Читать онлайн Прогулки по Ростовской области

Битва с терновником

Раньше мы с моим другом Сашей отправлялись в велопоходы исключительно ради чувства преодоления. Познакомились мы, когда нам было по семнадцать лет. Я тогда купил у него простенький горный велосипед «Стелс Навигатор-730». Раньше он принадлежал его матери, но та не каталась, и он без дела простаивал в гараже. У Саши свой велик был. Не хватало только компании, чтобы активно на нем гонять.

С самого начала мы пошли по нарастающей. Первый большой маршрут – из Новочеркасска в Ростов и обратно, потом катались с ночевками и палатками – до Азовского моря и окрестных озер и карьеров. На следующем этапе двинулись дальше, к Цимлянскому водохранилищу, и объехали половину области. Наши цели при этом были чистой условностью, просто точками на карте, которые надо достигнуть любой ценой. В голове же постоянно крутился счетчик: 80, 150, 550 километров…

Вскоре Сашу на год забрали в армию, а я, будучи на втором курсе института, продолжил крутить педали за нас двоих, периодически собирая новые компании или катаясь в одиночку. И взял планку еще повыше: сгонял на велосипеде из Новочеркасска на Черное море, до Джубги и обратно. Когда Саша демобилизовался, мы снова продолжили свои подвиги вдвоем.

Вместе с другом мы часто подтрунивали над велосипедистами-теоретиками, которые покупают велосипед исключительно для того, чтобы его потом собирать-разбирать. Велик для них служил поводом постоянно докупать дорогущие детали, спорить о том, какие виды вилок, кареток, переключателей и тормозов лучше или хуже, и без конца умничать на велофорумах, при этом сидя по квартирам. Нам же нравилось именно ездить, и ездить все дальше и дальше.

Апофеоз этой идеи пришелся на поездку в Абхазию. В этот раз мы хотели, чтобы на нашем маршруте было меньше степей, а как можно больше гор и набора высоты. Поэтому, доехав на электричке до Краснодара, мы сели на свои велики и оттуда взяли курс на Новый Афон. Кряхтя и обливаясь семью потами, мы преодолели все горные перевалы, добрались до Нового Афона, сфоткались у водопада, сели на лавочку, отдыхаем.

Сидим, сидим…

«И че?» – вдруг многозначительно спросил Саша.

В ту же секунду мы решили больше не посещать никакие достопримечательности, просто сорвали с пальмы по одному огромному листу, прицепили их на багажники, словно скальпы поверженных врагов, и поехали с ними обратно домой в Ростовскую область. Это Сашино риторическое «и че?», сказанное на новоафонской лавочке, обозначило кризис нашей концепции путешествий ради «достигаторства», но одновременно стало началом чего-то нового. С тех пор мы поняли, что нам и нашим походам чего-то не хватает.

Весной следующего года Саша вдруг озвучил новую идею.

– Вов, а ты не хочешь сгонять куда-нибудь по местности, но без велосипедов? Допустим, пешком из Багаевки до Семикаракорска дойти за пару-тройку дней.

– Вдоль Дона?

– Ага. Там и места по карте довольно лесистые, и что-то новое с тобой попробуем!

Я сразу же согласился. Чудесным образом Сашино предложение идеально совпадало с моей старой детской мечтой. Проводя школьные каникулы на даче, я частенько с любопытством поглядывал с нашего правого берега на левый.

Правый берег Дона всегда был более освоен: утыкан пляжами, базами отдыха и дачами; а левый – полудикий. Отдыхающих на левом обычно было с горстку, и останавливались они там в основном с палатками, дикарями. Сплошная стена пойменного леса, редкие рыбаки на лодках, остатки какой-то бывшей базы, проглядывающей из-за деревьев… Все это с невероятной силой манило меня. С возрастом я словно позабыл об этих мальчишеских мечтах, но теперь вдруг заново загорелся.

Специально для этого похода было докуплено все необходимое, чего не хватало велотуристу для превращения в туриста-пешеходника. Основное – большие походные рюкзаки объемом по 65 литров. Распихав по ним палатку, спальники, запас воды и консервов, мы испытали совершенно новые ощущения от тяжести за плечами. Но потом сделали свои первые шаги, поохали, пообвыклись и рожденные уже в новом качестве вышли из Багаевской на север.

Саша оделся в свой первый пеший поход по-боевому: тельняшка, камуфляжные штаны и куртка, камуфляжный рюкзак, берцы, темные очки, модная бандана с орлом… Вдобавок ко всему после армии и ее запретов он решил снова отпустить длинные волосы. И теперь, спустя полтора года после окончания службы, они доставали ему уже до плеч, а потому смотрелся он особенно колоритно. Я же, когда собирался в поход, надел все то, что не жалко испортить и испачкать: старые черные спортивные штаны, старую темно-зеленую футболку и какую-то сувенирную бандану, которую никогда прежде не носил (без орла). На память сделали пару фоток и двинулись в путь.

С первых же минут я почувствовал, насколько подходящее мы выбрали время для похода. Это были первые числа мая. Все вокруг просто утопало в ярко-салатовой зелени. Листья свежайшие, трава высоченная и такая с виду аппетитная, что хочется сорвать пучок и громко хрустеть им, разбрызгивая сок во все стороны. Солнце, Дон, сверкающий песок на отмелях – все вокруг вызывало восторг и предвкушение от предстоящего пути.

Не успел я приготовиться к погружению в мысли про тайны из детства, как тут же мы с Сашей притопали в те самые места напротив дачи. И да, здесь действительно находилась полузаброшенная база. Нам на глаза попались цветные деревянные домики с номерками, все под замком, кое-где валялось разбитое стекло. Иные домики еще вроде бы и ничего, может, и используются даже.

– О, Вов, ты глянь на него! – ткнул Саша пальцем на одно из окон.

С заляпанного не то краской, не то птичьим пометом стекла внимательно наблюдал за нами синебородый Нептун с трезубцем.

– Грустный какой-то, – заметил я.

Корона у Нептуна полустерлась, а сам он, посреди сорняков, битого стекла и общей разрухи вокруг, выглядел так, как будто в этих краях уже много лет был лишен всякой власти.

После базы мы направились по песчаному берегу, и здешнее левобережье уже не показалось мне таким уж диким, каким оно представлялось с того берега. Тут и там нам встречались рыбаки: то у кромки воды с десятком удочек и колокольчиками, то на весельных лодках и моторках, а недалеко в кустах – их припаркованные машины.

От всего этого мы поспешили отдалиться. И чем дальше отходили от станицы, тем народа становилось все меньше. Вскоре берег рядом стал крутым, а выдолбленная в склоне лестница позвала нас в пойменный лес, словно обещая, что там-то уже все будет по-другому, по-дикому. Ступеньки ее укрепили самыми обычными палками. Одни были уложены продольно и служили стенками, а другие были вбиты в землю рядом и придерживали первые.

Лестница не обманула. Дорога со стороны станицы подзаросла, и машины сюда почти не доезжали. Первая же попавшаяся нам поляна оказалась невероятно зеленой и уютной. С очагом под костер и с бревном для сидения. Мы не удержались и тут же сделали первый привал, хотя еще совсем не устали. Я бросился фотографировать огромные трутовики на пне, а Саша – рыться в рюкзаке.

– Смотри, что я нам взял с собой, – сказал Саша, достав из аптечки упаковку каких-то таблеток и демонстрируя их мне.

– Ты предлагаешь нам повеселиться? – пошутил я.

– Ага. Дальше будем порхать, как бабочки. Ну а если серьезно, то это обеззараживающие таблетки.

– Для воды?

– Ага. Я по карте глянул, и что-то впереди магазинов у нас не предвидится.

– И как они работают?

– Да просто. Либо кипятишь, чтобы хлор разрушился, либо на пару часов в обычную воду бросаешь – и все.

– И это безопасно?

– Ну да. Вкусной вряд ли будет, но большинство гадостей убьет. Сейчас и проверим.

Саша спустился к Дону, зачерпнул воды в бутылку и вернулся.

– Ну вот, – сказал он, бросив туда пару таблеток. – Пока что из нее пить пару часиков не будем, а потом попробуем!

После поляны мы углубились в лес. Теперь Дон отдалился от нас, оставив в качестве заместителя одно из своих старых русел. Из заместителя проводник вышел так себе. Пару раз дорогу нам перегораживали упавшие деревья, из-за чего грунтовка превратилась в тропинку, а потом мы потеряли даже ее.

Людям, выросшим не в краю степей и полей, не понять, какое это счастье – хотя бы на пару минут почувствовать, что ты заблудился в лесу, даже если этот лес представляет собой три сосны и два куцых кустика. Обычно в наших краях все видать на десятки километров вокруг, но здесь все было по-другому! Поэтому мгновенно выбираться мы не спешили.

– Гляди, Саш, мне нравится это бревно! – поделился я с другом. – Ты такие видел когда-нибудь?

– Ага, странное, – согласился Саша. – Словно черепушка какого-то огромного ихтиандра. Сфоткай его!

Выход же нашелся без особого нашего желания. Сначала среди леса мы увидели некое сооружение из палок, закрепленное между деревьев. Сверху торчало несколько пучков сена, и мы предположили, что это кормушка для лесных животных. Недалеко от нее мы натолкнулись на какую-то узенькую тропку.

– Звериная, наверное, – предположил я. – Для человека тесновата. Может, какая-нибудь кабанья?

По этой звериной тропинке через заросли чистотела мы вышли на охотничью поляну. По центру ее красовалась самодельная охотничья вышка. Опорами ее служили несколько старых стволов.

Никаких лишних изысков: будка из планок и палок с куском шифера наверху и кустарная лестница из парочки молодых стволов и полутора десятка досок-ступеней.

Осторожно и слегка пошатываясь, забрались внутрь – обзор сверху оказался отличный. Вокруг поляны раскинулось салатовое море: трава и листья в мае поражали практически одинаковой окраской. Оттуда приметили и тропинку, ведущую в сторону Дона, – на сей раз человеческую. И уже через несколько минут снова брели по пляжу.

Следующим примечательным объектом оказался брошенный на берегу плот. Каркасом ему служили несколько ржавых бочек, а верх был сколочен из обычных досок.

– Я смотрю, на этом берегу один сплошной хендмейд, – обратил внимание Саша, осматривая плот.

– Шли бы мы с тобой вниз по течению, возможно, я бы попробовал им воспользоваться, – заметил я.

– Ты сначала попробуй его с места сдвинь! И не факт, что он брошенный, гляди, рядом какие-то голубки вон сидят!

На песчаном берегу, куда кивнул брутальный Саша, и правда довольно мило сидели рядом двое рыбачков, укрывшись от жары розово-голубым зонтиком. Как минимум у одного из них виднелось округлое пивное пузико.

Дальше дорога предлагала нам в основном открытые участки, поэтому уже через полчаса ходьбы по солнцу мы с Сашей и сами бы не отказались от розово-голубого зонтика над головой. Хотя у нас был с собой крем от загара, но вот вода расходовалась в два раза быстрее, чем планировали.

– Ну что, Вов, попробуем испить донской водицы? – предложил Саша и достал ту самую фляжку, куда до того кинул обеззараживающие таблетки. Эту фляжку я подарил как-то другу на день рождения. Алюминиевая, размером с небольшую бутылку, красная и с мотивирующей надписью в духе наших поездок: «Нас невозможно сбить с пути, нам пофигу, куда идти».

Мы по очереди отхлебнули по глотку. Вода, конечно, отдавала хлоркой, но и не была совсем уж отвратной.

– Короче, давай сюда! – решительно сказал Саша, выхватил у меня флягу и отпил половину. – Что по глоткам мелочиться! Тут два варианта – либо пронесет, либо…

– Пронесет! – закончил я и, последовав примеру друга, допил вторую половину, оставив на дне фляжки немного осадка. – Ты прав, скоро все узнаем!

Остаток дня поводов для остановок не было. Мы просто двигались вдоль Дона, встретили еще несколько рыбаков и перепрыгнули через небольшой ручей на пути. Под вечер путь снова скрасил пойменный лес. Да с таким обилием цветущего чистотела, что даже Саша, который не отличается страстью к позированию, не выдержал и попросил-таки себя сфоткать.

Наконец, выбрали уютную поляну с видом на Дон и разбили лагерь. Последствий от выпитой донской воды не почувствовали, но без потерь все равно не обошлось. Взятый из дома кусок сала на жаре сопрел и превратился в одну большущую белую соплю. Пришлось его выбросить.

– Слушай, зря мы взялись за тушенку, – сказал Саша, когда мы умяли уже половину. – По такой жаре у нас другие продукты, вроде сыра и колбасы, пропадут на раз-два! Надо было с них начинать!

Пришлось взяться за сыр, колбасу и прочее. В результате наелись так, что бухнулись на землю и больше ничего не делали – напала лень.

Саша просто лежал и созерцал огонь и закат, а я делал то же самое и периодически щелкал все на фотоаппарат. Так подошел к концу первый день нашего первого в жизни пешего похода. И вроде бы движения в нем было предостаточно, но в то же время прикосновений к природе, по сравнению с велопоездками, стало гораздо больше. Интересное и новое чувство!

Второй день сразу же начался с приключений. Сначала наша дорожка как-то слишком вольнодумно виляла между кустов, часто раздваивалась, заставляя нас выбирать одно из двух, а потом снова сходилась.

Постепенно заросли вокруг стали густыми и непролазными. Тут-то мы с Сашей осознали, что угодили в тупик. Да какой! Забрались глубоко, а вокруг лишь колючие терновые кусты стеной.

– Так и что мы теперь делать-то будем? – спросил я у Саши. – Так не хочется назад идти.

– И не факт, что дойдем правильно, – ответил Саша, задумчиво всматриваясь в карту, а потом достал из кармана еще и компас. – Я думаю, нам надо прорываться! Судя по карте, мы отошли от Дона, но тут недалеко есть дорога. Нам куда-то на северо-запад.

Достав из рюкзака туристический топорик, Саша взялся за рукоятку, обмотал руку запасной футболкой и решительно двинулся к терновнику. Размахивая топором, словно каким-то мачете, он принялся прорубаться сквозь терновник, периодически прикрывая лицо и голову от колючек. Взялся он за это дело настолько рьяно и самозабвенно, что мне оставалось только не мешать.

Хотя двигались мы хорошо, ситуация становилась только хуже. Терновник лез в глаза, царапал руки, хватал за одежду. Проторенная дорога постепенно сужалась и в итоге превратилась в узенький тоннель. Я следовал за Сашей и старался максимально расширять тоннель и убирать с пути как можно больше веток.

– О, молодец, это ты правильно делаешь! – одобрил Саша, остановившись и обернувшись на меня. Лицо его было жутко красное, а по щекам ручьями стекал пот.

– Да я как подумаю, что, если нам придется потом рюкзаки с ковриками здесь тащить, мне аж дурно становится!

– Прорвемся. Кажется, впереди я вижу дерево!

Передохнув, Саша продолжил свой туннелепроходческий запал. Только и слышно было, как позвякивал да постанывал топорик где-то впереди, повинуясь воле своего хозяина.

– Сейчас все выясним! – объявил Саша, остановившись у дерева, и полез наверх.

Я с замиранием сердца притих. Последние полчаса казалось, что мы с другом заблудились не где-то у нас на Дону, а на другом конце света, в джунглях Амазонки.

– Вов, хорошие новости! Вижу Дон! И нам, грубо говоря, осталось меньше трети!

– Ну не самый плохой вариант, – выдохнул я.

– Да. Вернись, наверное, пока назад и подтащи поближе рюкзаки, а я тут прорублюсь до конца!

На словах план звучал гладко, однако на деле протащить объемные сумки с ковриками сквозь терновый тоннель оказалось непросто. То и дело рюкзаки цеплялись за терновые колючки, а коврики-пенки и вовсе протыкались на каждом шагу. Действовать приходилось постепенно. Сначала я протаскивал один рюкзак, потом возвращался за вторым, затем расширял тоннель дальше и протаскивал их снова.

Разделавшись со своей задачей, мне на помощь пришел Саша. Наконец, убив на терновник не меньше часа, мы выбрались на поляну.

– Вот это мы, блин, дали, – сказал Саша, победоносно улыбаясь и оглядывая меня. – Ты, Вов, красный, как рак!

– Ты тоже. А посмотри теперь на состояние наших ковриков… Порезы, ошметки по краям висят, дырок штук сто!

– Ага. Такое ощущение, что мы от медведей отбивались!

Глядя на то, как Саша орудовал своим «мачете» в терновнике, я вдруг понял, что мотивация у нас с другом все-таки немного отличается. Похоже, его по-прежнему больше всего интересует преодоление, просто другого рода, а во мне сидит что-то еще.

Прежде наши покатушки на велосипеде тоже были подобны езде по узкому тоннелю, так как с асфальта мы почти не сворачивали. Окошки в природу тогда мелькали мимо с огромной скоростью, а мы их словно игнорировали. Сейчас же мы, наконец, остановились, обратились к одному из них лицом, разбили стекло и полезли прямо внутрь! Наверное, именно поэтому, карабкаясь сквозь терновник, я еще воображал себя ребенком, который только-только готовится появиться на свет. Саше об этом, конечно же, не сказал, чтобы не затроллил.

Когда мы вышли на дорогу и приблизились к Дону, на том берегу наше внимание привлекло заброшенное многоэтажное здание – единственное столь крупное на ближайшую округу.

– Это что еще за здание такое? – удивился Саша. – Этажей девять, не меньше!

– Это, наверное, часть санатория «Мелиховский» за Мелиховской, – ответил я. – Читал про него у кого-то. Неужели мы так мало с тобой прошли? Мелиховка же совсем рядом от точки старта!

– Ну это ж тебе не на великах лосячить! По карте кажется, что немного, но дорога ведь виляет, плюс этот терновник. Жаль только, что мы Устья уже не увидим.

– Что еще за Устья? – удивился я. Саша, как местный житель, окрестности знал получше меня.

– А это местечко, где Теплый канал в Дон впадает. Там небольшой порог в устье, как водопадик. А недалеко Аксай сразу от Дона ответвляется. Вроде как начало реки и устье рядом, но мы зовем это место Устья. Как-нибудь давай сходим туда…

– Давай.

Раздорский Горыныч

Заминка в терновнике побудила нас теперь идти быстрее и отойти от берега. Вокруг затянулись поля, а потому поводов для остановок не было. Какие-то интересные объекты, тем не менее, по пути попадались. Например, один раз встретили некий ржавый катамаран (как я выяснил потом, это была бывшая лодка-камышекосилка), еще попалось небольшое ржавое суденышко, а потом одинокий столб в виде буквы «А» посреди зеленого поля…

С непривычки от таскания рюкзаков такого размера мы стали испытывать неудобства. То плечо затечет, то спина заломит.

– Вот зараза, мне на одной ноге берцы сильно натирают лодыжку, – пожаловался Саша. – Надо что-то с этим делать!

На следующем же привале Саша стянул с себя ботинки, осмотрел их и взялся за нож.

– Придумал! – радостно оповестил он, а затем схватил коврик-пенку и отрезал с одного края синий прямоугольный кусок.

– Что это ты делаешь? – удивился я.

– Сейчас увидишь!

Саша достал из ботинка стельку, приложил к куску коврика и начал обрезать его по границам стельки.

– Понятно, делаешь себе новую стельку!

– Ага, – подтвердил Саша. – У меня на одной ноге лодыжка, похоже, чисто анатомически чуть выше расположена, и там все нормально, мне не натирает, а на другой – чуть ниже, и она задевает границу ботинка. За счет того, что коврик толще обычной стельки, я просто приподниму стопу.

– Гениально.

– Ага.

– Это ты в своей книге вычитал? – спросил я, показывая на выпавшую из Сашиного рюкзака книгу с красноречивым названием «Техника выживания в экстремальных условиях».

– Вообще нет, но там много полезного. Это я тебе взял дать почитать.

– Спасибо.

Передохнув и обзаведясь новой стелькой, мы снова набрали скорость. С одной стороны, хотелось продолжать идти вдоль Дона, с другой – путь по полузаросшим тропинкам удлинялся в два-три раза и отнимал много сил. Поэтому мы на время предпочли накатанную, но довольно скучную грунтовку: с одной стороны открытое всем ветрам поле, с другой – пойменный лес.

– Манит! – вздохнул Саша, остановившись и указывая подобранным дрыном-посохом в сторону симпатичной тропинки, зовущей обратно в зелень. – Может, свернем?

– Давай просто пойдем дальше по этой бесконечной дороге, – предложил я, переводя взгляд на оранжеватые холмы, прямо по курсу на горизонте.

На этих холмах, насколько я знал, располагалась донская станица Раздорская. И хотя она была уже на той стороне реки, все же я надеялся, что где-то там, напротив нее, нам попадется хоть какой-нибудь единственный захудалый магазинчик. И что мы, наконец, сможем купить нормальной воды или даже съесть по стаканчику простенького пломбира.

Добравшись до окрестностей Раздорской, первым делом мы спустились к Дону, освежили лицо, руки, окунули в воду банданы и, не выжимая, повязали их на головы. Потрясающее чувство – просветление наступает мгновенное! Глаза раскрываются, снова начинаешь адекватно воспринимать действительность. Но не тут-то было.

– Ого, Вов, – вдруг сказал Саша и остановился, показывая куда-то вперед. – Ты когда-нибудь видал такое дерево?

– Какое дерево?

Мы подошли ближе, и у меня чуть не отпала челюсть. Нет, это было не дерево, это было нечто!

Три ствола, словно три гигантских шеи Змея Горыныча, росли из огромного общего ствола-гиганта, который был настолько широким, что походил на небольшой дом. В теле Горыныча зияло несколько сквозных дыр. Стволы и ветви переплелись таким чудесным образом, что было непонятно, откуда у дерева начинался сам ствол, а какую часть можно считать оголившимся корнем.

– Ты просто обязан меня с ним сфотографировать, – заявил я Саше и вручил фотоаппарат.

Когда я подошел вплотную к дереву и встал рядом, то почувствовал себя очень маленьким и тонким.

– Обалдеть, – сказал Саша, когда сделал снимок и посмотрел на меня. – Ты тоньше его раз в восемь-девять!

– Да ладно, серьезно? – удивился я, хотя понимал, что так оно и есть.

– На вот, сам погляди, если не веришь! – громко произнес Саша и протянул мне камеру. – Ты по центру, а с каждой стороны от тебя, не вылезая за границы ствола, уместилось еще бы по четыре таких же Вовчика!

Я посмотрел на снимок. Саша был, как всегда, предельно точен и ничуть не приукрасил.

– Наверное, это пока самое широкое дерево, которое я видел в жизни! – поделился я. – Интересно, что это? Тополь?

– Листья похожи на тополиные, но я не спец.

– Ты знаешь, что бы это ни было, в этот поход стоило пойти хотя бы ради одного этого дерева.

– Согласен.

К сожалению, ни напротив Раздорской, ни в округе никаких магазинов не было и в помине. Здесь, на левом берегу, мы встретили лишь череду безлюдных баз и разные хозпостройки. На одних из ржавых ворот висели белые буквы названия одной из баз – «Юность». Как-то до того тоскливо смотрелось это слово в сочетании с замком на ржавой цепи, что я не смог пройти мимо. Все-таки как хорошо, что мы не сидим сейчас дома! Что эта самая юность – в наших руках. Ну или в ногах!

Красные огни

Дон разделился на два русла, и мы с Сашей последовали вдоль старого. Расстояние за сегодня мы прошли уже больше вчерашнего, но силы еще оставались. Местность кое-где напоминала джунгли, а кроны склонились над дорогой и давали нам тень. После Горыныча я почувствовал прилив сил и даже разок из любопытства заставил нас с Сашей свернуть с дороги и побеспокоить местных ужей.

На ночевку мы расположились напротив местного острова Поречный. Судя по карте, по очертаниям он напоминал перевернутое сердце, а наш лагерь оказался как раз напротив его ложбинки.

Русло возле нас было несудоходным, баржи мимо не проплывали, да и людей рядом особо не было. Разве что на острове, на том берегу, лесистом и более крутом, сидели с удочками двое рыбаков, и лишь изредка доносились до нас их голоса. Незаметно они свернулись и ушли, после чего наступила почти идеальная тишина, а гладь воды превратилась в зеркало. На дереве у нашей поляны кто-то в шутку повесил на сучке лошадиный череп и напялил на него панамку. Смотрелось глупо, но прикольно.

С собой в поход мы взяли миниатюрную удочку и решили, что это подходящий момент, чтобы порыбачить. Прежде мы в походах не рыбачили, и недостаток опыта (последний раз на рыбалке я был еще в детстве) сказался на деле негативно. Сначала мы случайно наступили на леску и оторвали грузило, а когда я кое-как привязал его вновь и в первый раз забросил удочку, то с ужасом понял, что «бульк» произошел где-то очень далеко от берега, аж у самого острова.

– О-оу! – пробормотал я и с чувством стыда поглядел на Сашу.

– Что такое, Вов?

– Саш, мне кажется, грузило улетело! Я утопил наше грузило.

– М-да, – протянул Саша. – Вот это мы, Вов, с тобой рыбаки!

– Угу.

– Ладно. Сейчас темно уже будет вот-вот. Давай ограничимся тушенкой. Как назло, только одна банка всего осталась. И все.

– И все? А как же картошка?

– А, фух, точно! – выдохнул Саша. – Картошка же еще. А я уже испугался. Тогда картошку запечем и на утро оставим. А вообще, к вопросу еды мы в этот раз нерационально с тобой подошли. Нужно было в первый вечер скоропортящееся съедать, а мы с тобой за консервы взялись!

Занялись подготовкой к ужину. Саша достал остатки снеди, стал обустраивать местечко под костер, а я таскал дрова. Вскоре Саше позвонил отец, и он принялся описывать ему подробности сегодняшнего дня, начиная с терновника.

Вдруг на секунду Саша оторвался от трубки и сказал:

– О, Вов, смотри, НЛО летает.

Произнесено это было таким будничным тоном, что я не сразу понял, о чем речь. Но потом поднял глаза и снова убедился, что Саша, по своему обыкновению, не очень-то и приукрасил. С той стороны русла, над островом, и правда летало по небу нечто очень странное…

Над верхушками деревьев по замысловатой траектории беззвучно двигались несколько одинаковых красных огней. Движения эти были до того неестественные и жутковатые, что меня сразу же пробрало до мурашек.

То подымаясь, то ненадолго зависая на месте, они быстро, но при этом плавно скользили над островом, примерно по течению реки. Летели они все разом, сохраняя одинаковую позицию друг относительно друга, то есть явно принадлежали какому-то одному объекту, форму которого во тьме видно не было. Но ни гудения, ни жужжания, никаких даже малейших звуков не доносилось. Гробовая тишина!

Полет красных огней продолжался всего несколько секунд, за которые я успел кинуться к фотоаппарату, но уже не успел им воспользоваться. Огни над островом бесследно пропали.

– Обалдеть! – емко подытожил Саша, успев тем временем повесить трубку и сказать отцу, что перезвонит.

Потом он заметил меня с фотоаппаратом в руках и спросил:

– Ты успел это заснять?

– Не-а. Я только успел до него добежать и схватить, а потом поднял глаза, а огней уже нет.

– А я тут болтаю и вдруг смотрю – они над островом летают. Штук пять или шесть. И движения такие слегка… – тут Саша замялся.

– Хаотичные, – подсказал я.

– Именно. То зависнут, то снова полетят.

Вскоре мы снова занялись тем, на чем нас прервали огни. Саша перезвонил отцу и поделился увиденным, а я таскал дрова и корил себя за то, что не успел сфотографировать. В голове проносились разные мысли: «зачем я вообще побежал к фотоаппарату», «мог бы попытаться хоть что-то снять на телефон, который лежал у меня в кармане штанов». В те секунды я хотел больше не сделать снимок и зафиксировать увиденное, а приблизить объект в зуме, чтобы понять, что это такое. Но в результате не получилось ни того, ни другого.

За ужином мы с Сашей перебирали варианты на тему, что это были за огни. Но сами понимали, что ни на самолет, ни на вертолет, ни на что-то другое это не похоже.

– Может, это с той стороны острова, ну по тому, судоходному руслу двигалась баржа, а у нее какие-то сигнальные огни красные? – предположил я, чтобы хоть что-то сказать.

– Да ну, точно нет! – сразу же исключил такой вариант Саша. – Настолько хаотичные движения? Да и там русло Дона идет в противоположную сторону.

Словом, объяснения огням мы не нашли. Да и вообще, настолько быстро потом у нас из головы выветрилось увиденное, что можно только диву даваться. На следующее утро гораздо более значимым событием стало то, что мы спалили дотла оставленную в углях картошку и остались практически без завтрака. Лишь чай, парочка печенек, немного сахара…

– Так, Вов, а подай-ка мне, пожалуйста, вчерашнюю банку из-под тушенки, – скомандовал Саша, как будто что-то задумав.

Я протянул Саше банку, он посмотрел на остатки жира и крошки внутри, хмыкнул, отковырял что-то от стеночки, потом залил кипяточком, присолил.

– Будет у нас суп! – торжественно объявил он.

С голоду этот суп мы съели с таким наслаждением и так отполировали эту вчерашнюю банку тушенки, что вспоминали ее еще несколько лет подряд, как будто это и было самым главным событием того похода.

От места ночевки до конечной цели, города Семикаракорска, оставалось уже немного. Пройдя рыбхоз, мы вышли на реку Сал, а затем и на трассу. Сделали пару памятных снимков у знака с названием города, поели у магазина на окраине и отправились на паром. Денег за проезд с нас почему-то там не взяли. Более того, возле лавочек нас ждал еще один сюрприз.

– Опа, смотри, червончик! – обрадовался Саша и поднял с пола мятую десятку. – Выходит, мы с тобой еще и в плюсе доедем!

На правом берегу Дона, на нашем родном берегу, мы увидели Сашиных родителей. Они специально приехали встретить нас на машине, как мы договаривались изначально. Очень классно, что после такого похода можно было сразу с кем-то поделиться впечатлениями. С тех пор мы с Сашей если отправлялись на природу, то теперь уже почти всегда пешком, а не на велосипедах.

P. S.

Спустя много лет я думаю, что подобной траекторией полета из человеческих устройств мог обладать какой-нибудь крупный дрон с красными фонариками. В пользу этой версии говорит то, что на острове этим вечером мы точно видели людей (рыбаков), и кто-то мог устроить полеты на майские выходные.

Но есть и контраргумент. Дело было 3 мая 2013 года. Тогда дронами особо никто не увлекался, а мы о такой версии даже с Сашей и не подумали, потому что в нашем окружении дронов ни у кого не было. Я осознанно не указываю точное количество огней, а также их точное расположение друг относительно друга, потому что не помню наверняка и больше всего боюсь что-то насочинять или приукрасить, быть нечестным перед читателем, а главное – перед самим собой, так что дополнительных деталей к описанному добавить не могу. Кроме того, что объект в основном двигался с северо-запада на юго-восток.

Меня же лично первый поход невероятно вдохновил. С тех пор я регулярно выбирался в пешие прогулки на природу с другом, с женой или в одиночку, фотографировал, выкладывал отчеты и создал в соцсетях группу, посвященную прогулкам по Ростовской области, которую без остановки вел шесть лет подряд. По своей наивности я решил, что все походы бывают такие, что в них всегда должно быть место чему-то таинственному и совершенно невероятному. Однако подобных явлений я по сей день никогда больше не встречал.

Очень подозрительные личности

– Да и вообще мы с тобой не по канону одеты, – заметил Саша, напоминавший сейчас какого-то бедуина с посохом. Дабы спрятаться от палящего донского солнца, он накинул на голову белое полотенце так, чтобы оно прикрывало шею, и прижал его сверху белой кепкой. Правая рука сжимала полутораметровый дрын, которым он помогал себе при ходьбе.

– По какому такому канону? – спросил я, шагая рядом нога в ногу с ним.

– Ну не совсем по технике безопасности.

– Ты имеешь в виду, что у нас плохая защита от солнца?

– Да нет, я про нашу расцветку камуфляжную. У тебя вон штаны серые, футболка хаки, а у меня рюкзак и штаны – опять камуфляж. А камуфляж – это не самый безопасный вариант для походов.

– Это почему же?

– Ну как почему… Камуфляж – это, грубо говоря, одежда для целей военных или для охоты, чтобы маскироваться, быть незаметнее, – объяснял Саша. – А ведь в походах, если ты заблудишься или в историю какую влипнешь, то фиг тебя кто в твоем камуфляже обнаружит! Особенно с вертолета.

Я посмотрел на Сашу. Даже сейчас, лишь наполовину камуфляжный, но с белым верхом, в полосатой майке-тельняшке и с голубым ковриком на рюкзаке за спиной, он умудрялся то и дело теряться из виду в резких полуденных тенях. Сливался он то с прибрежными зарослями, то с синевой Дона и светом солнца, когда кусты и деревья слегка расходились.

– И что же нужно? Всегда что-то яркое надевать?

– Да, что-то яркое. Если быть точным, то контрастное по отношению к той местности, где ты находишься.

– Тогда почему большинство людей ходят в походы в камуфляже?

– Да потому же, почему и мы. И дешевле, и продается много где, и удобнее иногда. Да и дело привычки.

– А еще грязи меньше видно! – заметил я, глядя на свою майку, чистота которой была на уровень выше по сравнению с исходившим от нее запахом.

– Ага. А бывает, что и безопаснее к себе внимание не привлекать. Так что все, как всегда, – относительно!

Вокруг нас жужжал шмелями, щебетал по-птичьи и благоухал ароматами белой акации поздний май. Мы с Сашей вот уже третий день как были в походе. Доехав электричкой из Ростова до поселка Усть-Донецкий, мы направились пешком к устью реки Северский Донец. А уже оттуда без особой спешки устремились вдоль правого берега Дона, вниз по течению. Погода на дворе уже стояла совсем летняя, 28—30 градусов. За вчерашний день на открытых участках пути, когда приходилось много идти по песчаным берегам или срезать дорогу полями, мы и вовсе сварились, как раки.

– Знаешь, что я сделаю, если нам попадется еще один родничок? – спросил Саша.

– Повторишь наш ритуал опускания головы в воду? – предположил я, уже зная ответ.

– Ага.

– И я тоже. Это прям обязательно!

После очередной казачьей станицы мы попали в зеленое царство. С одной стороны – пойменные леса с лежащими тут и там огромными трухлявыми стволами, с другой – зеленые холмы с кустами цветущего шиповника и ромашковыми полянками. Но сейчас мы уже почти не останавливались и не любовались всем этим. Ведь даже густота здешних зарослей не давала прохлады, а лишь духоту. К счастью, когда мозги уже стали потихонечку закипать, мы снова услышали желанный шум.

– Ура! Где-то рядом родник! – обрадовался я.

Мы свернули с тропинки и вскоре обнаружили торчащую из склона трубу, из которой мощным потоком на камни лилась вода. Побросали рюкзаки. Саша мгновенно принял страусиную позу, сунул голову под струю и начал издавать звуки примата, выражающие крайнюю степень удовлетворения происходящим.

– Водичка – огонь! – вынес вердикт он, высунув голову обратно. – Холодненькая! Давай ты!

Мне не нужно было особого приглашения, и через пару секунд я тоже пошел на поклон живительной стихии.

– А-а-а, супер!

Я отряхнулся, вытерся футболкой и оглядел обстановку вокруг новым свежим взглядом. Ощущение было такое, как будто в голове кто-то снова включил свет. Ориентироваться в мыслях сразу стало легче.

– Опа, нет, ну ты только глянь на него! – сказал я, заметив рядом молчаливого наблюдателя.

В нескольких метрах от нас почти в человеческой позе и чуть откинувшись назад, неподвижно сидел черно-рыжевато-белый барбос и внимательно наблюдал за происходящим. Это был еще пес-подросток, но уже с таким серьезным и вопросительным выражением морды, что, глядя на него, просто нельзя было не улыбнуться.

– Эй, ты что, брат? – расплылся в улыбке Саша и издалека поводил ему рукой, словно загипнотизированному.

Щенок очнулся, тут же начал скубаться и покусывать себя за бок, чем, очевидно, и занимался до нашего прихода.

– У меня такое ощущение, что все это время он наблюдал, как мы опускаем голову в воду, и не врубался, а что это они такое творят, – заметил я.

С неменьшим наслаждением мы пополнили родниковой водой бутылки и вдоволь напились. Настроение заметно поднялось.

– Слушай, надо бы через часик устроить привал на обед! – предложил я. – С шести утра ведь идем без перерыва как проклятые!

– Ага. Сейчас на свежачка еще пройдем, а потом будем место искать. Желательно где-нибудь у реки.

Чтобы продлить ощущение прохлады, мы по нашей традиции снова окунули в воду головные уборы, а Саша опять намочил свое головное полотенце. Но даже такая подзарядка действовала недолго, и уже через минут десять все опять высохло.

«Но все не так плохо, как могло бы быть, – думал я, пока шел. – Да, жарковато. Да, какие-то колючки застряли в носках. А еще – спина потеет, стопы чуть сопрели в ботинках, и плечо левое побаливает, но все это нисколько не критично».

Наоборот, мне даже нравилось испытывать чувство здорового пофигизма, которого мне не хватает в городе. В походе оно всегда появляется незаметно. Вот вчера, например, вместо того чтобы пойти в обход вдоль одной речушки, мы разделись, подняли рюкзаки над головами и прошли ее вброд. А позавчера, срезая дорогу ячменным полем, насобирали на себя столько росы, что трусы, носки и кроссовки пришлось весь вечер сушить у костра. Намокшие вещи мы развесили на палки, а те повтыкали в землю вокруг костра. Пока сушилась одежда, мы бегали между палок в одних плавках и пытались тем временем пожарить сосиски. Представляю, как дико это могло выглядеть со стороны. Как будто на привал остановилось племя «древопитеков», где-то по пути захватив в плен заблудших туристов, обобрав их до нитки, а теперь доедая остатки.

Когда же на вчерашнем привале у нас неожиданно закончилась питьевая вода, никакой паники и даже растерянности уже не было. Пока Саша возился с готовкой еды, я просто отправился налегке в соседнюю станицу. По пути я обнаружил, что даже не прихватил с собой деньги, но, чтобы не тратить силы, возвращаться обратно за ними не стал. Вместо этого, я вспомнил, что у меня вообще-то есть способность разговаривать. А на деле попросить воды у добродушных и открытых жителей станицы Раздорской оказалось гораздо проще, чем я думал, и совсем не так страшно.

«А дома ведь все себя как-то жалеешь, – рассуждал я. – И то тебе лень, и то ты не можешь, и вообще убеждаешь и утешаешь себя, что ты слишком скромный, не очень-то общительный или какой-то не такой. Все – ложь, все – отговорки!»

Вдруг мои мысли прервала новая картинка: на смену полузаброшенным и заросшим дачам впереди возникло девятиэтажное серое здание. Вместо окон и дверей на фасад его выходили пустующие черные дыры-проемы.

Саша посмотрел на меня. По его взгляду я сразу понял, что именно он собирается спросить.

– Это что, тот самый санаторий? Ну который мы видели в походе в том году с другой стороны Дона?

– Да, его недостроенный корпус.

– Я так и думал.

– Говорят, вьетнамцы, когда его помогали строить, всех улиток в округе пожрали! – вспомнил я вычитанный где-то факт.

– Ты знаешь, я отлично понимаю этих вьетнамцев, – заметил Саша. – Я бы сейчас сам, наверное, сожрал бы гору улиток.

Мы подошли поближе. Из-за обилия поросли и диких кустарников эта серая махина казалась здесь, в буйстве природы, совсем неуместной. Мы не стали пытаться проникнуть внутрь, а скорее спустились с холма и углубились в тенистую часть бывшего санатория.

Увядающая красота его была прекрасна в своей тиши. Ни одного человека не было видно вокруг. Клумбы и газоны соседствовали с разбитым асфальтом. На территории нас встретил памятник Ленину, а также здание с элементами классической архитектуры. Колонны с капителями, террасы и карнизы в нем контрастировали с пожелтевшими кондиционерами в окнах, облупившейся краской и штукатуркой на стенах. Судя по развешенному возле дома белью, здание еще функционировало, но самих жителей или постояльцев видно не было.

Увидев Дон, мы решили устроиться на привал поближе к берегу. Спуск к нему представлял собой каскад с несколькими зелеными террасами. По периметру территорию обрамляли деревья, иногда попадались среди них сосны и голубые ели, а также кусты туи. Внизу зеленела лужайка с футбольным полем, а за ними располагался песчаный пляж. За рекой же красовалось лесистое левобережье, где мы с Сашей как-то застряли в терновнике.

Я знал, что где-то здесь, на территории санатория, еще имелись ротонда и старые советские скульптуры, которые еще можно было найти среди всей этой зелени, но сейчас краеведческий интерес немного угас. В посадке мы облюбовали одну из простеньких беседок (с куском шифера и мешковиной вместо крыши) и наконец-то устроились на обед.

Саша первым делом достал припасенную со вчерашнего вечера термокружку с гречкой внутри. Фокус работал безотказно: если с вечера залить гречку холодной водой и оставить так на ночь, уже наутро она будет полностью готова. Гречку поделили и разложили на пластиковые тарелки, оставшиеся у нас после «Доширака», которые мы использовали уже третий день подряд. Открыв банку тушенки и смешав все это дело с гречкой, мы получили отличный питательный обед. Немедленно и с удовольствием его съели и прилегли отдохнуть на скамейки по обе стороны стола.

Лежать на твердой и узкой лавке, зато с выпрямленной спиной, в тени, да еще с наполненным желудком, было потрясающе. Посмотрев на себя в камеру телефона, я по-хорошему испугался: лохматый, небритый, с красной шеей, с каким-то нагловатым и даже дерзким взглядом. Совсем будто не тот хороший и скромный мальчик, как в городе. Вид такой, что будто и в морду могу дать. Ну кто бы мог подумать?!

Саша задремал, а я вытащил из рюкзака наушники и решил потратить немного заряда батареи, который я специально приберегал для таких случаев. В плейлисте заиграла песня Вилли Нельсона ”Are You Sure”, которую я когда-то услышал в сериале «Остаться в живых» и сохранил себе в плейлист.

«Оглянись вокруг, посмотри хорошенько и скажи мне, что ты видишь?» – потихоньку пел Нельсон в своей песне по-английски.

Я посмотрел вокруг: на залитое солнцем футбольное поле, на пляжик, на тенистую посадку и родной Дон в просветах между деревьев. Потом перевел взгляд на разбросанную посуду на столе, на свою взмокшую бандану и Сашину белую кепку, на вылизанную банку из-под тушенки да разбросанные вокруг стола рюкзаки с ковриками и спальниками…

«Вы уверены, что хотите быть именно здесь?» – спросил Нельсон в наушниках.

«Ага», – подумал я. Несмотря на то, что дома меня дожидалась недоделанная дипломная работа, вскоре маячила защита и другие проблемы, конкретно в этот момент на душе царили абсолютное спокойствие и согласованность. Все успеется, все получится.

«Это ваши друзья, но настоящие ли они друзья?» – спросил певец снова.

Я посмотрел на Сашу. Он дремал на соседней лавке, скрестив руки на груди и обхватив себя за бока. Лохматый, грязный и красный, как вареный рак.

«Да, по-любому», – усмехнулся я.

Наслушавшись музыки, я решил последовать Сашиному примеру и тоже немного вздремнуть. Легкий ветерок и свежесть реки в жаркий летний полдень убаюкивали за считаные секунды. Едва я закрыл глаза, в голове тут же побежала старая знакомая грунтовка – и я иду по ней, иду…

– Молодые люди! – вдруг разбудил нас чей-то громкий голос. – А что это ты вы тут у нас делаете?

Мы с Сашей повскакивали со скамеек. Рядом стоял полноватый мужчина средних лет и удивленно таращился на нас.

– Да вот, прилегли отдохнуть, – ответил я. – Устали в походе.

– Здесь вообще-то платная закрытая территория, сюда нельзя просто так входить! – заметил строгим голосом мужчина, по всей видимости местный сторож.

– Нельзя входить? – удивился Саша. – Но нигде никаких табличек об этом не было.

– А как вы сюда попали? – задал он встречный вопрос. – Как вы вообще мимо собак-то наших прошли?

– Собак? – произнесли мы с Сашей синхронно и переглянулись. – Каких собак?

– Там у нас собаки на входе есть.

– Мы не видели никаких собак, – сказал Саша. – Наверное, мы зашли не с основного входа.

– Да, мы спускались со стороны заброшенного санатория, и никаких ограждений и заборов там не было, – уточнил я.

– Все равно находиться здесь нельзя! У нас бронировать надо, – продолжал сторож. – А вы, вообще, откуда сюда пришли?

– Да у нас поход многодневный, – похвастался я. – Вот уже третий день идем из Усть-Донецка!

При этих словах мужчина округлил глаза и как-то опасливо обвел нас взглядом. Посмотрел на наши огромные рюкзаки, на хлам на столе, а потом быстро схватился за мобильник и набрал кого-то.

– Алло, да. Слушай, тут у нас двое на базе, – начал он взволнованным голосом. – В военной форме. С оружием.

При этих словах мы с Сашей переглянулись и нахмурили брови. Сторож продолжал докладывать кому-то.

– Да, да. Не знаю. Они тут с ножами, как минимум. Говорят, что три дня идут из Донецка. Да, да. Привести их?

Едва сторож договорил, как мы с Сашей принялись его вразумлять.

– Послушайте, вы нас неправильно поняли, мы не из Донецка идем, а из Усть-Донецка. Это же у нас в области!

Но сторож, похоже, не обратил на эти слова внимания. Не на шутку перепугавшись, он тут же принялся нас поторапливать и сгонять с места.

– Так-так, а ну-ка, собирайтесь, сейчас мы все выясним, – говорил он. – Что это вот за ножи у вас на столе такие? Это зачем?

– Да это самые обычные походные ножи, – принялся пояснять невинным голосом Саша, взяв один из ножей и пару раз его защелкнув и отщелкнув. Как назло, сделал он это по своей привычке невероятно ловко и мастерски, словно заправский серийный убийца. Саша очень любил ножи, часто крутил их в руках, а для моего ножа даже однажды выточил древко, которое выглядело лучше, чем оригинальное.

– Вот, глядите, это вот у меня обычный складной нож походный, а вот у друга (тут он снова сделал свой жутковатый «клац-клац») кизлярский «Байбак», подарочный. На них даже разрешений никаких не нужно!

От Сашиной демонстрации сторож еще больше напрягся.

– Так-с. Давайте-ка собирайтесь живо, подойдем к нашей администрации, – продолжал сторож в приказном тоне. – Если надо будет, вызовем полицию.

– Послушайте! – начал я уже более разгоряченно. – Вы вообще нас слышите или нет, але? Мы ведь вам…

Саша вдруг меня одернул, и я не успел договорить.

– Вов, тихо! – шикнул он мне. – Не кипишуй. Сейчас мы спокойно разберемся.

Подавив в себе желание обозвать сторожа каким-нибудь гнусным словом, я принялся недовольно распихивать посуду и другие вещи в рюкзак. Вскоре мы зашагали вверх по лестнице, следуя за сторожем.

– Блин, ну неужели он не понимает разницы между Донецком и Усть-Донецком? – кипятился я. – Почему он такой тупой?

– Слушай, да это же как самый обычный вахтер, расслабься, – говорил спокойно Саша. – Знаешь, сколько я таких перевидал, пока на скорой работал? Да и подумай сам, как мы для него выглядим со стороны. Я в камуфляже, в тельняшке, небритый. Ты вот почти такой же. Это ж его звездный час!

– Ну да…

Мы втроем подошли к одному из зданий, которое подавало признаки жизни, и остановились. В одном из окон слышались голоса дикторов одного из центральных телеканалов. Сторож еще раз кому-то позвонил и попросил выйти.

Вскоре к нам выбежала какая-то женщина примерно того же возраста, что и сторож. Не то управляющая базы, не то кто-то еще, и с перепуганным взглядом оглядела каждого из нас, а потом вопросительно посмотрела на сторожа.

– Вот, привел вам! – отчитался ей сторож. – Спали в беседке внизу. Похоже, это какие-то военные.

– Так, ребята, вы кто такие? – спросила администратор. – Откуда идете?

– Мы свои, местные. Туристы-походники, – сдержанно ответил Саша. – Идем вдоль Дона, вниз по течению. Зашли, думали, здесь свободный вход.

– А документы с собой у вас есть? – спросила она.

– Да, есть.

Мы порылись в рюкзаках, достали паспорта и вручили их. Сторож вместе с женщиной принялись их подробно рассматривать. Мы замерли, уже точно зная, какую реакцию ожидать следом.

– Та-а-ак. Место рождения… Новочеркасск, – прочитали они и выдохнули. – О, свои, выходит?

– Да, свои-свои, местные, – покивали мы.

– Ну тогда мы извиняемся. Мало ли что.

На лицах наших проверяющих читалось явное облегчение. Возможно, еще несколько минут назад эта женщина смотрела по телевизору репортажи о событиях в соседней Украине в текущем 2014 году, а тут вдруг мы с Сашей в камуфляже.

– Вы как, сильно устали? – спросила она, извиняясь. – Оставаться на отдых платно будете?

– Да нет, спасибо, у нас же поход. Палатка есть с собой…

Ситуация разрешилась, и мы попрощались, двинулись дальше в путь. Лишь уже за воротами базы раздался нам вслед громкий лай: где-то позади наконец-то проснулись местные невидимые собаки.

– О! Очнулись наконец-то, – усмехнулся Саша. – Тоже мне, охранники, блин!

Пока мы шли навстречу станице Мелиховской, я думал о том, что, наверное, когда ты двигаешься, в принципе, у тебя всегда будут вот такие антиподы, которые на каком-то бессознательном уровне будут воспринимать тебя как врага. Например, это те, кто что-то охраняет или думает, что охраняет. И ты для них изначально естественный раздражитель. Потому что ты двигаешься, а следовательно, в их мыслях вторгаешься, планируешь атаковать, воздействовать, разрушать. А они тут стоят на одном месте – а значит, должны и обязаны защищать, оборонять, уберегать. Хотя изначально стояние на месте и ходьба – вещи ведь, по сути, абсолютно нейтральные и естественные для каждого

В конце похода

Больше трех часов мы двигались практически без остановки. Лишь один раз ненадолго присели попить воды возле станичного магазина и съели по пломбиру. Потом вышли за пределы Мелиховской и попрощались с Доном. Миновали поля и переход через небольшую речушку Керчик и окунулись в холмистую зелень. Места нам уже как родные. Когда-то через эти края мы проезжали во время четырехдневного велопохода. Пропахали тогда добрую половину Ростовской области, сделав на велосипедах круг через Цимлянск, Морозовск, Белую Калитву и вернувшись обратно в Новочеркасск и Бессергеневскую. Жара в тот год (2010-й) была дикая, если не сказать аномальная.

– О, Саш, это то, о чем я думаю? – спросил я, показывая на красную покоцанную табличку с надписью «Егерский кордон».

– Ага, Вов. Он самый! – подтвердил Саша. – Тот самый кордон, где мы с тобой на великах останавливались, когда гоняли в Морозовск!

Тут же мы увидели знакомые уголки: тот же ручеек, тот же мостик у речки, тот же деревянный столик со скамейками. Перед глазами сразу же побежали картинки того знойного лета.

– Я помню, когда мы были здесь, ты сказал, что нам надо выпить таблетки с калием, – вспомнил я.

– Да-да, так и было, – согласился Саша. – Мы тогда сильно потели, и я хотел, чтобы мы с тобой не теряли электролиты. Натрий там, калий, магний… Чтобы поддерживали мышцы в хорошем состоянии. Грубо говоря, судорог чтоб не было, все дела.

Подходило время ужина. Мы сели за стол, сдвинули в сторонку валявшийся там пакет с прикормкой, тарелку с засохшими овощами и пару кружек от предыдущих гостей и выставили на него тушенку. И уже не одну, как в обед, а по целой банке на каждого. Теперь можно было не экономить – до конца пути осталось не так далеко. Здесь мы себя чувствовали уже почти как дома, а поход явно близился к финишу.

– Ну что, по-моему, настало время поощрить нас за весь проделанный путь и выпить коньячка! – предложил я Саше.

– Ага, давай, одобряю.

Я извлек припрятанную фляжку с коньяком, которая все эти три дня терпеливо дожидалась своего часа, и налил по стопке себе и другу.

– Ну, за здоровый образ жизни! – пошутил я. – Мы чокнулись, выпили и принялись с аппетитом есть.

– Да, жара тогда была знатная, – вспоминал я то велосипедное лето. – Я помню, ты тогда вот здесь же сидел, на этом же самом месте, но в красной футболке. Еще свежий такой. А когда вернулся, сам был цветом уже с футболку! А сзади она у тебя еще вся побелела из-за пота и солей.

– Ага, было такое! – подтвердил Саша. – А помнишь, как у нас с тобой мозги закипели, мы купили по пятилитровке воды каждый и просто вылили их себе на голову?

– Ага, еще бы!

Вечер прошел хорошо. Мы подкрепились, еще чуть выпили, повспоминали интересные истории и вдруг поняли, что мы, оказывается, еще совсем не устали.

– Слушай, – начал Саша. – А может, не будем уже палатки ставить и просто похреначим дальше?

– А сколько нам еще до твоего дома? – спросил я.

– Да километров десять всего осталось, пустяк уже! – махнул рукой он. – Ну и что, что ночью придем, так домой же! Тем более солнца нет. Вот увидишь, сейчас идти будет – одно удовольствие!

Я глянул на речку и мостик. Аксай в этот предсумеречный час превратился в благородное зеркало. Тихий, свежий, темно-зеленая рамка с укромным лесом по обоим берегам прикрывала его покой. С каждой минутой к нам незаметно приближался теплый убаюкивающий майский вечер, в котором отчасти хотелось просто забыться и уснуть. С другой стороны, действительно ведь, просто грех по такой шикарной погоде не пройтись!

– А давай! – согласился я, и мы тут же собрали снедь по рюкзакам и отправились дальше.

Саша оказался прав, и идти вечером оказалось гораздо приятнее, чем днем. Степная трава под конец мая была уже высокой, сочной, пьяняще ароматной, с обилием желтых, белых, фиолетовых и розовых цветов. Мы быстро прошли широкое поле и начали взбираться наверх по уже знакомому нам серпантинчику. В прошлый раз, когда мы гоняли здесь на великах, эти изгибы мы прозвали просто – Улиткой.

Вид с вершины Улитки на придонские низменности был суперский. Вечернее небо над степью вначале окрасилось в сиреневато-розовый, а потом местами приобрело густые фиолетовые оттенки. На фоне этого неба и цветущего шиповника произрастала колония фиолетовых колокольчиков. Я остановился и сделал пару снимков.

Вот уже второй раз выходит так, что эти места, заповедную зону под названием «Золотые горки», мы проходим без особого погружения, без сворачивания с тропинок. То она в самом начале пути, когда хочется мчать и не отвлекаться, то теперь в конце, когда уже поздно, а мы заканчиваем путь. А ведь многие люди сюда специально приезжают, чтобы только увидеть это место.

Впрочем, сегодня нам все равно повезло – небо продолжало радовать: поочередно загорались оранжевые, ярко-розовые, коралловые мазки, новые росчерки и зигзаги из облаков.

– О, Саш, гляди, а что это там такое? – показал я пальцем на темный пригорок, четко выделенный на горизонте. – Курган, что ли?

– Да, курган, наверное.

– Ну вообще, да, их же у нас целая куча, – согласился я. – Тысячи.

Как-то дома я нагуглил, что только в нашем Октябрьском районе насчитывается более тысячи памятников археологии, в основном – курганов и курганных групп. Подумать только, сколько таких вот молчунов, хранящих свои тайны, проживает по соседству с нами и имеет здесь многовековую прописку!

Под конец пути вдруг развязался язык. То ли темнота подействовала, то ли свежий заповедный воздух сказался, то ли коньяк запоздало аукнулся. Обсуждали текущий поход – чего только не было! Промокли и зажарились, плотину видели и по подвесному мосту в Кочетовской ходили, кровавый рассвет над Доном встретили и с конями на выпасе столкнулись, цапель со змеями насмотрелись и охранника на базе перепугали. А еще – гамак я свой новый протестировал, проспав в нем всю ночь под открытым небом…

Вспоминали также речушку Сухой Донец, различные диковатые участки и ерики вдоль берега Дона, которые мы проходили вброд. Саша вообще по жизни побаивается большой воды, да и мне было страшновато рухнуть вдруг в какую-нибудь коварную яму. Да еще и с рюкзаком, телефоном и фотоаппаратом в придачу. Медленно шли, осторожно, тыкая впереди палкой на каждом шагу. Но прошли же!

Или еще, бывало, в грязь куда-нибудь запирались, и кроссовки по весу становились как наковальни. Но ничего, потом выходишь на сухую дорогу, прибавляешь шагу – и комки грязи сами отпадают. Да и на душе также: мелкие страхи, переживания, сомнения – тоже все по дороге куда-то вдруг улетучиваются, как будто и не было их вовсе.

Тем не менее чем ближе мы становились к родным местам, тем больше мне к горлу подступал какой-то крупный ком. Который почему-то так и остался со мной: не отлетел, не выпал случайно по пути и не утонул в реке. И дело было вовсе не в незаконченной дипломной работе. Какая-то другая необъяснимая тяжесть ждала меня дома, которая никак не давала покоя. И она настолько контрастировала теперь с этим обновленным и легким «походным Я», что об этом было невыносимо молчать. Своими переживаниями я решил поделиться с другом.

– Саш, вот как ты думаешь, – начал я, не зная, как точнее выразить свои мысли, – если рядом с тобой есть человек хороший… и симпатия к нему вроде есть какая-то, и в целом… Но все равно чувствуешь, что как будто что-то между вами неправильно.

– Что именно неправильно? – спросил Саша.

– Ну не знаю… Когда испытываешь постоянно к человеку какую-то, что ли, жалость… И все, что делаешь, помогаешь, ты как бы делаешь отчасти из чувства жалости к нему. Ну то есть к ней… Но лучше от этого никому не становится…

Саша помолчал пару секунд, без пояснений поняв, о ком я говорю.

– Вов, тебе честно сказать, что я по этому поводу думаю, или нечестно?

– Честно, конечно.

– Я думаю, чувство жалости – это самое паршивое чувство, которое только может быть между двумя людьми. Я даже считаю, что это как паразит такой. Причем и для того, кого тебе жалко, и для жалеющего. Это не ответственность, это скорее зависимость, вот мое мнение.

Я на какое-то время затих и подумал над Сашиными словами. И ведь действительно… Безусловно, он имел в виду не сочувствие, не сострадание или что-то высокое и светлое, а именно жалость. То мелкое и низкое чувство, которое не заставляет тебя сопереживать, разделять боли и радости, испытывать единение с человеком, что делает вас обоих сильнее, а побуждает творить ровно противоположное: незаметно угнетать, унижать, ослаблять, тешить свою гордыню…

«А под этим всем кроется что? – вдруг подумал я, и меня словно осенило. – Что жалеть других – это опять жалеть самого себя».

– Может быть, с таким человеком мне стоит вообще прекратить отношения? Как ты считаешь?

Саша нахмурился.

– Слушай, ты тут решай сам. Но заметь, если ты сам сейчас это все вслух проговорил, то…

– То стоит.

Где-то за час мы выболтались так, что до самого дома в запасе у каждого не осталось ни слова. Ночь опустилась такая, что хоть глаз выколи. Плечи и спина ныли, а тело требовало скорее принять горизонтальное положение. Но все это ощущалось словно фоном, и идти все равно было гораздо легче, чем даже в самые сложные отрезки похода.

В Сашин родительский дом мы вернулись около полуночи. Его мать еще не спала, ждала нас. Она с любопытством расспросила обо всех подробностях похода и перед сном напоила нас чаем с медом и сладостями. Едва коснувшись подушки, я сразу же уснул.

Заноза

Поступив на факультет лингвистики и журналистики экономического университета, я попал в настоящий цветник. Если последние два класса школы запомнились лишь унылыми балбесами мужского пола, на каждой перемене дымящими за углом, то после них я вдруг погрузился в сказочное царство красивых, умных и обаятельных девушек. Одна краше другой: стройные, длинноволосые, яркие! И при этом начитанные, хорошо знающие английский язык, все отличницы ЕГЭ. На всем потоке кроме меня парней на бюджет поступило всего двое. И то один быстро куда-то перевелся (наверное, не выдержал), поэтому нам с еще одним счастливчиком по имени Ваня было из кого выбирать: десятка два хороших вариантов, а то и больше.

Пожалуй, из всех моих многочисленных родственников мое уникальное положение в студенческие годы хорошо понимал только дед, сам когда-то выучившийся на филолога и много чего повидавший на своем веку. Когда я приезжал на дачу, он непременно задавал мне один и тот же вопрос:

– Вовка, ну ты скажи деду по секрету, – на этом месте он начинал ехидно подмигивать, словно старый хитрый лис, – заноза уже есть у тебя, а? Заноза?

Обычно я стеснялся таких вопросов и отвечал, что занозы никакой у меня нет вовсе, или отшучивался. Но «заноза», конечно, была.

Как-то раз на первом курсе я зашел в крупный зал, где у нас должна была проходить лекция для всего факультета. Ожидая застать в нем целую стаю галдящих, словно чайки, студенток, я увидел лишь пустые парты и только парочку девочек-подружек из группы переводчиков, которые тихонько болтали о чем-то своем.

– Извините, а здесь философия будет, я ведь правильно попал? – спросил я у них.

Одна из девушек повернулась ко мне и начала что-то отвечать о том, что занятие будет здесь, но часть группы по какой-то причине задерживается. Но полностью смысла ее слов я так и не осознал.

Эта девушка меня поразила: миловидное лицо, как-то интересно и по-кошачьи подведенные тушью глаза, строгий и одновременно просверливающий тебя насквозь взгляд, нежный, грудной и женственный голос, да с такой трогающей за душу картавинкой, что… Что в то же самое мгновение я почувствовал, как внутри у меня произошло что-то совершенно непонятное и до ужаса страшное. Я промямлил какую-то благодарность ей в ответ и поспешил отсесть от нее и от ее подруги как можно дальше, за первые парты.

В последующие дни я везде между делом старался высматривать эту девушку: в коридорах, на лестнице, в учебных классах, на кафедрах. Но, на удивление, почему-то среди своих одногруппниц она мне никак не попадалась. Буквально все встречались, кроме нее! Даже на совместных парах, на которых присутствовал весь курс, ее почему-то не было. Осложнялось все тем, что ни имени, ни фамилии этой девушки я не знал.

«Может, она болеет? – думал я. – Или поняла, что не туда поступила, и перевелась на другой факультет?»

Напрямую спросить у кого-то из девочек из ее группы я стеснялся. Сразу все все поймут, мигом превратятся из красавиц в ехидных горгулий и будут надо мной гоготать.

Лишь однажды мельком увидел я ее на общем занятии, опять на философии. Но едва прозвонил звонок на перемену и все толпой повалили к выходу, быстро потерял из виду.

Девушка-загадка…

Философские гусеницы

На первых курсах университета я увлекся велопоездками. Вместе с другом к тому времени мы исколесили половину области и строили планы, выходившие далеко за ее пределы. Мне нравилось, что благодаря велосипеду я становился сильнее и физически выносливее.

Но имели велопоездки и косвенные выгоды, о которых я никому не рассказывал, даже лучшему другу. Благодаря им я мог увереннее чувствовать себя в женском коллективе. Положительного опыта общения с девушками до университета у меня не было, а когда надо было что-то им говорить, я обычно просто проглатывал язык, краснел и терялся. Но здесь, в цветнике, выхода у меня уже не было, поэтому я постепенно привыкал, а также изобрел себе несколько способов чувствовать себя в своей тарелке. Например, на двух первых курсах, пока я в основном жил в родительском доме в Новочеркасске (позже окончательно переехал и стал снимать жилье в Ростове), я придумал себе челлендж: добираться в институт в Ростов на велосипеде.

Только в одну сторону выходило у меня около 35—40 километров. Подобную тренировку я как-то проворачивал раз-два в неделю несколько недель подряд. Обычно выбирал такой день, когда занятия начинались не с первой пары, а со второй или даже с третьей. Так у меня появлялось полтора-три часа утреннего времени в запасе. Я приезжал в Ростов, мылся в душе у кого-то из друзей, переодевался, шел на пары, отсиживал их, а вечером – снова крутить педали в другой город.

Сложно, странно, глупо – да. Но в награду от таких поездок мне доставалось потрясающее чувство внутреннего спокойствия. После того как столько километров отпахал с утра, прострадал, понаслушался сигналов автомобилей и матерной ругани водителей в свой адрес, всякое стеснение уходило прочь. Теперь, в отличие от школы, я мог хладнокровно выслушивать любые женские разговоры про отношения, про уход за кожей лица и про всякую интимную гигиену. Если же кто-то из одногруппниц просил меня высказать по пикантному поводу «свое мужское мнение», я уже мог отвечать без всякого смущения и густой краски на лице. Словом, как мне казалось, я выработал крепкий иммунитет для общения с девушками и очень этим гордился.

Однажды в погожий денек я повторил свою велопоездку из Новочеркасска в Ростов. Примчал пораньше, поставил свой личный рекорд по времени и, чрезвычайно довольный собой, отправился в душ. По пути я так вспотел, что, даже помывшись и переодевшись в чистую сменную одежду, я все чувствовал будто запахи пота и дорожного смога. Тогда я достал припасенный одеколон и набрызгался им. Понюхал – запах как будто не пропал. Набрызгался еще раз, но эффект был такой же. Повторил процесс. Наконец, когда запах вроде бы ушел, я оставил велик во дворе и на автобусе отправился в универ. Первой парой должна была быть философия.

До аудитории я добрался аккурат к началу пары. Снова сел за первый стол и достал тетрадку, чтобы вести конспект. Наш лектор по философии, Вячеслав Юрьевич, сидел за кафедрой, которая располагалась выше уровня остальных парт, поэтому находиться в самом начале было не так неприятно, как в других аудиториях, когда ты сидишь порой буквально нос к носу с преподавателем. Но беда пришла откуда не ждали.

«Фу! Это просто кошмар какой», – услышал я вдруг за спиной и обернулся.

Две девочки из параллельной группы переводчиков, зажимая носы и махая руками у своих прелестных недовольных личиков с таким видом, будто рядом прорвало канализацию, демонстративно собрали вещи со второй парты и отсели в самый конец. И тут я с ужасом понял, что с одеколоном я, пожалуй, переборщил: вокруг меня уже образовался целый вакуум из пустых соседних парт.

– Так-так, девушки, ну вы-то куда? – удивился Вячеслав Юрьевич, до которого, похоже, запах моего парфюма не долетел из-за перепада высот. – А ну-ка, возвращайтесь назад!

– Ой нет, спасибо, – скривила свои пухлые губки одна и злобно поглядела на меня. – Мы, пожалуй, лучше здесь посидим, здесь воздух у окошка посвежее.

Я почувствовал, как мои уши и щеки побагровели, а от чувства уверенности не осталось и следа.

«Это ж надо было так набрызгаться! – терзал себя я. – Ну о чем я только думал?»

– Так, прошу всех пересесть чуть ближе, – скомандовал Вячеслав Юрьевич. – Передние парты у нас сегодня свободные!

Аудитория прислушалась, но частично. Вторая парта за мной так и осталась пустовать, зато ко мне пересела та самая загадочная красивая девушка, которую я все никак не мог отыскать раньше.

Моя душа ушла в пятки.

Сказать, что я чувствовал себя не в своей тарелке, – это ничего не сказать. Еще минут двадцать я пытался заставить себя просто перестать краснеть и расслабиться. Однако, к моему удивлению, загадочная девушка ничего не сказала про мой одеколон и не изъявила желания пересесть, и это чуть прибавило мне духа. А когда Вячеслав Юрьевич оглашал список присутствующих, я, наконец, узнал, что незнакомку зовут Наташа.

Пара – штука долгая, а просидеть полтора часа молча было невозможно физически. Поэтому постепенно моя окраска пришла в норму, мышцы лица расслабились, дрожь унялась, и мы начали общаться. Сначала это были мелкие комментарии к сказанному на лекции, легкие шуточки и смешки. Потом мы стали шушукаться чуть активнее, и оказалось, что с Наташей довольно легко общаться. Она была очень естественной, остроумной и какой-то настоящей, и это в ней мне сразу понравилось.

Вскоре я узнал, что Наташа встречается мне исключительно на философии не просто так. Дело в том, что в группе переводчиков она даже не числится, а входит в состав какой-то третьей группы регионоведов-востоковедов, которые учат китайский язык и имеют какое-то свое особое расписание.

– Подожди, – прервал ее я. – Как же так? Я думал, на нашем курсе есть всего две группы: экономические журналисты и переводчики. А разве у нас есть регионоведы-востоковеды?

В ответ Наташа заулыбалась.

– А вот и есть! Регионоведы-восточники – это я! Я человек-группа!

– Это еще как?

– На эту специальность в этом году не набралось достаточно людей, меня хотели перевести, но я поступала специально на регионоведение, поэтому попросила составить мне индивидуальное расписание.

– Да ладно! Надо же! Так ты и китайский учишь?

– Ага.

– А скажи-ка что-нибудь на китайском!

На последующих парах Наташа осталась сидеть за первой партой, поэтому лекции по философии я теперь посещал с удвоенным интересом. О своей соседке по парте я со временем узнал новые подробности. Во-первых, помимо того, что Наташа была очень красива, она еще была и очень начитанна. В этом плане, несмотря на свои успехи в школе и преимущественно отличные оценки, я все равно чувствовал, что явно уступаю. Например, Наташа прочитала целую кучу томов Ремарка, а я не прочитал ни строчки. Во-вторых, у нее был просто идеальный каллиграфический почерк, каких я ни у кого прежде не видывал. Раньше я думал, что мой почерк еще ничего, но по сравнению с Наташиным он выглядел, как будто писала курица лапой. И как она такая получилась?

Словом, что там рассказывал Вячеслав Юрьевич про своих философов, я толком не слушал. Вместо этого, мы перешептывались с Наташей и даже пару раз получили замечания с просьбой вести себя потише.

Лишь однажды мое внимание обратилось к теме лекции. В тот день Вячеслав Юрьевич рассказывал нам про философию Достоевского. Мне Достоевский нравился. К тому времени я уже прочитал и «Идиота», и «Братьев Карамазовых», и «Преступление и наказание», и «Неточку Незванову» и другие произведения, и мне хотелось похвастаться этим перед Наташей. Но она почему-то отнеслась к этому ровно, а потом и вовсе призналась мне, что Достоевского она не читала и читать не собирается, так как ей «и без того его в жизни с головой хватает». Так что пока я слушал Вячеслава Юрьевича, Наташа заскучала и принялась рисовать ручкой на полях моей тетрадки какие-то рисунки.

– А кто из вас мне назовет произведение, которое было написано Федором Михайловичем по его впечатлениям от пребывания на каторге в Сибири и которое наложило серьезный отпечаток на все дальнейшее творчество писателя?

Весь курс, к моему удивлению, молчал.

– «Записки из Мертвого дома», – выкрикнул я, недолго думая и радуясь, что я хоть чем-то могу козырнуть.

Вячеслав Юрьевич отреагировал не сразу и даже успел пару раз мигнуть, словно не ожидая услышать этот ответ именно от меня.

– Верно, благодарю вас, э-э-э, Владимир, да. Приятно, что вы знаете. Так вот. За время своего пребывания в Омском остроге…

Дальше я уже не слушал, потому как Наташа подсунула мне под нос свой рисунок. На мой ответ про Достоевского она, к моему огорчению, не обратила ни малейшего внимания.

– Это кто такие? – спросил я шепотом, глядя на ее рисунок с какими-то веселыми змейками или червячками с магнитофонами в руках.

– А это гусеницы, – улыбнулась Наташа. – Это я тебе нарисовала!

Всякий раз, когда Наташа со своей милой картавинкой произносила слово с буквой «р», по мне пробегали мурашки от удовольствия.

– Это мне? – прошептал я, не зная, как правильно на это реагировать. – Спасибо тебе! Но почему они такие странненькие?

– Ну не знаю, – ответила Наташа. – Просто они… философские.

«Вот и как мне понять этих женщин? – думал я про себя, крутя педали в сторону дома. – Вот если бы она нарисовала мне сердечко или какашку, я бы сразу все понял. Но что я, черт возьми, должен думать про философских гусениц с магнитофонами?»

Три пострадавших уха

Не могу сказать, что я был по уши влюблен в Наташу. Порой, когда я выходил из лекций по философии, мне так и казалось, но едва это чувство начинало захватывать меня, как я тут же в панике гнал его прочь. Общекурсовые занятия у нас проходили редко, поэтому встречались мы с ней не чаще раза в полторы-две недели. В остальное же время никак не пересекались, так что даже дружбой это было назвать сложно, а предложить встретиться помимо пар я даже и не помышлял.

С помощью соцсетей я прознал, что у Наташи давно есть парень, что он гораздо старше меня. Кроме того, я чувствовал, что такую девушку я пока «не тяну» и влюбляться в нее совсем будет рискованно. Слишком красивая, слишком умная, слишком женственная, слишком… идеальная! Старше меня на два с половиной года, уже закончила педагогический колледж и параллельно еще в каком-то другом вузе учится. Вся такая взрослая, занятая… Казалось, что стоит только дать себе даже небольшую слабину и начать мечтать, как развившейся любовью меня раздавит так, что не останется ничего, и что чувство это окажется гораздо сильнее и мощнее меня.

Словом, влюбляться в Наташу я себе строго запретил и старался думать о ней пореже. Внимание мое переключилось на других девушек, которые мелькали передо мной гораздо чаще и тоже были красивыми, милыми, умными, но более понятными. Больше общаясь с ними, а с некоторыми даже и встречаясь и набивая первые шишки, я чувствовал, что моя зажатость уходит. Продолжал я и свои велозаезды. И чем больше в свободное время я катался, тем сильнее ощущал, что сам черт мне не брат.

Однажды вечером я снова возвращался после пар из Новочеркасска в Ростов на велосипеде. Ехал опять по так называемой старой дороге – через Аксай и Большой Лог. Львиную долю пути я уже отпахал и приближался к финишу. После первой развилки на станицу Мишкинскую начинался длинный спуск. На нем можно было расслабиться и нестись вниз по склону вплоть до дна балки.

Так я и сделал – разогнался и стрелой полетел вниз. Скорость, ветер в лицо, трепыхание футболки – все это хорошо бодрило под конец пути. Особенно после ростовских пробок и развязок, где постоянно нервничаешь, а также после душного участка с полями.

Пока я несся по этому спуску, я снова чувствовал, что нравлюсь себе. Снова со мной были сила, присутствие духа, какая-то внутренняя согласованность, гармония, свобода…

После спуска следовал подъем, и, чтобы забраться на него с меньшими усилиями, я всегда по максимуму использовал эту инерцию и эту энергию. Тем более холм на въезде в Новочеркасск я не любил и старался миновать быстрее. Мало того что с вершины его каждый раз все раньше и раньше тебя встречает вечно растущее кладбище, так и ширина дороги и отсутствие обочины тут не радовали.

А еще холм на Старой дороге – практически последний сложный участок на пути к дому. Поэтому я по привычке сжал зубы и терпеливо двигался к верху, чтобы уже оттуда позволить себе предаться мыслям об отдыхе, душе и ужине. Кряхтя, стал переключать передачи на пониженные, одновременно стараясь держаться на самом краешке асфальта, чтобы никого не задеть.

Вечерние водители, вероятно, тоже мечтали об ужине не меньше моего, а потому мчали в этот день как-то особенно быстро. А порой шли на обгон в опасных местах и пару раз пролетали в считаных сантиметрах от моего велика, поджимая меня к траве и кустам.

Когда я уже практически забрался на вершину холма и был готов вот-вот разомкнуть зубы и испытать гордость за то, что я дотерпел, произошло что-то нехорошее.

В сантиметре от моего левого локтя промелькнуло крупное и черное пятно, а спустя мгновение раздался громкий удар и треск. Какая-то мощная сила резко швырнула меня вперед, и я вместе с велосипедом полетел куда-то в сторону своего Новочеркасска с такой скоростью, о которой прежде и мечтать не мог. К сожалению или к счастью, даже до границы города долететь мне не удалось, и я приземлился в траве на обочине. Сердце забилось в сто раз быстрее – шок пришел с небольшим запозданием.

Я встал с земли и первым делом осознал, что я живой и вроде бы невредимый, но что какая-то из машин все-таки меня слегка задела и снесла.

Во второе мгновение я понял еще две вещи. Первая: боковое зеркало заднего вида на моем велосипеде теперь отсутствовало. Вместо него из руля торчал угловатый осколок черного пластика, сумевший удержаться на крепко прикрученном винте, словно ухо, откушенное с мясом. Вторая: многочисленные блестящие осколки вокруг намекали, что пострадало не только мое зеркало, но и чье-то еще.

В метрах сорока впереди я увидел какую-то темную иномарку. Она стояла на аварийке, прижавшись к краю дороги. У правой передней двери, словно какая-то длинная черная сопля, безвольно повисло на каком-то проводе боковое зеркало заднего вида. Несомненно, разбитое вдребезги и тоже выведенное из строя. Бинго!

Левая водительская дверь иномарки тут же распахнулась, и из нее вышел мужик средних лет. Судя по его виду и манерам, тип был довольно крутой. Он тут же решительно двинулся в мою сторону и начал угрожающе кричать. Большая часть его словесного потока, естественно, была нецензурной бранью, а орал он по-южному эмоционально и горячо, без остановки махая руками. По мере приближения он даже продемонстрировал жест с перерезанием горла, не суливший мне ничего хорошего.

К такому развитию событий я был морально не готов. Не думая о том, кто прав, а кто виноват, и видя, что конструктивного диалога с таким персонажем у меня точно не выйдет, я быстро поднял упавший велосипед, круто развернулся и со всех сил припустил в обратную сторону.

– Ах ты тварь, а ну, стой! – прокричал мужик, мигом оценил ситуацию, кинулся в машину и бросился вдогонку. За моей спиной тут же раздался ужасающий рев мотора, а затем пронзительный визг от разворота на месте. Не прошло и двадцати секунд, как он меня нагнал.

Пока я выделывал на велосипеде «танцовщицу», преследователь поравнялся со мной, опустил окно, что-то по-злодейски прокричал, повторил свой жуткий жест, а потом обогнал и резко затормозил впереди.

В ответ на это я решил повторить трюк: резко развернулся на 180 градусов и с той же скоростью погнал в обратную сторону – в сторону города, куда ехал изначально.

Но куда там велику тягаться по асфальту с автомобилем! Мало того что скорость маленькая, так и при падении с велосипеда мой руль слегка вывернуло в сторону, и теперь управлять великом было вдвойне сложнее.

Вскоре еще больше разъяренный водила снова настиг меня, обогнал, резко затормозил чуть впереди и выскочил из машины мне наперерез… Как назло, возможности нырнуть куда-нибудь в сторону, на грунтовку с колдобинами, где у меня было бы преимущество перед легковушкой с низким клиренсом, на этом участке не наблюдалось. С одной стороны – непроходимые бурьяны и лесополоса, слева – кладбище, посередине – разъяренный мужик, вид у которого такой, будто он хочет тебя на это самое кладбище отправить.

В этот раз я решил не тормозить и постараться проскочить мимо этого взбесившегося быка. Почему-то я думал, что он снова рванет к машине, потеряет на этом время, а я выиграл бы тем самым несколько спасительных секунд. Однако водитель решил действовать иначе.

Вместо этого, мужик, не думая о том, чтобы оглядываться по сторонам на другие машины, выскочил прямо на середину дороги. Словно вратарь на воротах перед пробитием пенальти, он расставил руки и принялся дергаться из стороны в сторону, стараясь угадать, в какую именно зону я попытаюсь прорваться. Я же решил не останавливаться, что есть мочи набрал скорость и, выскочив на встречку, пробил в левую девятку.

Мужик, надо отдать ему должное, несмотря на лишний вес, хорошенько сгруппировался, прыгнул, вытянулся в струнку и, в лучших традициях легендарного вратаря «Баварии» Оливера Кана, повторил его знаменитый сейв, исполненный во время матча с «Реалом» в четвертьфинале «Лиги Чемпионов» 2007 года после удара Дэвида Бэкхэма со штрафного.

Смачно рухнув на дорогу, я, прежде чем прийти в статичное положение, еще несколько десятков сантиметров по инерции прочесал коленом и локтями по асфальту. Мужик тут же схватил меня вместе с велосипедом и, словно пушинку, поволок к машине. Игра в кошки-мышки закончилась победой кошки.

– Глянь, негодяй, что ты с моим зеркалом сделал! – начал свою тираду водитель, показывая свою пострадавшую с вырванным ухом, сбагривая свои слова матерными междометиями и вместо слова «негодяй» используя куда более жесткие характеристики.

– Придурок, ты меня чуть не убил! – начал в ответ кричать я. После нового падения и болевого шока страх во мне прошел, и проснулась злость. – Ты меня снес, а мог вообще раздавить!

В ответ на эту реплику водила еще больше взбесился, схватил меня за ухо и попытался чуть ближе подтащить к разбитому зеркалу. Видимо, собирался потыкать носом в разбитое зеркало, словно нагадившего котенка, но я кое-как выкрутился.

– Ты знаешь, гаденыш, сколько оно стоит, а? Где я теперь, собака, буду его делать? Ах ты!..

– Да я в чем виноват?! Я ехал по правилам, это ты меня снес!

– По каким таким правилам?! Ты мне зеркало снес, полудурок! – ревел безумный водила, словно медведь.

– Это ты меня снес!

– А какого черта, скажи мне, пожалуйста, ты тогда удирал от меня, а?

На это я честно заявил водиле, что испугался и со страха решил, что он меня на месте и зарежет. Но теперь, когда он меня выловил, платить я ему ничего не собираюсь.

– Ты мне все заплатишь, гад! Все заплатишь!

И ведь действительно: я двигался по своей полосе, как полноценный участник дорожного движения, прижавшись к обочине, не виляя из стороны в сторону и ничего не нарушая. Следовательно, нарушителем был он, а не я. Но сам факт того, что я решил удрать, явно сыграл не в мою пользу. Водила изначально ощутил себя правым и теперь продолжал себя вести, как сорвавшийся с цепи пес.

Пока «зеркалалишенный» вопил и плевался от злости, я потирал пострадавшее колено и старался не обращать на него внимания. К счастью, он решил больше не использовать рукоприкладства и ухотягательства. Вместо этого, он зачем-то снова выбежал на дорогу и замахал руками встречным машинам.

Я поднял голову и увидел, что в нескольких метрах от нас притормозил еще один автомобиль. Из похожей темной иномарки вышел почти такой же по виду мужик, внешность которого можно емко описать как «крутой» или «браток». Он быстро прослушал красочную историю первого водителя о том, какой же я нехороший и распоследний человек, и спустя пару минут они костерили меня уже вдвоем.

– Давай плати, ты слышал меня? Ты мне зеркало раздолбал!

– Да, давай, пацан, плати ему! – поддакивал другой. – Плати живо! Мы не отстанем!

– У меня нет денег, – отмахивался я.

В кармане и правда почти ничего не было, кроме мелочи.

– Ты слышал меня? – все не мог угомониться мужик. – Мы не уедем, пока ты не заплатишь!

– У меня нет де…

– На свой телефон, звони живо кому-нибудь! И пусть тебе бабло привозят, а я не уеду никуда. С места не сдвинусь!

Водила протянул мне мой телефон и отдельно от него – заднюю крышку и выпавшую батарею. Все это он подобрал с земли. Я посмотрел на телефон, оценивая, жив ли он после падения.

– Звони, звони! Мы не уедем, пока ты не позвонишь и пока мне не заплатят! – все не переставал мужик.

У меня вдруг возникла идея. Я вставил батарею, защелкнул крышку и нарочно стал жать не на кнопку включения, а на соседнюю. Благо цветные вспомогательные значки на старом кнопочном «Филлипсе» уже давно стерлись. Если точно не знаешь, где из них какая, ни за что не разобрать. На несколько секунд повисло молчание.

– Не работает, – наконец буркнул я. – Наверное, сломался при падении.

– На возьми мой, звони! – водила пихнул в руки мне свой смартфон. – Пусть сразу же приезжают сюда с деньгами!

– Я номеров не помню, – промычал я.

– Да чтоб тебя!

За этими словами последовала очередная гневная тирада. Но я почему-то почувствовал, что тактика прикинуться дурачком с ними сработает. Мужики хоть были настырные, но не казались реальной угрозой. Что-то мне подсказывало, что рано или поздно они прекратят издавать свои неприятные звуки и сдуются, словно шарики. Они еще несколько минут орали, матерились, требовали денег, но я стоял, вдвойне тщательнее потирал разбитое колено, делая вид, что мне очень-очень больно, ничего вразумительного не отвечал и даже старался не смотреть в их сторону. Потом вдруг один из них обреченно выпалил:

– Слушай, да пошел он на хрен!

После чего махнул рукой, они оба мгновенно развернулись, расселись по машинам, хлопнули дверями и уехали. Я выдохнул…

Разумеется, номера близких я знал наизусть. Более того, в рюкзаке у меня имелся еще один отлично работающий основной телефон. Ну а повредить «Филиппс» подобным ударом об асфальт просто так было невозможно. Мужички не догадывались, что этот кнопочный телефончик был просто неубиваемым. Опыт показал, что он может недели две работать без подзарядки, без последствий скакать вприпрыжку по ступенькам подъезда и демонстрировать еще много других суперспособностей (например, будить мертвых своим звонком). Именно благодаря его выносливости я держал его при себе в кармане во время поездок, по пути поглядывая на часы и не боясь выронить. Хорошо, что он теперь мне чуточку помог.

Не спеша я покатил домой – зализывать раны. Разбитое колено болело, зудели ободранные локти, ныло потрепанное ухо. Ни номера автомобиля, ни марки я на фоне стресса, конечно же, не запомнил и даже не подумал их запоминать.

Было обидно осознавать тот факт, что ты уже почти считал себя суперсильным и непобедимым, но… Но в такой показательный момент сразу как надо отреагировать не смог и храбрым не оказался. Просто испугался, а природа четко и ясно показала тебе, что ты вовсе не рэмбо.

«Как же мне стыдно и хреново, – думал я, пока ехал домой. – Хоть вешайся. Похоже, бесстрашие – это не мой конек. Испугался самого обычного эмоционального мужичка! И как мне теперь с этим жить? Как теперь самому себе в глаза в зеркале смотреть?»

Когда я приехал домой, покушал и замазался зеленкой, мне немного полегчало. Вскоре я взглянул на всю эту историю со стороны, и она показалась мне не только не унизительной, но даже пустяковой и комичной. А эпизод, когда озлобленный водила выгадывал направление моего прорыва и совершал свой кошачий прыжок, я бы и вовсе пересмотрел с особенным интересом.

«Ну испугался и испугался, – подумал я потом. – Я же не робот. Вот и нечего делать из этого великую трагедию».

Со временем я даже стал мысленно благодарить этого мужика. Благодаря ему я вдруг понял, что главное – это не пытаться кому-то понравиться, не бояться показаться слабым и несовершенным, а всегда сохранять, прежде всего, внутреннюю честность.

P. S. С Наташей мы какое-то время продолжали дружить, потом стали встречаться, а затем и поженились. Сейчас, когда я пишу эти строки, на носу у нас уже отметка в десять лет с тех пор, как мы вместе.

Шрайбикус и Ау

Новогодние праздники проходили по отработанному сценарию. Праздничную ночь я провел с друзьями, затем встретился с родителями, а потом по семейной традиции мы отправились к бабушке с дедушкой. Со всеми пообщался, всех повидал, но… Чего-то не хватало. Ростовская зима не радовала снегом и новогодними сказками. Серым-серо. Единственным, что согревало меня от тоски во время праздничных застолий, были слова, сказанные моим другом Сашей вечером 31 декабря:

– Слушай, надо обязательно в этом январе нам с тобой сходить в небольшой поход. Ты посмотри, погода какая! Слякотно, конечно, пасмурно, черт с ним, но тепло ведь! Надо этим пользоваться! Дождаться только, чтоб грязь приморозило слегка.

И мы оба, продолжая провожать старый год каждый в своем семейном кругу, затаили дыхание. В соцсетях постепенно активизировался процесс обсуждений и согласований даты. Осечки допустить было нельзя. Новогодние выходные коварны: вроде кажется, что они бесконечны, но зазеваешься – и могут резко упорхнуть, как встревоженные путником куропатки у грунтовой дороги.

Вскоре условились, что, во-первых, пойдем на место, которое в народе называется Устья. И во-вторых, что если ночевать в палатке будет холодно, то можно попробовать пройтись ночью. Раньше у нас был опыт только дневных походов, поэтому сама мысль ночной прогулки манила. Что-то настоящее и живое было в этой идее, чего почему-то не находилось в новогодних застольях и тостах.

Ждали-ждали, согласовывали-согласовывали, едва все не проворонили. Наконец, день, подходящий под все наши критерии, наступил. Это было 14 января, сразу после старого Нового года, когда основные гулянки закончились, но у обоих выдался выходной.

В то утро я вставал неспешно, словно растягивая удовольствие. Стартовать договорились не с раннего утра, как обычно, а в районе обеда. Я аккуратно сложил в рюкзак палатку, походную посуду, кофту, запасные теплые носки и даже прихватил подштанники. Мало ли.

Устья – местечко, в котором я прежде не бывал, но несколько раз слышал про него от Саши. Находится оно на Дону, чуть ниже по течению от станицы Мелиховской. Примерно в одном месте там сходятся четыре водоема. Во-первых, от самого Дона там отделяется крупный правый рукав – река Аксай. В пятистах метрах ниже по течению в тот же Дон впадает Теплый канал, прорытый от тепловой электростанции в 60-х годах прошлого века параллельно руслу Аксая. А еще в километре от этих мест в Аксай также впадает небольшая речушка Керчик.

С нашей стороны до самой дальней точки маршрута нужно было идти всего километров двенадцать и еще примерно столько же назад. Не бог весть какое расстояние, чтобы называться громким словом «поход», но для первой в жизни вылазки в январе казалось достаточно. В одной из онлайн-карт я начертил наш будущий маршрут. Он получил вид длинной, но заманчивой петли, повторяющей плавные изгибы реки и прямые линии канала.

«В такую петлю полезть – вообще не грех», – подумал я.

На точке старта, у себя дома в Бессергеневской, меня уже ждал Саша. При одном взгляде на него на душе у меня всегда становилось теплее. Любая авантюра с ним за компанию сразу обретала какую-то рациональность. Каждая мелочь в его одеянии всегда была четко продумана и там, где это необходимо, – надежно закреплена и привязана нужным узлом. Причем без лишнего фанатизма, а всегда в соответствии с потребностями.

Вот и теперь Саша собрался в дорогу с возможностью утепления. Сейчас на нем красовались полурасстегнутый терракотовый тулуп с меховым воротником и шапка-ушанка (пока что уши ее были застегнуты пуговицами на голове). По легким кроссовкам же читалось скорее некоторое пренебрежение хозяина к «суровости» такой зимы, насмешка над ней. Но можно было даже не сомневаться, что при необходимости из своего рюкзака Саша мог всегда достать некий усиленный вариант.

– Ну что, готов? – бодро спросил Саша.

– Готов, выходим! – подтвердил я, пытаясь вспомнить, кого именно он мне сейчас напоминает.

Мы спустились с бессергеневского холма, прошли мост через Аксай и сразу же за ним свернули с асфальта налево, в промежуток между Аксаем и параллельным ему Теплым каналом. Поход начался!

Как мы и рассчитывали, дорога под ногами была твердой и приятной для ходьбы. Морозец сделал свое дело: грязь совсем не мазалась, а порой лишь аппетитно похрустывала под ногами. Зимней сказки не было и в помине, зато солнечно и ярко.

В качестве своего спутника до наступления темноты мы выбрали реку Аксай. Грунтовка побежала через посадки вдоль берега, так что сбиться с пути было невозможно.

Пока с той стороны Аксая еще мелькали коттеджи и дачи, Саша, как местный житель, рассказывал мне об этих краях. Где-то, «вон в том доме», жил его дядя. «Где-то здесь» он в детстве буксовал на машине вместе с родителями, а «вот тут» уже сам по кочкам на велосипеде гонял.

– А вот где-то рядом, под теми деревьями, мы собаку как-то свою похоронили, – закончил друг на минорной ноте свой обзор и на время умолк.

Особой популярностью эти места пользуются в мае и в начале лета. Плотность рыбаков, автомобилей и палаток вдоль берегов зашкаливает, да и клев тут неплохой. Из-за ежегодного аншлага этот период иногда даже называют «рыбным Эльдорадо». Как мне пояснил однажды один хороший рыбак, полжизни проторчавший на берегу с удочкой, причина популярности окрестностей не столько в рыбе, сколько в том, что здешние каналы не попадают под различные нерестовые запреты.

Сегодня же, в середине января, никаких аншлагов не наблюдалось. Только мы с Сашей брели вдвоем вдоль реки. О присутствии здесь ранее людей в большом количестве напоминал лишь мусор. Кучи пластиковых бутылок, полиэтиленовых пакетов и консервных банок, количество коих медленно, но верно уменьшалось по мере отдаления от дороги.

– О, Саш, не спросил, а мы шашлык-то взять не забыли?

– Ага, я забрал. Кастрюлька в рюкзаке у меня.

– Фух, ну отлично! Успокоил.

Солнце, ясное небо и кастрюлька с маринованным мясом в Сашином рюкзаке немного скрашивали обстановку. Река и окружающая ее флора находились в цветовой гармонии синего с соломенным. За болтовней не заметили, как оказались возле загонов. У кип с сеном топтались коровы, а чуть поодаль крутился какой-то человек.

– Ну все, ребята, рыбе – кабзда! – крикнул он нам вслед одобрительно.

Мы с Сашей переглянулись, показали ему большие пальцы, но уточнять наши планы не стали. Чуть дальше же наткнулись еще и на сивую кобылу с белой мордой, которая глядела на нас уже подозрительным взглядом, явно пронюхав, что мы лжерыболовы.

К трем часам дня грязюка совсем оттаяла и стала представлять неудобства. Там, где до нас проезжали внедорожники, оставалась вязкая колея со вскрывшимися лужами. Мы старались держаться сбоку и по возможности с этими лужами не связываться. Зато о прошедших праздниках здесь напоминал боярышник. Развешенные на лысых ветках, ярко-красные и круглые, ягодки его напоминали то новогодние игрушки, то конфеты, то мармеладки или драже M&M’s.

Наконец, домишки на том берегу Аксая пропали, и мы почувствовали себя целиком на природе. Дальше река выглядела безлюдной. Никаких мостиков и понтончиков не торчало больше по берегам: только плотный буровато-серый конвой леса сопровождал ее впереди.

Пока я замешкался с фотоаппаратом, чтобы запечатлеть пейзаж, Саша забрался на пригорок и принял выжидательно-требовательную позу.

– Ну чего ты там опять застрял, Шрайбикус? – спросил он, глядя на меня, ехидно улыбаясь и морщась от солнца. – Мы идем дальше или как?!

– Каким словом ты меня только что назвал? – удивился я. – Это ругательство такое?

– Шрайбикус. Ты что, не слышал никогда? Ты, наверное, английский в школе учил. Это персонаж такой из старых школьных учебников по немецкому. Типа корреспондент с фотоаппаратом.

– Не-а, не слышал.

– Он вечно везде все фоткает, везде свой нос засунет. И все-то ему надо и любопытно. Прям как ты.

– А ты похож сейчас знаешь на кого? – задал я встречный атакующий вопрос и тут же сам на него ответил: – На Дядюшку Ау!

– На кого?

– Ты что, мультиков в детстве не смотрел? На Дядюшку Ау, лешего из советского мультика, который жил в избушке в лесу, аукал и своим видом пугал людей. Ты тоже прям какой-то почти леший на фоне этой чащи у тебя за спиной.

Тулуп, который Саша решил на время снять из-за солнца, теперь висел у него на плечах и кое-где навыворот, прямо как шкура убитого на охоте животного. Но самое большое сходство наблюдалось, когда он снимал шапку и наружу вываливались спутанные длинные волосы. Как-то Саша сказал мне, что никогда не бывал в парикмахерской и в этой жизни туда не собирается. Шутил он или нет – я так до сих пор и не разобрался.

– Вот спасибо! – ответил Саша якобы слегка обиженно.

– Да не за что! Но вообще-то это положительный герой, – заметил я, в то время как Саша развернулся и собрался идти. – Нет, стой! Не уходи с места! Дай-ка я тебя такого сфоткаю, ты мне еще кого-то напомнил.

– Ну вот, что я говорил! – обрадовался Саша. – Реально Шрайбикус! Это уже диагноз.

Но идти дальше без остановок у нас никак не получалось. Одно дерево на прибрежном склоне напомнило мне энта из трилогии «Властелин колец». У донского энта мало того, что имелись ветвистые ноги-корни и рука-ветка с дубинкой, так еще и присутствовало некое подобие головы: разлом у раздвоения ствола напоминал цвет кожи. Но самым сказочным в этом персонаже казалась поза. Энт как будто обернулся в сторону леса, чтобы призвать остальных энтов следовать за ним.

– Это словно Древень из фильма, – заметил я вслух. – Он зовет всех атаковать Изенгард. Собирается поговорить с Саруманом «языком дубины и камня».

– Похож!

У следующего дерева залип уже Саша, всегда скептически относящийся к промедлениям на маршруте. Внимание его привлек гриб-трутовик, выросший прямо посередине ствола.

– Кайфовый, – восхитился Саша. – Ты смотрел передачи, как с помощью трутовиков костер переносят?

– Что-то краем уха слышал, что их используют. А в чем там суть?

– Ну берут уголек, кладут в трутовик, тот потихонечку тлеет, а ты его несешь, куда тебе надо. А потом используешь как растопку.

Наконец, в третьем месте притормозили мы уже синхронно. На взгорке у берега сгруппировалось несколько нарядно-белых топольков. Солнце сегодня решило разорвать всякие ассоциации с зимой. Бывший серый лес впереди теперь сверкал ярко-золотым, а по голубому небу плыли летние пушистые облака. Завершали картину «Середина зимы в Донских краях» рыбаки вдалеке. Не на льду с буром и не в заснеженных пуховиках, а просто два беззаботных мужика в обычных куртках на лодке среди погожей глади.

Созерцательный процесс прервал звонок телефона. Впечатления от прогулки я принялся в красках описывать родне. Саша заскучал, подошел к берегу и оперся спиной на молодой тополек, похожий на березку. В тулупе, шапке-ушанке и с легкой небритостью теперь он выглядел очень по-русски, так что я не смог удержаться от смешков и снимков исподтишка. По канону ему не хватало разве что бутылки водки в руке и медведя на привязи за спиной.

Видя, что я отчего-то над ним посмеиваюсь, Саша принял ответные меры. Сначала отобрал у меня фотоаппарат и в отместку начал без остановки щелкать, как папарацци, а потом вцепился в железную пуговицу на кармашке моей куртки и стал потихоньку, но упорно ее вращать.

Я попытался отстраниться, быстрее завершить разговор и хорошенько ему втащить по шапке. Но едва я повесил трубку, Саша умудрился-таки оторвать пуговицу и прямо на моих глазах, не успел я и рта раскрыть, швырнул ее в Аксай.