… Я…
– Хотела, чтобы меня сдуло ветром? Или, быть может, сожрала птица? – шипел блондин.
От его хриплого голоса меня пробирало до мурашек. Стоять под этим взглядом было невыносимо, поэтому я решилась на побег. В том смысле, что воспользовалась тем, что парень отвлекся на речь брюнета, и перебежала обратно поближе к кабинету.
К двери, за которой меня, я надеялась, могли спасти от карающей длани этого крикуна!
– Да ладно тебе, Перси. Она же наверняка не специально. Ведь так? – уже сдержанно улыбался брюнет, попытавшись взять себя в руки, но смешинки так и плясали в его зеленых глазах.
– Так. Я вообще не знала, что… Ну… Что пауки людьми бывают. Хотя нет, есть же Человек-паук, черт. Он что, и правда настоящий? – буркнула я сумбурно, имея стойкое желание спрятаться за спиной брюнета, потому что уничтожающий взгляд блондина снова нашел меня.
Теперь противоположная стена показалась мне чарующе привлекательной. Собственно, решив повторить свой маневр, я и попалась. Точнее, замерла на половине пути, потому что дверь кабинета главы Академии Полуночников распахнулась, являя нам, вероятно, директора этого учебного заведения.
Раз взглянув в ее глаза, я поймала себя на том, что открыла рот от удивления. Мне представлялась женщина в годах, строгая и чопорная, сухая, как вчерашний багет, но никак не ровесница мамы. Въедливый взгляд казался жутким – может, из-за разных глаз? Левый был светло-карим и больше походил на кошачий, а правый – светло-серым, с широкой черной каймой.
Темные волосы и редкое серебро, отражающее свет от ламп. Одежда представляла из себя многослойный сложный наряд. Светлое струящееся платье в пол на манер древнеримской тоги было частично скрыто коричневым пиджаком из жесткой ткани с вставками из кожи. Он больше походил на корсет, но при этом скрывал плечи, шею, имел высокий, расходящийся в стороны ворот и широкий пояс в районе талии – с золотой овальной бляхой.
На губах мадам Пелисей появился легкий, едва уловимый намек на улыбку.
– А вот и мои лучшие студенты. Вы очень вовремя, ребята. Вижу, вы уже познакомились с Саламан. Она новенькая и с этого дня будет учиться в нашей академии на первом курсе. Я…
Так и не дослушав, что хотела сказать директор, блондин вознамерился уйти. Вышагивал уверенно, чеканно, зло. Я едва успела посторониться, а иначе бы, клянусь, он просто сшиб меня с места как незначительную помеху. Его локоть задел мое плечо на грани, за которой хватило бы лишь одной вспышки, чтобы моя сдержанность растрескалась по швам.
– Месье Бэкрив, вы не находите, что это невежливо с вашей стороны – просто взять и уйти, когда с вами разговаривают? – громко обратилась женщина парню в спину, зло сузив глаза.
Лишь эти незначительные изменения и выдавали ее недовольство. Кажется, кого-то взяли на карандаш, и я почему-то этому искренне обрадовалась.
Но оборачиваться не посмела. Сбежал – и ладно. Мне еще паука в провожатых не хватало!
Видимо, посчитав, что меня поступок блондина как-то задел, женщина мягко мне улыбнулась.
– Не обращайте внимания, Салли. Персиди иногда бывает не в духе. Зато месье Дарквуд наверняка не откажется показать вам академию и в целом помочь первое время обосноваться в наших стенах. Я бы сама вам все рассказала и показала, но уже ужасно тороплюсь, фактически опаздываю. Как вы, месье Дарквуд, справитесь с возложенной на вас задачей?
– Почту за честь, мадам Пелисей, – отозвался брюнет, слегка склонив голову в знак согласия.
– Тогда у меня к вам будет еще одна просьба, Нирэл. Проследите, чтобы ваш друг вел себя прилично в мое отсутствие.
– Конечно, мадам, – легко согласился студент.
Хотя я бы на его месте такие обещания давать поостереглась. Да он же ненормальный – этот блондин! Будто дикарь, свалившийся с ветки! Подумаешь, несколько минут за окном посидел. Не сорвался же!
Правда, стыд я ощущала все равно. Неудобно как-то вышло. Но и меня можно понять: раньше на моих глазах пауки в людей не превращались.
Отметив, что родительница так и не вышла из кабинета, я заволновалась, пытаясь заглянуть в секретарскую:
– А где моя мама?
– Она будет писать вам раз в неделю, мадемуазель Драгон, – голос мадам стал обволакивающим, успокаивающим.
Но успокаиваться я не собиралась!
– Моя фамилия Эвесей, – произнесла сердито.
– Не здесь, Саламан, – возразила женщина строго. – В Академии Полуночников вы зарегистрированы как Драгон – по отцу.
Мотнув головой, чтобы избавиться от тут же возникшего в мыслях вопроса про второго родителя, которого никогда не видела, я вернулась к главной теме. Старалась не смотреть на невольного свидетеля нашей беседы. Голос мой был тверд и выражал решительность:
– Мадам Пелисей, я не хочу здесь оставаться. Да и что мне делать в академии?
Директор учебного заведения мягко улыбнулась. Взгляд ее демонстрировал снисхождение, будто она заранее знала, что моя реакция окажется именно такой.
– В моей академии вы будете учиться жить с тем, кто сидит внутри вас, моя дорогая. В каждом из тех, кто родился в полночь, живет Темная сторона, так называемый дар предков. Ваша мама сказала, что ваши способности пока не проявились, поэтому в стенах этого учебного заведения вам предстоит найти их и обуздать.
– У меня нет никакого дара, – бросила я сухо, даже не соврав.
Необычные способности имелись, да, но дара не было.
– А это нам еще следует выяснить, Саламан. Ох, я же забыла представиться. Вот что бывает, когда торопишься, – спохватилась женщина с улыбкой. – Мадам Ношли Пелисей. Добро пожаловать в Академию Полуночников.
Глава 3. Далекие предки
Из главного здания академии под свет фонарей мы с моим провожатым выходили вместе с мадам. За время спуска на первый этаж я узнала, что мои вещи принесут прямо в выделенную мне комнату. Но не мама. Родительница предпочла не видеться со мной перед отъездом, что неимоверно обижало. Зато передала через мадам Пелисей записку.
Впрочем, ничего нового я в ней не прочла. Алетра Эвесей обещала писать мне раз в неделю и просила не упрямиться, подчеркнув, что мое нахождение в этой академии – лучшее решение для нас обеих. Так она не станет переживать за меня, ведь я теперь находилась под надежной защитой.
Только не учла она, что я тоже не бездушный робот. Куда мне деть свое волнение? Как избавиться от возникающих страхов?
Постояв на крыльце академии, чтобы дождаться, когда мадам Пелисей скроется за воротами, я уверенно направилась к ним же, напрочь игнорируя как не щадящую мои нервы горгулью, так и приставленного ко мне студента.
Что бы мама ни говорила, а вместе нам будет надежнее. Я присмотрю за ней, а она приглядит за мной. Этот план отлично работал восемнадцать лет.
Да и элементарно: кто станет дежурить, пока мама спит? Когда я повзрослела, мы несли эту службу по очереди.
Нет, я прекрасно понимала, что она устала. Мне тоже не нравилась кочевая жизнь. Поначалу она казалась интересной: новые города, новые люди, столько неизведанного впереди. Но полное отсутствие постоянства надоедает. Всем хочется дом, куда можно вернуться после длительных странствий и почувствовать себя расслабленно и комфортно.
– Эй, ты куда? – окликнул меня брюнет, стоило мне сбежать по ступеням. – Общежитие для первокурсников в другой стороне.
– Вот сам туда и иди, – огрызнулась я, попутно показав вновь окаменевшей горгулье язык. – Я не собираюсь здесь оставаться только потому, что так сказала ваша мадам.
– Так тебя сюда насильно, что ли, привели?
– Привезли, – упрямо исправила я, обходя клумбы по вымощенной камнем дорожке.
– Мне жаль.
Я удивленно взглянула на парня, но лишь на миг. На его лице действительно отразилось неподдельное сожаление.
– Сюда редко попадают не по своему желанию. Обычно из-за нестабильного дара.
– У меня нет никакого дара! – повторила я ложь.
– Да как скажешь, – заявил он примирительно. – Только за ворота тебе все равно не выбраться. Для этого нужен пропуск.
– Без пропуска обойдусь. Иди уже по своим делам. Я в соглядатаях точно не нуждаюсь.
Добравшись до ворот, я лишь отмахнулась от парня, который снова хотел мне что-то сказать. Вместо этого коснулась ворот, намереваясь просто перелезть через них. Надеялась, что мама задержалась по эту сторону или еще не успела отъехать от библиотеки, выгружая мои немногочисленные вещи, а иначе найти ее будет труднее.
Но я найду. Потому что вместе и только вместе мы сила.
Однако стоило мне схватиться за металлические прутья и другой рукой, как меня резко отбросило от ворот. Да так отбросило, что приземлись я на траву или дорожку, обязательно остались бы синяки.
Но мне повезло. Мое падение смягчил брюнет. Собой. Сбив его с ног, я обнаружила нас в клумбе с фигурно остриженной травой. Перевернувшись лицом к нему, обнаружила.
– Я же сказал: чтобы выйти за ворота, необходим пропуск, – приподнял голову Нирэл.
Меня он при этом за талию придерживал обеими руками.
Опершись ладонями о его грудь, чтобы оказаться как можно дальше от его лица, осмотрелась по сторонам. Откинуло нас прилично – метров на тридцать. Интересно, можно ли где-то здесь раздобыть приставную лестницу?
Голос парня ворвался в ход моих мыслей:
– Я понимаю, что ты сейчас злишься.
Я искренне удивилась.
– Злюсь? Да я в ярости. Мама оставила меня здесь, а сама уехала черт-те куда.
– Наверное, у нее для этого были причины. Уверен, если бы могла, она бы не оставила тебя здесь.
Опять прижав меня к себе, он внезапно перекатился вместе со мной. Теперь я лежала на траве, отчего одновременно и смутилась, и опешила, потому что его лицо снова находилось недопустимо близко, а сам он нависал надо мной, удерживая вес своего тела на руках.
– Да ты ее даже не знаешь! – возмутилась я, забарахтавшись под ним.
Для того чтобы высвободиться, пришлось повернуться на бок и с усилием, не иначе как из упрямства, оторвать одну его руку от земли. Только так я смогла откатиться и подняться на ноги.
Следом поднялся и студент.
– Приставную лестницу сможем достать? Или высокую стремянку?
Тщательно подавляя из ничего возникшее смущение, я присматривалась к окружающему антуражу. Выискивала среди клумб, травы, лавочек и кустов что-нибудь такое, что могла бы использовать для сооружения подъемной башни. Лавочки для этого дела не подходили: их металлические ножки были вмурованы в дорожки.
– Очень вряд ли. А даже если нечто подобное и возможно отыскать в академии, тебе никто ничего не даст. Лучше пойдем, провожу тебя к общежитию. До ужина еще есть немного времени, чтобы обустроиться на новом месте.
– Нирэл… Тебя ведь так зовут, да? – уточнила я на всякий случай и, получив уверенный кивок, продолжила: – Нирэл, тебе надо – ты и иди обустраиваться. А мне нужно раздобыть пропуск. Где я могу его взять?
– Только у куратора первокурсников. А для этого необходимо дойти до общежития.
На его губах появилась насмешливая улыбка. И вот я понимала ее природу. Чтобы получить пропуск, мне все равно придется сделать то, от чего я только что всеми силами открещивалась.
– Я уверен, что тебе здесь понравится, – смягчился он, жестом приглашая меня идти вперед.
– А я нет.
Обойдя его по широкому кругу, я с независимым видом направилась к ближайшему от академии двухэтажному зданию. Его тоже выстроили из серого камня. Под ночным небом оно казалось мрачным и угрюмым.
– Корпус первокурсников в другой стороне, – вежливо осведомили меня, но я прямо чувствовала, что парню в этот момент смешно.
Лично мне было не до смеха. Время безвозвратно утекало сквозь пальцы, и чем дольше мы шли по дорожкам мимо лавочек и фонарных столбов, подпадая под тени деревьев с объемной листвой, тем крепче во мне зрела уверенность, что я уже не успею.
Не успею оказаться рядом с нашей арендованной машиной до того, как мама уедет.
– Ты тоже первокурсник? – поинтересовалась я, искоса поглядывая на своего провожатого.
Я ощущала себя комфортно, вышагивая рядом с ним в тишине, но врожденное любопытство не давало смолчать. Нирэл походил на тех, кого в тех школах, где я училась, называли «золотыми мальчиками». Идеальная внешность, идеальные манеры и огромное самолюбие, повязанное на безразмерной наглости.
Если у таких парней отсутствовал мозг как таковой, то они до ужаса раздражали. А если с думалкой все было в порядке, то вызывали страх на инстинктивном уровне. Потому что из них выходили замечательные манипуляторы.
Какой орех достался мне, я пока не понимала.
– Первокурсник? – сдержанно удивился студент, демонстративно приподняв правую бровь. – Нет, я уже на третьем. До выпуска осталось два с половиной года.
– А этот?
Намекая на Человека-паука, я поиграла бровями.
– Этот? – переспросил Нирэл, нахмурившись. – Ты про Перси? Он тоже на третьем. Никак не может смириться с тем, что у меня дар предчувствия лучше, чем у него.
С выразительных губ сорвался смешок, а я усилием воли заставила себя перевести взгляд на его глаза.
– Думал, что я его в образе паука не смогу найти.
– Найти… Это вы в прятки играли, что ли?
Я ужаснулась. Неужели здесь настолько нечего делать?
– Можно сказать и так. Только территория не ограничена и правил никаких нет. У каждого из нас есть способности. Вот их мы и проверяли.
– Вроде острого зрения или слуха? – предположила я как бы между прочим, стараясь, чтобы мою излишнюю заинтересованность не разглядели.
Парень на миг задумался.
– Давай так: что вообще ты знаешь о Полуночниках?
Как и обещал, к этому времени парень проводил меня до корпуса первокурсников, но заходить внутрь серого двухэтажного здания я не торопилась.
Понимала, что бежать к воротам, шурша тапками, уже не имеет смысла. Теперь действовать нужно на холодную голову, с четко выверенным планом. Эта методика работала лучше всего. По крайней мере, с мамой.
Присев на скамейку напротив высокого крыльца, я решила выяснить информацию по максимуму. Тем более что Нирэл отвечал охотно, ничего не утаивал и старался добавить побольше подробностей, как если бы объяснялся с ребенком.
Ребенком я не являлась, но знания мои характеризовались одним-единственным словом – скудно. Я ничем не могла облегчить собеседнику рассказ. Не ведала почти ничего из того, что действительно, на мой взгляд, было важным.
О том, что существует скрытая от человеческих глаз территория, я узнала только сегодня. После бессонной ночи, проведенной в пути, суматошного утра со сменой автомобиля и не очень вкусного обеда в забегаловке с говорящим названием «Резня» мама привезла меня в центральную городскую библиотеку Эшвула.
Это здание сильно отличалось от своих собратьев по улице. Старые дома здесь сносили одно за другим из-за непригодного состояния, а на их месте отстраивали двухэтажные таунхаусы с мансардой под крышей. Красный кирпич, темно-коричневая кровля. Домики на несколько квартир выглядели уютными и ухоженными, но библиотека вообще не соответствовала их архитектуре, да и новому облику района в целом.
Нет, это здание тоже выглядело чистым и опрятным. Но при этом создавалось ощущение, что это Ее Величество Королева в пышном платье с кринолином застряла между современными семьями из рекламы зубной пасты или майонеза. Я даже внутрь заходить побаивалась. Нет, не страшилась, что стены вдруг рухнут, а искренне переживала, а можно ли нам вообще туда заходить.
Вдруг вместо библиотеки здесь давно находится музей с ценнейшими экспонатами времен той самой королевы?
Ошиблась. Внутри сокровищница знаний походила на самую обыкновенную библиотеку, какой я ее представляла в своем воображении. Не школьная, конечно, книг здесь было в разы больше, но и не заставленная до состояния «невозможно пройти».
Вдоль стен располагались аккуратные одинаковые шкафчики из светлого дерева, высотой до потолка. Они же стояли внутри зала так, что создавали собою бесконечно тянущиеся ряды, в самом конце которых виднелась лишь глухая темнота.
Справа от входа за длинной стойкой просматривалась через широкое окно гардеробная с продолговатыми напольными вешалками на десятки крючков. А прямо перед нами нашелся узкий стол, за которым под тусклым светом настольного светильника обнаружилась строгая дама в годах.
Строгим казалось все: и аккуратный пучок седых волос, и взгляд, и светло-серое платье, которое я смогла рассмотреть только после того, как женщина поднялась.
– За нами восемнадцать лет гоняется псих, а мы пришли в библиотеку? – озадачилась я, поежившись под взглядом почти бесцветных серых глаз. – Что ты хочешь здесь найти, мама? Пособие на тему «как правильно закапывать труп маньяка»?
Мама попыталась меня осадить:
– Не язви и перестань злиться.
– Но ты ничего не объясняешь! Хотя обещала! – возмутилась я, повысив голос.
– Здесь не принято кричать, мадемуазель, – бесцветно проскрипела библиотекарь.
А у меня появилось стойкое желание на расстоянии потыкать в нее палочкой на предмет: «А жива ли она вообще?» Голос из-за эха казался потусторонним, будто далеким и одновременно объемным.
Развернувшись ко мне, родительница крепко обняла меня, стиснув мои плечи. А отстранившись, нашла взглядом мои глаза. Смотрела внимательно, пронзительно, прямо, как умела только она.
Если она сейчас скажет, что теперь мы будем жить здесь, я ее непременно укушу.
– Салли, у меня просто нет столько времени, чтобы рассказать тебе сейчас все. За одним вопросом потянется другой. Этот разговор не на одну минуту, – с нежностью прикоснулась она ладонью к моей щеке. – Но я хочу, чтобы ты знала, доченька, что я очень сильно тебя люблю. Все, что я делала, делаю и буду делать, – исключительно ради тебя.
– Зачем мы пришли в библиотеку? – настойчиво повторила я свой вопрос, потому что ответ на него был самым простым.
И за ним точно не потянется что-то еще. Всего одно слово: информация, книги, пособие. О том, как автономно выжить в лесу целый год, если за вами гонится маньяк.
Но в одно слово мама не уложилась:
– Потому что именно здесь находится проход туда, куда обычные люди попасть не могут.
– Но мы обычные люди!
Я заупрямилась. Заупрямилась из-за того, что хотела услышать наконец хоть какую-то конкретику. Признание, которого подспудно ждала последние четыре года – с тех пор, как поняла, что немного, но все же отличаюсь от нормальных людей. С тех пор, как начала подсознательно догадываться, что маньяк как-то связан с моими способностями.
Догадываться, да. Но не верить в это, не думать об этом, не размышлять. Свои догадки из-за страха оказаться правой я обрубала на корню.
Дама в сером уже явно начинала злиться:
– Тишина.
– Еще секунду, пожалуйста, – попросила мама, на миг обернувшись, после чего с мягкой улыбкой произнесла: – Нет, Салли. Мы не обычные люди. По крайней мере, я. Я Полуночница, милая. Одна из тех, кто никогда не спит в ночи. Из тех, кто поддерживает порядок по эту сторону мира и по ту.
– По какую ту? По Темную? – вспомнила я ее слова в машине.
– Об этом я и говорила. За одним ответом найдется следующий вопрос, но мне правда некогда сейчас, хотя я бы очень хотела наконец избавиться от этого груза. Одно могу сказать точно: все ответы на свои вопросы ты получишь в другом месте. Тогда, когда будешь находиться в безопасности. Мы на второй этаж.
Последнее утверждение она произнесла уже не для меня. Услышав эту простую фразу, Серая дама молча вновь заняла свой стул и изобразила кропотливую работу. Мы же свободно прошли мимо ее стола к массивной позолоченной двери, что располагалась справа.
Незамысловатые завитки на полотне сверкали под тусклым светом ламп. Дверь походила на вход в сокровищницу и никак иначе, но нашлась за ней широкая лестница в два пролета, с резными перилами и навершиями в виде сложивших крылья летучих мышей.
Одну я даже осмелилась пощупать.
Поднявшись на второй этаж, мы так же легко попали в другой зал. Он почти не отличался от предыдущего, но что самое поразительное – встретила нас все та же Серая дама с лицом, вообще не выражающим какие-либо эмоции.
Варианта было два: или сошла с ума я, или спятила моя мама. Впрочем, нельзя было исключать, что мы обе давно пребывали не в себе.
Вопросы, вопросы, вопросы… Прикусив язык, я все ждала, что мы сейчас встретимся с кем-то из верхушки этой психбольницы. С тем, кто быстро и лаконично вставит в мою голову всю нужную информацию, а после мы отправимся в новую поездку. Куда-то, куда преследовавший нас маньяк точно не доберется.
Но реальность, как и всегда, не сошлась с фантазиями.
Молча кивнув библиотекарю, мама достала из куртки кинжал с крупными красными камнями в рукояти и неожиданно повернулась ко мне. Точнее, к двери за моей спиной, а потому мне пришлось активно посторониться.
За тем, как она вставляет лезвие в щель между дверью и полом, я наблюдала, ощущая себя сбитой с толку. Повторив острием очертание дверного проема, родительница выпрямилась и открыла створку, повернув круглую позолоченную ручку.
Меня она пропустила вперед.
Я спускалась с опаской. Пока в антураже не изменилось ровным счетом ничего. Все та же лестница, те же стены и навершия. Даже зал на первом этаже все тот же. И Серая дама та же. Стоит себе, не моргает.
Взглянув на маму, я удостоилась теплой снисходительной улыбки. И ежу было понятно, что она знала то, о чем я пока не догадывалась. Но чем дольше приходилось ждать взрыва, тем страшнее рисовались картины моего ближайшего будущего.
И тем не менее я вышла на крыльцо первая. Вышла, осмотрелась и чуть не пересчитала собою ступени. Родительница поймала меня за плечи буквально в последний момент.
Взгляд ее снова выражал понимание. Она словно знала, сколь сильно во мне сейчас смятение и какие чувства и сомнения обуревают.
Теперь я спускалась значительно медленнее. Во-первых, потому, что до меня наконец дошло: вместо светлого дня нас встретила ночь. Во-вторых, улица отличалась от улицы Эшвула кардинально. Вместо развернувшихся строек и новеньких таунхаусов стояли вытянутые дома в викторианском стиле, с белой отделкой, резными уголками и низкой оградой вокруг балконов.
Мимо нас пронеслась двойка лошадей, запряженных в темную карету. Тут и там встречались прохожие, будто сошедшие со страниц учебника по истории или кадров псевдоисторического фильма.
– Ты будешь учиться здесь, – сказала мама, едва мы остановились у ворот академии, за которыми возвышалось мрачное высокое здание с башнями-шпилями и уродливыми горгульями на выступах.
– Я уже окончила школу, – напомнила я, усилием воли заставив себя остаться на месте.
Отступить хоть на пару шагов назад хотелось просто невыносимо.
– Это не школа, Салли. Это академия для Полуночников.
Достав из внутреннего кармана куртки большую бордовую прямоугольную карту, она вложила ее прямо в раскрытую пасть каменной летучей мыши. Пасть мгновенно со щелчком сомкнулась и разомкнулась, оставив на карточке два внушительных отверстия. Затем со скрипом открылась калитка рядом с воротами.
Я заходить внутрь не спешила.
– Но ты ведь сама сказала, что я не такая. Чему тогда я буду здесь учиться?
– Всему тому, о чем я тебе не рассказывала, потому что опрометчиво считала, что тебя эта сторона никогда не коснется. Но она коснулась, а значит, ты должна быть готова к тому, что наш мир не так прост, каким кажется на первый взгляд. Да и он тебя здесь не найдет, – первая прошла она через калитку.
Не сомневаясь ни на миг, я тут же проследовала за ней, надеясь наконец получить ответ на главный вопрос. Сжав пальцы в кулаки, я чувствовала, что разгадка уже близка.
– Кто, мама? От кого мы все это время скрывались?
Молча продолжив путь мимо работающего фонтана, на котором возвышалась уродливая каменная горгулья, она все же глухо отозвалась, едва мы достигли ступеней главного здания:
– От Охотника.
Но понятнее не стало ни на грамм.
– Эй, ты, кажется, задумалась, – тронул Нирэл меня за руку, вырывая из недавних воспоминаний.
Поймав на себе внимательный взгляд его зеленых глаз, я прямо и без прикрас вывалила то, что знаю о Полуночниках. Тезиса имелось всего два: они почему-то не спят ночами и поддерживают порядок в мире с обеих сторон.
– Очень обобщенно, конечно, – протянул он слегка недовольно. – То есть ты вообще ничего не знаешь о том, куда попала.
– Вообще, – подтвердила я глухо. – Мы вошли в библиотеку с одной стороны, а вышли уже с другой. Я думала, что умом тронулась.
Пристально осмотрев меня с ног до головы, студент сделал неожиданный вывод:
– Так ты из Приходящих. – Но, вероятно уловив непонимание на моем лице, добавил: – Из тех, кто пришел из мира людей. А я-то думаю, почему у тебя одежда и обувь такие странные. Хорошо, тогда начнем с главного. Нашими предками были не люди.
– Естественно, не люди, – согласилась я, подозревая, что мы сейчас погрузимся куда-то значительно глубже каменного века. – Всем известно, что мы произошли от обезьян.
Нирэл не стал отрицать этот факт:
– Когда-то давно – возможно. Но затем конкретно наши с тобой предки выбрали другой путь. Они, Салли, стали вампирами.
Глава 4. Тайны Полуночников
Я пыталась переварить эту информацию. Честно пыталась, но даже после того, что я уже узнала и увидела, услышать нечто подобное не ожидала.
Просто потому, что вампиры – это же вообще не супергерои. Это бледное костлявое подобие человека, живущее в склепе, спящее в гробу и не знающее, что такое зубная паста, солярий и маникюр.
– Моя мама не вампир, – возразила я, оправившись от первого шока.
Снисходительно улыбнувшись, Нирэл поправил меня:
– Не такой вампир, как ты привыкла считать. Почти ни у кого из нас больше нет клыков, потому что необходимость пить кровь с веками просто отпала. Они больше не вырастают, видишь? – продемонстрировал он мне свои ровные белые зубы. – Теперь лишние эмоции у людей мы забираем по-другому.
– Забираете лишние эмоции? Как? Зачем? – спросила, изумившись еще больше.
Пока все становилось только запутаннее. Вампиры без клыков и необходимости пить кровь – это беззубые вегетарианцы какие-то.
– Все просто: у людей с неустойчивой психикой в жизни бывают моменты, когда эмоции овладевают ими настолько, что теряется разум. Тогда они совершают поступки, сказывающиеся на остальном мире. Своими эмоциями они меняют жизни других людей, и в основном исключительно в плохую сторону. Например, совершают преступление или становятся причиной череды случайностей, которые приводят к чьей-то гибели. Мы – вампиры – забираем у них эти «лишние» эмоции, тем самым поддерживая равновесие в человеческом мире. Причем «лишними» могут оказаться разные эмоции – даже счастье.
– И раньше для этого следовало пить кровь? – уточнила я, скривившись.
Воображение быстро нарисовало всю процедуру в самых ярких красках, включая противный привкус металла во рту. Я бы на такую мерзость точно не согласилась, потому что…
А если человек болеет чем-то? Или не мылся неделю?
Меня передернуло от отвращения.
– Приходилось, но не последним трем поколениям, – подтвердил Нирэл. – Сейчас, к счастью, этого не требуется. Мы научились обходиться без этой процедуры. Теперь забираем опасные эмоции с помощью прикосновения. Длительного прикосновения и небольшого гипноза. Если такие эмоции не вытягивать, то будет постоянно случаться перекос то в одну сторону, то в другую. Конечно, накладки случаются несмотря на существующий протокол действий, но лучше делать хоть что-то, чем не делать ничего, верно?
Я кивнула, соглашаясь с парнем. Если он говорил правду, то дело попахивало изрядной долей пессимизма, потому что в мире каждый день происходило что-то из ряда вон выходящее.
Но с другой стороны, я на миг представила, как выглядела бы Земля сейчас, если бы вампиров никогда не существовало. Наверное, мы все уже просто вымерли бы и все пошло бы с ноля: бактерии, рыбы, обезьяны, динозавры, пещерные люди. Может, природа училась на своих ошибках и поэтому на очередном круге создала вампиров?
Собственно, именно этот вопрос я третьекурснику и задала.
– Может, – ответил он лукаво. – В любом случае мы – защитники и равновесие этого мира. Да и не только мы. Все Полуночники.
– А есть кто-то еще? Пауки? – догадалась я.
Но оказалась не права. Плохо у меня сегодня с догадливостью. Оно и понятно, столько новых открытий за неполные сутки, столько противоречивой и одновременно невероятной информации, что впору скорее лечь спать с мечтами, что завтрашний день будет другим – нормальным.
– Не пауки. Превращение – это особый дар Перси. У каждого вампира свой особенный дар, но не у всех он раскрывается сразу. У меня, например, пока не проявился.
Улыбнувшись с легкой грустью, парень быстро вернулся к нашей основной теме:
– К Полуночникам кроме вампиров также относятся оборотни, ведьмы и охотники.
Зацепившись за самое важное слово, я от нетерпения заерзала по скамейке.
– Охотники? Про остальных все более менее понятно. Ведьмы умеют колдовать, оборотни превращаются в зверей, а охотники? Кто это вообще?
Нирэл тяжко вздохнул.
– Те, кому наше существование не дает спокойно жить. Они считают нас монстрами и всячески пытаются избавить мир от нашего присутствия. Но не пугайся раньше времени. Скажем так, их давно никто не видел по эту сторону границы – с тех пор, как они перешли в мир людей, так что ничего интересного в них нет. Может, и выродились уже давно.
Услышав последнюю фразу, которой парень наверняка хотел меня приободрить, я криво усмехнулась. Потому что теперь точно знала, что один назойливый охотник все еще существует в человеческом мире. Мама мне сама рассказала сегодня об этом, и что теперь делать с этой информацией – я просто не знала.
Насколько они были опасными? Действительно выродились или все же затаились, чтобы выслеживать вампиров по одному? А моя мама? Она вампир, ведьма или оборотень?
– Нирэл, а если я все-таки Полуночница, то я тогда кто? Вампир или ведьма?
– Вампир, – ответил он без тени сомнений.
– А почему ты так решил? – заупрямилась я.
Не то чтобы мне хотелось быть ведьмой. Я, в принципе, предпочла бы остаться чистокровным человеком, но если уж выбирать…
– Потому что мадам Пелисей назвала тебя Саламан Драгон. Твой род – самый старинный и самый большой среди всех вампирских семей.
– То есть у меня много родственников? – озадачилась я.
Привыкшая к тому, что у меня из семьи только мама, я не ожидала такого подвоха. С одной стороны, эта весть безмерно радовала, потому что я всегда хотела иметь и бабушку, и дедушку, и братьев с сестрами, и все эти шумные веселые праздники, когда собираются большие семьи и дарят много-много подарков. Но с другой…
Родственники могли оказаться с гнильцой.
Третьекурсник снова спустил меня с небес на землю:
– Не уверен. Драгон – это общее имя рода, но от первого Драгона, если верить истории, пошло множество ответвлений. Если не ошибаюсь, у него родилось четырнадцать сыновей. Дочки тоже имелись, но каждая вышла замуж и получила новое имя рода. Лучше спроси о родственниках у матери, когда подвернется такая возможность.
– Если подвернется, – вздохнула я, вспомнив, как ждала ответов восемнадцать лет, а некоторых не дождалась до сих пор.
Но кое-какая зацепка у меня все же имелась. Мадам Пелисей сказала, что Драгон я по отцу. Интересно, жив ли он еще? И если да, то почему я никогда его не видела? Даже если их связь с мамой действительно являлась случайной и на одну ночь, неужели его за все годы не одолело любопытство узнать, кто у него родился?
Или мама просто не сказала ему, что забеременела?
– Слушай, а ведь получается, у вампиров могут быть дети? – этот факт, пожалуй, поразил меня сильнее всего.
Это же полная противоположность тому, что описывалось в книгах и фильмах!
В глазах Нирэла заискрилось веселье.
– Естественно. Нам же нужно как-то размножаться. Еще вопросы есть?
– А как же!
Сев удобнее, я повернулась к парню всем корпусом.
– Когда мы зашли в библиотеку, был день, а здесь вышли уже ночью. Тут что? Часовые пояса отличаются?
В ответ он закатил глаза, будто я произнесла полную чушь. Но я решила не обижаться, потому что интересно же.
– Скажешь тоже – часовые пояса. Сразу видно, что ты из Приходящих. На Темной стороне всегда ночь, Салли. Целыми днями и в любое время – и так уже больше двух веков. Это ведьмы наложили колдовство, потому что те, кто родился ровно в полночь – на стыке между сутками, – плохо чувствуют себя при свете дня. Но вампиры реагируют на солнце острее, чем остальные. У нас снижается концентрация, появляются сонливость, упадок сил, уязвимость. Мы слабеем на глазах. И, кстати, о глазах: они чувствительны к солнцу. Я слышал, что наши на той стороне носят темные очки или специальные твердые линзы.
Линзы… Я едва не подпрыгнула на месте от осознания, потому что парень сказал чистую правду. У меня с детства ужасно слезились и болели глаза, стоило только взглянуть на солнце. Я даже не помнила, когда впервые надела линзы: была слишком мала, но с тех пор на улицу без них не выходила.
Первое, что я делала утром, – умывалась и вставляла линзы. Но даже с ними окна у нас всегда были занавешены плотными шторами.
Нирэл оказался прав во всем. Даже в том, что эти линзы изготавливали из твердой материи. На ощупь они были чем-то между стеклом и пластиком.
Дернувшись, я хотела показать ему линзы, мирно ожидающие своего часа в кармане комбинезона, но вовремя себя остановила. Если я желала, чтобы все вокруг посчитали меня обычным человеком и отпустили на все четыре стороны с миром, то не следовало выдавать свои особенности.
Потому что любая из этих особенностей уже делала меня вампиром, а значит, узником Академии Полуночников.
Раз мой провожатый оказался таким словоохотливым, пожевав нижнюю губу, я все же решилась на откровенный вопрос:
– Нирэл, а мы монстры?
Мне никак не давали покоя мысли об охотниках. Неспроста же они решились на истребление вампиров? Может, в истории было нечто такое, за что беззубым вегетарианцам до сих пор становилось стыдно?
– Салли, а я похож на монстра? – поинтересовались у меня неожиданно мягко, но вполне серьезно.
Я демонстративно оглядела его с ног до головы.
– Ты? Ты – нет.
– И ты нет. Значит, мы не монстры. Твоя мама правильно сказала: мы поддерживаем равновесие в людском мире. Мы помогаем тем, кто находится на грани катастрофы, понимаешь?
Осторожно взяв меня за руку, он слегка погладил тыльную сторону моей ладони большим пальцем. Я пораженно замерла, боясь лишний раз даже сделать вдох.
– Ты сейчас забираешь у меня эмоции? – выдавила из себя, прислушиваясь к собственному организму.
– Что? Нет. Конечно, нет. Просто взял тебя за руку, чтобы поддержать. Тебе, должно быть, сложно сейчас.
Третьекурсник смешливо улыбнулся.
Мгновенно отобрав у него свою руку, я отвернулась и нахохлилась. Только все понимающего парня мне сейчас и не хватало. Я вдруг на приеме у психоаналитика себя ощутила, хотя понятия не имела, как у них там все это происходит на самом деле, а не в телевизионном шоу.
Сделав глубокий вдох, медленно выдохнула. Требовалось успокоиться и проветрить голову от лишних мыслей. В конце концов, этот парень не имел никакого отношения к моим проблемам, а наоборот, старался помочь, так что, злясь на него, я поступала как идиотка.
– Мне не сложно, – все же призналась я, глядя на крыльцо, потому что так говорить оказалось легче. – Я довольно быстро привыкаю к новым местам, но проблема в том, что я не хочу здесь находиться. И Полуночником я тоже быть не желаю. Моя мама… Она уехала сейчас. И я лишь могу предположить куда. При этом не знаю, что у нее на уме, увидимся ли мы снова, понимаешь? Я переживаю за нее и…
Ощутив чужие ладони на своих плечах, я разом напряглась. Вообще не ожидала, что Нирэл вдруг обнимет меня и мягко притянет к себе. От его пиджака, водолазки и кожи вкусно пахло чем-то древесным, отчего нестерпимо хотелось провести носом по открытому участку шеи.
Он меня пугал. Пугала моя реакция на него и его объятия. Последние до щекотки в груди еще и волновали одновременно, но при этом я чувствовала тепло. В его крепких руках было хорошо и уютно, надежно и комфортно, как если бы мы с ним уже знали друг друга тысячу лет.
Интересно, как долго живут вампиры? Тут и в переселение душ ненароком поверишь.
Он мягко поглаживал меня по спине.
– Все будет хорошо, Салли. Как я уже говорил: я уверен, что у твоей мамы были веские причины оставить тебя здесь. Но взгляни на это с другой стороны: тебе, как и другим студентам, необходимо развивать свои способности. Так займись именно этим и к следующей вашей встрече сможешь убедить ее, что уже всему научилась и тебе здесь делать нечего.
Отстранившись от парня, я заглянула в его изумрудные глаза и честно призналась:
– Ощущаю себя мальчиком со шрамом.
– Пф-ф-ф! – выдал он насмешливо. – Ты гораздо круче, поверь мне. Смог бы он так?
Миг, и парня не оказалось на скамейке. Повернув голову, я увидела его уже стоящим на крыльце корпуса для первокурсников.
– Или так? – прокричал он, мгновенно переместившись к фонтану.
Я даже со скамьи поднялась, изумленно приоткрыв рот. Такое я точно видела впервые.
– Или так?
Теперь парень стоял на толстой ветке ближайшего к скамье дерева, расслабленно облокотившись одной рукой о могучий ствол. Все это время он перемещался так быстро, что мои глаза вообще не успевали ничего уловить. Я стояла как пыльным мешком по голове стукнутая, искренне восхищаясь чужими способностями.
Способностями, которые привели Нирэла прямо ко мне. В последний раз он остановился от меня на расстоянии вдоха – так что я ощущала на губах его теплое дыхание.
– Или так? – шепнул он, глядя то мне в глаза, то на губы.
– Саламан Драгон! – внезапно окликнул меня повелительный женский голос.
Отскочив от брюнета на добрые полметра, я отыскала взглядом недовольную. Она стояла прямо на крыльце корпуса для первокурсников и держала входную дверь приоткрытой.
– Вас долго еще ждать? Вы час назад должны были явиться за постельным бельем!
– Иду, – пробормотала я, коротко взглянув на своего провожатого. – Я пошла. Спасибо, что рассказал так много.
– Драгон! – поторопили меня нетерпеливо.
– В общем, спасибо.
Поднимаясь по ступенькам на крыльцо, я позволила себе обернуться у самой двери. Нирэл продолжал стоять под деревом прямо рядом со скамейкой. Взгляд его прикипел к моему лицу, на котором наверняка отражались сожаление и досада.
Не потому, что я, кажется, лишилась поцелуя. Вот уж о чем я точно думать сейчас не хотела. А потому, что ничего не выведала про «Самописец».
При разговоре с мадам Пелисей мама попросила ее не подпускать меня к этой неизвестной штуковине, чтобы я вдруг не узнала, кто мой отец.
Но почему? Почему я не должна этого знать?
Это был второй вопрос, на который она никогда не отвечала.
Глава 5. Паучьи сети
Кто-то бесцеремонно трогал мой нос. Щекотал самый кончик, вынуждая подергивать им, чтобы избавиться от раздражителя.
Но не получалось.
Именно поэтому я и открыла глаза. Открыла и узрела над собой вместо светлого потолка склонившееся зеленое растение с маленькими круглыми глазками, узкой щелью, заменяющей ему рот, и отростками-конечностями.
Листья у этой тварюшки были широкими, но примерно две трети длины занимали продолговатые дуги, похожие на бахрому или эксперимент ребенка, которому впервые выдали ножницы. Эдакий Франкенштейн, в равной степени сотворенный из ховеи и монстеры.
Если бы сейчас я увидела его впервые, то непременно заорала бы от ужаса, перебудив все общежитие для первокурсников. Но с этим зеленым монстром мы познакомились еще вчера вечером, когда он всеми силами пытался сбежать из своего горшка, раскидывая землю по единственному в комнате рабочему столу.
И по прикроватным тумбам. Они стояли по бокам от стола, рядом с односпальными кроватями. Сразу за столом находилось большое полукруглое окно с широким подоконником, а напротив располагались шкаф и дверь.
Последняя вела в общий коридор. Один из двух на втором этаже. Планировка здесь была круговой.
– Ой, прости-прости! Оставила его на две минуты, а он уже тут как тут. Опять на тумбочку соскочил, – извинялась вернувшаяся в комнату соседка, но голос ее тут же изменился, сделавшись грозным, командным: – Ну-ка, прибери свои отростки!
Приподнявшись на локте, я не спешила откидывать черное покрывало, под которым спала. С необъяснимой улыбкой наблюдала за зеленоглазым вихрем. Рыжие кудряшки смешно подскакивали, пока Д-Ролли отчитывала своего провинившегося питомца. Выдающимся ростом соседка не обладала, как и я, но все равно выглядела грозно.
Вообще, на бледнокожую вампиршу она нисколько не походила. Впервые увидев ее вчера, я подумала, что меня поселили в одну комнату с ведьмой. С очень странной, суетливой ведьмой, обладающей уникальным даром управления растениями. Своих подопечных она даже умела оживлять и наделять толикой разума.
Многочисленные книги, занимающие все свободное пространство на ее половине комнаты, точно намекали на ту еще заучку, но в этом я видела только плюс. Д-Ролли действительно много знала и являлась настоящим сокровищем лично для меня.
Как только я заселилась, она тут же показала мне столовую. Пока ужинали, рассказала о местных порядках. Оказалось, что академия занимала собой обширные территории и была разделена высокими заговоренными заборами на четыре части. Причем разделена не только территория, но и главное здание академии.
Часть этой мрачной махины с отдельным входом принадлежала студентам-оборотням, еще одна часть ведьмам и ведьмакам – с ними у нас был общий забор, а последняя пустовала.
– Там раньше охотники обучались, – пояснила она, наматывая спагетти на вилку. – Сейчас все три ответвления академии используют эту землю под общие нужды и общие же праздники.
– Интересно, почему они вдруг решили уйти? – полюбопытствовала я, стараясь вызнать как можно больше подробностей о загадочных охотниках.
– Говорят, что они приравняли себя к людям. Перестали считать себя Полуночниками и восстали против всего полуночного мира. Пока не ушли, они занимались отловом правонарушителей, а потом мы все для них резко стали преступниками.
– Наверное, для этого имелась какая-то причина?
Я всеми силами подталкивала Д-Ролли в нужном направлении.
– Не знаю. Но лично мне не хотелось бы ни с кем из них столкнуться. То, что про них рассказывают на занятиях, вселяет настоящий страх. Ты доела? Нужно успеть занять очередь в душевые.
На каждом этаже двухэтажного корпуса имелось по два санузла. В любом из них можно было найти по четыре раковины и большое зеркало во всю длину над ними, по две душевые за отдельными дверьми и по два кабинета для глубоких дум.
Учитывая, что в комнатах проживало по два студента, а комнат на этаже всего нашлось восемь, этого оказалось предостаточно, чтобы не стоять часами в очереди.
Еще безмерно радовало, что второй этаж корпуса выделили исключительно для девушек. Парни жили на первом, и, в отличие от нас, у них вчера до самой ночи стоял шум. Впрочем, я слышала и девичьи голоса, а значит, перемещаться между этажами нам позволяли.
Между этажами, но не по комнатам. И на первом, и на втором этажах располагались свои общие гостиные, и именно они являлись местом для посиделок. Еще соседка показала мне комнату для стирки и сушки белья, кладовку, где добывали чистые полотенца, если твое с эмблемой академии пришло в негодность, а также комнату куратора.
Всего корпусов на нашей части академии было пять – по количеству годов обучения. Отдельным особняком стояло здание, отведенное под работу целителей. Ими выступали ведьмы и ведьмаки, и иногда сюда для практики перебрасывали студентов. Так Д-Ролли и познакомилась с нашими соседями по территории.
– Ты же не заблудишься одна, да? – переспросила соседка уже во второй раз, стоило нам вернуться из душевых в свою комнату. – Мне нужно Рори перед занятиями на сторону ведьм передать. У них там солнце есть, и он растет лучше, – объяснила она, словно извиняясь.
Я достала из общего шкафа выданную мне вчера куратором форму.
– Иди, конечно. Встретимся в столовой.
Схватив своего подопечного, по которому то ли писала курсовую, то ли делала лабораторную, рыжая вихрем выбежала из комнаты. Я только головой покачала и улыбнулась, глянув ей вслед.
Вообще, комплектов повседневной одежды мне вручили три. Первый красно-черный: черная водолазка, черные брюки и бордовый пиджак. Второй полностью черный – спортивный, состоящий из штанов и футболки с длинными рукавами.
Но я собиралась надеть третий.
Он состоял из простой белой рубашки, синего пиджака, короткой юбки и галстука в цвет. Вроде бы и строго, но не совсем официально. Скорее шкодливо.
Переодевшись, натянув вместо выданных мне мягких тапочек кеды, я вышла в коридор. Поздоровавшись с куратором нашего этажа, предпочла скорее скрыться из-под ее взгляда, потому что мадмуазель Орнина Велби целиком и полностью оправдывала свое имя.
Темноволосая, кареглазая, немного в теле и примерно моего роста. Она создавала приятное впечатление до тех пор, пока не открывала рот. На своих подопечных женщина кричала от души, особо не разбираясь, кто прав, а кто виноват.
Но именно в этом и состояла ее работа. Поддержание дисциплины – то, зачем она вообще здесь находилась. Впрочем, ее равно можно было назвать и хозяйственником. Постельное белье, полотенца, бытовые средства и форма – за все это отвечала она, как и за сохранность мебели и ремонта в наших комнатах.
Но самое главное – именно она решала, кому выписать разрешение на посещение города. Одноразовые пропуски выдавали студентам только за хорошие оценки. Я это узнала, когда вчера просила отпустить меня ненадолго за канцелярией для учебы. Пыталась схитрить, но целую коробку всего необходимого мне просто выдали.
Тогда я решила пойти с другой стороны. Попросила выпустить меня на часок в мир людей, чтобы отдать маме важные документы, которые по запарке она забыла в моем рюкзаке, что являлось ложью. Но снова получила отказ. Потому что у меня пока не имелось кинжала – артефакта, заговоренного ведьмами.
Он выдавался всем студентам‐выпускникам, и только с его помощью можно было открыть проход на Светлую сторону, воспользовавшись дверным проемом на втором этаже городской библиотеки.
Правда, попасть на другую сторону можно было еще одним способом – вместе с преподавателем для прохождения практического занятия. То есть как ни крути, а в нынешних условиях вариант у меня имелся только один – учиться. Конечно, если я не придумаю что-нибудь еще.
Миновав лестницу, в числе других первокурсников я выбралась на небольшое крыльцо. Ощущала себя непривычно, выйдя под звездное небо. Организм говорил, что сейчас раннее утро, но глаза видели другое – цельное темное полотно и отсутствие луны. А еще фонари, деревья и затемненные дорожки среди цветущих кустов и аккуратных клумб.
В воздухе пахло чем-то сладковатым, но ненавязчивым. Легкая прохлада не сковывала тело. Наоборот, я ощущала свежесть, какая бывает ранним летним утром, когда дневная пыль еще прибита к дорогам.
Чувствовала себя замечательно. Впервые не надела линзы и без них как будто даже видела четче, острее. Да и дышалось совсем по-другому – свободнее, словно с шеи наконец сняли веревку, к которой привязали тяжелый камень.