Нелепость
Лето 1440-го года.
Все началось, как нелепость. «Нелепость» – слово-то какое. Я такое в последний раз от священника слышал, и странно, что именно оно пришло мне в голову сейчас, когда моей шеи касалось острие меча.
А ведь и впрямь глупо получилось. Буквально только что Якопо, Топор и я окружали путника-одиночку, рассчитывая на легкую добычу. А теперь Якопо и Топор лежали мертвыми, и я скоро должен был отправиться за ними.
Наверное, стоило помолиться, но из всех слов священника, которые мне приходилось слышать, в голове крутилось лишь слово «нелепость».
Путник-одиночка зло бросил что-то на чужом языке, и это отвлекло меня от дум. За бранью последовал вопрос:
– Ты глухой что ли?!
Путник говорил необычно, но я его понимал – после общения с Топором я мог понять почти что угодно. Я помотал головой, чувствуя, как острие меча ходит по моей шее. Путник тоже это заметил и самую малость убрал меч. После этого он заглянул мне в глаза, и я понял, что глупить не стоит. Уже спокойнее путник спросил:
– Ты хорошо знаешь эти места?
Мы с Якопо пришли сюда с севера, Топор был родом из какой-то дыры на юге, так что я плохо знал эти места. Зато я хотел жить.
– Д-да.
Мой голос дрогнул. Путник будто бы удивился, когда услышал это и снова заглянул мне в глаза:
– Сколько тебе лет?
Я задумался – отец как-то по весне сказал, что мне в этот день исполнилось двенадцать лет. На следующую зиму его не стало. С тех пор было еще две зимы.
И вновь путник прервал мои мысли. Он усмехнулся – это было совсем уж неожиданно для меня.
– Как хоть зовут тебя?
– Лука.
– Хм, хорошее имя… Вот что, Лука, мне нужно найти один старый замок – Роччанеру. Знаешь где это?
Я знал, где это, и, кажется, должен был обрадоваться этому, но мне почему-то было все равно. Это было странно. Я кивнул. Путник легко улыбнулся:
– Это хорошо, Лука. Значит так, у тебя два пути – с ними…
Он махнул головой в ту сторону, где лежали тела Якопо и Топора.
– …или со мной. Проводишь меня до Роччанеры – останешься жив. Если сделаешь это быстро, то немного заработаешь.
В его левой руке блеснула какая-то монета, но я не успел рассмотреть, какая именно. Путник продолжил:
– Так что, Лука? Что выберешь?
– Жизнь.
– Вот и отлично. Только учти, сделаешь глупость – умрешь.
Я кивнул. И вновь путник легко улыбнулся:
– Руки вперед вытяни.
С этими словами он медленно отвел от меня меч и убрал его за спину, затем снял с пояса веревку и накинул ее на мои запястья. Заканчивая связывать меня, путник произнес:
– Ты уж не обижайся, но так будет надежнее.
Я кивнул так, как будто был с ним согласен.
К вечеру руки перестали болеть – я просто больше их не чувствовал. День выдался жарким, но вот как раз это мешало мне меньше, чем моему новому спутнику. Слава Богу, путь к Роччанере лежал по старой дороге, а не через поля – так я даже со связанными руками и веревкой вокруг пояса мог идти достаточно свободно.
Мой спутник больше не говорил со мной, лишь останавливался время от времени утомленный жарой, бросал взгляд на окрестные поля и говорил что-то на своем языке. Он тоже шел пешком, ведя своего коня под уздцы.
За весь день нам никто не встретился – это был безлюдный край. К западу была Флоренция, о величине которой я столько слышал, но до нее было далеко.
Под вечер мы устроились в старой заброшенной усадьбе. Даже теперь мой спутник не развязал мне руки. Можно было, наверное, взмолиться перед ним, но я не стал. Солнце медленно уходило, мой спутник, никуда не спеша устроил себе место и развел небольшой костер. Меня он привязал к тому же столбу, что и своего коня. Тот по-доброму фыркал мне и, казалось, ожидал чего-то в ответ.
Я сел и прислонился к столбу спиной, дав отдых уставшим ногам. Делать было нечего, поэтому я следил за тем, кто меня пленил.
А ведь он не молод. На самом деле, даже стар. Широкие плечи поникли, а в волосах много седины. Еще только расседлывая коня, он достал из седельной сумки большую книгу. Почти такую же большую, как Библия, которая была у нашего священника. Теперь, поставив на огонь котелок с водой из усадебного колодца, мой спутник открыл книгу и начал смотреть в нее, то и дело перебирая листы пергамента. Иногда он бормотал что-то под нос, мотал головой и переворачивал сразу несколько страниц. Немного неожиданно для самого себя я произнес охрипшим от долгого молчания голосом:
– Ты грек?
Не отвлекаясь от книги, мой спутник протянул:
– Ты молчал так долго – помолчи еще немного. Мне надо подумать.
Я сделал, как он просил. Когда из котелка стало булькать, мой спутник в последний раз помотал головой и захлопнул книгу. Он вновь залез в седельную сумку и достал оттуда небольшой мешок с мукой. Быстро глянув на меня, он засунул в мешок руку и бросил в котелок две полных горсти муки. Затем он достал из сумки за поясом какой-то светло-серый комок, отрезал от него немного ножом и отправил вслед за мукой.
Я почувствовал, как заурчал от голода живот – последний раз я ел прошлым вечером.
– Долго нам идти?
– Еще два дня пешком.
Он кивнул и снова надолго замолчал, занимаясь кашей. Оказывается, седельная сумка моего спутника была целым амбаром с припасами. За мукой и кусочком сала последовали два сушеных гриба и какие-то травы. Наконец, он достал маленькую деревянную коробочку с красивой резьбой. Аккуратный движением он открыл ее и высыпал в котелок маленькую щепотку белых песчинок соли. Мой рот наполнился слюной даже несмотря на то, что в последний раз я пил еще днем.
– Да, я ромей. А где тебе доводилось встречаться с нами?
Я даже сначала не понял, что это был ответ на заданный мной прежде вопрос.
– В нашу деревню заходил как-то торговец, он говорил так же, как и ты.
– Его вы тоже попытались ограбить?
Я не стал на это отвечать. Мой спутник продолжил:
– И что же он продавал?
– Книги, в основном. Еще украшения и образа святых.
– И что, много продал?
– Наш священник купил одну книгу. Ну, это то, что я сам видел. Украшения были дорогие, а образа раскупили.
Мой спутник хохотнул, продолжая мешать кашу.
– Откуда ты, Лука? Не ври снова, что из этих краев – я знаю, как здесь разговаривают. Ты говоришь по-другому.
В вечернем полумраке я почувствовал, что он смотрит на меня.
– Я с севера.
– Сбежал что ли?
Я помотал головой – не знаю, увидел ли он это.
– Кстати, я совсем забыл о приличиях! Я знаю твое имя, но не сказал тебе свое – меня зовут Кирилл Ангел, я из Фессалоник.
Отец учил всегда быть вежливым. Особенно с теми, кто старше и сильнее тебя.
– Я из Дульмоны близ Пармы. Сын Джованни – сапожника.
– И как же сына сапожника из Дульмоны близ Пармы занесло в Тоскану, да еще и в столь неприглядную компанию?
– Мор.
Кирилл ничего не сказал на это. Через время он тихо спросил:
– А эти двое, которых я убил – они были твоими земляками?
– Нет. Топор был откуда-то с юга, а Якопо хотел ограбить наш дом – думал, что все умерли. Я смог его порезать ножом, и он предложил мне пойти с ним.
– Больше у тебя никого?
Я снова помотал головой.
– У меня тоже. Была жена, но она погибла, когда мой город захватили османы.
– Твой город? Ты… вы были его господином?
Кирилл усмехнулся моим словам.
– Нет, я не был. Хотя когда-то мои предки правили всей Империей. Но это было давно.
Отец учил всегда быть вежливым. Особенно с теми, кто благороднее и богаче тебя.
– Простите за то, что говорил с вами на равных, господин.
– Не трать слова на лесть, Лука. Я такой же, как и ты – бесприютный сирота. Усталый осколок умирающего мира, идущий в сторону от всех заветов и клятв…
Последние слова Кирилл произнес совсем тихо, но я все равно смог их расслышать. Через время он развязал мне руки и подал деревянную тарелку с кашей и мех с водой из колодца. Я попытался двигать руками, но они не слушались. Из-за этого я будто почувствовал себя ребенком, поднял взгляд на Кирилла – он ничего не сказал мне, но мне показалось, что ему жаль, что так вышло.
Скоро я смог кое-как держать тарелку и ложку и набросился на еду. К счастью, каша успела немного остыть, и я смог почувствовать вкус. Соль сделала из каши настоящее лакомство, а запах грибов будто бы унес меня куда-то, в какой-то лес. Но было что-то еще – какие-то вкусы и запахи, которых я не понимал. Я чувствовал их, но будто не знал слов, которыми их называли. Наверное, это из-за трав.
– Как тебе?
Я с трудом оторвался от еды и пробубнил:
– Вкусно!
– И все?
Кирилл смотрел на меня с улыбкой. Почему-то мне стало от этого стыдно. Мне стыдно! Такого со мной давно не было. Так и не дождавшись от меня ответа, Кирилл бросил с усмешкой:
– В стране неудержимых болтунов мне попался молчун, из которого лишнего слова не вытянешь!
Больше Кирилл не связывал мне руки и не держал на веревке. Возможно, я его разжалобил, а возможно, он просто забыл сделать это после ужина, а увидев с утра, что я так и не сбежал, решил, что это не нужно.
Мне не хотелось бежать. Идти мне было некуда, а Кирилл обещал мне заплатить, если я доведу его до места. Да и от бесплатной еды было грех отказываться.
К полудню мы сошли с дороги. Она все равно прошла бы мимо Роччанеры, но только после большого крюка – напрямик было быстрее. Я не понимал, зачем Кириллу нужно было в эту развалину, но в течение дня не спрашивал его об этом. Теперь он мог продолжить путь в седле, но не стал, идя чуть позади за мной.
– Стой.
Его окрик отвлек меня от размышлений.
– Смотри.
Я посмотрел туда, куда он указывал. Это была небольшая деревня, окруженная оливковыми рощами. Мельтешили человеческие фигурки едва видимые отсюда. Стояла середина лета – до урожая было далеко, но у деревьев все равно стояла какая-то суета. Блеснула полоска реки за деревней.
Я посмотрел на Кирилла и удивился – мой спутник почти плакал. Меня это удивило. Я понял, что Кириллу эта деревня о чем-то напомнила, о чем-то важном. Я не стал его отвлекать и устроился на землю в тени, отбрасываемой конем.
Несмотря на то, что сегодня у меня не были связаны руки, устал я почему-то сильнее. Когда ближе к сумеркам Кирилл сказал, что хочет добыть что-нибудь на ужин, я почти валился с ног. К счастью, охоту он взял на себя, а меня оставил обустраивать ночлег.
Я уже клевал носом, когда он принес тушку кролика. И вновь Кирилл долго смотрел что-то в своей книге, бормоча по-гречески и мотая головой. Я в это время свежевал и потрошил кролика и думал о том, что мой спутник больше вообще не ждет от меня подвоха, раз дал мне в руки нож. Правда, он все же не дал мне оставить нож при себе. В итоге он втер в мясо немного соли и какие-то травы и зажарил кролика над костром, сделав вертел из крепкой ветки.
– Почему вы путешествуете в одиночку?
– Что ты имеешь в виду?
– Соль – это дорого. Вы могли бы нанять охрану для себя.
Кирилл усмехнулся, потрогал мясо и провернул вертел.
– Во-первых, я не так уж богат. Я даже вовсе не богат – я просто умею тратить деньги. Во-вторых, я и сам неплохо справляюсь – благо, руки помнят, с какой стороны браться за меч.
Меня раздосадовали его слова – если бы с Кириллом была охрана, Якопо не решился бы напасть и был бы сейчас жив.
– А что вы хотите найти в Роччанере?
– Не что, а кого. У меня назначена там встреча с одним человеком – у него передо мной должок.
– Но Роччанера заброшена… была заброшена, когда я там был.
– Вот как? Тем лучше.
В этот вечер мой спутник был неразговорчив, а мне напротив – хотелось поболтать. Странно для меня.
– Что за книга у вас?
Грустная улыбка.
– Остатки моей коллекции – осколок прошлой жизни.
– Там молитвы?
– Нет. Для меня, это больше, чем молитвы – моя жена погибла, защищая наши книги.
– Что случилось?
Я понял, о чем спросил, когда вопрос уже прозвучал.
– Когда окончательно стало ясно, что османы идут на последний штурм, я поспешил домой. У меня был договор с одним из венецианских торговцев. В обмен на кое-что он обещал вывести меня и мою жену. Я понимал, что большую часть коллекции придется оставить, но хотел прихватить хоть что-то. На мой дом напали. Когда я нашел Ирину, она все еще сжимала в правой руке кинжал, а левой рукой прижимала к груди вот это.
Он кивнул на книгу.
– Это были османы?
– В том то и дело, что нет. Когда османы ворвались в город, я был уже в море. Это были не османы…
Ужин вновь был удивительным. Я мигом забыл обо всем. Мне казалось, что во рту происходит веселая ярмарка. Я не ел мяса больше недели – тогда Топор смог поймать белку. Усталость с новой силой навалилась на меня после ужина, как будто только и ожидала пока я поем. Я смотрел на небо и, казалось, мог делать это всю жизнь. Живот немного крутило от мяса, но это стоило того.
– Вы говорили, что когда то ваш род правил целой страной…
– Угу.
Я перевел взгляд на Кирилла – он лежал с другой стороны от костра в той же позе, что и я, и, похоже, точно также опьянел от еды.
– А почему сейчас не правите?
– Ну, я точно ничем бы не правил – я из другой ветви. Представители моей семьи были плохими императорами. Они оказались-то на престоле случайно и быстро все развалили, а потом еще и сдали Константинополь крестоносцам. Так что моя знатность не столько честь, сколько клеймо. Впрочем, это было давно – все уже обо всем забыли.
– Но вы были богаты?
– Да, был. Но это заслуга не моего имени, а моего отца и деда, которые были хорошими купцами. Да и у меня кое-что получалось. Они зарабатывали деньги, я пытался заработать влияние.
– А разве это не одно и то же? Богатые люди сильны.
– Нет, Лука. Богатство и влияние схожи по своей природе, но не обязательно сопровождают друг друга. Как-то мой отец лишился целого корабля из-за чиновника, с которым враждовал. У отца были деньги, но не оказалось нужной власти…
Кирилл поднял правую руку на уровень своих глаз и стал загибать пальцы:
– Родовитость, богатство, власть… Если у тебя есть только родовитость, то ты просто человек с очень большой тенью. Если у тебя есть только богатство, то некоторые двери все равно останутся для тебя закрыты. Но если у тебя есть власть… с ней родовитость и богатство перестают быть чем-то важным.
– Но как же получить власть, если нет ни богатства, ни родовитости?
– Хм… смелость, ум, жестокость. Ну, и должно повезти, должен выпасть шанс. Посмотри, например, на меня. Несмотря на все, что я сказал о своей семье, я вполне родовит. Деньги у меня кое-какие тоже есть. Но я начисто лишен власти – в чужой стране, без дома и с единственной драгоценностью в жизни. А все почему? Не повезло. Оказался не в том месте не в то время – в умирающей Империи, раздираемой врагами. Да еще из осажденного города не успел вовремя сбежать – впрочем, тут моя вина, на судьбу пенять нечего.
– С какой драгоценностью?
– Что?
– Вы сказали, что у вас осталась одна драгоценность в жизни – о чем вы говорили?
– Внимательный парень… моя драгоценность – это моя коллекция, точнее, то, что от нее осталось.
Я сощурился на закатном солнце и всмотрелся в грубые очертания старого замка. Это и была Роччанера, и не было похоже, что в ней успел кто-то поселиться с тех пор, как мы с Якопо пережидали здесь грозу прошлой весной.
– Сегодня семнадцатое или восемнадцатое?
Я повернул голову и наткнулся на взгляд Кирилла. Через мгновение он улыбнулся и протянул:
– А, ну да…
Похоже, он понял, что я не знаю какой сегодня день – я знал лишь, что была середина июля.
Не отрывая свой взгляд от замка, торчавшего белесым пнем посреди травянистой равнины, Кирилл достал из-за пазухи кошель и забрался в него правой рукой.
– Ты привел меня, куда нужно и сделал это быстро, Лука. Я обещал тебе награду.
– Можно мне остаться с вами?
Я думал об этом еще с утра, когда понял, что мы можем успеть к Роччанере до наступления темноты. У меня никого не было и мне некуда было идти, а с Кириллом я хотя бы буду сыт. Я еще не был в услужении, но, кажется, это было не так уж сложно. Кроме того, я много думал над словами, сказанными Кириллом прошлым вечером – о том, что должно повезти. Он, похоже, никогда не был в такой нужде, в которой бывал я, а потому не знал, что повезти должно не только для власти, но и для простого выживания. Встреча с ним была везением – тем самым шансом перестать все время нуждаться.
Я понял, что он пытается посмотреть мне в глаза и ответил на его взгляд. Не знаю, увидел ли он то, что хотел, но серьезность сошла с его лица, вновь уступив улыбке.
– Можешь остаться со мной до конца этого дела, а там посмотрим.
– Спасибо.
Он, не ответив, повернулся к замку:
– Не спеши благодарить, Лука. Раз уж ты останешься со мной еще на некоторое время, стоит рассказать тебе, что же я забыл в тосканской глуши.
Немного неожиданно для меня после этих слов Кирилл двинулся к замку. Я пошел рядом с ним.
– Я говорил тебе, что мою жену убили, но не стал рассказывать о том, что я знаю, кто это сделал. Дело в том, что еще за год до падения города, в Фессалониках появился один генуэзец. Он тоже был из знатной семьи – один из Фиески. У него были в городе дела, но мне кажется, что эти дела были лишь поводом – он прибыл за моей коллекцией. Не знаю уж, откуда он о ней узнал – мы редко брали что-то в Италии – тут не так уж много осталось от римлян, а всяческие норманны и готы с лангобардами могли мало что предложить.
Сперва он хотел купить некоторые работы, и я даже был не против их продать – этот Фиески смог впечатлить и даже несколько очаровать меня, хотя Ирине сразу не понравился. Но я быстро понял, что он ничего не хочет покупать – он просто выведывал размеры и ценность коллекции.
Затем он исчез. Но за несколько дней до последнего штурма я вновь заметил его. А потом я нашел мою Ирину убитой посреди разграбленной подчистую библиотеки, и все встало на свои места…
Десять лет, Лука – десять лет я искал его по всей Италии. Но он как в воду канул. В Генуе его не видели много лет и не очень хотели увидеть – похоже, он совершил какое-то преступление. Ни в Риме, ни в Венеции, ни в Милане, ни во Флоренции. Не найдя его на западе, я обратился на восток и нашел его следы в Трапезунде. А затем мне в руки попало письмо Фиески адресованное одному из константинопольских торговцев. Они договорились о покупке редких книг, однако Фиески уже покинул Империю и предлагал торговцу доставить оговоренные книги в Италию – в этот самый замок. Фиески должен приехать туда после двадцатого июля и обещал ждать торговца две недели. Но поджидать будут его…
– Или он уже там и это ловушка.
Кирилл остановился и внимательно посмотрел на меня.
– Я думал об этом. Зная Фиески и его подход к ведению дел, стоит быть к этому готовым. Но я не могу отступить – сам понимаешь. Впрочем, тебя это не касается – ты все еще можешь уйти.
Я задумался на мгновение, но мне все еще было некуда уходить, поэтому я помотал головой и вновь пошел рядом с Кириллом в сторону приближавшихся старых стен.
Если внутри кто-то поджидал, нас уже давно заметили, поэтому таиться причин не было, однако Кирилл закрыл нижнюю часть лица платком – так его труднее было узнать.
– Дайте мне что-нибудь.
– Ты о чем?
– Нож, кинжал, топор – какое-нибудь оружие, чтобы от меня был толк. Кирилл снял с пояса кинжал с изящной рукояткой и передал его мне, я засунул его за пазуху и только теперь понял, насколько же мне неудобно было в последние дни без оружия.
Ворота небольшого замка были разбиты, а левая створка и вовсе выбита – пока все выглядело так же, как в прошлый раз. В тени каменной арки было темно и прохладно, мне захотелось побыть здесь побольше, но мой спутник продолжал идти вперед мерным спокойным шагом. Когда мы вышли во двор, раздался окрик, умноженный эхом:
– Стой!
Кирилл остановился на месте, я сделал так же. Того, кто к нам обращался, я не видел.
– Кто вы?
– Стефан Каменос. Книготорговец из Галаты.
Кирилл заговорил так, что я почти его не понимал – наверное, он хотел показать, будто плохо говорит на нашем языке. Затем голос спросил его что-то по-гречески – Кирилл ответил. Через время он медленно и осторожно подошел к своему коню и достал из сумки свою книгу. Затем он взял ее обеими руками и поднял вверх, будто бы показывая кому-то.
Через еще несколько фраз по-гречески, голос неожиданно перешел на наш язык:
– Так где остальное?
– Я назвал тебе свое имя, но не слышал твоего. Если ты Джанлука Фиески, покажись. А если нет, нам не о чем говорить.
На это голос не ответил. Вскоре во двор вышел богато одетый человек чуть младше Кирилла возрастом. Одновременно в разрушенных переходах с двух сторон от двора появились два человека со взведенными арбалетами. Я мгновенно вспотел и почувствовал, как кинжал за спиной натирает кожу. Один из арбалетчиков целился в Кирилла, а второй – в меня.
Я понимал, что сейчас начнется драка, но не знал, что именно хочет делать Кирилл – вот бы ему как-нибудь намекнуть мне. Но Кирилл неотрывно смотрел в лицо богатого человека. Тот подошел к нему и протянул руку:
– Позвольте посмотреть поближе.
Кирилл легко склонил голову и протянул свою книгу. Фиески взял ее в руки и открыл на середине. Пока он смотрел на страницы книги, мой спутник убрал платок с лица и тихо произнес:
– Привет от Ангелов.
Сразу после этого он сделал шаг к Фиески и всадил ему в живот кинжал, как две капли воды похожий на тот, что был за пазухой у меня. Я даже не успел заметить, откуда он его достал. Фиески коротко вскрикнул, а Кирилл с неожиданной силой поднял его и развернулся на месте, подставив спину Фиески арбалетному болту. Последнее я видел уже мельком, так как повалился на землю, уклоняясь от второго болта.
Сразу после того, как я услышал лязг железа наконечника о камень и понял, что в меня не попали, я вскочил и поспешил на лестницу, ведшую в переходы, где были арбалетчики – у меня было время до них добраться. Внизу что-то происходило, но я не смотрел туда.
Тот, кто стрелял в Кирилла, был ко мне ближе, он согнулся над арбалетом спиной ко мне – я метнул в него кинжал. Он начал падать вперед, я подбежал, единым рывком вытащил кинжал и еще несколько раз всадил его в спину арбалетчику. Почему-то в этот момент я подумал о том, что Топор мог бы гордиться тем, как я научился метать ножи.
Я оставил мертвеца и поспешил ко второму. До него было уже рукой подать, когда он вскинул свой арбалет, но отчего-то не выстрелил, а бросил его в меня. Я совсем не ждал этого, чем-то разбило губу, а в глазах побелело. В следующее мгновение в меня врезалось и опрокинуло на пол что-то тяжелое. К счастью, я крепко держал кинжал и начал бить им, даже толком не видя ничего. Но я попадал – арбалетчик вскрикнул, а затем начал заваливаться на меня. Кажется, я тоже кричал. И продолжал бить.
Когда я выбрался из-под трупа, вокруг было тихо. Я утер окровавленные губы рукавом, но сделал только хуже – мои руки были в крови по локти. После этого я посмотрел вниз и увидел лежавшие тела – их было пять.
Я заспешил вниз, к телу Кирилла – он лежал на животе. В стороне лежал труп Фиески с болтом в спине и раной от кинжала в животе, а вокруг Кирилла были три мертвеца с мечами. Неожиданно Кирилл застонал, я перешел на бег и быстро оказался рядом с ним. Я перевернул его, увидел рану на животе и понял, что ему осталось совсем немного. Он посмотрел на меня, а затем попытался поводить головой вокруг, будто искал что-то. Я его понял и подобрал рядом с телом Фиески книгу, которую почти не испачкало кровью. Я попытался вложить ее в его руку, но он оттолкнул ее и снова посмотрел на меня. Не знаю, правильно ли я его понял, но, кажется, он оставлял книгу мне. Через несколько мгновений его не стало.
– Так, кажется, мы сочлись, юноша?
Я убрал последние монеты в тяжелый кошель и, не удержавшись, взвесил его в руке – я никогда в жизни не имел столько денег. И мой отец тоже. Убрав кошель, я вспомнил о последнем важном деле:
– Послушайте, мастер, а вы не знаете, кто может купить греческую книгу?
Кажется, этим вопросом мастер Стураро был удивлен больше, чем всеми теми перстнями и нательными крестами, которые я ему принес. Через заминку он ответил:
– Возможно, вы удивитесь, юноша, но греческую книгу могу купить я. Покажете?
Я достал последнюю драгоценность Кирилла и положил перед ювелиром. Он осторожно открыл ее и пролистал.
– Нет, простите, юноша, боюсь, такое меня не интересует.
– А вы понимаете, о чем она?
Я не ожидал подобного ответа после всех тех слов, которые были сказаны о ней Кириллом и после того, как видел его отношение к ней.
Мастер Стураро ответил не без доли обиды:
– Да, молодой человек, понимаю. Это кулинарная книга.
– Кули… что это значит?!
– Ну, поварская. В ней перечислены различные блюда, в основном, достаточно простые – что немудрено – книга написана одним из греческих офицеров. Наверное, в походе она может быть полезна, особенно для большого отряда. Но мне такое не интересно…
Я почувствовал, что улыбаюсь. Поварская книга – что за нелепость!
Наследство
Зима 1470-го года
1
Я заметил фигуру отца на фоне костра и поспешил к нему. Он был не один – кажется, рядом сидел повар Клаудио. Я, не спросясь, подсел к ним. Отец кивнул мне, но ничего не сказал. Я протянул озябшие руки к огню, а потом обратил внимание на то, чем были заняты отец и Клаудио.
Повар быстрыми движениями взбивал что-то желтое в небольшой миске, а отец в это время аккуратно подливал в миску оливковое масло. Я пригляделся и понял, что в миске были яичные желтки, которые теперь медленно превращались во что-то вроде густой подливки.
Пламя костра плясало в глазах моего отца – он был всецело увлечен своим занятием. Масло текло ровно и непрерывно, в то же время, было заметно, что отец старается не переборщить.
Я не удержал улыбку – отец был озабочен очередной своей кашеварской придумкой, а не тем, что завтра его отряду, возможно, придет конец.
Желтки с маслом окончательно потеряли свой первоначальный вид. Клаудио сделал отцу знак, и тот убрал бутыль с маслом.
– Что теперь, синьор?
Отец задумчиво глянул на получившуюся смесь, а затем, не глядя на меня, бросил:
– Паулино, подай мешок с сухарями.
Я поводил взглядом и быстро нашел приметный красный мешок – передал его отцу. Он в этот момент добавлял в миску немного соли из резной коробочки, которую всегда носил с собой.
– Достань пару сухарей.
Я сделал, как он просил, и подался вперед, чтобы лучше видеть миску. Отец дал один сухарь Клаудио, а сам взял у него из рук ложку и зачерпнул немного смеси. Повар, оставшись без ложки, просто окунул свой сухарь в миску. Некоторое время прошло в молчании, затем отец произнес:
– Чеснок.
Клаудио, не прожевав до конца, ответил:
– И травы. Петрушка, базилик – ничего сложного.
– Пустовато. Как будто чего-то не хватает… Паулино, попробуй.
Я взял ложку из рук отца и аккуратно зачерпнул. Да, чеснок и травы не будут лишними. По мне, вкус был тяжеловат и мало шел для подливки, при этом и впрямь ощущалась пустота. Я прикрыл глаза и дождался послевкусия, а затем немного неожиданно для самого себя бросил:
– Уксус. Или лимонный сок.
– Точно!
Клаудио хлопнул себя по колену, а отец просто кивнул.
– Клаудио, у нас ведь оставался винный уксус?
– Да, синьор. Я сейчас принесу…
– Отец, мне нужно поговорить с тобой.
Отец с Клаудио могли продолжать свои занятия часами, а я уже валился с ног от усталости после еще одного тяжелого дня погони, однако вопросы, которые меня мучили, нужно было задать именно сегодня.
Отец кивнул и сделал знак Клаудио. Повар ушел, забрав с собой миску. Когда он скрылся в вечерних тенях, отец наклонился к огню и подтянул к себе мех с теплым вином. Пока он наливал вино, я начал говорить:
– Ты предложил очень рискованный план. Слишком рискованный.
Отец ничего не сказал. Он налил мне, потом себе, сделал большой глоток, передернул плечами и плотнее закутался в плащ. Только после этого он заговорил:
– Я знаю, Паулино. Но другого плана нет – мы возьмем Базелью и укроемся там.
– Если, мы ее возьмем…
– Возьмем. Я знаю, как провести туда целый отряд так, чтобы никто ничего не понял, пока не станет поздно.
Я не сильно удивился подобному повороту – на совете было понятно, что отец что-то не договаривает.
– Почему ты не рассказал об этом сегодня?
– А зачем? Завтра с утра все, кому нужно, об этом узнают. А то, знаешь, Паулино – в холодные ночи, вроде этой, людей, отягощенных лишними знаниями, так и тянет сделать глупость, например, бежать в Базелью и предупредить синьора Фаджиано о наших планах.
– Думаешь, он о них не узнает?
– Думаю, что ты, хоть и грамотей, но все еще сопляк – конечно, Фаджиано узнает о нашем приближении, но только он будет считать, что мы обойдем Базелью стороной и уйдем на север.
– Как это?
Отец не удержал улыбку – ему нравилось поучать меня.
– Сегодня утром я отправил Фадрике и Щербатого Уго в Базелью, чтобы они прикинулись там дезертирами из моего отряда и всем, кого встретят, растрепали о моих планах идти к швейцарцам.
Отец замолчал и уставился в огонь. Я последовал его примеру и допил вино – он тут же налил мне еще. Несмотря на слова отца, мне не нравилось то, что он придумал. За нами гнались люди Галеаццо Сфорца, и отряд Испанца уже был не далее, чем в двух переходах от нас. Их было больше, с ними не было обоза с женщинами и детьми, не было раненых и больных. Даже зацепись мы за какую-нибудь крепость, у нас было бы мало шансов выдержать бой с Испанцем. Но со свободными крепостями было как-то туговато, поэтому отец решил взять одну из занятых. Я знал, что его не получится переубедить, но вино немного развязало мне язык, поэтому я все же попытался:
– Хорошо. Допустим, твой план сработает, и мы возьмем Базелью – что дальше? Многие погибнут при штурме, многие будут ранены. Даже за стенами мы не сможем сдержать Испанца.
– Может быть, ты и прав…
Это было настолько неожиданно, что я повернулся к отцу и попытался посмотреть ему в глаза – все знали, что Лука Анджелетто, приняв решение, не отступает от него.
Отец неотрывно смотрел на огонь, лицо его было спокойно. Я ожидал продолжения, но он молчал. Я вытянул ноги к огню и прислушался к засыпавшему лагерю. Было тихо, еще недавно кричали дети и лаяли собаки, сновали туда-сюда осунувшиеся от изнурительной дороги женщины и мужчины, в чьих глазах можно было различить растерянность и даже страх. Но сейчас ничего этого не было. Остался только ветер и треск костра.
– А как бы ты поступил на моем месте, Паулино? Что написано для таких случаев в твоих книгах?
Я не без труда оторвался от звуков ветра и костра. В моих книгах не было описано случаев подобных тому, в котором мы оказались. Но кое-какие свои мысли у меня были и уже давно – с того самого момента, когда миланский герцог объявил на нас охоту.
– Нужно распустить отряд.
Я понимал, что за такое предложение отец вполне может отвесить мне оплеуху. Однако он не стал этого делать, вместо этого он тихо рассмеялся.
– Вот так просто? Распустить отряд? Всем разбежаться в разные стороны и надеяться на удачу. Бросить моих людей с их семьями в чистом поле зимой. Оставить раненых и больных их судьбе. И начать все с начала – снова стать простым сыном сапожника без дома и надежд…
– Это ужасно, но это оставляет нам шанс выжить, а ты ведешь нас к гибели.
– Нас или их?
Отец махнул головой себе за спину – я понял, что он имеет в виду весь остальной лагерь.
– Всех.
– Завтра все может сложиться по-разному, но даже если у нас все получится, я не буду жить вечно – когда-нибудь ты займешь мое место. И в тот момент, когда ты станешь капитаном, вспомни этот вечер и спроси себя: «Почему в тот раз почти никто не дезертировал? Почему все согласились подчиняться моему отцу и доверили ему свои жизни и жизни своих родных?» Я обещаю, что ты займешь мое место после моей смерти, но вот сможешь ли ты его удержать – это будет зависеть от того, что ты ответишь на эти вопросы… А сейчас просто поверь мне, как верят они.
Я понял, что разговор окончен. Отец и так за этот вечер сказал мне больше слов, чем в иные недели. Однако я не мог отправиться спать, не получив ответ на еще один вопрос:
– На совете ты не сказал, где завтра буду я. А я буду при деле, отец.
– Будешь. У меня для тебя особое задание, которое я не доверю никому, кроме тебя. Завтра все узнаешь. А до завтра подумай, кому из отряда, не считая меня, ты доверяешь больше всего – это важно.
2
На совете отец действительно сказал не все. Оказывается, много лет назад он уже бывал в Базелье, и в тот раз ему пришлось спасаться бегством вместе с нынешним господином Базельи Джироламо Фаджиано. Это было во время очередной распри между Фаджиано и их кровными врагами Пассеро.
Тогда отец и узнал о том, что под Базельей есть старые катакомбы, имевшие входы в разных частях города, в том числе, в подвале крепости, и уходившие за городские стены. Теперь отец хотел таким образом попасть внутрь.
Я аккуратно ступал в узком коридоре, изо всех сил стараясь различить в неверном свете факелов почти затертые древние росписи. Мужчины одетые в свободные белые одежды и женщины с легкими улыбками. Рассматривая их, я почти забыл о том, что мне предстояло сделать.
На одной из развилок наш отряд разделился. Я увидел впереди у развилки отца – он сделал мне жест подойти.
– Когда пойдет бой, твоя задача защитить библиотеку, Паулино. Следи, чтобы не начался пожар, следи за тем, чтобы никто ничего не стащил. Ты сделал, как я тебя вчера просил?
– Да.
– Сколько человек получилось?
– Пятеро вместе со мной.
– Должно хватить. Оставь все остальное нам – твоя задача, это библиотека.
– Ты уверен, что она еще там? Больше двадцати лет прошло все-таки.
– Нет, не уверен. Если что, ты знаешь, что искать – вдруг наткнешься на нее взглядом.
– И что тогда?
– Ничего – береги ее.
Отец повернулся, чтобы уйти, но вдруг обернулся и бросил:
– Да, Паулино, себя тоже береги.
После этого он сразу скрылся в тоннеле, который должен был привести часть нашего отряда прямо к городским воротам. Им предстояло открыть ворота и продержаться до подхода основных сил банды. Когда начнется бой, именно по ним придется основной удар людей Фаджиано. Именно поэтому отряд у ворот вел сам капитан, и я бы все отдал, чтобы к нему присоединиться. Но мне было в другой тоннель.
Через некоторое время впереди послышались приглушенные удары и несколько коротких вскриков – авангард добрался до охраны спуска в катакомбы. Вскоре я выбрался из тоннеля и оказался среди винных бочек. Седовласый Бернардино заговорил своим хриплым голосом:
– Чиро, Бочка и Беппе со мной в левое крыло. Одноглазый, ты со своими берешь правое крыло. Молодой синьор, ты со своими идешь с Одноглазым… Ческо, где твоя повязка?
Молодой бритоголовый воин поспешно завязал на лбу черную повязку. Такие повязки были у всех наших людей – у кого на голове, у кого на плече.
Бернардино не зло выругался, а после этого направился к выходу из погреба.
В следующие минуты я старался не отстать от Одноглазого и старательно смотрел по сторонам – отец сказал мне, как найти в библиотеку, но в полутьме и в горячке боя мне все время казалось, что я заблудился.
Из коридора слева на нас выбросились двое. Здоровяк Лучано едва успел подставить топор под удар мечом сверху, второй противник в этот момент налетел на меня, но я встретил его ударом кинжала в живот, а затем полоснул вторым кинжалом по лицу, не целясь. Когда его тело коснулось пола, он уже был мертв. Я бросил взгляд в коридор, из которого выскочили эти двое, и увидел еще двоих – эти были с взведенными арбалетами. Стоило мне подумать об этом, как чья-то сильная рука дернула меня за плечо, убирая из простреливаемого проема.
Тут же раздались два сухих щелчка подряд – один болт чиркнул по каменной стене, а вот второй вошел Лучано, который только разделался со своим противником, прямо в шею. В проход тут же выскочил коротышка Карло, в руках которого арбалет казался настоящей баллистой. Он выстрелил, и один из арбалетчиков Фаджиано со сдавленным вскриком схватился за живот. В это время я вновь оказался в проходе и швырнул во второго арбалетчика один из своих кинжалов – попал.
На мгновение воцарилась абсолютная тишина, тугая и упругая – как будто с головой ушел под воду. Затем звуки ожили, и первым был стук моего сердца. Только сейчас я глянул на того, кто спас мне жизнь.
– Спасибо, Одноглазый.
– Не раскисай, молодой синьор, их еще много!
Одноглазый ухмыльнулся и ринулся в коридор, за ним бросились еще несколько наших людей. Я уже намеревался последовать их примеру, но что-то меня остановило. Я оглянулся и понял, что именно об этой галерее говорил отец, рассказывая, как пройти к библиотеке.
Слева уже снова кипел бой, но мой приказ был точен. Я махнул троим оставшимся со мной бойцам и побежал вперед. Да, об этом месте говорил отец – кажется, я уже видел нужную дверь, когда на нас буквально наскочили несколько человек.
Их было пятеро. Трое солдат, один старик за пятьдесят и женщина. Женщина была одета в дорожное платье, а на ее шее было ожерелье с несколькими рубинами.
Пока в моей голове проносились все эти мысли, раздался арбалетный треск, и один из солдат упал с громким криком. Карло тут же отбросил разряженный арбалет и пустился в бой с коротким широким мечом. Против меня оказался старик с длинным богато украшенным мечом. И он умел им пользоваться. Я тут же вспомнил, что не забрал свой второй кинжал, который швырнул в арбалетчика. Пришлось справляться так.
Он сделал выпад справа – медленно. Я уже ушел из-под удара в сторону – теперь его бок был открыт. Я оттолкнулся ногой от стены и швырнул себя в старика, метя кинжалом ему в низ живота – на нем могла быть кираса или кольчуга, защищавшая грудь. Я почувствовал, как кинжал без особенных препятствий вошел в тело в районе паха. После этого я нанес еще один удар по незащищенной шее – на этом все было кончено.
Неожиданно сверху на меня свалился удар каким-то тяжелым тупым предметом. Удар был не очень сильный, но я его совсем не ждал, поэтому на время потерялся. В себя меня привела грязная брань, изливаемая женским голосом. Бегунок оттаскивал женщину от меня, уклоняясь от ее попыток пнуть его.
Я посмотрел себе за спину и увидел толстый книжный том. Серебряная вышивка по корешку, зеленый переплет, толстый пергамент, множество тканевых закладок, пришитых к верхней части корешка – это была она, та самая книга, которую желал получить отец.
Я огляделся – эта схватка тоже осталась за нами. Трое, включая старика, были мертвы, один умирал, а женщина прожигала меня взглядом полным ненависти. Я поднял книгу с пола и подошел к женщине.
– Где библиотека.
– Катись к черту!
Я дал ей пощечину.
– Еще раз – где библиотека?
– Паулино!
Я отвлекся от женщины и посмотрел на Родриго, который стоял у двухстворчатой двери в конце коридора. Одна створка была приоткрыта. Я прошел к нему.
– Посмотри, кажется, это то, что нам нужно.
Я заглянул в комнату и увидел массивные стеллажи, уставленные книгами и засыпанные свитками, а также несколько столов и подставок под книги. Это определенно была библиотека. Я вошел в большое полукруглое помещение и осмотрелся. Положил том на ближайший стол и подошел к одной из подставок с открытой книгой. Похоже, когда мы ворвались в крепость, кто-то читал эту книгу – свечи на подставке до сих пор горели. Я увидел несколько рисунков и подписи на греческом, протянул руку к книге, но тут меня отвлекли:
– Молодой синьор, а бабу куда?
У Карло для его роста был удивительно сильный голос. Я чуть поразмыслил над его вопросом, а потом решил не придумывать ничего лишнего.
– Ведите сюда.
Бегунок втолкнул женщину в библиотеку. Теперь на ее лице была написана опустошенность. А это лицо было очень даже ничего. Женщине было лет на пять или семь больше, чем мне, и она совсем не была похожа на угловатую девчонку.
Я отогнал ненужные мысли.
– Свяжите ее и привяжите к ножке стола – потом решим, что с ней делать.
Когда все было исполнено, я проверил, надежно ли она связана, а после этого вышел из библиотеки.
– Бегунок, Карло – стойте здесь, никого кроме меня или отца не пускать. Женщину не трогать.
Бегунок оглянулся на дверь, и я щелкнул пальцами, привлекая его внимание:
– Не трогать я сказал!
Я дождался кивков, а после этого протянул Карло том.
– Головой отвечаешь.
Карло вновь кивнул.
Несмотря на то, что приказ отца был ясен, я не хотел оставаться без дела. Похоже, что старик, которого я убил, был синьором Фаджиано. Если так, то победа была почти у нас в кармане. Интересно, кем является эта женщина? Жена Фаджиано? Дочь?..
Впереди послышался лязг мечей, и мы с Родриго перешли на бег. Это была трапезная – здесь защитники крепости наскоро соорудили баррикады из опрокинутых столов и лавок. Но все было бесполезно – баррикады были взяты. Среди комнаты бесновался седовласый Бернардино, орудуя страшным двуручником. У противоположного входа я заметил Одноглазого, державшегося за окровавленное плечо. Бой завершался.
Неожиданно один из мертвецов на полу дернулся и бросился с кинжалом в ноги Бернардино. Я, даже не успев подумать, прыгнул вперед и всадил кинжал в спину противника за мгновение до того, как он дотянулся бы своим кинжалом до коленей седого воина. Я поднял взгляд и увидел клинок двуручника, опускавшийся прямо мне на голову. Почему-то в этот момент я даже не подумал попытаться уклониться, а просто застыл, глядя на свою смерть. Однако огромный меч вдруг резко остановился, не успев раскроить мне голову, и до меня донесся знакомый хриплый голос:
– Крепость наша, молодой синьор!
3
Что-то было не так. Бой в крепости закончился уже пару часов назад, а вестей от отца все не было. Я не мог найти себе место. Если отряд отца смог удержать ворота, и наши уже в городе, то почему отец никого не отправил справиться о положении в крепости? Если же банда не смогла проникнуть в город или была в нем разбита, то почему на нас не нападают?
Очевидно, эти вопросы крутились в голове не только у меня – около часа назад Бернардино с несколькими людьми ушел в город. За старшего остался Одноглазый, который очень ослаб от потери крови из-за неприятного ранения зазубренным клинком.
Я уже несколько раз обошел крепость. Вернул себе второй кинжал. Снял перстни с пальцев синьора Фаджиано. На одном из них был изображен серебряный фазан – теперь не могло быть сомнений, что я убил именно хозяина этой крепости да и всей Базельи.
Два раза справлялся у Карло и Бегунка все ли тихо, а также заглянул в библиотеку и предложил связанной женщине воды. Она не удостоила меня ответом. Не ответила она и на мой вопрос о том, кто она.
Наконец, ожидание неизвестного стало нестерпимым. Пускай отец отчитает меня за нарушение приказа, но, если ему нужна была помощь, я должен был быть рядом.
Я взял с собой только Родриго.
Стоило нам выйти за ворота крепости, как стало понятно, что бои уже закончились почти везде. Однако не было понятно, кто победил – нам не встретились ни люди из банды, ни солдаты Фаджиано. Только несколько окровавленных тел.
Двери в некоторых домах были выбиты, а проемы зияли мертвой чернотой. Хотя иногда из них раздавались плачи или стоны. Похоже, уже пошел грабеж – это был хороший признак, значит, наши хозяйничали здесь еще недавно. Но где же все теперь?
Я сам не заметил, как достал один кинжал и перехватил его обратным хватом. Почти одновременно с этим Родриго застегнул ремень на своем шлеме.
На небольшой площади, окруженной торговыми лавками, мы, наконец, увидели живых. Несколько солдат сидели и стояли у большого костра, рядом сидела, прижавшись друг к другу, еще группа людей. Мы укрылись за углом ближнего к площади дома. Я аккуратно выглянул и постарался рассмотреть солдат у костра. Через время я улыбнулся и вышел на свет.
– Привет от Ангелов!
Солдаты всполошились, но тут же расслабились и ответили мне нестройными приветствиями. Мы медленно подошли. Я увидел у солдат мех с вином и понял, что ужасно хочу пить.
– Есть лишняя чарка?
– Конечно, молодой синьор.
Старший из солдат отдал мне свою кружку и щедро плеснул вина. Я выпил едиными духом и понял, что хочу еще. А еще я понял, что у меня все это время изрядно тряслись руки. Чтобы скрыть это я вернул кружку десятнику и спрятал руки за пазуху. Один из солдат спросил:
– Вы ведь из крепости? Вы взяли ее?
– Да, ребята, крепость наша! А у вас как дела?
– Капитан открыл и удержал ворота, мы взяли западную часть и пробились сюда. Когда нас здесь оставили, наши завершали штурм северной стены и закрепились в еврейском квартале в южной части. Сопротивления серьезного не было – без штанов их застали.
– Не видели Бернардино? Он с час назад должен был здесь проходить.
Десятник помотал головой. Я отупело уставился в огонь – новости были хорошие, но мне почему-то не становилось от них спокойнее. Наконец, я с усилием оторвался от костра и кивнул на мех:
– Дай еще.
Десятник снова протянул мне кружку, я снова выпил все за мгновения. Вино все же начало греть мое нутро. Я понял, что просто-напросто замерз – свой плащ я оставил у входа в катакомбы, чтобы он не стеснял движений, а из крепости вышел, в чем был.
Только теперь я обратил внимание на группу пленных чуть в стороне. У всех были связаны руки, кроме того, они были связаны друг с другом. Я подошел к ним и бросил:
– Кто старший?
– Я.
Тот, кто отозвался, был очень высоким и очень худым, а еще был совершенно лыс. Я подошел к нему.
– Есть сильно раненые?
Он уставился на меня без особенной злобы, скорее устало, и ничего не ответил.
– Ладно, как хочешь.
Я достал и поднес к его глазам перстень синьора Фаджиано. Он посмотрел на него тем же взглядом, каким смотрел на меня.
– Тебе и твоим людям не обязательно следовать за своим синьором. Подумай об этом.
С этими словами я убрал перстень и вернулся к костру.
– Вода с собой есть?
Десятник, кажется, понял меня сразу, однако помотал головой. Но тут же произнес:
– В этих лавках может что-нибудь найтись, молодой синьор. Хотя бы котелок.
– Да, попроси у добрых лавочников воды.
– Попросить?..
– Да, попросить, солдат. Платить им, конечно, не надо, но и грабить без необходимости не стоит. Как раздобудешь воду или растопишь снег, напои пленных. Спроси, чего нужно. Пока не развязывай, но, если кто ранен – помогите.
– Зачем это, синьор?
Вопрос задал самый молодой из солдат, и десятник тут же на него шикнул.
– Затем, что завтра, возможно, тебе, солдат, придется стоять с кем-то из этих людей плечом к плечу. Или забыли, что мы не от хорошей жизни полезли в Базелью?
Мои слова вышибли из солдат победный дух – даже несмотря на то, что смелый план отца, судя по всему, удался, мы все еще были в опасности, и опасность эта непрестанно приближалась. Лишь десятник остался совершенно невозмутим.
Я кивнул ему и поспешил к Родриго, который дожидался меня чуть в стороне. Казалось, что теплолюбивого южанина ничуть не смущает холод и начавшийся снег. Когда мы чуть отошли от площади, он заговорил:
– Ничего себе ты в капитана поиграл, Паулино.
Я ничего не ответил, попытался улыбнуться, но вышел оскал. Тревога не отпускала.
В нижнем городе следов боев было много. И трупов хватало. Здесь во всю шел грабеж. Глупость несусветная! Возможно, мы здесь надолго – тогда мы грабим самих себя. Мне даже пришлось вмешаться несколько раз. К счастью, ошалевшие солдаты мне подчинились – в ином случае мы с Родриго могли и не справиться. Впрочем, в одном из домов, из которых мы прогнали солдат, я сам поживился меховым плащом – холод все же победил.
Что-то странное случилось уже почти перед самыми воротами, которые были распахнуты настежь. Из переулка прямо на нас вдруг выскочила девушка в разорванной одежде, за ней, оттолкнув меня, выбежал один из наших солдат. Если бы Родриго меня не подхватил, я упал бы прямо в грязный снег. Почему-то именно это разозлило меня больше всего, что случилось за последние дни. Солдат, между тем, не обращая ни на что внимания, догнал девушку и повалил ее на землю.
Я медленно подошел к нему и постучал набалдашником своего кинжала по его шлему. Солдат оглянулся, но будто не увидел меня. Я бросил ему:
– Неплохо бы извиниться, свинья!
Ответом на мои слова был неожиданный смех:
– Катись к черту, щенок! Ты теперь ник…
Он не успел договорить – Родриго подскочил к солдату и перерезал ему горло до того, как я успел что-либо понять и остановить его. Кровь полилась прямо на перепуганную девчонку. Родриго стащил с нее мертвое тело и попытался помочь встать, но она оттолкнула его и с трудом, подбирая разваливающееся платье, укрылась в той же подворотне, откуда выскочила. Я все это время простоял, уставившись прямо перед собой. Наконец, я выдавил:
– Родриго, что-то не так.
Мой друг медленным движением вытер свой кинжал от крови и ответил:
– Да, Паулино, похоже на то.
Я сбросил недавно раздобытый плащ и достал свои кинжалы. Родриго убрал кинжал и достал свой меч.
К воротам мы двигались, держась тени. Впереди замаячила знакомая фигура – это был Батиста из Лоди – один из телохранителей отца. Очевидно, он охранял вход в дом, чей фасад был обращен прямо на превратную площадь. Я направился к нему, но тут из дома вышел один из отцовских лейтенантов – Куарчитто. Он спросил негромко, но я все равно смог расслышать:
– Щенок не появлялся?
Ответа Батисты я не расслышал не в последнюю очередь из-за того, что юркнул за опрокинутую телегу, надеясь, что Куарчитто и Батиста не успели меня заметить. Родриго был здесь же, затем сделал мне знак ждать, а сам скрылся в ближней подворотне. Я стал слушать. Говорил Куарчитто:
– Если явится, не говори ему ничего и придержи – я сам с ним разберусь.
Скрипнула дверь, и Куарчитто вернулся в дом. Я услышал, как Батиста дышит на свои руки. Что-то определенно происходило, и я старался не думать о том, что телохранитель моего отца почему-то не рядом с ним. Вернулся Родриго и поманил меня пальцем.
Оказывается, из подворотни, в которую он исчезал, можно было пройти к задней двери дома, у которого стоял Батиста. Родриго указал мне на освещенное окно первого этажа с разбитыми ставнями, я заглянул туда и тут же закрыл глаза, желая проснуться.
В небольшой мастерской на столе лежало тело моего отца. Он был мертв – это я сразу понял. Вокруг тела стояли его лейтенанты и жарко спорили. Я всматривался в их лица одно за другим. Здесь не было Одноглазого и других ребят из отряда, взявшего крепость – это было понятно. Но зато здесь был Бернардино – он стоял в углу и понуро опирался на свой двуручник. Я не мог рассмотреть выражение его лица, но видел, что он молчит. А вот Куарчитто о чем-то горячо говорил, вцепившись в край стола. До меня доносились лишь глухие отзвуки, в которых ничего нельзя было разобрать.
Вдруг Куарчитто взял руку моего отца и попытался снять с него перстень с ангелом, который отец всегда носил, не снимая. Красная пелена гнева стала застилать мне глаза, но тут я почувствовал руку Родриго на своем плече.
Он, не говоря ни слова, кивнул мне на дверь и направился к ней. Я остановил его, жестом показав, что я войду первым, а он пойдет за мной. Он кивнул. Я сделал три глубоких вдоха и выдоха подряд, и на счет три дернул дверь на себя.
До меня донесся обрывок фразы:
– …а ему я ничего не должен.
У нас были доли мгновения на то, чтобы воспользоваться общим удивлением. Я в два шага преодолел расстояние до стола, на третьем подскочил на его угол, а затем перепрыгнул через тело отца и упал на Куарчитто, желая изничтожить предателя. Я бил и бил его, не думая и не осознавая ничего, что происходит вокруг. Наконец, я разжал его руку, в которой был зажат отцовский перстень, и прорычал в лицо мертвецу:
– Это мое!
А затем все прошло. Я шумно выдохнул и выпрямился, на мгновение даже захотелось улыбнуться. Однако затем я вспомнил, что происходит, и оглянулся. Рядом стоял немного бледный Родриго, за его плечом я увидел улыбавшегося Бернардино – у него на лице были продолговатые брызги крови. Кроме Куарчитто погибли еще двое – как я понял, обоих убил Бернардино. Остальные неотрывно смотрели на меня. Кто-то со страхом, кто-то с улыбкой. Я встал на ноги и поднял над головой перепачканный в крови Куарчитто перстень отца.
– Я ваш капитан! Моего отца называли «Ангелочком», но, если еще кто-то вздумает предать меня, ему доведется узнать, что я совсем не ангелочек.
Неожиданно Бернардино рассмеялся:
– Да уж, синьор, вам бы еще поучиться произносить речи!
Я издал невольный смешок.
4
Я устало потер глаза – день выдался очень тяжелым. Наверное, это был самый тяжелый день в моей жизни. Отец поймал грудью арбалетный болт – кирасу он в этот раз не надел, а кольчуга не смогла его защитить. Мне сказали, что он умер почти сразу. Странно – в этот момент я подумал о том, что, если бы ему рассказали о такой смерти заранее, он бы лишь хмыкнул и легко улыбнулся.
Почему-то пока не было больно. Наверное, потому, что пока было некогда скорбеть. К утру мою власть признала вся банда. Все, кто уцелел. Поначалу, памятуя о лихом штурме крепости, я думал, что и в остальных местах мы отделались малой кровью. Но это было не так.
Сейчас в строю была примерно половина тех сил, которыми мы вчера выдвинулись к Базелье. Было много погибших, еще больше раненых. Одноглазый к вечеру стал совсем плох – скорее всего, до завтрашнего утра он не доживет.
Мысль о том, что наше положение, несмотря на удачную атаку, не просто не улучшилось, а скорее усугубилось, сводила меня с ума. И теперь это была моя и только моя проблема.
Утром я чуть не сбежал – я отпустил ребят, охранявших вход в катакомбы из подвала крепости, и черт знает сколько простоял напротив тяжелой двери, ведшей в древние тоннели. Не знаю, почему я медлил – мыслей не было. Потом меня окликнул Бегунок, и я вернулся к делам.
Днем приходили отцы города и спрашивали, что теперь будет. Поначалу они решили, что я никакой не капитан, и над ними шутят, но Бернардино достаточно было пару раз как следует гаркнуть, чтобы все присмирели.
«Что теперь будет?» Ну что я мог ответить им на этот вопрос? Я и сам не знал, что теперь будет. Я знал, что завтра в течение дня под стенами появятся разведчики Испанца. Я знал, что следующей ночью – в лучшем случае, к утру – подойдет и сам Испанец со своей бандой, а возможно, не только он.
Я сказал им, чтобы они постарались успокоить горожан и пообещал, что грабежей больше не будет. Это было правдой – к утру мне и оставшимся лейтенантам удалось привести солдат к порядку. За это обещание на стол передо мной лег целый мешок с золотыми монетами.
Купцы были так любезны, что приложили к мешку записку со списком имен вкладчиков и подсчетом итоговой суммы. Поэтому, когда они откланялись, я смог сразу приказать Бернардино раздать деньги солдатам и отправил с ним Родриго и Карло для надежности.
После этого приходил местный падре – спрашивал о том, может ли он забрать тело синьора Фаджиано для похорон. Я выделил ему деньги из казны Фаджиано на похороны всех погибших и попросил прочитать мессу для обоза, когда он прибудет.
Затем я отправился на крепостную конюшню – здесь я приказал разместить пленных солдат Фаджиано. Лысый дылда был здесь же. Настроение у пленников было неплохое – небольшой завтрак и немного вина могут завоевать много симпатий. Конечно, они все еще боялись, но, похоже, многие понимали, что у них просто сменился синьор. По крайней мере, я надеялся, что они это понимали.
Лысого звали Якопо – он был командиром гарнизона. Я отвел его в крепостную трапезную – именно здесь я устроился вести дела еще утром, не знаю даже, почему. Я без обиняков рассказал Якопо сложившуюся обстановку и попытался заручиться его поддержкой. Когда люди Испанца ворвутся в город, они снова его разграбят, только на этот раз их никто не остановит – у многих солдат гарнизона здесь были дома, семьи. Кажется, Якопо понял, к чему я веду, и сказал, что поговорит со своими.
К вечеру в моей голове все смешалось. Ко мне продолжали подходить какие-то люди – им не было числа и всем им было что-то от меня нужно.
Уже к ночи я укрылся в библиотеке, попросив Клаудио накрыть мне ужин на одном из столов. Хотелось хоть на время спастись от всех. Клаудио, прибывший с обозом, подал утку, зажаренную на вертеле. Также была какая-то зеленая подливка – я не знал, из чего она, и слишком устал, чтобы думать об этом. Так или иначе, с хлебом она была хороша. Утка тоже была замечательной – мясо получилось очень пряным. Я сделал себе зарубку в памяти, чтобы потом узнать у Клаудио рецепт.
Я отложил приборы и отвлекся от еды. Вот теперь стало больно – это ведь была не моя страсть, это была страсть моего отца. Проводить вечера за изобретением новых рецептов, пробовать новое и смешивать продукты. Конечно, я немного разбирался в этом, нахватавшись от него, но все же никогда не отдавался этому так, как он.
Я рассмеялся и тут же испугался звука собственного смеха в большой и пустой комнате. Подумал немного и сходил к Клаудио. Попросил его накрыть еще на одного человека, а затем отправил Бегунка привести дочь синьора Фаджиано (оказывается, женщина, которая ударила меня книгой, была именно дочерью).
Я и сам не знал, чего хочу. Зато знал, чего не хочу – не хочу дальше ужинать в одиночестве и не хочу видеть никого из банды – даже Родриго – хотя бы несколько часов.
Донна Изабелла была в темном домашнем платье и без драгоценностей. Она держалась отчужденно, но, кажется, не боялась меня. По крайней мере, делала вид. Бегунок ввел ее и замялся в дверях.
– Можешь идти.
– Синьор, мы не обыскивали ее так что…
Я хмыкнул, а затем ответил:
– Ладно, поставь кого-нибудь за дверью.
– Я сам встану.
Я кивнул, и Бегунок наконец удалился. Донна Изабелла продолжала стоять рядом с дверью – она ожидала моих действий. А я засмотрелся на нее. Только теперь я заметил, что она была заметно выше меня. Темные с красным отливом волосы были собраны в прическу, подхваченную изысканной золотой нитью. Лицо ничего не выражало, не было даже следов горя. Мой взгляд опустился ниже, на шею и скрытую черной тканью грудь. Еще ниже – на живот и бедра. Я почувствовал горячность и сделал большой глоток вина, чтобы свалить перемену цвета моего лица на него. Только тут до меня дошло, что донна все еще стоит, а я сижу.
– Отужинайте со мной.
– Спасибо, я уже ужинала.
– Ну, тогда вина выпейте.
– У меня ведь нет выбора?
Я сделал рукой жест, который можно было истолковать, как угодно – я и сам не был до конца уверен в том, что имел в виду. Однако донна сочла, что выбора действительно нет и села напротив меня. Я налил ей вина и все же отрезал мяса.
– Попробуйте вот ту зеленую подливку с хлебом – наш повар опять изобрел что-то удачное.
Изабелла провела указательным пальцем по рукояти своего ножа. Я обратил на это внимание, но не перестал намазывать кусок хлеба. Лишь негромко произнес:
– Допустим, у вас получится, хотя вряд ли. Что дальше? За дверью мой человек, а во всей крепости их еще несколько десятков, в том числе на всех выходах.
Изабелла, ничего не ответив, легким жестом подхватила нож и стала намазывать зеленую смесь на хлеб с таким видом, как будто именно это и планировала с самого начала.
– Кто вы?
Этот вопрос прозвучал немного неожиданно.
– Я Паоло, сын Луки Анджелетто. Друзья зовут меня Паулино.
– Я не спросила, кто ты, я спросила, кто вы такие?
Я легко улыбнулся ее напускной грубости.
– Мы наемники, банда Луки Анджелетто. Нас еще называют «Черные ангелы».
– Кто вас нанял? Пассеро? Хотя, тогда меня бы уже не было в живых. Тогда…
Я позволил себе прервать ее:
– Мы напали на Базелью по своим причинам – это не связано с вашими кровными дрязгами.
Я ожидал, что Изабелла начнет расспрашивать меня, но она, казалось, удовлетворилась тем, что я сказал, и просто кивнула. Через пару глотков вина она произнесла:
– Значит, ты сын этого Луки Анджелетто. А где же он сам?
– Он погиб вчера.
– Соболезную.
– Оставьте! Я убил вашего отца у вас на глазах – не надо делать вид, что вам меня жаль.
Изабелла поставила бокал с вином и посмотрела мне прямо в глаза. Я не смог долго отвечать на этот взгляд и спрятался за своим бокалом.
– Ты прав – я тебя ненавижу. Но это не значит, что я не могу быть с тобой учтива.
Эти слова были произнесены таким тоном, как будто она обсуждала достоинства вина или свое платье. Я собирался ответить, но оказалось, что Изабелла еще не все сказала:
– Сколько тебе лет?
– Шестнадцать. А вам?
– Мне двадцать семь.
– И вы все еще в отцовском доме?
Меня начало немного раздражать ее высокомерие – не смог удержаться от выпада. Не попал – тон Изабеллы оставался ровным:
– Я уже в отцовском доме. У меня был муж, но он умер.
– Соболезную.
– Не стоит – это я его убила.
Изабелла подкрепила свои слова невинной улыбкой и принялась-таки за утку. Я так и не понял, пошутила ли она, но решил не оставаться в долгу:
– Он вам изменял?
– О, разумеется, но дело было не в этом. Боров не мог делать детей – покрывал потаскух десятками, и ни одна не понесла. Но, разумеется, в браке виновата в этом оказалась я. В один момент мне надоели нападки его драгоценной матушки и его грубость.
– И что вы сделали?
– Я его отравила. Вином.
После этих слов мы одновременно выпили. Изабелла продолжила:
– Разумеется, меня вышвырнули из мужнина дома, и я вернулась к отцу. Старуха, похоже, поняла, что произошло, потому что с тех пор рассказывает на каждом углу, что я неплодна. А кому нужна неплодная жена?
На это мне было нечего сказать. Приглашая Изабеллу к ужину, я не ожидал, что может дойти до таких откровений. Впрочем, мне отчего-то безумно нравился этот разговор.
– А у тебя, Паоло, есть еще кто-нибудь, кроме отца?
– Больше нет. Вернее, есть, но я не знаю, где они. Отец говорил, что у него есть, по крайней мере, еще один живой сын и три дочери. Но они бастарды, и он с ними не общался.
– А твоя мать?
– Моя мать была законной женой моего отца.
У Изабеллы получилось все же задеть меня за живое. Она тут же примирительно подняла руки:
– Прости – я не это имела в виду. Где она?
– Она умерла пять лет назад.
Изабелла ничего не ответила. Следующие минуты прошли в молчании.
– А ваша мать?
– Она умерла родами. У меня было еще два старших брата, но один умер ребенком, а второй погиб в стычке с Пассеро.
– Получается, что у вас тоже никого нет.
– Получается… Что со мной будет дальше?
От этого вопроса вся тяжесть прошедшего дня навалилась на меня с новой силой. Я тяжело вздохнул.
– Меня весь день спрашивают: «что дальше?», «что нам делать?», «что ты планируешь?», «как мы это сделаем?»… И больше всего злит, что я не могу ответить честно. Не могу сказать: «я не знаю».
– Так ты теперь всем командуешь? И тебе подчиняются?
– Пока да.
Изабелла задумчиво кивнула и откинулась на спинку стула. Я налил себе еще вина. Похоже, пора было останавливаться – перед глазами начинало плыть. Или это от усталости? Кстати, надо будет перед сном сходить в лазарет.
– А что с этой книгой?
Вопрос Изабеллы выдернул меня из размышлений.
– С какой книгой?
– Ну, с той, в которую ты вцепился после того… Просто мой отец, узнав, что на нас напали, тоже схватился за эту книгу и хотел бежать вместе со мной. Что в ней такого?
Значит, для старого Фаджиано, эта книга тоже много значила. Ну что же – это многое объясняло.
Я не без труда поднялся на ноги и дошел до подставки, на которой лежала закрытая книга с серебряной вышивкой по корешку. Открыл ее на одной из заложенных страниц, пробежал глазами с произвольного места, улыбнулся и подал в таком виде Изабелле. Она посмотрела на текст, но тут же подняла на меня взгляд своих темных глаз. На ее переносице проявилась морщинка.
– Я не читаю по-гречески.
Я усмехнулся и вернул книгу на подставку, а затем вернулся на свое место.
– Там написан рецепт мидий томленых в сливках с чесноком и травами.
Изабелла посмотрела на меня непонимающе.
– То есть, это сборник рецептов?
Я кивнул и глотнул вина.
После этого Изабелла снова надолго замолчала. Наконец, она тихо, будто бы для самой себя, произнесла:
– Отец схватился за книгу рецептов раньше, чем пришел за мной…
Я развел руками, как будто это я был в этом виноват.
5
– Твоя затея, это чушь.
– Я знал, что ты всегда меня поддержишь, друг.
Родриго не ответил, лишь в очередной раз проверил, легко ли ходит меч в ножнах. Я ускорил шаг и прошел в караулку – из нее была лестница в надвратную башню. Забравшись наверх, я оглядел своих людей, одетых в цвета Фаджиано. Не знай я, что это мои бойцы, я принял бы их за гарнизон – пока все работало.
Я подошел к зубцам и глянул вниз – перед закрытыми воротами стоял отряд всадников. Я крикнул:
– Ты звал меня?
– Нет, я звал того, кто здесь командует.
Я пригляделся к командиру всадников – он был одет в красную куртку, на которую сверху был наброшен плащ на меху. Я посмотрел на его спутников – все они были одеты в одинаковые куртки – люди Испанца.
– Я командую.
– Ты? А у тебя усы то хоть растут?
Я показал ему перстень с фазаном, одетый на мой палец.
– Ты издеваешься что ли? Как я должен отсюда рассмотреть, что у тебя на пальце?
– Я понял тебя.
После этого я отошел от зубцов и отдал приказ открыть ворота. Родриго лениво протянул:
– Последняя возможность.
Я скорчил ему рожу и поспешил вниз, стараясь унять сердце, бешено колотившееся от волнения. Когда створки до конца открылись, я уже был внизу и старался придать себе расслабленный вид.
Всадники проехали через ворота и остановились передо мной. Я не удержался и бросил взгляд на бойницы над воротами и на ближние стены – если что-то пойдет не так, оттуда посыпятся арбалетные болты.
Командир всадников спешился и подошел ко мне на расстояние удара мечом.
– Так кто ты?
Я снова показал ему перстень – он глянул на него мельком, а затем перевел взгляд на мое лицо и почему-то улыбнулся.
– Нет, нет, нет… Вот я Иньиго Монтойя из Лугонеса, лейтенант достопочтенного синьора Эрнандо де Андухара из Монтерросо. А ты кто такой?
– Паоло… Диаволетто из Лугано. Я командир гарнизона Базельи.
– «Диаволетто» – это что, прозвище? Не похоже на фамилию.
Странно, но мне показалось, что Иньиго Монтойе действительно интересно происхождение моей выдуманной фамилии. Пришлось выкручиваться.
– Для моего отца это было прозвище, а у меня другой фамилии и не было.
– Ясно… и давно ты здесь командуешь, Диаволетто?
– Два дня.
– Все интереснее и интереснее…
Монтойя медленно осмотрелся, вглядываясь в лица моих солдат и в следы недавней битвы, а затем указал на перстень Фаджиано:
– Я знаю, чей это герб. Ты не из Фаджиано. Что у вас тут произошло?
– Есть хотите?
Кажется, мне удалось удивить его этим вопросом. Впрочем, он быстро нашелся:
– Да, мы порядком устали. Не против перекусить и выпить вина. Особенно, от щедрот дома Фаджиано.
После этих слов испанец ухмыльнулся, но я не дал ему себя смутить и медленно пошел к крепости, на ходу отдавая распоряжения, чтобы обиходили лошадей наших гостей. Монтойя пошел рядом со мной. Я решил, что можно начать рассказывать ту сказку, на сочинение которой мы с Родриго и Бернардино вчера потратили вечер.
– Два дня назад на город напали «Черные ангелы». Знаешь о них?
– Разумеется – мы за ними и гонимся.
– Им удалось проникнуть в город и напасть на крепость и городские ворота одновременно. Атаку на крепость удалось отбить с большими потерями, и, самое главное, погиб синьор Фаджиано. В это время бандиты захватили ворота и открыли их для основных своих сил. Не успели мы глазом моргнуть, как по всему городу шли бои.
Я с малым отрядом ударил со стороны крепости. Враг этого не ждал – получилось оттеснить их. Затем к нам начали присоединяться другие выжившие солдаты Фаджиано. Мой капитан погиб у ворот, поэтому было много неразберихи…
– А из чьей ты банды?
– Сиджизмондо Коротышки.
– Никогда не слышал о таком…
Неудивительно – он в основном в Германии воевал.
Монтойя хмыкнул, но больше вопросов задавать не стал. Я продолжил:
– Была жуткая неразбериха, но к утру нам удалось отбить ворота. После этого часть бандитов сдалась, остальные бежали. Ну, кто выжил, конечно.
Монтойя вдруг остановился, и я был вынужден повернуться к нему.
– А Анджелетто? Командир этих ублюдков?
– Он погиб в бою.
– Это точно?
Мы как раз проходили мимо церкви. Не то, чтобы мы вчера именно так и планировали, но кое-какие меры предприняли. Я сделал Монтойе знак следовать за мной.
Людей на улицах было немного. Горожане еще приходили в себя после случившегося. Вчера я предложил убрать людей с площадей, но Бернардино трезво заметил, что пустынные улицы и площади вызовут вопросы. Кроме того, нам бы просто не хватило на это людей.
Мы обогнули церковь и зашли на небольшое кладбище. Здесь как раз заканчивались похороны погибших из числа богачей – людей попроще захоронили еще вчера на погосте за северной стеной. Я поприветствовал падре, который глянул на нас с тревогой, но, к счастью, не стал делать глупостей – его предупредили, что мы можем прийти.
Я подошел к гробу, на котором сам с утра сделал едва приметную зарубку. Для вида поводил растерянно глазами вокруг, а затем ногой скинул неприбитую крышку с отцовского гроба. Внутренне меня трясло от всего, что приходилось делать – оставалось надеяться, что это не было никому заметно.
Монтойя склонился над телом моего отца и вгляделся в черты его лица, затем оглядел рану на груди, наконец, заметил перстень с ангелом на его пальце, хмыкнул и опустился на корточки, чтобы снять его.
Это был не тот перстень, который всегда носил отец, и который я вырвал из мертвых рук Куарчитто – я просто не мог расстаться с ним. Однако у местного ювелира нашлось другое кольцо с ангелом. Оставалось надеяться, что Монтойя не знает в точности, как выглядел настоящий перстень моего отца.
С трудом сняв кольцо с окоченевшей руки, Монтойя посмотрел его на просвет и удовлетворительно хмыкнул. Я облегченно выдохнул – похоже, пока все получалось.
– И почему же такую штучку никто не прикарманил?..
Монтойя задал этот вопрос будто бы самому себе, но я понял, что это проверка. Однако ответ на этот вопрос у меня уже был готов:
– Пленные рассказали, что за Анджелетто охотились и уже были на хвосте, так что я понял, что его тело еще может понадобиться. А этот перстень приметный, поэтому его оставили.
– То есть, ты с самого начала знал, что мы явимся по его душу и что нам потребуется доказательство?