Читать онлайн Никому не скажем

Глава 1

Стася

— Стась, ты уверена, что нам за это ничего не будет? — перекрикивая музыку спрашивает Саша.

— Конечно. Здесь мой брат. Вон, — показываю в сторону вип-зоны, — видишь? В большой компании.

— Ну ладно тогда, — выдыхает моя новая подруга из новой школы нового города. — Идем танцевать?

Еще раз стреляю взглядом в затылок Захара, поправляю слишком обтягивающее платье, взятое у той же Саши, и решительно иду на танцпол.

Музыка глушит немного с непривычки. Я не хожу по таким местам. Родители и брат запрещают. Сегодня просто день особенный и Захар сказал «можно», пока он будет здесь.

Тряхнув темной копной густых длинных волос, улыбаюсь и с визгом кружу Сашу в танце. Мы прыгаем, смеемся, извиваемся двумя красивыми змейками.

Пить очень хочется. Беру Сашу за руку, тяну к бару. Хочется нарушить правила, но тогда я огребу от Захара и точно больше вообще никогда никуда не пойду. Даже мама не спасет.

Заказываю нам с подругой по стакану безалкогольного освежающего коктейля. Вип отсюда не видно и я, спрыгнув с высокого барного стула, аккуратно двигаюсь в стороне от танцующей толпы туда, где нужная мне часть зала просматривается хорошо.

Захар теперь сидит ко мне боком. Расслабленный, улыбается, что-то обсуждая с парнями. Рука свободно лежит на подлокотнике. Он проводит пятернёй по светло-русым волосам. Саша рядом со мной вздыхает.

— А что за темненький парень напротив него?

— Не знаю. Брат меня со своими друзьями не знакомит.

— А с подругами? — хихикает Сашка.

— А с ними я сама не знакомлюсь! — поднимаю выше голову. — Идем! Мы сюда отрываться пришли, а не на парней смотреть.

Оставив стаканы на баре, снова врываемся в толпу. Я кручу бедрами, подняв вверх руки. Грудь без белья непривычно сильно раскачивается. Делаю поворот и с улыбкой врезаюсь в незнакомого парня.

— Оу, как мне повезло. Привет, — провокационно улыбается в ответ. — Потанцуем?

Неопределенно киваю и мы двигаемся теперь втроем. Парень крутится то вокруг меня, то вокруг подруги. Касается своими руками. Водит ладонями по моим ребрам до бедер и обратно, неприлично близко прижимается сзади. Мне даже кажется, что я чувствую всю его выпуклую анатомию. Щеки вспыхивают от смущения, пытаюсь втянуть попу и чуть отодвинуться от него.

— Эй! — он внезапно вскрикивает и меня больше никто не трогает.

Старший брат тащит парня за шкирку в сторону выхода. Мы с Сашей торопимся за ним.

— Захар, прекрати! — кричу, вылетев на улицу.

Тут уже собрались парни из его компании. Что, толпой одного бить собрались? Да тут каждый из них в разы крупнее и явно старше моего внезапного партнера по танцам.

— Отпусти его сейчас же! — прыгаю вокруг брата.

Я, блин, маленькая! Это и так мой самый главный, вечный комплекс, а рядом с ним ощущаю себя совсем крохой. Но в данном конкретном случае — чихуахуа, пытающейся остановить бульдозер.

А “бульдозер” уже схватил парня за горло и поднял его над землей. Тот задыхается, машет ногами в воздухе, а Захар с невозмутимым лицом смотрит ему в глаза. На руках только мышцы под кожей перекатываются напряжёнными канатами и волосы встали дыбом от холода.

— Захар, Захар, не кипятись. Убьёшь ненароком, — вмешивается один из его друзей.

— Да прекрати! — стучу кулачком в спину брата. — Отпусти! — требую я. — Мы просто танцевали!

— Видел! — рявкает на меня. — Натанцевалась!

— Захар, он же сейчас задохнётся! — возмущенно пищу, снова подпрыгивая.

Он разжимает ладонь, и несчастный мешком падает на холодный, грязный тротуар. Кашляет, хватаясь за горло обеими руками.

— Ты чего накинулся на него? — спрашивает тот темненький, на которого заглядывалась Саша.

— Руки распускает! А ты, — разворачивается к нам с Сашей. Ежусь под его взглядом. — Сейчас же едешь домой!

Умеет он смотреть так, что хочется забиться под кровать и не высовываться оттуда недельку, но я это все уже выучила.

— Не кричи на меня! — топаю ногой. — Достал!

— Домой, Стася. Пока я отцу не сказал, где ты шляешься, — рявкает и нервно клацает по экрану мобильного, вызывая такси.

— Ты сам разрешил, — насупившись напоминаю брату.

— Это был первый и последний раз. Домой!

— Захар, ну, пожалуйста. Ничего же не случилось.

Он молча сажает меня в быстро подъехавшую машину, дежурившую в час пик у клуба. Саша забирается в салон с другой стороны.

— Смой с себя этот боевой раскрас и спать. Завтра в школу!

— Тебе тоже на учебу, — напоминаю ему.

Обидно так. Наорал. Еще и при своих друзьях.

— Я взрослый, Стася. А ты… Домой! — сжав зубы, дает таксисту наличку, называет два адреса. Сначала Сашин, потом наш. Я даже боюсь спросить, откуда у него адрес моей подруги.

Едем быстро. Пробок в это время уже нет. Высаживаем подругу у ее подъезда и в машине становится совсем пусто. Сползаю немного ниже по сиденью, упираю взгляд в запотевшее стекло, рисую на нем цветочки, потом красиво вывожу его имя: «Захар». Злясь на себя и на него, тут же стираю.

Такой вечер испортил! Или спас…

Хочется захныкать. Я не знаю! Мне было весело, но наглый парень и правда стал переходить границы.

— Ладно, братик, ты прощён, — бормочу себе под нос и начинаю напевать песенку, тихо играющую по радио.

Водитель останавливается у одной из многоэтажек современного жилого комплекса. Я пялюсь в окно на подъезд. Вежливое покашливание напоминает, что пора бы мне выйти.

Точно. Это же наш новый дом. Еще не привыкла.

— Простите. Спасибо, — выскакиваю на улицу. Моргнув фарами, такси уезжает.

Поднимаюсь на шестнадцатый этаж на лифте. Своим ключом открываю дверь. Очень-очень тихо снимаю обувь и куртку.

Родители спят. Пробираюсь в свою комнату и выдыхаю. Не заметили, но и не дождались. Захар обязательно прикроет мое позднее возвращение. Теперь надо быстро принять душ и спать.

Но сон не идет ни в какую. Кручусь ужиком на кровати, сминая под собой постельное белье. Слышу, как возвращается брат. Звенит ключами, ходит там, топает.

Все стихает.

Лежу ещё некоторое время, глядя в потолок. В районе солнечного сплетения жжется неприятное чувство тревоги. Встаю и босиком иду к соседней двери.

Скребусь в неё. Тишина.

Стучусь громче. Не слышит.

Да не верю я, что он спит уже!

Открываю и тихонечко вхожу.

— Захар, — зову брата. — Захар, ты спишь?

Он вынимает наушник из уха и приподнимает голову от подушки.

— Ты чего не в кровати, мышонок? — немного хрипло и устало.

Сейчас даже не обидно от этого дурацкого прозвища.

— Захар, можно я чуть-чуть у тебя полежу? Мне страшно.

Глава 2

Захар

— Ты чего не стучишься? А если я не один тут или не одет? Вломилась! — отчитываю мелкую.

Я вообще девочек сюда не вожу, но для профилактики втык дать надо. Мало ли, как оно может быть.

— Я стучала, — жалобно так. И руками себя обнимает, переступая с ноги на ногу. Босая!

— Ты же дуешься, — стараюсь не улыбаться.

— Больше нет. Ну, пожалуйста. Можно с тобой…

Вздыхаю. Двигаюсь на другой край кровати и хлопаю ладонью по освободившемуся месту рядом с собой. Стася пробегает босыми ногами ко мне, забирается на кровать и засовывает ледяные ступни под одеяло, нечаянно касаясь моих ног.

— Ой, — вздрагивает и жмурится. — Извини.

— Спи давай, — укрываю ее, а себе беру покрывало, валяющееся на полу рядом с кроватью.

Мышонок долго вертится, устраиваясь удобнее, укрывается одеялом по самый нос и забавно смотрит на меня оттуда. Я на неё.

И когда, блин, вырасти успела? Всегда мелкая была.

Не, ну она и сейчас мелкая, не зря ж ее все, кому не лень, Дюймовочкой обзывают. Мышонок она персонально для меня. Девочка изменилась за последний год — полтора.

В голову мысли закрадываются странные. Отворачиваюсь, закрываю глаза. Спать. Завтра в школу ее утром везти и гнать в академию, а то отец опять будет лекции читать о пользе образования. А то без него никто же не знает!

— Расскажи мне про них, — тихо просит Стася.

Очередная годовщина сегодня. Пятнадцать лет прошло с тех пор, как погибли ее родители. Она не помнит их, конечно же. Откуда? Ей три года едва исполнилось. Но все равно грустит. Я и в клуб пойти разрешил, чтобы не хандрила, а ее все равно слегка накрыло.

— Ты же знаешь, я почти ничего не помню, — сам мелкий был. — Поспи, ладно? Это пройдет к утру. Ты же знаешь, — заправляю ей за ушко прядь волос. Они приятным, легким шелком холодят пальцы.

Подтыкаю ей одеяло получше, чтобы согрелась. Это все платье то ужасное виновато. Дуреха! Наверняка еще у клуба замерзла.

— Чуть-чуть, — не отстает Стася.

Прикрыв глаза, начинаю вспоминать, что рассказывал мой отец. Транслирую ей. Ее веки тяжелеют. Начинают слипаться. Сестренка быстро засыпает под звук моего голоса.

Отворачиваюсь от нее и тоже отрубаюсь. Спать осталось всего ничего, а на физухе всем похрен, как ты провел ночь. Если узнают, что нарушил режим, драть будут в два раза жёстче. Показательное выступление, чтоб остальным неповадно было.

Просыпаюсь от того, что мне сопят куда-то в лопатки и худенькая ручка обнимает со спины. Спросонья пытаюсь вспомнить, когда я успел притащить в дом телку. Не мог же. Не. Я не пил вчера толком, чтобы вдруг взять и учудить такое. Родители не поймут, а вот утренний стояк радуется, что сейчас его приятно опустят. Но я тут же обламываюсь, вспоминая, что ко мне Стаська ночью прискакала.

Чёрт! И как вставать теперь?

Даже повернуться к ней не комильфо. Сестрёнка лежит слишком близко. Одна надежда на будильник…

— Да, родной! — радуюсь его воплям как никогда.

Стася вздрагивает, снова копошится, убирает от меня руку и отползает подальше.

— Захар, — трясет за плечо уже с безопасного расстояния. — Захар, вставай. Будильник.

А то я, блин, не слышу!

— Брысь к себе, — хриплю ей.

Прочищаю горло и понимаю, что затек весь от сна в одной позе. Мне бы размяться.

— Ты не злишься за то, что пришла?

— Если ты сейчас же не уйдешь отсюда, я очень разозлюсь. Брысь, сказал!

Поправляя пижаму, мелкая сбегает из моей комнаты. Слышу, командный голос отца в коридоре. Скатываюсь с кровати, встаю на разминку. Растянув и разогрев мышцы, принимаю упор лежа, отжимаюсь, чередуя кулаки с раскрытыми ладонями. Для утра двадцаточки хватит. Бодрит лучше кофе.

В душ теперь.

Повесив на шею полотенце, выхожу из комнаты. Семья уже на кухне. Там отец что-то рассказывает, а наши женщины, маленькая и большая, звонко смеются.

Автоматом прохожу мимо ванной к ним. Киваю маме, суетящейся у плиты. Отец строго смотрит на мой голый торс, растрепанный вид и домашние трико, держащиеся низко на косточках бёдер.

Стася улыбается. Лёгкая такая, всегда весенняя. Мое сердце начинает колотиться чуть сильнее. В непонятках торможу его. Бросаю ещё один взгляд на сестренку и все же ухожу смывать с себя пот после утренней разминки.

Возвращаюсь к своим уже в приличном виде. Трико все тоже, сверху футболка. Стася уплетает омлет, наскоро запивая его соком. Набила полный рот, щеки как у хомяка. Ловит мой взгляд, краснеет и жует интенсивнее.

— Ну не торопись ты так. Подождет тебя Захар, — гладит ее по волосам мама. — Он и сам еще не собрался.

— Я ж как в армии, мам. Пока горит спичка.

— Ну-ну, — хмыкает в густые усы отец. Смотрит на часы. — Ты на развод не опоздаешь? — отрицательно качаю головой. — Где был вчера?

Переглядываемся с мелкой. Я ее не сдаю. Говорю только за себя.

— В клубе с парнями встретился.

— А ничего, что ты живешь по уставу и фактически на казарменном положении, хоть и дома? — строго. — Это залет, курсант!

— Я ж не в форме, кто меня видит? Тихо посидели, познакомились ближе, разошлись.

— Мать сказала, ты опять в гонки полез. Зачем?

— Ну должно же у меня быть личное. И деньги опять же, — пожимаю плечами.

— Я думал, в твоем возрасте «личное» — это немного другое, — стебёт батя.

— С этим у меня тоже нормально. Не переживай. Я по всем фронтам контролирую.

— Ты бы хоть познакомил с этим «личным», — начинает мама.

Стася насупившись больше не ест. Внимательно вслушивается в разговор.

И чего это?

Смотрит на меня так… странно. Не знай я ее с детства, подумал бы, что ревнует.

Играем с ней в гляделки. Я пытаюсь в этих карих глазах разглядеть ответ на ряд своих вопрос, которые меня мучают, но вместо этого улыбаюсь, потому что люди обычно сопят носом, а Стася взглядом. Из него сочится обида, направленная на меня, и я чувствую ее кожей.

— Пора, — моя труба разрывается в комнате.

Слетаю с табуретки и собираюсь по - армейски. Сестрёнку жду в коридоре. Мама с заботой поправляет на мне китель. Вздыхает.

— Очень хочу на твою девочку посмотреть. Интересно, какая она, — вздыхаем мама.

— Вот когда найду ту, которую буду готов в дом привести, познакомлю. Остальное тебе не надо. И вообще, мне не сорок лет, чтоб ты так за мою личную жизнь переживала.

Я на самом деле знаю, чего она переживает. Но то, что было два года назад я переболел, пережевал и выплюнул. Новый город, новая жизнь.

Малая выходит прямо впритык по времени. И опять этот взгляд обиженный. Что я сделал то?

Глава 3

Стася

Сижу на переднем сидении его красного Лексуса, бессовестно заглядываю в бардачок и тут же получаю по пальцам. Успеваю увидеть лишь спрятанную на «черный день» пачку сигарет, упаковку влажных салфеток для машины и то, от чего у меня внутри опять неприятно зудит — несколько блестящих квадратиков, небрежно валяющихся без коробки прямо с края.

— Еще раз позволишь всяким упырям лапать себя, — начинает отчитывать Захар, — будешь сидеть дома до конца жизни. И под одеяло не пущу, — заявляет с совершенно серьезным лицом.

Прыскаю в кулачок от смеха. И он вместе со мной.

Улыбаясь и слушая радио добираемся до моей новой школы.

— Ты меня заберешь сегодня? — ерзаю по кожаному сиденью.

Задумавшись, постукивает пальцами по рулю.

— Заберу, — уверенно кивает.

Тянусь к нему, мажу губами по щеке, оставляя на коже немного блеска. Выбегаю из машины.

Мы рано приезжаем, чтобы брат успел в свою Академию вовремя. Первая смена только-только подтягивается. Ко мне подскакивает Гришка, один из одноклассников. Тянет за лямку рюкзака. Она сползает с плеча вместе с курткой. Дергаю обратно. Гриша не отпускает. Захар агрессивно сигналит из машины. Синхронно оглядываемся. Брат выворачивает руль, и шлифуя асфальт уезжает за территорию.

В нарастающем гуле голосов идем на первый урок. Тихо перешептываемся с Сашей за последней партой. В меня прилетает скомканный лист бумаги. Разворачиваю.

«Пойдем со мной гулять, Дюймовочка» — гласит записка.

Ну да, моего номера кроме Саши и учителей ни у кого нет. Ни в какие классные чаты я не вступала. Сама не знаю, почему. Надо вливаться в жизнь коллектива, но я еще не привыкла. Город чужой, люди все вокруг тоже пока чужие, хоть и неплохие вроде. Как везде.

Привыкну. Это наш второй глобальный переезд. Папа на повышение, и мы за ним, как его самая верная гвардия.

Гриша возмущенно смотрит в ожидании ответа. Отрицательно кручу головой. Раздраженно закатывает глаза, выдирает из тетради еще один листок и снова что-то строчит.

— Соловьев, я, конечно, рада, что один из древних способов передачи информации еще не вымер во времена гаджетов, но обрати свой взгляд на доску, будь добр, иначе эта записка будет передана на пару инстанций выше — директору, — коварно улыбается Жанна Каримовна, наша биологичка.

Гриша бросает на меня еще один взгляд. В этот раз многообещающий. И послушно смотрит на доску до конца урока.

На перемене ловит меня в коридоре.

— Новенькая, ну ты чего такая несговорчивая? — кладет руку мне на плечо. Скидываю, ускоряюсь. — Стась, дай номер телефона.

— Нет! — фыркаю на него.

— Да ну, хорош! — возмущается. — Съем я тебя что ли?

— А вдруг? — обаятельно улыбаюсь и забегаю в кабинет русского и литературы.

— Стась, а если я твой номер сам достану, пойдешь со мной гулять? — не отстает он.

— Что, Соловей, — разворачивается к нам первая красавица класса, — не работает твое обаяние на девочку с севера?

— И не такие бастионы падали к моим ногам, — гордо заявляет он. — Растоплю и заберу.

— Удачи, — пожимаю плечами. — Брату моему не забудь об этом сообщить. Он будет рад.

Вроде отстает на время. Садится к Васе, и они весь урок тихо обсуждают прошедшие выходные.

К концу занятий у меня уже голова гудит. Эта школа не школа по факту, лицей с усложненной программой и кучей дополнительных предметов. Папа постарался, чтобы меня сюда взяли в выпускной класс, да еще и не в начале года. Теперь надо дотягиваться и соответствовать.

Саша убегает в библиотеку, ее завуч попросила, а я решаю подождать подругу на улице. В просторном холле накидываю куртку, поправляю ее у большого зеркала. Сзади подлетает Вася и стаскивает у меня рюкзак.

— Детский сад, — вздыхаю я.

Два здоровых лба с вызовом смотрят на меня.

— Погуляй со мной, Стася, — напевает Гриша, подкидывая мой рюкзак в воздух.

— Отдай, — прошу его.

— Пойдешь со мной на свидание, отдам, — играет бровями.

— Гриш, пожалуйста, — делаю шаг к нему, оказываюсь между двумя парнями.

Вася за спиной теперь. Разворачиваюсь, он руки вверх поднимает и мой несчастный рюкзак летит у меня над головой. Вася ловит с довольной улыбкой. Кидает его обратно. А во мне опять включаются все комплексы.

Я маленькая! Не допрыгну!

Да и не стану я прыгать!

— Что вы делаете?! — кручусь между парнями. — Вася, отдай немедленно! Вы сейчас его порвете! Придурки!

— Да брось, Дюймовочка, папа новый купит.

И рюкзак снова пролетает у меня над головой. Из него выпадает ручка, падает прямо мне на голову. Парни ржут.

— Достали! — топаю ногой.

Вокруг вдруг становится тихо. Я его энергетику наизусть знаю. Разворачиваюсь. Захар держит в одной руке мой рюкзак, во второй за шкирку Ваську.

— Что с ним сделать? — спрашивает у меня.

Вася дергается, а Захар стоит каменным изваянием, не сдвинешь.

— Отпусти. Дурак просто, — прохожу, забираю у него свой рюкзак, ручку решаю не искать.

— Еще раз дернешь ее личные вещи, я тебя посажу за хулиганство для начала на 15 суток. А там посмотрим, — очень угрожающе.

Я знаю этот тон. После него кому-то обычно бывает больно.

— Ты же курсант! — нарывается одноклассник.

Бесстрашные они тут все. Элита, дети высокопоставленных чиновников и крупных бизнесменов.

— Ты хочешь проверить мои возможности? — брат небрежно отталкивает Васю. — Думаю, мы друг друга поняли правильно. Стась, ты закончила?

Из библиотеки как раз возвращается Саша. Кокетливо закусывает губу, разглядывая Захара.

— Бегом давай, я в машине жду, — бросает мне брат, еще раз предупреждающе глянув на парней.

— Ты думаешь, я испугался? — хищно улыбается Гриша.

— Уйди! — кричим на него хором с Сашей.

Вместе выходим на улицу. Лексус брата похож на пламя среди мрачных классических иномарок. Не пропустишь. Взгляд сразу цепляется.

— Мышонок, давай быстрей, потом с подружками наобнимаешься! Я опаздываю, — стучит по часам на запястье, стоя у борта своего «болида».

А на переднем пассажирском, там, где люблю сидеть я, очередная его девчонка. Опаздывает он!

Я нарочно тяну время, чтобы помучился. Садится в машину. Раздражённо сигналит.

— Ладно, я побежала, — чмокаюсь в щечку с Сашей.

Поправляю рюкзак, сползший с плеча, и бегу к машине. Запрыгиваю на заднее.

— Это кто? — интересуюсь с ходу. Он молчит, видимо вспоминая ее имя. — Не помнит, — картинно вздыхаю. — Если бы у меня было столько парней, сколько у него девушек, я бы тоже начала забывать имена.

— Стася! Твою мать! — рявкает Захар. — Молча сиди, а то пешком домой пойдешь.

— Захар, что за фигня? — возмущенно тянет его пассия.

— Ничего. Не слушай глупую малолетку, — и снова зависает. Имя своей «пассажирки» так и не вспомнил.

Глава 4

Стася

«Знаешь ли ты, что дельфины никогда не грустят?

Их печаль и слезы-забирает море

Научи, научи, научите меня

Улыбаться также, в отчаянье и горе…»

Играет по радио и случается самое ужасное, что только может случиться. Я всхлипываю и чувствую влажную прохладу на своих щеках, а впереди сидит его дурацкая очередная безымянная подружка. Еще не хватало, чтобы увидела!

Рукавами яростно стираю слезы с лица.

Это все Захар виноват! И песня дурацкая! Неужели нельзя крутить что-то повеселее? А если сейчас за рулем ревет такая же дурочка как я и случится авария? Кто будет виноват?

Странная мысль отвлекает и неожиданный водопад так же внезапно прекращается. Я только тихонечко всхлипываю, глядя, как ЭТА трогает его за коленку и уже тянет свою лапу по бедру выше. Захар пресекает, я делаю вид, что в окне ну очень интересная картинка и никто не замечает, что я успела пореветь.

«Маникюр ужасно безвкусный» — продолжаю себя успокаивать, — «Сейчас такой каждая вторая делает. Эти загнутые ногти, всякая фигня на них наклеенная, камушки вроде какие-то блестящие. Ну фу же! Фу! Что он в ней нашел?»

Снова рисую на стекле. Это всегда успокаивает. Мне нравится рисовать или вышивать что — то, можно из бисера сплести браслетик. Помню, как в седьмом классе сплела Захару подарок на день рождения. Откровенно говоря, вышло корявенько, я тогда только училась сложным плетениям. Брат мало того, что носил его с полгода, наверное. Он его потом в армию забрал и там потерял уже перед самым дембелем где-то «в полях». Мне все равно было ужасно приятно. Я так гордилась тем, что мой подарок ему понравился и он его не стыдился.

Кстати, о браслетах. Новый ведь я ему так и не сплела.

Подползаю к краю сиденья, аккуратно касаюсь его плеча. Мне можно! А этой грымзе нельзя!

— М? — откликается он.

— Захар, а мы можем заехать в магазин со всякими штуками для рукоделия? Я вроде видела тут неподалеку.

— Чего задумала? — кидает на меня быстрый взгляд и снова внимательно смотрит на дорогу.

— Да так. Хочется. Можем?

— Если объяснишь, где искать, можем. Специально сейчас никуда не поеду.

— Захар, у нас же планы, — противно тянет его безымянная.

Довольно улыбаюсь и напрягаю память. Смотрю в окно, чтобы попробовать определить направление по вывескам.

— Стась, давай уже завтра тогда. Точный адрес узнаешь и …

— Нашла! — подпрыгиваю на сиденье. — Налево посмотри, розовая вывеска.

— Угу, вижу.

Примеряется, как туда добраться, и везет довольную меня в магазин. Вручает карту и просит не задерживаться.

Не застегиваясь, выбегаю из машины и попадаю в другое измерение. Коробочки, бантики, бусинки, ленточки. Все-все для творчества. Красиииво…

Кручусь возле витрин, выискивая бисер нужных тонов и размеров. Выбираю несколько пакетиков с черным глянцем и с оттенками на несколько тонов светлее. Получится градиент. Еще беру белый для рисунка, леску и так, по мелочи.

Довольная возвращаюсь к ним. Карту Захару возвращаю через приоткрытое окно. У него на щеке блеск с коралловым оттенком. Это ее. И как она его в эту щеку поцеловала?

— Что? — не понимает брат.

— Вытрись. Испачкался, — разворачиваюсь и сажусь на свое место.

Смотрит в зеркало. Тихо матерясь, стирает след от поцелуя. А я молчу, что могу отсюда пешком до дома добежать. Тут крутиться на машине дольше. Вот и пусть крутится.

У подъезда выхожу молча.

— Стась? — зовет он. Всегда чувствует, если что-то не так.

— Пока! — бросаю не оглядываясь.

Выходит из машины, догоняет. Всматривается в мое лицо и столько удивления во взгляде.

— Мышонок, ты чего, плакала? Из-за тех придурков что ли? — тепло улыбается он, поправляя мне опять съехавший с плеча рюкзак. — Ну хочешь я твоему Васе или Грише, хоть обоим, устрою каникулы на пару недель?

— Они не при чем.

— А чего тогда глаза на мокром месте?

— Песня грустная играла про дельфинов, — голос вздрагивает. — Жалко.

— Ну ты даешь, — тихо смеется брат. — Беги домой, холодно тут.

— У тебя режим, — напоминаю.

— Помню, не переживай, — щелкает меня по носу как маленькую. Обидно. Я может и мелкая, но не маленькая уже. — К девяти буду.

Смотрю, как он уезжает со своей противной пассией и захожу в подъезд. В лифте встречаюсь с соседкой. Перекидываемся с ней парой слов, пока поднимаемся.

На всю лестничную клетку так пахнет пирожками, что у меня рот моментально наполняется слюной.

— Пожалуйста, пусть это будет от нас, — бормочу, выискивая свой ключ в рюкзаке.

Мама дома сейчас. Отец очень попросил ее хотя бы некоторое время после переезда не выходить на работу.

Вхожу и на время забываю обо всем. Умопомрачительный запах. Не надо маме на работу. Мы без ее вкусняшек не проживем.

— Я стану толстая и меня никто замуж не возьмет, — кричу, прыгая на одной ноге в прихожей. Ботинок слетает и шмякается в коридоре. — Ой, — быстро поднимаю и ставлю оба на полочку.

— Раздевайся и приходи обедать, — кричит мне мама из кухни.

Это я мигом.

Рюкзак в угол, форму лицея в шкаф. Руки помыла, волосы заплела и устроилась за столом в ожидании румяной прелести. Вредность во мне подначивает сдать Захара маме. А лучше папе. Потому что мой братик из академии слинял явно раньше, чем надо. Но мы друг друга не сдаем, и я просто делюсь с ней тем, как прошел мой день. Даже про наглого Гришу немножко рассказываю, уплетая суп в прикуску с пирожком с капустой.

— Если ты будешь так вкусно готовить, папа никогда не отпустит тебя на работу, — тянусь за вторым пирожком. Лопну, но съем.

— Хорошо. В следующий раз приготовлю невкусно.

— А можно им всем невкусно, а мне вкусно?

Смеемся вместе. Я помогаю ей с посудой и ухожу к себе. Только заниматься я буду вечером, а пока горю, раскладываю на столе пакетики с бисером. Будет Захару подарок. Мне интересно, он так же станет его носить или уже нет?

«Он совсем взрослый теперь» — грустно вздыхаю под собственные мысли. — «Мужчина.»

А я для него всего лишь маленькая сестренка и не волнует его, что совсем недавно мы отметили мое восемнадцатилетие.

Глава 5

Стася

Сижу в своей комнате, уже который час нанизываю бисеринки на леску, лишь изредка поглядывая на схему плетения. На улице стемнело. Девятый час. Захар скоро должен вернуться. У меня то и дело предательски щиплет в носу и уже пару раз непослушные слезинки вырывались на свободу.

Он же уехал с этой своей безымянной. Никак не выходит из головы. В красках представляю, чем он там с ней полдня занимается. Как она лапает своими руками его красивое тело, а на напряжённой спине брата блестят капельки пота. Так бывает, когда он занимается спортом без майки. И я почему-то уверена, что во время… в процессе… все так же.

Глаза опять на мокром месте. Откладываю браслет, ссыпаю бисер в баночку. Иду к зеркалу и долго смотрю на себя, невольно сравнивая с той, что была в его машине или той, в кого он был влюблен еще в Иркутске. Она так жестоко разбила Захару сердце. Ему было так больно. И всем домашним вместе с ним. Мне иногда кажется, что папа согласился на эту должность и переезд еще и потому, что Захар до конца не переболел. И я не понимаю, лучше от этого мне или хуже! Ведь там он видел ее, а здесь не видит, но вероятно думает. А мне опять так и остается место рядом с ним только в качестве сестры.

Все его девушки выше меня. Мои метр шестьдесят два никогда не сравнятся с длинноногой стервой. Мама говорит, я в родную, ту, что родила. Она тоже была миниатюрной и хрупкой. А я не хочу. Хочу быть выше. И чтобы ноги длиннее. И никаких больше пирожков. Мне начинает казаться, что я мало того, что низкая, так еще и толстая.

И попа…

Нет, попа у меня ничего. Я занимаюсь, чтобы она была красивая.

Волосы тёмно-русые, длинные, до лопаток. Никогда даже не думала обрезать. Они мне тоже нравятся.

Машинально плету косу, собрав копну на один бок. И глаза у меня вроде ничего. Эх…

Наверное, Захару будет неловко, если его девушка будет настолько ниже или ему такие вообще не нравятся. Этого я не знаю, его девушек мы никогда не обсуждали.

Сняв с себя домашние штаны, снова вглядываюсь в фигуру, подмечая даже самые мелкие детали.

Достаю из шкафа одно из любимых платьев. Прикладываю к себе и кружусь перед зеркалом. Оно делает мои глаза и губы ярче. Красное, как самое спелое яблоко.

Бросаю его на кровать. Надеть пока некуда и повода нет, но прятать обратно эту красоту не хочется.

Снова иду к шкафу. Подтягиваюсь на носочках к верхней полке, там ремешок скрученный лежал к этому платью. Шарю рукой, чувствуя, как трусики сползли с одной ягодицы и врезались между ними.

Нащупав тонкий чёрный кожаный ремень, тащу его с полки. Разворачиваюсь…

— Блин!!! — подпрыгиваю, прижав кулачок к груди.

Захар стоит у распахнутой двери с огромным голубым дельфином в руках и смотрит на меня так, что по позвоночнику бегут мурашки прямо в трусы… Трусы! Чёрт! Они еще и в попу влезли и …. Ой!!!

— Подарок, — Захар проходит и кладет игрушку на кровать. Она занимает сразу половину.

— Спасибо, — чувствую, как лицо начинает гореть. Мельком бросаю взгляд в зеркало. Щеки красные. Ужас просто!

— Ты опять плакала? — брат смотрит только в глаза.

И чего я краснею, спрашивается? Ему же все равно. И он отлично провел вторую половину дня. А это всего лишь я.

— Выйди, пожалуйста. Я оденусь, — стараюсь не поворачиваться к нему спиной.

— Конечно, извини, — отводит взгляд и выходит из комнаты.

Неловко. И на меня, главное, ругался, когда я к нему в комнату прибежала, хотя я стучалась. А сам?! Рука бы отсохла?

Быстро натягиваю домашние штанишки. Перетаскиваю на колени большую, тяжелую игрушку. Она с меня ростом, если не длиннее. Мягенькая. Глажу дельфина по морде и улыбаюсь. Ну дурочка же. Только меня никто не спрашивал, в кого я бы хотела влюбиться. Захар, он такой, такой…

Закрыв глаза, утыкаюсь носом в его подарок. Дельфин успел втянуть в себя запах салона Лексуса и повседневный одеколон Захара. Я вдыхаю его немножко фантазируя.

Судя по голосам из коридора, домой вернулся папа. Выхожу к ним. Тут же получаю чмок в щеку и вопросительный взгляд. Мама гонит мужчин мыть руки, а меня просит помочь накрыть на стол. Прикладывает ладонь ко лбу.

— Не горячая вроде. А вид, как при температуре. Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. Мам, а можно я к Саше поеду с ночёвкой? А утром нас ее папа в лицей отвезет.

— Стась, ты время видела? Куда сейчас ехать? Да и зачем?

— У нас проект по биологии сложный. Мы его вместе разберем. Ну, пожалуйста.

— Захара попроси, он поможет.

— Мам, — закатываю глаза. — Где Захар и где биология? Ты же помнишь, что мне ЕГЭ по ней сдавать?

— Помню. Уже ищу тебе репетитора. Спрашивай у мужчин. Я против, — старается сохранить строгость.

Вот у мужчин спрашивать мне бы хотелось в последнюю очередь. Я просто решила сбежать от своих мыслей и поднять себе настроение. Перезагрузиться. Саша веселая, она точно справится с этой задачей.

— Что тут надо спросить у мужчин? — папа проходит на кухню, целует меня в макушку.

А за ним и Захар. Оба голодными глазами смотрят на пирожки и горячий суп.

— Она надумала на ночь глядя к подружке с ночёвкой ехать. Я сказала, что против, — сдает меня им мама, — Но решать вам.

— Мы тоже против, — категорично заявляет Захар и смотрит на отца.

Папа подтверждает.

Вот всегда у них солидарность, если вопрос касается меня. Нечестно!

Глава 6

Захар

Что-то я не выспался нихрена. Проклятый будильник орет уже с полчаса, а глаза никак не открываются. Вроде выжал вчера себя нормально, должно было отрубить. В итоге провалялся, глядя в потолок, почти до рассвета. Теперь надо встать.

— Ты озверел, курсант?! — командным тоном рявкает отец.

Глаза так и не открылись, а тело подорвалось на рефлексах и встало смирно.

— Ты еще честь мне отдай, — усмехается до омерзения бодрый родитель. — Я Стасю в лицей сегодня отвезу сам. А ты гони сразу в Академию. Чем занимался всю ночь?

— Можно не отвечать, товарищ генерал? — все же открыв глаза, смотрю на отца.

В форме уже. Взгляд строгий, будто мне пятнадцать и я накосячил. Не было такого. Ничего не знаю.

Он к службе относится серьезно, у нас династия, прадед, дед, отец и я вот теперь, все так или иначе в погонах. Ничего против не имею, но дома можно было бы не применять. В Академии хватает.

— Бегом давай, Захар! И еще, — сдвигает брови.

Та-а-ак. Где-то я все же накосячил?

— Еще раз узнаю, что ты свалил из Академии раньше положенного, сам влеплю тебе десяток нарядов. Персональных. Генеральских.

— Так я же официально… — зеваю, прикрыв рот кулаком.

— Знаю я ваше официально. Ты еще через забор лазить начни на третьем курсе. Где был?

— Мы вообще-то торопимся, — напоминаю отцу, накидывая на смятую кровать покрывало. — Да надо мне было. Так вышло, — понимаю, что не отстанет. — Не дави. Нормально же все. Без залетов.

— Свое «надо» оставляй на выходные. Уехали мы.

— Есть, — рука дергается вверх. Вовремя одергиваю.

Капец, мы дрессированные!

Натянув штаны, выхожу из комнаты вслед за отцом. Надо быстро умыться холодной водой, чтобы снять сонливость.

Стася уже стоит в коридоре, теребит пальчиками пушистый брелок на рюкзаке. А ведь она была сегодня в моей дурной голове. Думал ночью о ее слезах в тачке и потом она явно плакала еще, хоть и не признается. Меня беспокоит и трогает за живое глубоко внутри. С ней рядом всегда срабатывает естественный мужской инстинкт — защищать. Вообще от всего. Я с ним ничего сделать не могу. В меня отец это тщательно вкладывал еще в детстве и на своем примере показывал.

Семья — это всегда сверхценность, ее надо оберегать любой ценой. Это правило установил еще мой прадед, а может и до него кто. Черт его знает.

Стою в ванной, плескаю в морду холодную воду и думаю, может мама права. Надо все же зайти в лицей к их куратору, пообщаться. Стася у меня девочка с зубками, но добрая и немножко наивная. Очень чувствительная, ранимая. Если кто правда обижает, надо решить. Сама она не признается. Слишком хорошо знает мой характер. Я могу иногда взрываться.

Вопрос дня: как попасть в лицей, если я до восемнадцати часов должен находиться в расположении? Отец точно влепит свой «генеральский» наряд. Заебусь отрабатывать.

Пока затягиваю шнурки на берцах, мама всовывает мне в рот теплый пирожок с картошкой.

— Спасибо, — вынув его, целую ее в щеку.

В Академию успеваю вовремя. Телефоны мы не сдаем, но пользоваться ими на парах строго запрещено. Да и в коридорах особо не поговоришь. Это скорее привилегия. У первокурсников забирают и на нас пальцем тыкают. Мол, вот доживете хотя бы до третьего курса, будут вам мобильники. Приходится дожидаться перерыва между парами, чтобы выцепить Ильяса.

— Можешь мне номер мобильного куратора из лицея достать? Буду должен.

— А на сайте нет?

— Есть. Мне личный нужен, чтобы после шести набрать.

— Проблемы какие-то у сестренки?

— Да хрен знает. Вот, выяснить хочу, но чтобы она не узнала. Надуется, будет сопеть ходить два дня.

— Давай заедем в моему бате вечером, попробуем найти тебе номер. А куратор симпатичная? — с похабной улыбкой играет бровями Ильяс.

— Не приглядывался, если честно. Я ее видел то пару раз всего. Мы ж здесь недавно, — напоминаю.

— Точно, — хлопает себя по лбу. — Ладно, погнали. Мы еще на стрельбах сегодня пересечемся с вами.

Черт. Я забыл, что сегодня промежуточный зачет. Не страшно. Еще бы спать так не хотелось, было бы вообще шикарно. Рубит капитально. Сижу на лекции, головой трясу, чтобы не отрубаться. И кофе у нас тут не достать. Хотя я бы сейчас адреналинчика жахнул банку. Сразу бы проснулся.

Отстрелявшись на «отлично» плывем по распорядку до самого вечера. В шесть с копейками тех, кто живет в городе, отпускают по домам. Ильяс забирается ко мне в тачку. Включаем музыку и гоним в отделение, где служит его отец.

Он достает мне номер без лишних вопросов. В благодарность доставляю парня до дома. От его подъезда сразу же звоню Стасиному куратору.

— Да? — удивленно и немного устало.

— Добрый вечер, Анастасия Сергеевна. Меня зовут Захар Шолохов, старший брат вашей ученицы, Станиславы. Новенькой.

— Да-да, я поняла. Что-то случилось, Захар? — беспокоится женщина.

— Вы извините, что на личный звоню. На рабочий по времени не могу. Устав Академии не позволяет. Мы можем с вами встретиться и поговорить? Обещаю, надолго не задержу и могу доставить в любую точку города, если будет нужно.

— Хорошо. Я сейчас вам скину геолокацию. Подъезжайте.

Получаю сообщение, вбиваю в навигатор. Она, оказывается, не так далеко. Минут пятнадцать мне до нее ехать, если компьютер не врет.

Торможу у остановочного комплекса. Пишу: «Подъехал», а также модель, цвет и номер машины. Через минуту из продуктового магазина выходит знакомая фигура с пакетом на перевес. Выхожу, подхватываю ее ношу, отпускает, позволяя помочь.

— Спасибо, — приятно улыбается.

Открываю ей дверь. Жду, когда сядет. Пакет ставлю на заднее, чтобы не мешал. Сажусь на водительское, глушу музыку.

— Вас куда-то подбросить?

— Нет, я на машине, — неопределенно машет рукой назад. — Да и живу в этом районе. Так что со Стасей? О чем вы хотели поговорить?

Глава 7

Захар

— Анастасия Сергеевна, мою сестру в лицее никто не булит? — решаю называть вещи своими именами.

— Нет, — качает головой. — Не замечала. Хорошая, умненькая девочка. В учебный процесс влилась, с ребятами общается. С Александрой Фоминой часто ее вижу. Вроде сдружились. А что, есть повод думать, что ее могут травить?

— Не было бы повода, мы бы с вами тут не сидели. А парни? Есть у вас там парочка, — хотел сказать гандонов, но вовремя одумался. — Гриша и Вася.

— А-а-а, да нет. Они, не подарки оба, конечно. Но девчонок в таком ключе не обижают. У Григория папа владелец банка, а Вася, — улыбается она. — Он вообще Дима Васильев, но почему-то все по фамилии Васей прозвали. У него отец в министерстве культуры и спорта. И парни избалованные, как и большинство наших детей, но не жестокие.

— Это все очень здорово, только я своими руками разгонял этих двоих, когда они отобрали у сестры рюкзак и играли с ним в “собачку”. Она ревела потом в машине. И дома ещё. Стася очень смущается своего роста, а тут эти… — глотаю слово «долбоебы”». — И вещь могли испортить. Она этот рюкзак из Иркутска сюда притащила точно не для того, чтобы его порвали.

= Я вас услышала, Захар. Давайте сделаем так. Я подключу нашего психолога, и мы понаблюдаем за ребятами и ситуацией. Буду держать вас или ваших родителей в курсе.

— Лучше меня. Потому что, если отца, вам не понравится, что будет дальше. После шести можно звонить на номер, с которого я вас набирал. Не затягивайте, пожалуйста, с этим вопросом. А то отцу я скажу сам.

— Не беспокойтесь. Мы разберёмся.

— Благодарю. Вас точно не надо подвезти?

— Точно, — задумчиво кивает будто еще переваривая наш разговор.

Выходит из моей машины. Вспоминаю про пакет. Достаю и сам несу до ее седана.

Проводив взглядом тачку, разворачиваю свою и еду домой через кондитерский магазин. Одну коробку с авторскими десертами сразу вручаю матери, вторую несу сестренке.

Стучусь в дверь. Тишина. Открываю. Мелкая умилительно сопит на своей кровати в обнимку с дельфином. Закинула на него ногу, обняла и уткнулась носом в плюшевую голову.

На столе разбросаны тетрадки, учебники, темный бисер и куски лески. Сгребаю все в бок, ставлю коробку со сладостями. Увидит, будет улыбаться.

Укутываю ее частью покрывала. Она вздыхает, но не просыпается. Свет падает из окна на миловидную мордашку. Под глазами темные тени от длинных ресниц. Так хорошо у нее здесь, уютно, тепло. В ней живет солнце, сияющее даже в ночное время суток. Я, когда с бывшей разошелся, питался этим солнцем вместо еды. Она спасала меня своими улыбками, шутками, смехом. Не давала задохнуться в своих переживаниях. Никогда не осуждала за мои болезненные, эмоциональные «взрывы». Очень хреново мне тогда было. Я Алиску с корнем из груди выдирал за то, что она так со мной поступила. Не смог простить. Не уверен, что умею. А эта маленькая девочка была глотком свежего воздуха…

Улыбнувшись, тяну руку к ее щеке. Осторожно прикасаюсь, чтобы не разбудить. Костяшки пальцев скользят по светлой, бархатистой коже. Не открывая глаз, Стася тянется за моим прикосновением. Отдергиваю руку, слушая собственное сердце. В тишине комнаты оно умудряется перестучать настенные часы. Так громко и часто, немного больно колотится.

— Захар, иди ужинать, — шепчет неслышно вошедшая мама. — Пусть поспит. Она уроки вроде сделала.

Кивнув, ухожу сначала к себе, переодеваюсь в домашнее. Отец опять сильно задерживается. Мы за столом вдвоем.

Перекатываю по тарелке тефтелю в томатном соусе.

— Что такое? Не вкусно? — беспокоиться мама.

— Очень вкусно. Извини. Задумался.

— Устал, наверное. Как в целом тебе эта Академия? Нравится?

— Нормально. У нас было строже, — все же закидываю в рот мясной шарик, чтобы не обижать маму. Она старалась.

— А девочки там как? — улыбается она.

— Ты опять? — смеюсь. — Со мной все хорошо. Правда. Не надо переживать.

— Как у меня сердце за своих детей и болеть не будет? Кстати. Отца пригласили за город на выходные. Мы должны быть. Не планируй ничего, пожалуйста.

— Кто пригласил?

— Ой. Там шишка какая-то. Я пока их не знаю. Заодно познакомимся. Сауна, бассейн, сосны. Ммм… — закатывает глаза. — Воздух, наверное, обалденный.

— А я говорил, надо дом брать. Вы уперлись в эту квартиру.

— Вам на учебу добираться ближе. И отцу на службу ездить отсюда удобнее. Не ворчи.

— Да не ворчу я. Спасибо за ужин, — поднимаюсь, убираю за собой тарелку. — Отказаться совсем не вариант? У меня и так с выходными напряг. Были планы.

— Возьми планы с собой.

— Мам!

Ухожу, пока мы не начали по второму кругу.

Пиздец! Буду ходить злой и агрессивный всю следующую неделю. Пусть не жалуются!

Заваливаюсь на кровать с планшетом. Новостная лента подкидывает всякую неинтересную хрень. Я на местное еще ни на что не подписан, у меня все по нашему предыдущему дому в основном. Смотрю видюшки. Понимаю, что не вставляет.

Переписываюсь с Толмачевым по поводу гонки. Надо бы состыковаться, когда погода позволит. В хорошем смысле азартный парень. С ним интересно будет покататься. Да и тачка у него мощнее моей, но у меня опыта больше. Кит гоняет на байках. От этого еще интереснее. Мы очень разные. Гонка выйдет огненной.

Захожу в приложение со знакомствами, рассматриваю фотки девочек. Все одинаковые такие. Губастенькие, ресницы пластмассовые, сиськи на выкат на камеру. Там по факту может быть единичка, но главное ведь поймать правильный ракурс.

Фильтрую по возрасту. Хочется постарше, с интеллектом. Мне двадцать два. А ей… ну допустим, от двадцати пяти.

Картинки уже поинтереснее и анкеты более-менее на реал смахивают. Лайкаю чисто по приколу тех, кто нравится. Получаю несколько лайков в ответ. Завязывается диалог. Шутим про возраст. От встреч пока отказываюсь. Может как-нибудь потом, сейчас хочется просто нормального диалога без «котиков», «зайчиков», «а какая у тебя тачка?».

Исчезаю из сети. Там отец пришел, надо бы выйти, поздороваться.

Всовываю ноги в тапочки, выхожу в коридор и врезаюсь в Стасю. Она по инерции делает шаг назад, а я на рефлексе ловлю за талию и дергаю обратно. Получается резко, прямо в корпус и пах. Стоим, хлопаем ресницами, глядя друг на друга. Она сонная совсем, тело еще хранит тепло кровати, пахнет естественно, очень вкусно. И я охреневаю от реакции собственного тела на этот запах. Быстро отпускаю ее, делаю шаг назад и сваливаю обратно в комнату. Еще не хватало на кухню со стояком заявиться.

Треш какой-то!

Глава 8

Стася

Двумя машинами въезжаем на территорию загородного особняка. Захар категорически отказался ехать с родителями, а я напросилась к нему в Лексус.

Брат практически всю дорогу молчал, задумчиво глядя перед собой. И сейчас из машины вышел первым, хлопнув дверью так, будто это не его любимая машинка, а старая «шестерка».

Нас встречают новые знакомые отца и владельцы этого чудесного места. Потрясающий, чистый воздух оставляет на языке хвойное послевкусие. Прямо на территории дома растут огромные сосны и ели. Под ногами хрустит снежок и после тепла машины, по коже пробегает легкий озноб.

— Стася, — толкает меня в бок мама.

— Ой, простите, — смущенно улыбаюсь. — Здравствуйте. У вас тут очень красиво, — приветствую хозяев.

— Какая милашка, — мне в ответ улыбается приятная блондинка, на вид ровесница моей мамы. — Татьяна, — представляется она. — И никаких «Вы»! — строго грозит нам с Захаром пальцем. — Муж мой, — машет рукой в сторону беседующих недалеко от нас мужчин, — Яков Степанович. И наши парни, — Август и Клим, отвечают за то, чтобы вам тут было не скучно, пока занудные дядьки обсуждают работу даже не отдыхе, — смеется она.

Братья Зорины по очереди жмут руку Захару. Август подмигивает мне, Клим улыбается, очень напоминая сейчас свою маму. Они, в принципе, оба на нее похожи. Светленькие, голубоглазые, а в глазах бесы у обоих. Я как-то автоматом делаю шаг ближе к брату.

Парни рассматривают машину Захара, переглядываются.

— Пойдем, — кивают нам в сторону большого гаража.

С кнопки открывают ворота.

— Воу, серьезный аппарат, — Захар рассматривает трёхколёсного «монстра» на агрессивной резине.

— Отец подарил на совершеннолетие, — делится Клим. — За городом кататься вот такая тема, — показывает большой палец вверх.

— Сейчас за стол, от этого не отвертеться. Потом можем свалить и покататься, — говорит Август.

— Отличный план, — подтверждает Захар. — Я уже настроился сдохнуть со скуки. Теперь все гораздо интереснее. Осталось Стасе занятие придумать, чтобы тоже не скучала.

— Я с вами хочу, — подаю голос, пока меня и тут не решили заботливо бросить дома со взрослыми.

— А я совсем даже не против, чтобы твоя сестра составила нам компанию. Трайк двухместный, я ее аккуратно покатаю, — снова обаятельно улыбается Клим, и все вопросительно смотрят на Захара.

— Ну где же еще вы могли быть! — фыркает вошедшая к нам Татьяна. — Похвастался своей зверюгой? — смотрит на Клима. — К столу. Только вас ждем, — берет меня под руку и уводит вперед. — Твой брат тоже всем этим самоубийственным увлекается? Не понимаю, почему отцы им это позволяют. Дети лишние что ли? — ворчит прямо как моя мама.

Это очень забавно. Я всеми силами стараюсь не улыбаться, чтобы не обидеть хозяйку дома. Но буду рада, если мама найдет с ней общий язык и у нее появится местная подруга, а то она только по телефону со своими общается.

Перекусив, оставляем старшее поколение и сбегаем кататься. До открытой местности нас ведет Клим верхом на своем трайке. Август едет с нами в Лексусе.

Высаживаемся на большой, заснеженной поляне. Я стараюсь все вокруг рассмотреть, пока брат примеряется к новой для него технике. Срывает ее с места, делает первый круг. На второй уже заходит смелее. Ему очень идут и агрессивные колеса этого «монстра», и рев мотора. Захар красиво приподнимается с сиденья на поворотах. Сильные ноги в темных джинсах напрягаются. Закусив губу, отвожу взгляд, потому что сердце этого зрелища не выдерживает. Оно опять колотится как сумасшедшее.

Следующим за руль садится Август, а брат подходит ко мне. У него глаза горят, и я подозреваю, что однажды в нашем гараже тоже появится такая вот штука.

Он зубами стягивает с себя перчатки. Берет в теплые ладони мои.

— Замерзла? — подносит их к губам. Греет дыханием, глядя в глаза.

Так близко, что я задохнусь сейчас.

Он медленно растирает мои покрасневшие пальчики своими, снова дышит на них, касается губами и замирает. Между нами повисает что-то очень странное, совершенно новое. Я вижу, как пульсируют его зрачки, чувствую, как его губы снова прикасаются к моим пальцам.

— Иди в машину, погрейся, — отступает он. — Почему перчатки не взяла?

— Забыла, — отвечаю шепотом. Голос куда-то подевался.

— Возьми, — отдает свои. — И бегом в машину! — брат снова становится собой.

А у меня не получается так. Я не могу за секунду переключиться. Глупо смотрю на его губы. Я же придумала себе опять лишнее. Он просто грел мне руки. Но так смотрел, и… Мог бы не целовать!

Ааа!!! Блин! Блин! Блин! Ну почему все так сложно?!

Психанув на собственные чувства, на этот дурацкий жест Захара, устроивший в моей груди маленький взрыв, я обхожу его и направляюсь к Августу. Наверное, просто потому, что они примерно одного возраста с моим братом и мне вдруг до безумия хочется, чтобы он приревновал. И я не знаю, с чего вдруг решила, что вызову у него это чувство, как у мужчины, но мне просто необходимо куда-то выплеснуть ту химию, что бурлит во мне после его прикосновений. Ответить ему. Пусть у него тоже случится взрыв!

— Покатай меня, — прошу старшего Зорина.

— Захар сказал, что он сам с тобой поедет, — спокойно отвечает парень.

— Я не хочу с ним ехать. Можно с тобой?

— Поехали.

Ловко забираюсь на трайк, цепляюсь не за пассажирские ручки, а за самого Августа.

— Стась! — рявкает Захар.

Но мы уже срываемся с места, и я его не слушаю. Только на крутом развороте вижу недовольное лицо.

А вот не надо меня целовать! Потому что ты слепой дурак! И ничего не видишь! А мне больно! Очень - очень больно, что это простое прикосновение значит для нас совершенно разное.

Сделав несколько кругов по поляне, Август помогает мне спуститься вниз.

— В машину, — тут же командует Захар.

— Мне не холодно.

— Да не парься ты так. Сейчас еще немного погоняем и в сауну. Там отогреется, — вступается Клим.

— В сауну? С тремя мужиками? — скептически смотрит на него Захар.

— Ну… Строго говоря, с двумя, но под присмотром старшего брата. Обещаю быть приличным. Август может подругу свою притащит, если они помирились. Разбавим немного нашу компанию. И вообще, я может не в свое дело лезу, но мне кажется или ты ее чересчур опекаешь? Ну это так, первый взгляд со стороны, могу ошибаться.

— А как иначе, если она даже перчатки с собой не взяла, зная, куда мы едем? И так всегда, — вздыхает Захар. — Кому-то ж надо страховать, чтобы нос не разбила, когда спотыкается.

— Тоже верно. Думаю, если бы у нас была младшая сестренка, мы бы тоже такими были. А раз сестренки у нас нет, мы сволочи и страшные эгоисты, — смеется Клим. — Стась, гоу, теперь я тебя покатаю. Только держаться надо крепче. Я не такой «нежный» как Август. Я тебе настоящий кайф этой техники сейчас покажу.

Соглашаюсь, не глядя на брата. В конце концов я сюда приехала не для того, чтобы в машине сидеть. Он только зубами скрипит, но больше не возмущается.

Клим и правда не сдерживается. Нас пару раз заносит на поворотах прямо по краю небольшого оврага. С восторженным визгом крепче цепляюсь за парня. Он крутит восьмерки по поляне, подпрыгивает на кочках, выпендриваясь, как и все мальчишки. Но это такой кайф, и я даже на Захара перестаю злиться. Восторг вытесняет абсолютно все.

— Довольная такая, — смеется брат, помогая мне слезть. — Со мной не хочешь, значит, прокатиться. На что обиделась?

— Ты опять выставляешь меня маленьким, глупым ребенком, — говорю только часть правды. Вторую я ему, наверное, так никогда не скажу.

— Извини. Когда-нибудь я привыкну к тому, что ты выросла.

Глава 9

Захар

После парилки ныряем в бассейн. Брызги летят во все стороны. Смех эхом отражается от стен. Из больших окон во всю стену открывается вид на подсвеченный заснеженный двор и сосны. Выныриваю из воды, провожу ладонью по лицу, смахивая воду, оглядываюсь в поисках сестры.

Стася в своем открытом черном купальнике сидит на бортике, опустив ноги в воду. Забавно болтает ими и лучезарно улыбается. Возле ее ног в воде поплавком болтается Клим. Касается пальцами ее голых коленок. Что-то говорит ей. Я вижу, как она смущается, но не отгоняет младшего Зорина.

Август вылез из бассейна. Устроился в шезлонге, развернув его так, чтобы смотреть в окно. На столике несколько открытых бутылок пива, сок, фрукты и легкие закуски под алкоголь.

Решаю присоединиться, гася в себе желание отогнать Клима от Стаси. Это будет пиздец как странно сейчас. Он же ничего такого не делает.

— И как тебе этот лицей? Я про него слышал, — доносится до меня обрывок их разговора.

— Мне нравится. Там, кстати, тоже есть крытый бассейн.

— Да? Звучит заманчиво. А ты куда потом поступать собираешься?

— Я хотела на военного врача, но папа не разрешил, буду пробовать поступать в обычный мед, а там уже думать.

— А чего не спортивным? Это безопасно.

Выхожу из воды, подтягиваю второй шезлонг ближе к столику и разворачиваю также, как сделал Август.

— Клим занимается спортом? — спрашиваю у парня.

— Угу, — он, лениво прикрыв глаза, потягивает пиво из бутылки. — Лет с пяти. Нас отец вместе отдавал, но мне бокс не зашел, а младший брат втянулся. Меня больше по боевым прет, но для себя, на профессиональный уровень я так и не вышел. Предпочел универ спорту. Вместе хреново сочетается. А ты?

— Да меня с детства тоже везде водили. Сейчас в Академии нас в обязаловку гоняют, но там спецкурс для МВД. Смесь из бокса, самбо, кикбоксинга и вольной борьбы.

— Тоже неплохо…

— Ай-яй! — раздается Стасин визг.

Дергаюсь. Август тоже подскакивает. Мышонок в воде, глаза огромные. Клим близко очень, касается ладонями ее лица. Ныряю к ним. Август за мной.

Подплываем. Оттесняю младшего Зорина от сестренки. Заглядываю в перепуганные глаза.

— Что случилось? — сам вытираю воду с ее лица.

— Все нормально. Испугалась просто.

— Мы плескались, и она с бортика соскользнула. Сразу с головой под воду. Я, капец, испугался!

— Ты чего, мелкая? — улыбаюсь, бережно прижимая ее к себе. — Плавать разучилась?

— Я неожиданно падать никогда не умела, — ворчит она, обнимая меня за торс.

Прижимаюсь ее чуть сильнее, касаюсь губами лба. Чувствую, как ее прохладные пальчики машинально скользят по позвоночнику. В висках начинает тарабанить ускоряющийся пульс. Делаю вдох, отпускаю Стасю и погружаюсь с головой под воду.

Мне же нельзя чувствовать к ней то, что я чувствую. Совсем нельзя. Мы — семья. Как можно заводиться за секунду на члена семьи? Какого хрена вдруг?

Долбанный извращенец!

Она девочка совсем, а я избалованный, испорченный женским вниманием засранец. Мне кажется, я одними этими мыслями ее пачкаю, а я не хочу. Бля, я просто не имею права на все это.

Бредятина какая-то!

Легкие горят. Выныриваю, хватаю ртом воздух. Глаза заливает водой, а на «берегу» у бассейна разворачивается новое действие. Лицо Августа забавно вытягивается, глядя на вернувшегося к нам Клима.

Шустрый парень, однако!

У младшего Зорина в руках какое-то очень дорогое бухло и стаканы. Он сгружает все это на столик. Я выбираюсь из воды.

— Ты сдурел? — рассматривает бутылку Август. — Отец нас на елке за яйца за нее подвесит. Это ж коллекционка. Подарок!

— Я тебя умоляю, — хулигански закатывает глаза к потолку Клим, забирает у старшего брата бутылку и скручивает крышку. — Мы чуть-чуть. Разбавим, я в коробочку поставлю, и она еще лет пять там будет стоять нетронутая. Бухло нужно, чтоб его пить, а не чтобы смотреть!

— У тебя вообще спортивный режим! — рявкает на него Август.

Стася сидит на шезлонге, завернутая в полотенце, и улыбается, глядя на парней.

— У меня стресс! Я чуть девочку не утопил. Случайно! — косится на меня.

И мы все срывается на громкий хохот. У него еще глаза такие. Голубые и честные! Пиздец! Сдержаться оказалось невозможно и коллекционный алкоголь полился по стаканам. Даже Стасе плеснули на донышке, чтобы попробовала.

По «чуть-чуть» не получилось. На третьей порции Клим притащил надувной матрас, кинул его на воду, выпил, взял свой вейп, и отправился плавать на матрасе по бассейну, выпуская ароматизированный пар в потолок.

Стася с любопытством наблюдает за ним, я всеми силами стараюсь сосредоточиться на разговоре с Августом. Приятное, немного обжигающее тепло тянется по венам, опьяняет, кружит голову.

Мелкая идет купаться. К ней тут же подкатывает Клим на своем матрасе. Предлагает вейп, она крутит головой, отталкивает от себя эту «черепаху Тортилу» и плывет к другому бортику.

Зорина стало слишком много вокруг нее. Эта девчонка не может не цеплять. И Клима проняло от ее улыбок и искренности. Как парня я его отлично понимаю. Тем более они ровесники. Им просто весело вместе и есть общие темы для разговора.

«Это я сейчас себя уговариваю?» — приходит забавная мысль. — «Да ты же горишь от ревности, Шолохов! И она ни хера не братская!»

Пока младшие веселятся в бассейне, мы с Августом допиваем коллекционный алкоголь его отца. Меня вроде чуть отпускает весь этот бред. Иначе не назовешь.

От свежего воздуха, после парной и бухла к часу ночи глаза уже почти не открываются.

Сонно разбредаемся по комнатам. Наши со Стасей опять по соседству. Я ложусь на свою кровать и слушаю, как за стеной льется вода. Моя пьяная фантазия играет со мной в очень жестокие игры. Закрываю глаза и позволяю себе утонуть в ней, обещая, это всего на пару секунд, а потом я снова стану адекватным старшим братом.

Я знаю на ощупь бархат ее кожи. Хочется попробовать на вкус. Хочется, чтобы сейчас ее эмоции были только для меня. Мы бы смяли к чертям эти влажные простыни. Я был бы первым. Это я тоже отлично знаю…

От силы возбуждения хочется застрелиться на эти же несколько секунд, на которые я допустил в своей голове подобное.

Тяжело сглатывая, поднимаюсь и брожу туда-сюда по комнате, пытаясь переключиться. Бесит, что дело не в физическом желании. Меня тянет в соседнюю комнату совсем иначе.

— Не бухать больше! — рявкаю на себя. — Дебил, блядь! Нельзя тебе ее трогать! Твои функции рядом с ней исключительно братские. Отец кастрирует без наркоза за такое.

Криво усмехнувшись своему отражению в стекле, иду просто проверить, все ли у нее хорошо и легла ли моя мышка спать. Это же как раз братская забота. Я сотню раз так делал.

Тихо стучу в соседнюю дверь, чтобы не напугать. Ответа нет, и я захожу. Стася не спит. Воткнув наушники, сидит на мягком подоконнике, согнув ноги в коленях, и смотрит на зимнюю ночь, подсвеченную теплым желтым светом.

Сажусь на свободное место. Она вздрагивает. Улыбнувшись, забираю ее голые, холодные ступни к себе на колени. Согреваю, растирая руками. Ей нравится массаж ее красивых ножек. Мышонок с теплой улыбкой вставляет мне в ухо один из своих наушников. Упирается затылком в стену позади себя и прикрывает веки, глядя на меня сквозь ресницы.

Играет что-то попсово – лиричное. «Шагаю» пальцами от пальчиков до коленки, обратно скольжу по икрам. Она вздрагивает, покрывается мурашками. Мне в кайф и так хочется сейчас большего. Хотя бы поцелуя. Нормального, взрослого.

— Иди сюда, — хлопаю по своему колену.

Она смущенно крутит головой в разные стороны. Темные, еще влажные волосы падают на лицо. Опускаю одну ее ногу на пол, чуть толкнув в сторону, разводя бедра и освобождая себе место ближе. Двигаюсь. Убираю волосы с ее лица. В красивых, озорных глазках читается удивление и испуг.

«Бля, да конечно, ты ее пугаешь! Тормози, извращенец» — даю себе мощный мысленный подзатыльник.

— Ложись спать, мышонок. — Завтра вряд ли нам дадут выспаться.

Встаю так, чтобы моей физической реакции она не видела. Не надо ей все это. Рано еще. Маленькая!

— Подожди. У меня подарок, — ловит пальчиками за футболку.

Так и замираю, не глядя на нее.

Тонкие пальчики касаются моего запястья. Опускаю взгляд. Она застегивает на моей левой руке широкий браслет из бисера. Черный с градиентом к серому и белыми черепами по центру. Он гораздо круче, чем был предыдущий.

— Спасибо, мышонок, — улыбаюсь ей, касаясь подушечками пальцев браслета, прокручивая его.

— Тебе нравится?

— Очень. Обещаю носить. А теперь бегом в кровать! — включаю строгого брата. — Простынешь еще.

«Вот теперь все правильно» — удовлетворенно кивнув самому себе, быстро ухожу из ее комнаты, пока не натворил чего-нибудь непоправимого.

Глава 10

Стася

Так лень после выходных включаться в учебу. Сонно бреду через двор лицея, все время зевая. Сама не знаю, чего мне не спалось. После насыщенных свежим воздухом и эмоциями выходных должно было отрубить, но я плавала в полудреме, все время просыпаясь. Думала о наших с Захаром ночных посиделках на подоконнике, о его реакции на подарок. Он так прикоснулся пальцами к браслету на своем запястье, что у меня на мгновение остановилось сердце будто он прикоснулся прямо к нему. А в лицее Гриша с Васей. Сейчас обязательно докопаются.

Не хочу-у-у.

Сашка еще где-то запропастилась. Мне ей столько всего надо рассказать! У меня море впечатлений от поездки за город. Два дня с Захаром, но про это я, конечно же, буду молчать.

Если бы не поехали, брат пропал бы с новыми друзьями или подружкой. А так мы были вместе и внутри меня тепло теперь так, что я могла бы с кем-нибудь поделиться.

Первый урок мечтательно просмотрела в окно. Ко второму все же пришла подруга и стало веселее. Еще и Гриша притащил охапку полевых ромашек.

— Где ты их взял? — смотрю на букет, занявший всю нашу парту.

— Погуляй со мной, я тебе полянку покажу, — заводит свою пластинку.

— Отстань, — подтягиваю ближе цветы, наклоняюсь и дышу резковатым, но приятным ароматом, напоминающим лекарство от простуды.

— Стась, Дюймовочка, милашка, малышка, — Гриша оказывается у меня за спиной и дышит в ухо. — Хорош ломаться!

— Уйди! — передергиваю плечами, скидывая с себя его дыхание и запах.

— Тебе девушка русским по белому сказала: «нет». Непонятно?! — рявкает очень знакомый голос.

Разворачиваемся все вместе. У меня рот приоткрывается от удивления.

— Клим? — хлопаю ресницами.

— Привет. Можно мне тут упасть? — просит у Саши. Подруга безоговорочно уступает, пересаживаясь за последнюю парту среднего ряда поближе к нам.

Зорин кидает рюкзак на столешницу и очаровательно улыбается всем одноклассникам.

— Что ты тут делаешь? — глажу пальчиками нежную бархатистую желтую серединку одного из цветков.

— Учусь. Ты же разрекламировала мне этот лицей. Я подумал, чего бы не окончить школу именно в нем. Отец с утра сделал пару звонков и вот, я примчался. К первому уроку не успел. Документы ездил забирать и тут оформлялся. Рассказывай, кто тебя обижает? Сейчас всех накажем.

— Ну ты даешь… — смеюсь я. — Не ожидала.

— А я вообще внезапный, — подмигивает Клим. — Зато со мной не скучно.

— Это я уже успела заметить. Кстати. Что вам было за тот алкоголь? — становится интересно.

— Да ничего не было пока. Чай налил, в коробку засунул и на место поставил. Отец не заметил.

Со звонком в кабинет заходит куратор, вызывает его к себе и официально представляет всему классу, сразу обозначая, что Клим — профессиональный боксер. Это для парней, чтобы не нарывались. А то наши заводилы уже косо на него смотрят.

После урока мы с Сашей проводим ему экскурсию. Показываю тот самый бассейн, про который мы говорили еще у него дома.

— Нормально, — удовлетворенно кивает. — В столовую?

Да! Кушать уже очень хочется.

Заносим цветы к Анастасии Сергеевне, ставим в ведро с водой и ведем Клима на обед.

С интересом наблюдаю, как он подбирает себе еду, параллельно рассказывая мне, что с чем сочетать, а что лучше есть отдельно и даже в какое время суток. Мне сразу становится стыдно за мою любовь к маминым пирожкам. А еще удивительно, как он преображается из забавного и нахального в серьезного, важного и, наверное, очень взрослого в сравнении со многими местными, парня.

Гриша с Васей сидят за соседним столиком. Недовольно косятся на нас.

— Поговорю с ними. Отстанут, — жуя овощи, заявляет Клим.

Сколько у меня теперь защитников…

— Вы случайно с Захаром не сговорились? — подозрительно кошусь на Зорина. Он только загадочно улыбается и невнятно машет головой, продолжая жевать.

До конца занятий все время где-то рядом. С народом знакомится. Девочкам нашим нравится. Он хорошенький и умеет быстро расположить к себе, так что фанатками в лицее обязательно обзаведется.

На литературе с его подачи вместо темы урока мы обсуждаем последнюю комедию и смеемся всем классом, а сразу после звонка на выходе из кабинета меня ловит Анастасия Сергеева.

— Стася, завтра вместо последнего урока зайди, пожалуйста, к нашему психологу, — просит куратор.

— Зачем? — сразу становится не по себе.

— Поговорить хочет. Не бойся. Ничего страшного там не будет, — Анастасия тепло касается моего плеча. — Если тебе что-то не понравится, ты всегда сможешь уйти.

— Ладно…

Попрощавшись с ней, в полной растерянности возвращаюсь к друзьям, пытаясь разобраться, что я такого сделала, чтобы меня отправили на разговор к психологу. Вроде веду себя, как обычно, и ничего не натворила.

Я в этих расстроенных чувствах едва не забыла про цветы. Пришлось вернуться за ними в кабинет куратора. Клим тут же забрал у меня тяжелый букет. Недовольно скривился, вдохнув лекарственный запах. Вызвал нам такси.

Сначала проводили Сашу, постояв у ее подъезда, потом Зорин решил проводить меня.

— Ты же не из-за меня перевелся, правда? — эта мысль все еще не дает мне покоя.

Захар в своей опеке вполне мог договориться с парнем. Или даже сам папа. Они вечно переживают, что я как—то не так переношу переезды. Сложно, конечно, но не до такой степени, чтобы надо мной трястись, как над фарфоровой.

— Честно? — улыбается Зорин. — Мне все равно, где учиться. Для меня аттестат номинален. Я дальше не пойду. Буду расти как спортсмен. Если не выйдет, окончу курсы и стану тренером. Так как мы часто переезжали одно время, друзей нормальных у меня не сложилось. То есть зацепиться не за что. Так что нет проблем с переводом. А ты милая, говорила, что придурки всякие достают. Я посидел, подумал и вот, притащил свой зад к вам.

— Звучит очень грустно. Без друзей плохо.

— У меня есть брат. Мы с ним лучшие друзья. Может с тобой тоже подружимся, — хитро щурится он.

— Может быть, — забираю свои цветы и еще раз улыбнувшись Климу, забегаю в подъезд.

Мучаюсь с кнопкой лифта. С охапкой ромашек нажать на нее оказывается не так просто. «Взлетаю» на наш этаж и вынужденно ногой стучу в дверь.

Мне долго не открывают. Приходится повторить настойчивее.

— Ой, — вздыхает мама, пропуская меня в квартиру. — Откуда это счастье?

— Гриша подарил… Блин! — спотыкаюсь об чью-то обувь. — Возьми, пожалуйста. Только осторожно. Тяжелые, — отдаю маме букет.

Разуваюсь, разглядывая черные замшевые сапоги на тонком каблуке явно не из наших. Мама успевает унести цветы. Возвращается с растерянным взглядом. Мне даже кажется, она плакала, и становится очень беспокойно.

— Что-то случилось?

— Гости у нас, — шепчет она, заламывая пальцы.

Оставляю куртку на вешалке, прохожу на кухню и застываю ледяным изваянием, глядя на до боли знакомую брюнетку, сидящую за нашим столом.

— Привет, — улыбается она. — Ты так выросла.

— Зачем ты приехала, Алиса? — не узнаю собственный голос. Он дрожит и срывается на хрип. — Мама, зачем ты ее сюда впустила?!

Глава 11

Стася

У меня никогда даже в мыслях не было намеренно ударить человека. Ее очень хочется. Алиса смотрит на меня снисходительным взглядом, как на глупого наивного ребенка. Кажется, еще секунда, и она махнет своей изящной рукой, выгоняя меня из кухни, чтобы не мешала взрослым разговаривать. Только я никуда не уйду! Если от «мимолетных» и «безымянных» Захара у меня все горит внутри, тот от этой конкретной особи выжигает напалмом.

Сложив руки на груди, облокачиваюсь плечом на деревянную рамку в арочном проходе и открыто рассматриваю бывшую своего брата. Стерва похорошела. Сменила прическу, краситься стала иначе. На ней стильная шелковая блузка с закатанным рукавом и кожаные узкие брюки.

Алиса и два года назад была эффектной, сейчас тоже повзрослела, наверное. В ней появилось больше именно тонкого, женского шарма. Это чувствую даже я и уже ревниво представляю как на нее будет смотреть Захар.

— Больше не бегаешь хвостиком за старшим братом? — смеется она.

И это, черт бы ее побрал, идеальный смех! Я ненавижу ее еще больше, всю такую красивую и такую мерзкую. Предательница! Дважды предательница!

— Зачем ты здесь? — повторяю свой вопрос.

— Приехала поговорить с родителями и Захаром. Ты все еще дуешься на меня? — улыбается она.

В смысле, я дуюсь?! Что за странная формулировка? Будто она мне на ногу наступила, а я два года на нее обижаюсь.

— Дуются дети, а ты меня бесишь.

— Стась, — тормозит мама, положив руку мне на плечо и отрицательно качнув головой. — Иди к себе, я тебе сейчас туда обед принесу. Хочешь?

Я чувствую себя ребенком. Меня просто выгоняют из кухни, чтобы не слушала взрослые разговоры. Так обидно становится.

— Ее обедом покорми. И можно яду подсыпать. Может успеем труп вынести до возвращения Захара!

— Стася! — вскрикивает мама.

Что, Стася?! Стася защищает брата, но ее никто не слушает!

Ухожу к себе, сажусь на кровать, подтягиваю на колени дельфина и обнимаю его обеими руками. Захару сейчас звонить бесполезно, до шести он вне зоны. На часах уже практически три. То есть Алиса будет сидеть у нас до его возвращения? Серьезно?!

Шмыгнув носом, решаю позвонить папе. Может хоть он возьмет трубку, приедет и выгонит ее отсюда. И к сыну своему не подпустит. Пусть стерва возвращается домой первым же рейсом. Так хорошо без нее было. Захар перестал быть тенью, между нами появилась какая-то очень глубокая, пока плохо объяснимая связь, и я даже готова потерпеть его гиперопеку, лишь бы не вернуться назад, особенно в первый год после их расставания.

Включив на громкую, нервно глажу дельфина и слушаю длинные гудки в трубке.

— Что-то случилось, маленькая? — тепло и по-доброму спрашивает папа. Один, наверное, у себя в кабинете, вот и напоминает через слова, как он на самом деле меня любит.

— Алиса приехала, — чувствую, как голос дрожит сильнее.

— Твою мать… — выдыхает он. — Она у нас что ли?

— Да, — всхлипываю, не в силах больше держать эмоции внутри.

— Чего ей надо? — его голос перестал быть теплым. Сейчас об него можно порезаться.

— Поговорить с вами и Захаром. Мама с ней на кухне, — сдаю любимую родительницу. — Пап…

— Ч-ч-ч, ну ты чего, детка? Не реви, — он старается быть мягче. — Разберемся.

— А можно ее просто выгнать? Желательно сразу в аэропорт. Ты же можешь?

— Стась, давай я с мамой сейчас поговорю, ладно? Потом приму решение. А ты прекращай слезы лить и садись заниматься лучше. Сейчас твои мысли должны быть только об учебе. С остальным разберутся взрослые.

— Да я тоже взрослая! — подпрыгиваю на кровати.

— Взрослая, — снисходительно и с улыбкой. — Все, детка, мне пора. Не грусти. Маме наберу сейчас.

Ложусь на кровать в обнимку с плюшевым подарком Захара. Слышу, как у мамы звонит телефон. Как она проходит мимо моей комнаты, уже разговаривая с отцом. На меня вдруг впервые накатывает ощущение, что я тут чужая. Оно такое болезненно-острое. Зарождается в животе и расползается по всему телу.

Это ведь моя семья, у меня другой нет. Я их очень люблю и знаю, они меня тоже, но вот в этой ситуации кажется, что меня отделили от семьи, отодвинули в сторону. Они же сами все решают, они все взрослые, а меня отправляют делать уроки, будто мне семь. Наверное, чтобы не мешалась.

Если бы я не смотрела на дверь, вряд ли бы услышала, как в комнату заходит мама. Она тихо подходит к кровати, садится рядом и гладит меня по волосам.

Дурацкое ощущение сразу проходит.

Нет, не чужая я здесь. Сквозь слезы вижу это в ее глазах. И мне становится стыдно за то, что такое пришло в мою дурную голову.

— Алиса ушла, — сообщает мама. — Вечером должна вернуться.

— Мам, — рвано выдыхаю, — ты забыла, как Захару было плохо? Ты забыла, сколько его ломало? Зачем?

— Не плачь. Я все очень хорошо помню. И мое сердце обливалось кровью вместе с его. Но ты… — она грустно улыбается, — Ты пока не понимаешь. Такая любовь не проходит, не оставляя следов. И еще человек имеет право на второй шанс.

— Она предала она! Она не заслуживает! — крепче прижимаю к себе дельфина.

— Жизнь, она такая, малыш. Захар уже большой мальчик. Пусть он разберется с этим сам. Я не одобряю визит Алисы, но считаю, что лучше так.

— Как лучше? Кому? Ему не будет лучше!

— На виду, Стася. Лучше, если мы с отцом знаем, что Алиса здесь, и сможем поддержать Захара. Чем они бы встретились тайно, и мы бы потом не понимали, от чего его лечить. Напоминаю, твой брат теперь взрослый. Он бы закрылся и не стал говорить. Это гораздо хуже. Ну все, не реви. Чего ты заранее его хоронишь? Если отболело и он отпустил, будет просто разговор, и Алиса вернется домой.

— А если нет?

— Это его выбор, Стась.

— То есть ты отдашь своего единственного сына этой? — киваю на закрытую дверь своей комнаты.

— Что значит «Отдашь»? Он же не вещь, чтобы им другие распоряжались. Папа обещал сорваться с работы пораньше и встретить Захара возле Академии.

— Значит вам не всё равно? — пружина в животе начинает плавно разжиматься.

— Ну конечно нет, глупыш. Однажды у тебя тоже случится первая любовь, — она с теплой улыбкой снова перебирает мои волосы. — Сильная-сильная. И я буду молиться, чтобы ты была счастлива в этом чувстве. Твоему брату повезло меньше. Так тоже случается. Теперь это его опыт. Зато, когда Захар влюбится снова, уверена, все будет совсем иначе. Вытирай слёзки, моя девочка. Давай вместе приготовим нашим мужчинам что-нибудь особенное. Они приедут голодные.

— И расстроенные.

— Да перестань, — тихо смеется мамочка.

— Не могу. И не понимаю, — отложив дельфина, сажусь на кровати.

— Поймёшь, когда еще немного повзрослеешь. Или у тебя появится мальчик, — подмигивает она.

— Мне кажется, и тогда не пойму, — тянусь за расческой, чтобы собрать растрепанные волосы в хвост.

— В тебе говорят максимализм и излишняя категоричность, — улыбается мама. — Поверь, это проходит. Кстати, о мальчиках, — она забавно играет бровями. — Мне звонила мама мальчишек Зориных. Клим теперь с тобой в одном классе? — киваю, — зажав губами резнику и поднимая наверх хвост из волос. — И как он тебе? Хоть немножечко нравится?

Глава 12

Захар

Еду за машиной отца. Внутри вроде спокойно, голова только разболелась так, что дорога периодически теряет четкость. Я рад этой головной боли, она – моя заслонка от рвущихся наружу воспоминаний двухлетней давности. Не тех, когда было плохо, а тех, когда еще было хорошо. Целый проклятый год мне было хорошо с Алисой. Это самые опасные воспоминания. Они предполагают возможность сделать шаг назад. Туда, где было это самое «хорошо». И я не знаю, что хуже: вспоминать об этом или допускать мысль о том, что я хочу девочку, живущую всю жизнь у меня за стенкой. Не просто хочу. Навязчиво. Целиком. Себе.

На светофоре опускаю голову на руль. Хреново мне. От того, что чувствую к Стасе противозаконное и неправильное влечение. От того, что сейчас придется говорить с Алисой.

Отец заезжает во двор первым. Сворачивает на парковку, а мои фары освещают разноцветную скамейку недалеко от подъезда. На ней, потирая друг об друга руки и кутаясь в меховой воротник модной короткой шубки, сидит моя бывшая девушка.

Решаю не ставить машину на паркинг. Подъезжаю сразу к Алисе.

Прикурив со второго раза, засовываю зажигалку в пачку сигарет, прячу все в карман и затянувшись покрепче, выхожу из Лексуса.

— Здравствуй, — она тоже подносит к губам сигарету. Затягиваемся синхронно. Меня обдает яблочным дымом.

— Ты пролетела пять тысяч километров, чтобы поздороваться? — кидаю окурок себе под ноги, наступаю ботинком, вдавливая его в снег.

— Поговорить. Два года прошло, я думала, ты немного остыл, — она делает ещё одну затяжку и выкидывает недокуренную сигарету в сторону от себя. Мерзкий фруктовый дым снова летит в меня.

— Я тебе все сказал тогда. Мне нечего добавить, — пожимаю плечами, морщась от нестихающей головной боли.

— Я не все сказала. Тогда, дома у моих родителей, думала, что все. Полгода назад поняла, что ошиблась. Прилететь долго не решалась. Думала, твои родители меня на порог не пустят.

— Ты знаешь мою маму, она не умеет грубить людям. Был бы отец, тебя бы и правда не пустили.

— Сестренка твоя зато фыркать научилась, — смеется Алиса. — Такая стала бойкая, но все равно маленькая и забавная. Я замерзла, если честно. Мы можем поговорить в тепле?

— Мне переодеться надо. В машину сядь, подожди.

— Я уже и забыла, как тебе идет форма, — тянет руку к кителю под курткой.

— В машину сядь или здесь будешь сидеть, пока не спущусь!

Тут же одергивает руку и проваливаясь тонкими каблуками в снег идет к Лексусу.

Быстро поднимаюсь в квартиру. Никому ничего не говоря, ухожу в комнату. В курсантской форме после девяти по городу перемещаться нельзя. Вообще нельзя, но без формы не спалят. Вряд ли я вернусь раньше, так что меняю ее на черные джинсы и такую же футболку с длинным рукавом. Брызгаю немного одеколона скорее по привычке, чем с какой-либо конкретной целью. Смотрю на Стасин подарок, лежащий на комоде. Обещал носить. Закручиваю вокруг запястья, застегиваю замочек. Вот теперь точно все.

— Ты с Алисой уедешь? — мама выходит в прихожую, пока я обуваюсь.

Поднимаюсь, вижу, как приоткрылась дверь в Стасину комнату.

— Да. Не жди меня, ладно? Я не знаю, во сколько вернусь.

Дверь в комнату сестренки громко захлопывается. Так и не вышел ко мне мышонок.

— Переживает. А тебя я очень прошу, думай вот этим, — мама касается пальцами моего лба.

— Разберусь. Нет меня.

Думать сейчас вообще сложно.

Спускаюсь на улицу. Молча сажусь в машину и еду в ближайшую аптеку, беру таблетки от головы и бутылку воды. Закидываюсь сразу парой, надеясь, что полегчает быстро.

Алиса разглядывает город через стекло. Поворачивает голову, замечает браслет.

— Ты стал носить бижутерию?

— Это подарок, — тоном отрезаю ее желание задать следующий уточняющий вопрос.

Она снова отворачивается к окну, а я сворачиваю к небольшому кафе, в котором, судя по тому, что я вижу через большие окна, практически никого нет. Отличное место, чтобы выяснить отношения с бывшей.

Выхожу. Алиса задерживается в ожидании, что для нее откроют дверь. Раньше я так бы и сделал, но все меняется. Выходит сама. Ставлю Лексус на сигнализацию и не особо парясь о том, что девушка на каблуках за мной не очень-то успевает, захожу в кафе. Оставляю куртку на входе, выбираю столик. Самый дальний, в стороне от всех остальных.

К нам подбегает официантка. Заказываю чайник горячего чая, не интересуясь желаниями Алисы. Как только нам приносят заказ, наливаю себе в чашку ароматный напиток и внимательно смотрю на бывшую.

— Я скучала, — выдает она.

Хорошо, что в этот момент я успел поставить чашку с чаем на стол.

— Это даже не смешно, — мрачно отвечаю.

— Ты видишь, чтобы я смеялась?

Не вижу. В ее красивых карих глазах с натуральными, угольными ресницами застыла вполне настоящая печаль. Алиса открыто транслирует ее мне, постукивая длинными ногтями по своей чашке.

— Я все эти два года думала о тебе, о нас, о том, что натворила. Ты мне не веришь, но я все это время чувствовала вину.

— Зря. Я с трудом, но переварил то, что ты с нами сделала.

— А я, видимо, нет. Знаешь, я пробовала новые отношения, но во всех мужчинах, что мне встречались, упорно искала тебя. И если хоть одного качества не оказывалось, мужчина мне не подходил.

— Я тут при чем? Это твои заёбы. Или ты за отпущением грехов приехала, чтобы трахаться спокойно? Трахайся. Раньше мое присутствие тебе не мешало. С чего вдруг стало мешать отсутствие?

— Захар! — она нервно кидает на стол салфетку. — Да я люблю тебя! Дура, поняла слишком поздно. Мы же оба тогда дураками были.

— А я и сейчас не особо умный, раз все еще сижу здесь и слушаю этот бред. Что тебе на самом деле надо, Алиса? Твой отец вообще в курсе, что ты полетела ко мне? Он с твоей подачи меня ненавидит, — напоминаю.

— Он знает. Я рассказала ему правду и была наказана почти на целый год.

— Бедняга, — саркастически ухмыляюсь.

— Захар, прости меня, — тянет руку через стол и касается моей ладони. — Я квартиру здесь сниму. Никуда не уеду. Без тебя точно. Не могу. Я даже сюда пока летела, видела тебя во сне. Мы же можем все обнулить. Попробовать познакомиться заново. Я изменилась. Уверена, у тебя тоже происходило много всего нового.

— Вот так просто? Прости меня? Давай обнулимся?! Ты, блядь, серьезно?! — сжимаю зубы. — Пока я учился, ты сколько? Два месяца трахалась с моим лучшим другом? В квартире, которую нам совместно сняли наши с тобой родители. На нашей, мать твою, кровати! А потом ты залетела! И я, сука, думал, что аборт ты сделала от меня! И твой отец так думал! Я оказался незрелым, безответственным мудаком, который чуть ли не заставил тебя пойти на это. А я… Блядь, да я даже не знал об этой чертовой беременности, пока ты ее не прервала!

— Это был не твой ребенок, — шепчет она.

— Спасибо, я теперь в курсе, — чувствую, как дергается от ярости верхняя губа.

— Ты не понимаешь. Я тогда очень испугалась. Ты застал нас с Коршуновым, но не знал, что это не первый раз. А срок уже был такой. Предельный для аборта. И все вышло само собой. Я прервала беременность и сказала отцу, что залет был от тебя, ты просто пока не хочешь, не готов, учишься в своей этой проклятой Академии. Отец бы прибил меня за связь с Игорем, Захар! Наши родители же нас с тобой тогда практически поженили… — замолкает на несколько секунд. — Ты даже из этой ситуации вышел настоящим мужчиной. Ты принял весь его гнев на себя. И получается, всю мою вину взял на себя, хотя сам пострадал больше всего.

— На тот момент я еще думал, что ты, не сказав мне, убила нашего с тобой ребенка. Знаешь, — горько усмехаюсь, — вышел отличный контрольный в голову. Сначала трах с моим другом, потом аборт, предъявы твоего отца. Не самый приятный период в моей жизни.

— Как ты узнал, что ребенок не твой?

— От твоей матери. Она говорила с моей. Просила прощения за мужа, которому гордость не позволила извиниться за дочь, глядя мне в глаза.

— Прости меня, пожалуйста. Это все было так глупо… — она отворачивается, смаргивает слезинки с ресниц, тут же их вытирает. — Я люблю тебя. Правда люблю. И понимаю, что тебе нужно время. Что сразу ничего не бывает. Я клянусь, Захар, — смотрит на меня. — Клянусь, что никогда больше не предам тебя. Я нарожаю тебе столько детей, сколько ты захочешь.

— Кто тебе сказал, что я вообще хочу детей? — хмыкаю я. — С чего ты взяла, что мне нужны твои извинения и твоя любовь? Ты даже не предположила, что у меня могут быть отношения? — рефлекторно касаюсь пальцами браслета. — Или ты думала, я буду сидеть и ждать, когда твое королевское величество соизволит осознать свои косяки, примчится, покается и все? Я растаял? Прошло то время, когда я готов был действительно носить тебя на руках. Уезжай к папе, Алиса. Тебе не надо здесь быть, — достаю наличку, кидаю на стол. Отдельно купюру для нее. — Попроси официанта, тебе вызовут такси.

— Я не уеду. Я приехала, потому что люблю тебя, Захар.

— Сочувствую. Здесь, — стучу кулаком в районе сердца, — занято.

— Я тебе не верю! — кричит так, что на нас начинают оглядываться редкие посетители.

— Это твои проблемы. Счастливо.

Забираю куртку и не надевая ее выхожу на улицу. Глотаю воздух. Он застревает в горле. Проталкиваю и снова глотаю. Оглядываюсь по сторонам. Буквально через заведение от кафе замечаю вывеску «Bar». Отлично! То, что мне сейчас жизненно необходимо.

Глянув на свою машину, выделяющуюся на парковке ярким пятном, иду бар. Беру себе бутылку джина, отдельно ледяной тоник без закуски. Забиваюсь в самый дальний угол заведения и заливаю в себя первую рюмку алкоголя, чувствуя на языке приятный привкус хвои.

Глава 13

Стася

«…Дельфины тонут голыми, голыми

Под тоннами воды бездонными, голыми

Прощаясь навсегда, прощаются голыми

И улыбаются, и улыбаются…»

Песня стоит на репите, и я подпеваю, зазубрив все слова. Это мой личный гимн теперь. Точнее то, что я чувствую, выразить просто невозможно.

Прижав к себе плюшевого дельфина, смотрю в потолок, шевеля губами под припев. Песня заканчивается и начинается заново. Не знаю, какому Богу молится мама за мою счастливую любовь, а может он ее не слышит и просто занят более важными делами. Или я где-то успела так нагрешить, что он отвернулся. Но любить становится очень больно.

Я не понимаю, что нужно моему глупому сердцу. Есть Гриша. Он прикольный, хоть и страшно назойливый. Ромашки притащил зимой! Это поступок. Есть Клим. Он перевелся в наш лицей и решил меня от всех защищать. Тоже поступок. И Зорин очень крутой. Он яркий, харизматичный, в меру наглый, только без друзей. Я хочу стать ему другом. Все. Это все, потому что Гриша и Клим — не Захар. Маму днем пришлось немножко обмануть, чтобы не задавала вопросы, на которые я никогда не смогу ей ответить.

Захар — это табу. Но куда мне деть свои чувства?

Мой брат бывает невыносим. У него тяжелый характер. Он чрезмерно носится со мной, возомнив себя еще одним отцом. Даже хуже! Папа дает мне больше свободы, правда и Захару ни слова не говорит, когда тот начинает меня воспитывать.

Захар родной. К нему можно прийти если страшно, и он не прогонит, даже если занят. От его запаха кружит голову, а от прикосновений в животе начинаю порхать сумасшедшие бабочки. От его взгляда и голоса подкашиваются ноги и пересыхает горло.

Мне больно, когда ему больно. Вот прямо сейчас бабочки в животе притихли, а вместо них там все зудит и крутит, покалывает подушечки пальцев, и я нервно глажу игрушку, чтобы унять хотя бы часть этих неприятных ощущений.

«…А ты знаешь, что дельфины без любви не живут?

В одиноком и холодном море не согреться

Лишь одну, лишь одну, только лишь одну

Берегут любовь, так преданно, всем сердцем!»

…играет в комнате.

Больше не могу слушать ее в наушниках. Грустная и такая близкая мне песня заполняет все пространство комнаты.

Я, как эти несчастные дельфины, кажется тоже не смогу жить без любви. И мое сердце замерзнет без Захара. А брат сейчас не со мной. На часах уже три часа ночи. Он еще не вернулся, а я не посмела позвонить.

Что в этот раз сделает с ним Алиса? Зачем она на самом деле приехала? Сможет ли он ее простить? Разве возможно простить такое предательство? Он тоже забыл, как ему было больно? Зачем он поехал с ней? Чем они сейчас занимаются?

Ааа!!! Черт! Угораздило же меня влюбиться именно в Захара!

«Да потому что он идеальный!» — подсказывает внутренний голос.

Для меня — да. Самый идеальный, самый лучший. Просто самый.

«…Нарисуй, нарисуй, солнце нарисуй

Даже если, все напрасно…»

Брат всегда говорил, что я его солнце. Улыбаюсь сквозь слезы. Я стала слишком много плакать. Потому что невыносимо смотреть на него и понимать, что ответа не будет. Потому что больно и очень ревниво видеть его с другими девушками! Но я все равно буду улыбаться. Ему нравится, и мне так легче.

Кусая губы, поднимаюсь с кровати. Меняю музыку на более весёлую. Подхожу к зеркалу. Расчесываю ставшие влажными от слез темные прядки. Глаза немного воспалились и губы припухли, но это ничего. Скоро пройдет.

Хочется безумства, протеста. Сделать что-то совершенно безбашенное, чтобы лампочка внутри меня включилась, а мыслей о Захаре стало меньше.

Чего я никогда не делала?

«Ты вообще очень послушный ребенок» — опять тыкает в меня внутренний голос.

Есть такое. Не люблю расстраивать родителей, да и повода не было. Плюс тотал контрол старшего брата. Особо не похулиганишь. Вон, даже недавний поход в ночной клуб оказался провальным.

В прихожей что-то падает. Быстро выключаю музыку и прислушиваюсь.

Тихие мужские голоса, явные попытки не заржать одного из них, и снова грохот.

Выглядываю из своей комнаты…

— Бля, ну ты и нажрался, — тихо матерится тот, кто одновременно прикалывается над совершенно пьяным Захаром и пытается его не уронить.

Я знаю этого парня. Мы виделись в клубе.

— Привет, — шепчу, выходя к ним и оглядываясь на спальню родителей.

Капец будет кому-то, если сейчас проснется отец и увидит этого кого-то в таком состоянии.

— Мышооонок, — пьяно и грустно тянет Захар, пытаясь снять второй ботинок.

— Что тут… Твою ж! — ругается все же проснувшийся папа.

От его тона даже не виноватая я вжимаю голову в плечи.

— Добрый вечер. Извините, что разбудили. Доставка, — улыбается парень. — Я Гордей, — представляется он. — Уложу его сейчас. Не переживайте.

У отца на лице молниеносно меняются эмоции от злости к беспокойству.

— Надеюсь, он в таком состоянии не сел за руль, — присаживается перед Захаром на корточки, бьет его по рукам. — Убери! — быстро развязывает сыну шнурок и стаскивает ботинок. — Стася, уйди отсюда! — рявкает на меня.

А вот и не уйду! Я брата таким очень-очень давно не видела.

Это все Алиска виновата! Проклятая стерва! Так и знала, что ему будет больно!

— Он меня вызвонил. Его машина у бара осталась. Я дам адрес. Сомневаюсь, что он вспомнит.

— Один был, когда ты за ним приехал?

И я задерживаю дыхание в ожидании ответа.

— С двумя бутылками бухла и пустой пачкой сигарет, — отвечает Гордей, удерживая Захара, пока отец стягивает с него куртку.

— Понял. Спасибо, парень. Отпускай, дальше я сам справлюсь, — перехватывает Захара у друга, разворачивается ко мне.

Брат пьяно улыбается. Его шатает. Отец прижимает крепче, перехватывая чуть удобнее.

— Боров стал, — хмыкает он. — Стася, раз уж не спишь, проводи Гордея на кухню. Я сейчас уложу чудовище и приду.

— Чай будешь? — предлагаю парню.

— Нет, спасибо, — Гордей присаживается на табуретку. — А ты чего не спишь? За брата переживаешь? — с лету попадает в точку.

— За него вся семья сейчас опять переживать будет, — ворчу я, все же включая чайник. — А он правда был там один или просил никому не говорить? — разворачиваюсь к Гордею лицом, упираясь попой в кухонную тумбу.

— Правда. Он что-то пытался мне объяснить про какую-то Алису, но я так ни черта не понял. Девушка его?

— Бывшая…

Вздрагиваю от щелчка кнопки чайника. Закипел. Завариваю в три кружки. Гордею, папе и себе. Парень улыбается и решает второй раз не отказываться.

— Дрова, блядь! — ругается папа, грохнув дверью комнаты Захара. — А ты не слушай, — строго рычит на меня. В ответ получает чашку горячего чая.

— А как же он на учебу утром? — смотрю на обоих мужчин.

— Никак. Он проспится в лучшем случае к обеду. Позвоню, решу. Спасибо еще раз…за доставку, — хмыкает отец, пожимая руку Гордею.

— Да не за что. Вы ему напомните, если не сложно, чтобы позвонил мне, как в себя придет. Он покататься хотел, я помогу организовать. Это антистресс лучше, чем бухло.

— Ааа, ты тот самый Гордей, у которого мотоклуб? Сын местного прокурора, кажется.

— Угу. Это я. Обещаю, все будет адекватно, если вы об этом переживаете. Просто ни он первый, ни он последний так болеет. У меня ж в клубе одни парни в основном, плюс/минус одного возраста. Трек, если его грамотно применить, неплохая таблетка.

— Так зима же!

— Так мы же на машинах кататься будем. Весной на байки пересядем. Ваш сын уже неплохо вливается в команду. Общий язык с моими парнями нашел легко.

— Извини за нескромный, а тебе самому лет сколько?

— Двадцать пять недавно исполнилось. Я не сильно их старше. Наверное, потому и понимаю. Сам такой же, — смеется Гордей. — Стася, спасибо за чай. Поеду я. Доброй ночи.

— Доброй, — отец провожает его сам.

Возвращается ко мне на кухню. Устало садится на ту табуретку, где сидел наш неожиданный гость.

— Вот же… Завтра позвоню ее отцу. Пусть приезжает и забирает нахер свое чадо! — ударяет кулаком по столу. — Прилетела опять парня мне ломать! Дрянь! Иди спать! — достается мне. — И телефон мне принеси. Сколько там времени уже? Четыре? — считает на пальцах. — Сейчас позвоню Ковалеву. Девять дома. Нормально.

Мышкой ныряю в комнату родителей. Мама тоже не спит. Увидев меня, поднимается, находит папин мобильный и несет ему сама, по дороге отправив меня в мою комнату.

— Блин! — шарахаюсь с перепугу.

Совершенно никакущий брат, качаясь, стоит, прислонившись бедрами к моему столу. Его уводит в сторону. Он ищет опору ладонями, роняет на пол все, что попадается ему под руку, тихо смеется над собой.

— Ты что тут делаешь? — шиплю, подходя ближе. — Как ты вообще дошел? Ты же на ногах не стоишь.

— Не знаю, — пожимает плечами. Это простое движение снова лишает его равновесия. — Дошел. Иди ко мне, — тянет руку и сжимает пальцы, словно пытаясь ухватиться за воздух.

Подхожу еще ближе. Он ловит меня за домашнюю футболку и тянет на себя. Большие ладони обнимают талию. Брат пьяно смотрит мне в глаза, а я, задрав голову, смотрю в его.

В комнате все также играет музыка. Я дышу алкогольными парами, которые выдыхает Захар прямо мне в лицо, и кажется, тоже немного пьянею. Иначе почему у меня так кружится голова?

Его горячая ладонь хаотично двигается по моей спине.

— Иди спать, Захар.

Понимаю, что он совершенно невменяем и сейчас ему правда лучше было бы уйти, но от его прикосновений просыпаются бабочки у меня в животе. Им радостно, а мне страшно.

Его лицо приближается. Нас теперь вместе качает. Он хрипло смеется и врезается своими губами в мои. Замираю в полнейшем шоке, чувствуя, как его горячий язык оставляет на моих губах странный вкус хвои.

Что это было сейчас?!

Сглатываю, пытаясь отыскать ответ в его глазах, но там столько алкоголя, что ничего не разобрать.

— Ты меня поцеловал? — удивленно вожу пальчиками по губам. — З-зачем? У тебя же девушка есть. И ты… Ты всегда говоришь, что мы как брат и сестра, — совсем теряюсь.

Я ждала и хотела. Я мечтала еще сегодня, но он ведь никогда не смотрел на меня, как на девушку. У него есть своя. Та, безымянная. И другие, наверное, тоже есть. Я всегда была только мышонком, сестрой, а тут поцелуй. Такой откровенный и…

— Мне было вкусно, — его губы с коварной, пьяной улыбкой снова приближаются.

— Прекрати! Стоп! Не надо так со мной. Пожалуйста, — кричу скорее не я, а мой проснувшийся здравый рассудок, немного прибивший разбушевавшихся бабочек. — А если узнают? — это действительно очень страшно.

Будет война такого масштаба, что снесет вместе с нами еще пару соседних домов.

— Мы ни-ко-му-не-ска-жем, — проговаривает он, поднимая ладонь со спины на мой затылок, притягивает ближе и снова целует, пытаясь забраться второй ладонью мне под футболку.

Глава 14

Стася

— Пожалуйста, Захар. Остановись. Пожалуйста, — прошу между поцелуями.

Я совсем не умею целоваться так, как это делает он. Неловко, стыдно. Еще сильнее стыдно от того, что приятно. Его теплые, влажные губы скользят по моим губам, по подбородку. Он ведет носом по щеке к уху. Щекотно дует на кожу. Счастливые бабочки расползаются под ней и радостно гоняют мурашек.

Мне так сложно дышать, а губы Захара уже на шее. Он касается ее языком в очень чувствительных местах.

— Боже, боже, боже, — поскуливаю, очень остро ощущая все, что он делает.

— Так тепло с тобой, — дышит мне в рот, поглаживая пальцами поясницу под футболкой. Там наверняка останутся ожоги от этих прикосновений. — Погрей меня еще немножко. Не отталкивай. Ну чего ты сопротивляешься?

— Остановись…

— Не хочу. Мне очень нужно. Не гони меня, мышонок, — пьяно умоляет. — Холодно без тебя. А ты такая… родная… моя…

Кусает за шею, там, где колотится пульс. Прикасается губами, втягивает в рот кожу, облизывает ее.

Я взлечу сейчас. Или утону и захлебнусь. Нас качает на волнах ощущений. Они невероятные. Они все у меня первые. Каждое его мужское прикосновение к моему телу первое.

Захар водит пальцами вдоль резинки пижамных штанов, рисует спирали и круги по низу живота, оттягивает резинку и касается трусиков.

— Стой! — накрываю его ладонь своей, пока не произошло то самое.

Не сейчас. Нет. Я хочу, но не так. В моих фантазиях это происходит иначе.

Захар снова находит мои губы, и наглая рука плавно возвращается на поясницу.

— Я такой пьяный, — смеется, кусая за нижнюю губу. Водит по ней кончиком языка, просто устало улыбается и уже практически не открывает глаза. — Что-то как-то хреново мне, мышонок.

— Тебе нужно поспать, — касаюсь его лица, пока эта магия между нами не растворилась. Я очень не хочу ее терять.

— Наверное да, — он затухает на глазах, как свечка на ветру. Еще немного и рухнет прямо здесь.

— Надо, Захар. Иди к себе. Родители уже не спят. Будут проблемы.

— Мы не скажем, — повторяет он, явно плохо соображая то, что я пытаюсь до него донести.

Оставляю «дрова» у стола. Бегу к двери, выглядываю. Из кухни слышны голоса мамы и папы. Замечательно. Теперь бы не спалиться.

Возвращаюсь к Захару. Кое-как заставляю его идти. Он пару раз умудряется чуть не рухнуть на ровном месте.

Еще раз оглянувшись, сворачиваю в коридор, завожу брата в его комнату, помогаю лечь. Его отрубает еще на подлете к подушке. Я быстро возвращаюсь к себе. Тяжело дыша, сползаю по двери на пол.

Я целовалась с Захаром! Я реально, по-настоящему с ним целовалась!

Мамочки, что же будет теперь?

Губы пульсируют, щеки горят, в низ живота будто положили горячий камень.

— А я тебе говорю, прилетай и забирай сам свою дочь, если она не желает улетать! — совсем рядом с моей дверью рявкает отец.

Подскакиваю с пола, забираюсь на кровать и с головой укрываюсь одеялом.

— Да мне насрать, что они взрослые! Я пацана по кускам собирал! Второй раз этого не будет. Никакого шанса. Я не позволю! Если ты, Ковалев, не способен решить эту проблему со своего поста, значит я решу со своего и лично вышлю ее к херам отсюда! В чемодане! — продолжает кричать папа.

— Тише ты, дети спят, — успокаивает его мама. — Вернись на кухню или иди в кабинет.

Все стихает. Голоса снова становятся далекими. И кроме собственного пульса в ушах, я ничего разобрать не могу. Спать тоже уже не выйдет. Придется выдавать родителям, что я не сплю. Возьму завтрак в комнату и попытаюсь сосредоточиться на подготовке к ЕГЭ по биологии.

Выхожу из спальни.

— Вот, разбудил! — прилетает отцу полотенцем.

— Сама встала. Доброе утро, — машу рукой родителям и прячусь в ванной.

Рассматриваю себя в зеркало. Вид как у больной гриппом. Кожа бледная, щеки красные, глаза вообще дикие, губы воспаленные. Жесть. Это просто жесть. А бабочкам нравится. Они снова порхают в животе, и я начинаю улыбаться.

Первый поцелуй с любимым парнем. Да, пьяный. Да, совершенно безумный, но такой классный. Хочется кричать об этом на весь мир.

«Захар меня поцеловал!!!» — несется в голове бегущей строкой.

Попискивая от восторга, чищу зубы с улыбкой, умываюсь тоже с улыбкой. Выглядит глупо, но мне так хорошо и так страшно. Пока сосредотачиваюсь на «хорошо». Забегаю на кухню. По очереди целую в щеки семью и принимаюсь за еду, опять напрочь забыв про то, что хотела сделать это в комнате за учебником.

Папа хмурый. Сжимает в кулаке телефон, глядя в чашку с кофе.

— Я, наверное, слетаю на выходные в Иркутск, — угрожающе тихо говорит он. — В глаза Ковалеву посмотрю.

— Может пусть они сами, Миш? — гладит его по плечу мама.

— Сами они уже натворили! — сжимает он зубы. — Ты его видела ночью? Нет? А я видел. Вот не надо мне, чтобы он бухал и дичь творил. Учится пусть. На машинках своих гоняет. Мы только выдохнули все недавно. Явилась! Или Ковалев прислал. Полечу разбираться. И пусть он мне в глаза скажет, что это не с его подачи Алиска здесь оказалась, тогда буду думать. Поеду я, — поднимается папа.

— Куда? Рано же еще?

— Машину его пригоню, чтобы она еще сутки возле бара не стояла. Стась, если не успею вернуться, возьми такси до лицея. Деньги есть? — киваю. — Хорошо.

Папа уходит, я пью свой чай, выводя ногтем узоры на бумажной салфетке. Мама расстроенно вздыхает, присаживаясь на табуретку рядом со мной.

— А можно я сегодня тоже дома останусь? — прошу у нее.

— Нет, детка. Давай не будем еще больше злить папу. И, кстати, я с этими событиями совсем забыла. Сейчас, — убегает. Возвращается через пару минут с листочком, на котором написан адрес и номер мобильного. — Репетитора тебе нашла. Мы с ней все согласовали, кроме расписания занятий. Она знает нагрузки лицея, в котором ты учишься, поэтому просила, чтобы ты сама с ней связалась, обсудила этот момент. Сделай сегодня, пожалуйста. Я оплачу и начнешь заниматься.

Это спасает меня от визита к психологу лицея. Проспав половину занятий после бессонной ночи, объясняю куратору, что репетитор мне явно важнее, тем более что причин для визита к специалисту я в упор не вижу.

Сижу в уютном кабинете, в третий раз перечитываю задачу:

«При скрещивании самки мыши с рыжей шерстью нормальной длины и самца с чёрной длинной шерстью в первом поколении было получено потомков, имевших рыжую шерсть нормальной длины и потомка, имевших чёрную шерсть нормальной длины. Для второго скрещивания взяли самцов и самок из с рыжей нормальной шерстью. В потомстве получили расщепление причём мышей с рыжей шерстью было большинство.

Составьте схему решения задачи.

Определите генотипы родительских особей, генотипы и фенотипы полученного потомства в первом и во втором скрещиваниях.

Поясните фенотипическое расщепление во втором скрещивании.»

Сонно хлопаю ресницами. Нет, я знаю. Точно же знаю. А на губах глупая улыбка от воспоминаний о поцелуях и спать хочется страшно.

— Можно я ее дома решу? — умоляюще смотрю на репетитора.

Договариваемся разобрать на следующем занятии. Она дает неправильную оценку моим знаниям, но мне все равно сегодня. Я домой хочу, подушечку обнять и отключиться хотя бы на пару часов.

Добираюсь. В лифте опять трогаю губы, облизываю их, но там только вкус кофе. А хочется еще Захара.

Захожу в квартиру. Слышу его совершенно хриплый голос из кухни. Заглядываю. Сидит помятый и бледный в обнимку со стаканом воды.

— Привет, — улыбаюсь ему, ожидая чего-то особенного.

Бабочки в животе тоже замерли.

Глупо, конечно. При маме он не станет, но мне все равно хочется, хотя бы другого взгляда или намека на произошедшее. Но на меня смотрит еще до конца не протрезвевший брат и ничего. Вообще ничего. Все, как обычно.

— Привет, мышонок. Как дела? — делает глоток воды, морщится, бледнея еще сильнее.

— Нормально, — отвечаю упавшим голосом.

— Хорошо. Мам, я пойду еще посплю. Чет мне как-то никак пока. Укачивает, жесть.

Глава 15

Захар

Второе пробуждение дается легче. В комнате темень, ни хрена не вижу. Надеюсь, это не у меня глаза лопнули от похмельной ломки, а все же я проспал до вечера.

Шарю рукой по кровати в поисках телефона. Нахожу глубоко под подушкой. Жму на кнопку и тихо матерюсь с болезненным стоном. Яркий свет так влупил по глазам, что просто трындец.

Нормально так я поспал. Поздний вечер уже. Вспомнить бы еще, что вчера было. Вчера превратилось в пятно со смазанными, перемешанными событиями. Мать вроде днем говорила про Гордея. Заглядываю в набранные вызовы. Последний от меня был ему. Ясно. Значит он меня сюда и приволок.

Давно я так не накидывался, чтобы память отшибало. Очень давно. Неприятное чувство. Будто часть информации замазано черными кляксами. Шкрябаешь по ним, шкрябаешь, а толку нет. Они остаются на своих местах.

Немного прочистив горло, набираю Гордого.

— Очнулся? — смеется он.

— Не спрашивай. Я тебя не очень напряг?

— Нормально. Как ты?

— Не понял пока. Лежу, страдаю провалами в памяти. Чего я творил?

— Да ничего. Я когда за тобой приехал, ты был уже никакой. В машину загрузил, домой доставил. Отец твой помогал раздевать и спать уводил тоже он.

— Ой, бля-а-а, — со стоном закрываю глаза.

— Мне показалось, все окей. Он поматерился, конечно, но воспринял спокойно. Меня бы за такое распяли, — смеется Гордый.

— Тут все относительно. Отец страшнее в молчаливом гневе. Тогда вообще хрен знает, чего от него ждать. Спасибо, что откликнулся. И извини, что ночью дернул. Я просто не знаю еще толком тут никого.

— Хорошо, что позвонил. Сам бы ты оттуда вряд ли добрался.

Попрощавшись с Гордеем и уронив руку с телефоном себе на грудь, снова напрягаю память. По идее, если меня укладывал отец, я так и проспал все это время. Днем только поднимался, но еще пьяный был. Значит все не так страшно. Жестко накосячить я не успел.

Сажусь и включаю настольную лампу. Она не так сильно бьет по глазам, как общий свет. Жду, когда перед глазами перестанут плясать разноцветные пятна. Стараюсь не загоняться нашим разговором с Алисой. Очень хочу, чтобы она исчезла. И никак не пойму, почему до сих пор задевает. Я же переболел. Уверен, что переболел этой ситуацией. Выжег ее бухлом и адреналином. Не думал, что внутри может что-то остаться. Неприятное, саднящее чувство. Я его не понимаю. Стараюсь абстрагироваться.

Просто воспоминания, в которые она меня окунула. Переварю. Пройдет.

Выхожу из комнаты радуясь, что пол подо мной больше не качается. Из общей гостиной слышен работающий телевизор. Мама смотрит какой-то сериал. Ботинки и куртка отца в прихожей. А вот Стасиной обуви нет.

Заглядываю к ней в комнату. Темно и тихо.

— Мам? — в непонятках зову ее еще из коридора.

— Проснулся? Как ты? — беспокоится она.

— Лучше. Мелкая где?

Мама смотрит на часы. В принципе, не так поздно еще. Около восьми сейчас.

— Гуляет она. Отец отпустил с Александрой и Зориными. Их Август потом по домам развезет. Не переживай.

— То есть, она неизвестно где шастает с двумя парнями? — делаю свои выводы.

— Захар, ну не может же молоденькая девочка все время дома за книжками сидеть. И мальчишки хорошие, ровесники они все. Пусть общаются. Ей нужны друзья.

— Августу двадцать.

— И? — смеется надо мной мама.

— Не сорок же. Два года разницы всего у них. Успокойся. Да и твоя сестра — разумная девочка. Не дави.

«Не дави» — хмыкаю про себя.

Я, по ее мнению, не знаю, для чего встречаются «хорошие» мальчики с такими девочками?

Ухожу на кухню, шарю по кастрюлям в поисках того, от чего меня сейчас не стошнит. Жрать охота и совсем не хочется одновременно. Останавливаюсь на бутербродах и теплом чае с лимоном. Быстро собираю себе ужин. Делаю глоток, и он встает поперек горла. Тяжелая ладонь отца легла и давит мне на плечо.

Походу, я все же успел сильно накосячить…

Родитель проходит на свободную табуретку, садится напротив меня. Хмурый, задумчивый.

— Отпустило?

— Вроде. Извини, ладно? Накрыло, немного не вывез.

— Вот это меня и напрягает. Я думал, у тебя к ней все.

— У меня все, пап. Это метастазы.

Снова молчим. Я пытаюсь есть, отец задумчиво смотрит в одну точку.

— Да говори уже. Я вообще думал, орать будешь, — усмехаюсь, отодвигая в сторону чашку.

— Да чего на тебя раненого орать? Я на выходные улечу в Иркутск. Не натвори тут без меня ничего на эмоциях.

— Зачем полетишь?

— С Ковалевым хочу лично пообщаться.

— А давай ты не будешь в это лезть, пап. Все закончилось два года назад. Пусть так и будет. Если что, я решу сам.

— Решай. Я мешаю тебе что ли? — хмыкает он. — У меня к Ковалеву свои вопросы имеются, на которые он по телефону мне не ответит. В Академии я тебя прикрыл на сегодня. Завтра, будь добр, явиться на занятия, как полагается.

— Будет сделано, товарищ генерал. Спасибо, — улыбаюсь ему.

— Машину я твою пригнал, кстати. На паркинге стоит.

Благодарно кивнув отцу, убираю за собой со стола и иду собираться. Мне надо проветриться.

Быстро переодеваюсь, ключи от тачки и квартиры нахожу в прихожей. Предупредив своих, выхожу в прохладный подъезд. Тело бьет легким ознобом. Не смертельно и водить в таком состоянии я могу спокойно.

Забираю Лексус с парковки. Выезжаю в город. Гоню в самый центр, голосом выясняя погоду на ближайшие выходные. Набираю Толмачева, погонять же хотели. Договариваемся встретиться и померяться тачками. Надо будет Стасю с собой взять. Ей раньше нравилось смотреть, как я гоняю. А у Кирилла охренненный Ягуар. Попрошу, чтобы прокатил ее или сам покатаю.

Бесцельно кручусь по городу, понимая, что перестал думать об Алисе. Стася очень быстро вытеснила мысли о бывшей из моей головы и затопила их своим солнышком. Теперь мне действительно легче. Найти бы еще загулявшего мышонка.

Позвонить?

Опять ведь будет дуться, что я контролирую.

Аккуратно пробую закурить, остановившись на светофоре. Резервная пачка в бардачке сейчас очень кстати. Труба на подставке начинает светиться входящим. Имя не определяется.

— Слушаю, — нехотя принимаю.

— Привет будущим операм, — мурлычет женский голос. — Может увидимся?

Кому я там так опрометчиво дал свой номер? Мышонок обзывает таких телок безымянными. Это правда. Проходящие не запоминаются обычно. Если только получается словить вау-эффект и появляется желание повторить еще раз именно с ней. Здесь я таким еще не обзавелся. Они начинают привязываться, а я не хочу отношений. Вчера мне напомнили, почему именно. Пока учусь и в Академии практически живу, лучше так. А то потом начнется: «Ты мне время не уделяешь!» и прочие претензии.

Ну или реально заводить отношения с девушкой немного старше себя, как думал недавно. Она по идее должна понимать, во что ввязывается. Но все равно нет. Даже к таким отношениям я еще не готов. И мыслей в моей голове неправильных расплодилось очень много.

Стася…

Что со мной не так? Не по-детски тянет к ней. И эта формулировка в моем случае самая точная. Машинально прикасаюсь пальцами к губам на очередном светофоре. Почему-то мне кажется, я вчера все же накосячил.

Ну не мог же я с ней ничего сделать? Не мог! Меня бы уже убили.

Дебильная мысль. Выбрасываю ее из головы. Не мог. Мои шизанутые тараканы прутся от ее внутреннего солнышка, но лезть к сестре…

«Да, блядь, какая она тебе сестра?!» — что-то взвинчивается внутри меня.

А вложенная с детства установка пружинит эту мысль обратно. Мы росли как брат и сестра. Это сейчас очень давит.

Поворачиваю к себе зеркало, смотрю в него.

«Ты чего, дебил, в младшую сестру влюбился?».

Вот с ней у меня, наверное, получились бы отношения. А может мне как раз не хватает рядом женщины, которая будет давать правильные эмоции. Это же может быть причиной того, что меня кроет от дикой ревности прямо сейчас? Какого черта Стася пошла с Зориными? Я согласен с мамой, вроде ничего парни. Но! Просто «Но», блядь! И никаких логических объяснений у меня нет!

Чтобы я там не чувствовал, это табу для меня. Стася — семья. Она — Шолохова. Как я с ней…

А член встает, показывая, что ему было бы вполне нормально.

Заебись просто! Чем дальше, тем веселее.

Это надо лечить, пока я не наделал такого, что поломает нас обоих. Ее нельзя ломать, а я могу. Я ж раненый. А судя по тому, что лезет в мою башку, прямо в голову.

Заворачиваю во двор. Посижу в машине еще немного и домой.

У нашего подъезда знакомая тачка. Приглядываюсь. Зорины с девчонками. Подружка Стасина кокетливо смеется, стоя ближе к Климу, а сестра только улыбается и то, не особо весело. Паркую машину за ними. Выхожу, здороваюсь за руки с парнями.

— Привет, — стараюсь заглянуть мышонку в глаза.

— Ну ладно, мы поедем, — быстро ориентируется Август. — Из рук в руки передал. Стась, я позвоню. Окей?

— Да, конечно, — смотрит на него мимо меня.

Клим обходит машину и стебет брата:

— Моя подружка понравилась?

— Вы просто друзья. Ты сам сказал, — тихо отвечает Август, усаживаясь за руль.

— Друзья, — Клим подмигивает Стасе и тоже ныряет в салон.

Дожидаюсь, пока они уедут. Хочу взять мышонка за руку, но она прячет обе ладошки в рукава.

— Что случилось? — делаю пару шагов к ней. — Я что-то недопустимое сделал, да? Обидел?

Глава 16

Стася

Я понимаю, что не могу ему сказать. Просто не могу! Он был пьян и это все не считается. Это все мои глупые бабочки, а Захар даже не помнит ни нашего первого поцелуя, ни обжигающих прикосновений. Влюбленная дурочка напридумывала себе то, чего никогда не будет.

Последнее, что я хочу увидеть после случившегося, это чувство вины в его глазах и вряд ли выдержу слова сожаления.

Лучше я одна буду хранить эту тайну. Не хочу, чтобы ему было еще хуже, чем сейчас. Проклятая Алиса опять задела его за живое. Он пришел ко мне потому, что было плохо. Брат просил тепла. Я поделилась. Так ведь и должны поступать близкие люди. Помогать родным, когда они в этом нуждаются.

А я попробую переключиться. Меня Август позвал на свидание. Это так странно. Ни разу не ходила. Мы созвонимся, и я скажу ему «да». И совсем не потому, что он внешне мне напоминает брата. Потому что даже мама говорит, это нормально в моем возрасте — ходить на свидания с парнями. А чувствовать то, что я чувствую к Захару… Это проблема моих бабочек.

— Мышонок, — зовет он.

Нахожу в себе силы улыбнуться ему, и даже смотрю в глаза.

— Нет. С чего ты взял? Все хорошо.

— Стась, ты же в курсе, что совсем не умеешь врать?

— Я говорю правду. Пойдем. Холодно здесь.

Разворачиваюсь и первая прячусь в подъезде. Он догоняет. Вызывает лифт. Пропускает меня вперед и обнимает, зарываясь носом в волосы. Это лишнее. Совсем лишнее. Не надо так делать! Сейчас все мои установки рухнут, и я поддамся его теплу и его запаху.

Лифт довозит нас до шестнадцатого этажа.

Мама с порога засыпает вопросами. Пока раздеваюсь, стараюсь коротко рассказать, как мы здорово погуляли.

Мою руки, прихожу к ней на кухню. Она уже греет для меня суп.

— Мам, меня Август гулять позвал. Вдвоем. Можно? — смущенно рисую пальчиком по скатерти.

— Август? — удивляется, выставляя на стол корзинку с нарезанным хлебом. — Мне почему-то казалось, к тебе Клим клинья подбивает.

— Нет. С Климом мы просто общаемся как друзья. Так можно? Только я к Захару и папе с этим вопросом не пойду, — предупреждаю сразу, прекрасно зная, чем это закончится.

— Конечно, можно. Главное, никуда не торопись. Хорошо? Присмотрись сначала, к себе прислушайся. А то парни в таком возрасте, они знаешь какие шустрые. Девочке нужно больше времени для более тесного сближения. И малыш, я тебя очень прошу, ничего от меня не скрывай, чтобы между вами не произошло. Обещаю не ругать.

— Мам, о чем ты? — смеюсь я, отодвигаясь, чтобы она поставила передо мной суп. — Мы едва знакомы. Просто погуляем, познакомимся ближе. Без всего вот того, на что ты мне намекаешь.

— Я просто объясняю, как бывает. И предостерегаю, — улыбается она. — Кушай.

Быстро поужинав, убираю за собой и ухожу в комнату. После бессонной ночи и прогулки по морозу меня быстро отключает. Снятся странные, разноцветные и сильно пьяные бабочки. Меня даже немного укачивает от их аляпистого, хаотичного полета.

Сажусь на кровати. Кулаками тру глаза. За окном еще темно, а будильник уже второй раз напоминает, что пора вставать.

Подхожу к зеркалу. Оттуда на меня смотрит взъерошенное нечто. Этому «нечту» я и обещаю, что сегодня будет совсем другой день. Никакого Захара. Только новая, повзрослевшая я.

Только с чего начать, я совершенно не представляю. Как люди определяют критерий взрослости? Вот отец говорит, что Захар уже взрослый. Я с ним полностью согласна. Он знает, чего хочет, умеет принимать решения. Но я тоже знаю! Я давно знаю, кем хочу стать и тоже могу что-то решать. Загвоздка в том, что это никто не воспринимает всерьез. Почему при одинаковых дано, разве что за исключением возраста, Захар взрослый, а я еще маленькая?

Как это работает, блин?!

Надеваю школьную форму. Может причина в ней? Захар уже учится в серьезном учебном заведении, а я пока не окончила школу. Этот критерий мне кажется несколько странным.

Заплетаю волосы в две темные, тугие косички. Подкрашиваю ресницы, веду мягкой кисточкой по губам, нанося блеск. Они еще слегка воспалены от прикосновений брата. Делаю глубокий вдох.

«Мы никому не скажем» — говорил Захар.

Нет. Это я никому не скажу!

Мысленно пинаю бабочек подальше и распускаю косички. Это детская прическа. Так не пойдет. Расчесываю волосы заново и оставляю распущенными, собрав лишь несколько прядей с висков на затылке самой лаконичной заколкой.

— Так то! А то косички, бисер, плюшевые игрушки и хочешь, чтобы в тебе увидели взрослую.

Снимаю с рюкзака любимый пушистый брелок и несколько значков. Он становится не таким красочным, зато тоже более строгим и классическим.

Погладив любимый пушистый шарик пальцами, мысленно извиняюсь перед ним за то, что бросаю, и выхожу к семье.

Захар с влажными после душа волосами задумчиво ковыряет вилкой в своей тарелке. Отца уже нет. Мама, как всегда, мечется по кухне, стараясь заботиться о том, чтобы никто не остался голодным.

— Мам, а когда вы поняли, что Захар стал взрослым?

Брат откладывает вилку и поднимает на меня удивленный взгляд.

— Ой, — вздыхает она. — да вы оба еще дети, на самом деле. Ну вот мне кажется, его поменяла армия. Да, Захар? — улыбается сыну. — Вроде провожали еще мальчишку, а вернулся мужчина. У него даже взгляд поменялся. Стал более осознанный. Ответственности больше появилось.

— Ты хочешь сказать, что до армии я был безответственным раздолбаем? — смеется брат.

— Всякое бывало, — тепло улыбается мама.

— Так всякое и сейчас бывает, — он пожимает плечами. — А что за странные вопросы с утра, мышонок?

— Для урока психологии надо, — опускаю взгляд в тарелку, чтобы мой безобидный обман не просекли.

Так и не доев, сбегаю от них. С Захаром я сегодня не поеду. Сама доберусь. Надо изучать город. Тем более у меня в телефоне есть навигатор. По нему смотрю, на каком автобусе я могу доехать до лицея. И ничего сложного в этом нет. Я совершенно спокойно могу справиться с этим сама, как делают миллионы людей во всем мире.

Немного потолкавшись в общественном транспорте, вываливаюсь из него на свежий воздух.

Дааа… это вам не комфортный Лексус брата.

Поправляю одежду. Вижу, как на меня с улыбкой смотрит Саша.

— Скажи, что у меня был глюк и это не ты выпала из автобуса, — смеется она, подхватывая меня под руку.

— Я, — гордо заявляю.

— Родители наказали?

— Нет. Сама захотела. Буду это…как его… — жую нижнюю губу, напрочь забыв, что она накрашена. — Сепарироваться, вот!

— Ку! — на нас сзади налетают Гриша со своим лучшим другом.

Васильев обнимает Сашку, а Гриша нагло устраивает руку у меня на талии, рывком прижимая к своему боку.

— Эй! — дергаюсь в сторону. — Обалдел?

— Я проходки достал в один закрытый клуб. Пойдем? — мурлычет одноклассник. — Гарантирую, в таком месте ты еще ни разу не была и вряд ли когда попадешь. Тебя братик не отпустит, — издевается он. — А я могу провести.

— Какой ты доставучий. Капец просто, — вздыхаю я.

— Пошли, Шолохова. Ну чего ты как маленькая, а? — попадает прямо туда, где особенно ноет после поцелуя с Захаром. Только с ним я все равно никуда идти не хочу.

— Там делают особенные коктейли. Таких у нас в городе тоже нигде нет. Стась, — эта наглая пакость, пытается залезть мне под куртку. — погуляй со мной, — звучит его фирменная фраза. — Не пожалеешь. Обещаю.

— Что-то я сомневаюсь. Клим! — радостно подпрыгиваю, увидев на крыльце Зорина.

Гриша прижимает меня к себе сильнее. Пытаюсь разжать его наглые пальцы. Клим сбегает по ступенькам. Хватает Гришку за волосы, рывком дергает на себя и наносит ему резкий удар коленом в живот.

— Девушка уже сказала тебе «нет», — Зорин толкает парня в снег. — Очень рекомендую прислушаться. Иначе я могу случайно отступить от своих принципов и что-нибудь тебе сломать. У нее, кстати, парень есть, — добивает Клим. Причем меня тоже.

— Да? — хором с Сашей.

Он включает свою обаятельную улыбку и отвечает:

— Конечно. Мой брат. Ты же пойдешь с ним на свидание? — играет бровями, даже не стараясь спрятать чертиков в своих голубых глазах.

— Пойду, — смеюсь я, мысленно благодаря друга за поднятое настроение.

А Гришу как-то даже совсем не жалко. Хоть кто-то поломал ему убеждения в его исключительности и спустил с небес на землю, причем в самом прямом смысле.

Глава 17

Захар

В планах сегодня погонять, поэтому с собой гражданка, брошенная у пацанов на КПП еще утром. Мне вообще странно. Такое чувство, что похмелье до сих пор не отпустило. Давно Стася стала мне лгать? И вчера у подъезда, и утром сегодня.

Надо, кстати, куратора ее набрать. Может она как-то объяснит для меня поведение сестры. Если она куда-то вляпалась или у нее проблемы, я должен знать, чтобы успеть среагировать, помочь своему маленькому мышонку, защитить ее.

По спине под футболкой проходится холодок. От себя защищать не придется? Что-то же сломалось между нами после моей пьяной ночи? Она раньше не обманывала меня. Даже в детстве.

Тряхнув головой, поправляю ворот куртки. Жму ладони дежурным парням и стремительным шагом ухожу на парковку. Если начальство увидит меня в таком виде на территории Академии, как минимум, прилетит пара внеочередных нарядов. Я к ним морально сейчас не готов.

Прикурив, открываю дверь Лексуса.

— Захар!

Давлюсь горьким дымом и медленно поворачиваюсь всем корпусом. Вспарывая рыхлый снег каблуками, ко мне торопится Алиса. Красивая сука в расстегнутом кремовом пальто открыто смотрит мне в глаза.

Затягиваюсь еще раз так, что горло начинает неимоверно драть.

— Ты еще не улетела?

— И не собираюсь, — улыбается, вытягивая из сумки пачку сигарет. — Я квартиру тут сняла. Вон в тех домах, — машет рукой на другую сторону проезжей части.

— Отстойный район, — хмыкаю в ответ. — Шумно, пыльно. У твоего папы коттедж расположен в более живописном месте. Ехала бы ты туда.

— Если бы ты ко мне ничего не чувствовал, не пытался бы прогнать. Раз гонишь от себя, значит что-то еще живо, — она делает еще шаг ко мне.

К открытым участкам кожи тут же липнет запах ее духов. Тонкие пальцы касаются моей щеки. Уворачиваюсь от прикосновения, грубо хватаю ее за запястье дёргаю, фактически вжимая в себя. Наклоняюсь к красивому лицу, выдыхаю в него дым.

— У-ез-жай, — зло проговариваю по слогам. — Все, что я к тебе чувствую, это лютую злость и раздражение.

Отталкиваю Алису от себя. Она цепляется каблуками за снег, заваливаясь назад и взмахивая руками в воздухе. У меня срабатывает рефлекс: «Удержать», чтобы дура затылком не встретила асфальт. Дергая на себя и, мы снова слишком близко. Она обнимает рукой за шею, проходится пальцами по затылку и врезается в мои губы своими. Охуевший от такой наглости торможу на мгновение. До боли знакомый вкус ее поцелуя взрывается во мне болезненной злостью.

Отталкиваю ее от себя. Демонстративно вытираю губы тыльной стороной ладони. На коже остается блеск от ее помады.

— Никогда больше так не делай.

Сплевываю на снег. Она обиженно поджимает губы.

— Ненавижу тебя.

— А мне показалось, ты скучаешь, — улыбается Алиса.

— Ключевое слово «показалось»!

Сажусь в тачку и газую без прогрева, надеясь, что техника меня не подведет. Лексусу эта история не нравится, но мы с ним все же договариваемся и петляя в потоке машин несемся на трассу за город.

Вот какого хера ей надо? Местами поменялись? Раньше я за ней бегал, теперь она за мной? Не надо мне, блядь, такого! Я сам выбираю себе женщин. И ни одна из них не похожа на Алису.

Выскочив на прямую, выжимаю максимум из своей машины. Торпеда, я не тачка. Несется вперед так, что картинка за бортом иногда смазывается. Пульс подстраивается под обороты движка, выжигая из мозга все, что там лишнее. Остаются только ощущения, зацикленные на поцелуе. Алисин ощущается как инородный. Раньше меня перло от поцелуев с ней. Сейчас ничего не включилось, кроме раздражения и еще одного чувства, которое я никак не могу определить.

Предательство? Это очень странно. Мне кроме себя самого предавать пока некого. Постоянных отношений нет. Я никому ничего не должен. Если только…. Да нет, я же не совсем дебил! Я не мог ничего такого сотворить. Не мог же?

Сбавляю скорость, набираю сестру.

— Привет, — вполне жизнерадостный голос.

— Мышонок, я точно ничего тебе… с тобой… — подбираю слова. — Стась, я точно никакой дичи не натворил по пьяни, а?

Что за бред вообще в моей башке творится?! Скорость начинает прибавляться сама. Притормаживаю и съезжаю на обочину. Нельзя терять контроль за рулем. Склонностей к суициду за собой никогда не замечал.

— Нет, — веселье из ее голоса моментально пропадает. — С чего ты взял вообще? Что ты такого мог сделать? — смеется и вроде как даже искренне.

— Не знаю. Странно мне. Ладно, нет, значит нет. Значит, это мои загоны. Мышонок, родителям скажи, что меня не будет сегодня. Утром сразу поеду на учебу. Форма у меня с собой.

— Опять к своей безымянной? — улавливаю дрожь и волнение в этом вопросе.

— Стась, — жмурюсь, сдавливаю пальцами переносицу. — Это мое личное. Окей? Не забивай себе голову. И вообще, я катаюсь пока, — зачем-то оправдываюсь.

— Я просто спросила.

Она так резко сбрасывает, что я вздрагиваю от коротких гудков. Набираю ее еще раз, но в ответ мне сообщают, что абонент недоступен. Сижу еще несколько минут в тачке, обдумывая ситуацию, ее реакцию, свою. На запястье ее подарок. Прокручиваю его, грустно улыбаясь. Я дурак. Мне и правда в идеале надо пропасть на два — три дня из дома, чтобы выбросить из головы то, что там быть точно не должно. Мне просто нужен секс. Много. Качественно. Не торопясь. И все нездоровые мысли о девочке, ревущей под песенку про дельфинов, улетучатся.

Глава 18

Стася

Вот и дождалось мое любимое красное платье своего часа. Кручусь перед зеркалом, юбка приподнимается колокольчиком и прохладными волнами опадает на бедра. Тонкие колготки облепили ноги как вторая кожа. Капрон с легким мерцанием добавляет моему образу праздника. Волосы тяжелыми, закрученными в крупные кольца, локонами лежат на спине и плечах. Мама по такому случаю купила мне ботинки с каблуком повыше, и я весь день к ним привыкала. Сейчас чувствую себя вполне комфортно и не такой маленькой, как обычно.

— Вот бы свой рост такой, — вздыхаю, брызгая на запястья немного духов.

— Ты и так очень красивая. Сама по себе. Такая, какая есть. Прекрати придумывать недостатки там, где их нет, — мама с улыбкой поправляет мне прическу. — Мне кажется, я больше тебя волнуюсь.

А я вот совсем не волнуюсь о предстоящем свидании. Меня ужасно беспокоит отсутствие Захара. Он не ночует дома с середины недели. Заезжал после Академии пару раз, пока я была у репетитора, принимал душ, брал чистые рубашки и снова исчезал. Папа запретил его трогать и задавать вопросы. Мне не сказали, что происходит. Опять решили, что я маленькая. Только я и без них догадываюсь, с кем эти ночи проводит мой брат.

— Ну чего ты поникла? Смешная такая стала. То включаешься и светишься как лампочка, то раз и будто выключателем щелкнули. Все будет хорошо. Я уверена, — мама неправильно понимает мое настроение. — Август сюда поднимется?

— Должен, — киваю ей. — Пальто или куртку?

— Пальто, конечно!

Достает из шкафа короткое шерстяное пальто с поясом. Примеряю. Черный цвет отлично сочетается с таким же ремешком на платье и ботинками. Да и вообще черный с красным — это всегда попадание.

Входная дверь негромко хлопнула. Хмуримся с мамой. Папа улетел в Иркутск. Захар что ли явился?

Скинув пальто на кровать, выхожу в прихожую.

— Воу, — застывает брат.

Его взгляд двигается от моих глаз вниз, замирает там, где заканчивается длина платья и медленно возвращается к глазам.

— И куда ты собралась в таком виде? — недовольно хмурит брови.

— Свидание у девочки. Отстань от нее, — фыркает мама, целуя сына в щеку. — Ты опять на пару минут или все же домой?

— Да вот не знаю теперь, — он продолжает сверлить меня взглядом. — Отец не видит, меня нет, и ты решила, что тебе все можно? Что за хрень, мышонок? Какие свидания, еще и в таком виде? Ты сразу в постель к нему собралась?!

— Захар, прекрати! — мама кидает в него расческой. — Чего ты бесишься опять? Ты зачем пришел? Переодеться? Вот иди и переодевайся. Не трогай ребенка! Разве можно самое первое в жизни свидание девочке портить, а? Ну что за мужики у нас, Стась?! Иногда так хочется подзатыльник отвесить!

Зло сопя, брат проходит мимо меня. От его одежды пахнет женскими духами вперемешку с его. И это точно не Алиса. Эту стерву я узнала бы сразу. Не такое противное, как было в машине с безымянной. Кто-то новый? Он серьезно?!

Погладив меня по плечу, мама уходит к нему. Разговаривают. Я честно стараюсь не слушать даже когда через слово звучит мое имя. Делаю несколько шагов в сторону его комнаты только, когда мама задает вопрос про ту самую, непонятную мне.

— Раз ты уже почти неделю с ней пропадаешь, это можно считать серьезным?

— Нельзя. И я не буду это с тобой обсуждать. Выйди, пожалуйста. Или мне при тебе штаны снимать?

Расстроенная мама возвращается ко мне. Давно он так не огрызался. Уж с ней тем более.

Захар выходит к нам в белых джинсах и такой же футболке с длинным рукавом. Красивый. Очень - очень - очень красивый. Бабочкам нравится, а я отворачиваюсь.

— Извини, мам. Просто не надо сейчас лезть глубоко в меня, ладно? Там ничего нет. Серьезные отношения я уже проходил. Больше не хочу пока. Мне нормально там, где я сейчас. Всех все устраивает. Поеду. Меня друзья ждут. Стася, я категорически против…

Его перебивает звонок в дверь. Стоя в одном ботинке, Захар разворачивается и сам открывает.

Август приехал. Тоже красивый. В рубашке винного цвета и черных брюках. Всеми силами переключаю свое внимание на него и улыбаюсь.

Они здороваются с братом за руки.

— Ты чего напряженный такой? — интересуется старший Зорин. — Не из-за нас со Стасей, я надеюсь.

— Вас? — хмыкает Захар. — Забавно звучит. Нет. Не из-за тебя и Стаси. Она в десять дома должна быть.

— Эй! Комендантский час для меня уже не работает, — возмущенно складываю руки на груди.

— Кто тебе сказал такую чушь? В десять ты дома. Я проверю. Иначе больше никуда не пойдешь!

— Иди уже, — мама буквально выталкивает Захара в подъезд. — Без тебя разберемся.

— Я привезу в десять, раз так нужно, — заверяет маму Зорин.

— Да прекрати ты. У Захара свои заморочки сейчас, вот он и рычит по поводу и без. Погуляйте. Погода такая замечательная сегодня. Тишина, потеплело. Только смотри, она в колготках.

— Да я на машине. Не замерзнем. Готова?

Кивнув, надеваю пальто. Целую маму в щеку и цепляюсь за предложенный Августом согнутый локоть. В некоторой неловкости спускаемся на улицу. Захар практически сидит на капоте своей тачки, курит, глядя на нас.

— Я привезу ее в десять. Обещаю, — успокаивает его Август.

Брат кивает, не говоря ни слова и наблюдает за нами до тех пор, пока мы не выезжаем со двора. Может и дольше. Отсюда просто уже не видно.

Зорин предлагает мне выбрать музыку, забалтывает, смешит. С ним легко и я на время отвлекаюсь от мыслей о Захаре.

Приезжаем сначала в парк. Август с улыбкой берет меня за руку. Пытаюсь понять свои ощущения крепче сжимая его теплую, широкую ладонь. Мне почему-то кажется, внутри должно что-то щелкнуть или вспыхнуть, меня ведь касается парень. Взрослый, красивый, с которым у меня и правда первое в жизни настоящее свидание. Но пока ничего не щелкает и не вспыхивает, даже бабочки притихли. Представила, как они сидят там у меня в животе, шушукаются и крутят тоненькими лапками у виска. Рассмеялась и Август, глядя на меня, улыбнулся шире.

— Ты так похожа на солнышко, — он легким движением руки убирает волосы, попавшие мне на лицо.

— Спасибо, — опускаю ресницы.

Крепче сжав мою ладошку, тянет за собой в сторону кафе. У них на стекле висит большая вывеска с очень завлекательной надписью:

«Какао с корицей и зефирками».

Я готова прыгать от радости. Обожаю!

— Мама подсказала? — кошу хитрый взгляд на Зорина.

—Чуть-чуть, — признается он.

Садимся на уютный диванчик. Получается рядом. И мне немного неловко. Отодвигаюсь подальше.

— Я могу пересесть, если хочешь, — Август замечает мои поползновения в сторону от него.

— Нет! — получается слишком громко и немного нервно. Он смеется и пересаживается на диванчик напротив. — Спасибо, — закусываю губу.

— Не бойся говорить, если что-то не нравится. Окей? Я пойму, не дурак.

Нам приносят два высоких стакана с восхитительным запахом ванили и корицы, плотной белой пеной из сливок и маленькими разноцветными зефирками вместо привычных маршмеллоу. Урча от удовольствия, снимаю чайной ложечкой пену и отправляю в рот. Она взрывается на языке яркими вкусами.

— Блин, я таких, как ты вообще никогда не встречал, — смеется Август.

— Каких? — зачерпываю еще ложку вкусняшки.

— Просто «таких». Я не могу тебе объяснить. Не понимаю, как еще никто не забрал себе такое солнечное чудо.

— Прекрати меня смущать! — чувствую, как горят щеки.

И чтобы их потушить, пью какао. Насыщенный шоколадный вкус обволакивает рот и теплом спускается по пищеводу. Облизываю пенку с губ. Август, усмехнувшись, прячет взгляд в своем стакане.

— Что?

— Да нет, все хорошо. Пошлые мысли взрослых мальчиков. Но я держу их при себе. Так что не переживай. В кино пойдем или погуляем?

Он дергает рукава рубашки. Я замечаю на его руке простой плетеный браслет из коричневой кожи.

— Это мама делала, — поясняет Август, заметив мой взгляд. — У Клима тоже такой есть. Что-то вроде оберегов. Она верит. Стась? — касается моей руки.

Вздрагиваю, понимая, что услышала его, но задумалась о своем. О том, что сегодня Захар обувался в прихожей. Вот так же дернул вверх рукава и браслета, который плела для него я, на его запястье не было.

Глава 19

Захар

В бардачке Лексуса Стасин браслет. Достаю, прокатываю гладкий бисер между пальцев. Сжимаю в кулак. Бисеренки с жалобным поскрипыванием и хрустом трутся друг об друга. Я не могу его носить там, где сейчас провожу свои ночи. Чужая квартира в посуточной аренде, чужая женщина, как я и хотел, немного старше меня. И даже чертов секс вполне неплох. Никаких капризов. Спокойная, понятливая. Нормальная, в конце концов. Но я все равно не могу взять и прийти к ней с этим браслетом. Это все равно, что взять с собой на ночь мышонка, чтобы она увидела, как я горю там с другой.

Почему не помогает? Почему, блядь?! Я не понимаю!

Опрокидываю спинку сиденья, ложусь и глядя в потолок пытаюсь представить первое свидание Стаси с Зориным. Нет у меня к Августу претензий. У меня претензии к себе. И еще к родителям. Особенно к матери. Зачем она ей потакает? Закончила бы школу, потом…

Ржу, понимая, что и потом будет рано. Всегда.

К ней будут прикасаться чужие мужские руки. Везде. И с этим не получается смириться. О том, что там может дойти до секса, я стараюсь не думать. Но это же случится. Я понимаю. И возможно даже с Зориным. Она в него влюбится и у них все будет по-взрослому.

Так. Нахер все эти мысли. Я не могу уже об этом думать. Меня начинает ломать.

«Погоняем?» — пишу Толмачеву.

«Давай. Через два часа на выезде из города»

«Фуры?» — кидаю в ответ.

«Редко»

«Понял. Увидимся»

Набираю Гордея. Он тоже поедет с нами. Звоню Ильясу. Он легко соглашается проветриться и посмотреть заезд.

Собираю парней по городу. Они отвлекают разговорами. Обсуждаем машины, предстоящий гоночный сезон. Гордей кидает пару фраз про терки с отцом, но обещает решить. Предлагаю помощь. Он отрицательно качает головой и переводит тему в другое русло.

На трассу приезжаем первыми.

Кир с Тайсоном подтягиваются за нами. Гордей дает наставления. Рассаживаемся по машинам и стартуем. Я веду свою тачку и успеваю следить за Ягуаром Толмачева. Офигенная у него машина. После Лексуса я бы пересел именно на такую.

Выигрываю у Кирилла только лишь потому, что он не гоняет на тачках. Пытается делать это так, как привык на байке. Я же обожаю все, что соприкасается шинами с дорогой. Зачем ограничивать себя сезоном, когда можно круглый год получить свою дозу кайфа.

Поделившись впечатлениями, меняемся машинами. Кир без проблем отдает мне управление своей.

— Хищник, — улыбаюсь, проведя пальцами по рулю. — Давай покажем твоему хозяину, что ты умеешь.

Машина довольно урчит в ответ. Теряю немного времени на том, чтобы приноровиться к ней, почувствовать. Такая мощность, такая скорость. Это почти оргазм.

Поглядываю на Кира. Он тоже изучает мой Лексус. Неплохо справляется.

Замечаю впереди фуру. Усмехаюсь. Надо окончательно утопить свои мысли в адреналине. Я такие финты раньше делал. Когда с Алисой расстался и бухло в меня уже не лезло, я лечился именно им — адреналином.

Отец однажды увидел. Они кортежем проезжали по трассе, а я там на своей красненькой машинке наперегонки с фурой. Таких пиздюлей выхватил. Мать неделю с отцом из-за моей побитой рожи не разговаривала.

Надеюсь, сейчас он внезапно ниоткуда не выскочит.

— Извини, мужик, — посылаю ментальное водителю фуры, глядя вперед и прибавляя газ, — у меня все под контролем. Клянусь тебе. Домой вернешься с массой впечатлений.

Ягуар справится с этой «игрой» еще лучше моего Лексуса.

Мчусь вперед, прямо на фуру. Высокая красная кабина стремительно приближается. Здоровая машина. Перепуганный водила лупит ладонью по клаксону. А я считаю секунды до маневра.

Кир пролетает мимо меня.

Еще чуть-чуть. Еще ближе.

Мужик эту дуру развернуть не успеет. Он это прекрасно понимает. Мы очень быстрые.

Раз… два… его фары маячат перед Ягуаром, и я резко ухожу от него вправо, пристраиваясь за своим Лексусом. Вслед слышу возмущенный «паровозный» гудок.

Разворачиваемся. Приезжаем на точку, с которой стартовали.

— Я думал, что в нашей команде только один псих, — нервно смеется Кирилл, имея ввиду себя.

— Я никогда не делаю, если не уверен в том, что справлюсь. Показать тебе хотел, что твоя машина умеет. Такая мощность под задницей, а ты ее не используешь. Жалко.

Достаю сигареты. Закуриваю.

Хорошо сейчас. Хреново только, что Стаси со мной нет. Под фуру я бы ее, конечно, гнать не стал. Мы бы просто покатались, и она погрела меня немножко своей улыбкой.

— Уже не терпится выйти с тобой на трек на байках.

Кир, глянув на меня с сигаретой, себе достает воду. Он курить бросил недавно. А я опять начал.

Решаем с парнями продолжить вечер в пабе недалеко отсюда. Просто посидеть, погреться, поговорить. У Толмачева свои дела. Он извиняется, оставляет нас и сваливает на своем «хищнике».

Пока еду, решаю, что ночевать сегодня буду дома. Звоню своей новой любовнице. Относительно постоянной, кстати. Если не переводить это в формат отношений, оно имеет место быть. Но не сегодня. И, наверное, не завтра.

— Квартира оплачена до понедельника. Если хочешь, можешь там остаться. Я пока не знаю, приеду завтра или нет. Сегодня останусь дома. Так надо, — объясняю коротко и без подробностей.

Она относится с пониманием. Никто никому ничего не обещал. Все же со взрослыми и сформировавшимися проще. Только мысли опять сворачивают в другую сторону.

Неплохо посидев с парнями, разъезжаемся по домам. Гордею девочка его звонила. Он с улыбкой умчался первым. А моя девочка где-то гуляет.

Смотрю на часы. Скоро вернуться должна. Вот и посмотрим, как Август держит слово.

Еду домой. Спокойно паркую машину у подъезда. Браслет мышонка на руке теперь. И все вроде правильно. Еще бы не чувствовать себя ревнивым идиотом вместо старшего брата, было бы просто шикарно.

Без пяти десять тачка Августа въезжает во двор, освещая его и меня заодно фарами. Моргаю в ответ. Глушит дальний. Встает напротив.

Из машин выходим практически одновременно.

— Ты так тут и стоял что ли? — ржет Зорин.

— Только подъехал. Движок еще не остыл. Как погуляли? — смотрю на сестру.

Она греет ладошки о бумажный стакан с шоколадной надписью «Какао» на кремовом фоне. Отводит от меня взгляд и не отвечает. За нее это делает Август.

— Отлично. В парке были, в кино все же забрели. Как обещал, возвращаю вовремя. Руками почти не трогал. Только любовался, — улыбается он. — Захар, мы с тобой обсудим это дело? Я не хочу проблем и недомолвок. Твоя мама была не против, но тебя, я вижу, ситуация напрягает. Хотелось бы решить.

— Решим, — киваю ему. — Только не сегодня. Завтра я выходной, можно попробовать пересечься.

— Да. Без проблем.

Зорин разворачивается к моему мышонку. Улыбается ей. Тянет руку к лицу, но под моим потяжелевшим взглядом убирает.

— Напишу, как буду дома. Пока, солнышко.

Кинув на меня еще один взгляд, уходит к машине.

Жду, когда свалит.

Остаемся со Стасей вдвоем.

— А днем браслета не было, — смешно бурчит она, глядя на мое запястье. Ее подарок частично вылез из рукава куртки.

— В машине оставлял. Так было нужно. Август тебе правда нравится? — делаю шаг к ней.

— Тебе то что? — обиженно. — Я же не спрашиваю, нравится тебе твоя очередная безымянная или нет, — звучит как пощечина.

Я делаю к ней еще один шаг. Забираю стакан, выбрасываю его в снег. Тяну за курточку к себе и крепко - крепко обнимаю, утыкаясь губами в макушку. Зажмурившись, вдыхаю запах ее волос, массируя пальцами затылок. Мышонок громко сопит, ерзает.

Вдруг расслабляется, забирается руками мне под куртку и обнимает за пояс. Скрипя зубами, слушаю, как она начинает всхлипывать, крепко сжимая пальчиками футболку на моей пояснице.

Глава 20

Захар

Застрелите меня кто-нибудь! Это невыносимо больно, когда плачет солнце. Она царапает мне спину, впиваясь ногтями сильнее, и рыдает в голос, дрожа в моих руках. Доверчиво жмется теснее, словно боится, что я уйду.

Вспоминаю, что Стася в платье. Домой нельзя. Мама засыплет вопросами. Еще подумает, что ее обидел Август, начнет звонить Зориным. А я своим криво склеенным сердцем чувствую, что дело совсем не в нем.

Аккуратно отстраняю Стасю от себя.

— Пойдем в машину.

Она дышит через рот, выпуская в воздух облачка полупрозрачного пара. Ресницы слиплись, тушь потекла и оставила разводы на моей белой футболке.

Помогаю мышонку сесть. Захлопываю дверь. Оббегаю тачку и сажусь за руль. Грею движок, слушая ее дыхание. Комкает пальчиками свое красивое красное платье. На телесных колготках поползла стрелка. Это все чертовски мило и настолько мое, что я сейчас, кажется, сделаю глупость.

Увожу нас подальше от всех. Нахожу место, где нет фонарей и уже никто не ходит. Выключаю фары, свет в салоне. Теперь работает только климат-контроль и очень тихо играет радио.

Синхронно облокачиваемся на спинки сидений. Глядя в лобовое, шарю рукой по воздуху в поисках маленькой ладошки. Нахожу. Забираю себе. Теплая, нежная. Сжимаю пальцами, глажу. Рука у нее дрожит вместе с дыханием.

Я не знаю, что делать дальше. То, что правильно, или то, что сейчас хочется. У нас с ней в детстве были свои маленькие тайны. Пусть будет еще одна — сегодняшний вечер. Мне просто надо понять, я свихнулся на ней или это воспаленный бред, непонятно чем обусловленный.

Немного откидываю спинку своего кресла.

— Иди ко мне, — хлопаю по колену и тут же тяну ее за руку, вынуждая подчиниться.

Снимаю с нее пальто. Здесь тепло. Оно только мешает. Яркое красное платье идеально сидит на хрупкой фигурке. Рисую пальцами по ее колену, медленно поднимаясь выше. Она судорожно всхлипывает, следя за моими маневрами.

Ловлю ее взгляд в темноте. Испуганная, взволнованная, нежная. Меня захватывает ее эмоциями. Сердцу больно. Оно ломится в ребра и трещит по швам. Безумие. Это какое-то безумие.

Она должна меня остановить.

Убираю волосы ей на спину, открывая шею и ключицы. Касаюсь места под подбородком и аккуратно толкаю. Она откидывает голову назад, рассыпая свой темно - русый водопад в воздухе.

Черт…

Мышонок, наверное, даже не представляет, как красива. Глупенькая девочка все время комплексует, но она прекрасна. Ее не могут испортить ни порванные колготки, ни темные разводы туши на щеках.

Вожу двумя пальцами по шее, спускаюсь к ключицам, очерчиваю их. Слежу за ее дыханием. За тем, как она сглатывает слюну, прикрыв глаза. Влажные ресницы дрожат. Чувственные губы с остатками блеска приоткрыты.

У меня стоит на нее. Снова…

В паху тянет. Головка неприятно упирается в плотную ширинку. Хочется дернуть ремень, пуговицу, и освободиться от неприятного ощущения.

Это же будет совсем пиздец!

Но ни к этому ли я сейчас нас веду?

Вдруг понимаю, что Стася позволяет мне делать с ней все, что я сейчас делаю. Сопит, дрожит, но отдается в мои руки с безусловным доверием. Дыхание сбивается к херам от этой вседозволенности. Я теряю границу, которая была с нами всю жизнь.

Запускаю ладонь ей в волосы. Давлю на затылок. Ее лицо оказывается так близко к моему и вкусно пахнущие морозом и шампунем волосы укрывают нас от свидетелей, которых нет.

Дышу ей в губы. Трусь кончиком носа об ее маленький аккуратный носик.

— Я против того, чтобы ты встречалась с Августом, — ревниво шиплю, прикасаясь к ее приоткрытым губам поцелуем.

И это пиздец как чувственно и так запретно. Трогать ее нельзя.

«Нельзя! Остановись, дебил!» — ору на себя в своей голове.

Но тело с мозгом больше не дружит. Провожу языком по ее губам. Надавливаю, раскрывая их еще немного. Нахожу кончик ее языка, глажу по нему, медленно переплетая со своим. Стася неумело пробует отвечать. И между нами накаляется все сильнее. Массируя ее затылок, наглею, делая наш поцелуй взрослым и горячим.

Свободной ладонью удерживаю ее чуть ниже талии. Толкаю в себя. Она попадает бедром прямо мне в пах, и мне кажется, мы уже трахаемся.

Блядь, я точно извращенец!

Член болезненно подрагивает, наливаясь сильнее, становясь горячее и тяжелее, как перед оргазмом.

Это жесть. Жесть, вашу мать!!! Остановите землю, я сойду!

Продолжаю вжимать ее в себя, толкаясь навстречу бедрами. Из центра груди вырывается хриплый стон. Мой. Тело топит в кипятке противоречивых эмоций и ощущений. Мне все еще не верится, что я могу кончить вот так, вдавливаясь в нее стояком, спрятанным в штанах.

В нее…

В сестру. Сводную! Даже не сводную, блядь! Не сестру вообще! И все равно сестру! Как сломать эту херню, а?!

— Я против, слышишь, — кусаю ее за губы.

Тело рефлекторно двигается. Я ловлю ее взгляд и охуев от себя, кончаю в трусы, сжимая зубы и стараясь не дрожать слишком открыто. Меня не по-детски шарашит. Она удивленно смотрит и, кажется, ни хрена не понимает, что только что произошло.

А кто понимает? Я? Нет. Я тоже нихуя не понимаю всего этого!

— Мы никому не скажем? — шепотом спрашивает она.

И эта фраза так сильно бьет по нервам. Это не ее фраза. Моя. Память моего пьяного вечера врывается в сознание. Снова не вся, но я все же кое-что вспомнил. Это наш второй поцелуй.

Второй!

И тогда она просила меня остановиться. Практически умоляла. А потом я забыл, и она промолчала.

— Почему не сказала? — хриплю ей, ощущая неприятную, липкую прохладу в трусах. Она не дает мне скатиться в несознанку, удерживая мысль о том, что я кончил со Стасей.

— Вспомнил, — отводит взгляд. — Зачем говорить? У тебя новая девушка, — ее голос опять дрожит и плечи опускаются.

— Стась…

— Что «Стась»?! — кричит, резко спрыгивая с моих коленей на свое сиденье. — Ты уже винишь себя в том, что сделал сейчас! А я так не хочу! Я так не могу! — ее бьет в истерике, а я боюсь прикоснуться. — Мне не нужно твое чувство вины, Захар. Почему я не сказала? Вот поэтому! Чтобы не видеть сожаления в твоих глазах. Тебя кроет из-за Алисы. Я знаю, — она роняет крупные слезы на свои ладони.

Надо дотронуться, успокоить. Шарахается от меня к двери, ударяясь об нее спиной и плачет еще сильнее.

— Когда тебе больно, ты всегда ищешь меня, стараешься быть рядом. Сейчас тебе просто слишком больно, и ты допустил это все, но ты уже жалеешь. Я вижу! И да, никому не скажешь! Молчи. Я тоже буду молчать, но я правда так больше не могу. Мне тоже может быть больно! Я не хочу быть твоей грелкой. И не смей запрещать мне общаться с Августом. Ты не имеешь права! Он во мне девушку видит. А ты сестру. Я уже ненавижу чувство вины в твоих глазах. Поехали домой. Пожалуйста. Просто поедем домой. Я буду молчать. Обещаю тебе.

— Ты не будешь встречаться с Зориным! — рычу в ответ.

— Буду! — она зло толкает дверь и выскакивает на улицу в одном платье.

Вылетаю за ней. Ловлю, резко прижимая к себе, приподнимая над землей и буквально запихивая обратно в тачку.

— Не будешь! — сажусь и защелкиваю замки. — Рано тебе еще все это.

— А с тобой не рано? — бьёт под дых своим вопросом.

— А со мной ничего ЭТОГО не было и быть не может! — меня просто дико колотит от переизбытка эмоций.

— Ты девушек меняешь постоянно, а мне нельзя себе первого парня?! — ее тоже все еще трясет.

— Нельзя! — завожу Лексус, грею движок.

— Почему?! Ревнуешь?! — срывается на хрип ее голос. Губки дрожат, глаза дикие, слезы все еще текут по щекам, она просто их не чувствует.

Довел, блядь, девочку до истерики! Долбоеб!

— Потому что я мужик, а ты… — дергаю головой до хруста шейных позвонков.

— Твоя маленькая сестра, — упавшим тоном заканчивает за меня, — которой ничего нельзя.

— Примерно так, — зло срываю машину с места, вжимая нас обоих в спинки кресел.

Глава 21

Стася

Мама все утро отпаивает меня теплым молоком с медом, думая, что я простудилась. А я так кричала на Захара и ревела почти до утра, что сорвала голос. Горло неприятно дерет теперь, будто по нему водят ершиком для посуды.

— Девочка моя, — мама прикладывает ладонь к моему лбу, проверяя температуру. — Давай все же врача вызовем. Не нравишься ты мне.

Отрицательно кручу головой и прячусь под одеяло. Вчера между мной и Захаром все сломалось. Я думала, если не скажу о поцелуе, будет лучше. Думала, это была просто его пьяная выходка. Но вчера он не был пьян! И то, что произошло в машине, сложно назвать поцелуем. Я чувствовала его возбуждение и его дрожь. На мне до сих пор остался его запах: коктейль из одеколона, сигарет и запаха его кожи.

Брат снова начал курить. Он бросал. А теперь даже это сломалось.

После истерики пришло такое опустошение, что на душ сил просто не оставалось. С трудом помню, как переоделась и легла в кровать, вышвырнув с нее плюшевого дельфина. Сейчас он снова со мной. Мама подняла и положила под спину.

— Расскажешь мне, что произошло? Захар ходит злой, как сам черт. Того глядишь, взорвется. Он опять виделся с Алисой? — пожимаю плечами. — Ладно. Вечером папа возвращается. Сам с ним поговорит. А я сейчас что-нибудь вкусненькое тебе приготовлю.

— Спасибо, — хриплю в ответ и тут же морщусь от боли в горле.

Мама переживает и заботится обо мне. День тянется как жвачка на раскаленном асфальте. Нахожу в себе силы попереписываться с Августом. Выпрашиваю у него несколько фотографий. Правда в ответ приходится делиться своими. Он обещает завтра заехать за мной сразу после занятий. Еще погуляем. Я очень хочу. Не то, чтобы с конкретно с Зориным, я бы и Сашей погуляла. Мне просто нужно развеяться. Но не сегодня.

Сегодня даже уроки делать не буду. Смотрю грустные, романтичные фильмы, слушаю музыку и обнимаю дельфина.

Из комнаты выползаю только на поздний ужин. Растрепанная, в пижамных штанах и помятой футболке. Папа улыбается, глядя на меня. Машу ему ладошкой, жестом показывая, что все еще болит горло. Он крепко обнимает. Втягиваю запах улицы и машины с его одежды. В его крепких, надежных руках я всегда чувствую себя уютно и в полной безопасности. Мне кажется, если все вокруг начнет рушиться, меня даже не зацепит, потому что у меня есть такой мощный щит, хоть и довольно строгий.

— Я тебе кедровые орешки привез, как ты любишь, — гладит большой ладонью по спине. Мягко отстраняет за плечи и внимательно рассматривает. — Чего глаза такие воспаленные? Плакала? — хмурит густые брови.

— Нет, — шепотом.

— Брат твой где?

За его спиной хлопает дверь.

— В магазин выходил. Здарова, бать, — пряча сигареты в карман, тянет руку Захар.

Меня отпускают для крепкого мужского рукопожатия. Сбегаю к маме на кухню, чтобы еще некоторое время не встречаться с Захаром.

Помогаю ей накрыть на стол, пока мужчины переодеваются и моют руки.

Папа садится на свое любимое место, а я забираюсь на табуретку у стены, наискосок от брата. Сердце бьется все чаще под его внимательным, тяжелым взглядом. Но внимательный у нас не только Захар.

— Чего не поделили? — усмехается папа.

— Я запретил ей встречаться с Августом. Вообще с кем бы то ни было, пока не окончит школу, — зло выдает Захар.

— О как. А Стася встречается с Зориным? — отец переводит взгляд с меня на Захара, потом на маму.

— Ну чего вы нагнетаете? У девочки вчера было первое свидание. Я разрешила. Нормальный же он парень. И по возрасту они хорошо подходят, — мамочка вступается за меня. — Ты бы видел, какая у нас дочка была красивая и счастливая. Пока этот балбес, — выдает сыну шутливый подзатыльник, — все не испортил. Август нашу девочку и домой вовремя привез. Захар, ты сам подтвердил.

— И что? Может мне ей презервативы начать покупать и пусть гуляет?! — бесится брат. — Ему двадцать, мама. Платоническая любовь закончится через неделю и начнется физика!

— Стоп, — тормозит его отец. — Так, девочки, я на стороне Захара в данном вопросе. Общайся, малыш, с кем хочешь, но давай-ка повременим с переходом на более серьезные отношения с парнями. Закончишь одиннадцатый класс, поступишь в свой Мед и ради Бога, бегай на свидания. Еще немножечко успеешь повзрослеть за полгода. Я ничего против Зорина не имею. Я сейчас в общем о парнях тебе говорю.

— Ну что ж вы ее в коконе то держите, — вздохнув, мама присаживается рядом со мной на табуретку.

— Все. Закрыли тему, — категорично заявляет отец. — Пусть дружат. Ничего против не имею. Узнаю, что он… — смотрит на меня, — кхм… посягает. Кастрирую тупыми ножницами.

Захар довольно хмыкает и приступает к еде. Отец за столом ни слова не говорит о встрече с Ковалевым. Рассказывает, как дела дома, передает приветы от знакомых и пары моих бывших одноклассников.

Заметив, что я почти ничего не съела, мама снова вручает мне стакан теплого молока и сладкую булочку с изюмом. Выковыриваю из нее ягодки, закидывая их по одной в рот и медленно пережевывая.

— Не могу больше, — отставляю стакан в сторону. — Пойду к себе.

Вылезаю из-за стола за спиной у мамы. Прохожу мимо Захара, чувствуя, как воздух между нами становится тяжелым и горячим.

— Вот так весь день, — сетует мамочка. — Ничего не ест.

— А этот твой Зорин не обидел мне ребенка на их свидании? — папа снова становится строгим.

Сбегаю к себе, пока не начали допрос с пристрастием. Иначе бедному Августу обязательно за что-нибудь достанется. Просто так. Для профилактики.

Включив в наушниках музыку, валяюсь на кровати, бесцельно листая новостную ленту в социальной сети. Уже почти засыпаю и тут же резко открываю глаза, увидев вошедшего ко мне Захара.

Брат плотно прикрывает за собой дверь. Проходит к кровати, встает на колени на пол возле нее и аккуратно вынимает наушник из моего уха.

— Нам надо поговорить о том, что было вчера в машине, — его серо-голубые глаза сейчас похожи на две льдинки. — И об Августе тоже.

— А что было вчера в машине? — с огромным трудом, но выдерживаю его взгляд. — Я ничего такого не помню, о чем тебе стоило бы волноваться. Брат поругался с младшей сестрой. Бывает.

— Стась, прекрати. Это ни хрена не смешно. Я дурак…

— Замолчи, пожалуйста, — подскакиваю на кровати. — Не произноси то, что хочешь сказать.

Последнее, что я хочу — это стать чьей-то ошибкой. Особенно его. И мне так невыносимо от чувства вины в его глазах, что даже бабочки притихли в страхе, что их этим чувством раздавит.

Притягиваю к себе дельфина, стараясь хоть немного отгородиться им от Захара. Он разжимает мои напряженные пальцы и прикасается к ним горячими губами, а у меня внутри лопаются шары с кипятком, больно обжигая внутренности. Это становится невыносимо. И потушить нельзя, и избежать не получается. Все эмоции наружу. Ну не умею я по-другому. Захар хорошо знает меня, легко читает и убирает руки. Даже немного отодвигается.

— Прости меня, Стась. Я реально лишнего натворил вчера. И… — сдавливает пальцами переносицу, морщится, делая глубокий вдох. — Спасибо, что не сказала родителям. Они бы не поняли. Насчет Августа…

— Не трогай его! — перебиваю.

Я тоже умею злиться.

— Если он прикоснется к тебе как мужчина, боюсь, у меня не останется вариантов.

Его взгляд тяжелеет и воздух в комнате становится гуще.

— Это не справедливо! — от обиды и негодования подпрыгиваю прямо, сидя на кровати.

— В жизни так бывает довольно часто, мышонок.

Он поднимается, подходит ближе, наклоняется и касается моих губ большим пальцем. Давит на них, сминает, рвано выдыхая и закрывая глаза на пару секунд.

— Прости, — целует в лоб и уходит, опять раздраконив и меня, и моих дурных бабочек.

Глава 22

Стася

Что такое «закон подлости»? Это когда ты не сделал домашку, у тебя ужасное настроение и на первом же уроке именно тебя, в смысле меня, вызывают для ответа, еще и к доске. По классу проходится удивленный шепот. Я у них недавно, но все успели привыкнуть, если меня поднять, я отвечу. Сегодня не тот день. У меня в голове пусто. Хлопая ресницами, смотрю в пол, пытаясь хотя бы понять вопрос преподавателя.

— Стася, у тебя все хорошо? — тихо спрашивает Жанна Каримовна.

— Простите, я не готова, — еще ниже опускаю голову.

Стыдно. Мне предмет сдавать, а я резко и напрочь забыла даже то, что знала.

— Ладно, — она задумчиво берется за шариковую ручку, делает пометку в своей тетрадке, — садись пока.

— А что, двойки не будет? — возмущаются с первой парты.

— Вот сейчас ты выйдешь к доске, Шарипов, и мы узнаем, будет у вас в классе сегодня двойка или нет.

Я пробираюсь мимо Клима, роняю голову на собственные руки. Чувствую легкое прикосновение к волосам, шуршание рядом и мне под ладошку что-то активно проталкивают. Поднимаюсь. У меня под рукой оказывается немного помятая шоколадная конфета.

— Улыбнись, — подмигивает Клим.

Разворачиваю обертку, пачкая пальцы подтаявшим шоколадом, делю сладость пополам и часть передаю Саше. Мне так хочется хоть с кем-нибудь поговорить о том, что со мной происходит. Пожаловаться на Захара, на собственные чувства, но я пообещала и ему, и себе, что никому не скажу. Эту тайну становится хранить очень тяжело. Она у нас с братом на двоих, но именно сегодня я ощущаю всю ее тяжесть только на себе.

Побыстрее бы закончились занятия. Даже у Клима не получается раскачать мое настроение. В столовой Саша показывает мне новые смешные видео от наших любимых блогеров. Зорин стащил, кажется, все сладости с раздачи на наш стол. Сидят вдвоем, забавно подперев кулаками подбородки и вопросительно смотрят на меня, строя смешные рожицы.

— Ааа, ну все, все! — сдаюсь я, кусая губы, чтобы не смеяться.

Такая прикольная парочка из них вышла, но Клим и на Сашу не посягает. Они тоже только дружат. Зорин сейчас сосредоточен на спорте. Говорит, отношения будут только отвлекать.

— Я поругалась с братом, — говорю им полуправду. — Сильно поругалась.

— Стась, меня ссоры с братом тоже из колеи вышибают, но не настолько. Колись, какой мудак тебя обидел? — Клим разворачивает еще одну конфету и протягивает мне.

— Я не могу, — кручу головой. — Правда, не могу. Это не только моя тайна. Так бывает. Не давите, пожалуйста. Меня только немного отпускает.

— Понял, — он улыбается шире. — Тогда продолжаем смотреть на котиков, — разворачивает ко мне свой телефон. — О, кстати! Хотите, спарринг вам последний покажу? Тренер натаскивает меня со старшими парнями. Там такая мощь.

Мы с Сашей киваем. Она пересаживается ко мне, чтобы было удобнее смотреть. Клим показывает нам видео с тренировок, параллельно выдавая пояснительные комментарии.

— Ой, а это что за мальчик с темной челкой? — тыкает на паузу Саша, вглядываясь в скуластое, напряженное лицо с тяжелым, пронзительным взглядом.

— Тайсон. Фаворит в своей группе. Дурмашина на ринге. Особенно когда с Юлькой своей схлестнется, пиз… сорри, — улыбается, — убивает. Но мне прикольно выходить с ним в спарринге, когда он горит. Это, считай, двойная, а то и тройная нагрузка.

— Значит у него девушка есть, — вздыхает Саша.

— Ну, как тебе сказать. Он думает, что есть. Юлька с этим не согласна, но периодически стычки телами по углам у них происходят, и потом начинается апокалипсис. Тая бомбит жестко, когда Юля его отшивает после этого.

— Весело у вас там, — улыбаемся мы.

— Я бы позвал посмотреть, но у нас тренировки закрытые, особенно на время турнира, а сейчас тренер категорически никого не допускает еще и из-за взрывоопасного Тайсона. Даже отцу его доступ закрыли, а он спонсор. Так что могу только кино показывать.

Меня отвлекает эта наша болтовня. Пустота в голове заполняется смехом друзей, мечтами Саши влюбиться в такого, как этот Тайсон, а я вспоминаю, что видела его в компании брата, и сердцу опять становится больно.

— Стась, ну ты чего опять? — обнимает меня подруга.

— Я мальчика этого видела уже. Вспомнила сейчас. И ты видела мельком. Тогда в клубе, они с Захаром сидели. Правда смотрела на моего брата, — грустно улыбаюсь ей.

— Краси-и-ивый, — тянет Сашка. — У Тайсона красота горячая и опасная, у твоего брата она другая, — рассуждает подруга, совершенно не смущаясь Клима. — Зорин вот у нас тоже классный. Он как улыбнется, у половины девчонок в классе случается приступ тахикардии.

Не выдержав, смеюсь, в кулачок, а Клим выдает свою фирменную улыбку. У раздачи что-то с грохотом падает в этот момент, и мы просто падаем лбами на стол.

— Вот! Я же говорила, — вытирает слезы Саша. — Зорин, притуши обаяние. Даже поднос, бедняга, не выдержал и свалился.

Отсмеявшись, к еде больше не притрагиваюсь, думая о том, какие у меня здесь классные друзья. В Иркутске тоже были хорошие ребята, но Саша и Клим очень быстро стали такими родными.

Не сдержавшись, обнимаю Сашу. Подруга с улыбкой чмокает меня в щеку, а Зорин, обняв нас обеих, вклинивается в середину.

В конце последнего урока приходит сообщение от Августа:

«Выходи, солнышко. Я приехал»

Дождавшись звонка, быстро собираюсь, но сбежать не получается. На выходе из кабинета меня застает куратор.

— Привет, Стась.

— Здравствуйте, Анастасия Сергеевна, — топчусь на месте.

Клим с Сашей успели выйти в коридор. Ждут меня там.

— Ко мне подходила Жанна Каримовна, — куратор прикрывает дверь, чтобы нас не слышали. — Она очень обеспокоена твоим утренним состоянием. И твой брат тоже переживает.

Так вот откуда взялся психолог. Значит Захар звонил нашей Анастасии. И скорее всего родители об этом не знают. Супер! Просто супер!

— Я исправлю сегодняшнюю двойку.

— Жанна Каримовна ничего тебе не поставила и понимает, что ты исправишь, но не обратить внимание на резкие изменения в твоем настроении преподаватель не мог. Пойми, когда с учащимися происходит подобное, мы не можем не реагировать. Причин может множество и найти их как можно быстрее очень важно. Я имею достаточные полномочия, чтобы настоять на обязательных посещениях психолога, но пока я тебя прошу. Походи. Она поможет разобраться.

Закрываю глаза, выдыхаю.

— А что беспокоит Захара? — при звуке его имени голос рвется.

— Он думает, тебя обижают в лицее. Тоже не понимает, что с тобой происходит.

«Все он теперь понимает» — думаю я, а вслух обещаю втиснуть между посещениями репетитора походы к психологу.

Бесполезная трата времени. Он мне не поможет. Я отлично знаю, что со мной происходит. Мое состояние укладывается в одно единственное слово — «Захар». Но внизу меня уже заждался Август, и я все еще надеюсь переключить своих дурацких бабочек на него. Это подло, наверное.

Без «наверное». Просто подло по отношению к парню. Но у меня уже нет сил пытаться побороть эти чувства внутри себя. Вдруг получится у него?

Выскочив на улицу, поправляю вечно съезжающий рюкзак. Август разговаривает с младшим братом у машины. Рядом с ними крутится Саша. Увидев меня, подруга сразу же впивается вопросительным взглядом.

— Обязательное посещение психолога, — выдаю им результат разговора с куратором.

— Зачем? — хмурится Август.

— На уроке не ответила, — отшучиваюсь. — Куда ты меня повезешь? — перевожу тему на более приятную.

— Сейчас Клима и Сашу по домам раскидаем, потом все, что захочешь. Устраивает?

— Да! — довольно киваю, забираясь на переднее сиденье его машины.

Врубив громче музыку, мы с Сашей глушим парней своим нестройным пением. Они смеются. Клим даже пытается подпевать.

— Заткнись, брат! — стонет Август.

Клим совсем не обижается. Провожает Сашу до подъезда. Потом мы провожаем и его.

— Ну что, у нас впереди целая половина дня. Куда ты хочешь? — сев в пол-оборота, старший Зорин ловит взглядом все мои эмоции.

— Я бы погуляла, как в субботу. А вечером… — кусаю губы, не решаясь спросить. — Может в клуб? Одноклассники говорят, есть какой-то очень крутой с модными коктейлями, которые больше нигде не делают. Туда пускают не всех, но нас вроде должны.

— Что-то слышал я об этом месте. Мое воображение пока не очень вписывает тебя в антураж ночного клуба, особенно в форме лицея, но попробовать можно.

Я вспоминаю, что у меня есть карта. Копаюсь в рюкзаке, достаю.

— Можно переодеться, — кручу пластиком в воздухе.

— Не подумал, каюсь. Только ты вот это убери. Я в состоянии купить девушке платье.

Глава 23

Захар

В наушниках долбит разгоняющая пульс музыка. Я бегу уже четвертый круг вокруг дома. То еще удовольствие, бегать по снегу, но дома сидеть, втыкать в потолок не хватило терпения. Планировал свалить на съемную квартиру, потому что завтра мы всем курсом уезжаем на загородную базу на две недели и будем там безвылазно за забором, но моя маленькая сестренка, сговорившись с мамой у нас с отцом за спиной, спутала все планы.

Русским языком сказал: «Никакого Августа!». Отец встал на мою сторону, но наши женщины решили по-своему. Мышонок дома сейчас должен быть. Дернув запястьем, смотрю время на фитнес-браслете. Половина первого ночи. Они в конец охуели! И показатель пульса у меня резко подскакивает до ста шестидесяти, при том, что я успел чуть отдышаться.

Выдохнув, снова включаюсь в тренировку. Надо использовать этот разгон по назначению.

Где вот ее носит? И трубку не берет, маленькая зараза. До Зорина тоже не дозвонился.

В наушниках музыка меняется на телефонный звонок.

— Слушаю, — отвечаю, сбавляя темп.

— Не дозвонился? — отец тоже не спит и с мамой не разговаривает. Поругались.

— Нет.

— Хватит себя убивать. Иди домой. У тебя завтра выезд, — напоминает он.

— Знаю. В автобусе высплюсь. Ты приедешь? Ничего у вас там не поменялось? — перевожу тему.

— Нет. Плановая проверка ведомственных учебных заведений обязана случиться. Не опозорь меня, — смеется отец.

— Нормально все будет. Я пацанов предупредил. Все сделаем красиво. Отстреляемся перед генералом по всем фронтам, как положено.

— Ты должен не «как положено», а чуть-чуть больше, чем «отлично». Как-никак мой сын. На тебя будут смотреть пристальнее, чем на остальных. Уж извини, издержки должности.

— Сделаю. Первый раз что ли?

Сворачиваю во двор уже пешком и вижу, как с другой стороны заезжает тачка. Слепит меня фарами. Сразу разглядеть ее не получается. Тормозит возле нашего подъезда.

Явились!

Сбрасываю отца. Медленно иду вдоль стены, в своем темном спортивном костюме сливаясь с тенями.

Двери открываются практически одновременно. Стася в своей курточке и в незнакомом мне платье. Улыбается, поправляя распущенные волосы. Ее слегка качает. Я ловлю первую вспышку злости.

«Ты ее напоил что ли?!» — взрывает меня.

Август ловит мою девочку. Она снова смеется и как котенок утыкается носом в его куртку. Парень заботливо убирает волосы с ее лица. Я медленно подхожу еще немного ближе, но мне кажется, если я сейчас открыто встану у подъезда, меня не увидят. Они слишком заняты, смотрят друг на друга, тихо переговариваясь. Зорин все время трогает ее. Ни хрена не как друг! Я больше, чем уверен, что у него стоит на моего мышонка.

Я же сказал ей! Сказал! Никаких отношений!

Маленькая зараза решила протестовать? Не поздно для подросткового бунта?

— Мне придется объясниться с твоим отцом, — долетают до меня слова Августа.

«Да нет, друг. Тебе не с отцом. Тебе со мной придется объясняться!»

— Папа строгий, но хороший, — отвечает ему Стася.

— Ты только сама с ним не спорь. Он в своих переживаниях прав. Уволок его девочку непонятный парень и отпускать не хочет.

— Не хочешь?

— Не хочу. Так хорошо с тобой. Но пить больше не дам, — он целует ее в лоб, а у меня в груди опять все взрывается.

С трудом заставляю себя стоять на месте. Хочу посмотреть, чем закончится у них этот вечер. Меня бесит то, как она на него смотрит. И бесит ее состояние. Она не пьет и пить не умеет. Что сейчас в ее голове? А если бы он ее не привез? В красках представляю себе такой вариант и руки сжимаются в кулаки. Зорин резко перестает быть для меня нормальным парнем. Сейчас я смотрю на него как на соперника на спарринге по рукопашке. На сильного соперника. С преимуществом. Потому что Стася сейчас в его руках и она сама это позволяет, а у меня вряд ли теперь есть такое право. Я все поломал между нами в тачке.

Они снова мило смеются. Мышонка покачивает, и Зорин прижимает ее к себе сильнее.

«Жесть!» — закрываю глаза. В висках стучит. На браслете сто двадцать пять. Пульс снова разгоняется.

— Поцелуй меня…

Сто сорок.

В смысле, блядь, поцелуй?! Малая, ты сдурела?

— Это алкоголь в тебе говорит или ты действительно хочешь?

Какой сообразительный! Алкоголь, Зорин! Ты сам ее напоил! Давай, воспользуйся теперь ситуацией!

— В субботу ты зажималась, когда я сел рядом.

Ну вот и делай выводы, Август! Не готова она дальше двигаться. У вас второе свидание. Какие, нахер, поцелуи?!

— Пожалуйста, — тихо просит мышонок. — Я хочу попробовать.

Ааа!!!

Саданув кулаком в стену, сжимаю зубы от боли. Вся кисть пульсирует.

Прижав ее к себе, смотрю, как Зорин обнимает ее лицо ладонями, как гладит пальцем по губам. Улыбается и смеет трогать ее своими губами! Он, блядь, ее целует! Реально целует! Как мужик свою девушку.

Меня подкидывает от неприкрытой ревности. В попытке ее погасить, луплю по стене обеими руками. Больно до звезд перед глазами. Костяшки в труху. По рукам бежит теплая кровь.

Выхожу из тени.

— Не помешал? — не узнаю собственный голос.

Стася вздрагивает. Август отрывается от ее губ и сразу замечает кровь, капающую алыми пятнами на белый снег. Мышка притихла. Не оглядывается.

— Что с руками? — хмурится Зорин.

Мне отсюда отлично видно, как он напрягся. Чувствует мою реакцию, направленную на него. Зашибись, я открылся. Всеми силами стараюсь тормозить в себе порыв, врезать по его лицу вместо стены. Я же брат. Все еще брат… Это будет крайне дико и тогда точно обратной дороги не будет, а я не готов объясняться. Ни с кем.

— Бегал, приземлился неудачно. Скользко. Ты время видел?

— Видел. Извини, что задержались. В клубе были. Там и телефонов не слышно.

— Я просил возвращать ее в десять, — напоминаю ему. — Стася, — зову сестрёнку.

Она медленно поворачивается. В глазах такое творится… Не задохнуться бы в урагане ее эмоций. Там шкалит от страха до вызова, приправленного смущением. Губы влажные, припухшие.

— Что за клубы в начале учебной недели? Домашнее задание не делаешь, зато гуляешь до часу ночи, — с неимоверным усилием включаю в себе функционал старшего брата.

— Тебе звонили? — подает голос мышонок.

— Прикинь! Скажи спасибо, что не отцу. Так, ты считаешь, ведут себя взрослые, Стась? Пьют в клубах с малознакомыми парнями, сосутся у подъезда по ночам и забивают на учебу? После этого ты будешь опять ныть, что тебя считают маленькой? Ты такая и есть. Пока не способная брать ответственность за себя и свои действия!

— Захар, да хорош, — тормозит меня Август. — У меня тоже младший брат, но я так не давлю, а он творит иногда гораздо большую дичь.

— Вот именно. У тебя брат. А у меня Стася, которая рыдает под песни про дельфинов и спит с мягкими игрушками. И ты на втором свидание пихаешь ей в рот свой язык и тащишь домой в час ночи. Ты, блядь, не видишь, что она еще не готова ко всему этому?!

— А можно я сама буду решать?! — неожиданно взрывается сестренка.

— Нельзя. Отлипни от него и марш домой. Там отец не спит. Тебе светит пожизненный домашний арест. Зорин, ты отвечал за нее. Это твой косяк.

— Принял, — он делает шаг ко мне и протягивает руку. — Извини. Исправлю. Но целоваться в отношениях нормально. Ты же понимаешь?

Сжимаю его ладонь раненой рукой. Морщась от боли, перехватываю удобнее и рывком дергаю на себя. Стася взвизгивает.

— Придержи физику для тех, кто к ней готов, Август. Я слишком до хрена понимаю, чтобы выдавать именно такую реакцию. У меня ближе Стаси никого нет. Я всегда буду ее защищать.

— От меня не надо защищать, — так же тихо отвечает он. — Я ее не обижу. Остальное только между мной и ей. Я твои чувства, как старшего брата, понимаю. Не понимаю мужской ревности и сбитых костяшек. Иметь претензии на сестру странно, — он говорит еще тише, чтобы мышонок не слышал.

— Ты сейчас лезешь не в свое дело, — рычу я.

— Ты не прав, Захар. Заходя с ней в отношения, я принимаю на себя все, что с ней связано. И если не видят остальные, я отчетливо вижу в тебе не заботливого брата, а соперника. Хотелось бы пояснений, пока мы можем решить все словами.

— Это вряд ли. Будет идеально, если ты сольешься сам, пока все не зашло слишком далеко и она не успела влюбиться.

— Не сольюсь. Она мне нравится. И согласись, шансов у меня гораздо больше, чем у родного брата. А тебе бы к врачу, если при таком обилии свободных баб, у тебя стояк на сестру.

Он сильнее сжимает мою руку. В глазах темнеет от боли и ярости. Приходится отпустить.

Зорин разворачивается к Стасе. Обнимает.

— Испугалась? — шепчет ей. — Не надо. Все хорошо. Пойдем, поднимусь с тобой, сдам отцу и отчитаюсь за сегодняшний вечер.

Глава 24

Стася

Под тяжелым взглядом отца голова сама вжимается в плечи. Меня слегка потряхивает от стычки Августа и Захара. Ничего не было, но я видела, как они смотрели друг на друга, агрессивно сжимая ладони.

Это совсем не то, чего я добивалась. Чувствую себя еще больше виноватой, а хотела другого. Хотела нравиться парню, хотела влюбиться в другого. Ничего! Совсем ничего не получается! Только Августа подставляю под удар сразу двух близких мне мужчин.

Я ужасна. Боже, как же я ужасна!

— В комнату марш, — папа говорит таким тоном, что лучше бы кричал.

Не люблю, когда он такой. Стою на месте, впиваясь ногтями в свои ладони. Пусть уж лучше мне достанется, чем Зорину. Он не виноват в этой ситуации. Только я виновата. Натворила, дурочка.

— Стася, брысь к себе, я сказал! Разговор не для детских ушей.

— Да, папа! Я не маленькая уже! — топаю ногой.

— Вот как «не маленькая», — подчеркивает папа, — будешь под домашним арестом теперь. А начнешь спорить, отключу интернет и биологию свою будешь по книжкам учить, как мы в свое время. Брысь!

— Иди, — подталкивает в спину Август.

Сейчас еще Захар поднимется, и они его растерзают.

Не выдержав давления отца, разуваюсь, едва не свалившись на обувную полку, и прячусь в комнате, но дверь до конца не закрываю.

— Михаил Федорович, — начинает Зорин.

— Пойдем, на кухне поговорим.

Через полминуты становится тихо. До меня доносится только фоновый гул голосов. Хотя бы никто не кричит. Только это не успокаивает. В моем животе вместо бабочек разыгрался настоящий ураган. Все сводит внутри от стыда и волнения. Обещаю себе больше никогда в жизни так не делать.

Задела Захара, глупая? Кому хуже сделала? Хорошему парню и себе.

Входная дверь хлопает. Я на взводе вздрагиваю от этого звука как от выстрела и не выдержав напряжения выскакиваю к ним. Захар уже на кухне. Зло смотрит на Августа, сидящего за нашим столом. Зорин меня и замечает. Улыбается. Оглядываются отец и брат.

— Стася, да никто его не съест, — уже гораздо спокойнее говорит папа. — Иди в комнату. Дай мужчинам спокойно пообщаться.

— Ты обещаешь? — упрямо смотрю на родителя.

— Обещаю. Иди. А то в лицей завтра не проснешься.

Гроза миновала? Пока не верится.

Еще раз глянув на каждого из них, решаю все же послушно вернуться в комнату. Прислонившись спиной к двери, прислушиваюсь к каждому звуку. Все хорошо. Они просто разговаривают.

Папа провожает Августа. Сразу же стучится ко мне.

Хотела сделать вид, что сплю и не слышу, потом вспоминаю, что я взрослая, а они уж точно так поступать не должны. Открываю дверь.

— Значит так, — начинает он, сложив руки на мощной груди. — До конца недели никаких гулянок. Лицей, репетитор, дом. Поняла, за что?

— За то, что поздно вернулась? — виновато смотрю на папу.

— Нет. За то, что сбежала на свое свидание у меня за спиной, раз. За то, что никто из вас не удосужился взять трубку, два.

— Прости, что пришлось волноваться. Ты же был против свиданий. Только Захару разрешаешь, а я…

— Иди сюда, — папа притягивает меня к себе и крепко обнимает. — Я пытаюсь привыкнуть к тому, что ты взрослеешь, — целует меня в макушку. — Дай мне немножко времени с этим смириться. Не торопись.

— Мне так хочется, чтобы меня любили, — неожиданно признаюсь ему. — Как ты маму.

— У тебя будет еще лучше, моя девочка. Придет время, и ты встретишь сильного, достойного мужчину, способного дать тебе все самое важное: любовь, заботу, защиту. Ну все, — папа мягко отстраняет меня, положив ладони на плечи. — Закончили с лирикой. Укладывайся в кровать. Я утром Захара провожу и постараюсь отвезти тебя в лицей.

Папа уходит. Так тепло после разговора с ним. Вроде и поругал, но ведь за дело. Больше приятного сказал. Мне стало немного легче.

Вешаю в шкаф новое платье. Накидываю халатик и отправляюсь в душ, смывать с себя прошедший день. Долго стою под водой, стараясь принять правильное решение. Надо сказать Августу, что ничего кроме дружбы у нас не получится. Он поцеловал меня сегодня, а я не почувствовала ничего, кроме прикосновения. Когда целует Захар, мое сердце сходит с ума и кровь закипает. Я так ждала, что будет хотя бы половина от этих ощущений. Тогда у нас, возможно, был бы шанс. Но так бывает, наверное, только когда кого-то очень сильно любишь…

Завернувшись в полотенце, возвращаюсь к себе. На моей кровати сидит Захар. Ноги широко расставлены. Уперев локти в колени, пальцами крепко сжимает волосы, приподняв их от корней. Руки напряжены так, что под кожей видны жгуты мышц и толстые вены.

Ему вставать через три с половиной часа, а он еще не ложился.

Вспоминаю, что стою перед братом практически голая. Халат висит на плече. Надеваю его на влажное тело. Запахиваю поверх полотенца и делаю несколько шагов к Захару. Он поднимает голову. Смотрит на меня так, словно готовится прыгнуть с вышки. Дыхание перехватывает от этого взгляда и знакомо учащается пульс.

Каким бы не был хорошим Август, рядом с ним ничего похожего не происходит.

Меня кидает то в жар, то в холод. Мурашками покрываются даже те участки тела, где их по умолчанию быть не должно.

Брат поднимается. Я чувствую себя совсем маленькой в сравнении с ним. Он касается пальцами моей щеки. Грустно улыбается.

— Я люблю тебя, мышонок…

И мне кажется, это я прыгаю с вышки. Мне перестает хватать воздуха. Уши закладывает и давит на грудь, а впереди то ли ледяная вода, то ли чан с кипятком. Я еще лечу. Мне пока непонятно.

— Прости, что вел себя как придурок. Я сопротивлялся, но чувства оказались сильнее меня.

У моих бабочек съехала крыша. В животе стало невыносимо щекотно и горячо. Кажется, у них вечеринка. Сердце отсчитывает удары со скоростью вращения двигателя в машине Захара.

— Не молчи, пожалуйста. Мне очень нужно, чтобы ты что-то сказала. Меня сейчас разорвет на атомы, мышонок.

Он берет мою руку своей раненой и морщась от боли в опухших костяшках тянет к груди. У него за ребрами тоже грохочет. Я чувствую каждый мощный удар, прилетающий прямо мне в ладонь. И все, что я сейчас могу выдать:

— Поцелуй меня.

Слишком тихо…

— Что? — хрипло удивляется.

— Я не могу дышать…

У меня правда сильно кружится голова и темнеет в глазах.

— Поцелуй меня, пожалуйста, Захар, — приподнимаюсь на цыпочки на своих ватных ногах, и сама тянусь к его губам. — Пожалуйста, пока я не упала в обморок.

Глава 25

Захар

С ощущением, что я бухой, прикасаюсь к ее губам. Они прохладные несмотря на то, что в комнате тепло. Ловлю ртом ее выдох, и мышонок начинает оседать прямо в моих руках.

— Стась? Стась, ты чего? Эй!

На руках доношу до кровати. Укладываю, проверяю пульс. Шарю по карманам штанов, а телефон остался в спальне.

— Твою мать! Я сейчас, малыш.

Выскакиваю из ее комнаты, стучу к родителям.

— Отец, Стасе плохо! — ору через дверь и бегу к себе за мобильником.

И минуты не заняло. Возвращаюсь к ней. Следом входит отец и за ним перепуганная мама.

— Скорую вызови, — кидает мне. Сам прощупывает пульс, проверяет дыхание. — Приходи в себя, девочка. Приходи, — шепчет ей, растирая ушки, ладони. Распахивает халат, ослабляет полотенце на груди.

Мама нервно кусает губы, всеми силами удерживая себя на месте, чтобы не мешать сейчас отцу.

Дозваниваюсь до скорой, быстро отвечаю на вопросы врачей, говорю, что мы делаем самостоятельно. Теперь остается только ждать.

Ее красивые глазки медленно открываются. Мое сердце разгоняется с каждым взмахом ее ресниц. Не билось. Почти не дышал. Стася переводит мутный, ничего не понимающий взгляд на отца.

— Ну слава Богу, — он выдавливает из себя улыбку. — Все хорошо, детка, — гладит ее по волосам, — сейчас врач приедет. Захар, что случилось вообще? — поворачивает голову ко мне.

Отца сложно напугать. В силу профессии и прошлого с боевым опытом, он умеет сохранять холодную голову, но сейчас я увидел в его глазах страх. Страх родителя за своего ребенка. И кровь здесь вообще не при чем. Стася — его дочь. Она, наверное, даже чуть-чуть роднее, чем я. Во мне никогда не было ревности к такому отношению. Я просто отдаю себе отчет в том, что будет, когда отец узнает о «неуставных» чувствах его детей друг к другу.

— Захар! — требовательнее зовет отец.

А я задумался. Пытаюсь найти ответ на его вопрос.

— Не знаю, — качаю головой. — Мы разговаривали. Не ругались, — уточняю на всякий случай. — Она начала оседать. Успел поймать. Дальше действовал по ситуации.

— Стасенька, водички хочешь? — подает голос мама.

— Нет, — тихо отвечает мышонок.

— Какая водичка?! — неожиданно рявкает отец. Мама вздрагивает, ее глаза наполняются слезами. — Иди врачей встречай.

Отец виновато морщится. Взъерошивает себе волосы пальцами, дергает головой до щелчка в позвонках.

Мама возвращается к нам с медиками. Он уступает место возле Стаси специалистам, а сам обнимает маму и шепчет ей в висок тихое: «Прости»

— Раньше обмороки были? — спрашивает врач.

— Нет, — отвечаем синхронно с отцом.

— Сильные стрессы, нервные потрясения, повышенные физические нагрузки?

— Да нет, вроде. Все как обычно. Поругал немного за то, что поздно вернулась, но я ж не зверь. Я ребёнка своего люблю, — поясняет папа.

— Давление у девочки низкое, а пульс наоборот. Я сейчас укол сделаю, вы пока ей самые необходимые вещи соберите.

— Зачем? Все так страшно? — паникует мама.

— В больницу поедем. Скорее всего это вегетососудистая дистония или просто переутомление. Выпускной класс же. Наверняка, готовитесь к ЕГЭ. Но лучше пройти обследование и исключить более серьезные диагнозы, чтобы потом не было неприятных «сюрпризов». Если все нормально, через пару дней сможете забрать девочку домой. Держать ее там просто так никто не будет.

— Я не хочу в больницу, — пищит Стася. — Со мной уже все хорошо.

— Отставить! — по-военному командует отец. — Сказали надо обследоваться, значит так надо. Не капризничай.

— Она просто не лежала никогда, — поясняет мама. — Мы даже в детстве, тьфу-тьфу, обходились.

— Все когда-то бывает в первый раз, — улыбается ей доктор.

Стасе делают укол. Мама собирает ей вещи. Я помогаю. Кладу в пакет ее любимого пушистика с кошачьими ушками, зарядку от телефона, планшет. Папа помогает малышке сесть.

— Я с вами поеду, — говорит так, что спорить никто не отважится, даже если захочет. Прямо на домашнюю одежду надевает верхнюю. — Захар, попробуй поспать. У тебя осталась пара часов.

— Смешно, — хмыкаю я.

— Ладно. Как устрою ребёнка, позвоню. Панику выключили все. Нормально всё с ней. Держись за папу, детка, — наклоняется к ней.

Стася цепляется за его шею. Отец поднимает ее на руки и выносит из квартиры. Мама начинает всхлипывать прямо в прихожей. Обнимаю ее, чтобы поддержать.

Охренеть, у нас ночка выдалась. То разборки, то признания, то больница. Дальше что? И как ехать теперь? Я понимаю, что отец спуску никому не даст. У нее будет лучшая больница, лучшая палата и лучшие врачи. Он сейчас всех на уши поставит, даже если причиной обморока является простое переутомление, как сказал врач. Чтобы выдохнуть, это надо услышать. Мы на базу приедем, телефоны сдадим и хрен знает, выдадут нам их сегодня или нет.

«Вы же только из дома. Не наговорились?» — весомый аргумент, чтобы связь выдать только завтра вечером.

Принимаю холодный душ, вливаю в себя крепкий кофе и собираю сумку. Мама пытается вручить мне то бутерброды, то яблоки.

— Мам, ну ты чего, в самом деле? — не выдержав, откладываю очередной пакет с санкционкой и беру ее за руки. — Ты меня даже в армию так не собирала. Это всего лишь полигон. Тут ехать то три часа нашим ходом. Я бы на своем Лексусе за час долетел. Успокойся. И со Стасей все будет хорошо. Просто навалилось. Она же у нас хрупкая, — улыбаюсь ей.

— А я вам говорила, оставьте ребенка в покое! Нет, накинулись. Рано, рано. Совсем ее решили под замок посадить. Не продохнуть девочке.

— Все изменится, обещаю тебе. Прекрати паниковать. Вернут ее тебе через два-три дня.

— А если нет? А если серьезное что-то? Она же правда никогда не падала в обмороки. А тут вдруг…

— Мама, стоп! Прекрати и себя, и меня в дорогу накручивать!

— Да, конечно, прости. Ты вечером позвонишь?

— Постараюсь.

Переодеваюсь в камуфляж. Еще раз проверяю, все ли взял. На нервяке слегка потряхивает, но ехать все равно надо. Внизу уже ждет такси до Академии. Там будет автобус. Сегодня вроде как обещали стрельбы сразу после размещения. Будет, куда немного слить эмоции, чтобы крышу от переживаний за малышку не сорвало.

Глава 26

Захар

— Шолохов!

Подскакиваю, как от удара. Приехали. Меня все же отрубило в дороге под монотонный пейзаж и гул голосов.

— Разгружаемся, заселяемся. Через двадцать минут построение! — голосит наш майор.

Тряхнув головой, тащу сумку в казарму мимо санчасти и офицерского блока. Этот полигон мы делим с военным училищем. Они тут уже были. Как раз выехали пару дней назад. Все вылизано, убираться не придется.

Занимаю свою нижнюю койку у стены в самом конце длинного блока. Оглядываюсь на унылое окружение. Я еще в армии на него насмотрелся. Двухъярусные кровати, выровненные по линейке, тумбочка на двоих, комплекты постельного белья, одеяла и, собственно, все. Сортир, душевые, умывальники в другом корпусе. Отдельно столовая, а все остальное занимают тренировочные комплексы, спортзал, стрельбище. За забором лес. Там мы обычно бегаем кросс в полной выкладке по рельефам местности: дороги никакой, ямы, холмы, камни, коряги и корни старых деревьев. Зато воздух такой, после города голова слегка начинает кружиться от перенасыщения кислородом.

Меня еще на нервах и после бессонной ночи кроет основательно.

— Шолохов, на выход, — голосит дежурный.

Их на сегодня распределили еще в автобусе. Хорошо, что я в этот «счастливый» список не попал.

— Чего там? — тихо спрашиваю у однокурсника.

— Майор вызывает, — так же тихо отвечает он.

Дохожу до офицерского корпуса. Стучу, разрешают войти.

— Товарищ майор, курсант Шолохов…

— Отставить, Захар. Зайди, сядь. Разговор есть.

Я даже догадываюсь, какой. Вид у нашего начальства уж больно сосредоточенный.

— Ты же, наверное, знаешь, что твой отец к нам с делегацией приедет?

Ну, собственно, я оказался прав.

— Скрывать нам нечего, у нас по всем фронтам порядок, но сам понимаешь, всегда лучше перестраховаться. Можешь помочь своему начальству?

— Да чем я вам помогу, товарищ майор? — пожимаю плечами.

Они если чего захотят найти, найдут как ни вылизывай.

— Ну может слышал чего или отец говорил. На что еще нам обратить внимание? Порядок, подготовка бойцов, обеспечение, питание в полевых условиях, — перечисляет.

Вспоминаю наш недавний разговор с отцом.

— На боевую подготовку будущих оперативных сотрудников. Но я не уверен, товарищ майор. Про стрельбы говорили немного.

Мне не жалко ему помочь. Нормальный он у нас мужик. Казнит только по делу.

— Понял тебя. Спасибо. Кофе хочешь? — кивает на старенькую кофеварку.

— Нет, спасибо. Я дома выпил. Хватит мне кофеина. Товарищ майор, а можно обнаглеть? — улыбаюсь.

— Проси, — ржет он.

— Мне бы позвонить вечером. Сестру перед моим отъездом на скорой увезли. Я просто узнаю, как она и что там с диагнозом. Пять минут.

— Хреново. Ты поэтому бледный такой? — чешет он подбородок.

— Не знаю, в зеркало не смотрел.

— Ладно. После отбоя придешь ко мне, дам телефон. Семья — это святое. Дежурному сам шепну, чтобы не трындел на каждом углу.

— Спасибо, товарищ майор.

— В санчасть зайди. Если медик даст добро, выходи на построение. Время.

— Есть!

Сваливаю в санчасть, сразу объясняю, что просто ни хрена не спал, все со мной нормально. Изучают, пишут, отпускают. Я сегодня вывезу день на мыслях о Стасе и природном упрямстве.

После построения разминка, кросс и обещанные стрельбы. Начальство сообщило, что в этот выезд будем работать именно над нашими навыками владения разными видами оружия. Будут моделироваться различные ситуации с захватом преступников, умением стрелять в движении, из укрытия и так далее. Кайф.

К вечеру все выжаты по самое «не хочу». Поужинали, расползлись по койкам. После интенсивных тренировок и свежего воздуха рубит на ходу. До отбоя еще целая вечность, часа два. Чтобы не отключиться, выходим с парнями в курилку.

— Ты же бросал вроде, — напоминает один из наших.

— Да как-то не срастается пока, — отвечаю, заполняя легкие густым горьким дымом.

Ноги гудят, от рук пахнет порохом и металлом. Мыло не помогает полностью сбить этот запах. Он оседает на языке и к концу выезда въедается в кожу, напоминая, что на самом деле работа нам предстоит совсем нескучная. Практика в этом году должна быть поинтереснее, надо только выбрать, где я буду ее проходить. После переезда еще занимался этим вопросом.

Ухожу подальше от парней. Докуриваю, прислонившись плечом к шершавому стволу высокого дерева. Мыслями я снова в прошлой ночи. Странно ощущать, что девочка, которая была мне сестренкой целых пятнадцать лет, перестала ею быть. Последний обрыв нашей «родственной пуповины» случился даже не в тачке, когда я обнаглел и кончил с ней, а именно ночью. Мое признание стало некой новой точкой отсчета для нас с ней. В красках представляю, как отец хватается за табельное, узнав об этом. С него станется. Пока лучше молчать. Надо самим свыкнуться с происходящим. Попробовать на вкус новые отношения и только после рушить привычный мир до конца.

Зевнув, вдавливаю окурок в снег и иду в казарму. Парни громко ржут, что-то активно обсуждая, спорят, кто лучше отстрелялся. Я после бессонной ночи — так себе. Мог бы и лучше, но так как майор знал причину, сильно дрочить не стал.

— Отбой! — голосит дежурный. — Шолохов на выход!

Парни удивленно и сочувствующе на меня смотрят. Куда еще в такое время могут дернуть? Только «на ковер». Накинув зимний бушлат, поднимаю воротник и легким бегом преодолеваю путь от казармы до офицерского корпуса.

Наш майор с другими командирами отмечают начало выезда. В теплой комнатке отчетливо чувствуется запах спирта. С каменным лицом отчитываюсь о прибытии, получаю трубу и десять минут времени вместе с приказом «не светиться». Ухожу за офицерский блок, в тень корпусов, набираю Стасю.

Мышонок берет трубку практически сразу и тихонечко урчит мне сонное:

— Привет.

— Разбудил?

— Чуть-чуть, — уютно зевает. — Мне сделали какой-то укол, я после него сплю, — вздыхает малыш.

— Как ты? Что это было?

— Все хорошо. Врач сказал, что это стресс либо переутомление. Мне просто надо попить легкое успокоительное и немного отдохнуть.

— Стресс? Это я виноват, да?

— Конечно, — хрипло смеется она. — Я тебе потом расскажу, ладно? Не по телефону. Главное ведь, что все хорошо. Завтра придут еще какие-то анализы, и папа заберет меня домой. В понедельник уже можно возвращаться к занятиям. Я бы пошла и раньше, но ты же знаешь родителей. Они испугались и перестраховываются.

— Правильно делают.

Виснет неловкая пауза. Что-то еще надо сказать, очень личное.

— Захар, — она прерывает тишину первой. — То, что ты мне сказал… — шумно выдыхает в трубку. — Правда?

— Люблю тебя, — отвечаю очень тихо. — Это странно?

— Не знаю, — шепчет она. — Тогда мы оба странные. Потому что я тебя тоже…

— Чшш, — прерываю. — Не надо сейчас. При встрече. Мне надо идти, мышонок. Я эти десять минут себе практически выкупил. Завтра вечером буду звонить уже официально. Скучаю.

— И я…

Глава 27

Стася

Ко мне в палату заходит сначала большой букет цветов, а сразу за ним Август со своими бездонными голубыми глазами. Уверена, что ему про меня рассказала мама. Папа бы не пустил. Мы провинились и этого мне спускать никто не собирается даже потому, что я в больнице.

— Очень красиво, — грустно улыбаюсь Зорину, разглядывая красочный букет.

Мне придется с ним поговорить. Пульс от волнения снова подскакивает. Дышу, как научил врач, пытаясь успокоиться, чтобы не дай Бог, меня тут не оставили еще на несколько дней. Домой сегодня хочу. Несмотря на хорошие условия, это все равно больница, а за окном сегодня солнышко. Мне срочно нужно туда!

— Как ты? — Август ставит стул спинкой вперед, седлает его, устроив предплечья на спинке.

— Спасибо, гораздо лучше. Мама паникует?

— Немного. Клим передает тебе привет. Он тоже хотел приехать, но в итоге уступил эту честь мне.

— Забавный. И ему от меня «привет», — стягиваю с тумбочки пушистика, глажу его по мягкой шерстке, чтобы занять руки.

Сажусь на кровати, смотрю Зорину в глаза. Он закрывает их на несколько секунд. Втягивает ноздрями воздух. Открывает и улыбается. Выглядит это совсем не весело.

— Все нормально, Стась. Ты мне нравишься очень, и я бы хотел попробовать развить это в нечто большее, если бы ты тоже хотела. Но ты ко мне ничего не чувствуешь. Я вчера понял, когда мы целовались. Да и в целом, знаешь, — усмехается Зорин, отворачиваясь к окну и разглядывая, как снег на ветвях деревьев блестит и переливается на солнышке, — когда ты нравишься, это чувствуется. Девушка ведет себя иначе. Ты меня отодвигаешь. Даже когда на поцелуй ответила, между нами была дистанция, хотя о нем ты попросила сама. Я Захару правду сказал. Я бы боролся за тебя, если бы понимал, что хоть немного нужен тебе как мужчина. Мы можем перевести наши отношения в формат дружбы.

— Прости меня, пожалуйста, — виновато опускаю взгляд. — Ты мне тоже нравишься. Но… — делаю глубокий вдох, — я влюблена в другого. Думала, это можно вылечить.

—Забавно выступать в роли лекарства…

— Прости…

— Сказал же, все нормально. Это честно. Твоя открытость и искренность очень подкупают. Таких девочек крайне мало, наверное. На моем пути ты первая. Не устоял. Захотел попробовать окунуться в такие отношения. Но, повторюсь, ничего страшного не произошло. Просто не получилось. Чувство вины в твоих глазах неуместно.

—Ты очень хороший…

— Нет, малыш. Я ни разу не хороший. Ты совсем меня не знаешь. Для тебя я бы мог стать лучше. Ты делаешь людей вокруг себя чище, что ли. Притягиваешь как магнитик и безвозмездно делишься с ними своим внутренним светом. Опасная способность. Надеюсь тот, кому ты отдала свое сердечко, сможет защитить и его, и тебя от всякого шлака.

— Он сможет, — зажимаю зубами нижнюю губу, стиснув пушистика в ладони.

— Если нет, у тебя есть пара братьев Зориных, — хитро щурится Август. — Один из них — профессиональный боксер, ну и я тоже кое-что умею.

— Учту.

Я боялась, что он не поймет. А потом боялась, что спросит кто этот «он», но Август обошел эту тему, уводя разговор в юмор и обсуждение недавно вышедшего нового фильма, всеми силами удерживая именно дружескую дистанцию.

Его выпроводила медсестра.

Чмокнув меня в щеку, Зорин обещал позвонить и ушел, оставив после себя приятный запах парфюма и хорошее настроение с нотками облегчения. Фактически, он взял на себя этот разговор, избавив меня от необходимости оправдываться.

Хороший, даже если сам считает иначе.

К вечеру приходят результаты анализов. Мне делают повторное ЭКГ и выписывают домой.

Родители приезжают вместе. Пока папа лично беседует с врачом, мама помогает собраться, все время поглядывая на цветы.

— Август приезжал?

— Да.

— Молодец какой, — она с удовольствием вдыхает аромат ярких бутонов.

Не говорю ей пока про то, что с Зориным у нас не сложилось. Она — не Август, будет задавать вопросы, ответить на которые я не смогу.

— Готовы? — к нам заходит папа.

Киваем. Он забирает пакет с моими вещами. Мама берет под руку и ведет к выходу.

— Я могу сама, — улыбаюсь ей.

— Что мне, за ребенка подержаться нельзя? Я соскучилась, — смеется. — Так непривычно без тебя дома.

— Папа, а ты к Захару когда поедешь? — спрашиваю, стоя в лифте.

— В пятницу мы по плану там с проверкой. А что? — подозрительно смотрит на меня.

— С тобой нельзя? — скромно шаркаю ножкой.

— Со мной… — задумчиво смотрит на то, как перед нами разъезжаются двери лифта. Первый шагает в холл. Мы с мамой следом. — Поехали. Свежий воздух тебе не повредит. Но учти, что там военный объект и тебе целиком и полностью надо меня слушаться.

— Я буду. Ты только ему не говори, что мы вместе приедем. Пусть будет сюрприз.

— Дети, — вздыхает папа. — Ладно, не скажу.

Через аптеку и магазин мы возвращаемся домой. Мама сразу принимается готовить ужин, а я первым делом ставлю на зарядку полностью разрядившийся телефон. Захар будет звонить. Очень - очень хочу его услышать. Мне пока не до конца верится в то, что он говорил.

Люблю тебя…

Эти слова определенно обладают долей магии. Я тоже хочу поделиться с ним волшебством и когда мы увидимся, обязательно шепну на ушко ответное: «Я тоже тебя люблю».

Глава 28

Захар

— Я сейчас сдохну, — уронив тяжелый рюкзак на землю, прислоняюсь к стволу дерева, пытаясь продышаться и избавиться от жжения в легких.

Вот это мы вчера покурили после отбоя. Сейчас от одной мысли о сигаретах тянет блевать. Бодренькое такое утро перед генеральской проверкой. Кросс в полной выкладке в лесу по снегу, да еще и с боевыми задачами. Как в армии, твою мать!

Под формой простая черная футболка насквозь пропиталась потом. Чем дольше стою, тем сильнее это ощущается на контрасте с морозом.

— Погнали. Немного осталось, — хлопает меня по плечу один из парней, с кем мы вчера нарушали.

Протягиваю вперед руку. Дрожит.

— Как стрелять? — сжимаю, разжимаю пальцы. — Чего вообще майор завелся? Мы же тихо. Никого не подняли.

— Я думал, ты в курсе. Вы ж общаетесь вроде, — отвечает он, поправляя широкие лямки своего рюкзака и застегивая часть из них спереди на корпусе.

— Мы? С хрена ли? — дергаю с земли свой рюкзак.

— Ну, у тебя ж отец наверху, — хмыкает он.

— Сильно мне это помогает, — раздраженно разминаю шею, тянусь и стартую на пробежку.

Осталось и правда немного. Пара километров.

Все шесть человек только сопят и топают по снегу, стараясь удерживать умеренный темп. Сегодня спать буду как убитый. Вчера не мог. Телефоны выдавали, говорил со Стасей. Она смешно мурчала мне в трубку всякую ерунду о том, как ей скучно дома, и развлекала меня нескладным пением. Так кайфово было. Если закрыть глаза, казалось, она рядом и между нами нет трубки и нескольких сотен километров.

Соскучился по ней. После отбоя пялился в дно кровати надо мной и фантазировал о всяких пошлостях, которые мы теперь можем творить. Со сном не сложилось. Тихо ушел курить на улицу. За мной подтянулись пацаны. Такую дымящую толпу просто не могли не спалить. И теперь у всех завтрак, а мы бежим.

Впереди виднеются приоткрытые ворота. Дежурные на взмыленных нас смотрят сочувствующими взглядами. Войдя на территорию базы, переходим на шаг, сипло дышим, нестройно маршируя в сторону офицерского бокса.

Майор выходит к нам, загруженный своими мыслями. Служебной машины отца на территории еще не видно, но уже явно скоро будут, раз наше начальство такое нервное.

— Привести себя в порядок и на завтрак. Вам там оставили. За следующее нарушение режима заставлю толчки драить зубными щетками.

Класс. Точно, как в армии. Ни разу не драил, но пацаны рассказывали, случаи были.

Ложка в руке дрожит. Снова вытягиваю ее вперед. Мда. Папа меня сам на глобус натянет, если я сегодня не выдам нормальный результат на стрельбах.

Жрать вообще не хочется. Холодная каша встает поперек горла. Желудок после нагрузок тоже сопротивляется. Будет у нас сегодня хоть один положительный момент?!

Закидываю в рот кубик рафинада. Рассасываю, вместо конфеты. Запиваю давно остывшим чаем.

— Шолохов, тут? — заглядывает дежурный с КПП.

— Тут я, — поднимаю вверх руку. — Чего хотел?

— Выйди. Приехали к тебе.

— Кто? — откладываю в сторону еще один кусочек сахара.

— Ну выйди и сам узнаешь! — машет на меня рукой и сваливает.

Ясно. Просили не говорить. Пацаны вопросительно на меня смотрят. А я понятия не имею, кто сюда может ко мне притащиться на КПП. Тем интереснее становится.

Оставив пустую посуду на столе, поправляю форму и быстрым шагом пересекаю территорию. Со скрипом открываю дверь в комнату ожидания…

— Блять! — вырывается само. — Как ты меня здесь то нашла?! — психую на улыбающуюся Алису. — Даже в лесу от тебя не спрячешься.

— Привееет…

Ковалева такая довольная, будто я только что выказал неимоверную радость от ее визита. Подбегает, цепляется за расстегнутый бушлат и целует в щеку.

Шарахаюсь в сторону, отодвигаю ее от себя.

— Слушай, вот я до недавнего времени считал тебя кем угодно, — засунув руки в карманы рассматриваю бывшую, — только не дурой. Теперь начинаю сильно сомневаться в правильности своих выводов. Как ты узнала, где база, я даже не спрашиваю. Догадываюсь, кто подсказал. Скажи мне, зачем, мать твою, ты приехала?!

Ее улыбка из кокетливой становится более провокационной, а пальцы ловко расстегивают короткую шубку, являя моему взору не пошлый, но откровенно сексуальный наряд.

— Узнала, что вы на выезде. Представила, как ты тут один, в лесу, целую неделю без женщины. Я же помню, какой голодный ты возвращался из таких поездок. Подумала, может так ты вспомнишь, как хорошо нам было.

— Что-то я не припомню, чтобы ты раньше рвалась ко мне во время полевых выездов. Тебе и без меня было неплохо, — сжимаю зубы. — И компанию составляли, и постель грели. Нашу!

— Захар, ну вот опять ты про то, что было. Два года прошло. Давай жить дальше, — провокационно облизывает губы.

Два года назад завело бы. Но она права. Мы живем дальше. Отдельно друг от друга. Но этот важный момент Алиса решила упрямо игнорировать.

— Я тебе не мешаю. Свали домой и живи, сколько влезет. Я пошел. У меня времени нет.

— Я знаю, что у вас сегодня проверка, — улыбается Ковалева. — Папа твой приедет. Но у меня тоже есть папа, Шолохов. И по его личной просьбе мне, как твоей гражданской жене…

— Чего?! Какой жене?! Ты бредишь! — подкидывает меня.

А ей нравится выводить меня на эмоции. Она улыбается шире и добивает:

— Мне разрешили остаться здесь до завтрашнего утра. Конечно, при условии, что я никак не буду нарушать ваш режим, но на ночь тебя отпустят ко мне в гостевой домик. Ты же не нарушишь приказ своего командира?

— Здесь ни к кому не приезжают на сутки. Как ты себе это представляешь? — раздраженно выдыхаю, очень стараясь не взорваться и не натворить дичи. Хотя руки чешутся придушить эту настойчивую стерву.

— Это потому, что не у всех есть такие родители, как у нас с тобой. Я не отступаю, Захар. Я тебе говорила.

— Да ты не нужна мне, понимаешь?! — все же срываюсь. — Не нужна! У меня девушка есть. Я люблю ее. На кой хрен мне ты, Алиса?! Зачем?!

— У нас с тобой будет вся ночь, чтобы это выяснить. Беги, будущий опер, — кивает на окно, мимо которого проезжает служебная тачка отца. — Начальство приехало.

— Сука! — саданув кулаком по стене, с ноги открываю дверь и бегу на построение к своим.

Майор укоризненно смотрит. Пиздец. Теперь слухи по всем курсам поползут, что мне на базу по блату бабу привезли! Папа будет просто в восторге!

Меня аж трясет всего от бешенства и сорваться не на кого. Сжав челюсти, встаю в строй, стараясь дыханием хоть немного пригасить пожар в венах.

Вглядываюсь в две заехавшие на территорию базы машины. Одну я знаю, отцовская, а вторую еще не видел. Из них выгружается делегация из пяти мужчин примерно одного возраста. Отец с самым высоким званием.

Интересно за ним наблюдать на службе. Это не тот батя, что дома и пиздюлей выпишет, и сериал с мамой посмотрит под ее пирожки и коньячок, и Стасю залюбит своей отцовской любовью. Тут он — большой и серьезный начальник. Сразу видна и стать, подчеркнутая формой, и должность, читающаяся по одному только взгляду. И даже усы как-то в тему.

Пока их приветствуют наши командиры, в отцовской машине открывается задняя пассажирская дверь и над крышей появляется знакомая темная макушка. Сердце начинает захлебываться еще до того, как Стася оборачивается, находит меня взглядом в строю и счастливо улыбаясь приветливо машет ладошкой.

Отец едва заметно показывает ей кулак. Мышонок ныряет обратно в машину, а я хочу в лес. Можно мне еще десять километров, пожалуйста? Прямо сейчас! Очень надо!

Глава 29

Стася

С замиранием сердца смотрю на Захара с оружием в руках. Он такой красивый, мужественный, сильный. Сосредоточенно смотрит в сторону мишени. Плечи развернуты, стойка «стрельба с колена». Его группе отдают приказ и раздается череда выстрелов, за долю секунды разнесшихся эхом по пустырю. Папа следит за результатами в бинокль. Недовольно поджимает губы.

— Вот куда стреляет? — тихо ругается он.

— Промахнулся? — спрашиваю, дёрнув отца за рукав.

— Если бы он промахнулся, я б ему… — снова поджимает губы и всматривается вдаль.

Курсанты поменяли стойку, и группа Захара выполнила еще серию выстрелов. Отец тихо матерится, сплевывает с досады себе под ноги.

— А ты уши закрой, — достается мне. — Он же в десятку почти всю обойму кладет. Какого хрена? С детства со стволом. Не даром отец — мент, — шутит, общаясь с коллегами.

— Да ладно тебе, все равно очень достойный результат выдал, — успокаивают его. — Ему бы в снайперы.

— Не надо нам этого счастья.

Я их особо не слушаю, сосредоточившись на Захаре. Группа меняется. Он встает в строй, бросив в нашу сторону быстрый напряженный взгляд. Тоже сейчас себя грызть будет за то, что у него там что-то не получилось. Это ведь одна из его сильных сторон и самокритики будет вагон, еще и отец добавит.

Ноги у меня успевают замерзнуть. Долго стоим на открытой местности, пару раз перемещаясь от одной точки к другой. Нам показывают целое представление. Смоделированный захват вооруженного преступника с элементами перестрелки и рукопашным боем. Замечаю, как отец прячет в усы довольную улыбку.

— Ладно, прощен, — хмыкает он.

А у меня сердечко быстро - быстро бьется, будто все было по-настоящему. И я очень рада, что все закончилось.

Нас провожают к корпусам. Сажусь на пружинящую кровать, двигаю ближе обогреватель. В городе там мороз не чувствуется, как здесь. Пальцы на руках и ногах начинают отогреваться. Им становится больно.

— Пап, а к Захару когда можно будет подойти? Или мы так и будем издалека наблюдать?

Он откладывает в сторону документы, тоже греет руки, растирая их друг об друга.

— Я уже вызвал. Мне надо отойти, детка. Без меня отсюда ни шагу. Поняла? — киваю, — Захар придет, пусть дождется. И обувь сними. Быстрее согреешься.

— Хо-ро-шо, — улыбаюсь, стараясь унять волнительную дрожь.

Непослушными пальцами развязываю сложное переплетение шнурков, расстегиваю замочки. Хлопает входная дверь, обозначая уход отца. Ступням в носочках у обогревателя становится даже жарко. Подбираю ноги, поставив их на темно-синее шерстяное одеяло. Кровать продавливается, пружины скрипят вместе с петлями открывшейся двери.

— Захар! — взвизгнув, подскакиваю с кровати и висну на его шее.

Он так крепко обнимает, что больно ребрам. От него пахнет морозом и дымом, совсем по-походному, без изысков, дорогого одеколона или кожаного салона его любимого Лексуса. Мне так нравится! Все-все нравится! Я очень соскучилась за неделю.

— Так переживал за тебя, — шепчет он мне в волосы, все время их целуя. — Как ты сейчас, мышонок?

— Сейчас, — улыбаюсь, глядя в его серо-голубые глаза, — просто замечательно. Тебе понравился мой сюрприз? — взмахиваю ресницами, закусив зубками нижнюю губу.

— Отличный сюрприз, — выдыхает в губы. — Опять будешь падать в обморок или можно целовать? — коварно улыбается он.

— Сейчас папа вернется…

— Минут двадцать у нас точно есть. Ему там нормально на уши присели.

Его холодные пальцы касаются моей кожи под свитером. Дыхание перехватывает и от восторга снова кружится голова, но в обморок я второй раз падать не собираюсь. Не хочу еще раз все испортить и набравшись смелости, сама целую его губы.

— Мкхм… — выдает невнятное, забирая инициативу и разворачивая меня спиной к стене. Вжимает в нее своим телом, сильнее впиваясь пальцами в кожу под свитером. Его жадный язык так по-взрослому исследует мой рот, совершая невероятные, откровенные, иногда пошлые танцы.

Я очень стараюсь успевать за его скоростью. Хватаю ртом воздух в моменты, когда Захар дает мне дышать. Его пальцы добираются до застежки лифчика. Щелчок вместе с моим вдохом и белье едва держится на груди. Он щекотно гладит по ребрам, толкается пальцами под ослабленный бюстгальтер и едва касается подушечками полушария груди, невесомо проводя по коже, не дотрагиваясь до сосков и ареолы.

— Мамочки…— пищу я.

Страшно до ужаса и приятно очень, и волнительно до дрожи в коленках. Захар, терзая мои губы и рот, с тихим стоном касается твердого соска. Я совсем теряюсь, чувствуя острое, горячее возбуждение внизу живота. Его твердая, пульсирующая эрекция тоже там, добавляет мне смущения и напрочь выжигает из этой маленькой комнатки весь кислород. Если бы он не целовал меня, я не знаю, как могла бы дышать.

Ладонь Захара двигается по моему животу, ловко пробирается под брючки. Ставшие очень горячими пальцы касаются лобка через трусики.

— Что ты делаешь? — сжимаюсь. — Отец…

— Занят он, расслабься, мышонок. Доверься мне, ладно? Больно не будет. Не сегодня. Будет хорошо. Тебе. И мне вместе с тобой, — выдыхает со свистом, толкая пальцы глубже мне в трусики.

Он касается узкой дорожки волос, ведущей прямо туда, где меня еще никто не трогал. Даже я сама всегда стеснялась, хотя понимала, как можно унять те желания, что горят и пульсируют там. Меня все время что-то останавливало. Наверное, подсознательно хотелось, чтобы Захар был абсолютно первым. Вообще. Во всем. Даже просто в таких интимных прикосновениях.

— Не сбривай ее. Прикольно. Закрой глазки.

— Не х-хочу… — начинаю заикаться. Он аккуратно разводит нижние губки в стороны и гладит между ними.

Я больше не могу дышать. Я тону в буре, зародившейся в его глазах. Тону в ощущениях, что дарят мне его опытные пальцы. Мне влажно и жарко. Мне стыдно, порочно и так хорошо. Все тело наполняется сладким, томительным ожиданием чего-то прекрасного.

Захар усиливает давление пальцев. Он скользит ими, рисует как опытный художник. Оставляет влажный поцелуй на моих губах, упирается лбом в мой, смотрит в глаза, отрывисто и хрипло дыша.

— Захар… — чувствую, как сейчас внутри меня что-то лопнет. Мне приятно и немного страшно.

Боже, что же будет, когда он будет со мной совсем не так, а по-настоящему…

— Ччч, — дышит в губы. — Не бойся своих ощущений, мышонок. Все хорошо. Все правильно.

Он зажимает подушечками пальцев чувствительную точку у меня в трусиках. Перекатывает ее, массирует, и это происходит. Мой первый оргазм. С ним. Прямо сейчас. Глаза в глаза. Его темнеют. Что с моими, не знаю. Мне сложно дышать и управлять своим телом. Его бьет крупной дрожью. Оно подчинено Захару. Медленные, влажные движения его пальцев не дают мне прийти в себя. Его теплые губы ласкают мои.

— Вот так… — шепчет он. — Моя малышка.

Придерживая меня одной рукой, второй поправляет на мне одежду и просто обнимает, прижимаясь губами то к виску, то к макушке. Я слушаю, как в его груди грохочет сердце. Как из легких вырываются рваные выдохи. Чувствую, как все еще пульсирует его возбужденный член.

— Стась, я безумно тебя люблю. Ты мне веришь? Посмотри мне в глаза и скажи, что веришь, — просит он.

А мне так неловко, кто бы знал. Я чувствую свой запах на его пальцах, у меня еще дрожат ноги и внизу живота по-прежнему сладко ноет. И смотреть в глаза тому, кто еще недавно был просто братом, так стыдно…

— Прекрати меня смущаться, — улыбается Захар, как обычно, легко меня прочитав. — Мы уже перешагнули эту черту. Обратной дороги не будет.

— Я понимаю.

— Ответь на мой вопрос, пожалуйста, — напоминает он.

— Я тебе верю, — шепотом.

— Зафиксируй эти слова вот здесь, — касается двумя пальцами моего виска. — На базе Алиса. Представилась всем моей гражданской женой.

— Ч-что?!

Глава 30

Захар

— Спокойно, мышонок. Выдыхай. У меня с ней больше никогда ничего не будет. Ковалева заявилась еще утром. Через своего отца договорилась, что останется на ночь. Я сейчас тоже попрошу у отца помощи и уеду с ней в город, потом вернусь обратно на базу. Я бы очень хотел провести остаток дня с тобой, но эта стерва окончательно потеряла границы. Придется решать с ней кардинально. Может так дойдет. А через неделю мы здесь закончим, я вернусь домой и буду весь в твоем распоряжении.

Она встает на носочки, целует, обнимает меня за пояс и прижимается щекой к груди. Глажу ее по спине, длинным волосам, накручиваю прядку на палец.

— Ревнивая моя, — улыбаюсь.

— Я не ревнивая, — бубнит мне в грудь.

— Угу…

Прислушиваюсь к внешним звукам. Мягко отстраняю Стасю от себя за пару секунд до того, как открывается дверь, впуская вернувшегося отца.

— Почему босиком? — сразу ругается он. — Захар, куда ты смотришь?

Стася убегает на кровать, поближе к обогревателю. Подтягивает к себе колени, обнимает их и превращается в одно большое и милое ушко.

— Ты мне ничего сказать не хочешь? — отец нервно постукивает пальцами по старому, местами потертому столу.

— Не успел, — сразу понимаю, про что он. — Здесь Ковалева.

— В качестве твоей жены! — рявкает отец.

Стася вздрагивает, будто это ей прилетело сейчас.

— Это исключительно ее фантазия. Ну и ее отца. Поможешь мне?

— Я Ковалеву уже позвонил, — отец резким движением хватает графин с водой и расплескав немного на стол, наполняет свой стакан. — Напомнил о нашей договоренности. Он сказал, что не может запретить дочери любить. В части нашей с ним работы мы все вопросы закрыли, я тебе рассказывал, а отказать своей принцессе он не может. Я, конечно, могу надавить по служебной части…

— Не надо. Не смешивай. Тем более между нами только прошлое, пусть и не самое приятное. Мне другая помощь нужна. Я сам решу, но мне надо свалить с Алисой с базы на несколько часов. До утра должен успеть обернуться.

— Не смешивай… — хмыкает отец. — Нет, знаешь, как отец, я Ковалева даже понимаю. Родители должны быть на стороне своих детей. Чтобы вы не вытворяли, я ведь так же всегда буду защищать и отстаивать. Даже если дома придется казнить. Но то дома, внутри семьи. Ладно, будет тебе увольнение. Но чтобы к утреннему построению ты как штык был здесь!

— Есть!

Чуть не сплюнув с досады прямо на пол, отец оставляет нас с мышонком вдвоем. Сажусь к ней на кровать, беру за руку, пересчитываю тонкие пальчики, стараюсь поцеловать каждый.

Она грустит. Мне тоже не особо импонирует еще один вечер в обществе бывшей, но Алиса настолько привыкла получать все, что ей хочется, что она не отстанет. Уже потом она может вдруг понять, что на самом деле ей оно не так уж и надо, но сначала будет испорчено множество нервных клеток всем, а папа, если что, прикроет.

Сейчас смотрю на нее со стороны и поражаюсь, какой глупой и слепой иногда бывает любовь. К Стасе у меня совсем другие чувства. От них не больно внутри. Теперь, когда она со мной, нет. С ней абсолютно комфортно, легко и солнечно. Даже когда кровь в венах закипает, это не больно. С Алисой я сгорал изнутри. Меня выжигало дотла страстью, ревностью, ее капризами, нашими ссорами. Стася наполняет меня как местный воздух, насыщенный кислородом и запахом хвои. Вдыхаешь и хочется еще.

— Ты так смотришь на меня, — едва шевелятся ее губки.

— Как? — вывожу восьмерки подушечкой большого пальца по тыльной стороне ее ладони.

— Обнять хочется, — улыбается она.

— Обними.

Отрицательно крутит головой, стреляя взглядом в сторону входной двери.

— Нам надо будет ему сказать.

— Но ты же говорил…

— Никому не скажем? — повторяю фразу, которая стала катализатором для наших с мышонком чувств. — Говорил. Отец сейчас сказал одну очень важную вещь: «родители должны быть на стороне своих детей». Это может нам помочь. У меня будет время обдумать предстоящий разговор. Я пока не представляю, есть ли правильные слова для происходящего, но я найду. Ради тебя.

Нас снова прерывают. Отец возвращается в компании нашего майора. Начальство вручает мне увольнительную и ключи от местного УАЗика.

— Не гони.

— Спасибо, товарищ майор, — сжимаю в кулаке связку.

— Ай! Бабы эти. Одни проблемы от них. Даже в лесу не скроешься! — и даже присутствие Стаси его не смущает.

— Так ты ж женат вроде, — в усы посмеивается отец.

— Так потому и говорю, — с улыбкой отвечает мое начальство. — Разрешите идти?

— Иди уже. Хорошая смена, кстати, растет. Сильный курс. Если бы кто-то еще красивую десяточку выбил…

И мы с майором как-то непроизвольно напрягаемся.

— Ну пап, — подает голос Стася, решив за меня заступиться.

— Цыц! — наигранно строго достается ей. — Захар, по возвращению с полей я у тебя лично буду принимать пересдачу стрельбы по мишеням!

— Есть пересдача стрельбы по мишеням! — вытягиваюсь в струну.

— Вали уже отсюда, — хлопает по плечу отец. — Позвони, как все решишь.

— Постараюсь. Пока, — обнимаю сестренку, стараясь делать это без всяких лишних телодвижений.

Забираю из казармы сигареты и прочую личную мелочь. Пацаны пытаются задавать вопросы насчет проверки и Алисы. Все уже в курсе. Засветилась зараза. Отделываюсь одной фразой: бывшая. Еще я личным с практически посторонними людьми не делился.

Выгоняю машину из-под навеса к воротам. От механики сильно отвык. УАЗик по началу сопротивляется. Дежурные на воротах стараются не ржать. Ничего, сейчас на трассу выйдем, я все вспомню. Это же как на велосипеде.

Иду в гостевой к Алисе.

— Захар, — мурлычет она.

Молча осматриваюсь. Вытаскиваю ее сумку из-под кровати и не заморачиваясь на аккуратности, скидываю туда все ее барахло.

— Ты чего делаешь?

— Мы уезжаем, — сообщаю ей.

— Мы? У тебя же учения или как это там у вас называется?

Проверяю шкафы, чтобы точно ничего не забыть. Помню, мама говорила, что из больницы надо забирать все, чтобы туда больше не вернуться. Дурацкая примета, но сейчас я бы поверил и в нее. Не хочу, чтобы Ковалева еще раз вернулась в мою жизнь.

— Одевайся. Чего встала? — сжимаю в кулак ручки ее сумки.

— Грубо! — недовольно морщится Алиса.

— У тебя две минуты, — не реагирую на ее возмущение. — Жду на улице.

Выхожу вместе с ее сумкой. Курить хочу, капец как. Но тут нельзя. Со Стасей я легко смогу бросить, а Ковалева — это нервы. Всегда гребаные нервы!

Выходит. Для надежности, беру ее под руку и тяну за собой к УАЗику.

— Мы поедем на ЭТОМ?! — тычет наманикюренным пальцем в тачку.

— Можешь бежать следом, — пожимаю плечами и сажусь за руль.

Завожу, грею движок и курю в окно. Алиса, сопя, забирается на пассажирское рядом со мной. Парни открывают нам ворота. Выезжаем в темноту. Фары освещают дорогу, а по сторонам густая ночь, затопившая лесной массив. В мобильнике работает навигатор. Над головой горит тусклая желтая лампочка. Гашу ее. Ковалева съеживается.

— Куда мы едем? — подает она голос. Пейзаж за окном не меняется. Алиса заметно нервничает.

— Узнаешь, когда доберемся. Но знаешь, меня пару раз уже посетила заманчивая мысль высадить тебя еще километров через тридцать. Вдруг до тебя тогда, наконец, дойдет, что между нами все. Совсем все. И никаких вариантов. Вообще никаких! Никогда! — руки сжимаются на руле и снова тянет схватиться за сигарету.

— Так не бывает. Всегда есть второй шанс.

— Да чтоб тебя! — бью ладонью по рулю. — Нет у тебя второго шанса! Если бы я трахался на стороне, ты бы дала мне шанс?

— У тебя вместо любовницы была учеба. И ты всегда выбирал сначала ее, а потом меня. И я принимала. Просто сделала ошибку. Я же скучала, Захар. Мне не хватало тебя, твоего внимания, твоей ласки. Девчонки с парнями в клубы ходили, в рестораны, а мой Захар в казарме с другими мужиками, а не со мной.

— Между нами все гораздо глубже твоих регулярных измен, Ковалева. Не делай вид, что разрыв завязан на одном сексе.

— Знаю. Знаю, что тебе было больно, — гладит меня по плечу. Скидываю ее ладонь. Противно.

— Ни хрена ты не знаешь. Ты даже не представляешь себе, какое облегчение я испытал в момент, когда пришло понимание — я избавился от чувств к тебе. Я люблю другую. И это нереально кайфово, Ковалева. Без истерик и манипуляций. Без угроз, скандалов и необоснованных требований. Меня никто не ставит перед выбором. Меня просто любят. И за такую любовь я готов отдавать еще больше, чем получаю. Не надо в это лезть. Тебе там не место. Просто отпусти меня уже. В девятнадцать я был неопытным дураком. Благодаря тебе сильно пересмотрел свои хотелки в отношениях и многое поменял в себе.

— Вот видишь. Ты уже нашел положительный момент. Захар, я тоже многое переосмыслила. Ты первый, и скорее всего единственный, за кем я бегаю сама. Знаешь, как это унизительно! Но я готова, потому что поняла, что такого как ты больше не встречу.

Мне нечего ей ответить. Слишком много слов, которые ничего не решают и давно ничего не стоят. Меня бесит, что она упрямо сводит все свои извинения только к сексу с другим, пытаясь хоть косвенно, но сделать меня виноватым в своей измене. Упрямо избегает более сложной темы — той проклятой беременности и всей лжи, что связана с ней. Трах на стороне меркнет в сравнении с этой «веселой» частью наших отношений.

— Я сильно преувеличивал твои умственные способности, — выдаю вслух. — Ты, оказывается, так ни хрена и не поняла.

— Да я поняла! Просто не понимаю, зачем об этом говорить лишний раз? Многие пары ругаются, расходятся, потом сходятся и живут нормально. У нас может быть так, Захар, — касается моей напряженной руки. — Пожалуйста. Ну хочешь я на колени перед тобой встану?! Хочешь?! Тебе станет легче, если Алиса Ковалева встанет на колени? Боже, — закрывает глаза, откидываясь на спинку. — До чего я докатилась. Унижаться перед мужиком!

— Я должен оценить?

— Ты должен дать шанс нашим чертовым отношениям! — ее голос неожиданно срывается.

— Вот теперь я тебя узнаю. Хочу. Папа, дай! А без папы оказывается сложно, да? Чувства папе не подвластны. Особенно чужие. Папа может купить дочке новое платье или замять скандал, а вот стереть память ее очередной хотелке не в силах.

— Ты жестокий! — она отворачивается к окну.

— Я? — давлюсь нервным смехом. — Окей. На этом и зафиналим эту бесполезную беседу. Ничего не изменится, Алиса. Выключи капризного ребенка в своей избалованной башке и запомни несколько простых слов: «Ты мне не нужна!».

Она тихо всхлипывает, а я молча смотрю на дорогу. УАЗик — не Лексус, едем уже довольно долго. Впереди виднеется полоска света. Город рядом.

От въезда сворачиваю в сторону аэропорта. Немного петляю в общем потоке автолюбителей и оказываюсь на месте. Сам вытаскиваю Алискину сумку.

— Зачем мы здесь? — она осматривает светящееся здание.

— Ты летишь домой. Паспорт давай, — протягиваю раскрытую ладонь.

— А если нет?

— Я тебя на попутках туда отправлю. И выберу самого жуткого водителя, чтобы ты даже вдохнуть лишний раз боялась. Паспорт!

— Может ты меня и не любил никогда? — она копается в своей сумочке. — Лгал мне все это время, а я, дура, приехала умолять о прощении. Если бы любил так, как переживал, простил бы, — отдает мне документы.

— Да я уже понял, что ты пытаешься сделать меня виноватым. Мне похуй. Просто исчезни!

Покупаю ей билет до Иркутска. Ждать рейс приходится не особенно долго. Попереписывался со Стасей под стаканчик вкусного кофе и без двадцати час проводил самолет с Ковалевой.

Глава 31

Стася

Еще целая неделя без Захара — это очень долго. Даже мама тоскует. Она уже раза три заходила в его комнату просто посидеть на кровати или перебрать постиранные вещи. Он звонил вчера, сказал, их задержат на несколько дней и вернутся они не в воскресенье, как планировалось, а в середине следующей недели.

Лениво складываю учебники в рюкзак. У меня сегодня день расписан, если не по минутам, то по часам точно. Думаю об Августе. Он не отвечает на мои сообщения, а спрашивать у Клима про брата мне жутко неловко.

— Чего нос повесила? — треплет по волосам папа. А я их только уложила!

— Ну вот что ты сделал?

Схватившись за расческу, быстро привожу себя в порядок. Он меня сам сегодня везет в лицей, а потом сразу в аэропорт. Делегация спецрейсом летит на очередную важную встречу. Сказал, смотреть его в интернете или по телевизору.

Закончив сборы, желаю удачи маме с ее первым собеседованием в новом городе. Она все же уговорила отца и начала искать работу. Приятно видеть, как у нее загорелись глаза. Папе тоже нравится. Он нежно целует ее в щеку и подталкивает меня к выходу.

На парковке грузит свою командировочную сумку в просторный багажник. Я хозяйничаю, выискивая любимое радио.

— Опять свою попсу включила, — морщится папа.

Довозит меня до лицея. Крепко обнимает, а потом еще сигналит перед отъездом.

На крыльце уже стоят Гриша с Васильевым. Оба очень странно на меня смотрят. Плотнее закутавшись в куртку стараюсь быстрее пробежать мимо них. Наверняка опять что-то задумали. Они меня не трогали с того самого дня, когда Клим ударил Гришу. Я успела выдохнуть и расслабиться. Так хорошо, когда тебя все время не дергают, не толкают и не пытаются приставать, пусть даже и с цветами. Все же назойливое внимание — не мое.

Саша разложилась на месте Клима.

— Приветик, — пробираюсь за ее спиной к окну. — А Зорин где?

— У них сегодня какой-то важный бой. Тот красивый мальчик будет биться, которого он показывал. Тайсон. Клим сказал, что будет там.

— А мне не сказал, — копаюсь в рюкзаке в поисках нужной тетради.

— Да они с братом заезжали. Август за него поручился, и они умчались на свой бокс.

Гриша входит в класс вместе с преподавателем. Подмигнув мне, садится на свое место, а я инстинктивно сжимаюсь. Мне впервые с момента пребывания в новой школе вдруг становится страшно. Папа уехал, Захара нет в зоне досягаемости, и даже Клим сегодня занят своими делами.

Стараясь выгнать из головы всякие глупости, слушаю новый материал. При попытке его записать, ручка вздрагивает в руке и я сильно мажу пастой по тетради.

— Ты чего? — беспокоится Саша.

— Представляешь, рядом со мной всегда был кто-то, кого можно было попросить о помощи. Неправильно… Сейчас попробую объяснить.

Подруга откладывает ручку и обращается в слух.

— Папа, брат. Я всегда чувствовала их за спиной. Если папа уезжает, Захар в Академии, но она рядом, в городе, и мне надо было только позвонить, чтобы он нашел способ приехать. Такой необходимости не возникало, но само вот это ощущение тыла, защиты у меня было. Если Захар уезжал в поля, то так совпадало, что в зоне досягаемости был папа. У них редко совпадали выезды. И в такие моменты я чувствую себя очень уязвимой. Будто с меня сняли бронежилет и поставили под перекрестный огонь. Это странно, да?

— Не знаю. У меня такой брони никогда не было, но я бы хотела, наверное. Это так круто, когда тебя настолько любят и оберегают. У вас настоящая семья.

— Спасибо. Клима тоже нет, — отворачиваюсь к окну.

— Зато Гриша пялится на тебя весь урок, — берет меня за руку Саша.

— Вот! И это ужасно раздражает!

— Девочки! — осаживает нас преподаватель.

Замолкаем. Я рисую на полях тетради котиков, стараясь справиться с хандрой. Такое и правда бывает очень редко. В день памяти родителей, которых я даже не помню, и когда все близкие от меня далеко.

Гриша с Васей подсаживаются к нам в столовой. Хочу уйти, но он ловит за руку, резко дернув обратно.

— Отпусти сейчас же! — кричу так, что на нас оглядываются, но помогать мне никто не спешит. Старшеклассников в принципе некому осадить, а тут еще сам Соловьев. Против него тем более не пойдут.

— Дюймовочка, ну чего ты опять убегаешь? Я пришел узнать, вдруг ты передумала и все же согласишься погулять со мной. Говорят, у тебя со старшим Зориным ничего не получилось. А знаешь почему?

— И почему же? — пытаюсь отцепить от своей руки его грубые пальцы. Наверняка на коже останутся некрасивые следы.

— Потому что ты предназначена для меня. Самые милые и невинные девочки лицея всегда мои. Я же тебе говорил.

— Я с этим категорически не согласна. Оставь меня в покое.

— А то что? Опять брата своего натравишь? Или боксера этого недоделанного?

— А ты чего такой смелый стал, Соловьев? — вступается за меня Саша. — Давно не получал? Помнится, тебе Клим обещал пару переломов. Думаешь, он шутил?

— Думаю, у него кишка тонка. А еще он не дурак. Если он мне что-то сломает, отец натравит на его семью всех своих юристов. А папа у него в ведомстве. Там скандалы не любят.

— Гриш, ну правда, отстань, — прошу его. — Не нравишься ты мне. Я не люблю таких парней! — снова повышаю голос.

— Каких? — пытается прикоснуться пальцами к моей щеке, но я уворачиваюсь.

— Наглых и настырных! Я говорю тебе «нет», а ты не слышишь! Тебе плевать на мои личные границы. Мне неприятно.

— Так ты не даешь мне сделать тебе приятно, Дюймовочка.

— Аррр!!! — раздраженно шлепаю ладонями по столу. — Я пойду!

Подскакиваю со стула. Он с грохотом падает, но мне так хочется побыстрее сбежать от всех, что я просто перешагиваю через него и сбегаю из столовой. Назойливый! Упертый! Липкий! Фу!

Забегаю в женский туалет. Уперев ладони в раковину, смотрю на себя в зеркало. Глаза блестят, щеки красные, сердце в груди колотится, как сумасшедшее. Паршивое из меня сегодня солнышко. Сломалось.

Ищу в рюкзаке телефон. Набираю Клима. Он не берет трубку. Долго не решаюсь, но все же следующий вызов делаю Августу, зная, что Захару звонить, во-первых, днем бесполезно, во-вторых, нельзя. Он поймает мое настроение и будет рваться сюда. А мне просто надо перетерпеть. Это проходит. Всегда. И сейчас пройдет. Тем более я же не совсем одна. У меня есть Саша.

Август трубку не берет, зато меня находит подруга. Умываюсь прохладной водой под ее болтовню. Пружинка в животе медленно разжимается, приподнимая крышку и выпуская бабочек, но все тут же заканчивается…

— Свалите отсюда, это женский туалет! — кричит на вошедших парней Александра.

— Гриш, выйди отсюда! — присоединяюсь и я, чувствуя, что ничего хорошего этот визит мне не принесет.

Парень явно злится на меня за тот случай с Климом. Сегодня у него есть шанс отыграться и шуточек с перекидыванием рюкзака не будет.

Вася проверяет кабинки. Убедившись, что кроме нас четверых тут никого нет, находит швабру, просовывает ее в ручку, запирая дверь изнутри, и плавно оттесняет от меня Сашу.

— Наконец-то я поймал тебя, Дюймовочка, — довольно улыбаясь, Гриша одним ловким движением ловит меня за талию и рывком вжимает в себя. — Попалась! — щелкает зубами у кончика моего носа. — Кричать будем?

Глава 32

Стася

«Обязательно будем!» — решаю я, незаметно набирая в легкие как можно больше воздуха и выпуская его обратно с пронзительным визгом.

Гриша морщится, быстро зажимает мне рот ладонью, но я продолжаю мычать в нее и брыкаться в его наглющих руках.

— Тихо ты! — он толкает меня на стену и фиксирует удобнее.

Его ладонь съезжает с моего рта, и я умудряюсь схватиться за нее зубами.

— Ай! Дура! — морщится он, резко дернув рукой.

Пока я ору, Саша пытается справиться с Васей, но тот не такой наглый. Он ее просто удерживает, чтобы не помогала мне.

Между большим и указательным пальцем Гриши следы от моих зубов с капельками крови. Меня колотит, горло дерет и вместо визга получается каркающий хрип. Кашляю. Снова дергаюсь.

— Ну чего ты такая упрямая, а? Думаешь, я вот это, — демонстрирует мне раненую конечность, — так оставлю?

— Отпусти меня, придурок! Никакие деньги твоего папы тебя не спасут, если ты со мной что-то сделаешь!

— Боюсь – боюсь, — кривляется Соловьев. — Мне уже даже интересно, ты реально стоишь столько, сколько набиваешь себе цену? Или это дешевые понты за спиной папы и брата? Прекращай ломаться, милашка.

Он залезает ладонью мне под юбку, а кричать я больше не могу. Голос сел. Но и сдаваться не собираюсь. Попытку зарядить ему между ног, Гриша пресекает. Больно давит коленом мне между бедер.

— Ты знаешь, что бывает за изнасилование? — шиплю я.

— Да кто тебя насилует, Дюймовочка? — смеется он. — Ты согласишься сама.

Его пальцы гладят меня по бедру под юбкой, пробираясь все выше. Я нервно смотрю по сторонам в поисках хоть чего-нибудь, что может мне помочь. Противные Гришкины губы целуют в щеку. Я уворачиваюсь, он тычется ими в шею, еще сильнее прижимая меня к стене и вдавливаясь коленом между ног.

Все, до чего я могу сейчас дотянуться, если очень постараюсь, это новенькая керамическая подставка под флакон с жидким мылом. Только надо расслабиться на несколько секунд, но вот это как раз самое сложное. Меня тошнит от прикосновений Гриши.

Прикрываю веки. Выдыхаю, стараясь абстрагироваться от неприятных ощущений. Его пальцы касаются линии моих трусиков. Хорошо, что сегодня это маленькие спортивные шортики из плотной ткани и я чувствую только злость и стыд, но об этом точно можно подумать гораздо позже.

Пока он увлечен обслюнявливанием моей шеи, аккуратно тянусь рукой в сторону ближайшей раковины.

Еще чуть-чуть…

Пальцы касаются подставки.

Выдох.

Подаюсь вперед, плотнее прижимаясь к Соловьеву.

— Ну вот, малышка, — довольно хрипит он, вдавливая в мой живот свою эрекцию. — Никакого насилия. Я же говорил, тебе понравится. Ты захочешь сама. Но я оценил то, что мне пришлось столько за тобой бегать. Это интересно…

— Да, — выдыхаю ему в ухо, поймав подставку.

Пальцы еле удерживают толстый край, плотно прижатый к флакону с мылом. Не теряя надежды, напрягаю их, наклоняю подставку и она падает мне прямо в ладонь. Боже, я думала, сейчас уроню в раковину. Спасибо, спасибо, спасибо!

Теперь бы решиться. Я же никогда не била людей!

Решительности прибавляет Сашин вскрик. Дергаю головой, но мне за Гришей невидно, что там происходит. Это так злит, и страх за нас с подругой накрывает меня настолько мощной волной, что я замахиваюсь и врезаюсь керамической подставкой Соловьеву в район затылка.

— Ммм, — стонет он, резко от меня отстраняясь.

Подставка вываливается из моих ослабевших пальцев. Гриша ошарашенно прикладывает пальцы к месту удара. В его глазах странная муть. Его качает. Он подносит пальцы к лицу. На них кровь.

— Ты че сделала…? — сипит он, падая на пол.

— Гриша? Гриш! Я что, убила его? — смотрю на перепуганного Васю и бледную Сашу. — Я не хотела, — кручу головой.

Вася отталкивает подругу, падает на колени перед Соловьевым. Саша хватает меня за запястье.

— Бежим, бежим отсюда, — тянет к выходу.

Нас обеих трясет. Швабра, застрявшая в ручке, еле поддается. Вываливаемся из туалета в коридор. Ноги передвигаются на одном лишь адреналине. Мы врезаемся в проходящих мимо ребят и буквально падаем на диванчик в холле возле комнаты охраны.

К нам выходит дежурный.

— Там, — сипит пытающаяся отдышаться Саша. — Козлу одному плохо. Скорая нужна.

— Где «там» ?! — рявкает на нас мужик, явно не радостный от ЧП в свою смену.

— В женском, — отвечаю я.

— Здесь сидеть! — он срывается на помощь к парням, по рации вызывая коллегу.

А мы сидим. Смотрим друг на друга. У обеих слезы текут, но истерика какая-то странная. Глухая. Внутри. Это мои бабочки плачут. Было страшно и противно. Шок. Такое не могло произойти в элитном лицее. Просто не могло. Это же школа…

Все суетятся. Бегают. Кажется, вызвали скорую. И еще родителей. Вася тычет в нас пальцем, в красках рассказывая, как его друга чуть не убили. Камер то в туалете нет. Как доказать обратное, я не знаю.

Мы продолжаем сидеть. У меня нет сил отвечать на вопросы охраны, педагогов, нашего психолога. Не помогает успокоиться и вода, которую мне буквально вложили в руку и заставили выпить.

Саша плачет в голос, пытаясь объяснить, что к нам приставали. Что закрыли шваброй. Я защищалась. А я молчу. Мне плохо и холодно. Не хочу никому ничего объяснять. Хочу в ванную и под одеяло, а лучше к Захару. Мне не верится в то, что я могла такое сделать. Разбить голову парню. Я даже не знаю, пришел он в себя или еще нет.

Дверь лицея грохочет об стену. Вяло перевожу взгляд на вход. Врачи приехали. И старший Соловьев. Следом за ним вошел Сашин папа, а моих еще нет.

— Мама едет, Стась. Она в пробке, — говорит мне психолог.

— Ладно, — пожав плечами, смотрю как искажается лицо старшего Соловьева.

Мозг отмечает, что они с сыном очень похожи внешне. Красивые, но неприятные люди. Опасные.

— Я вам говорила, мальчик переходит все границы в отношении девочек! — шипит отцу Гриши наш директор, пока охрана пытается разогнать зевак, а парню оказывают помощь.

— Это нормально в его возрасте! Девки сами на него вешаются. Где доказательства, что мой сын пытался… Да мне даже произносить это смешно! Изнасиловать девчонку! Где? Вот разбитая голова и потеря сознания — доказательство. Вы думаете, я это просто так оставлю?! Да я ваш сраный лицей по кирпичу разберу, если придется. Слышишь, ты? — зло смотрит на меня.

— Не надо так разговаривать с девочкой. Она и так напугана.

— А мой сын с травмой головы поедет в больницу! — отталкивает директора старший Соловьев. — Слышь, сопля, я тебя и все твое семейство за своего пацана казню. Ты меня поняла?!

— Я бы так не была в этом уверена, — слышу родной голос мамочки. — Возьмите трубку. Мой муж на связи. Генерал-лейтенант внутренней службы Шолохов Михаил Федорович.

Я никогда ее такой не видела. Собранной, важной, гордой, с очень прямой спиной, развернутыми плечами и острым, холодным взглядом. Настоящая жена генерала и министра.

Мамочка садится рядом со мной. Очень бережно притягивает к себе. Ее нервно бьющееся в груди сердце выдает все ее настоящие эмоции. И я продолжаю тихо плакать, уткнувшись в ее новенькую блузку с запахом родных духов.

— Захар сегодня приедет, — шепчет она мне в волосы. — Отец рвет и мечет. Вызвонил твоего брата. Он домчится сюда быстрее.

— Прости меня. Это я его ударила. Мне было так страшно, — слова сами рвутся наружу.

— Ты все сделала правильно, детка. Я бы и посильнее приложила, чтобы подольше в грязном сортире повалялся.

Разговор между моим отцом и старшим Соловьевым меняет оттенки. Сначала Соловьев орал, потом стал лишь иногда срываться, а сейчас говорит почти спокойно. Я не вслушиваюсь. Я просто хочу домой.

— Я обязательно поработаю с девочками, — слышу нашего психолога. — Все будет хорошо, — заверяет она.

— Где вы все были, когда у вас на глазах росло это чудовище?! — рявкает на нее мама. — Поработает она. Я заберу отсюда дочь сегодня же. Кто знает, сколько еще выродков учится в вашем лучшем лицее!

— Я понимаю, в вас говорят нервы. Отдохните пару дней. Не стоит принимать решение на эмоциях.

— Мам, поехали домой? — встреваю я.

— Конечно, детка. Конечно.

Встает, забирает у Соловьева свой телефон. Гришу забирают в больницу, его отец уходит с ним. Охрана все еще гоняет любопытных. Сашин папа дал в морду отцу Димы Васильева и забрал дочь домой. Остались только мы. Папа перезванивает. Я сама принимаю вызов с маминой трубки.

— При-вет, — голос рвется.

— Детка, ты у меня настоящий боец. Я горжусь тобой, — говорит бодро, но я чувствую нерв в его голосе.

— Правда?

— Конечно! Приеду, отправлю тебя на курс по самообороне. Или Захара напряжем. Он умеет.

— Хорошо. Не надо было его дергать сегодня.

— Ты не переживай, — хрипло смеется папа. — Он потом все отработает. Но мне будет спокойнее, если хотя бы Захар будет рядом с моими женщинами. Я очень тебя люблю, детка. Вернусь и всех накажу за каждую твою слезинку.

— Прости, что напугала.

— Ты? Да ты чего? — он снова нервно смеется. — Я же знаю, что ты у меня боевой мышонок. Шолоховы врагу не сдаются!

— Это точно, — улыбаюсь солеными губами.

— Вот и умница. Я там машину за вами отправил. Вас довезут и мне отчитаются. Пока, детка. Я вечером еще обязательно позвоню.

Глава 33

Захар

Узнать, где лежит гондон, посмевший тронуть мою Стасю, оказалось совсем несложно. Пока полз на долбанном служебном УАЗике, выяснил и больницу, и отделение, и номер палаты. И даже то, что при пацане нет охраны. Мне очень хочется обнять свою девочку, но сначала я вырву конечности зарвавшемуся сопляку.

Криво паркуюсь, занимая сразу два места у больнички. В три глубокие затяжки докурив сигарету, стараюсь замаскировать зверское выражение лица под улыбку. На входе дежурный охранник. Мажет по мне взглядом и утыкается в телефон.

Мне нужна травматология. Даже увозить его никуда не придется. Как удобно.

Двигаюсь по указателям. На входе в отделение накидываю на плечи белый халат. Очаровательно улыбаюсь спешащей ко мне дежурной медицинской сестре.

— Вы к кому?

— К Соловьеву. Сегодня к вам поступил. Брат мой двоюродный. Я как узнал о том, что он в больничке, сразу примчался. Триста кэмэ к вам пилил. Пропустите?

— Брат? — хмурится женщина. — Ладно, проходите. Только недолго. У мальчика травма головы. Ему нужен покой.

— Да я все понимаю. Я буквально на пять минут.

Поправив халат на плечах, шагаю за ней по коридору. Женщина открывает мне дверь в палату.

— Григорий, к тебе брат приехал.

— Какой бра… Ааа, — вяло и нервно, — брааат. Привет, — вжимает голову в плечи.

— Здрава, здарова, — усмехаюсь.

Пацан быстро понимает, что сейчас его будут бить. Очко сжалось, подобрался весь. Медсестра оставляет нас вдвоем. Подхожу к кровати, сгребаю малолетнего урода за грудки и сдергиваю с кровати. Не лежачего же воспитывать.

— Эй! Мне вставать нельзя! — дергается он.

— Ничего. Я тебя потом обратно уложу!

Кинув его лопатками на стену, с удовольствием врезаюсь кулаком в солнечное сплетение. Не даю согнуться, схватив за волосы и прижав разбитым затылком в стене. Гриша хрипит, хватает ртом воздух. Получает удар коленом в живот.

— Я тебе говорил, оставить ее в покое? — смотрю в его слезящиеся глаза.

— Да ничего бы я ей не сделал! Напугали просто! По приколу, — вяло пытается вырваться.

— Знаешь, я вроде не сильно старше, но мне твой юмор не зашел. Сестре тоже.

Наношу ему еще несколько сильных, но аккуратных ударов, чтобы синяков не оставалось. Пацан кашляет, хрипит, сипит. Бледный, но упрямый. Характер показывает. Держится.

Перехватываю его удобнее. Беру на излом левое запястье. Он начинает скулить от боли.

— Не надо. Хорош! — а вот и паника. — Мой отец посадит тебя за это!

Напугал! Кто кого и куда посадит, мы еще посмотрим.

Давлю на руку. Хруст и хриплый вопль:

— Ссука…

Отпускаю воющего пацана. Болевой шок — штука неприятная. Лежит на полу, обнимает сломанную конечность. Зубами скрипит, по щекам слезы. Не сдержавшись, со всей дури пинаю его по голени усиленным металлической вставкой носком берца.

— Уи… ааа… — жмурится он, не зная, хвататься ему за ногу или продолжать нянчить руку.

Трясет всего от боли, зубами клацает.

Присаживаюсь перед ним на корточки.

— Запомни эти ощущения. Это всего лишь небольшой процент того, что я могу с тобой сделать. И твой папа тебе не поможет, а вот за спиной у Стаси всегда буду я.

Поднимаюсь. Примеряюсь, как бы его удобнее поднять. Обхожу, подхватываю подмышки, дергая вверх и тащу на кровать. Даже одеялом укрываю, как обещал.

Выхожу из палаты, зову врача.

— Мой брат с кровати упал неудачно. Кажется, запястье сломал. Посмотрите. А мне ехать пора. Служба.

Спокойно снимаю халат, надеваю бушлат, глядя, как суетится персонал. В груди шевелится удовлетворение. Я уверен, что в этот раз пацан запомнил, что хороших девочек обижать нельзя. Он просто думал, что бессмертный, и папа его прикроет. За свои выходки избалованный выродок отвечать не приучен. Я ему программу сильно подкорректировал. А если нет, есть еще правая рука и две ноги. Как говорится: «при необходимости, курс лечения повторить».

Спускаюсь в холл. Киваю охраннику, ржущему над короткими роликами в мобильнике. Выхожу к своей машине. Руки слегка подрагивают от нервов и адреналина. Сев в салон, курю в открытое окно. Мне абсолютно плевать, сдаст меня этот пацан или нет. Сейчас возьму Стасю, поедем писать заявление. Посадить не посадят, конечно, но нервы ему помотают, а там наш отец подключится и выкатит им такие условия, от которых они не смогут отказаться. Мы говорили с ним, пока я ехал.

Трогаюсь с места. Домой надо. Обнять своего мышонка. Представляю, как она перепугалась сегодня.

Добираюсь быстро. Поднимаюсь в квартиру и небрежно скинув обувь, сразу врываюсь в ее комнату. Малышка спрыгивает с кровати и с разбегу виснет у меня на шее. Ловлю, приподнимаю от пола и кружу, прижимая к себе. Аккуратно ставлю на пол, беру в ладони ее бледное лицо, целую в нос, в прохладные губы.

Стася не плачет, но глаза большие, испуганные и несчастные. Подняв на руки, сажусь на кровать, устроив ее у себя на коленях. Она тычется носом мне в шею, стараясь прижаться всем своим хрупким тельцем.

— Привет, сынок, — в комнату входит мама.

Киваю ей, поглаживая мышонка по спине. Очень я сомневаюсь, что мы выглядим как брат и сестра, но в эту конкретную секунду мне абсолютно все равно. Я чувствую, как сильно нужен сейчас Стасе и позволяю ей делать все, что хочется, а ей хочется обниматься. Ей хочется тепла. Хочется ощущать поддержку, которой она вдруг лишилась, запертая в туалете с малолетними идиотами.

— Какая же я дура… — вздыхает мама, внимательно разглядывая нас. — Проглядела, — устало присаживается за Стасин письменный стол.

— Давай потом, — тихо прошу ее.

Мама нервно проводит ладонями по лицу, закрывает глаза, глубоко дышит, открывает глаза и неопределенно качает головой.

— У отца будет удар, — ее голос становится сдавленно-хриплым.

— Мам, пожалуйста. Не сейчас. Я попробую объяснить. И тебе. И отцу. Чуть позже.

У меня внутри все горит. Мышцы пресса напряглись до боли. Я не чувствую своей вины в чувствах к Стасе, но мамина реакция все равно заставляет сильно нервничать.

— У нас оставалась бутылка вина, — мама резко поднимается, дерганными движениями поправляет на себе одежду. — Она срочно нужна мне. Никуда не уходите без меня.

— Хорошо.

Дверь хлопнула так сильно, что мы со Стасей вздрогнули. Это нервное. Мама не стала бы делать это специально.

— Она догадалась? — шепчет мышонок.

— Угу. Не бойся. Этот удар я возьму на себя. Тебе сейчас надо высушить волосы и потеплее одеться. Нам надо съездить к одному моему знакомому. Точнее к его отцу. Будем наказывать твоего Соловьева по всем фронтам.

— Ты что-то уже сделал, да? — с волнением смотрит мне в глаза и касается ладошкой щеки. Трусь об нее. Мышонок улыбается, гладит пальцами скулу, смущенно целует в щеку.

— Провел воспитательную беседу. Собирайся. Я пойду, с мамой поговорю, пока она не накрутила себя.

Ссаживаю малышку на кровать. Она ловит меня за руку. Так смотрит снизу вверх, что у меня сердце начинает захлебываться и буксовать.

— Ничего не бойся, — глажу ее по губам.

Она машинально ловит поцелуем мой большой палец. По венам моментально расплавленным железом растекается нежность, и следующее решение дается очень легко.

— Собирайся, мышонок. И кинь мне с собой чистую футболку, пожалуйста. Ты знаешь, где взять. Мы с тобой домой сегодня не вернемся.

Глава 34

Захар

Мама в шоке. Спалились. Хотя я вроде и раньше обнимал сестру, и сажал ее на колени. Интересно, что нас выдало именно сейчас?

Захожу в гостиную. Кутаясь в шаль, она стоит у окна, прокручивая в руке тонкую прозрачную ножку бокала, наполовину наполненного красным вином. Хрупкие плечи подрагивают. Мама быстро смахивает слезинку и снова замирает.

Подхожу сзади. Кладу ладони ей на плечи, провожу по ним вверх-вниз. Она шумно выдыхает и не оглядывается.

— Прости… — мне почему-то кажется, что именно это сейчас уместно сказать.

Наверное, за то, что разочаровал. Показалось, я поймал именно его в мамином взгляде, когда она выходила из спальни. Она делает глоток вина, сбрасывая с себя мои руки.

— Какой я была слепой, — тихо выдыхает и на оконном стекле образуется небольшое мутное пятнышко. — Ревность. Я не увидела банальную ревность, с которой ты так яро запрещал сестре общение с парнями. Это же было так очевидно, а я не увидела.

— Я сам долго не мог разобраться в новых чувствах. Принять было еще сложнее. Тяжело объяснить, откуда они взялись. Я до конца так и не смог. Стася просто нужна мне. Без нее темно, холодно и откровенно паршиво. Чувства к ней оказались выше вообще всего: логики, разума. Пытался заставить себя не чувствовать это.

— Наивный мальчик, — мама делает еще глоток вина. — Невозможно заставить себя не любить. Знаешь, я не могла не думать о таком варианте развития событий. Это было давно. Вы еще были детьми. Рассуждала: а что, если однажды вы повзрослеете и один из вас влюбится в другого? Так и не нашла ответа. Для меня вы — дети. Мои дети. Я учила Стасю говорить, а отец тебя защищать маленькую сестренку от всего на свете. Ты был очень хорошим братом для малышки. Я не могла нарадоваться, что мои дети так ладят между собой несмотря на разный пол и четыре года разницы в возрасте. Эта схема сломалась. Еще пару часов назад я была мамой двоих замечательных детей, а теперь… Я пока не понимаю, как правильно себя вести с вами и что говорить. Дай мне время. Еще надо отца к разговору подготовить. Боже… — она прикладывает бортик бокала ко лбу. Выдыхает, разворачивается ко мне. — Я сейчас спрошу. Ответь мне честно, пожалуйста.

— Хорошо, — наполняю ее бокал новой порцией вина.

— У вас что-то было? Ты понимаешь, о чем я.

— Нет.

— Уже легче. Не трогай ее пока, пожалуйста.

Мама жмурится, нервничая делает пару больших глотков вина. Открывает глаза, смотрит в мои.

— Пока не поговорим с отцом. Ему хватит одного удара. Я боюсь за его сердце.

— Не буду. Я заберу Стасю сегодня на ночь.

Мама вздрагивает, приоткрывает рот, чтобы ответить, но я заканчиваю свою мысль:

— Смена обстановки. Мы поговорим, развеемся. Ничего не будет, я тебе обещаю. Ей это нужно после случившегося.

— Да, конечно.

— Мам, что нас выдало?

— Твой взгляд, — грустно улыбается она. — Ты был похож на волка, который любой ценой готов защитить свою раненую волчицу. Иди. Мне надо побыть одной. Как будете уходить, просто захлопни дверь. Я потом запру.

— Спасибо, что приняла спокойно.

Она залпом допивает вино. Отставляет бокал на подоконник. Касается ладонью моей щеки.

— Не приняла еще, Захар. И совсем неспокойно. Иди, пожалуйста.

Грустно улыбнувшись ей, возвращаюсь к Стасе. Взволнованный мышонок мечется по комнате, заламывая пальцы и спотыкаясь о собственный рюкзак. Увидев меня, замирает, кусая губы. Смешно переступает с ноги на ногу, наступив на кончик сползшего носка. Ловлю, пока не свалилась.

— Ей нужно время, чтобы это принять. Ты готова?

Она только часто кивает и жмется ко мне.

Не знаю я, как можно ее не любить! Просто не знаю. Она такая доверчивая и родная. Так тянется. Я живой человек. Я честно старался сопротивляться. Не могу. Не получилось. У меня, как и у мамы, внутри что-то сломалось. Взломана система семейных ценностей. Перенесена в другую плоскость.

Целую Стасю в макушку. Оставляю в комнате еще буквально на несколько минут. Переодеваюсь в гражданскую одежду, беру наши с ней документы и ключи от съемной квартиры. Деньги за нее списываются с карты, я настраивал, чтобы не забыть. Так и не отказался. После разговора с отцом надо будет думать об отдельном жилье серьезнее. До недавнего времени острой необходимости в нем у меня не было. Теперь у меня Стася и ее я точно не готов таскать по посуточным хатам ради секса «чтобы родители не услышали». Это же не проходящая безымянная. Это моя родная девочка, для которой нужен свой уютный уголок, где ей будет комфортно.

Добираемся с ней до отделения, в котором служит отец Ильяса. Парень с ним уже договорился и нас ждут в следственном отделе. Мышонку задают несколько стандартных вопросов, дают листок бумаги и ручку.

— Пиши.

— Что писать? — с волнением смотрит на меня.

— Заявление о попытке изнасилования. И все, как было. Даже про удар по голове. Это была самооборона. Не смотри на меня так. Ты думаешь, он не напишет встречное? Напишет. И тогда вместо самообороны будет нанесение вреда здоровью. Если купит врачей, то тяжкого вреда. Пиши, малыш. Таких ублюдков нельзя жалеть. Их надо учить.

И Стася неровным почерком с третьего раза все же пишет нам заявление.

— Отлично! — зажимаю ей ушки ладонями. — Вы ж его задрочите теперь? — разжимаю ушки.

— Обязательно. Я б его еще в камеру на недельку посадил. Но папа не даст.

— Да нам не надо. Там отец вернется, подключит свои связи, местного прокурора и будет парням весело. Обоим. Благодарю за содействие, — протягиваю руку коллегам.

— Удачи. До свидания, Станислава.

Она удивленно оглядывается. Редко ее полным именем называют.

Выходим на улицу. Пока я курю, она лепит снежок покрасневшими пальцами. Забираю, выбрасываю. Он попадает в дерево и рассыпается комьями вперемешку с белой снежной пылью.

— Ну чего ты делаешь? — прячу ее руки к себе в карман. — Садись в машину. Я сейчас отца наберу, отчитаюсь и поедем в кафешку, кормить тебя буду. Или с собой закажем? Ты как больше хочешь?

— С собой.

— Окей. Бегом греться! — подталкиваю ее к машине.

Закрываю за ней дверь, завожу тачку и снова выхожу на улицу. Отец не берет трубку. Пишу ему сообщение, что все сделали. Сажусь в теплый салон, включаю ее любимое радио, а там играет этот проклятый «дельфин»:

«… А ты знаешь, что дельфины без любви не живут?

В одиноком и холодном море не согреться…»

Малышка грустно улыбается, поглядывая на меня, и подпевает, шевеля обветренными, искусанными губами.

Столько смысла для нас в этой песне. Забавно, но я вдруг проникся и даже сделал трек громче, за что меня тут же чмокнули в щеку, коснувшись кожи холодным носом. Тут и слова не нужны. Сердце отбивает: «люблю». А ее, я уверен, слышит.

Подмигнув мышонку, примеряюсь, где бы удобнее припарковаться возле кафе.

Скрестив пальцы в замок, в ароматно пахнущее помещение с тепловой завесой над дверью входим как пара, а не как брат и сестра. Лично у меня именно такие ощущения. Я стал чувствовать себя ее мужчиной.

Стася долго рассматривает меню, выбирая между салатом и горячим. В итоге заказываю все, добавляя к этому еще пару фирменных десертов и кофе на вынос для себя.

Через сорок минут мы снова в дороге. Добираемся до съемной квартиры. Поднимаемся на этаж. Под ее внимательным и немножко ревнивым взглядом, орудую ключами. Пропускаю ее вперед.

— Ты здесь пропадал тогда целую неделю? — кричит она из спальни. — Я нашла твой одеколон, — заглядывает ко мне на кухню.

— Давай не будем о том, что было. Ладно? Мне капец как надо было исчезнуть и разобраться в том, что было в моей голове.

— А что там было? — она садится на табуретку, подтянув к себе одно колено и устроив на нем подбородок.

— Там была война между тем, что есть, тем, что я хочу и тем, что могу себе позволить. Энергия, которая скапливалась внутри, требовала выхода. И все. Мы эту тему закрыли. Поняла меня?

— Да поняла я, поняла. Не ворчи, — показывает мне язык и стаскивает сухарик из «Цезаря».

— Точно «мышонок», — улыбаюсь тому, как смешно она им хрустит, положив за щеку.

— Так, малыш, мне с дороги очень надо в душ. Я со вчерашнего дня накатался туда-сюда. Сам чувствую, как от меня воняет. Фильм пока выбери. Я быстро.

Ополаскиваюсь, смывая с себя запах бензина, пота и улицы. Торопясь к Стасе, натягиваю на влажное тело прилипающие к коже джинсы и чистую футболку. Вешаю полотенце на шею, чтобы вода с волос не затекала за шиворот. Захожу в комнату и в груди сердце делает сальто от щемящей нежности. Стася выбрала нам фильм. Она даже перенесла всю еду с кухни на маленький столик на колесиках. Все красиво разложила и … уснула. Обняла подушку, забилась с ней в угол между стеной и спинкой кровати и сопит, чему-то улыбаясь во сне. И я улыбаюсь, ощущая себя счастливым идиотом.

Глава 35

Стася

Мне же можно его поцеловать? Кусаю губы, чтобы не улыбаться, глядя на Захара.

Так хочется поцеловать эту колючую щеку. Ему определенно пора побриться. И волосы смешно растрепались во сне. Ресницы дрожат, рот слегка приоткрыт. А дальше смотреть становится немножко неловко. Как сестра, я его миллиард раз видела и с голым торсом, и в трусах, и даже в полотенце, а как девушка еще нет и это такое интересное чувство. Оно покалывает под кожей в районе живота и на кончиках пальцев.

Боясь его разбудить, пока не трогаю, но все же решаю аккуратненько рассмотреть. Везде.

Выдохнув, веду взглядом от его губ по шее. Ключицы красивые. Идеальные! Сильная грудь без волос с затвердевшими сосками и выпирающим рельефом.

Блин! Ну почему мне так стеснительно?! Я же знаю, что там, немного ниже. Хорошо прокаченный пресс, пупок. От него вниз идет едва заметная дорожка волос и прячется под ремнем. Повторяю прокрученный в голове маршрут взглядом и упираюсь в… ой!

Нет, оно не «ой», называется, конечно. И как будущему медику мне прекрасно знакомо слово «эрекция», но все равно ой! Потому что штаны обтянули все!

Тааак. Я успела зажмуриться. Теперь аккуратно открываем один глаз. Ну я же большая девочка. Я все знаю про секс и про физиологию, и… Открываем второй глаз. Ну красивый же. Захар у меня очень красивый. Везде.

«Да - да» — говорю порхающим в животе бабочкам. — «Самый лучший».

Бабочки со мной согласны. И моему телу нравится все, что я сейчас рассматриваю. Мне так сладко и немножко щекотно внутри. Внизу живота приятно тянет и я ощущаю влагу между бедер. Мое дыхание изменилось, и щеки горят сильнее.

Я продолжаю бессовестно смотреть на выпуклую ширинку Захара и смущенно улыбаться. Он что-то урчит во сне. И его эрекция дергается, сильнее натягивая ткань штанов. Между моих бедер стреляет кипятком. Я сжимаю их плотнее. Изо рта вырывается неожиданный для меня стон. Зажимаю ладошкой рот, чтобы не разбудить Захара.

Хотела ведь всего лишь поцеловать!

— Ты так дышишь, что я сам сейчас кончу, — хрипло заявляет он.

В этот момент подо мной должна была воспламениться простыня.

— Все рассмотрела? — улыбается.

Теперь мне хочется не поцеловать его, а хорошенько треснуть! Прямо туда! По ужасно, неприлично выпирающей ширинке!

Захар садится, обнимает меня за талию и переворачивает на кровать, подминая под себя. Теперь его эрекция упирается в низ моего живота. Там и так очень-очень жарко. И я перестаю справляться с этим ощущением. Начинаю ерзать. Захар стонет, на секунду закрыв глаза.

— Это было опрометчивое обещание, — смеется он, впиваясь губами в мою шею. Откинув голову, сама подставляю ее под поцелуи. Мне так хочется. Я не могу это контролировать.

— Ты о чем? — выстанываю, выгибаюсь и прижимаясь к его торсу теснее.

Соски ноют. Он словно знает, что мне нужно. Пробирается под футболку и едва касается груди, как по всему моему телу вновь проносится электрический разряд.

— Черт, мышонок… Какая ты у меня чувствительная.

Зажимает подушечками пальцев сосок и слегка оттянув его, перекатывает, пощипывает. Я хнычу. Ноги раздвигаются сами. Губы Захара оставляют влажные поцелуи на моих губах. Наши языки сталкиваются всего лишь кончиками и новый разряд электричества поднимает все волоски дыбом у обоих.

Он задирает мне футболку и припадает губами к груди, втягивая в рот ареолу вместе с соском. Прикусывает его зубами.

— Ай-яй, — вновь выгибаюсь я.

Эта пакость довольно улыбается, взглянув на меня, и ведет губами между грудей вниз, к животу. Очерчивает пупок. Вылизывает его. Моим бабочкам до жути щекотно. А еще я начинаю переживать, как бы они не сгорели там заживо. И я вместе с ними.

Горячий язык «брата» проходится по самому низу живота возле кромки трусиков. Не помню, когда я осталась только в них, да сейчас это и неважно. Его лицо находится так близко к самому интимному местечку.

Он проводит ладонями по внутренней стороне бедер, разводит мои ноги шире, отодвигает вбок перешеек трусиков, и я не успеваю хорошенько покраснеть от того, что так открыта перед ним и он все-все там у меня видит, как горячий влажный язык Захара касается моих не менее влажных складочек, давит на них, толкается глубже и медленно водит по самым чувствительным закуткам.

Я впиваюсь пальцами в простыню, стараясь не закричать. Жадно кусаю собственные губы, приподнимаю бедра навстречу его движениям. Слышу его стон и довольное урчание. Дыхание Захара щекочет и без того чувствительную кожу. Он зажимает зубами пульсирующий узелок.

— Ммхмхм… — невнятно хнычу я от ощущения, что меня сейчас разорвёт на мелкие кусочки. Это сильнее, чем было там, на базе. Да это вообще! Совсем другое!

Захар постукивает языком по взятым в плен складочкам, впиваясь пальцами в кожу на моих бедрах. Я делаю вдох, закрываю глаза и позволяю этому случиться. Своему второму в жизни оргазму. Он теплыми волнами сокращает все мышцы в моем теле, а Захар продолжает медленно поглаживать меня языком.

— Не могу больше… Не могу… голова кружится… Остановись, — умоляю, отрывисто дыша.

Он подтягивается выше и наш поцелуй с моим вкусом на его губах кажется верхом интима и доверия. Я впускаю его язык к себе в рот. Стараюсь отвечать, чувствуя, как он плавно двигает бедрами, трется своей эрекцией о мой живот, постанывая мне в губы.

— Я, пожалуй, в душ, — хрипит Захар.

— Нет, — качаю головой. — Не уходи сейчас.

— Стась, я не железный. Мне капец как надо разрядиться, — жалобно на меня смотрит. — Я маме обещал не трогать тебя до разговора с отцом.

— Ты уже дважды нарушил обещание, — глажу его по затылку. Он ластится в ответ.

— Не так. Совсем по-взрослому.

— А я никому ничего не обещала!

Такая смелая, ага! Я просто практически пьяная от выброса гормонов и эйфории после оргазма с Захаром.

— Стась….

— Пожалуйста, пожалуйста, — хлопаю ресницами. — Можно мне тоже тебя… — смущенно закусываю губу.

Захар вопросительно приподнимает бровь, очень стараясь не смеяться надо мной. Но это по-доброму, я не обижаюсь и заканчиваю мысль:

— … потрогать.

Ничего умнее и приличнее придумать не смогла.

— Твою ж… — он упирается лбом мне в плечо.

Его плечи трясутся от смеха. Получает ладонью между лопаток и тянется рукой между нашими телами, расстегивая штаны.

На «вжике» ширинки у меня все снова начинает гореть. Шлепает резинка его боксеров и я чувствую, как горячий член Захара прижимается к моему животу. Он делает одно движение вперед. Я вспыхиваю вся, но несмотря на смущение, тянусь к нему и касаюсь пальцами головки. Она такая нежная и бархатная. Глажу по ней. Захар тяжело дышит сквозь зубы и толкается членом мне в руку.

Садится, зажав меня коленями чуть ниже ребер и удерживая весь вес на ногах. Теперь я могу видеть его всего. Размер, каждую венку. Те самые рельефы, что ощущала, когда мы были в машине.

Захар берет мою руку, накрывает ею свою эрекцию и сверху зажимает своей ладонью. Глядя мне в глаза, делает наше первое совместное движение в сторону его удовольствия. Я не сразу решаюсь посмотреть, но любопытство берет свое и я опускаю взгляд туда, где соединились наши ладони. Захар со стоном делает еще одно движение, обнажая головку с мутной каплей смазки на ней. Прячет. Со стоном снова двигает нашими руками. Я вижу, как напряжено все его тело. Как подрагивают мышцы пресса. Как двигается в рваном ритме дыхания его грудь.

Он резко убирает свою ладонь, оставляя меня наедине с его членом.

— Трогай. Ты же хотела, — надсадно хрипит.

Я повторяю движения, что мы делали вместе. Отпускаю руку и провожу подушечками пальцев по всей длине, чувствуя каждую вену под горячей кожей. Он терпит. Я вижу его желание. Захар едва держит его в узде. Ради меня. Это так приятно, но я потом его еще потрогаю. Сейчас ему нужно другое.

Сжимаю его член крепко, но аккуратно, боясь сделать больно, и двигаю ладонью, периодически ловя затуманенные взгляды «брата». Он начинает двигаться мне навстречу.

— Чуть-чуть быстрее, пожалуйста. Мышонок. Взорвусь сейчас нахер.

Я очень стараюсь. Пару раз сбиваюсь с ритма. Он помогает. Его дыхание меняется. Да, такое было тогда в машине. Это я тоже очень хорошо помню.

Член в моей ладони словно становится на мгновение больше. Секунда, и горячая, мутноватая сперма выстреливает мне на грудь и живот. Я не понимаю, что делать дальше. Чувствую оргазм Захара своей ладонью и мне кажется, я сама кончила еще раз от одних этих ощущений.

Он помогает. Накрывает мою ладонь своей, делает еще буквально пару движений и ложится сверху, сразу же прижимаясь своими губами к моим. Я чувствую, как он дрожит. Чувствую, как все еще пульсирует его член мне в живот и слышу, как грохочет его сердце.

— Потрогала? — хрипло смеется он.

— Да! — довольно целую его в нос.

— А теперь пошли в душ. Пока мы окончательно друг к другу не прилипли.

Глава 36

Захар

У нас сегодня ленивый день. В связи с тем, что все наши еще на базе, у меня не просто увольнение, мини - отпуск.

Валяемся со Стасей на диване, смотрим сериалы, едим пиццу. Мышонок устроила голову у меня на плече, рисует пальчиком по животу. Напрягаю мышцы, она довольно урчит в ответ. Чертовски давно мне не было так хорошо. Никогда!

В дверь звонят так неожиданно, что мы оба вздрагиваем. Стася вопросительно смотрит на меня. Пожимаю плечами. Я никого не жду. Хозяйка квартиры сюда не приезжает, пока тут жильцы, а больше ни у кого этого адреса нет. Если только…

Переложив мышонка на подушку, надеваю джинсы и иду открывать. Как я и думал. Отец.

Внутренне подбираясь, отхожу в сторону, пропуская его в прихожую.

— Спокойно, ладно? — прошу, глядя как раздуваются его ноздри.

Не спрашиваю, как он нас нашел. Для чиновника его уровня найти квартиру, за которую его сын платит со своей карты, дело десяти минут. Меня больше напрягает его состояние.

— Захар, а кто приш… Па-па, — пищит мышонок, вжимая голову в плечи и стараясь натянуть мою футболку ниже в попытке спрятать под ней голые ноги.

— Иди в комнату, мы поговорим на кухне, — прошу ее, выжидательно глядя на отца. Он так и стоит на резиновом коврике, изображая древний гневный истукан.

Медленно окидывает взглядом меня с голым торсом, Стасю в моей футболке, под которой только трусики. Трясет головой и не разуваясь сворачивает на кухню.

— Брысь! — шиплю Стасе. — И не высовывайся пока!

Она убегает в комнату, но я знаю, будет подслушивать.

Вхожу на кухню и с ходу получаю кулаком табло. Голова дергается и взрывается болью. По инерции сделав пару шагов назад, тру скулу ладонью и не думая возражать. Я понимаю эмоции отца. Примерно такого я и ожидал.

— Ты головой об плац долбанулся, Захар?! — окончательно взрывает его.

— Я не буду за это извиняться, пап. Я люблю её. По-мужски. С этим уже ни хрена не сделать. Пытался.

Он закрывает глаза и медленно выдыхает в попытке успокоиться. Кулаки сжаты, шея напряжена.

— Ты можешь еще раз мне врезать, если тебе станет легче. Только куда я дену то, что горит внутри рядом с ней? Ты, как никто, наверное, знаешь, что я умею любить. Со мной она будет в безопасности. Останется в семье, в конце концов!

— Ты говоришь сейчас, как твоя мать, — хрипло отвечает отец, устало присаживаясь на табурет и моментально превращаясь из офицера в явно не спавшего всю ночь родителя.

Руки подрагивают. Он сжимает их в кулаки, чтобы я не видел этой слабости. Бледный, под глазами тени. Со свистом выдыхает, растирает ладонью грудь в районе сердца.

— Папочка, — на кухню заглядывает Стася.

Обходит меня, забирается к нему на колено, обнимает за шею и целует в щеку.

— Папулечка, не ругайся на нас, пожалуйста. Мы тебя очень любим.

— А его? — отец кивает на меня. — Захара ты тоже любишь? Как мужчину, не как брата? — его голос снова просаживается. На напряженной шее проступают вены и мышцы, кадык ходит ходуном.

— Давно, — малышка опускает взгляд. — Очень-очень сильно люблю.

От ее слов мое сердце с тройным усилием начинает качать кровь. Тепло и приятно. Это все про нее.

— Вы понимаете, что вы делаете? — отец смотрит на меня, машинально поглаживая Стасю по волосам. — Мне насрать на вопросы, которые будут возникать у людей, не посвящённых в подробности вашего происхождения. Что будет, если у вас ничего не выйдет?! В прошлый раз я собирал по кускам одного ребенка. В этот раз придется собирать двоих?! Это все внутри семьи, Захар! Вам даже спрятаться друг от друга будет негде! Или все? Семье конец? Тебе двадцать два, ей восемнадцать. У вас еще гормоны не улеглись! Интересно, хочется, потому что нельзя. А дальше что? Какие последствия будут у этой связи, дети?!

Отец ссаживает Стасю с колен. Резко встает. Сдавливает виски пальцами. Проходится ладонями по карманам штанов.

— Сигарету дай, — просит у меня.

Ухожу в прихожую, нахожу в куртке пачку. Возвращаюсь к ним.

Мышонок забралась с ногами на табуретку. Отец стоит у приоткрытого окна, терзает зажигалку. Протягиваю ему сигареты, вытащив себе одну. Он дает прикурить. Синхронно затягиваемся и выпускаем дым на улицу.

— Если у вас не получится, я не смогу выбрать сторону. Чтобы не ударило в ваши головы, вы все равно для меня дети. Мои, вашу же…. Дети! Я вот ее, — машет рукой на притихшую Стасю, — на руках держал, когда родилась. Крестить ездили с ее отцом. Я тогда обещание дал, что буду оберегать его дочь как свою, еще не зная, что случится трагедия. Я помню ее первые шаги, помню первые слова и первый утренник на двадцать третье февраля, когда я мчался из командировки, чтобы услышать стихотворение, которое они учили с мамой для папы и братика. Помню, как в младших классах ты дрался за нее, а я ходил к директору и гордо объяснял, что мой сын — настоящий мужчина, он защищает семью. Она за тобой хвостиком бегала. Захар гулять, и ей надо. Захар что-то ест и ей надо обязательно именно такое же и в такую же тарелку. Ты в армию ушел, она ночами по квартире бродила и спала в твоей комнате. Сидела за столом на том месте, где обычно сидел ты. Я всегда поражался настолько сильной привязанности. Но никогда даже не думал в сторону других отношений между вами. Вы же брат и сестра. Для меня всегда было так…

Он замолкает. Тушит сигарету, достает следующую. Затягивается. Долго смотрит в стекло на срывающийся с веток снег.

— Разочарован? — тоже достаю еще одну сигарету.

— Нет, — выдыхает вместе с дымом. — Страшно, — признается отец, глядя мне в глаза. — За вас обоих. За ваши сердца и ваши души. За нашу семью. Все остальное решаемо. Детка, иди сюда, — тянет руку к мышонку.

Она слезает с табуретки, шлепает босыми ногами к отцу и ныряет в его объятия. Папа крепко прижимает к себе дочь, целует ее в макушку.

— Поехали домой. Там мать что-то стряпает вкусное. Я обещал вас привезти. И детка, скулу ему замажь. Мама расстроится.

Через час садимся в машину отца. Стася сзади. Я за руль, потому что у нашего родителя все еще подрагивают руки. Он постукивает пальцами по колену, глядя в лобовое и думая о чем-то своем до самого дома.

Паркуюсь у подъезда.

— Беги домой, детка. Мне с Захаром надо обсудить ещё кое-что без детских ушей.

Мышонку хватает ума не спорить. Она быстро убегает в подъезд, а мы снова курим.

— Я так понимаю, вы на той квартире жить собрались? — отец выбрасывает в окно окурок и поднимает стекло.

— Пока не найду другую. Жить на одной территории с вами теперь не выйдет.

— Ищи. Я оплачу, — кивает отец.

— Я могу сам. У меня лежат на карте деньги от гонок. До следующего сезона нам хватит.

— Сказал, оплачу! Гонки… Учебу заканчивай, на работу устраивайся. С остальным я помогу. Что мне, жрать эти бабки, что ли? Я для вас их собирал. Пока снимайте. Дальше посмотрим, что со всем этим будет. Только ты не забудь, что твоя сестра… Блядь! — морщится он. — Стася, — исправляется, — должна учиться. Ей школу надо закончить. И вообще я за нее с тебя теперь в тройном размере буду спрашивать!

— Хорошо, — немного нервно улыбаюсь. — Надо еще что-то с этим лицеем решать. Я не хочу, чтобы она там училась. Пацана этого мы накажем и там Клим рядом, но это меня ни хрена не успокаивает.

— Согласен. Только мы ее не будем оттуда забирать. Стася только привыкла, друзей нашла. Зорин туда из-за нее перевелся. Родители его радуются, у пацана первые привязанности появились. Соловьев своего отпрыска в другой лицей переведет. Я поспособствую. Твоя задача, сын, на ноги встать и не разнести в дребезги сердце маленькой, хрупкой девочки. А это, поверь, очень сложная задача.

— Боевая, — усмехаюсь.

— Практически. Пойдем. Выпить мне очень хочется. Да и женщины наши нервничают. Это неправильно.

Кивнув ему, выхожу из машины. Вдыхаю морозный воздух. Он успокаивает. В ушах еще слегка шумит, да и отец никак не расслабится. Время должно расставить все по своим местам. Мне так важно было, чтобы он понял. С остальным мы будем разбираться, как и положено семье. Вместе.

Глава 37

Стася

Боже, мне казалось, в квартире случится возгорание от царящего напряжения. Все обсудили, все поняли, но я кожей ощущала, что родители еще не приняли ситуацию. Захар успокаивает. Говорит, нужно немного подождать. Я ему верю. Только на мой дискомфорт это никак не влияет.

Мы оставили мужчин наедине. Они там важно обсуждают то, что девочкам слушать не положено, а я собираю самые необходимые вещи для мини-переезда. Потом, когда Захар найдет нам квартиру, заберу остальное.

Мама рядом. Обнимает моего дельфина, сидя на кровати.

— Не хочу тебя отпускать, — вздыхает она. — Так рано. Одно дело, встречаться. А вы будете жить вместе. Я, конечно, не сомневаюсь в ответственности Захара, но как-то мне пока сложно смириться.

— Мне тоже, — признаюсь мамочке.

Вытягиваю вперед руку, показывая, как она дрожит. Очень волнительно.

— Я все же не понимаю, как я проглядела ваши чувства, — она сильнее стискивает моего дельфинчика. — Вот сейчас смотрю на тебя и все наружу. Вся твоя влюбленность в глазках сияет. И с такой нежностью ты на него за столом смотрела. А Захар всю свою мужскую заботу включил. Такой интересный. Он с Алисой совсем другой был. Напряженный всегда. Мне очень нравится, какой он сейчас. Может это и есть то самое, настоящее, — грустно улыбается мама. — Захар сейчас на папу в молодости похож. Смотрю на него, и нас вспоминаю.

— Я даже не знаю, что ответить, — признаюсь ей, упаковывая учебники.

— Да ничего не говори, — машет на меня рукой. — Пусть у тебя внутри будет гармония. За нас с папой не переживай. Вы, главное, оба помните, что вас здесь всегда ждут. И даже если что-то не будет получаться друг с другом, приносите, будем помогать разбираться. В любом случае одна моя мечта точно сбудется в этих отношениях, как бы они не развернулись.

— Какая? — застегиваю рюкзак. Остальное складываю в пакет.

— А помнишь, мы с тобой говорили недавно о первой любви? Если она вдруг не на всю жизнь, то уж точно должна оставить в твоем сердечке только теплые воспоминания. Раз Захар рядом с тобой, я спокойна на этот счет.

— Я все же надеюсь, у нас получится на всю жизнь, — смущенно кусаю губы.

Мама смеется. Чувствую себя наивной дурочкой. Ну и пусть. Мне сейчас так классно. И даже недавние события уже не кажутся такими ужасными. Когда есть такая стена, чего мне бояться?

— Готова? — к нам в комнату заглядывает Захар. У него в руках плотно набитая спортивная сумка и рюкзак на плече. Тоже собирался, оказывается.

Глянув на все это, мама взяла и неожиданно для нас всех разрыдалась, спрятав лицо в ладонях. Я растерялась. Ситуацию спас папа. Вошел, обнял ее и увел в их спальню. Сказал, чтобы мы грузились пока в его машину. Она больше.

Мне разрешили нести дельфина. Остальное Захар двумя ходками перетаскал сам.

Закурив у папиной машины, поправил мне куртку, накинул капюшон на голову и обнял свободной рукой.

— Я хочу завтра вернуться на занятия, — говорю ему. — Там Саша. После случившегося мы ведь так и не увиделись, а она тогда тоже испугалась.

— К нам ее позови. Мы с отцом все равно завтра поедем на встречу с Соловьевым, а потом и в лицей заскочим. Он хочет лично переговорить с вашим директором. Все решим, тогда вернешься к занятиям. Один день ничего не решит.

— А что, кстати, с Соловьевым? Они уже знают про мое заявление?

— Конечно. Они уже суетятся. О встрече попросили.

— Так быстро?

— Угу. Свою репутацию и задницу сына спасает. Только отвертеться от наших санкций все равно не выйдет. Мы с ним поговорим, я потом тебе все расскажу. Хорошо?

— Ладно, — шаркаю ногой по снегу.

Забираюсь в теплый салон папиной машины. Устраиваюсь удобнее в обнимку со своим дельфином. Захар забирает у отца ключи и пожав ему руку, садится за руль. Я машу папе в окошко.

Он еще долго стоит в распахнутой куртке и смотрит нам вслед.

Добравшись до дома, заглядываем в продуктовый магазин. Захар берет бутылку вина, фрукты и молочку на завтрак.

У подъезда мне снова вручают дельфина и отправляют открывать двери. Так же, в пару заходов, Захар поднимает на этаж наши вещи. Заносит их в комнату.

— Завтра разберем, — достает из пакета бутылку вина.

У родителей он совсем не пил, ссылаясь на то, что за рулем. Сейчас можно.

Нахожу бокалы в одном из верхних кухонных шкафчиков. Он ловко выдергивает пробку из бутылки, разливает в них розовое вино и ударив по моему, выпивает залпом. Я лишь пробую его на вкус и оставляю бокал на стол.

Захар подхватывает меня на руки. Взвизгнув, цепляюсь за его шею.

Несет в комнату. Бережно укладывает на кровать. Оказывается, сверху и едва касается губ.

— Остановишь? — выдыхает, покрывая мое лицо поцелуями.

— Нет.

Закрываю глаза, полностью ему доверяя. Он быстро стягивает с меня футболку и лифчик. Горячие пальцы рисуют по груди, а губы жадно терзают мои. Я теперь умею отвечать на такие его поцелуи. Тягучие, сладкие и горячие. Сейчас даже нет неловкости между нами. Захар стер ее еще утром своими безумно откровенными ласками.

Он скользит губами по шее. Выгибаюсь, откидывая голову, открываясь для него. Зубами прикусывает кожу, тут же проходится по этому местечку языком и дует, вызывая мурашки и тихий стон.

Пальцы касаются острых, твердых сосков и уже знакомое электричество скапливается под кожей. Обнимаю сильную шею, царапаю затылок. Захар довольно хрипит, спускаясь губами все ниже и ниже.

Расстегивает пуговичку на джинсах. Справляется с замком и стягивает с меня остатки одежды. Закусив губу, смотрю, как он снимает с себя футболку, оголяя красивый торс с рельефными мышцами.

— Сейчас…

Поднимается. Что-то берет из шкафа. Кидает рядом со мной на кровать. Снимает брюки. К ним кидает боксеры. У меня перехватывает дыхание от того, что я вижу его таким. Волнение все же заводит мое сердце еще сильнее. Даже бабочки в животе притихли в ожидании заветного шага в мои первые взрослые отношения.

Захар осторожно накрывает меня своим телом. Касается кончиком языка моих губ. Он не торопится забрать мою невинность. Он ласкает мое тело ладонями, губами, языком до головокружения, до горячих волн, сметающих все на своем пути. Я перестаю видеть комнату. Все границы размываются, оставляя лишь ощущения, наше дыхание и рваный, оглушающий пульс.

Он аккуратно разводит мои ноги. Глядя в глаза, зубами вскрывает упаковку от презерватива. Раскатывает его по члену. Сплетает наши пальцы в замок, вжимает мою руку в подушку. Найдя точку опоры, упирается эрекцией туда, где утром был его наглый, но нежный язык. Я чувствую давление. Дыхание перехватывает. Захар ловит мой выдох губами, наполняя меня собой. Останавливается. Дает время привыкнуть к распирающему чувству внизу живота. Это так странно. Так интимно и так приятно.

— Обними меня, — отпускает мою руку и сам заводит к себе на шею.

Я добавляю вторую, поглаживая его по затылку. Он поднимает мои ноги к себе на поясницу, раскрывая меня еще сильнее. Дарит глубокий, очень чувственный поцелуй и делает рывок бедрами, руша последнюю преграду между нами. Тело вспыхивает резкой болью, но она так же быстро отступает, оставляя после себя лишь легкое напряжение, жжение и дрожь.

Он медленно двигается то уменьшая давление, то наполняя меня до самого конца. Целуя, поглаживая и кусая. Жадный, но такой терпеливый. Горячий, но осторожный. Самый родной. И мне хочется отдавать ему еще больше, чем я сейчас могу. Хочется впитывать его запах, дышать им, слушать его голос, чувствовать его губы.

Мое тело наполняется кипятком. Я теперь хорошо знаю, что будет дальше…

Ошибаюсь…

В этот раз внутри не взрывается маленькая бомбочка. В этот раз меня накрывает горячей волной мягкого, но все равно очень яркого наслаждения. Мышцы внутри пульсируют, жадно обнимая член Захара. Он стонет, двигается быстрее. Пытаюсь поймать его темп. Я уже видела его оргазм, теперь хочу почувствовать, как он чувствует мой.

Когда сильный мужчина открывается, становится уязвимым, позволяет себе дрожать в объятиях женщины и тихо стонать ей в губы, это невероятное наслаждение. Я впитываю его в себя, немножко злясь на тонкий латекс, мешающий мне с полна насладиться жаром оргазма моего мужчины.

Он судорожно выдыхает, рвано вдыхает, прижимаясь к моим губам.

— Мышонок, — счастливо улыбается, а я целую его улыбку.

Захар откатывается с меня. Ловко снимает презерватив, убирает, ложится рядом, прижимая меня к себе. Между ног жарко, все еще немного дискомфортно, а в его руках так хорошо, что остальное кажется незначительной мелочью.

— Не болит? — беспокоится он.

— Нет. Я думала, будет очень-очень больно.

— Я чувствовал, как ты напряглась, — улыбается он.

— Знаешь, — шагаю пальчиками по его прессу, — мне было гораздо больнее, когда ты исчезал ночами. Я тогда лежала, глядя в потолок, и думала, что может быть еще больнее. Возможно, какая-то физическая боль. Но пока ничего не пересилило те ощущения. Я так люблю тебя. Мне сегодня было так хорошо, но немножко страшно. Тебе же больше не надо будет так делать, правда? Ты больше не уйдешь к другим девушкам?

— Эй, эй, — он снова подминает меня под себя. — Перестань лить слезки, мышонок. Не надо. Я никуда не уйду. Мне только ты нужна, слышишь?

— Слышу… — шмыгаю носом, прижимаясь к нему как можно теснее. — Я тебе верю, Захар, — дышу ему в шею. — Прости, что все испортила. Мне так давно хотелось с тобой этим поделиться. Тем, что я так долго чувствовала.

— Делись. Всем, что тебя беспокоит. И спрашивай, если что-то непонятно или сомневаешься.

— Я попробую, — тянусь к его губам. — Поцелуй меня, — путаюсь пальцами в его волосах, слегка массируя голову.

Захар довольно жмурится и томительно сладко выполняет мою просьбу, проведя языком по губам и толкнувшись им мне в рот.

Глава 38

Стася

Звонок в дверь отрывает меня от учебников.

Утром папа забрал Захара, а я села заниматься. И так пропустила много с этими внеплановыми приключениями. Хватит. Иначе точно провалю экзамены и не поступлю.

Разминая затекшую шею, иду открывать. Не глядя в глазок, дважды проворачиваю внутренний замок и распахиваю дверь.

— Ой… — удивленно отхожу в сторону, пропуская в прихожую подругу и двух неожиданных сопровождающих.

— Ты не рада нас видеть? — скалится Клим, вручая мне картонную коробку с узором и надписью «Торт». — А мы с подарками, — подмигивает парень.

— Я очень рада, — отмираю. — Просто не ожидала. Привет, Август, — неловко улыбаюсь.

— Так, — Клим подхватывает Сашу под руку, — мы ставить чайник и резать торт, а вы тут поговорите. Обещаю, подслушивать не будем.

И я понимаю, как сильно по ним соскучилась. По всем ним. По спокойной Саше, вечно находящейся в поисках того самого, идеального парня. По ехидным ухмылочкам Клима и по теплому взгляду Августа. Это моя новая жизнь, здесь, в новом городе, который перестал быть чужим, потому что в нем живут все эти люди.

— Стась, — Август делает шаг ко мне и берет за руку, — прости, что пропал. Помню, сам говорил про дружбу. И я не лгал. Мы можем быть друзьями. Мне нужно было немного времени, чтобы принять это и перестроиться. Планы изначально были другие, ты же знаешь.

— Знаю. Ты тоже прости. С моей стороны это было неправильно, давать тебе надежду на что-то большее.

— Простил. И чертовски испугался за тебя, когда узнал о случившемся. Клим, кстати, прав. Мы привезли тебе подарок. И если что, Захар знает, что мы здесь.

— Ты с ним говорил?

— Да. Успели пообщаться. Мы большие мальчики, Стась. Обсудили. Я понял. Он извинился. Все хорошо. Пойдем к ним? — кивает в сторону кухни.

— Конечно.

Ребята уже освободили стол от моих учебников. Аккуратно сложили их на подоконник. Саша дорезает торт. Клим шарит по шкафчикам в поисках чашек. Находит. Кидает в них пакетики, заливает кипятком. Нормального чая у нас пока тоже нет. Купим, когда переедем. Это жилье непостоянное и пакетики вот тоже одноразовые. Символично.

Рассаживаемся за столом. Я устраиваюсь ближе к Саше и крепко ее обнимаю.

— Как ты?

— Лучше. Тебе досталось сильнее, — подруга обнимает меня в ответ.

Парни со стонами закатывают глаза и прикалываются над нами.

— Придурки, — хором ставим им диагноз.

Август достает из кармана штанов телефон, что-то ищет, протягивает мне. На экране на паузе видео и то, что я вижу на замершей картинке, вызывает волну озноба. Настроение стремительно падает. Соловьев с Васильевым…

— Не-не-не, это не для того, чтобы ты грустила, — быстро поясняет Клим. — Наоборот. Саша, ты тоже смотри. Это кино для вас обеих. Надеюсь, вас не стошнит, — младший Зорин тащит подальше от меня блюдечко с тортом.

Включаю.

Заснеженный пустырь. Машина Августа. Оба брата выходят из нее.

А кто же тогда снимает?

Парни подходят к пассажирским дверям и за шкирку выкидывают оттуда наших одноклассников. Пока нам хорошо видно только Гришу. Клим уронил его в сугроб и пнул ногой, чтобы тот поднялся.

Соловьев начал материться, угрожать отцом. Ничего нового.

Август притащил Васильева и началась драка. Точнее не драка. Избиение двух парней братьями Зориными.

Прикрыв рот ладошкой, смотрю, как Клим наносит удары кулаками Грише прямо по лицу. Август не отстаёт и Васильеву сильно достается коленом в живот.

Соловьев сплевывает кровь на белый снег. Упрямо поднимается. Клим наносит ему еще один удар. Гриша падает. Его поднимают за куртку и ставят на колени. Август рядом роняет Васильева.

Оператор обходит по кругу двух перепачканных в снегу парней с сильно разбитыми лицами.

— А теперь что надо сказать? — зло рычит Клим, дернув за волосы Гришу.

Саша охает. Да, такими этих парней мы даже не представляли. Это совсем не те милые мальчики, сидящие сейчас с тортиком на маленькой кухне. Они сильные, опасные и очень злые на тех, кто обидел нас с Сашей.

Удивительно, но Гриша больше не огрызается и не спорит. Он тяжело дышит, вытирая кровь с подбородка.

— Ну же. Мы репетировали в машине, — давит Август. — Что сейчас надо сказать на камеру?

— Стася, — первым хрипит Гриша, снова стирая кровь с лица, — прости за то, что я сделал. Я дебил.

— Саш, — к нему присоединяется Васильев, — и ты меня прости. Я не хотел напугать. И ты это… — парень опускает голову, выдыхает, поднимает взгляд в камеру. — Нравишься мне. Вот. Я не хотел, чтобы так… Прости.

— Как трогательно, — холодно комментирует Клим. — В общем, девчонки, — он смотрит в камеру, — нас тоже простите за то, что не было рядом и сразу не смогли решить эту проблему.

Видео заканчивается. Поднимаю шокированный взгляд поверх телефона на невинно хлопающего ресницами Клима. Август забирает у меня свою трубку, касается пальцами руки.

— Стась?

— Вы ненормальные! Знаете об этом? — мой голос неожиданно срывается на нервный хрип.

— Знаем. Я же говорил тебе, мы не такие белые и пушистые, как ты думаешь, — напоминает Клим. — Да-да, — улыбается он, — я страшная и злая бяка.

— Спасибо… — не знаю, что еще нужно говорить в такой ситуации. — А как вы их вытащили? Они же под домашним арестом? — вспоминаю я.

— Брату своему спасибо скажи. Он поспособствовал.

— То есть, Захар знал?

— Конечно, — подтверждает Август. — Напрямую участвовать не мог. Он здесь тебе был нужнее, но нашу идею поддержал и помог реализовать. Пацанов вернули домой. Не совсем в целости и сохранности, но они будут молчать. А даже если ляпнут, нам все равно ничего не будет.

— Ешь тортик, — Клим возвращает мне мою тарелку.

Эта простая фраза вызывает у меня нервный смешок. Саша поддерживает. Парни довольно улыбаются. Напряжение, возникшее на время просмотра видео, лопается как мыльный пузырь. Всех отпускает, и кухня наполняется непринужденной болтовней об учебе, проходящем турнире по боксу, куда мне обязательно, по словам Клима, надо сходить, смехом и шутливыми перепалками между братьями.

К вечеру они начинают собираться. Саша с ними. Ребята довезут ее до дома.

— Спасибо вам еще раз за все, — торопливо обнимаю всех по очереди. — За то, что приехали. И за то, что сделали.

— Да брось. Давно руки чесались вмазать кому-нибудь без правил, — улыбается Клим. — Оторвался.

Чмокнув меня в щеку, Зорин выскакивает за дверь. За ним выходит Август и крепко обняв меня, к парням присоединяется подруга.

В квартире становится тихо и пусто. Возвращаюсь на кухню, убираю со стола. Захару оставили кусочек торта. Открыв холодильник, думаю, чем помимо сладкого кормить его на ужин. Парой оставшихся после завтрака йогуртов он точно не наестся.

Собираюсь сходить в магазин. Толкаю входную дверь и в подъезде врезаюсь прямиком в Захара.

— Так, — он ловит меня за талию и сразу же прижимается к губам, — куда мы собрались? — шепчет в них.

— В магазин. Мне тебя кормить не чем, — признаюсь ему.

Он закрывает дверь и подталкивает меня к лифту. В кабинке сразу же прижимает к стене и жадно целует. Двери разъезжаются на первом этаже.

— Стыд какой! — получаем втык от пожилой женщины с тряпочной авоськой в руках.

Смеясь, в обнимку выходим из подъезда. Холодно так. Поднимаю выше воротник. Захар привычно надевает мне капюшон. Берет за руку и ведет в сторону магазина по скрипучему снегу.

— Понравился тебе подарок от Зориных? — сплетает наши пальцы и заботливо засовывает руки в карман своей куртки.

— Я в шоке, — признаюсь ему.

— Ублюдки заслужили!

Чувствую, как он весь напрягается. Глажу пальчиком его теплую ладонь, стараясь успокоить.

— Мы сегодня долго общались с родителями этих дебилов, — рассказывает Захар. — Нам пытались предъявить за избиение, но обломались. В общем, сошлись на том, что их переводят в другой лицей. После его окончания они оба идут в армию. Отец уже все решил. Отвертеться не выйдет. А если попробуют, у нас есть твое заявление и мы дадим ему ход. Выбор у них не велик. Либо тюрьма с паршивой статьей и клеймо на всю жизнь. Либо армия, где им по личной просьбе генерал-лейтенанта Шолохова обязательно вправят мозг.

Молча и благодарно жмусь к боку Захара. Он обнимает меня, целует в макушку. Помогает подняться по скользким ступенькам в небольшой продуктовый магазин.

— Что ты хочешь на ужин? — осматриваю прилавки, выбирая что-то приличное.

— Тебя и пельмени, — заявляет он, совершенно не стесняясь продавца.

Я краснею за нас двоих.

— Можно, в принципе, и без пельменей, но раз уж мы пришли… — лезет в холодильник, достает оттуда первую попавшуюся пачку и несет на кассу.

— Ты серьезно будешь есть покупные пельмени? — удивленно смотрю на него.

— Я не уверен, что до них дойдет, — подмигивает в ответ, прикладывая карту к терминалу. — Но если вдруг все же… — забирает шуршащий пакет с покупкой у улыбающейся продавщицы, — то да, я вполне способен это переварить. Или ты думаешь, нас в полях кормят чем-то особенным? Сваришь и уже, считай, домашняя еда.

— Я могу приготовить что-то другое. Я умею, — напоминаю ему.

— Мой заботливый мышонок, — довольно посмеивается Захар, подталкивая меня к выходу из магазина. — Как мне все же повезло с будущей женой. Надо потом маме обязательно сказать спасибо.

— Что? Стой! — дергаю его за рукав. — Что ты сейчас сказал?

Эпилог

Такое солнце сегодня яркое. Лето в самом разгаре. Июль уже с утра подпекает жителей города, плавит асфальт, нагревает крыши домов и автомобилей, стоящих на забитой парковке Академии МВД.

У Захара выпускной и я катастрофически опаздываю. У меня конечно же есть уважительная причина, но все равно стыдно. На мой выпускной в лицее он приехал вовремя несмотря на то, что до этого несколько дней лежал с высокой температурой.

Мы тогда ездили в загородный дом Зориных отмечать наше с Климом окончание школы. Парни традиционно стащили у отца элитный алкоголь, а потом решили пойти купаться. Я им говорила, что это плохая идея — лезть в воду, где ледяная вода бьет прямо из-под земли и не дает нагреваться мелкой речушке. И кто меня слушал? В итоге все трое на следующее утро проснулись с больным горлом, а на градуснике температура варьировалась от тридцати семи с копейками до почти тридцати девяти у одного конкретного упрямца с серо-голубыми глазами. И это накануне моего выпускного!

Клим оказался крепче всех. Все же сказался спортивный режим. А вот Август и Захар приходили в себя немного дольше. Я уже успела свыкнуться с мыслью, что одного из самых дорогих мне людей не будет на вручении аттестатов. Его здоровье мне гораздо дороже, и я до последнего просила хотя бы в этом меня услышать и отлежаться еще пару дней. Тем более, летняя жара и повышенная температура — плохое сочетание.

Захар покивал, проводил меня, а потом все равно приехал. И мне было так приятно.

— Ты один раз школу заканчиваешь. Как я мог пропустить? — просто объяснил он свое появление.

Два года прошло, а я до сих пор вспоминаю этот день с улыбкой и иногда припоминаю упрямому мужу случай на реке. Принцип: «Послушай женщину и сделай наоборот», работает далеко не всегда и еще очень плохо сочетается с другим принципом: «Малыш, ты еще маленькая. Я лучше знаю. Доверься мне». На последнее его заявление у меня припасена пара контраргументов, более интимных. Ну и штамп в паспорте, который мы поставили прошлым летом, едва ли не кричит, что я не такая уж и маленькая теперь.

— Пропустите, пожалуйста. Пропустите, — проталкиваюсь через толпу нарядных матерей с бумажными носовыми платочками, зажатыми в кулаках, сестрёнок, братишек, жен и, конечно, отцов.

Я, как минимум, представитель двух из перечисленных категорий и это довольно забавно. Наша с Захаром личная фишка.

Подпрыгивая, ищу в этой толпе семью. Папа в парадной форме в первых рядах. Рядом хрупкая мамочка в белом платье в мелкий цветочек. Мило держит его под руку, всматриваясь вперед, в ряды выпускников.

Пробираюсь к ним.

— Привет, — шепчу маме на ушко.

Она вздрагивает и тут же с облегчением выдыхает:

— Ну наконец-то! Ты где так задержалась?

— Потом расскажу. Я пропустила что-то важное?

— Цыц, обе! — ругается папа, стрельнув в меня строгим взглядом.

От него мне сегодня будет втык, но я тоже Шолохова, а значит имею право на капельку упрямства в характере. Им с Захаром придется смириться с моим решением.

На всю площадь перед Академией звучит наша фамилия, а следом за ней еще несколько, тоже знакомых.

— Уф… — выдыхаю. — Я думала, их первыми вызовут. Награждение же, — снова шепчу маме.

— Тихо, я сказал. Потом наговоритесь! — снова рычит отец.

Мой красивый Захар в летней парадной форме чеканя шаг проходит за дипломом.

— За неоценимую помощь в усилении на недавно проходящем митинге и спасение жизни ребенка в условиях массовых беспорядков лейтенант Шолохов Захар Михайлович награждается медалью «За доблесть в службе».

Мы с мамой ревем. Папа выше поднял голову, с гордостью глядя на сына.

— Поздравляю. Пусть это станет началом отличной службы.

Захару жмут руку, он благодарит по Уставу, а я стираю слезы с лица и улыбаюсь.

Это сейчас хорошо. Праздник, гордость и все прочее. А когда их отправили помогать действующим сотрудникам, а я, не отрываясь от экрана ноутбука, смотрела на то, что творилось на этом митинге, мне было совсем не до улыбок. Крики, драки, кровь. Людей роняли, на них наступали ногами. Били бутылки. Кидали в толпу дымовые шашки. Представители правоохранительных органов отвечали жесткими мерами. Участников беспорядков грузили в автобусы и увозили для разбирательств. Там была настоящая каша из людей.

Когда Захар вернулся, я так и висла на его шее остаток ночи и весь следующий день, а он только устало улыбался и говорил, что это тоже часть его работы. Ни слова не сказал про то, что нашел и вынес из беснующейся толпы потерявшегося малыша, которого чуть не затоптали разъяренные нелюди. При этом чудом не пострадал сам. Я об этом узнала от отца, а тот не мог не узнать по долгу службы.

Как только ребят отпускают к родственникам, я забываю о грустном и первая бегу обниматься. Захар ловит, бережно прижимает к себе. На его форменной рубашке остаются влажные следы от моих слез.

— Ну и чего вы ревете? — смеется он. — Хорошо же все.

— Хорошо, — льну щекой к его груди.

Он мягко меня отстраняет, чтобы пожать руку отцу.

— Горжусь, — тихо говорит папа.

— Спасибо, — кивает Захар. — Мам, — шире улыбается он, — ну хватит плакать. Ты на нашей свадьбе так не ревела, как сейчас, — обнимает ее, успокаивающе гладит по спине.

Она целует сына в щеку и тут же стирает след от своей помады. Захар морщится, но терпит это милое и заботливое внимание.

— Домой? — спрашиваю я, прижимаясь к боку любимого мужчины, как только мне его освобождают.

— К нам. Я стол накрыла. И только попробуйте мне сказать, что у вас другие планы! — строго говорит мама.

— Планы у нас, конечно, есть, но на вечер. С парнями договорились отметить. Погоняем, пообщаемся.

— Захар, я же просил, — вздыхает отец. — Твоя профессия не сочетается с уличными гонками!

— Мы на треке, пап. На байках. Я же в команде теперь, ты забыл?

— Да не забыл я! Все равно пора завязывать с этим ребячеством. У тебя карьера, жена…

— Жена со мной поедет, а гонки — часть меня. Я не могу от этого отказаться. Мы едем или так и будем спорить?

— Поехали, — сдается отец.

Я про свои новости пока молчу. Сейчас они за столом расслабятся, папа выпьет и тогда озвучу. А пока можно еще немножко потискать своего любимого героя.

Захар прижимает меня к себе всю дорогу, тихо переговариваясь с отцом о недавних событиях. Разбирательства все еще идут, но нас заверяют, что все виновные будут наказаны. Хочется верить, что справедливость и правда восторжествует, но я живу с людьми, связанными с системой, и хорошо понимаю, как там все устроено.

— Ты чего так грустно засопела? — дышит мне в макушку Захар.

— Звучит забавно, — улыбаюсь. — У меня новости есть. Ты поддержишь? — задрав голову, с надеждой смотрю на него.

Мой муж моментально подбирается, его взгляд становится серьезнее, скулы острее. Даже не представляю, что вдруг включилось в его голове, что он так напрягся.

— Что за новости? — даже голос изменился.

— Я всем сразу расскажу. Волнуюсь очень. Решила узнать, на чьей ты стороне.

— Ты охренела, Стась? Я всегда на твоей стороне. Что случилось? — требовательно смотрит мне в глаза.

От ответа меня спасает то, что мы подъехали к дому родителей.

Поднимаемся на этаж. Мама входит первая, я за ней и сразу с удовольствием делаю глубокий вдох. Здесь пахнет по-особенному вкусно. И дело не в еде, хотя от ее ароматов рот моментально наполняется слюной. Здесь царит особенная атмосфера, которая тут же впитывается в кожу и греет изнутри.

В этой квартире наши с Захаром чувства прошли все свои испытания и обрели постоянную форму — еще одну, пока маленькую семью Шолоховых.

Помню, как папа в ЗАГСе сказал, что я теперь дважды Шолохова, по отцу и по мужу.

Здесь нас всегда поддерживают родители. Мы, конечно, ругаемся, как и все. Захар ревнивый. Иногда вспыхиваю я на фоне его прошлых похождений, случавшихся на моих глазах. Тогда можно прийти в эту квартиру, получить совет и поддержку. Обоим.

Снова улыбнувшись, прохожу на нашу уютную кухню. Помогаю маме накрыть на стол, а Захар выжидательно смотрит на меня. Зря я ему сказала. Надо было дотерпеть до дома. Теперь не успокоится и не отстанет.

— Ладно! — сдаюсь так громко, что мама едва не роняет тарелку с салатом на пол. — Я перевелась в военную медицинскую академию.

Салат все же падает у мамы из рук. Захар нервно дергает головой, а из ванной выглядывает папа с закатанными по локоть рукавами своей белой рубашки.

— Что ты сейчас сказала? — он хмурит свои темные брови.

— Я перевелась в военную медицинскую академию, — произношу гораздо тише. — Вы не представляете, как это было сложно! — начинаю тараторить, пока семья приходит в себя. — Договориться с одним деканатом, доказать в другом, что мне действительно это нужно. Выступить перед академической комиссией, сдать несколько дополнительных предметов и физическую подготовку. А еще… — виновато опускаю взгляд, — скрыть это от вас. И, — пожевав нижнюю губу исподлобья смотрю на папу, — совсем чуть-чуть воспользоваться твоим служебным положением. Капельку. Но я честно все сдала сама. Я готовилась. Вы же знаете, как я хотела именно туда. А еще меня взяли без потери курса. Следующий учебный год будет сложным, но я обещаю, что справлюсь.

— Я думал, ты беременна, — тихо и как-то даже расстроенно отмирает Захар.

— Н-нет, — икнув, удивленно смотрю на мужа.

Мы пока даже не обсуждали эту тему. Мне двадцать, и я мечтаю стать хорошим военным врачом. Да мне потом где угодно можно будет работать! Но я нацелилась либо на госпиталь МВД, либо в МЧС.

— Военка… — задумчиво хмыкает Захар. — Теперь я понимаю, почему не сказала. Я был бы против.

— Я и сейчас против, — присоединяется отец. — Мы с тобой еще в школе об этом говорили. Ты не понимаешь, куда лезешь! Это тебе не старушкам давление в поликлинике мерить!

— Я знаю! — топаю ногой. — Это мой выбор, папа. И я давно его сделала. Проучившись в гражданском ВУЗе эти два года, поняла, что мне недостаточно. Я хочу знать и делать больше. В конце концов, у меня отец и муж служат в органах и мало ли, что может случиться!

Захар вдруг тепло улыбается, встает, подходит ко мне и нежно обнимает.

— Пап, пусть учится. Мы подстрахуем, если что. Она ведь правда столько об этом мечтала. Но учти, мышонок, — чмокает меня в щеку, — я буду страшно ревновать, когда у тебя начнется практика.

— Переживу, — задираю голову и благодарно смотрю ему в глаза.

— Подстрахуем, — вздыхает отец. — И вот пусть мне хоть одна сволочь попробует ляпнуть, что это не мой ребенок. Такими упертыми могут быть только Шолоховы!

КОНЕЦ