Читать онлайн Дом бьющихся сердец

Young Adult. Королевство воронов

Olivia Wildenstein

HOUSE OF POUNDING HEARTS

Copyright © 2023 by Olivia Wildenstein All rights reserved.

© Сухляева В., перевод на русский язык, 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Лючинский словарь

Altezza (Альтецца) – Ваше Высочество

bibbina/o (бибина/о) – малышка/малыш

buondia (бондиа) – добрый день/доброе утро

buonotte (боноте) – доброй ночи

buonsera (бонсера) – добрый вечер

Caldrone (Калдроне) – Котел

carina (карина) – милая

castagnole (кастаньоле) – пончик

corvo (корво) – ворон

cuggo (куго) – двоюродный брат

cuori (куори) – сердце

dolcca (дольча) – дорогая/милая

dolto/a (дольто/а) – дурак/дура

furia (фурия) – гнев

generali (дженерале) – генерал

Goccolina (Гокколина) – капля дождя

grazi (граци) – спасибо

– ina/o – ласкательное окончание к именам

Maezza (Маэцца) – Ваше Величество

mamma (мамма) – мама

mare (маре) – море

mareserpens (маресерпенс) – морской змей

merda (мерда) – дерьмо

micaro/a (микаро/а) – мой дорогой / моя дорогая

mi cuori (микуори) – мой родной / моя родная

nonna (нонна) – бабушка

nonno (нонно) – дедушка

pappa (паппа) – папа

pefavare (пефаваре) – прошу

picolino/a (пиколино/а) – малыш/малышка

piccolo (пикколо) – маленький

princci/sa (принчи/за) – принц/принцесса

santo/a (санто/а) – святой/ая

scazzo/a (скаццо/а) – оборванец/оборванка

scusa (скуза) – прости

serpens (серпенс) – змей

soldato/i (солдато/и) – солдат(ы)

tare (таре) – земля

tiuamo (тиуамо) – я тебя люблю

tiudevo (тиудево) – я перед тобой в долгу

zia (зия) – тетя

Словарь воронов

adh (а) – небо

ah’khar (акав) – возлюбленный/ая

ag (аг) – и

álo (а́ло) – привет

bahdéach (бадо́к) – красивый/ая

beinnfrhal (бенфрол) – горная ягода

behach (биок) – маленький/ая

bilbh (билб) – глупый/ая

bìdh (бай) – еда

chréach (крейок) – ворон

cúoco (кувоко) – кокос

dádhi (дайи) – отец

dalich (дали) – извини

dréasich (дрисси) – платье

éan (ин) – птица

fás (фас) – нет еще

fihladh (фило) – уйди

fìn (фион) – вино

fios (фиос) – знать

focá (фока́) – проклятье

guhlaèr (гулаир) – хорошо/ладно

ha (ха) – я

ha’rovh béhya an ha théach’thu, ha’raì béih (харофф бейя ан ха сок зу, харэй би) – до встречи с тобой я не жил, а лишь существовал

ionnh (йон) – мисс

inon (инон) – дочь

khrá (крау) – любовь

leath’cinn (ликен) – полуворон

mádhi (майи) – мама

mars’adh (марсо) – прошу

moannan (минан) – пара

mo bahdéach moannan (мо бадок минан) – моя прекрасная пара

Mórrgaht (Морргот) – Ваше Величество

mo (мо) – мой/моя/мое

moath (моф) – север

murgadh (муррго) – рынок

né (ни) – нет

ríkhda gos m’hádr og matáeich lé (рихда гос м’хадр ог матток ле) —

еще немного, и я его убью

rí (ри) – король

rahnach (раунок) – королевство

rih bi’adh (рибиo) – Король Небес

sí (си) – она

Siorkahd (Шуркау) – Круг

siér (сиур) – сестра

sé’bhédha (шехвеха) – пожалуйста, на здоровье

tà (тау) – да

tàin (тохн) – козел

tach (ток) – этот/эта/это

tapath (тапофф) – спасибо

thábhain (хаобен) – таверна

thu (ту) – ты

thu leámsa (ту леавмса) – ты моя/мой

tuiladh (тволо) – больше

Tuiladh fìn ag bìdh mars’adh (Тволо фион аг бай марсо) – Больше вина и еды, пожалуйста

uhlbheist (олбиихейст) – чудовище

Tach ahd a’feithahm thu, mo Chréach (Ток эд фэйтам ту, мо Крейок) – Небо ждет вас, мои Вороны

Историческая хронология

Великая война началась 522 года назад между Королевствами Люче и Шаббе.

Побеждает Коста Реджио и становится первым королем-фейри Люче.

Битва, произошедшая 22 года назад между во́ронами и фейри.

Сын Косты, Андреа, правивший Люче последнее столетие, убит.

Ответственность за это возлагают на воронов, однако он убит собственным сыном Марко.

Угрожая убить людей, Марко вынуждает Лора сдаться и таким образом побеждает в битве и становится королем Люче.

Глава 1

– Пленитель становится плененным. Завоеватель – завоеванным…

– Не слишком ли ты нагнетаешь, Пиколина? – Феб плюхается на кровать рядом со мной. Мы в Небесном Королевстве, в моей клетке. – Боги, вот так матрас!

– Слишком мягкий.

– Ничто не бывает «слишком» мягким. Если только речь не о членах.

– Не о них! Речь о гарпии с мужским лицом, который запер меня в этом каменном гнезде.

Губы Феба расплываются в улыбке.

– Гарпия с мужским лицом? Миленько.

– Не миленько, а оскорбительно! – Я прожигаю взглядом потолок, чем занимаюсь уже четвертый день. Удивительно, как деревянные перекладины еще не превратились в пепел, а камень за ними не раскрошился.

Улыбка друга становится только шире.

– Я с удовольствием бы обсудил твоего сексапильного похитителя, но цель моего визита в другом.

– Ужасные люди не могут быть сексапильными. И если твоя цель в том, чтобы вытащить меня из комнаты, то мой ответ – решительный отказ.

Зевая, Феб вытягивает свои длиннющие ноги.

– Он ест у себя, так что ты не столкнешься с ним ни в одной из таверн.

Разумеется Лоркан Рибио не обедает с простолюдинами, как и все короли! Поверить не могу, что именно я его воскресила.

Пусть я сама вырыла для себя яму, но это Бронвен запудрила мне мозги дурацким пророчеством, никогда ее не прощу. Ну да, мне следовало сперва разузнать подробности, прежде чем бросаться в омут с головой – прямо как бросилась в канал в тот вечер, когда Птолемей Тимей пытался убить моего змея Минимуса.

Решено! Отныне не буду никуда бросаться, пока хорошенько все не обмозгую.

– Позови Сиб и Джию. Пусть заодно захватят бочонок вина. О, и еще надо позвать Энтони, Маттиа и Риччио.

– И не мечтай, дорогуша. В твою опочивальню дозволено входить только одному мужчине – мне.

Я опускаю пылающий взгляд на Феба.

– Кто сказал?

– Большой страшный ворон.

– Змеиный зад… – бурчу я.

– Кстати, мне всегда было интересно, есть ли у змеев задницы? Или у них только хвосты? Может, задницы в хвостах? – В зеленых глазах друга мелькают веселые искорки. Наверняка он не раз задавался этим глупым вопросом все свои двадцать два года жизни, но вслух сейчас спросил, только чтобы поднять мне настроение.

Зря старается. Ничто не поднимет мне настроение.

– Хотя нет, к тебе позволено заходить еще одному мужчине.

Полагаю, речь о моем родителе – о Кахоле Бэнноке. Действительно, именно это имя срывается с губ Феба. С отцом я тоже отказываюсь встречаться: не готова вновь предстать перед гигантом с кривым носом, квадратной челюстью и тведрой линией губ.

Мне до сих пор не верится, что он поучаствовал в моем создании. Причем не с женщиной, которую я всю жизнь называла маммой, а с шаббинской ведьмой.

Ведьмой Шаббе!

И хотя мне еще предстоит вытрясти из Лора всю предысторию, полагаю, именно Бронвен поменяла местами мамминого… то есть ребенка Агриппины со мной, чем нанесла непоправимый ущерб сознанию милой фейри, которую я люблю всем сердцем.

Или же Бронвен намеренно вторглась в ее голову, чтобы искалечить психику и сохранить в тайне мое существование – существование шаббинско-вороньего кукушонка?

Эта мысль впервые приходит на ум, и от ее страшной логичности возникает острое желание перевернуть гору вверх дном и найти Лора с его изуродованной прорицательницей.

Я резко сажусь и так сильно сжимаю кулаки, что белеют костяшки.

– Ладно! Пошли в таверну.

– Серьезно? – Феб округляет глаза.

– Серьезно.

Он садится и потирает ладони.

– За Сиб теперь большой должок.

– Какой должок?

– Мы поспорили. Она сказала, что ты будешь прятаться вечно.

– Я не прячусь.

– Ну, дуться.

– И не дуюсь. – Феб лишь широко улыбается. – Позволь тебе напомнить, что друзья не радуются печалям друзей.

Встав с кровати, он подходит ко мне и протягивает руку.

– Ты же понимаешь, что твоя гарпия с мужским лицом – вовсе не воплощение зла?

– Даже не вздумай его защищать! Он запер меня! Врал мне! Использовал меня!

Я умалчиваю о том, что первой использовала короля воронов. Мне еще предстоит поведать друзьям о пророчестве, которое я с готовностью заглотила, не пережевывая. Впрочем, если оно не сбудется, то зачем и говорить?

При мысли о принце фейри, благодаря мне ставшем королем, внутри все вскипает. Может, в данный момент я и презираю небесного короля больше, чем земного, но Данте Реджио бросил меня после всего, что я для него сделала. Он не заслуживает и капли моего уважения. Что до любви, то ее он потерял, когда назвал меня предательницей и взглянул как на демонское отродье, жаждущее крови фейри.

Я хлопаю Феба по руке немного сильнее необходимого.

– Ненавижу мужиков. – Он патетично ахает, и я добавляю: – Всех, кроме тебя.

Друг делает вид, будто вытирает лоб рукавом. Рубашка на нем салатового цвета.

– Я уж было испугался.

– Я буду любить тебя вечно. Только не запирай меня в каменном дворце и не бросай.

Он тяжело сглатывает.

– Ты же знаешь, я взял бы тебя с собой, если мог.

Я выдергиваю свою ладонь из его руки.

– Пожалуйста, Феб! Не бросай меня здесь, умоляю! – Голос срывается, хотя глаза по-прежнему сухие.

Друг тяжко вздыхает и обнимает меня.

– Ладно. Я останусь с тобой.

– Я не…

– …не это имела в виду. Знаю. Но только это в моих силах. Если хочется сохранить конечности. А мне хочется, знаешь ли.

– Они отрастут заново.

– Не отрастут, если отрезать их железным клювом или когтем.

Я отстраняюсь и выгибаю шею, чтобы заглянуть ему в лицо.

– Лоркан или другие во́роны тебе угрожали? – спрашиваю я.

– Не лично мне, – отвечает он, и я молча стискиваю зубы. – Слушай, если ты уйдешь, то окажешь себе медвежью услугу. Говорят, в столице бунты. Многие фейри недовольны смертью Марко и возвращением воронов.

Я бросаю взгляд за окно – на океан и розовые скалы острова Шаббе вдалеке. Наверняка этот вид – часть наказания Лоркана, как и то, что мои покои соседствуют с его. К счастью, они не соединены дверью, а каменные стены не пропускают звуков, тем не менее я готова поклясться, что чувствую его присутствие по другую сторону. Даже несколько раз просыпалась посреди ночи с четким ощущением, будто из темноты за мной наблюдают его горящие желтые глаза. Впрочем, если он и заявлялся ко мне без разрешения, я его на этом пока не поймала – как и не слышала через дурацкую ментальную связь.

Мне нравится думать, что я научилась защищать разум от его вторжения, однако иллюзий я не питаю. Вряд ли мне по силам противостоять могущественному перевертышу, способному создавать бури и проникать в чужие головы. Скорее всего, Лоркану просто надоело подслушивать мои злобные мыслишки или же он слишком занят присмотром за своим пернатым угольноглазым народом. В конце концов, теперь он может вторгаться в гораздо больше голов.

Меня грубейшим образом возвращают к реальности – дергают за волосы.

– Какого подземного мира ты творишь, Феб?!

– Расчесываю гнездо на твоей голове, пока в него не сел какой-нибудь ворон. Ну, не вертись! – говорит он и вновь дергает.

– Чем ты расчесываешь? Граблями?

– Нет, хотя идея хорошая. Надо бы у Лоркана попросить. У тебя хоть и короткие волосы, но до нелепого густые.

Я поворачиваюсь, оставляя клок волос в неведомом инструменте пыток, которым орудует Феб.

– Нет! Ничего ты не будешь просить у Лоркана! Нельзя ничего задолжать этому существу!

Феб достаточно умен, чтобы не пытаться меня остудить. Наконец оставив в покое мой скальп, он подходит к гроту, переделанному в гардеробную комнату.

– Так, что наденем?

– Я не намерена переодеваться.

– Пиколина, ты уже три дня носишь одежду Джии, нужно найти тебе…

– Я не надену ничего из этого. Не знаю даже, кому все это принадлежит.

– Тебе! Лоркан велел… – Феб замолкает, словно испугавшись моего гневного взгляда, и поправляется: – Гарпия с лицом мужчины велел сшить все это специально для тебя.

Я вздергиваю подбородок.

– Тем более не надену!

Друг вздыхает.

– Ну, хотя бы сбрызни себя духами: от тебя воняет как от протухшей раковины моллюска. – Я злобно прищуриваюсь, и он добавляет: – Впрочем, наверняка вороны оценят запах. Слышал, они обожают моллюсков.

Я жду, когда его губы расплывутся в улыбке, давая понять, что сказанное – шутка, однако Феб выглядит тревожно серьезным, поэтому я направляюсь в ванную комнату, прилегающую к моим покоям и которую я отказываюсь оценивать по достоинству. Каждый раз, когда внутри проступает хотя бы намек на восхищение, я давлю его на корню.

Просматриваю ряд склянок с ароматическими маслами на полке, отталкивая бруски мыла с сушеными травами и цветками, которые напоминают мне те, что варила на продажу нонна. Когда я открываю одну из склянок, сердце щемит от тоски по женщине, которая растила меня как родную, хотя я ей совсем чужая. Мне ужасно совестно за то, как мы расстались, и отчаянно хочется упасть в ее объятия. Прижмет ли она меня к груди в ответ или оттолкнет?

Капнув масло на запястье, я нюхаю одежду: действительно ли от меня несет тухлой ракушкой? Нет. Вот засранец!

Феб наверняка пытался обманом заставить меня переодеться. Вот только надень я подаренный наряд – это будет расценено как предложение перемирия, а я готова предложить этому мужчине-ворону перемирие только тогда, когда он предложит мне свободу.

Закупорив склянку с маслом, я возвращаюсь в спальню. Феб рассматривает фреску, которую я отказываюсь считать красивой.

– Я готова.

– К чему? К войне?

Улыбаюсь впервые за последние несколько дней.

– Готова упиться вином. С чего ты решил, будто я готова убивать?

– По стальному блеску в глазах.

Я фыркаю и беру друга под руку.

– Обещаю, ни один невинный не пострадает.

– Пожалуй, зря я уговорил тебя выйти.

Как те лозы, которые может выращивать Феб одним взмахом руки, моя улыбка растет и пускает корни в грудную клетку, обхватывая сердце. И только они начинают оживлять ослабленный орган, как через дверной проем влетает ворон.

Я замираю с надеждой, что перевертыш окажется незнакомцем, ведь я видела всего двух воронов… точнее, даже одного. Я сильнее цепляюсь за руку Феба, когда черные перья обращаются в дым, который преобразуется в мужчину с цитриновыми глазами. Из всех воронов Небесного Королевства именно этот предстал передо мной первым?! Боги, за что?

Взгляд Лоркана скользит по моей фигуре.

– Хорошо отдохнула, Биокин?

Я переключаю внимание на висящий на стене факел, будто бы уродский король не стоит всего в шаге от меня.

– Не сердитесь на нее. – Феб гладит меня по руке. – Она не в настроении, когда голодная.

Распахнув глаза, я перевожу взгляд на друга. Бывшего друга.

Феб сжимает мою руку, чтобы я не метнулась обратно в свою тюрьму.

– Мы как раз собирались это исправить.

Если он предложит Лоркану присоединиться…

Рядом с королем воронов опускается один из его подданных и начинает превращаться в человека. Сердце замирает, и я молюсь всем богам фейри – хотя они вряд ли меня услышат, раз уж я не одна из них, – чтобы он не оказался моим отцом.

И – о чудо! – в самом деле не он.

Это женщина с длинными черными волосами, которые переливаются, подобно сапфирам, как у Лоркана, черты лица по-птичьи резкие. Она выпрямляется рядом со своим королем. Слишком близко для подчиненной, на мой взгляд. Впрочем, никого не интересует мое мнение по этому поводу.

Новоприбывшая не улыбается и не благодарит меня за столь ключевую роль в ее возрождении. Возможно, еще не обрела голос. Однако тут она поворачивается к Лору и говорит что-то на вороньем языке, доказывая, что голосовые связки в порядке.

Лор кивает, не спуская с меня взгляда.

– Имоджен, познакомься с Фэллон, дочерью Кахола.

Она смотрит на меня прищурившись. Я отвечаю тем же. Детский сад, знаю. Наконец она кивает. Я – нет. Лор делает шаг мне навстречу.

– Надеюсь, тебе придется по душе наша пища, Фэллон.

Я улыбаюсь как можно недружелюбнее.

– О, я просто обожаю мертвечину.

Его губы расплываются в слабой улыбке, и хотя он не показывает зубов, они угадываются.

– У нас есть семечки. Феб, удостоверься, чтобы ей выдали большую порцию.

Друг, уже бывший, лишь улыбается.

– Имоджен, в мои покои, – велит Лор. – У нас полно работы.

Я не смотрю ему вслед, но наблюдаю, как уходит Имоджен. Она буквально дышит ему в затылок, и будь он в своей птичьей форме, ее голова утыкалась бы ему в то самое место, которое я некогда приняла за переключатель. Отбросив в сторону нарисованный фантазией образ, дергаю Феба вперед.

– Не будем мешать им «работать».

– Кажется, кто-то…

Я пихаю его под ребра, обрывая как фразу, так и дыхание. Хотя дверь в соседние покои закрывается плотно, у этих перевертышей выдающийся слух.

К тому же я вовсе не ревную. Меня совершенно не волнует пернатый мужчина.

Глава 2

Небесная таверна – ахаобен на языке воронов, по словам Феба, – вырезана в серой скале Монтелюче и больше походит на мрачную пещеру. Между деревянными подпорками тянутся толстые веревки, на которых висят ряды фонарей. Окна тоже есть, но такие же крошечные, как в моей клетке, которую я отказываюсь называть комнатой. Стены таверны украшены пейзажами, их рисовали мелом и чернилами. Я внимательно их разглядываю, впрочем, вовсе не потому, что нахожу привлекательными. Нисколечко. Как и надстроенный этаж, обставленный мебелью из коряг.

Тюрьма в небе все еще тюрьма. И никакие звезды не придадут ей лоска. Подумать только, а я когда-то умоляла Лоркана, чтобы он пустил меня в замок!

– Божечки, тебе удалось вытащить ее из комнаты! – Голос Сибиллы звенит в ушах.

Она машет нам от столика в углу – то есть у дальней стены, поскольку в овальном помещении углов нет. К счастью, он слегка скрыт надстройкой, а не в самом центре, где нас могут видеть. На меня обращены подведенные углем глаза всех посетителей. Воцаряется такая тишина, что даже слышны взмахи ресниц.

Смущенная вниманием, я прячусь за спиной Феба и подталкиваю его к столику, где Сиб сидит в компании Энтони, Джианы, Маттиа и Риччио.

– Ты не сказал, что тут столько народу, – шиплю я.

– Ну, ведь это таверна, к тому же время обеда. Раз ты работала в подобном заведении, я предположил, что ты сама догадаешься.

Отчего-то мне не пришло в голову, что я столкнусь с кем-то, помимо друзей и пары стаканов вина. Упомянутые друзья наблюдают за мной, как и остальные посетители. Прошло всего три дня с нашей последней встречи, но ребята словно бы постарели на несколько лет. Похоже, дает о себе знать стресс прошедших недель.

Сибилла пихает Риччио, сидящего рядом с ней, требуя освободить стул. Джиана улыбается мне с другой стороны стола.

– Ну, что думаешь?

– О чем?

– О Небесном Королевстве.

– Предпочитаю наше Земное. Оно поярче.

Феб усаживается рядом с Риччио и откидывает волосы на спину, открывая заостренное ухо. Хотя я горжусь другом за то, что он не скрывает, кем является, меня охватывает опасение, что какой-нибудь человек-ворон обратится в птицу и склюет кончики его ушей.

– Она только прошла от своей спальни…

– Клетки, – поправляю.

Феб закатывает глаза.

– От своей клетки досюда, еще ничего не видела.

– Видела предостаточно.

Я складываю ладони на коленях поверх плотных штанов, одолженных у Джианы. Они широки мне в бедрах, которые отощали, ноги вовсе превратились в палки, прямо как в детстве.

Даже нонна, женщина весьма стройная, пришла бы в ужас от моей худобы. Впрочем, вряд ли она обратит внимание на мою фигуру, узнав правду о моем происхождении. При этой мысли сердце болезненно сжимается.

– Как ты себя чувствуешь? – Голос Энтони вырывает меня из мрачных размышлений.

– Крайне раздражена. А ты?

– Не терпится получить новое судно.

– На твоем месте я бы ни на что особенно не рассчитывала. Лоркану ты больше не нужен, ему незачем дарить тебе судно.

От упоминания имени короля разговоры неподалеку резко обрываются.

Густые брови Маттиа изгибаются.

– Он обещал и пока что сдерживал все обещания. Отчего ты так пессимистично настроена?

– Не знаю… – Я пожимаю плечами. – Возможно, это как-то связано с тем, что он держит меня в плену.

– Потому что ты единственная, кто невосприимчив и к обсидиану, и к железу, Фэллон. – Риччио подносит ко рту кружку с какой-то жидкостью.

Сибилла пододвигает мне свой напиток. Они пьют вино, только не игристое, как у нас, а ароматное и насыщенное, как нагретые солнцем ягоды, раздавленные на сырой почве. Вкусно! Разумеется, если меня спросят, то оно мне решительно не по душе!

Я осушаю металлический кубок и со стуком ставлю на стол – черный, словно обсидиан, только шершавый и с неровностями, как у дерева. К тому же обсидиан ядовит для воронов.

– Эй, Коннор! – Феб зовет парня со смуглой кожей и темными глазами, который несет напитки к соседнему столику. – Тволо фион и бай марсо.

Коннор кивает. Мои пальцы на кружке сжимаются. В голове на повторе проносится: «Твило фай аг бай марсо». Ни одного знакомого слова. Впрочем, мои познания отцовского языка ограничиваются десятком слов от силы.

– С каких пор ты говоришь на вороньем?

– Со вчерашних пор. Коннор дает мне уроки. – Феб провожает взглядом бармена… или же владельца бара? Интересно, хоть кто-то здесь хоть чем-то владеет или же все принадлежит Лору?

– Зачем?

– Подумал, будет вежливо изучить язык приютившего нас народа.

Сибилла наклоняется к моему уху.

– Плюс Фебс пытается приставать к другим.

Я удивленно взираю на друга.

– А как же Меркуцио?

Тот проводит рукой по волосам.

– При чем тут он?

– Он тебе нравился.

– Ну а тебе нравился Данте. – Феб вновь поворачивается ко мне. – И посмотри, чем все закончилось.

Я поджимаю губы на мгновение.

– Вот только Меркуцио не записал тебя во враги народа.

– Вороны не враги, милая. – Сибилла берет меня за руку и мягко сжимает пальцы.

Я отнимаю руку и кладу обратно на колени. Как она может так говорить? Они держат меня в неволе.

– Хорошо, что ты наконец увидела истинное лицо Данте, – говорит Джиана, а Энтони внимательно следит за моей реакцией.

Не желая ни думать о Данте, ни обрывать нашу отжившую свой век дружбу, я меняю тему.

– Так чем еще вы все занимались, помимо того, что обратились в вороницизм?

– Вороницизм? – хихикает Риччио.

– Отдыхали, гуляли, знакомились с людьми. – Джиа берет ломтик сыра с деревянного блюда, заполненного кусочками фруктов и поджаренными овощами. – Общаться непросто, поскольку многие вороны не говорят по-лючински. Хотя те, кто говорит, помогают с переводом.

Я замечаю, как через таверну, подобно змее, плавно скользит девушка с черными, как смоль, косами, и глазами еще чернее, затем останавливается у нашего столика. Улыбается. Не то чтобы я ждала, что она начнет рычать или каркать… ладно, немного ожидала.

– Джиа, а́ло!

Джиана поднимает взгляд на новенькую. От меня не ускользает, как ее серые глаза блестят серебром.

– Привет, Ифе!

– Есть свободное место?

– Конечно! – Джиана подвигается.

– А ты, верно, Фэллон? Очень приятно тебя познакомить.

– «С тобой познакомиться», – поправляет Феб.

– Ох, тау! С тобой познакомиться… – Слова раскручиваются с совершенно неправильными ударениями. Лючинский язык походит на мелодию арфы, в то время как вороний подскакивает и перекатывается, как камни на дне бурной реки, – грубо, влажно, гортанно.

Девушка улыбается, обнажая кривоватые зубы, которые, однако, ничуть не портят впечатления – ее красоту отметили и Джиана, и Риччио.

– Ифе – сестра Имоджен, – объясняет Феб.

На ее скуле, под черной полосой косметики, проглядывает маленькое перышко, как и у всех воронов.

– Ты уже встречать Имми?

Воспоминание о помощнице Лоркана ерошит и так колючее настроение.

– Столкнулись с ней и Рибио по пути сюда, – говорит Феб, и при упоминании фамилии Лоркана все в таверне замолкают.

– Ну, я хорошая сестра. – Ифе наклоняется над столом, и ее длинные косы скользят по плечам – которые шире, чему у Джианы, хоть и не такие широкие, как у Риччио. Вероятно, полеты здорово развивают мускулатуру.

Я пытаюсь припомнить, широкие ли плечи у Имоджен. Впрочем, мы встретились в довольно темном коридоре, и я была слишком занята тем, что прожигала взглядом своего тюремщика.

– У нас с тобой много общего, Ифе! – Сибилла насмешливо смотрит на старшую сестру, которая закатывает глаза.

– Лично я предпочитаю Джиа… – Не успевает Феб произнести последний слог, Сибилла хватает с блюда дольку апельсина и бросает в смазливую мордашку нашего друга. Фрукт попадает тому прямо в широкий лоб, сползает по носу и плюхается на стол. – Так ты только доказала мою правоту, Сиб. – Он вытирает с лица сок. – И, кстати, ты за это поплатишься.

Подруга дерзко улыбается, будто подначивая его. О, Феб отомстит. Он всегда отвечает на гадость, но в отличие от Сиб, которая сначала стреляет, а потом спрашивает, у Феба бесконечный запас терпения.

– Так значит, Имоджен работает с вашим королем? – любопытствую я.

– Вашим?

– С Моррготом. Или как его называет ваш народ? – Слово оставляет неприятный привкус на языке: долгое время я считала его именем Лоркана. То есть именем его птиц. Данте развеял мое заблуждение, предоставив перевод: Ваше Величество.

– Ваш народ? – повторяет Ифе, ее брови сходятся на переносице. – Твой отец Кахол, разве нет?

– Ага. – Сибилла подталкивает меня плечом.

Лоб Ифе разглаживается.

– Ты тоже ворон, Фэллон. Лоркан Рибио и твой король тоже.

– Лоркан Рибио никогда не будет моим королем! – Заявление вызывает у посетителей таверны злобное шипение.

Хм… Люблю, когда мне бросают вызов, Биокин.

Я бросаю взгляд на выход из таверны, где я ожидаю увидеть Лоркана. Не найдя его, изучаю каждую тень в поисках золотых бусинок.

Я не бросала тебе вызов.

Тем не менее я его чувствую.

Хотя я формирую ответ лишь мысленно, губы повторяют слова:

– Это не вызов!

– Что? – переспрашивает Сиб.

– Ничего, – бурчу я.

– Полагаю, Фэллон похожа на мать, – Риччио задумчиво потирает щетину на подбородке. – Говорят, принцесса Шаббе была усладой для глаз.

Кровь отхлынула у меня от лица.

– Ты в курсе? – Я оглядываю стол в поисках недоуменно сдвинутых бровей и не нахожу. – Вы все в курсе?

– Лазарус нам сказал, – мягко признается Сибилла, будто чувствуя, что я готова в любой момент сорваться.

Я осматриваю сумрачную таверну, разыскивая гиганта-целителя с заостренными ушами, однако среди посетителей его нет.

– Он думал, что раз Энтони знает, то знаем и мы, – добавляет Джиа.

Взгляд падает на капитана. У него такие же голубые глаза, как у Данте, однако сегодня они кажутся темнее – не как дневное небо, а как океан, простирающийся между Люче и Шаббе.

– Когда ты понял?

Он глубоко вдыхает. Челюсть напряжена, как у меня – спина.

– Той ночью в лесу, с Бронвен.

Той ночью, когда он привел меня к Бронвен и Фурии. О, как же я скучаю по коню, на котором ускакал Данте! Еще одна причина ненавидеть нового короля фейри.

– Зендея была писаной красавицей, – вздыхает Ифе.

Тут к столику подходит Коннор с кувшином, как я надеюсь, вороньего вина, и блюдом жаренных на гриле овощей и фруктов. И никакой мертвечины. Или семян.

– Была? – Я отрываю взгляд он цветастой горы снеди, украшенной такими же черными полосами, как у вороньего народа. – Она что… умерла?

– Нет, – раздается у меня за спиной.

Я оборачиваюсь, и взгляд медленно поднимается все выше и выше, и выше.

– Твоя мама жива, – слышу я хриплый мужской голос на лючинском, и волоски на руках встают дыбом.

Ифе ахает и лопочет что-то на вороньем, однако все мое внимание приковано к окутанному дымом мужчине.

– А́ло, дочь моя.

Глава 3

Время замирает, пока я рассматриваю создавшего меня человека: отца, которого у меня никогда не было и о котором я узнала только недавно.

Хотя он являлся ко мне в видениях, это не идет ни в какое сравнение с настоящим человеком. В реальности он выше, крупнее и гораздо более пугающий. Нос выглядит так, словно на него рухнула гора, покрытый щетиной подбородок настолько острый, что хоть деревья пили, волосы – грозовая туча длиной до подбородка, а глаза… глаза самого темного оттенка черного – темнее, чем стая воронов, которые заволокли солнце в тот день, когда Лоркан пробудил свой народ. Эти глаза словно бы впитали в себя всю ярость мира.

Эта самая ярость и кровь, которую она заставляет кипеть, – единственное, что у нас общего.

Воздух рядом с Кахолом темнеет и дымится, затем из него формируется другой ворон. И еще до того, как он обретает форму, я понимаю: это Лор. Не уверена, почему или как, поскольку его туман не темнее и не плотнее, чем у прочих перевертышей. Возможно, я просто ожидала его появления, поскольку ему так нравится всюду за мной таскаться.

Я не таскаюсь, я за тобой присматриваю, – имеет наглость прошептать мне в голову Лоркан.

Я не ребенок, Рибио, и мне больше ничего не угрожает, так что можешь смело отвалить от меня.

Лоркан мрачнеет от моей грубости, и я решаю грубить как можно чаще.

– Не перенести ли нам это воссоединение в более укромное местечко? – Его голос негромкий, но достает до всех уголков помещения.

– Мне и здесь нормально, – говорю я лишь бы досадить ему, хотя, по правде говоря, мне не нравится, когда на меня глазеет куча незнакомцев.

– Как скажешь. – В его глазах вспыхивает нечто одновременно бросающее в жар и леденящее душу. – Фило!

Приказ короля эхом отдается от каждого фонаря и окна; все вскакивают со своих мест. Я предполагаю, что «фило» означает «прочь» или нечто похожее. Затем Лоркан обращается к моим друзьям:

– Ахаобен закрыт до дальнейшего распоряжения. Пожалуйста, покиньте таверну.

Ножки скамеек скрипят по каменному полу, когда все отодвигаются от стола и встают.

Только Сибилла не двигается с места. Ее длинные мозолистые пальцы сжимают мои, и только тогда я осознаю, что она держит меня за руку.

– Если хочешь, я останусь.

– И я. – Феб замирает, не успев полностью встать.

Я не знаю, чего именно хочу.

– Прошу, уйдите. – Голос Кахола глухой и хриплый, словно его переполняет печаль, вот только у него такой вид, будто он настолько же способен плакать, насколько я – пролезть в крошечное окошко в скале.

Возможно, я даже пыталась.

Буду знать.

Я прищуриваюсь, глядя на Лоркана, и сжимаю руку Сибиллы.

– Идите. Я справлюсь.

Нерешительно, но все же они с Фебом выходят через широкие двери, которые Коннор за ними закрывает.

Лоркан кладет ладонь на плечо Кахола, отчего гигант вздрагивает, затем кивает на скамейку передо мной. Не отводя от меня взгляда, он обходит стол и тяжело садится, деревянная скамья жалобно скрипит.

Когда Лоркан опускается на место Феба, у меня урчит в животе, и хотя от еды исходит аппетитный аромат, мне вряд ли удастся что-нибудь в себя запихнуть. Кроме вина. Оно, вероятно, пройдет неплохо. И поможет унять нервы.

Я тянусь за кувшином, однако Лоркан меня опережает и наливает темный перебродивший сок в бокал передо мной, затем наполняет второй для моего отца. Я пью, пока гигант смотрит на меня во все глаза, будто я самое диковинное существо, которое ему доводилось видеть.

– Я думал, что ты погибла в ту ночь, когда армия Реджио устроила засаду в храме Изолакуоре. Слышал, как его генерал сказал… – Он закрывает глаза. – Сказал Марко, что Дея потеряла плод. Что все кончено.

Хотя я сижу перед ним – живое доказательство того, что ничего не кончено, – лицо отца морщится от вновь переживаемых кошмарных воспоминаний.

– Разумеется, она придумала, как тебя спасти. – Когда его веки поднимаются, в глазах стоят слезы. – Хвала Морриган, что рядом была Агриппина. Хвала Морриган, что она никому о тебе не рассказала.

– Почему она была с вами?

– Она прибыла, – объясняет Лоркан, – чтобы предупредить Кахола и Дею о засаде.

– Она не успела нас спасти. – Губы отца искривляет самая печальная улыбка на свете. – Но успела спасти тебя.

– И как именно? Выловила из лужи крови?

– Дея поместила тебя внутрь Агриппины, – медленно произносит Лоркан, будто если говорить раздельно, мой разум сумеет осмыслить нелепое объяснение.

– То есть как это «поместила»?

– Твоя мама перенаправила тебя в утробу Агриппины, – говорит Лор. Я морщу лоб, и Лор уточняет: – С помощью магии.

Подождите-ка… чего?! Я перевожу взгляд с отца на Лора, вновь на отца, вновь на Лора. Меня магией перенесли из одного тела в другое? Я подозревала, что меня подменили, однако новость о том, что это сделали еще в утробе, ошеломляет. Впрочем, теперь понятно, каким образом дедушка мог увидеть роды своей дочери. Тем не менее мысль о том, что меня передали из одного организма в другой, подобно вирусу, – настоящий вынос мозга.

– Как у нее получилось? Она что, просто щелкнула пальцами, и оп?!

Лор улыбается.

– Магия шаббинок связана с кровью, так что никаких щелканий. Хотя пальцы покалывает, поскольку печати пишутся кровью.

Я изучаю кончики пальцев – не мерцают ли? – но блестит лишь грубая кожа мозолей. Спешу спрятать под бедра свои неженственные руки, хотя они вряд ли смутят Лора или отца.

– Откуда вы знаете, что я действительно дочь Деи?

Лор барабанит пальцами по столу.

– Помимо того, что ты унаследовала большинство ее черт?

– Я всегда считала, что унаследовала многое от женщины, которая меня родила.

Лор пододвигается вперед, его кожаные брюки скрипят.

– Прежде чем Мериам связала магию Деи, она послала Бронвен видение, чтобы твоя тетя могла за тобой присматривать и в надлежащее время отправить на мои поиски.

Глаза отца застилают настолько сильные эмоции, что гигант начинает плакать. Слезы катятся по щекам, размывая краску, он что-то бормочет на вороньем языке, что, несмотря на гортанное произношение, звучит мягко.

Обещает ли он возмездие всем участникам засады или же благодарит богов за мое спасение?

– Что случилось с ребенком Агриппины?

– Агриппина была беременна? – Медведеподобный ворон трет мокрую щетинистую щеку, размазывая сажу.

– Раз я подменыш, то меня подменили. М-м… – Язык скользит по губам. Я не могу назвать шаббинку, давшую мне жизнь, «мамой» даже мысленно. Моя мама – Агриппина. Хотя она, скорее всего, меня не любит – возможно, не любила никогда, – я не могу вырвать ее из сердца и заменить другой только потому, что у нас разные гены. – Дея воспитывает ребенка Агриппины?

– Агриппина не была беременна, – невозмутимо отвечает Лор.

Мои брови почти сходятся.

– Я не… мне казалось, чтобы появился подменыш, нужно поменять местами двух младенцев?

На губах Лора играет мягкая улыбка.

– Магия шаббинок довольно необычна.

Довольно?! Скорее совершенно невероятна!

– Где же Дея? В Шаббе?

– Мы знаем только, что там ее точно нет. – Лоркан подцепляет спаржу с верхушки овощной горки и подносит ко рту.

– Откуда знаете?

– Потому что мы уже несколько дней летаем вокруг барьера Шаббе, и от твоей матери ни слуху ни духу. – Кахол, должно быть, скрипит зубами, поскольку его подбородок превратился в сплошные углы.

Я хмурюсь.

– Как такое возможно?

– Бронвен считает, что Мериам блокировала магию Деи. – Лор откусывает хрустящую палочку, зубы сверкают белизной на фоне смуглых губ.

– Мериам? – Почему это имя кажется знакомым?

– Мериам была шаббинской любовницей Косты. Это женщина, которая обрекла нас на гибель и чья кровь питает барьер. – В голове проносится воспоминание о нашем разговоре. – Мериам также мать Зендеи. Твоя бабушка.

Спина выпрямляется, будто позвоночник превратился в змеиный клык.

– Я прихожусь родственницей колдунье, которая прокляла ваш народ?

– «Наш» народ. Ты можешь не принимать свое наследие, но ты как шаббинка, так и ворон, Фэллон.

Я поджимаю губы, не желая принадлежать кому-либо или чему-либо.

Ты принадлежишь, – рычит Лоркан. – Ты принадлежишь…

Прежде чем он успевает сказать «небу» – которое он присвоил себе – или розовой точке скал на горизонте, я спрашиваю:

– Если моя мама не в Шаббе, то где же?

– Не знаю. – Отец обхватывает гигантскими пальцами кружку с вином. Металл царапается о металл, как мел о грифельную доску. Мгновение спустя я осознаю, что звук донесся от него: от его ногтей, которые удлинились и превратились в железные когти, хотя все остальное осталось человеческим. – Я не знаю. Не чувствую ее. – Кахол сжимает кубок, из которого фонтаном выплескивается вино.

Не чувствует?

Они пара.

Я вскидываю брови.

Партнеры чувствуют друг друга?

Да.

Если он ее не чувствует, откуда знает, что она жива?

Надежда.

То есть отец на самом деле не знает, жива ли моя мать, или же Лоркан велит мне надеяться?

– Мы ее найдем, Кахол. – Лоркан касается кожаного наруча отца, в которых гигант вряд ли сильно нуждается, учитывая мощь его мускулов. – Найдем и приведем домой. Но сперва надо снять барьер, чтобы все наши могли вернуться. Нам нужны люди.

– Птицы, ты хочешь сказать? – поправляю я его прежде, чем успеваю себя остановить.

Сейчас не время и не место, Фэллон!

Моя дерзость вызывает две пары выразительных взглядов. Ну, хотя бы удалось вытянуть отца из пропасти отчаяния.

– Не все вернулись? – спрашиваю.

Лоркан вновь барабанит пальцами по столу.

– Некоторые вороны бежали в Шаббе, там и застряли.

В отличие от ногтей отца – заостренных и оловянного цвета, – у Лора они закругленные и бежевые. Хотя они никогда не скользили по моей коже, я отчетливо помню ощущение от его призрачных пальцев, скользящих по моему телу. Он перестает барабанить по столу, сжимает кулаки, губы вытягиваются в нить.

Что? – возмущаюсь я. Неужели он думает, что мне нравится, когда ко мне прикасаются без моего согласия? Я вновь сосредотачиваюсь на отце.

– Итак, как устранить барьер?

– Нужно дождаться, когда Прия выпытает местонахождение Мериам у одного из фейри, которых к ее берегам притащили змеи.

Хорошие змейки.

– Или когда Данте выяснит, где ее спрятал Марко, – добавляет мой отец.

– Дедуш… – Я напоминаю себе, что Юстус мне вовсе не родственник. Возможно, впервые я рада, что не являюсь Росси. – Генерал был ближе всех к Марко. Он должен знать.

– Твоего деда не нашли.

– Он жив?

– Если жив, то пока не показывался в Люче.

– А командор Дардженто? – спрашиваю с надеждой. – Его выбросило на берег Шаббе?

От железных наплечников Лора начинает валить дым, словно он вот-вот превратится в птицу.

– Нет.

У меня учащается пульс при мысли о мерзком фейри с черными волосами и янтарными глазами, который угрожал убить всех дорогих мне людей.

– Он умер?

Нет. Пока жив.

Вслух же Лор говорит:

– Имоджен подслушала, как солдаты Данте обсуждали чудесное возвращение командора. Мы его еще не видели, но можно смело предположить, что он в Изолакуори.

Глава 4

От этого известия у меня сжимаются сердце и все внутренности.

– Хорошо, – бросаю в конце концов.

– Хорошо? – Лоркан произносит это так, будто у слова отвратительный привкус.

– Да. Хорошо. – Я сжимаю кружку, чтобы проверить, насколько она твердая. Твердая, как камень. – Потому что я хочу собственноручно пронзить его сердце железным клинком.

Отец резко вдыхает.

– Он тебе навредил, инон?

Инон?

«Дочь» на вороньем.

От перевода Лоркана слово не становится менее грубым. Грубым, но также… приятным. У меня есть отец. Он настоящий. Не совсем такой, каким я его себе представляла, но ему не все равно. Или, по крайней мере, создается впечатление, что я ему важна.

Кахолу очень важна семья.

Я кошусь на Лоркана, и мой гнев слегка утихает.

– Сильвий Дардженто – отвратительный человек, который угрожал убить всех дорогих мне людей.

Отец продолжает сжимать несчастную кружку, которая еще больше сплющивается под натиском его когтистых пальцев.

– Он… когда-нибудь… к тебе прикасался?

– Нет. Не осмеливался, боялся последствий. Еще несколько дней назад я была внучкой генерала и подругой принца.

Тень находит на лицо Лоркана, и хотя мне не слышно его мыслей, догадываюсь, что они имеют отношение к одному или обоим вышеупомянутым фейри.

Отец говорит что-то на вороньем, и Лоркан отвечает, его золотистые глаза за струйками черного дыма вспыхивают. Хотелось бы мне понимать их язык!

Лоркан переводит свой все еще прищуренный взгляд на меня.

Утром я пришлю к тебе учителя.

Я хочу понимать, я не сказала, что готова его учить.

Лоркан подается вперед и кладет локти на стол.

Значит, убить Сильвия ты тоже не готова?

Как же ты пришел к такому выводу?

Ты сказала, что «хочешь» собственноручно пронзить его сердце.

Я скриплю зубами: ненавижу, когда против меня используют мои же слова.

Отец не замечает нашего мысленного разговора, его взгляд прикован к луже вина вокруг покореженной кружки.

Как сказать «отец» по-вороньи? – спрашиваю я.

Дайи.

– Дайи? – Обращение непривычно перекатывается на языке, но не то чтобы неприятно.

Черные глаза Кахола взлетают от красной лужицы и останавливаются на моем лице.

– Что вы с Лорканом обсуждали?

Целую минуту он молчит: либо потрясенный тем, как я к нему обратилась, либо обдумывает, чем именно со мной поделиться. Наконец выпускает кружку из рук и хватает скомканную салфетку. Вытирая руки, говорит:

– Я предложил привести командора сюда, чтобы исполнить твое желание, но Лоркан не поддержал мое предложение.

Я оглядываю каменные стены и фонари вокруг. Может, для меня эти гроты и стали тюрьмой, но для остальных это место – надежное убежище.

– Не следует пускать Сильвия в Небесное Королевство, – говорю я. – Следует выпустить меня.

Ногти Лоркана вонзаются в эбеновое дерево.

– Что ж, увы, тебе выходить нельзя.

– Почему? Почему ты меня здесь держишь? Я тебя освободила. Вернула к жизни.

– Пока мы не избавились от барьера, только ты будешь способна освободить меня от обсидиана в случае, если Данте не сможет управлять своими подданными. Или собой. – Темная броня на груди Лора скрипит от глубоких вдохов и еще более глубоких выдохов. – Мне нельзя рисковать и позволить проклясть свой народ в третий раз.

Мне по-прежнему ненавистно мое положение, тем не менее, по крайней мере, теперь я понимаю, почему меня заперли.

– Значит, как только падет барьер, я буду свободна?

Мужчины обмениваются напряженными взглядами, от которых у меня позвонки вытягиваются по струнке.

Не держи меня в неведении. Не после всего, что я для вас сделала. Это не только несправедливо, но и жестоко.

– Как только ты снимешь проклятие целиком, ты будешь… свободна.

Его промедление заставляет меня задуматься, какую свободу он подразумевает.

Как бы между прочим, я не считаю формой свободы смерть.

Ты не умрешь. – Угрюмое настроение Лоркана немного смягчается. – Обещаю, Биокин.

Я киваю, немного успокоенная. Остается вопрос проклятий и их разрушителей – то есть меня.

– В каком смысле «снять проклятие целиком»?

Отец продолжает вытирать пальцы, хотя, как я подозреваю, вина на них давно не осталось.

– Еще до твоего рождения – даже до зачатия – Бронвен предвидела, что у нас с Деей родится дочь, которая будет обладать силой навсегда разрушить обсидиановое проклятие воронов.

У меня отвисает челюсть.

– Так вот почему ты назвал меня разрушительницей проклятий? Не потому, что я тебя освободила.

Верно.

Ого! А я-то считала себя слабой и бесполезной.

– Скажи на милость, как же мне сломать это проклятие?

Лоркан вздыхает.

– Этого Бронвен пока не видела.

– Позволь внести ясность. Ты намерен держать меня в Небесном Королевстве до тех пор, пока Бронвен не явится очередное видение?

Да.

– А если она увидит, как я снимаю ваше проклятие, только, скажем, лет через шестьдесят?

– Нас сковали на пятьсот лет, Фэллон. А потом еще раз на двадцать…

– Я не собираюсь проводить лучшие годы жизни в пещере в облаках, вдали от цивилизации.

Лор сдавленно фыркает.

– На твой взгляд, мы недостаточно цивилизованны?

Я трясу головой.

Похоже, отца не так задевают мои слова о цивилизованности воронов, как Лоркана, потому что из всего сказанного мной его внимание привлекает только это:

– Лучшие годы?

– В отличие от вас, я не бессмертная. – Тут мысль о моем происхождении дает мне подзатыльник. – Или бессмертна?

– Пока твоя магия заблокирована… – король воронов устремляет взор на окно, выходящее на густой ракоччинский лес, – …ты не бессмертна.

Отец тяжело сглатывает: возможно, вспомнил о моей матери, чья магия тоже блокирована.

– Еще одна причина остаться здесь, инон. Здесь с тобой не случится ничего плохого.

– Может, плохого не случится, но и хорошего тоже, – бурчу я, подсчитывая, сколько пар обуви истопчу, расхаживая по этим каменным коридорам. – У меня поедет крыша, как у фейри под уриной спрайтов. – Лоб Кахола собирается в гармошку, и я добавляю: – Сама я не пробовала, мне просто рассказывали. Да и вообще раз я не фейри, вероятно, моча на меня не подействует. Что подействует, так это жизнь затворника. У меня начнется высотная болезнь. Вам не понравится. Поверьте. Или спросите моих друзей. Они расскажут, какой несносной я могу стать.

Если подумать, мое сумасшествие может вызвать у них желание выкинуть меня из гнезда…

Моя затруднительная ситуация вызывает улыбку на устах Лоркана.

– Меня забавляет не твоя ситуация, Фэллон, а ход твоих мыслей.

Вдруг Кахол издает сиплый звук, лицо становится красным… пунцовым. Превеликий Котел, он подавился?!

– Лоркан! – кричу я, постольку тот даже зад со стула не поднимет.

Кахол вскакивает так резко, что его скамейка опрокидывается. Глухой стук от падения вторит сумасшедшему биению моего сердца, я готова кинуться к нему через стол и начать массаж сердца. Я только нашла отца, я не могу его потерять из-за…

Я обшариваю взглядом стол. Что он мог такого проглотить? Спаржу? Морковку? Я не готова хоронить отца из-за овоща!

Он бессмертен, Фэллон. – Слова Лора немного приглушают мой ужас.

– Ты не похоронишь отца из-за еды.

– Нет… – Лицо отца блестит от ярости. – Нет!

Я не… ничего не понимаю.

– В чем дело?

Лоркан опускает голову, золотистые глаза прикованы к другу.

– Я собирался тебе сказать, – говорит он Кахолу.

Мои брови сходятся на переносице.

– Сказать что?

Отец плюет, издает лающий смешок, от которого поток адреналина в крови иссякает. Придя в себя, он проводит ладонями по лицу, еще больше размазывая сажу, и рычит, подобно сельватинскому леопарду.

– Какого подземного мира вообще происходит?! Это что, какой-то побочный эффект от десятилетий в форме куска обсидиана? – кричу я пронзительно, тем не менее мужчины не обращают на меня ни малейшего внимания.

Нет.

Мне кажется или в ментальном голосе Лоркана улыбка?

Впрочем, наверняка кажется, поскольку выглядит он как вестник, принесший плохую новость.

– Ты же знаешь, как это бывает, мой друг. – Король спокоен, предельно спокоен, в то время как у меня сердце превратилось в воришку-полукровку, за которым гонится ватага фейри да еще парочка змеев в придачу. – Это не вопрос выбора.

– Си мо инон! – грохочет отец, и я распознаю лишь слово «дочь».

– Да-да, Кахол, но могло быть и хуже. Она могла стать парой Айдона.

Краска отхлынула от лица Кахола.

– Кто такой Айдон и почему мы обсуждаем вероятность того, что он мог быть моей парой?

– При всем моем желании вернуть застрявших на Шаббе воронов, этого я оставил бы там.

Так, значит Айдон – ворон, и явно не любимчик Лора. Однако это нисколько не объясняет, отчего мой отец вдруг взбеленился…

Кахол жмурится и откидывает голову назад, словно моля небеса придать ему сил.

– Если обидишь ее, Лор, то лучше молись Морриган, чтобы она придала мне милосердия.

– Ты вообще видел свою дочь? Скорее мне понадобится твоя жалость, чем милосердие, – говорит Лоркан с усмешкой. Отец взаимностью не отвечает.

– Может, кто-нибудь мне уже объяснит, какого подземного мира происходит?! – Лоркан прожигает меня своим цитриновым взглядом, и я складываю руки на коленях. – Что?

– Мне нужно… – Кахол тяжело сглатывает. – Нужно расправить крылья.

Он смотрит на меня, затем на Лоркана, а затем что-то говорит на вороньем, что включает имя моей биологической матери, Морриган и множество покачиваний головой, после чего мчится к выходу, обращается в дым и просачивается сквозь щель под полом.

Я отчаянно хватаюсь за клочки информации, брошенные мне за время этой странной беседы, и кручусь на месте, пытаясь прогнать напряжение из мышц, что удается лишь отчасти.

– Помнишь, как ты забрела в воспоминание со мной и Бронвен на холме?

– Да. Она сказала, что не может выйти за тебя и что ее отец разочарован.

– И почему она не могла за меня выйти? – Лоркан встает и обходит стол, приближаясь ко мне непринужденной походкой.

Я поворачиваюсь, когда он останавливается у противоположного края моей скамьи.

– Потому что ты не мог на ней жениться.

Тут гарпия с мужским лицом ухмыляется.

– Вижу, ты запомнила тот разговор слово в слово.

– Давай уже ближе к делу.

Его глаза мерцают, и внезапно я вновь оказываюсь на том холме, только на этот раз стою так близко к Бронвен, что замечаю ее пронзительно-зеленые глаза и заостренные кончики ушей.

Боги, да она фейри!

Я собираюсь пораженно ахнуть, когда она произносит:

– Моя пара – Киэн.

Пораженная формой ушей Бронвен, я даже не поворачиваюсь к Лоркану, когда он отвечает:

– Слышал. Он только об этом и говорит с тех пор, как ты вторглась в его мысли.

Из легких выходит весь воздух, когда Лоркан выпускает меня из этого воспоминания и переносит в следующее: я стою перед ним, обнаженная, и спрашиваю, о чем он хотел поговорить, а он отвечает… отвечает…

Я выныриваю из воспоминания, прежде чем слова срываются с его губ, тем не менее они догоняют меня в реальности: «Это ты вторглась в мои мысли, Биокин. Вновь».

От потрясения я ударяюсь задом о столик, от чего кувшин с вином опрокидывается. Ноги покрываются испариной, увлажняя шерстяные носки Джианы.

– Как?.. – В горле так пересохло, что мне приходится несколько раз сглотнуть ватную слюну, прежде чем удается выговорить: – Как это отменить?

Лор изгибает черную бровь.

– Отменить? – Кажется, будто ему весело, что нелепо, ибо нет тут ровным счетом ничего веселого! – Cвязь пары – не какая-то бронь столика в таверне.

Дрожащими пальцами я хватаюсь за край стола.

– Но это не… мы не… я возражаю!

У этого мужчины хватает наглости рассмеяться над тем, как рушатся мои надежды и мечты. Не то чтобы я все еще надеялась выйти за Данте: этот корабль ушел ко дну вместе с галеоном его брата, тем не менее я с нетерпением ждала возможности самой управлять своей жизнью.

Осознание останавливает суматоху внутри. Я пожимаю плечами.

– Пусть у нас некая мистическая связь, что с того?

Улыбка Лоркана потухает, брови взлетают.

– В каком смысле «что с того»?

– Ты можешь вторгаться в мысли всех своих воронов, так что в этом смысле я никакая не особенная. Что до моей способности вторгаться в твои… Ну, я просто… не знаю, буду ее подавлять.

У него расширяются зрачки, поглощая золотистую радужку.

– У ворона может быть всего одна пара, Фэллон. Единственная! Я ждал ее… ждал тебя! – веками, а ты говоришь мне «что с того»? – У него не идет дым из ноздрей, но поднимается от защитных пластин.

– А какой реакции ты ждал? Я тебя не люблю, Рибио. Ты мне даже не особенно нравишься. Вообще-то несколько минут назад я просто-напросто тебя ненавидела.

Между нами повисает тишина, тяжелая и холодная, как тарекуорийский атла́с. Я посматриваю на дверь, в которую жажду выскользнуть, затем на мужчину, от которого жажду ускользнуть.

Мужчину, который смирился тем, что Котел ему подбросил.

Кого Котел ему подбросил.

Ситуация до крайности нелепа. Одно дело – брак по расчету (что, на мой взгляд, стоит немедленно запретить), но совсем другое – связь пары. Боги! Я не могу решить: рассмеяться ли над нелепостью ситуации, или же выложить мысли как на духу.

Лоркан, должно быть, осознает, что воля у меня сильнее всякого аргумента, который он может мне предъявить, поскольку его очертания расплываются в дым. Сбоку моей шеи касается прохладный воздух, скользит по краю челюсти, и я предполагаю, что он открыл дверь таверны. Но затем неведомая сила запрокидывает мою голову, заставляя взглянуть в затуманенное лицо, и я понимаю, что холод идет не с улицы, а от тени Лора.

Ты знаешь мое отношения к вызовам, Биокин.

Раздражение разливается по щекам.

– Ради Котла, это не вызов! – Я вырываюсь из его призрачного захвата. – Иди ползай по кому-нибудь еще, Морргот. По кому-то, кому нужно твое внимание.

Кому-то вроде Имоджен, думаю я про себя, но поскольку мои мысли всегда доходят до него, должна дойти и эта.

Его туманные глаза еще мгновение изучают мои, прежде чем исчезнуть в небытие, как отполированная монета, брошенная в самый темный канал в Люче. Хотя я пытаюсь выкинуть его из головы, когда возвращаются друзья, он не желает уходить, как затхлый запах, портящий настроение.

Настроение только ухудшается, когда час или около того спустя в таверну заходит Имоджен: с растрепанными волосами, размазанным макияжем и красным ртом, как у ночных бабочек в «Дне кувшина».

– Энтони, Лоркан попросил передать, что твое судно должно прибыть утром.

В отличие от сестры, она безупречно владеет лючийским.

Энтони пытливо вглядывался в мое лицо с тех пор, как вернулся в таверну. Как и остальным, ему хочется знать содержание моего разговора с отцом и Лорканом. Только, в отличие от остальных, он меня не выспрашивает.

– Я думал, нужно ждать еще неделю, – поднимает он глаза на Имоджен.

– Как говорят фейри, он подергал за нужные ниточки.

Имоджен бросает на меня короткий взгляд, разворачивается на пятках и уходит туда, откуда пришла, – вероятно, в спальню Лоркана. Король, видимо, времени зря не терял.

Глава 5

Лучи солнечного света пробиваются сквозь веки, и я недовольно стону, не готовая приступить к новому дню.

Не после вчерашнего.

Не после того, как я узнала, что Котел решил, будто я не способна сама выбрать пару. Ну да, мой послужной список совсем не впечатляет, тем не менее в конце концов я непременно выбрала бы идеального мужчину.

В попытке перевернуться на живот, я натыкаюсь на чье-то тело – высокое, широкое, теплое тело – и подскакиваю, как на пружинах. Но при виде разметавшихся светлых волос меня накрывает волна облегчения, за которой следует прилив тошноты.

Я кидаюсь в ванную, где меня выворачивает наизнанку. Когда, казалось бы, в желудке уже ничего не остается, горло обжигает новая порция кислотной жидкости. Нависаю над металлическим унитазом, наблюдая, как вязкая жижа стекает в отверстие размером с кулак, ведущее к тому, что, пояснила Ифе, называется септиком.

К сожалению, септик ведет не к морю. Разумеется, я не пролезла бы, но при необходимости отверстия можно расширить. Только смысла нет, учитывая, что отходы Небесного Королевства стекают в грот, облепленный особыми драгоценными камнями, которые их очищают и отправляют воду обратно в трубы, откуда она льется воронам на голову.

Система диковинная, но гениальная. Я принимала душ на второй день своего заточения, и вода совсем не воняла. Сейчас при взгляде на него подумываю о том, чтобы ополоснуться. Пожалуй, мне не помешает.

Еле-еле отрываю иссохшее тело от пола и подползаю к стене. Опираясь на нее ладонями, принимаю вертикальное положение и поворачиваю металлический переключатель. На меня обрушивается поток прохладной воды. По-прежнему прижимая ладони к гладкому камню, зажмуриваюсь и задираю голову.

Святой Котел! Больше ни капли в рот не возьму.

Вскоре напор становится меньше, затем вода совсем перестает литься. Неужели я израсходовала весь запас Небесного Королевства? Маловероятно. Впрочем, много маловероятного случалось в моей жизни, поэтому с моей удачей – вполне вероятно.

Повернув голову, я вижу ясноглазую Сибиллу, вооруженную пушистой серой тканью и ослепительной улыбкой.

– Сиб? – Убираю мокрые пряди с лица и тру глаза, дабы убедиться, что не путаю подругу с вешалкой для полотенец. – Кто-то сегодня утром до неприличия жизнерадостный.

– Ты в курсе, что принимаешь душ в нижнем белье?

Я опускаю подбородок, отчего мозг давит на лоб, а тело накреняется к стене за спиной.

Улыбка подруги становится все шире и шире.

– А кто-то, – добавляет она, – до сих пор пьяный.

Мне приходится закрыть глаза: у подруги слишком яркие зубы.

Она вздыхает, затем пальцами подцепляет край моей сорочки и стягивает с меня.

– Помочь с панталонами или сама справишься?

– Справлюсь.

Задача оказывается затруднительной, и я чуть не растягиваюсь на полу, и только благодаря мне удается избежать шишки на и без того многострадальной головушке.

Когда я избавляюсь от одежды, подруга укутывает меня чем-то, похожим на облако. Увы, она не может использовать свою воздушную силу, чтобы высушить мои волосы, поскольку Небесное Королевство блокирует магию фейри. Досадно, ибо лозы Феба весьма пригодились бы мне для грандиозного побега.

– Нет, серьезно… откуда такое радужное настроение? И откуда ты пришла?

– Из комнаты Маттиа. – Сибилла приподнимает брови. – Настроение тоже от крепкого морячка.

У меня округляются глаза, но возникает ощущение, будто их своей щетинистой щеткой скребет нонна, поэтому я опускаю веки и сощуриваюсь.

– Боги! – качает головой подруга. – Надо было забрать у тебя кувшин с вином, когда ты вздумала догнать Риччио по количеству выпитых бокалов.

– Мне захотелось посоревноваться.

– Поэтому ты наклюкалась?

– Именно.

– И вовсе не из-за помятого вида Имоджен?

– У нее был помятый вид? Не заметила.

Сибилла вздыхает.

– Может, тебе удается запудривать мозги остальным, но я-то знаю тебя как облупленную. Тебе хватило одного взгляда на эту ворониху, чтобы нырнуть с головой в кружку.

Я провожу пальцами ног по лужице, не успевшей убежать по канавкам в каменном полу.

– Мне плевать на эту ворониху и на ее растрепанные от секса волосы.

– Растрепанные от полета! У меня есть достоверные сведения, что прошлым вечером она разведывала земли фейри, а не личные покои Лоркана. К слову о нем… Ты до сих пор не поведала о своем разговоре с грозным монархом. Выкладывай! Умираю от любопытства.

Все еще осмысливая возможность того, что Имоджен не такая уж развратница, какой показалась, говорю:

– Он сказал только, что не может меня отпустить, поскольку лишь мне под силу снять проклятие с его народа, бла-блу, блу-бла.

– Бла-блу, блу-бла? Какое-то новое выраженьице?

– Вы все меня бросаете! – Я слегка надуваю губы, потому что: во-первых, не хочу с ней прощаться, а во-вторых, желая увести разговор от Лора, пока не выболтала о парных узах, которые не намерена чтить.

Улыбка подруги тает.

– Ты сама попросила меня проведать твоих родных и собрать вещи. Если хочешь, я останусь.

Я вздыхаю.

– Да нет.

– Фэл…

– Нет, иди. Только возвращайся поскорее. Может, даже с ними? Как думаешь, они согласятся переехать сюда?

Сиб поджимает губы.

– Не питай больших надежд, ладно?

Я опускаю голову. Мы идем обратно в спальню, где Феб все еще потерян для всего мира. Ну, хотя бы он остается. Я пытаюсь найти утешение в том, что в царстве Рибио у меня будет по крайней мере один друг и союзник.

Опускаюсь на кровать, в то время как Сибилла исчезает в прилегающей к комнате гардеробной.

– Платье или брюки? – Ее голос звучит приглушенно, словно она окунулась прямо в плотные ряды одежд.

– Ни то, ни другое.

Подруга выныривает из каменной комнаты, держа в руках множество вешалок – они позвякивают, как кости.

Я качаю головой, отчего пульсация в висках усиливается.

– Не буду я носить эту одежду.

– Тогда придется щеголять в полотенце весь день.

Оно едва прикрывает пикантные места. Я оглядываю комнату в поисках брюк Джии, но их нигде не видно.

– Одна штанина запачкалась вином, поэтому я их выбросила, – объясняет Сиб.

– В смысле выбросила? Куда?

– В провод для грязного белья.

– Здесь есть провод для грязного белья?

Она кивает в сторону гардеробной.

– В стене есть люк, который ведет в прачечную. Удивительно, как ты еще не исследовала свою новую спальню.

– Это не моя новая спальня, а временная темница.

Сибилла закатывает глаза.

– Это самая очаровательная темница, которую я когда-либо видела.

– Тем не менее темница.

– Обязательно так громко спорить? Я сплю, – раздается глухое ворчание с кровати.

– Заметно, – улыбается Сиб. – Мы готовимся к отбытию, Фебс. Не хочешь пожелать нам счастливого пути?

– Нет. Хочу вернуться к своему сну с участием Коннора.

– Как грубо. – Сибилла сдувает локон с глаз. Хотя она терпеть не может свои естественные кудряшки, на мой взгляд, они смягчают ее образ. – Итак, – она поднимает два наряда, – платье или брюки?

– Полотенце.

Подруга бросает вешалки в изножье кровати.

– Боги, ты настоящий ворон!

Я заправляю влажные волосы за уши.

– В каком смысле?

– Упертая, – бормочет Фебс.

Краем глаза я замечаю салатовое пятно на полу. Ковыляю к брошенной одежде Феба.

– Не возражаешь, если я позаимствую твою рубашку, а?

– Сейчас я возражаю только против вашей трескотни.

Я улыбаюсь и меняю полотенце на шелковую рубашку друга. Сибилла морщит нос.

– От тебя весь день будет вонять мужским по́том.

Феб зарывается под смятое одеяло.

– Я потею розовой водой.

Подруга фыркает.

– Никто не потеет розовой водой, Фебс, даже чистокровные.

Я нюхаю ткань, и хотя она не слишком-то напоминает букет роз, от нее не воняет.

Сибилла прыгает на кровать. Прямо на Феба, который вскрикивает.

– Просто хотела обнять тебя на прощание. На случай если мы не сможем вернуться.

Я наконец отпускаю салатовую ткань. Подол накрывает мурашки, которые бегут по бедрам.

– Это еще почему?

– Ну, ведь мы помогли воронам восстать.

Хотя у меня по-прежнему раскалывается голова, я протрезвела полностью.

– А еще помогли Данте занять трон.

Феб заключает Сибиллу в объятия и утыкается подбородком в изгиб у основания шеи.

Подруга взвизгивает от щекотки и пытается вырваться.

– Если Данте тронет хотя бы волосок у тебя на голове, Фэллон натравит на него своего любимого ворона.

– У меня нет любимого ворона.

Феб фыркает.

– Ложь. Наглая ложь.

– Как жаль, что у нее иммунитет к соли… – Глаза Сиб сияют, когда она прижимается щекой к груди Феба и смотрит на меня. Друг тоже смотрит, но, кажется, его мысли далеко.

– Если Данте нападет на одного из вас, Сиб, я гарантирую, что Лор снесет ему голову или еще какую-нибудь конечность. Представь, если он отчекрыжит Реджио член?

– Член – не конечность, Фебс. – Голос Сиб звучит словно издалека, будто из ямы.

Я бледнею, вспоминая отрубленную голову Марко, а затем, вероятно, падаю в обморок, потому что, когда открываю глаза, то вижу склоненные надо мной лица Сибиллы и Феба. Друзья гладят мои волосы, щеки, руки.

– О боги, Пиколина! Все хорошо?

– Очевидно, что нет! Она в обморок упала, Фебс! И зачем ты заговорил об отсечении частей тела?

– Потому что я еще не полностью проснулся. – Феб помогает мне сесть и держит, пока Сиб высматривает повреждения на моей черепушке. – Никого не собираются обезглавливать или лишать конечностей…

– Разве что нас, если мы избавимся от того, кто снимет проклятие Лора. – Сибилла тревожно прикусывает губу, будто действительно верит в сказанное.

– Все нормально. Честно.

– Ты только что рухнула, как мешок пастернака. – Одновременно со словами Сибиллы раздается стук в дверь. – Войдите!

– Нет! – шиплю я. А вдруг это Лор? Или мой отец? В отличие от Феба на мне нет штанов. Наверное, стоит их надеть. Я одергиваю подол рубашки, прикрывая как можно больше голой кожи.

– Хотя нет, не… – Дверь открывается. – …Входите, – тихо заканчивает Сиб, когда посетитель распахивает дверь кончиками пальцев.

Глава 6

– Ваша разрушительница проклятий жива и здорова. – Феб тяжело сглатывает, прячась у меня за спиной.

Он одет, так дело не в том, что он стесняется наготы, скорее – боится возмездия со стороны мужчины, стоящего в дверном проеме с хмурым выражением на лице под свеженанесенной боевой раскраской.

– Полностью здорова. – Сибилла сжимает мое плечо, впиваясь ногтями в кожу. – Правда же, Фэл? Скажи?

Боязливость друзей, возможно, вызвала бы у меня улыбку, если бы рядом с Лорканом не стояла Имоджен. Расстаются ли они вообще? Нет, мне все равно! Пусть хоть проводят вместе каждую гребаную секунду каждой гребаной минуты каждого гребаного часа.

Лоркан скользит кончиками пальцев по деревянной двери, и хотя он не улыбается, его глаза словно сияют. Вероятно, игра света, благодаря солнцу, которое пробивается сквозь узкие оконные щели и падает прямо ему на лицо.

– Твои друзья хотят попрощаться, перед тем как их перенесут на новое судно.

Он опускает руку, наручи плавно скользят по кожаной нагрудной броне.

– Как мило с твоей стороны лично мне об этом сообщить. А я-то думала, что у королей полно важных дел.

Уголки его губ медленно приподнимаются.

– Едва ли. Кроме того, на сегодня рубить головы закончили.

Сибилла ахает, и звук эхом разносится по спальне.

– Он шутит, Сиб. – Феб, должно быть, не вполне в этом уверен, поскольку в следующее мгновение мочки моего уха касается его горячее дыхание: – Правда же?

– Лоркана прозвали Багровым Вороном. Оперение у него не красное, так что, полагаю, он заслужил прозвище по иным причинам. – Я одариваю Лора холодной улыбкой, кладу ладони на гладкий камень и, повернувшись на бок, поднимаюсь настолько грациозно, насколько вообще возможно, когда на тебе одна только мужская рубашка.

Улыбка Лоркана исчезает, когда я направляюсь к двери.

– Твой наряд, Фэллон.

Я опускаю взгляд на свои голые ноги.

– Что не так с моим нарядом?

– Кажется, не хватает большей части.

– А вот и нет. Не мог бы ты отойти, Морргот? Мне нужно попрощаться с друзьями.

Кожа под его татуировкой дергается, и еще раз, когда он опускает взгляд на вырез на моей груди, который, видимо, открывает немного больше, чем я привыкла.

В твоем гардеробе полно одежды.

– Гардероб не мой, и одежда тоже не моя.

Фэллон! – Мое имя звучит как рычание. – Эту одежду сшили специально для тебя. Она никогда не украшала никого другого.

– Не хочу, чтобы друзья меня ждали.

Его пальцы сжимаются в кулаки, от которого исходит темный дым. Я жду, что он вот-вот обратится в ворона, но, на удивление, он остается при руках и ногах. И что еще более удивительно, отступает, пропуская меня.

– Доброе утро, инон Бэннок. – Имоджен слегка склоняет голову. Хотя ее волосы аккуратно заплетены в косу, а макияж свежий, перед глазами предстает ее вчерашний образ, когда она вернулась с… работы, хочется сказать мне, но Имоджен не девушка по вызову.

– Имоджен, – говорю я, проходя мимо нее. – Хорошо провели ночь?

– Да. Прекрасно. – Ее взгляд устремляется сквозь непроглядную тьму, несомненно, к ее ненаглядному королю.

Мою руку обнимает родная ладошка, и та раздраженная девушка, в которую я превратилась в этих стенах, исчезает. Подумать только, совсем скоро эта ладошка будет от меня далеко-далеко! Я почти готова умолять Сибиллу остаться, но вспоминаю о ее родителях и о том, как они, должно быть, волнуются. Да, Джиана скоро вернется домой, но одна дочь не заменит другую.

Просьба принести мои вещи и проведать бабушку с мамой – лишь предлог, чтобы дать Сибилле свободу. Может, я здесь и пленница, но не она.

– Я попытаюсь добиться аудиенции у Данте, как только вернусь домой, – бормочет подруга. – Может, они с Лорканом о чем-то договорятся.

– По поводу?

– Обеспечить твою защиту, чтобы ты могла безопасно передвигаться по Люче.

Мне не хочется развеивать надежды подруги, но Лор никогда не позволит мне покинуть эти стены. Не раньше, чем падет барьер.

– Сиб, если тебе удастся поговорить с Данте, обязательно скажи, что нельзя доверять Дардженто.

Она кивает. Тут мы приходим к месту взлета, или как там вороны называют это каменное помещение высотой в три этажа, увенчанное узким стеклянным куполом, который я не видела закрытым. Вытягивая шею, смотрю на лазурный круг, позволяя яркой краске меня окутать и смыть серость неприступных стен. Разумеется, Маттиа, Риччио, Энтони и Джиана уже там, ожидают в компании нескольких воронов. Я узнаю только Ифе, которая смеется над рассказом Риччио. Ее смех стихает, когда она замечает меня – с влажными волосами и в неподобающем наряде.

Ко мне подходит Джиана, взгляд серых глаз скользит поверх моей головы, где, предположительно, стоит Лор, потому что Имоджен недостаточно высокая. Или же там Феб? Я оглядываюсь и вижу Короля воронов. Хотя его фигура подернута дымкой, шея и твердый подбородок виднеются четко.

Он чересчур напряжен для того, кто всю ночь занимался прелюбодеянием. Я не пыталась забросить эту мысль ему в голову, но именно там она и оказывается.

Прелюбодеянием? Ты, должно быть, перепутала меня с тем, кому я сейчас выцарапаю глаза.

Хрустят шейные позвонки от того, как резко я поворачиваю голову и замечаю пристальный взгляд Энтони на моих ногах.

– Грядет отлив, Греко, так что прощайся живее. – Голос Лора скользит по серому камню, такой же мрачный, как туча, в которую он медленно превращается. – Будет жаль, если ваше новое судно окажется у берегов Шаббе вместо пристани Тарекуори.

Я резко вдыхаю.

Ты им угрожаешь?

Может, я и собственник, Биокин, но вскоре ты поймешь, что я не склонен к мелочным обидам.

Говорит тот, кто готов выцарапать человеку глаза. И повторяю, я – не твоя собственность.

Между нами повисает тишина, полнящаяся множеством недосказанных слов.

Едва ли это можно назвать угрозой: в Шаббе безопаснее, – замечает Лор.

Джиана берет меня за руку и крепко сжимает.

– Обещаешь, что будешь хорошо себя вести?

Ее прощальные слова застают меня врасплох.

Должно быть, на моем лице отразилось недовольство, поскольку она вздыхает.

– Знаю, как сильно тебе хочется отсюда уйти, но, пожалуйста, останься. – Она говорит тихо, тем не менее окружающие нас вороны наверняка все слышат. В конце концов, у них непревзойденный слух. – Еще так много предстоит сделать, и мне не хотелось бы помимо всего прочего волноваться и о тебе.

На чьей она стороне? Не на моей, явно.

– Тогда не волнуйся обо мне. – Я высвобождаю руку.

Ее серые глаза вспыхивают серебром от яда в моем голосе.

– Фебс остается. Он проследит, чтобы она не влипла в неприятности. – Сибилла крепче сжимает мою руку, прежде чем отпустить.

– Я не какой-то там шаловливый ребенок, – бурчу я.

– Нет, Фэллон, ты именно такая.

Мое эго рассыпается на осколки. Может, я и молода, но в том нет моей вины. Что касается шаловливости…

– Джиа имела в виду, что ты пылкая и малость упрямая. – Сиб свирепо глядит на сестру, которая лишь передергивает плечом.

– Береги себя, Фэл. – Энтони переступает с ноги на ногу на зеркально гладком камне, словно раздумывая, стоит ли подходить к «шаловливому ребенку».

Я отмахиваюсь от обидного замечания Джии.

– Я буду по тебе скучать, Энтони. – Я вовсе не пытаюсь разозлить Лоркана, тем не менее чувствую его недовольство через нашу ментальную связь.

Боги, как бы от нее избавиться?.. Интересно, она может просто исчезнуть, или мне нужно научиться, как ограждать от него мысли?

Приходят еще двое. Мужчину я никогда не видела, а женщину знаю.

– Спасибо за помощь, Бронвен. – Джиа касается плеча пожилой женщины. – Желаю счастливой жизни с Киэном.

Мрачное настроение на мгновение улучшается, и я бросаю взгляд на мужчину рядом с Бронвен – ее пару, моего дядю.

Киэн выглядит таким же располагающим к себе, как ледяной камень под моими босыми ногами, тем не менее… у меня есть дядя! Муж женщины, которая водила меня за нос.

Она не водила тебя за нос.

Она сказала, что я буду править Люче вместе с Данте.

Она сказала, что ты будешь королевой. Она ни разу не упомянула о Данте.

Двое массивных мужчин с черными полосами на лицах и вытатуированным на скулах маленьким пером превращаются в жутких птиц.

– Фэл. – Маттиа и Риччио салютуют мне и забираются на своих крылатых извозчиков. Маттиа улыбается, а на щеках Риччио проступает румянец.

Сиб и Джиа забираются на спины других перевертышей. Первая переводит взгляд с купола на меня.

– Лучше бы мне остаться.

Я качаю головой.

– Обещаю, буду хорошо себя вести.

– И начнешь носить нормальную одежду? – Она кивает на мой наряд.

– Как только вернется из прачечной.

– Я говорила о…

Имоджен – или же Ифе? – хлопает крыльями, обрывая речь и дыхание подруги, но лишь на мгновение.

– Говорила о той, что в твоем шкафу! Люблю тебя, Фэл! – кричит Сиб прямо перед тем, как исчезнуть.

Энтони осмеливается приблизиться ко мне. Кажется, он хочет меня обнять, но, взглянув за мою спину – полагаю, на Лоркана, – резко останавливается. Неужели такой отныне будет моя жизнь? Ни один мужчина не осмелится меня обнять? Ну, кроме Феба.

Энтони протягивает мне руку. Поскольку мы никогда не пожимали друг другу руки, я несколько мгновений тупо на нее смотрю. Наконец обхватываю его ладонь, которая на ощупь очень сухая, как… Ох!

Глаза округляются, когда я понимаю, что это не кожа.

– Скоро увидимся, Фэл. – Хотя он и глазом не моргнул, я читаю в его взгляде предупреждение: молчать о записке, которую он только что передал.

Когда я отпускаю руку Энтони и прижимаю кулак к боку, завитки дыма Лоркана обвиваются вокруг моей шеи и ключиц.

Не прикасайся ко мне. – Свободной рукой я смахиваю с себя его магию, напоминающую паутину, тем не менее продолжаю чувствовать ее на коже.

Мои руки при мне, Биокин.

Я поворачиваюсь и хмуро гляжу на него.

Ни руками, ни другими частями тела.

Тогда не трогай других мужчин.

Пусть мне хочется разорвать нашу ментальную связь как можно скорее, мои зубы и губы сжаты слишком плотно, чтобы получилось выговорить вслух:

К кому я прикасаюсь не твое собачье дело! Кроме того, я просто пожала ему руку! Едва ли из-за этого стоит петушиться.

Золотистые глаза Лора сверлят Энтони, когда он невидимо касается моего позвоночника, вынуждая меня расправить плечи.

– Тебя ждут твое золото и особняк, Греко.

Я вздрагиваю.

– Особняк?

– В Тарекуори. – Энтони бросает выразительный взгляд на короля, которого помог воскресить. Интересно, не жалеет ли он?

Возможно, но вряд ли жалеет о новообретенном богатстве.

Пока Энтони взбирается на другую гигантскую птицу, Лоркан говорит:

– Завтра вечером к тебе прилетит Имоджен, чтобы обсудить визит в Ракс. Также отныне она будет нашим посредником с Вэнсом.

– С каким Вэнсом?

– Неофициальным лидером ракоччинцев, – объясняет Лоркан, когда ворон с Энтони взлетает.

– Счастливого пути, Энтони! – кричу я вдогонку другу.

Едва воздух вокруг перестает кружится, я оказываюсь наедине с Лорканом, Киэном и Бронвен и заглядываю каждому в лицо.

– Что вы задумали?

– Союз, – отвечает Лоркан.

– Вы объединяетесь с людьми?

– Им не помешали бы друзья в этом мире фейри, тебе так не кажется? – Голос Киэна не такой глубокий, как у моего отца, но такой же хриплый и грохочущий.

Не успеваю я ответить на его вопрос, впрочем, риторический, Бронвен резко вдыхает.

– В чем дело, акав? – Киэн поворачивается к ней.

– В Люче направляется Пьер Рой.

Глава 7

– Пьер Рой, король Неббе? – уточняю я у Бронвен, чьи веки широко распахнуты.

– Или Мясник Неббе. У этого фейри много имен. – Лор придвинулся так близко ко мне, что бок щекочет жар его кожи и холод настроения.

Я гляжу на резкие черты его лица, подчеркнутые угольными полосками.

– Похоже, с королями такое часто бывает.

Лор улыбается, хотя в нашем обмене репликами нет ничего смешного. Затем спрашивает Бронвен:

– Он хочет забрать свою дочь?

– Нет. – Пот покрывает лоскутное одеяло бежево-розоватой кожи Бронвен. – Он едет на ее свадьбу.

– Поправь меня, если я ошибаюсь, Бронвен, но я отчетливо помню, как отделил голову ее жениха от тела, – произносит Лор.

Желчь подступает к горлу, когда я об этом вспоминаю.

– Эпонина выходит за Данте.

Мои пальцы слабеют, подсунутая Энтони записка падает на пол.

– За Данте?

Белые глаза Бронвен сияют, как две луны.

– Да.

Пульс учащается… колеблется… спотыкается.

Данте женится на Эпонине?

Хотя моя любовь к правителю фейри испарилась, мысль о том, что он женится на женщине, которая только недавно должна была стать женой его брата, кажется нелепой.

– Полагаю, король Глейса Владимир не слишком обрадуется такому повороту событий. – Замечание Лора возвращает меня в глубокий каменный колодец, где солнечный свет не согревает.

– Учитывая послужной список предсказаний Бронвен, – бурчу я, – это может и не сбыться.

Хотя провидица слепа, ее лицо поворачивается ко мне.

– Все мои предсказания сбылись, дитя.

– Тем не менее вот она я, без короны и без страны.

Бронвен открывает искореженный рот – полагаю, чтобы меня отчитать, – однако она лишь резко вдыхает.

– Акав? – Киэн обхватывает ее лицо крупными ладонями, похожими на лапы зверя.

– Они тоже видели. – Она проводит пальцами по лбу, задевая щетину, темнеющую на выбритой голове.

В памяти всплывают слова, сказанные Лорканом во время нашего путешествия, о том, что Бронвен заключила с шаббинами сделку: в обмен на видение будущего они смогут видеть ее настоящее.

От мысли, что обитатели розового острова шпионят за нами, у меня по всему телу пробегают мурашки.

– Вы знаете, кто смотрел? – спрашиваю я.

Ее взгляд впивается в глаза Киэна, и между ними словно происходит безмолвный диалог. Спустя почти целую минуту она отвечает:

– Нет.

Не слишком ли долго она думала?

Киэн проводит ладонями по лицу своей пары, затем смотрит на Лоркана, который наполняет воздух между нами клубами черного дыма.

– Киэн, созови Шуркау. – Король воронов разворачивается, но не спешит прямиком в темный коридор. Его взгляд скользит по моему запрокинутому лицу, прежде чем опуститься на камень у моих ног.

Он приседает, и сердце у меня с визгом замирает. Подцепив сложенную записку двумя пальцами, он ее поднимает.

Я жду, что он прочтет послание, или конфискует, или… даже не знаю, проглотит? Однако он просто держит бумажку в вытянутой руке.

Я не шевелюсь. Тогда Лоркан обхватывает мое запястье пальцами – прохладными и мягкими, как его дым, – и вкладывает записку мне в ладонь.

Даже не заглянешь?

Он сжимает мои пальцы поверх записки так нежно, будто они стеклянные.

Я тебе доверяю.

Вот только Король воронов не доверяет никому.

Он кидается вперед по освещенному факелами коридору и сливается с тенями.

– С каких это пор? – кричу ему вслед.

Даже не оглянувшись, он отвечает:

– С тех пор, как ты вошла в мою спальню нагая и сказала, что не можешь причинить мне вреда. Я решил поверить твоим словам, Биокин.

Жар ползет вверх по ключицам, заливает шею и перебегает на щеки.

То было не по-настоящему!

Я жду в ответ привычную колкость, сочащуюся его обычным бархатистым ядом, но получаю лишь пронзительную тишину. Когда я оборачиваюсь, Бронвен и Киэна уже нет. Я осталась одна.

Одна, с запиской Энтони в руке.

Что подразумевал Лоркан?

Он доверяет мне в том, что я не прочитаю записку, или в том, что сама расскажу ему о содержимом?

Комкая бумагу в кулаке, я возвращаюсь в свою спальню-клетку, пальцы на ногах уже онемели на ледяном полу.

Лету полагалось бы нагреть Небесное Королевство, однако из-за высоты и узких окон бледно-серый камень не прогревается.

Когда я подхожу к своей двери, она распахивается как под воздействием волшебства – вот только не волшебства, а голого по пояс Феба.

– Я иду искать еду.

А я ожидала застать его под горой одеял.

– Еду или Коннора?

– Если повезет, то обоих. – Он озорно подмигивает, отчего я качаю головой, но также улыбаюсь, чего не делала слишком давно.

– Эй, Фебс!

– Да, Пиколина?

– Спасибо, что остался. Даже если только ради еды.

Он усмехается.

– Я остался ради тебя. Еду можно найти где угодно.

– Захватишь и мне?

– Может, тебя это удивит, но я не хочу превратиться в евнуха.

– Э-э, чего?

– Не хочу потерять фамильное достоинство. То есть, если так подумать, то мое достоинство, поскольку…

– Я знаю, что значит «евнух», но с чего тебя кастрируют, если ты принесешь мне еду?

– Ой! Я думал, под «едой» мы подразумеваем Коннора.

Я смеюсь.

– Может, тебя это удивит, – говорю в свою очередь, – но я вовсе не на тройничок намекала, мелкий ты развратник!

Феб широко улыбается, отчего черты его красивого лица заостряются.

– Значит, только еду?

– Ага. Только еду.

– А вино?

– Никакого вина! – Я прижимаю ладонь к беспокойному животу. – Учитывая, сколько я вчера выпила, еда в желудке обязательно забродит.

Рассмеявшись лающим смехом, Феб стремительно удаляется. Когда он исчезает из виду, я закрываю дверь и подхожу к клочку окна, из которого открывается вид на Марелюче. На голубой глади покачивается деревянное судно, полностью черное. Пытаюсь разглядеть друзей, поскольку подозреваю, что корабль их, но я слишком высоко, а они слишком низко.

Записка Энтони по-прежнему у меня в кулаке. Наконец разворачиваю ее и читаю нацарапанные в ней слова.

Удивленно вскидываю брови. Это стих!

Не то чтобы я думала, будто капитан не способен слагать рифмы, просто я скорее ожидала увидеть нарисованную от руки карту с указанием слабых мест Небесного Королевства.

Ага, раскатала губу!

Вероятно, в царстве Лора нет слабых мест.

Сердце колотится, наполняя вены кровью: приходится прислониться к стене, чтобы не упасть.

Как бы поступил Лоркан, прочитай он эти строки? Может, я и не считаю себя его собственностью, но Король воронов чертовски ревнивый. Наказал бы он Энтони за столь сентиментальное отбытие?

Я прижимаю ладонь к небьющемуся стеклу.

– Сумасшедший! Зачем рисковать жизнью, заявляя о чувствах, которым ни один из нас не может поддаться?

Не то чтобы я поддалась своим чувствам, когда у меня была возможность. Я была настолько одержима Данте, что убедила себя, будто моя единственная цель в жизни – посадить его на трон. Даже отдала этому неблагодарному фейри свою девственность. Разумеется, это вовсе не приз какой-то, но я отдала Данте все. Тем не менее мой язык оказался для него слишком остер, а уши – недостаточно.

Я представляю, как он стоит на пристани, наблюдая, как причаливает судно из Неббе, ветер треплет его длинные косы, украшенные драгоценными камнями, они хлещут по его белому мундиру. Если только он теперь не носит золото, как Марко. Поменяв белое на золотое, закрываю глаза и вновь его представляю. У меня настолько богатое воображение, что я даже чувствую запахи – лимона, соли, эвкалипта – и слышу звуки: ровный голос Данте, легкий – Габриэле. Когда всплывают также голоса Таво и Сильвия, я распахиваю глаза. Как бы я ни презирала эту каменную клетку, там мне тоже быть не хочется.

Иду к кровати и заправляю ее с армейской аккуратностью, которую воспитала во мне нонна и которую я отчаянно пыталась привить и Фебу, однако этому мальчишке нисколько не нравится ни застилать кровати, ни убирать в комнате, ни… Да что уж говорить, Феба интересуют лишь удовольствия, какие только существуют на земле фейри.

Вновь перечитав записку Энтони, засовываю ее под матрас. Наверное, следует выбросить ее в ночной горшок, но это мое первое любовное послание, и хотя я не влюблена в капитана, хранить любовное письмо кажется крайне романтичным.

О, как же мне хочется показать его мамме! Она обожает романтику.

Я стряхиваю с себя грезы.

Агриппине, а не мамме.

Сжав кулаки, поднимаю взгляд на море – на остров, который словно плывет по океану, как шарик клубничного мороженого.

Это родина моих предков.

Колдуний…

Я дрожу от мысли, что мой род состоит из женщин, которые используют для заклинаний кровь.

Подумать только, а ведь когда-нибудь от капли того, что течет по паутине под моей кожей, меня будут бояться так же сильно, как их. Утешает лишь то, что друзья, зная мое истинное происхождение, пока меня не отвергли.

Желание больше узнать о своем наследии и будущих силах вызывает соблазн проникнуть в комнату Лоркана. Наверняка он скроет правду, ведь когда ко мне вернется магия, я стану вновь уязвима перед обсидианом, да к тому же меня вышвырнут из Люче.

Двойная потеря для Короля воронов.

Полагаю, и я ничего особенно не выиграю, разве что…

Поскольку я только наполовину ворон, возможно, обращусь в обсидиановую глыбу только наполовину. Так себе расклад. Если окаменеет нижняя часть, то можно распрощаться с ходьбой. А если верхняя… да, определенно, незавидная участь.

Лоркан наверняка знает, что происходит с полукровками.

Вдруг пол накреняется, а каменная стена перед глазами расплывается.

Я оказываюсь в комнате, полностью уставленной книгами – толстыми кожаными корешками с позолоченным тиснением. Некоторые названия понятны, некоторые явно не на лючинском: с черточками над буквами и посередине слов.

Разворачиваюсь. Где это я, подземный мир меня задери?! Я почти теряю равновесие, когда носа касается черная кожа брони, а спины – жесткая рука. Вытягиваю шею и тяжело сглатываю, встречаясь взглядом с золотистыми глазами.

Глава 8

– Нестерпима разлука, Биокин? – Его запах щекочет кончик носа, как переливающийся на ветру солнечный свет и летние грозы.

Закатив глаза, впиваюсь ладонями в жесткий кожаный нагрудник.

– Отпусти!

Прикосновение к спине исчезает так внезапно, что я отшатываюсь и ударяюсь копчиком о книжный шкаф.

– Как я здесь очутилась?

– В моем сознании? Ты моя пара.

– Твое сознание – библиотека? – Я намерена пропускаю вторую часть ответа мимо ушей.

На его губах появляется улыбка.

– Когда я бодрствую, мое сознание выглядит так же, как место, в котором находится мое тело. Когда сплю, сознание там, куда приводят меня сны.

Хм!

– Каков предел этой самой ментальной штуки?

– Парных уз?

Я бросаю на него испепеляющий взгляд, который, надеюсь, выражает мое отношение к тому, что он упорно использует это выражение.

Его улыбка становится шире.

– Ресничка в глаз попала? – спрашивает он. Я недоуменно хмурюсь. – У тебя левое веко подергивается.

Я широко распахиваю глаза и выставляю вперед подбородок. Новый взгляд, которым я его прожигаю, ничуть его не пугает.

– Каков предел, Морргот? Сосредоточься. Каков размах ментальной связи?

– Парных уз.

– Ментальной связи. – Мое упрямство только забавляет его еще больше.

– Нет никакого предела. Пока бьются наши сердца, мы можем проникать в сознание друг друга.

Что ж, как говорится, мерда!

– Тогда почему Кахол не может проникнуть в сознание Зендеи?

Этот вопрос наконец стирает улыбку с его лица. Выражение становится таким мрачным, что вокруг начинает сгущаться черный дым. Завитки проносятся по воздуху между нами и обвиваются вокруг моих голых икр и лодыжек.

В кои-то веки я не возмущаюсь: в его намерения не входит вывести меня из себя. Вряд ли он вообще осознает, насколько эмоции влияют на его дым.

– Думаешь, она мертва, да?

– Честно, не знаю, но молюсь, чтобы узам препятствовала кровавая печать, которую Мериам нарисовала на своей дочери.

– Кровавая в смысле?..

– Написанная кровью.

Мысль о том, чтобы разрисовывать людей содержимым вен, еще больше скручивает желудок.

– Значит, для разрыва нашей связи нужно, чтобы ведьма-шаббинка капнула немного крови мне на кожу? Или лучше тебе. – Я морщу нос. – От вида крови меня тошнит, за исключением ежемесячных… Впрочем, это совершенно не относится к делу и тебя не касается.

Его дым втягивается обратно в плоть или куда он там обычно девается?

– В общем… – Я потираю кожу на ключице, чувствуя, как краснею, и сосредотачиваюсь на книгах, вместо вернувшейся на губы Лора улыбки. – Мне надо… э-э, идти.

Закрываю глаза и думаю о своей спальне-клетке. Примерно через три с половиной секунды напряженной фокусировки приоткрываю веки.

Лоркан обжигает меня ухмылкой.

– Как мне отсюда выбраться? – бурчу я.

Он опирается стройным бедром о высокий письменный стол, заваленный пожелтевшими картами.

– Достаточно просто захотеть уйти.

Я таращусь на него.

– Только этого мне и хочется!

– Если бы это было так, ты бы уже вернулась в свое тело, Биокин.

Я раздраженно выдыхаю, отчего прядь уже высохших волос подлетает, и думаю о Фебе, ушедшем за едой. Желудок издает глубокое урчание, и звук возвращает меня обратно в мое тело, которое, на удивление, все там же, где я его оставила.

О боги, я покинула свое тело!

Я могу выйти из собственного тела…

Невероятно!

И совершенно нежелательно… Тем не менее воистину невероятно.

Хуже всего, что я не могу рассказать об этом даже лучшему другу: он обязательно спросит, как это у меня получается нырять в чужое сознание, а мне не хотелось бы вдаваться в подробности.

Если подумать, никто не должен знать правду.

Ни единая душа.

Твой отец не любит сплетничать.

Я подпрыгиваю от голоса Лоркана и, прищурившись, оглядываюсь: не перенес ли он ко мне нечто большее, чем голос. Однако мои покои не омрачает ни один ухмыляющийся, покрытый дымом ворон.

Ну а ты?

Разве я произвожу впечатление человека, который откровенничает со всеми подряд?

Нет. Да. Не знаю. Ты не совсем могила.

Со мной твои тайны в безопасности, Биокин. А теперь мне нужно вернуться к планированию следующей войны.

Я фыркаю, пока до меня не доходит…

Погоди! Ты планируешь войну?

А как, по-твоему, растут империи и захватываются троны?

Какой трон ты намерен захватить?

Минует мгновение. Наконец он отвечает:

Твой принц в безопасности. Пока что.

Дверь спальни распахивается с такой силой, что ударяется о стену. Заходит Феб, шатаясь под тяжестью блюда в руках.

– Я принес тебе все, что может душенька пожелать.

Моя душа желает свободы, и никто, кроме короля воронов, не способен мне ее предоставить.

Глава 9

Я стою на пороге гардеробной, живот так набит, что выпирает под тканью чужой рубашки. Рассматриваю ряд вешалок и вереницу обуви. Похоже, Лоркан предусмотрел наряды на все случаи жизни. Платьев столько же, сколько брюк и блузок, и все они в монохромной гамме.

Заглянув в каждый выдвижной ящик, Феб проводит пальцами по платью, полностью сшитому из черных перьев.

– Сногсшибательное.

– Ужасное! Должно быть, ради него общипали множество птиц! – шиплю я. – Лор считает, его вороны лучше фейри, но те хотя бы не делают одежду из кожи собственного народа.

Феб морщит нос, отнимая руку от платья.

– У тебя выдающийся талант портить малину.

– Напомни, почему мы здесь?

– Потому что у тебя пятно от соуса на правой груди. – Он тычет пальцем в упомянутое место, будто я могла о нем забыть, учитывая, как усердно его оттирала. – Оно привлечет внимание во время нашей экскурсии.

– Внимание к чему? К тому, насколько неаккуратно я ем?

Друг ухмыляется.

– К этому тоже.

Я пожимаю плечами.

– Меня больше не волнует, что обо мне подумают.

– Какой ты стала пресыщенной, Пиколина.

– Лишенной иллюзий, а не пресыщенной.

Вздохнув, он поворачивается к вешалкам, хватает черную рубашку, затем достает из ящичка что-то персиковое и блестящее.

– Фебс, я не…

– Это для меня. Не хочу вызывать комплексы у твоих родственничков. – Он указывает на свой подтянутый торс с бугорками крепких мышц – не настолько выпуклыми, как ему хотелось бы, но которыми он гордится. Особенно если учесть, что в детстве он щеголял с вогнутой грудью и цыплячьими ножками.

Как бы мы с Сиб ни заверяли Феба, что он красавчик, он нам не верил, пока не вырос и не набрал мышечную массу.

– А вот это для тебя. – Он швыряет клочок атласа мне в лицо. – В замке бывают довольно сильные сквозняки. Мы же не хотим, чтобы ты простудилась?

– Не знала, что можно простудиться через пятую точку.

Он хихикает, тем не менее я ему уступаю. На случай если придется подниматься по лестнице или сквозняки задерут подол рубашки.

– Может, еще обувь наденешь? – предлагает друг, поправляя свободную черную блузу, достающую ему лишь до пояса брюк. Ему удалось придать ей стильный вид.

Я кошусь на ряд обуви. Пойти еще на одну уступку? Я не готова махать белым флагом перед физиономией Лоркана, даже ударить его этим флагом. А к чему я готова, так это по полной использовать свое положение.

– Новая обувь – новые мозоли. У меня еще ноги не выздоровели.

Натянув нижнее белье, которое кажется сотканным из подогретого на солнце масла, я отправляюсь исследовать царство Лора.

Феб вытягивает шею.

– Дальше этого места я пока не заходил.

Я поворачиваюсь, разглядывая пещерообразную комнату, увитую решетками вертикально растущих…

– Это тыква? – Подхожу к одной из стеновых панелей, увитой кустами, и провожу пальцами по листочку в форме сердца, торчащему из зеленой луковицы.

– Тау. Тыква. – Женщина с серебристыми ниточками в черных волосах, с подведенными черным глазами и татуировкой пера на скуле подвязывает бечевкой другой стебель с набухающим плодом. Отрезав лишнее удлиненным железным когтем, она обращает свое внимание на меня и произносит цепочку слов на вороньем, я улавливаю лишь самое последнее.

– Я знаю «бенфрол»! – заявляю с детским восторгом я и поворачиваюсь к Фебу, который смотрит на меня сверху вниз с мягкой улыбкой. – Означает «горная ягода». Я пробовала ее во время путешествия по Монтелюче. Самые вкусные ягоды на свете!

Черные брови женщины сходятся над тонким носом – идеально прямым и симметричным, почти как у Лоркана.

Так, с чего я о нем вспомнила? Наверняка из-за переутомления. Мы с Фебом гуляем уже несколько часов, и я не преувеличиваю. Небо, сияющее сквозь большой люк в этой трехэтажной комнате-пещере, приобрело великолепный бронзово-лавандовый оттенок.

Скоро Небесное Королевство окутает ночь. Ночь, которую мне, возможно, придется провести на полу какого-нибудь коридора, потому что я вряд ли одолею дорогу обратно. Ноги буквально отваливаются. Разумеется, я ни за что не признаюсь в этом Фебу, который время от времени косится на мои голые ступни и перечисляет различную удобную обувь, которую я могла надеть в гардеробной.

На четырнадцатом километре я пригрозила другу, что если он не перестанет указывать на мою глупость, я скажу Лоркану, что он подбирает для меня женихов. Феб закатил глаза, тем не менее с тех пор то и дело опасливо прикрывает ладонью свое достоинство.

– Фэллон? – Женщина произносит мое имя так же, как и остальные вороны, превращая в слово, которое звучит как бурный ручей, бегущий по гладким камням. Она кивает на другую часть пещеры и жестом приглашает меня следовать за ней.

Я повинуюсь. Мне пришлось испытать всевозможные эмоции в этом месте, где меня удерживают против воли, но в их число не входит страх перед народом.

У подножия одной из решеток очертания женщины расплываются, и она превращается в черное облако. Я слегка отступаю, когда она приобретает свою птичью форму. Я заметила, что самки воронов хоть и крупные, но меньше самцов, самый внушительный из которых – Лоркан.

Женщина взмывает вверх, черные перья отливают сапфировым блеском, когда она приближается к открытому люку.

– Как ты думаешь, что она хочет тебе показать? – Волос касается дыхание Феба.

– Понятия не имею.

Она взлетает к самому верху стены, зависает – крылья двигаются стремительно, как у колибри, – и хватает что-то железным клювом. Сердце замирает, когда я замечаю тонкую веточку, усеянную розовыми ягодками – бенфролом.

Неужели она полетела за ними, увидев мое волнение при их упоминании?

Птица не садится на землю, а оборачивается в клубы дыма, которые сливаются в ее двуногую форму, в зубах у нее зажата ветка. С улыбкой, от которой вокруг рта собираются тонкие морщинки, она протягивает ветку мне.

Я улыбаюсь ей в ответ.

– Спасибо… – Принимая гостинец, я указываю на нее. Она недоуменно хмурится, поэтому тыкаю пальцем на себя и говорю: – Фэллон. – Затем вновь указываю на нее.

Она дотрагивается до солнечного сплетения и представляется:

– Эйрин.

– Спасибо, Эйрин!

Она вновь улыбается, темный взгляд скользит по моим чертам, изучая.

Я отрываю ягодку и отправляю в рот. О Великий Котел! Вкус именно такой, каким мне запомнился! Сироп с легкой кислинкой.

Феб тоже отрывает розовую ягоду, нюхает и жует. Застонав от удовольствия, тянется за добавкой, но я отскакиваю и спешу запихать в рот как можно больше лакомства. Детский сад, знаю, и если бы не набитые щеки, я расхохоталась бы.

Друг хватает меня за талию и щекочет до тех пор, пока я не отдаю ему почти голую ветку.

– Боги, сколько тебе лет, Фэллон?

В перерывах между приступами смеха я слизываю сладкий ягодный сок с губ.

– Все из-за ходьбы, – еле-еле выговариваю я. Стираю с подбородка нечто похожее на розовую слюну и слизываю с пальца.

– От усталости проявляется твоя животная натура?

Упоминание о моей вороньей крови умеряет веселье.

Феб тяжело вздыхает и протягивает мне последнюю ягодку в знак примирения.

– Вот. Возьми этот волшебный эликсир и продолжай хохотать.

Я скрещиваю руки на груди.

– Это всего лишь ягода. К тому же у меня закончились хохотушки.

– Какая жалость. Звук был чудесный. – Глубокий голос подстегивает мое сердце, ускоряя темп.

– А́ло, Морргот. – Мой льстивый друг отвешивает поклон.

– Вижу, ты отыскала мое любимое место во всем королевстве. – Лоркан выскальзывает из-за моей спины.

– Забавно. – Феб взмахивает веткой, как волшебной палочкой, в сторону грядок, забитых фруктами и овощами. – Похоже, и у Фэллон это место любимое.

Я испепеляю его взглядом. В ответ он лишь подмигивает.

– Мое любимое место – мой дом в Люче.

Лоркан испускает преувеличенно горестный вздох.

– Потому что мое королевство – унылая тюрьма?

Феб махает веткой в моем направлении.

– У этой барышни упрямство течет по венам.

Лор одаривает его милой улыбкой, а я ворчу:

– Надо было оставить Сиб, а тебя отправить обратно.

Феб изображает разбитое сердце: прижимает обе ладони к груди и стонет, как кошка по весне.

– Пойду разузнаю, не сможет ли ваш очаровательный садовник достать нам еще немного вкусных ягод.

Он отчаливает к Эйрин, которая улыбается, затем вновь перевоплощается и взлетает к потолку.

Лоркан сцепляет руки за спиной, от чего широкая грудь выступает вперед.

– Ну, как твое путешествие?

– Сомневаюсь, что ты пришел поинтересоваться моим мнением о своем доме, поэтому давай сразу к делу.

– Ты права. – Один глаз у него немного прищуривается. – На самом деле я пришел навестить маму.

Пожалуй, это известие потрясло меня даже больше того, что Лор может превращаться в человека.

– У тебя есть мама?

– А ты думала, меня нашли в капусте?

– Нет, я… – Уголки его губ вздрагивают в намеке на улыбку, и я бурчу: – Я знаю, откуда берутся дети, Лор! Их не в овощах находят.

– Как же твоей будущей паре повезло.

Румянец заливает щеки.

– Там, откуда я родом, мы называем их мужьями. И да, полагаю, он будет весьма доволен, когда я раздвину перед ним ноги вместо того, чтобы вручить лопату и пакетик с семенами.

Лоркан давится воздухом или, возможно, одной из пчел, кружащих по волшебной теплице. Затем он запрокидывается голову, а с губ срывается смех, расходясь глубокими тягучими волнами, и я понимаю, что ничем он не поперхнулся.

Мне самой досадно от того, как сильно мне нравится этот звук.

Я напоминаю себе, что приятный смех не признак приятного человека, прежде чем успеваю забыть, что стоящий передо мной мужчина лишил меня одного из моих основных прав – свободы.

Лор берет себя в руки, но в глазах продолжают плясать огоньки.

– Что же мне с тобой делать, птичка?

Вопрос явно риторический, тем не менее отвечаю:

– Для начала можешь меня отпустить, Морргот.

Предложение тушит искорки в его глазах и делает золото матовым. Мы прожигаем друг друга взглядами, и хотя напряжение между нами нарастает, неловкости нет. В конце концов, разве можно чувствовать неловкость перед мужчиной, который видел тебя обнаженной? Которому ты жаловалась на боль в сосках и рассказывала о детской влюбленности в принца фейри?

Я считала Короля воронов своим другом. Тем, кто заслуживает доверие и уважение. Тем, на кого я могу положиться. Но потом он взял и все испортил своей ненасытностью и эгоизмом.

Должно быть, он услышал мои мысли, поскольку его губы сжимаются, а матовые радужки глаз тускнеют, как окислившийся металл. Он расцепляет руки и проходит мимо меня к Эйрин и Фебу, которые пытаются завязать беседу.

Мягкие шаги Лоркана затихают, когда он останавливается рядом с Эйрин. Пожилая женщина задирает голову, заглядывая ему в лицо. Затем медленно обхватывает ладонями его подбородок, притягивает к себе и прижимается щекой к щеке. Во время своего похода по скалистому королевству я повидала много воронов, и видела, как матери так ласкают детей.

Получается…

Получается, женщина, которую Феб назвал садовником, вовсе не простой садовник.

Глава 10

Должно быть, у меня отвисла челюсть, поскольку подошедший Феб ее захлопывает.

– Ты знал? – шиплю я, наблюдая за матерью с сыном.

– Думаешь, я назвал бы ее садовником? – Он кусает нижнюю губу. – Слава Котлу, она не понимает по-лючински.

Эйрин проводит пальцем по впадинке под скулой Лора, поправляя край черной полосы.

У него есть мать.

У Лоркана есть мать, о которой он никогда не упоминал – ни разу – во время нашего путешествия по Люче.

У него есть мать.

У Лоркана Рибио есть мать!

Мать?!

– Стоит ли мне переживать?

– О чем? – Я наконец отрываю взгляд от Эйрин и Лора.

Феб склонил голову набок, прищурился.

– О том, что эти ягоды расплавят мне мозг и лишат рассудка, как, очевидно, сделали с тобой?

– У этого мужчины есть мать, Фебс.

– У многих мужчин есть матери. Вообще-то у всех. Ты же знаешь, откуда берутся…

– Вот только ты не начинай, – бурчу я.

– Почему тебя это так расстраивает?

– Потому что я провела с ним несколько дней. Мы были совсем одни. И он ни разу не упомянул, что его мать жива.

– И почему именно должен был?

– Потому что… потому… – Я вскидываю руки. – Ты прав. Он не обязан был делиться чем-то личным. И сейчас не обязан. – Последнее я добавляю потому, что чувствую на себе пристальный взгляд Лора.

Я хватаю Феба за руку и тащу в коридор, противоположный тому, откуда мы пришли. У меня открылось второе дыхание. Кровь прилила к лицу и сердцу, так что я едва чувствую ноги, что весьма кстати, учитывая мой план увеличить расстояние между собой и перевертышем, насколько возможно.

Если бы он мне доверял, то рассказал бы о матери.

– Это не обратный путь, – замечает Феб, когда мы проскальзываем под каменной аркой, после которой потолок резко уходит вниз: вероятно, из-за рельефа вершины над нашими головами.

Небо уже окрасилось в темно-фиолетовый, когда мы прошли под аркой, ведущей в грот, такой же просторный, как вертикальный фруктовый сад, только здесь стояли общие столы, окруженные рыночными лотками. Каждый оборудован очагом, на котором жарятся рыба и мясо – да такие, что торговцам на Портовом рынке и не снилось.

Переплетающиеся нити с нанизанными на них фонариками испускали не больше света, чем луна, проглядывающая сквозь вырезанный в каменном потолке купол, больше света дают факелы, укрепленные на неровных стенах и вокруг каждого лотка.

– Энтони рассказывал об этом месте. Оно называется Муррго хаобен, что означает «Рыночная таверна». Одновременно рынок – единственный, кстати, – и таверна. Она в самом центре королевства.

Я перекатываю иностранные слова на языке – Муррго хаобен.

Феб прищуривается, разглядывая отверстия в скале и черных воронов, снующих туда-сюда.

– Хм. Должно быть, это общежитие.

– С чего ты взял?

– Дверей нет. Многоярусные комнаты.

– Или у них такой бордель.

– Возможно.

– У нас в Небесном Королевстве нет борделей, мы считаем соитие священным актом, – из тени материализуется Лоркан.

Интересно, давно он там стоял и зачем?

Я стираю с лица все следы интереса и отворачиваюсь, притворяясь, будто его здесь нет. Возможно, тогда он действительно исчезнет.

– Тогда кто здесь живет? – спрашивает Феб.

Я осуждающе смотрю на него.

– Молодняк.

Феб вскидывают светлую бровь.

– Вы забираете детей от родителей?

Я было собиралась уйти, но задерживаюсь, чтобы услышать ответ.

– Нет. Птенцы, как мы называем самых маленьких детей, живут с родителями до тех пор, пока не решат покинуть гнездо. Тогда им бесплатно предоставляют жилье здесь или на севере, где они живут до тех пор, пока не овладеют каким-нибудь ремеслом и не станут полезными членами общины.

Вторая бровь Феба приподнимается.

– Представители всех классов получают бесплатное жилье?

Лоркан оглядывает свой народ, глаза сверкают в темноте, как раскаленные угли.

– У воронов нет деления на классы.

– У вас есть король, – бросаю я, не в силах сдержаться. Мой самоконтроль оставляет желать лучшего, и, вероятно, именно поэтому Лоркану удается с такой легкостью читать мои мысли.

Угол челюсти Лора дергается.

– Как тонко подмечено, Биокин.

На его сарказм я поджимают губы.

Наша беседа – или, если говорить начистоту, перебранка? – не остается незамеченной. Уровень шума значительно снизился, поскольку большинство воронов в открытую наблюдают за нами.

Какой-то юноша подходит и протягивает Лору кружку, руки слегка дрожат. Капля жидкости выплескивается и шлепается на гладкий блестящий камень у его ног. Он слегка склоняет голову и говорит фразу, заканчивающуюся на «Морргот».

– Тапофф, – произносит Лоркан, после чего принимает металлический кубок из рук юноши и пьет.

В отличие от наших королей, никто не пробует его питье на случай, если туда добавят яд или соль, или кто знает, что еще люди пытались подсунуть нашим правителям.

Веришь или нет, Фэллон… – Его золотистые глаза находят мои поверх края чашки. – Ты единственный ворон, желающий мне смерти.

Я не отвечаю – ни вслух, ни по мысленной связи, – и просто ухожу.

Ты не спрашивала о моей матери. – Его слова замедляют мой побег.

Не поворачиваясь, я отвечаю:

А ты не спрашивал о моих натертых сосках, но я же тебе рассказала. Скажи, пожалуйста, предстоит ли мне встреча и с твоим отцом?

Мой отец погиб до того, как шаббины даровали нашему клану магию. – У Лора такой мрачный голос, что я жалею о своем вопросе. Он тяжело сглатывает. – Мама хотела бы с тобой поужинать.

Я ужинаю с Фебом.

Приглашение распространяется и на него.

Мы не проголодались.

Мгновение спустя я слышу, как Феб говорит:

– Умираю с голоду! Мы с удовольствием поужинаем с вами и вашей матушкой.

Я оглядываюсь, надеясь, что друг согласился поужинать с чьим-нибудь еще сыном, но, разумеется, он кивает Лоркану, который, должно быть, озвучил предложение одновременно с тем, как забросил мне в голову. Да без разницы! Как по мне, Феб может ужинать с любым вороном в королевстве.

Я иду дальше, и плевать на усталость. Увы, когда поворачиваю голову, то сталкиваюсь с женщиной, несущей напитки, и все проливается на меня, прежде чем посуда рушится на камень с грохотом, который эхом отдается в барабанных перепонках еще долго после того, как последняя кружка перестает катиться.

Несмотря на тусклое освещение, я замечаю, как бледнеет женщина.

Поскольку столкновение произошло по моей вине, я бормочу извинения, вряд ли ей понятные, и одергиваю мокрую рубашку, приклеившуюся к коже, затем пытаюсь выжать часть красноватой жидкости.

Вдруг на плечи ложится тяжелая ткань, заставляя меня вздрогнуть и замереть. Я начинаю благодарить, но слова замирают на губах: разумеется, кто еще мог броситься мне на подмогу, как не король собственной персоной?

Я хватаюсь за края чужого плаща.

Прошу, не снимай. Может, тут и темно, но у воронов непревзойденное зрение. Я хочу быть единственным мужчиной, знакомым с очертаниями твоего тела.

Поздно спохватился, – отвечаю я. Его зрачки сужаются. – Данте прекрасно знаком с каждым миллиметром моего тела.

Очертания Лора расплываются из-за дыма, который сгущается до такой степени, что я задерживаю дыхание, боясь задохнуться.

Так же стремительно, как появился, дым опадает, его слишком близкая, слишком крупная фигура вновь принимает четкие контуры.

Я собирался захватить трон твоего принца в последнюю очередь, но ты убедила меня с него начать.

Я со свистом выдыхаю оставшийся в легких воздух, затем снова набираю полную грудь.

Тогда вместе с троном ты приобретешь врага.

Когда у тебя столько врагов, сколько у меня, еще один ничего не меняет. А теперь, прошу, идем к столу. Мама ждет.

Я не хочу с тобой ужинать, Лор. Не хочу…

Не успеваю я закончить, Лор превращается в ворона, хватает меня за предплечья и несет в одну из спален, пугая лежащего там полуголого юношу.

Глава 11

Должно быть, Лор мысленно велит ему уйти, поскольку парень кивает, перевоплощается и вылетает из комнатки, похожей на грот, в которой стоят кровать, стол, стул и шкаф.

Я отшатываюсь, едва меня отпускают когти.

– Да что с тобой такое?! – визжу я, одновременно по воздуху эхом разносится раскат грома, от которого вибрирует сам камень, затем сверкает вспышка света.

Лоркан вызвал бурю? Впрочем, это одна из его многочисленных способностей.

Он превращается в дым, прежде чем вновь обрести плоть.

– Хочешь свободы? Будет тебе свобода! Когда солнце взойдет над Марелюче, я унесу тебя из своего жуткого дома, и возвращайся к своему ненаглядному Данте и своей любимой работе. Возможно, тебе даже повезет и твой принц тебя навестит. Если, конечно, не будет слишком занят сношением со всеми женщинами страны. Все-таки теперь он король, а все мечтают забраться в койку к мужчине, обладающему такой властью. Мне ли не знать, – добавляет Лор с ухмылкой, от которой у меня кровь стынет в жилах. – Взамен я прошу лишь унять злобу и отужинать с моей матерью. Как думаешь, хотя бы на это ты способна?

Раскаты грома вновь сотрясают Монтелюче, ускоряя мой пульс и дыхание. Я пытаюсь их выровнять. Напрасно.

– Ты тоже будешь на ужине?

Его ноздри раздуваются от такого же частого дыхания, как у меня.

– Если я не приду, мама будет волноваться, так что да, Фэллон, тебе придется терпеть мое присутствие.

– И ты правда унесешь меня утром из Небесного Королевства? – Пропитанная вином ткань трепещет на моей покалывающей коже.

– Я или другой ворон, но да… тебя проведут за эти стены.

– И Феба тоже. – Мой голос звучит слабо, но, в отличие от всего тела, не дрожит.

– Если он захочет уйти, то выпустят и его.

А вдруг он предпочтет остаться? Эта мысль даже не приходила мне в голову.

Договорились, Фэллон?

Один ужин взамен целой жизни на свободе…

– В чем подвох?

– Подвох?

– Сделка звучит слишком заманчиво, чтобы быть правдой.

– Я не фейри и не заключаю сделок.

– Ты только что обменял мое послушание на мою же свободу. Это называется сделкой.

Он не возражает, поскольку знает, что я права, пусть даже сделки и не отпечатываются на коже воронов, как у фейри.

– Нет никакого подвоха.

– И меня не будут преследовать твои вороны, раз я разрушительница проклятий?

– Мы нашли Мериам, так что ты нам больше ни к чему.

Его ответ звучит как пощечина.

Две пощечины.

– Вы нашли Мериам? – Он молчит, явно не желая делиться информацией с кем-то, кто не входит в круг его ближайших соратников. – Она уже однажды пырнула тебя обсидианом. Думаешь, она не сделает этого вновь?

– Думаю, она больше всего на свете мечтает превратить меня в брусок железа, но я высосу из ее тела всю кровь, что положит конец и ей, и ее зловредной магии. Барьер падет, и шаббины освободятся. Я постараюсь переманить достаточно на свою сторону, чтобы снять наше проклятие.

– Ты все продумал, не так ли?

– У меня было время продумать стратегию.

Долгое мгновение мы молча изучаем друг друга. Может, я и успела узнать его вороний облик, но не позволяла себе подробнее рассмотреть человеческий. А теперь… теперь он навсегда останется загадкой, поскольку наше совместное путешествие подошло к концу. Путешествие, в которое меня отправила Бронвен с нелепым поручением, и я – как дурочка, – согласилась, задав всего пару вопросов и ни на один не получив ответа.

У меня опускаются руки.

– Если Бронвен когда-нибудь поймет, как снять ваше проклятие, найди меня, и я помогу.

Хотя он успел прекрасно изучить каждую мою черточку, его взгляд задерживается на моем лице.

– Тапофф.

Я предполагаю, что это означает «спасибо».

– Как сказать «пожалуйста» на вороньем?

– Шехвеха.

– Шехвеха, – повторяю я.

Буря начинает утихать: снаружи и внутри.

Глава 12

Лоркан превращается в ворона. Вместо того чтобы схватить меня, как до этого, он пригибается и протягивает мне крыло. Наверняка ему не слишком-то приятно, когда я использую его в качестве лестницы, тем не менее он даже не вздрагивает. Сжимая одной рукой вязаный плащ, накинутый мне на плечи, другой я обвиваю его шею: она утопает в черных перьях.

Мне не хочется слишком сильно за него цепляться, и все же я чуть его не душу́, когда он выпрыгивает из ниши в скале и пикирует вниз, к мерцающим факелам и бурлящей толпе. Мы приземляемся у общего стола, за которым уже расположились Эйрин и Феб.

Женщина улыбается, а вот друг глядит на меня с таким же ужасом и тревогой, как тогда в его семейном хранилище, когда мы сняли со стены первого ворона Лоркана.

Я опускаюсь рядом с Фебом и сжимаю его бедро под столом, таким образом заверяя, что со мной все в порядке, тем не менее его колени продолжают нервно подпрыгивать.

От каждого прилавка на рынке к нам сходятся вороны с глиняными мисками, наполненными соусами и тонко нарезанной рыбой, с деревянными досками, на которых выложено жареное мясо и сочные, посыпанные зеленью овощи, с корзиночками подрумяненных и сбрызнутых растительным маслом лепешек.

Эйрин что-то говорит нам на вороньем, и Лору приходится переводить:

– Надеюсь, у вас хороший аппетит: каждому продавцу хочется угостить вас своим фирменным блюдом.

Я улыбаюсь ей в ответ.

– Мы нагуляли аппетит, когда изучали ваш дом.

Всегда расточающий любезности Феб сейчас молчит, слишком взбудораженный.

Перед нами ставят металлические кубки и наливают вороньего вина из кувшина. Несмотря на обещание больше ни капли в рот не брать, я отпиваю немного: в основном для того, чтобы успокоить расшатанные нервы. Нектар такой же вкусный, каким я его запомнила.

– Вам бы продавать это вино в Люче.

Хотя большинство ворон, сидящих за столом, используют для еды когти, Лоркан и Эйрин берут вилку с ножом.

– Зачем?

– Ради прибыли.

– Монеты нам не нужны.

Я откидываюсь на спинку стула.

– Ладно. Тогда можно обменять на нужные вам товары.

– Возможно, когда мы немного обживемся.

Меня подмывает усмехнуться над его эвфемизмом. Очевидно, Лор подразумевал «когда прогоним всех трех королей и, возможно, даже королеву». Памятуя о своем обещании вести себя цивилизованно, я увожу разговор от политики.

– Это вино делают из темного винограда или из светлого, как вино фейри?

– Его делают из бенфрола.

Вероятно, поэтому оно нравится мне больше.

Эйрин касается руки сына и что-то говорит. Я улавливаю одно слово: «Зендея».

– Мама сказала, что ты похожа на Дею.

Я вытираю губы салфеткой.

– Мне уже говорили. – Пытаюсь вспомнить то видение с ней, но я тогда была так поглощена разговором, что не запомнила ее лица. Только оттенок глаз.

Хочешь еще раз на нее взглянуть?

Я вскидываю брови, глядя на Лора.

По-моему, ты впервые попросил разрешения проникнуть в мое сознание.

Он откладывает столовые приборы и ждет моего ответа – я киваю.

«Рыночная таверна» расплывается, но не исчезает, а наоборот, светлеет. Сквозь оконный проем густыми лучами падает солнечный свет, освещая бледно-серый камень и пылинки в воздухе, от чего они блестят, подобно мишуре.

Слышится женский смех, от которого у меня по коже бегут мурашки: он кажется отдаленно знакомым. Спиной ко мне сидит женщина, каштановые локоны с рыжим отливом ниспадают до самого копчика.

Я, призрак в памяти Лоркана, подхожу ближе и останавливаюсь у стола, за которым она сидит с множеством женщин и мужчин. На лице черные полосы и черное перо на щеке, как у всех воронов, кроме Бронвен. Может, чернила не держатся на ее поврежденной коже? Я отбрасываю мысль: времени слишком мало, а изучить нужно слишком много.

Мой взгляд вновь приковывают глаза Зендеи: изогнутые коричневые брови и длинные ресницы, оттеняющие розовые радужки – такого оттенка не существует ни в Люче, ни в Неббе, ни даже в Глейсе. Я не унаследовала ее цвета глаз, но он наслоился на мою синеву, придавая радужкам фиолетовый оттенок, который всегда привлекал внимание фейри.

Тон кожи у меня тоже другой – персиковый, как у отца, у нее же более экзотический – полированный оливковый оттенок, напоминающий запекшуюся землю.

Похоже, единственная черта, которая досталась мне не от родителей, это форма лица. У Зендеи – идеальный овал, а у отца – идеальный квадрат. Мое же? Нонна называет его сердцевидным из-за заостренного подбородка и высоких скул. Раньше я считала, что пошла в мамму, Агриппину, поскольку у нее такая же форма лица. Очевидно, что нет.

Я отгоняю печаль, которая охватывает сердце при мысли о тайне моего происхождения, и сосредотачиваюсь на оконце, в которое Лоркан позволяет мне заглянуть.

Губы Зендеи, полные и розовые, раскрываются в улыбке, настолько яркой, что она кажется фантастической. Сердце сжимается от ее радости, затем сжимается еще сильнее от мелодии ее смеха. Хотелось бы знать, смеялась ли она хоть раз за последние два десятилетия? Знать, жива ли она?

Взгляд привлекает подвеска в виде перламутровой ракушки, лежащая в ложбинке между ключицами. Сама ракушка белая, а кончик рыжий.

Мама встает, одной рукой опираясь о стол, другой придерживая живот – заметно выпирающий. Пальцы поглаживают выпуклость, и хотя я уже не внутри его и никогда не чувствовала этой ласки, кожа покрывается мурашками от призрачного прикосновения.

Она поднимает голову на шум крыльев. Через люк, подобно пушечным ядрам, влетают гигантские вороны, перья превращаются в дым, прежде чем птицы обретают человеческий облик. Один приземляется прямо рядом с мамой. Едва Кахол приобретает очертания человека, руки Зендеи обхватывают его за шею и притягивают голову.

При виде столь большой любви сердце взвивается, горячими толчками разгоняя кровь по телу.

Насколько иначе сложилась бы моя жизнь, если бы Мериам не встала между ними… между всеми нами. От этой мысли я чувствую себя предательницей, неблагодарной дочерью. Мамма с нонной дали мне все необходимое и как же я им отплатила? Стою тут и представляю, каково было бы вырасти в другом месте, с другими людьми. С другим народом.

Глаза щиплет. Я их закрываю. По щеке катятся слезы.

Когда вновь открываю глаза, освещение в «Рыночной таверне» тусклое, а внимательный взгляд Лоркана из-под тяжелых век светится. Феб с Эйрин тоже за мной наблюдают. Уголки губ последней мрачно опущены, рот Феба так плотно сжат, что в него не запихнуть и плоскую лепешку, которую он уже намазал желтоватым соусом.

Я стираю слезы ладонью и улыбаюсь другу, тем не менее его тревога никуда не девается. Когда Лоркан переглядывается с матерью, а их головы сближаются, Феб шипит мне в ухо:

– Ты плачешь? Почему? Рибио тебе что-то сказал? Если он тебя расстроил, я не побоюсь его железных штуковин…

Я поворачиваюсь, наши носы почти сталкиваются.

– Он показал мне воспоминание с мамой.

Зрачки Феба сужаются.

– Ох! Хорошо. Знаешь, мне как-то больше по душе ввязываться в драки, в которых у меня есть хотя бы малейший шанс победить.

Я улыбаюсь.

– Какую маму он тебе показал?

– Зендею. – По позвоночнику пробегает ток, когда я представляю ее руку… на себе. – Думаю, я больше пошла в отца. К слову… – Я поворачиваюсь к Лоркану и жду, когда Эйрин закончит говорить, прежде чем спросить: – Можно увидеться с Кахолом перед уходом?

– Уходом? – Голосе Феба срывается на фальцет, чего не случалось с подросткового возраста.

– Лоркан позволил мне вернуться домой. Разве не чудесно?

Губы друга приоткрываются, как и пальцы. Зажатый в них бутерброд падает на тарелку с горой лакомств.

– Что-то я не слышу в твоем голосе радости.

– Я очень даже рада.

Он вытирает пальцы о салфетку, брови изгибаются, как тонкие ветви на ветру.

– Ты со мной или останешься?

Он мешкает, хмуро глядя на Лоркана.

– С тобой, Пиколина, но, на мой взгляд, это паршивое решение, – говорит он с упреком.

Я тяжело сглатываю, но напоминаю себе, что он так говорит от чистого сердца. Феб беспокоится, и на то есть веские причины. Перед отъездом из Монтелюче Данте сказал мне, что вдали от Люче мне будет безопаснее, поскольку фейри сочтут меня предательницей, убившей короля.

Эти слова окончательно убили мою любовь к нему. В конце концов, именно он потребовал голову брата, а не я, и тем не менее посмел перекинуть вину на меня. Интересно, что он рассказал своему народу, заняв трон в Изолакуори и водрузив на голову корону, запачканную кровью?

Я ныряю в глаза Лоркана, в самую глубину. Они не выдают ничего, поэтому пытаюсь проникнуть в его сознание, но натыкаюсь на обсидиановую стену без единой трещины, которой не видно ни конца ни края. Я почти готова попроситься внутрь, но в глубине души не хочу знать, что он видит и слышит: это может повлиять на мое решение.

Я вновь поворачиваюсь к Фебу.

– Хорошо, что мне не интересно твое мнение, Фебс.

Он запихивает в рот бутерброд и жует, как голодный волк, затем залпом выпивает бокал ягодного вина: кадык дергается на бледном горле.

– Когда выдвигаемся?

– Утром.

Он кивает.

– Хорошо. Будет несколько часов, чтобы покричать на тебя.

– Феб… – вздыхаю я.

Он поднимает ладонь, останавливая меня.

– Обсудим за закрытыми дверями.

Еще один вздох вырывается из моей ноющей груди.

– Вряд ли получится конструктивный диалог.

Он отворачивается от меня всем туловищем и переключает внимание на Эйрин. Хотя Лоркан никак не показывает Фебу своего одобрения, я вижу, что перевертыш доволен его раздражением.

– Никто и ничто меня не переубедит, – говорю я ему.

– О, я и не питаю надежды, что ты останешься, Фэллон. Что касается твоего вопроса, боюсь, Кахол не поспеет к твоему отъезду, поскольку сейчас прочесывает все три королевства в поисках Деи.

Я так потрясена вестью, что пальцы выпускают плащ. Тяжелая ткань скользит по плечам, как шаль, и собирается на сгибе локтей.

– Разве это не опасно?

– Он не один.

Приятно слышать, что отец не пустился в разведывательную операцию в одиночку, тем не менее…

Золото в радужках Лоркана дрожит, прежде чем затвердеть, вместе с каждой линией его фигуры.

– Вороны плохо переносят разлуку со своей парой.

Не думаю, что он хочет вызвать во мне чувство вины, и все же грудь сжимает именно эта эмоция.

Хотелось бы мне быть той, кого ты заслуживаешь, Лор.

Он не отвечает. Полагаю, мои слова не требуют ответа.

Тем не менее его молчание задевает меня, и как бы я ни старалась сосредоточиться на Эйрин и ее вопросах о моем детстве и увлечениях, которые Лоркан переводит, мысли то и дело уходят в другую сторону.

К моему голубому домику в Тарелексо с его цветастыми стенами и благоухающей глицинией.

К верному розовому змею со шрамами на чешуйчатой коже.

К мрачным ракоччинским лесам, окутанным туманом.

К белым казармам, где я однажды провела день в кровати Данте, уверенная, что это будет первый из многих.

К горному перевалу, на который я взобралась верхом на прекрасном жеребце.

К первому благоговейному взгляду на Небесное Королевство.

К племени чистокровных, которые напали на меня из-за мешков с золотом.

К Сельвати и человеку, который пожертвовал жизнью, чтобы помочь нам с Лором.

К Тареспагии и жутким женщинам Росси.

И к той последней прогулке верхом, когда мой мир навсегда перевернулся с ног на голову.

Вновь и вновь я вырываю непослушный разум из дум и возвращаю в настоящее. К этой женщине, желающей познакомиться со мной поближе, несмотря на то, что я решила бросить ее сына и их народ. Скоро, как и фейри, вороны будут считать меня перебежчицей. Девчонкой, которая отреклась от своего наследия ради того, что ей даже не принадлежит.

Может, мне стоит уплыть в Шаббе?

Нет.

Я подпрыгиваю от резкого голоса Лоркана. От жара, заключенного в одном-единственном слове.

Не ранее, чем я устраню барьер.

Я изучаю жесткие черты его лица, ставшие еще более жесткими из-за мрачного настроения.

Клянусь, что не переступлю барьер, пока ты не убьешь Мериам, Лоркан Рибио.

Он больше не смотрит на меня на протяжении всего ужина, не смотрит и после того, как приносит обратно в мою клетку-спальню и покидает ее вместе с матерью, которая несла Феба.

Феба, который захлопывает дверь с такой силой, что дерево чуть не раскалывается в щепки, а каменный проем чуть не разлетается вдребезги.

Феба, который кричит на меня до тех пор, пока не хрипнет голос, а у нас обоих по щекам текут слезы, потому что уход из Небесного Королевства – это риск. Но нельзя же прятаться на горе, пока мир рушится. Прячутся лишь трусы, а я кто угодно, только не трусиха.

– Оставь войны людям, которым нравится воевать, Пиколина. Прошу! Ты не бессмертна.

– Но могу стать. – Я смотрю в потолок, растянувшись на кровати, голова покоится на сгибе руки Феба, наши переплетенные руки лежат на его булькающем животе. – Если я найду Мериам и заставлю снять блок с моей магии, то стану бессмертной.

– Но ты можешь и умереть.

Торгуясь за свою свободу, я не собиралась принимать участие в битве между шаббинами, воронами и фейри, но чем дольше мы с Фебом разговариваем – после того, как он закончил свой пылкий монолог, – тем больше я осознаю, что могу внести свою лепту.

Со смертью Мериам рухнет и ее злая магия.

Моя мама будет свободна.

Шаббины будут свободны.

Возможно, Мериам хочет моей смерти, но для того чтобы убить, ей сперва нужно меня найти. Я стану идеальной приманкой.

Глава 13

Меня будит раскат грома.

Со стоном переворачиваюсь и льну к теплому Фебу в надежде подремать еще немножко. Шея затекла после сна на твердом бицепсе друга. Утыкаюсь носом в подушку, но пути назад уже нет: сердце бьется бодро, хотя телу еще предстоит высвободиться из одеяла, пахнущего винодельней. С безмерным ужасом я вдруг осознаю, что запах исходит от меня.

Вновь горестно застонав, плетусь в ванную; каждый шаг вызывает острую боль в пятках, мышцы в икрах и бедрах ноют. Велико искушение провести день в постели, однако жажда деятельности еще сильнее.

Кроме того, я так отчаянно боролась за свободу, будет нелепо откладывать уход. А вдруг Лоркан передумает выполнять условия сделки? В отличие от фейри, воронов не связывают кольца на руках и метки на груди над сердцем.

Откажись он от своего решения, то испортит не только мое настроение, но и неоперившийся план, который растет и ширится в то время, как я натираю каждый клочок тела ароматическим маслом.

Когда от меня пахнет, как от розы, которую окунули в сливки и мед, я выключаю душ и подхожу к гардеробной. Брюки Джианы так и не вернулись из прачечной, как и ее блузка, но я их и не ищу.

Сегодня мне хочется надеть одежду, подходящую мне по размеру и сделанную, очевидно, лично для меня. Я выбираю серые замшевые леггинсы и блузку, которую при желании можно использовать как платье. На талии обхватываю легкий белый материал поясом с серебряными монетками. На них изображено солнце, как на монетах Люче. Одежда, сделанная из настоящих денег фейри, вполне в духе Лоркана.

Наряд не совсем соответствует моде в Люче, однако я тоже мало соответствую ожиданиям, и хотя прежде изо всех сил старалась вписаться, теперь не намерена этого делать. Девушка, покинувшая Люче, уже не та, которая в него возвращается. Я расчесываю волосы, заплетаю в косу и перевязываю черной лентой, которую сняла с одного из платьев.

Готовая начать новую главу своей жизни, я бужу Феба. Он бормочет, чтобы я уходила. Так и поступаю. Даю другу еще один часок на сон, а сама иду искать нам завтрак.

В таверне почти никого. Вороны либо спят, либо уже разлетелись по округе в поисках мелких зверьков, которыми можно набить животы.

Я морщу нос при воспоминании о дохлом кролике, которым Лоркан пытался меня накормить, когда мы поднимались на Монтелюче, не зная, что я не выношу ни мяса, ни рыбы. Я не спросила, является ли эта особенность общей у всех шаббинов. Я еще о многом не спросила.

Когда-нибудь спрошу. Когда-нибудь в Люче настанет мир, а Шаббе освободится от ига Мериам.

Усевшись за стол, за которым недавно сидела с друзьями, я вспоминаю новости, рассказанные Лорканом о Мериам. Интересно, как они узнали о ее местоположении? Королева Шаббе выпытала у одного из потерпевших кораблекрушение фейри или же люди Лоркана нашли ее собственными методами? И почему отец все еще ищет Дею? Почему не допрашивает шаббинскую колдунью, которая всю эту кашу заварила? Мне казалось, Мериам держит маму в плену.

Подходит Коннор и хмуро бормочет «доброе утро» – акцент такой сильный, что я не сразу признаю приветствие.

– Действительно, бондиа, – улыбаюсь я. – Можно мне, пожалуйста, блюдо с сыром, фруктами и черным хлебом? О, и кувшин кофе?

Парень кивает и отходит к бару, расположенному у одной из изогнутых стен. Я замечаю, как он переговаривается с другим официантом, чьи каштановые волосы привлекают внимание. Я еще не видела ни одного ворона со столь светлыми волосами. Как и с глазами иного цвета, кроме как темно-карего. Ну, помимо Лора.

Каштановолосый ворон поднимает на меня черные глаза, и мне кажется, будто в них отвращение. Конечно, с самого своего прибытия я веду себя не как сладкое мороженое, однако и презрения ничем не заслужила. Задетая, я отворачиваюсь от осуждающего взгляда.

Сибилла бы закатила глаза и велела забыть о чудаке. Я сосредотачиваюсь на мысли о том, что скоро увижу лучшую подругу. И нонну с маммой, где бы Джиана их ни спрятала. Наверное, они уже вышли из укрытия. В конце концов, Марко мертв. Возможно, я даже навещу новое жилище Энтони. Дом на Тарекуори наверняка будет прекрасным.

Несмотря на бушующую снаружи бурю, у меня в душе возникает радуга, и к тому времени, как Коннор приносит еду, я пребываю в приподнятом настроении.

Схватившись за край стола, подвигаюсь вместе со скамьей ближе. Дерево скрипит о камень, пальцы впиваются в царапины. От железных когтей воронов? Вот только эти царапины округлые и разные по размеру. Я не пытаюсь заглянуть под стол, но сильно вдавливаю пальцы в дерево, а затем подношу к лицу.

Сердце трепещет, когда я различаю на кончике среднего пальца буквы на лючинском.

Кто-то нацарапал под столом послание!

Я резко втягиваю носом воздух, осознавая, что сижу на том месте, где сидел Энтони. В памяти всплывает его стихотворение, спрятанное у меня под матрасом. Я не выучила его наизусть, но припоминаю слова о «ноже и ножнах» и о том, чтобы «вспоминать за столом».

Так то было вовсе не любовное послание!

То была зашифрованная подсказка, ведущая сюда!

Таверна освещена тускло, а дерево слишком темное: чтобы прочесть послание, придется лезть под стол со свечой. Это привлечет внимание, а мне не нужно, чтобы Лоркану доложили о моем странном поведении. Мало того что он может меня не выпустить, но и попытается схватить Энтони. При условии, что друг написал нечто, угрожающее его власти. Возможно, то просто еще одна прощальная записка – небольшое развлечение, чтобы я не тосковала в своем заточении.

Впрочем, глупости, даже мне ясно.

Чувствуя на себе пристальное внимание ворона с каштановыми волосами, хватаю с тарелки сырную палочку и жую. Тем временем пальцы нащупывают начало послания под столом. Отыскав первую букву, нажимаю на нее пальцами.

К тому времени, как удается распознать все слова из первой строчки, я уже очистила тарелку с сыром. Еда влажным комком плюхается в желудок, который сжимается, когда на кончиках пальцев отпечатываются буквы «ЛЕСТ» и я угадываю окончание слова.

Закончив расшифровывать послание Энтони, я чувствую, как желудок уже скручивается в один гигантский узел. Пусть друг не подписал своего имени, вороны наверняка поймут, что послание написано фейри: благодаря крыльям им не нужны лестницы.

«Потайная лестница внутри колонны на эспланаде».

Знает ли Лоркан о ее существовании? Он ли ее построил? Разве она не угрожает безопасности его народа?

Я пытаюсь восстановить в памяти все подробности той единственной поездки верхом по эспланаде. Все колонны выглядели цельными, как я могла не заметить двери? Потому что Лор меня торопил или потому что я таращилась на замок?

– Я надеялась застать тебя до отъезда, Фэллон.

Я подпрыгиваю от голоса Бронвен и ударяюсь коленом о темное дерево. Металлические приборы звякают о черные керамические тарелки и ударяются о стакан с давно остывшим кофе.

– Можно? – Тетя указывает на скамейку рядом с моей, словно ее видит.

– Разумеется. Вам помочь? – Я наклоняюсь, чтобы выдвинуть скамейку, но замираю, когда Бронвен качает головой.

– Я знаю Небесное Королевство как свои пять пальцев: все уголки и закоулочки, все сучки в дереве и бороздки на камне.

У меня подпрыгивает сердце. Неужели она намекает на потайную лестницу? Знает ли, что и мне о ней известно? По силам ли ей увидеть затаившиеся в моем сознании мысли?

– Вы пришли меня отговаривать?

– Нет. Я видела твою судьбу. Чтобы она сложилась так, как должна сложиться, тебе нужно уйти.

Теперь сердце барабанит совершенно по иной причине.

– Скажите, Бронвен, что ждет меня в будущем? Может, на этот раз корона Глейса или же Неббе? – В моем голосе слышен яд. А как иначе, ведь она ввела меня в заблуждение пророчеством, которое принесло пользу только ее народу.

– Твое будущее не изменилось, Фэллон. Ты по-прежнему будешь королевой Люче.

– Данте женится на невесте брата. Вы сами сказали.

– У Люче есть только один настоящий король, и это не Данте. – Она почти выкрикивает это заявление.

Да чтоб ее, а громче нельзя?!

– Прежняя Фэллон, может, и интересовалась коронами, но новая мечтает о скромной жизни.

– Ты – разрушительница проклятий.

– Знаю. – Даже Котлу неведомо, как мне удается держать себя в руках. – И я сниму проклятие, но сделаю это спокойно и без лишнего шума, не обмениваясь клятвами в вечной любви.

– Ты получишь свою спокойную жизнь, после того как убьешь Данте.

У меня вскипает кровь.

– Убью Данте? Вы, должно быть, перепутали меня с какой-то другой разрушительницей проклятий, потому что я никогда не смогу его убить!

Однако Бронвен, в отличие от Коннора и других шести воронов в таверне, меня не слушает.

– Ты будешь тщательно планировать его смерть.

Подобно воде в закипевшем чайнике, из меня выплескивается ярость. Я опираюсь ладонями на стол и вскакиваю, двигая скамью, ее ножки скрипят. Пальцы зарываются в царапины, оставленные когтями Лоркана в тот вечер, когда он признался, что мы связаны парными узми.

– Может, я больше не люблю этого человека, но определенно не стану планировать его убийство.

Ее подернутые пурпуром губы остаются сжатыми, а стеклянный взгляд белых глаз устремлен на каменную стену позади меня.

Меня так и подмывает унестись прочь, однако внезапно осеняет мысль – скорее, поражает, – из горла вырывается громкое фырканье. Ну конечно!

– Лоркан вас на это подбил? Чтобы я решила остаться, да?

– Нет. – Она поворачивает ко мне лицо, подобно подсолнуху, ищущему солнечного света, но от меня получает лишь морозный ветер. – Лоркан верит, что убьет Данте. Сделав это, он потеряет свою человечность. Именно это произойдет, если он заберет твоего бывшего любовника из этого мира до того, как будет снято обсидиановое проклятие.

Румянец проступает на моих щеках: неужели Бронвен известно о моей встрече с Данте на острове бараков?

– То есть он превратится в железную статую? Дай угадаю, именно я воткну ему нож в сердце?

На ее глазах проступают слезы и начинают катится по щекам, спотыкаясь о рытвины шрамов. Оплакивает ли она друга, которого может потерять, или же видит что-то еще?

– Нет, Фэллон, к тому времени ты уже будешь мертва.

Глава 14

Я бреду обратно в свои покои, ноги деревянные, как и все тело. Утреннее предвкушение полностью смыто пророчествами Бронвен.

Убийца или труп.

Два варианта будущего для меня.

Оба жуткие.

Как бы ни разочаровало меня поведение Данте, я не желаю ему смерти и не представлю, что может заставить меня передумать.

Однако и мысль обречь Лоркана и его народ на гибель тоже не очень привлекательная. Особенно если учесть, что при таком раскладе я – труп. У меня нет ни малейшего желания отправляться на тот свет. Мне так много еще предстоит сделать и увидеть в этом мире. Так много приключений мне еще предстоит, так много мужчин, которых нужно поцеловать, и родных, которых нужно найти.

Хоть я и не в восторге от осознания, кто мои настоящие родители, мне любопытно познакомиться с колдуньями, чей род я продолжаю. Возможно, лучше отплыть в Шаббе, пока не прекратится эта бойня за троны? И почему я не догадалась спросить Бронвен, что случится с Данте и Лором, если я никогда не вернусь в Люче?

Да, тогда я нарушу клятву, данную королю воронов, но он уже нашел Мериам, и рано или поздно барьер падет. А потом…

А потом я вернусь на сцену, хочу того или нет.

Я цепляюсь пальцами за каменный подоконник, розовый остров вдалеке то исчезает, то вновь проявляется за стеной дождя.

А если сам Лоркан проникнет за барьер? Конечно, по доброй воле он никогда туда не отправится, но ведь можно его туда заманить?

У всех есть слабости. Нужно только отыскать его слабое место.

Или можно просто превратить его в кусок железа и отправить через барьер на спине Минимуса.

О, король воронов придет в ярость! Но, по крайней мере, он будет в безопасности. Данте будет в безопасности. Возможно, я тоже. Или все равно умру, но хотя бы эти двое смогут ненавидеть друг друга еще как минимум несколько столетий.

– Коннор… – бормочет Феб с кровати. Я решаю, что он разговаривает во сне, однако он добавляет: – Ты обещала принести мне завтрак, Пиколина, но я не вижу ни еды, ни очаровательного темноволосого ворона.

Опасаясь, что выражение лица выдаст мое мрачное настроение, я не отрываю взгляда от Шаббе.

– Сегодня еду подавал ворон с каштановыми волосами. Кажется, ты упоминал, что тебя не привлекает такой цвет волос.

Феб зевает.

– Учитывая, что тот, второй, – сын Коннора, его визит в эту спальню вышел бы неловким.

– Сын? – Я резко поворачиваюсь, пророчества Бронвен отходят на второй план.

– Ага. По словам Ифе, смертная женщина родила ему сына за несколько десятилетий до первого сна воронов.

Вдруг накатывает беспокойство за друга: неужели ему приглянулся человек, который, возможно, никогда не ответит ему взаимностью? Такое случалось прежде, и сердце друга было разбито.

– Он играет за обе команды. Я узнавал. Хотя какая разница, раз мы все равно уходим. – Феб испускает преувеличенно горький вздох. – Придется выбирать между ракоччинами и сельватинами.

– Это еще почему?

– Из-за моей преданности определенному человеку. – Он одаривает меня полуулыбкой. – Ничего страшного. Мне начинают нравиться крепкие мужчины.

– Останься.

Взгляд его изумрудных глаз твердеет. Феб усаживается.

– Полегче, Пиколина.

– Серьезно, Фебс. Тебе безопаснее остаться.

– Я последую за тобой, куда бы ты ни пошла, даже в людские болота.

Стук в дверь вынуждает меня оставить тему. На время.

– Войдите!

Сердце, которое колотилось от страха, а затем от чувства вины, теперь колотится от мрачного предвкушения. Я одновременно хочу уйти и не хочу уходить.

Я ожидаю прибытия наших сопровождающих, однако у появившегося в дверном проеме мужчины нет крыльев.

– Слышал, вы уходите. – На нас смотрит Лазарус, огненный фейри, который работал целителем при двух королях фейри. Видимо, пристрастие воронов к раскрашиванию лиц передалась и этому гиганту: его янтарные глаза подчеркнуты черными полосами, делающими его похожим на матерого воина.

– Уходим. Совсем скоро. Вы пойдете с нами домой?

Он переступает порог, оставляя дверь открытой.

– Мой дом был уничтожен два десятилетия назад, Фэллон. В Люче у меня ничего не осталось.

Его «домом» был отец Данте, Андреа Реджио, которого убил собственный сын, хотя Марко обвинил короля воронов, чтобы настроить фейри против перевертышей. Андреа, как и Данте, хотел заключить мирное соглашение и положить конец вековой вражде; Марко не хотел.

– Я останусь здесь, пока не падет барьер, на случай если понадоблюсь Лоркану. – Лазарус рассеянно поглаживает пальцами сапфировую брошь, приколотую к стоячему воротнику его темно-синей туники. Только когда он опускает руку, я замечаю на украшении две переплетенные буквы – «Л» и «А». Лазарус и Андреа? Или его фамилия начинается на «А»? – Затем отправлюсь в Шаббе.

Я отрываю взгляд от мерцающих сапфиров и смотрю ему в лицо.

– В Шаббе? – Феб закидывает одну вытянутую ногу на другую и потягивается, отчего черная блузка, которую он позаимствовал вчера из моего гардероба, трещит по швам.

На мгновение я задумываюсь, что Лоркан сделает со всей этой одеждой после моего ухода. Раздарит всем тем девушкам, которые вешаются на него, потому что он управляет королевством? Девушкам вроде Имоджен?

Вместо того чтобы стянуть рубашку через голову, Феб отрывает рукава полностью, открывая мускулистые плечи.

– Я слышал, что ваши целебные кристаллы оттуда. Или это просто слухи?

– Нет. Так и есть. – Лазарус поднимает руку и касается тридцати колец, украшающих раковину его правого уха, как бы желая убедиться, что маленькие цветные бусинки, заключающие в себе магию, все еще на месте. Он не проверяет другое ухо, украшенное не меньшим количеством металла. – На самом деле именно из-за них я к вам и пришел. Феб, я принес тебе серьгу, которая нейтрализует воздействие железа на твою кровь и поможет исцелиться. Если только ранено не сердце.

Лазарус приближается к Фебу, и тот выпрямляется, спуская ноги с кровати.

– Я как раз собирался попросить вас о такой. – Друг откидывает волосы в сторону, позволяя Лазарусу продеть украшение в одну из дырок.

В школьные годы в его ушах болталось множество дорогих безделушек, как у всех богатых фейри, но позже он восстал против кастовой системы Люче: оборвал все связи с семьей, обрезал длинные волосы и перестал носить украшения, только изредка вдевал золотые гвоздики.

– Как работает камень, Лазарус?

– Потри его кончиками пальцев, а затем помажь веществом рану.

Интересно, почему он дал Фебу камень только сейчас? Почему не перед путешествием в Небесное Королевство, где на квадратный метр приходится больше железа, чем во всем Люче?

Лазарус переводит взгляд на меня.

– И для тебя у меня есть кристалл, Фэллон.

Я скрещиваю руки на груди.

– У меня иммунитет к железу.

– Не от железа. Для лечения обычных ран, на всякий случай. – Седовласый фейри идет ко мне широкими шагами, синие шелковые брюки и тонкая рубашка обвиваются вокруг его конечностей, как морская вода.

– Вы так говорите, будто в Люче нас встретят с вилами.

– Я не знаю, как вас примут, Фэллон. Надеюсь, Данте окажется столь же справедливым королем, как его отец… – его горло дергается, – и защитит тебя и твоих друзей, но он молод и хочет почета, а многие пытаются возвыситься, переступая через других.

Возникает желание броситься на защиту Данте, но я больше не та наивная девчонка, которая считала его неспособным на дурные поступки. Теперь мне остается только не вставать у него на пути: я предпочла бы не выступать для кого-либо в роли ступеньки – вновь.

Целитель осматривает мои открытые уши. Я вдруг с удивление осознаю, что перестала стесняться их формы, поскольку повсюду меня окружают люди с похожими ушами.

– Они не проколоты, Лазарус.

– По собственному выбору?

– Да. – Зачем украшать то, к чему ты предпочитаешь не привлекать внимания?

– Кристалл не должен касаться кожи, иначе выветрится магия.

Я поворачиваю голову, подставляя ему правое ухо.

– Я больше не возражаю против пирсинга.

Феб таращится на меня: он один из немногих, кто знает о моих прежних комплексах.

– Уверена? – спрашивает он.

Я киваю, и удивление на его лице сменятся чем-то, похожим на слезливую гордость. Мне не кажется, что тут есть чем гордиться, но не могу не признать, что поступок знаменательный. Сегодня первый день, когда Фэллон Росси Бэннок отказывается стыдиться того, кем является.

Лазарус отстегивает сапфировую брошь с воротника, затем потирает один из многочисленных кристаллов – фиолетовую бусину – и наносит извлеченную магию на иголку броши, после чего нацеливает на мочку моего уха.

Я качаю головой и касаюсь хрящика наверху – там, где должен был быть кончик, родись я фейри.

– Сюда.

Губы Феба смягчаются в улыбке: он понимает, что серьга привлечет внимание к закругленной раковине уха.

– Как скажешь. – Лазарус подцепляет мое ухо большими пальцами. – Будет больно, но только на мгновение.

Не успеваю я сглотнуть, как он протыкает хрящ. Хотя боль тупая, я задерживаю дыхание. Он медленно вынимает острую иглу и достает кольцо. Затем растирает двумя пальцами прикрепленный к нему полупрозрачный янтарный кристалл и наносит волшебную мазь на рану.

Кожа горит и почти сразу остывает. Я выпускаю воздух, застрявший в легких, когда он продевает кольцо в ухо. Хотя оно почти невесомое, его наличие наполняет меня бравадой.

– Тук-тук! – раздается веселый голос стоящей в дверях Ифе; ее черные волосы заплетены в две длинные косы. – Я приходить, чтобы относить вас в Люче. Собрались?

– Да. – Я одариваю Лазаруса улыбкой. – Надеюсь, однажды я смогу отплатить вам за доброту.

Высокий фейри наклоняет голову, его тяжелые серебристые локоны падают на плечо, закрывая одно красивое ухо.

– Не погибни. Это будет для меня достаточной оплатой.

– Я не намерена умирать. – Я все еще улыбаюсь, несмотря на нарастающее опасение.

– Андреа тоже не собирался уходить в мир иной. – Его скорбный взгляд рыжеватых глаз в последний раз пробегается по моему лицу, прежде чем гигант поворачивается и неторопливо выходит из комнаты, исчезая в кромешной тьме.

– Красивая серьга. – Улыбка Ифе состоит из кривых зубов и искреннего добродушия. – Когда делать тату воронов?

Я вскидываю брови.

– Э-э… – Вероятно, ответ «никогда» потушит ее радость, поэтому отвечаю неопределенностью: – Посмотрим.

– А я-то думал, вы с ним рождаетесь. – Феб встает, его новый зеленый кристалл сверкает так же ярко, как и глаза, хоть под ними и красуются фиолетовые круги. Без сомнения, как только он вернется домой, то заберется под одеяло и впадет в спячку на месяц.

– Мы получать, когда вылетать из гнезда, – отвечает Ифе.

Феб засовывает огромные ступни в зеленые замшевые мокасины, которые каким-то чудом пережили купание в Марелюче.

– А почему у Бронвен нет?

Уголки рта Ифе опускаются.

– Потому что Коста Реджио послать огненный фейри на Бронвен, когда она решить жениться за Киэн.

Я вздрагиваю.

– Ч-Что?

– Так вот почему она изуродована… – бормочет Феб. – С ума сойти! Она лично знала Косту Реджио?

Брови Ифе встречаются на переносице.

– Коста – отец Бронвен.

Моя челюсть отвисает одновременно с челюстью Феба.

– Вы не знать? – Ворониха переводит взгляд своих чернильных глаз с одного потрясенного лица на другое.

У меня гудит в ушах. Не то чтобы меня каким-то образом обманули, но я чувствую себя глупо из-за того, что впервые слышу об их родстве.

– Данте в курсе?

– Не знаю.

– У нее не заостренные уши, – замечает Феб.

– Потому что Коста срезать кончики со стальное лезвие. Он быть жестокий человек. Олбиихейст.

– Олбиихейст? – повторяет Феб.

– Чудовище.

Мне все еще не верится, что моя тетя также тетя Данте. То есть она Реджио. Что в свою очередь означает…

– Бронвен – законная королева! – ахаю я.

Ифе морщит носик-пуговку.

– Киэн – пара. Не Лоркан.

Мне требуется мгновение, чтобы осмыслить ее замечание.

– В Люче не один трон, Ифе.

– Пока что. – Она соединяет указательные пальцы. – Однажды трон один.

Неужели Бронвен уже озвучила всем новое пророчество? Надеюсь, нет, поскольку я по-прежнему придерживаюсь своего мнения: я никогда не убью Данте. Ее племянника.

Воздух подрагивает от взмахов крыльев, затем наполняется дымом, когда рядом с Ифе материализуется второй ворон – Коннор.

Пока он тихо переговаривается с младшей сестрой Имоджен, Феб захлопывает рот и принимается спешно приводить в порядок растрепанные ото сна волосы. При других обстоятельствах его суета меня позабавила бы, но ошеломленный мозг не в состоянии изогнуть губы, не говоря уже о том, чтобы их сомкнуть.

Ифе вновь поворачивается к нам.

– Имоджен не свободна, поэтому Коннор лететь с нами. Надеюсь, вы не против?

Пока Феб заявляет, что как-нибудь справимся, мои губы сжимаются, а взгляд упирается в стену, отделяющую мою комнату от комнаты Лора. Быть может, Имоджен удерживают в кровати одного определенного мужчины?

Глава 15

Мои зубы крепко стиснуты, с тех пор как мы вылетели на Ифе и Конноре из Небесного Королевства.

Как бы я ни старалась радоваться скорому возвращению домой – да при том по небу, – в голове упорно мелькают картинки, изображающие Имоджен и Лора, слившихся в страстных объятиях; они омрачают настроение, прямо как тучи омрачают яркий ракоччинский лес внизу.

Почему же их связь приводит меня в бешенство? Единственный ответ – она доказывает, что Лоркан Рибио ничем не лучше Данте или любого другого монарха: все они бабники и распутники.

Я укрепляюсь в мысли, что верные мужчины – вымирающий вид. Возможно, Сибилла права и мне следует отказаться от своих романтических устремлений найти «того самого единственного». Хватит с меня любовных приключений! Пойду в Большую библиотеку в Тарекуори, в которую нонна запрещала мне ступать, поскольку для входа требовалась кровь, и, даже не зная истинной природы моей, она понимала, что ней есть что-то необычное. В библиотеке я возьму медицинские, религиозные и политические журналы. Да вообще всякие записи с обилием жестокости и здоровой дозой жести, вместо очаровательных перепалок влюбленных. Нужно закалить характер и подготовить сознание к битве, в которой я намерена принять участие.

Перспектива войти в пятиэтажный храм знаний усмиряет колючее настроение, которое смеряется еще больше, когда Феб разражается веселым смехом, а ветер превращает его волосы в светлое облако.

– Мы летим, Фэл! ЛЕТИМ! Гляди, какое болото маленькое! – Он указывает подбородком в нужном направлении, крепко обхватывая шею своего крылатого проводника. – А люди! Крошечные, прямо как спрайты!

Сквозь завесу дождя я различаю запрокинутые головы ракоччинцев, которые пытаются спасти урожай, утопая по колено в воде. Если за бурей стоит Лоркан, то ему бы лучше угомониться, иначе уничтожит источник дохода и пропитания людей.

– Привет! – кричит Феб.

Взрослые ему не отвечают, однако стайка детей машет руками и бежит за нами настолько быстро, насколько способны их маленькие ножки, шлепая по грязной жиже и пачкая потрепанную одежду. На их чумазых мордашках заметны широкие улыбки, им нравятся наши гигантские перевозчики.

И тот восторг в их широко распахнутых глазках проясняет мое настроение, как тряпка – запотевшее стекло.

Подумать только, однажды и я смогу бороздить просторы неба без помощи воронов! Смогу превращаться в дым, а потом в птицу и накладывать чары каплей своей крови.

Сердце бьется о ребра, и я трепещу от чистейшего восторга. Он ослабевает, когда с земли поднимается отряд одетых в белое спрайтов и выстраивается стеной впереди нас.

– Корви, вы вторглись на территорию Королевства Люче! Требуем немедленно остановиться!

– Они помогают нам добраться домой. В Люче! – Мы парим на месте, мокрые волосы Феба облепили его лицо. – Потому что мы… – он указывает на себя и на меня, – граждане Люче.

– По указу короля… – начинает кричать спрайт, но тут ему на лицо падает огромная капля дождя, его хрупкое тельце немного теряет высоту.

– …воронам запрещено покидать пределы ракоччинского леса! – заканчивает другой спрайт, одетый в куртку с аляповатыми золотыми пуговицами. Вероятно, командир батальона.

– Котел! Попридержите свои крылья, спрайты! Эти милые птицы лишь провожают нас…

Слова Феба обрывает пронзительный крик:

– Милые?! Они разрезают наших сородичей пополам!

Желудок сжимается, поскольку я вспоминаю, как Лоркан рассек остановивших нас спрайтов. Тогда я считала, что он убил их ради моей защиты, но на самом деле он защищал себя. Чтобы я смогла собрать все его разбросанные по стране части.

– Немедленно приземляйтесь, корви, иначе мы применим обсидиановые дротики.

Десять спрайтов уже достали из колчанов на поясах черные палочки, тонкие, как иглы. Дабы не нарушать хрупкий мир между воронами и фейри, я киваю.

– Давайте приземляться. Ифе?

Она снижается. Я вытираю намокшие ресницы плечом. За белым облаком жужжащих спрайтов раскинулись острова Тарелексо – родная земля. Мы так близко, что я почти слышу запах глициний, которая обвивает наш маленький голубой домик. Не более чем через полчаса мы доберемся до парома, который доставит нас на пристань перед «Дном кувшина».

Один из спрайтов глядит на моего крылатого сопровождающего, сузив глаза.

– И птицы вернутся туда, откуда прилетели.

Ифе поворачивает голову к Коннору и пронзительно каркает, звук словно бы усиливается грохочущим небом. Вороны одновременно складывают крылья и ныряют вниз так резко, что у меня желудок подскакивает к горлу, хотя это физически невозможно. Я съеживаюсь, опасаясь приземления, которое наверняка будет стоить мне нескольких сломанных костей, однако у земли Ифе расправляет крылья, и ее когти мягко опускаются в грязь.

Она вытягивает одно крыло, чтобы мне было проще спуститься. Твердо встав на ноги, я убираю назад выбившиеся из косы волосы.

Два спрайта в унисон злобно восклицают:

– Девчонка!

Спустя мгновение до меня доходит, почему они сперва приняли меня за парня – из-за штанов. Надо бы ввести их в моду фейри: женщины заслуживают познать удобство брюк.

– Это Заклинательница Змей! Предупредите короля!

Не успеваю я сделать вдох, как все крылатые солдаты подносят ко рту свои трубки для метания дротиков.

Перья Ифе превращаются в человеческую кожу.

– Летим назад, Фэллон! Коннор…

– Нет! – Я качаю головой: слишком упорно я боролась за возвращение домой, чтобы отступить при первом же препятствии. – Мы пришли с миром, – говорю я батальону.

Спрайт с золотыми пуговицами фыркает.

– Убийца короля пришла с миром?

Феб выскакивает вперед и встает перед нами с Ифе.

Я пытаюсь высунуться из-за спины друга, чтобы посмотреть на спрайта, но Феб чрезвычайно серьезно относится к роли моего щита.

– Она не убивала Марко Реджио!

– Фэллон, прошу! Лоркан превращать меня в вечно-ворона, если с тобой что-нибудь случаться. – Голос Ифе дрожит от тревоги.

Спрайты держатся на расстоянии, но взлетают повыше, чтобы видеть меня за спиной Феба. Коннор расправляет крылья, закрывая нас с Фебом.

Ифе бормочет:

– Мне не нравиться.

– У вас неверная информацию. Я не убивала вашего монарха.

– Мы знаем, что произошло. Всё знаем! – Насмешка в голосе золотопуговичного распаляет мой гнев.

– Очевидно, тебя дезинформировали, червоточина-недоросток, – бурчу я.

Феб фыркает.

– Червоточина?

– Я слышала, как ночные бабочки их обсуждали, – бормочу я.

– Ты знаешь, о чем речь? – В голосе Феба звучит веселая нотка.

– Вряд ли о фруктах.

– Действительно, не о них.

Пусть и глупый, наш обмен репликами помогает мне успокоить нервы. Но, увы, никак не помогает Коннору, который начинает дымиться, или Ифе, чьи очертания расплываются, когда она пытается спрятать мою фигуру там, где не дотягиваются спрятать Коннор и Феб.

– Вы знаете, кто я такой? – кричит Феб спрайтам.

– Предатель! – шипит один в ответ.

Феб заправляет светлые волосы за заостренное ухо.

– Я – Феб Акольти! Так что пропустите нас, иначе я снесу вас с пути кипарисовой веткой, а потом добьюсь вашего увольнения из рядов армии!

– Ты не имеешь права раздавать здесь приказы, чистокровка!

Вдруг приносится спрайт, раскрасневшийся и задыхающийся от стремительного полета.

– Король Данте велит… – выговаривает он между вздохами, – велит не трогать… Фэллон Росси… и предоставить ей… безопасный проход… куда она… пожелает.

Сердце дрогнуло от затопившей меня благодарности, а также облегчения: несколько дней у власти не превратили моего бывшего возлюбленного в свихнувшегося тирана.

– Вернуться домой, Фэллон. Прошу. – Судя по голосу, Ифе на грани истерики.

Я сжимаю ее руку.

– Сперва мне нужно найти маму с бабушкой. – Я не уточняю, каких именно. Если повезет, то оба комплекта.

Ее темные глаза вспыхивают, прежде чем остекленеть, как гладкий мрамор.

– Гулаир, – произносит она.

– Что?

– Это значит «хорошо». – Феб поворачивает ко мне лицо.

Веки Ифе опускаются, сбрасывая с нее вуаль оцепенения.

– Лоркан говорить «хорошо», ты можешь отправиться в страна фейри.

Я вскидываю глаза к небу. Неужели король воронов подслушивает? Мне казалось, он занят чем-то другим.

– Не ему решать. – Я жду возражения, но в голове не раздается ни единого слова. – Он рядом?

Не встречаясь со мной взглядом, Ифе отвечает:

– Нет.

Ложь не пахнет, и все же ее голос смердит обманом.

Не поднимая глаз, я шепчу по ментальной связи:

Ты обещал не следовать за мной.

Тишина.

Если ты меня слышишь, Лор, а я думаю, что слышишь, – пожалуйста, держись подальше от Люче. Ты слышал слова спрайтов: им разрешено использовать обсидиан. Возможно, у каждого лючинца он есть.

Воздух колышется, когда Ифе превращается обратно в птицу.

Прежде чем она взлетает, я говорю:

– Тапофф за помощь и за твою доброту.

Она кивает круглой головой, затем расправляет крылья и взмывает в небо; железные когти сверкают в приглушенном солнечном свете. Коннор следует за ней и исчезает в зеленых кронах.

Хлопая крылышками в такт сердец, спрайты смотрят им вслед, но остаются на месте.

– Талантливые звери, – бормочет один.

Я бросаю на него сердитый взгляд.

– Вороны более цивилизованны, чем большинство знакомых мне фейри!

Феб переплетает наши пальцы и тянет меня ближе к себе.

– Хотя я не против немедленно вернуться в Небесное Королевство, советую тебе не лезть на рожон, если хочешь увидеться с Сиб и найти Цереру и Агриппину.

– Вы не найдете женщин Росси, – заявляет золотопуговичный, и его слова сжимают мои легкие в тиски.

– Почему? – спрашиваю сдавленно.

Пуговицы на белом пиджаке блестят, как глаза Лора.

– Они нас покинули, змеелюбка.

– Куда они отправились? – спрашивает Феб, поскольку дыхание у меня слишком сильно сбивается, чтобы выдавить из себя хоть слово.

– Говорят, уплыли в Шаббе, чтобы избежать позора, который ты навлекла на их головы.

Сердце взвивается: Лоркан сказал, что Бронвен и Джиана увели нонну с маммой в безопасное место. Неужели он подразумевал Шаббе?!

Я запрокидываю голову и впиваюсь сердитым взглядом в свинцовое небо.

Их увезли в Шаббе?

Тишина.

Ответь мне, змей тебя задери! – Ресницы тяжелеют от слез. – Отвечай!

Я сказал, что они в безопасности.

Слезы текут по щекам и смешиваются с каплями дождя.

В Шаббе, Лор…

Голос надрывается, как и сердце.

Там безопаснее всего.

Возможно, но все мои надежды и мечты о воссоединении с ними, о том, как я их обниму, как объясню, почему ушла, и как вернула короля воронов… все они лопаются, как мыльные пузыри.

Они хотя бы знали, куда их приведут?

– Зачем девчонка смотрит в небо? – восклицает один из спрайтов.

– Наверное, вороны остались. Проверьте деревья! – командует золотопуговичный. – Живо!

Весь отряд подскакивает, как косяк напуганных рыб.

– Пошевеливайтесь, солдати!

Четыре спрайта ползут выше, молочно-серые, как монтелючийский камень.

Феб сжимает мою руку.

– Фэл, что хочешь сделать?

Я тру глаза, стирая слезы.

– Прямо сейчас я хочу накричать на Джию, а потом отплыть в Шаббе.

По небу разносятся раскаты грома, вспыхивают молнии.

Попытаешься отплыть в Шаббе, и я лично прослежу, чтобы тебя вернули в мой дом, где ты останешься до тех пор, пока не упадет барьер.

Я скриплю зубами от угрозы Лора.

Я никогда не вернусь в твой дом. Никогда! Я ненавижу твое гнездо и тебя я ненавижу.

Через связь громыхает смех, от которого встают дыбом намокшие волоски на руках.

Иди взгляни на то, что стало с твоим домом, прежде чем так пренебрежительно отзываться о моем.

Глава 16

Феб продолжает сжимать мою ладонь, пока мы бредем по чавкающей болотистой тропке; вокруг нас сгущается дымка белых спрайтов, уплотняя и так тяжелый воздух. Друг пытается завязать беседу, но гнев и разочарование занимают слишком много места у меня в голове, чтобы разум мог зацепиться за новую тему. Вздохнув, он обнимает меня за напряженные плечи и прижимает к себе, наконец-то замолкая.

Когда мы добираемся до причала, я уже мокрая до нитки. До последнего волокна. И хотя сейчас лето, меня сотрясает дрожь.

Феб прижимает меня крепче, вода стекает по тонким золотистым прядям, прилипшим к загорелой коже.

– Кажется, я так не промокал с тех пор, как Дардженто бросил меня поплавать со змеями в Марелюче.

Кровь вскипает при воспоминании о том, что натерпелся друг по вине злобного командора. Моя месть будет чертовски сладкой.

– Надеюсь, он гниет в Филиасерпенс. – В уголках глаз Феба появляются морщинки, словно он вспоминает свои боль и страх. – Или лучше даже в Шаббе.

Боясь вызвать панику друга, я не признаюсь, что этот мерзкий фейри жив и находится в Люче. К сожалению, ближайший к нам спрайт извещает его и о том, и о другом.

Хватка Феба становится медвежьей.

– Что?!

– Бравый командор сумел добраться до дома.

– Бравый?! – Феб едва не задыхается. – Он льстивая и коварная тварь!

Пусть и дрожа от холода и печали, я сжимаю окоченевшие пальцы друга и шепчу:

– С ним разберутся, Фебс.

Бросаю взгляд через плечо в направлении Небесного Королевства, скрытого серыми завесами дождя. Когда вновь смотрю на Феба, его зеленые глаза круглые от потрясения и тревоги.

– Если вмешаются вороны, разразится война, – шепчет он в ответ.

Война уже на пороге, поскольку Лоркану Рибио недостаточно его доли. Я прикусываю язык и проглатываю удручающее признание, прежде чем оно сорвется с губ и заставит Феба еще сильнее беспокоиться.

– Не вороны. Данте передо мной в долгу.

Мы останавливаемся, пропуская толпу чумазых лысых ракоччинцев. Хотя спрайты кричат им, чтобы они не поднимали головы, многие стараются мельком увидеть того, кого сопровождает такой большой эскорт. Один ахает и пихает локтем соседа, и я предполагаю, что они поняли, кто эта девушка с темно-рыжими волосами, круглыми ушами и фиалковыми глазами.

– Ты заключила с Данте сделку? – Липкие пальцы Феба впиваются в мою кожу, когда мы вновь трогаемся в путь.

– Не совсем. Я не фейри, помнишь?

Он сглатывает, складки беспокойства и усталости углубляются, несмотря на едва заметную улыбку.

– Как я мог забыть, пикколо серпенс? Или лучше сказать, пикколо корво?

Его насмешки слегка снимают мое напряжение.

– Ни то, ни другое.

Он улыбается и смотрит на меня сверху вниз. Наконец мы выбираемся из кипарисового леса и направляемся к морскому берегу. Под ботинками хрустит салат из острых камней и битого стекла, из которого состоит ракоччинский пляж. Лодыжку обвивает полоска марли с темно-бордовым пятном; сморщив нос, я наклоняюсь и срываю ее. Зловонный порыв ветра выхватывает материю из рук и уносит обратно в Ракс, где из мусора состоит значительная часть пейзажа.

Я стараюсь дышать исключительно ртом и не наступить на что-нибудь сомнительное. Надеюсь, одним из первых поручений Данте будет навести порядок в этой части королевства. Надеюсь, он докажет, что достоин короны, которую я помогла водрузить ему на голову.

Борясь с порывами ядовитого ветра и прибитым к берегу мусором, мы наконец добираемся до расколотого пирса, который заваливается в темные воды ракоччинского канала. К нему быстро приближается паром, покачиваясь, точно посетитель таверны, перебравший вина.

От лодки доносится тихий вскрик: вскакивает женщина, пытаясь поймать свой развязавшийся тюрбан, однако ветер вырывает ткань у нее из рук.

– Человек! Вернись на место, пока не оказалась в супе вместе со своей тряпкой! – рявкает на нее капитан фейри.

Как жаль, что я не владею магией, способной ей помочь, но я…

– Феб! Помоги ей!

Друг морщится.

– Я лучше куплю ей десять новых тюрбанов, чем туда полезу.

– Да нет, вырасти лозу или что-то в этом роде.

– А! Это можно…

– Никакого безосновательного использования магии! – выплевывает спрайт, кидаясь к нам, чтобы привлечь наше внимание.

Я указываю на колышущуюся на поверхности воды красную ткань, которая напоминает лужу крови.

– Тогда слетай и подбери его.

Маленькое существо вздрагивает, губы кривятся в отвращении.

– Ты вообще знаешь, что плавает в этих водах?

– Да. Отходы, которые должны собирать водные фейри и сжигать огненные! – Я не осознаю, насколько громко разговариваю, пока не замечаю повернутые в мою сторону лица.

– Людям надо научиться самим за собой убирать.

Моя горячая кровь вскипает.

– Когда приходится выживать…

– Тс-с… – Феб сжимает мое предплечье. – Давай не будем устраивать бунт в первый же день после возвращения?

– Я и забыла, какими несправедливыми и бессмысленными могут быть лючинцы.

– Фэллон, – предупреждает Феб. – Если ты не угомонишься, мы окажемся в Изолакуори раньше, чем в Тарелексо, а мне очень-очень хочется поотмокать в ванне лет так сто и поспать еще столько же, прежде чем отправляться навстречу новым приключениям с моей любимой смутьянкой.

Я замечаю флуоресцентные чешуйки, прорезающие коричневый прибой. Они утягивают мое внимание от Феба и несправедливости мира фейри, в который я так упорно стремилась вернуться.

Розовая вспышка останавливает и время, и карусель мыслей, однако пронзительный крик, проносящийся сквозь бурю, выводит меня из ступора. Женщина, которая пыталась выловить свой упавший головной убор, несмотря на удерживающего ее за талию мужчину, отпрянула и повалилась на пол вместе со своим помощником.

– Змей! – вопит она.

Весь ряд сидящих у борта людей кидается в противоположную сторону, предательски раскачивая судно. Как же глубоко фейри вселили в головы людей страх перед тем, что живет в нашем океане?

Из воды высовывается клык, за которым следуют обсидиановые глаза на голове, по форме напоминающей лошадиную. Когда проглядывает первая полоска белой шрамированной плоти на шее существа, я ахаю и отрываюсь от Феба.

Хотя Данте во всеуслышание называл меня Заклинательницей змеев, я всегда скрывала свою привязанность к этим существам. Теперь, когда стало известно мое происхождение, в скрытности отпала необходимость. Я вольна отдать свою любовь всякому зверю, на свое усмотрение.

Временная досада от возвращения в царство устаревших законов рассеивается; я бегу по причалу и, упав на колени, вытягиваю руку с растопыренными пальцами, готовая погладить прекрасное создание, по которому я так отчаянно скучала.

Минимус плывет ко мне, извиваясь, его черные глаза не отрываются от моих. Слезы на щеках смешиваются с дождем, и вскоре пальцы касаются скользкой чешуи моего змея. Он прижимается мордой к моей руке, и меня даже не волнует бурая жижа, стекающая по его щеке.

Меня не волнует, что за нашим воссоединением наблюдает целый полк спрайтов и люди с лодки.

Меня ничего не волнует…

– Значит, это правда: Фэллон Росси посмела вернуться.

Я отрываю взгляд от Минимуса, который, вероятно, чувствует дрожь, вызванную во мне голосом Таво, поскольку он резко поворачивает голову, а изо рта с шипением вырывается раздвоенный черный язык.

Стоящий на носу лакированной военной гондолы Таво вытягивает руку в огне.

– Стой! – кричу я. – Не трогай его!

– Если он набросится первым…

– Не набросится. – Я провожу рукой по мягким, как перышки, спинным плавникам Минимуса, пытаясь его успокоить. – Клянусь, он не станет этого делать. Пожалуйста, убери свою магию, Таво.

– Теперь генерал Диотто. – Хотя он опускает ладони, на них все еще танцуют языки пламени.

Досадно, что Данте дал этому фейри так много власти, хотя могло быть и хуже… он мог бы сделать своим новым генералом Дардженто. Окинув взглядом помпезный бордовый мундир, который некогда украшал торс моего деда, я щелкаю языком, чтобы привлечь внимание змея.

Обхватив его большую голову ладонями, шепчу:

– Уплывай.

Минимус моргает.

Я киваю в сторону океана.

– Плыви прочь.

Он фыркает, как фурия, словно недовольный моим требованием. Я уже готовлюсь окунуть его в воду, когда он ныряет, как свернутый канат, в бурую волну и исчезает в облаке пурпурной пены.

Прощай, мой дорогой!

Я встаю как раз в тот момент, когда паром причаливает, врезаясь в пирс.

– Шторм таки утопит мою лодку, – ворчит остроухий сероглазый капитан, выгоняя воду из судна.

– В гости приехали? Чему обязаны таким удовольствием? – В устах Таво фраза передает что угодно, но только не удовольствие.

– Я не гостья, уважаемый генерал. Я вернулась домой.

Огонь на его ладонях наконец гаснет.

– Хм-м. Многие из вас возвращаются… – Его янтарные глаза словно вспыхивают красным отблеском, когда он задумчиво поглаживает подбородок с легкой щетиной. – Поскольку ты прибыла с миром, не обращай внимания на охрану, которую я к тебе приставил для твоей безопасности. – Он растягивает последнее слово, но я и так понимаю, что этому фейри совершенно безразлична моя безопасность.

– И как долго меня нужно будет держать «в безопасности»?

– До тех пор, пока ты здесь.

– Значит, всегда? – Мой голос сочится медом.

Его губы растягиваются в жесткой улыбке.