Читать онлайн Я мыслю, значит, я существую

Я мыслю, значит, я существую

1. Какой смысл в этом убийстве?

Стоя в ночи посреди хвойного леса, следователь Алёна Афанасьева была в легком замешательстве, рассматривая в свете фонаря изуродованное тело, лежащее на земле в метре от нее. В протоколе осмотра места происшествия Алёна коснулась ручкой поля для заполнения раздела “описание трупа”, но делать записи она не спешила: не знала с чего начать. Такого рода физические повреждения тридцатилетняя девушка за свою недолгую карьеру в следственном комитете еще не встречала.

Началось все с того, что в провинциальном городке Потерянное за минувшую неделю пропали четыре человека. Город был со всех сторон окружен лесом, и находился в Козельском районе, в двухстах пятидесяти километрах от Москвы. Население Потерянного составляло чуть более одиннадцати тысяч жителей. В город вела всего одна асфальтированная дорога, проложенная от Козельска сквозь густой еловый лес. Десять километров лесной дороги отделяли Потерянное от остального мира.

Алёну назначили вести дело о пропаже людей. Девушка приехала из Москвы несколько часов назад, и только она разложила вещи в арендованной государством квартире, как ее вызвали на осмотр места преступления. Растерзанный обнаженный труп мужчины нашел в лесу житель с окраины городка, когда вышел перед сном выгулять собаку. Тело принадлежало одному из пропавших.

Следственная группа, не считая Алёны, была сформирована из местных полицейских. Правда познакомиться поближе со своими новыми сотрудниками следователь еще не успела.

– Алёна Максимовна, – произнес рослый полицейский, подходя к ней.

– Под ноги смотрите! – накричала на него девушка, когда неуклюжий мужчина чуть не споткнулся о труп.

– Ой, – робко произнес он басом и отшатнулся в сторону, – прошу прощения. Темно же.

– Пожалуйста, будьте осторожны, и главное, ничего тут не трогайте. Хорошо?

– Да, конечно, простите… Я чего хотел сказать-то… У нас лента кончилась.

Полицейского звали Фёдор Кошкин. Было ему двадцать семь лет и носил он звание младшего лейтенанта. Алёна попросила его обмотать красно-белой сигнальной лентой область в радиусе десять метров от тела и никого лишнего в эту зону не впускать.

– В прошлый раз всю ленту израсходовали, – невнятно бубнил круглолицый упитанный Фёдор, – я говорил, что купить надо. Они поехали в хозяйственный, но не купили. Кинологу все потратили на…

Алёна с недовольным вздохом обернулась. Свет фонарей во тьме слепил ей глаза. Девушка, щурясь, пыталась найти капитана полиции Сергея Петровича Даля. Он, как и Кошкин, входил в следственную группу (а четвертым, и последним членом группы был криминалист Володя Пак, но он сюда еще не подоспел). Также тут находились три рядовых полицейских, обеспечивающих безопасность, и местные жители, которых собралось уже человек десять.

– Сергей Петрович! – Алёна подняла руку, – вы?!

Она продолжала всматриваться сквозь деревья в силуэты людей. Галдеж становился всё громче.

– Да! – ответил Капитан и неспешно направился к Алёне.

– Фёдор, – серьезным тоном произнесла девушка, – вы пока идите объясните зевакам, что тут им не театр. Здесь могут находиться только сотрудники полиции.

– Да это же наши, чего такого-то, – Федя пожал плечами, – они ближе не пойдут.

Девушка снова вздохнула.

– Вот же разворотило его, – подойдя к телу, произнес капитан, – да… ну дела…

– Сергей Петрович, – начала Алёна, – вы дозвонились до криминалиста?

– Что-то не берет, – ответил капитан, продолжая разглядывать труп. Покойный лежал на спине, раскинув руки в стороны. Сергей Петрович, покачивая головой, три раза цокнул, и принялся чесать затылок, приговаривая:

– Да… такое дело в нашем Потерянном, это конечно… да… ноги-руки… ух… всё изуродовано… караул…

– Так до него и не дозвониться, – усмехнулся Федя, – первое мая же. Пак говорил, что на шашлыки идет.

– Это куда еще? – спросил капитан.

– Вроде на ближнее. Он и палатку у меня одолжил.

Алёна закрыла глаза. Медленно провела рукой по лицу, ощущая, как у нее начинают пульсировать виски.

– Боже, – подумала следователь, – а я ведь и не сомневалась, что тут все будет именно так…

Девушка поежилась – прохлада весенней ночи заползла ей под одежду. Алёна вставила ручку в нагрудный карман джинсовой куртки и села на корточки возле головы погибшего.

Пытаясь отгородиться от неуместной болтовни ее новых коллег, она принялась за работу.

– Глаза не просто выколоты, – проговаривала она в уме, светя фонарем под разными углами на изувеченное лицо, – а разрезаны. Склера распорота будто скальпелем (подносит фонарик практически вплотную к остаткам левого глаза), стекловидное тело на половину извлечено из глазницы, хрусталик и роговица вывернуты и лежат на щеке.

Алёна поднесла телефон ко второму глазу.

– Повреждения такие же, но разрез склеры сделан под другим углом. Стекловидное тело почти все осталось в глазнице.

Девушка осветила вскрытую черепную коробку.

– Череп расколот, похоже, тяжелым предметом. Видны следы ударов. Лобная и теменная кости выломаны и вынуты. Головной мозг лежит на грунте. Разорван на две части небрежно, но от спинного мозга, кажется, не отделен.

Она перевела взгляд снова на лицо.

– Носовой хрящ срезан. Щеки разрезаны почти до мочек ушей. Язык практически вырван, кажется, за него тянули. Нижняя челюсть отделена от черепа, держится на клочках кожи. Зубы на месте.

Алёна встала. Засунув телефон в нагрудный карман так, чтоб торчала лишь часть с включенным фонарем, девушка принялась записывать в протокол увиденные повреждения.

– Когда упаковывать его? – спросил у Алёны капитан.

– Когда я закончу осмотр, – ответила следователь, не отвлекаясь от текста.

– А когда вы закончите осмотр?

– Когда все осмотрю.

Продолжая писать, периферическим зрением Алёна заметила, что Сергей Петрович слегка дернулся в сторону, будто хотел уйти, но резко передумал. Он в нерешительности заерзал, поправляя фуражку и кашлянул в кулак. Почесал нос…

– Давайте сделаем осмотр по фото, – проговорила про себя Алёна, предполагая, что именно это собирается предложить капитан.

– Может…это… ну… – начал Сергей Петрович, – сфотографируем все как следует и протокол уже… ну… потом заполните?

Алёна молчала.

– Хочу закончить пораньше, – проговорила в мыслях она.

– Хотелось бы тут не торчать долго. Пораньше бы уйти, – сказал капитан, – еще же к патологоанатому его везти.

– А он у вас не на шашлыках? – спросила девушка, закончив делать очередную запись и посмотрела в глаза Сергею Петровичу.

– С чего это ему быть на шашлыках? – с важным видом недовольно произнес капитан полиции, – у нас тут, знаете ли, не детский сад. Все работают. Да, бывает… бывают… эти, как их… форсмажоры! Так это везде может произойти. Да и вообще, я тут вспомнил, что Пак заболел. Он мне говорил, что ему нужен больничный.

Следователь обошла труп и села на корточки возле живота. Ручку она вновь убрала в нагрудный карман, а вместо нее взяла телефон и осветила разрез, идущий от стыка ключиц на грудной клетке вверх по горлу к подбородку, свисающему на коже на левую сторону от шеи. Алёна перевела фонарь на вскрытый живот.

Стенка живота была отделена от тела. Верхняя граница среза шла вдоль реберных дуг. По бокам разрез ограничивался задними подмышечными линиями от рёберных дуг до гребней подвздошных костей. Нижняя граница среза была образована передними отрезками подвздошных гребней и линиями, проведёнными на уровне паховых складок. Вырезанная брюшная стенка лежала возле трупа, свернутая в трубку у правой руки.

– Я тут надолго, – сказала девушка и продолжила записывать повреждения в протокол.

– Надолго, так надолго, – бодро сказал капитан, – я что, против что ли? Работа превыше всего!

– Ну да, ну да, – тихо произнесла Алёна.

– Я тогда это… отойду… если что нужно, кричите, я недалеко буду, – неуверенно произнес капитан.

Сергей Петрович, постояв пару секунд, понял, что девушка ничего ему отвечать не собирается. Мужчина попятился назад, резко развернулся и зашагал в сторону столпившихся жителей.

Закончив описывать срезанную стенку живота, девушка заглянула в брюшную полость. На первый взгляд все органы находились внутри тела, но лежали не на своих местах, или не так, как им было положено природой – печень перевернута, желудок вырван и лежал поверх небрежно спутанного кишечника, на месте желудка было сердце, вытянутое из-под грудной клетки, но не отделенное от артерий.

Алёна встала и подняла взор к звездному небу, небольшое пятно которого просматривалось сквозь густые лапы елей, нависающие над девушкой. Труп нашли на востоке от города. За спиной Алёны в пятистах метрах находилось Потерянное, а впереди был лишь лес, тянущийся на двадцать километров и заканчивающийся полем, которое пересекала автомобильная трасса. С западной стороны от Потерянного как раз и шла дорога на Козельск. Западная часть леса была самая узкая – десять километров. Южнее и севернее лес тянулся километров на тридцать. Алёна исходила этот лес вдоль и поперек за те годы, что прожила тут. Жили они вдвоем с отцом. Возможно, если бы его не застрелили при ограблении магазина, в котором он работал продавцом, жизнь Алёны сложилась бы иначе. Убийцу отца не нашли. Это событие побудило девушку связать свою судьбу с раскрытием преступлений. Через год после его гибели, в девятнадцать лет, она уехала поступать в Московскую академию Следственного комитета. И вот, спустя одиннадцать лет, воля случая, а точнее – приказ начальства, завел ее вновь в Потерянное, куда Алёна надеялась никогда больше не возвращаться.

Опустился туман. Виной ему была речка Потеря, которая проходила в километре восточнее и, петляя, тянулась с севера на юг. Народ начал расходиться, видимо, капитан все же решил повлиять на непрошенных гостей. Становилось все тише… и тише… и тише… Вскоре остался слышен лишь треск сверчков. Алёна смотрела сквозь черные стволы елей, вглядываясь во тьму леса, и до сих пор не могла поверить, что она снова тут, в этом проклятом злачном городе… в Потерянном. В месте, которое она ненавидела всем сердцем. Но начальство выбрало именно её.

– Ты там многих знаешь, – говорил ей шеф, – места для тебя знакомые, а еще ты лучшая. Самая лучшая! Неужели ты никогда не мечтала поймать серийного убийцу? Это дело тебе по зубам. Тебе, и только тебе!

На тот момент труп еще не нашли, и никто не был уверен, с убийцей они имеют дело или нет. Но сейчас уже сомнений не осталось.

Алена продолжила осмотр.

– Гениталии отрезаны и лежат возле бедра. Правая нога не повреждена. На левой ноге от колена и до тазобедренного сустава идет глубокий разрез четырехглавой мышцы бедра. Коленная чашечка отрезана, висит сбоку на коже. Икроножная мышца частично срезана, отодвинута от голени и держится на куске кожи возле колена. Стопы не тронуты. Правая рука не тронута. На бицепсе левой руки продольный разрез от плечевого сустава до локтя. Кисть и предплечье разрезаны вдоль до локтевого сустава. Лучевая и локтевая кости разведены в стороны.

Личность погибшего установили практически сразу, еще до приезда Алёны – сорокапятилетний Белов Алексей Степанович, работающий охранником в школе. Школа тут была единственная. Алёна закончила эту школу, но охранника этого девушка не знала, как и он не знал её. Мужчина пришел работать туда уже после Алёниного выпускного. А вот капитан полиции Сергей Петрович Алёну помнил еще с подросткового возраста. Да и ему сообщили сверху, кто будет руководить следствием. Алёна его тоже помнила, правда узнала не сразу, ведь за минувшие годы он сильно потолстел и отрастил усы. Буквально только что девушка поняла, что это он! Тот самый полицейский, который занимался расследованием убийства ее отца! Алёна помнила, как он разводил руками, когда ему задавали вопросы о том, почему убийца до сих пор не найден. Презрение, ненависть и брезгливость ко всему их отделу у Алёны остались до сих пор.

Федю Кошкина следователь не помнила. Он был младше нее на три года, а с младшими Алёна тогда не водилась. У нее вообще друзей было не много. Она прекрасно проводила время в одиночестве. До тех пор, пока в её жизни не появился Василий Ласкин, но об этом позже…

Кстати, фамилию криминалиста Пака девушка также слышала впервые.

Сейчас Алёна отогнала гнетущие мысли о прошлом. Записав данные в протокол, она достала телефон и сделала несколько десятков фотографий трупа с разных сторон. Потом подошла к своей следственной горе-группе.

– Всё? Уезжаем? – с надеждой и тоской спросил Сергей Петрович.

– Я скажу, когда будет всё, – холодно прозвучало в ответ.

Алёна обратилась к пенсионеру, стоящему возле капитана:

– Вы нашли труп, правильно?

– Совершенно верно.

– Во сколько примерно это случилось? – следователь коснулась ручкой блокнота. Приготовилась записывать.

– Ну… – старик нахмурил брови, глядя сквозь Алёну, – так где-то в пол двенадцатого я вышел, и без десяти где-то… да, где-то так. Примерно… где-то без десяти.

– Как вас зовут?

– Гольц Осип Анатольевич.

(Следователь записывает имя)

– Вы никого больше не видели, пока шли по лесу?

– Нет, никого. В такое время тут только я шатаюсь.

– Не опасно так ночью ходить по темноте?

– Всегда с Клаусом хожу по этой тропинке до речки и назад. А что мне темнота? У нас возле дома что ли светлее? Один фонарный столб на двор, и тот перестал работать. Да и я с собой фонарь беру. Вот (показывает выключенный фонарь).

– Как вы обнаружили тело?

– Так это не я обнаружил. Это Клаус обнаружил.

– Клаус, это ваша собака?

– Да.

– Как это было? Можно подробнее?

– Ну как-как… Идем мы идем… Как обычно всё. Я с фонарем иду. Вдруг он убег в сторону. Лает, лает. Я его зову. Он не идет. Не идет и не идет, твою мать. Я к нему… Свечу под ноги, чтоб не кувыркнуться тут, и о-па! Лежит весь в крови! Я аж чуть не рухнул на месте. Клауса взял на поводок и назад, домой. Из дома сразу Петровичу набрал.

Алёна, не перебивая, делала заметки.

– У нас тут медведей и волков нет, – продолжил пенсионер, – это явно что-то нечистое.

Алёна подняла глаза на Осипа.

– Нечистое? – переспросила следователь.

– Ну а кто еще мог такое сотворить с Лешкой?

Игнорируя последние слова свидетеля, Алёна произнесла:

– Осип Анатольевич, адрес и телефон ваш пожалуйста скажите.

После того, как следователь записала личные данные свидетеля, она снова подошла к трупу. Стоя в ночной тьме перед освещенным фонарем изрезанным телом, Алёна смотрелась тут инородно. Стройная, ухоженная молодая девушка, с прямыми русыми волосами чуть ниже плеч, с утонченными чертами лица, с большими голубыми глазами и с совсем немного задранным вверх кончиком носика, она совершенно не вписывалась в весь этот кровавый антураж. В Москве в отделе за Алёной пытался ухаживать практически каждый сотрудник, и каждого она отвергла. Одевалась она скромно – обтягивающие джинсы, майка или кофта, обычно заправленная, и чаще всего кроссовки или кеды. Бывали случаи, когда следователь позволяла себе надеть обувь на высоком каблуке, и тогда, когда она проходила мимо коллег мужского пола, рабочий процесс их на время застывал: сотрудники провожали взглядом Алёну, легко идущую, закрывшуюся в своих мыслях и ни на кого не обращающую внимания.

Алёна была не замужем. Отношения с противоположным полом у нее начались с одиннадцатого класса. Правда, парней, которым повезло овладеть такой независимой дамой, оказалось немного. К тридцати годам их было всего четверо, и до совместного проживания дело никогда не доходило. С последним своим молодым человеком девушка рассталась пять лет назад и с тех пор решила, что ей никто больше не нужен.

Алёну можно было назвать красивой по общим меркам современного общества, но этому девушка не придавала значения. Она даже не красилась. А то время, что можно было провести у косметолога, она с радостью тратила на шахматы, которые, как она считала, помогали ей тренировать логическое мышление, память и аналитику, что необходимо в работе следователя.

Алёна пыталась развивать навык мышления, хотя и без этого она была умна. Сказать сходу – что значит быть умным, сложно. В первую очередь, высокоинтеллектуальный человек способен лучше собирать информацию и анализировать концепции и принципы, после чего делать более правильные выводы и правильно понимать мир, окружающих людей и истинно трактовать события. Сбор информации, правильный анализ и вывод – эти когнитивные процессы в сознании Алёны всегда были запущены, что бы она ни делала.

Великие умы обсуждают идеи и парадигмы в любых областях, от искусства до науки. Средние умы обсуждают события. Малые умы обсуждают видео-шоу, других людей, их одежду, их деньги, отношения и повадки. По этой причине Алёна и была одиночкой по жизни.

Может ли умный человек быть по-настоящему счастлив? Ведь как сказано в книге Екклесиаста “Во многой мудрости много печали, и кто умножает познания, умножает скорбь”, что можно трактовать так – чем больше человек понимает себя, мир, окружающих людей и процессы, тем больше он осознает их несовершенство, и тем сильнее печаль такого человека.

Но печальной Алёна не была. Скорее наоборот – счастливой, правда только тогда, когда перед ней вставала очередная следственная задача, дающая ей смысл в дальнейшем существовании.

Красивая, умная и одинокая – настоящая Мэри Сью в мире кошмаров.

Девушка на мгновенье оглянулась: Сергей Петрович что-то говорил Феде, а трое рядовых полицейских курили. Свидетель отправился домой. Алёна обошла труп и остановилась возле головы.

В графу “предварительные версии” девушка записала следующее:

“Судя по следам рук на шее, мужчина был задушен. Исходя из состояния тела, смерть наступила не более десяти часов назад. Тянущихся от трупа следов крови нет, следовательно, увечья на теле нанесены здесь. Каков мотив? Пока, вероятно, это похоже на какой-то ритуал. Убийца должен быть физически крепким, чтоб голыми руками убить такого рослого человека.”

– Сергей Петрович, – произнесла Алёна, – не могли бы вы подойти.

Капитан деловито зашагал к следователю.

– Сергей Петрович, у вас тут смогут снять отпечатки пальцев с тела? – спросила Алёна.

– С тела? – капитан нахмурился, – это как, с тела?

В судебно-медицинской криминалистике весьма часто возникают ситуации, требующие снятия отпечатков пальца преступника с кожи погибшей жертвы. Особенно при отсутствии иных улик следователи часто просто умоляют о таком чуде.

Те, кто сталкивался с подобной проблемой, ясно осознают всю головную боль, связанную с этим процессом. Сама находка таких отпечатков может считаться удачей, а уж их успешный перенос с дальнейшей идентификацией смело можно записывать как личную победу.

– Да, с тела, – повторила Алёна.

– А как это, с тела? – толи капитан валял дурака, толи и правда не знал, как это делается.

– Создаем облачко графитовой субмикронной пыли, вертя кисточкой как можно ближе к коже, но не касаясь её, и очень осторожно. Когда отпечаток проявился, аккуратно накладываем пластер. Когда пластер затвердел, снимаем, разворачиваем, внутреннюю поверхность фотографируем, сканируем, потом переносим отпечаток на плёнку, – закончив речь, Алёна и без ответа капитана поняла, что они такое не делают. Она даже успела произнести эту фразу у себя в голове, как бы от имени капитана: Мы такое не делаем.

– Ох, – зафыркал Сергей Петрович, – вы знаете, боюсь, что мы не делаем такое.

– Кто бы сомневался, – девушка отвела взгляд от капитана.

Отпечаток на живой коже живёт не долго – по разным данным около двадцати минут, хотя есть мнение, что в определённых условиях, при минимальном потоотделении и без контакта с одеждой может сохраниться до полутора часов. А вот отпечатки, оставленные на трупах, удавалось снимать самое позднее – после двух суток с момента наступления смерти.

– Вы всё? – спросил Сергей Петрович.

– Да, – ответила следователь, – едем сейчас к патологоанатому.

– Только он на работу придет уже утром.

– Я понимаю. Но тело-то надо отвезти?

– А… ну да… да, конечно.

2. Макароны и сознание

В центе Потерянного на улице Кирова в пятиэтажном многоквартирном доме номер шестнадцать, что находился напротив школы, на втором этаже, в квартире десять за кухонным столом сидел Василий Ласкин – тридцатидвухлетний школьный учитель физики. Среднего роста, среднего веса, ничем не примечательный мужчина. Тихий, спокойный, немного даже замкнутый. На шашлыки Ласкин первого мая не ходил, потому что был трезвенником, да и друзей он растерял как раз после того, как десять лет назад полностью отказался от спиртного. Не курил. По утрам отжимался и приседал.

Эти праздничные дни Василий проводил за проверкой школьных тетрадей. Жил Вася вдвоем с одиннадцатилетним сыном. С женой Ласкин развелся из-за ее постепенно развившегося пристрастия к алкоголю. Дело дошло до серьезных проблем с запоями в неблагополучных компаниях. В какой-то момент Ласкин не выдержал всего этого, и когда она в очередной раз вернулась домой пьяная после трехдневной гулянки непонятно с кем, он подал на развод, а ее просто выгнал из дома. Учитывая обстоятельства с женой и безупречную характеристику Ласкина с места работы, суд оставил ребенка жить с отцом. Жена Васина переехала в деревню к матери. Первое время она навещала сына Мишку, но постепенно ее визиты становились все реже и реже. В итоге она сменила номер и пропала окончательно.

– Па, давай уже обедать, – Миша зашел на их крохотную кухню и сел на табуретку.

– Чего будешь? – спросил отец, продолжая просматривать решения задач.

– Макароны с сыром.

– Ага… – отрешено произнес отец, записывая в тетради под решением: Заярный, смотри внимательнее, что ты пишешь.

Далее он поставил этому ученику четверку и закрыл тетрадь.

– Пюре? – Ласкин поднял глаза на сына.

– Батя, ты что? Я ж тебе говорю, макароны с сыром, – наигранно недовольно произнес Миша.

– Ясно, понятно, – отец встал.

– Слушай, я тут заинтересовался вчера, – сказал сын.

– Чем?

– У нас на введении в информатику вчера у учительницы спросили: а что будет, если искусственный интеллект заменит всех работников.

– А она что? – отец достал из холодильника кастрюлю.

– Она сказала, что поедем тогда все в отпуск. А я задумался. Что, если и правда заменит? Что тогда ты будешь делать?

– До такого развитого И.И. еще должно пройти очень много лет.

– А когда пройдет, тогда что? – Миша не отводил свои карие глаза от отца.

– Я думаю, что полностью И.И. никогда не сможет заменить все профессии, – Ласкин положил макароны в две тарелки, себе и сыну. Одну поставил в микроволновку, – есть такие специальности, где необходимо сознание.

– Это какие?

– Творческие или научные. Я уверен, что И.И. никогда не сможет думать, как человек.

– А как он думает?

– И.И. – это программа. Когда она ищет какое-то решение, то перебирает все возможные варианты, пока не найдет наиболее подходящий. Там нет сознания, это просто перелопачивание массива данных, если ты конечно понимаешь, о чем я.

– Я понимаю. А мы разве не так же думаем? Я когда ищу решение к задаче по математике, я тоже перебираю всякие формулы.

– Мишань, это очень сложная тема. У нас в отличие от И.И. есть самосознание. Мы ощущаем себя внутри своей головы. У И.И. нет такого. Это просто набор вычислений в процессоре. Набор комбинаций ноликов и единичек, который в итоге никаким образом не порождает сознание. Вот не порождает, и всё тут. И такая программа не сможет заниматься настоящим творчеством или наукой. Она не сможет создавать что-то из ничего.

– А у нас порождает?

– А вот в этом и вся магия! У нас – порождает. У нас есть этот переход, от комбинаций нейронных связей в мозгу к самоощущению, к самовосприятию, к ощущению себя в своей голове. Переход к тому, что мы называем сознание.

– Понятно.

– Понятно? – микроволновка пропищала. Василий вынул разогретую еду и поставил вместо нее холодную.

– Ну, почти понятно.

– Если непонятно, то это нормально. Возможно, ты удивишься, но сейчас на Земле ни один человек не скажет тебе что такое сознание. Наша цивилизация еще толком не поняла, как оно образуется. Где этот мост от нейронных связей к сознанию? Как комбинация электромагнитных импульсов в мозгу создает ощущение личности внутри тела? Никто не знает.

– Ясно… ну… тогда и мне непонятно.

– Сам сыр потрешь или помочь? – отец поставил тарелку перед Мишкой.

– Потри ты. И чайку еще налей.

– Наглеете, молодой человек.

– Ну па-а-а-а…

– Чай вы сами умеете, – улыбнулся Ласкин.

– Ну ладно, – недовольно произнес сын.

– И мне заодно сделай. Сахара одну ложку, – сказал отец и, продолжая улыбаться, покосился на специально нахмурившегося Мишаню.

***

3. В морге

Поселилась Алёна в однокомнатной квартире на улице Космонавтов, на западной окраине Потерянного. Эту ночь девушка спала плохо: Алёна никак не могла перестать строить модели случившегося убийства. Тот факт, что преступление это не вписывалось в какую-либо классическую схему, не давал следователю отключить сознание и провалиться в небытие сна.

Утром Алёна приняла прохладный душ и позавтракала бутербродами и вареным яйцом. Со следственной группой и патологоанатомом она договорилась встретиться в десять утра возле морга. Морг находился на юго-восточной стороне, за частными домами, возле кромки леса. Девушка добралась туда на такси. Двадцать минут ей пришлось прождать на лавочке, пока не появился патологоанатом Костя Бабинский. Двадцатипятилетний тощий парень с полностью забитыми татуировками руками, с тоннелями в ушах и весь в черном.

– Здравствуйте, – произнес врач.

– Здравствуйте, – Алёна встала с лавочки.

Костя протянул ей руку, и они обменялись рукопожатиями. Вчера познакомиться с Костей следователю не удалось, труп принял его помощник.

– Костя, – произнес он.

– Очень приятно, Алёна.

– Зайдем, пока наши дорогие товарищи в пути, – сказал патологоанатом.

Алёна кивнула.

Первым делом, когда девушка оказалась в рабочем пространстве Кости, в нос ей ударил запах формалина – вещества, представляющего собой раствор формальдегида в спирте. Применялся для дезинфекции, остановки органического разложения и в качестве дезодорирующего вещества. В секционной морга стоял всего один стол. Помещение это ничем не отличалось от Московских секционных. Правда, в столичных моргах, где доводилось бывать Алене, столов для исследования трупов было по нескольку штук. В остальном же здесь было все тоже самое – кафельный пол, белые каменные стены, два окна (тут с видом на лес) и большая лампа под потолком. Еще несколько штативов возле стола для закрепления видеокамер и пара стеллажей у стены.

Костя привез из холодильника тело школьного охранника и включил свет.

– Мне сказали, вы хотели попробовать снять пальчики с шеи? – спросил врач.

– Да. Если получится, это будет замечательно.

– Убийство явно имеет какой-то подтекст, – начал врач, рассматривая изуродованный труп, – дело не простое. Неужели убийца окажется настолько глуп, что оставит пальцы?

Алёна не успела ничего ответить. Смех Сергея Петровича раздался из коридора, а следом и невнятный галдеж Феди. Спустя мгновенье парочка появилась в дверном проеме.

– Доброе утро, – с улыбкой произнес капитан полиции, – а вот и мы. Не ждали?

Федя растянул улыбку и произнес:

– Драсьте.

– Привет служителям закона, – сказал Костя.

Алёна еле заметно кивнула им.

– Криминалист сегодня будет? – сурово спросила следователь, глядя на обоих полицейских.

Федя кинул взгляд на Сергея Петровича, мол, – “чего она на меня так смотрит, я что ли за Пака отвечаю?”.

– Не берет трубку, – растерянно сказал капитан. Нахмурившись, он добавил, – вечно с этим Паком проблемы. Буду жалобу писать на него. Как праздники закончатся, сразу сообщу куда следует о такой вопиющей халатности!

– Вы принесли что я просила? – Алёна обратилась лично к Кошкину.

Федя заерзал, зачем-то похлопал себя по карманам, а потом вытащил из сумки набор для снятия отпечатков пальцев.

– Конечно, вот, – он подошел к девушке и протянул ей небольшую пластиковую коробочку, – только там не все было, что вы хотели. Такого пластера, какой вам надо, у нас нет. Зато кисточек много разных.

Алёна подняла крышку и увидела графитовую пыль в пакетике, и пять кисточек.

***

За спиной следователя стояли Костя, Сергей Петрович и Федя. Алёна, склонившись над телом, крутила кисть, держа ее большим и указательным пальцами возле отметин рук на шее убитого, а пыль, слетая с щетинок, постепенно показывала контуры отпечатков убийцы.

Спустя полминуты стали видны четкие края указательного и среднего отпечатка пальцев, но сами папиллярные узоры не проступили. Алёна отложила кисточку. Кроме контуров отпечатков пальцев виднелись еще и отпечатки сгибов между фалангами.

– Это как так? – спросил капитан, – в перчатках что ли душил?

Девушка отошла от тела и в раздумье прошлась по секционной взад-вперед.

– А почему тогда линии сгибов между фалангами отпечатались? – спросил Костя.

Федя взял со стеллажа резиновую перчатку и надел ее. Слегка согнув пальцы, он повернул ладонь к коллегам.

– Вот, – с умным видом произнес Кошкин, – на резиновой перчатке тоже есть эти бороздки. Они и отпечатались.

– Федя? Ты вообще где учился? – спросила Алёна, стоя возле окна.

Кошкин повернулся к следователю.

– В политехническом техникуме, – ответил Кошкин.

В Потерянном было всего одно училище – ПТУ «Потерянный Политехнический Техникум». Многие жители Потерянного, закончив школу, шли именно туда. А после ПТУ кто-то шел по распределению на приборостроительный завод – местное предприятие, из-за которого и существовало Потерянное, а кто-то в различные сферы, где можно было устроиться без конкретного диплома.

– А как же тебя в полицию взяли? – спросила Алёна.

– Так, – вмешался Сергей Петрович, – как взяли, как взяли… так и взяли. Не хватало сотрудников, а Кошкин себя хорошо показал. Вот и взяли. И какая вам разница?

– Да, – подтвердил Федя, – это вообще личная информация.

– Поверхность кожи человека покрыта защитным водно-жировым слоем, – начала Алёна свой “ликбез”, – благодаря этому слою мы и оставляем рельефные отпечатки пальцев на предметах. Если надеть резиновую перчатку (на слове перчатка Алёна сделала акцент), то никакой узор на этой ПЕРЧАТКЕ не перенесётся на поверхность, до которой человек в ПЕРЧАТКЕ прикоснулся. Это ясно, господа полицейские?

– Спасибо, я и без вас это знал, – сказал капитан.

– И я знал, – тихо произнес Федя, снимая перчатку, – просто… просто…

– Следовательно, мы имеем дело с человеком, не имеющим отпечатков на пальцах, – сказал Костя.

– Выходит, что так, – Алёна снова подошла к трупу. Встала от коллег с другой стороны стола.

– А такое бывает? – спросил Федя.

– Бывает, – ответила Алёна, – существуют люди без отпечатков пальцев. Они страдают от редкого генетического заболевания. Называется адерматоглифия. Я с таким сталкивалась однажды. Но это очень редкое явление. Невероятно редкое.

– Значит, в нашем Потерянном есть такой человек? – спросил капитан.

– Возможно, – ответила Алёна.

– Но я честно не помню, чтоб у нас в базе что-то подобное было. Я бы точно запомнил, – сказал капитан.

– И что дальше делаем? – спросил Кошкин.

– Пусть для начала Костя проведет полное исследование трупа, – сказала Алёна, – может, еще что обнаружится.

***

4. Я знаю, где ты живешь.

Полдень. Мишка один покачивался на качелях во дворе возле дома. Отец с этого года начал отпускать парня гулять без присмотра, но только с условием, что тот с детской площадки ни ногой. Ласкин сидел на кухне, возле окна, и парень был у него всегда на виду. Отец заканчивал проверять контрольные работы девятиклассников. Друзья у Миши были, но сегодня сложилось так, что на площадку никто не вышел. Миша размышлял про слова отца – человек может создать что-то из ничего. Ребенок никак не мог понять, что это значит, ведь творчество создается не из ничего, а из слов или из красок.

– А может, папа имел ввиду, что до рождения Пушкина не существовало его стихов, которые нас заставляют учить? – думал Миша, – а потом Пушкин их написал и они появились из ничего? Но как это из ничего? Нет, они тоже из слов. А слова Пушкин выучил в детстве. Рисунок если я рисую, то я его не придумываю, я смотрю на что-то и повторяю.

Миша, держась руками за цепи, к которым крепилась перекладина, откинулся назад, задрав голову к небу.

– А что, если я нарисую что-то, чего еще нет?! – вспыхнула у ребенка мысль, да так ярко, что он аж заулыбался, удивляясь самому себе.

Внимание мальчика привлекла женщина лет пятидесяти, которая незаметно подошла к качелям. Миша вернулся в прежнее положение. Уперевшись ногами в вытоптанную землю, он привстал, продолжая держаться руками за цепи и опираться поясницей на перекладину. Женщина напоминала бездомную. Одета она была так, будто слепого человека запустили в магазин одежды и сказали, чтоб он за короткое время успел нацепить на себя как можно больше разных вещей. На ней были красные туфли на каблуке, спортивные обтягивающие штаны, короткая белая майка, расстегнутая рубашка, а поверх всего этого был накинут серый домашний халат до пола с длинными рукавами, скрывающими кисти рук. Черные волосы ее свисали до плеч, прикрывая уши. Лицо выглядело здоровым, чистым, с подтянутой кожей, что казалось странным в случае, если она бездомная или алкоголичка.

Миша вначале испугался и хотел уйти, но она доброжелательно произнесла:

– Привет.

Женщина стояла напротив мальчика в двух метрах.

Миша заметил красную линию на ее лице, которая тянулась от подбородка до уха, будто кто-то провел ей по лицу маркером или, скорее, помадой.

– Здравствуйте, – ответил мальчик.

Кое-как на ватных дрожащих ногах, неумело ступая на высоких каблуках по земле, она сделала несколько шагов в сторону соседних качелей.

– Вы хотите покачаться? – удивленно спросил Миша и оглянулся. В это время сзади по тротуару шел сосед, а ближе к углу дома, метрах в пятидесяти, стояла девушка с коляской. В доме напротив на балконе какая-то старушка вешала белье. Наличие людей вокруг придавало Мишке уверенности. Да и если что, от этой странной женщины всегда можно убежать, ведь, как приметил Миша, она еле ходит в этих туфлях.

Женщина ничего не ответила. Она села на качели справа от Мишки и окинула взглядом ребенка. Потом схватилась руками за цепи и начала распрямлять и сгибать ноги в коленях, при этом, конечно же, раскачаться ей не удавалось. Мишка снова обернулся. Сосед зашел в подъезд, старушка ушла с балкона, а девушка все еще стояла, покачивая в коляске малыша.

– Не выходит, – произнесла женщина без интонации и замерла.

Когда Миша обратил внимание на ее левую руку, страх резко сковал его. Из-за неприязни и брезгливости он сморщил лицо, рассматривая кисть женщины: из основания ее большого пальца торчал еще один большой палец, мизинец был развернут в противоположном направлении и мог загибаться к тыльной стороне ладони, и, судя по всему, пальцев у нее было семь или восемь -сосчитать сходу было сложно, ведь она держала руку в кулаке, сжимая цепь. Указательный палец был явно тоньше остальных раза в два. Будто кто-то наспех слепил человеческую руку, перерисовывая её с оригинала, с настоящего человека, но не стал показывать кисть в деталях, а передал лишь общий смысл, общую концепцию без подробностей.

Миша сглотнул. Вторая рука скрывалась за телом женщины. Мальчик слегка подался вперед и увидел, что там все гораздо хуже: вместо правильно сложенной в кулак кисти была непонятная путаница из пальцев, сосчитать которые так же казалось невозможным. Пальцы были тонкие и неестественно длинные.

– Пойду-ка я домой, – мелькнула здравая мысль у Мишки, но в этот момент женщина снова заговорила:

– Ты хочешь что-то спросить у меня? – она повернула лишь голову, а тело её осталось неподвижно. Сидеть в такой позе со скрученной шеей явно должно быть неудобно.

Миша оглянулся. Женщина с коляской ушла. Теперь двор был пуст, и лишь они вдвоем сидели на этих качелях. Прохожих тоже поблизости не было.

– Сфотографировать бы ее, – подумал Миша. Но фотографировать не чем. Телефон Мишкин отец обещал подарить на ближайший день рождения, через два месяца.

– Кто вы такая? – спросил мальчик, – и что с вашими руками?

– Меня зовут Женя, – сказала она, – мне пятьдесят два года. Я живу в городе Потерянное. А тебя как зовут?

– Миша, – напряженно произнес мальчик.

Она поставила ноги на землю и отпустила цепи. Женя поднесла ладони к своему лицу и принялась рассматривать свои уродливые кривые пальцы, ветвившиеся и загибающиеся в разные стороны, будто фракталы. Миша с ужасом заметил – сбоку из середины последнего фаланга среднего пальцы левой руки у нее торчит еще одна фаланга, перпендикулярно самому пальцу. Приглядевшись, он увидел, что такие ответвления были и на нескольких пальцах правой руки.

– Ты живешь в этом доме? – Женя посмотрела сквозь мальчика в сторону его подъезда. Руки она опустила и длинные рукава халата скрыли её безобразные кисти.

– Нет, – соврал Миша, я вообще не отсюда.

– Тогда почему ты вышел из этого подъезда двадцать три минуты и восемнадцать секунд назад? – спросила она и сфокусировала взгляд на Мише.

– У меня тут друг живет.

– Он как ты?

– Что значит, как я?

– Он такой же мальчик?

– Я не понимаю вас.

– Он мальчик?

– Да.

– Мальчик, как ты?

– Да не знаю! – Миша перепугался не на шутку, – он встал с качелей.

– Я, наверное, пойду, мне пора домой, – произнес Миша и хотел уже развернуться в сторону своего подъезда, но тут же смекнул, что тогда его обман вскроется. Парень замер в нерешительности.

– А ты где живешь? – раздался голос сзади.

Миша повернулся к Жене.

– На улице Лесничества, – сказал он.

– А какой дом?

– Тр… три… тридцать эм… пять, – еле выдавил из себя мальчик.

Женя слегка подняла взгляд, чуть выше Миши и произнесла:

– Улица Лесничества в городе Потерянное насчитывает двадцать восемь домов. Ты обманываешь меня?

Лицо Жени слегка съехало в бок – глаза, рот, нос, губы синхронно сместились к левому уху буквально на сантиметр, будто маска, которую немного сдвинули в сторону, но вскоре все вернулось на свое место. Миша раскрыл рот и протер глаза. Продолжил всматриваться в лицо женщине, сделав несколько шагов назад.

– Кто вы такая? – спросил он снова.

– Я Женя.

Миша пятился, а женщина продолжала сидеть на качелях, медленно доворачивая голову в сторону мальчика.

– Тот, кто дает мне неправильную информацию, причиняет мне вред. Ты обманул меня, Миша.

Поняв, что хитрость его раскрыта, мальчик решил дальше ничего не выдумывать.

– Квартиру-то она мою не знает, – подумал он и сделал еще несколько шагов назад. В это время Женщина резко встала с качелей. Она пошатнулась, будто потеряла равновесие. Ноги ее колыхнулись, пуская волну, словно канаты, словно тела змей, а потом застыли, приобретя твердость. Миша развернулся и без оглядки рванул к своему подъезду.

5. Зубы

Кабинет Алёне выделили в отделении полиции, которое представляло из себя небольшое одноэтажное здание, скорее похожее на жилой частный дом, построенный еще при Союзе.

– Ну вот, располагайтесь, – произнес Сергей Петрович, окидывая рукой помещение площадью десять квадратных метров, – это, конечно, не Московские хоромы, но зато окно есть. В случае пожара можно выскочить и не сгореть (смеётся). Из люксовых удобств – стул и стол. Если захотите покурить, можно прям тут в окно.

– Я не курю, – Алёна дошла до стола и повернулась к Сергею Петровичу, тот радостно сиял, как полированный медный таз. Самыми яркими его чертами сейчас были выпуклые щечки и густые седые усы. Казалось, усы и щеки заполняли все его лицо, особенно на фоне маленьких глазок за толстыми линзами квадратных очков. Чего он так радовался, Алёна понять не могла.

Пол в кабинете был выложен древнейшим обшарпанным паркетом, а стены выкрашены в серый цвет. Под окном висел чугунный радиатор старого образца, такой, в виде гармошки, каких уже практически нигде не осталось.

– Ну, как вам? – спросил капитан.

– Что “как мне?” – переспросила Алёна, повернувшись к стеллажу возле стены напротив окна. Стеллаж был заполнен папками, а в центре его стоял хрустальный сервиз.

– Нравится новое место?

Алёна посмотрела в глаза капитану и без эмоций произнесла:

– Нет, не нравится.

Тот сразу перестал сиять.

– Да? А… а что не так? Может, что еще… ну… надо, может, вам еще что?

– У вас моя почта есть? – спросила следователь, положив чехол с ноутбуком на стол.

– Есть.

– Будьте любезны, пришлите мне все контакты родственников пропавших и школьного охранника, – Алёна расстегнула чехол и достала компьютер.

– Прямо сейчас? – капитан почесал затылок.

– Да, сейчас.

– У нас просто интернет отключили еще вчера, там молния ударила возле Родного… это магазин наш, ну… название такое. А мы подключены через него. Я звонил им, сегодня сказали сделают всё к обеду. Как будет связь, я сразу отправлю.

Девушка села на стул, поставила локти на стол, лицо подперла кулаками в щеки и глубоко вздохнула.

– Вы чего? – спросил Сергей Петрович, – расстроились?

– Не… не… ничего, все хорошо.

– А ну тогда, ладно. Может чайку вам налить? У нас баранки есть с маком.

– Кофе есть? – Алёна подняла глаза на капитана.

– Конечно, еще бы в полицейском участке не было кофе, – произнес капитан.

– Не откажусь от чашечки.

***

Сергей Петрович принес девушке кофе, а та сообщила ему радостную новость, что интернет у них теперь есть – девушка раздала сеть со своего телефона.

Уже через несколько минут Алёна, сидя за ноутбуком, рассматривая имена и фамилии пропавших людей, пыталась понять, есть ли среди этих данных что-то общее?

1.Таня Некрасова. Возраст 11 лет. Пошла гулять на площадку и не вернулась. Время пропажи -14:30, 25 апреля.

2. Алексей Белов. Возраст 45 лет. Школьный охранник. Пропал в момент ночного дежурства в школе. Время пропажи – ночь на 29 апреля.

3. Нина Злобина. Возраст 83 года. Пенсионерка. Как пропала – неизвестно. Время пропажи -ориентировочно 23 апреля.

4. Мария Шпак. Возраст 38 лет. Домохозяйка. Вышла вечером в продуктовый магазин и не вернулась. Время пропажи – 21:00, 30 апреля.

– Слишком мало данных, чтоб установить общие признаки, – думала Алёна, – если эти признаки вообще есть.

Дальше девушка открыла карту Потерянного и нанесла на нее места жительства жертв. Все люди жили в абсолютно разных частях города. Никакой связи между ними, на первый взгляд, не было.

Опрос родни погибших или пропавших без вести людей для Алёны был самой сложной частью работы. Особенно, если речь шла о гибели ребенка. Видеть родителей в таком состоянии, это выше ее сил…

Несмотря на это, начать Алёна решила с самого тяжелого испытания, а именно, с опроса матери одиннадцатилетней Тани Некрасовой.

На телефонный звонок мать Тани ответила почти сразу, с первого гудка. Когда Алёна представилась, то услышала надежду в голосе женщины, мол, возможно следователь что-то обнаружила и сейчас сообщит хорошие новости… но нет… вместо этого Алёна договорилась на встречу сегодня в шесть часов вечера. Цель встречи следователь озвучила, чтоб свидетель не питал пустых надежд и не ждал в страхе плохих новостей. Новостей пока не будет никаких.

Потом Алёна позвонила Феде и попросила зайти к ней. Кошкин нарисовался в дверном проходе спустя пару секунд.

– Фёдор, – начала девушка, глядя на Кошкина поверх экрана ноутбука, – какие мероприятия вы провели по поиску пропавших в минувшие дни?

– Эм…, – Федя задумался, наморщив лоб, – морги по всей области проверяли, отделения полиции проверяли, больницы проверяли, данные телефонных компаний пробивали, в детские дома прозвонили все, у родственников, до каких смогли дозвониться, узнавали, в РЖД и авиакомпании звонили и… и вроде бы всё.

– Ясно, ладно, спасибо, Федя.

– Да, если что надо, то кричите, не звоните. Я тут через две стенки сижу. Чего деньги-то тратить. Кричите – “ФЕДЯ!”

– Мне проще набрать.

– Ну как знаете, – Кошкин скрылся из прохода.

Алёна собралась набрать следующему родственнику, чтоб назначить встречу, но телефонный звонок от Кости немного отдалил её планы.

– Да, Костя, – девушка взяла трубку.

– Алёна, здравствуйте еще раз. Звоню по делу. Я нашел на трупе странные отметины.

– Что за отметины?

– Зубы.

– Зубы? Животного?

– Вам лучше приехать и самой посмотреть. Я не могу это как-то адекватно описать.

– Я поняла. Хорошо. Буду через двадцать минут.

***

Сергею Петровичу и Феде она пока решила ничего не говорить. Да и не хотелось ей ехать куда-либо в их кампании. Девушка сказала, что отправилась на опрос свидетелей. Весь путь вместе с ожиданием такси занял у Алёны десять минут. Ехать было недалеко, всего полтора километра.

Девушка нажала на кнопку дверного звонка, но он не работал. Алёна потянула ручку на себя, распахнула железную дверь и вошла в коридор морга.

– Костя! – крикнула она, – вы тут?!

– Да, проходите. Я когда на рабочем месте, то не запираюсь.

Дойдя до секционной, она увидела Костю в белом халате, поверх которого был надет синий фартук, измазанный кровью, на руках чистые желтые перчатки, а на подбородке сползшая медицинская маска. Само тело школьного охранника лежало на столе на боку.

– Быстро вы, – сказал врач.

– Рассказывайте, – произнесла Алёна, глядя на труп.

– Вот тут, видите, – Костя коснулся широчайшей мышцы спины покойного. Укус находился чуть ниже подмышки.

– Вижу, – Алёна склонилась над телом

Зубы вошли приблизительно на сантиметр в плоть, образовав два полукруга из отметин верхней челюсти и нижней. Полукруги эти были абсолютно симметричны, чего конечно же не могло быть при укусах какого-либо существа, ведь верхняя и нижняя челюсти друг от друга отличаются у абсолютно любого животного.

– У вас тут реально определить, чей это укус? – спросила Алёна.

– Нужен медэксперт. В Потерянном нет таких, – ответил Костя, – но чем мы хуже них? (улыбается)

Алёна еще сильнее наклонилась, поднеся свое лицо к месту укуса.

– Челюсти симметричны, – произнесла девушка, – это очень странно. Укус один?

– Да, – Костя подошел к своему металлическому столу, возле стены.

– Зубы не различаются, будто это не зубы и не укус, а повреждение от какого-то небольшого капкана? Бред какой-то, – Алёна пристально рассматривала отметины.

Костя вернулся к телу держа в руках гипсовый слепок.

– Я примерно сделал, вот, для внутренней нашей кухни, – он протянул девушке кусок гипса размером с половинку большого яблока. Из плоской части слепка торчали выступы, напоминающие передние человеческие зубы. По ширине они все были одного размера. Разница была лишь в их высоте (длине зубов), потому что задние зубы сильнее и глубже впились в плоть, чем передние, что и отразилось на слепке.

– Все зубы одинаковые, – Алёна с удивлением рассматривала слепок.

– Да, – сказал врач, – все зубы тут, это центральные и латеральные резцы, похоже, что человеческие. Как верхние, так и нижние. Ни клыков, ни моляров.

– У вас есть какой-то комментарий на этот счет? – спросила девушка.

– Нет. Я не представляю, зачем кому-то создавать такой муляж челюстей или вставлять у стоматолога себе в рот одинаковые передние зубы, да еще и тридцать шесть, а потом кусать труп или живого человека. У меня нет никаких версий, даже самых нелепых.

– Тридцать шесть? – девушка мысленно принялась считать зубы.

– Да.

– Я заберу слепок? – спросила Алёна.

– Да, конечно. Я для вас и сделал.

– Спасибо, – произнесла она и, поджав губы, задумчиво посмотрела в окно на лес.

Из сумки девушке раздался телефонный звонок. Звонил Федя.

Следователь достала телефон.

– Слушаю.

– Алён, это я, Федя.

– Я знаю, ты у меня отобразился.

– Вы там далеко?

– В пределах вашего городка невозможно быть далеко.

– Вам надо вернуться. У нас есть человек, который видел предполагаемого убийцу!

– Он сейчас в отделении?

– Да. Только что пришли отец с сыном. Я их знаю, это Мишка и… а, не важно, в общем мальчик утверждает, что видел странного человека, женщину. Возможно, она, это тот, кого мы ищем!

– Хорошо. Я скоро буду. Возьми пока все данные у них.

– Да чего их брать, я этих людей знаю много лет.

6. Ты правда видел монстра?

Вернувшись в отделение, Алёна сразу направилась в кабинет к Сергею Петровичу. Кабинет у него был заметно больше, чем та коморка, которую выделили Алёне. На стене в обители капитана висела большая карта России и, отдельно, карта Козельского района. Под картой стояли в ряд пять деревянных стульев, видимо, для совещаний. На столе у капитана был бардак – куча раскиданных бумаг и папок, а в центре располагался старинный монитор прямиком из девяностых годов, такой “пузатый” c электронно-лучевой трубкой внутри. Окно из кабинета выходило на металлический забор из профлиста. Но на обстановку в кабинете Алёна совсем не обратила внимание. Увидев сидящего там Ласкина, Алёна, надув щеки, медленно выдохнула ртом, подняв брови, обалдевая от такой вот внезапной встречи с бывшим женихом.

Алёне было семнадцать, когда у них с Васей завязался роман. Встречались они два года и даже планировали пожениться. Но случилось так, что Вася изменил ей.

Смерть отца и предательство любимого мужчины сильно тогда ударили по психике девятнадцатилетней Алёны. Девушке надо поступать в ВУЗ, а тут депрессия давит так, что невозможно ни спать, ни есть. Будучи уже в Москве, медлить с походом к психиатру она не стала. В итоге за несколько недель приема дулоксетина и кветиапина ей удалось снять острую фазу депрессивного расстройства, сопровождаемого паническими атаками и соматическими болями в груди, спине и голове. Но ненависть к Ласкину, еще большая, чем к местной полиции и ко всему Потерянному, у Алёны никуда не делась. И вот, спустя годы, она снова находилась в одном помещении с уже возмужавшим, немного поседевшим Васей Ласкиным. Алёна была в легком ступоре. Обратив внимание на Мишку, она поняла, что это его сын.

– Алёна? – произнес Ласкин, повернувшись к девушке.

– Здравствуй, Василий, – сказала она.

– А ты тут что делаешь? – Вася глазам своим не верил.

– А я тут работаю. Следователем.

– Я вижу, вы знакомы, – сказал капитан, – ну вот и отлично. Алёна, вы если хотите, можете опросить Васю тут, у меня.

– Да, пожалуй, лучше тут, – следователь не хотела оставаться с Васей один на один у себя в кабинете. Конечно же, это не профессиональный подход и личные проблемы и дела не должны влиять на ее работу, но в данном случае Алёне на это было наплевать.

За спиной Алёны показался Федя.

– Еще человек пропал, – произнес он, – сейчас звонила женщина, говорит, муж ее вышел за сигаретами и не вернулся.

Алёна прошла по кабинету до ряда со стульями. Присаживаться не стала. Федя остался в проходе.

– Пятый пропавший выходит, – продолжил Фёдор.

– Заводи розыскное дело, – сказала Алёна, – потом пришли мне и Сергею Петровичу.

– Понял. Сейчас займусь, – ответил Федя, но уходить не спешил.

– Что? – спросил у него капитан, когда понял, что Федя чем-то заинтересовался.

– Не, ничего, – ответил тот.

– Ну тогда ты можешь идти, – сказал капитан.

– Да… я это… хотел узнать. Мишань, а ты права монстра видел?

Сергей Петрович цокнул и закатил глаза.

– Да! – мальчик оживился и затараторил, – у нее руки были страшные! Там было много пальцев кривых! Как ветки какие-то! Она смотрела как будто неживыми глазами, как стеклянными! Я не мог точно поймать ее взгляд. Вы вот сейчас смотрите на меня, мне в глаза ну… я как бы… я это чувствую, вижу, не знаю, как объяснить… а она когда смотрела на меня, то смотрела не в глаза, а на нос или на лоб, или НА глаза, но не В глаза. Как кукла какая-то! Это очень противно и страшно, когда так смотрят на тебя, как будто кто-то не живой смотрит.

– Ты не чувствовал, что ваши взгляды пересекаются? – уточнила Алёна.

– Вот! Точно! Взгляды не пересекались!

– И ты говоришь, что у нее было больше пяти пальцев?

– Да! Из некоторых пальцев торчали еще пальцы!

– Сергей Петрович, – осторожно произнес Федя, – а можно я тут постою?

– Что, Кошкин, любопытно? – усмехнулся капитан.

– Ну… как-то так… да, чуть-чуть, – тихо произнес Федя, а потом добавил громче и даже немного с возмущением, – я вообще-то тоже участвую в этом деле!

На самом деле Сергею Петровичу, как и Кошкину, тоже хотелось находиться при опросе. Он поэтому и предложил Алёне остаться тут, в кабинете, хотя многие вещи капитан уже успел спросить у Миши, пока следователь ехала в участок.

– Ладно оставайся, – сказал капитан.

– Миша прибежал домой, – начал Ласкин, – глаза на выкате, руки трясутся, речевой поток из него просто с невероятной скоростью вылетал. Я его таким ни разу не видел.

– И ты сразу позвонил в полицию? – спросила Алёна.

– Нет, – ответил Вася, – я сначала выскочил на улицу и пробежался по дворам, – думал, найду ее. Но не нашел. Встретил двоих знакомых, кстати, один из них Генка. Помнишь его?

– Помню, ты давай по существу говори. До твоего Генки, собутыльника, мне нет дела, – сказала Алёна.

– Какой собутыльник! Я не пью уже десять лет.

– Вася, мне все равно, – Алёна была сильно недовольна из-за этих разговоров – ниточек, ведущих в их прошлое, – ты о чем вообще мне тут говоришь? Пьет он… не пьет… Да какая мне разница!

– Дальше давай, дальше, – азартно произнес капитан.

– Генка её не видел. Потом встретил еще женщину из дома напротив углового магазина, она тоже не видела ее. Я еще пару минут походил, но, как вы поняли… (разводит руками).

– Я когда добежал до подъезда, оглянулся, – продолжил Мишка, – она стояла и смотрела на меня. Потом я еще когда поднялся на этаж, я в подъезде высунулся в окно, а ее уже не было.

– Ты же говорил, она еле ходит, – напомнил капитан.

– Да, но пока я заходил в подъезд, она могла и за угол зайти, там с окна же не всю площадку видно.

– Миша, ты ее лицо запомнил? – спросила Алёна.

– Да, конечно.

– В чем она была одета, описать сможешь?

– Хах, – капитан издал смешок, – она в халате была!

– В халате? – удивилась Алёна, – это хорошо. Это приметно.

– Да, и в туфлях в красных! – добавил Миша.

– Она при тебе случайно не улыбалась?

Мальчик задумался, отведя взгляд в сторону. Рукой он массировал себе шею.

– Кажется нет, а что?

– Может ты видел её зубы, когда она разговаривала?

– Ну… мне кажется, я не обратил на них внимание. Вот если бы она смеялась, я бы заметил что-нибудь. Клыки там, например, длинные, или еще что-то такое.

– Это конечно странно, – задумчиво сказал капитан, – вид у нее очень уж необычный. Должен был ее хоть кто-то еще заметить.

– Надо фоторобот сделать, – деловито произнесла Алёна, – разослать его по всем участкам. Волонтеры есть у вас?

– Волонтеры? Какие волонтеры? – Сергей Петрович посмотрел на Алёну.

– Такие, которые за сегодня смогут развесить по всему городу фоторобот подозреваемой, – сказала следователь, уже понимая, что никаких волонтеров в Потерянном нет и придется им обходиться силами полицейских, которых было двадцать восемь человек.

Миша по памяти восстановил их диалог с Женей, а Алёна записала все, что сказал мальчик. После этого они потратили более часа чтобы составить ее фоторобот. За это время в отделение поступило еще три сообщения о пропаже людей.

7. Папа! Оно тут!

В учебные дни Мишка ложился спать в девять вечера, но завтра рано вставать не надо было, и парень засиделся у телевизора допоздна. В люстре горели все три лампочки, и в окне из-за этого вместо вида улицы с их второго этажа, отражалась комната, в которой стояли кровать, письменный стол, стул, шкаф, ящик с игрушками (в них парень давно уже перестал играть) и телевизор на тумбе. Но спать Мишка не ложился не из-за того, что по ТВ шло что-то интересное. После сегодняшней встречи с Женей парень боялся лечь, выключить свет и закрыть глаза. Каждые несколько минут он приникал лбом к окну, ладонями прикрывая пространство по бокам возле лица, чтоб создать тень, и с трепетом рассматривал улицу и двор, на котором утром он общался с неведомым существом, пытающимся казаться человеком. Именно так Мишка воспринял Женю. Она не человек, – думал он, – она, это что-то, что пыталось быть похожим на человека. От этого Мишке становилось еще страшнее. А что, если кто-то еще сможет подражать человеку, но так, что будет невозможно отличить? – подумал мальчик и, услышав шаги на улице, вновь приник к окну. Звуки шагов издавал какой-то мужчина, идущий по тротуару. Когда прохожий миновал подъезд Мишки, парень уселся обратно на кровать и сонными глазами уставился в телевизор, по которому шел старый советский фильм. Телевизор работал чуть слышно.

– Мишань! – крикнул отец из своей комнаты, – ты может уже ложиться будешь?! Час скоро!

– Да, сейчас!

Кровать Мишки стояла торцом к окну. Парень спал головой к двери. Телевизор находился от окна чуть правее, в углу комнаты.

Мишка выключил свет и посмотрел на улицу. Слегка колышущиеся ветви деревьев за окном заставили мальчика вздрогнуть, и он снова зажег люстру.

– Давай, сынок, пора уже, – слышал Миша голос отца за спиной из коридора. Парень стоял возле двери у выключателя и смотрел на свое отражение в стекле. Вася зашел в комнату. Положил руку сыну на плечо, приобняв его.

– Ты чего? – спросил Ласкин, – боишься?

– Ну… так. Неприятно как-то, – тихо произнес Миша.

– Дома-то чего бояться? – отец сел на кровать.

– Не знаю. Но я сегодня со светом посплю.

– Поспи со светом. Вон, ночник себе включи.

– Да. Включу, – Миша сел рядом с отцом, продолжая смотреть в окно.

– Ты видел что-то? – спросил Вася, поняв, что мальчик испуган и не отводит глаз от улицы.

– Нет, – он повернулся к папе, – просто… вдруг она ко мне в комнату залезет?

– Так она же еле ходит. Ты сам говорил, – отец заулыбался, – как она в туфлях полезет на второй этаж?

– Ну… не знаю…

– Лестницу подставит? – Ласкин пытался развеселить сына, – или нет, приедет на пожарной машине!

Мишка хихикнул.

– Если она тут появится, я ей эти пальцы кривые пообламываю! Ты уж не волнуйся! А потом запихнем ей ее туфли каблуками сам знаешь куда! – отец тоже издал смешок.

Мишка представил, как Женю выводит полиция из его комнаты, а у нее из задницы торчит туфель. Парень пытался сдержать смех, но все же не смог.

– И она такая говорит полиции, – продолжил отец – спасите! Они мне в зад туфлю засунули!

С этой глупости Мишка рассмеялся в голос.

– Давай, Мишаня, – Ласкин слегка потрепал его за волосы, – ложись и не бойся. Дома тебе ничего не угрожает. А в школу и из школы будем пока что вместе ходить. А за-а-а-автра… завтра приготовим с тобой пиццу!

– Хм… – Миша прищурился, искоса глядя на отца, – а вы неплохо придумали.

– Еще бы! Я вообще неплохо умею думать.

– Включи мне ты ночник, ладно? – уже без игривости произнес мальчик.

– Да, раздевайся, ложись. Включу.

Отец поставил приглушенную лампу на стол, напротив Мишки, и выключил свет люстры. Лампа горела теплым оранжевым светом. Миша улегся и накрылся одеялом до подбородка. С его ракурса улицы и двора видно не было. Лишь несколько квадратиков света в окнах дома напротив просачивались сквозь листву деревьев.

– Если что зови, сказал отец, – дверь я у себя и у тебя закрывать не буду, оставлю щелку.

– Хорошо.

Ласкин поцеловал сына в лоб и вышел из детской.

Когда Миша остался один в сумрачной комнате, радость и веселье от шуток отца мгновенно испарились. Жар побежал по телу, но раскрываться Мишке совсем не хотелось.

– Отвернуться надо, – подумал он, и повернулся на левый бок. Как только взгляд его уперся в стену, на которой во тьме еле просматривались узоры обоев, Миша сразу ощутил сзади чье-то присутствие. Ощутил это противное давящее чувство, будто за спиной кто-то стоит и вот-вот коснется тебя! Или чьи-то холодные руки залезут под одеяло и сожмут ногу… а когда обернешься, то никого не увидишь. Не в силах терпеть игру нервов, Миша резко раскрылся и сел, окидывая взглядом комнату. Никого. Спустя мгновенье он снова услышал шарканье ног за окном – звук становился все громче, кто-то приближался к их подъезду. Миша сглотнул. Сидя в напряжении, он вслушивался в звуки шагов, которые, достигнув максимальной громкости, начали постепенно становиться тише…

– Прохожий, – подумал Миша и лег, – просто кто-то прошел мимо. Да и как к нам в квартиру можно вломиться? Дверь железная. А чтоб на второй этаж залезть, это же надо, и правда, лестницу ставить. Да и зачем ко мне кому-то лезть?

Мальчик смотрел на колышущиеся ветки, а веки его становились все тяжелее. Он намеренно выгонял все демонические образы из своего сознания. Как только какая-то гадкая мысль-предательница ползла к его разуму, он тут же активировал цепочку нейронных связей, отвечающих за воспоминание о детском мультике про доброго динозаврика Ларса. Сейчас, сквозь сон, он увидел перед собой в памяти множество кривых пальцев, ветвившихся из предплечья, шевелящихся, как опарыши на гнилом трупе собаки… пальцы с длинными зелеными ногтями тянулись к нему, но мальчик тут же стер их силой мысли, как дворник машины сметает капли с лобового стекла, а на их место воссоздал образ розового доброго мультяшного диплодока, идущего возле своей мамы. Практически окончательно провалившись в сон, он наткнулся на голову Жени, повернутую лицом в его сторону. Мишка осмелился схватить голову руками и отшвырнуть, а потом мозг перешел в фазу быстрого сна и внешний мир для ребенка на время перестал существовать.

***

Когда шарканье за окном разбудило мальчика, он первым делом кинул взгляд на часы на столе. Те показывали половину четвертого утра. Дверь из комнаты в прихожую по-прежнему была открыта, но света от лампы не хватало, чтоб осветить маленький сектор коридора, который можно было бы рассмотреть с Мишиного положения, будь тут немного светлее.

За окном кто-то продолжал идти, еле волоча ноги.

Шарк… шарк… шарк… шарк…

Сейчас освещенное слабым светом ночника пространство заканчивалось на пороге его комнаты, а дальше начиналась чернота неизвестности. Мишке показалось, что в коридоре что-то промелькнуло. Парень, не вставая с кровати и не раскрываясь, дотянулся рукой до двери и толкнул ее. Та захлопнулась. Теперь мест в поле его зрения, где была бы абсолютна темень, не осталось. Шаги за окном становились громче, как и в другие разы, когда кто-то сначала приближался к подъезду, а потом, пройдя мимо, отдалялся.

Шарк… шарк… шарк…

– Миша, стиснув зубы, лежал и смотрел на ветки за окном.

Шарк… шарк… шарк…

– Давай, иди уже отсюда, – простонал парень про себя.

Шарк… шарк… шарк…

– Просо прохожий, – шепнул мальчик, – просто прохожий.

Шарк… шарк…

Звук резко оборвался.

Мишу будто током ударило. Пот проступил на лбу мальчика.

– Пожалуйста, иди дальше, – молился ребенок, – иди дальше.

Но звуков больше не было. А это значило, что кто-то сейчас стоял у него под окном.

– Я ведь ничего никому плохого никогда не делал, – думал он, – только всегда добро всем делал и желал всем добро. Прошу, уходи…

Не в силах терпеть страх неизвестности, Миша встал на четвереньки лицом к окну. Медленно он пополз вперед по кровати. В окно мальчик выглянул лишь одним глазом, так, чтоб его невозможно было заметить и… сердце его остановилось… замерло, когда он увидел мужчину стоящего прямо под окном его спальни. Человек этот был одет в черный пиджак и брюки. В руке он держал дипломат. На голове его была лысина, но по бокам оставались волосы. Мужчина, задрав голову, смотрел на Мишку.

Сердце паренька заколотилось, а потом ушло в пятки и чуть не выскочило! Мальчик резко отпрянул в сторону и прижался спиной к стене.

– Прошу, уходи, уходи отсюда, – шептал он, пытаясь сдержать слезы, – уходи, умоляю тебя…

Через несколько секунд Мишка высунулся правым глазом в окно – человек так и стоял внизу, глядя наверх. Мальчик пытался сфокусироваться на его руках, чтоб понять, все ли в порядке с его пальцами, но в свете уличного фонаря ночью, да еще и с расстояния, сделать это было невозможно.

Когда Миша понял, что голова мужчины становится все ближе, то от ужаса слезы потекли из глаз мальчика, а тело его парализовало. Ребенок стоял на коленях, опираясь руками на подоконник. Голова незнакомца медленно приближалась.

– Прошу… – шептал Миша, – прошу уходи… не надо забирать меня… пожалуйста…

Мальчик оттолкнулся руками и упал на спину. Накинул на себя одеяло и почуял, как что-то теплое стекает по животу и растекается под поясницей и ягодицами. Мочевой пузырь не выдержал и высвободил свое содержимое прямо на простыни.

– Пожалуйста, не забирай меня… – Миша плакал от безысходности. Он понимал, что надо вскочить и выбежать из комнаты, но от невероятного страха, сковавшего его, он не мог не то что бы убежать, он не мог даже раскрыться!

– Одеяло волшебное, – думал он и тихо плакал, – папа говорил раньше, когда я боялся, что одеяло волшебное… под ним меня нельзя схватить.

Трясущимися руками он слегка стянул с лица одеяло и увидел в окне поднимающуюся снизу голову. Сначала лоб… потом появились глаза… нос и рот… медленно ползла голова на длинной шее все выше и выше… Подбородок мужчины миновал уровень подоконника.

– Умоляю, не забирай меня от папы, – шептал мальчик, а слезы его текли по щекам и губам. Голова продолжала подниматься, и когда Миша увидел длинную бледную человеческую шею, он на мгновенье затаил дыханье и даже перестал плакать, потому что внутри у него все сжалось, сперло… мышцы застыли в спазме. На уровне оконной ручки голова остановилась. Шея, будто змея, уходила вниз, скрывалась за стеной. Одни глаза Мишины торчали из- под одеяла. Мальчик, не моргая, рассматривал лицо за окном. Лицо это было обычное, человеческое. Голова начала резко двигаться, направляя взгляд в разные части комнаты! Глаза существа оставались на месте, будто стеклянные, вставные! Поворачивалась лишь одна голова, совершая короткие рывки.

– Ищет меня? – подумал Миша, – оно меня ищет!

Голова будто сканировала пространство помещения – резкий молниеносный взгляд на стол, на кровать. На Мишку. На люстру. На лампу. На дверь. На пол. На потолок. В угол!

– Пожалуйста, оставь меня, уходи… уходи отсюда.

…на шкаф. На стол. На дверь. На Мишку. На пол. На шкаф…

– Уходи… я не могу больше… я сейчас умру… прошу… – сердце Мишки колотилось и ощущалось в висках. Скорость движения головы увеличивалась.

…на люстру! На потолок! На шкаф! В угол! На мишку! На дверь! На пол! На стену! На Мишку!

– Уходи прошу, – Миша шептал, ощущая соль слез и соплей во рту. Мальчика трясло. Не в силах терпеть, он вскочил и выбежал из комнаты с громким воплем вперемешку с плачем. В темном коридоре он истерично пытался нащупать выключатель, продолжая кричать, а когда сзади вспыхнул свет из комнаты отца, парень тут же рванул туда!

– Что такое?! – взволнованно спросил Ласкин.

– Оно тут! – выкрикнул Миша, вцепившись отцу в ноги.

8. Айвазовский

– Кто? Тебе приснился кошмар? – спросил отец, наклонившись к мальчику.

– Нет! Папа, я же говорю, там монстр! Монстр в окне! – кричал Мишка.

Недовольный Ласкин распрямился.

– Миша, монстров не существует, – отец направился в комнату сына, – маньяки – да. Убийцы и насильники – да, а монстров…

Отец замер в дверном проходе, увидев в окне голову на длинной шее. В это время она опускалась вниз и зрительный контакт Ласкина с существом продлился несколько секунд, а потом голова скрылась за нижней рамой пластикового окна. Ошарашенный отец тяжелой свинцовой рукой нащупал на стене выключатель. Люстра вспыхнула всеми тремя лампочками, и после этого Вася бросился к окну. Открыв его, он высунулся. По тротуару, в правую сторону от подъезда, а именно, на восток, неспеша шагал мужчина в пиджаке с дипломатом в руках.

– А ну стоять! – крикнул Вася и, на удивление, мужчина и вправду замер. Ласкин был уверен, что требование его не будет выполнено, но тот встал как вкопанный, и страх, окутавший Васю, сейчас перемешался со смятением – что теперь говорить? Что спрашивать? Звать полицию? Так ведь спугну, убежит сразу. Надо задержать разговорами.

– Ты кто? – выкрикнул Вася, и внутри у него все сжалось, ведь от него сейчас зависила поимка убийцы, маньяка, похитителя людей. Детей! Перед ним был человек, который при другом стечении обстоятельств мог унести Мишку. Унести в лес и там начать делать с ним все, что вдумается! Самые страшные вещи он мог вытворять с еще живой плотью ребенка, издеваясь так, как может представить себе лишь самое искаженное, изуродованное сознание настоящего монстра.

Незнакомец, перетаптываясь на месте, переваливаясь с ноги на ногу, покачиваясь влево-вправо, повернулся к Ласкину. Длился этот несуразный разворот секунд пять. Ласкин сглотнул. Миша подкрался сзади и шепнул:

– Не надо с ним говорить.

– Я художник, – негромко ответил мужчина, слегка сиплым голосом, – а ты кто?

– Миша, в моей комнате, на тумбе у кровати лежит телефон, позвони Алёне. Она первая в записной книжке, – шепотом протараторил Ласкин.

– Я Василий Иванович Ласкин, учитель физики старших классов Потерянной школы, – громко крикнул он, надеясь, что их диалог услышат соседи и тоже увидят и запомнят подозреваемого.

– Сейчас попробую позвонить, – ответил Мишка.

– Василий Иванович Ласкин, ты придешь ко мне на день рождения? – спросил мужчина.

– Конечно, а куда идти? – ответил Вася.

Незнакомец молча смотрел на Васю пару секунд, прежде чем ответить.

– В город Потерянное.

– Мы и так в городе Потерянное, – сказал Вася.

– Да? Это очень хорошо.

– Что хорошо?

– Хорошо, когда есть мама, есть дом, есть кошка с мягким животом, есть друзья, есть интересная работа…

Миша принес телефон. Ласкин незаметно покосился на мальчика.

– Давай набирай ей, – произнес отец.

– Сейчас, – Мишка зашел в телефонную книгу и нажал на контакт “Алёныч”.

– … послушная собака, никто не болеет, нет войн, – продолжал говорить незнакомец.

– Как тебя зовут? – перебил его Вася.

Тот замолчал.

– Айвазовский, – ответил мужчина.

– Ты художник Иван Айвазовский?

***

– Да, Василий, – ответила следователь сонным голосом.

– Это не папа, это я – Миша! Срочно приезжайте, мы его задержим, он тут, этот… какой-то человек, он ко мне пытался залезть…

– Подожди, подожди! – сонливость в голосе Алёны резко сменилась на предельную концентрацию серьезности и внимания, – ты можешь дать трубку отцу?

– Нет, он разговаривает с ним! С этим, с длинной шеей!

– Миша, отвечай сейчас на мои вопросы как можно четче. Готов?

– Да.

– Где отец?

– Он рядом! Говорю же, он разговаривает с монстром! – Мишка еле сдерживал громкость голоса.

– Вы дома?

– Да!

– У вас в доме есть посторонние?

– Нет! Он на улице! В окне! У него шея выдвигалась!

– К вам кто-то пытался залезть в квартиру?

– Да!

– Этот человек сейчас на улице, а отец общается с ним через окно?

– Да.

– Слушай внимательно, Мишка: первое – из дома не выходите, второе – постарайтесь задержать этого человека вопросами, третье – незаметно сфотографируйте его, четвертое – мы выезжем к вам.

***

– Да… я тоже живу тут, – произнес Ласкин, отвечая незнакомцу, – мы, значит, соседи.

– Ну что там? – спросил отец у Миши.

– Сказала – из дома не выходить, его задержать вопросами и сфотографировать. Они выезжают к нам.

Ласкин взял телефон и слегка опустив одни лишь глаза, открыл камеру.

– Эх… темно, – подумал он, включив видео запись.

– Держи, – он снова отдал телефон сыну, – иди, с кухни незаметно снимай его. Снимай долго, все время, что он тут, снимай на видео, только свет не включай. Все ясно?

– Ага, – Миша выбежал из комнаты.

– Мне уже пора, – произнес Айвазовский.

– В каком доме ты живешь? – спросил Вася.

– Мы построили дом из камней.

– А номер дома какой?

– Номер дома – пять.

– А улица? Улица какая?!

Мужчина развернулся, но уже не так неспешно, а резво, в несколько шагов на месте.

– Улица Сезам, – ответил он и зашагал по тротуару.

– Какая еще улица Сезам?! Кто ты такой, мать твою! Что за чушь ты мне тут наговорил?!

Мужчина продолжал удаляться и вскоре скрылся за нависающими густыми ветвями клена, растущего возле окна Ласкина.

Стой, сволочь! – кричал Вася, – полиция! Вызывайте полицию!

Ласкин бросился к двери на лестничную клетку.

В трусах и майке он бегом спустился со второго этажа и, выскочив из подъезда, помчался вслед за незнакомцем, считающим себя великим художником Айвазовским. Ласкин бежал по тротуару, шлепая босыми ногами по асфальту. Звезды на небе уже практически погасли, а сам небосвод посветлел и стал вместо черного синим. В это время на улице не было ни людей, ни машин, и все было окрашено в темно-оранжевые тона из-за света фонарных столбов.

– Папа! – сзади бежал Мишка, тоже в одних трусах, – я не останусь там один!

Минуя свой дом, потом соседский, Ласкин, а следом и Миша выскочили на проезжую часть – на улицу Кирова. Светофор на перекресте мигал желтым цветом. Улица заканчивалась через двести метров поворотом на грунтовую дорогу. Перед этим поворотом уже начинался сектор частных деревенских домиков, за которыми был лес. Всего же от того места, где сейчас находился Ласкин, до леса оставалось пятьсот метров. Вдали Вася увидел “Айвазовского”. Тот бежал трусцой, размахивая дипломатом.

– Стой! – крикнул Вася и прибавил скорость.

– Миша, не отставай! – отец слегка повернул голову и периферическим зрением на мгновенье увидел Мишу, бегущего сзади.

– Стараюсь! – Миша бежал, все еще пытаясь снимать на камеру телефона.

– Тут Алёна звонит! – крикнул сын.

– Скажи, что мы на перекрестке Кирова и Ломоносова!

На противоположной стороне улицы прохожий мужчина остановился и принялся отслеживать взглядом бегущего “художника”.

– Ловите его! Это он! – кричал Ласкин. Вася впопыхах не сообразил, как коротко описать ситуацию для прохожего, чтоб привлечь его к погоне, и просто выкрикнул – это он убийца!

Прохожий уже начал было разбег, но тут же встал, как вкопанный, потому что художник резко остановился. Ласкин и Мишка остановились следом – стояли метрах в двадцати от Айвазовского, а прохожий был между ними, но не на тротуаре, а на середине четырехполосной проезжей части.

– Че у вас случилось, пацаны?! Че орем бегаем?! – спросил прохожий, которому на вид было лет пятьдесят и, казалось, он был пьян.

Миша находился позади отца и снимал всё на видео.

– Это он! – с отдышкой произнес Ласкин, – тот, кого ищет полиция.

Вася медленно приближался к художнику, но подходить вплотную не собирался.

– Этот что ль? – с усмешкой сказал прохожий заплетающимся языком, – это из-за него люди пропадали у нас? На профессора похож. Э! Академик! Че ты н-на…

– Стой на месте! – сказал Ласкин художнику, – полиция уже тут!

Прохожий в развалку направился в сторону Айвазовского.

– Зайдите ему сзади, чтоб не сбежал, – сказал Вася мужчине, но тот, не слушая Ласкина, пер прямо на странного незнакомца.

– Очень смешно, – произнес художник, – я тоже рад посмеяться, но, к сожалению, мне надо в лес.

– Куда тебе надо?! – прохожий был уже в паре метров от художника, – ты че, лысый? Лежать! Лежать, я те сказал! На землю…

Художник выронил дипломат и схватил пьяницу руками за голову, не дав тому закончить фразу. А потом резко скрутившись, со всей силы бросил его на асфальт, да с такой скоростью, что Вася отчетливо услышал звук трескающегося черепа! Прохожий тут же потерял сознание, а из головы его потекла бордовая, практически черная из-за сумрака кровь. Ласкин попятился, выставив руку в сторону, пытаясь нащупать Мишку.

– Назад, убегай! Быстро! – произнес он сыну.

– А ты?!

– Я сказал! Беги назад! – злобно зарычал отец.

Мальчик отбежал метров на двадцать и остановился.

– Я без тебя не уйду!

– Что тебе было нужно от нас?! – спросил Вася, медленно пятясь.

Сзади вдалеке послышался звук двигателя. Ласкин на миг обернулся – из-за поворота показались фары легковой машины.

Вася вновь посмотрел на художника – тот наклонился и просунул руки под возможно уже мертвого человека, лежащего на животе. Будто тряпичную куклу, не весящую ничего, существо подняло тело. Оно держало мужчину, обхватив руками его грудную клетку подмышками. Голова прохожего безвольно свисла к левому плечу, изо рта вывалился язык, а с расколотого лба текла кровь и, казалось, не думала останавливаться. Ноги, теперь уже без сомнений, покойника, подкошенные в коленях, подвернутыми стопами лежали на асфальте. Руки висели вдоль тела, как веревки. Существо в пиджаке слегка перехватилось, чуть подкинув тело, и зафиксировало его так, чтоб ноги не касались тротуара. Сам палач весь перемазался кровью своей жертвы. Из окон домов высунулись жители.

– Ох! Батюшки! – раздался женский голос.

– Полицию кто-нибудь вызвал?! – спросил кто-то сверху.

– Я звоню! – раздалось из окна возле Ласкина.

– Ты что творишь, бес?! – крикнула женщина, – отпусти человека!

Полицейская Лада Веста пронеслась мимо Васи и Мишки и резко затормозила в десяти метрах от художника. Из салона авто с места водителя тут же выскочил Федя. Алёна вышла с места переднего пассажира. Пока из заднего ряда сидений вылезал Сергей Петрович, Федя уже успел прицелиться из пистолета в художника.

– Руки за голову! – крикнул Кошкин, – быстро!

Федя встал во фронтальную стойку для стрельбы. Нoги его нaxoдились нa шиpинe плeч, нa oднoй линии. Pуки были слегка согнуты в лoктяx – этo пoзвoляло кoмпeнcиpoвaть oтдaчу. Пиcтoлeт pacпoлaгaлся пo цeнтpу, нa уpoвнe глaз. Нелепый до этого момента Федя выглядел теперь как настоящий боец спецназа.

Сергей Петрович, держа сигарету губами, тоже достал оружие. Алёна стояла позади мужчин.

– Я считаю до трех и стреляю! – грозно крикнул Кошкин.

– Раз!

– Два!

Сказать три он не успел. Все резко обернулись на звук удара – их полицейская Лада скатилась назад по откосу и врезалась задом в фонарный бетонный столб.

– Идиот, – злобно произнес капитан, вылупив все еще сонные глаза на так же все еще сонного Кошкина, – ты чего на ручник не поставил?

– Так тут… задержание же… – стойка Феди сразу потеряла свою монументальность и целостность.

Художник мгновенно развернулся и рванул с места. В этот момент Федя переключил внимание на беглеца и выстрелил. Пуля попала существу в левую лопатку. Художника резко крутануло и он, потеряв равновесие, чуть не упал, но прибавив ходу, выправил свое положение и продолжил бег. Кошкин и Сергей Петрович выпустили в него по обойме, но каждый раз, когда они попадали в монстра, тот на бегу кренился вперед или в сторону, и, не падая, возвращал равновесие. Тело погибшего прохожего все это время болталось в руках похитителя. Художник свернул в сторону на щебневую дорогу и скрылся за металлическим забором. Федя помчался следом. За Федей вперед бросилась Алёна, Вася, Мишка и последним, пыхтя и еле волоча ноги, бежал капитан, стараясь не выронить прилипшую к губам дымящуюся сигарету. На ходу Кошкин вытащил фонарик. Светил перед собой, при этом не переставая целиться из пистолета. Остановившись у поворота, за которым скрылся художник, Кошкин сначала осторожно выглянул, все так же держа перед собой оружие, а потом, опустив пистолет, спокойно вышел из-за угла. Вскоре подоспели остальные. Федя светил на тела – на серой щебневой дороге бездыханно лежал на животе мужчина в пиджаке, весь изрешеченный пулями и перемазанный кровью, а рядом, возле него, на боку, раскинув ноги в стороны, с подобранными под тело руками валялся убитый прохожий. Кровь сочилась из их ран.

9. Вскрытие существа

Возле двух трупов, лежащих на дороге, по мимо Феди, капитана, Алёны, Ласкина и Мишки, столпились еще и жильцы соседних домов.

Сергей Петрович достал полицейское удостоверение (хотя весь город и так знал капитана) и принялся тыкать им в лица людей.

– Расходимся! – деловито и громко говорил он, – тут есть еще преступники! Они могут открыть огонь в любое время! Находиться здесь опасно! Давайте, давайте, все по домам! По домам! Быстро, быстро!

Народ неспешно начал рассасываться. В итоге капитан прогнал всех и вернулся к трупам.

– Федя, будь другом, переверни пожалуйста вот этого вот на спину, – Алёна указала рукой на художника.

– Сделаем, – Кошкин склонился возле тела, схватил его толстыми пальцами за пиджак и потянул на себя. Раскинув руки в стороны, художник распластался на спине. Стеклянные глаза его смотрели в рассветное небо. Во лбу было выходное отверстие от пули диаметром несколько сантиметров.

– Силен мужик, – сказал Федя, – так бежать с другим человеком на руках, да еще и столько выстрелов выдержал.

– Наверное под наркотиками был, – предположил капитан.

Алёна села возле трупа и взяла в руки кисть погибшего беглеца. Первым бросились в глаза его пальцы – их было шесть, и все они были практически одинаковые – указательные. Фонариком она посветила на их подушечки, а потом повернулась к команде:

– Нет бороздочек.

– Выходит, это он? – спросил Кошкин.

– Возможно, – Алёна голыми руками, без какой-либо брезгливости залезла в рот художнику. Раздвинув его челюсти и оттянув щеку в сторону, она обнаружила, что все его зубы, это передние резцы. Как на нижней челюсти, так и на верхней.

– Все передние? – спросил капитан.

– Да.

Сергей Петрович и Кошкин, так же, как и Алёна, уже видели отчет Кости о вскрытии тела школьного охранника и поэтому знали все детали. Патологоанатом этим вечером разослал отчет им на почту.

– Это не человек, – сказал Ласкин, – я лично видел, как его шея вытянулась до второго этажа.

– Что? – Алёна встала, – что это значит?

– То и значит.

– В каком смысле “вытянулась до второго этажа”? – спросила следователь.

– В прямом смысле, Алёныч, – произнес Ласкин.

– Я для тебя никакая не “Алёныч”, – злобно ответила следователь, – это ясно?!

– Ладно, ладно, – сказал Вася, – Алёна Максимовна. Вы Алёна Максимовна.

– Вы свои отношения потом выясните, – вмешался капитан.

– О, Боже… – со вздохом произнесла Алёна, – нет у нас никаких отношений и выяснять нам нечего.

– Так что значит “вытянулась”? – спросил Федя.

Ласкин с Мишкой, перебивая друг друга, эмоционально рассказали следственной группе все, что произошло за окном спальни мальчика. Вася по итогу так и не понял, поверили они им или нет, но учитывая, что труп этот имеет необычные черты, то вполне возможно, что и поверили, или хотя бы взяли на заметку. После свидетельских показаний о длинношеем существе Вася показал видео, которое записал Мишка.

– Эх, жаль я не снял его с вытянутой шеей, – произнес мальчик.

– Может он просто залез наверх на второй этаж и нет никакой длинной шеи? – спросил капитан, рассматривая застывшее навсегда лицо художника.

– Петрович, я же тебе говорю, я видел саму шею! – сказал Ласкин.

– А я видел, как она удлинялась! – воскликнул Мишка.

– Криминалисту надо звонить, – произнесла Алёна и подошла ко второму трупу.

– Бесполезно, – ответил капитан, – Пак написал сегодня, что сломал ногу.

Следователь никак не стала комментировать это.

– К некроманту их? – предложил Сергей Петрович.

– Да, – ответил Федя, – мешки в машине есть.

– Куда? – спросила Алёна.

– К некроманту, – повторил Федя.

– К Костяну, в морг, – пояснил капитан.

– А… поняла, – ответила следователь.

– Почему он называл себя художником Айвазовским? – спросил Мишка.

Ответил лишь один Федя и то вопросом:

– Может, поклонник его творчества?

***

Трупы Федя, Ласкин и капитан втроем запихнули в специальные черные мешки и погрузили в багажник Лады. Машина, слава богу, не сильно помялась из-за удара о столб. На обратном пути Вася вспомнил про дипломат, который художник выронил. Дипломат подобрали и открыли. Внутри лежал нож для бумаги с засохшей на нем кровью, молоток (так же в крови), детские скакалки, шорты, пустая коробка от телефона, что-то наподобие скатерти, свернутой в трубку, ветки дерева, клавиатура и мышь с оборванными проводами, альбом, в котором каждый лист с обеих сторон был исчерчен чем-то на подобие планировочных проектов домов с видом сверху, цветные карандаши, шнурки, наушники и варежки.

Алена, Мишка и Ласкин сидели на заднем диване автомобиля. Раскрытый дипломат со всем этим несвязанным между собой барахлом лежал на коленях у Алёны. На улице еще не рассвело, поэтому пришлось включить лампочки на потолке. Федя и капитан, повернувшись назад, тоже рассматривали вещи художника.

– И как это понимать? – первым нарушил молчание Кошкин, взяв альбом с криво изображенными пародиями на чертежи. Федя начал листать его.

– Все в этих кривых рисуночках, – произнес полицейский, – бред какой-то. Сколько же он все это рисовал?

На каждом изображении плана помещения были нарисованы еще и мебель с бытовой техникой и сантехникой – столы, стулья, кровать, ванна, туалет и прочее, что уже было сложно как-то точно идентифицировать. К примеру, в помещении, которое было явно кухней, судя по нарисованной плите с четырьмя конфорками, рядом находились прямоугольники, видимо, это обозначало кухонный гарнитур. На этих прямоугольниках были прямоугольники поменьше – возможно, микроволновка, или еще что-то подобное по форме. И так в каждом помещении изображено было все мелко и детально. Чтоб исписать этим весь альбом, потребовался бы не один день.

– Что, если он зарисовывал интерьеры наших квартир? – предположил Ласкин.

– Да! – оживился Мишка, – он так рассматривал всё в моей комнате! А потом наверно хотел нарисовать это!

– Больше похоже на какие-то компульсивные действия, – сказал капитан, – он был явно сумасшедший.

– Я же говорю, это не человек, – выразительно произнес Ласкин, глядя на капитана.

– Ох… заладил, ты Вася… Ты прям как наши деды местные – не человек, не человек. А кто тогда?

– Поехали уже к некроманту, – сказал Кошкин, – вскроем и посмотрим, что там у него. И узнаем, человек он или не человек.

Алёна все это время молча перебирала в руках предметы, внимательно рассматривая их и пытаясь связать их в какую-то закономерность, структурировать, собрать, будто паззл.

– Вас домой завезти, наверное, надо, – обратился Кошкин к Ласкину и Мишке.

– Да, мы быстренько оденемся, – сказал Вася, – но в морг мы с вами! Мы свидетели необъяснимого!

– А так можно? – спросил Федя у капитана.

– Да… плевать, пусть едут, если хотят, – ответил тот, махнув рукой.

***

Костю разбудили в четыре тридцать утра, а в пять ровно он уже был на своем рабочем месте. Когда следственная группа, а сними Ласкин и Мишка, зашли в коридор морга, то застали Костю спящим в кресле. Патологоанатом, запрокинув голову, храпел, но при этом уже был в белом халате с закатанным рукавами, фартуке и маске, спущенной на шею. Изрисованные узорами в виде черепов худые руки врача были сложены на груди.

– Здорова, некромант! – крикнул капитан, и хлопнул в ладоши, – подъем! Пришло время в трупе поковыряться.

Костя открыл один глаз и потянулся.

– Я же просил меня так не называть, – с недовольством ответил врач, поднимаясь с кресла.

– Заносить? – спросил Федя.

– Кого? – сонным голосом спросил Костя.

– Кого-кого? Пациента твоего, – усмехнулся Сергей Петрович,– Костяныч, ты давай, просыпайся, у нас дело серьезное, без шуток.

– Да, заносите, – вяло произнес врач.

***

Убитого прохожего убрали в холодильную камеру. Художника раздели до гола. Его вещи сложили на столешницу в секционной Кости. Вещи эти, вероятно, ранее принадлежали одной из жертв. Мишку оставили сидеть в коридоре так, что отец мог видеть сына сквозь дверной проем. Входную дверь в здание заперли.

– Вау… – произнес Костя, как только Ласкин с Федей положили голое тело на секционный стол.

– Это вообще что такое? – глаза Костины распахнулись, чуть ли не из орбит вылезли. Врач моментально отошел ото сна, глядя на странное тело. Пальцы на ногах покойного отсутствовали. Вместо них обтянутая кожей стопа заканчивалась будто культя конечности. Костя приподнял кисть руки, склонившись над ней, и принялся внимательно рассматривать каждый из шести указательных пальцев левой руки художника.

– Удивительно, что у него пенис самый обычный, – произнес Федя.

– Зубы – все резцы, – сказала Алёна.

Патологоанатом заглянул в рот пациенту, но вскоре внимание Костино привлекла незначительная, практически незаметная складка вокруг основания шеи, а именно там, где шея стыкуется с туловищем. Он потрогал пальцем складку, пытаясь оттопырить смятую кожу и заглянуть внутрь.

– Что там? – спросил капитан.

– Вот тут, – Костя показал на складку, – как будто шея уходит дальше в тело.

– Я же вам говорил, – Ласкин подошел к голове художника, взялся руками за его скулы и потянул. Голова поддалась и слегка выдвинулась, вытянулась из тела сантиметров на десять. Вася потянул еще сильнее, сделав шаг назад… потом… еще и еще.

– Вау! – воскликнул Костя.

Капитан принялся тереть глаза, а Федя нахмурился, взявшись за волосы. Алёна, как и все в помещении, кроме Ласкина, не верила своим глазам. Она достала телефон и начала снимать на видео, как Василий, пятясь, вытягивает шею из кожистого туловища убитого существа, напоминающего человека. Мишка, хоть и обещал оставаться в коридоре, не выдержал после возгласов Кости и уже стоял в дверном проеме, наблюдая, как его отец держал голову художника, а вытянутая шея того провисла дугой и лежала своей средней частью на кафельном полу. Метра на три Вася оттянул голову этого создания. Дальше не вышло – Ласкин уперся спиной в стену.

Врач потрогал шею, напоминающую толстый шланг. Бледная относительно остального тела, кожа на ней была смята подобно коже на шее у черепах.

– Костей нет, – сказал патологоанатом, продолжая мять шею со всех сторон.

Вася положил голову на пол.

– Ну что ж… – немного успокоившись и взяв себя в руки произнес Костя, – сейчас я подготовлю все для видеосъемки, и приступим к вскрытию.

***

Ласкин снова отправил Мишку ждать в коридор. Алёна, Вася, капитан и Кошкин стояли напротив Кости, ждали его команд.

– Что? – спросил он, натягивая перчатки.

– Мы же не помешаем? – спросил Сергей Петрович.

– Нет, не помешаете, – Костя взял скальпель, – в кадр не лезьте, да и всё.

Шею художника засунуть обратно в тело не удалось, поэтому часть её осталась лежать на полу. Голову создания Костя положил на стол.

С помощью аппарата для бальзамирования через артериальную систему Костя ввел бальзамирующую жидкость, которая вытолкнула кровь. Кровь стекла по дренажу на столе в специальную раковину и ушла в канализацию. Занял этот процесс минут десять.

Патологоанатом включил камеру, которая снимала стол с лежащим на нем телом. Врач провел лезвием от затылка до начала лобной кости над левым ухом мертвеца, а потом над правым. Далее стянул разорванный пулей скальп с пробитого черепа и натянул его на лицо, зацепив за подбородок. Маятниковой циркулярной пилой за пару минут он распилил черепную коробку, снял кость с головы, будто крышку, и принялся вертеть её в руках, рассматривая внутреннюю поверхность. Костная пыль разлетелась по секционной. Ласкин подавился и закашлял.

– Толщина кости обычная, пять миллиметров, – произнес врач на камеру, – кости не связаны между собой швами (подносит кусок черепа к объективу). Возможно, это вызвано какой-то мутацией, в результате чего кости черепа не срослись в возрасте одного года, как у обычных детей, а были уже сразу сформированы в слитную черепную коробку, будучи еще в утробе.

Ласкин с удивлением посмотрел на Алёну и хотел что-то ей сказать, но девушка поднесла указательный палец к своим губам и жестом показала – “тс-с-с-с”.

Костя с небольшим трудом снял мозговую оболочку – пленку, напоминающую плаценту, и обнажил извилистую поверхность мозга.

– На поверхности мозга прослеживаются крупные сосуды и мелкие капилляры, – сказал Костя и слегка вытянул мозг, – внутри черепной коробки нет стенок, делящих ее на переднюю, заднюю и среднюю черепные ямки. От мозга выходят два зрительных нерва и уходят по зрительным каналам к глазным яблокам. Мозжечок отсутствует, в том месте, где он должен быть, продолжается структура полушарий головного мозга.

Костя вынул простреленный мозг и положил его на стол. Попытался развести полушария в стороны. Не вышло.

– Мозг не делится на полушария, – констатировал врач, повернувшись к камере.

Для дальнейшего исследования Костя срезал кусочки мозга с разных его сторон и убрал в пластиковые контейнеры.

– Теперь внутренние органы, – сказал врач.

Скальпелем он произвел разрез от стыка ключиц до лобковой кости. Кожу с груди и живота врач стянул в стороны так, чтоб было хорошо видно грудину, ключицы, ребра и органы брюшной полости.

– Виден желудок, – произнес Костя, – петли кишечника все одинаковые. Не могу понять… это всё толстый кишечник или тонкий… (погружается руками в живот). Под реберной дугой не видно края печени (пытается заглянуть со стороны живота под грудную клетку). Похоже, печень отсутствует. Почек тоже нет. Мочевой пузырь обычный.

Костя взял реберную пилу. Ласкин сморщил лицо и отвернулся, когда врач начал пилить ребра. Звук этот казался Васе более противным, чем звук циркулярной пилы, рассекающей череп. Циркулярная пила жужжала и свистела, маскируя этим звуком звук трения зубцов о кости. Реберная пила была обычная, ручная, без каких-либо моторчиков. Вася заткнул уши.

После удаления ребер и грудины Костя ненадолго застыл, глядя внутрь грудной клетки на содержимое

– Н-да… – произнес он медленно с выдохом, – печень отсутствует, сердце неправильной формы, практически круглое, легкие уменьшены в размере в два раза, прострелены в нескольких местах. Видно много свободного места, очевидно, для шеи, которая не просто втягивается в тело, а еще и сжимается гармошкой, уменьшаясь в размерах во много раз. Поджелудочная железа и селезенка отсутствуют.

Костя вынул органы и, так же, как и кусочки мозга, сложил их по контейнерам, только контейнеры эти были гораздо больше. Врач выключил камеру.

– Более детальное исследование будет, но уже позже, – сказал он.

– Как бы ты прокомментировал возможность существования этого… этого, – капитан не мог подобрать нужного слова, – этого черт знает чего?

– Хм… интересно… очень интересно… – Костя подошел к раковине и принялся мыть руки в перчатках, – хочу начать с того, что у него отсутствует система фильтрации – нет печени и почек. А это значит, что он не прожил бы больше нескольких недель. Умер бы от заражения.

– Значит, органы у него должны были быть удалены недавно, – предположила Алёна, – но следов операции на теле не нет.

– Именно так, – Костя снял перчатки, – но это создание каким-то образом дожило до приблизительно пятидесяти лет. На мой взгляд, это невозможно. Это парадокс. Далее (снимает фартук) у нас череп. Череп не имеет швов, а значит, сформировался он сразу в черепную коробку. Это не так невероятно, как отсутствие фильтрации, но все же, очень странно. Мозг не имеет разделения на полушария. Мозжечка нет. Функции мозжечка, очевидно, взял на себя мозг, благо он не прихотливый орган и одни его части могут брать на себя задачи других частей. Сердце круглой формы, желудочно-кишечный тракт выглядит, как упрощенная модель нашего обычного тракта, без разделения на толстую, тонкую, слепую и прочие участки. Кстати! Мозг-то тоже выходит, что у него упрощенный.

– Ощущение, как будто кто-то пытался создать человека, но не совсем понимал, как и что в нашем теле работает, отсюда и вышло вот это вот создание, – предположила Алёна, – в этом существе есть всё, чтоб он мог ожить на момент, на “здесь и сейчас”, а что будет с ним дальше – уже не важно.

– Но причем тут длинная шея? – спросил Мишка, стоящий возле двери в секционную. Все резко развернулись к мальчику.

– Я же тебе сказал сидеть в прихожей! – разозлился отец.

– Я ночью такое видел, – недовольно ответил Миша, – ты думаешь, я теперь буду бояться мертвого тела?

– По поводу шеи у меня нет версий, – сказал Костя, – все это вместе (указывает на тело) не могло сложиться в результате эволюции.

– А что, если это инопланетное вторжение? – предположил Федя.

– Не… – протянул капитан.

– Сомневаюсь, – ответил Костя.

– Слишком грубая работа в случае, если это существо создала более развитая цивилизация, которая добралась до нас через межзвездное пространство, – сказала Алёна.

– Да и не началось бы вторжение с нашего забытого миром Потерянного, – сказал Ласкин.

– Но труп школьного охранника выглядел так, будто его разделывали с целью изучить, – сказал Костя, – правда, очень странным образом. Патологоанатомы так не работают.

– Охранника убил Айвазовский? – уточнил Ласкин.

– Скорее всего да, – сказала Алёна, – или возможно та женщина – Женя. Но я больше склоняюсь, что это сделал художник.

– И он же его потом резал и исследовал, – добавил Федя.

– Версия, что охранника убили с целью посмотреть, как он устроен внутри, имеет смысл, – сказала Алёна.

– Только зачем это делать, если есть куча анатомических справочников в интернете, – задался риторическим вопросом Костя.

Алёна подошла к окну.

– Вы назвали его Айвазовским? – уточнил Костя.

– Да, он так представился. А что? – просил Ласкин.

– У нас есть граффити на стене с морем, мачтой, плывущей… и еще что-то… не помню, ну и сам Айвазовский изображён там в профиль, – сказал Костя.

– А где это граффити? – спросила Алёна, повернувшись к Косте.

– От кольца в сторону улицы Калинина, – ответил врач.

– Точно! – воскликнул Ласкин, – я знаю, я видел. Там “Девятый вал" кто-то нарисовал, убого криво. Еще много лет назад.

– И он как раз бежал в ту сторону, – подметил Федя.

– И что это нам дает? – спросил капитан.

– Он прочитал на стене имя и фамилию “Иван Айвазовский” и начла представляться им, – сказала Алёна.

– Вот только это опять ни к чему не ведет, – сказал Федя, – мало ли кем он там решил представиться.

– О находке надо сообщить, – сказал Костя.

– Погоди! – капитан выставил указательный палец, – Костян, ты это, давай завязывай… сообщить он там собрался… мы сами решим, когда сообщить. Я тут главный полицейский. Как скажу, так и сообщим.

– Если сообщим сразу, – сказал Федя, – то сюда пригонят спецслужб, а нас отстранят.

– Вот именно, – капитан мечтательно задрал нос, – а так… если мы сами это дело доведем… ух… погоны новые дадут… Так что, пока сами. Если ситуация совсем в тупик зайдет, тогда я сообщу верхушке.

Вдруг капитан нахмурился, вспомнив про Алёну, которая стояла за его спиной у окна. Он повернулся к девушке.

– Вы же тоже хотите сами раскрыть это невероятное дело? Такая возможность нам вообще никогда больше не представится!

Алёна молча смотрела на взволнованного Сергея Петровича.

– Отдать это дело в ФСБ и вернуться в Москву раскрывать автомобильные кражи и пьяные понажовщины – это же не то, чем вы хотели бы заниматься? Правда? У вас же есть амбиции! Поймать похитителя! Маньяка! Еще и не человека! Монстра! Упыря!

Следователь закусила губу в раздумье.

– Недельку попробуем сами, а потом я сообщу верхушке и про тело, и про всё это вот. А пока… ну… без лишних ушей и глаз… да?

Девушка вздохнула и усмехнулась.

– Что? Что смешного? – капитан разволновался еще сильнее. Теперь, когда он понял, что они без сомнений столкнулись с чем-то сверхъестественным, очень уж ему захотелось поймать свою минуту славы, когда в репортажах по телевизору будет мелькать его имя, и даже он сам. Когда весь мир узнает о существовании Потерянного и о том, что тут было раскрыто дело о похищении людей неведомыми ужасными тварями, монстрами, демонами, которых и в ночном кошмаре представить сложно. А он, Даль Сергей Петрович, теперь уже не капитан, а майор, или даже подполковник полиции, в результате успешных слаженных действий вместе со следственной группой вышел на преступников и задержал всю банду… Банду? …или не банду… капитан толком не знал. На самом деле, он не мог даже себе представить, с чем они столкнулись. Не мог он представить, что все эти события – пропажи людей, ужасные существа, истерзанный труп, все это лишь верхушка огромного скрытого во тьме черных вод айсберга. Не понимал он, что вскоре им предстоит прикоснуться к феномену, который перевернёт с ног на голову весь мир.

– Ну так что? Да? – капитан улыбнулся улыбкой, скрывающей боль, и кивнул в надежде, что и Алёна сейчас кивнет.

– Да, – коротко ответила девушка.

***

10. Мимикрия

Отлично! – капитан хлопнул в ладоши, – сегодня выстроим план дальнейших действий. У меня уже есть некоторые идеи. Но пока я предлагаю следующее: сейчас отправляемся по домам, умоемся-помоемся, душ там… примем, ну… кому что надо в общем, в туалет там может кому… позавтракаем, потом встречаемся в участке.

– В участке? – Федя покосился на капитана.

– Хм… – капитан наморщил лоб, – нет. Лучше не в участке. В участке все ходят, подслушивают друг за другом. Лучше где-то в другом месте.

– Можно у меня дома, – сказал Ласкин.

Сергей Петрович переглянулись с Федей. Потом с Алёной.

– Я не против, – сказал капитан, – но тогда надо взять с собой что-то покрепче (подмигивает Кошкину).

– Я против, – произнесла Алёна, – Ласкин никакого отношения к делу не имеет.

– Да? – недовольно произнес Вася, – а ничего, что эти создания охотятся за моим сыном? Или ты забыла уже об этом, товарищ следователь?

– Обоих Ласкиных оставлять без присмотра нельзя, – сказал Федя, – эти существа явно на Мишаню глаз положили. Сначала эта Женя, потом художник.

– В таких случаях к потенциальной жертве приставляется патрульный, – сказала Алёна.

– Я же могу не участвовать в вашем празднике жизни? – спросил Костя.

– Ты нам не нужен, – коротко ответил капитан, махнув рукой на врача, – но ты смотри мне, Некромант! Язык держи за зубами! Понял?

– Так договорились же уже. Понял, конечно, – ответил Костя, а потом раздраженно добавил, – и хватит называть меня некромантом!

– Мы это… самое… как его…, – капитан слегка наклонил голову к Косте, будто хотел ему сказать что-то секретное, чтоб никто не слышал, – если что, тебе еще привезем тел. У тебя холодильников сколько?

– Восемь, – с недоумением ответил Костя.

– Отлично, – капитан подмигнул врачу, – тогда всё? Пока что по домам?

Ласкин кивнул. Алёна никак не отреагировала на вопрос капитана, но, судя по её легкой усмешке и слегка поднятым бровям, Сергей Петрович понял, что это знак её молчаливого согласия. А еще капитан подумал, что проработай она у них в полиции еще несколько месяцев, и вся эта её дурь столичная, все эти правила и педантизм, всё это выветрится.

– Петрович, вы на машине будете? – спросил Федя.

– Бароны пешком не ходют! – с шутливой гордостью произнес капитан.

– Вы тогда меня у участка подцепите? А то это… если пить… ну, я за руль не хочу.

– Вот это пра-а-альна! Это ты молодец! – капитан, уже настроившись на попойку, продолжил общение в задорном радостном ключе, – а у меня стаж ого-го! Тридцать лет без аварий! Я могу даже во сне ехать и не один столб не сшибу, ни одну бабку не отправлю на тот свет. Мне – можно.

– Алёна, вы сами доберетесь? – спросил Федя, – или вместе на Петровичем поедем?

– Нет, нет, – быстро произнесла следователь, замотала головой резкими короткими движениями и выставила руки на мгновенье ладонями вперед, – я сама. Сама доеду. Спасибо.

– А… ну хорошо. А то если что, звоните мне, – Федя улыбнулся. Был он похож в этот момент на щекастого малыша, только увеличенного в несколько раз.

– Не-пре-мен-но, – произнесла по слогам Алёна, отвернувшись от сияющего Кошкина.

– В десять встречаемся у Васи, – сказал Сергей Петрович.

***

Несмотря на начало мая, погода сегодня была осенняя. Небо заволокло тучами, а из-за резкого понижения температуры Потерянное окутал густой туман. Алёна стояла возле подъезда Ласкина. Того самого подъезда, в который она много раз заходила в своей прошлой жизни. Девушка не решалась набрать на домофоне квартиру Васи, потому как могло оказаться, что капитан и Кошкин еще не подоспели, и тогда ей придется ждать их наедине с ним. В эту квартиру, где она много раз была, ночевала, и даже как-то жила там с Васей целую неделю, заходить Алёне совсем не хотелось. Девушка огляделась и поняла, что с того момента, как она уехала, тут ничего не изменилось: под ногами были все те же три растрескавшиеся от времени серые каменные ступеньки, слева от двери висела доска для объявлений, сама эта дверь с облезлой зеленой краской до сих пор скрипела на петлях, причем краска была облезлая еще тогда, одиннадцать лет назад, желтый козырек с двумя железными столбами, подпирающими его, уже покосился, но все еще держался, но самое главное – не изменился этот унылый вид на разбитую серую улицу, вызывающую лишь меланхолию и скорбь. Ничего не поменялось… В Потерянном всё стабильно.

Сам подъезд выходил на детский двор с деревянным домиком и качелями на цепях. Когда-то в этом домике они с Васей укрылись от дождя. Сидели внутри на лавочке и целовались. А еще Ласкин тогда выжег на внутренней стороне крыши её имя и обвел сердечком. Это был первый месяц их отношений.

Контуры одиноко стоящего деревянного домика размывали густые клубы тумана, а за домиком этим все будто таяло, исчезало в серой пелене, поглотившей город. Сейчас в этой непроглядной дымке Потерянное казался городом-призраком, покинутым местом, в котором не осталось ни единой живой души. Порыв ветра заставил качели слегка колыхнуться, и несмазанные цепи их скрипнули еле слышно. У Алёны сложилось ощущение, что кто-то невидимый сел на эти качели, кто-то бестелесный, но мистически влияющий на наш материальный мир сейчас покачивается на них взад-вперед… Какая-то неведомая сила заставила девушку направиться в сторону пустой площадки, чтоб заглянуть внутрь домика, посмотреть на выжженное Ласкиным сердце… Алёна успела сделать несколько шагов, как вдруг из-за угла показалась полицейская машина.

– Вовремя они, – подумала девушка, – не хочу я туда идти, не хочу смотреть… Зачем я вообще об этом начала думать?!

Сергей Петрович запарковался возле подъезда Ласкина. Сначала из авто вылез капитан, а следом и Кошкин, держа в руках два пакета, в которых звенели стеклянные бутылки.

– Кошкин! Твою же богу душу! – звонко произнес Сергей Петрович, перешагивая лужу, – осторожнее, добро не побей!

Федя обошел машину спереди и остановился возле Алёны и капитана, вопросительно глядя на девушку.

– Всё? Пошли? – спросила она.

– Всё. Пошли, – утвердительно повторил Кошкин.

Капитан подошел к подъезду и набрал на домофоне номер квартиры Васи.

***

В прихожую Алёна зашла третей, после капитана и Феди – эти два толстяка, пока разувались, заняли всю площадь и без того небольшого помещения.

– Давай куртку повешу, – сказал Вася.

– Не надо.

Девушка повесила джинсовку на крючок возле темно-синей полицейской куртки Кошкина. Федя зачем-то приперся в форме, в отличии от капитана, который был в гражданском – в серой водолазке, жилетке с кучей карманов и в светлых брюках. Ласкин на мгновенье замер перед Алёной, окидывая ее взглядом. Стройная девушка, как обычно, в обтягивающих черных джинсах и в заправленной белой футболке, развела руками перед Ласкиным, который из-за растрепанных волос, заляпанной кетчупом домашней майке и штанах, скорее напоминающих кальсоны-подштанники, сейчас был похож на какого-то пьяницу, и уж точно не на школьного учителя.

– Что? – спросила она.

– Классно выглядишь, – произнес Вася.

– Не могу сказать того же про тебя, – ответила она.

Смех Сергея Петровича раздался с кухни, а следом и его крик:

– Ласкин! Где у тебя стопки прячутся?!

– Сейчас принесу.

***

Белый кухонный столик со стороной равной одному метру в данном случае мог уместить за собой троих человек. Четвертый гость смог бы тоже сесть, если б стол не был прислонен к стене.

– Присаживайся, – сказал Ласкин девушке, когда осталось одно свободное место. Федя и капитан уже сидели за столом. Кошкин, до этого мечтающий выпить в эти праздники, сейчас абсолютно безразлично смотрел на то, как капитан наливает коньяк в стопки.

– Я бы хотела побыстрее обсудить дела и уйти. Мне еще свидетелей опрашивать, – Алёна стояла, прислонившись к плите, сложа руки на груди.

– А свидетелей всё прибавляется и прибавляется, – произнес капитан и поставил бутылку на стол, – Василий, может с нами по разику?

– Ты же знаешь ответ, – сказал Ласкин. Вася пододвину табуретку к окну и присел на нее. Теперь вышло так, что столик был в распоряжении лишь капитана и Кошкина сидящего напротив своего шефа, ближе к дверному проему в коридор. Ласкин специально разместился возле окна, чтоб не оказаться к Алёне спиной.

– Ну так что? – спросила девушка.

– Погоди ты, дорогая наша следовательница, надо сначала горло промочить.

– Следователь, – поправила его Алёна – у названия этой профессии нет женского рода…

Но капитан ее не слушал и практически одновременно с ней произносил тост, держа стопку перед собой чуть выше головы:

– Я бы хотел выпить за Алёну Афанасьеву! Выпить за то, что к нам в наш… эм… не мухосранск, а в… как же было у Толстого в Братьях Карамазовых название смешное… А! Вспомнил – в наш Скотопригоньевск прибыла такая замечательная сотрудница! Алёна, добро пожаловать в коллектив! Мы с Федей тебе искренне рады! И Некромант рад. Да и Вовка Пак был бы рад, если б ногу не сломал.

Капитан посмотрел на Кошкина, который как-то поник.

– Да, Федун? – спросил капитан, – мы же рады?

– Конечно рады, еще как рады, – ответил Федя.

– Ну, за тебя, – сказал капитан и выдохнул.

– Спасибо, – произнесла Алёна с каменным лицом, – я тоже очень рада работать с вами.

Капитан выпил и закусил лимоном. Кошкин тоже выпил, но закусывать не стал.

– Тебе скольких еще свидетелей опрашивать? – спросил со слезами на глазах Сергей Петрович. Слезы у него выступили не от горя какого-то, а от коньяка и лимона вкусного.

– С учетом прибавления к числу пропавших, еще пятеро.

– А вот и нет, Аленушка, не пятеро. Семеро! Потому как сегодня заявили еще о двоих. А ты знаешь, почему я так этим делом заинтересовался?

– Погодите, – произнесла девушка, – есть еще пропавшие?

– Да, – сказал капитан, – розыскные дела тебе на почту сегодня пришлют. Но ты мне лучше ответь, почему я так заинтересован?

– Погоны?

– Погоны, это понятно… нет, я сейчас не о том. Вот когда просто люди пропадали, мне вот вообще было… ну не сказать, что фиолетово, но так… не сильно важно, понимаешь? Потому что, знаешь сколько в России в год пропадает людей? Знаешь, а?

– Примерно сто пятьдесят тысяч, – ответила Алёна, – и большинство из них потом находятся.

– Да! И вот что мне было с этих четырех пропавших без вести у нас в Потерянном? Ну пропали и пропали. А теперь! Теперь мы занимаемся расследованием уникального за всю историю дела! Это важнее просто каких-то погонов. Хотя… погоны новые тоже хочу. Федун, ты че грустишь? Давай, наливай.

Мишка зашел на кухню и взял из холодильника пирожное.

– Мишаня, – обратился капитан, – ты пока друзьям своим про этого вот ни ни ни, молчок, понял? Мы их как всех изловим, тогда расскажешь. А я тебя приставлю к награде за храбрость! Ага?

– И медаль дадите? – у мальчика засияли глаза.

– Конечно! Правда она не из золота будет, но по цвету не отличить.

– Кла-а-ас, – протянул Мишка.

– Сына, ты иди пока в комнату, – произнес Вася.

– Погоди, пусть останется, – сказал капитан, – Мишка в операции тоже участвует.

– В какой это еще операции? – недовольно спросил Вася.

Кошкин разлил в две стопки до краев.

– Ну куда ты столько? Ты еще сам сверху сядь… набуздынькал полную, – капитан аккуратно взял рюмку.

– Эти создания уже дважды пытались забрать мальчугана, – Сергей Петрович повернул голову к Ласкину, – мы устроим засаду на того, кто следующий решит сюда проникнуть. А Мишка у нас уже поневоле оказался приманкой.

– А с чего ты взял, что они продолжат пытаться забрать именно Мишу? – спросил Василий.

– Потому что это вероятно. Конечно же может оказаться так, что они попробовали два раза, у них не вышло и они теперь отстанут. Да, такое тоже может быть. Но мы обязаны попробовать. Так что слушайте дальше.

Капитан выпил и снова закусил лимоном посыпанным сахаром. Кошкин выпил следом.

– За Мишкой мы установим слежку. Следить будет Федя. Ну и ты, Алёнка, желательно.

– Алёна Максимовна, – поправила его следователь.

– Ой, да брось ты, – капитан улыбнулся и махнул рукой, – мы тут все свои. Давай проще. Меня можешь звать просто “Петрович”, без всякого этого… как вы там во внутримкадье говорите – без пафоса. Пафос нам ни к чему.

Алёна недовольно закачала головой, демонстративно закатив глаза.

Капитан посмотрел на до сих пор сонного Федю.

– Кошкин, ты слышишь? Ты будешь приставлен к Мише. Твоя задача с него глаз не сводить днем и ночью, ясно?

– Конечно, ясно, – ответил Федя, – буду следить. Днем и ночью. Миша не потеряется.

– Отлично. Далее – ты Василий выделишь тут Федьке место, жить он будет у тебя какое-то время. Только так, чтоб никто не прознал об этом. Кошкин будет ходить в гражданском.

– На кухне пусть спит, – сказал Вася, – Алёне желательно тоже быть поблизости.

– Я буду дежурить в машине, – сказала девушка, – я надеюсь, мне выделят транспорт?

– Есть свободный УАЗ, правда там сзади нет сидений, но переднее кресло можно откинуть и спать, – ответил капитан.

– Спать? Зачем же тогда дежурить? – удивилась Алёна.

– Это я шучу так. Не обращай внимания. В общем, ты, Алёнка тогда будешь под окнами в машине.

– Может лучше к Мишке в комнату на пол? – предложил Вася, – будем все спать по очереди.

– Нет, – сказала девушка, – кто-то должен быть на улице, на случай погони или окружения преступника. И еще, Серей Петрович, закрепите за мной оружие.

– А ты стрелять умеешь? – заулыбался капитан.

– Ой, начинается… – Алёна отвела взгляд от капитана, но быстро вернула его, – умею, да получше вашего.

– Ну тогда конечно выдадим. Для такого дела выдадим хоть гранатомет!

– Я что-то не понял, Федя будет жить с нами? – Миша уточнил у отца.

– Пока что да.

– Вот это здорово, – Мишка заулыбался и постучал Федьке по мясистому плечу кулаком.

– Еще наливать? – спросил Федор.

– Давай, – капитан уже немного осоловел и раскраснелся. Усы его распушились и торчали вперед, как у разбешенного кота, а взгляд слегка помутнел, хотя заметить это сквозь линзы его очков было сложно.

– Помимо дежурства необходимо организовать патрули по городу, – сказала Алёна.

– Организуем. Сегодня я дам распоряжение, – сказал капитан, – будет три машины. В каждой по два патрульных. Две пусть колесят по периметру по кромке леса, а третья – внутри города.

– Они очевидно идут с леса, – предположила Алёна, – необходимо и весь лес прочесать.

– Прочешем. После обеда я все организую. Даже кинолога позовем. У нас тут есть кинолог, да. Ты не думай… мы тут не совсем тёмные.

– Петрович, ты сегодня после обеда будешь уже никакой, – усмехаясь, сказал Вася.

– А я так даже лучше работаю! Во мне сразу полковник просыпается, – гордо заявил капитан.

– Шутки шутками, но может вам еды? – спросил Вася, – а то сейчас и правда улетите быстро.

– Федь, ты голоден? – капитан взял нож и принялся резать лимон на колечки.

– А что есть в меню? – спросил Кошкин.

– Меню ему… Бутербродов нам наделай любых, да и всё, – ответил капитан.

Вася потянулся к хлебнице.

– Художник сказал, что он из дома номер пять, – сказала Алёна.

– Ага, – Ласкин встав у стола спиной к девушке, принялся резать хлеб, – с улицы Сезам.

– Надо проверить все дома с номером пять в Потерянном, – сказала Алёна.

– Мне кажется, он услышал про “улицу Сезам” где-то из телевизора, – предположил капитан.

– Вот только улица сезам давно уже не идет по ТВ, – сказал Вася.

– Идет, – возразил Мишка, – по “Юности” идет сейчас. Но я не смотрю этот бред.

– Значит, и правда где-то услышал, – капитан пощупал карман брюк, – Василь, у тебя в окно можно покурить?

– Не надо, иди в подъезд.

– Ах… – Петрович махнул рукой, – тогда попозже. А ты точно не хочешь стопочку?

– Ну… – Ласкин посмотрел на Алёну, – только если дама будет.

– Дама не будет, – ответ дамы прозвучал настолько строго и убедительно, что ни у кого не возникло желания пытаться как-то продолжить предлагать ей выпивку.

– Тогда надо подвести промежуточный итог, – сказал капитан, – значит, так… Федя с сегодняшнего дня тут остается. Алёна дежурит в машине у подъезда. Оружие и машину ей выдадим. Потом ребяток на патрулирование послать и еще прочесать весь лес с восточной стороны. Ничего не упустил? Ах, да, и проверить дома с номером пять.

– Вроде бы ничего, – ответила следователь.

– Ну, тогда, Федька, наливай! Выпьем за успешную работу!

– Кажется, я поняла, почему вы сегодня решили совещание устроить тут, а не в участке, – сказала Алёна.

– Да что ты… брось… – начал капитан, – я там хозяин-барин, если захочу, могу там пить сколько влезет. Могу туда хоть стриптизершу пригласить!

– Какая тебе стриптизерша, Петрович, – по-доброму произнес Ласкин, – у тебя внук со следующего года в моем классе уже будет учиться. Ты бы о суставах лучше думал.

– Вася, хочешь сальто сейчас сделаю? А? Хочешь? Сальто назад! – Петрович встал.

– Тихо ты, – Ласкин положил руку на плечо капитану, – не надо, мы верим.

– Да я шучу, – засмеялся в свои седые усы Петрович и сел на место. Капитан укусил разом пол бутерброда с колбасой и продолжил говорить с набитым ртом:

– Федун, хочешь анекдот расскажу про тебя?

– С радостью послушаю, – ответил Федя.

– Подходит девочка к Феде и спрашивает – Федя, зачем тебе эти веревочки на фуражке? А Кошкин ей отвечает – вот смотри, девочка: буду я на машине гнаться за бандитами, высунусь из окна, чтоб начать в них стрелять, а веревочки эти заранее завяжу под подбородком, чтоб моя фуражка не слетела от ветра. А девочка Феде говорит – а мой папа сказал, что эти завязочки нужны, чтоб у тебя рожа не треснула, когда ты в свисток свистишь.

Капитан рассмеялся, по очереди окидывая присутствующих взглядом. Вместе с капитаном смеялся и Мишка. Ласкин хихикнул, а Алёна лишь улыбнулась. Федя улыбнулся тоже.

– Очень смешно, – произнес Кошкин.

Вася радостно посмотрел на Алёну, будто хотел что-то сказать. Девушка это заметила.

– Ты чего? – спросила она.

– Помнишь, ты как-ты прислонилась, а она была горячая? Хорошо, что ожога не осталось. Как сейчас помню – ты отскакиваешь с визгом на меня, и я обливаюсь чаем горячим.

– Ммм… какие воспоминания интересные, – капитан задорно прищурился.

– Вася, – Алёну это заметно разозлило, – если ты думаешь, что за прошедшее время я все забыла, и буду сейчас тут радостно с тобой вспоминать прошлое и хихикать, то ты ошибаешься. Ты мне как был противен тогда, когда я уезжала, так противен и остался! Это понятно?

– Понятно, – лицо Ласкина потеряло все эмоции.

– Да и вообще, мне уже пора. У меня встреча со свидетелем скоро, – сказала Алёна, а потом добавила, обращаясь к капитану, – я так понимаю, мы всё обсудили?

У Сергея Петровича в кармане завибрировал телефон.

– Погоди, – произнес он, – и достал аппарат. Петрович секунд десять молча смотрел на экран, и с каждой секундой брови его съезжались все ближе к переносице, а морщины на лбу становились всё глубже и глубже.

Капитан поднял нахмуренное до невозможности лицо и посмотрел сначала на Ласкина, потом на Мишку, потом на Алёну, а следом и на Кошкина, неподвижно сидящего перед ним. Капитан вновь уткнулся в сообщение.

– Что там? – спросил Ласкин.

– Что-то случилось? – следом спросила Алёна.

Капитан нервно сглотнул, взял со стола нож и переложил его на подоконник за своей спиной, а потом снова уперся суровым взглядом в телефон. Былую радость как ветром сдуло с физиономии капитана. Теперь он еще и надул губы, а затылок у него внезапно зачесался. Было видно, что он чем-то очень, очень сильно обеспокоен, но по какой-то причине не говорит.

Петрович передал свой телефон Ласкину. Когда тот прочитал сообщение, то сразу же подтянул Мишку поближе к себе и огляделся.

– Пап, ты чего? – спросил Миша, – ты меня пугаешь.

Вася передал телефон Алёне.

На экране девушка увидела сообщения от Кошкина:

– Сергей Петрович, простите, я проспал. Вы сейчас у Ласкина?

Адреналин выбросился в кровь следователя.

– Наливать? – спросило сидящее напротив капитана существо. Сидело оно с прямой спиной, будто отличник за партой.

Только сейчас Сергей Петрович заметил, что форма на его подчиненном вовсе не Федина, а кого-то другого, на несколько размеров меньше, так, что пуговицы еле застегнуты, а рукава рубашки не доходят до запястий сантиметров пять-семь. Но самое главное, за что Петрович сейчас мысленно корил себя, так это то, что он не заметил, что погоны на этом существе не младшего лейтенанта, коим был Федор, а прапорщика. Капитан снова окинул угрюмым взором Васю, Мишку и Алёну, а потом повернулся к “Кошкину”. Алёна заметила, что Вася сжимает за спиной рукоять кухонного ножа.