Читать онлайн Куда позовёт прошлое?

Человек неуверенно шёл по гравийной дорожке, шуршал камешками, пылил мысками новеньких, начищенных туфель, заметно подволакивая правую ногу, и растерянно озирался по сторонам. Солнце припекало, день стоял безветренный и жаркий, такой нехарактерный для начала июня, даже деревья, образующие свод над дорожкой, не спасали от солнечных лучей. И от тоски не спасали, даже страха какого-то суеверного, вызванного пребыванием здесь. Кладбище. Сколько раз он проезжал мимо, намеренно пользуясь «пьяной», непопулярной, пользующейся дурной славой среди местного населения дорогой, и в сторону холма, на котором не так давно разрослось кладбище, старался даже не смотреть, старательно отводил глаза, вглядываясь исключительно в серую ленту асфальта, и каждый раз радуясь тому, что сумел объехать пробки на въезде в город. А вот поди ж ты, оказался вдруг как-то среди могил. Правда, как оказался, зачем, и что ищет тут – вопрос, и он просто шёл вперёд, пыля щегольскими туфлями, парясь в наглухо застёгнутом пиджаке и при галстуке.

Ему бы повернуть назад и уйти с кладбища, а потом и с холма вниз к дороге, никого у него нет на этом погосте – ни родни, ни друзей, некого навещать, так чего ж он ищет здесь? И почему не получается просто взять и уйти? Бродит, бродит бесцельно… устал, а выхода никак найти не может. Лабиринт Минотавра какой-то в самом деле!

Чудовищно болела голова, путались мысли, лезли в голову какие-то совершенно посторонние глупости. Казалось, ещё шаг, другой, и голова просто отвалится, покатится по дорожке, и окажется, что ему самое место тут, в обители мёртвых. Пошутил, усмехнулся и от этой усмешки болью свело лицо, потом запульсировало что-то в области затылка. Человек непроизвольно приложил к затылку ладонь, надо же, липкая… видать испачкался где-то, поднёс руку к глазам, и его затошнило, пальцы оказались перемазаны кровью. Из кармана пиджака он выхватил платок, принялся вытирать перемазанные пальцы, а кровь всё никак не хотела оттираться, засыхая и скатываясь… Воды бы сюда. Поискав глазами урну и не найдя её, он тщательно скрутил испачканный платок так, чтобы следы крови внутри оказались, чтобы ни дай бог, не касаться её, брезгливо поморщился, двумя пальцами запихнул платок обратно в карман пиджака. Внимательно осмотрел ладонь, заметил, что не всю кровь удалось стереть.

Но и это не заставило свернуть в поисках воды, он всё шёл и шёл, вытирая уже чистую руку об отутюженные брюки, вот увидел людей, стоящих возле разрытой могилы, услышал плач, поморщился, до того людская скорбь ему наигранной и фальшивой показалась, отчего-то вспомнилось даже, как в былые времена специально плакальщиц на похороны приглашали. Никак кто-то решил возобновить давние традиции. Человек хотел пройти мимо, но голова болела всё сильнее, наверняка у кого-то из этой толпы таблетка имеется, может, выручат? И медленно, сильно шатаясь и хватаясь руками то за деревья, то за оградки, он двинулся вперёд. Подошёл, не глядя, постучал кого-то по плечу:

– Эй, приятель, у тебя таблетки от головы не найдётся? – превозмогая подступающую тошноту, невнятно пробормотал он. Голос был чужим, хриплым и срывающимся.

Мужчина даже не обернулся, не посмотрел, кто его за плечо тронул. Странно, обычно на подобный жест со спины люди оборачиваются инстинктивно, как на опасность, а этот даже не отреагировал. Никак.

– Эй! – обратился он к следующему, тоже по плечу хлопнул. Ощутимо так хлопнул, чтобы проигнорировать не получилось. – Да вы что, сговорились все что ли?! И оглохли разом?! – мужчина обошёл толпу и остановится в немом изумлении. Он знал здесь каждого. Вот его коллеги, ну как коллеги, подчинённые, кое-кто из соседей по посёлку, немногочисленная родня. А вот Инна… Инна тоже здесь, как и положено скорбящей супруге, стоит чуть поодаль, прячет лицо в лацкан пиджака их водителя Рината, плечи её мелко вздрагивают. А с другого края его родители стоят, обнявшись. Не плачут, нет, но лица у обоих будто замороженные.

Да что же тут происходит?! Кого хоронят подобным составом?! Он обернулся и заорал от ужаса, увидев на могильной насыпи возле креста собственную фотографию.

– Эй! Мама! Я жив! Мам!… Пап… – человек пытался достучаться хоть до кого-нибудь, подскочил к жене, потряс её за плечи. Ну как потряс… ему так казалось, а она и не заметила, только отмахнулась от пролетающей пчелы рукой в чёрной перчатке, украдкой бросила скучающий взгляд на крохотные золотые часики… – Нет! Нет! Нет!…

Не отдавая себе отчёта, он побежал прочь от толпы, пересёк дорожку, перепрыгнул через оградку чьей-то могилы, бросил быстрый взгляд на красивый памятник, буркнул извинения, мол, виноват, потревожил, а с портрета на него будто с укором смотрела совсем молодая и удивительно красивая девушка… Не думая, он нырнул за памятник, упал на землю и зарыдал, не в силах поверить в собственную кончину. Достал из кармана платок, вспомнил, что тот весь в крови, брезгливо откинул его в сторону, вытер слёзы рукавом дорогого пиджака. Посидел, отдышался, потёр глаза и выглянул с опаской из-за памятника, вдруг показалось? Ну вот почудились ему собственные похороны! Но нет, люди всё ещё стояли тесным кружком, уже не плакали, и тихо так было, только птицы щебетали где-то в вышине, да раздражающе стрекотал в траве кузнечик…

Скрипнула дверца ограждения, кто-то подошёл вплотную к его убежищу, положил на могилу букет в шуршащей обёртке, сел на лавочку. «Даже пыль не смахнул!» – подумалось вдруг. Нет, серьёзно, кто-же садится на лавочку вот так, не глядя, не позаботившись о том, чтобы не испачкать одежду? Чиркнула зажигалка. Курить собрался? Да нет, просто свечу зажёг, поставил на могилку, снова на лавочку сел. Всё молча.

– Ну и чего ты прячешься? – вдруг услышал он насмешливый голос. – Будто тебя кто увидеть может?

– Простите… – он осторожно выглянул из-за памятника, столкнулся взглядом с насмешливо прищуренными серыми глазами, – Это вы мне?

– А там ещё кто-то есть? Тогда вылезайте оба.

На лавочке сидел мужчина. По возрасту, наверное, чуть моложе, или ровесник. Короткие, русые волосы, серые внимательные глаза, какая-то небрежность в одежде. Стильная небрежность… Джинсы с подворотом, белая рубашка, с рукавами, закатанными до локтя, кроссовки. Татуировка сбегает от локтя к запястью… Это ж надо! Взрослый вроде, а одет как пацан, вот он, например, никогда так не одевается, даже дома ходит в брюках со стрелками, а уж кроссовки сроду не носил, разве что в школе, на физкультуре, когда в младших классах учился. Он одёрнул себя, о чём думает? Не всё ли равно, как одет его случайный собеседник? А татуировка, кстати, грамотная, он в этом понимает, в своё время бизнес с тату салона начинал.

– Вы меня видите? – с заминкой спросил он, закончив разглядывать случайного собеседника.

– Да вроде как… Так от кого прячетесь? – с усмешкой подмигнул мужчина.

– Нет… Я не прячусь, я просто понять не могу. Я вот он, здесь, вполне себя ощущаю, тёплый, живой, а там, – он с какой-то детской обидой кивнул на похоронную группу, – Мои похороны проходят. Понимаешь? – перешёл на «ты» он. – Меня вон там хоронят!

– Не знаю, кого там хоронят, да точно не тебя. И раз уж разговор у нас приключился, давай знакомиться. Меня Кирилл зовут.

– Я Степан. Степан Прохоров.

– Вот как? Интересно…

– А мне интересно, почему меня видишь только ты?

– Это неинтересно. Объяснять не буду. Долго, муторно и ни к чему. Ты тот самый Степан Прохоров, что в аварию угодил? Владелец гостиничного комплекса?

– Насчет гостиниц – да, а вот насчёт аварии ничего ответить не могу. Вероятно, конечно… – он снова бросил затравленный взгляд на толпу, зачем-то посмотрел на руки и неуверенно пожал плечами. – Иначе, чтобы они все тут делали?

– Действительно кого-то хоронят, – подтвердил Кирилл, – Кого-то, кто был в твоей машине. А ты вполне себе живой. Покоцанный, конечно, в несознанке, но живой.

– Как это? Я… не понимаю.

– Да вот так. Кома, например, так бывает. Ну или без сознания просто. И так бывает. Хотя, я не медик, это не ко мне вопросы…

– Ты чудной.

– Все мы немного чудные… – Кирилл, не обращая внимания на собеседника, достал телефон из кармана, набрал номер, – Димыч, здорово! Как жизнь? Слушай… Дим, я сразу о деле. У меня вопрос к тебе. Ты что-нибудь слышал о Прохорове? Да. Степане. Слышал? Даже дело тебе передали? А что с ним не так? Ты же ДТП не занимаешься? Вот как… я сейчас громкую поставлю, повтори… – и уже к Степану. – Слушай.

– Короче! – ожила трубка. – Как показала экспертиза, машина взорвалась в движении, никакого ДТП не было. Банально устранили взрывом.

– Димка, а подскажи мне, как опознавали Прохорова?

– Кирюх, ну нет… Ты снова что ли полез куда не надо? – недовольно проворчал голос в трубке, – А, впрочем, всё равно ведь узнаешь… Как опознавали… Да никак! Жена сказала, что именно он сидел за рулём, и выехал из дома за пятнадцать минут до взрыва. Там опознавать было нечего. Взрыв настолько мощный приключился, что металл расплавился, всё в клочья, что уж с человеком станет…

– Понятненько… – Кирилл помедлил. – Дим, не хочу расстраивать, но всё же подкину тебе ещё одну задачку. Прохоров жив.

– Кир… ну не надо. Ну ты опять?

– А что я? Я вообще не при делах, и встревать ни во что не собираюсь. Хватит с меня уже. Просто предупреждаю, что в скором времени Прохоров объявится. Будь готов.

– Ты уверен?

– Разумеется.

– Ну лады, Кир. Я тебя услышал… Ты сам сейчас где?

– У Каринки, – нехотя отозвался Кирилл, – У неё как бы день рождения сегодня. Был бы…

– Ну и от меня поздравляй! – фыркнула трубка.

– Непременно. Ладно, позже созвонимся ещё. – Кирилл сбросил звонок, посмотрел на Степана с интересом. – Что, правда, ничего не помнишь?

Тот отрицательно покачал головой, снова потёр глаза, застонал, не в силах сдержаться.

– Голова болит? – посочувствовал Кирилл.

– Да. Таблетки нет?

– Неа… Да ты её сейчас и взять-то не сможешь, придётся потерпеть.

– Как ты узнал, что я живой?

– Не похож ты на призрак, – охотно отозвался Кир, – И то, что боль чувствуешь, самый верный показатель того, что живой.

– Ты мне поможешь?

– Нет, – просто ответил он.

– Не нравлюсь я тебе, да? – и спросил-то вроде, констатируя факт, а в голосе издёвка послышалась. Собеседник не мог не заметить. Но, всё также лениво щурясь на солнце, пробивающееся сквозь густую листву, ответил:

– Да мне женщины нравятся. – Лениво ответил, небрежно, а Степана затопило волной ярости. На мгновение, всего на мгновение, и он сумел подавить в себе вспышку, даже улыбнулся натянуто, вроде как оценил шутку.

– Так почему не поможешь? Не можешь или не хочешь?

– Не хочу. Да и зачем тебе помощь моя, когда ты очнёшься вот-вот? Единственное… – Кирилл разблокировал телефон, показал Степану номер на дисплее, – Это номер следователя. Запоминай, номер лёгкий. Зовут его Дмитрий Ильич, он ведет твоё дело.

Степан пробежался глазами по ряду цифр, кивнул. На память он никогда не жаловался, а номер и правда, лёгким оказался.

– Теперь иди, – сунув телефон в карман, требовательно посмотрел на Степана Кирилл. – Ты мне мешаешь.

– Последний вопрос… Почему я не могу уйти с кладбища?

– Не знаю. Попробуй найти смотрителя кладбища, может, он подскажет.

– Издеваешься?! Да как же он подскажет, когда не увидит меня?! – едва сдерживая гнев, негодовал Степан. – Я ничего не понимаю! Кто ты? Объясни толком!

– Я Кирилл. Сказал же… Остальное – не твоё дело. Иди. Найди смотрителя. И не надо дебош на кладбище устраивать. Разорался он…

– Всё равно меня никто не слышит, – буркнул Степан, выходя за ограду.

– Живые нет, – ровно, не повышая голоса, ответил Кирилл, – Но здесь… довольно много мертвых. И они тебя слышат.

– Ты ненормальный! – Степан пятился от странного и совершенно непонятного ему человека, – Тебе лечиться надо!

– Всенепременно, в ближайший вторник займусь, – усмехнулся Кирилл и, повернувшись к Степану спиной, сел на лавочку, заговорил, но уже не с ним, с фотографией на памятнике.

Степан, оглядываясь на Кирилла и что-то неразборчиво бухтя себе под нос, уходил назад, к выходу, или не к выходу? Но ему казалось, что где-то там, позади, он видел дом. Небольшой, бревенчатый – сам факт его существования на кладбище удивил Степана ещё тогда, в начале пути, а сейчас он вспомнил. Обогнув по большой дуге родню и подчинённых, которые ну никак не спешили расходиться (неужто любовью к нему неожиданно воспылали?), он двинулся в обратном направлении. Голова болела нещадно, тело ломило, да ещё в жаркий день ему вдруг стало так холодно, что и пиджак пришёлся кстати. Но, стараясь не обращать внимания на боль и холод, а сделать это можно было только разозлившись, благо, было на кого, Степан шёл и ругался вполголоса. Лучше бы в полный голос, а ещё лучше кричать, но он опасался, держа в памяти странные слова этого ненормального… Вдруг услышит кто? И мертвецы из земли полезут, выяснять, кто нарушил их покой? Тьфу! Что за чушь! Но шаг он, тем не менее, прибавил.

Вот и дом… Низкий, бревенчатый, крохотный, всего-то, наверное, на одну комнатёнку… распахнутая настежь дверь, а на рубленном крыльце сидит старый дед, и ножом с широким лезвием остругивает палку.

– Что, дедуля, к нашествию вурдалаков готовишься? – развеселился Степан, разгоняя собственные страхи, и, понятное дело, дед его не услышал, продолжил себе увлечённо строгать, засыпая крыльцо лёгкой, жёлтой стружкой.

Степана будто потянуло в открытую дверь. Беспрепятственно он взошёл на крыльцо, вошёл, наклонившись, дабы не удариться лбом о низкую притолоку, поморгал, пытаясь хоть что-то разглядеть в полумраке небольшой комнатёнки, сделал два неуверенных шага и провалился в глухую пустоту…

Кирилл зашёл домой, дошёл до гостиной, отпихнув ластившегося к нему пса, упал на диван и, откинувшись на спинку, закрыл глаза.

– Кир? – Лиза вышла из кухни с полотенцем в руках, обернулась к дочери, – Полин, забери Макса наверх, поиграйте…

Полине дважды повторять не пришлось. Умненькая и очень чуткая девочка мигом сообразила, что с отцом что-то странное происходит, и не нужно Максимке слушать взрослые разговоры. То ли дело она, ей можно, она уже совсем взрослая, в свои, только исполнившиеся одиннадцать, но и ей находиться с рядом родителями сейчас ни к чему, она очень хорошо понимает, что есть ситуации только для двоих, для самых близких, и мешать она не стала, посмотрела настороженно сначала на мать, потом на отца, нахмурилась и, кивнув, взяла Максимку за руку, повела наверх, пообещав мультики.

Лиза бросила полотенце, проводила глазами дочь и сына, подошла к мужу и села на краешек дивана, рядом.

– Кирилл. Что-то случилось? Не молчи. Я же вижу, что-то не так, на тебе лица нет.

– Лиза… – голос был хриплым, словно простуженным, – Лизонька… – Кирилл притянул к себе жену, обнял, уткнулся лицом ей в макушку. – Ничего не закончилось. Снова что-то начинается. Я снова видел…

– Кого, Кирюш? Ты же… Ты же к Карине ездил. Её видел?

Облизав пересохшие губы, Кирилл отрицательно покачал головой.

– Не её. И даже не призрак.

– А кого? – Лиза вывернулась из его объятий, отстранилась, пытливо заглянула мужу в глаза. – Ну же! Кирилл… Говори! – поторопила она, обрывая затянувшуюся паузу.

– Прохорова Степана.

– Это который в ДТП погиб? – вспоминая новостной ролик, облетевший на днях все местные каналы, нахмурилась Лиза.

– Ну типа того. Не знаю, кто погиб в его машине, но наверняка не Прохоров. Он вполне себе жив. Его я и видел.

– Не понимаю. Он жив? Ты его видел? Так?

– Так.

– И что же тогда тебя так напугало?

– Не напугало. Тут другое… я не хочу больше всех этих расследований. Устал. Но понимаю, снова ввяжусь во что-то дурно пахнущее. А дело вот в чём. Прохоров сейчас немного не в себе. Где он и что с ним – понятия не имею, но то, что жив – уверен. Без сознания, да, но жив. Вот в таком состоянии я и встретил его.

– Поясни, Кирюш. Объясняешь слишком сумбурно. Выдохни и расскажи толком. Выходит, он всё-таки был в той машине?

– А толком, Лизунь, я и сам ничего не знаю. В машине его не было. Но он избит сильно, что собственно, и привело к потере сознания. В себя уж должен прийти. Как-то так. А что там произошло, я не знаю и знать не хочу.

– Прохоров… просил тебя о помощи?

– Просил.

– А ты?

– А я отказал.

– Почему, Кирюш?

– Зачем ему помогать? В себя он и так придёт, а дальше пусть ему следователь помогает. Михальчук дело ведёт. И кстати, это не ДТП, это взрыв. То есть убийство. Вернее, покушение.

– Ни фига себе… – задумалась Лиза. – Ну хорошо… Ты ему отказал, а что с настроением тогда?

– Да предчувствие что ли. Нехорошее. Как-будто начинается что-то. И мы, как обычно, завязнем в очередном болоте. И да, Лиз. Мне страшно.

Лиза молча прильнула к мужу, обняла и задумалась. Что-то изменилось после зимней истории. Мимолётно, незаметно, но так серьёзно. А словами и не объяснить, что именно. Оба они стали другими. Всё так же сильно любили друг друга, оставаясь родными по сути, но что-то изменилось. Она изменилась. Разлука, страх за мужа, за семью, потеря ребёнка – всё это не могло пройти бесследно, и пусть изменения в ней не отражаются пока на отношениях, но слегка искажают их, чуть-чуть, но тем не менее… Кирилл… он изменился ещё сильнее, да и не проходит без последствий такое близкое соприкосновение с сумеречным миром, со смертью, и тяжелое ранение даёт о себе знать. Но не думать сейчас, не думать… Нельзя себя накручивать. Лиза решительно поднялась с дивана, отошла к окну.

– Кирюш… но ведь ты не сможешь игнорировать очередное расследование, если оно всё-таки случится. И я не смогу… – не глядя на мужа, размышляла Лиза. – Каждое новое дело нас будто перед фактом ставит, мы волей-неволей оказываемся замешаны во всё, что бы ни происходило…

– Всё так, Лизунь… – Кирилл, закрыв глаза, тёр пальцами виски, видно голова побаливала, – Но я не хочу больше. Ни видеть, ни слышать. Жить своей жизнью хочу. С тобой, с детьми. Понимаешь, жена? Спокойно жить хочу, а не вот это вот всё…

Он открыл глаза и снова зажмурился. Это головная боль такие странные глюки выдаёт? Вот Лиза. Стоит у окна и смотрит во двор, кусая губы и накручивая на палец прядь волос. А вот… ещё одна Лиза. Стоит в углу гостиной, скрестив руки на груди и хмурится, сверля его пронзительным взглядом… Кирилл снова открыл глаза. Глюк никуда не делся. Стоит. Смотрит. Будто с угрозой даже.

– Ты кто? – осторожно шепнул Кирилл в пустоту. Глюк подёрнуло рябью, пошли помехи будто в телевизоре, раздался хлопок, это пробки выбило, Кирилл моргнул, и всё опять вернулось на свои места, а Кир едва успел подхватить брошенное Лизой полотенце и прижать его к носу. Снова кровь хлынула. Хорошо хоть диван не запачкал…

– Кирилл? – Лиза ахнула, засуетилась, доставая лёд из морозилки. – Снова, да? Кто приходил? Кого ты видел?

Он виновато посмотрел на жену и не отважился рассказать.

– Не знаю… что-то было, а что… не разглядел. Лиз, как странно получилось, – легко переменил тему он, – Сначала ты у нас даром обладала, а я самым обычным был, таким далёким от мистики и всей этой… чертовщины, а потом… откуда у меня дар взялся? Ведь не было…

– Это последствия снятия проклятия. Последствия комы, наверное.

– Многие в коме бывают, но способности такие не каждый приобретает.

– Да. Ты прав. Предположу, что перетащил мои, – горько усмехнулась Лиза. Она прекрасно понимала, что муж уводит её от дальнейших расспросов, и позволила ему сделать это. Расскажет. Время придёт, он сам всё расскажет, просто не сможет утаить.

Прыгая через ступеньку, скатилась с лестницы Полина.

– Родители, а что у нас со светом? Там телек как вырубится! Макс недоволен, ворчит.

– Да… сейчас посмотрю рубильник, – незаметно запихнув испачканное полотенце под плед, поднялся с дивана Кирилл. На шутку дочери даже внимания не обратил.

– И это… – Поля замялась. – Мне как бы на треню сейчас уходить… Макса заберёте?

– Конечно, – спохватилась Лиза. – Мы с ним сейчас гулять пойдём.

– Поль, хочешь отвезу тебя? – предложил Кирилл.

– Пап, ты чего? – удивилась девочка. – Что-то случилось? Я ж не маленькая уже, сама хожу на тренировки, так чего ты?

Кирилл пожал плечами и не ответил. Не о чём пока говорить, но странное видение сильно встревожило и напугало его. Как такое может быть? Вот Лиза. Живая и здоровая. А вот призрак, неотличимый от неё? И Кирилл совершенно точно уверен, что никаких семейных тайн, вроде потерянной сестры-близнеца, в семье нет. Хотелось выйти, подумать, но Лиза забеспокоится, если он сейчас сбежит из дома, сразу догадается, что связано его странное поведение с видением, а там и с расспросами привяжется, ну как о таком расскажешь?

– Пап, я могу не ходить сегодня на тренировку, – подошла Полина, застыла в шаге от отца, настороженно повела плечами и как будто даже принюхалась. – Я же вижу, что-то не так… Снова, да? Снова что-то начинается?

– Всё хорошо, Полин. Правда, – соврал Кирилл, но прозвучала его ложь неубедительно.

– Пап… Снова что-то начинается, да? – тихо повторила девочка. Когда прошедшей зимой несчастья посыпались как из рога изобилия, Полина очень переживала, и чтобы отвлечь себя хоть немного, записалась в спортивные секции. Она физически не могла находиться дома, стены давили, хотелось волком выть и крушить всё, до чего дотянуться могла, и с одной тренировки девочка брела на другую, лишь бы не думать, лишь бы не находиться в замкнутом пространстве родного дома. Ведь дом – это самое безопасное место, а их дом с некоторых пор угнетал. Папа тяжело ранен, и находится где-то очень далеко, мама в больнице с выкидышем, бабушка, вечно заплаканная, ещё больше нагнетает, то блажит, ещё больше накаляя обстановку, то молится. Мрак! А что в будущем – совершенно непонятно, ну и как ребёнку десяти лет пережить столько всего? Марик, конечно, поддерживает, но не очень-то у него получается, сам извёлся… И Полина записалась на самбо, на картинг и в секцию альпинизма, намеренно выбрав довольно тяжёлые виды спорта, требующие полной самоотдачи. Лиза, узнав о подвигах дочери, только вздохнула, сказала, что лучше не разбрасываться, прыгая из секции в секцию, а выбрать что-то одно, раз уж желание спортом заниматься возникло. Поля молча выслушала, хмуро кивнула и… записалась ещё на стрельбу из лука.

А потом вернулся папа. И дома всё разладилось окончательно. И вроде бы отношения в семье остались прежними, и вроде бы ссор не прибавилось, их просто не было, но Поля видела, как изменились родители. Да что там, и она изменилась, и Марк, даже Максимка вроде как другим стал, более нервным что ли… Каждый будто замкнулся в себе, очертив незримый круг личного пространства, и тщательно оберегал его не только от посторонних, но и от самых близких. Было ещё кое-что. Полине невыносимо было жаль родителей. Оба стали как тени, особенно отец. Когда вернулся с Карелии, на него смотреть было страшно, казалось, что в любую минуту может случиться непоправимое. Худой, изнурённый, с чёрными кругами под глазами… а ещё первое время он передвигался по дому, опираясь на палку. Как дедушка старенький. И очень много спал. Не раз Полина застывала над уснувшим в гостиной отцом, стояла, прислушиваясь, дышит ли? Не раз, не выдержав напряжения, убегала из дома в лес и там, забившись в чащу, кричала до срыва голоса, стараясь хоть как-то выплеснуть страх, поселившийся внутри. Тогда спорт очень помог, без него бы не справилась…

Сейчас, спустя почти полгода как-то всё наладилось, но, странное дело, Полина, никогда не интересовавшаяся спортом, неожиданно для себя втянулась. И радостно бегала на занятия, больше не заглушая ими безотчётные страхи, а действительно заинтересовавшись. Родители не одобряли, говорили, что необходимо сделать выбор, а не разбрасываться, перебегая из зала в зал, с одной секции на другую, но девочка только руками разводила – сделать выбор она не могла. На учёбе все её секции не отражались, годичную программу Полина освоила ещё до новогодних каникул.

В выходные предстоял первый длинный турпоход, и Полина суетилась, тридцать три раза на дню перетряхивала содержимое рюкзака. Всю весну через выходные она ходила в короткие походы, сначала это были радиальные вылазки, потом с одной ночёвкой, теперь же отправлялась на неделю. И конечно было немного страшно и волнительно, и очень хотелось, но с другой стороны, оставлять родителей без пригляда немного боязно, ведь стоит отвернуться, они опять во что-нибудь вляпаются… Вот ведь семейка! И потому сейчас она глаз не сводила ни с отца, ни с матери – наблюдала, стараясь уловить изменения в их поведении. И кажется… что-то действительно началось…

Степан открыл глаза и долго, не мигая, смотрел в одну точку – на плохо стёсанный сучок в деревянном потолке. Где он находится? Как оказался здесь? Память услужливо подсунула то ли странный сон, то ли видение – кладбище, похороны, разговор со странным типом возле одной из могил, приземистую избушку смотрителя… Так это был не сон всё же! Степан осторожно повернул голову в ту сторону, откуда в полутёмное помещение лился свет. Так и есть. Открытая дверь. На крыльце дед сидит, только палку уже не стругает, воткнул её в метлу, подметает жёлтые ступеньки…

– Эй дед! – Степан с трудом разлепил губы. Голос был чужой, непривычный, пересохшее горло горело огнём, и это сейчас напрягало больше всего, даже головная боль отступила, уступив место невыносимой жажде.

Как ни тихо позвал Степан, старик услышал, поставил метлу в крошечных сенях, обстучал на пороге мусор с обрезанных валенок, зашёл в комнату. Валенки! Степан едва не расхохотался. Это летом-то! Но не сказал ничего, только выдохнул так тихо, что дед, наверное, скорее догадался:

– Пить…

– Сейчас, сейчас, парень… – он зачерпнул воды из деревянной кадушки, шаркая валенками, подошёл к кровати, – Давай помогу…

Степан мотнул головой, обойдусь, мол, но, едва начав подниматься, снова повалился на кровать. Сил не было. Глупо отказываться от помощи. Даже от такой…. Примитивной. Дед приподнял его голову, приложил к губам алюминиевую кружку. Сначала Степан скривился от брезгливости, наверняка грязная, но, глотнув холодной и на удивление вкусной воды, начал пить жадно, захлёбываясь и разливая воду на себя.

– Да ты не торопись! Воды много, – проворчал дед, – Я ещё принесу…

Зубы клацнули о металл, в голове медленно и неповоротливо зашевелились мысли.

– Где я? – спросил Степан, хоть и знал наверняка, каким будет ответ.

– На погосте, – ожидаемо ответил старик.

– Как я здесь оказался?

– Так… нашёл я тебя у ворот, – пожал тощими плечами дед. Тяжело поднялся, скрипнув коленными суставами, поставил кружку на стол, взял в руки старый закопчённый котелок со стола. – Картоху будешь? У меня и сало есть, и огурцы…

– Ты почему скорую не вызвал, старый? – вместо ответа, спросил Степан. Он едва сдерживал гнев, и не мог находиться в этом домишке больше ни минуты, а уж садиться за стол и есть картоху с салом! Это точно не о нём история…

– Так… какая скорая, милый? Вот кто сейчас знает, где ты? Ведь похоронили тебя, вроде как, сегодня с утра. Вот так… А кабы я скорую вызвал, да в больничку тебя доставили? – держась за поясницу и шаркая валенками, дед медленно передвигался по избе, то тарелки на стол выставляя, то доставая из полки, занавешенной отрезом линялого ситца, гнутые алюминиевые вилки, – То-то и оно, парень! И те узнали бы, кто тебя избил, да бросил у ворот… Ну верно в насмешку! Это ж надо было додуматься, избить человека и выбросить возле погоста?! Шутники!

– Я ничего не понимаю! – в отчаянии схватился за голову Степан.

– Это ничего. Ничего, парень. Главное живой, с прочим… разберёшься.

– И то верно… Дед, а вообще, сколько я здесь?

– Так это… неделю.

– Как неделю?! Я ж за это время тысячу раз богу душу мог отдать! – свирепо зарычал Степан. Он не очень понимал, что происходит, не помнил, что случилось с ним, и оттого психовал, вымещая злость на том, кто волей судьбы оказался рядом. В его голове должен быть идеальный порядок, он всё систематизирует и раскладывает по полочкам. И в быту, и в голове. Так в каком месте произошёл сбой? Как вышло так, что память отказывается воспроизводить детали?! Вот он выходит из дома, отпускает Рината, мол, сегодня сам за рулём поедет, садится в машину и… пустота. Будто ластиком по памяти прошлись… И как же это бесит! И зло сорвать не на ком… Дед для этой цели совсем не подходит, как ни крути, а старик, выходит, жизнь ему спас.

– Так ведь не отдал же, – хитро ухмыльнулся дед, – Зинаида приходила, смотрела тебя, сказала, что отлежаться надо. Тихо, спокойно отлежаться.

– И кто у нас Зинаида? Светило медицины или человек-рентген? – сарказм так и рвался из него, не удержать. По-хорошему, благодарить старика надо, а не нападать, обвиняя неизвестно в чём. Но совесть молчала, в душе, как и в голове, пустота царила.

– Так ведь… знахарка она.

– Бред! Ну бред же! – бушевал Степан. Впрочем, бушевал, сказано сильно, говорить он мог только вполголоса, а уж ругаться… разве что мысленно. – Знаешь что, дед, ты сейчас скорую вызывай. Только имени моего не называй, не надо. Пусть отвезут в больницу и нормально проверят, что у меня там с головой не то… Знахаркам я не очень доверяю, медикам больше.

– Хорошо, – обрадовавшись возможности переложить заботу о раненом на плечи врачей, засуетился дед. – Ты погоди чуток, только на крыльцо выйду, тут у меня… сигнал барахлит… – и, взяв с полки старый, допотопный кнопочный телефон, торопливо вышел из избы.

Степан закрыл глаза и медленно досчитал до десяти. Потом ещё раз. И ещё. Успокоиться. Надо успокоиться. Но как же нервирует эта долбанная беспомощность и неожиданный провал в памяти! Не помнит. Он ничего не помнит из того, что произошло в тот день. Как он очутился на кладбище? Почему избит? Почему так ужасающе болит голова, и почему, в конце концов, кого-то неизвестного похоронили под его именем?! Спокойно, Степан, спокойно…

Дед больше не заходил в дом, маячил на крыльце размытым пятном в солнечном свете, и хорошо. Он ведь, как умел, помочь пытался, защитить даже, а Степан набросился будто на врага… Неправильно это… Вот только не хозяин сейчас Степан своим эмоциям, они рвутся на волю – не удержать, так что пусть лучше старик маячит возле дома. Снаружи… Для него же безопаснее будет.

Вечером Кириллу позвонил Михальчук.

– Вот скажи, как ты это делаешь?! – не поздоровавшись, хмуро выдал он.

– Что именно? – изобразил недоумение Кирилл.

– Мне звонил Прохоров. Тот самый Прохоров Степан, которого сегодня утром похоронили. Только что я был у него в больнице. Прикинь, это действительно он, и возникает закономерный вопрос, а кого же тогда хоронили?

– Так ты у Прохорова и спроси, пусть расскажет.

– Да не помнит он ничего. Помнит, как в то утро за руль сел. Обычно с водителем едет, а тут почему-то сам. Почему – тоже не помнит. Ну так сел он за руль, а дальше, говорит, как вырубило.

– Ну, Димыч, – Кирилл выдержал небольшую паузу и ответил, – Ты у нас следователь, тебе и разбираться.

– Не поможешь, да? – с надеждой вздохнул Михальчук. Он всё-таки на что-то надеялся.

– Нет.

– Кирилл…

– Дима, нет! – отрезал Кирилл, Я жить хочу, понимаешь. А все эти шаманские пляски с бубнами ничем хорошим не заканчиваются. Вот хочешь честно? Я боюсь, Дим. Боюсь. За себя, за родных… сколько можно по краю ходить? И ещё… Мне очень не понравился этот Степан. Вот прям очень! Не хочу я с ним никаких дел иметь.

– Кир, ты ж не общался с ним, откуда… когда успел впечатление составить?

– Общался. Там, на кладбище. У Каринкиной могилы…

– Вот сколько знаю тебя, а, наверное, никогда не привыкну к твоим странностям, – не скрывая досады, вызванной отказом в помощи, пробормотал следователь.

– И не надо. И… я сам к ним не привыкну. В общем, Дим, знать ничего не хочу об этой истории, рули сам.

– Как скажешь, – уныло ответил Михальчук и добавил с усмешкой. – Но это, Кирюха, совсем не по-пацански.

– Пусть так, но решения своего я не поменяю.

Июньское солнце сквозь густую листву растущих в больничном дворе деревьев, пробивалось в палату. Утро. Ещё нет изнуряющей жары и лёгкую занавеску на окне колышет прохладный ветерок. Скачут солнечные зайчики по стенам и подоконнику, пахнет… а вот пахнет в больнице совсем по больничному, смесью хлорки, лекарств и чего-то ещё, неуловимого и жутко раздражающего.

Прошёл час, как Степан проснулся от невыносимого запаха. Было что-то ещё… громыхание какой-то тележки по коридору, противный до невозможности голос медсестры, громко напоминающий «гражданам травмированным и симулирующим» об уколах и прочих процедурах», но запах больничный раздражал сильнее всего. Степан распахнул окно, полагая, что легче станет дышать. И, чтобы отвлечься, перестать обращать внимание на то, как пропитывается запахом больницы его тело и волосы, он усиленно пытался вспомнить день нападения. Что было? Эх… кроме головной боли, молоточком застучавшей в висках, ничего… пустота. Будто и не было того дня. Заснул накануне дома, а проснулся в избушке кладбищенского сторожа. «Кладбищенского сторожа»! Смех! И кого от кого, интересно, он охраняет? Живых от мёртвых или мёртвых от живых?

Дверь открылась бесшумно. Степан скорее почувствовал, чем услышал. Обернулся…

– А… товарищ следователь, – с язвительной усмешкой прокомментировал он появление Михальчука. – Что, поймали супостатов?

– И вам доброе утро, – будто не заметив его насмешку, хмуро поздоровался следователь. – Хотя… Для вас, Степан, оно вряд ли доброе. У меня плохие новости.

– Ну извольте, – снова насмешка… До чего же высокомерный тип! Михальчука передёрнуло от отвращения и заныли все зубы разом.

– Сегодня ночью в вашем доме была убита ваша жена, и ваш водитель, – не церемонясь, выдал следователь. А чего церемониться? Мужик крепкий, не сказать, чтобы очень уж эмоциональный, во всяком случае Михальчуку так показалось, ибо встречу его с супругой наблюдать имел удовольствие. Очень неэмоциональная встреча вышла, и похоже, в этом браке о чувствах речи вообще не идёт. Ну, казалось бы, Инна только что мужа похоронила, и вдруг оказывается, что он чудесным образом остался жив, у любящей жены какая реакция будет? Верно. Шквал эмоций, а эта же… В больницу приехала, наверное, только для того, чтобы вещи передать и новый мобильник. Даже, элементарно, чего там в больницу возят… апельсины? Так даже их не привезла.

Михальчук вздохнул, возиться с делом Прохорова ему совсем не хотелось. Противно. Но и отказаться, как Кирилл, от расследования он не может, поскольку на службе находится, будь она неладна…

Лицо Степана застыло глиняной маской и посерело, пальцы что есть силы вцепились в подоконник. Первым побуждением Димы было подстраховать, подхватить, он всерьёз испугался за Степана, показалось, что грохнется в обморок. И сам ведь после нападения, а тут такое… Какими бы ни были отношения супругов, а известие о гибели одного всё равно должно ударить по второму. Наверное… Но Степан резко взмахнул рукой, давая понять следователю, что в помощи не нуждается, несколько секунд, отвернувшись к окну, он шумно втягивал в себя воздух, потом так же резко повернулся.

– Подробности! – потребовал он.

– Подробности вам не понравятся… – тут уже усмехнулся Михальчук. – Они были убиты в вашей спальне. Оба. В процессе… Ну вы понимаете, да? И сразу вопрос… Степан Алексеевич, вы были в курсе их отношений?

– Да каких отношений? – с угрозой и нетерпением пробормотал мужчина. – Не было никаких отношений! Ясно тебе, следак? Не было! Инка любила меня. Она вчера примчалась, как только узнала, что я жив!

– Это да, примчалась, – легко подтвердил следователь, кивнув, – Однако, факты остаются фактами. Вряд ли убийца загнал их обоих на супружеское ложе и заставил заниматься сексом…

Степан скрипнул зубами и зажмурился. Он не хотел этого слушать. Он не будет этого слушать. Он просто отключится. Вспомнит… да хоть Вивальди «Времена года», но в голове не возникло мелодии, набатом громыхали слова следователя. Пусть он ничего не говорит. Пусть заткнётся сейчас же! Это не его дело! Всё, что касается семьи – это только Степаново, для остальных – табу.

– Я не желаю обсуждать с вами моральный облик моей жены! – почти прорычал он, еле сдержался, чтобы не влепить следаку пощёчину. – Инна меня любила. Всё! Точка!

– Хорошо, – согласился Михальчук. – Тогда давайте поговорим о ней. Как по-вашему, у Инны были враги?

– Разве что работники салона красоты, запоровшие ей очередной маникюр… Или нахамившая кассирша в гипермаркете. Нет. Врагов у Инны не было и быть не могло. Откуда могут быть враги у безмозглой блондинки? – Степан прикусил язык, но слова уже вырвались, следователь их услышал.

– Вы же её не любили, да? Вот и злость ваша на неё о том же говорит. Да и скорби, как будто, не ощущается…

– Вы полиция нравов? Любил… не любил… Вам-то что за дело?! Жили мы нормально. Хорошо жили. Нас обоих устраивало.

– Ну да, ну да… – отступил Михальчук. – А вы, Степан Алексеевич, всю ночь оставались в больнице? Не подумайте ничего такого, я просто обязан спросить. Мотив-то имеется.

Степан кивнул, устало потёр пальцами лоб. Он не обижался, понимал, что вопросы к нему возникнут. Это же стандартная следственная процедура – проверять алиби. Потом он попросит контакты её подружек, салона красоты и фитнес клуба, который Инна посещала. И будет рыскать ищейкой, вынюхивая, расспрашивая, пытаясь вывернуть жизнь Инны наизнанку, перетряхивая грязное бельё.

– Я вчера никак уснуть не мог, попросил снотворное у медсестры, она мне таблетку дала, и я… проспал до самого утра, – наблюдая за птичкой, скачущей по ветке дерева, ровно, даже отстранённо, ответил мужчина, – Никуда не отлучался, в туалет не выходил. И у меня встречный вопрос. Я могу уже в частную клинику на долечивание поехать?

– Если в пределах города, то да.

– То есть… я под подпиской? А как же тот факт, что живу в пригороде?

– Ну что вы, Степан Алексеевич, какая уж подписка, когда вам жену хоронить… Опять-таки, вопросы у следствия могут возникнуть, убийство произошло всё-таки, так что жить вы, естественно, можете дома, но прятаться от следствия не рекомендую. И просьбу мою, извините, вы не можете игнорировать.

– Да… Дмитрий Ильич, ты не думай, я не совсем уж скотина бесчувственная, чувства будто заморозились, голова болит постоянно и… как будто нереально всё, не со мной… Ну вот будто кино смотрю. Скучное и примитивное.

– Понимаю. Последствия травмы. Ладно, мне пора. Выздоравливайте. И… оставайтесь на связи.

Михальчук вышел, тихо прикрыв дверь за собой, дошёл до сестринского поста. Медсестра сменилась. Плохо… Очень плохо.

– Девушка, а та сестричка, что ночью дежурила, давно ушла? – поинтересовался Михальчук.

– Да нет, – улыбнулась медсестра, хлопнув длинными, явно нарощенными, ресницами, – вот только что, буквально минуту назад, так что если поторопитесь…

– Спасибо! – перебил следователь, рванув к выходу. Как же её зовут? Оля? Даша? Что-то простое и незатейливое… Маша! Да! Точно. Маша… Увидел. Она? Не она? На всякий случай позвал, – Маша!

Она остановилась, обернулась, ветер подхватил её тёмные, распущенные волосы, отливающие медью на ярком солнце, девушка засмеялась, пытаясь отвести от лица непослушные локоны.

– Вот ведь… на работе всё время волосы собраны, решила хоть на улице распустить, а тут ветер. Теперь не причёска будет, а гнездо, готовое жильцов принимать.

– Да нет… что вы… – отчего-то смутился Дима, – Вовсе не гнездо. Вам идёт…

– Послушайте, Дмитрий Ильич, может на «ты»?

– Можно и так, – усмехнулся мужчина, – Надо же, запомнила…

– Это легко, – снова улыбнулся медсестра. – У меня сына так зовут.

Ну да… Сын. И ей на вид лет тридцать. Наверное, и муж имеется… Михальчук одёрнул себя. Ну что за мысли? Это всего лишь рабочие моменты. И всё. Ничего личного. И он просто кивнул, принимая…

– Я вот о чём поговорить хотел… – сбитый с толку собственными мыслями, Дима никак не мог подобрать слова. – Вижу… торопитесь?

– Ну как… может, на ходу поговорим? Мне нужно сына от свекрови забрать. Она строгая, не любит, когда я опаздываю.

– Да. Хорошо. Можно и на ходу. Маша… Я о пациенте нашем спросить хотел. Он вчера вечером никуда не отлучался?

– Да нет, конечно, – уверенно ответила Маша, – Он заснуть никак не мог, пришёл на пост, попросил таблетку. Я дала. Он таблетку при мне и выпил, хотя я не настаивала, мы же, – она хихикнула, – не в психушке, а в обычной больнице. Так он даже рот открыл, продемонстрировав, что выпил лекарство.

– А потом что?

– Ну как что? В палату ушёл.

– И ты не заходила к нему?

– Вообще-то Прохоров не относится к тем пациентам кому постоянный пригляд нужен, он не «тяжёлый», но да, я заходила к нему. Где-то через полчаса после того, как он снотворное принял. Собственно, и заходила, чтобы поинтересоваться, удалось ли ему заснуть. Таблетка не из самых сильных…

– И что он? Спал?

– Да как сурок! – засмеялась Маша. – Очень тихо спал. Даже дыхания практически слышно не было. Я ещё поближе подошла, послушала. Потом окно прикрыла, он его нараспашку оставил, а этаж-то первый, мало ли что…

– Это да.

– Потом я ушла, а утром разбудила его на укол. Вот и всё. Правда, с утра окно опять нараспашку было.

– Может, жарко стало, вот и открыл?

– Да нет, в палате кондиционер работал, даже прохладно было с утра. Некомфортно. Скорее, ему запах больничный мешает, – фыркнула она, – Он вчера ещё жаловался.

– Да, мне тоже, – улыбнулся Дима.

– А что-то случилось?

– Случилось… Жену его ночью убили. И водителя.

– Ой… Страшно как… Но это точно не Прохоров. Он спал всю ночь.

– Не скажу, что я подозревал его, но алиби проверить стоило. Это моя работа.

– Так если… Ему тоже опасность может угрожать, я правильно понимаю?

– Всё верно, Маша. Возле его палаты остались дежурить оперативники, а позже Степана перевезут в частную клинику. Так что ни ему, ни персоналу ничего не угрожает. К тому же информация о том, что он жив, пока ещё не в широком доступе.

Маша покивала задумчиво, поправила ремешок крошечной сумочки на плече и остановилась.

– Дальше мне на автобусе. До свидания, Дмитрий Ильич.

– До встречи, Маша.

Она снова кивнула. Не поверила, что встреча состоится. Всё верно. Прохорова перевезут сегодня в частную клинику, и что тогда следователю делать в больнице? Выходит, не будет больше встреч… Подошёл автобус. Маша вздохнула, бросила на следователя быстрый взгляд и прыгнула на подножку. Вот и всё. Михальчук постоял, посмотрел вслед удаляющемуся автобусу, вздохнул и пошёл к своей машине. История Прохорова запутывалась всё больше и больше, вопросы возникали всё новые, а ответов не было ни на один. Предстояло много дел, а для начала нужно съездить в посёлок, где Прохоров проживает, оглядеться и в посёлке, да и в доме тоже не мешает побывать. Оперативная группа и криминалисты – это, конечно, хорошо, Михальчук непременно обсудит с подчинёнными все детали, но собственное мнение и собственные выводы всё равно самыми верными казаться будут.

Посёлок оказался элитным и охранялся самым тщательным образом, удивительно, как в таком поселении могло произойти убийство. Вся территория посёлка огорожена высоким забором, КПП на единственном въезде, а забора нет только со стороны реки, он врезается в воду метра на два и обрывается… Патрулируется периметр каждые два часа вооружённым охранником с собакой. Ну и как же убийца проник на территорию? Охранник пожимал плечами и сконфуженно прятал глаза. Понятно… проспал, или телевизором невзначай увлёкся, обход пропустил, да только бдительность его тут не при чём, тот, кому нужно убить – убьёт, поскольку обозначенную цель имеет. Неважно как, убийца всё равно найдёт способ убить, а потому, Михальчук сделал вид, что не заметил смущения охранника.

– По воде не мог? – кивнул он на реку.

– Там глубина метра полтора, думаю нет, – хлопал длинными ресницами парнишка, – Но участок Прохорова прямо за этим забором.

– То есть, с одной стороны граничит с лесом, с другой стороны с рекой. Верно?

– Так точно.

– И что это нам даёт? – задумался следователь. Чужие на территорию не въезжали, видео с ворот отсмотрели по минутам, да и охрана отмечает всех, кто въехал, кто выехал, выходит… убийца или местный, то бишь житель посёлка, или очень хорошо знает все подходы к нему и не стал рисковать, подойдя к посёлку со стороны леса. Тогда вопрос… А как он пробрался на территорию? По воде? Дошёл до дома в мокрой одежде и мокрой обуви… зашёл, убил, вышел… в этом случае за ним тянулся бы отчётливый след – смесь воды и речного песка, ну или ила… земли ещё, иголок хвойных, от реки по земле под соснами идти до зоны двора… Ещё невероятней версия, что убийца разделся, прежде чем совершить заплыв, и так, голяком убивать пошёл. Смешно. Эх… Не выходит вот так сразу каменный цветок, лажа выходит, а цветок нет. Что в доме? А ничего в доме, так же, как и во дворе. Будто и не было никого. Ни следов, ни улик, ни отпечатков посторонних. Дверь открыта ключом, не отмычкой… ну хоть бы от обуви след оставил, или ещё что… Следы есть только домработницы, которая, явившись поутру, обнаружила убитую хозяйку. С ней Михальчук уже пообщался, женщина, как ему показалось, вполне адекватная и выдержкой обладает поистине железной, в панику не ударилась, на все вопросы отвечала внятно и по делу, но, к сожалению, расследованию её показания помочь не могли.

Опрос жителей посёлка тоже ничего не дал. Никто никого не видел, не слышал, причём люди разговаривали с группой очень неохотно, кто-то даже грубо. Выстрелы? Да у нас почти каждый день стреляют, салюты запускают то на одном дворе, то на другом. Вчера? И вчера было. Люди старались отвечать коротко и односложно, один мужик так и вовсе послал откровенно так, с указанием направления, в каком двигаться следует. А бабушка-соседка плечами пожала, мол, а чего хотите, это раньше при советской власти все друг о друге всё знали, и всё было общее, все у всех на виду, а сейчас никто соседей в свою жизнь не пускает, заборы строят, будто соревнуясь – у кого выше и неприступней, так что, не обессудьте, товарищ следователь, но ничегошеньки вы тут не найдёте. А о Стёпке никто и не расскажет. Избегает он людей, больно заносчивый.

– Давно он тут проживает?

– Так… этот дом ещё его дед строил на месте старого, так Стёпка с Анютой, это сестра его, когда детьми были, каждое лето здесь проводили и зимой иногда наведывались. Когда дед совсем одряхлел, его дочь к себе забрала, а дом Степану в пользование достался. Когда Анюта пропала, у деда первый инфаркт случился. Вытащили врачи, да так и не оправился он, совсем сдал, помаялся полгода, а поиски прекратили, так и помер… Дом уже Степан достраивал. Двенадцать лет назад ремонт сделал, да что-то не понравилось, почти сразу второй затеял. Постоянно он лет семь тут живёт. Или шесть… Да, наверное, шесть. Как женился на Инке, так и поселились они тут.

– О его отношениях с женой тоже никто ничего не знает? – раздосадовано уточнил Михальчук. Он так надеялся хоть на какую-то зацепку, но нового ничего не узнал. И спросил-то просто так, скорее из любопытства, чем для пользы дела. У Степана на момент убийства Инны алиби железобетонное, к нему не подкопаться, хотя, если уже начистоту, вот признаться самому себе – хотелось бы подкопаться. Уж больно неприятное впечатление он производил.

– Закрыто они жили… – помедлив, всё ж-таки не решилась поделиться информацией собеседница, – Да сейчас все так живут. Обособленно. Каждый в своей берлоге. Нет, ничего я не знаю.

– Ну спасибо и на том, – отступил Михальчук, отчётливо понимая, что соседка не договаривает. Много чего о семье рассказать может, да молчать будет. Не пытать же её в самом деле!

Он ехал в город и ловил себя на мысли, что упускает что-то крайне важное. Было что-то в череде коротких диалогов с соседями, промелькнуло что-то может быть не совсем относящееся к делу, но всё же важное, только что? Дима никак не мог ухватить мелькнувшую мысль, она не давалась и ускользала, а в голову лезли какие-то совсем уж глупости, вроде Степана, перелезающего высоченный забор в своём отутюженном, безупречном костюме и начищенных до блеска туфлях… Михальчук заметил, как тщательно осмотрел он вчера одежду и обувь, привезённую Инной.

А пока Дима ехал, ему позвонили из отдела, сообщили, что все счета фирмы Прохорова были опустошены за несколько дней до нападения на Степана. Кто и куда увёл денежные средства ещё предстояло разбираться, но Михальчук позлорадствовал. Перед внутренним взором возникла давешняя старушка с фразой: «Не всё коту масленица!». Дима фыркнул, развеселившись, и сразу как-то поднялось настроение. Может, от того, что появилась хоть какая-то зацепка в этом деле? А может просто «порадовался», представив, как изменится в лице невозмутимый Степан…

И ещё Дима думал о том, что всё-таки стоит заехать к Кириллу. Нет, впутывать того в расследование, конечно, не стоит, но, может, фотки посмотреть не откажется, увидит хоть что-то, а дальше он справится сам, была бы опора, от которой отталкиваться.

На звонок дверь открыл Марк.

– Привет, Марик, – поздоровался Михальчук, – Кирилл дома?

– Привет, – отозвался Марк. – Заходи. Он на кухне, кофе варит.

– А Лиза?

– Гуляет с Максом, – отчитался Марк и добавил с добродушной ухмылкой, – И с Ритой. Им посекретничать понадобилось, вот Кирюху дома и оставили.

– Хорошо. Это очень хорошо… – пробормотал Михальчук и, скинув ботинки, пошёл на кухню.

Кирилл, увидев гостя не удивился, едва заметно нахмурился, кивнул в сторону плиты:

– Кофе будешь?

– Буду!

– Садись за стол. Жди, – и тут же повернулся к другу, – Дим, ты голодный, наверное? С утра ведь на ногах.

– Есть немножко…

– Так… ужин ещё не готов, а вот бутерброды сейчас соображу. Будешь?

– Конечно, Кир…

Кирилл кивнул отстранённо, повернулся к холодильнику. Он ни о чём не спрашивал, но слишком резкие движения, слишком нетипичная для него речь и вот эта суета… выдавали его с головой. Конечно, он знает, что следователь к нему не на кофеёк с бутербродами зашёл и не за жизнь потолковать, знает и боится. Вот поставил на стол тарелку с нарезкой, и взгляд Михальчука наткнулся на свежий шрам, пристроившийся на Кировой ключице некрасивой кляксой… Михальчук загрустил. Лезть к другу со своими проблемами расхотелось.

– Ну так что у тебя? – вдруг неожиданно спросил Кирилл. Дима вздрогнул. Вот только-только решил, что ничего рассказывать другу о ходе расследования не будет, просто поест и поедет в отдел.

– Убили жену Степана Прохорова, – нехотя отозвался Дима.

– Когда? – тут же последовал вопрос.

– Сегодня ночью.

– А… тогда это не она… – рассеянно пробормотал Кирилл, ставя одну чашку кофе перед Михальчуком, вторую, свою, зачем-то на барную стойку.

– Ты это о чём? – насторожился следователь.

– Да так… – забыв о кофе, Кирилл сел за стол, задумался.

Михальчук поднялся, поставил перед другом чашку, тот даже не заметил. Он, казалось, вовсе забыл о госте, Дима мог встать и уйти, вряд ли бы Кирилл заметил…

– Кирюх… Что-то случилось?

Кирилл моргнул и покачал головой.

– Пока ещё нет, но, Дим, случится непременно.

– Это как-то с Прохоровым связано?

– Откуда же мне знать? Говорю, пока непонятное что-то происходит, не разобраться. Что-то вижу невнятное, но пока это так… намёки. Странные и неочевидные намёки. Ладно… – прервал неприятную тему Кирилл. – Обсуждать пока нечего, повременим. Ты наверняка фотки привёз? Показывай.

– Уверен?

– Доставай уже… А уверен я только в одном, в том, что не хочу видеть Прохорова, слышать о нём, и вообще, знать его не хочу.

– Так говоришь, будто он твой личный враг.

– Да мы даже не знакомы и никогда не пересекались, если не считать короткого эпизода на кладбище, мне он вообще ничего плохого не сделал, но бесит так, что от души хочется руку пожать тому, кто его так уработал. Да ещё и денег предложить, чтобы завершил начатое.

– Во мне он сходные чувства вызывает, – доставая из портфеля цветные снимки, признался Дмитрий.

– Две фотки всего? – удивился Кирилл. – А самого Прохорова?

– Надо было? Я, Кир, не стал его фотографию брать, он же живой вроде…

– Ну лады… – нехотя, Кирилл взял со стола фотографию водителя, поместил между ладоней, закрыл глаза, вздохнул тяжело, вернул фото на стол изображением вниз, взял вторую фотографию – Инны, тоже замер с закрытыми глазами, а потом что-то произошло, Михальчук увидел, как выпала из рук Кирилла фотография, как распахнулись глаза, а ещё стало страшно от взгляда друга, направленного куда-то ему за спину. Михальчук резко обернулся. За спиной, как и следовало ожидать, никого не было. Он снова обернулся к Кириллу и вовремя, успел подхватить, не дал упасть на выложенный плиткой пол. Чертыхаясь и зовя Марка на помощь, Дима подтащил Кирилла к дивану, уложил. Тут примчался Марк, мигом оценил обстановку, метнулся на кухню, вернулся с нашатырём. Досадливо мотнул головой и, не выпуская флакончика из рук, снова метнулся к холодильнику, рывком открыл морозилку, вытащил оттуда холщовый мешочек, набитый кубиками льда.

– Так лучше будет, – буркнул он на вопросительный взгляд Михальчука, достал из мешочка пару кубиков, затянул завязки приложил пакет к голове брата, а пару кубиков приложил ему за уши. Собственный метод. Давно хотел опробовать, да вот не довелось пока. – Ну! Давай же, Кир! Приходи уже в себя!

– Это я виноват, – каялся Дима, прижимая к голове Кирилла мешочек со льдом, – Фотки водителя не было, так мы посмертное сделали. Наверное, энергетика смерти так повлияла… Лучше бы права привёз…

– Ни фига, – пробормотал Кирилл, не открывая глаз. – Марик, всё! Убирай лёд. Работает твой метод… И, надо признать, не хуже нашатыря. Мягче…

– Ну вот! – обрадовался Марк. – Я же говорил! – и спохватился, – Ты в порядке, Кирилл?

– В порядке. Так вот, Дима, фотографии постмортем несут не больше информации, чем фотографии неодушевлённого предмета. Ну… я так вижу. Пустая оболочка и не более того

– Так из-за чего же ты…

– Да так… – неохотно ответил Кирилл. – Гостья одна пожаловала, а я с ней общаться не захотел. Она очень настаивала…

– Гостья? С той стороны? – Михальчук не сумел скрыть своего страха, быстро оглядел комнату. Кирилл фыркнул чуть насмешливо.

– Дим, спокойно. Сейчас тут только мы, нас никто не подслушивает.

– А кто приходил? Инна?

– Нет. Это вообще никак не относится к твоему делу. Давай сначала о нём, о гостье говорить не хочу. Пока не хочу… Так вот… – Кирилл подтянул к себе плед, закутался в него. Жара стояла, окна нараспашку, но Кирилла знобило. – Я не могу сказать тебе, кто убил Инну и водителя. Как говорил уже, фотография водителя совсем бесполезна, лучше бы действительно, права привёз или паспорт, а Инна в темноте лишь силуэт видела, не поняла, кто стрелял в них. Не успела. В одном я уверен, если ты подозреваешь Прохорова, то нет, это не он.

– Не то чтобы подозреваю. Мог бы, но у того алиби железное. В больнице был. Спал, приняв снотворное. Но мне интересно. Почему не он?

– Ты понимаешь, эмоции… всё дело в них. Ну представь, человек застаёт жену с любовником в собственном доме, его эмоции? Ярость, как минимум, а у того, кто убивал вообще эмоций не было. Будто… это не впервые. Будто убийство для него нечто обыденное и привычное. Как работа в офисе, например. Рутина.

– Наёмный киллер?

– Да тоже нет. Не знаю. Пока не пойму. Инна – птица не того полёта, чтобы нанимать киллера для её устранения, даже если представить, что кому-то она очень мешала. Давай-ка мы с тобой всё проанализируем. Итак, есть Прохоров, субъект чисто в человеческих рамках очень и очень неприятный. Но врагов, как он утверждает, у него нет, у конкурентов кишка тонка с ним бодаться, а остальных, кто мог бы считаться врагом, он контролирует. Но тем не менее, кто-то выводит со счетов фирмы деньги, потом покушается на его жизнь и в итоге убивает Инну. А Прохоров такой весь в белом и в тапках с помпонами. Не при делах… Так выходит?

– На первый взгляд так, – неуверенно пожал плечами следователь.

– А на второй?

– И на второй так же. Деньги отследить не удалось, кстати. И главного бухгалтера тоже.

– Даже не сомневаюсь. Странно всё это. Очень странно.

– Мысли есть?

– Не-а. – Кирилл хитро улыбнулся, – Они не у меня, а у тебя быть должны. А я пас. Но на твоём месте я бы поднял по Прохорову всю информацию, какую только возможно нарыть. Связи, друзья, знакомые – с рождения и по сей день, сдаётся мне, на нём всё завязано. И по Инне бы тоже всё, что можно узнать…

– Уже делается. И охрану к нему приставить что ли…

– Своей у него нет?

– Да есть, конечно. Но охрана в офисе, в личной, говорит, не нуждается.

– Вот как…

– Меня тоже это смутило, – кивнул Михальчук, уловив ход мыслей Кирилла. – Он будто уверен, что покушений на него больше не будет.

– И не боится за свою жизнь… В каком случае, Дима, такое возможно?

– Когда покушение всего лишь инсценировка? – вместо Михальчука предположил Марк.

– Да и я о том подумал, – снова кивнув, согласился с версией паренька Дима, – То есть что получается… Он положил взрывчатку в машину, поехал, а потом? Вот тут у меня загвоздка… Он оказался на кладбище, сторож подобрал его почти у ворот, сильно избитого и без сознания, а машина его взорвалась ну примерно километрах в пяти-шести от того места. Это как? Она сама туда доехала? И кто тогда погиб вместо Прохорова? И кто его избил? Только не говорите мне, что сам о берёзу с разбегу бился! И самое главное – он действительно ничего не помнит.

– И опять-таки, – подхватил Кирилл, – Кто-то выводит деньги со счетов Прохоровской фирмы, дальше покушение на него самого, и в итоге убивают Инну – жену Степана. Где логика? Зачем понадобилось убивать её? Прохорова ладно, можно найти причины, а Инну зачем? Устрашение Прохорова? Бред! Честно, Дим? Я запутался, и не хочу разбираться в этой истории. Категорически не хочу. Из личной неприязни к Прохорову.

– А мне придётся, – вздохнув, почесал затылок Михальчук. – Приказы руководства не обсуждаются.

– Ладно, хватит об этом. Ты вот что… Мы завтра в ресторан идём, не хочешь присоединиться?

– Вы – это кто? И по какому поводу?

– Мы с Лизой, Тоха с Ритой, Глеб с Ирой… ну а повод… Да не повод, а приглашение. Один знакомый свой ресторан открывает, ну и решил в день открытия собрать тех, кто помогал ему. Так сказать, вечеринка для своих.

– Вы все помогали?

– Как-то да… Антоха ресторан его ремонтировал, ну а мы с поставщиками сводили, и так… по мелочи, консультировали.

– Конкурента?

– Какая тут конкуренция? – Кирилл рассмеялся. – У него ресторан крутой для состоятельных гостей, а у нас в кофейнях любой студент в состоянии отобедать. Так что нет тут никакой конкуренции.

– Да нет, Кир, мне не до ресторанов сейчас, – без сожаления, впрочем, отказался Михальчук, – К делу этому не пойму с какой стороны подступиться, а дело громкое, вот-вот начальство результат требовать начнёт…

– Ну… как знаешь, уговаривать не буду.

Распрощавшись, Михальчук ушёл, Кирилл отправился на кухню, Марк направился следом.

– Кир… а как ты думаешь…

– Марик! Нет… – не дослушав, перебил Кирилл. – Я понимаю, дело интересное, и докопаться до сути было бы неплохо, но пусть Дима копает, ладно? Лично нас оно никак не касается, ну и мы в него лезть не будем.

Марк вздохнул, кивнул, нехотя. Как ему хотелось поучаствовать в расследовании, аж глаза горели, но раз брат решил не лезть, значит, так тому и быть, вот только что делать с мыслями, не отпускающими эту историю ни на минуту?

Идти в ресторан не хотелось. Даже не то чтобы не хотелось, дурное предчувствие с самого утра не давало покоя, казалось, должно случиться что-то такое, после чего жизнь уже никогда не станет прежней, и связаны изменения непосредственно с рестораном. Ну, казалось бы, что такого фатального может случиться в ресторане? Ничего! Абсолютно ничего, но ощущение нависшей угрозы не давало Кириллу покоя. Он не обладал даром предвидения, не мог спрогнозировать грядущие события, но что-то сидело внутри занозой, царапало, не давало покоя. Неужели параноиком становится? Неужели он, некогда отчаянный и смелый почти до безрассудства, неудержимо превращается в труса, пугающегося собственной тени? Или всё же есть основания для беспокойства? Вся эта история… И с Прохоровым, и с неизвестным призраком девушки, так похожей на Лизу… Пока ни в той, ни в другой истории ясности не было, стало быть, ожидать чего угодно можно. Что ж… Всё как обычно. С некоторых пор о спокойной жизни разве что мечтать приходится, вот так и живёт шесть лет уже с оглядкой, всё время от судьбы подвоха ждёт.

Кирилл делал вид, что всё хорошо, ну не отменять же выход в свет из-за его предчувствий! Смешно даже, как он объяснит свои ощущения близким, когда сам не может разобраться в их сути? Да и… Девчонки хотели праздника. Всё утро сидели на телефоне, обсуждали, кто в чём пойдёт, а теперь Лиза прихорашивается, красоту наводит, ну как ей скажешь, что нужно всё отменить?

Но Лиза, как ни была поглощена предстоящим праздником, на состояние мужа всё-таки внимание обратила.

– Кирюш, что-то случилось? – настороженно глядя на него через зеркало, спросила она. Замерла в руках расчёска, во взгляде появилась тревога.

Кирилл отозвался нарочито бодро и так поспешно, будто подобного вопроса ждал.

– Нет, Лиз, всё хорошо, просто… – он потёр ключицу, раздробленную пулей полгода назад, – Разболелась что-то… Пойду таблетку выпью…

– Точно? – Лиза пошла за ним. – Кирилл? Ты ничего не скрываешь? У нас правда всё хорошо?

– Конечно. – Пришлось достать из аптечки «Кетонал», налить в стакан воды и действительно принять обезболивающее. – Даже не сомневайся, Лиза. Всё хорошо.

– Как-то неуверенно ты это сказал… – не поверила Лиза. – Вчера Дима приезжал, я его машину видела. Зачем? У него новое расследование и он решил, что без твоей помощи не обойтись?

– Лиз, что именно тебя насторожило? Димка друг, просто был рядом, забежал на кофе. Давно не виделись.

– Ну да, ну да, с прошлых выходных, – Лиза хмыкнула недоверчиво, но решила оставить допрос на завтра и не портить себе настроение, ведь не каждый день на открытие ресторана приглашают. В ресторан они, конечно, выбирались частенько, как с друзьями, так и вдвоём, но на открытие, торжественное открытие, ни разу ещё приглашены не были.

– Макса разбудить? Что-то он разоспался сегодня… Полинка вечером не уложит… – увёл разговор в другое русло Кирилл.

– Будто ты нашего сына не знаешь! – рассмеялась Лиза. – Бурундук тот ещё! Сутки спать может. Но вообще, ты прав, пора будить. Сходишь?

– Конечно…

Кирилл поспешно направился к лестнице, теперь попроще, отвлечётся на Макса, а там уж время подойдёт, глядишь, Лиза и не вернётся больше к тяжёлому разговору. Завтра, конечно, допроса с пристрастием не избежать, ведь не поверила, что Димка просто так заезжал, но это будет завтра. Хотя, конечно, вообще лучше её ни во что не впутывать, ни к чему. И в тоже время Кирилл понимал – не получится. Чувствовал, как сгущаются над головой грозовые тучи – верный признак того, что разразится непогода, и как всегда, эпицентр будет находиться в их с Лизой доме…

А у Лизы настроение всё же испортилось. Кириллу не удалось обмануть жену, она понимала, что неспроста он мается с самого утра, мечется из угла в угол, места себе не находит, и отстраниться от возникающих вопросов и предположений не получилось. Ко времени выхода из дома, Лизе тоже расхотелось идти в ресторан, но и она промолчала, и тоже старательно делала вид, что всё в порядке, тоже пыталась кого-то обмануть…

Ресторан впечатлял. Застыв на пороге зала, компания из пяти человек изумлённо оглядывала помещение, шестой улыбался, глядя на друзей. В принципе старинный особняк предполагал подобную отделку, что-то современное смотрелось бы здесь неуместно, но погрузиться в эпоху девятнадцатого века архитектору удалось. Даже слишком. Белые стены, белый пол, белые колонны, лепнина на потолке и стенах, изящные колонны, и даже фонтан присутствовал. Тоже белый. И только рыбки, будто зависшие в воздухе над чашей фонтана, были золотыми.

– Все оттенки белого… – тихо прокомментировал Кирилл. – Антоха, это правда твоя работа?

– Ну… так хозяин захотел, – хмыкнул Антон.

– Я в восхищении… – Кирилл тихонько толкнул его локтем. – Как в прозекторской. Только с лепниной.

– Лучше не комментируй, хозяин крайне болезненно относится к своему детищу.

– Сам знаю.

К гостям уже спешил официант. Назвав фамилии, компания двинулась к предложенному столику. Там, куда их усадили, было несколько веселее. Стол отделялся от общего зала невысокой перегородкой, она же выполняла роль цветочного горшка с туями, насаженными в ряд. Так же сбоку на стене располагалась глубокая ниша, в ней – картина с горным пейзажем и канделябр с незажжёнными свечами.

– Кирилл, не придирайся, – одёрнула мужа Лиза, заметив, как тот скептически разглядывает помещение. – Хозяин так видит.

– Да нет, – Кирилл пожал плечами, – Местечко хорошее нам досталось. Столик на шестерых, диванчики мягкие, всё чистенько, беленько. Опять же, выход недалеко, не понравится – сбежим.

Расселись. Углубились в изучение меню.

А вот еда в ресторане действительно вкусной оказалась и порции неожиданно большими, женская часть компании уже после салата заявила в один голос, что ни кусочка больше съесть не сможет, но горячее было уже заказано, мужчины пожали плечами, мол, а кого это волнует? Повздыхав, девушки дружно решили прогуляться до туалета, девочки, они же такие девочки, даже носик припудрить всей компанией ходят. Мужчины понимающе переглянулись, поднялись со своих мест пропуская спутниц.

– Кирилл, что происходит? – поинтересовался Глеб, когда девушки скрылись. – Ты сам не свой.

– Я уже давно сам не свой, – нехотя буркнул Кирилл. – Вот как дар в себе обнаружил, так и всё, теперь моя жизнь без остатка принадлежит призракам.

– Что, опять?! – удивился Антон. – Что на этот раз?

– Да не пойму пока. Но гарантированно ничего хорошего.

– Расскажешь? – закинул пробный камень Глеб. Он понимал, зная друга, что тот не поделится до тех пор, пока хоть какую-то ясность не обретёт, но попытался.

– Да ну… – Кир ожидаемо отмахнулся. – Пока не о чем говорить. Я сам не знаю, что вижу… – через ткань рубашки он потёр шрам на ключице, отдёрнул руку, привычка дотрагиваться до шрама каждый раз, когда что-то шло не так, раздражала сама по себе, а ещё больше тем, что окружающие обратили на неё внимание и очень быстро научились сопоставлять его состояние с непроизвольным движением руки.

– Так может… мы поможем разобраться? – осторожно спросил Антон. – Устроим мозговой штурм, глядишь и надумаем что.

– Нет, Тох, штурмовать пока нечего. Но я обещаю, как только появится хоть какая-нибудь определённость, я непременно поделюсь с вами.

– Лады…

Кирилл смотрел на вход. Необъяснимое предчувствие беды билось внутри, хотелось подняться из-за стола вот прямо сейчас, сию секунду, пока не стало слишком поздно, и бегом кинуться из зала, уводя близких. Кровь набатом стучала в висках, боль пульсировала в голове, металась, не давая дышать, страх пеленой застилал глаза, страх не имел выхода и бурлил внутри, парализуя… Вот сейчас… вот уже скоро…

Вот идут из туалета девушки. Лиза… Такая красивая, родная… Он отвлёкся. Буквально на секунду отвлёкся, залюбовавшись женой и пропустил момент, который так хотелось предотвратить…

Хлопнула входная дверь, кто-то стремительно вошёл в зал и… столкнулся с Лизой… Поддержал её за локоть, предотвратив падение, и всё изменилось…

– Стася! Стасенька! Я знал! Я всегда знал, что ты жива, что ты вернёшься! Господи, Стаська! Как я ждал тебя! – мужчина тряс Лизу за руки, разглядывал, его буквально распирало от счастья.

– Простите, – пискнула Лиза, втянув голову в плечи, – Вы обознались. Я Лиза.

– Лиза? Ну конечно, Стаська, ты сменила имя! Как же я не догадался, ты не могла бы так долго прятаться, не сменив имя!

– Вы не поняли! – Лизе всё же удалось выдернуть ладони из цепких пальцев и отступить на шаг. – Я Лиза и всегда была Лизой…

Подоспел Кирилл. Оттеснил Лизу в сторону и только сейчас разглядел того, кто посмел так бесцеремонно хватать за руки его жену. Пусть обознавшись, это не важно, Лиза же сказала!

– Ты?! – выдохнул он. Перед ним стоял и растерянно смотрел на Лизу Прохоров.

– Но это же… Стася… – пробормотал он.

– Нет. Это не Стася. – жёстко оборвал Кирилл. – Эту девушку зовут Лиза и она моя жена.

– Я думал, ты мне приснился. Там, на кладбище… – помотал головой Прохоров. – Выходит нет… Ну привет. Не могу сказать, что рад встрече, но раз уж встретились, не хочу оставаться в долгу. – И он ударил.

Удар вышел совсем слабым, Кирилл мог уклониться, мог ударить в ответ, но не стал, бросил сквозь зубы:

– Иди своей дорогой, – подхватил Лизу за руку и, повернувшись к Прохорову спиной, повёл к столу. К ним уже спешили охранники, а перед охраной, перепуганный и раздосадованный шёл владелец ресторана Артур. Засуетился, заюлил, принялся извиняться перед всеми сразу, но в этом не было необходимости, короткая стычка закончилась сама по себе, претензий к ресторану никто не имел, только гости засобирались домой.

– Кирилл, Глеб, ну куда же вы? – расстроился Артур, – Только же пришли. Весь вечер ещё впереди, живая музыка… А это… ну обознался Степан Алексеевич, так что же? Вечер себе портить что ли? Да ну… Останьтесь…

– Не в нём дело, – покачал головой Кирилл, – И, конечно, не в ресторане. Он чудесный. И кухня, Артур, просто выше всяких похвал. Мы в другой раз обязательно придём, но остаться, прости, не можем.

– Я улажу, – шепнул Киру Антон, приобнял Артура, принялся что-то говорить ему, уводя в сторону. Тот кивал, расстроенно, но с пониманием, тоже что-то говорил, тихо, но очень эмоционально. Антон оглянулся, подмигнул друзьям, махнул рукой, мол, уходите, и те, быстро собравшись, покинули зал, остались ждать Антона в приусадебном парке на скамье.

– Ну и что это было? – недоумевала Лиза. – Кирилл, я так понимаю, это и есть Прохоров? А что ты сделал ему, такого, что он с кулаками полез?

– Видишь ли, тогда на кладбище я имел неосторожность поговорить с ним непочтительно, совсем не так, как он привык. Так сказать, должного уважения не оказав… Помочь отказался, опять же. Вот только ерунда это… Не тянет на повод для кулачного боя… – и тут он осёкся. Замер, глядя в одну точку, будто рядом с Лизой стоял кто-то ещё, невидимый окружающим. – Стася? Ты Стася? – тихо спросил Кирилл у пустого пространства. – Что ты хочешь от меня? – медленно перевёл взгляд на фонарь неподалёку от скамейки, и тут плафон фонаря сам по себе взорвался, разлетевшись стеклянными брызгами. Все, кто находился рядом, отступили, на месте остался лишь Кирилл. Он стоял, зажмурившись, сжав пальцами виски, а из носа на гравийную дорожку капала кровь.

– Кирюш! – Лиза опомнилась, подскочила к мужу, засуетилась, доставая из сумочки платок. – Ты в порядке, Кирилл? Тебя не задело осколками?

– Нет, – Кирилл медленно покачал головой. – Это не осколки, это Стася. И да, Лиз, Прохоров не просто так обознался, она очень похожа на тебя. Очень!

– Да как такое может быть?

– Не знаю. Бывает, наверное. Давай потом. Всё потом. Мне надо домой. Сядешь за руль?

– Конечно. Идём…

Нагретые доски тихонько поскрипывали под босыми ногами, еле слышно плескала вода об опоры лодочного причала, озеро так и манило своей прохладой, обещая умиротворение и покой. Над водой порхали стрекозы, где-то в вышине пели птицы, за спиной гудел шмель, так же из-за спины, но с другой стороны доносилось журчание бегущего по камням говорливого ручья…

Кирилл зажмурился, потряс головой, разгоняя морок, и снова открыл глаза. Ничего не изменилось. Озеро в далёкой Карелии, лес – вроде подзабылось всё, и опять… Территория так полюбившегося ему отеля. Полгода прошло. Странно, Кирилл не видел этого озера летом, только зимой, укутанное в снег, но в видениях неизменно оказывался на этих мостках в летнюю пору. Вот уж не думал, что вернётся сюда, во сне ли, в видении – да и просто так, в Карелию его теперь калачом не заманишь, не слишком гостеприимна она к нему оказалась, так что же сейчас привело его сюда? Вместе с вопросом возникло ощущение, что находится здесь он не один. Взгляд, направленный в спину, буквально прожигал, жжение между лопаток становилось почти нестерпимым. Карина? Ну кто же ещё может знать об этом месте? Только они двое. Выходит, Карина.

Как просто было бы обернуться и посмотреть, но Кирилл медлил, что-то останавливало его. Может то, что взгляд казался чужим и враждебным?

– Карина? – голос прозвучал тихо и как-то неуверенно, отчего самому противно стало.

Ответа не последовало, над озером повисла тишина. Стих ветер, пропали стрекозы, и даже ручей перестал журчать, спряталось солнце за тучу…

– Обернись! – голос чужой, незнакомый, но требовательный.

Ну что ж… Кирилл медленно обернулся. На берегу с воображаемым партнёром танцевала танго девушка в платье цвета баклажана. Русые с медным отливом волосы девушки стянуты в тугой пучок на затылке, косметика на лице расплылась, покрыв щёки чёрными разводами, но всё равно, даже через слой размазавшейся косметики было заметно, как девушка похожа на Лизу. Она так самозабвенно танцевала, будто под её босые ноги вовсе не земля стелилась, а натёртый до блеска паркет.

– Стася? – спросил Кирилл.

Девушка, услышав его голос, будто на стену налетела, остановилась резко, не завершив движения, и едва не упала, да что там, упала бы, будь она живой, непременно упала бы.

– Стася, – подтвердила она.

– Зачем ты вытащила меня сюда?

– Я? – усмехнулась девушка, зябко поведя плечами, словно ей действительно могло быть холодно, – Я просто вытащила, а место определил ты сам.

– Это детали, – холодно перебил Кирилл. – Вопрос в другом. Зачем я тебе понадобился?

Поникли хрупкие плечи, не ответив, Стася опустилась на камень, села, подтянув к себе колени, обхватила их руками. Кирилл ждал.

– Я должна наказать его, – вдруг тихо сказала девушка, ровно в тот момент, когда ожидание стало невыносимым. – Я пыталась сама, но не могу дотянуться отсюда. Я ничего не смогла сделать отсюда! – выкрикнула она, вскакивая с камня, по её платью поползли тёмные разводы, с подола сорвались на землю алые капли, а в руках Стаси возникло крохотное детское тельце, завёрнутое в тонкий шарф.

– Когда тебя убили, ты была беременна? – догадался Кирилл.

– Да, – последовал короткий ответ.

– Кто это сделал?

– Я не могу сказать, ты сам должен найти и наказать его.

– Да что же вы все такие загадочные?! – не на шутку разозлился Кирилл. – Почему просто нельзя назвать имя?!

– Я забыла, – жалобно прошептала Стася и добавила гораздо чётче. – Я забыла того, кто это сделал.

– Ну ладно, пусть забыла, а что ты вообще помнишь о себе?

– Земное имя… Что сына ждала помню… И ничего больше… – и она расплакалась. Ну как расплакалась… кривила лицо, пускала по щекам тонны косметики. Да уж, и правда забыла, как плакать забыла, но помнила, что в какие-то моменты – это делать необходимо, так же помнила, что от слёз косметика расплывается. Словом, показала то, что хотела показать, ни больше, ни меньше, и разбери попробуй, правда забыла всё или просто говорить не хочет.

– Ладно, хорош реветь, – буркнул Кирилл, не зная, как реагировать на слёзы призрака, – С чего ты взяла, что я должен тебе помогать, и буду тебе помогать? Почему я? И почему должен?!

– А кто же ещё? – искренне удивилась Стася. – Только ты меня видишь.

– Я ничем тебе не обязан, – хмуро отозвался Кирилл и сунул руки в карманы. – И не хочу тебе помогать. Я вообще не хочу больше связываться с призраками. Сами справляйтесь со своими проблемами.

– Вот как? – Стася задумчиво смотрела на него, склонив голову к плечу, будто оценивая и размышляя, стоит ли связываться. И тон её больше не был ни жалобным, ни просительным. В следующих словах так и слышался лязг металла, – Я ничего не помню о себе, однако могу рассказать о тебе. Хочешь?

– Что такого ты можешь знать обо мне, чего я сам о себе не знаю? – не проявил интереса Кирилл.

– Ты должен был умереть. Не потому, что помогать таким как я опасно, а потому, что срок твоей жизни истекал прошлой зимой. Судьба тебе выпала такая. А спасла тебя девушка, тоже призрак, ты ещё к ней на кладбище приезжаешь частенько. Так что, благодаря призракам, ты жив до сих пор. И, отказываясь помогать, ты в любой момент можешь отказаться от её подарка.

– Ты хочешь сказать, что там – Кирилл ткнул пальцем в небо, всё-таки вступив в переговоры, – Меня, типа, наняли, как частного детектива? И зарплату я получаю отсрочкой собственной смерти?

– Что-то вроде, – охотно подтвердила Стася.

– Я должен верить тебе?

– Вовсе нет. Но моя история и тебя коснётся. Тебе придётся помочь.

– Да как, если я о тебе ничего не знаю?! И каким образом твоя смерть меня касается?!

Она снова села на камень, уткнулась подбородком в колени, вздохнула.

– Думай, Кирилл. Теперь это твоя задача. Только знай – он снова начал убивать…

– Кто?! – но вопрос прозвучал в пустоту, сознание затянуло темнотой, пропало озеро, пропали уютные домики на берегу, остался только навязчивый гул в ушах…

– Кирилл, Кирюша… – кто-то настойчиво тряс его за плечо, а ему совсем не хотелось просыпаться, хотелось снова провалиться в темноту, лишь бы не ощущаться чудовищной головной боли, настолько сильной, что голову от подушки не оторвать. Подушка? Так разговор со Стасей был всего лишь сном?

– Чего? – пробурчал он, нашаривая рукой одеяло и пытаясь укутаться с головой.

– Проснись же!

Лиза. Это Лиза трясёт его, пытаясь разбудить. С трудом Кирилл приоткрыл глаза, снова зажмурился от резанувшего по ним яркого света.

– Лиз, окно зашторь, – прикрывая зажмуренные глаза ладонью, попросил он и, услышав, как взвизгнули, поехав по карнизу ролики, осторожно приподнял ресницы. – Так лучше. Лиз, ты чего? Что-то случилось? – с трудом подбирая слова, спросил он.

– Это у тебя надо спросить, – вздохнула Лиза и обняла, прижавшись. Но тут же отстранилась, поднялась и, отступив, остановилась, глядя на мужа с тревогой и болью. – Ты кричал во сне, метался, мне пришлось тебя разбудить.

– Сколько времени?

– Пятый час.

– Утра или вечера?

– Утра. Так что случилось, Кирилл? Кошмар или… – Лиза стояла поодаль, не решаясь подойти к Киру, хмурилась, не отводя внимательного взгляда от лица мужа, ловя его эмоции и реакции. Но, тем не менее, руки сложены на груди, плечи расправлены – верный признак того, что допроса Кириллу уже не избежать.

– Или, Лиз. Это не просто кошмар. Рассказывать пока не буду ничего, не разобрался пока, да и голова болит. – Он сел на кровати, с усилием потёр пальцами виски.

– Кир, я тебе сейчас таблетку принесу. Или сразу две… Ты выпей и снова ложись.

– Не ходи, Лиз, – потянулся к жене Кирилл, – Я сам. Вот посижу пять минут, в себя приду и схожу на кухню.

– И навернёшься с лестницы, – насмешливо продолжила Лиза, – Я ведь вижу, до сих пор от сна не очухался. Нет уж, дорогой, лежи и жди таблетку. Я быстро.

Тихо прикрыв дверь, Лиза вышла, а Кирилл задумался. То, о чём рассказала Стася, не поддавалось пониманию. Что получается? Если однажды он откажется помочь, то в скором времени пополнит ряды тех, кто сейчас к нему за помощью обращается? То есть он обречён всю жизнь помогать и распутывать подобные истории? Это теперь его карма? Блин! Запутался… А хуже всего то, что во все эти расследования втянут не только он, но и все те, кто ему дорог, и не только ему угрожает опасность, но и родным. За них страшно. За себя, конечно, тоже, но им-то за что? Может быть, если бы он всё-таки умер зимой, семья жила бы спокойно? И тут же одёрнул сам себя. Как же спокойно! Тогда потусторонние гости Лизку принялись бы изводить. Нет уж. Пусть лучше его, он мужик всё-таки…

Конечно больше Кирилл заснуть не смог. Выпил сразу две таблетки, лёг, но сон никак не шёл, мысли гоняли одна другую, никак не желая успокаиваться. Определенно без Михальчука не обойтись. Если и искать решение, то только вместе, без оперативной информации Стасе не помочь. Её определённо что-то связывало с Прохоровым, тот попал в переделку, и только теперь погибшая девушка потребовала справедливости. Кирилл понимал, у Прохорова и Стаси имеются точки пересечения, после встречи в ресторане сомневаться в этом не приходилось, но как они связаны? Со стороны Прохорова, судя по всему, чувства, а Стася? Что по поводу его страданий думала она? Если они были действительно близки, как так вышло, что Прохоров ничего не знает о гибели девушки? Он вёл себя так, будто она пропадала где-то несколько лет, а потом вдруг отыскалась, сменив имя и фамилию. Выходит, допускает мысль, что Стася пряталась. От кого? Не от него ли? Если так, является ли это доказательством того, что к её гибели он непричастен? Скорее всего, слишком уж искренними выглядели его изумление и радость.

А как она погибла? Кровь. Всё платье было в крови, её под ногами девушки было столько, что казалось нереальным наличие в человеке такого количества крови, и платье всё порезано на животе в труху… И опять же, Стася требовала найти убийцу. Убийцу в прямом смысле слова или переносном? Ведь по сути, водитель, сбивший человека, тоже в какой-то степени убийца. Но нет… последние слова Стаси говорят о том, что всё-таки человек убил намерено, как она выразилась… «он снова начал убивать» … Именно поэтому Стася смогла прорваться в реальность? Возможно… Но о ком, о ком она говорила?

Промаявшись час, Кирилл поднялся, тихонько, стараясь не разбудить задремавшую Лизу, вышел из комнаты, пошёл в душ. Обычно контрастный душ помогал привести мысли в порядок, но сегодня не сработало, всё так же болела голова, мысли всё так же путались и хаотично, наплевав на логику, скакали в гудящем мозгу. Машинально Кирилл приготовил завтрак семье, сам не заметил, как выпил две кружки кофе, отстранённо глянул на часы. Сейчас тихий дом наполнится звуками, начнёт просыпаться семейство, и его состояние не останется незамеченным ни для кого. Разве что Максимка не спросит его ни о чём, не посмотрит с тревогой, пытаясь уловить подсказку в глазах, и Кирилл подозвал Дюка, снял с вешалки поводок. Хорошо, что сегодня понедельник. Можно спрятаться от семьи в офисе, вызвать туда Михальчука и устроить военный совет. Ничего нового. Всё повторяется из раза в раз.

Но даже пёс почувствовал подавленное состояние хозяина, он не убегал вперёд, ходил рядом, буквально шаг в шаг, задирал голову, вопросительно глядя на Кирилла, поскуливал в нетерпении, и всё норовил повернуть в сторону дома.

В офис этим утром Кирилл приехал уже в восемь часов. Никого из сотрудников ещё не было, и это хорошо, Киру не хотелось общаться, улыбаться дежурно, отвечать на ненужные вопросы. Он вообще мог не приезжать в офис, но дома ещё хуже, донимать вопросами, конечно домочадцы не станут, стоит рыкнуть разочек, но будут поглядывать на него с сочувствием, вздыхать, передвигаться на цыпочках, будто он тяжело больной. Так что лучше в офисе, к тому же есть необходимость поговорить с Михальчуком.

Рано звонить или в самый раз? Да ладно, полиция всегда должна стоять на страже порядка… Кирилл усмехнулся, нажал кнопку вызова, а в кабинет вошел Глеб.

– Чего так рано? – спросил Кирилл, вслушиваясь в гудки.

– Зная тебя, был уверен, что спозаранку явишься, лишь бы дома хмурой физиономией не отсвечивать.

– Привет, Дим! Не разбудил? – дозвонился до Михальчука Кирилл. – Я по делу. Ты накопал что-нибудь о Прохорове? – он поставил мобильник на громкую связь, положил аппарат на стол, повернулся к кофемашине.

– С чего такой интерес? – сонно отозвался Дима. Разбудил всё-таки следователя Кирилл, но пенять на друга Дима не решился. Вдруг пригодится? – Ты ж не хотел в это лезть…

– И сейчас не хочу, – подтвердил Кирилл, – Но кажется, моим мнением никто не интересуется.

– Что, Кир? Снова твои невидимые приятели активизировались? – усмехнулся Михальчук.

– Они. Так что? Узнал что-нибудь? Есть что обсудить?

– Да как сказать, Кир… По нынешнему делу ничего, но кое-что из прошлого есть.

– Оно меня даже больше интересует, чем настоящее.

– Что-то случилось?

– Приезжай в офис. Мы с Глебкой с рассвета тебя дожидаемся, – подмигнул другу Кирилл, – Третий литр кофе допиваем.

– Мне оставьте.

– Ждём, – и отключившись, – Глеб, я так предсказуем?

– Да, Кирюха, в этом ты весь. Когда тебе плохо, ты уходишь в себя, замыкаешься наглухо, и твою броню фиг пробьешь.

Не ответив, Кирилл пожал плечами. Если подумать, Глеб прав, вот только Кир никак не мог определиться, обижает он своей отчуждённостью окружающих, или оберегает их.

Михальчук приехал быстро. Вошёл, кивнул друзьям, плюхнулся в кресло, обмахиваясь планшетом.

– Ну и жара с утра!

– Здесь кондей, – напомнил Глеб, – Так что кофе? Будешь?

– Буду. А пока варится, не будем медлить… Так вот… С Прохоровым пока ничего не ясно, единственное, что удалось узнать: незадолго до покушения он составил завещание.

– На кого? – поинтересовался Глеб.

– На мать. Странно, конечно…

– Почему?

– Ну как… Ему всего сорок два, что за надобность в составлении завещания? Кто в таком возрасте о смерти думает? И почему на мать, если есть жена? Нелогично.

– Так потому, наверное, и на мать, что есть жена, – возразил Глеб, – Чтобы в случае чего, та имущественных претензий не имела.

– Спрошу потом, – кивнул Михальчук.

– Это всё, что ты узнал? – разочарованно протянул Кирилл.

– Да нет… Двенадцать лет назад Прохоров проходил свидетелем по одному делу. Не знаю, может, оттуда что тянется? Надо подумать…

– Что за дело? Рассказывая, не тяни.

– Тогда пропали две девушки, одна из них сестра Прохорова, вторая – его девушка… Ну как, его бывшая девушка. На момент её пропажи, они уже года полтора-два как расстались.

– А как его тогда свидетелем притянули? – не понял Глеб.

– Сестра накануне исчезновения заезжала к нему. Но быстро уехала, и десяти минут не была. А пропали девушки в одно время.

– Нашлись? – уточнил Кирилл.

– Сестра нашлась. Жива, здорова, она просто сбежала от мужа, ну и от семьи заодно. Что-то у них там не ладилось. А вот вторая девушка не нашлась. Пропала бесследно.

– И эту девушку звали Стася?

– Нет… – Михальчук поискал что-то в планшете, уточняя, – Её звали Анастасия Елагина.

– Ну я же говорю – Стася, – улыбнулся Кирилл.

Дима пожал плечами.

– Ну может быть Стася одна из производных имени Анастасия, я не уточнял.

– Точно тебе говорю – Стася это она и есть. И да, её нет в живых. Давно.

– Знаю только, что её так и не нашли, и вот ещё… – он снова повозил пальцем по дисплею, выискивая что-то, – Смотри, Кир, это и есть Анастасия Елагина. Никого не напоминает?

– Даже не глядя скажу… – не сделав попытки протянуть руку за планшетом, устало отозвался Кирилл. – Лизу. И очень сильно напоминает.

Глеб взял планшет, посмотрел.

– Действительно, Лизу… Ну надо же, как похожи… Цвет волос, правда, другой, но в целом, очень похожи.

– Да, похожи. Это всё, Дима?

– Ну в общем…

– А вторая девушка? Сестра…

– Вторая… – он забрал у Глеба планшет, снова что-то полистал, – Вторую зовут Анна Бушуева. Она единоутробная сестра Прохорова.

– Как? – переспросил Глеб. – Кирюх, ты слышал? Это не наша Анька? Дим, фотка есть?

– Вот…

– Точно наша! – обрадовался Глеб. – Кирилл, ты слышишь?

Кирилл будто вынырнул из собственных мыслей.

– Что? Я отвлёкся…

– Знаешь, кто сестра Прохорова? Наша одноклассница и боевой товарищ – Анька Бушуева.

– Вот так поворот… – рассеянно отозвался Кирилл, – Анька…

Аня пришла к ним в школу в пятом классе, где-то в середине учебного года. Хмурая девчонка неформального вида сразу привлекла внимания второгодника и хулигана Саньки Ханина, он и его дружок, тоже второгодник, тут же принялись над девчонкой издеваться. Кидать в неё жеванной бумагой, дразнить, скидывать с парты её вещи. Девчонка внимания не обращала, сидела за партой, думала о чём-то своём, далёком от школы и Саньки Ханина, но мальчишки всё расходились, на третьей перемене насели на девчонку конкретно. Один дёрнул за косу, второй хлопнул ладонью между лопаток, да с такой силой, что девчонка чуть лицом о парту не ударилась. Глеб и Кирилл, не сговариваясь, кинулись на её защиту, завязалась драка. Ну подумаешь, Кирилл, маленький и худой на тот момент, был едва ли не вдвое меньше Саньки, подумаешь, что у Глеба на тот момент рука была сломана – это всё мелочи, а девчонка должна знать, что она не одна, не дадут её в обиду, заступятся. Это ж как несправедливо! Человек только-только в новую школу пришёл, а тут такой приём!

Класс галдел и гудел, остальные ребята в драку не ввязывались, окружили дерущихся, тотализатор устроили, но победивших, как и проигравших в той драке не было. Шум был услышан в коридоре, налетели учителя, разняли. А потом классная руководительница вызвала родителей в школу. Почему-то только Кирилловых и Глебовых.

И сидели две мамы за партами, одна с поникшей головой, вторая – с гордо поднятой, и стояли радом мальчишки, безучастно смотрели в окно, будто выволочка касалась кого-то другого, вовсе не их, а когда классная руководительница выдохлась, из-за парты во весь свой немалый рост поднялась Глебова мама.

– А я горжусь своими мальчиками! – твёрдо заявила она, беря под свою защиту не только Глеба, но и Кирилла. – Они хорошо воспитаны и никогда не позволили бы себе напасть на кого-либо просто так. Я уверена, что их мотивы обоснованы, и, если бы вы внимательнее наблюдали за жизнью класса, мы не выслушивали бы сейчас гадости о своих сыновьях!

Она хотела что-то добавить, но из-за шторы выплыло странное существо, подошло к мальчишкам, оказавшись той самой девочкой, с появления которой всё началось. Маленькой и хрупкой девочкой с растрёпанными косичками, россыпью веснушек на носу и глазами цвета горького мёда. Одета девочка была странно: классическая белая блуза, широкий джинсовый комбинезон и кеды. Школьную форму отменили совсем недавно, и по школе дети ходили кто во что горазд, выпендриваясь друг перед другом, насколько это возможно было в закрытом от импорта государстве. Совсем недавно начали подтягиваться к стихийным рынкам челночники, но ассортимент их мешков был скучен и неинтересен, чтобы найти хорошую вещь постараться приходилось. Новенькой удалось выделиться, её вещи были явно нездешнего производства. И не китайского.

– Это из-за меня всё, – отважно глядя в глаза учительнице, сказала девочка, – Те… приставать начали, обзываться, а Глеб и… Кирилл заступились.

– И всё равно! – настаивала та, – Это не повод завязывать драку! Абсолютно любой конфликт можно решить словами. Вьюжин! Троицкий! Чтобы это было в последний раз. Вам понятно?

– Понятно, – нарочито тяжело вздохнул Кирилл, и добавил почти весело, вскинув голову и блеснув лукавыми глазами, – Только я ничего не обещал!

– И я! – подхватил Глеб.

– И я с вами… – посмотрев сначала на одного, потом на другого, решила девочка.

Мальчишки переглянулись и, не сговариваясь, кивнули, принимая девочку в компанию. Теперь их трое.

Так они и дружили втроём. Правда, вне школы редко получалось общаться, у мальчишек тренировки, у Ани танцы, но уж когда получалось, скучать не приходилось никогда. У них были свои тайные места как в городе, так и за его пределами, там они жгли костры, слушали музыку, до срыва голоса орали песни, да и просто могли часами валяться на ковре из опавшей хвои, разглядывая облака. Девочка Аня, не отставая от мальчишек, лазила по деревьям, слетала с обрыва на тарзанке и смело прыгала с неё в реку, правда, не закручивая в воздухе пируэты, как пацаны, но отважно, без девчачьих писков и визгов. Одноклассницы презрительно звали Аню пацанкой, да она и была таковой, не обижалась, даже гордилась. Ни в чём она друзьям не уступала, да и одевалась как мальчишка, единственное, в её наряде непременно было что-то классического кроя. Блузка, футболка, рубашка или брюки, но что-то одно, никак не сочетающееся с её образом и стилем. Компромисс с мамой, как подозревали друзья, приобрёл вот такую странную форму, девчонка могла заплести косички с розовыми бантиками, а сверху на голову нахлобучить чёрную бейсболку, украшенную клёпками и шипами. И как бы ни ругались учителя, выговаривая Ане за её манеру одеваться, ничего не менялось, год – другой – третий, девочка продолжала оставаться всё той же пацанкой. Её руки украшали кожаные напульсники с клёпками, а ногти покрывал чёрный лак, её наряды становились всё более неформальными, в её наушниках неизменно играло сначала «Кино», «Алиса» и «Наутилус», а через несколько лет их прочно сменил «Король и Шут». Откуда Аня достала кассеты с концертными записями не очень известной на тот момент в провинции группы, оставалось загадкой, но записи были. Группа завладела сердцем девочки целиком и полностью, и, к слову сказать, их песни нравились и мальчишкам тоже, даже совершенно немузыкальный Кирилл не прочь был поорать песни, похожие на страшные, завораживающие сказки.

Однажды в походе весёлая история случилась, когда весь вечер у костра слушали на стареньком магнитофоне то «Лесника», то «Охотника», а потом девочки в кустики отлучились и тут же с воплями «волк!», сметая всё на своём пути, помчались через поляну к палаткам. Пацаны схватились за фонари, с хохотом и шутками ломанулись в кусты, искать волка. Нашли. Напуганного почти до обморока ёжика, привлечённого к стоянке вкусными запахами съестного. В чьей-то панаме мальчишки отнесли бедолагу подальше в лес, настругали ему яблоко, как компенсацию за пережитый стресс, а потом до самого рассвета летел над лагерем волчий вой в несколько голосов, и за ним взрывы хохота. Это было почти перед выпускными экзаменами, почти вечность назад…

…Полной неожиданностью для мальчишек стало преображение Ани на танцевальном турнире, куда оба были приглашены. В тот день Ане исполнилось четырнадцать. Раньше девочка друзей на турниры не приглашала, стеснялась, да и не бредила она танцами, ходила больше для мамы, это тоже был компромисс. И какой же шок испытали мальчишки, увидев вечную пацанку в красивом бальном платье, накрашенную, с волосами, забранными в тугой пучок, скользящую по паркету с партнёром! Тут бы влюбиться, ан нет, девчонка так и осталась «своим парнем», а потом… На выпускном она решилась и призналась в любви Кириллу. Тот даже растерялся, его удивление было таких масштабов, что даже слова разбежались куда-то. С минуту Кирилл молчал, а потом медленно покачал головой.

– Это, значит, нет? – сверкнув медовыми глазами, спросила девушка.

– Это значит, нет, – вздохнув, подтвердил Кирилл. И как же трудно говорить с Анькой о том, что она для него такой же друг, как и Глеб! Обычно, Кирилл не терялся, назойливых девчонок отшивал легко и играючи, как-то так, что никто не оставался обижен, с Анькой же всё иначе. – Ты же знаешь, какой я, правда, Ань? Ни одной юбки не пропускаю… – руки в карманах, взгляд в пол, и слова, слова какие-то неправильные, неуместные… – Я не хочу ничего рушить, Ань. Серьёзные отношения не для меня, а несерьёзных с тобой я не хочу.

– Да почему, Кирилл?! Я не слишком хороша для тебя? – обиделась девушка. Понимала ли она, что он откажется от её чувств? Для чего подобный разговор затеяла, ведь знала, не могла не знать, каким будет его ответ.

– Хороша, Ань. Ты лучшая. Но, извини, ответить на твои чувства я не могу, а обижать тебя и обманывать не хочу.

– Ты обо мне сейчас думаешь? Или, как обычно, только о себе? – терзая рукав «косухи», нацепленной поверх выпускного платья, жёстко спросила Аня.

– О себе, – честно ответил парень. Не смогу простить себя, если тебя обижу. А я обижу. Да блин, Ань! Не могут друзья постель делить! Ну не могут и всё! Ты хорошая, ты просто суперская! Но я не могу быть с тобой.

– Всё с тобой ясно, Вьюжин! Атос, блин! Не думал, что благородство в наш век – это вообще никому не нужно?!

– Мне нужно, Ань, – улыбнувшись, тихо ответил Кирилл. – И тебе нужно, просто ты пока этого не знаешь.

А следующая их встреча состоялась в баре, спустя много лет. Кирилл и Глеб, Аня и ещё одна одноклассница – каждый в тот вечер заливал что-то своё, каждый принёс в тот бар беду, и все молчали о том, что беспокоит. Просто пили, танцевали и развлекались, вели ненужные разговоры. Сначала напивались в баре, потом поехали к Глебу…

Вспоминать о той встрече не хотелось, и Кирилл помотал головой, отгоняя назойливые видения.

– Где Аня нашлась? – спросил он у Михальчука.

– Где-то в Краснодарском крае. Там странная история… Вроде бы пропали девушки в одно время, но Анна утверждает, что Анастасию в тот день не видела, просто решила все дела с мужем и уехала. Одна. Куда глаза глядят.

– Почему все решили, что они пропали вместе? – задал очередной вопрос Глеб.

– Потому что подруги, потому что пропали в одно время, в один день, – терпеливо, как маленькому, объяснял Дима. – Настю так и не нашли, она будто растворилась в воздухе.

– Стасю, – машинально поправил Кирилл. – Её звали Стася. Она не растворилась, её убили. И тело до сих пор не нашли. Что о ней известно?

– Она серьёзно занималась танцами, какие-то турниры, чемпионаты, даже на общероссийском уровне выигрывала, а потом сломала ногу. Лет в шестнадцать, кажется. Сложный перелом, спицы в ноге, хромота… С танцами она распрощалась, но не забросила совсем, начала преподавать потихоньку. Вот после работы и пропала. С ДК вышла, а до дому так и не добралась.

– Ни свидетелей, ни камер? Вообще хоть какие зацепки были? – спросил Глеб.

– Может и были. Это ж сколько лет прошло! Кто ж знает, как следствие велось. Да и какие камеры тогда… в нашей провинции… Тем более в спальном районе.

– Что по Ане? – будто невзначай бросил Кирилл.

– Аня накануне дома не ночевала, сказала мужу, да и следствию потом, что у брата оставалась. Брат вроде подтвердил, но как-то не очень уверенно, а в вечер пропажи она заезжала к нему за забытым ноутом. Ну, как следствию сказала. Охрана на воротах подтвердила, что в посёлке она находилась не более десяти минут и в машине была одна. Приехала одна и уехала тоже одна. Так что тут всё совпадает.

– Не совсем, – покачал головой Кирилл. – Аня не осталась бы ночевать у брата, они не ладили. Я бы даже сказал, ненавидели друг друга. Что за конфликт был – не знаю, Анька скрытная в школе была, о семье почти никогда не говорила, мы с Глебкой даже имени её брата не знали, но что терпеть его не могла – упоминала не однажды. Говорила о брате презрительно «этот».

– Подтверждаю, – кивнул Глеб. Протянул руку за планшетом, полистал фотографии дела, будто вспоминая что-то, потёр лоб. – Абсолютно точно не было её у брата в ту ночь. Не забывала она у него ноут. Ту ночь Аня провела в баре, и этому событию есть, ну как минимум, три свидетеля. Мы с Кирюхой и ещё Люда Никольская, одноклассница наша.

Кирилл поднялся с кресла, пересел на подоконник, отвернулся от друзей. Глеб усмехнулся, но акцентировать внимание не стал.

– Ты так точно помнишь дату? – усомнился Дима. – Это ж было почти двенадцать лет назад!

– Я с девушкой тогда расстался. Предложение сделал, а она отшила. Сказала, что я ей крылья подрезать хочу. И тот день застрял в памяти на всю жизнь.

– Тогда понятно. Что нам это даёт? В отношении Ани всё выяснили ещё тогда. Нашлась, тупо сбежала от мужа и родни, осела чёрт знает где. Всё, забыли. Она не имеет отношения к делу. Ни тогда не имела, ни сейчас тем более. Кстати! Инна, жена… убиенная жена Прохорова, Стасе сестрой приходится. Приходилась. У них мама общая, отцы разные…

– О как! Становится всё интереснее, – прокомментировал Глеб. – Вот как хочешь, Михальчук, а обе истории вокруг Прохорова крутятся. И связаны плотно.

– Крутятся. Да только ухватить ни одну из них за хвост не получается. Вроде бы и заподозрить его не в чем, он сам пострадавший, но как-то это всё… будто постановка. Вот чувствую, что не обошлось без него, а уцепиться не за что.

– Отпечатки в доме? – без особого интереса спросил Кирилл.

– Кир… соображай. Это его дом, там повсюду его отпечатки. А он в ночь убийства спал в больнице. Сам, между прочим, после нападения.

– Смотри, Дим. Если убрать нападение, сам факт нападения, я имею ввиду. Что выходит? Кто-то выводит деньги в офшор, кто-то взрывает машину Прохорова, причем так, что водителя не опознать, кто-то убивает его жену. То есть, если убрать нападение и пребывание Прохорова в больнице, то кого ты заподозрил бы в первую очередь?

– Прохорова. Это нападение все карты спутало.

– А если взять за основу версию о том, что он хотел исчезнуть… ну по каким-то своим причинам, но что-то пошло не так?

– Тоже думал, но и эта версия провальная. Он был в больнице, когда убили его жену. То есть, если ты склоняешься к тому, что это всё звенья одной цепи, то вынужден тебя разочаровать. К убийству Инны он не причастен. У него просто не было мотива. И спал он. Спал! Снотворное просил у медсестры. Она проверяла. Действительно спал.

– Мотив был! Как не было, когда жена ему изменяла?

– Он утверждает, что не знал этого.

– Да ну как же! Не знал… если даже завещание на мать составил!

– Тем более ему незачем было её убивать, куда прикольнее было бы насладиться мыслью, что оставил с голым задом.

– Ладно, – подвёл итог Глеб. – Дело ясное, что дело тёмное…

– Кстати, в двух километрах от дома Прохорова в лесу обнаружили пирс и затопленную лодку. Вот как мог убийца проникнуть в посёлок, прямиком на участок Прохорова.

– Мог. И для этого он наверняка должен был знать о существовании пирса и лодки, а значит, это кто-то не совсем посторонний, – выдвинул Глеб новую версию.

– Или наёмный с чёткими инструкциями, – разбил её в пух и прах Михальчук. – Ладно, парни, следствие – это моё дело, вас не буду втягивать.

– Уже… – Кирилл мрачно барабанил пальцами по столешнице. – И не ты, а Стася. Она чего-то хочет от меня, ну как чего-то, чтобы я нашёл её убийцу, но сама его не помнит. А раз она появилась именно сейчас, значит нынешнее дело и дело двенадцатилетней давности как-то связаны.

– Осталось понять, как именно, – поднявшись, закончил мысль Михальчук. – Будет новая информация, звоните.

– И ты, Дим, звони. И сбрось мне фотки с материалами того дела, – попросил Кирилл.

Михальчук кивнул и вышел. Разочарованный. Он почему-то полагал, что три умные головы лучше, чем одна, и втроём они быстренько найдут правильное решение поставленной задачи. Да что-то не сходилось. Что-то было лишним в этом деле. Убрать бы это лишнее, и решение всплывёт на поверхность, но понять, что именно убирать, за неимением улик и фактов не представлялось возможным. Что ж… Всему своё время.

– Глеб, – подумав, обратился к другу Кирилл, – Нынешнее дело мне не интересно совсем, я не хочу им заниматься, а вот то, из прошлого чем-то цепляет. Анькиным присутствием, например. И этот призрак… Стася похожа на Лизку как сестра, настолько, что Прохоров обознался.

– Хотел обознаться и обознался, – пожал плечами Глеб, ему пока вообще вся эта история не интересна была, – Не так уж они и похожи, если приглядеться, да только немало лет прошло с тех пор, когда Прохоров Стасю в последний раз видел. Вот и обознался. А вообще, не знаю, как тебе, а он мне показался немного с приветом.

– Не скромничай, этот его «привет» за версту видать. Как нимб сияет… – Кирилл не смотрел на друга, чертил что-то карандашом в блокноте, с таким нажимом, что бумага рвалась под грифелем.

– Ну да, и засиял он, похоже, когда Лизка появилась. Стася, видимо, была его больной темой, раз до сих пор он её не отпускает, – с опаской поглядывал на друга Глеб. Он всё ещё просыпался в ужасе посреди ночи, снова снилось, как убивает человека… а потом до утра не мог заснуть, и для Глеба не прошли даром Карельские приключения.

– Триггер. Стася его триггер, – сделал вывод Кирилл. – Надо разбираться… – карандаш треснул, разломившись пополам, Кир, казалось, даже не заметил, – Глеб, ты в деле?

– Разумеется. Кирюх, ты бы Лизке сказал, чтобы поселок не покидала.

Кирилл запустил по столу пришедший в негодность карандаш, проследил его путь взглядом.

– Да сказал уже! – с досадой ответил он. – Так это ж Лизка! Разве ей что-то можно запретить? Ты не в курсе? Они втроём с Риткой и Иркой в торговый центр сегодня намылились.

– Если Прохорова замкнуло, то Лизе угрожает опасность. Она должна это понимать.

– И вот поэтому, нам нужно разобраться. Прохоров на данный момент вряд ли опасен, он под прицелом полиции. В статусе потерпевшего пока, но это ничего не меняет.

– Ну не скажи, Кирюх… – задумался Глеб. – Нужен он больно полиции, чтобы следить за ним! Ладно, разберёмся. С чего начнём? Мысли есть?

– Что-то меня зацепило в повествовании Михальчука, а вот что… не могу вспомнить. В его рассказе несколько деталей не сходилось. Отпечатки… Это раз. Димка сказал, что в доме полно отпечатков Прохорова, но откуда они взялись, если тот неделю дома отсутствовал? В доме за неделю никто ни разу не убрался? Не поверю.

– Может, домработница схалтурила, не везде пыль протёрла, – предположил Глеб. Это ж его дом всё-таки, отпечатки хозяина где угодно быть могут.

– Ладно, предположим, ты прав, но было что-то ещё… Что-то важное, но я не обратил внимания сразу, а теперь забыл. И пока не понимаю, что мы можем сделать.

Дверь в палату распахнулась, едва не ударив стену, Стася нехотя повернула голову. Её мало волновало что-то, отвлекающее от горьких мыслей, но посмотреть, кто так нахально ворвался – дело святое.

– Анька… – облизнув губы, прошептала она. На сухих, потрескавшихся губах мелькнула и погасла улыбка. Нет, правда, Стася никого видеть не хотела, но Аня… Она не такая, как все, забавная, и, пожалуй, для подруги Стася сделает исключение. Поговорит.

– Как ты? – по-деловому спросила Аня, плюхаясь на край кровати. – Хандришь? Себя жалеешь? Мечтаешь колёс нажраться и уйти в забвение? – в своей манере повела разговор девчонка, отстукивая такт какого-то бодрого мотива по гипсу подруги. – Ништяк у тебя амуниция. Слышала, ты даже с мамой не общаешься? Так?

Стася кивнула, отвела глаза. Аня, закинув ногу на ногу, втянула воздух. Ну… начинается…

– Мама в чём виновата? Стась, серьёзно? Расскажи, а? Это мама на тебя в парке великом наехала?

– Ань… – Стася, не скрывая досады, поморщилась, снова перевела взгляд на подругу. – Прекрати. Вовсе не в этом дело.

– А в чём? Чего я ещё не знаю? – Аня вскочила с кровати, протопала ботинками на толстой подошве к окну, распахнула его, впустив в душную палату лёгкий майский ветерок. Не меняется подруга. Эти ботинки, кожанка, бейсболка на голове и… совсем не к месту – короткий летний сарафан на бретелях. И неизменные наушники на шее болтаются.

– Так я ж всё, оттанцевалась, – невольно улыбнулась Стася. С Аней всегда так. Как бы ни было грустно, она непременно разбавит любую грусть, просто своим чудным видом, манерой общаться, перескакивая с темы на тему так стремительно, что уследить за ходом её мыслей невозможно, резкими, порывистыми движениями. – Перелом очень сложный оказался. Врачи не уверены, что я когда-нибудь буду ходить, не хромая. А уж о танцах можно забыть.

– Подумаешь! – беспечно протянула Аня. – Меня вообще выгнали с танцев. Мама вопила, жуть!

– За что? – ахнула Стася. Для неё танцы были не частью жизни, а самой жизнью, она бредила ими, мечтала о карьере, а Аньке танцы до фонаря. Столько лет ходила, с лёгкостью турниры выигрывала, будто шутя, двигалась вверх, но никогда не относилась к танцам серьёзно.

– Да вот… – Аня одним движением стянула с головы бейсболку, вторым резинку с хвоста. Волосы рассыпались по плечам, и Стася, не в силах сдерживаться, рассмеялась в голос. Длинные волосы подруга остригла по плечи и пустила по ним разноцветные яркие пряди. Нет, красиво, конечно, креативно, но их тренершу, наверное, до сих пор откачивают после инфаркта. Это ж шок какой! – А я и не расстроилась совсем, – весело продолжила Аня, плюхнувшись на подоконник. – Да ну! Надоело до смерти.

– И чем займёшься? Только не говори, что с пацанами будешь по городу болтаться!

– А что плохого? – надулась Аня. – Нормальные же пацаны. Да и не бездельники. Тренируются, работают…

– Работают?

– Ты ж не знаешь… Они фотографируют. Классные фотки делают. Их в школы и детские садики частенько зовут. Ну а что? – рассуждала, болтая в воздухе ногами Аня, – Им же не нужно столько платить, сколько профессиональным фотографам, а фотки живыми получаются, настоящими, понимаешь, да? Это ж так круто! Они пару раз даже свадьбы снимали. Вот!

– И что же, много платят им за такую работу?

– Не знаю, Стась, не спрашивала. А вообще… Знаешь, мне интересно с ребятами, – снова нахлобучила бейсболку на голову Аня.

– С Кириллом особенно, – не смогла не съязвить Стася. – Видела я его на фотографии у тебя дома. Ничего особенного.

Аня не обиделась. Пожала плечами, улыбнулась.

– А мне он нравится! Он… Так… – оборвала она себя, будто боясь сболтнуть лишнего, – Хватит обо мне, ты рассказывай!

– Что?

– Сколько ещё здесь валяться планируешь? – Аня соскочила с подоконника, открыла свой школьный рюкзак, принялась выкладывать на тумбочку разные вкусняшки. – Имей ввиду, я не смогу каждый день на другой конец города к тебе мотаться! Так что быстрее выздоравливай.

– Не получится, – вздохнула Стася. – Мне ещё долго тут лежать.

– Понятно… – разочарованно протянула Аня. – Я хотела тебя с пацанами познакомить. Придётся отложить…

– Нет уж, Ань. Не надо ни с кем меня знакомить. Тем более, с твоими пацанами, мне одного чуда в перьях хватает – тебя, ещё парочки я просто не выдержу. Знаешь, Ань, ко мне Степан приходил, – смутившись, призналась Стася. – Я не стала с ним говорить, но, если придёт ещё раз, наверное, всё-таки дам ему шанс.

Аня поморщилась. Ей не нравилось, что подруга решила принять ухаживания Степана, совсем не нравилось. И не однажды она говорила Стасе, что лучше не связываться с ним, но нет же, обаял, добился своего. Сказать или нет, что тем самым вечером, когда кто-то сбил Стасю в парке возле ДК, она видела у их подъезда чей-то старый велосипед с восьмёркой на колесе, а брат явился домой злой как чёрт, с расцарапанными руками и ссадиной на лице? Аня сомневалась. А вдруг эти два события никак не связаны? Ведь Стася нравится Степану, он уже год за ней ходит, зачем же ему сбивать её? И тут же вспомнилось, как умер её, Ани, отец. Астматик.

Он не в состоянии был обходиться без ингалятора, и с самого раннего детства, Аня с утра несла ингалятор папе. Так повелось. Он кричал из коридора: «Дочь, ингалятор тащи!», и она, маленькая, радостно мчалась к нему. И так каждое утро. То утро ничем не отличалось от других, Аня так же принесла отцу ингалятор, убедилась, что флакон полный, а вечером, отец не пришёл забрать её с танцев. Волнуясь, Аня летела домой так, что не помнила, как переходила дорогу, как поднималась на лифте, открыла дверь своим ключом и увидела отца. Он лежал на полу в комнате, и как-то сразу понятно стало, что ни один баллончик ему больше не поможет.

Аня не плакала, все чувства будто заморозились разом. Не закрыв входную дверь, она медленно прошла в комнату и легла рядом с отцом на ковёр. Обняла его, уткнувшись лицом в пиджак и лежала, закрыв глаза, пока не заснула. А потом пришла мама, увидела, заголосила… кинулась оттаскивать дочь от мёртвого тела, Аня слабо сопротивлялась, отбивалась, просилась обратно к отцу…

Ингалятор она нашла уже ночью. Под диваном в той же комнате. Пустой. Почему пустой?! С утра он был полным. Аня сама доставала его из коробочки. Он был новый и никак не мог закончиться так быстро. И ещё… Степан должен был находиться дома весь вечер, но он, будто зная, что произошло, пришёл в аккурат за матерью. И не особо удивился, увидев, что случилось. И вроде бы не было прямых доказательств вины Степана, да и косвенных тоже, но Аня отчего-то была уверена, что без брата тут не обошлось.

После смерти отчима, свершилось то, о чём Степан мечтал, их мама снова сошлась с его отцом, снова поженились, семья переехала из тесной квартиры в его новый огромный дом. Аню не обижали, вовсе нет, отчим даже кассеты какие-то привозил из командировок и вещи импортные, разве что Стёпа тайком, зная, что жаловаться девочка не станет, но с тех пор Аня замкнулась, стараясь общаться с семьёй лишь по необходимости. Не конфликтовала, искала компромиссы в общении, но всё больше отсиживалась в своей комнате, не пуская в свою жизнь никого.

Лиза с подругами и в самом деле поехала в торговый центр. Она уже не помнила о вчерашней неприятной истории, ну с кем не бывает, обознался человек и только, потому не считала нужным отсиживаться дома, полагая, что Кирилл преувеличивает степень опасности. Ну и какова вероятность случайно столкнуться с Прохоровым второй раз подряд? Город большой, бывает люди в одном подъезде живут и годами не встречаются, так чего бояться? Одного Лиза не учла, что у судьбы на всё свои планы. Надо ж было такому случиться, что Прохоров назначил деловую встречу именно в том ресторане, куда подруги, утомившись шопингом, пообедать пришли? Однако случилось. Впрочем, девушки его не заметили, расположились за столиком, подхватили меню, предложенное расторопным официантом, не глядя по сторонам, что-то весело принялись обсуждать.

Прохоров пришёл на встречу раньше, партнёр ещё не появился, а посему, можно было отвлечься, посмотреть по сторонам, не зацикливаясь ни на чём и ни на ком. Каким же было его удивление, когда в ресторан в сопровождении подруг впорхнула Лиза! Или всё же Стася? Он сидел совсем недалеко от выбранного девушками столика, хотелось подслушать, но сколько не напрягал слух, ни слова в их разговоре разобрать не сумел. Вот уж воистину, птичий щебет! Чирикают, чирикают, а о чём – не понять. Он не боялся быть обнаруженным, между столиками в этом ресторане, отделяя их друг от друга, стояли невысокие перегородки, а на них – живые цветы. И Степан, не таясь, наблюдал, выискивая отличия между Стасей и этой девушкой, так похожей на неё.

Отличия, конечно, были. Волосы другого оттенка, заметно темнее, и слишком длинные, отсутствие татуировки на шее, веснушек нет… Всё поправимо, конечно, всё поправимо…

Степан позвонил партнёру, сказался больным, говорить о делах ему сейчас невмоготу стало, да и как сосредоточиться, когда сидит совсем рядом, за одним из столиков девушка, так привлекающая его? Прохоров дождался, пока девушки пообедают и расплатятся и вышел из ресторана, прямо перед ними, поспешно направился к парковке. Теперь нужно проследить, выяснить, где она живёт… Для чего ему Лизин адрес, Степан пока не знал, но в том, что понадобится, был почти уверен. Ну не судьба разве дважды за два дня сталкивала его с Лизой?! Определённо судьба! И от подобных подарков нельзя отмахиваться, нужно принимать и благодарить…

Прохоров довёл Лизину машину прямо до посёлка, видел, как стайка детей выбежала навстречу. Разновозрастные и много, и не разберёшь, есть ли среди них её… Лиза вышла из машины, подхватила на руки мальчонку лет трёх-четырёх. Ага, вот и её ребёнок нашёлся. Малой совсем… Подошла девочка лет одиннадцати, обняла. Это уже лучше… Самых маленьких детей взрослые усадили на заднее сиденье, Лиза вернулась за руль, поехали дальше, остальные дети, пыля сандалиями по дороге, отправились следом, а Степан всё ещё сидел в машине, раздумывая. План дальнейших действий вырисовывался сам собой, но что-то беспокоило, зудело, не давая покоя. Что-то он упустил, какую-то мелочь, деталь, а она, тем не менее, важна.

Всю дорогу до дома Степан пытался понять, что же его угнетает так сильно, и уже возле ворот вдруг осенило: так он же знает Кирилла. Нет, не лично, заочно, кажется, это одноклассник его сестры Аньки. Стоит проверить… На чердаке до сих пор стоит сундук с разным хламом, место которому на помойке. Анька не позволяла никому прикасаться к своим богатствам, навесив на сундук замок, и Степан не лез никогда. Не от того, что Анька запрещала, а просто ему ну совершенно неинтересны были секреты сводной сестры. И да, он понимал, что их степень родства звучит иначе – единоутробной сестрой Аня ему доводилась, но он предпочитал отмахиваться от факта рождения таких разных детей одной матерью, всегда называл Аньку ведьмин подкидыш, а в разговоре неизменно употреблял слово «сводная».

Сундук действительно оказался на чердаке, и на скобах его висел сурового вида, но слегка тронутый ржой, амбарный замок. Степан покрутился, оглядываясь, заметил в углу старый, ржавый лом. Годится. В два счёта расправившись с замком, мужчина сорвал крышку сундука. Ну да, конечно… Анькины дневники – куча разрисованных, исписанных тетрадок, свёрнутые в трубочку постеры любимой группы. Степан скривился, ну как можно было слушать этот бред? Брезгливо оттолкнул постеры, выудил с самого дна стопку фотографий, перетянутую резинкой для волос. На многих фотках, как и предполагалось – Вьюжин Кирилл. Одноклассник. Тот самый, из-за кого Анька в депрессию впала и даже таблеток наглотаться хотела. Вовремя мать в её комнату зашла, застала дочку за распаковкой блистеров со снотворным. Да и отравись Анька, он, Степан, не горевал бы вовсе…

А ведь одно только помогло Ане тогда взять себя в руки, не отказаться от мечты и поступить в медицинский – желание свалить из дома, куда подальше от братца. Да со своей депрессией чуть поступление не проворонила, еле успела документы подать. Успела. И поступила с лёгкостью. Уехала учиться в Москву. В медицинский университет имени Сеченова. А перед отъездом всё своё прошлое вывезла на дачу и в старинном дубовом сундуке захоронила.

Виделась ли она с Вьюжиным после выпускного? Вряд ли. Скорее, забыла о нем, как только учёба началась… Зато ему довелось столкнуться. Сначала там, на кладбище, в ситуации, когда он, Степан казался жалким, растерянным и плохо владел собой. Отвратительный разговор между ними случился. Мерзкий и болезненный разговор! Вьюжин будто издевался над ним, дерзил, а он ничего не мог противопоставить оппоненту! А почему так вышло? Почему Вьюжину совершенно не казалась странной возникшая ситуация? Вопрос… Но о странностях Вьюжина Степан подумает позже, на раздумья времени предостаточно, но сама ситуация вышла из-под контроля, повернувшись каким-то странным углом, нарочно такого не придумаешь!

Оказалось, что жена Анькиного одноклассника очень похожа на Стасю. Осознавал ли Степан, что это другая девушка? Да, скорее всего да, но какое-то замещение в мозгу произошло, в ресторане он не понимал этого. Будто затмение, будто не было всех этих лет без неё… Стасе сейчас было бы тридцать восемь, этой едва за тридцать, а выглядит ещё моложе… Словно и не было таких долгих и мучительных почти двенадцати лет… Всё как надо… В душе Степана снова поселилась надежда, он поверил, что судьба снова даёт ему шанс, нужно только не прозевать его, воспользоваться, и тогда…

Степан вздохнул, бросил в нутро сундука фотографии, захлопнул пыльную скрипучую крышку и брезгливо отёр ладонь о брюки. С досадой оглядел себя, что ж, придётся переодеваться и стирку загружать, как ни старайся не испачкаться, а в такой пыли не измазаться невозможно. Возникла мысль о ремонте, а также вопрос к самому себе, почему не озаботился ремонтом чердака раньше? Ответ долго искать не пришлось. Анька. Чердак – это её территория, а Степану даже соприкасаться с пространством сестры противно было. Он закрыл чердак, когда поселился в доме, да забыл о нём, ни разу наверх не поднимался. Вот и сейчас, спустился по лестнице и все его мысли заняла Лиза. Или Стася? Он пока не разобрался, кем она станет для него…

В голове выстроился чёткий план. Одно смущало и никак не вписывалось в схему, что же было тогда, на кладбище? Сон? Видение? Но слишком странный сюжет для сна, с какого перепуга ему одноклассник сестры привиделся? К тому же телефон следователя дал… Нет, для сна это слишком, разве мог нужный номер телефона присниться? Тогда что? В экстрасенсов Степан не верил. Ну не бывает их! Но и отмахнуться от того факта, что Вьюжин каким-то образом проник в его сон, или всё же не сон, тоже не получалось. Степан во второй раз за последние полчаса отложил вопросы к Вьюжину на потом, гораздо приятнее было думать о Стасе… Нет, не о той девушке, за которой он следил весь день, а о той, кого он слепит из неё…

…Он подкараулил её в детской поликлинике, куда Лиза приехала с детьми. Он видел, что девушка оставила малых возле кабинета, а сама пошла в регистратуру на первый этаж, он подошёл сзади, аккуратно взял за локоть.

– Привет… Стася.

Она, даже не обернувшись, узнала его. Застыла в ужасе. Он видел, как напряглись её плечи и шея, как побелели губы. Это продолжалось мгновение. Резко выдернув локоть из его пальцев, девушка обернулась.

– Вы меня с кем-то путаете! – смерила презрительным взглядом, будто водой ледяной окатила. Вот только смутить его не смогла.

– Вот уж нет, Стася… – с улыбкой протянул он. – Ты изменилась. Да. Сильно. Что и неудивительно, времени-то сколько прошло. Ты поменяла имя, обзавелась – он скривился – мужем и спиногрызами, но всё равно это ты. И ты будешь моей… – он провёл подушечками пальцев по её щеке.

– Всенепременно! – отшатнулась девушка. – Брошу всё и тебе на шею кинусь!

– Правда кинешься?

– Да пошёл ты!

– Подумай… – вкрадчиво предложил Степан. – Пока я предлагаю, потом настаивать буду. Очень сильно настаивать.

– Типа, я испугаться должна?

– Да. – просто ответил он. – У тебя семья, ты уязвима. Подумай, – и двинулся прочь по коридору, обернулся, пройдя несколько шагов, бросил с улыбкой, – До встречи, дорогая!

Кирилл и Глеб медленно шли по парку, между ними, толкая перед собой детскую коляску, шёл муж Стаси – неприметный, рыхлый мужичок, довольно неопрятного вида.

– Да что я расскажу? – удивлённый внезапными расспросами, он неуверенно пожимал плечами, то и дело поправлял очки. – Мы хорошо со Стаськой жили. Не ругались даже. Да собственно, и прожили-то всего ничего, год и три месяца. Женаты были всего полгода.

– При каких обстоятельствах Стася пропала? – с нажимом спросил Глеб. – Это важно, вспомните, пожалуйста, в деталях. Я понимаю, что много времени прошло, но всё-таки, вряд ли такое можно забыть.

– Так и есть, – кивнул мужчина, снова ткнув пальцем в дужку очков. – Но, собственно, я всё рассказал следователю тогда ещё, да и не знал ничего толком. В деле должны быть мои показания. Следователь, – он усмехнулся, – Меня в первую очередь подозревать начал, разочаровался очень, когда алиби подтвердилось.

– Вот потому мы и просим рассказать всё нам сейчас, – настойчиво напомнил Глеб, – Следствие тогда велось отвратительно.

– Что сейчас изменилось? Появился след? Может ли случиться такое, что Стася жива?

– Нет.

– Точно? Её подружка Аня живой нашлась…

– Это не тот случай, – Глеб бросил взгляд в сторону подозрительно молчавшего Кирилла. – То, что пропали девушки в один день – совпадение, этот факт следствием был установлен наверняка. Они в день исчезновения не встречались и не созванивались, впрочем, как и накануне. Так что произошло тогда?

– Ну как… – мужчина задумался ненадолго, наклонился над коляской, вернул малышу выпавшую изо рта соску. – Я обычно Стасю с работы встречал, когда у неё допоздна занятия были, но по пятницам у нас на работе стабильный аврал, можем засидеться и до полуночи. А в тот день и вовсе… я только под утро пришёл домой. Стася должна была взять такси… И я не волновался. Вот даже предчувствия никакого не было! Пришёл, а её нет… Начал названивать, но телефон был выключен. Запаниковал, принялся обзванивать подруг, морги, больницы, в полицию звонил. Всё глухо. Она как в воду канула. Как только ДК открылся, туда рванул, там подтвердили, что Стася ушла вовремя. Вот только не на такси уехала, а в сторону сквера пошла. Ну как… в принципе, это всё. Никто её больше не видел. Свидетелей найти не удалось… Через пять лет её объявили погибшей, я стал вдовцом. Официально.

– Может быть ещё кого-нибудь подозревали в её исчезновении? – спросил Кирилл.

– Подозревали… Ну как… Её родители тогда кричали, что во всём виноват Степан Прохоров. Это её бывший парень… Но я думаю, что их версия – бред. Прохоров со Стаськой расстались давным-давно и, насколько мне известно, больше не виделись.

– Почему её родители считали, что он причастен к исчезновению Стаси?

– Ну как… Лично я его не знал, но её родители считали его психом. Говорили, что он ненормальный, психованный и это… отбитый на всю голову.

– Мы с её родителями как-то связаться можем? – поинтересовался Глеб, – У вас не осталось контакта?

– Вы не знаете? Её родители умерли… угорели в бане, на даче. Мне показалось это странным, оба прекрасно знают, как с печью обращаться. Да и произошёл несчастный случай именно тогда, когда мама Стаси начала настаивать на виновности Прохорова.

– Ясно-понятно… теперь не докопаться до истины. Следователь, естественно, версию родителей в расчёт не взял? – уже зная ответ, всё-таки уточнил Кирилл.

– Нет. Даже проверять не стал. Тем более, у того какое-то алиби было на тот вечер. Уж не знаю, что за алиби, но оно было. Мне кажется, вам со следователем поговорить нужно, он больше знает.

– Ага, – проворчал Глеб, – Вот так он нам всё и выложит… Все свои косяки и подтасовку.

– Тогда, извините, но я не знаю, чем ещё могу помочь.

– Да, спасибо за информацию.

– Было б за что…

– Вторая встреча состоялась уже ближе к вечеру. Встречались друзья с бывшим мужем Ани Бушуевой. Он назначил встречу в трактире на окраине города. Трактир… самый настоящий пив-бар, слово «трактир» присутствовало на вывеске, её, кажется, не стали менять после смены владельца, да и какая людям разница, где напиваться? Но само заведение было достаточно приличным, высокий ценник исключал присутствие студентов и гопоты, музыка звучала ненавязчивая, обстановка довольно уютная, выдержанная в стиле «лофт». Сюда, не задавая лишних вопросов относительно темы беседы, и позвал друзей бывший муж одноклассницы, и, что самое интересное, заприметив их, поднялся, замахал руками, подзывая за свой стол.

– Ну Анька, – пробормотал Кирилл, пробираясь к столику, – Кто бы мог подумать?

– Будто ты Аньку не знаешь! – насмешливо фыркнул Глеб. Он и сам роста был немалого, но Анин бывший превосходил его как в росте, так и в габаритах.

Он запросто мог сойти за любого из трёх былинных богатырей – огромный, широкоплечий мужик. Русоволосый, с простым, славянским лицом. И имя он носил соответствующее – Илья. И разве что отсутствие растительности на лице немного стирало зеркальное сходство с Муромцем.

– Илья? – уточнил Глеб, оказавшись возле столика, и не смог удержаться от подначки, – Там не твой конь припаркован у входа?

– Ну да, – широко и открыто улыбнулся богатырь. – Я Илья. Коня дома оставил, поскольку напиться желаю, и меч, кстати, тоже, чтобы в драку не влезть ненароком. А вы Глеб и Кирилл, верно? Я вас именно такими себе и представлял.

– То есть мы знакомы заочно?

– В какой-то степени. Аня много рассказывала о вас и о вашем лихом школьном детстве. Да вы садитесь за стол, нам сейчас пива принесут и закуски. Сегодня день такой… даже пива выпить не с кем. А тут вы…

– Я не буду, – отказался Кирилл. – За рулём.

– Тоже, пожалуй, откажусь, – кивнул Глеб.

– Не, парни, так не пойдёт. Либо мы пьём и разговариваем, либо я пью один. А когда бухаю один, я становлюсь молчаливым и забывчивым. – Говорил Илья громко, люди, сидевшие за соседними столиками, начали оборачиваться на них.