Читать онлайн Плоть ужаса и свободы

Отражение

– Ты запираешься в комнате от меня уже неделю, ты только и делаешь что работаешь и смотришь в своё тупое зеркало!

– Я делаю это для нас, и к тому же хорошее зеркало.

-Деньги на свадьбе были для нас двоих, ты всё потратил на себя, купил блядское зеркало!

– Можешь пожалуйста не мешать, ты пьяна.

– Конечно, ты не обращаешь на меня внимания, спишь раздельно, и не считаешь меня за человека.

– А кем ты себя вообще считаешь? Ты уныла, и постоянно хочешь внимания, научись быть с собой наедине. Иначе тебя будет разъедать дальше, и до самой смерти ты будешь искать виноватых.

– Мне не нужна твоя философия, мне нужно твоё тепло, до того как мы поженились, ты был другим.

– Мы жили раздельно, и конечно я относился по другому, потому что виделись реже, у меня есть дела.

– Ты просто дрочишь на себя и свои достижения, не видя при этом других. Строишь образ идеального, а по сути просто подстраиваешься под ситуацию и мимикрируешь, ты животное!

Молодая супруга облокотилась на стену, рыдая и пуская сопли себе в рот пыталась издать звук, но выходила лишь тошнота.

– Как же ты надоела, хватит бухать, ты скоро изменишь сама себе, или я тебе.

Девушка, собрав оставшуюся волю выбежала из его комнаты в зал. Незамедлительный звук пробки при открытии вина прозвучал на всю квартиру, столкновение бокала с горлышком был как колокола, создающие симфонию спокойствия для каждого.

– Ну, хотя бы будет тихо.

Мужчина встал со стула и запер дверь в свой обитель на замок, для полной концентрации в своё дело. Рабочий стол был завален бумагами, он работал продажником, проверял законность оплаты при сделке, искал потенциальных покупателей, в основном конечно воровал у пенсионеров, вынуждая покупать ненужный мусор, финансовая пирамида позволяла ему отдохнуть от давления вокруг и создавать трудности для других. Может он и хотел по другому, но нервные срывы были часты в его жизни, из-за этого сложно быть на одном месте и с одними людьми.

Сбоку от его рабочего места висело зеркало, что он купил на деньги родителей жены, когда он увидел барельеф и узоры на зеркале, то сразу влюбился, и подумал что он сможет стать лучше, если будет постоянно смотреть на то, как он себя ведёт, он искренне хотел научится контролировать гнев, и это зеркало идеально походило. Большое, старинное, повидавшее множество людей, с богатым опытом могло предать ему урок. Он купил его на аукционе, заказал прямиком с интернета, желающих было много и пришлось вложить не малые усилия. Супруга была в недоумении, но поддержала его маниакальное влечение, хоть и пожертвовала своим уютом.

Вдруг из зала раздался мощный звон разбитого стекла. Муж незамедлительно отворил дверь и побежал в соседнюю комнату.

Красный ручей вина стекал по стене к полу, словно магматический ручей, перекрашивающий и сжигающий белые, невинные обои, кровавые пятна покрыли ковёр, словно весна пробудила мёртвые цветы, распуская их лепестки во имя самой природы, осколки от бутылки отражали и одновременно поглощали в себя комнату, вместе с силуэтом женщины, что резала себя битой бутылкой. Она сидела около стены, смотря в никуда, не ожидая спасения, вдохновения, перемен. Она начала с ног, лесенкой идя к самой шее, кровавые порезы изгибами были уже на груди.

Супруг выхватил большой фрагмент стекла из рук несчастной женщины, дал ей лёгкую пощёчину, и после принялся рассматривать себя в кусочке от бутылки.

– Видишь, какой я хороший, другой бы уже тебя в дурдом сдал. Если тебе что-то не нравится, ты можешь всегда уйти.. Почему ты молчишь, ты что думаешь это я тебя довёл? Посмотри в осколок, я отражаюсь спасителем, ещё немного и ты бы погибла, ты не ведаешь что творишь… Ну и сиди в тишине, совсем спилась, ещё раз и пощёчина для того чтоб образумить превратиться в удар для сна, чтоб не мешала…

Мужчина настолько сильно стервенел, что не заметил как сжал стёклышко рукой до состояния вонзания и кровотечения. После вздохнул, глянул на отражение себя и настроил на нейтральный лад, чтоб не пропасть совсем в ярости.

Ладно, давай я тебя отнесу на твой диван и обработаю раны.

Мужчина заранее достал одеяло, подушку из шкафа, положил на край дивана. После подошёл к жене, что всё так же зависшей рукой держала невидимое стекло, ожидая что оно само вернётся и она сможет закончить то, что начала. Он взял её за талию и спину, поднял и уложил как раненого птенца в гнездо, после пошёл на кухню за аптечкой, взял всё необходимое и вернулся к ней. Её взгляд всё ещё словно ничего не видел кроме бездны и отчаяния. Продезинфицировал, поцеловал в лобик, укутал в одеяло и пожелав скорейшего оздоровления выключил свет.

– Чтож, уже поздно завтра на работу с утра, буду и я ложиться.

На часах виднелось 23:43, тьма за окном зияла и проявляла насилие затаившегося несчастья, но мужчину ничего не волновало, перед сном он как обычно почистил зубы и провёл 15 минут перед разглядыванием себя перед зеркалом.

– Тяжёлый сегодня день, но завтра нужно сдать отчёт, так что не буду медлить и погружусь в сон.

Наступило сонное утро, жена всё так же лежала в постели, пока муж собирался впопыхах на работу. Мёртвая тишина окружала квартиру, но не мысли об успехе у мужчины.

– Я побежал в офис, вернусь в обед!

Мир всё так же бешено крутился, но не вокруг людей, природы, пространства, все процессы происходили настолько быстро и одновременно медленно, что ни одному человеку не познать всю глубину происходящего вокруг. Вселенные зарождались, атомы распадались, чёрные дыры умерли, а эволюция всё ещё искала идеального сожителя для той или иной планеты, постепенно совращая существ на эксперименты, электроны путешествовали в атмосфере в попытках воссоединится с сосудом и передать свою энергию, магнитные поля переключали реальность, перемешивая всё вокруг. Но мужчину возвращавшегося с работы это не волновало, он довольствовался тем, что смог сегодня впарить кучу товара, подать успешную идею и не избить вчера жену до полусмерти.

Ключ медленно вошёл в дверь, повернулся на 180 градусов и отворил знакомое помещение. Мужчина медленно снял ботинки, повесил куртку и прошёл в зал, глянуть как поживает его пассия, но по приходу в комнате никого не оказалось, вернувшись в коридор он обратил внимание что её обувь стоит на месте. После недолгих мысленных манипуляций он произнёс вслух:

– Только попробуй оказаться в моей комнате, убью!

С яростью медведя под виагрой в брачный период он ворвался в своё логово. Его супруга лежала на полу вместе с зеркалом, её лицо было изрезанно на квадраты, словно шахматное поле, разбитое зеркало лежало рядом, как разбросанные игральные карты. У женщины уже свернулась кровь на руках, вены не пульсировали, хотя в этом месиве их было сложно разглядеть, глаза были открыты и кротко взирали в потолок, словно ангелы спустились с небес и дали узреть надежду. Осколок от зеркала всё ещё был у неё в руках, искажённо отражая её бледное тело.

– Как ты могла.. Ещё и зеркало разбила, бездушная, эгоистичная скотина!

Мужчина начал громить свою комнату, разбросал документы, рвя их на части, перевернул стол, пнул труп жены, взял упавший со стола циркуль и начал тыкать мертвеца. После множественных ударов и захотел взглянуть в её наглые глаза, но опешился и обомлел.

– Т..т..так вот как ты меня видишь, только в отражении твоих глаз я мог расти, быть собой. Какой же я прекрасный, и.. и ты всё это видела во мне? Какой же я глупец. Не бойся, я сохраню твой взгляд.

Мужчину парализовало, ступор не давал ему мыслить, лишь явление красоты волновало его душу.

После пары часов он наконец придумал что делать. Он с тремором рук достал телефон из кармана и попросил знакомого медика привезти ему формалина, аргументируя это тем, что у его жены умерла любимая крыса и её нужно сохранить. Знакомый был в долгу, по этому без проблем после своей смены завёз ему целую банку.

Глаза жены всё меньше отражали и всё больше выцветали. На улице сильно стемнело, нельзя медлить. Он взял кухонный нож, надел перчатки, которые обычно используют для работы с бытовой химией и заранее перелил формалин в две маленькие баночки, подошёл к супруге и наклонившись начал шептать:

– Твой взгляд нежен и любим, боль уйдёт как только от оков мнение освободим, люблю тебя.

Филигранным движением он начал вырезать глаза, доставая их словно шарики мороженного, осторожно перенося их в банку, они попадали туда с особой заботой.

После успешного переноса он пошёл в зал, занавесил шторами окна и сел на диван, поставив на стол банки с глазами, после принялся смотреть и принимать себя таким, каким его видела жена, он больше не будет холоден к ней, теперь то он всё понял.

Прошло двое дней, труп медленно, но верно гнил, звонки с работы поступали один за другим, в дверь стучали неизвестные, а мужчина так и не спал, не мог оторвать глаза от глаз, настолько ему было хорошо, но моргание ему шибко мешало, он раздражался, но глаза жены его успокаивали, хоть и полному отражению мешала банка и формалин, но ощущал её знаки на себе, на прямую сжигающие его прежние установки о мире.

Немного подумав, он решил открыть шторы и показать любимой вид из окна, который она так любила, хоть ему и было жалко делиться её взглядом с кем-то ещё, но ради неё он был готов на многое. Раскрыв шторы он ослеп от яркого света, его глаза отвыкли и слегка засохли, он чуть не выронил банки, но в последний момент смог придержать коленкой, обнимая и прижимая их как собственное дитя. После того как его глаза адаптировались к улице он начал гладить банки и рассматривать окружающий пейзаж, как вдруг резкая тень снизу и сверху перекрыло ему вид, но почти сразу открыло вновь, дом начал моргать, словно делая это за парня, он был в меланхолии, он начал думать что сходит с ума, но после увидел у других домов кожу, и точно такие же моргания. В окнах домов были силуэты, они все махали в его окно, приглядевшись поближе он увидел очень похожих на себя людей, все они были разных форм, цветов, рас, но поголовно идеальные, с щупальцами, перьями, единым большим глазом, с наростами, все они были честны.

Он опрокинул взгляд на банку, её очи медленно растворялись, мужчина открыл банку и вылил содержимое себе в глаза, чтоб смешать концентрат искренности взгляда, он начал слепнуть и видеть белый свет.

Не теряя ни секунды он выбежал в подъезд, спускаясь по лестнице, что-то звало его на улицу. Белый свет поглощал всё больше пространства и выжигал глаза, наконец он на ощупь нажал кнопку, пиликанье и дверь подъезда размагнитилась. Белый свет начал тускнеть, словно пена молока, через которое просвечивает всё окружающее, а дома стали выстраиваться в зеркальные фракталы, медленно подбираясь к нему, создавая лабиринт. В каждой частице зеркала были его лица, они крутились, метались, рвались, преображались, смешивались.

Он заплакал и побрёл в неизвестность, блуждать в лабиринте и проживать каждый образ, что только сможет найти. Он не понимал куда и зачем ему идти, а белый свет всё мерк и мерк, чем дальше он заходил в лабиринт тем менее чётче он становился. Он попытался разбить зеркало, но лишь впадал в него и ненадолго застревал, пока его не выкидывал в другой части лабиринта. Он не ощущал связь с женой, всё рушилось на осколки, в которых виднелась лишь тьма. От отчаяния мужчина вставил большие пальцы себе в глаза, выдавливая их словно сок из ягод, боль и ненависть бурлили в его мыслях и теле, пока наконец белый свет не вернулся, но на этот раз в виде линии, которые меняли своё направление в зависимости от того, куда он повернётся. Он последовал за линией, и когда наконец дошёл до конца через множество поворотов, он наконец смог ощутить что дошёл до нужной точки, связь с женой становилась более могучей, он ощутил ярый ветер снизу, он стоял перед бездной, он не видел, но представлял что перед ним, и он понимал, что ему пора узреть с закрытыми глазами истинность красоты освобождения от себя.

Гляделки

Мальчик по имени Максим пятнадцати лет очень любил смотреть в окно и размышлять, возможно потому что у него не было особого выбора, так как его часто запирали в своей комнате родители, иногда по делу, иногда за просто так, попадая под горячую руку. Экономические кризисы и бедствия его семьи отражались шрамами на коже, за каждый неудачный день отца он нёс наказания суровей чем Иисус, в школу его пускали только тогда, когда все побои заживали. Мальчик чрезмерно молчал и много думал, так как за каждый звук он мог поплатиться. Его любимым из малых развлечений было смотреть в окно и подмечать детали нового дня, хоть он и давно понял что времени нет, и это просто очень удобная система измерения, и то что Земля вращается вокруг солнца, по этому сменяется цикл света и ночи, но ему нравилось допускать что каждую ночь всё перезагружается, чтоб наполнить волшебством улицы и сознания людей. Каждое событие, будь то пробегающая стая собак, подростки, что кололись за гаражами, кому-то подаренный букет, поцелуй прохожих, или даже пролетающие птицы, всему он старался давать свой смысл. Например бродяга что спит на траве в солнечный день питается энергией солнца, чтоб восстать ночью прекрасным цветком и освещать дорогу призракам, что потерялись, или машины, что стремятся вперёд как таблетки от головы, спасающие умирающие нейроны пациента под названием мир. Очень редко его забирала в гости бабушка, где он много читал, его воля казалась сломленной, но ясно следовал своему пути мученика и стремился познать как можно больше. Он верил что в момент смерти он сможет ощутить нечто большее, чем просто рай, ад или чистилище.

В один из ничем не примечательных для большинства дней, мальчик как всегда сидел у окна, с новым синяком на щеке, и слегка кровоточащим носом. Облака тяжко застыли на месте, будто переели пролетающих самолётов с людьми, ветра не было, прохожих почти тоже, казалось, что всё застыло на месте, словно природа заледенела, пожелав оставить всё в таком виде, лишь звуки автомобилей пробивали эту гармонию, механизм города не усыпить, оно как сердце в момент опасности, вот-вот выпрыгнет или взорвётся, но всё равно будет продолжать свою работу даже в разорванном виде. И так же был тёмный женский силуэт, он стоял на подоконнике, супротив дома мальчика, этаж был примерно 11. Силуэт застыл и озирал вниз. Максим поразился её смелости, его самого преследовала мысль о побеге из окна, только ему не хватало материала для связывания столь длинной верёвки, всё-таки он жил на 8 этаже. Как вдруг очертания женщины ринулись к раскалённому от солнца асфальту. Она летел пару секунд, пока не поцеловала уже остатками своей плоти землю. Точка, вероятно голова, лопнула и осветила красным пятном местность, брызги крови как фейерверкер разлетелись по окружающим предметам, на машины, на дом, поребрик. Конечности были вывернуты, словно это манекен или кукла, всё выглядело ненастоящим. И хоть это было относительно далеко от глаз мальчишки, он всё равно отчётливо всё зрел, возможно мозг дорисовывал картинку, но всё это было взаправду. Вопль прохожих покрыл улицы, словно густой туман, только крики, сирены скорой помощи и полиции мог ощущать мальчик.

– Интересно, её тоже запирали и били дома? – молвил мальчик.

Врачи накрыли тело белой простыней, которая вмиг пропиталась алым соком. Полиция разогнала толпу зевак что проходили рядом. Город продолжал всё в таком же режиме делать вид, что ничего не происходит. Резкий стук в дверь прервал концентрацию мальчика. После ручка неспешно повернулась и со скрипом отворился проход. Мужчина с дырками в трусах, футболкой с тёмно-коричневым пятном вошёл в комнату. Зловоние из его пасти разъедало окружающие растения, а щетина была такая шершавая и острая, что ей могли пытать террористов, медленно стирая их, словно неправильные каракули от карандаша ластиком.

– Опять стоишь у окна, уроки когда будешь делать?

– Я.. я уже всё сделал пап..

– Умничаешь, тогда сделай на ещё неделю вперёд, я приду и всё проверю.

Ничего не осталась Максу делать кроме как повиноваться. Он делал их до позднего утра, числа и буквы стали его злейшим врагом, которые преследовали даже во сне.

Наступил день, мальчик спал прямо за рабочими местом, пробуждение было не из приятных, отец и мать снова ругались и громили предметы, а значит скоро придут к нему, придётся выбирать кто прав в споре предков, если он не выкрутиться, то получит люлей от недовольной стороны, а победитель не защитит его честь.

Отбрасывая эти мысли в топку, принимая неизбежное он встал, слегка потянулся чтоб расправить кости после неудобной позы для сна, и подошёл к окну. Сперва он глянул на место где была женщина, разумеется тела уже не было, но было отчётливое пятно крови на асфальте и края дома, правда в этот день будто объёмистей чем вчера, словно грибница начала питаться и набухать от тёмно красной жидкости. В окне, где вчера стоял силуэт не было никого, но появилась линия, ведущая прямо из квартиры той девушки вниз, до земли.

Мальчик начал нервничать и подумал что кто-то ещё остался там. Он собрался и решил выкрасть телефон у мамы, позвонить в полицию, чтоб она выяснила что там происходит. Максим медленно отворил дверь и на цыпочках вышел из своей тюремной комнатушки. Родители к тому времени уже были тихими, возможно уснули. Он прокрался через коридор в их комнату, отец с матерью лежали голые на диване, был включён телевизор с новостями, опять дикторы шептали о вражде всего мира, лёгкими помехами пошатывая разум людей. Телефон лежал на столе, ловким и тихим движением Макс схватил телефон и отправился в свою комнату, он хотел сделать всё очень быстро, до того как его засекут.

Руки вибрировали, тремор и страх пронзали его, но совесть не позволила бы оставить всё как есть, что бы не произошло после. Вот он набрал номер и послышались гудки.

– Здравствуйте, отдел номер два центрального района, я вас слушаю.

– Здравствуйте, вчера по адресу Фонова 25 девушка выпала из окна, примерно 11 этажа, сейчас там следы свежей крови, возможно там кто-то есть.

– Благодарю за внимательность, сейчас вышлем людей, до свидания.

Трубка была сброшена, осталось только ждать и вернуть телефон на место. Мальчик поспешно отнёс аппарат на место и положил ровно так же, как он лежал, после вернулся в свою зону и стал ждать. Полиция приехала достаточно быстро вместе с скорой. Макс видел как все торопились, сгруппировались вошли в подъезд. После 20 минут наблюдений ничего не происходило, кроме того что на балконе появился полицейский, тщательно осматривающий балкон, подоконник и всё что там было в целом. Ещё через 15 минут на мамин телефон поступил звонок, она возмущённо говорила что не звонила никуда, что они перепутали. Шаги послышались в сторону комнаты Макса. Дверь распахнулась как пасть зверя, ударившись об стену она оставила лёгкую вмятину и выбила ручку двери.

-Ты мелкий подонок, мне могли выписать штраф из-за тебя. Хорошо что попался человек понимающий, что у тебя воображение разыгралось. Сейчас подойдёт отце и устроит тебе, будешь знать как звонить куда не следует.

Отец с каменным лицом вошёл дверь, он молчал, и казалось не видел ничего кроме цели, как собака защищающая своё дитя он подходил к Максу. В руках у него был ремень, мальчика парализовало, пока папа обматывал шею парня ремнём он не произносил ни звука. Отец затянул ремень и поднял тело мальчика вверх, душа его крохотную шею. В глазах юноши темнело, дыхание перекрыло, цветные огни начали заполнять тьму, пока он не отключился.

Проснулся он уже поздней ночью, шея ужасна зудела и болела, голова кружилась, жажда мучила и побуждала выйти за водой, но боязнь брала своё и он оставался в неподвижном состоянии, прислушиваясь к тому, есть ли кто-то рядом. После он открыл глаза и огляделся, в темноте были лёгкие помехи, словно белые мошки кружились и покрывали всё вокруг. Его трясло, но он встал с кровати и подошёл к окну, было сложно разглядеть вид из-за головной боли, но яркая красная стена из плоти завернула дом напротив в кокон, из которой торчали отростки, тянувшиеся в разные стороны. После они словно ощутили, что за ними следят и направились в сторону окна мальчика, молниеносно они подобрались, сплелись в небольшую форму и начали лепить форму женского тела. Мясное, продолговатое, объёмное и очень обнажённое, оно заговорила с мальчиком.

– Я видела уже после как ты волновался обо мне, тебе наверное здесь одиноко?

– М…ммам…

– Тише, тише. Я тебя не обижу, не нужно никого звать, я просто хотела позвать тебя к себе в гости, понимаешь, у меня немного друзей, и поговорить тоже не с кем, а ты такой чуткий. Откроешь окно чтоб было лучше слышно.

Макс хоть и колебался, но доверился и отворил проход в свою комнату. Смердящая масса мяса перевалила в его комнату, после снова сформировалась в прекрасную девушку.

– Спасибо больше, тут тепло и уютно, чем ты обычно любишь заниматься?

– Смотреть и изучать. А.. а что ты такое?

– Явление, застрявшая душа между решений, я никогда не знала чего хочу, но когда я решилась и спрыгнула, то обрела смысл. И вот каждый день я расту, понимаю куда больше, нас таких много, я их ощущаю. Скоро весь мир покроется теми, кто осознал кем является, без самообмана, лишь чистота намерений.

– Ты меня пугаешь.

– Ты же умный мальчик, что тебя здесь держит? Если ты любишь наблюдать, то понравится и создавать, в этом доме тебе дадут возможность?

– Наверное нет..

– Бедный, у тебя столько синяков, а на шее настоящий кошмар, это тебя родители так?

– Да..

– Сейчас я тебе покажу как можно сделать мир лучше!

Форма из мясо вновь разложилось и устремилось в коридор, пробив дверь. Мальчуган побежал следом за мясными щупальцами. В комнате родителей была тишина, лишь чавканье слышалось еле слышно. Макс медленно вошёл в комнату и увидел кости на полу, без кожи, мяса и волос. В комнате нависало уже 3 формы. Мама, папа и эта девушка.

– Привет сынок!

– Привет сынок!

– Мама? Папа?

-Да, это мы, теперь нам тепло и уютно, мы были неправы обижая тебя. – прозвучали одновременно голос родителей.

Мальчик побледнел и потерял дар речи.

– Послушай, теперь твори родители часть меня, я ощущаю их мысли, чувства, опыт, всё это во мне. Теперь им правда хорошо. Они не могли создать что-то сами, я им помогу. В тебе есть сила, ты- творец. Доверься мне, пошли за мной.

Обнажённо мясная рука потянулась к юноше, он трепетно потянул руку в ответ, пока форма родителей из единой массы обнимала его. После они последовали в его комнату.

– Что мне нужно сделать? – колеблющимся голосом спросил Макс.

– Встань на подоконник. – единым тембром произнесла плоть.

Окно было по прежнему открыто, ночь была тихой, кокон из плоти на соседнем доме шевелился и болтался как желе, словно смеясь, еле видимые звёзды доносили свой последний свет до Земли, люди спали, ожидая нового рабочего дня, а мальчик стоял и готовился к прыжку.

– Ты не пожалеешь, верь, просто верь.

Нелёгкий шаг, падение, свист, хруст. Тело лежало на земле, медленно растворяясь и уходя под почву, пропитывая собой место падения. Кости остались на месте, вероятно скоро их растащат собаки, за которыми так любил наблюдать мальчишка.

Через пару дней два гигантских кокона смешивались друг с другом, отваливая от себя куски, которые формировали разные формы: людей, машин, животных. Всё общалось меж друг другом, не было понятия одушевлённое или неодушевлённое, все рамки исчезли, остался только честный, мясной мир.

Подготовка

I.

С детства я узрел как люди сходят с ума и не готовятся к последствиям, или путешествию к угасающему сознанию, или скорее преобразованию, зависит от направления вольного или вынужденного диагноза. Когда папа сопровождал меня в автобусе до школы мне нравилось представлять что я нахожусь в таблетке, заместо железного коня, и мчусь в пищевод дабы впитать в организм лекарство, что наконец купирует острые стадии бреда, и наконец даст личности свободу в мышлении, но вместо этого я протискивался среди пассажиров и выходил на своей остановке. Мой папа махал мне рукой и ехал дальше, не знаю зачем и почему, но он всегда старался уехать как можно дальше.

В подростковом возрасте я завёл себе напарника, девушку по имени Лиза, я рассказывал ей о великих философах, и говорил что не нужно их впитывать, лучше проносить через себя, дабы смешать со своей плотью, душой, химией и физикой. Для рождения чего-то нового это необходимо. Новые души поддаются эпохе, старые души выбирают манекены для прожигания жизни в удобной позе. В древней Греции в душу вкладывали осознанность, и слово было разумным. Жить по завету греков тоже не стоит, но посмотреть как на отца, на Бога своего стоит, чтоб при встрече внимательно изучить и послать куда подальше, ибо пуповина до гроба не приведёт ни к чему хорошему, лишь к гниению для обоих сторон.

Поэтому я хотел прикоснуться к осознанному безумию, когда ты спокойно изучаешь то, что видишь, то чем одержим и отрекаешься от этого, извлекая опыт. Цикличность не исключаю, возможно застряну на мелких вещах, таких как мания преследования, или собственный мир из защитных механизмов переходящих в кошмарах.

Я не знаю чего я ищу, но погрузиться в состояние между жизнью и смертью стоит точно. Подруга душила меня каждый раз когда я входил в четвёртую фазу сна, самая глубокая фаза, при которой мозг больше всего отдыхает. Я хотел ощутить на себе, какого это не контролировать происходящее, но во сне воспринимать всеми органами чувств, бессознательным и сознательным, начать жить во сне и не умирать наяву от истощения, или наоборот прозреть и истощить себя до абсолюта пока не завяну и не ускорю форму жизни, пройдя через опыт, который испытает каждый живой организм. Но если ко всему готовится, не обязательно идеально, но хотя бы приблизительно и с желанием познания, то выход в трансцендентность обеспечен. Моя жизнь не важна, встреча с богов не важна, но к девушке хоть я и испытал чувства, но понимал что это временно, конечно если мы не установим связь и не будем медитировать вместе, изучать вместе и делиться друг с другом, дабы понять как работают наши типы мышления и ради чего всё это? Когда я понимал что меня душили, я был близок к смерти, мозг иногда пробуждал меня и я на рефлексе пинал и царапал подругу, иногда создавал обвинительные образы, что я использую людей и являюсь бесчувственным, это происходило за столом в бездне, были алые свечи из воска с оранжевым огоньком, который колебался от слов знакомых людей. Они говорили слово за словом по очереди, но когда доходила очередь до меня, то их рта начинал выходить песок, вода и всякие мелкие морские существа, как продолжали они говорить по очереди:

– Смысла.

– Много.

– Практика.

– Сырая.

– Пели.

– Сомы.

– Рвали.

– Душу.

– Ты.

– Никогда.

– Никого.

– Не.

– Слушал.

– Постель.

– Засорилась.

– Снами.

– Ты.

– Уже.

– Не.

– С.

– Нами.

Мама, папа, дедушка, бабушка, подруга Лиза, Глеб одноклассник, тот клоун что напугал меня в 7 лет своей несерьёзностью, все меня осуждали, а песок всё сыпался и сыпался, я ощутил себя песчинкой и отошёл от образа своей мысли, забыл формы, цвета, звуки, всё обретало новые смыслы, я- колодец, первородная яма, туннель сквозь всё пространство, что складывает его как книгу, дабы изучить и сжечь, отдаться началу большого взрыва, после пёстрые фракталы, которые создавались от эмоций, тогда то я понял что важна не только мысль, но и отдача своей натуре.

Меня еле как откачали врачи, я был близок, на мои слова что я просил Лизу себя душить отнекивались, и называли умным мальчиком, который попал под влияние сумасшедшей. Никто не стал вникать, Лизу забрали в дурку, а меня начали водить по психологам, эти халтурщики никак не могли понять что я просто учусь и создаю свой путь сам. Они давно сошли с ума, так и не подготовившись, теперь стараются убедить что я безумен. Сила внушения иногда пробивает меня, и происходит психоз, в котором я маниакально стремлюсь вернуться в то состояние, где смог превзойти миропредставление. Меня старались глушить таблетками, говорили что мои приступы это посттравматическое расстройство, вызванное многочастичными попытками убийства и подчинение своего мышления подруге. Я навещал её в тайную, представлялся братом, некоторые медсёстры пускали, некоторые узнавали меня по рассказам девушки и посылали куда подальше. В конечном итоге её увезли родители в другой город, или страну, а может и мир. Всё начало расклеиваться, мой мозг повредился, я брал супер клей или скотч, и клеил остатки себя с материей, я не мог уйти сейчас, пока не поговорю с Лизой. У меня начались галлюцинации и ранняя деменция, белок не мог нормально проходить, он не усваивался, из-за чего мозг не получал питательные вещества, и я начинал стареть, глупеть и теряться в самом себе. Я был готов, но не мог, не мог не попрощаться с Лизой и рассказать то, что увидел и ощутил, и что я хочу пойти с ней. Мне осталось жить примерно пару лет, травма вышла чрезмерно сильной. Я терял знания быстрее чем нигилисты свой снобизм когда влюблялись.

Я задыхался от собственной слюны, не мог есть, хотел забыться ещё быстрее и стал выпивать, что-то управляло мной. Тогда я и понял что это пришли они, те, кто помешал мне перейти на другую сторону всего, что можно только представить, я- мёртвый бог, который говорит теперь разве что с котёнком, и душит его когда тот меняет форму своей морды. Взрывы всюду, я становлюсь дельфином в пионерлагере, я гнию и прошу отпустить на волю свою оболочку, но дети лишь хлопают и принимают препараты, суя мне в дыхало десятки штук пилюль . Я президент, который звонит камням ради секрета их стойкости, они не умирают, они переходят. Нарисованный призрачный след молока, давнее воспоминание, пена при разговоре, сытость при процессе, тошнота при становлении всё на место.

Я не могу, я сбиваюсь с мысли, пока это пишу. Просто хочу предупредить, что если готовы зайти настолько далеко, то знайте, они среди людей. Духи, эссенции, сферы, ушедшие в единое сознание, называйте как хотите, но знайте, просто услышьте, они во всём, и они не всегда рады когда ты проявляешь волю, когда хочешь прийти к ним, изучить, и уйти. Меж пространственные скуфы, идиоты, не знаю. Или моё безумие достигает предела, я не могу быть в чём-то уверен наверняка. Но я нашёл где живёт Лиза, я знаю она меня ждёт и простит, и мы пойдём с ней вместе, дальше, глубже. Мой билет на автобус вшит в рубашку, записками полностью набиты карманы, мне нечего терять, но есть последние слова, что войдут в акустическое пространство этого мира.

Не заметив как я уже очутился в автобусе, слегка позабыв планы я принялся изучать для чего я нахожусь тут. Но главное в пути.

II.

После того как меня «депортировали» я не могла есть и спать, я теряла свои силы, мой дорогой друг не предавал меня, но оставил на произвол. Я поддерживала с его начинаниями, но вот до чего они довели. Меня держали в комнате как убийцу, как сумасшедшую, тогда мне действительно хотелось соответствовать этому образу, резать себя, выкидывать вещи из окна, сбегать, писать на стене калом и кровью от месячных. Я выплёвывала идеи себе на ладонь и растирала об щёки, времени было мало, мои очертания стирались, эфемерным ароматам ужаса наполнялось пространство, птицы капали слезами с неба, иногда бились об окна градом, прохожие не предавали этому значения.

Лишь родители заходившие в комнату Лизы ругали её за шум, просили перестать греметь и успокоиться, таблетки заменили друзей, бессонница – прогулки. Было принято решение бежать на встречу любви. Лиза хотела пожертвовать своей свободой и не отвергать свои чувства, у неё было плохо с прагматичностью, но иллюзиями она не грезила, осознавала что может быть пойманной и запертой на ещё более долгий срок.

Лиза среди ночи выбралась из своей комнаты и добралась до трассы, где начала автостопить, благо в столь юном возрасте при хорошей легенде готовы помочь. Всю дорогу водители интересовались как она оказалась здесь, это походило на шахматы с завязанными руками, где приходилось тянуть время дабы никто не совершил первый ход и время на таймере дошло до нуля. Расстояние между городами было ничтожно, так же как и срок жизни этой дамы.

Звёздная ночь перекрывалась световым загрязнением, пелена белого светила с полей была привлекательна для мотыльков, словно свежее молоко для ребёнка. Лиза пыталась сконцентрировать взгляд одновременно, фокусируясь на знаке 30 миль до города «Г» она охватила взором поля, машины, цвета и звуки, она переняла на себе всю природу и слилась с монолитом естества. Последний водитель пообещал довести до города и даже к дому, где живёт её дорогой друг.

Мальчик добрался в приступе беспамятства до нужного дома, он ощутил что она тут, или по крайней мере была. Здание было под снос, ему оставалось пару дней, он жаждал как можно быстрее уйти из этого мира, образы всего вокруг кружились и вертелись, не давая конкретики, и не нужно было. Он вошёл в помещение и лёг в позу эмбриона и начал шептать, дрожащим, тоненьким голосом.

– Я тут.

– Я с тобой.

– Спасибо, я хотел тебя увидеть.

– Прости, мне пришлось действовать, я тоже хотела тебя увидеть. Надеялась пересечься по пути.

– Мы всегда были рядом, таились друг в друге.

– Ты же хотел осознанно сойти с ума.

– Хочешь занять место обывателя?

– Твои.. Наши родители очень хорошие, мир интересен, ты можешь найти спокойствие став тёмной триадой.

– Иногда я могу появляться чтоб тебя поддерживать. Я очень благодарен тебе и хочу отплатить тем же. Стану явлением твоего воображения.

– Это важно для меня. Сейчас я обнимаю родителей и они плачут от радости. Ты иногда груб, но это из-за твоих планов.

– Да.. По этому меня не существует, я лишь сосуд для вероятностей и образов. Мы и есть изобилие, нас много.

– Истина в пустоте, что даёт пространство для создания или умиротворения, нам было хорошо и тут и там, да и извне.

– Мне пора.

– До встреч.

Мальчик начал растворяться и с тёплыми лучами солнца испарился, лёгким паром пролетая по миру, даруя свои атомы для всего вокруг.

Книга дверей

Я обычный пацан с района, грабил киоски, унижал слабых, курил и пил дешёвую отраву, хоть эти времена вспоминаются и с лёгкой грустью, но со слезами радости на глазах, наивная юность, в которой тебя чуть не убивают или лишают свободы выхода на улицу родители. Никто мне не был указ, уголовники были моими идолами, они и наставили меня на путь.

Летним распадом отдыха, притаившейся ночью, ветер шептал байки с того света, а месяц заточкой пытал небо, пока звёзды как хлебные крошки кормили внимание прохожих, стая гопников, и я в том числе стремились заработать, но уже как понимаю просто отвлечься от скуки нахождения с самим собой, шли вдоль узких улиц, словно насилуя, оставляя грязный след от кроссовок, по только что отмытым следам преступлений троп. Голуби походили на банды, один из нашей компании был беспризорником и даже иногда их ел, этого поца все боялись, я скорее был просто бетой, меня не трогали, я ходил за компанию на всё подряд.

После пары часов прогулок мы заметили мужчину около автомобиля, сразу приметили какая хорошая модель тачки, решили опустить данного человека и угнать аппарат.

Разумеется всё пошло не по плану, это оказался мент, он спокойно застрелил пару моих же корешей, а меня нагнул и повесил всё на меня.

Отдел, опознание, СИЗО, суд, тюрьма.

Мой новый удел был слушать помехи в голове от всего произошедшего, понятия я знал и был готов принять свою судьбу. Целых два года я просто сидел, ел и выткал в стену, отвечая как робот на все вопросы. Родственники повесили на мне крест, и, видимо, я сам принял поэтичную судьбу арестанта, иногда мне казалось, что я всё равно ни на что не влиял, но за братву мне хотелось отомстить. Поэтому ярость иногда брала своё и я избивал кого-нибудь до полусмерти, меня отводили в карцер, в котором я стоял по несколько дней без сна, или проживал целый месяц в одиночестве. Это были хоть какие-то перемены.

Один из староходцев подарил мне книгу, дабы посеять небольшое спокойствие в общине, объяснил что все здесь не по своей воле, по крайней мере большинство, для кого-то это просто дом, научил проницательности и состраданию, воспитание пошло на пользу, я стал больше читать и всё дальше уходить от быдло-налётов собственных мыслей на давно ушедшие моменты в жизни. Культура воровства и бесчинства прошла, мой словарный запас и поток мыслей обретал удивительные повороты, даже время перестало быть линейным, я был поистине свободен. Осознание, что любое событие это опыт, это то, с чем можно взаимодействовать, главное не замыкаться на одном, а если и замкнулся, то без сожалений.

И в один из дней неожиданность: «Амнистия». Меня простил сам бог, да дал возможность творить. Я устроился в местную библиотеку города, в который меня увезли отбывать срок, я был без корней, но знал что такое дом. Первое время был ловеласом и ночевал то тут, то там, у женщин самых разных культур, этноса, и даже инвалидских групп. Мне нравилось экспериментировать и открываться для нового, мой разум был кристален, и даже если я умер бы, то всё равно отражался идеями на материи, которые, к сожалению или восторгу, не разглядеть через микроскопы, но можно ощутить во снах.

Мои поэтические силы росли, с детства был потенциал, бабушка была учителем литературы и много читала перед сном или после школы. Я стал писать сам, публиковался на разных сайтах, даже в газете написали, когда подал в местную журналистику!

Однажды декларируя новые идея для стихов в книжном клубе, я встретил одну особенную даму, наши интересы различались, подходы и мироощущение совершенно разнополюсные, но страсть ко всему иному, даже можно сказать юродивому, прокажённому связала нас.

Её вдохновили мои рассказы из жизни, изменения личности, хоть она и не верила что можно отречься от себя, но допускала что можно создать слои новых ощущений, которые будут постепенно перекрывать яркость и жажду старого, она называла это импринтингом, я так и не узнал что это значит, потому что мы отправились в её родную деревню, буквально в первый день знакомства. Она сказала, что это испытание, так люди становятся богами, убивая свой образ жизни.

Мы стояли на перроне и ждали свой поезд, ехать около 60 километров, в неизвестность, на встречу авантюризму и знакомству с мифами, легендами, инцидентами одной из самых древних деревень.

– Ты уже засиделся в этом городе, раз вышел, чего не подался мир видать?

– Знаешь же прекрасно, что и через мысли и книги можно переместиться куда угодно, или даже освободиться от чего угодно.

– Вникаю в твой настрой, но что скажешь по поводу энергетики, истории в конце концов, не замечал что в каждом городе свои обычаи, диалекты, ничего не мешает объединять способы познания.

– Это да, но познание через мысль учит в ином стиле, а я сбиваюсь до сих пор бывает, поэтому, считай, задействую только одно полушарие, словно второе снесло во время аварии.

– Вижу.

– Хм, а что по поводу тебя, как зовут то хоть?

– Виктория, не в честь ягоды, а в честь викторины скорее, я из немногих, кто выжил в деревне, мои родители славно постарались.

– Тебя выиграли в игре?

– Скорее сохранили жизнь, не все в нашей деревне так легко выживают, права у людей не с рождения, а по мере взросления, или по воле верховных.

– Видимо ты пишешь фантастику, или просто сошла с ума, но мне нравится.

– Знаешь, я говорю правду, мне нет смысла лукавить и юлить, ведь всё равно ничего не сработает если ты будешь ехать не по своей воле в это место. Ты его просто не ощутишь, снобам не места среди божественного.

– Хм, допускаю, что такое правда может быть, зачем тогда я тебе?

– Ты мне понравился, хочу показать своей бабушке, возможно мы поженимся.

– Оу, я тебя даже почти не знаю.

– А себя? Разве это не такой же радикальный шаг на изменения как была тюрьма для тебя.

– Возможно, но не значит что нужно быть ведомым.

– Ты уже ожидаешь поезд в потаённые края, возможно в злачные и зловонные пустоши.

– Оргию мертвецов я уже видел, как-то в тюрьме у крысиного короля умерла одна голова и он мастурбировал, пока не умер от постепенной потери сил и омертвления клеток.

– Ты видел как крыса онанировала трупу другой крысы?

– Я говорю про человека. Один брат имел больший контроль над телом сиамским и задушил собственную мать, он винил её за то, что не она сделала аборт. А второй брат смотрел. В итоге их просто посадили вместе, их никак не разделить, а правосудие должно было быть свершено.

– Звучит так, словно Зевс оплодотворил очередное животное и решил не браться за воспитание и бросил на произвол судьбы.

Их диалог прервал поезд, он вопил и скалился, гудки потревожили птиц и они синхронно взлетели, построившись зигзагом или лесенкой, не пуская никого к себе, с застывшим взглядом от шума.

– Не передумал ехать изучать?

– Попробую новое, а не понравится, уеду назад.

– Ага, как хочешь, но если будешь домогаться, то я буду кричать что ты насильник, а после мы поженимся. А тебя как зовут-то?

– Лёша, не замысловато, да и не сам придумал, так что позже может сменю.

– А мне моё нравится, есть своя история, и никак не мешает творить личность.

Пара смутно знакомых людей села в свой вагон, на свои места, расположились, и Лёша заснул, пропуская сквозь пелену тьмы прекрасные виды необъятной страны.

– Вставай, мы приехали.

– А.. Что? Я так долго спал?

– Ты пропустил войну.

– ЧТО?

– Тут бомжи подрались, и их пришлось разнимать паре грузинов, которым кстати вломили бутылкой водки по голове и пырнули в живот. Четырёх пассажиров в итоге высадили, одних за дебош, других из-за черепно мозговой травмы и изобильного кровотечения. Подношение богу хаоса считаю успешным.

– Чёрт, выходит в войне снова все проиграли?

– Пострадали мирные в основном, задержка рейса для всех пассажиров, да и те грузины ехали вроде как на рождение ребёнка сестры. Как тебе граница между жизнью и смертью? Они приблизились неминуемому, рискуя не увидеть рождения сущности из небытия, дабы спасти остальных.

– Даже не знаю, страшно, но когда-нибудь это будет и со мной, пока кто-то будет видеть сны про мороженное и радужные объятия. Альтруизм возможен, даже в природе встречается, бывали случаи когда обезьянка спасала львёнка от стада зебр, которые могли его затоптать, это при том, что у той были свои дети, и замены мёртвым малышам обезьянам не было. Единство, никак иначе, даже животные созерцают.

– Хм. Нам пора выходить.

Перрон был почти пуст, поезд пронзительно завопил и пустил воду, словно плача и провожая станцию, в горе помчался дальше, словно никогда больше не встретит покой своей металлургической души. Фонари тускло светили и привлекали внимание моли и прочих насекомых, возможно единственных верных друзей светил.

– Пошли, нам туда. – Указывала Виктория на узкую тропинку через лес.

– По памяти доведёшь?

– Считай мне этот лес как пьяный отец, я его уже наизусть знаю, со всеми повадками и выходками.

– Надеюсь ты принесла для него выпивки. Иначе придётся пить нас.

– Ха-ха.

– Это ироничный смех?

– Пойдём уже. Я живу примерно в сердцевине деревни, до туда пару километров.

Дорога до дома Виктории не заняла много времени, основную часть пути было молчание, но не давящее, а кроткое, словно они знали друг друга целую вечность, а лес был памятником, возле которого собирались старики и обсуждали неизбежность и прекрасность пережитого. Умопомрачительные возгласы птиц разносились эхом, сбивая с охоты хищников, шуршание кустов словно звук тушения сигарет об мокрую и непоколебимую кожу асфальта, земля под месяц на небе словно уроборос, что наконец освободился от вечности поглощения самого себя и попыток выжить, и смог взглянуть на мир по новому, отпуская свою форму ради перерождения.

Риторика души леса была самобытна, что поражало и выбивало из концепции онанизма города, где каждый пытался собрать своё счастье путём обмана или вечных забот, который придумывал сам для себя, дабы отвлечься от собственных мыслей, большинство предпочитают купить короткое счастье, так и не осознавая, что счастья толком то и нет. – Думал про себя Лёша.

Дома были полуразрушенные, но с богатыми садами и зеленью.

– Смотри, на дереве почти растут. – Декларировала радостно Виктория.

– Расцветают, имеешь ввиду?

– Нет, буквально.

Я пригляделся, но из-за темноты ничего не мог разглядеть. Тем временем меня активно атаковали комары.

– Почему они тебя не кусают и не пьют алые соки?

– Мы с ними в ладах, я им иногда людей вроде тебя привожу.

– Чтож, раз так, могу поделиться немного собой, но только чуть-чуть.

– Вот, мы дошли.

Хибара, никак не назвать иначе этот дом. Хоть он и был из кирпича, но выглядел съехавшим, возможно здесь часто землетрясения и рельефы часто путешествуют и расходятся. Вокруг здания был выстроен забор, из крупных брёвен, выстроганный в макабристические выражения лиц воинов.

Виктория молчаливо отворила калитку и вошла внутрь, маня меня за собой. Отступать было некуда к тому же, кажется это деревня старообрядцев, язычников, интересно глянуть как тут всё устроенно.

Я зашёл за Викой, скрипучая дверь скрипнула, словно расстроенная собака, которую накормили не колбасой, а гвоздями, при этом лаская её и говоря, что так надо. Безумие, любовь и насилие. Резкий запах сырой земли помчался в мой нос.

Возле печки сидела престарелая женщина, возле неё было разбросано множество пустых банок, некоторые даже были разбиты.

– Знакомься, это моя бабушка. Одна из основательниц. В царские времена сюда много кто приходил, её мужа успели линчевать до того, как он принял бессмертие.

– А.. У неё деменция?– прошептал Лёша.

– Нет, с чего ты взял?

– Ну ты говоришь это чтоб не травмировать её, что она тоже скоро умрёт?– продолжал вполголоса говорить Лёша

– Нет, действительно всё так, скоро ты в этом убедишься. Здесь раньше были торговые пути, и один купец оставил книгу, неизвестно как она появилась у него, но по легенде, он говорил что она проклята, и умеет открывать проходы в иные миры, называлась кстати прямолинейно: «Книга дверей».

– Угу, это твои байки чтоб напугать меня, но я непоколебим.

– Как скажешь, но…

Их диалог прервал нежный голос с соседей комнаты.

– Хей, это ты? Ты смогла кого-то притащить сюда?

Дверь приоткрылась и вошла юная девушка, лет 20.

– Привет сестрица. – сказала незнакомка.

– Привет- привет, это Лёша. – провозгласила Виктория.

– Ой, ты уже посвятила его в курс дела?

– Как раз этим занимаюсь. Давайте все попьём чаю! Тут местный сбор.

– Хорошо, мне 3 ложки сахара. – Уверенно решил Лёша.

– Такого нет, но поверь, фруктоза и так славно раскрывает вкус чая, меня кстати зовут Ксюша.– добавила сестра Виктории

– Приятно познакомиться.– ловко вынул фразу, словно клинок Лёша.

Бабушка молчаливо смотрела на треск древесины в печке, тиканье часов маршировало по зацикленному кругу, словно издеваясь над безвременьем, в попытках убежать от потока.

– Вкусный чай. – Оценочно сказал Алексей.

Вдруг дверь в хибару отворилась, в комнату зашло четверо мужчин.

– Ох, это ко мне, проходите в мою комнату мальчики.– нетерпеливо тыкая указательным пальцем в соседнюю комнату, указывала Ксения.

После встала и стремглав побежала к двери, чтоб отворить её и проводить гостей.

– А что здесь происходит?– многозначительно спросил Лёша.

– К ней гости, для размножения, деревня гибнет, я такое не одобряю, предпочитаю приводить людей с разных мест, но каждому своё.– нейтрально ответила Вика.

– А.. Ладно, это как-то странно, ну ладно, действительно каждому своё безумие. Расскажи мне о здешней культуре.

Стены начали дышать, выпуская споры, всё изменилось буквально за секунду, цвета стали насыщенней, словно покрываясь слоями показывали глубину мира.

– Что пр… иси… происходит?– Мямлил Лёша.

– Чай. Это наш особый сбор. – С ухмылкой проговорила Виктория.

Бабушка начала качаться как маятник из стороны в сторону, после рухнула на землю и начала ползти в другой конец комнаты.

– Это деревня, действительный наш родитель, бабушка одна из основательниц, она хотела убежать от этой естественности и ответственности. Я же из её крови и крови всевышнего, что обжился в этих землях. Но оно голодает и не может создавать, лишь подпитывать, я жива благодаря ему, так что пожертвуй своей крови во благо, пожалуйста, стань частью нашей семьи. – Наступала Виктория.

В голове у Лёши всё перемешалось, он начал блеять в слух, а так же блевать. После начало происходить действительно что-то за гранью, его голова отвалилась, он начал катиться вон из дома, в попытках сбежать, но от осознания и животного страха, под адреналином он решил утопиться, уничтожить себя. На улице была открыта дверь в деревенский туалет, Алексей без раздумий катился в яму с нечистотами, дабы грянуть вместе со своими мыслями, которые всё больше распутывались на линию с нейронами, каковой тянули на себя вороны, как червей, но по ощущениям больного разума- колючую проволоку.

Множество насекомых подхватили его идею, как будто прочитав мысли, ватагой подлетели к нему, вцепившись в одинокую голову, жужжа затащили его в яму с дерьмом, пронося его вглубь.

Земля начала разрушаться, почва расходилась, и голова Лёши с насекомыми и навозом выпала прямиком в пещеру. Её населяли удивительные кишечные храмы, пульсирующие я зловонные, со сложными барельефами, манускриптами из плоти, кислотно желудочной рекой, в которой растворялись животные, а так же гигантский и слегка размозженный валами мозг. Гигантский мозг посылал сигналы прямо в голову Лёши, или точнее тому, что от него осталось.

– Я, если так можно выразиться гость на вашей планете. Когда-то давно моя жизнь была паразитической, на моей родной планете, у меня не было чувств, но смешавшись с людьми, осознание любви пришло ко мне. Но я голоден, мне некуда давать свою любовь, присоединись ко мне. Мне действительно нужна помощь, надеюсь ты примешь это. Я попал через, как вы это называете, дверь. Кто-то с этих земель открыл путеводитель по мирам, и поменялся со мной местами. Эта книга, а вернее артефакт позволяет поменяться местами, она хаотична, но и слава всему сущему, что она больше не в этом мире, но я с вами. Я впитываю в себя всё живое, даруя ему вечность, новое рождение, понимаешь? Сейчас я копаюсь в тебе, и осознаю, что ты человек с нелёгкой судьбой, творческой, если можно так обусловить. У тебя впереди целое бессмертие чтоб учиться и учиться, знаю, ты в глубине души боишься умереть, так прими мои дары.

Лёшина голова распухала, а большая часть информации не усваивалась и блокировалась, казалось, что он сейчас как маленький ребёнок, который впервые столкнулся с гневом родителей, и не до конца понимает, что же он такого сделал?

Очнулся Лёша на полу в доме. Все немногочисленные жители деревни смотрели на него в предвкушении. Бабушка Вики была в другом углу комнаты, она держала в объятиях ружьё, направляя себе в голову. Не церемонясь она нажала на курок, и суровая картечь раскрыла её голову словно бутон цветка на рассвете, но лепестки мяса начали сращиваться вновь, буквально за секунду, и взгляд бабули снова опустился в пол, стеклом отражая дом. Жители деревни потянулись в карманы штанов, доставая лезвие, перерезая себе артерии на шее, из ран которых текла белая кровь, они по очереди стали её пить. Вика смотрела в смущении на Лёшу.

Бедолага встал и пошатываясь начал расталкивать всех на своём пути, стремясь попасть к бабушке. Лёша выхватил ружьё, направил на своё сердце, раздался выстрел. Он не ощутил боли, упав на пол начал закрывать глаза, но после пары неловких минут и хлюпающих звуков увидел, что его дыры в груди будто и не было. Страх оковал парня и тот в недоумении посмотрел на Вику.